Пролог

В один прекрасный день Даниил решил, что сошел с ума. Сны доставали настолько, что и водка уже не действовала. Снотворное тоже не помогало. Приходилось увеличивать дозы и того и другого, преодолевая сопротивление своего спортивного — пока еще — организма, в недавнем прошлом малознакомого с алкоголем и практически не знакомого с транквилизаторами.

К врачам идти не хотелось, особенно после милой беседы с психиатром. Она очень удивилась и содержанию снов и неэффективности снотворного, после чего назначила какую‑то гадость посерьезнее.

Улыбка до ушей и вкрадчивый голос, в сочетании с просьбой рассказать об эффекте от принятия этой гадости, по подозрениям Даниила, открывали ему перспективу переселиться в недалеком будущем в некое здание с решетками на окнах, примерить распространенные там одеяния с длинными рукавами и чересчур близко познакомиться с персоналом типа усатых санитарок с бицепсами до полуметра в обхвате.

После столкновения с компанией пьяных малолеток, жаждавших добыть что‑нибудь спиртосодержащее на халяву, но еще не научившихся правильно определять степень опасности потенциальных жертв, образ «желтого дома», можно сказать, стал, угрожающе реальным. Во всяком случае, психиатр проявила живейший интерес к обстоятельствам происшествия.

Как подсознательно и ожидалось, продвинутая химия тоже не сработала. Попытка подкрепить эффективность транквилизаторов просто водкой привела к чудовищной головной боли, кровотечению из носа и совершенно жуткому и кровавому сну, полностью отбив охоту экспериментировать.

При этом водка сама по себе, без таблеток, по какой‑то причине глушила сны, понижала уровень их агрессивности.

Еще после первой чеченской войны он считал, что его теперь невозможно ни удивить, ни испугать кровью. До начала тревожных снов Даниил был уверен, что полный иммунитет в этом смысле ему привил командир роты. После гибели попавших в засаду замкомроты, взводного и еще одиннадцати человек ротный приказал всех пленных и задержанных при зачистках чеченов, не разбираясь, кто есть кто, обезглавить — также, как делали абреки с нашими — и головы побросать в кучу, для азиатски симметричного ответа. Даниила тогда при взгляде на пирамиду из голов даже пробило на иронию, сработала защитная реакция психики, ему вспомнилась картина Верещагина «Апофеоз войны», к тому же ротного звали Тимуром. До этого было совсем не смешно, особенно когда комроты бросил ему залитый кровью трофейный кинжал и скомандовал:

— Режь.

Что держать казнимых врагов, что резать им — по их же обычаям — глотки было неприятно, хотя к тому времени Даниил был обстрелянным бойцом… Потом инцидент попыталась расследовать военная прокуратура, но все обошлось. Так случилось, что БТР командира роты «вовремя» подорвался на фугасе, сам ротный попал в госпиталь, в результате дело спустили на тормозах.

Но воспоминания о реальных и лично пережитых эксцессах исполнителей на фоне упомянутого сна выглядели бледновато. В начале сна шел эпизод, когда зеленомордые клыкастые человекоподобные твари в доспехах и с разнообразным колюще‑режущим инвентарем в руках, окружив толпу бородатых мужиков в какой‑то лощине, кололи и рубили их. Потом пошли кадры победного ужина на поле боя. Кое‑кто из победителей вырезал понравившиеся — видимо, вкусненькие — кусочки из тел тех самых мужиков, по желанию жаря их или не жаря на кострах, разведенных, как оказалось, самими побежденными перед тем, как они стали ужином. Особенно поддала адреналинчику человеческая печень, кем‑то дружелюбно брошенная через костер. Даниил не отказался от деликатеса и если не с аппетитом скушал, то, по крайней мере, попробовал, держа почти такими же зелеными, как и у всех клыкастых тварей, руками.

Компьютерными играми в таком духе он не увлекался. Любил иногда симуляторы или шутеры погонять. Читал много фантастики и исторической литературы — потеряв на войне ногу и став инвалидом, Даниил «подсел» на отвлекающее чтиво. Последние пару лет время от времени он видел сны на соответствующие сюжеты. Но выверты подсознания, раз за разом заставлявшего переживать во сне эпизоды из жизни какой‑то человекоподобной твари, не могли не беспокоить. Еженощное вселение в зеленую шкуру долбило его нервы почти целый год, с тех пор как Даниил вышел из госпиталя. И чем дальше, тем сны были если не хуже, то зрелищнее.

Размышляя об этом, он двинул в магазин за жидким наркозом. Возвращение осложнилось наступившей темнотой. Бодро неся пакет с продуктами и «горючим», он вошел в подъезд.

Удар чем‑то твердым поперек спины бросил его на ступеньки. Боль. Пакет упал. Звякнуло стекло. Довольный голос «центрового» побитых ранее малолетних шакалов, Вовы Соколова по кличке Щербатый, радостно пояснил:

— Что, думал, все кончилось?

…Удар ногой в голову, Даниил «поплыл». Второй удар. Потом начали пинать куда придется. Рука нащупала «розочку». Удар ногой из полумрака. Перехват свободной рукой, тычок «розочкой» в колено опорной. Истошный вопль, рухнувшее тело, испуганный мат. Навалиться, зажать руки. Удар «розочкой» чуть пониже источника мата. Второй удар — с потягом, чтобы порвать сильнее. Пинок в затылок. Мат прекратился, слышен хрип. Сильнейший удар по спине. Даниил упал на лежавшего, свободная рука отказала. Поднимаясь, он развернулся к остальным. Мелькнуло что‑то длинное. Удар. Падение на хрипящее, дергающееся тело. Ступеньки перед глазами, залитые чем‑то… Печет грудь. Угасает сознание. Невыносимый жар в груди! Еще удар… Темнота…

 

ГЛАВА 1

Первым впечатлением после того, как я открыл глаза, было отвращение. Немудрено, если в двадцати сантиметрах над собой обнаруживаешь здоровенную зеленую татуированную харю с желтыми радужками и вертикальными зрачками, она довольно скалилась, показывая внушительные клыки. Причем левый верхний был обломан. Я заорал и попытался вскочить. Не удалось, поскольку оказалось, что я был привязан к массивной каменной глыбе. Тварь проигнорировала мой рывок, хмыкнула и хрипло спросила, как ни удивительно, на понятном языке:

— Кто ты? Помнишь меня? Знаешь, кто я? Как чувствуешь себя?

Не подумав, ответил:

— Слушай, колдун, ты что, меня, старый хрыч, тут зарезать решил?

Вопрос‑то был мой, а вот информация о харе и язык ответа пришли неизвестно откуда. Я попытался найти источник знаний, пока рассматривал окружающее. Глыба находилась в пещере, выход из которой частично закрывала бревенчатая стена. Освещалась пещера двумя факелами, однако, как ни странно, и так было прекрасно видно.

Тем временем колдун, спрятав клыки, рассматривал меня с явным удивлением. Похоже, старикан потерял дар речи.

Экскурс в память обнаружил две линии воспоминаний. Первая касалась некоего Даниила: родился, рос, учился, служил, шкандыбал на костылях. Вторая — некоего Края, молодого орка на пороге совершеннолетия, то есть незадолго до первого боевого похода, новика, как говорили на Руси. Родившегося и до недавних пор проживавшего не на Земле, а в мире, именуемом Крайн. Воспоминания переплетались, и от этого, увы, болела голова. Стоило больших усилий разобраться, чья память показывает кадры последних перед приходом в себя событий. Вот меня бьют чем‑то вроде трубы по голове, вот у меня в ходе «мародерки» на раскопе в разрушенной крепости начинает светиться амулет, носимый на шее уже лет семь. А потом он вспыхивает. Далее воспоминания были общими: зубастая харя во весь экран.

Что интересно, такой же амулет присутствовал и в другой линии моих воспоминаний. В память о службе он был носим на груди, вместе с крестом. Был найден в разваленной неизвестно когда и кем старой чеченской башне при установке ОЗМ‑72. Тогда это не показалось значимым событием, и светло‑зеленый каменный ромб, весь в непонятных значках, с почерневшим серебряным кольцом наверху перекочевал в нарукавный карман комбинезона. А вот после выстрела из РПГ‑7 со склона при эвакуации подразделения бронегруппой, когда граната, не взорвавшись, дала рикошет от башни БМП и воткнулась в землю в метре от этого самого кармана, данное событие было сочтено знаком судьбы, каменный ромб стал амулетом и перекочевал на шею. Хотя, если честно, та граната просто не успела встать на боевой взвод, до стрелка было метров тридцать.

Собраться с мыслями не дал колдун. Хмыкнув, он заорал, что все нормально, можно заходить. После чего начал задавать вопросы о происшествии, на которые я не обратил внимания, поскольку появились новые действующие лица. В них я узнал своих новых папу и маму.

Папа выглядел достаточно импозантно для зеленоватой твари габаритами метр на метр семьдесят: шикарный оселедец, свисавший с макушки, татуированная рожа без всяких признаков бороды или усов, шрам на лбу, длинноватые листовидные уши. Пудовые кулаки обнаружились, когда одним из них папа стукнул меня в ухо. Силу удара я оценил, заодно отметив непропорционально длинные руки с великолепной мускулатурой. Потом папа перерезал ремни, вытащив внушительный ножик из ножен на поясе. Слева на боку висел меч.

Запричитала мама. Отрадно было заметить, что мама от человека не отличалась, за исключением цвета кожи и кончиков торчавших из волос ушей. Ее клыки были развиты не более, чем у моей первой мамы‑человека, голову обрамляла большая шапка длинных светлых волос. Мамочка была сложена пропорциональнее папы и при этом не имела никакого лишнего веса. Кожа ее, кстати, была заметно светлее папиной, с легким зеленоватым оттенком.

Оба родителя были в кожаных штанах и сапогах на мягкой подошве, на папе была безрукавка мехом внутрь, на маме — рубаха.

На поясе у мамы тоже присутствовал кинжал.

Я встал, провел языком по своим зубам, обнаружив при этом, что мой личный комплект встроенного холодного оружия, то есть клыков, нисколько не хуже папиного, а старого колдуна Сигурда даже превосходит. Посередине груди запеклась корка: заживал ожог. Вероятно, от полыхнувшего амулета.

Изучение себя и окружающих пришлось прекратить, поскольку папа привлек мое внимание еще одной оплеухой, сопроводив ее множеством очень образных междометий. Их я дослушивал уже за глыбой. Сочтя рискованным не проявить уважения к старшим, даже если это виртуальная реальность психиатрического отделения, прислушался к голосам родителей. Когда встал.

Больше всего, конечно, к папе.

— Ты что, совсем ополоумел? Тебя чему учили? — И так далее…

С применением красочных образных сравнений он высказал все, что думает об идиотах, хватающих в раскопах все подряд своими лапами. По мере сил ему, поддакивая, помогала мама.

И тут образцом здравомыслия стала реплика старого Сигурда, — видно, он не зря исполнял обязанности жреца Одина. Колдун остановил поток красноречия моих родителей и принялся расспрашивать о происшествии сам:

— Что произошло? Что ты нашел?

Перетряхнув память моего второго «я», пытаясь припомнить происшествие и свою новую прошлую жизнь, я оказался перед выбором. Либо рассказывать как было, а это грозило вырезанием сердца и отрезанием головы на алтаре или сожжением — именно так орки поступали с одержимыми духами, если колдовство и молитвы не могли помочь. Алтарь, кстати, был здесь же, передо мной, далеко ходить не надо. Либо что‑то придумать, рискуя запутаться в мелочах. С перспективой тогда уж точно угодить на костер или алтарь. Или по‑простому, под топор. Третью возможность — виртуальный бред — пока решил не рассматривать. Слишком убедительно горело ухо после папиного кулака. Да и ощущения своего нового тела казались весьма и весьма реальными. Особенно наличие ступни и половины голени ниже левого колена.

Своего отца я, точнее Даниил, припомнил: это он осчастливил меня печенью в том кошмарном сне.

Требовалось время, чтобы собраться с мыслями.

— Плохо помню, дайте подумать.

— Что ты нашел?!

Сообразил, что отмалчиваться не дадут. А также припомнил историю амулета. Его нашел папа лет семь назад и, после выдачи этим же колдуном сертификата безопасности вкупе с резюме о несомненной полезности, оставил себе. Позже он подарил амулет мне в честь первой самостоятельной добычи — двух попавших в силки зайцев.

Решил, что пока относительная честность — лучшая политика.

— Ничего. Амулет засветился.

— Что в руки брал?

— Ничего, говорю. Горячо стало, глянул вниз, а он светится. Подумал, что в место нехорошее попал. Полез из ямы. А он еще больше греется. Хотел сорвать, но засомневался, вдруг от чего защищает. Пока думал, он полыхнул. Жаром и светом. Больше ничего не помню.

Рассказывать историю полностью я счел слегка опрометчивым, учитывая судьбу как поддавшихся экзорцизму соплеменников и рабов из моей второй памяти, так и, что более важно, не поддавшихся, коих спалили на костре на границе наших родовых земель, — укрепляя пограничный режим, надо полагать. Со всякими колдовскими ритуалами вокруг костра. Свежо было и воспоминание о бедолаге, кончившем жизнь на алтаре. Видно, чем‑то приглянулся старикашке. Надеюсь, не здоровой, без цирроза, печенью.

Рассуждая логически, вселившийся дух — это я, а для Края тело родное, поэтому экзорцизм может и подействовать. Особенно если колдун убедится, что в Крае сидит посторонний дух или там душа человеческая, а с людьми орки враждуют, а бывает, даже и кушают. Но как‑то не хотелось доказывать самому себе правоту диалектического материализма или убеждаться в существовании пресловутого света в конце туннеля. В любом случае, потом никому не расскажешь. В других вариантах все остается как есть. Или, по ошибке, изгоняется дух или душа, не знаю, Края. Тоже не сулит ничего хорошего, тем более если останусь без его знаний. Кроме того, кратковременное пока, но ощутимое удобство конструкции моей новой левой ноги подсказывало, что если это и галлюцинация, то надо попытаться в ней пожить.

Сигурд задумался:

— До этого когда было такое?

Я добросовестно покопался в памяти моего второго «я», неожиданно убедившись, что действительно, было такое несколько раз, в том числе и в так называемых нехороших местах. Что шаману с чистым сердцем и рассказал.

На хмуром зеленом татуированном челе старого колдуна поубавилось морщин. В тяжелых папиных глазках тоже появился намек на раскаяние. Тем более что такое свечение он однажды видел лично.

Причины происшествия оказались забыты. На первом плане теперь оказалась забота о моем здоровье и самочувствии.

На втором — размеры благодарности, то есть гонорара, шаману.

Гонораром озаботился папа. Я же попал в цепкие объятия матери. Что, кстати, не показалось мне лишним. На душе стало приятнее. Сами по себе всплыли воспоминания о двух мамах одновременно. О матери орка Края, рассказывающей сказки о великом воине Бранде А'Браги, резавшем эльфов пачками лет этак с тысячу тому назад. И о моей собственной, человеческой, той, что читала произведение товарища Гайдара про Мальчиша‑Кибальчиша. Чтобы разбавить надоевшие сказки про Ивана‑дурачка. Обе перед сном целовали меня в щечку.

Папа договорился с колдуном. Старый хрыч даже пошел за ним, сопровождая, как дорогого гостя. Не обращая внимания на славословия благодарной матери.

Не дожидаясь нового посягательства на мое ухо, я, лихорадочно пытаясь припомнить обычаи своих новых соплеменников, рискнул, склонив голову, высказать слова благодарности:

— Благодарю тебя, Говорящий с Неведомым! Не много ли ты сил утратил, спасая если не жизнь мою, то здоровье телесное или душевное? Чем отблагодарить тебя, Хранящий Род?

Папаша даже остановился от неожиданности. Выяснить причину удивления я решил потом.

В умных глазах старины Сигурда зажегся непонятный интерес. Он степенно склонил голову:

— Ничем, юный воин. Твой отец уже отблагодарил меня. Сил на твое выздоровление ушло немного.

У меня появилось стойкое ощущение, будто я ляпнул что‑то не то.

Не очень приятную для меня паузу прервал колдун. Обратившись к матери, он велел приготовить мне взвара, он же компот из ягод. Вскрыв какую‑то нычку, достал кисет некоего порошка и ложку. Повелев добавить его в питье, но не больше ложки на кружку взвара. Потом, непонятно хмыкнув и внимательно взглянув на меня, добавил еще кисет.

— Из этого тоже ложку. Остатки заберу сам. Уснет на сутки. Поможет восстановить силы.

Непонятный подтекст действий мне не понравился еще больше. Такое ощущение, что старый хрыч что‑то заподозрил.

Под неумолкавшие благодарности матери папаша скомандовал на выход. За бревенчатой стеной, отгораживавшей алтарь, обнаружилась еще одна. В образовавшемся помещении, как видно жилом, находилась пара людей, мужчина и женщина. Когда, под лай собак колдуна, глаза привыкли к яркому солнечному свету и зрение пришло в порядок, наша дружная семья двинулась домой. Спускаясь по тропе, вившейся по склону заросшей вполне земного вида соснами сопки, я оглянулся. Колдун стоял в воротах окружавшего пещеру частокола и глядел на меня, пока нас не закрыли деревья.

* * *

Пока мы шли, отец попытался дать понять, что сожалеет о происшедшем в пещере, но что за свое распухшее ухо я должен винить себя сам.

Рассудив, что строить линию поведения со столь скорым на руку родителем надо имея максимум информации о нем, я решил хорошенько припомнить предысторию моей новой жизни. Чтобы, исходя из своего места в ней, начинать в этой новой жизни устраиваться получше, пользуясь своими знаниями и опытом человека XXI века. А это с учетом прожитых мною и моим вторым «я» около сорока пяти лет, в сумме, между прочим, делало меня почти ровесником папочки.

Я принял как данность — вокруг не галлюцинации. В противном случае и так найдется, кому вывести меня из бреда. Надеюсь, не клизмой с галоперидолом или еще какой гадостью.

Если память меня не подводила, папу звали Бранд Акс А'Корт. Бранд имя. Корт — родовая фамилия. Акс — прозвище, означает «топор». Меня соответственно зовут Край А'Корт.

Папа мой, оказывается, в молодости по живости характера бросил род, завербовавшись в клановую дружину, о чем напоминал до сих пор сохраняемый оселедец. В дружине папа прослужил десятка полтора лет, став сотенным кузнецом на правах десятника, и заработал кличку Акс‑топор. Женился удачно, взяв Хельгу, девицу из рода А'Кайл, хоть и дальнюю, но все же какую‑то родню ярла. Последнее обстоятельство спасло ему жизнь, иначе его сразу бы пришили местные, когда по пьяному делу он поссорился, подрался, а потом зарубил на дуэли родственника жены, парня из клана Ас'Кайл. Что в дружине не приветствовалось, так это дуэли и пьяные ссоры, тем более с родными, тем более ярла.

Пришлось удалиться в провинцию, где отец первоначально помогал деду. На жизнь хватало. Опыта по ремонту и изготовлению доспехов у отца было в избытке. Хороший оружейник и доспешник не останется без куска хлеба, когда не затихает война. Напряженно было только с сырьем — металл надо было покупать у кобольдов или добывать самим.

Когда несколько семей не наследующих землю и недвижимость жителей Кортборга решили отселиться и основать новый городок, мы, естественно, оказались среди них. Тем более что в двух дневных переходах выше по течению реки от нашего нового места жительства имелись руины огромного города, крепости и нескольких небольших замков. Если верить старикам, это развалины бывшей столицы Империи — Седрикгарда, и там до сих пор довольно легко можно было добыть если не остатки древних доспехов, то просто металл. Чем и промышляли не только окрестные орки и люди дружественные, но и, так сказать, люди вражественные. Пользуясь относительной малонаселенностью края, добытчики металла — копатели — совершали вояжи к руинам и, прибегая к услугам колдунов или рассчитывая на чутье, искали ценности времен Империи. Один из таких отрядов мы и перебили перед тем, как я очутился на алтаре.

Риск окупался — восстановленный доспех даже простого легионера времен Империи стоил очень приличные деньги. А металл, шедший на него, по слухам, был заколдован. Во всяком случае, доспех почти не ржавел и, восстановив, его с удовольствием носили. Комплект доспеха обеспеченного дворянина или командного состава легионов, найденный более‑менее целым, мог сделать копателя довольно обеспеченным человеком.

Это же относилось и к оркам. Только продать доспех за горы, людям, было трудно, а зажиточному хольду в дружину — хотя и легче, но навар меньше. Доспех одного из Темных лордов, высших аристократов былой Империи, по слухам, за горами оценивали на вес золота. В буквальном смысле.

Систематизированная и обработанная информация из моей новой памяти составила определенную картину мира.

Я находился в так называемом Оркланде, что значит земля орков. Страной это назвать нельзя, правильнее сказать, это была территория, населенная в основном племенами орков и в меньшей степени людей. Оркланд занимал часть земель некоей бывшей Империи (называть ее следовало именно так, с большой буквы). Наивысшим уровнем государственности в Оркланде был племенной союз.

Кроме зеленых, как я и мои новые родичи, орков — Ас'Урух, существовали серые орки, Ор'Урух. А также черные, про которых Край только слышал, — Бек'Урух, в просторечии кобольды.

Самым многочисленным племенем, точнее, союзом трех племен, были серые орки, кланы и племена которых жили в Выжженных землях, на берегах Северного моря, в предгорьях и немного в самих Орочьих горах, названных так, кстати, людьми.

Черные орки в большинстве своем обитали под землей, в горах, в меньшей степени в предгорьях, обеспечивая ремесленников Оркланда металлом и существенной долей вооружения и доспехов. Чуть ли не все из подземелий, если верить легендам и рассказам стариков, черные орки когда‑то захватили у гномов, подчистую вырезав последних.

Зеленые орки являлись самым малочисленным племенем, кланы которого жили вдоль Северного моря и в Мертвых, они же Выжженные, землях.

Кроме того, еще одним племенем считались островные орки. Иногда их именовали белыми за цвет кожи. А также полукровками и даже ублюдками. Поскольку кланы и роды серых и зеленых орков, переселившиеся на острова Северного моря, постепенно смешались между собой, щедро разбавив орочью кровь кровью людей и, по слухам, даже люто ненавидимых всеми орками эльфов в лице захваченных в пиратских набегах женщин, то кожа всех островитян заметно посветлела, они даже стали называть себя Ок'Урух, что означает «белые орки».

Люди Оркланда представляли собой ужившихся с орками потомков легионеров императорской армии и уцелевших от истребления и эпидемий жителей самой Империи, которых орки, правда, к людям не относили, именуя Блод'Урух, Кровь орков. Их князья считались равными орочьим князьям. По укладу жизни и языку эти люди от орков вообще не отличались, впрочем, заметная их часть не отличалась и внешне.

Политическое устройство не отличалось новизной. Род возглавлялся родовым вождем — лэрдом, он рулил в мирное время, избирался всеобщим открытым голосованием мужчин рода и мог быть снят с должности ими же после процедуры, напоминавшей импичмент. В общем, казачий станичный атаман, один в один. Еще больше напоминало станичное жизнеустройство и то, что род занимал определенную территорию, проживая обычно в нескольких городках — боргах. Борги основательно укреплялись, поскольку Мертвые земли были территорией весьма опасной, даже для аборигенов, в плане нечисти и всяких опасных тварей — до сих пор не переваренной отрыжки войны, уничтожившей Империю.

Клан, или большой род, состоял из семей, объединенных близким родством, которые тоже именовались родами. От контекста. Поскольку в пределах клана в отдаленном кровном родстве состояли почти все, за исключением приемных, близкородственные связи не приветствовались.

Боевыми вопросами рода занимался родовой хевдинг — херсир. Самый уважаемый в военном отношении представитель рода, на плечи которого ложилось насильственное урегулирование межродовых противоречий, предводительство сводным отрядом воинов в более широких конфликтах, но это уже после сбора кланового и племенного ополчений — ледунгов. В общем, херсир ведал всем, что касалось силового решения проблем рода. В боргах имелись хевдинги рангом поменьше, руководившие херадами — отрядами боргов. Хотя воинам никто не мешал собрать свободный отряд из воинов разных боргов, родов и даже кланов. В любом случае статус удачливого хевдинга успешного херада изрядно возрастал.

Из родов состоял клан, возглавляемый ярлом. Тут проявлялись начала нормального феодализма, без всяких вождей мирного времени, с наследственной передачей власти. Наш клан именовался Ас'Кайл. Поэтому мое полное имя звучало так: Край Ас'Кайл А'Корт. При главе клана существовала дружина ярла, в которой когда‑то служил папа, пока не пришлось удалиться вместе с семьей в родную деревню.

Не обошлось и без ростков демократии в лице этакой местной думы. Она состояла из родовых вождей и уважаемых лиц, и этот клановый тинг — альтинг, собираясь по мере необходимости, решал наболевшие вопросы.

Уровнем ниже собирались родовые тинги — ландстинги; в городках вопросами местного самоуправления и судом занимались боргстинги. На тингах избирали родовых лэрдов, городско‑сельских мэров — боргманов, а также хевдингов всех уровней. Председатель соответствующего тинга одновременно подрабатывал судьей.

Выше всех, хотя только в военное время, сидел только конунг Ас'Урух, князь зеленых орков. Ему теоретически подчинялись в военном плане все восемь кланов зеленых орков. Точнее, семь материковых кланов. Островной клан Ас'Хайт ударился в сепаратизм, предпочитая строить более тесные отношения с ближайшими соседями. По слухам, орки клана Ас'Хайт настолько смешались с островными серыми орками и людьми, что называть их зелеными можно было только с точки зрения истории. Если быть совсем точным, в годы войны и мира конунгу, безусловно, подчинялся его собственный родной клан, Ас'Кальт, верховное руководство коим он совмещал с должностью военного вождя всего племени. Что касательно других, конунгу изрядно мотали нервы клановые ярлы, по сравнению с которыми, пока не случалась большая война, он был первым среди равных. По крайней мере, внешне. У этого деятеля тоже была дружина, правда, заметно большей численности, чем клановая. Как ни удивительно, но ярлы, скрипя или нет зубами, платили налоги на ее содержание. Дружину он старался почаще тренировать в реальных боевых условиях. Надо полагать, предполагая что чем больше и чаще он удачливо воюет, тем прочнее его позиции в кругу ярлов.

По положению нашему дорогому князю были равны три князя серых орков, князь черных и двое князей Блод'Урух (то есть людей Оркланда). Теоретически они должны были избирать великого князя, но сего несколько сот лет не случалось. Давно сильный противник не попадался.

Другие князья тоже без дела не сидели и, как ни удивительно, не допускали большой войны между кланами и племенами. Видимо, статус‑кво их устраивал.

Жизнь вообще‑то здесь была насыщенной событиями. Нападения бродячих отрядов эльфов, вырезавших целые поселки «низшей формы жизни», как они называли орков. Грабительские походы на людей. Ответные карательные рейды людей. Карательные походы на эльфов. Иногда стычки с кланами, что зажимали налоги на княжескую дружину. Миротворческие миссии в стиле тех же американцев, когда дружины князя и ярлов не жалея резали правых и виноватых, замиряя обе воюющие стороны, называя правым того, кто мог быть полезнее в дальнейшем. Короче, повоевать было с кем, все зависело от желания.

Хотя с островитянами князькам не повезло. Те, воспользовавшись географией, нашли общий язык. Выбрали себе морского конунга и стали дружно игнорировать материковую власть. Естественная война с сепаратистами привела к установлению нового статус‑кво. Материковые князья не лезут на острова, теоретически считая роды и тамошние кланы своими. Островного конунга материковые признают ярлом, хевдингом островов. Островитяне честно дают лоцманов и войска для морских походов теоретически своих материковых племен. И по желанию, а коли запахнет жареным, то обязательно, для военных кампаний на материке. Хевдинг на островах сам собирает налоги и содержит дружину островных орков.

Отношение к демократии у всех племен было, похоже, одинаковым.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что не так все плохо, могло оказаться гораздо хуже. В любом отношении. На папу в свете политической обстановки тоже грех жаловаться. Тяжелые кулаки неприятны, кто спорит, но кто из нас ангел?

Переселившись в новый борг, названный Тайнборг, папаша занял должность поселкового кузнеца и подрабатывал как доспешник и оружейник по заказам достаточно денежных клиентов, в свободное время промышляя «мародерками» в старых крепостях и в руинах древнего города. С хотя бы относительно целыми доспехами пока не везло, но металла все же хватало. Во всяком случае, для изготовления доспехов и оружия, как это ни удивительно по сравнению с земной археологией. Материал для гвоздей, подков, топоров и прочего хозинвентаря приходилось покупать либо требовать с заказчика.

Жить в ближних окрестностях старого города дураков не находилось. Ничего хорошего в местах сражений далекого прошлого не было и быть не могло — там долгое время оставались тысячи неубранных трупов и следы частого применения колдовства. То есть такие места опасны, даже если не учитывать, что недобитые жители Империи и остатки победоносных войск оккупантов почти начисто вымерли от эпидемий, как и две трети населения тогдашней Ойкумены после завершения войны и смерти Императора. Это навело меня на мысль о магико‑биологическом характере эпидемий и поставило вопросы об уровне развития как самой Империи, так и ее конкурентов.

К счастью, я обрадовал бедолагу Края переселением душ не в ходе одного из налетов на полезное в хозяйстве ничейное добро, а в походе по наводке нашего односельчанина, обнаружившего копателей. В результате мы свиделись с ватажниками не втроем‑вчетвером плюс рабы, а имея численное преимущество. Иначе, как подозреваю, переселение душ было бы учебным и очень недолгим. К сожалению, папа решил не ограничиться грабежом убитых, а продолжил их работу.

Край отомстил зрелищем стычки с людьми, стоившим мне, тогда еще в человеческом теле, кошмарного сна. А также — по невоздержанности языка — проблем с представителем «карательной психиатрии», говоря языком Буковского, Новодворской, Ковалева и примкнувшего к ним Каспарова.

Параллели с «Другой Россией» я попытался продолжить и далее — для разминки мозгов. Мнимого или реального шизофреника Буковского власти СССР выкинули в Англию, поменяв на Корвалана. Мнимого или реального (если я все‑таки в бреду) шизофреника — меня — черт знает кто (или что) выкинул (или выкинуло) в Оркланд, по крайней мере виртуально. Но, похоже, ни на кого не поменяв. Судя по инстинктивному опасливо‑уважительному отношению к отцу и неподдельной любви к моей новой матери, личность Края никуда не делась.

Осталось только приподняться, найти способ вернуться в свой мир, там найти спонсора и баллотироваться в президенты России. Как Буковскому. Перед этим — главное — не забыть призвать моих зеленомордых соплеменников сжечь и разграбить Питер за отступление действующего президента от идеалов демократии. Во всяком случае, это было бы милосерднее призывов британскому флоту снести Петербург с лица земли ядерным оружием, чтобы отомстить за непонятно кем и за что отравленного сомнительного перебежчика, как призывал в свое время этот приснопамятный ультрадемократ. О совершенно съехавшем под конец жизни с катушек Сахарове и не говорю. Этот так называемый светоч науки наивно утверждал, что для торжества демократии в России нет ничего полезнее некоторого количества ядерных «грибов» над самыми большими городами. Точнее, эту мысль вложили в голову хорошо пропиаренного душевнобольного человека «гуманисты» из тусовки его второй жены. Когда я представил на экране свою клыкастую зеленую рожу, выпирающую из костюма ценой в пару‑тройку кило американских рублей в ходе предвыборной агитации или в передаче «К барьеру», меня начал душить нервный смех.

Организовать что‑то подобное в Оркланде, возможно, и получилось бы, но орки выглядели как те мужики из анекдота о поручике Ржевском, в котором на предложение развлечься, использовав рояль в качестве ночной вазы, легендарный поручик ответил:

— Вокруг одни мужланы, не поймут.

Отец тем временем бросил на меня хмурый взгляд.

— Что с тобой?

— Не всем так везет, — абсолютно искренне ответил я.

— Точно ничего не лапал?

— Уж в этом‑то я точно уверен.

Но надо было надежнее отвлечь старого хрыча от вопросов, пока он тоже чего не заподозрил. Хватит с меня колдуна.

— Что со мной было‑то? Не помню.

— Что могло быть? Заорал ты, вылез из ямы. Потом упал. Амулет раскалился так, что рассыпался. Рубаху тебе спалил, вон ожог на груди. Там какие‑то обломки были в яме, мы их засыпали. Видели, что ты жив, но в себя за сутки так и не пришел. Ждать не стали, сплавились на лодках, я тебя к колдуну отвез.

— Добычу поделили? — нагло спросил я, имея в виду металл и всякое имущество, выкопанное в развалинах, и барахло бедолаг, печенью одного из которых папа меня так милостиво угостил. Видно, решив, что не помешает мне толика храбрости. Пусть даже человека. Местный опиум для народа вещал, что поедание печени и сердца достойного врага улучшает собственные показатели. Чего‑чего, а храбрости у копателей было с избытком.

Старый оторопел, машинально ответив:

— Да, поделили. Пока ждали, что очнешься.

— Мне что из доспеха дашь? Досталось же что пригодное? — продолжил я грузить предка.

Папаша раскрыл рот. Неудивительно. Судя по воспоминаниям, Край был добрым домашним мальчиком, воспитанным больше мамой, чем отцом, насколько это возможно среди орков. Никаких, даже таких скромных и обоснованных требований к своему суровому родителю он прежде не выдвигал. В отличие от обоих старших братцев, лупивших бедолагу Края при каждой возможности. Отчего отец не сказать что недолюбливал младшего, но считал его слабаком и сопляком, чье поведение могло помешать баллотироваться в местные окружные шерифы‑министры обороны — хевдинги, лишив симпатии части избирателей. А бывший десятник дружины ярла и богатый кузнец имел неплохие шансы, если бы нынешний хевдинг где‑нибудь сильно попал ногами в жир или его прикончили. В хевдинги старшему А'Корту хотелось до невозможности. И немудрено, борг‑то не маленький, выставляет более пятидесяти воинов и новиков, пусть даже половина избранных жребием остаются на хозяйстве. Это делало предводителя довольно важной фигурой как в клановом ополчении, так и вообще. Не считая приличной доли в добыче.

— Досталось, выберешь, — несколько удивленно протянул папаша.

После чего из‑под моей ноги выскочил камень и я чувствительно рухнул на тропу. Встать из‑за головокружения и боли в груди удалось не сразу. Отношение к этому мама выказала заботой и лаской, а папа матюгами.

Остаток пути к лошадям, которых с копьем в руках охранял мой средний брат, Харальд, прошел в молчании, не считая щебета матери. Как раз слегка отпустило голову.

Там разобрались по лошадям, мохнатым близнецам монголок, и так же молча двинулись домой.

Это позволило продолжить размышления о делах моих скорбных, касающихся почетного долга родному Оркланду, коему как раз подошло время. О чем, собственно, папе я сам и напомнил.

По традиции новиками становились с четырнадцати лет. Что налагало на семьи определенные обязательства по вооружению молодых людей. Ничего юридически серьезного, но сыновьям и родственникам уважаемых людей желательно было дать хорошие доспехи и вооружение. Для поддержания уважения. Особенно в походе за какими‑нибудь «зипунами» совместно с княжеской или клановой дружиной, к людям например. В таких случаях доспех и хорошее оружие резко повышали шансы на выживание, не говоря о добыче.

Новики становились воинами обычно именно в таких, довольно серьезно организованных военных предприятиях. Чтобы без боевого похода получить татуировку воина, нужно было совершить нечто из ряда вон выдающееся, прославиться на весь род или поучаствовать в отражении нападения на поселок, а не прирезать в кустах беднягу из соседнего племени от нечего делать, что по местным межкланово‑племенным «понятиям» не приветствовалось, если не было крайней необходимости или других веских причин. За соблюдением духа и буквы «понятий» и следили дружины наших феодалов.

Мне как раз было четырнадцать. Габариты, несмотря на возраст, у меня и сейчас весьма приличные, оглядев себя, признал я. Однако папа о доспехе своему слабодушному сыну пока не позаботился. Что в принципе, честно говоря, было пока не актуально. Давал пользоваться своими, как в недавнем походе.

Оба старших брата тоже еще числились в новиках, несмотря на шестнадцати‑ и восемнадцатилетний возраст. Не было последние три года походов. Что их, жаждавших подвигов, весьма волновало.

Край почему‑то не помнил, чтобы кто‑нибудь из мужчин поселка не годился к военной службе, и меня такой уровень здоровья нации приятно удивил — надо же, «белый билет» никому не нужен. Но почему так, память юного орка ответа не давала. Мысли вернулись к слухам о предстоящем походе. О том, что ярл готовит дружину, сболтнул наш городской голова, староста‑бургомистр, он же боргман. Братцы непременно пойдут, да и отец тоже. За добычей и реноме боевика поддержать. Я останусь для охраны и обороны родного дома. Всех мужчин семьи одновременно старались в походы не брать. Собственно, обычная норма была — каждый пятый мужчина борга. Это у нас, с нашими повышенными расходами на хозяйство нового городка, в походах участвовало больше воинов. Накопление запасов, укрепление самого городка — все это требовало довольно много средств и ресурсов. Хотя любителей пограбить городки было достаточно. И среди людей, и среди эльфов. Иногда пошаливали гномы. Время от времени беспокоили банды изгнанников и преступников, коих было не так уж много, но досаждали они несоразмерно численности.

Через примерно минут сорок езды показался поселок.

 

ГЛАВА 2

Борг был огорожен земляной насыпью высотой чуть больше метра и частоколом из кругляка по ее гребню. Три стены высотой метра по три с половиной. Со стороны реки, над обрывом, стена была пониже. По углам стояли башни с двойными бревенчатыми стенками. Клети башен заполняла земля.

За частоколом — ров шириной метра четыре, глубиной метра три, на его дне понатыканы заостренные колья, местами покосившиеся и частично подгнившие. Через ров переброшены мостки. Ворота из бруса, шириной под габариты телеги, были укреплены железными полосами на костылях и висели на здоровенных железных петлях. Над воротами возвышался восьмигранный сруб надвратной башни с широкими бойницами.

Внутри располагались дома всех двадцати двух семей, населявших борг.

Если улицу, ведущую от ворот через площадь с колодцем до противоположной стены, назвать «стрит», то мой дом располагался на первой из двух условных авеню последним направо. До таких изобретений цивилизации, как номера домов и названия улиц, тут пока еще не додумались.

Место считалось довольно почетным, рядом с угловой башней. Именно ее наша семья занимала и обороняла согласно боевому расчету и еще отвечала за ее сохранность и оборонопригодность.

Крепкие, крытые деревянными плашками дома с примыкавшими постройками, а точнее сказать усадьбы, дворы которых были огорожены жердями, полностью отвечали поговорке «мой дом — моя крепость». В новый борг переселились представители сильных, обеспеченных и многочисленных родов. Класс обнищавших голодранцев пока не оформился.

Вход внутрь городка мог простреливаться из окон‑бойниц рядом стоявших домов. Со стороны возможного штурма стены этих домов были глухими, без ворот и дверей. Между ближайшими к тыну усадьбами и стенами борга по всей внутренней окружности протянулось свободное пространство, над которым нависали крытые помосты, поддерживаемые столбами.

Наш дом, как и большинство домов в борге, был частично двухэтажным и объединял под своей крышей двухэтажные помещения для хозяев, то есть нас, и одноэтажные помещения для рабов с примыкавшими хозяйственными постройками, включая запасную кузню. Основная кузня была за внешней стеной поселения, в слободе. Рабов у нас было больше тридцати человек. Именно человек — людей, захваченных в набегах нашим папой либо купленных им по случаю.

Практически все доходы борга контролировались четырьмя семьями, вернее, их главами. Эти акулы средневековой экономики монополизировали самые прибыльные отрасли хозяйства нашего поселения. Папа подмял под себя кузни, староста‑бургомистр Берк А'Корт — кожевенное дело. А наш шериф‑хевдинг, мой тезка Край А'Тулл держал рыболовецкую бригаду из рабов и поставки продовольствия. Добываемые рыбу и мясо рабы солили, коптили и сушили на продажу.

Семейку старого Кнубы А'Корта, его самого и троих живших отдельно старших сыновей правильнее было назвать не столько акулами, сколько косатками местного бизнеса. Они — местные корабелы, для повышения доходов держали рабов в мастерской, выпускавшей различные деревянные изделия. Кнуба также был владельцем единственного в борге боевого драккара — несомненно, самого выгодного вложения капитала. Корабль длиной десять румов, или на десять пар весел, давал право на десять долей плюс три доли кормчему, коим был либо сам глава семьи судовладельцев, либо кто‑то из его сыновей. При грузоподъемности драккара около сорока‑пятидесяти воинов семья автоматически получала почти четверть всей добычи. В общественной жизни Кнуба исполнял обязанности главы поселкового тинга, совмещая их с обязанностями судьи.

Все остальные полноправные жители только сеяли и пахали или охотились в свободное от разбоя время. Тоже, кстати, не без рабского труда. Крестьянствующие рабы проживали на хуторах близ поселка самостоятельно и возделывали пашни на расчищенных от леса участках. Крепостничество во всей красе.

При постройке городка труд рабов использовался гораздо больше. Собственно, роды, пожелавшие переселиться, организовали специальный поход за рабами. Избыток рабов порубили после постройки борга и покидали головы в ров, такая была добрая примета для обеспечения неуязвимости городка. На нас пока никто не нападал, иначе кроме свежих костей во рву появились бы и черепа на частоколе, что, согласно здешней моде, придавало неповторимый шарм и колорит обиталищам прямоходящих разумных. Особенно если городок был старый и неоднократно подвергался нападениям. Господская половина дома включала зал‑столовую, каморки взрослых сыновей — мою и братьев, комнату обеих младших сестер, по малолетству живущих вместе, две комнаты, занятые семьями домашних слуг‑рабов. Еще несколько нежилых помещений были частично заняты всяким барахлом, включая готовые доспехи и оружие, которые хранить за тыном было бы опрометчиво. В подвале и погребе под домом хранились запасы продовольствия. Все это отапливалось тремя печами, чего было достаточно из‑за мягких зим. Снега тут на равнине не знали.

Служебная, так сказать, половина была разделена на клети‑комнаты для рабов, а также для слободских кузнецов и их обслуги — из соображений безопасности они в большинстве своем за стенами не ночевали. Из тех же соображений домашние слуги жили отдельно.

К дому примыкала большая постройка для домашней живности: конюшня, коровник, курятник. Туда и увел наших лошадей молодой раб Ивар, один из упомянутых слуг, когда мы въехали во двор. Рядом сруб кузни, объединенной с баней одной крышей. Из живности в борге были еще собаки, но те жили с хозяевами.

После грозного рыка отца Харальд проводил меня до уже натопленной бани. Несмотря на вновь начавшееся головокружение, я смог помыться. После чего брат довел до моей каморки, где меня ждала мать с компотом и готовым к употреблению колдовским ганджубасом. Выпив кружку этой смеси, я мгновенно отрубился.

* * *

Когда я проснулся, в доме происходила непонятная суета. Какой‑то гомон, мельтешение, бряканье, скрежет со всех сторон. Вставать не хотелось. Совершенно не помнил, что мне снилось, но осталось стойкое ощущение, будто снились кошмары. Поразмыслив, решил, что сие хороший знак.

Повалявшись под шкурой, встал. Надел лежащие на скамье напротив холщовые рубаху и штаны, сунул ноги в тапки из медвежьей шкуры и, выйдя из комнаты, поймал летящую по лестнице двенадцатилетнюю сестренку Хильду.

— Что за суета? Что происходит?

— Ты проснулся? О, как хорошо! Как отдохнул? — затараторила та.

Надо же, а женский пол и здесь в своем репертуаре, ничем от прежней сестренки Олеськи не отличается. Осталось надеяться только, что сходство миров не доходит здесь до махрового феминизма. При поправках на царящие нравы, борцуньи за права женщин и гомосексуалистов должны выглядеть лицом, как Валерия Ильинична Новодворская при росте метра два и телосложении здоровенного мужика, прошедшего операцию по смене пола, с габаритами известного калифорнийского губернатора.

— Ярл вестников прислал. Ледунг собирает. Отец в поход готовится. Бьерн с Харальдом тоже идут, — наконец поделилась полезной информацией девчонка.

— Морской поход или сушей? — уточнил я.

— Морской, морской. Драккар Кнубассоны давно вытащили, смолят на берегу. А у нас уже целый день колдун сидит.

Вот эта новость мне совсем не понравилась. Что‑то рановато прикатил старикашка за своими порошками.

— Ко мне заходил?

— Да, заходил. Сидел долго у тебя. Мы подглядывали. Колдовал что‑то. Травы жег.

— И что?

— Потом вышел, сказал, что все хорошо. Жаль амулета только, говорит, что рассыпался, — поспешила успокоить меня Хильда.

Это дело не могло не радовать. Хотя пора было подумать о хлебе насущном.

— Ты же не ел? Пойдем, покушаешь, — как будто прочитала мои мысли сестра.

Проследовали в обеденный зал. Сестренка усвистела на кухню за едой для меня. За столом сидел колдун и без аппетита жевал мясо с хлебом, запивая пивом. Проявив твердость духа, я уселся рядом с ним.

Старик спокойно спросил:

— Что снилось?

— Не помню. Возможно, плохое что‑то. Так кажется.

Непонятно хмыкнув, колдун спокойно откусил очередной кусок мяса. Прожевал, проглотил:

— Неудивительно.

— Что неудивительно?

— Что плохое снилось. — Взял кусок хлеба, откусил. Повторил с мясом. — Когда я в душу кому лезу, и бодрствующему ужасы мерещатся. А после тех трав, что ты выпил, и колдовать много не надо.

Я обмер. Причем как‑то двойственно. Дикий ужас шел откуда‑то из здешней памяти, например из виденного еще одиноким в своем теле Краем случая, когда колдун, подойдя, взглянул в глаза огромному орку из купеческой охраны, перепившемуся какой‑то гадости и начавшему, хохоча, рубить рабов‑рыбаков на пристани. Охранник упал в похожем на эпилептический припадке. А когда перестал биться — умер. Моя вновь закачанная память не позволила личности Края поддаться панике, однако тоже не осталась абсолютно спокойной. И не от мыслей о принятых внутрь местных аналогах ЛСД, каких‑нибудь мухоморах. Напротив, сильное душевное волнение начало прямо толкать руку к лежащему на столе ножику, дабы решить проблему страха‑ужаса радикально. Остановился благодаря остаткам разума, поддержанным мирным видом абсолютно спокойно жующего колдуна. Несколько прийти в себя дала время сестренка, вылетев из кухни с огромной чашкой мяса и хлеба и кувшином взвара‑компота. Требовалось окончательно успокоить нервы, — почему бы и не вкушая хлеб насущный?

Колдун как ни в чем не бывало продолжил:

— Кто и умирал, бывало. Если я глубоко и долго погляжу.

Оставалось только ответить:

— Так зачем до смерти‑то доводить?

— А зачем с ума сошедшему жить? Жить, как овощ, родных не узнавая?

— Чем я‑то такое внимание заслужил? Ты же в пещере сказал, что все в порядке?

Старик блеснул умными глазами и улыбнулся:

— Тебе никогда не говорили, что язык твой — источник бед твоих?

— Мне нет, — проявил я некоторую нервозность. Поскольку этого только Краю и не говорили.

— Ну так знай отныне.

— Надеюсь, все, что нужно было рассмотреть, увидел? Больше я твоего внимания не удостоюсь?

— Увидел. Немного, но достаточно. Редкая у тебя ценность на шее висела. Других таких в мире и нет, наверное. А уж кто сделал и кому принадлежала, боюсь и представить.

— Так кому же?

— Значит, интересно? Узнать хочешь?

— Хочу.

— Расскажу когда‑нибудь. Наведайся ко мне, молодой воин, как созреешь. Для разговора долгого и о вещах многих.

— А сейчас почему не хочешь?

Колдун хмыкнул:

— Я лжи не люблю. Ни сам говорить, ни слушать. А солгать мне так, чтобы я лжи не почувствовал, могут в этом мире немногие. Готов ли ты, молодой воин, со мной говорить?

Я промолчал. Старик понимающе улыбнулся, блеснув клыками, встал из‑за стола.

— Счастья этому дому. Благодарю за пищу.

На выходе обернулся:

— Как будешь готов, приходи.

Что после этого оставалось? Только плотно поесть, не обращая внимания на сестренку, вся извертелась как шилом уколотая. Не забывая о пропитанном холестерином, но, надеюсь, без генетических модификаций натурпродукте, постарался оценить ситуацию.

Колдун если не все понял, то о многом догадывается, однако по каким‑то причинам молчит. Что его на это подвигло — шкурный мотив или любопытство? Вот вопрос.

Скорее любопытство. На демона я явно не тяну. Но демаскирующие признаки моего «я» старый хрыч, как пить дать, обнаружил. Опасным он меня не считает, иначе сидеть бы мне сейчас в яме под воротной башней. Хочет поговорить.

Какой вывод? Я раскрыт. Если не на сто процентов, то на девяносто девять. Старик не знает только деталей.

А старичок — не профессор‑ботаник из столичного университета. Из трех одержимых, что помнил Край, двоих он сжег на костре. Третьего зарезал на алтаре. Не моргнув глазом, без всяких угрызений совести. В то же время справедлив, умен, пользуется колоссальным авторитетом, и при этом отнюдь не только за сверхъестественные таланты. И должность исполняющего обязанности жреца Одина. Фактически кардинал Ришелье поселка.

Сигурд стар, сколько ему лет, неизвестно никому. Судя по татуировке на щеке, раньше был воином, притом дружинником. Даже род его никому не известен. Долго жил рядом с Кортборгом, почему‑то увязался за поселенцами в Тайнборг, оставив за себя ученика. Как колдун не слаб, в походы ходит регулярно. Несмотря на возраст, легкости движений позавидуют молодые. Как, судя по всему, и мастерству владения тяжелым копьем. Оно же рогатина, как ее звали на Руси.

К слову, местный пантеон ставил множество вопросов о связи с Землей. Ибо отец богов Один и его сыновья Тор, Тюр и прочие не оставляли других вариантов, как и вполне скандинавские имена жителей.

Но эти вопросы можно отложить до разговора с его преосвященством, Сигурдом Проницательным.

Обстоятельный прием пищи был нарушен появлением обнявшей и поцеловавшей меня в макушку матери. Зашедший вслед за ней озабоченный батя, потрепав по той же макушке, посмотрев на тарелку, распорядился:

— Как доешь, иди в оружейную. Вытащишь доспех мой и братьев. Поддоспешники вывеси сушиться. Кольчуги почисти, на моей ржавчина. Братьев — тоже, коли и у них есть.

— Поверх кольчуги что взять хочешь? Чешую? — припомнил содержимое оружейной.

— Байдану эльфийскую, что в последнем походе взял.

— Оружие как, посмотреть?

— Меч, полуторник. Большой кинжал, который с этим мечом ношу. Копье большое, две сулицы. Луки не надо, там все нормально. Секиру подточи, затупилась о доспехи. Щиты не забудь. Братьев оружие не трогай. Сами займутся, коли надо.

Потом остановился, вспомнив:

— Я тебе доспех подобрать обещал?

— Было дело, отец.

— Мы в поход идем. Ярл клич кинул родам. Ты остаешься как мужчина в доме. Металл, что они в городе откопали, и броню, снятую с людей, на кузне посмотри, отбери, что тебе по нраву. Пока нас не будет, рабы в твоем распоряжении.

К выполнению задачи я приступил после окончания ритуала набивания желудка.

Вынес из оружейной в кузню отцовское и братнино барахло, занялся работой. Кожаные поддоспешники отнес и повесил на кухне за печью. Сам тем временем занялся папиной кольчугой, которая за время нашего вояжа в Седрикгард успела несколько поржаветь.

Найдя нужный бочонок, положил кольчугу и насыпал песка. Закрыл крышку и катал бочонок, пока песок не отчистил ржавчину. Потом осталось только вытащить кольчугу и избавить ее от остатков песка. Сходил, взял у рабыни‑ключницы жбан с гусиным жиром. Подогрев жир, смазал кольчугу и эльфийскую байдану.

Байдана представляла собой кольчугу‑жилет из крупных колец без рукавов. Кольца выглядели весьма эффектно, черненые с серебряным растительным орнаментом на каждом. Не казалась лишней и с виду бронзовая, стилизованная под набранную из кованых кленовых листьев оторочка ворота и рукавов. Несколько портили впечатление простые кольца в местах, где папа расширял байдану под свою комплекцию. Они‑то в основном и ржавели.

По моим прикидкам, этот жилетик стоил больше, чем оставшиеся средства батиной индивидуальной бронезащиты, вместе взятые. Даже сейчас.

Оселком и кожаным ремнем слегка подновил лезвие меча. Меч представлял собой более чем метровую железяку с рукояткой под полторы ладони и небольшим шаром противовеса. Обоюдоострое лезвие шириной сантиметров пять, с заостренным концом. Почти на всем протяжении довольно глубокие долы.

Смазал жиром лезвие и крытые кожей ножны.

Наточил лезвия топора и рогатины, пострадавшие в свое время при пробивании лежавших неподалеку в куче железа трофейных доспехов. Кинжал точить было не надо. Направил лезвие кинжала на кожаном ремне. Подточил обе сулицы.

Отцов щит представлял собой трофейный рыцарский треугольник с остатками герба, кстати, окованный железом поверх деревянных досок. Щиты братьев выглядели попроще: оба круглые деревянные, шириной чуть более восьмидесяти сантиметров. С оковкой бронзой по краям и стальными умбонами. Под оковку и умбон была подбита вываренная в масле бычья кожа.

Вытащил просохшие поддоспешники, обильно смазал их горячим жиром. Повесил рядом с бронями отца и братьев. Попутно произвел оценку защитного вооружения семьи и трофеев.

Отец собрался в поход с большим копьем‑рогатиной, его полуметровый обоюдоострый наконечник сидел на мощном ясеневом древке более двух метров длиной. Мне в прежней жизни был знаком этот русско‑скандинавский вариант нагинаты. Есть, оказывается, еще и орочий. Отцовский арсенал дополняли меч, топор на почти метровом топорище, два боевых кинжала, побольше и поменьше, два метательных копья‑сулицы и лук.

Защитное вооружение состояло из классической длинной кольчуги с капюшоном — хауберка, с рукавами до локтя. Поверх капюшона надевался стальной, точнее железный, склепанный из четырех частей шлем со стрелкой. Наручи из наклепанных на кожаную основу металлических полос. Кожаные перчатки с нашитыми кольцами кольчуги. Щит.

Братец Бьерн, уродившийся большим, страшным и агрессивным (как раз типаж орка по типичному фэнтези), не придумал когда‑то ничего умнее, чем заиметь кольчугу двойного плетения с такой же бармицей на шлеме. Благодаря Интернету я знал, что сия система не намного лучше держала колющий удар, чем обычная, зато отличалась весьма приличным весом. Больше пуда. Судя по моим прикидкам, конкретно кольчуга Бьерна весила килограммов восемнадцать — двадцать. На шлеме кроме бармицы имелась пристегивающаяся лицевая пластина‑личина с вычеканенным изображением черепа. Стильно.

За исключением меча‑одноручника и одного кинжала, в остальном вооружение старшего брата повторяло отцово.

Средний брат Харальд, более благообразная и интеллигентная копия старшего, проявил здравый смысл. Обычный хауберк, с навешиваемым на него по мере необходимости наборным ламелляром из стальных пластин на кожаных ремнях. Он даже заранее наготовил до десятка пластин на замену срубленным. На его шлеме крепилась железная полумаска, прикрывающая глаза и нос.

Харальд вооружился, как и старший брат, только без лука. Не давалась ему стрельба. А старик пожмотничал покупать чертовски дорогой боевой лук плохому стрелку.

У Харальда доспех был в порядке. Я лишь смазал его жиром, чтобы не так ржавел. А чистить ржавчину с кольчуги старшего было лень. Нечего с мечом тренироваться обязательно в доспехе, а за его сохранностью не следить.

Разобрав трофеи, я понял, что вооружение моих соплеменников нисколько не уступает вооружению некоторых из ватаг людей, рискующих копать на полях сражений времен Империи, и даже, возможно, превосходит его. Судя по тому, что такие предприятия явно занятие не для бедных и требуют серьезной подготовки, среднестатистический ополченец людей моим родичам не соперник. В затратах ватажников на поход дорогая кольчуга составит весьма небольшой процент. В отличие от ополченца, для которого кожаная чешуя или набивняк весьма дорогое удовольствие.

По жребию мне с отцом достались две кольчуги, чешуйчатый панцирь‑корацин, три шлема и отдельно кольчужный капюшон‑бармица. Хотя именно его правильнее назвать хауберком. Кожаные доспехи если отцу и достались, то попали в работу к матери для починки.

Первая кольчуга, склепанная из миллиметровой толщины подсплющенных колец, была почти не повреждена, за исключением разрыва от стрелы чуть ниже шеи сзади. Не всегда ей так везло; если судить по отличающимся кольцам латок, то раз шесть. Причем рубили далеко не дети.

Вторую кольчугу, с кольцами потолще, вместе с владельцем порубили топорами, перед этим пробив копьем бедро. Четыре здоровых дыры, включая почти наполовину разрубленный капюшон.

Чешуя панциря пострадала примерно так же. На спине, в районе правой почки, красовалась неширокая дыра от рогатины, что само по себе впечатляло, несмотря на менее чем миллиметровую толщину чешуек. На правой лопатке разрублены две пластины, над другой одна срублена. Спереди от ключицы до соска вертикальная огромная щель от топора. Кожа изнутри вся залита мерзко воняющей запекшейся кровью. Почему‑то вовремя вымыть доспехи никто не догадался.

Один шлем, смятый ударом булавы, был годен только на металл. Два других были целы. Неплохой, из примерно двухмиллиметровых колец, капюшон прорублен справа на уровне шеи.

Как я понял, все более качественное и целое досталось по жребию тем, у кого были проблемы с доспехом или подходящим по комплекции. В свете подготовки к походу. Скорее всего, после жребия батя еще и менялся. Популярности ищет, политик. Да и выгода налицо.

Но и про меня не забыл, подложив кольчужку, правда, довольно скверную. Хотя, надев поверх чешую, которая присутствовала в оружейной, можно было получить приемлемый уровень защиты корпуса. Насчет шлемов и бармиц отец тоже подсуетился. У многих и того нет.

Осталось признать, что отрицательный пиар орков на Земле — эльфийская пропаганда. Надо бы только найти длинноухого Геббельса и уговорить на капсулу с ядом.

Подумав, померив, отложил кольчугу, хотя была и великовата, добавил капюшон. Примерил открытый шлем. Из трофейного оружия в виде двух боевых топоров отложил один. Очень неплохой агрегат. Кинжал у меня был. Осталось только заиметь щит, копья, меч, наручи и проапгрейдить защиту. Как — задумки появились.

Размеренный и несуетливый ход моих занятий был прерван появлением братца Бьерна, который с важным видом на зверообразной роже прошествовал в кузню. Снисходительно потрепал по плечу, буркнул что‑то сочувственное и сунул свое рыло в отложенную мной амуницию, сразу нацелившись на секиру. Потом посмотрел на меня. Оглядел свою кольчугу и наехал:

— Ты почему кольчугу не почистил?

Замысел этого гиганта мысли просчитать труда не составляло. Он наезжает за кольчугу, давит мышцей, возрастом и авторитетом. Братик рад почистить кольчугу и тем более поменяться топорами в качестве процентов за моральный ущерб. Семейная дедовщина во всей красе.

Варианты действий. Промолчать и сделать то, чего хочет Бьерн. Это, несомненно, одобрил бы Край. Пожаловаться папе — вызывало отторжение у обеих половин моего «я». Или послать брата на три веселых буквы, а потом набить ему морду. За третий вариант обеими руками голосовал я, в смысле Даниил. Тем более перспективы дальнейшей жизни рядом с Бьерном, когда он все‑таки получит тату воина, в смысле повысит свой статус, не радовали. Тогда бить его при таких наездах будет уже поздно. Я и сейчас не намного уступал ему габаритами, обещая к его возрасту не только сравняться, но и перерасти. Что тут оставалось?

— Следить научись за своими доспехами. Птички нагадят, и то не уберешь. Перед девками в доспехах красуешься, а почистить и смазать лень?

Бьерн опешил.

— А‑а‑ах ты, сопляк! — Больше у брата слов не нашлось. Предпочтя действия, он взял меня за воротник.

К его несчастью, я был готов, пробив бедолаге в печень, от чего он, охнув, сложился и выпустил мой ворот. Чем я и воспользовался, нарастив дистанцию. Как только Бьерн очухался, он тут же шагнул вперед, махнув кулаком, целясь в лицо. Блок, изображение правой ответного в лицо с подшагом. Попытка Бьерна уклониться, реальный удар в многострадальную печень. Пушечный свинг под левый глаз. Нокаут.

Мелькнула тень от двери. Когда повернулся — в дверях стоял Харальд с отвисшей челюстью. Потом возник отец, повторивший мимику Харальда. Он‑то и не допустил продолжения схватки и ее перерастания в бойню, когда Бьерн достаточно пришел в себя, чтобы начать матюгаться и жаждать реванша.

Выдав каждому по затрещине, батя выслушал соображения сторон. Хмыкнул, пуганул обоих своим гневом в случае продолжения конфликта, но не смог спрятать удивленно‑озабоченно‑внимательного взгляда. Отложенное имущество осталось у меня, включая секиру. На топор после моего возмущения в процессе разбирательства брат претендовать не стал. Остаток дня прошел без осложнений.

Вечером папа выдал мне инструктаж о действиях за время его отсутствия, суть указаний больше напоминала сакраментальное: «Сынок, слушайся маму». Ибо она оставалась за главную в семье и на хозяйстве, в том числе в руководстве движимым и недвижимым имуществом. От меня требовалось только осуществлять силовую поддержку ее слов или действий и делать то, что запрещено рабам.

А также заниматься своими доспехами и вооружением.

— Раз брату морду бить достаточно вырос, посмотрим, насколько умен, чтобы хорошей броней и оружием себя обеспечить.

* * *

Следующим утром жители Тайнборга тепло провожали будущих героев, уходивших за славой (читай, добычей), готовых ради славы умереть (то есть перебить поголовно владельцев приглянувшегося имущества).

Выйдя из ворот, охраняемых двумя из четырех представителями мужского населения, что посуточно, согласно спискам хевдинга, берегли сон и покой жителей, спустились к слободе, между которой и поселком притулилась пристань. Слобода располагалась метрах в трехстах ниже по течению Одры, довольно полноводной реки шириной метров пятьсот.

Первым располагался наш двор. За забором из жердей высотой метра полтора были видны срубы кузни, два сеновала, коровник, конюшня, курятник, господская баня и баня для рабов, а также слободской дом.

Народу на пристани хватало. Девицы вешались на шею, целуя кавалеров, Бьерна слюняво чмокнула дочка корабельщика Кнубы. Настроения это ему прибавило не шибко. Несмотря на превосходные регенеративные способности моих новых соплеменников, куда как превосходившие человеческие, глаз братца радовал меня великолепным черным синячищем. Народ, как я краем уха подслушал, был в курсе, кто его отоварил и за что. Авторитету такое дело не способствует. Я заработал несколько заинтересованных взглядов от наших девушек, что не показалось мне неприятным. Что поделать, гормоны, переходный возраст. Да и девицы были даже по людским меркам симпатичные — никакого лишнего веса, стройные, клыки, в отличие от мужиков, не торчат. Отличия от людей — вертикальный зрачок, листовидные уши и зеленоватый цвет кожи — их нисколько не портили.

У всех мужчин еще присутствовала легкая несоразмерность длины рук — кончики пальцев не на середине бедра, а чуть выше колена. Кроме почему‑то меня и братьев, отличавшихся еще и более светлой кожей.

Я мысленно отметил этот пункт среди потенциальных вопросов колдуну. Так в природе не бывает. Не иначе кто‑то поиграл с генами предков, если принять, что эпидемии — хлопок дверью товарища Императора. Это же прекрасно объясняло и странности, например стопроцентную боеспособность мужчин в поселке.

Когда народ собрался полностью, бойцы выстроились на строевой смотр, вечный, как сама армия, для проверки качества и количества вооружения и доспехов. Плохо одоспешенные и вооруженные, по традиции, получали уменьшенную долю.

В строю стояло двадцать семь душ. Еще десять‑пятнадцать собирались добрать в Кортборге, среди родни. Минусом морских походов было то, что драккаров было меньше, чем желающих. Но это не обязательно касалось конкретного борга.

Наряду с обоими младшими братьями Кнубассонами и сыном их старшего Эриком, хевдингом Краем А'Туллом, его сыном Кори, сыном боргмана Эгилем А'Кортом, отец с братьями выделялись качеством и количеством вооружения. Джентльменским набором, соответствующим набору хирдмана дружины ярла. Даже луков не было только У Харальда и Кори А'Тулла. Плюс Эгиль с непопулярным из‑за малой скорострельности арбалетом.

Остальные были экипированы хуже. Мечи примерно у половины, частично дополненные топорами или булавами. У остальных одни топоры. Большие копья у всех. Но не у всех полноценные боевые, несколько охотничьих с перекладиной. Два вообще с трофейными или копаными чисто колющими наконечниками. Сулиц мало.

Одоспешены все. Чуть менее половины в простых кольчугах, остальные в чешуйчатых панцирях поверх кожаных рубах, с наручами. Правда, большинство панцирей цельнокожаные, с чешуей из проваренной в масле кожи — более капитальный вариант поддоспешника. Кстати, весьма неплохая защита, мало чем уступающая кольчуге. Шлемы либо кольчужные капюшоны и щиты у всех. Луков штук шесть, из них сложносоставной только один. Оставшиеся — ясеневые деревяшки. Немного, но достаточно, чтобы не уменьшить долю с самого начала. К слову сказать, экипировка отряда в целом заметно превосходила среднестатистический ополченческий херад количеством металла, носимого на телах воинов, если меня не подводила память.

Кнубассоны шли кормчими, руководил походом хевдинг.

Под крики провожающих наши потенциальные герои‑грабители заняли готовый к походу драккар. Упаковали доспехи и вооружение в рундуки под скамьями. Разобрались по веслам и под заключительные овации отправились навстречу приключениям. На свои и чужие ягодичные мышцы.

 

ГЛАВА 3

На короткое время я получил свободу действий и мог по своему усмотрению обеспечить себя средствами индивидуальной бронезащиты, а этого терять не стоило. В таком‑то ужасном мире.

С рогатиной следовало подождать, не было подходящего сухого древка. Заготовку для него я вырубил, обработал и повесил сушиться. Приказал рабам в кузне изготовить наконечник для рогатины и ко всему побольше заготовок для наконечников сулиц.

Из оставшихся задач наибольшего напряжения извилин заслуживали изготовление меча и панциря в дополнение к кольчуге.

Содержимое оружейной я решил не использовать. Во‑первых, не мое, отцово. Хотя и можно выпросить, но для повышения статуса не годится, несолидно. Во‑вторых, имеющийся в наличии чешуйчатый панцирь не очень подходит по комплекции. Меч тоже не впечатлил, типичное одноручное чисто рубящее оружие. Пришлось еще раз пересмотреть запасы металла и трофеев.

Трофейная чешуя никуда не годилась. Повреждения и провонявшая падалью кожа снижали до минимума ликвидность товара. Даже при всех заново набитых пластинах. Не оставлять же такую дрянь себе. Напрашивался вывод: кожу сжечь, металл пустить на новый панцирь.

Идея привлекала, но я поступил немного иначе. Еще в родном теле, ковыряясь в глубинах Интернета, я обратил внимание на увлеченность многих реконструкторов бригантиной, ознакомился не только с новоделами от игровиков, но и с реальными образцами из раскопок археологов. Интерес к истории, в том числе истории оружия, из простого хобби в прежней жизни неожиданно превратился в инструментальное знание, необходимое здесь и сейчас.

Поскольку конструкция вооружения неразрывно связана с концепциями его применения, я решил начать с основ. Бригант давал тот же уровень защиты, что и чешуя, а то и выше, из‑за гашения силы ударов кожей. Но у меня возникла идея носить его не на кольчуге, а под ней. Не зная действительной результативности стрельбы эльфийских лучников, по слухам, чертовски метких, было бы по определению опрометчиво показывать им апгрейд защиты корпуса в виде практически непробиваемых стрелами чешуи, бригантины или ламелляра. Ибо любой минимально здравомыслящий стрелок будет выцеливать те места в защите противника, которые он гарантированно пробьет. Если только достаточно квалифицирован для этого, поскольку возможности луков и арбалетов на поле боя напрямую зависят от стрелка, мощность оружия второстепенна.

Проще говоря, Робин Гуды жили только в книжках. Что, кстати, весьма радовало, и совсем не хотелось убедиться в обратном.

Так как науке баллистике все равно, чем запускается снаряд, мой прошлый жизненный опыт пришелся весьма кстати. Многоуважаемый Вальтер Скотт при всей реалистичности его исторических романов в «Айвенго» погорячился не только по поводу готического доспеха рыцарей времен Ричарда Львиное Сердце, сделав ошибку лет на двести пятьдесят, поскольку Ричард, судя по летописям, пользовался кольчугой. Сэр Вальтер был не аккуратен и относительно небезызвестного Робина Локсли, если точнее — его возможностей. Совершенно неясно, как можно попасть стрелой в стрелу на расстоянии двести‑триста ярдов, если на этой дистанции не только возникают проблемы со зрением, но и проявляется элементарная разница в аэродинамике и массе стрел. При этом дальность прицельной стрельбы рядового английского лучника времен Столетней войны равнялась девяносто одному метру. На большее расстояние сыпали навесом по площадям. На кого бог пошлет. Даже не касаясь аэродинамики, надо учесть производственный фактор: кузнецу крайне сложно вручную отковать абсолютно одинаковые по форме и массе наконечники, разница в плотности, то есть массе древесины, тоже присутствует. А значит, траектория полета стрелы будет зависеть от чего угодно, а не только от недостаточно круглой тетивы.

Что касается меня, то, согласно теории вероятностей, я опасался прицельного выстрела с близкой дистанции от кого‑то похожего на книжного Локсли. В этом случае мои шансы на выживание стремились к нулю. В свое время я был весьма удивлен малоизвестным историческим фактом: большинство убитых при Кресси были только ранены стрелами, а потом их добили в свободное от французских атак время английские латники и собиравшие стрелы лучники. Англичане «закрывали стрелами солнце», а если точнее, пускали тучи стрел, выбивали из‑под рыцарей коней, рыцари падали, ломая руки и ноги, кольчугу бронебойный наконечник пробивал в достаточной мере эффективно, тяжелораненые и раненные в ноги уже не могли бежать. Заканчивался их жизненный путь встречей с каким‑нибудь «Джо из Йоркшира», вооруженным огромной киянкой для забивания кольев.

Сомнений в профессионализме эльфов у меня было чертовски мало. И следовало побеспокоиться заранее. Поэтому если в бою на мне будет такая простая кольчуга, то я от встреченного, не дай бог, местного Робина Локсли получу стрелу сначала в грудь, а не в лицо или колено. А в моем родном мире ее пробивали даже стрелами с каменными наконечниками, — например, американские индейцы.

Склонность эльфов к дистанционному оружию можно легко объяснить, если не забывать, что у этих бессмертных существ были века на боевую подготовку.

Отловив Хильду, с ее помощью я сделал необходимые промеры для шитья по моему размеру, чтобы не носить старого отцовского или запасного Харальдова поддоспешника. Их обычно шили наши женщины с минимальной помощью рабов. Мама, улыбнувшись, пообещала закончить работу как можно быстрее. Она вскрыла запасы кож, раскроила и загрузила шитьем Хильду с младшей сестрой, десятилетней Ульрикой, и рабыню Ханну, иногда помогая сама, — в свободное от руководства хозяйством время.

Следующий этап — отбор металла для доспехов и оружия. В запасах было килограммов двести всяческих железяк. Не задерживая внимания на чугуне или явном железе, я начал присматриваться к металлолому, сразу положив глаз на остатки древнего меча. Судя по всему, рыцарского двуручника времен Империи.

Лезвие длиной больше метра, с глубокими долами, весом килограмма два с половиной, украшенное с одной стороны до сих пор видневшимися рунами, сохранилось практически целиком. Судьба рыцаря загадки не представляла. Поскольку тот конец, где полагалось быть эфесу, когда‑то изрядно нагрели. Настолько, что металл потек сосульками, а клинок приобрел явную кривизну — и долы не помогли.

Его я приготовил на перековку в нормальный меч.

Для второго меча и пластин бриганта я отобрал два копейных наконечника, простенький коротыш имперского легионера с железной рукоятью и обломанным концом, фрагменты разного рода имперского вооружения, накопанные в приснопамятном походе и нами, и перебитыми нами же людьми, плюс старые запасы. Я решил использовать все, что нашел. Материала не хватало, вот и прибавил пластины и куски от доспехов, а также изрядно оплавленный наплечник. Вполне вероятно, тоже принадлежавший владельцу меча.

Пробоины в кольчужке и капюшоне‑хауберке мне зашили на кузне, подобрав кольца по размеру. Туда же были отданы трофейные лохмотья.

Ремонт кольчуг завершился как нельзя вовремя: к первому в теле Края караулу по охране поселка. До устава гарнизонной и караульной службы тут не додумались, поэтому охрана, честно говоря, была аховая. Днем двое караулили, двое спали в надвратной башне, периодически меняясь. Ночью все бодрствовали и время от времени патрулировали периметр, меряя шагами помосты на частоколе. На углах периметра, в башнях, по ночам выставляли рабов‑дозорных, на каждого караульного по одному. Расовые преимущества — хорошее ночное зрение и пониженная утомляемость орков — снимали часть обычных проблем, с которыми сталкиваются часовые, спать не хотелось…

Когда был сшит поддоспешник, я его примерил и выдал заказ на основу для бригантины. Поддоспешник представлял собой кожаную рубаху с нашитыми поверх также кожаными кусками. Стеганка на конском волосе была пока неактуальна — морские походы, влажность.

Бригантом я немало озадачил маму, после чего мы с ней убили полдня, пытаясь как можно лучше разметить и раскроить кожу на два слоя.

Когда я решил начать ковать пластины, наш главный кузнец Ансгар только хмыкнул:

— Зачем оружие‑то на доспех переводить?

— Мне нужны стальные пластины, а не железные.

— А если колоться будет?

— Отпустим, испытывать надо перед тем как набивать.

Предложение изготовить панцирь по моему проекту заинтересовало Ансгара. Любил он свое дело, бывший кузнец одного из баронов Фриланда. Трудился он там, пока замок не захватили врасплох орки, вырезав гарнизон. Его самого не прикончили только из‑за специальности.

Батя его за профессионализм уважал, даже обещал как‑нибудь дать вольную — это, между прочим, иногда случалось по разным причинам. В большинстве своем вольноотпущенники, выкупив себя и окончательно избавившись от зависимости, полноценно свободными уходили в людские кланы. Обычно в так называемые вдовьи борги, где большинство мужчин погибли в набегах или войнах. Там было легче стать своим. Ансгар, к примеру, сошелся у нас с ключницей Ханной, уже и ребенка родили.

Так как именно он обучал меня главным премудростям кузнечного ремесла, отношения с ним у меня были неплохие, в отличие от Бьерна, которого он ненавидел. Отчего я и решил сам заняться панцирем.

Мы долго вычерчивали контуры, определяли размеры и количество пластин бриганта, прикинули, где они должны располагаться на основе, чтобы минимально снижать маневренность. Даже вырезали и разметили шаблоны из деревянных плашек. Кольца делали все остальные кузнецы, кроме одного: тот восстанавливал изрубленную трофейную чешую. Пластины с чешуи он успел снять, приготовил и ждал, пока Ханна выкроит кожаные детали. Я даже не побрезговал поработать молотобойцем, выслушивая объяснения мастера. Знания лишними не бывают.

Опытным методом подобрали нужный режим закалки‑отпуска для всех разделанных на калиброванные пластины заготовок, чтобы обеспечить максимальную прочность откованных полуторамиллиметровых пластин. Между делом пробили отверстия под заклепки. Понаделали самих заклепок, пряжек для ремней, изготовили пластины для наручей и поножей. После очередного караула занялись сборкой.

По конструкции бригантина повторяла обычный бронежилет с его передней и задней бронепанелями и отверстием для головы. Только пластины шли в один ряд, хотя и с нахлестом. Вместо лямок на «липучках» на трапециевидные мышцы вплоть до плечевого сустава лег подбитый на кожу металл. А на сами плечи сверху и с боков спустились частично перекрывающие друг друга наборные лопасти из набитых на кожу пластин потоньше, с миллиметр, — для перекрытия соединения будущих наплечников с самим панцирем.

Под мышками пропускались — к сожалению, назад — подбитые двумя рядами стальных прямоугольников половины пояса, связывающего переднюю и заднюю бронепанели. Вперед, как на нормальных брониках, пропустить их было нежелательно: «липучка» отсутствовала как класс. Ременное крепление легко могло быть перерублено, но при ударе со спины вероятность этого уменьшалась. Два ремня шириной с офицерский, с аналогичными двузубыми пряжками, с нахлестом соединяли пояс в единое целое ближе к левому боку — для удобства самостоятельного одевания. Я не только заранее побеспокоился о подшивании крепежных ремней, но и закрепил ремешки на поясе, чтобы освободившиеся концы можно было продеть, иначе будут болтаться.

Панцирь получился на пару сантиметров длиннее, чем надо, — можно сказать, на вырост. Бедра и пах перекрывала наборная из мелких пластин юбка, разделенная по бокам на две части, тоже с нахлестом и на ремнях — внизу и вверху, для удобства.

Покрутившись, попрыгав, я опробовал панцирь. Когда же посмотрелся в серебряное зеркало — загордился. Изделие получилось, что называется, видное. Металл заклепок на коже смотрелся весьма прилично. Да и дизайн, пусть не от Габано, но вполне хорош — хотя бы для Оркланда.

Несколько действовала на нервы масса панциря, примерно в десять‑одиннадцать килограммов. Вместе с кольчугой, наручами и поножами масса вооружения могла достигнуть килограммов двадцать пять, а это серьезное испытание для моих новообретенных, пусть и неплохих, физических возможностей. Надо было проверить доспех в носке. Это я оставил до изготовления наручей и поножей.

Через четверо суток я примерил полный комплект. Увидев себя в зеркале, я мог с полным основанием гордиться сделанной работой. Голень и бедра закрывались поножами из обшитых проклепанной кожей полос металла на ремнях. Щели на коленях, подумав, закрыли кусками кольчуги, обшив штаны по кругу. Чтобы набедренники не сползали вниз, прицепили их ремнями к поддоспешнику. Руки прикрывались наручами, по форме аналогичными поножам за исключением размеров. Также обшили кольчугой локти и районы подмышек на рубахе‑поддоспешнике. В общем, кольчужные вставки появились везде, где имелись щели.

Уязвимыми оставались ступни в сапогах, кисти рук в перчатках и в какой‑то степени районы суставов — и то, если пробьют кольчугу. Под юбкой найти щель между набедренником и панцирем было сложно. Горло пока перекрывал хауберк. Одетая поверх бригантины кольчуга усиливала защиту корпуса. Но лицо оставалось неприкрытым.

Нужны были шлем, латные перчатки под стать и латный воротник. Но с ними я решил подождать до изготовления оружия.

* * *

Специфика действий соплеменников, пиратов и грабителей, накладывала определенные требования на вооружение. Рогатина с ее колюще‑режущим наконечником была обязательна для борьбы с вражеской кавалерией и увеличивала дистанцию поражения противников. Также нужен был меч или что‑то другое колюще‑рубящее для работы в свободных боевых порядках, частично вне строя. При этом, что очень актуально для бандитов, пиратов и грабителей, одним из которых мне придется стать, по крайней мере на время, длина клинка должна быть около метра. Кратчайшее расстояние между двумя точками, как известно, — прямая. Пребывая в человеческом теле, я познакомился со спортивным фехтованием еще будучи школьником, поднатаскался в работе с ножом в более зрелом возрасте, а регулярные тренировки телу Края обеспечивали отец и братья. После переосмысления суммарного опыта я убедился: нужно то, что может не только нормально колоть, но при этом и качественно рубить.

И наконец, нельзя забывать о работе на ближних дистанциях в довольно плотных боевых порядках, априори сокращавшей возможности метрового колюще‑рубящего клинка, когда его просто‑напросто тяжело развернуть. Однако такие схватки были весьма возможны как на ограниченном пространстве корабля, так и в сутолоке и тесноте битвы.

Орки выходили из положения, куя одноручные мечи с длиной клинка от семидесяти до восьмидесяти сантиметров для рядовых родовичей, которые не могли себе позволить много оружия. Все, что длиннее, заказывалось только хирдманами и опытными, обеспеченными представителями родов, соответствующими хирдманам по вооружению.

Я не стал изобретать велосипед, взяв за основу идею японцев с их дайсе, комплектом из катаны (или тати) и вакидзаси, куда вакидзаси вошел именно как меч для ограниченных пространств. В том же ключе мыслили кавказские горцы с их комплектом шашка плюс кинжал. Кинжал мог быть больше полуметра длиной.

Тут тоже возникали сомнения, что лучше, колющий или рубящий инструмент. При сохранившейся быстроте поражения в сутолоке, когда рядом находятся враждебно настроенные вооруженные джентльмены, собственно, поочередное поражение или блокирование ударов противников не обеспечивается одними уколами. Однако рубящий удар уступает колющему в бронепробиваемости, ее надо было как‑то повышать.

Вновь на помощь пришел опыт предков. Что‑то вроде того и для тех же целей употребляли в Западной Европе. Тяжелые тесаки‑фальшионы с их закругленными, в определенной степени оптимизированными для рубки клинками, весьма походили на гораздо более ранние лангосаксы, а в некоторых вариантах позволяли и колоть.

Однако профессионалы войны, немецкие ландскнехты, а также французские жандармы (тяжелая латная кавалерия) вместо фальшиона нередко применяли как исключительно рубящее оружие малхус, короткий, широкий, тяжелый меч‑саблю с сильным скосом в передней части. Их профессионализму я и доверился. По моим прикидкам, такой меч массой до трех килограммов, идеально приспособленный для мощных рубящих ударов в ограниченном пространстве, представлял самое устрашающе‑эффективное оружие в тесноте корабля или в сутолоке на поле боя. Малхус — практически тот же топор. Правда, им невозможно эффективно колоть доспешных, но этим недостатком я пренебрег. В любом случае толщина и ширина клинка не позволяли глубоко колоть кого угодно, как и тем же, например, фальшионом. А для уколов у меня, как и у ландскнехтов, имелся кинжал.

Любопытно, но классический малхус по форме был почти полной копией китайского дао. Разве что короче, толще и с одноручной рукоятью. Сходные физиология и, задачи рождают сходные решения.

После начертания на подходящей доске нужной формы меча и прикидки планируемых ТТХ меня пробил смех. Девайс получился изрядно похожим на изображения мечей фэнтезийных орков на обложках, причем это оружие художники считают ятаганами. Еще бы: расширяющийся от эфеса клинок с елманью мог напомнить вышеупомянутым иллюстраторам даже меч Аладдина из известного мультфильма. Отличия разве что в размерах.

Почти двуручная рукоять длиной с два кулака вместе с навершием меня устроила. Максимальную толщину клинка на прямой линии от острия к центру рукояти я предполагал сделать не более семи‑десяти миллиметров. От нее вниз пойдут грани лезвия. Вверх, к обуху клинок также станет тоньше, миллиметров до четырех‑пяти. В поперечном сечении получится вытянутый пятиугольник. Срез я решил заточить.

Для наглядности из сосновой плашки вырезал модель, с третьей попытки получилось то, что надо.

В качестве прототипа длинного меча, не мудрствуя, избрал китайский цзянь, боевой вариант. Меч, которому около трех тысяч лет и который за последние полторы тысячи лет почти не изменился, заслуживает внимания. Да и Чон Юнг Фат в «Крадущемся тигре, затаившемся драконе» выглядел весьма привлекательно. Осталось только научиться скакать по елкам.

При виде модели малхуса Ансгар сказал:

— Охо‑хо‑хо. Чья идея? Господина? — Он имел в виду отца.

Я изложил свои соображения.

Кузнец задумался. Потом кинул на меня непонятный взгляд.

— Попробую отковать. Но слишком короток. Если по размеру делать. Только в свалке будет хорош.

Тут я добил его, показав рисунок цзяня, и пояснил, зачем он мне. Мастер помолчал. Потом покачал головой:

— Высоко пойдете, молодой господин. Если по пути не убьют.

* * *

С ковкой мечей я решил подождать до следующего караула. Только посовещался с Ансгаром насчет металлолома для их изготовления.

Тот обломал мои планы пустить на малхус оплавленное лезвие двуручника, сказав, что такую дуру нужно ковать из нескольких кусков. Качественная сталь на обух не нужна. А вот такое, как он выразился, «шило», как цзянь, нужно делать целиком из хорошего материала.

Сменившись, я отоспался и на следующее утро пришел в кузню.

Пока грели лезвие, я, сидя на солнышке возле кузни, подвергся атаке местных девушек.

Атаку начала симпатичная брюнеточка Эрика А'Тулл, дочка хевдинга, нагло выкрикнув через забор:

— Какой демон укусил тебя пониже спины там, в крепости?

— Страшный, поди, был? — поддакнула ее подружка Ульфрида, белобрысая младшая дочка старого Кнубы от младшей жены. Это она целовалась с Бьерном на проводах в поход, старательно не замечая синячище под глазом моего братца.

У меня не было настроения любезничать с дамами. Хотя об Эрике следовало задуматься, она того стоила. Поэтому я ограничился ответным наездом только на Ульфриду:

— Жуть. Из‑под земли как выскочит, весь в дыму. Как зашипит, как закричит. Точно так же, как ты, Фрида, заорала на весь борг, когда в бане на раскаленные камни мягким местом приземлилась. Помнишь? И он попер на меня…

Фрида раскрыла рот и попыталась меня обругать. Но я успел закончить раньше:

— Я — бежать. Он меня за задницу — тяп! Я — ох! Думаю, чем отбиться, придумал — пук. Голову поворачиваю. А он уже не рычит, а кашляет. Раз, другой, все сильнее. А после третьего покраснел, надулся и лопнул.

Фрида все‑таки обругала меня и сама надулась. Эрика, как заклятая подруга Фриды, наоборот, оживилась:

— Что, ты от такого зрелища лишился чувств? Или на самого подействовало? Или…

Не надо было развивать эту тему:

— Я просто споткнулся. И все.

— Так, что колдун в чувство приводил?

— Врут. Вот что было. Упал я, вижу надо мной валькирия на крылатом коне. Кто, говорит, тот герой, что злобного демона Йыганга убил? Отец богов с ним давно покончить хотел. Но силен уж больно демон был и хитер. Не давался никак, даже от Гугнира раз увернулся, раной отделался. Таким, говорит, героям самое место на Валгалле среди великих эйнхерриев. Я, говорю, но на Валгаллу рановато мне пока. Та не слушает, за шиворот — цап. И на коня. А дальше по радужному мосту. Смотрю…

Ульфрида заорала с новыми силами:

— Хватит врать как сивый мерин! Пошли, Эрика. — И потянула слегка недовольную этим ускоренным отступлением подругу к верфи.

— Все, Эрика, не буду рассказывать, какую видел там красотищу. Об этом только колдун знает. Мешают нам некоторые… — осторожно закинул я крючок.

Эрика засмеялась.

Сзади кашлянули:

— Пора, господин.

— Пора так пора. Увидимся, девушки.

Эрика удивленно подняла брови. Но ничего не сказала.

В кузне металл остатков двуручника вполне дозрел. Мы с Ансгаром разрубили заготовку на две части и, не забывая подогревать и посыпать бурой избранную большую часть, перековали в брусок. Потом, охаживая молотом, растянули в длину.

Двое незанятых этим процессом кузнецов тем временем занимались малхусом, расковывая второй кусок в пластину по форме клинка будущего меча. Для изготовления малхуса мы собирались центральную пластину из хорошей стали оковать низкоуглеродистой мягкой или железом из металлолома, как получится. Заготовки уже были, это дело — оковку — оставили на нас с Ансгаром. Ему можно было доверять в плане добросовестного отношения к труду. Да и я сам рад был поучаствовать: погибнуть оттого, что двум рабам было лень хорошо проковать клинок, мне не хотелось.

Четвертый мастер, бывший златокузнец Эдгар, ковал рядом с нами бронзовые заготовки крестовины и набалдашника для цзяня по моему эскизу. Для чего пришлось пожертвовать покореженным бронзовым блюдом из запасов. Конечно, существовал риск остаться в будущем без пальцев или кисти. Однако на шашках, большинстве сабель и японских мечах гарда как таковая вообще отсутствовала. Я решил, что качественная шпажная чашка слишком сложна для текущего уровня развития, достаточно обойтись латной рукавицей. Да и колоть двумя руками что‑то прочное удобнее.

Потом я загрузил Эдгара изготовлением чешуек для перчаток согласно эскизу. Когда Ингвар и Авен закончили с пластиной, Авен присоединился к Эдгару, а Ингвар начал на пару со мной работать молотобойцем.

Подмастерья молча качали мехи, наблюдая за процессом.

Когда брусок превратился в полосу, соответствующую, по мнению Ансгара, кондициям будущего клинка, мы расковали хвостовик и лезвия, грубо придав мечу форму. После чего положили его остывать для обдирки, занявшись после короткого обеда и отдыха малхусом‑дао.

Гидравлических или пневмомолотов тут еще не придумали, обходились кувалдой и тонкими листами железа. Махать кувалдой было далеко не так просто, хотя по выносливости Ингвар от меня заметно отставал. Пока прогревали клинок, мы оба отдыхали.

Придав мечу нужную форму и сделав из наваренного металла рукоять, мы сочли, что на сегодня достаточно.

Следующие дни были наполнены обдиркой мечей, караулами, заигрыванием с Эрикой, закалкой мечей, для чего пришлось добывать кровь. После закалки — процесс отпуска и многодневная чистовая обработка. Не забывал я и помогать матери.

Посидеть в компании молодежи или послушать рассказы старших по вечерам удавалось не часто. Все‑таки в борге осталось меньше половины мужчин и было очень много рабов, упускать контроля над коими никак нельзя. Хотя Эрикой я не пренебрегал. Мы с ней чаще всего ходили на верфь послушать старого Кнубу. Тот любил под вечер поговорить о жизни с молодежью, рассказывая о былом.

После закрытия ворот местами для встреч молодежи оставались только площадь возле колодца или стена, да и караульные мешали. В любом случае общаться приходилось на виду у всего поселка.

Ансгар был в ударе. По‑моему, он решил, будто именно сейчас готовит шедевры, лучшие изделия в своей жизни. И он увлекся, буквально заболел работой еще больше меня, как это ни удивительно, успевая еще гонять своих подчиненных, между делом изготовивших треугольный, обтянутый кожей и обитый по краям железом щит со стальным умбоном. А Эдгар доделал навершие и крестовину цзяня. Шлифовать и полировать цзянь Ансгар мне не дал. Загадочно ухмыльнулся и заявил, что я потом пойму. Я не спорил: он не испортит клинок, а шлифовать самому или нет — это не принципиально. Зато Ансгар поручил мне доводку малхуса, а когда я был занят, его шлифовал Эдгар.

Тот знаменательный день, в который мама поставила мне задачу смотаться следующим утром на нашем семейном кораблике к угольщикам за древесным углем, оказался еще более значимым, поскольку я первый раз взял в руки свои мечи в готовом к применению виде. Точнее, Ансгар вручил их мне под вечер с поклоном а‑ля Япония и невероятным самодовольством, оправданным на все сто.

Комплект смотрелся красиво. Обоюдоострый клинок длиной за девяносто сантиметров и около четырех сантиметров шириной. Симпатичная бронзовая перекладина‑гарда, не выбивающееся из стиля навершие без всякой резьбы и украшений. Рукоять длиной сантиметров восемнадцать, между перекладиной и навершием на хвостовик наклепаны деревянные щечки. Дерево обтянуто кожей. Удивление своим красноватым оттенком вызвала полированная сталь клинка.

Заметив мое удивление, Ансгар хмыкнул:

— Я это еще когда ковать готовились, заметил. Еще когда шлифовал, был уверен. Настоящая «кровавая» сталь. Первый раз самому перековывать пришлось. У сэра Рональда был кинжал такой стали, довелось повидать и даже в руках подержать.

— А что за сталь? Я что‑то слышал, но ничего конкретного.

— Очень дорогая штука. Секрет утерян, имперская работа. Ватаги, что по Оркланду доспехи и оружие из земли вырывают, за ней в первую очередь охотятся. Такой вот один меч окупит все затраты на рейд. Все, и на лодки, корабли, лошадей и жратву. Да и большинство доспехов и оружия ватажников тоже. Просто как металл дешевле, конечно, но пара таких, как мы перековали, обломков — вполне.

— Так хороша?

— Хороша. В меру гибкая, прочная, заточку держит исключительно. Почти не щербится. Чтобы сломать такой меч, очень много усилий приложить надо. Я о таком и не слышал. Ее еще королевской сталью именуют. Говорят, сталь тем хороша, что от нечисти и колдовства защищает. Сколько в этом правды, не знаю, во всяком случае, владельца не защитила. Редкая у вас ценность, молодой господин, этот меч. Не надо им светить часто. А второй, хоть и по виду меч‑ублюдок, — он вручил мне малхус, — нисколько не хуже. Но вот выглядит не в пример проще.

Малхус представлял собой почти полную копию модели, с отличием в виде небольшой стальной гарды, имевшей форму выпуклого овала. Двуручная деревянная рукоять, слегка расширяющаяся к навершию, обтянута кожей, клинок с косым, слегка вогнутым, тоже заточенным срезом на конце, длиной сантиметров пятьдесят пять. С весом заметно за два килограмма.

— Страшная вещь в битве, если рубить. Краснота на лезвии не заметна почти. Издали не увидят, а потом поздно будет. Но как вот хорошие ножны сделать, я не знаю. На первого‑то красавца лучше тоже самому показать, какие нужны.

Ножны я решил делать из кожи, на бронзовых заклепках по краям, а также с бронзовым устьем и наконечником. Я сразу озадачил Ансгара требованием вшить шесть колец по два параллельно, четыре вверху и пару внизу ножен — для ремня.

— Зачем?

— Увидишь…

 

ГЛАВА 4

На следующий день я, как полноценный капитан, восседал у рулевого весла семейного кораблика, уменьшенной копии драккара. В боевом варианте называемого шнеккаром. У гражданских он именовался просто судно. Я даже приоделся в кольчугу с наручами, надевать шлем было лень, ограничился капюшоном. Рядом я пристроил недлинный, но тяжелый меч‑малхус, на ремне висел кинжал. На руках новенькие боевые перчатки. Было бы опрометчиво отлучаться далеко от поселка без доспехов и оружия. Места не такие уж и безопасные.

Появление звериной головы на форштевне, вкупе с переводом судна в военные корабли и сменой названия, влекло за собой ряд юридических последствий.

Раб, усаженный на весла боевого корабля, автоматически получал свободу. А в довесок ворох прав и обязанностей воина, а не лойсинга — освобожденного раба, — как в других случаях. Если он не оправдывал доверия, общество воинов выбраковывало его, как паршивую овцу.

Освобождение раба в Оркланде представляло собой довольно простую процедуру. Нужно было всего лишь официально вручить ему оружие. Или назначить оружием, например, обычный топор, вооружив им раба для отражения атаки на поселок. Топор становился одновременно его первым имуществом. И вот раб признается равным в правах со свободными. Относительно, конечно. Лойсинг свободен, но зависим. Должник тоже мог перекочевать в эту категорию, пока не расплатится.

Раб не имел права прикасаться к оружию хозяина под страхом смерти. Смертью также каралась попытка сделать оружие самостоятельно. Даже в оружейных комнатах прибирались только дочери хозяина или сама хозяйка дома. Рабам на выселках, поодаль от поселка, разрешалось иметь небольшие ножи, топоры, дубины и колья с обожженными концами для обороны от зверья и нечисти. Убийство нападавшего на хозяев в целях защиты их жизни или имущества поощрялось либо свободой, либо смертью. Раб не мог безнаказанно убивать свободных. Свободного мог убить только равный или заслуживший равенство.

Ансгар и его кузнечная братия были на особом положении как оружейники. Если кто в поселке и имел серьезные шансы на освобождение, так это он, в меньшей степени — другие кузнецы. Впрочем, это касалось кузнецов‑рабов повсеместно в Оркланде, и не только их, но и иных редких умельцев. Отдача от лойсингов была куда выше. Хотя рабам и разрешалось иметь деньги и небольшое имущество, особенно посаженным на землю в качестве крепостных крестьян, обрабатывающих наделы хозяев на хуторах неподалеку от борга.

Пока же рабы числом двенадцать человек вели на веслах вполне мирное судно. Они направлялись к нашим семейным углежогам, которые вшестером жили километрах в десяти вверх по течению Одры на другом берегу и производили древесный уголь для семейного предприятия. Нужно было забрать очередную партию.

Для проживания рабов‑углежогов был построен простой рубленый домишко. Для трелевки лесин держали лошадей, под них — конюшню и сарай. Полноценная заимка.

Поднявшись по склону, я был слегка озадачен полным отсутствием движения за забором, как на самой заимке, так и возле пожог‑ям, что мне совсем не понравилось. Положив малхус обухом на сгиб правой руки (я левша), двинулся вперед, надо было осмотреться.

Я перескочил через жерди и подошел к дому, прислушался. В доме кто‑то бормотал и бессвязно матерился. Я обрадовался отсутствию хруста и чавканья, обошел чурбак с торчащим топором, открыл дверь и вошел внутрь.

Чан ядреной, как можно было понять по запаху, браги объяснил причины затишья. Четверо трупами лежали на полатях. Один сидел на полу и, что‑то бормоча, пытался налить в глиняную кружку бражки из бочонка.

Старший углежог, рыжий Эдгар, сидел за столом, заваленным объедками, и громко икал. Я начал орать и материться.

Эдгар подскочил вверх, приземлился и, согнувшись, приблизился ко мне.

— Простите, господин. Мы виноваты. Больше этого не будет. Все готово, мешки с углем в сарае. Выпили немножко. Больше не будем!

Трупы начали воскресать и подниматься. Я остановил поток речей:

— Бегом все из дома! Мешки схватили и вперед, таскать.

Эдгар согнулся еще больше:

— Да, господин, конечно! Сейчас ребята проснутся. Не хотите ли взвару? Или, может, брагу попробуете? Вы такую пили когда‑нибудь? Крепко забирает! Обязательно перетаскаем. Пусть пока гребцы начинают, парни отойдут и присоединятся. А вы попробуйте! — После чего он нахально схватил меня за рукав и попытался подвести к столу, одновременно корча рожи кому‑то за моей спиной.

Как миры похожи, резюмировал я, и здесь доброту не ценят. Край вот чересчур добр для этого мира, а ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Вот и пример. «Что‑то не так», — подумал я и ударил Эдгара кулаком в чешуйчатой боевой перчатке по лицу. Он упал, кожа на скуле лопнула.

— Тебе кто разрешал меня хватать, скотина?

После чего развернулся, чтобы выяснить, кому и зачем Эдгар корчит рожи. Один из рабов лихорадочно запихивал что‑то ногой под полати.

— Все вон! — рявкнул я.

— …А тебя попрошу остаться! — Любитель секретов рванулся к выходу, надо было его остановить. Он переглянулся с двумя выходившими и остался стоять с побледневшей физиономией.

— Что прячем?

— Ничего.

— Да ну?

Тут я сделал серьезную ошибку. Не обращая внимания на начавшего вставать Эдгара, я присел и заглянул под полати, приподняв рукоятью малхуса, лежавшего на предплечье, свисавшую шкуру.

Мне повезло. Увидев перья спрятанных под полатями стрел и мгновенно осознав, что за моей спиной — стрелок, я начал вставать, разворачиваясь к рабам. Именно поэтому, когда уличенный в хранении оружия парень, крикнув Эдгару: «Нож!!!», бросился на меня, я не оказался сбитым с ног и схваченным за руки с перспективой получить ножом в глаз.

Понимая, что я не успеваю ударить клинком прыгнувшего раба, я ткнул ему навершием рукояти прямо в лицо — с предплечья, перехватив рукоять левой рукой.

Под набалдашником хрустнуло. Тяжелый клинок мотнуло вперед. Одновременно я шагнул левой ногой назад, разворачивая корпус. Удар прошел свободно. Сложение инерции клинка и движения уходящей влево и назад рукояти почти самостоятельно развернули меч, нужно было только не мешать. Ну и следовало слегка подправить удар.

Меч, хрупнув, чиркнул противника по шее, играючи разрезав ее более чем наполовину, и горячая кровь окатила меня фонтаном, хлестанувшим из огромной раны. Раб завалился назад и открыл Эдгара с ножом в руке.

Мешкать не следовало. Два шага. Удар. Он увернулся, отпрыгнув назад. Мгновенно атаковал, целясь в лицо. Блок перчаткой. Вскрик. Удар мечом под ребра. Эдгар сложился пополам, падая на колени.

Я отпрыгнул к дверям — и вовремя. В дом вломился один из рабов, вооруженный топором, но ничего мне сделать не смог. Малхусом я отрубил ему руку. Второй, невооруженной рукой я ударил раба в лицо, он выронил топор. Шагнув назад, закрывшись его телом от потенциальной опасности из дверного проема, я на секунду задумался, затем, не добивая противника, схватил его за горло под бородой и выбросил из дверей направо — а вдруг там еще кто‑то есть, и тоже с топором. Мои подозрения оправдались, хотя и не полностью.

Раб прятался за дверью с другой стороны, но это не сработало. Дверь помешала ему ударить меня, когда я выходил. Нападающему пришлось прыгать и догонять, держа дубину двумя руками. Неудачно. Я шагнул вперед и вбок, отклонился, пропустил дубину и, разворачиваясь, снизу ударил малхусом повыше локтя. Рука раба повисла, он попытался отскочить, но недостаточно быстро. Шаг вперед — и конец меча распорол ему грудь.

Я оглядел замерших, как изваяния, рабов, подошел к выброшенному из двери раненому — он полулежал на земле, опираясь на уцелевшую руку, и, подняв голову, смотрел на мой меч. Удар.

Эдгар, свернувшийся на куче вылезших кишок, был еще жив.

Присев на чурбак, откуда мой несостоявшийся убийца вытащил топор, я учинил допрос оставшимся двоим по очереди.

Дело было простым, как мычание. Отец совершил ошибку, долго не сменяя углежогов. Эдгар скорешился с тремя из них. Все четверо были пленными воинами. Что они там загадывали и планировали, неизвестно. Но они сделали лук, прятали его в дуплах, охотились с ним. Оставшиеся двое — бывшие крепостные крестьяне, их в тайны не посвящали. Якобы. Хотя, напившись, двое главных заговорщиков пытались им что‑то внушать про свободу. Поставили брагу, все как следует к ней приложились. Забыли даже спрятать лук. Меня просто не ждали сегодня. Вот и все.

Я пуганул крестьян, что мне, перемазанному кровью, не составило большого труда. Выяснил примерное место тайника. После чего заставил поселковых рабов прибраться.

Сам, взяв местных, отправился искать тайник, предварительно обыскав залитый кровью дом. Легко обнаружились четыре копья с каменными наконечниками, стальной кинжал, зубило, три лука и несколько десятков стрел. Четвертый лук нашелся в овраге.

Я отнес трофеи на корабль, рабов озадачил погрузкой. Выживших углежогов оставил под присмотром на корабле. Пока они грузили уголь в мешках, я мысленно оценил свои действия. Сюжет как раз для Голливуда.

Кто я? Зеленомордый клыкастый рабовладелец. Зарубивший четырех человек, желавших вырваться на свободу. Перед этим бивший им морды. Осталось только подождать, когда из кустов вылезет полуголый мускулистый красавчик с огромным мечом, килограмм так на шестнадцать. После чего, толкнув зажигательную речь, отомстит мне, мерзкому рабовладельцу, за всех угнетенных сразу — и под музыку, понятное дело.

Жизнь‑то, она сложнее. Феодальный строй с элементами рабовладельческого общества. Есть род, клан и племя. Есть родственные племена. Для всех остальных мы враги. Как и они для нас. Они не жалеют нас, мы их. Стать толстовцем в этом мире? Ненадолго, пока не зарежут свои же. Или чужие. Просто за то, что я чужой. Диалог ведут с сильными, мнение слабых никого не интересует. Их грабят. Всегда и везде, грабили и будут грабить. Как делают те же Штаты под песни о свободе и демократии. Которые у них есть, но для своих. Все остальные — обслуживающий персонал. А тут с этим честнее, все ясно. Кто достаточно силен — грабит и убивает. Сегодня ты — завтра он.

Парни собрались в бега. Либо на лошадях, либо по воде. И ради своей цели они бы не пощадили никого, вполне вероятно, даже своих коллег, не участвовавших в подготовке, дабы те не предупредили поселок, опасаясь за свою шкуру. Это похоже на правду, лишних копий в тайнике не было. Но я не исключал наличия еще одного. Жалко их? Да. Это были храбрые, решительные люди. Но они собирались меня убить. Вместо этого умерли сами. Достойно. Как воины, не как рабы, обретя свободу. Окажись я в теле беглого раба, для меня это был бы не худший вариант.

Я бросил закончившим погрузку рабам:

— Трупы — сюда. На берег. Лопаты и заступы тоже.

Подойдя к телам, велел оттащить их ближе к лесу, выбрал место. Двум рабам вручили заступы и еще двоим — лопаты. Через полтора часа могила была готова.

Тяжесть на сердце немного рассеялась.

Перед отплытием оставил двоих самых невезучих на заимке.

 

ГЛАВА 5

Первые вести о наших викингах привез купец Снорри А'Кайл, прибыв с ладьей, полной разнообразных товаров.

У нас он покупал оружие и доспехи, имел какие‑то дела и с другими представителями деловых кругов поселка. Как дальний, но все же родственник матери, он у нас иногда ночевал.

Своей кряжистой, немного оплывшей фигурой Снорри напоминал ушедшего на покой профессионального боксера‑тяжеловеса: с возрастом слегка обрюзг, но сохранил мощь и силу, широченная морда, огромный шрам во всю щеку. На правой руке только два пальца, большой и указательный. Собственно, сложности, возникшие при захвате меча, и сподвигли его оставить карьеру дружинника у ярла и пойти в купцы. Раньше он служил десятником в одной сотне с отцом.

Расцеловавшись с матерью по прибытии и решив большинство наиболее горячих деловых вопросов, Снорри прибыл к нам на обед и для серьезного ознакомления с новостями. Об этом меня известила вездесущая Хильда, прибежавшая с пристани.

Я не пошел его встречать, решил не прерывать плановую тренировку. Малхус, нареченный мной после мясорубки на заимке Мёркмордером, требовал серьезных упражнений, хотя бы потому, что я был пусть и переученным, но левшой. Имя мечу посоветовал дать боргман, когда разбирался с происшествием. Я так и сделал, в соответствии с возникшими ассоциациями.

Хотя рабы и были имуществом, их беспричинные убийства или пытки общиной не одобрялись, за чем следили боргман и хевдинг. Как я понимаю, таким манером общество, состоящее из профессиональных убийц, отсекало всяческих психопатов. Пока они с рабов не перешли на свободных, в том числе и соседей.

Смещенный вперед центр тяжести и соответственно приличная инерция малхуса заметно осложняли работу с ним, не говоря уже о серьезном весе — больше двух кило. Отличия от рубки с элементами фехтования, что преподавал Краю отец, были заметны. На кисти рук ложилась повышенная нагрузка в сравнении с обычным одноручным мечом. Управление малхусом также требовало точно согласованной работы ног и корпуса, чтобы при погашении инерции и смене направления удара затраченные усилия были минимальными. На упражнения с мечом я автоматически перевел рисунок движений из каратэ. Переосмысление опыта обеих половин моего «я» принесло определенные результаты. Насколько они будут хороши, покажет жизнь.

Любопытствующий народ пока не смеялся. Наоборот, девушки подглядывали за тренировками, хотя Эрика прочно наложила на меня свою тяжелую, как оказалось, длань. Однако то, чего хочется всем мужчинам вообще, а юношам в особенности, не позволяла, стерва. В принципе я сильно и не настаивал. На случай заготовки: «Тронул — женись». Тут нарушитель рисковал в буквальном смысле головой. И далеко не убежишь. Родня не поймет. Помогут если не убить ради замирения, то поймать ради свадьбы. А коли поймают, так лучше и не бегать.

Так что прогуляться по бережку, посидеть вечерком в башне или возле колодца, послушать рассказы старого Кнубы, тайком потрогать некие видные части организма да поцеловаться — вот из чего состояло наше времяпровождение. Приходилось терпеть.

Такой выход, как услуги рабынь, был неприемлем. Во‑первых, не так воспитали, по крайней мере Даниила. Во‑вторых, нормальный, уверенный в себе мужик вполне способен уложить в постель женщину без насилия и получить потом куда больше удовольствия, хотя люди бывают разные, и некоторые рабыни почитают за счастье угодить хозяину. В‑третьих (самое существенное), собственных привлекательных рабынь просто не было. По крайней мере, в городке. Ханна была женой Ансгара, тут даже мысли не возникло. В‑четвертых, ребенок от рабыни или пленницы‑человека обычно не одобрялся общественностью. Отчего у дитяти в жизни неминуемо возникали все проблемы полукровки. Естественно, авторитетные личности могли творить почти все, что им хотелось, но мне до них еще расти и расти.

Продолжалось и освоение цзяня, оставшегося до первой крови безымянным. Его я носил в кожаных ножнах за спиной, а так как длинноват он получился для вынимания из ножен одной рукой, второй приходилось сдвигать ножны вниз. Малхус крепился в П‑образной скобе, обшитой кожей, на ремне за другим плечом. Скоба закрывалась застежкой, двигающейся вверх‑вниз по торчащему с другой стороны штырю, а сверху крепилась еще ремешком. Под левой рукой на поясном ремне висел самостоятельно изготовленный трехгранный мизеркорд — стилет с клинком чуть меньше двадцати сантиметров длиной. Как раз годится, чтобы при необходимости пробить кольчугу. Да и со щитом надо было уметь обращаться, — соваться в сечу без него глупо, во всяком случае, если по тебе работает метательное оружие. Я не претендовал на лавры Геральта Белого Волка, так что тренировался с мечами поочередно.

Попробовал это делать одновременно с обоими. Не сказать, что получилось неуклюже или совсем плохо. Но я пришел к мнению, что два меча — либо для сильного профи, либо для самоубийцы, то есть пока не для меня. Вообще все известные мне обоерукие бойцы не брезговали щитами. В ряде случаев щит заметно полезнее.

В разгар тренировки со щитом и Мёрком, в полном доспехе, меня и застал Снорри.

Солидно кашлянув, он с удивлением осмотрел меня, уделив особое внимание мечу. На щит он тоже кинул цепкий взгляд.

— Где нашли такой? А парень‑то подрос, вон как с мечом работает! — Это матери.

— Край сам придумал, — похвасталась та. — И ковал сам.

— Да ну? Сам? Дай‑ка посмотреть, парень. — Снорри протянул руку.

Он крутил меч в руках, попробовал лезвие на остроту. Солидно прокашлялся:

— Что, не мог центр тяжести ближе к рукоятке сдвинуть? Как им биться? Неудобно. Убьют.

— Убьют так убьют, — я закруглил беседу. Снорри снисходительно ухмыльнулся.

За столом наш гость поделился новостями:

— Вернутся скоро ваши мужчины. Во Фриланд ходили. Мой сын с кнорром вернулся, добычу привез. Хороший поход. Замок и два города взяли. Три откупились.

— Сражения были? Потери? — спросил я о том, что меня интересовало.

— Особого ничего. Так, при штурмах чуть‑чуть. Немного, когда деревни грабили. Да в стычках с теми рыцарями, что в замках успели затвориться.

— Когда возвращаются? — Мать.

— Да скоро, сын как трюм рабами и прочим набил, сразу домой двинулся. Остатки войска еще были в сборах. Думаю, дня четыре еще подождите.

Обсудив с матерью политические новости и сплетни, а также поговорив о знакомых и родственниках, плотно пообедав, Снорри занялся бизнесом. Мать отдала ему большую часть готового вооружения.

Вечером Эрика утащила меня на посиделки к стоянке прибывшей ладьи — может, все‑таки гости расскажут что‑нибудь интересное. Такая идея пришла в голову сначала немногим из девушек, а затем, словно подчиняясь закону стаи, к расположению охраны Снорри сбежалась вся молодежь женского пола. Некоторые притащили и своих парней. За некоторыми парни увязались сами.

Перед толпой девиц и небольшой кучкой парней семеро молодых людей из охраны приняли весьма важный вид и наперебой принялись хорохориться перед слабым полом. Этакие мачо в походе. Кроме, естественно, ухмылявшихся кормчего и начальника охраны. Понятно, в возрасте мужики. Распускать хвост перед малолетками положение не позволяет, а с вдовами у нас напряженно. Даже соломенные вдовы — и те под присмотром.

Когда мы подошли, ввернуть слово в разговор уже было сложно. Судя по рассказам охраны, воины там подобрались просто фантастические. Они и обе ноги противникам разом отсекали, и эльфы от них, как тараканы, разбегались. По двенадцать эльфов на одну пику, подобно Козьме Крючкову, вроде не нанизывали, но по паре рыцарей на рогатину — наверняка.

Появление нашего колдуна с копьем в руке, спокойно поздоровавшегося со старшими на ладье и вступившего с ними в спокойную беседу, нисколько не помешало литься потокам героических рассказов. А вот кормчий с начальником службы безопасности перестали ухмыляться. Что немудрено, когда общаешься с личностью, способной одним взглядом вызвать эпилептический припадок с остановкой сердца у прежде абсолютно здорового воина. Оба это видели.

Правда, содержание рассказов изменилось. Из‑за колдуна или нет, но темы героизма и мастерства боя временно истощились. Перешли на тактику и стратегию, снисходительно обучая окружающих парней правильным приемам борьбы с вероятными противниками. Как поодиночке, так и группами, проверяя реакцию понравившихся дам. При этом пытались между делом с ними знакомиться.

Их потуги были понятны, естественны, можно сказать. Я лично не имел ничего против таких рассказов. Меньше всех о своем героизме вещал старший — Рольф. На вид ему было лет двадцать пять. Он иногда поправлял разошедшихся товарищей, чтобы те не заврались, а собеседники, включая девушек, их на этом не поймали.

Он мне показался единственным, кто действительно что‑то видел и что‑то реально понимал в предмете разговора. Остальные, явно недавние новики, скорее всего не имели серьезного опыта, даже если участвовали более чем в одном походе.

Разговор перешел на эльфов. Я поневоле заинтересовался.

— С ними надо меч в меч сходиться. Они боятся нашего прямого удара. Вот мы в прошлом году сошлись с ними и порубили знатно. Ничего эти эльфы не смогли сделать, — вещал смазливый светловолосый красавчик Эрик, выставив напоказ сверкающую золотом рукоять меча и улыбаясь развесившей уши Эрике. После чего, переведя взгляд на меня, презрительно ухмыльнулся. У меня зачесались руки.

Эрика, польщенная вниманием, спросила:

— Они не устояли?

— Сразу строй развалили, — разошелся Эрик. — Гнали их, пока в лесу не скрылись. Но скрылись, я тебе скажу, немногие. — Он снова слащаво улыбнулся Эрике, мазнув по мне полным превосходства взглядом.

Пока меня персонально никто не задевал, эти охотничьи рассказы казались даже забавными, особенно комические эпизоды походов, которыми Рольф начал смешить окруживших его девушек, искусно переводя интерес с рассказов на себя лично. Одну даже пытался взять за ручку. Но все же Эрик, этот спесивый скот, начал действовать мне на нервы. Я деликатно кашлянул:

— А где произошло это знаменательное событие, можно сказать, подвиг?

Эрик удивленно повернул голову. Рольф сбился с темпа и стал весьма серьезен.

— В Леттланде, с дружиной конунга ходили в прошлом году.

— Мы разве ходили с конунгом?

— Я не вашего клана, если ты не знал. Меня Эрик А'Кальт зовут. Ходила дружина и ополчение клана Ас'Кальт. — Он взглянул на Эрику и всем свом видом попытался изобразить значительность.

— Родич конунга, солидно, — хмыкнул я.

У Эрика дернулся уголок рта, поза и выражение лица изменились, вид у парня стал не столько надутый, сколько рассерженный. Рольф стал просто убийственно серьезен. Как и все гости.

Спрашивать, что может родич конунга делать в купеческой охране, а не в дружине, было не обязательно. Чего там гадать? Незаконнорожденный, от рабыни или пленницы, пока ждала выкупа. В лучшем случае от соседки. Или родство очень дальнее. При высоких воинских талантах это не препятствие, а вот при обычных — увы! Меч с окованной золотом рукояткой вполне вписывался в образ признанного отцом незаконнорожденного, чья кандидатура по каким‑то причинам отклонена форингом дружины или ее воинами, даже на меч не обратили внимания. Маловероятно, что оружие трофейное или получено как доля добычи.

А Эрик этого вопроса ждал, как и все гости. Рольф еще более возвысился в моих глазах, передвинувшись поближе к Эрику, что говорило о его возможной реакции на такой вопрос. Тем более что у него был меч.

— Так как дело было, поясни? — Я несколько разрядил обстановку, повременив с выводами на случай, если этот хвастун первым перейдет на личности. Не следовало выступать без нужды явным зачинщиком ссоры с тупорылым сынком неизвестного по рангу отца. Особенно если ссора не ограничится мордобоем.

Тот расслабился. И зря.

— Битва при Кейле, может, слыхал? Замок там был такой, обороняли его эльфы и войско графа Бреммерского. Мы вырезали, считай, все войско, в замке вообще не успел никто укрыться. Граф ушел с частью конников. Замок сдался на следующий день.

К сожалению для оппонента, я был не так прост. А об этой битве Край кое‑что слышал.

— Мы, кажется, говорили об эльфах. Из них тоже никто не ушел?

— Я же сказал, немногие, — поскучнел Эрик.

Я понял, что на верном пути.

Глянув в сторону ладьи, обнаружил колдуна, стоявшего вместе с непонятно откуда взявшимся Снорри неподалеку, оба одинаково напряженно вслушивались в наш разговор. Меня понесло, действительно захотелось произвести впечатление. Только не на Эрику, а на колдуна перед нашим с ним разговором. Мелькнула в сознании и тут же пропала жалость к сопернику.

— А как располагались враги, как мы, и как такая победа стала возможной? Редко, насколько мне известно, войско, превосходящее числом, удается истребить или взять в плен.

Молодежь перестала шептаться, все заинтересовались разговором. Эрика незаметно сунула локотком под ребра, но я предпочел не понять.

— Отряд эльфов, что пешие были, слева стоял, на склоне. Трусы, колья перед собой понатыкали. Пешие люди в центре и справа. Конники, что люди, что эльфы, позади строя. Между отрядами промежутки.

— А наши как? И замок где был?

Эрик чуть улыбнулся. Колдун вперил в меня внимательный взгляд.

— Замок за правым крылом людей. А у нас, с краю, против людей дружина встала. Центр и правое крыло — мы. Отряд с конунгом — позади.

— Так? — накидал я на песке схемку кончиком мизер‑корда.

— Так.

К колдуну присоединился Снорри. Тоже начал что‑то во мне высматривать.

— И как дело пошло?

— Поначалу ждали атаки. Стояли, потом пару раз сдвигались вперед. Конунг хотел вызвать их атаку.

— Замечательно. А сошлись как?

— В конце концов мы их атаковали. Эльфы стрелами начали сыпать. Наши стрелки ответили, а у кого луков не было, щиты подняли и первыми пошли на них. — Похвастался: — Меня одна в ногу слегка ранила. Но добежали и начали рубить.

Рольф поморщился.

Меня и без этого терзали смутные сомнения в том, что они добежали с первой попытки, если добежали вообще. В битве при Кресси даже кавалеристы до английских лучников не добрались, никто, кроме небольшого отряда, который полностью изрубило пехотное прикрытие. А тут на своих двоих и в доспехах. Сомнительно, даже если не учитывать отрывочных слухов об этой битве, известных моему второму «я», а также рассказа Снорри отцу Края в прошлом году. Речь тогда шла о больших потерях ополчения клана Ас'Кайл от удара эльфийских конников и лучников. Хотя наши и победили, но о полностью перебитых эльфах разговора не было.

— Так линию опрокинули, а они бежать?

— Да, даже когда их конница ударила. Не помогло, все равно побежали.

— Интересно, а как тогда всю пехоту перебили? И почему, коли бежать кинулись, до замка никто не успел? — надавил я, выпячивая сомнительный момент.

— Так их к тому времени дружинники обошли, — победно ухмыльнулся Эрик.

— Так быстро противостоящее крыло перебили, что и из него к замку никто не убежал? И окружить остальных успели, пока вы еще со своими рубились? Хотя, ты говоришь, сразу опрокинули? — Эрик подавился ухмылкой.

— Ты что, вруном меня хочешь выставить? В походе побываешь, получишь право слова воина сомнению подвергать!!! — закипятился оппонент. — Конунг часть дружины по лесу в обход послал. Они войско вражье и обошли. Заодно путь к замку перекрыли.

Я был явно на верном пути.

— А эльфы что?

— А эльфы первыми побежали, как только мы с ними меч в меч сошлись.

Что произошло, я приблизительно сообразил. Осталось только расставить все по местам:

— Попробую рассказать, как было, без побасенок.

Эрик взвился. Рольф положил ему руку на плечо и усадил на бревно.

— Сядь пока. Что ты хочешь сказать? — это уже мне.

— Как было дело, хочу выяснить. Всего лишь. Ты же тоже участвовал? Скажи, когда будет неверно.

К колдуну и купцу присоединились кормчий с начальником охраны.

— Часть дружины конунг отправил в обход, а потом тянул время, пока вы пытались вызвать атаку. Не захотел тупо совать войско под эльфийские стрелы, чтобы потом конники разогнали, а пехота добила уцелевших.

Снорри охнул, колдун наклонился вперед.

— Когда конунг решил, что время пришло или знак какой подали, вы атаковали. С людьми сошлись. А эльфы стрелами отбились. Завязли вы в кольях.

Эрик и Рольф шевельнулись.

— Тем временем ваши обходники через лес зашли для удара в спину. Конные отряды людей и эльфов вступили в бой, и рыцари в дружине завязли. А эльфы вас опрокинули, уж больно легкая цель — прореженный стрелами пеший строй.

Тут колдун вздрогнул. От этого обалдел и я сам, даже сбился с темпа.

— Дальше понятно. Обходники ударили в тыл. Эльфы решили не трепыхаться и ушли. А вот люди не успели. Так что, если кого вы догнали и порубили из эльфийских лучников, так это неудачников, тех, кто отходил последними. Ну и конников сколько‑то за себя взяли.

— В чем я не прав? — это был вопрос к Рольфу.

Он промолчал. Потом сказал резко, как плюнул:

— Конунг нам на помощь пришел…

Эрик ударил меня в лицо. Убрать голову я не успел. Поделом, нечего зевать. Был бы умнее, ожидал бы. Завалившись назад с бревна, я схватился за мизеркорд, чтобы соперник в запале не добил чем‑нибудь острым.

Того уже крутили товарищи, отбирая меч, к нему приближался Снорри. Эрик поливал меня матом. Помимо прочего, перешел на личности конкретно:

— Ты, ублюдок короткорукий. Меня в лжи посмел заподозрить? В хлеву зачала мамаша от неизвестно кого! В бой не ходил, а что‑то пытаешься сказать…

Оказывается, не только я внимателен к личности оппонента…

Поток словесных помоев прекратил Снорри — элементарно перекрыл парню кислород, взяв за горло. Мать была родственницей Снорри, а отец если не другом, то деловым партнером.

Тут включилась моя вторая половина личности: Край был оскорблен упоминанием матери до глубины души — или обеих душ, сразу не понять.

— Тебе ли об ублюдках говорить, пес помойный, о своем хлеве вспоминая! Что же ты тогда про свою мать помалкиваешь!

После чего крутить руки и отбирать оружие начали у меня…

Короче, представление удалось. На все триста процентов.

Главарь поселкового парламента, по совместительству судья, его честь Кнуба А'Корт на глазах наливался желчью. Рядом с ним пристроились колдун и бургомистр. Обошлись без присяжных. Все сверлили глазами нас с Эриком, а мы резали друг друга ненавидящими взглядами.

Ситуация была непростой. Будь я полноправным воином, ситуация разрешилась бы сама собой в поединке. Но я только новик, так что громкие вопли Эрика о том, что он меня вызывает и убьет, ни к чему не приведут, пока я добровольно не соглашусь. И заставить меня невозможно, и в трусости никто не обвинит. Примирить тоже непросто: он ударил первым, но я‑то провоцировал Эрика, публично усомнившись в его правдивости. И за меньшее убивали.

Не дожидаясь решения судьи, я заявил:

— Круг. Будем биться. Он мою мать оскорблял. Хотя кому‑кому, но не ему матерью гордиться.

Эрик, все еще зажатый охранниками, в ответ снова разразился матом.

Кнуба прокашлялся:

— Ты — новик, не воин пока. Он не может тебя вызвать. А язык, однако, прикуси.

— Нет, он может меня вызвать, потому что я согласен. Такие слова кровью смывают. Если думаете, что трусом прослыть боюсь, то ошибаетесь.

Колдун усмехнулся, глядя мне в глаза, и кивнул, будто соглашаясь…

Поединку быть, неохотно решила судебная тройка. Мать, сестры и примкнувшая к ним Эрика сильно ругались, причем как‑то подозрительно дружно, по‑семейному.

Биться решили на берегу перед пристанью. Для безопасности зрителей огородили ринг — положили жерди на козлы, наподобие противотанковых ежей. Козлы сколотили и связали рабы за полчаса, необходимые для подготовки к схватке.

Пока я обряжался для боя, выслушал немало нового о себе от матери. Эрика с подругами была недалеко, торчала за забором и явно нервничала, зараза лопоухая. Договорились о вооружении: меч и щит плюс доспех, какой есть, все это победитель забирает как виру за оскорбление.

Кольчуга поверх бригантины показалась лишней, зато пригодились, наконец, обшитые пластинками металла сапоги. Для поединка показался удобным цзянь. Если не убьют, омою клинок в крови личности куда более неприятной, чем четверо убитых рабов. Во всяком случае, о них моя совесть хоть немного, но болела.

Одновременно я поймал себя на мысли, что вжился в чужой мир, приняв его таким, какой он есть. Или опять живу по морали войны. Не суть важно. Расплатой за мой длинный язык и желание произвести впечатление на колдуна и девушку будет смерть. Или моя, или чужая. Надеюсь, чужая.

Если мой оппонент ожидал от безусого новика кожаной рубахи с костяными нашлепками, то сильно ошибся.

Во всяком случае, самодовольства у него поубавилось. Снорри заинтересовался, о чем‑то заговорил с боргманом. Бригантина‑то была под кольчугой, когда родич моей матери видел меня в доспехе. Колдун, глянув мельком, покачал головой.

Соперник принарядился в длинную кольчугу с наборным ламеллярным панцирем поверх, на голове простой шлем с бармицей и железной стрелкой, в качестве наручей служили длинные рукава кольчуги. Поножей у него не было, только обычные сапоги. Щит обычный, круглый, с оковкой и умбоном. На руках — кожаные перчатки.

Однозначно, этот задира — признанный отцом бастард. Для обычного искателя приключений, ушедшего из рода, дополняющий кольчугу панцирь не характерен.

Уязвимые места противника — кисти, запястья, голени, лицо, горло. Они не защищены от укола, очень слабо — от удара. Все остальное, за исключением корпуса, прикрытого ламелляром, вполне пробиваемо сильным рубящим ударом или, с большей легкостью, уколом.

У меня же, кроме лица, прикрыто все. Пластинчатую защиту пробить далеко не просто. Осталось только выяснить, достаточно ли я хорош, чтобы суметь воспользоваться таким преимуществом.

Предварительный план дуэли — удары, в том числе на контратаках, по слабо защищенным частям тела, потом добивание раненого. Умничать не стоило. Предварительная оценка действий противника — будет делать примерно то же, придерживаясь оптимальной тактики против доспешных со щитом.

У меня слабыми выглядели сочленения и подмышки, открыто лицо. Может проверить на прочность сапоги, поножи, наручи и чешую перчаток.

Рефери ушел за жерди ограждения. Мы встали по углам ринга, вытащили мечи, взяли щиты, начали сходиться, выставив щиты вперед.

Меч противника был, по всей видимости, хорош — на это намекали руны, покрывавшие грани клинка. Я увел руку с мечом назад‑вниз. Оба выжидали. Он пару раз дернулся, изображая атаку. Я синхронно подергал щитом, второй раз оставив его приподнятым выше, чем надо.

Фигура противника резко метнулась вперед, сверкнув мечом в направлении моей головы. Я закрылся щитом, убирая переднюю ногу назад и разворачивая корпус на второй ноге с одновременным вертикальным рубящим ударом перед собой, намереваясь поразить вооруженную руку противника.

Отдача в кисть от удара, противник вскрикнул, резко качнулся назад, отдергивая руку. Автоматически и я также убрал руку к груди, затем одновременно сделал шаг левой ногой вперед и обозначил рубящий удар в колено, после чего последовал еще один шаг правой ногой. Далее последовал финт и укол над щитом в лицо противнику. Укол пришелся в скулу, задев глазницу. У Эрика подогнулись ноги, его тело начало валиться на спину. Я шагнул вперед, выдергивая меч, после чего вытер острие о голенище трупа…

Особо громких оваций и воплей не последовало, но довольные восклицания тех, кто за меня болел, были явственно слышны на фоне гомона одобрения — все было сделано правильно и красиво. Кнуба расцвел. Круг — это суд богов. Мой папаша теперь не затаит зла: ведь если бы его сына‑новика в судном поединке укокошил полноценный воин, как отцу объяснить, что парень сам настоял на дуэли? А тут все сложилось как нельзя удачнее, боги виновника ссоры, можно сказать, сами указали. И у судьи нет никаких проблем.

— Так. Вы воина храброго для погребения приготовьте. — Это он коллегам убитого, что подошли к телу. — А доспех и оружие его — победителя добыча. Снимите и отдайте. Не стоит ему самому снимать, храброго противника унижая. Не на поле брани сошлись. То, что на ладье осталось, родственникам вернете.

В поле зрения появилась плачущая мать, начавшая душить меня в объятиях. Рядом переминалась с ноги на ногу Эрика.

Хлопок по спине от Снорри.

— Молодец, парень. Как ты его! А не самый плохой воин был. Доспех у тебя интересный. Не видел такого еще. Под кожей сталь? Хитро… Что у тебя за меч, покажи?

Я дал посмотреть.

Снорри охнул:

— Ты где умудрился такой меч выкопать?

— Нигде. Обломок меча перековал. Про сталь пояснять не надо. Уже знаю.

— Сам?

— Нет, конечно. С Ансгаром на пару ковали.

— Какой тебе надо, тоже ты решал? И доспех?

— Да.

Знакомый смешок.

— Говорил я тебе про твой источник бед. Так он, оказывается, может быть источником и чужих бед.

Рядом, опираясь на копье, доброжелательно ухмылялся колдун.

— Не надумал?

— Надумал. Вернутся походники, поговорим.

Снорри продолжал рассматривать меч. Колдун вежливо, но требовательно протянул руку, взял оружие, внимательно осмотрел. Со свистом крутанул. Покачал головой:

— Хорош. Ишь, змей какой. Давно я этой стали не видел, очень давно, а мечей, похожих на этот, еще дольше.

Склонив голову, отдал мне.

— Меч первый раз после перековки кровь попробовал?

— Да.

— Нареки его. Не медли.

Цзянь я так и назвал: Блодорм, Кровавый змей.

Доспехи, щит и меч убитого мне отдал Рольф.

* * *

Шесть суток спустя я стоял в карауле. Походников пока не было.

На фамильную башню я поставил одного из бывших углежогов, которые после учиненной мной расправы над их мятежными коллегами стали идеалом рабов, особенно когда я отдавал распоряжения. До этого у Края были проблемы с безукоризненным, точным и в срок исполнением его распоряжений. Ничего удивительного: на фоне страшноватых братьев его доброта не смотрелась, хотя избить мог и он. А как писал еще Макиавелли, страх в деле управления гораздо надежнее любви. Если не переборщить.

Когда юноша, еще недавно слывший не в меру добрым, прибывает из короткой инспекционной поездки залитый кровью по самые уши, это производит неизгладимое впечатление. После моего визита на заимку углежогов саботаж рабов как бабка отшептала. Поединок с не в меру наглым бастардом резко повысил мой рейтинг среди жителей поселка. Мать Эрики даже в дом как‑то пригласила, компотиком угостить. Мне от ее улыбки стало немного не по себе, эскадрон мурашек промаршировал вниз по спине вдоль позвоночника. Так ведь и оженят. А вдруг мы с Эрикой в браке психологически не совместимы? Например, не гармонируем в постели? Да и вообще, ну почему из таких прекрасных подружек получаются такие стервозные жены?

Незаметно прошла полночь. Ночным светилом здесь служила Сегула, спутник заметно меньших размеров, который и в ясные ночи давал не так много света, как и местные звезды. Но и я, и все мои соплеменники обладали весьма развитым ночным зрением, хотя его нельзя было сравнить с инфракрасным прибором ночного видения. С уменьшением освещенности мир просто становился серым и снижалась дальность наблюдения.

В очередной раз пройдя по периметру, я трепался ни о чем с остальными часовыми.

Единственным взрослым из нас был только Седрик А'Тулл, двоюродный брат хевдинга. Остальные — как и я, малолетки, Хрольв и Хаген. Да и Седрик недалеко от нас ушел: на один поход, три года назад.

Возвращаясь в башню после поочередных обходов стены, мы обсудили местных девушек, кортборгских вдов, к которым, по слухам, ныряла местная молодежь, сравнили физиологию дам различных рас и видов, обсудили достоинства и недостатки вооружения. Меня пропесочили за надетую в караул под кольчугу бригантину. Доказывали, что это изрядно снизит мою маневренность. Не впечатлил их и малхус, казался слишком уродлив и неудобен.

Достоинства моего Кровавого змея, таскаемого за спиной, признали, но решили, что все равно лучше более широкий и длинный рубящий клинок, как, например, тот, что мне достался после судного поединка.

Под утро Седрик отослал парней пройтись, была их очередь. Надо было проверить наших часовых на башнях, чтоб не спали, а глядели да слушали по сторонам. Мы с ним говорили об Эрике, поглядывая в бойницы.

Хрольв и Хаген долго не возвращались. Начинало светать, поднимался туман. В поселке периодически гавкали и выли псы. Некоторые разбрехались как раз неподалеку.

— Что‑то собаки полночи лают. У суки какой течка, что ли. Где парни?

Седрик выглянул в левый дверной проем. Глухой удар. Его тело с торчащей из глазницы рукоятью кинжала плашмя рухнуло на пол. Вытащить малхус я не успел, помешал застегнутый ремень — скоба была в походном положении. Появившаяся на месте Седрика фигура в черном молча нажала на спуск арбалета. Удар в грудь отбросил меня на стену. Я закричал что есть силы, расстегивая пряжку ремня, не дававшую вытащить меч, и одновременно попытался встать. Вторая фигура, появившаяся из другой двери, выстрелила мне в лицо. Удар болта ниже правого глаза развернул голову, рванув ее назад. Я опять завалился, на этот раз набок. В память врезались затоптанные плахи пола, падение на них лицом с высоты собственного роста вышибло из меня дух…

 

ГЛАВА 6

Я пришел в себя от удара брошенного на меня тяжелого предмета, лежа головой в луже крови, раной вниз. К счастью, не застонал, несмотря на тупую боль под глазом, уже заплывшим опухолью, до правого уха включительно. Открыв глаза, я сразу снова их прикрыл, как только вспомнил, по какому поводу улегся мордой в пол. К счастью, ничего никто не заметил. Кроме лица, болело в середине груди.

Я лежал ничком под бойницей, головой к углу башни. Объемный и тяжелый груз на мне оказался телом Седрика, оттащенным от двери и сваленным поверх.

В башне было полно народу. Человек или эльфов, по крайней мере, восемь, их становилось все больше. Судя по шорохам, сопению и разговорам позади, количество наращивали, забираясь по веревкам через бойницы, кого‑то, возможно, и затаскивали для ускорения процесса. На улице стало светлее.

Шума в поселке пока не было, и я понял, что мой тревожный вопль не привлек ничьего внимания.

Приоткрыв левый глаз и оценив обстановку, я рассмотрел врагов. К ним присоединились лазутчики из бойниц и те, кто их затаскивал. Кажется, около двенадцати человек, точнее, все‑таки эльфов. Залезшие через бойницы личности переодевались в доспехи, демонстрируя такие же уши, как и у меня, суетливо разбирали поднятые отдельно узлы с оружием и доспехами.

Хорошего в этом было мало. Эльфийские походники ходили в Оркланд не за добычей, а за кровью. Непонятно, по каким причинам, нелогична такая кровожадность, мы не самый безопасный противник. Но это можно обдумать позднее.

Бойницы со стороны поселения были закрыты деревянными щитами изнутри, как и двери башни. Сквозь щели эльфы следили за боргом. Легкий свет шел из внешних бойниц. Эльфы шепотом переговаривались между собой.

Две из находившихся в башне фигур были смутно знакомы. Те самые эльфы в черном. Их униформы оказались некими панцирями, явно из жесткой кожи, с нашитыми черными поблескивающими пластинами. На головах этих двоих красовались глубокие черные шлемы, по форме похожие на всем известный немецкий «фриц», только с круглым куполом.

Остальные были облачены преимущественно в кольчуги разных оттенков, часть — в бахтерцах и колонтарях. Трое были в поблескивавших серебряной гравировкой чешуйчатых панцирях. На большинстве налетчиков открытые шлемы разных размеров и видов. У части присутствующих были луки, кроме тех, кто в черном, трех типов в панцирях и двух эльфов в колонтаре и бахтерце. Последний носил закрытый шлем. Лазутчики в черном поглаживали знакомые арбалеты. Чешуйчатые джентльмены не имели метательного оружия вовсе, равно как и оставшаяся парочка. Длинные мечи, пара‑тройка топоров, разнообразные кинжалы и щиты у панцирников.

С «черными» совещался некий весьма внушительный по габаритам мужчина в чешуе и таком же, как у них, шлеме, только посветлее.

О чем говорили, я не понял. Довольно красивый мелодичный язык. Но чего‑то ждали.

Я благоразумно не стал сразу же вскакивать и показывать всем присутствующим кузькину мать. А то быстро восполнят недостаток железа в организме, даже «мама» сказать не успею, не то что встать и порубить их всех в капусту. Кричать тоже бесполезно, если при открытых проемах никто не услышал. Да и порубить их, судя по всему, не так просто. Особенно упомянутого мужика. С его‑то ростом и габаритами.

Я занялся прогнозированием действий. Как своих, так и противника. Больше пока ничего сделать было нельзя.

С дюжиной боевиков поселок им не захватить. Можно взять в ножи спящих где‑то в лесу, и то не всех, если трезвые. Кто‑то проснется или заорет под ножом. Но в поселке с его кучей живности, включая жителей и рабов, с учетом незнакомой планировки помещений, втихую и дом взять крайне тяжело. Те же собаки не дадут. Вот эльфы и не начинают захват. Тем не менее караул вырезали. Отсюда вывод: здесь в башне собрались отнюдь не все, такие же тихие джентльмены скапливаются в других башнях. Судьба рабов‑дозорных в башнях и пацанов понятна. Мертвы и лежат в башнях или во рву. Сомнительно что нашелся еще один везунчик. Еще один вывод: будет полноценный штурм. Почему он не начинается в темноте? Еще только светает. Если врагов достаточно много, они и впотьмах вырежут если не две трети, то половину поселка, пока в оставшихся домах будут протирать глаза и разбирать оружие. Значит, их не так много, чтобы они не опасались сопротивления наших мужчин, женщин и желающих освобождения рабов. Не хотят лишних потерь в ночной сутолоке.

Почему ждут рассвета? Ночное зрение у них не очень хорошее, и босс эльфов, надо полагать, хочет по максимуму задействовать стрелков. Вон луки у половины, арбалеты у «черных», и колчанов по два на каждого. Как оптимально реализовать превосходство в дистанционном вооружении? Простреливая дворы и улицы с тына. Пресекается сообщение между домами, штурмовая группа из хорошо подготовленных боевиков берет их поодиночке. Численное преимущество жителей перестает играть значимую роль. И доспехи, в которые они успеют обрядиться, помогут как мертвому припарки. Особенно когда по ходу зачистки поселка начнут высвобождаться стрелки. Обычно в наших домах хватает и метательного оружия, и мужчин, умеющих им пользоваться. Но сейчас не нормальные условия. Мужчин и боевых луков в поселке очень мало. Есть несколько трофейных арбалетов, и то не в каждом доме. Так что сбивать лучников с тына почти нечем.

Вероятно, длинноухим все это известно, именно поэтому не торопятся. Откуда известно? Но это пока неважно.

Что делать? Как раз по Достоевскому. Человек, пардон, орк я или тварь дрожащая? Если тварь, то можно подождать и дать деру, когда эльфы возьмутся за поселок. Будет не до одинокого раненого труса, спрыгнувшего в ров, даже с перепугу не сломав ноги. И убежавшего в лес. Ранен к тому же. Чем не герой? Рассказать потом что‑нибудь о своем геройстве, получить тату воина, даже в дружину попасть можно. Если убедительно врать. Даже можно успокоить совесть, зарубив одного‑двух эльфийских лучников, которые будут перекрывать центральную улицу. Даже врать не придется, что принял участие в обороне поселка. Заодно не получу стрелу, пролезая через бойницу.

Если я человек, он же орк, то я последний выживший из караула, обязанного умереть, но защитить поселок. По крайней мере, попытаться. Как говорится: «Делай, что должен, и будь что будет». Подходит и другая фраза: «Жить, когда подобает жить, и умереть, когда подобает умереть», в самое яблочко.

Еще больше посветлело. Видный мужчина кивнул своим. Двое начали снимать дощатые заглушки с бойниц, остальные по очереди стали выбегать из башни. Кто‑то взял мой собственный щит, до этого висевший на стене. Гигант со смешком ударил в пол каблуком зеленого сапога и вышел последним. Один из одетых в черное остался, заняв место межу вставших у крайних бойниц лучников. Засмеялся и сказал им что‑то ободряющее. Видимо, и у эльфов звание воина надо заслужить в походе. Потом упер арбалет в пол, нажал на обнаружившийся снизу рычаг, натянул тетиву, вставил болт. В поселке хлопнула дверь…

Щелкнула тетива лука, послышался чей‑то предсмертный вскрик. Снова щелчок и вскрик, потом еще и еще… Залаяли, завыли псы.

Эльфы ждали. Левый лучник молниеносно натянул лук и выстрелил. Радостно закричал. Арбалетчик глянул, подошел, похлопал по плечу. Вернулся на место.

Нужно было выждать, когда он разрядит арбалет. Враг явно слишком опытен. Не стоит рисковать и получить еще один болт в лицо, не говоря о том, что у этого эльфа арбалет может оказаться мощнее, чем у его коллеги, выстрелившего мне в грудь. А любое достаточно серьезное ранение для меня равнозначно смерти. Умирать же, не забрав с собой нескольких налетчиков, я не имею права. Подкрасться, вероятно, не удастся. Надо еще суметь бесшумно скинуть тело и постараться не звякнуть кольчугой.

Медленно, плавно моя левая рука нащупала малхус. Ремень был расстегнут, вытащив язычок из пряжки, скобу я оставил. Арбалетчик прижал приклад к плечу… Арбалет‑то с прикладом — фантастика! Взяв левой рукой тело Седрика, я слегка придержал его, укладывая перед собой. Так же медленно я встал на колено, оторвав рану на лице от начавшей уже подсыхать на полу лужи крови, протянул руку назад, взял за наконечник цзянь, стянул ножны вниз, помогая вытащить меч. Лучники, не глядя назад, периодически били стрелами. Правой рукой я снял со штыря скобу застежки, перехватил малхус и ме‑э‑эдленно двинулся вперед. Выстрел! Бросок!

Арбалетчик был действительно опытен. Выстрелив, он ушел из бойницы, развернулся спиной к стене, одновременно опустив арбалет на пол для натягивания тетивы, и увидел меня перед тем, как укол острия Блодорма пробил ему горло. Мгновением позже лезвие малхуса перерубило правому лучнику позвоночник. Левый развернулся, направляя в мою сторону лук с наложенной стрелой. Прыжок, удар цзянем по луку, стрела в сторону. Удар малхуса, перерубивший предплечье. Крик захлебнулся, из раскрытого рта плеснула кровь. Трудно кричать, если правое легкое пробито острием даже узкого меча. Удар малхусом по шее. Кровь.

Я закрыл левую дверь, вложил запорный брус в скобы, ежесекундно ожидая стрелу в спину из противоположного проема, если вдруг обнаружат, и рассчитывал надеясь только на прочность доспеха. Уйдя из зоны видимости, я перевел дыхание.

Взяв оружие убитого арбалетчика, я нажал на рычаг, натянул тетиву, потом надел сумку с болтами, вставил один в паз, положил арбалет возле второго дверного проема, осмотрелся. По левой стороне эльфы, захватив угловой дом, штурмовали следующий. Это позволило мне закрыть двери безнаказанно. Стрелки все внимание уделили штурму. Я воткнул цзянь возле трупа арбалетчика, вернул малхус на место, закрыв застежку.

Выглянув из бойницы, я первым делом посмотрел направо. Возле нашего дома шевелились фигуры в броне. Выстрел в ближайшего стрелка, тот упал. Еще пятью болтами я свалил двоих, один был ранен в ногу и скатился вниз. Больше ничего сделать для семьи не смог. Последний стрелок всадил стрелу в косяк двери, чуть промахнувшись мимо моего глаза, после чего, не дожидаясь более точных выстрелов, махнул через перила вниз. В дверной проем начали влетать стрелы, пущенные с соседнего участка стены.

Воспользовавшись тем, что добровольцы, желающие штурмовать открытую дверь вдоль стены, не могли найтись достаточно быстро, да и стрелять из лука в глубину помещения за сотню метров непросто, я глянул на штурмовиков слева. Так, этого здорового эльфа нужно валить раньше, чем он узнает о захвате надвратной башни. Уж очень внушительно выглядел ублюдок. Лестницы, к счастью, посередине отрезков стен между башнями. Поселок еще не взят. Радиостанций у них нет. И о чем‑то магически подобном, распространенном среди воинов, ни я вместе с Краем, ни он отдельно не слышали. А докричаться непросто.

Молитвы были услышаны. Вот только не всех и не в полном объеме. Пока я прорежал стрелков, громила зачистил еще один дом. Крики шли от дома хевдинга, третьего от угла, рядом с башней. Но его самого не было видно. О своей семье я постарался не думать. Наш дом с другой стороны был первым.

С той стороны желающих сунуться по помосту под мой арбалет по‑прежнему не было.

Когда я открыл дверь, собравшиеся неподалеку трое эльфов били стрелами по окнам дома хевдинга. Один свисал с помоста — кто‑то подстрелил.

Выстрел в грудь первому, не дожидаясь результата — перезарядка. Я быстро выглянул, держа арбалет у плеча. Мой выстрел, одновременно встречный, попадание в шлем. Спрятался, основательно взбодренный адреналином. В проем полетели стрелы. Вслепую выставив арбалет на уровне живота, выстрелил вдоль помоста. Касательное попадание в наруч. Перезарядка. Четыре стрелы, прилетевшие в проем.

Я выматерился и выскочил в проем открыто, наклонив голову и закрывая арбалетом и руками лицо и горло. Сильный удар стрелы в грудь с пятнадцати метров и ужас на лице эльфа, когда, не обращая внимания на торчащую стрелу, я приложил приклад к плечу. Спрятаться за фигурой напарника противник не догадался, удар болта почти в упор его кольчуга не выдержала. Второй, закрытый моим собственным щитом, прыгнул вперед с мечом в руке. Синхронно освобождена застежка, схвачена рукоять меча. Укол противника в лицо задел капюшон слева, а малхус перерубил противнику локоть. Горизонтальный рубящий в горло, кровь из‑под серебряного хауберка, тело врага, откинувшего щит заваливается в проем…

Я сломал стрелу, застрявшую в груди, рядом торчал заломыш болта. Меч я вернул на место и поспешил зарядить арбалет. Теперь можно осмотреться и подумать. Выглянув, я обнаружил торчавшие с обеих сторон в дверях башен фигуры врагов. Они не мешкая выстрелили, но толку от их выстрелов было пока немного, слишком далеко, да и долго летит стрела. Снова выглянул в бойницу. От дома хевдинга пробежала фигура в доспехах, направляясь под помост.

Достать меня им тяжело. Помост достаточно узкий, около полутора метров, огражден, а у меня арбалет.

Хоть я и один, но фактически контролирую, простреливая, стену, а также центральную улицу и площадь до дома у противоположной стены. Но есть проблемы с точностью, у меня далеко не СВД. Пат во всей красе. Ненадолго, к сожалению, пока штурмовики не освободятся.

Сколько врагов? В надвратной башне была примерно дюжина эльфов. Если в остальных башнях накопилось перед штурмом столько же, то, получается, изначально было около шестидесяти нападавших. Много, они бы еще ночью нас тепленькими взяли. Значит, до сорока, скорее даже меньше. Заняли стрелками в основном фронтальную стену и, наверное, боковушки, да и те частично. Две‑три группы внизу. По четыре‑пять боевиков. На противоположной, речной стороне частокола фигур врагов на стене не видно.

Десять врагов убиты или ранены. Остальные зачистили первую линию, семь домов. Это те две группы, что я видел. Если есть третья, то половины поселка уже нет. И, если уцелевшие не организуются, поселку хана. Но теперь у наших есть на это время.

Похоже, не один я так думал. Крики у речной стены усилились. Там жил боргман Берк и старший Кнубассон. Похоже, собирали наших на крик, надеюсь, собрались атаковать.

Болтов у меня осталось всего тринадцать. С луком, что цел остался, раньше не практиковался, точности ожидать глупо. Да и уязвим я с ним чересчур. Оставалось ждать, поглядывая за действиями противника. Какое‑то время не было ничего, кроме шебуршания и криков эльфов внизу. Выпустил пару болтов, промахнулся.

Выглянув в очередной раз в бойницу, я чуть не получил стрелу в глаз. Пока думал, трое стрелков встали напротив, взяв под прицел бойницы — теперь не особо постреляешь. Я выглянул в двери, не обнаружил никого. Фигуры на левой стене стреляют вниз, вот одна из них упала. Правая стена пуста. Это они подо мной, очевидно хотят блокировать.

Крики у речной стены усилились. Похоже, сошлись врукопашную. Это значит ловить тут нечего. Надо или бежать, или атаковать. Если перебьют мужиков, меня зажмут и прикончат влегкую. Закроются щитами и спокойно пройдут по помосту.

Закрыв рукой лицо, я выставился в бойницу и получил две стрелы, обе в грудь. Несколько мгновений помедлив, я показал стрелы, торчавшие в груди, выстрелил из арбалета в никуда и лег так, чтобы торчали шлем и арбалет. Быстро последовали четыре удара в шлем и два в арбалет. Крики вдали продолжались. Подождал минуту, затем схватил цзянь, выскочил наружу, закрывая лицо. Противников уже не было — как только подстрелили врага, кинулись своим помогать. Они тоже понимают, что в одиночку не выжить.

Спрыгнул вниз. Взяв в каждую руку по мечу, побежал в сторону криков, стараясь не шуметь. Вся троица моих недавних оппонентов увлеченно расстреливала наших у подворья старого Берка. Вбил одному цзянь в почку, второго рубанул по загривку Мёрком. Третий развернулся на шум, вытаскивая из колчана стрелу, даже успел испугаться, прежде чем клинок малхуса развалил ему лицо.

Знакомый здоровый эльф, стоя спиной ко мне, в тот момент свалил боргмана и начал крошить раба, двух женщин с топорами и подростка с сулицей, легко рубя всех, кто пытался его обойти. Поодаль дрались еще какие‑то фигуры.

Сына боргмана он зарубил последним. Потом я воткнул ему клинок в кольчужную юбку, под обрез чешуи. Заорав, он попытался развернуться, но было поздно. Малхус перерубил ему руку у плечевого сустава.

Выдернув цзянь из ягодицы гиганта, я перерубил малхусом позвоночник эльфа, который, вытянув раненую ногу и опираясь одной рукой на землю, второй рубил топором лежавшего на земле нашего в доспехах, потом добил еще одного эльфа, пытавшегося, стоя на коленях и хрипя, вытащить рогатину из живота.

Теперь можно было оглядеться. Я стоял один…

* * *

Потом все мы, кто выжил и мог ходить, искали раненых. С криками и матом я вытащил из сена одного из спрятавшихся там рабов Берка и на трофейных веревках спустил в ров, отправив к колдуну как наиболее сведущему в медицине местному жителю. Перед этим я добил выдернутой, наконец, из брюха мертвеца рогатиной все еще живого гиганта, который умудрился левой рукой вытащить кинжал и даже пытался ко мне ползти. Выскочившие из домов трое уцелевших мальчишек и несколько девушек с двумя арбалетами и охотничьими луками увлеченно кинулись добивать остальных.

В дома без меня я им соваться запретил, они, естественно, не послушались. В результате серьезно раненный эльф в одном из домов разом убил двенадцатилетнего мальчишку и девушку, прежде чем его застрелили. Глупость, она опасна, как известно. Отрадно, что ее можно лечить, но, к сожалению, обычно неприятными методами.

Оставшимся рабам, которые не пожелали освобождения, было приказано таскать тела, подававшие признаки жизни, до медпункта. Под него я определил дом убитого ночью Хрольва, рядом с площадью. Одновременно мы зачищали дома, добивая пытавшихся прятаться раненых врагов.

Пришлось вспоминать все, что могло помочь, касательно боя в помещениях, корректируя это с учетом возможностей имеющегося вооружения.

Последних двух нашли у нас в доме. Один, со сломанной ногой, замаскировался изрубленными трупами рабов на их половине. Его я вытащил за ухо, он струсил, паскуда, и умолял сохранить жизнь. Пленный был пока нужен, поэтому ограничились связанными руками.

При виде этого, с позволения сказать, карателя каким‑то чудом выжившая Ульфрида рано расслабилась и, не дожидаясь меня, вошла внутрь конюшни.

Ее застрелил один из эльфов в черных доспехах, кем‑то тяжело раненный в ногу. Перезарядить арбалет он не успел, я вогнал рогатину ему в рот. Желание взять информированного пленного разом пропало при виде ее тела с болтом в груди.

В нашем доме живыми были только раненная болтом в бок Хильда и Ансгар. Хильда лежала у лестницы наверху, придавленная телом матери со щитом и моим трофейным мечом в руках, немного подальше нашлась мертвая Ульрика, продолжавшая сжимать разряженный старенький охотничий арбалет из оружейной.

Через порог комнаты Ансгара и Ханны перегнулся труп эльфа в чешуе, с ножом в глазу и окровавленным коротким мечом в руке. Окровавленным, вероятно, здесь же. Ансгар с болтом и колотым ранением в груди валялся рядом и пускал кровь изо рта, у его ног лежали топор и щит эльфа. В комнате еще были тела Ханны и маленького.

Сестру я отнес сам, Ансгара утащили рабы‑носильщики. В соседних домах были еще несколько тяжелораненых. Каратели убивали всех подряд, не различая орков от людей.

Эрика выжила, получив три стрелы — в бедро, грудь и плечо, отчего ее, наверное, и не добили. Это она подстрелила из арбалета лучника на частоколе, окно выходило туда.

Число пленных ограничилось двумя кольчужниками, на вид весьма сопливыми. Первым был тип, вытащенный из помещения для рабов, это он, оказывается, спрыгнул с тына от моего болта. Второго вытащили изо рва.

Двое раненых на стене, по‑видимому, сделав выводы из результата рукопашной, махнули с тына в ров. Один прыгнул неудачно, сломав обе ноги, второй сумел выбраться, но все равно не спасся, его порубили топорами крестьяне с хутора, принеся труп к только что наведенному мосту.

Я равнодушно спросил имя хозяина, оповестил о смерти всей его семьи. Нашел поблизости пару боевых топоров и вручил бывшим рабам. Все, они были свободны. После чего порекомендовал господам свободным покинуть борг. На время. Аппетит приходит во время еды. Я даже закрыл за ними ворота. Так, на всякий случай.

Представители крестьянского сообщества, толпившиеся поодаль, приняли это к сведению. Через полчаса кучки наших пейзан мужского пола, вооруженных топорами и всяческим дрекольем, прочесывали окрестности городка, не помышляя, к счастью, о подготовке восстания под шумок.

Эльфов мы бросили в яму под надвратной башней. Посадили наверху десятилетнюю девчонку и доверили ей караулить пленных.

К этому времени появился взмыленный колдун, он молча занялся ранеными, а я руководил рабами, собиравшими трупы — пока только наших, относя их в дом хевдинга.

К обеду почти все неотложные дела были закончены. Можно было сдаться колдуну для медицинской помощи. Мои раны ограничились разорванной болтом щекой, оторванной мочкой уха и неглубокой колотой раной от наконечника болта в груди. Все остальные стрелы либо не пробили доспех вообще, либо кончики наконечников завязли в поддоспешнике. Болт, попавший в лицо, как оказалось, скользнул по щеке под капюшон, пробил подшлемник и хауберк, потом то ли выпал из капюшона, то ли прошел навылет. Синяки на теле были не в счет.

Бригантина оправдала затраченные на нее усилия. Все, как стрелы, так и болт, застряли в пластинах, которые, возможно, в будущем следовало бы заменить. Еще надо было заиметь шлем, да и с защитой горла нужно было что‑то решать.

Обратившись в медпункт, я успел оценить методики лечения колдуна до того, как он обратил на меня внимание. Тот оказался далеко не шарлатаном. Обычные экстрасенсы, или как их там назвать, не умеют заставить идти свет из рук, на глазах закрывая раны.

Когда свет коснулся меня, я отрубился.

 

ГЛАВА 7

Я пришел в себя поздним вечером.

Несколько уменьшилась опухоль, а вот что было с лицом, обмотанным тряпками, неясно. Щеки не чувствовал вообще.

Я валялся в медпункте на шкуре. Уже без доспехов. Девчонки и молодые женщины кормили раненых.

Незаметно возник Сигурд с кувшином, налил и сунул в руки кружку с пивом.

— Выпей! Поешь, сейчас девки каши принесут. Не с твоей щекой много жевать. Потом пойдем пленных трясти. Только тебя ждал, ты заслужил. Эльфы не все убиты, не сильно расслабляйся, коноводы ушли сами и часть коней увели. Так что ночью могут и вернуться.

Я так не считал, но согласился, что лучше перестраховаться, и занялся принесенной кашей, потом выпил пива. Проведал сестру с Эрикой, обе были без сознания, как и Ансгар. Старик не стал отличать людей от орков, помог всем, в данном случае Ансгар вообще лежал среди орков.

Через два часа пленные, особенно мой крестник, подвешенные на помосте за руки, весьма охотно сотрудничали. После Сигурдовой обработки оба походили друг на друга идиотским выражением лица, ужасом в глазах при любом движении колдуна и слюной из уголка рта. Как я понял, Сигурд применил вариант с орком на пристани, но в другом режиме. Труса мы допрашивали первым, первоначально колдун его сильно не обрабатывал, но чуть позже передумал.

Мы узнали, что папа трусоватого эльфа — исполняющий обязанности советника или там министра князя дома. Оказывается, очень обеспеченная, можно сказать, богатая личность, которая заплатит за живого сына любые деньги. Про то, что за мертвого отомстит, сказать не рискнул. И правильно сделал, у меня было исключительно кровожадное настроение.

Впрочем, его слегка развеял старик, вогнавший допрашиваемого в состояние отвечающей на вопросы куклы, притом очень трепливой. Однако этот треп меня заинтересовал, и в полном объеме. Некоторый опыт допросов у меня, к счастью, присутствовал, чему колдун, кстати, не особо удивился. Только вот мешала говорить щека и тряпки на ней.

Как выяснилось, штук девяносто эльфов, как молодых, жаждавших подвигов и славы, так и более опытных, и среди них несколько даже очень опытных, двинули в Оркланд за подвигами. Не сиделось им, которые молодые, на месте. Девушки не уважали.

Пленный принадлежал к дому Серебряного Волка, который, по словам удивленного колдуна, был территориально весьма отдален от Оркланда. Далее эльф сообщил, что среди прекрасной половины подросшего поколения означенного дома с некоторых пор воцарилась мода на, так сказать, брутально выглядевших мужчин. Этой моде ровесники юных дам в основном не соответствовали, а хотелось. В соревнованиях такого плана, как правило, выигрывали ветераны войны с Империей, даже если им противостояли более высокородные соперники. Дамы и здесь, оказывается, придерживались того правила, что в постели все равны — и король и сантехник, голыми не отличишь.

В общем, некоторые молодые ушастые сыны — или щенки — дома Серебряного Волка собрались добывать требуемую репутацию и трофеи. Кого‑то слишком озабоченного или глупого осенила идея, что репутация будет круче некуда, если заодно подсократить число потомственных врагов эльфов — орков. Но идти одним было страшно. И это понятно, у орков такая репутация, что тут хорошо бы самому уши не потерять, не то что набрать пригоршню‑другую на радость любимой.

Молодые люди озаботились поддержкой свыше, подключив связи, которые и активизировал папаша упомянутого невезучего прыгуна со стены, поговорив с князем о патриотическом порыве молодежи. Князь прочувствовал ситуацию. Возможно, прослезился и набросал что‑то типа «Эльфен зольдатен унд официрен» и, возможно, даже оформил музыкальный ряд. Это я к тому, что пленный, в дополнение к сказанному, просветил нас, что князь — великолепный поэт. Я‑то вник, а как Сигурд — не знаю.

Его светлость кинул клич боевым наставникам молодежи, которые тоже были не прочь добавить себе брутальности, и от всего сердца пожертвовал в помощь даже Приносящих Смерть из состава собственной дружины. Это те типы в черном. Их функции в дружине мне были ясны: чтобы, как высказался пленный, ссылаясь на слова князя, не жертвовать будущим клана. Дети у эльфов рождались не так часто, как у смертных.

Всю эту ораву претендентов на брутальность эльфийского розлива поделили на два отряда, примерно по сорок пять голов в каждом. После чего избранные командиры приступили к тренировкам, пока старшие родственники финансировали подготовку экспедиции. Кроме фрахта кораблей даже магов наняли, заботясь о будущем сыновей.

По ходу допроса мы узнали, что некоторые эльфийские дома, семейства и роды далеко не так дружны, как кажется со стороны. А в ряде случаев настолько, что были бы сами рады выпустить кишки некоторым путешественникам без всякого участия орков.

Пока организовывали поход, пришли известия о крупном набеге. Предводители отрядов, у которых не хватало брутальности, но отнюдь не мозгов, не без оснований решили, что это очень кстати, риск посоревноваться, кто кому отрежет уши, с готовыми к бою пиратами, идущими в набег или из него, их отнюдь не вдохновлял. Выяснили, какой орочий клан промышляет, составили планы, но подвели организаторы, и пришлось задержаться.

Пока плыли на кораблях, пока высаживались вместе с лошадьми в некоей укромной бухте и затем выдвигались в глубь Оркланда, прошло очень много времени, и планы оказались просроченными. А драккары начали уже возвращаться.

Я замер:

— Откуда известно?

— Ладью купеческую перехватили.

— Где? Давно? Как?

— Ниже по течению, на ночной стоянке. Пять суток как. Стрелами закидали, когда они спали. Уцелевших старшие добили. Одного допросили.

Я начал бить остроухого, старик еле оттащил. Мы продолжили допрос:

— Что он сказал?

— Не знаю, но утром на драккар засаду начали готовить.

Я все понял, осталось только подавить желание содрать с него кожу. Остановила мысль о бухте и втором отряде.

Сигурд мертвым голосом спросил:

— Где?

— На следующий день, чуть выше, сделали так же. Только они одного у нас убили и двоих ранили.

— Где корабли и тела?

— В приток загнали, трупы там же оставили, на кораблях. (курсив) И купца и драккар рядом.

Остановил старика, теперь он вознамерился выпустить пленному кишки.

— Подожди, мы еще далеко не все узнали, что стоит узнать. Он нам живым ценнее. Пока.

Как ни удивительно, послушался, но его пальцы тряслись.

— Почему в реку не сбросили?

— Чтоб не повсплывали. Мы думали, может, еще кто будет идти по реке. Корабли в протоке не сразу найдут, а трупы пусть себе воняют.

Я выбил ему два зуба.

— Где второй отряд?

— Он на полпути отделился, вниз пошел. Не знаю.

— Где встречаетесь?

— В бухту договорились возвращаться сразу после дела, там нас должны забрать корабли.

— Забрать или ждут?

— Забрать, подойдут.

До Сигурда дошло. Сделал стойку, как алабай над куском говядины.

— Когда?

— Где‑то через месяца полтора. Если не успеем, будут ждать какое‑то время.

— Кто надоумил на поселок напасть?

— Охтарон задумал. Сказал, что борг небольшой и новый, а мужчин на драккаре было много. Выселки искали, чтобы рабов расспросить о борге. Нашли на другом берегу, по дыму. Заимка углежогов. Допросили и ночью атаковали.

Сигурд больше не позволил мне одному допрашивать пленных, те распелись, как соловьи.

Захлебываясь словами, они рассказывали все, что знали, в первую очередь обрисовывая бухту и путь к ней, до предела напрягая память и аналитические способности. Рассказывали не только обо всем, что нас интересовало, но и что могло заинтересовать.

Заодно посвятили в подробности своего путешествия. Нанятый маг этого отряда оказался сопляком, недавним выпускником какой‑то Академии, но с протекцией. Более взрослые, умные и главное, родовитые, надо полагать, предпочитали найти постоянную работу, а не одноразовую халтуру. И подальше от срезания чьих‑либо ушей, а то сегодня ты режешь, завтра тебе самому отрежут. Новоиспеченный маг по глупости залез в могильник с нечистью, к тому же со всем отрядом. Еле унесли ноги, потеряв мага и одного из молодых походников. На нечисть напоролись еще пару‑тройку раз, но все кончилось благополучно. Амулетов было достаточно, да и Приносящие Смерть умели немного колдовать.

В начале путешествия в отряде насчитывалось сорок четыре эльфа, на штурм поселка шли тридцать пять. Четверо коноводили, двое раненых были с ними, они могли передвигаться на лошадях.

Руководил визитом действительно тот амбал в чешуе, которого я прикончил, звали его Охтарон Серебряный Волк. При такой новости Сигурд заулыбался, сверкнув обломанным клыком. Надо полагать, наслышан. Я заработал уважительный взгляд. Брутальности той чешуйчатой скотине было не занимать, хоть в аренду сдавай, но острых ощущений, видно, и самому захотелось, когда князек героев созывал. Кроме него в боевых порядках командовали трое Приносящих Смерть и некоторое количество опытных вояк. Они в основном и работали штурмовиками.

Окончив допрос, пересчитали мертвяков, собранных справа от башни. Число убитых эльфов совпало с показаниями пленных, не ушел никто. Что интересно, шестнадцать подозрительно знакомых тушек лежали отдельно, в отличие от оставшихся, еще в доспехах. А говорят, Конан то, да Конан се. Про меня Говард не знал, к сожалению. Я проявил объективность, не став, однако, ломаться:

— Вот этого можно откинуть, не мой. Его, скорее всего, Эрика застрелила. Да и ранил многих не я, только добить пришлось. И из подстреленных, возможно, кого‑то младшие прикончили.

Повеселевший после допроса колдун захохотал:

— Да ты доспех и оружие хоть всех побитых забери, в своем праве будешь. Все наши живы и грабят мертвецов, вместо того, чтобы кто‑то грабил их трупы и дома, только благодаря тебе. Что ты им захочешь потом дать, и тем будут довольны. После заимки и круга я ожидал, что ты удивить можешь, но того, что я узрел, вдоль стены пройдясь и вверх поднявшись, не только не ожидал, но и в жизни не видел. А живу я уже очень долго. И в битвах бился не раз. И не помню другого случая, чтобы один за раз восьмерых эльфов застрелил и порубил, в одиночку с ними сражаясь. Это только на стене.

— Думаю, что были у нас такие, просто мне больше повезло. Сопливые противники были в основном. Растерялись, когда из занятой своими башни болты полетели.

— Растерялись, ага. Ты стрелы, что внутри башни и по краям дверного проема торчат, считал? Нет? То‑то же. Повезло тебе тогда, когда болт вскользь по лицу прошел, а ты лицом вниз упал. А враги твои, кровь, из‑под тебя текущую, увидев, перевернуть тело поленились. Во всем остальном везения считай что и нет. Даже в том, что доспех твой стрелы да болты не пробивали.

Прокашлялся и выдал:

— А главное, не всякий человек, и не только человек, чей дух в тело орка вселился, на смерть ради новых родных пойдет.

Я обмер. Колдун ждал.

— Вижу, разговаривать нет смысла?

— Почему же, меня только нападение по большому счету интересовало, ну и еще, почему ты жив остался. Был бы виноват в чем, не проснулся бы. В глубину я лезть не стал. Захочешь, сам расскажешь. — Он улыбнулся. — Знаешь, как ты ответил, когда я спросил, отчего, эльфов в башне порубив, из поселка не бежал?

— Говори.

— «Делай, что должен, — и будь что будет». У меня все вопросы к тебе пропали.

Я не удивился, помня допрос эльфов. Как и следовало ожидать, он проходил при частично погашенных управляющих функциях головного мозга. Сигурд это проделал без всяких стеснений. Но в моем случае подобная моральная чувствительность колдуна показалась удивительной.

— А меня многое интересует.

— Поговорим, сегодня же и поговорим. Время у нас есть. Обрадовал ты меня сегодня, обрадовал. Что не выдал тебя, чужой дух в теле обнаружив, так то я мальчишку пожалел. Ты трупы‑то раздень. Тех, кто поможет унести, пришлю. Твое имущество на них, ты и снимай. С Эрикой сам разберешься. Похоже, будет нетрудно. — Сигурд усмехнулся.

— А кто еще знает?

— Никто, и не узнает больше никто. Об этом не говорят. Не бойся, воин.

— Новик, коли на то пошло.

— Таким делом даже хирдман прославится на весь Оркланд, о новике и говорить нечего. Воин ты. И спорить никто не будет. В дружину, если захочешь, возьмут, за такими, как ты, там форинги сами охотятся.

— Не знаю, не определился с отдаленным будущим. В ближайшем меня интересуют коноводы и второй отряд. А также корабли, что их забирать будут.

— Ха, верно. Время у нас пока есть. Раненых подлечим немного, надо будет херад собирать. Должны успеть.

— Когда погибших хоронить будем?

— Послезавтра, не раньше, рабы начали копать.

* * *

Остаток вечера я посвятил мародерству, оценкам финансовых потерь семьи, уборке в доме и подготовке к похоронам. Стоило, по крайней мере, замыть кровь. Заодно я навел порядок в доме хевдинга, — Эрика мне действительно нравилась.

Сохранив недвижимость, я, как новый глава семьи, потерял всех работников, до углежогов включительно, исключая крестьян на хуторе и Ансгара, хотя даже тот свободным человеком стал. Завалить эльфа было некому, кроме него.

Перед нападением эльфы вырезали и всех рабов, заночевавших в слободе. У соседских семей были родственники, наследники, так что прибрать к рукам их рабов не удастся. Да и бесполезно, кузнецов все равно нет.

Это дело решаемо при помощи рода. Родственников‑кузнецов хватало, у отца трое братьев, все семейные, и только один наследник деда в Кортборге. Да и двоюродные в наличии.

Дом, двор в слободе, принадлежащий мне, и другое имущество, с последующим ли выкупом, или еще как, но надо оставить в распоряжении родни. По крайней мере, пока. А самому искать цель и место в жизни. Как специалист‑кузнец я недостаточно хорош, да и молод слишком. Ходить с сохой ни желания, ни умения нет. Даже пинать тех, кто ходить будет, — тоже не мое. В купцы пока не гожусь, пусть начальный капитал и есть — не знаю ни рынка, ни нюансов купеческой жизни. Вообще, все сферы мирной деятельности пока закрыты малым кругозором Края в отношении самостоятельной жизни и возрастом нашего физического тела.

Что остается, если сохранить самостоятельность? Армия, как же без нее, любимой! Вот где можно и расширить кругозор, даже с избытком, и знакомствами обзавестись. А потом найти занятие по сердцу, но выбрать надо будет обязательно. Не ходить же всю жизнь в походы, грабить и убивать во имя интересов какого‑то кровожадного клыкастого ярла или конунга.

Решено, армия. Если ее здесь так можно назвать. Или купеческая охрана, если с дружиной не получится. Возможно, это даже лучше будет, купеческая охрана. Поэтому очень кстати придется поход на перехват второго отряда карателей. Можно обзавестись первоначальными знакомствами в военной среде.

Родне пятнадцать трофейных комплектов доспехов и оружия для продажи оставлять жирно будет. Найду, куда пристроить. Тем более что они должны стоить очень приличные деньги. Шестнадцатый принадлежит Эрике, не обворовывать же ее.

Я отмыл, отчистил и смазал все, приготовив к консервации. Мне достались четыре комплекта вооружения воинов в чешуе и два черных, оставшуюся добычу составляли кольчуги. Решил потом закопать под домом или еще где‑нибудь, всегда смогу вернуться и выкопать.

Собрал все найденные деньги в обоих домах, деньги Эрики положил вместе с доспехами, свои спрятал в тайник.

Ночью мы долго беседовали с шаманом о том мире, куда я попал.

* * *

Убедившись в стабильном состоянии выживших раненых, двое из которых все же умерли, старик пришел ко мне в надвратную башню, подальше от лишних ушей.

Я ждал, попивая пивко из предусмотрительно принесенного бочонка, сидя на табурете у знакомой бойницы, неподалеку от той самой, давно подсохшей и слегка замытой лужи на полу и подозрительно знакомой тоже высохшей россыпи темных брызг на стене. Магическая анестезия несколько ослабела.

Предложив Сигурду присесть на второй табурет, налил пива и ему. Выпили для завязки разговора.

— Скажи мне, отец, — (колдун чуть улыбнулся, такая форма обращения не к родственнику была здесь не принята), — что эльфы тут потеряли? Они бессмертные, им, должно быть, куда страшнее умирать, чем смертным? Куда они лезут? Зачем? Ради баб? Ладно эти малолетки, у которых кое‑где зудит, а такие, как этот Охтарон? Отчего они орков своими прирожденными врагами считают и ненавидят так сильно, что даже своим бессмертием жертвуют? Почему всех подряд убивают, даже детей? Они же не ради добычи ходят?

Старикан выпил пива и хмыкнул:

— Они не считают орков своими прирожденными врагами, они считают, что орков нужно полностью истребить. Решение Совета князей, еще во времена Империи.

— Так давно? И до сих пор соблюдается? — выразил я сомнение.

— Соблюдается, еще бы не соблюдалось. Если князья‑то, почитай, все те же ими правят, кого не убили или кто от Великого мора не умер. Как от мора оправились, так и наведываются до сих пор.

— Если истребить, то почему большим войском не ходят? А такие укусы — несерьезно.

— Боятся. Пока мир от мора вымирал да опять наполнялся, они между собой передраться успели, еще с большим ожесточением, чем перед войной. У них по причине бессмертия вражда столетиями идет, злопамятные с годами становятся. Неудачный поход случился ли, много воинов потеряли — и враги добивают остатки дома на его родине. Последний раз эльфы пытались нас истребить лет четыреста назад, большим войском шли. Не удалось. А потом у них опять междоусобица пошла, некоторые начали истреблять ослабевшие в походе роды и дома, с которыми имелись счеты.

— Зачем тогда вообще ходить? Почему бы не наплевать и, к примеру, не подружиться?

Сигурд захохотал:

— Князь не может игнорировать решение Совета князей. Тем более что о нем постоянно напоминают. Вон ректор Эльфийской магической академии, тот Империю помнит. Да из старых князей многие живы и тоже участвуют в Совете. К тому же они сильно ненавидят нас. Об интригах между своими тоже нельзя забывать. Как я понимаю, кто долго не ходит, рискует встретиться с объединенным войском враждебных домов — по решению Совета, чтобы не слишком усиливался. Я многого не знаю, но, похоже, так все и происходит. А главное, они помнят, кто мы, — печально усмехнулся старик. — Оттого и ненависть.

— Понимаю, замкнутый круг. Всех, кто пытается его разорвать, сжирают свои, даже если думают аналогично. А кто это мы?

— Мы — это орки, которых эльфы ненавидят, поскольку мы их потомки.

Я не сказал бы, что очень удивился, уши уж больно были похожи. Но вопрос требовал уточнения.

— Почему тогда ненавидят?

— Было такое государство, Империя, и правил в ней Император. В один неприятный для нашего мира день эльфы, жившие по всему миру с незапамятных времен, обнаружили, что Империя их интересам угрожает гораздо больше, чем они готовы были терпеть. А так как эльфы всегда были сильны в интригах, то и занялись, например, организацией бунтов и восстаний в провинциях, чтобы Империи не до них было. Это недолго оставалось тайной. Один из домов, естественно, вскоре зарвался. Появились слишком явные доказательства наличия их длинных ушей поблизости от очередного бунта. Как видно, губернатор получил инструкции из столицы, и бунт, естественно, жестоко подавили, а дом‑виновник вскоре был истреблен полностью. Взяли только некоторое количество пленных, чтобы серьезно выяснить природу бессмертия; исследования вели в Имперской магической академии. А потом повторили урок, и так до тех пор, пока князья не перестали соваться в дела Империи.

Я задал вертевшийся на языке вопрос:

— А откуда рядовой колдун борга, стоящего в глуши Оркланда, столько знает?

— Ты о мире или обо мне узнать хочешь? Выбирай. О себе многого не скажу — заслужить надо. И в глуши я не всегда сидел.

— Извини. — Я Налил Сигурду пива. — Продолжай. Император действовал понятно и логично.

— По этому поводу много рассказывать не обязательно. Действия‑то были понятные, только лет через двадцать началась война, продолжалась она почти семьдесят лет. Империя с одной стороны; эльфы, гномы и люди из разных там государств — с другой. Не стало Империи, вскоре вымерли и победители в большинстве своем.

— Я так подозреваю, Император дверью хлопнул, и получился Великий мор?

— Правильно подозреваешь.

— Мы говорили об орках.

— Прошло сколько‑то лет войны, кому‑то во дворце или в Академии идея пришла в голову, что дела на лад пойдут, если воинов помогут делать маги. Так сказать, прирожденных, что, кстати, удалось. Первыми были порождены серые орки, Ор'Урух.

— Из пленных эльфов?

— Не перебивай. Все узнаешь.

Пришлось налить старику еще пива.

— Нет, из людей. Даже больше скажу. Они в большинстве добровольно на такое пошли. Воины, что уже не годились для строя из‑за ранений, крестьяне, что с голоду умирали. Все подряд. Память им маги не стирали, незачем было. С обеих сторон была остервенелая ненависть. Новые воины восхитили, скажем так, заказчика. Единственно, кто мог первые несколько лет после появления новой породы бойцов противостоять им в бою, так это эльфы. Ну и гномы в своих горах и подземельях, и то не всегда.

Для гор и подземелий вывели породу черных орков, Бек'Урух. Для этого пленных гномов изменяли. Тем и память стирали, и детей от них переделывали. Тоже удачно получились. Королевство Белых Гор кобольды и уничтожили, там они сейчас и живут. А нас, зеленых, вывели последними. Как ты угадал, именно из пленных эльфов да из их детей.

— Нас‑то зачем? Что, серые орки не справлялись? Мы действуем в тех же условиях, что и они. Зачем тогда нас было создавать и эльфов переделывать?

— Материал, видно, был более подходящим для переделки, — хмыкнул колдун. — Не знаю, зачем точно. А то, что мы получились более опасными для врагов, это точно. Мы действительно умеем все, что и серые, только лучше. Вот у тебя щека разорвана, почему ты кровью не истек?

— Потому что в щеке нет настолько крупных сосудов, чтобы это произошло.

— Надо же, верно. Мне все‑таки надо тебя порасспросить о прошлом. Но все же зарастет у тебя щека гораздо быстрее, чем у серого орка, тем более у человека. И крови ты потерял меньше, раньше свернулась. И от ран умереть тебе сложнее.

— Сегодня же двое умерли?

— Нет в мире неуязвимых, с такими ранами даже моя помощь им ничего не дала. И при этом сколько еще прожили, пока не испустили дух! Ты быстрее кого бы то ни было, включая других орков. Не намного, но быстрее. Сильнее эльфов и людей. Кости у тебя прочнее. В темноте видишь лучше. Не знаю, как в последнее время, может, кто и смог научиться отличать, но маг тебя как эльфа ощущает. Когда ощущает вообще.

— А почему у нас клыки и руки длинные? А у женщин нет? И глаза: у эльфов‑то они такие же, как у людей? А цвет кожи почему такой?

— Тут я могу только гадать. Насчет глаз понятно, эльфы так, как ты, ночью и близко не видят. Только колдовство помогает. Зачем такие клыки и руки — не понять. Может, случилось что, когда колдуны укрепляли кости да реакцию ускоряли. Оборотная сторона изменений. Может, специально, чтобы эльфы за своих родственников не признали, не знаю. Хотя у серых и кобольдов тоже клыки есть.

— А что колдовство может?

— Многое может. Точнее, могло очень многое. Прежние знания утеряны.

— Это лечить и изменять, например?

— Изменять и сейчас могут, эльфы, например. Они‑то знаний хоть и изрядно подрастеряли, но все же многое сохранили. Я лечить могу, убивать тем же, чем и лечишь, тоже не сложно. Нечисть могу уничтожить. Многое, но до магов времен Империи мне очень далеко.

— А огненные шары кидать можешь?

— Нет, а зачем? Заставить вспыхнуть огонь и так можно, где хочешь. Разве нужны на это силы? А чтобы пламя в шар загнать… Зачем? Что‑то же должно гореть там внутри?

— Так что дальше было, как предков‑то создали?

— А дальше мы эльфов гонять начали. Происхождение в тайне удержать не удалось, да никто и не пытался. Отчего Совет князей такое решение и принял. Мол, все испорченные эльфы должны быть истреблены, чтобы не оскорбляли своим существованием Перворожденных и, понятно, чтобы не убивали их. Потом к испорченным эльфам присоединили испорченных людей и гномов. Если быть точным, поначалу эльфы и без решений Совета орков в плен не брали. А когда узнали, что их самих в орков переделывают…

— А гномы?

— Гномы, хе‑хе, нет. Единственные, у кого ума хватило не поддаться ненависти к родственникам. Вон племянник князя кобольдов лет пять назад гному жену привез в Белые Горы. Торгуют с кобольдами вовсю, роднятся, бывает. Даже с эльфами переругались из‑за того, что те кобольдов до сих пор не признают родственниками гномов.

— Так и не признали?

— Нет, решение Совета князей не подлежит отмене. Никогда, во всяком случае, такого не слышал.

— А как мы обычно отвечаем на такие налеты, как на нас? Так же?

— Так же. В следующем году, возможно, дружина пойдет. Наша, или сам конунг даст еще своих в помощь. Нельзя спускать такие вещи.

— А если кто из наших эльфов первым пощупает? Ничего страшного не будет?

— Они все равно нас ненавидят. Замириться, — может, и можно будет, чтобы таких карательных походов не было, только нормальные, за добычей. Но это возможно, только если вырезать весь Совет князей, со всеми свитами, подчистую. Ответный поход, скорее всего, даже не на этот дом будет. На первый попавшийся. Чтобы их князьки на Совете друг с другом ругались.

— Сильно этот дом пострадает, если всех походников, что у нас сейчас шатаются, истребить?

— Не знаю, насколько он велик. Хотя его значки в бою видел. Во всяком случае, пострадают они чувствительно. Даже не столько сопляков своих потеряв, сколько Приносящих Смерть лишившись и Охтарона. Может, и вторым отрядом кто знаменитый командует.

— Ты так говоришь, будто знаешь его?

— Слышал только, может, издали когда‑то и видел. Но прямо в бою не встречались. Ты, юноша, не слабую славу приобретешь, когда все узнают, кто его убил. Знаменитый был воин Охтарон, еще с времен Империи.

— Отрадно. А люди, что в Оркланде живут?

— Что, не знаешь? Люди как люди, даже не люди, а Кровь орков. То потомки выживших после Великого мора людей, живших в Империи. А наши они потому, что их предки вместе с нашими в одном строю в бой ходили. И преобразиться не смогли или не успели. Да и в жилах наших немалая доля людской крови течет. Женщин‑то маги преображали неохотно. Может, и от этого они мало чем отличаются от человеческих и эльфийских женщин.

Тут старик навел меня на мысль.

— Слушай, а почему у меня кожа такая светлая и руки нормальные?

— Для кого нормальные, а для кого и нет, — хмыкнул он, — об этом надо было спрашивать твою матушку, а не меня. Кожа у тебя от нее. Руки, наверное, тоже.

— Ты что хочешь сказать?

— Бабка или дед по матери у тебя не из наших. Больше не знаю. Гадать не буду.

— А что это за ценность у меня на шее висела? Ты, помнится, говорил?

— Не притворяйся, что не понял. Не знаю как, но оказалось, что к тебе Амулет бессмертия попал.

— Меня вообще‑то там убили.

— После чего душа твоя была перенесена в тело Края. Ты начал жить вторую жизнь. Император с десяток жизней так прожил. Но секрет телесного бессмертия все равно не открыли, хотя эльфов — жуть сколько перевели. Больше не спрашивай, я ничего особенного не знаю, просто догадался. Об этих амулетах вообще никто ничего не знает, кроме названия.

— Если Император десять жизней прожил, как души‑то делили? Когда его личность из второго тела в третье переносилась?

— Я же сказал, не знаю. И никто не знает. А если и знает, то молчит.

В следующей части беседы рассказчиком был уже я.

На следующий день под вечер мои дамы и Ансгар первый раз очнулись. Перед поцелуями с сестрой, пожатием руки Ансгару и долгим держанием ручки Эрики я понадежнее спрятал большую часть доспехов. На будущее пригодится — продать что‑нибудь или как‑то еще пустить в ход.

Хоронили родичей мы весь день, в общих семейных могилах. Тела эльфов давно сбросили гнить в ров, благо был сух. Головы украсили частокол фронтальной стены. Пленные сидели в яме. Семью Ансгара похоронили вместе с моей. Их отец и муж встал на защиту дома и убил нападавшего. В данном случае спесь была не к месту. Так же поступили с телами бывших рабов, которые погибли, защищая борг. Рабов, такой чести не удостоившихся, зарыли в братских могилах.

Под вечер по реке пришли три корабля, набитые воинами в доспехах. На первом из них находились живехонькие Снорри и Рольф.

 

ГЛАВА 8

Той ночью они выжили чудом. Когда спавших в ладье атаковали эльфийские лучники, Снорри и Рольфу повезло, их не зацепили первые стрелы. Оценив количество нападавших, они не стали обряжаться в доспехи, а сиганули за борт с одними мечами. Ушли от стрелков, выбрались на берег, двинулись вниз по течению, чтобы оторваться от эльфов и предупредить встречные корабли. С нашим драккаром они разминулись, а может быть, враги его успели перехватить. В общем, не встретили никого.

Добрались до ближайшего борга, подняли тревогу. Снорри спустился в Кортборг, где был один из его домов, надел голову змея на форштевень своей шнекки, набрав экипаж из работников, соседей и наших родственников. Борг снарядил второй корабль. Поднимаясь вверх, встретили еще один корабль, который присоединился к флотилии.

Никаких кораблей по пути не нашли, очень торопились в Тайнборг. Увидев нас живыми, сначала обрадовались, только потом сообразили, что встречающих необычно мало.

Тридцать три головы на частоколе произвели должное впечатление. Но гораздо острее прибывшие переживали резкое сокращение числа жителей борга. Срочно собранную команду мстителей чрезвычайно озаботила информация о втором эльфийском отряде, который ушел в низовья.

Среди прибывших были близкие родственники всех погибших семей, в том числе младший брат отца Кнут и мои двоюродные братья Эрик и Седрик.

Указывать известное нам местоположение ладьи и драккара, сообщенное пленными эльфами, ни я, ни Сигурд не спешили. В этом случае действовало морское право — кто первым захватит потерянное хозяевами имущество, тот и владелец. Не разглашали мы и сведения о месте предполагаемой эвакуации карателей. Нам совсем не улыбалось подарить свою потенциальную добычу — имущество врагов и их корабли — дружине или хераду, собранному не нами.

Старый колдун, поговорив с хевдингами кораблей, предусмотрительно увез эльфов к себе в пещеру.

Родственники, естественно, могли ночевать у нас в доме, с ними я пригласил и Рольфа. Тот не отказался, но как‑то замялся. Родня тоже посматривала странно, кроме Снорри, тот вел себя абсолютно нормально. Поэтому я не обратил внимания на мелочи и, как выяснилось, зря.

Неладное обнаружилось, когда братцы начали с хозяйским видом бродить по усадьбе, всюду суя свой нос. Чего дядюшка Кнут, правда, себе не позволил, но и племянников тоже не одернул. Снорри смотрел и помалкивал, пока не вмешиваясь. Я промолчал, но начал закипать. Терпению пришел конец, когда, поужинав в мертвом молчании, ребята решили расслабиться пивом. Младший из них, Седрик, спокойно встал из‑за стола и полез в погреб.

— Седрик, золотце! Ты куда это полез? Скажи мне! — полыхнул жар обуревавших меня чувств.

— За пивом, братец, — погано ухмыльнулся родственничек.

— Так разрешения спроси или подожди, пока хозяин достанет, иначе без рук остаться можешь.

— А с чего это трус требует, чтобы его разрешения спрашивали? — включился Эрик.

Вот это да! Осталось понять, кто этих умников просветил.

— И скажи мне, как в ваши куриные мозги попала такая мысль?

— Ты рот закрой, пока язык не вырезали. А кто же, как не трус, тот, кто один выжил из охранявших борг? И появился, когда родичи, что проснулись, почти всех эльфов перебили?

Вот оно что.

— И откуда тебе это известно, скажи мне?

Снорри хрюкнул. Кнут и Рольф недоуменно покосились на него.

— Колдун хевдингам рассказывал. Снорри среди них был, он подтвердит. Так что помалкивай, трус поганый. Нет слова твоего в кругу мужчин.

Снорри заржал в голос:

— Ты, Край, братьев за глупость не режь. Не виноваты они, что у них мозги и впрямь куриные. Родителей их пожалей, не думали они, что сыновья вместо мозгов ушами работать будут. — Братья дернулись, будто их изнутри что‑то кольнуло. Снорри повысил голос: — Вы, псы лающие! Да как вы смеете рты на брата своего открывать? Сколько голов на частоколе? Тридцать три? А то, что шестнадцать из них брата вашего работа, пленного не считая, ваши уши не услышали? Грязью не вовремя забиты оказались?

Кнут открыл и закрыл рот, наверное, собирался осадить купчину, унижающего племянников, но вовремя сообразил, что не прав.

Снорри продолжил разнос:

— А ведомо ли вам, что у брата вашего в доспехах четыре наконечника застряли, в грудь попавшие? Что пятый болт ему полщеки и пол‑уха содрал? Что он один, раненый, с десятью эльфами на стене и в башне бился? Сражался так, что уцелевших врагов перепугал! Сами, с тына прыгая, ноги себе ломали! А как побил всех на стене, так на помощь в борг побежал! И там эльфов порубил, что последних защитников добивали!

Длинноухие братья открыли рты и вытаращились одновременно…

Вот это называется пиар! А я думал, что информационные технологии — порождение гораздо более продвинутого общества! Куда там Джорджу Бушу с так и не найденным оружием массового поражения в Ираке! Это же надо было кому‑то так все вывернуть наизнанку, изобразить меня в наихудшем виде, и притом ведь ни слова лжи! Куда там доктору Геббельсу! С десятью эльфами зараз бился! Ха! Да они бы меня сделали в десять секунд. И доспехи бы не помогли. Стрелял в них да рубил со спины. Ха! Из всех, мною убитых, только одного эльфа я победил в прямом поединке. Всех остальных либо пострелял, либо порубил, используя фактор неожиданности. Собственно говоря, я выжил только потому, что действовал тактически правильно. О чем, ха, неизвестный пиарщик даже не заикнулся.

Ни черта себе, со старикашкой скорешился! Снорри, при всем к нему уважении, вряд ли мог выдать экспромтом такой репортаж. А вот Сигурду на такое мозгов хватало с избытком. Хотя и Снорри тот еще жук, промолчал, позволил братцам высказаться, а потом и опустил их до уровня канализации, пардон, выгребной ямы.

Кнут молчал. Снорри ухмылялся. Рольф рассматривал меня, будто впервые увидел. Братья, избегая моего взгляда, в основном зыркали друг на друга. Я прикинул варианты, желания деликатничать не было:

— Пошли вон из моего дома. Оба. Нет у меня братьев отныне.

Седрик попытался что‑то сказать. Эрик покраснел. Я вытащил из ножен и воткнул в стол мизеркорд:

— Еще слово — и вас вынесут.

— Зачем ты так с братьями? — включился дядя Кнут.

— Какими братьями? Нет у меня их. Не слышал? Мне колдун ничего про трусость не сказал, из выживших тоже никто не обвинил. С колдуном эти двое не разговаривали, даже с детьми не общались. Чужой разговор подслушали, да подслушать толком не смогли. И не разбираясь, в чужом доме, где кровь родных еле высохла, они как хозяева за пивом в подвал лезут? Так братья себя ведут?

Тут прорвалось нервное напряжение последних дней. Я заорал и вытащил из стола кинжал:

— Пошли вон, я сказал! Пока ходить можете!

Дядя Кнут и Снорри вскочили, стали меня успокаивать, стараясь держаться подальше от кинжала.

Братья, не глядя на меня, покинули дом.

Утром, успокоившись, я договорился с Кнутом об аренде семейной недвижимости за десятину от дохода. Он был не прочь переселиться с семьей в Тайнборг. После вчерашнего представления дядюшка даже не торговался.

Тем же утром вниз ушли оба драккара. Погружаясь на них, братья избегали смотреть мне в глаза. Утром экипажи отплывавших кораблей рассматривали меня, как диковинного зверя, правда, молча. Снорри со своей шнеккой остался, колдун попросил. Уплыл и Кнут, утром успев наскоро ознакомиться с хозяйством.

* * *

Чуть позже в доме появился колдун, и в моем присутствии состоялся серьезный разговор между ним и Снорри, которого мое участие в переговорах определенно удивило, однако было оставлено без комментариев. Узнав, что его ладья, по всей вероятности, цела и невредима, купчина явственно приободрился. Судьба экипажа нашего драккара не составляла тайны для Снорри, от нас он узнал только подробности. Когда Сигурд сообщил о возможности отомстить и даже на этом заработать, широкая физиономия Снорри стала похожа на морду кота у крынки со сметаной.

Оставив часть экипажа шнекки охранять поселок и посадив крестьян на весла моего корабля, мы спустились вниз. Снорри и колдун даже взяли с собой второго эльфа, чтобы долго не искать. Никто не обращал внимания на вопли бедолаги, когда его тащили на корабль. Лечить переломанные ноги пленного карателя Сигурд и не собирался, только в лубки замотал.

Я остался, исполняя обязанности боргмана и хевдинга одновременно, как единственный выживший в поселке мужчина. Старшим из оставшихся воинов был Эгиль, немолодой мужчина, двоюродный брат матери Эрики. Он, как и все его подчиненные, обходился со мной подчеркнуто уважительно. С просьбами рассказать о подвиге тоже не приставали. Этакий заговор молчания. Я был рад, помня о пословице: «В лучах славы одному купаться нельзя, кто‑то должен сторожить вещи».

Раненые постепенно выздоравливали. И Хильда, и Эрика уже разговаривали, чувствовали себя получше, даже пытались вставать, что действительно удивляло. Это после проникающих‑то ранений в грудную клетку! С Ансгаром было сложнее, ему до сих пор требовалась помощь наших внештатных медсестер. Попытки девушек высказать неудовольствие тем, что их заставляют ухаживать за человеком, я пресек одной фразой:

— Кто из вас кухонным ножом эльфа в доме убил, оружие снял и на других кинулся?

Ответа не было. Похоже, для Ансгара большинство проблем освобожденного раба‑человека в общине орков в будущем отпадало. Во всяком случае, даже на вдове жениться ему бы большого труда не составило. Мастер‑кузнец свободен, как воин себя показал. Претендовать на него как лойсинга я не собирался. Свой полный выкуп он уже заплатил кровью.

В свободное время я занимался женской работой: найдя кучу тряпок нужных цветов, шил гилли‑сьют, он же костюм Гилли, он же маскировочный костюм «леший» на основе эльфийского плаща.

Вернулись Сигурд и Снорри на пятые сутки, таща на буксире найденные корабли. Драккар представлял страшное зрелище, испещренный многочисленными заколами от стрел. Почерневшие опухшие тела наших погибших так и застыли в разных позах, только двое из них были в доспехах. Большей части оружия не было, насчет остатков добычи судить сложно — неизвестно, сколько растащили эльфы.

Освободив драккар от всего, что еще могло пригодиться, тела разложили по румам, потом завалили мелко наколотыми дровами и полили маслом, готовя огненное погребение.

Следующим утром все выжившие обитатели поселка, включая специально вынесенных раненых, смотрели, как старый Сигурд выстрелил горящей стрелой по стоящему напротив поселка на якоре драккару. На корабле загудело пламя и страшно закричал привязанный к мачте эльф.

 

ГЛАВА 9

Для перехвата второго эльфийского отряда решили выйти на двух шнекках, нашей и Снорри. Причем в качестве второй шнекки должен был выступить наш семейный кораблик — тот самый, на котором я ходил однажды с инспекцией на заимку углежогов. Перед сожжением израненного драккара с телами наших погибших я снял волчью голову с форштевня, намереваясь установить ее на носу своего корабля, таким образом обозначив его перевод в боевой плавсостав. Перед походом наше пока еще торговое судно вытащили на берег просмолить. К слову сказать, значительная часть подчиненных Снорри встретила идею экспедиции с воодушевлением. Поскольку им рассказали о походе в общих чертах, не вдаваясь в детали, большинство решило, что готовится краткосрочный рейд с целью пограбить какой‑то из прибрежных эльфийских домов.

Насчет второго эльфийского отряда возникло предположение, что его могут перехватить родовичи или дружина ярла. Однако ни нам со стариной Сигурдом, ни наиболее опытным воинам из команды Снорри в это не верилось. Уж больно рационально работал этот Охтарон, вряд ли второй командир менее опытен, чтобы не двинуться поближе к дому, когда сильно запахнет жареным. Да и переход по Мертвым землям до места эвакуации требовал времени.

Его‑то терять и не следовало. Очень кстати появились наследники погибших и новые переселенцы.

В моем случае это была семья дяди Кнута, прибывшая со своим барахлом и несколькими рабами на шнекке дедушки Ульфа. Дед, разумеется, прибыл с ними, а вот то, что кроме него приплыл Харальд, отец Эрика с Седриком, меня удивило. Но еще больше удивило появление самих братьев.

Я как раз тренировался в полных доспехах и, узнав о прибытии родичей, пошел их встречать.

Церемониально приветствовав деда и дядюшек, я демонстративно обошел вниманием братьев. Харальда это задело, но он смолчал. Пригласив гостей к себе в дом пообедать с дороги, я не включил в число приглашенных ни Эрика, ни Седрика. Харальд снова промолчал, хотя было видно, что хочет высказаться. Взгляды его и моих двоюродных братцев, как, впрочем, и дедушки Ульфа, то и дело упирались то в шрам на щеке, то в следы от стрел на бригантине. Но сообщать обстоятельства получения боевых повреждений я не спешил.

Дед кивнул Харальду. Тот неожиданно низко поклонился:

— Прости сыновей моих за оскорбления, тебе нанесенные. Прими дары от них, виру за оскорбления. Не со зла, по глупости. Ради меня прости.

— Прости их, внук, понимаю, каково тебе оболганным себя чувствовать. Тем более от родных. Когда родители погибли, — включился дед.

Я задумался, сам патриарх рода передо мной унижается, да и дядюшка тоже, а он весьма и весьма гордая личность. Если нахамить, ничего не скажут, но не простят. Оно мне надо? Дед пришел на поклон к внуку не ради этих двух дуралеев, а ради укрепления рода. Потом он братцев, понятно, вымоет и высушит, если уже не сделал этого ранее. Может, добавит еще. Судя по всему, и сын его не избежал выволочки, вон как глаза прячет.

— Только ради вас, дедушка, и вас, дядя. Но не забуду никогда. Попробуют повторить такое, кровью ответят, пусть и родной, — ответил я максимально честно и прямо. Деликатничать настроения не было.

Харальда упоминание про кровь задело, да и деду тоже не понравилось. Братья покраснели, если это так можно назвать.

— Приглашаю вас, братья, в моем доме с дороги поесть и с дороги помыться, — как ни в чем не бывало заявил я, выделив ключевые слова.

Те извинились сами, вручив мне дары в виде неплохой кольчуги двойного плетения, дедовой с дядьями работы, и хорошего меча. Лучше бы шлем с ожерельем подарили…

В доме родню встретили Эрика и Хильда, которых я забрал, как пошли на поправку. Когда я предложил Эрике жить пока у меня, ее щечки стали пунцовыми, но тем не менее она согласилась. Учитывая предыдущий жизненный опыт, такая девушка — далеко не самый худший вариант. В любом случае, многоженство не возбранялось, как и разводы. Хотя, вообще говоря, не только о свадьбе, но и об общей постели говорить было рано, пока Эрика окончательно не выздоровеет. Поэтому я поселил девчонок в спальне родителей, повесив на стену кольчугу и оружие эльфа — трофеи Эрики, Ансгара тоже забрал домой, тот лежал у себя.

При виде Эрики дед хмыкнул, глянув на меня. Я пожал плечами.

Как раз появились колдун со Снорри. За обедом посвятили прибывших родичей в некоторые детали плана. Дед был обеими руками «за», отца он любил. Настолько, что собрался идти с нами сам и настоятельно порекомендовал провинившимся братьям присоединиться.

С количеством живой силы проблем не было. Для захвата кораблей нужны были кормчие, знающие побережье и достаточно опытные в морских боях. Я высказал сомнение в том, что удастся перехватить все корабли, способные перевезти минимум сто пятьдесят лошадей и до сотни эльфов, всего двумя шнеккарами:

— Не мало ли?

Сигурд захохотал:

— Ты не иначе, чем в ярлы метишь, а то и в конунги. — У деда дернулось лицо. Колдун продолжил: — У них будет не более восьми‑десяти кораблей. Эльфийских из них — один или два, чтобы воинов забрать, а то и ни одного. Или вообще может быть один эльфийский корабль, только для воинов, а лошадей просто бросят. Это же не боевые кони, у эльфов они стоят дешево. Они все вместе не стоят и половины тех доспехов, что с наших поснимали. Вот представь, взяли мы в долю еще два драккара, а эльфов забрать придет один корабль. Как нам добычу делить? Не говоря про то, что с наших родовичей снято, — и его тоже делить придется.

— А если восемь придет?

— Ничего страшного. У них команды небольшие, людей по двадцать, и те не воины, а в большинстве матросы.

— Если команды небольшие, то почему не боятся у берегов Оркланда ходить?

— Вообще‑то не Оркланда, а Мертвых земель. До людей там ближе, чем до нас, если плыть. Могут морскому конунгу с островов за безопасность платить или дела с ним иметь, — пожал плечами включившийся в разговор дед. — Или конунгу какому‑нибудь из Оркланда. А может, и тому и другому. Заберут, скажем, лошадей у эльфов по дешевке, сами погрузят, на острова или вон в Брандборг доставят, где нашему же конунгу их и продадут.

— Не понял. Так они и с эльфами, и с нами дела ведут?

— Ну да, — пожал плечами на этот раз Снорри. — Об этом, правда, не болтают, иначе защита конунга на них не распространится.

— Я тебе вот что еще скажу, ты думаешь, эльфы этих кляч от самого своего леса через море тащили? Как бы не так, делать им больше нечего. Купили они лошадей, у людей купили. У людей и корабли наняли, и с высадкой помогли им тоже люди. Заберут лошадей опять‑таки люди. А потом, скорее всего, они к нам направятся продавать коняг, уже получив с них доход.

— А люди могут подставить эльфов?

— Могут, только Приносящие Смерть и среди людей известны. Эти живодеры никого не пожалеют. Иногда случалось, что купцы подводили эльфийские отряды под удар дружины, в засады заводили. Но очень редко. Не всякого купца эльфы нанимают.

— Неужто матросы проболтаться не могут?

— Сигурда спроси. Может ли кто, если он запретит, проболтаться, — буркнул дед.

— Не только не сможет. Но и умрет или с ума сойдет, если к нему в память полезут. И не я один такое умею. Несложное колдовство. Собственно, это умеют все сколько‑нибудь сильные колдуны, если было кому научить. Обойти заклятие можно, но очень тяжело — и то, смотря кто ставил. Это уже удел немногих. Проще сделать так, чтобы не подействовало. Заранее.

— Зачем тогда нам вообще купцов привечать?

— А добычу куда сбывать? Что делать‑то с ней, если купцов не будет? А нашим в иных странах вообще нельзя появляться. Или эльфы убьют, или местные люди.

Интересный, однако, расклад! Оказывается, бандитская цивилизация моих новых родственников прочно интегрирована в мировую экономику.

— Но если купеческие суда на горячем перехватить, когда они эльфийских убийц забирают, им никто не поможет. И тогда те, кто ранее этих купцов принимал, будут с них кожу драть. Так что эльфам проще на один торговый корабль сесть и к себе вернуться или на своем уплыть. А матросы купеческих кораблей переловят лошадей, погрузят их на оставшиеся суда и дальше поплывут, продавать. Или еще как могут извернуться. Например, заранее несколько пастухов высадить, те лошадей заберут у эльфов, а корабли потом придут, — развил тему Снорри.

— Итак, понятно теперь, что никто не отдаст чужим такой кусок, как пять‑десять кораблей купчишек, с эльфами повязанных? Тем более если они по одному‑два приходить будут? Они ведь и не только лошадей перевозят, — наставительным тоном изрек дед.

Ничего себе Средневековье! Какие‑то коммерческие войны с активным участием спецслужб. И все ради денег. Какая, на хрен, слава? А я‑то думал, все просто: «Приплыл‑ограбил‑оценил». Интересно, наши земные викинги, варяги и ушкуйники свои делишки так же обтяпывали?

Дед уплыл искать кормчих, знающих побережье в нужном районе, и кидать клич желающим сходить в карательный поход к эльфам, увезя с собой не пожелавших принять участие в деле. Я между делом заказал ему практически закрытый шлем с развитыми нащечниками, нарисовав его в натуральную величину. Сказал, что меняю на подаренную двойную кольчугу. Дед хмыкнул, обмерил голову и сказал, что мастера успеют, а с платой, мол, разберемся.

Мы начали готовили шнеккар к походу. Я думал было, что дед, как прожженный капиталист, попытается на своей шнекке в дело влезть, хозяин корабля‑то получает по доле за рум. Однако дед посмотрел нашу шнекку, сказал, что хороший корабль, и отбыл. Похоже, я недооценил или его бескорыстие, или разнесенную воинами со слов колдуна свою новую репутацию. С точки зрения деда, это можно понять: в моем лице возникла новая надежда улучшить позиции всего рода в неофициальной табели о рангах клановых родов и составляющих их семей. Еще бы, внук пятнадцать эльфов зараз прикончил. Кому при скандале бросишь в лицо, сразу заткнется. Крыть нечем. Тут и воины, на деда глядючи, сплетничать начнут, не говоря о женщинах.

Словно в подтверждение, меня начали осаждать девушки из прибывающих в борг семей, причем по всем правилам искусства. Спокойно нельзя было даже нужду справить. Из воздуха материализовывалась сразу одна или даже две девицы, кидая на меня ласковые, а друг на друга — злобные взгляды. Иногда с матерями. Эрика чуть не дымилась. Ее родня еще только собиралась к отъезду из Кортборга. Дядька Эгиль, видать, сообщил, что время есть, она в надежных руках. Двоюродные братья и сестры вообще одолели, желая в очередной раз узнать, как это я эльфов рубил. Эрика с Хильдой переехали в старую комнату девчонок.

Дядюшка Кнут с женой, глядя на нас, удивлялись, почему она не поселилась у меня. Похоже, Эрика им понравилась. Страшные слова: «Судьба это судьба, тебе не скрыться от нее» били по мозгам все чаще, вызывая мурашки по телу.

Вечером накануне отплытия мы долго сидели на пристани.

Поздним вечером, помывшись в бане, я пришел в комнату и почти засыпал, когда услышал шорох. Вошедшая Эрика снимала рубашку. Я сел и привлек ее к себе…

* * *

Утром нас бесцеремонно разбудили. Тетка Сигрид заорала в проем:

— Поднимайся, походник, без тебя уплывут!

Вполголоса выругавшись, я поднялся, начал одеваться, Эрика одевалась за спиной. Перед тем как выйти, мы обнялись и поцеловались, прижавшись друг к другу.

Раздался новый вопль тетушки:

— Хватит тут миловаться, умываться идите!

Когда выходили, тетка улыбнулась и приобняла Эрику:

— Беги в баню, девочка.

Дядька ухмылялся рядом. Положил руку на плечо:

— Молодец, давно бы так. Хорошая девушка, и род у нее хорош, да и силен весьма.

Северный белый пушной зверек! Ну что за деревня. Все обо всем знают.

Эрика повисла у меня на шее, всплакнула… И вот я встал в строй приготовившихся к смотру походников. Взял с собой топор, оба меча, рогатину, два боевых кинжала, включая мизеркорд, весь комплект доспехов и трофейный арбалет с дополнительным приспособлением для натягивания тетивы, которое недавно сделал. Чуть не забыл сверток с костюмом «леший».

Я старался не обращать внимания на недоуменные взгляды, которые привлекал сначала арбалет, потом его владелец, а посматривали все, вплоть до знакомого хромоногого эльфа. Только старый Сигурд понимающе ухмылялся от рулевого весла.

Интерес к моей экипировке и вооружению усилился, когда начали снимать и укладывать оружие и доспехи в рундуки. Когда я снял кольчугу, очень заинтересовались бригантиной, которую, кстати, без кольчуги я до того носил редко. Особое внимание было уделено квадратным дырочкам в коже, не постеснялись поглядеть и на стальные пластины с обратной стороны. Убедившись в наличии пробоин и вспучившегося металла, качали головами и расходились по местам.

Спустившись к Кортборгу, встретили деда. Старина Ульф не забыл о моем заказе, так что шлем я получил.

Через два дня оба шнеккара подошли к устью реки.

* * *

Благополучно пройдя борги в районе устья, мы развернулись в сторону цели.

Кормчим у нас шел пожилой Ульрик А'Тулл, еще один родственник Эрики, брат ее деда и, что представлялось весьма вероятным, будущий мой родственник. От таких предчувствий меня мутило больше, чем от моря. По крайней мере, первое время, пока не привык и к морю и к двоюродному деду Эрики. Страшно терять свободу в столь юном возрасте, каким бы капкан ни выглядел привлекательным.

Ульрик начал приобщать меня, как хозяина корабля, к основам мореходного искусства. Наверняка по просьбе колдуна или деда. Сигурд как‑то абсолютно естественно вошел в роль фактического хевдинга корабля и херсира похода, что меня удивило, честно говоря. Снорри, бывший десятник ярла и успешный купец на своем корабле, всегда отличался независимым нравом. Дедушка тоже не подарок, он выглядел чуть ли не ровесником колдуна, а то и старше, и вдобавок шел пусть не на своем, но на принадлежащем внуку корабле. И оба даже не вякнули ни слова против, не оспорили командные полномочия Сигурда. Кто же такой колдун, чтобы обладать таким весомым авторитетом? Да, старик явно не прихвастнул, что не всегда в глуши жил.

Первый же вечер после выхода в море кормчие посвятили допросу эльфа, естественно, при помощи колдуна. Отчего добровольцы из других боргов стали заметно больше его уважать. Я бы сказал, начали побаиваться.

Первый допрос эльфа дал не много информации кормчим, хотя колдун полностью контролировал состояние пленника. Оказалось слишком много похожих одна на другую бухт. И тут впервые за все время нашего знакомства Сигурд меня действительно потряс.

Он достал подозрительно знакомые кисеты, в переносном железном очаге вскипятил воду, намешал эту гадость, подождал, пока заварится и остынет, потом через воронку залил жидкость в глотку эльфу. После примерно часа ожидания эльфа стало распирать от удовольствия, судя по счастливой физиономии, он явно пребывал на верху блаженства.

Сигурд что‑то пошептал, помахал руками, потом шевелил слегка светившимися пальцами вокруг головы эльфа еще с часок, к концу которого допрашиваемый уподобился кукле, монотонно отвечающей на вопросы. Колдун попытался еще раз вытащить из эльфа что‑нибудь полезное для кормчих, и вновь ответы их не устроили.

Тогда старик достал небольшой хрустальный шар на изящной бронзовой подставке и заставил эльфа смотреть, не отрываясь, на прозрачную сферу, а потом начал задавать вопросы.

Все бы ничего, пока внутри шарика не загорелся огонек. Сам по себе. Согласно законам физики, хрусталю такое свечение несвойственно. Особенно поздним вечером. Сказать, что я был удивлен, значит, приуменьшить впечатление. Но это были еще цветочки. Когда свечение усилилось и заполнило весь объем шара, старик сделал какой‑то жест рукой, отчего над хрустальной сферой возникла самая настоящая голограмма. И изображала она то, что старика интересовало. А именно бухту и корабли в ней, выгрузку имущества и лошадей, происходившую средь бела дня. Груз принимали эльфы. Ульрик заорал, что знает эту бухту. Для гарантии прокрутили картинку назад, увидели заход в бухту корабля с этими же самыми эльфами. Запись, как я для себя назвал видеоряд неизвестного технического происхождения, отличалась потрясающе реалистичной графикой, но, к сожалению, была не озвучена. Мы просмотрели еще пару эпизодов. Потом изображение перестало быть связным, пошли какие‑то обрывки, разрозненные кадры из жизни допрашиваемого, представлены были все жанры, от блокбастеров до мелодрамы, не брезгуя и низкопробной порнухой. Короче говоря, кинопроектор сломался.

Погасив и спрятав шарик, старик спокойно завалился спать. Эльф всю ночь угукал и пускал слюни, даже сходил под себя, бедолага.

Утром Сигурд проснулся как ни в чем не бывало, обратил внимание на эльфа, распространявшего вокруг себя смрад и вонь, воткнул ему кинжал под ухо и выбросил за борт, после чего мы отправились дальше. Я был не в силах удерживать любопытство:

— Слушай, Сигурд! Это что тут было? Что за шарик такой интересный?

— Этот шар называется палантир. А был допрос. Не понял?

— А почему бы его раньше не пустить в ход? Ведь ты память эльфа просматривал? Как, вообще, смотрел?

— Смотрел память, как обычно. Как тебе в свое время. Ты не помнишь, конечно. Перед тем, как мы за столом с тобой говорили.

— Вот как. И что, если бы допрос прошел так же удачно, как этот? Чиркнул бы ножиком?

— Почему ты решил, что я ничего не видел? Твой амулет, например, висел на груди, на тонкой такой цепи. Видел я и как ты его нашел. — Наклонился и шепнул на ухо: — Или хочешь расскажу, как ты горящего раненого тащил из боя?

Да, глубокое воспоминание. Тогда адреналина я хватил с избытком.

— Хотя это все, что я видел. Да, еще как убивали тебя…

Соседи навострили уши.

Сигурд продолжил тихо, почти шепотом:

— Тебе не кошмары снились, это я память твою смотрел. Хоть и без палантира, к твоему счастью. Из‑за того, что видел, вас и пожалел.

— После нападения тоже? — обиделся я.

— Нет, просто расспросить было достаточно.

Меня начала душить злоба. Так, надо успокоиться. Злоба — это неконструктивно, тем более со своей точки зрения он был прав.

— Вернемся к эльфу.

— Палантир придумали для того, что ты видел, и еще для кое‑каких вещей. Глубже проникать позволяет.

— А без него как?

— Без него заставить вспомнить то, что надо, тяжело. Почти невозможно. То, что ярко, на поверхности лежит, увидишь без труда. Или то, что связано с этим ярким. А все, что глубже… Зачем мне знать, какую тухлую кашу кто‑то ел год назад? А потом в отхожем месте муравьев рассматривал? А надо заставить его вспомнить то, что тебя интересует. Палантир подчиняет себе разум того, кого ты спрашиваешь, и ты, управляя через палантир, заставляешь самого допрашиваемого искать в своей памяти то, что тебя интересует. Первые палантиры другими были, они помогали самим видеть, но таких зрелищ устраивать не позволяли. Да только потом быстро придумали, как защиту ставить. Она, к слову, помогает и тогда, когда кто‑то без палантира в память заглядывает. Сам любопытствующий с ума сойдет, если вовремя из чужого разума не выйдет.

— А от такого палантира почему не защищает?

— Потому что у него обычных связей с разумом хозяина почти нет, только управляющие. Вся защита разума в палантире и гаснет.

— А разве нельзя просто не дать кому угодно в разум лазить? Тогда палантир не поможет?

— Как ты глазами запретить смотреть сможешь? И запоминать, что видел? Или слышал?

— Так что с эльфом‑то было?

— Овладел я разумом его. И заставил вспомнить, что интересовало.

— А зарезал отчего?

— Все, разум безнадежно потерян. Когда с палантирами по воспоминаниям ползают, такие вещи происходят быстро. Поэтому сейчас при допросах их применяют редко, да и всегда так было. Пытки надежнее, пленные куда больше рассказать успевают. А остальное — так, подтвердить разве что.

— Слушай, а почему у эльфов защиты не было?

— Почему же, была. Я ее еще в борге снял. Пока ты отсыпался. Недостаточно умел был тот, кто ставил им защиту.

Ну песец! Мне тут кроме коммерческих войн еще и ментального программирования не хватало… Куда я попал? Вспомнил:

— Ты же говорил, что защиту снять нельзя? Там, в борге?

— Смотря какую. Такую, что просто от чужого разума защищает, можно. А ту, что тебя самого убивает, когда начнут смотреть твою память или еще как воздействовать, — нельзя. Ее только хозяин снять может. Или тот, кто его секреты знает.

— А мне защиту можешь поставить? Я, знаешь ли, не любитель кому попало воспоминания показывать, — обозначил я легкое недовольство.

Старик захохотал:

— Доверишь? Только учти, тот, кто ставит, ее всегда снимет. Да если искусный враг попадется, тоже.

— Куда деваться, кому еще верить, как не тебе, — прошипел я.

Колдун захохотал еще сильнее:

— Ночью. Встанем на стоянку, займемся.

— А откуда изображение попадает в палантир?

— Жертву он выкачивает, ее же силу на показ воспоминаний тратит. В нем самом‑то силы не так много, разве чтобы связь установить. Маги Империи хитро придумали. Мало того, что воспоминания берет, так еще и силу самого, кого допрашивают, на это использует. Изображение — обычная иллюзия. Только твой разум этой иллюзией не управляет.

— Так нам повезло, что у них отрядного мага нечисть прикончила? А если чужой облик накинуть?

— Если стоять неподвижно будешь. Лицо, к примеру, изменил, шевельнулся, а у тебя подлинное из‑под иллюзии полезло. Скрыть иллюзией можно только неподвижные относительно источника вещи. Или управлять ими. Но каждое движение надо безупречно отслеживать…

— А почему ты мне все это рассказываешь? Так подробно?

— Есть причины, но тебе их пока рано знать. Скажу позже. Терпи.

Этим же вечером я подвергся ментальному кодированию с установкой антивируса.

 

ГЛАВА 10

Через полторы недели пути мы подошли к искомому району. Пришлось погрести, хотя в основном шли под парусом. Мимо входа в бухту мы прошли именно под парусом, убедившись, что это именно то, что нам надо. Палантир колдуна, к сожалению, не обладал функцией записи изображения, в отличие от более поздних образчиков колдовских камней, по его же словам. Но никто не сомневался. Приметы все, кому было надо, запомнили, тем более что там была характерная гора рядом с портом.

К счастью, местом для эвакуации эльфы избрали ту же бухту, в которой высаживались. По всей вероятности, они не ожидали преследования, а может, еще по какой‑нибудь причине. На берегу виднелись каменные пирсы, чуть поодаль — остатки древнего портового городка, очень удобно для погрузки‑разгрузки лошадей. Эльфы, во всяком случае, разгрузились без труда. Пройдя километров двадцать, шнекки высадили десант на удобную косу и продвинулись дальше, в подходящую для стоянки бухту.

Эльфов на день выхода из Кортборга точно уцелело около сорока пяти‑пятидесяти. Накануне второй отряд карателей обнаружил себя. Пропали два корабля. Их начали искать, наткнулись на эльфов. В общем, когда мы отплывали, у эльфов на хвосте сидели дружинники. Оставалось надеяться, что их погоняют и проредят побольше.

Мы рассчитывали, что в старом порту соберутся остатки первого отряда и, возможно, люди‑пастухи, если эльфы решили пожадничать и забрать лошадок. Маловероятно, что длинноухие оставили кого‑нибудь на месте эвакуации заранее. Как очень маловероятное событие рассматривался и такой вариант — второй отряд сразу оторвался от дружинников и успел раньше нас. В это не верилось, слишком далеко, даже для передвижения верхом.

Замысел был прост. Уничтожаем всех, кто уже прибыл к месту эвакуации, и встречаем гостей, блуждающих как по суше, так и по морю. В десант пошли ровно тридцать пять воинов, половина участников похода, включая Снорри, Рольфа, меня, братьев и колдуна. Дед пока остался с кораблями.

Перед высадкой я согнул в станке арбалетный лук и натянул тетиву сперва на свой арбалет, потом еще на два, оказавшиеся на вооружении членов экипажа.

На берег я взял арбалет, рогатину, мечи, оба кинжала, щит, мешок с сухим пайком и бурдюк с водой. Не забыл и о костюме «леший», и о шкуре вместо подстилки и одеяла. Кольчугу оставил вместе с топором на шнекке, ограничился бригантиной в полном комплекте и шлемом с хауберком под него. В результате оказался похожим на грибок, обвешанный разным барахлом. Это живо напомнило некоторых деятелей из моей прошлой жизни. В навьюченном состоянии сходство с грибом было разительным, кстати, их так и называли. Заодно с тоской вспомнил свой рюкзак. Надо будет заняться научно‑технической революцией в определенных направлениях, можно даже неплохо заработать. Судя по реакции деда на заказ шлема, успех возможен. Мне сделали усовершенствованный вариант «норманна» с нащечниками. Вот со щитом я здорово ошибся, отсутствовал ремень, чтобы подвешивать за спину — не предусмотрел. Обошелся веревкой, продетой через рукоятку и подвес.

Сохраняя максимальную скрытность, до нужной бухты двигались более двух суток. Время у нас было, а случайности следовало исключить. Даже закоптили все блестящее из вооружения и имущества. Нам совсем не улыбалось наткнуться и быть обнаруженными, например, эльфом, охотящимся в ненужном нам направлении, или попасть под действие какой‑нибудь гадости, оставшейся с войны. Колдун‑то у нас был, но все равно залезть в рассадник нечисти нам не хотелось. Эльфам из первого отряда, например, обучение мага в этой их Академии не помогло, нечисть его схарчила и не поморщилась. Возможно даже, что обучение придало его мясу некоторую пикантность.

Второй переход мы совершили вечером‑ночью, несмотря на возможные осложнения из‑за ночной активности крупных животных и той же нечисти. Насколько безопасны окрестности, к сожалению, известно не было, так что это добавляло остроты ощущениям.

Не доходя до остатков городка километров трех, заняли подходящий распадок с текущим по нему ручьем. Самый простой индикатор отсутствия нечисти — наличие лесного зверья и птиц показывал, что все в порядке. Сигурд подтвердил это и маленько поколдовал, расставляя вокруг лагеря свою магическую сигнализацию.

Потом избранные, в число которых неожиданно попал и я, выдвинулись для разведки населенного пункта и прилегающей местности. Исходя из боевого приказа, наша задача была следующей: выявить количество и местонахождение необходимых для захвата объектов; предварительно оценить силы и боеспособность подразделений обороны и охраны этих объектов, а также размещение и наличие огневых средств на них; наличие, места и характер расположения инженерных заграждений и т. д. Как оказалось, ничего нового я родственникам в этом плане пока подсказать не могу, и без меня все, что надо в таких случаях делать, им в основном было прекрасно известно. Хотя они и обошлись без вышеприведенных штампованных фраз при доведении задачи разведгруппе. Интересно, удалось бы мне подсказать что‑то новое в тактике хотя бы первобытным людям, замыслившим налет с дубинами и каменными топорами на пещеру конкурирующего племени в ходе старой, как мир, битвы за ресурсы?

До восхода солнца нам удалось занять подходящую для наблюдения позицию с достаточно широким обзором бухты и частично заросших лесом развалин по берегам.

К сожалению, ни биноклей, ни их аналогов в этом мире не существовало — по вполне понятным причинам. Может, и умели делать при Империи хотя бы подзорные трубы, да, видать, прочно забыли все ноу‑хау. Лично меня это несколько напрягало.

В разведгруппе нас было пятеро. Снорри как командир, Рольф, я и двое двоюродных братьев Мика и Свен А'Корты из Кортборга.

Рыжеволосый Мика, здоровенный, как кабан, под два метра ростом, матерый вояка, выглядел лет так на тридцать пять. Татуировку воина он носил на правой щеке. Очевидно, это было модно в свое время. Свен — молодой парень, чуть ниже меня, около двадцати лет от роду. Татуаж он прятал где‑то на теле, ко времени его посвящения в моду вошла скромность. Оба в Кортборге жили неподалеку от дома деда.

Копья и щиты в разведку мы не брали, все ограничились мечами, кроме Мики с его здоровенным топором. Взяли немного воды и чуть‑чуть пожевать. Снорри с Микой обрядились в чешую. Снорри надел панцирь‑жилет поверх кольчуги с хауберком, у Мики был аналогичный, но с приклепанными кольчужными рукавами и юбкой. Рольф тоже носил длинную кольчугу с капюшоном, как и его босс, но на дополнительный панцирь, как и шлем, скорее всего, не хватило денег. Свен хотя имел приличный шлем, но кольчуга у него была довольно скверной, в коротком кавалерийском варианте с незащищенной металлом шеей, которую немножко закрывал кожаный воротник поддоспешника. Метательное оружие имели я, Мика и Свен. У Мики лук был трофейным, эльфийским.

Все, кроме меня, надели поверх доспехов кожаные рубахи. Я же впервые продемонстрировал родичам изобретение сумрачного альбионского гения в виде трофейного плаща, густо обшитого полосками ткани, — результат моей многочасовой работы, завершенной благодаря помощи девчонок, когда те достаточно окрепли. Интерес был весьма сдержанным.

Вид с обрыва, на край которого мы выползли, открывался великолепный.

Слева вдоль поросшей лесом береговой полосы среди развалин виднелись частично сохранившиеся пирсы, полуразрушенные каменные дома, и, судя по всему, когда‑то там пролегала булыжная или какая‑то еще мостовая. Лес становился гуще только на склоне довольно высокого холма в километре от бухты. Справа под нами протекал знакомый ручей, на его поросшем редколесьем берегу из земли торчали фрагменты обвалившейся внутрь небольшой боевой башни‑донжона, от которой когда‑то дугой шла стена влево и вправо, сейчас это была дуга каменных обломков, и то с одной лишь стороны. Дальше, за бывшей стеной, виднелись руины домов, среди которых попадались и почти целые, разве что без крыш.

В этой части древнего порта пирсы были пригодны для использования и выглядели подозрительно ухоженными на фоне общего запустения. Здесь, как показал допрос пленного, оба эльфийских карательных отряда и выгружали лошадей. Не исключено, что эта бухта служила базовой отправной точкой, откуда начинались рейды эльфов на нашу территорию. Возможно, удобство расположения смогло оправдать расходы на восстановление пирсов.

За пирсами виднелись развалины домов и сооружений, частично скрытые растительностью. В заросли от пирсов уходила если не дорога, то более‑менее очищенный от обломков проезд. Еще дальше, у входа в бухту, в основании каменистой косы, под углом уходящей в море, на берегу стояла еще одна башня. Внешне она довольно хорошо сохранилась и, судя по всему, была башней‑близнецом донжона, развалины которого лежали внизу, под нами. Третья башня, аналогичная по архитектуре, запирала выход из бухты с другой стороны, от нее по направлению ко второй башне до середины гирла бухты шла прямая линия. Очевидно, волнолом. Приглядевшись к третьей башне, мы заинтересовались ею не на шутку. И дело было не в сохранности этой башни — как и вторая, за исключением верхушки, она была цела. У ближайшего к ней пирса было пришвартовано судно, средних размеров драккар.

Все увиденное облегчало поиск длинноухих злодеев. Поставив себя на их место, логично было предположить, что удобнее разместиться в одной из башен — разумеется, после восстановительного ремонта. Каменные стены надежно защитят от всех хищников и абсолютного большинства нечисти. Вероятность подхода противника с суши крайне мала, при атаке с моря можно либо обороняться в башне, в том числе противостоя десанту, либо уходить. А если на башнях, хотя бы на одной из них, установить какую‑нибудь противокорабельную зажигательную пакость, то можно нанести серьезный ущерб плавсоставу противника, входящему в бухту. Достаточно не демаскировать себя дымом и огнями, не привлекать внимание проходящих кораблей, чтобы личный состав этой засекреченной базы, временный или постоянный, пребывал в относительной безопасности. Разве что парочка‑другая кораблей случайно зайдет переждать шторм. Положим, это затянется на время, достаточное для попытки исследовать развалины. Маловероятно, что кто‑то сразу же сунется в руины потешить свое любопытство, все‑таки Мертвые земли — это Мертвые земли. Практический интерес тоже можно исключить, ведь по сложившемуся убеждению, портовое имущество, сколько‑нибудь полезное в хозяйстве, лет этак пятьсот назад растащено подчистую.

И даже в таком случае всегда есть выход. До обитаемых мест не так далеко, чтобы опытные воины не смогли туда добраться, по крайней мере, некоторые.

Оставался вопрос, чей это драккар. Предположить наверняка было сложно. Драккары заказывали для себя или других купцы, торгующие с Оркландом, их могли продавать или захватывать как трофей — вариантов много.

Это даже мог быть оркландский драккар, зашедший в бухту по какой‑то причине. Отчего эльфы должны сидеть тише воды ниже травы и дышать через раз, если еще не сбежали. Тогда был вероятен конфликт с командой драккара, если дело не предназначалось для чужих глаз и ушей.

Мы продолжили наблюдение…

К обеду появилась лодка, и что интересно, довольно большая. Причем отошла не от левой, а от правой башни. Мне это не понравилось. Ткнул в бок Снорри:

— Тут либо эльфов нет, либо дело куда неприятнее, чем казалось поначалу.

— Ты о чем? — влез в разговор Свен.

— Откуда лодка, вот о чем. Ее специально сюда везти надо. А зачем?

— Мне интереснее то, куда она направляется, — добавил Снорри.

— А мне интересно, кто в ней сидит, — хмыкнул я.

В лодке сидели люди, пять человек. В устье ручья суденышко остановилось, все пятеро выскочили и начали наполнять пресной водой находившиеся на лодке бочки, предварительно осмотревшись. Я поглубже спрятал лицо под капюшон маскировочного костюма.

Водовозы были одеты в поддоспешники, без шлемов, но при мечах, которые для удобства позакидывали за спины. Ребята мне не понравились, и в первую очередь, своими мечами. Типично эльфийские инструменты, было время осмотреть собственные трофеи. А еще пятеро людей не понравились мне спокойным, несуетливым поведением.

Логично предположить, что они либо искомых нами эльфов вырезали и поголовно вооружились трофеями, либо разжились мечами раньше, что весьма и весьма говорило об их крутизне и ставило под вопрос возможность разойтись миром, если нас обнаружат. Тут, судя по лодке, была организована постоянная база. Не факт, что хевдинг ее хозяев позволит кому‑то перехватить без него судно повязанных с эльфами купцов или разрешит войти в долю, учитывая возможный размер куша. О естественном желании сохранить базу в секрете говорить не стоило. У нас были два корабля и больше воинов, но тоже не факт, что у людей поблизости не имелось ничего покрупнее лодки и никого, кроме этих пятерых бойцов.

Когда лодка отошла дальше, чем на треть поперечника бухты, метров на пятьсот, и стало ясно, что она возвращается к правой башне, Снорри ткнул меня кулаком в бок:

— Сейчас, вместе со Свеном, бегом к Сигурду. Расскажете все, что видели, скажи, здесь короткоухие. Тут их самое меньшее двадцать, если по пресной воде брать. Про драккар не забудь. Осторожно по лесу идите. Такой прорве мужчин много мяса надо, могут охотиться. По всей видимости, обе башни ими заняты. Возвращаться не надо, сами вас найдем.

Добравшись до лагеря, я доложил разведданные. Сигурд неожиданно резко усилил охранение и начал инструктаж пятерых опытных боевиков, которого я не слышал, ибо он отправил меня заменить одного из них на периметре. Чередуя сон с заступлением на пост, я охранял лагерь. Сам Сигурд, дождавшись Снорри и покормив разведчиков, исчез вместе с ними всеми, включая отобранных, и появился только после обеда, позавтракав остатками сухого пайка. Есть было почти нечего, так, на раз осталось, а костры не жгли по соображениям секретности.

Позавтракав, колдун прикорнул на пару часов. Когда он проснулся, я уже отирался рядом.

— Что случилось? Что за суета такая?

— К делу готовились.

— Неужто нельзя попытаться миром договориться? — удивился я.

— С этими нельзя. Короткоухие это. Не наши.

— Не понял?

— Люди, что эльфам служат, понятно? Потом спрашивай, хорошо? Все, что интересует, расскажу. А сейчас некогда.

Времени на расспросы действительно не было, потому что старик занялся раздачей боевых приказов.

По оценке Сигурда, силы противника доходили до пятидесяти или даже более людей и эльфов, располагавшихся в обеих башнях. Кроме того, на холме слева находился наблюдательный пост. Зачем он был выставлен там ночью, неясно. Командиры противника перестраховались, по всей видимости, но это было кстати.

По решению Сигурда, мы должны сначала уничтожить наблюдателей. По возможности, взяв кого‑нибудь живым. После уточнения информации о противнике уничтожаем его, атаковав башни с использованием фактора неожиданности.

По данным наблюдения, большая часть врагов ночевала в левой башне, рядом с драккаром.

Для штурма башен осторожно, без лишнего шума вырубили, а точнее аккуратно вырезали довольно тяжелый деревянный таран. Мы разделились на три отряда. Первый, из десяти бойцов, вооруженных луками и арбалетами, блокировал правую башню и должен был зажать ее гарнизон по объявлении тревоги. Вторую башню блокировал отряд из пятнадцати воинов — на тот случай, если наблюдатели по амулетам подадут сигнал, что на них кто‑то напал. Таран забрала вторая группа. К счастью, резюмировал я, здешняя научная мысль еще не дошла до симплексной и дуплексной магосвязи. Максимум, что могли сделать вражеские наблюдатели, это подать сигнал: «Что‑то не в порядке».

Остальные, из них только я с арбалетом и Свен с луком, получили задачу уничтожить пост и потом присоединиться ко второй группе.

 

ГЛАВА 11

Пост располагался в небольшом срубе из небрежно отесанных бревен, узкими окнами‑бойницами под арбалет на каждую сторону и дверью из плах, расколотых клиньями, стоял на старом фундаменте с остатками стен.

Для взятия этой Бастилии с земляной крышей колдун собрался пожертвовать даже остатками своих порошков, закинув тючок с горящей берестой и тлеющей травой, посыпанной порошками, в бойницу. Он рассчитывал, что спросонья наблюдатели не найдут амулеты, а потом будет поздно, одуреют, после чего мы вырубим дверь.

Все удалось блестяще, пришлось только поволноваться, когда подкрадывались к срубу. Там все спали, даже долженствующий бодрствовать. Неожиданности начались потом, когда все трое пленных умерли при попытке Сигурда их допросить как при помощи палантира, так и без него. Снять защиту ему не удалось.

Это его несколько раздосадовало. Он обратил мое внимание на одинаковые серебряные амулеты у всех троих. Ругался нехорошими словами, показывая:

— Смотри, от морока амулеты, против отвода глаз. Поэтому и снять не удалось. Но без этого амулета попытка отвести глаза убивает.

— Ты же говорил, что нельзя запретить в разум залезть? Только неискусному?

— Говорил, только у них сердце остановилось сразу, как я их разума коснулся.

— А разве амулеты не мешают?

— Мне — нет. И любому, кто знает много. Это через палантир к хозяину не пройти, а такие амулеты разве что морок рассеять смогут, который на всех подряд цепляется. Они полезны еще, когда морок ради кого‑то одного накладывают, чтобы именно на него подействовало… Также они умерли бы, если бы амулет ослабел ниже назначенного предела. Того, кто им защиту ставил, жизни их не интересовали, даже если случайно помирать будут. Он и сам, наверное, защиту снять не сможет. Слишком чуткая. Хотя это от слабости, наверное. Если бы не так чутко ставил, можно было попытаться. Хоть с одним могло повезти. Но, увы, не повезло. Страшное дело, после такого мага всю жизнь амулеты нельзя снимать.

Потом Сигурд оставил мысли об ужасах и жестокостях мира, обреченно махнул рукой:

— Хотя от эльфов следовало этого ожидать. Для них смертные, особенно те, что им служат, — что курицы из курятника. Надо — голову отвернут и бульон сварят.

Опять задумался. Потом кашлянул:

— Пошли.

Мы начали спускаться по склону, по натоптанной противником тропе, когда, наконец, встретились с местной нечистью.

* * *

Сигурд шел впереди, с копьем в руках. Внезапно он остановился и начал крутить головой, будто принюхиваясь, но было поздно.

Сзади послышался непонятный шорох, хрустнуло, послышался звук удара и раздались крики.

Голая бледная человекоподобная фигура с длинной бородой на моих глазах свернула шею орку, неудачно попытавшемуся ударить ее рогатиной, и скользнула по цепи дальше, к Свену. Сзади из кустов торчали ноги шедшего последним.

Свен был удачливее — в смысле удачного удара в живот твари, чуть выше бедренного сустава. Но недостаточно, поскольку у него рогатина была боевой, без перекладины. Тварь дернулась, и рогатина, распоров бок, освободилась. Больше он ничего сделать не успел, кроме неудачной попытки отшатнуться. Тварь махнула рукой с огромными когтями на пальцах, и голова Свена откинулась на спину.

Мы, это я и бежавший впереди Торин, поравнялись и разошлись в стороны, выставив вперед копья. Следующей жертвой тварь выбрала меня. Технично скользнула в сторону и зашла с моей стороны. Даже чуть не увернулась от копья, однако я резанул ее горизонтальным ударом, тоже в живот, сразу же уйдя назад и в сторону. Зашипев, тварь попыталась отбить наконечник, одновременно нацелившись рубануть по рукам. Отбила, но отлетели несколько пальцев с когтями, а когда острие копья ушло в сторону, тварь кинулась на меня. Удар в щит… рука с когтями угодила в многострадальный хауберк. Сильнейший удар в колено сбоку, падение. Чуть не сработал некий орган с названием из четырех букв, когда, падая, я увидел рожу твари в непосредственной близости от моей. И нисколько не стыдно — горящие зеленым глаза над пастью, открывающей чудовищные зубы, на кого угодно нагонят страху. В падении я выпустил копье, едва успел нащупать кинжал. Возникший сбоку Торин вбил рогатину в грудную клетку нежити, шевельнул древком. Я ударил ногой в окованном сапоге под колено твари. Та завалилась назад. Торин одновременно попытался пригвоздить ее к земле. Неожиданно тварь обмякла.

Позади стоял колдун.

Все трое погибли. У Свена вырвано горло до позвоночника, у других сломаны шеи. К моему счастью, когти не смогли пробить доспеха.

Нежить когда‑то была довольно крупным человеком.

Тела убитых мы оставили на месте и продолжили спуск.

По пути расспросил Сигурда о противнике:

— Это еще что за демон?

— Умертвие обычное.

— Обычное?!! Так какие же тогда необычные?

— Почти такие же, только с оружием и умением его применять. Представь такую тварь в хорошем доспехе…

— А как получаются они?

— Обычные — это поднятые тела мертвых людей, эльфов и прочих, или там животных, неважно. Разум они не сохраняют, естественно. То, что колдуны вложат, тем и думают, но в таких много и не вкладывают. А в необычных достаточно вложено, чтобы возникло подобие разума. Хватает, чтобы оружием махать, особенно если тело воину принадлежало и память тела сохранилась.

— Я слышал, чтобы оживить тело, нужно душу в тело вернуть.

— Зачем? Достаточно восстановить тело и создать подобие души, куда проще и безопаснее. А то попытаешься душу подсадить, а вытащишь демона какого, тогда свою бы потом сохранить.

— Так оно что, живым было? Крови же не было?

— Нет, мертвым оно было. Почему его умертвием и называют. Та сущность, что маг создал, мертвым телом управляет. Лечит его, если повредили, и прочее. Собственно, это тело и мертвым назвать нельзя. Что‑то среднее между мертвым и живым.

— А энергию, тьфу, силы умертвие откуда берет?

— Убивая. В крови одной, знаешь, сколько силы для таких, как эти твари? Они и мясом не брезгуют. Бывает, и самой смертью питаются. Если точнее, кормятся той энергией, что выделяется при разрушении тонкой оболочки, как при жертвоприношении.

— Если тела мертвы, то как они переваривают пищу?

— Как‑то получается.

— Серебро им вредит? — припомнил я штампы массовой культуры.

— Нежити? Обжигает разве что. Раны потом у них плохо срастаются. Но больших преимуществ перед сталью нет. Такую нежить хоть всю серебром истыкай, все равно не помрет. Хотя опасной надолго быть перестанет. Голову разрубить надежнее. Неважно, сталью, серебром ли.

— А голову почему?

— Мозгами мы думаем, как мне кажется. Они тоже стараются.

— Мне представляется, такие умертвия серьезной работы от магов требуют? Отчего их в Мертвых землях тогда так много?

— Не всегда. Там, где когда‑то в сражениях бились много магов, нечисть сама собой образуется. Только не умертвия. Гораздо менее опасные твари, просто мертвяки ходячие.

— Почему?

— Тела, например, не умеют раны лечить. Или умеют, но приходят в состояние пролежавшего пару дней на жаре трупа, каким когда‑то восстали. Все, что угодно, может повстречаться на местах сражений. Если в могильник сам не залезешь, эти почти не опасны — не почувствуют. Зато вот такие твари, как мы только что убили, по Мертвым землям могут ходить из конца в конец. Сегодня хоть детей выпускай, а через день сам в одиночку не выйдешь.

— Необычные умертвия, как ты говоришь, тоже с когтями?

— Нет, когти помешали бы держать оружие.

Далее разговор пришлось прекратить. Показалась башня.

* * *

Трехэтажный неправильный восьмиугольник, часть третьего этажа вместе с венчавшей его площадкой разрушена, на первом этаже отсутствовали бойницы — вот такое укрепление нам и предстояло штурмовать. Внутрь можно было проникнуть только через дверь, уже запертую и, возможно, заваленную изнутри чем‑нибудь тяжелым.

Сигурд собирался штурмовать башню единственно возможным для нас способом, а именно — с налету. Пока мы будем выбивать дверь, полагал колдун, люди в темноте не сумеют достаточно быстро продрать глаза и организоваться, не говоря уже о том, чтобы успеть надеть доспехи. Мы не надеялись достаточно быстро перебить ночующих на первом этаже, поэтому наиболее упорное сопротивление ожидалось на втором.

Вряд ли все враги сосредоточатся на одном этаже, не так уж много места, чтобы свободно, не мешая друг другу, здесь могли вести бой тридцать‑сорок воинов.

Я попытался оценить возможности проникновения внутрь через бойницы при помощи лестниц или на загривке друг у друга и даже собрался проявить инициативу, но вовремя передумал. Мысль о том, что вот он я, такой молодой и красивый, лезу в бойницу, а какой‑нибудь короткоухий злодей вытаскивает неприятного вида ножик и втыкает его в мой нежный и ранимый организм, пришла как никогда вовремя…

По сигналу колдуна восемь бойцов покрупнее приподняли за поперечные рукояти чушку тарана и резво потащили ее к дверям башни. В число избранных вошел и я, поскольку оказался единственным, кто признался, что хорошо владеет левой рукой. Возможно, кто‑то не признался из нежелания встать туда, куда угодил я, первым с правой стороны.

По возможности маскируясь кустами и деревьями, стрелки выбежали вперед, чтобы не дать караульным стрелять по таранщикам, когда их обнаружат. Тут часовые не спали, но и у бойниц не дежурили. Определенно кто‑то мог услышать пыхтение или звяканье, все же двадцать два мужика в железе при всем желании не могли подкрасться абсолютно бесшумно, тем более с таким бревном на руках. Но было поздно.

Мелькнула тень в бойнице, раздался тревожный крик в башне, щелкнули выстрелы в эту тень, посыпались стрелы.

Таранная группа с разбегу ударила в двери. Весь расчет был на их недостаточную для противостояния тарану прочность. Затрещало дерево. Сигурд ободряюще заорал. Мы, ухая, били в дверь, она поддавалась, треща все громче с каждым ударом, наверху суетились враги, лихорадочно готовясь к обороне.

Еще удар, многоголосый вопль радости, летят щепки, засов скоро отвалится. Громко треснула расщепленная плаха, завизжали петли распахнувшейся двери, из темноты первого этажа полетели стрелы. Тут же одна скользнула по наплечнику, другие просвистели там, где только что были отшатнувшиеся от брошенного тарана парни, один из них упал.

Времени терять нельзя. Решаюсь. Перехватываю малхус и, закрывая щитом тело, лезу в дверь. Удар в щит, рикошет от шлема, успеваю закрыться от удара мечом справа, он пришелся в оковку щита, одновременно сильный удар слева и снова рикошет, шлем выдержал, а за спиной в проем уже лезут наши.

Внутри башни горит лучина.

Я ударил в бок бившего меня мечом в лицо человека. Противник без доспехов, только со щитом и мечом. Он падает, и я резко ухожу в его сторону, прочь из пятна ночного света Сегулы, одновременно освобождая дверной проем, не забывая закрываться щитом от кольчужника справа. Орк за моей спиной перерубает ему руку. Рублю второго, он в кольчуге, но без щита. Удар от третьего. Закрываюсь щитом, отрубаю руку возвратным движением меча, одновременно двигаясь вдоль стены, вскрываю горло четвертому. Они нас почти не видят. За спиной слышу яростные крики. Парень в кольчуге, но без шлема, пытается понять, кто перед ним, видя только тень. Я отжимаю его меч щитом и, присев, отрубаю ему голень. Крик боли, падающая фигура. Вставая, разворачиваю меч, крик захлебнулся.

Шаг вперед, несколько человек рядом пытаются решить, что делать. Трое прыгают в моем направлении, один споткнулся и упал, второго встречаю ударом в голову, шлем, похоже, раскалывается, закрываюсь от третьего щитом. Но тот вообще промахивается. Чуть сдвигаюсь, промахнувшегося противника рубит появившийся непонятно откуда четвертый и тут же получает удар топором в спину. Отрубаю голову первому из прыгнувшей троицы, движение он заметил слишком поздно. Добиваю жертву, как говаривали в моем прежнем мире, «дружественного огня». Владелец топора бьет мужика у лестницы, раскалывая его шлем.

Сверху усилился свет, открывают амбразуры и зажигают факелы или что‑то еще. На орка нападает парень без шлема и щита, с одним мечом и в кольчуге, с колчаном на боку. Наш, уходя в сторону, закрывается, парень мажет, я наношу ему рубящий удар в спину. Сильнейший удар сзади отбрасывает меня вперед, продолжая движение, я приседаю с одновременным разворотом и размашисто бью на уровне колен. Меч отрубает человеку голень. Вставая, пробиваю тычком малхуса грудь соседнего противника, стоявшего позади, для рубящего удара возможностей не было. Меч, разумеется, застрял в ребрах. Появившиеся рядом фигуры наших оттесняют врагов от лестницы, идущей наверх вдоль стены, и рубят еще живых, но уже сломавшихся морально врагов, пытающихся уйти на второй этаж.

Подбираю меч убитого, орк с топором спешит по лестнице наверх, я тороплюсь за ним. Передо мной успевает проскочить еще одна фигура. Смыкаем щиты, ныряем в проем, я прикрываю сзади. Мы не одни, за нами наверх поднимаются еще несколько орков.

Щелчки, удары в щит болтов или стрел, одна, скользнувшая под щитом, задевает бок. Сосед падает на лестницу, уворачиваюсь от сползающего тела. Встречные удары мечами — открылись сразу несколько противников, мой укол в пах ближайшего и его рубящий удар, скользнувший по назатыльнику шлема. Удачный удар противника рядом по наплечнику. Шаг вверх, вытащенный из паха согнувшейся жертвы меч бьет следующего врага чуть поверх ступни. Скользнувший по броне удар в живот копьем и удар топором, пробивший насквозь мой щит, не останавливают меня.

Противник пытается вытащить топор. Возвращая унесенный инерцией клинок, разворачиваю лезвие и, выбрасывая руку, перерубаю бедняге ногу под коленом. Одновременно получаю удар в шлем, рикошет. Удар в лопатку, шаг вверх по лестнице, удар в щит, отрубленная нога мужика у основания лестницы. Арбалетчик, бросающий арбалет и схватившийся за меч. Удар в левый наруч, отмах, мимо. Меня буквально выталкивает толпа, давящая снизу. Отбив оковкой щита удар наскочившего противника, наношу укол в район его печени, проворачиваю клинок в ране, он падает на колени. Принимаю удар в наплечник, ответный попадает в щит. Удар в шею, мокро, спотыкаюсь о тело орка с топором, теряю равновесие, отмахиваюсь мечом, снова мимо. Удар. Аут.

 

ГЛАВА 12

Я очнулся, когда уже было светло. Болели голова, шея, спина, левая рука и правая нога. Сфокусироваться удалось не с первой попытки. Рядом на снятой бригантине и пробитом щите валялся шлем с заметными вмятинами и зарубками на куполе. Три меча, включая, видимо, тот самый, с которым лез на второй этаж, и пояс с кинжалами под щитом.

Еще дальше восемь тел. Четверо в доспехах. Двое без брони подавали признаки жизни. Большая куча тел в дальнем углу. Пол буквально залит кровью, запах, как на бойне.

Снизу поднялся Торин. Тоже без доспеха, левая рука в окровавленных тряпках. Увидел, как я хлопаю глазами.

— Очнулся? Молодец, повезло тебе. Первым в башню и на второй этаж зашел. Считай, что лишняя доля с похода за тобой.

Я попытался навести порядок в мыслях.

— Что это было?

— Мутит? По голове тебе стукнули. Как только шлем не раскололи.

— А под повязками что?

— Раны, куда от них денешься. Кстати, а почему у тебя значка воина нет? Я думал, что он на теле выколот.

— Некогда было, забыл совсем про него. Где все?

— Вторую башню осаждают.

— Убитых много? Раненых?

— В башне? Шестеро погибло. Разве что в последнее время. Раненых с десяток. Но серьезно пострадали только вон эти двое. Внизу парня в дверях убили. Всех остальных положили на втором этаже.

— Помоги встать…

— Не навоевался? Сиди, до ночи времени много.

— Почему до ночи?

— Потому что мы ночью видим, а они нет. Ночью колдун штурмовать будет. Сейчас поесть дам. И сам с тобой поем, а то и пожрать некогда. В любом случае отдыхай. Ты в ногу ранен, какой тут штурм…

— Тебя самого когда ранило?

— Тогда, наверху.

— Скажи, а откуда у меня на ноге раны? Не помню…

— Это один из тех, кому ты ноги укоротил, тебя порезал. Силен духом был воин, жалко, эльфам служил.

Торин принес мяса и хлеба из запасов противника. Поели. Торин подал здравую мысль — поспать. Этому весьма разумному совету я с удовольствием последовал.

Я проснулся вечером, опять поел. Пока я спал, количество наших, убитых в башне, пополнилось телами убитых нежитью. Появился колдун, напоил каким‑то отваром, я снова отключился.

Утром стало лучше, я смог встать самостоятельно. Число погибших дошло до десяти. Тяжелораненых четверо.

Появился Сигурд. Положил мой арбалет к оружию.

— Что со второй башней?

— Взяли ее. Ночью взяли. Никто, надеюсь, не ушел. Готовимся отряд встречать.

— Где встречать?

— Дорога тут есть, они по ней уходили. Тем же путем должны и вернуться. Поищем удачное местечко для засады.

— Ты обещал про короткоухих рассказать, кто такие.

— Обещал, обещал. Хорошо. Только вот отвара попей.

Я попил.

— Так вот. Когда настал Великий мор, множество людей побежали к бессмертным за спасением. Кому‑то повезло. Когда кончился мор, в голод опять все повторилось. Позже эльфы уже сами людей ловили.

— Сейчас каждому эльфийскому княжескому дому служат люди, чья работа положена в основу его процветания. Кузнецы, что доспехи куют, крестьяне. Эльфы там господа. Понятно, не бессмертных дело с сохой ходить. И людей много, вплоть до торговцев и воинов. Но это другое. Они считаются почти равными, хотя все равно ниже эльфов. Это люди из касты воинов дома Серебряного Волка. Они приравнены к полукровкам, да и действительно, в жилах многих воинов эльфийская кровь течет. Как сделает эльф ребенка женщине из людей, по праву крови ему дорога только к купцам или воинам. Хотя поначалу наличие эльфийской крови было необязательным. Что тут еще сказать?

— А почему те эльфы не сказали, что, помимо Приносящих Смерть, князь еще людей дал?

— А мы их спрашивали? Сглупил я, вот почему. Сильно сглупил. Может, не знал он про них.

— Слушай, а зачем они здесь вообще появились?

— Кто знает? Может, порт понравился, может, князю захотелось пограбить купчишек, не знаю. Пленных мы не взяли. Эльфов было семеро. Один — явно командир этих людей. В таких же доспехах и со значком.

— Как башню‑то взяли?

— Щиты большие связали. Закрываясь ими, накидали дров и хвороста под дверь, потом подожгли дверь, и она выгорела. Все эльфы там ночевали, да людей пятеро. Последние двое, эльфы, с башни сами прыгнули.

— У нас сколько погибших?

— Трое от нежити, шесть в этой и один во второй башне. Десять.

— Врагов?

— Пятьдесят один.

— На драккаре сколько румов?

— Двенадцать.

— Это двадцать четыре человека, только одна смена на веслах. Должно быть около пятидесяти людей.

— Я тоже об этом думал. Одна надежда, что этот драккар должен был забрать эльфов.

— Остается надеяться.

— Такое возможно. Тут, мне кажется, эльфы не первый раз высаживаются. И забирают их, возможно, тоже нередко. Бухта‑то в заливчике находится, корабли его напрямик обычно переходят. Сюда разве что специально завернут. Тут даже конюшни есть.

— Так сотню эльфов драккар не возьмет, — напомнил я.

— Это так, а вот эльфийский парусник их может запросто по очереди перевезти. И никто не поинтересуется, что это эльфы у берега потеряли. Мутные тут дела творятся. Ярлу или конунгу обязательно сообщить надо будет.

* * *

Доспехи требовали достаточно серьезного ремонта. Бригантину здорово измолотили, пробоины в левом наруче и наплечнике, на поножах, на спине. Раны, к счастью, неглубокие, самая глубокая — на лопатке, до кости. Хауберк тоже разрубили, но этот, в другом случае, безусловно, смертельный, удар задел край панциря. На шее легкий порез кожи над дельтовидной мышцей, и все. Чуть меньше угол удара — и я наверняка отбегался бы.

Когда пришли корабли, я забрал со шнекки свое барахло.

Деду доложили о внуке во всех подробностях, отчего он одновременно загордился и обозлился:

— Ты что, внучек, с ума сошел? Думаешь, бессмертен? С эльфами не успел подраться, так на серебряный браслет замахнулся?

Серебряный браслет, бывало, и с драгоценными камнями, являлся знаком отличия первого, кто взошел на крепостную стену. Это правило действовало в дружинах. Но конунг или ярл могли наградить и воина ополчения.

— При чем тут браслет? Кто знал, сколько их там наверху было? Нужно было ждать, пока они в доспехи полностью обрядятся? Знаешь, сколько я там ног порубил, потому что их хозяева поножи одеть не успели? Сколько бы нам жизней потом это стоило?

Дед замолк. Потом высказался:

— Родителям погибших будет не легче, если тебя вскоре за ними убьют. Тебе сестру воспитывать и замуж отдавать еще надо. Да и у тебя самого детей нет, род от отца твоего оборваться может. Я этого не хочу.

— Я на Валгаллу попасть предпочитаю лет через семьдесят, а то и через сто самое меньшее. Вверх пошел потому, что так надо было, не более того. А на браслет не претендую.

Дед прокашлялся:

— Ты‑то не претендуешь, а те, кто за твоей спиной по лестнице бежал, совсем не прочь его на тебе увидеть.

— Я‑то тут при чем? Да и кто мне его даст?

— Вернемся, женю, — стальным голосом заключил дед.

Ну все, приплыли, на кой черт я туда полез. Инициатива наказуема. И на данные о проценте распада ранних браков не сошлешься. Да и с дедом ссориться ни к чему, тем более из‑за Эрики. Представим, что она беременна. Понадеемся, что лет через десять она не будет бить меня сковородой с воплями: «Ты, изверг, погубил мою молодость!»

А приступов нежности ко мне я за дедом ранее не замечал. Неужели смерть отца так повлияла? Вообще, и с матерью он не очень‑то поддерживал отношения.

— Почему у тебя нет значка воина? — неожиданно напомнил дед.

— Некогда было, да и кому? Все наши погибли, вам некогда, чужим не надо.

Вечером мне на правое плечо набили рисунок, руны альгиз и тейваз в сложном узоре, который еще что‑то означал.

Трупы людей и эльфов вывезли и сбросили в море. Орков похоронили недалеко от башни…

Разбирая трофеи, я обнаружил доспехи и оружие отца и братьев…

* * *

Нашим замыслам дождаться отряда эльфов, темной ночкою навестить их стоянку и отправить всех по звездному пути не суждено было свершиться.

О полном уничтожении второго отряда говорить, возможно, пока не стоило. Мы не могли ни отдалиться от кораблей, ни дать уйти конному противнику. Оставалось только готовить засаду в окрестностях бухты с целью нанести урон эльфам. Либо надеяться, что они, увидев свою разгромленную базу, тем не менее встанут там лагерем. И даже не озаботятся усилением охраны.

Несколько напрягало отсутствие информации о противнике. Подготовка нападения на конный отряд в сорок душ — не то же самое, что подготовка к схватке с десятком. Десять противников вполне реально перебить полностью, и никакие кони не помогут. А вот с полусотней пехотинцев создать тяжелую тактическую ситуацию для тридцати всадников достаточно сложно. Если только эти конники не новобранцы.

Кавалеристы, атакующие до последнего, — это для Голливуда. В жизни проще. Как только противник сломался морально, он отступает. Пешего можно настигнуть и убить, развивая успех, с конным сложнее. Весьма немногие прямоходящие способны, неся двадцать‑двадцать пять килограммов железа, догнать лошадь.

Местность в окрестностях бухты состояла из участков леса, перемежаемых поросшими кустарником пустошами. Для засады избрали поляну с торчащими из земли валунами, заросшую высокой травой, кустарником и редкими деревьями, километрах в пяти от бухты.

Скорее всего, противник двинется по дороге. Только она в этих местах ведет в нужном направлении и хоть и не сильно, но наезжена. Нужно обладать исключительной подозрительностью, чтобы тащиться по лесу. Тем более в составе достаточно крупного отряда с большим количеством лошадей.

На небольшом взгорке с краю поляны разместили наблюдателей. Тут костюм «леший» был по достоинству оценен.

Предварительный замысел состоял в следующем: пропустить походную колонну в огневой, точнее, стрело‑болтовой мешок, для чего предварительно выдвинуть на дистанцию прямого выстрела от дороги группы стрелков и замаскировать их, забросать противника стрелами, уцелевших добить в рукопашной. Так как основное преимущество противника заключалось в наличии лошадей, лучники получили задачу уничтожать в первую очередь их. Если бы дружинники не дали возможности эльфам сохранить вьючных животных, то задача могла упроститься.

Две группы по десять лучников и одна в двадцать стрелков растянулись примерно метров на сто вдоль дороги при выходе с поляны. Крайним была поставлена дополнительная задача — перекрыть пути отхода либо прорыва. Мы взяли все трофейные арбалеты и даже станки для натягивания тетивы. На кораблях оставили тоже десяток: всех, кто ранее пострадал при штурмах башен, старшими оставили кормчих. Я от такой чести отказался, дед поморщился, но ничего не сказал. Все ценное из захваченного имущества уже было погружено.

Естественная реакция попавших в засаду — бежать или атаковать. С точки зрения безопасности идеальным развитием событий была бы паника и попытка отступления под градом стрел. Однако спастись могли многие. К сожалению, преследование противника неизбежно. Лук — это не АК‑74, а арбалет — не пулемет ПКМ. Как по пробивной силе, так и по настильности траектории. Но организовать результативную погоню мы бы не смогли, поэтому махнули рукой. В случае неудачной атаки всегда можно было уйти в лес, там лошади не имеют преимущества.

Нельзя было забывать и о головном дозоре эльфов. Это могли быть четверо‑пятеро готовых к бою всадников, что в данной ситуации много.

Наконец, после нескольких дней ожидания под дождем и питания трофеями всухомятку, в поле зрения появились эльфы.

* * *

Их было пятеро. Убедившись, что походной колонны за ними не видно, Сигурд задумался.

— Всем взять арбалеты, прочее тоже не забудьте. Ползите назад, пропустим и расстреляем. Нельзя их оставлять позади, и главное, чтобы никто не ушел. Снорри, ты командуй тут.

Арбалетчики, маскируясь за кустами, отползли и побежали назад. Сигурд что‑то шипел им вслед.

Я однажды уже поплатился за излишнюю самостоятельность, но тем не менее, поколебавшись пару секунд, взял вместо рогатины второй, также трофейный, арбалет, после чего, матерясь, продрался через кусты к дороге, чуть пробежал назад и сполз на обочину в замеченную ранее яму.

Второй арбалет был похож на первый, но при этом не рычажный, а приспособленный под поясной крюк. Ширпотреб вместо оружия элиты, как я понимаю. Я зарядил его и уложил рядом, бросив взгляд назад. Сигурд корчил страшные рожи из кустов неподалеку и грозил кулаком. Рядом с арбалетом я пристроил готовые к применению мечи. Замер, накрывшись гилли‑сьютом. Появились эльфы.

Приносящий Смерть, облаченный в черное, дядя в чешуе и трое кольчужников. Из‑под капюшона маскировочного костюма их приближение хорошо просматривалось. Оставалось надеяться, что, несмотря на прославленную эльфийскую наблюдательность, они не заметят торчащие в разные стороны дуги арбалета.

Когда эльфы подъехали метров на пятнадцать‑двадцать, я счел, что пора. Я принял положение для стрельбы лежа с упором, ударил по эльфу в черном, как по самому опасному. У того вытянулось лицо, больше ничего сделать он не успел, болт пробил ему левое легкое. Эльф сполз набок, его конь пошел боком, по сторонам защелкали луки и арбалеты, заржали другие кони. Два кольчужника упали вместе с конями, третьего раненый конь сбросил. Мужик в чешуе, раненный в левое плечо, спрыгнул с падающего коня, упал на колени, вскочил на ноги и тут же получил в живот болт из моего второго арбалета. Это его не остановило, разогнувшись, он выдернул меч и кинулся на меня. Две стрелы срикошетили от панциря, одна от шлема, несколько пролетели мимо. Прежде чем мы сошлись, стрела какого‑то идиота чуть не попала в меня. Против двух мечей у него, раненого, шансов было мало. Отклонив удар меча цзянем, я разрубил ему шею малхусом и только потом разглядел еще один болт, торчавший в его бедре.

Двое эльфов, включая подстреленного мною, были еще живы. Сигурд на ходу злобно прошипел что‑то в мою сторону и занялся допросом, загрузив нас уборкой дороги и маскировкой следов нападения, что ввергло нас в уныние.

Злобно пыхтя и матерясь, мы убирали с дороги трупы невезучих, или везучих, — как посмотреть, — эльфов. Раненый конь убежал, его застрелили потом в лесу, повод второго Приносящий Смерть не выпустил. Нам от этого было не легче, в любом случае, удовольствие маленькое — вручную волочить с дороги тяжеленную тушу, даже пробив ее для удобства копьями. К счастью, убили только трех коней. Вдобавок тревожила мысль, что усилия напрасны, эльфов больше не будет. Но порядок есть порядок…

К сожалению, убрать все следы не удалось, но все равно довольный, как кот, объевшийся сметаны, Сигурд махнул рукой, сказав, что и так сойдет.

Живых эльфов утащили в кусты, где Сигурд продолжил допрос. Приносящий Смерть оказался крепким орешком, от путешествия по лабиринтам его разума пришлось отказаться. Защиту разума второго эльфа Сигурд сломал почти сразу, еще когда мы возвращали участку дороги мирный вид.

Как ни удивительно, но прирезал он только Приносящего Смерть, молодого добросовестно связал и даже заткнул ему рот.

— Отчего такое милосердие? Про запас на суп оставил?

— О чем ты? — поднял брови Сигурд.

— О мясе. Печени и почках, например. Ты его допросил, зачем он тебе?

— Пригодится. Строго говоря, он не наш кровник, так что живым он некоторое время полезнее будет, и еще надобна парочка таких же молодых недоумков. Имейте в виду, пленные будут нужны. Много не надо, пять‑шесть хватит.

— А сколько еще их осталось, и где они бродят? Ты чего тут выдумываешь? Тридцать‑сорок конных эльфов, как бы нас не потоптали, а ты уже на пленных замахнулся.

— Двадцать семь, заводных лошадей всего десяток остался.

— Так зачем нам пленные? — настаивал я.

— Подумай, почему эльфы сами пошли в набег, а не отправили людей?

— На баб так надежнее впечатление произвести. А командовать — сопливые еще.

— Верно, но не только это. Эльфы в своих домах — высшие, кстати, люди дома их так и называют. Людей‑воинов не каждый род может себе позволить, не говоря о том, что не все роды, даже богатые, имеют такое право. В большинстве своем короткоухие служат князю. Эльфы собирают обычное ополчение, ледунг, как и мы. Тебе, коли эльфов пощупать захочешь, конунг или ярл своих дружинников в подчинение даст?

Я фыркнул.

— Ну ярл‑то, может, и даст, — неожиданно тоже хмыкнул Сигурд. — Но этим соплякам подчиненных не досталось, сами отряд и сколотили.

— Понятно, шляхта, — остановил я его лекцию. — Ты мне поясни, зачем нам пленные?

— Что за шляхта? — как ни в чем не бывало спросил Сигурд.

Пришлось отвечать:

— Благородное сословие долго и много воюющих стран. Благородных как грязи, владений на всех не хватает. В результате бывает, что от крестьян они отличаются исключительно наличием герба. Если только на войне не кормятся.

— Правильно понял. Эльфам, правда, никто не даст землю пахать. Но по сути верно. Так на чем я остановился?

— О пленных мы говорили, о пленных. Зачем они нужны?

— Не пленные нам нужны, а выкуп или сведения.

— Какой выкуп, если их Совет князей такие грозные указы издает?

— При чем тут Совет князей, если наследник рода в яме сидит? Вот такой, как этот лоботряс? У них дети редко рождаются, над каждым трясутся.

— А меняют как? Пустынный островок, лучники с двух сторон и все такое?

— Тебе этот, в чешуе, по голове, случайно, не успел стукнуть? Зачем такие сложности, если есть купцы? Проще говоря, эльфы выкуп передают купцу, тот в Оркланде рассчитывается с нами и забирает пленного. Ничем не отличается от того, как людей пленных выкупают.

— Подожди, благородные пленные — это добыча только конунга да ярлов?

— Нет, это если поход под их предводительством или под их именем. А тут, — Сигурд мечтательно прищурился, — золотые самородки, можно сказать, сами в руки идут.

— Что, родных убивали? — Логика была понятна, но спросить хотелось.

— За родных мы рассчитались, все, кто на Тайнборг напали, уже мертвы, — включился в разговор появившийся дед. — А тут разговор о деньгах идет.

— Они других убивали.

— За других пусть их родня мстит. На тех кораблях наших родичей не было, — рассудительно пояснил дедуля.

— Поссориться не рискуем?

— Пусть первыми такой же выкуп платят, какой мы с родичей этих эльфов запросим. Им отдадим, нам не жалко, — пожал плечами Сигурд. — Не могут сами отомстить, почему мы за это платить должны? А взять за этих можно много. Эльфам из обычных, незнатных родов князья никогда никого не выделят в помощь отряду — ни Приносящих Смерть, ни даже короткоухих. Даже если люди‑воины не только молодежь охраняли, они в любом случае исполняли волю князя.

— Ты, похоже, Черным Рекином стать мечтаешь? — неожиданно спросил дед.

— Это еще кто?

— Был такой хевдинг, у серых, лет сто назад, у него тоже эльфы семью вырезали. Так он мстить начал. Никого не жалел, резал и молодых, и старых, и людей домов, и эльфов, не разбирая. Как эльфы в Тайнборге. Под конец дюжиной кораблей владел, в дружине кого только не было, изгнанники и преступники в том числе. Лет десять веселился.

— И что?

— Что‑что. Кожу с него содрали в конце концов, вот что. Хотя и с мертвого. Повезло хоть в этом. Тем, кто из его воинов в плен попал, хуже пришлось, на колья угодили.

— Нет, на кол не хочу.

— Вот и хорошо.

— Ладно, понял, — сказал я. — Надеюсь, что супом из эльфов нас кормить не станут, хоть на душе полегчало.

— Так вот что тебя волнует, — прищурился колдун, — у нас что, нормального мяса не хватает? Зачем нам эльфов и людей жрать?

— А при чем тут нормальное мясо и все такое? — Эрик с Седриком, лежавшие неподалеку, вытаращили глаза. — Считается же, что храбрость — в печени?

Дед хмыкнул, Сигурд тоже ухмыльнулся:

— Мало ли что среди молодежи болтают. Печень — это просто мясо. Стоит повзрослеть, это всем становится ясно. То есть большинству.

— Так отчего такие пиршества на поле боя бывают? — заинтересовался я злободневной темой.

— Когда воину действительно страшно становится? — поднял вверх указательный палец Сигурд.

Я молчал.

— В первом бою, как принято думать, но это не так. Новик просто не знает, что такое битва и смерть. А если сражение не слишком удачное, то видит он не столько убитых врагов, сколько искромсанные тела своих. Потом, после сражения, примеряет эти раны на себя, вот тогда ужас и приходит. И с этим он в следующее сражение и идет. Как этот страх рассеять?

— Понятно, можешь не продолжать.

Все было ясно. Кошмар, чем не тема для диссертации: «Людоедство‑эльфоедство у орков как средство для снятия стресса после сражений».

Сигурд тем не менее добил:

— Потому‑то никто на людей, убитых в башнях, и не посягал. Храбрые враги, зачем их унижать? Воины у нас и так все опытные, трусов нет. Только молодежи то, что тебе тут рассказали, не объясняй, я тоже когда‑то верил. Полезную сказку кто‑то когда‑то придумал.

Великолепно. Потрясающий прагматизм. Как молодого затрясет после боя, ему: «На, отведай печени, дружище, восстанови запас храбрости». Психотерапевты, куда там. Бррр!

— Мы отвлеклись, сколько их, ты говоришь, осталось? Двадцать семь? А почему эти пятеро вперед ускакали?

— Разведка, разузнать, что в бухте происходит. Остальные за ними чуть погодя должны были выйти. Недавно тоже на нечисть напоролись, раненые у них.

— Много?

— Трое, один лежачий. Он вообще‑то двадцать восьмой, его я не считал. Передвигаются в основном без доспехов, жарко. Поэтому разведку вперед и выслали. Заодно предупредить, что отряд подходит.

Меня обуяла самая настоящая зависть: за дни, проведенные в засаде, я потерял с потом, наверное, килограмм десять. А эти сволочи, или, как они считают, длинноухие брутальные мачо, на конях с голой волосатой грудью разъезжают.

Помяни лихо, а оно тут как тут. От дозорного по цепи прошел шепоток, что появились эльфы.

* * *

Засады они не ожидали, головного дозора впереди не было, по крайней мере, пока. Все меры предосторожности ограничивались отправленной вперед разведкой, скорее всего для очистки совести. Расслабились, чувствуют себя после тяжелого перехода почти дома. О встрече с противником всерьез не думают.

Ничего сверхъестественного, выходит, в эльфах нет. А истина, гласящая, что все на свете имеет свою меру, только две вещи безмерны — Вселенная и человеческая глупость, относится и к эльфам, пусть они и бессмертные.

Сигурд пополз вперед, оценить ситуацию. Мы начали дозаряжать трофейные арбалеты, у меня их было аж четыре штуки.

Появилась колонна, растянувшаяся по два‑три коня в ряд. За некоторыми всадниками двигались лошади с поклажей.

Я выбрал себе цель, парня в поддоспешнике в первом ряду. Под прямым углом стрелять не стоило, больше шансов промахнуться.

Колонна полностью втянулась в приготовленный стрело‑болтовой мешок. Первый всадник остановил коня, видно, заметил неладное на том месте, где мы порешили разведгруппу. Сигурд с эльфийским луком в руках вскочил, выбежал вперед и крикнул, давая сигнал стрелкам.

Я выстрелил, вокруг защелкали стрелы, на дороге закричали. Не глядя на результат, я схватил второй самострел, снова выстрелил. Отбросил, схватил третий, за ним последний. Расстояние — пятнадцать‑двадцать метров.

На дороге образовалась каша из вопящих эльфов и ржущих лошадей. Слева часть стрелков, вышедших прямо на дорогу, расстреливала колонну продольным огнем, остальные долбили с фланга. Заряженные арбалеты кончились. Схватив рогатины, по команде Сигурда мы пошли в атаку. Некоторые всадники пытались уйти, другие атаковали лучников. Атаковавших расстреляли вместе с лошадьми, остальные метнулись в лес, один — пеший. Вокруг носились раненые кони.

На беглецов внимания можно было пока не обращать. Оставшиеся без коней эльфы взялись за луки, некоторые пытались скрыться в лесу, маскируясь кустарником. Им стреляли в спины. Выскочив на дорогу, я всадил рогатину в живот промахнувшемуся лучнику. Рядом выбежавшие из леса стрелки били всех подряд, бывшие арбалетчики кололи и рубили противника. Эльфы сломались, большинство бросились бежать, но спастись удалось немногим. Я видел, что в лес нырнули всего трое, хотя лес был недалеко, один убежал с двумя стрелами в спине.

Сигурд скомандовал Рольфу и Снорри, чтобы выставили охрану. Остальные приступили к осмотру побитой колонны.

Взяли пятерых пленных. Тяжелораненых Сигурд браковал, как, впрочем, и пожилых, каким‑то образом с первого взгляда определяя состояние здоровья и возраст. Их тут же добивали.

Все прошло почти идеально. Эльфы умудрились ранить одного из наших, второй был убит стрелой в глаз, еще один пострадал в рукопашной, нарвался на умелого мечника. Того изрешетили стрелами сразу, как орк упал. Еще одному орку по его собственной глупости почти отрубил ногу притворившийся убитым молодой эльф.

Наскоро переловив часть уцелевших коней, мы загрузили их трофеями, снятыми с убитых. Для этого тут же соорудили волокуши. Оказали медицинскую помощь раненым. Половина отправилась к кораблям с трофеями, пленными и ранеными, оставшиеся приступили к охране кровно добытого имущества. Бежавшие эльфы вернуться не рискнули. Ушли пятеро. Шестой, со стрелами в спине, упал и умер уже в лесу.

Нам здорово повезло, что эльфы были без доспехов и охраны. Фортуна лишний раз показала, что расслабляться можно дома с женой. В походе все может окончиться быстро, грубо и жестоко.

Оставаться в бухте смысла не имело. Из семидесяти одного участника похода убиты одиннадцать, двое на некоторое время выведены из строя. Это парень с разрубленной ногой, которую Сигурду удалось сохранить, и тяжело раненный в голову при штурме башен. Про обоих Сигурд сказал, что оправятся в течение годика. Оптимистические прогнозы относительно добычи не оправдались, однако она была все же неплоха.

Хороший двенадцатирумный драккар, имущество гарнизона базы, доспехи и оружие более чем на полтораста воинов, а также отбитые трофеи тянули на неплохие деньги. Особенно если учитывать качество трофеев, — одни кольчуги и чешуя. Также досталось некоторое количество золота и серебра.

Такое количество хороших трофейных доспехов само по себе ставило поход в разряд выдающихся. В обычных условиях пара десятков комплектов на корабль считались превосходным результатом. Особенно в сочетании с небольшими потерями. Вырезанная база и истребленный отряд эльфийских походников еще более увеличивали возможность прославиться.

На этом фоне жадничать и забирать еще коней значило дергать судьбу за нос. В деле разбоя и грабежа самое главное — вовремя остановиться. Иначе даже имеющиеся трофеи рискуешь потерять. О чем Сигурд, дед, Снорри и оба кормчих и заявили некоторым обуянным жадностью участникам похода.

Коней всем было жалко, хотелось их отпустить, спалив конюшни и прочие хозяйственные постройки в бухте, однако пришлось перебить, чтобы ими не воспользовались уцелевшие эльфы.

В ночь перед отплытием выставили усиленные караулы. Сигурд старался подстраховаться от любых случайностей, включая возможность поджога кораблей выжившими эльфами.

Следующим утром обе шнекки и драккар вышли домой. Пленных разместили у нас, поближе к Сигурду. Тот, по всей вероятности помня допрос плененных в борге, сразу начал буквально потрошить несчастных. По очереди, для соблюдения техники безопасности, дабы пленные не потеряли товарного вида вследствие лишения разума. А мы бы избежали финансовых потерь.

Зрелище допроса произвело впечатление даже на нас, наблюдателей. Что уж говорить о самих объектах потрошения мозгов. Четверо сломались и пускали слюни при одном взгляде на них нашего колдуна. Пятый оказался парнем волевым, резал всех ненавидящим взглядом и каждый раз пытался оказывать сопротивление копанию в его мозгах. По словам Сигурда, этот имел какие‑то магические способности и даже был кое‑чему обучен. Попытки ментального сопротивления эльфа определенно забавляли нашего старика, заставляя его уделять парню больше внимания, чем остальным. Тот не сдавался, держал марку.

После одного из таких сеансов я не выдержал:

— Палку не перегибаешь, свихнется же?

— Пока нет, но если он спятит, то, может, и к лучшему. На кой нам будущего Приносящего Смерть отпускать?

— То есть? — заинтересовался я.

— Его папаша — сотник Приносящих Смерть в дружине князя. То есть главный убийца на службе их дома.

— А он?

— Молод пока, решил себя показать в рейде. Папа у него суровый тип, без боевого опыта никого не берет. Даже родню, включая собственных сыновей.

— Ну хоть кто‑то здравомыслящий среди малолеток оказался. Не все у них там тупые и озабоченные.

Пришедший тем временем в себя парень повернул голову и бросил на меня удивленный взгляд.

— Да, здравомыслия у него хватает, судя по тому, что я видел. Хороший воин.

Теперь жертва вперила взгляд в колдуна. Сидящие рядом остальные пленные тоже.

— Так что, Приносящих Смерть в отряд по знакомству выделили?

— Отчасти. — Сигурд взял пленного за шиворот и потащил к остальным, споткнулся о чьи‑то вытянутые ноги, бросил бедолагу и наделил не успевшего убрать ноги тугодума царственным пинком, от которого тот отрубился. — Папу просил с князем поговорить о набеге и прочем.

— Вообще, что ты вызнал?

— Многое, — пожал плечами Сигурд. — Все пятеро из богатых родов, так что выкуп можно получить.

Пленные зашевелились. Слышавшие разговор наши соратники тоже, но с досадой. Им доля с выкупа не светила. Если, конечно, руководители похода не отдадут пленных. Все, на что они могли рассчитывать, — это доля от цены за пять обычных молодых и здоровых рабов.

— Говоря прямо, самая ценная птичка — это он, хотя дело и не в деньгах, — Сигурд кивнул на многострадального парня. — Уж больно папаша высоко стоит, да и как Приносящий Смерть он почти созрел. Остальные — бестолочь. Почитай, все, что с них можно получить, в сундуках их родителей лежит.

Пленные опять зашевелились. Будто не знали, радоваться или оскорбляться презрительному отношению колдуна. Сомнительно, однако, что примеру Юлия Цезаря при назначении суммы выкупа последует хоть один.

Тот, будучи захвачен пиратами, возмутился назначенной суммой выкупа, заявив, что стоит гораздо дороже. Увеличил вознаграждение труженикам морских путей сообщения вдвое, внес выкуп, а потом, не медля, вернулся с боевыми кораблями, набитыми легионерами. Всех, уцелевших после штурма пиратской базы, распяли. Даже подзаработал, не только вернув свои деньги, но и ограбив самих похитителей.

Я не сдержался и задал давно заготовленный вопрос:

— А как ты в чужой разум входишь? И другое тоже интересует, ты понял, о чем я.

— Любопытно стало?

— Давно, с борга еще.

— А я все думал, когда тебя любопытство, наконец, одолеет.

— Ждал?

— Естественно, ждал.

— Способности для этого нужны? — задал я естественный вопрос. — Есть они у меня?

Возможности колдуна произвели на меня серьезное впечатление. Настолько, что захотелось расширить свои.

— Есть. Учиться хочешь? — улыбнулся колдун.

Я задумался. Плюсы были, и немалые.

— Вообще да, но сколько мне это будет стоить?

Бесплатный сыр бывает только в мышеловках, бесплатных знаний не бывает в принципе.

— Тебе — ничего.

Я так и знал, что он это скажет.

— Это не ответ, такие знания на дороге не валяются, чтобы кого попало бесплатно учить, — проявил я врожденный цинизм и недоверие. Соратники и даже пленные, подслушивающие наш разговор, все, включая деда, удивленно уставились на меня.

— Ты — не кто попало, а ученик мне все равно нужен. Вон у эльфов Академия каждый год магов выпускает. У нас Академии нет, но ученики нам тоже нужны. А я кого попало не возьму, знаю слишком много. Не каждому эти знания доверить можно. Почему тебя я готов взять, ты знаешь, еще в борге тебе сказал.

Я был растроган. Чтобы исполнение своего долга произвело такое впечатление на старого убийцу, залитого кровью по уши, до сих пор не верилось.

— Много времени это займет? И какие ограничения на меня будут наложены как во время обучения, так и после него?

— Срок от тебя зависит. В обычных условиях от трех до пяти лет. Можно еще быстрее, но на это способны немногие. Позже поговорим, когда вернемся. Условия обычные, как у всех учеников. После обучения никаких ограничений, разве что в походы как колдун ходить будешь, а не как обычный воин. Участвовать в делах школы, со мной, да и с другими моими учениками — это само собой разумеется, сам понимаешь, о хранении секретов не говорю.

— И много ли у тебя учеников, в смысле, в школе? — Мне становилось все интереснее.

— Достаточно, — осклабился старик. — Больше, чем многие думают.

— Только дед меня женить собрался по возвращении, не помешает? — вспомнил я, скосил взгляд на деда и ухмыльнулся.

Старики переглянулись и скорчили одинаковые глумливые рожи. Меня передернуло. Ожидания оправдались.

— Даже поможет, — влез в разговор дед.

— Действительно, — согласно кивнул Сигурд, — хорошая жена — неоценимая помощница в обучении.

Вот интриганы! Они успели обо всем договориться между собой!

 

ГЛАВА 13

Добычу мы делили на берегу, рядом с пристанью Кортборга. Рядовой воин получал с похода одну долю, по две доли полагалось десятникам и приравненым к ним по положению или статусу опытным воякам, по три доли — кормчим и командирам корабельных херадов, по одной доле за рум начисляли владельцам кораблей, пять долей полагалось хевдингу похода. Кроме того, за храбрость или по другим причинам воинский коллектив по представлению хевдинга мог дать согласие наградить отдельных участников похода долей сверх нормы. На сию честь претендовал пока я один, инвалидов с их временной нетрудоспособностью забаллотировали. Сигурд взял пять долей как хевдинг, но на три дополнительные доли колдуна претендовать не стал. Таким образом, все прошло в строгом соответствии с договором о разделе добычи перед походом.

Вообще условия могли меняться. Ярлы обычно брали по две доли за рум. Но они кормили свою дружину, поэтому лидманам возникать было не с руки. Кроме того, в отличие от порядка, обычного для свободного херада и дружины в отношении бессемейных, в дележ включили погибших, родня все‑таки.

Подсчитать количество долей было нетрудно, чем я на глазах общества и занялся. Семьдесят одна доля участников похода всего, плюс пять долей пятерых выживших десятников, плюс четыре доли Снорри и деда как хевдингов корабельных херадов, четыре дополнительные доли Сигурда, двенадцать долей моих и Снорри как владельцев кораблей.

Сигурд, деликатно кашлянув, рекомендовал прибавить еще одну долю мне, за башню. Народ сохранил молчание, хотя кое‑кто и поморщился. Наверное, подумали, что мне и так хватит, но высказать сомнения вслух никто не рискнул. Наследники погибшего при штурме второй башни Бешеного Свена в любом случае вторую долю не получат, так что наживать врагов в лице колдуна, деда и, если не ошибаюсь насчет моей репутации, меня самого из‑за пары лишних копеек не имело смысла.

А вот со справедливой дележкой награбленного действительно были проблемы. Те же доспехи сами по себе имели разную цену, даже не принимая во внимание повреждения. Каждый предмет из захваченного имущества требовалось оценить, приняв во внимание цены на рынке, и разделить их на девяносто семь долей так, чтобы ни у кого не было претензий. Кровь при разделе добытого не часто, но иногда все‑таки проливалась. В любом случае попытки обмануть соратников вели к утрате авторитета лиц, руководивших походом и дележом. Хотя умный и грамотный хевдинг в контакте с купцом и на самом дележе могли неплохо заработать — к этому общественность относилась с пониманием.

На одной перепродаже драккара, самой ценной части захваченного имущества, можно было сделать неплохие деньги. Но это требовало вложения капитала для выкупа долей других участников рейда и путешествия в Брандборг или на острова — там корабли стоили заметно дороже.

К счастью, конкурентов Снорри и деда, достаточно платежеспособных, чтобы выкупить боевой корабль, в Кортборге не нашлось, в результате сошлись мнениями в вопросе о назначенной ими цене, а также согласились получить меньшие деньги сразу и не ждать продажи драккара. Часть выплат могла быть произведена в натуральной форме. Но отдавать в зачет цены корабля доспехи и прочее следовало с большим разбором. Доспехи, например, в Брандборге стоили довольно дорого, особенно эльфийские. Более того, в их скупку здесь, на месте дед со Снорри собрались вложить все свободные средства, чтобы впоследствии заработать еще больше. Я даже сам пожалел, что большая часть моих собственных денег осталась в Тайнборге.

Итак, сначала делили вооружение. Под крики, вопли и споры все предметы разложили на девяносто семь куч, основой каждой послужил полный целый или незначительно пострадавший комплект, оставшееся раскидали согласно стоимости предметов приблизительно поровну.

Умничать не стали, каждую кучу пронумеровали, номерки, вырезанные на деревяшках, уложили в мешок. После чего все по очереди тянули жребий, начиная с рядовых воинов, дабы не отнимать у них время.

В мою долю вошли доспех и вооружение Приносящего Смерть — кстати, именно того, кого я подстрелил на дороге — с пробоиной в панцире под правым соском, а также восемь полных комплектов доспехов и оружия остальных эльфов, короткоухих и орков (это уже из отбитых трофеев). В довесок я получил кольчугу‑хауберк гномьей работы и кольчужные чулки, судя по всему, изготовленные людьми. В один из наборов входила отцовская байдана, а кольчуга из того же лота, если я не ошибся, раньше принадлежала брату Эрики, Кори.

С оружием тоже было неплохо: четыре копья, пять луков и арбалетов, девять мечей, десяток ножей и кинжалов, топор, булава и пять щитов.

Захваченные деньги поделили между рядовыми участниками. Причитающиеся колдуну, Снорри, деду, двоюродным братьям и мне двадцать семь долей ушли по взаимозачетам за корабль и пленных. То же самое повторилось в отношении прочих трофеев, хотя тут и мы выбрали, что приглянулось, — на память. Я удовлетворился тремя плащами, рубахами, штанами и мягкими сапогами эльфийского, или, если верить Сигурду, производства людей эльфийского дома, — уж больно удобны были. К моему удивлению, так же поступил и Сигурд.

— Неужели носишь?

— Конечно. Умеют шить, а главное — ткань хороша. Насекомые не заводятся, на солнце прохладно, в холодную погоду греет. Только ты в Брандборге или там, где тебя не знают, старайся в них не ходить. Молодежь не оценит. Примут за полукровку из людских королевств и попытаются либо избить, либо на поединок вызвать. Убивать придется, а на кой тебе лишние трупы? Одного жениха‑неудачника вполне достаточно.

— Какого жениха? — не очень понял я.

— Которого ты в Тайнборге заколол, — ядовито ухмыльнулся старик. — Что, думаешь, этот Эрик с Рольфом у Снорри в охране делали? Любовь заманила.

— Кого?

— Покойного Эрика. За дочкой Снорри охотился, Рольф на пару с ним к Снорри пришел. Одному, сам понимаешь, в хераде другого клана служить не с руки.

— Так я что, Снорри дочь пристроить помешал?

— Да что ты! Говорили мы с ним на эту тему, к тебе он ничего не имеет. Дочка страданий парня не оценила, а ему самому как зять Эрик тоже не приглянулся. То, что полукровка от какой‑то пленницы, по словам Снорри, не страшно, просто был чересчур смазлив, глуп и нагловат. Хотя папаша и сотник конунга.

Неожиданно подмигнул и улыбнулся:

— Ха! А за Рольфа, говорит, хоть завтра отдам. Парень надежный, хотя и небогат, такому и спину и любимую дочь доверить можно.

Сзади что‑то брякнуло, я оглянулся. За спиной стоял упомянутый Рольф, он случайно подслушал наш разговор и был настолько потрясен приятным известием, что замер с отвисшей челюстью и довольно забавным выражением на физиономии.

С ума сойти, что за народ! Кровь, как водицу, льют, людьми закусывают под настроение, а тут такая сентиментальность.

— Не подслушивай, так оглохнуть можно, — пригрозил пальцем Сигурд и понизил голос, — а Снорри о дочери намекни, если нравится. Не ему же разговор затевать.

Рольф отошел прочь, забыв, что хотел от колдуна. Сигурд глянул в его сторону и абсолютно серьезным тоном обратился ко мне:

— Остается надеяться, что теперь папаша не узнает, как на самом деле сына убили. Иначе беречься тебе в Брандборге придется. Судом тебя не достать, а желание отомстить все равно появится.

* * *

В воротах Кортборга на меня бросилась некая девица и, нисколько не постеснявшись народа, повисла на шее и запечатлела на моих губах страстный поцелуй, причем не один. Эрику — а это, разумеется, была она, — как оказалось, забрал к себе жить ее дед, поселив в доме погибшего отца родню. С дядькой жить она отказалась, памятуя, что я в Тайнборге оставаться не собирался, а проживание двух хозяев в одном доме ни к чему хорошему не приведет. Дед обязался выплатить стоимость имущества в качестве приданого за счет выдела переселившегося дяди и вытрясти из последнего разницу. Тот согласился, для него в любом случае это было выгодно.

За нашей долгожданной (для многих, как я теперь понял) встречей как раз наблюдали дедушка Эрики, Оттар, пятеро оставшихся в борге его сыновей со своими женами и детьми и двое дедулиных младших дочерей, тринадцати и восьми лет. Тети‑по‑закону, ха‑ха. Потом возник кормчий Ульрик и начал делиться новостями, в том числе, вероятно, и в отношении меня — как иначе было расценить повернутые в мою сторону головы и взгляды, сопровождаемые одобрительными кивками в процессе разговора. Еще чуть позже степенно подошли дедушка Ульф и колдун, приняв участие в обсуждении. После чего на лицах дам появились улыбки. Братцы отправились сопровождать трофеи до усадьбы, синхронно бросив на меня завистливо‑затравленные взгляды. На то, что их также встречали девушки, дед внимания не обратил. Пленных увел Снорри, у него на подворье как раз была подходящая яма.

Представление будущей родне прошло замечательно, патриарх рода А'Тулл даже прижал меня к сердцу, как родного, — ну почти. Его сыновья тоже сочли долгом пообнимать да похлопать по плечу. Тетушки Эрики захихикали, старшая, Ингрид, что‑то зашептала на ухо Эрике, смеясь и одновременно стреляя в меня глазками.

Вечер был посвящен реализации части вооружения, не сулящей больших доходов, бартеру и прочим коммерческим делам, в результате чего я с изумлением узнал, что с соратниками мы полностью расплатились, а кое‑кто нам даже должен. Закончилось все грандиозной пьянкой.

Близкая наша родня, колдун с оставшимся в Кортборге учеником, Снорри и лица, нужные деду в политическом отношении, бухали на нашем родовом подворье. Кроме того, мой дедуля пригласил поучаствовать в мероприятии клан А'Туллов, ухмыльнувшись в мою сторону.

Те пришли чисто мужской компанией и напились до посинения, включая стариков. Но пока старики были еще при памяти, дед успешно осуществил свои угрозы. Подскочив, словно ужаленный, старый Оттар возжелал меня увидеть, пролил скупую мужскую слезу, обнял, слюняво облобызал, дыша трофейным винищем, назвал сыном, сказал, что такую замечательную внучку от сердца отрывает, только мне и отдаст, другому бы ни за что так рано не подарил. В общем, было объявлено, что я чрезвычайно везучий человек — виноват, оговорился — орк, коль захомутал такую девушку. Потом мы с новой почти родней выпили за сговор молодых по кубку довольно крепкого винца, что пришлось повторить с каждым А'Туллом, можно сказать, на брудершафт. После чего даже я, лишь немного выпивший к тому времени, изрядно окосел. Старый Оттар, достигнув состояния блаженства, попросил меня рассказать о бойне в борге и взятии башни, после рассказа пролил скупую мужскую слезу и заявил, что такому мужчине одной жены мало, нужно самое меньшее три. В качестве второй, если пожелаю, где‑то через годик могу забрать его дочку Ингрид, как подрастет, пока это место не заняла какая‑то глупая и бесхозяйственная дура, которая вряд ли сумеет поддерживать мир и порядок в семье с его такой золотой внучкой. Не менее пьяный дедушка Ульф взгрустнул и заявил, что от бабских разборок мужики седеют больше, чем от битв. Все с ним согласились и предложили за отсутствие женских разборок выпить. Я ухватился за кубок как утопающий за спасательный круг. Остаток вечера запомнился смутно.

Через три дня мы с Сигурдом отправились в Тайнборг — забрать имущество и перевезти к деду Хильду. Я озаботился трофеями и прочей личной движимостью, старик тоже собрался продавать что‑то из ранее накопанного, а также кое‑какие изготовленные им амулеты.

На корабле я получил первый урок колдовского мастерства.

* * *

Урок прошел решительно не так, как я себе представлял.

Рабы собрались на носу стоявшей на якоре шнекки, мы со стариком сидели под тентом на корме, вдоль реки дул легкий ветерок, когда он вытащил из мешка палантир.

— Как полагаешь, приступим? Не раздумал? Еще можешь отказаться, потом поздно будет!

— Нет. Но с чего начнем, не представляю. От этого не по себе.

Старик уселся поудобнее и установил шар.

— С палантира и начнем. Можно тебя, как меня когда‑то, по старинке учить, с книгами и долгими упражнениями, пока разум не натренируешь, чтобы знания напрямую от учителя получать. Можно и по‑другому. Из того, что я в твоей памяти узрел, следует: разум твой уже достаточно подготовлен, чтобы обрабатывать информацию. Выбирай, как учить тебя.

Я в очередной раз поразился личности Сигурда. Даже не из‑за предложения выбрать самому методику обучения. Удивило само наличие в орочьем языке выражения «обработка информации». Однако попросил дать разъяснения.

— Все очень просто, — ответил колдун. — Я свои знания и частично умения вкладываю в твою голову. Сразу у нас на это никто не идет, поскольку для разума ученика сия задача может оказаться непосильной. Результат тот же, что ты видел при допросах пленных. Когда же ученик чтением и упражнениями свой разум достаточно к прямому контакту подготовит, тогда и начинается настоящее обучение. Это у нас, орков. Еще имперские маги так личных учеников обучали. У эльфов делается в основном не так, разве что при обучении родных детей: мало ли кто за вечность врагом стать может, да и одаренным надо быть, а дети не всегда полностью наследуют дар. У них почти все маги в Академии обучаются. Если учитель не слишком талантлив, ученик, с чьим разумом он работает, может сам либо лишнее из памяти ухватить, либо ключи к защите позже подобрать, когда достаточно много усвоит. Как и наоборот. Известно также, что за попытку вторгнуться в разум у эльфов просто убивают — любого, неважно, кто к кому в память полезет.

— Понимаю их. — Сигурд при этом поморщился, а я продолжил: — Как ты, палантиром пользоваться они не догадываются?

— У нас догадываются, да и у них тоже. Им просто это не надо. Нормальный эльф никому не позволит в своем разуме шарить. Даже преподавателю Академии, если он не очень близкий родственник, и то не всегда.

— Так шарить в разуме и вкладывать информацию — разные вещи?

— Не совсем, без полного контакта как ты определишь, не слишком ли много или не слишком сложное что вложил? Спятит ученик, и все. Другой вопрос, что учитель память ученика и его секреты может и не просматривать. Только безопасным усвоением материала заниматься. А коли учитель хитер и подл, может и закладку в разум вложить. А потом врагу продать или сам ею воспользоваться. Потому‑то эльфы и не хотят вечностью своей рисковать. Применяют этот способ только для решения несложных задач. У нас проще, еще в Империи над этим подумали. Ты разум и память об уроке сохраняешь и даже можешь свои воспоминания от учителя закрывать.

Это самое первое заклятие, что в разум вкладывается при таком обучении. После него учитель может с твоим разумом все что угодно делать, но только с твоего согласия и с гораздо большей для тебя безопасностью. А если чей разум его, заклятие, все‑таки сломает, ты просто умрешь, а сломавший, скорее всего, с ума сойдет. Эльфы этот секрет так и не узнали, да и у нас немногие знают. Решай, как будешь учиться. Но учти, без контакта разумов все равно не обойтись. Многое словами не объяснить, а книге не доверить.

Я задумался. Если старый говорил правду, сроки обучения могли существенно сократиться. Но давать копаться в своем разуме желания не было совершенно, я действительно понимал эльфов. С другой стороны, если про первое заклятие он говорил правду, то минусы исчезали. Следовало либо рискнуть, либо нет. Я рассудил, что коли старый колдун захочет, то заложить какую‑нибудь гадость мне в голову он все равно сумеет без всякого предупреждения, если еще не заложил, а значит, ломаться нет смысла.

Через несколько минут я смотрел на холодное пламя внутри палантира, впадая в полусон‑полуявь, еще через некоторое время осталось только пламя. Потом я почувствовал кого‑то еще, осталось стойкое ощущение излучаемой этим кем‑то иронии. Потом в мозг как будто начали вкручивать здоровенное сверло, распадающееся в мозгу на некие образы или еще что‑то.

Проснувшись или, пожалуй, очнувшись утром и вставая на ноги, я едва не свалился из‑за проблем с координацией, хотя голова оставалась вполне ясной. Не дал упасть лично Сигурд, он же успокоил вестибулярный аппарат, положив руку на голову и наведя какую‑то волшбу.

— Замечательно. Все хорошо. Теперь тебе дня три отдохнуть надо, потом продолжим.

* * *

Наше прибытие в Тайнборг ознаменовалось не менее выдающейся пьянкой, чем в Кортборге. Единственный выживший малолетний сын боргмана Вольф, бывший теперь на попечении родни до совершеннолетия, заплакал от радости, узнав, что мы вырезали и второй эльфийский отряд. Пришлось поделиться впечатлениями о путешествии. После получения информации об уничтоженной эльфийской базе с отрядом короткоухих, кроме отряда самих эльфов, в борге начались народные гуляния. Народ высыпал на площадь, натащил столов, выпивки и закуски и дружно принялся отмечать победу. К слову, в пьянке был замечен и мой бывший раб Ансгар, он так и жил в своей старой комнате, повесив на стену чешуйчатый доспех убитого им эльфа. Работал он у дядьки на кузнице, обучая нескольких рабов. Замечу, что общением с ним никто из орков не брезговал.

Праздник с обильными возлияниями закончился для меня пробуждением без штанов, а если точнее, то вообще голышом, в чьей‑то бане, будучи прижатым к стене женским телом вполне привлекательных очертаний, правда, крупноватым на мой вкус. Телу было лет двадцать пять или тридцать на вид, одежды на нем было нисколько не больше, чем на моем. Лицо показалось знакомым, хотя имени не помнил. Но вот забрезжили смутные воспоминания и развеяли завесу тьмы и беспамятства — как над тем, чем мы с ней занимались в нашей кузне (или не с ней?), затем в ее бане, так и над тем, что дама была замужем. Причем муж был сейчас в борге, во всяком случае, присутствовал на вчерашней общегородской вечеринке. Я поспешил избежать встречи с ее мужем, хотя и поддержал марку, поцеловавшись и простившись с безымянной обладательницей пышных форм, после чего оделся и, старательно избегая чьего‑либо внимания, сиганул через изгородь. Встречи с мужем, однако, избежать не удалось. Тот обнаружился на площади в абсолютно невменяемом состоянии, да и не он один…

Я совсем не удивился тому, что утром дама холодно поздоровалась со мной, как с едва знакомым родичем, и спокойно пошла по своим делам. Простые средневековые нравы, горячие женщины‑орки — кто их разберет…

У Сигурда в его пещере обнаружились семеро рабов — четыре женщины и три мужика, и куча требующего продажи имущества, включая два полных доспеха имперских легионеров, в том числе пластинчатый доспех командира‑кавалериста, хотя и без оружия. На мой молчаливый вопрос Сигурд ответил:

— Сборные, хотя на этот, — он указал на командирский, — только поножи нужно было добыть и кожу, пластины заново понабивать. Части доспехов у меня еще есть, только на полный доспех набрать не получается. Найти целый при раскопках — большая редкость.

— А кто пластины перебивал?

— Я сам, да и раб у меня кузнец, там вторая пещера, — колдун указал где, — а в ней кузница.

— Так ты, учитель, — старик улыбнулся, я мысленно тоже, — сюда переселился, потому что здесь богатые места в смысле раскопок?

— Именно так, — кивнул Сигурд, пакуя командирский доспех в мешок. Я принялся ему помогать с другим комплектом.

— Да, на доспехах неплохо можно приподняться, особенно если знать, где искать, — припомнил я земных лозоходцев и слухи о частом наличии колдунов в бандах людских ватажников.

— Разумеется, — согласился старик. — Только это все мелочь по сравнению с тем, что артефакты сулят, особенно боевые.

— Расскажи, — заинтересовался я.

— Подожди, за обедом расскажу. Прежде закончим дела.

За обедом колдун, наконец, соизволил развеять тьму моего невежества.

— Что такое колдовство или там магия, как бы это ни называлось? Это способность черпать энергию из окружающего мира и ею пользоваться. В разных формах. А также ею творить. Как бы правильнее объяснить… Энергия бывает стихийной и живой.

Живая энергия — это энергия, испускаемая всем, что есть живого в этом мире. Стихийная — от четырех стихий, это энергия огня, воды, воздуха и земли. Собственно говоря, не совсем правильно так ее называть. Правильнее сказать, энергия неодушевленного мира, а возможно, и мира полностью, преобразованная живыми существами и неживой материей. Есть у меня основания так предполагать. Стихийной ее называют потому, что колдуны или маги действительно уверены, будто черпают энергию из огня‑света, земли, воды и воздуха. У людей многие всерьез считают, что это четыре разных вида энергии, каждой из стихий по отдельности. Но это от утери знаний. Просто способы извлечения энергии из различных состояний вещества, для простоты именуемых стихиями… — услышав знакомые термины, я выпал в осадок, — различны. А что еще более важно, требуют разного рода способностей.

Водяной маг плохо умеет извлекать энергию в безводных горах. Отчего не слишком там опасен. Как и маг земли на воде, если это не на мелководье. А вот водяной маг на воде действительно страшен. Проще говоря, стихия, которой посвящены способности стихийного мага, служит проводником энергии мира, если угодно, собирает ее и помогает ею воспользоваться. Именно поэтому водяных магов в пустыню или горы не загонишь, без наличия поблизости большого количества воды они к силе просто не могут присосаться. А тех крох, что могут извлечь, на крохи и хватает. Я слегка преувеличил, многое зависит от силы и способностей конкретного мага, но, в общем, суть дела действительно такова. Земляной маг соответственно редкий гость на кораблях, кому охота становиться уязвимым? Даже если энергии в накопителях и в достатке? Кстати, были случаи, когда действительно сильных магов земли так убивали. Обычно те, кто на их место метил. Или отомстить хотел.

Смочил пивом горло и продолжил:

— Самые слабые стихийные маги, как считается, это именно маги стихии воды. Не потому что они меньше энергии извлекать могут или их меньше с такими способностями рождается, а потому что чем дальше они от воды, тем на меньшее они способны. Земляные куда сильнее, на суше их от своей стихии отрезать, сам понимаешь, затруднительно. Как и воздушных магов. Они‑то в основном между собой и соперничают. Водяные на равных с ними биться могут разве что недалеко от моря или большой реки, — усмехнулся Сигурд, — включая подземные. Хотя повторю, очень многое от таланта и знаний зависит. Очень, очень многое. Запомни.

Прокашлялся, осушил стакан, погрыз вяленой рыбки и продолжил:

— Вот и получается, что самые сильные маги — это воздушные. Где бы он ни был, везде у него доступ к своей стихии открыт. Пусть он по знаниям и способностям на голову ниже того же водяного, оказавшегося в горах, или мага земли, оказавшегося в море, он их силой задавит! — Наполнив стакан пивом, Сигурд не торопясь отхлебнул, зажевал рыбкой и продолжил: — С другой стороны, они, в общем, самые неискусные. Даже качать энергию из других стихий не умеют, не говоря о том, чтобы ею воспользоваться. Им это просто не надо. Изредка, правда, попадаются воздушники‑артефакторы, о которых такое никак не скажешь, но уж больно редко попадаются. А на поле боя я ни одного не встречал, они и без войны хорошо зарабатывают.

— Как это?

— Очень просто, изготавливая артефакты. Защитные, боевые. Всякие, в общем. Обычно придворными магами становятся именно представители школ артефакторов.

— Что, разделение настолько далеко зашло, что есть школы артефакторов, боевых и прочих в отдельности? Настолько в них разные знания даются?

— Все проще. Каждая школа имеет мага‑основателя, который, естественно, на каком‑то конкретном поприще прославился. Также естественно, что его ученики знаний и умений на этом поприще получили больше. А школа боевых магов числом учеников, как правило, всегда меньше. Вдобавок ее адепты имеют нехорошую привычку частенько погибать на поле боя, да и не всегда они нужны, в мирное время, например, они не у дел, вот и получилось, что придворные маги, что на пределе сил тучи от дворца гоняют, все хлебные места и позанимали. Школ‑то куда больше основали. А школами артефакторов их сами людские маги прозвали, потому что в основном с их продажи адепты придворных школ и живут. Ни одной не припомню, чтобы у какого‑нибудь государя под боком и покровительством не находилась. Я бы не советовал, однако, таких магов недооценивать. Силенок у артефактора может и не хватать, а вот знаний и умений нередко в избытке, насколько это можно сказать про людских магов. Особо талантливые даже эльфов удивить способны. Но сам понимаешь, такие таланты и среди магов редкость, вот большинство и выживает как может. В том числе идя в войско. Также должен понимать, что талант, способный привязать к одному амулету возможность работать им со стихиями и воздуха, и той же воды, войной жить не будет.

— Как я понял, эти школы артефакторов, господствующие в своих государствах, торговлю артефактами полностью под себя подгребли?

— Угадал, — удивленно поднял брови Сигурд, — почти. Торговля только в своих лавках, в смысле через школы либо с письменного разрешения ее наделенного на то властью адепта. Который должен проверить амулет и подтвердить его свойства, если при нем нет свидетельства изготовившего его мага, с этого мага личной печатью. Нередко могут проверить еще и собственно свидетельство — не бесплатно, конечно. Правда, большинство этих школ состоят в гильдии, — слово я перевел именно так, — артефакторов. Правильно будет сказать так: Гильдия артефакторов подгребла под себя торговлю артефактами в большинстве известных мне стран. Коли маг в гильдии состоит, дело другое. Там ничего проверять не надо, разве что печать на свидетельстве. И то за небольшие деньги.

Ну никуда от глобализации и транснациональных корпораций не деться. Даже в Средневековье. Хотя сомневаюсь, что тут процветают демонстрации протеста местных антиглобалистов.

А сама система продуманная. Профессиональная организация магов в определенной степени гарантирует цену и качество своих изделий, одновременно делая невыгодным торговлю амулетами не состоящих в ней школ и в определенной степени борясь со сбивающими цену контрафактом и фальшивками. Наличие в гильдии большого количества школ также подстегивает конкуренцию, сиречь борьбу за повышение качества продукта и рынки сбыта. Если не ошибаюсь, без желающих заработать на монопольных ценах и тут вряд ли обошлось.

Но данных для таких глобальных выводов пока не хватало. Осталось уточнить кое‑что, знания лишними не бывают:

— А как другие школы?

— Строго запретить что‑нибудь купить лично у мага школы, не состоящей в гильдии, тебе никто не сможет. Владеть можно чем угодно. Почти. А вот перепродать тяжело, рискуешь с гильдией артефакторов поссориться, если указы государя на сей счет имеются. Иди к артефактору, плати деньги, тот выпишет пергамент, поставит свою печать или на пергаменте другой школы свою поставит, тогда продавай. Хотя это только городов касается. Там, где адепта гильдии нет, никто на гильдейскую печать не смотрит. Или тащи покупателя к адепту школы изготовителя амулета, проверяй и в его присутствии продавай. Тогда акт продажи будет считаться внутренним делом той школы и гильдии касаться не будет.

Так я и знал, стремление навязать монополию все же присутствует.

— Понятно. Это всех школ касается? Гильдия только одна?

— Нет. Есть еще Гильдия боевых магов, но она не из школ состоит. Точнее, есть школы, что готовят боевых магов, но, строго говоря, они составной частью гильдии не являются. В гильдии состоят маги, живущие либо когда‑то жившие войной. По старой памяти. Вне зависимости, в какой школе обучался. Именные школы обычно самостоятельны, реже некоторые из них поддерживают друг друга, когда артефакторы на горло наступать начинают, например, образуя этакие маленькие гильдии со своими лавками артефактов. Там, где короли позволяют такое. — Опять хлебнул пива. — Адепты именных школ в бою могут быть гораздо опаснее. Туда кого попало стараются не брать, смотрят на способности. Но уровень даваемых знаний у каждой школы разный. А значит, и цена обучения.

Самые мощные именные школы на гильдию вообще плевать хотели, они государям за земли служат по вассальной клятве. Как и рыцари, включая титульных. Или адепт государю присягает за феод. А рыцарю невместно лавками владеть. В общем, толковому королю всегда есть кого кем прижать. Именную школу артефакторами или свободных магов нанять. Слабые школы в глухомани мелочами занимаются, они по слабости своей гильдию не интересуют. Ну иногда не пустить в гильдию или раздавить, чтобы торговлю не портили. Возможно, потому терпят, чтобы таланты в глуши искали и начальные знания давали способным, чтобы те потом продолжали обучение уже в рамках гильдейских школ. Могу в чем‑то ошибаться, глубоко не интересовался этим вопросом. Знаю точно только то, с чем сталкивался. А сталкивался я в основном с боевыми магами из именных школ. Но про них нет смысла говорить. Сошлись, кто‑то кого‑то убил. И все.

— А почему ты про огненных магов вообще не говоришь? — задал я вертевшийся на языке вопрос.

— А потому что их почти нет. Снова упрощу. Стихия огня, в том числе свет, — первооснова всего в этом мире. Тех, кого люди называют огненными магами, надо называть магами энергии мира. Они умеют качать энергию из любой стихии. И не только из стихий, но и живую энергию. Вот только разглядеть и развить такие способности трудно. Особенно развить, тем более людям с их знаниями. Развивают не естественную для огненного мага способность черпать энергию из трех остальных стихий и, кроме того, из своей — света, а лишь одну из граней способностей. Вот и получается, что становятся они либо воздушными, либо истинными, реже магами земли. Проглядел талант вовремя — и все, после неправильно поставленного обучения развить способности почти невозможно. Черпают и используют энергию различными способами. А такие таланты, кому способности развивать почти не надо, крайне редки. Одним из признаков такого таланта является способность управлять огнем. Поэтому людишки и нарекли огонь четвертой стихией, а способных управлять им — огненными магами. В общем‑то они не совсем и не правы. Такое название не является прямой ошибкой. Просто не забывай, что все эти громкие названия касаются только способа получения и управления энергией — и ничего более.

— Понятно. Может, с такими способностями рождается и не меньше, чем других, но жизнь не способствует их развитию. Просто не нужны. Так?

— Верно, — удивился старик, покачав головой. — Скажу более, некоторые считают, что все, кто рождается со способностями, наделены властью над мировой энергией во всех ее ипостасях, просто дальнейшая жизнь мешает развиваться. Во всяком случае, такой вывод можно извлечь из некоторых старых книг имперских магов.

— Может быть, мы обсудим истинных?

— Пожалуйста. Они могут управлять живой энергией, хотя правильнее называть ее энергией жизни.

— Я могу назвать ее биоэнергией, если надо, энергией живого, — перевел я термин колдуну. — Дело не в названии.

— Хорошо, — кивнул колдун, снова хлебнув пивка, — тут тоже нужны способности. Собственно, любого мага можно условно назвать истинным, поскольку управляет и использует он чуждую ему энергию, черпаемую из какой‑либо стихии именно посредством истинной, в том числе своей жизненной энергии. Но тут и начинается влияние способностей и таланта. Такие же способности черпать энергию, как из земли, воды, воздуха, нужны и истинному магу, который черпает и использует живую энергию. Вот и вся разница.

Если угодно, жизнь — это пятая стихия. К слову, большинство из людских магов так и считают. Истинные маги сродни водным в ограниченности возможностей. Только водным нужна вода, а истинным — жизнь. Хотя на воде они далеко не беспомощны, в море живности хватает. Отличие в том, что у стихийных имеется власть в основном над неодушевленной материей, а у истинных — над живой. Истинному никогда такой власти над водой, как у водяного, не добиться. А водяному — над живой материей, какая бы она ни была, хотя воды в теле разумного или зверя более чем достаточно, как, впрочем, и в обычном дереве либо траве.

Убить может легко, а вот лечить — нет. Лечить стихийной энергией нельзя, ее надо сначала преобразовать в живую. Для стихийного получается замкнутый круг. Либо использовать свою жизненную энергию, либо зачерпнуть ее в окружающем мире, либо преобразовать. Легче всего лечить, используя свою, тут стихийный истинному ни в чем не уступит. Но ее возможности не бездонны. Спасти пару смертельно раненных, чтобы потом пару дней лежать пластом, не померев только оттого, что у мага запасы энергии куда больше, чем у простого смертного, желающих мало. А зачерпнуть много не получится, здесь истинного мага не превзойти, даже и пытаться не стоит, это его стихия. Все так же, как и у полноценных стихийных, — не твоя стихия, довольствуйся крохами.

И третий способ — преобразовать. Выход энергии куда больше, даже после нескольких раненых не упадешь, но, к сожалению, преобразуя энергию, стихийный очень сильно устает. И если перебрать с преобразованием, то можно вернуться к случаю первому, то есть к магу, лежащему пластом после лечения раненых. Только, в отличие от этого первого случая, можно и умереть. Израсходовать всю свою энергию на другого не получится, а вот истратить на преобразование, не рассчитав силы, — запросто.

— А подпитаться ею никак?

— Никак. Даже жизненная энергия требует времени на усвоение. Это тебе не ведро воды в бочку перелить. У тела есть предел возможностей восстановления затраченной энергии и ее усвоения. Думаешь, почему тогда в борге раненые умирали? Надеюсь, не оттого, что я силы свои пожалел?

— Понятно.

— В общем, преобразование — это обычное заклятие, использующее доступную энергию в каких‑либо целях. Что костер разжечь, что молнию швырнуть, что раненого вылечить.

— Мы, кажется, говорили об истинных, а ты вернулся к стихийным.

— Успеешь. Стихийному можно пользоваться всеми тремя способами, но в деле излечения и преобразования всего, что есть живого, за истинным ему никогда не угнаться. Даже если знаний у него достаточно. У самого могущественного на тварь, которую мы тогда в Мертвых землях убили, еле‑еле возможностей хватит. На «мертвого воина» тем более, а есть твари еще страшнее и опаснее, которых создавать куда сложнее. Истинный в такой же степени не имеет власти над мертвой материей, как стихийный над живой. Вон те доспехи, — махнул Сигурд рукой, сжимавшей очищенную сухую рыбешку, в сторону мешков с доспехами, — думаешь, сколько бы пролежали в земле, если бы с металлом стихийные маги не работали? А все ради того, чтобы металл не ржавел. Истинный, затратив те же усилия, хорошо бы лет на десять от ржавчины защитил, пусть даже на пятьдесят. Мечи твои, точнее сталь для них, еще при плавке маги обрабатывали, да и потом руки не раз приложили.

— Понятно.

— Теперь об истинных. Так как власти над живым у них больше, естественно, они этим делом и пользуются. Все эти молнии и огонь, которыми стихийные любят от противников избавляться, не для них. Затраты энергии те же, а сила удара меньше. Они тоньше действуют. Чтобы, допустим, человека убить, много силы не надо. Достаточно, например, сердце у него остановить. Можно вообще жизненную энергию высосать. Да что угодно… Чего только истинные для убийства себе подобных не придумали! Если упростить, то оружием истинных в большинстве служат обычные проклятия. Тот же самый сглаз, но в десятки раз более сильный и быстрый.

— Ну расскажи тогда о проклятиях.

— А что про них рассказывать? Все сам узнаешь и даже научишься пользоваться. Живое и разумное существо состоит из трех равнозначимых тел. Души, энергетической оболочки и собственно живого тела. Насчет животных мнения различны. Все эти оболочки взаимосвязаны. Убьешь тело — энергетическая оболочка разрушается, душа стремится на суд богов, а там — куда пошлют, обычно на новое перерождение, наверное. Знаешь ли, мало кто вернулся, чтобы рассказать. Мечта любого мага привязать оболочку не к материальному телу, а к душе, как у некоторых демонов из нижних миров. Тогда умереть становится довольно сложно. Можно, как тебе, в чужом теле жизнь продолжить. А знаешь ли ты, что теоретически тебя вполне можно назвать демоном? — ехидно спросил Сигурд. И засмеялся, старый циник. Потом продолжил: — Уничтожишь либо повредишь энергетическую оболочку — будет то же самое, что и в первом случае. Тело умрет. Душу, по слухам, никому уничтожить не удастся. Обо всем этом как‑нибудь потом, когда достаточно узнаешь. Проклятия — это воздействие либо на энергетическую оболочку, либо прямо на живое тело. В первом случае взаимодействие двух тел твоего «я» нарушается, из‑за чего грубое материальное тело просто умирает. Например, останавливается сердце. Во втором случае никакой разницы с тем, что живое существо молнией поджарят или без затей ткнут ножом. Хотя есть совсем изощренные заклятия, после них живая плоть за мгновение может истлеть. Но в общем, нет большой разницы. Что тебя стрелой проткнут, что топором голову расколют. В любом случае умрешь.

О чем‑то задумался и продолжил:

— Еще большим недостатком истинной магии является возможность ее истощения в окрестностях волшбы. Хотя, с точки зрения боевого мага, это не всегда можно назвать недостатком. Проще говоря, маг или маги для своих заклятий способны высосать всю энергию у всей живности окрест. Насколько у них сил дотянуться хватит. Я видел немаленькие рощи, в которых жизни было не больше, чем в гранитном валуне, и поля битв, на которых годами не гнили незахороненные тела. Понял, о чем я?

Кивнув, я одновременно задумался, где и когда старик мог видеть такие битвы. Предположение, что Сигурд коптит небо почти лет пятьсот, было, после некоторой заминки в мыслях, отброшено, но сама идея не показалась мне слишком еретической. Объяснить все простым стариковским хвастовством для красного словца тоже нельзя, да и глупо. Данных для полноценной обработки информации было недостаточно, но отметка в памяти сделана.

— Это бывает, когда действительно сильный или сильные маги там колдовали, — тем временем добавил старик. В очередной раз хлебнул пива и продолжил: — У эльфов мало стихийных магов, именно поэтому им надо много лесов и живности. Все, как видишь, просто.

— А у нас?

— А у нас разделения на стихийных и истинных как такового нет. Может, оттого что такими нас имперские маги создали, когда выводили, может, оттого, что наши колдуны свои знания и традиции от имперских школ ведут. Мы, в отличие от людей, не губим по незнанию так называемых огненных магов, не допускаем неправильного их обучения. И, что очень важно, наши колдуны — в отличие от всего остального мира — могут работать с другими стихиями в куда больших объемах. Даже если способности в начале обучения к сему не располагали. Талант к определенной стихии остается, но нашего земляного мага в морском сражении далеко не всякий водяной маг одолеет. Как результат внутри школ деления нет, просто каждый знает свои возможности. О врагах вообще молчу, те считают, что все орки каким‑то образом рождаются только со способностями огненных магов. Вроде как посвящают себя и своих детей огню, жертвы в костер бросают и прочую дрянь… Кстати, в плен попадать не советую. Все жилы вытянут, секреты школы пытая.

— А почему эльфы не научились воспитывать таких магов, как у нас? Ведь, выходит, тут все дело только в правильности обучения?

— Скорее всего, причин две. Первая — им это надо? Истинная магия сама по себе может очень многое, а крохи стихийной эти возможности дополняют. Абсолютному большинству что стихийных, что истинных магов даже имеющихся способностей хватает по горло. То, что они многого не сумеют, для них не страшно. К одной цели ведет множество дорог, какая разница, по какой идти? Опять же не забывай, что мы обучаем гораздо быстрее. И вторая причина. Думаю, можно говорить, что при врожденных способностях связь с истинной энергией проявляется больше. Но в случае эльфов, может быть, срабатывает побочный эффект от бессмертия. Оно‑то и давит талант к владению магией стихий.

Я подавил вопрос о своих талантах:

— Ты что‑то говорил об артефактах?

— Артефакт — это созданный магами предмет, который помогает качать энергию из окружающего мира. Если быть точным, он ее и качает, также в него, как правило, закладывают исполнение наиболее часто применяемых команд. Допустим, огненную бурю создать или шторм на море, если артефакт на самом деле могущественный, хотя таких единицы. Чаще встречаются защитные артефакты — те же амулеты, только гораздо более мощные. Вообще, что угодно может быть, насколько хватило когда‑то фантазии мага‑создателя.

— Шторм создать? — усомнился я. — Это сколько же энергии надо?

— Правильный вопрос, — заулыбался колдун, — очень много энергии. Столько, что ни один орк, эльф, человек или гном ни овладеть, ни управлять таким ее количеством сами по себе не в силах. Вот для этого артефакты и придумали. У одного Императора по имени Седрик был меч «Повелитель бурь», так он им на врагов шторма и ураганы насылал. Был, — грустно повторил Сигурд, выдав некоторые обуревавшие его чувства. Наверное, жадность.

— Неужели делся куда? — недоверчиво спросил я. — Такие вещи вряд ли возможно потерять навсегда. Найдут. Не друзья, так враги. Или им после смерти Императора нельзя воспользоваться?

— Почему же, — хмыкнул старик, — воспользовались. Именно после этого он пропал, так и не нашли.

— И как же?

— После смерти Императора «Повелителем бурь» воспользовалась Императрица. Рогнеда наслала ураган на вражеский флот, решив уничтожить его штормом, а потом, коли понадобится, добить уцелевших.

— И что, получилось?

— Дура тупая она, вот что, — неожиданно психанул Сигурд. — Такой ураган наслала, что победителей не было. Хотя у имперцев кое‑кто и выжил, вроде даже пара кораблей уцелела. Погибли сама Рогнеда, треть гвардии, оба флота. Где ты на дне этот меч сейчас найдешь? Одно отрадно, что во вражеском флоте почти половина кораблей были эльфийскими. Приморские дома от этого шторма до сих пор толком не оправились.

— А где ты все это учил? — заинтересовался я древней историей.

— У ярлов есть библиотеки. Почти все маги собирают книги. Не торопись, придет и твое время, почитаешь мои.

С обратной стороны холма, на котором жил Сигурд, находился хутор его рабов‑крепостных. Они предоставили телегу и лошадь, на которую мы взгромоздили требующее реализации имущество и доставили в борг.

На той же телеге перевезли к пирсу и мое барахло. Все забирать не стал, взял одну чешую и три кольчужных комплекта вместе с оружием, дабы не перенасыщать рынок. Заодно воспользовался кузницей для их ремонта.

На другой день мы вышли в Кортборг. Там высадили Хильду, загрузились сулящим прибыль товаром и на следующий день вышли курсом на Хильдегард, резиденцию нашего ярла, драккар зацепили за шнеккой. Снорри и Рольф плыли вместе с нами, свою шнекку купец оставил в Кортборге. Тот корабль, на котором его подловили эльфы, уже давненько находился в Хильдегарде, куда его забрал сын Снорри.

Дед взял с собой обоих моих двоюродных братьев и их отца Харальда. Также с нами увязались двое А'Туллов и дедов зять Зигфрид со своим товаром и рабами.

 

ГЛАВА 14

Хильдегард встретил нас неприятным моросящим дождем, размывавшим контуры городка, стен и башен каменного замка, рядом с которым городок и вырос. Пришвартовались мы у собственной пристани Снорри, под его загородным домом. Окруженный бревенчатым частоколом с башнями по углам, этот комплекс орочьего деревянного зодчества был полным аналогом усадеб в боргах, отличался только размером и количеством строений в большую сторону. Главными из построек на подворье купца были склады, набитые товаром.

Держать основной товар в другом, городском, доме не имело смысла, невыгодно, как мимоходом пояснил Снорри.

В дверях резиденции хозяина встретила жена, дама достаточно крупных габаритов, на полголовы выше Снорри и с кулаками не намного меньшими, а также семейство. Молодой мускулистый парень примерно лет за двадцать, его младший брат на год‑два помладше меня и девица лет пятнадцати‑шестнадцати, весьма похожая на маму, даже выражением лица, разве что меньшего роста, рядом с ней держались близняшки лет пяти на вид.

Пока мамочка приветствовала мужа, дети молчали, когда же ритуал закончился, девчонки кинулись обнимать отца, сыновья степенно ждали, когда до них дойдет очередь.

Вечером была пьянка, которая уже по счету за несколько последних дней, мы пили очень хорошее вино, получше того, что я пробовал в Кортборге. Державшийся ранее несколько высокомерно, сын Снорри Свен оказался неплохим собутыльником. Второго сына не пригласили по молодости лет.

На следующий день Снорри известил местных перекупщиков, что у него есть корабль на продажу, и занялся реализацией как товара, так и информации.

Для получения политических дивидендов информацию об уничтоженной эльфийской базе нужно было довести ярлу лично, что требовало аудиенции. Был подключен средний сын Снорри Асмунд, с полгода как служивший в дружине, он должен был пригласить форинга в гости к отцу. Мы же со всем товаром переехали в городскую резиденцию семьи Снорри, где постоянно проживал Свен. Он, получив в подарок от отца комплект вооружения Приносящего Смерть, развел руками и заявил, что найдет нам покупателей. Первый лидман, жаждавший купить доспех, появился к вечеру. Асмунд, так же, как и брат, получил в подарок чешую.

Сигурд на полдня куда‑то исчез, появившись только вечером с изрядно распухшим мешком.

О приглашении в замок оповестили на вторые сутки через Асмунда, тот сообщил, что Харальд А'Кайл нас примет.

* * *

Замок ярла впечатлял: стены и башни просто‑таки дышали мощью, достоинством и древностью — все это было построено еще во времена Империи. Но как наиболее зримый символ власти Харальда А'Кайла и одновременно сутевой элемент образа Оркланда, как я его в тот момент понимал, мне запомнились черепа, огромное количество черепов, торчавших на стенах. Прямо на зубцах.

Среди дружинников давно укоренилась мода представлять руководству вещественные доказательства своих подвигов, конкретно — отрубленные головы врагов. Если доставка не сопровождалась большими хлопотами, то позже головы занимали свободные места на стене и оставались там сушиться. Веками. Заметив мой интерес к национальным традициям, Снорри дал необходимые пояснения. Колдун добавил, что головами перед инсталляцией занимаются маги, но в подробности предэкспозиционной обработки вдаваться не стал.

Свою долю впечатлений внесли и засиженные мухами трупы на кольях перед воротами, в количестве пяти штук. Я даже забыл о тяжести мешка с доспехами и оружием, презента ярлу.

Перед визитом мы подумали и решили, что без подарка являться не стоит. Поначалу хотели преподнести доспех Приносящего Смерть, но меня заела жаба, и я предложил собрать более‑менее приличный комплект из принадлежавших нашим погибшим родичам предметов и заострить на этом внимание во время аудиенции. В том смысле, что души владельцев жаждут мести и тому подобное. Все неожиданно согласились. Тоже, наверное, не в последнюю очередь из экономических соображений: ярл — ярлом, но уж больно дорого стоило вооружение элитного длинноухого убийцы.

Снорри посмотрел на трупы и хмыкнул, он уже был в курсе местных новостей:

— Преступники. Слово ярла нарушили, людских купчишек с его охранной грамотой грабили, но один возьми да отбейся. Дружинники вырезали разбойничий херад, а этих живыми взяли.

Пройдя ворота, мы были направлены к здоровенному двухэтажному бревенчатому зданию, выделявшемуся среди многочисленных построек различного назначения внутри замка. У дверей здания толклись несколько орков, ожидавших приема у ярла.

Харальд А'Кайл, принявший нас в зале с отодвинутыми к стенам столами, поначалу не произвел на меня особого впечатления. Обычный здоровенный орк, по роже которого сразу было видно, что этому убить проще, чем в зубах поковырять. Выпадали из образа только умные глаза, которыми ярл смерил меня с головы до пят. Он сидел в кресле на возвышении у дальней стены.

Ритуал представления был скомкан реакцией ярла на присутствие Сигурда:

— Приветствую в моем доме многоуважаемого Говорящего с Неведомым. Вина гостю и его друзьям. — В дверях забегали слуги. Ну прямо все знают старого колдуна. — Что привело в мой дом столько лет живущего в глуши затворника, многоуважаемого купца и не менее уважаемого хольда рода А'Корт с сыном?

Поправлять власть имущего я не стал. Не суть важно, сын я или внук. Не свататься пришел.

— Дела привели, дела, — степенно ответил Сигурд. — Не хотелось мне из глуши вылезать, а пришлось. Эльфы борг вырезали, как не отомстить? К тому же во всем борге только двое мужчин в живых осталось. — Тусовавшаяся у столов по стенам зала общественность зашепталась.

— За помощью пришли, за Тайнборг отомстить? Какой эльфийский дом напал, вам известно? А то, я слышал, из нападавших мало кто ушел. Такие злодеяния прощать нельзя, и пока кланом правлю я, возмездие врагам неминуемо, не беспокойтесь. Да, к слову, и с тобой, Сигурд, раз отшельничество свое прекратил, побеседовать мне надо будет, как останешься, поговорим.

— Мы и сами отомстили. Даже тех эльфов, что от твоих дружинников ушли, мы уничтожили, — вступил в разговор дед. — И те пятеро, кому от Тайнборга уйти удалось, тоже не избежали нашей мести.

— Все верно, — добавил колдун, — а к тебе пришли мы потому, что кроме эльфов мы на херад короткоухих наткнулись, что в Мертвых землях чуть ли не борг успели построить.

— Где они сейчас и сколько их? — шевельнулся в кресле ярл.

— На дне все, — хмыкнул на этот раз Снорри. — Только они там не один год сидеть собирались, конюшни на двести с лишним лошадей построить — дело не одного дня. Почему мы и решили, что тебе об этом узнать нелишне. Кроме того, с них отличный драккар взяли. Купить не хочешь?

— И много вас ходило? — заинтересовался властитель.

— Семьдесят один воин, на двух шнекках. Убито одиннадцать. — Вдоль стен опять зашептались. — Эльфов и короткоухих около восьмидесяти. — Шепотки стали громче.

— Да ну? — не поверил ярл. — На одном драккаре?

— На одном драккаре были двое эльфов и сорок четыре человека, — влез в разговор я. — Остальные — это эльфы‑походники.

У стены кто‑то сказал:

— Ого!

— Удачный поход! — поднял брови ярл. — Ну так что вам от меня надобно?

— Месть нам нужна, — солидно прокашлявшись, выстрелил дед. — Из тех, кто наших родичей убивал, в живых никого не осталось. А вот те, кто их сюда отправил, еще живы. И коли ты мстить эльфам собираешься, не откажись разрешить родичам погибших в походе участие принять.

На эльфов большим войском с клановым ополчением ходили довольно редко, как мне прошлым вечером пояснили дед и Сигурд. Простые родовичи в целом заметно уступали дружине как по боевой подготовке, так и в вооружении. А в войне с таким противником, как эльфы, скрытность, быстрота, боевая подготовка и вооружение походников были важнее численности. Большое войско слишком неуклюже и маломаневренно, особенно когда передвигалось на своих двоих, а у эльфов сильная конница.

Дед свои мысли не озвучивал, но победоносный поход изрядно поднял его статус в борге. Коли ярл согласится, а согласиться он практически обязан, дед, как отец и дед погибших в Тайнборге, одно из первых лиц на редкость удачного похода, автоматически претендует на статус хевдинга отряда, идущего с ярлом. Поселковый херсир остается за бортом, поскольку ярл не собирает ледунг. Удачное командование в походе резко усилило бы позиции деда среди первых лиц борга во всех смыслах. Еще бы, хевдинг, а то и херсир отряда из пары‑тройки кораблей, признанный ярлом.

— Это возможно, — кивнул ярл.

— Тогда не откажись принять доспех и оружие на память как о нашем удачном походе, так и о мести, — вежливо склонил голову дед. — Принадлежали они родичам нашим, что под эльфийскими стрелами головы сложили, из ведомого тобой похода возвращаясь.

Ярл кивнул. Очень кстати появились слуги с кувшином и кубками. Хлебнув вина, я вышел вперед и начал выкладывать пред ярлом подарок — комплект доспехов и вооружения, только без щита, копий и лука, включая отцовскую байдану. Носить я ее не собирался, а продавать не хотел, это был самый лучший вариант. Кроме того, избавился от своего топора, случая воспользоваться которым в походе так и не нашлось.

С байданой и вышла заминка, форинг дружины, стоявший за креслом ярла, неожиданно остановил одного из своих гридней, забравших подарок, и присмотрелся к байдане, потом глянул на меня. После чего что‑то зашептал на ухо ярлу. Тот кивнул.

— Не Бранду Аксу А'Корту раньше принадлежала? — спросил форинг.

— Ему, — ответили одновременно дед и Снорри.

— Он что, тоже погиб? — заинтересовался форинг.

Снорри оглянулся на деда, тот набычился и сказал:

— Да, и не только он.

— А в Тайнборге что он потерял? — продолжал расспросы форинг, видно, знал отца. Непонятно только, почему в присутствии ярла.

— Жил он там, — ответил дед.

Ярл шевельнулся и неожиданно вперился в меня взглядом.

— А с семьей что? — продолжил расспросы форинг, посмотрев на ярла.

— Он сам и двое сыновей на драккаре, жена и дочь в борге, — с напряжением в голосе ответил дед.

— Так драккар до борга дойти не успел? — удивился форинг.

Ярл продолжал сверлить меня взглядом.

— Да, — включился в разговор Сигурд, — на ночевке эльфы стрелами закидали. После чего и решили на борг напасть.

— А предыдущей ночью на мой корабль так же напали, — добавил Снорри. — Хотя мне за борт прыгнуть удалось.

— Как отбились тогда? — еще более удивился форинг, у стен зашептались. — Они же не посреди бела дня стены начали штурмовать?

— Верно, ночью напали. Часовых Приносящие Смерть вырезали, — ответил дед. — Взяли стену, потом за дома взялись.

— Сколько их было? — заинтересовался ярл.

— Тридцать пять, — сказал Сигурд.

— А мужчин в борге?

— Вместе с новиками где‑то двадцать пять.

— Как же вы отбились? — неподдельно удивился на этот раз ярл.

— Одного из часовых эльфы не добили, а он от болта в лицо только сознание потерял. Болт по скуле скользнул, — покосившись на меня, ответил дед. Его движения не остались незамеченными. Меня, а скорее мое лицо, начали рассматривать не только ярл с форингом, но и многие присутствовавшие в зале. Шрам был достаточно заметен, несмотря на лечение колдуна. — Как очнулся, эльфов в башне посек да стрелков на стенах пострелял. Потом эльфов и в борге рубил.

— И скольких убил? — рассматривая меня с непонятным выражением на физиономии, спросил ярл.

— Пятнадцать, — глянул на меня дед, словно приглашая вступить в разговор. Я предпочел играть в гляделки с ярлом. У стен зашумели. — Двух в плен взял.

Шум стал еще более громким.

— А второй, кто остался в живых, сколько? — усмехнулся наш феодал.

— Одного, — ответил на этот раз Сигурд. Я удивился, старик же в бою не участвовал! Не замечалось раньше за ним попыток примазаться к чужой славе.

— Рабом он тогда был, эльфа ножом заколол и с его мечом и щитом на защиту дома встал. — Так он про Ансгара говорил! — Из остальных мужчин никто не выжил, так, несколько детей и девушек. Рабы не в счет. Да и тех мало, эльфы всех подряд убивали.

— У Бранда А'Корта кто‑то из семьи в живых остался? — спросил форинг.

— Двое, сын и дочь, — медленно, с расстановкой, словно опасаясь подвоха, ответил дед.

— Где они сейчас? — посовещавшись с возжаждавшим общения ярлом, спросил форинг.

— Сын — вот он, — махнул рукой в мою сторону дед, — дочь я к себе в Кортборг забрал.

Ярл встал:

— Кровь рода А'Корт забыта не будет. Не согласится ли уважаемый хольд быть моим гостем со своим, если не ошибаюсь, внуком? Отведайте хлеба с моего стола, пока я не освобожусь. Вас проводят. К тебе, Сигурд, это тоже относится.

Снорри, ухмыляясь, переглянулся с форингом, перевел взгляд с ярла на меня, после чего подмигнул. Сигурд тоже поглядывал в мою сторону, мне показалось, с недоумением и напряженной работой мысли.

Молодой дружинник проводил нас в небольшой зал‑столовую, явно для важных персон, одной из которых неожиданно признали меня вместе с дедом, усадил за стол и распорядился слугам насчет обеда.

— Что это значит? — поинтересовался у деда колдун, пока слуги бегали за обедом.

— Если не ошибаюсь, у Края второй дед сейчас объявится, — криво ухмыльнулся дед.

— Я так и думал, — хмыкнул Сигурд, — надо же, не знал, что Хельга приходилась ярлу дочкой. А почему скрывали, не признал, что ли, когда‑то или еще что‑то?

— Признать‑то признал, даже воспитал и замуж отдал. — Видно было, что моему старику хочется выговориться. — Мать у нее… — Махнул рукой, глянув на колдуна.

— От пленниц дети не такая большая редкость, а если род матери хорош, ими никто не брезгует. Крестьянка, что ли, какая, с походной голодухи или рабыня? Или… — Сигурд замолчал, видимо, решил не мотать нервы деду предположением, что мою мать породила походная шлюха, тогда действительно есть смысл скрывать ее происхождение. Мне эта мысль тоже пришла в голову. — Бывает…

— Возможно, и хуже. Или лучше, это как посмотреть, — кивнул дед и подождал, пока нам накроют. Я за это время почти уверился в былые налеты нового дедули на походные бордели. Где только он их взял, вот вопрос. Слуги исчезли, дед продолжил:

— От эльфийки она дочь. — Колдун крякнул и посмотрел на меня. Я был ошарашен, но все же не понимал, почему эльфийка хуже проститутки. Хотя пещерную ненависть соплеменников к эльфам знал и понимал. Дед тем временем продолжил: — Сын из дружины ушел, когда парня из рода А'Кайл убил. Тот над молодой женой и им самим, напившись, издеваться начал.

— Я же говорю, все бывает, — улыбнулся Сигурд, хлопнув меня по плечу. — Ничего в этом страшного нет. Все мы от эльфов род ведем.

Промолчал, потом негромко добавил неожиданно грустным голосом:

— И у меня дитя от эльфийки было когда‑то.

Дед раскрыл рот: скажем так, нелюбовь колдуна к эльфам была общеизвестна, а в походе неоднократно находила свое подтверждение. Однако приободрился, установлением прочных деловых связей с Сигурдом он явно дорожил, одобрение принятия в род невестки‑полуэльфийки явно им не повредило.

Потом глянул на колдуна и о чем‑то задумался. Надо полагать, о его семейной драме. Не связана ли неприязнь Сигурда к длинноухим с матерью его ребенка или ее мамой. Ха! Так и вижу Сигурда, охаживаемого скалкой, когда вернулся домой пьяным, под крики одобрения тещи.

* * *

Вошедший в зал ярл сразу направился ко мне. Рассматривал с минуту, потом обратился к деду:

— Он знает?

— Только что узнал, — пожал тот плечами.

— Как, раньше не сказали? — усомнился вновь обретенный дедушка.

— Если о том мать с отцом молчали, значит, были причины, — с вызовом в голосе обратился мой старый дед к новому. Тот на секунду опустил глаза, задумался… Но только на секунду.

— Ну что ж, здравствуй, внук, — твердым голосом сказал ярл.

Я тоже на мгновение задумался.

— И ты здравствуй, отец моей матери.

Ярл опять на секунду опустил глаза, но промолчал.

— Соболезную твоему горю, внук мой. Не знал я твоих братьев и сестер, но отца помню. Не зря, вижу, ему дочь в жены отдал.

И далее в таком же духе. Хотя и недолго, чтобы не терять достоинства. Разговор с соболезнованиями, ни о чем. Неудивительно, люди, тьфу, орки видят друг друга впервые в жизни, не обниматься же с криками: «Дедуля!!!», «Внучек!!!».

Разговор коснулся недавнего похода, ярл искусно включил в него деда с колдуном, найдя интересную для всех, включая дружинников у дверей, тему. Согласно его жесту все уселись за стол, на столе появились вино и закуска, после чего он начал расспрашивать о подробностях похода. Я отмалчивался, периодически встречаясь взглядами с вновь обретенным родственником. Несмотря на зверообразный вид, ясно дававший понять, чьи гены унаследовал братишка Бьерн, разговор подтвердил наличие у дедули мозгов, и, на мой взгляд, исправно работавших. Ярл искусно выпытал у обоих стариков подробности похода, включая мое в нем участие. Например, эпизод со штурмом башен. После чего взялся расспрашивать меня:

— Страшно не было первым идти?

— До того, как тараном махать начали, маленько потряхивало, — честно ответил я, отхлебнув вина, — потом некогда было. А когда в башню ворвались, тем более. Там все мысли были — как можно больше противников порубить, пока не опомнились.

— И много порубил? — заинтересовался владетельный дедушка, проявив, наконец, свои кровожадные инстинкты.

— Не знаю, — пожал я плечами, — полагаю, человек двенадцать.

Ярл поднял брови:

— Пятнадцать эльфов, людей тоже за раз двенадцать, — улыбнулся новый дед. — У меня и в дружине таких берсерков нет, наверное.

Он явно не поверил мне. Тем не менее я продолжил рассказ:

— Убил‑то меньше, конечно. Некогда было раненых добивать, этим те, кто за спиной шли, занимались.

— Он и наверх первым зашел, — включился в разговор засекший сомнения ярла дедуля номер один. Сигурд кивнул, подтверждая, и отхлебнул вина.

— А там что было? — проявил вежливость дед номер два. По всей видимости, охотничьи рассказы ему изрядно надоели, но тут трепалась вновь обретенная родня. А может, хотелось послушать новую байку.

— По башке получил и свалился, — разочаровал я старика, — и не первым я шел, а третьим. Первых двоих убили. Мне просто повезло.

— Скажешь тоже, повезло, скажи — шлем спас, — опять влез в разговор дед.

— Мне и хауберк разрубили, — пожал я плечами. — Удар край панциря задел, поэтому на шее только порез остался да царапины от колец.

— Повезло, — задумчиво протянул дедушка‑ярл, похоже, усомнившись, наконец, в том, что ему рассказывают обычные военные побасенки. — Кольчугу не пробили, других ранений не было? А то короткоухие любят упавших мечом ткнуть. Или не успели?

— Я не кольчугу ношу. Целые не успели, — ответил я на оба вопроса и отхлебнул дармового вина. — Один из раненых мою ногу потыкал, уже когда я упал. На первом этаже в спину, похоже, топором секанули. На лопатке до кости прорубили, хотя и ничего серьезного. Наручье и наплечник — не помню где, по‑моему, на лестнице. Уж больно много и часто оружием махали. Ран много, но серьезной ни одной.

Никакого хвастовства, чистая правда. Если честно, сомнение в голосе ярла меня задело. Тот промолчал, то ли поверив, то ли сделав вид.

— Про борг расскажи, как там отбились.

— Как отбились? Просто. Когда Приносящие Смерть часовых убивали, один из них, что в лицо мне выстрелил, проверить тело поленился. Очнулся я, когда полная башня эльфов была, только лежать и дышать через раз оставалось. Как начали поселок штурмовать, встал, стрелков в башне вырубил, из арбалета стрелков со стены тоже посбивал. Тем временем наши успели собраться, кто‑то даже доспехи сумел надеть, начали рубиться с теми, что дома чистили. Башню бросил, к ним на помощь прибежал. Вот и все.

— Не совсем, — неожиданно добавил Сигурд и обратился к ярлу: — Он там шестерых эльфов зарубил. Когда один остался.

— Не преувеличивай, — заприбеднялся я, — двое ранены были. Их я только добил.

Ярл, похоже, поверил, в глазах появилось удивление и даже, возможно, уважение, а может, и гордость своими генами.

Я даже постеснялся уточнить, что и оставшихся четверых рубил со спины. И если бы не воткнул цзянь Охтарону в ягодицу, прежде чем тот успел развернуться, то неизвестно, чем бы дело кончилось.

— Где вы остановились? — обращаясь к деду.

— У Снорри.

— Ах да, они же с Брандом дружил и… В замке не проще пожить, корабль и другую добычу продавая? А доспехи трофейные можно продать моим хирдманам, быстрее будет.

Дед отказался, очевидно, не желая выглядеть бедным родственником. Ярл кивнул, надо полагать, поняв причины. В его взгляде на деда появилась симпатия, дед со Снорри получили приглашение на пир вечером. Сигурд, похоже, должен был на нем присутствовать автоматически.

Перевел взгляд на меня:

— А тебя о согласии я не спрашиваю, к вечеру покои будут готовы. Не к лицу внуку ярла у кого‑то другого в Хильдегарде жить.

Я пожал плечами, дед, посмотрев на меня, кивнул, типа правильно, живи. Сигурд приглашение ярла тоже отклонил, заявив, что у него дел по горло. Разве что когда освободится. Однако заходить будет часто, так как ученика ему надо учить, после чего выразительно посмотрел на меня.

— У него дар? — заинтересовался ярл.

— Да.

— Хорошо, — заулыбался власть предержащий дед. И задумался о чем‑то своем.

Тут нам помешали, появилась хозяйка дома, точнее замка, со свитой. Статная дама с огромной связкой ключей на поясе весьма изящного серого платья с вырезом. Кроме платья она отличалась абсолютно белой кожей, ее можно было даже, наверное, принять за эльфийку, если бы не зрачки. Белый цвет кожи она унаследовала от родственников с островов, будучи дочерью ярла клана Ас'Хайт.

Ярл представил гостей хозяйке дома, после чего обрадовал ее известием о появлении у него внука. Только не от нее. У леди Бригитты дернулся уголок рта, не каждый день такие новости поступают. После чего она начала упорно меня рассматривать. От кого внук, ярл не уточнил, отчего я решил, что с матерью они были знакомы. Леди осмотрела меня, сделала какие‑то выводы, получила распоряжение приготовить мне покои в замке, кивнула в знак согласия, после чего удалилась, девушки из свиты поулыбались присутствующим и удалились вместе с ней.

В процессе обсуждения предварительных планов будущего похода или еще чего я не участвовал, предоставив эту честь старшим. Сам же отправился собирать вещички.

 

ГЛАВА 15

Снорри встретил меня улыбкой:

— Признал?

— Да. Так ты что, знал?

— Я же твою мать еще девчонкой помню. Что говорит?

— В замок, говорит, переселяйся, не к лицу внуку ярла где‑то еще жить.

— И правильно сказал. У тебя тут вещей много? Слуг возьми и лошадей, коли много везти надо. Часть доспехов трофейных надо тебе взять. Продашь быстрее. А то и дороже. — Кивнул сыну, появившемуся из дверей и тоже улыбавшемуся мне. Тот крикнул рабов‑конюхов.

— Спасибо, возьму.

Барахла было в принципе немного, большую его часть составляли трофеи. Помимо повседневной одежды, подумав, взял трофейные эльфийские тряпки. В них не держались насекомые, а в набитых соломой тюфяках и шкурах для гостевых постелей, блох и прочей живности должно было быть изрядно. Я даже взял свою походную шкуру на тот случай, если количество живности превзойдет все мои опасения.

Из оружия хотел взять только мечи, за что получил от заметившего отсутствие бригантины Снорри выволочку.

— Запомни, где бы ты ни находился, оружие и доспехи должны быть если не с тобой, то рядом. Как бы вокруг безопасно тебе ни казалось. Тем более в замке ярла. Одно то, что ты его внук, знаешь, сколько врагов тебе прибавило?

Возразить было нечего, расслабился чересчур. Как те эльфы. Дал себе слово, что подобное не повторится. Иначе можно и вторую жизнь ни за грош потерять.

Поселили меня в одной из башен, на третьем этаже. На первом этаже находилось караульное помещение охраны местной тюрьмы, с самой тюрьмой, точнее ее камерами и постояльцами, в подвале. Башня была здоровенным квадратным зданием, с шириной стены метров двадцать, как бы не шире, и высотой с пятнадцать, тоже, наверное, даже больше. Этакий прямоугольник. По всей видимости, по проекту она, как и в полтора раза больший донжон напротив по диагонали замка, предназначалась для проживания гарнизона. Остальные шесть башен были заметно меньших размеров, хотя две оставшиеся угловые и надвратная уступали в размерах ненамного.

На четвертом, верхнем, этаже обитали дружинники. Второй и третий были заняты в основном гостевыми покоями, как пояснил сопровождавший меня дружинник, с любопытством рассматривая мои мечи и доставленное в замок имущество. Слуга, назначенный хозяйкой мне в помощь, хранил молчание. Лестничная клетка шла вдоль тыльной стены, со стороны двора. Мы поднялись по довольно крутой лестнице, и я повеселел, обрадовавшись, что меня не поселили среди грубых, грязных, сквернословящих, пускающих ветры при каждом удобном случае дружинников. Почему бы не обрадоваться, если навстречу идет такой цветок — рыженькая симпатичная девица‑человек, с бюстом, по крайней мере, четвертого номера и самого высшего качества, лифчиков здесь пока не придумали, во всяком случае, я не видел, а силиконовые имплантаты уж точно появятся не скоро. Даже пришлось сглотнуть слюну, когда она нырнула в дверь перед нами.

— Хороша? — загоготал дружинник, его звали Бранд. — Повезло тебе, пленные тут живут, кто выкупа ждет. В основном пленницы. Так что не теряйся, пока мужья или родители выкуп собирают. Мужики не помешают, они ниже обитают. — И снова захохотал.

Выделили мне угловую комнату с двумя окнами‑бойницами в стенах, выходившими на внешнюю сторону. Комнату к моему появлению успели прибрать, на сколоченной из плах огромной кровати постелили тюфяки‑матрасы‑подушки, даже застеленные простыней, с ума сойти. Вторая простыня была подстелена под откинутое в ноги одеяло.

Да, приняли меня по высшему разряду, само наличие постельного белья свидетельствовало об этом. В углу, на таком же грубоватом, как и кровать, столе стояли кувшин с водой и глиняная кружка.

Слуга, не говоря лишнего слова, помог устроиться, перетаскал совместно с рабами Снорри оставшееся внизу имущество, указал удобства и удалился, сказав, что на приемы пищи собирают тремя ударами колокола в обеденном зале усадьбы ярла. Короче, там же, где я познакомился с дедом номер два. Проинспектировав указанные удобства, я обнаружил пресловутое ласточкино гнездо, торчащее из стены и нависающее надо рвом, с дыркой стандартного диаметра в полу, все освещение шло, как на продвинутом танцполе, снизу.

Там‑то меня и застала еще одна обитательница этажа, тоже светловолосая красотка, на этот раз со вторым номером, выгодно подчеркнутым кружевами и покроем изящного шелкового платья, давно требовавшего стирки. Она округлила глаза, ойкнула и молниеносно захлопнула дверь. Все произошло настолько быстро, я не успел понять, показалось ли мне, или ее уши действительно заострены и вытянуты в длину. Выяснить не удалось, захлопнув дверь, красотка ускакала в свою комнату. Не преследовать же ее!

Разобрав и складировав имущество, я решил вздремнуть, предполагая довольно насыщенную событиями ночь. Разбудили меня пьяные вопли в коридоре, плавно перекочевавшие в соседнюю комнату‑камеру. В рассуждении, что это такие же, как и я, гости — сомнительно, чтобы пленным разрешили так напиваться и орать, тем более в компании, — я перевернулся на другой бок, проснувшись окончательно только от ударов колокола.

Наряжаться, как павлин, к ожидаемому вечером пируя не стал. По фигуре ничего из модных материалов не было, по стилю подходили эльфийские костюмы, но они отпадали по политическим мотивам. Не хотелось бить, а потом, возможно, убивать, вусмерть пьяных идиотов, заподозривших во мне недостаток патриотизма и нелюбовь к отечественному или, на худой конец, союзному производителю.

Обычная чистая льняная рубашка с вышивкой и штаны, подогнанные Эрикой перед отплытием в Хильдегард, плюс повседневные сапоги — и достаточно.

Надо сказать, за одним столом с ярлом выглядел я весьма провинциально. Посадили меня рядом с Сигурдом, по правую руку от ярла, хотя и не совсем рядом с ним. Тамошние места были забиты весьма важно выглядевшими джентльменами, встревать между которыми и ярлом мне не хотелось, какое бы родство нас ни связывало. Да и за те места, что нам со стариком достались, мы удостоились не одного неприязненного взгляда. Один тип, самый упорный, даже подавился и захрипел, когда Сигурду надоел его сверлящий взор. Бедолагу вынесли. Севший по другую руку от Сигурда придворный колдун покачал головой и буркнул что‑то, типа, зря он так, достаточно было просто подозвать и припугнуть. Дед зажал меня с другой стороны от колдуна.

Колдун, Асмунд, как он представился мне, оказался учеником одного из учеников Сигурда, внешне совсем не походил на колдуна: двухметровый громила с минимальной печатью интеллекта на физиономии. Я в очередной раз поймал себя на мысли: а сколько же Сигурду лет? Зеленые орки жили довольно долго, но для стапятидесятилетнего старика он слишком молодо выглядел. Тем не менее его слишком многие знали, да и Асмунд выглядел далеко не мальчиком.

Стол для особо важных персон обслуживался, в отличие от остальных, не слугами и рабами, а пятерыми весьма интересными дамами и девушками. Двое из них, самые симпатичные, были мне уже знакомы — те самые встреченные мною красавицы. Причем у девушки со вторым номером бюста действительно были характерные заостренные уши.

— Это кто такие? — спросил я сразу у обоих стариков, сидевших по флангам. Сигурд хмыкнул. Дед тоже:

— Что, захотелось чего? Жениться еще он хочет… — Я на секунду потерял дар речи. Оказывается, это я жениться хотел!

— Пленницы, выкупа ждут. А что ярлу за столом прислуживают, так это зримое подтверждение удач, — добавил Сигурд.

— А та, в коричневом с кружевами? Что, полукровка или эльфийка?

— Да, ты на самых симпатичных глаз положил, — опять усмехнулся колдун. — Не хуже Эрики будет.

— Чистокровная, — вмешался услышавший о чем речь Асмунд. — В последнем походе корабль островных эльфов перехватили. Куда‑то везли ее.

— А что не в тюрьме сидит? Эльфов же никто не любит?

— Но эльфиек, бывает, и любят, — цинично захохотал Асмунд, деда перекосило.

Сигурд усмехнулся:

— Зачем ее туда садить? — Положил на секунду руку на мою и кивнул, типа, извини, не хотел обидеть. — Заболеет еще, лечить придется. Или с тоски руки на себя наложит, ярл выкуп потеряет. Мало ли что может быть. Живет она себе в башне и пусть живет. Она же всего лишь женщина. Да и при случае на пиру винца в кубок подлить может. Как вот сейчас.

Если у меня и мелькали мысли, что ярл захочет представить внучка всему честному народу, то им не было суждено сбыться на этом пиру, и очень хорошо — по прошествии какого‑то времени пир превратился в банальную попойку. Наших официанток начали хватать за филейные части, но они с некоторой долей изящества уворачивались от рук. Проявления основного инстинкта пока сдерживались под абсолютно трезвым взглядом леди Бригитты, также присутствовавшей за столом. Иногда она вмешивалась и указывала самым активным приставалам на ошибочность их действий. В частности, когда объектами внимания становились девушки из ее свиты, прислуживавшие ей и ярлу за столом. Одного непонятливого даже вывели после того, как леди Бригитта свистнула вышибал, в смысле дружинников. Распоясавшиеся было кавалеры слегка притихли. Обе девчонки из свиты при случае строили мне глазки.

— Дочери дружинников, — улыбнулся заметивший это Асмунд, — у обоих отцы погибли. Леди их на воспитание взяла.

Проблемы начались когда мне понадобилось выйти в туалет. В отличие от средневековых европейцев, орки знали толк в гигиене. Конструкция замка предусматривала наличие удобств, даже каменных, с водопроводом. В Европе с падением Римской империи и наступлением Средних веков прервалась не только общекультурная связь с античностью, но также были забыты бани и канализация, а здесь с имперских времен не только колизеи, даже сортиры уцелели.

Выходя из помещения и затягивая шнурок на штанах, я столкнулся с некоей личностью, которая, не озаботясь гигиеной, поливала порог.

— Что, урод, не мог дотерпеть? — раздраженно и презрительно спросил я.

— А ты кто такой, чтобы у тебя спрашивать? — Он присмотрелся, узнал. Одновременно начал завязывать штаны. — Ты что, щенок, решил, что коли за стол ярла пустили, тебе голову разбить нельзя? Или твои колдуны тебя от этого спасут?

Я сбил его на пол ударом ноги в колено сбоку и прямым в челюсть. К счастью, до расцвета искусства мордобоя здесь было далеко, тут все решалось оружием. Неуклюжая попытка схватиться за кинжал на поясе была парирована ударом той же ноги в голову. Невежа отрубился. На сие с интересом смотрели другие жаждавшие единения с природой. Вечер был испорчен. Вернувшись за стол, я хлебнул вина и откланялся. Пока не пришлось бить еще кого‑то.

* * *

В комнате я переоделся в эльфийское, насекомые в тюфяках и одеяле все‑таки присутствовали, несмотря на высший разряд обслуживания, и завалился спать.

Разбудили меня пьяные вопли в коридоре. Потом послышался громкий женский вскрик, довольные пьяные голоса, крик боли одного из них, мат, звук затрещины, закончилось все ударом, распахнувшим дверь в мою комнату. В двери нарисовался некий орк, державший за шиворот знакомую блондинку. На щеке орка краснели четыре полосы, явно от ногтей. Из коридора послышался еще один испуганный женский голос, потом мужской, завершилось это звучным шлепком.

Оба ночных визитера восприняли это как руководство к действию. Девушка решила полоснуть орка ногтями по другой щеке, попытка была пресечена великолепной оплеухой, от которой голова девицы резко дернулась.

Орк рванул на девчонке платье, оголив весьма симпатичной формы груди; оценил я их, оказывается, верно, и бросил девушку на кровать, только после этого обнаружив, что она занята.

Я поднялся:

— Пошел вон. Даму разрешаю оставить.

Накачавшийся вином по самые уши, тот мучительно что‑то соображал, явно без успеха. Внезапно орк дернул головой, будто вглядываясь:

— Эльф? Здесь? Ты как со мной разговариваешь, гнида?

Ошибиться было немудрено. Ночь, света почти нет, девчонки, наверное, совсем ничего не видят, кроме теней в ночи. Кожа у меня светлая, легкий зеленоватый оттенок и днем‑то малозаметен, клыки тоже сильно не сверкают, «ночнушка» — и то эльфийская. Мечи висели на стене, но пьяному еще надо додуматься задаться вопросом, что они там делают.

— Проваливай отсюда, скотина. — Я начал злиться.

Скотина предпочел схватиться за кинжал на поясе. Причем выдернул его куда быстрее, чем я ожидал. Больше ему ничего сделать не удалось. Я пробил ему под сердце и ударил левой в переносицу, классическая «двоечка». Орк рухнул.

В дверях возник второй дебошир и быстро оценил обстановку, кинжал появился и у него, дело сильно запахло жареным. Все мое оружие осталось за спиной, дистанция между нами слишком мала, я могу и не успеть выдернуть меч из ножен. Подобрать кинжал вырубленного тоже не успею.

Второй был или более трезв, или более устойчив к спиртному. Изобразив маховый режущий в горло, он перевел его в колющий удар в бок под ребра. Я машинально заблокировал предплечьем, перехватил за запястье, с одновременным захватом и толчком в районе плечевого сустава второй рукой. Протянул его на себя, разворачиваясь на правой ноге. Используя инерцию его же руки.

Оппонент завалился на спину. После удара ногой в голову осталось только зафиксировать его кисть, после чего перевернуть на живот, выворачивая руку за спину. Кинжал выпал сам. К его несчастью, я обратил внимание на свою кровь, текущую по моему предплечью, и его друга, который начал шевелиться, приходя в себя. После чего он страшно заорал и потерял сознание. Немудрено, если тебе выломают руку из суставной сумки.

Подняться или подобрать кинжал первый визитер не успел. Сильнейший прямой ногой в голову отправил эту голову прямиком к стене. Окончательно выбил из него дух второй удар. Для гарантии я выдал третий. Четвертый и пятый приняли ребра. Бесчувственные тела выбросил в коридор, оставив себе оружие.

Пора было разбираться с девушками. Рыженькая, пошебуршав и пощелкав кресалом, как раз зажгла масляную свечку‑лампадку у себя в комнате и выглядывала в коридор. Увидев меня, выбросившего ее обидчиков, подошла. Вторая тоже шевелилась на кровати, запахивая разорванное платье.

— Что с ними? — указывая на ночных друзей. Руки у нее тряслись, щека опухла.

— Лежат, надеюсь, надолго. Если навсегда улеглись, тоже не опечалюсь.

Тут обратила внимание на собеседника:

— Что…

— Я не эльф, — упредил очевидный вопрос. И показал клыки. — Иди спать, девушка. Подругу с собой забирай. Думаю, для вас сегодня все кончилось.

Подошла вторая, оценила обстановку, запахивая платье, получалось это у нее не очень хорошо. Щека у нее тоже опухла, только не левая, а правая. Утром у подруг будет два фонаря на двоих.

— А они что?

— Очнутся и поползут туда, где живут. Если смогут.

Девушки переглянулись. Потом посмотрели на меня, снова переглянулись.

— Давайте, идите, спокойной ночи, — начал настаивать я, — мне тоже спать хочется.

Один из пострадавших зашевелился и застонал. Рыженькая вздрогнула, опустила взгляд вниз и обратила внимание на намокший кровью рукав моей рубахи.

— Ты ранен? Тебя же перевязать надо!

Я, в общем, и не возражал, пожертвовав на перевязку остатки рубашки. Эльфийка‑блондиночка помогла подруге, или не подруге, а просто коллеге по несчастью, меня перевязать, после чего осмотрелась в комнате. От ее глаз куча доспехов и оружия в углу не укрылась, как и мечи на стене.

— Кто ты?

— Живу я здесь. В гости приехал. Все спросила? Теперь до свидания. Спокойной ночи. Я спать хочу.

В коридоре стонали и хрипели уже два голоса. Девушки переглянулись, рыжая глянула на меня и потупилась. Эльфийка посмотрела на нее и обратилась ко мне:

— Не позволишь здесь переночевать? Ты их избил, вдруг на нас зло захотят выместить? У одного из них комната рядом с нашей. Или еще кто может заявиться.

Я усмехнулся. Типичный сюжет для любовного романа.

— Подруга, ты что, смеешься?

— Хорошо, мы пошли, — встала та.

— Не торопись, — остановил я ее, стало маленько стыдно. Девушкам, должно быть, здорово страшно. Полный замок пьяных орков. Встал, вытащил шкуру и разложил ее на полу. Застелил эльфийским плащом, второй бросил поверх.

— Ложитесь. Так уж и быть. А то опять спать не дадут. — Эльфийка с видимым удивлением рассматривала меня. Видимо, оттого, что я никого из них не попытался уложить к себе в постель. — Что стоите? Думаете, это я буду на полу спать?

Перед тем как лечь, прижал дверь столом и вытащил цзянь из ножен, прислонив его к постели. Малхус тоже был под рукой.

Девушки оказались прозорливыми. Визитов ночных компаний в район их комнатушки было, по крайней мере, два, хотя первый ограничился эвакуацией пострадавших. Попытка постучать в мои двери встретила напор энергичных междометий.

Однако утром меня все‑таки разбудили, только теперь — дружинники, пригласив прибыть на разбор полетов к ярлу, как позовут. Двое из них даже остались стоять у лестницы, то ли посадив меня под домашний арест, то ли охраняя от не желающих ждать судилища, скорого и неправедного, родственников моих ночных оппонентов или их самих. Хотя второй визитер вряд ли был в состоянии отомстить — с поврежденным плечевым суставом и порванными связками он временно небоеспособен. Во всяком случае, его появление меня бы удивило.

* * *

Сидеть под арестом пришлось часа три. Мне было скучно, я примерно сообразил, что будет дальше. Скуку несколько минут развеивали прелести Элениэль, чье имя я узнал из разговора девушек между собой, то и дело показывающиеся из разорванного платья. Но дармовое зрелище закончилось слишком быстро, дамы отправились переодеваться.

Как ни странно, через какое‑то время они вернулись, чему я несколько удивился. Время они потратили недаром. Элениэль вырядилась в шикарное голубое платье с еще большим количеством кружев и глубиной декольте. Бренна оказалась одетой в строгий синий шелк, декольте у нее не потрясало глубиной, потрясал ее фантастический почти пятый номер, рвущийся на свободу.

Я немедленно поинтересовался, помня, что они — пленницы:

— И как у вас, таких красивых, такие не менее красивые тряпки не поотобрали?

Элениэль наморщила носик, скривила губы и повела оттененными глазками, под одним из которых небольшой синяк был почти незаметен — макияж, оказывается, здесь уже изобрели.

— Надо же нам ходить в чем‑то? Оставили пару платьев, то, что хорошо смотрится, когда за столом ярла прислуживаем. Все остальное отобрали. Бренне вообще из награбленного платья дали. — Говорила чисто, но с заметным мягким акцентом.

— Что, кроме шелка, ничего не нашлось? — хмыкнул я.

— Нашлось, — вступила в разговор Бренна, глянула на подругу и неожиданно покраснела — дошла подоплека вопроса. Она говорила без акцента, на понятном, но с заметными отличиями, языке. Похоже, она родом из бывшей провинции Империи.

Бренне было лет пятнадцать, она еще не потеряла способности смущаться и краснеть. Вторая девушка была определенно постарше, но в случае с бессмертными и не скажешь насколько. Смотрелась лет на двадцать. Хотя, может, даже помнит те времена, когда мой владетельный дедуля орал, молока требуя, и пачкал пеленки.

Помимо макияжа, здесь изобрели и духи, обе красавицы распространяли некий приятный запах, кстати, одинаковый от обеих. Похоже, только одна сохранила свою косметичку.

— Надо же прилично выглядеть, когда спасителя благодаришь, — нашлась Элениэль.

— Выглядите вы действительно весьма прилично, — смерив каждую оценивающим взглядом, с ног до декольте и наоборот, признал я.

Элениэль подняла подведенные брови, иронически прищурилась. Общей темы для разговора у нас пока не было. Росли в различном социальном и расовом окружении, в том числе я, мужик с клыкастым зеленым лицом и со шрамом на щеке. Девушки явно пришли не только поблагодарить, но и пообщаться с не внушающим особого страха, но вызывающим сильное любопытство субъектом, который хотя и вломил зараз обоим ночным насильникам, но не поспешил воспользоваться выгодами положения. Да и представление об орочьем правосудии у них, скорее всего, уже сложилось, возможно, они даже начали обо мне беспокоиться. И тут тип, который по определению должен сопли только рукавом вытирать, в лучшем случае не своим, а только что убитого им противника, заводит и поддерживает разговор о дамских нарядах.

После моего приглашения пройти и присесть, а также ввиду отсутствия темы для беседы наступила неловкая пауза. Элениэль, рассматривая между делом обстановку в комнате, заинтересовалась сваленными в углу доспехами и оружием. Даже снизошла подойти поближе и рассмотреть. После чего я заработал странный взгляд вкупе с вопросом:

— Это наша работа? Откуда они у тебя? С кого?

— С короткоухих в основном, — пожал я плечами, — хотя, возможно, и собственно с эльфов что‑то есть. Не знаю точно.

— Ты что, купец? А у кого купил? Откуда они у них?

— Доля в добыче, — разочаровал я ее. — Откуда? Вырезали отряды эльфов и короткоухих.

— А какого дома? — заинтересовалась девица, тут же наклонилась, рассматривая что‑то на доспехах и оружии, потом сама же себе ответила: — Дом Серебряного Волка. Кто у вас такой дерзкий? Это же не прибрежный дом, как до них добрались‑то?

— Не у нас, а у вас. Охтароном Серебряным Волком звали этого дерзкого. Кто вторым отрядом командовал, не интересовался. Как и короткоухими. А добрались просто, один отряд на борг напал, там его и порубили. Второй и короткоухих в Мертвых землях перехватили.

— Охтарон погиб? — явно заинтересовалась Элениэль.

— Ага, отходился в рейды наконец.

— Не может быть! — что‑то сильно заволновалась красотка.

— Ну если ты так говоришь… — Я пожал плечами. — Хотя когда я последний раз его видел, точнее, его голову, она торчала на заборе.

— Звери! — ощерилась та.

— Ты оскорблять меня сюда пришла? — спокойно спросил я. — Тогда проваливай, у меня и так впереди тяжелый день. А ночью вы, красавицы, мне выспаться не дали.

Элениэль вскинулась уйти, потом посмотрела на меня и неожиданно извинилась:

— Прости, я не хотела тебя обидеть. Эти черепа на стенах — зверство. Ненавижу. Ночь эта, тут еще узнаю, что Великий Охтарон погиб… У нас о нем даже песни сложены. Ты‑то тут при чем? Прости. — Прижала руки к сердцу и кинула на меня умоляющий взгляд из‑под подведенных бровей и оттененных век. Желание признаться, что я при чем как в преждевременной кончине маэстро Охтарона, так и в посадке его головы на забор, умерло, не родившись. Не последнюю роль сыграл фонарь под глазом эльфийки, виднеющийся из‑под штукатурки. Тем не менее общая интересная тема для разговора нашлась.

— Если Охтарон был так уж велик, как ты о нем сказала, какого демона он отряды вашей молодежи в Оркланд водил? Он же в войне с Империей прославился? Времени сколько прошло? Он, коли на то пошло, должен уже лет пятьсот как в уютном замке сидеть и подчиненных пинать. Иначе какой он великий?

Эльфийка моему интересу явно удивилась, но ответила:

— Он низкого, младшего рода. И так в сотники тяжелой кавалерии вышел. У нас это большая редкость, мы же от старости не умираем. Должности в дружинах князей если и освобождаются, то по наследству передаются, детям или внукам. Охтарон даже прямым вассалом князя поначалу не был.

Я понял. Полная стагнация. Бессмертный индивидуум мог освободить должность у бессмертного князя, только погибнув. Или отказавшись сам, думаю, это возможно. Но у него обычно имеются взрослые дети, а то и прочие потомки. Лишать семью места в табели о рангах никому неохота, мало ли как повернется жизнь. Займи его место чужой, сколько сотен лет потомкам нужно ждать шанса снова занять должность и сопутствующие ей блага снова? Отчего складывается жесточайшая вертикаль власти. Слегка размываемая только на войне. Как Охтарона‑то не отравили обиженные родственники предшественника? Или он повышение получил по мобилизации, или, как вариант, прошел путь по мечам да копьям имперских легионеров? Как на Западном фронте в Первую мировую некоторые молодые лейтенанты умудрялись выхватить временное звание майора за день, командуя вечером батальоном вместо максимум полуроты, получив производство при помощи немецких пулеметов. При Пешенделе, например.

— Как он погиб? — поинтересовалась тем временем эльфийка. Скрывать смысла я не видел.

— Неудачно на борг напал. Из нападавших никто не выжил, если тебе интересно. Его самого сначала мечами порубили, потом добили копьем.

— Толпой задавили, — сверкнула глазами Элениэль. — Один на один страшно было.

Я мысленно пожал плечами, одновременно уверившись в ее молодости. Девочка еще не избавилась от иллюзий. Наверняка она не намного старше своего внешнего возраста.

— Может, и страшно. Не буду с тобой спорить. Так, значит, у вас, коли не повезло в нужной семье родиться, всю жизнь служить кому‑то будешь? — для гарантии уточнил я.

— Конечно! — удивилась Элениэль. — Разве у людей, гномов и у вас не так?

Крыть было нечем. Места на верхушке всегда заняты, и сидящие там освобождать эти места никогда не стремятся.

Пора, однако, было менять тему. Тем более что Бренна явно скучала, рассматривая мои мечи на стене.

— Элениэль ладно, с кораблем в плен попала, а ты, красавица? — обратился к ней. — Тебя как угораздило Оркланд посетить?

— Замок захватили, — пожала та плечами. — Теперь собранного выкупа жду. Отца с матерью, к счастью, в замке не было.

— А ты сам как в замок ярла попал? — перешла в наступление Элениэль. — И вообще, откуда ты родом, с островов?

— Нет, не с островов. Так, вместе с родней приплыли в Хильдегард продать драккар, доспехи и прочее имущество.

— Вы что, род корабелов? — проявила знание реалий орочьей жизни Элениэль.

— Трофейный выкупили.

— Понятно.

— А родня твоя где? — удивилась Бренна. — Не ты же корабль продаешь?

— Нет, — хмыкнул я. — Они в городе, у близких остановились.

— А ты почему в замке? — заинтересовалась Элениэль.

— Родня у меня тут. Если бы тоже в городе жил, этим оскорбил бы. Дед настоял.

— Не будет наглостью спросить, почему у тебя кожа такая светлая? — удивила Бренна, этого вопроса я ждал от Элениэли. Она была заметно старше и совершенно не смущалась задавать интересовавшие ее вопросы.

— От матери, — коротко ответил я. Девицы развивать тему не стали. Я поставил обеим по жирному плюсу — неглупы и достаточно деликатны. Избегают скользких тем.

Потом появилась одна из девушек свиты леди Бригитты со слугами, несущими некую толику хлеба насущного, заморить червячка арестанту. Даже арестантам.

Обнаружив в моей комнате обеих девиц, оценила их внешний вид, исходящие запахи, на секунду скорчила гримаску, достаточно громко фыркнула и ледяным тоном заявила гостьям об их завтраке, находящемся в их комнате, указала обоим слугам на стол, куда те выложили мой завтрак, после чего задрала нос и гордо вышла. Девчонки вышли вскоре за ней.

После завтрака появился дружинник с просьбой, что было подчеркнуто тоном, явиться к ярлу. Пока я надевал пояс с мизеркордом, задал дружиннику вопрос:

— Кому я вломил?

— Свободного хевдинга сынку с приятелем из его воинов. Гости ярла, — улыбнулся дружинник.

Мне оказали уважение, прислав в качестве сопровождающего одного из хольдов дружины, судя по качеству одежды и оружия, а также его возрасту. Особых неприятностей я от грядущего суда не ждал и раньше. Теперь, узнав, что избил не детей высокопоставленных соратников дедули, окончательно успокоился. Видать, либо сами, либо родня пострадавших дело замалчивать не стали, обратившись к ярлу в поисках правосудия, опираясь на рассказы побитой стороны.

— Что это они, жаловаться побежали? — поинтересовался я, спускаясь по лестнице.

— Если бы, — опять улыбнулся воин. — Убивать тебя они побежали. Как Бьерну сынка со сломанной рукой принесли, за меч схватился и со своими ближниками наглого эльфа убивать устремился. Чуть до бойни в замковом дворе не дошло. Еле‑еле успокоили. Естественно, деду твоему сразу доложили. Он на утро суд и назначил.

Дневные неприятности, как оказалось, судом не исчерпывались. По пути, по закону подлости, нам встретился тот самый нетерпеливый любитель орошать стены по ночам, несколько изменившись анфас и в профиль — с распухшей челюстью и сломанным носом в комплекте с шикарными синяками под обоими глазами, но все же вполне узнаваемый.

— Ты!!! — Увидев, устремился ко мне, вытянув указующий перст в мою сторону.

— Я тебе сейчас еще и палец сломаю, — не дал я ему высказать претензий. — Тыкать пальцами, по меньшей мере, невежливо. Хочешь что высказать, найдешь меня после обеда. А пока на тебя нет времени.

— Да я тебя… — начал он, остановившись тем не менее на безопасном расстоянии.

— Заткнись, — оборвал его сопровождающий меня хольд. — Не до тебя.

Тип замер, похоже, он был из дружинников и моего сопровождающего прекрасно знал.

* * *

Владетельный дед был страшно зол, как, впрочем, и я сам. Юноша, любящий нарушать положения статьи 158‑й Административного кодекса Российской Федерации, добил те остатки хорошего настроения, что уцелели от общения с двумя привлекательными девушками, симпатичными, даже несмотря на следы побоев.

В знакомом зале собралось достаточно много народа. К счастью, в доспехах были всего двое, стоявшие за спинкой ярлова кресла, в котором и сидел глава клана Ас'Кайл, одетый в белую траурную рубаху без вышивки.

Сторону обвинения представляла дружная кучка орков, душ восемь, включая обоих пострадавших. Прокурорские обязанности исполнял коренастый жилистый тип в возрасте. Он пристально рассматривал меня, при этом выражение его лица было устойчиво кровожадное.

Сторону защиты никто не представлял. Во всяком случае, явно.

Речь свою прокурор начал с матюгов, пройдясь по моим родителям, родителям моих родителей (у деда номер два дернулся уголок рта, лицо стало не менее кровожадным, чем у прокурора, зал в районе кресла ярла возмущенно зашумел) и прочим родственникам. Обвинитель заявил, что его сын ужасно покалечен и от меня ему, Бьерну Черному Мечу, нужна только кровь. Потом он увидел физиономию деда, несколько сбился с мысли и согласился удовольствоваться вирой, но только в том случае, если я дополнительно к ней самой оплачу услуги доктора, в смысле мага. Если же маг не поможет, то так и быть, тогда я за свою добрую волю останусь жить, но руку он и мне сломает.

Дед тем временем справился с чувствами, его лицо приобрело безмятежное выражение. Только дедовы глаза продолжали враждебно посверкивать в направлении обвиняющей стороны. По причине своей низкой квалификации обвинение не удосужилось подготовиться к процессу. Хотя бы навели справки о родственных связях обвиняемого, прежде чем высказываться о них, прибегая к ненормативной лексике и оскорбительным выражениям. За это в Оркланде обычно убивают, если только статус матерщинника не слишком высок.

Мне стало смешно. Даже если имелась возможность получить с меня что‑то по суду, обвиняющая сторона только что ее потеряла. А насколько я понял ярла, он еще и слов этого Бьерна ему не простит, кто бы за тем ни стоял. Можно сказать, передо мной стоял и брызгал слюной в мою сторону без пяти минут труп, имеющий весьма призрачные шансы уцелеть, и то, если вовремя подскажут, куда его завел длинный язык.

Пока ярл допрашивал пострадавших, я продумал свои дальнейшие действия. Четыре полосы на щеке одного из хулиганов, более‑менее сохранившего боеспособность, не дали ребятам увернуться от признаний о цели визита. О вторжении в мою комнату они, кстати, умолчали.

— Что, без насилия никак было не обойтись? — презрительно ухмыльнулся ярл.

— Да кто они такие, чтобы отказывать! — закипятился пострадавший. — Рабыни! Эта эльфийская тварь кровь мне пустила.

В зале захихикали. Дед тем не менее сохранил серьезность. Несмотря на явное презрение, которое своим обвинением вызвал пострадавший, серьезность самого обвинения от этого никуда не делась. Раб за пролитую кровь свободного подлежал смерти. За исключением случая, если он защищал имущество или интересы хозяев. Известное понимание среди орков находили также действия раба, убившего за свою женщину, хотя в большинстве случаев решение было за хозяином. Привлечение хозяина как владельца движимого имущества к ответственности за оправданное обстоятельствами убийство, совершенное его рабом, не имело перспектив быть одобренным на тинге, но возможность кровной мести могла заставить поступиться совестью и представителя слабого рода. В данном случае обе девушки были свободны, а я выступал как посторонний, который, кстати, вообще не имел права кого‑то калечить или убивать, вступаясь за рабыню. Даже если рабыня — моя женщина.

— А почему ты решил, что они рабыни? — спокойно спросил дед. — Они просто пленницы, пришлют выкуп, опять станут свободными. И не просто свободными, а из хороших родов.

Юноша хотел возразить, но быстро передумал. Строго говоря, дед был прав, при всей призрачности границы между рабами и пока просто пленными, она в орочьих понятиях все же присутствовала. На островах, бывало, пленниц даже в жены брали, в материковых кланах такое было гораздо реже, но тоже случалось. Не говоря уже о том, что весло забитого трофеями корабля с недостатком численности в команде психологически гораздо комфортнее вручить пленному, а не рабу.

— Какая разница! — заорал папаша Бьерн, чувствуя, что упускает инициативу. — Пусть пленницы, но все равно не свободные. Это не его женщины, не вправе он был свободных за них калечить.

— Как дело было? — не обращая на него внимания, обратился ко мне ярл.

Я обрисовал ситуацию.

— Проснулся оттого, что за стеной кричат, бьют кого‑то. Потом у меня вышибли дверь (тут я слегка приврал, щеколда закрыта не была), появилась эта морда. — Я указал на поцарапанного, выразив жестом как можно большее презрение обоим приятелям.

Бьерн сжал кулаки… Сам виноват, неужели не знал, что из себя представляет его отпрыск? Посмотреть только на собутыльников, и сразу все становится понятно — наглый бездельник с претензиями. Сам Бьерн выглядел как умный, жесткий и сильный мужик, добившийся всего своим горбом. Но на сынке его, как водится, природа решила отдохнуть. И друзей себе нашел таких же. Теперь тупорылый повеса с не менее тупорылым другом втравили папу в крупные неприятности. Это стало возможным не в последнюю очередь из‑за того, что они озвучили приукрашенную версию событий, приведших к получению телесных повреждений.

— Вломился с бабой в руке, — продолжил я. — Потом он врезал ей так, что чуть голова не отлетела. Платье рванул и на кровать бросил. А там я. Вот и сказал ему, что все, друг, спасибо, можешь идти.

— Врешь, ублюдок, — заорал Бьерн и толкнул поцарапанного, — говори, как дело было!

— Он сказал мне, чтобы я эльфийку, — по стенам зашептались, — в покое оставил.

— Ну раз ко мне в комнату не только затащил и на кровать бросил, но даже и платье разорвал, то я счел это подарком, так сказать, в счет будущей дружбы. Чтобы меня не оскорбило вторжение ночью в мои покои. — Ярл ухмыльнулся. По стенам тоже послышались смешки, судя по всему, симпатии были на моей стороне. Чересчур бесцеремонные ночные вторжения обществом не одобрялись, хозяин был вправе прикончить непрошеных гостей, не разбираясь, что им вдруг понадобилось. Я продолжил развивать успех. — Спасибо, говорю, за женщину, очень тебе благодарен, но ты тут лишним будешь. Подсказчиков мне не надо, сам справлюсь.

Собравшиеся начали посмеиваться довольно откровенно. Истец, он же пострадавший, ощерился, на изукрашенной кровоподтеками и синяками зеленой морде выражение смотрелось довольно забавно.

— В моей комнате, на моей кровати для посторонних места нет. А кто решит, что есть, будет потом на своих кишках валяться, — сделав паузу для пущего эффекта, абсолютно серьезным голосом добавил я.

— И что дальше? — продолжил расспросы ярл.

— А дальше он зачем‑то выхватил кинжал, — пожал я плечами. — Пришлось его бить, пока меня не зарезал.

— Я за эльфа его принял, — попытался оправдаться виновный. В зале заржали.

— Ты что, в темноте не видишь? — умильным голосом уточнил ярл и запустил шпильку в район очень злого Бьерна. — От кого тебя мама тогда родила? Друг твой тоже в темноте не видит?

— Светлый он кожей, — сник оппонент.

Попытку Бьерна раскрыть пасть пресек ярл, жестом приказав молчать.

— Так что, родственники моей жены с островов у меня погостить не могут? — повысил ярл голос. — Без того, чтобы их в темноте резать не стали? За эльфов приняв? Что вообще эльф где‑то, кроме тюрьмы, делать может? У моих детей тоже кожа светлая, — продолжил старик, — и что, ты, в темноте их встретив, сразу бы убивать стал? Так у меня и внуки есть, значит, им тоже в моем замке беречься надо? Как бы кто ночью не зарезал? Спросил ты, кто перед тобой? — в открытую заорал ярл на сопляка, даже не играя в объективность.

— Нет, — сразу упредил я возможную попытку соврать. — Молча за кинжал схватился.

— Дальше что было? — смягчив голос, обратился ко мне дед.

— Этот упал и остался лежать, появился второй. Увидел, что приятель лежит, сам на меня с кинжалом бросился.

— Спросить, кто ты или что другое, не пытался?

— Нет, разве что попытался под ребра клинок загнать. Вломился в комнату уже с кинжалом в руках.

— Коли оба оружие вытащили и резать тебя, как ты говоришь, собрались, как ты выжил? — Бьерн сообразил, что дело приняло невыгодный оборот, и уловил симпатии ярла и общественности.

— Кинжал выбил и руку ему сломал, — опять пожал я плечами.

— Лжет, — осмелился подать голос сам инвалид, тоже, видать, сообразивший, что дело идет не так, как хотелось бы. Он действительно оказался гнидой, как я и думал. — Не хватался я за кинжал. В кулаки драться кинулся.

— Что врешь, много таких, как ты, щенок, ублюдков, могут у воина кинжал выбить? — внаглую попытался наехать на меня Бьерн.

— Такого же возраста? — поднял я брови в демонстративном удивлении. — И продолжил: — Может, и немного, а может, и наоборот. Противник не больно‑то на Бранда А'Браги похож.

Я надеялся, что этот ход будет правильным. Доказать, что дебошир брался за кинжал, я, с точки зрения Бьерна с его сыном, не мог. Эльфийка, даже если и видела, во‑первых, лицо пострадавшее, во‑вторых, пленница, не имеющая права выступать в суде. Во всяком случае, с привлечением ее в качестве свидетеля многие бы не согласились.

— Предплечье ты мне кулаком порезал? — обратился я к инвалиду. Потом повернулся к ярлу: — Когда кинжал из его руки выбивал, он мне успел по предплечью резануть. Кинжалы этих придурков в моей комнате, на лезвии кровь должна остаться. Сама рана вот. — Я задрал рукав, показав пропитавшиеся кровью тряпки.

— Кровь, значит, твою пролили. — Лицо деда исказилось в циничной усмешке. Во взгляде, брошенном на Бьерна, блеснуло торжество. Тот, по‑видимому, растерялся, бросил взгляд на сына, на лице проступила ярость.

Мой сопровождающий отправился в комнату за кинжалами, тем временем появившиеся девицы, включая утреннюю визитершу, показавшую умение фыркать и задирать нос, совместно с колдуном Асмундом сменили мне повязку, продемонстрировав всем желающим рану на предплечье.

— Можешь не волноваться, все уже решилось. — Асмунд, закончив перевязку, положил мне на плечи руку, кивнув в сторону Бьерна, шипевшего что‑то сыну…

Сопровождающий возвратился, продемонстрировал всем кинжал со следами крови на лезвии.

— Есть еще что сказать? — поинтересовался у Бьерна дед.

Тот мотнул головой, мол, нет. Ему, по всей видимости, стало ясно, чья взяла и чем кончится дело.

— Избил их, и что потом? — для проформы уточнил у меня ярл, прежде чем огласить решение.

— Выбросил за дверь, не знаю, кто их там оттуда забрал, или сами уползли.

— А бабы куда делись, раз одна в твою постель угодила, а ты ее отпускать не хотел?

— У меня ночевали.

— Обе?

— Обе.

— Да? — заинтересовался ярл, доброжелательно улыбнувшись. — У тебя самого царапин не осталось?

— Нет, не осталось. Во всяком случае, я не видел, — огрызнулся я, — а спину я вам показывать не собираюсь.

Зал пару секунд молчал, потом грохнул. Улыбнулся и дед. Бьерна и обоих виновников перекосило, у кое‑кого из их группы тоже появились и пропали ухмылки.

— Итак, — начал ярл свою речь, — тут ко мне пришли за справедливостью. Уважаемый Бьерн, известный как Черный Меч, заявил, что его сына с другом избили. Просто так, ни за что. Если не кровь, то виру требовал, родственников ответчика поносил. Будет ему справедливость.

Что надо делать с теми, кто в чужой дом или покои в нем посреди ночи с оружием врывается? Что надо делать с теми, кто хозяина дома кровь проливает? Может, они в самом замке хозяева, а гость, в гостевых комнатах поселенный, зло какое замыслил? Нет, такие же гости, как и ответчик, хотя нет, не такие же. Так почему они решили, что в моем доме я кому‑то позволю моих гостей по пьяни убивать? И не просто гостей, а моего родного внука?

— Что‑о‑о‑о?! — заорал Бьерн.

— Закрой рот, — бросил ему дед.

Бьерн заткнулся, в зале зашумели, значит, новость дошла еще не до всех. Помалкивали больше ребята в таком же трауре, как и дед. Я уже понял причины.

— Не успел мой внук первую ночь переночевать в замке, как к нему убивать ввалились. И кто убивать‑то его решил. — Ярл презрительно махнул рукой в сторону пострадавших. — Что, решили за эльфов работу доделать? — заорал ярл в сторону кучки обвинителей. — Последнего внука от дочери моей прикончить? Убили бы, я бы с вас всех кожу на сапоги посдирал. А потом борг твой, Бьерн, с дымом по ветру пустил. Но коли только ранили, проявлю милость.

Помолчал для пущего эффекта, прокашлялся, подождал, пока появились дружинники в полном вооружении.

— На кол их, обоих. Там как раз есть парочка свободных. Будут знать, как кровь родичей моих в моем же доме лить. И все пусть знают.

Зал ахнул, Бьерн замер, не в силах сказать ни слова. Руки орков из свиты Бьерна замерли на рукоятях мечей под прицелом луков и арбалетов. Всех разоружили, приговоренным связали руки за спиной и потащили на выход. Бьерн смог только сверлить меня ненавидящим взглядом.

Дальше был выбор: или оставить все как есть, или брать управление ситуацией в свои руки. Поддержка высокопоставленных родственников — это хорошо, но она идеальна, когда ты и сам что‑то собой представляешь. Если не испугаются деда, то попытки если не крупных, то мелких гадостей неминуемы. Если же я сам покажу себя типом, с которым себе дороже связываться, то этого можно избежать. Во всяком случае, морды повторно бить не придется.

Ситуация с Бьерном вообще была чиста, как стекло. Он неизбежно попытается отомстить, по нему видно. Силой ему с ярлом не справиться, свободный хевдинг — это борг в Мертвых землях из неужившихся в родах искателей приключений и преступников, пара‑тройка драккаров и шнекк, плюс семьи у тех, кто ими обзавелся. Пока не улажу дело, рискую получить нож в почку где‑то на ночной улице, а ярл должен опасаться предательства.

Например, это могут быть загодя сданные эльфам сроки и цели похода, если предателю повезет. Это может быть яд в супе. Кто хочет отомстить, найдет способ. Что делать?

На помощь пришли древние, а именно Николо Макиавелли с его знаменитым трактатом «Государь», в котором говорилось, что обиды желательно наносить такие, чтобы отомстить за них было бы невозможно, то есть обижать, так по‑крупному.

Я хотя и не государь, но в политику попасть угораздило, поэтому действовать надо по пословице: «С волками жить — по волчьи выть».

Признав правоту хитрого итальянца, я решил, что позволить Бьерну выйти из замка на своих двоих было бы крайне опрометчивым поступком. Дополнительным аргументом в пользу такого решения была возможность получить репутацию отморозка, с которым без крайней нужды не стоит связываться. А то количество драк на единицу времени в замке деда зашкалило и перешло всякие разумные пределы. Менее чем за сутки трем абсолютно незнакомым джентльменам разбил морды лица, один вдобавок остался калекой, правда, ненадолго, колья, на которые его и еще одного из пострадавших усадят, тому порукой. Еще и третьего, возможно, придется укокошить, если гордости в нем больше, чем мозгов.

Репутация моя тут, к сожалению, широким кругам общественности неизвестна, отчего видят слишком наглого и крупного для своих лет малолетку, которому непременно надо указать его место в жизни, желательно ногами или, того хуже, сталью. В кругах, где жизнь копейка, вдобавок слухам особо не верят, обязательно найдется кто‑то, кто захочет проверить, правда ли я настолько крут, что зараз положил пятнадцать эльфов. А то и нарастить собственный авторитет, прикончив уже меня самого; а потом с такой репутацией в дружины к свободным хевдингам пристроиться не проблема, да и не только к ним, если грамотно разыграть ссору.

Итак, выбор сделан. Теперь осталось только спровоцировать Бьерна и не дать ему себя прикончить. Риск приемлем, с моими‑то доспехами, да и рана на руке неглубока. Главное — не переборщить, играя отморозка, чтобы потенциальное опасение связываться не превратилось в явное желание от меня избавиться. Кому охота иметь под боком этакую шаровую молнию. И дед ничем не поможет.

— Что вылупился, мерин? — Я нацепил на свою физиономию выражение понаглее. — Ты, мне послышалось, что‑то про ублюдков говорил? Сам‑то в каком хлеву родился? Ладно, в хевдинги вылез, а сынок у тебя в кого? Ты сроки‑то проверял, может, его тоже конюх делал, пока ты в походе был? Недаром в темноте не видит.

В зале возник и погас смешок. Ярла будто кольнули в попу, на лице, обращенном на меня, возникло выражение крайней ярости. Замечание про слепоту в темноте всплыло на суде в отношении не сына Бьерна, а его приятеля, но это было неважно. Главное, чтобы посторонние смеялись.

Бьерн зарычал и бросился на меня, споткнувшись о подставленное дружинником древко рогатины и получив от второго таким же древком по затылку для успокоения. Средневековый димедрол не сработал.

— Все равно убью, скотина, — зашипел Бьерн, поднимаясь.

Дружинник собрался увеличить дозу успокоительного.

— Стой, — остановил я его, — убить хочешь? Тогда скажи когда?

— Сегодня, сейчас, — заорал явно обрадованный Бьерн. — Я тебя на куски порублю, щенок!

— Принято, — хлопнул я в ладоши, не обращая внимания на возмущенный крик ярла.

* * *

Место для поединка назначили на замковом дворе, в его части, отданной форингу для тренировок дружинников. Форинга я заинтересовал, во всяком случае, прежде чем представить мои интересы в качестве секунданта, он некоторое время рассматривал меня, потом хмыкнул, придя к каким‑то выводам.

Зато дед тет‑а‑тет высказал все, что обо мне думает.

— Ты что, думаешь, он отомстить не рискнет? — отмел я его претензии. — С такими, как Бьерн, вопросы вражды надо решать раз и навсегда, и как можно быстрее. Мне оно надо, по ночам на улицах ножа в печень опасаться?

— Он не настолько подл, — возразил дед.

— Тогда мне его жалко, — пожал я плечами. — Хотя от того, что меня окружат с десяток его дружинников и по очереди будут вызывать на поединок, мне будет не легче. Да и тебе он тоже отомстить попытается.

— Дурачок, — оглянулся дед на вошедшего форинга, тот хмыкнул, — ты действительно думаешь, что я об этом не подумал, его сына на кол отправляя? Какого демона ты на поединок его вызвал? Он же убьет тебя. Ты действительно себя великим воином возомнил?

— Я решил, что за вечер и ночь в этом замке у меня появилось слишком много врагов, — обозлился я. — Надо либо сразу сокращать поголовье, либо убегать подальше и побыстрее. А если удастся его прибить, меня хоть дурачье с чешущимися кулаками в покое оставит. Не любитель я драться каждый день. Хоть на кулаках, хоть на оружии. Да и обязательно найдется зверь, который убийцу пятнадцати эльфов попытается проверить на прочность. Если сейчас его уделать, будет очень наглядно и страшно. По крайней мере, для тех, кто поединок увидит.

Дед потерял дар речи. Форинг тоже весьма и весьма удивился столь приземленному объяснению моей агрессивности.

— Так ты что, действительно считаешь, что Черного Меча свалишь? С чего ты взял, что это тебе удастся? — Форингу было действительно интересно. Только непонятно, как он оценивал мои действия.

— Не все ли равно? В любом случае поздно от поединка отказываться. Теперь или я его прикончу, или он меня.

— Дурак, — не сдержался дед, — это в бою тебя прикрыть могут. А сейчас я его даже в городе не смогу прикончить, если тебя убьет. Дружина же не поймет. Поединок — это суд богов.

— Только боги подсуживают тем, кто больше к нему готов, — хмыкнул я.

Форинг, одобрительно кашлянув, замолчал, дед тоже умолк, задумчиво глядя на меня. Таких философских мыслей от сопляка он явно не ожидал.

Поединок собрались проводить после полудня, чтобы тень от башни накрыла площадку и у оппонентов было время отдохнуть. О том, как на Бьерна подействует зрелище сына на колу, возможно, никто даже и не подумал.

Не надо думать об орках плохо. Особенно если один из них мой дед. Интересно только, как он планировал решить проблему с местью Бьерна.

Когда появился Сигурд с дедом номер один, я сидел на кровати и жрал яблоко. Те с ходу высказали претензии, причем абсолютно теми же фразами, что и дед номер два. Это мне быстро надоело:

— Отстаньте от меня. Знаю, что делаю. У меня два меча, причем один топор заменить может, доспехи еще пробить надо умудриться. Против меня он выйдет в худшем случае в чешуе.

Сигурд покачал головой, дед попытался продолжить нравоучения, но потом замолчал. Сунувшиеся в дверь красотки, обнаружив общество, попытались испариться, но были остановлены.

— И в самом деле хороша, — заявил Сигурд, нахально рассматривая Элениэль.

— Вторая тоже неплоха, — добавил дед.

— Из‑за какой из них подрался? — поинтересовался Сигурд.

— Вообще вломился он ко мне с ней, — указал на эльфийку, — но тут не в женщинах по большому счету дело было.

— Эрика тебе все равно пару клоков волос вырвет, — хмыкнул дед. Девицы уставились на меня.

— Было бы за что, — вздохнул я.

Эльфийка с интересом посмотрела на меня. Бренна тоже. Потом девушки переглянулись, Бренна потупилась, а Элениэль, повернув голову, снова смерила меня оценивающим взглядом.

Сигурд захохотал. Бренна покраснела, Элениэль задрала нос.

— Иди сюда, — махнул Сигурд Бренне. — Дай синяк посмотрю.

Поводил рукой над синяком и щекой.

— Иди, умывайся. — Махнул рукой Элениэли: — Теперь твоя очередь. Не бойся, не съем.

Та с опаской подошла, процедура лечения повторилась.

Вскоре пришло время обряжаться в доспехи, несмотря на присутствие дам. Бригантина весьма заинтересовала Элениэль, как, впрочем, и следы ударов в ней. Особенно на спине и животе.

— Чем меня рубанули по спине, я не помню, похоже, топором. На животе дыры нет, это копье вскользь прошло. Только кожу вспороло. — Та задумалась. Потом бросила взгляд на сваленные в углу доспехи. Немого вопроса я предпочел не понять.

Как и обычно, на дуэлях в Оркланде вопросы оружия поединщикам не ставились. У кого лучше качеством и количеством, значит, тому повезло. Или противнику надо было о броне раньше побеспокоиться. Например, у друга одолжить.

Опять же, как обычно, Бьерн остановился на классике — выбрал меч и щит. Запрета на копья не существовало, но вне строя оно давало меньше преимуществ, чем хотелось бы. Оттого в дуэлях ими практически не пользовались. Защитное вооружение моего противника выглядело очень прилично. Чешуйчатый панцирь с юбкой и такими же чешуйчатыми наручами и наголенниками, разве что на бедрах обтянутые кольчугой кожаные штаны‑набедренники, кольца которых виднелись в щели между наголенниками и юбкой, а также обшитые кольчугой башмаки. Полностью закрытый шлем с гребнем, усыпанным шипами, и личиной со спускающимся из‑под нее на шею кольчужным хауберком. В руках красивый полутораручный черный меч с серебряной насечкой рун на клинке и треугольный щит.

Изрубленная бригантина на него видимого впечатления не произвела, да и сложно определить, что чувствует металлическая статуя. Зато ярл разнервничался, потом пригляделся, осмотрел вблизи, включая прорубленные места и помятый шлем, покачал головой и молча сел. Я взял реванш, вытащив мечи. И дед и форинг сделали стойку, как только обратили внимание на цвет стали того, что подлиннее.

Мое небольшое преимущество было в двух клинках против его одного и соответственно в лучших атакующих возможностях, у Бьерна же присутствовал щит, неприятная штука в руках умелого бойца, отсутствие которого у меня нивелировалось полуторамиллиметровой сталью пластин бригантины. Уязвимыми местами, как обычно, были локти, ноги, шея, кисти. У меня в меньшей мере было защищено лицо.

Начали сходиться. Я, стоя боком, выставил вперед горизонтально клинок цзяня, малхус держал позади внизу. В отсутствие щита лучшая стойка — прежде чем добраться до меня, противнику надо убрать с дороги меч, а уязвимой поначалу оказывается только держащая его рука. Левая, кстати, что еще более неприятно для нападающего правши.

Укол, как, впрочем, и в земном Средневековье, тут был известен, почитаем и считался полезным, что бы ни думали некоторые историки на основании рисунков учебных и некоторых боевых, в основном кавалерийских мечей со скругленным острием. Частично получивших такой вид по причине неосторожной заточки или элементарных отколов острия клинка. Просто‑напросто обычно укол не столь практичен, как рубящий удар, в условиях тотального применения щитов. Скорость удара в обход щита практически одинакова, а вот шансов промахнуться больше.

Поэтому Бьерн на рожон, в смысле острие, лезть не спешил. Попытался обойти по кругу, я зеркально повторил его действия. Покружились некоторое время. Я понимал его сомнения, сам неоднократно продумывал днем варианты схватки. Когда у тебя под удар попадает только рука, держащая меч, поневоле задумаешься о возможности ловушки с попаданием под контратаку вторым мечом либо под удар или укол первым, если попытка атаковать ближнюю руку будет неудачной.

Тут я зевнул. Противник молниеносно щелкнул плашмя по цзяню и прекрасным кистевым ударом кончиком меча в выпаде чуть было не попал по ране на предплечье. Я успел только дернуть рукой, отчего его меч отрикошетил от наруча чуть в стороне. Мгновением позже он был ближе на шаг, щит ушел вниз, защищая ноги, а меч рубанул меня по голени чуть ниже колена. Цзянем я мог только резануть его по плечу, что для доспешного противника было абсолютно безопасно.

К счастью, у меня сработал правильный рефлекс атаки малхусом вооруженной руки, а не прикрытых щитом ног противника. Косой удар снизу вверх, я промахнулся, но оказался в выгодном положении для удара локтем по прикрытой нащечниками, но все же уязвимой челюсти противника. Чего‑чего, а этого он не ожидал. Мгновением позже цзянь неудачно попытался пробить чешую его юбки. Машинально нанесенный им ответный удар оказался слишком слаб, чтобы прорубить наплечник. Попытка разорвать дистанцию привела к удару навершием рукояти малхуса в тот же правый нащечник и многострадальную челюсть. Голова Бьерна дернулась вбок и я, выдохнув, разрубил ему предплечье держащей меч правой руки вертикальным ударом. Еще мгновением позже Блодорм змеей скользнул под рефлекторно дернувшийся вверх щит, и я, разворачивая корпус на правой ноге, вбил его в обтянутые кольчугой штаны чуть выше колена.

Бьерн закричал и, дернувшись назад, сорвал ногу с меча. Отшагнув назад раненой ногой, он, как ни странно, не упал. Но это не помогло, он только и смог, что попытался закрыться от удара малхуса в ноги. Но с одним щитом, раненый и потерявший инициативу, ни на что большее оказался неспособен. Вместо удара в ноги ударил цзянь, чуть было не пробив его хауберк. Укол оказался слишком быстр и оттого неточен. Мгновением позже следующий, так ожидаемый противником удар в ноги решил исход поединка, расколов противнику колено правой ноги, убрать которое, отходя назад, на этот раз он не успел. Бьерн завалился на бок, в следующую секунду цзянь, скользнув над краем щита, проколол его шею. Для гарантии пришлось повернуть меч в ране, памятуя о некоторых дуэлянтах в истории моего мира.

Одному из них в первом же схождении пробили шею кинжалом насквозь. Надо полагать, его противник очень удивился, когда тот нисколько не поспешил упасть, захлебываясь кровью, а продолжил поединок, в конце концов укокошив своего оппонента.

Наблюдавшие за поединком устроили мне овацию, которую, однако, я прекратил, углядев в толпе такую знакомую разбитую морду.

— Ты! — Я указал на него окровавленным концом Блодорма. — Мне кажется, ты что‑то хотел мне сегодня сказать! Говори, не тяни!

Убивать молодого придурка не хотелось, а вот добавить яркий штрих к создаваемому образу отморозка, которому что убить, что плюнуть, стоило. Однако требовалось сыграть роль так, чтобы у парня были пути отхода, иначе альтернативой была только смерть. Совершенно мне ненужная в данной ситуации.

— Я?

— Ну не я же! Не хочешь?

Парень тупо моргал глазами и пытался придумать, что ответить.

— Вот и хорошо. Достаточно на сегодня убийств, больше настроения нет, — вздохнул я.

Парень расслабился и раскрыл рот, желая, вероятно, полноценного диалога.

— Если настроение появится, я убью тебя завтра!

Парень забыл, что хотел сказать.

 

ГЛАВА 16

Зрелище получилось коротким, ярким и, разумеется, произвело на стариков и окружение ярла ожидаемое впечатление, но реакция зрителей оказалась неоднозначной. Форинг с Сигурдом ухмылялись, оба деда морщились, леди Бригитта чуть скривила губы в усмешке, хольды свиты тоже либо давили улыбки, либо были, можно сказать, убийственно серьезны. Но интерес, судя по взглядам, ко мне появился. Что мне и требовалось.

Ко мне подошел один из хольдов Бьерна с просьбой забрать тело и приготовить к погребению. Меня несколько удивило отсутствие в его взгляде ненависти. Хотя в зале суда он не вытащил меч только оттого, что острие рогатины уперлось в его горло.

— Я‑то тут при чем? — искренне удивился я подобному вопросу. — Забирайте.

— Доспехи и оружие, — напомнил он.

До меня дошло. Если в судебных поединках в провинции часто обусловливали заранее судьбу доспехов проигравшей стороны, поскольку комплект вооружения стоил очень больших денег и часто собирался всей семьей, даже иногда при участии друзей. Семья, конечно, не желала терять такую ценность. Но в больших боргах, тем более среди профессиональных, живущих мечом воинов этого придерживались редко. Тут действовал закон поля сражения — кто победил, тот и грабит. Точнее, забирает все с покойного. Тут тоже работала экономика. Доспехи и меч часто были единственным достойным внимания имуществом спорщиков, а вооружение победителя могло сильно пострадать в поединке.

Я задумался. Раздевать мертвеца мне не хотелось, равно как и унижать его этим перед толпой, тем более не хотелось пачкаться, наверняка под доспехами он был весь залит кровью.

— Устроит тебя, что вы сами его разденете? Не хочу покойного унижать у всех на глазах, — я обвел толпу рукой, — доспехи снимая. Или ты это как еще одно оскорбление воспримешь? Уже не хевдинга, а его дружины?

Воин явно удивился. Он не ожидал, что я проявлю уважение к павшему, в нашей ситуации это действительно было необычно. Он склонил голову:

— Спасибо. Куда их принести?

— Дружинники тебе покажут, — вмешался самый главный дед в наш разговор, попутно с интересом меня рассматривая.

С тела я забрал только оружие, хотя меч предварительно осмотрел Асмунд. Сняв с ремня кинжал, я встал над телом и коротко склонил голову. Мужика действительно было жалко, попал в ситуацию, откуда не было выхода, и самое страшное для него, не по своей вине. Хотя он меня и взбесил.

Поистине задумаешься о судьбе…

Толпа одобрительно зашумела. Даже воины Бьерна зашептались.

Потом меня пригласили в малую столовую, где дедушка, который ярл, начал на меня орать. Второй согласно кивал рядом. Посторонних на выволочку не пригласили.

Выпустив пар в виде мощного потока средневековых нецензурных выражений, дед успокоился и заговорил по существу:

— Ты хоть понял, как тебе сегодня повезло?

— Это в смысле причины, почему меня чуть не убили? — скучающим тоном уточнил я. Причины лежали на поверхности, самокритичности было вполне достаточно, чтобы понять: меня действительно сегодня чудом не прикончили.

— Да! — несколько сбился с темпа ярл. — Хочешь сказать, что понял? Тогда скажи.

— У меня были два меча, у него меч и щит. Щитом он мне мог только зубы выбить оковкой. Надо было не кружить и выжидать, а нападать прежде, чем атакует он. В атаке мои два меча опаснее его одного. А так напал Бьерн. Проруби достаточно глубоко наголенник — и я был бы трупом.

— Правильно, — на глазах успокоился дед. — Спасли тебя только доспехи. Да и, наверное, удар неудачный, раз поножи не прорубил.

— Судя по ощущениям, поножи он как раз пробил. — Я решил избежать дальнейших нотаций. — Что‑то мокро на ноге. Другой вопрос, что недостаточно глубоко.

Дед заорал, вызывая слуг. Я отказался перевязываться на месте, заявив, что это вполне можно сделать и у меня в комнате, куда подниматься ярлу было несолидно, отчего воспитательный процесс откладывался на неопределенное время, а скорее всего, навсегда.

От сопровождения тоже отказался, хотя дедушка Ульф молча увязался за мной.

* * *

Дамы встретили меня с видимой радостью и любопытством. Я махнул им рукой, попросив подождать. Дед только покосился, явно недовольный. Меня это не впечатлило, даже если и согрешить, что тут такого: адреналин, разбушевавшиеся гормоны, отсутствующая рядом невеста. Угроза жизни, говорят, обостряет основной инстинкт. А чего невеста не знает, ей не повредит. Вообще, врачи говорят о полезности регулярной половой жизни.

Догнавшие нас обе девчонки из свиты леди Бригитты смерили пленниц полными превосходства взглядами, и те скрылись в своей комнате. К моменту перевязки появились Сигурд с Асмундом. Вся эта куча лекарей и консультантов перевязала мне рану на ноге, поколдовала над ней, внештатные медсестры вдобавок расстреляли меня глазками, как из КПВТ, — вместо наркоза, я так понимаю. Дед и колдуны их немного смущали, поэтому, перевязав меня, они тут же удалились.

Порции нравоучения от стариков избежать не удалось. Насилу вытерпел, приняв, как стихийное бедствие. Они успокоились и оставили меня одного, когда принесли ужин, на прощание пригрозив заняться моей магической подготовкой чуть ли не с утра.

Допить вино, причем неплохое, я не успел из‑за стука в дверь.

— С кем из них дрался? — разумеется, Элениэль проявила любопытство первой. Из башни их не выпустила охрана, которую снять до моего возвращения не удосужились, площадки из окон видно не было, в подробности поединка тоже не посвящали.

— С ними? Это ты про пьянчуг? Ни с кем.

— А с кем тогда? — удивилась Бренна.

— С папашей одного из них. Язык сильно распустил на суде.

— А с ними самими что?

— А они мертвы, если повезло. Если нет, то умереть им очень хочется.

— Почему?

— Сидя на колу, трудно чего иного желать.

— Это из‑за нас? — ахнула Элениэль.

— Отчего же? — честно удивился я. — Вы пленницы, даже свершившееся насилие над вами им ничем не грозило в обычных обстоятельствах, если не повлияло бы на выкуп. Мужчин‑защитников у вас ведь нет? Были бы рабынями, так еще хуже, свободный мужчина за вас вообще не имел бы права отомстить. Что уж о суде говорить. А на кол они сели, поскольку ночью в чужие покои вломились, на хозяина оружие подняли и кровь его пролили.

— Поединок тогда с кем и почему? — удивилась Бренна.

— Папа язык распустил, говорю. Я и решил вопросы кровной мести надолго не откладывать.

— И что?

— Он мертв.

Взгляд Элениэль прилип к черному мечу покойного, валявшемуся на кровати.

Очень кстати появились гости, а именно воины Бьерна с доспехами, числом трое, солидный мужик и двое молодых, в сопровождении дедова дружинника.

Доспехи были даже отмыты от крови. Неприязненные взгляды на девиц я пресек предложением выпить винца, помянуть вождя. Благо кувшинчик был немаленький, кто‑то громко выразил свое восхищение. Одновременно махнув рукой в угол с кучей доспехов, типа складывайте там. Старший замялся, видимо захотев отказаться, но пригляделся к доспехам в груде железа, даже подошел поближе, и неожиданно согласился. Молодых это явно удивило.

— Тебя как будто действительно его смерть печалит? — спросил он. Я все‑таки подпустил шпильку, пригласив его воинов выпить со мной за упокой души убитого мною же их командира.

— А отчего нет? Он единственный, кто выбора почти не имел. Судьба, можно сказать. За сына вступился, тот по глупости отцу события приукрасил, в результате суд и решение ярла. Этим двоим колья, ему сталь. В чем его можно упрекнуть, так это в сыне‑дураке. В остальном он все делал правильно, разве что узнать, кто его сына покалечил, не удосужился. Да и язык зря распустил.

Воин кивнул, соглашаясь, оба молодых смотрели исподлобья.

Налил и им. На всех сразу кружек не хватало.

— Эти доспехи откуда у тебя? — махнул рукой в сторону угла воин, его звали Гуннар.

— Трофеи.

Девушки навострили ушки.

— А где взял?

— В поход ходили, в Мертвые земли.

— Я слышал, у вас всего десять убитых, — проявил знания о моей персоне Гуннар. — А трофеев много. Врасплох взяли? И как перехватить‑то удалось? Это же они твой борг вырезали?

Элениэль вздрогнула, Бренна растерянно взглянула на меня, потом на нее.

— Не они, те все в борге остались. Пленных там же взяли, уговорили их место сообщить.

Все четверо заухмылялись, я налил дружиннику и себе.

— Там был херад короткоухих и эльфы‑коноводы, что от нашего борга бежать сумели. Всех вырезали в одну ночь, потом дождались второго отряда, что от дружины сумел уйти. Их тоже порубили в засаде на дороге. Но там где‑то с пяток голов ушло.

— Что за второй отряд? Их разве два было?

— Ага. Душ по сорок пять. Один в верховья, второй в низовья пошли. Верхний отряд купца нашего корабль перехватил, а на следующий день драккар с нашими же воинами. Потом и борг решили штурмовать. Нижний тоже за кораблями охотился, пока дружина и воины из боргов на хвосте не повисли. Мы тем временем корабли в поход готовили…

Далее Гуннар искусно выпытал из меня подробности похода в Мертвые земли. К рассказу о штурме башен я успел слегка осоловеть, а один из молодых отправился за добавкой. В процессе общения пришлось показывать бригантину, включая дыры и следы ударов на ней. Замеченные следы от стрел и болта плавно перевели беседу на тему штурма городка во всех кровавых подробностях, хотя про свою удаль я предпочел не рассказывать, чтобы не прослыть хвастуном. Рассказ очень кстати подкрепился трофейным арбалетом, на который обратили внимание все мои гости, включая активно греющих уши девушек. Они, несмотря на неучастие в попойке, уходить явно не спешили. Неясно, по причинам безопасности или информационного голода. Чтобы не разбивать компанию, немного вина налил и им, отправив Бренну за кружками.

Появившийся воин со здоровым кувшином вина только придал беседе вдохновения. Гости порадовали рассказами из своей богатой событиями кровавой практики. Расстались мы не друзьями, но явно без фиг в кармане, только когда вино кончилось и во втором кувшине.

После ухода гостей, переглянувшись, засобирались и гостьи. Я как ни в чем не бывало пожелал им спокойной ночи. Выходя, Элениэль остановилась:

— Прости меня за мои слова.

* * *

Сигурд утром уже был в курсе вечерней пьянки, ярл тоже. Тот даже вздохнул:

— Жаль, что ты так молод.

— Не понял? — удивился я его грусти.

— Был бы постарше и десяток бы своих воинов — мог бы его борг себе прибрать.

— С чего это? С каких пор имущество проигравшего судебный поединок стало доставаться победителю?

— А с тех пор, когда у победителя появляются верные ему воины. Бьерну лично принадлежали, строго говоря, только его дом, рабы и скот. Во всяком случае, не вдове с новым хевдингом, которому дружина присягнула, про это спорить. Воины его с тобой пили. Значит, зла на тебя у них нет, правоту твою признали, тем более что Гуннар — мертвого побратим. Осталось только убедить их присягнуть тебе. Что с моей дружиной и в моем городе не так сложно. Но ты чересчур молод, дружину в набеги не водил, даже править без войны не умеешь. Не примут тебя, и моя воля тут не сильно поможет. Либо младшему сыну Бьерна борг достанется, либо, что вероятнее, нового свободного хевдинга дружина выберет. Того же Гуннара, например. Бьерн не особо сильного рода, и сам не настолько был уважаем, чтобы воины ждали возмужания сыновей погибшего хевдинга. Старший ведь тоже мертв.

— Меня, если честно, то, что они со мной пили, самого удивило.

— А вот меня нет, — хмыкнул ярл. — Те из них, кто поумнее, видно, поняли, что ты им всем жизни спас. Теперь‑то мне не надо от его воинов избавляться. А ранее, прежде чем до самого Бьерна добраться, нужно было его дружину вырезать. Говорю же, будь у тебя имя и опыт походов, легко мог под себя его борг взять.

Остаток дня я посвятил еще одному сеансу лечения, отработке навыков телекинеза как базового умения колдуна, знакомству с двумя моими тетями двух и трех лет от роду и флирту с девушками, как пленными, так и не очень. Тренироваться с мечами, несмотря на успехи магии и орочье здоровье, было рано, хотя, если сказать по правде, было немного лень, рана‑то уже затянулась.

Сигурд вплотную занялся какими‑то своими делами с ярлом, дед сумел за это время найти покупателя на корабль и большинство доспехов. Я продал свои буквально за пару суток — поединок оказался наилучшей рекламой.

Еще через несколько дней мы отбыли домой. Сигурд вез управляющего на свой хутор, с семейством и имуществом, включая пару рабов. Его звали Вольф, он приходился каким‑то родственником Асмунду, потерял руку в неудачном набеге, попав вдобавок в плен. На выкуп семье пришлось основательно потратиться, отчего и пришлось ему наниматься к колдуну. Сам же Сигурд плацдарм для изысканий в окрестностях столицы терять не хотел. Однако, как он мне пояснил, наша экспедиция туда произойдет совсем не скоро. Судя по всему, старик ударился в политику.

В Тайнборге я забрал остававшиеся там трофеи и имущество, Сигурд ввел Вольфа в курс дел.

Пребывание в Кортборге было в известном смысле не лишено приятности, хотя свадьбу назначили в аккурат после возвращения из карательного рейда, к которому дед активно готовился. Попутно я заказал ему новую бригантину с двухмиллиметровыми пластинами, оставив свою как образец. Идея о ношении кольчуги поверх доспеха не выдержала проверки временем.

Готовился и ярл. Меня это особо не касалось, тренировки с оружием, в том числе и в строю дружинников, обучение у наших колдунов отнимали практически все время.

Хотя на девушек время нашлось. Мы с Элениэль оказались в одной постели примерно через неделю после моего возвращения. Она была приятной, неглупой, слегка циничной дамой сорока пяти лет от роду, можно сказать, почти дитя по меркам эльфов. Идеальная любовница по всем показателям, по крайней мере, на первое время. И в жены себя не предложит, что важно…

 

ГЛАВА 17

Драккары тянул легкий ветерок, грести не требовалось. Команда моей шнекки предавалась безделью, работал только кормчий у рулевого весла. В поход отправились десять кораблей. Шесть от ярла, с его дружиной, один от рода А'Кайл и три, укомплектованных в основном воинами рода А'Корт. В отличие от пятнадцати двадцатирумных драккаров дружины, у нас были одни небольшие шнеккары, кстати, те же, что ходили в Мертвые земли. То есть мой, Снорри и деда, которого доли за румы, прошедшие мимо его кармана и доставшиеся кому‑нибудь другому, наверное, довели бы до кондрашки. А'Кайлы шли на двенадцатирумном драккаре, часть команды шнекки Снорри тоже была укомплектована ими, в большинстве родней его самого и деловых партнеров.

Дед капитанствовал на своем корабле, мне достался Сигурд, не оставлявший никакой надежды попраздновать лодыря, даже когда на это было время. Вдобавок от его ментального программирования у меня постоянно трещала голова, особенно после закладки эльфийского языка.

А за некоторые уроки старичка сильно хотелось прикончить. Тренировал наблюдательность, а именно: обнаружение сбора энергии противником, определение момента погашения защиты и удара. Для этого наставник пользовался электричеством в виде, как он подчеркнул, слабеньких молний. Я должен был успеть вытащить меч из ножен и напасть на противника, поскольку как колдун я опасности не представлял. При каждом контакте молний с моим организмом, отмечавшим случаи ошибок и недостатка наблюдательности, раздавался треск, смешки Сигурда, новые команды, у меня темнело в глазах, и я начинал разговаривать матом.

Недостаток мага — скорость удара, даже в случае использования энергии, запасенной в амулетах‑накопителях. На малых дистанциях у воина с хорошей реакцией были все шансы уделать средней силы мага прежде, чем тот сформирует заклятие, направит его на противника, снимет защиту и только потом ударит.

При отсутствии накопителей маг еще должен был собрать энергию. Поэтому орки и уделяли огромное внимание подготовке своих колдунов не только в плане боевых заклинаний, но и обычного фехтования. Хотя о нем вряд ли можно было говорить как о самостоятельном виде боевых искусств, поскольку фехтование здесь пока оставалось одним из разделов общего искусства войны.

Сигурд первым и унюхал опасность. Посоветовался с кормчим, после чего тот заорал на ближайший корабль о том, что идет шторм. Там тоже засуетились и передали сигнал дальше по цепочке.

Штормовать пришлось в море, шли‑то слишком далеко от берега для обеспечения секретности похода. Не знаю, какие инструменты использовали земные викинги в своих путешествиях к берегам, например, той же Америки, подозреваю, и ученые не знают, но на Крайне орки толково применяли свой вариант астролябии и примитивный компас с картушкой, разделенной на тридцать два румба. Картографию здесь тоже знали.

Неожиданно пришла мысль о языке, на котором я говорю — с явными германизмами, не говоря уж об именах. Мысль натолкнула на интересную идею. Германские племена, как известно, шли в Европу со Скандинавского полуострова таким потоком, будто их во времена Великого переселения народов размножали клонированием. Не на территории ли Оркланда сие переселение началось? По крайней мере, частично?

Что открывало новые горизонты возможностей, коли удастся найти дырочку между мирами. А дырочка должна была существовать или ее возможно было открыть, поскольку Амулет бессмертия, которому я обязан продолжением своего существования, оказался на Земле, во всяком случае, его половина.

При мысли о возможностях, открывающихся при организации канала устойчивой связи с Землей, у меня перехватило дух. Даже не обязательно в плане приобретения огнестрельного и прочего современного и не очень вооружения. Активная его скупка неизбежно привлекла бы внимание некоторых серьезных государственных органов, в результате чего возникала перспектива завершить жизнь в лаборатории на столе из нержавеющей стали. Вполне хватило бы нескольких металлорежущих станков, сварочника и пары шаланд металлолома. На произведенную из металлолома продукцию я, пожалуй, вполне мог бы купить средних размеров графство в людских королевствах. Поставил зарубку в памяти — поделиться размышлениями с Сигурдом. Как, впрочем, и планами, как жить дальше, к чему стремиться. Они успели оформиться, и место придворного колдуна меня не прельщало.

Шторм продолжался четверо суток, корабли раскидало, наш корабль остался один в пределах видимости. Больших опасений в отношении кораблей соратников я не испытывал, в 1898 году драккар‑реплика, пересекший Атлантику за сорок дней, попадал и в девятибалльный шторм, показав завидную мореходность. Как, впрочем, и среднюю скорость движения в девять узлов, показатель, о котором испанские галеоны спустя шесть веков после расцвета эпохи викингов, не говоря о каравеллах Колумба, могли только мечтать. Однако рейд был сорван.

* * *

Кормчий был мрачен, он не только небольшого островка с донжоном‑маяком на мысу узнать не мог, но даже и береговой черты. Что ставило вопросы либо о качестве его памяти, либо о нашем местонахождении. На склероз Ульрик пока не жаловался, значит, тут, в окрестностях этого маяка, никогда не был. А не был он за свою долгую жизнь только в весьма опасных для нашего брата‑пирата местах. Например, в землях, принадлежавших дому Серебряного Дракона, они же земли Эльфийской магической академии. Развернутые карты гипотезу подтвердили. Причем если принять, что данный маяк соответствует маяку на небольшой группе островов, который, судя по карте, был такой один, то нас занесло чуть ли не к середине контролируемых домом‑академией земель. Неподалеку от Кер‑Аллора, города, порта и местонахождения этого питомника магов.

Как мимоходом пояснил Сигурд, Академию с момента основания контролирует создавший ее упомянутый дом, до сих пор его члены составляли костяк преподавательского состава. Этот дом играл роль Швейцарии в политике остальных эльфийских кланов и, кроме того, являлся образовательным центром.

Хорошего в этом было мало. Хотя мы и шли в поход за черепами, но все же были недостаточно отмороженными, чтобы сунуться в колдовское, без преувеличения, государство с сотнями как полноправных, так и недоученных колдунов, не считая вооруженных сил. Вообще, таких отмороженных в Оркланде было немного за всю его историю. Обычно они кончали плохо, хотя случались и удачные налеты. Повторная попытка нередко становилась фатальной. Слишком много сил власти сего дома‑академии тратили на поддержание эффективности систем наблюдения, оповещения и быстрого реагирования.

К счастью, Сигурд с Ульриком были волками битыми и ближе к берегу подошли уже в глубоких сумерках, что ограничивало возможности эльфов или, скорее, короткоухих, по части наблюдения. Колдун внимания к нашему кораблю по своей линии тоже не заметил.

Возникал вопрос, как жить дальше. Шнекка требовала ремонта. Течи хотя и не были фатальными, но их все равно требовалось устранить, иначе следующий шторм мог стать последним. Эти соображения ставили под вопрос длину линий жизни гарнизона маяка. Сомнений в его наличии на острове у нас не было. С другой стороны, как только обнаружат уничтоженный гарнизон или наши корабли, наше положение резко ухудшится. У Серебряных Драконов был неплохой флот, который, в отличие от островных эльфов, орков в плен не брал. А если и брал, то об этом в Оркланде ничего не знали, судьба таких пленных не оставляла много просторов для фантазии.

Сигурд думал недолго. Поскольку удачное нападение давало нам отличную базу для ремонта корабля и плацдарм для налета, в достаточной мере скрытые от глаз жителей, несомненно, гораздо более заселенного материка. Он даже удачно перефразировал изречение Наполеона, озвученное в одной из наших с ним бесед:

— Когда сомневаешься — атакуй!

Оставалось высадить десант так, чтобы не напороться при этом на камни. Остров был небольшой, где‑то километр в длину, частично заросший лесом, что говорило о наличии источников пресной воды. На дальнем от маяка конце виднелся песчаный пляж, переходивший в небольшую косу, более безопасное место для высадки найти было сложно.

Из тридцати пяти воинов, находившихся на шнекке, десантировались пятнадцать. Возможно, Сигурд подстраховался в отношении угрозы гибели десанта при штурме или счел, что большее число только повредит, добавив беспорядка. Вероятнее всего, второе. Судя по инструктажу перед высадкой, он не верил, что на маяке больше пары десятков человек.

Я со своим арбалетом оказался в числе десантников. Это заодно позволяло опробовать в деле новые шлем, доспехи, включая миленькие боевые перчатки с коваными когтями на кончиках пальцев и шипами на костяшках, а также новый меч. Тот, что достался от Бьерна.

Его мне посоветовал взять вездесущий колдун, плотно занявшийся его изучением еще в замке. Изучение закончилось вердиктом:

— В поход его вместо своего длинного возьми. Он лучше.

— Почему?

— Наговоренный. Твой, из кровавой стали, пока лишь чуть лучше обычного меча. А этот тебя и защитить сможет, как оберег.

— Тогда почему кровавая сталь так ценится?

— Именно поэтому. На нее заклинания хорошо ложатся. Любые. Не считая тех, что при ковке этой стали на них накладывались. Собственно, твой Черный меч от Красного меча только цветом отличается и наложенными заклинаниями. Не любил, видно, создатель красный цвет.

— Что может?

— Высосать тебя истинный маг не сможет. Если на стихийного нарвешься, то некоторые заклинания им рушить можно. Плеснет, к примеру, на тебя огнем, тебе надо только меч из ножен успеть вытащить. От всех угроз, я думаю, он не сможет защитить, как и всякий амулет, но от многих — вполне способен. Ту же нечисть им приятно будет рубить, он попутно заклятия, что ей жизнь дают, разрушит. К слову, раны от него и у живых магией лечить трудно. Везет тебе, за один такой меч с Бьерном биться следовало. — И мерзко захихикал. Потом добавил: — Ножны у него родные. Пока он в ножнах, защиты не жди. Магом, по всей видимости, был первый владелец и создатель. Таким сделал, чтобы он колдовать не мешал. Да, забыл сказать, точить его не надо. Любая щербина на лезвии через некоторое время исчезнет.

— Так мою ногу вылечили? Да и заросла быстро.

— Больше пытались лечить, а заросла она сама по себе. Было бы что серьезное, а то так, царапина.

Процесс обучения Сигурд не прекращал никогда. В ходе марш‑броска по острову он неожиданно скомандовал остановиться. Потом ткнул меня кулаком в спину:

— Что чувствуешь?

Я напряг все органы чувств, включая тренируемые сверхъестественные.

— Какое‑то напряжение от деревьев идет. Больше ничего понять не могу.

— Молодец. Это напряжение называется защитой. Маг у нас на острове. Или поставил маг защиту и убыл, но все равно, со способностями среди гарнизона хоть один короткоухий да есть. Для нас это не страшно. Пройти такую защиту не так сложно. Нам. Вот серым сложнее, если в них нашей крови мало. Она на кровь завязана, а нас, зеленых, от эльфов магическими чувствами, но не видя воочию, и живой маг не отличит, не то что защита.

— Разве не может быть защита поставлена на движение при пересечении линии охраны?

— Может, — заулыбался понятливости ученика колдун. — Но все равно, мы пока линию охраны не пересекали. Люди или там серые только в рощицу бы зашли, как защита колдуна разбудила бы. А теперь смотри, как я управление перехвачу.

Посмотреть внутренним зрением на эту операцию не удалось. Таланта и практики не хватило.

Колдун как ни в чем не бывало пояснил:

— Защиту я не снял. Погасить ее, не подняв тревоги, сейчас, по‑моему, никто не в силах. Что бы ни было, либо перед нами мощный артефакт, либо сам маг заклятие накладывал. Я перехватил управление, дал настройку, чтобы защита не срабатывала при появлении эльфов по крови. Как маг днем делает, когда по острову жители бродят. Чтобы такую защиту каждый день ставить, многовато энергии уходит.

— А почему тогда маг короткоухих защиту не ставил? — вспомнил я штурм башен.

— Был слаб. Чем больше круг охраны, тем больше сил тратится. А когда его охранный круг нас у дверей обнаружил, нам от этого было уже ни холодно ни жарко. Сами артефакты с Кругом Гвениэля очень дороги. Это Магическая академия их себе может позволить. Тем более что Круг работает как надо только на островах либо в безжизненной местности. Охота тебе каждый раз по тревоге подниматься, когда волки зайдут, кабаны и прочее крупное зверье? На каждого же надо Круг заклясть, чтобы не замечал. Хотя и это делают.

Вот как! В реалиях прежнего мира представилась соответствующая картинка и голос за кадром: «Магическая сигнализация „Аллигатор“, зубы, впивающиеся в горло вора»…

Донжон‑маяк представлял собой здание высотой примерно с пятиэтажку, наверху сиял почти электрическим светом метрового диаметра шар. Рядом с основным зданием притулились хозяйственные постройки. Неподалеку спускалась вниз тропа, идущая в небольшую бухточку с несколькими стоящими там лодками.

Подобраться к башне, скрываясь от часового, удалось с большим трудом. Парочка, забавлявшаяся на сеновале, чуть было не сыграла роль секрета. К счастью, они обнаружили себя первыми. Пришлось еще с полчаса ждать, пока угомонятся.

К сожалению, эти двое оказались детьми воинов гарнизона. Парень мне понравился, свой долг он знал, до последнего пытаясь вытащить тряпку изо рта. Закричать в ходе допроса ему не дал колдун, которому тот сопротивляться не смог.

Воинов в гарнизоне было десять. Если быть точным, то воинов девять. Десятым был недоучившийся студент Академии на практике. Меня позабавили аналогии с Землей.

Как оказалось, место мага‑смотрителя маяка было постоянно вакантным и его обязанности исполняли студенты с подчинением десятнику береговой охраны дома, а не наоборот, как было вообще‑то положено. Где‑то по три месяца, точнее, три сегулы. Мага сменили месяц назад. Сигурд увлеченно потер руки.

Открывать двери башни ночью было не положено никому, кроме как по паролю. Днем дежурили по двое, один вверху, другой внизу, у дверей. Ночью заступали четверо, посты удваивали. Мне стало смешно. Большинство присутствующих тоже заулыбались. Сигнал тревоги был прост — погасший маяк, для чего надо было разбить особый камень. В дневное время дополнительно столб дыма от политых какой‑то гадостью поленьев и гелиограф. В общем, расслабились ребята от мирной жизни.

Кодирование парочки не заняло много времени.

* * *

Первое, что раздалось из‑за двери, это мат в адрес парня. В отношении девицы — больше насмешки, что‑то типа того, что не может до свадьбы потерпеть. А коли остались за стенами за полночь, то нечего вообще беспокоить. Оставались бы до утра.

В принципе парень с девушкой так и хотели, но Сигурд их мнение в расчет не принял.

Как мы и предполагали, ставка на расслабленность оказалась выигрышной. Посмеявшись, часовой открыл дверь. Прижимавшийся к двери сидя на корточках Эгиль разогнулся, ударив его в подбородок булавой. Часовой отлетел назад. Я ломанулся вперед вслед за рыжим, отшвырнув по пути девчонку. Проход в стене за дверью воронкообразно расширялся. Дернуть за канат сигнального колокола второй часовой не успел. Попавший в грудь болт отшвырнул его на лестницу. Пока Эгиль месил его булавой, меня посетило чувство дежавю. Только стреляли тогда в меня. Второго добил кто‑то позади уколом меча в горло.

Сигурд затащил внутрь девушку, злобно шипя что‑то вытиравшему кинжал Мике. Парень лежал перед дверями, под его левой лопаткой темнело пятно.

В идеале следующими надо было ликвидировать десятника с магом. Однако они жили на самой верхотуре, рядом с запасами. Гарнизон занимал второй и третий этажи. Семейные были на третьем. Хотя две женщины почему‑то помещались в клетушках на втором.

Мне никого резать не пришлось — страховал с арбалетом. И все равно стало не по себе, когда на третьем этаже вместе с мужьями наши начали убивать женщин и детей, хотя пару молодух в живых и оставили. Я догадывался зачем.

Десятника взяли без проблем, выломав дверь ударом булавы и огрев его мечом плашмя по голове. Маг проснулся вовремя, успел даже попытаться что‑то колдануть. К его несчастью, у нас был свой маг, причем гораздо более опытный. Меня потряс вид эльфа, стареющего на глазах.

Сигурд довольно хмыкнул, поднял эльфу веко, перевернул, лично связал срезанной тут же веревкой и как ни в чем не бывало обратился ко мне:

— Истинный маг при подготовке заклинания обычно очень уязвим, поскольку тянет отовсюду энергию. Чем маг мощнее, тем времени на это уходит меньше. Поддерживать щиты и одновременно запасать энергию невозможно. Можно только пользоваться энергией, накопленной заранее, внутри защиты. Этот добраться до своих амулетов‑накопителей просто не успел. Отчего я всю энергию у него и высосал. Если бы успел, пришлось бы либо ломать щиты, что при хороших амулетах непросто, даже если маг слабый, либо ловить момент удара, как я сделал тогда в башне.

— Он что, таким старикашкой и останется?

— Ты что, они же бессмертны. Да и человек или кто‑нибудь другой позже восстановился бы, это просто внешняя сторона откачки жизненной энергии.

Остаток ночи старик посвятил потрошению пленных, предварительно прибрав к рукам камень‑выключатель маяка. Я ассистировал, не зная, к чему приложить руки. Грабежом и изнасилованиями было кому заняться и без меня. В комнате десятника меня ждала замечательная находка: самая настоящая подзорная труба в серебряном корпусе, которую я немедленно присвоил. Бойня в башне слишком напомнила мне Тайнборг, только с обратным знаком.

После оприходования ценностей ребятки наскоро выволокли из башни трупы и занялись пленницами. Предложение присоединиться я проигнорировал.

Допрос, особенно мага, дал просто бездну информации. Однако Сигурда в практическом плане заинтересовала только усадьба некоего высокопоставленного эльфа, Браниэля аэп Силурвиэль, чьим родственником оказался взятый нами в плен магеныш. Дядюшка мага‑практиканта также был причастен к искусству магии. Жил он постоянно в столице, в свое поместье наведывался время от времени. Чаще усадьбой пользовались его дети.

Сигурда будто шилом кольнули, он готов был сам бежать на шнекку за палантиром и прочим своим инструментарием. Во второй половине следующего дня маг или, точнее, палантир, а еще точнее, они оба демонстрировали нам объект нападения.

Сказать, что ребята были озадачены его мнением о нашей крутизне — значит, ничего не сказать. Наше самомнение, включая полных отморозков, каким я считал того же Мику, а он, вероятно, меня, не воспаряло настолько высоко, чтобы представить, будто три десятка орков способны прикончить одного если уж не из сильнейших, то хотя бы не самого слабого из эльфийских колдунов. Серебряные Драконы в этом отношении пользовались большим авторитетом. Сложностей с налетом на поместье было много: гарнизон, охрана, ученички, если они есть, остальная свита… А после налета надо было еще унести оттуда ноги.

Сигурд меня в очередной раз удивил. Речь в стиле Ленина на броневике потрясала тонкой лестью, гордостью и восхищением собеседниками, верой в их силы, огромным количеством обещаний, включая изготовление защитных амулетов и многим, многим другим. Главное, он уверял, что как раз этого мага убивать совсем не обязательно. Поскольку его наличие в усадьбе нам совсем не нужно, а нужно нам ее просто ограбить, получив значительную сумму дохода в случае удачи. Не сказал всем он только о том, о чем сказал мне:

— У него должна быть хорошая библиотека, записи и артефакты. Все, что парни награбят, по сравнению с некоторыми книгами, которые могут оказаться в его библиотеке, как медь рядом с золотом. Его самого прибить бы тоже неплохо, но не по нашим это силам. Мало нас слишком, я один против него долго не выстою. — Сигурд кашлянул и поправился: — Против него одного‑то, может, и выстою, не первый раз. Но если у него в свите будут еще сильные маги, то я труп. А у таких, как он, обычно всегда есть помощники. Не будь шторма, с дружинными колдунами можно было бы что‑то придумать.

Мага он теперь берег, как непорочную дочь. Не позволяя палантиру свести того с ума, выкачивал любые подробности касательно привычек этого Браниэля и его усадьбы, в которой, к счастью или несчастью кого‑то из нас, в смысле или эльфов, или орков, пленник бывал неоднократно. В усадьбе регулярно происходили попойки, оргии под руководством сыночка Браниэля, в общем, студенты развлекались…

Десятника колдун превратил в натурального зомби, он тупо выполнял приказы любого содержания. Большую часть времени десятник находился возле гелиографа на случай репетирования сигналов.

Остальные, кроме наблюдателей на башне, занялись ремонтом шнекки — если нам посчастливится унести ноги с материка, ремонтировать ее будет некогда. Сам колдун занялся изготовлением амулетов для тех, у кого их не было, или усилением тех, что были. Это само по себе должно было насторожить бойцов. Такая работа требовала больших затрат энергии, знаний и очень дорого стоила.

Движение кораблей было довольно оживленным, хотя маяком никто не интересовался. По всей видимости, до ротации личного состава на точках здесь никто не додумался, отчего на них жили и служили годами одни и те же коллективы. Предположительно, изредка случались инспекционные визиты руководства. Проблемы полового голода гарнизон маяка решал упорядоченно: две женщины, которых прикончили на втором этаже, были из тех, кого местные военные власти мобилизовали из местных же борделей для гармонизации психологического климата. Не вовремя.

Проблему вызова корабля решили с помощью трофейных амулетов, которые Сигурд прибрал в донжонах во время прошлого похода. Только тут до меня дошло, что их на дележке не было. Как, впрочем, и других амулетов. Собственно, я вообще их не видел. Старик улыбнулся:

— Кто же чужие амулеты на себя без проверки рискнет напялить? Вообще, запомни: амулеты, накопители, магическое оружие и все подобное в походах — это добыча колдуна или ярла по традиции. Сверх их долей. И никого другого. Она в общей дележке не участвует. Но если ты прикончишь противника с магическим оружием или артефактами без участия колдуна, можешь и себе забрать. От обстоятельств зависит. — И хмыкнул: — Хотя можешь вскоре об этом пожалеть.

 

ГЛАВА 18

Мы высадились глубокой ночью, почти все, оставив на шнекке только семерых воинов для ее охраны. Остальным предстояло долго и быстро бежать через лес от места высадки. Далее требовалось найти нужную дорогу и скрытно пройти вдоль нее до некоего села, стоявшего на развилке. Там от основной дороги должна была ответвляться подъездная дорога к усадьбе, судя по воспоминаниям пленного, даже мощеная.

Для уверенного продвижения по незнакомой местности не хватало карты или проводника. Мы бежали, шли и снова бежали, передвигаясь только с наступлением темноты, резонно предположив, что без ночного зрения в это время суток посторонним в лесу делать нечего. По пути следования мы проходили через разнообразные и довольно густые лесные массивы, которые объединяла одна общая черта: они были какие‑то немецкие, почти полностью отсутствовали хворост и сухостой. К нужному нам населенному пункту мы добрались к полуночи третьих суток. Можно было и побыстрее, но незнание местности вынуждало искать более‑менее надежно укрытые места дневок.

В планах Сигурда значилась коррекция маршрута, для чего предполагалось захватить и допросить контрольного пленного, уточнить место и получить минимально устаревшую информацию. Пленный долго ждать себя не заставил. Старик распорядился не трогать местного крестьянина, положив глаз на всадника, имевшего несчастье отправиться в путешествие не в то время и не той дорогой.

Мы с Микой А'Кортом выскочили из кустов, я направил арбалет на всадника, Мика схватил лошадь под уздцы. Всадник не рискнул хвататься за меч, висевший с правой стороны седла: он понял, что его ждет, как только увидел цвет кожи разбойников.

После допроса, в основном о географии окрестностей и расположении гарнизонов силовых структур, несчастного путешественника, оказавшегося приказчиком солидного купца, просто зарезали. Так же поступили и с его конем, подтвердив тем самым, что принцип «свидетелей не оставлять» родился задолго до появления частей специального назначения. Даже если этот свидетель — простая лошадь.

* * *

Выйдя к цели и скрытно расположившись, мы установили наблюдение за усадьбой. Вскоре несколько всадников выехали за ворота. Нападать на них Сигурд запретил, вопросы мести для него не были главными. А вот меня в очередной раз заинтересовала его странная кровожадность, ради которой он вернулся к миру. Ведь близкой родни среди погибших в Тайнборге у него не было. Во всяком случае, я об этом не знал.

Усадьба представляла собой большую двухэтажную виллу, окруженную живой изгородью — трехметровой стеной со вкусом подстриженного кустарника. Колючего, прочного и с трудом поджигаемого, как определили соратники. Растительного аналога колючей проволоки, как сделал вывод я.

В усадьбу можно было попасть через два въезда, они же выезды. Небольшие ворота позади, рядом с хозяйственными постройками, как я понял, были служебными. Большие парадные ворота с калиткой в одной из воротин располагались с фронтальной стороны. Слева от главного въезда по периметру усадьбы шла дорога к хозяйственным воротам.

Нападение, как обычно, планировалось на темное время суток, чтобы использовать наше преимущество — ночное зрение. День посвятили изучению объекта. Путем наблюдения было выяснено, что на этот забор наложена охранная магическая сигнализация, по всей вероятности, один из вариантов того самого Круга Гвениэля, дополненный чем‑то еще.

Не слишком многочисленный штат прислуги на вилле был укомплектован людьми, среди них есть женщины, на территории происходит довольно оживленное движение. Охрана тоже есть, однако небольшая, не более десяти короткоухих. Мы видели одновременно не более шестерых. Найденная на маяке подзорная труба очень помогла при наблюдении с деревьев, удалось выяснить местоположение помещений охраны. Костюм «леший» позволял незамеченным подбираться поближе к объекту.

Сигурд посоветовался с теми, кто имел понятие об эльфийской архитектуре, иными словами, мог прикинуть, что и где в этой вилле находится. Старик мне понравился крайней серьезностью в отношении планирования. Хотя в усадьбе явно отсутствовали хозяева, он совершенно не принимал в расчет такое везение, что несколько удивило нашего отмороженного Мику — еще бы, десяток короткоухих против двадцати восьми орков.

— Мика, — ответил старик, — послушай и запомни. Я буду говорить просто. Ты оружием махать любишь? Вот и займешься этим, когда придет время. Думать за тебя буду я. И думаю я над тем, как уйти отсюда живыми и желательно невредимыми. Для этого надо, чтобы к утру мы эту усадьбу ограбили, навьючили добычу на коней и двигались к берегу. Каждый лишний день, проведенный здесь, может привести к тому, что либо шнекку обнаружат, либо нас. А чтобы тревогу до того, как мы ноги унесем, не подняли, нам надо, чтобы отсюда никто не ушел. Для того чтобы никто не ушел, надо подумать. А думать ты мне мешаешь.

Во второй половине дня все, кроме часовых и наблюдателей, дрыхли — отдыха в ближайшие двое‑трое суток не планировалось. Я проснулся от приглушенных матюгов старого колдуна, который молча отправился вслед за одним из часовых, махнув мне рукой оставаться на месте.

Все, естественно, пошло не так, как ожидалось. План сгорел синим пламенем задолго до штурма усадьбы, а может, развитие событий опередило план, но на виллу повалили гости. Эльфы обоего пола, и притом в большом количестве, подъезжали и в каретах и верхом. Несколько успокоило заявление колдуна и наблюдателей, по словам которых среди прибывших они видели только четверых полноценных воинов охраны, сопровождавших одну из карет. Это могло говорить об отсутствии самого хозяина. Определенно, золотая молодежь собралась на вечеринку, а охрана — всего лишь следствие высокого статуса развлекающихся.

Надо было выбирать: либо отменять нападение, либо штурмовать усадьбу, сделав поправку на возросшее число подлежащих уничтожению объектов. Старик задумался, медлить было нельзя, запасы продовольствия кончались. К тому же в силу неизбежных в операции случайностей каждый лишний час ожидания повышал вероятность того, что нас могли обнаружить.

В конечном итоге эльфам не повезло. Сигурд решил не откладывать штурм.

* * *

Золотая молодежь оттягивалась на славу. Играла музычка. Кстати говоря, мелодия была приятной, во всяком случае, на медленный танец свою девушку я бы под нее пригласил. Периодически кто‑то пел красивым женским голосом, судя по всему, гости позаботились об оркестрике, поскольку до музыкальных центров цивилизация тут еще не дошла. В левом крыле виллы на первом этаже мелькали силуэты танцующих пар, гости время от времени выходили на балконы, доносились смех, хохот, взвизги.

Мы ждали. Не в последнюю очередь того, что гости и гостьи попросту накачаются винища и расползутся по комнатам. Какое сопротивление врагу может оказать воин, которого уже победил основной инстинкт? Размахивать холодным оружием нагишом психологически некомфортно. После полуночи Сигурду надоел чужой праздник жизни. Мы уже выбивались из графика…

Я шел через служебные ворота. Хотя никаким колдуном я пока и не был, но чувствовать магию научился. По крайней мере, у меня были шансы засечь подготовку магического удара по мне или моей группе. Колдун со своей стороны выступал в роли тяжелой артиллерии, гасящей обнаруженные цели, для чего он расчехлил свою изукрашенную рунами рогатину.

Инструктаж старика был кратким:

— Не останавливаться. Парня, — кивнул на меня, — когда крикнет, что чует мага, слушать. На мага нападайте сразу. Чем больше времени ему дадите, тем сильнее удар будет. Нападайте на мага с разных сторон. Если даже одного поджарит, то второго не успеет. Мужчин рубить всех, женщин, если не магички, можете щадить. Пусть потом родственники выкупают. Помните, ваши амулеты удержат три‑четыре магических удара средней силы. Если нарветесь на мага посильнее, то и второй удар может быть для вас последним. Меняйтесь.

Ха! Сигурд предпочел не упоминать, что от некоторых заклятий не защитят и амулеты, независимо от своей силы, поскольку широкодиапазонные — типа моего Черного меча — стоят колоссальные деньги по причине сложности изготовления.

— Как с дележом выкупа за них? — подал голос алчный Мика.

— Тебя доля за рабыню не устраивает?

— Нет! Мало! — возразили уже многие, явно выражая оценку возможности подороже обменять взятых конкретно на этой вилле пленниц.

Старик задумался. Необычного в этом ничего не было, херад был в своем праве, в данном случае усилия, необходимые для захвата, транспортировки и последующего содержания заложников, превышали норму. Даже ярлы в таких условиях часто дарили пленных дружине. Вдобавок просто пленный — это кот в мешке, а здесь дочери небедных эльфийских родов. Можно было надавить авторитетом, но тогда бойцы могли как бы случайно порубить всех на этой вилле, не отличая женщин от мужчин.

— Выкуп идет в общую добычу. Содержим я и его род, — кивнул в мою сторону. — Наша доля при дележе выкупа увеличивается вдвое. Касается всего.

Бойцы помолчали немного и начали оценивать варианты взаиморасчетов. Увеличение долей вдвое заметно уменьшало прибыль. Еще бы, мне при дележке выкупа будут положены две доли за рум вместо одной. А старик мог теперь не ограничиться долями хевдинга, а вспомнить о долях колдуна, умножив все это в два раза. Однако выгода все равно потенциально перевешивала несколько серебряных монет на нос от доли цены рабыни на свободном рынке. Компромисс был приемлем, в конце концов воины согласились.

Замысел был прост. Все выдвигаются к ограде виллы, основная группа, предводительствуемая колдуном, крадется вдоль забора к парадному въезду и, как только колдун разрушит ворота, врываются внутрь. Вторая группа подбирается к задним воротам, перебрасывает на ту сторону двоих, те приканчивают часового, если он есть, и открывают ворота. Далее обе группы зачищают дом и подсобные помещения.

Через ворота готовились прыгать я и Рыжий. У меня были надежные доспехи, а Рыжий Эгиль нарабатывал авторитет.

* * *

Со стороны фасада полыхнуло с резким хлопком, раздались крики. Я подскочил к воротам, держа в руках меч, и, на секунду замешкавшись, запрыгнул на плечи Мики и его младшего брата Хагена. Те, вставая, подняли меня наверх. Рядом Эгиль переваливался через ворота. Я не сумел помешать, и часовой за воротами принял его на копье. Эгиль успел только охнуть. Я спрыгнул во двор.

Не пытаясь вытащить копье из трупа, часовой мгновенно извлек меч и рубанул меня раньше, чем я успел восстановить равновесие. Удалось отбить удар в шею наручем правой руки. Но с ног он меня сбил. Не теряя времени, человек оказался у меня за спиной и нанес сильнейший удар по шлему; разорвать дистанцию, чтобы успеть встать, не удалось. Попытка вслепую рубануть его по ногам успеха не принесла, последовал ответный рубящий удар, шею обожгло. Мелькнула мысль: «Допрыгался!»

Но убить меня часовому не дали. Когда мне удалось обернуться, он стоял на коленях, опираясь на меч и щит, потом упал ничком рядом со мной. В спине торчал болт. Над забором торчал Лохматый Гальфдан с разряженным арбалетом в руках.

Я выдернул брус из скоб и принял в руки свой арбалет. Хауберк опять был поврежден, второй раз меня спас удачный угол удара. Трое лучников остались у ворот, чтобы отстреливать или брать в плен пытающихся бежать, задний въезд находился слишком близко к зданию, чтобы оставить ворота без прикрытия.

Требовалось ликвидировать охрану поместья. Располагалась она отдельно, в служебном крыле основного здания. Я постарался задавить инстинкт самосохранения, пробившийся сквозь адреналиновую блокаду сознания, и устремился вперед, чтобы не дать страху никаких шансов. В караулке тоже не обошлось без жертв. Появившийся из дверей молодой парень с луком в руках всадил стрелу в лицо Оттару и через мгновение упал сам, получив бросок рогатины в грудь. Двух выскочивших за ним изрубил Мика.

В доме кричали на эльфийском. Мы ворвались внутрь. В коридоре воин в кирасе, при чешуйчатых наголенниках, но почему‑то без наручей, чуть было не проткнул Мику, если бы не мой выстрел из арбалета. Болт выломал противнику половину нижней челюсти. Мика добил его, потом зарубил второго парня в кольчуге, выскочившего из соседней двери, отрубил руку третьему, после чего упал, получив мощный удар по шлему от четвертого — довольно крупного мужчины в доспехах, с мечами в обеих руках.

В следующее мгновение Лохматый Гальфдан выстрелил в его противника из арбалета. Воин отшатнулся, потом прыгнул вперед. Попытка бросившего арбалет Лохматого сменить хват рукоятки меча на прямой стала для него фатальной. Левым мечом эльф — уж больно типичная была физиономия — выбил оружие из руки Гальфдана, правым ударил в лицо.

Я, держа меч обратным хватом, только в отличие от Лохматого в правой руке, одновременно поддерживавшей арбалет, выпустил свой самострел из рук. Не пытаясь перехватить меч, я сделал выпад и под прикрытием начавшего заваливаться назад тела Гальфдана изогнувшись всадил острие над коленом эльфа. Попал как раз под обрез чешуйчатой юбки. Взятый под контроль инстинкт самосохранения, оказывается, колоссально улучшает глазомер и координацию движений. Далее опять сработали рефлексы, спасибо мастеру спорта по рукопашному бою майору Кичигину, с которым меня когда‑то свела судьба, что учил прежде всего чувствовать логику поединка и тактически мыслить, а не тупо дрессировал нас. Я просто продолжил движение вперед, одновременно крутя меч в ране. Эльф рубанул левым мечом — неудачно, поскольку я был слишком близко, и оказался в безнадежном положении. Его правый меч бессильно резанул меня по груди, он страшно закричал, после чего мы столкнулись. Он отлетел к стене, мой меч, вырванный из его колена, как‑то сам по себе прикрыл ноги от удара его левым мечом. Одновременно я снова шагнул вперед, войдя в клинч. Моя левая рука, сжимавшая выдернутый из ножен стилет, отжала его правую, и мизеркорд с хрустом вошел ему в подмышку.

Хаген за моей спиной зарубил раненного братом воина. Противники кончились. Сам Мика ворочался на полу, тряся головой. Я не стал подбирать арбалет, решив работать только мечами, и вернув стилет в ножны, выдернул из лопасти малхус.

Скорость штурма ограничивалась слабым знанием планировки помещений. То, что выкачали из пленного мага, больше касалось господских и гостевых покоев.

Пришлось делиться на группы, причем я, Мика и Хаген оказались первыми. Так сказать, на острие атаки.

В служебном крыле усадьбы сопротивления мы более не встретили. В холле был выбор, помочь зачистить левое крыло, где раздавались крики, вопли и хаканье, или идти на второй этаж.

Выбор облегчил Бьярни А'Тулл с луком в руках, стоявший на верхней площадке лестницы у дверей второго этажа.

— Помогайте, колдун на ту сторону пошел, нас всего трое тут осталось.

По мраморной лестнице мы бросились наверх. Из нашей группы еще двое устремились за нами, часть побежала зачищать второе крыло первого этажа.

С одной стороны, решение штурмовать крыло без Сигурда было ошибкой. Я успел нырнуть вниз и что есть силы бросил тело вперед, повинуясь выработанному на занятиях с колдуном рефлексу. За спиной полыхнуло, меня обдало жаром. Эльфийский маг в полураспахнутой белоснежной рубашке на голое тело опустил руку в блестевшей драгоценными камнями перчатке, опять направив ее в мою сторону. Надо мной свистнула стрела. Эльф дернулся назад, хотя стрела и прошла мимо, рядом опять полыхнуло, я подкатился к дверям комнаты и рубанул малхусом, подсекая колени мага. Пока он падал, перчатка опять блеснула кроваво‑красным сиянием и меня в третий раз окатило жаром. Почти одновременно я воткнул меч ему в живот. По стене коридора напротив оплывал камень.

У входа горели тряпки на обугленных телах обоих спутников Бьярни и кого‑то еще. У окна, прячась за широченной кроватью, визжала закутавшаяся в одеяло эльфийка.

Поодаль я заметил два трупа с торчавшими из них стрелами — молодец Бьярни, сработал вовремя, перекрыв коридор. Остальные комнаты мы брали поодиночке, причем только в двух случаях нам пытались дать отпор.

В одной из комнат мы столкнулись с мечником выдающейся квалификации, он ранил Мику в бедро, но пал от руки Хагена. Мастерство противника позволило ему противостоять с мечом и обмотанной плащом левой рукой толпе орков в доспехах в течение некоторого времени, но не вечно же.

В другом случае нам попался полуодетый маг, на этот раз истинный. Естественно, тоже не один. Правда, без эльфийки, но с полураздетым эльфом. Маг немного упредил нас, долбанув заклинанием прямо сквозь двери. Нас выручили две вещи. Во‑первых, он ударил вслепую, на звук, и удар разрушил заклинание, державшее двери в комнату. Во‑вторых, от действия заклинания меня спас Черный меч, а Хагена — усовершенствованный Сигурдом оберег в виде молота Тора. Ударить второй раз он не успел. Гримаса ужаса успела исказить лицо мага, прежде чем меч Хагена снес половину головы извращенца. Я зарубил его дружка, пытавшегося тыкать в меня полудекоративным кинжальчиком.

Стоя над трупами, я оглядел комнату. Из разбитого окна свисала связанная из штор эрзац‑веревка. Наши голубые друзья хотели улизнуть через второй выезд из усадьбы, он был недалеко. Ничего хорошего их внизу не ожидало: у ворот рубились несколько фигур, еще несколько лежали вповалку: это группа прикрытия сдерживала натиск пытавшихся сбежать гостей.

Так, оценим ситуацию. Мы зачистили почти половину здания, во второй половине Сигурд и большинство наших гасят очаги сопротивления. Если эльфы изрубят троих у задних ворот и уйдут, мы рискуем не успеть дойти до берега.

Взмахом руки я подозвал Хагена и Мику, он как раз прихромал из коридора сквозь трухлявые остатки дверей, и я поставил им задачу:

— Эльфы у ворот, давят. Я иду перекрывать, вы зачищайте здесь, — после чего начал спускаться по веревке. Меня она выдержала, а отправленного соратниками ко мне на усиление Бьярни — нет. Узел развязался, отчего парень рухнул на землю с пятиметровой высоты. Помогать ему было некогда.

Эльф, облаченный в доспех (и когда только успел в этой суматохе!), пытался одной рукой вытащить тяжелый брус засова. Это у него получалось плохо, но мужик был явно тертый, опытный, меч из другой руки не выпускал. Вот он все же воткнул меч в землю и взялся за брус двумя руками. Ворота наши парни предусмотрительно закрыли. Еще двое длинноухих в изящных, видимо, дорогих костюмах, но с мечами в руках подоспели к нему на помощь. К воротам бежали еще три женские фигурки, маленькая и две побольше, все трое в простых, но весьма элегантных платьях.

Увидев меня, эльфийки резко остановились. Открывший ворота эльф в искрящемся гравировкой пластин бахтерце схватил воткнутый в землю полутораручник и бросился в атаку, прокричав что‑то вроде: «Госпожа, бегите!» Не знаю, кого он назвал госпожой, но призыв был адресован явно не к двоим разряженным субъектам с мечами. Стресс — опасное и непредсказуемое состояние. Вот и у этой парочки, видимо, что‑то заклинило в мозгах — они восприняли слова эльфа‑мечника как приказ, подлежащий неукоснительному выполнению. Оба сорвались с места и шмыгнули вон из усадьбы как раз в тот момент, когда я уже решил, что мне хана. В одиночку довольно сложно противостоять и двум хорошим фехтовальщикам, умеющим работать в паре, а против троих еще труднее, даже если двое из них без доспехов.

Оттеснить себя от ворот я не дал. Эльф обозначил удар в голову и не прерывая движения перенаправил меч, целя в бок — или бедро — снаружи. Однако поединок с Бьерном научил меня многому. Я предпочел сократить дистанцию, одновременно уйдя с линии атаки и контратакуя мечом в левой руке. Получилось неудачно, слишком острым был угол контрудара, однако атака эльфа сорвалась. А вот от удара малхуса, разрубившего в следующее мгновение его бедро, противник уйти не сумел. Осталось только шагнуть к нему за плечо с одновременным ударом Черным мечом слева по колену раненой ноги. В колено не попал, закрылся мечом и нанес смертельный удар малхусом в шею.

Первая из эльфиек, вытянув в мою сторону руку, нанесла магический удар. Руны на мече блеснули искрами, вокруг меня появился круг рассыпающейся в пыль травы. На лице женщины отразился страх. Я без особой злобы ударил ее мечом плашмя по голове, в последний момент слегка придержав руку. Эльфийка упала на колени.

Вторая, державшая в руках кинжал, схватила девочку, толкнула ее в направлении ворот, крикнула:

— Беги! — Сама же бросилась на меня, перекрывая траекторию перехвата девчонки.

Фехтование подучить ей не помешало бы. Во всяком случае, короткими клинками. Я мгновенно изобразил удар в голову и тем же клинком щадяще, плашмя стукнул ее по руке. Кинжал выпал. Второй рукой прижал лезвие малхуса к изящной шейке. Девушка закрыла глаза.

— Тебе что, жить надоело?

Ее поступок мне понравился, можно сказать, я даже проникся симпатией к этой самоотверженной девчонке — в платоническом смысле этого слова. Особенно поражал контраст с поведением двух быстроногих эльфийских меченосцев. Малышка никуда не убежала, стояла у открытых ворот и смотрела на нас.

Девушка открыла глаза, став весьма похожей на типичную эльфийку из японских мультиков. Я постарался забыть те из них, которые для взрослых. Но глаза снимали информацию, мозг анализировал объект, инстинкты тоже никуда не исчезали.

Девушка была на голову ниже меня, гармоничную фигуру совершенно не искажала небольшая грудь. Идеально правильное лицо оживляла серебряная геометрическая татуировка вокруг левого глаза. Татуировка начиналась над бровью ближе к виску, спускалась на висок и щеку, заканчиваясь на ее середине. Простая по форме прическа смотрелась изящно благодаря узкому серебряному обручу с довольно крупным камнем, возможно изумрудом, в темноте можно ошибиться. В вырез платья спускалось очень красивое, на вид также изумрудное колье. Стильная и продвинутая дама. К тому же воспитана как надо. Отрадно.

— Что? — Голосок звучал волнующе, сирена, твою разэтак.

— Вечность впереди надоела, говорю? — ухмыльнулся я, хотя нащечники и скрывали мимику. — Под меч прыгаешь.

Девица не знала, что сказать. Только скосила глаза на девочку, скорчив ей страшную рожу — беги, мол, беги же.

— Лучше смерть, чем вы. Убивай, животное.

— Может, лучше сначала тебя изнасиловать, вдруг понравится? — обозлился я.

Она нажала шеей на лезвие малхуса и попыталась дернуться. Надо же, экие симпатичные остроухие камикадзе пошли! Меч я мгновенно убрал, стильная эльфийка отделалась царапиной.

— Кто же так себя убивает, дура, — воткнув второй меч в землю и отвесив ей легкую пощечину, чтобы опомнилась, выдал я. — Шрам останется, и всего‑то. Ну, может, голосовые связки порежешь, будешь всю свою бессмертную жизнь только хрипеть.

— Убивай, не тяни! — закричала эльфийка. Пришлось стукнуть еще раз. Переборщил, разбил губу чешуей перчатки. Она закричала, бросилась на меня, протянув руки к горлу, идиотка. Нашлась душительница. Получив плюху чуть посильнее, дама упала, причем шипы на костяшках прошли вскользь и оставили четыре яркие царапины на правой щеке.

— Беги же, дура! — крикнула она девчонке, так и стоявшей в воротах, и сунулась к кинжалу.

Я наступил сапогом на ее спину. Эльфийка опять закричала, истеричка, но слегка успокоилась, во всяком случае, убавила громкость.

— А ну успокойся! Нужна ты мне! Делать больше нечего, как убивать тебя! — рявкнул я, боковым зрением не упуская из виду зашевелившуюся магичку.

Что с ними делать? По замыслу налета, надо их тащить к точке сбора наших, все‑таки ценная добыча с высокой меновой стоимостью. С другой стороны, ребятки, обозленные потерями, могут поступить с пленницами по законам военного времени — будучи, кстати, в своем праве. Магичку, пожалуй, зарубят сразу. Девушку с серебряной татуировкой ждет аналогичная судьба, только прежде снасильничают. Но поступок ее мне понравился. Многие говорят, что, мол, готовы отдать свою жизнь за чужую, но мало кто это делает, когда наступает момент истины. Да и сама девица на редкость хороша, чем‑то похожа на Эрику, только волосы светлые. Неожиданно поймал себя на мысли, что испытываю инстинкт собственника. Надо же…

О конвоировании на корабль можно забыть, одна только моя группа потеряла половину состава, не считая раненых. Отпускать тоже не хотелось, жизнь у меня одна, а убийцы и насильники мои родичи, притом что эльфы в плане кровожадности не уступают моим соплеменникам. А погоня так и так будет — двое сбежавших, по всей вероятности, уже набрали крейсерскую скорость по дороге к деревне. К сожалению, выставить засаду на подъездной дороге колдун отказался, слишком мало у нас в отряде народу. Решать требовалось немедля.

— Проваливай. — Я снял сапог со спины татуированной эльфийки.

Девушка изумленно посмотрела на меня.

— Что? — не поверила она.

— Сюрприз, милашка! Проваливай, говорю. Хотя подожди. — Я резанул острием меча по ее икре. Довольно глубоко, она охнула, но не заорала. Теперь дамы будут не бежать, а ковылять на малой скорости, а большего нам и не надо. В отношении сбежавших я надеялся, что они достаточно перетрусили, чтобы заблудиться в ночном лесу и заночевать там. Но кто‑то подаст весть, сомнительно, что такой грохот и оптические эффекты пройдут мимо внимания окрестных пейзан. Времени у нас максимум до полудня.

Подойдя к магичке, повторил вертикальный порез икроножной мышцы.

— Ее тоже забирай. Не заберешь — убью.

Судьба магички меня интересовала мало. Будь она одна, оттащил бы в здание, а там любая попытка колдовать могла для нее закончиться печально. Ей повезло, но счастливый билет вытащила не она, а самоотверженная блондинка. Таким образом, жизнь магички — бонус к выигрышу в лотерею от фирмы «А'Корт инкорпорейтед» в моем лице, поскольку эти девицы — первые, кто унесет ноги относительно невредимыми, встретив меня с оружием в руках. Всех остальных до того момента я прикончил.

Магичка от боли и страха охнула и активно зашевелила всеми четырьмя костями по направлению к воротам.

— Куда? Не торопись, драгоценности‑то оставь.

Девица тем временем немного пришла в себя и опять сделала попытку поднять кинжал.

— Стоять! А это мне на память, если не возражаешь. С твоего разрешения! — Перехватывая и выламывая кисть, я взял кинжал второй рукой, так и не выпустив рукоять меча — во избежание сюрпризов от магички. У девушки дрогнуло лицо, на нем отразились страх пополам с непониманием. Пристальный взгляд на меня, потом на кинжал. — Ножны где? Нет? Ну и ладно.

Сунув кинжал за пояс, я отобрал у эльфийки колье, диадему, или как она там называется, браслеты и снял кольца с рук. Когда снимал драгоценности, пришлось напрячь силы, чтобы касаться именно колье, а не чего‑то другого во избежание взрыва гормонов. Потом ограбил магичку. Когда я пристраивал кинжал, за спиной почувствовал знакомое сгущение энергии перед магическим ударом и мгновенно обернулся. И эта — тоже магичка, оказывается!

— Не успеешь. Уймись! — рыкнул я, одновременно поднимая меч и направляя его в горло эльфийки. — Все! Проваливайте, и побыстрее, пока можете.

Одновременно в доме грохнуло. Кусок стены вылетел, и метрах в пяти приземлился эльф. Точнее, то, что от него осталось — обожженная грудная клетка и голова с характерными ушами.

Молодая эльфийка ахнула, схватила подругу в охапку и попыталась утащить, несмотря на раненую ногу. Куда там, та сама рванула так, что возникло сомнение, а действительно ли я ей порезал ногу, или это только показалось. Прихрамывая, девушка дошла до ворот и оглянулась.

А до меня дошел весь идиотизм моего решения. Раны от меча она вылечить быстро не могла, но истинный маг вполне мог блокировать болевые ощущения. Требовалось исправить ситуацию.

— Не вздумайте по дороге бежать, убьют. Засада там. — И махнул рукой, прощаясь. Все что надо было, это продержать подруг в лесу до утра.

* * *

Ругать себя за глупость было поздно, не в спину же им стрелять. Две магички вполне могли быстро добраться до деревни, ведь лес отнюдь не зимний, от зверья безопасный, поскольку в окрестностях усадьбы хозяева давно должны были выбить все, что опаснее бешеного ежика. Обнадеживало только время суток и мой блеф с угрозой засады: ночью в лесу обычно не ходят, в темноте эльфы видят плохо, к тому же будут опасаться выходить на дорогу.

Все трое наших парней, оставшихся у ворот, были мертвы, в груди одного из них торчал меч. Чуть поодаль валялся труп эльфа в таком же, как у зарубленного мною, бахтерце с обломком стрелы в районе правого тазобедренного сустава, как раз под обрезом пластины. Рядом лежали щит и еще один меч. Зарубленный мною работал парными мечами. Судя по расположению тел, ими он всех троих и порубил, отделавшись ранением в руку. Как и следовало ожидать, лучники не смогли остановить хорошо защищенных броней воинов противника, разве что свалили двоих бездоспешных поодаль. Один из них еще шевелился. Сбежавшие твари отсиделись за их спинами.

Я поднял один из луков убитых парней и замаскировался в тени на случай, если беглецы не кончились. Использовать его не пришлось.

Вылетевший из‑за угла Хаген заорал мне:

— Закрывай ворота, раздевай трупы и пошли в дом. Времени мало, колдун сказал, чтобы паковали все ценное побыстрее. — Увидел дергавшегося раненого, добил его уколом меча, на всякий случай так же ткнул второго.

Мы раздели всех погибших, включая наших, увязали доспехи и вооружение, закрыли ворота и двинулись в усадьбу. Личные трофеи, включая кинжал девушки, я увязал в снятую с трупа рубаху, разместив узел в одном из бахтерцов.

В танцевальном зале была кровавая каша. Еще стонали раненые, местами горел паркет, двое наших, матерясь, тушили, попутно добивая стонавших. В холле меня встретил вымотанный колдун, наскоро лечивший раненых, сам со следами крови на груди и лице.

— Будь со мной. Потом пойдем наши дела решать. Пока перевязывай парней.

Пациентов было всего четверо. Из них относительно легкие ранения имели Мика и Длинный Эрик. Бьярни сломал ногу, его уже притащили. Херб А'Корт неудачно попал под удар мага: с черным распухшим лицом, весь залитый кровью и гноем, он был явно не жилец.

Старик встал, начал осматривать Херба, не обращая внимания на его стоны. Мне достались Эрик и Мика, стянувший наголенник и снимавший обшитые кольчугой штаны. Начало перевязки Мики было скомкано, стоны Херба резко стихли. Мы с Микой вытаращились на колдуна. Он снял с шеи трупа амулет и повернулся к Бьярни:

— После такого не выживают, а умирать могут долго. Показывай ногу.

Бьярни передернуло.

Раны не помешали нашим перевязанным соратникам принять участие в грабеже. Кроме Бьярни, естественно.

Библиотека находилась над танцевальным залом. Книг было немного, они занимали две комнаты. Колдун после беглого осмотра особенно заинтересовался комнатой поменьше, всего‑то с полусотней фолиантов и туб со свитками. Мук выбора Сигурд не испытывал, он приказал мне выгрести и упаковать все, предварительно проверив, не установлена ли защита.

Отдав распоряжение, колдун пошел собирать артефакты — в основном с трупов. Прямо на глазах начал оживать. Ходил до этого как вареный, под конец штурма какой‑то маг чуть не пробил его защиту.

Я содрал с окон шторы, увязал книги в узлы и отнес их вниз. Поскольку мне в голову не был инсталлирован письменный эльфийский и почитать награбленную магическую спецлитературу я не мог, то решил полюбопытствовать, что это за перчаточка, которой меня чуть было не зажарили.

Комнату выпотрошили, эльфийскую бабенку, видимо, утащили под охрану. Однако тело мага никто не тронул, что меня несколько удивило.

Потом дошло почему. Желание обшаривать труп собственными руками мгновенно испарилось, и я воспользовался кинжалом. За попыткой снять с шеи трупа украшенный драгоценными камнями медальон меня и застал колдун.

— Догадался руками не лапать? Молодец. О! А перчаточка какая интересная! Кто его прикончил?

— Я.

— Жаль, — засмеялся колдун.

— Почему?

— Потом скажу, времени на объяснения нет.

Что интересно, перчатку Сигурд тоже не стал трогать руками. Позаимствовав у меня малхус, старик без затей отрубил мертвую руку и завязал в отрезанный кусок одеяла. То же самое повторил с кольцами на пальцах и приказал мне снять кольца с обрубков при помощи кинжала. Для колец и медальона у него нашелся миленький кожаный мешочек литра на три, наполовину загруженный магическим барахлом. Любопытно, что в мешок он кольца бросил, просто собрав рукой. Неужто просто тренировал меня?

В комнате, где мы укокошили мага‑извращенца, процедуру с кольцами пришлось повторить. Я начал снимать их невооруженными руками, предварительно уточнив, не опасно ли сие. Старый хитрец только кивнул и хмыкнул. В жизни всегда есть место юмору.

В тот угол дома, откуда Сигурд катапультировал половину эльфа, мы отправились в последнюю очередь. Полезных магических артефактов нашлось немного. Увязавшийся за нами хромоногий Мика прибрал немножко денег, драгоценностей и оружия. Зато было много обугленных и изуродованных женских тел в комплекте с мужскими, включая еще двоих в таких же бахтерцах, как на убитых у ворот. В коридоре валялись тела орков, группа Сигурда понесла основные потери именно тут, нарвавшись на уже готовых к сопротивлению нескольких магов. Выброшенный наружу кусок стены и изуродованные трупы были побочным эффектом высвобождения энергии в результате разрушения амулета одного из погибших магов. Эффект имел место в некоторых случаях, если противнику удавалось пробить защиту. Как создать такой случай, Сигурд знал, он пояснил детали в рамках процесса обучения на производстве:

— Честно говоря, я уже думал, что тут мне пришел конец. Сразу несколько магов сбились в кучу, одни парней долбили, пока воины держали оборону, двое или трое, — Сигурд хмыкнул, — за меня взялись. Я определил самого сильного и ударил по артефактам, больше от бессилия.

— Это всегда так делается?

— Не всегда. У меня просто другого выбора не осталось. Для удара надо снимать защиту, ты бьешь по одному, второй убивает тебя, если успеет сформировать и направить заклятие. Чем маг искуснее, тем времени на снятие защиты и удар он тратит меньше. Менее искусный маг или колдун может и не успеть, даже если одарен больше, чем противник. — Тут он поковырял острием рогатины обгоревший бахтерец мертвеца, несколько пластин отвалилось. — Пока парней защищали амулеты, я еще мог что‑то сделать, даже против нескольких, иначе меня бы очень быстро прикончили. Одновременно колдовать и биться даже мне сложно.

— Ты же говорил, что не устоишь против нескольких эльфов?

— Да, говорил, имея в виду сильных магов. Но сильным сегодня был только один или два, которые меня держали. Остальные — мелочь, мне кажется, студенты, — я понял данное слово однозначно, удивившись самому его присутствию в орочьем языке, — этой их Академии. Похоже, знакомец нашего мага в очередной раз решил наведаться в имение, вот только друзей было многовато.

Сигурд наклонился к другому трупу в бахтерце, почти целому, не обгоревшему, разве что в копоти и крови, перевернул. Спина сильно пострадала, как и у первого. От мысли позаимствовать костюмчик пришлось отказаться. Колдун продолжил комментарии:

— Я определил самого опасного и ударил по его артефактам, рассчитывая на то, что амулетов у него если и не много, то заряжены под завязку и взорваться могут. И то чуть не достали. — Сигурд снова перешел на менторский тон. — Чтобы открывшегося противника убить, много силы не надо, а значит что? Для нацеливания и формирования заклятия надо мало времени. То есть слабый маг в большом сражении вполне может победить и более сильного, и более искусного, пока тот его соратников будет жарить. При парной работе вражеских магов это самое неприятное. Для взлома защиты удар нужен сильный, но ты сам открываешься. Один противник держит удар, второй бьет тебя, открывшегося и незащищенного. Если ты недостаточно силен и искусен, чтобы успеть быстро пробить защиту врага, то тебя убьют совершенно безнаказанно. Так и случилось: я долбанул одного и свалился, второй успел меня подловить. Повезло только в том, что вовремя взорвались амулеты, да и защиту я начал уже восстанавливать. Могло и не повезти.

Он подумал и добавил:

— Кстати, не забывай, в поединках магов взаимное убийство случается сплошь и рядом, даже если по силе противники не равны. Двое слабых магов одного сильного побеждают довольно часто.

Сигурд сморщил нос, сплюнул и добавил:

— Эльфы людей не подчинили себе полностью только из‑за этого, наверное. Людишки плодятся, как мыши, одаренных у них много. Даже то, что их маги знают и умеют куда меньше нас и эльфов, не помогает. Они могут пожертвовать пять‑десять своих слабосильных магов на одного эльфа, но все равно остаться в выигрыше.

Оставшиеся в живых и привлеченные для помощи слуги натаскали кучу мешков, конюхи, судя по разговорам парней, под конвоем седлали и запрягали лошадей. Незанятые воины паковали в мешки и узлы трофеи либо продолжали грабить усадьбу, стаскивая товар упаковщикам. Сигурд согласно кивнул:

— Поторапливайтесь, если повезет, то к полудню мы можем добраться до берега.

Я без напоминаний отправился помогать и в первую очередь навестил караулку, где, как ни странно, никто из наших еще не побывал. Наверное, оттого, что, кроме доспехов, там взять было по большому счету нечего.

Заколотый мизеркордом эльф, по всей видимости начальник охраны, умер не сразу, он отполз после нашего ухода на пару метров в сторону. Рот его был залит кровью, на руке светился драгоценными камнями узкий браслет из сцепленных металлических пластин, потребовавший некоторых умственных усилий для снятия.

Какое‑то время я подбирал, снимал, паковал и таскал вооружение, включая доспехи Оттара и Лохматого. В одной из комнат для эльфов висел на стене портрет подруги или родственницы покойного жильца, нашлось там и кое‑какое золото и прочие ценности. В помещениях для короткоухих не нашлось ничего ценного, кроме некоторого количества серебряных монет, а в полу одного из кубриков обнаружился люк, ведущий в местную КПЗ, сейчас пустую.

Напоследок мы собрали в холле тела своих погибших. Их было пятнадцать, десять из которых погибли в доме, большинство — от ударов заклинаний. Немало, конечно, но, учитывая, что нам противостояли несколько эльфийских магов, мы еще легко отделались.

Нужно было решать, что делать с телами наших и с пленными. Пленных было около тридцати людей и эльфов, согнанных в одну из кладовок, — те, кто не оказал сопротивления. Эльфиек насчитывалось голов восемь. Возможно, приехали в качестве подружек гостей, не рискнувших показать или не обладавших магическими способностями. Тех женщин, в ком подозревали магичек, посекли вместе с мужиками.

Понятно, что вспышки света и грохот в любом случае насторожили жителей ближайшей деревни, но выяснять, что с усадьбой, они, по мнению Сигурда, могли отправиться не раньше утра. Поскольку в жилищах магов пожары случаются редко, местные с большой вероятностью предположат, что молодежь развлекается, будущие маги демонстрируют друг другу свои умения. Но вот зарево в течение продолжительного времени, искры и прочее будут лишним. Поэтому усадьбу жечь не стали. Предполагать, что местные живут слишком далеко, было бы наивно, а точной информации у нас не было.

Погребальный костер разложили во дворе. Тут же возник вопрос о кровавой тризне, некоторые из наших воинов предложили порубить всех пленных. Женщин, поразмыслив, решили с собой не брать. Про колдуна не знаю, а вот Мика огорчился, все‑таки надеялся на долю с выкупа.

Бессмысленные убийства мне претили, резня пленных выигрыша времени не давала, о чем я и сообщил:

— Не вижу смысла, пользы от этого для нас нет. Зажжем костер и уходим. Пленных в подвал, там есть подходящий.

— Ты что несешь? — тут же разинул пасть еще один Берк А'Корт, кстати, муж двоюродной сестры Эрики. — Кровь родных забыл? Мы в поход идем, чтобы за них мстить, а ты не хочешь? На ком, как не на всех этих, кровь наших родичей?

Он толкнул в бок смотрящего на меня Мику, считая его наиболее отмороженным и кровожадным из уцелевших. Старый Сигурд с усмешкой смотрел на меня, причем с какой‑то грустной. Таращили глаза и пленные, охваченные смутной надеждой. Когда их начали выгонять во двор, многие из них догадались зачем.

— Кровь на тех, кого мы уже убили. А в поход ты, Берк, пошел не столько ради мести, сколько за добычей. Мы взяли много, чего тебе еще надо? Слуг порубить? Они не воины, и убивать их — не много чести.

— Сопляк! Они наших родных вырезали.

Кое‑кто поддержал с оглядкой на колдуна. Но большинство отнеслись к этой реплике равнодушно: нервное напряжение после окончания боя и грабежа отпустило, добыча была превосходной, что настраивало на благодушный лад. В общем, убивать счастливчиков, переживших штурм в отсутствие непосредственной угрозы, было просто лень, если я правильно понял.

— Не они. Те, кто моих и твоих родных убивал, давно червей кормят. Все, до одного.

— Все равно эльфы…

— Так мы же не эльфы, — хмыкнул я.

— Щенок… Да я тебя…

— Заткнись, — неожиданно оборвал его Мика, что нас с колдуном до крайности удивило. — Он в своем праве. А язык тебе лучше прикусить. Пока до беды не довел.

— Юнец за кровь своих же мстить отказывается? А я тогда что здесь делаю? — удивился Берк.

— Грабишь, — пожал я плечами.

— Помалкивай, — поддержал брата Хаген. — Что‑то ты, Берк, через ворота прыгать желанием не горел. Это он прыгнул. Зато при грабеже тебя не обогнать было. Так что про желание отомстить лучше молчи. И на колдунов он не последним шел, спину его впереди себя я не раз видел. А про борг и прошлый поход напомнить? Так что это его право. Не хочет баб и рабов резать — пусть живут и всю жизнь его вспоминают.

На том, под ухмылку колдуна, и порешили. Тот демонстративно сохранял нейтралитет, не обращая внимания на умоляющие взгляды Берка.

Вспоминать меня собирались многие спасенные от расправы, несмотря на темноту, пытаясь заглянуть в щели шлема. Интересно, надолго ли… Пленных запихнули в каземат, им было тесно, но они остались живы. Я лично закрыл железный засов.

Не знаю, кого осенила идея вывозить добычу на двух каретах, но я оценил ее положительно. Мы выбрали не самые шикарные экипажи, все крупногабаритное уложили туда. Охрану должны были разыграть орки, имеющие закрытые шлемы. Среди трофейного вооружения нашлись пять шлемов с личинами. За кучеров сошли ребята в плащах с капюшонами, они должны были при встрече с местными прятать морды поглубже. Внутри карет разместились раненые и трое тех, кому закрытых шлемов не досталось. Одному из них я всучил свой арбалет. Колдун заранее натянул на голову трофейный шлем с полумаской и бармицей, полностью закрывавшей лицо, и приготовился исполнять роль толмача. Мелочь из добычи навьючили на заводных лошадей.

Сигурд поджег костер. Выбрал что‑то из своего мешка с трофеями, пошептал над амулетом и швырнул его в пламя. Оно, мгновенно охватив дрова и трупы, стало белым, как будто его поддували кислородом.

— А теперь уходим. Светает уже.

 

ГЛАВА 19

До берега, по моим оценкам, было километров тридцать‑сорок, если двигаться не напрямую, а по дорогам. Шансы, что мы успеем добраться до полудня, были неплохими.

Сигурд хотел сыграть на опережение. Получив информацию об отряде наглых орков, местные силовики должны были затратить определенное время на выработку решения, вывести своих подчиненных из пунктов постоянной дислокации и выставить на дорогах, говоря по‑земному, блокпосты. Для гарантированного перехвата нашего отряда необходимо было выделить мобильные группы для патрулирования между постами. Требовалось время, чтобы добраться до места нападения, получить предварительную информацию о силах налетчиков и организовать преследование.

До поступления первых сведений о силах противника активные действия малых подразделений вообще были маловероятны. Даже на заставы следовало направить достаточно крупные отряды. Во всяком случае, я бы на месте эльфийского начальства не рискнул отправлять небольшие команды на поиск до съема первичной информации с объекта нападения. Даже в нынешнем ослабленном состоянии, потеряв более половины первоначального состава, мы без труда можем разогнать отряд в пару десятков короткоухих. Природная сила и моментальная реакция дают много преимуществ. А будь на нашем месте команда, допустим, двадцатирумного драккара? Этак рыл восемьдесят?

Шустрые беглецы из усадьбы не могли считаться хорошим источником. Если нам повезет, то количество орков в их рассказе как раз приблизится примерно к этой цифре, если не к большей — с перепугу. А это автоматически ведет к ошибке в решении противостоящего нам командира, так как в основу ляжет не только неполная, но и неверная информация. Например, он мог не учесть возможность нашей эвакуации верхом, поскольку на ограбленной нами усадьбе лошадей не разводили и в большом количестве не держали.

Несравнимо опаснее была бы облава береговой охраны, но для этого надо передать информацию на корабли. Оставалось только радоваться отсутствию аналогов радиосвязи в близлежащих населенных пунктах и надеяться на проволочки при отправлении гонцов.

Кстати, о конях. Первым делом я подошел к своему жеребцу и слегка стукнул его по башке бронированным кулаком в ответ на попытку укусить и слегка укоротил стремена под казачью посадку. Манера езды здесь напоминала западноевропейскую рыцарскую — стремена выпущены на всю длину, глубокие седла, к счастью, сейчас отсутствующие, поскольку захваченные нами кони не были боевыми, с соответствующей упряжью.

Родство гражданских седел с боевыми прослеживалось, но неслужившей эльфийской золотой молодежи в мирное время не надо оставаться в седле после встречного копейного удара. Рогатину в рейд я брать не стал, и так много барахла тащить пришлось, поэтому и выбрал казачью посадку для лучшей маневренности в седле при рубке.

Конь был хорош, никакого сравнения с аналогами монголок Оркланда. Отсутствие мощных, крупных верховых пород и вынуждало тех, кто жил вблизи мест, населенных извечными врагами, использовать лошадей только как средство передвижения и перевозки трофеев. Воевали наши только пешими. Как понимаю, это и сдерживало экспансию орков и ограничивало успешность походов в населенные людьми земли. Как бы ты ни был силен и быстр, но семисоткилограммовая скотина с хорошо вооруженным и бронированным всадником на спине все равно давала определенные преимущества. Особенно когда ты стиснут соседями в строю, а на тебя несется такой же строй, только составленный из тяжеловооруженных всадников, так и целящих неприятно поблескивающими копьями прямо тебе в глаз.

Как подозреваю, отсутствие конезаводов, производивших бы местных дестриэ в Оркланде, объяснялось как сложностью прокорма большого количества таких крупных лошадей, так и просто ненужностью последних. Ходить в походы на кораблях было проще и быстрее, а противостоять рыцарям умелые воины могли и пешими. Хотя, возможно, все еще впереди. Судя по случайно перехваченным разговорам дружинников деда номер два, сухопутные походы уже сейчас становились более выгодными морских. Еще бы, много ли возьмешь с земель, к которым каждый год присматриваются тысячи вооруженных мужиков на боевых кораблях.

Хорошо обученный конь урок понял, и проблем с ним больше не было.

Выезд на тракт проходил через большую деревню, скорее даже село. Нас встретили небольшая группа одоспешенных и неодоспешенных лучников и арбалетчиков при поддержке толпы крестьян с топорами и дрекольем. В массе ополченцев кое‑где посверкивали кольчуги.

К нашей досаде, командовал заслоном толковый командир, успевший с момента появления беглецов из усадьбы собрать сельское ополчение и грамотно расположить его. Это само по себе выглядело невероятным для сельской местности. Прекрасно осознавая преимущества орков в рукопашной схватке и недостаток метательного оружия и хороших стрелков, он сделал то единственное, что могло остановить или даже уничтожить банду пиратов. Укрыл ополченцев, подпустил нас как можно ближе и попытался задавить массой, оставив стрелков позади. Либо организатор засады имел авторитет в этой самой массе, либо крестьяне просто не знали, что такое полтора десятка орков. Не знаю, планировал ли он оборону села заранее или предвосхитил возможность отхода грабителей в зоне его ответственности, но мы пережили пару неприятных минут.

Когда мы втянулись в село, меня насторожили огни и какое‑то движение, однако я не успел поделиться подозрениями с Сигурдом.

Из‑за домов, кустов и построек вывалила толпа, засвистели стрелы.

Рядом взвился на дыбы чей‑то конь и вылетел из седла его всадник. Стрела щелкнула меня по наплечнику. Пришлось послать коня на атаковавших, одновременно вытаскивая меч.

При всей неопытности ополченцев среди них не нашлось желающих попасть под копыта. Да и с чем атаковать? Копья у них отсутствовали, доспехи — тоже, если не считать ими кожаные куртки, и то не на всех. Топоры, дубины и колья против конного противника использовать можно, однако надобны умение и мотивация. Ни того ни другого у крестьян не было.

Я рубанул выскочившего из‑под копыт мужика, одновременно поворачивая коня влево, следующий попытался рубануть коня топором и остался без руки. Перебросив меч, я разрубил голову зашедшему справа. Может быть, опытные воины справились бы со мной быстро, но у крестьян не было достаточной мотивации лезть под меч, а их попытки зайти сзади‑сбоку пресекались движением коня. Мне просто следовало не останавливать его самому и не позволять это сделать нападавшим. После того как я срубил еще двоих, за спиной дважды знакомо полыхнуло магией, и крестьяне бросились бежать. Преследовать их не имело смысла.

На земле остались десятка два трупов и тяжелораненых, включая нескольких людей в кольчугах, кожаной чешуе и набивняке. Берк, упавший с раненого коня, или сломал себе шею, или был добит ударом дубины. Рядом валялся труп зарубленного крестьянина. Да, Бог шельму метит…

Труп затащили в карету, желающие прикончили раненых. Попутно оценили мудрость колдуна, позволившего навьючивать добычу только на заводных лошадей, поскольку раненый конь Берка убежал. Потом отправились дальше, не теряя времени на обдирание доспехов с убитых, частично из чувства брезгливости. Если выжженная проплешина с четырьмя обгоревшим телами, включая двоих в кольчугах, наводила на мысль о высоком качестве уцелевших доспехов, то пятеро сгнивших заживо лучников, попавших под второй удар, вызывали отвращение. У ближайшего трупа из‑под шлема текла слизь и оголились кости черепа.

Старик поступил правильно. Когда я послал коня вперед, старик подал назад и прикрылся выскочившими из карет пехотинцами, быстро подготовился и ударил по нападавшим. Сигурд поступил, конечно, правильно, но если он и ожидал на эту тему вопросов, то не дождался. Не мне в данном случае нужно было давать уроки тактики.

Путешествие к морю начиналось шумно и весело.

* * *

Мои мрачные ожидания не оправдались. Марш к месту высадки прошел гладко, никаких других стычек не произошло. Острого интереса у других путешественников наш кортеж не вызвал. Встреченные на тракте люди чаще всего старательно прятали глаза, искоса рассматривая две кареты, окруженные конвоем на отличных конях и в полных доспехах с наглухо закрытыми шлемами. Некоторые даже предварительно останавливали своих лошадей. Это поведение мне напомнило прежний мир, не хватало лишь проблесковых маячков меж ушей наших коняг. У нескольких встреченных эльфов реакция простиралась от вялого любопытства до полного безразличия, поскольку каждый был либо увлечен ехавшей рядом подругой, либо погружен в собственные мысли.

В общем и целом план эвакуации срабатывал, перекрыть дороги эльфы просто не успевали. Хотя ближе к берегу возникли сложности. Проехать к месту высадки по кромке прибрежной полосы мы не могли из‑за карет с добычей. Перегрузка ее на свободных лошадей приводила к потере темпа и инициативы, что могло привести к нападению берегового патруля как раз в момент погрузки неправедно нажитого имущества.

Наш многоопытный предводитель, однако, предусмотрел и это, решив эвакуироваться в полном комфорте, а именно с пирсов рыбацкого поселка. Он даже заранее проинструктировал кормчего, по какому дополнительному сигналу с берега можно было входить в бухту.

Шнеккары были широко распространены, ими пользовались мелкие и зажиточные купцы, рыбаки и китобои, не говоря уж о людях, промышлявших морским разбоем. Такие посудины в немалом количестве поставлялись на экспорт из Оркланда, при всех его напряженных отношениях со всем миром, люди кое‑где строили неплохие контрафактные копии. Таким образом, само по себе появление нашего шнеккара у берега еще ни о чем не говорило. Но и расслабляться не стоило, капитан какого‑нибудь корабля береговой охраны мог случайно заинтересоваться, но на войне без риска — никуда.

Другой вопрос, что в самом поселке, а если быть точным, на его окраине находился пост службы наблюдения и сигнализации местного эквивалента войск береговой обороны и пограничных, если пользоваться земными терминами. На этот пост мы и репетировали сигналы с маяка. По разведданным, личный состав насчитывал около полутора десятков короткоухих, все конные. Этакая погранзастава, часть воинов которой патрулирует берег, ловит контрабандистов и прочий криминальный элемент и заодно ищет следы высадки морских десантов орков, людей или конкурирующих эльфийских княжеских домов. По примеру оркландцев, многие люди занялись извлечением дохода из морского разбоя, а самые жадные, или глупые, или самоуверенные, или все вместе пощипывали и эльфийские дома. В случае необходимости военнослужащие данного поста должны были либо укрывать жителей близлежащего населенного пункта в своем большом укрепленном здании с высоким забором и гелиографом на вышке, либо организовывать их вывод из угрожаемого района. В общем, продуманная система. С достаточной заботой о людях, несмотря на весь эльфийский расизм.

К счастью для нас, должность колдуна в штатном расписании местной погранзаставы отсутствовала. Дороговатое удовольствие для линейного поста береговой охраны в отличие от отдельного поста, охранявшего маяк.

От нас требовалось только захватить пирсы поселка, обеспечив эвакуацию имущества и нас самих или, по необходимости, блокировать пограничников в их мини‑крепости. Вырезать гарнизон не имело смысла — прибыли это не давало, добыча и без того была превосходной, а терять воинов понапрасну не хотелось. В идеале вообще стоило избежать боя, но всерьез на это не рассчитывали. Короткоухие являлись этакими кшатриями эльфийских домов, их держали в ежовых рукавицах, но платили за службу не скупясь. За почти равное положение с чистокровными длинноухими люди‑воины исправно платили своими жизнями, отнюдь не дожидаясь старости. Идеальный расходный материал для длинноухих ублюдков, можно сказать, с момента зачатия.

Разделяться нам не стоило, у нас осталось тринадцать воинов из двадцати восьми. Попытка частью сил блокировать гарнизон могла кончиться уничтожением всего нашего отряда по частям силами самого гарнизона. Даже без подкреплений десяток конных воинов или, если не повезет, полтора десятка — это достаточно много. Хотя у нас был мощный колдун. Но у противника наверняка были амулеты, в том числе для защиты лошадей. Все это вносило в мою оценку ситуации бодрящие нотки неопределенности. Ошибись старик с заклятием, точнее с алгоритмом взлома заклятиями амулетов противника — и конники могли успеть оказаться слишком близко для применения амулетов вообще. В таких случаях колдуны, конечно, могут не разбираясь ударить и по своим, чтобы с гарантией поразить врагов. В сражении такой колдун имеет шанс уцелеть, а вот потом выжить ему будет проблематично. Ну разве что хольды отряда признают его действия соответствующими тактической необходимости, на что обычно они шли неохотно, опасаясь недовольства рядовых воинов.

Самый простой и, как ни странно, быстрый и надежный способ взлома защиты что безмозглых амулетов, что управляющих ими магов со всем их разумом заключался в тупой работе по площадям. Поток энергии заклятия подавлял защитную систему амулетов, но требовал колоссальной подпитки. Запасы Сигурда были уже не так велики даже с учетом трофейных накопителей, он очень много потратил в усадьбе. И это при том, что по дороге обратно я постоянно чувствовал, как он собирал энергию, несмотря на риск умереть первым в случае нападения из засады с участием мага.

Думаю, старик мог уничтожить всю заставу, просто проехав с ней рядом, например, таким же ударом, каким укокошил бедолаг‑лучников в селе. Однако в таком случае, учитывая площадь воздействия, затраты энергии на перегрузку защитной системы вражеских амулетов и уничтожение их носителей могли оставить Сигурда, а если быть точным, то и всех нас беззащитными в случае встречи с боевым кораблем хоть эльфов, хоть людей. Не говоря о том, что принципиально невозможно заранее оценить защитные возможности амулета, не видя его.

Были и другие нюансы, например, расход энергии на экранированную цель значительно возрастал.

На практике расход энергии в большинстве боевых заклятий значительно опережал возможности ее сбора даже мощными колдунами. Это, собственно, и не позволяло магам быть хозяевами жизни и царями полей сражений. К тому же значительная часть магов с огромным трудом могла эффективно применять свои таланты на что‑то большее, чем перестрелка метров с двухсот или чуть дальше. На вопрос о своей личной дальнобойности Сигурд хмыкнул в ответ и скромно заявил, что у него больше.

В общем, маги были ценным ресурсом, но совершенно непригодным для действий в одиночку, даже при наличии мощных боевых артефактов вроде недавней перчатки, по всей видимости, работавшей на энергии стихии огня.

Я машинально задумался о перспективах использования штрафников, снабженных мощными амулетами и идущих в первых рядах, но потом решил, что не я один такой умный. Конечно, метод используется, и давным‑давно.

Пока я размышлял, мы въехали в поселок.

Сигурд терять времени не стал, сразу направившись к берегу. Население поселка проявляло сдержанное любопытство, но молча, ребятня шушукалась между собой. Поинтересоваться, что нам тут надо, никто не рискнул.

Причальную зону поселка можно было назвать портом, поскольку она была достаточно велика и, по всей видимости, использовалась не только рыбаками. Помимо пристаней имелись еще какие‑то огороженные забором лабазы. Застава, помимо собственно охраны побережья, вероятно, перекрывала очень удобный для купеческой контрабанды узел коммуникаций.

Это означало, что боя не миновать.

В порту нас встретил, выйдя из находившегося рядом крепкого дома, окруженного каменным забором, хорошо выбритый представительный мужчина, весьма причем осанистый, несмотря на брюшко, — короткоухий, если судить по чертам лица.

Мужчина хотел что‑то уточнить у подошедшего к нему спешившегося колдуна, так и не озаботившегося открыть свою зеленую физиономию, глянул вблизи на его доспехи и зачехленную рогатину в руках и замер, стремительно начав сереть лицом. Двое слуг за спиной пока ничего не поняли, хотя и заподозрили неладное, особенно после того, как мы взяли встречающих в полукольцо.

— Объяснять что‑то надо? — Старик был издевательски вежлив. — Помалкивай, делай, что тебе говорят, и твоя вонючая деревня не запылает. В первую очередь, будь так любезен, уговори, кто там у воинов старший, оставить нас в покое. Подойдет корабль, мы на него сядем и избавим вас от своего присутствия. Если побеспокоите нас, прежде чем отплыть, мы пройдемся по вашим улицам еще раз. Понятно?

Бледный как привидение и, кажется, стремительно исхудавший представитель администрации смог только кивнуть. Слуги заволновались.

— Вперед.

Местный староста, или капитан порта, или кто он там еще, с неожиданной прытью устремился в сторону расположения воинской части. Слуги припустили за ним, один даже осмелился обогнать.

Мы начали занимать оборону, соответствующий амулет, подтвердивший, что кормчий получил информацию и знает о нашем выходе к берегу в этом самом поселке, давно сработал. Следующей задачей было выжить до того момента, как отшвартуется корабль с нами и со всем добром, которое мы нажили непосильными ратными трудами.

Было глупо соревноваться с профессиональными конными воинами на их, говоря иносказательно, площадке, поэтому спешились все. Коней, включая заводных, привязали к подходящим столбам на случай форс‑мажорных обстоятельств с кораблем. Тягловых лошадей выпустили, обрубив постромки, при потере корабля даже заводных не сохранить, самим бы ноги унести. Кареты выставили бок о бок с метровым интервалом так, чтобы они давали кое‑какое укрытие от стрел и возможность маневрировать, укрываясь от прямой атаки кавалеристов.

Я зарядил вернувшийся ко мне арбалет, рядом скалился Хаген с эльфийским луком в руках.

— Где взял?

— А ты как думаешь? Мы их вообще‑то с десяток взяли, я выбрал, что по руке, пока в этом сарае трясся. — Кивнул на карету и выпустил несколько стрел в уже закрытые ворота дома нашего знакомого пузатого администратора, примеряясь к луку.

— Так все стрелы расстреляешь.

— Нам хватит, колдун говорит, что их не больше пятнадцати. Сколько надо лошади, чтобы вон оттуда до нас доскакать? — указал в сторону ближайшей улицы, до нее было метров полета, далее обзор закрывали дома. — Хорошо будет, если пару стрел успеешь выпустить. Ты без копья, так что стреляй не ранее как определишь того, кто тебя на свое копье вздеть хочет. Перезарядить не успеешь и не пытайся, сразу хватай мечи.

— И как же определять получается?

— Увидишь, — засмеялся Хаген, — это как‑то само собой выходит. Просто чувствуешь, что с ним сойдешься, его выбрал, а он тебя чувствует. Хотя это конникам, а не тебе выбирать приходится.

Так оно и вышло.

Первым показался одиночный всадник, рядом щелкнули несколько луков, однако кавалерист ушел.

— Разведка, — спокойно прокомментировал невесть откуда появившийся рядом колдун. — Посмотрим, что дальше будет. Или атакуют, или начнут из луков да арбалетов садить.

Старик слегка ошибся, противник больше пары часов вообще ничего не предпринимал. Разве что кое‑где мелькали фигуры в доспехах. По ним периодически постреливали, чтобы не наглели. Я уже решил было, что угрозы колдуна местному уважаемому человеку раскрыли в нем дар невероятного красноречия и гарнизон ограничится вызовом помощи и блокировкой непонятной банды. Если им уже не сообщили о хераде наглых орков.

Думаю, к атаке их побудил вид нашего шнеккара, входившего в бухту. Возможно, начальник местной погранзаставы рассчитывал на свой боевой корабль поблизости, который мог перехватить шнекку, оставив нас в безнадежном положении, или тратил время на организацию ополчения из местных короткоухих и просто людей, не знаю.

В один прекрасный миг из‑за дальнего угла вылетели всадники, на ходу разбиваясь в линию. Рядом щелкнули луки, один из коней заржал и взвился на дыбы, сбросив седока. Я с сожалением отметил, что всадников отнюдь не десять. Луки защелкали снова, второй залп был удачнее. Два коня упали, с третьего начал сползать всадник. Заминка с перестроением при выезде с узкой улицы обеспечила нашим лучникам третий выстрел — тем, кто не испугался остаться с луком в руках перед острием копья. Я выстрелил чуть раньше.

Хаген не обманул, обоюдное внимание выбравших друг друга противников едва ли не чувствовалось физически, я прицелился в область головы лошади, выстрелил и, бросив арбалет, схватил прислоненные к карете мечи, вовремя убравшись с пути коня. Рядом рухнул его всадник. Кто‑то поблизости не успел уйти под прикрытие карет, его буквально насадили на копье, как муху на булавку.

Возможно, противнику стоило разбиться на две группы и атаковать по сходящимся направлениям с разных сторон, но в данном случае прямой удар привел нападавших к необходимости остановиться, чтобы с разгону не улететь в воду. Уйти в стороны они тоже не успели, использование карет как укрытия, попытки всадников поразить пытавшихся укрыться орков и потери привели к тому, что ровная линия строя с максимум полуметровыми интервалами между всадниками превратилась в две сбившиеся в кучу группы в непосредственной близости от атакованной пехоты. То есть к потере всадниками своего преимущества в маневренности. В больших сражениях это достигается ценой завалов из трупов пехотинцев, в чьем строю кавалерия просто вязнет, только тогда становясь в достаточной мере уязвимой.

Оценив ситуацию, я рванулся к уже бросившему копье всаднику, выхватывающему меч, он сообразил, что свои же вовремя уйти не дадут, но ударить первым не успел. Выброшенный вперед горизонтальным ударом малхус разрубил ему колено, мгновением позже Черный меч вошел под ребра, проколов диафрагму. Не жилец.

Вовремя достать следующего помешала лошадь с пустым седлом, его интерес ко мне пресекла знакомая рунная рогатина, с легкостью пробившая кольчугу. Старикан решил самолично поучаствовать в бою. Не сговариваясь, мы начали работать в тандеме, я впереди, он за моей спиной, пользуясь длиной оружия. Правда, тандема хватило только на одного кавалериста, точнее даже не тандема, а трио, поскольку перед смертельным ударом рогатины раненный в голень противник получил стрелу в бок, остальные совершенно неожиданно кончились. Из противостоящих нашей группе не ушел никто, от второй кареты одного упустили, уже на порядочном расстоянии улепетывал одинокий кавалерист. В нашем трио партию скрипки сыграл Хаген, не полезший в рукопашный бой, а продолживший в упор расстреливать врагов из лука. Сюрпризом для меня исход стычки не стал, а вот наличие в непосредственной близости толпы местных ополченцев со всякими топорами, гарпунами и прочим колюще‑режущим бытовым инструментом — отнюдь.

Не думаю, что рыбаки проявили бы себя лучше, чем профи. Местные, к слову, пришли к такому же мнению, увидев быстроту нашей над конниками расправы. С такой же быстротой, с какой ополченцы бежали на нас, они развернулись и припустили назад, почти все. Несколько бежавших впереди утекать либо не захотели, либо не оглядывались назад, либо не имели выбора, если мы имели дело с короткоухими. По крайней мере трое из них ими были, во всяком случае, они были в полноценных чешуйчатых кирасах с наручами, хотя и кожаных. Только наручи с полосами металла. Никаких шансов у шестерых храбрецов не было, их убили мгновенно. Одного рыбака застрелил Хаген, двоих в чешуе молниеносно прикончил колдун, еще раз показав потрясающее умение обращаться с копьем. До меня они дойти просто не успели. И это несмотря на щиты у обоих! Оставшиеся без коней кавалеристы смотались вместе с ополченцами, видимо, верно оценили ситуацию.

Жечь поселок старик не стал.

* * *

Шнеккар шел под парусом. Сзади темнел берег. Кое‑где виднелись точки корпусов кораблей и светлые пятна парусов.

Тела погибших уже предали воде, привязав камни из балласта. Всадники убили только одного из наших, а еще один был легко ранен.

Я сидел и от безделья рассматривал снятые с убитых ополченцев доспехи. Идея та же, что в основе наших, но исполнение отличалось. В идиотскую, я бы сказал, сторону по причине огромных проемов для рук и головы. Наручи были неплохи, но мысль, посетившая длинноухую голову конструктора доспеха, в комплексе была неясна. Длинноухую по причине металлической пластинки с мордой оскалившегося серебряного дракона на груди. Явно штатное кого‑то когда‑то вооружение.

Рядом вялился голый по пояс колдун, уже окунувшийся в море.

— Скажи, учитель, зачем нужно такое барахло? Ладно, горло можно хауберком прикрыть, если есть, но бок что, защищать не надо? Или наплевать? Ведь не на продажу их лепили?

— Это называется морской доспех. Вообще‑то их действительно обычно только с хауберком носят. Смотри, — Сигурд взял наруч, — на ремнях крючки, на самом наруче полоска кожи подшита. Продеваешь крючки, наруч застегнут. Чтобы снять, достаточно дернуть ремень. Удобно, когда ты в воду упал. Дыры под голову и руки для того же, вот за эти куски хватаешь, чтобы удобно было снимать. Бывает, что внутрь вшиты куски коры дерева, владельца на поверхности они не удержат, но сам доспех — вполне. Если хорошо плаваешь, то и в доспехе плавать можно. Пояса нет, юбка короткая и широкая, бывает тоже на крючках…

— Все понятно. Кто носит их? Короткоухие?

— Кто угодно. Вообще это выдумка морских эльфов, чтобы народу с потопленных кораблей тонуло меньше. Сейчас его используют буквально все, кто по морю ходит. Самый распространенный доспех на кораблях. Мы тоже, но мало, и то в основном на островах.

— В общем, потери от плохо закрытых боков кирасы, — я употребил русско‑земной термин, колдун поднял брови, — вполне перекрываются меньшим количеством утонувших.

— Как ты назвал?

— Кираса, а именно панцирь без рукавов и без юбки.

— Понятно.

— Подожди, в морских боях сейчас потопленный корабль должен быть редкостью, отчего такая забота?

Я припомнил, что до появления на кораблях мощной артиллерии количество потопленных кораблей отличалось от захваченных в десятки раз, в меньшую, естественно, сторону. Применение греческого огня и таранов слегка меняло статистику, но не слишком. Даже во времена античных галер с их таранной тактикой все, как правило, решал абордаж. Неудивительно, что римляне, посадив легионеров в свои триремы, в том числе частично и на банки гребцов, в конце концов засыпали пустошь на месте Карфагена солью. А победители даже в общественные уборные ходили под вопли глашатаев: «Вот идет победитель Карфагена!»

— Захваченных действительно больше, но это дела не меняет. Это у нас на кораблях таранов нет, а вот у эльфов на боевых стоят. Людские королевства тоже галеры строят. — Термин, близкий русскому термину «галера» в орочьем существовал, приблизительно определяя большое (относительно) боевое гребное судно с тараном. — Они же не только с нами воюют. Эльфы и между собой неслабо режутся.

— Так ведь на драккаре против такой посудины ловить нечего!

— Одиночному драккару? Если подпустит — конечно. Те, что с одним ярусом весел, еще не так опасны, а вот с двойным и тройным… Тяжело на борт взойти. Но у них воинов на борту мало, да и поворотливы не так, как наши. А коли на борту даже слабый колдун, без разницы. Выморить часть гребцов — и все дела. Хорошие защитные амулеты слишком дороги, чтобы рабам их давали. И у эльфов и у людей таких амулетов и на воинов не хватает.

— Никто не догадался по крайней мере часть гребцов воинами заменить? — припомнил я тех же римлян, у которых верхним ярусом весел триер гребли полноценные морские пехотинцы‑либурнарии, а не рабы или преступники. Что сводило шансы на выживание команды карфагенского корабля, свалившегося с римской триерой на абордаж, к нулю.

— Только в людских королевствах и морские разбойники, и то не полностью. У эльфов сам не сталкивался, слышал, что пара домов для этого использует чистокровных людей. Короткоухим грести невместно по их понятиям, если даже их для этого и найдешь. Их и ненамного больше, чем эльфов. Почти все дома дают право носить оружие только людям с примесью эльфийской крови. Думаю, просто людям такое право никогда не дадут, уж больно быстро плодятся. Разве что свой дом и селение свое защищать смогут, и то под предводительством местных короткоухих.

— А что ты имел в виду, когда сказал «подпустит»?

— Наши корабли быстрее и поворотливее, если под парусом. На веслах тоже, бывало, уходили.

— И что, никто не придумал, как гребцов защитить? На кораблях ведь могут?

— От чего защитить? От огня или быстрой гнили? Против слабого колдуна? Чтобы людей на корабле закрыть, его, этот корабль, сам в артефакт надо превратить. Вон императорская галера такой и была, а толку? Попал в руки дуре меч с возможностями, которые она сама представить не могла, хотя и магичка была не из последних, — он даже подавился от возмущения и нахлынувших чувств, — и лежит сейчас эта галера на дне. Вместе с мечом. А от дуры даже костей не осталось. Такой корабль дешевле из серебра выковать…

Сигурд успокоился и продолжил:

— Изредка и такое бывает, но если это княжеская галера, для примера, или другого кого, у кого денег много. И то на княжеской гребцами вполне могут работать воины. Безопаснее, хе‑хе. Двести хороших амулетов стоят больше, чем три таких галеры со всеми заговорами против огня и гнили и командами, взятыми вместе.

— Но ты же немного времени на амулеты для парней затратил, в общем.

— Ну я не самый неискусный колдун, амулеты не самые лучшие, вдобавок у многих они уже были, а самое главное, дармовой источник энергии был под боком. Что маяк питал.

— Но все равно, кто мешает нескольким мощным магам поставить производство амулетов на поток? Чуть снизят цены, сдавая казне, и в деньгах купаться будут.

— Э‑э‑э, нет. Тут несколько причин. Причина первая: артефакторы у них и так есть, но цены никому не дадут снизить. Скинутся на наемников и порешат всех, кто цены сбивает, если такие умники поддержки от власти получить не успеют, что тоже далеко не всегда помогает. Думаешь, ты один такой толковый? Даже некоторые князья и короли пытались для войска и флота и, естественно, на продажу, как ты говоришь, потоком гнать амулеты через лично присягнувших магов. И что толку? Далее обычно следовала или преждевременная кончина изобретателей, или маленькая война. Как подозреваю, с подачи в первую очередь, — махнул он рукой в сторону берега, — Академии, в смысле Серебряных Драконов. Этот дом огромные деньжищи на продаже амулетов в казну гребет. Если кто и от простых убийц спасется, того могут навестить Приносящие Смерть из дома‑академии. Причина вторая. Те же амулеты, точнее их возможности и цена. Если каждый гребец на шее такой кусок золота таскать начнет, боевые корабли будут интересовать тех же морских разбойников не меньше торговых. Амулеты защищают только от магов, да и то не полностью. Толку от этих амулетов, если на тебя посреди ночи пара двадцатирумных драккаров навалится? Или даже один? В общем‑то и шнекки кого‑нибудь из людских морских рыцарей хватит. Они и моряки и воины в большинстве неплохие. Воинов на галере десятка два или чуть больше. Все остальные — это гребцы. Даже если часть гребцов и воины, хорошим бойцам вполне по силам с ними всеми покончить. Хороших воинов тут редко за весла сажают. Дорого это, на веслах воинов держать. Очень дорого.

— Понятно, все как с этим уродством, — ткнул я ногой послуживший причиной разговора доспех, — дешево, просто и не жалко потерять. Раба заменить проще, чем хороший амулет. А колдуны в морских сражениях не так часты, чтобы защищать от них многие тысячи гребцов амулетами, которые от всего не защитят и цены, на которые невыгодно снижать колдунам. Дешевле построить несколько новых галер.

— Умница, — резюмировал колдун.

Умница не умница, но эффект от разговора был скомкан непонятной возней возле рулевого весла. Ульрик высматривал что‑то в предусмотрительно отобранную у меня подзорную трубу.

— Галера, за нами идет.

* * *

Наша шнекка почти во всем уступала полноценному боевому кораблю, разве что быстрее шла под парусом, несколько медленнее — на веслах. Однако она превосходила в маневренности и мореходности. Эти качества теоретически делали поединок относительно равным, тем более что, согласно сведениям Сигурда, команда у эльфийских галер была небольшая, гребли одни рабы. Но у галеры имелись два огромных преимущества: высота борта и таран. Даже касательный удар тарана галеры мог привести к обрыву вицы и поломке досок борта с понятными последствиями в виде появления щелей. Дальнейшее ясно — останется пускать пузыри на глазах у радостных победителей. Свою бригантину, попав в воду, я быстро снять не успею. Какие‑то шансы на выживание давали кошки с железными цепями, если успеть их забросить на борт корабля противника. Только штурмовать борт все равно занятие на любителя. Поскольку руки и головы карабкающихся представляли заманчивую цель для команды, даже одетой в помесь спасательных и бронежилетов, вооруженной дрянными мечами и топорами (бюджетный вариант) в руках. Как бы мы ни превосходили их по вооружению и прочим качествам, подобная перспектива не вдохновляла.

Так что приходилось ловить ветер и уносить ноги. Шанс давал наступающий вечер, а если точнее, ночная темнота.

Ульрик между делом пояснил, что наши прирожденные враги довольно неохотно продолжали преследование с наступлением сумерек. Одним из тактических приемов орков было держать преследователя поблизости до наступления темноты, а после нагло идти на абордаж, пользуясь ночным зрением. Шансов на выживание у противника в таком случае было немного. Если, конечно, на корабле не находился маг, да и тогда вероятность отбиться была не гарантирована. Хотя и наши рисковали, поэтому боевые корабли они атаковали неохотно. Славы много, денег мало, кроме гипотетического случая, когда у каждого раба и члена команды не висит на шее по защитному амулету, большую часть которых можно пустить в общий котел добычи, даже если в команде есть свой колдун. Традиции традициями, а жадничать в данных вопросах не давал инстинкт самосохранения. Народ бы не понял, если рисковали все, а три четверти добычи хапнет один. Амулеты серой скотинки, кстати, довольно редко привязывались создателями к одному только хозяину, эта опция стоила дополнительных денег либо требовалась для облегчения управления артефактом, совмещая с функциями противоугонной системы. Так что амулеты убитых рядовых воинов можно было брать себе почти без риска. Вот грабить магов умные ребята не спешили, периодические несчастные случаи с чересчур жадными личностями были самообъясняющими.

К сожалению, ветер был слабоват, и расстояние между нами и преследователями постоянно сокращалось. Но пока неясно было, успеет он нас догнать до темноты или нет.

Этот вопрос довольно долго занимал мысли всей нашей команды, особенно когда преследовавший нас аналог биремы подошел километра на полтора‑два, на воде трудно точно определять дистанцию. Пришлось даже поработать веслами, до этого кормчий пытался оторваться на одном парусе.

К счастью, до темноты времени оставалось не так много, поэтому бирема достаточно быстро отстала. Возможно, даже зря мы увлеклись греблей, нам с нашим ночным зрением достаточно сложно почувствовать момент, когда противник может нас потерять. Мы‑то его прекрасно продолжаем видеть.

Младший сын Ульрика, Ульрик‑младший, исполнявший обязанности помощника кормчего, новик, для которого этот боевой поход был первым, попал в нашу команду по отцовой протекции. Он в очередной раз с завистью оглядел добычу и, кинув еще более завистливый взгляд на меня, попытался прощупать папашу насчет возможности поменяться ролями с преследователями. А именно провернуть наш излюбленный трюк с абордажем в темноте, если у капитана этой галеры не хватило мозгов с наступлением темноты гнуть весла, пытаясь убраться подальше. Папа достаточно грубо оборвал сопляка. Тот опять метнул злобный взгляд, только почему‑то на меня.

В общем‑то его зависть и злоба были понятны. Будучи на полгода старше, он продолжал оставаться новиком, а я шел уже во второй поход. Добыча что в первом, что во втором впечатляла. Страшные рассказы про отморозка Края должны были уже его достать, особенно если сплетничали родственницы и не только они. Гормоны, переходный возраст и все такое. В десант его не взял колдун по причине сложности задачи, отчего он завис на шнекке вместе с отцом. Телепортируйся мы сейчас в Оркланд, придется помалкивать в тряпочку по поводу похода, даже получив татуировку воина. Хотя свою долю за поход он в любом случае получит, как и знак воина, разве что у отца или у него самого есть враги среди тингманов. А вот похвастаться не удастся, прихватят на вранье — опозоришься. Другое дело, если абордаж, бой, крики, кишки на палубе. Тут право на ношение татуажа никому не оспорить, даже в том случае если не вернулась почти половина херада, как у нас сейчас. Тогда не спросят о том, где хвастун был, когда такого‑то воина маги молниями поджарили или конники копьем прокололи. Мозги у парня развиты пока недостаточно, чтобы понять: атака достаточно высокобортного боевого корабля в данный момент для нашего херада непростая задача даже при наличии факторов неожиданности и сильного колдуна.

Короче говоря, оторвались мы удачно, осталось удачно добраться домой. Ни о каких стычках с целью увеличения запасов добычи не стоило и думать. Жадность еще никого не доводила до добра.

* * *

На следующий день мы занялись разбором добычи. Паковали и укладывали в шнекку второпях. Теперь требовалось слегка упорядочить новое имущество, пока что‑нибудь не пришло в негодность, и распределить по степени ценности на случай форс‑мажорных обстоятельств, чтобы знать, какой тюк спасать в первую очередь. Ранее было как‑то не до того. Колдун разбирался с перчаткой, дело, видимо, продвигалось успешно, поскольку мертвую руку он уже из нее вытащил и выбросил за борт. Однако свою совать не спешил.

Я как раз вспомнил о кинжальчике одной моей знакомой эльфийки, первой, кстати, кто унес ноги, встретив меня с обнаженным оружием в руках, из встреченных мною на Крайне разумных прямоходящих. Вообще. Вспоминая события той ночи, я чувствовал себя таким хорошим, белым и пушистым, что так и подмывало сделать кому‑то какую‑то гадость. Для одного только морального удовлетворения и успокоения нервов.

Делать гадость было себе дороже, народ вокруг собрался резкий, не поймет, вот я и решил всего лишь оставить себе этот самый кинжал. На память. Если, конечно, народ не будет возражать, а вдруг кинжальчик окажется слишком дорогим. Хотя этот вопрос был решаемым за счет доли в добыче. Сказано — сделано.

Я вытащил узел из бахтерца. Надо сказать, что и сам по себе бахтерец выглядел великолепно, Ульрик‑младший только слюни сглотнул. Когда же я развернул рубаху, открыв драгоценности обеих подруг, народ дружно охнул. На мою попытку завладеть кинжалом никто не обратил большого внимания. Естественно! Восьмимиллиметровый ограненный изумруд на пятке и сущая мелочь тех же, наверное, изумрудов, а также, судя по всему, алмазов и чего‑то голубого и красного цветов, возможно сапфиров и рубинов, вкрапленных в рукоять и гарду, смотрелись не ахти на фоне кучи колец, колье, браслетов и в довесок диадемы с примерно двухсантиметрового диаметра изумрудом и серебряным (серебряным ли?) обручем с золотым растительным орнаментом, усаженным мелкими зелеными камушками, теми же изумрудами, наверное. Или что еще может быть зеленым из драгоценных камней?

Даже Сигурд крякнул:

— Ого!

— Херад не будет возражать, если этот кинжал я себе заберу? За счет доли в добыче? — произнес я, можно сказать, ритуальные слова. — На память.

Народ задумался. Его думы прекратил Сигурд, осторожно, как змею, взяв кинжал из моих рук своими, уже в перчатках:

— Владелец — твоя работа?

— Да, — с сомнением кивнул я.

— Значит, ты его себе и заберешь. Право колдуна. — Сигурд обвел товарищей по походу взглядом. — В остальных драгоценностях магии нет. Хотя мы и договаривались, что все в общий котел пойдет, но некоторые вещи из добытого мы себе отложим. Естественно, за счет наших долей.

— А как оценивать будем? — проявил Ульрик‑старший скептицизм. И правильно, поскольку ценность артефактов не измерялась количеством драгметаллов или драгоценных камней.

— По ценности, — быстро уточнил Сигурд, имея в виду как раз золото, серебро и камни вкупе с работой.

Дележка обещала быть буйной и долгой, с привлечением независимых экспертов заинтересованными сторонами. Если не удастся договориться так. Однако выгоды расплатиться за ту же перчатку по дешевке, исходя из стоимости усаженной на нее рубиновой мелочи, были все равно налицо.

— Хорошо, — не стал спорить Ульрик. В любом случае мощные артефакты — это слишком опасная штука для простого воина, не говоря о том, что их ему в любом случае проблематично скинуть, взяв реальную цену. А нажить в Сигурде врага проще простого.

— Откуда ножик? — когда все немного успокоились, проявил колдун свое любопытство, перед этим минут десять поколдовав над кинжалом.

— От ворот. Понравился, — прикинулся я дурачком.

— Любопытно, — продолжил рассматривать кинжал старик. — А владелец или владелица? — Колдун остро глянул на меня. — Хозяин‑то жив. Как тебе достался кинжал?! Что добровольно отдали — не верю, быть того не может.

— Он что, магический? — проявил я свое удивление. — Меня только им пырнуть пытались. И ничего другого я не чувствовал.

— Конечно, магический. Валахаром такое оружие называется. Его только боевые маги носят. — Да ну! Я мысленно выругался. — И еще демонологи. Но этот боевой, хотя они немногим отличаются.

— Для чего вообще нужен этот артефакт? Перчатка, понятно, врагов жарит. А этот, как понимаю, со всеми стихиями работать может? Зачем такие сложности?

— Точнее, помогает владельцу с этими стихиями работать, если у него есть такой ножик, меч и что угодно еще, хоть браслет. Не забывай, что стихийная магия для истинного мага эльфов во многом недоступна, поэтому и придумывают они всякие гадости. Преобразовывает энергию в данном случае не владелец, а артефакт. — Он задумался, продолжая рассматривать кинжал. — Мыслю, что и истинную энергию в стихийную преобразовать может. Облегчает работу, в том числе и скорость вброса энергии в заклинание. Что, сам понимаешь, в бою немаловажно. Ну и кое‑что другое, по мелочам. А связь со всеми стихиями — для артефактов и некоторых боевых заклинаний.

— Всего‑то?

— Что? — хмыкнул старик. — Ты говоришь, всего‑то? Перчатка, кроме как жарить врагов, ни на что более не способна, напитать ее силой заклинание, кроме заложенных, получится не у всякого хорошего мага, пусть он владелец. Этим кинжалом можно что угодно делать. Точнее, владелец может при помощи этого кинжала делать лучше и быстрее то, что умеет сам.

— А почему тогда ты говоришь, что это артефакт боевых магов?

— А никому больше четыре стихии вместе с истинной не нужны.

— Стихии земли не вижу.

— Рубины. Сам кинжал — это огненная стихия, как основа всего, — улыбнулся колдун. — О том, что владелец — боевой маг, говорит сам кинжал. Ты ведь не позволил себя пырнуть, как ты говоришь?

— Конечно.

— А если бы позволил, мы бы с тобой не разговаривали. Владелец — женщина?

— Да. А откуда узнал?

— Кинжал, причем небольшой. У мужчин это обычно меч. Именно для того, чтобы им в бою работать. Никакая защита и тем более амулеты не смогут помочь тебе, если такое оружие к тебе прикоснется или тем более будет в ране.

Бранда А'Браги таким и убили. Того и заговоренный доспех не спас, пробили и зажарили героя прямо внутри брони. А сами доспехи даже не пострадали, кроме разрубленных колец, естественно. Женщинам на поле сражения в гуще схватки делать нечего, тяжелое оружие им не нужно, вполне хватает кинжалов. Как выглядела хоть?

— Эльфийка как эльфийка. На лице татуировка вокруг глаза. Серебром.

— Я же говорил, боевой маг. Ночное зрение. Она, думаю, и сама не рада, что в живых осталась. С ее‑то валахаром в твоих руках.

— Почему?

— Такие возможности даром не даются. Подобные артефакты привязываются к владельцу навеки, можно сказать, часть души в него вкладывается. А если точнее — энергетической оболочки. Через этот кинжал можно с владельцем сделать все, что захочешь. От проклятий на крови и плоти защититься можно, а от действий через такое оружие — нет. Только временно, если постоянно закрытым быть.

— Так что убить ее в любой момент можно? — уточнил я. Интересно, что буду делать, если колдун сейчас захочет ее уморить через этот самый кинжал? Вроде как не сестра и не жена, а все равно жалко.

— Конечно. Через этот кинжал ее не только убить, что угодно с ней можно сотворить. Хочешь — в дуру превратим или, например, она рабой твоей станет навеки. Но для этого ее надо было вместе с кинжалом прихватить. Много чего можно придумать. Сейчас лучше всего через валахар просто ее энергию качать, коли не добил и прихватить с собой не догадался. Если надо что сотворить, просто наложи на кинжал заклятие. Снимать энергию можно, несмотря ни на какие защиты, а вот достать хозяйку сразу может и не получиться. Но все равно, рано или поздно она останется без защиты. Можно и рабыней сделать, но толку‑то от этого? Вступить во владение все равно не сможешь.

— Не понял. Как это энергию снимать с эльфийки, если она далеко?

— Ты что, тупой? Кинжал сейчас — почти часть ее тела. Такова оборотная сторона возможности управления всеми видами энергии посредством этого артефакта. Его энергетическая оболочка создана по образу и подобию оболочки хозяина и без преувеличения является ее частью. Кусок души туда, понятно, не поместишь. Чтобы деревья рубить, ты ведь берешь топор? Вот этот кинжал служит для заклятий, чаще всего используемых в боевой магии, как топор для дровосека…

— Да понятно это. Инструмент. Как энергию через него можно качать, если ты черт знает где? — пришлось прервать старика, иначе лекция могла стать нескончаемой.

Колдун меня понял, даже, видимо, догадался о значении незнакомых слов. Поскольку переспрашивать не стал.

— Не перебивай, сопляк! — Ульрик, греющий уши неподалеку, заухмылялся. — Раз кинжал наделен оболочкой, созданной по образу и подобию, скажу даже более, с использованием оболочки хозяйки, то они неразрывно связаны. Между этой игрушкой и ней самой существует, условно говоря, мост, через который можно забирать, выкачивать энергию, а можно, наоборот, вливать, можно гадости делать, можно и не делать, а наоборот, лечить. Так же, как при проклятии на крови или плоти. Заклятие, если силы достаточно вложишь, само жертву найдет. Для чего, собственно, кровь и нужна. Подобное воздействие на подобное тело через энергетическую оболочку, если разобраться. Просто нацеливаешь заклятие по‑иному.

«Ну что за наказание!» — подумал я.

— Короче говоря, где бы она ни находилась, везде ее достать можно будет? И защита не помешает?

Поток знаний — это хорошо, но не столь многословный. В обычной жизни достаточно лаконичный, старик превращался буквально в словесный фонтан, когда дело касалось обучения. Все это замечательно, и я был даже рад такому способу обучения, но не в данный конкретный момент.

— Да. Пробиться внутрь защиты, используя связь через кинжал, не получится. Или получится, но как, мне неизвестно. Они связаны, но существуют отдельно друг от друга. А вот энергию откачивать из той же защиты — запросто. В данном случае нельзя защититься от части себя самого.

— А она через кинжал может сделать что‑нибудь?

— Из самого кинжала — да. Им пользоваться на расстоянии — нет. То есть она может выкачать только то, что сам кинжал собирает. Но она не станет. Потому что тогда станет уязвимой для наложенных на кинжал заклятий. Я бы не рискнул.

— А потери энергии какие?

Как я сделал вывод из слов колдуна, данный артефакт посредством, допустим, хоть биосферы планеты связан с владелицей. В результате чего по данной связи «предмет — владелец», в обычное время закрытой для посторонних, можно по мере возможности гадить этому самому владельцу, например, откачивая у него энергию. Магия магией, но законы физики никто, для меня, во всяком случае, не отменял. По мере увеличения расстояния между абонентами данной связи неизбежен рост потерь получаемой энергии.

— Потери? — растерялся колдун и задумался. Давно я не видел Сигурда таким. — Веришь, нет, а ведь не знаю.

Понятно. Так что выкачивать энергию у девицы надо осторожно. Угроблю еще нечаянно. Зачем тогда надо было отпускать?

А не слишком ли много внимания эльфийке? Гормоны играют, но я уже де‑факто женат, имею еще и любовницу, если за нее еще не заплатили выкуп, встретиться мы можем, раз она боевой маг, только в бою. Так что все варианты развития отношений с этой красоткой отметаем как неперспективные. Нельзя же со всеми встреченными красавицами крутить романы, здоровья не хватит. Да и по теории вероятностей легко можно подхватить местную дурную болезнь. А еще лучше проявить брезгливость в отношении выпускниц Эльфийской магической академии. Студенческая среда и наличие изнывающих от скуки бессмертных явно не способствуют строгости нравов. Вдобавок она меня, такого молодого и красивого, чуть не прикончила. Вот стервочка длинноухая, с иронией резюмировал я, чуть было не разочаровавшись в своей доброте.

Кинжальчик пригодится сначала как ножик. Ну а когда маленько поднатаскаюсь в колдовском ремесле, то и как резервный источник энергии. Остался один вопрос:

— Защита на нем стоит?

— Конечно, — заулыбался колдун, — кто же такую вещь без охраны оставит? Но не сильнее и искуснее той, что на разуме владельца. На этом кинжальчике мы потом и будем учиться защиту снимать. Тебе пока рано, но раз заимел такой артефакт… Кстати, скажи, почему она недавно не сработала, когда ты его голыми руками взял? Или тебе его добровольно отдали?

Я обмер.

 

ГЛАВА 20

Через пять дней наш курс пересекла чужая шнекка. С правого борта заходили неизвестный драккар и большое купеческое судно.

В обычных обстоятельствах встреча соплеменников на морских просторах не обязательно влекла за собой неприятности, особенно если корабли принадлежали дружественным родам. Надо сказать, что междоусобные конфликты в Оркланде не угасали совсем, но большей частью тлели, лишь изредка перерастая в крупномасштабные боевые действия. Когда противники начинали подтягивать на помощь родню и деловых партнеров, когда боестолкновения на суше и на воде могли привести к нарушению межкланового баланса, в дело вступали ярлы. Они с успехом играли роль последней инстанции в сдерживании страстей, не одобряя такое разбазаривание ресурсов и призывного контингента. Бывали случаи, когда дружинам ярлов приходилось совместно замирять обе конкурирующие стороны, порой огнем и мечом. Но гораздо чаще, почти всегда вмешательство ярлов приводило к бескровному разрешению споров, а их дружины в таких обстоятельствах без преувеличения можно было назвать силами по поддержанию мира, только без голубых касок. Для тех, кто пацифизма ярлов не понимал, имелись колья перед воротами замков или более мягкая форма наказания — их могли изгнать. О настоятельных просьбах отправить баламутов в поход, чтобы они тешили свои кровожадные инстинкты за пределами Оркланда, не говорю. Это вроде как и не наказание. Даже если поселковый тинг проходит в кольце дружинников.

Но море — это не Оркланд. Часть пропавших кораблей вполне могла стать жертвой затаивших злобу соседей, банд изгнанников, что нередко шакалили, уничтожая идущие домой с добычей херады, или отморозков, которые изгнанниками стать или на кол угодить еще не успели. Такое крысятничество в Оркланде не приветствовалось, я бы даже сказал, таких джентльменов удачи люто ненавидели. Поэтому свидетелей они не оставляли. С ними тоже не церемонились, коли удавалось прихватить. В результате подобным промыслом в основном занимались свободные хевдинги из Мертвых земель. Один такой вместе с подчиненными угодил на кол в замке дедушки Харальда перед появлением на соседних колах моих крестников.

Риск нарваться на шайку изгнанников или банду отморозков был невелик — они группами не охотились, — но все же присутствовал. Народ заволновался. Толку‑то оттого, что сохранить нападение в тайне будет проблематично! Нас это не воскресит.

Ребята дружно начали надевать доспехи, а Сигурд даже расчехлил свою рогатину.

— Давно хотел спросить. Рогатина твоя — тоже валахар? — кивнул я на нее.

— Нет. Мне он не нужен. Пока я был слаб, не смог бы сделать. Как достаточно узнал, уже смысла не было такую вещь создавать и к себе привязывать. Я достаточно силен и быстр, чтобы избежать судьбы с валахаром везде таскаться. С копьем это неудобно. Если серьезно, то арион — почти то же самое, но если попадет в чужие руки, не надо готовить могилу или рабский ошейник. Разве что запасенную энергию потеряешь. Сила колдуна в нем самом, а не в магических приспособлениях. А если ты слаб, все равно не торопись хвататься за такой ножик, — он кивнул на кинжал, висевший рядом с мизекордией на ремне, которым я как раз подпоясывал бригантину, — не стоит привязываться. Арион помогает творить немногим хуже, но куда безопаснее. Вдобавок искусство и сила не одно и то же, даже слабый колдун может быть смертельно опасен, когда сняты или уменьшены ограничения на количество привлекаемой энергии. Быстро и долго бегать учиться надо не на костылях, не получится. У нас, орков, во всех школах не принято давать молодым ученикам пользоваться артефактами для волшбы, кроме накопителей, естественно. Ты должен знать свой предел.

— А мне почему кинжал оставил?

— Я тебе кто, пастух? Ты большой мальчик, сам должен все понимать. Искусство колдуна должно быть сильнее грубых приспособлений, от которых слишком легко стать зависимым. Особенно молодому ученику. Если ученик этого не понимает — пусть тешится мелочами. Всю жизнь. Как артефакторы из людей. Половина уже ничего не могут без своих игрушек. То, что они способны изготовить изощренные и могущественные амулеты, не ставит их вровень с настоящими колдунами. Они никогда не добьются ничего большего, чем богатство…

Сигурд усмехнулся:

— Научись хотя бы с этим кинжалом обращаться. Те крохи энергии, что тебе по силам снять через него с бывшей владелицы, хозяином валахара тебя не сделают. Правда, таких выгодных условий для этого я еще не видел. — И заржал.

Ирония была понятна. Предохранителем от срабатывания защиты кинжала служила добровольность его передачи в чужие руки. В моем случае просьба о передаче кинжала была буквальной, вывернутая рука девицы — привходящее обстоятельство. Я не разгибал девушке пальцы силой, они разжались сами. О том, что причиной послужила вывернутая кисть, защита не догадалась, если так можно выразиться. Отреагировать сама хозяйка почему‑то не смогла. Вполне возможно, девушка на меня и смотрела так странно, потому что я взял кинжал и остался жив. Настоящий шок для молодой магички, которая еще не в курсе всех нюансов работы с боевыми артефактами. А я в ее глазах предстал либо могучим колдуном, который за мгновения снял защиту, либо обладателем заговоренных доспехов. И в том и в другом случае непонятно почему проявивший милосердие. Душа орка — загадка, умом ее не понять. О том, что я крайне везучий идиот‑недоучка, она явно не подумала. Зато так подумал я, впрочем, так же думает и колдун.

Старик объяснил мне, от чего меня спасло мое везение, счел удовлетворительной реакцию ученика на критику и даже не стал спрашивать, как разоруженная девица ухитрилась сбежать. Но только после того, как осмотрелся по сторонам и оценил количество развернутых в нашу сторону ушей.

В следующие дни, не прекращая наших обычных тренировок, он выделял время на изучение валахара. Когда я узнал точно, чего избежал, мне стало страшно. Даже моих скромных возможностей второго, магического зрения хватило. Я даже подумал, что комплект «дамочка — кинжал» стал жертвой слишком сложной защиты, с более грубым вариантом я бы как минимум остался без руки. На глазах колдуна. Было бы обидно.

Корабли подошли ближе. Ульрик и Сигурд по очереди рассматривали их в трубу. Судя по репликам и после мощного подзатыльника сыну, не удосужившемуся надеть шлем или даже подшлемник, кормчий не увидел ничего приятного.

Колдун только хмыкнул и скомандовал:

— К бою! Люди!

— Как тебе с людьми рубиться? — это уже ко мне.

— А почему ты спрашиваешь?

— Драккар без звериной головы. Нашим без нее в этих водах делать нечего.

— А вот что с ними торгаш делает? — вступил в разговор Ульрик, обращаясь к колдуну. — Охраняют они его, что ли? Что тогда он везет?

— Золото! — выпучил глаза уже надевший шлем Ульрик‑младший.

— Заткнись, — рявкнул ему папаша.

— Сомневаюсь, — как ни в чем не бывало заявил Сигурд. — Скорее всего, купца перехватили.

— Война? — спросил я.

— Зачем, — пожал плечами старик. — Морские рыцари тоже любят пошалить. Если команду вырезать, никто не расскажет, кто купца взял. Некоторые даже и этого не делают. Купчину сажают в яму и ждут выкупа. Совсем как мы. Как ты думаешь, многих от нашей добычи завидки берут? Вообще, почему прибрежные благородные кораблями начали обзаводиться? С нами да своими морскими разбойниками биться? Ага, как же. Хотя, думаю, эти могут быть и не благородными, а простыми разбойниками, которых потом связанными бросают в воду. Тогда будет легче, как воины они слабее рыцарского херада…

Я промолчал.

— Купца перехватили. Гляди, а там еще один парус, — продолжил колдун.

Пожалуй, он был прав. Купчина тоже шел на нас, но под парусом вслед за боевыми кораблями, уже снявшими мачты. Такие действия объяснимы, если корабль управляется абордажной группой, но совсем не характерны для охраняемого корабля с богатым грузом.

Второй корабль был либо нашей постройки, либо сделанный по образцу. Только шнекка, а не драккар.

— Думаю, рыцарь, — обронил Ульрик.

Мы как раз сняли и уложили мачту.

— Да, — согласился Сигурд. — Не думаю, что нищеброды. Те редко на чем‑то, кроме купцов, промышляют. А тут целых два хороших корабля. Вопрос в том, есть ли у них колдун.

— А что это меняет? — спросил я. Как обладателя отличных доспехов и арбалета меня за весло не посадили. Кормчий только что развернул шнеккар в сторону противника, парни сидели за веслами и ждали команд.

— Многое. Тут вода под ногами, а не земля. Если корабль развалить, маг тонет не хуже простых смертных. Так что до предела скрываться не получится. А если враги превосходят числом, то уже действовать надо. Я не вижу выхода, кроме как рисковать. Он может прятаться, чтобы меня подловить, я — нет. Если с нами оба корабля на абордаж схватятся, можно вообще про колдовство забыть. Как и про добычу. Против хороших воинов нам не устоять, если их достаточно много. Угадаю с кораблем, и достаточно быстро — можно и второй спалить, если сил и умения хватит. Нет — либо я покойник, либо схватку решат мечи. Без меня, — абсолютно равнодушным голосом пояснил колдун.

До меня дошло, почему воины так спокойно относятся к привилегиям колдунов при дележе добычи. Нарваться на колдуна в море — значит быть почти беззащитным. Пусть поджечь корабль далеко не просто, даже если корабль не заговорен. Боролись с огнем, тупо туша его водой. Команду защищали амулеты. А вот против той же гнили сделать было ничего нельзя. Даже если сгнила пакля в швах, а не кусок доски обшивки. Единственный шанс на выживание — гнать на абордаж как можно быстрее.

У противника три корабля. Если есть маг, то он на одном из трех. Сил развалить один из них у Сигурда вполне достаточно. Любым способом, как я думаю. Если он угадает, то о вражеском колдуне можно забыть, по крайней мере, через некоторое время, когда кораблик пойдет ко дну. Встречного удара со стороны неизвестного специалиста можно не опасаться. В море ходят за добычей, а не топить встречных из хулиганских побуждений. Если точнее, бояться надо ударов по воинам, а не по кораблю. Корабль и его груз — серьезные материальные ценности, а мы — не более чем помеха. С другой стороны, нас в этом плане ничто не ограничивает, сохранить бы уже захваченное.

Не ограничивает в теории. На практике достаточно мощное заклятие требует времени, встречный удар по раскрывшемуся противнику — тоже. Но уничтожение такой цели, как вражеский маг, требует куда меньшего расхода энергии, чем разрушение корабля или нанесение ему серьезных повреждений. То есть реализация преимущества Сигурда в мощности, быстроте и дальности действия его заклятий во многом зависела от типа требующей уничтожения цели. С нашей стороны требовалось бить по боевым кораблям. Подпустить их достаточно близко для абордажа значило как минимум понести очень большие потери или даже отбыть в лучший мир, если зайдут с обоих бортов. Тогда — смерть почти со стопроцентной вероятностью, разве что без участия магии. На Валгалле нас бы это могло утешить, но туда мы еще не спешили.

От врага требовалось только ждать, пока колдун противника начнет закачивать энергию в свое плетение, наложенное на один из кораблей. Далее следовало разобраться с раскрывшимся колдуном и уже безнаказанно истреблять экипаж нашей относительно беззащитной шнекки. Все это тоже в теории. На практике мощный колдун мог ударить с недостижимой для слабого дистанции, даже ценой потерь энергии и без спецэффектов или просто слишком быстро для неискусного. Тот просто не успевал за оппонентом, несмотря на разницу в мощности заклятий.

Еще больший элемент неопределенности накладывали заговоры на корабли и амулеты команд. Я еще раз подумал о магии, как о еще одном оружии, и всего лишь. На большее она никак не тянула. Вундерваффе, чудо‑оружием, магические приспособления могли выступить разве что против папуасов в юбочках из пальмовых листьев. Но тех подготовленные воины способны резать пачками и без всякой магии.

Бой начался вполне ожидаемо, пересекший наш курс драккар слегка сбавил ход и начал заходить на наш левый борт, одновременно позволяя догнать себя слегка подотставшей шнекке и шедшему за ней торгашу для скоординированной атаки. В любом случае практически одновременный абордаж с обоих бортов изрядно уменьшал потери победителя, даже если схватка шла без участия колдунов.

Большого выбора у нас не было. Можно было попытаться сманеврировать, закрывшись корпусом одного из кораблей, но это в лучшем случае давало бы только временную выгоду. А в перспективе если не ухудшало положение, то вело к другому невыгодному варианту. Хрен редьки не слаще.

Фора, полученная нами со вступлением в драку команды только одного корабля, вполне компенсировалась либо швартовкой второго к своему, либо таяла как майский снег, если бы он попытался все‑таки зайти с другого борта. Стрелы в спины, а потом атака оставляли мало шансов улучшить соотношение убитых и раненых при сутолоке и потере управления в сражении против и так численно превосходящей команды первого корабля. На то, что мы достаточно быстро вырежем херады всех трех кораблей противника поочередно, никто, кроме младшего Ульрика, не надеялся. Этот полудурок вопил в сторону драккара что‑то резко воинственное и неприличное, долбил мечом в щит и чуть было его не грыз. Идиот.

Внимание колдуна тоже в основном касалось драккара, который все равно слегка опережал шнекку. Сомнения были понятны. Результативный удар по кораблю с колдуном на борту выводил из строя не только корабль, но и мага, если он там был. Удар по пустому в этом смысле кораблю не давал ничего, кроме выравнивания шансов сторон. Маг и хевдинг нападавших могли быть на драккаре с его минимум полусотней воинов. Но вражеский колдун мог работать и от противного, ловя нашего при ударе по большому кораблю.

Сигурд угадал.

* * *

Наши с ним занятия сделали свое дело. Творимую Сигурдом волшбу я ощутил физически и даже первый раз сумел локализовать источник. Напрягаться, рассматривая его вторым зрением, я не стал, все четыре корабля двигались навстречу друг другу, скоро должны были полететь стрелы.

Спецэффектов не было. Просто драккар резко клюнул носом, весла потеряли ритм, и громко закричали люди. А у издавшего довольный возглас Сигурда подогнулись колени, и он рухнул лицом вниз. Я сумел только засечь направление удара по неприятельскому колдуну. К счастью, именно на драккар, уже осевший носом в море. На его борту суетились людские фигуры. Одна из них уже сиганула за борт. Надо сказать, вовремя, поскольку драккар без промедления нырнул носовой частью в волны. Прямо как английский транспорт в третьей версии игры «Сайлент Хантер», правда, не столь высоко задрав корму. Надо полагать, ребята, которые имели кольчуги или чешую, разоблачиться не успели. Оставалось надеяться, что неизвестный колдун был в защитном вооружении и сейчас активно пускает пузыри. Не хватало еще торгашу его выудить до того, как мы разберемся со шнеккой.

Сигурд пока был жив, хотя и без сознания. Изо рта и носа текла кровь.

На шнекке не смутились участью коллег, она резко увеличила ход, и чуть погодя в нашу сторону полетели стрелы. Что лишний раз говорило о принадлежности команды к дружине рыцарей суши и моря. Шакалам из людских пиратов‑простолюдинов отмороженность, по слухам, была не свойственна, как и требуемый для таких самоубийственных атак уровень дисциплины. В другое время я бы от такой картины возгордился принадлежностью к людскому роду — когда‑то. Сейчас было не до того. Зрелище несло тревожные для меня предзнаменования.

Их‑то я попытался развеять стрельбой из арбалета через борт неприятельского корабля, рядом щелкали луки лучников. Старый Ульрик был весьма опытен в морских боях. Повернув наш корабль бортом к противнику, он одновременно слегка повысил эффективность нашего метательного оружия, уменьшил сектор обстрела из вражеского, затруднил их кормчему обзор и возможность «в борт ударить их бортом и перебить их всех потом». Сын закрывал его щитом. Примерно двукратное численное превосходство нападавших делало классическое схождение борт о борт крайне для нас невыгодным. А вот вынудить противника абордировать через нос‑корму, причем неважно, нашу или вражескую, даже после столкновения было для нас более желательно, поскольку в этом случае нивелировалось численное преимущество. Тараны на драккары и шнеккары местная пытливая научная мысль еще не приспособила.

Кормчий приближавшейся шнекки особо не маневрировал, наверняка опасаясь нашего колдуна, присутствие которого стало очевидным после утопления драккара. Логичное решение, поскольку для нападавших действия колдуна обороняющейся стороны могли быстро привести к тому же результату, что и в случае с первым уничтоженным кораблем. На поверхности моря останутся только разрушенные магией доски борта и на короткое время головы тонущих. Поэтому выбор у противника был небогатый: либо бежать, либо атаковать, но в обоих случаях не жалея весел.

Борт выдержал, думаю, в том числе и потому, что кормчий сумел перевести таранный удар врага из прямого в скользящий, примерно градусов под пятьдесят, гребцы едва успели повытаскивать весла.

Корабли сошлись носом и кормой, первого прыгнувшего к нам на борт великолепным ударом топора из‑за щита сына зарубил лично кормчий. Не имеющие возможности атаковать воины противника били из луков и арбалетов. Чтобы стянуть корабли бортами, вслед за стрелами к нам полетели абордажные крючья, но рубить их было некогда.

Рядом со стрелой в глазу завалился на спину многострадальный Бьярни, за ним лежали или еще ворочались несколько наших. Стрела щелкнула меня по шлему, другая застряла в наплечнике. Вслед за этим я удачно всадил болт в голову парня, пытавшегося тянуть канат с кошкой на конце. Результаты остальных выстрелов были видны плохо.

На корме рубили и стреляли атаковавших, храбрости которых можно было позавидовать. Вообще, выучка дружины неизвестного рыцаря моря впечатляла, прохвосты умудрялись одновременно атаковать, закрываясь от лучников щитами, стягивать корабли бортами, прячась за планширом, а также закрываясь щитами, и вдобавок при этом отстреливаться. К счастью, относительно неудачно. Наши подавили лучников противника, и те начали стрелять навскидку, высовываясь из‑за укрытий.

Прежде чем расстояние между бортами сократилось, я подстрелил одного такого, беднягу толкнуло назад, его стрела пролетела высоко над моей головой. На корме трое врагов оттеснили наших от кормового весла. Повсюду лежали трупы, старший Ульрик был жив и, кажется, невредим, походя срубив замешкавшегося абордажника, который прыгнул на помощь своим через борт нашего корабля, а вот младшего Ульрика видно не было. Боеготовых воинов с нашей стороны стало заметно меньше, но кто выбыл, точно определить было сложно. Парни лупили стрелами со всей возможной скоростью по любой открывающейся цели. Я в очередной раз зарядил арбалет и, вытащив мечи, воткнул их в пайол. Потом взял рогатину старика, мысленно поблагодарив его за отсутствие смертельных для постороннего опций защиты. Слегка пощипывало руки, будто рогатина источала слабый электрический разряд. Меня так и подмывало воспользоваться содержащейся в ней энергией. А вот этого делать как раз не следовало. Воткнул ее рядом с мечами.

Те, кто ломанулся через борт, не дожидаясь полного схождения бортами, были первой волной нападавших. Когда я менял оружие, на корме к тому времени остался в строю только один человек из тех троих, которые отжали наших.

Первый из абордажной группы противника, попавшийся мне на глаза, получив болт в упор, выронил копье. С расстояния в два метра его кожаная морская кираса была пробита, как бумага. На результат попадания я не смотрел, хватая рогатину колдуна и на лету всаживая ее в живот шустрому парню, прыгнувшему к нам с топором в руках. Далее последовали весьма похожие на укладку сена действия: падающее вниз тело само развернуло рогатину древком вверх, и направленное мною древко столкнулось с еще одним нападавшим. Проще говоря, ударил его древком в висок, после чего он упал и был тут же зарублен вездесущим Микой, чья рана достаточно быстро в свое время затянулась. Погашенная о чужую голову инерция помогла достаточно быстро выдернуть наконечник из тела и всадить его в бок противнику справа, как раз в незащищенное морской кирасой место. Неожиданно оказалось, что древковым оружием можно работать и в достаточно стесненных условиях. Хотя расплатой за столь удачный дебют была стрела в моей груди чуть ниже шеи, пришпилившая к бригантине мой хауберк, и сильнейший удар по голове чуть погодя, отчего я упал на колени, лихорадочно хватая торчавшие мечи. Стукнувшего меня по голове воина зарубил тот же Мика. Мечи я нашел. Чуть позже очередная стрела вырвала у Мики кусок щеки.

Нам было легче, основные усилия противник сосредоточил на кормовой половине шнеккара. Там расстояние между бортами кораблей было меньше или отсутствовало вообще. Судя по силе напора и беспорядочности действий, на нас лезли либо одуревшие от боя отморозки, либо группа, отвлекавшая внимание.

Еще одну стрелу я ловить не стал, неожиданно для самого себя перемахнув на вражеский корабль. Видимо, сработали рефлексы: хотелось одновременно решить проблему стрелков, безнаказанно расстреливавших фланг нашего строя, и атаковать врага, тоже с фланга и тыла. Если удастся выжить.

Первое, что я там получил, это еще одну стрелу в грудь. Второй стрелок попытался выхватить меч. Первого я заколол Чернышом, второму отсек малхусом тянущую клинок из ножен руку и рубанул по колену Черным мечом, одновременно разворачиваясь на случай возможного удара в спину.

Сзади дергался на банке кто‑то из наших в личине, брызгая кровью из рассеченного горла, а сбитый на пайол Мика пытался закрыться от удара противника своим щитом. Два шага, обозначение одним мечом атаки в голову и нанесение вторым реального удара, отрубившего кисть врага. В следующее мгновение я нанес укол Чернышом под щит в бедро его соседа и развалил малхусом голову третьему. Шаг назад — и подрублено изнутри колено первого. Я автоматически прикрыл шею Черным мечом. Первый упал как подкошенный, поджилки‑то рассечены. Я принял сильный рубящий удар в бок от второго и нанес ответный в его уже задетое бедро, он завалился и получил рубящий удар в спину, в район правой лопатки. Отмахнувшись малхусом на уровне головы, я долей секунды позже уколол в пах следующего противника, он сложился пополам. Не останавливаясь, делаю шаг вперед, блокирую малхусом удар в голову и тем же малхусом раскалываю искаженное ужасом лицо противника. Через мгновение я нанес очередной укол Черным мечом — в живот еще одному абордажнику — и в следующую секунду разрубил ему шею Мёрком.

В этом мире обоерукие бойцы встречались не так уж редко, но они почти не практиковали работы на укол, действовали, как в обычном фехтовании с мечом и щитом, в основном рубящими ударами, что со щитом было оптимальным, но изрядно обедняло технику. В сутолоке боя достаточно сложно парировать быстрый и коварный укол снизу вторым мечом, тем более со стороны, неприкрытой щитом, когда на уровне глаз мельтешит и периодически кого‑то рубит первый меч.

Удар очередного морского разбойника я парировать не успел, чувствительно получив по наплечнику. Он поймал рубящий Черныша в голень, упал. Поножей большинство противников не имело. Добить упавшего я не успел, рядом появились Мика с залитым кровью лицом, разрубивший ему горло, и Хаген с топором в руках. Окруженные нами остатки врагов сгрудились в носовой части своей шнекки, но отбивались до конца. Хотя этого я уже не увидел, поскольку следующий противник одновременно с моим коронным уколом ему в колено сам всадил мне в грудь топор. Секундой позже что‑то ударило по шлему, и я на пару минут выпал из жизни. Первое, что я увидел, очнувшись, это борт третьего вражеского корабля метрах в двадцати. Потом по шлему щелкнула стрела, и я залег за планширом. Левая рука слушалась с трудом, из прорубленной на груди щели текла кровь. Кроме того, гудела голова, правый нащечник оказался помят, а на самой щеке чувствовалась влага. Соображал пока туго, возвращающихся остатков разумения хватило только поискать оружие.

Повезло. Мёркмордер валялся почти под ногами, рядом валялось тело с разрубленной шеей и топором в руках. Пока я подбирал малхус, купец врезался в шнеккар, одновременно по спине щелкнула отрикошетившая стрела. В этот момент к нам начали прыгать очередные гости. Их, естественно, встретили наши, кто к тому времени уцелел. Они и дали мне время очухаться.

Возможно, я и ошибаюсь, но спасла нас ошибка вражеского командира. Вместо того чтобы перебить нас из луков, он повел свою команду врукопашную, несмотря на редкие, но точные выстрелы с нашей стороны. Причина понятна — этот человек предпочел не затягивать бой, опасаясь проиграть в противоборстве лучников. Возможно, он поступил и правильно, пытаясь вырвать у судьбы шанс победить орков, которые численно уступали людям, но превосходили их в индивидуальной боевой выучке.

Люди с вражеского корабля посыпались через наш борт с мечами и копьями в руках. Лучники и арбалетчики противника стреляли, потом бросали луки и самострелы на палубу и присоединялись к атаке. Эти стрелы, пущенные практически в упор, взяли с нас хорошую цену. Переколоть большинство абордажников на лету — в отличие от абордажной команды со шнекки — не удалось. К счастью, на борту купца было всего лишь около двенадцати человек. Командир людей не стал делить своих воинов на штурмовую и стрелковую подгруппы, понимая, что по отдельности каждая из них была слишком мала для результативных действий.

Мне даже показалось, что небольшая команда купеческого корабля уложила наших больше, чем три с небольшим десятка воинов со шнеккара.

Меня опять спасла бригантина: стрела попала в грудь, и через пару секунд срубивший одного из наших вражеский воин в черненой байдане поверх серебристого эльфийского хауберка очутился передо мной. Я сделал то, чего он никак не ожидал. Просто прыгнул вперед. Выставленный щит ему не помог, споткнувшись о еще дергавшееся и брызгавшее кровью тело Оттара, он завалился назад. Тип слева, одетый в полноценную кожаную чешую, на новую угрозу отреагировать не успел, я в полуприседе подрезал ему голень изнутри, а в следующую секунду перерубил защищенную кольчужным чулком ногу упавшего. Прыжок вперед через валявшиеся на пайоле трупы, следующий удар — и я отрубил врагу кисть от правой, вооруженной руки, закрывавшей его лицо. Одновременно я получил сильный касательный удар в левый наплечник, успев парировать малхусом следующий, в голову. Блоки плоскостью, плашмя подтвердили свою эффективность, для контратаки не надо было терять время, разворачивая меч. В данном случае противник не успел среагировать, и конец меча разворотил его лицо. Шею от удара второго я закрыл левой рукой, меч отрикошетил от наруча, выброшенный вперед малхус ударил в щит. Потом мелькнул топор, и противник упал, будто его сшибло машиной.

Все, на этом сражение закончилось. Оставалось только не торопясь добить раненых врагов. Но один из них умудрился, пока мы рубились с остатками абордажников, напоследок проползти несколько метров и прикончить кинжалом сразу двоих наших подранков. Это заставило нас ускорить процедуру.

Мика, как ни удивительно, но выживший и даже оставшийся на ногах, при виде ползущего мстителя буквально озверел, разделал его топором, как свинью на бойне, изрубил вместе с кольчугой. Никого даже не подпустил, только кровью забрызгал. Кольчуга клиента пришла в полную негодность, позже ее даже не стали снимать, выбросив тело за борт прямо в ней. На мольбы о милосердии некоторых оставшихся в живых врагов никто не обратил внимания.

Потом уцелевшие рухнули кто куда, чтобы отдохнуть после трудов праведных, заодно успокоить нервы. Мика, правда, не поленился накинуть трофейную кошку на планшир вражеского, хотя теперь уже нашего корабля, чтобы не отнесло. Не знаю, как у других, но меня изрядно пробил мандраж, одновременно с приходом боли от ран и ушибов.

Надо сказать, что мое защитное вооружение выдержало бой лучше, чем в первом походе, подтвердив, кстати, выводы земных реконструкторов относительно стойкости хорошего пластинчатого доспеха к рубящим и колющим ударам. Последние бригантина держала несколько хуже, но и наносились они, как правило, в уязвимые места, труднодостижимые для рубящих. Пропущенные мною удары смогли пробить только наруч и бригантину на груди, а также помять шлем. Второе было просто удивительно. Парень, с которым мы обменялись ударами, должен был обладать потрясающе развитой мускулатурой и практикой рубки. Острие секиры, прорубив двухмиллиметровую пластину и поддоспешник, вошло в тело не более чем на сантиметр, как я позже выяснил. Казалось бы, немного, хотя все равно неприятно, но этот результат заслуживал уважения, учитывая качество металла и работы. На моей памяти реконструкторы, не всякий из которых уверенно прорубал даже медную кольчугу со стальными заклепками, любым тяжелым оружием только гнули полуторамиллиметровые пластины бригантин‑реплик. Они могли бы просто удавиться от зависти, если бы выжили после сегодняшней мясорубки.

На ногах остались пятеро. Из них нераненым только один, Хаген. Заложенная имперскими магами‑конструкторами живучесть и устойчивость орков к боевым повреждениям сыграла с нами дурную шутку: в живых, кроме нас, оказались всего трое тяжелораненых, не считая свалившегося от потери крови чуть погодя молодого Хрольфа и с учетом пребывающего в беспамятстве колдуна. Воин‑орк, не обращая внимания на раны, продолжает сражаться, падая только после действительно фатальных повреждений.

По капризу статистики Хаген с Микой остались в живых. Кормчий не пережил боя, старик лежал на трупах вражеских воинов рядом со своим рабочим местом у рулевого весла, его сыну разрубили шею до позвоночника в самом начале схватки, тела убитых его отцом буквально завалили труп Ульрика‑младшего.

Жизнь раненого на семьдесят процентов зависит от своевременной медицинской помощи. Помня об этом, я, едва отдышавшись, взял командование на себя. Интересно, что это было принято как должное, несмотря на мой юный возраст.

Всех оставшихся в живых родичей перетащили для перевязок на носовую половину нашей шнекки, где свободного места было больше. Санитаров хватило как раз, в перевязочном материале недостатка не было. Потом поочередно мы перевязались сами, оценив заодно повреждения.

После короткого перерыва на отдых пришлось заняться тяжелой, но нужной работой, освобождая от доспехов и выбрасывая за борт трупы врагов. Своих пока оставили на месте. Я решил устроить огненное погребение, для этого у нас имелись два корабля на выбор. Мои товарищи одобрили идею. Ну действительно, кому понравится мысль, что, когда он погибнет в бою, его просто швырнут за борт на радость рыбкам?

По моим прикидкам, считая команду купца, мы положили больше пятидесяти человек. К слову сказать, попытайся купец уйти, мы бы тогда дешево отделались, стрелы и болты, а чуть позже мечи и прочее оружие его экипажа уложили чуть ли не больше народу, чем четыре десятка воинов полной команды вражеской шнекки. Очередная иллюстрация того, что дело решает тактика, а не одиночки‑терминаторы со всем их вооружением.

Правильно маневрируя, Ульрик поставил вражескую шнекку в невыгодные условия, помешав реализации численного преимущества. В условиях, когда рядовой орк заметно превосходит рядового человека по боевым возможностям, вышло, что двойное превосходство в численности не только не дало вражескому хераду никаких преимуществ, но и позволило истреблять их, можно сказать, в плановом порядке и с минимальными потерями. Это притом, что выучка дружины неизвестного рыцаря была превосходной, как признал даже Мика, предавая волнам очередной труп. Потом ситуация поменялась, стрелы в упор с чуть более высокого борта купеческого корабля буквально выкосили наш херад, и, подойди противник не носом к нам, а бортом, дав команде возможность броситься в атаку одновременно, вообще неизвестно, чем бы дело кончилось.

* * *

Когда разобрались с мертвыми на боевых кораблях, настала очередь позаботиться о живых, поближе познакомившись с грузом купца, вдруг найдется что‑нибудь полезное в хозяйстве. Мика и Эйнар остались с ранеными.

Судя по свежим заколам от стрел и пятнам подсохшей крови на палубе — купец оказался палубным, — его команда без борьбы не сдалась, и понятно почему. Казалось, вместо сопротивления такой превосходно обученной дружине куда безопаснее было просто сдаться. Но судьба экипажа купца не изменилась бы, убрали бы всех свидетелей до единого.

Осмотр купеческого корабля обрадовал нас с Хагеном. Трюм заполняли бочки с вином и рулоны шерстяной ткани. В отдельной выгородке были складированы тюки с шелком и упаковки густо залитых жиром доспехов, навскидку комплектов пятнадцать, некоторые украшены серебром, а один и золотом. На кожу и поддоспешники покойный купчишка не разменивался, видимо, невыгодно было возить за тридевять земель.

Огорчала мысль, что все это богатство нам никак не удастся приватизировать по банальнейшей причине: не позволит грузоподъемность нашего корабля.

Но Хаген был окрылен. Найдя подходящий ковшик, он нацедил вина из ближайшей проверенной насчет содержимого бочки и, не забыв угостить брата с Эйнаром, уселся возле рулевого весла с видом кота, нажравшегося сметаны. Я сел рядом, чуть погодя присоединились оба наших уцелевших товарища. Продолжать дегустацию пока не стали.

Требовалось обсудить дальнейшие действия, в том числе продолжение похода, вернее, нашего возвращения. Знакомство всех выживших с кораблевождением было недостаточным. Чтобы уверенно добраться до Оркланда и не заблудиться, нам пришлось бы идти вдоль берега, подвергаясь опасности быть перехваченными кем‑нибудь из любителей быстрой наживы. Именно этой опасности хотелось избежать, с некоторых пор мы пылко возлюбили жизнь.

Наше примерное местоположение я представлял, кое‑что запомнил и мог применить из уроков покойного Ульрика, но не более того. Товарищи тоже могли поспособствовать, так что у нас были неплохие шансы достичь Мертвых земель, а там уже идти вдоль берега без особого риска. Надеялись мы и на то, что здорово поможет колдун, как только он очнется. Сигурд в вопросах навигации наверняка разбирался — с таким‑то, как у него, опытом морского разбоя.

Но сначала следовало отправить в последний путь погибших родичей. Огненной гробницей решили сделать купеческое судно, набитое горючим грузом и вряд ли заговоренное от пламени. Трофейную шнекку слегка одуревший от жадности Эйнар предложил буксировать, но идея не встретила поддержки. Оба брата обсмеяли парня, сказав, что нам очень повезет, если вообще сумеем дотопать до Оркланда даже с одним кораблем.

Груз купца осмотрели, выбрали что поликвиднее и перегрузили товар на мой многострадальный шнеккар. После чего уложили на палубе купеческого корабля тела наших павших товарищей.

Поджечь судно удалось только со второй попытки. С трофейной шнекки сняли все корабельное имущество, вплоть до мачты и рея, только потом прорубив днище. Для гребли нас осталось слишком мало. Заодно пополнили запас провизии и воды.

К счастью, изобретенный здесь компас давал представление о сторонах света, а ошибка в счислении на сотню километров в сторону, выйди мы к Мертвым землям вообще, была не фатальной. Но периодический подход к береговой черте все равно предполагался, поскольку практики в обращении с астролябией у меня было с гулькин нос, а компас мог врать. Обидно помереть от голода или жажды в одном‑двух днях пути от суши после такого похода. О высадках на берег нам не следовало и мечтать.

* * *

Сигурд очнулся на следующее утро, придя в относительно дееспособное состояние только во второй половине дня. Один из раненых ночи не пережил.

После расспросов о событиях, происшедших после того, как он отключился, старик покачал головой:

— Боги кого‑то хранят на борту, не иначе. Как считаешь, кого? — и усмехнулся.

Эйнар, сидя у рулевого весла, вытянул шею в нашу сторону. Мика, развалившись на банке рядом, повторил ухмылку старика.

— Тебя, конечно, — сказал я Сигурду с самым наивным видом. — Или Мику.

— Ну конечно, — хмыкнул колдун.

Сигурд оказался хорошо знаком со штурманским делом, проблем с навигацией стало меньше, но зато я не избежал частых практических занятий. Уроки по линии колдовства пока прекратились, было, честно говоря, не до них. Тем более что старик выглядел, мягко говоря, скверно еще дня три. Хрольф за это время стал вполне боеспособен, Бьюи тоже пошел на поправку.

В одну из ночей мы, наконец, поговорили о планах на будущее, пока все спали. Начал я:

— Скажи, Сигурд, а то я никак не пойму тебя. Ты поселился рядом с Тайнборгом для того, чтобы вещички времен Империи копать? Так? Меня в ученики даже взял. Тогда почему в Хильдегард решил вернуться? Управляющего вон с семьей привез на хутор. Из‑за моего родства с ярлом? Не поверю, хотя и не знаю, о чем вы там говорили. К власти ты не стремишься, за известностью не гонишься, за столом ярла у тебя место есть, а придворный маг вообще твой ученик. Вопрос: зачем это тебе надо?

— Занятно, — улыбнулся Сигурд. — А уж думал, что и не спросишь. Что касательно копанины, то к ней мы еще вернемся. Отдохнем после похода, тебя женим, на свадьбе погуляем, подожду, так уж и быть, пока молодая жена тебя не вымотает, и отправимся. Отдохнешь в походе. Что в Хильдегарде я собрался осесть, деда своего вини, ему понадобился мощный колдун. Мне от него необходим только доступ в библиотеку. Ваше родство — это приятная неожиданность, не более, я действительно не знал, что твоя мать — ярлова дочка.

— Так ты ради библиотеки в Хильдегард мотался?

— Конечно. Хотя еще и амулеты с доспехами продать, там цены выше.

— А зачем тебе нужна библиотека?

— Глупый вопрос. Ради книг в ней. Которых у меня нет.

— А зачем тебе книги, которых у тебя нет? — Такие уклончивые ответы колдуна возбудили во мне здоровое любопытство и желание любой ценой докопаться до истины. Простое любопытство к выпадающим из образа деталям поведения колдуна превратилось в неподдельный интерес.

— Опять глупый вопрос. Ради того, что в этих книгах написано, — принял игру старик. Хотя какой он старик? Внешне только по лицу можно такое сказать, тело‑то как у тридцатилетнего. Даже многие молодые могут позавидовать. Не знакомые с ним могут и не поверить, что мой дед знает Сигурда лет пятьдесят, как он однажды обмолвился. На столько или даже меньше колдун и выглядит. Конечно, срок жизни моих новых соплеменников достигал чуть ли не двухсот лет, и старики, провожающие своих правнуков в боевые походы отнюдь не с клюкой в руках, не были исключениями, часто встречались и дети одного возраста с внуками, но все равно старик выглядел слишком молодо. Даже если они с дедом и были ровесниками, Сигурд выглядел моложе.

— А что в книгах библиотеки ярла написано такого, чего нет в твоих? — продолжал я донимать усмехавшегося колдуна.

— В точку. Меня интересует именно то, чего в моих книгах нет.

— А чего в твоих книгах нет?

— Очень многого нет. — Вот старый лис! Издевается, что ли? Поконкретнее нельзя? Понял же, о чем я спрашиваю.

— Ты отвечаешь, — понизил я голос, — как один колдун в моем мире.

— Что за колдун?

— Был такой вроде мага, мысли читал, Вольф Мессинг. Дошли слухи о нем до правителя моей страны, звавшегося Сталиным. И повелел он явиться тому пред его ясные очи. Сказано — сделано. Тот прошел через охрану, как будто ее не было. Правитель его и спросил, как же он прошел через охрану? Мессинг отвечает: «Я мысленно твердил охране, что я — Берия». Кто мог посметь остановить самого Берию? Вот Мессинг и прошел. А Берия был тогда главой тамошних прознатчиков и Приносящих Смерть. Поулыбался Сталин и спросил, знает ли Мессинг, когда умрет? Колдун тоже улыбнулся и ответил, что знает: после вас, говорит. Правитель опять усмехнулся и спрашивает, а Мессинг знает ли, когда умрет он, Сталин? Мессинг ему в ответ — знаю, мол, конечно, знаю. Как раз на еврейский праздник Пурим.

Колдун захохотал. Пусть он не знал, кто такие евреи и в чем изначальный кровавый смысл праздника Пурим, но суть понял прекрасно.

— И что с этим магом было дальше?

— Еще лет тридцать прожил.

— Не ожидал. А учил его, интересно, кто? Ты же говорил, что магов у вас там нет?

— Он писал в воспоминаниях, что самоучка. С детства способности прорезались.

— Тогда действительно самородок. Чтобы глаза отводить без правильного обучения, без развития способностей, могучий талант нужен.

— Мы говорили о том, зачем тебе книги из библиотеки ярла, — скромно напомнил я.

— Ладно, пошутили и хватит. Действительно, пора тебя в некоторые мои тайны посвятить. Но учти, эти тайны касаются меня, тебя и тех, кому я их открою. И никого больше. Ни твоей будущей жены, ни родственников, ни друзей. Тем более ярла. Это не магия, а наши с тобой дела. Ты понял меня?

— Мы говорили о соблюдении тайны, когда я к тебе в ученики просился. Я тогда же и принял обязательство о неразглашении, — достаточно резко ответил я.

— Ничего страшного. Я просто тебе напомнил. Больше повторять не буду. Не маленький, сам все понимаешь.

— Что тебя заинтересовало в моих действиях? — первым делом спросил колдун, устремив на меня пытливый взор.

— Ты поселился в окрестностях Тайнборга, чтобы вести раскопки без больших помех и чтобы поближе было, так? Все это понятно. Непонятно другое, почему ты от этого отказался, когда эльфы вырезали борг? Родня же снова заселила борг? Получается, причина либо убита при нападении, либо причина — это я как ученик, либо ты решил поучаствовать в замыслах ярла. Во второе не верю, не такая ты личность, чтобы ради удобства обучения свои замыслы рушил. Тем более кто мешает брать меня в походы? Остается третья, первая — сомнительна. Но ты достаточно богат, за властью не гонишься и прочее. И это выбивается из твоего образа. Ты, конечно, выполнишь приказ или просьбу ярла в рамках закона и традиций, но не будешь ради него отказываться от своих замыслов. Стоит ли удивляться, что причина меня заинтересовала?

— Молодец. Все верно. Только ты забыл указать четвертую возможность. Причин не знаешь, от тебя скрыты.

Я кивнул, соглашаясь.

— Для начала, ты ошибся. Раскопки бросать я не собираюсь. — Глянув на спящих товарищей, старик неожиданно плеснул магией в их сторону, чтобы не подслушали нечаянно наш разговор. — А вот для того, чтобы знать, где копать, мне и нужны книги.

— Чем Седрикгард тебя не устраивает? Колдуй и копай, что обнаружил.

— Пусть людские походники за древними доспехами или даже артефактами охотятся. Для меня это попутная добыча, не больше, чтобы пустым не приходить. Меня, да и тебя, коли сильным колдуном стать хочешь, должны интересовать не древние вещи, а древние знания. Мест, где остатки древних доспехов лежат, я хоть сейчас с десяток могу показать. Причем те места, где их много. Ради одного‑двух копать неинтересно, разве что магией несет.

Меня будто кольнуло. Старик с улыбкой продолжил:

— В навыках боевой магии, частью дошедших до нас со времен Империи, мы от эльфов не много, в чем отстаем, и приобрели тоже немало, а вот в других областях, увы, разница с эльфами слишком велика. На одних боевых заклинаниях далеко не уедешь. Сейчас справляемся, но что будет лет через двести? Нужно изучать магию, изобретать новые заклятия и прочее, открывать полноценные магические школы, обучать подающую надежды молодежь, даже если способности невелики. Нас боятся в мире. Поэтому или будут мириться, или попытаются уничтожить. В первом сомневаюсь. Почему мы ходим в походы и сотни лет заливаем кровью чужие берега? Да потому что, иначе они придут заливать кровью наши, как пришли пятьсот лет назад. Наша защитная стена проходит по линии вражеских берегов. Для обороны которых наши враги вынуждены иметь такие армии, что еле‑еле хватает средств прокормить и содержать. Если они все вместе на нас обрушатся, встанет вопрос о выживании.

— Договориться никак нельзя?

— Думаешь, не пробовали? Кончилось тем, что стало очень трудно найти желающих отправиться с посольством. Когда послов поголовно на колья сажают, никому неохота служить голосом конунга или ярлов.

— Вот как!

— А ты как думал? Ради собственного удовольствия мы каждый год сотни сыновей навсегда провожаем в походы? Или ради денег? Вокруг много незанятых земель — сотни лет осваивать, и без рабов тоже вполне можно обойтись. Только в этом случае уже мы обороняться будем, а не люди или эльфы. А их и так во много раз больше. Не будь эльфов, с людьми можно было бы попробовать договориться, иногда получается. Да только тех государей, что смеют нас не кровожадными зверями считать, а равными другим разумными существами, чаще всего настигает преждевременный конец. Из эльфов же только островные плюют на эдикты Совета князей, и то, когда им надо. Почему твоя подружка за столом и прислуживала, а не в яме гнила. Как они к нам, так и мы к ним. На островах это давно поняли, а на материке не хотят.

Меня несколько удивила речь старика, будто он высказывал давно наболевшее тому, кто способен правильно понять и оценить. Это могло говорить о симпатии и доверии ко мне старого колдуна, а также о моих перспективах на выживание, если я обману или предам. Такого серьезные люди не простят и на Земле, а здесь тем более.

— Так что ты в этих книгах найти хочешь? — поспешил я соскочить с опасной темы. Пока длинные зубы не отращу, надо соблюдать принцип «чем меньше знаешь, тем крепче спишь». Такое доверие накладывает слишком много обязательств. Хотя избежать ответственности все равно не удастся.

Колдун задумался, оценивающе посмотрел на меня и выдал то, чего я от него совсем не ожидал:

— Академию.

— Какую? — сделал я вид, что не понял.

— Магическую, естественно, — пожал плечами колдун. — Имперскую.

— Не понял. — Я потряс головой, похоже, на самом деле начал тормозить. — Она была такая незаметная, что очень сложно найти ее былое местоположение?

— Напротив, это всем прекрасно известно. Более того, отряд людских походников, с охоты на который наше близкое знакомство началось, копал на том месте, где она располагалась. А те развалины, что ты из земли торчащими видел, это остатки ее зданий.

— Так о чем ты говоришь?

— О ее библиотеках, хранилищах артефактов, наконец, лабораториях, в том числе и тех, в которых эльфов, людей и гномов в орков превращали. Понял о чем?

— Понятно, — пришел я в себя. — Как понимаю, всего этого там, где молодых магов в Империи учили, нет и быть не может. А если и было что, успели вывезти и спрятать.

— Правильно. Те людишки вообще были тупы как дерево, нашли, где искать. Там, где они копали, кроме остатков доспехов, металла и всякой дряни, ничего найти невозможно. Причем доспехи людей, что во время Великого мора сдохли, а не магов Империи и ее легионеров, погибших при защите столицы. Хорошо еще, что эти мародеры не смогут, откопав что‑нибудь, случайно запустить Великий мор, второй и последний раз для нашего мира. Даже если в ватаге будет маг, что он нашел бы такого, чего маги победителей сотни лет назад не нашли? И маги сильные, не ему чета. На библиотеку Имперской магической академии никто не откажется лапу наложить даже сейчас. А ведь ее так и не нашли.

— Ты ее ищешь?

— Я же сказал, в том числе и ее. Да любая лаборатория старых магов должна была библиотеку иметь, мне и такой надолго хватит. Только найти непросто. За последние, — тут старик сбился с темпа, — несколько лет я только одну нашел, и ту разграбленную. Ничего интересного не было, точнее вообще ничего, кроме скелетов. Даже доспехи с трупов победители поснимали. И целой чашки не нашел.

— Не от Великого мора вымерли?

— Если болезнь может черепа пополам разрубать, в том числе вместе со шлемами, тогда почему бы и нет. Остальные доспехи мертвецов, наверное, тоже болезнь унесла, и выжег все тоже он, Великий мор, — продолжал иронизировать старик.

— Так что тогда ты в библиотеке ярла надеешься найти?

— То, без чего Империя обойтись никак не могла, — документы. Каждую лабораторию, как бы она скрыта ни была, охранял отряд воинов. Им платили жалованье. Этих воинов надо было ежедневно кормить, сиди они в подземельях или крепостях или не сиди. А значит, откуда‑то и куда‑то должен был идти провиант. К тому же в этих лабораториях кормили не только воинов. Карты в библиотеке ярла тоже есть. Листай книги и документы, ищи несоответствия или совпадения. Ты, думаю, понял, о чем я.

— А документы откуда?

— А документы в Хильдегарде с самого начала хранились. Когда твои предки в него вернулись и начали восстанавливать крепость, обнаружили библиотеку и архивы. Даже по императорской гвардии документы попадаются. Ума хватило все сохранить. Тем более что по императорским эдиктам помещения библиотек и архивов маги соответствующе заклинали для обеспечения сохранности. Кроме того, и бумагу с пергаментом, предназначенные для документов, еще при изготовлении магически обрабатывали. Как, например, металл, который шел на оружие для легионов, почему имперские доспехи и служат так долго. Документы и часть книг сохраняются нисколько не хуже. — Он сплюнул за борт и добавил: — Я видел трактат по военному искусству, его просто в толще земли нашли. Так там только на первых и последних страницах не разобрать, что написано, остальные только пожелтели. Кстати, для заклятия сохранности накладываются почти те же самые плетения, только они слегка изменены под материал.

— Понятно, страна большая, надо знать, где копать. По документам вполне можно локализовать район, а дальше уже искать другими способами.

Надо сказать, я был озадачен серьезным научным подходом старого колдуна, оказывается, искавшего в земле то, что его интересует, не сверхъестественными методами, а в первую очередь вполне естественными. В документах древнеимперских бюрократов. Лишний камень в огород некоторых умников‑интеллигентов, которые считают людей Средневековья тупыми до ужаса из‑за уровня их образования. Понять, что образование дает знания, а не способность обрабатывать информацию, для них слишком сложно. А средневековый охотник должен был весьма активно шевелить мозгами — просто чтобы не подохнуть с голоду. Некоторые всерьез заявляют о превосходстве современного человека и в рефлексах, то есть скорости реакции. Откуда они это взяли, вообще тайна, покрытая мраком. Наверное, из лицезрения современного спортивного фехтования с его скоростью поединков. Для того пласта людей, которых иначе как образованщиной назвать нельзя, слишком сложно понять, что спортивное фехтование отличается от боевого не меньше, чем так называемые сабли, шпаги и рапиры спортсменов отличаются от реальных. Например, от ранних боевых шпаг весом до полутора килограммов, которыми, помимо уколов в сочленения, легко отрубались руки, ноги и головы. А современные фехтовальщики всего лишь наносят легкие быстрые шлепки и касания противнику, к тому же не одоспешенному.

— Правильно, — кивнул колдун. — Вообще же основная причина — это просьба ярла. Что с него взять в обмен, я еще подумаю. Но раскопкам замыслы ярла не помешают.

Задать следующий вопрос я не успел.

— А теперь скажи мне, юноша, что собрался в будущем делать ты? — неожиданно перешел в наступление колдун.

— Что тебя интересует? — уточнил я, чтобы собраться с мыслями.

— Твои замыслы, как собираешься жить дальше. Жизненного опыта, — тут Сигурд хмыкнул, — у тебя с избытком. Что ты хочешь получить? Я ведь следил за тобой, особенно в походах. Ты слишком спокоен, даже когда в бой идешь. Не потому, что от глупости самоуверен, а, наоборот, до ужаса спокоен и рассудителен. Ты делаешь только то, что тебе выгодно, зря не рискуешь, но при этом, когда надо, лезешь вперед, не моргнув глазом. Притом, что вообще за спины не прячешься. Какие бы чувства в глубине души ни испытывал, страшно тебе или нет. При этом ты не кровожаден. Я почему не вмешался, когда покойный Берк призывал тех пленных прикончить? Я тебя изучал. Если было бы нужно, ты бы вырезал этих пленных, даже не посмотрев, есть среди них женщины или дети. Через себя переступил бы, но вырезал. Ты не врал, когда говорил, что их смерть ничего не изменит и потому не нужна. Вот я и не стал тебя расспрашивать, как хозяйка кинжала в живых осталась. И так ясно, что пожалел.

Я в очередной раз обмер. Неприятно все‑таки беседовать с личностью, которая видит твои хитрости и умолчания насквозь, причем делая правильные выводы. Сигурд оценил эффект от своих слов по выражению моей физиономии и продолжил:

— Я бы расценил такие действия как предательство, если бы не знал, сколько примерно эльфов на прорыв пошло и кто они были. А также если не расспросил бы Хагена, где и сколько трупов перед воротами валялось. Баб там не было, детей тоже, да и мужиков маловато, хотя воинов в тех бахтерцах всех положили, про круг выжженной травы он тоже упомянул. Единственное, что удивило, это твой рассказ про попытку в тебя кинжалом потыкать. Подумал, как это могло получиться, и решил, что стоит тебя расспросить, как такое получилось, что эльфийка с кинжалом от бессилия тебя резать собралась, когда двое или даже трое мужчин с мечами рядом были? Ребенка, что ли, спасали?

Крыть было нечем.

— Если бы ребенка спасали! Оба этих урода сразу, как меня увидели, в ворота шмыгнули. Я уже решил было, что вот‑вот увижу дом с восемью сотнями дверей, оставаясь один против готовых к бою троих. А девка ребенка собой закрыла, когда я прикончил воина, который один против меня встал. Не смог я ее зарубить. Прости уж меня, но не смог. А отпустил потому, что остальные эльфы ушли и защищать женщину, которую не убил я, от собравшихся ее убить других мне было совсем не нужно. Это если бы я в плен ее взял. Если не я, то никто. Теперь именно об этой женщине. Зачем портить отношения с родичами? Нападения все равно уже было не сохранить в тайне, убей я ее, возьми в плен или отпусти. Вот я ее и отпустил, хотя и ограбил перед этим.

Сигурд раскрыл рот, пошевелил губами, обдумал мои слова и заявил:

— Понятно. Но больше такого не делай. Жалость на войне обычно оборачивается кровью, и большой. Особенно к врагам, хотя они бывают и прекрасными. В этот раз повезло, следующий можешь ошибиться.

Я почувствовал явное облегчение исходом разговора, то, что колдун засек неувязки и умолчания в рассказе, я подозревал давным‑давно…

— Так что ты думаешь о своей будущей жизни, — после короткой паузы напомнил старик.

— Всю жизнь ходить в походы мне неинтересно, — решился я. — Служить кому‑то, даже деду Харальду или его детям тоже не хочу. Купцом стать — нет знаний торгового дела, а главное желания. Есть знания и умения для кузнечного ремесла, изготовления оружия, доспехов, но для самостоятельного производства молод. Можно, правда, к деду прибиться на крайний случай, это лучше. Но тоже не совсем привлекает. Многовато надо мной начальников появится. Хватит с меня и тебя с обоими дедами, почти женили, а моего на то желания никто даже не спросил.

— Кто с Эрикой постель делил? — удивился колдун.

— Я, но это не значит, что, меня не спрашивая, сватов к ней надо подсылать. Хоть бы спросили, я в общем‑то и не против.

— Все и так знали, что ты не против, — захохотал старик.

— Ты меня понял, — злобно ощерился я.

Сигурд заржал с новыми силами.

— В общем, не люблю подчиняться. Хватит. И чем меньше надо мной начальников будет, тем лучше. Все остальное — пути к этой цели. Прикидываю также борг в Мертвых землях взять или новый поставить. Это если чего получше не найду.

— И что же ты рассчитываешь найти? Надеюсь, не хочешь в кресло ярла усесться?

— Нет. Мелькали мысли о кое‑какой захваченной земельке в более‑менее обитаемых местах. Допустим, средних размеров остров, если уж на материке не удастся закрепиться.

— Забудь. Убьют. — Сигурд задумался. — Подходящие острова, которые можно захватить и там закрепиться, имеются. Только от Оркланда далековато. Обрушатся большим войском, и сделать ничего нельзя будет. Раздавят. Не с первой попытки, так с десятой. А с захваченного острова еще надо суметь получить доходы.

— Это так, предварительные прикидки. Я всерьез пока не обдумывал. Как, впрочем, и борг в Мертвых землях. Маловато у меня денег, авторитета и возраста для того. Разве что лет через десять. Может, по колдовской линии пойду, если способностей хватит, тоже думал. А пока придется жениться и зарабатывать деньги на кузнечном ремесле и в боевых походах. Как встану на ноги, подумаю уже серьезно.

— Да, замыслы у тебя не детские.

— Это еще что, — решил я поднять один вопрос. — Коли ты по следам колдунов Империи ходишь, значит, должен сказать мне, можно ли между мирами перемещаться во плоти? Не так, как у меня получилось?

Колдун задумался:

— Конечно, можно. Но тяжело и не всякому портал открыть по силам. Во всех смыслах — и по силам, и по знаниям, и по талантам. У меня для этого просто нет знаний. Очень сложно попасть в соседний мир, а не к демонам в низший. Знаю, что маги Империи такое умели, но не более того.

— А при чем тут демоны?

— Глупый вопрос. Как демон — неважно, телесно или бесплотно — появляется в нашем мире?

— По призыву?

— Да, его призывают. Те миры, в которые демоны сами порталы открывать могли, уже давно ими только и населены. Или на охоту туда любят ходить. А как они в нашем мире появляются?

— Думаю, колдуны, призывая, просто открывают порталы в нижние миры.

— Разумеется. Ты и сам в этот портал можешь спуститься. Если жизнь не дорога.

— А имена демонов откуда узнают? Чтобы навести заклятия подчинения?

— Они сами говорят. Ты, кстати, слухам поменьше доверяй. Само по себе имя демона ничем тебе не поможет, оно нужно только для того, чтобы позвать его, дабы он был поблизости перед открытием портала. А вот его плоть и кровь вполне имеют значение. Демон — это существо, живущее в одном из нижних миров, состоящее из плоти и крови, как и мы с тобой. На него так же действуют наведенные заклятия, ему можно заплатить за исполнение своего желания и так далее. Вся разница в том, что это существо во многом гораздо более тебя одарено магически и телесно. От этого слухи о страшной живучести демонов. Конечно, если демона ударом меча в сердце убить нельзя, только на какое‑то время остановить, то поневоле будешь его бояться. Но если демону отрубить голову, он сдохнет, как и простой смертный… Обычно так и бывает.

— Поясни это «обычно». И что ты говорил о бестелесных демонах?

— Если он не сдохнет, значит, его энергетическая оболочка привязана не к телу, а к душе. Сплошь и рядом встречается у высших демонов. Эти твари могут менять тела, как перчатки, пока сил в достатке. Тут совершенно неважно, умерло тело демона или нет. Ему все равно, что ожить, прирастив отрубленную голову, если тело не протухло, что вселяться в убийцу своего тела, что мертвым телом какое‑то время управлять. Во втором случае даже, возможно, энергии меньше тратится. Валахары у демонологов, к слову сказать, для того и созданы, чтобы разрушить связь души демона с энергетической оболочкой, и тогда демон умирает, как простой смертный, а душа отправляется на перерождение… Точно не скажу, неизученный вопрос.

Я от этой лекции по практической демонологии попросту обалдел. Осталось только выяснить прикладной аспект.

— А я тогда, выходит, кто?

— Орк ты, кто же еще. Со второй душой, человеческой. Тебя артефакт перенес, твои возможности и таланты здесь ни при чем. А может, орк с уже одной душой, не знаю.

Осталось только спросить об артефакте. Только совсем не то, что колдун от меня ожидал:

— Хорошо, я понял. Ответь мне тогда на вопросы. Как в мой мир Амулет бессмертия попал? Знаешь ли ты, может быть, слышал, уходили ли из этого мира в чужие миры люди? Или, может быть, эльфы? Я тебе скажу, что Сигурдов и в моем мире хватает, насколько могу судить, и в некоторых языках похожие слова попадаются.

Наконец‑то мне удалось колдуна ошарашить. Он задумался.

— Будем искать. Видел что‑то на эту тему. Не раз. Не в имперских документах, а в записях уцелевших после падения Империи. Хильдегард после Великого мора какое‑то время был заселен, от жителей остались записи. Не зря же спрашиваешь? Выход в свой мир тебе нужен?

— Конечно, нужен. Хотя об этом я и мечтать не смел. — Слова старика меня окрылили.

— А зачем? — поспешил меня охладить колдун. — Для всех в твоем мире ты мертв.

— Ты действительно меня дураком считаешь? — обиделся я. Открывшиеся перспективы подняли настроение. — Плевать на мой мир сам по себе, мне интересны те преимущества, которые он дает. Дело даже не в роскоши и удобствах. Оружие, техника, знания, наконец.

Упоминания об оружии старика заинтересовали:

— То, что я в твоих воспоминаниях видел? И насколько оно страшно? Здесь, имею в виду? Против эльфов, например?

— Очень, — снисходительно хмыкнул я. — Хотя боевое оружие достать непросто, да и припасы к нему нужны постоянно. Нам в принципе хватит и охотничьего. Даже без него можно обойтись. Ты представляешь, насколько у нас дешев металл? Сталь имею в виду?

Сигурд сообразил:

— Ты хочешь металл оттуда сюда таскать?

— Нет. Я хочу все оттуда таскать, если врата или портал открыть удастся. Включая готовые доспехи. С тамошним уровнем развития они будут стоить меньше, чем кожанка здесь. Ты меня понял, какие деньги мы можем на этом заработать? — Желание взять учителя в долю возникло спонтанно, но было оправданно. Без него не обойтись. Однако мысли о перспективах, которые сулил найденный или открытый портал, действительно застилали взор. Да так, что пугали. Судя по крайне серьезной физиономии, на которой отражалась напряженная работа мысли, Сигурд думал аналогично.

— Ясно. Привлекательно, — хмыкнул он. — Но врагов у тебя появится море. Не считая того, что портал в любом случае попробуют подгрести под себя. Во‑первых, дед твой, потом конунг — это понятно, остальные ярлы также в стороне не останутся. Включая серых и людей нашей крови. Но этих одернуть проще. А деда в долю брать придется и так изворачиваться, чтобы ты власть над порталом сохранил. Я думаю, владение порталом ты никому уступать не захочешь? Даже собственной родне?

— За кого ты меня принимаешь? — усмехнулся я.

Вокруг найденного портала образуется клубок интриг. Возможно также, что прольется кровь — бочками, если не цистернами. Это я прогнозировал со стопроцентной вероятностью. Иначе никак, не то время и место, чтобы оставить кого‑то без штанов и безнаказанно прожигать жизнь на его деньги в аналогах Куршавеля, ничего не опасаясь, в том числе однажды проснуться с головой на тумбочке. Как я прикидывал в мечтах, пара шаланд металлолома, токарный, фрезерный, сверлильный станки вкупе с обычным сварочным аппаратом, чтобы все запитывалось от дизель‑генератора, запросто сделают меня местным олигархом. Конечно, следовало помнить и о возможных конкурентах. Зарясь на мое место и мои доходы, они вполне могут попытаться меня ликвидировать. То, что для получения сих доходов нужны мои знания и мозги, они могут и не догадаться, только мне от этого будет не легче. При этой мысли сразу вспомнились кобольды, контролирующие металлургический бизнес Оркланда. Копанина поддерживала отдельные борги, не более того. Хорошо, что рейдеров можно не опасаться. Хоть какие‑то отличия от России девяностых годов. Хотя так называемая крыша у меня будет красная, с самого верха, но и ее тоже надо будет иногда ставить на место.

Старик задумался. Видимо, тоже обдумывал перспективы. В памяти моей копался, значит, кое‑что видел. Например, горящий БТР, если верить его словам о виденном в моей памяти помимо подъезда, который никак не примешь за деревянный. Оценить размеры БТР и прикинуть, сколько на него ушло металла, задача посильная куда более тупому субъекту. Как и оценить, сколько здесь такой металл стоит даже сам по себе, а не в изделиях.

Однако мечтания пока надо отставить, вплотную ими можно будет заняться не раньше, чем мы искомый портал найдем. Пока это только потеря времени, во всяком случае, для меня, а старик пусть думает и вспоминает, что он видел в архивах и как это нам поможет найти дырочку, через которую можно проникнуть на Землю. Вот забавно будет, если выход окажется где‑нибудь в Норвегии! Не хочу, чтобы при самом худшем варианте развития событий меня потрошили натовские военные хирурги, а не военмеды секретного российского научного центра. Я все‑таки патриот страны, которой давал присягу, и если поймают, почти готов лечь на лабораторный стол, поскольку моего желания и так никто не спросит. Кто бы меня ни ловил, головорезы из специальных сил войск НАТО или достойные наследники железного Феликса из российских силовых структур, отечественный стол из нержавеющей стали представляется как более привлекательный вариант. А главное, в норвежском я ни бельмеса, да и внешность нынче совсем уж не скандинавская. Как бы не пристрелили с перепугу. Как там, интересно, в Норвегии с вооружением населения?

 

ГЛАВА 21

Плавание продолжалось относительно спокойно, ветер благоприятствовал, раненые выздоравливали. Колдун оправился от последствий поединка настолько, что продолжил наши с ним занятия в свободное время.

Как старик и опасался, его подловил вражеский маг в момент удара по кораблю, к счастью, маг в сравнении с моим учителем слабый и неискусный. Он ударил, когда Сигурд уже ставил защиту. Колдун по секрету признался, что и сам сглупил, подпустил слишком близко, рассчитывая на то, что мага на вражеском корабле не окажется либо он будет среднего или ниже среднего уровня и поэтому даже на такой дистанции ответным ударом не достанет. Силы, видите ли, решил сэкономить! Говоря об этом, Сигурд на секунду как‑то неестественно замялся. Если я прав, это свидетельствовало, что колдун темнит и попросту ошибся с дистанцией, попутно недооценив потенциального противника. Естественно, озвучивать предположения я не стал из уважения к старику. Как бы в мыслях я ни называл его старым хреном или еще кем, но относился я к нему не столько как к учителю, сколько как к отцу. Ну бывает, произошла накладка, Сигурд много лет не участвовал в морских боях, слегка ошибся в скорости, вдобавок вода расстояние скрадывает, а вражеский маг имел больший боевой опыт в войне на море. Впрочем, это пригодно только как урок на будущее, чтобы самому как‑нибудь не совершить подобную ошибку. Поймал себя на мысли, что чересчур ударился в глобальные замыслы, забыв о насущных задачах. Стратегия действий уже определена, осталось только ей следовать, мечтать о том, что будет, когда мы найдем портал, несколько глупо и по‑детски.

Между делом старый колдун занимался артефактами, с моей помощью, конечно. В смысле принеси, подай, посмотри. Начал с моего кинжала, потом приступил к перчатке. Несколько других боевых или двойного назначения артефактов пока отложил.

Кинжал много времени не отнял, хотя Сигурд решил не мелочиться и модифицировать защиту, как он высказался:

— Чтобы у тебя, дурака, этот ножик не украли.

Снимать имевшуюся защиту старику было просто, как он выразился, меня защита не замечала, одновременно блокируя некоторые функциональные возможности, надо полагать оставленные магами‑программистами на откуп живого разума владельца или носителя. Кроме того, оказалось, что разрешение забрать кинжал не означает разрешения пользоваться этим кинжалом. Точнее, его сверхъестественными возможностями. Может быть, оттого, что разрешение было несколько неправильно оформлено. Мне оставалось только гадать, какой сбой в защите позволил мне остаться в живых. Сомнительно, что в кинжал подсадили душу попугая или там обезьяны, и когда она услышала прозвучавшую просьбу, то не смогла оценить контекста. Хотя данные прорехи в защите и ухудшали параметры безопасности девайса, но их наличие было понятно.

Защита могла быть поставлена, скажем, на удар из арсенала истинной магии, как в моем образце валахара. Но, как пояснил колдун, не составляло никаких проблем забить в программу любые заклятия стихийной магии. Тогда прикосновение шаловливой ручонки привело бы не к ускоренному гниению злоумышленника, как в варианте с истинной магией, а, например, к нагреванию его на несколько сот градусов. За пару секунд в худшем случае. Так как, по моим наблюдениям, физика Крайна ничем не отличалась от физики Земли, можно даже спрогнозировать результат, учитывая последствия скоростного, даже взрывоподобного превращения в пар семидесяти килограммов воды.

На мой вопрос, нельзя ли ставить блокировку, пряча кинжал в ножны, как мой меч, Сигурд пожал плечами:

— А зачем тогда она вообще нужна, если защита, когда кинжал в ножнах, не работает? Можно многое придумать, но это будет слишком сложно, а значит, уязвимо для знающего похитителя. На самом деле все просто. Пока кинжал в контакте с телом, точнее с энергетической оболочкой хозяина, он почти безопасен. Когда контакт теряется, включается защита, которая ударит любого, кто прикоснется к оружию. Ограничение на прикосновение незащищенной рукой введено для того, чтобы защита не била посторонних, которые рядом с этим кинжалом находятся. Например, тех же слуг. Тем более что в отсутствие такого прикосновения защита мага никуда не исчезает. Если сделать так, чтобы валахар нельзя было утащить даже в стальных перчатках, пока защита не снята, тогда не удивляйся, что защита будет убивать слуг, прошедших рядом. А враг при сильных амулетах все равно унесет валахар, если на месте защиту снять не сможет. Проще говоря, это не работает против действительно опасного противника. Здесь сделано умнее, пока защита не снята, никто чужой голой рукой кинжал не возьмет. Привязаться к нему без непосредственного контакта нельзя, как бы ты ни был могуч. А без привязки к кинжалу ты его возможностями пользоваться толком не сможешь. Даже владелицу прикончить, хотя они с этим кинжалом и связаны. Если у нового владельца с кинжалом связи нет, возможности навредить прежней хозяйке невелики, пока, допустим, кровь ее к тебе не попала. То есть для нее ситуация сейчас опасная, но она может защититься.

— Так что, выходит, этот валахар и ко мне, так же как и к ней, привязан будет?

— Нет, конечно, ты же ее не замуж берешь, — улыбнулся старик. — Для тебя этот кинжал будет арионом, как мое копье. Только в чем‑то лучше.

— А я с твоих слов думал, что это просто, качай себе энергию, и все.

— В жизни ничего нет настолько простого, насколько вначале кажется. — Я оторопел от такой философии. Оказывается, мудрые личности способны выразить одними и теми же словами мудрые мысли даже в разных пространственно‑временных континуумах. На термины, соответствующие по значению современным земным, я уже перестал внимание обращать, только уточнял значения. — Этот кинжал очень сложная вещь, созданная для выполнения определенных действий. Управление такой сложной вещью не может быть очень уж простым, поскольку она создана не для забавы, а по необходимости. И привязан этот кинжал к владельцу не потому, что владельцу так захотелось, а тоже по необходимости. В данном случае необходимости уметь пользоваться стихийной магией, поскольку сама владелица подобными способностями не богата. Этот кинжал открывает ей стихийную магию и усиливает способности в истинной. Твои способности истинной магией не ограничены, а значит, настолько глубокая связь между тобой и артефактом тебе просто не нужна; если быть точным, без нее можно обойтись. Безопаснее. Но управлять этим кинжалом приходится, встраиваясь в заложенные в него возможности управления. Так понятнее?

Ну что тут можно сказать? Далее старик привязал кинжал сначала ко мне, потом к себе, пояснив, что боевым магом я стану не скоро, а вот мощный артефакт в наших общих делишках может понадобиться, причем достаточно быстро, без запаса времени для настройку на колдуна. Я промолчал.

Перчатка оказалась немного более простым изделием неизвестных магов, хотя система защиты и была схожей. В общем, оба артефакта отличались только исполнением, а принципы изготовления были аналогичны. Только перчатка не была настолько привязана к владельцу, разве что защита тоже настраивалась на его геном. По замечанию колдуна, защита перчатки вообще не была рассчитана против мага, разве что слабого, в смысле необразованного. Как и у абсолютного большинства других именных артефактов. Однако частенько продвинутые владельцы усиливали стандартную защиту малозаметными подленькими хитрушками, вот Сигурд столько и провозился с этим артефактом. Возможности перчатки тоже были весьма ограниченны, в том смысле, что она могла только качать, преобразовывать и передавать энергию в точку прицеливания. Просто‑напросто увеличивая скорость колебаний молекул, или, проще говоря, нагревая цель. Как у меня сложилось впечатление.

Но качала она здорово, Сигурд чуть не пищал от восторга, долбя по волнам и поднимая огромные клубы пара. Однако чем мощнее требовался удар, тем большего времени требовала зарядка, допустим, магических конденсаторов. Вторым ограничителем служила дальность — чем дальше, тем большую площадь занимало пятно приема энергии. Это было ясно видно в подзорную трубу. А далее определенной дистанции перчатка вообще отказывалась работать. Те же проблемы, что и с классическими заклинаниями, дальность ограничена зрением или способностью мага к концентрации, как пояснил колдун. Возможно, и тем и другим вместе. Выходит так, что дальность удара владельца перчатки нисколько не превосходит дальности удара мага, не имеющего такого или подобного артефакта. А против мага намного выше классом и она не поможет, поскольку тот благодаря своему опыту и таланту намного более дальнобоен, если можно так выразиться.

За испытаниями артефакта с интересом следил не только я, но и вся наша команда. Сигурд, натешившись с новой игрушкой, окинул взглядом шнекку, скривил уголок рта, снял перчатку, что‑то пробормотал, повел над ней рукой и скомандовал:

— Руку давай. Правую.

— Зачем? — Я протянул руку.

— Дай сюда. — Далее вытащил нож, которым недавно резал собственную ладонь, и порезал мою. Я уже понял, в чем дело, и без подсказки сунул руку в перчатку.

Ощущение, будто йодом рану смазали. Потом боль прошла, а я стал воспринимать изделие, как часть своего тела, физически чувствуя, как она тянет энергию и заполняет свои аккумуляторы или конденсаторы, не знаю, как правильнее назвать. Но это, возможно, благодаря тренировкам с колдуном. А вот система прицеливания отсутствовала, никакой прицельной сетки перед глазами не появилось.

— А стрелять как?

— Как обычное заклятие пускаешь, — подсказал колдун, — смотри в место, куда хочешь ударить, вытяни руку, мысленно проведи мостик между костяшками перчатки и местом удара и пожелай, чтобы там вспыхнул огонь. Не просто пожелай, а представь, что он там вспыхивает.

Перчатка озарилась багровым светом, руку кольнуло, будто электричеством, и со звуком — у‑х в пяти метрах от борта в небо всплыл огромный клуб пара. Что интересно, разряд аккумуляторов перчатки после удара опять почувствовался физически, как и стягивание магическим блоком питания энергии для перезарядки.

У колдуна отвисла челюсть, только и сумел сказать:

— Ого!

Я передернул плечами, тоже стало не по себе:

— Что — ого?

— А еще можешь? Только подальше?

— Попробую.

Мой предел составил метров сто. На прицеливание перчаткой как‑то автоматически наложился прошлый опыт стрельбы из АК‑74 и ПМ «с груди», не пользуясь прицельными приспособлениями, это положение некоторые почему‑то именуют «с бедра». Не думаю, что моторика тут играла большую роль, тем более что стрелял‑то из огнестрельного оружия в своем прошлом теле. Скорее сыграли роль навыки прицеливания, если точнее — расчета треугольника «положение оружия — цель — глаза». Попадать из автомата, как показалось, было сложнее.

Сообразить, что для удара из перчатки не требовалось направлять ее точно на цель, было несложно. То есть магический аналог ствола если не отсутствовал вовсе, то мало зависел от положения самой перчатки в пространстве. Как я тут же проверил, ее даже не обязательно было сжимать в кулак полностью. Тут же с огромным удовлетворением я выяснил, что излучающая или, скажем, проецирующая рабочая поверхность перчатки — внешняя сторона фаланг пальцев. Попытка специально пострелять, приблизительно как в том анекдоте, гаубицу набок положив, привела к аналогичному результату — перчатка из‑за угла стрелять отказалась. Замечу, куда надо стрелять отказалась, хотя полыхала вспышками как обычно. Вывод очевиден: при некорректной команде от автонаведения, требующего выстрелить вне сектора обстрела излучающей части артефакта, срабатывают предохранители, и энергия удара почти безвредно рассеивается в пространстве. Так же обстояло дело и с попытками выстрелить на большую дальность. В общем, сектор захвата цели боевой частью перчатки составил около сорока пяти‑пятидесяти градусов.

На этом я решил отставить эксперименты, чтобы по нечаянности кого‑то не поджарить или, того хуже, не сжечь шнекку. Попытка поймать выстрелом волну удалась далеко не с первой попытки, сопровождать волну виртуальным пятном прицеливания оказалось довольно сложно. Ловить, рассчитывая упреждение, оказалось куда легче, хотя время запаздывания удара, а значит, упреждение прямо зависело от вложенной в этот удар энергии.

Исходя из полученного опыта, можно было принять, что данный артефакт, точнее его система наведения привязана к зрению владельца и его разуму. Точнее говоря, зависимы от образного мышления владельца, дисциплины разума, в том числе и его быстроты. Остальные эксперименты решил проводить позже, действительно как‑то не хотелось случайно спалить корабль настолько далеко от берега. Даже если бы он и был виден, вынужденный заплыв в любом случае малопривлекателен. С такими словами я снял перчатку и протянул колдуну.

Хитрый старик скосил глаз в сторону заинтересовавшихся наблюдателей, улыбнулся и довольно громко, чтобы все расслышали, заявил:

— А мне она зачем? Твоя добыча, ты и пользуйся, раз получается. — И незаметно подмигнул.

Вот так и наращивается авторитет. Хитрый дед сначала впечатлил нашу бражку возможностями артефакта, устроил цирк с испытаниями, а потом прилюдно отдал ученику захваченный им же артефакт, блюдя справедливость и отсутствие желания нажиться на товарищах по походу. Хотя, как подозреваю, ребяткам, несмотря на всю Сигурдову справедливость, из артефактов перепадет если не полный хлам, то ненужные колдуну изделия, а после нашего с ним представления они и пикнуть не посмеют. Даже если не обращать внимания на то, что, не будь колдуна, не видать нам такой добычи. Более того, без него мы все были бы сейчас покойниками, если не при штурме усадьбы, то в морском бою точно.

Забавно, но тут прямо вырисовывается конфликт интересов. Колдун оправданно считает, что без его участия херад мало того, что не нахапал бы такой добычи, но и не смог бы унести с ней ноги. А парни могут посчитать, что им мало досталось. Проще говоря, заслуги колдуна на фоне дележки мешков с награбленным добром могут померкнуть. В принципе не тот даже у Хагена с Микой вес в борге, чтобы Сигурд их осадить не смог, но давление высоким авторитетом имеет свойство оставлять недовольных, и неизвестно, как и на чем это может отразиться в будущем. Жмоты и крохоборы никому не по нраву, тем более в таком опасном бизнесе, как морской разбой, и при таких жестких и патриархальных нравах. Думаю, устроенным представлением колдун заранее нейтрализовал потенциальные споры из‑за трофейных магических артефактов при дележке, которые теперь сам же и будет оценивать. В одиночку. Тем более что Мика с Хагеном в походе демонстрировали мне и, естественно, колдуну все знаки приязни, как, впрочем, и колдун им. Так близко с Микой в первом походе мы не корешились.

Кстати говоря, через некоторое время старик мои размышления подтвердил, чуть ли не дословно. Между делом выдав, что люди, точнее орки, редкостные свиньи, которые добра не помнят, и как бы честно ты ни поделил добычу, один черт, точнее демон, останутся недовольными и будут говорить в спину несчастных колдунов гадости. А коли так, то честно делить добычу и не стоит. Последнее шепотом на ухо. Потом заржал во весь голос и добавил:

— Если серьезно, парней, кто выжил, я не обижу. Заслужили. Артефакты им действительно хорошие подберу. Если трофейные не понравятся, то из своих что‑нибудь отдам. Тут жадничать нельзя, слишком много крови вместе пролито. Боги такого не любят. Мертвецам артефакты не нужны, а их родня тут ни при чем. Семьи получат долю в простой добыче, по‑честному. Но не более того, разве что ненужная мелочь по общему дележу перепадет. — Потом понизил голос: — А ты, дружок, с нашим херадом дружбы не теряй. Когда самолично корабль в набег поведешь, пригодятся. Они тебя в бою видели — пойдут. Не потому, что ты ярла внук, а потому что хотя и молод, а в бою не стесняешься очутиться впереди взрослых воинов. И главное, потому что тебя до сих пор не убили. Про добычу уже молчу. Везучим тебя считают, юноша.

И заулыбался, паскуда, показывая сломанный клык.

— Не убили только из‑за доспехов, — признался я. Наверное, слишком громко. Мика вроде как невзначай повернулся и, можно сказать, вытянул ухо в нашу сторону. Смотрелось забавно. Старик засек мой взгляд, в глазах тоже появилась смешинка.

— Не скажи. Вообще‑то тебе действительно везет. Да и как воин ты неплох, иначе покойный владелец перчатки тебя зажарил бы. — Помолчав, Сигурд добавил уже серьезнее: — Главное, себя не переоцени, рано или поздно встретишь лучшего, чем ты, воина. Или везение может истощиться.

— При чем тут перчатка? — спросил я, кивнув в знак согласия с остальным. — Хороших бойцов я уже встречал. Того же эльфа в бахтерце, были бы у него два меча вместо раны, неизвестно чем бы кончилось. Или Охтарона взять. Совершенно другой вопрос, что не все зависит от того, насколько ты в бою силен и страшен. Против обоих я только на крепость доспехов мог рассчитывать.

— Перчатка тут при том, что твой меч, — кивнул он на Черныша, — от нее не спасет. От нее любой артефакт не спасет, к слову говоря.

— Почему это? — поинтересовался я, чувствуя, как по спине замаршировали мурашки. Неудивительно, особенно после исследования возможностей перчатки. Да и обгоревших тел в свое время насмотрелся. Головешки в люках сожженных БМП, БТР и в кабинах машин это одно, трупы рядом с ними немногим лучше, самое страшное — живые. Обгоревшие живые. Лично мне хотелось бы оказаться под первым или вторым пунктом, если бы тот эльф в меня попал. Пока решились добить, сколько бы времени прошло? При возможностях перчаточки иного желать просто глупо. Надо быть реалистом.

— Что такое защитный артефакт? — по привычке поднял вверх указательный палец колдун. — Это магическое изделие, созданное для защиты владельца. Как он защищает владельца? Либо усиливая энергетическую оболочку хозяина, либо создавая свою во взаимодействии с оболочкой хозяина. Как усиленная артефактом оболочка защищает хозяина? Разрушая вражеские заклятия. Вопрос. Как оболочка сможет защитить от заклятия, сработавшего где‑то на расстоянии полета стрелы? Причем совершенно неважно, какого заклятия. Не имеет значения, камнем ли в тебя издали запустят или бросит огнем перчатка.

Выражение, думаю, было некорректным, точнее было бы сказать о выстреле, допустим, из инфракрасного лазера. Больше ничего известного мне с похожими возможностями не шло в голову.

— Подожди, а что там у нее с защитой тогда? — вспомнил я объяснения колдуна о возможностях защиты, никак не вязавшихся с лазером.

— Правильно. Защитные заклятия, естественно, наложены отдельно, разве что привязаны к общему источнику.

Далее колдун мог не пояснять. Но он продолжил:

— Защититься можно, когда плетение на тебя накладывают. Допустим, желает твой недруг тебя испепелить похожим артефактом или лично. Но если тот работает иначе, а именно вяжет на тебе плетение, через которое идет сила, ну ты меня понял. — Выжидательно посмотрел на меня. Механизм реализации был, конечно, ясен. Накладывается плетение, плетение передает жертве энергию, от жертвы остаются головешки. А то и головешек не остается. Я кивнул и высказал свои соображения.

— Правильно. Конечно, не все так просто, но, в общем, правильно. Отреагирует ли защита на само плетение или разрушит, только когда в него начнет вливаться энергия, не суть важно. Главное, плетение разрушено — нет воздействия. Защита сработала. Если она данное заклятие вообще способна заметить. Есть заклятия, которые вяжут колдуна и цель. Те же молнии, которыми я тебя долбил. Понятно, как меч тебя защищал? Рушится связь между нами, энергия удара рассеивается, удара молнии нет.

— А без канала между колдуном и жертвой никак?

— Вообще можно и просто молнию запустить. Только сложно угадать, куда она попадет. Урок понятен?

— Как понимаю, все зависит от того, видит ли защита плетение и рассчитана ли на определенные способы воздействия? Причем никакая защита не отразит опосредованное воздействие, так?

— Умница, — похвалил колдун.

Мика дернулся, постаравшись сделать это незаметно. Потом опять замер. Надо же, и взрослым мужикам любопытство не чуждо.

Я вздохнул с облегчением. Хотя полученную информацию следовало обдумать.

— Подожди, а проклятия как действуют?

— Так же. Плетение заклятия виснет на энергетической оболочке и начинает действовать. Если стоит защита, то она ломает проклятие, как обычное плетение. Прямое проклятие, то есть взглядом, отбить, с одной стороны, чуть сложнее, с другой — легче. Оно отличается тем, что воздействие идет напрямую, только не на тело, а на энергетическую оболочку. Пока маг давит — опасность есть, перестал — опасности нет. Прямая зависимость от запаса энергии. Надавишь с большей силой, чем позволяют запасы защитного артефакта или там возможности твоего врага‑мага, — он мертв. Как правило. Через плетение далеко не так, там больше от искусства зависит. В общем, истинная магия, что еще сказать. Количество используемой энергии, в общем, далеко не то, что у стихийных, но противникам от этого не легче. После остановки сердца будешь не менее мертв, чем после превращения в головешку. — Меня опять передернуло.

— Ясно. Истинная магия, выходит, в основном проклятиями и пользуется.

— Нет, не так. Истинной магией чаще таким образом на мир воздействуют. Лечат, например, так же. Накладывается плетение, вкачивается энергия, стягиваются раны. Вредят и лечат одинаковыми способами, мальчик. Только лечить сложнее, чем убивать. При лечении не только с тонким телом приходится работать. Собственно, для истинного мага без разницы, на что он будет воздействовать: на материальное тело, оболочку или тонкое тело. Боевых заклятий истинной магии, рассчитанных на поражение физического тела, тоже хватает. — Он задумался. — Если же говорить о том, что принято называть проклятиями, то среди них последнее редкость, поскольку вложенной в заклятие энергии для поражения энергетической оболочки требуется меньше. Прямое проклятие, в сущности, даже проклятием‑то назвать нельзя.

Я замолк, погрузившись в размышления. Надо же, старик, ранее не очень‑то баловавший меня теорией магии, неожиданно прочитал вводную лекцию в полном объеме. Заранее ответив на все вопросы. Те мелочи, что он ранее давал на тренировках, легко уложились в общую картину. Кстати говоря, что интересно, старик совершенно не различал истинную и стихийную магию в процессе разговора.

Сигурд спокойно ждал вопросов. Вопросы как‑то не лезли в голову, на чем разговор и заглох. Информацию требовалось обдумать, сделать выводы и только потом грызть гранит науки дальше.

 

Эпилог

Хильдегард опять встретил нас легким дождиком. Понятно, что, поднимаясь против течения, мы вымотались куда больше, чем в ходе довольно продолжительного путешествия под парусом, поскольку грести могли всего лишь тремя парами весел вместо восьми…

Прибытие шнеккара поначалу не привлекло видимого интереса, хотя мы нахально двинулись швартоваться к «дружинным» пирсам. Должны же быть плюсы в родстве с ярлом? Хотя данный вопрос в любом случае был не принципиален, поход‑то был общий с дружиной, независимо от того, что мы вернулись в одиночку.

Смотреть по сторонам имел возможность разве что колдун, сидя у рулевого весла. Наверняка старик засек нечто интересное, поэтому и направил корабль швартоваться к данному месту.

Как оказалось, заинтересовал нашего предводителя здоровенный драккар, румов на двадцать.

После столь длительного плавания ощутить под ногами вместо палубы хотя бы доски пирса очень приятно, еще прекраснее чувствовать землю под ногами, хотя и устланную деревянными плахами. На берегу ночевать мы не рискнули ни разу, было обидно погибнуть от рук какого‑то бродячего отряда эльфов, людей или наших собственных преступников после такого похода. Повторять сюжет фильма «Лодка» со стрелами вместо авиабомб меня прельщало мало, и я не менее резко поддержал колдуна, одернувшего расслабившихся сопоходников. Когда с нами согласились Мика с Хагеном, остальные заткнулись.

Первое, что сделал Сигурд, это прогулка к пирсам, где пришвартовались заинтересовавшие его корабли. Радом с упомянутым драккаром стояла шнекка. Мне тоже стало любопытно, как, впрочем, и обоим братьям.

— Что случилось?

— Интересно, что тут человеческие корабли делают.

— Почему человеческие?

— Видно по постройке. Видишь штевень, например? В чем от твоего шнеккара отличия? Я даже скажу, откуда драккар — из Аргайла.

— Захваченный?

— Возможно. Почему бы и нет.

Как раз вовремя возник часовой, наконец вылезший под дождик. Подошедший к нам парень поздоровался с мужиками, глянул на меня с Сигурдом, определенно узнал и церемонно приветствовал обоих. После чего удалился предупредить начальника караула. Минут через пять от караулки к крепости побежал быстроногий гонец, а появившийся начальник не менее церемонно, чем подчиненный, поприветствовал нас с колдуном. Причем как вышестоящих и весьма уважаемых, хотя и с соблюдением личного достоинства. Я ощутил нечто вроде прилива гордости — все‑таки не последние мы по положению орки на землях клана. При перезаписи могло и не повезти, коли загрузился бы в раба, например. Тут выбор невелик: либо вкалывать, как проклятому, до конца жизни, даже если выбиться в лойсинги, либо идти по трупам, выбираясь из Оркланда. Да и выбравшись из страны, дорогу в жизни я мог в таком случае выбрать только одну — в разбойники. Если очень повезет, то примкнуть к наемникам, немногим отличающимся от разбойников. В любом случае дожить до обеспеченной старости проблематично.

Пока же наша команда просто ждала реакции ярла в виде приглашения прибыть в крепость, если не собственного его появления, что в принципе было не таким уж редким событием при встрече особо отличившихся походников. Судя по всему, данный обычай был направлен на улучшение политико‑морального состояния дружины и лидеров ополчения. А что любой большой начальник обязан быть хорошим психологом‑практиком, подразумевалось по умолчанию всегда и везде. Исключения обычно прославлялись именно тем, что им откручивали головы или как минимум лишали власти как раз по этой причине. Достаточно быстро.

Отсутствие приглашения можно было бы расценить как замаскированное оскорбление. Я бы после такого к дедушке явно в гости не пошел. Колдун — аналогично. Не добиваться приема у ярла было бы хамством уже с нашей стороны, поход был организован с санкции ярла, с участием его дружины и под предводительством напрямую присягнувшего ему воина. А главное, процентом добычи следовало бы поделиться, десятина с похода — это серьезно. Но в данном случае общественность имела надежду обойти это непопулярное решение, по крайней мере, уменьшить процент. К сожалению, участие в походе машин для убийства из дружины ярла имело минусом десятину с добычи всех остальных. Не говоря о дополнительных условиях в виде сдачи знатных пленных в фонд нашего феодала. Однако шторм, раскидавший корабли, вполне мог считаться форс‑мажором. Можно было попробовать поспорить, поскольку бок о бок с дружиной в бой мы не ходили. Прецеденты имелись.

Между тем колдун начал расспрашивать дружинника о новостях. Тут и началось самое интересное:

— Послы у нас. Позавчера прибыли, с ними шнекка от конунга.

— Чьи? — удивился колдун. Впрочем, как и мы все. Власть предержащие Оркланда старались обходиться без официоза в этом плане за его ненужностью.

— Людей! — усмехнулся парень, его звали Оттар.

Охнули все, кроме колдуна, тот выразил удивление, покачав головой:

— Что они тут потеряли, пленных, что ли, меняют?

— Не знаю, сами послы с ярлом долго беседовали, вечером на пиру были. Послов и слуг их в крепости поселили, сам херад, — кивнул на заинтересовавший Сигурда драккар, — в городе.

— Откуда они? — заинтересовался колдун.

— Аргайл.

— Вот оно как… — Старик, судя по всему, не удивился.

— Наши вернулись? — Меня интересовали остальные сопоходники.

Если все корабли раскидало штормом, то кто‑то уже должен был вернуться. Одиночные корабли в состоянии грабить только по принципу приплыл — ограбил — и уплыл. Пока не догнали.

— Да, — кивнул дружинник, продолжая рассматривать всю нашу великолепную семерку, пустую шнекку и груды добытого непосильным трудом на ней. — Кроме еще одного драккара, раз вы вернулись. Тоже после шторма пропал.

— Дружины или ополчения?

— Дружины. — Задумался, оценив взглядом добытое добро. — А вас куда занесло? Удачный, смотрю, поход?

— Удачный! — печально усмехнулся колдун. — Всемером вернулись. А могли и рыбок кормить отправиться. Все до одного.

Дружинник немного помолчал в надежде на уточнения, но их не последовало. После чего он перешел к менее горящим новостям. Мне они были интересны мало.

Через некоторое время вернулся гонец, сразу отправившийся к нашей шнекке, возле которой к тому времени появились еще несколько любопытствующих. Двое людей с интересом рассматривали вновь прибывших через борт упомянутого драккара. Судя по их виду, ранее они просто спали.

— Ярл приглашает в крепость. — Гонец был краток. Старик хмыкнул. Я тоже, хотя и мысленно. Ярл слишком важная птица, чтобы под дождем мокнуть.

Вполголоса поругиваясь, народ начал надевать поддоспешники. Среди возвращающихся из походов всегда было модно пофорсить в броне перед власть предержащими и дамами на официальных приемах. Парад в прямом смысле слова устроить. Особенно если на доспехах видны следы ударов. Хотя поврежденные кольчуги ребята уже подлатали. В моем случае заметно было, что поврежден шлем и виднелись следы на наручах, проколы кожи от стрел, попавших в бригант, почти не различались. С собой я взял только Черный меч, остальные поступили аналогично, за исключением, естественно, Сигурда с его рогатиной. Кроме того, старик не стал обряжаться в доспехи. Эйнара оставили охранять корабль и добычу.

Дед встретил нас — как я надеялся, в основном меня и Сигурда — в воротах. Разумеется, не один, а со всей полагающейся свитой. Что несколько повысило мою самооценку. Действительно, видано ли дело, чтобы сам ярл на пристань ради команды одного вернувшегося корабля летел? Как бы она ни была крута. А вот встретить в воротах крепости, причем под дождем, это действительно признак уважения к данной конкретной команде. Во всяком случае, к некоторым ее членам. Отрадно, что он не один вышел, а еще и придворных под дождь выгнал.

В свите затесалась парочка людей в нехарактерных для Оркланда одеждах. Любопытно, что на первый взгляд их костюмы весьма напоминали западноевропейскую моду века этак четырнадцатого‑шестнадцатого, если я не ошибся и если консультанты виденных мною псевдоисторических фильмов не подкачали. За сходство со средневековыми французами голосовали шапки‑«пуштунки» на головах и обтягивающие ляжки штаны — шоссы, в отношении дублетов — или как оно там называется — не компетентен. Ни ленточек, ни буфов, а также ботов с метровыми носами не было, и то хорошо. Хотя в этой моде сам черт ногу сломит, а я не профессиональный историк.

Если же смотреть с позиций здравого смысла, то, наверное, простота была обусловлена тем фактом, что в данном мире производить латный доспех не позволял уровень технического развития. С виду непрактичные костюмы дворян на самом деле были последним писком функциональности местной моды. Не просто моды, а ее стиля «милитари». Обтягивающие штанишки были весьма удобны, во всяком случае, не сбивались в комки, когда благородному шевалье требовалось поместить их не только в латные или пластинчатые набедренники и наголенники позднего Средневековья, но и в куда более распространенные кольчужные чулки. Собственно, шоссы и родились в эпоху кольчужных чулок. Разноцветные штанины, конечно, были уже влиянием чистой моды, тем более что их попугайский окрас и пошив из кусков разных цветов был совсем не обязателен. Шапка‑«пуштунка» служила тем же целям, что и у пуштунов, — была подшлемником, хотя, насколько помню, в истории Земли она родилась относительно позже, сменив шапку‑кале, она же чепец, она же подшлемник.

Отсутствующие тут ботинки с длинными набитыми ватой носами, надо полагать, прекрасно подходили для латных башмаков, фиксируя там ступню, в том случае, конечно, если сохраняли функциональность. В латах, крайне эффективно поглощавших энергию удара, мощные поддоспешники просто не требовались, поэтому в принципе можно было обойтись и плотным дублетом, не поддевая вместо него гамбезон. Тем более что брутальный гамбезон потерял в толщине с наступлением эпохи лат по сравнению с эпохой кольчуги, даже когда носился.

Еще интереснее было наличие по правую руку от ярла некоего светлолицего юноши примерно моих лет и девчонки постарше слева, при виде которых Сигурд хмыкнул и покосился на меня. Оборачиваться, оценивая реакцию остальных, я счел излишним, поскольку схожесть черт было налицо. Близнецами нас бы, конечно, никто не назвал, но о родстве можно было догадаться. Тут и мне было ясно, родня. А именно, мои дядя и тетя, дети дедушки Харальда от леди Бригитты. Во время моих прошлых визитов в Хильдегард они гостили у ее родни на островах. Самая старшая дочь уже успела выскочить замуж и даже родить деду внука. Младших девчонок, с которыми меня в свое время уже познакомили, леди выводить под дождь, естественно, не стала. Как, впрочем, не вышла и сама. Зато присутствовал форинг.

Что тут сказать, действительно уважают. Не только ярл с наследниками и свитой встречает, но даже и вражеских дипломатов подтянули. Не исключено, послов сюзерена именно того рыцаря, чью дружину вместе с ним самим мы отправили на дно моря. Честно говоря, я даже не ожидал такой почетной встречи. Дядюшку и тетушку точно, особенно тетю.

Ярл смерил взглядом шесть появившихся фигур в доспехах, мы выстроились, колдун склонил голову:

— Здравствуй, ярл наш! Твои воины вернулись, к несчастью, всего семеро. К счастью, боги к тебе были благосклонны, поэтому кровь твоего рода в очередной раз не пролилась. — Далее вообще‑то следовало упомянуть про захваченную добычу, но старикан неожиданно для меня предпочел проявить скромность.

Ярла это дело не смутило.

— Здравствуйте, воины мои! Прошу вас в дом мой, отдохнуть и хлеба преломить после долгой дороги. — После чего обнял сначала Сигурда, а потом меня, остальных не стал. Попутно смерил взглядом зарубы на шлеме и доспехах и помятый нащечник.

Официальная часть приема прошла, шлем, разумеется, пришлось снять, чем и воспользовался дед, представив потомкам, дочери Ильве и сыну Уллю. Сын пытался смотреть с превосходством, соблюдая дистанцию с мизераблем из провинции, по невоздержанности папаши оказавшимся родственником. Правда, находился в неудобном для этого положении. При встрече провинциала под дождем в воротах замка спесь выглядит смешно. Он произвел впечатление немного избалованного и изнеженного юноши с завышенной самооценкой. Впрочем, трусом или плохим бойцом он тоже не казался. На первый взгляд Ильва казалась умнее, во всяком случае, явной неприязни ко мне на лице написано не было. Хотя оценила меня явно ниже разнаряженных дам и кавалеров за своей спиной, никого из которых я, к слову, во время проживания в замке не видел или не запомнил. Взгляды, устремленные на меня с их стороны, не блистали дружелюбием. Надо полагать, я нарушил планы их компании на вечер. Чего‑чего, а поврежденного дождем макияжа женщина никогда не простит. Ее друзья тем более, особенно если знают, что она заметит их реакцию.

Несмотря на все нюансы встречи, я впервые за поход ощутимо расслабился. Я был почти дома. Живой и непокалеченный. С огромной, без преувеличения, для маленького экипажа одиночной шнекки добычей, из которой заметная часть уйдет в мой карман. Несмотря на юный возраст, я уже имел серьезный авторитет среди воинов благодаря только своим талантам и, не в последнюю очередь, отмороженности. Мне выпало стать учеником сильного и уважаемого в Оркланде колдуна. Я был самостоятельным главой собственной семьи, владельцем большого количества имущества, располагал свободными денежными средствами. Семья, правда, пока состояла только из младшей сестры, но выдел отца из рода никуда не пропал, а я был полноценным дееспособным воином, имеющим право голоса на тинге. К счастью или несчастью, не все было так безоблачно, поскольку родственные связи после выдела имущества не прервались, и в мою семью вскоре должна была войти Эрика в качестве законной жены. Кто‑кто, а дед от своего замысла отступаться не любит. Родство с ярлом хотя и второстепенный, но тоже приятный бонус к моей новой жизни. И этого всего я добился за полгода. При этом я сохранил свою вторую жизнь, сумев избежать самого неприятного — меня до сих пор не убили.

Осталось только попытаться добиться большего.

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

 

ГЛАВА 1

Когда не надо грести самому, путешествие на шнеккаре здорово напоминает выдвижение на загородную речную прогулку — «на пикник». Ту самую, что в целях введения в заблуждение жен мужчины называют «рыбалкой», когда же от жен избавиться не удалось — «организованным ловом рыбы».

На этот раз моя многострадальная шнекка звериной головы на форштевне не имела, статуса боевого корабля не несла, и за веслами сидели не родичи, идущие в очередной набег, а рабы, ворочающие веслами в очередном корабельном пробеге. Куда хозяин скажет. Хозяин, то есть я, указал двигаться против течения. Ветер, увы, не благоприятствовал, поэтому рабам пришлось поднапрячься.

К несчастью, ничего другого общего с привычной в России «рыбалкой» моя прогулка не несла. Даже бухла не взяли, за исключением небольшого бочонка пива отметить окончание вояжа. Дела, что поделать.

Помимо шестнадцати рабов‑людей, на корабле, если быть точным, в настоящий момент — судне, находилось семеро орков. Предводительствовал мой старый учитель колдовского мастерства Сигурд, фамилию которого, кстати, мне узнать так и не удалось. Он сам не упоминал, а заранее я не поинтересовался, когда же получил статус ученика, интересоваться было уже поздно. С большой долей вероятности предполагал, что фамилия его А'Корт, как и у меня, но ничуть бы не удивился, если и А'Кайл, а может, еще какая. Общественность именовала его просто Сигурд‑колдун, один из старых дедовых дружинников однажды заменил прозвище на Копейщика Сигурда.

Вторым по значимости был, естественно, я, героический без всяких кавычек, Край А'Корт. Остальные же пятеро не были столь значимыми фигурами, по крайней мере теоретически. В поход с нами отправился второй ученик старика Аскель А'Кайл и успевший мне, можно сказать, надоесть за прошлый поход Хаген со своим другом Гейром. Хаген за мной увязался по дружбе, в ходе похода и после, включая свадебную пьянку и медовый месяц в Кортборге, мы с ним здорово закорешились. Мику не пустила жена. Злые языки говорили о криках в его доме и грохоте разлетающейся посуды.

Мои двоюродные братья Аксман и Бран должны были привести шнекку назад в Кортборг в компании половины рабов. Мы с колдуном с удовольствием заменили бы рабов лошадьми, но не позволяли размеры шнеккара. От одного‑двух коней нам было бы ни холодно ни жарко в смысле размера перевозимых грузов, а вот их охрана отнимала бы те же усилия, что и рабов, которые, в отличие от коней, могли не только таскать груз, но и копать землю.

Аскель был огненно‑рыжим красивым крепким парнишкой моих лет, которого колдун принял в ученики месяца через два после нашего возвращения, пока я наслаждался медовым месяцем с Эрикой. Парень оказался сыном его старого друга, старик знал его, можно сказать, от рождения. Так же, как и я, новиком он уже не был. Что неудивительно у папы, владеющего двумя боевыми кораблями и парой сотен рабов и лойсингов. Четырнадцать сыновей после определенного количества времени, проведенного в походах, позволяли патриарху сосредоточиться на управлении хозяйством, оставив насильственное добывание презренного металла или, точнее, металлов и камней, еще точнее — всего ликвидного на рынке в руках детей и внуков. Правда, четверых из них уже убили. Двое выделились на свои хутора, ну и еще одного отправил учиться.

Брюнет Гейр был помесью между отцом орком и матерью из людей Оркланда, Блод'Урух. Отчего проблем полукровки у него не возникало, в отличие от моей матери. Тем более что рожден был в законном браке. Рожа у него, однако, была чуть темнее моей — надо полагать, без генов зеленых орков в маминой крови не обошлось. Хотя внешне по ней самой этого и не скажешь. Кроме цвета кожи, Гейр подкачал телосложением. Не уступая некоторым оркам ростом, имея примерно сто восемьдесят сантиметров, он имел телосложение сухощавого жилистого стайера, а не мощного ширококостного штангиста или гиревика. Тут однозначно постарались человеческие гены, кстати, пропорции рук тоже были нормальными, сравнительно с людьми. Как и у меня, естественно. Да и бегал он действительно очень быстро.

Кентов пришлось подтягивать: путешествие в верховья Одры втроем, не считая рабов, скажем, не отвечало требованиям техники безопасности. Дело даже не столько в том, что рабы могли взбунтоваться и прирезать нас троих, решив, что можно попытаться добраться до населенных людьми земель с минимальным риском, а сколько в неплохих шансах нарваться на шайку людских археологов. Чего совсем не хотелось, поскольку тутошние археологи ни в коем разе не могли считаться интеллигентными людьми. Даже те из них, кто получил некое образование.

При всей крутизне Железного Сигурда и его учеников, вынужден признаться, что даже колдунам периодически необходимо спать. Да и колдовать под дождем из стрел, попав в засаду, тоже не так просто, особенно если учесть, что серьезные люди в Мертвые земли без мага и носа не казали. Как исключение, средней руки ватага шла выпотрошить окончательно недобитый в прошлом сезоне богатый раскоп. Серьезные банды тутошних «черных следопытов» имели, по слухам, относительно постоянный состав, включая штатных магов. Если, конечно, магом не был их предводитель. Собственно, узнав про последнее, я нисколько не удивился. Коли в бизнесе вертятся такие деньги, сложно ожидать, что им будут заниматься непрофессионалы. Гейр, кстати говоря, сумел меня весьма удивить, мимоходом упомянув, что его тетка по матери замужем за предводителем одной такой банды. Что наводило на интересные мысли.

Именно поэтому поход исследователей Оркланда среди общественности ценился нисколько не ниже боевого. Шансы где‑то безвестно сгинуть почти такие же, а вот вернуться с приличной добычей — заметно ниже. Большие города Империи в зоне досягаемости за века прочесали довольно основательно, даже столицу, где мы с Краем слились воедино. Ширпотреба или даже просто металла не только на наш век явно должно было хватить, на эксклюзив же уже мы могли рассчитывать с большим трудом. Опасности Мертвых земель заставляли ходить по ним в броне и с оружием в руках. В связи с чем в данном походе мне опять понадобилась бригантина. Шлем я взял новый. Ранее я необдуманно таскал на голове что‑то вроде дорийского шлема, разве что без наносника и с меньшим расстоянием между нащечниками. Однако удар, которым меня отрубили в том абордаже, указал мне мои ошибки, поскольку пластина нащечника прогнулась. Так как мне совсем не улыбалось как‑нибудь выковыривать пластину из своего лица, чтобы снять шлем, я предпочел заменить в новом шлеме оба нащечника одной сплошной выгнутой пластиной с усилениями, где требовалось, и отверстиями для дыхания. Кроме того, заменил наручи с поножами, изготовив новые с дифференцированным бронированием. Прорезь для глаз шлема оставил довольно широкой — хороший обзор стоил вероятности получить стрелу или удар в глаз. Ну и попонтовался заодно, растрогав деда почти до слез. Сигурд тоже оценил. Над прорезью для глаз по кольцу, опоясывающему шлем, шла надпись серебром: «Цену жизни узнай у мертвых». Оба меча и арбалет были со мной, щита я не взял. Впрочем, щитов не взял никто, лошадей не было, чтобы к седлу прицепить, а сами были навьючены и без них неслабо. Достоинства пластинчатого доспеха знали все, поэтому Гейр приоделся в чешую имперского кавалериста, что, кстати, давало пищу для размышлений, где познакомилась его тетушка с ее избранником. Хаген вырядился в копию моей бригантины, изготовленную по его заказу дедом. Кстати, бригантины уже пошли на ура, я оказался хорошей рекламой. Аскель топал в кольчуге с ламелляром, а консерватор Сигурд вырядился в трофейный бахтерец того самого эльфа, которого я зарубил у ворот усадьбы. Он достался ему при дележе. В общем‑то шансы добраться до лучников, случись чего, у нас были, и весьма неплохие. Вдобавок все трое моих коллег были неплохими лучниками, с тоже неплохими луками. Кроме того, каждый из них имел рогатину. У меня ее заменила Та Самая перчатка. Которую старик достаточно спокойно мне отдал после дележа и даже позволял периодически тренироваться. Но не шибко часто, чтобы умение пользоваться боевым артефактом не вошло в привычку во всех случаях в жизни.

* * *

Пока я рухнул в пучину секса, старик времени не терял, плотно засев в архивах. Даже нового ученика не постеснялся подтянуть — благо Оркланд являлся страной поголовной грамотности граждан. Хотя грамотность абсолютного большинства ограничивалась четырьмя действиями арифметики, умением писать, читать и словарным запасом в пару тысяч слов. Чему матери научили.

Как колдун и подозревал, найти намеки на наличие секретного объекта в документах времен Империи не составило большого труда, хотя и потребовало некоторой усидчивости. Если точнее, довольно легко удалось локализовать некий район, где что‑то могло быть. Во всяком случае, армейские платежные ведомости говорили, что, кроме гарнизона Карборга из четырехсот человек списочного состава, в данном районе выплачивали жалованье как минимум одной отдельной гарнизонной сотне. Во всяком случае, термин я перевел именно так. Учитывая, что данный — назову его уезд — находился в предгорьях Орочьих гор и, судя по картам времен Империи, довольно далеко от ближайшей ее границы, наличие отдельного маленького гарнизона федералов не могло не насторожить старика. Бывшее имперское приграничье было укреплено довольно сильно, но гарнизоны федеральных войск даже там стояли только в центрах провинций и стратегически важных местах.

Беседуя со стариком о былом, я поймал себя на мысли, что профессиональные военные во все времена и во всех мирах одинаковы. А что до Империй Зла, то они если и существовали когда, то очень недолго. Как империя ацтеков, что достала подданных тысячами вырезанных сердец настолько, что появление Кортеса со товарищи было сочтено знаком богов, а насильственные действия златолюбивых конкистадоров — манной небесной. В результате чего к испанцам махом присоединились тысячи добровольцев. Хотя чуть позже вырезанные сердца заменили костры на площадях, правда, палить начали с поклонников старой власти и богов. Тем не менее испанцы, несмотря на все свои зверства, не только не истребили туземное население, но даже не сумели запретить ему пользоваться равными правами. Англосаксы же успешно сумели и то и другое — не их вина, что максимум около семи процентов туземцев Северной Америки оказались живучее прочих.

Как между делом меня просветил старик, четыреста человек гарнизона уездного города, помимо охраны и обороны самого населенного пункта, исполняли обязанности не только городской, но и уездной полиции. Собственно, заметная их часть в Карборге, вероятно, только жалованье получала, квартируя на постах по селам уезда.

Что и заставило меня задавать вопросы:

— Так что, выходит, отдельная сотня и главному военному начальнику провинции не подчиняется? А если в уезде несколько городов?

— Вопрос в том, сколько из них были окружены крепостными стенами, а так все так же, разве что сравнительно с селами легионеров было чуть больше, — кивнул Сигурд. — В любом случае начальник гарнизона уездного города являлся их прямым начальником, и деньги на их жалованье шли именно ему. Проще говоря, гарнизоны любой из пограничных провинций составляли крепостной легион, во внутренних же такой легион мог быть один на несколько провинций. Но там крепостные стены имели из коронных только уездные города. Общего числа крепостных легионов я не знаю, никогда не интересовался, полевых пехотных было до двадцати.

— Гарнизоны командованию полевых легионов не подчинялись?

— Конкретного легиона, судя по документам, нет, а командующему армией подчинялись все. И полевые, и крепостные легионы, и коронная кавалерия, и дворянское ополчение со всеми их воинами. Империя и крепостные легионы в поле выводила, особенно под конец.

— Понятно, что тебя насторожило. Один уезд — один воинский начальник, к которому и идут все деньги. А тут уезд один, а деньги идут на двух начальников, один из которых сотник некой гарнизонной сотни. Который в нормальных условиях просто обязан быть подчинен второму.

— Верно. В Империи с такими вещами было просто. Если кто‑то из сотников напрямую подчинен легиону, значит, он охраняет что‑то действительно важное. Карборг же — уездный город внутренней провинции. Хотя горы и рядом, но до тогдашней границы с гномами не близко, да и не думаю, что гномий король в мирное время без согласия Императора даже пукнуть бы посмел. Это после поражений Империи они осмелели так, что в спину ударили, — хмыкнул. — Однако поторопились. Хотя Империя и умерла, но они этого уже не увидели.

Искать некий секретный объект даже на не очень‑то ограниченной территории, через сотни лет — занятие на любителя. Не имеющего никаких перспектив, коли он не имеет некоей дополнительной информации для локализации участка. Магия — тоже не панацея. Копия карты уезда у старика была — к несчастью, далеко не земная километровка. Масштаб явно плавал, как минимум.

Однако карта давала то, от чего Сигурд и собрался плясать. Дорожную сеть. Какой бы ни был объект секретный, к нему должны были вести дороги. Дороги в здешней Империи, как и в Римской, были, мягко говоря, великолепными. Некоторые я уже видел. Проселок, ведущий к ней, хорошо отвечал требованиям секретности и с трудом позволял бы эвакуировать содержимое объекта, например, в период дождей. В результате чего было принято логичное решение далеко от мощеных магистралей не заглядывать.

Поставив себя на место имперских секретных служб, мы с Сигурдом также прикинули, где мы сами расположили бы искомую нами цель. Вышло, что с большой долей вероятности объект располагался в окрестностях реки, так как река — это серьезная транспортная артерия, в достаточной мере контролируемая государством. Также, возможно, это долины в предгорьях — второй случай обеспечивал отсутствие лишних глаз в принципе. Поскольку от местных жителей скрыть объект невозможно (свидетелей охрана уничтожает только в плохих романах), логично выглядела малонаселенная долина с одним‑двумя небольшими деревнями. Я между делом удивил старика, задав вопрос, которого он не ожидал. О том, имели ли право легионеры вступать в брак. Связь он просек сразу. Оказывается, легионеры‑ветераны — имели. Соответственно наличие если не военного городка/деревни, то домов в ней, где жили семьи легионеров, представлялось весьма вероятным. А значит, объект был бы недалеко.

Решили начать с предгорий. Так как на карте различий между мощеными государственными дорогами и проселками не было, от нас требовалось только попутешествовать по бывшим путям сообщения, отслеживая их качество, выяснить, какие из них в идеале ведут в малонаселенную область или рядом с нею. А потом искать конкретно. Полноценный колдун и два ученика, один из которых уже начал что‑то мочь, давали определенные гарантии, что данный замысел имеет шансы на успех. Одну внешне подходящую долину Сигурд отсеял сразу, заявив, что это частное поместье. А значит, ничего государственного там быть не может. Я, правда, отнесся к данному утверждению со скептицизмом, но возражать не стал. Все‑таки спецслужбы конца двадцатого века на порядок умнее и изощреннее любых средневековых.

* * *

От Карборга уцелело не так много. Хотя чего‑чего, а развалин хватало. Похоже, у всех башен как минимум пообвалились перекрытия, воротная башня вообще развалилась почти полностью. Стены и ров сохранились не лучше башен — скажем, куски стен еще стояли, ото рва, если он и был, остались одни намеки. Внутри было еще хуже: стены сохранили всего несколько домов, остальные превратились в кучи камня и земли разной величины. Все это затеняли ветви росших внутри и снаружи стен деревьев. Хотя внутри запасов целлюлозы было заметно меньше, да и та, что росла, не впечатляла размерами.

Старик, к моему стыду, определил наличие следов пребывания, скажем, двуногих прямоходящих первым, пока я, разинув пасть, любовался красотами природы с развалин надвратной башни. Расслабился. Молодая жена, бессонные ночи, работа по хозяйству (в кузне деда), тренировки с оружием, потом учеба, к сожалению, с периодической прямой загрузкой файлов из памяти колдуна и все такое. Кстати, загрузка сопровождалась жуткой головной болью и ярко выраженным нежеланием думать вообще минимум сутки после приема информации. Похоже, старик начал закачивать знания гигабайтами. Во всяком случае, я несколько потерял уверенность в том, что я знаю, а чего нет. Вложенные данные заимели привычку всплывать в самый неожиданный момент, надо полагать, после подсознательной обработки уже моими собственным мозгами. В которых и так угнездились две памяти двух личностей. Старик же спокойно провоцировал ситуации, в которых информация, так сказать, всплывала из глубин, а потом грузил «лабораторными работами» для практического усвоения. Аскеля при взглядах на мои мучения периодически передергивало, колдун опрометчиво пообещал ему заняться прямой загрузкой информации сразу, как только тот будет готов — максимум через год.

Следы вели в остатки городской цитадели, то есть угла крепости, отгороженного стеной от города, со здоровенной когда‑то башней‑донжоном на углу внешних стен. Судя по оставленным там следам, Карборг оказался промежуточной стоянкой как минимум одной большой ватаги, которая пользовалась им явно не пару раз. Количество обглоданных костей и всякого ненужного мусора и барахла в подходящих ямах впечатляло. Ребята были довольно дисциплинированными джентльменами, во всяком случае, не мусорили и не гадили где попало. Кострищ в остатках цитадели было много, из них довольно свежих шесть, поодаль имелись следы присутствия лошадей, кусок стены для них обвалился очень удачно. Все вышеназванное — неподалеку от колодца, кстати говоря, каменного, уцелевшего со времен Империи. На развалинах обвалившейся башни, судя по следам, находился наблюдательный пост. Оплывших ям на территории как цитадели, так и города хватало. Что‑то там искать явно не было никакого смысла. В принципе логичное поведение. Почистили город, оценили оборонительные возможности, начали пользоваться как довольно защищенной промежуточной стоянкой. Вот только куда ходили эти поисковики? И как часто?

Тут вылез Аскель:

— Надо что‑то делать с этими походниками: не первый раз же пользуются.

— И что ты с ними собрался делать? — хмыкнул Гейр. — В засаде сидеть? И сколько ты сидеть собрался? Или думаешь, дружинники неизвестно сколько тут сидеть будут? Вдобавок не знаем, чья это ватага. Сообщить‑то надо, не спорю. Но потом, когда свои дела сделаем. А пока — оглядываться по сторонам почаще. И все.

Общественность согласилась, естественно, завизировав решение предводителя — нашего колдуна.

Братьев, поручив сообщить «куда надо» об обнаруженной стоянке, отпустили, условившись, что шнекка вернется через месяц. На больший срок соли не взяли. Сухпай был, но на первое время, не считая обработанного Сигурдом тайника. В любом случае калории собирались добывать охотой и собирательством. Чем хорошо отсутствие человека или, что не так важно, орка, так это изобилием дичи вне ареала их обитания, даже с поправками на наличие всяческой нечисти, заменяющей их в Мертвых землях.

Правда, колдун меня как‑то поправил, когда я решил сумничать по этому поводу. Старый козел поулыбался, пояснил, что всяческие магические конструкты, как специально изготовленные, так и наследие битв магов и их экспериментов в виде побочного эффекта, не возникли сами по себе. Даже с учетом того, что некоторая нечисть тоже любит путешествовать, нельзя сказать, что она присутствует везде. Оказывается, именно поэтому борги в Мертвых землях ставят на таком расстоянии друг от друга, заметно превосходящем размеры охотничьих угодий даже в отдаленной перспективе. Просто безопасные участки местности не сказать что довольно редки, правильнее сказать, распределены неравномерно. А ведь нужны не просто безопасные, а еще и перспективные земли. Все вышеназванное, естественно, не относилось к «кровным» землям кланов, полностью зачищенным еще сотни лет назад.

Ну и в довесок старик просто‑напросто загрузил мне файл касательно этих самых магических конструктов и прочей родной нечисти для этого мира. Ладно бы только обзорную информацию, но, к сожалению, колдун дал все почти в полном объеме. Включая причины, следствия и методики создания и возникновения таких тварей. Мало того что я сутки маялся с мигренью, когда же справился с организмом, в очередной раз убедился в верности поговорки «Во многих знаниях — многие печали». Можно сказать, почти расхотелось вообще покидать гостеприимный периметр родного борга когда бы то ни было. Один «мертвый воин», тот самый, кем пугал меня Сигурд в ту самую ночь, чего стоил. Та клыкастая и зубастая тварь, из‑за которой я чуть не обделался, сравнительно с ним изготавливалась на коленке с привлечением минимума ресурсов, судя по мануалу. «Мертвый воин» же представлял ее апгрейд, имея, помимо прочего, куда больше разумения, в частности для получения возможности эффективно владеть оружием. Что само по себе делало его очень опасным противником, даже не принимая во внимание наличие доспехов. Притом что для приведения умертвия в небоеспособное состояние достаточно быстро требовалось серьезно повредить мозг или позвоночник. Со всеми остальными повреждениями тварь могла действовать довольно продолжительно. Собственно говоря, сердце и пищеварительная система таких умертвий работали в большей степени на обслуживании деятельности головного и спинного мозга, как можно было судить по полученной информации, после перестройки исходного материала (трупа) полученная им пища, похоже, не могла быть направлена, к примеру, для увеличения объема мускулатуры — только восполнение и запас впрок энергии, ну и, естественно, как сырье для восстановления повреждений. Если я не ошибся. В общем, этакий магически‑биологический биоробот на человеческом костяке и прочей биомассе. У которого повреждения кровеносной или пищеварительной системы мало влияли на боеспособность, пока энергетические запасы организма не падали до критической отметки. Далее тварь падала и пыталась заниматься восстановлением. Отчего выведенную из строя нежить крайне настойчиво рекомендовалось расчленить — как в виртуальном файле колдуна, так и в советах стариков молодежи в реале. Поскольку проапгрейденные до предела экземпляры, оказывается, могли восстановиться и с разрубленной головой. Правда, отмечалось, что такие твари — большая редкость, поскольку данная живучесть не шибко оправдывает трату на нее ресурсов.

На вопрос, зачем мне такая информация сейчас, поскольку созданием таких тварей я не смогу заняться еще года три, старик ответил, что я — зазнавшийся самовлюбленный дурачок и подобную виденной нами в том походе нежить не смогу создавать вообще, ибо он и сам этого не умеет. Данной информации для создания действительно продвинутой твари недостаточно. На простого мертвяка разве что хватит. Далее Сигурд вошел в раж и принялся перечислять:

— Нужно тело обработать так, чтобы кровь не сворачивалась, мясо с мозгами не гнило, чтобы тварь силы могла не только в результате сбора энергии из энергетической оболочки убиваемых собирать, то есть жрать тварь должна что‑то съедобное. Я еще не все перечислил. Проще говоря, вернуть телу подобие жизни. С простыми мертвецами гораздо легче. Вложил в тело запас энергии, создал управляющее заклятие, еще некоторые мелочи — и вперед. Собственно, именно поэтому они сами по себе получаются в местах сражений. Там, где энергию собирать мертвяки не умеют, все просто. Энергия исчерпалась — нежить сдохла окончательно. Бывает, правда, что сгнивают раньше. С теми же, что существуют благодаря постоянно поглощаемой энергии, куда сложнее. Такие твари не гниют, чаще всего умеют лечить повреждения и охотятся, только когда подходящая жертва в пределах слышимости их чувств возникнет. Таких полуумертвий можно только уничтожить. Пока они на месте своей гибели валяются, ничто им не грозит. Энергии трупики не тратят, только сосут из окружающего мира, зверье их чует и обходит, если повезет. А потом на бывшее поле боя выходит кучка каких‑нибудь дураков и останавливается на ночевку. А тела воинов, погибших на этом поле, в ком магия сохранила подобие жизни, а из разума осталась только ненависть и желание убивать врагов, все равно — свое или остатки заклятий бившихся магов, чуть погодя начинают «вставать». Переполненные силой трупаки, уж поверь, могут быть очень быстры. К счастью, их новые жертвы «встают» сами, только когда на данную землю заклятие наложено. Все бы ничего, но такими тварями управлять совершенно невозможно. У них в том гнилье, что заменяет мозги, работает только одна мысль, да и та к энергетической сущности, что слилась с материальным телом, относится. Убить. — Подумал и добавил: — Даже то, что от смерти они энергию получают, эти сущности просто не осознают.

— Ты же говорил, что управляющие заклятия можно в таких тварей вкладывать? — задал я резонный вопрос.

— Можно. Это‑то я умею. Но сколько продержится такое заклятие у существа, чей смысл подобия жизни — убивать? А постоянно подпитывать и поддерживать… Ха. Зачем? Это совершенно безмозглые твари, мало на что пригодные. Полуслепые, команды, даже когда слышат, не понимают, для того чтобы эта тварь хоть что‑то полезное делала, постоянно надо ею управлять самому. Зачем тебе оживший мертвяк — чтобы сундуки таскать, если им, как куклой на веревочках, управлять приходится? Про толпу вообще можно не говорить. Так, обозначил тех, на кого нападать нельзя, и отправил рвать остальных. Мне для любого случая самых простых мертвяков хватит — тех, что только ходить да нападать умеют. На жаре они уже через пару дней так подгниют, что ребенок сможет мир от их существования избавить. Даже если управляющее заклятие ослабнет, в этом уже не будет ничего страшного.

Потом мечтательно сощурился:

— А вот секреты создания «мертвых воинов» я бы вызнать не отказался. Они же почти живые, мертвыми назвать язык не поворачивается. Таких тварей телохранителями держать… Не жалко хоть каждый день проверять, не спали ли заклятия. Или вообще поработать над вложением… — Далее старик употребил выражение, которое я приблизительно перевел как заклятие. Управляющий контур, — …посложнее. Чтобы в безопасности себя чувствовать. У тебя есть все, что за свою жизнь я о них собрал. Цени. К сожалению, многого еще не хватает. Мечта касательно их — это артефакт найти. В который все необходимые для преобразования заклятия заложены: тут не только знания можно будет получить, но и тварей как пироги печь, коли будет необходимо. Только энергию вливай.

— Короче говоря, живая мертвечина делится на четыре группы, — уточнил я, правда, употребив вместо русского слова «группа» «херад» в том же значении. — Мертвяк гниющий опасен недолгое время, пока не сгниет или не исчерпает имеющуюся энергию. Мертвяк не гниющий, по причине высасывания у всего поблизости жизненной энергии, опасен почти вечно, пока подобия жизни насильственно не лишат. Умертвие типа того, что мы видели в том походе, — продукт переделки магов. Следующая ступень мертвяка негниющего. Ну и, наконец, «мертвый воин» и все на него похожее, которых уже и мертвяками назвать нельзя. Правильнее сказать, существа на основе мертвых тел. Почти живые.

— Вот видишь, не зря я страдаю, знания тебе в голову вкладываю. Почти всю классификацию перечислил, хотя и своими словами. — Тут у меня в голове что‑то щелкнуло, всплыла данная классификация данной нежити. Так что старику не надо было уточнять. — Однако ты забыл пятый тип. Одержимые демонами мертвые тела. Та сущность, которую мы для простоты назовем демоном, просто пользуется мертвым телом в каких‑то своих целях, перестраивая его как заблагорассудится. В основном для получения и хранения дополнительной энергии. В чистой энергетической форме в нашем мире сбор энергии существенно затруднен, как, впрочем, и ее хранение. С такими тварями можно общаться как с живыми, собственно, они и есть живые. Просто энергетическая оболочка привязана не к материальному телу, а к тонкому — душе. Если демон по‑настоящему могущественный, он данное тело даже полноценно оживить может. Если захочет. Но общаться не советую. Слишком они другие, во всех смыслах.

Хмыкнул, прокашлялся, собираясь с мыслями, и продолжил:

— Да и живое тело занять им проще, чем на мертвеца постоянно лишнюю энергию тратить. И еще. Умертвия простые и умертвия высшие друг от друга отличаются куда меньше, чем от простых мертвяков. Мертвяки — это тела, управляемые сущностями на основе энергетической оболочки тела, в этом они похожи на демонов, умертвия же — нечто среднее между ними и живыми телами. То есть умертвия действительно пользуются мозгом, памятью тела и остатками знаний живого человека. Еще в отдельную группу можно выделить мертвяков, что умеют восстанавливаться. Они — нечто среднее уже с умертвиями. Просто заживляют раны, не столько используя возможности тела, а сколько пользуясь возможностями энергетической оболочки.

В общем, поговорили.

* * *

Найти изменения рельефа местности по сравнению с картой мы не рассчитывали. За исключением, естественно, леса на месте дорог и полей. Ожидания оправдались.

Найти государственные дороги тоже не составляло больших проблем: значительная их часть если и была занесена землей, то поросшей травой да кустарником. Разве что в низменностях нанесенный слой земли был достаточно толстым для того, чтобы бывшая дорога поросла лесом, но и там его чахлость бросалась в глаза. Неудивительно, поскольку под корнями лежали каменные плиты. Во весь рост встала, однако, другая проблема. Точнее, самая первая. Гости Оркланда, на чьи следы мы периодически натыкались. Не в прямом смысле следы — правильнее, старые следы их присутствия. Это несколько нервировало, а время для размышлений при следовании «пешкарусом», у меня, во всяком случае, было.

Добывать зверье на мясо тоже не составляло большого труда. Я уже был достаточно подготовлен для выявления поблизости теплокровных животных. На участок местности набрасывался один из вариантов «круга Гвениэля», с мелкими дополнениями изобретения Сигурда, которые метили объект. Пять‑шесть заряженных таким образом участков обеспечивали отличные вероятности для того, чтобы кушать мясо каждый день, не тратя по многу часов на его поиски. В настройке магической сигнализации старик отказался участвовать в принципе, разве что пару раз проконтролировал правильность действий и наложения заклятий. Как он пояснил, ему это не надо. В смысле, практически тренироваться в наложении. Действительно, связать теорию и практику оказалось не так просто, хотя не сказать что сложно. Основные усилия я направил на скорость исполнения и максимальную площадь захвата сигнализацией. Немного сложностей доставила правильная настройка фильтра, по массе и габаритам. Только радиус наложения будил во мне комплекс неполноценности. Однако я не без оснований надеялся, что с тренировками показатели будут расти.

Перспективной Сигурду показалась вторая осмотренная долина — заросшая сейчас строевым лесом пополам с березняком полоса между двумя горными отрогами, со стекающей с гор речушкой. Хотя в нее и не вело полноценное шоссе. Внимание колдуна привлекли остатки каменного моста через эту речушку. Собственно, мостов было два, примерно в километре друг от друга. Один на бывшем проселке в долину, второй — на основной трассе.

Плит дорожного покрытия старик не почуял, однако это его от исследования долины не отвратило. Может, сработала интуиция, а может, просто ходить с грузом за плечами надоело. Сверились с картой, хотя ее мы с колдуном и так держали в памяти. В долине когда‑то находилась деревенька. С исследования ее останков и решили начать.

Для начала требовалось перебраться через речку. За прошедшие столетия река сменила русло, отчего, собственно, мост и рухнул. Если быть точным, то оба моста рухнули. Более того, изрядная часть бывшей имперской дороги ныне находилась на дне болота. Возможно, и образовавшегося из‑за нее, точнее, ее насыпи, сыгравшей роль дамбы. Проходимости болота или обходных путей мы исследовать не стали, Сигурд вовремя засек второй мост. Вполне возможно, что старому козлу самому было не в жилу искать дорогу по болоту, по уши в грязи. А насчет перспективности долина была достаточно привлекательна. Вдобавок во время Мора множество как жителей Империи, так и завоевателей пытались спрятаться от эпидемии по медвежьим углам. Большинству это не помогло. Однако сказки об огромном количестве золота, драгоценностей, оружия и прочего сохранившегося барахла времен Империи, найденном в бывших лагерях беженцев, в фольклоре Оркланда присутствовали. Правда, во всех без исключения отмечался маленький нюанс. Ликвид шел пополам с неликвидом, а именно — человеческими костяками. Так что даже отсутствие искомого объекта не шибко лишало нас шансов найти нечто перспективное для рынка.

* * *

От деревни не осталось ничего. Собственно, ее нашли только благодаря Сигурду, с его терролокацией. Меня он в данный раздел Искусства пока посвящать не спешил. В основном дрессировал военно‑прикладными разделами стихийной и истинной магии. Логично. Ученик в первую очередь должен уметь оставаться в живых, общаясь с недружелюбно настроенными оппонентами. Все остальное приложится. Мин и фугасов тут не придумали, поэтому поиск чего‑либо в земле откладывался на потом. А магические изделия с теми же возможностями засекались иными способами.

Сама долина представляла собой треугольник между горными отрогами глубиной километров пятнадцать и шириной где‑то пять в большинстве своем. Хребты заросли отличным сосняком и кедром, попадались дуб, бук и ель. Значительная часть леса, которым заросла долина, не так давно выгорела. Это, кстати, весьма озаботило колдуна.

На месте, где стояла деревня, пожар не смог сильно разгуляться. Сосняк рос довольно редко и только обгорел, подлесок же огонь смахнул полностью.

Располагаться на ее месте Сигурд запретил, пояснив, что не нравится ему этот пожар. Пожары любили запускать поисковики — как из аборигенов Оркланда, так и пришлые. Зачищая место будущих раскопок. Вдобавок огонь распугивал нечисть, не шибко продвинутая вообще сгорала. В принципе без огня можно было и обойтись, но стихийные маги, лишенные дара работать с биоэнергией, любили простые и надежные способы зачистки местности. Тем более что их средства сигнализации не замыкались на источники истинной энергии. Если пожар имел не естественные причины, а банальный поджог, практически сто процентов, что поработал маг‑человек. Вероятно, огненный. Или его не такие талантливые друзья, при помощи кресала и факелов.

Мы поднялись метров на семьсот выше по течению, после чего рабы принялись обустраивать лагерь, явно обрадовавшись, что пеших переходов какое‑то время не будет. Все‑таки с выносливостью у нас было куда лучше, даже с поправкой на вес доспехов и оружия плюс мешки с барахлом и припасами. У меня, кстати, не мешок с лямками, а почти полноценный рюкзак, сшитый Эрикой. Рабов тоже вооружили короткими копьями и ножами.

В поисковые и охотничьи партии рабов отправлять не имело смысла — разве что охотиться. И то возникала проблема безопасности. Ни один орк не хотел сдохнуть из‑за наследившего там, где не надо, раба. Проблему возможного предательства снял колдун, но и его заговоры не были панацеей.

На следующий день мы приступили к разведке местности.

 

ГЛАВА 2

В принципе определение возможного местонахождения цели, при более‑менее известных ее характеристиках, представляло задачу не для Спинозы.

Нам было известно, что искомый неизвестный объект только охраняют около сотни легионеров. Которым требовалось каждый день пить и есть. Кроме этого, другой персонал данного объекта явно не росой с листьев перебивался. Что из того следовало? Что искать надо неподалеку от источников воды. Конечно, для магов не проблема вырыть колодец, наверняка даже существовали какие‑то магические механизмы, способные поднимать эту воду с большой глубины. Но это все умножение сущностей, если поблизости есть горная река, от которой гораздо проще провести отвод. Даже если есть причины не ставить данный объект на берегу. А колодцы и прочее гораздо целесообразнее иметь в качестве резервного источника. Что, кстати, отражало вторую известную характеристику объекта — защищенность. А значит, нам следовало искать нечто похожее либо на небольшой замок, либо как минимум лагерь с укрепленным периметром, либо объект был подземным. Но в любом случае какие‑нибудь постройки на поверхности просто обязаны были присутствовать. Хотя бы для защиты входа в подземелье. Наиболее вероятным нам с колдуном казался донжон или тот же маленький замок, до пулеметных бронеколпаков, охраняющих земные ракетные шахты, тут дело, слава богу, не дошло. Последний случай был бы наиболее неприятным, поскольку при стоимости постройки такого объекта подвести к нему воду даже с отдаленного источника и общей смете стоило бы копейки. Не считая элементарного наличия водоносного слоя.

Начали мы с реки. Сигурд не стал умничать — просто поднимался вверх по течению и сканировал землю, в то время как не обладающие сверхъестественными талантами члены экспедиции тремя группами, вкупе с рабами, прочесывали лес в поисках чего‑то дела рук человеческих. Пустоты в земле, металл и прочее колдуну обнаружить не составляло больших проблем. Технически. Но многое зависело от алгоритма поиска. Если колдун настроился на поиск металла, то засечь его глубоко в земле, в подземных помещениях было довольно трудно, если сканировал пустоты, то пропускал металл, например. Поэтому приходилось тратить много времени на качественное сканирование участков местности.

Надо сказать, что металл в земле был. Указанные Сигурдом места мы пока только отмечали, одно место вообще вызвало его довольное восклицание и замечание, что тут копать мы будем в первую очередь. Оставалось надеяться, что металл в данном месте — не пара десятков комков ржавчины, оставшихся от кольчуг померших от Мора завоевателей Империи. Противокоррозийную обработку металла доспехов и оружия, кроме Империи, практиковали только эльфы и в меньшей степени гномы, да и то до и в первый период Войны. Во всяком случае доспехи последнего периода Войны были в Оркланде большой редкостью, чего как сыну кузнеца и оружейника мне было не знать стыдно. Спускаться искать к выходу из долины Сигурд не торопился, и правильно делал.

Объект мы обнаружили на восьмые сутки. Старик вычислил по отводу от реки. Колдун уважал природу и ожидал от нее нового, но не верил, что «водяная жила» может идти по идеальной прямой. Как оказалось, он сканировал не только на пустоты и металл, как вероятные следы воздействия человека, но и на отводы от реки — на тот случай, что ее окрестности были признаны непригодными для строительства по каким‑то причинам.

Неизвестный объект действительно был подземным, находясь метрах в пятистах от речки. Обнаружились и остатки укреплений в виде небольшого замка, если точнее, донжона с развалившейся верхушкой и стены, огибающей небольшой двор. Все это густо заросло кустарником и редкими деревьями.

* * *

При обследовании развалин Сигурд свою радость от обнаружения искомого несколько подрастерял. Виной тому был все тот же металл в земле и под камнями. В мире, где хороший комплект вооружения стоит как все имущество нескольких крестьянских семей, довольно трудно найти настолько бесхозяйственный народ, что не поснимает валяющиеся на земле ценности. Если, конечно, для этого нет серьезных причин. В лучшем случае гарнизон вымер от Мора, в результате похоронить товарищей и поснимать с них доспехи было просто некому. Но против этой версии говорило то, что смертельно больные люди вряд ли будут надевать доспехи вообще. А вот версия об удачном штурме, в котором нападающие понесли слишком большие потери, или мятеже среди гарнизона смотрелась куда реальнее. Данные мысли просто читались на морде старого колдуна, в контексте вероятности найти еще один выпотрошенный объект. Старик был далеко не алчен, но поиск и получение новых знаний для него были если не бзиком, то хобби. Нахождение же большого количества доспехов времен Империи могло только обогатить. Полагаю, что Сигурд просто возмечтал об эпидемии здесь когда‑то. Поскольку в данном случае его жажда имела весомые шансы на какое‑то время удовлетвориться.

Сразу приступать к копанине было глупо. Надо было предварительно как следует подготовиться. В первую очередь перенести лагерь. После некоторых раздумий Сигурд решил располагаться не у реки, а прямо на месте раскопок. И целях экономии времени и безопасности. Воду таскать все равно должны были рабы, обмыться же можно было и сходить.

Один из рабов имел должность повара, ему выделили молодого парня в помощники, проинструктировав о постоянном наличии в лагере запасов воды и готовой пищи. Этот же пацан должен был работать на подхвате у охотников, когда закончатся запасы еды. Мясо пока было — между делом убили дикого кабана, запихав запас мяса в воду как в природный холодильник.

Металлические лопаты были большой ценностью, но в раскопках были крайне необходимы. Обычная деревяшка с металлическим усилением для нашего бизнеса была практически непригодна. Кроме них имелись три киркомотыги.

Начали с обследования замка. Колдун хотел выяснить, чего можно ждать от подземелий, из которых, кстати, более‑менее сканировался только первый этаж.

В общем, самые мрачные предположения старика подтвердились. Первое, что мы выкопали, это два слипшихся комка ржавчины вперемежку с черными, разваливающимися в руках костями, тоже прогнивший насквозь умбон от щита, чуть лучше сохранившуюся пару шлемов, остатки меча, кинжала, несколько железок непонятного происхождения и назначения, десяток различных монет и практически целый средних размеров меч. У последнего только материал рукояти сгнил полностью, сталь же только покрылась легким слоем ржавчины. Да и то не везде. Судя по клейму на клинке, меч был гномий. Народ, включая рабов, обрадованно зашумел. Так как рабы в Оркланде часто жили на самопасе, исключая время работы на хозяев, и могли владеть деньгами и имуществом, награждение несчастных за хорошую работу деньгами не представляло такой уж большой редкости. Поскольку подстегивало добросовестность и убирало социальную напряженность. А в таких, практически боевых походах награждение участвовавших в них рабов денежной или имущественной премией фактически вошло в обычай. Для рабов же кроме этого существовал шанс если не спасти хозяину жизнь, что было чревато свободой, то установить с ним отношения накоротке. Неудивительное последствие совместных трапез из одного котла и работы в одной яме в некоторых случаях. На случай измены или мятежа, правда, старались брать семейных. Вообще отношения хозяин — раб в Оркланде были весьма продуманны и обладали большим запасом устойчивости. Неудивительно, что эльфы в налете на мой борг резали рабов наравне с хозяевами. А Ансгар засадил одному из них нож в глаз. Эльфы просто не знали, будут ли те сидеть по конурам или разберут топоры и дубины, вступив в бой. Раб всегда имел перед глазами «свет в окошке», а система давала хороший шанс подняться сильной духом личности, вычеркивая наиболее опасный контингент из «оппозиции». Те четверо рабов, которых я порубил на заимке, кинулись на меня только от безысходности, попавшись на изготовлении и хранении запрещенного им оружия.

Слой земли над искомым имуществом не превышал метра, чаще колебался от тридцати сантиметров до пятидесяти, шитому раскопки шли бойко. В мощеных местах дворика имущество вообще валялось почти на поверхности. К сожалению. Большой слой земли достаточно хорошо защищал от влаги, смотри ржавчины. Тут же, по причине его отсутствия, мы собирали слишком много гнилья. Никто перед рабами не выделывался — когда на поверхности возникал первый искомый предмет, люди лезли наверх отдыхать, орки спускались вниз просеивать землю в поисках ликвидного имущества.

К вечеру можно было подвести предварительные итоги: поход удался. Даже если до подземелий добраться и не удастся, на том, что мы поднимем в самом замке и отмеченных местах долины, явно можно было неплохо заработать.

Версия об удачном нападении подтвердилась на все сто процентов: из двадцати трех найденных костяков восемь имели отлично сохранившиеся ламелляры имперских легионеров явно довоенного изготовления, две чешуи с полностью сгнившей кожей подложки, одна из которых имперская, и отличную эльфийскую кольчугу с хауберком. Доспехи остальных ржа поела довольно сильно, и они годились только на металл. С пяток костяков были когда‑то обряжены в кожу или в набивняк или раздеты победителями, от них, собственно, мало что даже от костей уцелело, лучше всего сохранились берцовые. Костей под землей явно лежало больше, старик наводил в первую очередь на наиболее фонящие места. С оружием ситуация была примерно такая же. Из сохранившихся средних размеров мечей «крепостных» легионеров было всего шесть. Три чуть более коротких легионеров линейных, упомянутый гномий и пара эльфийских. Судя по всему, часть атаковавших была обряжена в трофейное и пользовались захваченным оружием. Иначе расценить череп и несколько крупных костей внутри гномьей чешуи с лежащим рядом эльфийским мечом было нельзя, как и кости в ламелляре легионера со сгнившей кольчугой под ним. Пригодных к восстановлению шлемов было всего восемь, включая три поврежденных. Из короткоклинкового оружия удалось поднять пару кинжалов, все остальное ушло в утиль.

В результате просеивания земли и исследования останков, точнее, содержимого кольчуг, на свет появилось довольно много монет, в большинстве серебряных, в меньшей степени золотых. Меди, как ни странно, оказалось довольно мало. И уж действительно сюрпризом оказалось некоторое количество драгоценностей. Отряд был действительно богатый. Вот только не ясно, что его потянуло штурмовать крепость. Сомнения я и высказал колдуну.

— Похоже, в Мор уже, — пожал тот плечами, — ты не забывай, столица‑то не так уж и далеко. Наши здесь почти до конца держались. Пока в горы не ушли. Дорога‑то туда идет.

Второй день повторил предыдущий. Количество пригодного в дело металла заметно возросло, опять подняли некоторое число монет и драгоценностей, однако кости пошли заметно чаще. Богатые залежи начали заканчиваться.

Третий день был испорчен начисто.

* * *

Мне или, точнее, нам захотелось покушать косулятины. Свинина уже надоела. Поэтому в компании Гейра пришлось прогуляться вниз по течению. Заодно опробовал охоту при помощи боевых заклятий. Несчастная зверушка даже не пискнула, когда я присосался к ее энергетической оболочке и начал снимать энергию. Просто ноги косули подломились, и бедняжка упала. А вот резать ее было жалко — такие глаза, что аж мурашки по коже. Но пришлось себя пересилить.

Проблемы начались при возвращении. Небольшие такие. В виде нескольких мускулистых мужиков, с сосредоточенным видом бродивших по проплешине пепелища. Нас самих они не заметили только потому, что вели себя беспечно и довольно громко переговаривались. Косулю бросать было жалко, поэтому забег пришлось осуществлять вместе с ней на шесте.

У колдуна закипели какашки, поскольку он уже забил некий орган на разборку самих развалин и откопку малоперспективных костяков во дворе, загрузив несчастных рабов раскопкой обнаруженных ворот в подземелье в мощеном закутке рядом с башней. Хотя ее верхние этажи и обвалились в основном внутрь, но и того, что оказалось снаружи, хватило, чтобы рабы действительно взмокли.

Рабы тоже заволновались — о своих шансах разделить судьбу хозяев они были осведомлены прекрасно. Не говоря о программировании от старика.

Военный совет размышлял недолго. Выбора было два. Бежать или драться. Но для принятия конкретного решения требовалась информация. Добычей чего я с Гейром и занялся. Поздним вечером.

* * *

Банда была то ли глупая до предела, то ли наглая до того же предела, то ли и то и другое одновременно. Четвертый вариант — до предела крутая — рассматривать не хотелось.

Ребята, особо не скрываясь, расположились на месте бывшей деревни и жгли костры. Кони паслись неподалеку от них, оттуда прямо шибало какой‑то стихийной волшбой. Стихия земли, если я не ошибся. Как предположил, аналог охранной сигнализации. Судя по скрытности, работающей еще как пугало зверья и, возможно, нечисти.

Налицо было более двадцати человек, не знаю, по какой причине, но шалашей, в отличие от нас, никто не делал. Насколько я смог разглядеть, народ располагался спать на кучах лапника вокруг костров. Чуть погодя появился аналог плетения, окружающего лошадей, со всеми его фонящими прибамбасами. Двое остались бодрствовать. Рассматривавший их в подзорную трубу Гейр отметил, что никого не узнает. Это значило, что ни о какой попытке диалога и речи быть не могло.

Мы удалились для продолжения совещания.

Там обсуждение свелось к выбору — бежать или сражаться. Уже имея некую информацию, на которую можно было опереться.

Пять орков на два десятка людей было маловато. Дело даже не в том, что мы сильнее физически и быстрее от природы. Такая толпа неизбежно частью сил попытается связать напавших, а вторая либо захочет зайти за спину, либо тупо начнет применять метательное оружие. А каждый наш убитый или тяжелораненый — двадцать процентов наших сил. Можно было попытаться поставить в строй рабов. Но цена им против хорошо подготовленных ватажников — грош. В любом случае победа означала, что многие из нас ее не увидят, да и на раскопках можно поставить крест. Жертвовать собой ради поганых конкурентов никому не хотелось, также всплыла проблема: если деньги и можно было унести, как и часть оружия получше, то замок никуда спрятать не удастся. А если замок обнаружат, на ценностях подземелья тоже смело можно ставить крест. А подземелье явно было неразграбленным, коли даже со двора не только трупы не пособирали, но и даже не ограбили.

Вот и принимай решение. Ограничиться малым или рискнуть ради настоящего куша?

Все согласились рискнуть. Будь это простым неразграбленным замком, я бы голосовал за уход. Но под ногами лежал некий секретный объект, а жажда знаний старого колдуна оказалась заразной, коснувшись и меня.

Как говорится:

А рядом случаи летали, словно пули, одни под них подставиться рискнули, и ныне — кто в могиле, кто в почете.

В могилу попасть, однако, никакого желания не было. Как и у всех на войне погибших.

Поэтому пришлось решать тактическую задачу, если быть точным — помогать ее решить колдуну. Старый козел являлся ярко выраженным сторонником единоначалия, однако это совсем не значило, что он брезговал поинтересоваться мнением подчиненных. Правда, только в моем лице — остальные такой чести не удостоились. Что послужило причиной такого отношения, я не знал. Возможно, боевой и жизненный опыт Даниила, возможно, в целях обучения будущего боевого колдуна, которым, по общему мнению, просто необходимо было разбираться в тактике, а возможно, по обеим данным причинам.

Итак, есть лагерь противника, в нем не менее двадцати человек. Соотношение один к пяти. Возможно, даже к шести. Лагерь защищен охранной сигнализацией, что, помимо проблематичности внезапного нападения, говорило о наличии в отряде противника мага. Маг автоматом выключал Сигурда из числа нападавших. Проще говоря, старый был вынужден ждать, пока маг себя проявит. Чтобы ликвидировать бедолагу. Осталось четверо активных копий, мечей и топоров, что не внушало оптимизма. Однако Сигурда осенила идея поработать со мною, точнее, с моей перчаткой в паре. Я жгу народ в лагере, маг себя проявляет, колдун его приканчивает. В принципе при хорошем маневрировании, тем более ночью, у меня были все шансы отделаться легким испугом в первом в моей жизни поединке магов, в качестве колдуна, естественно.

Так нет же, тут меня дернул черт проявить консерватизм. Глубину своих знаний как колдуна я осознавал прекрасно, а вот степень опасности мага‑противника оценить не мог, поэтому мысль о вызове огня, воды, земли и прочей гадости в качестве мишени‑живца на мой нежный организм не могла не вселить в меня некоторого душевного трепета. Кроме того, мне в голову пришла мысль, что в случае развития предложенного стариком сценария боя противник может отреагировать неадекватно. Проще говоря, элементарно разбежаться — и не факт, что нам пятерым удастся выловить беглецов в ночном лесу. Реакция же тертого калача‑ватажника, оставшегося посреди Оркланда без коня и запасов пищи, непредсказуема. Нельзя было забывать, что напасть на ватажников мы собрались не по причине злобности и кровожадности орков, а по вполне понятным причинам конкуренции в попиле бабла, которое можно снять с одного конкретно взятого замка и подземелий под ним. Поэтому у меня возникла идея взять спящих в ножи. В таком случае проблема конкурентов решалась бы раз и навсегда, без всяких побочных эффектов. Мне вовсе не улыбалось получить на охоте топором из кустов от вовремя сделавшего ноги из боя ватажника.

Старый подумал и скептически прищурился:

— И кто же спящих будет резать? Ты что, думаешь, что это легко? Защитить от обнаружения магией я вас, возможно, смогу, вопросов нет. А дальше что? Кто из вас сможет бесшумно подкрасться и так же бесшумно порезать хотя бы половину спящих, чтобы соседи не проснулись? А у них там двое бодрствуют! Вон, полюбуйся!

— Попробую, — пожал я плечами.

Что еще нужно было сказать? Аскель в любом случае отпадал по причине молодости и малого опыта в смертоубийстве. Хаген с Гейром в данной ситуации смотрелись получше, но тоже не имели необходимого опыта. Резать спящих куда сложнее, чем кажется на первый взгляд, как верно заметил старикан. Я слышал только про один такой случай, и то чеченцы вымотались при переходе, а в группе был один НСПУ и два «квакера» с подсевшими батарейками. Да и вообще ПБ, АПБ, «валы», «винторезы», ПББС и ПНВ снимают с ножа функции оружия почти во всем диапазоне применения. Осталось только в очередной раз остро пожалеть об отсутствии окошка на Землю. Несколько автоматов за пару минут решили бы проблему численного превосходства противника. Тут же мне приходилось надеяться только на твердость руки, ночное зрение и крепкие нервы. В принципе и Гейр с Хагеном не будут нервничать, вонзая ножи в спящих, а вот совместить хладнокровие в данном вопросе с бесшумным передвижением и пресечением жертве издать даже предсмертный стон они явно не готовы. Проще рассчитывать только на себя.

Последнее я и озвучил в процессе убеждения колдуна в необходимости действий по моему варианту. Надо сказать, старик был согласен, что его вариант практически неизбежно приводил к бегству нескольких человек практически при любом варианте развития событий, даже самом для нас успешном. За исключением прогноза, что против нас действуют какие‑то сумасшедшие берсерки, по причине недостатка воображения или мозгов совершенно не способные к оценке обстановки, например, после гибели отрядного мага или магов.

Совместно прикинули план нападения, Сигурд, основательно поразмыслив, со мной все‑таки согласился. Я отказался от доспехов, ограничившись поддоспешником и наручами на предплечьях, вооружился двумя кинжалами, включая мизерикордию, а также малхус в руках. На правой красовалась моя колдовская перчатка, которой я тоже не побрезговал. Старик осуществлял магическое прикрытие, включая отключение сигнализации, остальная троица, случись тревога, должна была выпустить по несколько стрел и кидаться в атаку, пользуясь преимуществами одоспешенности и готовности к бою, пока противник будет спросонья протирать глаза. Я также получил инструктаж об использовании перчатки. Приоритетной целью, естественно, являлись маги и командиры противника. В общем, сначала жарить подозрительных относительно владения тайными силами, потом тех, кто громче всех по делу орет.

Бесшумно снять часовых перспектив не было. Лук или даже арбалет — это далеко не ВСС. Тем более что часовые были в доспехах. Благо костры были раскиданы поодаль друг от друга, а народ расположился спать вокруг них. Кстати, такое размещение вполне отвечало требованиям безопасности. Расход энергии при накрытии магическим ударом определенной площади прямо зависит от ее размеров. При обычном внезапном нападении тоже были плюсы, кстати, снять магическую сигнализацию далеко не всякий маг способен. Соответственно пришли к выводу, что оптимальным замыслом будет мое путешествие по периметру лагеря с резней спящих, по обнаружению «гостя» часовыми или проснувшейся жертвой парни расстреливают часовых и бросаются в атаку. Старик и я действуем по ситуации. Наиболее эффективными действиями касательно меня являлся первоначальный план Сигурда. То есть я, избавившись от непосредственной опасности, начинаю жарить перчаткой всех подозрительных, попутно вызывая «огонь на себя» как в буквальном, так и в фигуральном смысле, а старик приканчивает раскрывшегося мага. Надо сказать, что данный вариант меня не порадовал, души у меня хоть и две, зато шкура осталась одна. Но ничего лучше в голову не шло. А война, увы, это всегда риск. В данном случае полностью оправданный.

Подкрасться к лагерю противника так, чтобы ничем не зашуршать и не хрустнуть, было совсем не просто. Радовало, что старик разобрался с сигнализацией. Она оказалась одним из вариантов уже мне теоретически известного «барабана Даллы». На участок земли набрасывалось плетение, и любая попытка, например, пройтись по нему приводила к звуковым эффектам от замкнутого на данное плетение артефакта. Естественно, существовали способы загрубить возможности сигнализации, поскольку изобретателям вовсе не улыбалось каждый раз просыпаться от того, что из района действия сигнализации дезертирует очередная измученная магией мышка. Этими возможностями старик и воспользовался, подключившись к плетению и незаметно выключив из охваченной плетением зоны довольно широкий коридор до вражеского лагеря. Между делом пояснив, что взломать защиту «барабана» можно и другим способом. Далее наша пятерка поползла вперед, имея меня в качестве авангарда.

Костры уже давно потухли. Караульные противника менялись примерно каждые четыре часа. Часовые противника в основном сидели рядом друг с другом, поглядывая по сторонам, переговариваясь о чем‑то своем. Периодически один из них вставал и совершал обход периметра, вглядываясь в темноту, пользуясь тусклым светом Сегулы. Пару раз они прошлись одновременно. Периметр, кстати, был обозначен веревкой на кольях. Надо полагать, для того чтобы часовой не забрел в зону действия сигнализации.

Задачей номер один для меня было проникнуть за эту веревку, потом переколоть неудачников у ближайшего кострища, а далее двигаться по периметру, избегая внимания часовых. Если я успею зарезать даже человек десять, то наши шансы победить всухую вырастут лавинообразно.

Я подождал очередного обхода, по сантиметрам преодолел последние метров пятнадцать и беззвучно проник под веревку. Далее мешкать не следовало. Каждую секунду рос риск обнаружения. Однако слишком торопиться тоже не следовало, чтобы не зашуметь. Много нервов отнимало, как ни странно, мое ночное зрение, поскольку сложно было адекватно определить, что видит часовой противника.

Тем не менее подползти к первому костру удалось без всяких проблем и достаточно быстро.

Первая жертва спала лежа на левом боку и накрывшись шкурой. Зная по собственному опыту, что объект имеет неприятную привычку чувствовать взгляд, тем более враждебный, рассматривать жертву приходилось осторожно. Оставив малхус лежать в траве, я приподнялся, кинул взгляд на часовых и бросился вперед, одной рукой зажимая рот спящему, второй вонзая мизерикордию в надключичную ямку. Мужик подо мной только дернулся и чуть всхрипнул, когда острие кинжала, пройдя сквозь легкое, попало ему в сердце. Один из часовых повернул голову в мою сторону. Я замер. Часовой отвернулся. С двумя остальными было полегче — они спали на спине. Я поочередно навалился на каждого, зажимая рот и вонзая мизерикордию в сердце. Заколоть четвертого, со стороны часовых, я не рискнул.

У второго кострища спали также четыре человека. Первый лежал на правом боку спиной ко мне, подложив под голову седло. Я кинул взгляд на часовых и, отбрасывая шкуру‑одеяло, навалился на парня, одной рукой зажав рот, а второй вдавив в бок кинжал. Жертва дернулась и захрипела. Я провернул кинжал в ране. Парень обмяк. Тот же часовой опять посмотрел в мою сторону, на этот раз подольше. Я замер, мысленно прикидывая, где лежит малхус, чтобы схватить его, если противник меня обнаружит.

Часовой пошел в мою сторону. Я проклял свое зрение. Будучи человеком, я мог хотя бы определить возможности зрения противника. Далее осталось выбрать, что делать: хватать малхус и напасть на часового — или замереть в надежде, что тот ничего не заметил, а идет проверить, что тут за звуки. К счастью, я не поддался панике и замер, не шевелясь и стараясь дышать через раз. Подозрения часового развеял последний не зарезанный у соседнего кострища, который шевельнулся, поворачиваясь на бок, и громко пукнул. Часовой хмыкнул и пошел по периметру, пройдя в паре метров от меня, к счастью, не рассматривая спящих у кострищ. Мне повезло. Посреди ночи надо прилагать определенные усилия, чтобы осознать, что у костра лежат не четыре спящих тела, а пять. Следующего я заколол, как и двоих у соседнего кострища. Навалился сверху, зажав рот. Оставшиеся были убиты ударом мизерикордии под лопатку и в левый бок. На этот раз часовых ничто не насторожило.

С очередной группой мне не повезло. Там храпели. Сразу двое. Аккомпанемент помог мне заколоть одного из спящих, скрыв шорох, на этом везение кончилось. Пока я думал, как мне с ними разобраться, не насторожив часовых, один из спящих без звукового ряда просто‑напросто проснулся. Очень неприятно отвернуться, оценивая степень угрозы от часовых, и, поворачивая голову на цель, обнаружить ее открытые глаза, смотрящие на тебя.

— Ты кто? — громко спросила цель. Я бросился вперед, мужик успел закричать…

Уцелевшие начали просыпаться, храп исчез. Требовалось действовать быстро. Не обращая внимания на все еще живую жертву, я вытащил из мужика кинжал, вскочил и бросился к его соседям, вытаскивая свободной рукой второй, из ножен на ремне. Первый храпун сидел, уже держа в руках топор. Оружие ему не помогло. Маховый удар вытащенного из ножен кинжала полоснул беднягу по сонной артерии. Следующий почти успел встать, выставив в мою сторону обнаженный меч. Я отклонил лезвие бронированным предплечьем и с ходу всадил мизерикордию в грудину противника, мгновением позже врезавшись в него сам, в следующую секунду мы упали. Последнее чуть было не закончилось для меня фатально, поскольку пятый спавший у этого костра успел сообразить, что рядом враг. К счастью, он замешкался, либо опасаясь рубануть своего, либо еще туго соображая после сна. Я оттолкнулся от жертвы, перекатился через спину и, поднимаясь, выпустил ему кишки. Бедняга сложился пополам. Малхус искать было некогда — схватил его топор. Один из часовых стоял на коленях со стрелой в груди, в спине второго торчали сразу две, он лежал лицом вниз. В следующее мгновение еще одна стрела попала часовому в шею. Он завалился назад. У первого зачищенного мною костра валялся еще один труп с торчащими в нем стрелами. Похоже, воин, которого я не рискнул зарезать, вскочив на ноги, оказался на линии огня. Если так можно выразиться.

Кидаться рубить людей я не спешил, расценив, что тактически выгоднее воспользоваться возможностями перчатки. Что и оправдалось. Мага я определил по небольшому посоху с каким‑то кристаллом в навершии. В другой руке обратным хватом он держал меч в ножнах. По всей вероятности, рассмотреть меня он смог и успел, во всяком случае, его лицо успела исказить гримаса ужаса. Потом перчатка полыхнула светом, и его фигура исчезла в огненной вспышке. С перепугу и энергии не пожалел, вдобавок его накопители сыграли. Рядом с тем, что осталось от мага, каталась по земле еще одна фигура. Бить по ней не имело смысла, поэтому я ударил по здоровенному бородатому мужику с топором в руках, который замешкался, не зная, что делать. Несколько соседних фигур бросились бежать. Группа поодаль не успела — по ним ударил Сигурд. Однако двое из них остались на ногах и так же припустили к лесу. Моими «дикими кабанами» послужили бежавшие первыми, благо для уничтожения одиночного человека энергии много не требовалось. До леса не добежал никто: против недоученного колдунишки с мощным артефактом и колдуна полноценного шансов у них не было. Двоих выживших от удара Сигурда убили парни. Первого застрелил сохранивший хладнокровие Хаген, оставшийся на месте и продолживший стрелять из лука, второго догнал и заколол ударом рогатины Гейр.

Чуть погодя мы подвели итоги. В ватаге было двадцать восемь душ. В плен попал один человек — тот самый мужик, что попал под мой «выстрел» по магу и катался по земле, когда его обрызгало расплавленным металлом.

Аскель смотрел на меня с восхищением, Гейр с Хагеном обняли и прошлись на счет моей удачи, прося занять некую толику. А я сел на землю рядом с убитыми мною людьми, отходя от нервного напряжения.

* * *

Парня звали Гест. Отряд был из Фриланда. Если быть точным, большинство членов отряда были родом из Фриланда. Командовал некий сквайр Фридегар из Байло, опытный ватажник, ходивший в Оркланд уже лет восемь. Мага звали Берком из Брэгге, он действительно был магом земли. Гест ходил в поход уже второй сезон, с Фридегаром они были дальней родней. Выжгли лес в прошлом году действительно они. Как оказалось, тактика поисков наследия Империи была весьма совершенной. В промежутках между походами верхушка отряда высиживала геморрой в библиотеках, изучая карты и документы времен Империи. После наметки основной и второстепенных целей отряд двигался согласно списку. После нахождения залежей полезных ископаемых задачей мага было расставить значки, где работягам следовало рыть. Некоторую помощь магу оказывало несколько человек с талантами лозоходцев. Наметив цели, маг вместе с разведывательным отрядом от основного отряда отделялся — для разведки следующих. В случае необходимости расчищая перспективные места, пуская пал. В данном случае в прошлом году маг нашел остатки деревни и кое‑какие залежи металла в лесу. Найденная в пробном раскопе гномья кольчуга подтвердила его правоту. Судя по рассказам родственника, Гест понял, что кое‑какие документы или воспоминания участника о сражении в данной долине на «Большой Земле» сохранились. Однако о наличии тут крепости покойный Фридегар не упоминал. Надо полагать, обладал только общей информацией. Кстати, список разведанных целей Сигурда весьма заинтересовал, но молодой человек был вынужден его разочаровать, поскольку все, кто имели про них информацию, благополучно были нами убиты. Карта в трофейном имуществе нашлась, на ней были даже некие значки. Сигурд оттаял — не исключено, что именно поэтому парень остался жив. Старый хрен провел над ним сеанс ментального программирования — слегка подлечил раны и отправил к рабам. Подземелье ждало нас.

 

ГЛАВА 3

Надо сказать, прибарахлились мы знатно. Разбор трофеев даже задержал работы по раскопке завала на входе в подземелье. Правда, в довесок мы получили проблемы с этими самыми трофеями, если конкретно, то в основном благодаря захваченным лошадям. Которых прихватили аж шестьдесят четыре штуки. Лошадки каждый день хотели кушать и пить, соответственно их надо было пасти, не забывая при этом защищать. В общем, шестеро рабов стали коноводами, а хозяева превратились в землекопов. Не помню, чтобы кто‑нибудь вслух пожалел, что проклятая ворожба покойного мага не дала разбежаться лошадям, но мысли мелькали явно. Оставшаяся парочка невольников, не считая повара, дела практически не меняла, ибо работать мог только один из них.

Все остальные трофеи были приняты на ура. Мука, соль, крупы, включая, к моему потрясению, перловку, немного мяса плюс большое количество личного имущества, оружия, доспехов и инструментов. В общем, нам досталось все, что было с собой и уцелело в бою у невезучих походников. Гест, единственный из них, кто остался в живых, в основном помогал повару. В раскопе от него толку было мало по причине пока еще не заживших ожогов. К некоторому моему удивлению, меня он явно боялся больше прочих членов нашей банды, за исключением колдуна, естественно. Похоже, парень знал, кто сыграл основную роль в ночном налете, и это произвело на беднягу неизгладимое впечатление. А мое вежливое ровно‑безразличное отношение к невольникам еще более действовало на нервы.

Как относиться к владению «мыслящими вещами», словами римлян, я решил давным‑давно. Просто — как к данности этого мира. Как человека и орка, здравомыслящего, меня не привлекали лавры американских аболиционистов Северных Штатов, что мечтали освободить негров из рабства, но совершенно не хотели давать им равные с белыми права. Во всяком случае, в большинстве своем. Хотя не постеснялись залить страну кровью в основном именно белых граждан Северо‑Американских Соединенных Штатов. Участие «черных» негритянских полков и индейцев‑разведчиков статистики сильно не изменило. Поневоле приходила в голову мысль, что гражданская война в Америке имела не сусально‑белые политические мотивы, а помойно‑грязные экономические, подобно некоторым ненавистникам Соединенных Штатов, к которым я никогда не относился. Как говорится, не за свободу мистера Ниггера, а против мистера Хлопка. Проще говоря, бизнесмены промышленно‑развитого Севера попытались через лобби в Конгрессе подмять под себя сырье Юга. Чему активно препятствовали помещики Южных Штатов, традиционно с сильными позициями в армии. Дело закончилось попыткой отделения южан, когда до ретроградов дошло, что консенсуса не достичь. В моей ситуации действовать подобно Льву Толстому или тем более Спартаку, было бы редкостным идиотизмом. Прежде всего, потому что меня бы не поняли сами рабы, для которых иметь хозяина было привычной картиной. Без него большинство чувствовало себя неуютно. Те, кого подобное положение не устраивало, — имели шанс подняться. Хотя бы до лойсинга. А кто действительно хотел — и выше. Как Ансгар, которому удачный удар ножом и трофейные топор и щит у ног дали не просто свободу, а право голоса на тинге. Я мог только обещать самому себе, что личности, которых рабство не устраивает, будут иметь реальный шанс обрести свободу. Тем более законодательство такое отношение к «двуногому скоту» вполне позволяло. Я бы сказал, несколько поощряло, на диво эффективно вымывая из толп рабов сильных духом людей. Все известные мне мятежи рабов имели причиной либо глупость хозяев, не понимающих, почему система рабовладения Оркланда давала рабам свет в окошке, либо стечение обстоятельств типа моей стычки с углежогами. Вообще же на данном уровне развития рабовладельческий строй был, к сожалению, весьма прогрессивен — чтобы уничтожить рабство, надо поднимать экономику и подстегивать эволюцию промышленности и средств производства. А так как всего этого я сделать не могу — надо просто жить так, чтобы мне не было стыдно за свои поступки. Ни больше ни меньше.

Пока же, как иллюстрация отношений хозяин — раб в Оркланде, рабы пасли лошадей, хозяева копали землю. Если быть более точным, вытаскивали камни и немножко копали землю, поскольку вход в подземелье привалили кирпичи стены башни. Вообще‑то до подземелья мы докопались довольно быстро — только узкого лаза колдун оставлять не хотел, предпочитая решить проблему вытаскивания трофеев раз и навсегда.

Первый увиденный мною этаж подземного объекта не впечатлял: поскольку колдун по‑прежнему затруднялся пояснить, сколько пряталось под ним, я назвал его нулевым. Сомнений в том, что объект данными помещениями не ограничивается, никто не испытывал. Даже без сканирования Сигурда, который сказал, что начал чувствовать под нами пустоту.

Как и следовало ожидать, нулевой этаж когда‑то был занят охраной объекта, возможно, часть помещений занимала административная служба. Если прикинуть с точки зрения военнослужащего, не важно какой эпохи, это было вполне логично. Поскольку для проникновения непосредственно на территорию охраняемого объекта нужно было пройти через последнюю линию обороны защитников. Пройти врагам было явно непросто.

Начиналось подземелье с засыпанных кирпичом и только частично нами раскопанных внешних ворот, когда‑то закрывавших собой туннель, ведущий под углом градусов в тридцать вниз. По полу туннеля с верхней площадки до нижней, вдоль стен, шли две лестницы. Между ними красовался выложенный плитами промежуток шириной метра полтора, явно для какого‑то колесного транспорта. Не на руках же все, что необходимо, в подземелье спускали. Внизу когда‑то были еще одни ворота, похоже, аналогичные верхним, из примерно сантиметровой толщины стали. В настоящий момент их разорванные и оплавленные остатки сиротливо застыли по краям входного проема. Сканирование нашего колдуна показало, что свод достаточно крепок и не рухнет от малейшего чиха.

Сразу за остатками воротин на каменном полу лежали кости. В ближайшем рассмотрении оказавшиеся останками защитников, когда‑то защищавших эти ворота. Легионеры попали под магический удар, насколько я мог судить, тот же, что вынес воротины. У всех четверых повреждения ограничивались верхней половиной тела, головой и грудиной, если точнее. У пары в центре и то и другое попросту отсутствовало, верхняя половина доспеха вообще превратилась в оплавленные куски металла. Эти явно оказались практически в эпицентре удара. Вторая пара пострадала меньше. Я машинально отметил, что наша добыча увеличилась на четыре набора отличных поножей и пластинчатых юбок и четыре меча. Все — довоенной работы. Доспехи слегка фонили магией противокоррозийных заклинаний, именно поэтому покрылись только легким налетом ржавчины. Еще два панциря можно было восстановить, затратив некоторое количество времени и усилий. Шлемы, однако, были годны только на металл.

Система обороны объекта была продумана очень неплохо. Враг, выбивший ворота, вовсе не получил возможности безудержно ворваться внутрь, поскольку те выходили на квадратную площадку с примерно тридцатисантиметровыми в высоту бойницами в стенах приблизительно метровой толщины, напротив и справа. Коридор уводил налево, открывая арбалетчикам защитников не защищенные щитами правый бок и спины нападающих. В двадцати метрах по коридору красовался еще один поворот и мрачно смотрели на нас еще три аналогичные амбразуры. Данным инженерным решением штурмовавшие, ворвавшиеся в подземелье, автоматически обрекались на обстрел с трех сторон.

Обстрел взял хорошую плату. Первый скелет нападавшего в прекрасно сохранившейся гномьей кольчуге валялся в паре метров за останками погибших защитников. Всего на площадке погибло пятеро захватчиков, сколоченные ими павезы явно когда‑то перекрывали бойницы, но в настоящий момент мирно сгнили на полу, как, впрочем, и доспехи оставшихся четверых. Было не ясно, можно ли восстановить лежавшее рядом оружие. В коридорчике лежало еще четыре кучки костей, хотя один из них и в ламелляре легионера, но явно трофейном. Большинство захватчиков носило кольчуги, трое, видимо, использовали кожу или набивняк. Все кольчуги, кроме гномьей, представляли собой куски ржавчины, оружие тоже сгнило почти полностью, кроме пары мечей и боевого топора, кстати, тоже гномьего.

Картина боя не представляла загадки. Захватчики подобно Сигурду при штурме башни сколотили толстые дощатые щиты‑павезы и, укрываясь за ними, пошли на штурм, в конце концов приставив их к амбразурам и перекрыв секторы обстрела стрелкам. Так как площадка простреливалась с трех сторон, без потерь не обошлось. Почему маг, выбивший ворота, не вмешался? Разрушить метр кирпича далеко не просто… или еще была какая причина. Тут для восстановления целостной картины не хватало информации.

Осмотр амбразур на повороте коридора показал, что маг или, скорее, маги все же работали по стрелкам, пережженный кирпич вокруг амбразур крошился даже пальцами. Я специально проверил. За поворотом красовались еще одни металлические двери, с огромной оплавленной дырой там, где положено было быть запорам, и лежал еще один костяк нападавшего, с проржавевшим стальным болтом ниже глазницы.

Эти останки неожиданно заинтересовали колдуна. Старикан поднял с пола пару слегка шибающих магией предметов, палочек из какого‑то камня с куском хрусталя поверх, спрятал их в сумку и бесцеремонно перевернул то, что осталось от тела вражеского мага. Кости, несомненно, принадлежали ему, поскольку никому другому прекрасно сохранившийся боевой пояс с привешенными до сих пор частично заряженными магическими артефактами‑накопителями принадлежать явно не мог. Далее мое внимание привлек появившийся на свет божий, если так можно выразиться, меч покойного с характерной аурой, кстати, весьма похожей по спектру на фон от Сигурдова копья. Колдун издал довольное восклицание, однако взять меч в руки торопиться не стал, снова прикрыв артефакт тоже не спешившим разваливаться чешуйчатым панцирем погибшего, не обращая внимание на торчащие из‑под юбки кости.

— Раскопки начинают приносить прибыль? — хмыкнул я.

— Да еще какую! — довольно улыбнулся колдун.

Гейр с Хагеном тоже оживились, Аскель оставался наверху.

Шарниры двери проржавели настолько, что Хаген ее обрушил. Упавшая на пол дверь раздавила еще одни останки в нормально выглядевшей кольчуге. Чуть поодаль лежали два скелета в достаточно хорошо сохранившихся доспехах легионеров, тоже в довоенных ламеллярах, и один нападавший, в ржавых останках чешуи, с не менее ржавым остовом топора в расколотом шлеме. Со стены напротив на нас снова смотрели амбразуры. В закутке слева, бойницы из которого выходили в коридор на повороте, маг нападавших когда‑то сжег двоих стрелков. Их безголовые тела так и лежали возле амбразур. Рядом валялись какие‑то железяки, возможно, остатки шлемов и дуг арбалетов. Коли от температуры перегорает кирпич, удивительно ли, что от костей ничего не остается. Собирать трофеи мы пока не спешили — надо было оценить обстановку в целом.

В коридоре, ведущем направо, защитники свалили еще двоих нападавших, в его конце опять виднелись бойницы. На одном из скелетов была надета явно эльфийская чешуя, которая прекрасно сохранилась, все остальное было полностью непригодно к восстановлению. Дверь в конце коридора когда‑то была деревянной. Конструкторы начали экономить. Колдун повернул налево и, наконец, прошел за линию укреплений, мы проследовали за ним. В помещении справа когда‑то помещался личный состав, поскольку сохранились груды мусора — видимо, остатки деревянных нар, из которых торчали кости нескольких мертвецов и останки доспехов, бойницы из комнаты выходили на площадку на входе в подземелье и через стену в коридор ко вторым дверям. В углу около входа когда‑то свалили в кучу тела троих легионеров. Покрытые легким налетом ржавчины панцири резко контрастировали с лохмотьями, оставшимися от большинства доспехов пациентов, как оказалось, навсегда когда‑то уложенных на нары. Судя по всему, в расположении подразделения охраны нападавшие устроили госпиталь. Но что‑то им помешало вынести и спасти раненых.

В остальных помещениях этажа мы нашли еще тринадцать скелетов, на трех из них были надеты превосходно сохранившиеся доспехи, видимо, дворян Империи, оружие и прочее имущество тоже уцелело. Двое из них при жизни явно были колдунами. Часть этажа была завалена обрушившимися перекрытиями и землей. Остальную от обрушения спасла стена, делящая этаж пополам. Заваленная половина находилась как раз под башней наверху.

Когда нашли лестничную клетку вниз, старик с облегчением вздохнул:

— Спускаться вниз пока не будем — хорошего понемножку.

Возражений не последовало, все были согласны, что для начала надо вычистить уже обследованное. Вдруг еще что обрушится.

Пригодное к восстановлению оружие, доспехи и прочее имущество вытаскали довольно быстро, хотя у почти всех сохранившихся пластинчатых панцирей основа сгнила, приходилось собирать пластины и чешуйки в трофейные мешки — своих уже не хватало, — заодно с костями владельцев. Колдун потребовал, чтобы останки погибших выносились наружу вместе с награбленным и складировались к накопанным наверху костякам. Магия — не панацея, в очередной раз убедился я, и от всего на свете никак не спасет. Хотя доспехи всех троих погибших в подземелье магов сохранились превосходно и кожу ни на одном не надо было менять, только от грязи и плесени очистить, из панцирей даже не стали вытряхивать кости владельцев, положив на носилки как есть.

Чуть погодя старик вместе со мной занялся полноценным обыском в помещениях, отправив остальных наверх снимать ворота, металл которых так же, как оружие некоторых погибших, прошел когда‑то противокоррозийную обработку. Вдобавок было совсем нежелательно, чтобы кто‑то из парней взял в руки какой‑нибудь потерянный колдуном в пылу боя артефакт. Как мы успели убедиться, боевые артефакты не торопились разряжаться или выходить из строя с прошествием времени.

Как мы и предполагали, нулевой этаж был когда‑то занят административными помещениями объекта. Кабинеты, судя по следам на стенах, весьма пострадали в бою, время и влажность также не пощадили содержимого. От мебели остались кучи сгнившего мусора, в которых мы в основном и копались. Впрочем, небезуспешно, поскольку влажность и гниль воздействовали далеко не на все бумаги, хранившиеся когда‑то в этих кабинетах. Сильно удивляться я не стал, помня спич колдуна о требованиях к сохранности документации в Империи. Все найденные бумажонки мы старательно откладывали в сторону, чтобы рассмотреть на досуге. Между делом прибрали некоторое количество монет, с десяток магических артефактов разного назначения, демонтировали с потолков всех осмотренных помещений хрустальные шары светильников, которые надо было только зарядить, и в конце концов наткнулись на целехонькую металлическую дверь с внутренним замком, которая ни в коем разе не хотела открываться. Портить ее тоже не хотелось — заговоренный металл можно было перековать с сохранением всех свойств. А открыть было надо. Архив объекта явно находился на административном этаже, но ничего на него похожего в осмотренных помещениях не нашлось, колдун чуть ранее даже проявил некоторый пессимизм, предположив, что архив находится под завалом. Хранилище документации на объекте присутствовать было обязано, тут дело даже не во мнении колдуна. Социализм — это учет, как говорится, а империализм — тем более.

История Рима и Руси, кстати, тоже тому порукой. Кто знает, что Русь XVII века управлялась не столько царями, сколько дьяками‑бюрократами? Поскольку челобитные на государево имя шли сотнями со всех сторон Руси. Собственно бумаги хватало на всех уровнях государственной пирамиды. Даже в дикой тогда Сибири, в которой небезызвестного крестьянина, торговца, авантюриста, воина и пирата Ерофея Хабарова, например, как‑то посадили в острог с конфискацией имущества за то, что он осмелился обкрадывать данников‑ненцев, прикарманивая выдаваемые им в обмен на меха муку и масло, и «лаял воеводу», когда все выяснилось после челобитной, как считал Хабаров, неграмотных туземцев. То, что имущество ему не вернули, нисколько не помешало этой личности через пару лет после отсидки ворочать товарами на тысячи рублей, опять‑таки засветившись в документах налоговых органов. Ну и заодно по мере возможности участвовать в карательных походах на якутов, слезно умоляя Государя чуть погодя вернуть денежки за потерянных при усмирении мятежников коней и вспомоществовать деньгами неоднократно раненному защитнику царских интересов. Тут все отличалось, по сути, только наложенными на бумагу и пергамент заклятиями для обеспечения сохранности документации.

Вскрыть дверь обычными методами не удалось, даже принесенный сверху срочно изготовленный таран не помог — дверь даже не дрогнула. Старый почесал маковку и начал думать, каким образом надо открыть дверь, не повредив содержимого комнаты. Накалять металл до точки плавления явно не хотелось.

Думал он недолго, после небольшой подготовки долбанув по двери чем‑то из арсенала стихийной магии. Правда, сил вложил как бы не больше, чем в обычное огненное заклятие. Дверь поглотила энергию и осталась стоять, как стояла. Удивиться я не успел, поскольку в исполнении команды колдуна мы с Аскелем опять стукнули в дверь тараном. Внутри явно хрустнуло. Распахнулась она только после четвертого удара. В ближайшем рассмотрении стал ясен принцип действия плетения: что‑то воздействующее на кристаллическую решетку — по всей двери шли трещины. Полезная вещь — если бы не треснул металл язычка замка, мы бы просто выломали кусок двери. Надо будет ознакомиться на досуге.

Внутри действительно был архив. И две мумии, лежащие между стеллажами с документацией и книгами. Одна, лежащая на выложенных на пол книгах, прикрыта прекрасно сохранившимся дырявым поддоспешником. Вторая свернулась в клубок в соседнем проходе, под грудиной торчал меч. Если я правильно понял, второй закололся, бросившись на меч. Все прекрасно бы ложилось в гипотезу о не пожелавших сдаться в плен защитниках, если бы лежащие на одной из полок доспехи обоих покойных были явно не работы мастеров Империи. Причем трофейный эльфийский колонтарь просто не мог принадлежать легионеру Империи — только воину отряда какого‑то благородного рыцаря или ополченцу, никому более. Ни тех, ни других на секретном объекте явно быть не могло. Еще больше вопросов ставила уцелевшая дверь. В таком случае возникал вопрос — кто были эти люди и почему они оказались в архиве? Причем один из них, вероятно, умер от ран, а второй закололся. В данный вопрос фигуры защитников не ложились никак, фантазии на правдоподобную привязку останков в архиве к воинам императора у меня не хватало.

Колдун такими размышлениями не заморачивался — бросился к стеллажам, как мама к ребенку, и забыл обо всем на свете минут на пять.

Я как раз успел осмотреть обе мумии — первый воин действительно умер от ран, из мумии второго даже извлек меч. Наложенные на помещение архива заклятия предотвратили гниение не только хранимых документов, но и находившихся в архиве трупов. Как подозреваю, наложить заклятие, препятствующее испарению воды, куда сложнее, если вообще такое возможно, в результате тела в соответствии с законами физики воду потеряли, а магия не дала сгнить органике. Заодно понял, почему бюрократы требовали налагать плетения не только на помещения архивов, но и на каждый документ в отдельности. Одежда и поддоспешник на обоих погибших были ветхими настолько, что рвались от малейшего рывка. В то же время заляпанные бурыми пятнами книги под первым мертвецом выглядели вполне нормально. В поясах погибших обнаружилось некоторое количество монет и несколько серебряных и золотых колец. Одно с изумрудом.

Остаток вечера мы посвятили вытаскиванию, сортировке и упаковке содержимого архива. Старик в мероприятии не участвовал — увлекся чтением найденного, библиофил.

* * *

Планы с утра обследовать минус‑первый этаж старик успешно обломал, распорядившись запасаться дровами для огненного погребения. Вопрос Аскеля не остался без пояснений:

— Кости погибших сожжем. Нельзя их так оставлять. Слишком много накопилось, да и еще найдем неизвестно сколько. Так что дрова надо готовить с запасом.

— Но…

— Это наши деды! Ты уверен, что среди этих костяков твой предок не лежит? — Пацан потух. — А касательно людей, то они храбро в бою погибли. Тысячу лет рядом с нашими лежали, заслужили в одной могиле быть похороненными. Сейчас уже не столь важно, кто из них кто. В могиле все равны.

— А почему не потом? — удивился уже я.

— Дай мне время. Непонятно мне кое‑что, — напустил туману старикан и уткнулся в толстенный том из захваченной в архиве макулатуры. Просить посмотреть, что его так заинтересовало, я не стал. Сам скажет. Самому тешить любопытство тоже не стоило: если усесться изучать былое, то всерьез. Чтобы ничто не отвлекало.

Пока же все занялись заготовкой дров. Возиться с пилами мне было лень, поэтому валочным инструментом поработала моя перчатка. Как, впрочем, и разделочным тоже — правда, чуть было опять пожар в лесу не устроил. Для доставки чурбаков приспособили лошадей с трофейными же вьюками. Рабы копали будущую могилу на подходящем холмике неподалеку от крепости. Хотя вообще‑то жечь было совсем не обязательно, традиция допускала и обычное погребение. Также, как мы хоронили погибших в Тайнборге. Но в данном случае старик проявил консерватизм, основываясь на обычаях дружин, имеющих привычку сжигать своих погибших. Причем не только на чужой земле, где разрытые тела могли стать объектом глумления врагов, но и на своей.

В подземелье мы полезли на следующий день.

* * *

Сигурд был серьезен и мрачен, неожиданно приказав проявлять осторожность в подземелье. В конце спича пояснив, что ему совсем не нравятся причины, по которым двое людей могли оказаться в архиве и умереть там. Вдобавок оставил Гейра и Аскеля наверху, загрузив их надзором над рабами, которые должны были таскать хворост из леса и рубить подсадины на дрова. Погребение обещало быть королевским. Таскать два меча в подземелье мне было лень, поэтому ограничился практичным для использования в качестве инструмента малхусом и надел перчатку, на случай еще одного взлома. Да и вообще оружие брали вниз так, на всякий случай. Чтобы не выйти из подземелий безоружными навстречу еще одной группе копателей. Внизу было довольно влажно и прохладно, находиться там мы могли довольно долго, поэтому надели поддоспешники.

Лестница сюрпризов не принесла. Стены внизу были покрыты плесенью в заметно больших количествах, чем на нулевом этаже, мне подумалось, что, вероятно, рядом вода — как бы следующие этажи не были затоплены.

Этот этаж был, так сказать, научным: в нем находились лаборатории объекта. Погибло тут всего девять человек. Двое в меньшей степени поддавшихся влаге и времени кольчугах, одна, кстати, производства Империи времен войны, были когда‑то здорово изорваны. Сохранилось и кое‑какое подлежащее восстановлению оружие. В двух из трех лабораторий горел яркий, практически солнечный по спектру свет. Вторая половина этажа так же была завалена, как и наверху.

Я был в шоке. Колдун тоже. Как оказалось, освещение в лабораториях было запитано от магического артефакта‑генератора, весьма похожего на тот, что я видел на маяке. Впрочем, не только освещение, но и большое количество стационарных артефактов различного назначения. От обычного приемника магической энергии, замкнутого на этот магогенератор, который позволял колдуну снимать с него энергию, находясь в лаборатории, до непонятного гроба с россыпью кристаллов драгоценных и не очень камней внутри и снаружи него, гроб был замкнут на генератор напрямую. Собственно, почти все тут погибшие погибли при штурме лабораторий, только один в выжженном изнутри и оплавленном остатке ламелляра погиб у лестницы — надо полагать, маги Императора пытались дать отпор, пользуясь, так сказать, маготехническими возможностями объекта. В ходе боя освещение частично пострадало. Просто, по моим наблюдениям, плетения, заменяющие тут электропроводку, в ходе боя частично были повреждены. Если рассуждать логично, то освещение на нулевом этаже явно было запитано от этого же генератора: нерационально напрягать мага, чтобы он ежедневно заряжал каждый светильник. Даже раз в три дня — это дела не меняет.

При виде гроба колдун вздрогнул и заметно побледнел.

— Что случилось? — заволновался я. Какой‑то смурной он был сегодня. А тут вообще страшно за старого козла стало. Каким бы он ни был убийцей, но я его уже считал если не вторым отцом, то третьим дедом. Если брать только этот мир.

— Прошлое встретил, — ответил старик и, подойдя к гробу, провел рукой по его крышке.

От такого зрелища забеспокоился даже толстокожий Хаген:

— Что вообще с тобой сегодня?

— Рассказать ничего не хочешь? — добавил я. Вот и повод порасспрашивать старого об его прошлой жизни. Как у меня возникли подозрения, теперь я узнаю много нового.

Старик еще раз провел рукой по крышке и ответил:

— Почему бы и нет. Только не сейчас. — Оглядел нашу заинтересовавшуюся парочку и добавил: — Вечером. Что внизу находится, посмотрите — понятнее будет.

Какой вывод? Сигурду уже известно, что мы там найдем.

Методичный грабеж уже обследованных площадей старый колдун предпочел отставить, пренебрегая техникой безопасности, к слову сказать. До этого он был сторонником поэтапного выноса имущества и тщательной разведки перед очисткой следующих квадратных метров от ликвидного имущества. Тут неожиданно заторопился, рискуя пропустить какой‑нибудь неприятный сюрприз, оставшийся от погибших здесь людей. В лучшем случае неудачник рисковал напороться на сработку защиты какого‑то артефакта, в худшем — на штатную ловушку системы безопасности объекта. Об одном таком подземелье в Оркланде ходила неприятная история, не знаю, насколько правдивая. Якобы однажды нашли объект, полный скелетов, мумий и гниющих трупов невезучих поисковиков. Защита объекта воздействовала на разум посетителей. Люди, орки и прочие, кто достаточно долго находился внутри, чтобы плетение взломало барьеры разума или неизощренную защиту амулетов, начинали ненавидеть друг друга настолько, что в ход шло оружие. Судя по уже усвоенному материалу от старого колдуна, создать такое заклятие было вполне возможно. И коли кто‑то когда‑то его изобрел, то неудивительно, что подземелье долго приканчивало нашедших. Вырежут кладоискатели друг друга, а кто и останется не шибко раненным, чтобы умереть от ран или голода, все равно сдохнет в лесу. Лес не любит излишне агрессивных существ, ненавидящих все, что видит, тем более раненых или даже пахнущих кровью. Излишняя агрессия — верный путь неправильно определить силенки потенциальной жертвы. Которая либо прикончит напавшего, либо приведет в небоеспособное состояние, самого сделав добычей. Кстати, по легенде, подземелье было обезврежено по той причине, что один из ватажников по некоей причине, давались разные, вниз не спустился и оказался достаточно крут и сообразителен, чтобы выжить, когда из подземелья выскочил одержимый жаждой убийства друг, или брат, или несколько, разные рассказчики рассказывали разное. При мысли, что теоретически можно создать плетения, внедряющие достаточно хитрую закладку, не гасящую умственных способностей и тактического мышления жертвы, которая вместо размахивания оружием с пеной у рта может тупо отравить или переколоть товарищей во сне, мне стало зябко. Осталось только надеяться на стариковский амулет, который он мне подогнал как подарок на свадьбу, охарактеризовав как в значительной мере аналог моего меча, но интегрированный в общую систему — как с перчаткой, так и с самим мечом. К слову, оба артефакта работали в системе идеально — от перчатки даже подзаряжать амулет было можно. Минусом меча было то, что обнаженный из ножен Черныш, в отличие от подарка, гасил все возможности перчатки за исключением сбора энергии. Амулет — небольшую серебряную пластину с изумрудом посредине — я таскал на шее, на толстой серебряной цепи. Надежда на то, что амулеты коллег по нелегкому ремеслу гробокопателей тоже не подведут, волновала еще более сильно. Хотя их все и изготовил Сигурд.

На минус‑второй этаж колдун спустился все равно первым. Хотя он и торопился встретиться со своим прошлым, но своих обязанностей не забывал.

* * *

На этаже стояла вода — чуть ниже колена. Света нигде не было видно: видимо, линии снабжения энергией также были повреждены. Или отключены, как мне неожиданно показалось.

Первая мысль, что пришла мне в голову, когда я осмотрелся, — тут была тюрьма. Лестница выходила в шлюз с остатками трех металлических дверей. Входная на этаж, далее боковая, ведущая, видимо, в помещения охраны, и третья — непосредственно внутрь. Сталь дверей изрядно проржавела, несмотря на наложенные заклятия. В данном случае реакция окисления оказалась сильнее магии. Внутри был коридор с камерами по бокам, решетки магической обработки явно не имели, поэтому от них осталось немного. В основном ржавые сталагмиты, свисающие с потолка. Единственная почти уцелевшая решетка была разрушена парой ударов руки, сталь проржавела насквозь. В камерах сгнило все, в одной из двух комнат служебных помещений лежали четыре скелета. Под водой в большинстве камер тоже лежали кости. Коридор стал последним пристанищем для семи человек. Понять, кто какую сторону представлял, было почти невозможно, по останкам доспехов с большой долей вероятности можно было предположить что, по крайней мере, двое — защитники.

Когда Сигурд осматривал камеры, его лицо напоминало маску. Невозмутимость пробило только обнаружение еще одной стальной двери в конце коридора, тоже прогнившей от ржавчины. Камеры и служебные помещения тоже занимали далеко не все помещения на данном этаже, что‑то находилось и за последней дверью. Узнать что, перспектив тоже не было, поскольку и там обвалился свод. Я предположил, что этаж затопило именно отсюда. К счастью, грунтовые воды пролегали довольно глубоко, поэтому этаж затопило только частично. Да и башня, возможно, развалилась из‑за обрушения подземелья. Второй половине подземелий не дала обрушиться поперечная несущая стена.

Добычи тут было мало, нашли несколько непонятных артефактов в служебных помещениях и подобрали некоторое количество монет, в основном из‑под скелетов. Останки, закованные в ржавчину, вытащили на носилках, собираясь перед сожжением проверить насчет наличия денежных поясов под остатками доспехов. Кости из камер колдун собирал лично.

* * *

Вечером я получил ответ на странности поведения старого колдуна. Если быть точным, ответ получили все, поскольку затравкой лекции послужила фраза Хагена во время ужина, вспомнившего о своих вопросах касательно извлеченных из камер нашим колдуном костей:

— Прости, Сигурд, за вопрос, но не расскажешь ли, отчего в клетках кости такие маленькие лежали — те же черепа, например? Дети там были, что ли?

Кое‑какие вопросы соратниками задавались и в процессе зачистки подземелий, но их старик проигнорировал, мотивируя занятостью и пообещав ответить на все вопросы позже.

В том, что кости принадлежат детям, я был уверен на девяносто процентов. Возникал вопрос — зачем имперцам держать в заключении детей? Ответ в принципе прямо просился, заодно делая понятным поведение старика в подземелье, но при этом ставя много новых вопросов. Пока же я предпочел послушать соратников. Тем более что ответ волновал и меня.

Старик меня не разочаровал. Хотя перед этим порекомендовал рабам прогуляться подальше, прямо пояснив, что разговор не для их ушей.

— Может, и не стоит вам все как есть рассказывать, — степенно начал старик, обведя нашу теплую компанию взглядом. — Край‑то поймет, я в этом не сомневаюсь. А вот остальные много нового рискуют услышать. Хотя Аскель все равно рано или поздно узнает, если уже не осведомлен. Ну, будем надеяться, что и вы поймете, вроде бы не дураки.

Последнее он сопроводил внимательным взглядом в сторону обгладывающих кабаньи ребрышки Хагена с Гейром. Потом продолжил:

— А в камерах действительно были дети. — И, не дожидаясь следующего вопроса, добавил: — Эльфов или гномов — не знаю.

Я промолчал: уже догадался, зачем детей нужно было держать за решеткой и чем занимался персонал объекта.

— Пленные, что ли? — удивился Хаген. — А колдуны зачем?

Мужик был далеко не дурак, но версия, что зеленые орки произошли от эльфов, среди сказителей в Оркланде популярностью не пользовалась. Старики эту тему тоже старательно обходили стороной. Хотя многие могли сложить два плюс два или знать правду из той же литературы. Мой дедушка, например, нисколько не удивился, когда я как‑то вечерком ляпнул о нашем родстве. Хаген же, похоже, решил, что данное подземелье предназначалось для содержания пленных под выкуп. Колдун от просветительной лекции не удержался, по своему обыкновению:

— Как зачем? Орков делать, чего же еще!

— Так… — хотел задать Хаген очередной вопрос и неожиданно потух, сбившись с мысли и задумавшись.

— Именно, — хмыкнул старик, — кто знает, возможно, именно в этом подземелье кого‑то из твоих предков в орка превратили.

Что интересно, Гейр продолжил кушать свинину как ни в чем не бывало, явно нисколько этой новости не удивившись. Впрочем, коли у него родня среди поисковиков, сомнительно, что он не в курсе как основных исторических событий, так и истории нашего происхождения. Хотя я сомневаюсь, что и эльфы сильно уж популяризируют родство с зелеными орками, во всяком случае среди людей. И уж всяко, не в исторически правильной версии дети, насильно превращенные в орков, в свете указов Совета Князей об полном уничтожении орков, не смотрятся с точки зрения эффективности пропаганды.

Меня же заинтересовало другое:

— Так откуда они детей брали? Мор когда начался? Откуда эльфийские дети под конец войны в этом подземелье?

— А кто тебе сказал, что это непременно эльфы? Что, гномами, — махнул рукой в сторону гор, — из Белых гор быть не могут? Королевство Белых гор как раз под конец войны уничтожили. Последние анклавы вообще в самый разгар Мора, если ты не знаешь. Когда в горы остатки еще нескольких легионов отступили. Люди нашей крови и серые, что в горах и предгорьях живут, их потомки. Да и людскими, что в серых орков превращали, тоже вполне могут оказаться.

— В последнем сомневаюсь, — возразил я, — для начала, в камерах держать не надо. Если, конечно, добровольно на такое шли. Или родители отдавали. Во‑вторых, или ты ребенка преобразуешь, сколько лет надо ждать, чтобы в бой пошел, или израненного ветерана‑легионера? Особенно под конец войны!

— Верно говоришь. Значит, гномы. Или эльфийские — из тех, что флот в набегах захватывал.

— Так тот гроб для преобразования и служил? — подал голос Гейр.

— Да, — кивнул старик.

— И как, он работает? — продолжил интересоваться парень. Не знаю, из каких соображений. Любопытства или меркантильных интересов. Мне тоже пришло в голову, что рабочий артефакт такого назначения не просто дорого, а очень дорого стоит. В первую очередь благодаря наличию управляющих программ по преобразованию. Не верилось как‑то, что преобразованием с получением заданных свойств у всей полученной продукции управлял живой человек.

— Нет, — покачал головой старик. — Все управляющие кристаллы если не разрушены, то от информации очищены. Сам ящик чист, как слеза младенца. Можно использовать без всякого труда, если раздобыть артефакты с преобразующими плетениями. Которых нет. Сами преобразующие заклятия тоже утеряны, в большинстве. В общем‑то использовать этот гроб можно, но не по прямому назначению. Знаний мало уцелело.

— Сами обороняющиеся заклятия и информацию стерли? — уточнил я, памятуя о требованиях по соблюдению режима секретности в своей прошлой жизни. — Как понимаю, так положено было?

— По всей вероятности, да. Не слышал, что эльфы живых людей могут преобразовывать. А коли бы они эту тайну раскрыли, непременно бы попытались.

Эффективность мер по соблюдению режима секретности во времена Империи произвела впечатление. Страна потерпела поражение, но победители не смогли добраться до, по крайней мере, некоторых столь интересных ее секретов. Хотя тут, несомненно, помог Мор. Когда у тебя сотнями начинают помирать подчиненные, не до раскрытия чужих тайн — самому бы не заболеть.

— Другой вопрос. Что в этом подземелье произошло? Смотри, мы видим кучу трупов, погибших в камерах детей, даже на дворе неограбленные тела лежать остались, те два мертвяка в архиве отчего‑то заперлись. Теперь скажи мне: что там могло произойти, что никто не выжил? Ты много воевал, можешь себе представить отряд, что до последнего воина подземелье штурмует? Да ни в жизнь!

— Документы надо смотреть, — пожал плечами колдун, — что в заваленной половине находилось. Вычистим окончательно подземелье — и займемся. Сейчас этот вопрос, думаю, не горит. Судя по мною просмотренным, тут переделкой людей, гномов и эльфов не ограничивались.

— Что ты там вычитал? — синхронно заявили мы с Гейром. Хаген с вопросом чуть запоздал. Аскель впитывал информацию молча.

— Нечисть, — лаконично пояснил Сигурд.

Пока мы переваривали сказанное, добавил:

— Полагаю, она тут все живое и вырезала. Те же «мертвые воины», для примера. Да мало ли что тут могли делать.

— Не понял, как это — всех? — наконец подал голос Аскель.

— Очень просто, — пояснил старик. — Проблема нечисти в том, что она тупая до изумления. То есть ее можно сделать умной, но потом не удивляйся результатам. Основная причина, что ее неохотно использовали в больших сражениях, да и вообще воюя, это то, что невозможно предсказать, что она вытворит в будущем. Вот для примера этот самый «мертвый воин». Крепость какую охранять поставить — легко. Главное, приказы правильно отдавай. А вот в поле, выпусти ты этих тварей в бой, как они определят, кто друг, кто враг? Особенно если на поле боя ополчение или дворянская конница, например, в трофейных эльфийских доспехах? А если тварь достаточно умная, то может вообще оказаться кисло. Мертвяк рубит рыцаря в трофее, его пытается защитить легионер — кончается тем, что мертвяк крошит всех подряд. Спрашивается, зачем нам тогда такая тварь? А если прямо каждой управлять, никаких магов не хватит. Вообще этот недостаток некроманты выдумали как обойти, но возникли другие, кабы не хуже. В связи с чем от использования нечисти в сражениях отказались. Так, крепости, дома охранять, в окрестностях вражеского лагеря тварь выпустить и прочие мелкие гадости. Ну или крупные, как, например, сотню‑другую таких тварей зараз на врага отправить, но это редко. В этом случае их применение в сражениях бывало. Разобьют они вражеский строй, а дальше что? Рано или поздно уцелевшие твари на своих набросятся.

— Так что, защитники свою нечисть на нападавших спустили? — включился я. — А кто им мешал пораньше напустить?

— А с чего ты решил, что останки нечисти ранее не попадались? — усмехнулся старикан. — Хочешь, завтра покажу самое меньшее парочку? Специально черепа осматривал. Вероятно, защитники под конец все, что могли, в бой отправили. Включая недоделанных тварей, что своих от чужих не отличают. Думать тварь заставить немногим легче, чем ее тело преобразовать. Иначе эта парочка в архиве бы не заперлась, как понимаю. Что угодно может быть. Может, из защитников и уцелел кто‑то. Нечисть оставили крепость охранять и ушли, для примера. Или дверь архива какой‑нибудь палкой подперли — и ушли. Всякое может быть.

— Возможно, — согласился я, — а куда она тогда делась, если ее оставили?

— А ты уверен, что ее оставили? Даже если так, что угодно могло произойти. В подземелье нечисти было не выжить, как вход завалило. Даже этим тварям чем‑то питаться надо. И спячка без пищи длиной в тысячу с лишним лет — это несколько многовато даже для таких тварей. Наверху проще. Либо ушла, либо прибили.

— Понятно.

Далее я хотел задать вопрос, почему Сигурда так заволновало подземелье и «переделочный» гроб, но постеснялся. Решил, что целесообразнее такие вопросы задавать тет‑а‑тет, — слишком личные. Тем более что любопытство парней прорвало плотину сдержанности, и они все втроем насели на колдуна, интересуясь его знаниями истории. Особенно усердствовал Хаген, явно заинтересовавшийся тем, о чем еще его вводили в заблуждение наши пропагандисты.

Случай поговорить представился на четвертый день. Как раз тогда, когда мы закончили чистку подземелий окончательно. Включая раскапывание и просеивание грязи и мусора, оставшихся на месте той же, например, мебели. Дивидендов последнее принесло немного на фоне общей добычи, но было оправданно. Не тот богат, кто много зарабатывает, а тот, кто деньгами не разбрасывается.

Вечером Сигурд лично поджег дрова в будущей могиле, куда мы под его руководством не поленились стащить все кости, которые удалось найти в крепости. Осталось только рассортировать остатки найденного имущества и зарыть могильник. Но это уже на следующий день.

Общественность, включая рабов, удалилась в лагерь, а сам старик присел у остатков стены замка и оттуда смотрел на пылающий костер. Я решил, что он достаточно размяк для правдивых ответов, его поведение внизу ясно говорило, что рассказал он об этом подземелье далеко не все.

— Можно личный вопрос задать?

Старик удивленно повернул голову:

— О чем?

— О твоем прошлом, — решился я.

— Ну что ж, говори, — на секунду задумавшись, хмыкнул старик.

— Почему тебя это подземелье так взволновало? — начал я. — Внизу ты как будто по могиле матери ходил. Этот гроб гладил, будто он тебе ранее знаком был. Кости в камерах лично собирал. Мне вот и стало интересно, где ты это все ранее мог видеть и почему это тебя так волнует?

Колдун задумался:

— На это только ты внимание обратил?

— Нет, все. Но у парней это из ленивого интереса не вышло. Мало ли что в твоей жизни бывало. Тем более что Аскель молодой, его больше деньги и артефакты интересуют, а Гейру Хаген рассказал, он сам этого не видел.

Старик оглянулся по сторонам с задумчивым выражением на лице.

— Все на стоянке, никто не подслушает, — невозмутимо сказал я.

Старик опять хмыкнул.

— Тяжело с тобой общаться. Постоянно забываешь, кто ты на самом деле. Облик постоянно с толку сбивает, если самому себе не напоминать.

Кинул взгляд в сторону костра и задумался. Я не мешал. Ответит — хорошо. Не ответит — ничего страшного. Лишь бы врать не начал.

— Ну что ж, хорошо. Отвечу тебе, коли заметил. Все равно рано или поздно узнаешь, — подумав, решился старик. — Правильно ты меня понял, юноша, действительно мне этот артефакт знаком, и подземелье — не это, такое же. — Задумался на несколько секунд, то ли думая, как сформулировать, то ли решаясь открыть карты. — И такие же камеры мне знакомы. Я в них сидел. И в гробу этом мне полежать довелось. Правда, трансформации я не помню. Помню только боль. Уже потом, после нее.

Я обалдел. Нет, у меня были сомнения касательно старого колдуна, его истинного возраста в том числе, но то, что старый хрен коптит небо почти полторы тысячи лет, меня все же несколько удивило. Мягко говоря. Данное предположение у меня ранее, правда, тоже всплывало, но отметалось за недостатком доказательств и явной неправдоподобности.

— Так ты что, во времена Империи родился?

— Конечно.

— Еще скажи, в легионах повоевать успел!

— Успел, — спокойно кивнул старик. — Только императорские конные егеря, а не легионы. Императорская гвардия. Третья когорта. Орочья.

Вообще термины «легион» и «когорта» я перевел в контексте, как наиболее близкие по смыслу. С тем же успехом легион можно было назвать полком или бригадой, а когорту батальоном.

Новость надо было осмыслить, а то я не знал, что спросить, мысли разбегались, интересовало все. Наконец вычленил основной вопрос, решив, что расспрашивать надо по порядку:

— Так ты помнишь, как тебя трансформировали? Сколько же тебе лет?

— Именно как трансформировали, не помню. Помню, как клали в этот ящик, помню боль, помню, как очнулся в камере. Не более того. Кроме того, помню, как выглядели тогда подземелья. Колдунов, что нас превращали, легионеров, что охраняли. В общем, почти все.

— А кем ты был до трансформации, вспомнить не удалось? — поневоле заинтересовался я, памятуя о рассказе того же колдуна о чистке памяти трансформируемых эльфов. Первичная тема для общения была найдена.

Старик задумался, внимательно рассматривая меня. Потом решился:

— О том, что надо молчать обо всем, что услышишь касательно лично меня, тебе напоминать надо?

— Нет, — ответил я. Я действительно старика понял — он был в своем праве.

— Почему же не удалось, — продолжил колдун, — удалось. Собственно, я и не забывал. Стереть память мне не смогли.

— И как? — подразумевалось, что выжил. Колдуны Империи явно не потерпели бы брака в работе.

Старик меня понял:

— Вообще‑то почти случайно. Я был уже достаточно большим, когда в плен попал, для того чтобы заклятия, защищающие разум, были наложены. Так что прочитать меня не удалось ни до, ни после трансформации. Под нож тоже пускать не стали — то ли перспективный материал пожалели, то ли меня самого. Вдобавок от заклятий, что память стирают, защита разума обычно бессильна. Так что причин считать, что память стереть не удалось, у них не было. Ну и у меня ума хватило понять, как себя вести. Повезло дважды — но в камере нас двое было, можно было посмотреть, что можно помнить, а что нет, и главное, заклятие хоть и не подействовало как надо, но на какое‑то время память приглушило.

— И что ты… — Я хотел поинтересоваться, почему, коли Сигурд сохранил память, он сохранил верность Империи. Явно при его захвате без крови родных не обошлось.

Старик опять понял меня, не дав закончить фразу:

— Хочешь знать, почему я Империи верно служил? Хотя она моего отца убила? Мать не знаю, наверное, тоже погибла.

— Конечно, — кивнул я.

— А причину я тебе уже говорил. Эдикт Совета Князей. Может быть, я бы и не поверил, коли ребенком в неволю попал, не знал еще, как дома эльфов друг друга любят. Перебежал бы к ним, и меня тихо в каком‑нибудь подвале и удавили. Да судьба иначе сложилась: показали родственнички свое истинное лицо и мое место в этом мире. Вовремя показали.

— Как это?

— Очень просто, мальчик. Приносящие Смерть всех эльфийских домов во исполнение Эдикта занялись уничтожением как орков, так и лабораторий, что их трансформируют. В одном из домов не повезло оказаться и мне.

— В смысле, не повезло?

— В самом прямом. Вырезали охрану наверху, а потом почти всех в подземельях. Кое‑кто отбился, в лабораториях там забаррикадировался или спрятаться удалось. Я, честно говоря, тут несколько удивился, что с уцелевшим источником энергии защитников людей лаборатории взять удалось. Тогда же из тех, кто был в камерах, выжил один я.

— Так они что, всех подряд резали?

— Разумеется. Я, понятно, уже к тому времени позеленеть успел, и вообще нас на днях отправлять собирались. А вот напротив моей была камера с новенькими — их не то что трансформировать, даже память подтереть не успели. Те как Приносящих увидали, так радоваться начали. Только недолго. Тот спросил, из какого они дома, сказал, что передаст соболезнования, как увидит их родичей, и прикончил обоих. Мечом прямо через решетку. Мальчишки даже удивиться не успели.

— А зачем они это сделали?

— Как зачем? Этот Приносящий Смерть что делал? Эдикт исполнял. Как он узнает, трансформирован пацан или нет, — первое время облик‑то не меняется… Да и вообще откуда он знал, какие еще эксперименты на них могли ставить? Вдобавок мальчишки не его дома, и тащить их по лесам, от погони скрываясь, удовольствие тоже небольшое. А если дом враждебный, то друзьями все равно не станут. Попытаться помочь он им не захотел, даже если мог попытаться. Предпочел убить.

— А ты как уцелел?

— А я к решетке не пошел, когда звали. Вот меня к стене болтом и пригвоздили. Даже успел дернуться, поэтому ублюдок в сердце не попал. А вот сокамерник послушался. Его мечом пропороли.

— Когда выносили трупы, обнаружили?

— Не совсем. Я вовремя очнулся, когда по коридору уже егеря ходили. Ну и застонал.

— Как еще выдал себя потом… В бреду‑то!

— В общем‑то выдал. Сразу же. Когда меня на руках на верх несли. Меня несут, а я кровью булькаю и умоляю найти этих Приносящих и убить. Всех. На эльфийском. Опять повезло, что сотник императорских егерей не в курсе был, на какую глубину эльфам перед трансформацией память чистят. А уцелевших колдунов поблизости не случилось. Потом‑то он понял, что я все помню, но уже поздно было.

— Что поздно?

— Я уже у него приемным сыном был.

— Что‑о‑о?!!

— Понравился я ему тем, что убить их всех просил. — Старик засмеялся. — Сына у него не было — погиб как раз перед этим. Две дочери хоть и остались, да толку? Он хотел родовое имя сохранить. И тут я, кровью булькая, за себя отомстить прошу, причем именно в этот день у отца траур по сыну кончился. Он и загадал, если я выживу, то меня усыновит. Как раз тогда из серых орков вторую когорту егерей в гвардии собрались формировать. А до той поры императорских егерей была всего одна когорта, тысяча человек. Это десять сотников. И все Императору известны. Коли один из них в ходе разбирательства обстоятельств нападения у самого Императора милости просит — единственного уцелевшего в подземелье ребенка усыновить, и Император не возражает, — кто усыновлению может помешать?

— И что дальше?

— Да ничего, — пожал плечами старик, — я уже был для него сыном. А он для меня отцом. Так что опять повезло. Мне в молодости почти также, как и тебе сейчас, удача перла. Так что я один из немногих из первого поколения зеленых орков, кто в семье воспитывался, а не в воинской школе. Серых‑то орчат к тому времени модно было если не усыновлять, то воспитывать. Так что старик рискнул промолчать. Ну а я его не подвел. Это мой второй отец. Я в общем‑то не за Империю воевал. Я воевал за Империю, которой служит мой папа. Вдобавок к тому времени, как настала пора в бой идти, я уже этот эльфийский Эдикт наизусть помнил. А зрелища того, как Приносящие Смерть детей в камерах убивают, до сих пор не забыл. Он даже женить меня успел на своей младшей, по старому кодексу, прежде чем с Императрицей в шторме не погиб.

— В смысле, старому кодексу?

— Ранее усыновленный мог получить имущество, земли и прочее от своего приемного отца. Но не мог получить родовую фамилию. Полное усыновление шло только после женитьбы на своей сводной сестре или другой близкой родственнице по принявшему клану, со всеми правами и обязанностями.

— Понятно.

Мысли путались — настолько многое хотелось у старика спросить. Наконец родил:

— Так сколько ты раз женат‑то был? И детей у тебя должно быть много! Так мы все что, выходит, твои потомки?

— Ну, допустим, далеко не все. Ты, как и все А'Корты, действительно один из моих правнуков. В А'Кайлах тоже моя кровь течет: Бард А'Кайл мою дочь за себя взял. Да и позже от меня бабы там рожали. В других кланах мои потомки тоже, конечно, есть, но гораздо меньше. Да и те в основном через жен. Кстати, ты по моей первой жене правнук. Про которую я тебе сейчас рассказывал. Так что кровь Вермунда А'Корта течет и в твоих жилах, мальчик.

Я был в шоке. Еще один дед. Да еще какой! Патриарх, туды его в качель. Интересно, а оставшаяся парочка знает? Последним и поинтересовался:

— А старики знают? — Получить ответ стоило именно сейчас, во избежание неприятных ситуаций в будущем.

— Кто я? Ярл знает. Нас из первого поколения выжило четверо. Все мы ярлам, конунгу и кое‑кому из их ближников известны наперечет. Даже в Кругу Ярлов участвуем, коли есть желание.

— И никто не возражает?

— Чего‑о‑о? Кто же, наши же внуки и правнуки запретят, что ли?

— И что, — я замялся, ища, как правильно выразиться, — никто из ваших детей такой же долгой жизни не унаследовал?

— Нет. Даже от эльфиек, по какой‑то причине. Хотя, если честно, в последнем не уверен. Всех мне известных помесей между нами, орками первого поколения и эльфами, убили задолго до наступления старости.

— Ты говорил, что у тебя от эльфы дети были?

— Были. Двое. Оба погибли вместе с матерью, — отрезал мой новоиспеченный, если точнее, то староиспеченный, дедуля. Из деликатности я не стал настаивать на освещении данного отрезка его воспоминаний. Понятно, неприятная тема.

Новости следовало обдумать, чтобы продолжить расспросы позже, пока же решил поинтересоваться только одним вопросом, напоследок:

— Коли тебе память стереть не сумели, тогда ты помнишь, к какому дому принадлежал? — Не сказать, что меня сильно бы взволновало, если бы пришлось резать дальних родственников, но было все равно любопытно.

— Конечно, помню, — ответил старик, лениво махнув рукой. — Дом Черного Дракона.

— Сколько там у них, ушастых, этих драконов? — поневоле хмыкнул я.

— Сейчас или тогда? Серебряные, ты с ними встречался, Белые Драконы когда‑то давно отделились от Серебряных, со взаимной резней, естественно, были обескровлены в Войну и Мором окончательно уничтожены. Черные Драконы — дом уничтожен императорской армией. Красные Драконы в силе и сейчас, первейшие союзники Серебряных. Было четыре дома Драконов, если не считать того, что Серебряные признали мятежников домом только в Войну, осталось два. Может, из моих родичей кто и уцелел, но явно немногие. Да и те, думаю, присягнули другим домам. Кровные враги были и у нас. Значков с Черным Драконом мне за все эти годы еще не попадалось.

— А кто твои родители по положению были? — продолжил я расспросы.

— Интересно, какого ты рода? — хмыкнул старик. — Интересуешься корнями? Радуйся. В клане наш род был одним из старших. А мой отец, твой очень далекий прадед, был сотником Приносящих Смерть дома. Одним из которых предстояло стать и мне. Именно поэтому колдуны Империи ни в памяти моей порыться не могли, ни стереть ее. Защиту мне лично отец ставил — неслабый был маг, как я теперь понимаю, вдобавок один из главных убийц дома. Вот и постарался предусмотреть все как касательно моей будущей службы, так и моей же безопасности. Врагов у него и среди своих, как ты сейчас можешь догадаться, хватало.

Все. Хватит. Пищи для размышлений вполне достаточно.

 

ГЛАВА 4

Тешить простое любопытство относительно воспоминаний старика я не видел никакого смысла. Его дом был уничтожен, а расспрашивать, какими он запомнил своих родителей, было как минимум невежливо. Куда больше меня интересовали воспоминания прадедули про его более зрелый возраст. О той же Войне, например. Что представлял собой Мор, было ясно и так. Вымирающие города и деревни, тысячи беженцев, на этом фоне резня с оккупантами и своими же с целью захвата ресурсов для выживания — той же жратвы, например.

С другой стороны, рутина меня тоже не интересовала. Армии во все времена одинаковы. Войны тоже, с точки зрения рядового солдата, по крайней мере. То, что в одном случае он таскает копье, меч и доспехи, а во втором автомат с бронежилетом, дела шибко не меняет. Что представляли собой эльфы, я уже знал и сам, представление об их вооружении и тактике на сегодняшний момент тоже имел, расспрашивать об этом же самом времен Войны стоило только в случае попытки написать трактат по военному искусству с названием типа «Эволюция тактики эльфов с течением тысячелетий». Люди интересовали меня еще меньше. Не в последнюю очередь, оттого что в Мор они явно потеряли боевой опыт войны с Империей полностью.

Но для того, чтобы расспрашивать Сигурда о Войне, надо было о ней что‑то знать. Знал я немного. Причем заметную часть из рассказов колдуна. О гибели флота Империи во главе с Императрицей, по ее собственной вине в том числе. Тут, оказывается, вместе с ней еще и мой далекий прадед погиб, приемный отец Сигурда и родной — его первой жены. Потомком которых являюсь я и весь род А'Корт. Кстати говоря, рассказ старика навел меня на мысль, как его звали когда‑то. Уж кого‑кого, а отцов‑основателей рода у нас помнили, тем более что подвигов за ними числилось изрядно. Вдобавок озвученная фамилия Вермунда А'Корта не оставляла просторов для размышлений. Сигурд в глубокой древности не мог быть никем, кроме легендарного колдуна Сигмунда А'Корта, главаря банды зеленых орков, от членов которой наш род и повел историю. Что род принял родовую фамилию именно от него, не скрывалось, но в подробности никто не вдавался.

Решил расспрашивать старика о прошлом по мере накопления интересующей информации. Пока же, уже двигаясь к лагерю, ограничился вопросом:

— Зачем ты имя сменил, да и вообще так, по‑серенькому живешь? На глаза не показываясь?

— Устал я. Править не хочу. Присматривать за внуками куда проще, — усмехнулся старикан. — Да и куда безопаснее. Бессмертие мне удалось сохранить, а значит, мои дети на мое место усесться никак бы не могли. Зачем искушать одержимых властью? Как‑то неохота выжить в Войну и Мор, чтобы рано или поздно какой внучек отравил или зарезал в собственной постели. А потом половину потомков под нож пустил… Сейчас, когда лэрдов и хевдингов избирают, для них же власть куда безопаснее. Как, впрочем, и ярлам с конунгом. Их дети всегда могут рассчитывать на наследство. Даже не считая того, что и мы за ними всеми присматриваем, глазами наших учеников в том числе.

— Ты про колдунов?

— Да. За сотни лет даже слабые способности развить можно, даже если не в смысле силы, то в искусстве обращения с тем, что имеешь. Те, кто ленился или не хотел, давно в земле сгнили. Так что большинство колдунов зеленых орков принадлежат к нашим четырем школам. То, что некоторые ученики основали свои, дочерние, дела не меняет. Нам же проще тайну сохранять. Еще одна ведет историю от легионного колдуна — человека, к слову сказать, прямого предка твоей жены Кольбейна А'Тулла, последняя, шестая, потеряла основателя где‑то пятьсот лет назад, во время последнего вторжения. Кетиль тоже был наш, из первого поколения. Его школа в основном состояла из представителей клана Ас'Браги, ну и погибла вместе с ним.

— Как это погибла? Клан целиком же истреблен не был?

— Именно, например, в род А'Корт приняли остатки пяти семей рода А'Тулл. Молодежь всю переженили на А'Кортах, так что уже во втором поколении они были кровно связаны с новым родом, только старое родовое имя никто менять не стал. С магическими школами было сложнее: одно дело — брать в ученики необученного юношу, другое — недоученного колдуна, а из своих старших в этой школе почти все погибли. Поэтому Бурые Медведи — сейчас самая слабая из всех магических школ Оркланда, в первую очередь по своим знаниям. Акулы А'Тулла пострадали не намного меньше, но адептов в других кланах у них было значительно больше, поэтому потери были менее значимы. Молодежь, что уцелела в боях, удалось доучить.

— Я у тебя сколько учусь, а про школы только сейчас рассказал, — тем временем удивился я.

— Да неужели? Информацию о школах Оркланда я тебе как раз давал, и довольно давно. — Я попытался порыться в памяти в поисках интересующей меня информации, гадая, не начался ли у старого склероз от возраста, или ум за разум заходит, при возрасте в полторы тысячи лет это несложно. И неожиданно ее получил. Надо полагать, раскрылся искомый файл. Недостатком прямого вложения информации в мозги, помимо прочего, было частое зависание вложенного в памяти, со всплытием под воздействием внешних факторов. В основном интереса к теме файла. Пока же я большого любопытства не проявлял — как подозреваю, информация могла ничем себя не проявлять годами. Тем временем старик продолжил: — Вражды между школами у нас нет. Стычки между колдунами, конечно, случаются, сам понимаешь, но не более. Стараемся решать такие дела в своем кругу.

— А зачем вам, старшим, скрываться?

— Помимо того что я говорил, не забывай о наших родственничках. И подумай, сколько крови за века я один им пустил. На младшие роды можно особо внимания не обращать, а вот старшие память имеют долгую, и возможностей отомстить у них хватает. Пока Оркланд с миром связан не был, все было прекрасно. А сейчас если не скрываться, то не светиться приходится. Знаешь, я от власти не за тем ушел, чтобы убийц на собственном дворе увидеть.

— А как вообще удалось добиться, чтобы про вас забыли?

— Большим трудом, — опять хмыкнул старик. — Даже память чистить болтунам приходилось. Думаешь, почему про колдунов так мало старики рассказывают? Даже если колдуны родня? Отучили. Умные поняли и так, глупых заставлять пришлось. Неладное кое‑кто даже если и чует, но молчит. И молодцы. Бывает, и вопросы задают, конечно. Но редко. Старики обычно соображают, что к чему, и редко имеют неосторожность при молодых ляпнуть, сколько, например, меня знают. Разве что баба какая язык распустит.

В общем, понятно. Не все в мире так просто, как кажется. Особенно политика. Если я правильно понял, через своих колдунов четыре орка полутора тысяч лет от роду из тени просто‑напросто управляли — если не страной полностью, то зелеными орками точно. Оставив рутинные вопросы на своих детей и внуков, которым оставили богато украшенные кресла. От этого и поразительно спокойная внутренняя политика власть имущих, при большом количестве мелких конфликтов в стране, никогда не перерастающих в крупные, становилась понятна. Если же учесть информацию из вложенного файла, что рамки указанных Сигурдом школ не ограничивались зелеными орками, проще говоря, очень значительная часть колдунов серых принадлежала к нашим шести школам, становилось ясно, отчего конунги и ярлы Оркланда, какому бы племенному союзу ни принадлежали, достаточно редко решали свои конфликты оружием. Невероятно. Мой учитель был одним из четверых серых кардиналов, что если не определяли, то оказывали серьезное влияние как на внешнюю, так и внутреннюю политику Оркланда. Что я и поспешил уточнить. Старик развеял мои сомнения:

— Я бы так не сказал последние лет двести — про себя во всяком случае. Лично я уже лет пятьдесят не то что в кругу ярлов, даже среди ближников ярлов не сидел, когда решения принимали. Устал я от политики. Ею надо заниматься или постоянно, или вмешиваться только тогда, когда другого выхода нет. Ярлов мы давным‑давно отучили наши законы не соблюдать или тем более изменять, так что вмешиваться не пришлось. Самые важные новости ученики, конечно, мне доносили. Но не более того. Правильнее, что мы присматриваем за нашими потомками, как я и говорил.

Вывод. Старики не правят из тени, а оказывают влияние на политику кланов в случае необходимости. Даже не обязательно сами — вполне вероятно, советниками ярлов и конунга работают колдуны, выполняющие указания глав своих школ. Неудивительно, что дедов придворный колдун был так предупредителен с Сигурдом. Интересно, круг первого поколения, или колдунов, в общем, есть? Вполне возможно, причем даже вероятнее.

Чуть погодя старик отомстил мне за излишнее любопытство. Остатки этого вечера были посвящены сеансу загрузки информации. Воистину, во многих знаниях многие печали. А два следующих дня — пытке мигренью и попыткам сохранить здравость рассудка при распаковке вложенных файлов. На этот раз знаний по линии Искусства не было, все вложенное касалось истории Оркланда, в том числе и взаимодействия власти с магическими школами. Довольно много файлов из личных воспоминаний старика шли как иллюстрации к освещаемым событиям.

Старый хрыч понял меня без слов. Вложив вообще все, что меня интересовало или могло заинтересовать. Начиная от правил эльфийского этикета из своих детских воспоминаний, тактики боевых действий егерей Императора с иллюстрациями правильных и неправильных действий чуть более зрелого возраста — и заканчивая полной характеристикой отношений в колдовской диаспоре страны. Как среди колдунов в отдельности, так и между школами.

Когда удалось прояснить свой разум, первое, что мне пришло в голову, это мысль о том, что вкладываемые в разум учеников файлы явно подготовлены заранее, в рамках учебной программы подготовки колдуна. Некоторые, вполне возможно, сотни лет назад. Удивительно ли, что лишенные таких технологий работы с разумом люди и эльфы так опасаются оркских колдунов? Эффективность обучения в десятки раз выше, ограничиваясь, по сути, только способностями ученика к обработке информации, точнее — опасениями, что свихнется от перегрузки. И даже куда более прогрессивное обучение учеников в Академиях и прочих учебных заведениях в большом мире дела не меняет. Также стало ясно, почему при столь серьезном участии колдунов в вертикали власти в стране, именно стране, как я убедился, а не территории, где живут племена орков, колдуны орков никакой Академии не открыли. Просто смысла нет, поскольку качество и время обучения пропорционально индивидуальной работе преподавателей со студентами. Однако отсутствие Академии имело явным минусом недостаточную научную работу. Логика поведения Сигурда становилось вполне ясна. Как мощный колдун, он предпочитал менять политическую власть с отсутствием свободного времени на эволюцию как колдуна. По крайней мере, периодически.

Парни тем временем занимались сортировкой и упаковкой трофеев. Когда я был в состоянии, им по силе помогал.

Напоследок, на сладкое, Сигурд подарил мне палантир, найденный в подземелье.

* * *

Соваться вниз по течению, двигаясь до дома посуху, было слишком опасно. Пять воинов, в том числе мощный колдун, сами по себе могли добраться с минимальным риском. А вот рабы и лошади здорово этому мешали, поскольку их было слишком много, чтобы эффективно защищать. А если значительную часть хабара все равно терять, не проще ли подождать корабля? Тем более что лошади были далеко не боевые дестриэ, но неудобства в перевозке вызывали не меньшие. Во всяком случае, цена вояжа шнекки или драккара в верховья в минимальной степени окупалась ценой вывезенных вьючных лошадей. Если окупалась вообще, с учетом всех нюансов.

Поэтому Сигурд решил подождать шнекку, продолжая лениво заниматься гробокопательством. В основном в долине. Добыча была, но на фоне замка не смотрелась.

Со мной он занимался по индивидуальному плану, не давая радоваться отдыху. Копать с головной болью и периодически всплывающими ниоткуда массивами информации удовольствия было мало. Аскель, глядя на меня, чувствую, пожалел, что связался с колдуном. Его старик загрузил литературой, периодически проводя тренировки на сообразительность и образное мышление. Готовил к аналогичным со мной мучениям. Парень сообразил, что к чему, и радоваться не спешил.

Мне читать было лень — совершенно не хотелось напрягать мозги. Документы, всякие научные труды, книги и прочую литературу, вытащенную из подземелья, я особо не рассматривал, надеясь позже ознакомиться серьезнее, когда колдун оставит в покое. Тем более что, судя по уже осмотренному, информации, которую я смог бы понять и использовать на данном уровне, там были крохи. Не говоря уж о том, что большинство бумаг вообще были чистой макулатурой со всякой бюрократией на ней.

С палантиром никаких проблем не было. Управлять им оказалось достаточно просто, хотя использования аппарата для опытов по проникновению в разум невезучего раба старик не допустил. Сказал, что рано, а рабы денег стоят. Тренировать управление артефактом можно было и без столь ответственных мероприятий, хотя сам по себе мануал о работе с чужим разумом он мне вложил. В основном колдун тренировал вложение в артефакт файлов с информацией, с последующим проецированием, чуть реже — прямую трансляцию. Как оказалось, палантиры возможностями записи информации все‑таки обладали, но в довольно ограниченных масштабах. Что касается вложенных воспоминаний — объемов памяти моего хватало где‑то на пару минут высококачественного изображения. Как я прикинул, вряд ли палантир старика намного качественнее. Вдобавок программное обеспечение артефакта не позволяло синхронной с проецированием записи передаваемого изображения. Стало понятно, почему старик пренебрег записью в ходе допроса покойного эльфа в моем первом походе. И даже утверждал, что писать артефакт не может. Действительно: при объеме памяти на две‑три минуты — на что он годен?

Путешествие до Карборга прошло без больших проблем, за исключением нападения стаи нечисти. Три твари, представляющие собой что‑то похожее на волков килограммов по сто не‑мертвого веса, зарезали семерых коней, напугав до полусмерти коноводившего ими Геста. Испуг не помешал тому птичкой взлететь на дерево. Возможно, поэтому и остался жив. Один из этих квази‑волков проявил к парню недвусмысленный интерес, охлажденный стрелой в загривок. Попытка кинуться на Хагена была пресечена «выстрелом» из моей перчатки, от которого тварь осталась без левой задней лапы. Два оставшихся экземпляра мгновенно ускользнули в лес, бросив добычу. Тварь пришлось добить вторым «выстрелом»: сдыхать даже без лапы, с вылезшими потрохами, она не торопилась. Колдун со своей группой даже не успел увидеть нападения.

С лошадей по‑быстрому сняли навьюченное имущество, разместив на других животных. Сами туши бросили. Возможно, именно поэтому «дикие волки» за нами не увязались. В принципе правильнее название тварей было перевести как «волки дикой охоты». Обрывки информации по этим тварям у меня были. В общем, те же твари, что и встреченная мною когда‑то нежить, но на базе не человека, а волков или собак. Даже, возможно, опаснее, поскольку мозгов эта троица явно сохранила больше, или управляющие программы были поизощреннее. Во всяком случае, напали они не на людей или орков, а на лошадей явно с гастрономическим интересом. Двуногими заинтересовались позже. Похоже, действительно по причине малого количества мяса на ребрышках.

Отсюда первый вывод — нежить тоже хочет кушать и при прочих равных выберет большее количество мяса для нападения, до определенного предела, естественно. Если, конечно, двуногие прямоходящие в управляющих программах не выставлены приоритетными целями. У этой троицы явно не были выставлены. Собственно, неудивительно: вырезать, помимо личного состава, и лошадей какого‑нибудь обоза — довольно серьезный удар по тыловому обеспечению захватчиков.

Второй — мне надо потренироваться в использовании перчатки по быстродвижущимся целям. Будь тварь чуть поближе, не исключено, что нервишки могли бы сыграть, как у того мага, что оставил перчатку в наследство. В результате промах — и нежелательное знакомство с когтями и зубами твари. Пусть стаи таких зверей с заложенным на людей (эльфов) приоритетом, скорее всего, за полторы тысячи лет изрядно повыбили, но риск встретить одну из последних не исключен. Совсем не шоколадно напороться на стаю, что, не обращая внимания на потери, рвется к тебе, поскольку в управляющие программы заложено уничтожение в первую очередь встреченных магов, помимо прочих двуногих. На настоящий момент я не смогу отбиться от нескольких таких тварей, даже не атакуй они с разных сторон. Ментальные пароли «свой‑чужой» до Сигурда не дошли, да и в любом случае они менялись, поэтому разойтись с имперской нежитью миром шансов нет. Тем более что воспринимают они, по всей вероятности, если судить по мануалу, нас, орков, как эльфов. Да и вообще нежить в тылы противника, по личным воспоминаниям Сигурда, не только имперцы запускали.

В развалинах Карборга мы просидели трое суток — не помешали даже следы посещения стоянки. Судя по количеству свежих кострищ и другим следам, в очередной банде искателей было не более пятнадцати человек. Это, кстати, говорило о том, что следы оставлены не отрядом Геста, даже без его уточнений. Тот сказал, что городок его родственнику был известен, но останавливаться в его развалинах считал слишком опасным.

В принципе понятно. Ватага довольно большая, есть маг, Карборг — не полноценная сохранившаяся крепость, да и в любом случае городок — это место всего лишь одной из ночевок. Место, находящееся рядом с рекой, по которой вполне могут появиться хозяева этих земель и поставить засаду. Наши, собственно, и любили так делать, хотя основное время пограничной страды приходилось на осень, точнее, на преддверие соответствующего периода дождей, когда ватажники шли назад с добычей. Тем более что поздней весной, как, впрочем, и летом, дружины и ополчение были заняты собственными набегами. Зимой в походы обычно никто не ходил, хотя заметных морозов и снега тут не было. Сравнительно с прошлой жизнью. Вообще времена года пришлось назвать по аналогии.

К полудню четвертого дня сидения в развалинах появился шнеккар.

* * *

Большинство лошадей мы благополучно разогнали сразу по прибытии, сочтя, что спускаться на плотах в любом случае безопаснее, чем идти сушей, только оставили нескольких на мясо. После встречи с «дикими волками» охотиться даже в окрестностях городка совершенно не хотелось. Тем более что табун в шесть десятков лошадей весьма и весьма демаскирует его владельцев. Поэтому после загрузки добытого оставшихся коняг также отпустили. На радость местному зверью и нечисти. Хотя шансы выжить у коней были неплохие: одичалых в Оркланде хватало и без них.

Братики, прибывшие со шнеккаром, при виде добычи впали прямо в щенячий восторг, дяденька Харальд, бывший за старшего, тоже довольно крякнул. Дед не доверил молодым парням путешествовать самостоятельно — видимо, где‑то накосячили. На полноценную долю в добыче дядя с кузенами не претендовали, но некоторую сумму за труды мы им были должны. Точнее, я и колдун были должны моему роду, оплачивая труд его представителей. Совершенно другой вопрос, что деньги представители в данном случае получали напрямую. Уже их дело, как они будут разбираться с дедом. Мне было легче: отец в свое время выделился из рода, поэтому заработанное мною лично шло в карман полностью, разве что приходилось отслюнивать немного родичам, благодаря житью под общей крышей, в основном в виде подарков и участвовать в производстве продукции на благо рода.

По уговору транспортировщики получали треть доли. После краткого обсуждения дядюшке Харальду долю решили не снижать. В основном, как ни странно, для простоты расчетов.

В данном походе обычай о доле за рум во внимание не принимался. Я, помимо своей доли, получал еще три за аренду корабля. Старик одну свою — за добычу развединформации и три — за услуги мага и главаря в походе. Остальные парни — по одной на рыло. Трое транспортировщиков — долю на всех. Право колдуна во внимание не принималось, за исключением права выбрать интересующие предметы за счет своих долей. Так как справедливо разделить долю на три части довольно сложно, все были согласны оценить приблизительно. Итого добыча подлежала делению на двенадцать частей, одна из которых должна была еще быть поделена на три части. Забавно, но ни дядя, ни братики не жаждали отдать добычу на суд дедули для справедливой дележки. С него станется прибрать к рукам, например, доспех имперского колдуна для последующей продажи, вручив в обмен недавно изготовленную бригантину. Мотивируя сложностью оценки добычи и желанием устранить причины для конфликта в роду. Сына он, может, и постесняется так кинуть, а вот внучков — запросто. А забрать самостоятельно собранный внуком из лохмотьев древний доспех или же доставшийся при дележе в личное пользование — увы, без больших оснований нельзя. Если желаешь сохранить единство рода. А дед — не дурак. К его возрасту поневоле станешь психологом. Полагаю, этими же соображениями руководствовался и дядюшка Харальд, не пытаясь мудрить, чтобы кинуть племяшей. Хотя носить древний доспех крайне престижно не только среди молодежи, но и среди зрелых мужей.

Путешествие вниз по течению прошло без проблем. Дележка тоже обошлась без чрезвычайных происшествий и большой ругани. Хотя троица моих родственников прятала недовольные мины. Поскольку доли всех троих оказались самыми малыми, их полную долю в общий жребий не включили, на глазок оценив среднюю ценность остальных одиннадцати, накидали кучу всякого хлама. Для облегчения последующей дележки на трети. Дядя — понятно, он ничего другого и не ожидал, поэтому с чувствами справился почти мгновенно. Рожи братьев, однако, выражали весь спектр. А чего они ожидали? Доспеха погибших магов на самом деле? Я бы на их месте ржавым пластинам панцирей императорских легионеров, наоборот, был рад. Счистить ржавчину недолго, пластины обоих комплектов на самом деле неплохо сохранились, просто вид непрезентабельный, зато когда они восстановят, что вполне возможно, дед не будет иметь никаких оснований забрать сей ликвидный товар в казну рода. Или сладкому слову «халява» подвержены все на свете, во всех пространственно‑временных континуумах? Вероятно, да, судя по взглядам, которыми братья провожали единственный неплохо сохранившийся предмет вооружения в их кучке — гномью кольчугу, на которую наложил лапу дядя. Возможно, в будущем поумнеют. Если в походах не убьют.

В воротах города меня встретила принарядившаяся жена, на некоторое время задержав наш обоз с непосильным трудом нажитым добром.

* * *

Новостей дома накопилось много. Примерно сорок процентов мне сообщили в светлое время суток, в ходе пьянки, остальные шестьдесят нашептали на ушко ночью. В промежутках между более интересными занятиями.

Основных, по мнению драгоценной, было две. Первая состояла в том, что мне, точнее, нам нашли усадьбу в Хильдегарде, которую мне неплохо было бы съездить оценить. Как оказалось, дедули сошлись во мнениях, что столь доблестному внуку, кстати, старшему, ярла невместно жить далече от высокопоставленного родственника, которому решил оказать некую поддержку небезызвестный колдун Сигурд. Я в общем‑то был в курсе, со мной советовались, дедуля, который кузнец, пользуясь родством, стремился расширить рынки сбыта нашего семейного предприятия, так что это дело меня не удивило. Учитывая мое ученичество, женитьбу, родство, а также свободные денежные средства, покупка усадьбы в Хильдегарде была почти неизбежным событием. В принципе можно было пожить и в крепости какое‑то время, но постоянное проживание неизбежно накладывало на меня большие обязательства перед дедом, который ярл. Практически как у дружинника, точнее, ученика дружинного колдуна. Не то что я боялся залезть в придворные интриги — скажем, не хотелось попадать в зависимость от власть имущих, даже если они родня, больше определенного предела. Одно дело, когда ты молодой хозяин собственной усадьбы, представитель процветающего рода воинов и кузнецов в столице клана, другое — бедный родственник, внук от наложницы, живущий при дворе ярла и кушающий его хлеб. Кстати, во втором случае дедуля меня явно не поймет, если я набью морду его сыну и наследнику, который за все время нашего знакомства этого явно жаждал. Разве что прямо сказать стеснялся. И, как я подозреваю, его чаяния явно увенчаются успехом. Хотя в любом случае мне не избежать проблем. А зачем мне они? Чем меньше я Улля буду видеть, тем меньше поводов будет для ссоры. А если ссоры не избежать, то проще будет реализовать нужный мне сценарий. Да и вообще очень уж большим идиотом он мне не показался, поэтому спокойное сосуществование без моего мельтешения при дворе, вполне возможно, улучшит наши отношения. Как бы то ни было, некий авторитет в Хильдегарде я заимел. А дальше видно будет.

Вторая основная новость касалась самой Эрики.

— Знаешь, что я хочу тебе сказать? — нежно прошептала на ушко благоверная, когда я расслабленно лежал на спине.

Желание расслабиться и отдохнуть куда‑то исчезло.

— Говори, — с опаской сказал я.

— Мы тут решили учиться владеть оружием, — поцеловав меня в щечку, прошептала она. Я подавил желание облегченно вздохнуть.

— Мы — это кто?

— Женщины в борге, я и подруги мои, — уточнила Эрика.

Подруги, понятно. Незамужние ровесницы и чуть постарше, с ветром в голове, плюс несколько молодух, не успевших обзавестись детьми.

— А что вас не устраивает? — удивился я.

В общем‑то оружием у нас владели абсолютно все. Разным, правда, и в разной степени. Женщины в том числе. Но проблема была в том, что женщины — профессиональные воительницы общественной моралью не одобрялись, хотя обучение владению оружием дочерей общественным мнением считалось полезным занятием. Последнее, в контексте обороны борга, — от каких‑нибудь налетчиков и отвлечения девушек от дурных мыслей. Были, правда, в легендах и вполне уважаемые воительницы, что наравне с мужиками ходили в походы и даже руководили ими. Три или четыре. Правда, умерла в своей постели в окружении детей, внуков и правнуков только Железная Хердис, которая вовремя нашла жесткого мужика, что, взяв ее замуж, весьма ограничил ее жажду приключений. Так что основную часть жизни знаменитой Хердис пришлось нянчить детей и руководить хозяйством. Изредка получая отдушины от заедающего быта, затравив очередную банду незваных посетителей Оркланда, пока муж сам грабил и убивал в своих пиратских набегах.

— Не что, а как! — уточнила Эрика. — Как дочерей учат? Так же, как и сыновей?

— Смотря кто, — пожал я плечами, хотя запал жены совсем не понравился: феминизма мне тут еще не хватало.

— Да все! В строю ты женщин когда‑нибудь видел? Только один на один, да и то когда у отцов или братьев желание есть! А мы не хуже, чем вы: не умей я стрелять, может, тебя тот эльф и убил бы! — открыла огонь благоверная. Мне захотелось схватиться за голову. Приплыли.

— И кто вам мешает стрельбой заниматься? Ладно, мечу женщин редко учат, но чем топор хуже? Вообще зачем вам строй, красавицы? В походы ходить хочется?

— Мы меньше, чем вы, занимаемся, — попыталась продолжить аргументацию драгоценная.

— Стоять! — прервал я ее. — Поясняю раз и навсегда. И пожалуйста, не перебивай, дай сказать.

Эрика приготовилась надуться.

— Хочется владеть оружием не хуже мужчин? — уточнил я, обнимая ее. — Я не против. Даже помогу, чем смогу, мне резни в Тайнборге на всю жизнь хватило. Только есть вопросы. Первый состоит в том, что даже незамужняя девушка не имеет столько времени для обучения, сколько мужчина, тот же ее брат. Нравится вам, красавицы, или нет, в будущем вы — хозяйки дома и хранительницы очага, пока мужчины огнем и мечом добывают вам хлеб и тряпки. Оружие вам нужно ровно настолько, чтобы защитить ваш дом, пока в нем нет мужчин. Второй вопрос состоит в том, что вы слабее мужчин. В среднем мужик сильнее на треть. Вообще наших женщин это касается слабее, чем человечьих или эльфиек, проще говоря, если на нас кто и нападет, то эльфы или люди. Редко наши преступники. Обычного мужчины‑человека ты слабее ненамного, такие уж мы есть, если вообще слабее. Так что выигрыша в силе у напавшего на тебя эльфа или человека либо не будет, либо будет не так много. А вот наш преступник тебя одной силой задавит. От чего еще зависит победа в поединке? Правильно, от умения. Ты правильно говоришь, что для получения умений надо много заниматься. Вот сейчас мы купим дом в Хильдегарде, сколько ты времени, хозяйка дома, сможешь уделять владению оружием? Если не каждый день, то через день? Причем не с соседской дочерью на выданье нужно сражаться, а с опытным воином. Пока я дома, понятно, а когда нет? Думаешь, мне понравится, когда ко мне молодые и красивые воины будут на задний двор ходить — с женой биться? — Я усмехнулся. Эрика приготовилась надуться за неимением лучшего ответа: уж больно довод весомый. — Или ты на сборы ополчения ходить собралась? Вообще, зачем тебе строй? На стене стоять? Если враг ворвется в борг, то жидким строем его не удержать. Разве что в меньшинстве будет. Но в этом случае будет бойня, как у нас в городке: эльфов было три десятка, а борг почитай весь вырезали. Со стен расстреляют, начнут дома жечь, в общем, строй защитникам удержать не дадут. Заметь, я не говорю, что женщинам учиться биться в строю не надо, я говорю, что в любом случае судьбу ее дома она решит в одиночном поединке.

Во всяком случае, сможет продать жизнь подороже. То, что напавший, например эльф, не сильнее тебя — понятно, так? Понятно. Что касается искусства владения оружием, то тебе с ним не сравниться. Касательно быстроты ты поспорить можешь, мы все‑таки орки, но у эльфов — века на обучение владению оружием. Обманет он тебя и ударит там, где не ждешь. Если ты заметно менее искусна. От этого и идут причины, почему женщин у нас редко мечу учат. Владение мечом — это искусство, причем не только владеть, но и рубить. Топором проще, в первую очередь оттого, что ты менее зависишь от правильности удара. А для защиты у тебя есть щит. Впрочем, как и у мечника. Вдобавок боевой топор зачастую легче меча. Так что тебя ждет в поединке с опытным эльфом? Правильно, смерть. Если у тебя не будет хороших доспехов. Какой вывод? Учить вас, красоток, надо не мечу, а топору, в строю можете и походить, коли есть желание, лишним не будет, но основной упор нужно ставить на одиночный поединок. Как это и есть. Сейчас. Если, конечно, девушки сами хотят заниматься. Ну, или еще копью, боевое копье и в одиночном поединке весьма опасно. А главное — доспехи нужны.

Эрика возмущенно задохнулась от прилива чувств.

— Да…

— Солнышко! Ты хочешь, чтобы мы поругались? — поцеловал я ее. — Я же сказал: я не против. И помогу. Сделаю я тебе бригантину, такую же, как и у меня. Шлем хороший найду, даже меч подберу, жизнь у нас длинная, учись и мечу, лишним не будет. Но основным твоим оружием будут топор, щит и копье. По крайней мере, пока.

Эрика на секунду задумалась, что такого здравого сказать, чтобы оставить за собой последнее слово в этом важном обсуждении. Зря. Я предпочел окончательно задавить проблему Крестового Похода Против Мужиков, можно сказать, в зародыше — благо как раз в голову пришла неплохая идея:

— Дорогая, мне еще лучше мысль в голову пришла. Сделаю я тебе оружие, причем такое, какого ни у кого нет. В чем‑то даже лучше меча или топора. Как раз для женщины. Если повезет, и с эльфом сможешь управиться…

Как Эрика ко мне ни подлизывалась, развеять туман моих замыслов я не поторопился.

* * *

На следующий день я был вынужден исполнять свое обещание. Жена не торопилась оставить в покое. Пришлось идти в кузню.

Первое, что я сделал, добравшись до нашего предприятия в слободе, это занялся предварительным проектом изделия.

Идея, пришедшая ночью в мою голову, называлась — изобрести кистень. Ударно‑дробящее оружие такой конструкции в Оркланде известно не было — ни в варианте тяжелого цепного моргенштерна, ни в варианте легкого русского кистеня.

Как я объяснял жене, поединок с опытным воином урывками тренирующаяся женщина может выиграть только на своих условиях. Соревноваться в искусстве владения мечом с эльфом двухсот‑трехсот лет от роду даже воинам непросто, но нам помогает превосходство в физической силе и реакции, у женщины такой мышечной массы нет. Доспехи для жены проблемой не являются, значит, эффективность ударов эльфа можно резко снизить. Что нужно сделать, чтобы эльф не ткнул чем‑то острым, например, в глазницу закрытого шлема? Первое, что приходит в голову, — это не дать ему такой возможности. Как не дать, если Эрика по определению уступает классом, все равно — с мечом или топором? Топорами и эльфы пользуются, если что. Сразу приходит на ум некое оружие, к противоборству с которым эльф будет не готов, в идеале наработанные за сотни лет рефлексы будут работать против него. Совсем будет хорошо, если это оружие будет зависеть в первую очередь от орочьей скорости реакции — единственном качестве, в котором та же Эрика хоть даже немного, но может превосходить этого эльфа.

Отсюда вывод — кистень ложится в концепцию применения девичьего ополчения практически идеально. Точнее, для одиночного поединка он идеален. В строю бабам придется махать топорами, кто справится — те мечами, и тыкать копьями. Если даст противник. В принципе понятно: кистень — это второе оружие. Ему нужен простор. Это оружие конника или одинокого пехотинца.

Основная проблема применения кистеня — это продолжение его достоинств как инерционного оружия. С серьезными плюсами в виде его быстроты и способности закидывать биток за тот же щит. По моим прикидкам, далеко не просто даже опытному воину с ходу найти правильную тактику для защиты от агрессивного противника с кистенем в руках. Особенно с учетом того, что щит перестает быть хорошей защитой, поскольку, в отличие от меча с топором, гибкий кожаный ремень или цепь позволяют наносить удары с захлестом, круша все, до чего биток достанет, начиная от левой руки, что держит щит, и заканчивая черепом или ногами.

Конечно, это не вундерваффе, и успешный поединок с кистенем в руках на девяносто процентов, по моим прикидкам, должен зависеть от агрессивной тактики и правильной работы ног. Поскольку провести сравнительную с мечом по скорости серию ударов кистенем невозможно, то лучшей тактикой будет удар‑отход. То есть клевки и контроль дистанции. Ну и, естественно, быстрые удары в контратаках. Далеко не просто сохранить спокойствие, видя вращающийся с огромной скоростью металлический шар, способный разнести твое колено или голову, войди ты в зону поражения. Кстати, собственное колено и голову тоже надо поберечь. Инерционное оружие требует очень аккуратного обращения, детские опыты как с просто гирькой на веревочке, так и чем‑то похожим на кистень, в виде палки с гирькой на веревочке, тому порукой. Про точность и глазомер даже не говорю. А хорошая работа ногами и мечнику пригодится.

Бандитский вариант кистеня меня не заинтересовал, в качестве образца пошел боевой, с рукоятью. Прототипом которого я в детстве до крови расколотил соседскому пацану голову с потрясшей меня самого легкостью, несмотря на нечто похожее на шлем на этой голове. Вместе с воспоминаниями зачесалась задница. Как ни удивительно, организм понял и принял неприятные воспоминания от залетной половины моего «я». Филе прошлого тела залетной половины долго принимало удары ремнем от взбешенного папы, не обращавшего внимания на крики сына, что у жертвы был длинный деревянный меч, которым она стукнула его по голове.

Сделать кистень было, в общем, несложно. Втулка, аналогичная наконечнику ангона‑сулицы, имела вместо самого наконечника стальную дужку, на которую я надел цепь из скованных звеньев длиной сантиметров сорок. На звенья пошла толстая проволока на кольца байдан. Втулку заклинил на полуметровой рукояти железным гвоздем, в прожженное отверстие в дереве и отверстие в железе. Изготовить биток тоже не составило труда — опыта было уже достаточно. Саму гирьку сделал граненой, для красоты.

Родня изделием заинтересовалась, но расспросами гения от работы не отвлекала. Принципы работы изделия были вполне ясны, а изобретением бригантины я свой авторитет в семейном бизнесе заработал. Даже появившийся в кузне дед предпочел дождаться демонстрации. Для этой цели я даже не стал модничать и обшивать рукоять кожей.

Демонстрация впечатлила. Хотя я чуть было все‑таки не расколотил собственное колено, попытавшись поэкспериментировать. Что интересно, зрители это поняли, но глумиться не стали. Похоже, прикинули скорость битка, ударные возможности и начали формулировать тактику применения, оценивая достоинства и недостатки. Потом оружие отобрал дед:

— Что ты тут сделал?

— Это будет называться кистень, — лаконично ответил я, оценивая реакцию старика.

— И зачем? — пожал тот плечами. — Для тесноты непригодно. Значит, в битве пользы мало. Россыпью людей или тех же эльфов и обычным оружием гонять можно. Тогда зачем оно тебе нужно?

К ответам я был готов.

— Оно не мне нужно, а Эрике. — Дедушка удивленно поднял брови. — Знаешь же, что нашим бабам блажь в голову ударила. Наравне с мужчинами биться охота. У той вдобавок с Тайнборга еще владение оружием больной вопрос. Меч или топор дать можно, но у женщин времени на обучение меньше, да и слабее они нас. Вот я и придумал ей оружие, что возможность выжить при встрече с эльфами дать сможет.

— Не смеши, — хмыкнул дед, — против эльфа не всякий дружинник выстоять сумеет. Что говорить о бабах. Хорошо, если они пять за одного будут гибнуть.

Логика была понятна. Чудес на поле битвы куда меньше, чем многим кажется. При одинаковом оружии и соответствующей тактике плохо обученный отряд всегда будет побит профессионалами. Исключения только подтверждают правила, поскольку исключениями обычно бывают случаи с высокой мотивацией одной стороны и потерей управления с другой. В тактику я соваться не собирался, вообще кистень или боевой цеп в больших количествах — это оружие весьма своеобразных боевых порядков. Я не уверен, что наши дамы являются близким аналогом отморозков Яна Жижки, а изгороди и дома борга — его вагенбурга. Но в том, что кистень даст шанс женщине противостоять профессиональному воину с заметными шансами на успех, во время демонстрации я убедился.

О чем я и сообщил, пересказав ночной спич на этот раз деду. Старик крякнул и посмотрел на меня, возможно, с уважением:

— Вообще верно. Для воина твой кистень бесполезен, а вот для женщин и молодежи…

Вдаваться в подробности о наличии более крупной версии кистеня — цепного моргенштерна, он же кеттенморгенштерн, — и его славном боевом пути я не стал. Успешное применение тяжелых боевых цепов тесно завязано на своеобразную тактику и весьма замотивированный, правильнее сказать, совершенно отмороженный личный состав, не говоря уж о типичном противнике, в том числе и его вооружении. Для вооружения орков боевыми цепами нужна как минимум военная реформа, введение вагенбурга и типичный противник — кавалерия в латах. До которых еще минимум лет двести, а то и больше, учитывая, что у бессмертных эльфов кольчужный доспех до сих пор вполне в ходу. Хотя от войны с Империей прошло полторы тысячи лет. Обо всем этом пока и заикаться не стоило, чтобы не обрушить свой авторитет как минимум в роду.

Эрика была довольна. Правда, поначалу кистень ее не впечатлил, особенно после чтения той части лекции, что о его недостатках. Пришлось подчеркивать достоинства и вбивать в очаровательную головку благоверной мысль, что идеального оружия не существует. А для того чтобы противостоять профессиональному воину, ополченцу надо найти что‑то, в чем он этого профи сильнее. Что касается ее, Эрики, то она явно может быть сильнее только в скорости реакции. Для реализации которой кистень и приспособлен.

Тут мне неожиданно помог появившийся Сигурд, ночевавший у своего ученика за стеной и оставивший свою добычу под моей охраной. Мнение старого козла было выслушано без замечаний, после чего моя любовь исчезла распорядиться насчет заморить червячка.

Про новое изобретение он уже был наслышан, однако видимого большого интереса кистень у него не вызвал. Как оказалось, с инерционным ударно‑дробящим оружием он уже имел дело. Крестьянские отряды под конец Войны использовали боевые цепы, можно сказать, аналогичной земным конструкции. Соответственно, прикинуть возможности моего изобретения он смог, только на него взглянув. Но тем не менее похвалил, сказав, что голова у меня работает и рассуждаю я абсолютно правильно.

На пребывание в Кортборге дедушки оставили мне восемь дней, истраченных в основном на жену и Сигурда. Тренировки с Эрикой, участие в изготовлении ей доспеха, базой которого послужил поврежденный пластинчатый панцирь погибшего в подземелье колдуна, доставшийся мне при дележе и неплохо подошедший жене по размерам, отняли большую часть времени. Вполне вероятно, что первой владелицей отреставрированного панциря тоже была женщина. Остальное время занял старик. Сестренку, тоже пожелавшую обзавестись доспехом, я обломал.

Потом мы отправились в Хильдегард.

 

ГЛАВА 5

Усадьбу мне нашел Снорри. Еще один союзник и близкая нашему роду личность в Хильдегарде, чьи отношения с нами после гибели отца нисколько не ухудшились, даже, возможно, окрепли. Друзья познаются в беде, как известно.

Моя первая вилла находилась километрах в семи от города вниз по течению, в чем, кстати, мне повезло: ждать освобождения двора внутри стен вообще можно было годы. Принадлежала усадьба ранее некоему купцу из наших, крутивших дела с людьми. По понятным причинам люди большого мира с осторожностью относились к покупке недвижимости в Оркланде и предпочитали работать в доле с местными компаньонами. К несчастью, купцы были практически единственной возможностью секретных служб большого мира заиметь агентурную сеть у орков, соответственно процент шпионов среди них был весьма велик. А так как с потенциальными шпионами плотно согласится работать далеко не всякий, несмотря на финансовые выгоды, контингент работающих с людьми орочьих купцов был весьма неоднороден. Снорри, например, от этой возможности отказался, хотя ему намекали сменить поле деятельности старшие бывшие сослуживцы, когда он приподнялся. Как он пояснил, вводя меня с дедом в историю покупаемой недвижимости:

— Палец сунь, руку откусят. Не те, так другие. А у меня и так пальцев не хватает.

Тут все было понятно. С Кей Джи Би дедушки ярла хорошо работать, пока форс‑мажора не случится. Тем более что я, как, видимо, и Снорри, особо не верил в ее великий профессионализм. Талантливые самоучки, не более. Хотелось верить, что у эльфов ЦРУ не лучше. Хотя опасения учителя о появлении Несущих Смерть на его дворе между делом убедили меня, что агентура эльфов в Оркланде присутствует, даже не обращая внимание на байки стариков, по крайней мере, о наличии попыток создания такой проблемы. Одним из таких агентов и оказался бывший владелец усадьбы. Хотя возможно, что беднягу использовали в темную. Во всяком случае, когда дедушкина дружина пошла на захват усадьбы, купец, вся его семья и домочадцы уже были мертвы. Нескольких захваченных живыми в усадьбе людей после допросов посадили на кол.

Дедуля в целях профилактики конфисковал усадьбу и имущество неудачника. Тут все было ясно. Похоже, с Кей Джи Би тот не работал, а работая с купцом‑компаньоном, непросто разделить коммерческую информацию и военную из Оркланда. Что давало повод власти сорвать раздражение на компаньонах из своих подданных. Иллюзий в Оркланде никто не питал, что купчишки со своими информацией не делятся, но какие‑то рамки, видимо, присутствовали, явная вербовка агентуры среди лойсингов и прочих, включая рабов, причем как людей, так и орков, и попытки заиметь источники выше явно в нее не входили. Снорри даже пересказывать сплетни особо не пришлось — оказалось достаточно просветить про количество и содержание жертв на кольях пред воротами. Похоже, захваченный живым купец‑шпион в подвале свою агентуру сдал. Родня погибшего купца‑орка особо не возмущалась. С госбезопасностью и тут не шутят. Даже останься дети в живых, им бы ничего не светило, кроме некой небольшой суммы из конфискованного. Да и то если судилище найдет смягчающие обстоятельства. Получить наследство полностью, за исключением разграбленного барахла, им светило бы, разве что раскрой папа шпионское гнездо под своей крышей самостоятельно и сдай в Замок, на худой конец, погибни при попытке раскрыть тайну злодеев. Претензии прочих родственников, удовлетворенные властью, вообще мне были неизвестны. Хотя, если судить по справедливости, вполне вероятно, что когда‑то было и такое. Рассказы про орков, сдающих шпионов после попыток вербовки, мне были знакомы. Причем заметную часть из них с печальным для главного героя концом.

Неудивительно, что опытные, пожившие типы вроде Снорри не спешили работать с заграницей чересчур плотно, несмотря на высокий уровень доходности такого бизнеса. Разовыми сделками не так просто посадить на крючок. Как бы то ни было, даже предатели из орков понимали (должны были понимать), как к нам относятся в большом мире, и основным средством вербовки явно были шантаж и алчность. Причем в комплекте. Золотые — сами по себе плохой стимул относительно слегка очищенной от коры палки в задницу. А плотная работа с Кей Джи Би, судя по всему, явно грозила потерей части доходов, неизбежно долженствующей уходить в карман кураторов. Хотя это все относительно: кураторы могли и помочь в деле добывания денег, но осторожное отношение Снорри мне было полностью понятно и встретило полное одобрение.

Также Снорри подсуетился в Замке насчет моего преимущественного права на покупку, поставив в известность ярла. Так что вопрос был в основном в деньгах, а денег у меня хватало даже без последнего похода. Который, кстати, но доходности опередил визит к Серебряным Драконам, в основном из‑за ценности найденных древних доспехов и артефактов. Жаль, что такие богатые залежи сохранившегося имущества попадались далеко не всегда. Парни во время праздничной пьянки, кстати говоря, во всеуслышание высказали убеждение, что это мне везет. После чего мы изрядно накидались с ними и другими моими новыми друзьями старшего относительно меня возраста, которые неоднократно высказывались, что мне достаточно просто свистнуть, и с гребцами в моем следующем походе проблем не будет. А когда наберусь опыта для самостоятельного руководства походом — тем более. Рассказ про то, как я резал спящих, произвел впечатление даже на стариков, судя по серьезным перешептываниям и взглядам в мою сторону, старшее поколение в очередной раз убедилось в моем большом потенциале на ниве смертоубийства.

Так как за все надо если не платить, то помогающего тебе человека отблагодарить, я подогнал Снорри один из мечей, добытых в последнем походе. Дедуле, который ярл, пришлось подарить комплект доспехов одного из легионеров, погибших в подземелье. Правда, жаба сказала свое веское слово, поэтому им достались далеко не лучшие предметы вооружения из моей добычи. Хотя и не худшие. Лучше ничего не дарить, нежели явный хлам в комплекте с явным неуважением.

Дед принял меня замечательно, хотя на это раз квартировать в крепости я отказался, остановившись у Снорри вместе с родственниками и нашим имуществом. Ярл подарок оценил достаточно высоко, в результате мы договорились, что запрошенную им цену я частично или полностью выплачу оружием и доспехами. На что я и рассчитывал.

В результате я стал владельцем огороженного стеной участка земли соток на шестнадцать с усадьбой, гостевым бараком, тремя здоровенными сараями‑складами, небольшой кузней, приличных размеров погребом и пристанью в комплекте с восемью рабами, оставленными победителями для охраны. Отдал я за это весь скопившийся малоценный хлам вроде кольчуг, что похуже, ну и, естественно, оружия поплоше. Кожаные доспехи комендант крепости брать отказался, тут дед меня обломал — увы, у дедушки в крепости были собственные мастерские, шьющие кожаный доспех. Честно сказать, я был весьма удивлен, что мобзапасы имеют столь древнюю историю. В данном случае кожа шла на вооружение слуг из людей‑лойсингов и обнищавших орочьих семейств, одеваемых хозяевами, либо потерявших железо дружинников за счет денежного содержания. Реже находились дружинники, что на море предпочитали кожу.

Орков, закабалившихся в услужение, в стране хватало. Причем как закабалившихся, или, политкорректно выражаясь, заключивших договор об оказании услуг, так и попавших в кабалу, например за долги. Закупов ничтоже сумняшеся нередко именовали лойсингами — положение у них было примерно одинаковое. Хотя лойсинг‑человек не имел слова на тинге вообще, а вот орк только имел ограничения в отношении своего временного хозяина. Также довольно частым случаем зависимости зеленой части населения страны было эрзац‑усыновление обнищавшей семьи каким‑нибудь сильным родом — принятие в дом. Семья вносила в старший род некую сумму или ликвидное имущество — и получала его защиту и ворох прав и обязанностей, сохраняя за ее членами все права свободных тингманов. Близкое родство было совершенно необязательным. Собственно, предки моей жены с этого и начинали, когда уцелевшие семьи рода А'Тулл разобрали малые роды рода А'Корт. Там даже имущества, как понимаю, внесли очень немного. Позже мужчины, носившие фамилию А'Тулл, на общих основаниях выделились из принявших их семей, либо ветви угасли за гибелью мужчин или рождением одних девочек. Также принятие в дом часто практиковалось относительно детей побратимов или друзей, не имевших близких родственников, без юридического усыновления. В общем, в дом вступала семья не задолжавших всем и вся нищебродов, а имеющих некие средства и имущество, но недостаточные для выживания самостоятельно. Практически вариантом «принятия в дом» выглядело объединение изгнанников в общину в Мертвых землях. Там также обычно все начиналось с одного огороженного дома в удобном для защиты месте, потом строился второй, потом третий и так далее, с перераспределением зависимых общинников между хозяевами этих домов.

Неудача с кожанками меня не опечалила — кожа вообще, в том числе морской доспех, достаточно хорошо шла на рынке. Так что доплаченные за усадьбу наличные обещали, по крайней мере, частично вернуться. Их я запланировал на восстановление моей недвижимости: в ходе штурма и последующего грабежа здания несколько пострадали.

* * *

Старшего раба звали Брайн. Он был кем‑то вроде завхоза у покойного Хакона, отвечая за текучку относительно недвижимого имущества: там подремонтировать, там подкрасить и прочее, чтобы не отвлекать хозяина и хозяйку на мелочи.

В ходе ознакомительной беседы он сказал, что угодившего на кол залетного гостя мастера Хайна подозревал давным‑давно, что с тем не все чисто. И только поэтому он сам и остальные семеро рабов остались в живых, вовремя спрятавшись, когда воины купца начали резать свидетелей внутри забора уже окруженной усадьбы. Чем им помешали рабы, было совершенно не ясно, но вместе с семьей хозяина, его приказчиками и их семьями они тоже попали под раздачу. Хозяин, два его старших сына‑новика, двое приказчиков и их семьи попытались сопротивляться, точнее, кто‑то из них пытался, были слышны крики и мат, но их всех перебили. Кого в доме, кого при попытке бежать. Еще одного раба из группы Брайна по запарке заколол дружинник, когда обнаружил их схрон. Уже после того как зачистили усадьбу.

Почему сами воины из охраны купца сразу не пошли на прорыв, Брайн не знал. Как я прикинул, Хакон и его домочадцы действительно могли что‑то ответить на некоторые мучившие власть вопросы, тем более что прорыв через Мертвые земли требует достаточно серьезной подготовки, которую начальник охраны, вероятно, решил совместить с зачисткой свидетелей. Я решил при удобном случае поинтересоваться у деда, кто это такой резкий, в смысле, чьи это были шпионы. Жесткость реакции и дисциплина воинов натолкнула на мысль о короткоухих.

Восьми рабов, включая четверых мужиков, было пока достаточно для решения текущих вопросов. Тем более что пока Брайн ждал покупателя, его подчиненные заметную часть пострадавшего имущества восстановили. Несомненно, прогибаясь как под нового хозяина, так и под дедушкиного «министра государственного имущества», лично прибывшего в усадьбу проинспектировать недвижимость. Что, кстати, меня удивило, как и то, что тот лично повелел рабам заняться восстановлением и запретил подчиненным выгребать оставшуюся жратву из погреба и остатки малоценного имущества из складов. Простимулировав обещанием посадить на кол, если хоть один окорок или бочонок пива или чего другого рабами будет продан. Зачем следили раз в пару‑тройку дней появлявшиеся его подчиненные. Уточнив дату, я преисполнился к деду благодарности, жаба, давившая относительно доспехов, окончательно сдохла, даже стало несколько стыдно за свою жадность.

Оглядев имущество хозяйским взором, я лично принялся за его подготовку к приему молодой жены, сестры и моего имущества. Даже не считая Сигурда. Которого без всяких проблем пригласил жить у меня, когда будет желание, мотивировав именно проблемами с управлением имуществом, которые неминуемо возникнут у жены, если муж будет днями и ночами пропадать черт‑те где. Про потенциальные рога пока намекать не стал. Старый козел только с виду пенек, а на самом деле мужчина хоть куда.

Естественно, старик вскоре появился, решив, наконец, свои дела у местных колдунов и в замке ярла. И обгадил мне всю малину.

* * *

Начал он издалека:

— Завтра тебе у ярла надо быть.

— Зачем? — удивился я. У деда я был трижды, даже поучаствовал в пире, посвященном какому‑то важному событию. Встретил он меня приветливо, его жена тоже не побрезговала общением, а на отношение их детей мне было наплевать. Что бы под ним ни подразумевалось, причины их отношения тем более. Ильве, кстати, мое ее игнорирование явно не понравилось, особенно когда я в ее присутствии зацепился языком за язычки симпатичных материных воспитанниц. А вот Улль воспринял все внешне достаточно спокойно. Но он уже должен был привыкнуть — ранее я вел себя так же.

— Надо, — пожал колдун плечами. — Поговорить хочет.

— И ты, естественно, не знаешь, о чем он хочет поговорить? — ответил я, краем глаза отслеживая реакцию колдуна.

Старый хрен хмыкнул и на секунду задумался:

— Почему же, думаю, лучше тайну сию тебе сейчас открыть, ты же все‑таки мой ученик. Хочет предложить тебе дорогу далекую в страны заморские.

— Чего‑о‑о? — Наличие посольства из Аргайла и его гостеприимный прием в Хильдегарде и Брандборге у конунга получили свое объяснение. Похоже, у короля Аргайла были серьезные проблемы с соседями, возможно эльфами, раз он начал искать дружбу с орками. Причем зелеными. Вполне вероятно, государство сильное, а значит, ведущее самостоятельную политику. — Не поеду.

— Это почему? — не скрывая ухмылки, спросил колдун.

— Делать мне больше нечего, по посольствам разъезжать. Я не политик, я только с дерева слез. Кишки кому выпустить — всегда пожалуйста, а в политике не участвую.

— Ты это ярлу скажи.

— И скажу. У меня и тут дел по горло — вот дом, например, купил. Пусть Улля шлет: ему править — пусть опыта набирается.

Колдун покачал головой, уже посерьезнев:

— Не получится. Тут дело не в посольстве, а в той пользе, что оно принести может.

— А я тут при чем? Какую пользу я могу принести, находясь в посольстве?

— Ты, юноша, все же внук ярла.

— И что? В сыне его крови больше.

— Нельзя сына. Он — наследник. Жирно людишкам будет сына и наследника клана Ас'Кайл в первом же посольстве принять. Не так поймут.

— А меня, значит, не жирно, — припомнил я рассказы колдуна о предыдущих мирных инициативах орков, — или не жалко? Вот вам, — изобразил руками всем известный неприличный жест: — Задница у меня одна, и я ею очень дорожу. Так что необструганная палка в ней — последнее, что бы там хотел увидеть, не считая первого. Она и так выглядит весьма гармонично, так что любой посторонний предмет гармонию только испортит.

Сквозь серьезность старика пробился смешок, даже на несколько секунд он потерял нить разговора. Потом опять посерьезнел:

— К сожалению, надо, Край. Пересказывать тебе содержимое переговоров я не стану: секрет. Что тебе надо знать, расскажет дед. Скажу просто. Надо, мальчик. Эту войну надо если не прекращать, то что‑то с нею делать. Причем чем раньше, тем лучше. Против всего мира в одиночку нам не выстоять. Человеческие королевства укрепляются, эльфы от последствий Войны, Мора и Вторжения пятьсот лет назад тоже изрядно оправились. Даже если еще одно мы отобьем, следующее за ним можем не пережить. Людей длинноухим никогда жалко не было, чтобы под наши мечи пустить.

Я задумался. Похоже, старики уже все решили. А что я могу сделать? Да ничего, дедуля мне не в шпионы предлагает идти. Как бы то ни было, нахождение в семье правителей клана надо отрабатывать. Дело даже не в родстве — любой полноценный воин мог быть призван ярлом на службу. Но раз в году. Поход с дружиной можно считать, а можно и не считать. С другой стороны, я своим отказом потеряю не только расположение ярла, но и нарушу интересы второго деда. Рикошетом данный вопрос даже на Снорри отразиться может. И куда мне тогда с молодой женой, кучей ликвидного имущества и реноме труса? В Мертвые земли уходить? А ведь могут и судить… Политика, скотство.

— Что с этим домом мне делать предлагаешь? — Приняв решение, я предпочел сразу решить наибольшие проблемы. — Эрику надо сюда везти, и имущество тоже. Рабов без присмотра оставлять нельзя. Как бы их ни пугали, все равно кучу всякого уцелевшего добра продали. Родня если и будет появляться, то наездами. Я вообще не планировал никаких походов еще самое меньшее год, если, конечно, полностью клановое ополчение не собирают и ты с ним пойдешь. Чтобы хозяйство в порядок привести.

— Помогу я хозяйке, — вздохнул колдун. — Ты же приглашал у тебя пожить нас с Аскелем? Вот и поживем. Хотя кто рискнет с ярлом ссориться? Честно скажу, что и мне самому твое участие в посольстве не нравится. Просто выбора нет. Кто ж виноват, что Улль — единственный сын у ярла, а ты его старший внук. У знати людей братья друг другу, почитай, каждый год глотки режут, так что племянники ярлов или конунга идут в расчет, только когда прямых потомков нет. Вдобавок король заложников даст — одного из своих сыновей и сыновей придворных своих.

— Заложников? — Я начал смотреть на жизнь с большим оптимизмом.

— А ты что думал, наши ничему не научились? Кто же свою родную кровь без заложников отпустит?

— Раньше же отпускали?

— Тогда в посольствах не дети и внуки были, это первое. Второе — то, что родню потребовал король Аргайла, в обмен на своих. Сам понимаешь, простые рыцари в обмен на ближников ярлов и конунга нам неинтересны. Ему нужен союз с Оркландом, а не нам, он и предложил заложников в обмен на безопасность посольства.

— Возможность проверить, что это на самом деле его сын есть? — Меня уже интересовали в первую очередь практические моменты будущего вояжа. Подмена посольства говорила бы о неизбежной ловушке в Аргайле и, наверное, весьма неприятной смерти членов обеих делегаций.

— Есть, — утвердительно кивнул колдун. — А вообще — зачем это ему? Его действительно соседи прижимают, да и с эльфами перессорился.

— То есть?

— Убить его эльфы хотят. После очередного покушения он к нам посольство и отправил.

— А‑а‑а, вон оно что! Тогда понятно. Веский довод. А почему его только зеленые заинтересовали, или у серых с черными тоже посольства были?

— Птичка по зернышку клюет, — хмыкнул Сигурд. — Знаешь, в большом мире история наших школ в некоторой мере известна, так же как и срок жизни у нас, зеленых. Кое‑кто из колдунов, по крайней мере в Аргайле, и про нас, первое поколение, если не знает точно, то подозревает. Так что истинное место нашего конунга и ярлов в жизни Оркланда большим секретом не является. Как с нами договорятся, с серыми куда проще будет. Тем более что обращение к нам однозначно короля от эльфов отрезает. Длинноухие ему этого не простят.

— И что, он так просто пути отступления отрезал?

— А у него что, выбор есть? Его эльфы, между прочим, убить собрались.

— Хорошо. Ярлу можно показывать, что я уже осведомлен?

— Да. Он не просил в тайне держать.

Короче говоря, договорились. На следующий день я прибыл в Замок.

* * *

Дед был краток:

— Служба мне от тебя нужна, дитя мое.

— Слушаю.

— Конунг отправляет посольство в Аргайл. Ты представляешь в нем меня.

— Не понял? — удивился я. Даже после вчерашней подготовки к разговору такого я не ожидал. — Как это представляю? Кто я такой вообще, чтобы тебя представлять?

— Мой внук. Моя кровь. Залог того, что ярл клана Ас'Кайл не отступится от своего слова.

— И что, подпись одного из твоих ближних под твоей печатью дешевле стоит? — хмыкнул я.

— Нет, — нисколько не удивился вопросу дед, — все проще. Аргайл ставит вопрос о союзе с орками, по крайней мере с зелеными. У него неприятности с эльфами, причем не столько личные, в смысле попыток покушения, а сколько в попытках подмять под себя страну и ее магические школы. Соседи, по донесениям шпионов, к войне готовятся. Как обычно, эльфы мясо впереди себя пускают.

— А что давным‑давно не напали? — опять хмыкнул я.

— Мальчик, война — это непростое дело. Тем более с таким сильным противником, как Аргайл. Твой учитель не говорил, что колдуны в Аргайле не намного слабее наших? — Чуть помолчал и добавил: — Я верю, что его величество Алвин Четвертый действительно в тяжелом положении. Мирный договор и военный союз нам выгоден. Прежде всего потому, что в нас демонов, жрущих детей каждое утро, перестанут видеть. Особенно если наша знать из посольства себя перед рыцарством в хорошем свете покажет. Если союз сложится удачно, тем паче мы сумеем удачно поддержать нашего союзника в войне, это будет означать, что сегодняшнее положение: Оркланд — против всего мира, — уйдет в прошлое. А эльфам будет непросто отправлять людей подтупить наши мечи с той же легкостью, что и прежде.

— Это‑то как раз понятно, — отмахнулся я, между делом явно удивив ярла. — Меня целостность моей шкуры интересует в первую очередь. Дом вот купил, как раз собрался окончательно в порядок привести, пред тем как молодую красивую жену перевезти, и тут такой облом.

— Чего ты хочешь?

— Да ничего особенного. Время мне надо — жену и имущество переправить. Само посольство мне интересно мало, в любом случае со мной будет кто‑то, кто подскажет, когда подпись с печатью ставить и что в договоре оговаривать. Так?

Дедуля удивленно поднял брови и с улыбкой начал меня рассматривать:

— Верно. Корабль нужен?

— Да нет. Время. У нас свой здесь стоит.

— Постарайся в десять‑двенадцать дней уложиться.

— Хорошо. Да, еще один вопрос. Охрана у посольства будет?

— Будет.

— Сколько? В смысле, сколько твоих дружинников?

— Десяток.

— А что так мало?

— Тебе что, войско там нужно? Слуги, воины, ты, от меня хольд — уже два десятка набирается. Или считаешь, что полная сотня в Аргайле спасет? Одних воинов, к слову, столько, наверное, и будет: каждый из послов охрану возьмет. Или хочешь из родовичей кого взять?

— Нет. Родичей и хотелось бы, но не возьму. Я к тому, что достаточно ли воинов будет, чтобы в бою погибнуть дали. А не на колу или в котле сварят, коли что не так пойдет.

К чести ярла, он не стал бить в грудь копытом и обещать, что все под контролем. Просто встал, обнял и молвил:

— Я жалею, что твоих братьев мне узнать так и не удалось. Только тебя, дитя мое.

Что тут сказать, броню моего цинизма этой кровожадной сволочи удалось пробить с редкостным успехом.

* * *

А в Кортборге мы с Эрикой впервые поругались. Точнее, впервые она начала на меня кричать, хотя до битья посуды, слава богу, не дошло. Вдобавок ей поддакивала присутствующая тут же Хильда — на мой взгляд, девушки слишком сдружились.

Радость жены по поводу приобретения в нашу собственность недвижимости мгновенно испарилась, как только я обрадовал двух самых любимых дам в моей жизни задачами, поставленными передо мной дедушкой‑ярлом.

Драгоценная закричала что‑то вроде того, что я желаю ее смерти, ни хрена о ней не думаю, я там граблю, убиваю и изменяю ей в своих походах, у меня не проскальзывает ни одной мысли, каково ей переживать за меня, ночей не спать, ожидая, что меня в походе укокошат и она станет молодой вдовой, что безмозглый кровожадный придурок и прочее… А потом заплакала.

Ненавижу женские слезы. Поэтому сначала выгнал Хильду, которая, подумав, чуть было не начала поддерживать подругу.

Прежде чем успокоилась, долго пришлось гладить по головке, целовать в лобик и затирать уши, активно переводя стрелки на эту сволочь — деда. Также прошелся по поводу долга перед общественностью и семьей лично, потенциальной пользой для нашей ячейки общества от этого вояжа в смысле закрепления моего (и ее) положения у подножия трона дедули, суворовским маневром затушевал и обошел возможность из похода не вернуться, обещал, что еще поход — и ни‑ни, займусь хозяйством, нес еще какую‑то пургу, в общем, даже устал ворочать языком… Потом на руках донес до постели, нежно целовал и всячески доказывал свою любовь и нежность, пока красавица окончательно не оттаяла, причем до такой степени, что поспать ночью нам удалось часа два, не больше.

Родня приняла мое решение довольно спокойно. Все прекрасно понимали, что бонусы родства с ярлом надо отрабатывать. А к смерти и боевым походам все привыкли.

Загрузить наше барахло тоже было недолго, тем более что самое ценное имущество из трофеев я оставил у родни. Не стоит искушать какого‑нибудь бандита с Мертвых земель содержимым моей оружейной, когда во всей усадьбе одна женщина, девчонка и восемь человек рабов. У колдуна свои дела, его там может и не оказаться. Хотя и нужно быть отмороженным во всю голову, чтобы поссориться с колдуном и ярлом в придачу, но предсказать можно профессионала, а мир полон любителей с завышенной самооценкой касательно возможности замести следы.

Однако и того, что взял, хватило, чтобы произвести впечатление на зевак. Я даже пожалел, что захватил слишком много. Но драгоценной, коли на нее ляжет ответственность по восстановлению лепоты нашего нового дома, требовались деньги. Деньги должна была дать реализация доспеха, что похуже. Продавать лучшее — давила жаба.

Одновременно подумал о грамотном исполнении своих обязанностей в будущем походе, соответственно прикинул, с чем придется столкнуться. Интересно, у рыцарства большого мира турниры есть? Вполне вероятно, есть. Отсюда понты, перья на шлемах, яркие краски одежд, что там еще? А‑а‑а, дуэли, точнее, поединки один на один по разным причинам, резня друг друга в подворотнях и прочие чудеса загнивающей аристократии… От последнего делаем вывод, что гарантии безопасности короля меня защищают слабо. То есть, несомненно, защищают как члена делегации, но желающий, несомненно, найдет способ свести конфликт к стычке на личном уровне. А желающие сто процентов найдутся. Во всяком случае, в Аргайл орки, в том числе и зеленые, заглядывали и, вероятно, заглядывают частенько. Соответственно, у нас будут недоброжелатели. Причем не только работающие на сопредельные государства, включая эльфов, которым сам бог велел строить провокации, чтобы нарушить замыслы короля и наших боссов, но и, так сказать, самостоятельно. Не думаю, что в Аргайле не найдется какого молодого барона, папаше которого орки отрезали голову. Сейчас на дворе разгар феодализма, соответственно вес дворянства в государстве довольно велик, каким бы король ни был тираном. Значит, конфликты на личном уровне неизбежны. Жизнь имеет отдаленное отношение к сусальным картинкам Генрика Сенкевича с придурошным молодым рыцаренком, кидающимся в атаку на первого встречного, не разбираясь, кто он такой, а потом удачно спасаемом шляхтой от рубки головы на плахе. Чтобы, так сказать, поддержать и приумножить уровень идиотизма в крови. Хотя типаж он поймал, наверное, верно. Так же в жизни противостоящего ему наглого немца шляхтичи обгадили бы с ног до головы, и не спасла бы дипломатическая неприкосновенность. Поляки это умеют. А лицо тогда было дороже жизни.

Если гадостей и провокаций не избежать, что нужно, чтобы свести количество и накал конфликтов к минимуму? Верно, имидж.

Возьму худший вариант развития событий. Самый реальный. Народ там по содержанию морально‑этических ценностей от орков если и ушел, то недалеко. Как недалеко ушли и рыцари земного Средневековья, с бандами людоедов в обозах крестоносцев и безупречным рыцарем и примером для подражания Ричардом Львиное Сердце, что как‑то под настроение приказал вспороть животы четырем тысячам пленных, чтобы проверить, не проглотили ли те драгоценности. Как вариант, за этих пленных просто не заплатили выкуп. Кстати говоря, свое прозвище он заполучил именно в связи с этим эпизодом своей биографии, ибо далеко не всякий даже в те годы был способен на такой поступок. Что это значит? Жизнь и там копейка, а чужая и куска дерьма не стоит. Христа тут не знали, поэтому попытки быть милосердным просто не поймут. По крайней мере, многие не поймут. Тем более что и в христианской философии тоже говорится, что хочешь нажить себе врага — сделай человеку много добра.

Отсюда вывод: в мелкие конфликты не ввязываться, больше работать языком, высмеивать оппонентов, при ухудшении ситуации, как найдется подходящая жертва, — позволить себя спровоцировать и эту жертву убить. Причем как можно зрелищнее. Так как люди глупы и каждый себя считает сильнее, умнее и удачливее предыдущего, урок, к сожалению, наверное, придется повторить разок‑другой. И только после этого можно будет говорить о взаимопонимании. Причем мне, а если точнее — нам, при ссорах надо будет вести себя абсолютно безупречно с точки зрения местного благородного сословия.

Страх открывает двери. Будущий инструктаж о «не поддаваться на провокации» примем к сведению, но не факт, что удастся соблюсти. Тем более что лучше дуэли, чем отрава в супе. Или стрела в спину где‑то в городе. По крайней мере, возможность спровоцировать делегатов избавит от более сложных способов испортить малину нашим политикам. По крайней мере, первое время. Конечно, это все предварительные прикидки, и поддаться на провокацию придется после консультаций с истинными главарями делегации, но что‑то не верится, будто ситуация сложится лучше.

Кошмар. Сидит пятнадцатилетний сопляк — и уже заранее решает, кому жить, а кому умереть, а за морями ходят живые трупы, которые просто пока не знают, что к ним плывет их смерть. Или по Аргайлу ходит смерть, а по морю готовится плыть труп. К сожалению, иначе никак, пока в орках все не увидят личностей, почти людей или там эльфов, а не чудовищ из‑за моря, ни о каком диалоге не может быть и речи. А положение короля становится еще более неустойчивым. Он, кстати, явно это и имел в виду, отправляя своих сопляков‑аристократов в Оркланд и приглашая взамен детей первых личностей зеленых орков. Пока орков близко знают кто? Купцы, резкие, как понос, и умные, как змеи, поисковики типа родственника Гейра, шпионы и их кураторы, ну и небольшое относительно количество рыцарства. Кто часто с орками сталкивается. Да и в любом случае духи обоих убитых мною на дуэли соотечественников не поймут, если я спущу оскорбления, за которые их прикончил. Если точнее, какой их родственник мне это выскажет? Тут уже и живые орки не поймут. Конечно, постараюсь избежать лишней крови, в идеале ее вообще не допущу, но силовой вариант врастания в местную жизнь будем принимать во внимание. Тем более что и рыцари сто процентов не уважают спускающих оскорбления. Не то время.

Вообще идеальную ситуацию, что весь Аргайл встретит нас как дорогих гостей, рыцари будут набиваться в друзья, а бабы с разбегу прыгать в постель, можно отбросить за полной нежизненностью. Мы друг друга так залили кровью за века, что годы надо будет отмываться. Тем более что родственные связи с нами — редкость. Да и то при помощи пленниц. Хотя… Надо будет поинтересоваться, кто будет в делегации от А'Хайтов — если я правильно понимаю, должен отравиться кто‑то имеющий родственников в Аргайле.

* * *

Эрика хоть и довольно болезненно восприняла грядущее расставание, практицизма и деловой хватки не растеряла, сразу взявшись гонять Брайна и его подчиненных. В чем ей по мере возможности помогала Хильда. Зачатки недовольства молодыми наглыми хозяевами и начавшийся легкий саботаж подавил я, попросту избив всех мужчин, кроме Брайна. Тот оказался умнее всех, довольно быстро сообразив, кто такой Сигурд и кто такой я. Когда он донес соображения до остальных, было уже поздно. Честно сказать, от попыток рабов поставить себя вровень с хозяевами я уже отвык. Нужно было принимать меры сейчас, пока люди за время моего отсутствия окончательно не обнаглели и дело не кончилось кровью. Эрика, в общем, добрая девушка, но она орчанка, и кровь ей не в новинку, Хильда вообще ребенок и тоже не злой. Убойное сочетание: доброта провоцирует наглость и неповиновение, умение решать конфликты силой провоцирует силовой метод решения проблемы саботажа рабов. А на кой мне, допустим, убитые рабами Эрика с Хильдой или несколько приконченных рабов? Будет возможность безнаказанно свинтить — даже Брайн не поколеблется прикончить хозяйку. «Сколько у тебя рабов — столько и врагов», — кто‑то из древних римлян. Что надо для сохранения положения? Вправить всем мозги, заранее. Поэтому порция рукоприкладства не заставила себя ждать.

А потом появился Сигурд. Войдя в курс сомнений в том, что он будет на страже моих интересов постоянно, и выслушав подозрения в отношении безопасности благоверной и сестры, старый хрен хмыкнул и предложил поработать с разумом моего имущества. Это меня устраивало. Но не устраивало Брайна, которому допросы дознатчиков дедули, по всей вероятности, достаточно вымотали нервы. Поток его мольбы прекратил Сигурд, поманив пальчиком и удивительно злобной ухмылкой.

Разумеется, повода для урока старик пропустить не смог. Совместно с ним при помощи моего же палантира я впервые вошел в чужой разум. Старик тоже присутствовал — оказалось, работать с жертвой при помощи палантира можно и вдвоем одновременно. Этого во вложенном мануале старика не было.

Любопытные ощущения. Подключение управляющих артефактом программ к разуму проходит практически незаметно. Будто у твоего тела появляется еще один орган, которым можно управлять. Единственное «но» — с некоторым усилием, отвлекаясь на решение этой задачи. Тут же подумалось, что подключиться к управлению даже простейшим палантиром — без вложенной учителем информации достаточно сложная задача. По идее, подключение к чужому разуму через зрение требует довольно изощренных управляющих программ, даже работай тот усилителем на подхвате разума колдуна. Слишком сложная задача. Вложение в память и воспроизведение файлов артефактом тоже только с виду исполняется легко и просто. В свою очередь, обеспечивающее взаимодействие хотя бы в минимальной степени программное обеспечение должно наличествовать и во вступающем в контакт с прибором разуме.

Управление взял старик, я удовольствовался ролью наблюдателя с эффектом полного присутствия. То ли это было предусмотрено, то ли заклятия, наложенные на палантир, модифицировал колдун, когда его проверял, то ли он посредством палантира подключился и ко мне, но я полностью принимал информацию обо всем, что делал старик. Поймать момент, как колдун обнаружил разум раба, я не смог, подключился чуть позднее. Защиты на разуме не стояло, достаточной силой воли он не обладал, поэтому захват прошел практически мгновенно. Единственное, что я успел заметить, точнее, поймал ассоциации, с чем сравнить захват чужого разума палантиром: это рубка проволоки зубилом. Или еще лучше — крушение стекла кувалдой. Удар, легчайшая попытка сопротивления — и отлетающий кусок или разлетающиеся осколки и кувалда в глубине витрины. Последнее вернее.

Двойное подключение вдобавок давало опыт управления и мне, а не теорию, как до этого. Когда старик листал файлы памяти Брайна, меня не оставляли ощущения, что мы это делаем одновременно, просто колдун играет основную роль.

Память Сигурд листал, вероятно, только для меня. В учебных целях. Сначала он продемонстрировал зрелище недавней резни, точнее, ее начала, в результате чего Брайн начал искать укрытие. Неудивительно, что зрелище насторожило прожженного мужика. Двое воинов‑людей вкладывают брус в скобы на воротах, а третий рубит кузнеца с подмастерьем неподалеку. У дверей кузницы. Услышав крики и команды от «гостиницы», где купцовы люди квартировали, Брайн правильно решил не интересоваться их источником. А заорал, что люди «наших» режут, и ломанулся в подполье. Присутствовавшие рабы метнулись за ним, также присоединились бывшие неподалеку. Из хозяев на крик никто не появился.

Потом появились вообще свежие воспоминания, где Брайн морально «лечит» молодежь, включая сына с разбитой мордой, раскрывая тайну Сигурда и мою. Что типа я родственник ярла и настоящий берсерк, как он узнал, а Сигурд колдун, а они — идиоты, которых он больше покрывать не будет, и хорошо, если идиотов хозяин просто поубивает, а не отдаст Сигурду для опытов. Отчего у мужиков появляется очень серьезное выражение на лице и, возможно, страх в глазах.

Воспоминания, видимо, удовлетворили колдуна, поэтому он перешел к программированию. Работал старый хрен красиво. Для начала вложил в голову файл с запретами, потом всей мощью разума и артефакта вломился куда‑то в глубину разума жертвы и начал там ковыряться, замыкая на вложенную информацию. Мне стало страшно. Палантир под управлением колдуна работал как острый прут, протыкающий мешок с мукой. Мануал таких тонкостей не включал, но, похоже, старик замкнул соблюдение им вложенных запретов и приказов на инстинкты организма. Или еще на что, не знаю, как правильно сказать. Больше ничего понять не удалось. После сегодняшнего, как я понял, при нарушении вложенных запретов подопытный получит остановку сердца или там дыхания, как только жертва поймет, что она сотворила. Понятно, почему для программирования требуются палантиры. Такой лом… Как понятно, и почему и допрашиваемые обычно с ума сходят. Сойдешь, если в твоей памяти начнут ковыряться этим ломом, мешая содержимое чересчур долго.

Уточнять по теории я ничего не стал. Я не колдун‑теоретик, разрабатывающий новые изощренные заклятия, — мне надо знать, как все это магическое программное обеспечение работает, в минимальной степени, в большинстве случаев вообще достаточно просто уметь пользоваться. Да и желания заняться теорией нет никакого. Не тот склад характера. Хотя чем черт не шутит, может, и займусь лет через пятьдесят чем‑то похожим. Пока рано даже думать об этом. Тем более что предстоящий поход будит нехорошие предчувствия. Напоследок мелькнула мысль, что, отрабатывая работу с чужим разумом на столь глубоком и изощренном уровне, древние колдуны должны были угробить не просто много, а огромное количество народу. Неудивительно, что все соседи империи так дружно встали под эльфийские знамена. Слабо верится, что государство колдунов, отрабатывающих свои гипотезы и научные изыскания экспериментальным путем (а иначе как?), во внешней политике отстаивало мир и дружбу между народами.

Когда колдун оставил Брайна в покое, мне неожиданно пришло в голову, что вложенный мне мануал колдуна информацию о программировании содержит явно неполную. Как загружать в память жертвы и извлекать информацию при помощи палантира, мне было известно, а вот как работать внутри его разума, программируя несчастного, — ничего на ум не шло. Это я предпочел уточнить. Старик как ни в чем не бывало согласно кивнул:

— Разумеется. Это тебе еще не скоро понадобится, самое меньшее года через два. Сложность понял? Научись работать с тем, что у тебя есть. Ты и так не одного пленника погубишь, пока одну память хорошо просматривать научишься. А защиту снимать еще сложнее.

Толстая полярная лиса!!!

С оставшимся имуществом осложнений тоже не возникло. Ради интереса я попросил старика дать мне возможность просмотреть память парочки кодируемых самостоятельно, убедился, что получается, и по совету колдуна оставил его разбираться с ними, дабы не терять времени, готовясь к визиту в Замок, чтобы представить дедуле мою жену и внучку. Потренироваться я всегда успею.

* * *

У Эрики среди дедовых хольдов нашлась дальняя родня. Один из дружинников лет сто назад женился на старшей сестре ее родного деда и с тех пор сделал карьеру. Я так и не понял, то ли он сам узнал родственницу, то ли дед ему подсказал или кто из его ближних, тот же форинг, то ли родные весточку прислали. Но драгоценная была рада, особенно когда тот представил своих внучек.

Меня с колдуном встретили тоже весьма хорошо. Неудивительно, коли в честь официального представления родственников ярл решил закатить пир, на котором я должен был быть одним из главных действующих лиц, естественно, верхушка присутствующей в городе родни приглашения тоже не избежала. Дед цвел. То, что я отправляюсь в вояж с неясными перспективами возвращения, его волновало куда меньше, чем признание меня, моей жены и моей сестры членами правящей семьи на таком уровне. С соответствующим рейтингом родственников. То, что ярл когда‑то признал меня своим внуком, было, конечно, хорошо и правильно, но одно дело, когда ты просто признаешь внучка, другое — прилюдно высказываешь свое доверие и грузишь участием в делах семьи и государства. Надо полагать, ярл тоже так считал, поэтому и устроил в честь такого знаменательного события попойку. Чтобы сразу указать своим друзьям, врагам и подданным мое место в жизни правящей семьи и государства. Надо полагать, теперь мне на выходе из сортира никого бить не придется. Я на некоторое время задумался — а не решил ли старый козел мне просто косточку кинуть, но пришел к мнению, что все в порядке. Хоть среди политиков интриг, несомненно, хватает, для моего отправления за тридевять земель не обязательно меня так пиарить. То, что меня усадили по правую руку от него, одно говорит о том, что он выказывает мне свое доверие и признает своим наследником. Кстати, да. А ведь его признание дает мне право на наследство! Трона мне не видать, конечно, случись чего с ним и его сыном, поскольку у него братья есть и они живы, тем более что я потомок по женской линии, но отдай дедуля концы — некоторый кусок имущества мне достанется. Как и всем прочим прямым потомкам. Законы Оркланда гласили, что любой потомок имеет право на наследство. Причем все равно, по прямой или побочной линии, — главное, чтобы умерший его признал. Так как сыновей довольно часто убивали, а внуков воспитывали деды, в получении внуками наследства за смертью патриарха не было ничего нового. Во многих случаях, кстати, доля внуков не отличалась от доли живых сыновей. Естественно, за исключением старшего наследника, того, что получал недвижимость. Вряд ли семья ярла делила наследство по сильно уж иным законам.

Поддав на приеме, я даже начал немного чувствовать угрызения совести в отношении невезучих рабов. Как бы то ни было, относиться к ним как к рабочему скоту я еще не научился. Скорее, отношение было близко к отношению офицера к нашим прекрасно замотивированным солдатикам срочной службы из тех, кто любит гульнуть, выпить, забить некий орган и подставить своего начальника. Пришлось топить сочувствие в вине — как бы то ни было, я все сделал правильно. Родня у меня в замке, у колдуна с учеником куча дел, а доверие к рабам, коих скотским отношением к ним научили понимать и уважать только страх, редкостная глупость. Предпочитаю предусмотреть неприятности заранее.

Эрика с сестричкой устроилась по левую руку от ярла, рядом с его женой. Я был не в курсе придворного этикета и правил рассадки за столом, но подозревал — так сделали специально, чтобы познакомить дам друг с другом. Воспитанницы леди Бригитты также работали официантками, но обслуживали только главный стол, за которым удостоились чести присесть только я, оба моих деда, включая ярла, наши жены, сестра и мои дядя и тетя по матери. Улль и Ильва. Как же без них. Причем дамы скучковались вместе и по мере роста градусов в организме все активнее начали перебирать темы для разговора. Все остальные, включая колдуна, бухали за другими столами.

Надо сказать, Эрика держалась неплохо и, судя по периодическим улыбкам и смешкам высокородных родственниц, отторжения не вызвала, меня даже пробил пот, когда я подумал, что дамочки, подпив, по запарке могут перейти на перемывание костей проклятых сучек‑любовниц, проиллюстрировав кобелей‑мужиков моим примером. Если, конечно, про мои шашни с Элениэль кто‑нибудь узнал. На нашем конце стола такого шоколада не было, но, как это ни удивительно, Улль ничем не показывал своей ко мне неприязни, хотя и держался довольно холодно. Меня посетила мысль, что что‑то изменилось, хотя забивать себе голову этой кислой физиономией я не стал. Между прочим, батя его кинул на край стола, по правую руку от ярла сидел я, потом дед и только потом наследник. С другой стороны крайней тоже сидела Ильва. Похоже, ярл решил подчеркнуть уважение к родственникам. Это радовало. Охлаждала радость мысль, что за все надо платить. Первый транш меня ждет.

Однако сюрпризы пьянкой в честь внуков не ограничились. В самый разгар, причем в тот момент, когда градус достаточно подействовал, все чувствуют себя бодро и весело, но умственные способности еще не начали идти к нулю, дедушка‑ярл взял слово:

— Как вы знаете, по правую руку от меня сидит моя родная кровь, мой родной внук Край, сын Бранда из рода А'Корт. Когда‑то я отдал его мать за доблестного десятника из моей дружины «Топора» Бранда А'Корта. К моему сожалению, вместе с моей дочерью, двумя внуками и внучкой отдавшего жизнь, сражаясь с проклятыми длинноухими. Однако, несмотря на постигшее меня несчастье, я был рад услышать, что младший из сыновей Бранда сумел не только выжить, но и прославиться. Немногие новики в своем первом бою сумеют сразить пятнадцать врагов зараз. Даже голозадых ополченцев какого‑нибудь нищего рыцаря. И уж тем более я никогда даже не слышал, что бы эти пятнадцать были эльфами. — В зале сдержанно зашумели. Улль воспринял панегирик отца довольно спокойно, только встретился со мной взглядом, однако глаз не опустил, предпочтя разорвать переглядывание, самолично налив вина в кубок. Определенно что‑то изменилось. — За одно это он заслужил награду за свою доблесть. Удалось взять пленных, от них доблестные А'Корты и известный в Хильдегарде Снорри А'Кайл вызнали, где эльфов ждут корабли. Месть не заставила себя ждать. Мстители для начала вырезали полусотню короткоухих, что ждали своих хозяев. Причем для того, чтобы их перебить, пришлось штурмовать боевые башни. В одну из которых мой внук опять вошел первым — не только внутрь, но и наверх.

Я прожил уже достаточно долго, чтобы не возгордиться при такой похвальбе. Я верю, что ярл, именно ярл, а не дед, ко мне неплохо относится. Но не более того. Он — владыка, предводитель клана. Политик. А значит, его похвальба работает в первую очередь на него. Тут понятно: чем более положительным будет мой имидж, тем выше авторитет его же, хвалит‑то он собственного внука, типа в меня пошел. Вдобавок он повышает рейтинг меня как формального главы делегации. Типа не смотрите, что он молод, зато как крут! Интересно, награда какая будет? Чтобы добить общественность? Тем временем дед продолжал:

— Был ранен, но это ему не помешало, встретив остатки бежавшего отряда длинноухих, убить еще нескольких. — Не знаю, что подвигло дедулю на худший вид лжи — полуправду, похоже, отстаивание имиджа своей дружины. Которая упустила второй отряд эльфов. А тот, между прочим, успел забить команды нескольких кораблей, как минимум. — И, наконец вернувшись из на редкость удачного похода, отомстив всем, кто был причастен к смерти его родных, он на этом не остановился и вскоре пошел в следующий. Надо сказать, доблесть не изменила ему и в нем. Встреча с дружиной Морского Рыцаря на двух драккарах показала, что он в состоянии первым взойти не только на вражескую стену, но и на вражеский борт. Из людей не выжил никто, херад захватил два корабля, но в живых их осталось десять из тридцати пяти.

Зал зашумел заметно громче. Сидели в нем только самые уважаемые деятели дедушкиной администрации с семьями, с очень большим боевым опытом. Что такое первым ворваться во вражескую крепость или башню, им было объяснять не надо, как, впрочем, и первым ворваться на борт вражеского корабля. Меня рассматривали буквально все. Сигурд подмигнул. Асмунд отсалютовал кубком. Авторитет свой я заработал, осталось его сохранить. Главное — не показывать ярлу, что я возгордился. Сделает гадость. Именно для того, чтобы поставить на место. Кстати, судя по фабуле дифирамбов, похоже, получу браслет. Слава богу, просвещать остальными подвигами в нашем походе ярл никого не стал. Сигурд оказался прожженным типом, ни хрена не уважающим жажды некоторых деятелей прославится. И, к слову, нисколько не верящим в отсутствие в наших краях шпионов Серебряных Драконов. В результате переговоров колдуна с ярлом в свое время было решено подвиг о вторжении на территорию этих самых Драконов не оглашать. То, что вырезали целую группу студентов из Магической Академии, если кому и шептать, то только умирающему дедушке на ушко под одеялом, ярлу подогнать несколько безделушек из добытого в честь уважения. А он тоже будет помалкивать. Особо разъяснять перспективы длинного языка колдуну не пришлось. Все выжившие были достаточно здравомыслящи. Хотя операция по устранению отморозков, осуществивших такой теракт, чертовски сложна, но желающий отомстить найдет способ, коли у него имеется достаточно ресурсов. По крайней мере, у некоторых из родителей и родственников убиенных денег и связей было вполне достаточно, даже не принимая во внимание того, что такая плюха способна заставить с самого начала участвовать в отмщении и государственные структуры.

Похоже, болтать деду надоело:

— Честно сказать, я, как ваш ярл, к своим детям и внукам придирчиво отношусь, они действительно должны быть лучшими. Чтобы воин, носящий браслет, если и посмел своими подвигами хвастаться, то только на моих детей оглядываясь.

Что ж, блестяще. Первое — дедуля не лишен ораторских способностей. Второе — дедуля, несмотря на звероподобный вид, весьма умен. Третье — дедуля превосходно умеет мешать правду с ложью, добиваясь нужного себе впечатления от речи. В самом деле прекрасно. Ярл пропиарил меня, дружбу между родами внутри клана, свою справедливость, крутизну собственного рода, включая внуков от первой попавшейся бабы, доказал присутствующим, что они служат ему по праву, и в заключение наградил меня наградным браслетом. Причем в таком контексте, что ни одна проститутка не скажет за спиной, что я получил его по блату. И наградил‑то не для того, чтобы мне потрафить, а, судя по всему, по своим соображениям. Похоже, меня будет ожидать серьезный инструктаж — что‑то дедушке‑ярлу от меня надо. Похоже, с его величеством, помимо общих, будут и отдельные переговоры, по крайней мере, с дедушкиным послом. Браслет на моей руке явно добавлен для авторитета делегации. Сомневаюсь, что хоть кто‑то из остальных потомков первых лиц в делегации его имеет.

Как бы то ни было, несмотря на разгул феодализма, с боевыми наградами в Оркланде было строго. Ярл мог, конечно, дать браслет или другую награду кому угодно, ни у кого не спросясь, но не факт, что дружинники приняли бы нового героя со всем радушием. Воевал народ у нас много, храбростью никого было не удивить, поэтому к зримым боевым отличиям относились довольно придирчиво. Про случаи, когда таких героев провоцировали и убивали в поединках, я слышал, отморозки из Мертвых земель могли и не убить, только отрубить руки. Традиции сложились, ярлы, насколько я мог судить, сильно в них не вмешивались. Одной из традиций также было представление дружинников на награждение особо отличившихся, если точнее, представление от хольдов дружины. Реже с ходатайствами выступало ополчение. Хотя награды практически всегда доставались подданным во время больших походов, то есть ярл поощрял воинов, отстаивающих его интересы. Получить награду в других случаях было крайней редкостью. Только героям, вытворившим что‑то, со славой на весь клан. Последнее мне удалось с блеском. Пятнадцать длинноухих трупов — серьезная заявка на вхождение в летописи. То, что я первым ворвался в башню, тоже могло быть основанием для получения награды: как бы то ни было, у первого ворвавшегося на крепостную стену немного шансов выжить, если ее защищает хороший гарнизон. Ворваться на борт вражеского боевого корабля немногим отличается от стены. Хотя, судя по рассказам стариков, за галеры награждали редко. По причине малого количества полноценных воинов на борту. В общем, дед действительно молодец. Вроде и феодал, но хороший психолог, не забывающий психологически обрабатывать подчиненных. Любой дружинник поневоле задумается, особенно молодой…

Тем временем в зал вошел с парой дружинников по бокам исчезнувший во время речи форинг с блюдом, на котором лежал простенький наборный серебряный браслет из прямоугольников примерно сантиметр на полтора и небольших рубинов посреди каждой пластинки. С ума сойти, сразу Кровавый Браслет!!!

Обычно за крепостную стену или доблесть награждали простым серебряным. Кровавый, он же Рубиновый, Браслет шел как награда за следующие подвиги, как высшая степень. Выше был только такой же браслет, но с девизом владельца — еще одна отрыжка наградной системы Империи. В общем, дед не поскупился, отметив все мои подвиги разом. Хитрец, однако. Я оглядел зал. Зал одобрительно ревел — кто встал, кто колотил кубками по столам, распугивая соседок, но недовольных рож не было. Вот и славно. Похоже, вхождение в жизнь Хильдегарда состоялось. И, как бы то ни было, ярл действительно ко мне очень благожелательно настроен. Прекрасно.

Я встал, ярл лично взял браслет и нацепил его на мою руку, потом обнял. У Эрики на глазах блестели слезы, Хильда чуть не прыгала от радости. Что оставалось? Только предложить выпить. Что я и сделал, предложив выпить не столько за меня, сколько за тех доблестных воинов, что сражались бок о бок и погибли, в отличие от меня. По‑моему, достаточно самокритично, вдобавок уважение к сражавшимся вместе со мной проявил. Дружина должна оценить.

Дружина оценила.

* * *

Проснулся я, лежа в знакомой комнате знакомой башни бок о бок с Эрикой. И чуть было не спалился, спросонья чудом не назвав ее Элениэль. Пришлось полежать пару минут, чтобы успокоить взбесившееся сердце.

Завтрак, как обычно, притащили слуги. Пьяный в сопли дедушка Ульф храпел в соседней комнате, добудиться слугам его не удалось. Потом заявился Сигурд с замковым колдуном, немедленно принявшиеся рассматривать браслет.

— Ценит тебя ярл, — хмыкнул Сигурд. — Настоящий браслет времен Империи дал.

Честно сказать, последнего я не ожидал. В принципе новоделы отличались немногим, насколько мне было известно, также работали амулетами‑оберегами, как и старые. Но носить настоящий древний браслет было гораздо престижнее. На секунду мелькнула мысль, что деда смерти моей хочет, там, за морями, поскольку такие древние вещи явно стоят огромных денег. А я эти деньги на руке таскаю. Подленькую мысль пришлось подавить: новодел отличить от подлинного не так‑то просто. Древние браслеты служили нашим мастерам образцом, внесение изменений не приветствовалось. Мысленно даже устыдился. Жизнь отдать за родственника по‑прежнему не хочется, но помочь ему в его делах желание появилось. Старый козел!

Вообще же мне действительно повезло. Теперь наладить отношения с высокородной молодежью из делегации будет куда проще — конечно, не награда красит орка, а орк награду, но все же психологически сложно противостоять со своим мнением молодому отморозку с Кровавым Браслетом на руке. Тут главное — не испортить впечатления, говоря глупости или то, что считают глупостями. А коли я затешусь в группу, принимающую решения, то шансы выжить при прочих равных увеличиваются. Главное, все предусмотреть. Ярл что обо мне беспокоится? Ну, археологическая ценность на руке — явно знак симпатии. Превосходно.

Наградная система у нас тоже осталась неизменной со Времен Империи, точнее, с тех времен, когда выжившие в Оркланде начали сбиваться в подобие государства. И я чувствую, что знаю того, кто приложил руки к ее возрождению.

Пока же я попытался получше рассмотреть браслет. Ничего выдающегося, даже гравировки нет. Только граненые рубины на каждой пластинке и застежка в виде головы то ли крокодила, то ли дракона. В магическом плане от него тянуло силой, как и от любого сильного артефакта. Попытка присмотреться к ауре не показала ничего выдающегося. Обычный, насколько могу судить, довольно мощный защитный артефакт, со спектром защиты в основном от Истиной магии. Вероятно, оптимизирован на совместную работу с остальными защитными амулетами.

Далее колдуны, не дав жене слова сказать, утащили меня в покои к Асмунду — заниматься. Давать скидку на скорый отъезд Сигурд мне не собирался, поэтому тренировка пошла по обычному графику. Хотя загружать информацию на этот раз не стал, ограничившись практическими занятиями. Как, впрочем, и все время с момента получения известия о моем отъезде. Хильда ночевала где‑то поблизости с квартирой дедули‑ярла. Леди Бригитта распорядилась приготовить ей спальное место по соседству с дочерьми и воспитанницами.

Ну а потом, естественно, возник посыльный от ярла, и я отправился на инструктаж.

* * *

Главу делегации звали Рангвальд, я несколько погорячился с оценкой своего места в жизни и политике. Чувствовал он себя в присутствии ярла спокойно и естественно, держался с достоинством. В общем, было видно, что оба понимают и уважают друг друга.

Дедуля предложил присесть, кивнул на стол, приглашая угоститься винишком, и начал инструктаж.

Инструктаж, если точнее, боевой приказ мне понравился. Емко, но кратко и по существу. Ничего лишнего, объяснены все нюансы, поставлены задачи минимум и задачи максимум, учтены возможные трудности — в общем, хоть в учебник включай.

Как я и рассчитывал, реальное руководство делегацией клана Ас'Кайл возлагалось на Рангвальда А'Кайла, кстати говоря, двоюродного брата дедули, как он походя пояснил. Дед был прям и честен, без обиняков сообщив, что я молод и неопытен, по его мнению, ценность моего мнения в политических вопросах пока неясна, и вообще я отправляюсь в Аргайл только потому, что в Большом Мире уважают заложников только с прямым родством касательно власть имущих. В последнем, правда, я усомнился. А также потому, что король Аргайла дает в залог именно таких. В это я поверил — больше похоже на правду, прямой обмен на равных по статусу. Далее, возможно, поняв мои мысли по выражению лица, старик пояснил, что коли меня угораздило попасть в жернила политики, то из этого надо извлечь определенную пользу. Я глянул на браслет и приготовился снять и швырнуть его на стол, если ярл посмеет намекнуть о политических мотивах моего им получения. Хотя это и правда, но позволять такое говорить себе в лицо нельзя. Никому. Если не хочешь стать марионеткой. Марионеткой становиться не хотелось, вообще, дай мне волю, политикой бы не занимался. Старый козел как будто мысли прочитал — сделал секундную заминку и как ни в чем не бывало начал разъяснять мои задачи. Впечатляющая прозорливость. Краю повезло с генами.

Первая — по мере возможности оказывать содействие Рангвальду во всех его начинаниях — была понятна. Допуск к Печати я буду иметь право, но воспользоваться ею без согласия Рангвальда я имею право, только если он перед этим отдаст концы. Рангвальд поморщился. По статусу я являюсь полноправным замом главы посольства де‑факто и первым лицом де‑юре. Воины десятка охраны подчиняются мне в той мере, насколько мои приказы не противоречат приказам Рангвальда. Естественно, коли Рангвальд помрет, охрана подчиняется уже только мне, в полном объеме. Кроме десятка охраны в посольство входят слуги, два с лишним десятка голов. Все орки. В данном случае подразумевались как относительно чистокровные орки, присягнувшие напрямую ярлу или родившиеся в семьях его лойсингов из должников, так и полукровки, рожденные рабынями и не признанные отцами. Которые, по нашим законам, рабами, однако, быть не могли. Собственно, последние и составляли абсолютное большинство халдейского сословия. По крайней мере, у зеленых орков. Естественно, слуги также должны были быть вооружены и одоспешены. Случаи, когда слуга поднимался до полноправного дружинника или кого‑то еще значимого, в обществе случались. По большому счету проблемы с этим возникали только оттого, что сын или дочь неизвестного отца не имели покровительства рода и поддержки родственников.

От нас двоих требовалось разнюхать истинное положение дел в Аргайле, степень контроля короля над страной, примерно оценить количество недовольных его политикой — в общем, ценность как союзника. Также ярла заинтересовала экономика Аргайла, в том числе потенциальной пользой для клана Ас'Кайл. О получении некоторого количества разведывательной информации о потенциальных противниках старику можно было бы и не говорить. На месте, оценив все нюансы, мы должны были поучаствовать в подписании договора о дружбе и сотрудничестве как представители своего клана, предварительно выдавив из нашего потенциального друга как можно больше бонусов, желательно и для клана лично. Похоже, бюрократия Империи оставила неплохие следы не только в Оркланде.

Уже от меня одного требовалось, если получится, наладить отношения с молодежью как нашей, из участников делегации, так и тамошней, желательно из сыновей местных феодалов, что покруче. В основном для опровержения отрицательного образа орков в их и не только их глазах. Король Алвин, судя по словам ярла, был достаточно умной и предусмотрительной личностью, чтобы шаблонный прием эльфов — скупка и заключение союза с заговорщиками из числа недовольных властью, которые сами прикончат мешающего длинноухим владыку, — не сработал. Но попытки были, некоторое количество дворянства Аргайла отправилось на эшафот. Однако среди верных королю было довольно много баронов, кому длинноухие соседи надоели куда больше, чем ему самому, но это совсем не значит, что они не могли не понять дружбы и союза с орками. Что ставило короля в несколько уязвимое положение. Как бы то ни было, спесивые эльфы жили рядом веками, а орки за тридевять земель, появляясь только грабить и убивать. В общем, второй причиной наличия такого количества высокородных в посольстве, как я и угадал, было желание показать нас, так сказать, лицом. Дабы выбить почву для пропаганды, по крайней мере, среди аристократии. Если наладить отношения удастся, то от меня требовалось прокачать моих новых друзей на возможность если не вербовки, то взаимовыгодного сотрудничества, если говорить прямо и пользоваться земными терминами. Про то, что дедуля с Рангвальдом и его последователи явно собираются раскинуть агентурную сеть в стране нашего нового друга не только среди купцов, работающих с орками, мне сказать постеснялись. Что, впрочем, было понятно, не мое это дело.

Были еще пожелания, но по мелочам. Ярл меня несколько удивил только отношением к провокациям. Запрещать кого‑то прикончить или кричать — не поддаваться на провокации — он не стал. Старый мерзавец, элементарно приказал совещаться с Рангвальдом при каждой возможности и стараться избегать особо глупых малолетних идиотов из числа сыновей верных Алвину феодалов, чтобы не нажить врагов среди потенциально полезных людей. Когда ничего нельзя будет сделать — убивать крайне осмотрительно. Потом добавил, что в этом плане он на меня надеется, и в то, что я соображу, кого надо прикончить, а кого оставить в живых, он верит. В общем, дед оказался этаким оракулом, можно сказать, буквально озвучив почти все мои мысли. Впечатляет. Я действительно начал его уважать не меньше, чем колдуна. Однако отрадно, что, реал‑политик в повседневной жизни, дед не перенял модного увлечения земных политиков формулировкой приказов таким образом, чтобы свалить ответственность за возможные неприятности на исполнителей. Похоже, иллюзий о роде человеческом и у него немного. Так что в вояже без крови никак не обойдется. Однозначно.

* * *

К поручениям ярла я решил отнестись со всей ответственностью. Если собрался делать дело, делай его хорошо. Если в будущем будет неохота гонять по посольствам, то надо собирать постоянный отряд бандитов, даже не обязательно базируясь в Мертвых землях или заимев серьезный бизнес. Во‑первых, классическая отмазка — «Воинам/работникам моим ты платить будешь?» — станет смотреться весьма веско. Во‑вторых, предводитель отряда пиратов, фактически независимый от власти, очень неудобная фигура для исполнения посольских функций. В первую очередь благодаря кучам трупов, оставленных за спиной его отрядом. Хотя такие отряды и отличались от херадов ледунга или дружин немногим с точки зрения жертв, но люди и эльфы большого Мира все же их отличали.

Свой черный меч я брать не стал по причине слишком большой приметности. Один из тысяч пиратов с таким мечом — это одно, один из орков первого за сотни лет посольства — совсем другое. Как‑то не хочется доставить Серебряным Драконам максимум удовольствия, что прикончат меня, совместив приятное с полезным. Отпущенные мною эльфки явно обрисовали как меня, так и мой меч. Я даже обрадовался, что сменил шлем. После раздумий малхус решил оставить. Кроме формы и конструкции, он ничем не отличался от множества других девайсов схожего назначения. Тем более что дед, помимо бригантин, наладил за время моего отсутствия выпуск и малхусов, которые неожиданно тоже вошли в моду — пока что только у моих товарищей по походам и их родственников. Однако партию мечей приобрел и Снорри, чтобы толкнуть в столице. Бригантина тоже явно не бросалась в глаза избытком особых примет поэтому взял и ее. К несчастью, вид у моего панциря был явно непрезентабельный, и произвести впечатление мог разве что на живущих мечом профессиональных воинов — как конструкцией, так и следами повреждений. Поэтому пришлось тряхануть сусеками и найти богато украшенный эльфийский колонтарь и шлем по комплекции, пускать пыль в глаза. Как я полагаю, впечатляться могут и женщины. А ночная кукушка дневную всегда перекукует. Об апофеозе впечатлений — орке в одной постели с впечатленной — пока думать было рано, так же как и о последствиях — кучке сплетниц в темной комнате у камина вокруг рассказывающей о впечатлениях. Чтобы женщина не поделилась с подругами достоинствами и недостатками интересного им самца — так не бывает, особенно в этом самом плане, типа мужик‑то — ого‑го, а вы — лохушки. Последнее, естественно, мысленно. Мужчины в таких вопросах, как ни странно, стеснительнее. А что касается женщин, я успел убедиться, что ничем они друг от друга в разных пространственно‑временных континуумах не отличаются.

Позже запасной доспех можно будет продать — не думаю, что в Аргайле избыток доспехов убитых эльфийских высокородных, и за хорошие деньги, поскольку доспехи и оружие в Оркланде стоили явно дешевле Большого Мира, благодаря множеству успешных походов и прочим нюансам. Во всяком случае, купцы Большого Мира их скупали с большим удовольствием. Да и в любом случае два панциря лучше одного, мало ли что может случиться.

Вместо Черныша я взял своего Кровавого Змея — меч он приметный и должен отвлечь внимание, даже если кто и заинтересуется малхусом. Без копья и щита, к сожалению, было не обойтись, поэтому взял и их, как и свой любимый арбалет. Оба кинжала были со мной постоянно, кстати, пользование валахаром как кухонным ножом частенько вызывало улыбку колдуна. Кроме того, в качестве страховки пришлось прихватить свою перчатку. Конечно, дохлая она страховка, пойди что не так, но лучше, чем ничего. По крайней мере, продать жизнь подороже шансы есть.

Одежду мы выбирали вместе с Эрикой, пришлось пошляться по базару, тряся в большинстве тех же иноземных купцов насчет тканей и предметов роскоши. Кое‑что из наимоднейших фасонов удалось купить, остальное пришлось заказывать в дедовом придворном ателье, что было в замке. Леди Бригитта распорядилась. Эрику с Хильдой она приняла радушно, как, впрочем, и Ильва не выказывала неприязни — как бы не наоборот. Расшитые золотом и серебром дублеты или там кафтаны, не знаю, как назвать правильнее, пусть будут дублетами, и все такое прочее из хорошей ткани, к сожалению, были необходимы. Вниз я предпочел эльфийские шмотки, решив не изменять своим привычкам. К счастью, до обтягивающих шоссов мода в Оркланде еще не дошла. Те будили неприятные ассоциации с колготками.

В ожидании вестей из Брандборга я просидел в Хильдегарде восемь дней. Как раз хватило, чтобы полностью подготовиться к походу, познакомиться с дружинниками охраны, одним из которых оказался мой знакомец, которому и набил морду в ту самую неприятную ночь. А также слугами, которые вместе с десятком охраны тренировались отнюдь не разносить посуду и кашеварить, а биться как в строю, так и в одиночестве. У всех были кожаные доспехи, щиты и металлические шлемы в комплекте с боевыми топорами и копьями. Конечно, до полноценных дружинников им как до неба, да и на фоне с детства обучаемых владению оружием орков богатых родов они смотрелись плохо, но на обычных людей их подготовки должно было хватить.

Когда пришло время отправляться, и Эрика, и Хильда плакали, не стесняясь посторонних. Не знаю про Хильду, но жена была в курсе судьбы предыдущих посольств.

 

ГЛАВА 6

Брандборг мне понравился. Собственно Брандборгом звались два отдельных поселения по обоим берегам Бейла, реки чуть пошире Одры с устьем километрах в ста от нее. По левому берегу располагалась резиденция конунга — замок Брандборг с посадом вокруг него и, естественно, россыпью усадеб по берегу и в окрестностях. На противоположном берегу находился окруженный крепостной стеной город под тем же названием. Естественно, наличия посада и усадеб окрест он тоже не избежал.

Город был богатый, что бросалось в глаза сразу. Хотя стены и были деревянными, но, по крайней мере, все приречные башни были каменными. Надо полагать, постепенно деревянные стены и башни заменялись каменными. Это дело не внушало оптимизма, в свете имеющихся у меня данных. Зачем каменные стены городу в глубине земель пиратов и грабителей, держащих в страхе половину известного мира? Притом что внутренняя политика государств этих пиратов и грабителей весьма стабильна и не предполагает широкомасштабных конфликтов, требующих защиты городов от способных их захватить армий. Мое недовольство дедом и другими власть имущими Оркланда начало несколько увядать. Дело‑то, оказывается, нешуточное и пахнет кровью. Большой кровью. Короче, широкомасштабной войной.

Пред воротами замка Брандборг‑1 располагалась здоровенная мощенная брусчаткой площадь с непременными украшением замков власть имущих моей родины — приличных размеров шибеницей. С десятком насаженных на колья трупов разной степени свежести и даже троицы повешенных. Хотя хоть убей, я не понимаю, зачем данных двух людей и орка нужно было вешать, когда можно было так же посадить на кол, как соседей. Свободные колы имелись. На парочку, правда, взгромоздили отрубленные головы каких‑то бородатых мужиков. В общем, номенклатура и содержание казней, надо полагать, за разные составы преступления, внушала уважение, что и говорить. Конунг явно не страдал излишним милосердием и боролся с преступностью, засучив оба рукава. Чтобы кровью не запачкать.

Любопытно, но располагавшиеся на площади и вокруг нее будки, навесы и телеги базара к воротам близко не приближались. Как понимаю, было запрещено. Разумно. Как пояснил Рангвальд, капитальный базар с постоянными, так сказать, аналогами магазинов располагался на другом берегу.

Сам замок тоже представлял собой староимперскую постройку, но когда‑то пострадал куда больше замка деда. Проломы в стенах были заложены красным кирпичом, в отличие от каменных блоков создателей.

Внутри располагалась цитадель. Причем, судя по моим подозрениям, не в виде куска внутренней площади, отделенной от остальной еще одной стеной, а полноценная, в виде крепости внутри крепости. Там нас и встретил наш король.

Цитадель тоже была хороша. Разросшаяся помесь между очень большим донжоном и неплохо защищенным дворцом занимала две трети внутренней площади. Ворота надвратной башни цитадели выходили на мощенный камнем внутренний двор. В отличие о пройденного, снаружи не являвшийся дополнительно тренировочной площадкой для воинов гарнизона со всеми необходимыми чучелами, деревянным оружием и прочими прибамбасами. Тут, понятно, молодые гридни явно обитают во внешних башнях. Поближе к конунгу селятся те, кому каждый день тренироваться не надо.

Конунг встретил нас, сидя на троне в приемном зале. Его величество конунг Ас'Урух (зеленых орков), в теории мой владыка Эйвинд А'Кальт, смотрелся нисколько не менее брутально, чем мой владетельный дедуля, а то и превосходил, по крайней мере в росте. Кабан ростом за два метра с соответствующей шириной плеч. Правда, в возрасте заметно постарше деда: нашему королю перевалило за полторы сотни. Свита выглядела вполне обычно, за исключением наличия неподалеку от трона полноценного жреца Одина, наверное, представителя находившегося неподалеку от Брандборга святилища. Профессиональными жрецами любого представителя пантеона мой дед откровенно пренебрегал, поэтому гостями в Хильдегарде они были редкими. К слову сказать, я так до сих пор и не понял, что заставило Сигурда исполнять обязанности жреца‑внештатника, — явно не глубокая вера в высшие существа. Хотя черт его знает?..

Наличия в зале уже знакомых мне людей из посольства я ожидал, поэтому их присутствие меня не удивило.

С Рангвальдом конунг был, видимо, хорошо знаком, поэтому приветствовал моего начальника весьма милостиво и с большим уважением. Отголоски симпатии больших людей достались и мне, во время представления конунг обронил в мою сторону несколько похвальных слов, включая поздравления с браслетом. Между делом выказав некоторое знакомство с моей биографией. Тут понятно, явно моя кандидатура всплыла далеко не вчера и обсудили ее большие орки, скорее всего, давным‑давно.

Присутствующие в зале при комплиментах позволили себе немного пошуметь, обсуждая такого молодого героя, или не героя, но мажора с большими связями. Было видно, что я заинтересовал и людей из посольства.

Далее нас пригласили на вечерний пир в этом же зале и, свистнув прислугу в сопровождении хольда из дружины в знак уважения, отправили располагаться в отведенные нам апартаменты.

Слуги проинструктировали насчет распорядка дня, выяснили, желаем ли мы питаться в местной столовой или надо приносить пищу в апартаменты, задали еще кучу животрепещущих вопросов, довели до наших с Рангвальдом комнат и разместили. После чего, забрав пару из четверки наших слуг, что должны были нас двоих обслуживать, удалились показывать тем, что где в замке находится. Остальных слуг вместе с воинами разместили в одной из наружных башен. Естественно, подарки ярла, личное имущество и прочий высоколиквидный товар нашего посольства складировали у нас. Хотя в Оркланде воров принято казнить или как минимум рубить руки, но всегда найдется индивидуум, считающий себя самым хитрым. Особенно из рабов или слуг.

* * *

Пьянка нисколько не Отличалась по содержанию от остальных виденных мною, разве что за столами присутствовали люди — как посольство из Аргайла, так и уроженцы Оркланда. Причем люди, независимо от места рождения, вели себя за столами нисколько не культурнее моих зеленых, серых и черных соплеменников. Те тоже присутствовали.

Кобольдов вживе я, точнее, Край до сих пор видел всего пару раз, последний лет семь назад. Отличались они от серых орков разве что более кряжистым телосложением и чертами лица. Все до одного мордатые, щекастые, с носом «картошкой». Кто видел мультяшку «Белоснежка и семь гномов», пусть даже в порнографической версии, меня поймет. Художник рожи будто в Орочьих горах писал. Разве что с телосложением отклонился от правды жизни — увлекся Белоснежкой.

Посадили нас от посольских довольно далеко, идти знакомиться мне было лень, поэтому я расширил круг своих знакомых только соседями.

Похоже, таким же, как я, «знаменем» Ас'Хайтов был Хадд А'Хайт, младший брат леди Бригитты, красавец собой, года на три старше меня. Вылитый эльф, если бы не великоватые клыки во рту и «змеиные» глаза, которые, кстати, в полутьме зала совершенно не бросались в глаза. Зубы при закрытом рте, естественно, тоже. Похоже, я будил в соседях схожие мысли, тем более что мы оба были обряжены в характерные эльфийские тряпки. На нас даже оглядывались.

Похоже, второй причиной отправить в посольство молодежь было отсутствие большого кровавого следа за каждым из нас конкретно. Старшие сыновья, что конунга, что ярлов, должны были уже собрать неплохой урожай кровников, предводительствуя отрядами своих воинов. Хотя… по большому счету, какая разница? Для тех, кто хочет отомстить. А вот король окажется в более выигрышном положении, защищая от кровников тех орков, кто лично не палил замков его подданных, не резал пленных и не жег деревень крестьян вместе с ними, чтобы вынудить дружину выйти из замка для боя. И тем более мало отличим внешне если не от людей, то от эльфов точно. Нас с Хаддом, пока пасть не разинем, по сути, только глаза от эльфов отличают. Ну и у меня кожа слегка зеленовата.

С Хаддом мы сошлись сразу — он оказался приятным в общении веселым остроумным парнем, ни словом, ни взглядом не выдавшим и малейшего негатива относительно меня, — почти родственник, хотя, похоже, был в курсе, кто я такой и откуда взялся. С его старшим соратником Вагном Два Лица, прозванным так за вертикальный шрам, разделивший лицо почти пополам — от левой брови до подбородка, каким‑то чудом не задев глаза, завязал беседу Рангвальд — боссы только в десны не целовались. Нас с Хаддом тут же посадили вместе, чтобы мы не мешали встрече старых друзей и познакомились друг с другом, причем Вагн буркнул в мою сторону что‑то лестное касательно доблести в таком юном возрасте и поздравил с браслетом.

Напротив сидели мужики постарше, лет под тридцать, среднего роста широкоплечий жилистый Бруни А'Рагг и здоровяк размером с дверь Торвальд А'Кейт, сыновья ярлов соответствующих кланов. Эти, возможно, правили посольствами сами. Судя по всему, эта парочка приятельствовала довольно давно. Оба отнеслись к нам с Хаддом довольно приветливо, хотя и довольно скептически осмотрели мой браслет. Наша четверка перезнакомилась друг с другом, и уже через час я смотрел на мир через слегка мутное стекло.

Вечер прошел удачно. Подраться ни с кем не удалось. Однако моя радость касательно прошедшей черной полосы и моего нахождения в замках наших власть имущих длилась недолго.

Неприятности нагнали меня следующим днем.

* * *

Ближе к полудню ко мне в комнату вломилась вся троица. Припомнив содержание вечера, я убедился, что послать их — значит, безнадежно испортить с без пяти минут друзьями отношения. Последнюю треть вечера наша четверка сидела бок о бок, жрала вино и пиво, громко ржала и хвасталась своими подвигами. Точнее, хвастались они трое, не забывая периодически брать меня «на слабо», чтобы я раскрыл тайну браслета на моей руке. Какое‑то время я отшучивался, потом пришлось сказать пару слов про короткоухих и драккар морского рыцаря. Про эльфов хватило соображения промолчать. Слишком фантастически звучало, а это прямой повод к проявлению недоверия и соответственно пьяному конфликту. Но расстались мы в полностью шоколадных отношениях, договорившись, что следующим днем побродим по базарам и представительствам купцов и ремесленников Брандборга, а возможно, еще и зарулим в некий домик с «вот такими бабами за совсем небольшие деньги!», как выразился Бруни. Как оказалось, цивилизация в лице борделя до столицы уже добралась.

Халда парочка друзей разбудила первым, успела опохмелить, и с кувшином вина уже втроем вломились ко мне.

Собственно, я сильно не возражал — все трое произвели на меня хорошее впечатление, и наладить с ними отношения получше было бы неплохо. Случись что, умирать вместе будем.

Появившийся на шум из соседней комнаты Рангвальд понимающе хмыкнул, хлебнул налитого ему вина и оставил нас одних. Естественно, первое, что сделал Бруни, завел разговор о прелестях жриц продажной любви. Судя по описанию, бордель пользовался популярностью, а хозяин — преимуществами отсутствия конкуренции. Причем цены не лупил, похоже, работал за счет оборота. Надо полагать, закреплял клиентуру. Торвальд слышал, что в столице и окрестностях собрались открыть еще два. Хозяева скупали рабынь на должность обслуживающего персонала. За высокородных пленниц, за которых не заплатили выкуп, давали полуторную цену. Эльфиек обещали покупать за двойную. Чистый бизнес — конкуренты озаботились ассортиментом услуг, коли снижать цены некуда. Попутно Бруни посетовал, что хозяин действующего борделя у него эльфиек взять отказался, опасаясь, что их родственники или авторитетные эльфы такого не поймут.

Однако добраться до борделя нам не удалось.

* * *

Базар города Брандборг превосходил призамковый по площади раза в три. Собственно, как оказалось, рынков в городе было два. Большой, с участием иноземных купцов, за стенами на здоровенной площади посада, и малый, на площади внутри города. На последнем торговали действительно ценным товаром по‑настоящему авторитетные купцы из граждан Оркланда. Последние, как правило, имели дома со складами имущества внутри стен, а торговали далеко не под парусиновыми навесами или прямо с кораблей, ночуя в постоялых дворах посада или на тех же кораблях. До малого рынка мы добраться тоже не успели.

Обойдя примерно половину рынка, Торвальд и Бруни объявили, что устали и им надо промочить горло, после чего пригласили «парней» следовать за ними.

В пивнухе на первом этаже постоялого двора я и нашел свои неприятности. Все началось прекрасно. Хлебнув неплохого пива, я расслабился на скамье, глядя вместе с ухмыляющимся Хаддом на заливающих в свои утробы пиво приятелей.

Естественно, жизнь доказала, что расслаблялся я напрасно.

Слева, рядом со мной, на скамью плюхнулась какая‑то благоухающая перегаром туша и за мою руку, держащую кружку с пивом, схватилась чужая, разлив половину пенного напитка. В харчевне стало тихо. Плечистый, жилистый орк в расшитой золотом и серебром кожаной безрукавке и с серебряным браслетом, кстати, тоже наградным, на одной из рук, спокойно оголил мой и высказал причину своего появления:

— Ты, щенок, знаешь, что на руке таскаешь?

Я очень спокойно взял кружку второй рукой и поставил на стол. Попытку приятелей высказать недовольство его появлением, а Торвальда даже встать, блокировали друзья моего нового соседа, окружившие стол. Голов восемь. Оружием нам никто не угрожал, по закону житель Оркланда, обнаживший оружие, но не пустивший его в ход, признается неправым автоматом, если точнее, даже платил виру за факт своего деяния, но встать бы нам явно не дали. Пока.

Мысленно я выматерил деда с его пиаром. Так и знал, что будут неприятности. Выглядел я сущим мажором — мускулистый вариант, с поправками на Оркланд, естественно. Эльфийский прикид, дорогие сапоги, валахар на изукрашенном серебром ремне справа, браслет, украшенный рубинами, одна мизерикордия слева выбивается из образа богатого сыночка с такими же денежными приятелями, по наглости и глупости нацепившего на руку стоящий больших денег наградной браслет. Забыв о том, что за такую наглость в Оркланде как минимум рубят руки. Мысль не таскать браслет постоянно у меня приходила, но, подумав, от этого отказался: неправильно поймут.

Вообще‑то данный вопрос плевка не стоил, достаточно было познакомить ребят окружившей нас девятки с авторитетными хольдами из дружины конунга, хранителями традиций. Было только одно «но». Меня прилюдно, точнее, прилюдно и приорочно хватали за руки и успели оскорбить. И данной ситуации у авторитетов значило однозначно поставить вопрос о причинах награждения и моей крутизне. К слову, оценив силы оппонентов, Бруни с Торвальдом перестали дергаться и молча смотрели, что я буду делать.

Конфликтовать не хотелось. Драться ни на дуэли, ни в кабаке — тоже. Оправдываться перед неким неизвестным мне орком явно ниже меня по положению было тоже невместно. Надо было найти способ решить конфликт, и желательно без крови. Если не получится, придется драться. Спущенные обиды в нашем обществе имеют свойство возвращаться в самый неожиданный момент, а я слишком много времени потратил и пролил крови на постановку своего авторитета в клане. Вдобавок спущенная мной обида рикошетом может ударить и по признавшему меня деду.

— Ты оглох, ублюдок? — не оставил мне большого выбора противник, продолжающий сжимать мою руку, а второй взял за воротник рубахи. Надо было соображать быстрее. Не думал, что мины на лицах приятелей способны стать еще серьезнее. Теперь выбор между дракой и дуэлью. Любая попытка договориться или оправдаться, после последних действий противника, равна унижению.

Стараясь не насторожить противника резкими движениями, я нарочито спокойно попросил:

— Руки убери, — и протянул правую к воротнику. После чего ударил пальцами в глаза.

Орк вскрикнул и разжал руки, машинально пытаясь закрыть лицо. Через мгновение литровая глиняная кружка с остатками пива разбилась о его голову, а я получил сильнейший удар в ухо, от которого потерялся и улетел на пол. Вместе с Хаддом.

Встать нам не дали, начав окучивать ногами и руками. Как ни странно, помог мне именно инициатор конфликта, растолкав друзей и попытавшись самому разобраться с обидчиком. Заминка оказалась достаточно велика, чтобы я успел слегка отойти и встретить набегающего противника ударом ноги в колено, от которого он улетел на пол рядом со мной, а я тем временем схватился за ножи. Без них мне бы дали встать только в плохих боевиках.

Продолжения банкета не допустил хозяин постоялого двора в комплекте с вышибалой, появившиеся в непосредственной близости с дубинками в руках.

— А ну разошлись, пока дубины не попробовали! — орал хозяин — двухметровый громила с огромным пузом и руками толщиной с мою ногу. Вышибала похожей комплекции и вида, разве что с брюхом поменьше, возможно сын, молча стукнул по руке близлежащего ему противника — серого и орка с обнаженным здоровенным кинжалом в руках. Кинжал упал на пол.

— А ну спрятал кинжалы, щенок! — Это уже мне.

— Повежливее, дружок, — ответил я ему, оценивая обстановку. Когда я выхватил ножи, оппоненты предпочли разорвать дистанцию, сами выхватывая оружие. Даже задира откатился в сторону. Матросова, бросившегося на меня с целью вырубить или разоружить, с риском получить мизерикорд в печень, естественно, не нашлось.

Итак, конфликт перешел из горячей фазы в холодную. На время. Вовремя: еще несколько секунд — и на полу появились бы если не чьи‑то кишки, то кровь точно. Когда у противника численное преимущество, единственный шанс на выживание — атаковать, если убежать не удалось. Убежать бы мне не дали.

Зачинщик ссоры тем временем встал. Кружкой я разбил ему голову, лицо залило кровью, еще повезло, что глаза не вылетели. Без синяков, правда, ему никак не обойтись. Впрочем, не моя вина, что так легко отделался: я бил всерьез.

Ну, все. Выбор сделан. Просто драка — это одно, а вот пролитая в ней кровь — совсем другое. Коли противник меня вызовет, отказаться проблематично, я пролил его кровь, он в своем праве. Общественность не поймет.

— Ты труп, сопляк!

— Не сотрясай воздух, пес, потише, — как можно спокойнее высказал я свои мысли. — Хотя… вообще ты можешь говорить что угодно, поскольку жить тебе осталось недолго.

Все трое моих приятелей с интересом уставились на меня. Хадду тоже перепала пара пинков, Торвальду с Бруни приятели пострадавшего не дали встать из‑за стола, скрутив прямо на месте. Их фиксировали надежнее с самого начала, поскольку мужики выглядели посерьезнее нас, молодежи. Вообще, если же быть точным, мною заинтересовалась вся пивнуха. Интересно, почему? Разве не ясно, что после случившегося без дуэли не обойтись, что бы я ни говорил? И ладно, если мы будем рубиться завтра утром, а не резать друг друга прямо сейчас, выйдя из дверей заезжего дома.

Хозяин, который тем временем успокоился, слупил с нас расчет за выпитое, разлитое, разбитое и недоеденное, после чего выгнал всех действующих лиц во двор, заявив, что кровь ему тут не нужна, для этого есть Круг Богов. А если мы начнем резать друг дружку на его дворе, а не за воротами, то кое‑кто получит стрелу в печенку, уговаривать он никого не собирается. После чего появившийся неподалеку юноша продемонстрировал заряженный арбалет. Похоже, опыт по погашению конфликтов в пивной у хозяина богатый.

Круг Богов был принадлежностью любого достаточно большого города, находясь обычно неподалеку от местного судебного присутствия, короче говоря, судьи. Собственно, по идее представлял он собой почти полную копию того ринга, на котором я укокошил первого своего соплеменника, бедолагу Эрика. Разве что вместо жердей на козлах присутствовал полноценный забор, примерно по грудь. Но исполнял те же функции. Постоянно. Большой город — много жителей и гостей столицы. Много народу — много конфликтов. Много конфликтов — некоторое количество крови в них. Кровь желательно держать под контролем, чтобы ее не стало чересчур много. Для контроля смертоубийства и действовал Круг Богов. Даже при доказательствах наличия смягчающих обстоятельств после поимки в ходе резни на улице получить штраф за неуважение к конунгу, например, мало приятного, поэтому вся наша компания представилась друг другу и начала выяснять, свободна ли данная площадка для выяснения наших разногласий.

Задиру звали Тейт А'Крейген. Его попытки поорать и побрызгать слюной я проигнорировал, разве что повторив нарочито тихим голосом:

— Дружок, потише. Ты слишком разговорчив. Пошли, договоримся, когда нам убивать друг друга, и хватит на этом. — Моя сдержанность явно понравилась моим товарищам.

Хотя попытку друзей поддержать Тейта развеял Торвальд, который дал по морде одному из крикунов, по непонятному совпадению, одному из тех, кто не дал ему встать из‑за стола. Учитывая, что оппонент тоже был немаленьких габаритов и не страдал слабодушием, Торвальд сразу же получил ответный удар. Все присутствующие опять схватились за оружие, к восторгу посетителей харчевни, вываливших во двор вслед за нами, мечтая о продолжении драки. Бруни остался из нас самым спокойным — спеленавшую его парочку уже успел вызвать решить дело оружием, те были рады, под глазом одного из них опухло и наливалось кровью: глаз неудачнику А'Рагг успел подбить еще за столом, прежде чем ему вывернули руки.

До резни на улице, слава богу, все‑таки не дошло. Высказав все, что мы думаем друг о друге и успокоившись, наша компания отправилась к логову местных юристов — забить площадку для разборки и разъяснить обстоятельства дела. Собственно, судья мог дуэли и не разрешить. Нарушать его требования не рекомендовалось. Если после запрета кто‑то из оппонентов рисковал настоять на поединке, то оставшийся в живых мог остаться без головы. За убийство. Если бы до него добрались служители правосудия. Если для вызванного и, несмотря на запрет, принявшего вызов день был неудачным, то отрубить голову могли и ему, хотя в теории он мог отделаться штрафом. Да только у судей не всегда было желание разбираться, кто агрессор, а кто только принял вызов, если оба забили на власть и судью конкретно некий орган. Оправдания, что оппоненты после судилища нанесли друг другу совершенно форс‑мажорные оскорбления, работали довольно редко. Объективную сторону дела было проще оценить как неуважение к ярлу/конунгу и судье лично, и практически всегда с большими на то основаниями.

* * *

Нам повезло: в очереди ждать не пришлось. Дело принадлежало к разряду рутинных, поэтому судил один из сотников дружины конунга. Как понимаю, тот, чьи подчиненные сегодня следили за порядком на базаре. Точнее, сотник председательствовал, рядом с ним сидели «кивалы», они же народные заседатели терминами Советско‑Российской юриспруденции. Как между делом пояснил Бруни, один представлял город, другой купечество из постоянных гостей столицы, кстати, в данном случае купцом был серый орк. Продуманная система, как и почти все в Оркланде. Причем отрицательное решение нисколько не запрещало бросать кассацию на тинге или сразу, в данном случае, конунгу. Правда, в последнем случае в тинг потом уже можно было не обращаться. Поэтому жалобщики обычно проходили все ступеньки.

На улице было довольно жарко, и, как понимаю, в целях положительного пиара демократизма во владениях конунга, суд решал дело на свежем воздухе, на виду у всех желающих. Желающих посмотреть было много. В толпе даже мелькали знакомые по харчевне лица. Парочка, по крайней мере.

Любопытно, но сотника звали Бедмод, сын Олава, А'Тулл, только непонятно — какой он ветви. «Кивал» — Гейтир, сын Кетиля, А'Скаггер, представитель города, род А'Скаггер входил в клан Ас'Кальт, и Мелькольв, сын Огмунда, О'Грэйди, тот самый серый орк. Я обалдел. Только Ирландии с Шотландией мне тут не хватало, не считая Уэльса.

Чтобы добавить решениям судей весомости, по их флангам выстроился десяток дружинников в полном вооружении. Любопытствующий народ столпился вокруг судебной площадки, однако лезть на нее, несмотря на отсутствие ограждения, не спешил. Власть явно пользовалась уважением.

Судья поерзал седалищем в кресле, усаживаясь поудобнее, и попросил представиться и изложить суть дела.

Мой оппонент начал первым:

— Тейт А'Крейген меня зовут, из клана Ас'Гайл. — Приятного от судилища он ничего не ждал, как бы то ни было, это ему разбил голову какой‑то малолетка. А не наоборот. Малолетка, не постеснявшийся ни возраста оппонента, ни присутствия его друзей. Тем более свидетели стычки в толпе еще до начала процесса начали рассказывать обстоятельства дела соседям. Я в них выглядел неплохо. — Прибыл в Брандборг сбыть добычу с похода.

Я действительно удивился. Ладно бы мне «посчастливилось» встретиться с одним из живущих мечом отморозков, так этот отморозок еще и в походы весной ходит. В сезон штормов то есть. Отморозок из отморозков? Конечно, сейчас лето, но маловероятно, что херад этого деятеля в первой же стычке выхватил такую добычу, что предпочел сразу вернуться, не продолжая похода. О чем это говорит? Либо житель Мертвых земель, либо принадлежит к постоянному составу херада некоего богатея из клана Ас'Гайл. Как вариант последнего, сбродный вольный херад из воинов клана Ас'Гайл и других, поблизости, набранный неким воином с большим авторитетом и собственным кораблем. От этого и серый орк в компании. Возможно. В принципе походы в весеннее‑осенний период себя оправдывали касательно добычи. Однако риск отправиться кормить рыб по причине неизбежных на море случайностей также существенно возрастал.

— В постоялом дворе «Боевой топор» увидел этого щенка с приятелями, — продолжил разъяснять свою точку зрения Тейт, — сопляк жрал пиво и сверкал Рубиновым Браслетом. На руке.

В толпе зашумели. Судья махнул Тейту рукой, чтобы пока помолчал, подтвердил словесно и обвел толпу взглядом. Шум утих.

— Представься, воин. Кто ты будешь и что скажешь по сути слов твоего обвинителя? Вы тоже представьтесь, коли в одной компании пиво пили.

Круто. Я уже обвиняемый. Сзади Бруни ткнул меня кулаком в спину, чтобы не молчал.

Я пожал плечами и несколько хамски принял тон и стиль речи оппонента:

— Буду я Край А'Корт из клана Ас'Кайл. Привели меня в Брандборг дела клана, так же как и моих друзей — Бруни А'Рагга, Хадда А'Хайта и Торвальда А'Кейта. Так уж вышло, что сегодня мы решили потратить немного денег у здешних купцов. Чего нам, к сожалению, не удалось. — И замолчал, сложив руки на груди, демонстративно сверкая браслетом на запястье.

Судья, похоже, был не дурак и все же сложил два плюс два. Если я не ошибся.

— Кто ты и откуда у тебя Кровавый Браслет? — Однако самоуверенности в тоне поубавилось. Но появилось раздражение.

— Надели, — ответил я, демонстративно пожимая плечам и и смотря в глаза судье. «Кивалы» переглянулись. Кстати, Бедмод с Тейтом тоже. Причем судья, такое ощущение, хотел ему что‑то сказать, но осекся. Они что, знают друг друга?

— Наглый щенок, — хмыкнул сбоку Тейт.

Слишком он развязно себя ведет. Неужели знают? В принципе плевать, но ситуация не очень‑то прогнозируется.

— О чем вообще разговор! — вмешался Торвальд. — Парень носит браслет по праву. Этот урод начал хватать его за руки и воротник прежде, чем спросил — кто он, откуда и почему у него браслет. За что по башке и получил.

Бруни и Хадд наперебой подтвердили сказанное. Оппоненты зашумели, громче всех возмущался Тейт. Суть их слов состояла в том, что я для такой награды чересчур молод и глуп.

— Мы что тут, по поводу моего браслета судиться пришли? Или моя молодость кому не нравится? — демонстративно удивился я. — Ты, урод, хотел драки? Получил ее. Хотел, чтобы тебе голову разбили? Я пошел навстречу твоим пожеланиям. Чего сейчас хочешь, время мое отнимаешь? Помои из твоего рта мне слушать еще в заезжем доме надоело.

— А ты заткнись, щенок!!! — неожиданно рыкнул судья. — Я тут решаю, что и за что буду судить, а не ты!

— А кто ты такой вообще, чтобы меня судить? — окончательно охамел я. Бруни справа, пытаясь меня поддержать, неожиданно для самого себя осекся на полуслове. Торвальд с Хаддом тоже обалдели. Хамство госслужащих в Оркланде не поощрялось. Но в данном случае у меня был дипломатический иммунитет в комплексе с достаточно законопослушным поведением до последних слов судьи. Да и вообще — нужно ли стесняться пользоваться выгодами своего положения? Тем более что он мне сможет сделать? — Если ты судья и сотник дружины, то будь судьей и благородным хольдом, а не ублюдком, что прячется за мечи своих воинов и законы конунга. Ты кто такой, чтобы звать меня щенком?

Такого ни толпа, ни народные заседатели, ни дружинники, ни наши оппоненты, ни сам судья явно еще не видели. И не слышали.

— Взять его. — Его честь воспользовался административным ресурсом.

— Владыке только не забудь сообщить, кого взял, — ехидно хмыкнул Бруни.

— А то, если с нами что случится, тебя самого на кол перед воротами насадят, — добавил преодолевший оторопь Хадд. Торвальд одобрительно хмыкнул, с насмешкой рассматривая компанию Тейта.

Общественность зашумела, охрана окружила, рожи наших оппонентов помрачнели. Собственно, положение у нас было двоякое. Как бы то ни было, мы, как представители своих семейств, были обязаны блюсти их честь. Хотелось нам этого или нет. Так что судья зарвался и получил за это. Его сюзерен, однако, был обязан его поддерживать и защищать, поскольку зарвавшийся судья — все равно одна из ступенек государственной пирамиды. Простой подданный мог только подать жалобу конунгу. Я поступил несколько иначе, тупо нахамив в ответ. А что конунг мне сделает? Штраф сдерет? За что? Я даже подданным его являюсь только формально, причем не считая родства с ярлом клана Ас'Кайл. Последнее вообще выводит меня из‑под его карающей длани практически на сто процентов. Зачем конунгу ссориться с лицом, почти равным по положению, по такой плевой причине, причем когда я фактически защищал честь ярла Ас'Кайлов? А вот судью несколько жалко — в данной ситуации мальчиком для битья выплывает как раз он. Черт возьми, а может, я и зря так себя повел, надо было попробовать осадить как‑то иначе. Единственный хороший выход для сотника поддержать свое пошатнувшееся реноме — вызвать меня на дуэль. Если заслуги перед конунгом достаточно велики, ублюдок максимум отделается опалой на какое‑то время. На крайний случай, уйдет из дружины. С другой стороны, а что это он так борзо на меня наехал?

Компания Тейта выглядела жалко, хотя про них почти забыли. Несмотря на бумажное равенство перед законом, жизнь должна была им доказать, что равных в этой жизни нет. А лица, вращающиеся на уровне высшей аристократии, досягаемы простыми смертными далеко не всегда, при всем демократизме нашего общества. В данном случае я нахамил судье. Судье столичного города. Что, это говорит о моей лапе в высших сферах?

Тут, однако, оказалось, что Тейта я недооценил. Парень оказался битым, и соображал он быстро.

— Я что‑то не пойму! — заорал он. — Мы еще не закончили! Сопляк пролил мою кровь, я вправе требовать поединка!

Кенты поддержали товарища одобрительными возгласами и ревом и начали высказывать возмущение моими приятелями. Суд задумался.

Короче говоря, нас вызвали. Всех. Парней, однако, сие не напугало, Бруни с Торвальдом достаточно оскорбились, чтобы уже решить проблему с обидчиками насильственным способом. Хадд произвел почти такое же впечатление, хотя по степени отмороженности до обоих друзей ему далеко. У него тоже особого выхода нет: представитель сильного рода не имеет право спускать обиды ни себе, ни своему роду. Тем более если род — правящий. Сын ярла, убитый на дуэли, возможно, даже добавляет семье авторитета и уж точно не дает врагам обвинить семью в трусости и прочих грехах.

У судьи же теперь был отличный выход отомстить. Достаточно только разрешить поединок и обговорить условия. До этого он мог просто рассудить стороны, назначив виновного в конфликте. В крайнем случае разрешив поединок только между мной и Тейтом. В том числе после вердикта о том, что тот виновен и должен мне некую сумму. Наплевав на будущее неудовольствие конунга. Тем более что хотя тот и может запретить поединок, но Тейт со товарищи в таком случае получатся победителями. Язык мой — враг мой? Да плевать. А если действительно попытается запретить? А основания? Традиции никак не различают семьи хольдов, богатых и авторитетных бондов и простых смертных, хотя фактически разница есть. Так что юридически судья будет прав. В принципе если бы мы не хотели поединка, запретом ярла вполне можно воспользоваться. Но, это я так думаю, в общем‑то обмен оскорблениями и разбитая голова Тейта оставляют меня в плюсе. Сейчас, когда злоба стихла, мне еще можно решить, стоит ли с ним драться, а вот Торвальд с Бруни разглядывают обидчиков с таким видом, будто уже видят, какого цвета у них потроха. Хадд рассматривал пинавших его орков несколько спокойнее, но тоже не больно‑то лучился милосердием. Тут как раз понятно, общественность, рассматривая сынов владетелей, видит каждую мелочь, поэтому те с детства должны соответствовать основным требованиям, а времена, когда мнением общественности можно безнаказанно пренебрегать, еще не наступили. Как говорил американский генерал «Уксусный Джо» Стилуэлл: «Чем выше по флагштоку влезает обезьяна, тем больше видна ее задница». Для вящего спокойствия народа попа должна выглядеть привлекательно и гармонично. Но в этом есть и определенное количество минусов.

Остановить парней может только мысль о неравном поединке, в котором шансов сдохнуть больше, чем победить. Я сам довольно отморожен, но такого состязания, будь выбор, постараюсь избежать. Насколько я понял приятелей — они тоже. Разве что Торвальд вызывает сомнения.

А какую опасность представляют эти ребята? Учитывая качество боевой подготовки в семьях хольдов и прочей аристократии, включая высшую, у нас определенно есть некое преимущество. У кого‑то из наших противников может оказаться качественный доспех и оружие, но у большинства определенно хуже. Однако против нас тоже работает статистика — девять противников против четырех. Даже сражаясь поочередно, несмотря на наши преимущества, теоретически они кого‑то должны заколбасить. Хотя тут доподлинно сказать сложно: с другой стороны, противник выше классом должен обязательно уделать любое количество слабых противников, когда они не в силах реализовать численное преимущество. Если дать ему время отдохнуть.

Похоже, начинаю волноваться? Или маленькая власть будит залетные инстинкты Даниила? О важности победы и ни о чем более? То‑то так нервничаю: невозможность получить в данной ситуации тактические преимущества на нервы действует.

Пока я шевелил мозгами, судья принял решение, несмотря на возражения «кивал». Он меня не разочаровал, а вот удивить сумел.

— Что ж, примирение, я смотрю, невозможно. Разбираться, кто прав, кто виноват, я не буду. Храбрые воины были вправе спросить, что на руке какого‑то сопляка делает Кровавый Браслет. — Ну не смог не лягнуть, скотина. — Раз дело дошло до драки и крови, оскорбленная сторона жаждет поединка… Быть по сему!

Попытка компании Тейта настоять на поединке сегодня успехом не увенчалась. Мы вполне обоснованно отклонили их предложение — в ходе переговоров на первый план вышел Бруни, заявив, что мы остановились на том берегу, в замке, и вообще день у нас сегодня начисто испорчен, а неотложных дел много, поэтому драться будем завтра. Оба заседателя злобно глянули на судью. Они, похоже, не сразу сообразили, кто мы, да и судья принял нас за дружинников из состава посольства. Поначалу, во всяком случае.

Тут господин А'Тулл меня и удивил:

— Конечно, завтра. Сегодня никаких поединков. — Обращаясь ко мне: — Сегодня я тебя, к сожалению, права вызвать не имею. А вот завтра и посмотрим, щенок ты или нет. Когда я с тобой в Кругу сойдусь. Так и будет!

Прелестно. Противников будет десять. И этот один из самых опасных. Причем с парнями он явно драться не собирается. Запретит ему конунг, пользуясь присягой? Может, разве что попытаться. За своей честью каждый следит сам, конунг тут не при делах, и присяга тут совершенно ни при чем. Вдобавок не известно, как хольды дружины рассудят. А главное, он — судья. Голос конунга. А тот не имеет права ронять авторитет своей судебной системы. Да уж. Я определенно погорячился.

А что можно сделать? Да ничего! Плевать. За слова в Оркланде принято отвечать. А значит, завтра кто‑то из нас убьет друг друга. Если меня не прикончат раньше забияки Тейта или он сам. В лучшем случае бой остановят после тяжелых ранений участников, и то хорошо: в неудачном раскладе хоть шанс выжить присутствует.

* * *

Старики всей нашей четверки были в бешенстве. Чуть погодя, уже вечером, нас пригласили на аудиенцию к его величеству в малый зал. Тот уже был в курсе событий. Надо сказать, что и от него ощутимо тянуло злобой.

К его чести, сдержался, угостил вином и довольно спокойно расспросил об обстоятельствах дела. Его реакция была понятна — в принципе причина для конфликта довольно плевая, но такого рода неприятностей он не планировал, и вносить изменения в свои планы ему совершенно не хотелось. Его реакции я не понял. Возможно, решил, что и привираем. Однако хорошо, хоть своего судью‑сотника расспросил отдельно, я видел его в коридоре. Не было никакого желания портить себе вечер склокой с почти трупом. Вероятность, что он меня прибьет, рассматривать не хотелось.

Но как бы то ни было, некоторое количество бонусов в глазах ярла мы явно заработали. В разговоре совершенно неожиданно блеснул ораторским мастерством и здравомыслием Хадд, неожиданно легко затмив Бруни. Во всяком случае, к Хадду конунг прислушался. Тут понятно, на Бруни глянешь — сразу видно, хитрая бестия, но не дурак, поэтому и ушел на задний план. Мы с Торвальдом выражались куда лаконичнее наших красноречивых. Торвальд по складу характера не любитель поболтать, а я достаточно накосячил своим языком. Оправдываться касательно ругани на судебном заседании было невместно, да и вообще не хотелось разговаривать по данной теме. Неприятно, конечно, но виновным я себя не чувствовал совершенно.

Как бы то ни было, к концу аудиенции ощущение злобы со стороны конунга прошло, я даже засек его оценивающий взгляд, которым он окинул нашу четверку. Похоже, во взгляде читалось уважение. Как бы то ни было, заявку на прием во внимание наших «я» властям предержащим мы дали успешно. Теперь осталось ее отстоять.

* * *

По итогам разбора полетов конунг принял решение устроить поединок не в городском, а замковом Кругу Богов. В этом плане Брандборг оказался куда продвинутее Хильдегарда. Дед подобным сооружением в замке и окрестностях не озаботился.

К нашим противникам отправился посыльный, а тем временем рабы и слуги забегали по площадке на краю базара, готовя кресла для конунга и его ближних, убирая мусор и дерьмо в окрестностях и готовя площадку для бойцов.

Условия были, в общем, стандартны. Бой в полных доспехах, вооружение проигравшего забирает победитель. Оружие любое. Бьемся по очереди. Серьезно раненный победитель имеет полное право от следующего боя отказаться, продолжив серию по выздоровлении. Легкие раны можно перевязывать после боя и при желании выходить в следующий. Обе стороны жаждали крови, так что прятаться за ранения никто не собирался. Из моих приятелей, естественно.

Я не стал умничать и вооружился своими мечами. Бригантина и новый шлем защищали меня достаточно надежно, между делом мелькнула мысль, что я со своей ленью могу доиграться, кто‑нибудь засадит мне меч в горло через кольца хауберка, который я на горжет так и не заменил.

Торвальд в надраенной тяжелой чешуе с гравированными пластинчатыми наплечниками, усиливающими кольчатые рукава до локтя, и наручами на предплечьях смотрелся очень импозантно. Шлем у него был отличный имперский, с нащечниками, на ногах поножи, сапоги и перчатки обшиты кольчугой. Вооружился он здоровенным топором со щитом, чему я совершенно не удивился.

Бруни тоже признавал преимущества пластинчатой брони, обрядившись в почти полный доспех имперского кавалериста. Разве что поножи, судя по всему, были новоделами и шлем пехотный, аналогичный другу. Круто. Можно скатать, в золоте ходит. По весу. Вооружился он довольно длинным полуторным мечом в комплекте со щитом‑треугольником. Меч, похоже, тоже времен Империи. Хотя, например, гномье оружие тех лет от современного внешне почти не отличишь, надо быть специалистом.

Круче всех понтанулся Хадд, выйдя в настоящем, украшенном серебром эльфийском бахтерце. Меч, судя по рукояти, он носил гномий. Щитом тоже не побрезговал.

Один я вышел с двумя мечами. Кинжалы были у всех, Хадд дополнительно продел в петлю на поясе небольшой топорик. Собственно, оружие взамен сломавшегося во время боя подавать запрещалось. Точить — только в перерывах между схватками.

На фоне приятелей я особо не смотрелся, гости конунга и жители замка обсуждали сие достаточно откровенно. В смысле, громко. Правда, грязи тоже особо не лили, наиболее авторитетным было мнение, что хоть я и родственник А'Кайлов, но не мне тягаться по богатству с сыновьями правящих семей. Однако в ближайшем рассмотрении следы повреждений на бригантине заставили не одного опытного хольда бросить на меня оценивающий взгляд. Конунг, видимо, тоже оценил.

Вторая сторона, как я и угадал, действительно не блистала качественным вооружением. Из девятерых пятеро вооружились парой боевой топор — щит. Один из них носил кожаную кирасу с металлическими наручами на предплечьях. Из четверых оставшихся, с мечами, одному тоже на кольчугу денег не хватило. Или сам не стал покупать по какой‑то причине, поскольку его кожаная чешуя кое‑где была усилена металлическими пластинами. Кольчуги, похоже, были среднего качества, только Тейт обладал отличным колонтарем. Гномьей или кобольдов работы, судя по всему. Шлемы у всех открытые, кроме двоих, включая Тейта, с полумасками и в кольчужном капюшоне.

Последним появился вчерашний судья в хорошей кольчуге с наборным ламелляром поверх. Открытый шлем со стрелкой на переносье. В руках — копье и щит. На бедре — довольно короткий меч. Похоже, придется драться против копейщика. Неприятно.

К сожалению, конунг не стал командовать сразу приступить к делу, а озаботился собственным пиаром. Устроил разбирательство — вторую серию.

Четырнадцать идиотов в железе выстроились пред светлыми очами нашего королька и, потея, воняя и пукая, начали выслушивать от него нравоучения, периодически разбавляемые вопросами.

Через пять минут я был почти в бешенстве. Стоявший неподалеку Рангвальд, глядя на меня, ухмылялся. Конунг тем временем как ни в чем не бывало обратился ко мне:

— Почему ты не объяснил благородному воину, что носишь браслет по праву? — Пока я бесился, конунг успел опросить свидетелей.

— Не видел я там благородного воина, — огрызнулся я, раздражение вырвалось наружу. — Я видел обнаглевшую до предела наглую свинью, тянущую ручки туда, куда их тянуть не надо. За что эта свинья и получила по башке. Да и вообще — кто он такой, чтобы я перед ним оправдывался?

— Полноправный воин имеет право поинтересоваться правом на ношение наград, — как ни в чем не бывало продолжил нравоучения конунг, улыбнувшись уголком рта, — на этом и стоит Оркланд. У нас награды носят только те, кому они вручены по праву. Как награда их храбрости и заслугам. Не дело, когда их надевает кто попало.

Я пожал плечами. Что‑либо говорить было бы тактической ошибкой.

— С другой стороны, — продолжил конунг, — я понимаю злость признанного храбреца Тейта А'Крейгена, который просто не поверил, что Рубиновый Браслет можно заслужить в столь юном возрасте. В результате чего он несколько погорячился.

Тейт степенно попросил слова. Конунг кивнул, разрешая. Но если он и ожидал, что его попытки решить дело миром подействуют, то тут же обломался:

— Я и сейчас не верю, что этот вонючий, грязный сопляк свой браслет заслужил. Как я! — Он поднял руку, предварительно сняв кольчужную бронекрагу, сверканув наградным серебряным браслетом на запястье. — Как я, как воины, что стоят вокруг нас! Кровью и потом! А не прислуживая своему владетельному дедуле! Только как и чем?

И захохотал, паскуда. Ну, если он собирается вывести меня из себя, то не дождется. Появившаяся злоба, конечно, способна внести коррективы в правильность оценки ситуации, так что лучше постараюсь взять чувства под контроль. Голова должна быть ясной. Не зря этот ублюдок А'Тулл молчит.

Но тут Тейт зря сумничал. Конунг, к сожалению для него, был бы не прочь решить дело миром, без поединка. Чтобы чьи‑то кишки на земле не помешали его планам. И уж точно не стоило во всеуслышание таким образом проходиться по моему деду. Как бы то ни было, он был одним из правителей страны, а Тейт — никем.

— Прищеми язык, — неожиданно жестко и резко выдал наш кайзер обнаглевшему мизераблю. — Не тебе лаять ни на ярла клана Ас'Кайл, ни на его род, ни на его кровь, включая его внуков. Тем более этого. — И царственно указал рукой в мою сторону.

— Не в последнюю очередь оттого, что этот «сопляк», — неожиданно добавил Рангвальд, весьма задетый словами Тейта и злобно сверливший его глазами, — известен в клане Ас'Кайл под прозвищем Убийца Эльфов.

Надо же, а я и не знал. Интересно, мне на самом деле такую погремуху прилепили или Рангвальд не отходя от кассы сымпровизировал?

— И жить тебе, ублюдок, осталось недолго! — закончил свой спич мой наставник.

Спасибо за доверие, старый козел! Однако слова старичка произвели впечатление на общественность. Народ с редким единодушием зашушукался, а конунг, между прочим, оглянулся сначала на меня, потом на Рангвальда. Причем людские послы задергались и зашептались как бы не активнее всех присутствующих. Даже наши оппоненты начали переглядываться и общаться друг с другом, поглядывая на меня. А я получил кулаком в район правой почки от удивленно улыбающегося Торвальда:

— И ты молчал, поганец?

Оставшуюся парочку новость тоже обрадовала, но любопытства на лицах было больше.

— А о чем рассказывать? Чтобы вы хвастуном меня сочли? — предпочел я объясниться. Интересно, оказывается, Хадд не все про меня знает. — Расскажи тому, кто про то не слышал, не поверят.

— Я слышал про новика А'Кайлов, который в одиночку то ли десять, то ли даже двадцать эльфов положил, — растягивая слова, проговорил Бруни, рассматривая меня так, будто только что увидел. — А оказывается, род молва переврала.

— А сколько их было на самом деле? — полюбопытствовал Хадд. Интересно, а почему он про меня не в курсе? Впрочем, разве должен быть? Много ли в письмах, например, расскажешь? Про совершенно незнакомых тебе личностей?

— Пятнадцать, — пожал я плечами, рассматривая противников.

Прислушивающийся к нашим разговорам сотник А'Тулл дернулся. Настроение остальных оппонентов тоже пропало. Особо кислая рожа была у Тейта. Еще бы. Доколупался до практически легенды Ас'Кайлов, легенда разбила тебе голову, а на суде еще и выставили идиотом. Причем кто! Сам конунг! Который изволил вдобавок излить в твою сторону немного гнева. А что чувствуют его товарищи! На пустом месте, будучи неправыми, ввязаться в поединок не с самыми безопасными противниками!

Конунг молчал и рассматривал реакцию общественности.

— И чего тянуть?! Давайте закончим это дело! — обратился я к нему. Король смерил меня оценивающим взглядом.

— Что ж, пусть правоту их слов и дел рассудят боги!

* * *

Рефери работал жрец Тюра, естественно, левша и, естественно, с мечом. Площадка была квадратной, с длиной стены метров семь‑восемь. Засыпана песком, в углах стоят неразгруженные корзины. Не кровь ли присыпать? Или пропитавшийся песочек менять? По бортам не столько ограждение, сколько обозначение ринга, бордюр из вкопанных в землю камней. За ограждением — огромная толпа. Первые лица в первом ряду, остальные выглядывают из‑за их голов.

Как зачинщиков ссоры, нас с Тейтом выставили на ринг первыми.

В отличие от спорта, рефери сводить здороваться нас не стал. Развел по противоположным углам, осмотрел оружие, чтобы не было отравлено, и убрался в сторону, к ограждению. Меч Тейт обнажил первым. Я сбросил ножны с цзяня и взял в правую руку малхус. Через несколько секунд на цвет стали обратили внимание. Болельщики зашумели.

Уроки поединка с Бьерном я учел. Да и вообще, когда сомневаешься — атакуй. С двумя мечами против одного у противника — тем более. Все прошло удивительно легко. Связка была давно продумана.

Я изобразил вертикальный рубящий с подшагом, цзянем в голову. Тейт закрылся щитом, перекрыв себе обзор, и практически вслепую нанес встречный в низ живота — верхнюю часть бедра. Но промахнулся: мой удар был демонстрацией, я оказался слишком далеко. Однако и мне рубануть малхусом его руку тоже не удалось. Это его не спасло. Уводя руку назад, он автоматически начал опускать щит, в результате чего возникшее ниоткуда острие цзяня, погасившего инерцию рубящего ударом кончика меча о тот же щит, лязгнуло о металл полумаски. В глазницу, однако, попасть не удалось. Тем не менее в следующее мгновение второй меч ударил в колено под щит, еще мгновение спустя мое плечо — в сам щит. Тейт рухнул на землю и успел только охнуть, прежде чем острие цзяня вонзилось в его горло, проколов хауберк. Дергался бедняга недолго.

Товарищи убитого помрачнели еще больше, несмотря на наличие группы поддержки из трех десятков вооруженных лбов. Похоже, из одного с ними херада.

Вторым дрался Торвальд — с тем самым громилой, которому он дал по морде перед заезжим домом. Оба были вооружены топорами, было занятно. Закончилось все тоже быстро — Торвальд принял удар на щит и в следующую секунду разрубил противнику руку. Впечатляющий уровень реакции, владения оружием и глазомера. Сдаться жертва уже не успела. Торвальд изобразил высокий в голову и нанес реальный удар в бедро у колена. Мужик даже упасть не успел: следующий удар разрубил ему шею.

Противник Бруни продержался чуть дольше, даже пару раз достав того мечом. Да только достать — в эпоху доспехов не значит победить. В результате удачный рубящий в голень, не пробивший брони, стал для него последним, когда кончик лезвия полутораручника Бруни подрубил противнику голень правой ноги под подолом длинной пехотной кольчуги и с ходу нанес удар в голову, в получившееся раскрытие. Однако шлем спас ему жизнь. Когда с него снимали доспехи, он застонал. Его тут же унесли.

Хадду достался тот самый серый орк с большим кинжалом в коже. Они дрались где‑то с минуту. Серый совершил какую‑то ошибку первым, в результате получил удар мечом по шлему, от которого потерялся и был добит тремя ударам в голову и шею. Покойник.

Счет 4:0, из которых трое убиты. Их осталось шестеро, нас — четверо. Соотношение началось выравниваться. Тем не менее статистика — вещь упрямая.

Мне следующий противник проблем тоже не доставил. Короткие рукава его усиленной пластинами кольчуги сыграли с ним дурную шутку. Удачный блок цзянем плашмя отклонил в сторону меч и вывел цзянь в отличную позицию для атаки. Удар в щель между наручем и рукавом мог быть и поудачнее: раздевая труп, я отметил, что рана неглубока, однако ранение достаточно отвлекло противника, чтобы тот прозевал удар малхусом в голову. Покойник успел разве что дернуть вверх щитом, прикрывавшим ему ноги. Шлем покойного потом нужно будет отремонтировать.

Гарантировать летальный исход цзянем, который я попытался сунуть неудачнику под подбородок для страховки, мне не дали. Жрец рыкнул, что добить не даст. Мне стало любопытно, почему он не пытается вмешиваться, когда упавших добивают сразу, как они свалились. Надо полагать, считает, что атаку останавливать нельзя. Точнее, остановить серию невозможно. Похоже, второе. Хотя, может, просто правильно проинструктирован, чтобы дать шанс выжить кому‑то из нас, если дуэль сложится неудачно. Коли так — пусть живет.

Увы, милосердие пропало втуне. Противник был мертв.

Быстрота, с которой я разбирался с противниками, произвела впечатление на общественность. Рангвальд просто сиял, народ одобрительно гудел, особенно громко восхитившись ударом, расколовшим бедняге шлем. При попытке добить некоторое количество зрителей попыталось повозмущаться.

Орк, противостоящий Торвальду, надо полагать, иллюзиями по поводу собственного мастерства себя не тешил, а вот Торвальд расслабился и пострадал за это. Несмотря на меньший рост, длину рук, качество подготовки и доспехов, агрессивность смертника вполне скомпенсировала эти недостатки, когда противник Торвальда, осыпая его градом ударов топора, бросился в атаку. Естественно, Торвальд его убил достаточно быстро. Да только перед этим получил легкую рану в бедро. Собственно говоря, спасли приятеля только доспехи. Вот что бывает, когда встречаются отморозки. Был бы тот покруче, не исключено, что с ринга унесли бы обоих.

В следующем бою Бруни зарубил орка в колонтаре. Этот, наоборот, видимо, впечатленный гибелью предыдущего бойца, попытался затянуть бой в расчете на ошибку противника. Это его и погубило. Не стоит, противостоя противнику мало того что выше классом, но и выше качеством, в том числе защитного вооружения, вести бой, рассчитывая на его удачную ошибку. Бруни правильно оценил такую тактику как подарок судьбы и на третьей минуте кружения по рингу провел безупречную атаку, сначала безнаказанно подрубив противнику опорную ногу, и, не дав упасть, разрубил ему шею под обрезом шлема.

Хадд тоже недооценил своего противника. Если точнее, возможностей его топора. Достаточно быстро, разменявшись на пропущенный касательный удар в голень, он дважды достал типа в кожаном панцире, в том числе серьезно ранив в бедро. А потом захотел добить его, решив не ждать, пока тот ослабнет от потери крови. В результате получил сильнейший встречный удар топором в правое плечо. Оба противника упали, потеряли оружие и начали нашаривать кинжалы. Но тут вмешался рефери. Жрец спокойно вошел на ринг, выкрутил неповрежденную руку Хадда, отбирая кинжал, наступил на вооруженную кисть второго, вынуждая разжать пальцы, и свистнул санитаров. Обоих унесли.

Из противостоявшей нам девятки остался только один плюс вчерашний судья.

Парняга в кольчатом капюшоне и кожаном панцире был несколько бледен, но не струсил, спокойно выйдя на площадку. В принципе была моя очередь, но меня ждал поединок с А'Туллом — он вызвал конкретно меня, а не нашу компанию, поэтому против парня вышел Бруни. Это выглядело настоящим убийством. Крови мне на сегодня хватило, Бруни, как я предполагал, тоже, поэтому я перехватил его и шепнул пару слов.

Возможно, что я думаю о большинстве меня окружающих слишком плохо. Достаточно кровожадный и отмороженный даже для орка, Бруни со мной согласился:

— Мне твоя жизнь не нужна. Приноси извинения за себя и своих друзей, и я не буду настаивать на поединке.

Парень на секунду задумался, бросил взгляд на уже раздетые тела убитых в окровавленных поддоспешниках и, перехватив топор поудобнее, шагнул вперед:

— Кто я такой, чтобы избегать схватки, где они сложили головы?

Тем не менее Бруни его не убил. Гордец отделался тяжелыми ранениями в правое плечо и бедро. Вмешательство жреца, на мой взгляд, было излишним: продолжить серию, добивая потерявшего боеспособность противника, Бруни даже не пытался. Как, впрочем, и секануть по хауберку в ходе схватки.

Перед поединком с А'Туллом нас попытался помирить сам конунг. Я пожал плечами и заявил, что это меня вызвали, а не я его. Сотник мириться отказался без объяснения причин. Конунг злопамятно сощурился.

Противник набросил подвес щита на шею и спокойно ждал начала поединка. Когда жрец скомандовал начинать, он перехватил рогатину двумя руками, бросил взгляд на тела убитых, лежащие у края площадки, и пошел на меня.

А я понял, почему он отказался мириться. Сегодняшняя бойня явно войдет в народное творчество, и, каковы бы ни были причины, но откажись он от дуэли, в молве неизбежно получит клеймо труса. А у него наверняка есть дети. Наше общество к таким клеймам беспощадно, как и обычно и Средневековье. Детское в особенности. Это даже не принимая во внимание его личной гордости.

Как известно, в знаменитом сражении при Фермопилах из трехсот спартанцев выжили двое, что бы там ни думал Голливуд. Гонца, отправленного Леонидом в Фессалию, затравила общественность — как всегда, после сражения нашлись толпы героев‑политруков, указывающих, как правильно нужно поступать в той или иной ситуации. В результате воин повесился. Аристодем, тяжело раненный и единственный из спартанцев взятый в плен, когда вернулся, тоже хлебнул бед по‑крупному. Он погиб в сражении при Платеях через два года, все‑таки сумев обелить свое имя: «бился как исступлённый, выходя из рядов, и погиб».

Кстати говоря, «фабрика грез» на тему Фермопил вообще ни разу не выдала хоть чего‑то близкого к исторической правде, согласного с первоисточниками. Дойдя в конце концов до анекдота — сняв фильм «300» по комиксу. Надо полагать, листануть летописи оказалось слишком сложно, а написано скучно: букв уж больно много. Идея подумать, как это триста бойцов могут противостоять многотысячному войску, тоже не пошла. Хотя что судить Голливуд, если даже в советских учебниках истории описание сражения при Фермопилах не соответствует первоисточникам, а российские вообще даже листать страшно. Для начала защитников Фермопил было далеко не триста и даже не двести девяносто девять — собственно говоря, одних спартанцев там было более тысячи, если, конечно, считать спартанцами девятьсот илотов из вспомогательного отряда. А сам царь Леонид был только предводителем защищавшего проход войска. В котором даже в последнем этапе сражения, кроме отряда Леонида в триста харь полноправных граждан Спарты и девятисот илотов, присутствовал отряд феспийцев под командованием Демофила, сына Диадрома, разделивший судьбу спартанцев, и отряд фиванцев численностью в тысячу гоплитов. Собственно, последние и погубили защитников прохода, в разгар сражения перейдя на сторону противника. За что, однако, Ксеркс отблагодарил их своеобразно, заклеймив перебежчиков вплоть до их предводителя — Леонтиада — своим личным клеймом. Более того, «историки» пишут о некоем предателе, проведшем персов в тыл грекам, но забывают посчитать при этом тысячу фокейцев, погибших, защищая эту тропу. Про четыре с половиной тысячи греков, отправленных Леонидом поддержать защитников тропы и разбитых персами, вообще забыли все, кроме профессиональных историков. Хотя именно вернувшиеся остатки этого отряда и отпустил Леонид, когда понял, что положение безнадежно и защитники Фермопил практически окружены. Оставшись защищать проход со своими тремястами телохранителями, плюс легковооруженные илоты, и двумя тысячами гоплитов союзников, дабы дать оставшимся время оторваться от противника и продержать войско персов еще какое‑то время.

Доблесть царя Спарты несомненна, его охраны — тоже, но кто помнит о добровольно оставшемся со спартанцами Демофиле и его воинах, и уж тем более о спартанских илотах?

Бедмод же явно не желает войти в какую‑нибудь сагу трусом, устрашившимся малолетнего головореза, как тот показал, насколько он опасен. Это не только стоит опалы от ярла, но и смерти в поединке. Погибни он — никто никогда не попрекнет потомков его именем.

Тренировки касательно противостояния рогатине у меня были, но меньше, чем сейчас хотелось бы, в результате я чувствовал себя несколько неуверенно. Когда у тебя оружие в три раза уступает в длине оружию противника, поневоле начнешь нервничать.

Выбора у меня не было: нужно как‑то срывать дистанцию. Чего мой противник мне позволять не собирался.

Бедмод кружил по площадке, не давая мне приблизиться к себе контратаками и периодически сам лениво атакуя копьем. Испытывать, насколько хорошо бригантина выдержит колющий удар рогатины, мне совершенно не хотелось, достать его рук тоже не получалось. Попытки срывать дистанцию он успешно парировал, отходя назад и в сторону, в комплекте с ударами по ногам. Рубящие удары копья практически мгновенно сменялись уколами куда бог пошлет. Если бы не мои тренировки с Сигурдом, он бы меня несомненно заколбасил, причем довольно быстро. Первый раз я вообще зевнул капитально, получив рубящий в колено и в следующее мгновение укол в район печени. Будь на мне кольчуга, тут бы мне и конец пришел. Возможно. Спасла прочность пластин бригантины и поворот корпуса в момент удара — копье отрикошетило, повредив кожу основы. Ранение в ногу пока не привело к заметной потере боеспособности, но оптимизма это мне не прибавило. Затяжка поединка приводила бы к нарастанию преимущества противника.

По‑моему, А'Тулл тоже нервничал: чего я стою, он уяснил, и давать мне время в расчете на ошибку счел опрометчивым, невзирая на бонусы от моей кровопотери. Как бы я уже его ошибкой не воспользовался.

Лезвие рогатины блеснуло в сторону головы, я блокировал ударом цзяня, этот ублюдок крутанул копье, воспользовавшись его же импульсом, и вместо ожидаемого мною удара вниз в живот‑ноги описал лезвием рогатины полный круг и ткнул меня острием в горло. Спасло меня только то, что я вовремя дернулся в сторону, получив вместо прямого удара острием в горло режущий лезвием рогатины по кольцам на шее. И больше с перепугу, чем осознанно, бросился вперед, махнув цзянем в направлении руки противника, что держала выброшенное вперед копье. На этот раз убрать руку из‑под удара Бедмод не сумел. Я ощутил отдачу от удара, противник вскрикнул, малхус врезался в подставленный щит, шаг вперед — и выброшенный вперед цзянь вонзился в щеку противника, располосовав ему половину лица. В следующую секунду противник секанул меня мечом по груди, держа его обратным хватом. Умудрился выдернуть не раненой рукой, закрываясь висящим на шее щитом. Это был его последний успех. Короткий малхус перерубил ему вторую руку. Бедмод успел глухо вскрикнуть, прежде чем и цзянь ударил его в лицо. На этот раз более удачно.

После боя на меня не то что напал мандраж — правильнее сказать, я присел отдохнуть, одолеваемый мыслями о бренности жизни и отходя от адреналина. Сегодня меня чудом не убили. Сантиметр‑два в сторону — и острию копья было бы куда зацепиться в хауберке. А дальше — разорванные ударом кольца и лезвие рогатины в моей шее. Те исключения, что помогли выжить при ударах в шею, только подтверждают правила. Кроме того, я был легко ранен в колено: удачный рубящий Бедмода попал между наголенником и набедренником, рассек кольчугу на штанах и кожу на колене. От больших повреждений, видимо, спасли поножи и неудачный угол удара. Еще один, очень сильный, удар пробил юбку и, несомненно, ранил бы меня в бедро, если бы не мое нерациональное бронирование, а именно — наличие набедренников, которые в принципе для пехотинца необязательны. Наборная юбка моей бригантины в большинстве случаев вполне надежна. Тут мне опять повезло. Несколько сантиметров вверх — и копье, вполне возможно, пробило бы мне низ живота в районе тазобедренного сустава.

* * *

Моя добыча была неплоха: три комплекта доспехов и оружия. Хадд выжил, да и рана его больше выглядела страшно и опасно, чем была. Он со вторым комплектом обломался: героям засчитали обоюдку. Остались при своих. Парень, напоследок изрубленный Бруни, выжил тоже, но остался без вооружения, как, впрочем, и его первый недобиток.

В результате форс‑мажорных обстоятельств конунг собрался перенести сроки отправления посольства, даже если заложники прибудут и завтра. Но тут обошлось — гости Оркланда задерживались. У нас с Торвальдом все зажило быстро, Хадда пришлось дополнительно лечить колдунам.

В фольклор мы действительно попали. Слухи о нашей массовой дуэли разнеслись по столице, а значит, и стране достаточно быстро. В гробу я видел такую известность перед посольством: Рангвальд — идиот, запустил такую погремуху, что я прямо видел себя первой мишенью для, например, отравителей. Вторым минусом было то, что при виде нас кривили рожи приятели Бедмода А'Тулла. Но провокаций не было. Основания убивать друг друга были достаточно веские, проверить, насколько вескими будут другие причины, никто не пытался. Между прочим, выяснилась некоторая подоплека событий: отец покойного Тейта был его побратимом и деловым партнером, Бедмод приторговывал с иноземными купцами. Неясности в его поведении стали понятны.

Заложники из посольства по обмену появились только через пятнадцать дней после нашей бойни. Еще через день мы, включая Хадда, отправились в Аргайл.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 

ГЛАВА 1

Я стоял на балконе и скучал, рассматривая водную гладь. Дворец представлял собой нечто среднее между замком и дворцом, я видел фото чего‑то похожего в свое время, но тут, в отличие от Земли, замок, видимо, не перестраивали, а делали несколько укрепленным предметом роскоши изначально. Логика была понятна: если враг окажется достаточно силен, чтобы с водной глади озера взломать стены «Сердца Аргайла», отсидеться что в донжоне, что в полноценном замке не получится. Так что средства логичнее пустить на архитектуру и удобство полноценной королевской резиденции, оставив минимальные брутальные изыски не столько для защиты от врага внешнего, сколько внутреннего. Для врага внешнего предназначались стены и башни по периметру острова, обрывающиеся в воду, и единственный мост. Ну и, естественно, королевская гвардия.

Внизу играла музыка, раздавался женский смех в ответ на мужские шутки, кто‑то кому‑то читал стихи, в общем, народ оттягивался, как мог. Даже парк на острове имелся, чтобы какой‑нибудь графине было где уединиться с юным рыцарем без лишних глаз, пока муж нажирается винища и хвастает своими подвигами в кругу таких же, как и он, алкашей.

Танцевать я не стремился, ухлестывать за дамами тоже — все‑таки специфическое отношение к оркам никуда не делось, создавать повод для конфликта, ухлестывая за всеми подряд, мне совершенно не хотелось. Да и, честно говоря, не заметил ни одной женщины, ради которой стоило бы утруждаться. Нет, соврал, была парочка, но тут пришлось подумать о риске нарваться, например, на оскорбления уже с ее стороны. Женщина — не мужчина, ей слов в глотку вместе с зубами не забьешь. Обычно. Данные красотки к нам явно особого тепла не питали. Любительницы экзотики, разумеется, нашлись, как же без них, но эти шлюхи меня, увы, не заинтересовали. Те, которых я смог просчитать, оказались неинтересны, а с теми, которых понять не смог, связываться было, по моим расчетам, слишком рискованно, да и они были не фонтан.

В свои мысли по этому поводу я никого не посвящал, кроме троицы приятелей и Рангвальда. Как противоборствующая нам агентура сможет вбить клин между орками и Аргайлом? Самое простое — воздействовать либо на местных, либо на посольских. С целью создать такие обстоятельства, чтобы отношения не могли не испортиться. А для того чтобы создать для этого условия, к нам надо найти подход для просчета и контроля наших действий. Что проще использования для такой цели распутной бабенки из агентуры или обложенной агентурой? Вторая линия воздействия, несомненно, пойдет через местных слуг, но так как наша аристократия сие предусмотрела, то у посольства есть прокладка в лице наших халдеев. Тем даже отдельную кухню выделили, в хозяйственном крыле, для повседневной кормежки посольства. Жратву вдобавок проверял наш посольский маг с учеником, так что риск отравления сводился к минимуму. Собственно говоря, наши главные орки, включая Рангвальда, считали риск отравления минимальным даже без таких ухищрений — от эльфов они ожидали чего‑то более изящного, как мне разъяснил старикан. Сама по себе смерть кого‑то от отравления входила в перечень возможных осложнений для членов посольства и сама по себе осложнить отношения не могла, даже если король не найдет реально виновного, нет проблем казнить кого придется. А кого надо казнить, нормальный король всегда найдет. Особенно из благородных, например, из симпатизирующих эльфам. Отравление же, с качественным сбрасыванием стрелок на короля и его ближайших соратников, — операция достаточно сложная и рискованная, без достаточных гарантий успеха и выживания исполнителей. Учитывая то, что, рассорившись со своими звездорожденными соседями, король провел чистки среди эльфийских клевретов, изрядно проредив их число, риск грубых действий длинноухих казался вполне приемлемым. Как понимаю, не один я такой умный — старики явно обсудили риски и варианты развития событий с представителями местных спецслужб. Рангвальд даже обмолвился, что боится в этом плане не столько шпионов эльфов, сколько наших кровников среди людей. Я мысленно согласился с ним.

Между прочим, на первом же заседании посольства его величество лично расставил точки над «i» касательно нас, нашего поведения и решения потенциальных проблем. Разумеется, разрешил при малейших проблемах обращаться к себе или чиновникам своей администрации, этого предложения все ждали. Далее все было не так радужно. Если мы пожелали бы ознакомиться с красотами Аргайла — то только в сопровождении королевской гвардии и желательно своих воинов. Просто побродить по столице, перейдя мост, — наличие гвардии не обязательно, но телохранители не помешают. Даже прямо желательны. В одиночку соваться нечего, вне зависимости от причин — кто не послушает, пусть пеняет на себя. Визит к женщине — не аргумент. Последние слова его величество сопроводил понимающей усмешкой. Что касается конфликтов с дворянством, король пожаловался на сложности с нашими кровниками. Тут все было понятно. Посольство имело гарантии неприкосновенности от короля, о чем его администрация донесла до своего служилого сословия. Любой человек, первым обнаживший на нас меч, нож или что другое, должен был оказаться на плахе. Король сие гарантировал. Но предупредил, что коли кто‑то по какой‑то причине вызовет кого‑либо на дуэль и член посольства согласится на поединок, то к принимающей стороне предъявлять претензий не надо. Он может только пообещать рассмотреть возможность поединка и обстоятельства конфликта, разрешив или не разрешив его и зависимости от обстоятельств. Чтобы к нам не подослали тутошних бретеров в том числе. Последних он, кстати, пообещал отправить в пыточную, а потом на плаху без всяких разговоров. Если же случится конфликт с благородным рыцарем, в котором действительно будет задета честь сторон, — то он ничем не может помочь уважаемым послам, кроме как быть бесстрастным и справедливым судьей, поскольку честь его подданных для него не пустой звук, как, впрочем, и честь уважаемых орков. Вообще же он, король, специально разъяснил придворным, что любой участник конфликта с послами рискует познать его гнев. Но жизнь сложна… Потом улыбнулся, видимо, чтобы разрядить ситуацию, и сказал, что не думает, что желающих подраться будет много, если желающие смерти членов посольства будут рисковать своей жизнью, а не жизнями своих наймитов! Наилучший же, по его мнению, вариант — не обращать внимания на вызовы, отправляя вызывающих к его чиновникам. Они найдут, что сказать обиженным.

Короче говоря, Алвин IV подписался охранять честь и достоинство посольства. За честью его членов каждый должен был следить сам. Если охота — можно жить растением, не обращая внимания на аборигенов, что бы те ни делали. Есть охота — можно подраться. Если кто убьет — король тут ни при чем. Это в том случае, если он разрешит поединок. Полагаю, что конунгов сын Гаук гарантированно избежит поединка в любом случае. Пока королевский сын в гостях у конунга — точно. Также король гарантировал создание условий, ограничивающих саму возможность конфликтом орков и местных. Так что если какой‑то тип будет нарываться, первой моей мыслью должно быть — зачем ему это надо?

Среди местной молодежи тем не менее достойные объекты в достаточно большом количестве, конечно, были, но незамужние девицы находились под контролем старшего поколения практически постоянно, так что заметных перспектив в плане женского пола благородного сословия я не видел. Парни, кстати, со мной согласились, решив, что с бабами надо быть осторожнее.

Особенно тяжко приходилось Хадду, с его внешностью. Местные «тигрицы», или кем они тут себя считают, прямо‑таки устроили за ним охоту — еще бы, красивый парень, почти эльф видом, разве что глаза заметно отличают, да и то на солнце, да телосложение плотнее. Чтобы добить приятеля, пришлось добавить лекцию касательно венерических заболеваний, в том числе роли беспорядочных половых связей в их распространении. Бруни с Торвальдом прониклись первыми и начали обсуждать местные деликатные болезни и их последствия с довольно задумчивыми минами на лицах. Хадд, глядя на них, тоже задумался. Услышав про некую гадость, похожую по симптомам на сифилис, меня понесло. Я тут же, как бы между делом, раскрыл роль холодных одиноких вечеров индейцев, пасущих на склонах Анд стада лам, в распространении в мире сифилиса. Индейцев, правда, пришлось заменить на неких людишек, Анды — на некие горы, лам — на неких животных, но эффект все равно превзошел все ожидания. Всех троих передернуло.

Собственно, внимание «охотниц» привлек и я, надо полагать, почти белой кожей, да и на лицо я оказался не самым страшным среди посольских, шрам никакого отпугивающего эффекта не произвел — по крайней мере, я такого не заметил. Но количество поклонниц очень быстро сточилось до нуля, разбившись о мое к ним отношение. Женщины тоже не любят непонятного, когда интуитивно ощущают интерес мужчины, точнее, его отсутствие. И уж тем более не прощают мужчине способности заглянуть под носимую ими маску. В данном случае интересной мне дамы среди них не нашлось. То, что в ходе общения я собеседниц оценил и пришел к неким выводам, я не особо скрывал, соответственно, приняв во внимание мою холодность, эти шлюхи сделали соответствующие выводы и избавили от своего внимания.

Такими успехами в отваживании местных высокорожденных проституток смог похвастаться я один. Все остальные из нашей посольской молодежи хоть по одной, но употребили, сынок конунга Гаук вообще перетрахал кабы не всех, кто ему глаза мозолил. Его друзья из свиты, коих он захватил в посольство, надо полагать, тоже пытались не отстать, я даже стал с их стороны мишенью для подколок. Ничего им говорить я не стал, соскочив с мужских расспросов одной фразой, с абсолютно честным выражением лица:

— Жене не изменяю. — Мысленно добавив: — Обычно.

Конечно, такой ответ заставил наших зеленых мачо хихикать за моей спиной, но, по крайней мере, и эти озабоченные оставили меня в покое. Жизненный опыт Даниила в смысле достаточно давно уже пережитого периода «ловите все, что шевелится» оказался кстати. К слову, Гаук на хамство от одной из тех понравившихся мне женщин нарвался первым. Их мысли я, видимо, просчитал верно. Дама оказалась вдовой убитого орками два года назад барона.

Переговорами занимались старики и упомянутый Гаук — тому, как сыну нашего короля, от переговоров увильнуть не удалось, благородные хари остальных появлялись на совещаниях достаточно редко. После первых заседаний пошли скучные согласования и утрясания различных условий и непоняток будущего союза. Собственно говоря, мы там были лишними — чистая чиновная работа, Рангвальд только посвящал меня в темы дня и докладывал результаты. Когда было настроение, я присутствовал на заседаниях, в основном чтобы быть в курсе событий не только с чьих‑то слов — все‑таки второе лицо в делегации клана. В остальное время я осторожно прощупывал людей, ища знакомства среди потенциально полезных и нужных нашему клану, короче говоря, исполнял то, чем меня загрузил дедуля. Своими обязанностями. Еще одной отдушиной оказалась библиотека. Весьма и весьма богатая библиотека, занимавшая обширные помещения в левом крыле дворца, включая читальный зал, — абонемент тут работал только для проверенных клиентов.

Книг по магии там, естественно, не оказалось, точнее, думаю, они находились в спецхране, куда у меня допуска не было, но исторических трудов было море, включая эльфийских и имперских историков. Первые дни я там буквально жил, не уставая мысленно благодарить короля за разрешение ею пользоваться.

Макулатура в виде любовно‑рыцарских романов и поэзии тоже присутствовала, я ради любопытства полистал некоторые под настроение, стараясь сразу же не захлопнуть. Любятина — это бессмертно. Ладно хоть до суровой реальности женских романов — порнографии — тут дело пока не пошло. Но любовь принцесс/герцогинь и так далее к брутальным благородным рыцарям шагала во весь рост. Или принца/герцога/графа к какой‑нибудь прекрасной графине в промежутке между победами на турнирах и смертельных схваток неизвестно зачем и почему. Владения словом, правда, авторам несколько недоставало, но, может быть, я слишком придирчив. Кстати говоря, произведения эльфийского происхождения по сюжету смотрелись сущими близнецами, но качеством заметно выше, язык вообще был безупречен.

Один чрезвычайно затасканный томик на эльфийском с заляпанными какими‑то пятнами страницами — надо полагать, слезой и соплей — вообще потряс меня своим сюжетом. И, увы, втравил меня в неприятности. Будто ушастое перерождение Стивена Хантера, смешанное с Джоан Линдсей, писало. Как я заподозрил, автор женского пола с большими практическими знаниями касательно стрельбы из лука, чем, кстати, этот эльф или, вероятнее, эльфийка делала Хантера как стоячего. По крайней мере, в русском переводе. Стрельба из лука или снайперской винтовки — в данном случае было не принципиально. К сожалению, имя автора на обложке отсутствовало, на первой странице присутствовал псевдоним — «Вечерний туман». Этим «туманом», увы, мог оказаться кто угодно. Но книга неожиданно увлекла. Такого анекдота я еще не читал.

Там было все. Любовь некоего короткоухого к благородной эльфийке, без надежд на взаимность, естественно. Ее полноценно ушастый воздыхатель, чемпион по стрельбе из лука, испытывающий не меньшие чувства, но из враждебной семьи. Враги ее семьи, трусливый жених, интриги и прочее. Когда в сюжете появился некий злобный орк со своей бандой в двести харь, я вообще выпал в осадок, заржав на всю библиотеку. Тот не мелочился, потеряв почти весь херад: вырезали суперпрофи из ее охраны (аж целых восемь эльфов из младших семей) и не менее крутых слуг, — надо сказать, что ее управляющий практически мгновенно умудрился сколотить из слуг отряд, те беспрекословно сбились в кучу и, надо полагать, кухонными ножами, половниками и прочим хозяйственным дерьмом непременно добили бы уцелевших от эльфов охраны орков, но, увы, к концу схватки у орков объявился не менее злобный, чем хевдинг, колдун, прикончивший оборзевших халдеев. Но благородную Э… как ее там, захватили в плен только после того, как погиб последний из них.

Я опять заржал, получив немалую толику злобных взглядов от остальных посетителей библиотеки, сидевших в местном аналоге читального зала. Захватив красотку в плен, орки начали спорить, что с пленницей делать. Естественно, меркантильный интерес никого не заинтересовал. Спорили в основном касательно: зверски убить, а потом съесть; зарезать на алтаре, посвятив жертву кровавым орочьим богам, а потом съесть; или не менее зверски изнасиловать, а потом поступить… (см. выше). Изнасиловать прямо не говорилось — надо полагать, вымарала цензура, но смысл из описания прямо лез. Естественно, избрали — изнасиловать. Причем колдун внаглую отобрал у хевдинга добычу. В смысле, эту самую эльфийку. Описание похотливого колдуна позабавило еще больше. Если бы таким был Сигурд в тот день, когда я/мы впервые в этом мире открыл глаза, я бы точно тогда обкакался.

Мой, со всхлипами, ржач во время чтения добавил мне доброжелателей. Особенно злобно меня рассматривал некий интеллигентного вида юноша в какой‑то хламиде, кстати говоря, шелковой и без головного убора, и его свита, слуги которого притащили кучу книг в библиотеку, и набиравший новые. Но оторваться от книги было выше моих сил. Вести себя культурнее — тоже. Замечание со стороны сопляка я проигнорировал.

Развязка приближалась. Влюбленный короткоухий собрал своих верных подчиненных, случайно встретился со вторым влюбленным — длинноухим, смиренно вступил под его начало, и, пока реальный жених, бежав от своей невесты и орков, рассказывал небылицы, поднимая по тревоге соседний гарнизон, влюбленные вырезали остатки орков. Опять в численном меньшинстве и уступая в вооружении. Причем короткоухий спас жизнь своей любви, грудью закрыв от магического залпа колдуна. Трахнуть ее колдун, разумеется, не успел. В общем, помер храбрый вассал, лежа головой на коленях своей любимой, перед смертью объяснился сам и раскрыл красотке глаза на глубину чувств воздыхателя из враждебной семьи, того самого чемпиона по стрельбе из лука, который тем временем в ритме пулемета приканчивал последних орков. Трусливый жених позже попытался качать права, но его раскрыли пред князем дома, в результате чего дом его изгнал. Враждующие семьи помирились, главы начали лупиться в десны, сообща они нашли негодяя, что их, оболгав, поссорил, — им оказался папаша изгнанного жениха. Папаша совершенно случайно решил отомстить, убив князя. Этого, естественно, не получилось: папу убили, трусливого сына поймали и казнили, негодяев из окружения кого казнили, кого убили, героев повысили, влюбленные поженились. Короче, отличный хеппи‑энд. Это я книгу еще только просматривал, неизвестно какие открытия меня ждали бы, подойди я к ее изучению более капитально.

Издав последний смешок, я бросил книгу на стол. Умник в шелковой хламиде будто ждал этого:

— Что ты здесь нашел смешного, орк! Тебе не кажется, что ты не в том сарае, что называешь домом, и вокруг сидят не дикие орки, а люди, пришедшие приобщиться к знаниям, вовсе не желающие слышать твой поганый гогот?

Уж где я не ожидал первого конфликта, так это в библиотеке. Интересно, а кто на меня наехал? Впрочем, действительно следовало вести себя потише.

— Смиренно приношу извинения, можно сказать, от всего сердца, — слегка поклонился я. — Уж больно книжонка забавная попалась. Я, конечно, все понимаю, что не следовало людям мешать, к сожалению, читая это дерьмо, не смог удержатся, настолько забавно орков девушка показала. — Захочет — отстанет. Нет — будем думать.

Молодой человек подошел к столу, нагло взял книгу и посмотрел название:

— Дерьмо в библиотеке имеется только одно, и среди книг его нет. Что тебе тут надо, орк? — За словом в карман не лезет и последствий явно не боится.

— Для начала представьтесь, молодой человек. А я посмотрю, стоит ли с вами разговаривать, и тем более отвечать на вопросы! — спокойно, но достаточно наглым тоном, развалившись на стуле, ответил я.

— Я тот, кому принадлежит этот замок, — одарил меня злобным взглядом студент.

Читатели мужского пола начали вставать из‑за столов, слуги подтянулись к господину. Оба сопровождающих продвинулись чуть вперед. Я лихорадочно прикинул, кем он может оказаться. Принц? Вероятно. У короля трое законных сыновей и один бастард. Наследник присутствовал и тронном зале, когда посольство представлялось, его я видел. Второй сын — в Оркланде, заложник. Бастард где‑то шляется, судя по его характеристикам в процессе подготовки к посольству: парень понял, что лизанием задницы братьям при дворе авторитета не заработаешь, и посвятил все свое время войне и турнирам, уже заработав репутацию сильного воина и авторитетного рыцаря. Рангвальд даже порекомендовал мне попытаться с ним сойтись покороче, как появится. Этот же додик на крутого парня явно не тянул, хотя, судя по кистям рук и запястьям, курс боевой подготовки, как и положено королевскому сыну, прошел. Остается только одно — принц, как там его, а… Кэйси, про которого вообще ничего достоверно конкретного не было известно, кроме возраста — семнадцать лет. Эльфийское, между прочим, имя. Хотя не суть важно. Тут надо быть осторожнее — видимо, сынок взглядов папы не разделяет, или я действительно серьезно накосячил, с точки зрения местного этикета.

Скверная вещь — конфликт отцов и детей, возьмем наихудший сценарий. И что теперь делать? Голову разбить будет явно политически неправильным поступком. Извиниться? Несомненно, как бы то ни было, он здесь хозяин, и он устанавливает правила для гостей. По крайней мере, здесь и сейчас. А ржал я действительно некультурно. Но хамства с его стороны мне тоже прощать нельзя — я всего лишь громко смеялся, а этот урод высказался в мой адрес более чем однозначно.

К слову, свита его высочества явно ожидала, что я начну его бить, по крайней мере, та парочка рослых плечистых парней с кинжалами на поясах, вставших по бокам от меня и уже положивших руки на их рукояти — похоже, телохранители. Двоих остальных по молодости лет можно было в расчет не принимать. Их, видимо, даже слугами можно нажать постольку‑поскольку, одежда слишком дорогая. Пажи? Так бить или нет? Съедем на базаре, пошел он в задницу — тут не Оркланд, тем более что дуэли с ним мне не видать как своих ушей:

— Приношу извинения вашему высочеству за мой смех в этой цитадели знаний, — демонстративно встав и склонив голову в полупоклоне, с серьезной рожей ответил я. — Уж больно книга оказалась забавной. Большего бреда мне еще читать не доводилось. Этот Вечерний туман не иначе мухоморы жрет. Каждый вечер. Что же касается дерьма, то все познается в сравнении. Как, например, если взять и сравнить конкретного орка с конкретным человеком. Неизвестно, от кого воняет больше. Обычно.

Посмотрим, что скажет. Ответил я практически вежливо, если продолжит нарываться — надо будет что‑то делать. Не разделила ли политика королевскую семью? В таком случае я попал, эта тварь может и не отвязаться.

Губешки принца скривились в презрительной улыбке. Черт, а ведь он и не понял, что его уже могли уронить и начать пинать ногами! Ну, это понятно: настолько отмороженных в его кругу общения немного. Даже я предпочел спустить конфликт на тормозах. Так что его уверенность оправданна. А как славно было бы на нем потоптаться… Но, увы, не судьба. Пока.

— Вот и посмотрим, воняет от тебя или нет! — усмехнулся принц, опять продемонстрировав подвешенный язычок. — Мне твой смех безразличен, а остальным он явно не по нраву. Вот перед ними и извинись — перед всеми, кто был вынужден тебя слушать!

У «сынков», похоже, это в крови: тонущего — утопи. Да, он действительно вымогает, ждет моего срыва. Или радуется возможности потоптать орка из посольства, образно показав фигу отцу. И что мне теперь делать? Терпеть? А за что я в Оркланде тогда соплеменников убивал? Твою мать, гормоны, что ли, или воспитание Края, каким он должен был бы быть в глазах воспитателей, из подсознания лезет? Я же действительно отморозком становлюсь! Успокойся, дружок, бить его сейчас совсем не надо. Но идти на поводу тоже не стоит, поскольку топтаться по моей гордости, даже извинись я пред посетителями и стариком‑библиотекарем, который так выпучил на меня глаза и даже открыл рот, этот студент явно не перестанет. Будем хамить.

— В этой жизни я никому ничего не должен. А вас, ваше высочество, я вообще впервые в жизни вижу, так что тем более. Если вас не устраивают мои извинения, то ничем не могу помочь. На всех остальных же мне глубоко наплевать. Не сдохнут и без моих извинений. Поскольку я никого не оскорблял и оскорблять не собирался. А теперь, с вашего разрешения, я пошел, что‑то здесь душновато стало.

Принц обалдел. Но тут, естественно, нашлись люди, желающие заработать пару очков в глазах наследника. Или серьезно воспринявшие мои слова.

— И на меня плевать? — преградил мне дорогу вставший из‑за соседнего стола молодой плечистый дворянин в дорогом камзоле, изучавший там тоже эльфийского происхождения трактат по военному искусству.

Язык мой — враг мой:

— Сказано было в образном смысле, но, если ты воспринимаешь эти слова в свою сторону буквально, не буду тебя разочаровывать. И на тебя тоже. Что дальше?

— А сможешь поддержать свои слова оружием в руках, погань зеленая? — Парня закусило, принц временно отошел на второй план.

Да хрен тебе, а не дуэль, — не на дуэль ли, или что похуже, этот короленок меня провоцировал? Перебьетесь. Попал же, твою мать. Надо выходить из конфликта с минимальными потерями. Вовлечь себя в поединок ни в коем случае нельзя — предчувствия уж больно нехорошие.

— Могу, но перебьешься, овца безмозглая! — И спокойно пошел к выходу.

Тут обалдели все. Вел я себя совершенно не по этикету. Причем уже нарушал кодекс поведения мужчины и Оркланда, и более цивилизованных земель. А что делать? Принц так борзо за меня взялся, что ежу понятно: идти у него на поводу ни в коем случае нельзя.

— А ну стоять! Взять его!

— Чего‑о‑о!!! — Я развернулся к принцу. — И что ваше высочество мне сделает? Руки убрали, быстро! — Это телохранителям, которые, похоже, представляли себе возможности орков полнее своего босса. Во всяком случае, вели себя довольно осторожно. И когда я положил руку на рукоять мизерикордии, приказ «взять меня» предпочли спустить на тормозах. — Объясняю. Я не считаю, что я первый, кто громко смеялся в этой библиотеке. Кого обидел мой смех, при желании могли удовольствоваться извинениями. Которые были мной вам принесены. Если кого они не устроили — ничем не могу помочь. Даже поединком. Поскольку на них мне наплевать. А поскольку мне на них наплевать, то убивать этих обидчивых людей я тем более не собираюсь. Естественно, к тем, кому здравомыслие не изменило, мои слова не относятся. Перед ними отдельно прошу извинения за резкость моих слов. — Я обвел взглядом свидетелей разговора, издевательски поклонился публике и продолжил: — Если у вас, ваше высочество, остались ко мне вопросы, прошу все же высказать их его величеству. Я все‑таки один из послов, а не подданный его величества. И любая тварь, осмелившаяся меня хватать, останется без руки. Самое меньшее. А потом без головы, если, конечно, ваш отец собирается выполнять свои обещания касательно гарантий неприкосновенности членов посольства.

— Ублюдок, — завопил дворянин и швырнул мне в лицо перчатку. — Да ты трус, ублюдок. Что ты теперь скажешь?

Я хмыкнул, рассматривая пойманную перчатку:

— Это вроде пощечины? Вызов? Была бы она хотя бы кольчужной, можно было опасаться, что нос разобьет. — Потом шагнул к парню и влепил ему шикарный прямой в переносицу, от которого он улетел на пол. Удачно попал: разбитым носом он явно не отделался. — Считай, что мы в расчете, мальчик. Поединок закончен. Кто еще мне хочет перчатку кинуть? — обвел злобным взглядом окруживших меня дворян, включая принца. Тот презрительно кривил губы, но явно прикидывал, что делать дальше. Все‑таки с толку его сбить мне удалось. Перчатку мне бросить хотела как минимум двое, но получить в ответ по морде желающих не было вообще. А так — народ явно растерялся: я вел себя совершенно не по стереотипам. Хе‑хе. Но репутация у меня теперь будет явно не в женский половой орган. — Ваше высочество, — я сделал ручкой, — приятного дня.

— В библиотеке чтобы я тебя отныне не видел, орк, — оставил за собой последнее слово принц.

Ну что поделать? «Друзей» я наживать умею, этого у меня не отнять. Хотя… похоже, короленышу конфликт был нужен, а значит, мой смех, возможно, тут и ни при чем. Волновало только одно — не сделал ли я ошибки, разбив морду тому парню прямо в библиотеке.

А теперь, стоя на балконе, я ждал его брата. Изошедший на дерьмо из‑за скандала с принцем Рангвальд отменять указание сойтись с бастардом поближе не собирался.

* * *

Бастарда звали Ирхад. Не знаю, эльфийское имя или нет, но он сам, в отличие от брата, мне понравился. Впрочем, как и большинству нашей делегации. Здоровый ширококостный мускулистый парень нордического облика. В смысле блондин с голубыми глазами. В папу. Да и мама, видимо, постаралась. Года на четыре старше Кэйси — король заделал его в промежутке между браками.

А вот поиски варианта, как «сойтись покороче», заставили меня помучиться. Крутиться рядом и набиваться в друзья отпадало однозначно. Так поступили остальные члены нашей делегации, что сочли его перспективным человеком для контакта, не обращая даже внимания на личность его приятеля Эргтала, которого он ввел в свет, притащив с театра военных действий, но я не заметил, чтобы он проявил к кому‑либо симпатию выше обычной вежливости. У меня вдобавок имелась проблема конфликта с Кэйси. Проще говоря, я заимел при дворе репутацию наглеца и труса. Неприятно, но не смертельно. Хотя Рангвальд бесился. Друзья прикалывались — они были в курсе подробностей конфликта. Хадд даже посмеялся, что эльфы мне пакостят при каждом удобном случае: слишком долго я их не резал, — потому даже их книги мне читать нельзя. Высокородная молодежь из делегации восприняла информацию о конфликте двояко. Те, кто поглупее, осудили, что я не принял вызова, те, кто поумнее, сделали выводы и начали вести себя несколько осторожнее, считавшие себя самыми умными посчитали, что я идиот, у которого мозгов не хватило разрешить конфликт «правильно».

Надо сказать, что тема моего конфликта королем не поднималась. Только это и радовало старика. Но мельком выраженную надежду, что король не знает, обломал я сам:

— Что это тогда за король такой?

Отчего Рангвальд опять впал в тихое бешенство. Хотя меня, видимо, сильно не винил. Если принц действительно искал предлога высказать гостям папаши все, что о них думает, то личность орка совершенно не важна.

Тем более что, согласно наведенным справкам, Кэйси вращался в кругу «эльфийской» партии, до того как король Алвин ее подчистил вскоре после того, как перебил чашки с длинноухими. Любимый сын на отца обиделся и ошивался в своем замке неподалеку от столицы. Хотя, судя по рассказам агентуры Рангвальда, что старик уже навел мосты с торгующими с Оркландом купцами, в семье Алвина с личными отношениями все было в порядке. То есть не ожидалось, что, умри папан, сыновья на его смертном одре друг другу будут глотки резать. На Кэйси, видимо, сказалось мамашино воспитание — та была с большой примесью эльфийской крови. Косые взгляды королевы тоже получили свое объяснение.

Алвину не позавидуешь. Такая петарда под задницей. Правда, вопрос в том, насколько он держит в кулаке жену и сына. Хотя… она связана с одним домом эльфов. Совсем не факт, что Алвин рассорился и с ним. Если даже родство с длинноухими и имеет для королевы какое‑то значение.

Совершенно неожиданно я угадал.

Король оказался хитрой бестией. Он и не думал ссориться со всеми подряд. Даже шашни с орками не помешали. Короче говоря, вся наша делегация выпала в осадок, когда нас известили, что в королевский замок прибыло еще одно посольство — эльфийское. Точнее, первое из эльфийских посольств. Всего их прибыло четыре. В том числе, естественно, не обошлось и без дома Серебряного Дракона. При вести о прибытии последнего мне стало слегка не по себе. Тут любой занервничает. Толстый полярный лис.

Хуже того, помимо официальных представителей посольств, появилось достаточно большое количество длинноухих, прибывших, так сказать, неофициально на объявленный королем Королевский Турнир Аргайла. Туристов, Борис — Лена — Яков. Тут, похоже, дело оказалось не столько в политике Аргайла, сколько в интересе к оркам. Вблизи посмотреть, не ожидая — а вдруг по башке стукнут. Топором, например. Будто в цирк решили съездить.

Я перестал понимать местных политиков. Но задница начала чесаться в ожидании будущих неприятностей.

И не у меня одного, кстати: даже наш сексуальный Гаук несколько заволновался.

Его величество нас несколько успокоил, но снять напряжение полностью и ему не удалось.

Конечно, ссориться со всеми подряд домами эльфов его величество король Аргайла Алвин Четвертый даже не собирался, ясно расставив точки над «ё» перед нами, заявив о полностью равном юридическом статусе послов. Короче говоря, о равенстве в его понимании эльфов и орков. Главное, чтобы пользу приносили.

Он даже до того дошел, что поселил орков и эльфов под одной крышей. Своего собственного дворца.

Старики, как ни странно, оказались к данному фокусу в достаточной мере подготовлены — похоже, склонность Алвина к реал‑политик секретом не являлась, появились замыслы даже пообщаться с эльфами. На полуофициальном уровне, так сказать. Впервые за столетия. Но бдительность нашей охраны и слуг появление длинноухих подстегнуло многократно. Сучковатая палка в задницу — она кому угодно неприятна.

По разъяснениям королевских чиновников, однако, эльфы враждебных Аргайлу домов на этом сборище отсутствовали. Собственно, Аргайл реально находился с теми в состоянии войны, просто война не вышла за пределы пограничья. Кстати, Ирхад вернулся именно оттуда, после проведенного им рейда на территорию длинноухих. Так что, появись на турнире какой идиот, например из дома Белого Единорога, надо полагать, его доспехи и коня сразу бы нашлось кому примерить. Даже если не сообразили бы патрульные из коронного войска, рыцари бы владельца точно придавили.

Как я понял, реально гарантии были только касательно известных рыцарям Аргайла эльфов и сопровождающих их лиц, среди неизвестных длинноухих под чужим гербом могли проскочить и ушастики враждебных домов, но риск считался приемлемым. Как оказалось, слову чести эльфа тут было принято верить. Даже если они давали его смертному. Не такие они уж и гады? Для людей — возможно. Но если вспомнить ту же концепцию католиков Средних веков о «верности слову», данному еретику, то это все равно не будило приятных прогнозов. Кто хочет — всегда найдет исключения. Даже из очень строгих правил. Особенно если делать пакости не своими руками, а руками, например, короткоухих. Тех тоже прибыло довольно много, в большинстве известных рыцарей. Рассказы о небольшой разнице в статусе между носящими меч короткоухими и младшими родами длинноухих подтвердились. Вообще это логично — бессмертный поневоле должен жить с перспективой. Если даешь меч — будь любезен давать и права. Как известно, Хмельничнина нанесла смертельный удар Речи Посполитой не только по причине религиозного вопроса, но еще не меньшую роль сыграло категорическое нежелание уже практически разложившейся великопольской шляхты дать казачьей верхушке равные шляхте права и соответственно права на защищаемую ими землю. Дальше была уже агония некогда великого государства. Поначалу вялая. Но не вина шляхты, что Жечь Посполита умирала еще целых полтораста лет.

Среди людской знати и тут были прецеденты принятия вассалитета князьям эльфийских домов. С сохранением прав и статуса, естественно. Собственно, с попытки некоего графа провернуть этот трюк и в Аргайле (с подстрекательством эльфов, конечно) нынешняя война и началась. По крайней мере, это послужило явным предлогом.

Обратные случаи — присяги эльфов людским владыкам — тоже в истории присутствовали. Как большая редкость, можно сказать, диковинка, но присутствовали. Кстати, жизнеописание одного из таких ушастых я изучить успел, старик‑библиотекарь заинтересовался выбившимся из образа орком, что самого короля упросил его до библиотеки допустить. Даже помогал мне искать интересные книги (по мере возможности). Как я понял, все до одного длинноухие, сделавшие карьеру среди людей, были изгнанниками. Или шпионами. Упомянутый эльф если на кого и шпионил, но явно не на всех подряд. Во всяком случае, удачливейший полководец, автор трактата по военному искусству «Искусство сражений» Кайрон аэп Беренгар, граф из Вика, слишком много и часто побеждал, для того чтобы быть простой пешкой в чужой руке. К слову, ублюдок пережил семерых королей, с тремя из них породнился. И черт его знает, чего бы добился дальше, если бы не отравили. Мама Ирхада, к слову, была из его рода.

Возможно, это и сыграло свою роль в выборе им своего боевого друга. Эргтал был эльфом. Первый раз увидев его длинные уши поблизости от объекта контакта, я проклял и судьбу, и все на свете. Как и все члены нашей делегации. Похоже, эльф и был одной из причин отсутствия энтузиазма в развитии отношений с королевским бастардом. Правда, я, как всегда, выделился из коллектива, придя к выводам совершенно обратным. Эльф вел себя слишком корректно. Даже здоровался с орками, руки, правда, не подавал, держа дистанцию. Насколько я изучил Ирхада, он парень резкий, хороший командир, по его характеру он явно не даст даже хорошему другу собой командовать и влиять на принятие решений слишком сильно. Тем более эльфу — вряд ли бастард настолько доверчив и не допускает возможности введения себе агента влияния, например. Так что я поставил на нормального парня — бастарда, избирательно подходящего к выбору круга общения, не имеющего лишних предубеждений в отношении нечеловеческих рас: намека на отторжение в процессе общения его с орками я уловить не смог. Осталось только поймать обстоятельства для выхода на контакт.

Обстоятельства не заставили себя ждать. Разумеется, центральную роль в этих обстоятельствах сыграла женщина. Естественно, перспективой этих обстоятельств были чьи‑то кровь, мозги и куча потрохов. Правда, к организации этих обстоятельств я не приложил и малейших усилий. А вот ситуацией воспользоваться попытался. И в настоящий момент ждал Ирхада на балконе, рассматривая водную гладь.

* * *

Появление большого количества новых лиц в окрестностях столицы, включая нечеловеческие, естественно, привело к большому количеству конфликтов. Часть конфликтов закончилась дуэлями. Нас это коснулось вскользь, Ингольв А'Гайл убил сына какого‑то барончика из приезжих. Тот счел себя слишком умным и привязался к Ингольву, когда тот в сопровождении орков из своей охраны и людей из королевской гвардии шлялся по городу. Слово за слово, парни очень грубо поругались. Ингольву тоже вожжа под хвост попала — в общем, кончилось все мясорубкой на будущем ристалище, на радость зевакам. Благо Ингольв оказался достаточно предусмотрителен, чтобы носить легкую кольчугу под верхней одеждой. О чем я, например, не догадался. По рассказам моих воинов и свидетелей из воинов Ингольва, зря пацан на него наехал. Очень зря. Тот взял у одного из своих топор и буквально искромсал бедолагу. Я вспомнил слухи, что Ингольв — берсерк. Народ впечатлился, задевать нас на время перестали. Но Ингольва с его советником трахнули на приеме — король был крайне недоволен даже не зряшностью конфликта, а отсутствием его разрешения на дуэль. Пообещал выслать любого посольского, который повторит подобный подвиг. Причем ждать попутного драккара нелицензированный дуэлянт будет в камере королевской темницы: там не очень‑то позадираешься.

Но так как народ съезжаться не переставал, процент идиотов остался прежним, и их количество выросло. А так как мы не прятались по своим комнатам, статистика оказалась все равно не в нашу пользу.

Следующий конфликт коснулся Хадда. Надо сказать, что данная стычка была явно результатом чьей‑то разработки. Как подозреваю, и конфликт Ингольва тоже.

Популярность нашего красавчика среди местных проституток‑любительниц сыграла с ним дурную шутку. Уже он начал искать себе очередную даму. А так как достойные интереса леди практически всегда заняты, разумеется, все кончилось конфликтом с ее воздыхателем. Или официальным женихом, я так и не понял.

Турнир уже начался, но в первые дни соревновались только конники. Так что пеший бой одним из вечеров оказался приятным бонусом для зевак.

Надо сказать, что Алвин был весьма недоволен обстоятельствами, но разрешение на бой дал, Хадд предусмотрительно оговорил условия о королевском согласии из‑за своего статуса, его противник согласился.

На этот раз противника не убили. Точнее, на ристалище не помер. Отдал ли концы позже, я не интересовался. Но трофейные доспехи мне посмотреть удалось. Судя по дырам в кольчуге и повреждениям шлема, парню нельзя позавидовать. Если даже выживет, как бы остаток жизни не пришлось трясущимися руками по десять минут завязывать шнурок на штанишках и при помощи слуг путешествовать до туалета. Предмет конфликта вряд ли за инвалида замуж выйдет.

Ну а потом на прочность в очередной раз попробовали меня.

Король устроил шикарный прием для особо родовитых гостей. Музыка, дамы в шикарных платьях и все такое, включая зал со столами с вином и закусками, чтобы гости могли подкрепиться. Естественно, послы были просто обязаны там присутствовать. Причем все. Нахождение в одном зале эльфов и орков, косящихся друг на друга, кстати говоря, выглядело сущим сюрреализмом.

Поглазев на танцы, я отправился хлебнуть винца вместе с приятелями. Обойдя группу эльфов, кстати говоря, во главе с послом Серебряных Драконов, мы напали на бутылки. Соседний стол атаковала группа молодых людей, среди которых я, к своему неудовольствию, обнаружил рыцаря, которому сломал нос. Естественно, без неприятностей не обошлось.

Взяв полный бокал и разворачиваясь, чтобы не выпускать людей из поля зрения, я обнаружил одного из них рядом с собой. После чего он дернулся, типа теряя равновесие, сказал:

— Извините, — и выплеснул мне полный бокал винища на лицо и грудь.

Ахнул, паскуда, запричитал извинения и, делая вид, что хочет помочь мне вытереться вытащенным откуда‑то платком, что есть силы наступил мне на ногу. Приятели человечка осветились слабыми ухмылками.

Во мне проснулся берсерк. Но остатки разумения не дали сорваться. Как ни странно. Спасла мысль, что меня разыграли, как по нотам, и ни в коем случае нельзя двигаться по пути, который эти люди мне огородили. Но и спускать такого тоже нельзя.

Я не стал сразу его бить по лицу, как, вероятно, он ожидал, как, впрочем, и его ухмыляющиеся приятели. Орать и возмущаться тоже. Вызывать на поединок тоже.

После секундной задумчивости обронил:

— Да ничего страшного, — стер рукой вино с лица и вытер руку о его грудь. Под тканью, кстати, обнаружилась кольчуга. А потом тоже наступил на ногу.

Далее меня попытались ударить по голове, слева‑сзади. С громким криком:

— Мерзавец!!! — естественно.

Действительно как по нотам разыграно. Кто? Эльфы или самодеятельность местной аристократии?

Поскольку я успешно убрал голову с траектории удара, а потом ушел в сторону, облапить меня, не дав воспользоваться кулаками или оружием, ему тоже не удалось. Я поймал напавшего за грудь, не дав вступить в клинч, и, не обращая внимания на его попытку меня схватить, пробил этой сволочи в печень, в следующее мгновение разбив переносицу ударом головы. Правильный удар головой — неприятная штука. Он оценил, поскольку рухнул на пол. Осталось только развернуться и влупить зачинщику по той же печени. Дважды. Добив свингом в челюсть. Кольчуга удары по корпусу смягчила слабо. Поддоспешника, естественно, под нею не было — нехарактерен поддоспешник для защитного вооружения скрытого ношения, — видимо, обычная рубаха.

Упавший первым оказался крепким парнем: дергаясь на полу, он пытался найти кинжал на поясе. Я подождал секунду, позволил схватиться за рукоять и, одновременно с попыткой вытащить кинжал, пробил ему ногой в голову. Обнаженный кинжал упал на пол, а мой противник потерял сознание.

Далее вмешались наши болельщики, чуть не подравшись сами, с использованием кинжалов в том числе.

Эльфы стояли неподалеку и рассматривали склоку с таким видом, будто кто‑то нагадил в бальном зале, прямо посреди танцующих пар.

Мой знакомый аристократ орал громче всех, собрал огромную толпу. И такой я был, и сякой. Народ злобно шумел — видимо, нас всех посетили неприятные предчувствия, меня уж точно. Чтобы несколько успокоиться, я мысленно прокрутил свои действия и действия противника, не забыв выругаться. Сделали меня действительно красиво. Собственно говоря, этого следовало ожидать: если противник защищен административным ресурсом, но имеет право от защиты отказаться, нужно создать такие условия, чтобы он поступил именно так. Осталось порадоваться, что дерьмом не забросали. Правда, не думаю, что такой вариант заговорщиками не обсуждался.

И что теперь делать? На что рассчитывали заговорщики? Что вызову на дуэль? Пырну кинжалом? А дальше? Они откажутся от поединка или попробуют меня в нем прикончить? Благодаря личной охране, охране апартаментов и вообще орочьего крыла, воспользоваться услугами профессионального убийцы достаточно сложно. Тем более что король поединок понять может, а вот подосланного мокродела — вряд ли.

Более вероятно, что действительно хотели нанести серьезное оскорбление, вынудив меня на поединок. Но ожидать, что я вырублю двоих здоровых парней за несколько секунд, они не могли. Более вероятно, что проектировали обычный мордобой и разнятых скандалистов. Так как вызывающий на дуэль и в этом мире находится в проигрышном положении касательно условий и выбора оружия, будем считать, что они хотели, чтобы вызвал я. Далее варианты — меня посылают в отместку за библиотеку либо принимают вызов. В последнем случае я оказываюсь в проигрышном положении, когда противник выберет, для примера, конный бой.

Рассмотрим скандалистов. Парни явно родовитые, иначе на приеме их бы не было, прикид — расшит золотом и серебром, у одного, который уже начал шевелиться, имеет явные следы стирки и носки. Но это ни о чем не говорит. Ради чего они так резко на меня напали? Поблизости знакомое лицо, так что не будем умножать сущности. Не столь важно, по какой причине, но они спровоцировали конфликт в интересах этого лица. И что мне делать? Теперь поединка мне не избежать, на этот раз мало кто поймет, если увильну. Вызывать я никого не собираюсь, это тактически не выгодно. Поединок ожидаем с обоими этими ублюдками. Если они в боевом плане хороши — шансы у них против меня есть, но небольшие, судя по результатам драки. Если бой будет пешим и на моих условиях. Допустим, они — пешки и по какой‑то причине отстаивают интересы парня со сломанным носом. Что из этого следует? Поединок с ними мне малоинтересен, организатор конфликта остается за бортом. Что надо делать? Организовать поединок с ним, с этой парочкой я подраться всегда успею. Бить надо в голову, а не рубить хвосты.

Мимоходом пожалел придурков:

— Захлопни пасть, урод, — это моему крикливому недругу. — С этими я в расчете. И за вино, и за топтание по ногам.

— Но‑о‑о, ты, ублюдок! — заорал взбешенный оппонент. — Это не тебе решать!!!

— А ты тут кто такой?!! Хозяин? — Народ вокруг зашумел еще более злобно и начал смыкаться, будто собрался меня линчевать. — Нет?! Значит, пошел в задницу, тебя еще не спросили!

— Я!!! — заревел раненным именно туда медведем оппонент. — Ты — труп, орк! Понял, ты — труп!!!

— И кто же меня убьет? — Я демонстративно расхохотался. — Ты? Или они? Считаешь, что расчет не полный?

Шаг вперед — и уже очухавшийся, пытающийся встать юноша получил удар ногой в голову, от которого явственно хрустнула челюсть. Второго удалось попинать только по ребрам, прежде чем оттащили, — старался бить по плавающим, чтобы точно что‑нибудь сломать.

— Убедил, важная птица! Мало я им всыпал! Как теперь, в расчете? Достаточно?

Парень зашелся матом, свидетели поддержали. Чуть погодя появилась стража.

Вечер, увы, удался. Прежде чем меня повели на разборки, я ощутил на себе крайне неприятный взгляд. Неподалеку стояли двое эльфов с бокалами вина в руках и вышитыми серебряными драконами на камзолах и внимательно меня рассматривали. Тем взглядом, которым берут на прицел.

Их работа?

* * *

Не знаю, чьей работой была эта провокация — может, эльфов, может, этого графа, может, вообще импровизацией его приятелей‑прихлебал, — но свой имидж я испортил окончательно. Теперь при виде меня все местные дворянчики молча отворачивались, общаясь только по необходимости. Рангвальд был в бешенстве. А король, как ни странно, воспринял ситуацию с юмором. Как на разборке, так и позже я не раз ловил взгляд в сочетании с усмешкой. Надеюсь, Рангвальд доложит все в красках и меня отставят от участия в следующих посольствах. Если повезет, то вообще забудут. Я и политика — несовместимые вещи!!!

Молодой граф Борк трусом не был. Не знаю, как и почему данный конфликт произошел по такому сценарию, возможно, он испугался опять безнаказанно получить по морде, если, конечно, в этой стычке не торчали уши эльфов, но он меня вызвал. Меня это устроило. Правда, в процессе подготовки к поединку меня посетила мысль, что совершенно не факт, что он был в деле с побитой парочкой и его громкие вопли — крик возмущенной души, от чистого, так сказать, сердца. Но мысль я подавил. Абсолютно наплевать. Единственное, что попросил разнюхать Рангвальда, — так это в каких отношениях графы Борк с королевским престолом. Если действующий граф преданный союзник короля, причем короля, а не кого‑то из его сыновей или жены, то убивать его сына совсем не стоило. В конце концов, это я его спровоцировал в библиотеке. Хотя он в бутылку мог бы и не лезть. С другой стороны, что бы я делал на его месте? Поразмыслив, я даже пришел к выводу, что непременно прикончить парня стоит лишь в том случае, если он один из недобитых сторонников эльфийской партии. Мысль о том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным, тем не менее посетила тоже. В смысле, если парня оставить в живых, он может и отравителей нанять, например, или парня, что попытается сунуть мне кинжал/стрелу/болт в спину при прогулке по базару.

Рангвальд разнюхал другое. Парень оказался полноценным графом, а не наследником, называемым так из вежливости. Но графство было владением сравнительно бедным и малозначимым в политике. Родни у парня хватало, но близкие родственники были такими же голодранцами, образно говоря, как и он сам. Хотя, поскольку юноша присутствует при дворе, кое‑какие деньги у него явно водятся. Повоевать он повоевал, в том числе и с эльфами, также снискал неплохую репутацию на турнирах. Ничего плохого о нем как королевском вассале, тоже не говорилось.

Ладно, посмотрим.

* * *

Мою попытку провести поединок без свидетелей нейтрализовал сам его величество. С ухмылкой заявив, что коли я бью его гостей прямо на приеме, портя людям праздник, то это не значит, что надо обламывать множество зрителей, собравшихся на турнир. Да и он сам, оказывается, не против посмотреть на поединок.

Подумав, я согласился. Если победить честно и на виду у сообщества, у недоброжелателей будет меньше фактуры для распускания сплетен.

К определенному мнению относительно судьбы противника я так и не пришел. Оставлять за спиной живых врагов, конечно, не стоило, но так ли для меня опасен этот граф, и не принесет ли его смерть больше проблем, чем пользы?

В конце концов, пришел к мнению, что не надо париться, судьба рассудит. Граф может оказаться сильным противником, в бою с которым уже мне самому надо будет за свою жизнь сражаться, тут будет не до размышлений — щадить или нет. Тем более что добивание на поединке связано с серьезными ограничениями. Когда враг признает поражение и сдастся, прикончить его мне уже не дадут. Если потеряет сознание или будет лежать недвижимо — судя по изученным мной материалам, в смысле описанием поединков, как на турнирах, так и вне них, добить допустимо, но, увы, данный ход не одобряется общественностью и судьями. Короче говоря, не рекомендуется. Тут все понятно: власть не может поощрять бесполезных потерь госслужащих, а на данном этапе дворяне какие‑никакие, а госслужащие. Логично, так же рассуждал и кардинал Ришелье, вообще запрещая дуэли. Для реализации гарантий смерти противника остался только третий вариант: противник сохранил боеспособность, но находится в безнадежной ситуации, например, сбит на землю, а мой меч находится у его горла. Но тут я обязан предложить сдаться — по крайней мере, в описаниях дуэлей на этом внимание заострялось. Коли откажется — ко мне претензий уже не будет. Надо будет поподробнее расспросить об условиях, кстати говоря. На глазах толпы любой мой косяк будет настоящей катастрофой. Достаточно и того, что я оказался втянут в поединок. Как бы мне этого и ни хотелось.

Главным секундантом его величество назначил по совместительству с руководством турниром самого коннетабля Аргайла, иначе говоря, военного министра герцога Хардборда. Мне можно было гордиться — высоко летаю. И охлаждать гордость пониманием того, что падать — тоже высоко.

* * *

За неимением других развлечений, на турнире присутствовали все члены всех посольств. Надо сказать, что принимающая сторона озаботилась безопасностью, разместив ложи своих гостей по бортам от королевской, наплевав на интересы родовитых дворян. Последних разместили еще далее по флангам, за исключением самых блатных, что разделили посольские. Учитывая то, что аристократическая половина охранялась королевской гвардией, каждый аристократ, имеющий право размещаться со своими вассалами в своей ложе (последние и вокруг нее), дополнительно имел личную охрану, что берегла его покой, а послы от аристократов не отставали нисколько, гарантии безопасности были неплохие. Во всяком случае, заказа на ликвидацию, будучи лучником или арбалетчиком, я бы не взял. Стрелять через ристалище из толпы — настоящая порнография получится: та же толпа не даст, не говоря о том, что гвардейцев хватало и на той стороне поля. А с дистанции большей, чем сто метров, о прицельном выстреле и говорить не приходится. Коли нужно кого‑то убить, профи будет убивать только в ситуации с достаточными вероятностями успеха, и главное, собственного выживания. Как известно, спецслужбы гарантируют безопасность первых лиц в основном профилактикой покушений, если упростить — то контролем потенциальных точек, откуда можно произвести удачный выстрел, взорвать бомбу и т. д., нужное подчеркнуть, а главное, ограничивая возможные пути отхода. Именно поэтому в первых лиц Европы, Америки или Ближнего Востока, на радость журналистам, последние лет тридцать стреляют только ненормальные, кто о возможности уйти даже не задумываются. Соответственно шансы выжить у жертвы покушения весьма велики, профи‑снайпер весьма и весьма редко обладает суицидальными наклонностями. Я в очередной раз убедился, что люди за века цивилизации умнее не стали, а логика и здравый смысл в эпоху меча работают не менее эффективно, чем в эпоху ядерных ракет.

Мода посмотреть на идиотов, за так рискующих своей жизнью, не обошла и меня. Хотя по условиям турнира схватки происходили на затупленном оружии, несчастных случаев хватало. Большинство — во время сшибок на копьях.

До превращения рыцарских турниров в спорт тут дело пока не дошло. На копьях, например, бились без всяких барьеров, обломав по три копья, продолжали поединок мечами, пока не определялся победитель. Естественно, большинство рыцарства использовало боевые доспехи. Не думаю, что родовитая аристократия, имеющая достаточно средств, не додумалась и тут до турнирного доспеха, но он, по крайней мере тот, что я видел, отличался от боевого разве что несколько большей массой и надежностью. Если я, конечно, не ошибся и в боевых доспехах щеголяли все поголовно.

Турнир шел уже неделю, значительное число слабаков и молодежи уже выбили, с каждым днем поединки становились все интереснее.

Надо сказать, что конфликтов среди благородного рыцарства и без орков хватало. Поединки на боевом оружии происходили каждый день, обычно вечером, как бонус к основной программе. Было несколько случаев, когда на «остром оружии» сражались и днем, о чем сообщали герольды.

Любопытно, но проигрыш в схватке на затупленном оружии приводил только к потере денежного залога, сражаться на доспех, коня и оружие условия турнира в таком случае запрещали. На остром — ровно наоборот. Запрещался денежный залог. Победитель получал все, что принадлежало противнику и находилось на ристалище. Учитывая, что стоимость вооружения многократно превосходила «схваточный залог», было ясно, что здравомыслящему человеку нужны были очень веские причины, чтобы сражаться на остром оружии. А отморозков, как я понял, королю было не жалко.

Как обычно, нашу дуэль назначили на вечер, о чем, кстати, объявили публике. К слову, судя по речи герольда, кроме нас решили разрешить конфликты поединком еще три пары благородных рыцарей, один из них, вероятнее всего, эльф. Или короткоухий. Я дал себе слово полюбопытствовать, если буду в состоянии.

Пока же я ждал вечера, сидя на своем месте в кресле на нашей трибуне и лениво следя за исходом поединков. Тенек благодаря цветастому полотну над головой, удобно. Разве что и здесь мухи летают.

Рыцари Аргайла, судя по исходам поединков, выглядели весьма неплохо. Удивили эльфы и короткоухие. И те и другие вообще блистали, длинноухие вдобавок понтовались перед дамами, при каждом удобном случае выказывая галантность, и перед всеми подряд, показывая, например, искусное обращение с конем и так далее. Что интересно, побеждать хозяев короткоухие нисколько не стеснялись, только за сегодня один из них уделал сразу троих. Правда, не уверен, что эта троица из одного с ним дома.

Как распорядители турнира определяли очередность поединков и распределяли противников, для меня осталось тайной за семью печатями. С виду был настоящий хаос, один и тот же рыцарь мог биться за день пять раз, другой победить однажды и выйти только на третий день. Но учет был поставлен капитально — во всяком случае, представляя противников, герольды всегда перечисляли количество выигранных поединков на этом турнире, зачитывали имена побежденных рыцарей и кому успел проиграть фигурант.

Кроме короткоухого, за день показал себя некий эльф, припоздавший к началу турнира и выступивший сегодня впервые. Он уделал аж девятерых. Как ни удивительно, но с шустрым короткоухим они так и не схватились, хотя по количеству побед тот от него не отстал.

Учитывая то, что закрытых шлемов у участников было не так много, а на теле большинство носило кольчуги, удар копьем в голову приводил к немедленной дисквалификации выжившего участника. Честно сказать, я, несмотря на всю свою отмороженность, не рискнул бы на конную копейную сшибку в открытом шлеме — на турнире, имею в виду. Без разницы, что тупое копье. Соответственно для тупого копья правилами допускался только удар в щит и корпус. Но так как последний был закрыт щитом, попасть в него было проблематично, вдобавок, как понимаю, был велик риск попасть в голову, тем самым проиграв поединок и возможность продолжить турнир, практически поголовно поединщики разбивали копья о щит. На остром оружии, по моим наблюдениям, никакие правила не действовали, в последней вчерашней стычке рыцарю, буквально вывернувшему наизнанку черепушку противника ударом копья, толпа устроила овацию.

Нашу пару поставили драться последними из сегодняшних дуэлянтов. Я выбрал пеший поединок.

* * *

Исход дуэлей наших предшественников нервного человека, или орка, не суть важно, нисколько не вдохновлял. Два трупа, инвалид без щеки и уха в результате взаимного удара копьями в голову и тяжелораненый уже в пешем поединке, попросивший пощады и принесший извинения противнику. Инвалид, кстати, был везунчиком дважды — он не только остался жив в результате попадания копья в лицо, но вдобавок ему ударом еще не сломало шею. Только сорвало шлем. Не уверен, что он бы выжил, носи хауберк.

Потом на ристалище вышли мы.

Я выбрал для поединка эльфийский колонтарь и шлем, украшенный серебряной насечкой, впервые надев доспехи за все время нахождения в посольстве. После коротких размышлений от бригантины решил отказаться — я не верил, что граф окажется по‑настоящему серьезным противником. А понтануться требовалось: вокруг толпа. Собственно говоря, ничего страшного в смене доспеха не было — это дуэль, а не сражение, в котором доспехи должны защищать от всего на свете с приемлемой эффективностью. В одиночном поединке защита корпуса вообще второстепенна, коли у тебя в руках щит, куда больше надо заботиться о защите конечностей и головы. Конечности я защитил своими наручами и поножами из бригантного комплекта — благо колонтарь имел кольчужные рукава до локтя. Работать парными мечами, подумав, отказался, как бы ни грезилось обмануть самого себя, но светиться перед Серебряными Драконами мне совершенно не хотелось. Есть риск приемлемый, есть риск излишний. Выйти на поединок в бригантине с малхусом в руках — слишком велик риск, что мной заинтересуются, если уже не заинтересовались, Серебряные Драконы: уж больно неприятны были взгляды той парочки. На их бы месте я бы любого участника нападения на виллу Браниэля пришил без долгих разумений, предварительно выпытав, от слова «пытка», имена, фамилии и явки соучастников. И не посмотрел бы на политические последствия.

Так что вышел я на ристалище в колонтаре, открытом эльфийском шлеме, хауберке, бригантных наручах и поножах, бронесапогах и перчатках из того же комплекта, со щитом и мечом в руках. На поясе, как обычно, висела мизерикордия. Щит в посольство я взял отцовский, с которым он пошел в свой последний поход, только стер остатки герба, чтобы не дразнить гусей. Причин скрывать своего Кровавого Змея у меня не было, поэтому он в очередной раз рисковал попробовать свежей крови.

Граф вырядился примерно так же, только колонтарь, судя по насечке, был гномий. Чешуйчатые наручи и поножи, вероятно, тоже — для гномов характерен чешуйчатый доспех. Обшитые кольчугой сапоги и металлическими пластинками перчатки. Чей меч, средних размеров полутораручник, непонятно: впервые вижу в этом мире меч с усами‑клинколомами, но это совершенно не так важно. Щит, почти такой же, как у меня, треугольник, только с гербом. Под открытым шлемом — аналогичный моему хауберк. Боевой пояс, на нем ножны с серьезных размеров кинжалом.

Рассмотрим уязвимые места. Предплечья и голени отпадают — сомнительно, что их защита низкого качества, соответственно прорубить ударом меча совсем непросто. Чешуя вообще дает достаточно серьезную защиту даже с плохим качеством металла, надежность — оборотная сторона недостатка — массы, из‑за большой площади нахлеста чешуек друг на друга. Шлем — как обычно. Достаточно уязвима шея, правое плечо, не защищенные пластинами кольчужные бока, ступни. Твою мать, у него и под юбкой набедренники! Хотя тут все ясно: он же конник, это необходимость. Ага! Но если он конник, значит, внутренняя сторона бедра не защищена! Посмотрим, возможно, что и так, в любом случае достать туда довольно трудно. Юбка спускается чуть ниже середины бедра, так что самые незащищенные места моего противника — бедра от середины бедра и до колен, наряду с лицом вообще фактически защиты не имеют. Да только попасть туда весьма проблематично, лицо выглядит перспективнее. Что еще? Кисти? Сложная цель, вдобавок перчатки… Ага! Пластины защищают грудь и живот, но их нижний край чуть выше бедренных суставов, так что для противника будет весьма опасен колющий в низ живота, включая щель сантиметров минимум в семь между нижним краем пластин на брюхе и верхним краем чешуй набедренника. Черт знает, где он начинается. Кольца юбки и кожа ремня хороший колющий удержать не должны. Тем более там как раз проходит масса кровеносных сосудов.

Итак: не защищено лицо, цель номер один. Шея, бока, внутренняя сторона бедра, кисти, ступни — цель номер два. Рубящий по шлему — цель номер три. Пробить я вряд ли пробью, а вот заставить потеряться можно, потом — добивание. Все остальное только для отвлечения внимания, разно что кроме колющих в грудь или спину, если другого выбора не будет. Если повезет, то попаду между пластинами: у него не бахтерец с нахлестом пластин, что не может не радовать. Если удастся нанести действительно серьезный колющий удар, возможно, пробью и пластину. Что еще? Разве что щели на коленях — наколенники у противника отсутствовали. Впрочем, их я пока вообще не видел.

Все мое самодовольство испарилось на первом же схождении. Какое к чертям абсолютное превосходство! Он даже в реакции если и уступал, то совсем немного, я даже догадался почему. Надо будет поспрошать Рангвальда насчет местного отношения к допингу: характерно сузившиеся зрачки противника прямо об этом кричали.

Как бы я ни корил себя за расслабон и самодовольство, но противника я воспринял достаточно серьезно, чтобы выжить, когда он оказал куда более эффективное сопротивление, чем я рассчитывал.

После краткого замешательства ход поединка выровнялся, моим преимуществом оказалось то, что я держал меч в левой руке, а щит в правой. Что в строю, естественно, нетерпимо. А противник начал портить мне нервы, пытаясь поймать меч на рога клинколома.

Тем не менее спрятавшееся перед лицом опасности самодовольство вновь полезло наверх: как мне показалось, несмотря на принятые противником стимуляторы, я все равно оказался лучше классом. Поединок повел я. Может быть, главную роль сыграли попытки противника оставить меня без оружия, не знаю. Если бы он избрал более агрессивную тактику, то, возможно, добился бы большего.

Проходящий шаг вперед, с косым в голову. Противник закрылся. Конец меча бьет в щит, гася инерцию удара, еще шаг вперед — в сторону. Рукоять меча поднимается вверх, лезвие смотрит вниз, закрывая корпус, из‑за опускающегося щита противника бьет молния его полутораручника, мечи столкнулись. Если бы он рубанул по голени, я бы попытался убрать ногу. А пока я, не обращая внимания на ударивший меня в бок меч противника, пытаюсь погасить этот удар. Погасить его полностью мне не удалось, и, пользуясь полученной моим мечом энергией, просто переворачиваю его и наношу вертикальный рубящий по лицу противника, разрубив ему подбородок. Тут же увожу рукоять назад и на ношу колющий в низ живота. Неудача.

Вообще последнее зря я сделал. Уйти назад он, конечно не успел — пробей удар кольца юбки, бой был бы закончен, но пробить мне не удалось, вдобавок, кроме попытки разорвать дистанцию, он попытался поймать мой клинок. И это ему удалось.

Прежде чем рукоять вывернулась из моей руки, я успел подумать о знакомстве с толстой, белой и пушистой полярной лисицей, а потом схватился за рукоять мизерикордии. Это меня и спасло.

Во время своих тренировок и размышлений по тактика боя я успел намертво затвердить, что в противоборстве с противником, обладающим более длинным оружием, всегда надо срывать дистанцию. Или пытаться достать то, что возможно, обычно руки, а потом все равно срывать дистанцию. При первой же возможности, не пытаясь выжидать и думать. Если бы я попытался дистанцию разорвать, то следующий же за моим обезоруживанием удар противника, вполне вероятно, как минимум сбил бы меня на землю. Граф неудачно попытался меня рубануть где‑то на уровне колена, но ноги на месте не оказалось, поскольку я успел шагнуть вперед — одновременно с ударом его меча я врезался в противника, блокировав своим щитом его обзор. Мгновением позже мизерикордия, обогнув руку, вонзилась в его бочину. Крутнул кинжал в ране, надеясь на болевой шок, оставил его торчащим в боку, перехват руки с захватом чуть выше локтя, разворачивая корпус, потянул за захваченную руку, одновременно толкая щитом, толчок корпусом! Противник обрушился на землю. Тигриный прыжок на упавшую жертву — и его собственный кинжал у его горла:

— Сдавайся!

Все, противник небоеспособен, изо рта идет кровь. Конечно, пробито легкое. Правое. Глянул на рукоять мизерикордии — понятно: хотя сердце правее, чем многим кажется, но до него не достал. Хотя пневмоторакс тоже не сахар, а сердце может и от шока остановиться. Только на помощь магов можно рассчитывать. Что делать? Рефери далеко, зарезать парня не проблема. Типа отказался сдаться — и привет. А зачем? Надеюсь, пока он очухается, я успею отбыть поближе к супружеской спальне. Это в том случае, что он слишком злопамятен. Если он пешка эльфов, пришить его не помешает. Если он просто парень, решивший поставить на место наглого орка, то я его понимаю. Короче говоря, пусть живет. Даже если он креатура ушастых, попробуем набрать очки на милосердии к побежденному. Успею еще его убить. Если нормальный парень, то рано или поздно все устаканится.

Да и вообще плевать, не стоит идти на поводу у трусливой кровожадности. Я не на войне, по крайней мере пока.

Встал:

— Лекаря! Целителя сюда, быстрее! Пока не помер!

На выходе с ристалища меня ожидал сюрприз. Точнее, два сюрприза и куча ожиданий неприятностей. Прямо у ворот стояли Бренна с Элениэль и очень мило мне улыбались. Окружавшие их эльфы и люди такой радости, увы, не питали.

Как, впрочем, и приятель Ирхада Эргтал. Тот был прямо‑таки мертвецки серьезен, включая характерную бледность, взглядом змеи, даже не мигая, сверля во мне дырку.

Разумеется, следующую порцию неприятностей я получил из‑за Элениэль.

* * *

Ломиться ко мне и виснуть на шее девушки, разумеется, не стали, даже в качестве приветствий мы только обменялись кивками, к неудовольствию свит обеих красавиц. Но это мне нисколько не помогло.

Уже следующий прием опять угрожал окончиться скандалом.

Началось все неплохо. Красавицы все‑таки зашли в гости. Дружинники, охранявшие вход в наше крыло и личные апартаменты членов посольства, надо полагать, обалдели, когда к ним обратились две прелестные девушки в сопровождении двух мускулистых мужиков, причем одна из них эльфийка, сопровождаемая, естественно, эльфом, с просьбой ко мне их принять. На роже гонца, отправленного ко мне за разъяснениями, было прямо написано изумление.

Я, конечно, скомандовал — разрешаю. И судорожно начал искать прикид поприличнее. Хотя гости уже начали съезжаться, спускаться вниз я не торопился. Можно было тянуть резину еще минимум часа четыре — и ничего интересного не пропустить. Да и вообще эти приемы начали вызывать у меня некоторое отторжение, тем более что дворянство продолжало активно демонстрировать мне неприязнь.

Девчонки, совершенно не смущаясь сопровождающих, приветствовали меня, приобняли, чмокнули в щечку (когда целовала Элениэль, эльф скривился, а подглядывающий за встречей дружинник выпучил глаза так, будто срочно какать захотелось, и захлопнул дверь) и начали наперебой забивать мне уши, рассказывая, как они рады меня видеть живым и здоровым.

Однако. Не совсем вяжется с рассказами Сигурда. Но сопровождающие в любом случае очень верные люди и эльфы. Тем временем Эл опомнилась:

— Извини. Не представила: это мой старший брат Кеннет аэп Фаландар, отец попросил его выразить признательность за твой поступок. Я рассказала, как мы познакомились.

Эльф склонил голову и спокойным красивым голосом высказал все, зачем его сюда послали. От имени рода Фаландар выказал мне признательность за то, что вступился за честь женщины из их рода, смотри, покалечил и отправил на кол тех придурков, пообещал, что коли судьба нас сведет опять, смотри — уже я попаду в неприятности в их краях, помощь и поддержку в меру рода возможностей и так далее, мелочи и красивые речевые обороты можно опустить. Я также склонил голову, поблагодарил главу рода и его делегата, заявил, что такой заботы не заслуживаю за то, что выдал порцию нюнюлей той парочке, — это был мой долг, и так далее, похожий бред. Потом свистнул дежурного официанта — местную прислугу, по моему настоянию, к помещениям, занимаемым посольством, не подпускали, — велел принести вина и фруктов для дорогих гостей, после чего предложил гостям присесть.

Мужик, пришедший с Бренной, тоже оказался ее братом, высказавшим примерно то же самое, что и длинноухий.

Потом дамы присели, гости разобрали вино, и мне в уши вцепились две очаровательные болтушки, одновременно желающие узнать новости из моей жизни с момента нашего расставания и рассказать, что случилось с ними. На мордах мужчин была написана скука, но участвовать в разговоре они даже и не пытались.

Тут понятно: мужик — тварь приземленная, и спокойно разговаривать с представителем семьи, снявшей с твоей семьи огромные бабки за украденную сестричку, достаточно сложно. С другой стороны, сестра могла в своем плену хлебнуть дерьмеца, и по‑крупному. Чтобы этого не случилось, я приложил некие усилия. Так что меня бы надо в подобном поведении и поощрить, тем более что от выкупа я и медяка не увидел. А киднепинг — дело насквозь житейское, эльфы и сами этим грешат.

Между тем Элениэль как бы ненароком, глядя мне в глаза, обронила, что путешествует она не одна, ее сопровождает жених. Я улыбнулся и пожелал ей счастья, девушка довольно улыбнулась. Тут все понятно: про наши шашни вряд ли кто знает. Кроме Бренны, но та девочка хорошая, нестервозная, так что определенные гарантии, что будет молчать про личную жизнь подруги, у Эл есть. Кстати говоря, девушки действительно подружились, несмотря на разницу в возрасте, коли путешествуют вместе и шлют друг другу письма. Так что Эл явно волнует, а не захочу ли я продолжить наши отношения, что может поставить ее в неловкое положение. Увы. И тут облом, я начинаю чувствовать неудобство воздержанием. Чтобы не насторожить родню девчонок, заявлять, что я тоже уже женился, не стал. Умный мужик вполне может сложить два плюс два, а на кой мне лишние сплетни?

Обе красотки путешествовали с родителями, но, как понимаю, патриархам явиться благодарить орков было не по чину.

Почесав языками с полчаса, после деликатного кашля эльфа, довольно долго злобно сверлившего взглядом сестренку, надо полагать, выбившуюся из графика, девушки решили откланяться, пообещав продолжить наше общение на приеме.

Ну как мне было после этого на него не идти? Тем более что после ухода гостей ко мне в комнату набилось все посольство, чтобы разузнать подробности, — даже старики были почти все. Мой авторитет как Дон Жуана начал стремиться вверх: то, что гостьи расцеловали меня в щечку, знал уже каждый.

К сожалению, положительные моменты встречи с девушками на этом исчерпались.

При попытке подойти к подругам дорогу мне преградил еще один эльф. Который не стал меня ни оскорблять, ни кричать, ни возмущаться. Он ткнул мне в грудь пальцем и спокойно заявил:

— Тебе тут не место, орк, иди погуляй в другом. Подойдешь ты к ним только через мой труп.

Элениэль растерялась: вмешательства нового действующего лица она явно не прогнозировала. Жених?

Тем не менее отвечать ушастику что‑то было надо. Молча уйти и отвернуться — увы, статус не позволяет. Вон вокруг как все смотрят и слушают.

Я пожал плечами:

— А ты кто такой, чтобы мне что‑то запрещать? Да и «через твой труп» можно устроить.

— Когда и где? — так же спокойно пожал плечами эльф.

Ах ты, урод! Как лихо раскрутил на дуэль! А вокруг уже собрался и зашушукался народ. А делать‑то мне что? Побить его и устроить скандал? Это уже лишнее — свой лимит терпения я выбрал.

— Ты хотел узнать, когда, где и каким оружием? — решился я. Да пошла она, эта политика. Будем вести себя естественно.

Эльф усмехнулся. Наше словесное жонглирование свелось к тому, кто будет вызывающей стороной, а кто выберет оружие для поединка.

— Мне, собственно, без разницы, говори.

Он что, настолько крутой парень?

— Как я понял, ты хочешь вызвать меня на поединок? — озвучил я свои мысли, чтобы обеспечить достаточное количество свидетелей. Вызывать этого эльфа сам я не собирался. Коли тот выберет конный поединок, мне останется только достойно умереть.

Эльф подумал, оглянулся на Элениэль и, блеснув неожиданной злобой во взгляде, бросил:

— Да! И ты знаешь почему!

А я‑то откуда знаю? Эл что, аборт сделала, и он про это пронюхал?

— Еще один мститель, — пожал я плечами, и усмехнулся. — Избежать поединка никак нельзя?

— Если твоя зеленая морда никогда не появится на виду у моей невесты и леди Бренны, тогда ты мне не нужен. Появишься — пеняй на себя.

Во как. Он про королевские гарантии явно не слышал. Или настолько высокороден и связан с Алвином, что не принимает их во внимание? А вот последние слова он сказал явно зря. Народ вокруг зашумел и слегка раздался по сторонам: следят за моей реакцией и ожидают, что я начну его бить. И что делать? Да наложить на политику и всяческие последствия большую кучу. Будем жить по порядкам Оркланда — когда пытаюсь юлить и политиканствовать, только хуже выходит. Пусть привыкают, если им она нужна, наша дружба. Бить его неохота, здраво себя ведет, поведение даже понравилось.

— Не могу этого обещать, и уж точно не ты мне можешь это запретить. — Выбор сделан.

— Выбирай время, условия и место. Если не струсишь, — так же спокойно заявил эльф. Потом добавил: — Как выберешь, найдешь и сообщишь. Меня зовут Кейн аэп Найбер, тут я собираюсь быть до полуночи. Поединок на ристалище меня не интересует, можешь так и сказать его величеству. Он знает и меня, и мой род. Тешить зевак поединком насмерть я не собираюсь.

Круто. Я, Борис — Лена — Яков, популярен как Майкл Джексон в те времена, когда он не запутался в своих голубых делах с малолетками.

Вот скотина аристократическая! И что мне теперь делать? Вот после такой стычки избегать дуэли ни в коем случае нельзя. Или можно? Эльф весьма вежлив, на личности не переходит, но резонанс от его слов должен быть большим. Со старшими надо посоветоваться.

Искать ублюдка я не собираюсь, институт секундантов в законодательстве предусмотрен. Кого взять секундантом, если старики посоветуют согласиться на поединок?

Я оглянулся по сторонам и наткнулся на внимательный взгляд королевского бастарда, рядом стоял его друг эльф.

Вот и случай сойтись поближе!

— Мне можно будет поговорить с вашим высочеством наедине?

Титул, конечно, лесть, но, с нашей точки зрения, он равноправен своим законным братьям, раз признан отцом. Так что пусть и он потерпит, и придворные утрутся.

 

ГЛАВА 2

Высочество опоздал. Первой на балкон влетела Элениэль.

— Ты что наделал, Край!!! — с ходу задала она самый животрепещущий вопрос. Чуть погодя на балконе появилась Бренна. Мужиков не было — либо они отвлекали внимание от девушек, либо были не в курсе экспромта подружек.

— Я?! — искренне удивился я. У них с кавалером любовь настолько далеко зашла, что у Эл отказывают логика и здравое восприятие фактов?

— Зачем ты опять на поединок напрашиваешься!!! — попыталась повысить голос Эл, потом до нее дошло, что вокруг люди (и не только), и у них всех есть уши, так что голос пришлось приглушить.

— Я?! — опять удивился я, несколько сбившись с мысли.

— Да, ты!!! — Элениэль хотела продолжить тираду, но я уже несколько привел мысли в порядок и даже успел обозлиться, поэтому шансов высказать мне все, что она думает про наш конфликт, у нее не было.

Настроения деликатничать у меня не было, бешенство нашло выход, поэтому мой рев перекрыл ее голосок сразу же:

— Тогда надень на своего хахаля намордник!!! И снимай только в своих покоях!!! А потом мне свое неудовольствие высказывай!!! — Намордники тут изобрели — в королевском зверинце я их видел. — Ты с меллорна своего головой вниз не упала?! Иди к своему жениху высказывай, что о нашем скандале думаешь!!! Мне не надо! Мне он, — тут я не сдержался и начал говорить в привычном для Даниила ключе, — на Харитона, Ульяну, Йозефа не был нужен!!! А если твоему кавалеру охота с вечностью своей расстаться, то я ему мешать не собираюсь!!! Даже помогу, с большим удовольствием!!! Раз ему так хочется!!!

Конечно, про исход поединка реально я такой уверенностью не обладал — я достаточно адекватен, но хороший понт дороже денег, особенно экспромтом. Больше всего меня взбесила позиция Элениэль, а потом само ее вмешательство. Хотя так громко орать не следовало, но, увы, не сдержался. Интересно, синдром берсерка — это от гормонов, адреналина или передается с носителем информации? Даня в отрочестве и во время службы в вооруженных силах, бывало, бывало, грешил этим делом… Когда старослужащих роты загнал в туалет и они дверь держали, чудом кого‑то не убил, разве что больно быстро бежали и дверь захлопнули, даже ломом отжать не удалось, только ручку оторвал. Не знаю, правда, взаправдашний ли я берсерк, научиться справляться с бешенством, застилающим разум, мне удалось достаточно быстро, еще в школе, дальше злоба, ненависть и бешенство действовали как допинг, не более того. Обычно.

Но это я отвлекся, а шум внизу, кстати говоря, стих. А Элениэль плакала, во всяком случае, слезы появились. Вот этого я от нее совершенно не ожидал. Бренна, видимо, тоже.

Я несколько успокоился и сбавил обороты:

— Ну и что ты тут сырость развела? Я вообще‑то тут при чем, что ты мне претензии высказываешь?

— Он такой же дурак, — ответила Эл, вытирая слезы, — взбрело в голову, что это он виноват, что меня в плен захватили. Вот и хочет отомстить — в первую очередь, чтобы я и мои родные его не винили. Считает, что и я его виновным считаю, кто‑то из наших его попрекнул в моем пленении. Даже отряд хотел собрать, чтобы на вас в набег сходить. А как узнал, что ты из А'Кайлов, вообще бешеный стал, никого не слушает.

Привет, подруга, а ты действительно не в себе. Нашла что орку говорить. Кстати, поняла, что ляпнула лишнего, вздрогнула и метнула на меня растерянный взгляд. С другой стороны, я, оказывается, в почете, раз меня используют как жилетку и друга, а не обращаются с просьбой как к бывшему любовнику, обещая дать еще разок. Интересно, насколько хорошо она меня изучила? Если пообещает потрахаться за то, что оставлю его в покое, я в ней разочаруюсь. Во всех смыслах. Но тем не менее глупость Эл лишила меня последних сомнений касательно поединка, на хрен все советы со стариками. Я этих ушастых набегушников на куски резать буду, если перспектив выкупа или какой другой выгоды не будет видно. Тайнборга я не забыл и забывать не собираюсь. То, что к отдельным личностям можно проявить милосердие, не значит, что не надо бороться с системой. А бороться с походниками, как системой, можно только одним действительно удачным способом: выписывая билеты в один конец — черепушку на частокол.

— Так, наш Мальбрук в поход собрался, — спокойно, но довольно злобно отметил я, не обращая внимания на растерянность девушек, — а убивать орков, он, значит, с меня решил начать?

Эл растерялась. А что тут можно придумать? Она придумала:

— Пожалуйста, не убивай его! — Толстая белая полярная лиса, я даже теряюсь перед такой логикой. — Он — хороший. Вы могли бы подружиться. Вы даже похожи…

Губешки у Эл опять затряслись, но слез пока не было. Она что, действительно в таком отчаянии, или еще есть какие причины, что так унижается? Или играет?

— Ты не заболела? — искренне удивился я. — Я, конечно, понимаю, что влюбилась, но в настолько дурного мужика? На кой он тебе, прикончу — найдешь другого.

Элениэль справилась с нервами:

— Я бы не сказала, что влюбилась, просто он действительно хороший парень. То, что он мой жених, вообще‑то ни при чем. Просто я не хочу, чтобы ты его из‑за меня убил. Или он тебя. Я пыталась с ним поговорить, но он никого не желает слушать, даже отца. Я же говорила, считает себя виновным в том, что я к вам в плен попала.

Романтик, твою мать. Кстати, вопрос:

— А что он убийц не подтянул? Отравителей, например? Если отомстить хочет?

Эл обожгла меня взглядом:

— Он — воин! И знает, что такое честь! И отравителей у нас не любят.

— Да неужели? — ответил я несколько скептически.

А пафос, пафос‑то какой!!! Как же, поверю, что не влюблена, — гормонами прямо шибает. Ну и, конечно, так я и поверил про неприемлемость отравителей среди эльфов. Хотя… если власть активно с ними борется, проводит соответствующую политику среди подданных, вполне возможно, что представители эльфийских родов среднего и младшего уровня и подумать не смеют, чтобы кого отравить, дабы продвинуться выше по карьерной лестнице. Разве что совершенно секретным ядом, сведя возможные стрелки на соседа. Собственно, наверное, выглядит вполне логично, особенно если род попавшихся отравителей вырезать подчистую, или того хуже — опускать на уровень канализации. С другой стороны, эти ушастые уроды иногда любят мазать ядом стрелы, сомнительно, что при этом им категорически морально неприемлемо стрельнуть в спину сопернику, прикончив если не стрелой, то ядом. Вообще же — наплевать. Хотя то, что он вызвал меня, а не попытался ткнуть шилом в печенку без свидетелей, говорит в его пользу. Хотя это весьма сложная операция, не говоря про отравление. Агентурой местной контрразведки мы должны быть обложены капитально. И при неграмотном контакте попасть в подвал с жарким очагом, дыбой и пыточной скамьей вместо мебели куда вероятнее яда в супе кого из орков.

Эл обиделась за неверие и замолчала, видимо подыскивая аргументацию. Интересно, вопрос «дать или не дать» возникнет? Самое время. Она меня поняла достаточно хорошо:

— Пожалуйста, не убивай его. Не виноват же он в том, что вы грабите и убиваете всех вокруг! Это ты исключение, ты даже на орка не похож. Он просто тебя не знает, а пытается отомстить убийцам из твоего клана. За меня и моих и его родичей, и слуг, что они убили, когда я в плен попала…

Нервы показывать я не стал, спорить тоже не было смысла. Только уточнил:

— Давай не будем про убийц? Ваши живодеры чем наших лучше? После наших набегов хоть живые остаются, а этот урод сам к нам с визитом собрался…

Она раскрыла рот, чтобы возразить, я оборвал:

— Эл! Пожалуйста, замолчи! Если интересно, позже могу показать, что после ваших походов в наших краях бывает. Своими глазами посмотришь. А что остается в ваших, мне, собственно говоря, неинтересно. Этот спор может быть вечным. Твой жених собрался мстить? Прекрасно, если я его не убью, он будет убивать моих родичей, включая женщин и детей. И честь его ему ни слова не скажет, — продолжил, так и не дав Элениэли раскрыть рот. — И вообще, как ты представляешь «его не убивать»? Какие он мне условия выставил, слышала? Ты полагаешь, найдешь кого, кто позволит себя так унизить? Среди нас имею в виду? Да и среди людей много найдется таких, кто лучше умрет в поединке, чем будет прятаться, его увидев. Обезоружить, заставить сдаться? Ему сколько лет? Сто? Двести? Мне шестнадцати еще не исполнилось! У нас в таком возрасте сплошь и рядом молодежь в новиках ходит! Видела, как я того человечка заколол? Сильно ему помогло, что он меня обезоружил? Или ты меня за барана держишь, который позволит себя прибить ради твоего счастья, деликатничая в поединке?

С высказыванием последнего предположения я, возможно, поспешил, Элениэли будто влепили пощечину, она молча развернулась и пошла в двери, Бренна, растерянно оглядев меня, поспешила за ней.

Незаметно выйти дамам не удалось. За дверями балкона обнаружились как королевский сын, так и его друг. Сразу подумалось, что неизвестно, сколько они там стояли.

Я оказался прав. Первыми словами бастарда были:

— Граф, если ты не знаешь, выжил. — Это сопровождалось заинтересованным взглядом. Причем не только от него, но и от его ушастого друга. Разговор подобного рода явно не часто во дворце случается. Тем более между кем и кем!!!

— Наплевать, — хмуро ответил я.

Настроение испортилось окончательно. Мне‑то будущие сплетни почти безразличны, а вот Эл попала. И попала неслабо. Кстати, как бы мне теперь всерьез отравителей опасаться не пришлось от «благодарных» членов ее рода. Любят они отравителей или не любят, но существует слово «надо». И коли представительница рода так лихо себя скомпрометировала, очень удобно принять меры не к ней, ибо это будет выглядеть подтверждением сплетен, а к некоему орку. Радуют только сложности отравления в королевском дворце.

— О чем ты хотел поговорить? — продолжил бастард.

— О том же, что вы слышали. Мне нужен секундант, если ваше высочество, конечно, не против. Я подумал и решил, что поединок между орком и эльфом на глазах толпы будет неправильным политически, если орка в нем убьют. — Кстати говоря, похоже, эльф руководствовался теми же соображениями. Вдобавок у него играл фактор неопределенности: как бы то ни было, мы гости короля и его потенциальные союзники. Короля, воюющего с эльфами.

Ирхад усмехнулся. Просчитать тему разговора заранее, видимо, труда не составляло. Но тем не менее согласился:

— Я конечно же не против, бой обещает быть интересным. Тем более, смотрю, у участников есть личные мотивы. — Последнее с усмешкой. Большой тебе привет, Элениэль. Почти до пятидесяти дожила, а мозгов не нажила. Но совесть не потеряла. Хорошая девушка, если так можно выразиться. Если, конечно, я в ней не ошибся и она не пришла, чтобы задурить мозги малолетке, пользуясь былыми отношениями. Однако то, что не предложила потрахаться в обмен на гарантии, свидетельствовало против этой версии.

Тем временем в разговор вступил эльф, что интересно, взглядом спросив разрешения у Ирхада. В последнем, видимо, я не ошибся.

— Вы так громко общались, что поневоле до нас донеслось кое‑что из разговора. — Берет быка за рога. В общем‑то так даже легче. — Нас с его светлостью несколько заинтересовало упоминание о том, что ты можешь показать, что бывает в Оркланде после эльфийских набегов. Честно сказать, об этом в Большом Мире, кроме рассказов их участников, ничего толком не известно. А таким рассказам верить, как ты, думаю, понимаешь, не всегда возможно.

— Любопытно было бы посмотреть, — кивнул головой Ирхад. — В библиотеке про походы в Орочьи земли много чего хранится, но половина написанного явные небылицы. У тебя записи есть или кто из воинов колдуну родственник, я так думаю. Так что давай договоримся так. Если тебя не убьют, берем вина, закусок — и ты нам с Эргталом показываешь то, чем хвастал, заодно поближе познакомимся и вообще об эльфах в ваших краях поговорим. Да и не только о них. Если тебя прикончат, это сделает твой Рангвальд, распорядись. Вообще я бы предпочел свое любопытство до вашего поединка удовлетворить. Но ты же ждать не будешь? Предпочтешь с поединком не затягивать, как я думаю.

Я кивнул. А он, оказывается, неплохой парень, неглуп и рассудителен. Тем временем Ирхад продолжил:

— С его величеством тебе надо все решить завтра утром. Жаль, конечно, что вы поссорились. Кейн и в самом деле достойный всяческого уважения эльф из приличной семьи, имеющей родственные связи в королевстве. Просто иногда немного вспыльчив. Отчего иногда случаются поединки.

Я не понял, зачем и почему он это сказал. Предупредил, выразил свое отношение?

— Но излишней кровожадности за ним до сих пор замечено не было. И в отношении им побежденных.

А не ошибся ли я с секундантом?

— Вам не понравится, что я его прикончу?

— Я же не женщина и понимаю, что ты тут хотел сказать. Это было честно. — Он посмотрел мне в глаза. — Нет. Мне просто будет жаль, если ты убьешь весьма достойного и уважаемого мною рыцаря. Как, впрочем, и если он убьет тебя. Но тебя я понимаю, поэтому буду твоим секундантом.

— Он такой вспыльчивый и среди эльфов — или только в землях смертных?

— Хороший вопрос. Мы познакомились после того, как он был вынужден на пару лет покинуть земли своего дома из‑за дуэли. Я ответил?

— Кстати, давно хотел кого спросить. Что у вас за страна такая, самоубийц столько? Или ваши люди только на орков так нагло лезут? — Вообще подразумевалась какая‑то странная отстраненность короля и его чиновников от конфликтов подданных с посольскими. При наличии заложников, включающих принца в Оркланде. Но прямо сказать постеснялся. И правильно сделал.

Эльф усмехнулся. Ирхад тоже хмыкнул:

— Ты хотел сказать, на тебя почему так нагло лезут? Тебе виднее. Ты же графу в присутствии принца нос сломал. Между прочим, ты не с тем сразился. С графом поговорили, его величество разрешения на поединок ему не дал, а вином тебя облили, чтобы не столько тебя, а его же опять унизить. Барон, которому ты ребра переломал, посчитал, что сможет о тебя ноги вытереть, а ты сделать ничего не сможешь, о чем даже пари заключил. Драться он с тобой не собирался. Дураков, кто против интересов трона пойдет, у нас немного, Что графа дернуло в вашу свару вмешаться, даже не знаю.

Вот оно что. А он, оказывается, информированный парень. И что граф жив остался, тоже хорошо. Не то что меня бы сильно обеспокоила его жизнь, но не случилось напрасной смерти по плевому поводу. Одно это прекрасно. Все‑таки воспитание Даниила прямо прет из нашей с Краем личности. Остается надеяться, что это доброе дело окажется безнаказанным и человек кое‑что поймет. Или не успеет меня достать, даже решившись.

— А что было бы, если бы он короля не послушался?

— Голову бы отрубили, — равнодушно пожал плечами Ирхад. — Вы — гости короны. Другое дело, что у вас есть честь и иногда ее надо отстаивать. Вам самим: мы за всем уследить не сможем. А то находится слишком много любителей по ней потоптаться, если это безнаказанно. А за слова не то что на плаху, даже в темницу посадить не всегда возможно.

— А ты хитер, — хмыкнул Эргтал. — Не думал, что найдешь способ барона наказать. Что ему сделаешь, если он перед тобой за то вино сразу же извиняться начал? Теперь это над ним все смеются, а так над тобой бы в спину смеялись. И над графом тоже.

— Но врага ты нажил, — добавил бастард.

— Плевать, — ответил я.

Далее совершенно неожиданно мы разговорились, проболтав о том о сем, в основном сравнивая Оркланд и Мертвые земли с Аргайлом, часа полтора. Эльф вступал в разговор редко, но не забывал периодически окидывать меня оценивающим взглядом, отслеживая мои реакции. Видимой неприязни я от него не заметил, впрочем, как и симпатии. Но пообщались мы с ним неожиданно хорошо. Вообще же разговор вел Ирхад, подтвердив мнение об умном, рассудительном и здравомыслящем парне себе на уме, не лишенном таланта психолога и умения направлять разговор в нужную сторону.

* * *

На следующее утро мы с эльфом стояли пред светлыми очами монарха и доводили свои версии происшедшего. К чести эльфа, он не только не лгал, но и не говорил полуправды, препарируя события вечера. Честно говоря, я это делать умел, но не видел необходимости. Так что версии практически полностью совпали.

Король задумался и спросил:

— Примирение сторон возможно?

Оглянувшись на эльфа, первым ответил я:

— Извинения светлорожденного здесь и сейчас. Прилюдно. В этом случае на поединке не настаиваю.

Эльф задумался и медленно, подбирая каждое слово, начал говорить:

— К моему стыду, я не знал участия благородного в судьбе моей невесты и леди Бренны и его им помощи. Поэтому был несколько несдержан, узнав, что к ним направляется орк из клана, что держал их в плену. Что же касается поединка, то я к нему готов, если благородный орк этого желает.

Вот ублюдок. Промыли голову за ночь? Или сам успокоился? А мне что делать? Вон делегация, включая Рангвальда, какие рожи корчит. Но тут все понятно. Будем дипломатами. И это, кстати, не извинения — это признание неправоты в конфликте. Не более. Что я и озвучил:

— Благородный светлорожденный был неправ и признал это. Но, к сожалению, я не услышал от него извинений за его слова. Как только он их принесет, я готов пожать ему руку. — А теперь ты как отреагируешь, козлина? В словесный футбол решил поиграть и заставить меня первым пойти на отказ от силового решения конфликта? Хрен тебе. Это уже другой уровень. Хотя если извинится — никаких проблем, конфликт будет исчерпан, и плевать на нашу зеленую делегацию. Сейчас прецедент мирного решения конфликта, думаю, важнее еще одного эльфийского трупа, да и я могу поединка не пережить. На кой так глупо рисковать без нужды? Здравые орки меня поддержат, а на дур плевать с высокой колокольни.

Ха. Я правильно поступил. Гордости у него оказалось слишком много. Или боялся уронить себя в глазах ушастого общества, публично покаявшись перед орком. Вероятно, второе. Тут все понятно, пожалуй, я бы на его месте действовал так же. Но то, что он попытался свести конфликт к нулю, говорит о нем хорошо. Интересно, уже знает про наши крики на балконе или нет? Пожалуй, нет, иначе бы вел себя по‑другому — тут не у всякого нервишки выдержат, а он эльф несколько не уравновешенный. Но Эл в нем, похоже, не ошиблась. Вероятно, мне его будет жалко, коли прибью в поединке. Потом, после того как прикончу. Умирать самому не хочется, поэтому сию возможность отметем.

— Не вижу причин извиняться перед орком, чьи родные захватывают в плен женщин и детей, возвращая их за выкуп, не зная причин его поступков, — пожал плечами эльф.

А вот и демагогия пошла. Покажите мне того из мужиков, кто в этом зале хоть раз киднепингом не промышлял! Правда, не обязательно касаясь только одних детей.

Губы короля тронула усмешка, он оглядел нас и огласил свое решение:

— Понимаете же, что причина для поединка ничтожна? Никто своего решения не изменил? — Подождал, ожидая ответа и оглядывая нас. И продолжил неожиданно равнодушным голосом: — Если стороны примирения не хотят… Да будет так. Поединок разрешаю, такова моя воля… Ваши жизни — вам виднее.

Мы рассыпались в славословиях благодарности. Тот махнул рукой, останавливая словесный понос:

— Мне ваши поединки надоели. Были бы причины серьезными, а то как однощитовая нищета — по любому поводу норовите за оружие схватиться. Но вы такой нищетой не являетесь, поэтому предупреждаю сразу. Коли кто‑то сочтет себя слишком умным и преступит законы и условия поединка — попадет на эшафот. Касается всех моих гостей. — Алвин орлиным взглядом оглядел зал. — Кем бы они ни были. Если кто решил рискнуть жизнью, отстаивая свою честь, — это их право. Но если кто‑то хочет кого‑то убить, нарушая эти законы или прикрываясь ими, — тот попадет на плаху. И никуда более. Такова моя воля.

Сначала я счел этот спич адресованным мне, однако, произнося речугу, король рассматривал не меня, а своих подданных у стен зала приемов. Я поежился. Судя по рассказу Ирхада, госбезопасность тут не дремлет, и как бы не прошел слушок о некоем хитром дворянине, что решил спровоцировать орка на поединок, предварительно вымазав оружие ядом, например. Чтобы, так сказать, поднять свои шансы.

* * *

Моя популярность среди членов посольства и их воинов весьма и весьма выросла. Гаук, правда, неумело скрывал неудовольствие, и его прихлебатели тоже, но на это мне было наплевать.

Ирхад условился о поединке прямо в королевском парке острова. После полудня.

Зрителей собралось сравнительно немного, но на качество любопытствующей общественности жаловаться не приходилось. Надо сказать, что за минимальное количество любопытных надо благодарить Ирхада, что привлек королевскую гвардию отсеивать недостаточно родовитых фанатов.

Собралось человек, эльфов и даже гномов примерно сто пятьдесят. Естественно, включая обеих подружек. Наши собрались все, эльфы, вероятно, тоже — их оказалось неожиданно много, включая нескольких неизвестных мне баб, из них две с подозрительно знакомыми татуировками вокруг глаз.

Со стороны эльфа секундантом выступал какой‑то пожилой барон, с явной примесью эльфийской крови. Ирхад, как старший по статусу, зачитал условия поединка, предварительно вместе с бароном проверив оружие обоих.

Условия были, в общем, обычными.

Любой из нас имел право сдаться, бросив оружие и подняв руки вверх либо оповестив о сдаче словесно. Попытка, передумав, напасть после объявления о сдаче обещалась расцениваться секундантами как попытка убийства безоружного. С наказанием в виде топора на плахе.

Удачное обезоруживание синонимом сдачи не является, но удачливый противник обязан предложить сдаться. Это условие Ирхад обговорил с нами, спросив, согласны ли мы соблюдать или нет. Мы переглянулись и согласились. Лучше потерять доспехи, чем жизнь.

Почти то же самое относится к тяжелым ранениям либо нахождению противника в безвыходной ситуации — видимо, с оружием у глотки. Тут, как я понял, все зависело от резерва доброй воли доминирующего дуэлянта. Прислонить кинжал к глотке менее просто, чем с ходу ткнуть под скулу. Что интересно, тут бастард нашего согласия не спрашивал, просто сказал о нежелательности излишней жажды крови.

Травить оружие и применять магию нельзя. За это — смерть.

Победитель забирает оружие и доспехи побежденного. Любой секундант имеет право остановить поединок. Его команды дублирует трубач. Секундант имеет право остановить поединок и признать свою креатуру проигравшей по причине полученных ранений. Мнение дуэлянта в данном случае никого не интересует.

В поединке можно делать все, за исключением оговоренного.

Я вооружился также, как в предыдущем поединке. Условия не изменились, риск опознания даже стал выше.

Эльф вырядился в бахтерец, выглядевший близнецом захваченных в усадьбе, разве что с вытертыми воронеными пластинами без гравировки и травления. На голову водрузил тоже вороненый закрытый шлем. Шею закрывал хауберк. Тут все понятно: не останешься без защиты головы, коли пришлось сбросить шлем. Наручи, поножи, бронированные ботинки и перчатки. Доспех, естественно, тоже кавалерийский. На поясе — узкий кинжал. В руках, к моему удивлению, топор и щит. Меча нет. Опа‑на!

Я подумал и заменил местами вооружение. Вооружившись классически — меч в правой, а щит в левой руке. Как и стоявший против меня эльф. Нечего рассчитывать на эффективное парирование топора мечом. Эльфы неприятно зашептались.

Заревел трубач. Поединок начался.

К моему собственному удивлению, я с ходу переиграл его тактически. Даже не ожидал такого успеха.

Я счел, что Кейн достаточно квалифицирован для обращения с боевым топором. А значит, любой не принятый на щит удар для меня смертельно опасен. Если, конечно, Кейн не промахнется. Минусом пробивной способности топора является его инерция. То есть для эффективного удара боевым топором противник должен удерживать некую дистанцию. В клинче топор почти бесполезен. Обычно это не имеет большого значения, поскольку и меч для рубки доспехов должен набрать скорость и инерцию, а вблизи можно наносить в основном режуще‑секущие и колющие удары, смертельно опасные для бездоспешных, но безопасные для воина в защитном вооружении. Ну невозможно на одном потяге прорезать кольца кольчуги, как, впрочем, и вываренную кожу. Даже укол должен быть силен.

Противник совершенно не ожидал, что я, удачно закрыв колено нижним углом щита, не контратакую отбитым перед этим в сторону вражеским щитом цзянем, а мгновенно шагну вперед. Да так шустро, что врежусь во вражеский щит, заодно придержав его, чтобы он не попытался, например, уронить его на мое колено, вложив массу тела в удар. А моя левая рука, с которой я уже стряхнул свой шит, еще мгновением позже выхватит мизерикордию из ножен и засадит кинжал ему снизу в подмышку, пробив легкое через кольчужный рукав.

В бою такой прием, думаю, довольно сомнителен, но для дуэли в самый раз. Хотя я не ожидал такого успеха, рассчитывая первым ударом не более чем ранить в плечо, если очень повезет — в шею. Собственно, я поставил все на одну атаку. Если бы она не удалась, у меня бы, видимо, начались большие проблемы в противостоянии без щита, с кинжалом вместо него, вооруженному топором и щитом воину.

Я провернул кинжал в ране, продолжая толкать эльфа вперед, он хрипнул и рухнул наземь, вырвав у меня из руки мизерикордию. Адреналин адреналином, но не у каждого здоровья хватит остаться на ногах, когда у тебя в легком трехгранный прут крутят и проворачивают, раздирая внутренности. Сразу же пнул по голове и примерился добить, но тут меня заставил замешкаться взгляд Элениэль и мысль об условиях поединка. А потом стало уже поздновато, прикинул, что будет плохой пиар из‑за заминки. Бросил взгляд на бастарда, поставил ногу на грудь побежденного и, прислонив острие цзяня к смотровой щели шлема, скомандовал:

— Или сдавайся, или ты труп.

Эльф что‑то хрипел из‑под забрала. Секундант эльфа заорал, что признает поражение, видимо опасаясь формальности вопроса, дабы приличия соблюсти, прежде чем приколоть. Даже не знаю, угадал он или нет. Чувства меня одолевали весьма противоречивые.

Длинноухие налетели на недобитка как квочки, еле дав возможность выдернуть мизерикордию. Беднягу начали прямо на траве освобождать от доспехов, выкладывая их неподалеку от меня, засуетился маг, проводя противошоковые мероприятия, короче говоря, перспективы того, что он сдохнет, показались мне весьма сомнительными. Центральную роль в перевязке занимала Эл, которая, прежде чем упасть на колени перед женихом, глянула мне в глаза и кивнула, поблагодарив. Возможно, благодарила она меня зря.

 

ГЛАВА 3

Победу мне, естественно, отравили завистники, начав склонять на разные лады оставшегося в живых эльфа. Причем настолько отравили, что мне сильно захотелось послать их всех на три веселых буквы. Как поодиночке, так и всей честной компанией. Не просто захотелось, у меня буквально какашки булькали, заставляя готовиться разговаривать матом.

Реакция Рангвальда была непонятна, но вслух заминку он не осудил.

Бонусом была реакция Ирхада — я явно заработал огромный плюс в его мнении о себе, несмотря на непонятное поведение Эргтала. Тот смотрел на меня с такой миной, будто я ему лично клялся проиграть поединок и обманул, заработав на тотализаторе, пока он не привел физиономию в порядок.

Бонусы следовало пустить в ход, что я и сделал. Рангвальд расцвел, особенно перло старика, когда Ирхад вежливо осадил Гаука, сохранив дистанцию между ними. Симпатий со стороны нашего принца и его прихлебателей мне это не прибавило.

Бастард мне действительно понравился, да и эльф имел приятные черты, во всяком случае, добавил доводов в пользу того, что эльфы — не раса всяческих подонков. Разве что непонятно задумчивое выражение, не оставлявшее Эргтала всякий раз, когда он меня рассматривал, считая, что я этого не вижу, изрядно настораживало. А я гадал, что могло послужить причиной такого поведения. Пересекаться раньше мы не могли, я всех убил, кроме тех баб. Разве что он мог быть одним из сбежавших из засады Серебряных Волков, но это тоже крайне сомнительно. Доспех другой, наручи, поножи в глаза не бросаются, разве что меч? Лица они заметить не могли — нащечники закрывали. Тоже сомнительно. Тех пленных поменяли, и они выдали записи воспоминаний? Тогда Эргтал — стопроцентный шпион. И его надо кончать, при всей моей к нему личной симпатии, причем без всяких поединков.

Но это потом, подумаю на досуге.

Ушастый остался жив, что подвигло Эл найти меня в укромном месте и поблагодарить, правда, теперь в присутствии брата, — я счел, что содержание наших воплей на балконе не является секретом для дворца. Даже если Ирхад с Эргталом были немы как могила. Братик, кстати, смотрел на меня с большим интересом. Развенчивать думы Элениэль о моем специальном оставлении в живых несчастного жениха я не стал. Сам не знал ответа на этот вопрос. Но парню не позавидуешь. Доброжелатели ему мозги теперь понакрутят.

Удивило поведение ее отца, что на виду кучи свидетелей остановился около меня, представился и подозрительно доброжелательно поговорил со мной ни о чем минут пять. После этого случая примерно половина наличных во дворце эльфов начала со мной и Рангвальдом здороваться, игнорируя остальных орков. Мой старикан в попу меня поцеловать желания хоть и не проявил, но удовольствие из него прямо перло.

Бренна тоже при случае представила своего папашу.

Потом пришлось подумать о выполнении моих обещаний. Поскольку с интервалом в три часа про них вспомнили сначала Элениэль с Бренной, а потом и бастард. Похоже, этот ублюдок имел выходы на каких‑то длинноухих слухачей, или во дворце была установлена система прослушки и наблюдения, не понравилось мне такое совпадение.

Вообще дело было так. Я опять стоял на балконе, когда за спиной раздался шорох, и появившиеся красотки, поздоровавшись, с ходу начали обсуждать со мной выявившихся потенциальных чемпионов турнира, выпытывая, кто, по моему мнению, победит. Если точнее, говорила в основном Элениэль. Рыцарство продолжало прибывать и прибывать, так что ожидаемое окончание турнира несколько раз переносилось. Король Алвин оказался яростным фанатом боев на арене, и затянувшийся праздник его, видимо, не напрягал. Хотя… судя по количеству денег, сшибаемых с гостей королевского турнира местными торгашами и прочим людом, а масштабы я приблизительно прикинул, данный турнир, при всех королевских на него расходах, давно уже приносил прибыль. Что‑то я сомневаюсь, что купцы не делятся с королевским казначеем. А значит, затягивание турнира в первую очередь выгодно. Умный мужик.

Подсказывать девушкам я не стал, в очередной раз объяснив свою позицию, что не собираюсь становиться виноватым в проигрыше ими денег, если прогноз будет ошибочным. Причем обратил внимание на смурной вид Бренны, почти не участвовавшей в беседе. Девчонок это не смутило — как оказалось, тему они подняли для завязки разговора, на самом деле двоюродного брата Бренны вчера прикончил какой‑то эльф. Опа‑на.

Я с трудом мог понять, при чем тут я, но предпочел малышку выслушать: тут в разговор вступила она. Брат шлялся по городу и в какой‑то забегаловке по какой‑то причине задрался с эльфом из Серебряных Драконов. Вроде как не на ту девушку внимание обратил. До дуэли на ристалище не дошло, пара вместе с посетителями вывалила из пивнухи, забияки обнажили мечи, и эльф, естественно, прикончил пацана. Причем прикончил весьма погано, буквально разделав бедолагу на части. Тут же Бренна пояснила, почему мне нужно было это знать: перерезав еще живому обрубку горло, длинноухий прошипел, что так будет со всеми, кто имеет дело с орками, особенно с родственниками их подстилок. Эл молчала, пряча глаза. Я сначала подумал, что Бренна будет меня винить, но оказалось, что ничего подобного. Я что, оказывается, набрал немалый авторитет, меня подписывают на убийства? И забесплатно, что ли? И тут я не угадал: просить о чем‑либо Бренна не стала, просто посоветовала быть и мне поосторожнее. Причем последнее, скосив глаза на Элениэль. Та встретила мой взгляд и медленно прикрыла глаза. Так, понятно. Хрен с этим длинноухим, пусть живет и здравствует да жену на руках носит, или она его, наплевать. Хорошо, когда милосердие окупается. Дам надо расспросить, нужен весомый предлог. В гости они ко мне даже с родственниками теперь явно не пойдут без этого предлога. Вон вокруг сколько слухачей, ловящих каждое слово нашего разговора. А на кой Эл проблемы с кавалером по его выздоровлении?

Коли Эл мне не шепнула что надо в темном коридоре, значит, информации она мне хочет донести довольно много, парой слов не отделаешься. Причем сегодня и сейчас, не выжидая удобного момента.

Сказано — сделано, я подхватил Бренну под локоток и принялся распинаться, говоря что‑то сочувствующее и успокаивающее. Между делом, выведя разговор на кровожадность некоторых эльфов и то, как я ее понимаю, пришлось даже воспользоваться именами погибших родных. Эл, как ни удивительно, вовремя поддакивала и когда надо вступала в разговор — куда делась та дура, что нервничала на этом же балконе? Общими усилиями я вывел разговор на тему длинноухих убийц и между делом, продолжая успокаивать девушку, занялся пропагандой, забивая мусором уши подслушивающих соседей. Какие Серебряные Драконы и Волки ублюдки и т. д., их надо резать и т. д., в конце концов выведя разговор к фразе — вообще могу показать, что эльфы‑убийцы как с орками, так и людьми в наших краях делают, ты не одинока, и все такое.

Вот кто меня удивил — так это Бренна. Несмотря на трагедию, а переживала за брата она явно искренне, играла она почти чисто. В любой женщине спрятана актриса — это что подтверждение? Интересно, какой у нее мотив? Отомстить? Похоже, да. Если я правильно понял Элениэль и информация, которую она мне хочет довести, серьезна, я этому Дракончику, коли понадобится, глотку даже в подворотне перережу.

Эл тоже выглядела неплохо, демонстративно не поверив трепачу Краю и нарвавшись на обещание продемонстрировать доказательства. Договорились на вечер. Через два‑три часа меня нашла сладкая парочка в виде бастарда и эльфа и легкими намеками заставила пригласить их на киносеанс.

* * *

Дамы появились первыми. Опять в сопровождении мужчин‑родственников, деловито‑вежливо поприветствовавших присутствующих. Кино собрались посмотреть кроме приглашенных и мои дружки, которых весьма заинтересовали наглядные следы визита эльфов в Тайнборг, если точнее — результаты моей там работы. Рангвальд на нашем пати присутствовать не захотел. Пока ждали гостей, мы с друзьями успели несколько раз приложиться к кубкам с вином и чувствовали себя в некоторой нирване. Вином я обзавелся с запасом, не забыл и о закуске.

Я сразу взял быка за рога, едва присесть успели:

— Эл, ты, как я понял, поговорить хотела без лишних глаз?

Девушка кивнула.

— При всех или один на один лучше поговорим?

— Лучше один на один.

Я махнул рукой на вход в соседнюю комнату. Мы прошли туда, причем ее родственник явно не удивился такому ходу событий.

— Что случилось? Это правда, у Бренны родственника убили?

— Правда, но это не так важно.

Я удивленно поднял брови. Вот это номер.

— А что важно?

— Важно то, что Серебряные Драконы что‑то затевают.

— Говори.

— А что говорить? В городе, по меньшей мере, два десятка их Приносящих Смерть. Это только те, кого нам удалось опознать.

— Кому это «нам»?

— Эльфам и людям, что служат нашему дому, в том числе моему роду.

— Выходит, ты не по собственной воле сюда пришла?

Та хмыкнула и ехидно оглядела меня:

— Ты правда так думаешь?

— Да что ты, солнце! — развел я руками. — Я хотел сказать, твой отец тебя послал предупредить?

— Да.

— Какая его выгода? Если кто узнает, ему не простят! Ладно ему одному — всему вашему дому может быть солоно.

— Плевать, — надо же, каким словам она научилась, — после некоторых размышлений было принято решение, что твердые договоренности с кланом А'Кайл, а возможно, и не с ним одним, стоят вражды с Серебряными Драконами. С ними у нас, островных, и так дружбой и не пахнет. Уже лет сто на грани войны стоим. Рано или поздно она все равно состоится.

— Хорошо! — поднял я руки вверх. — Но это не ко мне. Тут Рангвальд нужен.

— Понятное дело, — улыбнулась Элениэль. — В этом как раз никто не сомневается. Но договариваться о встрече я не уполномочена. Этим у нас есть кому заняться, дабы все было организовано правильно и без лишних глаз. Мне поручено узнать ответ на вопрос: интересует ли послов клана А'Кайл предложение о встрече с глазу на глаз с представителями дома Черной Акулы, дабы обсудить важность наших разногласий? Ответ можешь дать в любое удобное для тебя время в течение следующих двух, может быть, трех дней. Лучше мне — любым, который устроит клан А'Кайл, способом. Далее все решаемо.

Я задумался. Тут топить рыло с излишней самостоятельностью вовсе не стоило.

— Я сообщу главе посольства клана А'Кайл. Предложение будет обдумано, ответ дан. — А что тут скажешь? Официоз прет, но этот официоз весьма информативен и не оставляет других толкований. И хиханьки да хаханьки в данной ситуации совершенно неуместны. — А пока вернемся к нашим баранам. — Эл недоуменно подняла брови. Я продолжил: — Есть еще какие основания полагать, что Серебряные Драконы готовят какую‑нибудь гадость? Кроме их Приносящих Смерть: может, они посольство охраняют?

— Разумеется. В городе и окрестностях не менее полутора сотен воинов Серебряных Драконов, это только из перворожденных. Не известные рыцари, чьи имена у всех на слуху, а, если смотреть по опознанным, опытные воины, сделавшие себе карьеру в войнах дома и малоизвестные за пределами земель, граничащих с Серебряными Драконами. Причем половина из них либо без гербов, либо с гербами чужих домов, остальные изображают свиты выступающих на турнире. Сколько людей дома, сказать сложно, но тоже много — больше, чем эльфов. Про выступающих на турнире не упоминаю, ты их видел.

— Как узнали?

— Один из наших воинов опознал воина Серебряных Драконов, носящего чужой герб. Проследили. Когда подтвердилось, этим делом начали заниматься серьезно. Узнали много интересного. Кайлон Серебряное Копье, что блистает на турнире, имеет в свите десятерых перворожденных, хотя он младшего рода и сделал себе имя, командуя полусотней людей дома. Из его свиты признали троих, никто по рождению Кайлону не уступает. Далее думайте сами.

— Такое ощущение, что ты рассказанное мне разучивала, — улыбнулся я.

— Разумеется, мы предполагали, что тебя заинтересуют основания и причины наших предостережений, — вернула улыбку Элениэль. — Что же касается другого… любая женщина старшего рода должна уметь, когда это надо, выражаться кратко и емко. Особенно в серьезных делах. А сейчас дела обстоят серьезней некуда, Аргайл уже несколько сот лет полезный и обычно верный союзник Морских домов. Его поражение в войне, даже без смены самодержца, повредит интересам не только дома Черной Акулы, но и всем остальным, включая наших союзников на материке. А вся эта возня Серебряных Драконов особого выбора для предположений не оставляет, кроме их вмешательства в войну Аргайла с Единорогами. Даже если они задумали просто орочье посольство вырезать.

Вот как, а она тоже меня изучила. И неплохо. Кстати говоря, на том балконе она явно не играла, парень успел занять важное место в ее жизни, раз так распсиховалась. Что ж, совет да любовь. Если то, что она сказала, — правда хоть наполовину, какой я молодец, что ушастого козла не пришил.

Но это лирика.

— Вы уверены про будущее нападение на посольство?

— А что, есть большой выбор? Если же брать нашу официальную позицию — мы не знаем, что они готовят. Думайте сами. Кстати, надеюсь, что его величество узнает о наших наблюдениях.

— А сами что, ему довести не можете?

— Я не знаю ответа на твой вопрос.

Прелестно. Угораздило же залезть в политику. Боятся, что у подножия трона утечка информации? Вполне возможно.

— Маги есть?

— Разумеется. В свите посольства дома и вельмож, присутствующих на турнире. Можно говорить о пятерых точно. Недавно прибыли еще трое, все боевые маги. На охрану одного кузен Бренны и нарвался.

— Баба — боевой маг?

— А ты что, считаешь, что у нас их нет? — Эл насмешливо сощурилась.

— Я спрашиваю, как определили, что они боевые маги?

— На самом деле это достаточно просто: по оружию. Вроде твоего кинжала, которым ты сейчас яблоко резал. Ты хоть знаешь, что это у тебя такое?

— Ты про валахар спрашиваешь? Удобный ножик. Конечно, знаю.

— Надеюсь…

— Конечно, нет, — хмыкнув, перебил я ее. — Не мой он, спаси меня боги. Так, в наследство достался.

Эл задумалась, с каким‑то новым интересом оглядев меня. Потом продолжила:

— И самое простое, обычно только боевики себе тату ночного зрения наносят.

У меня забрезжили смутные подозрения:

— Это такая хренотень серебристая на лице? — И показал, где был нанесен татуаж у моей знакомой эльфийской девицы — той самой, у которой я отобрал кинжал и драгоценности.

— Ага, — хмыкнула Элениэль. — Похоже, тебя нашими боевыми магами уже не удивить.

— Ваши, допустим, возможно, и удивят, но с магами других домов я уже встречался.

— Интересно, каких?

— Т‑с‑с. Не скажу. Чуть не обгадился. Славе повредит: ты же не сможешь промолчать.

— Ну, скажи? — И заулыбалась, паршивка.

— Да ничего особо значительного. Напоролись на кораблик, там был маг. Кораблик взяли, всех убили. Повезло: еще чуть — и убили бы нас, — сымпровизировал я: что‑то оживилась Эл, проснувшееся чувство опасности прямо било тревогу. Может, она и из любопытства, без поганых мыслей спрашивает, даже скорее всего, но бойня в той усадьбе ни хрена не вдохновляет на распускание языка. Особенно перспективы оказаться первой жертвой родственников тех мажоров. Надо будет потом осторожно расспросить, что ее заинтересовало. Не сейчас — поймет, что соврал.

Кстати говоря, по закону подлости как бы та молодая коровка, из‑за которой порубили родственника Бренны, не оказалась мне знакомой — с моим везением вполне и так может оказаться. Но тем хуже для нее, если на пути мне встретится. Мое чувство прекрасного и воспитание джентльмена, вместе взятые, ни черта не значат сравнительно с инстинктом самосохранения. К сожалению. Красивая девушка и воспитана хорошо.

— А как родственник Бренны под нож попал? На вас работал?

— По глупости. Начал хвост перед магичкой пушить, одному из ее свиты это надоело. Мы совершенно ни при чем.

— А Бренна как?

— Ядом исходит. Ее, похоже, даже не столько его смерть, сколько слова про орочью подстилку задели. Ублюдок. — Последнее — с неожиданной злобой в отношении неизвестного ушастого убийцы.

— Еще что есть мне сказать? Нет? Тогда пошли других гостей встречать, желающих на деятельность вашего брата в Оркланде полюбопытствовать уж очень много оказалось. Только перечисли вскрытых вами Серебряных Драконов и где они обитают. Думаю, эта информация у тебя есть.

Информация нашлась. В вытащенном из декольте свернутом в трубочку списке, причем написанном на орочьем (точнее, на орочьем диалекте древнеимперского), нашим же алфавитом (со времен Империи не изменился), были мелким, убористым почерком перечислены опознанные эльфы, их адреса, численность проживающих, и касательно части фигурантов даже круг общения и адреса. Мне осталось только прикинуть, как донести неприятные вести до королевских спецслужб, чтобы не засветить источник.

Мы вышли к собравшимся — гости уже перезнакомились друг с другом, Бренну развлекал разговором Хадд, та слабо улыбалась под хмурым взглядом пившего рядом вино брата.

Желающих попасть на киносеанс действительно оказалось слишком много, вместе с Ирхадом на просмотр заявился наследник, принц Келвин. Ладно бы один, так со свитой. Комната оказалась похожей на видеосалон конца 80‑х. Принц ладно, а его холуи мне на кой черт нужны, вино на них тратить?

Близко общаться с Келвином мне не доводилось, так что нас официально познакомил Ирхад. Тот тоже мне понравился своим поведением. Братья, несмотря на разных матерей, были похожи, разве что волосом наследник был темный шатен, и глаза карие. С младшим различий было куда больше.

А вот свитские приятного впечатления не произвели ни на грош. На кого ни глянь, видна хитрая проказа, на которой пробы негде ставить. Ирхад даже несколько вырос в моих глазах: его круг общения произвел куда более приятное впечатление. Но, увы, он не только не наследник, но и даже не законный сын.

Пришлось сгонять слуг за дополнительными стульями и креслами. Все расселись и начали рассматривать меня.

Я пожал плечами и изрек, обращаясь к Элениэль:

— Хотела посмотреть на дела эльфов в наших землях? Только посмей после этого сказать, что мы чем‑то вас хуже.

Надо же что‑то говорить, самое лучшее — продолжать играть выбранные роли. Своих среди зрителей немного.

Я не торопясь вытащил палантир и уже привычно подключился к нему, войдя в контакт с управляющими программами. По размышлении скрывать, что кое‑что понимаю в Исскустве, я не стал. Секрет полишинеля, который явно знают все, кто что‑то значит в Аргайле.

Больше труда стоило удержание воспоминаний для воспроизведения. Объем памяти подаренного мне колдуном изделия не блистал гигабайтами, так что приходилось удерживать контакт при демонстрации. Ладно хоть скорость загрузки значительно превосходила скорость воспроизведения, так что у меня было время как просмотреть реакцию зрителей, так и заценить качество изображения.

Колдуны Империи магических динамиков не придумали, поэтому пришлось довольствоваться только изображением. Умничать я не стал, боя показывать тоже. Но и оставшихся кадров зрителям хватило по горло.

Как и следовало ожидать, наибольшее впечатление произвели трупы людей в рабских половинах домов. На человеческую половину зрителей, имею в виду. Потом трупы на улицах и стене. На всех.

Я не сдержался и несколько увлекся чернухой, да простят меня родичи. Но тела убитых детей произвели впечатление на всех нормальных людей и эльфов, разве что в свите наследника особых эмоций зрелище не вызвало. По крайней мере, я не заметил.

После демонстрации, под мрачное потребление винища, начались расспросы. Часто такое бывает, сколько ушастых убито и так далее. Эл молчала. Ее брат меня рассматривал с непонятным выражением на физиономии, друзья тоже предпочли отмолчаться.

На вопрос принца, сколько убито, я честно ответил, что все тридцать пять нападавших. Не ушел никто. Один из свитских не поверил. Я пожал плечами и показал кадры выложенных под руководством Сигурда на площади трупов эльфов, потом кадры голов на частоколе и сказал — считай. Как выяснилось, несколько опрометчиво, поскольку Эргтал впервые за вечер задал вопрос:

— А почему половина все еще в доспехах?

Мне стало несколько неудобно, как будто я сотворил какое‑то непотребство: хвастаться я не планировал.

— Доспехи должен снять новый владелец. Это его добыча.

— А они что тянут?

Я пожал плечами:

— Занят был.

— Он что, полтора десятка перворожденных уложил? — не поверил Эргтал, внимательно рассматривая меня. Не менее внимательными взглядами меня одарили Бренна с братом, Эл с братом, бастард и наследник. Мои приятели переглянулись. До свиты не дошло — они наперебой загомонили, что быть того не может.

Я хмыкнул и предпочел в дискуссию не вступать. Проболтался, идиот, вино, что ли, подействовало? Впрочем, наплевать, уже ничего не исправишь, не хватало только эту придворную плесень разубеждать.

Далее девушки с сопровождением, для приличия хлебнув еще вина, предпочли удалиться, сердечно попрощавшись с присутствующими.

Оставшаяся публика устроила потрясающую попойку. Причем по пьяни меня постоянно пытались расспрашивать, как я уцелел.

Появившийся утром Рангвальд, сморщив нос, выказал свое отношение к грязи в апартаментах и чуть было не начал таскать на руках за организацию попойки с наследником.

Я накатил кубок винища и пригласил патриарха в соседнее помещение, доведя добытую информацию. Старикана чуть удар не хватил.

Но сделать мы ничего не успели. Все мы, включая его королевское величество. Было уже поздно.

Кто знает, возможно, можно было что‑то сделать, если бы я наплевал на «засветку» своих источников и донес до короля Алвина информацию о секретах Серебряных Драконов сразу же утром. Точнее, информацию довел бы Рангвальд. Но это вряд ли. Не удивлюсь, вскрытие Серебряных Драконов и подтолкнуло дальнейшие события. Видимо, действия по их обнаружению у эльфов были прекрасно отработаны, да и агентурой они обложили короля весьма плотно, коли такое количество людей оказалось вовлечено в заговор.

По логике событий, вести об их обнаружении дошли до Серебряных Драконов практически сразу же. И они начали действовать.

 

ГЛАВА 4

Если честно, то ничего сделать уже было нельзя. Эльфы не дали его величеству на это достаточно времени.

Любой государственный механизм обладает большим или малым моментом инерции, и непосредственное получение информации самым верхом государственной пирамиды момента инерции государственной системы нисколько не увеличивает.

В данном случае действовать без промедления государственная система просто физически не могла — слишком серьезными последствиями были чреваты возможные необдуманные действия. Требовалось время проверить полученную информацию, дополнить ее, по возможности прикинуть другие возможные интерпретации наличия воинов Серебряных Драконов на землях Аргайла, кроме возможной попытки вырезать посольство орков, что выглядело совсем дико. Планы эльфов сменить короля и поддерживающую его элиту вряд ли рассматривались его величеством и его ближайшим окружением: король Алвин сидел на троне достаточно крепко. Это был факт. К сожалению, наличия заговора высокородных, в эту элиту не попавших (или недовольных собственным местом в жизни), король, видимо, не предусмотрел. Поэтому никаких резких действий своевременно не последовало.

Вдобавок эльфы еще более усыпили его бдительность, когда прибывшие представители высоких родов как ни в чем не бывало появились во дворце с визитом для представления. Черт с ней, с королевской бдительностью, ублюдки и нас сумели заставить расслабиться.

В Аргайл прибыла княжна Серебряных Драконов — решила посмотреть на турнир. Наличие такого количества воинов, в том числе под чужими гербами, получило свое объяснение. По крайней мере, точно заставило спецслужбы Аргайла замешкаться. Этого хватило.

Ее высочество не только поселили во дворце с небольшой свитой и охраной — она даже появилась на турнире в королевской ложе и успела блеснуть на вечернем приеме, вместе со своими придворными дамами. В том числе причастными к Искусству — теми самыми, с серебристой татуировкой на лице.

Естественно, я угадал, и Крайн оказался в форме чемодана. Среди свиты ее высочества присутствовала подозрительно знакомая красотка. Та самая, которую я отпустил. Или, во всяком случае, очень на нее похожая родственница.

Свита княжны оказалась даже предметом дискуссии среди присутствующих на приеме, поскольку непосредственно ее охраняли девушки. Самые настоящие дамы‑воительницы, в доспехах и с оружием — четыре штуки, не считая магичек. Мужики составляли внешний круг охранения — примерно с дюжину мрачных мускулистых эльфов в богато украшенных бахтерцах. Тоже подозрительно знакомых бахтерцах. Выводы из увиденного мне совершенно не понравились.

Вообще воинов в свите принцессы было несколько десятков — до сорока примерно. На фоне королевской гвардии эта цифра совершенно не смотрелась, даже с учетом всего поголовья эльфов в посольстве Серебряных Драконов число опасных фигурантов не превышало полутора сотен. В обычных условиях гвардия раздавила бы эльфов без всякого труда. Даже если бы к ним присоединились эльфы из посольств других кланов. По моим прикидкам, даже без благородного сословия, ошивающегося при дворе, и их свит королевская гвардия, квартировавшая только на острове — крепости — дворце — столице, насчитывала тысячи три‑четыре голов. Собственно, в нормальных обстоятельствах поселение высоких гостей во дворце давало неплохие гарантии отсутствия форс‑мажора. Кто же знал, что эльфы сыграют именно на этом. Сыграть им удалось великолепно. Во всяком случае, усыпить бдительность точно.

Вновь прибывшие мило фланировали по помещениям во время приема, не обращая внимания на орков, здоровались с ушастыми других домов и знакомыми людьми. Охранницы княжны поснимали доспехи и вырядились в платья, продолжая крутиться возле объекта, все, что их отличало от других дам, это небольшие кинжалы на поясах. Также рядом с ее высочеством постоянно находилась, по крайней мере, одна из магичек.

Я с приятелями стоял у окна и обсуждал стати дам, уделяя основное внимание княжне и ее свите — остальные уже приелись, — когда к нам подвалили Ирхад с Эргталом, сразу же свистнувшие официантов с бокалами вина. Чуть погодя к брату присоединился и наследник с какой‑то симпатичной молодой девушкой, мягко включившиеся в разговор.

За следующие пару минут к нам присоединилось еще несколько человек, в основном женщин.

Обсуждать размеры и соответствие эталону окорочков длинноухих красоток подружке принца, пища от восхищения. Мужики, имеющие боевой опыт, заухмылялись. Торвальд хмыкнул и толкнул меня локтем:

— Край, объясни ей, у тебя лучше всех получается.

Я пожал плечами и начал изображать вариацию на тему ликбеза для Эрики — лишний довод, что цвет кожи и форма ушей — недостаточные различия для Настоящих Женщин. Во всяком случае, глупости им в головы лезут абсолютно одинаковые — что в разных странах, что в пространственно‑временных континуумах.

— Ну и что вас так восхитило? Девушки в доспехах стильно выглядят? Вообще для женщины из высокой семьи телохранительницы смысла не лишены, ничего не скажу, но в любом случае основную долю забот о ее безопасности несут мужчины, которые в настоящий момент на приеме отсутствуют.

Девушка выпучила глаза. Ну не выгляжу я интеллигентом, даже не обращая внимания на цвет кожи и клыки. Если о философии заговорить умными фразами — там, закон отрицания отрицания, единства и борьбы противоположностей и т. д., — ее вообще бы, наверное, кондратий хряпнул.

— Преимущество девушки в том, что она может находиться с госпожой буквально везде, — продолжил я. — Если она хорошо обучена, то с одиночным убийцей она если сама не справится, то может задержать его достаточно долго, чтобы охраняемое лицо либо скрылось, либо к телохранительнице пришли на помощь. Больше никаких преимуществ женский пол не имеет. Так что большое количество женщин в охране — это либо глупость, либо пускание пыли в глаза. Кого бы они ни охраняли.

Зря я это сказал. Всех дам вокруг буквально закусила обида за всю свою женскую расу. В результате они так дружно на меня накинулись, что я даже несколько растерялся. Принц открыто ухмылялся. Мои друзья хотя бы усмешки прятали, совести хватило.

Как оказалось, в данном мире хотя амазонки как класс отсутствовали, но дам‑воительниц хватало, чьи персоны мне, естественно, и начали тыкать окружившие меня девушки, пытаясь доказать, что я не прав. Меня тоже закусило, я развел руками и предложил:

— Так, девушки! Давайте успокоимся и поговорим конкретно! Что воительниц в летописях много, я верю, для начала рассмотрим самых знаменитых и узнаем, чего они добились!

Потом ткнул пальцем в подружку принца и предложил назвать героиню.

Разумеется, героиней оказалась какая‑то эльфийка Эрин, как ее там, естественно, из Серебряных Драконов, прославившаяся во время войны с Империей и, как я понял по скомканным фразам дам, позднее. Вероятно, с нами повоевала.

Я пожал плечами:

— И кого конкретно из знаменитых воинов прикончила эта героиня?

Девушка задумалась, вероятно вспоминая тексты героических эпосов, и назвала пару имен. Которые, разумеется, мне ни о чем не говорили. Но мой разум был закален множеством интернет‑баталий.

— А с чего вы взяли, что она знаменитых воинов прибила? Чем они были знамениты, жизнеописания героини говорят? Нет? Вы уверены, что она не зарубила или там не заколола копьем парочку каких‑нибудь провинциальных дворян, на коне толком сидеть не умевших? Или вообще глотку пленным не перерезала, коих ее или ее любовника вассалы захватили? А написать можно многое, бумага все стерпит. Сопляк, не умеющий держать копья, в результате зацепивший им землю и вылетевший из седла, так и не добравшись до противника, может внезапно оказаться знаменитым кровожадным убийцей, победителем во многих турнирах, пьющим перед сном кровь эльфийских младенцев и в обе щеки неоднократно расцелованным императором. Пока его не встретила некая красавица и не пронзила копьем, освободив мир от этого чудовища!

Девушка неожиданно смешалась. Видимо, я попал в точку: что‑то похожее про жертв героини, вероятно, писали. Даже не сомневался. Хотя, если честно, не удивлюсь, что пропаганды в жизнеописаниях ее подвигов меньше, чем хочется, как по поводу боевого мастерства девицы, так и личностей противников. В армии Империи под конец войны народ должен был остервенеть капитально, да и в любом случае всегда есть определенный процент зверья, вне зависимости от обстоятельств. Но говорить такое было бы тактически неправильно.

Одна смешалась, на ее место заступили все остальные, да еще как дружно, кошмар. На шум начала собираться толпа.

Правда, с фактологией у леди были нелады, но это дело компенсировалось напором и убежденностью в своей правоте. Как всегда.

— Леди, прошу вас, успокойтесь, не все сразу! Считаете, что в книгах написана правда и ничего, кроме правды? Замечательно. Зайдем с другой стороны. — Дамы начали маленько успокаиваться, заинтригованные вступлением. — Итак. Будем считать, что эта Эрин была действительно бойцом хоть куда, прямо‑таки сама смерть с вот таким бюстом. — Последнее показал наглядно. Мужики захмыкали, дам удалось окончательно сбить с толку. Единственное, что несколько смутило меня самого, — какая‑то грустная улыбка Эргтала. — Как она выглядела, в книгах описания есть? — продолжил я. — Рост или, может быть, вес? Леди?

Леди заменжевались: с фактурой в описаниях, видимо, были проблемы. Неожиданно на помощь пришел Эргтал:

— Телосложением примерно как леди Альма, — указал на названную, — считается признанной красавицей по внешности.

— Так она до сих пор небо коптит, старушка?

Эргтал поморщился, но кивнул. Альма, на которую упали отсветы чужой красоты и признания, мило зарделась.

Девушка была несколько выше среднего роста, скажем, с довольно спортивной фигурой. На внешность и сама явно не жаловалась.

— Вот! Это мне и надо было узнать! — не смутился я. — Превосходно. Сколько вы весите?

Альма замерла, не зная, что ответить. На взгляд я оценил ее максимум килограммов в шестьдесят. Не став мучить девушку, я перевел килограммы в местный аналог фунтов, разумеется имперских, контрольные гири были принадлежностью любого старого города, от их недостатка потомки выживших не страдали, соответственно сохранили преемственность системы мер и весов, — и озвучил высчитанное. Не забыв польстить девице, типа набросив в пользу эльфийки десяток фунтов. И довел до собравшихся, к чему это я:

— Как мы выяснили, девушка эта, Эрин, была довольно мощная, судя по телосложению. Возможно, даже мускулами похожа на мужика была. Из тех, кто пожиже. — До публики начало доходить. Я продолжил: — Как думаю, всем известно, на полях сражений не самый мелкий народ собирается. По весу своего тела и мышцам девушка примерно соответствовала легионеру из крестьян или воину какого‑нибудь провинциального барона, да и то далеко не всякому. Сплошь и рядом попадались крупнее, а значит, сильнее.

Леди опять зашумели, просвещая, что грубая сила — ничто, а искусство владения оружием — все. Я согласился, чтобы их успокоить.

— Несомненно, я даже не сомневаюсь, что оружием она владела очень неплохо. Только один вопрос к леди Альме: вы пробовали хоть раз разрубить шлем? Или кольчугу? А кольчугу с поддоспешником?

До общественности наконец дошло. Действительно, дама, способная царить на полях сражений в эпоху доспеха, должна выглядеть сущим коблом, напоминающим чемпионок по пауэрлифтингу, что усики каждое утро бреют. Так что дамы‑рыцари, украшающие некоторые «исторические любовные романы», понятно как должны были выглядеть внешне, чтобы совершать те подвиги, на какие их толкают авторши. Иначе никак. Другое дело — поздние времена, когда доспех ушел в прошлое и появилась, например, поздняя шпага, коей не надо много силы, чтобы пропороть человека насквозь. А вот эффективно ею рубануть гораздо сложнее. Хотя… и со шпагами дамы могли отмочить такое, что навеки внесло их в анналы истории. Например, шпагой мужика делить: убить соперницу ни та, ни другая не сумела, поскольку обе пытались в первую очередь испортить красоту противницы. Обеим это удалось, да так качественно, что предмет любви пренебрег обеими. Но тут я отвлекся.

— Видимо, нет. — Дамы зашумели, я опять примиряюще поднял руки, развивая тему. — Как вы, достопочтенные леди, догадываетесь, для того чтобы рубить доспехи, нужно, скажем так, иметь запас силенок. Не буду спорить, искусство владения оружием стоит выше, но толку от него, если твой удар не в силах нанести рану противнику?

Разумеется, я занялся отчасти демагогией. В абсолютном большинстве доспехов хватает уязвимых зон, особенно у доспеха нижнего ценового класса, так что у искусного бойца шансы есть. Другой вопрос, что война отличается от дуэли, и нужно очень значительно превосходить противника в поединке, нанося удары только в уязвимые места, когда он может работать по чему угодно. На войне на затяжку поединка обычно нет времени, освободится сосед врага — и ты окажешься один против двоих. Конечно, первым может уложить противника и твой товарищ, но такая лотерея не всякому приемлема, на войне и так достаточно места случаю. Так что запас мышц на поле боя — не прихоть тупых сексистов, а самая что ни на есть суровая необходимость. Это совершенно другой вопрос, что образцы боевых лат, хранящиеся в музеях, обычно не рассчитаны на раскачанных качков с фигурой Шварценеггера, как, впрочем, и на субтильных хлопчиков сто шестьдесят сантиметров роста с сорок четвертым размером клифта, как пишется в учебниках истории. Шансы на выживание на поле боя и тех, и тех минимальны, хотя латы на двухметровых джентльменов не то что сказать обычны, правильнее сказать — встречаются довольно часто. Если судить по латам, средневековый рыцарь имел в среднем сто семьдесят — сто семьдесят пять сантиметров роста при тонкой талии и широких плечах с грудной клеткой. Соответственно живой вес порядка семидесяти пяти — восьмидесяти пяти килограммов развитых боевой подготовкой мышц. Детские и демонстрационные латы, с высоким товарным видом стоящие на виду в музеях, как раз в которые обычно не может влезть современный человек, не в счет. Они обычно не несут следов повреждений. Средней даме нужно здорово постараться, чтобы нагнать свой вес за семидесятник не при помощи жира, да и удержаться на этой планке как бы не сложнее. Природа все равно свое берет. Примерно это я и хотел донести слушателям, но вот беда — с фактурой доказательств по этому миру были проблемы. Но все же попробовал, закусило, поскольку леди опять попытались меня победить горлом. А этого я никогда не любил, даже давая скидку на пол.

— Потише, достопочтенные, я все и так прекрасно слышу. И о важности умения владеть оружием мне пояснять не надо. Я говорю просто о том, что женщина обычно меньше мужчины, а значит, слабее. Разумеется, некоторые дамы сильнее и искуснее некоторых мужчин и даже иногда выше их ростом, но на войне побеждают не те армии, в которых опираются на кучку героев, а те, где средний воин сильнее и искуснее среднего своего противника. А ту кучку героев можно и толпой задавить, после того остальных повырежут да разгонят. А это значит, что пока леди‑рыцарь рубит, режет, колет и протыкает крестьян да ополченцев, кои, как вы, наверное, заметили, редко отличаются крупным телосложением, все будет в порядке. Пока из‑за холма не выскочит рыцарская конница противника, ну, или мы, орки. А теперь думайте, что девушка сможет сделать рыцарю, а не мясу из ополчения. По искусству владения мечом рыцарь не уступит, если, конечно, он не какой‑то придворный шаркун, или девушка необычайно талантлива в обращении с острыми железяками. Превосходства во владении конем нет — часто встречаются девушки, любящие охоту. Телесно мужчина сильнее, — тут я не удержался, чтобы не лягнуть зарождающийся феминизм, — если, конечно, девушка лицом, телосложением и весом не напоминает лошадь, с вот такими усами.

Договорить мне не дали. Что тут началось. Можно было подумать, что меня леди сейчас линчуют. Королевские сыновья давили улыбки… получалось плохо. Улыбался даже непонятно почему ранее мрачный Эргтал. Впрочем, веселое настроение посетило абсолютно всех окружающих меня мужиков.

Основные претензии дам были, естественно, к характеристикам потенциально опасной леди. Красавицы со своеобразной логикой давили фактами типа: Эрин красивая и не быковатого телосложения — значит, я не прав. Телохранители княжны симпатичны, и так далее — значит, я не прав. В общем, идея, что летописи и рассказы могут преувеличивать, не рассматривались в принципе. Крутизна телохранительниц признавалась по умолчанию. Кое‑кто из дам, вероятно, понимал некоторую ущербность своих доказательств, поэтому некая симпатичная брюнетка лет тридцати на вид не нашла ничего умнее, чем снисходительно развить идею доводом:

— Женщины‑воительницы встречаются даже сейчас. Даже среди простолюдинок, не говоря о благородных, как среди нас, так и среди звездорожденных! Ты просто слишком молод и не видел большого мира. — Последнее с такой снисходительной улыбкой, что меня понесло.

— Среди благородных в большом мире заметно чаще?

Та осторожно кивнула, дамы и некоторые мужики подтвердили. Дамы довольно громко. Брюнетка, похоже, заподозрила неладное. Но было поздно.

— Сие не удивительно. У простолюдинов берутся за оружие только те, у кого нет другого выхода, либо есть желание и возможность. Желание у какой горожанки, может, и есть, но нет возможности. Вдобавок простолюдинка обычно понимает, что, если ее по пьяни лупит муж, ничего не изменится, если ее вместе с мужем обрядить в доспехи и дать в руки меч. Он все равно сильнее. И то, что владение оружием накладывает некие обязательства. Будет очень обидно, если меч отберут и отправят воевать с мужчинами другим оружием — в походный бордель. — И, превозмогая возникший шум: — А у благородной основания совсем другие. И поле боя с кровопролитием, я уверен, за редчайшими исключениями, их интересует в последнюю очередь.

Одна из дур рядом с брюнеткой не нашла ничего умнее, как через губу спросить:

— И что же, по твоему мнению, мальчик, их интересует? Конечно же мужчины?

— Да! — поднял я вверх указательный палец. — Точнее не скажешь. Именно мужчины. Куча мужиков, оторванных от благородных леди. Шлюх же в обозе считать не будем? Уверен, что любая воительница в войсковом лагере получает за день столько внимания, что признанным красавицам на этом балу и не снилось!

Брюнетка промолчала, с легкой усмешкой рассматривая меня. Кучерявая светловолосая дура продолжила эстафету — ее тоже понесло:

— Так леди‑воительницы себе в лагере женихов ищут? — И засмеялась. Ее как‑то осторожно поддержали.

— Зачем так сразу пугать — женихов! Правильнее сказать, мужиков. — И, играя на публику, гадко усмехнулся. Ну захотелось мне сделать данной леди гадость. Благо лицом напоминала кислозадую школьную учительницу в больших очках, с крысиным хвостиком на затылке. Ума в речах я тоже не заметил. — Особенно коли рожа лошадиная или, там, на крысу похожа. Можно даже повыбирать самцов посимпатичнее.

Далее пошел поток бессвязных отрицаний, к которому я даже не стал прислушиваться. Хотя децибелов красавицы прибавили. В разговор с довольно мрачной миной вступил незнакомый мне дворянин, судя по роже, с примесью эльфийской крови:

— Ты хочешь сказать, что таких благородных воительниц на войне только мужчины привлекают?

Тебе‑то какое дело?

— Каких конкретно? — слегка поосторожничал я, дабы прикинуть, какого черта он лезет в разговор.

— Таких, как леди Эрин, — презрительно влезла кучерявая.

О таком подарке я не смел и мечтать! Какая же ты все‑таки дура!

— Несомненно! — обрубил я ее, чтобы закончить неприятный разговор. Уж больно много народу собралось. И орут громко. Этого боя мне не выиграть.

Хрена с два.

— Что вашей орочьей мудрости дает основания так говорить?

Переходим на личности? Значит, достал, отрадно. Злобно оскалился, показав клыки во рту, демонстративно высморкался, сделал вид, что хочу найти что‑то, обо что можно вытереть пальцы, даже двинул рукой в направлении кучерявой, та дернулась назад, и, загоготав, выдал:

— Вы меня слушаете? А что еще ей там может быть нужно, кроме кучи голодных мужиков, причем ни одной благородной леди в пределах досягаемости? Кровожадность свою тешить, пленных да крестьян рубить? Так этим постоянно заниматься не станешь… Крестьяне имеют привычку быстро заканчиваться. А этим самым делом, — показал жестами чем, на половине лиц окружающих дам появилось выражение брезгливости, на второй — тени усмешки, — со своим молодым человеком или там эльфом можно заниматься часто и иногда даже долго. А то и не с одним: уж больно много вокруг мужиков и мало женщин.

— Так ты считаешь, женщины оружие надевают, чтобы блудить никто не мешал? — подлил керосинчику в костер ухмыляющийся наследник.

— Конечно, — пожал я плечами, — в поход сходила — как в бочке с огурцами побывала.

Свинья я, конечно, и в пылу спора прибегаю к недозволенным приемам, но что делать? Уступить? Можно, впрочем, вопрос не принципиальный… Да наплевать. Тем более что оппонентка имеет вид весьма потасканный, а на пиру я слыхал перлы и покруче. Тем более что говорил я о проблемах женщин в армии голую правду. Не их это дело — война. Даже в лучшем случае, если на часть приходится пара десятков женщин на сотни и тысячи мужчин, — хоть один, но к самой неприступной клинья подобьет. Без всякого осуждения пары, вполне возможно, что по большой и чистой любви. Но! В условиях опасности половой инстинкт всегда лезет на поверхность, так что кучи настоящих шлюх встречаются куда чаще светлого чувства любви. Исключения только подтверждают правило. Такие женщины, как Жанна д'Арк, в мировой истории редкость. Да и про нее сексисты‑англичане сплетничали — про сожительство то ли со своим жеребцом, то ли с осликом ее обоза. Такие же сволочи, как я, без зазрения совести измазавшие дерьмом, вполне возможно, действительно достойную уважения женщину, возможно даже, подобно Жанне, иногда или даже часто участвовавшую в настоящих боях. Хотя Эрин, в отличие от Жанны д'Арк, выжила — надо полагать, сумела вовремя остановиться, или со статистикой участия в боях было похуже.

Поняли меня однозначно. Но взрыва криков не последовало. Объяснения пришли из‑за спины:

— Молодой орк, а рассуждает, как много поживший старец. Даже можно сказать, мудрец!

Приятный голосок, надо сказать. Я повернулся. Разумеется, за спиной стояли эльфы. Точнее, эльфийки. Княжна и ее свита.

Привет, толстая полярная лиса!

* * *

Следующее утро. Свет в окне, я, голышом валяющийся в кровати. На полу кувшин, вокруг него подсохшая лужа вина. Кресло в углу занято безбожно храпящим Торвальдом, в весьма помятом состоянии, Борис — Лена — Яков, что‑то мне подсказывает, что он такие изящные кружевные панталоны не носит, а вот, кстати, и они, а если носит, то у меня большие проблемы! Хотя… видимо, опасения напрасны, ляжки у него явно не столь изящны сравнительно с воспоминаниями, да и поволосатее раз, наверное, в пять. Голова раскалывается. А нечего было мешать медовуху с красным, а потом и белым винами. Память, к счастью, потеряна не полностью. Десять минут ничегонеделанья в кровати. Стук в дверь, появился Хрольф, воин из нашей охраны.

— Принцы просят принять. — Лицо парня непроницаемо.

Неужели продолжение? Ну у них и здоровье! Хотя… свалили они довольно рано, даже задержавшийся Ирхад со своим неразлучным Эргталом. С ума сойти, и не предполагал, что придется бухать с эльфом, хоть и изгнанником.

— Проси! Только извинись, что я задержусь.

Первое, что мне вручил упомянутый Ирхад (с мешками под глазами), — это кувшин замечательного красного вина. Келвин выглядел лучше брата, но не намного. Надо полагать, подружка изрядно соки повысосала, несмотря на раннее покидание нашей компании. Совершенно не ожидал, что принцы так неполиткорректно покинут прием, чтобы пьянствовать с орками, причем с нами увяжутся и бабы. Тут же в памяти нарисовалось зрелище Хадда, забивающего кулаками в угол комнаты некоего разнаряженного хлыща, которого не устроило зрелище некой леди в объятьях нашего красавца, а потом даже пинающего его ногами. Спутников хлыща, попытавшихся схватиться за оружие, били уже мы. Всем мужским коллективом. Охране осталось их только вынести. Причина конфликта несколько растерянно посмотрела на это шоу, о чем‑то подумала, встала, решительно подошла к не знающему, как себя вести с ней дальше, Хадду, схватила его за грудки и впилась в губы поцелуем вампира. Потом последовал толчок — и Хадд улетел в дверной проем, леди решительно направилась за ним. Больше присутствия парочки на гулянке я не зафиксировал.

Далее перешли к воспоминаниям о вчерашнем. Вопреки моим предположениям, скандала княжна устраивать не стала — технично пройдясь по моим умственным способностям, она как ни в чем не бывало завела разговор с принцем. Я тоже предпочел не лезть в бутылку, видимо, обломав надежды ее охраны, включая знакомую мне красотку. В результате их вступления в разговор начался словесный поединок, причем слова буквально сочились ядом. У эльфов оказалась в чести риторика. Загрузить меня словесно им не удалось, но в крутизне леди Эрин они присутствующих убедили. Меня тоже — во всяком случае, во многих фактах из ее биографии. Правда, этого я предпочел не показать. Мне удалось отстоять идею непригодности женщин для действующей армии, попытки предложения зрителей повторно осветить расшифровку причин присутствия там воительниц были технично парированы. Даже стало немножко стыдно и завидно: вот что значит сочетание ума, воспитания, образования и жизненного опыта в умении доказывать свою точку зрения или, по крайней мере, загрузить слушателей. Без свинских выходок, как у меня. Хотя они в данном случае были в более выгодном положении. В конце концов разговор прекратил принц, предложив компании выпить. Вовремя — стороны исчерпали внятную аргументацию. Через час у меня в покоях началась пьянка.

* * *

Все началось через два дня. Как раз к финалу турнира. Видимо, предостережения Рангвальда оставили достаточный след в местных компетентных службах, поэтому отслеживать эльфов они не перестали. И наверняка нашли много чего неприятного. Настолько много, что неожиданно серьезно и прямолинейно попытались раскрутить Рангвальда по поводу источника его информации, играя в откровенность. Старик не поддался. На следующий день пришли ко мне. Причем кто! Оба моих собутыльника — королевских сына, со свитой. Тут‑то и таилась засада.

Не знаю, как, зачем и почему это было таким образом запланировано. Судя по тому что заговор охватил даже свиту королевских сыновей, деятельность верных его величеству людей была заговорщиками и, разумеется, эльфами вскрыта. И они не стали тянуть, опасаясь первыми совершить ошибку. Сработали они очень технично: подать идею Келвину попытать насчет источников информации меня — было удачным решением. Принц угодил в ловушку с ходу. К счастью, за ним увязался Ирхад со своим другом.

Беды, в общем, ничто не предвещало. Появление их высочеств не заставило меня стелиться мелким бесом, но долг гостеприимства я исполнил как надо. В процессе наливания винишка обратил внимание на несколько нервное поведение свитских, как, впрочем, и на то, что тех необычно много — четверо. Причем у троих короткие мечи — у тех самых, которые нервничали. Не знаю, почему они не начали действовать сразу, — видимо, желали осмотреться или, возможно, рассчитывали, что я могу выдать если не источник информации, то направление для его поисков. Возможно, очко играло: пятеро против троих, хоть и с мечами, это довольно серьезно. Сложить два плюс два не то что не составило труда — скажем, я заподозрил неладное, еще увидев мечи на их бедрах. Обратил внимание на нервозность свиты, тревога завыла сиреной, но я и не был до конца уверен в возможности ЧП, это здорово ограничивало мои возможности. Нормальный человек довольно болезненно воспринимает, когда его знакомых или в данном случае вассалов начинают превентивно колоть, резать или протыкать. Вдобавок сильно спутало карты заговорщикам появление Рангвальда. Келвин как раз начал подъезжать к разговору тет‑а‑тет, когда вошел старик.

Чувство опасности буквально зашкаливало, но я постарался остаться внешне безмятежным. Блеснула мысль, что висящей на поясе мизерикордии может не хватить, и если я схвачусь за кинжал, то не факт, что мне дадут им воспользоваться. Четвертым в свите принца был маг. Вдобавок предчувствия предчувствиями, но махать оружием перед носом гостей в моих покоях — далеко не комильфо. Даже если я прав, мне нечего им предъявить. Пришлось прибегнуть к перпендикулярному ходу: в руках у меня оказался валяющийся на столе ножик, которым я нарезал несколько яблок типа на закусь для гостей. Сам же решил прослыть оригиналом, отрезая кусочки с цельного яблока и поедая их прямо с ножа.

Старик вступил в разговор и, видимо, тоже обратил внимание на нервозность свитских. Предатели начали нервничать настолько явно, что неладное почуяли даже Ирхад с Эргталом, лениво участвующие в разговоре. Осмыслить поведение гостей им не дали: все трое мерзавцев синхронно выхватили мечи.

Ублюдки, конечно, про философию йаи‑дзюцу даже не слышали, хотя все, что они знали и умели, явно было заучено в рамках тренировок и боевого опыта. А мгновенное выхватывание меча с ударом — прерогатива отнюдь не одной Японии.

Видимо, роли были отрепетированы заранее, ублюдки прекрасно подготовились. Левый, выхватывая меч, мгновенно секанул по горлу стоящего рядом мага, тот схватился руками за шею, отшатнулся назад и сполз по стене, пытаясь перекрыть руками бьющую кровь, а ублюдок кинулся вперед, к Ирхаду. Стоявший в центре по плану, вероятно, должен был зарубить наследника, но обломался. Не успел. Я бросил ему в лицо огрызок и метнулся вперед. Замешательства врага хватило, чтобы успеть блокировать запястье держащей меч руки, еще он успел испугаться, прежде чем заточенная железяка с деревянной ручкой вошла ему в глаз. А я перехватил рукоять его оружия.

Спасти Рангвальда это не помогло. Старик успел отреагировать, попытавшись уклониться, но враг был слишком близко. Попытка закрыться руками тоже оказалась неудачной. Меч врага отсек кисть и рубанул по лицу, Рангвальд, несмотря на рану, попытался разорвать дистанцию… Но опять неудачно: враг оказался весьма силен, быстр и опытен, мгновенно последовал рубящий в голову, отклоненный второй рукой, потом все было кончено. Предатель шагнул вперед и всадил меч в печень старого воина, мгновением позже напав на меня. Ему не повезло: на этот раз уже я оказался слишком близко. Старый наставник оказал последнюю в своей жизни помощь, дав мне лишнюю секунду. Да и мой меч обратным хватом, видимо, оказался непривычен противнику.

Я принял на прижатый к предплечью клинок вражеское оружие, лязгнуло, смерть скользнула вниз, сумев обжечь бок, я повернул корпус — и лезвие моего меча резануло по бицепсу руки врага. Оно оказалось достаточно остро, чтобы наносить глубокие резаные раны. Хотя врагу в любом случае было все равно, поскольку следующим же движением я наколол бедолагу как муху на булавку, пропоров почти насквозь ударом в бок, под ребра. Противник умер мгновенно, после такого не выживают даже без кульбита в воздухе, который ему пришлось совершить. Моя масса, сила и инерция оказались достаточно велики, а рычаг в виде меча достаточно эффективен, чтобы после движения рукоятью мертвец буквально перевернулся, как в гонконговских боевиках, соскочив с клинка еще в воздухе. Уже после боя мне даже несамокритично подумалось, что за такой кадр вживе в одном из своих фильмов Джон By переселился бы из своей виллы в бичеватую квартиру в ближайшей общине геев не на полгода, как Железный Арни по приезде в Страну Неограниченных Возможностей, а на год или, возможно, даже на два. Не говоря о чем‑нибудь меньшем.

Пока же я развернулся к третьему убийце, но моя помощь не понадобилась. Ирхада спас Эргтал, сначала навинтив предателю стоящим рядом с ним стулом, а потом повиснув на нем самом, не дав воспользоваться оружием. Тот был мужчиной мощным, но это успеху не способствовало нисколько — оба королевских сына были опытными воинами, эльф — тем более. После естественного замешательства троица дружно взяла ублюдка в оборот, буквально исколов кинжалами с перепугу. Безоружный наследник душил, потом вроде как ломал шею.

Покушение закончилось крахом. Но ничего еще не было кончено. Распахнулись двери, и к нам вломились новые гости.

Не хотелось бы хвастаться своей предусмотрительностью, но в данной ситуации наработанные когда‑то Даней навыки пригодились — во всяком случае, опыт работы в зданиях. Сунуться помогать королевским сыновьям добивать выведенного из строя противника было бы большой ошибкой, хотя два кинжала и деятельность Келвина, перешедшего к долбежке потерявшего много сил израненного покусителя головой об пол, все никак не могли поставить точку в его жизни. Мужчина был крупный и физически развитый, вдобавок имел под верхней одеждой кольчугу, а перерезать глотку не давали наследник и злоба всех троих. Последняя прямо резала глаз, настолько они мешали друг другу.

Еще больше помогла привычка держаться ближе к стенам и не отсвечивать в дверных проемах. В результате глазам ворвавшихся людей предстали в первую очередь трупы и две живехоньких цели покушения, добивающие все еще слабо дергавшегося соратника. До ОМОНа, СОБРа или группы «Альфа» тут цивилизация не дошла минимум лет семьсот, а учитывая темпы ее развития в реальности, скорее, даже пару тысяч будет не шибко большим сроком, поэтому обобщением и аккумулированием опыта лучших бойцов, специализирующихся на захвате зданий и уничтожении находившихся в них оппонентов всерьез никто не занимался. Так, в рамках общей боевой подготовки, хотя местных бойцов не стоило недооценивать. В данном случае, видимо, сыграла свою роль недостаточная проработка убийцами своих задач применительно к действиям каждого члена группы. Ну чего может быть проще — ворваться в покои, предварительно прикончив охрану, и перебить всех, кто находится внутри, зачем прикидывать и отрабатывать варианты действий каждого члена группы, нарушая режим секретности? Охрану они уничтожили без малейших проблем — парни даже не успели обнажить оружия, а вот со мной вышла осечка.

Ворвавшаяся толпа дружно ломанулась к королевским сыновьям. Что не удивительно, поскольку именно они были целью покушения, и без их смертей резня в моих покоях не имела смысла. Поэтому мне достался не лучший материал в качестве противника, чье внимание вдобавок рассеивалось между тремя врагами (из них две первоочередные цели) там и мною одним здесь. Времени решить, что лучше — запачкать оружие кровью принцев или прикончить орка, я этой парочке не дал. Объективно я не самый худший из воинов в сей реальности, поэтому удачным оказался первый же удар, отрубивший ближайшему ко мне противнику кисть руки с мечом, предварительно запутав его финтом в лицо. Второй при этом оказался справа‑спереди и, естественно, не преминул атаковать. Отработанные навыки не бороться с инерцией, а пользоваться ею, оказались кстати — они меня и спасли. Если бы я попытался погасить движение вперед, вместо того чтобы извернуться, он бы не промахнулся. Минусом оказалась невозможность полноценно рубануть мерзавца, а от секущего удара по корпусу его спасла кольчуга под камзолом — я оказался слишком близко. Где минусы, там и плюсы: для второй руки с мизерикордией в ней расстояние было как раз, поэтому обрадоваться он не успел по причине появления в боку трехгранного стального прута. Я сумел нанести удар достаточно низко, чтобы пиковина ушла в район печени, а не поимела риск застрять в ребрах. Вращение штыря в ране неподалеку от печени здоровья не добавляет, даже если печень не задета. Враг захлебнулся криком и начал сползать с кинжала, падая на колени. Мелькнуло узнавание: именно этот полуэльфийский ублюдок доставал меня на последнем балу из толпы слушателей.

Быстрая расправа с парочкой имела свою негативную сторону: у меня появился третий поклонник. К счастью, напасть со спины ему помешали выведенные из строя соратники и моя подвижность вкупе с привычкой держать противника в поле зрения. Выдернув мизерикордию, я автоматом ушел назад, прикрывшись от врагов, проскочивших в глубь комнаты, упавшим на колени убийцей и уже начавшим орать безруким.

Третий, увидев калеку и без пяти минут труп, рисковать желанием не пылал. А вот мне затягивание поединка было категорически невыгодно, поэтому пришлось атаковать самому. Номер с финтом в голову оказался неудачным — последовавший за ним удар был отбит. Я еле успел подставить под ответный мизерикордию, дабы уже мне не выпустили кишки, причем сохранил пальцы в целости только благодаря присутствию на кинжале гарды. Мгновением позже колющий удар моего меча пробил легкое противника, и еще секунду спустя кинжал вонзился, разумеется, тоже в печень.

В результате я оказался за спиной пятерых уцелевших нападавших, довольно активно, но без фанатизма пытающихся достать королевских сыновей и эльфа. В заговорах участвуют ради политических либо имущественных или денежных дивидендов, а не для того чтобы погибнуть, пытаясь укокошить представителя власти. По какой‑то причине среди заговорщиков неблагородное сословие не просматривалось.

В общем, трое против пятерых — не худший расклад, хотя могло быть и лучше, поскольку недобитый раненый успел предупредить о нападении сзади, прежде чем я расколол ему черепушку.

Еще сыграло свою роль разделение противников: увидев новых действующих лиц, троица моих приятелей заняла оборону, пользуясь мебелью как прикрытием. Безоружный Келвин вооружился трофейным мечом, Ирхад работал в паре с эльфом кинжалами. Противник разделился на группы — трое против Ирхада с Эргталом, двое против Келвина. Мое вмешательство оказалось роковым для группы, противостоящей бастарду с эльфом, крик за спиной «Сзади!», заглушенный характерным звуком, не способствует концентрации, а разорвать дистанцию с этой парой не дал я же за спиной. Уйти в сторону помешали стол, стулья и прочие предметы меблировки. Итогом тому оказалось достаточно синхронное нападение с двух сторон, хотя и не совсем удачное, поскольку уже раненному в руку Ирхаду дополнительно отрубили ухо. Эльф остался невредим, резанув сначала по кисти, а потом по глазам своего противника, и, не промедлив, накинулся на второго оппонента. Рев ослепшего достаточно сбил с толку обоих, расправиться с ними не составило труда. Келвин тем временем зарубил одного из своих, пока второй, вместо того чтобы напасть на меня, как я опасался, бросился бежать. Догнать его никто и не пытался — мы даже притащили стол, чтобы забаррикадировать уже закрытые двери. Слепой вжался в стену, крича, матерясь и размахивая кинжалом. Я предоставил решение его судьбы соотечественникам, сам метнувшись в спальню, чтобы раздавить поднимающий тревогу амулет и обрядиться в доспехи. Даже не стал проверять Рангвальда: судя по тяжести ранения, он был не жилец. К сожалению, приоритеты стояли именно так.

Когда я вышел, слепец лежал на полу и кричал, выдавая замыслы мятежа, эльф сидел на нем, успев отрезать оба уха, а два королевских сына тоже успели приодеться в снятые с покушавшихся кольчуги‑безрукавки, ранее находившиеся под камзолами. Причем бастард сначала обрядился в кольчугу, и только потом брат стал его перевязывать.

Заняться мародерством эльфу не дал я. Увидев, что он присматривается к подходящему по комплекции мертвецу, я махнул рукой в сторону спальни:

— Не стоит, там бахтерец — надевай.

Он вздрогнул и несколько растерянно посмотрел на меня. Я с опозданием припомнил, что у эльфов и в зоне их культурного влияния безналичный обмен оружием или доспехами был весьма значимым событием, по сути, являясь синонимом побратимства.

— Чего ждешь?

Эльф принял решение и метнулся в спальню. Братья переглянулись. Вообще более политически правильно было бы подогнать бахтерец наследнику, но мне было наплевать — в данном случае работали интересы дела, а бездоспешным остался только Эргтал. Перед лицом смерти все равны. Кстати, у меня еще и трофейные доспехи есть!

— Там еще есть, вы оба по фигуре должны влезть.

Бастард уступил.

Пока переодевался, было время подумать. То, что на нас напали всего одиннадцать человек, говорит лишь о том, что заговор имеет либо достаточно скромные масштабы, либо среди предателей много колеблющихся. Скорее всего, второе. Причем среди колеблющихся командование королевской гвардии. Не каждый рискнет встать на место этой десятки кретинов: поддержать состоявшихся убийц короля и его сыновей куда проще, эффективнее и безопаснее, чем прикончить их самому. Если что пойдет не так, шансы на выживание минимальны. Что из этого следует? Что его величество или уже убили, или убивают сейчас. Причем с минимальным участием гвардии, иначе к нам вместо мажоров с кольчугами под шитыми золотом камзолами ворвались бы несколько десятков обряженных в сталь гвардейцев или воинов дворянских дружин.

Еще два вопроса. Какого хрена эти ублюдки решили прикончить Ирхада с Келвином у меня? И особенно интересно — как они собрались сохранить свои шкуры в целости после этого? Поскольку, по моим впечатлениям, как минимум низшие чины гвардии его величеству верны?

Не будем усложнять. Тут приходит на ум только один ответ: орки убили сыновей и его величество, чудом уцелевшие дворяне, пытавшиеся спасти братьев, заговор и так далее, всех кровожадных тварей убить и покарать. Короля, естественно, убили союзники зеленомордых. Имея доступ и возможность протащить оружие, убить даже такую важную фигуру достаточно просто. Особенно если вытянуть на разговор тет‑а‑тет. Как будет действовать рядовой гвардеец? Разумеется, выполнять приказы. Если же лишить его возможности получать приказы неправильные, то у нас превосходная перспектива иметь дело с королевской гвардией. Допустим даже, что со всеми подразделениями это не сработает… Толку мало, если гвардия обезглавлена. А у Серебряных Драконов в городе куча воинов, достаточно лишь открыть ворота… Кроме охраны и чинов посольства. Которые, похоже, их и откроют. Черт возьми, а ведь здорово напоминает Кабул‑1979… В частностях я, возможно, и не прав, а вот основную канву событий неверно оценил вряд ли. Тут много вариантов не придумаешь.

В коридоре орали и топали так, будто там бегало стадо слонов. Начали долбиться к нам, голоса я узнал.

Вломились соседи, уже в доспехах. Естественное желание — по объявлении тревоги или шума схватки в коридоре для начала запереться, чтобы обрядиться в металл. Зрелище резни в комнате их не удивило: тела воинов, охранявших лестницу, они уже видели.

Во весь рост встал вопрос — что делать дальше? То, что охрана перекрыла все входы в наше крыло, было не в счет. Еще более подстегнул мыслительную деятельность Келвин, свистнувший всех интересующихся к окну.

Мои размышления подтверждались. Там убивали людей. И орков. На моих глазах группа людей догнала вывернувшего из‑за угла Гаука и с ходу разделала его мечами. Почти одновременно из окна центрального здания дворцового комплекса вылетело тело какого‑то мужика. Веселье как минимум начиналось. Встал вопрос — почему еще не режут нас? Видимо, первоочередными целями мы не являемся: для заговорщиков куда важнее вырезать соратников короля… А нас успеется, куда мы денемся…. Тем более что нас слишком много, чтобы покончить быстро и без больших потерь, даже выживание наследника ничего не меняет. А предатели могут еще и не знать, что он выжил, и работать по своему плану. Кто, кстати, руководит мятежом?

В это время из спальни вышел Эргтал. Все мои соплеменники дружно схватились за оружие. Тот поднял руки, держащие пару трофейных мечей:

— Прошу вас, поспокойнее!

А я совершенно неожиданно его узнал. Он, видимо, тоже, и давным‑давно. Его странные взгляды получили свое объяснение. Хотя как? Явно не по лицу.

У общественности хватило мозгов связать два плюс два. Хотя в курсе предупреждений Рангвальда были далеко не все, но виновник ЧП был найден сразу — эльфы. Тут появляется один из них. Резонны действия: эльфа прикончить. То, что он друг бастарда, явно мало кому интересно. Проще говоря, если не всем, то большинству наплевать, заодно он со своими соплеменниками или против них, спасал он своего друга и господина или пытался убить, главное — он эльф и его надо убить. Просто на всякий случай.

К счастью, этот вопрос сначала вынесли на рассмотрение, что позволило Ирхаду вмешаться, в том числе закрыв грудью приятеля. Эльф отступил к стене, слегка побледнев, но не выпуская из рук мечей, и с легкой усмешкой стал ждать решения своей судьбы.

У меня было сильное искушение поддержать кровожадную часть общественности: после того как я эльфа опознал, это было самым логичным действием. К несчастью, он успел произвести на меня слишком приятное впечатление и, без преувеличения, именно он спас братьям жизнь. Что несколько разбивало логичность моих доводов.

Гадая, не делаю ли ошибку, пришлось вмешаться, поддержав Ирхада. Ко мне прислушались — к счастью, у меня находилась одна молодежь, а среди нее мой голос был достаточно авторитетен, вне зависимости, вызывал я симпатию или нет. Логичные доводы на толпу не действуют, поэтому пришлось работать на эмоции, тыкая пальцем в трупы на полу и раны бастарда, и брать глоткой. Ушастого удалось отстоять. Озвучивать свои мысли я не стал — боюсь, беднягу сразу же бы проткнули.

Бардак прекратили двое стариков, с ходу начавших раздавать команды. Что интересно, излишней кровожадностью они не страдали, отправив королевских сыновей переодеваться в вакантные доспехи, даже достаточно спокойно поздоровались с эльфом.

Меня, между прочим, обрадовали, что у нас уже сейчас потери больше трети членов посольства, в том числе как бы не половина слуг. Орков и верных королю людей, оказывается, режут по всему острову — под крики, что орки убили его величество вместе с наследником. Гвардия, видимо, частично выжидает, частично пытается прекратить беспорядки, частично режет орков и всех, кто не понравился, частично пытается бороться с мятежниками. Во всяком случае, Ульрик А'Блайн видел схватку мятежников и гвардейцев и, когда пробирался к нам — вырезанные посты.

Мысли забегали, как длинноногие негры на Олимпиаде. Пришел к выводу, что, как только гвардии покажут тело короля, нам хана. Пока следует ждать нападения либо подчиненных участвующих в мятеже дворян, либо эльфов, либо тех и других сразу, люди — в роли пушечного мяса. Как только штаб мятежа узнает, что наследник жив, на нас навалятся все свободные силы мятежников.

Очень захотелось оказаться в центре «свиной головы» и быстрым шагом рвануть к воротам. Старики, видимо, тоже испытывали такое искушение. Во всяком случае, из их приказаний вырисовывалась готовность к прорыву. Что не удивительно: воины они опытные, понимают, что пытаться отсидеться равно готовности подороже продать свои жизни. Да и то не удастся: при помощи магов нас выкурят без особых проблем. Крыло здания дворцового комплекса — это не замок. Да и замок, если вовремя не вырезать ворвавшихся, не удержать. Тут же огромное количество окон, коридоров и переходов между зданиями. Держать надо все выходы, но их слишком много — сильный отряд прорвется где угодно. Если запираться, то только на втором этаже. Продержимся дольше. Возможно, на час.

И что нам делать? Ломиться к воротам? С риском помочь определиться охране, которая, возможно, выжидает? Да плевать! А вот столкнуться на мосту с эльфийскими рыцарями мне бы совершенно не хотелось. Мало информации. У кого она есть? Попросил старого Эрика А'Блайна погодить и побежал искать принца, он вместе с братом и эльфом ушел надевать на того доспехи покойного Рангвальда за стену. Один комплект не подошел по размерам.

Как я и подозревал, ворот на острове было двое. Но это нам не помогло, поскольку «черные» ворота охранялись не хуже «белых», хотя вели на пристань, разве что были меньше размерами. От бессилия подумалось попытать его о тайных ходах, но от идеи отказался из‑за идиотизма. Ходы явно есть, только куда меньше, чем хочется, в них если и спрячешься, то только в небольшом количестве, а главное — если зададутся целью, то их найдут. Да и жрать там что‑то надо, не говоря о питье.

Итог размышлений: надо что‑то делать. Сидеть на месте смерти подобно, спасемся, только если король или кто из его авторитетных сподвижников живы. Надежды на это мало. Мы на острове, двое ворот, одни — на каменный мост, вторые — на пристань. Те и другие охраняются гвардией. Не охраняются только в том случае, если данное подразделение или полк участвует в мятеже. Хочу остаться жить. Чтобы выжить, надо унести ноги — с острова, по крайней мере. Что тут придумать… Надо штурмовать воротные башни и открывать ворота, потом строить «кабанью голову» и ломить вперед, до ближайшего леса. Если нам позволят. На пристани корабля может и не оказаться, тогда нас тупо перестреляют со стен. И что делать? Отсиживаться или ломиться к выходу?

Появились грустно усмехающиеся старики, так и не дождавшиеся меня:

— Ну что, придумал? Пришло что‑то в голову?

Эта безысходность и натолкнула меня на идею. В любой линии прогнозирования событий я видел удар в спину нашему отряду — первое желание мятежников не дать никому вырваться с острова. А смогут ли они это сделать, если вырезать штаб мятежа или хотя бы лишить его возможности управления? Тогда нас будут атаковать только те, кто видит, да и то далеко не все: половина простолюдинов, включая изменивших гвардейцев, просто забьют болт, занявшись грабежом под шумок. А кто у нас рулит событиями? Разумеется, Серебряные Драконы, уж эти‑то слова безухого я расслышал, да и без них все было ясно.

Откуда они рулят? Явно не из тронного зала. Место должно быть хорошо укреплено и известно всем командирам мятежников, дабы знать, куда отправлять посыльных за новыми задачами по выполнению старых. Хотя я, конечно, упрощаю. Какой вывод? Его величество Алвин Четвертый сделал большую ошибку, поселив княжну Драконов на территории острова.

— Пришло, — медленно сказал я, глядя на эльфа: он стоял в стороне демонстративно поодаль, вроде как вне пределов слышимости, сейчас для него настал момент истины, — прорыв к воротам. Но после того, как вырежем посольство Серебряных Драконов. Это они управляют мятежом. Если мятеж потеряет управление, вероятность прорваться и выжить есть, если просто ломануть к выходу — нас раздавят. Прижмут к стене и уничтожат. И вы это знаете. Только это надо делать быстро: один из убийц скрылся, уже сейчас на нас могут навалиться — они знают, что наследник жив.

Старики на секунду задумались. Эрик рыкнул:

— Собирай своих — и к восточному входу. Эльф тоже твой, раз жизнь ему спас, а коли эльф твой, братья тоже твои. — Повернулся к Келвину и Эргталу: — Слышали?

Лицо эльфа было похоже на маску. Но кивнул. Наследник принял спокойно. Он был достаточно опытен, чтобы понять, что добровольно к нему в подчиненные никто не пойдет — он чужак, хоть и высокородный. Оптимальнее всего самому присоединиться к какому‑нибудь отряду, где ему доверяют и он доверяет хотя бы некоторым. А ближе всех он сошелся именно со мной.

* * *

Встречного удара ублюдки не ожидали. Как, впрочем, и рогатин в руках наших воинов.

Эргтал шел рядом со мной, перед прорывом я успел с ним поговорить.

— У тебя есть три выбора. Первый — ты идешь в бой рядом со мной и убиваешь всех, кого принесет под твои мечи. Что‑то мне говорит, что с парниками ты обращаешься очень неплохо. Включая бывших или нынешних, не знаю родичей. Эльфов, именно эльфов. Выбор второй. Ты сейчас прыгаешь в окно и убегаешь: если ты шпион — скажешь, что тебя раскрыли, если нет — что не хочешь убивать родичей. Выбор третий, если ты не согласишься на первые два. Я тебя, наконец, убью. Решай. И быстро.

Эльф задумался, нисколько не удивившись тому, что я его узнал, окинул взглядом Ирхада и ответил:

— У меня нет родичей. Дом меня изгнал. Родственников с тех пор у меня нет, для них я мертв. Все, что у меня есть, — это человек, спасший мне жизнь. Значат ли твои слова, что ты испытываешь ко мне неприязнь и не желаешь идти в бой со мной в одном строю, может, подозреваешь предательство? За другую нашу встречу мне стыдиться нечего.

— Если бы я испытывал к тебе неприязнь, ты бы уже был мертв. Знаком моей симпатии может даже служить предложение нас покинуть, — я ухмыльнулся, — даже если ты шпион. Вероятность выжить у нас никакая. Продолжить защищать бастарда — тем более. Но если ты пойдешь с нами, тебе придется убивать, возможно, своих бывших друзей. А если попадешь в плен, смерть будет похуже нашей. Решай.

— Я решил. На нашем родовом кладбище даже есть моя могила, — задумался и ответил честно. — Друзей у меня немного, если кого встречу, постараюсь сразиться не с ним. В заговоре я не участвовал, в любом случае меня убьют — просто за близость к моему другу. Тут же, даже в худшем случае, мы погибнем рядом. Но вы, я вижу, не умереть стремитесь?

Ответ удовлетворил всех, кто его слышал.

* * *

Успели мы вовремя: ломившийся навстречу отряд прорыва не ожидал. Его раздавили с ходу, одной массой, дружинники и слуги в первых рядах были достаточно замотивированы, а враги не имели копий — попались люди мятежных дворян. Видимо, противник решил для начала блокировать орков, пока собирают резервы.

Прорыв прошел как по маслу, несущаяся по дворцу колонна орков походя резала всех встреченных, не успевших унести ноги, противник просто не успевал собрать достаточно сил, чтобы ни остановить, ни навалиться сзади. Кстати, большинство убитых мятежников пострадали именно за мародерку. Первое серьезное сопротивление мы встретили только у цели нашего путешествия.

Разумеется, штаб мятежа хорошо охранялся. К счастью, недостаточно хорошо — видимо, мятежникам надо было решить множество проблем с быстрой и надежной ликвидацией оппонентов в дворцовом комплексе.

Но нам хватило и оставшихся: крови они взяли изрядно.

Бутылочное горлышко мраморной лестницы закрыли латники, если точнее, «armati» (буквально — доспехи/одоспешенные), пользуясь терминологией Столетней войны, а именно — тяжелая пехота из спешенной кавалерии. Данный термин объединял самих рыцарей, их отряды, а также соответствующих по вооружению кавалеристов как благородного, так и неблагородного происхождения. Так как термин «рыцарь» с его приставкой «сэр» вообще‑то означал социальный статус, не завязанный напрямую на качество боевой подготовки, оружия и доспехов, полководцы, оперирующие приземленными критериями, вполне резонно делили подчиненных на группы по возможностям на поле боя. В конце концов младший сын богатого купца в отличном «коат оф плейте», в достаточной мере обученный владеть оружием, с несколькими наемниками в свите, представлял заметно большую ценность сравнительно с неким молодым сквайром в кольчуге, помнящей его прадеда, без его желания посвященного в рыцари вместе с компанией таких же лоботрясов. Лоботрясов, забритых призывной комиссией исполнять свой долг перед королем сразу же после шлепка мечом по плечу, только потому, что налоговые органы предоставили «министерству обороны» справочку об их годовом доходе, подпадающем под соответствующий королевский указ. В данном случае до такой мобилизации дело не дошло, но суть воинов противника от этого не изменилась. Равенство условий дает равенство путей их решения, а поле боя вынуждает делать их оптимальными. Ну и, разумеется, за доспешниками прятались лучники. Что тоже не вызвало никакого удивления.

К чести наших подчиненных, стрелами их не удалось не только остановить, но и даже замедлить. Чего, собственно, можно было ждать от опытных дружинников, но не от слуг, которых в строю было достаточно много!.. Народ, оставив два или три тела и не обращая внимания на раненых, закрылся щитами, сбил строй плотнее и даванул вверх по лестнице. Высокородные, включая меня, вместе с частью дружинников поддержали атаку подчиненных стрелами, дабы лучники не стали безнаказанно расстреливать скученный строй на лестнице.

Мне было легче. Высунуться из укрытия, пустить болт — и спрятаться для перезарядки: с арбалетом было куда безопаснее, чем с луком. Поскольку вражеские стрелки и сами не жаждали жертвовать собой ради интересов дела, стрелки обоих сторон начали активно перестреливаться, не обращая особого внимания на резню на лестнице. Что интересно, с нашей стороны очень неплохо проявил себя Эргтал, который взял у кого‑то композит и с превосходной скорострельностью садил по своим вчерашним родичам. Парень определился с выбором стороны. Однозначно. Собственно, сие неудивительно: на дворе прогрессивный феодализм, сегодня жрешь из одной чашки — завтра режешь во славу сюзерена. Разве что на близких родственников не всякий оружие подымет — надеюсь, Эргтал из таких и близкой родни среди обороняющихся у него нет.

Пускать в ход перчатку я не торопился, опасаясь магов противника: дело не в страхе, а в тактической целесообразности. Выбив магов и лучников, простых воинов можно выбивать безнаказанно. Выжидание оправдалось. Враг не выдержал первым, причем нанесли удар они не по лучникам внизу, а по воинам на лестнице. Сомнительное решение, хотя, возможно, и оправданное, не могу оценить за недостатком информации, поскольку щелчок стрелы о край прорези для глаз перед этим начисто отбил у меня охоту отвлекаться.

Как и следовало ожидать, проявивших себя магов буквально засыпали стрелами. Наш единственный полноценный их коллега стрелков даже опередил. Я успел засечь упавшего от его удара, прежде чем на остальных посыпались стрелы.

На лестнице же было худо: магический удар свалил как бы не треть наших воинов. Правда, как я потом заметил, практически одних только слуг из‑за их скверных или отсутствующих амулетов. Это был самый ожидаемый и самый сомнительный момент в наших замыслах. К моему некоторому потрясению, остальных жертвы нисколько не смутили — видимо, народ оказался достаточно замотивирован, а удар магов — ожидаем. Некоторое замешательство, разумеется, проявилось и неожиданно сыграло с эльфами дурную шутку. Видимо, обороняющиеся были достаточно натренированы работать в контакте с магами, в частности взламывая строй противника, и то ли по команде, то ли автоматом попытались нажать на смешавшегося врага. Только противник, вместо того чтобы броситься бежать, просто начал пятиться назад, уплотнив строй. Все вернулось на круги своя, обороняющиеся даже изрядно потеряли в преимуществах. Хотя не факт, что контратака эльфов не увенчалась бы успехом, если бы не некий орк, который, выпустив очередной болт в настырного лучника, не засек самую замечательную цель из всех, которые до этого видел, — плотный строй врагов в ограниченном пространстве. И который недолго думая шлепнул туда все, что мог выдавить из артефакта на своей руке.

Не помешало даже то, что удар пришлось нанести по задним рядам, дабы не задеть своих. Строй противника сломали даже не столько обгоревшие трупы — их было не так много, — сколько выжившие обожженные.

Ф‑ф‑ф‑у‑х! А‑а‑а‑а‑а‑а!!! Фигуры крутящиеся, падающие, мечущиеся, переваливающиеся через перила — и строй их врагов, после секундного замешательства ударивший снизу. Эрик А'Блайн не упустил удобного случая. Эльфы продержались меньше минуты, потом их уже добивали, правда, этого оказалось достаточно, чтобы старик сложил свою голову, одержав последнюю в своей жизни победу.

Оставшись одни, стрелки и маги остановить дружинников уже не смогли.

Когда я поднялся наверх, месилово уже вовсю шло в покоях посольства. Выжившие маги эльфов не бездействовали, их, как мне показалось, осталось двое. Это меня несколько обеспокоило: трупов баб из свиты княжны видно не было — оставалось надеяться, что сучки шляются где‑то по дворцу, например, убивают его величество или придворных магов.

К тому времени, как мы до магов добрались, одного из них богатырским броском копья уже пропорол какой‑то чудом уцелевший слуга, весь забрызганный кровью. Второй убил промахнувшегося дружинника и попытался уделать нашего колдуна, державшегося со мной рядом, что было интересно. Собственно, он делал правильно, хотя еще правильнее было бы совершить ретираду, и побыстрее, поскольку я сжег ему башку — с его открытым шлемом это было просто. Кое‑кто из эльфов сделал правильные выводы, один, самый умный, даже получил серьезные шансы выжить, выпрыгнув в окно: в худшем случае сломал ноги. Остальные сменили шило на мыло — система обороны посольства окончательно развалилась, защитников начали уничтожать по частям. Собственно, я со своим арбалетом и перчаткой даже не успел никого прикончить, пока мы не вломились в какой‑то зал или очень большую комнату, где собрались уцелевшие. Разумеется, ни княжны, ни ее свиты там не оказалось. Собственно, я на это особо и не рассчитывал: судя по судьбе Эргтала, охране гибели княжны не простят, я бы на их месте, коли надо было, выбросил бедняжку в окошко, вслед за тем шустриком. А вот нам отсутствие ее охраны ломало все планы насчет ликвидации управления мятежом. Не хватало, чтобы им управляли откуда‑то еще.

Эльфами руководил какой‑то высокий тип в богато украшенном серебром и золотом бахтерце и закрытом шлеме. Хотя про эльфов я погорячился: там и короткоухих хватало — надо полагать, вооружили слуг. Среди людей были даже женщины, причем часть с оружием. Людей не послали держать коридоры, видимо, только потому, что ограниченное пространство работает на стороне лучшего: там бы мы их перебили без особого труда и потерь.

Хотя и тут никакого особого вреда они не нанесли — превратить бой в беспорядочную свалку в стиле фильма «Гладиатор», режиссер которого, вероятно, только так убого мог представить себе бой римского легиона, эльфам не удалось. Да и в любом случае групповые действия хорошо работают против противника выше классом только в условиях согласованности.

Даже более того — участие в бою слуг, видимо, даже помешало эльфам продержаться подольше, как ни странно. Нас к тому времени еще осталось достаточно много, чтобы выбить слабые звенья вражеского строя относительно быстро, в результате с серьезным сопротивлением мы столкнулись только там, где эльфы собрались группами, — одиночки гибли в следующие мгновения после своих слуг. Эльфам не помог даже маг: наши стрелки его воздействие компенсировали с большим преимуществом. Они его и убили — по сути, наш колдун только добил.

После гибели мага положение эльфов сменилось из «безнадежное, можно продать жизнь подороже, если очень повезет, даже можно дожить до прибытия подкрепления» на «безнадежное, даже продать жизнь подороже можно только с помощью богов».

Далее разбитые группки эльфов по мере возможности блокировали, стараясь не лезть под их мечи, а потом в дело вступали я, маг и лучники. Хотя удержать хороших бойцов, лезущих в ближний бой, очень непросто, посла — эльф, командовавший обороной, оказался им, — например, не удалось. Бойцом он оказался куда лучшим, чем тактиком, да и в свите тоже не слабаки были. Вырезав противостоящих им орков, эта четверка, вместо соединения с соседней группой, атаковала. Естественно, нас. В смысле — мою группу. То ли принцев опознали, то ли решили разобраться с колдунами противника. Разумеется, удар нашего колдуна пропал втуне: странно было бы, если у них не оказалось мощных амулетов. А вот противостоять моему наручному огнемету они были не готовы, — я их и сжег.

Посла частично закрыл от огня один из воинов, но это ему не помогло нисколько: оказавшийся рядом с ним Эргтал, предварительно явственно замешкавшись, решился и всадил меч в смотровую щель. Оставшегося на ногах воина застрелили, дергавшегося, воняющего и дымящегося второго, который на ногах не устоял, добил бастард. Проводить контрольный по четвертому не имело смысла.

Пленных не было.

* * *

Замысел увенчался успехом, посольство мы вырезали фактически подчистую, вплоть до ассенизаторов. Можно было бы радоваться, если бы не два но:

1. Княжна и ее свита отсутствовали.

2. Мы сами остались без командования. Все старики либо погибли, либо были тяжело ранены.

Гадать о причинах отсутствия Звезднорожденной Госпожи можно было долго, в лучшем случае эта дрянь была спрятана своей охраной в каком‑то уголке, чтобы с нею случайно чего‑то не произошло. В худшем — мятеж управлялся не из посольства. С командованием вопрос обстоял еще хуже: все выжившие высокородные были равны по статусу и поголовно придерживались весьма спорных мнений по поводу воинских талантов как собственных, так и соперников. Не говоря о том, что признание главенства не того, кого надо, даже в такой ситуации грозило серьезными неприятностями в будущем. Конечно, среди выживших было достаточно опытных дружинников, но их можно было в расчет не брать. Правда, в данном случае четверо против двоих, если брать по положению, — между собой нам было договориться проще. Но тут присутствовал мощный нюанс: нас поддерживали только наши подчиненные, а Ульрик А'Блайн приятельствовал с покойным Гауком, соответственно к нему стянулась вся свита конунгова сына и большая часть дружинников, потерявших командиров. С такой демократией можно было бы и согласиться, если бы не знание того, что сейчас все зависит от командования и малейшая его ошибка приведет к нашим головам на копьях. Помирать нам совершенно не хотелось, а сомнения в его воинских талантах мы испытывали единодушные. Да что говорить, я в себе‑то не был уверен, несмотря на свой не известный широким массам опыт: слишком все тут отличалось. Признаваться даже самому себе, что мы прилипли капитально и, как бы ни дергались, жить нам осталось недолго, все же не стоило, — я постарался загнать эту мысль поглубже.

В принципе даже нелучшее решение лучше никакого, и при слишком большом накале страстей при выборах командиров, если бы не удалось быстро морально задавить оппонентов, стоило бы и уступить, поскольку спорить можно долго, а враг в это время не спит. Но озвучить на ушко приятелям эту мудрую мысль я не успел, поскольку нашлась потерянная свита княжны, как, впрочем, и она сама тоже.

Где она была и что делала, пока мы резали посольство, не знаю, да это и не интересно на фоне того, что эльфы уже застали нас хоть и не врасплох, но не в лучшей тактической ситуации. Ареной нового витка резни стал все тот же многострадальный зал. К сожалению, у эльфов имелось серьезное численное преимущество: кроме охраны княжна подтянула и людей — видимо, первых попавшихся заговорщиков.

Этакого смачного, толстого и лоснящегося полярного лиса, представшего перед глазами, как только я услышал топот и крики в коридоре, пришлось срочно загонять в глубины разума, чтобы его зрелище не лишало последних шансов на выживание.

Выживание было проблематичным. Оба входа в зал были перекрыты лезущими внутрь врагами, командование у нас отсутствовало, в результате избиратели Ульрика зеркально повторили действия покойного эльфийского посла, прижавшись к стене и желая продать свои жизни подороже, на долю моей группы пришелся второй вход, который я также, автоматом, попытался прикрыть.

В данной ситуации лезть в первый ряд мне было преступлением — друзья, не сказав ни слова, уже были там, оставив мне сомнительную честь управления боем.

Управление начинается с оценки ситуации, а ситуация была безнадежной. Выбора было два — продавать жизнь подороже, вариантом чего являлось отступление к группе Ульрика, пока нам не ударили в спину, либо пытаться прорваться из ловушки. Опять же пока нам не ударили в спину.

Охваченный ностальгией, я совершенно неожиданно для самого себя вспомнил вслух по‑русски некую среднестатистическую даму легкого поведения, занимающуюся своим любимым делом не столько зарабатывая на жизнь, сколько из любви к искусству, и очень громко скомандовал:

— Вперед! На прорыв! — и вклинился в первый ряд — там как раз упал дружинник. Обрадоваться смерти врага его убийца так и не успел: с моей перчатки сорвалась смерть.

Следовало активно шевелить булками, пока до нас не добрались эльфы, ворвавшиеся со второго входа. Мелькнула циничная мысль, что группа Ульрика осталась позади очень удачно: даже если у него не хватит мозгов устремиться вслед за нами, в любом случае — хоть какое‑то прикрытие и отвлечет внимание от нас.

Активно шевелить получилось не слишком удачно: уродов в коридоре скопилось неожиданно много, а первый ряд, увы, не способствует концентрации для применения артефакта, коли вблизи тебя машут большим количеством колюще‑режущего инвентаря.

Кончилось тем, что я пропустил удар по шлему, от которого присел и на секунду потерялся. Добить меня противнику не дали — прикрыл Торвальд, вдобавок я вышел из линии боевого соприкосновения как раз вовремя, чтобы сжечь нескольких тактически продвинутых энтузиастов, вознамерившихся ударить нам в спины со стороны зала. Их судьба неожиданно оказала влияние не только на их товарищей, но и на поредевшую группу, противостоящую нам впереди. Она совершенно неожиданно подалась назад и, будучи выдавленной из коридора, технично ушла в сторону, что интересно, противоположную все той же заваленной трупами лестнице. Я даже восхитился мастерством маневра, причем без единой озвученной команды. Бессмертные вполне резонно решили нас пропустить, не желая без толку гибнуть в каком‑то коридоре, и попробуй им после боя что предъявить! Но как красиво это было проделано, включая то, что я так и не смог никого поджарить во время их отступления, опасаясь задеть своих! Я отблагодарил врага тем, что, пробегая мимо, поджарил парочку неудачников — на большее не было времени. Для эльфов это были приемлемые потери: все же лучше, чем притворяться мертвым в коридоре или получить топор в спину при бегстве.

На лестнице мы напоролись на группу людей, спешивших на помощь своим хозяевам, — эти тоже проявили благоразумие и, потеряв убитыми нескольких человек, попросту разбежались с нашего пути, далее командование принял Келвин, как лучше всех знающий дворец. О каком‑либо силовом прорыве уже и речи быть не могло: надо было найти укромное местечко, наскоро привести себя в порядок, чуть‑чуть подумать и искать какую‑нибудь щель, чтобы умотать с острова.

Окончания поиска укромного уголка я не заметил, поскольку в очередных дверях наша группа лоб в лоб столкнулась с десятком отлично вооруженных мятежников, охранявших некоего мага или нескольких. Но я успел заметить только одного, поскольку шмальнули мы друг по другу одновременно. Пробить защиту моих амулетов ему удалось, поэтому следующие несколько минут выпали у меня из памяти — пришел в себя я уже в укрытии.

* * *

Укрытием послужил тайный ход, без которого строители дворца обойтись все‑таки не смогли. Вероятно, именно вход в который искала уничтоженная нами группа во главе с магом, что меня чуть было не убил. За то, что меня не бросили, следовало благодарить моих друзей и меня самого — я упал на колени и начал бессвязно стонать, в результате чего Торвальд с Хаддом потащили меня на себе.

Вся наша четверка выжила, также остались в живых пятеро дружинников и, что невероятно, один слуга — тот самый, что убил эльфийского мага. Чуть менее удивляло выживание эльфа, остался в живых и наследник, принц Келвин. Где потерялся Ирхад, я не помнил — эльф сказал, что его убили еще наверху. Итого нас выжило, пока выжило, двенадцать душ. Семеро из них ранены, хотя тяжелых ранений не было ни у кого.

За исключением общей слабости, я отделался довольно легко. Серьезнее всех был ранен слуга — его звали Оттар, — он получил пять ран, но до конца вел бой и шел на своих ногах. Впрочем, звать его слугой уже не стоило даже не только потому, что он служил покойному Гауку, а не кому‑то из нас. Парень на равных шел в строю с полноценными хирдманами и остался в живых там, где очень многие из них сложили головы, — ему нужно было капитально протупить, чтобы не подтвердить повышения социального статуса официально. Во всяком случае, если кто из нас останется в живых, дорога парню в дружину открыта. Что же касается выживших дружинников, то они уже приняли парня в свой круг, не дожидаясь решения старших хольдов. Каждый из них, даже раненый, счел долгом выразить ему свое одобрение, похлопать по плечу и так далее, двое занялись перевязыванием ран. Парень мне тоже понравился — мелькнула мысль, что, если придется набирать постоянную банду, надо попытаться его привлечь, надежные люди, тьфу, орки — это дефицит, не стоит ими разбрасываться. Принц был ранен в бедро, его перевязал оставшийся невредимым эльф. Потом, после перевязок, мы, естественно, присели отдохнуть и обсудить свои действия.

Эргтал присел рядом со мной:

— Не думал, что прошлое так ко мне вернется.

Логика его действия была понятна. Все же нам двоим стоило объясниться. Просто для того, чтобы я не повелел его зарезать. На всякий случай.

— А я вот не думал, что встречу тебя среди живых. Вы, ушастые, помимо бессмертия, научились воскресать из мертвых? — Народ вокруг навострил уши.

— Скорее, кое‑кто из вас, ушастых, недостаточно сильно бьет кинжалом.

— Ты как меня узнал, Эргтал, я же в закрытом шлеме был, да и темнота?.. — устало задал я давненько занимавший мои мысли вопрос.

— Ты снял шлем, когда обирал трупы. Осторожнее надо быть: сохрани я достаточно сил, — глядишь, и ты бы кинжал меж ребер получил.

— Так я и прикидывал, что не достал до сердца. Но тебе тоже на удачу и здоровье жаловаться нечего: выжил с пробитым легким.

— Одно время я думал, что лучше бы умер. Потом пришел к согласным с тобой выводам.

— За что тебя в изгнание отправили и в чем ты виноват оказался? Начальник охраны не сумел защитить усадьбу?

— Если бы… — грустно улыбнулся эльф. — В сем меня как раз никто не обвинял. Отряд орков вырезал несколько десятков магов и их личную охрану — какие могут быть претензии к воинам из людей дома и ко мне, их командиру, в том, что не смогли усадьбу защитить? С меня спросили о причинах того, что я остался жив.

— А ты что ответил?

— Что я мог ответить? Не добили.

— А вина‑то в чем?

— В том, что не умер. Самоубийство тоже совершать не стал.

Ни черта себе у них порядки!

— Жестко у вас дела обстоят.

— В данном случае — да, уж больно много отпрысков высоких родов погибло. Всем, кто выжил, досталось.

— Ну, этим паскудникам, что бежали, бросив баб, я бы сказал, и поделом. Или и тут на белом коне оказались?

Эльф улыбнулся и с новым интересом поглядел на меня:

— Ты это был? — Дождался моего кивка и продолжил: — Хотели, но не удалось. Одного собственный отец казнил, второй отравился. Мне даже повезло, что никто из высокородных моей смерти не хотел, даже изгнание — моего собственного рода забота.

— Пред сюзереном выслужиться хотелось?

— Ага. К слову сказать, знаешь, сколько ты теперь стоишь?

— Знаю: с детства по весу золота иду, вместе с дерьмом. Или ты собрался меня удивить, что оценили дороже?

— Надо же, почти угадал. За голову любого участника того налета, живого или мертвого, цена — тысяча золотых. Магов и предводителя — десять. За тебя, если это был ты — понял, вероятно, о чем я, — пять тысяч. Но только за живого.

— Солидные суммы. Сам‑то что, не задумывался? Вдобавок сладкая месть…

— Задумывался, неоднократно. Если бы не Ирхад, может быть, и попытался отомстить, хотя решение рода испокон веков неизменно — не знаю случая, чтобы изгнание было отменено. Разве что младшим лично князю присягнуть. Но тут надо перед ним самим сначала это заработать, а потом выжить, когда тебя бывшие родственники убить попытаются. Войти в другой дом гораздо безопаснее.

— Странно, что к тебе никто не попытался подъехать.

— Пытались, но Ирхад сказал, что шпион из меня скверный, так что лучше мне от добровольного сотрудничества отказаться. Разве что шантажировать начнут.

— Ирхад знал о нашем знакомстве?

— Когда вы начали часто общаться, я ему сказал.

— Разрешения отравить просил?

— Нет. Просто сообщил об обстоятельствах нашей встречи. Ты его заинтересовал. Я пришел к выводу, что в мире людей я проживу дольше и поднимусь выше, чем в любом доме эльфов, в который меня никто не собирается приглашать. Разведка разве что поимеет — и выбросит, закончу жизнь в пыточной камере.

Доводы эльфа выглядели вполне логично и ложились в его психологический портрет, учитывая уровень развития общества, его даже осудить нельзя. Этакий Довмонт Псковский с длинными ушами. Разве что кого из близких друзей или родных прирежет. Тогда надо будет общаться осторожнее: легко способен на предательство, верность сохраняет только с позиции личной выгоды, а значит, достаточно легко может быть взят в оборот. При более‑менее толковой комбинации. Собственно, его тогда удавить придется, сразу же. Несмотря на видимые плюсы и несомненную полезность. Временную — пока он не найдет другого хозяина, более выгодного. Но это я расчувствовался, тут с острова бы ноги унести.

Кстати, как ноги‑то унести, у Келвина есть идеи?

Идеи у него были, но какие‑то неоформившиеся. Парень принял вполне здравое решение спрятать сильно уменьшившуюся в числе группу в достаточно хорошем укрытии, явно защищенном от обнаружения, в том числе и магического, об остальном просто не задумался — было некогда. Хотя хороших предводителей, в том числе и полководцев, и отличает умение планировать на несколько ходов вперед. В данном случае мы попали если не в цугцванг, то во что‑то очень на него похожее. Но шансы у нас все же были, причем гораздо большие, чем у всех остальных, кто к этому времени остался в живых. Бедолаг ожидает очень и очень нелегкая смерть, а мы, по крайней мере, можем выбирать. Но недолго. Жрать нам нечего, воды тоже нет, на воровстве продуктов и воды на кухнях долго не протянешь, вдобавок не факт, что в этих кухнях есть выходы из ужасно засекреченных переходов замка.

Подумали и решили, что отсидимся до темноты, к тому времени либо верные королю силы победят, либо настанет полный бардак, с уже безудержным грабежом предателями как королевского дворца, так и имущества погибших за короля людей. Даже если эльфы наведут какой‑то порядок, удержать достаточно большое количество гвардейцев от грабежа и празднования воцарения нового короля черта с два удастся. В перевороты не идут под лозунгом дисциплины и порядка. Коли так, нам бы только за стены выбраться. В темноте можно попытаться проскочить. Собственно, только это нам и остается. Если не удастся — то нам хана. Завтра бардак если и будет, то только в гвардейских казармах.

В ходе расспросов выяснилось, что государственная тайна — тайные переходы внутри дворца хотя и достаточно обширны, но не пронизывают его насквозь по причине дороговизны и секретности. Не каждый маг подпишется на такую работу, за которую практически неизбежно отблагодарят ножом под ребра. К счастью, наследник этой тайной владел.

Кстати о наследниках, расспросы натолкнули Келвина на мысль перебраться ближе к королевским покоям, дабы попробовать установить судьбу отца. После уточнения о шумоизоляции ходов, к его просьбе решили прислушаться.

Судьбу отца он установил.

 

ГЛАВА 5

Тело государя лежало в тронном зале, у подножия трона, вместе с телами оставшихся верными придворных и охраны. Их даже выложили в полном порядке. Король лежал на спине, на его груди покоились руки, сжимавшие меч. Вокруг него так же выложили терпимо выглядевших придворных, непрезентабельно выглядевшие тела, судя по потекам крови на полу, утащили с глаз долой. Кстати, потеки уже отмывали привлеченные эльфами слуги, одного из которых Приносящий Смерть заколол кинжалом, поскольку, по его мнению, работал не по‑стахановски. Остальные забегали как ошпаренные.

Я был даже несколько шокирован таким зрелищем — уж чего‑чего, а этого я не ожидал. Келвин, когда маленько отошел от шока, пояснил, что сие эльфийская фишка — типа как уважение к павшему высокородному и сохранившим ему верность. В таких случаях ушастые с большой помпой проводили похороны, ставили потрясающие дорогие памятники, в общем, все, чтобы почтить память врага, который уже не укусит. Вдобавок в цинизме своем думаю, это зрелище приведет в правильное русло колеблющихся солдат, если уже не привело. Да и согнанных в этот зал придворных, можно сказать, кровью пачкает — присягать в нем. Последнее я озвучил.

— Кстати, кому? — поинтересовался Хадд, видимо, одолеваемый теми же мыслями.

Келвин, видимо, давно уже догадался, но по каким‑то причинам промолчал. Делать было особо нечего, возникло настроение потрепаться, в результате чего ответил я:

— Как кого, тут, знаешь, выбора особого и нет. Похоже, ждут нашего загородного друга, когда посмотреть на труп отца появится. На залитый кровью трон сядет, окровавленный отец у ног, придворные присягают. Кто не присягнет — под нож и к мертвому государю. В свиту. Поверь мне, заговоры появятся не скоро. Хотя по стране повоевать придется, но тоже недолго: при помощи эльфов замки возьмут достаточно быстро, неприсягнувшую знать вырежут. Предатели увеличат владения. Все просто. Только в одном у них неувязка: наследник жив. Братик будет сильно опечален — уже, поди, переживает.

— Замолчи! — неожиданно рыкнул принц.

О‑па! Его что, так опечалило предательство брата? Быть того не может!

Как оказалось, могло. Когда в зале появился пока еще принц Кэйси, он буквально сел с мертвым видом, чуть было не застонав. Не ожидал? Странно, неужто в королевской семье все было так хорошо в отношениях между братьями?

То, что мы еще не мертвы, было отрадно. Еще более радовало то, что мы не выпучив глаза метались по дворцу, а нашли место, где отсидеться и перевязать раны, а главное — продумать план дальнейших действий. Подыхать не хотелось никому. Кроме наследника, возможно.

Бедолага буквально остервенел, ладно хоть пену изо рта пускать не стал, — так ему захотелось пришить родного брата. Вот только откуда у него появилась уверенность, что орки ему в этом помогут? Поданными его мы не являлись, и ломиться в самоубийственную атаку никто желанием не пылал. Даже эльф принял идею своего нового сюзерена с явным скептицизмом.

Успокоил Келвина Торвальд, стукнувший его кулаком в лоб, когда принц схватился за оружие. Меч отобрали. Эльф предпочел не вмешиваться, даже не пошевелился, поэтому остался вооруженным и даже не зарезанным.

Через некоторое время парень стал доступен для апелляций к разуму. Апеллировал я — как‑то незаметно приятели свалили на меня такого рода вещи:

— Успокоился? А теперь сиди и слушай! Хочешь подохнуть на радость своим врагам? Гробь себя сам и нас с собой не тащи! Мне шестнадцать лет, и я только что женился, поэтому подыхать совершенно не намерен, как и все, кто тебя окружает. Отомстить мы всегда успеем, если, конечно, нас сейчас не поубивают. Добро бы ты, придурок, перед смертью братца своего успел прикончить, так ты же даже не сможешь его достать!

— Его сможешь достать ты! — слегка опомнился принц от моего напора. Таким тоном и выражениями с ним явно еще не говорили.

— Не смогу! А знаешь почему? Потому что не хочу! А знаешь, почему не хочу? Потому что пошел ты в задницу со своими идеями! Я подыхать в этом дворце не собираюсь! И никто не собирается. Мы позже отомстим. Когда нас будет ТЫСЯЧ двенадцать. Вот тогда мы и подумаем, что с твоим братом и его клевретами делать. Захочешь — лично с него шкуру обдерешь. Если повезет поймать живым, то даже с живого. Устраивает тебя такая твоя судьба? Нет? Все еще хочешь героически на глазах брата подохнуть? Ему на радость? — И не дожидаясь ответа, требовалось показать принцу свет в окошке и погасить очаг потенциальной напряженности, по крайней мере, до тех пор, пока мы не выберемся из дворца. — Сможешь предложить идею прикончить его так, чтобы никто из нас не пострадал? На крайний случай, чтобы его смерть могла способствовать нашему прорыву за стены? Тогда мы с тобой! Мы, ваше высочество, и без вас понимаем, что вашего сиятельного братца нужно кончать сейчас, пока он не успел короноваться. Но уж извините, мы для Аргайла чужие, мы — ваши союзники, готовые рискнуть за вас и ваш престол жизнью, не более того. На самоубийство ради пустого трона, уж на который эльфы желающих усесться всегда найдут, даже если изменника убьем, мы не подписывались! И спорить со мной не надо! Попытка убийства узурпатора будет совершена только в том случае, если это не помешает или, лучше, даже поспособствует нашему прорыву за стены. Кому что не ясно? Ваше высочество?

Если бы у принца не отобрали оружия, он бы точно попытался меня убить. Первые минут пять после моего спича. Потом успокоился. Но врага я нажил. Да плевать. Никогда не собирался увлекаться политикой — мне усадьбу и хозяйство в порядок приводить надо. Да и за хабаром сходить по сбору ополчения, или как поиздержусь, явно не раз придется. Отсюда вывод: на кой черт он мне нужен? Мысленно охнул — все, северный пушной зверек Даня под местный менталитет перестроился полностью.

Если же подходить к проблеме обстоятельно, то пришить негодяя действительно выглядело очень заманчиво и сулило неплохие политические последствия. Во всяком случае, безусловный успех длинноухих во многом нивелировался.

А если вдобавок сохранить в целости шкуру наследника, а то и посадить его на престол, — тем более. Пообещал себе задуматься над вариантами. Пока же их видно не было, угробить его с большой вероятностью успеха вариантов была куча, но я не полоумный шахид, чтобы пожертвовать ради того жизнью.

Впрочем, толковые политические убийцы с исполнителями‑самоубийцами практически кончились на индийских сикхах, то, что творят арабы, иначе чем позорищем не назовешь. Чечены подошли к этому делу гораздо обстоятельнее — вот она, нация, восходящая звезда «исламского» терроризма. Дом Правительства в Грозном подорвали в операции, которую иначе чем образцовой не назвать. Но у них, как, впрочем, и в Дагестанских джамаатах, с кадрами в этом плане похуже. Не говоря о том, что Шамиля Басаева все‑таки убили, а другого такого нет. Тем более что вайнахи и дагестанцы — это далеко не арабы. Хотя традиционного восточного преклонения перед силой не избежали и они, у них, к счастью ли, к худу ли, на внешнюю аффектацию завязано не так уж много. Во всяком случае, резкий переход от скачек в кругу, стрельбы в воздух и отрезания ушей, яиц и голов пленным к безудержному бегству с бросанием оружия, боеприпасов и испачканных штанов — для них нисколько не характерен. Неудивительно, что изгнанные из пределов России кавказские горцы заработали на Ближнем Востоке такую мощную репутацию.

Впрочем, я отвлекся. Принца оставили под присмотром его друга Торвальда (с его кулаками). После чего было принято решение разведать обстановку.

Как и следовало ожидать, недостатки переходов, в которых мы находились, оказались продолжением их достоинств. Соблюдение секретности оказало свое влияние как на количество и место размещения приборов наблюдения (дырки в стенах вообще отсутствовали), так и на расположение самих ходов. Понятно, проход больше метра шириной с нишами пунктов наблюдения и прослушки далеко не везде спрячешь, отчего, по моим прикидкам, более половины площади дворца в данном секторе не прослушивалось и не просматривалось. Если, конечно, не было какой альтернативной сети ходов. Кстати, вот и вопрос касательно непонятной осведомленности королевских детей.

Оказалось, действительно внутренняя королевская охрана использовала часть пронизывающих дворец, как пчелиные соты, ходов, коридоров и прочих архитектурных извращений для его контроля. Видимо, для этого сеть и создавалась. К сожалению, новая часть дворца, в которой разместили посольства, была оснащена службой наблюдения значительно слабее старой. А район королевских покоев вообще якобы считался свободным от секретных ходов и помещений, по крайней мере, по мнению Келвина. Типа безопасности монарха в данном случае они не способствовали. На резонный вопрос, в чем мы тогда сидим, было отвечено, что в государственном секрете Аргайла, в который посвящены только король и его наследник. Я согласился, что это логично, королю совсем не улыбается быть убитым заговорщиками, миновавшими его охрану. Если же ставить пост у каждого входа, то зачем тогда эти ходы вообще нужны? Мимоходом подумалось, что строители, включая шифровавших ходы магов, явно не успели обрадоваться оплате за работу. Подписки о неразглашении на этом уровне развития общества не котировались.

Выходов в данном секторе в оснащенные наблюдением и прослушкой помещения было четыре. Правда, в один из них мы проникли, а два выходили в спальни — явно не для того, чтобы его величество имел удовольствие как‑нибудь ночью вонзить что‑нибудь острое в строптивого вассала, скорее, жесткое и горячее в его жену. Соответственно пользы от наблюдения за кроватями под балдахином было немного, и из‑за сложной архитектуры помещений было даже сложно сказать, в чьих покоях находятся эти спальни. Да и порно он‑лайн посмотреть удастся явно не скоро. Тем более что в одной из них складировали трупы, да и сама она была в изрядном беспорядке — видимо, кого‑то в ней убивали.

Чуть погодя выяснилось, что выходов все‑таки шесть. Два замаскированных вели один в соседнюю секцию государственной тайны, второй — в служебные помещения охраны. В смысле, скрытые от посторонних глаз помещения, отличающиеся от тех, где мы находились, только грифом секретности и количеством посвященных лиц. К сожалению, понаблюдать, кто находится за дверью в помещениях охраны, было невозможно, поэтому их решили не исследовать. Другую секцию королевских ходов соизволил осмотреть лично принц в компании эльфа, Торвальда и двоих дружинников. Келвин уже достаточно отошел, чтобы рассуждать логически. А я от нечего делать начал прикидывать варианты, как пришить этого козла — его брата. Эта идея захватывала меня все больше и больше, но пока приемлемых вариантов видно не было.

В большом мире тем временем продолжалась обычная текучка — так, например, Приносящие Смерть присоединили к покойному сюзерену нескольких близких его соратников из числа приведенных пленных, высокопрофессионально удавив их прямо на месте. Близкие задушенных соратников такой чести не удостоились — их трупы утащили. Этих уже резали кинжалами. Выжившие пленные кто молчал, кто уверял в верности новому господину. Догадаться, кто им будет, им явно было несложно. Чуть погодя к пленным присоединились делегаты гвардейцев. У последних оружия не отбирали и никого даже не убили. Цинично подумалось, что верных королю командиров в живых уже нет, остались либо предатели, либо тормоза, либо хитросделанные, что выжидали, определяя победителя.

Братья как чувствовали друг друга, появившись в моем поле зрения с интервалом в минуту. В зале к тому времени народу набилось очень и очень прилично, причем большинство пришло отнюдь не под конвоем. Принц тут же лишил меня наблюдения над залом — осталось довольствоваться слухом. Благо акустика была превосходной. Маги, что ли, поработали над каким‑нибудь усилителем?

Что‑то в этом роде я и предполагал. Узурпатор, судя по матам Келвина, припал к груди покойного отца, а потом разродился спичем, что покойный слишком доверял оркам, рассорился с благородными звездорожденными, — к несчастью, благородному дому Серебряного Дракона удалось раскрыть ему глаза на двуличие и планы этих чудовищ слишком поздно. В результате, почувствовав, что планы срываются, орки убили его величество и его детей.

Очаровательно! Вполне в духе доктора Геббельса. А ведь поверят, умный был мужик: «Чем больше ложь, тем больше верят». А чтобы точно поверили, есть эльфы и переметнувшиеся к узурпатору предатели, что прочешут неверующих частым гребнем. Просто и наглядно. Победитель всегда прав.

Принц тем временем продолжал про продавшихся чудовищам советников и считавшихся верными вассалов, кои брали у орков залитое кровью людей золото. И даже меняли на него детей: у орков, как известно, детское мясо — сущий деликатес. И прочую хренотень, над которой поработал весьма профессиональный длинноухий имиджмейкер.

В общем, из речи выяснилось, что орки подтвердили свою репутацию чудовищ, убили короля и королевских сыновей. Принц Кэйси выжил только потому, что он не хотел иметь с орками ничего общего. Даже жить в одном дворце. Кроме убийств во владетельной семье, орки решили уничтожить и эльфов из помешавшего им благородного дома Серебряного Дракона, что успешно и осуществили. К несчастью, княжна, ее охрана и большинство воинов охраны посольства пытались спасти его величество, поэтому подоспели на помощь своим слишком поздно. Далее прозвучала речь о единении Аргайла и Серебряных Драконов, потерявших своих лучших сыновей от рук мерзавцев‑орков, прошли уверения, что дому Белого Единорога, с которым Аргайл ведет войну, не достанется ни пяди земли. Более того, Серебряные Драконы выразили желание поддержать Аргайл в этой войне, и другой бутор, по мелочам. Короче, все, кого сегодня убили эльфы, — либо изменники, либо помогали изменникам и королевским убийцам. К несчастью, некоторые пострадали в результате случая. Келвин в конце речи только шипел.

Потом раздался другой голос, после появления которого Келвин заматюгался с новыми силами. Обнаружился свидетель гибели королевских сыновей. Я даже нисколько не удивился, узнав, кто им оказался. Причины бойни с моим участием и в занимаемых нами помещениях получили свое объяснение.

Куча трупов, убитые на территории посольства орков сыновья короля, убит король, убийцами объявляются орки. Неразбериха. Даже абсолютно верные королю люди начинают задумываться о своих действиях. Изменники, наоборот, действуют активно. Под этот шумок эльфы прочесывают отрицательно настроенных к длинноухим сановников и случайных свидетелей. В хаосе легковерное быдло начинает грабить и убивать, включая заметную часть гвардии. Похоже, заговор действительно имел небольшие размеры, но включал достаточно высокопоставленных лиц. Способных создать условия для выполнения своих замыслов, а не «втайне» уговаривать гвардейцев прикончить своего короля. Хаос последние смогут создать и бесплатно, за исключением награбленного.

Итогом собрания стало заявление Кэйси о принятии на свои плечи забот о государстве и так далее, объявлении всех людей Аргайла врагами орков и прочая лабуда, сдобренная вместо чернил на печати кровью на полу. В зал ввели взятых живыми людей, видимо оставшихся верными королю, после чего они были казнены. Судя по звукам, порубили. Причем в этом случае его без пяти минут величество приказал бросить их в помойную яму как продавшихся оркам. Естественно, после того возгласы типа «Король умер. Да здравствует король!» не заставили себя ждать, с явным и неподдельным энтузиазмом. Разумеется, желающих заострить внимание на спорных вопросах не нашлось, как, впрочем, и отказавшихся присягнуть новому королю. Толковый политически ход привязать к себе людей кровью: какое‑то время любой из собравшихся при мысли о смене хозяина будет чувствовать себя дискомфортно. Не в последнюю очередь благодаря крови казненных на полу зала, на который он присел, присягая. Причем плесень, что тут собралась, буквально разорвет любого, кто новому королю присягать откажется. Гораздо психологически комфортнее представлять, что ты добровольно дал присягу, чем вспоминать, что тебя притащили, как быка на веревке. А проявленный тобой энтузиазм — результат казни людей, им не пылающих. Наверное, примерно так. Отцеубийцей Кэйси пытался назвать только один из казнимых, но даже договорить не успел: в спектакле данная реплика не предусматривалась.

Конечно, всех не обманешь, и неувязок у ублюдка вполне достаточно, но все это не имеет ни малейшего значения. Когда заговорщикам удалось нейтрализовать этой версией событий гвардию (наиболее вероятно), успех операции был предрешен. Даже опознай Келвина рядовые гвардейцы, никакого влиянии на события это бы не оказало — просто увеличилось бы количество продавшихся оркам предателей.

* * *

И все‑таки я придурок, точнее, все мы придурки.

Так как достаточно безопасных вариантов прорыва из дворца не было, Келвин капал на мозги, требуя покарать отцеубийцу, а сам отцеубийца остался ночевать в зоне досягаемости, посовещавшись, народ решил, что подыхать, не войдя в летописи, будет некомфортно.

На удивление, к ночи во дворце навели относительный порядок, что не внушало оптимизма. Хотя была и положительная сторона: эльфы тоже исчезли с глаз долой — видимо, мельтешение Приносящих Смерть вокруг нового короля сочли политически неправильным, наводящим слишком многих на нехорошие мысли, противоречащие официальной версии.

Вдобавок требовалось застолбить за собой эффект присутствия и подождать, пока эльфы и перешедшие к предателю войска, ведомые аристократией, повырежут политических противников. Видимо, из этих соображений узурпатор предпочел остаться ночевать во дворце — тут вообще‑то довольно безопасно.

Так что Келвин мог радоваться, что я ему и посоветовал: в данном случае попытка убийства конкурента имела право на жизнь. Идея, как увязать политическое убийство и повышение шансов на прорыв за стену, появилась. Дохленькая, но лучшего у нас нет. В любом случае больше шансов, чем тупо красться, красться, красться, чтобы выползти на пост охраны с амулетами «ночного глаза», с удивлением спрашивающих:

— А что это вы тут ползаете? Допились, ноги, что ли, не держат?

Если серьезно, то после оценки ситуации наиболее безопасным вариантом развития событий была сочтена работа на опережение. Как ни прячься, в полном людей (и эльфов) и, главное, охраны дворце невозможно сохранить скрытность. А всех свидетелей не зарежешь. Соответственно, не проще ли работать на опережение сразу? В определенных ситуациях. Ходы же обеспечивали вполне приемлемую скрытность даже после объявления тревоги. Если бы мы все сделали правильно, то до тревоги дело бы не дошло.

Кстати, тут ответственность командира вставала во весь рост. Легко критиковать лежа на диване и тыкать в ошибки задним числом. А вот попробуй принять правильное решение в условиях цейтнота и очень ограниченной информации, имеющейся на момент принятия этого самого решения. Некоторым кажется, что все так просто, а между прочим, один человек, имеющий мозгов больше, чем все миллионы критиканов, вместе взятых, как‑то сказал:

— Ни одно решение командира не может быть поставлено ему в вину, не исходя из той и только той информации, которой он располагал на момент его принятия.

На войне любой шаг командира может обернуться победой или поражением по самым разным причинам. Блестяще задуманный и осуществленный замысел высадки десанта в Керчи с последующим ударом на Перекоп с окружением армии Манштейна в Крыму сорвался исполнителями. Не сумевшими, потеряв безвозвратно тридцать два процента участвовавших в высадке войск, уничтожить тремя армиями одну‑единственную немецкую дивизию, усиленную румынами. Дивизия ушла, хотя и бросила на обледенелых дорогах свою артиллерию. Это еще более наглядно, поскольку напоминает умникам о том, что враг тоже не дурак и всячески старается повернуть ситуацию в свою пользу. Война — это не игра в одни ворота, действующих лиц там минимум двое. Все замыслы всех воюющих сторон выдерживаются только до первого выстрела. И самый блестящий замысел может быть сорван всего лишь неожиданными действиями противника. В данном случае командир дивизии, начавший отход вместо стояния насмерть, вымотавший преследователей сдерживающими действиями, нанесший страшнейшие потери и по сути спасший 11‑ю армию вопреки прямым приказам командования, по личному приказу Гитлера был судим, посажен в крепость и после покушения на фюрера казнен гестаповцами. Чуть погодя Манштейн, вместо постройки «линии Манштейна», находясь в крайне уязвимом положении, превратил без пяти минут победу уже пополненных и готовящихся к наступлению армий в страшнейшее поражение. Одну из ведущих ролей в котором сыграна та самая 46‑я пехотная дивизия, которую граф Шпонек спас ценой своей карьеры и жизни.

У нас, конечно, не стратегический уровень, но ответственности у предводителя нашей банды не меньше. Она на любом уровне примерно одинакова — ну и что, единицами жизни считать или сотнями? На высоком уровне просто проще прятать мелкие ошибки. Тут было просто: если что‑то пойдет не так, как мы задумывали, — нам хана. Причем не суть важно, придем мы перед этим убивать узурпатора или нет. Мы находились в ходах, про которые Кэйси, как не наследный принц, знать был не должен. Соответственно выход на исходные для атаки приятно близко к его потрохам серьезно облегчался. Причем с хорошими шансами на успех, в отличие от тупой атаки в лоб, как хотелось Келвину. А если еще обратить покушение себе на пользу… Короче говоря, обидно было всем умирать ни за понюх табаку, шансы на прорыв все оценили как весьма призрачные, поэтому мои доводы особых возражений не встретили. Келвин так обрадовался, что я несколько удивился — глядишь, меня с Торвальдом убить и не попытается. Если кто‑то из нас выйдет вообще с этого острова живым.

* * *

Вход в королевские апартаменты располагался в соседней секции, причем вход в шлюз как со стороны перехода, так и спальни его величества был потрясающе замаскирован. Я в меру своих слабых сил и знаний попытался осторожно прощупать, но обломался. Вот и верь после этого глазам своим и прочим ощущениям или, наоборот, сверхъестественным талантам, поскольку прощупывание показало отсутствие пустот даже с открытым входом. Шлюз был здравой идеей, особенно в комплекте с маскировкой и хитрушками для открытия. В наличии сигнализации тоже сомневаться не стоило.

Видимо, наблюдение в королевских апартаментах действительно отсутствовало. Шлюз представлял собой клетку полтора на полтора метра, с винтовой лестницей, выходящей в завешенную портьерой нишу в стене. Оказывается, мы были ниже уровня пола королевских покоев. С ума сойти, ведь по‑любому все эти архитектурные изыски практически не заметны глазом.

Покои представляли собой изолированный отсек с одним‑единственным охраняемым входом из десятка комнат. В которых имелось все для работы правителя государства, включая библиотеку, личную королевскую столовую и личную королевскую приемную. Последняя предназначалась, как я понял, для «встреч без галстуков» с Очень Важными Лицами. Во всяком случае, ни мы, включая покойного Гаука, ни наши старики приема в ней не удостоились. За исключением Рангвальда с известной новостью, и то ненадолго. Нас, как почетных гостей, принимали в малой королевской приемной — это, кстати, тоже весьма престижно.

К счастью, в спальне никого не оказалось. К счастью — это потому, что оружия в спальне хватало, а колоть и рубить поднимающихся по винтовой лестнице — одно удовольствие. Еще одна подстраховка. Келвин, правда, мечтал о том, как он зарежет братца прямо в постели, но мне такое счастье представлялось сомнительным. Естественно, я угадал.

Чуть погодя выяснилось, почему тот не изволил почивать: некогда оказалось, что, собственно, и неудивительно. В личной королевской приемной в самом разгаре проходило рабочее совещание. Кворум был представлен эльфами и высокопоставленными сановниками, включая представителей гвардии, председательствовал без пяти минут король. Все дружно решали, как быть и что делать дальше.

Что интересно, подслушивая, я сложил впечатление, что не все в жизни так просто. Сопляк Кэйси держался вполне здраво и с достоинством, к моему удивлению, не спеша заглядывать в рот эльфам. Те, кстати, тоже не давили. Любопытно. В результате врываться в приемную мы не поспешили, предпочтя предварительно собрать несколько больше информации.

К сожалению, полезными для нас оказались крохи — в основном речь пошла о доме Белого Единорога, точнее, о войне с ним. Кэйси вовсе не собирался прекращать эту войну, во всяком случае до снятия Единорогами претензий к Аргайлу. В цинизме своем мне подумалось, что тут дело не в интересах страны, а в пиаре, точнее, доказательствах того, что король не лижет задницу эльфам. Слова «всем подряд» между «не» и «лижет» вымарать. Для абсолютного большинства населения страны этого, в комплекте с убийством короля, естественно, орками, вполне достаточно, чтобы поверить в последнее.

Неожиданно речь пошла об интересных делах. Вошедший через второй вход тип доложил, что абсолютное большинство мертвецов во дворце осмотрены, но тело принца Келвина не найдено. Маги проверяют сильно изуродованные и обгоревшие трупы. Пока результатов нет.

Кэйси изволил впасть в царственный гнев, рыча о том, что это его не интересует и если брат не будет найден, то последствия будут ужасными. Что‑то в этом роде. Келвин услышал. Последствия понятны.

Сюрприз, сюрприз!

При виде отвисших челюстей и изумления на лицах, несмотря на серьезность ситуации, меня прошибло чувство юмора:

— Бойся своих желаний, ибо они сбываются!.. — После чего я воткнул цзянь в живот докладчика. Им оказался тот самый урод из покушавшихся, что сбежал утром.

Малхус играючи отрубил голову сидевшему в кресле пожилому мужику в чешуйчатом панцире, схватившемуся за меч, лицо было знакомо — сдается мне, один из предводителей гвардии. Кровища хлестнула фонтаном, окатив сидящую рядом княжну с подозрительно знакомой секретаршей. Джек‑пот! Народ вокруг заорал, резать и рубить, правда, не торопились, Келвин вовремя оценил перспективы и заорал:

— Живыми брать всех!

Такого успеха я не ожидал и близко. Видимо, мы захватили врасплох всю верхушку заговора. Включая без пяти минут короля и вдовствующую королеву — уже надевшую траур суку.

Эльфов было голов шесть, княжна с известной мне девушкой остались сидеть, оценив как мечи в руках, так и перчатку на кисти, которой я недвусмысленно угрожал им. Мужчины успели вскочить, двоих за это убили.

И что нам теперь с ними делать?

Кэйси братец изволил ударить по лицу кулаком в боевой перчатке, от которого лицо лопнуло, а сам принц немного потерялся. После чего Келвин вытащил из ножен на поясе сидевшего рядом старика в богатой одежде и с белой ухоженной бородой его собственный кинжал, взял за бороду и спокойно перерезал тому глотку, весь измазюкавшись в крови. Дабы несколько успокоиться. Зрелище присутствующих впечатлило.

Я контролировал княжну с секретаршей. Подозрительно знакомой секретаршей с серебристой татуировкой на лице, которая очень внимательно рассматривала две вещи — малхус и перчатку на моей руке. Ее нож был вложен под ремни наруча и в глаза не бросался.

Разоружить пленных мы не успели — я только успел дать команду, чтобы все встали на колени с руками за голову. Келвин поторопился, перейдя к брату с недвусмысленными намерениями, королева завизжала и кинулась на него. Это стало сигналом для всех присутствующих, понявших, что шансов выжить и послужить заложниками у них нет. Идиот! Стоявший неподалеку эльф каким‑то змеиным движением оказался рядом, схватил голой рукой цзянь за лезвие и ударил меня ножом в смотровую щель. Точнее, попытался ударить — я встретил его мощным прямым в лицо, выпустив рукоять. Шансы у него были, попытка вырвать меч, даже распоров ладонь, давала нужные ему доли секунды, воин сознательно жертвовал своей жизнью. Второй был заколот у дверей, бросившись на дружинника и свалив его с ног, но получив кинжал в бок. Дамы умело воспользовались ситуацией, тем более что к выходу ломанулись все. Всех изрубили, но несколько секунд оказалось достаточно, чтобы княжна ускользнула. Моя попытка сжечь ее пропала втуне — сгорело падающее кресло, второй плевок перчатки приняла на себя раскрытая дверь. Невредимая девушка скользнула вслед за своей госпожой. За нею метнулся кто‑то из дружинников и Торвальд.

Я кинул взгляд на Келвина — он ожесточенно полосовал мечом свою мачеху. Надо уносить ноги. Только одно «но»:

— Нас предали! Принца Кэйси убивают! Эльфы убивают принца Кэйси! Это Драконы! Это Серебряные Драконы! На помощь, они убьют его! С ними предатели! — Далее в окно, на слушателей, обративших на нас внимание, полетела голова мужика, которому я ее отрубил. Крики смолкли.

Преследователи вернулись: девушки сумели бежать. Торвальд был в восторге, несмотря на неудачу. Ушли дамы только оттого, что ухайдакали охрану на дверях королевских покоев. Видимо, рвущиеся на выход девушки в окровавленных платьях возбудили их любопытство, а объяснения, что внутри орки, были сочтены несколько неправдоподобными. Теперь следовало срочно уносить ноги. Если нас не засекут, у эльфов максимум через полчаса будут большие неприятности. А княжне с девчонкой уже сейчас не позавидуешь. То, что моя подружка магичка, это даже удачно. Никакой толковый человек сейчас ни княжну, ни ее свитских слушать не станет, более того — после обнаружения Кэйси и его матери я за их головы копейки не дам, если они позволят себя арестовать. Эльфов в Аргайле тоже не шибко‑то любят. Обе девушки не глупее меня, значит, сдаваться они не будут, залитые кровью платья не способствуют общению с охраной владетельных лиц, не говоря о характерно выглядевших трупах часовых. Видимо, красавицы испугались, что я своей перчаткой их вместе с часовыми поджарю. Амулеты в непосредственном контакте не работают, так что грохнуть часовых, просто прикоснувшись к ним, проще и быстрее, чем пытаться пробить защиту парня с боевым артефактом, могущим превратить тебя в головешку за долю секунды.

Россказни о возникших из ниоткуда орках, всех убивших и ушедших в никуда, в такой ситуации выглядят жалко. Пожалуй, княжну ни магичка, ни ее собственные таланты не спасут, если у предателя успели как следует наладить службу охраны. Разве что неподалеку поджидают и вмешаются телохранители.

Перед тем как я нырнул в дыру, со спины опять пришел знакомый толчок. Кто‑то пустил в ход боевые плетения — обычно это от них идет такая мощная энергетика.

Мимолетом подумалось, надеюсь, что девушка останется в живых. Я сделал для нее все, что мог. Как бы то ни было, я был этому рад — она мне действительно понравилась. Надеюсь, когда дома друзья будут выдавать подробности операции, у Эргтала хватит мозгов промолчать о нашем с ней знакомстве. Иначе Эрика мне все волосы повыдергает при первом удобном случае. Даже на заднице: у умных баб на такое нюх. А я не склонен жену недооценивать…

А пока — ходу, и побыстрее. Поскольку, если мы ошиблись и длинноухие контролируют гвардию, то никакого «потом» не будет. Будет смерть. У взятых живыми смерть страшная. Теперь все полностью зависит от нашей скорости в игре на опережение. Даже если гвардия начнет резать эльфов, во дворце всем станет неуютно.

Разумеется, подземного хода, ведущего за стену, в резиденции не было. Не знаю, по каким причинам — то ли по причинам безопасности, то ли секретности, — но мои розовые мечты жизнь разбила на куски. Был проход в фундаменте дворца в служебное крыло с выходом в грязном коридоре и перископами, выходящими на башню неподалеку. Башня, к слову, именовалась Королевской — судя по архитектуре, это был бывший донжон, с которого начиналась крепость, до сих пор сохранивший право нести на флагштоке королевское знамя.

В первую очередь следовало осмотреться, мы, конечно, торопились, но это не повод переть дурниной. На душе кошки скребли: меня серьезно беспокоил вариант, что длинноухие сумеют удержать гвардию. Если котел не взорвется, нас найдут максимум через двое‑трое суток. Даже не вскрыв систему ходов, просто при налете на запасы продуктов и воды.

Ха, беспокойство оказалось напрасным. Возле башни уже бегали люди, шел какой‑то митинг. Осталось только подождать, пока градус терпения достигнет точки кипения и толпа опять кинется грабить дворец. Порядок‑то навели, но после мятежей народ быстро успокаиваться не умеет. Сейчас половина гвардии, несомненно, пьянющая в задницу, а люди мятежных дворян как бы не полностью.

Вообще замысел был не обязательно штурмовать башню, а взобраться на стену по каменной лестнице (для того и предназначенной) и спуститься на веревках с внешней стороны. На худой конец, можно было прыгнуть в воду — по утверждению принца, уже рядом со стенами было глубоко. Веревки хотели набрать в служебных помещениях, в крайнем случае заменив какой дерюгой, плащами и прочим дерьмом. Вопрос был в том, чтобы не получить стрелу, пока ты поднимаешься на стену, или не напороться на патруль на самой стене. В данном случае стрела что в ноге, что в спине — одинаково фатальна. Лезть в любые ворота столь малой группой было идиотизмом. Мечты Келвина объявиться и попытаться привлечь к себе внимание гвардии тоже были несколько несвоевременны. Мелочь, не участвующая в заговоре, его не тронет, а что насчет их командиров? Пусть ищет верных людей на Большой Земле, а не на этом острове — это куда безопаснее. Вряд ли всех успели вырезать. Тем более что идея о короле как Помазаннике Божьем или Живом Боге тут не прижилась, соответственно, даже рядовой гвардеец может принять решение отличиться перед новой властью. Благо вакантных мест среди начальства в избытке.

Как и следовало ожидать, поиски чего длинного, чтобы спуститься со стены, не увенчались успехом. Если быть точным, ничего найти не успели: нас обнаружили и подняли тревогу, вырезать всех встреченных мы при всем желании не успевали. Выбор остался только один — ломиться к каменной лестнице между башнями и прыгать в воду, благо стены были не очень высоки, до десяти метров вышки для прыжков в воду, по моим прикидкам, даже с внешней стороны не дотягивали. Примерно с десяток пьяных гвардейцев, попавшихся на пути, мы порубили с ходу, поднимаясь по лестнице, я мысленно благодарил местных архитекторов за то, что они сочли нужным обеспечить гарнизон лестницами на стены, а не унаследовали имперскую архитектуру дедушкиного замка, где попасть на стены можно было только из башен. Видимо, сыграла свою роль протяженность стен и возможная нехватка сил обороняющихся, предусмотренная заказчиком.

Наверху счет пошел на секунды — нам даже слегка повезло, что часовых не оказалось. Народ дружно принялся срывать с себя доспехи и готовиться прыгать в воду, — прыгнуть первым, к сожалению, желающих не нашлось. Что говорить о местных, которые даже не слыхали о спортивной дисциплине «прыжки в воду», — даже у меня, видавшего спортсменов, прыгающих с пяти, семи с половиной и десятиметровых вышек, несколько подрагивали мышцы сфинктера.

В данном случае неплохим подспорьем для пробуждения храбрости и спортивного духа стали стрелы из башен. Болт, свистнувший в полуметре от моей башки и вошедший в висок дружинника, пробудил во мне прямо‑таки божественную энергетику, — прежде чем почувствовать себя в воздухе, я успел только кратко выматериться. Келвин не обманул: было действительно довольно глубоко, хотя до дна я достал. Отделался легким испугом, вот только цзянь в воде потерял — предпочел ему эльфийкин валахар. Повезло не всем: первое, что я заметил, вынырнув, это тело, сломанной куклой падающее со стены. Замешкавшимся явно не повезло. К слову сказать, со стен начали стрелять и по озеру — то ли наугад, то ли на звук, то ли нас видели. Рисковать не имело смысла — я нырнул и поплыл в сторону берега. Поддоспешник и оружие мешали ужасно, но, кроме них, защищать шкурку было нечем.

* * *

На берегу нас собралось шестеро — я, эльф, трое моих друзей и без пяти минут дружинник Оттар, остальные на крики не отозвались. То ли оказались довольно далеко, то ли некому было отозваться. Двое каких‑то пьяных придурков с мечами, тоже заинтересовавшихся криками, сами крикнуть не успели: у меня было на редкость плохое настроение, осложненное бурлящим в крови адреналином.

Их оружие пришлось кстати — в результате вооруженным оказался даже Оттар, получивший кинжал одного из убитых, эльф сохранил свой кинжал. Из крепости мы выбрались. Осталось выжить на Большой Земле.

 

ГЛАВА 6

Сохранять скрытность, конечно, было весьма предусмотрительно, но основной нашей целью было оставить как можно больше километров между нашими тушками и столицей, причем до наступления рассвета. Вопрос стоял в выживании. Конечно, если гвардия вырежет эльфов, это прекрасно, но риск того, что княжна сумеет выжить и подчинить себе людей, был весьма высок. Не говоря о том, что нас мог попытаться взять какой‑нибудь тормоз, бывший не в курсе последних политических новостей, или, что куда более вероятно, кровник, имеющий с орками свои счеты.

Поэтому остаток ночи мы посвятили марафону. Как эльф не остался без глаз, мне было не ясно, у него, в отличие от нас, проблемы с ночным зрением. Оттар тоже оказался молодцом — бежал, не обращая внимания на раны. Впрочем, ради него темп все‑таки слегка сбавили.

С рассветом остановились на отдых. Требовалось передохнуть, перевязать раны, а главное — если не добыть, то найти, где добыть, что‑нибудь пожрать. И желательно коней.

Риск погони был невелик, трупы утопили, вспоров живот, дабы не всплыли, от места убийства отмотали пару сотен метров по воде и только потом рванули слушать ветер свободы, вдобавок для гарантии пришлось пройти вверх по течению встреченного ручья метров пятьсот. Так что взять нас могла только полноценная облава. А чем больше в зоне облавы квадратных километров, тем выше наши шансы выжить.

Проспавшись, во второй половине дня приняли решение вломиться в рядом стоящее село, где захватить еду и коней. Потеря темпа для нас была смерти подобна, полуголодными красться лесами было сочтено непривлекательным. Особого выбора у нас не было — только бросок к берегу с захватом рыбацкой шнекки. Сухопутное путешествие сулило только смерть.

Село стояло на популярном тракте, так что наличие постоялого двора было весьма вероятным. Но сначала надо было пожрать. Для добычи хлеба насущного и информации был избран хутор метрах в пятистах от села, хотя он, в отличие от села, и был несколько укреплен.

На лай, визг убиваемых собак и маты ночных гостей хозяева все‑таки выскочили: в доме не от всех можно отсидеться, особенно когда посетители грозятся его поджечь. Впрочем, пригрозить последним мы не успели.

Особого сопротивления мы не ожидали — к возможностям человеческого ополченца четверо орочьих высокородных (мне к этому тоже привыкать надо) относились довольно презрительно, эльф тем более. Хотя это не мешало не маячить в секторе обстрела из окон: все были опытными воинами, — разве что за Оттаром надо было присматривать. В общем, отсутствие большой угрозы настроило народ на довольно благодушный лад, тем более что требовались пленные. Поэтому из выскочивших мужиков — хозяина и троих его сыновей — никого не убили. Хозяин получил по башке мечом плашмя, потом яблоком рукояти в лицо — в результате отрубился, кольчуга не помогла. Его сына выстегнул я: хватило удара малхусом плашмя по голове. Второй оступился и замер с мечом у горла, пока оставшийся шмыгнул назад и захлопнул дверь, так и не выстрелив из лука. Сообразил, что, подстрели кого, это не прибавит нам добродушия, а крик «Живыми!» он слышал. Может, просто испугался — вылези первым лучник, его бы точно убили, да и четвертым, его спасла только быстрота: задержись на секунду пустить стрелу — эльф бы его точно замочил.

Пришлось вступить в переговоры:

— Открываем дверь и выходим по одному. Оружие выбросить. Тогда никто не пострадает. Возьмем, что нам надо, и уйдем. Ни убивать, ни баб раскладывать не будем. Если не согласны, мы ваших родичей для начала по кускам вам передадим. Они живы, все трое. А потом дом подожжем. Решайте. И быстрее.

После некоторых размышлений хозяева решили сдаться, в чем им помогли очнувшиеся своими советами.

Надо сказать, разочаровались они в своем решении крайне быстро — как только поняли, кто же их навестил. К счастью, им повезло: мы действительно очень устали, да и беспричинно убивать никому не хотелось, так что пожалеть, что связался с невменяемыми кровожадными мясниками, мне не довелось. Людей действительно просто допросили, заставили накормить и обеспечить продуктами в дорогу. Когда их начали вязать, вместо того чтобы резать, они не впали в шок, но обрадовались настолько явно, что стало смешно. Устрашающая все‑таки у нас репутация.

В селе действительно был постоялый двор, так сказать, центр местной цивилизации. Естественно, в нем уже были в курсе последних политических новостей, о полной гибели королевской семьи в том числе, раз на захваченном хуторе это знали. Надо полагать, люди поумнее уже сообразили, что к чему и что за этим последует. Село было коронным, то есть платило подати за закрепленные за ним земли непосредственно в казну, жители были лично свободны и даже выставляли отряд в местное коронное ополчение. К моему удивлению, в Аргайле такие населенные пункты редкостью не были. Уточнять я не стал — и так было ясно, что по статусу они примерно равнялись бюргерам.

Мимоходом подумалось, что раз Келвин остался жив, то при такой продуманной внутренней политике в государстве ему всегда найдется на кого опереться. Само по себе наличие отрядов ополчения нисколько не удивляло, в государствах, много и часто воюющих, обычно задумываются об увеличении числа голов на поле боя. Даже за счет теоретически презренных простолюдинов. Опытному воину не надо объяснять, что живее враг, приконченный крестьянином или бюргером, не станет. Другой вопрос, что боеспособность таких отрядов, в общем, не очень высока. Но не всегда. В списках участников походов Тевтонского ордена на литву и пруссов был зафиксирован некий Кельнский бюргер‑констафлер, участвовавший в них на протяжении тридцати пяти лет. Тридцать два похода зимой и три летом из сорока трех военных кампаний, проведенных им в своей жизни. Кстати, обязанность орденских городов выставлять хоругвь конных, доспешных и оружных воинов была закреплена законодательно. Практически опытный ополченец орденского города нисколько не уступал полубрату ордена вооружением, а доспехам и оружию некоторых могли позавидовать и братья. Как, впрочем, и выучке с боевым опытом как у упомянутого Рутгера Райтца.

Неудивительно, что констафлерские хоругви ордена если и дрались хуже полноценных рыцарских при Грюнвальде, то особой разницы никто не заметил. Похоже, что почти полная аналогия с мобилизацией ленников и наращиванием численности войска ордена была и здесь. Тут даже выгоднее получалось политически для сильного короля — искать и покупать силы, могущие сломать хребет мятежному вассалу, долго не надо. Причем возникни союз предводителей провинциального свободного крестьянства и бюргерства с местной аристократией, он просто не может быть прочным, даже если их предводители сами благородного происхождения. Я мог ошибиться только в том случае, если сильно обманулся в степени боеспособности местных коронных пейзан и горожан, а именно — неспособности оказать серьезное сопротивление войскам аристократии. Или короля, не столь важно. Но это я отвлекся.

Насчет мятежа в столице проезжие распускали самые дикие слухи — то ли специально, то ли никто толком ничего не знал. В принципе резня во дворце два дня подряд — достаточный повод умному и осторожному человеку постараться свалить поближе к собственным каменным стенам, дабы под шумок кто‑то не стал решать какие‑либо претензии. При этом, собираясь в дорогу, даже успеть выслушать самые разные версии происходящих событий, понравившуюся даже озвучить самому, остановившись на ночлег в пути. Очень осторожные должны были сорваться по домам еще вчера — первого дня.

Кстати, среди версий, брошенных проезжими, хозяин озвучил и такую, что типа эльфы с принцем устроили мятеж, убили короля, вырезали посольство орков и попытались свалить все на них. Надо было видеть, с какой надеждой на нас взирали его домочадцы, надеясь, что она окажется верной. Надо сказать, перед тем как ее озвучить, хозяин обратил внимание как на нашего эльфа, так, на наши раны. У меня даже возникли сомнения — не сам ли ее выдумал, глядя на нас, пытаясь спасти жизнь своей семье: мужик показался мне достаточно умным и развитым для этого.

Ха, даже если у кого и бродили кровожадные мысли, ему удалось их развеять. Эльф, вероятно, думал о том же, что и я, поскольку ему пришлось давить циничную ухмылку. Народ, естественно, последнюю версию подтвердил, я немного подумал и добавил кровавых подробностей, несколько при этом привирая. Сказал, что убить Келвина эльфам и купленным ими предателям не удалось, он, спрыгнув со стены в озеро, спасся, а мы прикрывали его, поэтому оторвались. Явно известного всей стране Ирхада я объявил убитым, представил его друга и побратима. У мужика дрогнуло лицо: явно поверил. Сильно искажать действительность я не стал — полуправда худший вид лжи, поэтому труп короля у ступеней трона и попирающий его ногами Кэйси тоже, видимо, показался правдоподобным, увлекся только, когда описал Келвина, отрубившего голову братцу прямо на троне, не стерпев тела отца под его ногами. Отцеубийц никто не любит, да и версия, что орки от недостатка человечинки несколько тронулись рассудком и убили короля, дабы быть перебитыми гвардией, была шита белыми нитками. Явно верить ей можно только под большим нажимом. Желательно в виде виселиц с маловерами на каждом перекрестке.

Мысль, что Келвину я могу создать проблемы, не остановила. Если он крадется по кустам в надежде убежать из страны, то его поймают и убьют. Впрочем, в таком случае его даже не жалко. Если крадется к человеку, который его поддержит в борьбе за трон, — ничего страшного. Попадет в облаву — все равно укокошат, спасется — тоже ничего страшного. А если пейзане примут рассказ близко к сердцу, то, глядишь, в стране появится очаг потенциального мятежа, а то и фактического. На последнее я очень надеялся, посмотрев на местные вооруженные силы: я не верил, что какой‑нибудь рыцаренок или гвардеец будет вести себя очень уж вежливо с местными крестьянами, ища неких орков и некоего принца. Если княжне удалось выжить сразу, вероятность с течением времени взять повторный бунт гвардии под контроль и включить аварийный вариант представлялась весьма высокой. То есть нас с высокой вероятностью ищут. Честно сказать, я мысленно хмыкнул еще над одной причиной, она была несколько грязной: весть о том, что принц жив, неминуемо отвлекала значительные силы от нашего преследования. Гадко, конечно, но не всем в белых рубашках ходить приходится, кому‑то надо и ассенизаторами работать. Причем, сократив офисный планктон в два раза, ты не очень‑то много потеряешь, при грамотной организации даже можешь и выиграть, а если сократишь ассенизаторов, утонешь в дерьме. При всей моей симпатии к Келвину, он мне не друг, все мои друзья со мной, и их и, естественно, моя жизнь интересны мне гораздо больше, чем жизнь этого человека. Он был мне симпатичен, я относился к нему с уважением, даже более того — мне очень хотелось, чтобы он остался в живых, но в первую очередь будем заботиться о тех, кто рядом, творить добро всем подряд в этом несовершенном мире никогда не получится. Прежде всего потому, что ценится такое добро копейками, как должное. Да и не под нож я его отправил. Тем более что со стороны принца вопрос моральных терзаний явно вообще не стоял. Владетельные личности, включая дедулю, своеобразные твари, подчиненные — для них инструменты в их замыслах, и я в том числе. Охлаждает их разве что такое же отношение со стороны подчиненных. Так что Келвину тоже не вредно послужить прикрытием для наших потрепанных задниц — надеюсь, он останется жив. Последнее пожелание — дань симпатии.

Пока же следовало наведаться в постоялый двор, дабы раздобыть лошадей: собирать нормальных коней по селу было долго и мутурно. Чтобы лошадки успели отдохнуть, грабить двор решили под утро. Вопрос добычи остро не стоял — не до нее, ноги бы унести, так что сам караван‑сарай решили не трогать. Тем более что любое серьезное ранение любого из нас превращало его жизнь в фикцию, даже забрать жизнь врага за свою в таком случае не удастся, если враг, конечно, не лох. Пропаганда тоже была бесперспективной: идти на поводу у человека, который тебя ограбил, желающих мало. Да и вдобавок на постоялом дворе обычно ночуют приезжие — на кой они нам нужны? С малой толики пожрать и разбитой морды деревенский мужик не обеднеет, тем более что мужик с боевым опытом, который вполне может оценить ситуацию. Собственно, еще один повод не связываться с селянами: одно дело — помочь возможным союзникам власти куском мяса и хлеба, даже если предварительно тебе постучали по башке, убедив проявить свой патриотизм, другое — отобранный у тебя конь, который приличных денег стоит.

Дело прошло как по маслу — собаки даже не пискнули, когда я их убил. В конюшне ночевал конюх, при виде орков с большими и страшными мечами чуть не наваливший в штаны. Верховых коней на нашу компанию хватило с избытком. Единственным темным пятном оказался некий мускулистый парняга, невовремя отправившийся помочиться. Ладно бы просто закричал — он схватил какой‑то кол и устремился отбивать лошадей. Оценив количество и расовую принадлежность воров, передумал, но было уже поздно. Но доля адреналина на нашу сторону досталась: меня чуть не застрелили, невезучий Оттар опять был ранен, потеряв всякую боеспособность: стрела пробила плечо чуть ниже плечевого сустава. У разбуженных путешественников нашелся хороший лучник, вовремя добравшийся до лука и колчана со стрелами.

* * *

В постоянно воюющей стране наивно надеяться, что прибрежные жители представляют собой пацифистов. Люди, живущие морем, — тем более. Не те времена. Орки тут совершенно ни при чем.

Конец эры викингов в Западной Европе, пришедшей вместе со смертью Харальда Сурового, нисколько не помешал процветать тамошнему пиратству. Пиратство, например, на Балтике заглохло разве что к веку восемнадцатому. Просто акценты сместились с рослых рыжих и блондинистых норвежцев, шведов и датчан на их ассимилировавшихся потомков в Нормандии и Сицилии, ну и, естественно, прочие народности Европы опять вышли на первый план. Тут было то же самое: Оркланд не единственный промышлял на морских просторах. Поэтому добыча достаточно мореходного и надежного судна представляла собой ту еще задачу. Решить ее, увы, не удалось. Увели лодку. Ничего лучшего в пределах досягаемости не нашлось. Несколько рыбацких шнекк видели, но их захват сулил потери. Вырезать мужчин в одиночном доме не было проблемой, а что делать с соседями? Тем более что нас, шестерых, было мало для весел нормальной шнекки, а ветер не благоприятствовал ночным кражам.

Впрочем, сильно жаловаться на судьбу не стоило: захваченный рыбачий баркас был неплохим приобретением. Во всяком случае, не грозил утонуть от любого чиха. Удивительно, но экипаж тоже не пострадал. Припозднившиеся рыбачки не очень обрадовались, обнаружив пятерых орков и эльфа, жаждущих покататься по морю, пинок под зад, отправивший всех троих за борт, обрадовал их весьма сильно — ненависть к ворам, оставившим без средств к существованию, придет позднее.

Пресная вода была — примерно половина бочонка. Провианта не было вообще, разве что баркас был завален сырой рыбой и сетями. Ход мыслей принял правильное направление — кто‑то, правда, пожалел, что рыбаков не зарезали, и обвинил меня в излишней доброте.

Тем не менее бочонок с водой нам не понадобился. На второй день мы встретили купеческий корабль.

* * *

Времени обсудить ситуацию и прикинуть, что делать дальше, у нас было достаточно. Даже эльфа успокоить удалось. Тот чувствовал себя несколько неуютно, путешествуя в компании орков к оркам же.

Разговор начал он, правда, технично подведя меня к интересующей его теме таким образом, что я был вынужден просвещать его о жизни Оркланда вроде бы по своей инициативе. Парни, включая Торвальда, сидевшего на рулевом весле, тоже включились в разговор. То, что эльфов никто не любит, совершенно не значит, что предубеждения распространяются на всех без исключения длинноухих. Вел себя эльф правильно, трусом не был, вдобавок в процессе общения народ выяснил все обстоятельства нашего знакомства, включая шрам от мизерикордии в боку эльфа и то, что перед этим он успел прикончить моего родича. Это, кстати, его больше всего и волновало. Обидно было пройти через все эти приключения, чтобы быть зарезанным, как барану, у орков: одиночка в мире кланов не выживает. Я постарался его успокоить.

— Опасность, конечно, существует, семьи у нас большие, так что кровников у тебя появилось изрядно. Строго говоря, даже я твой кровник, Гальфдан хоть и не близкий, но родич.

— И много родичей у ярла в дружине или по отцу? — Мои слова его отвлекли от тяжких дум. Любопытство — это хорошо. Значит, надеется, что шансы выжить есть.

— В дружине? Понятия не имею. А родич действительно по отцу.

— Ты что, не знаешь, сколько у тебя родственников в дружине?

— А при чем тут дружина? — затупил я, не поняв сразу, зачем он это говорит.

— Так это не дружинники были? — поразился эльф. Парни тоже заинтересовались. По понятным причинам, они были не в курсе всех обстоятельств нашего знакомства. Собственно, винить Эргтала не стоило: вырезанная усадьба, полная магов, — подвиг не каждому посильный, на клановых ополченцев подумаешь в последнюю очередь. В первую очередь под подозрением дружинники, на втором — банды, живущие мечом и топором, на третьем — херады с Мертвых земель, то есть та же вторая графа, но желающая остепениться, в связи с большими расходами восполняющая недостаток средств грабежом, и только четвертыми идут обычные клановые ополченцы.

— С чего это? — удивился я, решив не ерзать. В конце концов, сказано уже достаточно, эльфа надо либо резать сейчас, либо отнестись к нему с некоторым доверием. — Дружинников в поход дед, конечно, дал, но корабли шторм раскидал. В любом случае, там ни одного не было.

— Прекрасно, — усмехнулся эльф. — Даже не дружинники. — И задумался.

А ты думал, реально крутые перцы! Впрочем, ответить на пока не заданные вопросы тоже стоило, да и любопытство в глазах друзей подстегивало:

— На усадьбу мы вышли наполовину случайно. На вечеринку не рассчитывали вообще. Тем более с таким количеством магов. А потом было уже поздно — только и осталось: либо победить, либо сдохнуть.

— Но маги у вас были, — уточнил эльф.

— Разумеется. Только не маги, а маг. Один. — Эльфа опять удалось удивить.

— Ты меня успокоил, — несколько нервно хмыкнул Эргтал. — Обычные ополченцы вкупе с деревенским колдуном вламываются в усадьбу, где отдыхает цвет молодых магов дома Серебряного Дракона и его союзников, после чего убивают всех до одного, кто не успел бежать. Чего тогда ожидать от дружины с боевыми магами? Ждите, парни. Скоро в Оркланд придет война. Пиратство терпеть можно, а вот подобное князей действительно способно напугать.

Несколько неожиданный политический прогноз.

— А что, они узнают обстоятельства дела? — улыбнулся я.

Эльф явно смешался. А все‑таки он довольно молод.

Молод или не молод, но со ставшей неприятной темы предпочел технично соскочить, переведя разговор на Оркланд и жизнь в нем. Что, несомненно, основной целью разговора и являлось — он просто отвлекся.

— Да не бойся ты, — усмехнулся я. — Эльфятинку по праздникам не жрем, так что почетного кусочка ты не дождешься. Если же серьезно, то неприятности у тебя будут, несомненно. Но они преодолимы. Эльфов у нас не любят, но это не значит, что все встреченные будут тыкать кинжалом в твою спину. Как бы то ни было, на статус гостя ты рассчитывать можешь, соответственно это наделяет тебя некоторыми правами. Например, правом судебного поединка. Если тебя зарежут на улице, это будет считаться убийством, а с убийцами у нас не церемонятся. Остаться жить в Оркланде — это, конечно, слишком круто, но даже в этом нет ничего невозможного, если выживешь первые пару лет и заработаешь себе репутацию. Самое лучшее, конечно, присягнуть ярлу или конунгу, но это нереально. Был бы ты человеком… эльфа взять не рискнут. Я бы сам на твоем месте туда не лез — убьют при первом же подозрении. Просто на всякий случай. Если действительно близких друзей не найдешь… да и тогда… Со стены случайно упадешь, дабы их не печалить. Остаются либо кланы, либо Мертвые земли. И там, и там нужна репутация. В Землях сложнее, там закон — это хевдинг. Будет ему наплевать, что ты эльф, — будешь равным. Нет — вскоре тебя убьют. В кланах тоже свои заморочки — ты не член какого‑либо рода, соответственно не имеешь его защиты. Однако если ты имеешь сильных друзей и уважение остальных, все это большого значения не имеет. В конце концов, кто наши предки, в Оркланде помнят. Не все, но помнят. Но за все надо платить — придется тебе и весло в походах крутить. Впрочем, это уже знак доверия: от весла до права голоса на тинге расстояние очень небольшое, даже если это весло не драккара кланового ополчения. Это все играет, коли ты в Оркланде останешься. Если нет, то все дороги тебе открыты — вряд ли посольство вырежут за нас в отместку.

Парни согласились, что, не имея долгов касательно конкретного эльфа, по улицам можно ходить без большой опаски. По крайней мере, в светлое время суток. И что совершенно неожиданно, тоже попытались развеять скепсис относительно перспектив выживания у Эргтала. Все согласились с тем, что вблизи власти для него — вблизи смерти. Но в своей поддержке и помощи ушастого заверили вполне искренне.

Оттар, как единственный низкородный в коллективе, молчал и слушал. Впрочем, его низкородность осталась в прошлом: право на воинскую татуировку он заработал, соответственно путь в дружину для него открыт, а это уже статус. Он оказался далеко не дураком и помалкивал вполне правильно, раскрывая рот исключительно по делу, дабы не испортить впечатления о себе.

Что же касается моего мнения, то конкретно пути у эльфа было два. Пристегнуться к своему посольству либо упасть на хвост кому‑то из нашей компании. И то и другое подразумевало много крови и убийств. По крайней мере, один из принцев выжил, я надеялся, а значит, трон Аргайла, кто бы на него ни примостился, не останется в покое. Спокойное же житье в Оркланде подразумевало энное количество крови, пролитое вместе с соседями в походах за хабаром, вдобавок и на дачу за городом заработает, помимо доверия и добрососедских отношений.

* * *

Путешествие с ложкой пресной воды в день и питанием сырой рыбой не вдохновляло нисколько. Не говоря о мореходных качествах нашей посудины.

По размышлении пришли к решению двигаться на родину: искать наших бандитов по соседству выглядело внешне привлекательно, но реально было очень небезопасно. Уж больно был велик риск напороться на корабли врага, роящиеся рядом, в надежде забить отбившийся кораблик. А то и группу. Особенно если эта группа — купеческие суда, несущие награбленное барахло. В нашей жизни уже был выигрыш в лотерею, поэтому мнение, что проверять полосу удачи на ширину и длину надо осторожнее, возобладало. Во враждебных водах слишком много остается на волю случая, а тут вообще придется постоянно маячить ввиду берегов.

В общем, захват первого же попавшегося купца был сочтен гораздо менее рискованным — благо наше ночное зрение наделяло приличными в этом плане преимуществами. Ночные штурмы, впрочем, были обычной практикой для нашего брата, тем более что каботажники волей‑неволей вынуждены были вставать по ночам на якорь. Команды у купцов обычно небольшие, даже с учетом наращивания численности команды или найма отряда охраны, количество людей на борту судна не идет ни в какое сравнение с военным кораблем. Ибо каждому надо платить. Причем постоянно. Купцы минимизировали расходы, путешествуя группами, иногда даже нанимая боевой корабль в охрану. Для одиночного драккара «пул» в три‑четыре «купца» — добыча весьма зубастая, поскольку попытка взять на абордаж одного оборачивалась атакой всех остальных на сцепившиеся корабли. Команде атакованного судна нужно было только продержаться до прибытия помощи. При высоком борте и достаточном количестве подготовленных людей сие было реально. Стрелковые башенки на драккаре, правда, это дело сильно осложняли, но в любом случае тактика была приемлема. Тем более что башни обычно использовали только дружины, реже — полупрофессионалы из постоянных отрядов. Ополчение — только в случае ожидаемого морского боя: слишком много они доставляли неудобств.

Ночью групповая тактика работала заметно хуже, поэтому наши тактики давно навострились не лезть дуром, а атаковать в темноте и уводить захваченное судно. Амулеты ночного зрения — довольно дорогая штука, у некоторых купцов их вообще могло не быть, поэтому шансы на успех всегда были неплохи.

У нашей «великолепной семерки» вообще выбора не было. На Алена Бомбара, в одиночку пересекшего Атлантику в резиновой лодке, никто из нас не тянул, да и слава его не привлекала, даже знай соратники о таком герое. Осталось только добыть судно.

А где лучше всего добывать судно? Правильно, вблизи порта. Минусы в данном решении есть? Несомненно. Тогда где? Правильно. На расстоянии дневного перехода от крупных портов, особенно если там есть кое‑какие укрытия от непогоды. Это если нужен каботажник. С хорошими мореходными судами это дело не работает. Но для перехвата в открытом море у нас не было запасов воды. И что осталось нам делать? Либо ловить запозднившегося «купца» у порта, либо угонять судно из него же. С последним — облом: цепей, перекрывающих фарватер, тут не забыли. По‑моему, они с давних пор и остались, разве что в войнах страдали. А потом их восстанавливали. Удобная штука. Ловить на живца, прикидываясь терпящими бедствие, не хотелось — слишком мало шансов на успех, даже с учетом моей перчатки.

Так что мы прикинули, где ближайший порт, и рискнули лечь в дрейф неподалеку. Грести веслами было лень, а парус демаскировал: берег темной ниткой виднелся на горизонте. Привлечь внимание чьего‑то боевого корабля не хотелось. С наступлением темноты мы перешли ближе к порту — благо работал маяк.

Цель попалась на вторые сутки.

* * *

«Купец» выглядел достаточно похожим своим корпусом на ту посудину, что попалась нам в прошлом походе, с борта которой меня чуть не застрелили, — разве что была больше, но общие предки прослеживались наверняка. В принципе такие корыта строили все кому не лень, особо тут выдумывать нечего. Все равно как назвать — коггом, галеасом или каравеллой, я не специалист, чтобы угадать, к кому конструктивно это судно было ближе, но выглядела посудина так: соотношение длины к ширине не более одного к четырем, двухмачтовый палубный парусник, что удивительно, с рулем, помещения для пассажиров и офицеров, видимо, на корме, по опыту виденного мной, команда, скорее всего, тоже размещалась на носу. Центр — трюм. Как вариант, в трюме тоже могли быть выгородки для пассажиров. Это уже подсказали приятели. Где размещалась охрана, если она была, совершенно непонятно. Борт сравнительно невысок, экипаж — харь пятнадцать, не более. Плюс пассажиры и охрана голов в пять. Экономику не обманешь: невыгодно ходить на сравнительно небольшом судне с большой командой и охраной, нанять конвоира вскладчину дешевле и, главное, эффективней. Учитывая, что зачастую такие отряды ходили на обычных «торгашах», столкнуться с ними не хотелось.

Конвой был из десятка кораблей. Драккаров из них — два, один купеческий, на втором находились наемники — повезло, что на боевом были установлены стрелковые башни. Поэтому вычислить боевой корабль труда не составило: командир, видимо, серьезно подошел к своим обязательствам. На втором явно было маловато людей для боевого корабля, он прошел достаточно близко. По морю не одни мы пиратствуем, столкновение с пиратами на высокобортном корабле не очень удобно для драккара, как, впрочем, и штурм уже захваченного судна, которое надо отбить.

При наличии моей перчатки и пяти вооруженных лбов в поддержку вопрос успешности абордажа стоял только в ключе нашего обнаружения на подходе к судну и соответственно возможности на борт подняться. Даже драккар охраны мог нам помешать разве что тем, что меня пристрелят прежде, чем я его подожгу. Вот только терять людей, тьфу, орков, тьфу, товарищей, совершенно не хотелось — даже эльфа или неубиваемого Оттара. Я мысленно хмыкнул. В родовом обществе ссылки на судьбу работают далеко не всегда, и нормальный командир всегда старается минимизировать потери, не говоря о том, что хороший обученный воин весьма дефицитен в любом случае, ибо заменить его довольно сложно. Например, гибель на Калке киевского войска привела к тому, что «центровой» русский стол стал разменной монетой в руках всех кому не лень, сохранив только политическое значение. А тут только масштабы меньше.

Нищему выбирать не приходится, поэтому брали мы крайний «купец»: мечты о драккаре были сочтены нереальными — не до поисков.

Кратко замысел был таков. Мы скрытно подходим к борту, высаживаемся, по возможности тихо режем всех, кто попадется, рубим якорный канат и с попутным утренним ветром уходим в темноту открытого моря. Если конвоир вовремя протрет очки, вступает в дело моя перчатка. Так как с перчаткой, кроме меня, обращаться никто не умел, меня вместе с Оттаром оставили во втором эшелоне — прикрывать спины и добивать раненых, у которых не хватило мозгов прикинуться ветошью.

Высаживались мы с носа. Заорать часовой не успел, а вот находящийся на корме оказался бдительнее, посматривая по сторонам, пользуясь светом стоящих на палубе фонарей. Он сначала окликнул крадущегося к нему Хадда, а потом завизжал что есть духу, заткнувшись только после того, как его проткнули броском копья. Внизу зашевелились, я мысленно выматерился, что не успел добраться до копья первым: копьем кончать выскакивающих снизу матросов куда комфортнее, чем коротким малхусом. Одна надежда, что матросы не вооружены ничем серьезнее кинжалов, вопросы бунта и вырезанных хозяев судна и груза были актуальны и тут.

С последним получился полный облом: хозяева судна доверяли команде, закрыть команду внизу тоже не удалось, двери, ведущие под бак, матросня просто вырубила топором, после чего владелец топора буквально вылетел наверх, резонно сочтя, что его сейчас будут убивать. К своему несчастью, он выбрал целью Оттара: я сделал широкий шаг вперед и самым кончиком меча перерубил ему шейные позвонки. Так как девать инерцию моего клинка куда‑то было надо, она обратилась против второго матроса, совсем было собравшегося тычком своего короткого и широкого меча сокрушить мои ребра. Матрос остался без руки. Его тело с шеей, пропоротой кинжалом, завалилось на товарищей внизу.

Товарищи убитого предпочли не напирать, хотя я чудом уклонился от неприятного удара, чуть было меня самого не оставившего без руки. Матросы, ясное дело. Хотя тут не у всякого воина духу хватит лезть на возможную смерть сейчас, дабы избежать ее позже. Возникло некоторое статус‑кво. Мы — наверху, проход узкий, вниз ведет лестница, задавить толпой сложно, тем более что с добровольцами, желающими идти первыми, явно большой дефицит, после первых‑то убитых.

Я надеялся, что матросня поддастся инстинкту самосохранения. Нормальный человек любит жизнь, а инстинкт самосохранения неизбежно должен подстегивать конвойный корабль и крики на палубе, явно перебудившие всех поблизости. Если его подождать, шкура точно в целости окажется: за что охране деньги платят?

Парни тем временем вломились в помещения на корме, желая покончить с комсоставом и пассажирами судна, пока мы держим экипаж. Те явно были более опасны — матросов можно было зачистить и потом.

К сожалению, перекрыть трюм никто не догадался, точнее, мы присматривали за ним, но перекрытие кубрика было более перспективным. Нормальный судовладелец всегда отделяет грузовые трюмы от помещений, где размещается команда, чтобы сильно не воровали. Разумеется, в этой связи нашлось место для неожиданности, выразившейся в отлетевшей крышке люка и появлении на месте событий здоровенного мужика с приличных размеров мечом, в усиленной пластинами кольчуге.

Я мысленно вспомнил некую девицу легкого поведения и метнулся к нему в ноги — благо спарринги с вольниками в свое время дали богатую тому практику. Все превосходство в вооружении было у врага — я мог только переиграть тактически. Перчатка даже не вспомнилась. Только поджечь корабль под ногами не хватало для полного счастья.

Повезло: я ушел вниз очень вовремя, горизонтальный рубящий прошел над головой, завершившись в мачте, мой развалил ему ступню. Морда с бородой и мечом в руках, появившаяся рядом в люке, ничем не успела помочь врагу — я, с перепугу чувствуя, что не успеваю, всадил ей в глаз мизерикордию. Морда исчезла вместе с кинжалом, провалившись вниз. Я машинально откатился в сторону — и правильно сделал, поскольку на то место, где я только что был, обрушился непонятно откуда взявшийся топор. Подумалось о знакомом полярном лисе, перекат обратно, топор задел спину по касательной, поддоспешник, к счастью, выдержал, секущий удар под колени противника, одно из которых он убрать не успел. Впрочем, он все же отскочил, отделавшись довольно легко. Когда я встал, наверху были уже двое, осталось только хватать застрявший в мачте двуручник, одновременно бросая малхус: с коротким мечом ловить было нечего.

Раненый в короткой кавалерийской кольчуге опять оказался слишком близко, поэтому не осталось другого выхода, кроме встречного удара, без расчета на блокирование. Я успел. Тело противника, оставив ногу, улетело за мачту. Врагов уже было четверо. А дальше расчет пропал за ненадобностью, ибо от него уже мало что зависело — осталась одна жажда крови.

Мысли ушли, осталось только желание раздавить врага, разум суетился где‑то на периферии, отстраненно наблюдая над телом и подсказывая ему, что делать. А потом было много крови.

Меня спасла безудержная агрессивность, наработанные до рефлекса навыки и удар в спину врагов со стороны парней: эльф с Торвальдом решили вмешаться. Потом, размышляя, с большим опозданием, я понял, почему так боятся берсерков. Это очень страшно, когда на тебя прет подавившая инстинкт самосохранения мускулистая махина с мечом в руках, убивающая всех, кто попадется ей на пути. Неудивительно, что викинги моего мира предпочитали метать в таких людей все, что попадется под руку, вплоть до судовых наковален, но не встречаться с ними лицом к лицу. Кстати сказать, тут подобное отношение полностью соответствовало.

Всего их оказалось пятеро — всех пятерых мы просто разделали, последним добив стонущего бывшего владельца моего меча, пытавшегося скатиться в люк.

Матросы оказались куда крепче, чем я думал, — возможно, сыграли роль крики и звуки драки на палубе, но они предпочли вмешаться. Когда я развернулся, бедняга Оттар уже падал, перед смертью ранив одного из моряков. Везение не может быть бесконечным. Парня было жалко до слез.

Впрочем, все это я обдумал потом, в тот момент разум просто отметил появление новых целей. Резня повторилась, за исключением того обстоятельства, что мы просто не успели перебить всех, поскольку жертвы вовремя перепутались и попросту попрыгали за борт. Из троих не успевших покинуть кубрик пытался сопротивляться только один.

В определенных условиях быть берсерком оказалось даже выгодно — я, к моему позднейшему потрясению, не получил ни царапины. Самым рискованным был тот касательный удар топора, но плотная кожа поддоспешника успешно сохранила мою шкуру от повреждений. То, что я когда‑то предпочел рискнуть утонуть, но плыть в нем, принесло свои дивиденды.

Якорный канат был обрублен, народ, шипя и матерясь, ставил парус, а я, как орудие главного калибра, сторожил появление новой порции оппонентов. Оппоненты шевелились и орали вовсю — ладно хоть с нашей стороны были погашены все фонари, иначе бы уже пытались кидать стрелы. Ближайший «купец» выбирал якорь, на его палубе крутилась куча народу, причем чересчур много в доспехах. Похоже, нам «повезло», и мы напоролись на суда, перевозящие войска. К счастью, наше корыто везло кавалерию с хозяевами, если конкретно — рыцаря с его «копьем», а не отряд пехоты. В трюме стояли лошади. Там, где везут живность, для людей много места не бывает. О чем это говорит? Мотать отсюда надо на реактивной тяге, иначе даже конвойник не понадобится. Кстати, зачем он им вообще, с таким‑то грузом? Потом разберемся.

А вот и конвоир, на веслах. На носу, около башенки — два здоровенных стационарных арбалета, или там маленькие баллисты, не суть важно. Солидно, серьезный ЧОП. Хоть народу на корабле не так уж и много, но опасный противник, даже для мага. Начнут такие игрушки сыпать стрелами метров с трехсот, а корабль выдерживать эту дистанцию, — и ничего он даже и сделать не сможет. Особенно если стрелы, заговоренные на какую пакость.

Выстрелить они не успели — все‑таки ночь на дворе, это мы ночью видим. Желание подойти поближе сыграло дурную шутку, я вложил в удар все, что мог. Носовая фигура, а драккар, видимо, трофейный, скрылась во вспышке, стрелковая башня, как мне показалось, тоже загорелась, заорали люди. Все, им теперь не до нас, с пожаром на борту и угрозой затопления. Я немного промахнулся — ударил выше, чем хотел, поэтому они отделались только пожаром и гибелью людей на носу.

Энтузиазм воинов на «торгашах» тоже пошел на убыль, с ближайшего запустили в нашу сторону несколько стрел, да и то наудачу, на чем дело и закончилось. От преследования враги предпочли отказаться. И правильно сделали: любой адекватный командир на их месте сделал бы то же самое.

* * *

Пленных было двое. Здоровенный рыжий шкипер «Лисицы» по имени Альрик, отрубившийся после касательного удара мечом по голове, и рыцарь, сэр Так, молодой человек лет двадцати — двадцати двух на вид, которому перед взятием в плен по голове слегка напинали, предварительно сбив на палубу. Парочка смотрелась колоритно: у Альрика был стесан клок кожи с волосами вкупе с явным сотрясением мозга, у рыцаря правая половина лица представляла собой багровую синячину со щелочкой в области глаза — он без сотрясения тоже не обошелся. Настроение не блистало у обоих. Шкипер потерял судно, груз, долю во фрахте, возможно, личные деньги в перевозимых товарах, и получил проблемы с выкупом для семьи. Хотя до страховых компаний тут дело уже дошло, впрочем, для «полоняночных» денег тоже. Правда, не везде. Но хороший шкипер — фигура достаточно заметная и дефицитная, так что его судьба не таила особых неожиданностей и проблем, худшее позади, коли сразу не убили. Рыцарю было хуже: он остался вообще с голой задницей, потеряв все, что имел, и, поставив на бабки родню, не заработав ни грамма славы. По сути, даже не поучаствовав в бою. Помахал мечом в темноте, улетел на пол, получил пару ударов по голове и очнулся в плену. Надежды, что его подвиги обратят на него внимание звездорожденных и вызовут золотой дождь на владельца, кончились пшиком. Но мне его жалко не было.

Как и следовало ожидать, ребята работали на эльфов. Точнее сказать, с эльфами работал их сюзерен — герцог Гатланд, решивший под шумок пограбить богатого соседа и решить некоторые территориальные вопросы.

Герцогство являлось почти полной копией наших островов в политическом и военном плане. Правитель имел статус герцога, а не короля, разве что по причине неоднократного покорения островов владыками с Большой Земли, обозленных пиратством аборигенов. Я не поленился поискать карту — милый такой архипелаг из нескольких десятков островов. Из которых три крупные, а один весьма крупный, который, собственно, и звался Гатландом, я в очередной раз подивился параллелям. Насколько реально они были большими, сказать было сложно: до обозначения масштаба тут еще не додумались. Во всяком случае, там содержали лошадей и кавалерию.

Про Гатланд все слышали, что он собою представлял, никому объяснять было не надо. «Морские рыцари» родом оттуда промышляли в море. Конкуренты, мать их так.

А вот что фактически, а может, даже юридически независимый герцог скурвился и связался с Серебряными Драконами, не радовало. География их расположения обещала неприятности, если будем воевать в Аргайле. А в принципе — какая разница? Я что, уже стал полководцем? Пусть у дедули с ближними голова болит. Мне ничего большего, кроме корабля с бандой родичей, на нем не светит минимум несколько лет. Дружинников — ну их в задницу, хватит с меня государственной службы. Так дедушке и скажу.

Взятое корыто порадовало напоследок хорошей добычей — хоть какой‑то бонус нашего похода. Дюжина лошадей, имущество и вооружение взятого в плен щенка и его убитых воинов, небольшой попутный груз из рулонов плотной шерстяной ткани, нескольких глиняных кувшинов великолепного вина и килограммов, наверное, трехсот наконечников для стрел. Попутный груз явно принадлежал шкиперу, как вариант, он был в доле — тоска, с которой он провожал каждую кружку распиваемого вина, говорила об этом. Я оказался не одним таким умным — народ даже проявил к страдальцу некую долю симпатий, угостив собственным вином. Он не отказался. Мужик был взрослый и понимающий, вел себя здраво, соответственно к нему нормально относились. Во всяком случае, выводили подышать воздухом. Рыцарь при виде эльфа пытался что‑то брякнуть, в результате ему опять набрякали по голове и прочим частям тела, сутки продержали в веревках, развязывая, опять побили, а потом заставили откачивать воду, на пару с коллегой по несчастью. Кормились все из общего котла, включая пленных. Запасов продуктов и воды на борту оказалось достаточно много.

Рук хватало, но в обрез, — на одну вахту поэтому никто толком не спал. Встреченные суда старались обходить стороной: обидно было погибнуть в конце пути, от рук какого морского разбойника. Договориться можно было только с нашими, да и то не факт, что они не окажутся ублюдками и не пустят нас под нож ради корабля и его груза.

Раз повезло. От группы из шести кораблей уклониться не удалось — оказались серыми орками, возвращающимися из набега. Обменялись новостями.

О вырезанном посольстве они уже слышали. Наши переключились на Аргайл, пуская под меч и огонь земли поддержавших ушастых аристократов. Обрадовала новость, что их поддержали враждебные эльфам силы страны, но конкретно они ничего не знали. Только что к оркам сходятся родственники верных убитому королю людей и так далее.

Главарь банды оказался известным скальдом Хегни Длинноволосым, троюродным братом одного из ярлов серых и мужем его дочери. У парней нашлись с ним общие знакомые, меня с эльфом тоже представили. Поэт, услышав первые подробности, впал в экстаз, перепрыгнул на нашу палубу, угостил трофейным вином и не отцепился от нас до тех пор, пока ему не рассказали все с максимумом подробностей. С ума сойти: действительно творец и, похоже, будущий классик. Что интересно и даже порадовало, совершенно не похожий на нынешних российских интеллигентов. Патлы без всяких следов перхоти, так как регулярно моет, легкое пузцо присутствует, это нормально — он не стриптизер‑бодибилдер на женском пати, крутящий в такт музыке своим барсиком слева направо, а морской бандит, плечи широченные, руки как лопаты, очками‑иллюминаторами, естественно, и не пахнет, рожа такая, что, встреть в темном переулке такого поэта — сам все отдашь и рад будешь. В общем, однозначно классик. Во всяком случае, ближе Пушкину, чем кто бы то ни было. Тот был, как известно, не трус и не дурак подраться, да и прогуливаться любил с пудовой залитой свинцом тростью, что ясно дает понять его физические кондиции.

Народу у него просить не стали — задавила жаба делиться добычей за несколько дней до дому. На этом и погорели через двое суток, когда нас перехватила «крысиная» шнекка.

 

ГЛАВА 7

Будь на нашем месте обычные купцы‑люди, шансов у них бы не было. Ублюдки просто повторили наши же действия при захвате «Лисицы», днем держась в отдалении и атаковав ночью — благо ветер им благоприятствовал.

К их несчастью и нашему счастью, на руле стоял Бруни, который хоть и зевнул, не оглядываясь по сторонам, но вовремя решил помочиться, оставив румпель на эльфа. Надо полагать, у него моча в воздухе остановилась, когда в процессе ловли кайфа он увидел корабль со снятой мачтой, целенаправленно идущий на сближение. Однако панику поднимать не стал, подтянул штаны и принялся будить народ, одновременно надевая трофейную кольчугу. Я дрых, замотавшись в плащи на верхней палубе, на баке возле входа в кубрик, где ночевали пленные, поскольку погода позволяла. Кольчуги по размеру мне не досталось, поэтому под головой находилась вонючая кожаная кираса и тот самый двуручник, которым я порубил людей при абордаже. Меч оказался неожиданно хорош — гномьей стали, массой немного меньше двух килограммов. В общем, хороший среднестатистический по массогабаритным характеристикам кавалерийский меч с двуручной рукоятью из старшей ценовой группы, видимо, трофейный, обычно простому неблагородному воину такой меч не по деньгам. У рыцаря был не хуже — на него наложил лапу Торвальд.

Приплыли. Как только меня поставили в курс дела, захотелось не то что выругаться, а завыть во весь голос. Как обидно, под самый конец. Причем от этих крыс грузом не откупишься: охранная грамота — это не шутка, а они рассчитывают на человеческих купцов. После таких налетов свидетелей не остается.

Часто выглядывать мы не рисковали, дабы не насторожить пиратов. Оставалось только ждать. Толчок. За бортом заревели, и через фальшборт полезли первые враги…

Самое опасное в этой ситуации, как ни странно, было попасть под абордажный крюк. Мало радости, если, кошка, вопьется тебе, например, чуть пониже спины, поэтому под фальшбортом прятаться никто не рискнул — прижались к противоположному. И правильно сделали: очень нехорошее, скажу, ощущение — приземлившаяся на тебя «кошка», мгновенно соскользнувшая и впившаяся в мачту. Некая кольцеобразная мышца ощутимо дрогнула, перед этим я задумывался — а не спрятаться ли мне за мачтой.

Пора! Парни с ходу сбили коробку, расчищая мне дорогу от успевших взойти на борт. Победное шествие нашего замысла слегка скомкал неудачник, появившийся прямо передо мной, так что пришлось ткнуть мечом самому, насадив его, как муху на булавку, чуть ниже солнечного сплетения. Но это оказалось даже к лучшему — он в достаточной мере меня прикрыл, я надавил на рукоять, не позволяя ему свалиться в шнекку, и шмальнул в днище корабля противника, как раз между румами, чуть выше пайол, заодно оставив без ног рослого арбалетчика, стоявшего поблизости. Наследие прошлого тела оказалось кстати — вниз нырнул вовремя: над головой свистнуло несколько стрел.

Внизу страшно орали. Парни рубили веревки «кошек» и пытающихся взобраться на борт отморозков. Впрочем, последних оказалось всего трое — их с ходу уделали Бруни с эльфом, шнекку полностью к борту притянуть не успели, соответственно возможность взобраться на борт была ограничена. О желании лезть на борт не говорю — эти придурки явно чего‑то обожрались: ясно же, что на борту маг. Цепных «кошек» оказалось две, цепь одной перерубили топором, вторая лопнула по надрубленному кольцу, когда шнекка пошла на дно, перед этим ощутимо накренив судно и заставив опасаться за мачту. Хитрована, цеплявшегося за руль, застрелить не удалось — он отцепился и нырнул, как только услышал про лук. Мы были достаточно опытны, чтобы подстраховаться.

Все прошло как нельзя лучше. До берега километров тридцать, да и там Мертвые земли. Так что о крысах можно забыть. Ну, вероятно, отдельных везунчиков может подобрать встреченный корабль. А мы прибарахлились трофеями с оставшихся на борту трупов.

Естественную идею отбить атаку перчаткой издали я не принял — качало с достаточной амплитудой, чтобы сбивать концентрацию и давать достаточную вероятность промаха. А после первого же промаха пришлось бы иметь дело с теми же лучниками, тупо засыпающими нас стрелами. Крутизна траектории стрелы на ста пятидесяти метрах такова, что за фальшбортом от нее спрячешься не всегда. Собственно, лучники не могли не фиксировать цель и появление фигуры в доспехе, или даже головы в шлеме — достаточный повод, чтобы перейти от тихого варианта нападения к громкому. Естественная предосторожность на случай нахождения на борту мага. А подстрели меня — за жизни парней и ломаного медяка не дать. Засада и удар по кораблю в упор были куда более перспективными, причем риск, если принять в расчет все обстоятельства, был минимален. Даже если кораблей у противника было бы два. К счастью, попались какие‑то нищеброды — похоже, группа изгнанников и беглецов вышла на большую морскую дорогу. Среди убитых только двое были в кольчугах и один в ламелляре, остальные — в коже, да и оружие плоховато. И это штурмовая группа, первой идущая на борт, в которой всегда шли лучшие, в первую очередь по вооружению. Кстати, большинство из них было только ранено и выведено из строя, пока не добили, даже не став допрашивать, по ненужности. Единственная наша ошибка — что замешкались и позволили взойти на борт аж пятерым пиратам. Еще чуть‑чуть — и нас могли не подпустить к борту.

Дополнительным бонусом, как мне показалось, стало укрепление репутации сильного тактика в глазах приятелей. А это капитал, ценность которого трудно переоценить, за который многие ничего не пожалеют. По положению мы практически равны, тактический талант в среде профессиональных воинов крайне ценен и прекрасно отделяется от индивидуального мастерства во владении оружием, так что добровольное подчинение друзей мне в общем походе не выглядит ничем невероятным. Прежде всего, потому что полководцы‑«мясники» тут не в цене, а подготовленный воин — большая ценность, ибо заменить трудно. А общие походы будут: от большой войны нам никак не отвертеться. Поэтому стоит пытаться брать ситуацию в свои руки. Желательно самостоятельные задания, где‑нибудь отдельно от основного войска. Большое войско — большие сражения. Большие сражения — большие потери. Одной из этих потерь могу быть и я, поскольку от меня там слишком многое не зависит. Конечно, сомнительная логика, но мне нравится. Некоторых судьба ведет, остальных — тащит. Надо только закрепить походом нескольких кораблей под моим началом. Тогда миссии вроде прошедшей буду посылать лесом и с большими на то основаниями. В гробу я видел такие посольства, так дедушке и скажу. Причем сразу же, как вернусь.

* * *

Сказал. Сразу же, как увидел. Увидеть оказалось несложно: все ярлы находились в Брандборге, решая вопросы большой политики. Парни, видимо, поступили аналогично.

Дед спокойно выслушал, так же спокойно подошел и не менее спокойно крепко обнял внучка, второй рукой потрепав по голове. Потом мы сели за стол и поговорили. Обо всем, что произошло. В своих действиях он явно не раскаивался, да я и не ожидал этого, поэтому истерик не устраивал, а выложил всю добытую информацию вкупе с некоторыми выводами. Потом он расспросил меня о моих планах. Я ответил.

На нас действительно надвигалась большая война. Даже неправильно. Война уже началась. И имела все шансы стать второй мировой. По счету этого мира.

* * *

Эльф перед прибытием сильно нервничал — настолько сильно, что его постоянная невозмутимость давала сбой сразу же, как он задумывался, будучи не занят делом. Самая скверная ситуация для самого храброго человека или в данном случае эльфа: он не знает, что с ним будет. Причем выбора только два — либо он умрет, либо неплохо устроится в жизни. И от него мало что зависит. От нас, впрочем, тоже. Причем самое скверное, что он чужой, никого из нас никто не поймет, если его прикончат с минимальным соблюдением законодательства или традиций, а мы попытаемся за него отомстить. Что я сделаю Сигурду, если он ткнет Эргтала копьем в живот при встрече вместо приветствия? Да ничего. Похороню разве, с почестями.

Впрочем, парню повезло: присматривать за ним, чтобы не попал в непонятку, внимательно пришлось только до первого пира — в честь нашего прибытия. Где ему сам конунг отрезал кусман от поросенка и вместе с шикарным кубком, полным не менее шикарного вина, отправил угоститься. Кстати, очень немалая честь. Все отправленное, включая посуду, стало его первой в Оркланде собственностью. К моему удивлению, поступок конунга поддержали все ярлы, включая деда. Учитывая, что мы, как герои, сидели все вместе за отдельным столом, это был повод расслабиться, причем всем в зале. Эльф выжрал все вино и настолько ощутимо расслабился, что через полчаса уже уплыл в голубые дали — пришлось уносить дружинникам. Мы тоже могли вздохнуть спокойно: теперь он мог опасаться только отравления или, скорее, организации несчастного случая. Все остальные права — по крайней мере гостя — на него распространялись.

Правда, перед этим мне пришлось напрячься, скинув на палантир придворного колдуна воспоминания о резне во дворце, которые он пирующим успешно и продемонстрировал. Палантиры, оказывается, были весьма и весьма разными по объему записываемой информации, да и внешне сильно отличались. Подумалось, что не факт, будто отсутствуют вещи, способные воспроизводить и звук. Активная деятельность эльфа в деле убивания себе подобных не прошла незамеченной в записи. Верность погибшему другу оценили все, включая заложников, тоже присутствующих на пиру. Впрочем, мы все в этом плане смотрелись весьма выгодно — особенно я: изображались‑то мои воспоминания. Так что кровища, пускаемая мной, вызывала в зале множество одобрительных криков.

Сигурд появился на пятые сутки, как раз на церемонию награждения. Всей нашей бражке собрались вручать Кровавые Браслеты, причем, что удивительно, не забыв и эльфа. Бедняга, вероятно, умудрился попасть в жернова большой политики и точно попал в цепкие руки пропаганды.

* * *

Старый хрен пришелся кстати: его советы очень помогли не продешевить при продаже «купца» и прочей добычи, а копье помогло спасти эльфу жизнь, когда его чуть было не потыкали шилами два каких‑то человека в одежде обычных рабов. Взятый живым отдал концы практически сразу же, как его связали. Похоже было на закладку, остановившую сердце. Расходный материал, по всей вероятности — видимо, обычные рабы. А найденный хозяин явно будет ни при чем. Грубо, но обработать незащищенный разум смогу даже я — видимо, сумею и заставить убить кого‑либо, если подопытный испытывает к нему неприязнь. Несмотря на спасение собственной жизни, с явной осторожностью, если не страхом, относиться к действительности эльф не перестал.

После вручения наград я засобирался домой. Эргтал выбрал остаться с посольством — видимо, правильно сделал. После продажи трофейного имущества и раздела хабара пленных забрал Хадд, парней в столице тоже ничего ни держало. Осталось только вместе напиться напоследок и договориться о связи. О войне были в курсе все, поэтому высказанное в процессе пьянки предложение скооперироваться и замутить какое совместное предприятие в этом плане не вызвало разногласий.

* * *

Встречая меня на пирсе, Эрика плакала навзрыд.

 

ЭПИЛОГ

Сбор ополчения объявили следующей весной. Я забил даже идти на тинг — все эти войнушки в настоящий момент интересовали меня мало: уж больно много накопилось проблем в хозяйстве, вдобавок у Эрики подозрительно долго не было месячных. Хотя меня она в курс ставить не торопилась, наивная.

Однако общественность, увы, меня не забыла. В гробу я видел такую честь: народ возжелал непременно встать под мое начало на моем корабле. Дед сочился удовольствием, как кот, соперников по авторитету в роду у него не осталось, а я рисковал оказаться самым молодым хевдингом в ополчении за последние лет триста, а то и более. Друзья‑приятели, твари, пропиарили неслабо.

Дед, который ярл, тоже не забыл, тонко намекнув о желании видеть под знаменами, так сказать. Разумеется, совершенно добровольном, без всякого давления. Эрика, извините, скорешилась с его дочерьми так, что не разольешь, и приходилось и наносить визиты, и принимать подруг достаточно часто, поэтому попадался на глаза я ему не реже.

Что мне осталось? Только брать ситуацию под контроль. В свете вновь открывшихся обстоятельств мне одинаково неинтересны ни героическая гибель на поле боя, ни пара лет войны где‑то за морями. Поэтому пришлось писать письма и обрабатывать ярла некоторыми идеями. Ответы пришли достаточно быстро, отказавшихся не было.

Вот и все. Выбор сделан.

 

Глава I

Организация полноценного боевого похода даже в условиях средневековья задача просто колоссальной сложности и не всякому по силам. Тем более, когда отряд у тебя сводно‑сбродный и очень немаленьких размеров, я рассчитывал примерно на тысячу двести ‑ тысячу пятьсот голов на восемнадцати‑двадцати кораблях, с учетом торгашей везущих всяческие припасы.

Очень помогла помощь дедули, причем даже не денежная, а советами его самого и его хольдов. При всех моих знаниях, они частично лежали несколько в другой плоскости.

Если бы мы шли в обычный пиратский набег, такой подготовки бы не требовалось, но, к большому сожалению, мы готовились полноценно воевать, причем явно не год и не два. Во всяком случае, если замысел удастся, я сам оттуда добровольно не уйду, даже если придется делать набеги на жену, перевозить ее в первые годы будет слишком опрометчиво.

Клановая общественность выделила под мое командование три драккара, плюс укомплектовала командой личную шнеку, при помощи клановых денежных средств (по взаимозачетам с ярлом) был нанят грузовой кнорр под "общаковые" грузы. Собственно именно последнее добило общественность, в основном именно поэтому взрослые мужики согласились уйти под мою руку. Кровь не водица, особенно если это кровь ярла. Правда и мне поработать пришлось, верхушку клана и главных участников даже пришлось предварительно немножко поставить в курс событий, со страшными клятвами никому и ничего не звука. Впрочем, лишнего я особо не болтал. Цель вояжа не озвучивалась.

Кормчим на мою шнеку по приглашению деда пришел хромоногий Борк А" Корт, имеющий в данной профессии очень серьезную репутацию, в своих талантах в данной области и я сам очень обоснованно сомневался, не говоря о том, что у корабля непосредственно должен быть хозяин. На других кораблях комсостав подобрался нисколько не хуже, моя удача в предыдущих походах привлекла по настоящему знающих специалистов. Хаген A" Тулл регулярно ходил в походы уже лет семьдесят, собственно ему давно пора было остепениться, но задница до сих пор искала приключений. Он кстати был показателем моего и моей семьи веса в обществе, тем, что добровольно присягнул, уйдя под мою руку, хотя тет‑а‑тет высказался прямо и без всякого почтения:

‑ Парень, я перед тобой хвостом крутить не собираюсь. То, что ты силен и храбр из тебя предводителя похода не делает, тут головой надо думать, а не мечами махать. Удачи тоже на всех не хватит. С тобой я пойду только потому, что ты Сигурда ученик, тот бестолочь возле себя держать не будет. Да и ребята что про дела твои рассказывают, говорят, что соображаешь. ‑ Я молчал, давая мужику высказаться до конца. До этого мы знакомы не были. ‑ Тебе я присягну и приказы твои выполнять буду, коли надо будет то спиной к спине встанем. Но лучше тебе почаще спрашивать совета и побольше сомневаться в своих действиях. Потому что коли ты родичей по глупости своей угробишь ‑ я тебя убью. Вызову и убью, ты уж извини парень. Кровь наша не водичка и глупо ее лить ни тебе, ни кому еще не позволено.

‑ Ты что тут, пугать меня пришел?‑ лениво процедил я, глядя на реку, A" Тулл знал, где говорить прямо и по существу от своего имени и от имени прочих серьезных дядек из моих подчиненных. Причем без свидетелей. Прийти толпой общественность не рискнула и правильно сделала, прислала наделенного полномочиями делегата. ‑ По глупости или не по глупости потери ты, что ли решать будешь? Либо вы идете и не чирикаете, либо нет. А за бунт в походе я тебя лично на кол посажу, даже если для этого твой херад придется вырезать. Пугать тут меня будешь… Ты мне не друг, не брат и не сват, чтобы на шею лезть позволил. В походе командовать буду я один, и никто больше. Когда понадобится твой совет, то я его спрошу. А пока не спрошу, сиди на попе ровно и командуй своим херадом и только попробуй хоть один мой приказ не выполнить. Я достаточно ясно выразился?

‑ Более чем, ‑ неожиданно хмыкнул сидящий на соседнем бревне Хаген, чего я от него совершенно не ожидал. Разговор состоялся более чем жесткий, еще чуть и закончится резней. ‑ Я тебя предупредил парень. Услышал ты меня или нет, то это дело твое. Мы тебе свои жизни доверяем, так что цени то, что имеешь. Коли не можешь сообразить ‑ совета спроси… ‑ Помолчал, я спокойно ждал продолжения. ‑ Не глупи по своей молодости и ничего между нами страшного не произойдет, больше мне тебе сказать нечего… Всех тебе благ Край A" Корт, надеюсь к этому разговору мы никогда не вернемся. Увидимся вечером. ‑ Встал и спокойно пошел по своим делам, козел. Кричать ему в спину я не стал.

Парни мои надежды не обманули, но привели гораздо большие отряды, чем я рассчитывал, в результате, когда наша бражка вышла в поход, в ней было более двух тысяч орков на двадцати восьми кораблях. Разумеется, командование такой оравой семнадцатилетнему сопляку никто доверять не собирался, Хадду тоже ничего не светило. Народ бы просто разбежался, у нас в подчинении было ополчение, а не дружины и каждый из ополченцев хотел вернуться домой живым и с большой добычей. Ведь если глава похода не устраивает можно присоединиться и к основному войску. Устроил общественность, разумеется, хитрый Бруни, солидно выглядевший Торвальд составил небольшую конкуренцию, по мнению некоторых колдунов, хевдингов и кормчих кораблей, хотя их мнения никто особо не спрашивал. В любом случае делили кресла только мы вчетвером, мнение подчиненных учитывалось только вынуждено. Даже пятерых колдунов никто не спросил, хотя Торвальдов старикашка пытался что‑то посоветовать, в результате тот вызверился на него так, что старик обиделся и ушел. Мой колдун Эрик издевательски проводил коллегу взглядом, понятие дисциплины в него в дружине вбили замечательно, хотя по колдовской табели о рангах теоретически я был ниже его. Дедушка подсунул его мне по рекомендации прапрадедушки, для магической поддержки и продолжения обучения. Правда, тет‑а‑тет Сигурд очень не рекомендовал пускать к себе в башку, ни его, ни кого‑либо еще.

В области магической поддержки наша банда выглядела более чем грозно, пятеро полноценных колдунов с учениками и один из предводителей тоже не без талантов в этой области. Учитывая то, что, без учета слабосильных один нормальный маг или колдун в среднем приходился на тысячу или полторы воинов. Я это раньше знал, но как‑то теоретически, осознал полностью, только окинув взглядом наш лагерь и всю великолепную пятерку разом. Как‑то сразу дошло, почему могущественный маг даже с не менее могущественными артефактами так редко в состоянии заметно повлиять на ход сражения в одиночку. Особенно если воины противника защищены амулетами и умеют брать магов в оборот.

В области оснащения всякими смертоубийственными штуками войско впечатляло еще больше, начиная от стрелометов разной конструкции и размеров, стоявших на боевых кораблях, и заканчивая разобранными осадными катапультами, погруженными на торгашей.

К моему удивлению такая простая осадная машина как требучет в этом мире была известна, но орками практически не использовалась, если быть точно использовалась отдельными хевдингами, с широким кругозором. Вероятно, собрать уже готовую катапульту было быстрее, да и крепости мы предпочитали брать "изгоном", то есть внезапной атакой. Изготовление требучетов с нуля само по себе занимала несколько дней, а грабителя ноги кормят. Правильные осады случались, но довольно редко. Вообще наши предводители любили, как и монголы, решать судьбу крепостей в поле, уничтожив их гарнизоны.

В относительной безопасности каменных стен можно отсидеться, не более, а вот спасти свои земли от опустошения ‑ никогда. Та же вечная система. Англичане в Столетнюю Войну действовали именно так, вынуждая французских рыцарей лезть на свои укрепленные позиции под дождем и в грязи. Там где проходило английское войско, оставалась выжженная земля, беглецы, кости и никаких налогов. Поэтому сражение французам было нужнее, чем англичанам и именно поэтому англичане могли выбирать время и место, неизменно побеждая, работая от обороны. Что само по себе интересно с точки зрения военного искусства, поскольку там, где французам удавалось спровоцировать англичан к активным действиям за линией укреплений, их обычно били и никакой длинный английский лук не спасал. Классический пример сочетания стратегических наступательных действий с оборонительной тактикой в сражениях. Французам хватило, причем очень надолго. Людишкам на чьи земли наступала нога орка ‑ тем более. Отдельные отморозки из наших предводителей могли не то что пожечь все деревни и поля вокруг замка, какого ни будь барона, но и пустить под нож все население, что не влезло рабами на корабли. Уцелевший замок барона мог утешить разве что слегка, коли ни дружину, ни себя самого кормить не на что. И сочувствия тоже никто не проявит, земли даны феодалу для того чтобы он ее защищал и кормил с нее себя и свою дружину, составную часть вооруженных сил государства. А коли барон защитить землю не может или не хочет, то на кой он нужен, такой красивый, со своей уцелевшей дружиной, которой, кстати, тоже платить надо?

Но, то, что требучет был известен облегчило мои замыслы. При всей своей теоретической подкованности, я был не уверен, что сумею сразу создать чертежи и изготовить в реале полноценный требучет, а не игрушку, которая развалится после пары выстрелов. Притом, что даже оптимальное соотношение длины рычага 1:6 я помнил. Больше всего мне помог дед, мы же вместе с ним и изготовили металлические части к девайсам. Сама специфика этой осадной машины предполагала изготовление на месте, из подручных материалов, что здесь, что на Земле, таскать с собой требовалось только металлические высоконагруженные части к ней. Я недостаточно подкован, но у меня имеются серьезные подозрения о том, что монгольские камнеметы "пороки" по крайней мере, частично представляли собой обычный требучет, разве что с китайским патентом.

Так как монголы Чингис‑хана и его сыновей с внуками, являются самой эффективной армией в писаной истории, Краю логично было воспользоваться знаниями Даниила, который в свое время живо интересовался этим вопросом. Даже Гумилева почитал, у того все прекрасно с источниками, только выводы почему‑то более чем странные. Работы Храпачевского в данном случае были куда более полезны. Благо общества находились на сходной стадии развития.

То, что счел оптимальным великий Субудэ‑багатур, явно заслуживает внимания не столь великих его последователей на тропе войны, с учетом разных условий и обстоятельств естественно. Основное преимущество регулярной армии, как известно именно в том, что там аккумулируется и изучается чужой опыт, а всякие партизаны учатся на собственном, если успевают научиться. То, что некоторые армии подвержены разложению, причем даже необязательно вследствие долгого мира и по ряду причин учить и принимать во внимание ничего не желают, не отменяет общих тенденций в армиях нормальных.

Работать "по монгольски" в полевых сражениях оркам было бы проблематично из‑за напряженности не только с конными лучниками, но и с нормальной кавалерией вообще, а вот при осадах никакой принципиальной разницы для использования монгольских находок в тактике я не видел. Я надеялся, что у меня достаточно мозгов, чтобы оценить, когда опыт стоит использовать, а когда нет, ибо слепое следование своему и чужому опыту может закончиться очень печально. Не всем людям " с опытом боевых действий в Чечне" хватает тямы понять, что передвигаться дуром, в походной колонне, имея противником не банду в два десятка человек с парой РПГ, а армию с относительно современным вооружением включая ПТРК и танки, немного вредно для выполнения боевой задачи. Если даже не жалко подчиненных, а главное себя. Впрочем, иногда везет и вместо танковой роты в засаде они встречают прячущихся в деревне саперов на джипах. Впрочем, и тех случайно, дорогой ошиблись на перекрестке.

По осадным технологиям монгол осталось достаточно много источников, чтобы выявить систему. Я прикидывал, что мне пригодиться высокопроцентное использование местных ресурсов, и активное использование осадных камнеметательных машин. Проламывали стены и вышибали ворота они камнеметами, что лишний раз говорит о том, что они умели воевать, экономя жизни подчиненных. Если прилипнем, к какой ни будь неприступной твердыне, можно будет подумать и о европейских находках тактике, в Европе, где камень в отличие от Руси уже использовался в оборонном строительстве, некоторое количество городов монголам взять не удалось. Хотя, на мой взгляд, больше по экономии жизней татарских воинов, нежели неприступности этих крепостей. Каменный собор со спасавшимися там жителями, или башня с отрядом наемных арбалетчиков оставались не взятыми явно только по этой причине. Не стали возиться, с явно вознамерившимися умереть, но не сдаться защитниками, когда для грабежа открыт весь город.

С такими "жесткими пацанами" я прогнозировал встречу и в нашем походе. Население Архипелага видимо немногим отличалось от орков по менталитету, носило оружие и выставляло как ополчение, так и бандитские шайки покрываемые общиной. Там не надо было быть благородным, чтобы набрать отряд и уйти промышлять в море, возвращаясь домой сбывать добычу без всяких проблем. Когда герцог объявлял мобилизацию, ополченцы шли в бой под рукой своего благородного сюзерена. Видимо как у герцога было чем прищемить подчиненных и гарантировать их верность, так и у подчиненных припугнуть герцога, чтобы не зажирался.

Вообще разведсводкой по Гатландскому архипелагу можно было гордиться. Вот в чем‑чем, а в данном вопросе у меня соперников не было, и быть не могло. Понятие аналитики на Крайне пока и не пытались изобрести, соответственно если с добычей информации все обстояло более менее нормально, то обрабатывали ее просто ужасно. На данном уровне развития общества ‑ неудивительно.

Само по себе разведывательное обеспечение похода не было новостью, как, кстати, и на Земле в былые годы. Правильнее даже сказать, что походов без минимума информации об объекте приложения усилий просто не было. А вот как снимать информации максимум, используя внешне не относящиеся к теме источники, системы еще не придумали.

В данном вопросе мне помогло мое положение торгового представителя нашей семьи, торгующей широким ассортиментом вооружения и прочих металлических предметов, включая доспехи и оружие, и прочий хабар представляющие собой археологическую ценность. Разумеется, за знакомство с залетным купцом следовало выпить ну и процессе разговора, следовал ряд косвенных вопросов о географии большого мира и сравнительной политологии, в том числе и касательно цели будущего вояжа. Оправдывало себя, но поток не относящейся к теме информации напрягал, особенно потому что надо было себя постоянно контролировать. Не говоря о том, что Эрика сильно ругалась, ей видите ли пьянки в доме не по нраву. Красавицы везде к хорошему быстро привыкают и пытаются сделать мужа идеалом, хочет он того или нет. Причем этот идеал как морковка перед носом у осла, как к нему не тянись все равно не достанешь, разве что под хорошее настроение сами в пасть не сунут, предварительно приготовив следующую. Общаться с хольдами из дедовой дружины, особенно теми, кто был в курсе готовящихся событий, было сильно проще. Даже проще чем с рабами и пленными родом с островов.

Все было просто как мычание. В нормальных условиях, что содержать сюзерена‑рыцаря со свитой нужно не менее восьмидесяти‑ста крестьянских семей. Причем семей зависимых сервов, а не свободных общинников, последних по понятным причинам для прокорма господина требуется заметно большее количество. Значительная часть земель островов малопригодна для производства прибавочного продукта, соответственно имеет большие ограничения по количеству способных на них прокормиться людей. С меловых скал не соберешь урожай пшеницы. Люди вынуждены жить морем, особенно если море в окрестностях богато рыбой и чужими торговыми кораблями.

Количество замков и чего‑то на них похожего, на островах, не составляло большой тайны, их было двадцать шесть, не считая укрепленных населенных пунктов, например городов включающих в себя цитадели занятые сеньором. Таких было пять. Другой вопрос, что степень их укрепленности была разная. Островные рода тоже были известны наперечет, ошибка даже процентов в десять не играла большой роли. По самым "оптимистичным" прогнозам местное благородное сословие само по себе не могло выставить более 400 воинов, как полноценных посвященных в рыцарское достоинство, так и оруженосцев‑сквайров, включая пятнадцатилетних пацанов.

С их свитой было сложнее, я принял как данность что гарнизон каждого замка не менее ста человек, что для Земли было бы крайне завышенными цифрами, но для архипелага, лежащего на пересечении богатых торговых маршрутов с населением, частично живущим грабежом нормально. Тем более что данные цифры примерно подтверждались в ходе допросов пленных. С точки зрения здравого смысла, каждый замок должен иметь боевой корабль и экипаж для него. А то и несколько, с командами, частично комплектуемыми добровольцами‑полупрофессионалами из близлежащих населенных пунктов. Удачные грабежи очень способствуют налаживанию положительных связей с народом и повышению авторитета власти.

Итоговая оценка численности островных регуляров, если их можно так назвать две с половиной ‑ три с половиной тысячи человек, вместе с благородными, из последних человек пятьдесят‑семьдесят посвященных в рыцарское достоинство. Хотя для меня в данном контексте их социальный статус был не важен, вряд‑ли сыновья благородного рыцаря, не посвященные в рыцарское достоинство, вооружены сильно хуже него и не прошли нормальный курс боевой подготовки, как обычно, с пятилетнего возраста.

Численность ополчения пришлось определять по перекрестной информации, исходя из оценочной численности населения разными источниками и количества выставленных воинов в конфликтах, по которым имелись данные.

По моим оценкам островной максимум это примерно десять тысяч ополченцев, цифра вероятно завышенная в связи с милыми привычками островитян промышлять в открытом море, из которых тысяч пять‑семь с достаточно высокой боеспособностью, включая городскую стражу из наемников. Остальное островное мужичье не имело большого значения, бедноты не способной позволить себе нормальный комплект вооружения и доспехов не говоря уж о курсе боевой подготовки, там хватало. Я специально уточнил этот вопрос.

Итого нам готовы были противостоять примерно десять‑тринадцать тысяч воинов противника. Внешне полуторатысячному войску ловить совершенно нечего, но это только кажется. В данном случае рассредоточение противника по островам приводило к невозможности использовать против нас все ресурсы обороняющихся единовременно. Не говоря о том, что в крепостях в любом случае должен остаться гарнизон, а сбор ополчения занимает достаточно много времени, в результате чего у нас были хорошие шансы бить противника по частям. Это все даже без учета наших природных данных, против генетики не сильно‑то попрешь без численного преимущества. Единственное но, с которым все согласились ‑ не стоило ввязываться в морские сражения на начальном этапе.

Стратегически замысел был прост и как мы надеялись надежен. Высаживаемся на достаточно крупном острове, основной целью выбрали остров Мор, уничтожаем местные вооруженные силы в замке сэра де Мор, городе Холден и прочих островных населенных пунктах. После чего встречаем соседей, несколько дней пока архипелаг собирает войско, у нас в любом случае будет. Далее обычный орко‑монгольский сценарий, защищать города и замки потеряв войско очень проблематично. Даже если ни город ни крепость взять не удастся их судьба в любом случае будет решена в поле, выйдут их гарнизоны на помощь или нет.

Основная проблема была именно в том чтобы откусить ломоть который можно проглотить, а не подавиться им. Соответственно сразу соваться, например на Гатланд не имело никакого смысла, слишком высок риск завязнуть и быть раздавленным между молотом из собранного с окрестных островов ополчения и наковальни из вояк местных. Штурмовать мелочевку тоже нет смысла, владетеля просто бросят выживать, как может, пока собирается ополчение, а потом произойдет либо невыгодный нам морской бой, либо нисколько не изысканное с точки зрения тактики сражение лоб в лоб, с превосходящими силами противника. Что тоже не фонтан. Впрочем, пожженные корабли и загибающиеся от голода завоеватели еще хуже. Лавры "Уэйкских крепышей" меня несколько не прельщали.

Захват острова Уэйк японским десантом вошел в анналы второй мировой не только образцовым выполнением своего долга морскими пехотинцами 1‑го Гарнизонного батальона морской пехоты, 21 истребительной эскадрильи морской пехоты и прочими военнослужащими США составлявшими его гарнизон, но и на треть вымершим от голода и болезней к 1945 году гарнизоном японским, который они туда посадили на радостях от победы. С минимальным воздействием противника, американцы четыре года на нем разве что тренировали молодых пилотов с корабельными артиллеристами. На момент капитуляции, у японцев там не страдала дистрофией разве что часть комсостава, притом, что пленных они казнили еще в конце 42 года, для экономии продуктов. Мне перспектива через месяц‑другой сидения на острове без кораблей "играть на кабанчика", совершенно не привлекала, поэтому в принципе логичная идея Торвальда что лучше бы первым оккупировать островок поменьше и наименее защищенный, не встретила моего понимания. Впрочем и он и Бруни вкурили суть сразу же как я выложил свои соображения, несмотря на то что последний не считал островитян достаточно умными и дисциплинированными для того чтобы провернуть такой номер или что посложнее, по ряду причин. Осталось только в этом убедиться.

Поход не дал особых трудностей. Компас с астролябией есть, грубо можно ориентироваться даже по солнцу, Мор располагался на северо‑восточном краю архипелага, так что достаточно скрытно подойти к нему не было особых проблем. Если точнее проблемы не ожидались.

Основные неприятности нам могли доставить встреченные в окрестностях архипелага корабли, которым удастся от нас уйти с достаточно большой форой, чтобы оповестить, что в море болтается куча кораблей орков. По понятным причинам тамошние рэкетиры не смогут не принять меры. Корова, которую они доят хоть и большая, но на всех ее точно не хватит. Наших деятелей промышлявших у архипелага, тамошние жители вычесывали на раз, если не хватало мозгов работать по принципу, бей‑беги. Орки они такие, расслабишь ‑ пропишутся, лучше до этого не доводить. Раз в несколько лет случались и довольно крупные морские стычки. В общем, конкуренты с Гатланда имели серьезную репутацию. Не как Франция времен Карла Мартелла в глазах земных викингов, в которую без крайней нужды не совались, в то же время навещая Англию как загородную дачу по выходным за помидорами, но довольно близко к тому. Да и невыгодно по большому счету ополченцам с боевыми кораблями сходиться, добыча, если хороших доспехов много может и хороша, но потерянных людей не вернешь. Дружинники и сводно‑сбродные херады другой вопрос.

Первый конфликт народа с вождями разгорелся именно из‑за добычи. Два взятых корабля с дорогим грузом хороших тканей и всякой мелочевкой новые владельцы вознамерились тащить с собой, забив хрен на наши приказы топить все встреченное. В результате отмороженный Край, молча, взял топор и спустился в трюм первого из них, пока Торвальд орал на своих подчиненных. Охрана отмороженного Края тоскливо переглянулась и явно приготовилась к резне.

Когда я вылез изнутри уже начавшего садится в море купца, меня встретило молчание. Народ бы в не то что шоке, но скажем так в некотором опупении моей наглостью:

‑ Вопросы есть?

‑ Да мы кровь на этом корабле лили! ‑ Завопил здоровенный горбоносый тип в кожаной рубахе и перевязанной рукой, был ранен при абордаже.

Конечно, дополнительно поправить ему переносицу было бы хорошим выбором касательно установления авторитета, но существовал хороший риск, что меня после этого толпа просто пошинкует, даже вместе с Торвальдом, коли я лишил ее добычи и побил защитника их интересов. То, что находящиеся за моей спиной родовичи этого так не оставят, нисколько не воскресит. Иногда надо быть дипломатом с большим револьвером, а эту недисциплинированную сволочь, все равно надо ставить на место. Иначе, чувствую, повоюем.

Чингису было проще, на фоне карателей китайцев и их степных союзников, живьем варивших проигравших оппонентов в котлах вместе с их семьями, казни для установления дисциплины смотрелись вполне нормально. Что в его глазах, что в глазах его подчиненных.

Вообще‑то, строго говоря, но по понятиям я был не совсем прав, лишая народ непосильным трудом нажитого добра. Да только наши понятия штука растяжимая и толковать их можно в довольно широком диапазоне, особенно, касательно беспрекословного выполнения приказов даже временных вождей. А приказ был ‑ осторожнее с трофеями. Нужность же дисциплины никто никогда не отрицал.

‑ Это наша добыча, ты кто такой чтобы нас, ее лишать? Расслабился под дедушкиным крылышком, мальчик? ‑ Этот тип был куда серьезнее, хевдинг одного из кораблей Торвальда. Похоже он же и зачинщик бучи.

В данном случае позволить себя задавить морально и начать оправдываться значило потерять все. Толпа смотрит друг на друга и подстегивает демагогов, даже безмолвная поддержка их заряжает. Разве что шнека с моими воинами за спиной охлаждает пыл, ишь, как зыркают. Торвальд только слегка им мешает, хотя его рык действует больше на рядовой состав, а не горлопанов, даже, несмотря на и его драккар рядом. Все недостатки военной демократии налицо.

‑ Присоединился к нам добровольно? Силой никто не тянул?‑ Спокойно ответил я, глядя уроду в глаза и мысленно решая, что буду хватать первым меч или кинжал, если кончится попыткой силового решения конфликта. Топор был трофейный, одного из мертвецов, его я уже бросил. И не дожидаясь ответа,‑ наказание за неподчинение в походе одно, смерть.‑ И нагнетая напряжение, пока заоравшая толпа не уверит своего предводителя в своей поддержке,‑ куда идем, ты знаешь. Почему запретили брать дуван по пути к островам тоже. Ты не возражал. Сейчас богатую добычу взял, и счел себя самым хитрым? А если на островах золото возьмешь, нас всех предашь и отправишься домой? А может, вырежешь остальных, чтобы не делиться?

И во весь голос, перекрикивая поднявшийся хай, мужик и его приятели поняли что теряют контроль над ситуацией:

‑ Ты в ополчении дружок, а не по собственному желанию в поход идешь. Поэтому будешь делать то, что тебе сказали…‑ Закончить спич я не успел, Торвальд вкурив ход мысли включился в тему.

‑ Ты Бьярни, сам ко мне пришел, под моей рукой в поход идти. Выходит, пришел, чтобы ярла и меня обмануть, в обычный набег под видом участия в ополчении сходить? Вышли вместе, а потом отделился при первом удобном случае?

Я поддержал приятеля:

‑А ведь действительно, как мятеж и бегство с поля боя карается, как иначе все это вокруг творящееся назвать? Куда вы эти кораблики на островах девать вздумали?

У Бьярни дернулись глазки. Понятия на счет захваченной добычи это одно, а вот кол в задницу, за попытку отделиться от ополчения совсем другое. Правда если его сейчас зарубить этого никто не поймет, пока он с точки зрения закона неуязвим, мы просто демагогически подводим его под нож. Важность дисциплины важна всем, но когда за бортом болтаются свои живые деньги она всегда отходит на второй план. Если неприятные перспективы заплатить за жабу головой, впереди не маячат.

‑ Только наговаривать не надо ‑ растерянно повысил голос Бьярни, потерявший всю свою самоуверенность. ‑ Никто отделяться не хотел, добычу взяли…

Договорить ему, мы не дали. Глупо на его месте позволять себе оправдываться, вредно действует на бунтовщиков. Хотя мы изначально в выигрышном положении, мы предводительствуем походом, а он подчиненный. И наши рода стоят выше. Кончить нас можно только втихую или по очень большому косяку с участием всего честного народа, да и то, на аффектации. Нормальному орку на хрен не надо повесить на себя кровников из правящих семей без очень большой причины. Но расслабляться не стоит, отдельные отморозки способны поставить сообщество перед фактом, особенно когда у них достаточная силовая поддержка, чтобы позже не выдали головой.

‑ А раз отделяться не хотел, бери топор и руби днище на втором корыте. Лично. Как тебе было сказано, а не устраивай бунты, урод.

‑ А на счет добычи, сколько сможете взять на корабли, столько и вашего. Как это. Приказ был такой ‑ что в драккары влезет то твое. Остальное на дно.‑ Добавил Торвальд, подходившие драккары приятелей добавили еще больше веса нашим словам.

Бьярни потух, он был не дурак и понимал, что поперепирайся еще пару‑тройку минут и мы скомандуем своим подчиненным фас. Перспектив что херад за него вступится вплоть до резни с сыном ярла, было мало, вывели гуся за шею мы правильно. Одно дело, когда надо отстаивать свою добычу, сев на шею молодому предводителю, другое устраивать мятеж.

‑ А то, что без дувана с корыта под ногами остались, то это ваше наказание за мятеж.‑ Добил я народ.‑ Казнить никого не будем. Простим на первый раз.

На этой оптимистичной ноте я перепрыгнул в шнеку, торгаш уже довольно ощутимо сел в воду. Беседующая общественность, молча, последовала моему примеру. Вот и хорошо, даже если кто когда и поднимет вопрос, что я кому‑то за этот корабль должен, то может засунуть свои претензии в задницу. Коли на стрелке промолчали, потом поднимать тему просто глупо. Я пошлю, и никто не скажет что я не прав.

* * *

Пляж был просто мечтой оккупанта, не то что Омаха‑бич, хотя тоже песчаный. Достаточно пологий и без всяких следов укреплений и противодесантных заграждений. Местные варианты ДОТ‑ов из "Рядового Райана" отсутствовали по понятным причинам, при дальности выстрела боевой стрелой из хорошего лука в двести сорок метров, никакой остров не сможет позволить себе прокормить сонмы строителей и гарнизонов укреплений на десантноопасных участках побережья. Боевые башни Италии, построенные в ответ на визиты тунисских и турецких пиратов‑работорговцев, имели гарнизон человек в пять при двух‑трех пушках, да и то, служили не столько для защиты, сколько для предупреждения окрестных пейзан. Впрочем, пушки были серьезным аргументом, гораздо более серьезным, нежели баллиста или катапульта любой модификации, не говоря уж о весьма серьезной экономике Итальянских государств.

Сам пляж находился в довольно удобной бухте на северо‑востоке острова, хорошей всем кроме своей открытости волне с севера. Местные жители выходили из положения, вытаскивая баркасы на берег, по данным своих синоптиков. В данный момент шторма не ожидалось, поэтому две трети находящихся в бухте судов были на воде, находясь как у пристаней, раскиданных по половине бухте так и просто у берега как привязанными к "мертвякам" на берегу, так и просто брошенными. Рыбаки, увидев идущий к острову флот в три десятка кораблей, вполне предусмотрительно рванули по домам.

Когда мы подошли к острову достаточно близко чтобы начать сомневаться в наших намерениях, сразу в трех местах поднялись столбы дыма, похоже, служба СНИС тут была организована как надо. Что для пиратского архипелага неудивительно.

В общем, высадка прошла без малейшего сопротивления, за полным отсутствием аборигенов, население свинтило успев даже угнать скот, судя по следам в направлении замка и призамкового городишки, Холдена. По имеющейся информации замок и город не были стандартной для суши матрешкой фортификационных сооружений с цитаделью‑замком сеньора внутри городских стен. Возможно по причинам наличия‑отсутствия автономного источника воды, городок снабжала водой протекающая через него речушка.

Впрочем, времени утащить запасы, у людей не было, так что запасы продуктов мы в любом случае могли пополнить. Но это можно было сделать позже, моя банда, высадившаяся первой после высадки основной части десанта, ушла вперед. Инициативу не стоило терять, а так как я занял место начальника разведки нашего войска, кому как не мне нужно было добывать информацию о противнике ну и заодно ограничить его собственную разведдеятельность. Хоть какую‑то разведку сэр де Мор выслать был просто обязан.

Впрочем на какой‑то эффект я не надеялся, подходили к острову и высаживались мы достаточно долго чтобы в замке успели посадить разведчиков на коней и разослать группы по острову. Я бы на их месте вел разведку наблюдением, что при знании ими местности практически исключало шансы на перехват разведгрупп.

К моему удивлению человеческая глупость и тут соответствовала Вселенной. Никаких разведчиков мы естественно не заметили, разве что парню из головного дозора показалось, что в занимавшем центр острова лесу при подходе к нему мелькнул толи всадник, толи лошадь.

Близко подходить и разбивать лагерь под стенами я не собирался, хотя большой опасности не видел. Гарнизонам и города и замка с одной приемкой беженцев мороки выше крыши и соваться одними регулярами, без ополчения на довольно большое войско просто глупо. Встречный бой даже в средневековом исполнении неприятная штука, можно все потерять с такой же вероятностью, что приобрести, тем более с орками численность которых зная среднюю вместимость наших кораблей они могли представить. Мне же похватать опоздавших под стенами было бы неплохо, для получения информации сегодняшней давности.

Что сказать. Предсказать можно профессионалов, но мир полон любителей. В результате уже на выходе из пущи головную заставу попытался атаковать какой‑то конный придурок в позолоченных шпорах с полутора десятками коллег и тремя десятками пехотинцев.

Не знаю, каких расширяющих сознание препаратов он нажрался и на что рассчитывал, похоже решил что успеет вырезать заставу раньше чем подойдет вся банда, или того хуже принял заставу за всех наличных орков топающих по дороге. Последнему я нисколько не удивлюсь, разочаровало меня местное человечество.

Головной и боковые дозоры естественно не дали закидать ядро заставы стрелами из засады, отряд умышленно ограничивал скорость марша, чтобы идущее по лесу охранение и мы плетущиеся по обочине позади не отставали. Последнее было нетрудным, лес был чистый, не то, что тайга, сушняк практически отсутствовал, видимо народ собирал хворост и сушины на дрова. В результате "умный" замысел неизвестного гения окончился громким пшиком. Собственно, реально ГПЗ работала приманкой.

Как только засада была обнаружена, застава, отстреливаясь, начала оттягиваться к ядру отряда, как это и было отработано. Я внушил народу немало полярных мыслей по поводу идти или не идти со мной в поход, своими маневрами с подчиненным контингентом еще дома.

Мы, наоборот, прибавили шагу на ходу построившись на дороге. В результате наскочившие на парней кавалеристы очень не обрадовались когда обнаружили бегущую колонну орков в "свиной голове", в тридцати метрах от нежно любимых потрохов. Наши парни тоже вполне резонно сочли ненужным принимать копейный удар на дороге, и ушли в лес.

Впрочем, большинство всадников унесло ноги, кто с криками, кто, молча развернув коней на дорогу и выйдя из боя. Что было очень правильным с их стороны, еще несколько секунд, и мы бы их достали. Так что они отделались шестью трупами. Пятерых убили парни с головной заставы и одного подстрелили в спину у дороги, мне показалось, были еще раненые, коих унесли кони. Конник, потерявший коня, шансов на выживание против такой кучи пехотинцев не имел.

Для пехоты все кончилось гораздо хуже, у них не было под задницей четырех ног, чтобы достаточно быстро бежать. Скорее всего какой‑то быстроногий двуногий олень и свинтил, а то и несколько, но это роли не играло. Я скомандовал рассыпать строй и пехоту противника просто смяли. Практически без сопротивления, в основном их убивали в спину. Если кто и ушел так это из лучников, давших нам основные потери, остальные вне зависимости, сражавшиеся или бегущие, полегли практически мгновенно. Не человеку соревноваться с орком в скорости бега, даже по лесу. Собственно уйти выжившим дал именно я, скомандовав стоявшему рядом трубачу дуть в рог, чтобы парни не увлеклись. Вариант что рядом таился отряд помощнее, был крайне маловероятен, но рисковать не стоило. Куда эти бегуны с острова денутся?

Небольшой риск принять удар куда более мощного отряда в россыпном строю возможно присутствовал, но я с ним смирился. Против пехоты мы бы успели сбиться хотя бы в подобие строя, то, что на острове способны прокормить еще полсотни хороших строевых коней я не верил. Но даже против полусотни хороших кавалеристов лес очень неплохая защита, он просто не даст сильно разогнаться для таранного удара копьем и ломить строем, а с обычным осторожным наездом мы справимся, копья на дороге никто не побросал. Когда конь не одурел от чувства локтя, он очень неохотно лезет на всякие острые предметы как бы не был выучен, ибо прекрасно понимает что это такое. Сила конницы в массе и скорости. А если честно в наличие рядом большого отряда противника и его суворовские маневры я не верил вообще. Некогда было обороняющимся его собрать. И незачем отправлять за стены. Разве что сама стычка удивила.

Кстати, а вот и потенциальные языки образовались.

Два бородатых мужика в железных шлемах и кожаных кирасах держались спиной к здоровенному дубу, оба держали в руках копья и щиты, удерживая орков на дистанции, третий, с короткой стриженой бородкой, в хорошем украшенном чеканкой шлеме, кольчуге и мечом в руках, был ранен в бедро, но стоял позади, не позволяя зайти копейщикам за спину, дуб это не стена. Наши не торопились, с окруженными просто играли. Видимо поняв, что им не уйти эта троица решила умереть в бою, а орки, коли, с ходу побить не получилось, не полезли на рожон. В этом походе молодежи у меня было на удивление мало, почти одни ветераны.

Это тупорылые малолетки полезли бы на копья, рассчитывая на навыки и скорость реакции. Ветераны просто окружили и лениво провоцировали на ошибку, коли эти трое ошибки не совершат, то дело решат лучники.

Впрочем, как оказалось, дело было не только в этом:

‑ Край, живыми они тебе нужны?‑ Хмыкнул Хаген, оказывается, это он руководил данным шоу. Так как и собственные родичи могли дать мне просраться своей недисциплинированностью, а казни родичей это плохой пиар пришлось опираться на друзей и близких родственников в качестве младшего командного состава, дополнительно к ним осторожно поднимая прочих вменяемых и авторитетных воинов, способных одернуть всяких умников.

‑ Соображаешь,‑ хмыкнул я в ответ.‑ Пленные нам действительно пригодятся.

На заросших бородами лицах копейщиков была написана тоска, ставшая еще большей при словах о плене. Похоже, они подозревали, что мы не за пленниками здесь появились. А значит, их шансы на выживание даже в плену стремились к нулю. На кой их охранять пока осада длится, в городе людей много. Тем более что гостям острова необходимо раздобыть информации о гостеприимных хозяевах, проще всего пытками. В таком случае раб тем более не нужен. Жрет столько же, а отдача надолго копеечная. Причем без пыток никто не поверит. От этого и будем плясать.

‑ Жить хотите?

Копейщики промолчали, надежда явно была, но ребята были опытные и в чудеса верили слабо. Ответил раненый, опершийся на ствол, чтобы не так напрягать раненую ногу.

‑ Приди и возьми.

‑ Жизнь твою или оружие? Возьму.‑ Пожал я плечами, становясь перед ним и глядя в глаза.‑ Вопрос в том, что вы мне все трое живыми нужны и всем будет проще, если вы бросите оружие. Вам в первую очередь, чем меньше вас выживет, тем больше оставшиеся, пыток вынесут. А если все трое сдадитесь, вас даже возможно пытать не будем. И убивать тоже, даже со свободой сможете договориться. Если конечно мне врать не попытаетесь. Тогда извиняйте. Если одного живым возьмем, выбора пытать или нет, не будет, как иначе‑то слова проверить? Думайте, а я пока пойду, облегчусь. Когда вернусь, мне нужно ваше решение. Если оно будет неправильным, мы вас слегка порубим и постреляем из луков, а потом выживших будем долго пытать, выпытывая,‑ специально акцентировал на данном слове, оно имело тот же смысл что и в русском,‑ все, что знаете. Пока от ран не сдохли.

Пописать в доспехах то еще удовольствие, хотя я уже ввел в оборот еще одну ласточку цивилизации ‑ ширинку, правда, на шнурке, а не молнии.

К моему легкому удивлению люди сдались.

 

Глава II

Обстановка прояснилась.

Сэр де Мор отправил с разведкой своего второго сына, Хенрика. Тот не придумал ничего умнее, чем попробовать отличиться, напав на разведку орков. Идиот, действительно не просек что по дороге идет крупный отряд, его разведчики свинтили, как только показалась моя ГПЗ в три десятка лбов. Лес был чистый и довольно редкий, опытные вояки из дружины сеньора предпочли не рисковать играть в лотерею, кто быстрее в лесу, всадник на лошади или орк на своих двоих, наши дозоры уже ушли в лес к тому времени. Воины вполне правильно предположили, что их могут перехватить.

Следить за нами в лесу двигаясь по бокам и сзади, они не рискнули и правильно сделали. Леса Оркланда были известны по всему миру и надеяться, что мы будем беспечно шлепать по дороге без охранения в зарослях, было глупо.

Противник отходил, контролируя наше положение как раз подошедшими пехотинцами из городской стражи, пехотинец в лесу заметен меньше всадника, отказать сеньору в усилении разведотряда в городе не решились. А так как моя банда топала по обочине дороги, заметно отстав, ее элементарно не заметили, ориентируясь на ГПЗ плетущуюся по дороге и вокруг нее. В результате юный сэр де Мор решился совершить подвиг и потрепать наглых орков, устроив засаду.

Так как мешка не получилось, стрелки начали обстреливать друг друга лоб в лоб, копейщики сходиться под их прикрытием, а всадники вознамерились работать в конном строю. Не самый плохой замысел, полсотни пехоты и полтора десятка конных на четыре десятка орков. Могли и заметно потрепать, если бы за спиной еще полтораста голов орков не обнаружилось бы.

Луков в трофеи мы взяли мало, отчего я рассудил, что большинство лучников ушло. Юный рыцарь уже мог не боятся гнева папы, коня под ним застрелили, после чего самого запороли рогатиной, почти отчекрыжив голову ударом в шею. Его узнал Хобарт ван де Хуг, тот самый тип в кольчуге, полусотник городской стражи и безземельный сквайр, не имеющий за душой ничего кроме дома в Холдене и жены из рода де Мор и надежд на золотые шпоры. Я между делом спросил о порядке подчинения городской стражи сеньору. Да оказалось, что платит ей муниципалитет, но присягает она сеньору де Мор. Печально.

Впрочем, почти четыре десятка убитых из невеликого гарнизона острова это плюс, у нас убили троих, причем двоих из них всадники и один пропал без вести, тела не нашли. Сколько осталось профи на острове Хобарт слегка побледнев, сказать отказался, хотя я уже примерно знал порядок цифр. Слегка прокачал его на косвенных под трофейное пивко сидя в моем собственном шатре. Зачем сразу его пытать, если допрос его подчиненных все разъяснит. Всех троих развели, так что допрос не предвещал хлопот.

Полезно быть наполовину человеком 20 века, с его железной рукой на горле в бархатной перчатке. В отличие от средневековья в 20 веке пришли к выводу, что такой инструмент как пытка не всегда полезен, а зачастую просто вреден, а разговорить человека можно разными способами. Физическое воздействие хорошо, когда клиент молчит или нагло врет в глаза, не желая говорить правду. Это просто инструмент, один из многих.

Ночь к сожалению мне поспать не удалось, но полный расклад по обстановке на острове я имел. Сказал А, говори и Б, старший из стражников сломался когда я осторожно намекнул на защиту семьи положительно зарекомендовавших себя людей после взятия города, нашим страшным войском. Типа можно даже инсценировать побег или провести прочую операцию прикрытия. Вообще‑то на его месте мне самому было страшно оказаться, имея шестерых детей, младшему года нет. Мужик аж прослезился, хотя явно не был тряпкой. Понятно, на миру и смерть красна, а вот когда смерти все нет и нет, хочется жить и дальше и очень страшно умирать. Особенно если что‑то держит на свете.

Глупых вопросов, про тайные ходы и прочий бред я не задавал. Все просто, как, чего и сколько. Главное было его сломать психологически, после того как он начал говорить только подсказывать темы.

‑Сколько воинов в Замке?

‑ Возможно сто, может чуть больше. Около того.

‑ Конные?

‑Нет, боевые кони это не для островов. Два десятка хороших коней есть, или около того.‑ Любил мужик словосочетание около того. Но он хоть грамотным оказался, второй считал по пальцам и был источником довольно скверным. По моим прикидкам строевых коней на острове было десятка три, не больше. Вместе с убитыми, ранеными и захваченными нами.

‑ Город?

‑ Сотня городской стражи, всего голов двести или около того ‑ Похоже, все‑таки я занизил мобилизационные ресурсы островов. А вот "около того" начало действовать на нервы.

‑ Полусотник старший по караулу стражи, на какое время?‑ Вряд ли в этой жизни нет места начкарам и оперативным дежурным.

‑ День, ночь и два дня дома, ‑ прямо ответил на мои мысли мужик. Я умилился.

‑ Кто стражу кормит? Город же небольшой?

‑ Порт. Остров на краю архипелага, удобная бухта, хотя и небольшая. Купцов много заходит. ‑ А ведь я чем‑то напугал его, он меня реально боится, причем большим чем властью над его жизнью и смертью. От этого ответы такие односложные. Валахаром, что‑ли которым ногти режу? Понял что я колдун? Ха, понятно, почему так легко сломался. Лучше рискнуть спасти семью, чем превратится в овощ и об этом никто не узнает. А информацию все равно снимут.

‑ Как с магами у вас тут дела?‑ Специально начал поглаживать валахар. Мужика пробил пот. Понятно, действительно понял кто я.

‑ Целительница на том конце, ‑ махнул рукой,‑ живет с ученицами. В замке маг.

‑ Это интересно! Кто таков, насколько силен?

‑ Не знаю насколько силен, но боятся. Огнем жгет, молнию может кинуть. ‑ Так, с этим все понятно. ‑ Брайном зовут, родовое имя не знаю. Он еще отцу сэра присягнул, в замке уже лет тридцать служит. Ученик есть.

‑ Часто в море на промысел с сеньором ходит?

Мужик замялся, видимо привычки местной аристократии выбивать дополнительные доходы в бюджет на морских дорогах, не рекомендовалось комментировать по каким‑то причинам.

‑ Раньше говорят часто, а сейчас стар стал. Ученик вместо него ходит. Ну, или те из воинов кто талантом не сильно обделен. Он их обучает чему‑то, по способностям, сеньор приказал. Как сыновей.

‑ Сыновья магическими талантами тоже не обделены?

‑ Третий говорят, имеет способности, раз в Аргайле в обучение отдали. Про остальных ничего такого особого не знаю.

‑ Он на острове, этот третий сын?

‑ Нет. Не слышал.

‑ С укреплениями тут как дело обстоит? Кроме замка и города крепкие места есть?

‑ Донжон на волноломе вход в бухту перекрывает, ‑ пожал плечами допрашиваемый. Что‑то похожее на башню я видел, венчала волнолом.

‑ Цепи вход в гавань перекрыть, там есть?

‑ Нет, слишком дорого для города. Катапульты с большими арбалетами.

‑ Носящих меч в городе много? Я про ополчение говорю.

‑ Честно, не знаю, сколько город в ополчение выставить может. Если еще и городской арсенал вывернуть, всех мужчин, наверное, вооружить можно. Только вам же воины нужны, да и не будет всех никто вооружать. Портовой сволочи, никто в здравом уме не доверяет. Да и половина островной нищеты недалеко от нее ушла. ‑ Я прикинул возможности использовать борьбу островных пролетариев за свои права с разжиревшими и разложившимися господствующими классами, в наших интересах. Мысленно сделал отметку в памяти.

В общем поговорили. Выжал я его как губку, расспросив буквально обо всем что пришло на ум касательно как острова, так и архипелага в целом. Потом пришлось будить и опрашивать второго клиента, проверяя информацию от коллеги. В допросе посреди ночи, в лучших бериевских традициях, были весьма и весьма солидные плюсы. Помимо нервоза, нагоняемого мной и мамонтоподобными подчиненными, притащившими клиента, на меня работала его усталость, соответственно грамотно врать проблематично.

Хобарта я думал допросить последним, но так как уже светало, плюнул на это дело и лег спать. Я не доказательства по делу добывал, не искал ключи, для вербовки людей в замке и соответственно мне было совершенно неинтересно к какой купчихе ныряет сэр де Мор, пока мужа дома нет. Все что нужно нам на данный момент времени с приемлемой достоверностью я уже добыл, Хобарт мог только уточнить. Собственно излишние подробности даже могут быть вредны, ситуация уже изменилась, а спрогнозировать насколько ‑ невозможно. Можно запутаться в собственных штанах.

Когда меня разбудили, солнце давно уже встало, геройский личный состав вытаскивал на берег корабли, ставил камнеметы и копал землю укреплений, бросать корабли без охраны, было бы очень опрометчивым решением. Старшим в "корабельном" лагере Бруни решил оставить Хадда. Последний мальчиком был большим, поэтому не возражал. Ценность кораблей понимали все. Вдобавок с ситуацией примиряло командование над кораблями блокирующими остров. Важность чего осознавалась еще более.

Повезло мне с друзьями. Причем не только в высших эшелонах власти, но и внизу.

* * *

К сожалению, у города лагерей пришлось разбивать двое. Основной перекрывающий сообщение города и замка, ворота которых смотрели друг на друга и вспомогательный, где расположился мой отряд, держа городские ворота номер два.

Все население острова в городе укрыться частично не сумело, частично не смогло, частично не пустили. Последнее касалось той самой припортовой швали, которую так не любила городская стража. Более того, нежелательный контингент еще и выкинули из‑за городских стен. Как мне довели в ходе допросов выброшенные из города пролетарии и прочий социально близкий элемент, ополчение, ведомое стражей, тупо прошлось по бичхатам, вырезая всех пытающихся сопротивляться и задерживая остальных. Лачуги с внешней стороны вообще пожгли, прибавив стимулов шантрапе, убраться и оттуда. Контингент подобным отношением к ним был крайне обижен. Правда, стучать в грудь копытом о том, как бы они защитили родину, если бы им дали, не один передо мной не стал, поскольку все совершенно обоснованно считали, что я такой позиции не пойму. Долбили в грудь в стиле Кинг‑Конга они по другому поводу, сдавая, все что знали, о чем догадывались или, что предполагали относительно города и его обитателей, не оценивших их патриотический порыв отсидеться от страшных орков за городскими стенами.

Правда, орки их стремление сотрудничать либо оценили, либо не оценили, тут вопрос спорный, согнав всех в концлагерь, включая баб. С пейзанами и прочими представителями среднего класса острова со стабильным и некриминальным заработком на жизнь, кто не успел спрятаться, мы поступили мягче. Женщин и детей оставили по своим домам. Какой бы я не был рациональный орк, но людское, если так можно выразиться у меня осталось. А мужиков в любом случае требовалось изолировать, даже нападения на орков одиночек мне были не нужны.

Чтобы заставить работать всю эту пленную сволочь, требовались серьезные усилия, казни начались с первого же дня. Поводом к первой послужила драка и убийство четверых рыбаков. Одного из них раскрутили, остальные вписались за лоха ‑ результат четыре трупа, еще троих убить не успели, охрана лагеря начала стрелять по толпе. Так как использовать местных в хашаре было моим предложением, концлагерь на мне и повис, соответственно разбирался в обстоятельствах дела тоже я.

В принципе повод показать суровость мне и был нужен. Криминальные и около криминальные круги в своей массе понимают только один язык ‑ язык страха. Если точнее человеческий язык они понимают только под давлением страха, еще лучше ‑ ужаса. Люди такие. Да и в любом случае, позволить этим людям расползтись по острову мы не имели права. Только резни, грабежа и поджогов нам тут не хватало, вся эта сволочь сразу примется сводить свои счеты. На кой нам этот хаос, если даже нормальных людей нам в любом случае надо изолировать, для борьбы с партизанским движением и прочим?

Результат мог бы заставить меня брезгливо скривится, если бы не волшебное слово ‑ надо. Я не пожалел полдня времени для выяснения основных фигурантов происшествия, после чего приказал их казнить. Всех. Заодно пустив под топор всех негодных к осадным работам вследствие полученных ранений, неважно в городе или в данной драке. Уступкой "людскому" послужило только отношение к нормальным людям ‑ рыбакам, что вписались за своего односельчанина. Предать казни их, у меня совести не хватило. Хотя с точки зрения тут же зачитанных сидельцам Правил Внутреннего Распорядка их нового концлагеря, они были сто процентов виновны и повинны смерти. Конечно, если бы я захотел их такими сделать, как сделал непригодный к тяжелой физической работе элемент.

Так как ковать железо надо было, не отходя от кассы, заключенных поделили на десятки и сотни, закрепив за каждой по десятку орков, после чего отправили работать. Очень кстати в километре от бухты обнаружилось предприятие по переработке даров моря, чьи лабазы нужно было ограбить. Наш поход начал приносить прибыль.

Дары моря в основном были представлены рыбой, но нашелся и китовый ус с ворованью, было ли мясо, я не интересовался, одного жира было достаточно. Если мои замыслы оправдаются, городу хана.

Тот же хашар подготовил площадки под требучеты и укрепления для их охраны и защиты сборщиков и расчетов от стрелков, стреляющих с городских стен. Помимо тяжелых крепостных арбалетов, несколько штук, которых у обороняющихся нашлись, островитяне притащили несколько полноценных баллист, вероятно снятых с кораблей.

Помогло это им как мертвому припарки. В нормальных условиях как они могли помешать осаждающим, ставить осадные машины? Отстреливая работающих, по их сборке. Так как пленных у нас было более пятисот человек, их было не жалко. Хотя в угоду милосердию и рациональности, первое, что было поставлено на подготовленных площадках после земляных валов ‑ сколоченные из дреколья павезы.

Нагнанный страх помогал держать наших "хиви" под контролем, постоянный надзор надсмотрщиков с периодическими расправами над недисциплинированным контингентом контроль только поддерживал.

Грязно и мерзко? Несомненно. Война вообще грязное дело. Но жизни моих подчиненных, тем более родичей мне куда дороже людей населяющих территории врага. Я знал, на что шел, когда принял под свою руку несколько сот душ. Вопрос стоял только в рациональности, мораль тут второстепенна. Хотя… непреклонность дорожного катка, которую я демонстрировал, оказывала влияние не только на пленных.

Как до меня довели приятели, даже подчиненные начали относиться ко мне с большой осторожностью. Разговоры про мою молодость вкупе с малой опытностью полностью исчезли. А вот некоторая гордость вождем появилась. Под руку очень везучего сопляка, многие пошли в расчете, что его дурь нивелируют его великовозрастные друзья. Когда же выяснилось, что сопляк, там не просто принят в компанию с правом совещательного голоса, а реально равный среди равных и более того, к его голосу часто и очень внимательно прислушиваются все прочие …. Мой авторитет, взлетел до небес. Главное его было не растерять.

Впрочем, все вышеперечисленное касалось больших осадных требучетов, требующих больших ресурсов по сборке, кстати говоря, оркам знакомым только по записям, чертежам и рисункам времен Империи, хотя наши мастера собрали опытный образец еще дома, я хотел быть уверенным, что не найдутся сюрпризы. Малые с неподвижным грузом, на которой они тренировались в предыдущие годы, мы собрали к вечеру третьих суток осады около двадцати штук, используя как стройматериалы дерево из упомянутого леса, здания и всякие объекты в окрестностях.

Вообще, что такое требучет? Это осадная машина, метающая снаряды на гравитационном приводе. Если очень упростить, это палка да длинном плече рычага которой располагается праща с метаемым камнем, на коротком ‑ солидный груз, закрепленная на бревенчатой конструкции служащей лафетом. Перед выстрелом длинный конец метательного рычага опускается вниз, короткий с грузом поднимается вверх. Корректировка осуществляется уменьшением увеличением длины пращи при помощи специальных петель и подбором массы снаряда.

Чем больше машина, тем больший груз она имеет, значит, тем большие камни и тем дальше(иногда) она может запустить. Соответственно тем большую кинетическую энергию снаряда она в состоянии донести до стен или ворот.

Но для того чтобы сбивать со стены зубцы и прочие защитные изыски инженерной мысли особо мощный камнемет не нужен. Стрелкам стреляющим со стен, увы, нужен хороший сектор обстрела. Еще проще перекидывать через стену всякие милые предметы вроде зажигательных снарядов или голов соотечественников защитников погибших при вылазках.

Под зажигательные снаряды мы обнаруженный жир и запустили, для чего на всем острове пришлось собирать подходящую посуду. Запасы горшков с зажигательными снарядами для катапульт прихваченные из дома были не резиновые, в результате было принято решение их не трогать.

Далее следовало выбрать ночку в преддверии штурма и поставить изготовленные требучеты метров на сто от стен. При помощи слег, кусков бревен работающих катками и такой‑то матери это было мутурно, но в целом несложно. Так как хашар так же толкал перед нами сколоченные щиты, даже особых потерь удалось избежать. Обнаружили они выдвижение осадных орудий к стенам слишком поздно. Для обеспечения чего я заранее позаботился, чтобы нормальный контингент из полноправного островного населения в данном мероприятии не участвовал, благо всего хашара на это не требовалось. Полукриминальный и криминальный элемент из трущоб, последнее что сделает, в своей жизни, нежели положит ее за общество, которое вытирает об него ноги. Особенно если ему дать свет в окошке и пообещать участие в грабеже города, а позже зарекомендовавшим себя с положительной стороны, должности в оккупационной администрации. Вкупе с казнями лагерных подпольщиков, саботажников, дураков, побегушников и прочих лентяев, это должно было сработать. И кстати сработало, тем более что подстреленные с городских стен товарищи, стимулов любить спрятавшихся в городе людей не прибавляли. Револьвер вкупе с добрым словом способен на гораздо большее, чем только револьвер или только доброе слово.

Вообще заставило торопиться со штурмом нас появление боевых кораблей ‑ разведчиков врага. Не одиночек как ранее, а сразу нескольких штук. Которые, впрочем, боя с пятью кораблями Хадда тоже не приняли, оторвавшись в направлении Гатланда. Похоже, ополчение противника уже довольно активно собиралось, герцог собирал информацию о противнике. Так что тянуть уже было нельзя, хотя один большой требучет так и не успели доделать.

* * *

Точное время начала штурма определить было невозможно, как я уже говорил, выдвижение малых требучетов было обнаружено со стен. Собственно сам штурм начался во второй половине дня, использование зажигательных снарядов дало неожиданно впечатляющий эффект. Город горел вовсю. Кроме того удалось посбивать заметное число зубцов, а лучникам проредить людей на стенах. По совету одного из моих хевдингов и заодно мастеров по постройке осадных машин, опытного старика по имени Оттар и прозвищу Рыжий Лис, он действительно был рыжим, горшками с горючим мы не ограничились. Наскоро сшитые мешки из трофейных парусов, кожи и прочего добытого на острове тряпья набитые сеном и пропитанные ворванью обещали очень неплохое зажигательное действие, а находящиеся внутри мешков каменюги обещали приличную пробиваемость крыш. В принципе и горшка по моим расчетам было достаточно для того чтобы разбить черепицу или по крайней мере сорвать ее с места но данный вариант был куда надежнее, я мысленно поставил себе на вид, можно было и самому догадаться. Вот и пример хороших теоретических знаний, но незнания нюансов понятных любому профессионалу. Такие смешанные снаряды на кораблях не применялись. Потери личного состава у машин были небольшие, грамотно выставленные павезы очень неплохо защищали, а для подноски боеприпасов был задействован тот же хашар.

Не буду хвастать, но судьбу города решил я, элементарно обратив внимание на то, что с утра энергично стрелявший со стен народ уже к полудню энтузиазм свой весьма и весьма подрастерял. Что при камешках валящих зубцы на прячущихся за ними людей собственно неудивительно. Ополчение, что с него возьмешь. Стоять под смертью как князь Андрей на Бородинском поле со своим полком и ждать приказа, способны, только регуляры, да и то, не все. Ополченцы, то есть иррегуляры и прочее недисциплинированное воинство непременно нашли бы причину выйти из под огня, чтобы " не нести лишних потерь". Правда, после сего было бы очень проблематично вернуть их назад, даже если офицер связи посланный довести до командира боевой приказ и нашел бы, сей полк, в том месте, где не сквозит картечью. После часа другого поисков, да и то по подсказке тоже начавших искать укрытие соседей.

Короче говоря, защитники города к вечеру попросту послиняли со стены напротив моих требучетов. За исключением нескольких отморозков, да и тех, по‑моему, заставили остаться угрозами в качестве наблюдателей. Мелькать они мелькали, но стрелять уже никто не стрелял.

Гарнизон Воротной башни подобного слабодушия не проявил, хотя камешки в его сторону летели куда более приличных размеров. Один под вечер лег вообще на редкость удачно, прямо в площадку, вынеся кусок стены и на целых полчаса прекратив стрельбу с нее. Ворота требучет выломал еще раньше, к несчастью заваленные каким‑то мусором, так что победного штурма врат не ожидалось.

Штурмовать нужно было стены, к счастью без заваливания рва, он вокруг города отсутствовал. А какая разница когда их штурмовать, если осада пошла с большим опережением графика, более того большое количество недисциплинированных ополченцев могло бросить стены и устремиться спасать собственную недвижимость от пожара? Как их удержать? Причем начни их убивать за неповиновение, поднимут на копья и правыми считать будут. Ассоциативная цепочка: Напрасно гибнем под камнеметами ‑ враг ведет обстрел, а не штурм ‑ дом сгорит, где буду жить ‑ пойдут орки в атаку, успею вернуться. И ничего с этим не поделать.

Соответственно когда город выгорит, ситуация не улучшится. Да и части добычи лишимся. В результате пришлось сгонять связного к Бруни с запиской. Вернулся тот быстро, с приказом действовать по ситуации, если пойду в атаку, предварительно сообщить. У него с разрушением укреплений, дело обстояло хуже. Большой требучет развалился на десятом выстреле, еще два малых вывели из строя удачными попаданиями со стен. Видимо большинство своих стреляющих приспособлений противник сосредоточил на его направлении. Я еще утром отметил, что всего четыре баллисты, что‑то мало. Как понимаю свою роль, сыграла скрытая сборка требучетов и явное наличие меньших сил в нашем лагере. Главного удара с моей стороны никто не ожидал. Собственно и правильно. Бруни был не дурак и собрался работать по пути наименьшего сопротивления. Кто первый взойдет на стены тот и получит подкрепление из второго лагеря. Взойдем оба ‑ замечательно, давить с разных сторон будем. К сожалению, с его стороны требовалось оставить часть сил на нейтрализацию гарнизона замка. Сэр де Мор мог выйти на вылазку.

Сложнее всего было решиться дать приказ, ответственность давила. Неправильное решение неизбежно оборачивалось кровью, лишней кровью подчиненных. А так как запас авторитета у меня был не слишком велик, опять пришлось рисковать башкой, переходя с монгольского способа управления боем, к нормальному и здесь европейскому. То есть менять холмик с хорошим обзором на гущу битвы.

Впрочем, вопреки распространенному мнению Чингизиды тоже не брезговали при случае помахать саблюкой. Мункэ отличился со своим отрядом войдя в Рязань, психанувший Бату бросил управление битвой при Шайо на Субудэя и кинулся в первые ряды рубиться с венграми вместе со своей охраной, а Кюлькана вообще убили русские под Коломной. Можно без всякого натягивания гумки на глобус гордиться предками, единственный сын Потрясателя Вселенной убитый в бою. Впрочем, подобное поведение ханов не одобрялось, это верно. Бату после победного завершения битвы при Шайо получил хорошую выволочку, от старого соратника своего деда. И правильно, махать саблей и стрелять из лука, было кому и без него. К сожалению, иногда требуется поступать НЕ правильно. Такова война.

Однако отбирать у собственных воинов шанс на наградной браслет тоже не стоило. Из первого ряда не больно‑то поуправляешь, а бежать вверх по осадной лестнице не одно и то же нежели вести народ за собой в пролом в стене. А даже попробуют пройтись по поводу проявленного слабодушия ‑ плевать. Я только внешне мальчик. На мне ответственность за почти четыреста жизней, и профукать, их даже без пушек и пулеметов можно запросто. Впрочем шансов на сплетни я не дал грамотным выбором времени вступления в бой.

Еще подбегая к стенам города, я мысленно восхитился жутковатой рациональностью монгол, по шаблону которых я работал. Снесенные камнями пороков заборолы и дождь стрел на подавление, не давали защитникам сбрасывать лестницы и безнаказанно убивать карабкающихся по ним штурмующих. Даже если штурмующие это запуганный до полусмерти хашар. Соответственно делая успех штурма неизбежным, при отсутствии стальных яиц и осознанного стимула идти на явную смерть у обороняющихся. То, что жители Киева несколько дней бились в проломах стен не пуская татар в город яснее ясного говорит о их храбрости и боевом духе. Что бы там не говорили всякие ущербные, которым сего недостаточно, не понимают они, что за мощь пришла тогда на нашу землю.

Стена была сравнительно невысока, четыре с половиной, возможно, пять метров, не более. Что интересно, стояла она не на валу видимо город обносили стеной уже после основания, возможно грунт был неподходящий для увеличения высоты стен насыпью, а защитных возможностей города рвом. А скорее всего, пожалели денег. Лучшие стены островитян не каменные, а деревянные, это борта боевых кораблей. Умный был человек тот древний грек, хотя его слова касались Афинян.

Лестница стояла надежно, поэтому я по ней практически взлетел, благо щит был закинут за спину, а мечи пока можно было держать в ножнах, Мика с моим херадом, исполняющим функции резерва и личной охраны матерясь, лез за мной.

Вид со стены на секунду заставил остановиться. Город горел. Зажигательные снаряды Оттара показали себя выше всяких похвал. В дыму под стенами противник пытался остановить стекающих вниз со стен орков, впрочем, получалось плохо. Те же стрелки оставшиеся наверху засыпали их стрелами, рулил тот же Оттар, я кивнул старику одобряя его действия и спустился вниз. Воротную башню уже зачистили, в угловую вошли, нечего было там толкаться и без нас гарнизон кончат. А вот хаос внизу следовало обуздать.

На вопль боевого рога народ отреагировал с редкостным единодушием, вокруг меня практически мгновенно образовалась коробка копейщиков. Это было очень кстати, поскольку враг решил контратаковать. Единственное, несколько неприятных секунд я пережил, когда осознал, что копья у меня нет, а значит, противник может до меня дотянуться, а я до него нет. В следующее мгновение меня закрыли широкие спины родичей моего херада.

Людей хватило минут на пять, что кстати говоря вероятно даже серьезный показатель, учитывая сравнительную боеспособность и дождь стрел сверху на их головы. Потом медленное отступление под давлением превратилось в бегство, хотя спиной к нам поначалу и пытались не повернуться. Мои устремились за ними. Удерживать подчиненных не имело смысла, хаоса при бое на холодняке и метательном в застройке все равно не избежать. Десятники и хевдинги на месте, кто вышел из строя, опытные хольды заменят. Мне лучше находиться на центральной улице городка, на которую выходили ворота. Тут хорошее пространство для маневра, и относительно приличный обзор. А бегущих лучше резать сейчас пока они бегут, нежели стоят в строю в готовности умереть. Опять та же картина. Задние ряды бегут, передние, даже держащиеся пока неплохо, ощущают пустоту за спиной и … погибают, ибо им‑то прикрыться некем. Уносит ноги только тот, кто первым бросился бежать.

С ума сойти. Вокруг кучи трупов, а я никого еще не убил. Кстати говоря, нужен связной снять часть стрелков Оттара со стен и сообщить Бруни об успехах. А горнист пусть порет в свой рог, а то парни что‑то раздухарились.

Конечно оптимально зачистить стены, но не дадут. Достаточно и того что башни взяли, о зачистке виденной мной угловой Оттар догадался сообщить с одним из своих лучников, сам оставшись наверху, как и гласил план штурма. Только не хватало потерять захваченный кусок стены и башни.

Торвальд появился вместе с резервом, Бруни остался с той стороны, помимо продолжающегося обстрела и изображения попыток взойти на стены все‑таки требовалось блокировать гарнизон замка, так что наш предводитель поступил весьма и весьма благородно. Правильно и незрелищно, за что этого кровожадного ублюдка, можно было только уважать и гордиться дружбой с ним.

Появился он вовремя, начальник городского гарнизона явно решил поставить все на один удар, осознавая, что иначе городу не выжить. И мне, наконец представился случай пустить в ход меч.

Даже у унесших ноги бегунков было достаточно времени, чтобы подлатать свои нервишки, что говорить об остальных, да и морально их видимо более чем прилично накачали. Определенную долю дал и напор несущейся по улице толпы, их предводитель очень резонно решил давить массой в результате копейщики противника шли в атаку бегом в плотном строю. Я мысленно им даже восхитился, прежде чем наши передние ряды разбились друг о друга.

Люди видимо заплатили двумя тремя воинами за одного орка в этом броске, но добились своей меньшей цели, смешать наши строи, в то, что нас удастся опрокинуть, я бы на месте их командира не верил. Какое бы не было численное преимущество, улицы слишком узки. Пока наша коробка была цела им вообще ничего не светило.

Вообще это было сильным ощущением. Грохот сапог бегущей на тебя толпы, щелчки луков и дикий вопль сошедшихся строев, вкупе с треском столкнувшегося оружия.

В первом ряду я очутился как то сразу, люди еще не осознали, что бой превратился в свалку и еще не побросали копья. Первого убитого мной копейщика это и погубило. Я машинально отклонил удар копья Чернышом и чиркнул лезвием вскользь по древку, отрубив парню пальцы. Шаг вперед и мой черный меч ударил его под кадык незащищенной шеи.

Выдернул, одновременно блокируя копье следующего. Больше ничего кроме как повернуть меч и резануть по подставленному горлу, сделать не пришлось, беднягу буквально вытолкнули под удар, закрыться щитом он не успел.

Третий копье уже бросил и даже выдернул свою зубочистку. Которая впрочем, не помогла, я повернул корпус и отрубил ему кисть. Кто его добил, я не узнал, четвертый клиент довольно опасно атаковал, удачно прикрываясь своим длинным щитом. В принципе встреча с таким противником в сутолоке битвы и заканчивается печально для хорошо подготовленного одиночки, тем более обоерукого как я, если он конечно страдает идиотизмом или отсутствием щита по уважительной причине. Все просто, одиночку кончают приятели типа связавшего его боем, причем наличие щита само по себе ничего не решает.

Спас меня мой херад, вырезавший брошенное на его клинки "мясо" первых рядов противника и включивший меня в свой строй. Я даже оказался во главе клина, подобно многим былинным героям, тоже экспериментировавшим со своим местом в строю. Один на один щитоносцу ничего не светило что я и продемонстрировал, удачно рубанув его под локтевой сгиб, как раз под обрезом кожаного чешуйчатого рукава. Защита предплечий у него явно не блистала качеством и совершенством, если вообще присутствовала.

Раненый противник естественно шарахнулся назад, на несколько секунд я оказался не связан, разумеется, перенеся внимание на его соседа справа, в результате чего он получил укол в подмышку, не вовремя закрыв голову щитом. Удобно парой работать.

Потом мясорубка слилась в одно длинное пятно, передо мной возникала череда противников, с большим трудом откладываясь в памяти. В отличие от приснопамятного штурма башни враги были одеты и вооружены довольно однообразно, заметно выделялись только стражники своими длинными щитами. Длинный пехотный щит неудобен на кораблях, а здешнее ополчение слишком часто работало на море. Собственно в основном запомнились именно городские стражи, их длинные щиты мешали работать классической парой ноги‑голова, поэтому вынуждали тратить больше времени.

Пользоваться перчаткой, не было времени. На сближении сектор обстрела, если так можно выразиться, был перекрыт, когда я оказался в первом ряду, это уже попахивало самоубийством.

Когда моя тушка оказалась достаточно далеко от противника, жечь уже не было смысла. Людей и без меня истребляли пачками, все, что мне было нужно, это отдохнуть.

Бруни пока мы месились в городе, тоже ворвался на стены. Судьба города была решена. Последние защитники сумели отступить и закрепиться в зданиях ратуши, и каком‑то храме на центральной площади, на которую выходили дороги от всех трех городских врат и в башнях. Последних было три, воротная, со стороны Бруни и две малые, обеспечивающие функционирование морских ворот города. Последние представляли собой две башни, соединенные каменным мостиком над воротами.

В следующие несколько часов основной задачей было, остановить грабеж. Причем основную роль сыграли, как мне думается не угрозы командиров, а вылазка из замка. Умники оставленные в прикрытие забили на все огромный болт и ушли в город, грабить. В результате в лагере Бруни были уничтожены все осадные машины. То, что при вести о вылазке из замка управление нашей бандой было восстановлено достаточно быстро, во всяком случае, достаточно большой ее частью, дела особо не поправило. Люди вовремя ушли в замок, не приняв боя.

Так как победное настроение было полностью испорчено, было рациональным спустить пар на нежелающих сдаваться защитниках города. Пока опять управление над нашей шайкой лейкой не потеряли, благо, что почем народ прекрасно понимал, думаю, осознавал и последствия для тех, кто нарушил свой долг.

Воротную башню мы взяли без всякого труда. Что неудивительно, поскольку оказалось, что она брошена гарнизоном. Видимо осознавая перспективы, защитники воспользовались успехом вылазки, и ушли в замок. Гарнизон Морских Ворот тоже не спешил умереть в захваченном городе, судьба которого уже решилась. Этим было даже проще, они ушли на лодках, помешать чему мы не могли при всем желании, противник полностью контролировал бухту. Установленные на берегу стрелометы разве что могли портить островитянам жизнь. Впрочем, данную батарею сэр де Мор тоже уничтожил. А вот горожанам запершимся в ратуше и Храме, повезло куда меньше, бежать им был некуда. На мой взгляд, женщинам и детям забиться в какую нибудь городскую щель в данной ситуации было безопаснее. Даже мужчина, вылезь он после окончания основной части резни и грабежа, поимеет неплохие шансы выжить. А вот коли собравшиеся в последних укрепленных местах города жители решат оказать сопротивление, то участи женщин и детей за их спинами не позавидуешь. Их просто по запарке порубят.

Подошел Бруни, весь забрызганный каплями уже запекшейся крови. Мужик был в бешенстве до сих пор.

‑ Кто из хевдингов лагерь бросил?‑ Поинтересовался я. ‑ Успокойся.

‑ Бьярни, урод. ‑ Плюнул он, наблюдая, как народ вокруг готовится к штурму. Подходящее бревно мои деятели уже нашли, но быстроногие гонцы отправленные искать трофейные павезы на стену, пока не вернулись. Несколько лучников бросали стрелы на движение в окнах ратуши.

‑ Опять сумничать решил, уродец? И почему я не удивлен.‑ Пожал плечами я. ‑ А что злой такой до сих пор? Наказать его что‑ли захотел, до участия в грабеже не допустив? А теперь жалеешь?

Бьярни злобно зыркнул в мою сторону и ничего не сказал. Надо же, угадал, мысленно хмыкнул я. Руководство такой сводно‑сбродной солянкой как наше войско, требовало недюжинных дипломатических способностей и честно сказать, я был весьма рад, что нашим капо дель капо стал Бруни.

‑ Не переживай дружище.‑ Хмыкнул я. Его нервы были понятны. Строптивых хевдингов надо было ставить в стойло в любом случае, поединок был вещью обоюдной, нарушение прав и законов общественностью не одобрялось, так что возможности воздействия на подчиненных были ограничены. В данном случае он наказал его строптивость тем, что лишил возможность поправить дела свои и подчиненных, при помощи грабежа. То, что его отряду был положен процент, утешало слабо, в море мы ходили за добычей, а не развлекаться, доля неучаствоваших в бою в любом случае будет меньшей, касательно прямых участников событий. В результате, этот урод забил на приказ и тоже отправился мародерствовать, из‑за чего мы лишились большинства осадных машин, имея перед носом укрепления более высокого класса, нежели взятый только что город. ‑ Во всем есть свои приятные стороны. Хороший повод, подпруги подтянуть, а то наши родичи чересчур разболтались. ‑ Хмыкнул. ‑ Поверь, требучеты со стрелометами того стоят. Во всем на свете можно найти свои приятные стороны.

Труда и имущества мне было более чем жалко, но сделанного уже не исправишь. Собственно я даже не считал действия друга ошибкой, ибо на его месте сделал бы то же самое. Кто же знал, что ублюдок окажется настолько тупым и отмороженным что пойдет на обострение. Единственная ошибка Бруни была в том, что перед походом он недостаточно уделил времени промыванию мозгов хевдингам и боевому слаживанию своих подчиненных, в частности работе в общем строю, где выполнение команд прививается автоматом. Потом к этому привыкают даже вне строя. Мои бандиты, скрипя зубами, но участвовали в учениях перед походом, ибо я поставил условие сразу ‑ либо подчиняетесь, либо я никого не держу. Кое‑кто ушел, особенно после обрисовывания перспектив проявления необоснованной строптивости в походе. Репутация отморозка способного добиться выполнения своего приказа уже была, количество убитых в поединках тоже не составляло тайны. Бруни тоже побаивались, но строптивый Бьярни вероятно рассчитывал что прокатит, в его ситуации я бы рассчитывал на поддержку предварительно накачанного морально херада и развенчание перед общественностью плана похода. Собственно больше ему рассчитывать не на что, послать и уплыть с добычей не рискнет, в море он уже показал свою слабину. Похоже, он не ожидает, что мы рискнем принять в его отношении совершенно неполиткорректные и непопулярные меры. И думаю зря. Он труп, просто пока этого не знает. Причем его тело на колу нам более чем выгодно, чтобы нагнать уровень дисциплины в нашей банде. Косяк с его стороны, вся наша великолепная четверка сошлась довольно близко как друзья, если не побратимы не раз спасавшие друг другу жизнь, а не представляют собой обычную компанию волков держащихся вместе по необходимости. Поэтому никто за этого строптивого хевдинга адвокатом не выступит.

Пока же, хватит об этом живом мертвеце, с обороняющимися что‑то делать надо. Не стоит проливать лишнюю кровь. Причем не только уцелевших горожан, но и наших воинов, кое‑кто из которых вероятно погибнет при штурме ратуши и храма. Пополнения у нас долго не предвидится. Об этом надо подумать. О чем нашему нервному предводителю сказать не помешает. А то он сам собрался в штурме участвовать, чтобы нервы успокоить.

‑ Бруни! Может, отвлечешься от неприятных мыслей? Что по закону с Бьярни сделать надо? Вот и распорядись, думаю кол потолще лучше заранее приготовить. И не надо тут кровожадным взглядом на ратушу косить. Лишнее это.‑ Я приобнял друга и похлопал его по плечу. ‑ Тут я сам разберусь, ты бы лучше порядок в городе навел. И заодно, ‑ продолжил вполголоса на ухо, ‑ разберись с близкими этого урода, Бьярни. Чтобы он не один на суде за свои грехи ответ держал. Сорняки лучше всего выдирать раз и навсегда. Рубить на улице за неподчинение всех подряд только не стоит, неладное поймет.

‑ И без тебя разбрусь, ‑ сбросил мою руку с плеча внявший спичу корифан.‑ Куда мир катится, дети взрослых мужей учат с мятежом управляться.‑ В свою очередь на секунду приобнял, показывая, что шутит, улыбнулся и отправился по своим делам, кинув через плечо. ‑ Все кого увидишь поблизости ‑ твои. Кто не подчинится ‑ руби. Действительно порядок давно пора навести.

* * *

Ратуша представляла собой двухэтажное здание примерно двадцать на сорок метров с одними единственными входом из светлого песчаника под шикарной черепичной крышей. Оконное стекло в этом мире изобрели и вполне использовали, несмотря на кусающиеся цены. Сейчас эти кусающиеся цены блестели осколками под стенами. Защитники повыбивали рамы. Окна первого этажа частично заложили каким‑то барахлом и мебелью. Со второго чуть ранее, пускали стрелы лучники. Туда же один из моих стрелков стрелу с намотанным письмом и закинул. Чуть позже редкая стрельба обороняющихся прекратилась, а в окне над входом появилась светлая тряпка. Знак согласия на переговоры.

В общем‑то, риск был минимален. В ратуше спасались женщины и дети, так что злить захвативших город орков здравый человек бы не рискнул. Соваться в здание я не собирался, да и защитникам это было невыгодно, а от стрел моя бригантина была достаточно хорошей защитой.

К моему легкому удивлению на переговоры вышли двое. Высокий бритый мужик лет сорока в дорогой чешуе и без шлема, похоже предводитель местных вооруженных сил и мордатый тип с аккуратно постриженной бородой и пузом, в усиленной пластинами кольчуге. Кольчуга видимо дань пузу. Я предположил что второй ‑ местный мэр и разумеется угадал когда люди представились.

Разговор начали представители обороняющейся стороны:

‑ Мы готовы выслушать ваши предложения. ‑ Вояка сразу взял быка за рога.

Я повел плечами в доспехах:

‑ Предложение одно. Вы сдаетесь, а мы вас не режем. Женщины и дети отправляются по домам. Мужчин под охрану. Придется позже поработать, но ничего личного. Лишней крови не будет. Все ценности, как личные, так и городскую казну ‑ сдадите. Коли есть возможность ‑ выкупайтесь, без рабов мы прекрасно можем обойтись. Кое‑кого за имеющиеся заслуги позже отпустим без выкупа. Про всех не скажу, не знаю, как удачно сложится поход. Так что врать не буду.

‑ Как мы можем быть уверены, что вы нас не обманете? ‑ заволновался мэр.

‑ Ты хочешь, чтобы я мамой поклялся? ‑ хмыкнул я. ‑ У тебя что, большой выбор? Коли откажетесь, через час вы все ‑ трупы. Разве что кто‑то из баб и детей возможно в живых останется. Если повезет. Детей не всякий захочет рубить, баб по понятным причинам. Да и то, если много крови за себя не возьмете.

‑ А что в городе резня, идет, коли вы добрые такие?‑ Скосил презрительную гримасу предводитель городской стражи.

‑ По большому счету уже не идет. ‑ Пожал я плечами. ‑ Кучи трупов нам не нужны. Так что порядок уже наводим.

‑ У меня другое предложение.‑ Опять вояка, мэр кивнул, соглашаясь с ним. ‑ Мы сдаем вам городскую казну, ценности и вы нас отпускаете, на кораблях что стоят в порту. С оружием.

‑ Предложение отклонено. Оружие тоже денег стоит. Не вижу причин, чтобы мы их лишались.

‑Перед отплытием оружие сдадим, ‑ после раздумий, мэр, следя за моей реакцией, хотя непонятно что он хотел заметить в лице закрытом стальной пластиной.

‑ Вы не поняли, уважаемые? Я сюда не торговаться пришел. Мне лишняя кровь не нужна. Ни своя, ни ваша. Серьезного сопротивления вы нам оказать не сможете в любом случае, но кое‑кого из моих воинов вероятно все‑таки убьете. То, что вас всех вырежут, их не воскресит. Поэтому либо вы сдадитесь ‑ либо готовьтесь к смерти. Выпускать из города мы никого не собираемся.

‑ Это ты так думаешь, орк, что нас легко возьмешь!‑ Рыкнул командир городской стражи. Обиделся, что его уцелевших воинов и ополченцев так низко оценили. Или надеется на продолжение торга.

‑ Я ничего не думаю. Я высказал, вам мое предложение. В чистом виде продиктованное моей доброй волей и милосердием, ‑ мэр чуть не подавился,‑ это вы должны думать. Принимать его или нет. Времени на это я вам даю час. Как раз в храм успею сходить с тем же предложением. За это время, я ожидаю, что вы примете решение. Не захотите? Ваш выбор. Время пошло.

Я повернулся и направился к назад, не обращая внимания на людей. Хотя между лопаток буквально свербело, столько в спину было направлено стрел.

Выстрелили мне в лицо. Болт попал в лоб, дернув голову назад, и ушел на рикошет. Одна стрела отрикошетила от наголенника, две попали в грудь. Я метнулся в сторону и зигзагами поскакал в укрытие. Одна из стрел пробила пластину и поддоспешник, углубившись на пару сантиметров. Мысли о том, что там был за лук и что за Геракл из него кидает стрелы пришли потом, когда ломанувшиеся в атаку орки закрыли меня своими широкими шлемами, грудями и щитами.

Впрочем, выдернув стрелы, мстить за попытку убийства я не поспешил. И без меня много мстителей там собралось, надо было встать в очередь. Да и со стороны ратуши угроза присутствовала. Предложение идти на штурм я проигнорировал, отметив, что лучники из окон ратуши не стреляют. Через полчаса в храме все было кончено. Впрочем, горожане, засевшие в ратуше, сдались только тогда, когда увидели, что из него выгоняют выживших детей и женщин. Я специально отправил вестовых с приказом руководившим штурмом хевдингам рубить только оказывающих сопротивление. Части спасающихся в храме Лоис Морской нонкомбатантов этот приказ спас жизнь.

Ошибку я сделал только одну. Пошел парламентером к храму до того как ратуша сдалась. Как оказалось большинство выживших городских стражников спасалось в ней, начальник городской стражи Людвиг Борн был довольно опытным воякой и мог оценить серьезность угроз и вероятности выживания в случае невыполнения моих требований. К сожалению, настоятель храма отец Брайн не был достаточно адекватным человеком, и решил, что договариваться с отродьями демонов не о чем. В результате меня чуть не застрелили. Старичок в молодости походил на боевых кораблях и умел стрелять из арбалета. Возможно выпущенный им болт от моего лба и отрикошетил, трясущаяся от страха грудастая блондинка, прижимающая двоих перепуганных детей сказала, что это он выстрелил первым, толкнув речь счастливом посмертии и возможности погубить душу идя на сделку с отродьями демонов ‑ орками.

Хотя, что не случается, то к лучшему. Штурм ратуши рисковал нам стоить куда большей крови. И воинов побольше собралось и сами они там были качественнее и само здание было более проблемно касательно штурма.

Самое же главное, с бескровной сдачей ратуши город пал. Нам осталось разобраться с замком. И между делом ‑ с Бьярни.

 

Глава III

Бьярни мы разыграли как по нотам. То, что предводители набега организуют суд над ним он ожидал и приготовился к нему, да только не учел, что он не самый хитрый в этом мире и на всякую хитрую задницу найдется болт с кривой резьбой.

Суд мы организовали правильно. Не стали собирать толпу, а вызвали строптивого хевдинга на закрытые слушанья в корабельный лагерь, в присутствии всех предводителей и пары представителей от команд каждого корабля. Причем все депутаты и судьи собрались без доспехов. То, что вокруг стояла охрана из состава наших личных херадов вроде бы было не в счет, так что явление Бьярни с толпой сочувствующих в полном вооружении, не встретило понимания.

‑ Ты никак с кем‑то воевать собрался? ‑ с издевкой хмыкнул Бруни, сидевший на трофейном кресле в центре. Оставшаяся наша троица примостилась по бокам от него, хевдинги за нами, депутаты ‑ как придется.

‑ В замке хозяин острова сидит и в любой момент напасть может, ‑ съехал Бьярни. Окружение наперебой поддержало своего вожака. Сразу подумалось, что эту сволочь, надо кончать вместе с ним. Чтобы избежать проблем в дальнейшем.

‑ Ты никак об этом беспокоится начал?‑ С издевкой в голосе вмешался в разговор Хадд.‑ Зачем ему сейчас на нас нападать, если камнеметы он уже пожег? Воинов терять? Или дать нам возможность ворваться в замок? Что мы ему сделать сможем, коли все камнеметы погорели?

‑ А зачем ему, что‑то делать? Богатый город взяли, что еще надо? Не надо дергать судьбу за косы, мальчик. Корабли все целы, выбирай другой остров, а сэр де Мор пусть свои убытки считает. ‑ Включил дуру Бьярни.

‑ А вот это, Бьярни, не тебе решать, ‑ Рыкнул на него Бруни. ‑ Твое дело было телячье (мое между прочим выражение) сидеть в лагере и охранять камнеметы. Чего ты не сделал. И я тебя спрашиваю, почему ты нарушил мой приказ и отправился грабить, и чего ты заслуживаешь в наказание?

‑ А за что собственно наказание? ‑ вызверился на него Бьярни. ‑ Я в своем был праве. Добыча общая. А камнеметы все равно уже были не нужны, раз город взяли. Только сопляк или дурак может считать что замок захватит до того как войско герцога явится. Когда явится, вам не до камнеметов будет.

Вот урод. Впрочем, ожидаемое решение защиты. Тут главное у него на поводу не идти. Пора и мне включится:

‑ Не надо торопиться, друзья мои! Скажите, по какому поводу мы тут собрались? Не Бьярни ли Хендриксона (в смысле сына Хендрика) судить за мятеж и неподчинение в бою? ‑ Дождался положительных ответов и продолжил. ‑ Так какого демона он передо мной в доспехах и оружии стоит, когда я в одной рубахе? Или он нас убивать решил, коли признаем мы, что даже не неподчинением, а предательством его поступок попахивает?

‑ Заткнись, ‑ рыкнул Бьярни.

‑Сам заткнись ‑ заорал на него Бруни. ‑ Доспехи сними. И побыстрее.

‑ Ты мне что‑ли указывать будешь, что носить, а что нет?‑ Бьярни явно понесло. Главное не перегнуть палку. Кончится может печально.

‑ Хотя бы и он. На тинге, попробуй ты судиться в доспехах, тебя мигом землей накормят. А тут ты себя невесть кем возомнил? ‑ Продолжил я раскачивать фигуранта.‑ Снимай и будем разговаривать по хорошему.

‑ А не сниму, то по плохому? ‑ Вызверился на меня подсудимый.‑ Это как?

‑ Увидишь. Пока же меня интересует, какого демона ты приказ нарушил? Наказание за нарушение приказа тебе известно? По закону?

‑ Ты меня законом не пугай, сопляк. На что имел право, то и сделал.

‑ Именно поэтому на суд где все в одних рубахах, ты в доспехах заявился, невиновность свою доказывать? ‑ Это Хадд.

‑ И нет ли в этом неуважения к нам лично? ‑ Неожиданно успокоившийся Бруни с издевкой рассматривал живого мертвеца.

‑ И почему прямой и недвусмысленный приказ, за нарушение которого на кол садят, ты решил нарушить, и почему решил что в своем праве? ‑ Это я,‑ Ты кто? Сотник дружины конунга? Или хольд из его ближних?

‑ Доспехи снимай, ‑ это включился молчащий, до того Торвальд. ‑ Пока не пожалел. Ты что тут, меня пугать пришел? Или думаешь никто не сможет тебе кровь и в железной рубахе пустить?

Бьярни смачно сплюнул в его сторону. Торвальд вскочил. Бьярни схватился за меч. Охрана выступала вперед, депутаты постарались увеличить дистанцию наблюдения, воины Бьярни тоже схватились за оружие … из ближайших шатров появились лучники. А Бруни сказал:

‑ А вот и прямой мятеж. А не только неподчинение. Ты кто такой чтобы на суде за оружие хвататься? На замечание, которое тебе вправе сделать?

Бьярни дернул меч. В натуре он тупой. Я спокойно откинул ткань и взял лежавший рядом трофейный арбалет "Приносящего Смерть", подобранный взамен потерянного в Аргайле. После чего выстрелил ему в живот. Группа поддержки тоже схватилась за оружие, но шансов у них не было никаких. Их расстреляли из луков с десяти метров. А потом добили мечами и топорами. Доспехи в данной ситуации не имели никакого значения.

К своему несчастью, Бьярни был еще жив. Как оставался жив еще через час, когда когда его, уже освобожденного от доспехов посадили на кол, загодя заготовленный подчиненными Бруни. Его оставалось только вкопать. Рядом, на кольях потоньше, красовались головы его убитых товарищей. К ним проявили милосердие.

Народ урок понял. Но любви к нам, ко мне в частности это не прибавило.

* * *

Замок действительно не удалось взять до появления герцогского войска. Высаживались они по нашим следам в той же бухте. Свои корабли мы перегнали в городской порт, наплевав на падающие на излете камни и стрелы с башен замка, делить наши невеликие силы было глупо. Нужно было только не дать совершить успешно еще одну вылазку, на этот раз против кораблей. Для обеспечения чего Хадд сразу совершил удачную операцию против плавсредств гарнизона замка, как стоявших на пристани, так и вытащенных, спалив их к чертовой матери. Наши потери были в общем небольшими. Из них сразу двенадцать товарищей погибли от попадания камня в баркас при отходе. Кого не убило или покалечило камнем, утащили на дно доспехи.

В данном случае риск был, гораздо более приемлем, чем раскидать наши силы по острову, полностью отдав инициативу противнику. Я бы на месте герцога сначала уничтожил корабли. Если противник защищает их слишком большими силами ‑ ничего страшного, высадил войска в районе замка, даже не обязательно в городской бухте и снял осаду. Если повезло, то при этом, накидав врагу, поскольку он опять вынужден принимать бой по частям. В любом случае инициативы у нас нет.

Морской бой на данном этапе был нам невыгоден, что опять вынуждало прятать корабли в хорошо защищенном от врага и непогоды месте. Короче говоря, в перегоне нашего флота в городской порт были одни плюсы, за исключением одного минуса. Чтобы парировать угрозу вылазки уж очень инициативного сэра де Мора пришлось выделить достаточно большие силы, более четырехсот голов, короче говоря, экипажи моих кораблей полностью. К сожалению, нам приходилось учитывать как возможный удар в спину в разгар сражения, так и попытку пожечь корабли под шумок, неважно по суше или через бухту. Семьсот метров самой широкой ее части можно при желании преодолеть даже на плотах, если гарнизону не удалось сохранить не одной лодки. В чем даже Хадд был не уверен. Да и возможность набега на бухту на кораблях тоже не стоило забывать, поэтому батарею катапульт и стрелометов на входе следовало как‑то охранять и обеспечить личным составом.

Мое решение было простым как три рубля. Отсидевшаяся в замках аристократия в наших планах была лишней, поэтому замок нужно было как‑то брать. Ломать стены и выбивать ворота, нам было не то, что нечем, возможности стали довольно ограниченными. Большинство дефицитных железных деталей просранных покойным Бьярни тяжелых требучетов обгорело и пришло в полную негодность. Какой из этого выход? Либо лобовой штурм при помощи осадных лестниц, суливший очень большие потери при неясном результате, стены замка уж больно высоки, либо внезапное нападение диверсантов ночной порой, для чего тем тоже еще надо забраться на стены, либо вырезанный в поле гарнизон, в случае чего защищать стены будет некому. Как подвариант последнего, следовала возможность ворваться в замок на плечах отступающих.

Сэр де Мор показал себя опасным, активным и инициативным противником. Так как он прекрасно понимает, что раскатай орки войско герцога, его возможности отсидеться станут призрачными, на вылазку он пойдет с очень большой долей вероятности. Осталось просчитать где. Если он уверен, что герцог нам накидает, то атакует корабли чтобы не дать уйти захватчикам с Гатландской земли. Если в этом не уверен, то гораздо более оптимальный вариант, атаковать наш лагерь напротив ворот замка, добив последние осадные машины и в случае успеха ударив в спину связанных боем орков. Несколько десятков кавалеристов у него осталось, да и пехоты достаточно. Последняя соломинка ломает хребет верблюду, удар в спину в разгар сражения может кончиться даже для нас очень печально.

От этого и пляшем. По размышлениям и посовещавшись с приятелями и опытными подчиненными, я пришел к выводу, что де Мор попытается под шумок уничтожить последние осадные машины и разграбить лагерь. Уцелевшие камнеметы и укрепленный лагерь сулили очень большие неприятности гарнизону замка, коли бы орки разбили войско герцога, а отсутствие кораблей лишало возможности остров покинуть. Все остальные его действия зависели от его сиюминутной оценки ситуации и были трудно прогнозируемыми. Поэтому если где на него и надо ставить засаду, так это в районе лагеря. Желательно навязав бой на окружение, чтобы после гибели основной части отправившихся на вылазку защитников, если очень повезет во главе с хозяином острова, замок сам упал к нам в руки. Без особых потерь.

Никаких особых извращений для этого придумывать было не нужно. На войне чем проще ‑ тем лучше, до определенного предела естественно. В лагере было решено оставить обслугу камнеметов, которые должны были усилить обстрел и на виду ‑ примерно три десятка воинов, изображающих пехотное прикрытие. Чтобы натолкнуть сэра де Мор на мысль о хераде голов в 50‑70, плюс полсотни орков на камне и стрелометах, не считая пленных из хашара работающих подносчиками боеприпасов.

Лагерь был укреплен, так что данный наряд сил выглядел достаточно правдоподобно. Лично я бы на месте де Мора рискнул, поскольку даже для орков численное преимущество противника имеет значение, а значит, в прикрытии они оставят минимум народа. В нормальных условиях.

В ненормальных следовало захватить инициативу и не позволить ее перехватить. В данном случае лишние несколько сот голов в строю имели меньшее значение, особенно коли навязать бой ночью, что собственно Бруни и сделал, вырезав высланное людьми в лес охранение и атаковав лагерь.

Чтобы спровоцировать сэра де Мор на нападение, с наступлением рассвета Бруни было спланировано разжечь некоторое количество костров‑дымовух в лесу, если конечно не удастся и в реале добраться до кораблей противника.

Идеалом было бы нападение в стиле "Второго Суворова" генерала Петра Степановича Котляревского под Асландузом в 1812 году, когда он вырезал в ночном штурме несколько тысяч персов, потеряв убитыми двадцать восемь человек и девяносто девять ранеными. Имея сам две тысячи человек против двадцати тысяч персов Аббаса‑мирзы, в большинстве своем конных. Родив знаменитый исторический анекдот, ответив на вопрос адъютанта, сидя в трофейном шатре наследника Персидского Престола о причинах занижения персидских потерь до тысячи двухсот убитыми:

‑ Пишите тысячу двести, нам все равно не поверят.

Перед штурмом укрепленного лагеря персов у солдат были отобраны патроны, и дан приказ, не останавливаясь идти вперед и колоть всех кроме самого Аббаса‑мирзы, ‑ " Ибо нас слишком мало, чтобы брать пленных". Пленных действительно были единицы. Сам Аббас‑мирза чудом унес ноги, несмотря на то, что с подобающим сану достоинством уронил свои кости из седла своего жеребца, попавшего в яму в ночной темноте, на твердую землю в ходе бегства.

Планированием нападения на лагерь герцога я не занимался, своих дел хватало, но по прикидкам приятелей ворваться туда было вполне реально. Даже если противник ждал нападения. Потом основной задачей было запланировано уничтожение как можно больше кораблей противника, которые противник неизбежно должен был попытаться защитить. Что не способствует сохранению управления в ночном то бою. Далее ‑ по обстоятельствам. Удастся, уничтожить войско в одном бою противника, или нет, в любом случае оно останется без большого количества боевых кораблей, то есть избавит нас от части проблем в Архипелаге в дальнейшем.

Бруни ушел с наступлением темноты, точнее ночной серости, это у людей проблемы с ночным зрением, группы зачистки к тому времени уже должны были приступить к уничтожению секретов противника в окрестностях бухты. А я принялся расставлять подчиненных по местам. Шума от снимающейся с места тысячи воинов при всем желании избежать невозможно. Расчеты требучетов продолжали швырять камни как обычно, круглые сутки, ворота уже были заметно повреждены, сбили часть зубцов на стене и пробили стены крытой галереи над воротами. Это должно было подтолкнуть сэра де Мор к мысли, что в замке отсидеться не получится.

Отсветы пожара появились к часам к трем ночи, если так можно сказать. Одновременно у меня появился заметный нервоз, легко рисковать собой и своими подчиненными контролируя ситуацию, тяжело сидеть и ждать когда ситуация зависит от других. Дурные мысли в голову лезут.

В замке тоже заметили, явственно донеслись крики и шум, я приказал усилить обстрел. Со стороны катапульт и требучетов суета усилилась, обслугу из хашара активно подбадривали пинками и зуботычинами.

Разумеется, они пошли на вылазку. Выбора у сэра де Мор особо не было. Он был храбрым человеком и желал встретить свою судьбу не загнанной крысой. Ворота открылись, как только маленько рассвело и люди получили возможность что‑то видеть.

Хотя он и подстраховался, не став лезть на палисад и валы в лоб, судьбу его людей это не изменило нисколько. Только ухудшило, я сразу отправил экипаж одного из своих кораблей отрезать нападающих от замка, а с остальными встретив сэра Гауда де Мор в лоб.

Надо сказать, что он видимо довольно быстро понял, что попал в ловушку, но к чести его не стал метаться и пытаться уйти полями или прорваться в замок, бросив свою пехоту. Со своими солдатами старый воин остался до конца.

Растащить рогатки и убрать колья палисада, чтобы дать возможность работать кавалерии, пехота противника, обсыпанная дождем стрел и сулиц, еще сумела, но не помогло это людям нисколько. Ямы в кубический фут, в точности по рецептам англичан в Столетнюю войну даже сами по себе были неплохой защитой от атакующей кавалерии на галопе.

Мне собой можно было гордиться, выбрал момент для контратаки я очень точно. Понесшая серьезные потери пехота убралась с дороги кавалеристов, естественно смешавшись, слитного удара двух десятков хорошо вооруженных всадников тоже не получилось. Яма 30Х30Х30 см как раз идеальная штука чтобы несущаяся лошадь, попав в нее копытом, как минимум упала, как максимум переломала ноги или еще что посерьезней. Умные были люди, англичане Столетней войны.

Сколько до нас добралось всадников, я так и не понял, поодиночке особой опасности они не представляли и были перебиты практически мгновенно, хотя и взяли за себя какую‑то цену, мы тоже шли вперед. С упавшими, кто смог подняться, было сложнее, пехота успела их закрыть. Если быть точным, в районе этого завала из людей и лошадей основная резня и пошла.

Люди сражались храбро и до конца, сэр Гауд сумел встать и возглавлял своих подчиненных, пока его не зарубил Мика. Сломались люди, только когда им ударили во фланг, со стороны замка, да и то, не сразу. Попытка сэра де Мор использовать кавалерию, ввиду превосходящих кондиций рядового состава противника, обернулась катастрофой, атакуй он укрепления нашего лагеря в лоб, значительной части его воинов возможно и удалось бы уйти. Хотя я мечтал ворваться в замок на плечах бегущих. Впрочем, если бы у нас не было такого превосходства в силах, план противника имел шансы на успех, из замка вышло около двухсот человек. Останься в лагере даже сотня орков, двойное численное превосходство, плюс пара десятков кавалеристов были бы неплохой заявкой на победу.

Лично я даже не обнажил меча, в данной ситуации лезть в свалку было бы преступлением. Управление боем гораздо важнее лишнего десятка бойцов в строю, тем более что резервов у меня было вполне достаточно, стрелять и бить в спину‑фланг, было кому и без меня с моей свитой. Бой прошел как‑то буднично, мне оставалось только раздавать приказы. Неравенство в силах было настолько большим, что люди просто не смогли ничего сделать, как не пытались выправить сложное тактическое положение в котором оказались.

В общем, вылазка осажденных кончилась полным крахом, в замок если кто и вернулся, то только из дезертировавших под шумок в самом начале боя, которых по большому счету стоило бы спасать только для того чтобы повесить. Собственно была мысль отправить штурмовую группу, чтобы захватить ворота, но я не рискнул, опасаясь излишних потерь при отсутствии результата. Из людей удалось бежать хорошо, если десятку другому, около сорока человек, в большинстве раненых, мы захватили в плен. Судьба тяжелораненых, была понятна, их добивали на месте, когда снимали доспехи с тел и собирали оружие на поле боя.

Когда мародерство нельзя победить, а победить его нельзя, его надо возглавить, что я и сделал, заставив подчиненных стащить все доспехи и оружие с обобранных трупов в одну из палаток, с целью последующего "честного" дележа. Хотя деньги и мелкие ценные вещи было проконтролировать сложно. Но это было неактуально, нужно быть идиотом, чтобы отправиться на вылазку с полным кошелем золота.

После зачистки места боя я распорядился возобновить обстрел замка, лично выставил караул у палатки с трофеями и во главе двух сотен воинов отправился помогать товарищам, все‑таки численное преимущество людей это солидный аргумент.

Впрочем, подошли мы слишком поздно, поучаствовать в бою мне уже не удалось. Нападение Бруни оказалось сравнительно удачным, наши довольно легко прорвались через укрепления, благо перед уходом из бухты, несмотря на сопротивление общественности свои разрушили, так что людям пришлось работать почти с нуля. Что и сыграло с ними дурную шутку, видимо заставить ополченцев вкалывать полноценно герцогу заставить так и не удалось.

Печально. Для него. Вот и недостаток смешанной ополченческо‑профессиональной армии выполз. Своих прямых подчиненных герцог мог заставить хоть дерьмо от рассвета до заката таскать при желании, если бы их оказалось достаточно много. А вот вооруженных свободных общинников заставить от весь световой день постоянно вкалывать на грязных работах, было бы политически неправильным поступком, без очень веских на то оснований. Так и до мятежа недалеко. Конкретно эти вдобавок и по боеспособности профи не очень‑то уступают, а хорошая мотивация хорошо снимает остроту проблемы дисциплины и управляемости, то есть терять авторитет у таких подчиненных весьма опасно. Собственно, именно это одна из причин, почему в средневековье началось победное шествие профессиональных армий, в которых мобилизованные крестьяне нужны были для охраны обозов и грязной работы, и никому даже в страшном сне не снилось ставить их в строй. На Руси в том числе, в отличие от фантазий живописцев с толпами пеших вооруженных всяким дрекольем и в рваных кольчужках на Куликовом поле. В Московском княжестве действительно прошла всеобщая мобилизация среди населения способного позволить себе хорошего коня, вооружение и хотя бы минимум боевой подготовки, которая, однако, черного люда коснулась в куда меньшей степени. Князь Дмитрий был хозяйственником в первую очередь и в отличие от многих понимал связь оторванного от работы в поле или даже убитого в бою смерда летом, с голодом и сбором налогов зимой‑осенью.

Война в средневековье ‑ удел зажиточных слоев общества даже на полупрофессиональной основе, остальные заняты выживанием. Специалист обычно круче универсала, в военном деле в том числе. Так что судьба одних ‑ хорошо копать, судьба других ‑ хорошо сражаться, и лучше их не путать. Умными людьми плюсы разделения труда были замечены гораздо раньше, чем многим кажется. Исключения погоду делали редко.

Пока же, зрелище было потрясающим большинство кораблей, до которых нашим товарищам удалось добраться, уже прогорели, но половина бухты все равно была еще покрыта дымом. Земля вокруг горелых кораблей была густо усеяна телами, из вытащенных на берег уцелела где‑то четверть, люди герцога собственно их и обороняли, сколько их самих уцелело ‑ было неясно. К сожалению, уничтожить войско окончательно было проблематично, лучники, стрелометы и прочие метательные машины с судов стоящих на якорях в бухте уже здорово портили Бруни жизнь. Впрочем, не только Бруни, обирать трупы на самом берегу идиотов было мало, но народ сильно давила жаба. Хотя если честно, трупов в одних поддоспешниках, рубахах и даже без них там было очень много, что с них ценного возьмешь, кроме вооружения.

Бруни был счастлив, мотая головой в шлеме хорошей такой царапиной на нем:

‑ Ну, мы им дали! Первое время как свиней, сотнями резали, да корабли жгли! Считай что без потерь, разве кого часовые положили или по собственной глупости попал! Это потом как людишки очухались, сопротивление хоть какое‑то появилось!

‑ Ты сам‑то, как по собственно глупости чуть не попал?‑ хмыкнул я, кивнув головой в сторону шлема.

‑ Стреломет с корабля, ‑ помрачнел приятель. ‑ Скользом прошла.

‑ Повезло, ‑ кивнул я. ‑ Не потерялся?

‑ Парням за корабль тащить пришлось, долго ничего не соображал. ‑ Согласно кивнул он.

‑ Что делать будешь?

‑ Добираем трофеи и уходим, ‑ повел тот плечами, ‑ людей на берегу добить можно, но потери будут слишком большие. Да и на кораблях в бухте много ночевало. У тебя сотни свежие, будешь прикрывать отход. ‑ Показал где. ‑ Ума не хватит уйти с острова, позже добьем.

Бой к тому времени заглох, перейдя в перестрелку, большинство тел наших убитых, кого было возможно, вынесли, осталась только мародерка, чем народ довольно активно и занимался, отрядив для сего занятия достойных доверия делегатов от каждого корабля. Чтобы к мародерству не присоединились мои герои, понадобилось некоторое количество экспрессивных выражений с упоминанием всяческих сексуальных извращений и даже немного прямых угроз. К счастью, люди атаковать не собирались, уж больно большие понесли потери, так что отступить удалось без проблем.

 

Глава IV

Разбор полетов вечером мы учинили серьезный, со всей полагающейся оснасткой, в первую очередь кувшином хорошего вина, золотой и серебряной посудой и даже картой острова найденной в ратуше.

В результате дебатов пришли к мнению, что первая встреча с войском противника оказалась для нас весьма успешной. Программу максимум, пустить всех под нож выполнить не удалось, но и достигнутые результаты были весьма и весьма хороши. По нашим оценкам потери противника в лагере только убитыми достигали где‑то человек восьмисот, пленных мы не брали, все раненые были добиты, с соответствующим уроном моральному духу личного состава противника. Который кстати остров ни черта не покинул, а с энтузиазмом муравьев в муравейнике кинулся устраивать укрепления, практически сразу как мы ушли в лес. Ничто так не укрепляет дисциплину как задница в опасности, если конечно есть кто‑то достаточно волевой чтобы направить энергию масс в нужном направлении. Гарнизон замка мы уничтожили минимум на две трети, причем видимо две трети из самого боеспособного контингента, после допроса пленных выяснилось, что род властелинов острова Мор был оборван, помимо самого сэра де Мор, были убиты все его сыновья. В замке осталась только жена с двумя дочерьми и жена старшего из братьев, тоже с девочкой дочкой. В общем, противника потерял только убитыми около тысячи человек, у нас погибло менее сотни, пара сотен раненых ожидали возвращения в строй в большинстве через несколько дней.

Была захвачена богатейшая добыча, хотя и в большинстве состоявшая из доспехов и вооружения. Некоторое количество монет и ценностей погоды не делали, тем более что моим подчиненным и соответственно мне их достались крохи, мы не участвовали в грабеже лагеря герцога, а замковые действительно пошли на вылазку налегке. Разве что с сэра де Мор и его сыновей сняли немного золота, золотые шпоры Мика притащил мне.

Теоретически, захват большого числа хорошего доспеха толкал на простые действия по перевооружению бюджетников в коже. На практике данные действия всегда сталкивались с определенным противодействием самой боеспособной части воинов, не желавших давать милостыню без особых на то причин.

Боеспособность неотрывно связана с временем затрачиваемым на тренировки с оружием и стоимостью самого вооружения, связанного как с ударными возможностями так и защищенностью владельца, поэтому свалить воина в хорошем доспехе обычно удается только такому же. Естественно, коли, мы в море ходим грабить, а не развлекаться, нормальный среднестатистический хольд очень косо смотрит на подарок кольчуги с убитого им человека типу носящему комплект вооружения ценой в несколько раз дешевле. Собственно и правильно, почему он должен терять деньги? Но слишком поощрять капиталистические тенденции не было в моих интересах, поскольку мне реально нужно было увеличить боеспособность всех моих подчиненных, чтобы компенсировать потери, например.

Тут помогало то, что добычу мы уже взяли богатейшую, но поход и близко не был близок к завершению. В результате я пришел к выводу, что правильное пиратство ‑ это в первую очередь учет. В той же ратуше я нашел подходящий гроссбух и элементарно зачел стоимость вооружения в счет добычи каждого нуждающегося, оценив каждый предмет вооружения при помощи комиссии из тех же первых лиц дружины. Нескольким воинам, правда, выдав доспех, воспользовавшись правом призового фонда, они заслужили, скрипя зубами, но сие признали все. Для бедноты это было явным дополнительным стимулом проявлять себя, на возможность чего я и намекнул. Хольды поняли мою мысль, хотя она и не доставила удовольствия их жадности, но смирились. Я был в своем праве. Тем более что чересчур хитрых или трусоватых никто скопом поощрять не собирался, хрен им, а не зачет при разделе.

В общем, перевооружение подчиненных прошло успешно. У приятелей впрочем, тоже. Пока же нужно было срочно обсудить дальнейшие планы. Короче говоря, нужно было решить, кого следовало брать в оборот дальше, замок или Герцога, коли он по глупости своей с острова не ушел. Логика вещей требовала уничтожить войско, замок после потери основной части гарнизона никакой опасности в плане вылазки не представлял, там действительно осталось около ста человек, плюс кое‑как вооруженные шпаки, я, как начальник разведки нашей банды допросил пленных. Но можно было работать и от противного, чтобы вынудить противника (герцога) на активные действия. Вторично атаковать лагерь было глупо, по донесениям разведки люди работали как пчелки. Можно было конечно, как немцы под Курском ломиться в закрытую дверь, но потери нам компенсировать было очень проблематично, приходилось экономить каждого солдата, полевое сражение, без чужих укреплений на поле было в данном случае выгоднее. Хотя герцог и доставил на остров лошадей, похоже он рассчитывал на свою кавалерию. Кстати и зря, на мой взгляд.

Хорошенько все обдумав, Бруни принял решение добить герцога, штурм замка излишне усложнял ситуацию, я как главный разведчик, со своими подчиненными должен был заняться разведкой боем и мотанием противнику нервов, чтобы хочешь не хочешь, но привести к мысли что лучше бы попытать судьбу острова в поле. Как можно быстрее. Мы дружно сомневались, что план прибрать к рукам весь архипелаг, на данном этапе операции ясен противнику. Даже для меня самого периодически казалось, что такой замысел уж слишком крут для имеющихся сил и средств. Допив вино, все разошлись.

Блокировать замок и продолжать швырять камни остался Хадд, с небольшой частью своих подчиненных и ходячими ранеными, последние в основном контролировали хашар. Гарнизон видимо смотрел на свои перспективы с большой тоской, закрытая надвратная площадка зияла проломами, лучники противника вообще ушли со стен, камни посбивали примерно треть зубцов на стене. Разве что сами ворота пострадали не слишком сильно, большой требучет ставить прямо напротив них не рискнули, и правильно сделали. Покойный рыцарь поставил на башни и надвратную площадку видимо почти все свои стрело и камнеметы. Даже передвижной мелочи эти машины изрядно осложняли работу, несколько камнеметов вообще пришлось разобрать, потери среди хашара тоже были приличны. Сами ворота были все‑таки достаточно серьезно повреждены и грозились быть выбитыми достаточно быстро, хотя на месте леди де Мор я бы их завалил всяким дерьмом. Как мы все подозревали, что и было проделано.

К слову сказать, хашар к концу осады, когда определился победитель и пошли большие потери со его стороны, определился с мироощущением и счел главными врагами соотечественников не желающих сдаваться, а не нас, злобных орков. "Стокгольмский синдром" во всей красе, ха! Тем более что орки были близко, а люди далеко. Мы могли пустить пленных под нож в любое мгновение, шансы погибнуть от стрелы защитника замка были куда меньшими. Кто же признает, что добросовестный труд на благо захватчиков орков основан на страхе каждого конкретного человека, а не на его уме, оценке ситуации и правильной расстановке приоритетов? Пленные, после того как их повязали кровью и вполне конкретными действиями, сами удавят человека решившегося организовать мятеж, например. Что собственно ночью и произошло.

Пленные, из гарнизона замка отправленные в хашар попытались организовать подпольную организацию, начав с диверсий на камнеметах. Хватило их ровно на один, да и тот исправили через час. Их сдали сразу, разумеется, сдали люди, делившие с ними чашку супа и корку хлеба. Для самооправдания, герои, разумеется, нашли множество причин, главной из которых конечно оказалось социальное положение преданных людей. Эти ублюдки служили страшному сатрапу, хозяину острова, выжимали из бюргеров для него налоги и даже смели при случае разбивать им головы в драках в тавернах.

Я искоса посматривал две стоящие в строю передо мной кучи дерьма и думал, что с куда большим удовольствием сделал бы "кровавого орла" им самим, причем самолично, чем людям честно и до конца выполнявшим свой долг. Предателями оказались, разумеется, не два низкорослых лысоватых типчика крысиного вида, а попавшие в плен в ополчении средней руки островной купец высокого роста и мощного телосложения и приказчик другого телосложением пожиже, но тоже с честным и открытым лицом. И тот и другой преданных ими людей прекрасно знали, чуть ли не с детства и, разумеется, имели репутацию больших патриотов, как острова, так и герцогства в целом. Я уже навел справки. Так вот и бывает, смерть, висящая над головой всегда несколько изменяет приоритеты и обычно показывает истинные лица.

Преданные ими воины перед смертью держались достойно. Шоу никто устраивать не собирался, хашар застроили буквой П и приведя саботажников просто отрубили им головы, по очереди поставив на колени всех пятерых. К сожалению, возможности сохранить им жизнь у меня не было. Точнее была, но, очень политически неправильная. Хашар и жалость несовместимые понятия. Все что я мог для них сделать, это казнить без мучений. Уроды что их сдали, были явно разочарованы, что было крупными буквами написано на лицах, если внимательно присмотреться, похоже они ожидали чего‑то очень и очень, зверского. Чисто профессионально подумалось, что сие плохо для потока информации от этих двух тварей, если их надежды и дальше придется обламывать. Обидеться могут, что лишаются ожидаемого зрелища, особенно если вкинут личного врага, там девушку кто‑то когда‑то увел или в глаз на танцах дал. А сеточку на захваченных островах уже надо раскидывать, причем именно из таких людей, к большому моему сожалению. Так что как бы ни хотелось их прирезать, но придется работать дальше. Улыбаться и поощрять, ребята повязались кровью и уже, как видится, вошли во вкус своей новой работы. Так что они будут полезны, пока не зажрутся.

Кровью я их повязал и в буквальном смысле, заставив расписаться ею в заведенных специально для них контрактах. Последнее, в общем‑то, исключительно из‑за плохого настроения и желания испортить ублюдкам жизнь, все остальные причины разве что и болтались в подсознании. Выплыли наверх эти причины позже, когда я, скрипя сердце, но завел на них агентурные дела, как бы то ни было, социализм ‑ это учет, как говаривал товарищ Сталин. Все начинается с организации. Оба были в шоке, но отказаться не рискнули. Теперь они в любом случае мои, до тех пор, пока не спишу. А чтобы не списал, придется им быть мне очень полезными. К несчастью перспективы и истинное мое к ним отношение придется очень тщательно маскировать, либо передать их для работы кому другому. Если найду кому, подчиненных годных к исполнению обязанностей оперативника у меня раз, два и обчелся, да и из них не всякий согласиться. И появятся пригодные кадры в приемлемых количествах, к сожалению, очень нескоро. Впрочем, пока этим слишком заморачиваться не стоило, неизвестно, буду ли я завтра жив, надо сосредоточиться на более насущных проблемах, чем агентурная работа.

* * *

Весь день прошел в мелких стычках, противник активно вел разведку, одновременно укрепляя лагерь. Если смертников в лесу я ликвидировал довольно успешно, герцогу даже пришлось выслать довольно большой отряд, после того как несколько групп голов по десять в каждой были вырезаны в лесу поголовно. Только с одной из этих разведгрупп, двоим воинам, удалось убежать, всех остальных догнали в лесу.

С наблюдателями на кораблях сделать ничего было невозможно. Хотя остров с моря просматривался далеко не везде, защитники замка активно что‑то сигналили противнику гелиографом. Выводить в море корабли наши было нерационально, хотя Торвальд и скрипел зубами, мечтая об этом.

Закончил день полноценный бой с тем самым разведотрядом герцога, по иронии судьбы начавшийся в том же месте где мы вырезали отряд сына сэра де Мор в день высадки. Хотя довольно много моих подчиненных было раскидано по лесу, ума держать бойцов в самом лучшем доспехе и некоторое количество лучников в резерве, у меня хватило.

Полноценной засады опять не получилось, люди были не лохи и так просто не попались. Десяток головного дозора и охранение в лесу мы, правда, выбили влет, но само ядро отряда островитян приняло удар в полном порядке, тем более что нами было потеряно время на построение. В лесу невозможно нормально сражаться строем, так что основная мясорубка опять завязалась на дороге и рядом с ней. Относительно легковооруженные родичи дрались с людьми в лесу, более опытные и хорошо вооруженные составили "кабанью голову", которой пришлось мне и предводительствовать.

Почему я как командир, не встал с копьем в первый ряд, большинству моих подчиненных было понятно, точнее понятно было всем, но признавать правильность таких действий не всем хотелось.

Во время сближения, я машинально отметил, что отряд противника довольно неплохо и относительно единообразно вооружен, как чуть позже выяснилось в первых рядах коробки шли воины только в металлическом доспехе, над их головами висело знамя. Знамена, баннеры, орлы, штандарты и прочие похожие предметы получили такую популярность в средневековье и позднее не просто так, но по вполне практическим соображениям. В условиях отсутствия единообразия в доспехе и вечной феодальной войны всех против всех, проблема идентификации противника на поле боя вставала более чем остро. Все было просто, воин, оторвавшийся от своих, в сутолоке битвы ориентировался по знакомым значкам или знаменам. На личном уровне богатая аристократия заботилась о подчиненных и о самих себе, кстати, тоже, обряжая их в единообразные плащи или сюрко. Другой вопрос был в том, что сие было не всякому по средствам. То же самое было и здесь, одинаковые условия привели к одинаковым путям их решения, наиболее простым и оптимальным. Разве что маги вводили фактор неопределенности.

Сошедшиеся с нами люди действительно лохами не были, такая же судовая рать, как и мы, в отличие от ночного нападения на лагерь, будучи полноценно готовы к бою показали они себя прекрасно. Мне, знай, я превосходящие природные кондиции противника было бы действительно страшно сходиться с ним лоб в лоб. Хотя и именно правильный строй, давал хоть какой‑то шанс. Эти, мало того что сошлись впрямую и выдержали первый удар на схождении, но еще и продолжили давить вперед, равнодушно топча свои и наши трупы. С политморсосом и уровнем боевой подготовки у данного отряда дело обстояло более чем в порядке, что еще более впечатляло, учитывая результаты нашей первой стычки. Островитяне действительно заслужили свою репутацию, преодолеть моральный удар от резни в лагере и идти в бой с такой самоотверженностью, дорогого стоит. Очень дорогого, поскольку я даже ‑ "мама!", сказать не успел, прежде чем очутился в первом ряду. Колдуны мгновенно стали бесполезны. Я даже сам перчаткой воспользоваться не успел, точнее сначала не рискнул, а потом было поздно. Мои колдуны держались в глубине строя, на случай наличия магов у противника.

Первый мой противник так и не успел обрадоваться удачному удару копья, свалившему противостоящего ему орка. Копье застряло в ребрах, покойный Улль не успел закрыться щитом и в результате враг сделал довольно популярную ошибку, потерял время пытаясь его вытащить вместо того чтобы взяться за меч. Я, переступив через тело Улля, рубанул человека по кисти, широко шагнул, наступив на следующее, и всадил острие своего "Черныша" ему в рот в колющем выпаде. Проходящий шаг вперед, толчок щитом все еще не осознавшего что оно убито тела и подрубленная нога его соседа слева, расчет сработал на уровне инстинкта, хорошее защитное вооружение давало мне возможность рисковать, тем более что сосед убитого справа тоже не успел бросить свое копье. Погашенная при ударе инерция меча, стала фатальной и для него, он тоже ожидавший удар в ноги, получил в реале рубящий снизу вверх в подмышку, разрубивший плечо с внутренней стороны, собственно смертельный удар сам по себе из‑за повреждения артерии, знатно брызнуло из раны, но я все равно на автомате резанул его поперек лица обратным ударом, только после этого он завалился назад.

К счастью я достаточно владел собой, чтобы не дать себе сползти в бешенство, строй это такая штука, берсеркеров с размерами Конана‑варвара и желаемым авторами приписать ему уровнем боевой подготовки, успокаивает на раз. Ломить вперед без поддержки соседей было бы очень большой ошибкой, тем более что противник уже побросал копья, успех стычки должны были решить мечи, ну или топоры как у огромных размеров сопляка с пухом над верхней губой в кожаной чешуе атаковавшего меня следующим. Я даже не запомнил, был ли у него щит, просто машинально нанеся встречный колющий удар в лицо, отведя уже бесполезный топор щитом. Запомнился только пух над верхней губой и светлые глаза под шлемом.

Со следующими, пришлось работать более традиционно, четыре трупа за секунды изрядно охладили пыл островитян на моем направлении, желание ломить вперед как табун лошадей, удалось переломить, что собственно и требовалось. Тем более что куча тел под ногами изрядно осложняла это дело для любого разумного человека или там даже орка, споткнулся и ты покойник, поневоле заработает инстинкт самосохранения.

Не помню, сколько людей я убил следующими, череда событий слилась в одно сплошное длинное пятно. Я был быстрее, сильнее, профессиональнее и гораздо лучше вооружен, ветераны напротив меня кончились, под меч лезли бюджетники в кожаном доспехе из задних рядов. Поодиночке никаких шансов против меня у них не было, а навалиться группой не дали мои товарищи восстановив порядок в строю и поддерживая на флангах. Можно было гордиться, даже в ситуации, не блещущей предоставлением больших возможностей блеснуть искусством фехтования, я сумел найти места для применения достаточно большого количества связок, не ограничиваясь одной парой ноги‑голова. Помню, кого‑то я колол, кому‑то рубил руки и ноги, кому то удачным ударом после финта в ноги отрубил голову…, пока люди передо мной не кончились, растрепанный отряд противника начал отходить, на ходу перестраиваясь и восстанавливая порядок в строю. Какое‑то время их преследовали, но без большого энтузиазма, кто победил было ясно, впечатлений о мясорубке хватило всем. В преследовании основные потери врагу нанесли колдуны. По понятным причинам дольше всех за ними шли, обстреливая, лучники, правда в основном из подошедших на звуки боя дозоров, пропустивших основную часть схватки, но, в конце‑концов и они вернулись грабить, неся с собой дроп снятый с неудачников которых удалось подстрелить.

Правда, рассчитывали поживиться они напрасно, я с наглой, забрызганной уже подсохшей кровью мордой в шлеме, выставил их в охранение, хотя, в общем‑то, риск нападения был минимальный. Дисциплина прежде всего, тем более что ее уровень среди наших ополченцев в любом случае нужно повышать. К счастью среди моих орков чересчур активных и горластых демагогов не оказалось, плохой это пиар, резать родичей. К сожалению люди и нелюди определенного сорта не понимают нормального языка, уважают они только страх, причем чем больше этот страх ближе к ним конкретно, тем больше у них уважения к условностям остального мира. При пережитках родоплеменного строя эта проблема изрядно сглаживается, но определенный процент сволочи всегда найдется и так, и норовит показать свое истинное лицо.

Мертвяков мои орлы обобрали до исподнего, было убито двести шестьдесят шесть человек, головы которых по тем же монгольским обычаям покидали в кучу на дороге, подсчитывая. В плен попали всего трое. Я даже заставил собрать головы вырезанных в лесу разведгрупп. Грязно и, по сути, гнусно, но что делать? Я знал, на что шел, идя на войну.

Предварительную оценку и складирование добытого, осуществляли хольды, я, заявившись в лагерь, помылся, поел, доложил Бруни, обсудил с товарищами планы и задачи на завтра и лег спать. День и предыдущая ночь меня полностью вымотали. А завтра по моим прикидкам нас ждало генеральное сражение. Затягивать герцогу было более чем невыгодно.

Я угадал.

* * *

Я со своей бандой держал левый фланг. Торвальд взял на себя правый. Опытный, старый и лысый хевдинг Бьерн Волчья Шкура рулил центром, его коробку составили орки Хадда, который с остальными своими подчиненными продолжал охранять корабли и добивать камнеметами укрепления замка и экипажи пары кораблей Бруни. Последний помимо руководства сражением оставил под своей командой резерв, с которым и собирался самолично вступить в бой в нужный момент. По понятным причинам резерв был из "своих", за что собственно его попрекнуть было и нельзя, любой на его месте поступил бы так же.

Обе стороны стояли и ждали. Вопреки ожидаемому сценарию формации противника составила исключительно одна пехота, кавалерии вообще не было видно, герцог оставил ее в резерве. Виднелось только несколько всадников, командиры пехтуры, кстати, видимо удобно управлять с коня находясь в центре строя, хороший обзор. А так для нас плохо, очень плохо. Проходы между "полками" у противника имелись и были достаточно широки, чтобы через них мог выскочить конный отряд, то есть под ударом мог оказаться кто угодно и ударом довольно неожиданным.

Я бы на месте Бруни атаковал сам, в любом случае помешаешь планам противника. К сожалению, мысли подчиненных всякие среднестатистические Македонские читают редко, дружище Бруни исключением не стал. В результате через сорок минут в точности по закону подлости я смотрел на несущуюся на меня и мой отряд сотню всадников, не обращающую особого внимания на сыпящиеся на нее стрелы. За всадниками набирала разбег пехота. Зря Бруни отдал инициативу противнику.

Работе против кавалерии противника я уделил достаточно много внимания в свое время, да и в тренировках ополчения про нее не забывали. Команду выполнили без суеты. Первый ряд встал на колено уперев копья в землю и закрываясь щитами. Второй, тоже присев, выставил копья над ними, правда, уже не упирая, некуда. Третий выставил копья уже над их головами, оставшись стоять. Лучшее что можно придумать исходя из возможностей имеющегося вооружения, к сожалению, для полноценной борьбы с кавалерией копья были коротковаты. Первому ряду в данном случае вообще не позавидуешь, мертвые и раненые кони должны падать как раз на его головы. Если конечно конь и всадник сумеют заставить себя на них кинуться.

Эти сумели, даже, несмотря на то, что я пустил в ход перчатку, спалив троих или четверых всадников, ловить в фокус движущуюся цель было довольно сложно. Боевые маги если и были, то находились во второй шеренге, так что я рисковал довольно умеренно. Вылетевший из седла рыцарь чуть не свернувший шею парню во второй шеренге упал как раз под ноги третьей, где его мгновенно запороли копьями. Вокруг стоял рев и хаос, за спиной щелкали луки, в упор, засыпая ворвавшихся в строй воинов стрелами, от ворвавшихся в строй конников народ кто гасился кто куда, кто напротив, ломился вперед, пытаясь взять всадников в оборот. Обратил на себя внимание здоровенный тип в вороненой чешуе и закрытом шлеме с бело красным плюмажем на огромном вороном коне, что оставил копье в трупе и махал приличных размеров булавой с весьма неприятной скоростью. Орки отлетали от него как кегли, коняга была отлично выучена и чертовски агрессивна, обойти не дала вторая шеренга кавалеристов, ворвавшаяся в строй вслед за первой, кстати, маг в ней действительно был, возможно несколько. Бой окончательно превратился в беспорядочную резню. Перспективы не радовали, даже не считая того что этот сумрачного вида жлоб заинтересовался моей персоной.

Коняга в попоне и с кольчужным нагрудником оказалась весьма устойчива к ударам копий и обладала милой привычкой лягаться и топтать сбитого с ног орка, в результате я даже не успел вспомнить некую девушку легкого поведения, занимающуюся этим делом из любви к искусству, как чуть не попал под удар булавы. Слава богу, хватило мозгов и свободного пространства уйти в сторону, а не принимать удар на щит. Про перчатку можно было забыть, "Черныш" блокировал ее работу, а малхус был коротковат. Да и вообще ближний бой не место для магии. Поножи у ублюдка тоже оказались хорошими, пластинчатыми, прорубить их не удалось.

А потом меня чуть не наколол на копье сержант из второго ряда. Этот был подготовлен похуже, вооружен пожиже и имел несчастье двигаться вперед, кольчужный шосс его голень не спас, следующим ударом я всадил меч куда‑то в район почки, конь унес жертву куда‑то в сторону. Набежавший на меня потерявший коня рыцарь с обломанный плюмажем на шлеме и окровавленным мечом в руках получил простой быстрый удар под ухо, не сумев закрыться мечом, не стоило ему все‑таки терять щит.

Бугай за спиной успешно отбивался от ребят из моей охраны. До тех пор, пока я не подрубил его коню левую заднюю ногу. Хотя рыцарь и успел выдернуть ноги из стремян и оттолкнуться от падающего коня, это его не спасло, встать ему так и не дали, почти мгновенно исколов рогатинами, с воплями, в точности как в самурайском боевике. Не стоит в такой мясорубке отрываться от коллектива, помощь от других кавалеристов опоздала. А сама мудрость данной сентенции встала уже перед моими глазами, поскольку до нас как раз добежала пехота противника, а я опять оказался так сказать на острие атаки. Только и успел чуть уйти назад и добить коня покойного бугаины, он показался мне самым лучшим инженерным заграждением в данной ситуации. Очень кстати, рядом как раз, вместе, с лошадью завалили еще одного кавалериста.

Оборотной стороной спринта у людей оказалась некоторая потеря строя и управляемости. Шанс выжить у нас был. Собственно я надеялся только на резерв и Бьерна с Торвальдом, что они пустят кровь противостоящей пехоте.

Кавалеристы, те кого не прикончили, пробили строй насквозь или уходили в стороны и временно перестав представлять большую проблему, замешкавшихся или увлекшихся боем лихорадочно добивали. Думать куда рыцари делись было некогда, с копейщиками бы управиться. Надеюсь, в открытый тыл не ударят, Бруни их, конечно, потом вырежет, но нам от этого легче не станет.

С пехотинцами было проще, первый был не готов, что я приму его удар копьем не на щит, а на меч, одновременно сделав выпад, парень заорал и шарахнулся, назад бросив копье, поскольку потерял несколько пальцев. Копье второго скользнуло по коже бригантины, и я обратным горизонтальным ударом отрубил ему половину предплечья, отработанно скользнув кончиком лезвия по открытому горлу, опять возвращая меч вперед.

Дальше опять пошла каша, мельтешение копий, мечей, топоров, щитов, вопли, выпученные глаза, брызги крови, какой‑то хрен на лошади, похоже командир пехотинцев, обломавший мне всю малину с удобной позицией и оставивший без щита, в котором застряла его секира…. Только и осталось озвереть, взяв во вторую руку малхус. Хотя остатки разума поверх ярости подсказали наиболее успешное касательно выживания поведение, ‑ не отрываться от подчиненных, медленно, но продолжающих отступать. Они, к слову сказать, конника и прибили, всадив ему рогатину в бочину, тот свалился, так и не выпустив рукояти топора с насаженным на него щитом, и пропал с глаз долой.

Хаос и беспорядочная мясорубка продолжались, вероятно именно поэтому я и выжил, не считая доспехов естественно. Вдобавок отморозок с двумя мечами рубящий и колющий всех подряд видимо изрядно действовал на нервы воинов противника, в общем, избыточная активность касательно меня кончилась довольно быстро.

Как потом выяснилось, замысел герцога состоял в том, чтобы смять фланг нашего войска ударом кавалерии поддержанной пехотой, далее как понимаю, планировался охват с ударом во фланг и тыл связанному боем "челу" и преследование отходящего противника. Ничего сверхъестественного, но весьма неприятно. Впрочем, нам тоже удалось противника удивить, хитрый Бруни спрятал резерв в удобной лощинке за нашими спинами, по которой, кстати, помощь нам и подоспела, выскочив как раз за спинами герцогских "жандармов" приводивших себя в порядок, прежде, чем ударить в тыл полка Бьерна, заодно с удовольствием рассматривая как пустившие им немало крови орки тонут в море островной пехоты.

Герцог, похоже, оказался моим земляком, перерождением если не Эпаминонда, то Фридриха Великого в новом мире точно. Надеюсь, переродился он без порочных наклонностей, хотя если быть точным про первого сплетни до нас не дошли, известно только что в Греции было весьма модно, это дело.

То что с нами проделал герцог Гатланд, Фридрих дер Гроссе называл "косая атака", разве что атаковали люди не уступом. Ошибки он сделал две, не принял в расчет резерва орков и слишком ослабил свой центр и фланг, сосредоточив слишком много сил в колонне наносящей главный удар. Последнее либо недооценив нашу боеспособность, либо поставив все на смятый фланг в кратчайшее время. Видимо второе.

В общем, когда эти три сотни резерва полезли из лощины, в пятидесяти метрах от них обнаружились строившиеся для удара в спину Бьерну кавалеристы. Очень хороший получился аперитивчик, впрочем, большинству всадников удалось уйти, удержать их было некому. Потом эти три сотни обрушились на пехоту. Вот и все, исход сражения собственно был решен, бегство кавалерии не прошло незамеченным, оказаться между молотом и наковальней в такой ситуации никому никогда не хочется. Успех Бьерна и Торвальда только закрепил ситуацию, хотя люди в большинстве своем отходили в относительном порядке, реализовать последствия безудержного бегства сумел только Торвальд. В лесу Бруни их преследовать не стал, крови на сегодня было достаточно.

Заключительную часть сражения я провел в качестве обычного копейщика, подобрав чью‑то рогатину. Фехтовать копьем без щита было весьма удобно, спасибо старому Сигурду и риска почти никакого, люди отступали, на контратаки у них не было времени и стимулов. Я даже не добивал выбитых из строя, соседи кончали их практически мгновенно. Впрочем, желания уж очень активно преследовать ни у кого не было, уж больно тяжело нам далось сегодняшнее сражение. Тем более что уже нужно было грабить трупы, пока самое вкусное не растащили. Разве что напоследок проводил их выстрелами из перчатки, до этого опять очутиться на острие контратаки мне не улыбалось, причем контратаки именно с целью меня ухайдакать. Хотя противник мог и в бегство обратиться, но игра в лотерею меня не привлекла, островитяне продемонстрировали весьма приличную выучку и боевой дух. А безысходность и барана может заставить броситься на волка. Появившийся рядом под конец боя колдун Эрик это прочувствовал на себе, когда его чуть не прикончили броском копья.

К вечеру остатки людского войска покинули остров. Первая часть плана удалась, осталось только взять замок.

Потери у меня были чувствительны. Помимо воинов, Эрик потерял старшего ученика, зарубленного кавалеристами. Младший, как впрочем и сам Эрик были ранены.

* * *

"На костях" мы простояли трое суток. Герцог показал себя сильным и храбрым противником, как и его войско, так что гору отрубленных голов выкладывать не стали, уже не имело смысла действовать противнику на нервы, мертвецов считали, укладывая в могилы. Причем орков и людей не разбираясь, вперемешку, разве что считали по отдельности. Похороны в общей могиле погибших с обеих сторон, давали определенные гарантии отсутствия издевательства над мертвыми. Потери не были настолько большими, чтобы устраивать огненные погребения на ставших "лишними" кораблях и в то же время были достаточно велики для сожжения всех погибших на суше, слишком много это требовало усилий на заготовку дерева на дрова. Голимый цинизм и расчет, энтузиастов требующих почетного погребения только для погибших "первых орков" даже пришлось осадить. Впрочем, они не очень настаивали, что перед смертью все равны, нашлось, кому им объяснить и в коллективах.

Так как моя банда в сражении пострадала больше всех, то к осадным работам ее не привлекали. Народ зализывал раны и охранял корабли. Ну а я сосредоточился на оперативной работе в хашаре, два агента знающих друг друга далеко не лучший вариант для освещения оперативной обстановки на острове.

*************Лакуна

 

Глава V

Седоусый Фредерик оказался неплохим приобретением. Старикан пол жизни провел в походах, прежде чем покойный сэр де Мор назначил его на, несомненно, вполне заслуженную должность кастеляна замка. Венец карьеры для простолюдина, не считая рыцарских шпор. С шансами получить последние, на островах была большая напряженка как понимаю, минимальные шансы были разве что, служа самому герцогу, да и там конкуренция с благородными была бы более чем серьезной. Судя по поведению перед лицом смерти, старик возможность хлопнуть себя по плечу мечом плашмя предоставлял неоднократно.

После взятия острова, в связи с понесенными при этом потерями остро встал вопрос их восполнения. Конечно, герцог понес потери куда более высокие, притом среди "лучших людей" архипелага, но в связи с загоравшейся на материке войной прибытие к нам пополнений будет явно делом нерегулярным и по нашим прикидкам явно недостаточным количественно. Несмотря на все наши родственные связи.

В этой связи мудро было о будущих проблемах позаботиться заранее, желательно до тех пор, когда нас станет слишком мало для обеспечения гарантий верности вспомогательных отрядов из местного населения. В первый из которых было решено превратить хашар из населения острова Мор, благо время у нас было. Мнение людей никого не интересовало.

Данным решением мы убивали сразу трех зайцев. Во‑первых, восполняли потери, используя местные ресурсы. Во‑вторых, привязывали население захваченного острова к себе, одновременно отрывая его от противника, в точности следуя принципу ‑ разделяй и властвуй. И наконец элементарно снижали до нуля опасность мятежа на Море, где оставили гарнизон, поскольку мало того что изъяли самых боеспособных из выживших мужчин, но еще и можно сказать сделали их заложниками. Как впрочем и семьи этих мужчин, любой с большим скептицизмом воспримет идею "перейти фронт" или того хуже изменить во время боя, если орки вырежут в отместку твою семью.

Несмотря на отдельные эксцессы, мирные жители на острове пострадали довольно слабо, накачка личного состава касательно воспрещения массовой резни дала свои плоды. А так как я не преминул довести до своих хольдов логическую цепочку, как связано отсутствие массовых убийств женщин и детей и люди в нашем строю, почти добровольно ложащие жизни вместо орков, то наша четверка еще больше подняла свой рейтинг в войске касательно мудрости и предусмотрительности. Хашар и сам по себе произвел впечатление, а чем раб с оружием из хашара отличается от простимулированного полноправного воина, всем было понятно.

Я не видел причин, по которым данная тактика не могла сработать. В конце‑концов Ордена примерно в таком ключе покоряли Прибалтику. Ливонский орден во времена Александра Невского мог выставить хорошо, если пару сотен рыцарей и тысячи полторы‑две полубратьев свиты… максимум. Все остальные ‑ местная чудь и немногочисленное ополчение немецких поселенцев. Этого вполне хватало, чтобы не только удерживать захваченные земли от местных язычников но и вымести из Прибалтики новгородцев, вплоть до того что самим взять Псков и даже дойти до стен Новгорода. Правда, архитектура немцев тех лет в Прибалтике весьма своеобразна, например полубашни в замках вполне защищающие защитников снаружи, но открытые для обстрела из донжона изнутри, на случай измены аборигенов.

В этой связи всем было понятно, что одним кнутом многого не добьешься, нужен пряник и желательно повкуснее. В общем, людям ложащим жизни за наши интересы, нужна одушина и свет в окошке, если угодно обрисованные положительные перспективы сотрудничества.

По понятным причинам сделать "людской" отряд полностью самостоятельным, было глупо, думаю, они бы сами не поняли такого доверия. А вот назначить часть младшего командного состава и заместителя командира отряда из местных, причем такого авторитетного как Фредерик, было хорошим ходом. Как дополнительные гарантии безопасности, отряд разбавили орками‑добровольцами за полуторную долю в добыче, по одному два на десяток, на должностях младшего командного состава, причем отбирать старались мужиков в возрасте, уже лишенных вполне естественного для молодежи презрения к людишкам, не наделенных от природы и магов Империи такими физическими возможностями. Должность старого Фреда и тут делала хитрый ход конем, орки являлись такими же его подчиненными, как и люди, причем я прямо и недвусмысленно предупредил о карах за попытку мятежа, которым будет расценено неповиновение. После недавних событий выслушали меня очень внимательно. Впрочем, при опыте Фредерика, я не думал, что поставить на место подчиненных будет для него сложной задачей. Положения наших "понятий" ему разъяснял лично Бруни, заодно уверив в своей поддержке усилий того по поддержанию дисциплины среди подчиненных и отсутствию предубеждения перед происхождением своих воинов.

Момент был выбран удачно. Что было очень удобно, мятеж Ульфа изрядно встряхнул наших подчиненных, причины по которым он решил отомстить за друзей и родственников были понятны, но сам мятеж не понял никто. Тем более что после срочного совещания нашей четверки мятеж был сочтен отличнейшим поводом затянуть гайки на счет дисциплины.

Остатки мятежного херада судили при всем честном народе, я добровольно взял на себя функции государственного обвинителя, было интересно, как мятежники до жизни такой докатились. Вдобавок были и шкурные мотивы, справедливость, проявленная мной на суде была бы хорошим пиаром, в будущем хочешь, не хочешь, а придется заниматься политикой, или политика займется уже мной.

За мотивом ходить было далеко не надо, я еще в башне его выяснил, пока мы ждали появления Бруни с Хаддом. Посаженный на кол Бьерн был другом и родственником мятежника Ульфа, ставшим хевдингом поредевшего херада взамен него. В общем, мотив мятежа ‑ элементарная кровная месть, от этого и большой количество участников. Жаль, что я этого не знал, вел бы себя куда осторожнее. Вот поэтому Торвальд и пытался задобрить этого ублюдка и его подчиненных. Парень он простой, честный и слегка наивный, ему просто в голову не пришло, что задабриваемая публика поступит совершенно в ином ключе, чем он рассчитывал, да еще столь радикально.

В ходе допросов перед процессом, выяснилось, что заговор поддержали далеко не все, но и предать родственников и друзей тоже никто не рискнул. Большинство молодежи якобы вообще в курс дела не ввели, прилепили к ним противников нашего убийства из числа авторитетных орков отряда и отправили вниз.

Про молодежь мне явно говорили не все, чтобы не заподозрить неладное, нужно было быть идиотом. В принципе можно было бы, и раскрутить, как все было на самом деле, просто не имело смысла. Казнить их всех можно было и сразу, просто оседлать вал возмущения мятежом и порубить положивших оружие ублюдков к чертовой матери. А вот открытый суд это такое шоу, из которого можно сделать хороший пиар, что для меня самого, что для друзей из нашей четверки. Вдобавок еще и солидно обосновать закрученные гайки дисциплины. Телевизоров тут еще не выдумали, так, что такие зрелища вживую должны при грамотной организации впечатляюще влиять на неокрепшие умы, не засоренные мусором цивилизации.

Мне, как непосредственному участнику событий, как ни странно было почти наплевать на судьбу подсудимых. Я убил всех непосредственных участников покушения и большинство из их группы обеспечения, не повезло и парочке молодых, раненых внизу и успевших какого‑то черта подняться наверх. Их мы с Торвальдом добили по запарке, помню, один что‑то пытался сказать, но не успел. Но наплевать или не наплевать, однако правосудие требовало жертв. Такие случаи предательства не должны были ни в коем случае остаться безнаказанными, с другой стороны избыточная жестокость наказания тоже сулила проблемы в дальнейшем. За данным херадом стоял род, выжили из херада уже сейчас немногие.

В результате перед судом мы пришли к выводу, что непосредственно виновных в участии в мятеже, то есть выживших бегунов отправим в расход, с остальными, виновными в недонесении можно и поиграть в милосердие. В данном ключе назначенных "кивал" и проинструктировали. Кстати, как ни удивительно, теоретически нейтрально настроенные присяжные из хольдов Бруни были резко против, пылая жаждой отправить на кол всех подряд, разве что кроме части молодняка дравшегося внизу, да и то от очень хорошего настроения. Данные настроения требовалось холить и лелеять, но пришлось настоять на нашем решении.

Так все и прошло. Всех противников нашего убийства и якобы не поставленный в курс молодняк попугали и в наказание уменьшили долю в добыче до половинной. Всех остальных, имевших несчастие находиться наверху и бежавших оттуда, отправили на кол.

Конец заседания ознаменовался тем, что я с наглой рожей начал якобы отстаивать интересы остатков подсудимых, уповая в основном на их молодость и глупость, предложив отправить оставленных в живых "к людям" в уже начавший формирование вспомогательный отряд, правда на должности рядовых. Причем, не ограничивая долю в добыче. Разумеется, совершенно добровольно. Коли не пожелают, ‑ пусть довольствуются половинной в отрядах, что пожелают бывших мятежников принять.

Нежелающих не нашлось. Кто бы сомневался, что их не найдется. Хватит пускать дела на самотек. Пора быть политиком.

Данным ходом, во‑первых,‑ я взял под присмотр своих кровников, мужики в возрасте глупостей делать может и не будут, а вот от тупорылой безбашенной молодежи всего можно ожидать, во‑вторых ‑ усилил орочье наполнение "людского" отряда и, в‑третьих ‑ использовал для этого наполнения личности, которые потерять не жалко. Опасная это работа, воевать даже в постоянном составе штрафной роты. И наконец, в‑четвертых, очень удобно начать приучать наших орков подчиняться комсоставу с недостаточно зелеными мордами, данные косячники будут последними кто поднимет хай, получив прямой приказ. Самые большие ошибки природы из данного коллектива кони уже двинули.

Появление безусловно верных нам (в частности мне) людей, преданных в буквальном смысле слова ‑ до смерти, несомненно не заставит себя ждать. Выбора у них не останется. А коли выбора не останется, людям уже сейчас нужно показывать положительные перспективы сотрудничества и их прав под орочьим владычеством. А что покажет нагляднее нежели десятник человек, помыкающий орком. Или заместитель командира отряда ‑ человек, гоняющий орков десятников. Последним разумеется стал Фредерик. Командиром "людского" отряда я с Хаддом с некоторым трудом уговорили стать старого Бьерна Волчью Шкуру, команды двух кораблей которого по понятным причинам тоже последовали за командиром. Эта прожженная Шкура долго не хотела вешать на себя проблемы с людьми, согласившись только после того как ему была обещана равная с нами четверыми доля в добыче и фактически пятое место среди руководителей похода, правда с правом только совещательного голоса. Его присяга Хадду никуда не делась. Это было справедливо, учитывая планируемое разрастание "людской компоненты" в войске.

Пока организация вспомогательного отряда выглядела следующим образом:

‑Штаб и управление, представленные в основном орками Бьерна. Они же исполняли роль комендачей, заградотряда и резерва. Фредерик оброс свитой из десятка людей, в большинстве из выживших защитников замка и городской стражи. Особых проблем с набором у него не было, служилое сословие острова потеряло человека, которому присягнуло, так что останавливал людей только цвет шкуры новых владык.

‑ Три линейные сотни, каждая примерно в сто‑сто десять человек плюс пара десятков орков. Все сотники ‑ орки, большинство десятников тоже. Несколько человек отличившихся при штурме и осаде замка и назначенные десятниками погоды не делали, тем более что именно в их десятки распихали молодежь из расформированного херада покойного Ульфа. Доверяй, но про петлю на шее не забывай. Не тот контингент. В общем, если рассматривать петлю, то количество орков доходило до трети общей численности. В принципе можно было обойтись и меньшим числом, но в таком случае почти идеальная кандидатура для должности командира данного отряда ‑ старый Бьерн, отпадала. По понятным причинам от своих орков он бы не отказался, его херады не поняли бы такого поступка.

Для моих планов вербовка Фредерика была действительно большой удачей. Мужик был довольно прожженный и себе на уме, но гнили я в нем не заметил. В данной ситуации и с этим человеком давить на страх, или шантажировать было бы малоэффективно, нужно было задействовать перспективы, что я собственно и проделал. Причем автоматически начал обработку еще в башне, пока мы втроем ждали появления Бруни с Хаддом, которые, несомненно, должны были появиться сразу же, как узнают, что Край с Торвальдом взбесились и рубят своих же. С учетом обстоятельств нашего знакомства, расположить мужика к себе не составляло никакого труда.

Когда отмороженный вусмерть бесерк только что покрошивший кучу народу, весь забрызганный своей и чужой кровью, не обращая внимания на свои раны, первым перевязывает тебя, успокаивает твою жену и детей и начинает разговор " за жизнь", трудно остаться равнодушным. Впрочем, я не играл, поступки Фредерика мне действительно понравились, общаясь с ним, переступать через себя не требовалось. Вдобавок такие люди были мне сами по себе нужны, то говно, которое последнее время начало вокруг меня крутиться, надо было разбавить. И как можно быстрее. В любом случае кастелян замка с его опытом, весом в обществе и знанием людей из этого самого общества был более чем перспективной фигурой, чтобы им стоило заняться.

С Бьерном они нашли общий язык довольно быстро, уже на следующий день я застал парочку в весьма веселом состоянии. Старики решили выпить за знакомство, вы ознаменование того что друг друга так и не убили. Как, оказалось, пересекались в боях они и до этого, минимум трижды.

Разумеется "своими людьми" и самого Фредерика я обложил в первую очередь, во вторую взял в оборот десятников из людей, под предлогом присмотра за "мятежниками" орками, поступившими в их распоряжение. Так как коготок увяз, всей птичке пропасть, освещать обстановку с орков они только начали. Морально они уже были сломаны, осталось только дать им цель в жизни и показать их нужность и ценность. Для абсолютного большинства вчерашнего мяса из хашара убиваемого за любую серьезную провинность, ослабление диктата дисциплины до разумных пределов, нормальный разговор "за жизнь" с орком‑колдуном с весьма страшненькой репутацией, отношение как к равному (с поправкой на положение естественно) и назначение на хоть и маленькую, но начальственную должность само по себе достаточный стимул чтобы доводить до моего сведения любую информацию, что меня интересует. Мне по большому счету осталось только проинструктировать на счет той, что может интересовать и довести порядок ее донесения до моих глаз и ушей. Ну и заодно на счет как вознаграждения, если она окажется серьезной, так и кар за предательство. Надо будет правда закрепить слова хорошим примером. Говнецо какое пустить на удобрения всегда полезно, человечек решивший меня поиметь всяко найдется.

Мир тут прост и жесток, коли боишься дерьма и крови ‑ сиди дома и паши землю. Пока к тебе не придут эльфийские походники. Выбрал себе судьбу ‑ иди по ней и не чирикай. Правила известны и никем не скрываются.

* * *

Пока я вербовал стукачей и формировал местный "островной легион", наши орки не бездельничали. Рейдовые группы по два‑три драккара мотали противнику нервы, впрочем, получив приказ слишком далеко не ходить и с сколько‑то серьезным противником не связываться. В основном они жгли и грабили деревни и плохо укрепленные городки на близлежащих островах, попутно набирая пленных взамен поднявшихся из хашара. Цель террора была простая ‑ если герцог хочет сохранить управление состоящим в основном из ополчения войском, он просто обязан принять меры к защите своих подданных. Как бы у него мало сил не было. Собственно, особого выбора, кроме как усилить гарнизоны близлежащих островов и запустить значительную часть уцелевших кораблей своего флота в патрулирование, у него и нет. У нас же,… по сути, для наших действий открыт весь архипелаг, вопрос только в привлеченных для этого силах. Прямое следствие владения инициативой.

Благодаря этому владению Торвальд наконец‑то ухватил свою толику славы. Урок не пошел парню в прок, жажда славы, пожалуй, даже начала есть его еще больше. Никогда бы не подумал, что этот громила будет так переживать, оттого что пришлось убивать хоть и очень дальних, но родственников, даже, несмотря на то, что они сами на нас напали.

Когда противник привык к группам по два‑три корабля, вполне резонным ходом с нашей стороны стал запуск сразу десятка, которые в результате забили пять кораблей противника разом, из которых четыре были захвачены и один потоплен, еще одному удалось уйти. Отличный результат, я даже посмел надеяться, что другу этого хватит, чтобы успокоится.

Далее, пока враг думал, что нам противопоставить, мы просто бросили Мор, чтобы высадится на Гатланде, оставив четыре десятка орков из выздоравливающих раненых в наскоро отремонтированном замке. Предложение смешивать команды было мое, ход конем для превращения наших ополченцев в подобие регулярного войска. Старшим на острове остался Мика.

На берег Гатланда первым ступил я. Ряд драккаров выбросившихся на отмель и извергавшие в воду потоки воинов в полном вооружении на фоне встающего из воды солнца представлял собой потрясающее зрелище, на этот раз я пожалел, что фотоаппараты остались в прошлом. Подумалось, что с поиском лазейки на Землю тянуть не стоит, я уже достаточно поднялся. Как бы то ни было о честной войне орков против всего мира и речи быть не может, надо бы попытаться уравнять шансы. Ну и попутно обзавестись всякими милыми сердцу вещами типа цифровой мыльницы и блестящего фаянсом ватерклозета. Что поделать, до сих пор не могу отвыкнуть от цивилизации.

Располагавшаяся рядом бухточка была населена, впрочем, судя по фигуркам людей, с весьма приличной скоростью, бегущим вверх по склону, пленных нам опять не достанется. Разве что из пытающихся угнать скотину кого поймают, туда ушел один драккар.

Как я прикинул, к сожалению, наши планы не выдержали контакта с реальностью, высадка планировалась на ночь, так что теперь взять соседний замок "изгоном" вряд ли удастся. Бежавшие аборигены в любом случае тамошний гарнизон предупредить успеют, он хоть и находится на противоположном берегу, но берег тот ‑ в трех километрах, если быть точнее, то в двух имперских милях. Я в свое время обалдел, когда узнал, что имперская миля и тут исчислялась в тысячу пар шагов.

Но унывать не следовало, по добытой мной самим информации замок тут ‑ одно название. Старый каменный донжон и стена в полтора человеческих роста на валу, замыкающая замковые постройки. Вокруг стены ‑ городок в несколько десятков домов. Между прочим, меня позабавила новость, что замок Эйберн родовой для захваченного не так давно нашей четверкой в плен сэра Така.

Как ни удивительно, но я ошибся. Предупредить гарнизон о высадке орков бежавшие аборигены действительно успели, но, увы, то замок и погубило. Сотня орков даже строем может бегать очень быстро, в результате мы ворвались на улицы призамкового городка в самый разгар эвакуации горожан за стены замка сюзерена. То, что защитники успели захлопнуть ворота, разве что оттянуло развязку. Четыре десятка лучников не жалея стрел начали садить в любого показывающегося на стене, пока я жег ворота, старясь нащупать запорный брус. Когда нащупал ‑ судьба крепости была решена. Если конечно не брать в расчет донжона, в котором, пыталась укрыться толпа горожан, в основном из женщин с детьми.

Вход в башню был устроен весьма интересно, явно именно против магов: узкий коридор‑потерна шириной в метр и длиной метров в пять с обшитой металлом дверью в стене в конце. В стенах и потолке ‑ бойницы, позволяющие не только стрелять, но и тыкать копьями. Впрочем, все это я узнал позднее, когда башня была взята. Толпой ломившиеся внутрь мирные не дали защитникам вовремя захлопнуть двери, обе, как внешнюю, так и внутреннюю.

Так как копейщики и лучники с потолка успели убить в коридоре троих орков и ранить еще четверых, обозлив оставшихся, мужчин внутри в плен не брали. Возможно, посекли бы и всех женщин с детьми, но я пресек резню, как только появился в башне. Может быть, это и выглядело некрасиво, но бездумно лезть в узкую щель входа первым, ни колдуну, ни командиру, ни тем более лицу, совмещающему обе эти функции, не стоило. Впрочем, я бы и рядовых воинов остановил, если бы знал, что там находится. Однако, в данном случае энтузиазм масс оказался оправдан, донжон взяли обычным нахрапом.

Мысленно подумалось, как хорошо воевать с опытным, подготовленным и в меру инициативным личным составом, во все времена и на любом уровне развития общества. Который легко может замазать твои огрехи как командира, тем более что даже в раннем средневековье командир на поле боя всего узреть не в состоянии, при всем своем желании. Неудивительно, что вся мировая военная история на Земле ‑ история триумфа профессиональных армий. Что в Риме легионеров призывников сменили профи, что у сокрушивших прогнивший до предела Рим варваров из ополченцев достаточно быстро выделились "люди меча", которым "люди сохи" платили налоги "за защиту". Да и массовые призывные армии, триумфальное шествие которых началось со второй половины 19 века, достаточно быстро доказали что профессионал гораздо выгоднее и с магазинной, не говоря об автоматической винтовке. И тем более с пулеметом. Даже если на боевой подготовке срочника не экономить, что в массовых призывных армиях происходит сплошь и рядом, причем зачастую даже не по объективным причинам недостаточного бюджета соответствующего Военного Министерства, а по субъективным, из‑за лени и разложения комсостава на всех уровнях.

За свою жизнь я ни разу не видел, не слышал и даже не представляю себе не то что пулеметчика‑срочника, но и офицера нынешней Российской Армии способного снять с ПКМС одной очередью тридцать головных мишеней, что было квалификационным упражнением пулеметчиков Русской Императорской Армии в начале двадцатого века. Конечно станковый ПК весит втрое меньше Максима, но и назначение станков пулеметов с того времени не поменялось. Учитывая неравенство соревнования, можно даже количество патронов для ПК не лимитировать, сдавший соответствующее квалификационное упражнение перед отправкой во Францию в 1916 году семнадцатилетний Георгиевский Кавалер ефрейтор Малиновский израсходовал на эти тридцать головных фигур патронов, ровно столько сколько было положено ‑ тридцать пять штук. Впрочем бывший Даниил, ныне орк Край хотел бы ошибиться. В первую очередь по шкурным причинам нанесения длинноухим совершенно неприемлемых потерь в первых нескольких сражениях, после реализации найденной дырки на Землю. Которые надо нанести до того, как они сменят тактику на учитывающую возможности автоматического огнестрельного оружия, а то и артиллерии. Раз окно на Землю существовало, а оно не могло не существовать, учитывая все обстоятельства ‑ то его можно найти. А коли можно найти, то первыми товарами, которые пойдут с Земли будут не стеклянные бусы, а именно огнестрел. Как бы ни хотелось вступать в контакт с государством, в любом случае рано или поздно придется. Иначе тутошнюю Третью Мировую Войну не выиграть. В первой пала Империя. Во второй неудачно пытались зачистить от орков и земли Империи. Третья видимо уже началась, причем я сам послужил для нее предлогом, почти как Гляйвицкий инцидент. То, что она развивается неспешно ‑ так это дело в отсутствии моторизации и танковых дивизий. Кстати говоря, от Т‑55 я бы тоже не отказался, можно даже не последних модификаций с лазерным дальномером и баллистическим вычислителем, несмотря на изрядную экономию ресурсов танковых орудий и уж тем более по закупке боеприпасов. Уж коли негры в Африке на них катаются и даже воюют, то моим оркам сам бог велел. По среднему уровню образования мои зеленые соплеменники черных даже опережают, у нас, по крайней мере, все умеют читать и даже считать. Но это все лирика, пока надо сосредоточится на насущном.

По понятным причинам островные населенные пункты располагались и всегда будут располагаться, в основном в районе укрытий морского транспорта от непогоды, то есть там, где хорошая бухта ‑ там всегда будет если не город, то какой нибудь поселок рыбаков разбавленных торгашами и частными охранными предприятиями, если конечно там есть источник пресной воды. В центральной части острова может располагаться разве что, какая деревенька прикрепленных к земле сервов, наловленных герцогом или его рыцарями в походах и посаженных на землю, для преодоления проблемы продовольственной независимости острова.

Северный конец Гатланда, представлявший собой длинный и сравнительно узкий выдающийся в море язык предоставлял более чем достаточно мест для высадки и был сравнительно мало населен, как раз по причине проблем с пресной водой. Взятый мной замок располагался на полуострове в одиночестве, больше "крепких мест" тут не было, так, что наш великий полководец Бруни вполне обоснованно решил нейтрализацию гарнизона и зачистку полуострова поручить одному мне, сам высадившись южнее, чем сразу поставив под удар столицу острова Арберд, с герцогским замком Харлах внутри городских стен.

Так как основная задача уже была выполнена, то есть замок взят, далее мне предстояла гораздо менее зрелищная и куда более грязная и мерзкая работа по зачистке полуострова и "вербовке" людей в хашар. Система уже была достаточно отработана, нужно было только подождать прихода в гавань кораблей с основной частью моих бандитов.

Честно сказать, я был даже рад, что зачистка оказалась фактически бескровной, какое‑то количество мужиков наловить удалось, но это было почитай одна голытьба, которая даже и не думала оказывать оркам сопротивление. Вся зажиточная часть населения встала на лыжи, если точнее на лодки, как только услышала о высадке орков, кто не успел, или не смог уйти на лодках рванул спасаться на своих двоих по суше. Последних, мои орлы в основном и наловили. Ну и корабли перехватили несколько баркасов. Впрочем, для бежавших дела обстояли не так уж и радужно, значительная их часть попала в лапы дружища Бруни.

После постановки задач подчиненным сам я занялся уточнением текущей обстановки, опрашивая пленных.

Новости не радовали, хотя, в общем‑то, были прогнозируемыми. Потерпев поражение на Море, и понеся большие потери, герцог провел всеобщую мобилизацию, поставив "под копье" даже своих крепостных сервов. Не знаю, правда, на что он рассчитывал кроме оттяжки развязки, ставя в строй это быдло. Молодежь из свободных островных общинников понятно, с их боевой подготовкой и бандитскими традициями, но сервы из пленных…, количество удобрения на поле сражения что‑ли хотелось увеличить? Хотя, если встать на его место, то действия вполне понятны. Лучшая часть войска положила головы на Море, оставшиеся деморализованы поражением и рейдами кораблей орков. У герцога было просто воевать нечем, кроме ополчения Гатланда и его собственных людей, включая вассалов из благородных, да и из них часть сил находиться в море. Отряды собранные с других островов архипелага он вообще полностью разогнал сторожить наших террористов. Коли у тебя основная часть сил рассредоточена по другим островам, неудивительно, что приходится проводить всеобщую мобилизацию, тут одна надежда на то, что орки в этом мясе завязнут, пока не подойдет помощь. Похоже наши действия просчитали….Хотя не стоило этому удивляться. Наши противники такие же морские разбойники, как и мы. Два плюс два им сложить совершенно не проблема. Надо будет довести до Бруни мои размышления, время в настоящий момент работает против нас, каждый день ожидания генерального сражения будет приводить к наращиванию численного преимущества врага. А морские сражения нам по прежнему не выгодны. У нас просто нет сил, чтобы перекрыть подходы к острову и вести боевые действия на нем самом одновременно.

* * *

Грязно это и мерзко на самом деле, работать оккупантом. Герцог Эйрик де Гатланд не будь дурак, пока вовсе не спешил вступать в бой с врагом, топчущим его земли. Уже на вторые сутки в гавань Арберда прорвался десяток кораблей с подкреплением, по нашим прикидкам от семисот до тысячи воинов. Учитывая и так большое неравенство в численности, сие было не очень хорошо. Наши дозорные корабли блокирующие гавань поступили правильно, не став вступать в бой. Слишком неравны силы, мы не можем себе позволить лишних потерь.

Чтобы поколебать герцога в его планах, рецепт был давно известен и опробован многократно. Осадившее столицу войско должно было распустить в окрестности карателей и оставить осажденного без налогооблагаемой базы. То есть воинов, которых он сохранит за стенами, после снятия осады все равно кормить будет нечем, а во время осады им еще надо платить денежное содержание. Которое мертвецам платить не надо, до пенсий тут не додумались. Чистая экономика.

Мы поступили слегка иначе. Всех пойманных мужчин с первого же дня сгоняли в формируемый хашар. В ходе рейдов по острову произошло несколько стычек с местными ополченцами, последние кучковались у замка Динас‑Келлидон на западной оконечности острова. Последний был крепостью гораздо солиднее Эйберна, что неудивительно для бывшего эльфийского форпоста на Гатланде сохранившего свое название и защищался куда большими силами.

Долго ходить на том направлении никому не хотелось. Последние две стычки были довольно кровавыми и абсолютно бесполезными, пленных набрать не удалось. Как только местные жители пронюхали о деятельности орков, незачищенные области острова чуть ли не вымерли. Даже голытьба разбежалась. Разве что из спасающихся морем наши драккары набрали некоторое количество пленников.

Когда стало ясно, что мобилизационные ресурсы острова исчерпаны, Бруни начал штурм.

* * *

Я в штурме не участвовал. Мой поредевший полк был отряжен в резерв, на случай блокирования удара в спину осаждающим. По нашим прикидкам, в Динас‑Келлидоне собралось от тысячи до полутора тысяч вооруженных людей, хотя воинами их всех называть совсем не стоило, но наличие требовалось учитывать.

Так как терять время на большие требучеты не имело смысла, мы наделали большое более мелких, разумеется, подтянув и все уцелевшие катапульты. По понятным причинам заваленных ворот в Арберде не ожидалось, так что, чтобы их вынести хватало и таких, какие есть. Остальные метали зажигательные снаряды на базе трофейного жира морского зверя через стену или камнями сносили "заборолы" с зубцами на стенах, чтобы освободить сектора обстрела для лучников.

Как и следовало ожидать, вычистить всех разведчиков и наблюдателей нам не удалось, так что приготовления к штурму людьми сэра де Келлидона были обнаружены заранее, в результате он выступил отнюдь не тогда, когда увидел огромный столб дыма над столицей. Слава богу, что я не страдал иллюзиями и оттянул своих за подходящую высотку с хутором на ней еще ночью. У меня, с моими привычками, мысль о том, что бы встать на месте и предоставить инициативу противнику вызывала просто зубную боль. Правда, до наших было далековато, ближе укрытия не нашлось, но я рассчитывал успеть, людям в любом случае нужно будет время, хотя бы чтобы построится. Да и в любом случае, никто не будет сломя голову нестись вперед в атаку, когда над твоим флангом и тылом нависает противник. Главное было появиться на виду достаточно поздно для того чтобы враг успел внести коррективы в свои планы и в то же время достаточно рано чтобы он все таки не успел нанести удар в спину штурмующим.

Разумеется, самой большой проблемой в ходе ожидания стала неуместная инициативность подчиненных. Каждый из которых считал себя самым умным, и хотел полюбоваться на картину штурма города. Люди же слепые, ничего не заметят. А если и заметят, то не обратят внимания. Кончилось тем, что отморозок Край всадил болт у ног очередного умника и заявил, что лично пристрелит всякого кто посмеет забыть о его приказаниях и отойдет от своего херада дальше, чем посрать под ближайший кустик. Кто бы не был этот умник, даже друг, родственник или родной брат. Помогло. Определенная репутация у меня уже сложилась.

В принципе зла на них у меня не было, ничего личного, зрелище стоило того чтобы на него взглянуть.

Грязно белые стены из ракушечника сами по себе не отличались особой высотой, метров пять не более, башни располагались неравномерно и в большинстве довольно далеко друг от друга, ров тоже отсутствовал, короче говоря, столица не отличалась защищенностью. По рассказам моих разведчиков и пленных тот же Динас‑Келлидон мог дать Арберду сто очков вперед в этом плане. Почему можно было догадаться. Защита островов находится на бортах боевых кораблей. Коли враг сумел осадить столицу, как бы город не был укреплен отсидеться там проблематично. Ибо обычно защищать уже некому. Не говоря о том, что процветающий торговый город всегда имеет тенденции к расширению, а перенос стен дорогая штука. Вообще рассматривая остров и населяющих его людей, в первую очередь бросалось в глаза сильное влияние эльфов, что на население что на архитектуру. Эльфийские имена, частые так сказать "эльфизмы" в диалекте. Дома крестьян можно сказать копия виденных мной у Серебряных Драконов. Ладно, хоть явных полукровок я видел немного. В основном одно культурное влияние, если так можно сказать.

Бруни не торопился. Камнеметы закидали напиленными чурбаками от разобранных домов посада и вязанками хвороста и всяких палок ворота, к полудню образовавшуюся кучу начали забрасывать зажигательными снарядами из горшков с ворванью. Кончилось тем, что столб огня поднялся выше городских стен. Угловая башня тоже горела, пуская струи огня и черного дыма из всех щелей, там, как я смог разглядеть, сумели пробить стену и, похоже, сумели запустить внутрь зажигательный снаряд. Конечно калиброванные куски ракушечника от домов того же посада не самые лучшие стенобитные снаряды, но кинетическая энергия от этого меньше не становиться и если стена достаточно тонкая, хотя бы в районе стрелковых бойниц, как и рассчитывали оказалась вполне им по силам. Вдобавок Бьерн доказал свою полезность, разведав местечко с камнем потверже и успев натаскать достаточно приличное его количество, запустив выполнять данную задачу не только выделенных людей из хашара, но всех свободных подчиненных. Не обращая внимание на происхождение. Вполне возможно, на его участке эта башня и стояла. Мобилизованные нами люди начали оправдывать затраченные на них усилия. Надо полагать, после сегодняшнего штурма путь назад будет им окончательно отрезан.

Когда камнеметы снесли достаточно зубцов на стене, собственно штурм и начался. Первым, разумеется, пошел хашар. Как полагаю, люди из отряда Бьерна немало позлорадствовали. Величали их предателями за предыдущие дни достаточно часто. Далее наблюдать за штурмом стало некогда.

Сэр де Калледон видимо начала штурма и ждал, чуть погодя, подождав пока бедолаги из хашара густо полезут на стены, из редкого лесочка километрах в двух начали появляться люди. Не только я люблю ломать планы противника. Хотя в данном случае мне собой можно гордиться, я просчитал планы противника достаточно хорошо. Хороший пиар. Главное не пояснять подчиненным, что никаких сверхъестественных талантов не потребовалось. Я просто прикинул, где бы подходил и где бы атаковал сам. Благо выбора особого тут и не было.

Когда войско противника подошло к городу чуть ближе, оно как надеюсь с неприятным удивлением обнаружило готовую к бою и уже набравшую разгон для удара во фланг "кабанью голову" орков.

* * *

Силы сэра де Калледона я оценил примерно в восемьсот человек относительно хорошей пехоты из островного ополчения и человек триста‑пятьсот всякого войскового быдла, типа приснопамятных герцогских сервов и стоящей чуть выше них социально, но реально ничем больше не отличающейся островной бедноты с казенным вооружением. Видневшийся отряд в два десятка всадников видимо был самим рыцарем и его свитой.

Он‑то нас и встретил. Собственно логичный выход, чтобы дать своей пехоте время развернуться. Перед тем как мы приняли встречный удар всадников, мне подумалось, что островное рыцарство вполне заслуживает свою репутацию.

Они действительно ее заслужили, как и в прошлый раз, сумев заставить своих лошадей кинуться на копья. Да вот только в этот раз противник учел прошлые уроки, строй был глубже и плотнее, а два десятка кавалеристов это не полсотни.

На этот раз пробить строй пехоты противника кавалеристам не удалось, хотя первые три шеренги они буквально разбросали, потоптав неудачников.

Уроки элементарной геометрии с младшими командирами из моего отряда дали свой эффект. Ворвавшихся в строй и завязших в нем кавалеристов почти самостоятельно охватили с трех сторон и почти целиком вырезали за пару минут, хотя жертва их не была напрасной. Удара во фланг с разгону не получилось. Успех боя теперь зависел только от упорства и храбрости сторон. При более чем двойном преимуществе в численности можно позволить себе терять двоих‑троих за одного какое‑то время. Тем более что мои бандиты еще еле‑еле успели восстановить строй, прежде чем на нас навалилась вражеская пехота, спасая людей своего синьора.

По сложившейся традиции я к тому времени опять очутился в первом ряду. Хотя в этот раз я и рискнул жечь людей накоротке, спрятаться за спины своих воинов не удалось. Сержанты полезли на меня как сумасшедшие и с очень большими шансами добиться успеха. Как бы, не был крут пехотинец, мощный конь с достаточно подготовленным седоком это очень солидно и крайне неприятно для конкретного Васи, которого кавалерист избрал своей целью. А вот если до потрохов Васи добраться вознамерились сразу несколько… это вообще полная задница, в которую я чуть не провалился. В общем, не хочу сказать, что выжил чудом, скажем так, шансы опять сыграть в лотерею переселения душ у меня были. Спасли подчиненные.

Так как к моменту схождения с пехотой я достаточно одурел, чтобы немного погасить инстинкт самосохранения ради боевой эффективности, работа перчаткой была продолжена. Впрочем, хватило ума стрелять в упор, чтобы разбить строй. Жить все же хотелось.

Дальше пришел черед колоть и рубить подобранной под ногами рогатиной, повесив на шею щит. Чтобы использовать образовавшуюся в строю противника брешь это было хорошим ходом. Главное пережить первые несколько минут и людей видевших кто тут из орков маг.

Удалось с некоторым трудом, хотя превосходство орков в качестве сказалось сразу. Вообще с пехотой что мне, что моим героям подчиненным обращаться было проще, чем с конными сержантами, несмотря на ее численное преимущество.

Первых двоих я свалил на одной эксплуатации успеха наличия у орков колдуна в строю и своей скорости реакции, изобразил удар в ноги первому и всадил рогатину в открывшееся лицо, следующим движением подрубив ногу соседу покойного слева. Удар соседа справа удачно принял на щит, крутнул копье и вместо рубящего удара уколол под край щита в районе бедренного сустава, пробив кольчугу как бумагу и оставив копье в жертве, завязло в костях таза. Далее не осталось другого выбора, чем работать мечом и пытаться срывать дистанцию. Для двух мечей еще было рановато.

Впрочем, помахать даже одним Чернышом мне не удалось, мне почти в упор всадили арбалетный болт в правое легкое. Прежде чем сознание погасло под ногами топтавших меня сражающихся, подумалось, что простые решения всегда надежны, не зря колдуны никогда в первый ряд не лезут.

 

Глава VI

Первым что я увидел, открыв глаза, было довольно миленькое конопатенькое личико, в обрамлении огненно рыжих волос под простеньким полотняным чепчиком. Потребовались определенные усилия, чтобы вспомнить, кто я такой, чуть было не решил, что нахожусь в больнице на Земле. Вовремя сообразил, что полотняное платье с вышивкой на шнуровке не очень походит на белый халат, да и размер клыков во рту, тоже для Даниила прежнего несколько нехарактерен.

Однако в этой связи возник вопрос, что девушка человек рядом со мной делает, и где вообще я нахожусь. Стена справа выглядела явно каменной, как раз из того грязно белого ракушечника из которого были сложены городские стены и значительная часть островных построек, сама девчонка на орку не походила нисколько, какой из этого следовал вывод? Да никакой, башка совершенно не работала, проще спросить:

‑ Не скажешь ли мне, свет моих очей, что ты у моей постели делаешь, что случилось и где я нахожусь? ‑ Ощущения были в общем терпимые. Крови во рту не появилось, что не могло не радовать сравнительно с тем моментом, когда мою тушку начали топтать сапогами.

Девушка, к тому времени засекшая мои открытые глаза ойкнула, буркнула:

‑ Простите… ‑ И исчезла, хлопнув дверью.

Как я надеялся, исчезла она не за конвоем. Впрочем, оговорка внушала некоторые надежды на благополучный результат ее исчезновения. Да и если рассуждать логически, насколько это было можно сделать в моем состоянии, очень сомнительно, что раненых орков после проигранного нами сражения люди лечили бы. То, что я не дал дуба со своим пневмотораксом и множеством потоптавшихся по мне сапог, само по себе чудо. Ладно, хоть под копыта не попал. Тому польскому рыцарю, что был не так давно найден во Львове, когда‑то повезло куда меньше. То, во что он превратился вместе со своими доспехами после потоптавшихся по нему кованых копыт, этими же копытами забило в землю так, что нашли останки через без малого четыреста лет.

Впрочем, появившаяся бабка развеяла мои сомнения, ее я знал. Первое что сделал Фредерик, получив свои полномочия, это подтянул данную старуху, в качестве начальника медслужбы своего отряда. Эта была та самая Ронна, островная целительница с Мора, про которую мне рассказывали. Девчонка, стало быть, ее ученица Олвен. Между прочим, незаконная дочка покойного сэра де Мор по упорным слухам среди народных масс. Правда, официально не признанная.

Добраться до старухи я в свое время так и не успел, хотя она обещала быть не менее полезным источником информации и не побоюсь этого слова союзником, чем Фредерик, учитывая почет, уважение и страх который к ней испытывали островитяне. То, что ее враги долго не живут и даже замковый маг ее побаивается, было общим мнением всех опрошенных. Впрочем, и авторитет в медицинских вопросах тоже не подвергался сомнению, среди ее клиентов значился даже сам герцог, полностью освободивший старую от налогов. Надо сказать, ее репутация совсем не радовала, меня как орка отданного на ее попечение. Закладки в разум может она и не поставит, либо, не сумев пробить защиту, либо просто не умея этого делать, а вот уморить ‑ запросто. Кентам нужны были серьезные причины, чтобы отдать меня под ее опеку. Слишком было рано, чтобы доверять людям. Это в том случае если я не нахожусь в почетном плену.

Однако, нет, вслед за старухой заскочил широкоплечий низкорослый малыш Гальфдан, новик из моего херада моих лет от роду, сразу расплывшийся в улыбке и исчезнувший прежде, чем я его успел о чем‑то спросить.

‑ Сэр Край, хорошо ли себя чувствуете? ‑ Начала опрос старуха. ‑ Жалобы на здоровье есть? ‑ На доброго доктора Айболита она ни внешним видом с поправкой на пол, ни тоном с которым здоровьем поинтересовалась, не походила. Голос такой же пропито‑прокуренный как у французской поп‑звезды Патриции Касс и добивающий циничный взгляд, как у моего знакомого патологоанатома ‑ " все вы у меня на столе будете". Ладно, хоть вежливость сохранила, заметным отличием большинства "материковых" диалектов старого общеимперского "кайне" от орочьего было оформившееся разделение ты и вы, причем местоимение вы было тянуто из эльфийского.

‑ Лучше чем в последних воспоминаниях. ‑ Насколько смог, попробовал пожать я плечами. Подумалось, что это за мини баллистой в меня болт засадили, валяюсь я тут явно не первый день. Минимум двое суток, коли успели взять, зачистить и перенести раненых в захваченный город. Это не считая времени проведенного в бессознательном состоянии где‑то там, в лагере, пробоина в легком даже на орках заживает не за пять минут. ‑ Крови, во всяком случае, во рту нет. Остальное ожидаемо.

Старая подняла брови, но от уточнений воздержалась. Хороший она доктор. Добрый. Хотя хороший, видимо без кавычек, вместо расспросов она начала меня сканировать.

‑ Пить есть?‑ Пить действительно хотелось, но неприятные ощущения, выдаваемые старой ведьмой, напрягали куда больше.

Свою ученицу ведьма вымуштровала на славу. Встретила ее вопросительный взгляд, кивнула и только после этого рыжая метнулась в угол, притащив мне, как ни странно ягодного взвара‑компота с добавленными травами, а не вина или водички как можно было ожидать.

‑ Взвар будете пить, пока не выздоровеете, ‑ старуха отдавала команды как прапор на плацу, одновременно подойдя ко мне, откинув одеяло и бесцеремонно начав щупать перемотанную бинтами грудь, опять запустив сканирование как сама себе рентгенкабинет. ‑ Вино я вам не рекомендую и пиво тоже, коли не послушаете ‑ будете лечиться самостоятельно, я от такой чести откажусь. ‑ Последнее ведьма бросила с таким ядом, что стали понятны стимулы, которыми ее вместе с девушкой за моей беспамятной тушкой закрепили. Тут совсем не надо быть Шерлоком Холмсом.

И правда привыкла к уважению, преклонению и некоторому страху. Сама возможно благородного происхождения. С угрозой получить кучу бонусов коли выживу, примирилась, но перспективами того что с ней произойдет коли помру, уязвлена. До сих пор. А гордость не дает примириться.

Рыжая Олвен правда глянула с некоторым беспокойством. Она помоложе и покрасивее, так что с попытками всяких пьяных морд разного цвета залезть к ней под шнуровку должна столкнуться неизбежно, как бы была не крута ее старушка учительница, контингент живущий войной и смертью обычно верит только тому, что видит, а проблемы привык решать довольно очевидными способами.

Свистнуть Гальфдана и приказать старуху выпороть за непочтительность, дело минуты. Или прирезать, чтобы не попыталась отомстить. Коли считаешь себя высшей расой, то на это пойти несложно, такие доморощенные нацики у нас, к слову сказать, есть. Старуха либо отмороженная во всю башку, либо меня просчитала, что до такой гнили я не опущусь. Девушка помягче и поглупее, тем более что ей терять куда больше. Примем версию, что просчитала, иначе такой репутации бы не заработала, не настолько на островах патриархальное общество, а главное оркам бы служить не согласилась. И запомним на будущее, а пока продолжим разговор.

‑ С каких пор вино в малых количествах стало вредным, насколько мне известно, оно напротив, помогает выздоравливать. Если не увлекаться. ‑ Между прочим, сущую правду сказал. Не помню этого умного научного названия веществ, что сами не лечат, но в применении подстегивают иммунную систему, но спирт к ним относится. Если не перебарщивать с дозировкой. В этой связи "наркомовские" сто грамм времен ВОВ за ужином были весьма полезны. Если конечно забыть о нюансах с получение водки на погибших и/или выдаче ее по утрам перед атакой для допинга. За последнее по уму надо было расстреливать. За рассеивание опьянением внимания солдат и тридцатипроцентное ухудшение качества стрельбы из личного оружия согласно послевоенных опытов с трезвым и остограммившимся отделением.

Ведьма заинтересовано оглядела слишком умного пациента, кстати говоря, вот и первый мостик уже наведен. Восстанавливаю квалификацию. Хотя форсировать не буду, рано, слишком мало сил.

‑ Истинную правду сказали. ‑ Осторожно усмехнулась старуха в ответ. ‑ Но с травами из того взвара что вам придется пить, вино совершенно не совмещается.

‑ Понятно. Долго я лежал без памяти? ‑ Лирику и всякие хитрые замыслы оставим на потом, разговор напрягает и надолго меня не хватит, просто любопытство гложет узнать диагноз и предварительную обстановку. Хотя Гальфдан явно за друзьями убежал, терпения все равно не хватает.

‑ Двадцать дней. Выжили вы просто чудом, только потому, что орк. Человек с такими ранениями до оказания помощи не доживает.

‑ С дырой в легком, что ли не доживает?‑ Несколько скептически скривился я, решив, что старая набивает цену за свои услуги. Вопрос выживет ли человек с пневмотораксом и внутренним кровотечением в средневековье весьма дискуссионный, хотя такие случаи известны, а вот то, что помрет на месте не дождавшись медпомощи, казалось явной лажей.

‑ Вам половину груди внутри этим болтом разворотили, ‑ с издевкой вычислила мои мысли старуха, ‑ когда ногами по вам туда‑сюда ходили. Там от легкого твоего ошметья одни остались. Будь ты человеком, сопляк, ты бы от боли одной на месте помер. Да и то, что ты орк, тебе бы нисколько не помогло, если бы у Фредерика ума не хватило меня, тебя лечить дать. Ваши коновалы, разве что убивать хорошо умеют.

Надо же, старушка обиделась за сомнения в своей квалификации. Действительно, бабушка отмороженная во всю башку. Хотя за прошедшее время наше законодательство нашими новыми подчиненными должно быть усвоено. Старушка одна из знаковых фигур, репрессировать ее в ситуации когда виноват сам и после того как она спасла тебе жизнь, очень и очень политически глупо. Тем более что ее наглость и чувство собственного достоинства мне понравились. Как впрочем, и мордашка с фигуркой ученицы, начал просыпаться основной инстинкт, я явно на пути к выздоровлению. На нее я и съехал.

‑ Прошу прощения, неправильно понял. А вашу прекрасную ученицу, многоуважаемая и многомудрая целительница, вы мне дать не можете для окончательного выздоровления? ‑ Термин "дать" в данном контексте вполне соответствовал русскому аналогу, особенно если его выделить. Чего‑чего, а такого съезда с темы вкупе с извинениями старушка не ожидала, нет ничего страшного, что извинился перед бабкой, пара показательных казней за которыми не заржавеет и все поймет она правильно. Если есть чем. Добил я ее на автомате, маскируя пошлость и вроде бы превращая ее в комплимент. ‑ Нужно же девушке на ком‑то оттачивать свои знания, которыми вы, несомненно, несмотря на юный возраст с ней щедро поделились.

Старые навыки проснулись, несмотря на сложности со здоровьем голова работала вполне нормально, наезд старухи вызвал автоматический ответ, буквально из подсознания. Мне было интересно, как она воспримет мой ход. Если опять будет играть в безбашенную особу, то жалко, останется обычной хорошей целительницей и расходным материалом для моих неафишируемых обязанностей, попадет под ноги ‑ растопчу. Если соображает быстро и обладает чувством юмора, на что я понадеялся и способна правильно оценить улыбку и брошенный на девушку взгляд, то все гораздо лучше. Я к ней отнесусь гораздо серьезнее. Что девчонка симпатичная, честно говоря, второстепенно, хотя тут я тоже не играл.

Ведьма все поняла правильно. Лицо осветилась неожиданно хорошей понимающей усмешкой, с чувством юмора у нее все оказалось в порядке:

‑ Перебьетесь, достопочтенный. Я за нее. Она вам разве что пить будет приносить.

‑ Этого мне пока вполне достаточно! ‑ Со всем возможным в моем состоянии придыханием. У отвернувшейся рыженькой, мило покраснело правое ушко. Я мысленно усмехнулся, правда, не ее смущению, со старушкой явно можно будет иметь дело.

Развить тему не удалось, в комнату хромая вломился кормчий с моей шнеки и одновременно мой троюродный брат Борк А" Корт по секретному прозвищу "Недожеванный", полученному лет семь назад после того как орков оказавшихся в воде в одной из стычек с эльфийской береговой охраной, слегка почикали акулы. К счастью драккаров было три, так что было кому вытащить выживших с протараненного неудачника, после того как галеру взяли на абордаж или как‑то потопили, не помню, в общем разобрались с ней. Хотя сохранить функциональность ноги и руки в полном объеме не удалось, карьере Борка как кормчего это не помешало, возможно, даже помогло. Но на "недожеванного" он обижался. Смертельно. За Борком толпились еще родичи. Странно было только то, что друзей моих Гальфдан не известил. Старая целительница без суеты отступила на второй план и, кивком попрощавшись, вышла, забрав девушку с собой. Строгость нравов, ага. Как‑же.

В желании прижать к груди или потискать руку мои бандиты к счастью не переборщили, но клыкастые улыбки мою скромную келью освещали как маленькие, но мощные галогенные прожектора, освещение не портили даже следы кариеса у некоторых товарищей и запах изо рта большинства. Не обязательно от больных зубов, чеснок, лук и перегар работали гораздо эффективнее.

Рассказывал в основном Борк, остальные мужики поддакивали и уточняли.

Отряд сэра де Калледона после моего ранения раскатали в блин, Бруни пришел на помощь с резервом и все‑таки ударил во фланг связанного боем противника, почти сразу же обратившегося в бегство. Его не преследовали, герцог не нашел ничего умнее чем выйти из города на помощь через вторые ворота, разумеется опоздав. Он потерял время, как на вывод своей пехоты так и на устранение заслона в сотню лучников, то есть экипажи двух кораблей Хадда с колдуном плюс пара сотен хорошо простимулированого за предыдущие дни хашара с оружием, встретившего и сдерживавшего войска герцога на рогатках и палисаде. Хашар в большинстве вырезали, сотня сильно не пострадала, на ближний бой орки не пошли.

В общем, войско герцога было разбито и уничтожено у стен города орками, а сам город, чего никто не ожидал, по сути, взял Бьерн Волчья Шкура со своими людьми и орками. Старик сообразил, что лезть в мясорубку со своими людьми это увеличивать хаос и предпочел выполнять поставленную задачу, уничтожая защитников на стенах.

Сам герцог сбежал, сумев не только вернуться в Арберд, но и уйти из порта на кораблях забрав казну, семью и большинство сохранивших управление подчиненных, частично даже с семьями. Задержать его было некому. Сопротивление оставшихся в городе защитников подавили до обеда следующего дня, половина столицы выгорела.

Сэр де Калледон сдал замок через неделю, не удалось даже достроить большой требучет напротив ворот. Он не нашел ничего умнее чем сделать вылазку против него, ночью. Понятно, наше зрение ночью не всесильно, но все‑же лучше человеческого под светом Сегулы. Отряд, отправившийся на вылазку, вовремя обнаружили и вырезали, сэр де Калледон попал в плен. Утром перед строящимся требучетом стояли столбы с привязанными пленными, а наш парламентер озвучил предложение, от которого леди Эрис де Калледон не смогла отказаться. Почетная капитуляция без резни и насилия для гарнизона и спасающихся мирных жителей, или в случае отказа содранная с живых кожа и набитые чучела данных пленных сейчас и ни одного оставленного в живых в крепости человека потом, когда мы ее возьмем.

Я специально уточнил, обещание сдержали. Чету де Калледон даже в одну камеру посадили, вместе с детьми. Впрочем, по пояснениям кого‑то из мужиков, как я их понял, можно и так сказать комфортабельную. Воинов оставшихся без сюзерена загнали в хашар, причем несколько человек пришлось казнить. Строго говоря, обещания и с ними выполнили полностью, не стоило пытаться там бунтовать, остались бы активисты, целы и невредимы. Наиболее перспективные островные мобилизованные поднялись в отряд Бьерна, остальных распустили по домам. Людей не запачкавшихся кровью, типа сдавшихся воинов де Калледона и вызывавших сомнения отставили в хашаре, который пару дней назад Бруни вывез вместе с основной частью нашего войска, чистить архипелаг. Поэтому‑то никого из друзей не появился, их на острове просто не было. Кстати говоря, я находился сейчас не в Арберде, а в Динас‑Калледоне. Цитадель Арберда выгорела полностью, покидая остров, герцог поджег свой замок, причем поджег очень качественно. Сгорело почти все, что могло гореть. Народ очень переживал, что пограбить не удалось.

Потери в тот день у меня были не очень высоки, как ни странно. Перспектива из первой траншеи нередко смотрится искаженной. То, что меня свалили, чуть не затоптали и, в конце‑концов завалили убитыми, помешало мне увидеть, что мои воины сумели не только удержать строй но и начать двигать вперед вражеский. Как раз, перед тем как Бруни нанес удар ему во фланг. В результате на нашего фюрера некоторые даже скрипели зубами, типа подскочил на готовенькое, мы бы и сами управились.

Видимо учитывая мое ранение, достаточно серьезные потери и потенциальные проблемы между нами коли моих прямых подчиненных за время моей нетрудоспособности спустят в унитаз, Бруни оставил Гатланд на меня, точнее на исполняющего мои обязанности Хагена А" Тулла, хевдинга одного из моих драккаров, я должен был принять бразды правления по выздоровлению. Хаген вместе Фредериком в настоящий момент судил и карал в Арберде, какие‑то имевшие несчастье попасться живыми партизаны зарезали двоих орков и несколько человек из вспомогательного отряда, людей Фредерика с Мора оставили мне, заменив гатландцами. Центровой остров архипелага в любом случае должен быть нами серьезно контролируем, охрану водного района с меня никто не снял, как впрочем, и зачистку близлежащих малых островов без серьезных укреплений, если там кто засветится. Похоже поэтому привязанных к нам островитян мне и оставили, чтобы использовать в карательных акциях, не оставив выбора кроме как до гроба нам служить, ну и экономя их жизни. Количество мотивированных людей служащих нам надо увеличивать, а под стенами островных замков лучше ложить тех людей чья лояльность пока весьма сомнительна.

Под резиденцию губернатора А" Тулл забрал замок Калледон, выживших аборигенов с Мора и часть орков раскидал по крепким местам острова для контроля проживающих вокруг них аборигенов. Контроль требовался. В поросшей редким лесом центральной части Гатланда и вообще в его деревеньках по всему острову уже появились первые партизаны и подпольщики. Меньшая часть это бежавшие из хашара, остальные ‑ скрывающиеся от него избежавшие пленения островные ополченцы.

В остальном все было нормально, лазарет работал идеально, ведьма Ронна успешно лечила не только меня, но и моих орков, успев заставить одного из наглецов обосратся прямо в штаны. Ее в результате попытались зарубить, но неудачно. Хаген позже лично разбил приверженцу радикальных решений физиономию. Но старуха, как, оказалось, умеет наживать друзей почти как я. Разве что прожила заметно дольше. Значит, есть тому причины, случайностью это не объяснишь. Мозги у нее точно есть, это однозначно.

В общем, необходимый минимум информации я получил. Остальное понадобится по мере выздоровления.

* * *

Рыженькая Олвен оказалась премиленькой девицей лет двадцати от роду, наивностью к слову сказать в ней и не пахло хотя некоторая склонность посмущаться присутствовала из‑за хорошего воспитания. Ленивое развлечение от безделья развилось в спорт, смущать сиделку, затягивая ее в разговор было прикольно, для чего я даже поэзию начал припоминать и переводить. Когда еще придется просто поболтать без всяких скрытых замыслов с симпатичной мне девушкой, особенно если она мило смущается и/или хихикает от внешне лежащих в рамках приличий комплиментов или прочих выходок, пока это возможно. Основной инстинкт проснулся, но бродил немного поодаль, воли ему я пока не давал, Олвен мне пришлась по душе и тем, что передком своим перед носом даже завуалировано не крутила, вела себя на редкость естественно. Быть самой главной лягушкой в болоте это конечно приятно, но в довесок к этой приятности прилагаются кучи неприятных обязанностей, для исполнения которых некоторая паранойя и осторожное отношение к своим поступкам просто необходимо. " Медовую ловушку" придумали на заре цивилизации и своих позиций она пока сдавать не собирается. С такой наставницы как Ронна станется подложить под гиперсексуального юношу своего агента влияния, причем эта агентша влияния запросто не только знать не будет, кем она является, но и даже сама не сразу сообразит что ее к этому юноше умышленно подвели. А перепрограммировать что в переносном, что в прямом смысле любовницу на абсолютную верность мне, а не наставнице, которая воспитывала ее с детства, просто несерьезно. Вариант любви до гроба даже рассматривать не стоит, за редкостью явления и ничтожностью шансов получить ее в этом конкретном случае. Даже без явного противодействия заинтересованных лиц.

В принципе теоретически это тоже вариант еще одной петли контроля над старушкой, но использовать его без подготовки просто глупо, слишком мы неравны по положению. Так сказать, не надо вводить подчиненных в искушение, продать босса тому, кто догадается заплатить хорошо. Даже если продать означает всего лишь через агента влияния деньги делать. Ведьма непроста, и весьма непроста. Она сумела оценить обстановку и перспективы и пошла на сотрудничество с "власовцем" Фредериком по доброй воле, причем мне до сих пор неясны причины этого поступка. Не будь у нее ума и авторитета незаконная дочь владетеля острова у нее бы не воспитывалась и уж тем более сам герцог, которого она вообще‑то предала, у нее бы в свое время не лечился и от налогов этому владетелю ее и ее землю не освобождал. Так, заплатил бы … в лучшем случае. А главное, не имелось бы у нее такой привычки хамить высокородным, как бы те рискованных эпитетов не выпрашивали, даже находясь в столь сложном положении лекарки человека в орочьем войске. Привыкла, что прямота и резкость сходит с рук.

Плюс этой ведьмы был в том, что на ее должности, если так можно сказать, она неизбежно должна обрасти знакомствами и должниками по всему архипелагу, во всяком случае, об этом можно было судить из предварительной информации. Если быть точным, то должна знать или, по крайней мере, иметь представление обо всех сколько‑то на нем значимых людях, или хотя бы об их женщинах. Остров же Мор она должна вообще видеть насквозь. Короче говоря, познакомить эту старую лахудру с Сигурдом было бы интересно. Чем дело закончится. Либо тот ее прикончит, либо станут друзьями и союзниками, не разлей вода.

Исходя из ее нынешнего положения то касательно программы‑минимума ее использования, на сплетни гатландских купчих о делах их мужей и любовников рассчитывать не стоит. А вот выхода на нее заговорщиков из формирующегося подполья по предмету добычи развединформации или обеспечения диверсий среди захватчиков ‑ запросто. Если она пойдет на сдачу людей, давно ей знакомых людей, оркам. А ведь может и не пойти, хоть казни. Если не замотивировать.

На предмет вербовки Олвен меня интересовала мало, она подглядывать только за своей наставницей может и людьми да орками из нашего войска. Мне, как только я начал мало‑мальски передвигаться уже пришлось заниматься стабилизацией оперативной обстановки на острове. Хаген в этих вопросах ничего не соображал, желание всех убить, а сочувствующих повесить, конечно полезно, но в партизанской войне работает на пользу дела далеко не всегда. Тем более что тупое ожесточение и ненависть наших будущих подданных, последнее, что мне интересно.

Исходя из этого, было нужно провести целый комплекс взаимосвязанных мероприятий по нейтрализации местных Резистансов и как связанной с ними, так и не связанной агентуры сопредельных государств. Если резиденты из "полноценных" работников спецслужб(я мысленно хихикнул, уровень колхозный сравнительно с той же СВР или ЦРУ, а ведь соответствующие организации только так и можно назвать, если брать их функциональные обязанности) как запахло жареным явно покинули район боевых действий, благо практически сто процентов вероятности работают под личиной или являются реально крупными купцами, а вот агентурные сети остались. Их и надо вычистить, пока они не работают, благо просто физически не могут быть большими. Перевербовки и всякие оперативные игры конечно привлекательны, но проводить их некому. Даже среди дедовых хольдов со специализацией по данному профилю, сомневаюсь, что есть достаточно компетентные в данном плане специалисты. Не тот уровень развития государств.

Помимо ликвидации вооруженного подполья крайне необходима и стабилизация обстановки в целом как на архипелаге, так и на острове включительно коли мы собрались тут закрепиться. То есть надо дать людям выбор и показать свет в окошке, показав реальные выгоды от нашего зеленошкурого владычества, в первую очередь экономически. И совсем желательно повязать их интересы с нашими. Во всех смыслах. Кровью их военнообязанных частично мы уже повязали, осталось повязать совместно нажитыми деньгами и возможностью повысить социальное положение. Если все упростить, конечно. В данном случае ручные агенты влияния в социуме и примеры карьеры у трона новых владык оказались бы весьма и весьма полезны. Всякую слишком гнилую сволочь, вся жизнь которой сплошной поиск более милостивого и щедрого хозяина, на этом месте показывать нерационально, а вот серьезных людей типа Фредерика или Ронны, совсем наоборот. Общество, ориентирующееся на дерьмо, неизбежно само становится дерьмом. А я хотел бы, чтобы лет через пять‑семь среднестатистический островитянин прикрыл мне спину с большей вероятностью, чем бы туда ударил.

Программа максимум пока не рассматривалась. Будут выполнены первые две ‑ исполнится автоматически.

Начинать естественно следовало с Сопротивления, так что в один прекрасный день я был вынужден, скрипя сердце отвлечься от своей прелестной сиделки и плотно заняться куда более грубыми и кровавыми делами, на людском поприще. Хаген уж больно разбушевался, уже собрался начать вешать заложников.

* * *

Отловленный мэр Арберда Оттокар Вайд был просто иллюстрацией буржуя толстопузого из газеты "Правда" года этак 1928, с поправкой на разные фасончики обмундирования. Довольно объемистое пузо упакованное в дорогой стильный костюмчик темных тонов, толстые загребущие руки с короткими пальцами со следами от перстней и колец, толстая морда с красным носом картошкой, а над ним остро поблескивающие умные и опасные глаза, несколько выбивающиеся из образа рядового буржуя ‑ пропойцы и взяточника.

Свита мэра, я повелел собрать всех значимых людей острова кого можно найти, выглядела более блекло, в основном потому, что в большинстве постаралась одеться победнее и выглядеть понесчастнее. Хотя в общем вызывающие интерес фигуры все равно были, какое бы холщовое рубище человек не привыкший гнуть спины не надел, натура все равно будет из под него лезть.

Я сидел в приемном зале в трофейном парадном кресле сэра де Калледона и изучал аудиторию. По мою правую руку примостился Хаген смотрящий на людей с таким выражением на физиономии, будто хоть сейчас отправил бы их всех в подвал и начал из спин ремни резать. Слева, с равнодушным лицом пристроился второй из моих хевдингов, Эйнар, как и Хаген командовавший личным драккаром, предоставленным в распоряжение клановой общественности. Третий мой драккар был общинным, из содержащихся в качестве "тягла" ярлу под мобилизуемое ополчение, доля владельца с него шла в клановую казну.

Аудитория гадала, зачем орочьему вождю толком не оправившемуся от ран понадобилось столько людей. Судя по опасливым взглядам на кровожадную морду Хагена, многие предполагали худшее.

Нагонять избыточную нервозность я не стал, сразу перешел к делу.

‑ Я вас собрал, чтобы сделать небольшое объявление. Ваша задача будет довести его до людей. Надеюсь, вы на это окажетесь способны, к вашему же благу. ‑ Далее махнул рукой Брану, который лично в руки роздал делегатам по написанному от руки объявлению с текстом меморандума, который я собрался объявить во всеуслышание. ‑ Выданные бумаги размножите насколько надо и развесите по своим деревням и селам для ознакомления. ‑ Тут меня перебили, разуметься, нашелся умник, которого данная задача не устроила. Умник представлял собой другую крайность буржуя из газеты "Правда", высокий, худой как жердь и с бровями как у Леонида Ильича, его мне тоже предварительно назвали, главный островной ростовщик Тео Боркам по прозвищу Скелет. Похоже, этот человек успел зажраться и потерять некоторый контакт с реальностью, по настоящему адекватный человек на его месте бы не только помалкивал, но и ранее как посматривал по сторонам поосторожнее, так и следил за лицом, получше. Не понравилась мне его морда. Даже без подсказки, что человек он довольно неприятный, держащий за горло долгами очень многих и большой "друг" герцога, постоянно снабжающий того займами. На такой работе идиоты долго не держатся, похоже он успел сообразить, что нам от людей что‑то надо.

‑ А мы тут причем? ‑ Вопросил он, осторожно глядя на Хагена. Я его вероятно не впечатлил. Начинает себя ставить, прежде чем перейти к настоящей торговле. Придется исправлять эту ошибку, заодно и банкира на место поставлю. ‑ Я купец, а не городской голова, это его дело. ‑ Упомянутый городской голова, единственный находившийся тут из представителей прежней островной администрации, остальных перебили или сумели с острова бежать, косо глянул на соседа. Если взгляд умеет убивать, то ростовщик точно получил рак печени… или горла, разница неактуальна.

‑ Взять его, ‑ лениво махнул я рукой, работая на публику. Народ тут не шибко избалован зрелищами, в результате даже дешевые шоу действуют на мозги исключительно. Охрана вытащила мужика из толпы и даже без моей подсказки поставила на колени у моих ног. Он попытался возмутиться, но как‑то быстро сник. Я мысленно умилился. Дух ОМОНА похоже вместе со мной этот мир посетил, будто в России побывал, видя как ростовщику ткнули ногой под колено чтобы уронить на пол. Самое забавное, что ничему такому я своих бандитов не учил.

‑ Для начала представьтесь почтенный, а то я что‑то не расслышал вашего имени. ‑ Ростовщика проняло, хотя взгляд прямо осветился ненавистью, прежде чем он опустил его вниз. Наглые тут какие‑то олигархи, почти как небезызвестный страдалец Ходорковский. Что собственно для средневековья весьма не характерно, вероятно потому, что борется государственная власть с такими привычками капитала довольно близкими с дядюшкой Пу методами. Идентичными сказать нельзя, читинский страдалец по гарантиям государства получил свое койко‑место в бараке и швейную машинку, чтобы шить верхонки выполняя план, в средневековье столь наглый олигарх гарантированно мог получить только веревку на виселице, в худшем же случае что угодно от колесования до обдирания шкуры… с живого. Мягкой становится власть, доброй, хотя девушки и жалеют, что времена рыцарства миновали.

Так что не будем выдумывать велосипед и спорить с законами истории, тем более что аборигенам надо вправить мозги, дабы принимали меня всерьез.

‑ Теобальд Боркам, купец и судовладелец господин,‑ справилась с нервами жертва государственного произвола. Даже ненависть в глазах спрятал, урод.

‑ Очень хорошо почтенный Теобальд, похоже, мы начинаем понимать друг друга, ‑ поощрительно улыбнулся я несчастному узнику совести. На этот раз тот прикусил язык, и перебить меня не посмел, хотя тление огонька ненависти в глазах снова стало заметным, несмотря на умильно‑несчастное выражение на физиономии. Надо учить. На его примере, с этим индивидуумом каши мы явно не сварим, так что жалеть его и рассчитывать на понимание в будущем просто глупо. Но и казнить тоже не стоит, для начала не за что, а главное, надо же мне как‑то выходить на резистансов, вечно нуждающихся в деньгах и информации. С чем у твердо стоящего на ногах купца обычно все в порядке, не говоря уж о ростовщике, другой вопрос что богатею нужен мотив, чтобы связываться с антигосударственным подпольем. Мотив я ему сейчас и обеспечу. Насколько я понимаю людей, этот человек с унижением не смириться и будет пытаться если не отомстить, то, как следует напакостить. Что собственно и нужно, коли нужны выходы на сопротивленцев и разведсети заклятых друзей. Ни те, ни те привлечь к себе такую несчастную жертву не преминут, если конечно этот человек уже с кем‑то не повязан, окунать его мордой в грязь благородные периодически должны были и раньше… Удачно день начинается, восстанавливаю квалификацию.

Человека передо мной уже не было, передо мной была фигура в игре, самой увлекательной игре из возможных ‑ охоте на человека. И я чувствовал, что сделал очень удачный ход, рыбка съест наживку и никуда с крючка не денется.

‑ Вам так кажется, что вы тут не причем. Тридцать плетей ему, за непочтительность и столь явно выраженную глупость. Немедленно. Чтобы мы с уважаемыми господами лучше поняли друг друга.‑ Замолчал, типа обдумал ситуацию. ‑ Хотя нет, я сегодня добрый, двадцать. Еще помрет ненароком, урока не поймет. Для тех кто не понял, отныне вы первые помощники вот того почтенного господина, коли проживаете в столице. Те, кто там не проживают, могут смело называться старостами или кем угодно, коли управлять их поселками некому. Спрашивать я с вас, кто передо мной стоит, буду. Языки у вас всех есть, сами выбирайте из себя старшего и делайте дело. Как хотите. Но чтобы любой мой приказ отныне было кому выполнить. Если старших и ответственных назначу я, вам очень плохо придется.

Парень из охраны вышел из зала и вернулся с плетью. Пока он сек жертву, люди хранили мертвое молчание. А я подумал о том, что веду себя как последняя сволочь, но выбора особого у меня нет.

‑ Мы немного отвлеклись, ‑ произнес я, глядя как окровавленное тело, вытаскивают из зала, ‑ на чем мы остановились? ‑ Народ предпочел промолчать. ‑ Ах да, на объявлении, зачем я вас собственно тут и собрал. Ну и еще познакомиться, так сказать.

‑ Вы как вижу, выданные вам листы уже прочитали?‑ Градоначальник оказался единственным кто посмел встретить мой взгляд и кивнуть. ‑ Уточняю. Те герцогские воины что прячутся сейчас по подвалам и погребам, и режут при случае моих людей и орков будут прощены, если сдадутся в течении семи дней начиная с послезавтрашнего рассвета. Я все понимаю, что в хашар неохота, но что делать, нужно же нам как‑то гарантировать вашу лояльность. Ничего личного почтенные господа. Тем более что войско герцога разбито и большое количество рабочей силы нам просто не нужно, так что у этих воинов хорошие шансы только поработать на восстановлении Арберда вместе с теми молодыми людьми, что трудятся там сейчас и быть распущенными по домам, как мы архипелаг полностью под себя возьмем. Верность и храбрость я ценю, поэтому их действия понимаю, те у кого будет на то желание позже могут и в войско вступить. Ничего против людей в нем не имею, даже если они против меня воевали, главное чтобы мне после присяги верны были.‑ Подождал вопросов, вопросов пока не последовало. ‑ Второй вопрос, это свод законов по которым вы отныне будете жить. Как вы в большинстве купцы, то вам видимо будет приятно узнать, что размер налогов вам устанавливается в десятину от нажитого.

Вот тут людей проняло, после милостивого разрешения все начали между собой шушукаться осторожно поглядывая на меня. Я подождал пока новость немного переварится, остановил жестом Оттокара, собравшегося задать вопрос и продолжил:

‑ Как ваши переписчики размножат выданный указ, пришлете их в замок. Когда их прислать ‑ сообщим дополнительно. Законы тогда чего‑то стоят когда написаны на пергаменте, ‑ вовремя ввернул слышанную в Аргайле поговорку, кстати законодательные акты в этом мире по традиции действительно писались и размножались для общественности только на выделанной коже и только писцами с государственной аккредитацией. ‑ С запасами пергамента естественно. Законы, по которым вы отныне будете жить, записывать будут.

‑ Купец Терн Хайнер, господин, можно вопрос задать?‑ С достоинством поклонившись, осмелился подать голос один из гостей, широкоплечий старик лет шестидесяти с загорелым морщинистым лицом под шапкой седых волос. Почти все начали на него косится как на идиота, кроме местного Лужкова и еще пары человек. Хороший тест для выявления перспективных клиентов. С кем можно работать, а кого можно использовать. Я кивнул, разрешая.

‑ Что делать тем, у кого писцов нет? Я простой купец, что потерял почти все нажитое и от дела моего, у меня мало что осталось…, верфями владел, что вы пожгли да на требучеты пустили. Из людей кто погиб, кто бежал. Ну, нет у меня переписчиков, что законы писать годны, хоть казните, хоть нет… Их и раньше на острове по пальцам было пересчитать… ‑ Махнул рукой и уставился на меня, ожидая решения. Не трус, у соседей были основания считать его свихнувшимся, после порки ростовщика на их глазах, и уже подсохших брызг крови на полу.

‑ Искать, ‑ милостиво улыбнулся я старику, увидав явное облегчение в его глазах, разделить судьбу предыдущего оппонента он явно опасался. ‑ Сейчас мне не до законотворчества, так что время таких переписчиков найти, у вас есть. Тем более что это в ваших интересах. По одной копии свода законов достанется вам лично. Так сказать на память, чтобы изучили на досуге. Ратушей и судьями ограничиваться не будем. А если не найдете ‑ пожалеете. Людские беды орка не волнуют.‑ Вовремя я перефразировал известную поговорку, даже опустив некультурный вариант. ‑ Остров большой, грамотных людей много, захотите ‑ найдете. Дней десять у вас есть. Если не касаться моего указа что у вас на руках, его хоть пишите сами, хоть заставляйте жен. Но чтобы послезавтра остров знал, что скрывающимся от нас воинам обещано прощение.

В разговор вступил мэр, решивший поддержать конструктивный диалог:

‑ Городской голова Арберда, Оттокар Вайд, господин. Писцов действительно трудно будет найти, Ваша Светлость. ‑ А он еще и льстец, герцогом титулует, хотя не может знать моего положения… Наших ярлов в большом мире обычно приравнивают к именно к герцогам, трое из нашей четверки полноправные и законные сыновья, а я среди них равный среди равных. Действительно, любой бы на его месте предпочел бы польстить, нежели оскорбить, поставив ниже товарищей по бандитскому цеху. ‑ Ваши воины захватили большинство мужчин на острове, искать переписчиков осталось только среди стариков. Среди которых, пригодны немногие. Я знаю точно про выживших двоих. Так что … ‑ Замялся, подбирая формулировку, или играя. Не суть важно, мысль ясна.

‑ Вот такая постановка разговора мне нравится, ‑ хмыкнул я,‑ хочешь сказать, что некоторое количество работяг из хашара лучше использовать для писанины, а не таскания камней и бревен?

Оттокар кивнул:

‑ Да, Ваша Светлость, я это и хотел сказать.

Я демонстративно пожал плечами:

‑ Как хотите, не вижу препятствий. Коли нет на примете стариков, дайте вон тому юноше имена и фамилии нужных вам людей. Коли живы ‑ вы их получите. Но учтите, что за их поведение будете отвечать лично, пока хашар не распустим. Так что рекомендую выбирать нужных вам людей, с большим разбором и очень хорошо подумав.

‑ А если нужных несколько? ‑ Уточнил Хайнер.

‑ Дети что‑ли в плен попали? ‑ Уточнил я. Старик еле заметно вздрогнул. Угадал. ‑ Вы не производите впечатления глупого человека, надеюсь, поэтому сотню голов в вашем списке я не увижу. А что касается детей и вообще других родственников, то их судьба вполне решаема. Даже если они вообще писать не умеют. Если обоснуете причины, зачем мне их отпустить надо.

Помолчал, собираясь с мыслями:

‑ И наконец, скажу главное, зачем я вас тут собрал. Нравится вам это или нет, но мы пришли надолго. Тот, кто будет служить нам верно и преданно, возвысится. Все наши враги умрут. Мы не забываем, ни добра, ни зла. Проявите ум и деловую хватку, вернете все деньги, что из‑за нас потеряли. В Оркланде закон не разделяет орка и свободного человека, отныне вы часть Оркланда и права ваши такие же, как у любого орка, с поправками на вашу нам лояльность. Чем больше верности ‑ тем справедливей к вам закон. Не поймете сказанного ‑ пеняйте на себя. Больше мне вам сказать нечего. Дальше говорить будут дела. И ваши и наши. На сем прием считаю законченным. Все вопросы к вон тому юному воину, ‑ махнул рукой, в направлении Брана, ‑ если что‑то нужно от меня лично, то он сообщит, когда я вас приму. Свободны.

Первый кирпичик уложен. Теперь осталось подождать разговоров с глазу на глаз. Ну и вообще заняться текучкой гаулейтера на оккупированных территориях.

* * *

С кормежкой хашара работающего на восстановлении укреплений столицы не было проблем, продуктовые склады города не пострадали от огня вообще, замка ‑ пострадали частично. Сказались архитектурные решения самого герцога и его предков, вовсе не желающих потерять запасы продовольствия осажденной столицы из‑за диверсии агентуры, осадившего столицу супостата.

По понятным причинам, пока мы не вычистили остаточные группы войск противника и не разобрались с самим герцогом, распускать взятых пленных было весьма неосторожно. Бьерн забрал с собой из пленных несколько сот профессионалов, остались одни мобилизованные, от которых черт знает чего, можно было ожидать. Так как многие семьи остались без кормильцев, результатом этого стала раздача похлебки на улицах. Поварили люди, но контролировали одни орки, одновременно охраняя пункты раздачи пищи и поддерживая там порядок. Несмотря на все неудовольствие. Прямо оккупированная Германия, один в один.

Народ, в смысле орков, начал роптать. Многим не понравился мой подход к умиротворению и очень многим, не нравилось удерживать порядок на пунктах раздачи продовольствия, вместо пьянок и траханья шлюх. Резистансы после некоторого шока от действий Хагена, тоже разумеется воспользовались моей "добротой". В первые четверо суток, не сдался ни один человек, что не сказать об нескольких очень дерзких нападениях, в одном из которых убили восьмерых людей и орка десятника, освободив около семидесяти человек из хашара. Преследование по горячим следам результата не дало, захватили около двадцати отставших бывших пленных.

Последних, руководивший розыскными мероприятиями Хаген тут же повесил, в своем стиле, разумеется, даже не допросив. Мои опера были в бешенстве, пока я был ранен, они плотно взяли хашар в оборот, среди повешенных было аж трое, ими завербованных.

Потом этот идиот, пришел разбираться со мной:

‑ Какого демона, Край! Что ты делаешь? Что у тебя за приливы доброты объявились? Прощение обещаешь, пока они твоих воинов режут! Бери заложников и вешай и нечего тут думать! А всех кто скрывается на шибеницу и никакого им прощения! Я этот остров полностью выжгу, а людишек буду вешать до тех пор, пока они как косо взглянуть на орка не забудут!

‑ Все сказал? ‑ Оборвал его я, крики начали действовать на нервы, ‑ ты будешь делать то, что тебе сказали, а выжженный остров увидишь разве что во сне! Суди о вещах которые понять способен! Мне твой выжженный остров никуда не вперся, мне с него деньги от налогов нужны, и воины которые с тобой в одном строю стоять будут. Заткнись и слушай, ты, что пришел на меня орать что ли?‑ Попытка меня перебить потухла, хотя градус кипения Хагена только увеличился. ‑ Ты зачем пленных повесил? Ты хоть знаешь, что там аж трое шпионов было, благодаря которым мы могли хотя бы узнать, кто там напал? Как вы меня достали, тупорылые, только и можете когда кто‑то на вас напал, резать, кого придется! Я еще не знаю, сколько людей к этим уродам, ты подтолкнул, своими расправами над первыми попавшимися…

‑ Я дело делал, в отличие от тебя и таких наглых нападений у меня не было, боялись твари потому что, ‑ заревел в ответ Хаген.

‑ Не ори на меня! И у меня не будет, когда я за тобой говнище раскидаю! Тут остров плевком переплюнуть можно, а ты всех подряд вешаешь! Какого… ты этих пленных хотя бы не допросил, хотя они в петле тебе об этом орали? Что, хочешь дождаться времени, когда весь остров под ногами у нас загорится? Ты хоть знаешь, кто из этих уродов на острове самый большой отряд имеет и кто, скорее всего на тебя напал? Нет? Майт Айлмор, опоясанный рыцарь и полуэльф, слышал про него хоть что‑то? Коли нет, то заткнись и слушай, что тебе говорят! Я сказал, замолчи и слушай! ‑ Ответные вопли Хагена на меня уже впечатления не производили.

Подрагивающими от бешенства руками налил вина в шикарный трофейный бокал из отличного прозрачного стекла, подумал, плеснул во второй, чтобы Хаген тоже успокоился и поменьше лапал рукой возле рукояти меча:

‑ Держи, выпей и слушай. ‑ Подождал, пока нервишки успокоятся и продолжил. ‑ Мне кучи трупов на этом острове не нужны. Замирить его, как ты предлагаешь вполне можно, только это будет спокойствие на кладбище. От мертвецов вреда нет, да только и пользы тоже. Мне тут восстания не нужны, как только уже нас самих либо герцог с подмогой, либо просто люди, либо эльфы с архипелага вычищать явятся. Нас слишком мало, чтобы полноценно защищать взятое, и слишком мы далеко от Оркланда, если нас отсюда выбьют мы до его берегов просто не доберемся. Именно поэтому у нас уже есть Фредерик и его люди. И кровью эти люди к нам уже привязаны. Привяжем жителей хлебом и деньгами, значит, не будем бояться за свою спину. И коли даже на владение островком, каким ты не рассчитываешь, то, как ты смотришь на то, что просто грабить отсюда ходить? Насколько тут рядом берега богаче? Я с тобой ругаться не собираюсь, поэтому скажу так. Сиди на жопе ровно и делай, что тебе говорят. Как я тебе, когда‑то сказал. И… без самодеятельности. Мне тут такая самостоятельность… не нужна. Особенно когда ты моих шпионов вешаешь.

Неожиданно подействовало. Хаген допил вино, без спроса налил еще и, допив, высказался:

‑ Хорошо. Пока буду молчать и слушать. Но не дай тебе боги оказаться неправым. Ты сам этот разговор вспомнил. Значит, помнишь и то, что я тебе тогда сказал. ‑ И пошел на выход оставив за собой последнее слово как и прошлый раз. Только на этот раз я не стал молчать.

‑ Много угроз, Хаген. Слишком много угроз. Смотри, как бы я тебя пугать не начал. ‑ Он не обернулся.

Прелестно. Помимо навалившейся хозяйственной текучки, партизанского движения на оккупированных землях, подполья и шпионских сетей сопредельных государств, у меня еще собственная оппозиция объявилась. Причем как всегда считающая себя самой умной и забивающая известный орган на мои глупые приказы. Ладно, хоть не специально вставляющая палки в колеса, до этого пока не дошло. Хаген по крайней мере в лицо высказывает свои претензии, а не гадит в карман как сделали бы многие на его месте. Хотя его тоже надо ставить на место. Оптимально ‑ после того как вычищу основную массу партизан. Крыть ему тогда будет нечем мое моральное превосходство, как бы то ни было, он уважаем именно за то, что не страдает привычками врать в глаза и прочими риторическими приемами полупрофессионального демагога. Не хотелось бы его убивать… и уж тем более позволить ему убить меня. Рано или поздно нарыв лопнет, его комплексы, что приходится подчиняться сопляку, толкнут мужика на необдуманные действия. Надо этот комплекс ломать и наглядно ему доказать, что я действительно умнее и командую им по праву, а возраст тут совершенно не при чем, а он естественно дурак и только мешает своими мыслями. Тем более что я пока доминирую благодаря своему положению и репутации, причем в его глазах тоже, иначе так быстро бы не слился, несмотря на то, что считает себя полностью правым. Кстати, по слухам он подумывает немного остепениться, когда с нашей четверкой поделим острова, может получиться очень неплохой подданный. Когда, точнее если смирится с ситуацией, мало кто может оказаться ценнее и вернее. Он такой.

Что касается ликвидации партизанского движения, то за этим дело не станет. Упомянутого рыцаря‑полуэльфа мне уже слили. Осталось только окончательно выкопать ему яму и, сделать так чтобы он в нее свалился.

* * *

Вкинул мне сэра Майта Оттокар, у него старший сын тоже трудился на благо Родины и завоевателей в хашаре и с некоторых пор он возжелал заработать немного бонусов перед новой властью, и похоже решить нашими руками свои проблемы.

Не думаю, что мэр планировал его сдать заранее. Он просто оказался не готов, что платой за голову сына я выберу не деньги и не что другое, а только головы мешающих мне людей. Все отрицал и пытался включать дуру, пока мне все не надоело:

‑ Почтенный Оттокар, ваша верность предыдущему властителю конечно похвальна и понятна, но только лично мне, Краю А" Корту. Как правителю, такая явная нелояльность главы крупнейшего города на острове, мне… не нужна. Казнить и пытать я вас не собираюсь, поскольку пока не имею для этого оснований. Но своего поста вы лишитесь, заменю вас на более сговорчивую фигуру, например на вашего "лучшего друга" в городском совете Берта Праймера, или еще кого ни будь, кто делом докажет мне свою верность первым. И поверьте, насколько я знаю людей, вы после этого долго не проживете. Даже если сменивший вас бургомистр не найдет веских доказательств вашей враждебной деятельности касательно меня и моих воинов, очень просто вас удавить где ни будь в кордегардии при помощи своих людей, так сказать самостоятельно. У вас склады в порту, доля в верфях, выздоравливающий от ран средний сын которого вы вовремя спрятали (информация пришла от Ронны, той проболталась коллега, местная лекарка, лечившая парня), дочери и сын младший… Вам это надо? ‑ Мужик аж вздрогнул, его реально проняло, хотя взгляд прямо пыхнул злобой и ненавистью. Ничего страшного, надо использовать успех, попутно налаживая взаимоотношения. Ненависть и шантаж сами по себе плохой фундамент для эффективной работы. Налил вина из стоящего на столе кувшина и не побрезговал сунуть кубок ему в руки, чем еще больше шокировал жертву. ‑ Хотите моего к вам благожелательного отношения и так сказать поддержки в начинаниях? Будьте любезны, относится ко мне взаимно. Чем дольше на острове действуют эти бандюги, тем дольше вы теряете деньги из‑за того что на верфях простаивают недостроенные и требующие ремонта корабли и тем дольше будут пустовать ваши склады. ‑ Подошел к мужику и "дружески" его обнял, нагоняя нервоз и неуверенность. ‑ Дед, ничего личного против тебя не имею. Я воин и способен оценить и твою веселую молодость, когда ты на расширение отцовских складов деньги в море добывал и твоих сыновей, которые вдвоем пошли в войско, хотя должен был быть один. Но для того чтобы ты остался на своем месте и не только вернул потерянные деньги, но и преумножил, нужно соблюдать определенные правила игры, правила, которые я тебе сейчас и объясняю. К слову скажу, десятина налогов, по секрету скажу, меж нами четверыми прочно обусловлена, на шерсти с барана больше хотим заработать, чем на мясе. Так что решай, Оттокар Вайд. Кто тебе дороже, твой сын и дело всей жизни тебя и твоей семьи, или люди которые сейчас прячутся по кустам. И которых мы рано или поздно выловим и уничтожим, даже без твоей помощи. Про герцога пока можешь забыть. Его либо добьют, либо сбежит, причем собственного войска толком у него уже сейчас нет. А если, оставшись без войска, с союзниками попытается вернуться, то это не значит, что он вернет себе архипелаг, даже если нас победят. Удавят его те же эльфы и посадят своего человечка. К которому сможешь ли ты подход найти, или тот кто‑то кому твои склады приглянутся? Например, ростовщик, что займ дал на войско и с которым расплатиться чем‑то надо? Ты подумай, ты же купец… Что тебе выгодно, а что нет.

Отошел, дав время на переваривание умных мыслей и, продолжил грузить клиента:

‑ Мне насрать, как ты себя будешь вести и с кем. Если твои друзья моих воинов режут, скажи мне кто и договаривайся с ними. Верность я ценю, сдадутся сами, коли сумеешь уговорить ‑ ничего им не будет. Поведут себя правильно и докажут верность, даже в войске им место найдется как старому Фредерику, он если что очень активно пытался в свое время моего друга Торвальда угрохать,‑ это я приврал для большей красоты и прессинга, было нужно, ‑ когда семью своего сеньора защищал, и как видишь не бедствует. А невменяемых уж извини, придется ликвидировать. Заодно и покажешь. Это мнение быдла меня не интересует, а вот с такими как ты у меня разговор обстоит так, ‑ если ты не с нами, значит ты против нас.

И слегка повысив голос, не снижая давления на психику, для чего еще и упер жертве указательный палец в грудину:

‑ Ответ с кем ты мне нужен тут и сейчас. Время подумать у тебя есть, но ответишь ты, не выйдя из этой комнаты. И ответишь ты честно, если у тебя хоть капля мозгов есть. Потому что ответ ‑ "Не с вами", я пойму и выйдешь ты отсюда живым и невредимым, а вот за обман, понесешь кару не только ты сам, но и весь твой род. И любой другой тоже.

Задумался бургомистр надолго, учитывая обстоятельства. Я молчал, давая ему время все обдумать. Тут прессинг надо сбавить, я не явку с повинной из него выжимаю.

‑ Ваша Светлость! Как Вы могли подумать… ‑ И ответил честно, видно постеснявшись юлить. ‑ Я выбрал и буду с вами, господин. Вы же знаете, что не оставили мне выбора.

‑Вот и хорошо, почтенный Оттокар, я рад встретить в вашем лице столь здравомыслящего человека, способного правильно определиться с приоритетами,‑ улыбнулся я, в очередной раз, шокировав мужика. Не ожидал таких умных слов от полудикого орка, ага. ‑ Не стесняйся старик, пей, ты же вина так и не выпил. Герцог как вижу, ценил сок виноградной лозы, скверно будет, если ты его так и не попробуешь.

В некотором опупении бургомистр хлебнул вина, на лице отражалась напряженная работа мысли, просчитывающей мои дальнейшие действия. А что тут думать:

‑ Вот, раз ты с нами, почтенный Оттокар Вайд и правильно выбрал сторону, то я жду от тебя чего полезного, способного помочь решить наши с тобой общие трудности. В настоящий момент меня очень беспокоят разбежавшиеся по острову ваши ополченцы, нападающие на моих воинов. Последние, начинают поговаривать о массовых казнях в отместку, брать и вешать заложников, например. По десять, а то и по сто за каждого нашего убитого. Чего мне пока что совсем не хочется. Может, ты сможешь что‑то предложить? Найти выход из этой неприятной ситуации в первую очередь в твоих интересах, бургомистр, как это ни странно. …

На этот раз раздумия долгими не были:

‑ Сэр Айлмор на острове остался …

Я мысленно вытер пот со лба. С той же Ронной было гораздо проще, она пошла на контакт практически без малейшего сопротивления. Просто отвечая на вопросы и даже иногда самостоятельно доводя интересную информацию из добытого за стеной. Я принял условия игры, тоже ненароком подарив ей комплект отличных хирургических инструментов. Кстати сказать, весьма ей угодив, раненого сына бургомистра она слила, угощая компотом из своих трав именно после этого. Правда, предварительно поставив условие не отправлять за ним группу захвата.

* * *

Благородный рыцарь сэр Майт Айлмор, не сумев отступить в город вместе с герцогом и почувствовав вкус свободы, занялся организацией партизанского движения на оккупированных территориях, почти как капитан Наумов и секретарь подпольного обкома Федоров.

Я надеялся, правда, судьба его отряда сложится так же, как Наумовского соединения в рейде по степным районам Украины. Пока соединение делало марши по 60‑80 километров за ночь, немцы просто не успевали их перехватить. Как только голова закружилась от успехов и партизаны начали играть в советскую власть, сбавив темпы, все закончилось очень печально. Мало кто ушел, процентов десять. Хотя гораздо более успешным рейдерам Сидора Артемьевича Ковпака этот рейд засланные партийные руководители и приводили в пример, в контексте "вы горя не знали как эти храбрецы и умницы", перед тем как загнать соединение в Карпаты хлебнуть этого самого горя. Забавно, что генерал‑майор Вершигора, там же, в своих воспоминаниях, не назвал фамилий, но процитировал разговор с Наумова с Ковпаком. Когда старый солдат с низшим образованием учил профессионального военного с образованием высшим жизни, в два счета доказав что средняя скорость марша в шестьдесят километров в сутки, далеко не то же самое что десять, перед тем как Наумова прижали немцы. И как он рад за него, что в начале рейда соединение делало по степям и восемьдесят. Те, кто был в теме, поняли о ком речь.

Сэр Майт действовал в обычном для "диких" партизан ключе. Пока у него было несколько человек, народ он объедал не сильно и претензий к нему не было. А вот когда по понятным причинам поднакопил мускулатуры, проблема обеспечения продовольствием встала во весь рост. Так как дураком он не был, то реквизициями пока занимался исключительно среди крепостных сервов в центральной части острова, но долго так продолжаться не могло. Свободные накормят раз, накормят два, а потом все равно скажут ‑ нечего жрать, платите. Поэтому он, кстати, довольно рано, на мой конечно взгляд, озаботился финансовым обеспечением своих операций, дабы не лишаться народной поддержки, что‑то в этом роде он обложенным данью богатеям и пояснил. Умный парень, до многих это не доходит.

Одним из обозначенных богатеев был глава городской администрации, к которому в один прекрасный вечер делегаты от храброго партизана и заявились. Правда Оттокар наотрез отказался от версии, что профинансировал сопротивление, якобы отказался, мотивируя, что данных людей не знает и непонятно кому деньги свои давать не собирается, даже если они принесли непонятно какое письмо, печатку можно и с трупа снять. В общем, кончилось тем, что ему забили стрелку, пригрозив прирезать самого, либо подпалить его склады в порту, если не явится.

Очень неосторожно со стороны подчиненных спесивого рыцаря, уже успевшего достать половину островных бюргеров. Слабая на передок мамаша юноши была кузиной герцога, отец хотя с ней и не расписался, но сына признал, что у эльфов не отнять так это трепетное отношение к своим детям, включая прижитых с короткоживущими. Короче говоря, в принципе незаконнорожденным парень не являлся, все претензии к матери, хотя мораль касательно отпрысков "звездорожденных" делала послабления.

Результат получился ожидаемым. По результатам опросов неглупый красивый парень с комплексами, одновременно превосходства из‑за эльфийской крови и ущербного, из‑за того что его сделали вне брака. Отсюда вероятно и спесь, какая‑то глупая агрессивность и желание залезть под любую юбку, обладательница которой понравилась. Последним он нажил множество врагов, не говоря о том, что нормальный человек не будет долбить плетью любого крестьянина или горожанина давшего малейший повод. Точнее не любого, на это у Майта мозгов хватило, живущая мечом прослойка островной популяции двуногих прямоходящих относилась к нему неплохо за храбрость, остроумие и воинские таланты. С спесью и наглостью мирились, даже слегка гордились им. О своих воинах он заботился, об этом говорили все опрошенные.

После составления психологического портрета парня, даже скользнула легкая жалость. Получился неплохой парень, который уже не повзрослеет. Нет шансов у него на выживание, если не сбежит с острова. Тридцать километров длиной и до десяти шириной слишком мало, чтобы долго от нас бегать. Но в то же время достаточно много чтобы он начал испытывать иллюзии. На одной из которых, я и собрался его поймать.

Неосторожно со стороны парня было подкатывать яйца к невестке Оттокара, а когда мероприятия по ее соблазнению были вскрыты и пресечены (правда, не уверен, что мужик не темнил в данном случае), ругаться на него нехорошими словами, прилюдно в городском кабаке. Повод сдать рыцаря, помимо освобождения сына, выглядел вполне правдоподобно. Сдавали и за меньшее, не говоря уж о насмешившей меня мысли, что бургомистр принял близко к сердцу слова об удавленном герцоге и ставленнике эльфов на троне, сэр Майт ложился в эту концепцию идеально. Про остальных партизан, из ополченцев, Оттокар включил дуру, хотя не мог не знать про того же Эрика Брайтера чей дом стоял с ним на одной улице. Процветающий командир пиратского корабля заметная фигура в обществе и его многие могут узнать, коли он остался на острове партизанить. С этим я собрался разобраться позже, проблемы лучше решать по мере их поступления. Никуда мэр теперь от меня не денется.

Стрелка Вайду была назначена на завтра. Так как он как обычно, категорически возражал против засветки роли своей фигуры в деле господина Айлмора и в любом случае, я бы на месте рыцаря к какому‑то торгашу тоже не пошел, даже захват всех участников стрелы давал бы только информацию и моральное удовлетворение. Если вообще удастся их взять, такие мероприятия проводят в весьма специфических местах.

Я поступил проще. Помимо дани Вайд должен был слить информацию о готовящейся отправке в Оркланд кнорра с золотом из захваченного и прочей ценной добычей, включая пленных из благородных, причем того, что этот корабль будет пустышкой, он не знал. Совершенно избыточная информация для этого человека. Данный корабль, выйдя из Динас‑Келлидона, точнее бухты Бэрик с одноименным припортовым поселком крепости, должен зайти в столицу за уцелевшими мраморными статуями из Харлаха и прочим ценным имуществом, складированным в Арберде. Причем конвойные драккары он якобы должен получить только в столице, большинство наших боевых кораблей стояло именно там, бухта Бэрик, была уж больно маленькой и неудобной. Далее должно было проследовать предложение об организации нападения за долю в добыче, по размышлению была избрана даже фигура лоцмана с безупречной патриотично репутацией, которого сразу же изъяли из оборота и который якобы должен был посадить кнорр на подходящую мель, по договоренности. В принципе голая импровизация, но я ее оценил как имеющую хорошие шансы на успех. Тем более что байку о "золотом кнорре" тут же запустил в массы, включая свободные уши "власовцев". Несколько тщательно проинструктированных парней должны были запустить слух и в пределах досягаемости ушей людей местных.

Несмотря на небольшое время проработки легенды, видимых недостатков и большой неправдоподобности я в ней не увидел. Что подходы к Арберду, что к Динас‑Келлидону отличались сложностью в навигационном отношении, усиливаясь даже искусственными заграждениями, что в принципе неудивительно касательно пиратской столицы. Все это требовало развитой лоцманской службы на острове. Единственное узкое место ‑ отсутствие конвоя у кнорра. Но это должно было быть перекрытым такой вещью как людская жадность и вполне резонным предположением, что на самом корабле нескольких десятков орков для охраны сокровищ с избытком. Сложнее было правдоподобно подобрать устраивающее меня место, куда этот корабль "лоцман" выбросит. Владелец и капитан данного кнорра, Тор A" Корт не возражал против его потери, если стоимость ему компенсируют, урод. Я резонно счел, что перебьется и без компенсации за потерянное имущество, мель надо песчаную подобрать.

В общем, самым удобным местом был избран песчаный пляж километрах в двух от крепости, там фарватер как раз прижимался к поросшему лесом берегу. Прямо мечта берегового партизана, разве что от крепости слишком близко. Но слишком хорошо это тоже не хорошо, я считал, что сэр Майт будет достаточно замотивирован, чтобы рискнуть. Это лучше чем запускать залипуху о лоцмане, способном посадить корабль на камни где ему захочется, а команда и командир будут сидеть, развесив уши. Во всяком случае, куда правдоподобнее. На подготовку нападения я дал Айлмору четыре дня, достаточно много чтобы успеть подготовиться и собрать приличные силы, которые я собрался прихлопнуть одним махом и в то же время недостаточные, чтобы на фоне своей жадности заподозрить ловушку из утечек противоречивой информации.

На сам кнорр я собирался посадить примерно шестьдесят воинов, еще две группы по двадцать голов в каждой должны были замаскироваться поблизости ночью, так как Келлидон несомненно будет под наблюдением, будучи высаженными с кораблей. Для засады вполне нормально, я рассчитывал на то, что Айлмор соберет человек сто‑сто пятьдесят, ближе к ста. Корабль с большими деньгами не та новость, для грабежа которой собирают по объявлениям. Кого из остальных партизанских вожаков он найти не успеет, кого в курс умышленно не поставит.

* * *

Такую жирную наживку рыбка разумеется скушала, а вот попала ли на крючок должно было выяснится позднее.

Общаться с Оттокаром опосредованно была настоящая мука, хотя чтобы не возникал эффект испорченного телефона и уменьшался риск его расшифровки пришлось его заставить донесения писать и принимать руководящие документы от меня тоже в письменном виде. Почтальонами работали мои опера, они пока не примелькались, так что в настоящий момент это было приемлемо. Впрочем, бургомистр наряду с парнями сразу же получил задачу присмотреть пару удобных нычек‑тайников для обмена сообщениями, чтобы свести контакты с орками до минимума.

Я от него первые донесения даже лично в его дело подшил, позабавившись ситуацией. Строить работу с агентурой по документам из прошлой жизни пока было глупо, поэтому отдельное рабочее дело с донесениями моего шпиона являлось некоторым излишеством. Я даже псевдоним ему не дал, в надежде, что подпишется под донесением подлинным именем, сев на крючок навеки. Надежда, правда, оказалась тщетной, инициалы под уверениями в почтении и все.

Перед последней встречей моего агента с представителями Сопротивления стимуляцию моего опрометчивого недруга я даже довел до предела. Оттокар был проинструктирован озвучить слухи о том, что на кнорре буду я, решил побывать в столице, но слабоват из‑за полученных ран, поэтому решил воспользоваться идущим в Арберд кораблем.

Одновременно с оперативными мероприятиями, войсковыми мы тоже не пренебрегали. Если точнее я их свалил на Хагена, такой дорожный каток как он, в этой роли был просто идеален, если держать его в нужных рамках и вовремя выдавать целеуказание. Его загоны, из‑за которых мы поругались, в общем‑то, по сути, имели причинами отсутствие значимой оперативной информации в его распоряжении и желанием повысить КПД подчиненных, прикончив хоть кого‑то, если трудно достать того кого надо.

Режимный прессинг и как я надеялся правильно проведенная разработка данного партизанского вожака по моим расчетам должны были изрядно улучшить оперативную обстановку на острове. Всегда было и всегда будет, что когда партизан берут за горло, находящиеся среди них обыватели резко пересматривают свои взгляды на жизнь. Как бы некоторые умники из них не брызгали пеной на митингах ранее и не писали доносов на недостаточно на их взгляд патриотичных и так далее, нужное вписать самим, соседей, сослуживцев и прочих несчастных людей, изволивших чем‑то привлечь их внимание.

Потом можно будет снова дать время на сдачу без репрессий. Данная амнистия не подействовала, сдалось всего несколько десятков человек, чего вполне можно было ожидать, расчет был больше на положительный пиар в последующем. Еще некоторое количество попытались стать самыми умными и сдаться, когда их взяли за задницу во время войсковых мероприятий. После недолгих допросов их всех перевешали, в присутствии массовки из пейзан. И правильно сделали. Единственное, что Хаген не стал делать, так это устраивать публичный суд. И зря, так и не понял мужик важности правильного пиара и воздействия на общественное мнение. И у презренных пейзан тоже языки есть.

* * *

К моему удивлению, в последний момент Фредерик увязался вместе со мной. Вцепился в меня как клещ, пока я не согласился. У него уже появились личные причины разобраться с неуловимым сэром Айлмором. Как объяснил во время последнего нападения тот взял в плен толи родственника, толи сына друга и вот нашли тело парня, точнее то, что от него осталось. Правда, как я подозревал, старик что‑то темнил по поводу своих мотивов, а проверить времени не было, поэтому я окончательно включил профессиональную паранойю, ограничив людское присутствие на корабле лоцманом, Фредериком и двумя его телохранами. С инструктажем телохранителей моих естественно, хотя в нехорошие мысли о перевербовке и ударе в спину верить не хотелось, а вот проверить что ему надо реально ‑ стоило. "Предатели" с Мора, несмотря на то, что отношения между островами архипелага часто были далекими от идеальных, поняты населением не были и на ненависть уже отвечали взаимностью, а такие эксцессы вообще работали в наших интересах идеально. Увы не хотелось бы говорить такое вслух, но коли их бы не было, то стоило бы… организовать. Правда, если отринуть то человеческое которое во мне еще осталось.

Так же я уже успел разобрать пару конфликтов людей с орками, в которых первые оказались правы, что и было подтверждено. Причем там даже попытку довести дело до дуэли пришлось довольно жестко пресечь. Друзья проигравших процессы пошумели и заткнулись, люди, по словам той же Ронны и прочих источников информации напротив, были очень довольны моей справедливостью. Разделяй и властвуй. Справедливость это очень мощное оружие, надо всего лишь разумно ограничивать свои хотения.

Все прошло как по маслу, кнорр лихо сел на мель, снизу сразу донеслись крики, что корпус цел и течи не появились, немедленно вызвавшие разочарованное выражение на морде Тора, владельца и капитана судна. Слупить компенсацию захотел, козел. Лоцмана тут же, как он стал не нужен, взяли за шиворот и заперли в каморке неудачно изображающей капитанскую каюту. Его я держал возле рулевого весла на случай наблюдателей с оптическими приборами, риск их наличия у противника присутствовал. Можно было конечно и зарубить его, чтобы даже Станиславский, не то что сэр Майт завопил ‑ верю, но я просто пожалел мужика.

До песчаного пляжа на берегу было метров тридцать‑сорок, все‑таки по осадке кнорр это не боевой драккар, больше двух метров у него точно есть, так что добраться до нас злодеи могли только по воде, с лодок. Вообще же корыто под ногами кнорром зовется только по традиции. Насколько помнила моя земная половина, настоящий кнорр был беспалубным, собственно это те корыта с таким же названием, что являлись основным судном мелких купцов в наших землях.

Особого выбора, нежели абордировать посаженное на мель судно с прихватизированных рыбацких лодок, у партизан не было. Учитывая близость берега, под прикрытием с него лучников. Группы, ночью сброшенные на берег с драккаров, собственно вырезать лучников и предназначались.

Противник ждать себя не заставил. Уже через несколько минут несколько десятков вываливших из леса лучников густо начали сыпать на кнорр стрелами, видимо, чтобы помешать попыткам сняться с мели и выбить побольше орков, до начала абордажа. Вот только отсутствие рыбачьих баркасов с недружелюбно настроенными пассажирами напрягало. Куда больше чем падающие на палубу и летящие над ней стрелы.

Рыцарь все сумел меня удивить. Он вполне резонно счел, что реквизиция баркасов и прочего плавучего транспорта может нас насторожить и тупо навязал секций плотов из тонкомера. Блестящий ход, его я так и не предусмотрел. Полсотни метров даже по глубине можно и на плотах преодолеть под прикрытием лучников, затраченное на это время, включая сборку плотов, в данном случае неактуально.

Впрочем, в судьбе сэра Майта данная предусмотрительность не играла никакой роли. Он оказался там, где мне надо, в то время, которое мне надо. Дело могли испортить только мужики на берегу, атаковав противника раньше, чем необходимо.

В принципе, на три десятка орков, людей бы хватило с избытком. С такой‑то организацией нападения. Причем они даже особых потерь бы не понесли. Стрелки реально не давали поднять головы, пока пехота подтаскивала и собирала мостки из секций. Когда я увидел лестницы, парня зауважал реально.

К его большому разочарованию на корабле было не три десятка орков, а вдвое больше, причем все в хорошем доспехе. Полезших через планширь людей встретил более чем большой сюрприз, благо лезть из трюма стрелки не мешали, по понятным причинам прекратили стрелять.

Восстанавливая ход событий, сэр Майт был храбрым человеком, думаю можно его так назвать. На борт он вошел одним из первых… для того чтобы Фредерик всадил ему копье в живот как только ноги коснулись палубы. Одновременно один из его телохранителей добил уже сваленного на палубу оруженосца, заскочившего перед сэром Айлмором по той же лестнице юношу в цветах полуэльфа. Отличиться молодому человеку так и не удалось.

Четыре десятка лучников это очень серьезная сила, коли они защищены хорошими доспехами, а стрелки противника в стегаше и коже, если не с голым пузом. Двадцати орков и людей для того чтобы отбить попытку взойти на борт было более чем достаточно. Как всегда первыми пошли лучшие, которые первыми и погибли. Люди были простимулированы превосходно и лезли на захват "сокровищ" так, будто корабль был набит ждущими казни родственниками. В чем им помогал маг, присутствия которого я тоже не предусмотрел.

Маг оказался неожиданно сильным и таким же непредсказуемым как его покойный властелин. Я почувствовал толчок магии внизу, у борта и двое орков рубивших абордажников у борта, как то одновременно всхлипнули и провалились вниз, вместе с куском мгновенно прогнившей палубы и фальшборта. Неслабая такая дыра появилась. Примерно тот же трюк Сигурд провернул с тем драккаром, когда мы возвращались из похода. Только в этот раз маг не собирался нас топить и прежде чем удалось сообразить, что с дырой в борту делать, из этой дыры вылетел первый болт, сложивший пополам одного из лучников.

Выбор был небольшой, только кончать мага. Я прикрылся щитом от лучников с берега и глянул вниз. Маг был отлично защищен пластинчатым доспехом и открытым шлемом и видимо, был весьма талантлив, хотя тоже весьма молод. Мы встретились взглядами, прежде чем я его сжег вместе со стоящими рядом товарищами. От встречного удара меня защитили амулеты, он был действительно силен и очень быстр.

Дальше жечь людей я оказался не в состоянии. Было такое ощущение, что Смерть встала перед тобой, глянула в глаза и удалилась, задев тебя краем своего плаща. Еще никогда я не ощущал присутствия Костлявой так явственно. Оба браслета и амулет на шее оказались почти полностью разряженными, это было первым, что я проверил, когда пришел в достаточно вменяемое состояние.

Впрочем, людям нашей стычки с сожженным магом хватило, в спины бегущим стреляли уже все на кнорре, даже дико матюгающийся Тор, все‑таки вымутивший свою компенсацию.

Я в очередной раз зарекся от стези боевого колдуна. Как бы мне не везло, теория вероятности подсказывала, что вечно это продолжаться не сможет. Надо несколько успокоиться на какое‑то время. Самое лучшее ‑ пару лет. Не меньше.

Береговые группы слегка опоздали отрезать аборигенам пути отхода, сказалось отсутствие связи. То, что они и парни с "корабельной" группы вырезали в преследовании несколько десятков партизан с недостаточными физическими кондициями, не помешало довольно значительному числу налетчиков скрыться. Хорошо было то, что взяли более двадцати пленных, из них часть даже не ранеными.

Среди последних, к моему дичайшему удивлению присутствовал мой большой друг бургомистр в неплохой кольчуге и отличном золоченом шлеме, он вовремя притворился мертвым на плоту.

Он то, что здесь делал?

* * *

‑ Ну, вот какую подлую змею, я оказывается, на груди пригрел! ‑ Рожа Оттокара настраивала меня на юмористический лад, в целях восполнения сожженных нервных клеток очень хотелось помотать ему нервы. ‑ Я к тебе бургомистр как другу, брату и родственнику, а ты меня тут собрался убить и ограбить… Презлым заплатил за предобрейшее…, уммм, сам захотел пропивать добытое… Повинен смерти! ‑ Интонации и важный вид Иоанна Грозного из известной кинокомедии прямо просились на ум. Хотя еще больше хотелось заржать. Как лучше всего правильно оправдаться бургомистру явно не шло на ум, что отражалось на лице. Хотя тут все было как раз понятно. Покойный сэр Майт показал себя очень неглупым парнем, с его стороны было очень умно прихватить Оттокара с собой, чтобы случись чего немедленно разобраться с предателем. В это я как раз поверю. Он явно не знал про ловушку, так что в худшем случае бургомистр увязался с ним в надежде, что рыцарь все‑таки вырежет орков на корабле, несмотря не на что. Но очень вряд ли, слишком умен, для такой глупости.

‑ Неправда ваша господин. ‑ Несмотря на то, что очко у бургомистра играло неслабо, ясность мысли и чувство собственного достоинства он сохранил. ‑ Сэр Айлмор точно как и вы, не оставил мне выбора. Меня не отпустили с последней встречи. Сэр Майт сказал, что и золото надо делить сразу и предателей с неудачниками карать тоже.

‑ Кто‑то может доказать твои слова?‑ Развеселился я. Рожа Вайда скривилась так, будто я скормил ему килограмм грейпфрутов.

‑ Кто угодно, господин, из его ближних людей. Брана Эбера допросите, Ваша Светлость. За моей спиной в гномьем колонтаре, бородатый, что ранен в голову.

Я допрашивал неудачника на пляже, метрах в семидесяти от сидящих на песке пленных. На корабле было многовато лишних ушей для допроса, особенно таких как бургомистр фигур. Двое телохранителей из моих родичей были проинструктированы, касательно последствий хоть одной всплывшей фразы. Без их присутствия допрос был бы сплошным анекдотом, все равно, что буденовку Штирлицу на день рождения подарить.

‑ Ладно, считай, что я тебе поверил…. И… Брана допрошу.‑ Опять хмыкнул я.‑ Ты мне скажи, Оттокар Вайд…. Что мне теперь с тобой делать? Как бургомистр ты мне уже бесполезен, не поймут меня, коли ты на эшафот не угодишь. Думаю вот и гадаю, как тебе жизнь спасти. Коли тебя единственного отпустить, все равно не заживешься, всем станет ясно, кто Майта продал…. Может, ты что придумаешь?

В человечество я верил слабо и ожидал только одного предложения. Пустить прочих пленных под нож и отпустить его любимого и все в ажуре. В принципе, неплохое решение. Правда, малореальное. Бежало слишком много людей, а бургомистр слишком заметная фигура. Кстати сказать за нами даже сейчас наблюдать могли, лучник какой спрятавшийся под корягой.

Обалдеть. Не зря он вызвал мою симпатию. К чести этой вроде бы прожженной твари предлагать данный выход он не стал.

‑ Давайте я совершу побег, господин.

‑ Вот как? Тогда давай подробнее…

‑Так вот, ‑ затараторил ободренный бургомистр, ‑ когда вы отправите нас, пленных в крепость, то я и еще несколько человек попытаются бежать. Мне это удастся.

‑ С твоим возрастом и пузом? ‑ Хмыкнул я. ‑ В принципе приемлемый выход. Но не проще ли пустить всех твоих друзей под нож?

В принципе гнилая закидуха, но мне нужно было знать причины, почему он не озвучил самый простой выход который, несомненно, пришел ему на ум.

‑ Вы их не допрашивали,‑ твердо посмотрел мне в глаза старик, ‑ и я хотел бы попросить за преданных мной людей. Чтобы вы отнеслись к ним как к воинам, попавшим в плен, а не бандитам которых ожидает веревка. Вы пролили на сегодня достаточно нашей крови Ваша Светлость. Прошу вас проявить хоть немного милосердия. Оно к вам вернется.

‑ Ну, относительно последнего, я нисколько не сомневаюсь. Ни одно доброе дело, как известно не остается безнаказанным. Как я понял, в плен попали одни ополченцы? Поди, и друзья, и родственники, или их сыновья у тебя среди сзади сидящих есть? ‑ Бургомистр мрачно кивнул в ответ.

‑ Надеюсь муки совести тебя не гложут старик. Такова жизнь. Сдались бы ‑ ничего бы их жизни и не угрожало.

Оттокар мрачно посмотрел мне в глаза. В принципе он ничего сделать не сможет и рано или поздно смирится, если не повесится, как Иуда. Но о доверии между мной и им можно будет поставить крест в любом случае. Не говоря о том что злобы люди попавшие в плен не вызывали не малейшей. Они просто до конца и честно боролись с захватчиками, захватившими их родную землю. Политически их следовало ликвидировать, с точки зрения морали ‑ они вызывали симпатию. Впрочем, ситуацию можно и тут обратить к собственной пользе.

‑Хрен с тобой, золотая рыбка. Ты сам выбрал старик. Операция продолжается. Бежать тебе удастся. И даже не одному. Но заплатишь ты за это новыми головами. Если конечно не сумеешь уговорить эти головы сдаться. Мне нужен умиротворенный остров и совершенно неважно, что для этого надо сделать.

 

Глава VII

Ликвидация самой опасной банды на острове, если быть точным сразу трех объединившихся банд разной численности подняла мой рейтинг среди подчиненных и населения просто на немыслимую высоту. Даже, несмотря на то, что заметной части партизан удалось скрыться, чего я скрывать и не пытался.

Первым бонусом удачной операции стал Хаген, уже вечером пришедший ко мне с вином мириться. Вставать на колено и давать мне меч, принимая вассалитет дружинника, он не собирался и близко, но слова:

‑ Извини парень, я был неправ. ‑ Стоили не меньше. А возможно и больше.

Личность он цельная и коли ненавидит, то ненавидит, так что если принял как командира в полном объеме, то проблемы с его неподчинением и как "центром масс" оппозиции, по большому счету кончились. Остальные недовольные как бы это сказать, что‑то вроде неинтеллигентного варианта Немцова с Явлинским, которые только трындеть что все про всех знают, но ничего никому не скажут и могут, ну и понтоваться в глазах зрителей. Особенно тех, что их финансируют. Удобная оппозиция, ее холить и лелеять надо, можно даже тайно финансировать из госбюджета дополнительно к грантам из‑за границы. Пока она есть, настоящие враги не пройдут, эти плюшевые оппозиционеры сами их задавят чтобы деньгами не делиться.

С сыгравшим главную роль в операции бургомистром было куда сложнее. Даже если не брать в расчет политические последствия, его сдача в плен делала ситуацию очень сложной, но сливать моего человека в унитаз я не собирался. Теперь он от меня никуда не денется, вновь ввести его в игру вопрос только одного времени и работы интеллекта. Освещать сокамерников может кто угодно, а вот такие люди как Оттокар на воле мне нужны. Тем более что я ему обещал сына освободить, не говоря о покровительстве бизнесу в дальнейшем. Как бы то ни было, обещание этому человеку держать надо. Окупится сторицей.

К сожалению, пространство для маневра, на берегу у меня полностью отсутствовало. В то, что Оттокар с его пузом и возрастом убежит от орка в лесу не поверит даже младенец, каналы связи коли единственный выход из ситуации введение мужика к партизанам, не отработаны и наконец, агент, в гордом одиночестве скитающийся по горам и долам острова мне на фиг не сдался. По совокупности обстоятельств, тут лжепартизанский отряд надо организовывать, раз приходится мыслить глобально. Но этим я собирался заняться позже, совершенно не хватало времени и кадров.

Совмещение должности гаулейтера с оперативной работой получалось не очень хорошо, но альтернативы тому не было. У меня просто не было квалифицированных кадров, чтобы снять текучку и оставить под собой одно только планирование. Парней на должности оперов я подобрал перспективных, но их надо было учить. Самое главное на этом этапе ликвидировать искушение избрать что‑то вроде подвешивания на дыбе и охаживания кнутом по спине как основной метод работы с подозреваемыми, что обычно для низкоквалифицированной молодежи. Надо вовремя вбить в их чистые головы, что физическое воздействие это далеко не универсальный инструмент, хотя на данный момент времени развития общества такая постановка вопроса настоящий нонсенс. Отсутствие времени и полевые условия совершенно другой вопрос, это частности.

Причем садить или даже принять меры пожестче, относительно нарушающих законодательство подчиненных я на данном этапе, просто не могу. Относительно родичей ‑ не поймут, и главное потеряю с таким трудом подготовленного помощника. Да и ненадежных в своем ближнем круге держать не хотелось, так что непосредственно я учил и можно сказать растил всего троих. Это они подтянули еще с десяток парней из своего круга общения уже себе в помощь, а я заранее предупредил их об очень тщательном отборе кандидатур по моральным качествам. В настоящий момент, был шанс подобрать очень надежные кадры в большой перспективе, с минимумом взаимной грызни, подстав, а то и предательства в будущем. Хотя, в общем‑то, паршивая овца все равно найдется. Работа такая, к сожалению, грязная и это надо понимать.

Подумалось, что надо найти отдушину, в которой можно отдохнуть и подлечить испорченные нервы. Как обстановка стабилизируется жену надо везти, а пока присматриваться к кандидатурам на любовницу. Причем лучший из возможных вариант ‑ именно жена, касательно Эрики вопрос доверия стоил получше чем кого бы то ни было из женского пола. Иначе с такими нагрузками гусей начать гонять совсем недолго, коли расслабится негде. Как бы то ни было, сходить на четвертование посмотреть это совсем не то, что в телевизоре на Дом‑2 глянуть, хотя оба этих зрелища весьма на большого любителя, которым я не являюсь.

Что Бруни герцога добьет, сомнению не подлежит, но работы от этого меньше не станет. Для всех нас четверых. Что же касается конкретно меня, как начальника разведки и контрразведки соединения, то чтобы раскинуть нормальную агентурную сеть по архипелагу, более‑менее натаскать своих "оперов" и решить сопутствующие задачи, то я должен буду пахать как проклятый минимум пару лет. Поделить острова между нами четверыми недолго, но попытка отбить архипелаг рано или поздно произойдет. Так что централизацию сохранять придется. Мне удалиться в свою новую резиденцию и заняться управлением феодом даже выгодно, вычистить оппозицию среди населения и агентуру сопредельных государств в моей четверти будет сравнительно несложно, вот только не поможет мне это нисколько. Я не смогу отбиться от вторжения один, даже если сумею привлечь на свою сторону симпатии населения и использовать ополчение из него. Парни конечно тоже не дураки и из владетельных семей, то есть с интригами и организацией работы подчиненных знакомы, но КПД их действий априори не будет высоким. В отсутствии хорошей агентурной сети неизбежен упор на обычные "войсковые" методы и делегирование прав и полномочий местной элите, которую войсками не проконтролируешь. Стандартные действия, которые нам не подходят. Местных мы еще долго должны держать за горло рукой в бархатной перчатке. Мы орки ‑ они люди. Слишком велик шанс предательства, если местную элиту как следует замотивируют, а мы дадим ей иметь слишком много власти и силы. Людей сотни лет воспитывали в ненависти к оркам, это просто так не забывается. В таком случае потерями в деньгах можно запросто пренебречь. Если конечно позволим. А позволять не стоит.

В первую очередь надо добить местное Сопротивление, после уничтожения сэра Майта и его людей оно всяко должно быть деморализовано, так что крайне необходимо использовать успех. Если дать партизанам время оправиться, вылезет и новый харизматичный предводитель и начнутся новые, все более дерзкие нападения. Партизанам нужно будет подтверждать авторитет. А если их новый босс к тому времени обопрется на организованную подпольную сеть и, что еще хуже завяжет контакты с иностранной агентурой, то будет вообще кисло. Этих клопов можно будет гонять годами. Архипелаг. Море дает приличную мобильность. У нас просто не хватит ни воинов, ни кораблей, чтобы контролировать местных рыбаков. Запретить им жить морем мы тоже не сможем. Собственно и сам Гатланд… более двухсот квадратных километров площади, а у меня даже тысячи воинов и близко нет. Вот и крутись, Даня‑Край, как хочешь….

Впрочем, у меня были пленные, в том числе из свиты покойного вождя. Похоже, что тут никто и не подозревает, сколько информации можно извлечь из человека при научном подходе к такому увлекательному спорту, как охота на людей. Так что пришлось опять заняться ими лично, при уровне образования моих помощников, даже, несмотря на их мозги, парни слабо осознавали, что любое сказанное слово это кусок мозаики и можно найти, куда правильно его уложить. Хотя если честно, то слово пришлось ‑ это неправда. Я уже поймал кураж, азарт захватил всецело. Все прочие обязанности стали второстепенными, надо было несколько заставлять себя относиться к ним добросовестно. Главной стала Игра …, в которой я собирался победить. Несмотря на то, что были смутно обрисованы даже контуры доски, а большинство фигур вообще не видны. Пока не видны.

Начал я опять с шоу. Самого перспективного клиента, уже упомянутого Брана Эбера парни сначала попытались допросить самостоятельно и решительно обломались, он просто молчал и все. Попытку выдоить из него информацию "по плохому" я пресек в самом начале, Брана только на дыбу вздернуть успели. Гейр раскрутился на первую выволочку. Пока я собирал обзорную информацию по захваченным пленным, он решил проявить самостоятельность.

Коли решимость жертвы уже начали размягчать, это следовало использовать. Мужика сначала забыли на дыбе, а когда "вспомнили", слегка отходили кнутом, пока некие железные предметы в жаровне перед его глазами светились зловещим светом. Потом внезапно оказалось, что допрашивающие заняты и выпытывать, из жертвы тайны (от слова пытка), ныне недосуг. Допрос перенесли на завтра. Палаческая в замке была богатая, так что произвести впечатление на клиента из арсенала инструментов было чем даже без их наличия в горящей жаровне. Серьезно его пытать пока не стоило, он мне целым был нужен. Вокруг было не поле, цейтнота по времени тоже пока не было, так что я вполне мог пожалеть мужика, не во вред своим интересам конечно. Как говорится ‑ ничего личного. Самое главное, нужно расширять агентурную сеть, крысята какими Голливуд показывают стукачей, конечно, имеют место быть в жизни, но на моем уровне они не интересны совершенно. Дружище Гейр не успел ничего напортить.

На следующий день, подгадав момент, как голую жертву уже привязали, но еще не подтянули вверх, в пыточной появился сам орочий гаулейтер, до этого наблюдавший за процессом из соседней комнатки, специально для того приспособленной.

‑ Оставьте нас. ‑ Друзья и подчиненные Гейра это одно, он сам стоящий рядом это совсем другое. Разный уровень допуска в свете предстоящего разговора и моих видов на прицепленную к дыбе жертву.

Добровольцы на роль палачей среди кентов моих оперов нашлись. Особого предубеждения перед этим делом у народа не было и кому‑то эту работу делать было надо. Учитывая нужность профессии и то, что овладевшая ею личность сто процентов будет замечена…,что еще надо для карьеры? Собственно прикажи, вообще никто не откажется в данном плане поработать. Парни можно сказать от сохи, по‑крестьянски подходят к волшебному слову ‑ надо.

Подойдя к вопросу обстоятельно, приятель Гейра Олаф даже нашел бывшего палача сэра де Келлидона с сыном, через Гейра пробив им штатные единицы в расписании, с соответствующим содержанием. Ага, именно познавать секреты профессии. По понятным причинам допуска к самым перспективным государственным преступникам эти люди не имели, но давать уроки мастерства желающим это им нисколько не мешало. Заодно Олаф с Гейром получили опыт контакта с нужными людьми, в качестве довеска получив задачу проверки данной семьи, удержания ее под контролем и снятия с нее информации представляющей оперативный интерес.

Отбирать у парней их первых людей я не собирался по двум причинам, первая состояла в том, что я при всем желании не разорвусь, так что без делегирования полномочий никак не обойтись, вторая ‑ пусть ребята учатся информацию снимать. Семья палачей исходя из их должностных обязанностей имела довольно много серьезной информации как о сэре Келлидоне с герцогом, так и об их врагах. Последние, периодически испытывали гостеприимство пыточной и обычно там не молчали. Сейчас эта информация была избыточной, но позже на досуге, ей найдется применение.

Брану было страшно, но он пытался держаться. Хотя будучи голым и с руками связанными за спиной, получалось это у него плохо. В паре метров от него в жаровне в стене опять грелись инструменты, пыточная была заставлена всякими снарядами облегчающими жизнь палача, закопченные стены покрыты инструментом разной степени чистоты от запекшейся крови и ржавчины. Воняло дымком, жженым металлом и тухлятиной. То еще зрелище для впечатлительных интеллигентов, особенно из горлопанов патриотической направленности, пасть которых до войны не закрывается в поучениях других жизни, где нибудь в Интернете. И которых достаточно будет сюда привести, чтобы навалили в штаны и продали не только всех кого знают, но и тех о ком догадываются. Задолго до того как их возьмут в оборот, от одного только так сказать пейзажа. Более чем способствующее переоценке системы ценностей и поиску нового хозяина зрелище.

Этот мужик трепачом и горлопаном не был, поэтому просто молчал и говорить даже не пытался, хотя дню по‑вчерашнему и подготовке дня сегодняшнего догадывался, что его ждет. Многие бы на его месте пытались договориться.

‑ Итак, кормчий Бран Эбер… тридцать семь лет, счастлив в браке,‑ мужик вздрогнул и послал на меня буквально огненный взгляд, полный беспомощности и жуткой ненависти,‑ счастливый отец троих детей, пай во владении тремя грузовыми кораблями и одном боевом, собственный дом в Арберде и еще по мелочам по острову, не суть важно. Ты жить хочешь?

Обалдеть. Я правильно оценил человека передо мной. Он по‑прежнему молчал. Просто стоял, блестел глазами от ненависти и беспомощности, и молчал. Хороший ход. Чем больше человек говорит, тем больше он выдает информации, как бы не пытался соврать. Если молчать, выхода инфы вообще нет. Но хороший этот ход не совсем. К бедняге возникает еще один вопрос, на который он теперь точно, рано или поздно ответит. Он сам такой умный или научил кто? Не говоря о том, что данное помещение первую очередь для молчунов и отвели.

‑ Молчишь? Молчишь…,вот только на что надеешься? Если подтянуть повыше, тоже долго молчать будешь? ‑ Бран определенно был крут, он опять не проронил не слова. Настолько замотивирован, что надеется умереть, но никого и ничего не сдать? Определенно, я угадал с клиентом. Полная случайность, что я лично обратил на него внимание, но обычный человек на его месте либо плевался бы проклятьями и оскорблениями как в американских боевиках, либо вошел бы в разговор. Но не молчал. А на что надеется, действительно интересно, мои пламенные соратники сто процентов уже бы начали его охаживать кнутом, вон как вскинулся Гейр ожидая сигнала. Действительно неприятно это, такое наглое игнорирование.

‑ Но вздергивать тебя на дыбу, я пока не буду. Надежда, что ты возьмешься за ум, немножечко дышит.‑ Сделал паузу и продолжил.‑ Все понятно, что для молчания могут быть очень серьезные причины, но вот какие они могут быть у тебя, до меня никак не доходит. Ради кого ты терпишь эту боль? Ради герцога? Без вопросов, ты ему присягнул и все такое, но он с острова сбежал, а ты ‑ нет. В результате ты сейчас стоишь передо мной в пыточной, а он забавляется с дочками и служанками сэра Даркмура. Ради покойного сэра Майта? Тоже без вопросов, хороший был рыцарь и достойный враг, не испытываю удовольствия от его смерти, хоть он и полуэльф. Но сэр Майт умер ‑ ты еще нет. Ради чего ты так настойчиво пытаешься к нему присоединиться? Коли ты мне неинтересен исход будет один. Хотя он умер легко, а тебе этого ожидать не следует. Ты после вчерашнего висения на дыбе сам даже повеситься не сможешь. А у тебя жена и… дети. Ты так стремишься оставить их сиротами?

‑ Все равно ведь казните, к чему этот разговор? ‑ Скривился мужик. Ну вот, лед и сломан. Жить он все‑таки хочет. А говорить будет. Да кто бы сомневался. Надежда ‑ очень страшное оружие.

А вот если бы его сейчас вздернули вверх и начали охаживать кнутом, то в молчанку играть бы начал запросто. Я этот тип людей знаю. Ненависть и чувство долга долго давали бы силы. Конечно, рано или поздно он бы сломался если не помер раньше, но потери времени, физических усилий и износ оборудования были бы нерациональны. Зачем? Если можно просто поговорить, благо мужик вызывал симпатию и ломать его без крайней нужды не хотелось. Идти против инстинкта самосохранения крайне сложно и как говориться "коготок увяз, всей птичке пропасть",‑ тоже умные люди сказали.

‑А зачем мне тебя обязательно казнить? ‑ Хмыкнул я, не дождавшись продолжения. ‑ Личного у меня к тебе ничего нет. А без личных причин повесить тебя стоит разве что только для устрашения, чтобы люди смотрели и грабить корабли с орочьим золотом опасались.

‑ Ограбишь вас, ‑ осклабился Бран и плюнул на пол, ‑ как детишки в ловушку угодили. Говорил я сэру Майту…. ‑ И замолчал, скривив рожу и помотав головой вместо продолжения.

‑ Ну, допустим, попытка была неплоха. Для веревки впрочем, и ее достаточно. Мы слегка отклонились от темы. Ты жить хочешь?

Жертва задумалась. Жить ей хотелось, остаться человеком ‑ тоже, в худшем случае, если мои подозрения оправданы, просчитывала ситуацию, как выжить и обмануть врага. В первом и последнем случае я в выигрыше что бы он там не думал, во втором ‑ возможны варианты.

‑ А кто не хочет?‑ Наконец решился задать уточняющий вопрос. ‑ Только тебе же надо чтобы я свою жизнь купил? ‑ В данных условиях ты, это хамство и привет от остатков гордости. Третий вариант становится менее вероятным. То есть агентом спецслужб сопредельных государств он может и не быть, мало ли где набрался полезных для честного гражданина во вражеских застенках советов. Если не играет. Но последнее довольно глупо, поскольку в ударе по морде от Гейра с возгласом:

‑ Попочтительнее с языком, ублюдок!‑ Нет ничего приятного. И я тоже могу обидеться и продолжить разговор, только попив винца в соседней комнате. Пока палачи внушают жертве более позитивный взгляд касательно нашего сотрудничества.

‑ Гейр, поосторожнее. Сломаешь ему челюсть, на кой он мне тогда нужен? Только повесить останется.

‑ А вот касательно тебя, дружок. Подтверждаю, что гордость это качество вызывающее уважение, но в данных условиях, ‑ я повел рукой по кругу, типа указывая на обстановку, ‑ ее показывать немного неумно. В настоящий момент ты меня заинтересовал и при определенных условиях можешь выйти отсюда живым и даже относительно невредимым. Хамство и отсутствие почтительности дальнейшему присутствию интереса не способствуют.‑ Пауза и перебив попытку что‑то сказать от Брана.‑ Короче так мужик. Будешь хамить ‑ вздерну на дыбу и выжму из тебя все, что мне интересно другим способом, доброй воли у меня не бесконечное количество. А потом то, что от тебя останется, сгниет в безымянной могиле и ни твоя семья, ни родственники, ни просто люди так и не узнают, что с тобой произошло и где лежат твои кости. Лишь только то, что ты все что знал ‑ выдал. Об этом я лично позабочусь. Понятно?… Я хочу услышать ответ! Понятно?

‑ Да Ваша Светлость…. ‑ Хрипнул Бран, опустив взгляд. Ну вот, а вы сразу бить и на дыбе растягивать. Хотя мог бы и господином назвать.

‑ Итак, господин в третий и последний раз задает простой вопрос. Ты жить хочешь, Бран Эбер?

‑ Жить то хочу, Ваша Светлость, ‑ у Брана остались силы на легкую издевку, молодец мужик, ‑ но вот за свою жизнь чужими заплатить не готов.

‑ Я так и знал, что мы найдем общий язык! ‑ Хмыкнул я. ‑ Гейр, друг мой, развяжи почтенного Брана и дай ему какую дерюгу прикрыться. ‑ Поняв сомнения. ‑ Не беспокойся, после вчерашних подвешиваний ему только на орков и бросаться. Сомневаюсь, что он руки‑то высоко поднять может. Если я ошибся и общего языка мы все‑таки не найдем, он твой, подвесить его будет недолго.

Подождал, пока приказание будет исполнено и указал Брану на некое неприятного вида кресло с кучей прибитых ремней для фиксации пассажира:

‑ Присаживайся, в ногах правды нет. Разговор у нас предстоит долгий, и, я надеюсь, очень для нас двоих полезный. ‑ Бран с понятными сомнениями осторожно последовал моему совету. Он не знал что делать, висеть на дыбе и играть в Мальчиша‑Кибальчиша перед буржуинами проще, чем идти против инстинкта самосохранения в неопределенной ситуации. Его пока даже никто ни о чем не спрашивает. Для человека уважающего свое достоинство, а мой противник из таких, выглядеть глупо часто более страшно, чем рисковать жизнью. Выглядело забавно.

‑ Итак, мы пришли к общему мнению, что жить ты все‑таки хочешь. Убеждать тебя в этом ни мне, ни твоей жене с детьми, ‑ Бран слегка дрогнул лицом, но промолчал, ‑ не пришлось. Как я понял, ты почтенный Бран, хочешь сказать, что выживание любой ценой тебя не устраивает? Я правильно понимаю?

‑ Да… вы правильно понимаете, ‑ прохрипел Бран, ага, в горле пересохло. В браке он по собранной информации действительно был счастлив. А что господин не добавил, это нехороший знак, пытается заставить себя следовать ранее избранному сценарию, либо хочет торговаться, если просчитал мои действия.

‑ Ну что я могу сказать…. Давай договоримся так, я тебя маленько введу в курс дел, и попутно буду задавать вопросы. Если ты, на какой из вопросов отвечать не захочешь, скажи почему. Может быть, окажется, что ты совсем не прав и ответить тебе стоит? Договорились?

‑ Лучше уже сразу подвешивайте, Ваша Светлость. ‑ На этот раз Бран справился с собой. ‑ Не пойду я добровольно на предательство. Знаю, о чем вы будете спрашивать….

‑ Надо же, человек с принципами, ‑ последнее слово машинально прозвучало по русски, в местном синонима не было.‑ Но ты ошибаешься, мой глупый недруг. О чем я буду тебя спрашивать, ты не знаешь. А подвесить я тебя всегда успею. ‑ Ухмыльнулся. ‑ Убедил ты меня. Сделаем так. Я тебе кое‑что расскажу, а ты меня не будешь перебивать. Потому я дам тебе время подумать и ты ответишь, хочешь ли закончить жизнь в этой конуре, оставив детей нищими сиротами, а любимую жену потерявшей состояние вдовой, мечтая только приходе смерти, а она все не будет, и не будет приходить.

‑ Так ты меня выслушаешь? ‑ Такая вежливость, оппонента пугала. Я мысленно ухмылялся, хотя он держался неплохо, но противопоставить мне нечего. Вопрос только в том, когда он сломается и как. Народ тут излишне образным мышлением не страдает, но для того представить что с человеческим телом можно сотворить имеющимися в данном помещении инструментами много мозгов не надо.

‑ Тут от моих желаний ничего не зависит, Ваша Светлость… ‑ Еще пытается лягаться. Но, увы, ничего ему не светит.

‑ Ну, зачем же так говорить, почтенный Бран, ты меня, можно сказать, обидел, своими словами! Если не сказать что даже оскорбил!

Я ухмылялся уже открыто, умышленно нагоняя на оппонента нервоз своими словами и поведением, после чего продолжил, резко убрав ухмылку и сделав каменное лицо. Освещения должно было хватить, чтобы заметить резкую смену масок.

‑ Мы пришли на Архипелаг, и пришли надолго. Отбиться от нас герцогу не удалось и сейчас все его мысли помимо валяния баб, только о том, как из замка Даркмур ноги унести. Вместе с туловищем и головой… самостоятельно. Ваше разбитое ополчение разбежалось по островам, защищать родных. ‑ Тут я, правда, немного приврал, все было сложнее. ‑ Выбор перед вами невелик. Либо покориться, либо воевать дальше уже без герцога, его рыцарей и его воинов. Воевать у вас получается плохо. Всем архипелагом, ‑ тут я опять приврал для воздействия на мозг, ‑ не получилось, с нами справится, но ополчение все равно рано или поздно спасет родную землю? Может и спасет, если раньше не кончится. Ты понимаешь, о чем я? ‑ Бран, слушал внимательно и кивнул, видя, что я жду ответа. ‑ А теперь переходим к главному, мой бородатый недруг, заодно посмотрим, как у тебя мозги работают.

‑ Благосостояние жителей островов зависит от рыбы, морского зверя, торговли и морских грабежей, ‑ Бран офигел, собственно я умышленно перегружал его мозг для последующего программирования нужного мне поведения. Палантир остался в Аргайле, да и по последней информации богатые люди часто ставили защиту на разум. В смысле убивающих закладок на попытку взятия разума под контроль, это было дешевле, безопаснее и с одной стороны даже эффективнее полноценной защиты, как у меня. Не у всех ставящий ее колдун бессребреник пра‑пра‑прадед. ‑ Хлебом и нормальным мясом вы себя обеспечиваете только впритирку, а то, и докупать приходится. Для соседей ваши походники не лучше орков. То есть вас сильно не любят, так же как и нас. Купцы что вам платят за безопасность, улыбаются пока вы в силе. Как только ослабнете ‑ вас вырежут. Чтобы в дальнейшем не платить и заплаченное забрать. ‑ Включил привод, заставляющий думать жертву в нужном мне ключе. ‑ Ты на вольный промысел ходил, что я тебе‑то объясняю!

Дождался проблеска осмысления в глазах и продолжил:

‑ Теперь смотрим на сегодняшние расклады. Есть несколько тысяч орков, которые держат архипелаг за горло. Мы можем проиграть, но мы и можем победить. Если мы и проиграем, то проиграем еще не скоро,…в любом случае кровопускание мы устроим вам неслабое и, угадай, кто в первую очередь пострадает? ‑ Мужик, судя по блеску глаз и отражению напряженной работы мысли на лице уже сообразил, что к чему, но предпочел промолчать. ‑ Вижу, догадался… именно островное ополчение. Как впрочем, и рыцарство. Точнее сказать вы уже пострадали более чем солидно и неизвестно когда сумеете восполнить свои потери. Если быть точным, к чему я и веду, то неизвестно дадут ли вам вообще их восполнить! Не надо блестеть глазами и ненавидяще смотреть на меня, дружок. Такова война. Сегодня ты, завтра тебя. Побеждает сильнейший. Были бы вы сильны, не исключаю, что я бы сейчас сидел на твоем месте. Впрочем, я отвлекся, о чем это я говорил? Да, конечно, о моих будущих подданных, как я рассчитываю. Итак, орки разбиты, попрыгали на свои корабли и смотались, унося награбленные сокровища. В результате ты мой друг остаешься наедине с радостным победителем, которому тоже что‑то грабить надо чтобы отбить затраты на поход. Крепкие места на архипелаге порушены, большинство воинов перебито, живут тут богато, значит, золота попрятали много, как ты думаешь, не попытается ли кто спрятанное от орков в благодарность за освобождение подчистить? Тут вспоминаем еще и как вас любят в окрестном мире.

‑ Герцог не даст,‑ включился в разговор Бран. Вот и все. Он мой, хотя сам этого еще не знает. Феодализм на дворе. К смене хозяина относятся философски, лишь бы лично не касалось. Понятие патриотизм как таковое еще не оформилось.

‑ Как я тебе и говорил, почтенному герцогу до прибытия помощи еще надо дожить. А если сбежит, бросив войско, то вообще засунет язык в ж…у, потому что своей силы за спиной нет. Не качают права, опираясь на чужие мечи. Это не считая того что он тут и выгоду получить может. ‑ Бран не понял о чем я, на лице возникла забавная слегка недоуменная мина, ‑ Сколько вы платите герцогу или его рыцарям с похода?… ‑ Молчание и попытки обдумать мои действия, понять, что мне надо. ‑ Я жду ответа!

‑ Десятину. ‑ Неохотно ответил Бран.

‑ И, разумеется, пытаетесь обмануть, а в замках уверены, что постоянно обманываете. Постоянные склоки касательно жадности благородных и так далее. ‑ Я почти непритворно вздохнул. ‑ Знакомая картина. Ну, это все понятно. Объясняю как можно проще. Если сэр Майт отходил бы тебя на улице плетью, ты бы его убил?

Жертва моего красноречия слегка ухмыльнулась.

‑ Не испытывай моего терпения. Если я что‑то спрашиваю, то хочу выслушать прямой, точный и ясный ответ. Твои улыбки мне тут не нужны. Я ясно выражаюсь?

‑ Понятно, Ваша Светлость. ‑ Слегка склонил голову Бран. ‑ Да, я бы его убил.

‑ И как? ‑ Последний вопрос в принципе было лишним, я просто заполнял всплывшую лакуну касательно порядков на острове до нашего прибытия, касательно конфликта авторитетный бюргер/свободный общинник и благородный, с другой стороны.

‑ Дуэль, ‑ пожал плечами Бран. ‑ Если в суд придет, может и откупиться.

‑ С благородным?‑ Уже непритворно удивился я. Меряние степени обиды в денежном экваливенте было понятно.

‑ У него разве кровь другого цвета? ‑ Бран воспрял на глазах. Пусть, на данном этапе запугивания уже лишние, мне от него осознанное решение каким бы оно ни было, нужно. ‑ У нас не материк. Те у кого спеси больше чем мозгов, тут долго не заживаются. Не захочет сам ‑ втолкнут в круг насильно, коли судья решит. Коли доживет до того…

‑ Мрачные личности встретят в темном переулке?

‑ Вроде того, Ваша светлость. Не хочет по чести дела решать, пусть себя винит.

‑ Как понимаю тогда уже поединок один на один ожидать глупо? ‑ Хмыкнул я, вкурив суть темы.

‑ Ага, ‑ повел тот плечами и поморщился, руки вчера неплохо вывернули и, подумав, добавил, ‑ Ваша Светлость.

‑ А потом не повесят?

‑ Свои знают, кого можно бить, а кого не стоит. Общество вступится. Если даже родством с Харлахом не связан. У меня бабка герцогская дочка. ‑ Я поднял брови…. Он это заметил и пояснил. ‑ Из младших. Владетельные семьи сильно родством связаны, лишних дочерей часто за успешных хевдингов отдают. Дед с большой удачей ходил.

‑ Так вы с Майтом родственники были, выходит?

‑ Выходит так, ‑ осторожно пожал он плечами.

‑ И поэтому он тебя плетью отходить на улице никак не мог?

Опять пожатие плеч:

‑ Мог попытаться. Эльфийские полукровки часто берега теряют. ‑ Я чуть не подавился. ‑ Не случилось того. Молодой он просто был, а не дурак. ‑ И замолчал, не желая продолжать.

‑ Ты очень верно сказал, про полукровок теряющих берега, ‑ оппонент смерил меня взглядом, шевельнул уголками губ и опустил взгляд, козел такой. ‑ Но это просто отражение их чистокровных отцов. Но мы отвлеклись от темы разговора. Почему выгодно герцогу может быть, если островных свободных проредят? Проредят вас… договариваться с вашими старшинами не надо, с добычи не десятину можно снимать, а треть. Налоги поднять точно можно будет, должников в сервов превращать, вообще как поздороваться. Это в том случае, что не запретят ему союзники поощрять низкородных к свободному промыслу вовсе. Понимаешь о чем я? ‑ Я опять ухмыльнулся, парируя возможные сомнения. ‑ Это все конечно предположения, почему бы страдающим от ваших грабежей соседям не оказать герцогу всевозможную помощь совсем бесплатно и не поставив никаких условий. Ведь неблагородно это, пользоваться трудностями благородного соседа прибежавшего за помощью без штанов. Понял, к чему я веду? ‑ Бран чуть кивнул головой и, я продолжил. ‑ Вижу, понял, но разъясню до конца. Даже если нас отсюда выкурят, Архипелаг прежним уже не будет. А изменения, принесенные на чужих копьях ‑ всегда к худшему. Ты, коли бабка у тебя герцогская дочка может, положения и не потеряешь, если конечно правящая семья той же останется. Соображаешь, сколько герцог врагов за свою жизнь нажил? Кому он нужен, если есть кем заменить из своих, надежных и прикормленных? Который даже взбрыкни, еще нескоро ту же поддержку что и законный владетель получит?

‑ Острова чужого не примут…

‑ Ты сам‑то в это веришь? На материк явно баб отдавали, нет у герцога какой кузины, чей муж титул герцога де Гатланд на себя примерить не откажется? Это если у твоего хозяина мозгов хватит к людям за помощью обратиться. А если к эльфам? Знаешь про его с ними шашни? Тогда ребятки, точно ждите длинноухого владыку. Кто бы, герцогское кресло не занимал. Ты всю жизнь мечтал положить ее за длинноухих?

Бран неопределенно повел плечами, в очередной раз поморщившись. Думать ему было над чем. Суровые практики не должны особо заблуждаться касательно "дивных". Да и прибарахлиться в землях ушастых было чем, что означало наличие периодических попыток попытать удачу в их направлении и тут, на островах с перспективами так называемой "ответки". Да и вообще, эльфы они такие, любят отомстить. Как и мы впрочем. Да и люди тоже.

‑ К чему этот разговор? Да, за интересы эльфов жизнь положить я не стремлюсь, да только и и орков тоже! ‑ Как он меня лягнул. Хороший ход. И как мысли прочитал.

‑ А за свои значит рискнуть согласен? Именно поэтому ближником у эльфийского полукровки стал? ‑ Я ухмылялся открыто. В этот момент напомнить о стальных пальчиках на шее не помешает. ‑ Кто там, у сэра Майта папа? Достаточно его род высок, чтобы сына новым герцогом сделали? С одной стороны и под эльфами ты ничего особо в положении не теряешь, носящие меч короткоухие на жизнь, в общем, не жалуются. Да только рабочим скотом они от этого быть не перестают. Только скот этот на поле боя драгоценную эльфийскую кровь бережет, своей заменяет. Вот она судьба твоих детей…. Это в том случае если жена у тебя правильных кровей. Она у тебя полукровка или четвертинка? ‑ Его опять проняло. Не думал, что я знаю про происхождение жены. И зря, это сразу же отметили. О ничём таком заклятые друзья‑соседи не забудут никогда.‑ Прикинь, тот Дом что Архипелаг под руку возьмет, враждует с Домом родителя ее?

‑ Она квартеронка…

‑ Наплевать. На родственные связи тебе будет рассчитывать нечего. Короче, я к чему веду. Когда архипелаг из конца в конец пройдут сначала орки… огнем и мечом вычищая сопротивление, а потом какие нибудь сраные завоеватели очищающие острова уже от орков, больше всего тут пострадает население. И кто бы, не занял кресло герцога, он возьмет остатки этого населения за горло. В лучшем случае чуть выше сервов которых так презираете станете, сил отстоять положение у вас не будет. Грабил же материк, знаешь, как тамошнее тягловое быдло живет? А касательно тебя… ты сдохнешь в этой темнице, а семья твоя пойдет по миру. Не потянут твои дети и жена дел в таких потрясениях.

‑ К чему Вы, об этом Ваша Светлость?

‑ К тому, мой неуступчивый недруг… что коли тебя твоя прошлая жизнь устраивала, орки для тебя самый лучший выбор. И чем дольше вы сопротивляетесь, тем хуже для вас, людей, будут последствия. Которые, я тебе обрисовал. Сообразил? И кем бы ты себя не мнил, у эльфов ты своим не будешь никогда. Ты на глазах не вырос, служа Дому или Роду. У них интриги длятся десятилетиями. Ничего личного, но ни власти, ни особых денег ты не увидишь. Разве что своих можешь лишиться. Служащему эльфам владыке морские разбойники не нужны. Жене твоей и короткоухого мужа найти можно.

‑ Понимаю, что вы хотите сказать, но почему вы это говорите мне?

‑ А кому еще мне говорить? ‑ Я опять ухмылялся. ‑ Мне нужны люди, которые успокоят остров, и ты можешь стать одним из них.

‑ Опять будете обещать прощение и безопасность? Оркам никто не поверит.

‑ Поверит, если взятых вместе с тобой пленных не четвертую, а в хашар отправлю. По домам бы распустил, но не могу вам доверять. Не оцените милосердия. Касательно тебя ‑ отправишься к своим скитающимся по острову друзьям с моими предложениями. Но перед этим честно и добровольно мне присягнешь. Разговор наш там можешь пересказать, даже про присягу, если не испугаешся. Решай сам.

Он задумался. Надолго. Увидев, что Гейр начинает терять терпение, наконец, ответил:

‑ Можно взять время подумать, Ваша Светлость? Слишком все неожиданно …. Я не готов к этому разговору.

‑ Хорошо. Ответ твой я хочу услышать завтра. И ответ честный. Проверить твою честность я найду способы и, коли кто попадется на попытке обмана, я не хочу угрожать, … но тогда живые позавидуют мертвым. Очень сильно позавидуют мертвым. Учитывая серьезность предложения, смерть тебе в случае отказа не грозит, порукой тому мое тебе слово. ‑ Сидящий рядом Гейр удивленно взглянул на меня. Именно, друг мой, именно. ‑ В отдельную его. Пусть думает.

Первый этап прошел.

‑ Зачем это тебе Край? ‑ У Гейра хватило мозгов не мешать во время разговора, но после того как Брана отвели он накинулся на меня с вопросами. ‑ Ты его не обманывал, что жизнь оставишь. И сам говоришь, что за горло держать надо…

‑ Гейр, дружище, я очень рад, что ты мне не мешал, молчал и слушал во время нашего разговора. В первую очередь я говорил и говорю, что подходы можно найти к кому угодно. Во вторую, что сразу надо определяться с целями, что тебе от этого человека надо. Если нужна служба это одно, если нужно просто слить с него все что знает, если точнее то что интересует, то совсем другое. В последнем случае пытать проще всего. Если ты хочешь чтобы он тебе служил… на кой тебе развалина после пыточной? Я все упрощаю, конечно, но, в общем, где‑то так.

‑ Что‑то с тобой нечисто,‑ еле слышно буркнул Гейр. Еще один.

‑ Семьи бургомистра и нашего последнего собеседника захватишь и доставишь в Келлидон. У Брана жена эльфийская квартеронка, а то и полукровка, если соврал, проследи чтобы не закололась с перепугу или что другое, с ней не случилось. У обоих дома может быть сопротивление, хозяев брать только живыми. Делайте что хотите, но без трупов. Обращаться вежливо и без насилия. Не подведи, мертвецы могут все испортить.

‑ Что ты задумал? Ты действительно веришь, что эти двое сумеют успокоить остров?

‑ Гейр, друг мой, если мой шлем узнает о моих замыслах, то я его утоплю, ‑ перефразируя Суворова, обрубил я.

* * *

‑ Итак, что ты надумал? Мне нужен четкий и ясный ответ. Да или нет. Вперед. ‑ Тянуть не было смысла, надо было расставить точки над I и уж потом переходить ко второму этапу. Бран нервничал, перед доставкой на мои очи ему устроили пятиминутное свидание с семьей. Тут у любого пот по спине польется.

‑Если вы пообещаете пощадить сдавших оружие…,‑ замявшись, начал, без пяти минут мой человек, ‑ и распустить их по домам, то, наверное, можно кое с кем договориться…. С остальными воюйте без меня.

‑Условия ставишь? ‑ Хмыкнул я, чтобы поддержать жертву в подвешенном состоянии. ‑ Ладно, не пугайся. Шучу. В твоих интересах чтобы этих сдавшихся было как можно больше. Чем больше сдалось ‑ тем щедрее награда. Сдадутся сами ‑ казней не будет. Да… кроме тех живодеров, что наших пленных недавно запытали. Если совершивших такой поступок людей прощу, мои ребята не поймут, ни люди, ни орки. Сдадите этих скотов живыми ‑ плачу причастным золотом и свободой отправиться жить домой в свое удовольствие. Без всякого хашара или темницы. Сразу.

‑ Даже награда будет?‑ Грустно удивился оппонент. Сомневается в правильности поступка, и это хорошо. Стоит делами доказать что он поступил правильно ‑ он мой навсегда.

‑ Будет, разумеется, будет. Верных слуг надо поощрять как‑никак, за их храбрость и верность. А ты думал, что я сделал предложение, от которого трудно отказаться и принял согласие как должное? Хочешь, верь, хочешь не верь, но в расход я тебя пока не планирую. ‑ Пока добавил умышленно.‑ Верные и доказавшие свою полезность люди проницательному правителю нужны живыми и процветающими. Так сказать ты мне ‑ я тебе. От меня не убудет, если ты доход стричь будешь с десятка кораблей, а не четырех как до войны. Если с налогами обманывать не попытаешься.

Пытливый разум бизнесмена обдумал ситуацию и решил уточнить ее:

‑ Так семью мою вы для ее безопасности захватили? ‑ Сарказм на грани хамства и не боится же за семью. Ну и молодец, такой человек мне и нужен. Шпионаж работа не для трусов.

‑ Ничего твоей семье не грозит.‑ Усмехнулся я. ‑ Не бойся. Надо же мне обосновать ваше с Оттокаром отсутствие на эшафоте. В ваш побег, почтенный Бран, даже ребенок не поверит. Так что поступим проще, вы мои официальные посланники к предводителям островных банд. Уговаривать сдаваться. А так как люди добра не ценят, семьи ваши за вас в крепости посидят. Озвучим, что коли вы сбежите или опять оружие возьмете, или не вернетесь доложить результаты переговоров ‑ они своими головами за вас и ответят. Мне, знаешь, совсем не хочется, чтобы через пару дней нам подкинули ваши ободранные трупы. А так…, ты вроде под угрозой семье отправлен.

‑ А Оттокар…

‑ А что Оттокар, надо же мне тебя как то прикрыть непричастным к нашим делам человеком? ‑ О моих делишках с бургомистром Брану знать незачем. Хотя он не дурак и явно мне сразу не поверит. Но приличия соблюдены. ‑ Я ему его завидущие глазки, касательно моего золота еще припомню, но, к сожалению больше с тобой отправить некого. Уж больно внимания к тебе одному много будет. Он‑то действительно под угрозой семье пойдет, это твоей ничего не грозит. ‑ Забавно, но примерно, то же самое незадолго до того я втирал и Оттокару. Знать о делах друг друга им незачем по множеству причин. Одна из них ‑ чтобы один другого не прирезал, чтобы в одиночку снять бонусы успеха операции. Про возможный конфликт на базе причин кончины сэра Майта можно даже не говорить.

‑ Когда выходим? ‑ Наконец решился Бран. ‑ И каковы ваши условия?

‑ Тут все написано друг мой, ‑ хмыкнул я, показывая ему водонепроницаемый кожаный тубус в руках Гейра с листками, содержание которых здорово напоминало советско‑немецкие агитки для перебежчиков, времен ВОВ. Только в отличие от данных сторон, я действительно собирался выполнять свои обещания. ‑ К кому пойдешь, уже определился?

‑ Да, Ваша Светлость. Начну со своих, кто бежать успел.

‑Подсказать где кто из твоих соратников работает надо?

‑ Не помешает, Ваша Светлость. ‑ Задумался Бран. Ну, все, а теперь будем подсекать и вытаскивать. Переходим к основной части нашего разговора, ради которой я человека лично и обрабатывал.

‑ Я тобой особо заниматься не собираюсь, не такая ты великая птица. Не поймут твои приятели доброго слова ‑ тем хуже и для них и для вас всех. И для тебя. Гейр доведет все, что тебя интересует, отпустим вас завтра. ‑ Инструктаж курирующего направление опера я уже провел, что довести и на какие вопросы можно отвечать, а на какие не стоит, он был в курсе.

Бран перевел взгляд на Гейра и немного расслабился. Хрен тебе, жертва моего красноречия, ничего пока не кончено, дойка как раз только началась.

‑ А теперь перейдем к более важным делам, ради которых я на тебя Бран Эбер, свое время трачу.

Бран даже немного вздрогнул и это хорошо.

‑ Перед тем как я тебя выпущу, мне нужна в тебе уверенность…. Как ты на это смотришь?

‑ Обещать я что угодно могу, ‑ подумав, начал Бран, пока не зная, что мне от него надо, ‑ но, вы то мне поверите, Ваша Светлость? У вас моя семья, не зря вы ее взяли.

‑ Да ты никак сомневаешься в моем слове, друг мой, это даже будит во мне некоторую злобу…. Я, прозвучал орочий аналог аббревиатуры Борис, Лена, Яков можно сказать оскорблен! ‑ Как понадеялся, злобно ухмыльнулся и продолжил. ‑ Размечтался он…, от жены избавится. Нужна мне твоя семья, как мертвому припарки. А вот от шпионов ушастых родственников твоей супруги я избавлюсь с удовольствием. И ты мне в этом, друг мой, я очень надеюсь что друг…, поможешь.

Клиент какое‑то время не знал что сказать, потом, наконец, родил:

‑ Таких людей я не знаю…. Но чем смогу помогу.

‑ Конечно, поможешь, друг мой. Я нисколько в этом не сомневался. Начнем пожалуй с людей, которых ты якобы не знаешь. Что‑то ты темнишь друг мой, как мне кажется. Не может быть такого, чтобы ты не знал людей, что чересчур плотно с длинноухими не якшаются. Тем более что последнее время это на островах стало модно.

‑ Таких полно, ‑ несколько успокоился Бран, приводя мысли в порядок, ‑ но какие они шпионы, никак не могу поручиться.

Дети, подумал я. Понятие аналитики в зачаточном состоянии… и вздохнул. Не будь последствий войны, вычистить ушастую пятую колонну было бы гораздо проще.

‑ А вот говорил, что таких не знаешь, ‑ мило улыбнулся я.

‑ Я не могу сказать, что многих из них можно легко купить, ‑ немного обиделся за нороТ мой агент. ‑ И точно не знаю тех, кто на эльфов шпионит.

‑ Значит, купили нелегко. А тех кто на эльфов шпионит ты знаешь, не знаешь ты кто шпилит на них конкретно, ‑ разговор, несмотря на его серьезность меня несколько забавлял. ‑ Не ссы, я так шучу. Переживаешь, чтобы невиновные не пострадали из за твоих слов? Только честно?

‑ Есть немного… ‑ Что Бран не добавил Ваша Светлость, я предпочел не заметить.

‑ Я сторонник справедливости в отношениях. Стрелять по воробьям, чтобы случайно попасть в сокола не в моих привычках. Поэтому, раз уж ты перестал бояться, говорить мне правду, то так и продолжай. Начинай с тех из них кто неожиданно, допустим, воспылал к тебе любовью и желанием войти с тобой в долю в твоих предприятиях, особенно если вел дела с эльфами из Дома родственников твоей благоверной. Если к тебе даже прямо или через жену с предложениями никто не подъезжал, из ушастых или их полукровок. Может, были какие подозрительные предложения? Там ограбить кого с явной выгодой для некоего Дома Перворожденных? Подумай и расскажи. Я подожду. Что ты найдешь, чем можешь меня порадовать, я просто уверен. И очень разочаруюсь, если ты сейчас обманешь мои ожидания.

Один умный человек, когда‑то сказал, что коли тебе надо чтобы тебя услышали, надо говорить шепотом. Шепотом мой голос, конечно, назвать нельзя, но тихая речь вкупе с равнодушным взглядом делала свое дело. Человек уже прочувствовал себя инструментом, требовалось окончательно внушить ему желание стать инструментом эксклюзивным и полезным, который берегут и используют годами, а, не ширпотребом что, сломав, выбрасывают на помойку. У него же семья. То, что меня играют, было очень маловероятно, хотя необходимый уровень паранойи, чтобы постоянно помнить об этой возможности я уже восстановил.

*************Лакуна

 

Глава VIII

Парламентеры еще не успели убыть в своим более удачливым соратникам, когда появился случай моих засланцев проверить. Вернутся они или нет, было второстепенным вопросом, а вот скачанная с них информация, требовала проверки и реализации как можно быстрее.

Бран действительно определился со стороной, он не мог знать что сквайр Хорни Байер попавшийся в плен и подвергнутый так сказать "полевым" методам допроса, быстро сломается и начнет петь как соловей, разумеется в присутствии Хагена, уже сообразившего что к чему и тоже активно занявшегося добыванием информации. Помимо мусора всплыло несколько имен, прямо названных именами эльфийских шпионов, с которыми данный сквайр, подвешенный на суку над костерком поджаривающим ноги, якобы имел некоторые дела и в настоящий момент и при герцоге.

К счастью, Хаген дал мне знать раньше, чем предпринял какие‑то действия. Хотя отношения у нас и стали напряженными, мужик он умница и сообразил что к чему. Три четверти окружающих меня в повседневности, что в прошлой, что в этой жизни долбодятлов полезли бы их захватывать самостоятельно, спугнули, никого не захватили, а потом начали бы винить кого угодно, но не такого гениального себя. Это меня настолько удивило, что я даже поинтересовался, что это с ним произошло. Мало того что он не повесил данного Хорни без всякого допроса, не только снял с него информацию, но и не полез с неуместной инициативой ее реализации. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой…, наверное, я чего‑то не видел. Он даже после допроса пленного не прикончил. Требовалось уточнить.

‑ Хаген… друг мой, ты не заболел? Этакий ты…,‑ я картинно повел руками, окружающие Хагена хольды начали давить усмешки,‑ стал добрый и рассудительный.

‑ Развлекаешься? ‑ Хаген сразу сообразил, что к чему. Умница мужик, я это давно понял.

‑ Есть немного, ‑ открыто хмыкнул я, приняв скрытое предложение на разговор по существу. ‑ А скорее удивлен и, можно даже сказать обрадован.

‑ И чем же?

‑ Что помимо меча и топора ты глазами пользоваться начал, смотреть, что и кого ты рубишь. Так глядишь и последствия рубилова прозревать начнешь. ‑ Говорил я абсолютно серьезно, но как было не поддеть, одновременно доказав свою правоту как в глазах самого Хагена так и его ближних. Это было выше моих сил. То, что многие на его месте полезли бы в бутылку, не сняло бы с них понимания моей правоты. Впрочем, он был умнее многих и многих в этой жизни и что было еще одним его плюсом в моих глазах, уважал свое достоинство. Слишком привык жить по принципу "Мы не воруем, мы отбираем".

Подозрения Брана на сбежавшего с острова Эвниссиэна как на одного из самых активных резидентов эльфийской разведки, успешно подтвердились. Я сомневался, что много Домов в состоянии раскинуть на архипелаге свою агентуру. Два‑три "центровых" и три‑пять более мелких, чьи берега часто страдают от деятельности здешних бандюков, не более. В этой связи главное выбить из игры Серебряных Драконов, в чьей зоне влияния архипелаг находится, остальных подчистим попутно.

Сквайр был рослым мордатым мужиком лет тридцати пяти, с килограммами этак двадцатью лишнего веса на пузе и заднице. Отличный пример манкирования благородным сословием своим служебным долгом, то есть уклонения от посвящения в рыцари, несущего кроме всяких положительных бонусов еще и не меньшую кучу отрицательных. От исполнения последних на Островах, где все на виду, уклонится, как понимаю весьма сложно. До смертельно надоевшей Англии Столетней Войны тут не дошло, но процент хитрожопых людишек от этого меньше не стал. Под конец Войны англичане посвящали благородных в рыцари практически насильно, определяющим критерием служил годовой доход с поместья владельца. Непосвященного в рыцари сквайра закон не позволял призвать исполнять свой долг перед королем в полях Прекрасной Франции, соответственно очень многие из наследников от данной чести пытались закосить.

При захвате, бывшему без шлема Хорни вертикальным ударом отрубили ухо и рассекли дельтовидную мышцу, остановив кровь методом прижигания головней из того же костра, которым поджаривали его ноги. Уклониться от подпаливания ног бедняге не удалось, поскольку подвесили его над пламенем на связанных за спиной руках. Судя по смешкам и обрывкам слов моих бандитов, по вполне понятным причинам он это сделать пытался, пока силы были, хотя думаю, надолго его не хватило. Короче говоря, живодер Хаген предоставил мне очень яркую картинку полевого потрошения: ‑ типа с распухшей и покрытой сгустками запекшейся крови и сажей мордой, в рваной и окровавленной, когда‑то дорогой одежде и с безвольно опущенными руками, морщащегося от боли при каждом движении. Что жертва произвола захватчиков была без обуви с покрытыми "камчатским загаром" от огня ступнями, сильно в глаза не бросалось. Этого человека мне явно использовать нет смысла, впрочем, даже будь он цел и невредим, я бы трижды подумал, стоит ли с ним работать. От общения с дерьмом уклониться явно не удастся, но вот его процент вполне можно регулировать. В конце‑концов это только на меня работают разведчики, на врага презренные шпионы. А которые из этих презренных пашут на эльфов, то они презренны вдвойне, поскольку продают не только свое государство, но и всю человеческую расу в целом, мерзавцы. Всех под нож!!! Всех убью, один останусь! Я тут можно сказать свалил на свою душу груз онкологической хирургии человечества, за что оно, человечество, мне по гроб жизни должно будет. И пусть только попробует не заплатить.

‑ Командуй, пусть тащат его вниз и сам присоединяйся, ‑ скомандовал я, возвращаясь в темницу. В принципе мог бы и сам свиснуть конвоиров, но строптивый Хаген без того перебьется. Для начала это очень политически неправильно, прыгать через головы прямых командиров отдавая приказы их прямым подчиненным. Во‑вторых если мне нужна дисциплина, начинать нужно с себя и разумеется первых лиц, одно из которых в данном случае вынуждено мне подчиниться на глазах множества зрителей.

Больше пытать несчастного не пришлось, уговаривать и распинаться тоже. Хорни уже поверил в жизнь, хотя, на мой взгляд, слишком опрометчиво. Для того чтобы его охватил словесный понос хватило одной фразы:

‑ Я слышал, у тебя есть, что мне сказать? Рассказывай. ‑ Почесал грудь. ‑ Все… и желательно без утайки. Иначе с этой дыбы тебя отволокут в могильник, а не в камеру. Пока ты на дыбу не попал, в твоих интересах свою жизнь отработать. Время пошло!

Хотя я сделал ошибку перебрав с угрозами, полезную информацию пришлось буквально намывать, пересравшийся Хорни врал напропалую, вываливая все сплетни которые слышал, щедро разбавляя их своей сомнительной дедукцией. Впрочем, такой словесный поток от допрашиваемого, Хагена не удивил. Какое‑то время он терпел, потом надоело:

‑ Край, дай я убью этого барана? Пользы от его рева никакой! Все что от него было полезного, он мне еще на суку высказал.

‑ Ты конечно прав, но перебьешься. ‑ Хмыкнул я, на секунду так сказать по братски положив ему руку на плечо, чтобы не воспринял мои слова неправильно. ‑ Сейчас такое время, что любая смерть должна иметь воспитательное значение! ‑ Хаген хрюкнул, оценив юмор. Удобный момент чтобы наладить взаимоотношения. Надо нам с ним сегодня напиться и окончательно решить наши разногласия. А данный человечек в камере посидит, подождет коллег по несчастью, которых сегодня сдал. Впрочем его судьба уже решена и откровенность ей нисколько не поможет. Плесень. Существо общего употребления. Весьма полезен пока ты в силе и с огромным удовольствием сдерет с тебя шкуру на сувениры новому хозяину, стоит ослабнуть.

Учитывая неминуемые проблемы с дележкой власти в нашем квартете в будущем, таких тварей в нашем окружении надо подчищать заранее, во избежание провокаций и стравливания между собой. Как бы они не попытались изобразить полезность, особенно касательно непонимающих с кем столкнулись людей. Полковник Зубатов в свое время сразу понял, кто кем виляет в делах Охранного Отделения с товарищем Евно Азефом, но к сожалению над ним сидели люди считающие себя куда умнее этого профессионала. В результате агент охранки помимо слива охранке непонравившихся чем‑то борцов с режимом, сливал и самим борцам засвеченных ему кураторами коллег, зарабатывая реноме прозорливого борца с провокаторами и угрохал если не изменяет память, трех губернаторов и царева дядюшку, активно участвуя в подготовке покушений. Причем юмор в том, что он только на себя работал, имея в грязном смысле этого слова, одновременно и социалистов‑революционеров и охранное отделение. Никакой моральной дилеммой эсеровского Штирлица в Царской Охранке там и не пахло. Человек плавающий в липучей и вонючей субстанции зарабатывая себе на жизнь. Достаточно хорошую жизнь, а главное жизнь, которая нравится, в которой человек чувствует себя незаменимым, чувствует свою власть над другими, над их жизнями и судьбами.

* * *

Так как нормальный купец никогда не сунется добровольно в гущу боевых действий, самый простой и очевидный способ связи агентуры противника с руководством на данном уровне развития общества, у врага явно отсутствует. На месте "Надзирающих" Серебряных Драконов, других Домов эльфов и людских государств я бы вообще приказал уцелевшей агентуре полностью заморозить свою деятельность, до стабилизации обстановки на архипелаге.

Враг со мной не согласился, похоже, возможность подарить оркам и без того пиратский архипелаг как место базирования, по крайней мере Драконов, совершенно не устраивала. На несколько секунд даже потешила мысль, что длинноухие считают реальным и привлечение местных кадров к орочьим грабежам. Ну и идиоты. Первые несколько лет торговля будет весьма хилой, зарубежное присутствие минимальным, соответственно вербовать информированные источники взамен потерянных будет очень сложно. Если конечно мы не зажремся и мышей ловить, не перестанем. Без инициативников, включая, не дай бог аналогов полковника Пеньковского из местных кадров, конечно, не обойдется, но и от них вред можно свести к минимуму благодаря грамотным режимным мероприятиям. Сейчас же, использовать имеющуюся сеть для разведобеспечения местных партизан это все равно, что забивать гвозди золотыми слитками. Забить гвоздик то можно, только умный человек использует молоток, даже в худшем случае сменит слиток на него при первой же возможности.

Эльфы поступили даже круче, например этот крысоватый сквайр получил в числе прочих агентов эльфов задачу организации партизанского движения на острове, если можно так выразится, налаживания взаимодействия с настроенными патриотически местными жителями и остаточными группами войск Герцога, организации сети Сопротивления и так далее. Бедняге сильно не повезло, ему даже запретили эвакуироваться. Разумеется, ублюдок ослушался и свинтил вместе с герцогом. Кончилось тем, что тот самый Эвниссиэн поставил сквайра на колени, прижал ножик к глазику и совсем вознамерился его выковырять, но Хорни удалось своего резидента убедить в своих муках совести, осознании ошибки и готовности искупить вину. Голос допрашиваемого, рассказывающий о жестокости куратора, прямо звенел негодованием и желанием показать всё отсутствие альтернативы своему сотрудничеству с разведкой Серебряных Драконов.

Действительно, каков мерзавец этот Эвниссиэн, да как он такое мог… негодяй! Надеюсь, когда‑нибудь мы с ним свидимся, на моих условиях, разумеется. Вероятности чего я оценил весьма приемлемыми. Я бы на его месте сквайра прирезал, а не отправил назад с разведывательно‑диверсионной группой. Непростительная ошибка. Очень похоже на то, что мой короткоухий недруг больше военный, а не разведчик. В разведку попал со сложившимися привычками. От выходки запугать нарушителя приказа до усрачки и отправить назад его выполнять, прямо несло запахами казармы и портянок. Хорошая иллюстрация предубеждения сотрудников подразделений уголовного розыска против бывших армейских офицеров на должности оперативного уполномоченного. Разные миры… и ничего со средневековья не поменялось, я смотрю. Кстати, похоже, маскировать от герцога свою агентуру Эвниссиэн перестал. Похоже, это потому, что Хорни сдать жестокого босса герцогской "контрразведке" испугался, но его желание вернуться на остров поднимать пожар народной войны на рыбацком баркасе не встретила у сюзерена, ни только никаких возражений, но и даже вопросов.

И зря что не вызвала возражений. Что герцог, что мой короткоухий друг, рискуют сильно пожалеть, что поставили на такого ненадежного человечка в числе прочих. Его баркас оказался не единственным. Впрочем, последнее не удивительно даже из соображения установления простой связи с агентурой, а тут везли разведчиков‑диверсантов. В большинстве уроженцев Гатланда.

Не зря в нормальных разведках давным‑давно разграничено добывание информации и силовые действия. В наше время Джеймсы Бонды остались только в фильмах и группе "Вымпел" советского времени, правда, опера из последних как подозреваю, были весьма средненькие. Конечно, найти варианты использования этих наследников Николая Кузнецова не составляло труда, вот только боюсь, что в обычных условиях они редко смогли бы оправдать вложенные в себя средства, прежде чем повторили судьбу этого уникального человека. Впрочем, доставка одного единственного ядерного фугаса с его подрывом в нужном месте и в нужное время оправдала бы все, это совершенно другой вопрос о самой вероятности войны, в которой не будет победителей.

Но я отвлекся, применительно к этой ситуации огромная ошибка само по себе использование довольно ненадежного человека в делах требующих недюжинной храбрости и воли. Еще большая ‑ использование его в регионе где он до того работал. Что его тут знают как раз неважно, важно то, кого он знает. Даже будь он абсолютно надежным человеком или прочим разумным, пытки не ломают всех только вследствие квалификации палачей. Только единицы реально замотивированы настолько, что молчат несмотря ни на что, так что у пытающего терпение кончается раньше, чем у пытаемого. Чаще к ним просто приходит смерть. Этот не желал такой судьбы и близко, желал жить, причем жить любой ценой.

Перечень контактов Эвниссиэна уточнился, обозначились люди, с которыми у короткоухого связи были наиболее плотные и те, кто имел несчастие участвовать в совместных делах с нашим разговорчивым сквайром, выполняя поставленные куратором задачи. Конечно Хорни не знал и не мог знать всех контактов начальника, но и того что знал было за глаза, слишком долго он на него работал. Пересечение информации Брана и Хорни уже давало в этом уверенность.

Жизнь далеко не глубокомысленные интриги Агаты Кристи, в большинстве случаев особо долго думать не надо, тем более что законом я не связан. Вычислил резидента ‑ определил круг общения ‑ провел оперативные мероприятия касательно круга общения и их окружения (в последнем случае в первую очередь слуг) ‑ выбил агентурную сеть процентов на 80‑90. Ничего сверхъестественного и даже сложного. Остров по сути‑то маленький, все люди на виду. Общение "нычками" "почтовых ящиков" может и изобрели, но реального избежать практически невозможно. Хотя бы потому что бумага тут дорогая и грамотность не шибко велика. Самый распространенный способ передачи письменных донесений ‑ делегирование слуг с письмом за пазухой. Все остальное слишком сложно и явно имеет больше минусов, уже убедился в этом. Правда не надо забывать, что Хорни недостаточно информирован касательно наиболее значимых контактов Эвниссиэна в Харлахе, что бы там не думал и не рассказывал. В низах общества впрочем, тоже. Контакты в среде портовой сволочи, Эвниссиэн никак не мог не навести, а в общении с ними, такие как сквайр тоже явно лишние.

Мне тоже не стоит сильно умничать в данной ситуации, самый момент для работы в стиле 37 года. Арестовываем всех лиц что всплыли и начинаем разбираться с каждым по отдельности. С умниками пытающимися скрыться и оказать сопротивление, жестко начинаем работать сразу. Каждый из них неминуемо выдаст информацию, проясняющую общую картину, останется только обработать. Минус это то, что заниматься всем придется мне, тут человек может напортачить даже из получивших спецобразование, если мозгов у него меньше чем самооценки. Касательно же моих бандюков, выходки и результаты Революционной ЧК, можно ожидать, как здорово живешь. А на кой мне создавать себе проблемы с соблюдением законности и фабрикацией дутых дел, отвлекающих между прочим ресурсы от реальных врагов и их многократно множащие? Особенно в далеком будущем, когда мои опера заматереют? Подобрал я нормальных мужиков, тут надо их не испортить властью и лютой вседозволенностью, а главное показать, как надо работать.

* * *

Привлечение малышки Олвен к медицинскому обеспечению спецконтингента, стало моей ошибкой. В отличие от замотивированной старухи, правда, в мотивах сотрудничества которой я полностью так и не разобрался, Олвен ничего в жизни толком не видела, поэтому воспринимая встреченную кровь и грязь несколько по детски. Результат следовало бы ожидать, если бы было время подумать, девушка восприняла массовые аресты круга общения и работы эльфийского резидента в очень интеллигентном ключе, ‑ сволочи, ни за что арестовали. Про сволочи она разумеется свои мысли не озвучила, но взгляды после того как она обрабатывала раны того же приснопамятного Хорни, этой ужасной жертвы режима, были достаточно красноречивы. Когда же тюрягу начали набивать арестованными по его информации, включая женщин и детей, она вообще стала похожа на девочку, у которой отобрали любимого плюшевого мишку, разорвали и выкинули в туалет типа сортир на ее глазах. Такой возмущенно‑беспомощно‑разочарованный взгляд, почему‑то в основном на меня. У меня даже совесть взыграла, заставив потребовать относиться в арестованным семьям подозреваемых в работе на разведку Серебряных Драконов людей, без излишней жестокости. А мой родственничек Эйнар, представлявший собой этакого брутального и озабоченного латиноамериканско‑кавказского мачо на орочий манер, с хорошими рефлексами, мускулатурой и крошечными мозгами, даже получил в ухо, когда под шумок решил залезть под юбку чьей‑то симпатичной супруге.

Приятно когда в тебя верят. Особенно под мужской голодняк на войне, основной инстинкт из подсознания прямо прет, однозначно надо заводить фаворитку. Правда секретность при этом не помешает, ревнивая Эрика под расставание угрожала мне вполне определенно, хотя и маскируя под шуточки. Убить то не убьет и даже не кастрирует…, наверное,… но испытывать семейные узы на прочность без очень серьезного повода несколько глупо. Вообще это неуважение, когда жена узнает о твоих любовницах. А если ей на них уже наплевать, то тем более, давным‑давно надо было разводиться. Впрочем, данная философия работает в обе стороны, женщины, что бы они там не рассказывали в женских социальных сетях про подлую мужскую натуру, тоже слишком часто не прочь наставить рога дражайшей половине, в частности соблазнить верного мужа, попробовав кусочек чужого пирога, а вдруг он вкуснее. К кому‑то же мужики изменять бегают, в конце то концов.

* * *

Как словом, так и делом, старушка судьба этим же вечером подогнала мне подарок. Не знаю, сторожила ли Олвен момент, когда я освобожусь или мой демон/бог покровитель, организовавший переселение душ, решил потрафить и проблеме моего сексуального одиночества, перехватила она меня у дверей личных покоев на глазах охранявших их часовых. Настроена она была серьезно, несмотря на легкий румянец, появившийся под светом сальных ухмылок охраны:

‑ Ваша светлость! Прошу вас не отказать в моей просьбе!!!

‑ Ну что тебе, красивая? ‑ Румянец стал гуще, смешки охраны обрели звук, но решимости у девушки меньше не стало. Занятно. Старушка сделала свой ход?

‑ Сегодня арестовали одну семью… ‑ Я был разочарован так, что остановил ее жестом сразу же. Хотя вовремя поправился и не послал, далеко, надолго и весьма грубо. Чтобы в работу не вмешивалась. Я что тут, ради удовольствия эти чистки затеваю? Да и вообще, с учетом мыслей про организации симпатичного лица на соседней подушке, ее лицо всплывало первым и, кстати сказать неоднократно. С этими ассоциациями, посетившими мою романтичную с некоторых пор бритую голову, как только я девушку увидел, данная просьба не увязалась совершенно. Как бы то ни было, не очень одобряю девушек торгующих своим передком и прочими интересными местами организма. От Олвен прошений за арестованных я совершенно не ожидал, такие просьбы к власть предержащим, обычно подразумевают взаимную выгоду, не такая она наивная, чтобы этого не понимать, с такой то наставницей. Что поделать, я и в себе был разочарован, даже сейчас, стоя передо мной, она совершенно не выглядела шалавой возомнившей себя тигрицей, или кем тутошние охотницы на мужчин себя считают.

‑ Если арестовали, значит было за что! Ты тут причем?

‑ Простите… ‑ В глазах появились слезы, Олвен шмыгнула носом. ‑ Я ошиблась. Извините, что побеспокоила, Ваша Светлость. ‑ Повернулась и двинула от меня по коридору. Обалдеть! Вообще девки страх потеряли.

‑ А ну стой! Я тебя не отпускал!

Несмотря на попытку на ходу привести себя в порядок, выглядела Олвен весьма непрезентабельно и очень несчастно. Мое зачерствевшее тяжело бронированное сердце забилось чуть сильнее. Свят, свят, свят, так и захотелось обнять да погладить по головке, с поцелуем в лобик, как младшей сестренке. На секунду задумался, не играют ли меня, и решил пока поверить в искренность, дав уступку вновь укрепившейся в душе симпатии к данной девице. Симпатии, в данном случае без примеси "горизонтальных" инстинктов.

‑ Вас, леди, ‑ девушка и охрана, специально посмотрел, удивленно выпучили на меня глаза, ляпнул очень не то, но сказанного не поправишь, ‑ как я смотрю несет, очень сильно. И если взялись кого‑то о чем‑то просить, то идите до конца. По крайней мере, озвучьте просьбу. А самое главное, серьезные дела не обсуждаются в коридорах.

‑ Я знаю, Ваша Светлость!

‑ Выходит ты специально меня возле дверей спальни поджидала?‑ Развеселился я. Можно было и не хамить, но слегка выбить девушку из равновесия не помешает. На тот случай если она, или ее старушка‑наставница возомнили себя самыми тут умными. В конце‑концов это ей от меня что‑то надо.

‑ У дверей Ваших покоев, это случайность, Ваша Светлость. ‑ Ответила твердо, хотя румянец опять присутствовал. Ну, ну, посмотрим. ‑ Ну, раз случайность…, пошли за мной, узнаю, за кого ты там просишь. ‑ Хмыкнул. ‑ Только в кабинет пошли, без спальни перебьешься. Надеюсь, ничего романтичного я тебе не обломал? ‑ Часовые опять развеселились, хотя не уверен, что знали значение здешнего аналога слова романтика. Девушка знала. Я опять хмыкнул, на этот раз мысленно, ‑ явно знала.

Кабинет у сэра де Келлидона был обставлен весьма шикарно для данного уровня развития общества, вплоть до того что имел последний шик моды здешних управленцев ‑ лакированный тумбовый письменный стол, с мраморным бюро и серебряной чернильницей на нем, за который я и присел. В столе когда то находился и сейчас поддерживался запас бумаги и пергамента, включая исписанные. Рыцарь был тайный поэт, причем большинство стихов было посвящено жене. Обалдеть, с общими детьми и проблемами быта и работы супруга. Семья по обнаружению сих опусов получила еще кусок моих тайных симпатий, к имеющимся. Не за поэзию, за любовь к друг другу.

‑ Ну рассказывай… ‑ ухмылка надеюсь выглядела не волчьей, я уже успокоился и настроился на юмористический лад.

‑ Ваша Светлость! Зачем такая жестокость…‑ Девушка хотела продолжать, но я остановил ее жестом. Судя по некоторым нюансам, включились заготовки разговора. Вмешательство старухи начало выглядеть маловероятным, это только такому большому ребенку может прийти в голову, что психопат‑убийца орк, с сотней трупов за спиной не дожив сам до семнадцати лет, будет перед кем‑то оправдываться, даже если эта кто то ‑ прелестная девушка. Тут даже оптимист проголосовал бы за ‑ изнасилует и отрежет голову в наказание. Вместо оправданий.

‑ Давай, малышка, договоримся так…. Я пока что не слышал твоих слов, а ты мне ничего не говорила. Конечно, как ты могла убедиться, я испытываю к тебе некоторую долю симпатий, но это не значит, что я позволю какой либо женщине лезть в мужские, мои дела. Даже если эта женщина ‑ моя жена. А ты ею не являешься. И пожалуйста, повежливее. Мы с тобой не за общим столом при свечах вино пьем, а серьезные вопросы, как я догадываюсь, собрались обсуждать. Поэтому будь любезна помнить, кто я такой и кем являюсь, коли что‑то у меня просишь. Я понятно выражаюсь?

‑ Простите господин, я позволила себе лишнее. ‑ Между прочим, мои слова, вошедшие уже в местный лексикон. Становлюсь классиком. Девушку проняло, но виноватой себя не чувствует, хотя глаза опустила. Кстати и страха не видно. Похоже, не понимает, чем разговор может закончиться, если я в ней как в человеке разочаруюсь. И в своем даре психолога особенно. Никакого прощенья стервам, что меня такого умного и развитого, обмануть сумели! ‑ Я волновалась… сильно… поэтому сказала глупость.

Ну, прямо только и осталось уронить скупую мужскую слезу. Так, глядишь, к мыслям о старухе придется вернуться. Кончится это для нее печально, не время еще для игр. Не так мне старая и полезна пока. Впрочем:

‑ Ближе к делу! Что надо? За кого ты там просить собралась?

‑ Арестовали семью моей подруги, господин, они ни в чем не виноваты…‑ девушка затараторила, пытаясь объяснить ситуацию до того как я рассержусь, рожа становилось хмурой очень и очень быстро. Хотя игры тут было больше чем реальной злобы, не требовалось много умственных усилий, чтобы угадать ход будущего разговора. Впрочем то, что не соврала, было отрадно. Плюс девушке.

‑ Заткнись на секунду, будь так любезна! ‑ Грубиян, но что поделать. Такой уж я уродился. Смачно высморкаться и вытереть сопли о соседнюю скатерть счел излишним, данный прием оставлю для более интеллигентной собеседницы. Таких просительниц скоро можно будет отгонять брандспойтами. На Олвен не подействует, девушка почти от сохи и не такое видела.

‑ Коли их арестовали, значит было за что. И я, только я буду решать, виноваты они в чем то или нет. Если проще, всех кого вчера взяли, взяли по моему приказу. Для которого имелись все основания. Что касается того, что брали семьями, это для безопасности, ‑ соврал, конечно, но не сильно, никакой резни детей на глазах родителей и прочего шантажа я творить не собирался. На мне и так уже много грехов. Надо заботится, чтобы осталось хоть что‑то человеческое.

Я продолжил:

‑ Поэтому им ничего не угрожает. А что в тюрьме сутки другие посидят, то ничего страшного. Кого тюрьма сделала глупее? ‑ Вылезли воспоминания о бывших хозяевах крепости, ‑ вон, супруги де Келлидон живут в камере… и счастливы, воркуют как голубки. Стихи друг другу пишут. Даже жалко лишать их такого счастья… в будущем.