Итак, подведем итоги. Стоит еще раз отметить, что данная работа – одна из первых попыток в отечественной историографии приступить к изучению крайне непростой (в силу своей противоречивости и незавершенности) истории становления украинской нации.

Нация – феномен не этнический, а социально-политический, хотя и тесно связанный с этничностью. Появление национального движения, призванного создать нацию, происходит на определенной экономической, социальной и политической стадии развития данного коллектива, соответствующей его индустриальной трансформации и превращения из общества традиционного, сельского в общество городского типа. Внимание было сосредоточено на одной из сторон процесса нациогенеза – на национальной модернизации общества. В центре внимания исследования находилась деятельность национального движения, преобразующего это общество национальной плоскости в коллектив, обладающий набором черт и характеристик, позволяющих ему считаться нацией.

Наиболее объективно и полно процесс украинского нациогенеза может быть проанализирован при помощи конструктивистского подхода, согласно которому нация является не врожденной постоянной величиной, а продуктом современной индустриальной эпохи, меняющей экономический уклад, идеологические императивы, уровень массовой грамотности и политизированности общества, его социальную структуру и сознание. Таким образом, черты, присущие такой общности, – национальная идентичность, национальное сознание, объективные признаки – приобретаются с течением времени и под влиянием множества факторов, а процесс ее создания предстает в виде нациотворения, строительства нации. Нелишним будет еще раз повторить, что нациостроительство – это совокупность культурных, политических, психологических процессов, направленных на выработку специфических национальных черт и признаков, присущих национальной общности – человеческому коллективу, находящемуся на определенной экономической и политической ступени развития, и преобразование последнего в соответствии с выработанным национальным типом.

Нациостроительство не идет само по себе. Оно ведется национальным движением. Становление и развитие данной национальной общности – его главная цель. Национальное движение является, с одной стороны, формой, в которой идут процессы нациостроительства, а с другой – способом существования и жизнедеятельности этой совокупности процессов. Любое движение, в том числе национальное, – это определенное число единомышленников, людей, вырабатывающих и разделяющих те или иные ценности и убеждения, верующих в них и в свое дело. Но все вместе, на сознательном и подсознательном уровне объединенные общей целью и верой, они являют некую целостность. Иными словами, национальное движение – это зримая форма воплощения нациотворческих процессов, это многовекторная деятельность групп людей, вместе являющих собой сложную систему, «ответственную» за осуществление процессов формирования национальной общности и служащую той средой, в которой эти процессы нациостроительства развиваются.

Будучи некоей целостностью, движение в то же время неоднородно и состоит из составных частей – направлений, которые в свою очередь подразделяются на более мелкие сегменты, охватывающие различные области общественной деятельности. Эти составные части (точнее, люди, работающие в определенных областях) действуют независимо друг от друга, выполняют свою работу и свои задачи, а иногда и противодействуют друг другу, но в то же время являются участниками единого процесса, направленного на формирование и развитие национальной общности. Национальное движение может быть структурировано в созданные его силами общества и организации, а может действовать через структуры, не являющиеся плодами его усилий; оно может иметь четкое политическое оформление, а может и не иметь его, оставаясь на уровне идей и настроений, воплощаемых в жизнь без помощи политических организаций.

Важно отметить, что адепты движения могут разделять любые социально-политические системы ценностей, от крайне правых до крайне левых. Их общей платформой является национальный фактор, то есть «национальное» для них является главным, определяющим их мировоззрение и социальное поведение. Людей, для которых категории нации являются символическими ценностями, следует называть националистами.

Движения берут начало с небольших групп активистов, его идеологов и организаторов, постепенно вовлекая в ряды своих адептов – носителей новой национальной идентичности – все новых членов, расширяя свою социальную базу и со временем превращая новую общность в массовый феномен. Деятели движения вырабатывают умозрительные черты будущего национального коллектива, его идеальный образ, который мы условно назвали национальным фантомом, конструируют пространство, в котором этот фантом «обитает» и которое соответствует его идеальному образу. Они «привязывают» эту умозрительную конструкцию к конкретным условиям – этническим, языковым, культурным, экономическим, социальным, психологическим особенностям того населения, среди которого предполагается формирование новой общности. На этой основе идет выработка национальной идентичности, формирование у членов пока еще виртуального коллектива национального самосознания. Объективными признаками национального коллектива эти факторы становятся тогда, когда в сознании общества, в сознании масс превращаются в субъективные символические ценности, близкие и понятные каждому члену этой общности. Поэтому в задачу движения входят не только конструирование «национального фантома» и выработка особых национальных черт и идентичности, но и их утверждение в массах, внедрение в общественное сознание как «единственно подходящих» для данного населения.

Между тем моментом, когда «образ нации» формулируется, и моментом, когда он становится достоянием членов этой общности, проходит значительное время, в течение которого процесс нациостроительства подвергается корректировке окружающей действительностью: например, внешними обстоятельствами, воздействием других национальных проектов, стремящихся к формированию иных национальных общностей, но на базе того же самого населения. В случае с украинским проектом таковым до революции 1917 г. был общерусский национальный проект, предусматривающий формирование национальной общности на основе велико-, мало– и белорусского «этнического материала». В дальнейшем противостояние общерусским ценностям, сознанию, русской культуре, языку (иными словами, русскости) стало перманентным состоянием украинского движения.

Исходя из указанных выше положений, история украинского национального движения рассматривается как история конструирования и строительства украинской национальной общности и «Украины» как особого национально-политического организма, преобразования крестьянского, малорусского, русинского населения в «украинцев», утверждения среди них украинского национального самосознания и украинской идентичности. Именно этот подход позволяет наиболее точно раскрыть суть национальных и политических процессов, имевших место на Украине в конце XIX и в XX в., и протекающих в наши дни.

Украинское движение предстало как новая, современная тем условиям форма южнорусского сепаратизма и самостийничества. Его корнями и вдохновителями были казачьи смуты XVII – начала XVIII в., а также польское политическое и культурное влияние на малороссийских землях, ставших ареной борьбы между Польшей и Россией. Но при этом оно было самостоятельным феноменом. Украинское национальное движение, ставившее перед собой изложенные выше задачи, зародилось в середине XIX в. Оно прошло ряд стадий – от увлечения его адептами этнографией и краеведением до представления об «украинцах» как об особой нации, интересы которой противоположны интересам русских и России. Движение объединяло небольшие группы интеллигенции, принявшей новую, украинскую идентичность и новое мировоззрение – взгляд с позиций интересов формируемого национального коллектива. Украинские националисты занимались выработкой образа «украинского народа», его жизненного пространства – «Украины», работали над созданием на основе разговорной народной речи литературного языка, осмысливали и создавали специфические национальные признаки украинской общности. Движение постепенно расширяло свои ряды, но его сторонниками в основном продолжали оставаться представители интеллигенции. Массы крестьянства и быстро растущего пролетариата оставались в стороне от движения, не разделяя украинских ценностей или относясь к ним равнодушно и больше интересуясь социальными проблемами.

Между тем украинское движение, наряду с продолжением прежних видов деятельности, перешло к политизации своих целей и стало требовать автономии Украины и ее развития как национального организма (украиноязычного народного образования и т. п.). На рубеже веков складываются украинские общества, политические группы и партии, целью которых становится борьба за воплощение в жизнь национальных идеалов и создание украинской государственности. Движение все решительнее переходит к агитации в народе, к утверждению среди него украинских ценностей и украинской идентичности, действуя через культурные общества, «просвиты», кооперативы и т. д. Однако оно было еще довольно слабым и малочисленным. Российское общество преобразовывалось в общество нового типа медленно, крестьянство жило в традиционной системе самоидентификации (по религии, подданству, социальному происхождению, местности). Центральное место в мировоззрении миллионов людей занимал не абстрактный национальный вопрос, а действительно насущные и жизненные социально-экономические проблемы. Революция 1905 г. резко усилила политизацию населения, но с особой силой этот процесс развернулся уже после 1917 г., тогда же заметно выросло и внимание масс к национальным проблемам.

Недостаточной силе и укорененности движения среди народных масс способствовало не только относительно медленное экономическое развитие России и даже не отрицательное отношение властей к украинскому движению. Главной причиной было постоянное противостояние украинского и общерусского проектов национального строительства, а украинской идентичности, самосознания – идентичности и самосознанию общерусскому. Украинский национальный коллектив создавался на противопоставлении всему русскому. Русская государственность и культура были теми полюсами, которые постоянно притягивали выходцев из Малороссии. Это не было насильственным процессом и не вызывало у них неприятия и отторжения: подавляющее большинство малороссов не считало, что служит «иностранному», «чужому» государству, и абсолютно искренне называло Россию своей Отчизной. Общерусская идентичность не оставляла места для идентичности «украинской» (хотя вовсе не означала отказа от местных культурных особенностей и идентичности малорусской), а служение России – служению создаваемой «Украине». Идентичности боролись за одно население, старались превратить одни и те же объекты культуры, истории, религии в символические ценности своей национальности. При этом надо указать, что наступательную политику в этом вопросе вело именно украинское движение, стремящееся превратить эти русские объекты (в смысле их общерусскости, восходящей еще к Древней Руси) в «украинские».

Одним из исходных положений для сложения национальной общности служит этническая и культурная специфика населения, которое предстоит превратить в национальный коллектив. Этническая близость между малороссами и великороссами была настолько тесной, что имевшаяся специфика сама по себе не могла стать надежным фундаментом для украинского национального строительства. Поэтому создание украинской идентичности и нации вообще велось на противопоставлении русской культуре, самосознанию, государственности. Общность происхождения, этническая, культурная, религиозная, языковая близость затрудняли выделение особой украинской идентичности как антитезы идентичности общерусской и ставили ее под сомнение.

Таким образом, противостояние русскости (за которой стояло и государство, хотя его сознательная роль в отстаивании последней была не так значительна, как это стараются преподнести) отнимало у украинского движения много сил, заставляя доказывать обоснованность особой украинской идентичности. Но главное то, что в ходе этого противостояния стал складываться основополагающий принцип жизнедеятельности украинского движения, а позднее и украинской нации и государственности (как плодов его труда), который мы назвали отрицательной доминантой. Это означало, что любая деятельность, которая объективно должна быть направлена на утверждение положительных идеалов формируемой нации, превращалась в отрицание общности с противостоящим национальным организмом, в данном случае с русским, и в создание черт и признаков своей нации на противопоставлении их общерусским аналогам. Такая ситуация вызывала озлобление украинских националистов, усиливала антироссийскую и антирусскую окрашенность движения (идеологии, государственности). Положительный идеал, необходимый при национальном строительстве, подменялся отрицанием всего русского.

Противопоставление действовало на уровне эмоций. Что для создаваемой украинской идентичности и ее носителей русская (общерусская) культура, церковь – «свои» или «чужие»? Что для них Россия – «общий дом», «Родина» или «колониальная империя»? Что для них литературный русский язык – родная речь, восходящая к древнерусскому наследию и языку веры (церковнославянскому), или «язык чужеземной державы»? Эта эмоциональная, нередко не поддающаяся логическому анализу система оценок «свой-чужой», «хорошее-плохое» лежит в основе основ украинства и украинского мировоззрения.

Итак, относительная слабость и немногочисленность движения, а также недостаточная укорененность в массах украинских ценностей были обусловлены как социально-экономическими причинами, так и противоборством украинскости и русскости, характером движения не как «созданного» внутри этноса с четкими признаками, а как «выделяющегося» из более крупного организма, сложившегося или находящегося на стадии формирования и имеющего своей основой этнос с менее ярко выраженными признаками .

Но слабость движения была относительной. К 1917 г. ему удалось сконструировать идеальный образ «Украины» и украинской общности, создать собственную, национальную концепцию прошлого, отчасти научную школу (преимущественно в гуманитарных дисциплинах), активно шла выработка специфических черт этой общности – литературного языка, культуры, литературы. Движение получило политическую структуризацию в партии. Национальные идеи и идентификация хотя и медленно, но утверждались в массах. Адепты движения научились самоорганизовываться и рассчитывать на свои силы. Но вместе с тем многие процессы – элементы нациостроительства – закончены не были. Не были созданы система образования, не были «подработаны» под украинский проект Русская православная церковь и т. д. Не до конца был создан и кодифицирован язык. Отсутствовала и собственная государственность, без которой нация не может считаться таковой. Но главное, национальные идеи, украинская идентичность не успели утвердиться в массах и стать для них символическими ценностями. Таким образом, вплоть до 1917 г. «Украины» как национально-политического организма не существовало, не было и «украинцев» как особой национальной общности (нации), как массового явления .

Тем не менее движение приняло активное участие в революции 1917 г. и Гражданской войне, выступив в них отдельной силой. Ему даже удалось создать собственную украинскую государственность, правда крайне слабую и неспособную сколько-нибудь долго удерживаться без внешней помощи. В годы Гражданской войны резко усилилось проникновение украинских идей и украинской идентичности в массы, чему способствовала политизация населения и крушение старого мира с прежней системой самоидентификации и связей. Но основные задачи, стоящие перед движением, не были им решены даже в годы революции, хотя уже сам факт появления украинской государственности, армии и т. п. свидетельствует о его зрелости. Поражение движения, крах самостийной государственности произошли не столько из-за силы его противников – большевиков, сколько из-за внутреннего состояния движения, главным из которых было недостаточное укоренение в массах, которые больше внимания уделяли социальным аспектам революции, а не проблемам становления украинской нации. Массы еще предстояло превратить в национальный коллектив, сплотить вокруг идеи «Украины», сделав ее символической ценностью и связав решение всех насущных вопросов именно с ней.

Иными словами, говорить о появлении «украинцев», да и «Украины» относительно досоветского периода можно лишь с большими оговорками. Продолжить и завершить их создание – такова была задача национального движения после его поражения в Гражданской войне. Так как основной массив земель, составляющих «идеальную Украину», находился под контролем большевиков, то и делать это пришлось в рамках УССР, в условиях советской власти.

Влияние национального движения на политический процесс было не только непосредственным, но и косвенным. Его наличие, борьба за «Украину», за интересы «украинского народа» как новых субъектов истории (первая уже появилась, второй еще находился на стадии формирования) вынуждали считаться с этим всех участников исторического процесса, прежде всего победивших большевиков. Так, в немалой степени из-за наличия украинского движения были созданы и сохранены украинская советская государственность, компартия Украины, проводилась политика украинизации. Это опосредованное воздействие движения стало весьма сильным и в конечном счете способствовало появлению на свет «Украины» и «украинцев».

Поначалу сторонники движения не смирились с поражением. Перед ними стояли нереализованные задачи, советскую государственность они считали фальшивой, власть большевиков – оккупационной. Движение действовало разными способами, но цель у него оставалась общей – строительство «Украины» и украинской нации. Задачей адептов украинского движения была борьба за язык, культуру, нацию, суверенность Украины. Работа по развитию языка и культуры подразумевала укрепление этнического фундамента нации. Борьба за «нацию» означала осмысление этих и других составляющих, превращение их в символические ценности и признаки данного коллектива и утверждение их в массах. Следующий этап – борьба за суверенность – подразумевал работу, направленную на укрепление государственности УССР, ее институтов и органов власти и защиту ее суверенности как необходимого условия для развития нации и самостийности Украины – конечных целей движения.

Все эти задачи движение решало в 1920-х гг. При этом его специфика – противостояние русскости – сохранялась и проявлялась во всем: от принципов создания языка до принципов строительства национальной церкви. Движение в этот период было неоднородно и объединяло представителей разных политических сил – от петлюровцев до украинских национал-коммунистов, которые тем не менее находили общие точки соприкосновения, поскольку в основе мировоззрения и тех и других лежал национальный фактор – борьба за интересы украинской национальной общности. В силу неоднородности движения и внешней обстановки его деятельность была разносторонней и многообразной – от попыток силового восстановления «национальной» власти до работы на «культурном фронте».

В течение первых лет после окончания Гражданской войны на Украине весьма активно действовало националистическое подполье, координировавшееся эмиграцией (в которой после войны оказалось немало адептов движения). Подполье ставило своей целью свержение большевиков и установление режима УНР – «истинной», как считали националисты, формы украинской государственности. Подполье было тесно связано с бандитизмом, получившим в те годы большое распространение. Своими корнями бандитизм уходил в крестьянское повстанчество времен Гражданской войны, которое было порождено ее долгим и непростым характером, борьбой крестьянства за землю, разрывом экономических связей между городом и селом, противодействием крестьян попыткам насильно коммунизировать село. Но со временем бандитизм все больше отрывался от села и превращался в самостоятельный феномен, интересы которого все больше расходились с интересами крестьянства. Далеко не везде бандитизм имел националистический характер и был связан с петлюровским подпольем. Таковым он был преимущественно в Центральной и Правобережной Украине, где дольше сохранялась власть украинских правительств. В то же время огромные массы крестьянства Восточной, Южной и Юго-Восточной Украины были слабо связаны с националистическим бандитизмом, и крестьянское движение в этих регионах имело ярко выраженный социальный характер с очень слабой национальной окрашенностью. Крестьянство этих регионов гораздо меньше внимания уделяло национальному вопросу, среди него были слабее обозначены украинские настроения и крепче укоренены общероссийские ценности и представления.

В результате комплекса мер – уничтожения подполья и бандитизма правоохранительными органами УССР, укрепления советской власти, амнистий участникам бандформирований, перехода к новой экономической политике, украинизации, а также благодаря самому течению времени политический бандитизм лишился на селе поддержки и к концу первой трети 1920-х гг. ушел в прошлое. Попытки националистов, действовавших внутри страны и в эмиграции, свергнуть большевиков силой провалились. Своих целей движению пришлось добиваться иными средствами, главным из которых стала «культурная работа». Первое время она велась параллельно с деятельностью подполья и бандитизмом. После их ликвидации именно «культурная работа» – то есть создание национальной культуры, утверждение национального самосознания и идентичности у населения – стала основной деятельностью движения.

Оно продолжало действовать как через созданные им структуры и организации, так и через органы власти и образования УССР. Из числа первых можно назвать культурно-просветительские организации – «просвиты», в которых осуществлялось развитие украинской культуры, формирование и распространение в народе украинской идентичности, а также различные кооперативные, музыкальные, культурные, художественные общества. В них не только шло создание украинской культуры (что само по себе являлось работой по строительству нации), но и велась ее пропаганда, утверждение в массах как символической ценности, как одного из важнейших объективных признаков национальной общности. Особо нужно отметить Украинскую автокефальную православную церковь, созданную в 1920–1921 гг. путем откола от Русской православной церкви. Центральное место в деятельности всех организаций занимал национальный вопрос.

Из всех организаций до конца десятилетия смогла дожить только одна УАПЦ, не считая хоровых, кобзарских студий, чья деятельность внешне выглядела как чисто культурная. Все прочие были ликвидированы большевиками или не выдержали конкуренции со своими советскими аналогами (как, например, «просвиты»), УАПЦ же была довольно сильной и притягивала к себе всех тех, кто разделял украинские ценности и для кого все украинское имело жизнеопределяющее значение. Адепты автокефалии разрабатывали обрядовость и украинский язык как язык богослужений – то есть создавали «национальную украинскую церковь». УАПЦ повела борьбу за влияние среди населения республики (противником была, естественно, Русская православная церковь – одна из главных и последовательных носительниц общерусских ценностей). Важнейшей функцией «украинской» церкви было воспитание паствы в украинском духе, утверждение среди них украинского самосознания и идентичности.

Главная задача всего движения – утверждение национальных ценностей среди населения, преобразование их в «нацию» – осуществлялась через советскую школу, ликбез, учреждения культуры, в которых после окончания Гражданской войны оказалось немало националистов, украински настроенных людей. Школу, музей, хоровое общество они стремились использовать для пропаганды своих идей, воспитания масс в национальном духе. Это не могло не встревожить большевиков, но даже не столько из-за чисто национального момента, сколько из-за опасения того, что националистическая пропаганда могла срастись с недовольством населения тяжелой жизнью, стать основой альтернативной большевикам идеологии и послужить призывом к антисоветским волнениям.

Действительно, население УССР, особенно в начале 1920-х гг., далеко не всегда было довольно новыми порядками и относилось к ним весьма критически. В первую очередь такое отношение было присуще крестьянству и интеллигенции. Но крестьянское недовольство было продиктовано главным образом экономической политикой властей и тяжелыми условиями жизни. Национальные проблемы по-прежнему волновали крестьян заметно меньше. Самыми распространенными из национальных были антиеврейские настроения, а в приграничных с Польшей районах – еще и антипольские. Эти настроения в основном были связаны с социальным и экономическим факторами, например с резко выросшей после революции ролью евреев в хозяйственной и политической жизни страны или нежеланием возврата помещиков-поляков.

Антирусские и антироссийские настроения встречались в крестьянстве, но реже и были вызваны соответствующей агитацией со стороны сельской интеллигенции (как правило, национально настроенной) и «петлюровских элементов», осевших на селе после окончания войны и разгрома бандитизма. Выражались они либо сентенциями об ограблении Украины Россией, вывозе хлеба (что было ближе к крестьянским настроениям), либо разговорами о национальном угнетении Украины (в этом случае источник находился ближе к интеллигентской среде). В целом можно сказать, что, несмотря на то что в рассматриваемый период украинская идентичность и украинское самосознание распространились среди основной массы крестьянства, далеко не все оно воспринимало их как символическую ценность или считало их чем-то противоположным и России и русским, то есть не было националистически настроенным. Впрочем, имелось и немало тех, кто категории нации и национальных интересов понимал и интерпретировал именно в таком смысле. Особенно часто это происходило тогда, когда недовольство экономическим положением увязывалось с национальным вопросом. Привязкой национального фактора к экономическому занималась украинская интеллигенция.

Интеллигенция (и русская, и украинская – такое ее разделение на «национальные отряды» в 1920-х гг. имело место в зависимости от мировоззрения человека и его национального выбора) тоже была настроена по отношению к большевикам и их политике весьма критически. Украинская интеллигенция свое недовольство существующей действительностью, чем бы оно ни было вызвано, непременно переносила в национальную плоскость. Во всех трудностях она винила Россию, «оккупационный режим», большевиков, душащих украинский народ. Поэтому пропаганда национальных идей в народе, развитие у него национального самосознания были неразрывно связаны с изначально присущим движению противостоянием всему русскому, а в силу того, что большевики воспринимались националистами как российская власть, – то и советскому и большевистскому.

Со временем, по мере укрепления большевиков и осознания этого факта сторонниками движения, национальная пропаганда начинает вестись в советских формах (по способу работы и формулировкам) и все сильнее увязываться с советской государственностью, которую следовало укреплять и делать украинской по облику и духу. Но даже при этом негативное отношение к большевикам, России и русскости продолжало сохраняться, особенно в тех случаях, когда движение действовало через собственные структуры (УАПЦ, культурные общества, УКП) или оставалось на уровне идейной настроенности его адептов. Впрочем, сохранялась эта специфика (только уже без негативного отношения к большевикам) и в деятельности сторонников движения, работавших в органах власти УССР. Только в этом случае она представала в облике противодействия великорусскому и великодержавному шовинизму.

Такая настроенность сильно мешала пропаганде в самом передовом отряде общества – в рабочем классе. Он изначально формировался как полиэтнический, но главное – как носитель русской культуры, языка и общерусского сознания, даже несмотря на то что в значительной степени состоял из этнических малороссов. В силу своего национального облика рабочий класс Украины украинским вопросом не интересовался. Рабочие даже нередко относились к украинскому движению негативно, как к петлюровщине и антисоветчине. Поэтому главным объектом влияния националистов было крестьянство.

Деятельность движения в 1920-х гг. не ограничивалась работой с населением. В поле его внимания находились культура и язык, превращение которых в специфические признаки национальной общности также шло весьма активно, причем велось как силами адептов движения (например, сотрудниками соответствующих институтов ВУАН), так и органами власти УССР. Вообще, вклад большевиков в строительство украинского национального коллектива трудно переоценить. В данном случае речь идет не о социальной модернизации общества и превращении его в общество современного типа, готового воспринять национальные ценности и стать нацией. Речь идет о политике большевиков в области культуры и национального строительства, известной под названием политики украинизации. Опасения отдать инициативу в борьбе за массы и за руководство украинской культурой в руки интеллигенции, стремление лишить последнюю возможности разыгрывать национальную карту и увязывать «борьбу за Украину» с критикой экономической политики, собственные далекоидущие планы на международной арене (распространение мировой революции, борьба за симпатии народов Восточной Европы и украинцев, живущих за пределами СССР) – все это побуждало большевиков взять в свои руки строительство украинской культуры и государственности. Тем самым, пусть и исходя из собственных расчетов, но объективно они действовали в нужном национальному движению направлении: ведь целью становилось создание «Украины» и «украинской нации», хотя и социалистических по содержанию, но зато национальных по форме. Как показало время, форма оказалась прочнее и долговечнее содержания.

Правда, большинство адептов движения не понимало этого. Настоящими радетелями украинской нации они считали себя и строительство социалистической Украины оценивали негативно – как «ненастоящее», как выхолащивающее истинное содержание из украинской идеи. Но вместе с тем политика украинизации, означавшая, кроме всего прочего, поддержку и стимулирование украинской культуры, языка и т. п., способствовала прекращению антисоветской деятельности большей части националистов, переходу их на советские позиции, работе в рамках советской украинской государственности и примирению многих из них с властью большевиков. УССР стала восприниматься ими как форма национальной украинской государственности.

В руководстве УССР и в партии тоже имелось немало людей, мысливших национальными категориями и во главу угла своей деятельности ставивших интересы развития украинского народа как национальной общности. В основном так мыслили выходцы из левых украинских партий, вступивших в КП(б)У добровольно или вынужденных в нее вступить по ряду обстоятельств. Одна из таких партий – Украинская коммунистическая партия, в национальном вопросе стоявшая на платформе украинского движения со всеми ее принципиальными положениями, – действовала до начала 1925 г., а затем была распущена Исполкомом Коминтерна, как «некоммунистическая» и извращающая трактовку национально-колониального вопроса.

Но по мере развития УССР, укрепления ее институтов в силу все больше вступал новый фактор – фактор государственности . Интересы Украинской республики как особого организма отнюдь не всегда совпадали с точкой зрения союзного центра и заставляли республиканские власти руководствоваться именно ее интересами и отстаивать ее права (которые становились одновременно и собственными интересами складывающейся республиканской партийно-хозяйственной бюрократии). Фактор государственности (интересов УССР и ее институтов) далеко не всегда был связан с фактором национальным (интересами украинской национальной общности). Он был далек от этничности (для того чтобы служить Украине, не обязательно было быть украинцем и разделять украинские ценности). Но эти факторы могли выступать в тесной связке друг с другом, чему способствовало хотя бы то, что Украина строилась как национальная республика. Это нашло свое выражение, в частности, в работе наркомов просвещения А. Я. Шумского и Н. А. Скрыпника и руководимого ими Наркомата просвещения УССР, бывшего в 1920-х гг. важнейшим учреждением в республике. Но даже если эти факторы выступали порознь, любая деятельность, направленная на защиту республиканского суверенитета, объективно способствовала укреплению Украины как особого государственного и национального целого.

Укрепление суверенитета Украины было задачей и украинского движения. В этом, как и в поддержке развития культуры, языка, интересы сторонников национального движения и большевиков вольно или невольно совпадали. Совпали они и по вопросу о присоединении к УССР приграничных с ней территорий РСФСР, населенных украинцами (или относимых к таковым), когда адепты движения и ряд лиц из руководства КП(б)У активно добивались перехода этих земель к Украине, мотивируя это интересами более полного национального развития украинцев и в УССР, и в РСФСР.

Строительство нации без укрепления государственности было крайне затруднительно. С середины 1920-х гг. националисты все больше сил стали отдавать увязыванию этих задач друг с другом. Пристальное внимание на эту парадигму сторонники движения обратили давно, просто именно к этому времени УССР стала восприниматься ими «своей». Как следствие этих процессов (пусть и благодаря усилиям большевиков) к середине 1920-х гг. украинское национальное движение начинает перерастать рамки официальной украинизации и выдвигать свои требования.

Примером этого стала «литературная дискуссия» – спор о путях развития украинской культуры и народа, в ходе которой зашла речь об интересах украинского национального коллектива и развитии Украины как особого национально-государственного организма. Адепты движения настаивали, что удовлетворение этих интересов ценно уже само по себе, без привязки их к любым социальным и политическим вопросам, и потому должно стать главной задачей советского строительства на Украине. В эти годы в движении появляется новое идейное направление, ставшее результатом синтеза национального фактора, фактора государственности и коммунистической идеологии. Это направление олицетворялось теориями Н. Хвылевого и М. Волобуева о построении пролетарской, коммунистической Украины, но Украины как самостоятельной политической и национальной единицы, причем построении на известном принципе противостояния России (в новом контексте – СССР). Эти теории нашли поддержку среди части украинской коммунистической интеллигенции и тех кругов партии, которые считали национальный вопрос центральным вопросом строительства Советской Украины.

Это новое направление находилось в конфронтации с традиционным мировоззрением адептов движения, относившихся к модернизации, индустриализации, социализму как к явлениям негативным, искажающим истинный облик украинской нации (ибо все это расходилось с когда-то созданным ее идеалом), ведущим к затиранию национальной украинской специфики и, в конечном счете, к русификации. Новое же направление не видело иного будущего для Украины и украинцев, кроме как коммунистического. Объективно же и то и другое действовали в одном направлении и добивались достижения одних и тех же целей, только разными путями.

Но именно новое, коммунистическое направление, полностью воспринявшее УССР как «свою» государственность, было лучше приспособлено к существующей действительности и имело больше шансов в дальнейшем превратиться в идеологию развития украинской государственности и украинской нации. Именно эта перспектива перерастания украинским движением традиционных рамок «просвит», культурных обществ и т. п. встревожила партию и заставила ее все больше воспринимать украинский национализм как главную опасность социалистическому строительству в УССР (и СССР). Это нашло выражение в кампании 1926–1928 гг. против «триединого» национального уклона – «шумскизма», «хвылевизма», волобуевщины», в сильнейшем давлении на УАПЦ, в «осаживании» тех сил в компартии и обществе Украины, которые понимали украинизацию не как средство, а как самоцель. Резкую реакцию вызвали попытки этих кругов насильно и спешно украинизировать русскоязычный рабочий класс, причем не просто в языковом аспекте, но и сделав его украинским по духу, то есть изменив его национальную идентичность.

Но украинское движение продолжало действовать и в конце 1920-х гг. Функционировала, хотя уже и не с таким размахом, УАПЦ. ВУАН, марксистские институты УССР разрабатывали концепцию прошлого Украины, занимались философским осмыслением проблем, связанных с ее развитием, и т. п. Именно к концу десятилетия было завершено создание литературного языка, его научной, технической, медицинской и другой терминологии, утверждено новое правописание, призванное по возможности максимально отделить украинский язык от русского. В конце десятилетия с размахом велась украинизация населения, нередко переходящая в насильственное изменение его национального облика с русского на украинский. Распространение украиноязычного образования на все более широкие слои населения республики способствовало выработке у него украинской идентичности. Все это закрепляло в сознании народа язык, культуру, государственность Украины как символические ценности, превращая их в объективные признаки украинской национальной общности. Вся эта работа была бы невозможна без активнейшего участия в ней Наркомпроса УССР и лично наркомов просвещения А. Шумского и особенно Н. Скрыпника, трактовавших украинизацию как широкое развитие национального украинского коллектива, гораздо большее, нежели средство по укреплению диктатуры пролетариата.

Такому курсу Наркомпроса способствовала не только политика коренизации-украинизации, но и прямое воздействие со стороны украинского движения. В системе Наркомпроса, в системе народного образования республики трудилось много адептов движения. Многие из носителей украинских ценностей довольно быстро поняли, что большевики не выпустят украинизацию из своих рук и поведут ее в своем направлении как национальную только по форме. Но хотя адепты движения считали официальную украинизацию неискренней, они тем не менее вовсю пользовались возможностями, которые эта украинизация предоставляла, стараясь направить ее по нужному для себя руслу.

Утверждение в массах украинской идентичности, строительство культуры или борьба за расширение прав УССР и более широкий республиканский суверенитет проходили согласуясь с уже известным принципом противостояния всему русскому. Антироссийская и антирусская направленность украинского движения вполне соответствовала проводимой в СССР в 1920-х – начале 1930-х гг. национальной политике. Ее стержнем было приоритетное развитие «ранее угнетенных», как тогда официально провозглашалось, народов за счет «ранее угнетающего» народа русского и борьба с «великодержавным шовинизмом» и «великорусским национализмом». На практике борьба с ними и «выравнивание» народов часто перерастали в национальный нигилизм по отношению к русским, русской истории, культуре, самосознанию – то есть самой основе, на которой держалась Россия, и в откровенную русофобию известных кругов в руководстве страны и в советской интеллигенции.

Такая государственная политика ставила сторонников и носителей русскости на Украине (прежде всего этнических малороссов) в заведомо неравноправное положение виноватого. А главное, низводила историческую Россию, частью которой являлись малороссийские/ украинские земли, до «рядовой» РСФСР, которая уже по определению не могла считаться чем-то более высоким, большим, всеохватывающим, чем УССР. Это «понижение» понятия «Россия» сыграло заметную роль в создании «Украины». И одновременно политика большевиков создавала для украинского национального движения благоприятную атмосферу и стимулировала ее активную борьбу с «русским конкурентом».

Но, даже несмотря на сильное давление со стороны государства и украинского национализма, позиции русской культуры, русского языка, самосознания и национальной идентичности на Украине оставались еще весьма значительными. Отчасти это было наследием так и нереализованного проекта большой русской нации. Впрочем, сильные позиции русскости были даже не столько результатом сознательного действия национального проекта, сколько следствием естественного хода жизни. Во-первых, приобщения знатных слоев и простого населения к единственным в то время «высоким» культуре и языку, корнями уходящим ко временам культурного и этнического единства Древней Руси; во-вторых, генетической памяти об этом единстве; и, в-третьих, логики экономического развития страны и южнороссийских губерний как ее неразрывной части.

В силу специфики политического развития СССР в 1920-х гг., никакого активного противодействия украинскому проекту со стороны русскости не было, но скрытое, подспудное противостояние языков, культур, национальных идентичностей (как отрицающих друг друга по определению) на Украине имело место, сильно замедляя и осложняя работу движения. Это противостояние даже получило название «борьбы культур», причем говорили о ней обе противостоящих стороны.

Точно так же, как сторонники украинских ценностей, сторонники общерусских ценностей (или просто люди, не считающие поддержку украинскости необходимым для строительства социализма и Советской страны) имелись во всех областях общественной жизни и в КП(б)У. Сторонники украинской идентичности видели в «борьбе культур» крайне нежелательное и опасное препятствие на пути становления Украины, грозящее для них вечно вторым, провинциальным положением, и призывали устранить «российского конкурента» и все силы отдать строительству украинской культуры. Сознание общности, общерусская система ценностей, русский язык, которые сохраняли значительные группы населения УССР (рабочий класс, городские слои, часть интеллигенции, партия, часть крестьянства, хотя у многих крестьян национальный тип еще полностью не определился), сторонниками движения виделись главными препятствиями, мешающими утверждению «идеальной» Украины. Это усиливало «отрицательную доминанту» движения. В то же время многие круги в компартии считали украинизацию и «заигрывания» с национальной интеллигенцией делом временным. Таковыми эти последние и были в действительности, что стало ясно во время перехода от нэпа к социалистическому рывку.

Перелом в судьбе национального движения произошел на рубеже 1929–1930 гг. и стал следствием резкого изменения социально-экономической политики – начала форсированной социалистической модернизации СССР, получившего название «великого перелома». Необходимость сплочения всех сил страны, пересмотр прежней нацеленности на мировую революцию в пользу защиты государственных интересов требовали унификации и централизации всех сторон жизни Советского Союза. А это вступало в противоречие с широко пропагандировавшимся ранее правом наций на самоопределение, отношением к республикам как к основе Союза и вытекавшим из этого положением о приоритетности поддержки экономического и прочего развития республик, помощи «ранее угнетенным народам», всемерном содействии их национальному развитию, борьбе с великодержавным шовинизмом, которое автоматически подразумевало терпимое отношение к деятельности национальных движений.

Прежний подход (точка зрения на республики как основу государственности СССР, на расширение их полномочий как гарантию национального развития их народов) вступал в противоречие с новой реальностью. Национальное украинское движение, отстаивающее именно этот подход и традиционно негативно настроенное по отношению к центру (тем более ассоциирующемуся с Россией), оказывалось в числе тех субъектов, чья деятельность и само существование становились несовместимыми с новым курсом страны. Поэтому в 1930-х гг. происходит сначала идейная, а затем организационная ликвидация структур движения и физическое устранение многих его участников. Но при этом не стоит забывать, что ликвидация движения была лишь одним из эпизодов, пусть и значительным, в грандиозной «перетряске» страны и общества 1930-х гг.

Рубежом, открывшим «эпоху» политических процессов над адептами движения, обвиняемыми в национализме, контрреволюции, поддержке внутренней оппозиции, символом начала «великого перелома» в национальной политике стал процесс над Союзом вызволения Украины (1930 г.). Пересмотру подверглись многие дела движения прошлого десятилетия, особенно те, где наиболее ярко проявилась тенденция вести национально-культурное строительство на противопоставлении всему русскому. Скажем, были отменены многие нововведения в правописании, лексике, грамматике украинского языка.

Резкой критике подверглись многие теории и концепции, в основе которых лежали идеи об извечной «особости» Украины, ее национальной специфике как стержне и движущей силе ее истории, различии исторических судеб украинского и русского народов. Вместе с развенчанием подобных взглядов и теорий репрессиям подвергались их авторы и носители и те организации, где они работали. За национализм была осуждена старая украинская интеллигенция, участвовавшая в революции и Гражданской войне, многие представители новой интеллигенции, выходцы из левых украинских партий, коммунисты, как сочувствовавшие идеалам национального движения, так и их не разделявшие. Дело в том, что обвинения в национализме получили в 1930-х гг. широкое распространение и подвергались им не только подлинные националисты и те, кто считал национальный вопрос символической ценностью, но и многие другие явные или скрытые противники сталинского руководства, а часто и просто люди, коих не минула горькая чаша репрессий.

Была ликвидирована (формально самораспустилась) УАПЦ, ее члены в основном репрессированы, чистке подверглись ВУАН, система высшего, среднего образования, культурные общества, редакции, органы власти УССР, прежде всего Наркомпрос как руководящий центр национально-культурного строительства – словом, все сферы общественной жизни республики, в первую очередь те, где велась или могла вестись национальная работа. Были репрессированы или покончили жизнь самоубийством многие деятели УССР и активисты национального движения.

Борьба против украинского национального движения и трактовки Украины как самоценного национального организма, интересы которого не только не совпадают с интересами СССР-России, но и полностью им противоположны, а также подхода к строительству украинской общности как к самоценной величине была продиктована еще и следующим моментом. С середины 1930-х гг. в СССР стали формулироваться черты нового национального проекта – проекта советской общности и началось его воплощение в жизнь. Данный проект стал воплощением и выражением модернизационного рывка в национальной сфере. Он не являлся чем-то искусственным, ибо был порожден логикой развития СССР, и даже больше – логикой всего предыдущего развития России и этнополитических процессов на евразийском пространстве. Создание новой общности стало возможным благодаря строительству ее социально-экономического фундамента – обобществленного производства, народной (а не частной) формы собственности и обусловленной этим социалистической структуры общества.

Но общность, претендующая на статус национальной, помимо прочего должна иметь некий этнический фундамент, на котором формируются ее объективные признаки. Национальный вид новой общности придала ее окрашенность в русские цвета. Именно русский компонент – русский народ, как наиболее многочисленный в СССР (здесь опять-таки русское было значительно шире, чем великорусское), созданная им богатая культура мирового уровня, необходимая для укрепления единства страны и сплочения ее населения в единый организм, обладающий не только общим сознанием, но и единой формой его выражения, – стал вторым (после социально-экономического) компонентом складывающейся на просторах Советского Союза общности людей. Сам ход истории страны подталкивал к жизни ее появление, а население СССР (прежде всего славянское, наиболее готовое к тому, чтобы составить единый национальный организм) – к усвоению новых ценностей в качестве символических и, тем самым, к преобразованию их в объективные признаки новой общности. Государственная идеология активно утверждала их в народе. Но, несмотря на все объективные предпосылки, новая общность еще не стала реальностью, и ее предстояло создавать.

Утверждение нового национального проекта и нового сознания и идентичности означало противодействие всем прочим проектам национального строительства. История сделала виток: украинский проект и советский («одетый» в русские национальные цвета и явно централистско-государственнический) вступили в противоборство уже на новом уровне. Так как на стороне большевиков была сила, динамика исторического развития, а национальное строительство Украины вели именно они, то борьба проектов означала вытеснение и ликвидацию национального украинского проекта в том виде, в каком его понимали националисты. Украинское движение как его носитель стало ненужным, неудобным и лишним.

Дело было даже не в «реабилитации» патриотизма, русской культуры и прошлого, признании русского языка «языком мировой революции», хотя это и вызывало ярость внутренних и внешних врагов И. В. Сталина, в том числе националистов. «Русское» «амнистировалось» не само по себе, а как синоним «советского» – не будучи советской и социалистической, русская культура ничего не стоила. Но в случае с Украиной это означало и частичную «амнистию» русскости, «амнистию» традиционного, пусть советского, но все же общероссийского сознания, идентичности, мироощущения у тех многих, кого адепты украинского движения считали «русифицированными» и старались обратить в «украинцев».

Хотя советский проект был не просто национальным и также имел сильную наднациональную составляющую, поскольку стремился распространиться на все народы СССР, наиболее полно он был воплощен (и мог быть воплощен реально) среди восточнославянского населения, поскольку в своей основе имел этническую, культурную, ментальную близость этих народов и тот след, который в них оставили социально-политические и национальные процессы конца XIX – начала XX в. Собственно, новая советская идентичность не предусматривала отказа от идентичностей более «низкого» уровня – скажем, украинской. Украинская нация с социалистическим общественным устройством продолжала существовать и развиваться. Советский проект претендовал на более высокий «этаж» в иерархии идентичностей. Таким образом, в конфликт с ним вступала не сама украинская общность и идентичность, а их трактовка как самоценных, не нуждающихся в каких бы то ни было «высших» этажах. Украинский «национальный фантом» вступал в конфликт с объективными процессами унификации и централизации СССР и советским национальным проектом как одним из их воплощений. В этой борьбе те, кто отрицал за центром право обладать высшим государственным и национальным суверенитетом, были сметены волной репрессий 1930-х гг.

Но народ централизацию и создание новой общности не встретил болезненно, и тому был ряд причин. Во-первых, СССР в то время обладал могучей силой и притягательностью, той «отвлеченной», нематериальной идеей, которая давала и ему, и советскому обществу Смысл Жизни. Он открывал перед человеком широчайшие возможности для самореализации, и овладение русским языком и культурой лишь способствовало этому. Во-вторых, для украинского населения УССР не было проблемы ломки национальных перегородок не только из-за этнической близости с русскими, но и из-за того, что его национальное самосознание сложилось именно в 1920–1930-х гг. как «социалистическое по содержанию» – как отражение социально-экономических и культурных процессов в УССР, формировавших особое, советское сознание.

Сложение современной структуры украинского общества проходило в социалистических формах. А политика большевиков, сумевших перехватить у националистов инициативу в строительстве украинской культуры, привела к тому, что социальный и национальный факторы оказались тесно взаимосвязаны и сильнейшим образом повлияли на самосознание украинцев УССР. Они же делали его очень близким мироощущению и самосознанию русских, а также других советских народов и одновременно отличным от национального мироощущения украинцев западных, не испытавших воздействия такого социально-экономического фактора в тот период, когда шли процессы нациогенеза и формирования украинского национального самосознания. Для украинцев УССР, в отличие от украинцев западных, советская социалистическая общность стала «своей».

Но украинское национальное движение, несмотря на то что было разгромлено в 1930-х гг., все же смогло достичь многих результатов. Ему удалось реализовать свои главные цели, причем достигнуто это было не только благодаря его непосредственной деятельности, но в значительной степени косвенному влиянию на политику большевиков. В начале 1920-х гг. на исторической арене утвердилась «Украина» как национально-государственное целое, обладающее многими (хотя и не всеми, а иногда и формальными) признаками и атрибутами. В 1920–1930-х гг. появилась и украинская национальная общность с национальным самосознанием, идентичностью, языком, культурой, территорией именно как объективными признаками, присущими национальной общности.

Тем не менее ход их создания, специфика советских условий привели к тому, что тот идеальный вариант, который движение когда-то создавало, отстаивало и воплощало в жизнь, в 1920–1930-х гг. был весьма сильно подкорректирован. Создание «Украины» и украинской нации велось в советских формах, с социалистическим содержанием и, к тому же, в значительной степени руками большевиков, что вызывало раздражение и бессильную ярость националистов (за исключением разве что их «красных» коллег). Протекавшие в СССР процессы централизации и унификации заметно ограничивали тот национальный, политический, экономический суверенитет, который «принадлежал» «идеальной Украине». Большое влияние на формирование национального самосознания украинцев УССР оказало и складывание советской национальной общности, укреплявшее в сознании украинского населения своей идентификации как «советских людей».

Итак, процессы строительства в УССР украинской нации (в национальной и социальной плоскости) активно проходили в 1920–1930-х гг. и в известной степени завершились к 1939–1945 гг. Их специфической особенностью стало то, что они были неразрывно связаны с социалистическим характером экономики и общественного устройства СССР, одним из следствий которого явились объективные процессы формирования советской национальной общности. Эта специфика стала определяющей при формировании национальных обликов и характеров восточных украинцев и западных. Вторая мировая война и Великая Отечественная оказали на самосознание (в том числе национальное) и тех и других сильнейшее воздействие, закрепив эти различия и, в свою очередь, став важным фактором их мироощущения и дальнейшей судьбы.

 

Немного о современности

Но различие между «идеальной Украиной» и реальным результатом привело к тому, что поле для деятельности украинского национального движения не исчезло. Процесс, начатый еще в середине XIX в., с точки зрения украинских националистов остался незавершенным, и со временем это позволило украинскому движению возродиться. Как и накануне 1917 г., в конце 1980-х гг. украинское движение было не способно самостоятельно влиять на общественные процессы, протекавшие в стране. Как и прежде, его судьба в конечном счете определилась внутренним состоянием СССР и воздействием внешних факторов, сыгравших в судьбе Советского Союза не последнюю роль. Пока государство было крепким, пока советское общество не было дезориентировано новыми, заманчивыми на вид, но обманчивыми по сути идеями и теориями, пока не были подточены его моральные устои, не осмеяны и развеяны в прах его идеалы, не поставлены под сомнение его прошлое и будущее, украинское национальное движение тлело на диссидентских кухнях и в кассах американских исследовательских центров.

Но при изменении политической конъюнктуры – ослаблении СССР и выхолащивании живой сути из советского национального проекта, а затем и распаде единого государства – украинство вновь вернулось к прежней работе: воплощению своего идеала «Украины». Украинское движение возродилось на уровне настроений, бытовавших в интеллигентской среде – сначала в небольших группках, потом во все более широких слоях. Затем, при ощутимой поддержке союзных и республиканских СМИ и властных кругов, оно структурировалось в общественные организации, а позже – в партии. На волне перестройки и системного политико-духовного кризиса в стране национальное движение неуклонно обретало ореол носителя альтернативного пути развития Украины.

Крушение экономического фундамента советского общества, коренное изменение его основ, социальных связей и структуры похоронили и его надстройку – советский народ как создающуюся и уже вполне осязаемую реальность. Та же участь постигла и сформировавшийся тип украинской нации, основанный на ином, чем это требовали новые условия, понимании мира, справедливости, критериев Добра и зла (в том числе социальных), иной морали, ином понимании «национального». На повестке дня вновь оказался вопрос о строительстве «подлинной» государственности, обладающей всей полнотой реального, не скорректированного «верхним» союзным этажом суверенитета.

Помня опыт 1917–1920 гг., когда национальная государственность оказалась непрочной из-за того, что не имела широкой поддержки в массах, украинское руководство и общественные организации национального толка основной своей задачей считают создание нации как, во-первых, своей изначальной цели, а во-вторых, как средства укрепления государственности и легитимизации самого существования Украины. Так, в августе 1997 г., спустя шесть лет со дня провозглашения Украины независимым государством, на II Всемирном форуме украинцев, президент Республики Украины Л. Д. Кучма подчеркнул, что «не только нации создают государства, но и государства – нации». Поэтому основным содержанием политических, экономических, национальных, культурных, языковых процессов, имеющих место на современной Украине, является новый этап строительства украинской нации.

Для решения этой задачи используются вся мощь государственной машины, средства массовой информации, система среднего и высшего образования, научные учреждения гуманитарного профиля. Но дело идет туго. То, что эта важнейшая задача все еще не решена, Л. Кучма был вынужден констатировать спустя 12 лет независимого государственного существования Украины. «Процессы консолидации украинской нации пока еще далеки от завершения», – признает он, ссылаясь на мнения политологов и социологов, а потому важнейшими для Украины являются проблемы самоидентификации и психологии ее населения. Иными словами, заключает Л. Кучма, «Украину» создали, теперь надо создавать «украинцев». Комментарии, как говорится, излишни. Методы создания «украинцев» тоже вполне узнаваемы. Об этом, кстати, ясно говорится в книге Л. Кучмы, являющейся квинтэссенцией украинских политико-исторических концепций и приоритетов. «Одна из важных составляющих украинской самоидентификации, – пишет Леонид Данилович, – как раз и заключается в формуле “Украина – не Россия”». И не просто «одна из», а самая важная, ключевая, добавим от себя.

Стержнем современного этапа нациостроительства, как и раньше, является изменение сознания и менталитета значительных масс населения Украины. Под ставший вдруг актуальным «новый-старый» идеал началось подстраивание реальной действительности, «подгонка» народа (по крайней мере, его значительной части) под иную, не присущую ей систему ценностей, вытравливание из него любых проявлений и черт «советскости» и «русскости», общерусского духовного единства – то есть того, что стало одновременно причиной и следствием коррекции украинского национального проекта в 1920–1930-х гг.

Таким образом, политические, национально-государственные и культурные процессы в современной Украине осуществляются на известных принципах «отрицательной доминанты» и противостояния всему русскому. «Русскому» даже не как «российскому», а как глубинным пластам в сознании и культуре самих украинцев, как способу их мироощущения, отношения к своему историческому пути и духовному опыту. Одним из непременных условий строительства украинской нации и государственности является работа по укреплению их «этнического фундамента». Вновь началось реформирование украинского языка, почти точь-в-точь копирующее его предыдущие этапы; вновь началась украинизация населения; борьба с русской культурой и языком; переписывание истории и ее «национализация»; воспитание детей и молодежи на прямолинейных «национальных» концепциях прошлого, формирование у них отношения к России (и всему, что с ней связано) как к чужой и враждебной силе – то есть повторяются те же самые процессы, явления и шаги, которые имели место в начале XX в. и в 1920-х гг.

Опорой новой ментальности, новой морали, новому историческому сознанию должны служить национальные ценности, более близкие западным, а не восточным украинцам. «Очищению» от русскости и советскости как системы мировоззренческих и духовных ценностей, как способа самоопределения человека в мире и перестройке на «национальных» принципах способствуют новые социально-экономические условия – построение буржуазного общества с присущими ему принципами частной собственности, индивидуализма, социального неравенства и несправедливости. Иными словами, всего того, что не соответствует историческому сознанию, в том числе национальному, большей части восточных украинцев и более привычно и «нормально» сознанию украинцев западных.

Это «очищение» встречает весьма существенное, но глухое сопротивление со стороны существующей реальности. Ее важнейшей чертой являются сильные позиции, пока еще занимаемые общероссийским мировоззрением, ценностями, идентичностью, ставших следствием теперь уже советского проекта, так и не реализованного до конца, но тем не менее оставившего в сознании восточных украинцев сильный след. Хотя на стороне украинского национализма сейчас сила, динамика становления суверенной Украины (во многом им направляемого), поддержка Запада, невнимание российских властных кругов к этой национальной проблеме и нежелание ее замечать, ход развития Украины еще до конца не определен и при переменах политической и экономической ситуации в России и мире способен претерпеть большие изменения как в одну, так и в другую сторону.

Но хотя облик национальной общности (заметное «обрусение», появление вместо желанных национальному движению «украинцев» «советских украинцев») был сильно не похож на идеал «национальной» Украины, исходные позиции для новых поколений украинских националистов оказались принципиально иными: украинская государственность, язык, культура, нация уже были созданы – то есть существовала «национальная форма». Следующим поколениям борцов за украинскую идею уже не надо было их создавать, доказывать их существование – разве что дополнять и «исправлять», исходя из своей оценки исторического процесса. Стоило лишь овладеть национальными формами и придать им такое же национальное, а не социалистическое содержание.

Этому способствовал и продолжает способствовать (и даже определяет) тесно связанный с национальным фактором фактор государственности, взятый на вооружение хозяйственной и политической бюрократией УССР, а теперь Республики Украины. За годы советской власти этот фактор приобрел ведущее значение. Именно он стал решающим при определении украинской республиканской номенклатурой своего места во время распада Советского Союза и в постсоветское время. Она далеко не всегда мыслила национальными категориями и просто использовала их в своих личных целях, которые при всех вариациях сводятся к одному – власти. Фактор государственности был лишь окрашен в национальные цвета, которые партийно-советская номенклатура позаимствовала у довольно слабого интеллигентского национального движения, придав тем самым последнему второе дыхание.

Государственный и национальный факторы составили прочный симбиоз и начали выступать вместе, взаимно дополняя, поддерживая и легитимизируя друг друга. Хотя этот симбиоз и позволяет строить украинскую государственность и украинскую общность, он тем не менее объективно препятствует развитию Украины как государства, толкая ее в замкнутый круг противостояния украинскости и русскости и делая ее заложницей умозрительных догм и доктрин.

Действительно, скажем, языковая ситуация на Украине (вытеснение родного для половины населения сараны русского языка из системы образования, СМИ и т. д.) никоим образом не способствует укреплению государственности. Русскоязычие вовсе не означает отсутствие уважения к украинскому государству и патриотизма по отношению к Украине. Фактор государственности при определении политической позиции и идентичности в целом играет большую, если не решающую роль. Постоянное же разделение населения Украины по языковому признаку на граждан первого и второго сорта, упорно провоцируемое различными, в том числе высокопоставленными, националистами, или тактические (скажем, предвыборные) спекуляции на вопросе о языке приводят к прямо противоположному эффекту и не способствуют принятию миллионами русскоязычных граждан украинской государственности (во имя укрепления которой якобы и ведется агрессивная ассимиляционная политика) как «своей». Но стремление построить нацию (причем не как некое согражданство), воплотить в жизнь задачи и идеалы полуторавековой давности, как показывает практика, перевешивают интересы укрепления государственности и стабилизации общества.

Новый этап нациостроительства, толкуемый националистами и взявшей на вооружение национальные лозунги номенклатурой как возвращение к неким «идеальным», «истинным» образцам, по идее должен был бы предусматривать отношение к украинской нации и государственности как к самоценным, самодостаточным величинам, не ограниченным никакими «верхними этажами». Но на самом деле это относится только к «ограничениям», исходящим от России и русскости. К ограничениям суверенитета Украины со стороны блока НАТО, Европейского союза, Всемирной торговой организации, международных финансовых структур, отводящим молодому государству в международной экономической и политической системе не более чем третьестепенный статус, известные круги украинской гуманитарной интеллигенции, государственной элиты и националисты «без портфеля» относятся весьма благожелательно, усматривая в них прежде всего гарантии от влияния со стороны России и русскости.

Почему так происходит? Стандартное объяснение, которое приводится наиболее часто, – Запад богатый и именно Запад диктует сейчас всему миру свои политические, экономические и нравственные (если их можно назвать таковыми) нормы, – верно, но лишь отчасти. Истинные причины лежат глубже – в самом характере украинского нациостроительства, в способе мироощущения и поведенческих нормах украинского движения – в том, что мы назвали отрицательной доминантой. Противостояние России и русскости – величина, изначально присущая украинскому национализму. Как ни покажется странным, вопреки внешнему ощущению (а иногда и искреннему убеждению многих националистов), все национально-украинское – государственность, нация, культура, церковь и т. п. – не является абсолютно самоценным. Это хорошо видно, если взглянуть на проблему с историософских позиций, в контексте культурно-философского и политического противостояния Западной цивилизации и Православной Русской цивилизации, которая на протяжении сотен лет и до недавнего времени выступала под политическим знаком Руси-России-СССР. В контексте этого противостояния южнорусский сепаратизм, украинское движение, национально-украинская идея – всего лишь вехи, промежуточные пункты на пути дрейфа осколка (или «отщепа») одной цивилизации в сторону другой.

Ориентированность украинской системы ценностей «на Запад» была заложена в ней изначально и заключалась в отрицании принадлежности «Украины» и «украинцев» к Русскому миру и причислении их к культурной и политической «Европе» (тут явно прослеживается польский и галицийский след). По мере строительства нации попытки связать движение «прочь от России» с какими-нибудь духовными ориентирами, лежащими не в воспевании «украинских древностей», только усиливались. Отказ от прошлого, разрыв с тысячелетним духовным опытом и историческим путем (который ярче всего проявился в УАПЦ и современных церковных расколах), утверждение «национальной» идеологии, буржуазное переустройство оставляет для Украины один путь – на Запад.

Нельзя обойти вниманием и ситуацию в России. Пятнадцатилетний курс советского и российского руководства на «интеграцию» в «цивилизованное сообщество» (то есть на превращение России из самостоятельного мирового субъекта в часть западной системы), равнодушие к ее стратегическим интересам и, как следствие, утверждение однополярной системы мира, равно как и создание не ориентированной на интересы собственной страны экономической системы, стали причинами слабости и непривлекательности России. Это лишает Украину даже потенциальной возможности для маневра, не может стимулировать естественные для большей части народа Украины пророссийские симпатии и устремления и не дает включиться экономическим рычагам, которые способны нейтрализовать (и с успехом это делали) национально-западническую идеологию.

Ориентированность на Запад украинской гуманитарной и известной части властной элиты также способствует не строительству «своего», а вхождению в противоположный «лагерь». Кстати, Запад не воспринимает Украину как «свою». Отношение к ней сугубо утилитарное. Оно производно от геостратегических комбинаций, которые в любом их варианте неизменно упираются в «российский вопрос» – в то, какой будет Россия, какую роль она будет играть на просторах Евразии и в мире в целом. К Украине относятся именно как к части России, которую для ослабления последней и ради укрепления самого Запада, и прежде всего США, от нее надо оторвать. За примерами не надо далеко ходить. Взять хотя бы такую знаковую в американских политических кругах и весьма почитаемую среди «национально-сознательных украинцев» фигуру, как Збигнев Бжезинский, который с предельной ясностью сформулировал роль Украины в американской «шахматной игре». Она – важный антироссийский геополитический центр на постсоветском пространстве (разумеется, полностью подконтрольный главному «игроку» и его региональным восточноевропейским сателлитам). «Без Украины Россия перестает быть евразийской империей», – утверждает Бжезинский. Само ее существование как независимого государства помогает трансформации России. «Трансформации» – значит, ее «европеизации», отказу от «имперского» прошлого, превращению в «младшего партнера» Запада, как пишет он сам. А иными словами – ее устранению с мировой арены и мирового духовного пространства как самостоятельной исторической и политической величины.

Именно в силу такой отводимой ей в новом мировом порядке роли Украина (в отличие, кстати, от руководимой А. Г. Лукашенко Белоруссии, с которой вынуждены считаться и в Вашингтоне, и в Брюсселе, и в Москве) является не «субъектом» мировой политики, а «объектом», не самостоятельным Игроком, а пешкой в разыгрываемой далеко от Киева мировой «шахматной игре».

Возвращаясь к проблеме украинского национального движения, надо сказать следующее. Национальный фактор в жизни современной Украины имеет не просто важное, а определяющее значение, поскольку именно он призван обосновать законность и необходимость ее существования как независимого государства и нации. Анализ событий последних лет лишний раз доказывает, что нациостроительство на Украине далеко от своего завершения и в обозримой перспективе будет определять ее внутреннюю и внешнюю политику, в том числе состояние российско-украинских отношений. Его незавершенность, генетическая связь между украинской и общерусской системами мировоззрения, специфика нациогенеза восточных и западных украинцев, не говоря уже о всем остальном, накрепко переплетают судьбы России и Украины, делая проблему создания украинской нации, как и развития украинской государственности вообще (хотим мы того или нет), близкой не только для украинской, но и для российской стороны. Все идейные основы и цели украинства будут и дальше использоваться во внутренней и внешней политике окормляемого им государства. А это превращает украинский национализм в серьезный фактор политической действительности, который будет существовать столько же, сколько будет существовать Россия, русское мировоззрение и общерусские ценности.