Может быть, из-за психологической подготовленности к очередной смерти и живущей в душе надежды, что он в очередной раз вернётся в кабину падающего вертолета, но после седьмой смерти Крастер был абсолютно спокоен.

Отдавая команды, он повышал голос ровно настолько, чтобы его услышали – и не на децибел более. В результате звучащий посреди бедлама упавшего вертолёта ровный спокойный голос лейтенанта обращал на себя внимание куда сильнее, нежели бы он орал. Крикунов и без Крастера в вертолёте было гораздо больше, чем того требовалось.

Вмешательства в естественно сложившийся ход процесса покидания вертолета ему не требовалось. Экипаж и пассажиры покинули вертолет без травм личного состава, погибших и поджога самой машины – лучшего было и желать нельзя. От добра добра не ищут. Последний эпизод подсказывал Крастеру, что при всей отмеченной ранее инерции ход событий может неожиданно свернуть в сторону от любой мелочи.

Моральная слабость и чувство беспомощности исчезли как не бывало, в этот раз открыться капитану и предложить ему уничтожить «Супер Стеллиен» и уходить пешим маршем к Пусану Крастер не собирался. Если образно, прокатившиеся по нему одна за другой смерти заставили искать в роли хомяка в колесе некоторые положительные стороны. Хотя, как мысленно хмыкнул Крастер, если обратить внимание на реакцию капитана, в этот раз предложение, возможно, и сработало бы.

Вносить изменения в сценарий будущих событий Крастер начал на этапе приведения взвода в порядок, на несколько секунд упредив взводного сержанта:

– Ганни, будьте так любезны привести морпехов в порядок и построить взвод. У вас десять минут.

Крастер глянул на часы, засекая время, и перевел взгляд на капитана Фаррелла:

– Сэр, пока мой санитар занимается лейтенантом Рюккером, а сержанты приводят морпехов в чувство, отойдем на пару минут?

– Разумеется, лейтенант. – Довольно кивнувший Крастеру капитан в очередной раз подтверждал сложившееся о себе мнение как об очень сообразительном человеке, уже успевшем оценить ситуацию и реакцию на неё окружающих.

Крастер сразу взял же быка за рога. Раз уж его судьбой было убивать и умирать на этом засраном перевале, требовалось экономить как можно больше времени.

– Сэр, вам не кажется, что мы в ходе аварии куда-то не туда свалились? – Подтверждая свои слова, Крастер стягивал с себя куртку. Августовское солнце 1950 года, о чем Фаррелл ещё не знал, здорово припекало обоих. Пусть даже капитан покинул машину в лётном комбинезоне, а не в тёплом обмундировании.

– Я бы так сказал, – ответил Фаррелл, окинув взглядом окрестности, – внезапная смена ранней весны на лето меня тоже немного удивила.

– Вынужден предположить, что помощи нам не будет, и из задницы, в которую мы угодили, будем выбираться самостоятельно.

– Возможно, это слишком серьёзное предположение, но в общих чертах согласен, – кивнул Крастеру капитан.

– В этой связи, сэр, я считаю приоритетом выстраивание в нашей группе вертикали управления, – Крастер без обиняков перешел к сути разговора.

– Согласен с вами. Однако руководство нашей командой вы случайно не за собой ли пытаетесь оставить, лейтенант? – В голосе считавшего, что удачно сохраняет безмятежный вид, Фаррелла мелькнула тень угрозы.

– Увы, сэр. Вы капитан, я лейтенант, а дисциплину в Корпусе никто не отменял. – Капитан от этих слов явно расслабился. Крастер продолжил: – Предлагаю вам взять на себя общее руководство нашей группой, а я продолжу командовать своим взводом.

– Прекрасное предложение, – Фаррелл хмыкнул, – ещё что-то?

– Да, сэр. При этом прошу только не забывать, что я квалифицированный офицер-пехотинец, а взводный сержант по своему опыту сделает нас обоих.

Крастер хотел продолжить, однако Фаррелл махнул ему рукой замолкнуть, поморщившись от боли при этом:

– Нет проблем, Джош. В наших условиях не пользоваться знаниями и опытом людей большая глупость. А дураком меня ещё никто не считал.

– Хорошо, сэр.

– Твое мнение о ситуации? – Фаррелл тоже взял быка за рога.

– В вертолете полно боеприпасов, до ручных гранат и противотанковых гранатометов включительно. Считаю необходимым как следует вооружиться, мало ли с кем придётся встретиться. Выставим охранение, устроим лагерь, разведаем обстановку – появится информация для дальнейшего планирования. Далее действуем по ситуации. Вы выбираете, кого нам следует прикончить, я решаю, как это наиболее эффективно сделать.

Вообще, на этой фразе у Крастера ещё раз мелькнула мысль капитану признаться, исповедаться, так сказать, как на духу, однако он её сразу же подавил. Предыдущий вариант событий подсказывал, что Фаррелл – человек долга, вертолёт не сожжет и красным не бросит. Что значило, лишний фактор неопределенности ему только повредит, если, конечно, взводу удастся удержать перевал. В этом случае Крастера весьма даже интересовало, что произойдёт следующим: откровенно сказать, он немного надеялся на появление в его жизни новой точки сохранения как минимум.

– Согласен. Но сначала разберёмся с людьми, – капитан кивнул за спину лейтенанта.

Взвод уже был выстроен. Взводный сержант, который по необходимости умел передвигаться бесшумно, как кошка, даже несмотря на свои габариты с амуницией, стоял в полутора ярдах от офицеров, не желая вмешиваться в их разговор. Ну и подслушивая, о чем они говорят, как же без этого. Как уже неоднократно Крастером отмечалось, глупцом и простаком О’Нил точно не был.

В этот раз Крастер отдал инициативу духоподъемной речи Фарреллу. Пусть тот для пехотного взвода и был чужим, но раз уж офицеры решили придерживаться установленных правил субординации, то устройство митинга ложилось на его плечи как самого старшего начальника из имеющихся. Участие лейтенанта выразилось только в представлении капитана и кратких объяснениях сложности ситуации, в которую морские пехотинцы угодили. Как обычно, объяснениями он никого не удивил.

Пока Фаррелл двигал речь и объяснял политику партий демократов и республиканцев, лейтенант стоял рядом с ним и вспоминал, как на его глазах умирали сейчас стоящие перед ним морские пехотинцы.

Вот комендор-сержант О’Нил стоит на подножке грузовика – вспышка на его шлеме, и ганни мокрой тряпкой рушится наземь…

Близкий выстрел из-под куста – и рядом c Крастером, плеснув кровавой взвесью из-под шлема, бессильно падает штаб-сержант Ковальски…

Фостер, сейчас недоуменно косящийся на разглядывающего его лейтенанта… Вот он поливает длинными очередями бегущих на него северокорейцев – и вынырнувший сбоку коммунист кромсает его длинной очередью из «томмигана»…

Его второй номер Питерсон, тоже чувствующий неладное в командирском внимании к своей персоне – попавшая в ланс-капрала пулеметная очередь срывает пулями шлем…

Балбес Хорни – безногое тело которого отбрасывается в сторону взрывом снаряда…

Молодчина Швед, как лежащий в траве с пулевой пробоиной в своде шлема, так и не обращая ни на что внимания всаживающий реактивную гранату в красную самоходку. Ручные гранаты, падающие рядом с ним… Вздрогнувшее тело Соренсена, принявшее на себя осколки и взрывную волну первого взрыва… Вторая вспышка, отправившая Крастера назад в вертолётную кабину.

Мятежник Ривера, сейчас заинтересовавшийся причинами командирского внимания и вопросительно на Крастера уставившийся, Гарсия, находящийся рядом с ним… Пулеметная пуля, попавшая в незащищённую шлемом голову, фонтан крови и мозга, тело Риверы, заваливающееся на лежащее на носилках тело Гарсии, так и не отпустив руку друга…

Крастер отвернулся в сторону, чтобы никто не заметил неожиданно пробившиеся изнутри слёзы. За исключением первых случаев, когда он жёстко налажал из-за неоправданной самоуверенности, во всех остальных, даже при всём превосходстве сил коммунистов, у него имелись приличные шансы выиграть. Он просто не смог эти шансы реализовать. Лейтенант осторожно разжал рефлекторно сжавшиеся кулаки и дал себе обещание, что в этот раз он сделает все как надо и ошибок не допустит. По крайней мере, настолько значительных.

Когда Крастер достаточно проморгался, чтобы обернуться, лейтенанта встретил острый взгляд взводного сержанта. Лейтенант мысленно усмехнулся – О’Нил отслеживал потенциальные слабые звенья взвода прямо-таки на рефлексах.

* * *

Пока морские пехотинцы набивали патронами магазины и гранатометными выстрелами патронташи, у Крастера было время подумать над совершенными им ошибками, что привели взвод к катастрофе в очередной раз.

Причина гибели огневой группы Аллена лежала на поверхности, он определил её, ещё когда осматривал трупы морпехов. Шедшая на острие клина первая огневая группа первого отделения совершила чертовски популярную ошибку головных дозоров: следуя через густую растительность по причине – цитата – «низкого уровня доверия среди морских пехотинцев», морпехи, бессознательно сократив интервалы, сбились в кучу и элементарно прозевали укрывшееся отделение северокорейцев. А вот те их – нет.

Будь группа Рамиреса в одиночестве, ее бы расстреляли в спину и фланг. Однако, к везению Рамиреса и несчастью Аллена, первая огневая группа первого отделения была не одна, и под раздачу попало вышедшее на замаскировавшихся красных левое крыло клина вместе с шедшими в центре командирами взвода и отделения. По причине короткой дистанции огневого контакта, отличной маскировки и плотного огня коммунистов никаких шансов у морпехов не было. В итоге из шести попавших под кинжальный огонь морских пехотинцев выжил только один Крастер.

В роще, наконец, случилось то, чего Крастер пытался избежать чуть ли не с первой стычки. Лейтенант коммунистов не стал глупо терять людей в откровенно суицидной лобовой перестрелке с морскими пехотинцами, а собрал силы в кулак и попытался раздавить отделение Мюллера контратакой. И раздавил бы, протяни Крастер хотя бы на пару минут дольше с переходом от «перекатов» на бег.

Ошибку, как объективно оценил лейтенант ситуацию, тут совершил бы почти любой – но легче ему от этого не стало. На ровном месте, в условиях превосходства над противником по всем статьям, кроме численного, у взвода выбили треть личного состава. Да, за эту «победу», учитывая разницу в уровне потерь, ему бы никто слова бы не сказал – однако Крастера судил гораздо более суровый судья. Его собственная совесть. Он лично знал, что если бы действовал адекватнее, то таких потерь можно было избежать. Этого было достаточно. И вот теперь у него был шанс всё переиграть – и Крастер собирался этим шансом воспользоваться. Под это дело следовало припомнить и остальные совершенные им ошибки, чтобы они не повторились.

Внизу серьёзной ошибкой лейтенанта стала та самая агрессивность, которая раз за разом губила северокорейского сержанта в ходе стычки в лесу. Как только он обнаружил движение самоходок позади пехоты коммунистов, а не впереди ее, нужно было немедленно дать команду на отход. Начав отстрел стрелков красных под стволами самоходных орудий, Крастер мало того что подставил своих людей под артиллерию, он также потерял инициативу. В итоге оставить окопы пришлось под огнём и с потерями, заметных жертв коммунистам при этом нанесено не было. А далее из-за просчета в оценке «пространства и времени», а также временных потерь при выносе раненых, взвод элементарно не успел добежать до такой близкой опушки Ближней.

Вообще, как вздохнул Крастер, Соренсен оценил ситуацию верно – взводу тут действительно немного не повезло. Обнаружив отход морпехов, коммунисты отправили самоходки вперёд. Не будь их огня, взвод, пусть и с потерями, но определенно успел бы уйти.

Увлекшись своими мыслями, Крастер перестал следить за дорогой, откуда должны были появиться автомобили южнокорейцев, и чуть не вздрогнул, когда взводный сержант положил ему на плечо лопату своей ладони и рыкнул над ухом:

– Сэр, вижу грузовик на автодороге!

* * *

Пока последние морские пехотинцы набивали патронами магазины и гранатометными выстрелами патронташи, а их командиры общались с южнокорейскими лейтенантами, у Крастера было время обдумать, как действовать дальше, благо его роль была вызубрена наизусть и особого вмешательства разума не требовала, первую скрипку в любом случае играл Фаррелл.

Выходило, что в последний раз он действовал почти правильно, ему всего лишь чуточку не хватило пространства для манёвра. И времени.

Тактически рощу Дальняя и лежащую рядом с ней Длинную следовало воспринимать одним объектом. Как он поначалу рассчитывал, принять самых шустрых коммунистов огнем с короткой дистанции с опушки Длинной и отойти, пока они зализывают раны, было слишком большим риском. Три самоходки, держась вне дальности действительной стрельбы М72, имели все шансы взвод в этой роще за это время блокировать, после чего его уничтожение стало бы вопросом времени, остановить несколько сотен дисциплинированных и мотивированных северокорейцев на дистанции сто – сто пятьдесят метров, как он убедился, было далеко не просто.

Скорость продвижения осторожничающих коммунистов, сравнительно с морпехами с их бронежилетами, в любом случае могла удивить, так что оставлять возможность комми даже потенциально пострелять в спины не следовало. Это значило, что Крастеру требовалось найти и расширить пространство для маневрирования подразделения. Конечно же по возможности. Самым простым вариантом для этого становилось занятие обороны по северной опушке леса, покрывающего высоту 403. Как бы данное решение ни отрывало взвод от вертолёта. Зная направление подхода противника, основной проблемой тут вырисовывались одни только большие затраты времени на скрытный маневр по лесу на горном склоне.

Вчерновую замысел второго этапа будущего боя повторял предыдущий и представлял собой банальное: обстрелял – сменил позицию – переждал огонь противника по пустому месту – снова обстрелял. И так снова и снова. Пока будет сохраняться возможность маневрировать. В данном случае силой взвода было не столько его вооружение, сколько ноги морских пехотинцев и мозги его командира. Крастеру не требовалось уничтожать красный батальон – ему требовалось его задержать до наступления следующего рассвета.

Но пока требовалось заняться коммунистами на гребне перевала, минимальные потери на данном этапе для взвода были довольно критичны. И начинать следовало с предосторожностей в ходе стычки в лесу.

Крастер жестом подозвал к себе сержанта Ковальски.

– Штаб-сержант, ваше отделение идет головным. Будьте так любезны постоянно следить за тем, чтобы морпехи не жались друг к другу, чтобы не пропустить замаскировавшегося противника…

* * *

Может быть, подействовал инструктаж и накачка по усилению бдительности морпехов, может быть, в этот раз морским пехотинцам взвода немножко повезло, а может быть, они просто не лезли на рожон, но очередная стычка в лесу, как бы Крастера перед ней ни потряхивало, увенчалась полным успехом при минимальных потерях. Северокорейское отделение было своевременно обнаружено, связано боем, охвачено с обоих флангов и успешно перебито. Несмотря на то что в этот раз коммунисты продержались на несколько минут дольше, чем обычно, у Крастера в ходе перестрелки выбыл всего лишь один человек – получил пулевое ранение в левое плечо обнаруживший коммунистов рядовой Кларк. Везунчик Аллен был оглушен близким взрывом ручной гранаты, но остался в строю. Бронежилеты успешно доказали свою полезность, кроме раненого Кларка, попавшего под очередь из ППШ, три пули из которой остановила грудная пластина, благодаря SAPI «модульных тактических жилетов» избежали ранений ещё двое морских пехотинцев.

Теперь ему требовалось без значительных потерь уничтожить занимающий Зеленую северокорейский взвод, благо тот уже успел себя обнаружить, обстреляв неосторожно мелькнувших на опушке морпехов.

Впрочем, беспорядочной перестрелки Крастер не допустил, оттянув отделение уже было решившего всыпать коммунистам Ковальски вглубь леса. На опушке были оставлены одни наблюдатели.

План у него уже созрел, тянуть с его реализацией не следовало, так что лейтенант тут же собрал сержантов на брифинг.

– Мой план таков. – NCO окружали своего лейтенанта, с интересом глядя на карту, в которую тот ткнул пальцем. – Лобовой удар с выдавливанием коммунистов вглубь рощи считаю крайне для нас невыгодным. При сохранении подразделением противника боеспособности, над нами будет нависать угроза удара в спину. Связать красных огнём с фронта и отправить отделение в охват тоже не самый лучший вариант, в этом случае есть риск, что коммунисты всё вовремя сообразят и успеют уничтожить отделение контратакой. Поэтому, взвод, слушай боевой приказ!

Сержанты приосанились. О’Нил смотрел на своего лейтенанта с лёгкой полуулыбкой, заставляющей вспомнить «Джоконду» Да Винчи. Не знай Крастер, что его ганни убежденный натурал, он бы, безусловно, обеспокоился.

– Штаб-сержант Ковальски! Задача вашего отделения – связать коммунистов огнем с фронта и заставить думать, что перестрелку ведет весь взвод. Для этого почаще менять позиции, и не жалейте патронов.

Ковальски кивнул:

– Есть, сэр.

– Я силами второго и третьего отделения охватываю красных с фланга и уничтожаю их в ближнем бою. Когда комми завязнут в перестрелке, первое отделение ударит им в тыл. Всё всем понятно?

– Да, сэр! – Сержанты были единодушны.

– Если получится, а я не вижу причин, чтобы не получилось, то вообще прижмем коммунистов к опушке и перемелем их там перекрестным огнём. Ничего сложного в манёвре не вижу, типичный «молот и наковальня», как на учениях. Вся разница, что по нам тоже будут стрелять.

Шутка, может быть, была и не смешной, но сержанты заулыбались. Лейтенант продолжил:

– Выдвижение первого отделения к опушке и открытие огня по моей команде. Всё лишнее имущество оставляем здесь в пункте временного сбора имущества. Второе и третье отделения выдвигаются немедленно. Санитар идёт со мной. Взводный сержант…

Крастер уже было задумался, куда пристроить О’Нила, для повышения эффективности огня отделения Ковальски и компенсации винтовки выбывшего Кларка он был не лишним, однако тот вежливо перебил размышления командира, угадав направление его мыслей:

– Мне тоже целесообразно идти с вами, сэр. Ближний бой, так считаю, будет жёстким, если вас подстрелят, потребуется быстро перехватить командование и довести его до конца. Стоять над головой штаб-сержанта Ковальски не вижу смысла. Наш Блонди достаточно толковый NCO, чтобы управиться и самостоятельно.

Польщенный Ковальски мило засмущался, Крастер, коротко обдумав слова взводного сержанта, согласно ему кивнул.

– Согласен, комендор-сержант. Так и поступим. Ручные гранаты с трупов коммунистов все собрали?

О’Нил утвердительно кивнул, хлопнув рукой по полным гранатным подсумкам на груди:

– Одиннадцать китайских осколочных «Type 42», восемь русских оборонительных Ф-1 и три тяжелые фугасные. Последние морским пехотинцам не раздавал. Господь знает, как с ними обращаться, обстоятельно разбираться надо. Несчастные случаи нам тут точно не нужны.

Довольный предусмотрительностью своего взводного сержанта Крастер скривил губы в ухмылке и в очередной раз позволил себе процитировать великих морпехов:

– Вне зоны огневого воздействия противника самым опасным для нас оружием являются собственные ручные гранаты…

Взводный сержант ответил такой же усмешкой:

– Генерал Ван Райпер знал своё дело, сэр.

Остальные сержанты, оценив момент, тоже захмыкали.

– На остальных трофеях никто не подорвется?

– Запал у них одинаковый, русский УЗРГ – разве что с промышленным браком не повезет. Но это и с нашими М67 может случиться. В любом случае самым бестолковым морпехам ручные гранаты я вообще не выдавал, сэр.

– Принято. Разгружаемся и выдвигаемся немедленно, нам сейчас только подхода к красным подкреплений дождаться не хватало…

* * *

Обжегшись на молоке, Крастер дул на воду. Не рассчитывая, что отделения, охватывающие ведущий активную перестрелку с Ковальски северокорейский взвод останутся необнаруженными, подразделения осторожно продвигались пятидесятиметровыми перекатами, пусть даже пока и без стрельбы. Крастер перебегал с отделением Келли, О’Нил – Мюллера.

На последних перекатах, уже когда до опушки было подать рукой, лейтенант даже немного пожалел о своей осторожности, рассматривая её в прицел. Без потерь времени на поочередные перебежки отделений подразделения давно были бы в роще. Спереди-слева продолжали трещать выстрелы, однако накал перестрелки заметно пошел на убыль, и Крастер очень даже сомневался, что это от того, что Ковальски перестрелял всех.

Нужно было успеть ударить коммунистам в спину, пока они связаны перестрелкой.

– Это Мародер-два. Три-два, когда поравняешься со мной, не останавливаешься, но продолжаешь движение. Келли, по подходе поднимаемся и присоединяемся к третьему отделению. При обнаружении противника не ложиться, вести огонь с ходу.

– Вас понял, сэр.

– Три-два, есть, сэр. Приём.

По морским пехотинцам снова никто не стрелял. Крастер миновал такую знакомую опушку, поневоле отметив места, где в прошлые варианты событий умирал он сам, и погибали его подчиненные, и махнул рукой Мюллеру и О’Нилу, указав им выводить отделение вперёд. Отделения, охватывающие продолжающий перестрелку с Ковальски северокорейский взвод, перестраивались в «эшелонирование влево». До блестящего завершения боя и очередного уничтожения несчастных коммунистов оставался один шаг.

Все изменилось буквально в одну секунду, лес впереди взорвался шквалом огня, и морпехи третьего отделения начали шустро искать укрытия. Но Крастеру при этом было уже не до них – прямо под ствол его карабина вылетел такой знакомый ещё с первой жизни пулеметный расчет, и он, автоматически поймав коммунистов стволом, скосил их очередью, сразу после этого рухнув наземь и машинально откатившись в сторону.

Плотность огня и мелькающие то тут, то там фигурки коммунистов, так же, как морпехи, занимающих укрытия, подсказывали, что обходной маневр Крастера не остался незамеченным противником. Вот только с реакцией на появление сзади-слева трёх десятков морских пехотинцев он запоздал. Видимо, выставленный на фланге пост наблюдения обнаружил их с опозданием. В итоге бегущие навстречу северокорейцы и американцы столкнулись лоб в лоб, на тридцатиметровой дистанции.

И надо сказать, попав в эпицентр этого боя, Крастер не смог не восхититься Келли и Мюллером в оставшихся позади вариантах событий – удержать этот натиск вдвое меньшими силами, чем он имел сейчас, точно было непросто. Справа бухнула первая пара взрывов, короткая дистанция столкновения подразумевала применение ручных гранат. Кто их пустил в ход первым, было решительно непонятно.

Лейтенант поймал пальцем клавишу передачи и шепнул в микрофон:

– Ковальски, это Мародер-два, атакуй. Красные все передо мной. Ориентируйся по стрельбе, отсеки им возможность уйти к югу. Я с фронта прижимаю к твоей опушке. Вперед.

– Один-два, понял вас, сэр. Исполняю. Приём.

– Поторапливайся. И смотри, чтобы мы друг друга не перестреляли.

– Есть, сэр.

Теперь можно было пострелять, осмотреться и решить, как действовать дальше.

– Пять-два, поджимай их с фланга и проследи, чтобы нас самих с твоей стороны не обошли. Ковальски ударит им в спину с опушки. Не постреляйте друг друга. Приём.

– Это Пять-два, понял вас, Мародер-два. Выполнить не могу, связан лобовой перестрелкой, очень плотный огонь. Приступлю к выполнению, когда ослабнет. Прием.

– Понял тебя, Пять-два. – Крастер поймал взглядом менявшего расстрелянный магазин неподалёку сержанта Келли. – Келли, выбиваем стрелков гуков с фронта и выдавливаем их к восточной опушке.

– Понял вас, сэр.

Впрочем, окружить северокорейский взвод Крастеру не удалось. Ковальски немного не успел.

Возможно, потому, что у красных над группой Крастера не было значимого численного преимущества; возможно, потому, что, прижав морпехов шквалом огня в первые секунды столкновения, красные столкнулись с нехваткой боеприпасов, но довольно быстро огонь коммунистов начал спадать и они начали отходить. Потери от огня штурмовых винтовок взвода Крастера тоже всячески мотивировали их в этом, после чего взвод перешел к преследованию. В конечном итоге отделение Ковальски, на рысях догнавшее взвод, в ближнем бою так и не поучаствовало.

Несмотря на ряд случившихся в ходе преследования стычек, остаткам красного разведвзвода, оценочно до пятнадцати-двадцати человек, все-таки удалось уйти. Несмотря на разочарование неудачей, Крастер был немного доволен своей прозорливостью, красный лейтенант действительно знал свое дело. В этот раз среди трупов тела лейтенанта северян не нашлось, столкнувшись с угрозой окружения, враг не стал цепляться за рощу, но сумел спасти значительную часть людей, уведя их в лес на склоне высоты 403. Всё, что смогли сделать морские пехотинцы, это добить обнаруженных в лесу раненых и запаниковавших коммунистов и обстрелять в спины улепетывающих северокорейцев, прежде чем исчезли в траве и среди деревьев.

К большому удивлению Крастера, в бою снова обошлось без убитых. В отделении Мюллера невезучий капрал Ньюманн получил тяжелое пулевое ранение в голову, и, вытаскивая его из-под огня, попал под пулеметную очередь вечно чем-то недовольный рядовой Рид, от которого, кстати, никто такого подвига не ожидал. Последнему пулями перебило обе ноги. Ещё трое выбыли из строя, отделавшись лёгкими ранениями.

Крастер довольно потер руки, в предыдущем, крайне неудачно сложившемся варианте событий, он только в лесу, в стычке с заблудшим северокорейским отделением потерял убитыми пятерых морпехов. А тут за две довольно серьезных и продолжительных стычки расплатился всего лишь шестью ранеными. Пусть даже Ньюманн изо всех сил боролся за свою жизнь. Безусловно, в горниле эксперимента потери бывали и меньшими, но как выяснилось в ходе предыдущего возвращения в вертолётную кабину, фактор везения вполне мог работать и на стороне морских пехотинцев.

Теперь ему следовало устроить базовый лагерь и медпункт в нём, по крайней мере, частично собрать трофеи и спускаться – оборонять перевал на подступах к нему.

* * *

Участок леса южнее моста через протекающую вдоль долины речушку для засады подходил просто идеально. Растительность была достаточно густой, чтобы обеспечивать отличную маскировку уже в нескольких шагах от линии опушки, и в то же время достаточно чистой для возможности быстро и скрытно по лесу маневрировать. Для ведения подвижной обороны данный участок местности был просто идеальным.

В этот раз окопы для стрельбы стоя и ходы сообщения не рыли. Брустверные или безбрустверные, было неважно, лавры стоиков Крастера уже не прельщали, этого он наелся досыта. Ждать, когда позиции взвода накроют минометами и артиллерией, он не собирался.

Краснокорейское охранение следовало навстречу своей смерти ровно в том же ключе, что ранее: головное дозорное отделение, в двухстах метрах за ней взвод головной походной заставы, и ещё в пятистах метрах далее ядро колонны. Вполне профессиональная организация марша, которая для позиции, которую занимал взвод, не давала красным ни малейших преимуществ. Крастер дал команду «огонь», когда взвод противника подошел на рубеж поворота автодороги.

Головной дозор коммунистов он отдал на расстрел второму отделению сержанта Келли, остальные два должны были расстрелять взвод ГПЗ. Дистанция до обеих групп северокорейцев к моменту первого выстрела составляла около четырехсот метров…

Всё прошло так легко, что подробности боя практически не отложились в памяти. Морские пехотинцы банально поливали красных огнем, пока в «зоне смерти» не исчезло какое-либо движение. Увлекшийся Крастер опомнился не раньше, чем расстрелял магазин. Далее вести огонь лейтенанту уже не имело смысла.

Дозорное отделение коммунистов Келли перебил целиком. У него было достаточно времени, чтобы распределить цели по огневым группам, в результате шестерых из восьми дозорных северокорейских солдат морпехи второго отделения сняли первым же залпом. Оставшихся двоих добили в течение следующих двадцати секунд, ни тот, ни другой просто не успели укрыться. Далее сержант перенес огонь отделения на основную группу.

Там для коммунистов тоже не случилось ничего хорошего. Два с половиной десятка оснащенных оптическими прицелами штурмовых винтовок, накрывшие марширующий по дороге взвод, тоже скосили больше половины коммунистов в первые же секунды, пятно застилавших дорогу трупов было видно из лесу даже невооруженным взглядом. Далее деморализованных красных уже только добивали – шокированные потерями северокорейцы частично залегли, частично обратились в бегство.

Даже в этот раз взвод, конечно, вряд ли перебил всех, даже среди открытых пулям красных спринтеров несколько самых везучих смогли убежать, но скорость избиения Крастера непритворно удивила. Несмотря на дистанцию, настолько быстрого уничтожения врага у него, пожалуй, еще не получалось. Рёв стрельбы винтовок взвода, шквал огня, ковер из трупов на дороге, беспорядочно разбросанные по обочинам тела, и ровно никакого сопротивления. Одна беспорядочная стрельба из рассыпающихся по полю пехотных рот ядра колонны.

Ждать, пока позицию взвода накроют пулеметами и минометами, он не собирался:

– Взвод, это Мародер-два. Отходим вглубь леса. Меняем позицию, пока нас не накрыли.

За речушкой северокорейцы еще только вытаскивали вперёд и выставляли на огневых позициях тяжелые пулемёты…

* * *

Морпехов одолевало откровенное веселье. Артиллерийско-минометного огня, обрушившегося на оставленную позицию, они, уходя по лесу, по понятным причинам наблюдать не могли, однако теперь, заняв новую в соседнем лесном языке, они все видели как на ладони.

Впечатленные молниеносной гибелью головного охранения красные корейцы никуда не торопились, пытаясь заставить обороняющихся проявить себя. Минометы, возможно имевшие не сильно много боеприпасов, огня уже не вели, провоцировали обороняющихся одни тяжелые пулеметы, изредка дополняемые противотанковыми пушками, выпускающими по два-три снаряда за раз. И так как пустая позиция взвода была локализована по трассерам, основное внимание уделялось именно ей.

Ухмыляющийся Келли, роющий окопчик для стрельбы лежа неподалёку от своего лейтенанта, вопроса в себе не удержал:

– Сэр, эти коммунисты такие тупые оттого, что вместо мяса много гнилого риса жрали?

Крастер, тоже копавший окопчик, кинул взгляд в сторону коммунистов и равнодушно пожал плечами, похвалив самого себя:

– Это не они тупые, а мы умные. Не торопись радоваться. Менять позицию нам было необязательно. Ганни не зря в вас насчет скрытности молнии метал и с говном смешать грозился. Движения не засекли, значит, противник на месте – логично?

– Хм… – Келли действия коммунистов с этой точки зрения не рассматривал и немного увял. Крастеру очень хотелось улыбнуться, останавливала одна самокритичная мысль, что прослыть сильно умным после семи повторений одних и тех же событий совсем даже нетрудно. Но наблюдать уважительный взгляд сержанта было приятно, этого не отнять.

Как будто дождавшись завершения диалога, красные поднялись в атаку.

В этот раз красные роты в затылок друг другу не становились, встали в линию: одна типичным для коммунистов «обратным клином», потерявшая взвод вторая – «эшелонированием влево». Пулеметы роты оружия продвигались во втором эшелоне.

Пока Крастер наблюдал, как коммунисты форсировали неглубокую, но обладающую достаточно быстрым течением речушку, к нему подполз взводный сержант. Свою радиостанцию О’Нил отдал на медпункт, так что пришлось посоветоваться вживую.

Коммунисты атаковали оставленную Крастером позицию. Комендор-сержант впечатления от их замысла, так же как Келли, не скрывал:

– Несчастные беззащитные ублюдки. Я думал, что их командир хотя бы попытается в лоб не атаковать.

Крастеру осталось только в очередной раз пожать плечами и блеснуть перед сержантом своим интеллектом:

– По левому флангу обойти? А если там сидит ещё один взвод с пулеметами? Ты как в этом случае из-под перекрёстного огня выбираться будешь?

Взводный сержант точно с теми же интонациями, что и Келли, хмыкнул и смерил лейтенанта непритворно уважительным взглядом. Далее разъяснять комендор-сержанту, что двойной язык леса, в котором они находились, был наиболее близким к коммунистам рубежом, что давало тем возможность увидеть врага и вести по нему огонь в лобовом столкновении, а не метаться в огневом мешке, уже было не нужно. Крастер немного гордился – данного варианта событий в «уже прожитом» не наблюдалось. Да и одернуть О’Нила тоже не мешало. При всём опыте комендор-сержанта излишняя самоуверенность и недооценка коммунистов могли подвести и его.

Впрочем, ситуация, в коей это могло сыграть сколько-то заметную отрицательную роль, пока не наблюдалась. Морским пехотинцам снова требовалось всего лишь много, часто и метко стрелять. Благодаря их нависанию над флангом коммунистов это было нетрудно. Крастер, верно определив, что физически не сможет перебить сразу всех, подъедал коммунистов по кусочкам, сосредоточив огонь на ближайшей к нему роте. Которую от повторения судьбы расстрелянного передового взвода спасли, собственно, одни только пулеметы и сориентировавшиеся по их и морпеховским трассерам красные минометчики.

Если с первыми морпехи устроить поединок воли еще могли, да и не так уж сильно их огонь сейчас был опасен, то минометы побить Крастеру было нечем. Ждать, пока локализованную позицию накроют минами, он не стал, после первого же разрыва мины в ста метрах перед собой заорав:

– Отходим, вилка! Накроют минометами!

Загодя проинструктированный сержантами взвод рванул наутек. Насколько, конечно, это было можно сказать касательно увлекшихся избиением наступающих коммунистов и ответно обстреливаемых пулеметами морских пехотинцев.

Небольшая заминка с отходом дала взводу первые в этом бою боевые потери. Выбывания морпехов с пулевыми ранениями при отходе взвод в любом случае, вероятнее всего, бы не избежал, по его позиции вели огонь легкие и тяжелые пулеметы, а также стрелки оказавшейся вне «зоны смерти» роты северокорейцев, однако сразу четверо морских пехотинцев вышли из строя с осколочными ранениями исключительно по причине этого промедления. Пятого, ланс-капрала Фостера, товарищи вытащили уже мёртвым, разрыв мины над головой осыпал его, Питерсона и капрала Кэмпбелла осколками, и LWH крупные осколки не задержал.

Питерсону повезло больше, он отделался распоротой осколком щекой и ранениями в оба плеча, всё остальное, попавшее в проекцию, остановили средства бронезащиты. Стоявший дальше Кэмпбелл поймал осколок в бедро, и еще пару-тройку кусочков металла, как и у Питерсона, остановил «модульный тактический жилет».

В общем, если бы не эти потери при отходе, второй этап боя можно было считать идеальным. Впрочем, как бы ни одолевал Крастера приступ перфекционизма, что «План – первая жертва боя», было сказано еще Бонапартом. Всё, что было сказано позднее, можно смело считать плагиатом. Теперь от него требовалось решить, где встретить красный батальон в очередной раз. У него было на выбор сразу четыре позиции – в рощах Дальняя, Длинная, Ближняя и Зелёная соответственно.

* * *

На самом деле выбор был не таким уж и большим. Скрытное занятие рощи Дальняя требовало больших затрат времени и загоняло взвод в ловушку. Уходить оттуда при противнике на западе можно было только на восток, к противоположной стене леса. Длинная для очередного короткого встречного джеба коммунистам подходила лучше, но парирующее охват с фланга растягивание отделений вдоль опушки было чревато потерей времени и вообще делало взвод слишком уязвимым. Зелёная оставляла слишком мало пространства для последующего маневра и провоцировала ведение «жёсткой» обороны – а между тем у красных должны были появиться самоходные орудия, которые и в случае не сильно рвущейся в бой красной пехоты могли всё решить. Оставалась только Ближняя, к которой Крастер в итоге взвод и увёл. Задержка не превышала времени, требующегося, чтобы оказать первичную помощь раненым морским пехотинцам.

Коммунистам досталось весьма изрядно, некоторый запас времени, по оценке лейтенанта, у него присутствовал. Не говоря уж о том, что красные могли решить зализать раны, привести себя в порядок, подтянуть миномёты и пушки, да и вообще до прибытия помощи – тех же самоходок, к примеру – вперёд больше не лезть. Уж чего-чего, а кровь им морпехи пустили настоящим ручьем.

В общем-то, так оно и вышло. Вот только Крастеру от этого было не легче. Когда шедшее первым, вынося раненых, третье отделение вышло к опушке Ближней, эта опушка взорвалась огнём автоматического оружия.

Времени на раздумья у Крастера не оставалось, практически взвод находился в ловушке, и вопрос его уничтожения состоял только в том, успеют ли теперь подойти на выстрелы коммунисты с фронта или нет.

– Противник в роще Ближняя! Перекатами – вперед! Первым идет первое отделение! Три-два, прикрываешь атаку огнем с места! Уничтожить! Огонь!

Последняя команда была, в общем, лишней, по опушке Ближней и так все стреляли. По радиостанции с небольшим опозданием буркнул Мюллер, подтверждая приказ.

Сам Крастер, находившийся в цепи первого отделения, хлопнул ладонью по нашивке «Ковальски» на шлеме сержанта и, не говоря больше ни слова, устремился вперед. Что морпехи пойдут за вслед за ним, он чувствовал прямо физически…

Проявившие себя в роще корейцы, а ими, кроме приведенного в порядок остатка разведвзвода коммунистов, быть было некому, особо серьезного сопротивления не оказали. Да и не могли оказать – в ходе атаки по ним постоянно вело огонь не менее полутора десятков штурмовых винтовок. Учитывая малую численность группы противника, сколько-то эффективный огонь её ППШ могли вести только в условиях отсутствия ответной стрельбы.

Собственно, с какого-то момента атаки огонь с опушки исчез вовсе. Когда отделения ворвались под сень деревьев, осталось только перейти к преследованию. Отпускать эту столь склонную к самоорганизации группу и в этот раз было бы крайне опрометчивым поступком. Взводу очень повезло, что выживший в бою в Зелёной красный лейтенант решил прийти на помощь своему атакующему с фронта батальону, а не поискал и в конце концов нашел бы базовый лагерь и медицинский пункт взвода.

На опушке красные бросили примерно полдюжины убитых и тяжелораненых солдат, которые тут же были добиты. Одного из убитых, уткнувшегося лицом в залитую кровью ствольную коробку лёгкого японского пулемёта, Крастер узнал даже со спины – в этот раз этот хитрожопый коммунист вовсе не стремился спасти свою жизнь, но очень даже пытался отнять американские. Ровно до тех пор, пока пулька калибра 5,56 миллиметра не снесла ему верхушку черепа, начисто отняв такую возможность. Еще троих северокорейских солдат, возможно раненых и по этой причине не проявивших достаточного проворства, морпехи застрелили в спины в ходе бегства к находящемуся к югу от Ближней лесному языку. Судя по тому, что оттуда их пытались прикрыть огнём ППШ, минимум пара-тройка их товарищей до лесу добежать успела. Удалось ли подстрелить этих, осталось непонятным, после переноса огня на этих стрелков ППШ смолкли сразу же.

Верно понявший прекращение стрельбы Мюллер, отделение которого осталось в прикрытии на опушке вместе с ранеными, спокойно доложил, что у него всё в порядке и противника не наблюдает.

Как и следовало в подобных обстоятельствах ожидать, внезапная стычка с верной долгу остаточной группой коммунистов обошлась взводу куда дороже организованного расстрела подразделений наступающего пехотного батальона. В попавшей под огонь группе образовалось сразу два трупа – не успевший вовремя упасть раненый Питерсон поймал пулю в лицо, и в ходе последовавшей перестрелки шлем не спас от пулеметной пули ланс-капрала Ломбардо. Ещё пятеро морпехов оказались ранены, причем Кэмпбелл вторично. В боевом составе взвода теперь не хватало уже четырнадцати человек…

Тому невеселому факту, что только трое из них были убиты, радовался Крастер очень недолго. Не прошло даже пары минут, когда из укрытого в окружающем высоту 222 лесу медпункта доложил назначенный там старшим вертолётчик штаб-сержант Мерсье:

– Это Четыре-два, слышишь меня, Мародер-два?

– Это Мародер-два. Слышу тебя, Четыре-два. Докладывай.

– Ньюманн только что умер, сэр. В остальном без изменений.

Погибших на этом никому не известном перевале августа 1950 года морских пехотинцев стало четверо…

* * *

Понесшие большие потери северокорейцы без подкреплений продвигаться вперёд уже не собирались. Единственной их попыткой активных действий до подхода самоходных орудий стала высылка на убой разведгруппы из пятерых неудачников, назначенных ценой собственной жизни прояснить обстановку и выяснить местоположение противника. Отправивший людей на смерть человек вряд ли рассчитывал, что они сумеют вернуться.

Морпехи не имели на это никаких возражений. Благо что Крастер сразу же после расстрела этой группы и профилактической перестрелки с поддерживающими выдвижение пулеметами увёл взвод на гребень перевала, в Зелёную. Выгоды позиции себя исчерпали, в Ближней осталась только пара ланс-капралов Тернера и Брауна, для ведения наблюдения и демонстрации присутствия «снайперскими» выстрелами M27 Тернера из рощи по подставившимся целям. Командир отделения отдал им свою радиостанцию, а Крастер лично проинструктировал, чтобы в случае перехода коммунистов в атаку в перестрелку не вступали и со всех ног бежали наверх.

Данным решением лейтенант нивелировал угрозу глубокого обхода занимающего Ближнюю взвода и его там окружения, со свободным выходом коммунистов к вертолёту, что было лишним. «Стеллиен», чтобы он не попал в руки противника, могли спалить не только морпехи. Сейчас с явно видимым у красных отсутствием энтузиазма можно было попробовать и в жёсткую оборону поиграть, и в роще до темноты круговую оборону занять, и даже вслед за уцелевшими разведчиками коммунистов в большом лесу укрыться. Единственное, что здесь его немного напрягало, это сосредоточенные в пункте сбора беззащитные раненые. Но это он уже проходил – при всём беспокойстве за их судьбы, скрытность медпункта давала куда большую защиту, чем винтовки боеспособных морских пехотинцев, манёвр которых раненые бы сковывали. Искать лагерь обороняющего перевал взвода у рейдового отряда северокорейцев точно не было времени.

Для боевой части подразделения в настоящий момент критическим фактором являлась противотанковая борьба, пусть даже морские пехотинцы взвода этого ещё не знали. Запас прочности пехоты коммунистов Крастер определённо выбрал, осталось разобраться только с боевыми машинами. Как? Это требовалось решить позднее, тут всё зависело от действий северокорейцев. Если же уничтожить самоходки не получится… позволять взводу погибнуть от их орудий, так и не выполнив стоящую перед ним задачу, лейтенант не собирался. Есть задачи выполнимые, а есть – нет. Пока были целы самоходки, остановить красных на перевале было делом невозможным.

Лейтенант усмехнулся. Такую за собой ошибку, как постоянную оценку реальных возможностей выполнения стоящих перед подразделением задач и их выполнение по схеме максимум от возможного, а не гибели в процессе достижения нереального, он пока ещё не отмечал.

* * *

Даже после подхода самоходок красные корейцы никуда не торопились. Довольно быстро выяснилось, почему – атаковать по левому флангу, по рощам, они не собирались. Подтягивали тяжелое вооружение и выводили пехоту из леса на склоне высоты 403, где те находились после атаки. Крастер ухватил радиостанцию:

– Четыре-два, это Мародер-два. Укройся и не дыши, рядом с тобой сейчас появятся гости.

– Четыре-два. Понял вас, сэр. Прием.

Базовый лагерь был размещён достаточно далеко от места основных событий, однако позволять раненым привлекать к себе излишнее внимание было более чем лишним. Попутно можно было отозвать дозор, смысл его нахождения в Ближней потерялся окончательно. Тем более что противника там давно уже не наблюдалось. Тернер докладывал, что все исчезли после того, как он подстрелил нескольких наглых северокорейцев. Впрочем, парень имел некоторую слабость приврать, так что в таких вопросах Крастер ему сильно не верил.

В конечном итоге ситуация возвратилась к взводу, занявшему оборону в роще Зелёная, и наступающим на нее коммунистам, и только от Крастера теперь зависело, не случится ли и в этом варианте очередная перезагрузка.

Как он и ожидал, командир коммунистов предпочел укрыть свою, надо сказать, изрядно поредевшую пехоту в лесу. Самоходки, на начальном этапе прикрывавшие выдвижение, выставив стволы в направлении Ближней, всё так же следовали эшелонированием вправо – события, как уже не раз Крастером отмечалось, то и дело стремились свернуть на проторенную дорогу. Прикрывавшие самоходки стрелки в этот раз на СУ-76 не сидели, продвигались рядом с машинами пешком, прикрываясь броней. Шесть расчетов тяжелых пулеметов и обе пушки, точно так же, как раньше, двигались вслед за ними.

Времени, чтобы окопаться и замаскировать окопы для взвода, хватало, даже запасных успели нарыть. Несвоевременного обнаружения Крастер не боялся. Исходя из действий врага было понятно, что тот попытается охватить, как ему кажется, находящихся в Ближней морпехов, очень вероятно предполагая, что также занят и гребень перевала. Без уничтожения занимающих перевал сил командир северокорейцев не мог протащить по дороге обоз с перевозимым там имуществом и боеприпасами – без которых в тылу южнокорейского полка делать им было решительно нечего. Оставшаяся без перевозимых на повозках патронов, тяжелых пулеметов и минометов пехота боевой ценности в полноценном общевойсковом бою иметь не могла. На красного командира тоже давили условия, в которых он мог выиграть.

Результат боя определялся одним – сумеют ли морские пехотинцы уничтожить самоходки коммунистов или нет.

И красные, к непритворному удивлению Крастера, предоставили ему такую возможность. По очевидным причинам не имея тактической радиосвязи, командир подразделения SPG уже близ вершины оторвался от своей продвигающейся по лесу пехоты и двинул к Зелёной с очевидным желанием занять ее самостоятельно и, надо же, так и не выдвинув свою пехоту вперед. Те по-прежнему жались к самоходкам, укрываясь за их корпусами от возможного огня и не имея никаких возможностей самим прикрыть свои СУ-76 от легкого противотанкового оружия. Все, на что те могли рассчитывать, это только торчащие над бронёй пулеметы.

Нельзя было терять ни секунды, и Крастер, буркнув соответствующую команду, подхватил трубу своего «Лоу». Расстрелять их в борт было, конечно, куда безопаснее, но нищим выбирать не приходится – самоходки шли с фронта. Благо отделения были достаточно растянуты, чтобы морпехи непосредственно перед стволами могли не маячить.

До определенного Крастером рубежа самоходки, однако, не дошли, команду «огонь» спровоцировал пулеметчик первой машины – видимо, обнаруживший кого-то из морпехов, испуганно засуетившийся и давший длинную очередь. Очередь видимого эффекта не принесла – уже разложивший гранатомет в боевое положение взводный сержант без команды нажал на спуск и всадил в машину гранату. Долей секунды позже рядом попала вторая, на броне плеснул взрыв М433… и остановившуюся машину как-то разом охватило пламя. Заживо горящий водитель успел открыть люк, но не сумел вылезти прежде, чем его охватило пламя. Он дергался в проеме и истошно кричал, что было слышно при всем шуме завязавшегося боя.

Средняя самоходка, несмотря на высокую дистанцию тоже пораженная первым залпом, стояла, истекая с каждой секундой густеющим дымом. Морпехи не смогли сжечь только третью, которая, изменив курс и поливая опушку трассерами из шкворневого пулемета, укрылась за подбитыми СУ-76. Прикрывавший машины пехотный взвод не разделил судьбу самоходных орудий, пожалуй, только из-за уцелевшей самоходки, все же сумевшей прикрыть их огнем. Чуть позже подключились пулеметы и орудия снизу и пехота из леса.

Уцелевшую СУ-76 в ходе дальнейшего боя спалить так и не удалось, пусть даже из подствольника в рубку кто-то из морских пехотинцев ей все же угодил. Это оказалось достаточно убедительным, чтобы та, продолжая бесприцельно стрелять, откатилась назад к пулемётчикам, уже не видя того, что Крастер тоже оттянул морских пехотинцев вглубь рощи.

Пехота северокорейцев в лесу после прекращения перестрелки никакой активности не проявляла, так что можно было подвести итоги отбитой атаки.

У Крастера в этой короткой стычке выбыло сразу семь человек, четверо из них убитыми. Если точнее, сразу были убиты только трое, четвертый – взводный сержант Юджин «Скала» О’Нил в лучший из миров только отходил, но сидевший рядом с ним измазанный кровью Соренсен уже беспомощно разводил руками. Близкий взрыв трёхдюймового снаряда слишком сильно искромсал ганни осколками. Комендор-сержант не умер на месте только из-за своего MTV.

Увидев командира взвода, умирающий взводный сержант из последних сил махнул тому рукой. Крастер подошел к умирающему. О’Нил уходил с достоинством:

– Извини, лейтенант. Я промахнулся, – сержант попытался усмехнуться, – а он в меня нет.

Комендор-сержант попал под снаряд, пытаясь подорвать последнюю уцелевшую самоходку, но граната, к большому для всех сожалению, прошла мимо. Дистанция была великовата даже для отличных стрелков.

Крастер сел рядом с ганни и молча сжал кисть умирающему. Это было все, что он мог для него сделать. Угасающий на глазах комендор-сержант продолжил своё последнее наставление:

– Трофейный «девятьсот одиннадцатый» себе заберите, сэр, если он уцелел. Мне вот не понадобился, а вам, глядишь, всё-таки пригодится…

Крастер кивнул. О’Нил тоже кивнул лейтенанту в ответ:

– Никогда не являйтесь на перестрелку без оружия, чей калибр не начинается с четвёрки… – и, не успев закончить фразу, обмяк.

Ответ, скорее мысль вслух, прозвучал уже в пустоту:

– Не думаю, что он мне поможет. Теми силами, что остались, скоординированную атаку остановить непросто…

Однако бросить обильно политый кровью перевал Крастер права уже не имел. Кавалерия вполне могла выскочить из-за холмов в любую минуту. Да и потери красные понесли немалые. Шанс у него был высок, как никогда раньше.

Оставленный снайпером-наблюдателем со стороны фронта ланс-капрал Ривера истошно завопил ровно через полчаса после смерти комендор-сержанта:

– Красные отходят!

* * *

Второй лейтенант КМП Джордж Армстронг Крастер сидел на пустом контейнере от гранатометных выстрелов возле «Супер Стеллиена» и наблюдал, как к вертолету подгоняют винтажно выглядящий танковый транспортер М19.

Фаррелл, в то время как взвод Крастера убивал и умирал на перевале, развил просто бешеную деятельность. Капитан в разгар боя сумел добраться не то что до штаба южнокорейского полка, но до командира самой 3-й пехотной дивизии и, что ещё более важно, выбить у него усиленную пехотную роту из резерва и технику для эвакуации вертолёта и своих морских пехотинцев.

Появившийся вместе с ним американский армейский майор-советник, бегло говорящий по-корейски, в настоящий момент руководил погрузкой вместе с самим капитаном. Крастер, который, после того как взвод снялся с позиции и подготовился к эвакуации, впервые оказался предоставленным самому себе, был расслаблен и полностью морально опустошен. Как, впрочем, и все его выжившие в бою морские пехотинцы.

Смерть подошла, заглянула в глаза и, усмехнувшись, отвернулась ровно в тот момент, когда лейтенант был готов смириться с неизбежностью. После того как морпехи спалили две самоходки, щедро и не раз умытый кровью северокорейский командир батальона посчитал стоящую перед ним задачу невыполнимой и предпочёл отойти.

Может быть, он оценил фактор времени – заслон на перевале в любом случае задержал его достаточно надолго, чтобы не успеть зайти в тыл южнокорейцам засветло, и, что важно, серьёзно обескровил при этом.

Может быть, он решил, что после подхода занимающих Ближнюю сил перед остатками батальона замаячит перспектива уничтожения.

Может быть, он боялся завязнуть – и погибнуть от удара в спину подошедших к обороняющим перевал силам подкреплений.

Могло быть, что он даже просто пытался спасти своих раненых, которых у него были десятки. Конечный итог оказался одинаков – северокорейцы вместо очередной упорной атаки неожиданно очистили район и ушли за реку, оставив Крастера неожиданно для него самого победителем. И лейтенант, несмотря на всё неприкрытое восхищение своих морских пехотинцев, капитана Фаррелла и майора из прошлого, даже не знал, гордиться этим или нет. Никто из них ведь не знал, сколько попыток ему для этого понадобилось.

Вертолет зацепили лебедкой и приготовились затаскивать на прицеп. Капитан Фаррелл и так и не представившийся майор отошли к Крастеру. Лейтенант встретил их равнодушным взглядом и задал первый же пришедший на ум вопрос, лишь бы сказать хоть что-нибудь:

– Горючее-то хоть слили? Еще на транспортёре нам не хватало случайно вертолет подпалить.

Капитан усмехнулся:

– Джош, ты у нас сегодня, конечно, герой и вообще будущая национальная знаменитость, но не надо считать, что я не знаю своего дела.

Крастер равнодушно пожал плечами и перевел взгляд на вертолет.

Двигатель тягача заревел, лебёдка дернула вертолёт, и… перед глазами Крастера мелькнула вспышка.

* * *

Крастер стоял в проходе пилотской кабины «Супер Стеллиена». Под вертолетом стелились освещённые утренним солнцем вершины корейских гор. Впереди, прямо по курсу строя вертолетов, собиралась темная дождевая туча.

Марк Рюккер повернул к Крастеру голову:

– Синоптики облажались, Джош! Сейчас полетим под дождиком. Отклоняться от курса командир эскадрильи не будет.

Все те слова, что только что хотелось сказать Крастеру, мерзлым комом стояли у него в глотке. Лейтенант оглянулся сквозь открытую дверь – весь его взвод почти в полном составе спал…

Грохнул гром, мелькнула вспышка, машина ощутимо вздрогнула, и голос Рюккера подавился ругательством – но в остеклении пилотской кабины по-прежнему наблюдалось тёмное дождевое облако.

Крастер, которого не держали ноги, бессильно сполз на пол. При столь подробных галлюцинациях стыдиться этого никому не стоило.

Рюккер недоуменно скосился на приятеля. Крастер успокаивающе махнул снизу рукой:

– Всё в порядке, дружище. Устал я чего-то. Надо, пожалуй, пойти вздремнуть…

Когда Крастер устраивался рядом с комендор-сержантом на рюкзаках, его рука легла на что-то тяжелое, мирно лежащее в сумке-сбросе. Лейтенант даже поначалу не понял, что это. Крастер без всякой задней мысли сунул в зев сумки руку и еще раз почувствовал, как у него под шлемом встают дыбом волосы – в сбросе лежал чётко определяемый на ощупь «Кольт» М1911А1 в кожаной кобуре времён Второй мировой войны. Без каких-либо сомнений тот самый трофейный, который он туда сунул, сняв с тела умершего от ран О’Нила…