Хотская земля заканчивалась. На чем основывалось это чувство, объяснить было трудно. С этой стороны у хотов вовсе не было ни войск, ни границ – обороняться было не от кого. Впереди до предгорий была еще уйма земли, но отчего-то цивилизация до нее добираться побрезговала. Я уже слабо представлял, где мы движемся – карты этой местности всегда грешили неточностями, и когда они попадались мне в руки, я проглядывал их быстро, и не напрягая внимания. Ну на кой они мне тогда были нужны? Да и картографы, надо отметить, к этим местам относились наплевательски – норовили на это место влепить розу ветров, написать какие-то примечания. За отсутствием второго и из-за наличия первой в ином месте, еще могли дорисовать облака, сказочных зверей, которые не водились не только здесь, но и вообще – в целом мире. Дорога становилась все хуже, а встречных – все меньше. Были какие-то странные воровские хутора – когда мы подъезжали, закрывались ставни и двери, а собаки прятались в дровах. Ади это ничуть не расстраивало – мы не собирались навязываться им в гости, и такой прием его даже веселил. Обычно спокойный, сейчас он орал, на ходу крушил мечом горшки, что сушились на плетнях. Я не пытался его остановить: в окружающем безмолвии было что-то жуткое и может быть, своей бесшабашностью, он пытался прогнать тишину. Грунтовая сменилась двумя колеями, меж которых росла трава. Все выше становились стебли меж ними – на оживленных дорогах их срезали днища телег, но здесь их было мало или не было вовсе. Одну ночь мы провели в обветшалом форту – не знаю кто и от какого врага строили бастион, но гарнизон оставил его, наверное, еще до моего дня рождения. Потом начались леса, какие-то непонятные просеки, тропинки, тропы, по которым мы вели лошадей за уздцы. Они были узкими и низкими – их прокладывали звери, не люди. Но звери здесь были пуганными. Человек здесь все-таки бывал – или что-то похожее на человека. Сюда заходили бортники, тапера. Они жили среди зверей, изучали их привычки и даже становились сами немного зверями – самыми сильными и хитрыми в своих владениях. Они были единственными, не знающих потерь. Их дома были где-то в чаще, тщательно укрытые за кустами. Они всегда возвращались домой разными дорогами – чтоб не оставлять тропинок. Один раз мы даже встретили одного охотника. Не знаю, что заставило его выйти нам навстречу. Потом я часто я часто вспоминал этот случай, но так и не нашел ему объяснения. Он просто стоял у дерева, сжимая в руке заряженный самострел. Отойди он на пять саженей вглубь леса, мы бы не узнали о его присутствии. Его одежда была сшита из какого-то зеленого меха, больше похожего на мох. Может, ему захотелось просто посмотреть на людей? Вряд ли. Он смотрел на нас и в то же время сквозь нас – я видел такой взгляд только у слепых. Но у них глаза были мутными – этот же щурился от лучей садящегося солнца. Он не сказал нам ни слова. Мы тоже проехали молча, хотя до этого о чем-то разговаривали. Кажется о богах и многобожии. У ног охотника лежала собака. Она была гораздо больше виденных мною ранее. Я даже не мог предположить, что это за порода, кем и от кого она выведена – не иначе как от медведя. Собака была подстать хозяину – истинная одиночка, которую нельзя было представить в своре. Такая могла сама разметать стаю волков, затем, будто конь дотащить хозяина к жилью. Мы проехали не оглядываясь. И странное дело – я даже не чувствовал взгляда в спину, я не чувствовал за собой человека – хотя обычно меня это чувство не подводило. Но к моему удивлению, обжитой мир окончился не то чтоб резко, но ощутимо, заметно. В хуторок из трех домов мы въехали по плохонькому шляху, а выезжали по узкой тропинке. Она бежала через речку по широкому мостку – вероятно во время жатвы ее разбивали телегами до дороги. Затем ехали через рощицу, полями. Часто от нее отделялись тропинки поменьше – куда и зачем мы не уточняли – мало ли мест вокруг. Но наша тропинка закончилась мили через полторы. Закончилась резко – вот мы едем по дорожке, вот сделай еще шаг и дороги уже нет. Но прежде чем сделать этот шаг, мы остановились. Место все же было довольно примечательное – среди чистого поля стоял огромный орех. Как же его угораздило здесь вырасти? Давным-давно летела сорока над полем, несла в клюве орех, но за рекой грянул гром, сорока испугалась и выронила его. Орех упал на землю, скатился в нору суслика. Суслик бы обрадовался бы подарку с небес. Но за день до этого его убила сова. Пошел осенний дождь и следующей весной орех пророс. В первый год он был никак не больше травы, среди которой он поднялся. Но врос корнями в землю, и уже в чистой степи росло деревце. Его жгли морозы, но только жестче становилась его кора. Злой как волк, степной ветер гнул его к земле, но с каждым годом все неохотней слушалось его дерево, все выше карабкалось в небо. В один год бушевал степи пожар – он выжег траву, сгорел молодой орешник, что рос среди его корней. Самому ореху обожгло кору, выжгло нижние ветви. Орех долго болел – и в тот год еще до осени сбросил листья. Казалось, уже не зазеленеть ему новой весной. Но как только сошел снег, лопнули почки и опять пошло дерево в рост, но не высоту, а вширь. Под ним бродили дикие свиньи, ища орехи, в ветвях поселились веселые сойки. А было – за какие-то грехи повесили на нем человека, согнули ветку так, что она потом так и осталась. Пеньковая веревка впилась в кору и сгнила только к осени, уронив будто переспелый плод, висельника. Дерево укрыло его листвой, будто одеялом, а звери, вода и ветре выбелили его кости до цвета снега, что ложился вокруг. Покойника так и не закопали – пустые глазницы смотрели в небо, через ребра поднималась трава. Я не знал, кем он был, не знаю за что его повесили, или может он удавился сам – не с тоски ли? Не знаю, отчего его не похоронили – это тем более странно, что к дереву шла тропинка, возле покойного земля была утоптана – наверное кто-то приходил и сидел рядом со скелетом, думал о чем-то своем… Но суть в другом – та тропинка была последней человеческой дорогой, которой мы шли На Этой Стороне. В следующий раз мы ступили на дорогу уже за горами. Если не считать, конечно, той странной, железной тропы под горами. Впрочем, я все расскажу в свой черед. ! В лесах

Из-за высоких деревьев, гор видно не было и мне казалось, что Ади держит путь не прямо к предгорьям а идет вдоль них Я смотрел по сторонам, пытаясь увидеть и запомнить какие-то метки или знаки, по которым шел Ади. Карт у него не было и он шел будто по наитию. Он ничего не говорил и не объяснял, но было понятно, что в обратный путь я двинусь в одиночестве. Мы пересекали какие-то речушки, лезли в самый бурелом. Но любое дерево было похоже на тысячи деревьев вокруг и на многие тысячи в других лесах. Из заметных меток за всю дорогу я запомнил только большой белый камень, но, думаю, что к нашему пути он не имел никакого отношения – очень скоро после него нам пришлось искать брод через лесную речку с очень холодной водой. Как он шел? Искал в воздухе знаки? Сверял свой путь по облакам, шел за павшей звездой? У следующей реки мы сделали привал. Ади не уставал и не давал пощады мне, но этот перерыв в движении был нужен ему, кажется для раздумий. Потом мы двинулись вверх по течению. И, однажды, когда река повернула, лес закончился большой поляной. В излучине возвышался дом, более похожий на крепость. Почти гладкая стена, местами увитая плющом с узкими бойницами вместо окон. Хватило бы одной стрелы с паклей, чтобы превратить все в пепелище. Но я понял, что эта крепость противостояла существам, которые сами боятся огня. На самой опушке Ади остановил лошадь и сделал знак остановиться мне . Дом было бы видно не то чтобы очень хорошо, но посредственному стрелку ничего бы не стоило всадить в нас пару стрел не высовываясь из окон. От этого мне было немного неуютно, иногда мне казалось, что в бойницах я заметил движение. Я думал, что за люди или существа обитают здесь – за сотни миль от ближайшего человека. В стене была видна какая-то дверь, трава возле нее была вытоптана, но ни одной тропинки не было, и я легко вообразил, что хозяин и хозяйка дома отправляется по своим делам через дымоход верхом на помеле. Но дверь открылась и на порог вышел мужчина. Одной рукой он закрывался от слепящего солнца, второй что-то сжимал в кармане жилета.

– Не делай резких движений, – пояснил мне Ади. Из-за того, что он улыбался, шепот получился сквозь зубы. – Смерть в этих краях стала компактна. Ее легко можно носить в кармане… Самым странным было то, что Ади улыбался совершенно искренне. Мало того – он старался подавить улыбку, будто какое проявление слабости, но она через гримасы она проглядывала, будто солнце через разрыв облаков. Он был явно рад. Вышедший навстречу напротив был сдержан, будто ему предстояло просто выполнить часть своей работы. Да наверняка так оно и было. Ясно, что гостей здесь не ждали, да и не любили, и Ади шел сюда не просто так. Его ожидали здесь, и, возможно в десятках подобных местах. Но не появись он тут – слез бы лить не стали бы, хотя, вероятно, не появись бы Ади вовсе, заоблачные хозяева выгнали бы всех отшельников на поиски. Хозяин не узнал Ади, стало быть в наши края Реннер шел иными путями. Ади медленно полез в карман и вы тащил монетку – ту самую, за которую мы как-то задрались в Хотии, и протянул ее хозяину. Тот принял ее, осмотрел и, кивнув, вернул обратно.

– Это большая честь для меня, принимать вас в моем доме, господин Реннер!

– Хозяин указал рукой на свою крепость, но сам пошел впереди. В самом деле, кто-то же должен был указать, куда нам идти.

Камня здесь не водилось – это я понял. По крайней мере, в таких количествах, чтоб можно было построить домишко в четыре стены, не говоря уже про крепость. Горы здесь закрывали уже четверть неба, но были все еще далеки. Зато дерева было в избытке, и обращаться с ним умели. Бревна чем-то пропитывали. От пропитки дерево чернело, отталкивало воду и становилось совершенно неаппетитным для грызунов и насекомых, и запах от того был не то чтоб неприятным, но необычным. Крепость в плане была построена коробочкой, прямоугольником. В углах, чуть выступая за стены, стояли башенки. Стены были узкими – как раз, чтоб разойтись двум людям. Нам дали на двоих одну комнату, узкую будто келья, с двумя кроватями вдоль противоположных стен. Кроме них в комнате было два табурета со спинками, стол и больше ничего, если не считать двух гвоздей вбитых по обе стороны от двери. Где-то в здании была его вторая комната, с его личной тайной. И если спали мы в одной комнате, то там был его кабинет. Что творил он – ума не приложу. Да и он ли?… Уверен, что магом он был никудышным. Конечно, может быть что он держал свое умение в рукаве, но даже в смертельных переделках он хватался за меч, а не крутил знак. Но тем не менее, там что-то колдовали. И мой алярм бился, иногда даже приподымая тяжелое пуховое одеяло. Иногда в мой сон врывались образы, обрывки разговоров, которые шли магическими каналами. То ли Ади, то ли тот, кто сидел в нем, что-то творил. Я делаю такой вывод по тому, что возмущения ауры прекращались незадолго до того, как он возвращался в комнату, и не начинались в то время, когда он был рядом. Ади обладал большей свободой перемещения по дому. Хотя, ему тоже дозволялось не все, он все же предупредил меня:

– В этом доме десятки, а может и сотня дверей, но не спеши раскрывать иную лишь потому что она стала на твоем пути. Подумай: а оно тебе надо? Дом разделен на две части – в одной чаще бывают женщины, в другой – мужчины. Если ты ступишь на женскую половину раз – тебя строго предупредят. Во второй раз могут без всяких предупреждений могут перерезать глотку. Но есть двери, тайна за которыми позволит убить тебя тут же, даже до того как ты переступишь порог. Не скажу, что меня особо расстраивало ограничение. Я был волен уходить из крепости когда угодно, впрочем, предупрежденный о том, что если я вернусь до заката, то сберегу уйму нервов себе и остальным. Кроме нас в крепость появлялись другие гости. Кто приходил сам, кого приносил конь. Раз я видел, как посреди двора открылся телепорт, и появилась женщина. Она осмотрелась по сторонам, отряхнула платье и ушла в женскую часть дома. На всякий случай мы кивали друг другу, но не заговаривали. Мне было бы интересно узнать кто они, откуда, но гости выглядели неразговорчивыми. А может они так долго пребывали в одиночестве, что разучились говорить. Возможно, они привыкли сдерживать звук, вдох, чтоб не спугнуть зверя, не выдать своего присутствия. Может статься, вначале, в минуту покоя они беседовали со своими собаками, лошадью, оружием наконец. А потом оставили и это – что с них взять все равно тварь бессловесная, ответить не могут. У них либо не было документов вовсе, либо напротив великое множество бумаг, редко настоящих, а все больше подложных, ворованных, подделанных, выписанных по всем правилам, но от провинций о которых я не слышал. Некоторые документы были качества отменного, такого, что кустарно достичь невозможно. Сейчас я думаю, что фабриковались они На Той Стороне в великом множестве и служили для людей, отправляющихся в наш мир. Я это знаю по тому, что как-то владелец деревянного замка, не стесняясь меня, подбирали документы какому-то таперу.

– Ну вот, – бормотал хозяин перекладывая бумаги, – вот чем-то на тебя похож. «Приметы таковы: Волосы русые, глаза карие. Рост – семьдесят дюймов»… Это сколько?… Спрашивал он у тапера, но тот молчал, и мне пришлось прийти на помощь:

– Что-то около сорока вершков. Ну или два аршина и еще две пяди…

– Мда… – задумчиво заметил хозяин. Его гость был выше указанного роста где-то на пядь, – Ну ты, кум, эта… Когда пачпорт будут спрашивать, пригнись… Далее – «Особые приметы – Не имеется» Имеются у тебе особые приметы или нет?… Тапер покачала головой – иметь особые приметы при их способе жизни было недопустимой роскошью. Хозяин стал читать дальше:

– «Урожден в год…» Ну это почти сходится… Гражданин провинции Эгл-Си… А где это Эгл-Си?… Я опять пришел на помощь:

– Это достаточно далеко. Остров на севере.

– О как… Остров… – опечалился хозяин. – Ты, кум, плавать умеешь? Тапер кивнул – я не мог предположить, где бы он мог научиться, но с такой жизнью…

– Ну вот видишь, – воспрянул хозяин. – Все сходится! Плати марку серебром и уматывай. Вернешься назад – заходи. За полмарки я у тебя его назад куплю. Когда за тапером закрылись все двери я спросил:

– А как его хоть звали?…

– Кто его знает… Их разве всех упомнишь…

– И много здесь таких кузенов ходит?

– Кого?… – Не понял хозяин.

– Ну кумовьев-то?…

– Достаточно, – ответил он. Но для чего именно достаточно – уточнять не стал.