Целительные нервы

Это не обычное медицинское учреждение. Я нахожусь в удаленном загородном доме, что в Чарде, Сомерсет, в холодных полях. Кабинет просторен и желт, с наклонными потолками, удобной кушеткой и свежими цветами в высокой вазе. Когда я заглядываю в огромное треугольное окно, мимо трусцой пробегает лошадь.

Патриция Сэйнти – миниатюрная рыжеватая блондинка в оборчатом персиковом кардигане – подключает к моему уху монитор. Она объясняет, что он будет регистрировать кровоток и следить за пульсом. «Сейчас я подключу вас к биологической обратной связи».

На экране компьютера мгновенно появляется черная линия – мое сердцебиение. Хотя оно ускоряется при стрессе и нагрузке, я всегда полагала, что в покое оно у меня стабильное и бьется ровно, как метроном. Сейчас я обнаруживаю, что пульс совершенно неустойчив. Линия не прямая – это беспорядочные серии спайков то высоких, то низких. Сэйнти объясняет, что объем колебаний моего сердцебиения называется «вариативностью сердечного ритма», или ВСР.

«Посмотрим, сумеете ли вы преобразить эти скачки в гармоничную волну», – говорит она. В левой части экрана вспыхивает широкая голубая полоса. Она медленно поднимается и опадает подобно емкости с водой, которая наполняется и опорожняется. Сэйнти просит меня дышать в унисон с синей полосой – пять секунд на подъеме, пять – на спуске.

Затем происходит нечто поразительное. Через несколько секунд разница между самым частым и самым редким сердечными ритмами становится намного большей, чем раньше, – в диапазоне от 60 до 90 ударов в минуту. И безобразные беспорядочные спайки преображаются в плавную, похожую на змею кривую.

Сэйнти работает врачом общей практики с частичной занятостью, но вне дома занимается и этой частной альтернативной оздоровительной деятельностью. Она называет ее «Душевным консультированием», которое основано на технике под названием «биологическая обратная ВСР-связь». Идея в том, чтобы воспользоваться сердечным монитором и экраном компьютера с целью поупражняться в превращении сердечного ритма в такую плавную кривую, и это состояние именуется «резонансом», или «когерентностью». Едва оно наступает, надо попробовать увеличить высоту волны – разницу между самым частым и самым редким ритмами. Сэйнти говорит, что если упражняться ежедневно, то можно научиться повышать вариативность сердечного ритма и чаще достигать этого гармоничного состояния.

Сторонники заявляют, что этот тренинг имеет множество преимуществ – укрепляет сердце, снижает стресс и даже усиливает чувство счастья и живости. Хотя Сэйнти предлагает эту технику в клинике, растет количество портативных устройств для упражнения в биологической обратной ВСР-связи дома – от одобренного Управлением по контролю за продуктами и лекарствами (FDA) «StressEraser» до детектора «Inner Balance», который продается Институтом математики сердца, работает от смартфона и якобы «уменьшает негативные последствия стресса, улучшает релаксацию и повышает способность к восстановлению работоспособности при пользовании им всего по несколько минут ежедневно».

Мне как ученому нравится мысль о возможности мгновенно считывать происходящее в организме. И перемена, которую я вижу на экране компьютера, завораживает: задышав медленнее, я заставила сердце биться в совершенно другом режиме. Но эти громогласные заявления о плюсах сопровождаются тревожными звоночками. Мне кажется маловероятным, чтобы такое простое упражнение вызывало столь мощные эффекты. Действительно, биологическая обратная ВСР-связь подверглась критике со стороны Стивена Новеллы, клинического невролога из медицинского института при Йельском университете и ярого скептика в отношении альтернативной медицины, которая есть сплошь «халтурные наблюдения, технические артефакты и шумиха». Плавная кривая симпатична, но я сомневаюсь, что она может по-настоящему улучшить здоровье.

Выясняется, что меня ждет сюрприз. Изучение вариативности сердечного ритма заводит меня намного дальше, чем я ожидала, – к очередной важной связи между сознанием и телом; к исследованию, которое способно поколебать наше доверие к медикаментам, – и к маленькой девочке по имени Дженис.

День 3 мая 1985 года проходил, как любая другая пятница. Сесилия готовила спагетти в кухне своей квартиры на четвертом этаже в Бруклине, а ее 11-месячная внучка Дженис весело играла на полу. Была половина шестого, и родители Дженис должны были скоро вернуться с работы.

Затем все в долю секунды изменилось. Когда спагетти дозрели, Сесилия взяла тяжелую кастрюлю и шагнула к раковине промыть. Но кроха подвернулась ей под ноги. Сесилия споткнулась, выронила кастрюлю и вылила кипящее содержимое на драгоценную внучку.

Одним из врачей, вызванных к Дженис, когда ее доставили в нью-йоркскую больницу, был 27-летний Кевин Трейси. Он был врачом второй год и учился на хирурга. Хотя Трейси привык иметь дело с ужасными травмами – черепно-мозговыми, огнестрельными ранениями, он был потрясен видом испузырившейся, сочащейся жидкостью кожи этой белокурой малышки. Лицо не пострадало, но более 75 % ее тела покрывали глубокие ожоги, включая спину, руки и ноги.

Пытаясь не реагировать на ее плач от боли, он раздел ее, смазал всю кремом с антибиотиком – при столь обширном поражении кожи практически не избежать дегидратации и инфекции – и прикинул, что шансы на выживание равняются 25 %. Затем он перевел ее в ожоговое отделение, где уложил в кроватку со стальными прутьями.

В ней Дженис вытерпела ужасающее количество медицинских вмешательств и манипуляций. Она не могла есть, и ее кормили через зонд. Ее ежедневно подвергали мучительным перевязкам – в точности так, как ожоговых пациентов из 6-й главы. Было проведено несколько больших операций по вырезанию обожженных участков с последующим закрытием их кожными стеблями, которые срезали сперва с не пострадавших ягодиц, а когда кожа кончилась – с трупов.

Она перенесла пару кризисов. Во вторник 7 мая у нее вдруг упало давление, и она впала в кому – феномен, известный как септический шок. Без достаточного давления сердце перестало разносить по организму кровь. Без кислорода и питательных веществ клетки и органы погибают. В половине случаев септический шок приводит к летальному исходу.

Врачи в свое время считали, что шок вызывается бактериальными токсинами, но часто, как и у Дженис, не удается выявить никакого бактериального агента. Пытаясь поднять давление, Трейси с коллегами влили ей внутривенно галлоны жидкости и ввели адреналин, чтобы простимулировать сердце и сузить артерии. Однако к среде кисти и стопы Дженис уже стали приобретать серый оттенок, а легкие и почки – отказывать.

Утром в четверг кризис внезапно закончился. Дженис очнулась так же быстро и загадочно, как отключилась. Но в воскресенье 12 мая развилось новое осложнение.

Трейси называет новую беду Дженис, тяжелый сепсис, «чумой XXI века». Во всем мире это одна из самых частых причин смерти, только в США она ежегодно убивает почти четверть миллиона человек. Тяжелый сепсис часто поражает уже больных людей – с ожогами, как у Дженис, или с болезнями сердца, раком, инфекциями и травмами.

В 1980-х врачи полагали, что и тяжелый сепсис вызывается бактериальными токсинами. Он развивается медленнее, чем септический шок. У пациентов возникают признаки инфекционного поражения всех органов и систем, органы постепенно отказывают. На этот раз анализы действительно продемонстрировали наличие микробов в крови Дженис. Температура подскочила до сорока. Затем начало отказывать все подряд – почки, кишечник, легкие и печень.

Антибиотики очистили кровь Дженис от бактерий, но ее состояние не улучшилось. Она уже несколько дней находилась на искусственной вентиляции, а родные (которым разрешалось видеть ее лишь недолго, в специальные часы посещений) несли отчаянную вахту у лифтов.

И кроха вновь поразительным образом ожила. К 28 мая, ее первому дню рождения, впервые показалось, что она выкарабкается. Дженис выглядела здоровее, чем в любой другой день со времени несчастного случая. Она в первый раз выпила молока, ожоги начали заживать. Это был праздник. Трейси вспоминает шоколадный торт, флажки и смех розовощекой Дженис. Все без исключения – ее родные и вся медицинская бригада – отмечали не только день рождения Дженис, но ее чудесное выздоровление, ее драгоценную жизнь. Еще одна сравнительно мелкая операция – и она поедет домой.

На следующий день, когда медсестра поила Дженис молоком из бутылочки, у ребенка закатились глаза и остановилось сердце. Трейси с коллегами выполнили сердечно-легочную реанимацию, ввели адреналин, не раз применили дефибрилляторы. Они трудились не покладая рук 85 минут. Они даже поставили электрокардиостимулятор. Но сердце так и не заработало.

Когда Трейси было пять лет, его мать умерла от опухоли мозга, и после похорон малыш спросил у деда, педиатра, почему хирурги просто не взяли и не вырезали опухоль. Тот ответил, что опухоль прорастает в окружающую ткань. Ее было невозможно удалить, не повредив и здоровый мозг.

Тогда пятилетний мальчик сказал, что, когда вырастет, он выполнит медицинское исследование и придумает техники получше, чтобы в следующий раз врачи не стояли и не смотрели, как человек умирает. И все-таки сейчас, через 22 года, он вынужден был делать то же самое у постели Дженис. Он ничем не мог ей помочь.

Не будучи в силах даже произнести время смерти, Трейси вышел из палаты. Он больше не увидел ни родных Дженис, ни ее тела. Но память об этом случае не отступала. У него появились кошмары, он вновь и вновь переживал эту историю с чудовищным финалом.

Трейси рассказывает о Дженис в своей книге «Fatal Sequence», опубликованной в 2007 году. Он пишет, что после смерти Дженис ему предстояло потратить два года на исследования и он точно не знал, за какой возьмется проект, но теперь понял. «Случай Дженис побудил меня изучать сепсис», – говорит Трейси. Он захотел выяснить, что стряслось с Дженис и как это можно было исправить.

Поиск привел его к той же структуре, на которую нацелена биологическая обратная ВСР-связь, – извивистому пучку волокон под названием «блуждающий нерв».

Пол Лерер, профессор психиатрии из Рутгерского университета в Нью-Джерси, посвятил карьеру изучению биологической обратной связи. Поначалу он не был уверен в ее полезности, но потом увидел компанию русских детей, игравших в захватывающую компьютерную игру.

Есть много видов биологической обратной связи, и общая идея в том, что мы, отслеживая в реальном времени различные аспекты своей физиологии, можем научиться переводить организм в конкретные желаемые состояния – например, релаксации. Лерер изучил электромиографическую (ЭМГ) биологическую обратную связь, в ходе которой, к примеру, отслеживается напряжение мышц, а также другую, основанную на мониторинге температуры пальца (в состоянии релаксации наши конечности, включая кончики пальцев, разогреваются). Все это срабатывало, но не казалось лучше прямых методов расслабления тела – той же прогрессивной мышечной релаксации (техники, при которой поочередно напрягают и расслабляют различные группы мышц).

Затем в 1992 году Лерер посетил Россию – Санкт-Петербург, где учился его сын. Там он поспрашивал, не занимается ли кто биологической обратной связью, и был направлен в частную детскую противоастматическую клинику. Ее персонал применял компьютерные игры для повышения у детей ВСР. «Лучшей оказалась та, где красили забор, на котором была масса довольно забавных русских граффити, – вспоминает Лерер. – Если амплитуда колебаний сердечного ритма была достаточно высока, забор оказывался полностью закрашенным. Если нет – какая-то часть пропускалась».

Это было занятно, но Лерер понятия не имел, как срабатывает и срабатывает ли вообще стимуляция ВСР при лечении астмы и чего угодно еще. Через пару лет он вновь посетил Санкт-Петербург и был представлен физиологу и инженеру по имени Евгений Ващилло, который изучал биологическую обратную ВСР-связь у российских космонавтов. Ващилло показывал космонавтам синусоиду на экране осциллографа и предлагал согласовать с нею сердцебиение. Поупражнявшись, космонавты достигли огромных колебаний – до 60 ударов в минуту.

Лерер помог Ващилло опубликовать его работу в США, но лишь после того, как статью отвергли многие журналы по физиологии. Один рецензент заявил, что такая колоссальная вариабельность сердечного ритма попросту невозможна. Данные либо неточны, либо подделаны – или Ващилло изучал «каких-то йогов». По сути, то, что происходило с сердцами космонавтов, было простым физическим явлением – тем, что Ващилло с его техническим образованием распознал, а физиологи пропустили.

В организме осуществляется несколько процессов, вызывающих колебания сердечного ритма. Один из них – «барорефлекс». Рефлексы, контролируемые нервной системой, следят за состоянием организма и охраняют нас, не требуя никакого осознавания. Одни влияют на поведение: например, если дотронуться до чего-то горячего, рефлекс заставит вас отдернуть руку. Другие постоянно приспосабливают различные аспекты физиологии, поддерживая их в безопасных рамках – норме.

Барорефлекс проделывает это с кровяным давлением. Оно контролируется тензорецепторами в артериальной стенке. Если давление повышается, тензорецепторы активируются и посылают сигнал в ствол мозга, откуда исходит ответный сигнал, который замедляет сердцебиение, чтобы давление снизилось. Если оно падает слишком низко, тензорецепторы посылают сигнал обратного содержания, и сердцебиение вновь учащается.

Вторым процессом, влияющим на сердечный ритм, является дыхательная синусовая аритмия (ДСА). Когда мы выдыхаем, сердцебиение чуть замедляется и снова учащается при вдохе. Это улучшает циркуляцию кислорода по организму при наполненных свежим воздухом легких, тогда как выдох замедляет сердце, давая ему отдохнуть.

Оба вида вариативности важны для здорового, упругого сердца. Люди с низкой ВСР гораздо чаще умирают от сердечных заболеваний. Отчасти это связано с тем, что наличие более чуткого барорефлекса (степень чуткости определяется степенью изменения сердечного ритма при каждом колебании кровяного давления) облегчает восстановление от изменений давления – например, при стрессе или физической нагрузке. И если сердце не замедляется на выдохе, то общая частота сердечного ритма повышается. Это напрягает сердце, увеличивая риск гипертензии, инсульта и других сердечно-сосудистых нарушений.

Обычно эти два паттерна вариативности сердечного ритма возникают асинхронно. ДСА учащает и урежает ритм, когда мы дышим, тогда как барорефлекс развивается медленнее, в течение примерно пяти секунд зараз. Когда они накладываются друг на друга, ритм становится нерегулярным и скачкообразным.

Но если мы замедлим дыхание в согласии с барорефлексом – пять секунд вдох, пять секунд выдох, – то временна́я шкала становится единой, взлеты и падения совпадают, и получается одна плавная волна. И если все сделать правильно (точная скорость зависит от того, насколько вы крупны и сколько у вас крови), то возникает феномен, известный в технике как резонанс. С каждым усилением и ослаблением барорефлекса добавочная вариативность, обеспечиваемая ДСА, сообщает легкий толчок точно тогда, когда это нужно – словно раскачивает качели, – в результате чего размах колебаний сердечного ритма становится больше и больше.

Лерер считает это полезной тренировкой для сердца и барорефлекса, благодаря которой они обретают живую подвижность. Эта идея подкрепляется рядом данных о том, что биологическая обратная связь стойко улучшает ВСР даже по завершении лечения, а также снижает кровяное давление. Испытания выявили и то, что она полезна не только для сердца, но и в лечении болевого синдрома, тревоги и депрессии. Так почему изменение режима сердцебиения влияет на наше эмоциональное состояние?

В 1960-х гарвардский кардиолог Герберт Бенсон был занят изучением кровяного давления у обезьян, когда в институт пришла группа практиков трансцендентальной медитации (ТМ). Они считали, что могут снижать себе давление при помощи одной медитации, и хотели, чтобы профессор обследовал их. Сначала Бенсон не пожелал связываться со столь «экзотической» практикой, но те настояли, и Бенсон оказался заинтригованным их очевидными способностями. Так он переключился с обезьян на медитацию.

На самом деле их кровяное давление не изменилось – у медитирующих оно всегда низкое (хотя в дальнейшем Бенсон провел опыты и открыл, что ТМ действительно снижает его у гипертоников). Но Бенсон с удивлением обнаружил, что приверженцы ТМ смогли при помощи медитации войти в сверхрасслабленное состояние, при котором у них замедлились дыхание, метаболизм и сердцебиение. Бенсон назвал это реакцией релаксации.

Оказывается, что она противоположна реакции «бей или беги». Если последняя запускается симпатической нервной системой, то реакция релаксации обеспечивается нервной сетью обратного действия – системой парасимпатической. Именно она успокаивает нас после острых ситуаций и возвращает к делам не срочным – пищеварению, сексу, росту и восстановлению, которыми мы занимаемся в покое и безопасности.

Главным компонентом парасимпатической нервной системы является блуждающий нерв. Покинув ствол мозга, он устремляется вниз сквозь шею и корпус, отдавая ветви к различным крупным органам, включая легкие, кишечник, почки и селезенку. Одна из его задач – тормозить сердце. Чем выше активность блуждающего нерва (вагальный тонус), тем больше замедляется сердцебиение на фоне барорефлекса и на выдохе – и после стресса – и тем выше вариативность сердечного ритма. Вообще, ВСР часто рассматривается как показатель вагального тонуса и индикатор активности парасимпатической нервной системы в целом.

Блуждающий нерв не только сворачивает стрессовую реакцию, когда мы чувствуем, что опасность миновала, но и передает обратные сигналы от тела в мозг (по факту, в этом направлении идет около 80 % его волокон). Визуализация мозга показывает, что люди с высокой ВСР отличаются и более гибкой, адаптивной эмоциональной реакцией на стресс, тогда как те, у кого ВСР низкая, – чрезмерно настороженны и считают значительно стрессогенными даже мелкие проблемы. У людей с высокой ВСР лучше рабочая память, они лучше сосредотачивают внимание и лучше управляют своими эмоциями и выражением лица.

Из некоторых работ даже следует, что люди с высокой ВСР устанавливают более прочные социальные связи и получают больше удовольствия от социального взаимодействия. Напротив, люди с низкой ВСР не только рискуют заболеваниями сердца. У них чаще отмечаются психические нарушения, в том числе тревога, шизофрения и депрессия.

«ВСР важна не столько тем, что сообщает о состоянии сердца, сколько тем, что она говорит о состоянии мозга», – пишет Джулиан Тейер, психолог и специалист по ВСР из Университета штата Огайо, Колумбус.

Замедляя дыхание для повышения ВСР, мы стимулируем блуждающий нерв, который в свою очередь велит мозгу отключить реакцию «бей или беги». Вероятно, тот же эффект вызывают биологическая обратная связь и медитация (возможно, и другие практики – такие как йога и тайчи, которые побуждают к медленному, контролируемому дыханию). Обследовав группу монахов дзен, Лерер обнаружил, что они и правда входят в состояние выраженного резонанса.

Он, впрочем, заявляет, что каждый человек достигает резонанса с чуть разной скоростью, и доведение эффекта до максимума посредством одной медитации может занять годы тренировки, тогда как с биологической обратной связью это можно освоить за несколько минут. «Большинство людей схватывает на лету, – говорит он мне. – Это сильно отличается от десяти лет тренировок в дзенском монастыре!»

Однако приводит ли все это к устойчивому оздоравливающему эффекту, остается предметом споров. Лерер ссылается на клинические испытания, по данным которых биологическая обратная ВСР-связь помогает при вызванных стрессом заболеваниях – от гипертензии до астмы. Но в целом масштаб исследований невелик, и результаты не получили надлежащей метааналитической оценки.

«К сожалению, у нас нет крупных фармацевтических компаний, готовых поддержать исследование всех заболеваний с выборкой по 20 тысяч на каждое, а потому я не могу сказать, что метод так же эффективен, как пенициллин при инфекции, – признает Лерер. – Проблема в том, что на этом не заработаешь. Приборы для биологической обратной связи легко скопировать и дешево – изготовить». Но даже при этом он считает данные «вполне приличными». И добавляет: «Это немедикаментозное лечение с весьма выраженными эффектами. Научиться легко. Почему этим не занимаются всюду?»

Лерер зашел в тупик, обычный для многих разновидностей терапии сознания и тела: если продать нечего, то и спонсировать исследования никто не спешит. Но интерес к блуждающему нерву стремительно возрастает благодаря работе Кевина Трейси.

В 1985 году, когда Трейси занялся изучением сепсиса и септического шока, врачи считали, что эти состояния вызываются бактериальной инфекцией. Но вредоносные микроорганизмы часто загадочным образом не обнаруживались. Никому и в голову не приходило, что столь тяжелые симптомы, как у Дженис, могут порождаться самим человеческим организмом.

Ученые привыкли думать, что при наличии инфекции любое поражение вызывается инфекционным агентом. Однако они медленно осознали, что многие симптомы, от которых мы страдаем, когда больны, – лихорадка, потеря веса, поражение тканей, даже утомляемость и депрессия – провоцируются не патогенными организмами, но нашими родными иммунными системами посредством белков-мессенджеров, которые называются цитокинами.

Иногда эти симптомы – необходимый побочный продукт в борьбе организма с инфекцией. Повышенная температура при лихорадке уничтожает чужаков. Утомляемость и депрессия побуждают нас соблюдать постельный режим и держаться подальше от людей, чтобы не разносить инфекцию. Воспаление важно для борьбы с бактериями и ликвидации пораженных клеток.

Но равновесие может нарушиться. У детей – у них особенно – при слишком высокой температуре могут развиться опасные судороги. Бывает, что так и не проходит спровоцированная инфекцией утомляемость. И Трейси продемонстрировал, что острый септический шок, который развился у Дженис, возникает при избыточной выработке цитокина под названием TNF.

В решающем опыте он ввел TNF крысе: животное, несмотря на отсутствие каких-либо бактерий, впало в глубокий шок, у него безнадежно упало давление, и оно околело. Трейси открыл, что вместо запуска адекватной и соразмерной воспалительной реакции избыточный уровень TNF, по сути, активизирует все белые кровяные тельца, какие есть в организме. Они закупоривают кровеносные сосуды, блокируют кровообращение и лишают клетки кислорода и питательных веществ. В ходе других экспериментов он обнаружил, что тяжелый сепсис – второй кризис Дженис – возникает, когда из-под контроля выходит другой цитокин: HMGB-1.

Трейси понял, что эти цитокины могут вызвать и другие проблемы. Если TNF гуляет по всему организму, развивается острый шок. Но если он сосредотачивается в отдельных областях, то вызывает другие воспалительные нарушения – избыток TNF в суставах способствует развитию ревматоидного артрита, в кишечнике – болезни Крона. Это открытие привело к созданию нового класса лекарств, призванных ингибировать или нейтрализовать цитокины, в том числе анти-TNF, и этими препаратами с тех пор успешно пролечили миллионы больных.

Оставалось неясным, почему организм выделяет опасное количество этих цитокинов. И вот в начале 1990-х Трейси, работая в больнице Университета Норт Шор, что в Манхассете, Лонг-Айленд, сделал очередное революционное открытие. Его команда работала над экспериментальным препаратом CNI-1493, который блокировал выработку белыми кровяными тельцами TNF и других цитокинов.

Трейси решил проверить, не помогает ли препарат при инсультах у крыс. При ишемическом инсульте наступает поражение мозга в том участке, куда перестает поступать кровь. Ущерб усугубляется, когда погибающие клетки выделяют TNF. В одной серии опытов была предпринята попытка предотвратить это введением прямо в мозг мизерной дозы CNI-1493.

Но однажды CNI-1493 случайно ввели в мозги крыс, страдавших от другого заболевания. У них была эндотоксемия – состояние, при котором бактериальные токсины приводят к выделению в кровоток очень большого количества TNF, провоцируя септический шок. К удивлению Трейси, крошечная доза препарата, введенного в мозг, пресекла выработку TNF во всем организме. Оказалось, что это в триста тысяч раз эффективнее внутривенного введения.

Очевидно, иммунной системе был послан сигнал прекратить выработку TNF. Выяснилось, что, вопреки былому мнению, воспалительная реакция – не просто ответ на соматические нарушения; ее строго регулировал крысиный мозг.

Как же дошло это послание? Трейси не нашел в крови никаких подозрительных, вдруг выделенных гормонов. Тогда его посетила радикальная мысль: возможно, сигнал был не химический, а электрический. Он был знаком с работой другого исследователя, Линды Уоткинс из Колорадского университета в Боулдере: Уоткинс вызывала у крыс лихорадку введением цитокина IL-1. Она обнаружила, что может блокировать феномен путем перерезки блуждающего нерва.

Мы прочли в 3-й главе, как Роберт Адер и Дэвид Фелтен впервые выявили тот факт, что нервы связывают мозг с иммунной системой. Эксперимент Уоткинс стал еще одним доказательством этой связи, хотя на сей раз сигнал был доставлен не через симпатическую нервную систему, которую изучали Адер и Фелтен, а через парасимпатическую, и в частности – блуждающий нерв.

В эксперименте Уоткинс сигнал поступил от иммунной системы в мозг. Трейси задался вопросом, способен ли блуждающий нерв передавать информацию в обратном направлении. Возможно, именно таким образом мизерная доза введенного в мозг препарата заблокировала выработку TNF во всем организме. В мае 1998 года он придумал, как проверить эту идею. Он отправился в операционную и позаимствовал портативный стимулятор нервов с батарейным питанием.

Его подопытными вновь стали крысы с эндотоксемией. Обычно они гибли от септического шока, но, когда Трейси простимулировал их блуждающие нервы электрическими разрядами, выработка TNF резко уменьшилась. Его импровизированное лечение мгновенно остановило септический шок.

Это явилось доказательством того, что блуждающий нерв не только замедляет сердечный ритм, но может и резко затормозить воспаление. Трейси назвал это «воспалительным рефлексом». В точности так, как барорефлекс удерживает кровяное давление в пределах нормы, рефлекс воспалительный защищает нас от смертельного оружия иммунной системы. Иммунная система не действует автономно, как слишком долго считали ученые; она сообщается с мозгом, который выступает «задающим регулятором». Если мозг улавливает через блуждающий нерв сигнал о том, что в организме активизировалось воспаление, то он немедленно шлет ответный сигнал с требованием его успокоить.

Трейси наконец приблизился к пониманию случая с Дженис. Должно быть, ее нервная система из-за травм отказала, нарушившись либо на уровне блуждающего нерва с понижением его активности, либо выше, на уровне мозга. При первом эпизоде – остром шоке – блуждающий нерв не передал сигналы, необходимые для предотвращения катастрофической выработки TNF. При втором кризисе, сепсисе, он не сумел перекрыть поток HMGB-1. Несмотря на кажущиеся выздоровления, накопленный ущерб был, очевидно, слишком велик для органов Дженис, чтобы она выжила.

Представилось разумным допустить, что недостаточная активность блуждающего нерва лежит в основе и многих других заболеваний, при которых воспаление вырывается из-под контроля. За ланчем Трейси набросал на салфетке рисунок: человек с имплантированным кардиостимулятором в соединении с электродом, который воздействует на блуждающий нерв. Электрический импульс спас крыс. Спасет ли людей?

Изменение частоты дыхания может быть не единственным способом произвольной стимуляции блуждающего нерва. Похоже, что биологическая обратная ВСР-связь оказывает «восходящий» эффект на парасимпатическую нервную систему – изменяет сердечный ритм так, что блуждающий нерв возбуждается и в свою очередь воздействует на мозг. Но эксперименты, проведенные психологами из Университета Северной Каролины в Чепел-Хил, показывают, что можно повысить вагальный тонус и сверху вниз через изменение паттернов мышления.

В исследовании 2010 года Бетани Кок и Барбара Фредриксон предложили 73 волонтерам ежедневно записывать, насколько они счастливы и сколь прочной считают свою связь с обществом. За девять недель эмоциональное благополучие волонтеров значительно возросло – и то же произошло с вагальным тонусом.

Та же пара проверила этот феномен в рандомизированном проконтролированном испытании, результаты которого были опубликованы в 2013 году. Участникам предлагали так же оценивать свои эмоции, но в сочетании с ежедневной медитацией, ориентированной на доброту и любовь (практика похожая, но не аналогичная сострадательной медитации). Произошло то же самое: через два месяца группа медитации чувствовала себя намного счастливее и богаче социальными связями, чем контрольная. Этот эмоциональный сдвиг повысил вагальный тонус.

Наибольшую пользу из обоих исследований извлекли лица с изначально высоким вагальным тонусом. Кок (ныне сотрудница Института эволюционной антропологии общества Макса Планка в Лейпциге, Германия) предполагает, что обдумывание позитивных эмоций запустило через блуждающий нерв «восходящую спираль», при наличии которой сознание и тело влияют друг на друга в обоих направлениях. Позитивные эмоции улучшили вагальный тонус, а тот, в свою очередь, еще даже больше улучшил хорошее самочувствие волонтеров. В третьем исследовании, результаты которого пока еще не опубликованы, Кок разработала более строгий тест, в ходе которого волонтеры 12 недель ежедневно просто оценивали степень близости в трех самых важных социальных интеракциях. Членам контрольной группы предложили взамен ежедневно оценивать полезность трех дел, которые отняли наибольшее количество времени.

В группе социальной сплоченности вагальный тонус значительно повысился по сравнению с контрольной. «Я продолжаю обнаруживать, – говорит Кок, – что для блуждающего нерва важны не просто позитивные, а социально-позитивные эмоции. Если они не социальны, если не связаны с любовью, близостью, благодарностью и тому подобным, то эти отношения не устанавливаются». Нам известно из 10-й главы, как разряжают реакцию на стресс социальные связи, – возможно, что это хотя бы отчасти связано с воздействием на вагальный тонус.

Высказывается мнение, что если думать в любовном ключе, то и биологическая обратная связь срабатывает лучше. Некоммерческая организация под названием Институт математики сердца, базирующаяся в Боулдер-Крик, штат Калифорния, продвигает техники биологической обратной ВСР-связи, которые, по ее утверждению, основаны на научных данных и применяются в больницах, государственных учреждениях и компаниях по всему миру, а также в частном порядке используются сотнями тысяч людей (методы Сэйнти в конечном счете опираются на принципы, разработанные этим институтом). Техники Института математики сердца отличаются от тех, что изучал Лерер, в том смысле что мало создать резонанс, дыша с соответствующей скоростью, – необходимо еще вырабатывать «искренне позитивное эмоциональное состояние». Согласно институтскому веб-сайту, «этот эмоциональный сдвиг является ключевым элементом эффективности техник».

Другие заявления специалистов этого института откровенно нелепы – утверждается, что ВСР напрямую связана с магнитным полем Земли и электрической активностью Солнца, а сердце способно телепатически улавливать информацию о еще не произошедших событиях, – их методы нередко критикуются как научно несостоятельные. Однако, побеседовав с Кок о ее изысканиях, я задаюсь вопросом, не правы ли они насчет важности позитивных эмоций.

Сидя в сомерсетской приемной Сэйнти, я решаю проверить эту идею. Во время сессии биологической обратной связи я первым делом думаю о моих детях. Я представляю, как обнимаю их все крепче, пока сердце не грозит разорваться от любви. Мой сердечный ритм послушно выдает на экране плавную, приятную для глаза кривую. Затем я пробую привести себя в состояние паники.

Продолжая дышать медленно и в такт синей полосе на экране, я воображаю, как по рукам ползут тарантулы и черви; представляю, что позади стоит убийца с топором, готовый обрушить сверкающее лезвие. Я сосредотачиваю на маньяке ненависть. Я ощущаю внезапный прилив энергии с обостренным восприятием действительности, в моих венах закипает адреналин. Но парасимпатическая нервная система этим ничуть не задета. Кривая остается прежней, а ВСР фактически увеличивается.

Исследователь биологической обратной связи Лерер признает, что возбуждение любвеобильных эмоций теоретически оказывает стойкое влияние на ВСР. «Но у меня есть сильнейшее подозрение, что ваш эмоциональный вклад при выполнении этой техники, каков бы он ни был, весьма невелик и почти не прослеживается по сравнению с колоссальным эффектом дыхания». Была проведена пара исследований, в которых сравнивались биологическая обратная ВСР-связь как таковая и в сочетании с проникновенными эмоциями, которые рекомендует Институт математики сердца. «Не обнаружено абсолютно никакой разницы», – говорит Лерер.

Кок тоже не рекомендует осмысление социального единения в качестве метода улучшения физического здоровья. Она говорит, что эффект, полученный в ходе ее исследований, статистически значим и важен с научной точки зрения, потому что показывает принципиальную возможность мысленного влияния на ВСР. Однако он, по-видимому, слишком невелик, чтобы оказывать клинически значимое воздействие на состояние здоровья. Она надеется, что в будущем удастся разработать эффективные способы оптимизации ВСР, обладающие физиологическим компонентом. Но на сегодняшний день, если вам нужно повысить вагальный тонус, Кок рекомендует физические методы – например, аэробику, которая, по данным ряда исследований, повышает ВСР (похоже, что помогают и добавки с рыбьим жиром). «Это скорейший путь достижения наибольшего эффекта».

Я сижу за огромным деревянным обеденным столом. Черный щенок-забияка нападает на безучастного кота, а Сэйнти готовит ланч на плите «Ага». Так что же побуждает обычного врача-традиционалиста заниматься биологической обратной связью?

Сэйнти сообщает, что десять лет прослужила военным врачом в Северной Ирландии и подобных местах. Однажды, катаясь на лыжах, она упала и порвала коленные связки. Ее комиссовали, назначив пенсию, и она стала врачом общей практики с полной занятостью, обосновавшись в Сомерсете.

Принимая в день по 35–40 пациентов по десять минут на каждого, она все больше разочаровывалась и утомлялась. Она не могла оказать ту помощь, какую хотела, и теряла веру в себя как врача. Она сознавала, что слишком часто просто выписывала таблетки и отправляла пациентов домой, не затрагивая основных причин их недугов – стресса, насилия, – из-за которых они снова и снова возвращались.

На первых порах она игнорировала и новообразование в собственной груди. У нее уже возникало подобное и оказалось доброкачественным, а потому она решила, что история повторяется. Но опухоль была злокачественной и к моменту обследования успела поразить лимфатические узлы. Была операция, затем лучевая и химиотерапия. Сэйнти было 42 года.

Благодаря страховым выплатам, Сэйнти смогла на три года оставить работу. Она испытала от этого колоссальное облегчение. Однажды утром, приняв душ, она написала на зеркале в ванной: «Рада, что жива». Она решила воспользоваться незапланированной паузой в трудовой деятельности и разобраться, как помочь своим пациентам жить более здоровой жизнью, нежели бороться с симптомами по мере их возникновения. Прошла курс альтернативной медицины и открыла для себя биологическую обратную связь.

Когда страховые выплаты прекратились, Сэйнти вернулась к общей практике на неполный рабочий день. Сейчас она принимает всего по 12 пациентов в день три дня в неделю и специально задерживается, чтобы уделять каждому по 15 минут. «Я практикую более холистичный подход, чем большинство моих коллег, – говорит она. – Обсуждаю образ жизни и его оздоравливающие аспекты».

Сэйнти считает, что крайне важно проводить с пациентами больше времени. «Если толком не познакомиться, то нельзя предлагать изменить образ жизни, который, по всей вероятности, всю жизнь и формировался». А в 2012 году она занялась «Душевным консультированием».

Среди ее пациентов есть 65-летняя бабушка Кэрол, которая работала медсестрой, а в пятьдесят пять вышла на пенсию и решила получить диплом историка. Кэрол рассказывает мне, что всегда была активной и здоровой, но в 60 лет, готовясь к экзаменам, испытала несколько панических атак с бешеным сердцебиением. Она выпивала «примерно десять чашек эспрессо в день» и подумала, что дело в этом, а потому позвонила в местное медицинское учреждение справиться насчет правильного потребления кофеина.

«Один звонок – и я вдруг оказываюсь у них на беговой дорожке», – говорит она. Кэрол подверглась всестороннему обследованию, включая ЭКГ (с трехдневным ношением кардиомонитора), эхокардиографию (ультразвуковое исследование сердца) и пробу с нагрузкой. Последняя ей не удалась, а в остальном все было в порядке.

Кэрол считает, что врачи не обратили внимания на такие факторы, как потребление кофеина и тревога, которую вызывали тесты. Вместо этого эпизоды учащенного сердцебиения были расценены как пароксизмы мерцательной аритмии (перемежающиеся приступы нерегулярного сердцебиения). Кэрол назначили сильнодействующий препарат флекаинид, который замедляет передачу электрических импульсов в сердце.

Диагноз стал для нее тяжелым ударом. «Я только что была здоровее некуда и вдруг думаю: „Я больна, мне придется всю жизнь просидеть на лекарствах“». Кэрол только-только начала нянчиться с маленьким внуком, поскольку дочь вернулась к работе. «Я подумала: „Боже, мне отвечать за этого кроху, а у меня больное сердце! Живем-то мы в самой глубинке“».

У Кэрол никогда не было мерцательной аритмии, и следующие два года она уговаривала врачей снизить дозу флекаинида, пока ей не разрешили просто носить его с собой на всякий случай. Но тревога осталась. «Я лишилась всякой уверенности в своем благополучии», – признается Кэрол. Если она уезжала куда-нибудь на выходные, то непременно справлялась, где находится ближайшая больница, – вдруг станет плохо. Если шла на прогулку – всегда проверяла, не забыла ли телефон. Она избегала театров и кино, боясь, что ее придется выносить.

Потом она отправилась к Сэйнти. В течение полугода она раз в две недели получала биологическую обратную связь в кабинете «Душевного консультирования», а дома тренировалась ежедневно. По мнению Кэрол, обычные медики только усиливают в ней тревогу, а с Сэйнти можно спокойно поговорить. Биологическая обратная связь, по ее словам, «необычайно успокаивала: я увидела, что сердце работает хорошо, во мне окрепла уверенность, и я решила, что со мной все в порядке».

После этого курса у Кэрол прошли панические атаки. Сейчас при первых признаках тревоги – за рулем, в толпе, в приемной врача или дантиста – она успокаивает себя дыхательной техникой. Более того, у нее нормализовались давление, пульс в покое и уровень холестерина – без всяких лекарств.

«Фармацевтическая промышленность поставила в зависимость от себя массу пациентов, – комментирует это Сэйнти. – Мы должны избавлять их от этой зависимости». По ее мнению, надо привить людям определенные навыки, и пусть они сами отвечают за собственное здоровье.

Моник Робрек пышна и улыбчива, ей далеко за тридцать; волнистые волосы, свободная зеленая блуза. Она сидит на краешке больничной койки в Академическом медицинском центре Амстердама и оттягивает вырез, показывая розовый шрам – горизонтальную линию в пару дюймов длиной. Внутри, объясняет она, находится имплантат вроде кардиостимулятора, подсоединенный к блуждающему нерву.

Она берет черный магнитик в форме автомобильного ключа и такой же величины и чиркает им по груди, как при покупке продуктов в супермаркете. Магнит заставляет имплантат посылать в шейный участок блуждающего нерва слабые электрические разряды. Когда она говорит, ее голос начинает переливаться. «У меня вибрирует голос – вам слышно? Иногда возникает раздражение, и мне нужно откашляться». В остальном, по ее словам, она ничего не чувствует. Она чиркает магнитом с утра – и дальше весь день обходится без лекарств.

Моник участвует в новаторском испытании, где проверяется идея Трейси. Исследование проводит Пауль Петер Так, ревматолог при Академическом медицинском центре Амстердама и фармацевтической компании «Глаксосмиткляйн». Пауль Петер Так начал с пилотного исследования, в котором участвовали восемь пациентов с застарелым ревматоидным артритом, которым не помогли другие виды лечения. Их имплантаты осуществляли стимуляцию блуждающего нерва (СБН) по 60 секунд один раз в день на протяжении 42 дней. В 2012 году доктор Так отчитался, что у шестерых наступило значительное улучшение как в смысле симптомов, так и в отношении маркеров воспаления в крови.

Моник принимает участие во втором испытании, где 20 пациентов, в январе 2015 года оно стало сенсацией. Так сообщил журналистам, что значительное улучшение достигнуто «более чем у половины» больных, включая Моник. До испытаний она едва ходила по комнате даже на фоне приема лучших современных препаратов. Сейчас она не принимает никаких, и болей нет. «Я вернулась к нормальной жизни, – сообщила она „Скай ньюс“. – За шесть недель избавилась от боли. Отеки исчезли. Я езжу на велосипеде, выгуливаю собаку и вожу машину. Это похоже на чудо».

На момент написания этих строк результаты еще не опубликованы в научной периодике, и без группы плацебо трудно понять, у какого числа пациентов улучшение наступило действительно благодаря стимуляции блуждающего нерва (СБН). Однако Трейси, занимающий сейчас пост президента Института медицинских исследований Фейнстейна в Манхассете, взирает на ее потенциал с оптимизмом. Сейчас этот метод испытывается на пациентах с болезнью Крона, и Трейси считает, что в принципе СБН может помочь при любых нарушениях, которые сопровождаются пагубным воспалением, – псориазе, рассеянном склерозе, а также при сепсисе и септическом шоке. Противовоспалительные препараты помогают не всем и опасны серьезным побочным действием в значительной мере потому, что подавляют иммунную систему не только там, где нужно, но и во всем организме. Трейси говорит, что в конечном счете стимуляция нервов может обеспечить гораздо более прицельное лечение, в котором будут задействованы только те нервные волокна, которые подходят к участкам-мишеням.

Теоретически электростимуляцию можно применять и для настройки других отделов иммунной системы, а фактически – любого аспекта физиологии, находящегося под контролем нервной системы. Исследователи уже установили в опытах на животных, что при кровотечении стимуляция блуждающего нерва (СБН) запускает выработку тромбина (энзима свертывания крови) в участке травмы, – следовательно, это может помочь при остановке неуправляемого внутриоперационного или травматического кровотечения. В то же время подведение электрического тока к нервам, иннервирующим кишечник, может помочь больным с синдромом раздраженного кишечника (СРК), а некоторые исследователи высказали мысль, что через управление нервными импульсами можно замедлить развитие некоторых видов рака.

СБН имеет некоторые перспективы и в психиатрии. Эта техника уже широко применяется в лечении эпилепсии, и любопытен тот факт, что у таких пациентов, по их признанию, улучшается настроение (независимо от влияния на судорожный синдром). Пауль Петер Так тоже отмечал улучшение настроения у пациентов с ревматоидным артритом. Этот феномен побудил провести исследования с целью выяснить эффективность СБН при резистентной к терапии депрессии. Данных пока мало, но, судя по результатам испытаний, она иногда идет на пользу, хотя улучшение может стать заметным лишь через несколько месяцев.

Трейси называет эту новую область «биоэлектроникой» и заявляет, что мы свидетели революции в медицине, в ходе которой откажемся от медикаментов в пользу электрических импульсов. «Я полагаю, что эта индустрия заменит фармацевтическую», – сказал он в интервью «Нью-Йорк таймс» в 2014 году.

Идея смелая, но похоже, что убедительная для многих. Мои ученые собеседники в восторге от деятельности Трейси. Его историю превратили в сенсацию издания от «Forbes» до «Scientific American». И если адептам биологической обратной связи приходится выбивать средства, то на имплантируемые биоэлектронные устройства швыряют деньги и частные компании, и государственные структуры. В 2013 году компания GSK назначила инновационный приз в размере 1 миллиона долларов (помимо тех 50 миллионов долларов, что уже тратила на исследования), а NIH открыли семилетнюю программу стоимостью в 248 миллионов долларов. В 2014 году президент Обама обозначил новую инициативу DARPA.

Тем временем Трейси учредил научный журнал, посвященный биоэлектронике, а также компанию «SetPoint», задачей которой является создание миниатюрных погружных нейростимуляторов – возможно, с рисовое зерно; они будут заряжаться без проводов и управляться через айпад. Идея в том, что в итоге эти устройства будут работать в реальном времени, отслеживать входящие импульсы, которые проходят по нервам, и при необходимости регулировать их выведение на органы.

Но как насчет сознания? Можно ли научиться обуздывать воспалительный рефлекс при помощи мыслей?

Трейси заявил, что теоретически – да. Еще в 2005 году он предположил, что его открытия могут помочь направить исследования на терапию сознания и тела, и сейчас это начинает осуществляться. Так, ряд ученых выясняет, способны ли такие ваготропные техники, как биологическая обратная связь и медитация, повлиять на воспалительные процессы.

Наверное, срочная электростимуляция наиболее показана при тяжелых травмах и острых состояниях вроде септического шока. Но Трейси предположил, что в отношении хронических заболеваний (от гипертензии до ревматоидного артрита и воспаления кишечника) можно избрать более долговременный, превентивный подход, используя медитацию и биологическую обратную связь для постепенного повышения вагального тонуса.

Я не знаю нынешнего мнения Трейси о перспективах психологических методов – он отказался дать интервью для этой книги, и у меня не было возможности спросить. В последних статьях он не упоминает терапию сознания и тела и предлагает взамен рутинизацию крошечных погружных устройств, которые создает его фирма.

Однако мне кажется разумным изучение обоих методов. Возможности медицинской биоэлектроники поистине вдохновляют, но выяснение механизма воздействия на нервную систему сознательно-телесных техник со временем может помочь отказаться от стимуляторов в не самых острых случаях, – в конце концов, это весьма инвазивный метод, и миллионы людей окажутся в зависимости от дорогих имплантатов, создающих значительный риск для здоровья (не говоря о соображениях безопасности: в статье «Нью-Йорк таймс» от 2014 года отмечено, что беспроводной контроль над нервной системой чреват взломом).

Впрочем, так или иначе, благодаря трудам Трейси роль мозга и нервной системы в обеспечении здоровья наконец-то выходит на первый план. А возможность трансформации лечения столь многих заболеваний придает, по его мнению, какой-то смысл кончине Дженис. В 2005 году он уподобил ее ангелу. Она продолжает жить в его исследованиях и пациентах, которым он помогает.