Легко и сладко было любить столичные города с их проспектами, мостовыми, долгими тенистыми бульварами. А ты попробуй полюбить провинциальный городишко, где улицы узки, горожане по обыкновению — пьяны, необразованны.

Аркадий честно пытался полюбить свой уездный город, но получилась это не весьма. Тогда он как бы поделил свою любовь на две части. Довольно умеренно, целомудренно он любил Гайтаново. И куда более страстно любил мир вокруг него. Да разве можно было не любить море, кручи над песчаными пляжами, бескрайние поля.

Хуже получалось любить тутошнюю погоду. В мае здесь бывало расчудесно, словно в райских краях — цвели и пахли сады, пчелы в них жужжали, пели птицы, землю украшали тюльпаны, кои росли тут навроде сорняка. Из домов вкусно пахло сдобой пасхальных куличей, кои в здешних краях именовали «пасками».

Но летом тут такая жара, что порой хочется выпрыгнуть из своей же шкуры, а зимой порой столь холодно, что устанешь, только пока оденешься. Но избиение что-то изменило в Аркадии. Он не то чтоб разом постарел, но будто бы окунулся в зрелость, увидал, что до смерти, может статься, не так уж и далеко. Силы без счета, как то было ранее, уж не имелось.

Юноша щурился, глядя на солнце, запасался теплом, чтоб с ним вторгнутся в зиму и как-то пережить холода. И хоть до осени было далече, листья на деревьях желтели, словно обгорали. Трава стояла жесткая, словно колючая проволока, меж стеблями лежали запекшиеся в собственных раковинах улитки.

По какому-то неизвестному пока человечеству закону природы погода всегда неимоверная жара обязательно сменялась жутким же ливнем. И он действительно ударил, и, хоть тучи кружили вокруг города давно, многих дождь застал врасплох. Аркадий вышел из дома еще утром. Каникулярное время заканчивалось, и для репетитора находилось все больше работы. С учеником юноша просидел почти до полудня, а когда вышел на улицу, город уж был накрыт тучами. Где-то грохотало, облака пронзали огненные нити молний, но Аркадию подумалось, что он успеет проскочить домой до ливня. Ведь любой дождь превращался в стихийное бедствие на Малой Садовой. Ручьи несли к Слободке потоки грязи и нечистот. Бывало, кого-то потоками валило с ног. Однажды человек так и вовсе утонул — правда было он изрядно навеселе. А уж пройти по этой жиже, не увязнув хотя бы по щиколотку, было решительно невозможно.

И Аркадий успел до грязи, хотя и попал под ливень — тот ударил, когда юноша уже свернул на свою улицу. И за какую-то минуту на Аркадия обрушилось словно из ведра.

«Главное теперь не заболеть», — подумал Аркадий.

Он давно заметил, что эта мысль обладает целебным свойством: после нее редко простужаешься, даже если забудешь выпить горячего и закутаться во что-то теплое. Обычно человек заболевал от пустячного сквозняка, который если и замечал, то задним умом. К тому же, по мнению Аркадия, летний ливень обладал какими-то волшебными свойствами. Попав под него, люди болели редко. Юноша полагал один раз в году надо было обязательно вымокнуть до нитки. Иначе последующий год — не сложится, пойдет наперекосяк.

Оказавшись под крышей, Аркадий тут же сбросил мокрые тряпки, и чтоб согреться, нырнул под теплое одеяло, укрывшись с головой.

Дождь лупил по крышам, вода шелестела, спрыгивая в саду с листа на лист. Может быть, сейчас кто-то попал под дождь и не может укрыться под своей крышей. Наверняка ливень застал в пути какой-то экипаж, и лошади едва влекут его по размякшей дороге, а ощущения кучера и пассажиров близки к отчаянью.

И аркадию становилось хорошо от того, что он на своем, а не на их месте.

Он заснул…

* * *

Когда проснулся — в окно светило солнце, дождь будто шел… Хотя нет — разве при дожде так поют птицы?.. А то, что он принял за дождь — это с листвы стекает вода.

Он услышал мелкие шаги и минутой позже на пороге его комнаты возник босоногий мальчишка, из тех ребят, кои во все года наполняли Слободку. Мальчишка смел с головы картуз, перекрестился на висящую в углу икону-листовушку, делово оглядел комнату, спросил:

— Хто тут гроши за английский корабль обещал? Побожись, шо отдашь!

Аркадий быстро перекрестился.

Они выбрались в городской сад, и с кручи мальчишка указал на едва заметную точку. После дождя парило, отчего и суша и море были укрыты маревом. Видимо, по морю промчался шторм, и корабль отдал якоря в безопасной удаленности от коварного берега.

— Откуда ты взял, что это английский корабль? — спросил Аркадий.

— Дым стоял! Ну шо, де тры карбованця?

О слободских детях говорили много — они славились своей дерзостью, жестокостью. Однако же ложь в перечень их грехов обычно не входила. Мальчишка будто бы отгадал сомнения Аркадия.

— Думаешь, брешу? Ну, давай, я тебе побожусь!

Мальчишка отыскал глазами крест слободской церквушки и щедро трижды перекрестился на нее.

— Три рубля, говоришь?.. Давай так. Я сейчас к себе за деньгами. А ты мне, братец, раздобудь зеркало да побольше. Я тебе за него двугривенный добавлю, а затем — верну.

* * *

Босиком по неподсохшей грязи, но с зеркалом под рукой Аркадий заспешил вдоль берега. Корабль стоял на якорях, убрав пары где-то в семи верстах от берега в сторону Бердянска. Разглядят ли там вспышки зеркала?.. Аркадий читал, что армейские гелиографы вполне удачно передают сообщения и на двадцать и на пятьдесят верст. Но тут было зеркало с изрядно побитой временем амальгамой. За Аркадием то и дело поправляя картуз, спешил мальчонка — ему еще предстояло вернуть зеркало на место.

Прибрежная линия была изрезана кручами и оврагами, море то отступало, то, наоборот, врезалось бухточками. Наконец, добрались до места, которое на суше было, пожалуй, ближе всего к кораблю.

Да, безусловно, мальчишка со Слободки свои деньги заработал сполна. Флаг едва можно было различить, но это был явно нерусский корабль — с пестрым флагом, с заметной черной трубой.

Аркадий встал в куст. Маловероятно, что с корабля смогли бы рассмотреть лицо, но к чему лишний раз рисковать? Приказал спрятаться и мальчишке. После, сверившись с таблицей зашифровал первое сообщение:

«Вызываю».

Он поймал луч солнца и зеркалом шифровку бросил, целя в корабль. Обождав минуту, повторил. После — еще раз.

Бог троицу любит, — подумал он. Если сейчас не ответят, значит, не судьба. В самом деле, у шпиона, верно, был какой-то военный, тайный гелиограф, а тут он с бабушкиным зеркалом.

Однако же вдруг с корабля ударил луч и едва не ослепил Аркадия.

Он спешно стал дешифровывать.

«…уш-ае-мъ ВА-См-аш-ин-ау-ва-съ».

Подмывало решить вопрос как-то сразу, спросить, положим, как звать его, то бишь шпиона. Однако — сдержался. И без того эта связь могла казаться подозрительной. Следовало скруглить разговор, дабы не успеть сделать ошибку. Обещать им что угодно, лишь бы…

Лишь бы быстрей, пока в переговоры не вступил настоящий шпион.

На листе бумаге Аркадий набросал ответ:

«Голова Бога у меня надо встрѣтиться сегодня же».

Он наспех зашифровал и стал ожидать ответа. Время казалось вечностью.

А как иначе?..