Очередное падение машины прошло очень удачно. Подготовившийся к жесткому приземлению Крастер даже не ушибся, когда инерция бросила его на приборную доску. Пришедшая к нему мысль, что с репетициями данной посадки скоро выработается мышечная память, должна была быть юмористической. Вот только смеяться над ней даже мысленно ему совершенно не хотелось.

Крастер поднялся на ноги сразу же, как рухнувший наземь вертолет замер. Фаррелл обмяк в командирском кресле, глядя куда-то перед собой глазами, в которые медленно проникал испуг:

– Господи милосердный, чудом ведь не разбились… Просто чудом!

– Спасибо, капитан, вы нам всем жизнь спасли…

Окончание фразы – «в третий уже раз» – вертелось у Крастера на языке, но невероятным волевым усилием он от него удержался.

В грузопассажирской кабине орали, стонали, шипели и матерились морпехи. Надо было спасать Рюккера.

– Санитара в кабину, у нас раненые!

Раны у приятеля, по имеющемуся у Крастера инсайду, были поверхностные, однако следовало побеспокоиться о профилактике осложнений и минимально возможной кровопотере. У взвода и без этого рисовалось хлопот выше окружающих долину горных пиков.

Как и в предыдущем сценарии событий, взводный сержант вломился в пилотскую кабину вслед за санитаром, по-прежнему не обращая внимания на свою разбитую голову. Сержант Мерсье из экипажа и невысокий мускулистый ланс-капрал Гарсия маячили за их спинами. Крастер молча кивнул в сторону Рюккера. О’Нил в который уже раз грустно вздохнул.

Вытащив приятеля и в очередной раз просматривая шоу «Морские пехотинцы открывают для себя новый мир», Крастера снова нашел время обдумать шутку старушки Смерти, главным героем которой он неожиданно оказался.

Вариант, что взвод стал жертвой эксперимента некой технически развитой цивилизации, активно боролся с мистическим. Сегодня Крастеру пришло в голову, что в отдельных традициях Смерть изображают прекрасной девушкой. Как холостяк, он поневоле над этим задумался и тут же испуганно подавил возникшие романтические мечты. С такой девой рядом можно поседеть от одной мысли, какая у нее мама. Раскабаневшая Деззи, будь она даже лучшим в штате адвокатом по разводам, на фоне всплывшего перед глазами образа возвращала былой статус девушки-мечты буквально в считанные секунды. Не больно-то обожавшая Крастера кисломордая стерва миссис Макферсон, в которую, как в итоге выяснилось, и удалась дочка, по крайней мере, была злом привычным и звезд с неба не хватающим.

Крастер грустно вздохнул и решил, что варианты действий в сложившейся ситуации надо обдумывать несколько более приземленные. Начиная с плана, как морским пехотинцам дожить до вечера. Ибо так может получиться, что возвращение вертолета в исходную точку неизвестным экспериментаторам в любой момент может просто надоесть.

Проводя в фоновом режиме дежурный разговор с капитаном и подчиненными, Крастер не прекращал обдумывать все с ним случившееся и совершенные им ранее ошибки. К моменту снаряжения магазинов нашлось время на выводы.

В варианте событий номер один основной ошибкой стала переоценка достоверности используемой в ходе планирования исходной информации. Крастер взял на веру полученные от лейтенантов Канга и Тена данные о местонахождении северных корейцев. На этапе выдвижения к перевалу из данной ошибки выросла следующая, которая непосредственно взвод и погубила – передовой группой не были обнаружены уже занимавшие выбранный под позицию район коммунисты. Возможности для их своевременного обнаружения были достаточны, но Крастер не смог их реализовать. В результате красные весьма профессионально организовали засаду и, когда группа О’Нила въехала в «зону смерти» на грузовике, беспощадно расстреляли захваченный врасплох взвод.

Командир погибавшего подразделения попытался хотя бы отчасти исправить эту ситуацию, однако с толикой везения ему не подфартило. В итоге Крастер особо себя не проявил, пользуясь внезапностью появления, застрелил несколько северокорейцев и в эндшпиле стычки сам поймал очередь из ППШ в лицо. Конечным итогом цепи совершенных ошибок стало первое возвращение к вспышке адреналина в падающем вертолете.

Выводы из совершенных ошибок он при этом извлёк следующие.

Практически любая информация, имеющаяся у командира в ходе планирования боевых действий, может быть частично или полностью недостоверна. Поэтому при планировании обязательно нужно оценивать и пересматривать риски и возможную степень её надёжности.

Наибольшую степень надежности несет информация, полученная без посредников. Соответственно, постоянное присутствие Роммеля в ключевых точках передовой линии в ходе боев в Пустыне было не прихотью излишне храброго человека, а необходимостью контроля над ситуацией, ценой временного сужения поля зрения и передачи своих функций начальнику штаба.

В «серой зоне» движение и расположение лагерей подразделений без предварительной разведки местности и наличия охранения абсолютно недопустимы.

Далее взвод перезагрузился и начал действовать в варианте событий номер два.

Подразделение выдвинулось к перевалу пешим порядком по лесу вдоль горного хребта. Данным маневром Крастер удачно же лишил противника возможности наблюдать за своими действиями и контролировать ситуацию. Кроме того, взвод получил возможность скрытно сблизиться с противником, тем самым создав себе шанс на перехват боевой инициативы. Возможным минусом данного решения стала возможность вступления взвода в ближний бой в лесу. Это в определенной степени лишало морпехов возможности навязать бой с использованием качественного превосходства своего вооружения и грозило некоторыми потерями, которые, впрочем, с учетом средств индивидуальной бронезащиты обещали быть достаточно умеренными.

В пику данному варианту, выдвижение в боевом порядке по открытому пространству, с трансформацией в атаку после обнаружения и локализации занимаемой северными корейцами позиции, позволяло реализовать возможности штурмовых винтовок и оптики даже с учетом красного отделения, нависающего над флангом. Минусами данного варианта были те же потери, причем неясно, большие или меньшие, нежели в потенциальной стычке в лесу, и главное, лобовой характер столкновения. В этом случае взвод имел минимальные шансы уничтожить красных на обороняемом ими рубеже. Бой практически неизбежно свёлся бы к ситуации выдавливания их с позиции, причем чем эффективнее был бы огонь морпехов, тем на большей дистанции.

В итоге сохранение северокорейским подразделением частичной боеспособности, яиц и боевого духа с возникшим желанием посчитаться с американцами в ходе дальнейших событий грозило непрогнозируемыми, но несомненно неприятными последствиями. При этом способность подорвавшего Крастера гранатой корейского лейтенанта наделать беспричинных ошибок в достаточно простой тактической ситуации с некоторых пор вызывала у того сомнения. Под жестким прессингом ближнего боя красный офицер вел себя куда более храбро и профессионально, чем Крастеру бы того хотелось. При этой мысли лейтенант даже нервно хихикнул – в этом он убедился лично.

В общем, можно было сделать вывод, что общий план действий был абсолютно правильным. В этом случае возникал вопрос, тогда где же произошла очередная ошибка?

Взвод выдвигался к перевалу, держась кромки леса, имея одно отделение в головном дозоре, второе – справа во фланговом, третье вместе с управлением взвода следовало по маршруту первого. Боковой дозор слева за близостью опушки не выставлялся. При встрече с красными корейцами в лесу задачей обнаружившего их отделения становилась добыча первичной разведывательной информации и связывание противника боем. По вступлении в бой оставшихся двух отделений, они могли: усилить отделение, ведущее бой в фронтальной перестрелке; поддержать связывающее встреченного противника отделение с фронта и частью сил ударить во фланг; а также без лишнего умствования охватить красных с обоих флангов не связанными боем отделениями. Противник обнаружен не был, стычки не произошло. План первой жертвой боя на данном этапе не стал.

Крастер совершил ошибку, как, сокрушаясь, признал сам лейтенант, уже при выходе на перевал. Взвод срезал угол лесного массива, взяв севернее линии опушки, и в результате данного решения угол леса остался не осмотренным. Соответственно, находившееся там северокорейское дозорное отделение обнаружено не было. При том, что ему было там вполне логично находиться. Как изначально, так и скрытно оттянувшись по обнаружению в лесу морпехов. Далеко отрываться от ядра своего подразделения в случае обнаружения для коммунистов было бы весьма непрофессионально.

Собственно, было совсем неважно, обнаружило ли красное дозорное отделение морпехов, когда они как стадо лосей двигались по лесу, или вышло на взвод уже потом, после завязки перестрелки с основными силами занимающих перевал северокорейцев. В любом случае коммунисты неплохо сориентировались и ударили морпехам во фланг и тыл. Начав своё выступление так удачно, что, пользуясь шумом перестрелки, перебили одну из огневых групп, даже не будучи замеченными при этом. Далее удача немного улыбнулась уже морпехам, и Ковальски, несмотря на полученное ранение, поднял тревогу. Сделав это как никогда вовремя. Действуй эти восемь коммунистов более осторожно и прояви морские пехотинцы хоть немного больше беспечности, северокорейцы имели все шансы зачистить оба отделения на опушке без особых проблем. Так же спокойно продвигаясь вдоль лежащей по опушке и перестреливающейся с основными силами северян стрелковой цепи и под шум перестрелки стреляя из ППШ одиночными выстрелами сзади в головы.

Короче говоря, из оценки данной ситуации в копилку следовал ещё один вывод.

При ведении боя ограниченными силами в лесном массиве, помимо его предварительной разведки в районе действий подразделения, каким бы напряженным бой ни был, никогда нельзя забывать про наблюдение за тылом и флангами. Что собственно, даже важнее разведки района действий – при высокой плотности лесного массива разведка ничего не гарантирует.

Теперь Крастеру нужно было прикинуть, не наделал ли он ещё каких ошибок далее. Очень удачно зачистив группу корейцев за своей спиной (лейтенант самодовольно ухмыльнулся), ядро взвода выдвинулось вперед и атаковало рощу с фронта. Так как красные к тому времени были выдавлены огнем с опушки и связаны перестрелкой с взявшим их во фланг отделением Келли, вступление в ближний бой ещё десятка морских пехотинцев решило его исход окончательно. Чему особенно помогло то, что внезапное появление морпехов на фланге, видимо, как раз совпало с моментом, когда красные пытались уничтожить второе отделение контратакой. В результате пойманные без штанов коммунисты оказались под перекрёстным огнём, сразу же начали нести большие потери и почти мгновенно обратились в бегство.

Сложившийся на коленке замысел боя по уничтожению занимающих рощу красных корейцев реализовался практически как по маслу. Единственным по-настоящему тёмным моментом плана стали прошляпленные в лесу автоматчики. Серьезных надежд, что комендор-сержант О’Нил расстреляет всех северян на фланге обороняющихся и обнаружить выдвижение отделения Келли будет некому, ни Крастер, ни О’Нил, ни даже сам Келли не питали, соответственно, срыв данного приятного варианта Крастера бы не удивил. Возможность такого варианта учитывалась.

Далее тоже сложилось неплохо. После удара морпехов из группы командира взвода и отхода красных с плавным переходом в бегство Крастер коммунистов не отпустил. Тоже абсолютно правильное решение с попыткой реализации успеха по максимуму. Решение себя оправдало, однако осторожное продвижение взвода не позволило преследовать коммунистов с равной им скоростью. Полностью добить взвод или, возможно даже, недоукомплектованную роту северокорейцев не удалось. Судя по количеству обнаруженных трупов, красные, видимо, просто рассеялись по роще и ее окрестностям, и взвод в итоге добил одних неудачников и переставших соображать паникеров.

Если не задирать планку успеха на безусловное уничтожение, бой закончился безусловной победой. Красное подразделение как организованная сила перестало существовать. Далее Крастер принял абсолютно правильное решение не терять время, добивая остатки. Вылавливать рассыпавшихся по роще одиночек было долгим, муторным, грозящим неоправданными потерями и невысокой эффективностью занятием. Довольно плотная растительность, малое количество людей и короткая дистанция огневых контактов при обнаружении не облегчали бы, а осложняли выполнение основной стоящей перед взводом задачи – перекрытия Мертвого перевала.

Случись данная успешная стычка где-то в Ираке или Афганистане, опять-таки не стал скромничать лейтенант, он бы мог смело рассчитывать минимум на Серебряную Звезду. Пусть даже посмертно. А вот за случившуюся с ним внезапную смерть Крастеру было просто стыдно. Убили его абсолютно для профессионала глупым образом. После осознания факта безусловной, и даже претендующей на выдающуюся победы в очень напряженном ближнем бою, где пару раз всё висело на волоске и грозило полным уничтожением подразделения, морские пехотинцы, включая одного лейтенанта, непростительно сильно расслабились. И в результате этой расслабленности фанатичный краснокорейский офицер тупо подорвал Крастера, забрав его в чистилище вместе с собой. К позору лейтенанта – исключительно по причине не принятия Крастером элементарных мер предосторожности.

В менее важных, второстепенных аспектах осталось только определиться, было ли оправдано выделение сводной огневой группы О’Нила из состава третьего отделения. Крастер обдумал имеющиеся варианты и пришел к мнению, что хуже как минимум не стало. Данная группа занимала доминирующую по высоте позицию над противником и вела огонь абсолютно безнаказанно – что в этих условиях значило эффективно. Дистанция порядка пятисот–шестисот метров для М16А4 и М27IAR с четырехкратной оптикой довольно велика, близка к предельной по эффективности, однако для полигонных условий отсутствия ответного огня являлась вполне рабочей. Собственно, в таких условиях группа имела шансы отлично отстреляться и на семисотметровой дистанции. Узким местом стрельбы в данных условиях являлось одно только управление огнём. Для чего там взводный сержант в принципе и требовался.

Что-то лучшее было придумать сложно. Допустим, вариант использовать вместо выделенных из огневых групп расчетов М27IAR одну-две штатные огневые группы выводил бы из боя гранатометы их командиров, да и М4А1 на такой дистанции вовсе бы не чувствовали себя комфортно. Дальность стрельбы М203А1 слегка превышала триста метров, действительным огонь карабинов сохранялся не намного дальше. Всё перечисленное в сложившихся условиях было весьма даже нерациональным. Профессионализмом, по мнению Крастера, являлось умение пользоваться своими достоинствами и чужими недостатками, не допуская обратного со стороны противника. Не более и не менее того.

Нахмурившийся лейтенант почесал голову под шлемом, сел поудобнее и вытер с лица пот. С совершенными ранее ошибками он разобрался, требовалось рассмотреть варианты наиболее оптимальных действий будущего, упомянутых ошибок не совершить и, главное, не наделать новых.

Исходя из имеющихся у Крастера исходных данных (неважно, каким образом полученных), на данном этапе можно было быть уверенным, что к моменту падения «Супер Сталлиена» перевал уже был занят передовыми подразделениями красных. Силы противника по данным прошлых стычек можно оценить как усиленный взвод либо сильно потрёпанная рота. Судя по вооружению, упорству и храбрости красных в бою, подразделение не обычной пехоты, а, наиболее вероятно, отборных и замотивированных разведчиков. Это же подтверждало и вооружение. Винтовок, с оптикой и без нее, лейтенант увидел всего несколько штук. То слабое звено, благодаря которому Крастеру бросили под ноги противотанковую гранату, ни о чем не говорило. Данный хитрый кореец просто хотел жить.

Так как с места падения вертолета роща наблюдалась, также можно было сделать вывод, что и вертолет противником просматривался. Как, впрочем, и бродящий вокруг него люд и уж тем более автотранспорт. То есть о скрытности уже не может идти речи.

Вариант атаковать красных по голому полю для Крастера был не обсуждаемым непрофессионализмом, выдвижение к перевалу по лесу вдоль левой половины долины требовало бы слишком много времени, соответственно, выдвижение вдоль горного хребта на севере с отметками 301, 283 и 222 по вершинам оставалось единственным приемлемым для взвода вариантом. На фоне имеющихся у данного сценария преимуществ предсказуемость выглядела малозначимым недостатком и могла в целом не волновать.

Приободрившийся Крастер даже хмыкнул – то, что у носорога плохое зрение, в основной массе случаев проблема далеко не самого носорога.

Сложившийся у него план дальнейших действий был всё так же прост: на первом этапе взвод выдвигается в район перевала, уточняет обстановку и уничтожает обнаруженного там противника. В дальнейшем, на этапе номер два, ставит взводный опорный пункт и знакомит с пулями калибра 5,56 миллиметра всех, кто к несчастью своему под них сунется.

Конкретный план действий на данном этапе был отложен на момент празднования разгрома передового отряда красных корейцев. До данного момента подобные, не имеющие практической ценности теоретические умствования могли только бессмысленно отнять у планировщика время.

* * *

Появление аборигенов Крастер принял уже вполне рутинно, действия окружающих ничем особенным от ранних вариантов тоже не отличались.

Ланс-капрала Чоя он Фарреллу, как и во втором варианте событий, не оставил. Крастеру было совсем не до шуток, бесконечным цикл «дня сурка» на Пусанском периметре не мог быть в принципе, что бы или кто бы за этими событиями ни стоял. Каждая очередная неудача несла риск в кабину падающего «Супер Сталлиена» уже не вернуться – что не сказать чтобы Крастера сильно радовало. В настоящий момент он по крайней мере мог дышать и даже немного радоваться жизни.

Вспышки ППШ в лесном полумраке и противотанковая граната, упавшая под ноги, требовали от Крастера отнестись к ситуации со всей серьезностью. Лишний автоматчик, участвующий в бою, мог не то чтобы решить исход боя, но спасти жизнь если не самого лейтенанта, то одного-двух его морских пехотинцев. С учетом того что дело в ходе предыдущих вариантов событий он имел всего лишь с одним взводом коммунистов и до подхода сил, с которыми мог иметь дело впоследствии, просто не дожил, вопрос экономии ресурсов стоял на грани критического.

Раскрывать подчиненным имеющуюся у Крастера информацию выглядело немного странным. Лейтенант не мог знать, как они на это отреагируют, а проверять практически не хотелось. Поверят ему люди на слово или отберут у лейтенанта оружие и привяжут к вертолетному сиденью, было как минимум равновероятной развязкой. В этой связи пришлось строить из себя гениального полководца, видящего всё на пару миль в стороны сквозь туман, лес и горные пики благодаря своей невероятной прозорливости и высочайшему интеллекту. Благо данная роль была ещё и приятна, удачно разгоняя так и лезущие в голову мрачные мысли.

– Штаб-сержант Ковальски, ваше отделение идет головным. Направление движения вдоль опушки, к углу лесного массива. Дальнейшие действия после уточнения обстановки. Предполагаю, что перевал занят противником, считаю вероятным нахождение в лесу на нашей стороне как минимум патрулей, поэтому приказываю принять максимальные меры предосторожности.

Фаррелл, стоявший неподалёку, явно захотел что-то сказать, однако глянул на напрягшихся NCO и передумал.

Задумчивый Ковальски спокойно кивнул:

– Есть, сэр.

– Сержант Келли, – продолжил Крастер. – Ваше отделение прикрывает колонну взвода с фланга, продвигаясь в глубине лесного массива на одной линии с Ковальски. Дистанция между вашими огневыми группами и соседними отделениями – на расстоянии зрительного контакта. По крайней мере, периодически. Друг к другу жаться не будем, однако лес плотный, отрыв подразделений может для нас всех плохо кончиться.

Келли расплылся в улыбке:

– Вы о ком это, сэр? Неужели о коммунистах?

Ковальски поддержал приятеля одобрительным хмыком, третий командир отделения, сержант Мюллер, тоже утвердительно кивнул, не скрывая скептической улыбки.

Ответ Крастера погасил рык О’Нила. Умница взводный сержант решил, что командиры отделений слишком многое себе позволяют и для всех будет лучше их немного на землю приопустить:

– Осторожнее на повороте! Больше дисциплины и поменьше самодовольства, господа сержанты. Эти северные корейцы ничем не хуже тех иракских и афганских бабаев, тела убитых которыми морских пехотинцев вы все видели.

Озабоченный Крастер кинул на взводного сержанта благодарный взгляд:

– Благодарю вас, комендор-сержант. – Лейтенант перевел взгляд на командиров отделений. – Да, вашему лейтенанту тоже бы хотелось от вас немного поменьше самоуверенности и побольше профессионализма. Оттого, что вам, сержант Келли, всадят в лицо очередь из ППШ или японского ручного пулемета вместо «калашникова», или даже банально бросят гранату под ноги, менее мертвым вы не станете.

По виду Келли было видно, что упрямый сержант хочет вступить в спор, однако довод о воинской дисциплине подействовал. Техасец ещё раз глянул на О’Нила и не рискнул превращать постановку задач в базарную склоку, уж больно свирепо-предвкушающе тот на него смотрел.

Крастер одобрительным кивком такое поведение подчиненного поддержал и продолжил речь:

– Продолжу. Ядро взвода – третье отделение сержанта Мюллера. С ним следует управление взвода – я, взводный сержант и санитар. Мюллер?

– Есть, сэр!

Лейтенант кивнул.

– Лейтенант Рюккер и капитан Фаррелл временно остаются на попечении вертолетных стрелков. Потом капитан Фаррелл отбудет за кавалерией, а мы заберем лейтенанта на организованный нами медпункт.

Крастер отвлекся от подчиненных и поймал взглядом Фаррелла:

– Не хотите что-то добавить, сэр?

– Пожалуй, нет, лейтенант. Всё в порядке. – Заминка капитана с ответом была недолгой.

Крастер продолжил:

– Пока мы тут держим перевал, капитан по своему плану займется выбиванием нам помощи и автотранспорта под эвакуацию вертолета. Охрана вертолета и техническое обеспечение наших действий – сержанты из экипажа. Или кто-то один из них, капитан Фаррелл решит, как для него будет целесообразнее. Всё всем ясно?

Командиры отделений и тоже внимательно слушавшие инструктаж сержанты-вертолетчики единодушно рявкнули:

– Есть, сэр!

– Ну, а коли понятно… тогда вперед, время не ждет!

* * *

Темпы взвода не поражали, двигающееся в глубине леса второе отделение заметно замедляло подразделение. Тем не менее все на свете имеет свою цену и время в обмен на безопасность – это не самая высокая цена. Вся осторожность оправдалась сторицей, когда дозорные второго отделения все же нашли в лесу северокорейцев. Взаимно обнаружившие морских пехотинцев коммунисты немедленно открыли огонь из своих ППШ.

Командир красного отделения, вступив с морскими пехотинцами в перестрелку, очень серьёзно сглупил. По уму, ему следовало встретить обнаруживших его морпехов шквалом огня и просто убегать от них со всех ног, разрывая дистанцию. Преследовать коммунистов по лесу с равной скоростью подчинённые Крастера не смогли бы просто физически. Причем даже не столько по причине массы бронежилетов и вооружения, а банально опасаясь возможной засады и принимая меры профилактики. При достаточной проворности это отделение, в принципе, и к своему взводу в рощу имело отличные шансы успеть перебежать.

Вместо всего этого храбрый и глупый красный сержант принял в лесу бой. Когда коммунисты оценили численное превосходство Келли и попытались осторожно отойти с взаимным огневым прикрытием бойцов, стало уже поздно. Расчет на храбрость своих солдат, плотность огня пистолетов-пулеметов, а также низкую агрессивность и боевой дух противника не оправдался. Коммунисты сделали всего одну, но оказавшуюся для них смертельной ошибку.

Вполне могло быть, что вступи они в бой с южными корейцами, морально подавленными двумя месяцами непрерывных поражений и отступления, ситуация для красных сложилась бы лучше. Однако для Крастера данное решение оказалось самым что ни на есть подарком судьбы. Отделение Баварца Мюллера даже не успело вступить в бой. Келли быстро прояснил обстановку и практически без участия командира взвода взял коммунистов в оборот.

Второе отделение с присоединившейся к нему огневой группой первого молниеносно развернулось в линию и связало корейцев огнем. Далее последовал банальный удар во фланг. Оставшиеся две группы первого отделения во главе с Ковальски, под командованием присоединившегося к данной группе Крастера, элементарно продвинулись вперёд и влево и охватили связанных фронтальной перестрелкой корейцев с фланга и тыла. Обнаружив морпехов за своей спиной, последние к тому времени остававшиеся на ногах коммунисты наконец перешли к бегству, однако момент был давно упущен, и охватившие их огневые группы перестреляли бегущих красных, как куропаток.

Благодаря подавляющей численности, огневой мощи, выучке и средствам индивидуальной бронезащиты морских пехотинцев, стычка обошлась без потерь. Пара морских пехотинцев получила пули в бронежилеты. Хосе Рамирес, командир огневой группы из первого отделения, на диво удачно поймал шлемом очередь из ППШ – северокорейский солдат на последних уже секундах своей жизни удивительно точно по нему отстрелялся. Пули сбили каску, отрубили мочку левого уха и нагнали на пуэрториканца страху. К бросившему карабин и привалившемуся к дереву капралу тут же устремился взводный санитар.

Как рассудил Крастер, осматривая трупы, большего красным при таком неравенстве сил было добиться сложно, даже несмотря на их агрессивность, боевой дух и определенно неплохую выучку. Принижать северокорейцев даже мысленно Крастер теперь считал ниже своего достоинства, вместе с ними подобное отношение унижало и их победителей.

Пока отделения двигались дальше, растягиваясь вдоль опушки на перевале, появилось время осмотреть трупы противника. В предыдущих вариантах событий до этого как-то не дошло.

Все восемь убитых немногим отличались друг от друга, так же оставаясь очень похожими на своих потомков из XXI века. Невысокого роста мужчины примерно от двадцати до тридцати пяти лет, с мозолистыми руками и внешностью типичных таких пашущих на буйволах северокорейских крестьян, одетых в изрядно уже поношенное советское военное обмундирование времен Второй мировой войны. Имущество мертвецов находилось в советских же вещевых мешках и освобождённых от противогазов противогазных сумках.

Вооружение коммунистов состояло из пистолетов-пулеметов ППШ с секторными и дисковыми магазинами и мельком виденной Крастером в прошлой жизни японской «Арисаки» с оптическим прицелом. У снайпера и командира отделения – сержанта с широкими галунами на погонах – на поясах висели пистолетные кобуры.

ТТ снайпера Крастера не интересовал, а вот от одного только взгляда на кобуру сержанта он сразу же сделал стойку. Обмануться глазу было весьма сложно, в издалека узнаваемой американской общеармейской кобуре сержанта действительно лежал трофейный «Кольт» М1911А1 1942 года выпуска. Кроме того, с шеи убитого Крастер снял видавший всякие виды японский полевой бинокль, и с пояса – три ручные гранаты: хорошо им узнаваемую Ф-1 и парочку неизвестного типа в виде металлического бочонка с торчащим из крышки взрывателем. Гранаты пришлись весьма кстати, они немедленно очутились в подсумках.

Кобуру с «Кольтом», подсумок с магазинами и найденную в вещмешке убитого вместе с двумя банками SPAM начатую пачку с патронами Крастер без колебаний вручил взводному сержанту. О’Нил в это время, облизывая губы, масляными глазками рассматривал снайперскую «Арисаку».

– Ганни, примите вот ствол в подарок. Ваш пистолет в нашем времени остался, однако надеюсь, что этот «Кольт» послужит не хуже.

О’Нил подарка не ожидал и откровенно растаял:

– Спасибо… сэр.

Крастер пожал ему руку и похлопал по плечу.

– Пользуйтесь, ганни. От чистого сердца.

– Благодарю вас, сэр! Я думаю, что мне пригодится!

– Без всяких на то сомнений, Рок.

Крастер улыбнулся и развернулся к морпехам из оставшейся с ними огневой группы капрала Мура, тоже обшаривающим трупы.

– Капрал Мур, собрать все оружие, патроны, документы и пригодное к использованию имущество. Барахло вынесете к опушке, кинете в тылу взвода под какой-нибудь ориентир, потом доложите взводному сержанту или мне. Собранные с убитых ручные гранаты оставьте себе, сержант Келли распределит. Мы с взводным сержантом – по своему плану.

– Есть, сэр!

– Вот и хорошо, выполняйте. Пойдемте, ганни. Эти корейцы тут не одни.

* * *

Уничтожение красного патруля прошло на редкость удачным образом, взвод обошелся без потерь. Даже неудачник (или везунчик, как посмотреть) Рамирес, после того как ему зашили ухо и привели в себя, молча ушел к своим. Выглядел он при этом в своем окровавленном обмундировании весьма забавно, набекрень взгромоздив на голову побитую пулями каску.

Служивший для капрала примером взводный сержант тем временем нянчил в руках трофейную «Арисаку», как хороший отец своего первенца. О’Нил твердо вознамерился проверить винтовку в деле, и Крастер не видел причин, почему бы не дать ему такую возможность.

По данным наблюдения, краснокорейский взвод все так же занимал оборону по опушке рощи. Вели себя северные корейцы при этом уже достаточно осторожно, что тем не менее при огромном количестве оптических приборов у морских пехотинцев Крастера и профессиональной организации наблюдения им нисколько не помогло. Крастера в этой ситуации больше интересовало обратное, насколько сами морпехи оказались скрыты от наблюдения противника. Хотя красные и не стреляли, в не обнаружение ими хотя бы некоторых излишне вылезших на опушку стрелков немного не верилось.

Очередной созревший план уничтожения северокорейского подразделения на данном рубеже не блистал новизной, полностью повторяя замысел предыдущей жизни и положения полевых наставлений, и состоял из:

• Отвлечение обороняющихся корейцев огнем и угрозой атаки с фронта.

• Выдвижение вперед третьего отделения с охватом противника с фланга и тыла. В этот раз штурмовым отделением было выбрано подразделение Мюллера.

• Выдвижение на помощь штурмовой группе основных сил взвода и окончательное уничтожение связанного ближним боем обороняющегося врага.

Ничего нового, всё по схемам действий из профильной литературы. Некоторым отклонением от типичной схемы было только выделение расчетов M27IAR в пулеметно-марксманскую группу О’Нила. В этот раз стрелков выделило уже второе отделение, атаковать должен был Мюллер.

Марксманская группа была чистой импровизацией самого Крастера, однако даже ей можно было найти аналогии. Впрочем, даже коли бы Крастер оказался первооткрывателем, от данного замысла он бы всё равно не отказался. Истина, что лучше всего стреляют те люди, по кому ответного огня не ведут, была в свое время заучена им намертво.

Мюллер принял приказ о своих действиях с абсолютно немецким спокойствием, равнодушно уточнил интересующие вопросы и ушел готовить подразделение к бою. Вообще, морские пехотинцы взвода, попав в столь неприятную ситуацию, Крастера приятно удивили. Не нашлось ни паникеров, ни трусов, ни даже откровенных истериков. После первого шока все пришли в себя достаточно быстро, пусть даже некоторых и потребовалось дополнительно стимулировать. В бою морпехи вообще вели себя выше всяких похвал. По крайней мере, сейчас.

Пока взвод ждал сигнала готовности группы огневой поддержки, морские пехотинцы подтверждали делом сложившееся о себе мнение. Кто-то с безразличным видом курил, привалившись к стволу дерева, кто-то немного нервно травил байки. Лежавший впереди наблюдателем рядовой Блатт деловито отмечал обнаруженных им красных корейцев и привязывал их к ориентирам. Его командир огневой группы капрал Уайт снял с Блатта бандольеру с сорокамиллиметровыми гранатами и положил ее перед собой, подготовив к расстрелу как боекомплект первой очереди. С учетом неясности хода дальнейших событий капрал очень предусмотрительно не хотел расходовать носимые с собой выстрелы.

– Пять-два на месте. К бою готов.

Прежде чем нажать на тангенту радиостанции, Крастер вытер о штаны неожиданно вспотевшие руки.

– Мародеры, выдвигаемся. Три-два, приступаешь после отдельной команды.

– Принято, лейтенант.

Крастер перехватил карабин и по-пластунски скользнул вперед.

* * *

Фронтальная перестрелка с занявшим оборону корейским взводом никаких неожиданностей не принесла. Противоположная опушка даже сама по себе находилась достаточно далеко, чтобы не оставить вооруженным пистолетами-пулеметами красным никаких шансов ни на что, кроме случайных поражений за счет количества выпущенных боеприпасов. Наличие у морпехов четырехкратных оптических прицелов Trijicon ACOG USMC Rifle Combat Optic превращало бой в одностороннее избиение, могильной плитой ложась на головы северокорейцев.

Команда на выдвижение третьего отделения последовала, как только Крастер пришел к мнению, что корейцев выдавили огнем с опушки. В ходе прикрытия выдвижения Мюллера морпехи старательно поливали огнем как обнаруживающих себя наблюдателей, так и возможные места их нахождения.

К чести северокорейцев, их командир пытался сохранить контроль над ситуацией даже в данных условиях. Наблюдатели, один за другим и не обращая внимания на потери, упорно выдвигались шокированным красным лейтенантом вперед. Крастер бы на его месте тоже опасался атаки.

Появление Мюллера на северной опушке рощи обернулось по-настоящему шквальным огнем, который он с корейцами там открыл:

– Мародер-два, на связи Три-два. Комми скопились в роще вблизи вершины, застал врасплох, веду бой. Очень плотный огонь, противника человек двадцать. Прошу помощи, говорю ещё раз, прошу помощи! Приём!

– Принято, Три-два. Держись, выдвигаемся.

Как учили Крастера, исход боя решает умение не пропустить и воспользоваться удачным моментом. Ситуация, по его мнению, складывалась просто прекрасно, и было бы преступлением упустить появившийся перед ним шанс.

– Взвод, в атаку! Пять-два, прикрываешь огнем с места! При встречном огне противника залегать запрещаю, уничтожать огнем с ходу! Вперед!

Крастер вскочил на ноги и устремился вперед, не оглядываясь на подчиненных морпехов. Он знал, что настоящий офицер-лидер, ведя за собой взвод, никогда не останется в одиночестве. Имеющиеся у него инсайды говорили, что среди подчиненных он таким лидером и является.

* * *

Минусом использованной им тактической схемы было предоставление возможностей противнику разгромить взвод по частям. При правильной реакции, что естественно. В сложившейся ситуации с взятием северокорейского взвода в клещи коммунисты получали возможность перехвата боевой инициативы в виде контратаки на отделение Мюллера. Что, в принципе, давало бы возможность уничтожить его как раз к моменту подхода полутора отделений ядра взвода к роще, после чего им бы сам бог велел контратаковать ещё и их.

Но это было теоретически. По факту же в успешность краснокорейской контратаки Крастеру не верилось. Слишком разным был класс противоборствующих сторон, который корейцы в использованной схеме уже не могли компенсировать численностью.

Основным призом в игре наперегонки были жизни морских пехотинцев и реализация возможности выключить данный взвод северных корейцев из дальнейших расчетов боя на перевале. Наличие боеспособной и организованной группы коммунистов за спиной взвода Крастера мешало буквально любому замыслу лейтенанта. На данном этапе самым опасным для его планов действием северокорейского офицера была отнюдь не контратака на отделение Мюллера и даже не перестрелка с взводом с жестко удерживаемых позиций. Банальный отход вглубь рощи с разрывом дистанции с морпехами портил буквально любой его дальнейший план одной только угрозой активных действий уцелевшего красного подразделения.

Последний вариант вынуждал Крастера либо терять время на поиск и уничтожение красного взвода в роще и в лесу за ней, с возможными печальными последствиями при появлении основных сил противника, либо постоянно держать часть сил в прикрытии. Под дамокловым мечом в любой момент возможного удара в спину без этого было не обойтись. Нейтрализация возможности осуществления такого сценария требовала от Крастера поторапливаться, от него требовалось зажать связанных боем северокорейцев в клещи раньше, чем красный лейтенант это сообразит.

С приближающейся опушки по взводу, как это ни странно, никто не стрелял. Мимоходом удивившийся данному факту Крастер заорал Ковальски:

– Один-два, ориентируйся по стрельбе, забирай немного левее, отсекай коммунистов от отхода вглубь рощи! Поторапливайся!

– Принято, Мародер-два.

Ударившее с фланга второе отделение, парой минут позже поддержанное отделением Ковальски, как и в прошлый раз, оказалось для северокорейцев очень неприятной неожиданностью. Наблюдателей у красных с восточной стороны рощи почему-то не оказалось. Ошибку корейского командира взвода не смогла компенсировать никакая храбрость, дисциплина и даже самоотверженность поддержавших товарищей раненых коммунистов. Напротив, в данной ситуации упорство даже ухудшило положение северокорейцев, дав возможность первому отделению охватить красный взвод с тыла. К этому моменту численное и тактическое превосходство морпехов было близко к абсолютному.

Вследствие последнего дальнейший бой не занял и десяти минут. Окруженный северокорейский взвод раздавили, как орех щипцами, причем за основные потери времени нужно было благодарить осторожность морпехов, охлаждаемых командами Крастера и командиров отделений, а не упорство обороняющихся.

Пленных и в этот раз не брали. Знакомому северокорейцу, снова попытавшемуся сдаться, с жалобным криком высунув поднятые руки из-за дерева, автоматчик первого отделения ланс-капрал Фостер без колебаний разнес голову короткой очередью.

В паре десятков футов от свежеиспеченного покойника под кроной соседнего граба лежали две фигуры. Сержанта, выставившего из-под накрывшего его тела залитый кровью погон и офицера в намокших от крови бриджах с лежащей на виду кожаной сумкой.

Так как перестрелка уже затихала и помощь в добивании последних коммунистов уже не требовалась, к мертвецам ягуаром метнулся капрал Мур, не так давно завидующим взглядом провожавший «Кольт» и «Арисаку» в руках взводного сержанта.

– Твою мать! – Крастер выстрелил в землю. – Мур, стоять!

Недоумевающий капрал замер. Крастер, не обращая на него внимания, всадил в лежащие друг на друге трупы короткую очередь.

Пробитое пулями тело корейского лейтенанта задергалось в агонии и мучительно захрипело, спровоцировав настоящий шквал огня от замерших рядом морпехов. Поток пуль, окончательно изрешетивший обоих коммунистов, с гарантией поставил в их судьбе точку. Занавесом сцены стал мощный взрыв, разнесший оба трупа на части и закидавший снова сунувшегося собирать трофеи Мура кровью с ошметьями одежды и кишок.

Крастера откровенно передернуло, несостоявшаяся смерть капрала в предыдущем варианте событий произошла именно с ним. Упавший на колени и донельзя потрясенный Мур ещё более дикими глазами, чем он, смотрел на место своей несостоявшейся смерти.

Появившийся поблизости на звук взрыва командир отделения, увидев своего капрала, не мог удержать усмешки:

– Мародерство до добра не доводит, сынок.

Сам Мур, не обращая на него внимания, медленно повернул к Крастеру забрызганное кровью лицо:

– Спасибо… сэр!

– Не за что. Живи уж, капрал, и в следующий раз будь осторожнее. Не ранен?

Приходящий в себя Мур огляделся и ощупал себя руками:

– Нет, сэр… это не моя кровь…

– Вот и хорошо. Всех касается, – Крастер огляделся по сторонам, отслеживая реакцию морпехов, – с северными корейцами в будущем ведите себя поосторожнее, боевого духа этим красным фанатикам не занимать!

Все присутствующие, не сговариваясь, но практически синхронно перевели взгляд на место столь храброй смерти до конца сражавшегося корейского коммуниста.

Вокруг стояла тишина, северокорейский разведывательный взвод был уничтожен. Надо было думать, как встретить удар следующих за ним северокорейских подразделений. Если они появятся. Крастер очень надеялся, что обойдется…

* * *

Бой по любым возможным критериям сложился для Крастера исключительно удачно – не понеся безвозвратных потерь, взвод уничтожил порядка тридцати пяти – сорока северокорейских солдат, заплатив за это семью ранеными, из которых ранения только двоих морпехов были серьезны. Самые значительные потери понесло третье отделение. У выдержавшего напряженную перестрелку накоротке и решившего исход боя подразделения выбыло больше трети состава – пятеро морских пехотинцев. Локальное численное преимущество и пистолеты-пулеметы красных взяли свою цену. Первое и второе отделения в ходе зачистки потеряли в боевом составе по одному бойцу.

Однако, как Крастер грустно подумал об этом, всё в этом мире относительно. Веди взвод бой в составе роты или батальона, размен семерых раненых на три с половиной десятка красных трупов стал бы отличным поводом для награждения, практически не влияя на общую боеспособность. Сейчас же, при самостоятельных действиях, семеро раненых выключали из боя помимо своих винтовок ещё и карабин санитара.

По факту, после этой очень удачной стычки боеспособность подразделения рухнула примерно на треть, ведь помимо исключения из ведения боевых действий двадцати процентов винтовок взвод очень сильно потерял в маневренности, будучи вынужден обеспечивать безопасность раненых. Организовать отдельный медицинский пункт у вертолета было откровенно глупой затеей, тяжелораненые – ланс-капрал Тернер, получивший две пули – в скулу и нижнюю челюсть – и чуть было не захлебнувшийся кровью при этом, и капрал Каннистрато, которому таким же чудом не отрезали руку очередью – требовали непрерывного пригляда взводного санитара. Надолго отпускать Соренсена далеко от себя было бы грандиозной глупостью.

«Стоять насмерть» становилось безальтернативным вариантом. В этой связи очень остро вставал вопрос выбора удачной позиции. Разделять потрепанный взвод на части тоже было крайне нежелательно. Краеугольным камнем победы было серьезнейшее преимущество морпехов в эффективности стрелкового вооружения. При неумении его реализовать, читай навязать ведение боя на больших дистанциях, пользуясь точностью и скорострельностью оснащенных оптическими прицелами М16 и М27IAR, морские пехотинцы проигрывали без вариантов.

Чтобы упомянутое реализовать, лейтенанту требовалось сочетание широкого поля обзора, отсутствия заметных непростреливаемых пространств и высоких дистанций стрельбы. Данное сочетание не давало бы коммунистам поднакопиться где-то вблизи позиции и похоронить взвод под людскими волнами просто оттого, что морпехи не успеют выпустить достаточно пуль, чтобы красных остановить.

При реализации данного сценария все красно-корейские пистолеты-пулеметы снова превращались во что-то близкое водяным пистолетам по эффективности и получалось свести к минимуму эффективность болтовых винтовок. При том, что ППШ и аналогов у коммунистов по традиции стран восточного блока должно было быть много. По сливающемуся с фоном противнику с секторного прицела на нескольких сотнях метров эффективно не постреляешь. По сути, достаточно значимую опасность в бою на большой дистанции у северян сохраняли бы только ручные и тяжёлые пулемёты – по очевидным причинам достаточно легко идентифицируемые и поражаемые ответным огнем. В остальных случаях играл фактор везения.

В итоге, ещё раз оценив местность и прикинув пару-тройку возможных вариантов, Крастер остановился на самом простом из них – занятии линии обороны по северной опушке рощи на перевале. Данное решение отвечало всем указанным выше условиям. Не говоря уж о том, что, как всем было известно с глубокой древности, самый простой способ охраны и обороны некоего объекта – это расположить охранение как можно ближе к нему. В идеале, читай, если будет такая возможность, то даже на его территории.

Роща была достаточно большой для скрытного маневра в ней, достигая по сторонам полутора тысяч футов, или, если угодно, пятисот метров. Риск захвата противником высоты 403 рядом с ней Крастер, как и ранее, счел малозначимым. И даже потом, помимо затрат на эту задачу времени, плотная растительность крон деревьев и подлесок хорошо укрывали бы взвод от огня сверху. При спуске же северных корейцев по склону, чтобы открыть себе возможность прицельного ведения огня под кроны, их встретили бы оптика и штурмовые винтовки морпехов.

С имеющейся у противника возможностью подняться к роще пользуясь лесом на склоне и у подножия высоты 222, было сложнее, но с этим риском можно было мириться – имея для защиты перевала всего лишь тридцать пять боеспособных морских пехотинцев, нельзя было быть сильным всюду. В этом случае Крастер планировал дать по радиостанции обусловленный сигнал тревоги охранявшему вертолет и пытающемуся наладить связь с местными американцами штаб-сержанту Мерсье и оборонять рощу до наступления темноты, после чего либо, используя приборы ночного видения, разгромить коммунистов в ночной контратаке, либо, пользуясь теми же ПНВ, отступить.

Позиция казалась практически идеальной, Крастер в очередной раз не представлял, где тут что-то может пойти не так. И поначалу действительность даже подтвердила его предположения.

* * *

Времени на инженерное оборудование позиций опорного пункта у взвода оказалось более чем достаточно. Быстрое уничтожение северокорейского разведвзвода не только избавило Крастера от угрозы удара в спину, но и обеспечило приличную фору на земляные работы.

Уцелевшие в бою красные корейцы, а обойтись без них в лесном бою Крастер, к его сожалению, не надеялся, взвод не беспокоили. Судя по всему, остатки красного взвода безнадежно рассеялись и думали только лишь о скором выходе к своим войскам – наблюдатели в ходе обустройства опорного пункта обнаружили на прогалинах склона высоты 403 и обстреляли там троих человек – группу из двоих бойцов и одиночку, двигавшихся по склону вершины, надеясь уйти на север. Обстрелявший пару капрал Фостер претендовал на поражение одного из них, однако тело последующим наблюдением обнаружено не было.

Грунт на северной опушке рощи для земляных работ был очень неприятен, так как сильно засорен камнем. Морпехам пришлось изрядно потрудиться. Некоторые окопы даже пришлось бросить недокопанными и копать новые рядом, у других выкладывать камнем высокие брустверы, когда лопаты начинали скрести по сплошной каменной поверхности. В той или иной степени увеличивать глубину окопов за счет высоты бруствера потребовалось при рытье практически всех парных стрелковых ячеек, из которых состояла оборона взвода. Легкораненые обустраивали медицинский пункт.

Окопы копали два отделения, по одной парной ячейке на боеспособного бойца. Третье в это время собирало в пункте сбора имущество с боеприпасами и прочесывало рощу, осматривая ее на предмет источника воды и прячущихся там уцелевших северокорейцев. Фляги морпехов были далеко не бездонны, а посылать за водой группу к находившейся перед глазами реке в соседней долине очень сильно не хотелось даже после наступления темноты. Воды же всем, а раненым в особенности, требовалось немало.

Рюккера от вертолета тоже притащили в медпункт. На санитарные таланты все же запустившего вспомогательную силовую установку и даже не подпалившего вертолет сержанта из экипажа ни Крастер, ни Соренсен не рассчитывали. Основной задачей Мерсье теперь становилась связь – если не с капитаном по условленному списку частот, то ее налаживание с американцами на Пусанском периметре, в идеале с самим штабом группировки. Второго сержанта забрал с собой Фаррелл, убыв за помощью. Во взводной радиосети Крастер присвоил вертолету позывной «Орел».

* * *

Красные корейцы вполне ожидаемо следовали по дороге. Из-за склона долины первым выплыло дозорное отделение из восьми вооруженных винтовками и ППШ солдат. Пулемета, как ни странно, не было. Отставая от дозора на сотню метров, следовал передовой пехотный взвод, ещё примерно человек тридцать.

Крастер облегченно перевел дух, время ожидания наконец-то закончилось.

По предварительной оценке лейтенанта, для удара в спину упорно обороняющегося южнокорейского полка красные корейцы могли выделить не менее сильной роты, но и не больше потрепанного пехотного батальона.

Безусловно, что сдерживающие бои лета 1950 года на восточном побережье Корейского полуострова не были сильной стороной его знаний. Они даже у настоящих специалистов в Штатах были изучены заметно хуже, нежели сражения по западному берегу и в центральной части Корейского полуострова, поскольку американские войска по восточному берегу не действовали. Однако если что он твердо и помнил о боевых действиях на данном направлении в данный период, так это отсутствие подавляющего превосходства в силах у наступающих. Если же вспомнить, что на войне первой жертвой является правда, то можно было смело предполагать и частое равенство в силах, а то и успешные действия в меньшинстве. Вдоль Японского моря, насколько он помнил, наступала всего одна северокорейская дивизия, усиленная то ли бригадой, то ли несколькими отдельными батальонами морской пехоты, пытавшимися высаживать тактические десанты. Тут даже северокорейские танки и те как таковые не действовали. Пехота с артиллерией и так справлялись.

Красная корейская армия на данный период, по его теперешней, можно сказать, выстраданной оценке, была очень крепким орешком, включая в себя не только переживших Вторую мировую ветеранов Японской императорской армии, но и целые дивизии переданных Мао этнических корейцев, закаленных боями против японцев и гражданской войной в Китае.

Инструкторы из Красного Китая и Советского Союза только отлакировали этот превосходный материал. Результатом этого полученного качества, как ему теперь было понятно, и стал блестящий блицкриг лета пятидесятого, когда северокорейцы чудовищным нерассуждающим катком размазали по горам полуострова южнокорейскую армию и пришедшую им на помощь 24-ю пехотную дивизию США. В апогее успехов захватили девяносто пять процентов территории страны, и кто знает, возможно, добились бы и большего, если бы разбуженный заокеанский Орлан не высадил десант под Инчхоном. Возможность и масштабы которого северокорейское командование и его советско-китайские советники, к счастью для капиталистической Кореи, не предусмотрели. Результатом Инчхонской десантной операции стало окружение и уничтожение основных сил недавних победителей и захват девяноста пяти процентов Корейского полуострова уже группировкой войск ООН. Что привело к вступлению в игру Красного Китая и спасению корейских коммунистов дивизиями Мао и качнуло качели обратно до тридцать восьмой параллели.

Полученный опыт прямо кричал: недооценка этого врага подобна смерти. Любая совершенная в бою ошибка заставит морских пехотинцев расплатиться за нее кровью.

Там, где не хватает сил, обычно помогает обман. Крастер не надеялся разгромить крупный северокорейский отряд своими силами, однако заставить его некоторое время держаться подальше от перевала, как он считал, было вполне возможным. С его точки зрения, засада и уничтожение передовых подразделений северокорейцев должны были стать холодным душем для их командира, способствующим затягиванию боя до наступления темноты. Ночью обеспеченные приборами ночного видения морпехи получали бы ещё большее преимущество, нежели при свете дня. К этому времени обстановка должна была разъясниться, соответственно подготовив решение держать перевал или отходить от него.

Обдумывать варианты ночных действий тем не менее было рано – до этого времени нужно было как минимум дожить. Хороший стейк целиком в рот не залезет, мясо от него отрезают по кусочку. Первым кусочком своего замысла Крастер счел устройство банальной засады и беспощадный расстрел столь беспечно сближающегося с ним корейского взвода, отстав от которого ещё на несколько сотен метров, по дороге следовали основные силы марширующего в тыл южнокорейцев отряда коммунистов.

Все складывалось просто прекрасно – передовой взвод северокорейских солдат прямо просился на убой. Ухмыляющийся Крастер даже обрадованно потер руки, деваться из «зоны смерти» на довольно открытом склоне красным было просто некуда. Что же касается самой колонны, даже если часть стволов будет обрабатывать её с дальней дистанции, не наказать красных за скученность было бы просто пренебрежением замысла Господнего, отдавшего в руки морских пехотинцев тела этих грешников.

Для большей эффективности первого залпа по головному охранению коммунистов Крастер даже собрал взвод на ограниченном участке рощи по склону высоты 130. Люди заняли запасные окопы, кому окопов не хватило – укрылись за стволами деревьев и замаскировались в кустах. Неприятные последствия излишней скученности он надеялся скомпенсировать развиваемой взводом огневой производительностью. После расстрела в огневом шквале передовых подразделений врага снова растащить взвод по линии обороны делом ему представлялось недолгим. В серьезные угрозы данному плану совершенно не верилось. В пределах требуемых десяти минут на вызов артиллерийской или авиационной поддержки способна далеко не каждая армия двадцать первого века. Что тут говорить о краснокорейской середины двадцатого!

* * *

Первой ласточкой грозящих Крастеру неприятностей стало нежелание коммунистов лезть в засаду на перевале. Когда дозорное отделение подошло к перевалу примерно на восемьсот метров, из основной колонны хлопнули три одиночных выстрела – сначала один, потом, после пятисекундного интервала – ещё два, один за другим.

Дозорные после данного сигнала дисциплинированно остановились, поджидая подхода к ним передового взвода, который, тоже остановившись, дожидался подхода колонны. Недавний план действий откровенно рассыпался прямо на глазах. При всём оптимизме у Крастера имелись некоторые сомнения в том, что колонна полезет на перевал без охранения.

Так оно и вышло. Когда к передовому взводу подтянулись основные силы, голова колонны рассыпалась по склону в боевой порядок и пошла на сближение. Первоначальный замысел окончательно пошел прахом.

Тем не менее плох тот план, который нельзя изменить вслед за обстановкой, так что Крастер стремился смотреть на мир позитивнее и надеялся, что морпехи расстреляют поднимающиеся по склону северокорейские цепи не менее успешно, чем зазевавшийся взвод на дороге. Единственное серьёзное отличие вводных – эти цепи, в отличие от взводной колонны на дороге, близко к позиции взвода подпускать совсем даже не стоило.

Красные корейцы, к подспудной радости Крастера, шли на убой тремя четко различимыми волнами. Насколько можно было определить наблюдением, в первых двух эшелонах боевого порядка двигалось по пехотной роте, поддерживая дистанцию до ста пятидесяти метров между собой. Численность рот Крастер оценил по сто или несколько более солдат в каждой. Обе роты строили боевой порядок «обратным клином», имея два взвода в первой и один взвод во второй линии, фланговые взвода обеих рот определенно уделяли свое внимание угрозе обстрела с флангов.

Интервалы между соседними бойцами в цепи поддерживались в пределах четырёх-пяти метров.

Третьим эшелоном шло чётко определяемое в бинокль подразделение поддержки, расчеты которого тащили с собой шесть тяжёлых пулеметов. Численность пулемётчиков Крастер оценил примерно в пятьдесят-шестьдесят человек. Минометов, к счастью, не было видно. Если они и были, оставшиеся сзади на дороге корейские обозники вовсе не торопились вытаскивать их из повозок.

Исход боя, несмотря на колоссальное общее превосходство наступающих в численности, выглядел довольно оптимистично. Глубокое эшелонирование боевого порядка наступающего батальона безоговорочно позволяло Крастеру расстреливать коммунистов поочерёдно, всякий раз имея в ответ огонь не более чем пехотной роты. Учитывая укрытия, оптику и огневую производительность штурмовых винтовок морских пехотинцев, локальное численное соотношение три к одному в этом случае выглядело для северокорейцев весьма жалко и не давало им абсолютно никаких шансов на победу. У красных не было бы серьёзных шансов даже в случае поголовного вооружения автоматическим оружием, с учетом же того, что в большинстве они были вооружены болтовыми винтовками, сложно было даже предположить, где в грядущей бойне что-то могло пойти не так.

Дистанцию открытия огня по головной роте Крастер назначил в четыреста метров – отличная дистанция для ведения огня с неплохой эффективностью, что по одну, что по другую сторону рубежа.

Дистанцию до противника считал О’Нил. С его страстью к стрельбе и снайперской школой в загашнике занимать этим голову командиру взвода не требовалось. Сближались с взводом корейцы на удивление быстро.

– Есть, сэр! Пора!

Крастер мягко выдохнул и, подведя марку прицела под середину корпуса невезучего коммуниста, что, удерживая винтовку обеими руками, бодро поднимался по склону, плавно нажал на спусковой крючок…

* * *

Шквал огня, обрушившийся на наступающих коммунистов, как и ожидалось, оказался очень эффективен. Стрелять морских пехотинцев взвода Крастера выучили на славу. Идущая первой северокорейская рота как будто уткнулась в стену. По инерции продвинулась совсем немного вперед и начала, падая, растворяться в траве среди обильно устилающих землю тел убитых и раненых товарищей. Рота, идущая во втором эшелоне, по которой пока никто не стрелял, продолжала продвигаться вперед, не обращая внимания на судьбу первой. Крастер мысленно хмыкнул. При столь железной дисциплине даже переносить на неё огонь смысла не было, красные сами стремились войти в «зону смерти», где морпехи, уже откровенно веселясь, частым огнем расстреливали ищущих укрытия неудачников.

К несчастью для всех присутствующих, это веселье испарилось буквально сразу же, как началось. Времени, чтобы достаточно долго вести огонь на уничтожение залегшей роты наступающего противника, командир этого противника давать Крастеру не собирался.

Первая пристрелочная очередь красного тяжелого пулемета легла чуть ниже окопа Крастера примерно через тридцать-сорок секунд после начала взводом стрельбы. Преисполненный самых темных ожиданий лейтенант на секунду присел и глянул на пулеметчиков в прицел. Все шесть расчетов уже выставили свои пулемёты на станки-треноги и, как будто сговорившись, снова синхронно брызнули струями трассеров, летящими, как показалось Крастеру, прямо ему в прицел. Не то чтобы он испугался, но дно окопа ударило по его коленям абсолютно без участия сознания.

А потом эти шесть пулеметов просто залили скученный на вершине взвод свинцом, местами в буквальном смысле даже на секунду не давая поднять головы. Замысел заставить подразделения второй волны северокорейцев грызть землю вслед за первой пошел прахом. Эффективность огня морпехов рухнула в ноль в считанные мгновения.

Через некоторое, показавшееся бездной, время огонь северокорейских пулеметов немного ослаб, что дало возможность не только оценить обстановку, но и немного пострелять по пришедшим в себя продолжающим сближаться с вершиной северокорейцам.

Рота второго эшелона коммунистов под прикрытием огня пулеметов быстро поравнялась и опередила залегшую первую, которую активно приводили в порядок суетящиеся и раздающие пинки нежелающим подниматься солдатам сержанты и офицеры.

Дисциплина коммунистов из вышедшей в первый эшелон роты просто поражала, северяне шли как зомби, не обращая внимания на потери и даже не пытаясь присесть или залечь, только периодически стреляя на ходу и даже тогда в большинстве не останавливаясь. Впрочем, эффективность огня с поливаемой пулемётами вершины к этому времени настолько просела, что потери наступающих на данном этапе точно были вполне для них приемлемыми.

После пропуска роты второго эшелона вперед и сосредоточения по ней огня морпехов деятельность командного состава бывшей первой волны пошла довольно-таки успешно, в результате чего на взвод вскоре опять шли две поменявшиеся местами волны наступающих коммунистов. Пусть и частично смешавшиеся.

Под шлемом Крастера, прямо как в вертолете, зашевелились волосы. При такой схеме действий меняющихся между собой волн отбить атаку становилось нетривиальной задачей даже без пулеметов, продолжавших беспрерывно вести по вершине огонь на подавление. С ними же потери северокорейцев даже на взгляд падали настолько значительно, что надежда уложить на землю вторую волну, а потом снова прочесать огнем и присоединить к ней уже раз психологически сломавшуюся первую таяла как дым.

Тем не менее, то ли воспользовавшись ослаблением плотности пулеметного огня противника, то ли привыкнув к нему и реализовав фактор сохраняющейся у морпехов дисциплины, взвод все-таки сумел ещё раз остановить наступающих коммунистов. Причем на расстоянии буквально одного броска от вершины, когда сам Крастер уже был близок к панике. Стоило хотя бы одному слабому духом морскому пехотинцу рвануть в тыл – и Крастер уже был не уверен, что не он первым последует за ним. А вот сбить натиск второй волны взвод уже не сумел. Вопящие корейцы перешли на бег и, вбирая в себя сохранивших присутствие духа солдат первой волны, ворвались на позицию, багровым приливом захлестнув обороняющихся там морпехов. За спиной атакующих сержанты и офицеры северокорейцев пинками и угрозой оружия поднимали пытавшихся отлежаться.

По-настоящему напуганный Крастер за считанные секунды расстрелял магазин, свалив несколько коммунистов в секторе перед собой, и, меняя его на полный, огляделся по сторонам.

Перепуганный Фостер стоял в окопе неподалёку и бесприцельно лупил длинными очередями, рассеивая их по фронту. Находившийся на грани паники и бегства ланс-капрал как мог пытался остановить истошно орущих, бегущих прямо на него северных корейцев. Его второго номера, маленького черного живчика, любящего почитать приятелям рэп собственного сочинения ланс-капрала Питерсона, уже не было видно, на бруствере окопа сиротливо лежала одна винтовка.

Пауза при смене расстрелянного магазина стала для ланс-капрала роковой, перезарядившись и снова появившись над бруствером, открыть огонь он уже не успел. Воспользовавшись паузой, выскочивший сбоку низенький северокореец с трофейным «Томпсоном», поднимая фонтаны земли с бруствера, искромсал его сорок пятым калибром и, высадив в Фостера одной очередью все двадцать патронов, по инерции бега свалился в окоп. В двадцати футах далее в ячейку командира первого отделения попали противотанковой гранатой, мощный взрыв поднял над бруствером какие-то клочья и сорванный взрывной волной шлем.

Глаза боятся, а руки делают. Зрелище гибели взвода не смогло повлиять на поставленные в ходе тренировок и службы рефлексы движения. Тоже сменивший пустой магазин Крастер навскидку застрелил коммуниста, пытавшегося выстрелить в него из винтовки, и, переведя ствол в сторону, ещё одной короткой очередью размозжил глупую голову одуревшего убийцы Фостера. Бешено замотивированный, но толком не обученный северокорейский солдат появился над бруствером окопа ланс-капрала, в который свалился, всё ещё только запихивая в «Томпсон» новый магазин.

Сразу же после этого что-то тяжелое стукнуло Крастера по шлему. Лейтенант машинально кинул взгляд вниз – под его ногами лежал зеленый бочонок ручной гранаты, дымя выгорающим замедлителем.

Чтобы выпрыгнуть из окопа, ему не хватило максимум полсекунды. Под ногами хлопнул взрыв, по ногам стегануло осколками, и Крастер тяжело рухнул вниз. В глазах двоилось, ноги не слушались. Карабин остался за бруствером, так что рука снова нащупала рукоять пистолета…

В краснокорейца, появившегося над бруствером, лейтенант все же сумел выстрелить. Взвизгнувший с испугу северокорейский солдат дернулся в сторону и, выставив свой ППШ над зевом окопа на вытянутых руках, нажал на спуск.

Пламя дульного пламени ППШ в очередной раз стало последним, что видел Крастер в своей жизни. Прежде чем поливавшая лейтенанта как из брандспойта длинная очередь нашла его голову, у Крастера снова мелькнула мысль: «А ведь все должно было случиться совсем не так…»

* * *

Крастер стоял в проходе пилотской кабины «Супер Сталлиена», под вертолетом стелились освещённые утренним солнцем, покрытые лесом вершины корейских гор. Прямо по курсу строя вертолетов собиралась темная дождевая туча.

Под шлемом Крастера вставали дыбом волосы. Марк Рюккер повернул к лейтенанту голову:

– Синоптики облажались, Джош! Сейчас полетим под дождиком. Отклоняться от курса командир эскадрильи не хочет.

В горле опять стоял ледяной комок, хотелось если не сказать, то сделать хоть что-нибудь. Крастер оглянулся. Сквозь открытую дверь было видно, что стрелковый взвод лейтенанта почти в полном составе спал…

Грянул гром, мелькнула вспышка, и голос Рюккера подавился ругательством – в стёкла пилотской кабины лезли вершины растущих на горном склоне деревьев…