Потрясение от столь нелепой гибели взвода, случившейся в, как казалось, идеальных условиях, не отпускало Крастера практически до самого появления автомобилей с южнокорейцами. Озабоченный состоянием командира взводный сержант даже поинтересовался, не стукнулся ли лейтенант обо что-то головой при приземлении. Данный вопрос несколько привел Крастера в себя, он попытался взять себя в руки и не допустить заметных отклонений событий от ранее им виденных сценариев, что ему, в общем, довольно успешно и удалось.

Вопрос, как так получилось, что противник одержал победу в условиях, которые Крастер считал весьма для себя выгодными и, соответственно, рассчитывал на свою высокую результативность, имел максимальный приоритет после неотложных текущих дел. Лейтенанту в свете очередного возвращения в исходную точку событий требовалось понять, где он в этот раз позорно облажался, или если вежливо – совершил очередные ошибки, и почему, как ему недолго казалось, удачно складывающийся бой окончился неожиданной катастрофой.

Крастер в очередной раз решил разобрать свои действия с самого начала – так сказать, разложить по полочкам, чтобы не пропустить не только совершенные им ошибки, но и предпосылки к их появлению.

Этап выдвижения к перевалу ему долго обдумывать не имело смысла. Даже с учетом не рассматриваемых ранее мелочей и вариантов действий лейтенант пришел к мнению, что все было сделано правильно. Взвод удачно обнаружил в лесу и образцовым образом уничтожил дозорное северокорейское отделение, после чего занял исходную позицию на опушке.

Далее все было гораздо сложнее, так что над дальнейшими действиями требовалось подумать куда основательнее.

Первое, что следовало хорошенько обдумать, это все плюсы и минусы выделения взводом нештатной пулеметно-марксманской группы.

С одной стороны, это действительно было неплохим, имеющим несомненные плюсы вариантом. Однако в качестве минуса данного решения как продолжение его достоинств, собранные в данную огневую группу семь человек были выключены из ближнего боя в роще. Последнее вполне могло иметь серьезные последствия в отношении понесенных в этом бою потерь и, соответственно, выключения из позднего боя с основными силами краснокорейцев нескольких лишних штурмовых винтовок.

В этой связи, коли требовалось рассмотреть альтернативу, то взвод без малейших сомнений задавил бы северокорейцев и огнем с опушки, не ослабляя перед атакой одно из отделений, и далее вел бы бой в роще полным составом. Это равнялось более быстрому, чем произошло, выбиванию солдат противника и, соответственно, меньшим возможностям врага по ответному поражению морских пехотинцев.

В итоге одно только отсутствие тяжелораненых оставляло бы за Крастером значительно большую свободу маневра, чем она у него имелась. Забота о судьбе медицинского пункта, собственно, и вынудила Крастера к принятию решения о жесткой обороне, которая столь неожиданно печально для взвода кончилась.

Такая задача, как обеспечение взвода от удара в спину подошедшими в ходе боя северокорейскими подразделениями, для группы О’Нила, право на жизнь, конечно, имела полностью, однако при более основательном рассмотрении тоже выглядела сравнительно нерациональной. Большую группу эти семь человек не остановили бы, коммунистов, продвигающихся вдоль восточной опушки, даже не заметили, что же касается наблюдения на открытых направлениях, то такое количество людей для этого было совершенно излишним. Пара легкораненых, оставленных на опушке рощи, справились бы с задачей поста наблюдения не хуже. Вдобавок, если разобраться, сам подход красных был малоактуален. Чтобы пропустить их подъем на перевал, взводу Крастера требовалось очень надолго завязнуть в прочесывании или позиционной перестрелке.

Крастер вздохнул и отложил размышления о выделении марксманской группы в сторону, обдумать это можно было и позже – после выхода на перевал. Сейчас более актуально было обдумать сам бой за рощу.

Фланговый удар одним из отделений при остальных двух, связывающих противника с фронта, делом подтвердил свою эффективность. Однако если рассмотреть его ближе, как сокрушенно решил лейтенант, он все же сумел совершить ошибку. При внимательном рассмотрении хронологии, Крастер в ходе боя дал шанс северокорейцам на перехват боевой инициативы.

Временной зазор между завязанным Мюллером боем и выдвижением к нему первого и второго отделений на помощь предоставил коммунистам возможность уничтожить третье отделение контратакой. В тот временной промежуток, когда третье отделение вело бой самостоятельно при весьма посредственной огневой поддержке основных сил взвода, коммунисты обладали серьезным численным преимуществом, которое ещё больше увеличивала огневая мощь их пистолетов-пулеметов. Сориентируйся тот корейский лейтенант вовремя, для Мюллера всё могло чертовски плохо кончиться. Собственно, он абсолютно правильно и сориентировался, вот только немного запоздал с решением на контратаку. Промешкай Крастер ещё немного с выдвижением, катастрофы было, пожалуй, что и не избежать. Вряд ли бы этот успех северокорейский взвод, конечно, спас, но цену коммуняки взяли бы за себя неприлично большую. А платить по счёту мясника такую цену Крастер был откровенно не готов.

Отсюда следовал простейший вывод. Дробление сил взвода и действия отделений и огневых групп вне огневой связи между собой без крайней на то необходимости недопустимы.

Теперь следовало обдумать причины, как так вышло, что отлично подготовленный пехотный взвод, занявший объективно неплохую позицию, успевший ее инженерно оборудовать и встретивший атаку противника именно с того направления, с которого ожидалось его командиром, все же был уничтожен. Потери врага, многократно превышающие потери морских пехотинцев, Крастера ни на мгновенье не утешали.

Озабоченный мыслями лейтенант смачно сплюнул в сторону, чуть не попав на ботинок идущего там морпеха. Сбившийся с шага морской пехотинец бросил на своего лейтенанта мрачный взгляд. Сбившийся с тяжелых мыслей Крастер одарил парня циничной ухмылкой и виновато развел руками в извинениях, после чего вернулся к размышлениям.

Назначить в виновные никого кроме себя самого у Крастера как-то не получалось. Хотя издали все вроде бы и казалось сделанным правильно, но оправдаться перед самим собой слишком большими силами коммунистов не получалось. Лейтенант никогда не считал себя человеком, склонным к самообману. Времени на поиск более оптимального решения у него было вполне достаточно, если, конечно, он бы смог заранее оценить реальную эффективность своего замысла. В этом, как решил лейтенант, и крылась причина поражения.

Вопреки его расчетам, для отражения атаки двух пехотных рот северных корейцев огневой мощи взвода морской пехоты оказалось недостаточно. Да, без всяких сомнений, отряд коммунистов, даже с учетом добитых после боя раненых морпехов, понес во многие разы большие общие и безвозвратные потери, однако в мозгу Крастера созрело неприятное осознание: планка допустимого уровня потерь у разных сторон конфликта может весьма отличаться. Причем это применимо далеко не к одним коммунистам. У одной, с некоторых пор довольно известной, ближневосточной организации сторонники подешевели настолько, что массово используются в качестве аппаратуры самонаведения самоходных фугасов, о какой ценности жизни рядового бойца тут вообще может идти речь?

В результате действия этого фактора сторона, обладающая большим количеством малоценных юнитов, может даже радоваться, меняя их на перевале в соотношении три или даже пять к одному на его подчиненных, с расчетом в будущем вернуть свои потери на южнокорейцах. Или, что, кстати, очень может быть, даже этого делать не собираясь. В условиях безупречно действующих систем восполнения потерь и поддержания уровня дисциплины заботиться о приятном глазу «счете мясника» таким небрезгливым товарищам в принципе необязательно. Тем, кто сидит в штабах, совершенно не обязательно чувствовать что-то общее с теми, кто ходит в атаку. Точнее сказать, они должны это делать, но не часто признают за собой такое право. Проконтролировать-то их ведь обычно некому?

В отсутствии дисциплины северокорейцев упрекнуть было сложно. Да и боевой дух тоже не подкачал. В общем, если подытожить все размышления, то основной причиной разгрома являлась серьезная недооценка степени боеспособности врага. Если совсем откровенно, он смертельно недооценил противника. Что, собственно, Крастеру было ясно ещё с того момента, как позицию взвода накрыли пулеметные очереди и наступающих коммунистов не удалось безнаказанно расстрелять на склоне.

Это значило, что теперь требовалось подытожить совершенные ошибки в несколько более конкретном ключе.

Само устройство позиции по северной опушке рощи обсуждать не имело смысла. Коли задачей взвода была оборона перевала, данная позиция определенно была не самой худшей. Ошибочные решения, как решил лейтенант, он принял позднее.

Проведение взводом инженерных работ, безусловно, оправдало себя на сто процентов, даже несмотря на то, что под артиллерийский огонь взвод не попал. Без окопов поддерживающие атаку северокорейского батальона пулеметы задавили бы взвод огнем гораздо быстрее и эффективнее, чем в том сценарии, что произошел. При отсутствии стрелковых ячеек и их брустверов умыть красных кровью можно было даже не надеяться.

Растянув взвод по гребню перевала и накопав там запасных окопов, Крастер тоже ошибки не совершил. Когда появились коммунисты и им было принято решение организовать им засаду, запасные окопы по северной опушке позволили разместить снятый с закрытых рельефом ячеек личный состав, морпехи, которым окопов не хватило, укрылись за деревьям.

На этом моменте размышлений Крастер мрачно вздохнул. Как это часто бывает, недостатки есть продолжение достоинств, как, впрочем, и наоборот. Именно тот случай.

Основной совершенной им ошибкой, причем, как наглядно выяснилось, очень серьезной, стало скучивание личного состава взвода. Как популярно разъяснили пулеметы коммунистов, скучивание людей вне зависимости от причин – это так же плохо, как и потеря огневой и визуальной связи между подразделениями. И расплата может последовать даже под пулеметным, а не артиллерийским огнем. Естественно, в противостоянии организованному и хорошо вооруженному противнику, который не прощает совершенных в бою ошибок. Конкретно данное ошибочное решение элементарнейшим образом резко повысило эффективность огня врага.

В целом в данном случае сгрудившийся на перемахнувшем гребень лесном языке взвод красные накрыли станковыми пулеметами, ведущими огонь на подавление. Рассеивание пуль пулеметных очередей перекрыло если не всю занятую взводом позицию, то по площади – ее значительную часть, и тем самым резко снизило эффективность огня практически всех морских пехотинцев разом. Будь взвод правильно, в соответствии с требованиями полевых наставлений, растянут по фронту, плотность огня корейцев либо размазалась бы по всей линии, либо под эффективным огневым подавлением тяжелых пулеметов осталась бы только часть взвода – а остальные продолжили бы прицельно стрелять. Соответственно, морпехи уложили бы на склоне куда больше коммунистов и тем самым имели бы шансы остановить атаку. Чего реально не произошло.

Из последнего следовал очередной вывод: если Крастер снова решит обороняться в роще, линию обороны взвода придется растягивать вдоль топографического гребня, наплевав на факторы демаскировки и возможных потерь при движении морпехов вокруг данных окопов. В любом ином случае взвод опять задавят пулеметами, а если к ним ещё и минометы подключат, то ситуация окончательно окрасится в беспросветно мрачные тона. Если же данный вариант в очередной рекогносцировке окажется неприемлем, взводу лучше будет искать другую позицию.

Выводы были сделаны, ошибки учтены, оставалось только не повторить их в новом-старом будущем. Жизнь в лучшем случае в качестве вечного игрока какой-нибудь «Battlefield 1950» Крастера абсолютно не вдохновляла.

* * *

Отделение в лесу взвод прихлопнул по обычной схеме. Против предварительно проинструктированного и отлично подготовленного для боя в лесу взвода морских пехотинцев шансов у избыточно агрессивных и окрыленных предыдущими победами северокорейцев не было. В этот раз обошлось даже без раненых – проведенный взводу краткий инструктаж о вооружении и потенциальных возможностях противника сделал свое дело: под ППШ северокорейцев морпехи дуром не лезли. А вот на опушке, уже глядя на периодически мелькающих в роще красных, Крастер задумался.

Итогом размышлений лейтенанта стал отказ от выделения марксманской группы и решение о переходе основных сил взвода в атаку при подходе отправленного в обход третьего отделения к северной опушке рощи на перевале. Давать коммунистам даже тень возможности перейти в контратаку Крастер не собирался.

Сама схема боя от предыдущих вариантов сильно не отличалась. По замыслу лейтенанта, первое и второе отделение, растянувшись вдоль опушки, должны были огнем стрелкового оружия и гранатометов отвлечь краснокорейцев от обходящего их с фланга третьего, нанести противнику значительные потери и подорвать его боевой дух, после чего совместными действиями всех трех отделений уничтожить. По возможности не дав отступить в глубину рощи, о чём Мюллеру было специально поставлено на вид.

Прикинув расстояния по рубежам и ориентировочную скорость движения подразделений по этапам боя, Крастер пришел к мнению, что данный замысел будет оптимален. Последним штрихом стала правка плана от взводного сержанта, посоветовавшего командиру:

– При всем уважении, сэр! Рекомендовал бы поднять Мюллера из дорожной котловины после того, как мы двинем из леса и красные нас обнаружат, лучше даже стрельбу начнут. Обнаружат атаку с фронта – коммунистам станет не до них. Здесь от опушки до опушки триста метров, три десятка корейцев наши тридцать штурмовых винтовок даже с ходу на перекатах задавят.

Крастер задумался.

– Ганни, вы имеете в виду, что на этой дистанции пистолеты-пулеметы красных будут неэффективны?

– И это тоже, сэр.

– А что ещё? Я обдумывал этот вариант, боюсь, что в нем нас на сотню метров подпустят, прежде чем огонь открыть.

– До этого, конечно, доводить не надо, сэр. Я о том, что против нас типичные азиатские комми, даже не «красноиваны», лейтенант. Здесь не учения, и морские пехотинцы здесь только мы одни. Боевой дух и храбрость у них есть, и, я бы сказал, неплохие, но нашей подготовкой и вооружением даже не пахнет. Не усложняйте, переоцените противника, сэр.

Крастер благодарно кивнул взводному сержанту и решил ещё раз обдумать свои будущие действия.

Сержант, все правильно поняв, отвернулся от командира и немедленно вызвал у того невольную улыбку, найдя какого-то неудачника, что, по мнению О’Нила, стремился не только убиться сам, но и захватить с собой парочку товарищей. Крастер с некоторым усилием отвлекся от открывшегося шоу и вернулся к своим мыслям, ответственность за жизни морских пехотинцев ложилась на лейтенанта настоящей могильной плитой.

* * *

Как и в предыдущих вариантах боя за рощу, купившиеся на провокацию и вступившие в фронтальную перестрелку с морпехами коммунисты очень быстро об этом пожалели. Прежде чем они откатились вглубь рощи, совершенно прекратив ответный огонь, по оценке Крастера одними убитыми и тяжелоранеными северокорейский взвод потерял до десятка человек минимум. Можно было даже сомневаться, сможет ли северокорейский офицер их выгнать к опушке вторично, чтобы встретить атаку морских пехотинцев. Лейтенант надеялся, что сможет, это бы очень многое упростило.

Несмотря на внешний ужас зрелища идущих в атаку в рост двух отделений морпехов, ни Крастер, ни его сержанты больших потерь не ожидали. Назначенные личному составу ориентиры, определенная и доведённая до морпехов дистанция ведения огня, распределение секторов обстрела, перебежки только под взаимным огневым прикрытием, сто процентов вооружения, оснащенного оптическими прицелами, хорошая огневая подготовка, обеспеченность личного состава средствами индивидуальной бронезащиты и предварительная обработка огнем винтовок и гранатометов противоположной опушки давали на это все основания. Третье отделение удачно проскочило к дорожной выемке и готовилось к броску к вершине по сигналу командира взвода. Моментом сигнала лейтенант выбрал первый выстрел красных, либо рубеж двухсот метров до опушки рощи на перевале.

Краснокорейский лейтенант помог ему выбрать первый вариант. Крастер даже облегченно выдохнул, когда какой-то нервный коммунист разразился длинной неприцельной очередью из ППШ. Вариант, что его отделения примут огнем в упор прямо перед опушкой, был куда более неприятным, для нейтрализации таких действий противника третье отделение должно было действовать с некоторым опережением основных сил взвода.

– Три-два, это Мародер-два, вперед!

– Вас понял, Мародер-два, приступаю.

Нервничавшие корейцы, не жалея патронов, вели малоэффективный огонь длинными и короткими очередями. Морпехи отвечали сериями частых одиночных выстрелов стоя или с колена. Командиры огневых групп из своих гранатометов в ходе выдвижения не постеснялись кинуть коммунистам ещё по паре-тройке осколочных гранат.

Казавшаяся психической атака в рост перебежками под взаимным огневым прикрытием, помимо психологической проблемы поднятия стрелков под плотным огнем, коли им позволили упасть на землю, решала проблему максимальной эффективности MTV морских пехотинцев. Фронтальные пластины данных «модульных тактических жилетов» с гарантией держали даже бронебойные пули русских и японских винтовок и пулеметов, не говоря уж о пистолетах-пулеметах. При попытках залечь или передвигаться согнувшись, под поражение бы попадали голова, шея и плечи, металлокерамическими пластинами не прикрытые. Если оценить уровень защиты, то «лёгкий шлем» даже пистолетом-пулеметом ППШ должен был пробиваться с достаточно высокой дистанции и с вполне понятным эффектом для его содержимого. Выбор между уменьшением площади проекции, понижавшим вероятность поражения при одновременном повышении средней тяжести ранений, и повышением вероятности поражения с резким снижением летальности полученных ран и возможностью вести ответный огонь, Крастер, конечно же, сделал в пользу второго варианта.

Сам выбор способа атаки перекатами по отделениям (одно стреляет, другое совершает перебежку) вместо перекатов огневых групп или парами внутри них был им выбран по банальной причине сохранения возможности управлять взводом. Чувство долга морских пехотинцев – это великолепная штука, но лично он предпочитал управлять атакой, а не плыть в ней по течению. В данном случае в системе управления боем использовались всего лишь две единицы управления – присутствие командиров огневых групп в бою было чисто техническим.

Выбор способа действий оправдался полностью. До возникновения на северной опушке рощи третьего отделения, выскочившего на красных как чертик из табакерки, из боевых порядков атакующих с фронта отделений выпало всего лишь два морских пехотинца и устремившийся к ним на помощь взводный санитар. Бешеный огневой прессинг взвода и бронежилеты полностью себя оправдали.

Не сказать, что удар третьего отделения во фланг застиг красных полностью врасплох – в ходе выдвижения из укрытия дорожной выемки в этот раз по ним уже стреляли несколько коммунистов с ручным пулеметом. Вот только этого было мало. Подчиненные Мюллера расстреляли пытавшийся их остановить дозор, о котором краснокорейский лейтенант все же побеспокоился, но будучи отвлечен атакой с фронта, не смог их вовремя остановить. В итоге Мюллер выкосил выдавленное вглубь рощи левофланговое красное отделение, а остальные коммунисты внезапно решили, что этого с них хватит, и просто кинулись наутек. А испугавшийся глупых потерь Мюллер до подхода основных сил взвода взял… и не рискнул их преследовать.

После обнаружения, что противник исчез, бросив убитых и тяжелораненых, которых, впрочем, тут же добили, Крастер оказался немного разочарован. Несмотря на всё искреннее желание выразить сержанту свое неудовольствие недостатком у него агрессивности, по уму следовало заткнуться и помолчать: Мюллер все сделал правильно, лес – это не иракская пустыня, а в эффективности ППШ на короткой дистанции лейтенант уже имел повод убедиться неоднократно.

Преследование тоже ничего заметного не дало. Несмотря на то что предоставленный северным корейцам промежуток времени был не так уж и велик, взвод коммунистов в роще словно бы растворился. Удалось обнаружить и перебить человек пять отставших от основной группы паникеров и безуспешно пытавшихся отстреливаться раненых и без большого видимого эффекта обстрелять перебегающую в лес на высоте 403 группу. Которая при первых же выстрелах банально исчезла в траве. Возможно, что кого-то и удалось свалить, однако минимум десяток корейцев успешно укрылись в зарослях.

В этот раз Крастер чувствовал себя немного разочарованным. В данном сценарии результаты боя были заметно скромнее прошлого варианта событий. Как, впрочем, и заплаченная за успех цена тоже оказалась несравненно более низкой.

В конечном итоге, приказав себе смотреть на жизнь с оптимизмом и посчитав убитых корейцев, а пленных морпехи в очередной раз не брали, лейтенант даже пришел в приподнятое настроение. Исходя из оценки численности красных, взвод противника был безусловно разгромлен и практически потерял боеспособность – опасаться серьезного удара в спину было нечего. А с диверсией одиночек или небольшой группы он как-нибудь управится.

Можно было всецело сосредоточиться на отражении удара с фронта, разве что чуть внимательнее, чем прежде, присматривая за тылом и флангами.

* * *

Ошибочным решением боя из предыдущего варианта событий была спровоцированная обеспечением скрытности позиции скученность отражавших атаку с фронта морпехов. В этот раз на удачную засаду подпущенной под кинжальный огонь походной колонны противника Крастер не рассчитывал. Риски данного решения, как оказалось, были вполне сравнимы с его достоинствами, и ситуация избыточно слабо зависела от решений лейтенанта. Это для него было неприемлемо.

Морские пехотинцы первого и второго отделений, не заморачиваясь скрытностью, рыли и выкладывали камнем окопы на северном склоне по тактическому и частично топографическому гребню перевала, особо не заботясь о прикрытии лесной опушки. Их расчет увеличился – теперь следовало вырыть по две парных ячейки на одного задействованного бойца. После завершения рытья окопов ячейки подлежали соединению между собой и тылом ходами сообщения под передвижение ползком. Ходы сообщения должны были уходить в лес.

Третье отделение и управление взвода Крастер расположил за спиной первых двух в лесном языке на отметке 130, отдав ему роль тактического резерва. Хотя морпехи третьего отделения тоже нарыли окопов с хорошо расчищенными секторами обстрела на север, основной задачей данного подразделения являлась нейтрализация возникающих по ходу боя угроз. Оно же обеспечивало взвод от удара в спину.

При всей своей уверенности в потерянной боеспособности северокорейского разведвзвода, Крастер все же побеспокоился расположить основные и запасные окопы огневых групп первого отделения кроме топографического гребня перевала и по западному краю рощи. Эти группы играли роль флангового охранения и наблюдателей. Парные ячейки, нарытые по гребню, обеспечивали им возможность принять участие в бою – те, что нарыли в глубине, загнув фланг, прикроют взвод от удара с запада, из леса, покрывающего высоту 403.

С левого фланга, по непросматриваемым зонам внимание Ковальски отдельно заострялось на выставлении наблюдателей. Справа функции надзора за тылами обеспечивали раненые морские пехотинцы из расположенного там медицинского пункта. Они же, на момент отвлечения боем с фронта всех огневых групп третьего отделения, должны были присматривать и за рощей. Соренсен располагался неподалёку от Крастера, в готовности к выдвижению и оказанию медицинской помощи появляющихся во взводе раненых. Эвакуация раненых в медпункт предусматривалась в период затишья. Там же, возле медпункта, складировали имущество и захваченные трофеи.

Как показалось Крастеру, он прекрасно подготовился к бою и предусмотрел абсолютно всё. Позиция, конечно, была не идеальна, однако имела все шансы для затягивания боя до темноты, в которой против обеспеченных приборами ночного видения морских пехотинцев у коммунистов не было никаких шансов в принципе. Окопы помимо защиты личного состава от огня стрелкового оружия должны были неплохо защитить и от минометов и артиллерии, а оптика не подавленных огнем врага штурмовых винтовок обещала залить северный склон кровью.

Хорошо обдумавший и ликвидировавший предпосылки к совершенным ранее ошибочным решениям Крастер совершенно не представлял, где тут что-то может пойти не так. Даже от огня с фланга, со склона высоты 403 по открытым ячейкам первого отделения лейтенант тоже полагал себя вполне защищенным. Пистолеты-пулеметы противника просто не обладали необходимой эффективной дальностью стрельбы, чтобы создать серьезные угрозы обстреливаемым оттуда морпехам, с ручными пулеметами имели все шансы справиться пули калибра 5,56 и оптические прицелы компании «Триджикон», что же касается тяжелых пулеметов, то взяться им там на данном этапе было неоткуда. Да и противостояние с ними тоже было небезнадежным.

Оставалось только подождать боя, чтобы подтвердить или опровергнуть верность замыслов лейтенанта. Оборонять перевал далее следующего рассвета без подхода вызванных Фарреллом подкреплений Крастер по-прежнему не планировал. Как он прикидывал, отход взвода, без всяких сомнений серьезно обремененного за сутки ранеными, в этом случае стал бы настоящим «Пауэрболлом» – примерно с такими же, как там, шансами на выигрыш. Если, конечно, не смошенничать, бросив на расправу коммунистам раненых морских пехотинцев, что для него было категорически неприемлемо.

* * *

Так же, как и в прошлом варианте событий, первым на дороге появилось дозорное отделение. Вслед за ним всё так же плелся взвод головного охранения, чуть погодя обнаружилась и сама колонна. На этом этапе никаких отличий не наблюдалось, а вот далее события начали развиваться с все более и более нарастающими отличиями от крастеровского дежавю.

Обнаруживший окопы у гребня перевала дозор дал несколько предупредительных выстрелов в воздух и как-то резко исчез в траве, судя по мельканиям спин, найдя укрытия за разбросанными вокруг дороги камнями. Взвод головного охранения тоже отреагировал на предупреждение с весьма похвальной реакцией, начав таким же образом разбегаться буквально сразу же после сигнала. Как бы ни ругали южнокорейцев лета пятидесятого, 3-я пехотная дивизия Республики Корея без малейших на то сомнений наступающего противника заставила себя уважать.

В этот раз коммунисты не торопились. Уже появившаяся было на виду колонна осторожно оттянулась назад. Подразделения охранения последовали за ней. Обнаружение окопов, как было видно, спровоцировало гораздо более осторожный вариант действий, чем можно было ожидать, вспоминая накатывающиеся на окопы людские волны в предыдущем варианте событий. Крастеру стало нестерпимо стыдно, по действиям северокорейцев выходило, что его взвод раскатали атакой с ходу по причине принятия северокорейским командиром батальона элементарных мер предосторожности. Когда тот обнаружил, что противник перед ним всё-таки есть, то просто решительно провел атаку до самого её успешного завершения и не обращая внимания на потери. Которые, собственно, в случае бегства с огнем в спины могли быть и куда большими.

В этот раз без применения противником минометов, по крайней мере имевшихся в каждом батальоне «русского типа» восьмидесятидвухмиллиметровых или, что тоже было возможным, японских семидесятимиллиметровых батальонных орудий, Крастер уже обойтись не надеялся. Вероятность применения коммунистами полноценной полевой артиллерии тоже присутствовала, но откровенно сказать, в отвлечение от напряженного боя в соседней долине на поддержку рейдового отряда гаубиц и легких полевых пушек лейтенант верил плохо. Не так уж и много было у северокорейской стороны в этих горах артиллерии, чтобы так ею разбрасываться.

В любом случае возимый боекомплект у красных был далеко не бездонным, взвод в этот раз хорошо рассредоточился, и по-настоящему опасными для морских пехотинцев были одни прямые попадания в окопы. Снарядов и мин с радиовзрывателями для воздушного их подрыва красные абсолютно точно не имели, а в применении дистанционных гранат им можно было только пожелать успехов – с доступными в середине двадцатого века допусками выгорания порохового замедлителя стрелять ими по окопам занятие было для очень больших оптимистов. Вероятность же прямого попадания миной или снарядом из батальонного орудия даже при прицельном расстреле конкретных ячеек была крайне невелика. В этой связи Крастер имел все основания надеяться успешно пересидеть минометный обстрел взвода в окопах, понеся при этом вполне приемлемые потери, вплоть до их полного отсутствия.

* * *

Несмотря на его подспудные ожидания выставления красных минометов, на полупрямую наводку, к примеру, где-то у реки за поворотом дороги, так подставляться северокорейский командир не собирался. Он определенно тоже не знал, какими силами защищается перевал, и вполне обоснованно опасался артиллерии неприятеля.

Коммунисты не особенно торопились, первая пристрелочная мина разорвалась в районе позиции взвода примерно через час после ее обнаружения врагом. На позиции после разрыва мины ничего ровным счетом не изменилось. Морпехи имели приказ без серьезной необходимости не высовываться, над брустверами окопов периодически появлялись и исчезали шлемы одних только наблюдателей. Впрочем, кинув десяток мин, красный миномет смолк. Крастер напряженно вздохнул, было очень возможно, что до атаки оставались считанные минуты, и ему очень хотелось не облажаться.

Красные корейцы по-прежнему никуда не торопились, это всерьез напрягало. Если исходить из стоящей перед ними боевой задачи, они должны были попытаться сбить взвод лобовой атакой. Любые иные действия требовали от них очень больших затрат времени, которого у коммунистов не было.

В этот раз первой ласточкой грядущих неприятностей стало обнаружение северных корейцев на голом, разве что поросшем отдельными деревьями и кустарником отроге высоты 403 в шестистах-семистах метрах севернее перевала. Гребень отрога господствовал над перевалом примерно на тридцать метров. Крастер не выматерился только по причине неприятной необходимости сохранять достоинство и профессионализм в глазах подчиненных, не допуская у них даже мысли о потере командиром контроля над ситуацией. Коммунисты выбрали не тупую атаку в лоб, как этого от них можно было ожидать, а штурм перевала через предварительный захват господствующих высот. При всем упорстве и дикости пробравшей его до костей атаки краснокорейский командир, как теперь стало ясно, прекрасно осознавал ее недостатки и не собирался прибегать к помощи «людских волн» без серьёзной на то необходимости.

Решение занять оборону по гребню перевала в свете действий противника оказывалось далеко не лучшим, однако контроль над ситуацией потерян ещё не был. Выгоды своей позиции противнику ещё нужно было суметь реализовать. Позволять ему захватить контроль над ситуацией Крастер не собирался, имея к этому объективно неплохие шансы.

Вооружение взвода в основном длинноствольными винтовками М16А4, очень удачно дополненными M27IAR, а не карабинами М4А1, существенно облегчало бой на высоких дистанциях ведения огня. Крастер мог только порадоваться тому, что весь батальон в свете моды Афганистана и Ирака карабинами не перевооружили, однако дистанция в семьсот метров была несколько великовата даже для них. Если быть точным, для IAR семьсот метров ещё были рабочей дистанцией для отличных стрелков, а вот для М16А4 эти метры уже были великоваты даже с оптикой. Однако у Крастера в зоне доступа находился специалист, который был просто создан для того, чтобы выжать из огня морских пехотинцев максимальную эффективность даже на такой дистанции.

– Пять-два, это Мародер-два. Противник на скалах, немного выше нас, семьсот метров к северу от позиции. Слышишь меня? Приём.

– Слышу тебя, Мародер-два. Противника наблюдаю. Приём.

– Используй первое отделение, обнаруженного противника уничтожить. Патроны экономить. В дальнейшем контроль этой позиции тоже на тебе, Пять-два. Как понял меня?

– Понял тебя, Мародер-два. Выполняю.

– Постарайтесь, ганни. Жизни ведь взводу не будет, если красных там не перестреляешь.

– Принято, сэр. Не подведу.

– Давай, Рок. Вышиби всё дерьмо из этих засранцев.

Комендор-сержант что-то неразборчиво буркнул, не желая поддерживать пустой разговор.

В принципе, в свете бездействия противника, красных на гребне отрога можно было и всем взводом обстрелять, однако Крастер не хотел раскрывать своих сил. Последнее особенно касалось скрытого рощей третьего отделения. Кроме этого, высокая дистанция стрельбы требовала эффективного управления огнем, что для двух растянутых по перевалу отделений было трудно осуществимо. Несмотря на то что в ходе подготовки к бою от вертолета перетащили запас боеприпасов, патроны следовало экономить. Как было известно военным ещё со времен фитильных ружей – «неточный огонь только ободряет неприятеля».

О’Нил думал примерно в этом же ключе, использовав из состава первого отделения только нескольких лучших его стрелков, вместе с штаб-сержантом Ковальски приняв роль наблюдателей-корректировщиков.

Данный подход оказался достаточно эффективен, попытка красных корейцев открыть ответный огонь закончилась, едва начавшись. Больших потерь они, впрочем, не понесли, наблюдалось только два трупа, ещё несколько человек были ранены и, возможно, убиты, оставшись вне зоны наблюдения. Когда оттуда взлетели две красные и зеленая ракета, Крастер на этот сигнал только хмыкнул, на сюрпризы противнику был горазд не один только краснокорейский командир. Появление внизу растягивающихся в линию северокорейских рот обрадовало его ещё больше: получив кровавый урок при попытке занять господствующую позицию, красные все-таки решили сбить взвод с перевала лобовой атакой.

Так же, как и в прошлый раз, северокорейцы атаковали двумя пехотными ротами в затылок друг другу, за их спиной отдельными группами выдвигались расчеты тяжёлых пулеметов роты поддержки. Единственным заметным отличием от предыдущего варианта событий стало появление рядом с пулеметами двух маленьких, с высотой щита по грудь своим расчетам противотанковых пушек, подтягиваемых при помощи парных конных запряжек, и заметный сдвиг стрелковых цепей левее и ниже дороги, к подножию высоты 403. Командир батальона коммунистов на подходе к роще определенно боялся кинжального огня во фланг.

Недавний оптимизм Крастера начал понемножечку испаряться. И на то, увы, имелись все основания. Коммунисты, несмотря на внешнюю глупость «атаки людскими волнами», не собирались играть в поддавки. Сигналом к открытию огня поддерживающих атаку огневых средств стало выдвижение пехотных рот в направлении перевала.

Первыми открыли ленивый огонь по позициям взвода минометы красных, видимо стараясь не столько поразить морпехов осколками, сколько не дать им вести эффективный огонь по наступающим.

Вторыми подключились тяжёлые пулемёты, какое-то время следовавшие за цепями, пока не заняли огневые позиции, встав на треноги примерно в шестистах-семистах метрах от линии окопов взвода. Последним включился вставший рядом с тяжелыми пулеметами артиллерийский взвод. Расчеты орудий сноровисто разгрузили с передков ящики с боеприпасами, после чего ездовые оттянули запряжки немного назад. А сами пушки в это время банально начали расстреливать как наблюдаемые на склоне окопы морпехов, так и вести то, что северокорейцы у них считали беглым огнем, не особенно экономя снаряды при этом.

Глубина и ароматы очередной задницы, в которой взвод по милости своего лейтенанта очутился, пришли в сознание Крастера в буквальном смысле мгновенно. Сами по себе минометы ещё можно было вытерпеть, морские пехотинцы взвода были укрыты в окопах. Наступающих северокорейцев понесший небольшие потери и сохранивший дисциплину и управление взвод имел все шансы остановить, даже наступай они за огневым валом. А вот против противотанковых орудий, ведущих огонь по окопам прямой наводкой, при поддержке тяжелых пулеметов вдобавок, он не мог сделать буквальным образом ничего. Каждое прямое попадание в окоп – это пара выведенных из строя морских пехотинцев. Да, можно было попытаться выбить их расчеты, однако этому мешали четыре вещи: не прекратившийся пока минометный огонь, дистанция до орудий, пушечные бронещиты и, главное, две северокорейские пехотные роты, быстро идущие на сближение.

– Пять-два, Мародер-два. Ты сильно не прижат, организуй огонь автоматчиков первого отделения по орудийным расчетам и пулеметчикам, пока нас всех тут не перебили!

– Это Пять-два! Понял вас, сэр!

– Один-два, руководишь огнем остальных по пехотным цепям! Прием!

– Один-два! Понял вас, Мародер-два!

– Мародеры, сейчас главное – остановить пехоту противника, пока нас не смяли! Огонь по способности!

Сразу же после данной команды Крастера посетило жутковатое ощущение, что он опоздал. Сразу же после прямого попадания снаряда в окоп командира третьей огневой группы первого отделения капрала Кэмпбелла, картины ранее случавшихся катастроф разом проснулись в его памяти. Крастер ужаснулся. Словно почувствовав его ужас, очередной снаряд развалил высокий бруствер тоже наблюдаемого с командного пункта окопа капрала Гарсиа, разметав и обвалив аккуратно уложенные камни внутрь. Пушки для дистанции, на которой работали, не сказать чтобы затмевали «Баррет» по кучности, но чтобы попасть в высокий бруствер, оказались достаточно точны.

Нужно было каким-то образом исправлять ситуацию:

– Мародеры, это Мародер-два. Сразу же по прекращении минометного огня Один-два и Два-два отводите отделения в рощу, за гребень. Повторяю. Немедленно после прекращения минометного огня первое и второе отделения отходят в рощу. Примем атаку в лесу. Три-два, прикрываешь. Три-два вас прикроет. Как слышали? Приём.

– Мародер-два, на связи Один-два. Вас понял. Готовлюсь к отходу. Приём.

– Второй, это Два-два. Вас понял, по прекращении минометного огня отходим.

– Один-два, раненых не бросать. Посмотри пару Кэмпбелла, к ним прямым в окоп угодило. Два-два, то же самое по Гарсиа. Как поняли?

– Это Один-два. Понял вас, сэр. Вытащим. Приём.

– Два-два! Ты меня слышал? Ответь Мародеру-два!

Командир второго отделения молчал. Крастер в очередной раз выглянул наружу и тут же спрятал голову, близкий разрыв в плывущей над позицией пыли оставил о себе воспоминание ощутимым щелчком осколка по шлему.

– Пять-два, Два-два молчит, проследи за эвакуацией раненых.

– Понял вас, Мародер-два.

В принципе, возможно, следовало отходить, не дожидаясь прекращения огня минометов, но простреливаемая пулеметами позиция плюс очень вероятный переход красных минометчиков на беглый огонь обещали огромные при этом потери. Что благодаря бронежилетам и каскам – ранеными, не утешало. Жить этим раненым было ровно столько времени, сколько красным ротам требовалось, чтобы подняться на гребень перевала. А между тем, несмотря на грамотную реализацию красными своих преимуществ, бой по-прежнему проигран не был. Шансы его выиграть стремительно таяли, однако пока что имелись. Впрочем, даже не будь их вовсе, сдаваться в плен Крастер не собирался. О северокорейских лагерях военнопленных он знал гораздо больше, чем бы ему хотелось. Как, впрочем, и про судьбу тех довольно многочисленных пленных, пребывавших в руках коммунистов после высадки Инчхонского десанта и превращения центральной Кореи в огромный для них котел.

Осознание, что минометный огонь наконец прекратился, на фоне находящихся в двухстах-трехстах метрах корейцев пришло с некоторым опозданием, и мысленно обматеривший себя Крастер заорал по радиостанции:

– Один-два, Два-два, отходите! Раненых не бросать! Третье отделение, беглый огонь! Патронов не жалеть!

– Есть, сэр!

Крастер повернул голову к сидящему в соседнем с ним окопе Соренсену:

– Соренсен, готовься принимать раненых!

– Есть, сэр!

Безусловно, альтернативой отходу было принять атаку сидя в окопах, однако коли красных огонь с короткой дистанции не остановил бы, морских пехотинцев в них бы и похоронили. Как успел убедиться Крастер, артиллерийско-миномётный огонь противника был достаточно эффективен. Это значило, что в организованной взводом огневой системе появились бреши, в которые, в точности как у накатывающихся на берег волн, просто неизбежно должны были просочиться языки волн людских, захлестнув собой уцелевших обороняющихся. В роще по крайней мере у некоторых морпехов были шансы выжить.

Впереди показались первые фигуры покидающих окопы морских пехотинцев. Ланс-капрал Питерсон, второй номер у Фостера, заглянул в окоп командира своей огневой группы и отрицательно махнул приятелю рукой. В следующее же мгновение его ловкая фигура попала под трассеры пулемётной очереди. Сорванный попаданиями пуль шлем отлетел в сторону, а обмякшая фигура морпеха мокрым тряпьем рухнула в окоп, в который парень только что заглядывал. Истошно от этого заоравший Фостер высадил в наступающих остатки магазина одной непрерывной очередью. Пока он стрелял, осколочный снаряд противотанкового орудия попал бегущему Хорни под ноги, отбросив безногое тело взрывом в сторону. Ещё пару оставшихся на земле неподвижных тел Крастер опознать не сумел.

Несмотря на то что ситуация была крайне неприятной, бронежилеты ещё могли обещать, что отход возможен, причем даже с приемлемыми потерями.

В принципе, возможно, так бы и случилось, если бы на отроге высоты 403, не так уж и далеко от места, где до начала атаки О’Нил отстреливал маячивших северокорейцев, не появилось два легких пулемета. Затащенные красными на гору пулеметы заняли позицию примерно на четырехстах метрах и проявили себя как раз к тому моменту, когда появилась возможность косить отходящие отделения облическим огнем с фланга.

Шести тяжёлых и двух лёгких пулеметов, из которых два работали с господствующей высоты, а также двух продолжавших вести меткий огонь противотанковых орудий для взвода уже оказалось слишком много.

Соренсен погиб, вытаскивая вглубь рощи раненого при перебежке Чоя. Оба попали под одну пулеметную очередь. На шлеме и бронежилете санитара мелькнули вспышки бронебойно-зажигательных или пристрелочных пуль, и так и не отпустивший товарища Соренсен завалился на его обмякшее тело.

– Взвод, отходим вглубь рощи!

Бой был проигран, но Крастер не собирался поднимать руки – противник бы этого не оценил. Впрочем, сделать он больше ничего не успел. Если первую пулемётную пулю, с вспышкой и хлопком щелкнувшую по нагрудной пластине бронежилета, он по скачку адреналина практически не заметил, то вторая попала ему в колено, разнеся его вдребезги.

Времени перед появлением на опушке коммунистов как раз хватило, чтобы вколоть противошоковое, немного освоиться с болью и добраться до отлетевшего в сторону карабина.

Последней мыслью Крастера перед его очередной смертью стала: «Хоть кого-то с собой сумел захватить». В отличие от своего второго номера, северокореец, вооруженный таким знакомым японским ручным пулеметом, достаточной прыти, чтобы увернуться от очереди укрывшегося за древесным стволом недобитка, не проявил. А потом Крастера зажали огнем пистолетов-пулеметов и в очередной раз забросали гранатами.

Вспышка!

* * *

Крастер стоял в проходе пилотской кабины «Супер Сталлиена». Под вертолетом стелились освещённые утренним солнцем лесистые вершины корейских гор. Прямо по курсу строя вертолетов темнела мрачная дождевая туча.

Лицо Крастера как будто сковало льдом, под шлемом дыбом вставали волосы. Не знающий того, что случится, Марк Рюккер повернул к нему голову:

– Синоптики облажались, Джош! Сейчас полетим под дождиком. Отклоняться от курса командир эскадрильи не будет.

Все те слова, что хотелось сказать Крастеру, ледяным комком стояли у него в горле. Он даже не стал оглядываться сквозь открытую дверь – он и без этого знал, что стрелковый взвод лейтенанта почти в полном составе спит…

Грохнул гром, в глазах Крастера мелькнула вспышка, и голос Рюккера подавился ругательством – в стекла пилотской кабины лезли вершины растущих на горном склоне деревьев…