В телевизоре депутаты спорили яростно о том, сколько нужно рублей среднему гражданину на проживание. Одни говорили, что можно жить на семьдесят рублей и не «загнуться», образно говоря. Другие депутаты горячо возражали, что и ста пятидесяти будет маловато. Это, как знаете, средняя зарплата, если не сказать, что у некоторых селян намного меньше.

Утром собрались в гаражной курилке. Начали обмениваться мнениями по поводу работы наших родненьких депутатов. Поясню для тех, кто подзабыл, что начала разгораться заря демократии и открылось движение рабоче-крестьянского государства по новым рельсам. Наш паровоз опять куда-то полетел, но еще никто не провозгласил, где остановка.

– Конечно, жить на такую сумму нельзя, но существовать можно, – начал Колька Папин, тракторист.

– Как это жить? – удивился механик Горохов. – Я, к примеру, и не жил ещё, а существовал. И моя семья существовала. Хочешь купить пальто. Нету. Хочешь ребёнку купить сапожки к школе недорогие – нет таких. Едешь куда-то, заказываешь, умоляешь, переплачиваешь. Ну, разве это жизнь.

– А теперь скоро всё будет, – сказал Алексей Палкин, работавший когда-то комсомольским секретарём, но с возрастом, перешедший в водители.

– Помолчи, – заёрзал сторож дядя Паша, пришедший приклепать к старой печной заслонке новую ручку. – Вас заставляли колоски собирать?

– Нет, – невесело подтвердили многие.

– …Весной. …Никто вас не арестовывает по ночам. Спите спокойно? Вам разрешили языком молоть, а не работать, как сейчас. Радуйтесь, забодай вас комар.

– Ага. Голые ходите? Голодные? – вздохнул пожилой шофёр Кочергин.

– А я и на пятнадцать рублей прожил бы, – нарушил затянувшуюся паузу токарь Машкин. -Картошка у меня есть, капуста, огурцы, мёд, как водится. Утки подросли, цыплята, да три поросёнка откормил. Бычок ходит с тёлкой.

– Правильно, зачем ему сахар, у него двадцать ульев, – сказал Папин. – Он бы булку не делил? Его супруга сама печёт хлеба. Кто-кто, а ты не годишься, как пример… Ты исключение.

– А в кино не будешь ходить?

– Дак, и не хожу, некогда. Зимой иногда телек смотрю, а в основном радио слушаем.

– А сломается телек, где возьмёшь деньги на ремонт? – спросил Горохов у Машкина.

– Я ж мёд продавал, картошку сдавал, свеклу, морковь в город увёз.

– Два грузовика тыквы отгрузил, – мотнул головой Палкин.

– Машкин – особый случай. Я говорю о том, что вся зарплата уходит на жратву, – загорячился Горохов. – У меня вон радикулит. С койки еле встаю.

– Сравнил себя и Машкина. Он навоз круглый год на огород возит в ванне из пригонов, а ты и в кино ходишь и в санатории ездишь. Я говорю, что скоро всё будет… – но Палкина опять перебили.

– Работать за нас будет кто-то, – сказал Кочергин. – До обеда будем обсуждать депутатов, потом в домино постукаем.

– Мы про одно говорим, а ты совсем о другом. Я говорю, что могу прожить и на десятку, – загорячился Машкин.

– О тебе и речи не ведётся, – сказал Горохов. – Не все такие в деревне. Ты хоть спишь? Давай я тебя отправлю в город жить.

– Я не поеду. Мне тут нравится, – ухмыльнулся Машкин.

– А ты поживи в городе. Вместо мяса будешь покупать косточки. Картошечку купишь мелкую в магазине. А ты сала натопил, кабанов на колбасу и окорока пустил. Помидорки и огурцы посолил. Две коровы у тебя доятся. Масло, сметана, творог, сыр – на столе у тебя безвыездно. Зерна сколько получил на заработанный рубль? А сколь ещё прикупил? Индюкам счёту не знаешь. Яйца сдаёшь заготовителям. Тебе и пяти рублей хватит на год. На соль, на спички…

– А я с фермы кусок соли привёз и долблю его пятый год, – сказал дядя Паша. – В то бы времечко уже бы донесли и нашли мне место за эту соль.

– Машкин за своим мясом круглый год ходит, – сказал Папин.

– А тебе кто не даёт? У тебя пол-огорода травой заросло, а вторая половина семечками засажена. У Машкина пол-огорода картошки, а пол-огорода лук-севок занимает. Его жена с сестрой в Иркутск ездят торговать им, – сказал Кочергин.

– Я и в городе свиноферму открою. Объедки стану собирать по столовым и буфетам. У нас этих объедков – все свалки забиты, – проговорил Машкин. – Никто не принесёт мне в кастрюльку кусок мяса, никто не станет думать о моёй семье…

– Я и говорю, что скоро всё будет в магазинах, но не будет денег.

Сидевшие посмотрели на Палкина, который завладел вниманием механизаторов колхоза «Большевистский сев».

– Это как ещё? – спросил механик Горохов и его полное лицо начало бледнеть.

– Так. Закроют колхозы, как нерентабельные, станем мы свои огороды унаваживать и научимся шапки из крольчиного меха шить, как Робинзон Крузо. А кто будет на митинги ходить, тот будет жить на утверждённый депутатами прожиточный минимум.

– Будет врать-то. Кто закроет наш колхоз? – усмехнулся Кочергин, взглянув на часы. – Пора собираться на обед, мужики, уже половина нашего.

Пролетят два года. Колхозы развалятся. Появятся в селе новые фермеры. В прошлом 2009 вырастят столько пшеницы, что она будет лежать в складах, так как возникнет перепроизводство. Машкин сделает себе тракторок, увеличит пасеку и надел под лук-севок. Никто не умер в деревни от голода, от перестроечных реформ. Большие огороды кормят население деревни.