Джулия стояла на борту корабля и смотрела на порт, кутаясь в плащ мужа. Холодный мартовский ветер пробирал до костей. Английский берег скрылся в туманной дымке за горизонтом, и вокруг осталось только небо с плывущими облаками да серое море, испещренное белыми парусами кораблей, отважно разрезающих высокие волны.

Она скосила глаза на мужа, о чем-то разговаривающего с несколькими норманнами. Впрочем, она знала наверняка, о чем они говорят, – о войне, конечно. Страшные люди эти норманны – только и думают что о войне и завоеваниях, не то, что ее родные и любимые саксы.

С чувством глубокой печали Джулии подумалось, что ее дом, ее родина остались далеко позади, и вряд ли она их когда-нибудь снова увидит. Она посмотрела на мужчину, с которым связана до гробовой доски. Она должна ехать туда, куда едет он, жить там, где живет он, плясать под его музыку, стоит ему только хлопнуть в ладоши… Ну, ничего, мы еще посмотрим. Что-что, а судьбу своей матери она повторять не собиралась.

Погода резко ухудшилась, и Джулия укрылась под навесом на корме. Корабль раскачивало, Джулию вдруг замутило, лоб покрылся холодной испариной.

Подошел Фальк, молча, протянул ей завернутое в салфетку съестное и бутыль с вином. Запах ударил в ноздри, желудок внезапно рванулся к горлу, Джулия вскочила и бросилась к борту, наткнувшись в спешке на Фалька.

– Что с тобой, англичанка? – спросил он, стряхивая с туники капли вина.

– Мне плохо! – просипела Джулия, с трудом удерживая содержимое желудка. – Я умираю!

Фальк засмеялся, заслужив этим бешеный взгляд Джулии, подвел ее к борту и держал наклоненной ее голову, пока ее рвало в бушующее море.

– Это всего лишь морская болезнь. А я было подумал…

– Что подумал? – Джулия вытерла губы краем плаща и повернула к нему бледное лицо.

Фальк замялся.

– Ну, что ты беременна…

Джулия скривилась.

– Неужели тебе противна сама мысль о ребенке? – спросил Фальк.

– Нет, норманн, я люблю детей. Мне только противно думать, что мое дитя может родиться в Нормандии.

По тому, как он со свистом втянул воздух, Джулия поняла, что больно задела его, так больно, как, наверное, еще ни разу не задевала. На какое-то мгновение она даже испугалась, что он ее сейчас ударит, и попятилась. Но Фальк, не говоря, ни слова, развернулся и ушел.

По правде говоря, Джулия почти сразу пожалела о том, что сказала, и с удовольствием взяла бы свои злые слова обратно, но это было невозможно, как невозможно достать звезду с неба. Она подумала было подойти к нему и извиниться, но, глядя, как он смеется со своими товарищами, не обращая на нее внимания, она отказалась от этой мысли. Вместо этого она легла, съежившись, на палубный настил, глядя в облачное небо и молясь Богу, Божьей Матери, ангелам и всем святым, чтобы плавание поскорее закончилось. Время от времени она вставала, наклонялась над бортом, и ее снова рвало, но желудок был пуст, и облегчение не приходило.

Дело шло к вечеру, когда показался норманнский берег и флотилия Вильгельма вошла в бухту Св. Валери-на-Сомме. Норманны радостно засуетились, саксы же сохраняли настороженное молчание. Джулия отошла в сторонку и укрылась под навесом. Ей не хотелось покидать корабль, казавшийся последним звеном, связывавшим ее с Англией. Но это было неизбежно. Когда корабль уткнулся носом в песчаный берег, появился Фальк.

Джулия позволила Пьеру поднять себя и передать через борт в поднятые руки мужа.

Джулия обвила его руками за шею и стала смотреть на его лицо. У него были черные-пречерные глаза, обрамленные темными ресницами, прямой нос; чуткие ноздри – ей почему-то показалось, что у Драго такие же, на щеках и подбородке темнела щетина, ведь он уже два дня не брился, а рот…

– Что ты рассматриваешь? – резко спросил Фальк, глядя прямо перед собой.

Джулия вспыхнула, но промолчала. Она достаточно наговорила для одного дня, лучше придержать язык.

– Молчишь, да? – Он пристально посмотрел на нее.

На берегу, Фальк быстро опустил Джулию на землю, она покачнулась и ухватилась за его тунику. Он поддержал ее под локоть и подождал, пока она восстановит равновесие, удивившись про себя, почему у нее такой убитый взгляд; затем молча, повернулся и пошел обратно к кораблю – надо было снести на сушу других женщин, снаряжение, вещи и, наконец, свести коней.

Джулия просидела на берегу несколько часов. Фальк подошел только один раз, и то лишь на минуту, чтобы сказать, что они поставят палатки и переночуют прямо здесь, потому что уже вечер, а в темноте продолжать путь не стоит.

Джулии вдруг пришло в голову, что она совершенно беспомощна и бесполезна; от нее никогда не требовали готовить, она никогда не носила ведрами воду от ручья, не скребла железных котелков.

Анжуйцы, лишь изредка ворча, ловко поставили палатки. Сандер подозвал Джулию знаками, придерживая рукой полог бледно-желтой палатки поменьше, и бросил на землю несколько звериных и овечьих шкур. Приложив к щеке сложенные ладонь к ладони руки, он показал Джулии, что здесь она будет спать. Джулия с трудом поднялась с камня и на ватных ногах побрела к палатке. Поднырнув под полог, она с облегчением растянулась на мягких шкурах.

Она лежала и, полуприкрыв глаза, устало смотрела сквозь приоткрытый вход, как Пьер и Люк притащили дров и развели костер в середине между тремя палатками, так, чтобы всем было светло и тепло. Это было ужасно приятно, несмотря на дым, от которого щипало глаза. К тому времени, когда Фальк с остальными тремя анжуйцами привели коней, на костре уже тушилось в котелке жаркое из зайчатины с травами и луком в подливке из красного вина. От ее запаха Джулию затошнило, и она залезла подальше в глубь палатки.

Джулия так и уснула, полностью одетая, завернувшись в плащ Фалька. Когда она проснулась, было совсем темно. Джулия повернулась и, подложив ладонь под щеку, стала смотреть в щель, мимо которой то и дело кто-то проходил.

За весь вечер Фальк ни разу не пришел и не поговорил с ней. Джулия различала его низкий голос среди голосов у костра, то и дело прерывавшихся смехом, покашливанием и сплевыванием. Она не понимала ни слова.

Джулия легла на спину и закрыла глаза, ее вновь охватило ощущение заброшенности и тоска по дому. С душевным содроганием она подумала, что отныне это чувство будет преследовать ее всю жизнь, словно неизлечимая болезнь. Горячие слезы полились из ее глаз; зажав рот руками, Джулия уткнулась лицом в овечью шкуру и зарыдала. Она плакала и плакала, пока не заболела голова.

Было уже поздно, когда Фальк вломился в палатку, с шумом расстегнул ремень и уронил меч и кинжал на землю, прервав тяжелый сон Джулии. Он сел и, стащив с себя сапоги, тунику и рубаху, стал, ворочаясь и громко чертыхаясь, стягивать узкие штаны.

Джулия села.

– Ты пьян, – недовольно проворчала она.

Фальк несколько мгновений смотрел на нее, потом пробурчал:

– Только не читай мне мораль, я не в настроении слушать твое нытье. – Он плюхнулся на землю. – К тому же я вовсе и не пьян. А разве англичане не пьют вино? Или мужчины у вас такие же, как и женщины, физические удовольствия презирают?

Джулия поняла, на что он намекает. Она отвергала любые его попытки как-то сблизиться с ней, всячески показывала ему и себе, что она его только терпит, а об удовольствии и речи нет. Чего этот мужчина добивается от нее? – сердито думала она, глядя на его неуклюжие старания раздеться. Фальк, пыхтя и ругаясь, попытался вытянуть ноги из узких штанов и повалился набок. На него невозможно было смотреть без смеха, и Джулия с трудом удерживалась, чтобы не захихикать.

– Если вы не пьяны, милорд, то, наверное, вконец обессилели, если, точно дитя, никак не можете раздеться, – ехидно проговорила она, глядя на мужа.

– А ты, вместо того чтобы сидеть, взяла бы да и помогла!

Джулия со вздохом встала на колени и, наклонившись, ухватилась за штаны и потянула. Фальк нетерпеливо заворчал, что она не очень старается, тогда Джулия дернула изо всех сил и, наконец, стянула эти упрямые штаны.

Ее пальцы коснулись его ног, и их словно опалило огнем. Она быстро отдернула руки и замерла, глядя на него снизу вверх. Он смотрел перед собой, словно увидел привидение. Джулия оглянулась через плечо.

– Что? Вы что-то увидели, милорд?

Фальк закрыл ладонями глаза – смотреть на нее, раскрасневшуюся и разнеженную со сна, было нестерпимо.

– Ничего. Ложись и спи.

Джулия отодвинулась и легла, но сон не шел. За ее спиной Фальк что-то пробормотал во сне и негромко захрапел. Ветер задувал в щели, а холод сырой земли стал чувствоваться даже сквозь овечьи шкуры, на которых лежала Джулия. Она поежилась.

Наконец холод стал невыносимым, и Джулия села, вглядываясь в темноту. Уверенная, что Фальк перетянул одеяло на себя, она стала шарить руками по постели. Пальцы наткнулись на Фальков меч, задели седельную сумку, и та со звяканьем скатилась на землю.

Фальк, мгновенно проснувшись, вскочил и инстинктивно потянулся к оружию, но вместо него схватил руку Джулии.

– Что случилось?

– Я… я просто искала, чем бы укрыться.

– Ты замерзла? – Голос его, сиплый со сна, звучал почти сердито.

– Да. Я же не солдат, не привыкла спать на земле.

– Двигайся сюда, тут, где я лежу, тепло.

Джулия заколебалась – он же раздет.

– Не бойся, – сказал он с раздражением, – Я не требую платы за теплую постель.

Джулия почувствовала, что краснеет. Встав на колени, она передвинулась ближе к Фальку и вытянулась рядом с ним – и вздрогнула от его недовольного бурчания:

– Разденься! Чего ты легла одетая, все же сырое! Расстели, пусть хоть немного просохнет.

Джулия неохотно сняла платье, оставшись в рубашке.

– Господи, Боже мой! Ты что, собираешься спать в башмаках?

– А почему бы нет! – заупрямилась Джулия. – У меня ноги мерзнут.

– Разуйся! И носки тоже сними, они колючие.

У Джулии от обиды дрожали губы, но она снова села, развязала завязки на башмаках и отшвырнула башмаки в сторону. И замерла.

– Быстрее! – (Джулия даже подскочила от этого окрика.) – Полночи проваландались, а завтра долго ехать. Спать осталось всего ничего.

– Ну, знаешь, это не я сидела и пила допоздна, – проговорила она сквозь зубы, снимая носки и с наслаждением погружая ноги в теплую, пушистую шерсть подстилки.

– Что ты сказала? – переспросил Фальк, натягивая одеяло на себя и Джулию.

– Ничего, норманн.

– Значит, здесь есть еще кто-то, потому что я точно слышал голос.

– Я не стану говорить с пьяницей.

Фальк что-то недовольно пробурчал, и Джулия прикусила язык, чтобы не сказать еще что-нибудь. Фальк вдруг обнаружил, что сна у него ни в одном глазу, а рядом ее мягкая грудь и шелковистые волосы. Они лежали рядом, но не обнявшись. Джулия сложила руки на груди, словно молилась, а он заложил одну руку под голову, а другую прижал к груди, стараясь ее не касаться.

Случайное прикосновение ее соска к его предплечью вывело Фалька из равновесия. Он почувствовал, как внизу живота все напряглось, и по ее вздоху понял, что и она это почувствовала. Не шевелясь, он прошептал:

– Лежи спокойно, англичанка. Теперь ты видишь, как легко возбудить мужчину.

Он перевернулся на другой бок, подальше от соблазна, и сомкнул веки, приказывая себе заснуть.

Ветер завывал все сильнее, потом сверкнула молния, и где-то вдали прогремел гром. Джулия лежала, прислушиваясь.

Неожиданная мысль пришла ей на ум. Больше всего на свете она хочет вернуться домой, в Фоксборн, в Англию, но от осуществления этой мечты ее отделяет лежащий рядом человек. Так, может, если она даст ему то, чего он хочет, и он пойдет ей навстречу? Судя по всему, мужчинами не очень трудно управлять, всякая логика и осторожность в них отступает перед похотью, которая, очевидно, и является их самым сильным чувством.

Джулия медленно, очень медленно прижала ладони к горячей спине Фалька, подождала, затаив дыхание. Ничего не произошло. Тогда она подвинулась к нему ближе, так, чтобы его касались ее груди, прижалась ногами к его ногам и стала водить ступней по его голени, поросшей волосками, они щекотали ей подошву.

Фальк проснулся и замер, прислушиваясь. По его груди двигалась маленькая рука.

– Ради Бога, англичанка, спать с тобой все равно, что с десятком горностаев. Ты можешь лежать спокойно?!

Он убрал ее руку, оттолкнул от себя ее колени и внутренне простонал, поняв, что он снова на взводе. Он отодвинулся подальше – она пододвинулась к нему. И снова ее рука проползла по его ребрам и затихла на груди. Фальк порывисто вздохнул и чуть не подскочил, почувствовав на спине прикосновение ее губ.

– Что это значит? – резко спросил он.

Джулия молчала, не зная, что ответить.

– Смотри, а то я по своей наивности подумаю, будто ты решила вести себя, как настоящая жена.

– Это не наивность, милорд, а я, в самом деле, ваша жена и… знаю свой долг.

– Правда? – Фальк засмеялся, но как-то невесело. – Ты меня поражаешь, англичанка.

Фальк повернулся, нащупал в темноте ее талию и притянул к себе.

– Не знаю, что за игру ты ведешь, но мне пока что нравится.

Он наклонился над Джулией и жадно впился ей в губы, одновременно задирая ей подол рубашки.

– Сними это! – хриплым, прерывающимся голосом произнес он и попытался выровнять дыхание, пока она раздевалась. Фальк отшвырнул рубашку в сторону и задохнулся от наслаждения, ощутив под пальцами шелковистую кожу. Он провел рукой по животу и положил ладонь на выпуклость между сведенными бедрами. Он весь пылал, а с ней, и он это отметил, ничего подобного не произошло, каждая его ласка принималась с ледяным равнодушием, и постепенно его движения замедлялись, пока он не замер совсем в кольце ее рук, изображавших объятия.

Так прошла минута, другая, наконец, Джулия спросила:

– Что-то не так, милорд?

Он тщательно подобрал слова, прежде чем ответить:

– Ты соблазняешь меня, точно куртизанка, а потом лежишь холодная и неподвижная, как мраморная статуя.

– Милорд ошибается.

– Да? И ради Бога, перестань называть меня «милорд», меня зовут Фальк. – Он запустил пальцы ей в волосы и повернул ее лицом к себе. – Ты вообще хочешь меня, Джулия?

Джулия в ответ прижалась к нему.

– Да.

– Что да? Назови меня по имени, скажи, что хочешь меня.

– Да, Фальк, я хочу вас.

Если б Джулия могла видеть его лицо, она бы испугалась – так были насуплены его брови и таким бешенством горели его черные глаза.

– Вы не умеете лгать, миледи. – Фальк со вздохом отодвинулся. – Я не стану играть в ваши дьявольские игры, чего бы вы этим ни добивались. Придешь ко мне по доброй воле или не приходи совсем. – Фальк оторвал ее руки от своей груди и сжал в ладонях. – Может, ты хотела соблазнить меня своим телом, а потом… вонзить мне в грудь кинжал?

– Нет! Ничего такого у меня и в мыслях не было.

– Ага, значит, ты признаешь, что разбудила меня, потому что хотела?

– Тебе не на что жаловаться, норманн. Ты получил то, что хотел, притом задаром. По-моему, иметь жену очень удобно, не надо ходить к шлюхам.

Фальк засмеялся.

– Ну, знаешь, пока есть такие жены, как ты, шлюхи не останутся без работы.

Джулия подалась назад.

– Ну и Бог вам в помощь, милорд.

– Знаешь, женушка, теперь я понял, какую ошибку делал все эти месяцы. Вильгельм с нетерпением ждет известия о твоей беременности. Приедем в Руан, и мы с тобой постараемся угодить нашему королю; а пока, чтобы ты не обвиняла меня, будто я тебя насилую, я лучше просто посплю. Покойной ночи, англичанка.

Он с такой решительностью произнес это, что Джулия не осмелилась ничего сказать. Ей было стыдно того, как она себя вела. Она его соблазняла, раздразнила, он вполне мог, ни о чем не думая, взять то, что ему предлагалось. Но он этого не сделал, а ведь это было ему нелегко, ведь ему так нравится… Джулия вспыхнула, вспомнив, как они занимались любовью в Фоксборне. Как же трудно было ей изображать холодность и равнодушие, хотя на самом деле ей хотелось кричать от разрывавшей ее страсти. Джулия лежала, упершись взглядом в широкую спину Фалька, и его ровное дыхание погрузило ее в сон.

Когда Джулия проснулась, место рядом с ней было пусто. Пахло травой и влажной землей, сквозь полотно палатки пробивался слабый утренний свет, слышались голоса птиц, приветствовавших рассвет.

Джулия села, зябко поежилась от холода и, к своему ужасу, поняла, что спала голая. И тут ей вспомнилось, что был момент, когда она почувствовала: все, больше не может, сейчас она уступит. Джулия залилась краской. Его жесткие руки, поросшие волосками бедра, прижатые к ней, – а то горячее и твердое, что она ощущала… У Джулии прервалось дыхание, она прижала ладони к пылающим щекам, ругая себя за такие постыдные, непристойные мысли.

Она быстро оделась и вышла из палатки в надежде найти Сандера и уговорить его выпросить, одолжить или просто украсть где-нибудь кувшин теплой воды, чтобы помыться.

У костра, старательно начищая меч, сидел Пьер. Джулия тронула его за рукав и стала знаками показывать, что хочет умыться. Холодные голубые глаза посмотрели на нее в раздумье, Пьер понимающе ухмыльнулся, сунул меч в ножны, встал и быстро пошел к деревьям.

Джулия засеменила следом и вошла за ним в прохладную тень. В нос ударил запах сырости, ноги мягко ступали по мху. Они вышли к ручью, и только тут до Джулии дошло, что ей придется мыться в холодной воде, струившейся по гальке среди валунов.

– Но я не могу мыться здесь! – запротестовала она. – Тут же холодно!

Бросив на нее безразличный взгляд, Пьер пожал плечами и повернулся, чтобы идти обратно.

– Подожди!

После дня, проведенного в пути, Джулия чувствовала себя такой грязной, что выбирать не приходилось. Она знаками показала Пьеру, чтобы он отвернулся, отошла немного дальше по берегу и остановилась в укромном местечке за кустами. В кармане платья был небольшой платок, Джулия намочила его и стала отирать лицо и руки, охая от прикосновения ледяной воды. Впрочем, вода была чистая, прозрачная, и Джулия, набрав ее в горсть, напилась.

Дрожа от холода и поминутно озираясь, она подоткнула юбки, сняла башмаки и носки и осторожно ступила в воду. У нее перехватило дыхание. Стиснув зубы, она присела и стала мыться.

Внезапно какое-то движение на берегу привлекло ее внимание, она, вскрикнув, обернулась и увидела мужчину. Тот стоял открыто и глазел на нее. Джулия лихорадочно одернула юбки, в спешке замочив подол, и выскочила на берег. Из зарослей выбежал Пьер с мечом наизготовку. Джулия показала дрожащей рукой в сторону деревьев:

– Мужчина! Он подсматривал!

Пьер бросился обыскивать берег, но никого не нашел. Он вложил меч в ножны и сделал знак Джулии, чтобы обувалась побыстрее. Затем, держа ее за плечо, повел к лагерю. Пьер знал, что ему не сносить головы, если что-то случится с этой женщиной.

Никогда еще пламя костра среди палаток не казалось Джулии таким чудесным. Она присела и, стуча зубами от холода и пережитого испуга, протянула к нему руки. Пьер подал ей рог с вином, и она немного отпила, морщась от его крепости. В желудке сосало от голода, и Джулия как раз раздумывала о том, будут ли они сегодня есть, когда к палаткам подъехали верхом Фальк и его люди.

Джулия встретилась глазами с мужем, тот улыбнулся ей, и она потупилась, чувствуя, что краснеет. Пьер что-то говорил Фальку, тот перестал улыбаться и нахмурился, потом подошел к ней и опустился на колено.

– Доброе утро, жена.

Джулия пробормотала ответное приветствие, физически чувствуя на себе его тяжелый взгляд.

– Пьер говорит, тебя напугал мужчина, подсматривавший за тобой около ручья.

Джулия куснула губу.

– Это ничего. Он ничего мне не сделал.

– А ты что делала? – продолжал Фальк. – Мылась? Ты была раздета?

– Не совсем.

– Как это?

– Отстань, прошу тебя!

Фальк ухватил ее пальцами за подбородок, заставив поднять голову и смотреть ему в глаза.

– Я хочу знать, что произошло, и ты мне расскажешь! Никто не смеет подглядывать за моей женой, когда она раздета, не поплатившись за это!

– Это было только одно мгновение…

– Не важно! Ты мылась… выше талии или ниже?

Джулия посмотрела на него с вызовом.

– Ниже.

Фальк чертыхнулся.

– Ты узнаешь его, если увидишь еще раз?

– Да. Я видела его раньше. Это тот, кто украл мои ключи.

Фальку хватило одного мгновения, чтобы понять, о ком она говорит.

– Жильбер де Слевин! Этот сукин сын! – В его голосе слышалось недоверие.

– А в Гастингской крепости он… – Джулия запнулась. – Он пытался меня поцеловать.

– Что?! – воскликнул Фальк. Он отпустил Джулию, вскочил на ноги, охваченный яростью, взлетел в седло и помчался искать обидчика. Арви и Тьери понеслись следом за ним, а остальные сгрудились вокруг Джулии, слушая объяснения Пьера, почему Фальк так внезапно сорвался с места.

Жильбера Фальк нашел около палатки Вильгельма. Спрыгнув с коня, он, ни слова не говоря, ударил его кулаком в лицо. У того брызнула кровь из носа, и он рухнул на траву. Стоя над ним, Фальк прорычал:

– Я уже говорил тебе, де Слевин, ты чересчур интересуешься моей женой. Смотри мне, впредь не подходи к ней ближе, чем на дюжину шагов, иначе я располосую тебя так, что и не узнать будет.

Ссора привлекла небольшую толпу зевак, и даже Вильгельм вышел из палатки и раздраженно спросил:

– Что тут происходит? День только начался, а мои рыцари уже скандалят.

Фальк с поклоном пояснил:

– Это не скандал, сир, это дело чести. Мне сообщили, что Жильбер де Слевин подсматривал за моей женой, когда та купалась.

– Понятно. Серьезное обвинение. Что скажешь, де Слевин?

Жильбер медленно встал на колени, вытирая раскровавленный нос тыльной стороной ладони.

– Он лжет, сир! Я никогда не приближался к его жене!

Противники со злостью уставились друг на друга.

– А с чего тогда Фальк вдруг выдвинул ложное обвинение? – спросил Вильгельм, сузив глаза.

Жильбер пожал плечами, выхватил платок у подбежавшего оруженосца и прижал к лицу.

– Может, его жена посматривала на меня за его спиной.

– Ах, ты ублюдок! – Фальк замахнулся для нового удара, но Вильгельм дал знак, и его удержали.

– Твоя жена, – как бы припоминая, заговорил Вильгельм, ища выход из затруднительного положения, – это та рыжеволосая из Фоксборна?

– Да, сир, она.

– И ты уверен в ее верности?

– Да она ни за что ни на, кого не посмотрит. Ее это не слишком интересует, – сказал Фальк.

Ему было противно выставлять на всеобщее обозрение проблемы своей супружеской жизни.

– Может, она предпочитает женщин, – произнес Жильбер тихо, но так, чтобы слышали все.

Фальк снова рванулся вперед, и его снова удержали.

– Попридержи язык, де Слевин, – сурово проговорил Вильгельм. – Я не допущу, чтобы мои рыцари сцеплялись из-за женщины, пусть и из-за англичанки. Мне не хотелось, бы наказывать вас обоих, отправив воевать на север Англии, но, если придется, я это сделаю. А сейчас идите, мне не терпится добраться до Руана и встретиться с моей собственной строптивой женушкой.

Вильгельм заулыбался, в толпе тут же раздались ответные смешки, и это разрядило обстановку. Зеваки стали расходиться, увидев, что больше ничего не будет.

Фальк наградил де Слевина угрожающим взглядом, повернулся к нему спиной и вскочил на Драго. Жеребец поскакал, а Фальк чувствовал, как будто ему сверлят дырку на спине между лопатками.

Джулия сидела на трехногом табурете и с аппетитом ела сушеные абрикосы, мед и теплый хлеб, запивая парным молоком. Все это где-то раздобыл для нее Сандер; она подозревала, что молочка он нацедил у какой-нибудь коровы, пасшейся на ближайшем лугу.

Она благодарно улыбнулась Сандеру, когда тот забирал кувшин, и, отряхнув крошки с платья, почувствовала себя почти что человеком. Расправив кое-как волосы пальцами, Джулия стала заплетать их в косу. Она почти кончила, когда вернулся Фальк. Она выжидательно посмотрела на него, но он ничего ей не объяснил, а по нахмуренному виду Арви она поняла, что его лучше ни о чем не спрашивать.

Лагерь был быстро снят, Джулия вскрикнула от радости, когда ей подвели ее Снежинку. Фальк, подойдя, помог ей взобраться в седло, скользнув по ней мимолетным взглядом. Джулии показалось, что он хочет ее о чем-то спросить, она уже открыла рот, чтобы заговорить с ним, но он быстро отошел и сел на Драго. Без дальнейших проволочек они отправились в путь.

Джулия, с любопытством поглядывая вокруг, отметила, что местность здесь более ровная и не такая суровая, как в Англии, деревни выглядели аккуратными, а поля – ухоженными; здесь было теплее, чем по ту сторону Узкого моря, рос виноград, а яблони уже зацвели. Впрочем, Джулии не слишком часто удавалось смотреть по сторонам, Снежинка вела себя неспокойно, выбитая из колеи недавним путешествием на корабле и нервировавшим ее соседством Драго.

Джулия старалась всячески успокоить кобылу, похлопывая ее по шее и крепко держа поводья, но наконец, она не выдержала и крикнула Фальку:

– Не могли бы вы куда-то убраться с этим своим жеребцом? Он все время заигрывает со Снежинкой, я просто не могу с ней справиться!

– Правда? Может быть, Драго влюбился в нее?

Джулия фыркнула.

– Вот уж в чем я уверена, так это что он ищет вовсе не любви.

– Так уж и уверена?

В следующий момент сильные руки стянули Джулию с седла и усадили на спину Драго. Она судорожно обхватила Фалька за пояс, со страхом глядя на бегущую далеко внизу дорогу. Но от Фалька шло тепло, вдобавок он загораживал Джулию от холодного апрельского ветра, и она улыбнулась. Фальк не заметил ее улыбки – он, отвернувшись, передал поводья Снежинки Алану, и тот повел ее подальше от жеребца.

Джулия поерзала, устраиваясь поудобнее, и решила, что пусть все идет как идет. Подняв голову, она кашлянула и тихо спросила:

– Что было сегодня между вами и Жильбером?

– Я дал ему плюху и надавал бы еще, если б не вмешался Вильгельм.

– Разумно ли это – делать его своим врагом?

– Не бойся, малышка, я взрослый мужчина и вполне способен справиться с таким, как Жильбер де Слевин. Я и раньше его не любил. – Руки Фалька крепче обхватили ее талию, а голос прозвучал ласково, но в нем звучала железная твердость: – Не бойся, миледи, он не посмеет еще раз посмотреть на тебя, ни на одетую, ни на… еще как-то.

– Такого случая больше и не будет, – проговорила Джулия. – Я не собираюсь больше купаться в ледяных ручьях Франции.

Фальк засмеялся. Его подкупали простодушие и наивность жены. Тому, что сказал де Слевин, он не верил ни одной минуты. Джулия не может быть распутницей. Его смешила сама мысль о том, что она жаждет женских объятий.

– Чему вы смеетесь? – спросила Джулия.

– Это не для твоих невинных ушей, англичанка.

Джулия хмыкнула и, краснея, проговорила тихо, чтобы никто не услышал:

– Вы не раз спали со мной, милорд, так какая же я невинная?

Фальк посмотрел сверху на ее милое бледное лицо, в который раз удивляясь ее наивности.

– Если бы ты не была такой невинной, я убил бы тебя.

Джулия подалась назад, пораженная и немного испуганная этими жесткими словами.

Фальк улыбнулся ей так нежно, что Джулия растерялась.

– Я давал тебе достаточно поводов жаловаться на нетерпеливость и резкость. Но я постараюсь исправиться.

Джулия была не просто удивлена этими словами, она была покорена. Странная усталость вдруг навалилась на нее, голова ее склонилась ему на плечо. Так они и ехали – достойный вид, о котором какой-нибудь трубадур из окружения Вильгельма споет потом у костра: грозный смуглый норманнский рыцарь и его дама-англичанка, изящная и бледная, как лилия, дремлющая в его объятиях, пока огромный вороной жеребец несет их домой с войны.