Номер в венецианской гостинице, много зеркал и бархата на стенах. В вазе, как обычно, 25 роз. Ваза стоит возле зеркала, и кажется, что цветов в два раза больше. В номер входят смеющиеся Вера и Костя в вечерних костюмах. В руках у них карнавальные маски.
ОНА. Какой забавный этот гондольер. Я, правда, кроме слов «синьора» и «аривидерчи» ничего не поняла. Что он там говорил?
ОН. Сказал, что никогда не видел такой красивой женщины. Сегодня же скажет обо всем жене и уйдет к тебе с тремя детьми. Заведете еще одну гондолу и будете жить долго и счастливо.
ОНА. Я бы с радостью, но он же — мужская версия Дюймовочки.
ОН. Знаешь, почему среди итальянцев так много людей маленького роста? Они боятся, что если вырастут, их заставят работать.
Вера смеется. За окном раздается грохот фейерверка.
ОНА. Ой, смотри, салют! Какой сегодня праздник?
ОН. Финита ля феста, габата ля санте.
ОНА. В каком смысле?
ОН. Праздник закончился, и черт с этим святым. У них тут столько праздников! Почти как у нас…
Стук в дверь. Костя уходит и возвращается с сервировочным столиком, на котором стоит ведерко с бутылкой шампанского, бокалы и блюдо с устрицами, обложенными льдом.
ОН (цитирует, перевирая Пушкина):
Лягушек ты не любишь, но моллюски могут на что-то надеяться?
ОНА. Ты знаешь, сколько раз мне их предлагали, начиная с Америки, — я всегда отказывалась. Они же живые! (брезгливо морщится)
ОН (смеется). Как дед Щукарь бабам объяснял? «Дуры! Лягушка — пакость, а в вустрице — благородные кровя!» (Садятся за стол.) Не бойся! Пищать не будут!
ОНА (с опаской рассматривая раковину). А жемчужины в них не попадаются?
ОН. Это в смысле проглотить? Жемчужницы — другой вид, их не едят.
ОНА. Жаль…
ОН. Тебе нравится жемчуг?
ОНА. Да. Настоящие жемчужины — теплые и нежные.
ОН. А искусственные?
ОНА. У женщины моего возраста зубы уже могут быть искусственными, а драгоценности — только настоящими.
Костя смотрит на часы. Вера не замечает этого, потому что рассматривает раковину, отливающую перламутром.
ОНА. Какая красивая… Неужели их потом выбрасывают?
ОН (серьезно). Нет, конечно. Сдают, как у нас — бутылки. Тут на каждом углу — пункты приема устричных раковин. Ты что, не заметила?
Вера смотрит на него озадаченно, потом смеется. Костя наливает шампанское, они чокаются, выпивают. Костя начинает инструктаж.
ОН. В левую руку берешь раковину, поливаешь ее лимоном. В правую руку берешь бокал и отпиваешь шампанское. Глотаешь содержимое раковины и быстро запиваешь оставшимся шампанским.
Проделывает это все. Вера нерешительно повторяет действия Кости. Проглотив устрицу, хватает ртом воздух, вспоминает о шампанском, выпивает бокал до дна и громко произносит:
ОНА. Вкусно! Сколько нас помню, мы всегда получали удовольствие от кухни.
ОН. Но не больше, чем от спальни.
Костя поглядывает на часы. Вера перехватывает его взгляд.
ОНА (шутливо). Нет, спать еще рано. (дальше — серьезно). У тебя дела? Надо звонить?
ОН. Нет, не обращай внимания.
ОНА. Я поняла, что ты что-то заказываешь в номер, а что именно — не разобрала.
ОН. Немного учу итальянский, но есть проблемы. Бизнес — это тот же ребенок, которого ни на минуту нельзя оставить. А древние греки предупреждали — или дети, или книги.
ОНА. Поэтому ты теперь так мало читаешь?
ОН. В основном считаю… Спрягаю глаголы, а мобильник разрывается, и хоть бы раз что-то хорошее сказали.
ОНА. А отключать не пробовал?
ОН. Пробовал, тогда занятия дорого обходятся. Подчиненные принимают решения, а я потом расплачиваюсь.
ОНА. А сейчас почему отключил? Не боишься?..
ОН. Это — Венеция, здесь хочется быть счастливым, а не думать о проблемах.
ОНА. Ты, действительно, здесь совсем другой.
ОН. «Бык на арене — неврастеник, бык на лугу — здоровый парень».
ОНА. Говорят, что если человек счастлив больше дня — значит, от него что-то скрывают.
ОН. А это мы проверим. Включим телефоны (смотрит на часы) через пятнадцать минут.
Снова стучат. Костя идет к двери и возвращается с подносом, на котором лежит изящный футляр. Ставит поднос перед Верой.
ОН. Интересно, это от кого? Неужели от гондольера? (смеется) Закрой глаза.
Вера послушно закрывает глаза. Костя достает из футляра жемчужное ожерелье и надевает его Вере на шею, а затем, обнимая ее за плечи, подводит к зеркалу.
ОН. Нравится?
ОНА. Костя!.. Это то самое, которое я заметила в витрине? Когда же ты успел купить?
ОН. За те два часа, пока ты мерила шляпки и пеньюары.
ОНА. Спасибо!
Обнимает и нежно целует Костю. Они возвращаются к столу, Костя наливает шампанское, но Вера, взяв бокал, не садится за стол, а возвращается к зеркалу.
ОН (с иронией). Столик к зеркалу передвинуть?
ОНА. Не надо, я сейчас…
Любуется ожерельем, потом примеряет маску.
ОНА (декламирует). «Она его за муки полюбила, а он ее — за состраданье к ним». Это, кстати, все здесь происходило.
ОН. А что ты еще помнишь из «Отелло»?
ОНА.
ОН. Да, я всегда говорил: пьет муж — плохо, не пьет — тоже плохо.
ОНА. Это ты о чем?
ОН. О том же, что и Шекспир — о несовершенстве института брака.
ОНА (снимает свою маску и примеряет Костину). …Знаешь, я иногда жалею, что так и не стала артисткой. Когда-то казалось, что эта мечта ЕЩЕ может осуществиться, и муж был не против, но потом появился Олег, карьера, командировки… И стало ясно, что этого УЖЕ никогда не будет…
ОН. Кстати, никогда тебя не спрашивал — как ты познакомилась со своим мужем?
ОНА. А я тебе рассказывала: на пограничной станции. Он был тем руководителем группы, который на свой страх и риск провез меня «нелегально» через границу. Еще пошутил: «Ну, раз Вы — Заречная, то я как Тригорин не имею права оставить Вас на перроне». (возвращаясь к столу). Какие планы на завтра?
ОН. Если хотите рассмешить Бога, поделитесь планами на следующий день… Дел — масса. (задумчиво). Надо мрамор посмотреть, маме на памятник…
ОНА (оторопев). Костя?… Когда?.. Я же ничего не знала!
ОН. Что ты не знала?.. Да нет, слава Богу, мама жива-здорова. Она меня давно просит мрамор купить и памятник сделать — «От скорбящих детей и внуков». Я испугался, решил, что она уже… того… Пошел к врачу знакомому. А тот смеется: ты от моды отстал. Сейчас многие так делают. «МММ» всяких боятся, вот и нашли, во что средства вкладывать.
ОНА. Да, любит их поколение проснуться среди запасов… Ты бы видел, как они крутят бутыли с помидорами и огурцами каждое лето!.. А весной не знают, кому их раздать. Но памятник — это, по-моему, слишком!..
ОН. Меньше будет переживать, как мы ее на тот свет проводим — дольше на этом задержится. Еще надо по галереям пройтись. Посмотрю живопись местных художников…
ОНА. Тоже маме?
ОН. Нет, себе. В офис. Может, «Данаю» Тициана возьму — ту, что с золотым дождем. Копия, конечно, на оригинал мы еще не наработали.
ОНА (с сарказмом). А может, пока «Бурлаки на Волге»? Знаешь любимый анекдот моей мамы? 70-й год, диктор на радио говорит: бригадир колхоза «Заря» Иван Бойко просит, чтобы в эфире прозвучала песня «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой. Год 75-й, Иван Бойко — уже председатель колхоза — просит поставить для него «Валенки» в исполнении Лидии Руслановой. 80-й: первый секретарь обкома партии Иван Иванович Бойко просит, чтобы в эфире прозвучала си-бемольная фуга Баха. Не выеживайтесь, товарищ Бойко, для вас прозвучит песня «Валенки»…
Костя снова наполняет бокалы шампанским.
ОНА. За что пьем?
ОН. В Париже была куртизанка, брала за визит миллион франков. Однажды в ворота ее особняка постучал молодой человек в потертых джинсах, с рваным портфелем. Служанка долго не впускала, но он открыл портфель, в котором был аккуратно уложен миллион. Утром хозяйка обратилась к нему: Жан, я без ума от тебя, но ты не похож ни на нефтяного магната, ни на сына мультимиллионера. Ты права, Жаклин, — отвечал он, — я бедный студент, член ассоциации студентов, в которой — миллион человек. Мы скинулись по одному франку и разыграли визит к тебе в лотерею. И я выиграл. Жан, сказала Жаклин, я не хочу, чтобы наши отношения носили корыстный характер. И вернула ему один его франк. Так выпьем же за бескорыстных женщин!
ОНА. Ты на что, буржуйская морда, намекаешь? Чтобы я тебе вернула одну жемчужину? Не дождешься!
ОН. Ни на что не намекаю, просто мщу за «Валенки».
ОНА (шутливо). Да-а… Такого я от тебя не ожидала. Но… (с особым ударением) за успех женщина может ПРОСТИТЬ многое. А ты — человек удачи. В тебе это было всегда. Только не все видели.
ОН. А что так торжественно, как на гражданской панихиде? Или мы прощаемся? Я против. Ты заметила? — мы с тобой за три дня ни разу не поссорились! Это наш личный рекорд. (Протягивает бокал и напевает.) «Дети разных народов, мы мечтою о мире живем»… Давай — за мир во всем мире и в каждой квартире!
Чокаются, выпивают.
ОНА. Кстати, ты так и не показал последние фотографии моей тезки.
Костя достает из сумки пакет с фотографиями, протягивает Вере. Пока она смотрит снимки, говорит:
ОН. Когда Верочке было года четыре, остался я с ней в воскресенье один на один, что бывало крайне редко. Стал сказку читать. Дочитали одну книжку, беру другую, а Верочка мне с таким сомнением: «А ты и другую читать умеешь?»…
ОНА (рассматривает снимки, улыбается). Хорошенькая. Ты будешь смеяться, но мне кажется, что она похожа на меня.
ОН. И не сомневайся. Хочу их с Ниной сейчас в Швейцарию отправить. Отдохнут, а потом, может, Верочку там в частную школу отдадим.
ОНА. А Нина? С ней останется?
ОН. Наверное.
ОНА. А ты? Останешься в Одессе один?
ОН. Буду к ним летать. Мне нужно дописать роман «Как продавалась сталь». А потом можно и в Альпы переселиться, «где горный воздух и сплошные французы».
ОНА. И чем же закончится твой роман?
ОН. Мы сейчас практически все движимое и недвижимое вложили в одну операцию с ценными бумагами. Если получится — буду писать второй том: «Как продавалась нефть». А Верочка будет расти в семье бедного нефтеторговца.
Пока он говорит, Вера подходит к зеркалу и примеряет шляпку.
ОНА. Как тебе?
ОН. К пеньюару очень пойдет.
ОНА. Да ну тебя…
Костя разливает шампанское, подает бокал Вере.
ОНА. Несмотря на то, что ты такой противный, хочу выпить за тебя. Поблагодарить за сына. Ты его спас. Спасибо тебе.
ОН. Дорогая, это тебе спасибо за сына. Он быстро все схватывает. Из формулы «Товар-Деньги-Товар-Деньги-штрих» иногда убирает товар, что дает поразительный эффект. Так что, неизвестно, кто кому большее одолжение сделал — я тебе, или мне… следователь Паршивцев. Давай за детей, внуков и родителей.
ОНА. Не хочу списком. Давай за детей отдельно. (Выпивают.) А как у твоей Иры дела?
ОН. Внуку уже два года. Но что-то у них там не ладится. По-моему, они хотят вернуться.
ОНА. Как — вернуться?
ОН. Совсем. «Гуд бай, Америка!»
ОНА. Нет, такого не бывает! Из Штатов — к нам?! Зачем же тогда ехали?
ОН. «Все побежали — и я побежал»… В то время Штаты казались раем! Не то, что она, — взрослые люди не понимали, кому нужно ехать, а кому там делать нечего.
ОНА. Жаль. А мне в свое время в Америке понравилось.
ОН. Не надо путать туризм с эмиграцией.
ОНА. Я же не с тургруппой была, а работала.
ОН. Женой у мужа.
ОНА (после паузы). Сколько дней мы уже не ссорились?
ОН. А тебя скандал только освежает. (примирительно). Все равно. Ира посмотрела. Не понравилось — так не понравилось. «Хау а ю тудей?», «Веа а ю фром?», «Смайл шире»… Устрою к себе на фирму. Мне как раз нужен программист.
ОНА (наливает себе шампанское и поднимает бокал). За твою компанию и за наших детей в ней.
Налюбовавшись, Вера пытается снять ожерелье. Костя подходит и пытается ей помочь. От неловкого движения нитка разрывается, и жемчужины падают на пол. Вера вскрикивает.
ОН. Ничего страшного! Время разбрасывать и время собирать жемчуг…
Они продолжают прерванный разговор, собирая жемчуг, и принимают при этом самые неожиданные позы…
ОНА (стоя, Костя в этот момент на коленях, достает жемчужины из-под стола). Костя, я что хотела предложить… У мужа сейчас дела пошли в гору. Он может для тебя… ну, в смысле, для фирмы, где работает Олег, устроить несколько выгодных контрактов. Давай я его попрошу…
ОН (поднимается. После некоторой паузы, задумчиво). Помню, как бабушка вареники в миске перетряхивала. Так и с номенклатурой: тряхнули — и он на дне, еще разок — и он наверху. Главное — из миски не вылететь… Хотя твой в варениках с комсомола, такие не вылетают.
ОНА (из-под стола). В 93-м чуть не вылетел. Но сейчас-то снова наверху…
ОН. И в теннис играет?
ОНА (улыбается). Да, ну и что?
ОН (немного раздраженно). А если следующий президент будет с шестом прыгать, твой тоже научится? (снова опускается на колени, чтобы достать закатившуюся в угол жемчужину.) Жаль, очень жаль, что Дракон умер, а дело его живет.
ОНА (будто не расслышав). Кто умер?
ОН. А может, и не умер, просто показалось…
ОНА (начинает нервничать). В данном случае я не уверена, что надо ревность смешивать с рентабельностью. Нет — так нет. Мне просто хотелось как-то отблагодарить тебя за Олега, чем-то помочь…
ОН (тоном боярина). Не пристало Хозяевам принимать подарки от Слуг… даже народа. Не сподоблюсь я этой благости… (переходит на нормальный тон) Мне не нужна помощь. Мне надо, чтобы мне не мешали! (Встает, помогает подняться Вере. Смотрит на часы.) Ну что? 21.00, пора включаться.
Вера чмокает его в щеку.
ОНА. Не сердись. Пойду мерить пеньюар.
Включают мобильники. В этот момент почти одновременно звучат две разных мелодии (Моцарт и Бетховен) — звонки телефонов. Вера и Костя берут мобильные и почти одновременно произносят: Не может быть!
ОН. Он же там руку, голову или еще что-то на рельсы клал. Говорил — девальвации не будет. (пауза.) Как они это называют? Дефолт? Ну, понятно, после этого можно и в отставку. Да, нашли кому верить… (отключает телефон).
ОНА. Костя, что такое дефолт?
ОН. Это когда прощают тем, кому должны.
ОНА. Костя, может, не надо было отключаться?
ОН. А что бы это изменило? «Киндер-сюрприз» еще букву «Т» в слове «дефолт» не произнес, а к акциям уже никто не прикасался. (Достает из бара коньяк, наливает полный фужер, выпивает залпом). Поймал новый русский золотую рыбку. Она ему — загадай желание. Он: хочу, чтобы у меня все было! Рыбка хвостиком махнула и говорит: у тебя все было… Все придется начинать заново. Олигарха из меня не вышло. Может, кому-то понадобится специалист по сбору выбитых зубов поломанными пальцами? (Наливает еще один фужер коньяка. Вера становится рядом, он наливает и ей.) Тициан отменяется, золотой дождь прошел стороной… Купим репродукцию Репина — «Не ждали». Самое время идти за мрамором. Может, он мне раньше, чем маме, пригодится. И хоронить меня будут по третьему разряду.
ОНА. Это как?
ОН. Когда покойный несёт венки за гробом сам.
ОНА. Костя, не нервничай, обойдется. Ну, не в первый же раз!..
ОН. Боюсь, что ТАК — сразу два: в первый и в последний.
Выпивают. Закусывают лимоном. Снова раздается мелодия мобильного.
ОН (расстроенным голосом). Да. Да, Олег, я не в Милане. В Венеции. (пауза.) Не успел сообщить. Да, уже знаю. Только что узнал. (пауза.) Почему не было связи? Мобильный упал в канал. Пока ныряли, прошли сутки… А что бы это изменило? (пауза) Что? Продал?!! (пауза.) Сколько-сколько? Когда? (пауза. Тон меняется.) А почему ты меня не спросил? Надо было, конечно, все. Но всё равно, ты — умница. Титан. Каупервуд, мать твою… (осекается, смотрит на Веру)…на пьедестал поставить. (пауза.) Завтра начнем скупать. (Настроение и тон меняются с минорного на мажорный.) Ранней птичке — червячок, второй мышке — сыр. Я думаю, что через год эти бумаги поднимутся (пауза.) Ещё неизвестно, на чей нос муха сядет. Ты против? Обсудим с утра на свежую голову. Все равно сегодня уже делать ничего не будем. (пауза.) Ничего, продуемся, всплывем. Ва бене, чао. (Кладет мобильный на стол. Вера с нетерпением ждет расшифровки разговора.) Торпеда мимо прошла. Нет, конечно, потеряли много, но по сравнению с тем, что могло быть, не продай Олег вчера контрольный пакет… Сам! На свой страх и риск. Чутье у него!.. Были у вас в роду, все-таки, бурые медведи! Недаром он «Боже, царя храни» в седьмом классе распевал.
Наливает шампанское в бокалы, протягивает один Вере.
ОНА. А как шампанское после коньяка?
ОН. Так же, как и до. Включи телевизор, у них тут спутниковое, значит, должны быть российские каналы.
Вера включает телевизор, щелкает пультом.
ОНА. За детей!
ОН. За таких можно и два раза. Знаешь, я подумал, что Репин — это здорово, но и Тициана купим. Пусть рядом висят.
Обнимает Веру. Они целуются. Свет постепенно гаснет. Слышна популярная песенка «Мальчик хочет в Тамбов…».