"Panoptikum starych kriminalnich pribehu"

©Jiri Marek, 1968

Случай не наделяет людей добром или злом, но дарует им изначальную возможность добра или зла

ЭПИКУР

Случайно то, что невозможно подчинить общим закономерностям

Ф. ЭНГЕЛЬС

В конечном счете случай - это бог

А. ФРАНС

 

СЛУЧАЙ

Когда-то пражской полицией управлял главный полицейский советник Кнотек, который ушел на пенсию в звании министерского советника. Служил он государю императору, служил республике - и всегда действовал строго и энергично. Пан Кнотек носил котелок и навощенные усы, тогда все детективы носили котелки и усы, это внушало почтение и страх. Естественно, все их узнавали, да ведь и они всех знали, все здесь знали друг друга, так что и скрывать было нечего.

В те идиллические времена технике не слишком доверяли, и полицейские дела скорее вершились на местах, чем в лаборатории. Скажем, пан главный полицейский советник до конца дней своих так и не сумел преодолеть недоверие к той же дактилоскопии. Зато он полагался - причем не без успеха - на многое другое, больше же всего на то, что он называл нюхом и случаем.

О нем было известно, что он как-то совершенно случайно надумал пройтись, прихватив с собой первого попавшегося полицейского, отправился просто так, случайно, на Жижков и решил заглянуть наудачу в ресторанчик "У Тихого". А там, как нарочно, веселье в самом разгаре - гулял вор-чердачник по кличке Полмешка со своими дружками-приятелями. Поскольку полиция тщетно разыскивала Полмешка вот уже несколько месяцев, можно считать чертовски счастливой случайностью, что на его гулянку явился лично сам пан главный полицейский советник. Но только этот Полмешка был олух: нет чтобы дать себя забрать и потом всю жизнь гордиться, что за ним изволил пожаловать такой высокий чин, - так нет же! - он выскочил в окно, прибежал домой и спрятался под кровать, а жене наказал говорить, что его нет дома. И для большей убедительности велел ей привести фрайера-соседа и лечь с ним на эту кровать, как будто это ее любовник.

Тут и пан советник прибыл к Полмешкам. Он ворвался в комнату, откинул стеганое одеяло - и вместо Полмешка обнаружил совсем другую личность. Кого другого это бы, может, и сбило с толку, но только не пана главного полицейского советника. Он прикрыл одеялом хозяйку дома с этим ее гостем, приподнял в знак извинения шляпу, а потом прогремел ужасным голосом:

- Вылезай по-хорошему, Полмешка, не то схлопочешь у меня двойной срок! Сам знаешь, судьи меня всегда уважат!

И действительно, Полмешка, позеленевший от страха, выполз из-под кровати, призванный с улицы полицейский надел на него наручники, а пан советник, вновь проходя мимо супружеского ложа, вежливо приподнял шляпу и даже бровью не повел. Когда через шесть месяцев злополучный Полмешка вернулся домой, он первым делом изметелил жену: зачем, мол, лежала с тем любовником в постели без всякого толку. Потом уже стал

молотить ее, как только про то вспомнит. Рассказывая об этом случае, пан главный советник всякий раз приговаривал: - Да уж, каждой вине - свое наказание.

Иногда он выступал с занятными поучениями перед своими подчиненными, выстроившимися в безукоризненную шеренгу:

- Запомните, детектив может прибегать к любым средствам, но лучшее, что у него есть, - это его нос!

В конце шеренги, которую, как всегда, замыкал детектив пан Боуше, раздался могучий чих. Пан советник нахмурился, но пан Боуше чихнул не нарочно, виноват был его вечный насморк - с весны до осени, да и зимой тоже, - это была болезнь, а не злой умысел, пан Боуше и насморк были такой же неразлучной парой, как его нос и вечная капелька под ним. Эту каплю знали все карманники, по которым пан Боуше был большой специалист. Во всех остальных отношениях он слыл растяпой, и пан главный советник иногда изволил подшучивать над ним. Пан Боуше на это не обижался, в конце концов, можно только радоваться, когда начальство удостаивает тебя своим вниманием.

- Нос, - развивал пан главный советник свою философскую мысль, - нюх, чутье, господа, в этом все секреты криминалистики. И еще случай! Великое дело - случай, со случаем шутки плохи, без случая вы бы и шагу не смогли ступить... Не будь случая, вы бы даже не женились!

Стройная шеренга детективов ответила почтительным смешком.

Пан советник нахмурил брови, и опять воцарилась тишина. Да уж, ему-то легко шутить, старому холостяку!

- О случае, о случайности написано много книг, я не требую, чтобы вы их читали, но они есть. О случае даже и философы пишут... Конечно, случаи бывают разные. Если кто-нибудь пойдет за Еврейские печи и повстречает там Длинного Ферду, никакой случайности в этом нет. И если кто после полуночи зайдет к "Старой даме" и застанет там Тонку Блондинку, тоже не будет случайности, потому что там она все равно что дома. Но случайностью будет, если кому-нибудь свалится на голову цветочный горшок. Само собой, это обыкновенный случай. А вот, скажем, чрезвычайный случай: если бы кто-нибудь повстречал на Фердинандке, или, по-нынешнему, на Национальном проспекте, "медвежатника" Смитку и просто так, случайно, спросил его, откуда он, а тот бы сказал, что ниоткуда, - и вдруг у Смитки из-под пальто вываливается фомка... И уж совсем чрезвычайный, можно даже сказать, невозможный случай: если бы, к примеру, вот этот пан Боуше расщелкал случай, о который обломало зубы все наше полицейское управление.

Тут пан Боуше чихнул снова.

- Вот видите, я правду сказал! - Пан главный советник усмехнулся в усы и скомандовал: - Разойдись!

- Я же не виноват, что у меня насморк, - объяснял потом пан Боуше остальным детективам, - я ведь и у доктора был, а он мне: вам бы хорошо погреться у моря. Да разве нашему брату это по карману?

Пан Боуше вытер нос и двинулся на очередной обход. Сейчас он был не слишком занят, шесть самых крупных "щипачей" сидело за решеткой, это уже легче: остается время, чтобы осмотреться, не навестил ли Прагу какой-нибудь провинциальный искатель легкой наживы. Такой гастролер может наломать дров, пока его раскусят.

Надо сказать, что карманники весьма уважали своего пана Боуше; они его знали, и он их знал; когда он шел по вокзалу, "щипачей" как ветром сдувало, потому что здесь он их брал без всякого повода и предлога.

Рассказывают, как-то раз карманник Карличек выехал всей семьей на дачу, но на вокзале случайно столкнулся лицом к лицу с детективом Боуше. И пришлось ему отправиться в четвертое отделение, а семейству уехать без папочки. Пан Боуше определенно полагал, что карманнику отпуск ни к чему. Он предпочитал, чтобы его люди всегда были у него на глазах.

А вообще пан Боуше - человек обходительный. Было у него излюбленное местечко, посещаемое им регулярно, - трактир "На курьих ножках", неподалеку от костела святого Аполлинария. Облюбовал он его не ради необычного названия и не потому, что в последнее время туда зачастили по утрам пражские ночные гуляки, а потому, что здесь уже спозаранку подавали суп.

Заглядывал сюда пан Боуше и вечерами. В таких случаях пан трактирщик, ни о чем не спрашивая, ставил перед ним грог; пан Боуше пил горячий грог даже летом, все из-за проклятого насморка, но никогда за грог не платил, потому что всегда кто-нибудь готов был угостить пана Боуше (хотя подсесть к его столу он бы не посмел). Карманники считали своим долгом заботиться о здоровье человека, который заботился о них. Ведь что это был бы за мир, если бы воровство оставалось безнаказанным? Этого себе ни один вор не пожелает, потому что красть можно только там, где царит порядок.

Если случалось, что в "Курьих ножках" никого, кроме пана Боуше, не было, трактирщик все равно денег не брал, а записывал их в долг. Когда потом приходил кто-нибудь "из бранжи", трактирщик говорил:

- Вот, смотри, ставлю тебе в счет один грог, который выпил вчера вечером пан Боуше.

На что карманник только головой кивал, мол, какой может быть разговор.

- Ну да, расщелкать крупное дело, на котором бы все управление зубы себе обломало, - бормотал про себя пан Боуше, шагая ранним утром по холодным пустынным улицам. -Главному-то советнику легко говорить, а вот если у тебя вечный насморк... Из-за него я и служу в корпусе неуниформированной полиции или, попросту говоря, в "тайных" - потому что к мундиру этот мой мокрый нос никак не подходит.

В этих горестных размышлениях над собственной судьбой пан Боуше добрался до своего трактира и заказал горячий суп.

Зал был почти пустой, хотя совсем недавно тут дым стоял коромыслом - какая-то господская компания кутила здесь напропалую, - и трактирщик пожаловался детективу:

- Эти нынешние, которые при деньгах, они думают, что им все дозволено. Вы только поглядите, пан комиссар, что эти чокнутые натворили в туалете. Вчера повесил там новое зеркало, так они мне его разбили, потом каждой даме давали по осколку, мол, на счастье, Люди нынче зашибают деньгу и бесятся с жиру. А я вам так скажу, пан комиссар, когда грошовую рюмку разобьют, и то у меня душа болит...

В трактир вошел молочник, пан Повондра, перевел дух в прокуренном тепле, словно это был самый лучший на свете воздух, и заявил:

- Вот и зима на подходе. Когда со стерни тянет стужей, лучше дома сидеть да на печи пердеть.

И он вежливо подключился к жалобам трактирщика:

- Святую правду говорите, сегодня эти богачи не знают, куда себя девать. А уж если у кого автомобиль, так он воображает, что ему все с рук сойдет... Вот как сейчас, например. Выгружаю я бидоны на Виноградах, гляжу в оба, как бы не сбиться со счету, а тут едет мимо молодой пижон на авто и какая-то девка с ним, так они не постеснялись бросить в меня туфлю!.. Ну, я распалился, будь у меня под рукой камень, я бы им показал, глаз у меня еще верный, но в этой чертовой Праге разве найдешь на улице камень! Вот у нас в деревне, там совсем другое дело...

Похоже, больше всего пана Повондру уязвляло, что он не смог пульнуть в эту парочку камнем, а не то, что они швырнули в него туфлей.

А эта туфля, она хотя бы новая была? - поинтересовался пан Боуше.

А ножка-то небось была точеная? - спросил трактирщик.

На ножку такой шлюхи я плевать хотел. А туфля эта... Новая-то она была, но на что мне одна, верно? Если б эта стерва бросила хоть пару!

После чего пан Повондра тоже заказал себе суп и начал его с наслаждением хлебать.

- Только это даром ему не пройдет, они, эти пижоны, часто ездят по Праге, и он мне еще попадется! Я ему покажу, как швыряться в порядочных людей туфлями какой-нибудь курвы!

Затем они разошлись. Пан Повондра направился со своей лошадкой в Ходов, детектив Боуше пошел домой, а трактирщик выставил последних клиентов, осоловевших в тепле, и запер дверь.

С наступлением дня пражские улицы выглядели приветливее, появились первые мусорщики, их колокольчики зазвенели, выманивая из домов служанок с ящиками золы; служанки спешили обменяться свежими сплетнями, позевывая после ночи, которая опять оказалась такой короткой.

Пан Боуше, придя домой, улегся рядом со своей супругой, которая уже собиралась вставать и ворчала, что хоть раз в жизни он мог бы прийти пораньше; но он не обратил никакого внимания на эти слова, выслушивая их вот уже двадцать пять лет подряд. Он уснул глубоко и безмятежно, ибо после ночного дежурства ему полагался выходной.

А так как у него был выходной - да, вот что значит случай! - он не узнал о крупном происшествии, случившемся в Праге утром того же дня. Пан главный советник топорщил свои навощенные усы и хмурился, не зная, как подступиться к этой истории. Полицеское управление и впрямь обломало на нем зубы, но и пан Боуше даже по самой случайной случайности никак не мог его расщелкать, потому что не имел о том понятия. Да, случай иногда может и свинью подложить.

История была такой загадочной, словно ее взяли из киноленты. Туман на улицах, размазанный свет газовых фонарей и это авто, мчащееся по спящему городу, - ну, чистый Лондон, только Скотленд-Ярда тут не было. А еще не было ни малейших следов. Пан главный полицейский советник выгнал на улицы Праги всю свою команду, но и это не помогло. Никаких полезных сведений его детективы не доставили.

Итак, в тот день, ранним утром, когда ночь переходит в рассвет и осенние туманы лежат в пражских парках, подымаясь из влтавской долины (а также из долины Ботича и даже из Рокитки), в такую вот унылую пору по Праге катил автомобиль. За рулем сидел молодой человек.

Автомобиль остановился на улице Леже, где была шикарная лечебница Борувки; это заведение, следившее за своей репутацией, оказывало деликатные врачебные услуги и пользовалось популярностью у людей состоятельных: здесь можно было болеть долго и дорого, под бдительнейшей опекой персонала и врачей; здесь находили прибежище люди очень больные, но и даже слишком здоровые, которые по некоторым щекотливым соображениям в этом прибежище нуждались. Часто в лечебницу прибывали дамы, буквально пышундие здоровьем, чтобы через неделю покинуть ее слегка побледневшими...

Скрипнув тормозами, авто остановилось прямо против входа. Швейцар видел это из своей стеклянной конторки, он не спал - как можно спать на службе в таком шикарном заведении! Кроме того, ночами всегда случались визиты, которые щедро оплачивались. Швейцар пулей вылетел на улицу. Молодой господин уже пытался взять в свои объятия женщину, лежавшую на заднем сиденье, но у него это никак не получалось, и услужливый швейцар вежливо отодвинул его.

- С вашего позволения, я сам... В этом деле главное - правильная ухватка! - добродушно произнес он, приподнял элегантную даму и понес в помещение. Молодой человек побрел за ним.

Швейцар принес женщину в приемный покой, уложил на диван, обтянутый темной клеенкой.

- Глубокий обморок, верно? Значит, это сердечко, - со знанием дела сообщил он молодому господину, топтавшемуся у дверей. Затем швейцар выскочил в коридор: - Секундочку терпения, пан доктор на втором этаже, я мигом!

Он и в самом деле тут же вернулся, однако молодого человека уже не было ни в приемной, ни в коридоре, слышно было только, как от дома отъезжает автомобиль. Швейцар выбежал, но в тумане увидел лишь, как машина сворачивает на Миковцову улицу, и вскоре все опять стало тихо и пусто.

Перепуганный швейцар вернулся в приемный покой. Врач склонился над незнакомкой, поискал пульс, потом удивленно поднял голову:

- Послушайте, эта женщина мертва!

Швейцар зажмурился: только этого не хватало! Выходит, тот человек привез сюда покойницу, а я, дурак... Скандал, скандал в нашей лечебнице, шеф мне этого не простит, и надо же такому случиться как раз в мое дежурство... Трясущейся рукой он набрал номер полиции.

Полиция сумела лишь констатировать, что личность покойницы ей неизвестна. Возраст около двадцати лет, рост средний, каштановые волосы, ухоженные ногти, дорогое белье и платье, особые приметы отсутствуют.

- Как выглядел автомобиль? Светлый или темный?

- Господи Иисусе, ей-богу, не знаю. Вроде темный.

- Лимузин?

- Не знаю. С полотняной крышей.

- Какой марки? "Испано-Сюиза"? "Рено"? "Вальтер"?

- Да не разбираюсь я в них! - причитал несчастный швейцар.

- Тогда опишите того человека! - велел полицейский инспектор.

Тут швейцар почувствовал себя увереннее, память на лица у него была, не то что на автомобили. Мужчину он описал очень подробно, особо подчеркнув, что у него были тонкие усики.

- Авось хоть это поможет его поймать, - простодушно добавил он.

Если только он их уже не сбрил, - вздохнул инспектор, расследовавший дело. Он живо представлял себе, как разбушуется пан главный советник, - точно так же, как швейцар представлял себе неистовство своего шефа, когда ровно в девять тот войдет в дверь клиники. Все шишки валятся на подчиненных.

Бросалось в глаза единственное обстоятельство, хотя и незначительное: покойница оказалась в одной туфле. Поскольку на улице перед лечебницей второй туфли не нашли, можно было предположить, что даму привезли без нее.

-Очень слабый след, - сказал детектив, вручая рапорт, и пан главный полицейский советник коротко кивнул, И сразу же - ко всеобщему удивлению - велел приступить к поискам этой туфли.

Это было внесено в рапорт, а также в специальный журнал в "детективной" (т.е. комнате, где проводили время детективы, вернувшись с обхода). Теперь уже эту непарную туфлю обязаны были искать все без исключения.

"Старик впадает в детство, - подумал детектив, ведший расследование. - Хотел бы я знать, какая нам радость, если она найдется. Да я отдал бы обе туфли, лишь бы узнать имя этой девицы".

В тот же день судебный врач сообщил причину смерти: прием чрезмерной дозы кокаина.

Пан главный советник присвистнул: значит, девица относится к так называемому светскому обществу, а это уже значительно сужает круг подозреваемых. На кокаинистов в управлении была заведена особая картотека. Но по несчастливой случайности- опять этот проклятый случай! - все известные фигуры, как нарочно, были вне подозрений. Наоборот, можно было предполагать, что эта девица из новеньких, да и ее компания тоже, раз они позволили ей перебрать. В тот день в "четверке" побывали все, кто числился в списках, - это было форменное паломничество, И никаких следов, никаких намеков.

Пан советник изо всех сил крутил свой ус, детективы изо всех сил искали туфлю по всей Праге, пан Боуше отсыпался, а молочник Повондра косил за Ходовом клевер для своих кроликов.

На другой день пан Боуше не сразу пошел в управление, решив предварительно прочесать Вацлавак и большие магазины; в одном из них он застал карманника Яндейсека и тут же забрал его. Карманник Яндейсек заупрямился было и стал нагло утверждать, что ведь и порядочный человек тоже может зайти в магазин за покупкой. Но пан Боуше, то и дело сморкаясь, опроверг это утверждение, заявив, что после двенадцати судимостей человека трудно считать порядочным. По дороге Яндейсек скис и стал просить отпустить его, и тогда пан Боуше сделал вид, что по причине своего насморка и мягкосердечия мог бы, пожалуй, и смилостивиться, но за это Яндейсеку придется выложить все, что ему известно о новеньких, прибывших в Прагу. На том и сошлись. Яндейсек назвал некоего Бразду из Будейовиц, который приехал попытать счастья в Праге под руководством старого Мацлика, а это означает, что они будут работать в толпе на пару. В Праге сейчас никаких таких событий не предвидится, значит, они, скорее всего, обоснуются в Эдене.

Яндейсек сиганул на волю, радуясь своему везению, а пан Боуше отправился в дирекцию, чтобы написать донесение об этом Бразде и уведомить полицейский участок во Вршовицах, в ведении которого находится увеселительный парк Эден. Само собой, прочел он и прочие донесения, но ничего любопытного в них не обнаружил. Когда он уже уходил, дежурный внизу сказал ему:

- А вы что, пан Боуше, разве вы эту туфлю не разыскиваете? Старик уже выгнал всю команду на охоту.

Какая такая туфля? Моя публика на туфли не клюет, - улыбнулся пан Боуше, но тут же страшно чихнул, видно от волнения. И, утирая нос, выкрикнул: - Женская туфля, что ли? Иисусе Христе, я же читал донесения, ничего там не было... Или я случайно пропустил какой-нибудь лист?

Пан Боуше стремглав бросился назад и самым внимательным образом прочел этот лист, который он в самом деле случайно пропустил.

Прочел - и в глазах у него потемнело. Вот оно! Случай, на котором, как изволил тогда пошутить пан главный полицейский советник, обламывает себе зубы все управление! Туфля!

Ну да, но разве можно ждать до завтрашнего утра и разыскивать Повондру в "Курьих ножках"? А вдруг он туда случайно не заглянет?

Пан Боуше чувствовал, что его бьет лихорадка. Чиханье участилось, пульс тоже.

Чтобы тогда, в те идиллические времена, детективу давали машину ради срочного дела - это было делом немыслимым. Машина была только у пана начальника полиции, если б она вдруг понадобилась пану главному полицейскому советнику, это еще куда ни шло, но детективу? Тем более какому-то пану Боуше?

И он избрал кратчайший из доступных ему путей: поездом до Крчи, а оттуда припустил на своих двоих по полям, где пастухи жгли картофельную ботву, в сторону Ходова. Пока добрался, изрядно вспотел, хоть рубаху выжимай, но, как ни странно, насморк немного поутих, видно, все-таки тот доктор был прав: прогреться у моря как следует - глядишь, и полегчало бы. Простому человеку, однако, больше подходит пешее путешествие в Ходов - тоже хорошо согревает.

Пан Повондра был дома. У него сердце екнуло при виде пана Боуше, ведь он знал его профессию.

- Неужто и у нас здесь объявился свой карманник? - перепугался он.

- Нет-нет, пан Повондра, просто мне позарез нужна туфля. Ну та, которую в вас бросили!

Да ведь я же говорил тогда в трактире, что мне непарные туфли ни к чему. Так она там и осталась, а может, кто-нибудь ее подобрал.

Но кто? Кто, пан Повондра? Ах, беда какая! Если б вы знали, что эта туфля для меня значит! - убивался пан Боуше.

Пан Повондра только плечами пожал:

- Ну, откуда ж я мог знать... А для чего она вам понадобилась, эта самая туфля?

- Это долгая история, и пока ее нельзя вам рассказывать, - уныло отвечал пан Боуше.

- Вы бы лучше искали того мерзавца, что сидел за рулем, вот это было бы по мне... Ну ничего, я его и сам найду.

- Да как же вы его найдете? Туфли у вас нет, как он выглядел, вы не обратили внимания... Может, вы хотя бы помните, как выглядела его машина?

- Нет, не помню, но я все равно узнаю! Хотя бы по номеру.

Пан Повондра, - зашептал пан Боуше, и вид у него при этом был такой блаженный, как у святого, перед которым только что разверзлись небеса. - Пан Повондра, так вы знаете номер? Номер того автомобиля? И вы скажете мне его, ведь правда? Только не торопитесь, чтобы не ошибиться!

Могу и поторопиться, если надо, - мне главное, чтобы насолить паршивцу. У него было сзади написано на такой табличке: Н 3584. Или 3587, точно не помню...

Это неважно, неважно, спасибо вам на том,пан Повондра,- залепетал в экстазе пан Боуше и добавил, чихнув: - Вы знаете, что такое случай? Случай, про это еще философы писали, и наш пан главный полицейский советник Кнотек любит о нем поговорить. О, случай, пан Повондра, - это вам не хухры-мухры...

И пан Боуше опять отправился в Прагу пешком.

Разумеется, найти машину не составило труда, это был легковой автомобиль темного цвета, спортивный, с раздвижной крышей, марки "Вальтер", и принадлежал он сыну промышленника Возаба. Когда полиция навестила его на дому, молодой господин тут же сломался и выложил все, что знал.

Они тогда устроили небольшую вечеринку у знакомых на вилле, было их там, кажется, восемь... точнее, девять человек, в их числе и барышня Тина... Когда веселье было в самом разгаре, один из них, точнее, некий пан Соукуп, предложил присутствующим кокаин, и барышня Тина переборщила: приняла такую дозу, что ей стало страшно плохо. Компания перепугалась, история была чревата серьезными неприятностями. Все вдруг настолько отрезвели, что дальше некуда. Решили бросать жребий.

Жребий выпал на молодого Возаба. Остальные торжественно поклялись, что будут молчать, ему же было поручено погрузить девушку в машину и поскорее отвезти в лечебницу.

Когда он нес ее к машине, ему не понравилось, что она была бледна как смерть и вся похолодела, хотя еще дышала. Он уложил барышню на заднее сиденье, авто не такое уж широкое, и ноги у нее не совсем помещались, но никто на это не обращал внимания, ни он, ни те, кто украдкой покидал виллу, исчезая в рассветной мгле.

По дороге он то и дело оборачивался к ней и повторял: - Тиночка, проснитесь, Тиночка, скоро все будет в порядке... Когда они проезжали Виноградами и сворачивали на Будечскую улицу, барышня на заднем сиденье странно так вздрогнула и напряглась, словно по телу ее прошла судорога; да, возможно, именно тогда она и сбросила с ноги туфлю; насколько он помнит, обе туфли были на месте, когда он клал ее в машину... Через несколько минут они подъехали к лечебнице, но тут он понял, что девушка мертва.

Рассказывая, молодой господин дрожал как осиновый лист. В конце протокола он собственноручно приписал имена всех присутствовавших на вилле в ту ночь. Вышла скандальная история, которая обсуждалась в самых высоких инстанциях.

Все отделение в полном составе помогало разматывать это дело и водить людей на допросы, только у пана Боуше, героя дня, был выходной. Первой его заботой было найти пана Повондру и объяснить ему, что никто в него туфлей не швырялся, что это был несчастный случай, за который можно только бога благодарить.

Но еще прежде, чем он отправился к "Курьим ножкам", его призвал к себе сам пан главный полицейский советник.

Пан советник долго глядел на детектива Боуше, на вечную капельку под его носом, крутил свой ус и молчал. Потом вздохнул и сказал:

- Послушайте, я вот-вот выйду на пенсию, и я рад, что под конец сподобился присутствовать при случае, который даже представить себе не мог. А ведь я немало повидал на своем веку! Боуше, вы - живой пример такой счастливой случайности, о которой даже философы не писали! Гордитесь этим, приятель! Так вот, в ваше личное дело я вписываю благодарность, а летом вы на море так и поедете, это уж я беру на себя!

Счастливый пан Боуше, пятясь из начальственного кабинета, почтительно зашмыгал носом. И тогда пан главный советник добавил:

- Но только, черт побери, не вздумайте вместе с насморком лишиться хорошего полицейского нюха! Я бы это никак не приветствовал!

 

МОРСКОЙ УЗЕЛ

Мертвая старуха лежала на ковре почти посредине столовой, обставленной весьма старомодно, стол был явно сдвинут. Голова ее лежала на какой-то думке, по-видимому с углового дивана; с верхней ручки высокого окна еще свешивался обрезок веревки, на которой она висела совсем недавно.

Вот и все, что увидел с первого взгляда детектив Бружек, а больше он и видеть не хотел. Главное, он не хотел видеть, что сделает их старик с теми, кто сейчас слоняется по комнате, не хотел видеть, как он осадит полицейского из ближайшего участка, который с умным видом пытается описать ему, что произошло, хотя и так все ясно. На ковре и за телом покойницы подрагивали светлые пятна - это солнце пробивалось сквозь сетчатую штору.

- И вы, значит, нам позвонили, - произнес пан советник Вацатко сладчайшим голосом. Таким сладким, что детектив Бружек прищурил глаза.

Так точно, пан полицейский советник, мы позвонили, -добродушно подтвердил полицейский.

А нельзя ли узнать - почему?

Потому что есть обоснованное подозрение, что это самоубийство, то есть происшествие, может, вовсе и не самоубийство,- сказал полицейский, гордый, что высказался столь ясно. Пан советник из уголовной полиции - это шишка, с которой простому человеку не каждый день доводится разговаривать. Если пан советник обратит внимание на человека и рассудит, что не с дураком имеет дело, тут же может обломиться звание старшего полицейского. Эта голубая мечта казалась полицейскому такой достижимой - рукой подать. Вот почему он докладывал, вытянувшись в струнку, говорил четко и бодро.

Так у вас, значит, возникли обоснованные подозрения... Великолепно!

И тут пан советник вдруг побагровел и заорал:

- Тогда почему же, черт вас подери, вы допустили, чтобы здесь устроили такой свинарник? Кто это путается у меня под ногами, что здесь происходит? Да у вас тут форменное гулянье, хуже, чем на пражском мосту!

Перст пана советника пронзил воздух, указывая на человечка в стоптанных домашних туфлях и в каком-то кургузом рабочем халате, который безостановочно шаркал по комнате. На голове у него была круглая шапочка.

- А это дворник здешний, Йозеф Коцбаба, - доложил полицейский, чрезвычайно удивленный неожиданным поворотом дела.

- Кто снял тело? - громыхал пан советник. - Кто это здесь отодвинул стол? Кто здесь шастал по квартире?

Детектив Бружек согласно кивал головой, но только на тот случай, если взгляд пана советника упадет на него. Однако пан советник не сводил глаз с этого человечка, дворника, который теперь застыл на месте и испуганно взирал на господина, превратившегося вдруг в огнедышащий вулкан.

Прощения прошу, пан иншпектор, - заговорил дворник неуверенным голосом, - я должен был это сделать.

Советник! - негромко подсказал полицейский.

Ведь я, пан иншпектор...

Пан советник, - напомнил уже более настойчиво полицейский, сообразивший, что ветер изменил направление и что было бы ошибкой защищать пана Коцбабу, которому он до сих пор по знакомству предоставлял тут полную свободу действий.

Я, пан иншпектор, - упрямо продолжал дворник, - увидал эту вот старую пани Ярошову, как она висела в окне. Я ее вон оттуда увидал, снизу.

Что дворник называет его "пан иншпектор" - на это советнику Вацатко было наплевать. Но полицейский позволил ходить по квартире постороннему, вместо того чтобы позаботиться о сохранности следов, - вот что выводило его из себя.

Ибо: или это самоубийство, и тогда его зря побеспокоили, или это не самоубийство, и тогда дело здесь почти безнадежное - ведь эти идиоты сняли тело и пытались вернуть его к жизни (иначе с чего бы покойнице лежать на полу?). Вот что приводило его в ярость.

- Где это "снизу", откуда вы ее увидели?

- Я, с позволения, увидел ее, когда вылез на крышу.

Так снизу или с крыши? - взорвался пан советник, которому эта личность определенно не понравилась.

- С вашего позволения - снизу, с крыши гаража.

Пан советник выглянул в окно. Потом повернулся к пану Бружеку и кивнул в сторону двери. Детектив Бружек сообразил молниеносно, и вскоре его можно было увидеть на крыше гаража. Пан советник стал у самой занавески, и Бружек махнул рукой, что он его видит.

Итак, с этим все было в порядке.

А что вы делали там, на крыше? - снова спросил пан советник, но уже более миролюбивым тоном.

Крыша протекает, и пан инженер - у него там машина -попросил... v

Ладно, ладно, а дальше что?

Чего дальше было? А я увидал пани Ярошову, как она висит на окне за шторой; что-то там было не так, это сразу было видно. Я себе поначалу говорю, что это она там вешает на окно в ее-то годы...

- А потом что было?

- Потом позвал я вот пана Соучека... - (В углу комнаты переминался с ноги на ногу еще один человечек, маленький и лысый. Человечек учтиво поклонился. И этот, наверное, тоже здесь наследил, господи боже, попробуй тут разобраться, что к чему!) - Мы с ним пошли и стали звонить, - продолжал сторож.

И никто не отпирал, - услужливо дополнил его пан Соучек.

- Да что вы? - удивился пан советник.

Детектив Бружек с готовностью улыбнулся, и, к счастью, пан советник это заметил. Может, хоть это его немного успокоит.

- Ну а потом я выломал дверь, ведь я же тут за сторожа. Но только, с позволения, пан Соучек был со мной, в таких делах лучше иметь свидетеля!

Разбирается, отметил про себя пан советник. Отменно разбирается... С самого начала подумал о свидетелях. Любопытно!

Потом мы пани Ярошову отрезали. То есть пан Соучек...

Вот этим моим ножом, пожалуйста. - И пан Соучек предложил всем полюбоваться на его нож. Пан советник только рукой махнул.

Раз она была мертва, зачем вы ее сняли, а не вызвали полицию?

Мертвая... Мертвая-то она была, а вдруг еще не совсем была, тогда как? - возразил сторож. - Полагается сделать все для спасения человека. То есть я так думаю!

- Допустим, - недовольно буркнул полицейский советник. - Потом вы положили ее наземь?

- Ну да.

- То есть нет, - испуганно вмешался пан Соучек. - Она у нас свалилась, когда я веревку перерезал, я был такой взволнованный, а пан Коцбаба не очень крепко веревку держал. И пани упала на пол.

- Час от часу не легче, - проворчал пан советник и на этот раз посмотрел в сторону детектива Бружека. Тот с готовностью закатил глаза, демонстрируя, как он ужасается такой глупости. - Потом вы начали ее оживлять. Как вы это делали?

Дворник опустился на колени за спиной у покойной и стал показывать, как он поднимал ей руки и делал искусственное дыхание. Оказалось, во время войны он служил некоторое время в лазарете и там кой-чему научился.

- А пани-то Ярошова уже начинает коченеть, - деловито заявил он, поднимаясь с колен.

- Ну, и пока я это делал, пан Соучек побежал в участок.

- Побежал, не позвонил! - подчеркнул пан советник.

- Побежал, - подтвердил пан Соучек. - Я был такой взволнованный, и потом... где тут найдешь телефон? Разве что где-нибудь в лавке. Всю дорогу я бежал, и этот вот пан полицейский сразу пошел со мной.

- Значит, вы отсутствовали примерно... примерно четверть часа? - спросил пан советник с самым безразличным видом. Пан Бружек навострил уши - он-то хорошо знал старика. И сразу понял смысл этого вопроса, заданного как бы вскользь.

- Ага, примерно так, - подтвердил дворник. - И все время я делал ей это самое дыхание. Только впустую,

- Да, я думаю, пришлось вам попотеть! - ухмыльнулся пан советник.

Разрешите доложить: так мы и застали здесь пана Коцбабу, как он сидел у покойницы в головах и подымал ей руки, - засвидетельствовал полицейский.

- Этот стол вы отодвинули?

- Мы.

- И стулья тоже вы отодвинули?

- Чтоб больше места было.

- Где эти стулья стояли, когда вы вошли в комнату?

- У стола... Верно, пан Соучек?

- Я ничего не знаю, я был такой взволнованный, - пролепетал человечек в углу.

- Какой-нибудь стул не стоял здесь, у окна? - спросил пан советник, внимательно глядя на дворника.

- Нет. Что ему там делать?

- А вы не заметили в квартире какой-нибудь беспорядок, как если бы кто-то что-то искал?

- Разбросанные вещи? Вы и в соседнюю комнату заглядывали?

Пан советник сказал это с такой определенностью, что дворник растерянно сглотнул слюну.

Был, с вашего позволения... Просто так заглянул, нет ли там кого, верно я говорю, пан Соучек? Вы ведь можете подтвердить!

- Я не знаю, я был такой взволнованный. Я сразу побежал в участок.

Пан советник помолчал, дважды обошел покойницу, словно надеялся еще что-то разглядеть, потом повернулся к детективу Бружеку:

- Распорядитесь об осмотре... Отпечатки пальцев, фотографии, покойницу передать судебной медицине. Все как обычно.

Детектив Бружек кивнул.

Пан советник снова прошелся по комнате. Рядом была спальня, виднелся полуоткрытый шкаф, похоже, кто-то в нем рылся. Но, возможно, сама старуха что-нибудь искала там перед смертью.

- У меня, пан советник, еще в молодые годы был случай: одна женщина отравилась газом, а мы застали в квартире такой кавардак - я готов был поклясться, что там кто-то орудовал... И что же оказалось: она сама все перевернула вверх дном, искала старое любовное письмо. Ей-богу, старое-престарое письмо от давней своей любви; и она желала умереть с этим письмом в руках. Вот как оно получилось. На нем была дата, по которой мы обо всем и догадались. И было тому письму тридцать пять лет... Бывает же такая долговечная любовь!

С этими словами детектив Бружек уверенно сунул руку под стопку белья и извлек оттуда сберегательную книжку.

Все дальнейшие поиски ни к чему не привели. Никаких наличных денег в доме не нашлось.

- Распорядитесь о самом тщательном осмотре! И незаметно возьмите отпечатки пальцев у того дворника.

- Вы считаете, пан советник?.. - прошептал пан Бружек.

Недаром же он провел здесь четверть часа один.

А в общем-то, дело похоже на убийство?

Какие тут могут быть "похоже", пан Бружек? Вы ведь заметили, как высоко она висела, не так ли? И никакой скамейки, а без нее старухе ни за что не взобраться наверх... Кто-то ее там повесил! И еще: шнур отрезан от шторы. Это значит, убийце лишь в последнюю минуту пришло в голову повесить ее.

Ну да, так-то оно так... но как насчет следов насилия? Когда вы набрасываете человеку петлю на шею, кто-то должен держать его за руки. И на запястьях обязательно останутся синяки.

Но когда вы делаете человеку искусственное дыхание, вы тоже держите его за руки и тоже возможны синяки. Вот почему я ругался: терпеть не могу нечистую работу.

Как только прибыло подкрепление из уголовной полиции, пан Бружек прошелся по дому порасспросить о пани Ярошовой. То, что он выяснил, оказалось довольно любопытным. Пани Яро шова слыла богачкой. Она выгодно продавала земельные участки. От родителей унаследовала какое-то поле у реки - настоящее золотое дно именно сейчас, когда все лихорадочно строят дачи и выезжают на природу. К пани Ярошовой часто наведывались посетители, потому что она давала объявления в газетах... Побывал ли у нее кто-нибудь и сегодня - трудно сказать. Всякий ведь народ ходит по домам, верно? И нищие, и безработные парни, предлагающие свои услуги, скажем принести уголь из подвала или ковер выбить. Служанка с третьего этажа утверждала, что внизу, в подъезде, ей повстречались два молодых человека, но откуда они шли, она не знает.

К вечеру в уголовной полиции уже было последнее объявление, которое пани Ярошова дала в "Народную полигику":

"Прод. участок, выг. располож., рядом река, лес. Девиз "Недорого", обращ. в ред. газ.".

Так же быстро отыскали нескольких покупателей. К сожалению, никто из них не смог навести полицию на какой-нибудь новый след. Последний покупатель, некий инженер, заплатил за участок в два приема. Второй взнос он отдал неделю тому: две тысячи. Эти деньги не были положены на книжку и при обыске тоже не нашлись. Вообще в квартире пани Ярошовой не оказалось денег. Ни геллера.

- Еще бы,- ворчал пан советник. - Времени было более чем достаточно.

У него явно была своя теория, но от голой теории проку мало. Отпечатки пальцев, которые могли бы уличить дворника Коцбабу, так и не были обнаружены.

Вечером пан советник отправился домой в таком же плохом настроении, в каком уходил из дома утром. Уж если дело запутается с самого начала - пиши пропало! - брюзгливо повторял он про себя. Зато по дороге сообразил - все же хоть что-то сообразил! - отчего, собственно, у него весь день такое паршивое настроение. Виноват Карличек, то есть сын, эта двойка по латыни, которую он получил, еще вчера меня расстроила. Хочется ведь, пусть хоть у парня жизнь будет полегче, чем у отца, а он нет чтобы учиться - вечно шляется где-то. Но я выбью дурь у него из головы, я ему покажу эти собрания скаутского отряда и палаточные сборы! Вот тебе латинская грамматика - это и есть твой отряд!

Когда он добрался до дома, жена (так же как пан Бружек утром) сразу поняла, что барометр показывает на "бурю", и постаралась поменьше разговаривать с ним. И опять этот мальчишка все испортил, сколько раз она говорила ему: сиди за книжкой, когда отец дома! Любимое чадо действительно сидело за книжкой, но вот беда: отец вошел в комнату так тихо и неожиданно, что сын не успел захлопнуть книжку, в которую углубился, и вовремя открыть латинскую грамматику, в которой ему полагалось читать про consecutio temporum, сиречь про согласование времен.

Вместо учения он занимался тем, что читал книжку об искусстве разбивки привала... Именно это интересовало молодого человека, которому выпала незадача родиться в семье полицейского советника, иначе он бы непременно стал траппером, охотником вроде Кожаного Чулка.

- Скажите на милость! Разбивка привала... тебе это нужно позарез! Именно это тебе понадобится в жизни больше всего! -бушевал отец.

Про себя Карличек подумал, что это дурацкое согласование времен понадобится ему еще меньше, но предпочел промолчать. "Проклятье, damned, отец - классный следопыт, застал-таки меня врасплох", - шептал про себя адепт трапперского искусства.

- Я верчусь как белка в колесе, а молодой человек вместо учебника изволит читать, как разводят костер! Следы зверей он изучает! Вот что жизненно необходимо для гимназиста с двойкой по латыни... Типы и формы палаток... Узлы!..

Отец занес было книжку, явно собираясь растрепать ее о сыновнюю голову. Но потом как-то передумал и вышел из комнатки. Зато хозяйке дома пришлось выслушать полный перечень безобразий, которые сходят с рук сыночку.

Короче, весь этот день прошел комом. Впрочем, следующий день выдался не лучше. Судебно-медицинская экспертиза показала, что пани Ярошовой был нанесен удар по голове каким-то объемистым предметом - скорее всего, это был мешочек с песком. Судя по состоянию ее сердца, полагал врач, даже слабый удар мог привести к потере сознания. После чего нетрудно было удушить ее веревкой и повесить на оконной раме. Очевидно, преступник предполагал, что штора достаточно густая и старуху не скоро обнаружат, тем более что напротив не было никаких жилых строений... Однако он просчитался.

Если только все было именно так, как утверждает этот Коцбаба! Пан советник решил еще раз наведаться на квартиру. Опять они поехали туда вдвоем с паном Бружеком.

Все выглядело точно так же, как вчера. Сдвинутый стол со стульями... На окне все тот же обрывок веревки. И повсюду эта неуютная пустота тщательно обысканной квартиры. И никаких денег. Даже в этой ее потертой сумочке.

- Если позволите, пан советник, сдается мне, тот, кто ее убил, орудовал наверняка. Место здесь для него было знакомое... Возможно, он был в перчатках. Подготовился, одним словом.

Детектив Бружек стал развивать свою теорию о том, что найти деньги у таких вот старух проще простого: они непременно прячут их под белье или в буфет. Реже - в принадлежности для шитья.

Оглянувшись на пана советника, не проронившего за это время ни слова, он выяснил, что тот его не слушает. Советник Вацатко пристально разглядывал окно, на котором вчера висела покойница. Там все еще болтался обрезок веревки.

-Послушайте, приятель, этот узел... - произнес наконец пан советник.

Пан Бружек подошел поближе и одобрительно кивнул:

-Аккуратный узел!

-Странный узел! Полезайте-ка наверх и попытайтесь снять его. Но веревку ни в коем случае не развязывайте! Если не получится, отвинтите оконную ручку.

Детектив Бружек выполнил приказ безукоризненно. Спрыгнув со стула, он торжественно вручил начальнику веревку, завязанную странным узлом.

- А вы бы сумели завязать такой узел? - спросил пан советник.

Пан Бружек отрицательно замотал головой, а в душе подумал: "Ох уж эти господа, чего только не хотят они от нашего брата!"

Пан советник начал вышагивать по комнате, размышляя вслух:

- Этот узел... Ах ты черт, этот узел... Вчера я его толком и не разглядел...

И вдруг выкрикнул:

- Узлы!

Детектив Бружек почтительно недоумевал.

- Пособие по разбивке привала! Палатка, костер, звериные следы, узлы... - Пан советник хохотнул. - Это же целая наука, представляете себе? Своему парню я вчера чуть оплеух не надавал за нее, а смотрите - она ведь пригодилась! Пан Бружек, берите эту веревку, и пошли.

После обеда в кабинете пана советника сидел детектив Бружек и, то и дело заглядывая в "Пособие по разбивке привала", вязал узлы вместе с паном советником. К концу дня они достигли немалого искусства в этом деле.

- Так, это был узел шкотовый... А это - рыбацкий... Ну как, получается у вас альпинистская петля?

Пан Бружек гордо заявил, что уже начала получаться. Потом они попробовали себя в вязании беседочного узла, но главное - снова и снова вязали узел, на котором была повешена старая пани Ярошова: морской узел или шлюпочная петля.

- Морской узел... И петля не какая-нибудь, а шлюпочная! Что вы на это скажете, пан Бружек?

Детектив Бружек пожал плечами:

Может, разузнать, не служил ли случайно этот Коцбаба и на флоте?

Я уже спрашивал, - признался пан советник. - Не служил и к кораблям не имеет никакого отношения. А жаль.

Тогда, может, заглянуть, нет ли у нас на примете какого-нибудь моряка? Я имею в виду, в нашей картотеке...

Пан советник не отвечал.

- Или заняться матросами пароходства на Влтаве. Они ведь тоже вяжут такие узлы. Речными делами занимается Соукуп, не прикажете ли позвать?

Пан советник молча и безостановочно ходил по кабинету. Наконец остановился и сказал:

- Конечно, можно и это все сделать. Но чтоб завязать такой узел, нам вовсе не нужен моряк. Это вполне может сделать и мальчишка, у которого есть легкая лодчонка... Мальчишки, пан Бружек, - это романтическое племя. Мой, например, воображает себя охотником в канадских лесах. Купит пару сарделек и бегом за город, чтобы поджарить и съесть их среди девственной

природы. Чтобы поджарить их по своему вкусу, он обязательно должен знать не меньше пяти способов разведения костра. Знать морской узел вполне может любой дикий турист, у которого есть каноэ. Не забудьте, старуха продавала небольшие земельные участки у реки. Для дачников, для любителей водного спорта... Завтра же пробегитесь по магазинам лодочных принадлежностей. Узнайте, не сделал ли кто-нибудь сравнительно дорогую покупку. В субботу объявим всеобщую готовность - возьмите в помощь себе людей из речной полиции. Наведите справки о каждом, у кого появилось новое каноэ или байдарка.,. Пусть он вам точно укажет, откуда взял на это деньги. Шлюпочная петля, понимаете? На этот раз ее затянем мы. Вязать ее мы уже научились.

Детектив Бружек не был любителем звучных речей, но то, что он услышал теперь от пана советника, его ошарашило.

- Ах черт, пан советник, а ведь этот номер может и пройти! - только и сказал он.

И, прочтя в его глазах нескрываемое восхищение, пан советник усмехнулся.

Поначалу суббота не обещала ничего обнадеживающего, В магазинах было продано лишь две лодки, одна отправлена в Роудницу, вторую купил магистратский чиновник.

Оставалось лишь внимательно наблюдать за рекой. Неброского вида господа прогуливались по набережным, и бродяги-туристы подавали друг другу тайные знаки: атас, кругом фараоны!

Трех парней попросили было пройти в участок, да тут же отпустили.

Между тем пан Бружек выяснил, что мастерская фирмы "Шашек" заканчивает работу над новым каноэ. Не совсем обычным каноэ; заказчик пожелал, чтобы борта лодки обили латунным листом. В общем, глупое пижонство, но, как говорится, хозяин - барин... Ему это обойдется в лишние пятьдесят крон.

Вот почему в субботу утром пан Бружек обосновался около мастерской и стал дожидаться появления заказчика. Было жарко, ему хотелось пива, от реки доносились крики, пробуждавшие в нем воспоминания молодости. Где они, те денечки, когда и я гулял с женой вдоль реки? Мы, конечно, о лодках и не помышляли, а все равно славно было!

Он уже начал было скучать не на шутку, но тут из мастерской вышли два парня; они несли новую лодку. Лица у них сияли, и латунный лист горел на солнце.

- Славная лодка, - добродушно заметил пан Бружек, когда они проходили мимо.

Парни только стрельнули в него глазами и зашагали дальше.

- Ну а теперь небось в поход? - крикнул он им вдогонку. Ребята прибавили шагу, пан Бружек тоже. Оглянувшись и

увидев, что незнакомец не отстает, они зашагали еще быстрее. Конечно, с лодкой на плечах это было нелегко, однако они шли так быстро, что пану Бружеку пришлось перейти на рысь. Пусть и неохотно, но он достал свой свисток.

Как только прозвучала трель, парни понеслись вниз по набережной сломя голову. Конечно, это их не спасло, потому что там, внизу, у самой воды, их поджидал полицейский: услышав свисток, он побежал им наперерез. А там уже все пошло как по нотам: обоих парней тут же доставили в "четверку".

Грустным взглядом встретил их пан советник. Потому что одному парню еще двадцати не было, второму только-только исполнилось семнадцать. Оба долговязые, у младшего подбородок в темном пушку и все лицо в прыщах.

Ну, выкладывайте, где взяли деньги на лодку?

Накопили, - ухмыльнулся старший. - Мы работаем...

- А пани Ярошову знаете? - спросил пан советник, вглядываясь в их лица.

У младшего заходил кадык. Старший опустил глаза и замотал головой.

- Ну а, скажем, узлы вязать умеете? Только не какой-нибудь простой, а морской... Вот этот. Из шнура от шторы.

Пан советник бросил на стол остаток веревки, и младший странно так икнул. А тот, что постарше и поупрямее, вдруг побледнел.

Пан советник позвонил, вошла пожилая секретарша; протокол сразу пошел на машинку, допрос отнял совсем немного времени.

К пани Ярошовой они пришли случайно, недели две назад, хотели вместе с двумя приятелями купить часть земельного участка, но суммы, которую запрашивала пани, у них не было. Так они с пани Ярошовой познакомились, она обещала поспрашивать у знакомых, не найдется ли чего-нибудь подешевле, чтобы хватило денег, накопленных ребятами. А потом одному из них, старшему (он звал себя Биллом, хотя крещен был Богоушем), пришло в голову, что у старухи, должно быть, есть деньжата. И он сшил из полотна мешочек, по форме похожий на дубинку.

Это вроде биты, - сказал младший, голос его срывался.

Я хотел ее припугнуть, - буркнул старший.

Поэтому и наполнил свой мешочек песком, так, что ли? Хоть бы уж не врал!

Он думал ее только слегка стукнуть, - объяснил младший.

- Да, слегка... А она сразу свалилась.

- И тогда вы решили, что хорошо бы сделать так, словно она повесилась... Кто отрезал шнур?

-Он! - выкрикнул старший и показал на приятеля. - Он отрезал веревку, а потом разревелся.

Оба тогда страшно перепугались: случилось то, чего они не ожидали. Они-то представляли себе это как в кино, там все куда проще.

А деньги?

В сумочке была сберкнижка, а в ней - пятнадцать сотенных. Их мы и взяли.

А книжку куда девали?

- Положили обратно.

Пан советник обменялся взглядом с паном Бружеком. Вот оно как, а ведь эта книжка не нашлась!

Еще какие-нибудь деньги были в сумочке?

Была какая-то мелочь, но мы ее не трогали.

-Почему?

Оба парня молчали. Потом тот, что постарше, сказал:

- Мы боялись...

Протокол они подписали угловатым, почти детским почерком.»

Когда их увели, пан советник потянулся в кресле:

- Так что, пан Бружек? Теперь не грех сходить и за этим Коцбабой, верно? Готов спорить на что угодно - сберкнижка была на предъявителя, Иначе он бы ее там оставил - как и ту, что лежала в шкафу под бельем.

Дело было закрыто. Пан советник захлопнул "Пособие по разбивке привала" и невольно подумал о сыне.

Не сразу он сообразил, что думает и о тех ребятах, как идут они сейчас темным коридором, по которому им придется ходить не один год, без солнца, без реки и без этой новой лодки, обшитой латунным листом.

 

ШКАФ

Трое сидели в высоком темном сарае, приспособленном владельцем похоронной конторы под склад, У стены стоял старый катафалк на высоких расшатанных колесах. Еще недавно у одного из этих троих здесь же, во дворе, была своя мастерская, украшенная большой вывеской: "Вацлав Соус, столяр". Теперь там висела другая вывеска.

- Ты просто ее пропил, свою мастерскую, - сказал маленький щуплый Робертик, варивший грог на круглой железной плитке. Вообще-то они рассчитывали сварить чего-нибудь посущественнее. Была надежда продать старый шкаф, купить свинины и наварить полную кастрюлю сытной еды.

Но ничего у них не вышло. Тот человек так и не купил шкаф. Денег оставалось только на грог, теперь придется пить на голодный желудок. Найти, хотя бы на время, какую-нибудь работу - на это они уже не надеялись.

Итак, безработным стал и бывший столяр Вацлав Соус, безработным был недомерок Робертик (у которого, правда, было то преимущество, что он сроду никакому делу не учился), и третий, бывший портновский подмастерье, тоже был безработным.

В углу сарая лежал на земле тот самый шкаф, который им так и не удалось продать, хотя они приводили его в порядок общими усилиями; столяр научил бывшего портного полировать, и шкаф блестел теперь даже в этой полутьме.

- Я свою мастерскую не пропивал. Но с той поры, как от меня ушла жена, мне уже на все плевать, - сказал Вацлав Соус и сплюнул на землю.

В этом сарае они жили на птичьих правах - взяли и поселились здесь, а хозяину похоронной конторы было не до них, потому что и для него настали тяжелые времена. Сегодня даже беднота не закажет похороны, если у тебя нет автомобиля. Такие настали времена, что и последний бедняк за свои деньги желает ехать на кладбище в автомобиле.

Кабы уметь, - сказал Робертик, - я бы пошел работать на пару с каким-нибудь "медвежатником". А больше мне вроде ничего и не светит.

Нет, я против всякой уголовщины, - сказал столяр, жадно втягивая аромат, разлившийся по сараю, как только Робертик плеснул ром в кипящую воду.

Они отлично знали, что сахар для грога Робертик украл двумя домами дальше, но обсуждать этот вопрос не собирались. Что значит "украл"? Ведь сварить грог без сахара никак невозможно!

Потом они начали пить. Вдрызг изругали болвана, который не купил у них шкаф. А потом стали изливать друг другу душу.

- Можешь только радоваться, что жена от тебя ушла. Потаскуха она была, - сказал портной.

Столяр помрачнел. Он не хотел ссориться, в конце концов, она была порядочная дрянь, но и жизнь без бабы - тоже не мед. Само собой, куда жальче мастерской, которую продали для уплаты налогов.

А ведь насчет шкафа г- это твоя идея, да еще и дурацкая, - гневно бросил столяр в адрес бывшего портного. -Знаешь, сколько я с ним намаялся, чтобы привести в божеский вид?

Я тоже сложа руки не сидел,- буркнул портной. Его бесило, что затея не удалась и что столяр винит в этом именно его.

Они пили и мало-помалу пьянели. Робертик все твердил, что воровать - самое милое дело; ну, дадут месяц-другой, подумаешь.

Позже, вспоминая о том, что произошло здесь, он не мог сообразить: как получилось, что столяр Вацлав Соус сцепился с портным. Если б они, скажем, поссорились из-за лишней кружки грога - еще куда ни шло, но ведь грогу было вволю, хоть и жидковатого. Он быстро ударял в голову, потому что желудки у них были пустые. Нет, дело было не в гроге.

Началось все из-за той бабы, потом, кажется, столяр стал жалеть свою мастерскую, а тут еще портной взялся его заводить.

Столяр вдруг разъярился и стал кричать: он давно знал, что портной ударяет за его женой, и нечего, мол, мозги пудрить. А портной и не думал оправдываться, он еще и подхихикивал: может, так оно и было. И тут... Робертик видел, как они вцепились друг другу в глотку, но разве могло ему прийти в голову, что у портного вдруг руки повиснут вдоль тела, он уже больше не пикнет, только выдохнет "х-ха" - и наступит тишина, полная тишина.

Столяр Вацлав в ужасе глядел на безжизненное тело, рухнувшее к его ногам.

Ах, чтоб тебя, ты же прикончил парня, - сказал Робертик скорее удивленно, чем возмущенно. В кастрюле уже не осталось грога, поэтому ему нечем было запить свое изумление, и он лишь вхолостую сглотнул.

Да разве ж я... С чего бы я... - лепетал столяр, глядя на портного, распростертого на земле. Он даже произнес примирительно: - Ладно, вставай, со мной такие штучки не проходят!

Однако портной не реагировал на уговоры. Он просто лежал и не двигался.

Вацлав, бывший столяр, а теперь - убийца, начал было его трясти. Но Робертик сказал:

- Ты слишком его прижал, приятель, он уже готов.

У столяра Вацлава подкосились ноги, и он вынужден был присесть. Он уселся на тот самый шкаф, который они вместе готовили к продаже, да так и не продали.

- Что же нам делать?

Робертик хотел было сказать, что лично он смывается, но потом передумал. Во-первых, нельзя бросать приятеля в беде, во-вторых, его все равно замели бы за компанию, а поскольку за ним и так много чего водится, затаскали бы по судам.

- Я буду свидетель, что у тебя это вышло нечаянно.

Столяр вытаращил глаза:

- Ты что, думаешь... думаешь, меня посадят?

- Ну, за убийство-то - еще бы.

Грог улетучивался из них с той же быстротой, с какой из сарая выветривался его приятный аромат. Они задумались.

- Положим его в шкаф, - сказал вдруг столяр и поднялся.

- А шкаф куда денем?

- Сплавим куда-нибудь.

- Это идея, - рассудил Робертик, способный оценить такие предложения. - Засунуть его в шкаф, а шкаф отвезти к реке. Это мысль! Тачка у тебя есть?

- Будь у меня тачка, я бы ее давно уже загнал, - возразил столяр. - Но у пана Соучека есть двуколка.

На том и порешили. Столяр Соус пошел одалживать тачку. А портного они уложили в шкаф, который Робертик выстелил мешковиной, чтобы покойник не колотился там, когда они повезут его по горбатой мостовой. Вообще Робертик был неоценимый помощник, он умел предусмотреть все и явно был искушен во многих вещах, чего нельзя было сказать о бывшем добропорядочном столяре и нынешнем нечаянном убийце Вацлаве.

-Ты ведь его только придушил, это совсем незаметно, а когда через пару дней его вытащили из Влтавы, вообще ничего не будет видно, - со знанием дела сказал Робертик.

-Хороший был человек,-огорчился столяр и голос его дрогнул.

- Когда был, а когда и не был,-заметил Робертик. - О шкафе он не ахти как сговаривался, из-за него мы лишились больших денег.

Столяр промолчал, он был не совсем уверен, что Робертик прав, но спорить об этом именно сейчас 6ыло бы глупо.

Они взвалили шкаф- с телом на двухколесную тачку и тронулись.

- Куда тебя понесло?- Спросил Робертик, когда Вацлав развернул тачку на улице.

-К Влтаве.

- Господи, ты что думаешь, мы сможем бросить тело в воду прямо в центре, где-нибудь у моста Палацкого? Нам на ту сторону нужно, куда-нибудь в Холешовице или еще дальше, где есть спуск с набережной.

И они поехали. Тачка тряслась на неровной мостовой, приятели испуганно поглядывали друг на друга, им казалось, что шкаф подпрыгивает, как живой и любой прохожий сообразит - там что-то есть.

- Да, нехорошая история получилась, - сказал Робертик, боязливо оглядываясь по сторонам.

- А может, ничего и не было. Я ведь даже не знаю, как это вышло,- прошептал Вацлав.

- От этого нам не легче, - сказал Робертик.

Когда столяр сделал движение, словно хотел отодвинуться от тачки, Робертик схватил его за рукав.

- Толкай давай, не увиливай, - прошептал он почти угрожающе.

И столяр послушно взялся за ручку тележки.

Никогда на улицах не было столько полицейских, как сегодня, - во всяком случае, так им казалось. Ужас, сколько их ходит повсюду. И люди тоже так странно глядят, словно в жизни не видали тачку со шкафом.

А все потому, тоскливо думал столяр, что теперь всем подавай автомобили. Если б мы привезли тому мужику шкаф на машине, он бы, может, и купил его. И были б мы с деньгами, и не случилось бы того, что случилось.

Он покосился на своего товарища и сказал себе: а что, если он убил? Вдруг мне только померещилось, что я схватил его за глотку?.. И почему это покойник завел разговор про мою жену? А ведь он за ней волочился, это точно. Дерьмо был, а не человек, портняжка недоделанный... Пальцем его не тронь! Господа боже, да разве ж я хотел его убивать? Выходит, уже человеку и слова не скажи, и не дыхни на него. Это был несчастный случай. Я же не буян какой-нибудь, ну, жене пару раз надавал затрещин, так это потому, что она была потаскуха. А он - зачем он мне напоминал об этом?

На перекрестке у Булгара им пришлось остановиться. Полицейский в темном шлеме регулировал движение, показывая, куда кому ехать. Друзья-приятели не поняли его знаков, он засвистел и пригрозил им дубинкой. Испугавшись, они припустили по горбатой мостовой, они почти бежали, не замечая, что шкаф, того и гляди, развалится.

У Масарикова вокзала притормозили.

- Что-то мне вдруг приспичило, - сказал Робертик. - По нужде. Этот фараон - ну и нагнал он на меня страху!

Тогда и Вацлав бросил тачку и пошел за Робертиком. Похоже, Робертик хочет смотаться и оставить меня одного, думал он. Но этот номер у него не пройдет!

Они мочились долго, обстоятельно, не спеша, желая оттянуть возвращение к проклятой тачке.

- Слушай, а давай просто оставим его где-нибудь, - сказал вдруг Робертик. (Так я и знал: эта гнида что-то замышляет!)

- Ты что, спятил? Ведь на тачке есть щиток, на нем фамилия хозяина написана. А он знает, что это я ее брал... - И Вацлав торопливо добавил: - .И тебя он тоже видел!

Тачка дребезжала по мостовой, и им казалось, что здесь, где люди встречаются редко, пожалуй, еще хуже, чем на людной улице. Небо затянули тяжелые снеговые тучи, темнеть начало раньше обычного. Хоть это их подбадривало. Чем темнее, тем лучше!

Тут они увидели на углу полицейского. Им уже повстречалось несколько - кто совершал обход, кто регулировал движение. А этот просто стоял и глядел - глядел на них. Оробев, они замедлили шаг.

Полицейский Томаш Глад был известен не только на своем участке, о нем поговаривали и в других местах. Уже одна только его фамилия (Глад - "голод") давала основание для шуток, и неудивительно, что коллеги поддразнивали его: "А жажды у тебя нет?"

Глад такие шутки не приветствовал, считая, что фамилию не выбирают. Человек он был строгий, словно рожденный для полицейской службы. Его побаивались не только простые люди, но даже и сослуживцы, с которыми он конфликтовал. Полицейские говаривали, что с ним лучше не связываться.

В этом участке он служил всего полгода. А раньше был на Жижкове, но оттуда его убрали после того, как Глад, невзирая на все увещевания, оштрафовал муниципального советника, который держал перед своим домом строительные материалы без надлежащего их освещения.

Другой, может, и смирился бы, но Томаш Глад сказал себе, что уж теперь-то будет следовать предписаниям еще строже.

И вот теперь эти двое с тачкой приближались к нему, а он ждал.

- Ну! Это что такое? - рявкнул вдруг Глад, когда они поравнялись с ним.

Те остановились, и, будь посветлее, он бы сразу заметил, как сильно они побледнели.

- Я вас спрашиваю, что это такое? Первым опамятовался Робертик:

- То есть это вот?., Это шкаф.

- Я пока еще не слепой! Я вас спрашиваю, можно ли так ездить в темноте?

- Мы ехали, а тут как раз и стемнело, - сказал столяр, и голос его дрожал. Впрочем, эту дрожь можно было объяснить и холодом.

- А что полагается делать, когда стемнеет?

Двое у тачки растерянно переглядывались - откуда им было знать? Столяр посмотрел назад, готовый броситься наутек, как только полицейский направится к шкафу. Если бы Робертик сообразил и рванул в другую сторону, может, и удалось бы спастись.

Нет, бесполезно, ведь на тачке есть фамилия и адрес ее владельца.

Он зажмурился. Мы пропали!

- В случае темноты водитель транспортного средства обязан позаботиться о надлежащем его освещении. Потому я и спрашиваю, что это такое, почему вы едете в темноте без света.

Но они все еще не знали, что ответить. Да и не могли, голос бы их просто не послушался.

- Ну, что вы стоите и молчите! Кто ездит по улицам, тот должен знать предписания. Вот и позаботьтесь об освещении своей тачки! - произнес наконец полицейский и снисходительно кивнул. Они не сразу сообразили, что свободны, зато, поняв, рванулись вперед с такой прытью, что чудом не опрокинули тачку.

Полицейский глядел им вслед. Странная парочка, из деревни, наверное. Чего они так испугались? Может, спьяну? А ведь предписания запрещают ездить по улицам в нетрезвом виде! Полицейский, готовый было посмеяться над их испугом, покачал головой. Нет, смеяться тут нечего!

И он зашагал следом за ними.

Но те двое его не видели. Улицы были им незнакомы, и они никак не могли сообразить, где же им найти местечко на берегу потемнее, чтобы выгрузить содержимое шкафа в воду. Покинув набережную, они свернули в переулок с низенькими домишками.

Тут из-за угла снова вынырнул Глад.

- Ну? Зря я вам объяснял, что ли? Вам, я вижу, на это наплевать. Я вам что говорил?

- Что... про свет... - произнес столяр сдавленным голосом.

- Вот именно! А вы что сделали? Ничего...

Они стояли как вкопанные, не зная, что придумать, куда деваться.

- Мы... а у нас нет фонаря, - прошептал Робертик.

- В случае, если нет фонаря, - строго поучал полицейский, - в магазине покупают за двадцать геллеров свечку и прикрывают ее пакетом, чтобы не задуло ветром. С этой минуты транспортное средство освещено согласно предписаниям.

Они кивнули.

- Вон лавка, сбегайте туда за свечой!

- Да... Только... у нас нет двадцатника. Или, может, есть?- повернулся столяр к Робертику.

Но Робертик подтвердил, что денег у них нет.

Полицейский глядел на них испытующе, и в нем нарастало раздражение. Нынче все корчат из себя бедняков. Я и сам вижу, что эти двое не из богачей, но чтобы у них даже двадцати геллеров не нашлось - ни за что не поверю. По-моему, они просто насмехаются надо мной!

Тогда марш в участок. Вместе с тачкой. Они глядели на него, словно не понимая.

Ну что, может, вам подсобить?

- Нет, - прохрипел столяр, налег на ручки тележки и зашагал следом за полицейским, поглядывая на Робертика, семенившего рядом. Так вот, значит, чем это кончится... Из-за дурацкой свечки. Из-за какого-то двадцатника. Нет, я не хотел его убивать и рад был бы купить свечку. Но я его убил, и у меня нет двадцати геллеров...

Участок был рядом.

- Я могу подождать у тачки, - услужливо предложил Робертик.

- Ну конечно, - прошипел полицейский Глад, - а я потом гоняйся за вами. Тачка останется на улице. За несколько минут никто ее у вас не украдет.

Столяр покорно отпустил тачку, она запрокинулась, рукоятки задрались вверх, днище шкафа уперлось в мостовую. Столяр готов был присягнуть, что слышал, как в шкафу что-то грохнуло. Тем охотнее он поспешил в участок, толкая Робертика впереди себя, чтобы полицейский не вздумал обернуться, поинтересовавшись, что это там громыхает в шкафу.

А может, это просто стучало его сердце?

Перед деревянной перегородкой им пришлось долго ждать, потому что дежурный страшно медленно печатал что-то на пишущей машинке одним пальцем.

- Доставил двух человек, - доложил полицейский Глад.- Они ехали по темным улицам с двухколесной тачкой без освещения.

-Это их тачка? - проворчал полицейский, наконец-то допечатавший свой отчет.

- Нет... - прошептал Робертик.

-Тачка принадлежит Яну Соучеку с Жижкова, - сказал полицейский Глад. - На ней есть табличка.

И это он заметил! - Столяр Вацлав Соус в ужасе зажмурился. Господи боже, добром это не кончится!

-Имя, фамилия, адрес... - спрашивал инспектор и медленно записывал, бросая косые взгляды на полицейского Глада. Приводить ко мне сюда людей из-за такой ерунды! Если у них не было двадцати геллеров на свечку, значит, пяти крон на штраф у них и подавно нет, это и дураку понятно. Оба безработные, что с них взять? А мне только и дела, что бумагу переводить.

Между тем на улице в шкафу опять раздался глухой удар, но никто его не слышал, потому что в ту минуту улица была безлюдна. А потом дверцы шкафа распахнулись и оттуда вывалился человек. Он глядел вокруг себя, ничего не узнавая и ужасаясь. Горло у него болело, все тело было разбито. Батюшки светы, что же это такое было, мы друг друга заводили, поцапались, а потом... Потом уснул я, что ли... Ой, как больно... Но как я попал в шкаф и где те двое, с которыми я пил грог?

Он сидел на краю шкафа, на него падал редкий снег. Мимо прошла какая-то женщина, видимо дворничиха, и сказала:

- Хорош, нализался! Да еще прямо перед участком, ну и порядочки нынче пошли!

Услыхав про участок, человек встал, отошел, пошатываясь, в сторону и свернул за угол. Там ему опять стало худо, и он уселся в подъезде на каменную ступеньку.

Пан участковый инспектор составил протокол, допечатал, что штраф взыскать нельзя по причине несостоятельности задержанных, и махнул рукой: идите, мол, с богом.

- Потом заплатите, - сказал он. - Да, и еще: вот, возьмите-ка свечку!

Инспектор протянул им поверх деревянной перегородки кусок свечи, которой он запечатывал особо важные документы, и лист бумаги для кулька, чтобы защищать свечу от ветра.

Полицейский Глад приложил руку к козырьку, хотя поведение пана инспектора явно не одобрял.

Выйдя на улицу, они подняли тачку, выровняли шкаф и тронулись в путь, снабженные надлежащим освещением и провожаемые мрачными взорами полицейского Глада. Глад думал об инспекторе, который так неохотно принял его рапорт: нет, сегодня никто уже понятия не имеет, что такое добросовестная служба. А теперь еще эта двоица словно издевается над ним, едет по улице со светом и не заплатив штрафа. Горько стало на душе у Глада. И тогда ему пришло в голову, что ведь эти двое, собственно, так и не сказали ему, куда они направляются. И вообще странно, что делают эти люди с Жижкова здесь, на Манинах?

И Глад снова погнался за ними. Настиг он их на берегу Влтавы.

- Стой! - прогремел он.

Оба глядели на него, как на привидение. Вот кого предназначила нам судьба, говорил себе столяр и убийца Вацлав Соус. Вот кто означает наш конец.

- Так куда же вы едете? Они молчали.

- Не знаете? Ну-ну! - Полицейский Глад засмеялся. - А чей это шкаф? И что у вас в нем?

Услышав эти слова, приятели в испуге уставились друг на друга. Иисусе Христе, подумал Робертик, как же мы не договорились на такой случай! Ведь нас-то двое, а он один. Если взяться за него дружно, потом бросили бы в воду сразу двоих, и дело с концом...

Полицейский Глад приблизился к шкафу и рывком распахнул дверцу.

Столяр Вацлав закрыл глаза руками и зарыдал. Робертик же, наоборот, повернулся к шкафу - решил притвориться удивленным.

Но притворство ему не потребовалось. Шкаф был пуст.

А столяр Вацлав уже стоял на коленях:

- Пан иншпектор, богом клянусь, я не хотел его убивать...

Робертик глядел, разинув рот от изумления. Шкаф был совершенно пуст. Полицейский же не очень удивился, скорее был слегка разочарован.

- Я не виноват, - повторял столяр, не подымаясь с колен.

- Где вы взяли этот шкаф? - еще раз спросил инспектор. И тогда Робертик рванул. Он мчался по набережной, петляя, как заяц, спотыкаясь и скользя по свежевыпавшему снегу,- сбежал, предав товарища. Он начисто забыл, что совсем недавно его фамилию и адрес записали в участке.

- Я не виноват, - повторял столяр, не подымаясь с колен. Полицейский решительно схватил его за плечо:

- Все, хватит! Хватит этой комедии с краденым шкафом! Пошли опять в участок.

Робертик меня предал, повторял про себя столяр Вацлав Соус, бывший владелец мастерской, нынешний безработный и будущий арестант... Господь бог покарает его, мерзавца! И меня тоже покарает, само собой. Но его больше. Я присягну, что это он убил!

Вернувшись в участок, они снова оставили тележку со шкафом перед зданием. Полицейский Глад, державший столяра за плечо, втолкнул его в "дежурку". Он летел до самой перегородки. Там стоял портной, держась рукой за горло, словно оно было простужено, и пан участковый инспектор составлял на него протокол. Портного привели только что: его нашли в соседнем подъезде и он никак не мог объяснить, как он туда попал.

Вацлав Соус взревел и попытался сбежать. Не от полиции - с арестом он уже примирился, - от покойника, которого он убил собственными руками.

Эту ночь все трое провели в одной камере, так как незадолго до полуночи привели и Робертика. А на улице шкаф всю ночь посыпало снегом.

 

КУРОЧКА ПО ЗЕРНЫШКУ...

На башне храма святого Стефана пробило девять, когда пан Штейн из ювелирной фирмы "Фукс" ("Фукс - Драгоценности", Вацлавская площадь) вошел в дом, сказав себе:

- Как раз девять! Надо думать, пана прокуриста я не разбужу, а дома застану.

Представителю солидной фирмы полагается знать, когда ему следует навещать клиента.

Как явствует из его показаний в полицейском управлении, поднявшись на третий этаж, он обнаружил, что перед дверями квартиры пана прокуриста Сепековского уже кто-то стоит. В этом человеке он признал пана Кавана из фирмы "Ример" ("Ример- Золото, драгоценности", Пршикопы). Правда, пан Штейн не указал в протоколе, что он при этом подумал. А подумал он вот что: "Интересно, что здесь делает этот еврей Каван от Римеров? Что ему здесь нужно? С каких это пор люди Римеров встревают в гешефты нашей фирмы?"

Пан Штейн почитал своим долгом на дух не переносить представителей конкуренции.

Ему, правда, не оставалось ничего другого, как пройти мимо пана Кавана, ожидавшего у запертых дверей, и, отвернувшись, с самым деловым видом подняться на этаж выше.

Ну, а пан Каван от фирмы "Ример", конечно, тоже узнал пана Штейна и подумал: "Чего ему здесь надо, этому несчастному Штейну, когда тут уже есть представитель серьезной фирмы?" - но тоже сделал вид, что не замечает его.

Так эти господа представители разминулись, не поздоровавшись. Пан Штейн сделал вид, что у него какие-то дела этажом выше, а пан Каван этажом ниже решил, что ему лучше подождать перед домом: кто знает, вдруг пан прокурист отлучился из дому позавтракать. Богатому холостяку накануне свадьбы и не такое может прийти в голову.

После чего пан Штейн спустился с четвертого этажа на третий и в свою очередь начал упорно звонить у дверей, украшенных визитной карточкой:

Й. СЕПЕКОВСКИЙ, прокурист банковского предприятия

Под предприятием имелся в виду частный банкирский дом "Галанек и К", специализировавшийся на крайне деликатных и довольно хитроумных операциях. Правда, сам пан Сепековский был человек в высшей степени порядочный - об этом свидетельствовали все его дела с фирмой "Фукс". До сих пор пан Штейн понятия не имел, что у пана прокуриста были какие-то дела и с фирмой "Ример" - и одна только мысль об этом приводила его в праведный гнев.

Время шло, звонок звонил, но дверь никто не открывал. Пан Штейн понял, что остается лишь последовать примеру этого еврея Кавана, то есть ждать внизу. Или прийти попозже.

Он спрятал кончик стальной цепочки, который высовывался из его рукава, и стал спускаться вниз. Цепочка эта была простым и очень надежным приспособлением. Каждый раз, когда пан Штейн нес к заказчику кассету с образцами ювелирных изделий, он пристегивал ее к цепочке; теперь, если бы кто-нибудь вздумал вырвать из рук пана Штейна эту кассету, он должен был бы сделать то же самое и с его рукой. Ну а кому она могла понадобиться, эта рука пана Штейна?

Перед домом точно такую же цепочку точно таким же движением засунул в рукав и пан Каван. Он понял: что-то случилось и сегодня утром он вряд ли получит кассету с драгоценностями, принесенную вчера клиенту.

В этот момент из подъезда вышел пан Штейн. Пан Каван бросил на него пытливый взгляд. И пан Штейн тоже посмотрел на пана Кавана - а что еще ему оставалось делать? Одно дело - антипатия к конкуренту, и совсем другое - тревога о том, что же такое могло приключиться с прокуристом Сепековским.

Оба пана нерешительно переминались, стоя друг против друга.

-Гм, - сказал пан Штейн. - Так вы... - и он показал глазами наверх, на третий этаж.

- Гм, - отвечал пан Каван. - Ну да, там у меня это самое... - и он показал на цепочку, выглядывающую из рукава.

Пан Штейн поглядел на часы на башне. Пан Каван последовал его примеру. Затем они снова поглядели друг на друга.

Из дома вышла пани с метлой и стала подметать тротуар. Пан Каван вежливо приподнял шляпу:

- Позвольте представиться: Каван. Не могли бы вы сказать, дома ли пан прокурист?

Пани пожала плечами:

- Не знаю. Но думаю, вряд ли, потому что вчера от него вывозили два во-от таких чемодана.

Это сообщение подействовало на обоих господ как удар грома.

- Два чемодана? - воскликнули они в один голос. - Как? Куда?

- А он мне что, докладывает? - возмутилась пани. - Но чемоданы были огромадные.

Пан Штейн оказался более шустрым: не дожидаясь, пока пани закончит свою речь, он бросился к ближайшей телефонной будке. Затем пришла очередь пана Кавана. Таким образом в половине десятого обеим фирмам стало известно, что кассеты с образцами драгоценностей не удалось получить обратно, так как пана прокуриста нет дома. А если верить дворничихе, можно даже предположить, что пан прокурист вообще уехал!

Очень вероятно, что диспоненты обеих фирм побледнели совершенно одинаковым образом. Оба их представителя получили приказ дежурить перед домом. И в полицейское управление начали одновременно звонить два телефона.

- А ведь приличный был человек, - задумчиво сказал пан Штейн, вынужденный теперь стоять перед домом рядом с паном Каваном.

- Казался приличным, - поправил его пан Каван. - И на какую же сумму вы предложили ему товару?

- Н-ну... - Помявшись, пан Штейн выдавил из себя: - Тысяч на сто там могло быть.

- Ай-яй-яй, то же и у нас, - отозвался пан Каван. Если б пан Штейн назвал сумму втрое большую, пан Каван, не моргнув глазом, ответил бы тем же, чтобы даже в этой напряженной ситуации не выдать секреты фирмы. Но, насколько он знал, клиент взял у них товару "всего только" на восемьдесят пять тысяч... Да это ведь тоже не пустяк!

Затем оба коммерсанта с решительным видом поднялись вместе на третий этаж и стали названивать по очереди. Снизу за ними наблюдала привратница.

Она была убеждена, что эти двое - кредиторы, и злорадствовала по поводу того, что пан Сепековский смылся и от них. Ведь и ей пан прокурист не платил за ключ от дома уже третий месяц.

Впрочем, господам, неутомимо нажимавшим на кнопку звонка, таких мелочей было не понять, они-то знали прокуриста как человека с размахом. Он покупал у них охотно и часто, поэтому пан диспонент фирмы "Фукс" (а также пан диспонент фирмы "Ример"), совершая очередную сделку с паном прокуристом, повторял старую добрую шутку:

- Это, простите, для вашей милостивой пани или требуется кой-что получше?

Теперь им не до шуток. Полиция открыла квартиру пана прокуриста и убедилась, что она пуста. Мебель в ней, кстати, стояла плохонькая, а шкафы были как метлой выметены; только в ванной остался старый купальный халат.

- Вот оно, значит, как, - сказал пан советник Вацатко. Оказалось, пан прокурист Сепековский прихватил с собой не только свои вещи и две кассеты драгоценностей, доставленные ему на дом на предмет выбора, но и приличную сумму наличными из кассы банкирского дома "Галанек и К". Кроме того, несколько трансакций за границу не дошли до места назначения - они явно были липовыми.

- Итак, господа, получается что-то около четверти миллиона. Очень приличная сумма по нынешним временам, - заявил пан советник и потер руки. Это было крупное дело, а крупные дела он любил.

Зато в обеих ювелирных фирмах поднялась паника, там никто и не думал потирать руки. Шефы выясняли, не допустили ли преступную небрежность их диспоненты, пославшие пану прокуристу кассеты с лучшими драгоценностями на выбор. Как выяснилось, это была обычная практика: конкуренция вынуждает фирмы все больше рисковать... Пан Ример с Пршикопов мог утешаться лишь тем, что Фукс с Вацлавака погорел так же, если не хуже.

Паника поднялась и в страховом обществе, так как фирмы, конечно же, были застрахованы, и, значит, в убытке окажутся совсем не они. Оставалась лишь слабая надежда, что фирмам удастся вменить в вину недостаточность мер предосторожности.

Но и полицейское управление тоже не избежало паники. К величайшему неудовольствию пана советника, выяснилось, что полиция не в состоянии обнаружить хоть какой-нибудь след пана прокуриста. Детективам удалось лишь выяснить, какая транспортная фирма перевезла его объемистые чемоданы из квартиры на вокзал Дени. Однако через два часа их востребовала другая фирма и доставила на Масариков вокзал. Это вроде бы наводило на любопытный след: поезд на Берлин... Но, к сожалению, чемоданов и здесь не оказалось, и в Берлин они отправлены не были, так как уже третья фирма востребовала их и транспортировала на Вильсонов вокзал.

- Этот деятель или сумасшедший, или чересчур хитрый,-сказал пан советник, поучив сообщение.

Ему бы похвалить своих людей за то, что они так быстро все это установили, но тут в газетах начали появляться язвительные заметки:

"Полиция все еще не напала на след... Полиция не знает, где Сепековский... Полиция бессильна перед загадкой..."

- Бессильна! Какое же это бессилие, если нам известны все места, где побывали эти чемоданы? - ворчал пан советник, расхаживая по своему кабинету. - Но где они сейчас, мы не знаем.

Добавим, что полиция не знала также, где находится владелец чемоданов. И не могла этого знать, потому что пан Сепековский покинул свою отчизну, да еще с чужим паспортом. Эту возможность пан советник, кстати, тоже не исключал. В конце концов, человека всегда можно найти, хотя бы и с чужим паспортом... если б только этот белый свет не был так велик, рассуждал сам с собой пан советник Вацатко, стоя перед большой картой мира, на которой в разных красках были изображены разные части света, как бы поддразнивая: выбирай на свой вкус! Вот тебе зеленая Африка, синяя Америка, желтая Европа, розовая Азия, бежевая Австралия. Этот человек с одинаковым успехом мог прятаться что на острове Мартинике, что в Давосе, боже милостивый, да легче найти иголку в стогу сена, чем одного продувного мужика на этом белом свете!

"Полиция до сих пор не напала на след... Растратчик все еще скрывается от правосудия... Вопрос дня для нашей полиции: где прокурист банка "Галанек и К"?"

Пан советник отшвырнул газеты и вздохнул.

- Ах, журналисты - какие же они свиньи! Каждый день подавай им какой-нибудь загадочный случай, но этого мало, они требуют, чтобы полиция изловила преступника в первые же 24 часа. Они считают, что полиция должна работать надежно, как почта.

- Лучше бы мне стать начальником почты, тоскливо подумал пан советник. И никаких тебе огорчений... Затем он вызвал звонком двух детективов и сказал им:

- Господа, организуйте допрос всех лиц, с которыми общался этот человек. Вдруг он кому-то сболтнул, куда бы ему хотелось уехать... Может, есть у него какая-нибудь заграничная родня. Разыщите его любовниц. Видно, у него их было немало, раз он часто покупал драгоценности.

Но, как ни странно, любовниц у пана прокуриста не было, во всяком случае, ни одна из них не нашлась. Иногда его посещала дама, но не из числа тех, кому покупают драгоценности. Тогда кому же он их покупал?

Пан советник посетил обе ювелирные фирмы. Встретили его там не слишком приветливо. У пана Штейна случилась желчная колика на нервной почве. Пан Каван отлеживался дома с температурой. А полиция ничего не знает!

Нет, полиция ничего не знала, зато походя узнавала очень любопытные детали: покупки пана прокуриста были не такие уж сногсшибательные. Скорее, это были покупки мелкие, зато довольно частые. Пан Сепековский был заказчик капризный, придирчивый. За свои кровные заказчик имеет право и придраться, это факт. Но он не меньше двух раз возвращал любую вещь. Давление конкуренции вынуждало фирмы идти навстречу заказчику. Сегодня мало кто покупает драгоценности...

Пан советник вздохнул, но без сожаления: он подумал, что еще ни разу не покупал своей жене драгоценностей. Государственному служащему такая роскошь просто не по карману. Но когда-нибудь, может, и он принесет домой тонкую цепочку с красной слезкой в золотой оправе...

Пан советник перебирал драгоценности и начинал понимать в них толк. Для человека состоятельного это, пожалуй, неплохое увлечение. Но для пана Сепековского это была не страсть, а хитроумная тактика.

Медленно, но верно он приобретал доверие ювелирных фирм. Одновременно незаметно подготавливал трансакции у себя в банке. Потом начал распродавать вещи, затем упаковал чемоданы. Тут он ускорил темп: речь уже шла не о месяцах и неделях, а о часах. Транспортные фирмы получили детальные указания, с точностью до минуты. Обе ювелирные фирмы в один и тот же вечер доставили ему на дом богатые коллекции украшений: пан прокурист дал понять, что расстается со своей холостяцкой свободой и хочет выбрать достойный подарок для своей избранницы.

Он, видите ли, расстается со своей свободой, - вздохнул пан советник. - Пока у него, у мерзавца, свободы более чем достаточно.

Да, уж что-что, а придираться он умел, - сказала о пане Сепековском привратница, которой тот так и не заплатил за ключ. - К тому же он ведь был чокнутый, пан иншпектор! Наш пан домохозяин из-за него чуть не рехнулся.

В самом деле, у пана домохозяина были все основания для того, чтобы рехнуться по милости пана Сепековского: например, однажды пан прокурист поднял в доме такую панику, что люди перестали платить квартирную плату, а это ведь еще хуже, чем бунт!

Сначала он прибежал к привратнице с криком: пусть, мол, идет в его квартиру, у него треснула стена в комнате, и весь дом вот-вот рухнет.

Когда изрядно напуганная пани привратница взбежала по лестнице, пан Сепековский показал ей небольшую трещину на стене своей комнаты - такую трещинку вы можете обнаружить в любом доме. Но он кричал, что не хочет погибнуть под развалинами, и пани привратнице пришлось идти за домохозяином. Хозяин прибежал, ему тоже показалось, что трещина пустяковая, но пан Сепековский уже названивал к жильцам на втором этаже и до того всех перепугал, что люди стали выбегать из своих квартир на улицу. Пришлось домохозяину вызывать комиссию из муниципалитета.

Как вы думаете, почему он это сделал? - спросил пан Вацатко. - Может, хотел добиться от вас скидки?

Чего не знаю, того не знаю. Но за истекший квартал он мне так и не уплатил, - закончил свои показания хозяин дома.

Пан полицейский советник и это принял к сведению. Все сходилось один к одному: Сепековский был человек прижимистый и экономил на мелочах. Зная, что даст деру, он полагал глупым выкладывать хотя бы крону, если этого можно избежать.

Представление, что дом, в котором он живет, вот-вот рухнет, по-видимому, постоянно преследовало пана прокуриста.

И у себя на работе он однажды испугался, что обрушится балконная галерея, по которой ходил в одно уединенное место, - а все потому, что обнаружил в полу несколько безобидных щелей.

Случай для психиатра? Может быть,.. Но пан советник придерживался того мнения, что человек, который так хитро все подготовил, даже слишком здорово, заслуживает лишь одного - чтобы его упрятали за решетку.

"Но для этого его еще нужно поймать", - вздохнул он.

Был объявлен международный розыск - и, конечно, безрезультатно, как не преминули подчеркнуть все газеты.

На утреннем рапорте пан советник глядел на своих людей с таким упреком, что старые детективы смущенно опускали глаза.

Беглый прокурист испарился окончательно и бесследно.

Поезд, следующий в Италию, - горделивый поезд. Он пересекает чуть ли не всю Европу и держит себя соответственно: презрительно пыхтя, проезжает он мимо чешских деревенек под Табором и Будейовицами. А подлинным украшением этого экспресса является, конечно, Wagon-lits company - спальный вагон, который колышется на своих рессорах с видом превосходства над прочими вагонами. Буквы на нем сияют медью, поручни у него тоже медные и всегда чистые; проводник спального вагона вытирает их на больших остановках, чтобы дамы и господа, имеющие честь путешествовать в Италию, не замарали свои перчатки. И даже мусор, который вылетает из этого вагона, не какой-нибудь, а благородный: кожура апельсинов, станиолевые обертки от шоколада, иногда и дорсжная бутылочка из-под желудочного ликера.

Проводником в этом вагоне молодой человек, пан Рудольф. Бывают профессии, в которых фамилии не требуются, вот и мы будем называть Рудольфа Тейца просто паном Рудольфом. Сопровождать спальный вагон - профессия приятная, что-то среднее между моряком и странником: два с половиной дня туда, два с половиной дня обратно, все время быстро и почти без остановок от Праги до Неаполя. Что еще нужно человеку?

Первые недели и месяцы человек глядит на пейзаж, потом это приедается, и он наблюдает за другими вещами, например, как у виадука за Зумерау поочередно дежурит у шлагбаума целая семья. То дежурит отец, то мать - цветущая женщина, с развевающимися волосами, а потом - молоденькая дочь. И вдруг отца не видать - раз, другой, третий у шлагбаума стоит только дочка, такая бледная, пан Рудольф ей машет, как всегда, но она не улыбается, печально глядит вслед пролетающему красавцу экспрессу, а потом у шлагбаума опять появляется ее мать, под глазами у нее круги, и волосы уже не развеваются, а под наспех накинутой железнодорожной шинелью видно траурное платье. Человек многое может увидеть в пути, а не только пейзаж, который никогда не меняется!

Пан Рудольф размышляет и о своих пассажирах. В третьем купе едет пожилая, явно искушенная в путешествиях англичанка с розовой кожей, обильно усыпанной пудрой; наверняка она попросит вечером принести ей чай в купе и будет глядеть на пана Рудольфа томным взором. Эти дамы, изнывающие от безделья, убивающие время и деньги в путешествиях, любят поговорить с молодым человеком, вечером они просят подложить им еще подушку и глядят на него, как он стелет постель... Бывают господа, погруженные в чтение газет, аромат их дорогих сигар проникает и в коридор, этим нужно вовремя напоминать, что в вагоне-ресторане для них зарезервирован специальный стол.

Бывают парочки в свадебном путешествии, не знающие, как себя держать, молодые дамочки не подымают глаз, убежденные, что на их лицах написана какая-то жуткая развратность. Еще бы, всю жизнь доченька спала на пуховых перинах, а тут ее трясет в купе, таком тесном, непривычном, с множеством всевозможных лампочек, рукояток, крючков, дверок, а Пепа такой нетерпеливый, боже мой, как это жутко и прекрасно, и что может подумать обо мне этот красавчик в коричневой униформе в конце вагона?

Он повидал уже всякое, и то, как молодожены поссорились, после чего она спала, поджав ноги, в его тесном купе, а пан Рудольф рыцарски стоял в коридоре, а жених потом дал ему огромные чаевые, но все просил его: "Silentium, главное, silentium". И он пообещал ему это кивком головы, да и кому бы он мог говорить об этом, верно?

Точно так же он никому не рассказывал, как одна швейцарская дама ждала в Неаполе, когда он приедет с очередным рейсом, она согласна была ждать и больше и горько вздыхала, когда вскоре после полуночи ему надо было спешить на вокзал.

И вообще, как у любого человека, который ездит по одному и тому же маршруту, у пана Рудольфа были знакомые на многих станциях.

Эти знакомства быстротечны, но они прекрасны, он успевает обменяться лишь парой слов, встретиться им не суждено, потому что задерживаться он не может, поезд не ждет.

В Будейовицах малышка лавочница, но это уже нечто иное, над этим можно подумать всерьез; впрочем, в Будейовицы пан Рудольф может приехать в любой из своих выходных. В Клагенфурте - жена дежурного по станции, вечно красуется в окне, а если муж не на службе, она спешит к поезду. Но в самой сердечной глубине у пана Рудольфа - маленькая Джина из Тарвизио, продавщица лимонада. На этой пограничной станции пан Рудольф вообще не печется о своих пассажирах. Глаза у Джины такие, что человек забывает о времени: господи боже! - а еще лучше: Madonna mia! - эта девчонка такая красавица, что хоть бросай все и оставайся здесь!

Ну хватит, восемнадцатый звонит, может, что-нибудь понадобилось, а может, просто прислонился к кнопке.

С профессиональной улыбкой пан Рудольф спешит к восемнадцатому купе: силь ву пле, месье, битте, майн герр, плиз, прего, синьоре. Восемнадцатому ничего особенно не нужно, только снять сверху этот большой чемодан, "благодарю, молодой человек, курите?..". Пан Рудольф идет по коридору и размышляет над очень серьезной проблемой: кто сегодня будет продавать в Тарвизио лимонад: Джина или ее брат Николо? Николо догадывается, что проводник спального вагона ударяет за его сестрой, в Италии так уж заведено, что брат охраняет честь своей сестры. В конце концов, пан Рудольф был бы для Джины удачной партией, но тогда полагается прийти в дом, познакомиться с семьей, сходить с ней в церковь, поговорить хоть на этом своем ломаном итальянском, рассказать, кто его родители, сколько у него братьев и сестер... Но пан Рудольф может только взять Джину за руку, может попытаться обнять ее и тут же вскочить в поезд, уже набирающий скорость.

Сегодняшний рейс - самый заурядный, пассажиров в вагоне мало - не сезон; если торговать выйдет Джина, он подарит ей маленький стеклянный браслет, купленный вчера в Праге, сам наденет ей на запястье, и это будет что-то вроде обручения.

Чем ближе к Тарвизио, тем нетерпеливее становится пан Рудольф. Вот уже миновали край озера, остается еще двадцать минут, сегодня они идут с запозданием, и это очень плохо, потому что начальник поезда захочет отыграться именно за счет Тарвизио, жаль каждой минуты, которую не удастся провести с Джиной.

Он прошел по вагону сообщить, что приближается пограничный контроль.

Пассажиры спокойно восприняли его предупреждение, ведь это только молодожены нетерпеливо ждут встречи с Италией, деловых же людей ничем не удивишь. В пятнадцатом засел какой-то чех, не выходит из купе, не может, видно, належаться досыта; когда бы пан Рудольф ни постучался, он все лежит на койке, ни чай, ни сигареты еще не заказывал, про вагон-ресторан не спрашивал. Пан Рудольф эту породу знает: замахнется на место в спальном, зато берет с собой сумку, набитую колбасой и булками, чтобы уж больше не потратить в пути ни геллера. Но этот человек как-то сбивал его с толку: сумки с продовольствием у него не было, в вагон-ресторан он не ходил, а если и ходил, то так незаметно, что никто этого не приметил. Неприметный человек, да, именно так, улыбнулся пан Рудольф, неприметный человек. Такие бывают из полиции. Довольный, что угадал профессию этого пассажира, пан Рудольф постучался в его купе.

- Извините, пограничный контроль, - сказал он в полуоткрытую дверь. Человек по-прежнему лежал на постели, одетый. Явно из полиции. Только почему он везет с собой эти неподъемные чемоданы? Его коллеги ездят с чемоданчиком и портфелем.

Но тут помыслами пана Рудольфа окончательно завладел один вопрос: выйдет ли Джина сегодня с лимонадом? Надену ли я ей на руку этот браслет? Все остальное было ему безразлично.

Они въезжали в Тарвизио. С болью в сердце услышал пан Рудольф великолепный голос Николо, достойный оперного солиста:

- Limonata! Rinfrescantell

Погрустнев, пан Рудольф пошел вытирать медные поручни дверей своего вагона. Разумеется, он отдал честь Николо, потому что в Италии поддерживать хорошие отношения с братом просто необходимо. Но разочарование было таким сильным, что он решил лучше вернуться в вагон.

Зато пассажиры повалили из вагона, они прохаживались по перрону, чтобы размять ноги или подышать настоящим итальянским воздухом. Вышел и этот неприметный чех из пятнадцатого, направился к Николо и купил один лимонад. Николо протянул руку, и пан дал ему одну лиру. Пан Рудольф отлично все это видел из окошка. Затем Николо поднял корзину с бутылками и собрался идти дальше. Но чешский пан остановил его:

- Сколько стоит лимонад?

Эти слова он произнес на вполне пристойном итальянском, но Николо не отвечал.

- Шестьдесят чентезимо! - сам себе ответил пан. - Отдавай сдачу, разбойник!

Николо стал божиться, что никакой сдачи не положено. В Тарвизио лимонад всегда стоил одну лиру.

- А вот я сейчас спрошу вон у того капитана! - сказал неприметный, а теперь очень даже приметный пан и завопил во все горло: - Polizia!

Николо был этим крайне поражен, но извлек сорок чентезимо прежде, чем успела вмешаться полиция. Он швырнул их пану с такой яростью, что монеты лишь случайно не упали ему под ноги.

Ну, сказал себе пан Рудольф, такого здесь еще не бывало! Скандалить из-за сорока чентезимо и звать полицию... И он сочувственно посмотрел на Николо.

- Чокнутый! - сплюнул Николо под окном пана Рудольфа и пошел дальше, нахваливая свой свежий, самый свежий и самый дешевый лимонад.

Неприметный пан вошел в вагон и сказал, проходя мимо пана Рудольфа:

- Нет, вы видели? Он хотел прикарманить мои сорок чентезимо! Можно подумать, что я эти деньги печатаю или краду!

И вошел в свое купе очень возмущенный. А пан Рудольф подумал про себя, что он сегодня лишился кой-чего подороже...

Когда на другой день он пришел в купе сообщить, что они у цели, этот неприметный пан сказал ему:

- Послушайте, молодой человек, вы случайно не знаете в Неаполе какую-нибудь приличную, но дешевую гостиницу?

Пан Рудольф на минуту задумался. После вчерашней сцены в Тарвизио ему было ясно, что этому господину определенно не подойдет ни "Эксцельсиор", ни "Гранд".

Может, гостиницу "Рипозо"... Она, конечно, роскошью не блещет...

Именно это мне и нужно. Так вы говорите, "Рипозо" - насколько я знаю, это слово означает "отдых". Ну что ж, очень удачное название для гостиницы. Благодарю вас, молодой человек.

Он даже не потянулся к карману, считая устную благодарность достаточным вознаграждением. "Интересно, сколько б он дал, если б ему все-таки пришлось дать?" - подумал пан Рудольф и засмеялся.

Время шло. Пражская полиция работала над новыми делами и успешно их решала, но пан советник Вацатко знал: этого Сепековского газеты ему никогда не простят. Такое пятно на моей репутации... Несмотря на все принятые меры, никаких следов этого пройдохи найти не удалось, и фирмы "Ример" и "Фукс" уже начали энергично давить на страховую компанию.

Однажды к концу рабочего дня, когда только сонные мухи жужжали под потолком, а пан советник уже взялся за шляпу и тросточку, кто-то постучал в дверь. Бросив взгляд на часы, пан советник решил вежливо, но решительно выпроводить позднего посетителя.

В дверях появился молодой человек в униформе, которая ничего не говорила пану советнику.

- Рудольф Тейц, с вашего позволения... Проводник спальных вагонов, - вежливо представился он.

Пан советник недовольно посмотрел на него:

- Ну, с чем к нам пожаловали?

- Боюсь, что, скорее всего, ни с чем, но я все же думаю, что должен... Короче говоря, я считаю своим долгом сообщить... Я езжу маршрутом Прага - Неаполь. А газеты не читаю. Просто времени нет... И еще вопрос, какие газеты мне читать: ни в немецком, ни в итальянском я не силен. То есть объясняюсь я на нескольких языках, но знаю только, что может пригодиться в спальном вагоне.

Этот человек пришел сюда, чтобы рассказать мне о своих языковых познаниях! С ума сойти! А чем, собственно, занимается дежурный? Почему пропускают ко мне неизвестно кого как раз тогда, когда я решил поинтересоваться учебой своего сына?

- Так вот, я газеты, извините, не читаю, два с половиной дня туда, два с половиной обратно, домой приедешь, по сути, через неделю, когда все события уже позади...

- Все это замечательно, но я-то здесь при чем?

Я очень извиняюсь, потому что газеты прочел только в Будейовицах, где навещал одну свою знакомую. Надеюсь, называть ее фамилию я не должен...

Нет, не должны. Но вы должны понять, что я не знаю, чего вы хотите.

Я только хочу сказать, что с опозданием прочел об этом Сепековском. Дело в том, что недавно со мной ехал в Италию какой-то господин, чех, он меня спрашивал про гостиницы в Неаполе, про дешевые гостиницы.

Пан советник снял шляпу:

И что вы ему сказали?

Я ему порекомендовал гостиницу "Рипозо".

Почему вы думаете, что это был Сепековский?

- По времени это мог быть он, он выехал из Праги в тот самый день, когда все это случилось. Но с другой стороны - с другой стороны, мне иногда кажется, что это не он. В Тарвизио он поскандалил с продавцом лимонада из-за сорока чентезимо.

Так что вряд ли это был он, потому что если у него чемоданы были полны денег...

-Минуточку, - сказал пан советник, открыл ящик письменного стола и выложил перед посетителем фотографию улыбающегося господина.

-Да, это он, мой пассажир!

Пан советник глядел на пана Рудольфа с неопределенным, но все возрастающим энтузиазмом:

Так вы говорите, гостиница "Рипозо"... Приятно иметь дело с таким смышленым молодым человеком! Кстати, вам известно, что за содействие в его поимке объявлено вознаграждение?

Да, - тихо сказал пан Рудольф. - Потому я и пришел сюда.

И он тихо исчез в дверях.

Пан советник не пошел домой. Спешная телеграмма полетела в полицейское управление Неаполя. Ночью в Прагу пришел ответ: да, в неапольской гостинице "Рипозо" проживает чехословацкий гражданин.

Наконец-то в Праге появились газеты, выхода которых так долго дожидался пан советник Вацатко:

"Сенсационный успех пражской полиции!.. Беглый растратчик найден!.. Сотрудничество с итальянской полицией принесло плоды..."

Пан советник сиял:

- Когда проводник рассказал мне о скандале из-за сорока чентезимо, а это, господа, наших сорок геллеров, я больше не сомневался! Запомните, люди присваивают себе большие деньги не потому, что они бедны, а потому, что они больны - больны жаждой наживы. Их притягивает к себе и миллион, и сорок геллеров.

Господа детективы согласно кивали: понимаем, мол. А учтивый пан Бружек заметил:

- Ну вот он и доигрался.

Но инспектор Бружек был не прав. Пан Сепековский не доигрался. Видно, этот человек все же был гений.

Когда он понял, что господа, попросившие его предъявить документы, имеют отношение к полиции, ему и в голову не пришло попытаться сбежать. (Впрочем, из этого ничего бы не вышло.)

Наоборот, пан Сепековский послушно предстал перед префектом полиции и отдал себя в руки итальянского правосудия, обратившись с просьбой не выдавать его чехословацкой полиции. Это было неплохо придумано. В конце концов, фашистская юстиция может иметь свою точку зрения на дела такого рода, и даже если она накажет пана Сепековского, то будет все же более снисходительной, чем отечественная. Кроме того, он мог также надеяться, что неапольские адвокаты не лыком шиты.

Узнав, что преступник попросил убежища у итальянских властей, пан советник пришел в ярость. Пан Бружек успокаивал его:

Пан главный советник, стоит ли нам биться головой об стол? Мы его нашли? Нашли. Разве это не успех? Успех.

Успех будет тогда, когда Сепековский будет в наших руках, - стучал пан советник кулаком по столу.

Чего нет, того нет, но это же не наша вина. Это уже забота высших инстанций.

Было, было и там забот вдоволь - у всех, от пана начальника полиции до пана президента Верховного суда, вмешались в это дело министр юстиции и министр иностранных дел, чехословацкий посол в Риме и итальянский посол в Праге, газеты не скупились на сообщения и комментарии, а пан советник читал их с удовольствием - ведь он-то уже вышел из этой игры.

Проблемы у него были разве что с паном Рудольфом: всякий раз, вернувшись из рейса, он напоминал об обещанном вознаграждении. Но и с ним дело обстояло непросто, и над этим ломали себе голову власти предержащие. Не подлежало сомнению, что пан Рудольф существенно способствовал нахождению преступника. Но можно ли выплачивать вознаграждение, если преступник не попал в руки полиции?

Все шло к тому, что споры вокруг пана Сепековского никогда не утихнут и будут хлебом насущным для целых толп юристов и для целых судебных палат.

Сидя в кофейне "Рокси", пан Штейн часто говаривал пану Кавану (они стали друзьями на почве совместных переживаний) :

- Пан Каван, что там ни говорите, но этот Сепековский до того хитер, что он непременно должен быть евреем. Уже одна фамилия чего стоит...

Между тем человек, вызвавший переполох европейского масштаба, сидел себе в прохладной (довольно приятной в итальянскую жару) тюрьме с поэтическим названием Санта Мария Маджоре. Он вверил свою судьбу местным адвокатам; полностью ознакомив их со своими финансовыми возможностями, он получил в ответ весьма обнадеживающие заверения.

Дело затянулось, и казалось, конца ему не будет. И вдруг оно закончилось. Неожиданно и необычно. Настолько необычно, что даже мудрый советник Вацатко ничего похожего не сумел бы предположить. И поворот этот не был обусловлен стараниями юристов или политическими демаршами.

Однажды утром пан советник прочел в газетах:

"ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ В ИТАЛИИ

Из Неаполя нам сообщают по телефону: здесь были зарегистрированы слабые подземные толчки. Несколько домов слегка повреждено, человеческих жертв нет. Столб дыма над кратером Везувия стал несколько гуще обычного".

Через час после того, как он пробежал глазами эту второстепенную заметку, в полицейское управление пришла срочная телеграмма:

"В качестве чехословацкого гражданина требую перевода в тюрьму Праги Тчк Сепековский"

Дело в том, что под действием подземных толчков в некоторых камерах старой тюрьмы Санта Мария Маджоре осыпалась штукатурка. Арестантам это нисколько не мешало, но из камеры, в которой сидел пресловутый клиент из Праги и в которой с потолка рухнул целый пласт штукатурки, раздавался душераздирающий рев. С подследственным Й. Сепековским случился нервный припадок, и вызванный судебный врач распорядился перевезти его в больницу. Там выяснилось, что пациент душевно полностью выбит из колеи, а когда после лечения его хотели снова водворить в тюрьму, он потерял сознание от ужаса.

Неапольская полиция рассудила, что спокойнее будет от него избавиться.

Учитывая телеграмму, которую он послал, а также желание итальянского правительства поддерживать дружественные отношения с правительством Чехословакии, просьба подследственного была удовлетворена: его доставили под конвоем на границу.

Вот почему пан Рудольф дождался-таки обещанного вознаграждения, а пан Сепековский из-за сорока геллеров и осыпавшейся штукатурки на долгие годы сел за решетку.

 

УБИЙЦА

Убитая лежала в редком лесочке у реки, руки раскинуты, словно она хотела обнять кого-то, ноги подогнуты, летнее пальто задралось высоко над коленками, а лицо скорее удивленное, чем негодующее.

Так как была поздняя осень, над ее посиневшим лицом жужжали мухи, кое-где в ветвях серебрилась нетронутая паутина бабьего лета, а тишину, ту глубокую тишину, которая окружает мертвых, не могли нарушить ни шаги збраславских жандармов, тщательно осматривавших место преступления, ни щелканье фотоаппаратов, после которого в неподвижном воздухе зависал едкий запах магния.

Весть об убийстве летела над краем, как туча: убийство молодой девушки всегда наводит на мысли о жестоком возмездии, люди мечтали только о том, как бы схватить убийцу, тогда бы и суд никакой не понадобился.

Первыми приехали на велосипедах люди из Давле, вскоре об этом узнают в Модржанах, а соседки из Бржезан уже заламывают руки на деревенской плошади.

В тот же вечер в трактире пан вахмистр Роштлапил доверительно сообщал своим знакомым, что убийство вот-вот будет раскрыто, потому что нашлась гильза от патрона, а это все равно, как если б вы уже держали убийцу за шкирку. Кроме того, если иметь в виду положение тела, опять повторилась вечная история с красивыми женщинами: то ли она не захотела, то ли причиной всему ревность - тут разобраться пара пустяков, достаточно припереть к стенке парней, с которыми покойная имела дело, они и расколются. Один из них уже с плачем признался, что любил Миладку, ну, его сразу и оставили в участке.

Но только прошу вас, господа, никому ни гугу, сами понимаете, пока не будет сообщения в газетах, официально никто ничего не знает!

Но вот и в газетах написали, однако по-прежнему никто ничего толком не знал, и пан вахмистр Роштлапил вытирал вспотевший лоб, потому что на допрос вызывали уже восемнадцатого парня. Окрестных жителей в этом редком лесу на Зависти все прибывало, а поскольку место уже было основательнейшим образом обыскано, жандармы позволили и как-то удовлетворить свое любопытство. Женщины плакали и отламывали на память веточки с дерева, под которым вчера лежала убитая. Мужчины вели разговоры о том, что у таких выродков надо бы ремни на спине вырезать и только потом вешать.

Пан советник Вацатко прочел об убийстве в утренней полицейской сводке и помрачнел. Вот она доля криминалиста: с раннего утра узнавать неприятные вести, такая уж у него профессия. Вроде бы это его не касалось, Збраслав к нему отношения не имеет, и расхлебывать эту кашу придется местным, но он-то знал жизнь - и потому вызвал к себе пана Бружека.

Есть тут подарочек и для нас, снесите-ка это вниз, пусть ознакомятся в дежурной комнате.

Так вы изволите думать, - осторожно спросил пан Бружек, - что это свалится на нас?

Золотой вы мой, если кто-нибудь прикончит в Зависти женщину, как вы думаете, куда он скорее всего побежит прятаться? В Давле? В Збраслав? Ну, вот видите... Прага - она Прага и есть!

Спускаясь по лестнице, пан Бружек насвистывал какую-то давно позабытую песенку о том, что Прага - всем чехам рай, да здравствует Байкайлай... при этом ему пришло в голову, что он понятия не имеет, что такое этот Байкайлай и почему он должен здравствовать.

Господа детективы восприняли информацию как официальное указание на то, что неизвестный преступник может скрываться в Праге. '

- Страсть как люблю этих неизвестных преступников, - ворчал пан Мразек. - Не знаешь, где он, кто он, какой он,- но твое дело ловить его. Получается вроде того, что наш пес ловит свой собственный хвост, это же фактотум.

С этими словами, напомнившими ему его безобразного, но очаровательнейшего песика, пан Мразек покинул здание на Бартоломейской улице.

К тому времени на столе у пана советника уже лежала копия детального протокола судебно-медицинского вскрытия трупа, и документ этот полностью опровергал все то, о чем под большим секретом сообщал пан вахмистр Роштлапил в трактире под Збраславским замком. Убитую никто не насиловал и вообще ничего с ней не делал; более того, она была virgo intacta; убили ее выстрелом в упор из пистолета калибром 9 мм, убили, судя по всему, совершенно неожиданно, на теле не было ни малейших следов борьбы, она явно не сопротивлялась. Если б уже не была так известна "утопленница из Сены", вполне могла бы прославиться и эта мертвая девушка из Збраслава; она удивленно улыбалась, словно в тот миг, когда ее настигла смерть, услышала что-то смешное или неправдоподобное. Выстрел был сделан с расстояния нескольких сантиметров... Просто кто-то приставил пистолет к ее боку и нажал на курок, пуля пронзила верхушку сердца, и смерть наступила мгновенно...

Пан советник недовольно покачал головой. Ему ведь неспроста сегодня утром пришла в голову мысль, что полезно будет на всякий случай просмотреть полицейскую картотеку на тех, за кем были замечены сексуальные извращения. А вот смотри-ка, дело обстоит иначе... Чего не любят в полицейском расследовании - так это когда дело обстоит иначе, чем обычно. Полиция любит иметь дело с обычными делами. Необычные дела придумывают авторы детективных романов. Полиция - это учреждение, любит работать надежно, с картотеками, списками, знакомыми лицами. Конечно, убийство всегда в некоторой степени дело исключительное, но опять же не настолько, чтобы за него нельзя было взяться с какого-то конца. Но здесь все выглядело даже как-то неприятно непривычно. Пан советник легко мог представить себе, чем сейчас занимаются жандармы: они охватывают круг людей, знавших убитую, - и правильно делают, ведь это поможет исключить из числа подозреваемых тех, кто совершенно невиновен. Однако убийцу таким способом они вряд ли поймают.

Но тогда что же им делать?

И опытный пан советник вздохнул: остается только ждать.

К такому же выводу приходили и жандармы, которые выслушивали с утра десятки свидетелей, бегали по всей округе и записывали своими неуклюжими пальцами многословные свидетельства, которые в итоге сводились к одному: убитая - очень порядочная девушка, по профессии портниха, на работу ездила в Давле, иногда возвращалась в Зависть поездом, иногда ее подвозили по шоссе знакомые - чаще всего подбрасывал пан Роула, который возит в Прагу овощи.

К пану Роуле жандармы наведались аж ночью, в результате у него сорвалась выгодная ездка с молодой морковью, и он еще долго не мог жандармам простить этого. Отчасти пана Роулу утешало, что он смог сообщить полезную информацию, но, когда его имя появилось в газете, возмутился и сказал себе: ну, это уж слишком. Вдруг теперь кто-нибудь заявит ему на рынке, что не желает покупать овощи у человека, возившего убитую?

- На что мне ваша сраная слава, если из-за нее я могу лишиться денег? - бушевал пан Роула в редакции газеты (правда, только внизу, у вахтера, - дальше его не пустили). На следующий день в "Живностенских новинах" появилась заметка о том, что журналисты из социалистической газетенки легкомысленно разорили ни в чем не повинного представителя сословия мелких предпринимателей, на котором, как известно, только и зиждется преуспевание государства.

Итак, вокруг молчаливой убитой нарастали не только страх и ужас, но и сумятица, споры и свары, и все это смешивалось с плачем, звучавшим на похоронах. Если приплюсовать к этому еще нетерпение, охватившее даже жандармов, стоит ли удивляться, что люди начали подозревать друг друга и анонимные доносы в участке стали швырять в корзину, даже не читая.

У каждого из жандармов была своя точка зрения на это убийство. Вахмистр Роштлапил держался своей теории, что в деле замешан мужик и без разврата тут не обошлось; а то, что девушка оказалась невинной, так это, считал он, еще ничего не доказывает. Штабс-вахмистр Костргоун, круглый как шар, вопреки своей фамилии, означающей "скелет", и известный непримиримым преследованием каждого, кто появлялся на берегу с удочкой (сам страстный рыболов, он был одержим навязчивой идеей, что весь мир сговорился подчистую выловить рыбу вокруг Збраслава),- так вот, штабс-вахмистр Костргоун твердил свое: ему, мол, давно не нравится, что такая уйма чужаков наладилась ездить на выходные в Збраслав, словно к себе домой, и неудивительно, что здесь происходят всякие нехорошие дела.

- Нет уж, меня с панталыку не собьешь, - говорил он в участке, многозначительно подмигивая в сторону дверей, за которыми обосновалась розыскная группа, усиленная специалистами из Праги. - Кто ловит рыбу без разрешения, тот способен и на убийство.

И штабс-вахмистр начал искать преступника среди рыболовов. Прохаживаясь по берегу, внимательно вглядывался в лица незнакомых и хмуро здоровался со знакомыми. Честно говоря, он всех их терпеть не мог, этих бездельников, особенно теперь, когда сам не скоро возьмет в руки удочку. Чтобы жандарм прохлаждался за рыбной ловлей, когда в его районе не раскрыто убийство молодой девушки,- нет, это исключено! И он ходил мимо молчаливых фигур на берегу, время от времени просил предъявить рыболовный билет - увы, все были с билетами.

Это еще ни о чем не говорит, говорил он себе на обратном пути, это вообще ни о чем не говорит. В конце концов - разве не мог приобрести рыболовный билет сам убийца? Нынче их дают всем и каждому. А мне все равно физиономии у некоторых очень не нравятся. Скажем, вон у того, со вдавленным носом... Но забрать его я не имею права - у него есть билет! Ну да не беда, буду просто охранять реку: если не поймаю убийцу, так хотя бы выживу отсюда рыболовов.

Разумеется, усердные и широкие расследования принесли кой-какие плоды. Выяснилось, например, что у девушки было целых два ухажера - многовато для невинной девицы. Ходила она с обоими и поэтому никогда не говорила, каким путем будет возвращаться домой, чтобы один из поклонников не застал ее с другим.

Хозяйка мастерской иногда доверяла ей деньги, чтобы та отправила их по почте из Збраслава, потому что в Давле деньги принимают только до четырех. В тот день никаких денег с собой у нее не было. Впрочем, убийца мог этого и не знать, но мог предполагать, что они у нее есть. Однако ничто не говорило о том, что ее обыскивали - уже поза, в которой она лежала, была достаточно убедительной, - вот почему была отброшена и эта версия.

Ни одна из ее приятельниц - а ими оказались все девушки из швейной мастерской - ничего не знала о том, чтобы Милада встречалась где-то с каким-нибудь незнакомцем, все они называли только людей, всем хорошо известных; в Прагу она ездила редко, только в компании со знакомыми: посмотреть на новые моды, выпить в кафе лимонаду - и явно считала это верхом разгула.

Значит, получается вроде так: идет себе девушка лесом, вдруг к ней подходит кто-то и, ни с того ни с сего, пристреливает в упор. А потом то ли садится на поезд, то ли идет пиво пить в збраславский трактир... Господи, да это же ни в какие ворота не лезет! - причитал начальник местной жандармерии, получив заключительный отчет розыскной группы.

Тут не обошлось без этих самых... без эротических мотивов,- уверенно заявил вахмистр Роштлапил, а штабс-вахмистр

Костргоун добавил, что это дело рук одного из рыболовов, шляющихся по берегу Влтавы. Их начальник возразил, что все это чушь и что ему, порядочному жандармскому офицеру, ничего другого не остается, кроме как застрелиться из служебного пистолета.

Однако, прежде чем вахмистры успели высказаться по этому вопросу, вбежал разводящий и срывающимся голосом доложил, что рядом с шоссе на Бржезаны, то есть неподалеку от того места, где была найдена убитая девушка, лежит труп неизвестного мужчины - невысокого роста, возраст около шестидесяти лет. Мертвого обнаружил рабочий лесного хозяйства, который затем, к счастью, наткнулся на разводящего и привел его к месту преступления. Рабочий, некий Вацлав Мароушек, остался сторожить труп и отгонять возможных любопытных, а разводящий поспешил в участок, не жалея сил.

- Вам никогда еще не говорили, что вы осел? - заорал начальник на самоотверженного подчиненного. - С каких это пор жандарм покидает место происшествия и оставляет штатского за сторожа? А что, если этот посторонний окажется не в меру любопытным и сдвинет труп с места? Или натопчет так, что мы после него никаких следов не найдем... Боже милостивый, и зачем только такие олухи идут в жандармы?

Накричавшись досыта, он обнаружил, что оба вахмистра покинули его кабинет - очевидно, побежали исправлять упущения ретивого, но бестолкового разводящего. Дрожащей рукой офицер поднял трубку и набрал номер розыскного отдела.

Мертвый лежал в молодняке лицом вниз, он был убит выстрелом в спину. Судя по мешочку с грибами, лежавшему рядом, Новак - этот грибник, который еще вчера хвалился в трактире, что найдет гриб в любое время года, - был убит в тот момент, когда нагнулся, чтобы срезать молодую рядовку. Вчера хвалился, а сегодня его уже нет... Но если после убийства девушки во всей округе царило возмущение, то теперь над всеми нависло темное облако страха. Люди чувствовали, что рядом бродит смерть, бессмысленная и загадочная. А из страха рождается злоба.

Жандармы только рыболовные билеты проверяют, а нас тем временем поубивают всех, - выкрикнул голос из кучки людей, сбившихся на шоссе, потому что в лес никого не пускали.

Если старуха в лесу хворост собирает, они тут как тут, а убийцу поймать - дудки!

Такие дела нужно не жандармам доверять, а детективам, сыщикам, они в этом лучше разбираются!

Люди говорили громко, в лесу каждое слово далеко слыхать, поэтому не слышать жандармы не могли, но не могли й предпринять что-нибудь против этого. Было в этом деле нечто, сбивающее их с толку.

И здесь тоже не было следов борьбы или самообороны, пуля прошла сквозь сердце, смерть наступила мгновенно. Опять "чистый" выстрел в упор, и опять рядом валялась гильза калибра 9 мм.

Пенсионер Новак не был настолько глух, чтобы не услышать хруст чьих-то шагов за своей спиной, но тогда почему же он дал незнакомому человеку подойти так близко и даже не обернулся? Или, может, он его знал и потому спокойно шел рядом? Выглядело все таким образом, словно эти двое мирно беседовали о грибах и вдруг один из них незаметно достал пистолет и выстрелил другому в спину.

В кармане убитого оказались часы "роскопки" (или - как стояло в протоколе - «карманные часы марки "Росскопф"»), значит, не в грабеже было дело. Но в чем же тогда оно было, это дело?

С чувством бессильного отчаяния вахмистр Костргоун произнес:

- Этот Новак был порядочный человек, он даже на рыбную ловлю не ходил!

Оставалась еще возможность ухватиться за единственный незначительный след: выяснить, не слышал ли кто-нибудь выстрел. Оказалось, в окрестных виллах никто ничего не слышал.

Лесник из Бржезан утверждал, что слышал выстрел, но, учитывая большое расстояние, это никак не мог быть тот самый выстрел. Поэтому время убийства можно было определить лишь предположительно - оно произошло в первой половине дня. Кто из чужих людей был в первой половине дня в Зависти? И кто там был из местных?

Начальник местной жандармерии хватался за голову. По его приказу в субботу и воскресенье были проведены поголовные проверки всех горожан, приезжавших на свои дачи. Но на дачах жили солидные люди средних лет, молодое дурачье норовило отдыхать в палатках, а здесь в округе палатки встречаются редко. И все равно улов был богатый: семь единиц незарегистрированного оружия, но девятого калибра среди них не оказалось.

У вахмистра Костргоуна тоже выдался счастливый день: он поймал юнца, ловившего рыбу без разрешения. Это был сын богатого углеторговца, в Збраславе у них была вилла. Газеты решили вспомнить о знаменитых убийцах вроде Джека Потрошителя или "дюссельдорфского убийцы", совершенно забыв, что этот убийца совсем другого рода: он убивает не только женщин, он, как бы из принципа, убивает всякого, кто попадется ему под руку. Вот почему это куда более сложный случай.

Когда подчиненные пана полицейского советника Вацатко поинтересовались его мнением об этом деле, он только пожал плечами.

-Однажды у знаменитого советника криминальной полиции Гената спросили, когда же он поймает "дюссельдорфского убийцу". Он ответил: для этого нужно, чтобы убийца оставил в теле одной из этих женщин обломок своего ножа. Ну и, как вы знаете, это сбылось: однажды в теле убитой обнаружили обломок ножниц, которыми орудовал убийца. В конечном счете это и помогло найти его... Ну а я что могу сказать? Здесь дело похуже: этот человек преспокойно оставляет на месте преступления гильзу. И всегда убивает одним выстрелом.

- Да, стреляет со знанием дела, - задумчиво сказал пан Мразек. - Не в голову, а в сердце, и всегда так, что смерть наступает мгновенно. Можно подумать, что он знаком с анатомией!

Пан советник поднял глаза на пана Мразека и одобрительно кивнул. Пан Мразек зарумянился, как юноша, потому что был человек впечатлительный.

- А в остальном - полное отсутствие мотивов, - заметил пан Бружек, - вот в чем закавыка. Не за что ухватиться.

-Скажу вам откровенно, господа: по-моему, уличить его нормальными методами совершенно невозможно. Надеюсь, это мнение останется между нами, но боюсь, что я прав, - вздохнул пан советник.

Тем не менее по следу, который наметил пан Мразек, можно было пойти - хотя это был даже не след, а всего лишь идея. Двух студентов-медиков, проживавших в збраславском районе, вызвали на допрос. Безрезультатно.

В воскресенье пан советник совершил с семьей пароходную прогулку в Зависть. Супруга была приятно удивлена, а уж сын-то и подавно, так как ему в последнее время даже на улицу выходить не разрешалось, а уж о пароходных экскурсиях и говорить нечего. Они не догадывались, что подлинная цель прогулки - знакомство с местом преступления.

Возвращаясь на переполненном пароходе, советник Вацатко обдумывал два обстоятельства: во-первых, сюда в самом деле съезжается масса народа, и если убийца вообще способен рассуждать, то он рассуждает правильно. В этом столпотворении нетрудно затеряться. С другой стороны, есть в этом и теневая сторона: кругом полно народу, и никогда нельзя быть уверенным, что за тобой никто не наблюдает. Почему же убийца этого не боится? Потому, видно, что он не рассуждает... В таком случае следует сделать лишь одно: усилить патрулирование, дни, недели ходить по лесам в округе, стараясь не бросаться в глаза, и ждать. И может быть, патрули наткнутся на человека, который бросится им в глаза.

Впрочем, поличейский советник из Праги не уполномочен давать советы районной жандармерии, тем более что в областном управлении у них наверняка есть свои специалисты.

В понедельник на стол пана советника легло сообщение, ошеломившее его: в окрестностях Збраслава найден труп женщины средних лет. Она была убита выстрелом в упор. Опять неподалеку лежала гильза калибра 9 мм, соответствующая гильзам в двух недавних убийствах. Женщина была поварихой в збраславской ресторации, проживала вместе с замужней дочерью в маленьком домике в Зависти. Убийство произошло на том же месте, тем же оружием, тем же способом. К женщине убийца даже не прикоснулся, ни до, ни после убийства, она лежала чуть-чуть на боку с равнодушным выражением лица, смерть и ее застала врасплох, она даже не успела что-нибудь понять. Обнаружили ее через несколько часов после убийства, в руке она держала сумочку с деньгами - у нее в тот день была получка. Таким образом, мотив ограбления опять отпадал. И опять никто не услышал выстрела.

- Позволю себе заметить, пан советник, - сказал пан Бружек, - не хотел бы я очутиться в шкуре збраславских жандармов. Да, очень большая неприятность.

Пан советник только головой покачал. Человек опытный, он услышал в тоне пана Бружека определенное удовлетворение. Словно тот хотел сказать: слава богу, что это дело висит не на нашей шее. А когда пан Бружек ушел, и он тоже потер руки.

Вечером на партию марьяжа в ресторане Соучека заглянул редкий гость, сам пан жандармский полковник Ержабек - у жандармов выше его числится только господь бог. На марьяж полковник ходил изредка, а раз уж он появился именно сегодня, пан советник сразу понял, откуда ветер дует.

Разглядывая свои карты, пан полковник сказал пану советнику:

Ну, что вы скажете об этом Збраславе? Неприятная история, верно?

Да, очень неприятная, но они уж с ней справятся.

Будем надеяться. Мы послали им подкрепление, - сказал пан полковник и назвал козырь. Потом наклонился к пану советнику. - Но вы ведь могли бы им немного помочь, не так ли?

Поскольку жандармы и полиция избегают совать нос в дела друг друга, пан советник осторожно заметил:

Мы уже приняли меры на случай, если преступник появится в нашем поле зрения.'

Да нет, я не о том, - сказал пан полковник, спокойно наблюдая, как от него уплывает верная взятка. - Я скорее имею в виду вашу личную помощь, так сказать, помощь коллеги коллеге.

- А что бы я мог, по вашему мнению, сделать? - сказал пан советник. При этом он совершенно неожиданно выложил валета, потом короля и взял две взятки.

Пан полковник партию проиграл, явно заранее на это рассчитывая. И доверительно наклонился к пану советнику:

- Вы не могли бы съездить в Зависть, произвести разведку на месте?

Пан советник улыбнулся:

- Я там был вчера.

Пан полковник в изумлении поднял брови:

- Ну и?..

- Ну и ничего, - сказал пан советник. - Но если вас интересует моя точка зрения, это работа какого-то маньяка. А эту породу трудно ловить... Если б я командовал парадом в Збраславе, я бы так нашпиговал лес своими людьми, чтоб никто и шагу ступить не мог. А заодно разослал патрули и по другим местам в округе. Представьте себе, что это безумец и что им владеет неодолимое желание убивать именно там... И вдруг это становится невозможным. Что он сделает?

- Не знаю, - сказал пан полковник.

Такое желание - это как жажда, понимаете? Человек просто-напросто должен. Должен убивать... А если он не может, то он себя как-нибудь выдаст. Скажем, в другом месте. Я знаю, тут без риска не обойтись, но ничего другого здесь не придумаешь.

Так вы говорите - жажда? - задумчиво сказал пан полковник и подозвал кельнера. - Возможно, вы и правы. Принесите нам бутылку. Или, пожалуй, сразу две.

Компания за столом удивленно зашумела. Подымая бокал, пан полковник произнес:

- В любом случае я был бы рад, если б вы как-нибудь еще заглянули в Збраслав... Скажем, хоть немного утешить нашего офицера, он от всего этого совсем ошалел. Да я ему и не удивляюсь.

Вот так - в истории это нередко случалось - за картами было принято важное решение. На другой день в Збраслав поступили строгие указания от областного начальства, после чего жандармы совсем сбились с ног. Патрули, усиленные подкреплениями из соседних районов, вырастали всюду как из-под земли. Озверевшие в своем отчаянии жандармы гребли всех подряд. Стоило кому-нибудь показаться у леса, как его тут же доставляли в участок, а оттуда, после строгого внушения, - прямой дорогой домой, с рекомендацией сидеть дома и не высовываться.

Штабс-вахмистр Костргоун пришел к непоколебимому убеждению, что убийца избрал самую удобную и неприметную позицию - у воды. Делает вид, что ловит рыбу, а сам наблюдает за происходящим вокруг. Улучив удобный момент, уходит в лес и там убивает. Поэтому, когда на обходе вдоль Влтавы он наткнулся на пожилого господина, который вообще не ловил рыбу, а только глазел по сторонам, штабс-вахмистр Костргоун сразу понял, с кем имеет дело. Тем более что человек этот то и дело чихал - скорее всего, простудился где-нибудь в лесу... Без лишних раздумий штабс-вахмистр арестовал его и отвел в участок. Человек покорно пошел с ним, не переставая утирать нос: иногда казалось, что это слезы у него текут из глаз. В участке выяснилось, что задержанный - Вацлав Боуше из Праги, по профессии детектив. Бедному штабс-вахмистру влетело от начальника по первое число, и он уже всерьез подумывал о том, чтобы подать прошение о переводе.

Впрочем, в Праге нахлобучку получил и пан Боуше, причем от самого пана советника.

Что это значит, Боуше? Старый, благоразумный человек - и вдруг ведете себя как мальчишка. Почему вы сразу не показали свой служебный значок?

Мне, ей-богу, только хотелось узнать, почему этот вахмистр решил, что именно я и есть убийца. Позвольте доложить, пан советник: я просто хотел обогатить свой опыт.

Пан Боуше чихнул, а пан советник заявил, что никаких цирковых номеров больше у себя не потерпит, а если господам детективам угодно показать, что збраславские жандармы плохо работают, то пусть доказывают это иначе - например, пусть сами поймают этого убийцу в Праге. Но до этого дело не допжпо.

Задуманная крупномасштабная операция проходила согласно плану, однако резул з>таты ее пока не обнадеживали. Патрулировали даже пожарник ~и, а во время одной ночной облавы в лесу чуть не перестреляли д|РУГ друга местные "соколы", вообразившие, что перед ними у-бийца. Туристы перестали ездить в Зависть, потому что их гре <5ли всех подряд. Край опустел. Случалось, забредали сюда лкэди, не знавшие об организованных поисках убийцы или не обратившие на них внимания, и нарывались на неприятности. Парочки, искавшие здесь уединения, попадали в участок. Один парикмахер из Виноградов даже подал на развод после того, как его супругу застали в том самом лесу с коммивояжером.

Пан Кодада, владелец яместного загородного ресторана, назвал себя очередной жертвой убийцы, так как при таком ходе дел его заведение вот-вот пойдет с молотка.

Пражская полиция не угомонно искала хоть какой-нибудь след на своей территории, поэтому неудивительно, что некоторые происшествия вдруг представали в неожиданном свете. Когда поступило сообщение, что горничная Мария Патейдлова из Нуслей не вернулась утром к своей хозяйке, полиция была уверена, что имеет дело с очередной жертвой убийцы. Однако служанка Мария стала всего лишь жертвой одного водопроводчика из Карлина, после чего ему пришлась на ней жениться.

Жандармский офицер в Збраславе был в отчаянии, но посетивший его пан советник нашел для него слова вежливого утешения:

Дела обстоят не так уж плохо! Все-таки мы кой-чего добились. Убийца понял, что вы его подстерегаете, и испугался.

У таких страха не бывает, - недоверчиво вздохнул офицер.

Ошибаетесь. Бывает, и еще какой. Если это маньяк, а я в этом убежден, он понял, чт«« в свой любимый лес ему не попасть.

- Пан советник, - ужаснулся збраславский начальник, - выходит, вы подозреваете кого-нибудь из местных!

- Совсем не обязательно, он может и приезжать сюда.

Но это исключено! Наши люди наблюдают за всеми поездами, и железнодорожники дают нам знать о каждой подозрительной личности.

А кто вам сказал, что он приезжает сюда поездом? Он может приехать автобусом, пароходом, на лодке, в автомобиле...

- И как долго, вы считаете, это может продолжаться?

- Ну, не знаю, но какое-то время вам еще придется потерпеть, - отвечал пан советник утешающим тоном, но, по правде говоря, он и сам уже начал терять уверенность.

Пришло лето, наступила пора отпусков и загородных поездок, поэтому многие из принятых мер стали менее эффективными, хотя именно в Зависть в этом году не приехал никто и старые виллы пустовали.

В работе полиции тоже обозначился летний сезон, господа детективы зачастили в купальни, чтобы позагорать, а заодно выяснить, кто же в этом году обкрадывает кабины. С Жофина доносилась вечерами грустная музыка, по Влтаве плыли лодки с влюбленными.

Потом лето пошло на убыль, соломенные вдовцы прощались в трактирах с друзьями и печально говорили:

- Ну вот и еще одни каникулы позади! Завтра приезжает жена с детьми... - И, чтобы показать, как это их огорчает, заказывали на прощанье еще по одной.

В двенадцатом часу ночи старший полицейский Едличка, совершая очередной обход, медленно шагал вверх по улице на Фолиманке. По дороге он собирался свернуть к "Звонарке", а потом заглянуть внизу в пивную при гостинице "Эксцельсиор", чтобы выпить кружку пива - желательно, конечно, за счет кого-нибудь из гостей; будучи на дежурстве, старший полицейский не имеет права рассиживаться в трактире, но может позволить себе выпить кружечку у стойки за компанию, если ему предложат, так как отказываться неприлично: человек в мундире не должен ставить себя выше прочих смертных. Последнюю кружку пива он выпил час тому назад внизу, в Нуслях, где знакомые ему господа прощались со своей отпускной свободой.

Дробный стук женских каблуков заставил его взглянуть, кто это так спешит сверху, от детской больницы, по узкой дорожке, пересекающей склон Карлова. Нет, это была не преследуемая девушка или какая-нибудь очаровательная молодая дама. К сожалению, в этот поздний час перед ним предстала особа не очень привлекательной внешности, и - что еще хуже - она явно имела на него какие-то виды.

- Пан старший полицейский, идите исполнять свою обязанность! - сказала она запыхавшись, но строго.

Старший полицейский Едличка оценил, что она сумела различить его звание - не так уж много людей понимает разницу между старшим полицейским и просто полицейским. С другой стороны, ему не понравилось, что кто-то позволяет себе рассуждать о его обязанностях, и потому проворчал в ответ:

- В чем дело сударыня?

- Там лежит пьяный! - сказала эта суровая особа и показала на склон за своей спиной.

Старший полицейский благодушно улыбнулся:

Всего-то делов! В такую теплую ночь, сударыня, ничего страшного, если человек выспится на травке.

Но позвольте! - прошипела особа, воинственно выставив вперед свой острый подбородок. - Позвольте, и это говорит страж общественного порядка?

Послушайте, сударыня, я сам знаю, что мне положено делать...

Нет, похоже, что вы этого не знаете, и я требую, чтобы вы приняли меры!

Черт возьми, мадам, не лезьте в мои служебные дела!

А вы не называйте меня мадам, я вам не какая-нибудь дамочка, а жена старшего районного инспектора Соучека!

Так как старшему полицейскому имя этого начальника было хорошо известно, он озадаченно умолк. Не желая нарываться на неприятности, буркнул:

Не в обиду вам будь сказано, я просто думаю, раз он лежит где-то там в стороне и никому не мешает, не нужно...

Нет, нужно, потому что ваш долг - поддерживать порядок! По-вашему выходит, что эти пьянчужки могут валяться, где им угодно, а полиция будет деликатно переступать через них? Выполняйте свои обязанности! Или завтра будете объясняться с начальством!

Старший полицейский вздохнул. Он даже отдал честь этой ядовитой бабе и стал подниматься вверх по склону. По дороге же в утешение себе говорил, что пана старшего районного инспектора следовало бы причислить к лику святых мучеников.

Строгая дама шла за ним - очевидно, желая убедиться, что он выполнит свой долг надлежащим образом. Поднимаясь вверх по холму, старший полицейский Едличка пыхтел и с тоской вздыхал, что пива ему не видать.

Действительно, под кустами на склоне лежал какой-то человек. Полицейский встряхнул его за плечо и уловил при этом знакомый запах спирта. Пустая бутылка валялась рядом. Принюхавшись к ней, он обернулся назад, туда, где стояла пани старшая районная инспекторша, и сказал:

- Если он все это выхлестал, то уже отключился - отравление алкоголем. Тогда лучше оставить его здесь проспаться.

Едличка опустился на колено, чтобы перевернуть пьяного, и почувствовал липкую сырость под его телом. Включив фонарик, полицейский увидел, что вся рука у него в загустевшей крови. Глина под этим человеком уже пропиталась кровью. А рядом лежал пистолет.

- А вы знаете, сударыня, ведь это самоубийство - или хотя бы попытка самоубийства! Ничего удивительного, раз он нажрался до такой степени... Вот черт, ну и народ пошел!

После чего старший полицейский сбежал вниз, к постовой будке, чтобы вызвать "скорую". Когда раненого (или уже мертвого?) увезли, он подобрал бутылку, пистолет и отнес в свой участок.

- Слушай, - сказал ночной дежурный по участку, - если я не ошибаюсь, эта пушка - девятого калибра. А девятки сейчас в розыске, да еще в каком! Пошли ее в четвертое отделение, никогда ведь не знаешь...

Что верно, то верно: разве мог старший полицейский Едличка знать, что он обнаружил то, чего не сумел обнаружить весь полицейский аппарат. А пани старшая районная инспекторша не знала, что ее строгость войдет в историю пражской полиции.

Когда в четвертом отделении из этого пистолета выстрелили в испытательной кабине, выяснилось, что перед ними то самое оружие, которое до сих пор никак не могли разыскать. Все испытания однозначно подтвердили, что именно из этого пистолета была убита девушка Милада, пенсионер Новак и третья жертва - повариха из Зависти.

Пьяный человек с заметно вдавленным носом был опознан как Йозеф Пирко, несколько раз подвергавшийся лечению в психиатрической больнице. В описываемое время он проживал один в подвальном помещении, где было найдено множество железнодорожных и автобусных билетов до станции Зависть, несколько билетов на суда пражского пароходства, а также рыболовная снасть, которую он носил с собой, чтобы устроиться где-нибудь неподалеку от леса, куда он потом уходил, чтобы убивать. Но в последнее время этот чудесный лес охраняли столь тщательно, что Пирко впал в отчаяние. Он начал пить больше обычного, чтобы набраться смелости убить себя. Улучив момент, когда трамвай, спускавшийся к Нуслям, заскрежетал на повороте, он нажал на спусковой крючок. Других людей он убивал со спокойной уверенностью, но, когда стрелял в себя, рука его дрогнула.

Он умирал несколько дней. Люди из "четверки" сменяли друг друга у его постели, но узнали они немного. Врачи тщетно боролись за его жизнь. Да и что это была за борьба: спасали его для петли или для пожизненного заточения в сумасшедшем доме. Наконец смерть положила самый мудрый конец этому уголовному делу.

Жандармы покинули леса вокруг Збраслава, в Зависть опять зачастили отдыхающие. Мир вернулся в привычную колею.

Пан штабс-вахмистр Костргоун ходил по берегу Влтавы и ждал повышения. Ведь он оказался ближе всех к истине во всей этой истории. Он ждал терпеливо, как и подобает рыболову. Но так как Костргоун был еще и жандармом, то доподлинно знал, что Правосудие слепо...

 

ОТПЕЧАТОК ПАЛЬЦА

Ситуация была самая заурядная: взлом несгораемого шкафа довольно старой модели фирмы "Вертхайм" - для опытного "медвежатника" это не работа, а забава; и шкаф был "сработан" чисто, профессионально, даже зола, высыпавшаяся из пространства между стенками, сметена в сторону - видно, "медвежатник" ступил в нее и не захотел оставить след.

В общем, самая обычная история. Но не будем забывать, что произошла она на одной из боковых улочек, примыкающих к площади в Иглаве, - а для районного городка это уже целое событие.

Народ сбегался сюда со всей округи, и прибывшие автобусом на просторную, но плохо вымощенную площадь тоже первым делом шли взглянуть на дом, в котором ограбили сейф... Если бы с каждого любопытного взимали по кроне, вскоре можно было бы возместить ущерб от ограбления или даже остаться с прибылью, потому что человеческое любопытство не знает пределов и всякая необычная деятельность неизменно возбуждает людей. Вокзальная кража выглядит в их глазах делом привычным, но "сработать кассу", вырезать в ней отверстие, запустить в нее руку и набить карманы пачками сотенных- вот что дразнит человеческую фантазию. И к тому же делается это ночью, человек крадется во тьме, светит фонариком, взламывает окно, а главное, человек этот обучен такому ужасному ремеслу - этот профессионализм почему-то подспудно импонирует людям, и им непременно хочется увидеть место происшествия. Полицейские не успевали отгонять зевак и кричали на них так, словно это они совершили преступление, а не какой-то чужой, загадочный человек.

Поскольку сейфы в Иглаве взламывают не каждый день, на ноги был поднят весь уголовный розыск района. Сделали все, что могли, взяли с собой ищеек, которые сновали по площади, а одна даже подалась в ресторан "Гранд", но скорее из-за того, что ее хозяин ежедневно ходил туда на пиво, а не потому, что напала на след. Выслушали массу свидетелей, но они ничего не знали. И, само собой, вызвали дактилоскописта. Но он смог лишь подтвердить то, чего следовало ожидать, а именно что никаких подозрительных отпечатков нигде нет. Преступник орудовал в перчатках, а все найденные отпечатки принадлежали бухгалтеру Фуксу.

Старые конторские помещения, в глубине которых находился сейф, принадлежали немецкой фирме. Ее шеф неутомимо выспрашивал на ломаном чешском языке, есть ли надежда, что преступник будет пойман. Но люди в униформе лишь пожимали плечами в ответ. И тогда он провозгласил:

- Was wollen wir von einer tschechischen Gendarmerie! Учитывая политическую ситуацию, начальник районной жандармерии, надпоручик Патейдл, не решился хотя бы намекнуть, что отлично понимает немецкую речь. В который уж раз он повторял про себя все, что знал: преступник проник в помещение через окно, которое открыл снаружи, после того как выдавил стекло и отодвинул рукой металлическую задвижку. Человек этот был хорошо знаком с местом и действовал наверняка. В ночь с четверга на пятницу в кассе всегда была солидная сумма наличными, так как в пятницу утром выплачивали деньги возчикам. "Медвежатник" нагрянул именно в ночь на пятницу. Это могло означать, что взломщик был из "своих"... Хотя и необязательно, поскольку о дне выплаты мог узнать любой посетитель трактира, в котором обычно собираются возчики. Таким образом, жандармерии известно было многое, но главного она, как всегда, не знала.

Ограбление сейфа в маленьком городке обычно становится серьезной проблемой; непременно это дело рук какого-нибудь чужака: "медвежатники" в таких местах не живут, здесь им своим ремеслом не прокормиться. Поэтому в провинции они лишь гастролируют. А найти случайного визитера - дело трудное. Куда легче в Праге: там заглянут в картотеку, проверят, кто сейчас на свободе, - бери почти наверняка.

Надпоручик разослал людей по всем гостиницам, и это, ясное дело, ни к чему не привело, потому что если человек намерен ночью "сделать" в Иглаве кассу, то ему достаточно приехать сюда каким-нибудь дневным или вечерним поездом, посидеть в ресторане, а потом приняться за работу. Если он "сделает" ее до рассвета, у него еще останется время, чтобы не спеша прогуляться до вокзала, через который проходят поезда во все направления, и он может направиться хоть в Прагу, хоть в Брно. Короче, случай банальный до идиотизма.

И никто из тех, кто в то время сидел в канцелярии районной жандармерии, слушая, как монотонно стрекочет где-то пишущая машинка да поскрипывают сапоги пана надпору-чика, - никто и предположить не мог, что очень скоро это дело повергнет всех в панику. Могло ли кому прийти в голову, что именно в Иглаве случится событие, которое потрясет не только районную жандармерию, но и самые основы криминалистики!

Поначалу события развивались живо, но неброско. Когда были зафиксированы все совершенно обыденные обстоятельства и составлены первые протоколы, вбегает вдруг молоденький такой и очень ретивый сотрудник уголовного розыска, по фамилии Пунц, и весь вне себя от испуга докладывает надпоручику, что напал на чрезвычайно важный след.

Надпоручик Патейдл, который уже битый час ходил по кабинету, скрипя сапогами, решил, что это плод воображения, которое так и играет у каждого новичка в криминалистике. Тем не менее он позволил молодому человеку доложить о своем открытии.

Без лишних разговоров Пунц извлек тщательнейше упакованный осколок оконного стекла и показал его своему шефу под небольшим наклоном. Даже невооруженным глазом на нем можно было разглядеть отпечаток пальца.

Надпоручик присвистнул:

- Ну, приятель, вам повезло. Это, как говорится, в корне меняет ситуацию. Вот теперь у нас пойдут дела.

И дела пошли. Дела рутинные, но в то же время по-своему ключевые, так как неожиданно появился ключ. Отпечаток тщательно и с большой осторожностью сняли, сфотографировали и увеличили, короче, обращались с ним как с драгоценностью - еще бы, ведь он был у них один-единственный. Отпечаток был резко ограничен, как бы срезан, с обеих сторон, и ретивый молодой Пунц нашел объяснение этой своеобразной форме:

Видите, он был в перчатках, но в одном месте перчатка лопнула. Он это заметил и надел запасную, но один отпечаток от него все же ускользнул.

Что это нам не пришло в голову сразу взглянуть на осколки под окном... То есть смотреть-то мы смотрели, но ничего не нашли, - оправдывался специалист-дактилоскопист из сыскного отделения. - И почему это главный след всегда, как назло, находит какой-нибудь недотепа? Ну да, бог дураков любит.

Говорил же он это потому, что, во-первых, сам был зол на себя, а во-вторых, этого Пунца как раз не было в комнате.

Но в конце концов он пересилил свою досаду: ладно уж, молодому тоже хочется сделать карьеру. И если вспомнить, я ведь тоже так начинал: один из всех обратил внимание на засохшую кровь под ногтями старого хуторянина, уступившего свою усадьбу дочери и вскоре убитого. Л обнаружить глубокие царапины на груди у пана зятя было не так уж трудно, хотя тот и утверждал, что свалился с подводы, когда возил хворост, и поцарапался о ветки... Теперь в протоколы попадет фамилия Пунца, и в следующий раз ему доверят дело посерьезнее... Ну и дай ему бог.

Отпечаток, вместе со всеми фотографиями, тут же отбыл в Прагу, предстояло выяснить, кому же он, собственно, принадлежит. Трудно было ожидать, что касса в Иглаве, "сработанная" так чисто, - дело рук какого-нибудь новичка, до сих пор неизвестного полиции. Казалось, дело вот-вот будет завершено и сдано в архив. Иглава, конечно, прославится, о ней напишут в газетах... Надпоручик со дня на день ожидал прибытия репортеров. В связи с этим он в последние дни ежедневно брился и носил униформу с еще большей элегантностью, чем прежде.

И прибытие состоялось, но только не репортеров. Из пражского полицейского управления прибыли два очень буднично и озабоченно выглядевших господина, признанные специалисты в области дактилоскопии.

Они созвали всех, имевших отношение к этому делу, выслушали их сообщения, потом пошли посмотреть на тот двор, на окно, давно уже застекленное, на помещение, давно уже прибранное, с отмытыми полами, на сейф, выставленный на склад, "потому что предприятие не может остановиться, когда жандармерия топчется на месте" - так сказал на своем ломаном чешском языке владелец фирмы.

Нельзя ли узнать, господа, что, собственно, происходит? - сказал надпоручик, когда они вернулись в его кабинет. - Насколько я знаю, расследование проходило совершенно нормально и в соответствии с предписаниями.

В этом мы нисколько не сомневаемся. Впрочем, не нам об этом судить. Мы просто хотели ознакомиться с ситуацией на месте, - сказали господа из Праги с самым серьезным видом.

Кроме того, - продолжал начальник иглавской жандармерии, - мы располагаем десятками фотографий, мы сохранили всю золу из взломанного несгораемого шкафа, осколки оконного стекла, среди которых мы нашли этот отпечаток пальца, короче, мы зафиксировали все, что только было можно.

Пан надпоручик, ваша работа была выполнена чрезвычайно тщательно. Тем не менее...

Что значит "тем не менее", господа? - сказал надпоручик, приподняв бровь. Будучи старшим по званию в своем районе, он привык, чтобы с ним разговаривали учтиво.

Тем не менее есть некоторые серьезные обстоятельства... Мы предлагаем вам поехать с нами в Прагу, там созывается очень конфиденциальное совещание.

Послушайте, господа, вы не нашли человека, которому принадлежат отпечатки?

Напротив, нашли - в том-то вся и беда, - вздохнул один из господ специалистов.

А второй добавил с мрачным юмором, в котором, впрочем, не чувствовалось никакого веселья:

Он у нас даже за решеткой сидит. В Борской тюрьме.

Как, уже? Так ведь это замечательно! - Надпоручик вскочил и затопал сапогами по большому ковру своего кабинета.

Однако оба господина из Праги оставались серьезными и не проявляли ни малейшей радости. Более того, вид у них был довольно кислый.

- Проблема в том, - начал один из них, в то время как второй возвел глаза к потолку, словно не желая хотя бы взглядом участвовать в этом огорчительном сообщении, - проблема в том, что человек, которому эти отпечатки принадлежат, то есть "медвежатник" Пехачек, сидит в Борской тюрьме уже четыре года и просидит там еще год.

Наступила тишина. Сапоги перестали скрипеть. В этой тишине слышно было, как где-то вдалеке кричат дети.

Вы хотите сказать, что... с этим отпечатком что-то не в порядке?

Напротив, напротив. С отпечатком все в порядке, идентификация его не вызвала никаких сомнений. Он бесспорно принадлежит Пехачеку. Но Пехачек никак не мог оставить его здесь, потому что он сидит. Сидит уже пятый год. Сидит за надежной решеткой.

Но ведь этот отпечаток мы нашли здесь, у нас! - воскликнул надпоручик.

Да, к сожалению... Это ужасно. Ни с чем подобным мы в жизни не сталкивались. Мы предлагаем вам поехать в Прагу, таково указание прямо из министерства. Поезд отправляется через час.

Оба господина поднялись как по команде. Обоим страшно захотелось очутиться на вокзале и выпить пива в тамошнем ресторане, выпить кружку-вторую и попытаться забыть о том, что случилось. Ибо случившееся бросало тень не на Иглаву или Прагу, а на всю мировую дактилоскопию. Усомниться в ее непреложности - да это значит раскатать по бревнышку всю полицейскую систему!..

Пражский полицейский советник Вацатко метался по своему кабинету: через полчаса должно было начаться совещание и он спешил еще раз проверить все детали, полностью убедиться, что какая-либо ошибка исключена. Он предчувствовал, что пан начальник пражской полиции задаст вопрос, которого опасались все криминалисты. Пан начальник непременно спросит:

- Ну, господа, так что же мы будем делать с нашей дактилоскопией?

Полицейскому советнику Вацатко легче было бы, если б пан начальник полиции спросил:

- Ну что, господа, что мы будем делать с нашим Вацатко? Повесим его или будем медленно топить во Влтаве?

В конце концов, одного человека в полиции можно заменить. Но чем заменить дактилоскопию?

Послушайте, ребята, - сказал советник Вацатко своим подчиненным, - а не дали вы в чем-нибудь маху? Вы действительно нашли общие признаки у отпечатков Пехачека и взломщика из Иглавы?

Да, нашли. Достаточно было найти десять общих признаков, а мы их нашли двадцать.

- Так что промашка исключена?

- К сожалению, да. Когда мы покажем на экране увеличенные изображения, это убедит всех. У того, кто сработал кассу, такие же отпечатки пальцев, как у "медвежатника" Пехачека.

- Это значит...

Его подчиненные понурили головы, словно им выносили смертный приговор. Да, это значит, что вся дактилоскопия, которая уже десятки лет поставляет полиции доказательственный, уличающий материал, на основании которой людей приговаривают к тюрьме и к виселице, - эта дактилоскопия ненадежна. А если она ненадежна, то и недействительна. А если недействительна, то что же делать со всеми теми, кто сидит - или даже висит?

Никогда еще полицейское управление не зачитывалось специальной литературой с таким усердием, как теперь. Получить в библиотеке том "Дактилоскопии" Хайндла было просто невозможно, специалисты заново перелистывали стариков Локардо и Гросса, долбили "European Police System" фосдайка, а самые бойкие норовили защищать дактилоскопию с патриотических позиций: как-никак, основоположником ее был не кто иной, как многоученый наш чех Пуркине!

Господа, - трагически произнес пан советник Вацатко,- я где-то читал, что благодаря дактилоскопии во всем мире люди были осуждены в общей сложности на миллион лет тюремного заключения. Миллион лет!

Ну что ж, такой срок и. отсидеть не стыдно, - заметил пан Роус, а детектив Боуше чихнул в знак того, что это чистая правда.

Слава богу, что не дожил до этого дня покойный пан главный полицейский советник Кнотек, который ушел на пенсию в чине министерского советника, - сказал он со вздохом. - Он бы этого точно не пережил.

Я этого тоже не переживу, - проворчал советник Вацатко и посмотрел на часы.

И отдел уголовной полиции в полном составе отбыл на достопамятное заседание, возглавленное самим начальником полиции.

Самые разнообразные специалисты выступали на нем, но какой от них прок, если все выступления были пронизаны страхом, что со старушкой дактилоскопией явно что-то не ладно.

- Как пишет Роберт Хайндл, - заявил один из общепризнанных специалистов, - еще старик Гэлтон интересовался вопросом, возможно ли, чтобы один и тот же отпечаток пальцев повстречался на свете дважды. Согласно его вычислениям, возможно существование 64 миллиардов различных папиллярных линий с явственно различимыми особенностями. Между тем, согласно подсчетам того же Гэлтона, число людей, когда-либо живших на Земле, равно примерно 16 миллиардам. То есть вероятность совпадения отпечатков пальцев одного человека с отпечатками пальцев другого человека - и это, прошу отметить, у всего населения Земли со времен сотворения мира - составляет 1:4. Поскольку известно, что отпечатки у детей и родителей не совпадают и даже однояйцовые близнецы, похожие друг на друга как две капли воды, отличаются кожными узорами на пальцах, мы стоим перед уникальной загадкой. Я бы сказал, господа, что в данный момент на Прагу устремлены взоры всего мира, ибо как только мы опубликуем это открытие...

Ничего публиковать мы не будем, - буркнул пан начальник полиции, и совещание продолжалось.

Галдино Рамос в своей книге об идентификации, изданной в Рио-де-Жанейро в 1906 году, дополнил Гэлтона и вычислил, что если мы установим двадцать характерных черт на одном пальце, то, с учетом числа обитателей Земли, два одинаковых отпечатка пальцев могут появиться только раз в 466 миллионов лет. Поэтому я считаю: или мы как раз пришли к этой злосчастной дате... причем именно в Иглаве, или все эти положения не имеют никакого смысла.

Тишина в помещении стала удушливой. Затем с помощью проектора были показаны оба отпечатка: найденный на злополучном обломке оконного стекла, а рядом с ним - отпечаток пальца из полицейского архива, взятый у "медвежатника" Пехачека, сидящего в Борской тюрьме. Они были идентичны.

Затем опять начались дебаты, перешедшие в перебранку, почтенные ученые и чины уголовной полиции, забыв о званиях и служебном стаже, обзывали друг друга и осыпали взаимными упреками; кричали врачи и биологи, детективы и дактилоскописты, кричал пан главный советник Вацатко и сам начальник полиции.

В то время в Праге шел знаменитый фильм "Последние дни Помпеи", но разве можно было его сравнить с последними днями пражского полицейского управления, катившегося прямо в погибельную пропасть?

Однако, так как полицейское управление ни в коем случае не может и просто не имеет права катиться ни в какую пропасть, начальник полиции принял решение:

- Обо всем молчать, никаких публикаций, если газеты хотя бы заикнутся, я велю их конфисковать. С какой стати эти самые четыреста шестьдесят шесть миллионов лет должны исполниться именно теперь, когда полицией руковожу я? Совещание закрывается, и запомните: его вообще не было. Расследование, само собой, продолжается.

Вот почему последние дни пражского полицейского управления так и не наступили, поскольку решением начальника полиции они были перенесены на более поздние времена. Правда, на какие - этого никто не знал...

В один прекрасный день в кабинет начальника иглавской жандармерии вошел молодой и многообещающий Пунц, щелкнул каблуками и обратился к своему шефу на сугубо воинский манер:

- Господин надпоручик, прошу вашего разрешения застрелиться.

Подумав немного, надпоручик сказал:

- По мне, можете хоть утопиться, после этого скандала с отпечатком мне уже на все наплевать. - Но потом вдруг заорал:

- Пунц, вы, я вижу, окончательно тронулись... Черт побери, что там у вас опять?

- У меня один выход - покончить с собой, - мрачно сказал Пунц. - Дело в том, что я нашел еще один важный след.

- В таком случае, Пунц, зачем вам стреляться? Я застрелю вас собственной рукой и с огромным удовольствием, если вы опять порадуете меня чем-то вроде вашего последнего открытия.

- Нет, это будет похуже, - бесстрашно заявил молодой Пунц и выложил перед потрясенным начальником два осколка стекла.

Вот на этом был отпечаток... А этот кусок - из прочих осколков. Что-то мне в них не показалось, и я снова начал их перебирать. Разрешите доложить: при этом я выяснил одно важное обстоятельство, которое... В общем, это ужасно... Этот осколок стекла, на котором был отпечаток, он ведь на полтора миллиметра толще остальных осколков. И если вы посмотрите сквозь осколок, на котором был отпечаток, то увидите, что это стекло ровное, прозрачное... А через остальные осколки - возьмите какой угодно - все видно искаженно, потому что это стекло второсортное. Короче, окно было застеклено обычным, не ахти каким стеклом, зато обломок, на котором был отпечаток, - он из отличного, гладкого стекла. Вот, прошу вас, пан начальник, убедитесь сами...

Речь Пунца привела надпоручика в такое состояние, что лицо его приобрело самую настоящую пунцовую окраску. Не говоря ни слова, он посмотрел сквозь стекла и сразу убедился: да, ретивый молодой жандарм совершенно прав. Он положил стеклышки на стол и, верный своей привычке, принялся расхаживать по кабинету. Если раздавался телефонный звонок, он поднимал трубку, говорил: "Минутку..." - и снова клал ее на место. Он не желал, чтобы его отрывали от размышлений.

Молодой Пунц почтительно вслушивался в скрип начальственных сапог.

Послушайте, Любезный, вы знаете, что это означает?

Так точно, знаю. Поэтому я с самого начала попросил разрешения застрелиться.

Ничего другого вам и не остается. Подумать только, сначала вы выдернули всю дактилоскопию с корнем, а теперь опять возвращаете на ее законное место. Согласитесь, что такие потрясения столь почтенной науки никак не может позволить себе какой-то безвестный сотрудник районной полиции. Такое может позволить себе разве что высокий чин, и то не слишком часто... Господи, Пунц, ну что вы торчите здесь, как соляной столп? Я хочу знать, что вы уже в поезде, что вы уже в Праге, уже у советника Вацатко, а потом у самого начальника полиции, а там пусть они сами вас застрелят или сделают из вас макароны, мне на это плевать, главное, чтобы мне еще раз не испытать того, что я уже испытал по вашей милости. Кругом марш- и рысью!

Пунц вылетел на рысях из кабинета начальника, затем его рысь перешла в галоп - в результате ему удалось вскочить в уже набиравший скорость поезд, и от штрафа Пунца спас только его жандармский мундир.

Несчастный Пунц метался по мягкому дивану в купе первого класса, раздираемый на части жестокими сомнениями, он никак не мог объяснить себе, каким образом осколок стекла с отпечатком пальца попал в обломки стекла, выдавленного неизвестным взломщиком. Откуда тот взял отпечаток пальца какого-то другого взломщика, сидящего за решеткой Борской тюрьмы под Пльзенью или, как выражались люди знающие, "на Борах"?

Зато пан полицейский советник Вацатко чуть не подпрыгнул, когда Пунц показал ему привезенные осколки.

- Молодой человек, да у вас просто светлая голова! Если, конечно, вы не идиот, потому что вы обязаны были обратить на это внимание еще раньше. Хотя... хотя, должен признать, все остальные не заметили ни того, ни другого. Ну вот, теперь с дактилоскопией опять полный порядок, спасибо вам и господу богу, а то она, бедняжка, выглядела довольно бледно. Выходит, она все-таки наука солидная, если не развалилась после такого потрясения... Ну а теперь за дело беремся мы!

Пан советник был преисполнен энтузиазма, и Пунц сообразил, что здесь ему больше делать нечего. Выйдя на улицу, он стал разглядывать встречных женщин, вспомнил, что ему можно будет жить, и, радостный, вернулся в Иглаву. Не успел он вернуться, как на столе у его начальника зазвонил телефон: сам начальник полиции изволил высказаться, что у этого молодого человека явно светлая голова и что областному жандармскому управлению предложено выразить ему благодарность от имени самого высокого начальства. Так что к тому времени, когда Пунц сошел в Иглаве с поезда, на столе у него уже лежал приказ о повышении в чине.

Теперь дела пошли по известной, накатанной колее.

Прежде всего пан главный полицейский советник Вацатко распорядился представить ему все известные данные о "медвежатнике" Пехачеке. Арестант Борской тюрьмы под номером 64876 не подозревал, что стал объектом особого внимания. Как и всегда, он ходил по длинному холодному коридору, стоял вытянувшись у двери своей камеры и ждал, когда надзиратель отопрет ее, выменивал у коридорных бычки, предавался курению, когда повсюду воцарялась тишина, - так поступали все опытные арестанты, давно смирившиеся с заключением.

Он не подозревал, что какой-то не бросающийся в глаза господин внимательно наблюдал за ним во время прогулки, а потом долго сидел у начальника тюрьмы.

Так вы говорите, что отсюда был недавно выпущен "медвежатник" Камил Новак?

Да, он отсидел три года за участие в ограблении кассы в Раковнике. Вел он себя здесь как все "медвежатники" - благоразумно. Освобожден одиннадцатого.

Неброского вида господин полистал в своем блокноте:

Касса в Иглаве была ограблена восемнадцатого, это значит, Новак дал себе неделю отдыха, видимо чтобы прийти в форму.

Скорее, эта неделя потребовалась ему, чтобы присмотреться к кассе, если, конечно, это был он! - возразил начальник.

Вас это, возможно, удивит, но ему вовсе не нужно было присматриваться... Он знал о кассе все, что нужно. Позвольте мне еще один вопрос: где здесь могут общаться у вас заключенные?

Только на работе, если они из разных камер, - пояснил начальник.

Где работает Пехачек?

Внизу, в машинном зале, он отличный слесарь.

А где работал этот Новак?

- Там же. Все эти "медвежатники" - народ мастеровитый, поэтому мы предпочитаем использовать их в качестве слесарей-ремонтников. Руки у них золотые, вот только применяют они их не по назначению.

Неброский господин из Праги рассмеялся:

- Тогда все ясно! Они работали вместе, и это дало им возможность сговориться.

Начальник тюрьмы поперхнулся:

Вы думаете...

Я ничего не думаю, я только выясняю. А выяснив, что они могли общаться, я предполагаю, что они также могли и сговориться.

Но чтобы Пехачек... Такой скромный, мне всегда казалось, что судьба надломила его. Он здесь отсиживает пять лет, а ведь это срок нешуточный!

Пехачек был знаменитостью! И к тому же, как говорится, фрайер. Когда Пехачеку давали второй срок (он тогда получил два с половиной года), пан председатель судебной коллегии, как всегда, предупредил его, что он может обжаловать приговор. Пехачек встал, махнул рукой и сказал дословно так: "Два с половиной года, пан советник, это просто смешно, да я их отсижу в тюрьме Панкрац на ступеньках, к тому же на одной половинке жопы..." И все газеты это процитировали!

Знаменитый Пехачек понятия не имел, что его сейчас обсуждают у пана начальника тюрьмы.

Он молча выполнял порученную ему работу. Пехачек любил иметь дело с инструментом, любил стать к верстаку, зажать в тисках железную штангу и попробовать работать ею как рычагом, как он это делал, когда "работал кассу". Потому что в кутузке главное дело - не выйти из формы, не потерять сноровку.

Он поднял свое длинное угреватое лицо к маленькому окну. Окошко было пыльное, но сквозь него в мастерскую проникало достаточно света и даже иногда заглядывало солнце. Он мог разглядеть крышу, а за ней - далекую цепь синеватых холмов. Кто их знает, какие они, эти холмы, но он мечтал, что когда-нибудь наведается туда хоть на полдня, сядет на мох, заслушается, как жужжат мухи над прогретой поляной, - красота, человеку это нужно, чтобы передохнуть после ночных трудов. Но где они, холмы и поляна, где оно, то лето, когда он в последний раз прислушивался к жужжанию лесных мух и щурил глаза на солнце в зените! Конечно, можно выкидывать фортели в зале суда, чтобы тебя еще больше зауважали дружки и знатоки твоего дела, но, когда тебе влепят такой срок, как в последний раз, тебе уже не до шуточек. Можно отсидеть неделю-две, или месяц, или десять, можно отсидеть и три года. Но пять - это уж слишком... Начинаешь вдруг чувствовать, как далеко, страшно далеко ушло все от тебя, весь мир за окном, и друзья-приятели, и Маржка- и эта тоже потеряна окончательно. Ах, чтоб тебя, ведь, когда я выйду, ей будет под сорок, а в эти годы считай, что баба свое уже отплясала.

После очередного суда "медвежатник" Пехачек чувствовал себя как зверь, попавший в капкан. Его поймали на такой ерунде, о которой он и думать не думал. Никаких доказательств у них не было, он был уверен, что вывернется, к тому же улов был богатый, не на одну тысячу, и он уже собирался помаленьку залечь на дно, все только и говорили что о кризисе, и кассы стали тощие, не то что в прежние времена. И все же кончилось дело плохо, так плохо, что дальше некуда, говорил он себе, выглядывая в пыльное окно тюремной мастерской. Из-за какой-то глупости... Из-за отпечатка пальца.

Люди добрые, да ведь это же чистый мухлеж, подлавливать человека на такой чепухе, такие фокусы надо бы просто-напросто запретить. Уж если фараоны такие слабаки, что не могут сцапать человека, когда он лезет из окна, не могут доказать, что он сработал кассу той самой фомкой, которую у него нашли, тогда и к таким подлым приемчикам нечего прибегать. Пехачек упорно отрицал все на свете, хотя пан советник уговаривал его не забывать, что "медвежатники" - публика солидная и не делают суду проблем, тогда и судебная палата может на многое смотреть сквозь пальцы. Но Пехачек был уверен в себе, геройски от всего отбивался, пока под самый занавес не появился на свет божий этот отпечаток...

Сколько раз с тех пор Пехачек разглядывал в камере кончики своих пальцев и качал головой: разрази меня гром, что же это за жизнь пошла, если пара каких-то паршивых черточек на пальцах стоит человеку пяти лет!

Суд проходил чрезвычайно бурно, защитник Пехачека метал громы и молнии, твердил, что одной дактилоскопии еще недостаточно, чтобы осудить человека. Сам-то он знал, конечно, что ее вполне достаточно и для виселицы, но адвокат на суде может говорить что угодно, отрабатывая свой гонорар. Гонорар он запросил высокий, но скостить с максимального срока ему не удалось ничего.

Сколько раз Пехачек прижимал свой вымазанный в саже большой палец к белой стене камеры и глядел на него. Да, вот что меня сюда привело... Конечно, нужно было идти на дело в перчатках, но тогда нет того чутья, нет той уверенности. Теперь-то я буду держать ухо востро, без перчаток шагу из дома не ступлю. А если эти гниды научатся узнавать и отпечаток перчатки? Сегодня все возможно, сегодня за простого человека заступиться некому.

А что, если?.. Что, если раздолбать эту гадость, название которой и не выговоришь толком? Показать, что все эти трюки с пальцами - чушь собачья... Если б они нашли отпечаток, но кого-нибудь другого... Если б теперь нашли где-то мой отпечаток...

Пехачек сам испугался этой своей мысли. Он не мог понять, откуда она в нем взялась, силы у него всегда было хоть отбавляй, но особым умом он никогда не отличался. А тут его вдруг озарило, и было это так, словно он шел по поляне и внезапно почувствовал, что голове стало горячо. Но это было не солнце, это была мысль!

Да, если б где-то у кого-то оказался мой отпечаток! Тогда они, конечно же, выпустили бы меня. Вот было бы шуму, имя Пехачека опять разнеслось бы по свету. Отличная мысль! Замечательная мысль! Он играл с нею, тешился ею слаще, чем с женщиной. А потом взял и осуществил ее...

В коридоре раздались шаги. Пехачек поспешил сделать вид, будто он сосредоточенно работает. В дверях появился надзиратель:

- Пехачек, пойдете со мной!

Пехачек неторопливо зашагал по коридору; убедившись, что поблизости никого нет, он доверительно нагнулся к тюремщику:

- Пан Яноушек, в чем дело?

Тот лишь пожал плечами, но потом все же дал понять:

- К вам пришли...

Пехачек остановился в испуге:

- Баба?

- Нет-нет, не бойтесь. Мужик.

Выйдя из коридора, они пересекли двор - для каждого арестанта это праздник: просто пройтись по двору, а не брести уныло по кругу во время прогулки - и вошли в кабинет начальника.

Но начальника там не было, зато был там пан советник Вацатко, дружелюбно встретивший Пехачека словами:

- Вот мы и свиделись, и даже чуть раньше, чем вы ожидали, верно я говорю?

Пехачек молчал. Визит такой большой шишки из Праги - это ничем хорошим не пахнет.

- Курите? Угощайтесь, - сказал пан советник.

Пехачек знал, что лучше было бы отказаться, но не смог пересилить себя и взял сигарету, хотя и понимал, что это еще выйдет ему боком. Стоя, а затем сидя в кресле, он затягивался табачным дымом с таким жадным наслаждением, что пан советник долгое время ни о чем не спрашивал, но наконец все же спросил:

- Вам здесь вообще не дают курить?

- Дают, но это совсем не то, - сказал Пехачек. Если б еще ноги вытянуть, можно было бы подумать, что ты у Маржки.

- Ну ладно, курите, курите... Я не спешу.

Пан советник начал прохаживаться по кабинету. Пехачек курил и тоскливо думал: опять меня на чем-то подловят. Если б знать, на чем. Неужели у этого Новака сорвалось?

Вы знаете Камила Новака? - спросил в эту минуту пан советник, пронзая Пехачека острым взглядом.

Знаю, - подавился дымом Пехачек. (Я же знал, что эта сигарета меня как-нибудь да предаст, грустно подумал он. Этот идиот поймался!)

Вы хотели с его помощью подорвать нашу дактилоскопию, так?

Пехачек поднял глаза и тут же опять опустил их. Он молчал. Опыт подсказывал ему, что это самая лучшая защита.

- На эту кассу вы его навели, верно?

После долгого молчания советник Вацатко спокойно продолжал:

- Вы ее прощупали как раз перед вашим арестом, я правильно говорю? И хорошо все запомнили, этот Новак орудовал наверняка.

- Вы его уже?.. - вырвалось у пораженного Пехачека.

- Да, уже. Не стану вам лгать. Сперва это было сбило нас с толку, но потом мы вас раскусили. Отпечаток вашего большого пальца на стекле выдал Новака. Чудеса, да и только, верно?

Пан советник подсунул старому "медвежатнику" новую сигарету, а на прощание оставил на столе всю пачку.

- Пора бы вам, Пехачек, понять, что полиция как-никак учреждение серьезное и водить ее за нос можно недолго. Раньше или позже мы во всем разберемся.

Пан советник вошел в раж. "Медвежатник" Пехачек глядел в пол.

- Дактилоскопия - это наука, понимаете, Пехачек, с ней шутки плохи. Я сюда приехал только для того, чтобы увидеть вас и чтобы вы мне признались. Ну как? Будем составлять протокол?

Протокол составили, времени это отняло немного, а когда Пехачека уводили (при этом сигареты, естественно, исчезли со стола), пан главный советник глядел ему вслед и говорил себе: "Интересно, догадывается ли этот человек, что придумал уникальную вещь... Уникальную хотя бы потому, что больше она не сможет повториться! Догадывается ли он, что о нем будут писать во всех учебниках дактилоскопии?"

Камил Новак вернулся "на Боры" и опять стал работать с Пехачеком в той же самой мастерской. У них обоих было достаточно времени, чтобы обсудить и обмыслить все, что с ними произошло, и досыта наудивляться, до чего же это пакостная штука- жизнь. У них было достаточно времени, чтобы понять: слепая дама с весами и с мечом ничего не прощает. Тем более - посягательство на свою непогрешимость!

 

ЛЕДИ МАКБЕТ ИЗ ВИНОГРАДОВ

Это случилось на Вацлавской площади одним весенним днем, когда липы вдоль тротуаров благоухали, а влюбленные парочки стояли у рампы Национального музея, вслушиваясь в шум фонтана. Стояла прекрасная пора, но высокий насупленный господин в светлом костюме и лайковых перчатках явно не воспринимал ее прелестей. Он вдруг остановился, растерянно посмотрел вокруг себя, словно в глазах у него начало темнеть, и с болезненной гримасой схватился за сердце. Потом медленно, вяло осел на землю.

Как всегда в таких случаях, поднялась суматоха, столпился народ, несколько услужливых рук отнесло его в ближайший подъезд.

- Это кондрашка, - сказал пожилой толстый мужчина, - это она, уж я-то ее знаю.

И вздохнул, как бы заранее мирясь с мыслью, что когда-нибудь она настигнет и его.

- Ему уже конец, а нас он еще только ждет, - заявила дама в толпе любопытных, норовящих заглянуть в подъезд.

Наконец появился полицейский в шлеме, и у всех отлегло от сердца, когда официально строгий голос объявил:

- Прошу разойтись!

Но люди не расходились, напротив, толпа росла. Полицейский позвонил в "Скорую помощь", а пока вынул из нагрудного кармана этого человека, потерявшего сознание - или уже мертвого? - бумажник, чтобы установить его личность. Он чуть не отдал честь, когда установил по документам, что перед ним начальник отдела министерства общественных работ. Полицейский решительно зашагал в сторону домовых ворот, что заставило любопытных слегка попятиться. К счастью, долго препираться с публикой ему не пришлось, так как прикатила "скорая", а уж санитары с носилками знали, что надо делать и с человеком, потерявшим сознание, и с назойливыми зеваками. Когда машина, подпрыгивая на брусчатке, отбыла в больницу, полицейский отправился в участок на Краковской, чтобы доложить о происшествии.

Прямо из участка его послали на Винограды, где проживал начальник отдела, чтобы сообщить его супруге о случившемся, ибо начальство столь высокого ранга, как пан начальник отдела, может позволить себе обойтись без телефона.

Полицейский отправился туда без особой охоты, тем более что он толком ничего не знал: жив ли тот человек или уже числится в покойниках. Черт бы ее подрал, эту паршивую службу, думал он по дороге, что же мне им сказать? Скажу, что с ним ничего страшного, а они потом пожалуются, что я утаил от них его смерть. Намекну дамочке, что она стала вдовой, а супруг потом вернется домой - и тогда прощай повышение! Сами понимаете, начальник министерского отдела, большая шишка!

На всякий случай он наведался сначала к дворничихе, для полиции это всегда наипервейший и достовернейший источник полезных сведений.

- Вот это да! - сказала эта добрая женщина, молитвенно сложив руки. - И здорово его хватило?

Судя по ее жестам и интонации, она была бы не прочь, если бы пана начальника отдела хватило как можно более основательно.

- Я, пани, ничего не знаю; мне бы только узнать, что за птица его жена и вообще что у него за семья...

Пани привратница моментально выдала полицейскому подробнейшую информацию: этот начальник отдела - странный тип, бирюк, одного его вида можно испугаться, с женой он разговаривает редко и сурово. Хозяюшка у него молоденькая и такая субтильная, ну прямо из романа - на этом дворничиха сделала особое ударение, будучи большой ценительницей женской литературы. Это было ее тайной страстью: она знала все выпуски "Развратной простушки" и "Приключений графини Казальс" (правда, одиннадцатый выпуск "Приключений" она так и не сумела достать, но это мало что меняло, судьба графини и без него была достаточно бурной). У полицейского сложилось впечатление, что разбитый параличом начальник отдела был, в сущности, самим роком наказан за то, что грубо обращается со своей хрупкой супругой и небрежно здоровается с пани привратницей. Обогащенный этими сведениями, полицейский поднялся на второй этаж и позвонил.

Молодая дама, открывшая ему дверь, была облачена в лиловый халат весьма оригинального фасона. При виде мужчины в шлеме она сложила руки и прижала их к губам, словно желая подавить возглас.

- Позвольте доложить, милостивая пани, что вашему супругу, пану начальнику отдела, сделалось нехорошо на улице и его без сознания доставили в городскую больницу. Справки о его состоянии можете получить там же!

Он выпалил это сообщение, приняв стойку "смирно", и, если бы дамочка взвизгнула от восторга, он нисколько бы не удивился - после всего услышанного от дворничихи. Но пани пошевелила онемевшими губами, ее круглые глаза (во-от такие гляделки, как выразился впоследствии полицейский, описывая в участке свои приключения) распахнулись еще шире, и эта милая дамочка рухнула в обморок, полицейский только-только Успел подхватить ее в свои объятия.

Когда человек находится при исполнении служебных обязанностей, он должен быть готов ко всему. Итак, полицейский подхватил дамочку, не давая ей упасть, взвалил на плечо и внес в квартиру. Ударом ноги он открыл дверь в ближайшую комнату и уложил даму на канапе с высокой плюшевой спинкой. Потом решил было позвать дворничиху, так как никто другой не приходил ему в голову, но по пути заглянул на кухню и налил стакан воды - испытанное средство для приведения человека в чувство. В худшем случае, решил он, придется расстегнуть этот ее халат.

Когда он вернулся в комнату, дамочка уже сидела, потирая свой бледный лоб. В комнате стояла странная полутьма. Полицейский поставил стакан на стол и сказал:

- Ну, вот у вас все и прошло, я могу идти.

Пани молчала, как бы онемевшая от скорби, но затем обратила на полицейского свои круглые глаза (то есть эти свои гляделки) и удивилась:

- Какой же вы сильный! Вы подняли меня как перышко! Слегка покраснев (мужчине всегда лестно услышать такое),

полицейский сказал, что в полиции других не держат.

Дамочка встала, открыла буфет, налила рюмку ликера и подала ее полицейскому. Тот опрокинул ее одним духом и сделал под козырек. Это был шоколадный ликер.

- Покойник его очень любил, - сказала она с какой-то странной нежностью.

Отчего же покойник, милостивая пани, доктора нынче все лечат, - попытался утешить ее полицейский, но не мог не заметить, что милостивая пани глядела на него как-то непонимающе.

Вы думаете, что доктора... Нет-нет, в этом случае они ему не помогут.

Полицейский решил, что лучше будет предоставить даму ее скорби. Он отдал честь и, чеканя шаг, вышел по крытой галерее в коридор.

Когда он спустился в подъезд, пани привратница, как он и ожидал, встретила его вопросом:

Ну, что она сказала?

Упала в обморок от горя! - сказал полицейский и прошел мимо потрясенной дворничихи, застывшей в коридоре с разинутым ртом.

А пани привратница была потрясена потому, что знала кое-что неизвестное дежурному полицейскому. На самом верху этого же подъезда, рядом с чердаком, в бывшей сушилке для белья, которую по приказу домовладельца превратили в жилую комнатку, проживал молодой почтовый конторшик. Сама по себе эта профессия не такая уж и плохая - но только при условии, что вы подыщете себе богатую невесту. В этой связи пани привратница была бы не прочь завязать отношения с молодым, неискушенным мужчиной и по возможности сосватать ему подходящую девушку. Но, как она убедилась, молодой человек и не думал о женитьбе, причем по очень простой причине: он был очарован супругой начальника отдела со второго этажа.

Всякий недостаток информации пани привратница компенсировала богатством своей фантазии, иначе она бы не смогла так легко примириться с отсутствием одиннадцатого выпуска "Приключений графини Казальс". Вот почему в ее мыслях почтовый конторщик преобразился в галантного кавалера, который днем и ночью мечтает о своей любимой и неутомимо ищет пути к ее сердцу: от свидания под балконом до билетиков со страстными признаниями в любви, подсунутых в полутьме храмовой исповедальни. При этом ей нисколько не мешало, что конторщик был неверующим, а квартира во втором этаже имела крытую галерею во дворе, но отнюдь не балкон.

Так как супруга начальника отдела довольно часто меняла свои туалеты, а старые отдавала пани привратнице, чтобы та распоряжалась ими по своему усмотрению, дворничиха прикипела всем сердцем к столь благородной барыне и желала ей всяческого добра. Большинство ее нарядов она продавала, а на вырученнные деньги покупала дешевый ликер. Потягивая ликер, дворничиха чувствовала себя просто обязанной ненави-деть этого невежу, который, здороваясь, что-то невнятно бурчит - молодой барыне, должно быть, так тоскливо. Насколько лучше было бы ей в объятиях учтивого, благородного кавалера!

Галантные мечтания пани привратницы имели под собой кой-какие реальные основания.

Не раз она замечала, что дверь квартиры на втором этаже открывается именно тогда, когда молодой человек проходит мимо Это была, конечно же. случайность, но случайность продуманная и подготовленная.

Он всегда останавливался, почiигельнр здоровался, молодая пани испуганно отшатывалась, словно выглянув по ошибке, потом одаряла его улыбкой... Такие сиены не были описаны даже в любовных авантюрах графини Казалье. поэтому пани привратница бчквально впитывала их в себя. Иногда эти двое обменивались нарой слов... Однажды - пани привратница готова была в этом поклясться молодой человек пылко поцеловал ручку моли юн пани. Это прекрасно, это изысканно, именно такой должна быть любовь, только такой! А не пыхтеть на лестнице, как этот министерский начальник: трудно шже представить себе, чтобы этот человек поцеловал кому-нибуль руку.

И если полицейский сказал, что она упала в обморок от горя, го это свидетельствует лишь о ее деликатности.

Когда полицейский ушел, оставив пани начальницу отдела в одиночестве на диване, она тоже налила себе шоколадного ликеру и, медленно смакуя его, стала обдумывать, что ей предпринять. Взглянув на часы, она вспомнила, что приближается пора, когда будет возвращаться домой этот милый молодой человек. Она нарядилась в облегающий темный костюм, надела ультрасовременную горшковидную шляпу с большим бантом, какую предписывала последняя мода того года, и стояла в прихожей, так долго застегивая перчатки, пока не услыхала шаги.

Сегодня пан почтовый конторщик этой встречи не ждал, в тот момент он разворачивал нарезанную колбасу, рассчитывая съесть несколько ломтиков по дороге на пятый этаж. Жизненный путь почтовых служащих не усыпан розами, даже если их одаряют улыбками дамы из светского общества.

- Ах, опять вы меня напугали! - сказала молодая дама, и ее круглые глаза уставились на молодого человека с таким нескрываемым изумлением, что он поспешил сунуть колбасу в карман и выдохнул:

- Целую ручки...

Молодая дама посмотрела, нет ли кого на лестничной клетке, и дала молодому человеку знак следовать за ней.

- Вы всегда так смотрите на меня... - сказала она с каким-то странным упреком, закрывая за ним дверь. - Так ненасытно.

Он беспомощно развел руками:

- Я ведь...

- Не говорите ничего. Я знаю, что вы хотите мне сказать. Почтовый конторщик был рад, что даме это известно, так как сам он знал это довольно приблизительно.

- А я всю жизнь мечтаю положить голову в цветущую асфодель, закрыть глаза и чувствовать, как нас обоих пронизывает бесплотное предвкушение вечности. Знакомо вам это чувство, когда душа покидает тело и воспаряет ввысь?

У молодого человека вспотели ладони, и он произнес сдавленным голосом: -Да...

По правде говоря, с таким же успехом он мог бы сказать "нет".

Дама вдруг погладила его по лицу рукой, затянутой в тонкую темную перчатку. Так как молодой человек брился утром, к тому же наспех, под изящной перчаткой зашуршала щетина. Он покраснел и попытался поймать руку молодой дамы, но она сказала, отдернув ее:

- НеТ, нет... С моим мужем произошло несчастье. Вечером я приду к вам наверх!

Она открыла дверь, и ему пришлось выйти в коридор, а молодая дама, не говоря ни слова, вышла вслед за ним и сбежала вниз по ступенькам, спеша в больницу к своему супругу.

Этот могучий мужчина с волосатыми руками и грудью лежал на больничной койке совершенно беспомощный, без сознания. С ним сделали все, что полагается в таких случаях, сделали укол и стали ждать. Глубокое беспамятство временами отступало от больного, но дежурный врач считал этот случай практически безнадежным. Явная апоплексия, а она лечению не поддается. На всякий случай он распорядился поставить у постели больного ширму.

Во второй половине дня пришла молодая супруга. Впоследствии доктор вспомнил, что озадачило его в этом визите: она пришла вся в черном, как на похороны. Он даже засмущался, сообщая ей, что ее муж пока еще жив.

В палату к больному доктор ее не пустил, зато у себя в кабинете стал выспрашивать о родителях больного, о его болезнях в детстве, словно эта женщина, на двадцать лет моложе своего супруга, могла все это знать. Затем любезно проводил очаровательную вдову. Но почему, собственно, я называю ее вдовой, испугался он. Эта женщина вынуждает человека опережать события.

Вечером его позвали в лабораторию. Молодой практикант, студент, этакий доктор в зародыше, преисполненный честолюбивого желания доказать, на что он способен, подсунул доктору несколько бумаг. Результаты анализов...

- Ну да, коллега, я уверен, что вы все сделали как надо, - улыбнулся доктор. - Жаль только, что апоплексический удар нельзя распознать под микроскопом.

- Нет, пан доктор, это не апоплексия, - возразил долговязый юноша, на котором и белый халат-то еще сидел неловко. - Здесь кое-что другое, только я не уверен, может, ошибаюсь. Мне кажется, что я обнаружил в крови базофильные зерна.

Да вы знаете, что это такое?

Знаю, - сказал юноша с обиженным видом.

Доктор склонился над микроскопом. Вошла миловидная лаборантка, держа в руке пробирку с мочой.

- Ну что, есть? - нетерпеливо спросил молодой практикант.

- Да, вы были правы, - сказала девушка, не сводя восторженных глаз с долговязого юнца. - В моче есть свинец.

В лаборатории наступила тишина.

- Свинец, - произнес наконец врач. - Но это бы означало... Что бы это означало, он не договорил. Потом оба они, врач

и практикант, уселись рядышком за справочник по токсикологии и принялись повторять подзабытые или вовсе неизвестные им признаки отравления свинцом, которое давно уже стало редкостью.

Наконец доктор оторвался от книги:

- Ну хорошо, допустим, так оно и есть... Но как мог министерский чиновник получить смертельную дозу свинца?

Практикант лишь пожал плечами в ответ.

- Ладно, не будем спрашивать у больного, как этот свинец в него попал, а попытаемся вывести из его организма эту гадость. А всем остальным пусть теперь занимается полиция, - сказал врач и пошел в отделение, чтобы предписать совершенно иной курс лечения для этого загадочного пациента.

В это самое время молодая дама поднялась на пятый этаж и, преодолевая волнение, тихо постучалась. Когда молодой человек попытался обнять ее, она произнесла:

- Я хочу, чтобы наши души звучали в слитном аккорде. Любовь - это как смерть, дыхание ее так же упоительно. Давайте сядем и будем прислушиваться к тишине наших сердец.

Конечно, каждый проводит свои ночи на свой лад. В больнице, на белой постели, тяжело дышал могучий человек, прислушиваясь к шуму вечности. Поверхность его кровяных телец покрывалась фосфатом свинца.

Утром, подавая сообщение из больницы об этом отравлении, пан Бружек спросил:

- Пан советник, угодно вам будет самому с этим разобраться или мне взять это дело на себя?

Видите ли, пан Бружек, все это может оказаться чепухой на постном масле, не больно-то я доверяю докторам, разумеется, кроме наших судебных, - рассудительно сказал пан советник. - Отравление свинцом. Это было модно в средние века.

Я, с вашего позволения, пан советник, помню об одном отравлении свинцом, но то был печатник из Либени, а потом был еще один на Просеке, у которого еще с войны остался под лопаткой свинцовый осколок гранаты.

Ну, тогда вам и карты в руки. Только будьте осторожны, пан Бружек, как-никак, начальник министерского отдела. Но, скорее всего, ничего интересного не обнаружится.

Вот таким образом это неинтересное дело попало в полицию, и обращались с ним соответственно, без интереса. Как раз в то время пан Бружек был занят по горло: два разбойных нападения у Либенского моста, кража со взломом в Кобылисах, - короче, до свинца ли было? Разве что иногда между делом ему приходило в голову: хоть он и начальник отдела из министерства общественных работ, а вполне мог напиться по ошибке какой-нибудь свинцовой дряни... Дело в том, что сам пан Бружек однажды чуть не хлебнул лизолу, который его экономная супруга налила в бутылку из-под содовой воды; вот почему свои рассуждения он начал с обычного бытового варианта.

Потом - в самый разгар другой работы - ему пришло в голову, что министерство общественных работ ведает крупными стройками и распределяет выгодные заказы среди разных соперничающих фирм, а в таких делах от начальника отдела многое зависит... Значит, есть и другая возможность - месть. Но будь это месть, в ход пустили бы другой, быстро действующий яд. Свинец же работает страшно медленно, пана Бружека уже проинформировали, что его нужно вводить в организм не один месяц.

А что, если тут замешана женщина? Когда эта мысль посетила его, он наконец-то отправился в министерство, чтобы познакомиться с секретаршей господина начальника отдела.

Он был разочарован: его встретила пожилая дама с колючими глазами.

-Что вам угодно? - спросила она с профессиональной вежливостью.

-Просто так, осмотреться, если позволите. Я из полиции.

Пан Бружек вошел в кабинет, устланный ковром, в котором утопала нога. Да уж, подумал он уныло, у них здесь побогаче, чем у нас в управлении. Вы только посмотрите, на журнальном столике лежат сигары, в шикарной коробке, кури кто хочет и сколько хочет.

-Откуда эти сигары?

-Я их покупаю в табачном магазине напротив, а откуда им еще быть? - удивилась секретарша.

Что еще вы покупаете?

Вино.

Покажите.

Без особой охоты секретарша открыла шкафчик. Пан Бружек присвистнул. Там стояла целая батарея бутылок, вина самых лучших марок, полицейским сотрудникам они могли только сниться.

- Это я забираю с собой, - коротко сказал он.

- Я думала, вы пришли собирать информацию, - заметила эта язвительная особа.

- Я, любезная пани, пришел собирать информацию о том, что ел и пил ваш шеф.

- Он был очень неприхотливый, умеренный... Апоплексический удар - это что-то совершенно немыслимое, - вздохнула она.

- Еще более немыслимо то, что это не удар, а отравление. Так что вы мне эти бутылки заверните.

Пан Бружек утонул в комфортабельном кожаном кресле, знаком предложил секретарше сесть напротив и, не обращая внимания на то, что она изумлена и готова вот-вот разреветься, стал выспрашивать ее о разных интересующих его вещах. И чем больше он выспрашивал, тем более странной и любопытной выглядела эта история, которая поначалу казалась такой заурядной. Достаточно поглядеть на эту женщину, с какой любовью она рассказывает о своем шефе, как он в последнее время все жаловался на боли и слабость, как он худел. Он начал чаще пить вино, вот это самое вино.

- И все время плохо себя чувствовал... И дома тоже был такой несчастный!

Слезы текли по ее лицу, оставляя за собой следы. Смотри-ка, уже в годах, но все еще следит за собой, и косметикой пользуется. Кому это она хочет понравиться?

Из министерства пан Бружек вернулся поздно. Он приехал на министерской машине и приволок с собой пакет размерами не меньше мешка с рождественскими подарками. Когда он выгрузил на стол все эти бутылки и сигары, детективы, отдыхавшие в дежурной комнате после обхода, уважительно закив; л головами.

Сигары "Регалиа медиа". Отменная марка, - сказал пан Боуше и принюхался, словно он мог почуять что-нибудь при своем вечном насморке.

А вино-то! - пришел в восторг пан Роус. - Вы думаете, что все это отравлено?

Надеюсь, что нет... Впрочем, эти сигары наверняка не отравлены, по крайней мере лично я не слыхал, чтобы свинец можно было курить. Угощайтесь, эта дама дала мне их в придачу. Приятная пани, безгранично преданная своему шефу. Очень переживала, что ему не повезло в семейной жизни.

Ах ты, черт, жалко бедняжку, - сказал пан Мразек.

Да, и дело чертовски заковыристое, - кивнул пан Бружек и тоже закурил.

По комнате поплыл голубоватый ароматный дым, в котором так славно думается.

На другой день исследование вина в криминалистической лаборатории дало негативный результат - вино оказалось совершенно безукоризненным. Одну из этих негативных бутылок пан Бружек принес пану советнику.

- Вино министерское, из неподотчетных фондов, - сказал он в качестве оправдания. - Очень хороший "трамин".

Пан советник принюхался к букету и одобрительно кивнул.

- Что еще стало известно, в других отношениях?

- В других отношениях начинает вылупляться, если можно так сказать, романтическая история. Кто-то его отравил, это ясно, но кто, за что и как, мы пока не знаем. Сам он нигде не мог на этот свинец напороться. Вот здесь у меня описание болезни, в больнице говорят, что это хрестоматийный случай: отсутствие аппетита, боли в животе, особенно по ночам, дрожь, помутнение зрения... Да, и еще одна малоприятная штуковина, иди знай, что этот свинец - дрянь... В общем, ухудшается половая деятельность.

Пан советник поднял голову:

- Ну а супруга?

- С дамочкой я уже беседовал, сказал, что я из страховой компании. Кстати, его жизнь не застрахована, значит, этот мотив отпадает. А в остальном - молодая дама говорит, будто по книге читает, жутко интеллигентна. Думаю, она и стихи пишет. Женщины нынче на все способны.

Это уж точно, - вздохнул пан советник. - Выходиг, у вас их теперь две: жена и секретарша... И между этими двумя возможна какая-то взаимосвязь, верно?

- Я тоже так думаю. Что касается секретарши, это может быть ревность к супруге. Уж очень нелестно она о ней говорила. Что касается жены... Нет, эта бы ревновать не стала, для этого она слишком красива. Тут возможно что-нибудь другое.

- Короче, как это дело ни верти, каждый раз получается одно и то же, - сказал пан советник и нарисовал карандашом на бумаге большой треугольник.

- Кстати, а как себя чувствует этот наш отравленный? Пан Бружек смущенно молчал. Пан советник укоризненно поднял брови:

- Значит, вы упустили из виду главное действующее лицо? Это вы зря.

Я туда зайду, - поспешил вызваться детектив, но пан советник сказал, что не нужно, он сам навестит пана начальника отдела. Это будет лучше выглядеть.

Больной был рад - по крайней мере так он сказал - заботе, которую проявляют к нему медицина и полиция. Однако он не считает нужным выяснять, как в него попал этот свинец. Если б пан полицейский советник только знал, через сколько анализов он уже прошел, ему стало бы ясно, до чего беспомощна эта премудрая медицина в данном случае. Кто знает, в чем тут дело. Лично для него всего важнее, что самое худшее позади- И уж он, конечно, найдет способ, как отблагодарить лечащего врача и этого юного медика.

- Я бы очень не хотел, пан полицейский советник, чтобы о моей болезни пошли разговоры. Сами понимаете, тут есть определенные политические нюансы. Мое положение, репутация всего нашего министерства...

- Будьте спокойны, пан начальник отдела, - заверил его пан советник, - никто, кроме вашей секретарши, не знает, что у вас был не сердечный коллапс.

-Рад это слышать. - Больной приподнялся на постели. - Моя секретарша - превосходный работник и умеет держать язык за зубами. Молодые же секретарши гроша ломаного не стоят.

Пан советник согласно кивал головой. Ну вот, один из следов пана Бружека оказался ложным.

- Ваша супруга часто вас навещает?

- Во все приемные часы. Почему вы об этом спрашиваете?

- Я думаю, для нее это тяжелый удар... Молодая женщина, страх остаться одной... Где вы познакомились со своей супругой?

Вы думаете, это тоже важно знать при отравлениях свинцом? - вздохнул могучий человек на своей больничной постели. - Моя жена... это такое романтическое создание. Она влюбилась в меня, хотя я намного старше. Вам это покажется неправдоподобным...

- Ну почему же, - поспешил заверить его пан советник. - Что касается любви, то от нее не застрахованы даже служащие полиции.

Начальник отдела вздохнул:

- Видите ли, она сирота, воспитывалась у своего богатого дяди, а тот крайне не одобрял наши отношения. Он был со странностями. Мы поженились только после его смерти.

- И долго это длилось, я имею в виду это ожидание?

- Чуть больше года. Зато потом уже ничто не препятствовало нашему счастью.

- Счастливый конец печальной истории, - кивнул пан советник. - Такова любовь.

- Да, - сказал этот могучий человек, но голос его почему-то прозвучал не очень убедительно.

Пан советник поблагодарил за беседу и откланялся. В дверях он остановился:

- Этот дядюшка... Как бишь его звали?

- Ян Тучный.

- Этот пан Тучный, конечно же, завещал свое состояние племяннице. Так что в финансовом отношении ваша жена человек независимый.

Больной кивнул:

- Да. Но, скажите на милость, зачем вам все это?

- Будьте покойны, это нормальный порядок вещей. Каждое отравление полагается тщательно расследовать. А вы к тому же лицо высокопоставленное, поэтому нам нужна полная уверенность. - - Я буду вам признателен, если вы не станете упоминать своей супруге о моем визите. Незачем понапрасну нервировать ее.

- Разумеется, - сказал начальник отдела. - Она ведь просто ребенок.

- Странная женщина, - рассказывал пану советнику лечащий врач. - Я не раз бывал в палате, когда она приходила. Этот человек, боится он ее, что ли, глядит на нее с такой преданностью, что стыдно становится за весь мужской род. А она говорит ему "вы" и "друг мой"!

Зато, говорят, она женщина интересная, - заметил вскользь пан советник.

Доктор внимательно посмотрел на него.

- Это верно, - сказал он мечтательно. - Я вижу, вам уже сообщили, что я выхожу проводить ее.

- Нет, не сообщили, и я не считаю это столь важным. Разве что если б вы захотели научить ее лучшему обращению с мужем! Пан советник приподнял шляпу и ушел. Придя в управление, он вызвал пана Бружека:

- Итак, во-первых, я выяснил, что пан начальник отдела под каблуком у своей жены.

-Не он один, - сказал рассудительный пан Бружек.

Пан советник молча вздохнул.

- Далее: ваша теория о секретарше, по-моему, отпадает. Зато за нашей дамочкой уже начал ухаживать и лечащий врач. И наконец, известно ли вам, что она богата? Получила наследство от своего дяди в награду за послушание. Чтобы не огорчать любимого дядюшку, она вышла замуж только после его смерти.

- Я же говорю, что это очень запутанная и романтическая история, - сказал пан Бружек. - Начну-ка я все сначала, на этот раз - с привратницы.

- Если верить секретарше, пан начальник отдела не был счастлив со своей молодой и привлекательной супругой. А вот что думает об этом такой знаток человеческих судеб, как привратница?

К изумлению пана Бружека, в результате беседы выяснилось, что все обстоит совсем иначе. Напротив, эта хрупкая дама несчастлива со своим ворчливым, суровым мужем.

- Пан инспектор, эта женщина застуживает совсем другой судьбы. Она создана для любви, а тут, какая тут любовь?

- Какая же ей еще нужна, раз она замужем? - спросил озадаченный пан Бружек.

- Замужем! - Пани привратница презрительно фыркнула. - Граф Безансон всегда говорил, что любовь и супружество - это не одно и то же!

- Кто такой? - навострил уши детектив.

- Любовник графини Казальс. Вы ведь знаете эту книжку, у которой все время выходят новые выпуски?

- Не знаю... Но это неважно. А может, и у этой молодой женушки тоже есть любовь, которую она скрывает от своего злого мужа?

- Еще бы ей не иметь, - торжествующе воскликнула пани привратница. - И она вполне ее заслуживает, потому что это дама изысканная. Вы только взгляните на эту жакетку, она подарила ее мне!

Так пан Бружек узнал о существовании молодого конторщика. Улучив время, он отправился на почтамт, к окошку "Продажа знаков почтовой оплаты", чтобы взглянуть на него. По внешнему виду судить, конечно, трудно, но когда пан Бружек стал наводить справки на его работе, то услышал о молодом человеке самые благоприятные отзывы.

Итак, можно ли рисовать треугольник: супруг, молодая жена, конторщик почтового учреждения? И если мы его нарисуем, можно ли предположить, что этот молодой человек скоблит свинец и тайком подсыпает его в кофе пану начальнику отдела? И можно ли то же самое предполагать о молодой даме? И даже если это так - можно ли предположить, что пан начальник отдела месяцами, а то и годами пил этот кофе с аппетитом и без малейших подозрений?

В любом расследовании рано или поздно наступает момент, когда оно застревает на мертвой точке. Пан Бружек чувствовал, что сейчас на этой мертвой точке застрял он сам.

В криминалистической лаборатории ему объяснили, что для отравления свинцом удобнее всего использовать уксуснокислый свинец, то есть известные всем свинцовые белила, которые можно купить в любой москательной лавке. А что, если у них стены выбелены этой ядовитой гадостью?

Пан Бружек зашел к пану советнику, попросил у него двух человек и послал их в квартиру начальника отдела, снабдив указаниями: не скрывать, что они из полиции, взять пробы краски на стенах, пробы лаков... и заодно, пользуясь случаем, осмотреться в квартире.

Дамочка приняла их в лиловом халате, курила сигареты в длинном мундштуке, и в ее круглых глазищах отражалось беспомощное изумление. Она долго не могла понять, что им, собственно, нужно.

- Стенки? Конечно, пожалуйста, только не очень их царапайте. Вы думаете, из-за этих стен у моего мужа больное сердце?

Но потом вроде бы что-то сообразила и добавила:

- А вы знаете, ведь это вполне возможно! Я тоже иногда чувствую такую подавленность, такую тяжесть на душе... Ах, господа, если б вы могли взять пробу моей души!

Господа глядели на нее в некоторой растерянности, но затем принялись за дело. Они соскребли немного белой краски в прихожей, потом перешли на кухню и в комнаты, дамочка не покидала их. Когда они вошли в столовую, она открыла буфет и налила две рюмки ликера.

- Угощайтесь, вы, я думаю, устали.

- Ну, - заикаясь, сказал один из полицейских, - мы ведь на службе... нам это запрещено.

Она звонко рассмеялась:

- Все запретное прекрасно!

Тут один из них, более находчивый, заявил, что еще не был в ванной комнате, которую тоже нужно обследовать.

Второй, оставшись с барыней наедине, мысленно повторял все, что ему было известно об отравлении свинцом. Прежде всего, это медленный яд. Значит, если ему и придется выпить рюмку, на месте он не умрет. Но это почему-то мало утешало его. Он потягивал шоколадный ликер, делая вид, что ему очень нравится.

Когда вернулся тот, который дезертировал в ванную, он ядовито напомнил ему:

- Ну, пей давай, не будем задерживать милостивую пани. Милостивая пани налила им еще по одной и только после

этого отпустила на волю.

Очутившись на улице, один из них сказал:

- Теперь, Пепа, мы с тобой на равных - умирать, так вместе.

- Э, нет, приятель, мы с тобой не на равных. У меня ведь есть кое-что, чего у тебя нет, глянь-ка! - сказал второй и вынул зубную щетку, завернутую в платок.

-Грязная она какая-то.

- В том-то, и дело! Понимаешь, я вот что вспомнил... Свинцовые белила со временем темнеют.

В лаборатории заявили, что все образцы красок из квартиры безвредны. Зато на зубной щетке оказались сильные следы уксуснокислого свинца.

Больше пан Бружек не колебался. Он взял автомобиль, пана Роуса, и они отправились к молодой даме, имея в кармане ордер на домашний обыск.

Добрый человек, - сказала дамочка, все еще облаченная в свой лиловый халат, - добрый человек, вы, наверное, сошли с ума. Что вам от меня нужно?

Ну скажем, узнать, откуда вам известны замечательные свойства свинцовых белил? Но прежде чем вы это вспомните, не можете ли вы мне сказать, чем чистит зубы ваш муж?

А я почем знаю? - вспылила она, ее круглые глаза потемнели от злости, и пан Бружек на всякий случай попятился.

Кто вам посоветовал воспользоваться уксуснокислым свинцом? Этот пан с пятого этажа?

Ну что вы, - улыбнулась хозяйка, - ведь это же обыкновенный милый мальчик. В конце концов, белила - старая известная вещь. У нас дома они были, сколько я себя помню.

Она сказала это так спокойно, что у пана Бружека мороз пробежал по коже. Он вдруг вспомнил о ее дяде. О том, как покорно она ждала его смерти...

- Будьте так добры, оденьтесь, вы поедете с нами!

Пока она наряжалась, пан Роус принес из ванной три коробочки зубного порошка.

- Отмученный мел. В него очень удобно подмешивать свинцовые белила.

К тому времени молодая пани уже оделась в облегающий зеленый костюм и по-прежнему вела себя невозмутимо. Садясь в машину, она сказала:

- Не понимаю, чего вы от меня хотите. Человек ведь для того и приходит на свет, чтобы умереть.

- Что верно, то верно, - возразил пан Бружек. - Но только не тогда, когда вам это вздумается.

Днем они доставили в четвертое отделение и молодого человека с почты. Побледнев, он закрыл свое окошечко и пошел с ними, заверяя их по дороге, что это какое-то недоразумение, поскольку отчетность у него в образцовом порядке.

Когда на допросе его спросили, знает ли он хорошенькую пани со второго этажа, он вздумал все отрицать.

- Вы с ней ни разу не встречались?

- Нет.

- Никогда у нее не были?

- Нет.

- Она вас никогда не посещала? -Нет.

- Вы понимаете, что своей ложью страшно вредите себе? Перестаньте строить из себя рыцаря и говорите правду. Иначе мы приведем ее сюда, и она скажет вам в глаза то, что уже сказала нам.

- Сколько раз она была у вас ночью?

Бледный конторщик задрожал и сказал отчаянным голосом:

- Уверяю вас, все было совершенно невинно. Я до нее даже не дотронулся. Она не нарушала супружеской верности. Это самый настоящий ангел. Все время она говорила только о слиянии душ. О вечности...

- Кстати, о вечности: это вы достали ей яд?

Молодой человек встал, словно намереваясь отбиваться от какого-то жуткого врага, потом опять рухнул на стул и в ужасе уставился на следователя.

Допрос был прерван - в том числе и потому, что пришла долгожданная информация о смерти пана Яна Тучного, земле и домовладельца из Виноградов, дядюшки жены начальника отдела. Он умер от апоплексического удара с кровоизлиянием в мозг.

- Вот так-то, - сказал пан советник. - Кровоизлияние в мозг - последняя стадия отравления свинцом. Но этого мы ей никогда не докажем, поскольку пан дядюшка был сожжен в крематории. Для большей верности.

Ко всеобщему изумлению, молодая дама вообще ничего не отрицала - ни о дядюшке, ни о супруге. Если уж кто яростно отрицал абсолютно все, так это ее молодой любовник, который, по его словам, и любовником-то не стал.

На следующий день в дверь пана советника постучал пан Бружек и, не дожидаясь приглашения войти, ввалился в кабинет. В руке у него была зубная щетка.

- Пан советник... Это щетка конторщика. На ней тоже следы уксуснокислого свинца.

Он вынужден был сесть, настолько обессилила его эта констатация.

Пан советник взял щетку и кивнул:

- Да, что ни говори, а она все-таки нежная любовница. Начала в первый же день, чтобы не мучился слишком долго.

Молодая дама прожила еще несколько лет в частной психиатрической лечебнице. Раз в месяц ее навещали двое мужчин. Каждый раз она глядела на них с удивлением, словно никак не могла понять, почему они все еще живы.

 

ИГРА

Когда пан Соуграда - мы имеем в виду того, пльзеньского Соуграду, который вышел недавно на пенсию в звании старшего полицейского неуниформированной государственной полиции,- так вот, когда пан Соуграда вышел на грязную дорогу, ведущую в Штяглавице, он почувствовал, что взялся за непосильную задачу. И снова со вздохом вспомнил, что он - лицо абсолютно частное, самый обыкновенный пенсионер, более того (и не надо бояться этого слова) - старикан, у которого и прав-то нет никаких на подобные поездки, и ничего тут не попишешь. Совсем другое дело, когда у тебя за отворотом пиджака служебный знак, а в кармане - удостоверение, которое развязывает людям язык и внушает им страх, хотя пан Соуграда был как раз не из тех, кто внушает людям страх. Он просидел много лет на совершенно неинтересной службе в Бюро находок, а это самая низкая должностная ступенька у неуниформированных полицейских, которых в романах принято называть детективами. Потом он все же сделал хоть небольшой, но все же шаг вперед: ему стали иногда доверять дежурства на вокзале, у него это получалось довольно успешно, поскольку при его добродушном виде мелкие воришки, приезжавшие в Пльзень, не узнавали в нем сыщика. А однажды, когда заболел детектив Брожик, его даже включили в группу, расследовавшую убийство, а уж выше этого, как известно, в полицейской работе ничего не бывает.

Над осенними полями уже стоял запах жженой картофельной ботвы. Что-то рановато началась нынче осень, подумал пан Соуграда,- да и вообще осень к нам приходит рано, это я по себе вижу. Подевались куда-то мои молодые годы, проплясал я их на танцульках... Боже ты мой, быть того не может, чтобы все это ушло - совсем и безвозвратно.

Он шел, внимательно глядя по сторонам. Да, именно здесь мы когда-то вели расследование, было это два с лишним года тому назад. Время везде проходит незаметно, что в молодости, что на службе, оглянуться не успеешь - и вот она, осень. И синяя бумажка об увольнении на пенсию, и прощальные речи в управлении, что вот, мол, другие могут только завидовать, ты теперь сам себе хозяин, ковыряйся в садике-огородике в свое удовольствие... Только меня сроду не тянуло к земле, и, если б моя старуха не привыкла держать кур, я бы преспокойно жил в нормальном городском доме.

Он осмотрелся. Да, я точно помню, это было именно здесь, но тогда мы прикатили в автомобиле - еще бы, расследование убийства всегда ведется с размахом.

а теперь я прихожу сюда один, и в кармане у меня ничегошеньки, ни удостоверения, ни рекомендации, просто идет старичок-пенсионер и что-то там себе думает... И даже не думаю ничего, а просто делаю то, что посоветовал мне доктор.

В тот день, когда старый пан Соуграда пришел домой и заявил, что с сегодняшнего дня он на пенсии, жена при виде его всплеснула руками:

- Батюшки, у тебя в лице ни кровинки, ложись-ка скорее в постель!

Он поглядел на себя в зеркало: да уж, действительно, краше в гроб кладут.

Пани Соуградова бросилась к соседке за травами и сварила лекарственный чай, смердевший на весь дом, она уложила пана Соуграду в постель и даже по щеке погладила - в кои-то веки. Он закрыл глаза, чувствуя, что пришла пора умирать.

Потому что завтра он не пойдет на службу, не предъявит в трамвае служебное удостоверение, не пройдется по вокзальному перрону, чтобы поглядеть, не появилась ли какая-нибудь подозрительная личность... А если б он туда и пошел, с ним, может, и заговорит по старой памяти кто-нибудь из железнодорожников, и все, и ничего больше, а по перрону будет спокойно разгуливать хотя бы этот "щипач" Бурьян, пана Соуграды это уже не касается. И, чего доброго, Бурьян умышленно с ним поздоровается, да еще ухмыльнется, потому что по "галерке" сразу разойдется слух, что он ушел на пенсию и его можно вычеркнуть из списка тех, перед кем нужно держать ухо востро.

На следующий день пан Соуграда поднялся, у него ведь никакой болезни не было, а только уныние и тоска. Вот тогда-то все, собственно, и началось.

Он сидел дома целыми днями и молчал. Молчал упорно, задумчиво, хотя в действительности ни о чем не думал - просто перед ним возникали лица, ничего для него не значившие, скажем лица людей, приходивших в Бюро находок. А то вспоминались забавные истории: вы только представьте себе - кто-то потерял кофейную мельницу! Нашлась она около церкви, и люди принесли ее в Бюро находок, а что еще удивительнее: человек, потерявший ее, явился-таки спросить о ней в Бюро... В одной потерянной и принесенной сумке обнаружили трупик новорожденного. Но за этой сумкой никто не пришел.

- Ну что ты все сидишь, скажи на милость? - сказала жена, напустив на себя разгневанный вид, потому что не знала, как ей к нему подступиться. - Скоро совсем прирастешь к стулу!

Ладно, он не стал сидеть. Он стоял, уставившись в стену. Размышлял о людях, которых, может, уже и на свете нет. И меня не будет, и, может, кто-нибудь будет обо мне вспоминать. Только кто?

- Скажи на милость, что ты здесь стоишь, словно идол какой деревянный? С ума можно сойти, глядя на тебя. Стоит и стоит! Ты хоть бы в садик вышел!

Он вышел. Не потому, что хотел подчиняться ей во всем, просто своей воли у него не было ни капли. Стоял в садике и опять размышлял о каких-то совершенно посторонних вещах.

Когда жена выглянула в сад, он неподвижно стоял с лопатой в руке и с отсутствующим видом.

Тогда она опять погнала его в дом, пусть уж лучше дома сидит. Так оно и шло по кругу. Ночами он не спал, ворочался с боку на бок и вздыхал. С перепугу жена написала их замужней дочери, что отец, кажется, свихнулся.

Кончилось дело тем, что она пошла к доктору, к старому полицейскому доктору Румпрехту. Она хорошо знала его и надеялась, что он разберется в состоянии ее мужа.

Доктор Румпрехт пригласил пана Соуграду к себе, в свой кабинет, и первым делом отругал его по всем правилам искусства. Этим доктор был известен во всем полицейском управлении, поговаривали, что он запросто обругал бы и самого начальника полиции, если б тот соизволил лечиться у него.

-Ну что, папаша, в чем дело? Вы, я вижу, решили, что без вас мир рушится, так, что ли? Думаете, люди перестанут красть и грабить, потому что вы ушли на пенсию? Ни черта подобного. Жизнь идет своим чередом, а вы - старый осел. А теперь рубаху долой!

Пан Соуграда стянул с себя рубаху и поглядел на доктора тоскливым взглядом:

-Я, пан доктор, не больной. Я просто какой-то такой...

-Избалованный, противный, ворчливый старикан. Удивляюсь, как это ваша старуха не выбросит вас из дому вместе с вашими манатками. И дышите глубже, черт бы вас побрал!

Доктор был человек понимающий. Хотя ему чаще приходилось иметь дело с покойниками, чем с живыми, он быстро разобрался, что случилось с детективом Соуградой.

Пенсия - отличная штука, если хотите знать, - сказал он, выписывая рецепт. - Вот, возьмите это и старательно принимайте. Правда, это вам не поможет, и не надейтесь, потому что никакие таблетки вам не помогут, это вам ясно?

Ясно, пан доктор.

Доктор коротко рассмеялся и пригладил свой седой ежик:

- А теперь, Соуграда, я вам кое-что скажу, но только между нами. Вы знаете, что я буду делать, когда окажусь на пенсии? Буду учиться! Начну изучать тропические болезни... Глупо, да? Тропические болезни у пльзеньских полицейских! Но еще мальчиком я рвался в Африку, на тихоокеанские острова, в азиатские джунгли... Тоже глупости, верно, ведь очутился я в конце концов здесь, в Пльзени. А вы, Соуграда? У вас никогда не было своей большой мечты?

Тот покачал головой:

- Нет... Правда, была одна, пан доктор, но она у меня не сбылась. Я мечтал расследовать серьезные дела. А вместо того сидел в Бюро находок да иногда наведывался на вокзал и ловил карманников.

- Ну и? Зато теперь вы можете представлять себе, что работаете в бригаде расследования убийств.

- А я в ней однажды работал!

- Ну и как, успешно?

- Нет, пан доктор. Это было то нераскрытое убийство в Штяглавицах, если изволите помнить.

Доктор ненадолго задумался:

- Ах да, женщина! Убита молотком, двумя ударами по затылку. А убийца...

- Убийцу мы не нашли... то есть что значит "мы". Я через неделю из группы выбыл, потому что из больницы вернулся Брожик, а тот не любил советов со стороны. Но и у него ничего не вышло. Так что, видите, в большом деле я участвовал только раз - и еще осрамился при этом.

Доктор бросил на Соуграду быстрый взгляд и встал:

- Что значит "осрамился"? Нераскрытое убийство? Да будь я на пенсии, я бы, пожалуй, именно этим и занялся. Просто так, от нечего делать. Я знаю, что вы, Соуграда, этого убийцу не поймаете, может, его уже и в живых нет, мало ли что может случиться за два года. Но разве о том речь, ведь это же не всерьез! Ведь это же игра... Попытайтесь!

- Спасибо, пан доктор, желаю вам здоровья!

- Вам я этого, Соуграда, пожелать не могу, потому что вы здоровы как бык!

Доктор Румпрехт умел найти нужное слово в нужный момент. Соуграда даже улыбаться начал, спускаясь по лестнице.

Ну а теперь он идет по этим Штяглавицам и приближается к тому самому домику, в котором тогда случилось убийство; интересно, кто там теперь живет, у той женщины никаких близких родственников не было... Со двора донесся чей-то голос, он заглянул поверх дощатых ворот и увидел молодого человека, который водил по двору косолапого карапуза. Ну вот, снова жизнь!

- Когда я был здесь в последний раз, тут была только смерть.

- Игра, сказал доктор. Ну ладно, значит, начинаем игру.

Хотя нет, вообще-то она началась раньше, еще дома, когда он снова обстоятельно перебрал все факты и снова возмутился, как неразумно тогда Брожик спешил с расследованием. Или, может, главная ошибка заключалась в том, что Брожик упорно подозревал какого-то троюродного племянника убитой, который в конце концов доказал свое алиби?

Нераскрытые дела - вещь неприятная, никто этим не хвастается. Брожик, правда, говорил тогда, что время все прояснит, но, как видим, ничего не прояснилось.

- Читаешь? Вот и хорошо, читай себе на здоровье, - говорила жена, когда пан Соуграда сидел дома над протоколами, которые ему одолжили в полиции по старому знакомству.

Если б он стал курить или, скажем, пить, она бы и это одобрила с таким же энтузиазмом. Хорошая у меня жена, лучшей мне бы и не найти. Радуется, что я уже больше не гляжу в пустоту, а по ночам сплю.

С каким удовольствием рылся он в этих бумагах... Глянь-ка, а ведь этот рапорт писал я. Допрос соседки Отагаловой из дома № 34...

Перечитывая свой старый рапорт, Соуграда понял, что тот допрос тогда далеко еще не кончился. Вспомнил, что приложил тогда к протоколу записку о том, что вышеупомянутую соседку следует допросить еще раз... Но, видно, Брожик этого не сделал. Или сделал, но ничего нового не узнал.

Доктору легко говорить: чтобы убить время, займитесь, мол, этой старой историей. Если снова ею заняться, нужно бы еще раз допросить эту женщину. Но об этом и думать смешно, кто же позволит пенсионеру кого-нибудь допрашивать?

Он стоял перед домом № 34 в Штяглавицах и пытался поднять щеколду калитки.

Нет, это не допрос, а просто разговор. Разве нельзя пенсионеру заглянуть через пару лет и побеседовать с соседкой, которая знала убитую? Ведь это всего лишь игра.

Щеколда поддалась, калитка распахнулась. Под сараем заливисто залаяла собака. Женский голос прикрикнул на нее, а затем на порог вышла сама хозяйка дома.

- Пани Отагалова, если не ошибаюсь... Я у вас был, когда случилась эта история с соседкой... Я из полиции.

Хозяйка еле заметно нахмурилась.

- Теперь-то я уже не в полиции, - через силу улыбнулся пан Соуграда. - Я уже на пенсии. Хотелось с вами просто так потолковать.

- Я тогда рассказала, что знала, - строго ответила хозяйка.

- Это мне известно.

Они все допытывались про племянника, которого посадили, а потом опять выпустили. А того, кто это сделал, так и не нашли?

- Нет, пани, не нашли.

Они стояли во дворе, в дом она его не пригласила - видно, рассчитывала, что он скоро уйдет.

- Хороший у вас сад! И урожай что надо - у яблонь ветки гнутся.

- Если бог даст, - улыбнулась хозяйка. - Хвалить можно, когда урожай под крышей.

Они еще долго беседовали о непостоянстве погоды, потом она все-таки сказала:

- А что это мы стоим, проходите в дом. Уже холодает.

Пан Соуграда принял приглашение, желая поговорить с ней подольше. Так он узнал, что сын у них служит в армии, остался на сверхсрочной, это хорошее место, особенно сегодня, когда с работой не густо.

- Значит, вы меня совсем не помните? - спросил пан Соуграда, когда хозяйка сделала паузу, чтобы перевести дыхание.

Она затрясла головой:

- Что вы, я тогда себя не помнила. Это же не пустяк, выкладывать господам из полиции все, что знаешь. Не то, что с вами разговаривать! А почему вы тогда все выспрашивали про того ее племянника?

- Потому что он к ней захаживал! А так ведь она жила довольно замкнуто.

- Скажете тоже! Сколько я у нее здесь людей перевидала!

- И были такие, которые к ней часто ходили?

- Нет... Этого я не скажу. Она собиралась продавать свой дом, вот к ней и наведывались покупатели. Был, правда, один, так вот он приходил несколько раз!

- Но полицейским вы тогда ничего об этом не рассказывали!

- Ну да, когда тебя допрашивают, не станешь же ты выкладывать все, что тебе в голову приходит. Я о нем ничего не знаю, но видела его здесь не раз.

- И незадолго до убийства тоже?

- Да. Был он здесь несколько раз, всегда ближе к вечеру.

- А как выглядел?

- Не скажу, дело ведь было примерно в это время года, а теперь рано смеркается. И потом, чего мне глазеть на мужика, который к соседке ходит, верно? Помню только, что это был железнодорожник. Обыкновенный такой.

Потрясенный пан Соуграда уставился на хозяйку, а та восприняла это как недоверие:

- Ей-богу! И всегда он приходил в одно и то же время.

- А вы бы узнали его?

- Вряд ли.

Пан Соуграда вздохнул. Легко говорить доктору, он свои болезни из тропиков может изучать хоть лежа в постели, а я? Могу ли я искать железнодорожника, не зная даже, как он выглядит?

- Молодой, средних лет?

- Этого я бы не сказала. Скорее, старше среднего... Да, и еще, помню, пальто на нем сидело как-то странно!

- Что вы имеете в виду? - насторожился пан Соуграда. - Вы думаете, у него что-нибудь было под пальто?

- А что у него там могло быть? Или вы думаете, что он... матерь божья, вы думаете, он под ним прятал то, чем он ее потом убил?

- Нет-нет, это иначе выглядело. Это пальто... знаете, форменное пальто железнодорожника... оно плохо на нем сидело.

- Он был горбатый?

- Нет, не то... Но вот пальто... Да, теперь я вспоминаю, оно у него было длинновато с одной стороны. Да, одна пола была длиннее другой, мне это тогда бросилось в глаза. Женский глаз, сами знаете!

Пан Соуграда глядел на пани Отагалову и кивал головой: ну да, женский глаз. С этим вашим глазом всегда самая большая морока.

- Если он так поздно появлялся, когда же он от нее уходил?

- Ну, не знаю, я людям в окна не заглядываю. Ясное дело, поздно уходил.

- А может, рано утром?

- Это вряд ли. Я во дворе спозаранку, засыпаю корм курам, кроликам, думаю, я бы его углядела. Если он хотел купить дом, с чего бы ему оставаться до утра?

- Да-да, конечно. Но я просто так спрашиваю...

Уже было поздно. Скрипнула калитка, собака снова залилась лаем, но на этот раз с дружелюбным повизгиванием. В комнату вошел пан Отагал.

Узнав, о чем разговор, он пренебрежительно махнул головой:

- Бабы, они же всегда все знают. Моя уже готова романы об этом писать.

А так как пан Соуграда боялся опоздать к поезду, хозяин вышел проводить его во двор. Там он сказал ему доверительно:

- Не хотелось об этом говорить при жене, но она, покойница, была охоча до мужиков! Она и мне давала понять, а ведь была намного старше!

Пан Соуграда удивился, но ничего не сказал. По дороге на вокзал он размышлял, стоило ли ему приезжать сюда. В конце концов, ничего особенного он не узнал. Так, одни только мелочи...

Но, уже сидя в поезде и прислушиваясь к стуку колес, он подумал: вот так, наверное, рассуждал Брожик, когда вернулся из больницы и взял дело в свои руки, в то время как я вернулся к себе на вокзал. В жизни иногда все складывается из мелочей.

То, что говорит этот Отагал, может быть, и важно. Если она была падка на мужиков, она, пожалуй, намекала, что у нее есть деньжонки. Когда пожилая женщина хочет замуж, это самая верная приманка. А вдруг тот неизвестный железнодорожник как раз на это и позарился? Допустим...

Но где же ты будешь искать железнодорожника, о котором тебе известно лишь одно: что на нем плохо сидело форменное пальто?

Он то мрачнел, то улыбался, в зависимости от того, какие мысли приходили ему в голову, но в самой глубине души у него теплилось странное радостное чувство. Наконец-то у него появилась какая-то цель! Придя домой, он насвистывал. Пани Соуградова облегченно вздохнула. Она не догадывалась, что вскоре поведение мужа начнет действовать ей на нервы. Жены иногда ведут себя очень непоследовательно.

Теперь пан Соуграда начал просиживать целые дни в комнате один, окруженный железнодорожными справочниками, к которым он не разрешал жене даже прикасаться, и тщательно что-то выписывал из расписаний поездов. Однажды вечером он сообщил своей жене, чтобы она не удивлялась, если ему придется немного попутешествовать. Ничего страшного в этом нет, но на поездку потребуются деньги...

Когда жена попыталась протестовать, он сказал:

- Ничего не поделаешь, мне это доктор прописал.

Куда он поедет - этого пан Соуграда не сказал. Впрочем, он и сам пока не знал.

Знал он лишь одно: на месте убийства, в Штяглавицах, несколько раз появлялся к вечеру неизвестный железнодорожник. Населенный пункт Штяглавице - первая станция на линии Незвестице - Рокицаны, по которой ходят только пассажирские поезда. Из их числа попробуем отобрать поезда, которыми можно из Рокицан приехать к вечеру в Штяглавице.

Но сюда можно прибыть и из других мест. Например, из Пльзени, хотя это и далековато, к тому же придется делать пересадку в Незвестицах. Для этого понадобится поезд, который идет из Пльзени после четырех (когда у нормального железнодорожника заканчивается служба) и позволяет сделать пересадку в Незвестицах.

Ну а потом есть еще и третья возможность: линия Пльзень - Непомук - Хораждёвице, и далее до Будейовиц, и даже дальше, до самых Велениц. Железнодорожники ездят бесплатно, так что для него расстояние роли не играет, ему даже выгодно, что место преступления находится далеко от места его проживания. Но этот маршрут нельзя растягивать до бесконечности; если тот человек заканчивал службу не раньше четырех, он мог выезжать из Хораждёвиц, не дальше.

Пан Соуград нарисовал схему линий, вписал названия станций, сверился с расписаниями поездов и описал старым циркулем большой круг. Внутри круга у него оказались все поезда и все населенные пункты, которые вообще заслуживали внимания. На всякий случай он внес туда же данные и о регулярных грузовых поездах. И, довольный, потер руки: где-то в этом кругу должен находиться незнакомый железнодорожник.

Или не должен... Потому что жизнь сложнее любых вычислений.

Но с чего-то начинать нужно, поэтому будем считать, что мои сведения верны. Впрочем, издалека этот человек никак не мог быть. Во-первых, он свободен только во второй половине дня, во-вторых, он обязательно из этих краев - иначе откуда бы ему знать про одинокую женщину с собственным домом в Штяглавицах?

Пан Соуграда отправился в свои долгие и безрезультатные путешествия, а жена тихо заламывала руки ему вслед. Он и сам не знал, каков этот его круг - то ли волшебный, то ли порочный, но не сомневался, что круг этот очень важный.

Ведь на каждой станции понадобится выйти, поговорить с железнодорожниками, на это потребуется время. Приехать нужно хотя бы дважды, а вдруг именно сегодня человек, которого ты разыскиваешь, случайно не окажется на своем рабочем месте?

Пенсионер не может спрашивать у начальника станции, сколько у него народу и сколько присутствует сегодня на службе, пенсионер вообще ничего не может, разве что ротозейничать, вести пустые разговоры и делать вид, что у него здесь какое-то дело. Скажем, ему нужны списанные шпалы на дрова. С течением времени пан Соуграда нашел целую кучу различных предлогов, которые позволяли ему ошиваться вокруг маленьких станций и вступать в разговоры с людьми.

А время не стояло на месте. Если бы он вел расследование, находясь на службе в полиции, начальство наверняка устроило бы ему разнос за такую медлительность. В этом смысле у пана Coy грады было большое преимущество: он никому не подчинялся и бег времени не очень его тревожил.

Очутившись на границе круга, очерченного им, и ничего не найдя, он опять вернулся в его центр.

Пришла зима. Пан Соуграда отсиживался дома, лечил свой ревматизм да глядел, как сыплет снег за окном. От нечего делать он заново просматривал расписания поездов.

Как только пришла весна - а его интересовало именно холодное ее начало, когда люди еще ходят в пальто, - он опять вышел на свой маршрут. Пани Соуградова была убеждена, что он окончательно тронулся.

Однажды он ходил по станции Мирошов (есть такая станция, если ехать на Рокицаны) и уже собирался было возвращаться, как вдруг заметил пожилого железнодорожника, который старательно и неторопливо чистил дорожку вдоль путей за вокзалом. Движения его были медленными, как у людей, привычных работать весь день и делать свое дело основательно.

Вот он разогнул спину и сделал несколько шагов назад, к тачке, чтобы вывалить в нее куски срезанного дерна.

Правая пола у этого человека свисала ниже левой; он ходил немного согнувшись, словно носил на одном плече невидимый груз.

У пана Соуграды заколотилось сердце. Боже милостивый, а ведь я оказался прав! Я оказался прав! Я, просиживавший штаны в Бюро находок... Я, вылавливавший карманников на вокзале.

От радости и от восхищения собственной смекалкой у него закружилась голова и в глазах потемнело.

Железнодорожник не обращал внимания на пана Соуграду, так как работал спиной к нему. Позже, проезжая мимо с полной тачкой дернин, он недоуменно посмотрел на пана Соуграду, словно удивляясь, что делает здесь, за вокзалом, посторонний человек. Он высыпал дерн на компостную кучу и стал очень старательно разравнивать его граблями.

- Для сада это здорово пригодится, - сказал пан Соуграда. Железнодорожник покосился на него, но ничего не сказал.

- Я говорю, для сада пригодится! - прокричал пан Соуграда. Человек раздраженно обернулся:

- Я слышу, не глухой...

Сказал это так, что сразу стало ясно: вступать в разговоры он не намерен. Подхватил тачку и побрел назад.

Пан Соуграда молча глядел ему вслед. Оглянувшись на полпути, железнодорожник увидел, что незнакомец не сводит с него глаз. Он не подал виду, что это его тревожит, но, продолжая работать, то и дело бросал на незнакомца настороженный взгляд.

Пан Соуграда видел совершенно ясно: пальто у. этого человека в самом деле длиннее с одной стороны. И он отлично знает, что я здесь стою, и это ему явно не нравится...

В конце концов железнодорожник выпрямился и крикнул:

- Это железнодорожное полотно, посторонним здесь нечего делать!

Пан Соуграда пожал плечами и вернулся на перрон, но продолжал наблюдать за работой этого человека. Тот хоть и делал вид, что ему это безразлично, но время от времени исподлобья, недоверчиво поглядывал на пана Соуграду.

Домой пан Соуграда вернулся в отличном настроении:

Ну вот, мамочка, с разъездами покончено! Теперь буду ездить только в Мирошов.

А зачем, скажи на милость?

Меня там один железнодорожник интересует.

А он, случаем, не в юбке? - сказала хозяйка дома, и пан Соуграда залился веселым смехом. Раз тебя все еще ревнуют, значит, списывать еще рано, даже если ты на пенсии!

Как зовут того железнодорожника и где он живет, пан Соуграда разузнал в трактирчике у мирошовского вокзала. Выяснил он также, что этот Йозеф Соукуп работает на железной дороге двадцать с лишним лет, что человек он тихий, скромный, не очень общительный, давно уже овдовел и живет в собственном домике на окраине Мирошова.

А я слыхал, что он ездил прицениваться к какому-то дому! - сказал пан Соуграда.

Быть того не может, - возразил молодой дежурный по станции.

Ну, тогда, значит, он ездил присматривать себе хозяйку, - улыбнулся пан Соуграда.

Вот это уже больше похоже на правду, да и женщины были бы не прочь, ведь он же будет получать пенсию. Но вообще-то он нелюдим.

Пан Соуграда допил свое пиво и незаметно исчез. За вокзалом железнодорожник Соукуп тщательно сгребал листву в садике начальника станции. Пан Соуграда остановился у забора и стал наблюдать.

Время от времени Соукуп оглядывался на него. Казалось, у него чуть-чуть дрожат руки.

На следующий день Соуграда приехал снова...

Толкая впереди себя тележку, железнодорожник Соукуп подошел к поезду, чтобы принять посылки, потом вернулся с ними в камеру хранения. Соуграда подошел к стеклянным дверям и заглянул внутрь.

Соукуп раскладывал посылки по полкам, но, увидев лицо, которое теперь так часто возникало перед ним, бессильно опустил руки.

Потом он вдруг повернулся к дверям, резко распахнул их:

- Что вам от меня нужно?

- Ничего, - улыбнулся пан Соуграда. - А ведь мы знакомы.

- Не припомню, - проворчал железнодорожник и попятился от дверей.

Как же, по Штяглавицам, - сказал пан Соуграда и просунул ногу между створками дверей, чтобы тот не мог их захлопнуть. - Три года тому вы туда ездили осенью, вы еще всегда приезжали по вечерам.

- Нет... Я не ездил! - глухо сказал человек, уставившись в землю.

- Ну как же. К Марии Доубковой.

Человек сузил глаза. Если б не люди на перроне, он бы на меня бросился, подумал пан Соуграда, делая шаг назад. Человек захлопнул двери.

Пан Соуграда улыбнулся и поехал домой первым же поездом. Собственно, я уже знаю достаточно и можно было бы идти в уголовную полицию. Йозеф Соукуп, который, как установлено, проживает и работает в Мирошове, говорит, что в Штяглавице не ездил, но свидетельница Отагалова его опознает...

Соуграда затряс головой. Нет, не так это просто. Очевидно лишь то, что я вышел на нового человека в этом старом деле. Может быть, пан советник и похвалил бы меня за способ, которым я его нашел. Ну а дальше что? Что, если эта Отагалова его не опознает? Нет, идти в полицию еще рано... За этим человеком еще нужно понаблюдать. Иначе Брожик скажет: "Я думаю, любезный Соуграда, теперь ты понял, что поймать убийцу - дело нешуточное".

Конечно же, нет. Но это игра - и ее нужно продолжать. Когда он в очередной раз покупал билет до Мирошова и обратно, барышня в кассе сказала ему:

- Видно, там очень хорошо, раз вы ездите туда каждый день.

- Очень, - улыбнулся он. - Будь я помоложе, я пригласил бы вас поехать со мной.

В тот день железнодорожник Соукуп забился в служебное помещение и вообще не выходил из него. Когда он в конце концов высунул голову и увидел, что на него уставились все те же настырные глаза, он тут же скрылся.

А однажды за посылками к поезду подошел какой-то парень: Йозефа Соукупа нет на станции, у него сегодня выходной.

- Наверное, он в лесу, - сказал парень.

Чтобы не терять времени зря, пан Соуграда сходил в Мирошов, поглядеть на дом Соукупа. Он не ожидал увидеть дом в таком образцовом порядке. Забор свежеокрашен, во дворе два крольчатника и безукоризненно сложенная поленница дров. Этот человек - педант, сказал себе пан Соуграда, он все делает обстоятельно, не жалея времени. И дрова сложил как следует быть. Внизу два ряда березовых поленьев, потому что они не боятся сырости, потом ель, а наверху - сосна.

Пан Соуграда подергал за скобу калитки. Калитка была заперта. Все, что он мог сделать, - это обойти вокруг дома и вернуться. И он огорчился, потому что жаль было каждого дня.

Но пан Соуграда не знал, что Соукуп не ходил в лес. Он был дома и видел, как незваный гость ходит вокруг его дома. Видел его сверху, с чердака, сквозь щели в слуховом окне. Видел, как он дергал калитку.

Когда на следующий день пан Соуграда опять приехал в Мирошов, в тупике у вокзала стояла дрезина. Как только поезд ушел и линия освободилась, дрезина укатила. На ней был Йозеф Соукуп. Пан Соуграда отлично заметил, как этот человек смерил его взглядом, в котором таилась насмешка. Ускользнул я от тебя... И еще ускользну...

Игра? Нет, это уже было скрытое единоборство, и конца ему пан Соуграда пока не видел.

Вернуться домой несолоно хлебавши? Или, может, еще разок наведаться к дому Соукупа, поговорить с соседями? Рано или поздно, но человек обязательно узнает что-нибудь полезное.

А завтра, Йозеф Соукуп, я появлюсь опять. И послезавтра, и каждый день. Пока ты не скажешь: ладно, я расскажу вам, как это было... И это будет конец моей игры.

Но пока конца не было видно, тем более благополучного конца. Если дело не клеится, лучше бросить его, пока не поздно. Сегодня у меня невезучий день, недовольно ворчал пан Соуграда, так как разговор с соседями не дал ему ничего нового. В одном доме ему повторили то, что он уже знал, а в другом он с самого начала почувствовал, что с ним осторожничают. Видно, они заметили, как он выходит из первого дома, и насторожились. Если он и здесь скажет, что присматривается к дому Соукупа, желая купить его, этот предлог не сработает.

Вот почему он напустил на себя сокрушенный вид и, словно опасаясь, что его кто-нибудь подслушает, тихо сказал:

- Похоже, придется мне выложить вам все начистоту. Дело в том, что этот пан Соукуп интересуется нашей родственницей, вот я и хочу узнать, что он за человек. Вы меня понимаете?

Это-то они понимали, еще бы нет, они даже обрадовались, потому что пан Соукуп хоть и большой нелюдим, но человек очень порядочный. И к тому же будет получать пенсию...

Ну что ж, оставалось лишь проститься и попросить оставить услышанное при себе. Но он хорошо знал, что, как только он скроется из виду, они побегут с этой новостью к соседям.

Он медленно шагал мимо притихшего дома Соукупа. И вдруг остановился, опешив. Что это? Двор чисто подметен, как всегда, но дрова... Ну да, образцово уложенные поленья хоть и на своем месте, но порядок их нарушен. Внизу остался лишь один ряд белых березовых поленьев, во втором оказалось несколько еловых. А недостающие березовые поленья попали аж в третий ряд! Скажите пожалуйста! С чего бы этот порядочный нелюдимый человек стал вдруг перебирать поленницу, да еще к тому же ночью, когда даже не разглядишь, что за полено у тебя в руке?

Когда пан Соуграда вернулся на вокзал, дрезина опять стояла в тупике. Он обошел весь вокзал в поисках "своего" человека. Посыпал дробный весенний дождь. Тут и появился железнодорожник, он пришел спрятаться под навес, где уже стоял пан Соуграда.

Они посмотрели друг на друга.

- Вы сделали ошибку, - тихо сказал пан Соуграда. - Большую ошибку. У вас еще есть время признаться.

Железнодорожник зашевелил губами, растрескавшимися до крови, словно от горячки. Он замотал головой, но из горла его не вырвалось ни звука. Он выглядел так, будто у него началось удушье.

- Я расследовал это убийство три года тому назад. Теперь я закрываю дело. Пока у вас еще есть время.

Человек вытянул руки, как бы защищаясь. На станцию прибывал поезд. Пан Соуграда поспешил на перрон. И правильно сделал. Не потому что опаздывал, поезд бы от него не ушел, - просто он понял, что этот человек вот-вот убьет его.

Когда на следующее утро автомобиль пльзеньской уголовной полиции прибыл в Мирошов и остановился перед домом Йозефа Соукупа, соседка из дома через дорогу сказала, что его нет Дома. Но они уже побывали на вокзале и знали, что сегодня он не вышел на службу и поэтому должен быть дома.

Они вышибли калитку и вошли во двор. Пан Соуграда остановился у образцово сложенной поленницы.

Тут он услышал, как Брожик, заглянувший в окно, кричит: - Он там... Висит в дверях.

И Брожик посмотрел на Соуграду с нескрываемым изумлением.

 

ЭРЦГЕРЦОГ

- Больше вы меня здесь не увидите!.. - воскликнул молодой Леопольд Перглер и хлопнул дверью.

Всем своим видом воплощая оскорбленное достоинство, он спустился по лестнице отцовского дома и вышел темным проездом на хмурую брненскую улицу. Чаще всего сыновья из состоятельных семейств покидают отчий дом именно таким образом. А если б они не чувствовали себя оскорбленными - зачем тогда им расставаться с любящей маменькой, которая по мере сил оплачивает сыновние долги, со старой, ворчливой, но глубоко преданной служанкой, с сестрой на выданье, с собакой, обожающей молодого господина?

Но, увы, есть в доме еще и раздражительный отец, которому не дано понять, что молодость бывает лишь раз в жизни...

Очевидно, Леопольд Перглер старший - фирма "Торговля тканями штучно и в раскрой" - никогда и не был молодым, хотя на доме висит фирменная вывеска "Л. Перглер-младший" и относится она, как ни странно, именно к нынешнему Перглеру-старшему. Наследник не был силен в торговых делах, зато бесподобно играл в тарок и не знал себе равных в прикупном марьяже, а везло ему так, что кой у кого это вызывало серьезные подозрения. В "двадцать одно" он играл лишь изредка...

Ну да, а потом еще эти фигуранточки из оперетты, особенно Кики, и еще жена какого-то саперного капитана, и еще много других женщин, потому что наследник дома Перглеров был красавчик что надо.

Однако в данный момент от всех этих бесспорных достоинств ему было мало проку. Он покинул отчий кров после жестокого скандала, оскорбленный этой жалкой монетой в пять крон. Поначалу он хотел было швырнуть ее на отцовский порог, но вовремя сообразил, что пять крон все же лучше, чем ничего, и направился в кафе, чтобы поразмыслить о своем будущем.

Он не догадывался, что не скоро вернется в этот унылый дом и фирменная вывеска "Л. Перглер-младший" успеет к тому времени выцвести и заржаветь.

Эти пять крон не были случайной монетой - это был остаток денег, причитавшихся ему из фамильного состояния. Господин Перглер-старший подсчитал сыновние долги, приплюсовал предыдущие расходы на него, не забыв и про проценты, как и подобает потомственному коммерсанту; после чего, вычислив позиции "дебет" и "кредит", пришел к выводу, что на счету наследника остается ровно 5 кр., каковую сумму он ему и выплатил -немедленно, наличными и без расписки в получении.

Мать убивалась, старая служанка гневно громыхала кухонной посудой, сестра кричала в истерике, что откажется от своего приданого, верный пес считал все это увлекательным спектаклем и радостно лаял. Лишь отец был по-прежнему угрюм и неуступчив. И Леопольд ушел, громко хлопнув дверью.

Не будучи наивным, он знал, что с пятью кронами не очень-то развернешься. Не был он и романтиком и потому не собирался ставить их на банк в наивной вере, что к утру станет миллионером. Там, куда он хаживал играть, его бы вышвырнули на улицу вместе с его пятью кронами.

Вот дедушка Перглер, тот приступил к торговым делам, располагая еще меньшей суммой, но тогда и времена были другие. У нас нынче республика, старая Австрия развалилась, сегодня без капитала в торговлю нечего и соваться. А в карточную игру тем более...

Леопольд Перглер-младший уселся за свободный столик в кафе, изящно взмахнул своей белой холеной рукой, украшенной крупным фальшивым перстнем, и официант принес ему кофе.

"Знал бы он, что сегодня мне нечем расплачиваться!" - тоскливо подумал Леопольд.

Затем он стал перебирать в уме своих знакомых дам, заранее отметая всех, кто был лаком на подарки, и оставлял в памяти лишь тех, кто мог бы ему помочь. Почему-то их оказалось не так уж много. И, что еще хуже, все они были страхолюдные. В конечном итоге его ждала безрадостная перспектива ночевать хотя бы первое время у одной пожилой модистки...

Кофе показался ему безвкусным. Он глотнул содовой воды и с трудом удержался, чтобы не выплюнуть ее на пол. Закажу-ка я вермут, раз уж не собираюсь платить за кофе, могу не платить и за вермут. Щелкнув пальцами, он заказал рюмку вермута.

Да, остается только эта модистка. Мягкое сердце плюс кой-какие сбережения. Это неприятно и почти непорядочно, но что поделаешь? Первый шаг всегда труден. Не станет же содержать меня Кики.

Он заметил, что какой-то незнакомец, сидящий в углу кафе, уже давно и упорно разглядывает его. У Леопольда было неприятное ощущение, что он этого человека знает, но вот откуда- не помнит. Ну и бог с ним, сейчас ему не до посторонних. Пора подумать о себе.

Он еще долго сидел, погрузившись в мрачные раздумья, -официант убрал рюмку из-под вермута и допитую чашку кофе - и тут взгляд его снова скрестился со взглядом этого человека. Леопольд встревожился: а вдруг это детектив! Но с какой стати отец будет нанимать ради меня детектива? И станет ли детектив сидеть здесь, в кафе, и таращиться на меня? Детективы стараются не мозолить глаза. Тут незнакомец встал, подошел к столику Леопольда и с поклоном сказал:

- Вы позволите? Леопольд пожал плечами.

Усевшись лицом к нему, незнакомец деловито спросил:

Житейские проблемы? Леопольд безразлично молчал.

Деньги? - продолжал незнакомец со странным смехом. Леопольд вытянул ноги.

Могло бы вас заинтересовать одно доходное дело? Леопольд поднял бровь.

Незнакомец улыбнулся:

- Позвольте задать вам вопрос: вы владеете немецким? Леопольд кивнул.

- Свободно?

Не выдержав, Леопольд огрызнулся:

- Если вас послал мой папа, можете катиться к чертовой матери!

Незнакомец поклонился:

- Позвольте представиться: Кекуле Ян. Фамилия может показаться странной, не так ли? Но обладатель ее - отнюдь не дурак, и вы в этом вскоре убедитесь. Вас зовут Леопольд Перглер. Кстати, имя у вас просто великолепное - Леопольд!

'То ли сумасшедший, то ли педераст", - подумал Леопольд, презрительно осклабившись. Официант ошивался около их стола, и господин Кекуле поднял руку:

Принесите нам бутылочку красного.

Что вы от меня хотите? - угрюмо спросил Леопольд.

- Хочу сказать вам, что у вас удивительное лицо... Я ведь давно уже за вами наблюдаю.

- И за что же такая честь?

- Все из-за вашего лица, в нем все дело... Вы ведь вылитый потомок Габсбургского рода.

Леопольд Перглер почувствовал, что у него отвисает нижняя челюсть: от изумления он самым вульгарным образом разинул рот.

Незнакомец улыбнулся:

- Видите ли, изучение знатных родословий - в некотором роде мой конек. Смею утверждать, что я знаю их в совершенстве. И я хотел бы заключить с вами деловой союз. Для начала предлагаю вам, скажем, десять тысяч.

На лбу Леопольда выступили росинки пота.

В год? - уточнил он для верности.

В месяц.

В этот момент кельнер ставил на стол бутылку "вавржинецкого" - вот почему Леопольд не мог сказать этому незнакомому или, собственно, уже знакомому господину Кекуле, что он чокнутый. Во всяком случае, подумал он именно так.

- Повторяю, для начала. Потом будет больше. По моим подсчетам, в год будет набегать до полумиллиона.

Господин Кекуле собственноручно разлил вино и поднес к губам свой бокал. Лицо его на миг скрылось за красным искрящимся заревом.

Бокал Леопольда остался стоять на столе. Эта история уже начинала ему приедаться. Ему нужно было думать о ночлеге, а не выслушивать какую-то безумную чушь.

Друг мой, - сказал его собеседник, - я вижу, вы мне не верите. Я вас понимаю, конечно, поначалу моя идея должна показаться слишком смелой. Но когда к ней привыкнешь, она выглядит вполне реально. Мне нужен человек с таким лицом, как у вас... Вам в самом деле никто еще не говорил, что у вас черты лица типичного Габсбурга? Ну конечно, в республике о таком предпочитают не распространяться. Старорежимные времена миновали, старая знать упразднена, а потомок императорского рода...

- Хватит валять дурака! - оборвал его Леопольд. - Выкладывайте, что вам от меня нужно, или проваливайте вместе с этим вашим вином.

- Я вижу, вы вспыльчивы и не слишком учтивы. Я вас извиняю и прошу выслушать меня до конца. У меня есть тетушка, она живет в Вене и занимается вышиванием монограмм. Вы себе представить не можете, какое это прибыльное занятие. Она работала на все аристократические дома. Повстречать в ее мастерской эрцгерцогиню - не труднее, чем повстречать на брненской улице старую бабку. Кстати, эрцгерцогини нынче уже тоже в годах. О принцессах и говорить не приходится. Принцессам теперь в среднем около сорока, а если принцесса не выскочит замуж вовремя, она становится похожей на самую заурядную старую деву. Графини и баронессы - этих я вообще в расчет не беру.. С юных лет я вращался в аристократических кругах и стал отлично разбираться в их родословных. Сегодня среди друзей я слыву большим знатоком генеалогии. В родословной Тун-Го-генштейнов ориентируюсь так же свободно, как в генеалогическом древе Лихновских. Я общался с дамами из рода Дитрих-штейнов и из рода Виндишгрецев и должен вам сказать, что Мария Валентина Габриэла, которая праздновала в Вене свадьбу с Иоанном, принцем Ратиборским, была очень красивая дама и тетя вышивала ее монограммы с особым прилежанием и вкусом. Я знаю род Меттернихов, Виннебергов, дом Лёвенштейн-Вертхейм, не говоря уже о Лобковицах, Шварценбергах, о старом Эстергази из Таланты или о роде графов Ауэршперг. Меня живо интересовали их браки, аферы и скандалы, и смею вас заверить, что их немало и что все это весьма интригующие истории.

- Простите, но я... - попытался прервать его Леопольд. Однако господин Кекуле уже оседлал своего конька. И остановить его было невозможно.

- Вы, может быть, думаете: почему же тогда этот человек не стал архивариусом у какого-нибудь аристократа... Друг мой, вся проблема в том, что сегодня дела у них идут, скажем прямо, неважно и многие из них при всем желании не могут позволить себе такую роскошь, как архивариус. А у большинства и желания-то нет. Старая знать, у которой отобрали титулы, охвачена какой-то усталостью. Она разочарована, утратила смысл жизни, не интересуется своим происхождением... Но, к счастью, есть и другие, которые интересуются им вдвойне. А именно те самые, кто у них эти титулы отобрал. Пан Леопольд, вы представить себе не можете, сколько республиканцев спит и видит себя в обществе членов аристократических родов! А уж о монархических династиях и говорить нечего! Сделать из вас представителя Габсбургского дома - это просто моя обязанность. Но также и необходимость, ибо я тоже исчерпал до дна свои сбережения, а моя венская тетя уже старушка. Теперь вы меня понимаете?

Меня интересует одно: кто будет платить эти бешеные деньги, о которых вы фантазируете? Вы же сами говорите, что у аристократов денег нет.

А мы и не собираемся брать деньги у них. У знати мы позаимствуем лишь ее родовые связи. Деньги же будем брать у тех, других. Представляете, как высоко оценит директор ком мерческого банка ваше согласие отужинать у него? Или какой блеск придаст свадьбе дочери миллионера-колбасника присутствие эрцгерцога Леопольда?

"Эрцгерцог Леопольд Перглер. Торговля тканями штучно и в раскрой", - ухмыльнулся молодой человек.

Насколько мне известно, это заведение вам еще не принадлежит и вас это довольно-таки удручает, - холодно заметил господин Кекуле. - Забудьте, что вы Перглер. Вы настолько безупречный Габсбург, что дальше просто некуда. Вы куда больше Габсбург, чем сам император Карл со всеми своими дядьями и тетями. Вы похожи на кронпринца Рудольфа, ей-богу... Но не будем рисковать, не станем делать из вас члена этой линии. Я сделаю из вас представителя моденской ветви, уж в ней-то сам черт ногу сломит... Ну как, по рукам?

Леопольд считал, что его визави, скорее всего, сумасшедший, но, поскольку в кармане у него было только пять крон и, следовательно, терять ему было нечего, он кивнул:

- По крайней мере можно будет позабавиться.

- Ну нет, вам предстоит очень серьезная работа. Придется освоить несколько иное произношение "р" - чуть-чуть картавое... Ну и потом определенные манеры... Немецким вы владеете, но венский акцент вам не повредит. Этим мы займемся у моей тетушки в Вене. У нее вполне приличная квартира, которую она сдает девицам, почему бы ей не выделить одну из комнат и для нас? Отныне вашей Библией будет вот эта книжка. Страниц десять из нее вам придется заучить назубок, намертво.

Потрясенный Леопольд стал листать книгу с гордым названием: "Gothaischer Kalender - Genealogischer Hofkalender".

- Выходит уже сто пятьдесят семь лет, - не без гордости заметил господин Кекуле. - Попробуйте найти другую такую книгу на свете! Итак, вы будете досконально знать членов Габсбургского рода, причем как ветвь австро-венгерскую, так и ветвь тосканскую, хотя сами вы будете происходить из моденской линии. Будучи родственником Габсбургов, вы окажетесь в родстве с половиной всех династий на свете, а о второй половине вы смело можете утверждать то же самое.

Он снова поднял свой бокал. Выпил и Леопольд Перглер, который уже постепенно превращался из сына торговца в потом ка эрцгерцога Фердинанда и его супруги Марии Беатрисы д'Эсте. После чего они заказали еще одну бутылку.

- Разумеется, вы находитесь в родстве и с королями сардинскими, поскольку герцогство Эсте было объединено с Сардинским королевством по декрету короля Виктора Эммануила.

Франциск, последний герцог моденский, сочетался в Мюнхене браком с принцессой Адельгундой Баварской, следовательно, вы породнены также с королями баварскими, а через них - с другими королевскими домами. Братья Франциска Моденского тоже женились на принцессах, один из них - на Елизавете Австрийской, которая впоследствии вышла за Фердинанда Румынского. Чувствуете, как славно все это у нас переплетается? Через габсбургско-лотарингский род вы породнились с Бурбонами, а именно через Алису, герцогиню Бурбонскую и Пармскую, которая, само собой, связывает вас с тосканской ветвью. Дядьями вам приходятся Карл Сальватор, Леопольд Сальватор (не исключено, что Леопольдом вас окрестили именно в его честь) и Франциск Сальватор, тот самый, которому его супруга Мария Валерия, дочь Франца Иосифа, родила пятерых детей... Ну а это значит, что вы находитесь в прямом родстве с императорским домом Габсбургов, отсюда, по-видимому, и проистекает ваше поразительное сходство. Одна из ваших кузин, эрцгерцогиня Каролина, полным именем Каролина Мария Иммакулята Йозефа Фердинанда Терезия Леонольдина Антония Франциска Изабелла Луиза Януария Филомена Розалия, вышла в Вене за Его Высочество Августа Леопольда из дома Саксен-Кобург, что расширяет ваши родственные контакты еще в одном полезном направлении. Вы связаны узами крови с Вюртембергами, а значит, и с родом Шаумбург-Липпе, у вас есть тетушки в Барселоне и в Берлине, в Италии и в Румынии, во Львове, в Зальцбурге, в Париже, в Лондоне, не говоря уже о Баварии, Саксонии и Швейцарии. Поскольку Мария, неродная бабушка вашего отдаленного прадяди Карла, была урожденной инфантой португальской, мы можем отлично провести время и в прекрасном Лиссабоне. Вы - в качестве Габсбурга, а я - в качестве вашего секретаря. Что вы на это скажете?

На это Леопольд не сказал ничего. Не без ностальгии вспоминал он о своем дедушке Перглере, который промышлял всего лишь кроличьими шкурками, о своем отце, торговавшем мануфактурой, и мысленно просил у них прощения за то, что покидает их ради новоприобретенных предков, столь высокородных, что ему вряд ли удастся когда-нибудь запомнить их имена. Но ничего не попишешь, его выставили на улицу с пятью кронами в кармане, и вот теперь ему предстоит добровольно ввергнуться в водоворот большого света...

Он выпятил грудь и произнес вполне твердым голосом: - Сударь, мы, Наше Высочество Леопольд, эрцгерцог Модены, Эсте, Каррары и Гуасталлы, принимаем вас к себе на службу.

Судя по вашему рассказу, я непременно должен предъявить свои притязания на баварский трон. Допустимо ли, чтобы какие-то прохвосты лишили Нас Наших исконных прав? Секретарь Кекуле, попрошу...

- Ваше Высочество, - не менее твердо возразил господин Кекуле, - давайте не будем встревать в политику, это не для нас. Революция вас смела, и с этим ничего не поделаешь. Претендовать на трон - чушь собачья. Мы пойдем иным путем: вы будете собирать пожертвования в помощь обедневшей знати, а также, как и подобает эрцгерцогу, брать взаймы у всех, кто согласится дать... С сегодняшнего дня Ваше Высочество не ступит без меня ни шагу. Для начала же следует к завтрашнему дню вызубрить первый свой урок: весь моденский род.

Из кафе они отправились в небольшой загул, и к утру в одном из баров к ним обращались не иначе как "Ваше Высочество". У какого-то старого господина, прослезившегося от счастья, что он сидит за одним столом с отпрыском Габсбургского рода, Его Высочество Леопольд соизволил занять две сотенные. Итак, почин оказался довольно удачным. Призрак пожилой модистки канул в прошлое. Свою первую ночь, точнее, первый свой день Леопольд провел в "Гранд-отеле", чувствуя, что свет распахивает навстречу ему свои объятия.

И действительно, свет принял его в свои объятия в маленьком австрийском замке Аубург, где княгиня Паула Франциска де Лобковиц дважды в году устраивала встречу своей семьи с прочими родственниками. Здесь впервые объявился молодой Леопольд Габсбург: он сердечно поздоровался со своими дядьями и пракузинами и приложился к ручке своей отдаленной пра-тети Амалии Луизы Доротеи Леонтины. Старая дама весьма деловито спросила незнакомого Леопольда, почему он так долго не давал о себе знать.

- Я, тетушка, был в Южной Америке. По-моему, в наше время единственное занятие, достойное аристократа, - это путешествия. Обожаю приключения.

И эрцгерцог стал красочно описывать свою схватку со слоном в джунглях Амазонки. Рассказывал он так живо, что княгине Шёнборн-Бухгейм понадобилась нюхательная соль.

Но тут дядюшка Франц Сальватор с явным недоверием заметил, что, насколько он помнит, слоны в Южной Америке не водятся. В эту минуту секретарь молодого эрцгерцога попросил своего хозяина к телефону и сказал ему в коридоре:

- Польди, что ты несешь? Этот старикан совершенно прав!

- Господи, дворянские родословные я запомнил, но ведь про слонов мы не проходили! - ужаснулся эрцгерцог Перглер. - Ну ладно, ладно, это дело поправимое.

Между тем в гостиной у камина общество вполголоса беседовало о новоявленном пракузене и праплемяннике.

- Не припомню, чтоб я его где-то видел, - упрямо твердил дядя Франц Сальватор. - Но я точно помню, что слоны живут в Африке. Помню, я их там когда-то стрелял, еще когда в Бельгии царствовал покойный Леопольд.

- Не знаю, живут ли слоны в Африке, - сказала княгиня, чат о я твердо знаю одно: этот молодой человек так поразительно похож на покойного кронпринца Рудольфа, что я подозреваю самое худшее!

- Но ведь это... - От волнения Франц Сальватор стал заикаться.

- Мне ли не знать, на что он был способен! Впрочем, мой милый, этого можно ожидать от каждого второго по императорской Габсбургской линии!

Вернувшись, Леопольд невозмутимо докончил свой рассказ о схватке со слоном в амазонских джунглях:

- Да-да, это был самый настоящий слон. Но верно и то, что там они не водятся. Этот сбежал из цирка Сарасани, гастролировавшего в городе Сан-Хуан, и одичал в джунглях.

Князь Иосиф Карл заметил, что лично он этому верит, поскольку у него однажды сбежал охотничий пес и в течение года сожрал двух псарей.

Уложить этого слона было страшно трудно, - добавил Леопольд, - так как он был дрессированный: время от времени он поднимался на задние ноги и танцевал.

И у вас, пракузен, поднялась рука убить это милое животное? - взволнованно пискнула побледневшая Амалия Элеонора Агата из Тосканы.

Увы, дражайшая пракузина, - галантно ответил Леопольд, опалив малокровную девицу своим огненным взглядом, - ведь он норовил потанцевать на мне. Я всадил в него пять пуль из своего ружья. Отличная была многозарядка.

На этот раз подал голос престарелый граф Кинский: он хотел знать, какой марки было это многозарядное ружье, "Сель-мон-Колье" или "Эбергерт-Майер".

Леопольд заявил, что, как ему кажется, это было оружие местного производства; его одолжил ему для охоты благородный дворянин Себастьян де Корковадо, отец которого имел честь погибнуть под знаменами мексиканского императора Максимилиана. Отдавая дань уважения такой преданности, он, Леопольд, почел своим долгом подружиться с ним и воспользоваться его оружием...

На что князь Иосиф Карл сказал, что Леопольд не посрамил своего рода.

Утром во время завтрака княгиня - хозяйка дома снизошла до посещения библиотеки, где завтракал секретарь новоявленного пракузена, и попросила у него огня для своей сигареты в длинном мундштуке. Затем она спросила, чем можно объяснить столь позднее появление в высшем обществе представителя моденской линии. Неужели господин секретарь считает, что это правильно? И почему у этого молодого человека нет никаких рекомендательных писем, скажем от Генриэтты?

Секретарь (господин Кекуле) улыбнулся и спросил, кого имеет в виду высокородная госпожа - не Марию ли Терезию Генриэтту Доротею, эрцгерцогиню Моденскую, вышедшую за Людвига Баварского? Затем он с такой легкостью обрисовал потрясенной даме весь род со всеми дядьями и пратетями, что княгиня была побеждена.

- Послушайте, милейший, но это его лицо... Когда я гляжу на него, мне кажется, что за нашим столом сидит Руди, покойный кронпринц.

После долгой паузы секретарь Кекуле издал протяжный вздох. Так вздыхают люди, которые многое знают, но не смеют говорить.

Княгиня радостно улыбнулась:

- Значит, я не ошиблась. Габсбурги из лотарингской ветви - боже, какие это были жеребцы!

Именно так она и сказала, а поскольку она была княгиней, звучало это как высшая похвала. И господин Кекуле молча согласился, приопустив веки.

Таким образом, Леопольд стал не только членом моденской ветви - намеки и сплетни, нарастающие как лавина, превратили его в какого-то загадочного побочного сына кронпринца.

Несколько позже, во время другого съезда знати, на этот раз в небольшом рейнском поместье принцессы Кристины Ауэршперг, он опять повел себя как истый аристократ: столкнувшись ночью у дверей камеристки Ренаты с князем Хуго Мария Виндишгрецем, Леопольд дал ему пощечину. Стерпеть это - даже от высокородного соперника - было никак невозможно, поэтому князь сорвал со стены саблю и стал в фехтовальную позицию. Леопольд фехтовать не умел, но уж больно ему хотелось проникнуть в спальню статной Ренаты. И тогда он схватил вторую саблю и взялся за дело: не раздумывая, он рубанул по князю Виндишгрецу с такой силой, что разрубил бы его пополам, если бы тот не увернулся и не сбежал. Этой саблей турецкого происхождения он снес лишь угол мраморного карниза. Когда утром обо всем стало известно, этот поступок принес Леопольду большую славу, блестяще подтвердившую слухи о его происхождении. Не только графиня Ауэршперг, но и прочие дамы, особенно же княгиня Лихтенштейн, в один голос заявили: - Вылитый отец!

Уж если это заявляют дамы, понимающие, что к чему, и при этом умалчивают, о каком отце идет речь, можете считать, что известность вам обеспечена.

Со временем они покинули маленький замок на Рейне и отбыли в Чехию, где молодой Леопольд, эрцгерцог Моденский, принял участие в нескольких охотах, на которых ему был вручен ряд крупных сумм в поддержку сословных требований дворянства. Здесь он завел знакомство не только с крупными землевладельцами, но и с богатыми оптовиками-колбасниками, а также с известными политическими деятелями и даже обедал однажды с председателем правительства. Этот республиканец с пониманием отнесся к требованиям некоторых представителей древних родов; таким образом, можно сказать, что Леопольд все-таки остался верен и торговому сословию: только торговал он не мануфактурой, а обещаниями и звучными именами. И это оказалось весьма прибыльным делом.

Иногда на Леопольда находила тоска по родному дому, но господин Кекуле считал, что для таких глупостей у них пока нет времени. Нужно ковать железо, пока горячо. Им еще предстоит съездить в Бельгию, потому что тамошняя правящая династия Саксен-Кобург по праву сочла бы себя обиженной невниманием - ведь через принцессу Стефанию, супругу кронпринца Рудольфа, они связаны такими тесными родственными узами! Господин Кекуле не без оснований полагал, что этот визит основательно подкрепит неподтвержденные слухи об отцовстве кронпринца...

Тем более что Стефания давно уже вышла снова за венгерского аристократа Элемера фон Лонья. Через бельгийский монархический род, породненный с Гогенцоллернами, Леопольд познакомился с неким Вильгельмом, князем Гогенцоллерном, обаятельнейшим молодым человеком, который и в изложении удивительных историй не раз брал верх над Леопольдом.

В очередной раз они повстречались в Берлине. Союз ветеранов решил вверить свои сбережения достойным представителям знатнейших родов: Габсбургов и Гогенцоллернов.

Однажды вечером, когда господин Кекуле уснул, эти два отпрыска столь великолепных родов отправились в гостиницу "Адлон", чтобы шикарно там поужинать.

Ресторан "Адлон" у Бранденбургских ворот считается не только самым большим, но и лучшим из лучших заведений. Владелец "Адлона" был в восторге от визита двух высокородных господ и буквально лез из кожи вон. Шампанское было выше всех похвал, а омары таковы, что даже привередливый Вильгельм Гогенцоллерн воскликнул:

- Magnific!

Французский коньяк был не только в самом деле французский, но и старый, и под его влиянием Леопольд Моденский ударился в ностальгию.

Когда к утру оба они оказались под столом, так как удержаться в неудобном положении на стуле было никак невозможно, Леопольд запричитал:

Какая мне радость, что я родственник испанскому королю, если мне домой хочется.

А мне, думаешь, нет? Я, приятель, прихожусь родственником Бурбонам, а через Фридриха Евгения и через этих Бурбонов - даже самим Чарторыйским, а это знаешь какие толстосумы! Но проку мне от этого никакого.

Леопольд снова выпил, и душа его размякла еще больше. Слезы брызнули из его глаз, и ему захотелось пооткровенничать. Но на всякий случай свою наболевшую правду он сообщил этому Гогенцоллерну по-чешски:

- А ты знаешь, что никакой я не Габсбург? Я Польда Перглер из Брно, а папаша мой там торгует штучной мануфактурой.

- Чего ты ревешь, олух царя небесного, - отвечал ему князь Вильгельм Гогенцоллерн, тоже по-чешски, - у моего бати трактир в Пардубице, а зовут меня Карел Петрасек.

И оба они долго смеялись.

Тем не менее с тех пор Леопольд Моденский принципиально избегал общения с любыми Гогенцоллернами, и старый граф Турни-Таксис высоко оценил эту крайне дальновидную политическую позицию; он говорил, что, если бы так же вел себя Франц Иосиф, последний император австрийский и король венгерский и чешский, мировая война могла бы закончиться более удачно.

С тех пор эрцгерцог Леопольд Моденский прослыл еще и проницательным политиком.

Господин Кекуле не лгал: годовые доходы действительно достигли половины миллиона, и такая сумма радует душу, даже если ее делят на двоих.

А время шло. Перед Леопольдом возникали совершенно непредвиденные затруднения: то и дело его знакомили с какой-нибудь принцессой на выданье, и он лишь ценой больших усилий воли уклонялся от принятия окончательного решения. Не то чтобы эти Аделаиды, Марии Терезии или Луизы Амалии были уродливы как на подбор, вовсе нет. Некоторые были даже богатыми. Но для свадьбы, которая бы материально обеспечила его на всю жизнь, требовались неподдельные гражданские документы. Господин Кекуле умел изготавливать старые пергаменты, но официальный документ у Леопольда был один-единственный: дорожный паспорт на имя Леопольда Перглера из Брно, выданный Чехословацкой республикой. С таким документом никак невозможно жениться на титулованной аристократке.

Поэтому оба рассудили, что разумнее всего будет временно сойти со сцены высшего света. Тем более что здоровье господина Кекуле несколько пошатнулось; унаследовав от венской тетушки не только небольшую сумму в наличности, но и большую квартиру, облюбованную девицами определенного поведения, он решил посвятить себя новой, более спокойной профессии.

Леопольд вернулся в Чехию. Но только теперь он понял, как трудно пребывать в неизвестности, если ты эрцгерцог Леопольд Моденский!

Он провел несколько приятных месяцев у барона Надгерно-го, в имении Шварценбергов, в поместьях нуворишей, у которых отсутствие титулов возмещалось наличием толстых бумажников, а в один прекрасный день отправился в Прагу на слет бывших стрелков и ветеранов войны. Для мероприятий такого рода у него имелся отличный мундир гусарского полка, который господин Кекуле раздобыл некогда в каком-то театре; украшали его ордена Золотого руна и Подвязки, купленные на аукционе в Вене.

Леопольд не догадывался, что эта прогулка окажется для него роковой.

Он не учел, что в тот самый день, когда он отправится в своей униформе на праздник стрелков, чтобы получить солидную сумму для борьбы за признание дворянских привилегий, в Прагу прибудет король египетский Фуад.

В республике королевский визит вызвал огромную радость, на которую способны только записные республиканцы. Через много лет на улицах Праги опять появится самый настоящий король - от этой мысли трепетали сердца даже у лидеров социал-демократии. Войска почетного караула выстроились вдоль всей Вацлавской площади, по которой должен был проследовать кортеж с господином президентом и королем Фуадом. Прибытие кареты, запряженной тройкой белоснежных коней, ожидалось сверху, со стороны Вильсонова вокзала. На тротуарах толпился народ.

Там, где толпится народ, непременно появляются карманники и прочая шушера, поэтому в тот момент на Вацлавской площади было немало и сотрудников "четверки". Котелки их были начищены до блеска, а пан полицейский советник Вацатко вынужден был обрядиться в парадный мундир при сабле, которая очень мешала ему, путаясь под ногами. И господа полицейские комиссары тоже появились в парадных мундирах, вселяя трепет даже в самих детективов, не говоря уже о карманниках. Похоже было, что в этой торжественной обстановке никаких неприятностей не предвидится. Тем более что большинство нежелательных личностей господа из полиции для большей верности посадили в кутузку еще вчера. Как только король уедет, их опять выпустят. А то ведь этакий Добеш из Жижкова, не ровен час, стащит египетскую королевскую корону прямо с головы у монарха.

В эту минуту, столь же торжественную, как и нервозную, из отеля "Шроубек" вышел эрцгерцог Леопольд Моденский. Его блестящий мундир отлично вписывался в праздничную атмосферу.

В изумлении разглядывал он непривычную кутерьму, а люди, привыкшие уступать дорогу любой униформе, с готовностью расступались перед ним, и девушки уже начали махать ему цветами. Леопольд, предварительно подбодривший себя несколько больше, чем следовало бы, прошел через воинский кордон.

Тут его заметил какой-то молодой поручик, командовавший ротой. Решив, что человек в такой блестящей униформе, скорее всего, королевский адъютант, он скомандовал:

- Рота, смирно! Равнение налево! На караул! Энергичная команда была выполнена не менее энергично, и

рота застыла, пожирая глазами Леопольда.

У него еще было время сообразить, что ситуация становится щекотливой, он еще мог повернуть и скрыться в дверях гостиницы. Увы, Леопольд был слишком избалован всеобщим вниманием, ему казалось, что эти почести вполне соответствуют его титулу; вот почему он не повернул назад, а, наоборот, выпятил грудь колесом и взял под козырек. Тут командир соседней роты сообразил, что пришла его очередь отдавать команду.

"На караул!" - перекатывалось все выше вверх по Вацлавской площади, новые и новые шеренги солдат застывали по стойке "смирно", сверкая штыками.

Наконец вся Вацлавская площадь замерла, глядя вниз, причем верхняя ее часть понятия не имела, что делается внизу.

А внизу, перед отелем "Шроубек", человек в броской униформе совершал смотр строя. Он прошелся по Вацлавской площади к Водичковой улице, отдавая честь и приветственно махая рукой солдатам и офицерам, но в первую очередь - прелестным дамам.

Началось великое смятение. Толстый полковник, командовавший парадом, ринулся на коне вниз от Национального музея, перепуганные офицеры спешили командовать "К ноге!", а господа из полиции внимательным оком наблюдали за происходящим.

Спотыкаясь о саблю, пан главный полицейский советник поспешил на место происшествия, чтобы выяснить причину этой сумятицы.

Как это ни звучит парадоксально, в интересах исторической правды следует признать, что армия со всеми своими командирами начисто потеряла голову. Зато пражская полиция сохранила ясность мысли и, как всегда, была начеку.

- Вон он идет, пан советник, - сказал старший полицейский, указывая в направлении Штепанской улицы.

Пан советник дал знак, и его люди рванулись вперед. Они свое дело знали, а потому бросились наперерез, черезттассаж, так что заинтересовавший их иностранец никак не мог уйти от них. В меру упитанный пан Бружек бежал с поразительной для его веса скоростью.

Когда он встал на пути спешившего господина в мундире, тот надменно вскинул брови:

- Что это значит?

Это значит, что вы пройдете с нами, - раздался голос за его спиной. Это был строгий голос, звук которого укрощал даже матерых преступников. Умел пан советник убедительно разговаривать с людьми.

Это недоразумение... Это скандал! - воскликнул человек в мундире. - Вы что, не видите...

Пан советник щелкнул пальцами - и тут же появились дрожки, без лишнего шума доставившие загадочную личность в загадочной униформе в ближайший участок на Краковской улице.

А уж в участке дело пошло привычным чередом.

- Так вы, пан Перглер, утверждаете, что являетесь побочным сыном кронпринца и имеете титул эрцгерцога. Дворянские титулы в республике упразднены, поэтому нас не интересуют. Нас интересует ваша профессия. На какие средства вы живете? Что делали недавно в Бельгии, а еще раньше в Австрии... И в Германии... Кто оплачивает эти поездки?

Между тем на Вацлавской площади опять прозвучала команда "На караул!", но на этот раз никакой ошибки не было: сверху прибыла карета в белой запряжке, а в карете сидел самый настоящий король. Таким образом, пан советник лишился великолепного зрелища, но зато наткнулся на великолепное дело.

Да, дело было занятное, пан советник сразу это понял, как только его подопечный начал что-то бормотать, ссылаясь на бельгийскую королеву. Он даже стал требовать, чтобы сделали запрос в бельгийское посольство.

- Послушайте, пан Перглер, вы у меня будете сидеть за решеткой, пока не посинеете, и бельгийское королевство с радостью от вас откажется. Выкладывайте все начистоту. Видите эту бумажку? Это телеграмма из Брно. И что же там о вас пишут? Карточный шулер, дважды задерживался полицией, нигде не работает... Этого своего эрцгерцога вы из пальца высосали!

- Вовсе нет, это обнаружили другие, изучая генеалогию Габсбургского рода. Я сам был поражен. Известны вам различия между габсбургско-лотарингской, тосканской и моденской линиями? Если желаете, могу объяснить...

Но пан советник не пожелал и велел отвести его в камеру. Пан советник потирал себе руки: да, занятное получается дело!

Пан Боуше заявил, что до самой смерти будет гордиться участием в задержании эрцгерцога. При этом он чихнул, перепугав пана Бружека.

- Смотрите не накаркайте, вдруг это окажется правдой!

Пан советник злорадно рассмеялся, суеверия его не волновали. Но уже к вечеру ему пришлось убедиться: что-то в них есть. В полицейскую дирекцию поступило первое ходатайство.

На следующий день депутация ветеранов войны попросила приема в правительстве.

Бельгийское посольство заявило, что фамилия Перглер ему не известна, зато известно, что эрцгерцог Леопольд Моденский приходится родственником королеве-матери.

Затем начальнику полиции позвонил министр внутренних дел. Он получил указание из правления аграрной партии...

Пан советник Вацатко начал понимать чувства рыболова, который видит, как его щука срывается с крючка и исчезает в заводи.

Пан Боуше чихал и рассудительно приговаривал:

- Я же знал, чем это кончится!

В итоге, отбыв арест за ношение униформы, запрещенной в республике, пан Леопольд Перглер был выпущен на свободу.

Его доставили в фиакре в отель "Шроубек", чтобы дать возможность переодеться и исчезнуть из Праги. Сопровождал его пан Бружек.

Пан советник в это время ходил взад-вперед по своему кабинету и произносил слова, которые, к счастью, никто не слышал. Это были сплошные оскорбления в адрес известных государственных деятелей.

Потом он подошел к столу и захлопнул папку - расследование закончилось.

Но и Леопольд Перглер вынужден был прикрыть свою необычную лавочку. Эрцгерцог, которого в любой момент может арестовать на улице полиция, - нежелательная персона для царственных родов.

Вот почему из рода моденских Габсбургов выбыл один его представитель. Зато в отчий дом с выцветшей вывеской "Л. Перглер-младший. Торговля тканями штучно и в раскрой" вернулся блудный сын.

 

Panoptikum hříšných lidí

© Jiri Marek, 1971

 

СОЛНЕЧНЫЕ ВАННЫ (Перевод И. Ивановой)

Труп обнаружили уже под вечер. Сообщили в полицию, полицейские тотчас явились и вызвали детективов из центрального угрозыска. Однако пока те прибыли на конечную остановку двадцать первого трамвая и затем поднялись по лесистому склону среди садов и вилл к месту происшествия, уже совсем стемнело.

Спотыкаясь в потемках, пан Мразек и пан Бружек тихо чертыхались. Были они уже в летах и терпеть не могли подобных экскурсий. В самом деле, мотаться в темноте по незнакомой местности - занятие не из приятных.

Такая глухомань словно нарочно создана для того, чтоб здесь убивали, - заявил наконец пан Мразек, немного переведя дух на повороте тропинки.

Не понадобится и убивать, - уточнил, пыхтя, пан Бружек. - Тут сам по себе запросто отдашь концы.

Уж такой у нас участок, - с гордостью в голосе подтвердил местный полицейский. Ему было приятно, что господа из угрозыска на собственном опыте смогли оценить, сколько приходится пролить потов на этих холмах, прежде чем дослужишься хотя б до маленького повышения. - Вам удобнее было бы доехать до Крчи, а после вверх к Льготке, но это малость в стороне. А вообще здесь живет шикарная публика, кое у кого и автомобили есть.

Господа детективы невольно вспомнили про автомобиль, имевшийся в их отделении, да только роскошь разъезжать на нем они могли позволить себе лишь в том случае, когда с ними ездил сам пан советник Вацатко. А сегодня инспектор Бружек решил покамест не тревожить старика в столь поздний час. Бог весть что там стряслось, надо сперва поглядеть самим.

И вот они на вершине холма. Здесь было посветлее; они свернули с неширокой дороги, соединявшей, очевидно, подъезды к садам и виллам, и остановились перед высокими чугунными воротами, которые, говоря языком протокола, вели к месту преступления.

Вилла была новая, причудливой архитектуры: ее увенчивал огромный стеклянный купол, светившийся в лунном сиянии.

- Это, видать, обсерватория, - понимающе произнес пан Мразек.

Солярий "Солнце - дает - здоровье".

- Чего-о?- возмущенно протянул пан Мразек.

- Название у этой виллы такое, прошу прощенья, - пояснил местный страж порядка и распахнул ворота.

- Убийство в солярии, - пробурчал пан Бружек. - Вот пан советник удивится-то и вытаращит глаза!

А пока удивлялись и таращили глаза оба детектива. Полицейских сюда собралось - не протолкнуться. Для здешнего окраинного квартала убийство было делом непривычным, и все, кто смог, привалили сюда.

Господа детективы первым делом прошли в странное круглое помещение на нижнем этаже со множеством дверей; полицейский повел их далее на второй этаж под стеклянным куполом. Здесь горела одна лампочка, слабо освещая два ряда топчанов, разделенных деревянной перегородкой. На крайнем топчане лежала фигура, закрытая простыней.

В углу двое в белых халатах, мужчина и женщина, с волнением ожидали чуда от господ детективов в темных котелках.

Между тем пан Мразек и пан Бружек не думали творить чудеса, они собирались лишь все осмотреть и утром доложить о том, что смогли выяснить, своему шефу. В глубине души, на самом ее донышке, они, правда, лелеяли робкую мысль - которую, разумеется, и не помышляли высказать вслух, - что было бы замечательно сообщить при этом пану советнику, как бы между прочим, что убийцу нашли и он может быть доставлен по первому же приказу. Да, такое они могли бы доложить лишь в случае, если б им крупно повезло. Тем не менее они не отказывались от своей надежды, хотя и не подавали вида.

- Старший полицейский Гвиждяла... - раздалось у них за спиной, и оба вздрогнули от громового голоса. - Докладываю, что присутствующий здесь управляющий солярия пан Шульц вызвал нас, потому что обнаружил мертвую женщину, и присутствующая здесь жена управляющего, пани Шульцова, подтвердила, что сегодня в шесть часов вечера, когда они закрывались, на одном топчане осталась лежать женщина. И вот она, то есть пани Шульцова, присутствующая здесь, в углу, подошла поближе... Остальное она объяснит лично. Пани Шульцова, прошу вас!..

Женщина в белом халате громко вздохнула и после столь торжественного и строгого представления просеменила на неверных ногах на середину просторного помещения.

Пан Бружек и пан Мразек поблагодарили усердного старшего полицейского и сказали, что сперва осмотрят погибшую.

Это была женщина средних лет, довольно красивая, казалось, она спала, только вот на лбу у нее была круглая ранка, слегка окровавленное маленькое отверстие.

Местный участковый врач, прибывший с саквояжем для освидетельствования погибшей, отозвался неуверенно:

- Ваш врач объяснит вам все лучше меня, но я скажу, что эта дама умерла несколько часов назад. Никогда бы не подумал, что от пули может быть такая чистая рана.

- Да, рана хорошая, - согласился с ним пан Мразек, - но навряд ли это пулевое ранение.

Он осторожно приподнял голову мертвой. Подушка была без единого пятнышка крови, пуля не прошла насквозь, не вышла через затылок.

Пан Бружек повернулся, прикидывая, откуда стреляли. Возможно, из-за перегородки, разделявшей солярий на женскую и мужскую половину. Стрелять могли через эту перегородку, стрелявший мог стоять на топчане по ту ее сторону. Пан Бружек поднял взгляд выше, но там было уже стекло, за которым мерцали первые звезды.

- Итак, пани... гм.. Шульцова, как все произошло? Когда вы услышали выстрел? - спросил пан Мразек.

- Я, с вашего позволения, ничего не слышала, - сказала пани Шульцова тихо, но твердо, - я тут не все время нахожусь.

- А ваш муж?

- Я тоже ничего не слышал, - пробурчал он откуда-то сбоку.

- Вы тоже здесь не все время... Ладно... Кто же слышал выстрел?

Никто не ответил.

- Но кто-то должен был его слышать, а? - повторил Бружек. - Здесь же были люди!

Видать, не слыхали, - снова пробурчал пан Шульц. Пан Мразек поглядел вокруг:

- Где стоял топчан? Там же, где и сейчас?

- Да, - ответила пани Шульцова.

- А почему он стоит неровно?

- Он стоял ровно! - отрезала пани Шульцова.

- Но теперь стоит неровно! Кто его трогал?

- Может, мы сдвинули, когда поднимали ее, - снова забурчал откуда-то сбоку муж пани Шульцовой.

- Вы поднимали ее? Зачем? Может, вы вообще ее перенесли?.. - возмутился пан Бружек.

- Мы, это, сперва стали ее будить, я то есть, - принялась объяснять пани Шульцова, - а когда увидела, что она не шевелится, то сняла у нее с лица простыню... Пресвятая дева, меня как громом шибануло...

- Минуточку! Лицо у нее было закрыто? Почему?

- Загорающие закрывают лицо от солнца, а вся она была только чуточку прикрыта.

Пан Мразек приподнял угол простыни: она была прострелена насквозь.

- Покажите, как именно лежала простыня.

Пани Шульцова подошла к погибшей, глаза ее смотрели с ужасом Она попыталась натянуть простыню ей на лицо, но рука ее дрожала.

- Кто находился здесь, кроме этой дамы?

- Нынче посетителей много приходило, - глухим голосом отозвался пан Шульц. - К вечеру, само собой, народ схлынул. А эта дама пришла... Мы ее знаем, она наша постоянная посетительница, пани Винтрова, ходила к нам, почитай, весь месяц... Дама эта, значит, пришла после обеда, около двух. Ну и легла на солнышке... А после спустилась вниз - отдохнуть в тенечке, это я точно знаю, и снова сюда вернулась; наверху-то жарко, вот дамы и господа и отдыхают в холодке... Ну а она тут, наверху, и осталась... Заснула, видать.

- Навеки, - мрачно резюмировал пан Бружек. Пан Мразек поднял голову:

- Никто из вас не слышал выстрела? Но она была убита здесь, в этом помещении. Странно, не правда ли? А? Мне лично это кажется странным и даже очень!

Под сводами солярия воцарилась тишина. Полицейские смотрели на супружескую пару в белых халатах.

- Кто находился в солярии, кроме этой... этой убитой? Сообщите точный перечень всех, кто тут был, ясно?

Пани Шульцова кивнула, а муж прогудел:

- Мы что, всех их знаем, что ли?

- У вас где-нибудь записаны их имена?

- С чего бы мы стали их записывать? Разве люди сообщают свои имена, приходя, скажем, в купальню? А у нас солярий. Кой-кого знаем, а многих и нет...

Оба детектива переглянулись. Н-да, не похоже на то, что они, докладывая пану советнику об убийстве, сразу же обрадуют его, преподнеся ему и виновного на блюдечке... Дело будет посложней. И вообще, все здесь, в солярии, чудное... И сама эта парочка.

Пан Мразек поспешил к телефону. Ничего не попишешь, надо вызывать полицейского врача, фотографа, всю их команду из отделения, расследующего убийства. Пан Бружек пока что потолкует с женой управляющего, а он перепишет клиентов, кого они знают. Со всеми этими делами легко не разделаться.

Когда поздней ночью оба детектива покинули причудливую виллу и, спотыкаясь о корни деревьев, пробирались почти на ощупь среди вилл и садов по зеленому склону Подоли, пан Бружек вздохнул:

- Я полагаю, старика будить не стоит, но и утром его тоже особо нечем будет порадовать.

Пан Мразек, у которого ко всем неприятностям еще и ботинки жали, невесело добавил:

- Мы ббльно много о себе думали!

И оба глубокомысленно умолкли, задумавшись об одном и том же - что напрасно они мечтали принести пану шефу преступника, словно зайца в зубах.

Пока что им определенно были известны лишь имя и фамилия погибшей, а также то странное обстоятельство, что никто из персонала - надо думать, из клиентов тоже - ничего не слышал. Далее, что погибла женщина от прямого пулевого попадания, а из побывавших сегодня в солярии они знали имена лишь четверых, ну и примерное их местожительство.

Затем было установлено, что топчан, на котором загорала погибшая, был сдвинут с места и лишь после долгих препирательств супруги Шульцовы поставили его так, как он стоял первоначально. Остальные топчаны тоже оказались сдвинуты, и пани Шульцова утверждала, что упала на них в ужасе, обнаружив, что пани Винтрова мертва. В доказательство она все время порывалась показать синяк на ноге.

Убийца, несомненно, расправился со своей жертвой непосредственно в солярии, где ее и обнаружили: почти нереально, чтоб он принес труп откуда-то. Единственно вероятное время совершения убийства - то, когда все остальные клиенты ушли и она находилась здесь одна. Если, конечно, в тот момент, когда посетители покидали солярий, пани Винтрова была еще жива...

Обсудив эти детали, пан Бружек заявил, что надо бы перекусить: ему вдруг захотелось отведать супчика из рубцов. Ложиться спать было уже бессмысленно, не говоря о том, что все равно он не заснул бы. И младенцу было ясно, что о происшествии он ничегошеньки не знает, а шеф, естественно, не младенец, чтобы сразу этого не понять.

Пан Мразек поддержал своего коллегу и взял к тому же двойную порцию рома в надежде, что ром поспособствует работе мысли. После рома он заявил, что еще не все потеряно, из-за темноты они ведь даже толком все не разглядели. И о самой пани Винтровой они ничего не знают и потому не могут и предположительно назвать тех, кто был заинтересован в ее смерти.

- Проклятуще трудное дело! Что бы взять и запросто распутать любое запутанное происшествие! Нет ведь! Всегда одно и то же: пока не набегаешься - ничего не выяснишь.

После супа они заказали еще по рюмке и отправились в дирекцию полиции, где составили рапорт на имя пана советника Вацатко. На рассвете пан Мразек пошел по адресам клиентов солярия, а пан Бружек вернулся на виллу, чтобы при дневном свете поглядеть - не обнаружится ли где кончик ниточки, потянув за которую можно будет распутать клубок. Пан Мразек прихватил с собой пана Боуше, и они прежде всего направились к пану Винтеру. Им открыл дверь сонного вида мужчина, в халате, накинутом прямо на ночную сорочку. Лицо его было помято, глаза смотрели смятенно. Похоже, он уснул лишь недавно, под утро. Когда господа детективы показали ему свои полицейские значки, отвернув лацканы пиджаков, он понимающе затряс головой:

Вы пришли в связи с моей женой, да? Пан Мразек сразу насторожился:

Вы знаете о ней?

- То-то и оно, что не знаю, - сказал пан Винтер и пригласил их пройти в квартиру.

Они вошли в гостиную с высоким старинным буфетом, и хозяин указал на канапе с плюшевой спинкой, предлагая сесть.

Я не знаю, но догадываюсь... - произнес пан Винтер, устало проведя рукой по лицу.

О чем же вы догадываетесь? - жестко поинтересовался пан Мразек. Он ожидал чего угодно, лишь не столь безмятежного разговора о смерти жены. Пан Боуше тем временем разглядывал комнату.

Я догадываюсь, что она сбежала, - сказал пан Винтер.

Как это? - поразился детектив. - Кто сбежал? Ваша жена?

Ну да, моя. Я давно этого ждал.

У нее, прошу прощенья, были причины, если можно так выразиться?

Само собой, что не было. Но она сходит с ума. По другому, чтоб вам было ясно.

Пан Боуше беспокойно поднялся с места. Хозяин неприязненно посмотрел на него.

- Комната или спальня вашей жены где находится?

- Что вам угодно там?

- Посмотреть, не найдется ли чего... что... гм... подтвердило бы ваше достойное внимания заявление.

Пан Винтер сразу утратил свою уверенность и вскочил:

- У меня там не убрано... Я пытался уснуть...

- И вам удалось? - участливо поинтересовался пан Мразек. - Сядьте, пожалуйста, коллега только взглянет. Ваша жена не оставила вам записки?

- Ничего не оставила, мало того, вчера вообще не вернулась домой. Это факт.

- Как вы думаете, куда она убежала? К родителям? Так обычно поступают женщины.

- Родителей у нее нет. Я думаю... она просто убежала. Она ведь собиралась разводиться со мной.

- Из-за кого?

- Если б я знал! Я бы его...

- Чем вы занимаетесь?

- Агент фирмы "Зингер", швейные машинки.

- Довольно мирное занятие, - заключил пан Мразек и попытался улыбкой ободрить сокрушенного и в то же время сердитого мужа.

Пан Боуше вернулся из спальни, держа в руке какие-то письма.

Пан Винтер покраснел:

- Как вы их нашли?

- Опыт... Вы переписывались со своей женой?

- Мы с ней не разговаривали, поэтому объяснялись письменно.

- Оригинальный способ общения. Многие мужья вам позавидовали бы, - глубокомысленно и убежденно произнес пан Боуше.

- Она... она правда сошла с ума. Представляете, это тянется почти полгода. В один прекрасный момент она, не таясь, все выложила мне - что сердце ее, мол, принадлежит другому. Я думал - потеряю рассудок. Я с ней по-хорошему...

- И по-всякому, - услужливо добавил пан Мразек.

- Никакой грубости по отношению к ней я себе не позволил, хотя на моем месте другой бы...

И пан Винтер стиснул кулаки так, что побелели суставы. Он явно был горяч...

- Где вы находились вчера? - резко перебил его пан Боуше.

- Где мне быть, как не ездить по делам службы? - удивился пан Винтер.

- А сегодня почему вы дома?

- Мы не каждый день ездим. К тому же я ждал ее, а она все не шла и не шла... Я пережил тяжкую ночь, а под утро понял, что она больше не вернется... В таком состоянии я не мог ходить и предлагать швейные машинки. Моя служба требует сосредоточенности и спокойной уверенности.

- Пан Винтер, оденьтесь, пожалуйста. Вам придется пойти с нами в полицейское управление, там мы составим протокол.

Пан Винтер встал, слегка поклонился и вышел в спальню.

Пан Мразек, стоя в полуоткрытых дверях, вел с ним беседу о том о сем, спрашивал, как идет торговля, высказал предположение, что, судя по обстановке квартиры, пан Винтер - человек состоятельный, спросил, не швырялась ли пани Винтрова деньгами... Мразеку не всегда важны были ответы хозяина дома, важно было, чтоб тот откликался, подавал голос и таким образом давал знать, что он не скрылся. Но для этого пан Винтер явно был слишком расстроен; тем не менее он вышел из спальни одетый с подчеркнутой элегантностью, как и пристало коммивояжеру солидной фирмы, и заявил, что весь в распоряжении господ детективов.

В прихожей на стене висела сабля и старая каска. На вопросительный взгляд пана Боуше, остановившегося под этими доспехами, пан Винтер объяснил:

- Память о войне.

Они вышли, и хозяин тщательно запер квартиру. В дирекции полиции пану Мразеку передали, что его звонка срочно ждет пан Бружек, с утра находящийся в солярии.

- Есть что-то новенькое? - с нетерпением начал Мразек.

- Есть имя и адрес мужчины, который был любовником убитой. Во всяком случае, он встречался с ней здесь, на этой вилле. А еще мне не нравятся супруги Шульцовы.

- Что касается меня, то мне тут вообще ничего не нравится, - отрезал пан Мразек и повесил трубку.

После чего направился к любовнику пани Винтровой, Яну Ракосу, проживавшему на Смихове.

Он предполагал, что все произойдет, как и на квартире пана Винтера: они поговорят, затем он пригласит Ракоса пойти вместе с ним в дирекцию. Но пан Ракос, тридцатилетний чиновник страховой фирмы "Славия", был, что называется, прикован к постели болезнью. Мать его подтвердила, что из-за сильного головокружения он не в состоянии был пойти на службу и она поспешила вызвать доктора. Сын, правда, пытался во что бы то ни стало встать, однако из-за высокой температуры не смог.

Пан Мразек слушал ее несколько подозрительно, но вид пани Ракосовой внушал доверие, к тому же она утверждала, что после обеда к ним заходил господин из страховой фирмы и справлялся о сыне. Когда пан Мразек сидел у постели молодого мужчины, пришел доктор и тоже сказал, что тяжелый грипп свалил его еще вчера. Через неделю, надо полагать, он снова встанет на ноги, заверил врач. На исходе весны подобный недуг - явление обычное.

- Вы часто ходите в солярий, верно? - уточнил пан Мразек. Пан Ракос подтвердил, что да, мол, ходит, а доктор тут же

заметил, что загорать об эту пору - чистой воды глупость и верный способ простудиться. Здешний врач явно ничего не знал о солярии "Солнце - дает - здоровье".

Когда врач ушел, пан Мразек спросил больного:

- Вы ходите туда один? -Да.

- И уходите оттуда один?

- Да, а почему, собственно...

- А с кем вы там встречаетесь?

Пан Ракос ответил не сразу, помолчал и воскликнул с несчастным видом:

- Зачем вам это знать?

- Со временем скажу. Вы знакомы с пани Винтровой? Больной утвердительно кивнул.

- Близко знакомы? Больной и на этот раз кивнул.

И рассчитываете на то, что мужу ее ничего не известно о вас?

- Нет, отчего же! Известно. Тони очень порядочная женщина и все ему рассказала. Если б он согласился на развод, мы давно были бы вместе. Мы ведь любим друг друга.

Он произнес это с заносчивостью, простительной для влюбленного, и пан Мразек понимающе покивал.

- Не приходило ли вам в голову, что было бы куда лучше, если бы ваши отношения... если бы ваших отношений не было, вы поняли меня?

- Нет. Я рад, что она такая... что она такая, какая есть.

- Но ведь вам наверняка было тягостно сознавать, что приходится скрываться от мужа, что он все время у вас за спиной. Солярий, разумеется, вещь хорошая, но там тоже не очень-то приятно таиться.

- Конечно. Да ведь иной возможности у нас не было. Моя мать... Короче, сюда я не мог ее приводить. Я человек порядочный, и она тоже!

И пан Винтер тоже, в итоге у нас складывается прекрасный, но честный треугольник. Это самое плохое, - заключил пан Мразек тоном знатока. - У вас не было на вчера назначено свидание с пани Винтровой?

Пан Ракос покраснел:

- Разумеется... Мы договорились встретиться. Как обычно. Однако я не смог прийти. Наверное, она поняла это. Но почему вы меня об этом расспрашиваете? Муж ее донес на меня?

- Нет. Мы выясняем, кто посещал этот солярий, принимал там солнечные ванны. Ну, всего хорошего, выздоравливайте!

В комиссариате по месту жительства Ракоса пан Мразек распорядился, чтобы его квартиру держали под наблюдением. Он также удостоверился, что врач ежедневно будет навещать больного и в случае отсутствия его дома даст знать в полицию.

Пана советника он, к сожалению, уже не застал в дирекции, ему сказали, что тот отбыл на место происшествия. Это значило, что пану Мразеку снова придется совершить восхождение на вершину холма к злополучной вилле.

Подъехав к солярию, пан советник Вацатко увидел на калитке записку, составленную лично паном Бружеком:

Он сделал это к великому неудовольствию управляющего и его супруги, немного и назло им за то, что они ничего ему толком не рассказали. Пан советник выслушал его объяснения о том, что этот странный санаторий, если так можно выразиться, построил некий пан Габингер, восторженный последователь лечения солнцем Такие же здания он вроде бы возвел и где-то за границей. Его убеждения в целебности солнечных ванн разделял и обслуживавший персонал, в частности пан Шульц с супругой, бубнивший о том, что только последний тупица и болван не понимает, как зависит здоровье от солнечных лучей, которые лечат все болезни на свете, а прежде всего суставы и кожу, потому что температура в солярии поднимается до прямо-таки тропической, но стеклянный купол предохраняет тело от ожогов. Клиентов солярия "Солнце - дает - здоровье" отличает бодрость духа, к тому же они не обгорают, как головешки, вроде тех обалдуев, что носятся по пляжу в одних плавках. Здесь люди принимают ванны, разумеется, нагишом, а утомившись, могут спуститься, завернувшись в простыни, вниз, в комнату отдыха, где подаются и напитки.

- Какие же, например? - перебил его обстоятельный рассказ пан советник.

- Какие заказывают клиенты. Чаще всего воду с сиропом или вино. Реже - пиво.

- Любопытно, - резюмировал пан советник и попросил пана Шульца продолжить повествование.

- В кабинетах, как вы можете убедиться, пан советник полиции, поддерживается идеальная чистота. Здесь клиенты раздеваются и затем подставляют свое тело благодатному воздействию солнечного излучения, что гарантирует им несокрушимое здоровье.

- Или дырку в голове, - вставил пан советник.

- Прискорбный случай, - промямлил пан Шульц. - Но это, ей-богу, впервой, позвольте заметить.

- Не хватало, чтоб такое повторялось! Так, а дальше что... Ну, полежал человек вдоволь на солнышке и, скажем, вдоволь выпил, что дальше?

- Позвольте заметить, у нас пьют умеренно. А потом клиент идет в свою кабину.

- И там, вполне вероятно, произойдет какая-нибудь встреча!

- Прошу прощенья, это... это почти исключено.

- Почти! Но не совсем. Пани Винтрова здесь встречалась с паном Ракосом Да или нет?

- Ну да... Но это... Это только они!

- И другие тоже; слава богу, встречи их не завершились столь же плачевно, - строгим голосом перебил его пан советник. - Где ваш остальной персонал?

Остальной персонал состоял из придурковатого садовника, он же был прислуга про все, однако не в состоянии был сообщить что-либо вразумительное, и из бабки, приходившей по вечерам убираться; вчера она заявилась уже после того, как пани Винтрова была обнаружена мертвой.

Да, пан советник не получил никаких утешительных сведений. Пан Бружек, тоже впустую, обошел и обследовал все виллы вокруг, ничего не выяснил он и у соседей - никто ничего не знал, никто ничего не слышал. Надо отметить, между прочим, что здесь было довольно оживленно - приходили и уходили посетители, многие приезжали в солярий на автомобилях или на извозчиках.

Пан советник прохаживался под стеклянным куполом и хмуро оглядывал невысокую деревянную перегородку, разделявшую мужскую и женскую половины и позволявшую при желании заглядывать тем и другим на соседнюю.

- Да что вы такое говорите! - оскорбленно воскликнула пани Шульцова, когда пан советник позволил себе высказать предположение о такой возможности. - Сюда ходят исключительно порядочные люди!

- Милая пани, сюда приходил убийца, а это, с моей точки зрения, далеко не порядочный человек, учтите, пожалуйста. И имейте в виду: все вы здесь подозреваетесь в убийстве, потому что никто из вас ровным счетом ничего не знает и никто ничегошеньки не слыхал - это просто невероятно, потому что женщина была застрелена, а выстрел уж можно было услышать, как вы полагаете?!

Пани Шульцова истово перекрестилась, но это не произвело на пана советника впечатления... Из практики он знал, что самые отпетые мерзавцы нередко выглядят самым невинным образом и строят из себя святош.

Прибыл пан Мразек и мало чем порадовал пана советника. Впрочем, советник рад был уже тому, что ночью его не подняли с постели и дали выспаться. После доклада Мразека радость его окрепла, и он не поскупился на похвалы, от которых пан Мразек и пан Бружек смущенно просияли и покраснели.

- Да, вот это называется расследование, - покачал головой пан советник. - Треугольник. Классический, можно сказать. И все они, выходит, у нас в кармане?

Пан Бружек неспокойно заерзал:

- Я бы так не считал, пан советник, позвольте с вами не согласиться.

Пан советник сочувственно вздохнул:

- Я тоже, дорогой мой, я тоже так не считаю. И даже добавлю кое-что для интереса. Женщина была убита из мелкокалиберки, ее также называют монтекристо, причем стреляли с близкого расстояния. - Пан советник снова поглядел на перегородку, вскарабкался на топчан и уставился на место, где вчера была обнаружена мертвая женщина. - Пожалуй, могли стрелять и отсюда... Как знать! Наши специалисты твердят, что попадание с большого расстояния было возможно лишь потому, что убийца стрелял не из пистолета, а из ружья. Из ружья, да! А теперь представьте себе, как пронести сюда ружье, убить женщину, чтоб никто этого не заметил - не увидел и не услышал, - а затем с оружием удалиться? Полная несуразица!

Пан советник вытер со лба пот, потому что под куполом было уже довольно-таки жарко. Он молча вышел, кивком приглашая господ детективов последовать за ним. Они спустились в сад

- Ну и что же дальше, господа? Пан Мразек вздохнул:

- К уже сказанному мне добавить нечего. Посетители, которые находились здесь в то время, и правда ничего не знают.

Двое из них, с кем я беседовал, ушли отсюда в конце дня. Значит, случившееся произошло поздно вечером.

Такое утверждение не вяжется с мнением нашего врача пана Вейводы, - отрицательно покачал головой пан советник. - А ему можно верить. Так вот, по его словам, смерть наступила, скорее всего, еще днем. Он сказал также, что извлеченная пуля очень маленькая, как горошина. Но ее оказалось достаточно, чтобы вызвать смерть. Да, господа, для смерти много не надо.

- Пан советник, - подал голос после паузы пан Бружек,- если то была мелкокалиберка, то ее, насколько мне известно, можно разобрать - ствол снимается, и тогда ее легче пронести куда-то.

Вы можете себе представить, чтобы некто, собравшийся застрелить человека, перед тем, как это осуществить, начинает собирать ружье в помещении, куда ежесекундно могут войти? Или даже скорее так: в помещении, где находится несколько человек?

Пан Бружек в ответ лишь задумчиво поджал губы.

- С другой стороны, если мы имеем дело с треугольником, то у нас двое подозреваемых, не так ли? - продолжал развивать свои догадки пан советник.

- Как всегда, прошу прощенья, - с готовностью подхватил пан Мразек. - Муж и любовник.

- На которого же вы грешите?

- Трудно сказать. Надо искать алиби, а оно есть у обоих, у любовника причем совершенно очевидное.

- Если можно верить его матери и если он не забегал сюда, чтобы убить свою возлюбленную!

- А теперь давайте только факты... Муж ведь тоже мог вернуться из поездки.

- Да, он тоже мог зайти сюда и убить ее. Но любовника здешний персонал знает и утверждает, что вчера его в солярии не видели. Вы не спрашивали у них насчет пана Винтера?

- Не было случая, - выдавил из себя пан Бружек.

- Так я вам кое-что скажу, да, - торжественно произнес пан советник Вацатко, но не сказал ничего, потому что из виллы вышел пан Шульц и, не обращая внимания на то, что господа из полиции заняты разговором, направился прямиком к ним.

- Я покорно прошу снять это объявление, если можно. Сезон пройдет, мы потерпим урон, понесем убытки. Мы ж тут ни при чем.

Пан советник поднял брови, что всегда у него означало крайнее неудовольствие, но вдруг неожиданно кивнул:

- Конечно, принимайте посетителей. Пан Бружек на всякий случай останется здесь.

Пан Шульц ушел, кланяясь и бормоча слова благодарности.

- Пан Бружек, вы присмотритесь, познакомьтесь с людьми, что сюда ходят, и вообще... Что, если ружье где-то бросили? Л вы взяли и нашли!

- Да я уж тут все оглядел, позвольте заметить; окошко в подвале неплотно прикрыто. Я, пожалуй, возьму с собой ихнего садовника, и мы малость разгребем уголь, сложенный в подвале. Глядишь, и...

Н-да, - вздохнул пан советник Вацатко. - Хуже всего, что никто ничего не знает. В этом вся наша беда. Люди ничего не знают, потому что ничего не слышали. Мы кое-что слышали, но ничего не знаем. Ладно, поехали в дирекцию, а вы доставьте туда мужа и любовника. Грипп не грипп... А пан Бружек подаст мне к ужину пана Шульца с женой. - Пан советник небрежно поднял руку к котелку, прощаясь; короче, совещание было окончено. Но, отойдя, он остановился и повернулся к ним: - Ребята, еще одно соображение, которое нельзя упускать из виду. Лицо женщины было прикрыто уголком простыни, как и у всех, кто здесь загорает. Пуля прошла через простыню. Надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать.

- Разумеется, - сказал пан Мразек, хотя и не понял.

Пан Бружек сделал вид, что занят созерцанием окрестностей, и промолчал.

Это значит, что стрелявший знал, где она лежит! - торжествующе заявил пан советник.

Или он узнал ее по тому, что не было прикрыто, если позволите, - добавил пан Бружек.

Пан советник лишь воскликнул одобрительно:

- Ах, черт... А у вас, я вижу, есть опыт на этот счет!

И осталось неясным - сказал он это с похвалой или с мягким упреком.

В дирекции полиции их ждал пакет от доктора Вейводы из отдела судебной медицины. Он сообщал, что при дальнейшем расследовании необходимо принимать во внимание тот факт, что пани Винтрова была беременна. Установленный срок беременности - три месяца.

Допросы пан советник вел лично. Первым вызвали пана Винтера. Он нервничал. Еще бы - второй раз за день являться в четвертое отделение! Для служащего фирмы "Зингер" это было не самое приятное времяпрепровождение.

- Ваша жена мертва, - хмуро сообщил ему советник Вацатко.

Пан Винтер побледнел, вскочил с деревянного стула и в ужасе пролепетал:

- Мертва?! Господи! Выходит, она... Зачем же она это сделала! Я же дал бы ей в конце концов развод!

Пан советник внимательно смотрел на пана Винтера: он или потрясающий актер, или... или непричастен...

Но он не стал разубеждать сокрушенного мужа в том, что жена его не покончила с собой, и продолжил допрос.

Вскоре выяснились кое-какие настораживающие факты. Пани Ракосова, мать заболевшего любовника, узнала в пане Винтере чиновника из страховой фирмы, приходившего к ним домой справиться, дома ли ее сын. Узнав, что тот болен и лежит в постели, он не стал проходить в комнату и тотчас откланялся.

- Пан Винтер, получается, что вы не сказали нам всей правды! - резко воскликнул пан советник. - И не сообщили весьма интересные подробности своей биографии. Во время войны вы служили офицером, но затем не остались в армии и ушли в отставку.

Не говорил, потому чго никто меня об этом не спрашивал, - ответил пан Винтер, и пан советник вынужден был признать его правоту.

- А стрелять вы умеете?

- Стрелять? Зачем, простите? Во время войны умел... Я служил в чине лейтенанта на итальянском фронте. Но, признаться, особенно-то стрелять мне не приходилось. Мы больше полагались на горную артиллерию и пулеметы. - Пан Винтер потер лоб. - Я могу спросить, каким образом жена... Как она это сделала?

- Пан Винтер, вы плохо меня поняли. Ваша жена не нокончипа с собой. Ее убили... Так что, вы понимаете, нам придется допросить вас обо всем.

Пан Винтер смотрел на пана Вацатко с неподдельным ужасом:

- Убили? Где? Как? А... - Пан Винтер вскочил и угрожающе потряс кулаками: - Это он... Это он! Не иначе!

- Вы знаете его?

Пан Винтер сник, рухнул на стул и прошептал:

Не очень...

Вам известно его имя, где он живет? Муж опустил голову.

Почему вы ходили вчера к нему на квартиру?

- Я... Я... Я вернулся домой раньше обычного, не застал жену и подумал, что... что она у него.

- Короче говоря, ревновали, да? Пан Винтер молчал.

- Ревность завела вас еще дальше. Вы знали, где она могла быть... Вам известен тот солярий?

- Какой еще солярий? Не знаю никакого солярия. Вероятно, пан Винтер говорил правду. Ведь и супруги Шульцовы подтверждали, что не помнят, чтобы он посещал их заведение. Вчера его там определенно не было. Оставался пан Ракос.

Реакция пана Ракоса была такой же, как и мужа погибшей, когда ему сообщили, что пани Винтрова мертва. Он тоже считал, что она покончила самоубийством. А затем заявил, что ее убил муж Не иначе. Оба господина относились друг к другу с неприязнью, это ясно, и не собирались менять своих взглядов. Но пан Ракос расстроился куда сильнее и даже заплакал.

Я любил ее, господа, я очень ее любил... Она была такая нежная! Кто, кроме него, мог желать ее смерти? Он мешал нашему счастью, она не раз признавалась мне, будто он предпочел бы видеть ее мертвой! Это сделал он, я абсолютно убежден!

- Пан Ракос, не говорите так. К тому же пан Винтер считает виновником ее смерти вас. Эдак мы ничего не выясним.

- Ну зачем мне было убивать ее, если мы любили друг друга и хотели быть вместе! Для меня это страшный удар...

Пан советник прохаживался по кабинету, господа детективы почтительно толпились в углу. Ситуация была сложная, запутанная. Оба они, и муж и любовник, судя по всему, не лгали, опытному детективу это было ясно по их поведению.

- Здесь замешан некто третий, господа, - заключил наконец пан Вацатко.

Прозвучало это высокопарно, выходило, что все расследование надо начинать сначала. Но с какого конца?

Тем более что пан Бружек нигде ничего не обнаружил, ни намека.

Я, с вашего позволения, пан советник, даже полежал там под куполом Жара невозможная, аж в дрему ударило. Пришлось выпить два стакана воды.

Заприходуйте их, - сухо заметил пан советник, но вдруг, щелкнув пальцами, очень пристально поглядел на пана Бружека.

Представьте себе, и правильно сделали! Я завтра поступлю точно так же. Со мной кроме вас пойдут пан Мразек и пан Боуше. У пана Боуше к тому же насморк. Наша ошибка состоит в том, что мы совершенно не представляем, как там все происходит, в этом солярии.

Наступил невероятно благодатный день, день отдыха. Господа детективы сняли котелки и все прочее и, закутавшись в простыни, поднялись наверх, под стеклянный купол. Если б их не удерживало почтение к шефу, они наверняка похихикали бы: пан шеф, потеряв всякую важность, в простыне выглядел просто комически, да и все они в этих одеяниях ни на кого не могли нагнать страху. Особенно бесподобно выглядел тощий пан Мразек, за которым простыня волочилась шлейфом.

Затем, выслушав рекомендации пана Шульца о всесилии солнечного излучения, они улеглись за деревянной перегородкой в мужском отделении и подставили свои тела благодатным лучам, причем пан Боуше осмелился раскрыться лишь после того, как это сделал пан советник: почтение к старшему по службе не позволило ему сделать это раньше шефа. был прекрасный солнечный день, и под стеклянной крышей солярия вскоре стало невыносимо жарко.

Пан советник вытер пот и блаженно потянулся. За перегородкой послышались шаги, какая-то дама с громкими вздохами усаживалась на топчан.

- Пани Шульцова, а правда, что тут у вас кто-то умер? - спросила она.

- Да что вы, пани ревизорша, у нас - и умереть! Солнце дает здоровье, а не смерть, - назидательно отвечала пани Шульцова, защищая честь солярия и помня, что за перегородкой находится полиция, которая совершенно вывела ее из равновесия: она никак не могла понять, чего от нее хотят. Если б эти господа стали постоянными клиентами солярия, еще куда ни шло, это даже хорошо, но поди знай, как вообще относятся к солнцу эти строгие служаки?.. После вчерашнего допроса она не спала ночь.

К господам из полиции вскоре присоединился немолодой мужчина, явно не впервые посещавший солярий; покрывшись обильным потом, он принялся с наслаждением вздыхать.

Вы часто изволите здесь бывать? - заговорил с ним пан советник.

О да... Я верю в солнце. Нигде не пропотеешь так, как здесь, - отвечал незнакомец.

- После чего приятно выпить, не правда ли?

- Я вегетарианец и непьющий, - сдержанно отозвался тот. - Здесь, кстати, отличная содовая.

Пан советник принял это сообщение с удовлетворением. Сюда, конечно же, ходили и будут ходить те, что верят в загробную жизнь и в чудодейственность правильно поставленного дыхания. Особых развлечений солярий не предлагал, и, назначив его местом свиданий со своей возлюбленной, пан Ракос, видимо, не имел другого выбора.

Прошло порядочно времени, и пан советник, приподнявшись на локте, с изумлением увидел, что пан Боуше крепко спит, пан Бружек подремывает, а пан Мразек лежит, обливаясь потом Они с Мразеком вышли и спустились в полутемную комнату отдыха. Здесь царила приятная прохлада. Пан Шульц молча принес две бутылки пива, "Старопрамен", и пан советник признательно кивнул ему.

- Вы изволили до чего-то додуматься? - почтительно спросил пан Мразек.

Пан советник пил пиво, не переводя дыхания.

- Пока что я понял одно - тут очень просто совершенно обалдеть. Вот мы полежали немного, и что же - Боуше дрыхнет, Бружек тоже близок к тому, чтобы погрузиться в сон. Короче, если поблизости и начнут стрелять, никто не проснется.

Пан Мразек заморгал, выбежал и вскоре вернулся с дощечкой в руке.

- Если позволите, можно проделать эксперимент. Я сломаю дощечку - монтекристо стреляет не громче.

Пан советник одобрил его замысел, и, переведя дух, они снова отправились в солярий, наверх. Навстречу им спускался обливавшийся потом строгий незнакомец - видимо, выпить содовой.

Процедуру нужно повторить трижды. Трижды! Это магическое число, - произнес он убедительно, обращаясь к пану советнику.

А я считал магическим числом семерку, - протянул пан советник.

Незнакомец удивился, но возражать не стал:

- Пожалуй, да - дважды три плюс один. Ясно?

- Сюда, как видно, и впрямь ходят ненормальные, - тихонько заметил пан советник, когда они снова оказались под раскаленной стеклянной крышей.

Пан Мразек положил дощечку, оперев ее одним концом о скамеечку, и вспрыгнул на доску. Она треснула, словно выстрелила. Пан Боуше поворочался и затих, пан Бружек открыл глаза и виновато улыбнулся:

- Я не сплю, пан советник...

- Я вижу. Вы что-нибудь слышали?

- Нет... Хотя что это я! Слышал. Что-то упало?

Пан советник кивнул и послал пани Шульцову спросить у дам, не обеспокоило ли их что-нибудь.

- Да вроде ничего. Эта дама - наша постоянная клиентка, - объяснила пани Шульцова.

Пан Вацатко поблагодарил ее и растолкал пана Бружека:

- Вот мы и выяснили кое-что. Разморенные жарой люди, даже услышав какие-то звуки, не обращают на них внимания. Говорил же я вам - надо лично все разузнать и во всем убедиться!

Пан Бружек осовело поддакнул, и пан советник отправил его вниз освежиться пивом, после чего улегся на свое место с сознанием заслуженного отдыха.

Народ все прибывал, некоторым даже пришлось ждать, пока освободится очередной топчан, и пан Шульц решил разбудить пана Боуше - дескать, не хватит ли, а то ведь этак и перегреться недолго. Пан Боуше чихнул и признался, что давно не испытывал подобного блаженства. Пан советник - явно не без протекции - получил свежую простыню, потому что первая сильно намокла от пота.

- Это из вас выходят немощи, - доверительно сказал пан Шульц. - Солнце дает здоровье.

Но пан советник был слишком озабочен, чтобы лежать спокойно. Он принялся расспрашивать, какие именно болезни здесь лечат, а выслушав, заключил:

Во второй половине дня тут, должно быть, долго не вы держишь. Люди потеют... Запах не из приятных.

Никто его не чувствует, - мудро возразил пан Шульц. - А если уж очень станет невмоготу от жары, мы открываем окно.

Рассудив, что важный господин из полиции того желает, он потянул за шпагат, и над головой у них открылась одна из стеклянных рам Потянуло свежим воздухом.

Пан советник уставился на отверстие в стеклянной крыше.

Затем завернулся в простыню, влез с ногами на топчан и встал лицом к открытому окну, потом посмотрел через перегородку на женскую половину. Пан Шульц отнесся к этому с неудовольствием и осуждением. С топчана обозрима была женская половина, но там лежали лишь две пожилые дамы, однако не они привлекли внимание пана советника. Его взгляд был устремлен на крайний топчан, сейчас пустовавший. Затем он снова обернулся к открытому окну.

- Так, гак, - произнес он громко. - Господа, подъем, за мной!

И, закутанный в простыню, как римский сенатор в тогу, он поспешил вниз.

- Освободите помещение под куполом, - распорядился он. - Там останется только полиция.

Пан Шульц что-то забормотал, но не посмел ослушаться.

Вздыхая и утирая пот, господа детективы одевались, а пан Боуше все никак не мог прийти в себя.

Когда наконец все было надето, они вышли следом за шефом в сад перед виллой. Пан советник попросил принести стремянку.

- Пан Бружек, залезьте, пожалуйста, на галерею, что тянется вокруг купола. Встаньте возле открытого окна и скажите, что видите.

Пан Бружек, покряхтывая, взобрался наверх и сообщил, что видит все помещение, но лучше всего - крайний угловой топчан на женской половине.

- Так я и думал, - сказал пан советник. - Можете спускаться. Пан Шульц, вы часто открываете это окно?

- По необходимости.

- А другие рамы открываются?

- Нет, с вашего позволения.

- Где висит шпагат, с помощью которого можно открыть окно?

- Вот он, где ж ему еще висеть?

Пан советник оглядел свою команду. Она в свою очередь смотрела на него с восхищением.

- Господа, убийце совсем не обязательно было заходить в помещение. Он мог открыть окно, подняться сюда, на эту галерею, и выстрелить в окно. Жертва была у него на прицеле. Внутри едва ли кто расслышал выстрел, не говоря уж о том, что там многие по большей части спят... Ну как вам все это?

Команда его молчала. В самом деле, сообщено было немало, и все же этого было недостаточно для выяснения всех обстоятельств.

- Прошу прощенья, пан советник, стоящего на галерее увидали бы изнутри, - возразил пан Бружек.

Пан советник нахмурился, но вынужден был согласиться:

Пожалуй. Следовательно, надо было выждать момент, когда внутри, кроме жертвы, никого больше не было.

Но пока не залезешь наверх, не увидишь, есть ли кто внутри.

Он мог находится внутри, дождаться, пока все уйдут, тогда выйти и самому, забраться наверх и...

- В общем, примерно так.

Ведь в тот день ни пана Винтера, ни пана Ракоса на вилле не было, - не унимался пан Бружек.

Пан советник поднял указательный палец:

- Да я их, честно говоря, и не принимаю во внимание. Там был третий.

- Пан советник, пан советник... - зашептал вдруг пан Боуше, глядя куда-то в сторону. - Поглядите вон на ту елку, если только это не пихта...

Пан советник повернулся и мысленно провел прямую линию по воздуху от открытого окна в куполе к дереву.

- Стремянку! - коротко приказал он и побежал к дереву. Господа детективы потрусили за ним со стремянкой. - Пан Боуше, лезьте наверх до места, откуда вам будут видны топчаны под куполом

Пан Боуше полез, а остальные, затаив дыхание, следили за ним.

- Вот отсюда, разрешите доложить, пан советник, виден как раз тот самый топчан. По прямой.

Пан советник обвел подчиненных взглядом триумфатора.

- Короче, никакого лазанья на галерею и никакой опасности, что тебя заметят из солярия. Дерево, господа! Сидишь на дереве и ждешь, когда откроют окно.

С дерева пан Боуше крикнул:

Пан советник, у меня такое впечатление, что в одном месте ободрана кора. Здесь лазали!

Еще бы! Если не для чего другого, так хотя бы для того, чтоб разглядывать загорающих, по крайней мере тех, что ложатся на угловой топчан в женском отделении. Можете спуститься вниз, пан Боуше.

Пан советник помахал пану Шульцу, подзывая его:

- Вы знали, что с этого дерева видно происходящее внутри? Пан Шульц подтвердил:

- Знаю, конечно... Но никто на него не лазает. Я сам за этим слежу. Здесь в этом смысле у нас полный порядок... Однажды только вышла небольшая неприятность, год назад. Вон у тех соседей сын маленько придурковатый. Здоровенный малый, но, как говорится, тронутый. Он-то и лазал туда. Я его собственноручно снимал. - Пан Шульц бормотал это еле слышно, словно стыдясь, что ему пришлось применить насилие. - Дело дошло до полиции, отец его жаловался на меня. Только все равно правда не на его стороне, потому как этот малый и прежде всяко безобразил со своей стрельбой.

- Чего-о? - возопил пан советник.

- Ну чего! У малого духовое ружье есть, и он у соседей пострелял из него все лампочки; соседи аккурат свадьбу играли. Гости подумали - шутка какая, а после застукали его и тоже жаловались в полицию... И ведь надо же - дурак дураком, а стреляет отлично. Ни одну пташку в округе не пропустит. Только и на этот раз отец его выгородил.

Пан советник смотрел на пана Шульца с яростью, но в то же время и ликуя про себя.

Где живет этот стрелок?

Да вон же, третья вилла, видите - труба торчит?

Пан советник поблагодарил его кивком головы и повернулся к господам детективам. Те поняли его без слов. Мразек и Бружек бросились к вилле, закрытой деревьями.

- Пан Боуше, а вы - бегом в здешний комиссариат, пусть пришлют какие там у них есть материалы на этот счет или пуекай придет сюда тот, кто знает про случай со стрельбой на свадьбе.

После этого пан советник разрешил всем жаждущим вкусить благодатного солнечного излучения и вернуться на свои места. Сам он отдал простьшю с благодарностью - он чувствовал себя бодрым и свежим и от пива не отказался.

Пан Мразек и пан Бружек обнаружили в третьей от солярия вилле оболтуса лет двадцати, с большой головой и затуманенным взглядом, он старательно строгал ножом большую ветку. Отец его, человек в годах, уверял, что сын совсем недавно проходил обследование и врачи нашли у него заметное улучшение...

В местном отделении полиции подтвердили, что молодчик - искусный стрелок. Отец купил ему два духовых ружья, считая стрельбу по птицам невинным развлечением, - ничем другим сын не интересовался. Полицейский с восторгом говорил, как здорово парень стреляет: на той свадьбе он с одного раза попадал в лампочку. За полминуты гости оказались в полной темноте. А старику Шоуреку из их же отделения он отстрелил кусок сигареты, которую тот держал во рту.

Выяснилось, что слабоумный стрелок позавчера стянул у отца мелкокалиберку. Она была заперта на чердаке, но парень забрался туда через слуховое окно. Вчера отец обнаружил пропажу и отобрал у сына ружье.

Когда парня привели в сад солярия, к дереву, он счастливо улыбался и из уголка рта у него текла слюна. Затем невероятно ловко, даже без лестницы, взобрался на дерево и радостно загукал, когда по знаку пана Бружека в стеклянном куполе открыли раму.

Пан советник хмуро наблюдал за ним.

- Распорядитесь, чтоб за ним прислали карету из Катержинок, - со вздохом сказал он полицейским.

Советник Вацатко попрощался с паном Шульцем и его супругой, та была совершенно потрясена и в порыве благодарности порывалась поцеловать ему руку.

В "четверке" никто не удивился, когда лаборатория определила, что пуля, извлеченная у пани Винтровой, была выпущена из мелкокалиберки, которую использовал слабоумный.

Пан Бружек, аккуратно завязывая тесемки на папке с делом погибшей пани Винтровой, спросил:

- Прошу прощенья, пан советник, ведь пани Винтрова была в положении. Вы не спрашивали, кто, собственно, из этих двух...

Пан советник Вацатко долго отрезал кончик сигары. И только когда лицо его окуталось дымом, он проговорил:

- Понимаете, пан Бружек, чем старше я становлюсь, тем с большим уважением отношусь к смерти. Перед ее лицом я чувствую себя не вправе добавлять людям еще какие-то, совершенно лишние страдания. Этим двум я ничего не сказал.

 

ОТЕЦ ГОРИО ИЗ ЗАБЕГЛИЦ (Перевод Е. Элькинд)

Волею судеб свое первое дело я не сумел превратить в некий подвиг на поприще криминалистики - хотя это очень пристало бы молодому сотруднику полицейского ведомства. Но зато я понаторел в философии и научился вещам не менее полезным, чем пресловутая интуиция детектива. Научился за каждым делом видеть более чем судебное дело, за человеческой личностью - причины, по которым она сложилась так, а не иначе, и искать злоумышленника не для того, чтоб было кого предать суду, а для того, чтобы свершилось правосудие.

Правосудие - деликатная особа, и правильно изображают ее с завязанными глазами. Но не слепую - тут есть разница, - у нее повязка на глазах, и не глядит она до тех пор, пока еще нечего видеть. Потом она повязку может снять и... И что произой дет, когда она ее снимет? Какой приговор вынесет, когда ей все откроется?

Впрочем, это уже философия, а не криминалистика.

Итак, в одно апрельское утро некий огородник, владевший участком неподалеку от Ботича, обнаружил в густых зарослях ивняка, покрывавших в те времена берег речки, тело человека. Оно лежало головой в воде; огородник страшно испугался, вытащил потерпевшего, но увидел, что тот уже мертв и что вода омывает кровавую рану у него на затылке. Кроме этого, у человека были связаны руки и на шею накинута петля. Огородник, вне себя от ужаса, стал созывать людей, те кликнули постовых, и полицейская машина завертелась, как ей полагается.

Пан советник вызвал меня к себе:

- Молодой человек, поручаю вам первое дело. Думаю, там не будет ничего особо хитрого, так что дерзайте. И ни пуха ни пера! Желаю вам больших успехов, раз уж вы посвятили себя такому ремеслу.

И улыбался ласково, почти растроганно, ибо прекрасно знал, что посвятить себя криминалистике - решение серьезное: труд детектива ни с чем не сравнимый и в некотором роде праведный, ведь это первая ступенька к правосудию, без которого мир покатился бы под откос.

(Не знаю почему - от образованности, что ли? - я то и дело принимаюсь размышлять и складывать в уме великолепные фразы. Прямо хоть на бумагу заноси. А между тем коллеги мои, специалисты по убийствам из команды пана советника, у которых следовало бы поучиться, самые заурядные дядьки. Впрочем, не приведи бог попасть к такому дядьке на крючок - уйти было бы очень трудно. Философии он не привержен, но на своей работе собаку съел.)

Итак, я отправился в Забеглице - к месту, где произошло трагическое событие; проследовал бассейном Ботича и очень удивился: у нас, в Праге, Ботич- вонючая канава, а здесь это быстрая речка, которая поит обширные капустные поля и в которой плавают гусыни со своими выводками. Теперь, в апреле, от нее поднимался туман, и было неуютно; солнце едва пробивалось сквозь облака.

Постовой, находившийся на месте происшествия, поспешил с нескрываемой горечью сообщить мне, что, окажись тело на несколько метров дальше, случай уже не подлежал бы пражскому району - такая незадача!

Забавно, что его так огорчало это обстоятельство - меня же оно очень радовало: ведь это был первый порученный мне случай. Не было в нем особенной загадочности, случай был самый ординарный, и это меня немного расхолаживало. Постовой уже выяснил, что пострадавший Алоис Рохличек служил на расположенной неподалеку фабричонке. был там, что называется, "на подхвате" - почтальоном, курьером, ходил в банк за деньгами в дни выдачи жалованья, расписывался в получении мелких переводов. был в высшей степени порядочный человек; и тот, кто с ним так поступил, - мерзавец, которого повесить мало, говорили люди.

- Тихий, безответный, двадцать лет прослужил, ни слова жалобы от него не слыхали, вознагражденье получал хотя и скром ное, но был доволен и ни разу не просил прибавки - был на свой лад счастливый человек.

Так говорил мне сам хозяин фабрики, и создавалось впечатление, что верх человеческого совершенства для него - это когда не просят прибавки. Он со своей стороны на пути к личному совершенству успешно Рохличеку помогал и за все двадцать лет не прибавил ни геллера.

Убийство, разумеется, было с целью ограбления, поскольку Рохличек как раз нес деньги для зарплаты, ездил за ними в сберкассу в Михле, и, как всегда, положил их в небольшую кожаную сумку, прикрепленную к ремню на поясе цепочкой. Это была самая обычная и ненадежная мера предосторожности. Тот, кто такого инкассатора убьет, наверняка сумеет перерезать и ремень. Так получилось и на этот раз. Ни сумки, ни ремня на пострадавшем не было.

Прежде всего я начал выяснять, почему Рохличек шел берегом и в котором часу это было. В сберкассу он явился уже в восемь утра. Ничего удивительного. Он всегда появлялся там в это время, потому что дорога до фабрики - трамвай курсировал только по Михельской площади - была неблизкой. Наиболее верной порукой от всех посягательств служило для него, пожалуй, то, что он совсем не походил на человека, несущего деньги. Он походил на простенького селянина, бредущего с покупками домой. Не забудьте, что в те времена на окраине Михле повсюду еще оставались усадьбы, а Забеглице, хоть и числились районом Праги, были самой обыкновенной деревней, где по воскресеньям танцевали на пятачке - отсюда и столько трактиров... Возвращался Рохличек неизменно одной дорогой и всегда потом берегом - потому что так и короче, и тропа удобная. Отовсюду просматривается, а огородники не покидали своих парников и гряд.

Однако с этой привычной дороги он все же свернул, что и стало для него роковым шагом. Зашел в ивнячок...

Собственно, не зайти туда он не мог. Ему приспичило, и он немного углубился в кустики. Это было совершенно очевидно: там лежал аккуратно сложенный потертый плащ и шляпа; кроме того, потребовалось снять подтяжки. Отсюда ясно: человек готовился к естественному отправлению. А в это время кто-то ударил его, задушил и, обрезав ремень с сумкой, спихнул в реку. Ну и скрылся, само собой разумеется.

Никто не видел никаких прохожих; по крайней мере первые опросы дали такой результат. Никто чужой тут не показывался- его заметили бы огородники, - разве что несколько женщин, но они в нашем случае в счет не идут. Я выяснил, что только было можно, отчаянно стараясь ничего не упустить (подобный ляпсус был бы в первом деле совершенно непростителен), и, твердо убедившись, что от меня зависящее сделано, отправил труп на вскрытие - ибо лишь вскрытие могло сказать мне, как произошло убийство.

Потом я отправился к Рохличековым. С одной стороны, по долгу службы объявить о случившемся - обязанность, надо сказать, малоприятная, - с другой же, поглядеть, что они за люди и не сообщат ли чего-нибудь такого, что наведет меня на след убийцы. Реакция со стороны осиротевших родственников, прямо скажу, была во много раз слабей, чем я предполагал. Лица у обеих женщин - вдовы и дочери - были растерянные, но глаза сухие. Старшая только беспрестанно повторяла:

- Невезучий он был, страх какой невезучий...

А по быстрому взгляду младшей - цветущей деревенской девицы, кровь с молоком - я понял, что при всех печальных обстоятельствах она оценивает меня как мужчину и, стоит только захотеть, начнет строить глазки. Ничего полезного я там Не почерпнул - кроме того, что Рохличек был добрая душа, много возился со своими кроликами... на этом информация обрывалась. Немного удивило меня, когда из разговора выяснилось, что Рохличек спал не в комнате, где стояли две кровати, а в чулане.

- Хворый он был, хотелось, где потише, - сказала вдова.

- В комнате, значит, спали вы и дочь, - резюмировал я, чтобы не дать беседе угаснуть.

- Да. Вернее, я спала на кухне, а здесь - Магда.

Вскоре выяснилось, что, помимо состояния здоровья пана Рохличека, существовала и другая причина. У Магды был хахаль - некий Карел Выцпалек, возчик, но он имел намерение начать извозный промысел, после чего они должны были пожениться. Сообщение привлекло мое внимание. Впервые появилось лицо, заинтересованное в крупной сумме и, разумеется, прекрасно знавшее, когда старик уходит за деньгами. Но, памятуя, что следователю нельзя подозревать человека, если нет доказательств вины, я старался не упустить и других предположительно заинтересованных лиц. Особое внимание следовало обратить на фабрику, где кое-кто тоже мог знать, когда Рохличек ходит в сберкассу, и я решил, что выясню, кто утром не был на работе. Потом допрошу всех, кто возился на огородах. Сегодня день будет подготовительный. Завтра углублюсь в дело целиком, и я

не я буду, если что-то не проклюнется. Во мне кипела бодрость и радужные надежды. Выйдя от Рохличеков, я спросил у какой-то старухи, зевавшей по сторонам возле их дома, знала ли она хозяина и что это был за человек. Вопрос был, разумеется, праздный, но меня занимало другое. Я хотел узнать что-нибудь о его семье. И узнал-таки! Рохличек был у себя в доме пятая спица в колеснице, командовали только бабы, а он знай вкалывал. Им все было мало, старая о нем хоть бы когда доброе слово сказала, вот и дождались! Кто теперь станет на них ишачить? Ну, молодая замуж выйдет, а только этот ее, ненаглядный, не больно-то горазд гнуть спину... Бабка ошельмовала всех, как полагается, но для меня тут кое-что было существенно.

Опять возникала фигура дочкиного ухажера, желающего взяться за извозный промысел.

Завтра я с ним поговорю, как только узнаю результаты вскрытия.

Однако тут-то и обнаружилась первая и серьезная неувязка. Оказывается, Рохличек не был убит ударом по голове, как все мы, без исключения, полагали. Рана была поверхностная - не рана, а, скорее, содранная кожа, кость оставалась целой, удар, следовательно, был несильный. Даже возможность потери сознания от такого удара бралась под сомнение. Врач судебно-медицинской экспертизы склонен был ее отрицать. Смерть наступила от того, что пострадавший захлебнулся - в легких нашли ил, -и от удушения. Помимо этого, врач, проводивший вскрытие, советовал связаться с местным практикующим врачом. По мнению первого, Рохличек был тяжело болен - опухоль на почке, обнаруженная вскрытием, не могла остаться незамеченной.

И более того, юноша, - сказал мне пан советник, когда я показал ему протокол вскрытия, - у пострадавшего руки были связаны за спиной! Вы не сочли это странным?

Нет, отчего?.. У убийцы, по-видимому, было достаточно времени, чтобы как можно надежнее обезопасить себя. Он ударил свою жертву, связал, задушил и спихнул в реку.

А когда же, по-вашему, связывал он ему руки? Когда Рохличек был еще жив, то едва ли - он бы этому все-таки воспротивился. Стоило только крикнуть, чтобы сбежался народ!

Я полагал - потом, когда он стукнул Рохличека по голове. Я считал эту рану смертельной. Вскрытие показало, что я ошибался. Но ведь сознание потерять он все же мог. Тогда убийца и связал его.

А зачем было связывать, если он без сознания? Не достаточно разве накинуть на горло петлю и затянуть? Тем более что пострадавшего потом спихнули в реку. А когда спихивали, Рохличек еще дышал, отсюда этот ил в легких.

Я молчал. Легкость, с которой пан советник продемонстрировал, что я еще зеленый, признаюсь, была малоутешительна.

Все, что вы говорите, истинная правда, - сказал я понуро. Пан советник усмехнулся:

Истинная? Черта лысого она истинная! Это покажет только время. По-моему, до истинной еще куда как далеко, ее и предстоит отыскать вам. Я лишь хотел показать, где у вас, на мой взгляд, вкралась ошибка. Не вешайте голову - со стороны всегда способней рассуждать о деле, чем когда погрузишься в него целиком. Тогда бежишь по одному какому-нибудь следу, как ишейка, а десять других ускользают. Так что терпение, молодой человек, случай сложней, чем мы думали, но так бывает.

Я выскочил из канцелярии пана советника и в коридоре остановился. Конечно, он прав. Действительно, для чего было связывать руки? Для чего, когда это совершенно излишне? Вообще способ убийства осложнен до невероятности. Все приемы использованы, оставалось только пырнуть жертву ножом - тогда был бы полный комплект! Тысячу раз прав пан советник - дело гораздо запутанней, чем я ожидал; ах, будь оно неладно, на первый раз это, пожалуй, слишком!

Я пошел говорить с поклонником Магды. Карел Выцпалек был малоприятный субъект, типичный провинциальный ферт, с шикарной волной челки, заложенной на лоб по моде. Вполне похоже, что они с Магдой захватили себе комнату, у него была и отдельная кровать, а бедный Рохличек едва ли мог хоть что-то возразить. Однако алиби у этого субъекта было железное. Утром они проснулись поздно, потому что накануне он задержался в трактире с приятелями, у Магды потом был с ним крупный разговор, так что они немножечко повздорили, а потом долго мирились - поэтому так и разоспались... Все это он выкладывал вполне непринужденно и не без скрытого самодовольства - считая лишним делать из своих мужских достоинств тайну. Что же касается старика Рохличека, то он вообще-то старичка любил, тихий был старикан, ни во что не мешался. Он вот намеревается начать самостоятельное дело - извозный промысел, но надо припасти несколько сотенных, для старта, и он откладывает. Сперва надеялся, у Магды что-то будет, да, видно, этого не дождаться.

- Но ведь у вас любовь, так что, как вы сказали, деньги - это еще не все, - осторожно ввернул я.

Он удивленно вскинул на меня глаза:

- Любовь? Кто ее знает... Но ведь фигура у нее что надо, верно?

Это я готов был допустить и задал ему еще один вопрос:

- Рохличек вам обещал приданое?

- Какое там! Что с ним об этом толковать. Скорее с матерью, она всем заправляет. Они хотели продать сад, который возле дома, - это бы еще куда ни шло...

Короче говоря, вам требовались деньги!

Конечно. А кому они не требуются! Папаша Рохличек и то без них не мог.

На что же ему требовались деньги?

- Платить за дом, а как вы думали! На нем же долг. Это была интересная новость.

Вы знали, что он носил на фабрику деньги из сберкассы?

Само собой. Кто этого не знал.

- А вам не приходило в голову, насколько все было бы проще, если бы деньги эти пан Рохличек... ну, скажем, не донес до фабрики?

Он посмотрел на меня с некоторым недоумением:

Как можно? Ведь его бы сцапали.

Где находились вы, когда узнали о смерти пана Рохличека?

- На кухне. Магда мне давала завтрак. Немного запоздалый, правда, но накануне мы...

- Достаточно, - сказал я.

Человек этот был мне несимпатичен, поговори я с ним еще немного, я бы, наверное, начал на него кричать, вынуждая при знаться, что это он убил Рохличека, и тем, понятно, окончательно сел бы в калошу. Потому что в ответах его было что-то, застав лявшее воздержаться от скоропалительных выводов. Возможно, та непринужденность, с какой он говорил о вещах, ему мешавших: что нужны деньги, что за Магдой ему ничего не дадут... Если бы Рохличека убил он, ответы были бы не столь прямолинейны.

Я пошел к местному доктору. Рассказал, почему меня направила к нему экспертиза. Старый врач покачал головой.

- Все-таки опухоль. Не обманулись они в больнице. Странно, что он и сам об этом говорил.

- Кто и что говорил?

Сам Рохличек. Это был очень милый человек. Посещал он меня недолго. Здешняя публика по докторам не ходит - не то что у вас, в центре. Начал прихварывать, боли и разные недомогания; сначала я подумал, воспаление почек, но проходило как-то нетипично; когда же он стал неуклонно терять в весе и очень плохо выглядел, и у меня возникло подозрение: то, что прощупывается на почке, все же опухоль. Я в этой области не очень сведущ, так что направил его в больницу. Там его дня три подержали, сделали рентген и в заключении проставили, что требуется операция. Диагноз СА означает, как известно, карциному. А теперь представьте себе, что этот человек, ровно ничего не смысля в медицине, говорит мне:

Доктор, операция для меня - смерть! У моего отца так было. Это у нас семейное - рак называется.

Ну я его, понятно, отругал. Что будешь делать, если пациент дурит. Сказал, чтобы не слушал старых бабок, что это просто крупный камень в почке, хирургам надо на него взглянуть, тяжесть, которую он ощущает, подтверждает диагноз. Врач, понимаете ли, должен уметь лгать, бывает, что без этого не обойдешься. Думаю, и в вашем деле не всегда уместно резать правду-матку. Он явно мне не верил, но был такой забитый, что не решался возражать. И все-таки на операцию не шел. Я стал давать ему болеутоляющие. Вначале это помогает, на время создает у пациента впечатление, что ему легче; но скоро прежние симптомы возвращаются- тут ведь уж какая помощь! Нож и надежда, что еще нет метастазов... В общем, убийца лишь ускорил его конец. А на полгода или на три месяца - наверняка сказать никто не может.

Не оставалось ничего, как снова идти к Рохличековым. Это смахивало на хождение по кругу, но надо было привести дело к какому-то знаменателю. Я хотел выяснить, знал ли кто-нибудь из домашних о положении Рохличека и не пытался ли использовать эго в своих интересах.

Еще за порогом я услышал возбужденный разговор на кухне. Мать с дочерью пререкались из-за жилья. Дочь, видимо, принуждала мать перейти в чулан, где прежде спал отец, чтобы самой с любовником занять жилую комнату и кухню.

Покамест твой пижон не думает жениться, - злилась мать. - Глядишь, еще затея ваша лопнет - у обоих ветер в голове. Дрыхнуть и не работать - это он давайте, и ты не лучше - два сапога пара!

Ты молодая тоже спала долго. Из-за одного утра столько разговору. Ну как нам пожениться, если негде жить! Другая мать была бы рада сбыть дочку с рук!

Своим появлением на кухне я прервал эту семейную сцену. На постели лежали черные платья - очевидно, готовились к похоронам Обеих женщин, как ни странно, очень удивило сообщение о том, что Рохличек был тяжко болен. Что он прихварывал, они, конечно, знали, но старшая в особенности твердо полагала, что это он так - блажит.

- А он и правда был больной! - повторяла она, будто такая новость коренным образом все меняла. - Вишь ты!

Я ничего не отвечал, ждал, что она прибавит к этому. Она молчала.

- Не назовете ли кого-нибудь из окружавших его людей, кто был бы заинтересован в его смерти и мог его ограбить?

Вдова решительно замотала головой.

- В здешних местах такого не было.

И неожиданно вскинула на меня глаза:

А может, полагается вспоможение, ведь это с ним стряслось вроде как на службе?

Едва ли. Насколько мне известно, он не был застрахован... Можно рассчитывать лишь на пособие к похоронам. А вам на пенсию.

Это, видимо, не очень ее устраивало, но она молчала. Дочка рассматривала меня с любопытством. Потом сказала:

Вы вроде как ищете, кто над ним это сделал?

Это моя обязанность.

И думаете, найдете? А хоть бы и нашли... Ему-то не поможете!

Дело не только в нем. Есть ведь еще убийца. Есть правосудие!

Она слегка кивнула и больше ни о чем не спрашивала. Я попрощался. Да, неприятный осадок оставляла встреча с этими людьми. В сущности, о покойном я не слышал от них ни единого доброго слова. Он был для них мертв еще при жизни, не то что теперь. Горькая участь!..

Представьте только, каково это - взяться за первое порученное дело и чувствовать, что все у тебя расползается по швам. Как будто набираешь жидкость руками - ладони мокрые, а пустые. Я ходил как в воду опущенный, то и дело пил черный кофе, ночами просыпался, силясь найти ниточку, которая позволит мне распутать весь клубок. Логики в этом преступлении я не видел никакой, кроме денег; в них, разумеется, состоял весь интерес. Но для кого? Однажды ночью я записал для себя имена людей, на которых могло пасть подозрение - и прежде всего этого милёнка, потом обеих женщин, предположительно кое-кого с фабрики (этих со знаком вопроса, поскольку не было и тени доказательств их вины), я даже записал туда и огородника, обнаружившего труп... И наконец- не знаю, осенило меня или что, - написал фамилию Рохличек.

Мог этот человек быть заинтересован в такой сумме? Да, безусловно. А до смерти ему так и так оставалось недолго. Я ошеломленно глядел на фамилию Рохличек, словно видел ее впервые. Потом в задумчивости написал печатными буквами: "Инсценированное убийство". И взял в рамочку.

Боже милостивый, либо уж я от всего этого сбрендил, либо сделал потрясающее открытие. Дождавшись утра, я помчался к зданию судебно-медицинской экспертизы.

По счастью, доктор Вейвода уже пришел, а это был знаток своего дела. К тому же там у нас еще лежал труп Рохличека.

Я тщательно измерил длину веревки, которой были связаны руки, и петли, которая была на шее. Потом поделился с доктором своими соображениями.

Он еще раз внимательно посмотрел на фотографию убитого. Моя теория не показалась ему убедительной.

- Смотрите, ведь руки-то связаны сзади... Не знаю, как это у вас согласуется... А петля на горле? Она же затянута - на фотографии виден рубец от веревки. Могу вам предложить еще разок взглянуть на труп.

Я отказался. Признаюсь, что обстановка судебно-медицинской экспертизы действовала мне немного на нервы. Наверно, сказывался недостаток опыта. Впрочем, я слышал в управлении, что специалист такого стажа, как пан Мразек, так к этому и не сумел привыкнуть и при взгляде на труп всякий раз чувствует дурноту. В общем, с меня хватало и фотографии, тем более что она вышла очень четкой. Петля была затянута.

- Пан доктор, а что, если эта петля затянулась в воде? Он пожал плечами:

- Если хотите, отдайте веревку на экспертизу, но она самая обыкновенная - скорее затянется, высыхая, а не намокнув. К тому же Рохличек пробыл в воде совсем недолго. От силы полчаса. На то, чтоб захлебнуться, этого достаточно, а для каких-то изменений свойств веревки - нет. Думаю, что придется вам искать убийцу. Или хотя бы того, кто Рохличеку помог. Потому что, если принять вашу версию, ему потребовался помощник.

Я шел домой. Идея моя не давала мне покоя. В самом деле: человек узнал, что очень болен, по опыту отца понимает, что обречен. Под впечатлением такого грозного открытия ему приходит мысль, что можно обеспечить семью. Если бы кто-то для виду напал на него и взял деньги... Мог бы даже его слегка придушить. Или совсем задушить - все равно жить ему остается недолго. И он находит такого человека.

Кого? Кого-то из своей семьи. Будущего зятя, например... Впрочем, у тех баб тоже есть все данные!.. Ну нет, зачем такая чрезмерная жестокость! Достаточно и возчика. Он проведет великолепно свою роль. Возможно, что-то у них не совсем так получилось, и Рохличек утопился; а может быть, помощнику на все было плевать и он лишь обстоятельно исполнил поручение. Короче, эта добрая душа дала себя убить.

Минуточку! Тут маленькая неувязка. Помощника никто не видел. Несмотря на все расспросы, мои и постового, не найдено ни одного свидетеля, который показал бы, что мимо ивняка шел человек. Первым, кто оказался там, был огортдник, обнаруживший тело.

Еще одно: у Рохличека не было необходимости производить такие сложные манипуляции. Мог просто забрать деньги, оставить записку, что их растратил, и, скажем, повеситься.

Нет, этого он не мог, тогда конфисковали бы имущество: поскольку он владел недвижимостью, дом пошел бы с торгов в возмещение хотя бы части растраты. Дом был записан на него, а если бы в последнюю минуту он перевел его на дочь, это, конечно, вызвало бы разговоры. Рохличек не стал бы действовать опрометчиво. Только инсценировав убийство с целью ограбления, мог он рассчитывать на успех своего предприятия - сделать так, чтобы деньги достались семье.

Инсценированное убийство и ограбление - без помощника! Возможно ли вообще, чтоб кто-то сам себя связал и задушил да к тому же еще утопил в речке? Это даже звучит анекдотично.

И я решил произвести опыт. Научный эксперимент. Мне бы ла известна точная длина веревки, которой Рохличек был связан и задушен. Задушиться я не хотел, но связать себя попытался. Сначала сделал петлю для горла, а потом в меньшую петлю веревки, спускавшейся сзади от шеи, попробовал просунуть руки.

Это не составило особого труда. Но как теперь веревку затянуть?

Я уж готов был отказаться от своей затеи, но тут так получилось, что я встал на колени - и глядь, конец веревки при некотором напряжении смог оказаться под носком моего ботинка, и я прижал веревку к полу. Потом порывисто поднялся. При этом, правда, опрокинулся, но результат превзошел все ожидания.

Я был связан.

В квартиру в это время позвонили. Я понял, что это Гелена - мы с ней условились о встрече у меня.

- Одну минутку! - крикнул я.

Напрасно я дергал руками, я не мог выпутаться из петли.

Иду, иду! - опять крикнул я, но никак не мог выдернуть кисти и только лопотал у запертой двери: - Геленка, это ты? Я связан...

Что?! - шумно выдохнула она на площадке.

Я сам себя связал... Я знаю, это идиотство, но я пошел на

это.

Наконец я вытащил одну руку и отпер дверь. Гелена вошла с видом разгневанной богини, смерила меня взглядом и бросилась в комнату. Хотела видеть свою соперницу.

- Нет, правда, я связал себя сам, - сказал я сокрушенно. - Геленка, не сердись, но это очень важно...

Одно мне было ясно: человек этот опрокинулся навзничь - поэтому и упал в воду, отсюда эта рана на затылке. А может быть, ему внезапно захотелось жить, но было уже поздно - связанные руки не позволяли вырваться из объятий смерти, которую он сам призвал.

- Гелена, прошу тебя, теперь я еще попытаюсь удавиться, а ты мне эту петлю расслабишь, чтобы не получилось, как сейчас, ладно?

Гелена, хоть и обладала чувством юмора, казалась в ту минуту сильно озадаченной. Но мне, конечно, надо было завершить эксперимент, и я его завершил. Руками, связанными сзади, сумел дотянуться и ухватить хвост петли, болтавшийся на спине.

Петлю я затянул. Она чудесно врезалась мне в горло, и я начал синеть. Потом я еще опрокинулся навзничь и страшно трахнулся об пол; я не мог издать ни единого стона, поскольку горло мое было стянуто веревкой, и лишь впустую дергал руками, пытаясь освободиться. Это было великолепно, и, не будь там тогда Гелены, я, кажется, и в самом деле удавился бы от большого служебного рвения.

- Ты обалдел?! - крикнула она и помогла мне встать, распустив петлю на горле и на руках. Я стряхнул с себя веревки; теперь я понял все, хотя Гелена решительно ничего не понимала.

Она сказала, что не хочет больше оставаться со мной в ком нате, и требовала, чтобы мы пошли пройтись. Что было делать, я ее в какой-то мере понимал: можно ли требовать от девушки, чтобы она сидела на тахте около человека, который только что сам себя связывал и душил. Я даже был не очень огорчен - слишком блестящим был мой изыскательский успех (впрочем, я не терял надежды, что после прогулки мы все же поднимемся ко мне).

- Ты даже не представляешь себе, - сказал я ей, - какое я сделал открытие!

На следующий день я с раннего утра уже старательно выстукивал в управлении на машинке обстоятельную докладную записку, где с непреложной очевидностью доказывал, что в моем случае имеет место инсценированное убийство и вопреки всем сложностям проведенный мной эксперимент ясно подтверждает, что это мог осуществить сам пострадавший без посторонней помощи.

Затем я положил записку пану советнику на стол и стал ждать, как он на нее отреагирует.

Пан советник вошел в "дежурку", еле сдерживая волнение. Посмотрел на меня, потом на остальных присутствующих и торжественно объявил:

- Нет, как вам это нравится? Сей юноша вместо того, чтобы выслеживать убийцу, взял себе в голову, что бедный пострадавший все это проделал сам!

Присутствовавшие по обязанности засмеялись.

Однако это вам не анекдот, господа, поскольку юноша-то совершенно прав. Пусть это кажется невероятным, но если все так досконально разобрать, как сделал он, и в заключение пытаться самого себя связать...

И удавить, - добавил я без ложной скромности.

Вот именно... то его гипотеза приобретает доказательную силу. Но только, господа, вам надо ему объяснить: такие методы в криминалистике недопустимы - срок службы детектива будет очень кратким, если он станет примерять к себе все способы лишения человека жизни. Но молодость есть молодость! А в остальном я им вполне доволен.

И это было сказано самим паном советником! Я пожинал лавры. Ловил на себе взгляды ветеранов сыска и читал в них Удивление и зависть. Я ликовал.

Пан советник между тем ходил по комнате и пространно развивал свои мысли:

- Вот, господа, еще одно подтверждение моей старой теории. Преступник, который вознамерится особенно хитро надуть полицию, в конечном счете сам себя разоблачит. Перемудрит просто-напросто. Убийство само по себе вещь несложная. Если взять настоящее красивое убийство - из ревности, скажем. Он возвратился раньше, застал ее в постели с другим, хватает нож и убивает ее. Великолепно, правда? Все как на ладони. А вот когда убийца начинает разные трюки и фокусы, то непременно самому себе подставит ножку. Пан Рохличек, конечно, был сердяга, но перемудрил из любви к близким. А мы - то есть этот юноша - возьми да и раскуси его. Так и должно было случиться.

Пан советник величаво отбыл в канцелярию, а я шумно перевел дух.

- Итак, мое первое дело закончено, - сказал я, приятно расслабляясь.

Присутствовавшие взглянули на меня с явным недоумением.

- Закончено? - переспросил пан Боуше. - Едва ли.

То есть как "едва ли"? Я же доказал, кто убийца. Пан Рохличек собственноручно. Конечно, можно думать о пособнике, даже предположить такого, но ведь его могло и не быть. Да он, собственно, и не нужен.

Фактически да,- сказал пан Мразек. - Таким пособником, допустим, мог быть хахаль этой дочки. И что из того? Уличить его вы не сможете, да и не в этом суть. Суть в деньгах.

Я широко раскрыл глаза:

В каких деньгах?

Ну, в тех, которые он нес, а вы их так и не отыскали.

- От меня требовалось разобрать случай, а не искать деньги! - надулся я.

Все замолчали, а я, сделав вид, что работаю, начал рыться в бумагах.

Потом пошел в кафе, взял двойной кофе по-турецки и притворился, что читаю газету, на самом деле неотвязно думая о том, что сейчас услышал.

Старый пан Мразек понял мое состояние, пришел, подсел ко мне в кафе, взял себе тоже двойной по-турецки и сказал:

Если вы не обидитесь, я объясню, в чем тут суть.

Да, интересно, интересно, - промямлил я. Пан Мразек улыбнулся:

- Возможно, вам это и неприятно слышать, но это так. Деньги, которые надо найти, единственная возможность осуществить правосудие. Ведь деньги были побудительным мотивом лишения человека жизни, верно? Если вы их найдете, то отнимете возможность у кого-то извлечь прямую выгоду из смерти бедолаги Рохличека. Фактически тут больше ничего и не придумаешь.

Хотя это его нелепое "фактически" действовало мне на нервы, я чувствовал, что он прав.

Вы полагаете?.. - прошептал я.

Да, полагаю, что, хотя Рохличеку помочь уже нельзя, помочь правосудию все-таки можно.

Короче говоря, по-вашему, пока я дома себя связывал и душил, кто-то спокойно пересчитывал деньжата, которые отпасовал ему Рохличек?

Да, я считаю, что за этого сердягу вы никак не отомстили, если вы все же к этому стремились, - сказал пан Мразек.

И тут я неожиданно почувствовал, как много значит для этого дядьки-детектива идея правосудия, и понял, в чем он видит благородное предназначение своей профессии.

- Пан Мразек, - вздохнул я, - мне с самого начала ясно, например, что те две бабы - бессердечные скотины, они-то и толкнули Рохличека на преступление. Но как их ухватить? Если они забрали выложенную сумму и позволили ему убить самого себя, в этом их никак не уличишь. Разве что дожидаться, пока начнут тратить деньги?

Пан Мразек замотал головой:

- Ну нет, они не так просты. Да что, вы лучше меня, старого, знаете, на что способна женщина, если захочет кого провести. А если даже они купят на себя какого-нибудь барахла и старая устроит дочке свадьбу, подкинув ей тысчонку-другую, гДе доказательства, что у ней не было отложено про черный День?

- В общем, тут заколдованный круг, - уныло согласился я.

- Как вам сказать... Если не обидитесь, я скажу так: в восемь утра, - серым от пепла пальцем пан Мразек начал водить по столу, - Рохличек получил в сберкассе в Михле деньги. Скажем, в восемь пять он с ними оттуда вышел. Здесь, допустим, караулил его некто, кому он эти деньги спокойно передал. В подобном случае надо, как говорится, брать в расчет только кого-то из семьи. Но в протоколе сказано, что ни один из них в то утро из дому не выходил. Значит, это отпадает. Теперь рассмотрим другой случай. Пан Рохличек положил деньги в какую-нибудь сберкассу. Например, в нусельскую. Туда он мог попасть примерно в восемь пятнадцать...

- Но стойте, - воскликнул я, захваченный его нехитрой логикой, - он ведь мог взять такси и поехать еще дальше! Па Вацлавскую, в банк!

- Это фактически возможно, - допустил пан Мразек. Потом с сомнением покачал головой.

Впрочем, такой простецкий, тихий человек едва ли станет брать такси. Я бы на эту версию не очень полагался... Одно только мы знаем точно: в десять он уже был покойником. Так вот вы и должны спросить себя: что делал он с восьми пятнадцати до десяти? Времени он зря не тратил, даю вам голову на отсечение.

Итак, окрестные сберкассы и банки! - в волнении проговорил я. - Это похоже на правду. Пойду туда. Большое вам спасибо за совет!

Я сделал знак официанту получить за оба двойных кофе с меня и торопливо вышел. Дело было не в добром совете - наверно, я и сам бы догадался, что делать. Ценней всего было, что он мне указал на мою миссию - карать мечом правосудия. Да, деньги эти надо отыскать. Я не позволю тем двум бабам ими поживиться!

Как выяснилось, ни в одно банковское учреждение Праги не был в то утро сделан такой крупный вклад. Двадцать тысяч- это все же сумма, которую кассир не может не запомнить.

Потом я начал обходить почтамты. Увы, с тем же плачевным результатом.

Пана Мразека я избегал - боялся, что он спросит про мои успехи, - и делал вид, что продолжаю розыски. В действительности же прочно сел на мель.

Гелена была недовольна - она, оказывается, предпочитала, чтобы я себя связывал, только бы не ходил по банкам и почтамтам Пойми вот после этого женщин!

Мысль, что деньгами кто-то уже пользуется, была невыносима.

- Тупая бездарь! - обзывал я себя.

В "дежурке" через некоторое время поняли, в каком я положении, и стали меня утешать:

- Бывали случаи, когда похищенные деньги искали чуть ли не год

Год!.. Ну уж благодарю покорно, лучше бы я нашел себе Другую специальность.

А дальше произошло вот что. Утром к нам в полицейское управление позвонили с фабрики, где служил погибший. Сам шеф запрашивал, что надо делать. На имя пана Рохличека пришло заказное письмо, шеф принять его отказался, потому что не знал, как в подобных случаях поступают, и почтальону пришлось унести его обратно.

Я поблагодарил за сообщение. Заказное для покойника... Это значит, прислал его кто-то, не успевший узнать, что адресат умер. И почему именно заказное - ведь люди круга Рохличека получают, как правило, письма простые? Еще одна деталь: почему отправили на фабрику, а не домой?

Я позвонил на почту, чтобы письмо задержали до моего приезда.

Пан советник видел, как я был удручен и как теперь разволновался, и дал мне машину. Это было признание!

Заказное пришло из Братиславы; на конверте стояла фамилия отправителя: Мария Рейношева...

Кто такая Мария Рейношева?

Пользуясь служебным правом, я взял письмо и вскрыл конверт. Пан Мразек в этом мне охотно посодействовал - при помощи круглого карандаша - и сделал это так искусно, что конверт в случае чего можно было заклеить снова.

В письме стояло:

ли ты уме такие деньги посылать в посылке, а если бы пропала, мне бы отвечать. Не бойся, я их положу, как ты просишь, а после твоей смерти перешлю жене. Только ты, сделай милость, не пиши о смерти и о болезни, этого не может быть, и я бы тогда от папаши это получила, а то; благодаренье богу, я здорова. Так что я положу их на книжку, боюсь я столько при себе держать.

Храни тебя господь.

Твоя сестра Мария Рейношева.

Я чуть не упал. Сестра!.. А я понятия не имел, что она существует! Расследовал, нечего сказать! Она еще позавчера отправила по почте заказное, не подозревая, что брата нет в живых. Пражские вечерние газеты в Братиславе она не читает - неудивительно, что от внимания ее ускользнула упоминавшаяся в хронике в связи с загадочным убийством фамилия "Рохличек".

А на похороны ее не позвали. Наверное, между нею и невесткой не сложилось добрых отношений, поэтому та ничего ей не сообщила. Бывает, что такая ненависть к золовке не утихает даже после ее смерти.

Что вы на это скажете? - вздохнул я. - Хорошо еще, пан советник не знает.

Да бросьте, чего не бывает! - махнул рукой пан Мразек и уже снова набивал чубук. - Случаются и худшие промашки. Короче, поживей звоните в Братиславу, пусть парни из полиции зайдут к старушке и потрясут ее. А деньги пускай конфискуют. Так что я поздравляю вас с благополучным завершением дела!

Растроганный, я стиснул его руку, как всегда перепачканную пеплом.

В Братиславе выяснили, что пани Рейношева вдова и женщина исключительной порядочности. Узнав о смерти брата, она разрыдалась. Сотрудникам полиции тут же передала сберегательную книжку и больше всего сожалела, что невестка не позвала ее на похороны. Деньги она бы привезла с собой, так что сотрудникам не надо было бы утруждаться.

Когда я доложил пану советнику о завершении дела, то добавил:

- Никак не возьму в толк, зачем он все так осложнил. Самоубийство было до невероятности замысловатым, и сокрытие денег - тоже. Вообразить только: обычной бандеролью, словно какой-то пустячок, отправить двадцать тысяч сестре, с которой годы не видался. Ведь в этом был и риск! Разве нельзя было просто послать деньги домой почтовым переводом и, скажем, сунуть голову в петлю...

Пан советник улыбнулся:

- Тогда бы он все завалил, коллега! Возьмем хотя бы его смерть - мне вот все время кажется, что он, скорее, хотел разыграть это нападение, а не порешить себя взаправду. Человеку, понимаете ли, неохота на тот свет, даже когда у него опухоль на почке. Но он перемудрил, за что и поплатился жизнью. А вот с деньгами он устроил просто гениально. Он, как я вижу, был неглупый малый, этот Рохличек! Если бы он послал деньги домой и примитивно удавился, их у его семьи, конечно, отобрали бы.

Если же он хотел любым путем оставить деньги за женой и дочерью, то должен был поступить так, как он сделал. Я полагаю, он их до безумия любил, если уж на пороге смерти был способен с точностью все рассчитать и взвесить!

На следующий день я положил на стол пакет с двадцатью тысячами и пригласил для объяснения вдову и дочь. Посадил их возле стола и рассказал все как было.

- Ради вот этих денег ваш муж и отец лишил себя жизни. Совершенно напрасно, разумеется, поскольку деньги принадлежат фабрике и будут ей, конечно же, возвращены. На этом следствие прекращается. Можете быть свободны.

Сначала заплакала дочь, за ней вдова. Они плакали долго и неутешно, глядя сквозь слезы на пакет с деньгами. Л мне ясно припомнились их глаза - без единой слезинки - в тот день, когда я им сообщил о смерти Рохличека.

 

УБИЙСТВО В ОТЕЛЕ (Перевод Е. Элькинд)

У господина, который прямо с утра вошел в кабинет советника Вацатко, вид был взволнованный. Панталоны в полоску и белоснежные гамаши позволяли предположить и столь же безупречный пиджак под демисезонным пальто. Вошедший теребил лайковые перчатки, и пан советник подумал уже, что имеет честь принимать дипломата. Но дипломатом вошедший не был. Его манеры были еще более изысканны. То был владелец отеля "Палас-Гранд". Когда он белыми перчатками небрежно отряхнул сиденье стула, прежде чем на него опуститься, пан советник с предупредительностью поднял брови.

Визитер начал несколько издалека. Сначала сообщил, что заведение его - высшего класса, занесено в каталог перворазрядных отелей мира и рекомендовано там с самой лучшей стороны "Палас-Гранд" не уступает отелю "Мажестик" в Венеции и отелю "Европа" в Париже, и, может быть, только "Валдорф-Астория" в Нью-Йорке превосходит его по размерам И импозантности - но ведь нельзя же сравнивать Прагу с Нью Йорком..

- Конечно, нет, - благодушно согласился пан советник. А что вас привело ко мне?

Хозяин отеля вздохнул:

- Довольно сложные и щекотливые обстоятельства, пан советник. Поэтому-то я и пришел прямо к вам, на что, кстати сказать, имею согласие полицей-президента, которого поставил обо всем в известность мой знакомый из министерства внутренних дел.

- Так чем, простите, могу служить? Мы ведь криминалисты - специализируемся не столько по отелям, сколько по убийствам, хотя известный международный резонанс такая деятельность тоже имеет.

Пан советник чувствовал, что теряет терпение. Перед началом трудового дня он имел обыкновение перехватить чего-нибудь и просмотреть газеты - а тут пришлось начать с места в карьер. Кроме того, он не успел полить фикусы, и его мучила мысль, что он о них забудет.

- Я понимаю, потому-то и позволил себе обеспокоить лично вас; верю, что вмешательство ваше внесет необходимую ясность, не опорочив доброго имени отеля...

Потом он начал объяснять, на чем, в частности, зиждется доброе имя "Палас-Гранда". Заверю! пана советника, что апартаменты у них удовлетворяют запросам самых придирчивых клиентов; во многих номерах отдельные ванные комнаты с гигиеническим устройством, отвечающим всем требованиям современного комфорта, чем например, не может похвалиться целый ряд отелей Парижа, не говоря уже о Вене. Кроме того, их кухня пользуется мировой известностью, даже князь Леопольд, брат бельгийской королевы-матери, предпочитает "tournedous" в отеле "Палас-Гранд" всем прочим кушаньям, какие только существуют, и утверждает (чрезвычайная любезность с его стороны), что бараний бок с чесноком не приготовят так и в будапештском "Геллерте". А недавно он ввел у себя совершенно новое устройство для приготовления жаркого - так называемый гриль, ставший очень модным в последние два года; что же касается флам-бэ, то тут его шеф-повара никто не превзошел. Сам магараджа из Лахора не удержался и зааплодировал, когда в затемненное помещение официант принес горящее мороженое, политое кюрасо...

Боже праведный, подумал изумленный Вацатко, уж не пришел ли он звать меня на банкет? Если открыть ему, что у меня припасено в бумажке сто граммов свиной грудинки, он упадет в обморок. И что это за "фламбэ", которому аплодирует магараджа?

Минуточку, пан шеф! Отель ваш безусловно мирового класса, но при чем тут я? Зачем вы мне расписываете его великолепие?

Отчасти чтобы убедить вас в этом, пан советник, - с достоинством ответил визитер. - В прискорбном случае, который,

к сожалению, произошел у нас, чрезвычайно важно это понимать. И позволю себе напомнить, что методы, которые станет применять полиция, должны здесь быть предельно деликатны и тактичны. Среди гостей есть подданные других стран!

У вас украли что-нибудь? - спросил, переходя к делу, пан советник. - Колье, приборы, чемодан?..

Если бы только так... - вздохнул хозяин отеля, выдерживая драматическую паузу. - У нас содеяно убийство.

Пан советник с облегчением улыбнулся:

Вот видите! Скажи вы это мне с порога, мы бы давно были там. Кстати, когда это произошло? И не упущено ли время?

Насколько вы могли заметить, пан советник, я уже находился здесь, когда вы подошли. Я с самого утра жду вашего прихода.

Хорошо, с самого утра, но я ведь советник полиции, а об убийстве заявляют в ближайший участок, который и делает что положено. Потом только доходит очередь до нас. Итак, когда это случилось и кто убит?

Убита дама, молодая, имя я от волнения забыл... Когда это случилось, не знаю - рано утром мне позвонили на квартиру, и я немедленно явился...

Да почему, черт возьми, позвонили вам, а не в полицию? - вскипел пан советник.

Я как-никак хозяин, без моего согласия не предпринимают ничего. В отеле, смею вас уверить, свои законы.

У нас тоже. И первое - действовать по горячим следам. Кто обнаружил убитую?

- Гость, то есть муж этой несчастной. Он и позвал портье.

Под утро, когда вернулся из бара. А портье сделал то, что входит в его обязанности. Пригласил врача, обслуживающего наш отель. Тот в свою очередь дал знать нашему детективу.

- У вас свой детектив? - искренне удивился пан советник.

- Пожилой человек, полицейский инспектор в отставке, необычайно порядочный и корректный, по фамилии Стрнад.

Им бы еще свою следственную группу и своего Вацатко, тогда вообще бы не потребовалось ничего, - подумал пан советник.

Он позвонил, и в кабинет вошел пан Бружек.

- Возьмите с собой людей, фотографа и, разумеется, кого-нибудь для дактилоскопии. В "Палас-Гранде" убийство, так что поторопитесь.

- Я мог бы предложить свою машину, - сокрушенно прошептал хозяин. - Прошу лишь об одном: о полнейшей дискреционное™ при работе - гостям нельзя давать ни малейшего повода для подозрений. Может быть, господа полицейские придут под видом посетителей?

Пан Бружек подмигнул пану советнику и обернулся к хозяину отеля:

- Будьте покойны. Мы носим котелки, так что публика подумает, у нас там свадьба или поминки.

Хозяин отеля принял эту остроту довольно кисло.

Муж дамы и другие возможные свидетели, надеюсь, в отеле? - спросил пан советник.

Несомненно, муж... он... э... несколько не в форме, я бы так сказал. По моим сведениям, слишком засиделся в баре. Бар у нас великолепный, я господ полицейских с удовольствием проведу...

Возражать против этого господа полицейские не будут, - сощурился пан советник на Бружека.

Муж этой дамы иностранец? Откуда? - спросил пан Бружек.

По счастью, чех. Из Кладно.

И жил у вас в таком аристократическом отеле? - удивился пан советник.

Так делают, если хотят, что называется, слегка встряхнуться и кутнуть. У нас для этого есть все условия. Прекрасный сервис, бар с отличнейшим ассортиментом вин...

И бараний бок с чесноком лучше, чем в будапештском "Геллерте", я знаю! Так вы сейчас моих сотрудников подбросьте, чтобы не теряли времени. С вами я не прощаюсь, увидимся позднее.

Хозяин отеля со вздохом и многократными поклонами достиг дверей, а пан советник обратился к своим фикусам. Потом, разложив на столе свиную грудинку, горчицу и булочку, неторопливо и сосредоточенно принялся за еду, думая о курах гриль и турнедо в отеле "Палас-Гранд".

"Убитую молодую женщину находит утром муж, когда, нализавшись, возвращается из бара... В таком сверхблагородном заведении могло бы выйти что-нибудь покрасивее..." - ворчал он себе под нос.

Пан Бружек, поднимаясь во главе следственной группы по шикарной лестнице отеля, в почтительном восхищении поглядывал по сторонам - все было так великолепно: широкие ковры, заглушающие звук шагов, начищенные ручки темных дверей, пальмы в кадках... Позднее он узнал, что пальмы искусственные, но это только подняло в его глазах их ценность. В коридоре царил полумрак даже теперь, средь бела дня, и пану Бружеку, естественно, пришло на ум, что по такому коридору можно пройти, не привлекая к себе внимания. Беломраморные ступени сияли чистотой, но, как он также про себя отметил, вовсе не просматривались с нижней площадки, и тот, кто уже ступил на лестницу, практически исчезал из поля зрения портье. То были мысли чисто профессионального характера, но по-иному мыслить Бружек не умел.

Наконец хозяин отеля открыл одну из дверей.

Вошли в маленькую прихожую, где ждал высокий, меланхолического вида господин - частный детектив, обслуживающий отель. Пан Бружек узнал отставного полицейского инспектора Стрнада и дружески его приветствовал. Тот поклонился, выразив готовность быть полезным, и жестом пригласил их пройти дальше.

Сигнал получил в шесть пятьдесят, прибыл в семь двадцать, - докладывал он, - в комнату вошел... примерно в семь двадцать пять. Убитая лежала - и сейчас лежит - рядом, в ванной. В жилой комнате находился ее муж, пан Матоуш, совершенно потерянный, сидел на том диване.

Где он у вас, этот муж?

В комнате напротив, прошу вас; у него сейчас врач. Мы делаем все, чтоб этот прискорбный случай, что называется, затушевать, - страдальчески пробормотал хозяин отеля.

Если только вы не затушевали то, что необходимо нам. Следы! - сказал пан Бружек и слегка покраснел, поняв, что говорит сейчас точь-в-точь как пан советник.

Убитая лежала ничком, свесившись через борт пустой ванны. На ней было вечернее платье, светлые волосы распустились и тоже свисали над ванной. Пан Бружек наклонился над пострадавшей. Картина была ясна: кто-то ударил ее сзади, и она повалилась на край пустой ванны... Рана была малозаметная, с незначительной потерей крови. Ударили тупым предметом. Пан Бружек направился к двери, уступая место фотографу, начавшему свою работу при вспышках магния.

А вам не показалось, что здесь что-то искали с целью ограбления?

Нет, уверяю вас. Впрочем, здесь был ее супруг, но и ему тоже так не показалось.

Вошел врач, преуспевающего вида толстячок, и объявил, что пану Матоушу получше. Естественно, он находился в шоке, ну и, понятно, сказывалось действие алкоголя. Теперь ему сделана инъекция, и он часа два-три проспит. Давать показания он все равно не смог бы.

Так тяжело воспринял смерть жены? - спросил пан Бружек, который не сразу все себе уяснил.

В определенной мере, - степенно отвечал врач. - Потрясение вызвало шок... Но опьянение было до этого. И сильное, насколько я мог установить. Будь это в баре не столь высокого пошиба, я говорил бы даже об алкогольном отравлении. Но здесь, конечно, это невозможно.

Стоящий в уголке хозяин в подтверждение кивнул:

- У нас вина самых лучших марок, об отравлении и речи быть не может.

Врач молча усмехнулся.

Пан Бружек вздохнул. На языке он ощущал противный вкус выпитого с утра кофе и разговоры о марочных винах считал теперь неуместными.

- Пан доктор, вы, осматривая жертву, застали ее в той же позе, что теперь?

Доктор заглянул в ванную:

В общем-то, да. Я над ней наклонился и, увидав, что она скончалась, не стал ничего делать, дал знать портье, чтоб вызвали полицию.

Ну а портье, конечно, вызвал не полицию, а пана Стрнада, - с горечью вставил пан Бружек.

Человек с маленьким чемоданчиком, дактилоскопист пражского полицейского управления, приготовил свой инструментарий. Начал он с ванной.

В дверях появился официант с подносом, уставленным рюм ками.

- Осмелюсь предложить немного освежиться, - зашептал хозяин отеля. - Сухой мартини, с вашего разрешения. Необычайно хорошо идет с утра.

Пан Бружек одобрительно кивнул. Он, правда, предпочел бы ром, но в такой обстановке святотатственно было и думать о роме, не то что его пить. Он опрокинул в себя сухой мартини, как если бы это был ром, и остальные последовали его примеру.

После ухода хозяина Стрнад сказал извиняющимся тоном:

Понимаете, пан инспектор, это отель. Я бы, конечно, сразу вызвал наших - что я, не знаю порядка? - но шеф был против, ему сначала требовалось разбудить какое-то высокое начальство из министерства, а потом еще бежать к пану советнику.

Где этот супруг так накачался?

Они там что-то отмечали внизу, в баре. Была грандиозная попойка - хотя вообще-то этот бар для избранных, приходят только настоящие дамы, каких-нибудь девчонок с улицы не пустят. Пан Матоуш пробыл там с супругой до утра. Была еше одна супружеская пара, тоже из Кладно, некие Яниковы, живут в одиннадцатом номере... Они сообща предприняли трехдневный выезд в Прагу. Встряхнуться, понимаете? Яник этот на службе в угольно-металлургическом концерне - зашибает там деньгу. А Матоуш - страховой инспектор, тоже неплохо, так что гульнули на полную катушку.

Бружек прилежно записывал и благосклонно кивал:

- Сразу видно нашего человека, пан Стрнад.

Тот выразил признательность за похвалу легким наклоном головы.

Набрав номер полицейского управления, Бружек рапортовал о положении дел. Советник Вацатко, одобрив все его инициативы, сказал, что приедет в отель сам лично допрашивать этих людей из Кладно.

Убитую отправили на вскрытие. Пронесли коридором к черной лестнице и спустили на грузовом лифте. Ни тебе мраморных ступеней под ковром, ни шпалерами стоящих портье, ни пальм... Темный автомобиль во дворе среди сваленных ящиков принял свой траурный груз и исчез. Хозяин отеля с нескрываемым облегчением перевел дух.

В ресторане негромко заиграла музыка.

Пан Стрнад порассуждал о бренности человеческой жизни:

- Въезжаешь в дорогие апартаменты - а увозят тебя, как узел грязного белья.

Потом участливо спросил, не требуется ли пану Бружеку чего-нибудь для поддержания сил - шеф распорядился, чтоб сотрудникам полиции ни в чем не было отказа. На детектива, получающего в отеле жалованье, это не распространяется, вот если что-нибудь пожелает пан Бружек... Пан Бружек пожелал: а именно два кофе с ромом. Поскольку дело происходило в "Палас-Гранде", кофе подали венский, а ром к нему ямайский - так что коллеги предпочли не лить его в кофе, а благоговейно отпивали маленькими глотками.

Вы видели этих Матоушевых в отеле? Как они ладили между собой?

Насколько я могу судить, прекрасно! Мадам, еще молодая женщина, была очень оживленна, ей явно нравилось состояние опьянения.

Еще бы, вот и на столе две рюмки, - сказал пан Бружек, и лицо его вдруг стало строгим.

Вид этих рюмок заставил его насторожиться. Он был готов чуть ли не отругать себя за то, что не заметил их сразу. Дактилоскопист, закончив работу в ванной, перешел в жилую комнату.

Пан Бружек осторожно завернул рюмки в салфетку. Дактилоскопист понимающе кивнул - удобней будет обработать их прямо в управлении. Специальным порошком он посыпал столик, с которого рюмки были взяты.

Ну, как дела? - спросил его пан Бружек.

Отпечатков в ванной комнате хватает, да и в этой тоже... Только вот чьи они? Столько народу здесь топталось - врач, персонал...

Пан Бружек вздохнул. Случай, похоже, выдался не легкий. Будь это кража, знали бы хоть, от чего оттолкнуться. Но кражу исключил не только муж, но и пан Стрнад. Какой же еще мотив мог побудить к подобному убийству!

- Послушайте, а что за общество собралось вчера в баре? Пан Стрнад туда, к сожалению, не заходил. Насколько он

понимает, публика была обычная. Справки навести кое о ком все-таки стоит, и из числа постояльцев, и из так называемых завсегдатаев вроде директора Майслика - кто его не знает, вечно там пьет в самых неумеренных количествах. Стрнад, с позволения пана Бружека, мог бы, не привлекая внимания, побеседовать с персоналом. Официанты, безусловно, в курсе и ему расскажут больше, чем полиции.

Пан Бружек согласился, а потом терпеливо ждал, пока дактилоскопист закончит свою скрупулезную работу. В комнату вошел советник Вацатко, за ним, как тень, хозяин отеля. А за хозяином - как его тень - официант с подносом. Вацатко нахмурился и сделал отстраняющий жест, но рюмочку все-таки взял, тем более что это сделал и хозяин.

- За то, чтобы для нашего отеля все это благополучно кончилось! - многозначительно проговорил последний.

Мартини, правда, был отличный, но хозяин отеля начинал действовать пану советнику на нервы.

Пока что мы работали, не привлекая внимания посторонних. Как только преступник будет найден, мы не останемся здесь ни минутой дольше... Но до тех пор, пока мы его не отыщем, вам, к сожалению, придется потерпеть наше присутствие.

Ну безусловно, что вы, пан советник, я целиком в вашем распоряжении, вопрос лишь в том, чтоб гости... Вот тут по коридору, например, номер, который занимает персидский принц, - это же не пустяк... Под ним - английский лорд, рядом - директор бразильского банка...

А тут - четыре человека из Кладно, одного из которых убили. Я, что ли, в этом виноват? - раздраженно пробурчал пан советник.

Хозяин отеля откланялся.

Советник Вацатко, хмурясь, следил за манипуляциями дактилоскописта:

Если хотите выяснить, кто за что брался, сделайте одолжение, но лично я больших надежд на это не возлагаю.

Еще один отпечаток, пан советник, вон, видно даже невооруженным глазом, целая ладонь... Какая прелесть! - трещал дактилоскопист, снимая отпечатки пальцев с дверной рамы при входе в ванную. - И те две рюмки, возможно, кое-что дадут, - сказал он, уходя.

- Какие рюмки?

Пан Бружек объяснил, что на столе было две рюмки, откуда явно кто-то пил. Их он забрал раньше, этим непосредственно займется лаборатория.

Отлично, - кивнул головой Вацатко. - Ну а бутылка?

Какая бутылка?

Ведь если пьют, то из чего-то наливают. Из бутылки...

Но это же отель, две рюмки мог им принести официант.

На чем эти рюмки стояли? На тарелке? Салфетка возле них была?

Да нет, они стояли просто на столе... Вот тут и тут.

Пан Бружек, вы, как я погляжу, мало вращались в высшем обществе и не привыкли к дорогим отелям. Ведь вы же видели, как принесли сюда этот мартини! Вы тоже взяли рюмочку, не так ли?

Пан Бружек, засмущавшись, подтвердил, что взял.

Тарелочка, салфетка, рюмка... Иначе здесь не подают. А если те две рюмки стояли прямо на столе, значит, там должна была находиться и бутылка, которую принесли в номер. Так вот я вас и спрашиваю: где она?

Ее совсем не было. Я это точно знаю.

Вы так же точно знаете, что ее никто отсюда не убрал?

Вот и пан Стрнад, бывший наш сотрудник, теперь частный детектив при отеле, ручается, что здесь никто ничего не трогал.

Вацатко с мрачным видом ходил от стены к стене:

Ручается, ручается... Я только знаю, что дактилоскопические снимки лучше всего получать с бутылки. Ее ведь надо ухватить как следует рукой. Рюмочку вы берете за ножку, отпечатки на ней едва просматриваются, верно? - обернулся он к дактилоскописту, поспешно собиравшему свой чемодан чик.

Вы совершенно правы, пан советник. Теперь, с вашего разрешения, я хочу взять отпечатки пальцев у всех причастных к этому делу особ.

Ну разумеется. Где они там у вас, пан Бружек?

Другая пара, видимо, у себя в номере, я с ними еще не

говорил. А супруг пострадавшей, который обнаружил убитую, спит. После инъекции.

- И после попойки, уже слышал. Я, надо вам сказать, терпеть не могу проволочек. А время у нас уходит. Так что ступайте к пострадавшему супругу и снимите у него отпечатки пальцев, даже если он и спит. К прочим участникам этого вояжа я зайду сам. И вы со мной, - сказал он дактилоскописту уже с порога.

Супруги Яниковы производили впечатление людей, что называется, милейших и, разумеется, до невероятности испуганных. Из бара они вернулись под утро. Ушли спать, пан Я ник должен сознаться, что голова у него была прямо чугунная, супруга тоже не ручается, что ясно помнит, что происходило в баре - собралось такое веселое общество, много иностранцев... Они вчетвером присоединились к компании какого-то управляющего - фамилии уже не помнят... Дана ушла первой, а они с мужем вернулись только к утру. Вашек, то есть пан Матоуш, там еще остался. Долго не засыпали, потом кто-то стучал в дверь - оказалось, портье - сообщить, что с ними хочет говорить пан Матоуш, у него что-то стряслось. Матоуш едва держался на ногах, из его слов можно было понять, что Дана мертва, сначала подумали, сердце или какой-то удар - Дана ведь очень много выпила, - а потом...

Пани Яникова не могла сдержать слез, да и пан Яник был недалек от этого. Их связывала такая давняя тесная дружба, нельзя даже вообразить себе, кто мог такое сделать. Отпечатки пальцев? А как же, улики, разумеется, надо искать повсюду, хотя она и муж в номер к Матоушевым не так уж часто заходили. Перед тем как идти в бар - то есть вчера вечером, - они, естественно, там были. Пани Яникова и Дана уединились в ванной комнате, женщинам вечно надо поправлять прическу... Потом все четверо спустились в бар, и начался этот угарный вечер, такой развеселый и такой немыслимо трагичный, как потом оказалось.

Кто мог против Даны что-нибудь иметь? - спрашивал сам себя пан Яник и мотал головой, словно отказывался всему этому верить.

Когда пани Матоушева ушла из бара? - спросил советник Вацатко.

- Не могу сказать. Мы там потом уже все друг от друга отделились. Дана сидела с какой-то другой компанией, в баре ведь, знаете, быстро знакомятся, везде нас угощали, особенно ее, она же была молодая и интересная.

- На сколько она была моложе вас? - спросил пан советник.

- Лет на шесть... А что?

- Нет, ничего, просто хочу представить себе, как часто угощали и вас, - усмехнулся он.

- Я тоже была как в чаду, - вздохнула пани Яникова. -Боже, кто мог предположить такой финал? Я просто не могу в это поверить. Нет, вы увидите, это не убийство... Что-то с ней произошло... Несчастный случай!

- Она была такая... Действительно, трудно себе представить, чтобы у кого-то поднялась рука ее обидеть, - подтвердил пан Яник, но под взглядом своей жены умолк.

Взгляд этот не укрылся от пана советника. Он встал:

- Ну что ж, какую-то картину того, что вчера происходило, я получил, за это вам спасибо. Прошу пока оставаться в номере. Не стану вас надолго задерживать в Праге, но предстоит еще взять показания у пана Матоуша, а может, и еще кое у кого. Я думаю, удобней переждать день-два в отеле, чем в полицейском участке, правда?

- Мы понимаем, - вежливо сказал пан Яник, - можете целиком на нас полагаться.

- Милейшая чета, - сказал, возвратясь, советник Вацатко пану Бружеку, - давала свои показания в точном соответствии с тем, как они между собой договорились. Нет, в самом деле, чем они, по-вашему, занимались до моего прихода? Репетировали, что будут говорить и как будут говорить. И сказали это великолепно, и сказали минимум того, что можно было сказать. В каком виде у вас пан Матоуш?

- Спит непробудным сном. Отпечатки пальцев у него, конечно, взяли.

Пан советник еше раз оглядел комнату:

- Теперь начинайте брать показания по всему отелю. Пришлю вам сюда людей и стажера Соукупа. Пусть практикуется.

Бружек остался в одиночестве. Поскольку впереди было невпроворот работы, велел принести себе кофе.

Из отеля "Палас-Гранд" исчезли господа с маленькими чемоданчиками и фотографическими аппаратами, их место заняли не привлекавшие внимания благодушные господа в котелках, которые интересовались всем: составом гостей, их паспортами, дамами и господами, которые были вчера в баре... Они сейчас же вызвали из дому даже ночного портье и долго расспрашивали его, кто проходил по лестнице прошлой ночью. Портье отрицал, что видел ночью пана Матоуша или пана Яника.

Пан Боуше, который говорил с ним, только улыбался:

- Ну, можно ведь и что-то упустить...

- Я-то не упускаю ничего, - ворчливо возражал портье, которого подняли с постели.

Стажер Соукуп отозвал пана Боуше в сторонку:

-Таким путем мы ничего не выясним. Вы заведете с этим дядечкой беседу, а я попробую пройти у него за спиной от бара по лестнице.

Успех превзошел все ожидания. Пан Боуше встал так, чтобы портье оказался спиной к лестнице, и они принялись толковать о нынешней дороговизне. а молодой сотрудник полиции как кошка проскользнул на лестницу.

Этот трюк они с успехом повторили троекратно. После чего пан Боуше снова улыбнулся и сказал:

Вот видите, вы и понятия не имеете о том, кто у вас проходит наверх.

-Как это не имею? - запротестовал неподатливый портье. - если вы про того юнца, что то и дело шмыгает по лестнице, то я об этом знаю, но ничего не говорю, потому как он из ваших. А если кто считает, будто господа из бара обязательно идут мимо швейцарской, то опять же ошибается. У нас заведение благородное, и господа, которые тут проживают, могут ехать из баpa прямо в свои номера - лифт ходит с самого низу, чтоб никакой тебе огласки, понимаете?

Пан Боуше почувствовал, что у него взмокает лоб, а молодой сотрудник Соукуп судорожно глотнул воздух.

Потом этот подающий надежды юноша сидел в зале и пытался схемой отобразить ход вчерашних событий во времени. Трудность, однако, состояла в том, что полиция знала только, когда молодая женщина была убита. А когда понялась из бара, с кем вышла из лифта и кто поехал за ней следом, не знал никто.

Одно только представлялось совершенно очевидным: там, в ванной комнате, пострадавшая причесывалась или как-то иначе приводила себя в порядок. Закатившийся тюбик губной помады, недавно обнаруженный Соукупом в ванной, прямо указывал на это. Убийца вошел следом и нанес удар. Потом он мог либо возвратиться в бар, либо уйти к себе в номер.

- Пан доктор, - вдруг воскликнул Боуше (он иногда титуловал Соукупа так торжественно, хотя тот еще только стажировался),- посмотрите сюда, в коридор! Через это вот окно...

Окно глядело на широкую, освещенную сверху шахту, из которой пожарная лестница выводила на крышу. Уйти из ванной вполне можно было и таким путем.

- Вот вам, пожалуйста! "Единственное, что еще оставалось", как говорят в кино.

Наконец прибежал пан Стрнад, с известием, что Матоуш уже очнулся. Сидит в постели, обхватив руками голову. Инъекция подействовала основательно, и он пытается сейчас собраться с мыслями.

Скажите, что с Даной? - несколько раз спросил он.

Она мертва, пан Матоуш. Вы ведь и сами знаете.

Я думал, может статься... Боже милостивый, я все время надеялся, что это сон, А когда спал, каким-то образом все время в это верил... Где Вашек?.. Я хочу сказать, пан Яник...

У себя в номере. А теперь позвольте прежде всего поговорить с вами.

Матоуш кивнул и начал одеваться. Лицо его покрывала бледность, руки тряслись, взгляд беспокойно скользил по комнате.

Как я тут оказался? Это не мой номер!

В вашем сейчас полиция.

Какой ужас!

Когда ваша жена ушла из бара?

- Не знаю... Я даже не знал, что она ушла. Я просто поднялся к себе...

- Почему?

- Ну, потому, что все это уже надоело... Или потому, что все уже пошли? Не знаю...

- А так в течение вечера вы не уходили из бара?

Ну что вы, господа! Куда я мог уйти? То есть, возможно, я, конечно, выходил куда-то в туалет...

Много ли времени прошло после ухода вашей жены из бара, когда вы отправились к себе в номер? - осторожно спросил пан Боуше.

Матоуш покрутил головой.

- Я не знал, что она поднялась в номер, я нашел ее уже в ванной. Решил, что она перепила, даже взял за плечи и сказал: "Ну хватит валять дурака". А потом вдруг увидал, что,,. Какой ужас!

Он зябко поежился, говоря это. Соукуп налил ему воды, Матоуш жадно отпил и с перекошенным лицом схватился за живот.

- Ой, как мне плохо...

- Короче, восстановить в памяти прошедшую ночь вы не в состоянии?

-Нет.

Пан Боуше вздохнул, и молодой практикант тоже вдруг усомнился, что этого человека еще можно о чем-то спрашивать, Пану Матоушу было предложено отдохнуть и не отлучаться из номера. На всякий случай у его двери оставили человека.

Вернулись в четвертое отделение, и практикант Соукуп принялся излагать гипотезу, по которой убийство совершил некто, скорей всего и не желавший его совершить; некто, попавший в номер по воле случая... Боуше, однако, склонялся к мысли, что затевалось ограбление - ибо кто стал бы убивать молодую, приятную женщину, не преследуя никакой цели. Тот факт, что из номера ничего не пропало, не играл, по его мнению, существенной роли - преступника просто спугнули. Не будь пан супруг до такой степени пьян, он, вероятно, заметил бы, что в номер кто-то заходил.

Советник Вацатко выслушал обе версии молча, явно не принимая ни одной из них всерьез. С таким же каменным лицом прочел протокол вскрытия и вызвал еще раз врача.

- Послушай, ты тут пишешь, что удар был нанесен тупым предметом. Вы бы уж хоть на вашей судебно-медицинской экспертизе раз и навсегда договорились, что считать тупым предметом. Молоток тоже тупой предмет. И обух топора. Не можешь ли ты объяснить мне это поточнее?

..Доктор ворчливо отвечал, что такое определение принято раз и навсегда, а тупой предмет есть тупой предмет. Впрочем, дубина в этом случае исключается, и мешок с песком - тоже, удар был резкий, а предмет твердый, округлый, без граней.

Послушай-ка, а что, если бы я тебя спросил: "Не стукнул ли ее убийца по голове бутылкой?"

Это бы подошло, - объявил доктор. - Нашли какую-то бутылку?

Черта лысого мы нашли, дружище. Давно уж мы так основательно ничего не находили, как на этот раз.

Пан советник прохаживался по кабинету, мысленно отвергая все гипотезы, предложенные его сотрудниками. Когда пришел пан Бружек, и тоже с кислым видом, Вацатко только закивал головой:

Опять безрезультатно, правда? Никто из бывших в баре ничего не знает, у всех алиби, все находились под парами, поэтому вообще ничего не обязаны помнить. Мы даром тратим время. Пан Мразек, собирайтесь-ка и поезжайте в Кладно. Я полагаю, туда ходит автобус, это быстрей, чем поездом. Обстоятельно поспрашивайте там, что за люди эти Яниковы и Матоушевы.

Слушаюсь, пан советник. А что вообще-то вам желательно узнать?

Все. Судите сами, две четы предпринимают увеселительную поездку в Прагу, и завершается это диким кутежом и последовавшим затем убийством... Не нравится мне что-то такое приятельство. Я бы хотел понять, что за ним кроется. Были подругами женщины или дружили между собой мужчины? Или шло как-то крест-накрест? Вы понимаете меня? Пан Мразек кивнул:

- Так точно. Фактически мы это обязаны узнать.

- Ну дуйте, и чем скорей возвратитесь, тем лучше! Может статься, и раздобудете что-нибудь интересное. Не в пример прочим!

Пан Бружек уловил здесь оттенок упрека и торопливо заметил:

Тут некий директор Майслик утверждает, что Дана была не так уж неприступна, любила развлекаться. Он даже хотел бы ло отправиться за ней, когда увидел, что она идет наверх, но потом то ли позабыл, то ли уже нетвердо стоял на ногах...

Прекрасная компания, - нахмурившись, проворчал пан советник. - И показания под стать. Тут один официант говорит, что пан Яник и Матоуш пили в меру. Зато дамы совершенно разошлись... По показаниям другого, пан Матоуш оставался в баре до конца увеселения, то есть и тогда, когда его жены там, без сомненья, не было. Получается что-то вроде алиби, а? Прочие показания тоже одна вода. "Не знаю... Не помню... Возможно..."

Пан советник сложил бумаги:

Мне не хватает одной вещи. Той самой бутылки! Если убийство не было с целью ограбления, значит, кого-то привели туда иные мотивы. И когда этот человек увидел на столе бутылку, он схватил ее и ударил женщину по голове. Эта бутылка нам крайне нужна.

Из-за дактилоскопии, - неуверенно проговорил пан Бружек.

Да. Потому что, милый, дорогой, тот, кто убил, сделал это в состоянии аффекта и не заботился о том, оставит на бутылке отпечатки пальцев или не оставит. Разве только потом ее вытер. Хотя и это может служить косвенным доказательством. Впрочем, так можно рассуждать до бесконечности, бутылки этой у нас нет.

Пан Бружек искренне сожалел, что не сумел ее найти. Гипотезе пана советника он не верил, но угодить ему был бы рад.

Появился дактилоскопист. У него еще не все было завершено, но кое-какая существенная информация имелась. В комнате и в ванной отпечатков было полно, но они в основном принадлежали самой пострадавшей и пану Матоушу. Яниковы в этом смысле не обнаружили себя нигде. Это значило, что отпечатки их пальцев были совершенно стерты более поздними прикосновениями и что эта пара - как они и показали - заглядывала в номер по дороге в бар только затем, чтобы узнать, готовы ли уже выйти их приятели.

Ну и на этом следы обрываются, - хмуро добавил пан советник. - Все следы заслонил алкоголь! А как те рюмки''

Я должен буду попросить вас сойти в лабораторию! Эти две рюмки принесли нам неожиданный результат. Отпечатки пальцев на них неразличимы, как вы и предполагали. Но зато ясно различим - под светом лампы до полной четкости виден - след от губной помады.

Ну вот. Из рюмок-то, похоже... пили дамы, пан советник!

Вы это говорите как бы между прочим и даже не представляете себе, что это для нас значит!

Он хорошо помнил, как пани Яникова упорно утверждала этим утром, что в комнату к Матоушевым даже не заходила. Есть у нее причина для подобного запирательства? Или она про сто машинально опрокинула в себя налитую ей Матоушевой рюмку, когда уходили в бар? Это необходимо выяснить. Две женщины... Пан советник понимал, какое серьезное подозрение мысленно высказывает, но следы от губной помады на обеих рюмках были пугающе четки.

Один потемней, а другой посветлей, - заметил пан Бружек с видом знатока, - ну, и чего теперь с ними?

Минуточку, минуточку... Тюбик, принадлежавший убитой, у нас есть. Пошлите его сюда для проверки. А что касается второго... Забегите в отель, пан Бружек, и спросите еще раз у пани Яниковой, когда она была в комнате Матоушевых последний раз. И заодно выясните, какой губной помадой она пользуется. И принесите образец.

Эта губная помада двух тонов не давала пану советнику покоя - не дожидаясь возвращения детектива, он тоже вышел на улицу. За углом, на Народни, был парфюмерный магазин. У прилавка виднелась большая реклама: девица с такими ярко накрашенными губами, что при взгляде на них брала оторопь.

Скажите, барышня, у вас этот товар разных оттенков?

Разумеется; впрочем, на качество помады это не влияет.

- Меня интересует только цвет. Чем руководствуются женщины, когда его выбирают?

Продавщица улыбнулась:

- Полагается определять тон в соответствии с цветом волос. Брюнеткам подходят более темные тона, блондинкам - посветлее.

Пан советник посмотрел на продавщицу широко раскрытыми глазами, с трудом скрывая свою радость:

- Да что вы говорите! Она как раз темноволосая... Моя супруга, я хочу сказать, - добавил он, запнувшись.

Продавщица вежливо кивнула. По глазам ее было видно, что она не очень-то в это поверила. Советник полиции, застигнутый врасплох, откланялся и, очутившись на улице, сказал себе вполголоса:

- Осел, сто лет на службе, а приходишь в замешательство, когда это совсем не нужно.

В канцелярии его ждала еще одна новость. Пан Стрнад сообщил, что съезжает один постоялец. Перс... Номер его выходит в тот же коридор, что и у приезжих из Кладно. Апартаменты оплатил вперед за целую неделю, а теперь срочно выезжает в Вену.

Вот как... А вы не знаете случайно, в баре он не общался каким-нибудь образом с пострадавшей?

То-то и есть, что общался, и даже очень! Он парень хоть куда, темноглазый, все величают его "ваше превосходительство", женщинам это нравится.

Чрезвычайно интересно, пан Стрнад. Заслуживаете высшей похвалы, - улыбнулся в телефонную трубку Вацатко. - А теперь не откажите в любезности соединить меня с вашим шефом.

У владельца отеля был грустный голос:

Так вы уже знаете?.. Страшно неприятно, пан советник!

У вас такое впечатление, что это из-за нас?

Боюсь, что да.

А есть какие-нибудь предположения о причине, по которой ему так неприятно присутствие полиции?

Самое большое бесчестье для отеля, когда случается такое страшное событие, как здесь.

Ну так я дам вам один совет, пан шеф. Если хотите избежать еще большего бесчестья, сию минуту того господина... как его имя-то?

Мохамед Расул Заде, пан советник.

Прекрасное имя. Так вот, пригласите этого господина к себе в кабинет и на прощание налейте ему коньяку. В большой пузатый бокал. Вам надо постараться, чтобы он за этот бокал как следует взялся рукой. Дело в том, что нас ужасно занимают отпечатки пальцев тех ваших гостей, которые спешат с отъездом именно сегодня.

Но, пан советник...

Не вынуждайте меня взять у него отпечатки пальцев официальным порядком. Бокал должен быть безупречно чист, и никто потом не должен его касаться. У вас при отеле есть частный детектив. Кстати, прекрасный специалист в своей области. Желаю вам всего хорошего.

Пан советник повесил трубку и надолго задумался. Что это? Новая, совсем неожиданная нить? Возможно, конечно, все. Но чтобы принц приехал в Прагу убивать женщину?.. Впрочем, кто сказал, что он настоящий персидский принц, этот господин Заде? Хозяин отеля сказал? Иранское консульство должно бы об этом принце что-то знать.

- Соукуп, зайдите в Иранское консульство. Мохамед Расул Заде... Я хочу знать, принц ли он, и если да, то какой именно, а если нет... Впрочем, вы сами знаете, что делать. И тут же подать рапорт.

Соукуп немедленно помчался выполнять задание, а пан советник снова погрузился в невеселые раздумья. Приведут ли к разгадке те злосчастные рюмки? Приведет ли к разгадке этот перс? Вацатко не любил чересчур сложных построений. Жизнь показала ему, что составляющие ее величины по большей части достаточно просты.

Вскоре он получил тому еще одно подтверждение. Интригующий принц оказался не принцем, а коммерсантом.

Потом прибежал пан Бружек. В блокноте у него краснела толстая черта, которую он собственноручно провел, выдвинув столбик губной помады, принадлежащей пани Яниковой. Говорит, смотрела на него, как на повредившегося в рассудке. Выказала также большое недовольство тем, что ни покидать отель, ни разговаривать с паном Матоушем ей не позволено. Хотела бы знать, что полиция против нее имеет.

Смотрите-ка, решительная дама! Вы ей сказали что-нибудь?

Упаси бог, пан советник! Могу ли я без вашего приказа?

Правильно. А как она, по-прежнему уверяет, что не входила в комнату?

Вот именно. А когда я проводил эту черту в блокноте, была сама не своя. Увидите, пан советник, помада совпадет!

- Пошлите в лабораторию.

Распорядившись там, Бружек сразу возвратился в кабинет пана советника:

- И вот еще что, с вашего разрешения... Я принимал все меры к отысканию этой бутылки.

- И не нашли ее, не так ли? - глухо произнес пан советник.

- Нет, с вашего разрешения. Но если она вообще была, то ее этот преступник...

- Или преступница!.. - выразительно вставил Вацатко. Пан Бружек откашлялся:

- ...тот, кто содеял преступление, ее, скорее всего, вышвырнул в окно. Там у них склад разных ящиков, бутылей - всего, что выкинуто за ненадобностью. Проблема же состоит в том, что, по имеющимся сведениям, как раз сегодня утром все эти бутылки вывезли. Конечно, среди них были и битые, такие обязательно имеются, - их бросили в отвал. И как теперь найти их, неизвестно.

Вацатко покивал головой:

- Эта их приверженность к порядку заставит нас порядком покрутиться, пан Бружек...

День клонился к вечеру. В пражском полицейском управлении зазвонил телефон - соединяли с кладненским почтамтом. Через минуту до советника Вацатко донесся учтивый голос исполнительного пана Мразека:

- Докладываю, пан советник, что опросы мной проведены, как было вам желательно. Еще не все закончил, но уже выяснил такие важные обстоятельства, что решил сразу позвонить... В районе проживания Матоушевых открыто говорят, что дружба их с Яниковыми потому такая тесная, что пан Яник в связи с пани Матоушевой. По некоторым сведениям - хотя, возможно, это только сплетни, - пан Матоуш тоже не остается, или не оставался, равнодушным к пани Яниковой... То есть именно так, как вы предполагали.

Пан советник усмехнулся:

- Ну я же знаю эти небольшие города. У вас еще что-нибудь?

Пока все. Завтра принесу протоколы. Так что люди и не скрывают, что им все известно. А такие выезды из Кладно они вчетвером предпринимали не раз.

Занятно! Ну, вы особенно там не засиживайтесь, если все сплетни выслушать и записать, можно стать репортером скандальной хроники. До завтра.

Повесив трубку, пан советник посмотрел на пана Бружека:

- До чего же это хорошо ложится в нашу схему! Супружеский четырехугольник. Я это подозревал.

Вслед за тем позвонили из лаборатории, что губная помада на рюмке идентична той, которую принес пан Бружек. След на другой соответствует тюбику, найденному в ванной комнате у пострадавшей.

- Выходит, это женщина... - пробормотал пан Бружек. - Хотя я лично ставил бы скорее на мужчину.

- Можете. Поскольку это не единственная вероятность. Вот первая: пани Матоушева у себя в номере, к ней приходит та, другая дама, немного посидели, выпили по рюмочке, потом Матоушева прошла в ванную, а та, другая, соображает, что никто не видел, как она входила в номер, и она могла бы все разрешить одним ударом. Берет бутылку...

Либо это мог сделать любовник. Допустим, что он всем этим был уже сыт по горло.

Либо супруг! Иногда ведь и муж бывает сыт своей женой по горло, наставительно сказал себе пан советник. В томто и дело, что у нас три гипотетических убийцы, поскольку у нас три убедительные мотивировки для убийства...

В дверь постучали, и вошел дактилоскопист.

- ...если, конечно, не появится еще четвертая! - нахмурился пан советник.

Дактилоскопист протянул ему бумагу с заключением: "Снимок, снятый с дверной рамы в ванной комнате, идентифицирован очень точно. Принадлежит особе, чьи отпечатки пальцев были на кубке из-под коньяка, который нам прислали из отеля".

Пан Бружек вытаращил глаза:

Пресвятая богородица!.. Пан советник, перс! Экспресс на Вену!

Спокойствие, пан Бружек, спокойствие. За экспрессом мы наблюдаем. На вокзале пан Стрнад и пан Соукуп. Ждут возле телефона в кабинете дежурного. Дайте им знать, чтобы того господина забрали.

Вскоре на Вильсоновом вокзале можно было наблюдать восточного красавца, эскортируемого двумя мужчинами в котелках. Он отчаянно жестикулировал, вращал миндалевидными глазами и ругался на многих языках, и больше всего на фарси. Пан Стрнад нанял извозчика, который тоже всю дорогу ругался, но уже по-чешски. Потому как возить полицию дело невыгодное: платят по минимальному тарифу, а репутацию портят.,

Господин Мохамед Расул Заде разговаривал на многих, но неизменно ломаных языках. Пан советник выбрал для себя ломаный французский и повел допрос без переводчика.

- Monsieur Заде, вы имеете право информировать свое полпредство, сиречь Иранское консульство.

Non, merci, - сказал господин Заде и гневно нахмурился.

Почему вы едете в Вену?

Je suis un voyageur, tourist...

- Нет, вы коммивояжер. Ковры, насколько я понимаю? Почему едете в Вену именно сегодня?

Господин Заде с высокомерием восточного человека безмолвствовал.

- Madame Дана Матоушева... Знакомы?

Господин Заде ответил утвердительно и сказал, что madame была tres joli, tres amusant... Из жеста, которым он сопровождал это утверждение, можно было понять, что он имел в виду не так очарование ее ума, как ее бюст. Господин Заде далее признавал, что видел ее в баре и что танцевал с ней.

- Потом вы проводили ее наверх, в ее номер, да?

- Oh nоn, s'il vous plait. Pourquoi' Я имел свой номер.

-Она была у вас?

. - Non... - с горестным выражением лица сказал господин Заде. - Malheureusement.

Вы видели, как она поднялась к себе, и пошли за ней! -воскликнул пан советник, совершенно забывая о всех грамматических правилах.

- Qui. yes. jawohl. - многоязычно подтвердил господин Заде. Как только она вышла из бара, я поехал следом, ибо предполагал, что она ничего не имеет против.

- Она вам подала какую-то надежду внизу, в баре?

- Она держалась так. как если бы ждала ma visite.

- Через сколько времени после ее ухода вы отправились за ней.

Господин Заде сосредоточенно наморщил лоб: Dix minute... Ouinze... А когда вы вошли в ее номер, что было? Господин Заде долго молчал, и после целой вереницы вздохов проговорил:

- Monsieur le inspecteur, я поспчал и вошел. там было пусто. Но дверь в ванную комнату была полуоткрыта. Я приблизился... Qiel malheurl Она до половины свесилась над ванной, мертвая. У меня потемнело в глазах. Я схватился за...

- Схватились за дверь, - дополнил пан советник.

- Peutetre. И быстро ушел к себе в номер.

- Почему не вызвали полицию? Господин Заде опустил голову:

- Ma bevue. Я совершил ошибку, я знаю... Но как иностранец... Я полагал, полиция найдет убийцу и без меня. Немного пьян был тоже, должен признаться.

Пан советник при очень неточном употреблении сложных субжонктивов пытался объяснить господину Заде, что, если бы он сразу вызвал полицию, его бы не пришлось теперь подозревать в таком кошмарном преступлении.

- Я буду клясться головой Пророка, - важно произнес господин Мохамед Расул Заде.

К сожалению, у нас это не проходит, - ответил пан советник. - Как это ни прискорбно, но, пока все обстоятельства не выяснятся, придется задержать вас здесь. Вы все же не хотите хотя бы позвонить в свое торгпредство? Мы ведь и без того уже знаем, что вы не принц.

- Monsieur le inspecteur, - с достоинством ответил господин Заде, - я родственник персидского шаха... к несчастию, теперь низложенного.

Пан советник выразил свое сочувствие пожатием плеч. За господином Заде плотно закрылись двери изолятора. Советник Вацатко нервно шагал из угла в угол. По правде говоря, он вовсе не был убежден, что этот восточный гость убил подданную другой страны, при том, что интерес его к ней был совсем иного толка. Показаниям этого господина советник, как ни странно, верил. Они как раз дополняли то, в чем ход расследования его уже убедил: преступника надо искать в той троице оставшихся, у каждого из которых было серьезное основание совершить это убийство.

Жили эти две четы в небольшом городе, где основную часть населения составляют горняки и мастеровые, то есть простые люди, для которых страховой агент и конторский служащий - сливки общества. Скука провинциальной жизни вылилась в стремление замкнуться в своем кругу, а отсюда один шаг и до возникновения интимной связи. И эти кутежи, для которых уезжали в Прагу... Что-то должно было произойти внутри этого четырехугольника. Но что? Как это выяснить, когда каждый из них может спокойно сослаться на то, что перепил?

Он взял еще раз протокол допроса официантов. "Господа Яник и Матоуш пили, как обычно. Дамы пили сверх меры..." Да можно ли на это полагаться? Он знал из опыта, что, если женщина опрокинет в себя хоть рюмочку, ее репутация уже становится подмоченной, мужчина же, едва стоящий на ногах, считается чуть не героем. И кроме того, получается несоответствие: пан Матоуш утром был до такой степени пьян, что потребовалось вмешательство врача.

Совершенно непонятно! Так же как эти следы на рюмках.

За окнами стало темно, и пан советник понял, что домой сегодня ему не попасть. Он снова перебрал в уме все предположения, которые возникали у него по мере следствия. И решился на то, к чему прибегал только изредка и всегда с неохотой.

Велел доставить и Яниковых, и пана Матоуша в четвертое отделение. Везли их каждого поодиночке и ни на какие их вопросы не отвечали. Потом поместили по разным комнатам и оставили ждать.

Пан советник держал те две рюмки наготове, чтобы предъявить в решающую минуту следствия. В успехе он не сомневался.

Было уже совсем поздно, детективы в "дежурке" подремывали, но уйти не решались. Знали своего шефа.

Старик готовится к прыжку, ребята, - проворчал пан Бружек.

Да, хватка у него еще тигриная, - уважительно проговорил пан Боуше.

Пан советник между тем действительно расхаживал по комнате, как лев по клетке. И был ужасно недоволен, когда размышления его прервал стук в дверь.

- Кто там? - спросил он недовольно.

К его изумлению, в дверях стоял практикант Соукуп.

С вашего позволения, мне пришла в голову одна идея, пан советник.

Похвально! Но не могли бы вы с ней подождать?

Простите... Дело в том, что это связано с процессом. Я думал об этих следах на рюмках...

И пришли к выводу, что преступление совершила та, оставшаяся женщина!

Наоборот! На основании собственного опыта пришел к совсем иному выводу. И потому осмеливаюсь вас побеспокоить. Когда человек ведет приятную беседу с дамой и, значит... представляется возможность сорвать поцелуй...

Что вы мне, милый, тут рассказываете? Если нахал, так и сорвет. Что из того?

Нет, видите ли, если дама была с накрашенными губами, то и у вышеупомянутого они волей-неволей окажутся окрашенными. Подобный опыт был у меня в кафе, и мы с Геленкой страшно хохотали, когда на чашке у меня остался красный отпечаток ее помады.

Пан советник сощурился:

Вы это серьезно?

Вполне серьезно, уверяю вас.

А вы, дружище, может статься, правы! - чуть ли не крикнул пан советник.

Соукуп из скромности только улыбался.

- В самом деле, почему я ищу именно женщину? Да потому что не располагаю таким житейским опытом, как вы.

Пан советник стремительно пересек комнату и подошел к Соукупу:

Теперь все стало на свои места. Женщина у меня по многим доводам не выходила. Мужчина! Это как раз то. Только который? У нас их два, если не считать того перса.

Этого, простите, я не знаю. Но все-таки теперь одним подозреваемым меньше.

Пан советник торжественно это подтвердил.

Ночной допрос снова был отложен. Вацатко начал его по всем правилам только под утро. Пани Яникова едва не упала в обморок, но тем не менее продолжала отрицать, что была в комнате у Матоушевых и знает, когда ушла из бара Дана.

- Пан Яник, нами установлено, что вас считали близким другом Даны, - внезапно произнес пан советник, внимательно глядя при этом на пани Яникову. Не проронив ни слова, она сжала губы.

Пан Яник побледнел:

Собственно говоря... Возможно, это определение: "друг"...

Надеюсь, вы понимаете, что мы под этим обычно подразумеваем? Интимные отношения.

Я к ней питал дружеские чувства, но...

Об этом неудобно говорить, я понимаю, но вам придется оставить и ложный стыд, и попытки к запирательству. Дело в том, что вы подозреваетесь в убийстве, пан Яник.

Мой муж был в баре, я могу это подтвердить! - вскочила пани Яникова.

- Ваше свидетельство в данном случае не имеет большой доказательной силы, - сказал пан советник. - Кроме того, вы тоже подозреваетесь в убийстве.

Лицо пани Яниковой вытянулось и стало землистым, она за-, плакала, и пану Бружеку пришлось заставить ее взять стакан с водой. Руки у нее тряслись, и, когда она подносила стакан ко рту, вода пролилась ей на платье.

- Введите пана Матоуша! - сказал советник Вацатко. Матоуш, которого привел пан Боуше, тяжело переводил

дух. Глаза его беспокойно перебегали с предмета на предмет. Видно было, что он еще не преодолел последствий вчерашнего опьянения.

-Нан Матоуш, сядьте и ответьте, что вы знали об интимных отношениях пана Яника с вашей женой - сказал пан советник.

Матоуш сел, но на вопрос не отвечал. Удар, нацеленный совсем не с той стороны, откуда его можно оыло ждать, ошеломил его.

- Вы поняли мои вопрос?

Матоуш кивнул, но продолжал молчать.

Гели вы полагаете, подобное молчание каким-то образом улучшит ваше положение, то ошибаетесь. Пан Яник незадолго до вашего прихода признался, что такие отношения между ними существовали. Вы знали о них? Да или нет?

Да... Но я...

- У вас же в свою очередь была связь с пани Яниковой, так ведь?

Это касалось только нас, - пробормотал Матоуш, справляясь понемногу со своим оцепенением.

До тех пор, пока жива была эта, убитая. Теперь же то, что касалось вас, стало предметом полицейского расследования... Вот показания одного из официантов. Вы целовались в баре с пани Яниковой. Так это было или нет?

Матоуш бросил быстрый взгляд на Яникову и пожал плечами:

Не знаю. Я...

О да, конечно, вы не знаете, вы были пьяны. Что, скорее, только усугубляет вашу вину. Пани Яникова, не поможете ли ему вспомнить?

Пани Яникова прикусила уголок носового платка и сдавленным голосом сказала:

Я этого не отрицаю... Но тут ничего такого не было. Мы ведь друзья.

Пани Матоушеву это не задевало?

Ну безусловно, нет, - сказала пани Яникова, и глаза ее блеснули.

Я спрашиваю пана Матоуша!

Конечно, нет, она ведь тоже... - взглянул Матоуш на Яника.

Тот опустил глаза.

-- Я ваши личные отношения не расследую. Я расследую убийство, - торопливо проговорил Вацатко, поскольку то, что требовалось, он уже услышал.

Он кивнул пану Бружеку. Тот вывел чету Яниковых из комнаты и сдал их постовым.

Пан советник остался с глазу на глаз с Матоушем и долго на него смотрел. Тот в замешательстве отводил взгляд и явно чего-то боялся.

- Да, я расследую убийство, пан Матоуш. Не буду от вас ничего таить. Когда я предложу суду все собранные показания, особенно плохи дела будут у вас.

Матоуш в отчаянии поднял на него глаза:

Но я же... Я ни в чем не виноват.

Это вам только кажется... Вам также кажется, что очень остроумно ни о чем не помнить. Но этим вы плетете для себя петлю, дружище. Вы все еще не понимаете? Яниковы здесь давали показания так, что все свалили на вас.

Матоуш поднял голову:

- Пусть они скажут это мне в лицо!

- Будьте покойны, скажут. Чтоб спасти себя.

Пан советник подсел ближе к Матоушу:

- Будем говорить открыто, ладно? Тут целый ряд настолько подозрительных обстоятельств, что сами вы не можете их опровергнуть. На основании того, что мне о вас уже известно, я вас могу арестовать. А понимаете, что это для вас, живущего в небольшом городе, означает?

Матоуш только беспокойно вскинул взгляд.

- Есть, впрочем, один путь, как из этого выпутаться.

Во взгляде Матоуша что-то затрепетало, он жадно смотрел на советника Вацатко:

- Я... я сделаю все...

- Отлично! Прежде всего перестаньте утверждать, что ничего не помните. Наоборот, вам нужно очень ясно все припомнить. Будьте внимательны: в номере у вас обнаружены отпечатки пальцев, не принадлежащие ни вам, ни кому-либо из тех, кого мы знаем.

Матоуш зорко смотрел на советника Вацатко, словно решая, смеет ли этому человеку верить.

- Вы не заметили там кого-нибудь постороннего? Даже в том состоянии, в каком вы находились, понимаете?

Матоуш сощурился и часто заморгал.

У вас был кто-то! Кто?

Перс! - выкрикнул вдруг Матоуш.

Оперся о косяк двери, так? - не отставал Вацатко.

Да... Двери, ведущей в ванную!

Пан советник нажал кнопку, и в комнату вошел Мохамед Расул Заде. -Он?

- Да, он, - сказал Матоуш уверенно и с явным облегчением. В комнате стало очень тихо. Перс, ничего не понимая, смотрел на обоих мужчин. Советник полиции Вацатко встал.

- Вацлав Матоуш! Именем закона вы арестованы за убийство своей жены Даны Матоушевой.

Матоуш вскочил, пошатнулся и вскрикнул. Потом закрыл лицо ладонями.

Пан Бружек едва успел подхватить его и усадить на стул.

Вы этого человека видели, но после совершения преступления. Жену вы убили из ревности. Вы знали о ее отношениях с Яником и видели, как она кокетничала с мужчинами в баре. В голове у вас все перемешалось. Когда она незаметно покинула бар, у вас возникли подозрения, и вы пошли за ней. В номере вы для куража выпили остатки коньяка. Не знаю, произошел ли между вами крупный разговор, но, когда она зашла в ванную комнату, чтоб привести себя в порядок, вы схватили бутылку и ударили ее сзади по голове. Куда вы дели бутылку?

Выбросил в окно, - послушно отвечал Матоуш, совсем потерянный и выдавший самого себя.

Затем в дверь кто-то постучал. Вы испугались и спрятались между шкафом и окном. В номер вошел этот человек. Да, он последовал за вашей женой и, не найдя ее, открыл дверь в ванную, где горел свет. Его охватил ужас от того, что он там увидел. Действительно он оперся на дверной косяк, а потом убежал из номера... Вы стерли отпечатки пальцев на рюмке, но след от губной помады не тронули. И пошли в бар, где ваше отсутствие не было никем замечено. А там вы напились мертвецки, потому что хотели уже только одного - забыть о том, то произошло. Так это было?

Матоуш молча кивнул.

Пан советник указал на дверь. Пан Бружек впустил двух полицейских, которые вывели Матоуша из комнаты. Перс смотрел на него, и во взгляде его миндалевидных глаз было сочувствие.

Пан советник обернулся к нему:

- Merci beaucoup, monsieur Заде, вы свободны. Поезд на Вену, правда, уже отошел, но теперь ничто не мешает вам остаться в Праге.

Господин Заде с легким вздохом поклонился и покинул комнату.

Вошли все, ждавшие, когда окончится допрос. Пан советник приблизился к окну:

- Смотрите, господа, уже светает! Но скажу вам, не будь житейского опыта этого юноши, боюсь, мы посейчас валандались бы с этой пани Яниковой! Ничего не поделаешь, надо внимательней приглядываться к жизни!

Пан советник ласково улыбался, а Соукуп, покрасневший до ушей, смотрел в землю.

 

ПЕНИЧКА И ПАРАСОЛЬКА (Перевод В. Петровой)

Когда инспектор Бружек в своем утреннем рапорте доложил пану советнику Вацатко, кроме всего прочего, что из Литомержицкой тюрьмы за особо примерное поведение освобожден взломщик Пеничка, отбывавший там срок, советник Вацатко усмехнулся:

- Ай да Пеничка! Не знаю, как вы, пан Бружек, но я всегда был убежден, что из этого Пенички настоящего "медвежатника" не выйдет. Имечко, знаете ли, не то... Пеничка! Можете мне поверить, этот как пить дать вернется к честному ремеслу.

Разумеется, пан Бружек, с оглядкой на служебный прагматизм, возражать начальству не стал, позволив себе, однако, заметить, что обстоятельства, связанные с последним ограблением кассы - и с предыдущими тоже, - свидетельствуют о том, что Пеничка все еще большой дока в подобных делах.

- Да знаю я, - с неудовольствием махнул рукой советник Вацатко, - вы скажете, у Пенички, мол, не отмычки, а настоящее чудо, произведение искусства... Но в том-то и закавыка! Пеничка мастер каких мало, золотые руки, это понимать надо. Сама жизнь выведет ею на путь истинный. Короче говоря, этот человек, рожденный быть ремесленником, слесарем экстра-класса, занялся не своим делом. Впрочем, в наши никудышные вре мена оно и неудивительно.

И советник Вацатко многозначительно кивнул головой на лежащие на столе газеты, где толковалось о проблемах безработицы.

Пан Бружек уже откланялся, а советник Вацатко все продолжал бормотать себе под нос:

- Гм, Пеничка, разве такое имя подходит порядочному "медвежатнику"?! "Йозеф Пеничка, квалифицированный слесарь-механик" - такая вывеска над входом в мастерскую, это я еще по намаю!

Но, выслушав мнение пана советника, инспектор Бружек все-таки поставил Пеничку на учет и погрузился в мрачное раз думье о не раскрытом пока ограблении банка, отягощенном убийством кассира, и пришел к заключению, что все в этом мире перевернулось с ног на голову и в Праге, похоже, уже действую! гангстерские законы.

- Пеничкины отмычки, - брюзжал пан Бружек, - это тоже кое-что. Когда еще нам подфартит обнаружить на стенках сейфа его почерк? А эти шрамы? И если мы снова придем за Пеничкой он все поймет и пойдет с нами без единого звука, потому что по рядочный "медвежатник" - это особый сорт преступника, эти знают, как положено вести себя, коли уж завалился. Но грабит! банк - тьфу, - приличный человек теперь вообще не отважится положить туда солидную сумму, хотя при таком жалованье, как у меня, это уже не мои проблемы.

Йозеф Пеничка, человек, о котором только что шел разговор в пражской "четверке", в это время не торопясь двигался по улицам Праги. Утренний поезд из Литомержиц выкинул его в шум и суету вокзала, от которых человек, отсидевший в тюрьме, успевает начисто отвыкнуть. Голова у Пенички кружилась. Ему было знакомо это ощущение, приятное и вместе с тем муторное, когда вдыхаешь чистый воздух, а решеток вокруг нет. И, черт побери, всюду видишь женщин, боже, как много на све те женщин! Тебя это всякий раз ошеломляет. А их формы! У всех у них такие формы, что приходится то и дело оборачиваться. И все эти женщины кажутся тебе по меньшей мере миленькими, если уж не красавицами, и ты становишься похож на деревенщину, попавшего на ярмарку, у которого от всего этого великолепия разбегаются глаза.

Добравшись до ларька, торгующего снедью, Пеничка приостановился. Крона-другая найдутся, на копченую колбасу и кружку пива хватит. Но, поколебавшись немного, он передумал. Нет, настоящий аппетит он еще не нагулял, да и пиво здесь, наверное, не ахти какое. Лучше перебороть себя. Вечером "У Банзетов" в Нуслях он медленно-медленно поднесет к губам кружку с высокой шапкой пены, зажмурит глаза... И сделает глоток! Вообще-то ему грех жаловаться, провинциальная тюрьма куда лучше пражской, там умеют оценить настоящих умельцев, а так как он мастерил для начальника тюрьмы фигурные замки к старинным шкафам, то надзиратель, из тех, кто следит за арестантом в "волчок", время от времени приносил ему бутылочку "литомержицкого козла" - это, скажу я вам, пиво что надо, но посидеть "У Банзетов" в Нуслях и попить там пивка - совсем другой коленкор. Это значит, что ты наконец-то дома. Дома...

Тут Пеничка замедлил шаг и приглушил мечты. Словно чего-то испугался. Не вчера он родился и знал, что такое жизнь. Два с лишним года - срок не малый, многое могло измениться. Первым делом надо наведаться на квартиру, к хозяйке, которую он называл "мутр"!, и быть готовым ко всему. Даже к самому скверному. Может, придется опять начать все сначала, то есть

!<> нем. die Mutter - мать.

снова взять в руки отмычки и пораскинуть мозгами насчет небольшого сейфика где-нибудь неподалеку. Но чтоб дело было верняк, ибо Пеничка собирался хоть какое-то время погулять на свободе. И еще надо разыскать Анчу по прозвищу "Парасоль-ка", что означает - Зонтик.

- Дрянь,- тихо сказал он,- дрянь чертова, но мордашка беленькая и фигура красивая! А уж франтиха! Без зонтика из дому ни на шаг. Такая долго одна не усидит. Кто-то же должен покупать ей туфельки, в которых она так любит щеголять.

У Пенички взмокли ладони. Он заставлял себя идти медленно и наконец присел в маленьком скверике, потому что притомился. От волнения, от воздуха, от всей этой закопченной, но такой прекрасной Праги. И когда он добрался в конце концов до Нуслей, в свою столь любезную сердцу юдоль печали, уже наступил полдень и в животе у него урчало от голода. Пеничка зашел в трактир "У короля Оттокара" съесть порцию гуляша и прямо-таки воспрял духом, когда трактирщик спросил его:

Чтой-то вы, почтеннейший, давненько к нам не заглядывали?

А меня не было в Праге, - не краснея, ответил Пеничка, и трактирщик, знавший своих посетителей как облупленных, притащил ему большую тарелку гуляша и сказал:

Я добавил вам еще парочку кнедликов, похоже, вы проголодались, так ведь?

Пеничка утвердительно кивнул головой и попросил принести маленькую кружку пива, ибо не хотел портить себе торжественного вечернего возлияния "У Банзетов".

Заморив червячка, он отправился на свою последнюю квартиру. Хозяйка, которую он называл "мутр", только руками всплеснула, словно увидала покойника:

- Пан Йозеф! Кто бы мог подумать, ведь говорили, будто вам еще не скоро, уж я и не надеялась, боялась - помру, не дождавшись. Сколько воды утекло с тех пор, как вы ушли. Вы только гляньте - у меня уже ни одного темного волоска не осталось. Ох, летит, ох, летит времечко, даже страх берет. Да вы входите, кофе на плите, если, конечно, наша бурда вам еще по вкусу. Может, вы там привыкли к чему получше!

Пеничка лишь рукой махнул, словно отгоняя скверное воспоминание о черном тюремном пойле и желая как-то остановить этот поток словоизвержения, что, впрочем, ему все равно не удалось. И Пеничке стало известно, что соседку прибрал господь, что домовладелец все еще не желает ремонтировать коридор и проводить воду, только деньги за наем берет, да все дороже заламывает, если и дальше так пойдет, то дело кончится плохо...<

- Ну а как... обстоит со мной? Для меня комната найдется? - спросил Пеничка, пока хозяйка наливала ему кофе и на какой-то момент просто вынуждена была умолкнуть, чтобы не расплескать его.

А как же иначе! Освобожу вам ту, за кухней, сама же покамест на кухне поживу. В той, в вашей, у меня новый постоялец проживает...

Скажите, мутр, что слыхать насчет Анчи? - выкрикнул Пеничка, ибо этот вопрос вопросов жег ему язык.

Хозяйка поставила кофе на стол. Куда вдруг подевалась ее говорливость!

- Так это вы про барышню... - молвила она нерешительно, - что касается барышни, то я давненько про нее ничегошеньки не слыхала. Когда вас забрали, она тут же с квартиры съехала. Да и что ей, бедняжке, здесь делать одной? Молодому существу, конечно, нужны хоть какие-то радости. Кто ее за это осудит?

Пеничка медленно отхлебывал благоухающий кофе, но он казался ему горьким и застревал в глотке.

Да, молодому существу нужны радости, тут уж ничего не попишешь. Но это не значит, что подобная новость может обрадовать человека. Впрочем, человек только и делает, что надеется... Пеничка почувствовал, как в душе его открывается старая рана, и, если б не постеснялся, наверняка закричал бы от боли.

- Она уехала одна?

-Известное дело, одна, а с кем ей было уезжать? Девчонка она, конечно, красивая, да уж такой заморыш, самой ей своих вещей не перетащить, это уж как водится: когда долго живешь на одном месте, барахлишка накапливается уйма... И барышне помогал перебираться какой-то типчик. Дюжий мужик, а из себя образина. Барышня его к себе и близко не подпускала. Только все распоряжалась да командовала, а это она умела, верно я говорю, пан Йозеф?

Хозяйка умолкла и поощрительно хихикнула, ожидая согласной улыбки Пенички.

Но "медвежатник" Пеничка сидел нахмурясь и не отводил глаз от края стола.

-И кто ж это был?

-Не знаю, никогда раньше не видала, незнакомый какой-то. Ведь я на людях не бываю, но бабы в лавке говорили, буд то его зовут Тоуфар, молва о нем идет худая. Сдается мне, барышня его вроде бы побаивалась. Она ведь такая нежная, я думаю, она, скорей всего, к вам возвернется, но тогда комнатка за кухней будет для вас маловата, а другой у меня не ту...

Пеничка с такой силой грохнул кулаком по столу, что подскочила кружка.

Хозяйка обеспокоилась:

Да все наладится, вот увидите, пан Йозеф, надобно только уметь ждать, всему свое время. Уж я-то могла бы вам такого порассказать! Женщина ведь существо хрупкое, но схожее с фальшивым крейцерем, всегда возвращается в те же руки. Я думаю, этот Тоуфар не иначе на нее порчу навел, а может, и что похуже. Такой из себя мордоворот, я старая баба и то бы побрезговала. А она, я так сужу, не на него польстилась. Уж так страшон, так страшон. Одиночество да страх из женщин веревки вьют.

А где мои отмычки, мутр? - спросил Пеничка. Во взгляде его читалось еще большее нетерпение.

Чего не знаю, того не знаю. Коли они лежали в вашей ком нате, значит, барышня их с собой увезла. А куда - убейте, не ведаю, сами понимаете, мне это ни к чему.

Значит, они с Тоуфаром увезли мой инструмент? - ужаснулся Пеничка. Он не верил своим ушам и был просто не в силах осмыслить всей глубины такого предательства.

Я умом пораскинула, оно вроде бы и так, но, может, что-то путаю. Вот разыщете барышню, она сама вам все расскажет... - Хозяйка наклонилась к нему через стол и улыбнулась одними глазами в сетке морщин: - И будьте с ней помягче, пан Йозеф, женщина после долгой разлуки как больная, понимаете, оплеухи тут не помогут. Мой старик всегда совершал эту ошибку, а я после каждой пощечины - а было их немало - сжималась в комочек, и в конце концов проку от меня стало чуть: я будто вся окаменела.

Пеничка что-то проворчал в ответ и поднялся. Хозяйка отворила дверь в каморку за кухней. Это было маленькое темное помещеньице, с окошком, выходящим во двор, дух здесь стоял тяжелый, спертый, и бог знает почему, но эта комнатушка напомнила Пеничке тюремную камеру. Он сразу же распахнул окно и плюхнулся на кровать, потому что чувствовал себя разбитым и хотел спать. Глаза его блуждали по небольшому пространству, пока не остановились на окошке за изголовьем, и оно, лишенное решеток, показалось Пеничке чудесно свободным. Этот вид на какое-то время позволил ему позабыть о невзгодах.

Вечером Пеничка отправился к "Банзетам", но первая выпивка получилась не столь торжественной, как Пеничка надеялся. Потому что он пил свое пиво, уставившись на дверь, как будто ожидал, что там вот-вот возникнет Анча Парасолька. Но Анча не возникала. Этот подонок Тоуфар не иначе прячет ее гденибудь на стороне. Вокруг гомонили завсегдатаи трактира, но он никого из них не знал. Старая бражка, как видно, перебралась куда-то еще. Наконец объявился-таки один знакомец, Пеничка чуть не вскрикнул, когда дверной проем заполнил своей огромной фигурой детина, известный среди "медвежатников" под кличкой Млеко. Ходили слухи, будто он наделен такой силищей, что может перевернуть сейф, если толстые стенки не поддаются фомке.

Млеко узнал Пеничку не сразу. Потом его физиономия прояснилась, и он подсел к нему.

Ты там вроде с лица спал и побледнел, черт побери! Зака-жу-ка я рому, он тебя мигом подкрасит, - сказал он сочувственно и тут же сам заказал два по двести.

Ну, давай выкладывай, как дела? Имеешь что-нибудь в заначке? А чем будешь работать?

Они, смакуя, тянули ром.

- Дела не то чтобы очень. У меня кое-что оставалось дома, но... В общем, теперь ничего нету.

Млеко прищурился:

Ясненько, значит, твой инструмент увела Анча Парасолька. Верно я излагаю?

Я этого не говорил. Ну... можно считать... одолжила... А в обшемто на кой он мне сдался, там, в тюряге?

А сейчас? С чего начнешь? За что ухватишься? Слышь-ка, чтобы ты знал - Сойка отматывает свои четыре на Панкраце, он взял кассу в Дейвице, а на другой день его замели. Невезуха, что и говорить, навряд ли успел хоть что-то спустить, все выгребли из-под кровати, на которой он спал. Пржецехтел и Ржига подались на вольные хлеба, есть v них заначка, нет ли не знаю. И вообще - дела идут из рук вон. А тут еще кто-то сделал банк... Мы все в тоске. Там работал чужой. Ctvk поднялся, хай, фараоны прямо озверели... упаси бог сейчас подзалететь, вмажут срок на полную катушку. Я собираюсь лечь на дно, покамест вокруг не утихнет.

Через часок приятели двинулись дальше. Они заглянули в "Курьи ножки", посидели у "Старой дамы" и "У наука". За все платил Млеко, хотя в карманах у него посвистывало. Но за дружка, только-только вышедшего на волю, платить велел сам господь бог. i аков уж неписаный закон.

Ну а что слыхать насчет Анчи? - спросил Пеничка.

Вроде бы все нормально, - пробормотал Млеко.

Ее, говорят, вроде какой-то Тоуфар пасет?

Они в это время уже шагали вверх, к "Аполинарию". Вокруг не было ни души, да и темнота тоже настраивала на откровенность.

- А ты что, пошел бы к ней? Ты что, похоже, малахольный?

Да нет, вопрос не в этом. Но ведь она жила со мной, если ты, конечно, помнишь. В одной комнате... И вообще...

Тогда радуйся, что избавился! Парасолька - потаскуха, тебе ясно?

Не дури, Млеко, при мне она была приличной девчонкой, - завелся с пол-оборота Пеничка.

При тебе возможно! Но с этим поганцем Тоуфаром - нет. Опять подрабатывает на панели, мы еще на нее где-нибудь налетим. Обожает рестораны, а вот по улицам таскаться не больно любит.

Значит, она с ним не живет? - схватил товарища за отворот пиджака Пеничка.

Да живет же, живет. Только этот подонок сам ее на улицу гонит, понял? Тоуфар - гад из гадов. И это дерьмо замахнулось на кассу! Хотел взять да сыпанулся, пришлось слинять. Фрайеру крупно повезло, что не замели. Порядочные люди с ним никаких дел иметь не желают. Анча при нем по шейку замарана, и ты на нее начхай. У "Евжена" каждый вечер такие девочки гужуются - первый сорт, я какую-нибудь тебе склею. Можно в долг - эти девочки порядок знают, и коли ты аккурат сегодня вернулся с отсидки, то насчет денег не страдай.

В зале "Курьих ножек" дым стоял коромыслом. И у Пенички с непривычки голова пошла кругом. Млеко затерялся в облаках дыма, а рядом вдруг оказалась Мина. Руки у нее были мягкие, и когда Пеничка позвал ее на вощеный паркет танцевать, прикрыла глаза и позволила к себе прижаться.

У тебя и впрямь целых три года не было бабы? Бедняжечка ты мой, - все повторяла она, и по всему было видно, что эта мысль ей как-то особенно приятна. Она прильнула к Пеничке всем телом, и его разбушевавшаяся кровь вышибла из памяти хрупкую Анчу Парасольку.

Двинули, - сказала ему Мина, и они вышли на улицу. Пеничке пришлось схватиться за стенку, до того непривычным оказался для него ночной воздух. Потом Мина повела его чуть дальше, туда, где кончалась стена и начинался спуск к Ботичу.

Мысли об Анче покинули Пеничку, ночные терзания в тюремной камере унесло мощным приливом крови. Он покачнулся, все закружилось, и тьма колокольным звоном глубоко отдалась в его мозгу.

В ту ночь Пеничка, все больше пьянея, побывал еще в двух заведениях. Друзья передавали его с рук на руки, и девочки тоже. Он уже не помнил, какая была первой, какая последней. И хотя денег у взломщиков было не густо и большего хипежа они устроить не могли, но для того, чтобы напоить приятеля вусмерть, средств хватило с лихвой. А потом верный Млеко отволок его на собственной спине домой и передал в объятья квартирной хозяйки, именуемой "мутр".

Мутр не слишком негодовала, понимая, что первая ночь просто не может пройти иначе, у нее имелся на сей счет собственный опыт, ведь ее муж, пока не отправился в мир иной, тоже работал "медвежатником".

- Струментик, мутр, мне бы мой струментик, тогда сразу можно начинать, - все твердил и твердил Пеничка, пока она тащила его к постели.

Прошло несколько дней, как две капли похожих один на другой. Все то же пиво лилось рекой "У Банзетов", все тот же гуляш подавали "У короля Оттокара". В трактире "Курьи ножки" крутились все те же девочки, лишь иногда появлялась новенькая, вызывая к себе повышенный интерес. Вернулся на волю взломщик Ланда, где-то на Иглаве вроде бы выпотрошили кассу, но пока что никого не замели. Парасольку видели "У паука", с ней был какой-то мужлан. Млеко позаботился, чтобы Пеничка не сидел без куска хлеба, и договорился насчет него пока что о разгрузке угля. Занятие не бог весть какое, но при нынешней безработице и это уже кое-что.

В одно прекрасное утро сотрудники пражской речной полиции извлекли из воды у влтавской плотины зацепившийся за сваи труп неизвестного мужчины. Экспертиза показала, что труп пробыл в воде не то чтобы очень долго, дня, видимо, три. Полицейским осмотром было установлено, что это убийство. Мужчине была нанесена колотая рана ножом. Идентифицировать неизвестного большого труда не составило. По татуировке на груди и на обеих руках установили, что им является Адольф Тоуфар, неоднократно судимый, проживавший на Смихове и предположительно нигде не работавший. Последние дни его безрезультатно разыскивала полиция в связи с ограблением банка на Поржичи. Сейчас он был наконец в их руках, но, увы, умолкнувший навеки.

- Вот, значит, какие дела, - промолвил раздумчиво советник Вацатко, когда на его стол лег рапорт. - Вы его ищете, а он себе преспокойненько мокнет во Влтаве. Да, господа, коли и впредь так пойдет, то в следующий раз мы возьмем преступника, когда тот помрет своей собственной смертью от старости. Если этот Тоуфар причастен к ограблению банка, значит, его пришил кто-то из той же шайки. А поскольку нам о ней ничего не известно, мы можем поздравить себя с фактом, что дело запуталось еще больше. Верно я говорю?

Пан советник Вацатко был крайне недоволен. В таких случаях он становился раздраженным и язвительным, и самое лучшее было притвориться, будто вас где-то ждет неотложное дело. Что подчиненные и поспешили сделать, оставив брюзжащего советника сидеть в канцелярии.

Пан Бружек спасся бегством, благодаря чему смог доставить в "четверку" весьма важного свидетеля - Анчу по прозванью Парасолька.

Анча ни о чем понятия не имела. Хотя, по ее собственному признанию, с Тоуфаром она действительно живет, но Тоуфара нет в Праге, убеждала она пана Бружека, когда тот достаточно бесцеремонно вытащил ее из постели.

А где же он?

Почем мне знать, он мне не докладывал, - отрезала она с досадой.

- Жаль. В таком случае вам придется следовать за мной. Пан Бружек изображал полную неосведомленность, он делал

это с таким успехом, что Анча пошла с ним в "четверку" уверенная, что Тоуфару удалось-таки улизнуть. Анче очень нравилось водить легавых за нос.

- Красивая девчонка, - отметил про себя пан советник Вацатко, когда она появилась в его канцелярии, и настроение его немного улучшилось. Анча уселась, закинула ногу на ногу и оперлась на свой зонтик. Теперь она вполне могла сойти за великосветскую даму. Главное, чтобы знали о ней поменьше. Однако пан советник знал об Анче больше, чем та могла предположить.

Он дал ей какое-то время нести чепуху, будто бы Тоуфар кормится случайными заработками, и дома бывает редко, и вообще она уже с ним, можно считать, не живет...

- А вы как, тоже кормитесь случайными заработками, а? - вскинулся вдруг пан советник Вацатко.

Красивое личико Анчи слегка побледнело:

Я... Но, с вашего позволения, у меня имеется билет. Зарегистрированный .

А вы ведь бросали это ремесло! Было время, когда вы жили честно. Тогда вы жили, - (господин советник порылся в бумагах) , - с неким Пеничкой... Я вижу, вам по душе более изысканное общество.

Пеничка был добряк, - сказала ни с того ни с сего Анча и потупилась.

Возможно. Но он - взломщик.

Анча не стала отрицать этого факта и лишь пожала плечами:

- А главное - он растяпа.

- Значит, вы бросили Пеничку и перешли к Тоуфару. И, кроме того, вернулись к прежней профессии. Он что, принуждал вас?

Анча смешалась:

- Ну... он... не возражал.

- И вы отдаете ему заработанные деньги, так? А он... Что вам известно об участии Тоуфара в ограблении банка?

- Ничего! Могу присягнуть.

Пан советник какое-то время наблюдал за ней. Опыт подсказывал ему, что верить дамам подобного сорта - полная глупость. Врут. Надо, не надо, но врут. А сейчас это ей надо.

Поняв, что от Анчи ему ничего не добиться, советник Вацатко пожал плечами и протянул ей фотографию мертвого Тоуфара. Возможно, теперь она заговорит.

- Вы знаете этого человека?

Нет, - ответила она и собралась было вернуть фотографию, но вдруг вытаращила глаза, побледнела и судорожно схватилась за стул. Фотография упала на пол.

Боже правый... Ада... что с ним стряслось? Он уже три дня как не был дома...

Она задыхалась, и пану Бружеку пришлось дать Анче воды.

- Помер он, ваш красавчик. Наверное, сообщники убрали. Вам следует рассказать все, что о них известно!

Анча не отвечала. Лишь машинально качала головой, будто отгоняла какие-то мысли. А потом тихо, словно сама себе не веря, но с какой-то странной уверенностью выдавила:

- Его убил Пеничка.

И, как подбитая, рухнула на пол прямо в канцелярии, и вокруг нее поднялась суета и беготня, пока ее не вынесли в коридор, не уложили на скамью и не привели в чувство.

Впрочем, пан советник Вацатко, оставшийся сидеть в своем кабинете, был весьма удивлен услышанным.

Но тут позвонил полицейский врач-эксперт.

- Итак, этому утопленнику Тоуфару, - сказал он, - был нанесен удар ножом в почку со стороны спины, но нанесен весьма странным образом: снизу и под необычным углом. В воду он попал уже мертвым. Ссадины на теле - результат падения. Труп, очевидно, был сброшен с крутого берега, стукнулся о камни и скатился в воду. И еще: на правом запястье обнаружен обширный кровоподтек, происхождение которого установить весьма затруднительно.

Господин советник выслушал отчет медика с большим вниманием.

- Любопытно, - пробормотал он, суммируя, видимо, сказанное Анчей и доклад врача. - Пеничка... - ворчал он себе под нос, - и даже не пытайтесь убедить меня. Имя "Пеничка" не для взломщика и тем более не для убийцы. Это добряцкое имя. Тут что-то не так, что-то не сходится, гримаса жизни...

Явился пан Бружек, он принес вещи, взятые у Тоуфара дома при обыске. Так, мелочи, ничего примечательного, если не считать отмычек.

А что вы предполагали найти, пан Бружек? Надеялись, что он хранит у себя сочинения Ирасека? Ну-ка, ну-ка, показывайте! И этот тоже подался в "медвежатники", решил промышлять сейфами. Мы за ним такого не знали, что скажете?

Мы о нем вообще мало знаем, пан советник, - честно признался инспектор Бружек. - Он себя еще не показал. Не раскрылся. был судим и получал срок главным образом за применение насилия. Одно ограбление тоже было... А как насчет девчонки? Отпускаем?

Пожалуй, отпускаем, - коротко бросил пан советник Вацатко. - Сначала она умолчала о том, что ей было известно, потом сказала кое-что, о чем ей неизвестно, но каким-то шестым чувством она это поняла.

Советник Вацатко перебирал инструмент, и вдруг его словно осенило. Он поднял брови:

- Вы только поглядите! Фомка! Да еще какая! Что скажете, пан Бружек?

Пан инспектор Бружек тоном послушного ученика ответствовал:

- Извольте, пан советник, это фомка Пенички... Неужто этот Тоуфар успел связаться с "медвежатниками"?

Пан советник покачал головой:

Нет, нет, тут совсем другое. Если девчонка сказала правду, это действительно инструмент Пенички.

И он прикончил Тоуфара из ревности? Такое на "медвежатника" не похоже, - заметил пан Бружек.

Кроме того, его имя - Пеничка... пан Бружек, звякните в нусельский комиссариат, пускай его берут. Если не за то... так по крайней мере он скажет нам, каким образом его инструмент попал к Тоуфару. Значит, эта банда взломщиков гуляет где-то поблизости? Нет, быть того не может. Пеничка ни боже мой, никак не мог находиться среди тех грабителей!

Пенички дома не оказалось, о чем, сильно конфузясь, сообщили пану советнику из районного комиссариата, словно в этом была их прямая вина.

- Ну, нету сейчас, заявится позже, - усмехнулся советник в трубку.

-Все ясно. Придет - значит, не виновен, а не придет, значит, наверняка виновен, и тогда мы обязаны его отыскать.

Советник Вацатко, чтобы лучше думалось, поудобнее расположился в кресле: "Итак, это либо ревность, и Пеничка отомстил Тоуфару за девчонку, которую тот толкнул обратно на панель, или совсем наоборот - эта парочка попросту сговорилась, о чем свидетельствуют обнаруженные инструменты. Выходит, Пеничка передал Тоуфару свое дело и Анчу в придачу.

Вот где надо искать главарей банды, которая у нас в розыске!

Впрочем, пока это всего лишь догадки и версии. Остальное нам выложит Пеничка. Возможно, вскроется совсем иная причина убийства, возможно, Пеничка вовсе не убивал Тоуфара. Возможно, Анча Парасолька все это придумала, потому что любой женщине нравится, если двое мужиков из-за нее дерутся. Может, они вовсе и не дрались и она все сочинила... А тут еще этот медик. Что он имел в виду, когда сказал, что удар был нанесен сзади и, более того, под необычным углом? Это необходимо выяснить.

Ах, этот чертов Тоуфар, ни от живого, ни от мертвого нет покоя. Только появился в Праге и сразу задал нам перцу, да и сейчас, после смерти, тоже. И хотя неизвестный убийца загадал нам новую загадку, все-таки смерть Тоуфара дает нам временную передышку. Так или иначе, но этот парень стал бы настоящим гангстером, а с такой профессией в окрестностях Праги мы пока еше не сталкивались".

Комиссариат в Нуслях работал не покладая рук, но Пеничка словно сквозь землю провалился. Если бы полиция поменьше разыскивала Пеничку и побольше оглядывалась вокруг, то от ее внимания, возможно, не ускользнуло бы, что во многих пражских заведениях поднялась большая кутерьма. Пражский уголовный мир облетела небывалая весть, тем более небывалая, что - сами понимаете - уголовники всегда знают намного больше, нежели полиция.

Вечером в ночном заведении "У паука" разом распахнулись створки дверей. Человек, вступивший туда, двигался низко опустив голову, словно хотел остаться неузнанным. Его походка была медленной и усталой. Он окинул быстрым взглядом зал, где свет нескольких разноцветных лампочек предназначен был создавать интимную атмосферу, и собрался уже примоститься где-нибудь в уголочке.

Прийти сюда его заставила необходимость: нужно было повидаться с друзьями. С теми, что всего несколько дней назад столь торжественно встречали его. Он пришел поделиться своей бедой. А может быть, еще и по той простой причине, что не мог оставаться наедине с собой. Не успел он пристроиться у столика, как музыка оборвалась. На небольшом вощеном пятачке прекратились танцы, и теперь все с любопытством глазели вокруг, пытаясь понять, что случилось. В этом заведении музыка умолкает лишь в случае, если нагрянет полиция, а также является сигналом для азартных картежников в задней комнате за стойкой.

Но сегодня причиной этому была не полиция. Рядом с танцевальным пятачком, вперив глаза в пол, стоял Пеничка.

Воцарилась тишина, Пеничка, поняв причину, беспомощно огляделся. Он стоял, будто медведь, со всех сторон обложенный охотниками.

И тогда, повернувшись, Пеничка двинулся к выходу.

Но тут раздался голос:

- Постой! - Через толпу танцующих прокладывал себе дорогу взломщик Млеко. - Нам известно, что ты натворил. Мы будем молчать, но на помощь не рассчитывай.

Пеничка поднял голову, хотел что-то сказать, но не сказал ничего.

И Млеко, засунув руки в карманы и попыхивая прилипшей к уголку рта сигаретой, продолжил:

- Ты хорошо знаешь, что на мокрые дела мы, "медвежатники", не идем, даже когда надо бы прикончить такого, как этот Ада Тоуфар... Если тебе следовало бы кого-то проучить, то, скорее, эту девку. Хотя с нее хватило бы и разбитой морды,

Пеничка только головой мотал. Молчание, окружавшее его, было страшным и непривычным.

Теперь нам всем крышка, легавые начнут нас мести, и в этом виноват ты. А сейчас давай вали отсюдова и больше среди нас не появляйся.

Послушай, Млеко, но ведь я... - Пеничка набрал побольше воздуха, чтобы что-то сказать, но Млеко смерил его холодным, безучастным, пустым взглядом.

Пеничка, повернувшись, вышел на улицу. Как только за ним захлопнулась дверь, саксофонист тут же взрыдал на своем саксофоне, а пианист ударил по клавишам.

"У паука" возобновились танцы.

Пеничка остался один. Совсем один.

Он мог, конечно, отправиться в любое другое заведение, скажем в "Курьи ножки" или к "Старой даме", и возможно, где-нибудь нашел бы Анчу. Но после того, что произошло "У паука", сделать это он не осмеливался. Никто не пожелал выслушать его, никто, даже Млеко... И никому он не мог открыть всю правду. А где-то его проклинала Анча, потому что он прикончил ее милого.

Конечно, Пеничка мог бы убить ее. Карман его пиджака оттопыривал пистолет. Пистолет этот принадлежал Тоуфару. Когда Пеничка тащил мертвого Тоуфара к берегу Влтавы, он почувствовал, как что-то упирается в его плечо. Это была коробочка с патронами. Тоуфар любил хорошее оружие. Сейчас оно у Пенички. И он может уложить на месте пол-Праги. Дружков, которые повернулись к нему задом и не желают выслушать, всех тех, кто сейчас дрожит от страха, как бы фараоны снова не занялись их делишками.

Пеничка добрался наконец до своей улицы и осторожно огляделся - ничего подозрительного. Знают легавые, что Тоуфар - моя работа? Или это известно только дружкам-приятелям?

Он долго стоял за углом, пока не убедился, что воздух чист. Потом медленно двинулся к дому. Входные двери заперты. И это добрый знак. Он отпер их и стал тихонько подниматься по лестнице. Всунул ключ в замочную скважину и повернул.

- Боженька милосердный, - послышался голос хозяйки. - Кто это там?

Говорит громче, чем обычно, в голосе страх. Пеничка все понял. В квартире полиция. Он кинулся назад к двери. Вниз нельзя, и он метнулся вверх по лестнице на чердак. Двое полицейских выскочили следом и какое-то время мотались в темноте, потом один из них крикнул:

- Пеничка, именем закона, стойте! Дверь на чердак со скрипом растворилась.

- Стойте! - повторил голос второго полицейского. Вверх взметнулась рука со служебным револьвером, но Пеничка действовал проворнее. Наверное, потому, что успел уже подумать об этом. Пеничка выстрелил первым. Выстрел, прогремевший в пустом коридоре, ошеломил его.

Но полицейских и того больше. Они тут же присели, один почти лег на ступеньки.

А Пеничка исчез за железной чердачной дверью и что было сип навалился на нее.

Когда полицейские, осмелев, поднялись, один из них снял каску:

Глянь, этот разбойник прострелил-таки мою каску, а ведь месяца не прошло, как мне выдали ее!

Радуйся, что голову не продырявил. Пошли отсюда, здесь от нас толку чуть. Нужна подмога.

У хозяйки ноги стали ватными. Она прислушалась: полицейские внизу отперли дверь и, хлопнув ею, исчезли. И тогда мутр, осмелев, выползла в коридор и пискнула:

-Пан Йозеф... Вы меня слышите?

Он слышал, но не очень ей доверял и потому лишь медленно приоткрыл чердачную дверь.

Они ушли!

Они вернутся, - сказал он твердо.

Может, вы успеете выбраться на улицу, а?

Какое там, мутр, один побежал в комиссариат, а второй торчит внизу. Я их знаю.

Тогда спускайтесь, хотя бы кофейку испейте, - позвала она, ибо считала кофе панацеей от всех бед.

в

И Пеничка спустился. Держа наготове пистолет, он шагнул в кухоньку, а хозяйка запричитала:

- Ах, чтоб их приподняло да шлепнуло, вот ведь как все обернулось! Что теперь делать-то будете, пан Йозеф?

Этого Пеничка не знал. Он медленно отхлебывал кофе и чувствовал, что дурнота отступает. А как еще можно назвать то, что с ним происходит? Может, это просто страх? А может, шок?

Внизу снова послышался шум.

-Спасибо, мутр, мне пора.

И он, словно кошка, проскользнул в коридор и взобрался на пол-этажа вверх к чердаку, как будто всегда там обретался.

За дверью чердака стоял тяжелый ящик. Пеничка выволок его на площадку. Хорошее прикрытие. Из-за ящика проглядывается вся лестница. Пеничка ни минуты не сомневался, что легавые не оставят его в покое. Они вернутся и начнут стрелять. Ладно, я тоже буду стрелять!

И пока он сидел и ждал, ему пришла в голову мысль: что же такое случилось, отчего вся моя жизнь вдруг пошла наперекосяк? В тюрьме, в Литомержице, я иначе себе все представлял. Совсем по-другому. И еще вчера, да, вчера я мог поступить по-другому. Может, даже еще сегодня вечером... Только со мной всегда было так. Уж если навалятся беды - так все разом. Как с той первой кассой! Тогда ребята попросили меня пойти с ними

и помочь. Ведь я слесарь-механик. Я хохотал от души, когда понял, что в этом деле они ни черта не смыслят... А потом вместе с ними куда-то убегал, перелезал через стену и больше к своему ремеслу уже не вернулся.

Теперь-то и подавно не смогу вернуться. Отсюда я уже никуда не вернусь, отсюда меня вынесут вперед ногами, потому что последнюю пулю я оставлю себе. Вот и придет конец всей этой истории.

И Пеничка вдруг почувствовал, что из его глаз вольно и неторопливо льются слезы. Это был не плач, плакать он давно отвык, просто что-то в нем освободилось, то ли печаль, то ли растаявший снег, кто ж его знает, что это такое, если у человека из глаз вдруг хлынули слезы.

Светало. Весь дом был на ногах, хлопали двери, люди не понимали, что случилось.

Но полицейские перед домом предупреждали каждого, чтобы на лестничных площадках не задерживались, - опасно. Для тихой нусельской улицы такое было весьма необычным. Кому необязательно, тот не шел на работу. Никто из женщин не отважился отправиться за покупками. Никто, кроме хозяйки Пенички, которая пошла-таки за рогаликами и молоком, ибо отказаться от своего кофе просто не могла. Кроме того, она была уверена - уж в нее-то пан Йозеф палить не станет! Полиция на улице разделилась на две группы. Одной надлежало контролировать крышу, на тот случай, если бандит попытается убежать по крышам, а второй - хоть и без особой охоты - пришлось войти в дом. Операцией руководил сам пан комиссар. По его команде почтенные отцы семейств в мундирах потопали по лестнице вверх, сжимая в руках казенные револьверы, из которых давно разучились стрелять.

Их вел тот, с простреленной каской. Сейчас он держал свою каску в руке, видимо опасаясь, как бы Пеничка не проделал в ней еще одной дыры. Две уже имеющиеся пан комиссар ему, возможно, простит.

- Не ходите сюда, - послышался вдруг с чердака на удивление спокойный голос.

Полицейские остановились. Комиссар, который шагал последним, перегнулся через перила:

-Йозеф Пеничка, обращаюсь к вам с официальным требованием прекратить сопротивление. Спускайтесь вниз, вы арестованы!

. Комиссар произнес эти слова торжественно и значительно, но на Пеничку они, должно быть, не произвели впечатления. Он молчал, а когда полиция попыталась подняться еще на один этаж, выстрелил. Куда-то в сторону, но хватило и этого. На лестнице загрохотало, будто на маневрах. Полицейские открыли пальбу. Пули свистели и расшибались о стены. Домовладелец, в своей квартире на втором этаже, решил отказать хозяйке Пенички и еще двум квартирантам, ибо все они одна шайка сволочей.

Но, прикинув, что, когда он освободит свою развалюху от этой сволочи, в доме никого не останется, и в отчаянии заломил руки.

Комиссариат уведомил вышестоящие органы о чрезвычайной ситуации. Таким образом, через полчаса об этом стало известно в пражском полицейском управлении, и оперативная группа получила подкрепление. Площадка перед домом уподобилась плацдарму: новое подразделение было вооружено винтовками. Улицу охватило волнение, из-за спин полицейского кордона выглядывали журналисты и щелкали затворами своих фотоаппаратов. Это же настоящая сенсация для всей Прага и ее окрестностей! Но при всем при том всюду царило спокойствие, выстрелов на улице пока что не было слышно, и раненых тоже не видать. Героем дня стал полицейский с простреленной каской. Его фотографировали с каской и без оной, а один журналист написал даже, что "храброму человеку пулей опалило волосы", что для лысого стража порядка стало наградой вдвойне.

Когда в главное управление поступил второй сигнал, что-де посланного подкрепления недостаточно, ибо Пеничка наверху забаррикадировался и его можно взять лишь массированным ударом, пан советник Вацатко всплеснул руками:

- Господи боже ты мой, ну что за глупость! Ведь кончится все тем, что они потребуют от нас роту гренадеров! Вы когда-нибудь слыхали такое, пан Боуше?

Пан Боуше подтвердил, что такого никогда не слыхал, и это была правда. Но все же позволил-таки себе заметить, что полицейские из городского комиссариата взялись за дело не с того конца и что лучше бы послать Пеничке кого-нибудь из его старых дружков, чтобы тот выложил ему, что и как. Тогда все обошлось бы без лишнего шума.

Правда ваша, пан Боуше! Подберите кого-нибудь из его компании.

Я лично сбегал бы за Млеко - одна, знаете ли, бражка, - ответствовал пан Боуше и тут же отправился в путь. Однако идея успеха не имела. Блестящая мысль пана Боуше споткнулась о мстительность нусельского комиссара. Млеко явился и послушно потопал вверх по лестнице, но следом за ним двинулись стражи порядка. Пан комиссар, видимо, надеялся, что, пока этот штафирка станет вести переговоры с Пеничкой, полиция займет более выгодную позицию, после чего проложит себе путь оружием. Впрочем, начальство просчиталось, скинув со счетов самих Млеко и Пеничку.

Пройдя полдороги, Млеко остановился:

Значит, так, господа хорошие, коли сделаете еще хоть шаг - я тут же возвращаюсь.

Не вашего ума дело, поднимайтесь! - прошипел комиссар.

Млеко замотал головой. Сам он от всего сердца посоветовал бы Пеничке бросать куролесить, но с полицейской хигристи-кой дела иметь не желал.

Пеничка наверху все отлично видел и, прицелившись как можно вернее, чтобы ненароком не задеть Млеко, несколько раз выстрелил. Один из стражников схватился за плечо, царапнутое пулей, остальные же, включая Млеко, поспешно ретировались.

Фокус не удался.

Пан Боуше внизу лишь пожимал плечами.

- Пан инспектор, это дело добром не кончится, - с подчеркнутой вежливостью сказал Млеко пану Боуше. - Если, конечно, не случится какого-то чуда.

- А если я приведу сюда Анчу Парасольку?

- Уж тогда-то никому отсюда живым не уйти. Ни ей, ни этим господам, - опять весьма вежливо заметил Млеко.

Прошло еще два часа, Пеничка все еще не сдавался, и нусель-ский комиссар решил принять крайние меры. Он вызвал пожарных. Их задачей было, применив лестницы, проникнуть вместе с полицией на чердак через крышу. Тогда Пеничка окажется Между двух огней и не сможет сопротивляться долго.

Пожарные явились, но без большого восторга. Поначалу их главный долго торговался с полицией, считая более благоразумным предоставить полиции только лестницы, а своих людей разместить за углом. Ведь их не тому обучали.

Узнав об этом, пан советник Вацатко поднял телефонную трубку и заявил полицейскому президенту, что за дело берется он лично, и потребовал остановить все акции.

- Не можем же мы, пан президент, устраивать в Нуслях маневры из-за одного человека.

- Мне неизвестно, что вы там намереваетесь делать, пан советник, но ставлю вас в известность, что человек этот крайне опасен! Возможно, он даже лишился рассудка!

- Пан президент, человек, которого зовут Пеничка, не может быть крайне опасным. У него просто какой-то заскок. Я пойду сам и погляжу.

На месте происшествия ему дважды пришлось предъявить документы, потому что полицейские уже совсем спятили. Они во всем видели одни интриги и коварные умыслы.

Пан Боуше, который тоже находился тут, опрометью ринулся навстречу советнику и локтями проложил ему путь.

Комиссара, руководившего всей операцией, появление советника Вацатко крайне раздосадовало.

- Я, э-э, полагаю, что это наше дело и мы, так сказать, сами в состоянии, э-э, справиться с ситуацией, - сказал он строго.

- Абсолютно не сомневаюсь! Я это уже успел заметить. Вам здесь недостает лишь саперного полка. Они поднимут на воздух три соседних дома, и тогда Пеничка непременно окажется в ваших руках.

- Нам не до шуток, пан советник, - снова строго и назидательно заявил комиссар, - этот человек применил оружие.

- Увы, - ответствовал советник Вацатко.

- Кроме того, имеются все основания предполагать, что ему сочувствует население. В противном случае мы могли бы его там запереть, и тогда через день-другой жажда и голод принудили бы его сдаться!

- Население всегда сочувствует тем, кто в конфликте с полицией. Так уж оно повелось со времен Яношика, пан комиссар, а может, и того раньше. Потому прошу вас отослать прочь пожарных вместе с их лестницами. И ваши люди, те, что толкутся внизу, и в дверях, и на лестничной площадке, тоже пусть... отправляются... отсюда!

Комиссар пожал плечами и с неохотой отдал соответствующие распоряжения.

Я не совсем понимаю, что вы изволите иметь в виду... - только и сказал он советнику Вацатко.

Что? А то, что к Пеничке пойду я сам. Он меня хорошо знает.

Комиссар чихнул и извинился:

Да, это правда... Я хочу сказать, что он действительно хорошо знает пана советника. Но, похоже, он в самом деле помутился рассудком! Будьте весьма осторожны.

Если б не помутился, не прирезал бы Тоуфара и не выкамаривал тут, на чердаке, это мне и самому понятно. Люди, бывает, и впрямь теряют рассудок, и чаще всего от несчастной любви, дело ясное. - Но эти слова уже были обращены к пану Боуше.

Затем советник Вацатко в своем коротком пальтеце и в слегка сдвинутом на затылок котелке шагнул на безлюдное пространство перед обветшалым угловым домом и стал медленно продвигаться к входной двери. Перепуганные жильцы за окнами своих квартир прижимались носами к стеклам.

Советник Вацатко шел медленно. У Пенички, если его это интересует, есть время глянуть через слуховое оконце и узнать, кто это там собирается к нему на посиделки.

Советник вступил в дом. Лестничные переходы были пусты, лишь наверху из приоткрытых дверей какой-то кухни тянуло ароматом кофе.

"Одна хозяйка все-таки не потеряла голову," - подумалось советнику Вацатко, и он продолжал неторопливо подниматься.

Когда он добрался до последней площадки, послышался голос:

- Дальше ни шагу, я буду стрелять. Пан советник остановился.

- Пеничка, бросьте дурить, ведь это же я, полицейский советник Вацатко. Я иду к вам, потому что вся эта история мне не нравится.

- Я буду стрелять, - с явным огорчением повторил голос.

Будете так будете, ведь вы сегодня и так уже стреляли, и не один раз. Только ведь у меня нет никакого оружия, а стрелять в безоружного - это, Пеничка, большой чести вам не сделает.

Дак ведь сюда приходил Млеко, пан советник, - послышался голос из-за ящика, - а следом за ним топали легавые.

- Но я иду один, и вы это видите.

Пеничка высунулся из-за ящика, чтобы получше разглядеть. И действительно, лестницу словно вымели. Советник с явным напряжением поднимался все выше, пока наконец не добрался до чердака.

- Ну так как, Пеничка, где мы с вами расположимся? Тут на лестнице? Или на чердаке?

Пеничку голос советника Вацатко совсем сбил с толку, он не знал, что отвечать, стоял себе за ящиком, сжимая в руке пистолет, и пялился на пана советника, будто на привидение.

- Пошли на чердак, там понадежнее, а? - предложил советник Вацатко и шагнул первым.

Внизу скрипнула дверь. Пеничка сразу насторожился, но по казался лишь котелок пана Боуше - пан Боуше беспокоился за своего шефа.

Советник перегнулся через перила и крикнул:

- Все в порядке, пан Боуше, я позову, когда понадобитесь. А пока никого ко мне не пускать, или я, черт вас побери, возь му у Пенички пушку и начну палить сам!

На чердаке царил полумрак, слуховое оконце долгие годы оставалось немытым. Советник Вацатко оглядывался, выискивая местечко, где бы сесть. Пеничка услужливо обтер рукой балку.

- Благодарю вас... А вы не присядете? - предложил ему советник.

Он прекрасно видел, что Пеничка колеблется и, не находя решения, держит пистолет наготове. "Если там внизу нусельский

комиссар сбрендит, то первую пулю огребу я, - подумал советник Вацатко. - Более того, помру от руки Пенички... Иисусе Христе, а ведь я сделал ставку на его имя и ставлю сейчас. И на его глаза. А они у него как у загнанного зверя".

- Значит, так, Пеничка, я полагаю, произошла какая-то ошибка. Я бы сказал, что ошиблись мы. А?

Пеничка молчал.

- Сейчас я говорю не про вас, а про Тоуфара. Наша ошибочка. Нам давно следовало бы его взять, но как-то все времени не хватало, что-то не срабатывало. Улик, доказательств не было!

- Тоуфар был подонок, - загудел Пеничка.

Да. Это так! Между прочим, вам известно, что я беседовал с Анчей? Анча была у нас в дирекции. Уже после смерти Тоуфара. Но она об этом ничего не знала. Ей сказали мы.

Она плакала? - пробасил Пеничка, и губы его свела мучительная судорога.

Да нет, пожалуй, не плакала... Но испугалась. Послушайте, Пеничка, ей с ним неважнецки жилось, правда?

- Уж это так. Он ее опять послал на улицу...

- Я знаю, Пеничка, знаю, и я ей об этом напомнил! Нам ведь о ней все известно. Но, надо сказать, она неплохая девчонка, могу вам поручиться, у нее, кроме Тоуфара, мужчин не было... Ну, кроме клиентов, естественно, но ведь эти не в счет.

Пеничка тяжело вздохнул:

- Она заслужила лучшую судьбу.

- У каждого такая судьба, какую он себе уготовил. Не захотела бы, так не пошла бы с ним, - строго сказал советник Вацатко и стал ждать, что ответит Пеничка.

Но Пеничка отвернулся, губы его дрожали, он молчал, чтобы не показывать, до чего раскис.

- Вторая наша ошибка, что мы сразу заподозрили вас в убийстве и собирались взять. Послушайте, уж если мы сейчас сидим тут с вами одни, так скажите мне, как же это, собственно, стряслось? В том, что вы его прикончили, я не сомневаюсь, и все же что-то здесь не сходится.

- Тоуфар мерзавец, - глухо произнес Пеничка.

- Это мне известно. Но если бы вы пожелали прирезать каждого мерзавца, то выбились бы из сил, приятель. Сигаретку?

Пеничка покачал головой, но потом согласился. Когда же пан советник протянул к нему руку, отпрянул и нацелил оружие.

- Ну-ну, Пеничка, не дурите. Я ведь уже не мальчишка, чтобы драться с вами из-за пистолета.

- Навроде Тоуфара, - пробормотал Пеничка.

Советник насторожился, но смолчал, чтобы Пеничку не спугнуть.

Я ведь с ним и подрался-то из-за этой самой пушки.

Неужто?! Я сразу решил, что это не простая поножовщина.

Дак ведь я же вчера вечером пошел, чтобы все рассказать ребятам, только они... Никто не захотел меня выслушать, - жалобно хлюпнул Пеничка.

И вы удивляетесь? Взломщик, который стал убийцей, сразу же выпадает из игры. "Медвежатники" мокрых дел не признают. Да и вы, Пеничка, не настоящий "медвежатник". У вас, как говорится, золотые руки, и ваше дело - слесарное ремесло... Вы и влипли-то в эту историю потому, что не настоящий грабитель. Ведь вы же не Тоуфар.

Что верно, то верно! - вскричал Пеничка. - Тоуфар первый полез на меня с этой игрушкой, господин советник. Я ведь пришел к нему сам. Из-за Анчи. Сначала хотел по-хорошему разобраться. Но только с ним нет нормального разговора. Поначалу он всё выламывался да выпендривался. В основном насчет того банка.

Какого еще банка?

Ну, он говорил, будто сделал банк, а какой - не знаю. Я ведь срок мотал - и там он вроде замочил какого-то чинушу. Потом еще чего-то нес.

Летнобанк, - выдохнул советник Вацатко. - Так вот оно что! Надо бы нам прижать его покрепче. Но его кто-то прикрывал. А в последнее время и ваша Анча тоже.

Он ее лупцевал и этим тоже выхвалялся.

И потому вы его прикончили, так, что ли?

Нет, пан советник, не потому.

Так почему же?

Ну, потому, что он выхватил эту вот штуковину и не иначе гробанул бы меня, дело ясное, пан советник.

Согласен. А почему же он пошел на вас с револьвером?

А потому что я потребовал, чтобы он вернул мне самое дорогое, что у меня есть...

Ага! Анчу Парасольку, - сочувственно улыбнулся советник Вацатко.

Но Пеничка отрицательно покачал головой:

- Да нет же. Он забрал мой струмент. Анча, паразитка, отдала. Она ему все отдала... ну и мои отмычки тоже.

Пан советник сбил котелок еще выше на затылок.

- Ваш инструмент! - ахнул он недоверчиво.

Ага. А когда он не захотел вернуть его по-хорошему, тогда я на него - по-плохому, а он на меня полез с пушкой, но я так треснул его по лапе, что пушка шлепнулась на землю...

Так вот, значит, откуда кровоподтек на руке,- скорее самому себе буркнул советник Вацатко.

А потом я кинулся на него с ножом, и мы упали и стали кататься по земле. Я боялся, что он дотянется до пушки и меня пришьет. И вдруг чувствую, Тоуфар вдруг дернулся и разом обмяк, я глянул - вижу, а он на мой нож напоролся...

Советник задумчиво докурил и придавил свой окурок на грязной плитке.

Послушайте, Пеничка, а почему вы сволокли его к реке?

Испугался. Я ведь не хотел его убивать, хотя уверен, что поступил бы по справедливости, пан советник.

Советник Вацатко вздохнул:

- Понимаете, Пеничка, не так-то все в жизни просто... Человек не может сам вершить правосудие. Обычно это плохо кончается. Как, например, сейчас с вами. Что касается правосудия, то это уже по нашей части. Если бы вы явились к нам ночью и сказали внизу дежурному, что с вами стряслось, то мы бы вас Утром допросили и... Я вам, Пеничка, прямо скажу: Тоуфар лучшего не заслужил, особенно если все было именно так, как вы говорите, и ограбление банка - его рук дело. Они помолчали.

На улице слышался рев моторов. Пан советник вышел на лестницу и позвал:

- Пан Боуше!

Внизу распахнулись двери:

Слушаю, пан советник!

Что происходит на улице? Я ведь сказал, никакого движения,

Пожарные уезжают, пан советник. Где-то на Виноградах горит.

Ах, так! Тогда все в порядке.

И советник Вацатко возвратился на чердак, но садиться не стал.

Послушайте, Пеничка, там жиличка, в квартире под нами, варит кофе. У меня в горле пересохло, как думаете, она угостит нас?

Это ж моя квартирная хозяйка!

И они вместе спустились этажом ниже, и хозяйка, как положено, подала им кофе.

А теперь, мамаша, ступайте, у нас тут доверительный разговор, - приказал пан советник мягко, но решительно, и мутр мышкой выскользнула из кухни, для надежности осенив себя крестом.

Ну, Пеничка, а теперь выкладывайте, что вы намерены делать?

Пеничка положил револьвер на стол и сидел, согревая руки о большую кофейную кружку.

У меня, пан советник, есть оружие, и я буду обороняться, - ответил он с достоинством.

Гм... Ну, скажем, положите вы двух стражников, но ведь это не просто полицейские, это их вдовы, их дети... Не добром они станут вас поминать. А могли бы вспомнить и по-хорошему.

Пеничка лишь недоверчиво ухмыльнулся.

- Послушайте, Пеничка, вы же для нас очень важный свидетель. Можно сказать, главный... Ведь вы единственный, кто слышал от Тоуфара признание в ограблении банка. А предстать перед судом хоть раз в жизни в качестве свидетеля - дело не бросовое. Это - честь.

Пеничка вылупил глаза:

Я... нет, это невозможно!

Значит, решено! Вы остаетесь тут, отстреливаетесь, и - рано или поздно - вас все равно прикончат. Впрочем, нет, вы сами пустите себе пулю в лоб. И конец. А Тоуфар и после смерти останется белым, как лилия, потому что единственный человек, который от него все слышал, - это Пеничка, а Пеничка умолкнул навеки. Вы хотели справедливости... Вот вам она, берите! Почему же вы от нее отказываетесь? Пеничка поставил кружку:

Но, пан советник, я же его все-таки подрезал. И меня возьмут.

Конечно. Но, говоря между нами, Пеничка, вы же его не убивали, вы это совершили в самообороне. Ведь он на вас первым пошел с этой вот пушкой.

И пан советник Вацатко в задумчивости взял в руки пистолет, который лежал на столе между ними, а потом положил его обратно, и Пеничка уже не сопротивлялся.

- И Анчу тоже можете поставить ему в счет, потому что он заставлял ее заниматься прежним ремеслом. Знаете, что я о вас думаю? Придет день, и так или иначе, но вы бросите взламывать сейфы и откроете маленькую мастерскую: "Йозеф Пеничка, квалифицированный слесарь-механик". Эта вывеска прямо стоит у меня перед глазами.

Пеничка молчал. Но уже улыбался, и это было хорошим предзнаменованием.

Пан советник встал, не говоря ни слова сунул револьвер к себе в карман и крикнул в проем лестницы:

Пан Боуше!

К вашим услугам, пан советник!

- Отставить весь этот цирк, хочу, чтоб на улице было пусто. Возьмите на Нусельской площади дрожки, мы с паном Пенич-кой едем к нам в "четверку". Дело в том, что пан Пеничка - наш коронный свидетель!

Пан Боуше вне себя от изумления помчался за дрожками. С улицы доносился топот марширующих солдат. Построившись по четыре в ряд, они с радостью покидали поле битвы. Из окна им вслед глядел Пеничка.

И когда пан Боуше доложил, что дрожки ожидают внизу, хозяйка, именуемая "мутр", подскочила к советнику Вацатко и, схватив его руку, покрыла поцелуями.

-Ну-ну, матушка... Это мы с Пеничкой должны целовать вам руки за такой кофе!

А потом советник Вацатко и Пеничка медленно спустились с лестницы и вышли на улицу, оставив позади, словно скверный сон, этот дом с облупившейся штукатуркой, где сегодня едва не погиб "медвежатник" Пеничка. Они уходили вместе, Вацатко, советник полиции, и слесарь-механик, мастер экстра-класса Йозеф Пеничка.

Потом они не спеша ехали по улицам Праги - пан Боуше сидел подле извозчика - и беседовали о том, как прекрасна Прага в такое время года.

И никто из них не заметил, что на углу, над Фолиманкой, стоит девчонка и вытирает слезы. А па руке у нее болтается зонтик.

 

АДВОКАТ И ДУХИ (Перевод Л. Ермиловой)

Молодой Дубский, выдержав последний экзамен и став доктором гражданского и уголовного права, juris utrisque, был удивлен сим фактом не меньше, чем сама экзаменационная коллегия. Та и другая сторона обменялись взаимными поздравлениями с успехом, и вот перед юношей открылся мир со всеми его радостями. Хотя распознать, что в этом мире дано человеку на радость, а что на беду, бывает ох как непросто. Спервоначалу, получив известие от дальнего своего дядюшки из провинциального городка, где размещался окружной суд, он пришел в восторг: тот предлагал ему на правах постоянного помощника свою адвокатуру, которую почтенный родственник вел уже спустя рукава, прозрев, что жизнь быстротечна и нет смысла наживать больше, чем человек в его годы успеет спустить. Дядюшка отдыхал себе на водах с разными, подходящими по возрасту дамами, а тут ему подвернулась возможность и вовсе в городок не возвращаться. Чем он и не замедлил воспользоваться.

Для молодого же человека представился случай заделаться вдруг солидным адвокатом.

Приняв дела в дядюшкиной более чем скромной конторе, Дубский убедился, что вкушать жизнь означает в местном понимании совершать степенные променады, лицезрея местных девиц. Вскоре он уже назубок знал их внешние и финансовые плюсы и минусы и стал проклинать судьбу, загнавшую его в эту дыру. Вдобавок ко всему выяснилось, что много есть в его работе такого, в чем он ни бельмеса не смыслит.

Взять, скажем, закон о водопользовании, о существовании которого он и не подозревал, а тут ему, как на грех, достался великолепный образец мельницкой тяжбы, хозяева двух мукомолен судились уже в третьем колене. Пришлось немало попотеть, проштудировав заново сей предмет. Полным профаном оказался он и по части исков, связанных с нанесением мелких оскорблений, а ведь только благодаря им еще и держалась на плаву дядюшкина контора.

Чтобы выиграть перепавшие на его долю дела, молодой честолюбивый стряпчий по второму разу засел за статьи и параграфы. К счастью, его вовремя предостерегла от такой глупости барышня Пригожая, секретарша, ставшая уже в этой ветхозаветной конторе чем-то вроде мебели, - так вот, она внушила ему сакраментальную истину: дескать, если уж штудировать законы, то, напротив, для того, чтобы по возможности подольше затягивать тяжбы.

Доктор права Дубский предпочел бы барышне Пригожей просто пригожую барышню, но по части казуистики ему надо было у нее еще учиться и учиться, что он и не преминул сделать. Секретарша вела регулярную переписку со старым хозяином, держала его в курсе всех дел и к отчетам, подписываемым паном доктором, присовокупляла записочки с собственными соображениями, довольно-таки проницательно подмечая в них и недостатки новоявленного своего шефа.

Кроме Дубского, в городке подвизались еще три адвоката, все они заправляли солидными конторами с персоналом и принадлежали к местной элите. Молодой юрист в это общество пока вхож не был. Сподобиться такой чести он мог разве что благодаря удачному браку, политической или профессиональной карьере. Последний путь, вполне понятно, был ему заказан.

Тяжба трех поколений за водопользование славы ему не прибавит, как, впрочем, и всякие там иски насчет сломанных на танцульках ребрах или свары двух торговок. В этом смысле жизнь к нему, можно сказать, не шибко благоволила.

Так что приходилось довольствоваться променадами, раскланиваться с молодыми дамами, посещать танцевальные вечера местного студенческого клуба, где ему и самому было невдомек, к какой братии он принадлежит - к тем ли юнцам, которым папашины денежки позволяют смотреть свысока на все, в чем преуспели их отцы, или же к людям серьезным, почитающим за честь добиваться успеха собственными силами.

Он все больше осознавал, что при своем, вполне уже приличном знании уголовного кодекса совсем не знает людей, среди которых живет. Скажем, вел он дело об оскорблении достоинства, вполне банальное, ничем не примечательное. Женщину из ближней деревни обозвали колдуньей, и она подала в суд. Молодому стряпчему стоило немалых трудов обосновать на процессе, в каком смысле это слово можно считать оскорблением, но каково же было его удивление, когда судья стал на заседании выпытывать, точно ли в действиях истицы нет ничего от колдовства, и домогался от ответчицы доказательств, что коровы у ней и вправду после посещения истицы стали хуже доиться. Пылкая речь молодого защитника не произвела на суд впечатления - дамы разошлись непримиренными, так что очередная тяжба была не за горами.

Хотят судиться - пускай судятся, - беззаботно сказал судья, когда все разошлись.

Конечно, господин советник, в обиходном смысле вы правы... Но позволю себе в частном порядке спросить у вас, возможны ли в принципе доказательства того, что потерпевшая и впрямь навела на коров порчу?.. Если мне не изменяет память, их еще могли принять всерьез разве что при Марии Терезии, добрых два века назад!

Судья уже листал новое дело и запальчивого молодого защитника слушал вполуха.

-Да-да... Но перед тем, уважаемый, они считались правовой нормой без малого тысячелетие, если не больше.

Но позвольте, господин советник, тогда с таким же успехом можно ссылаться и на malleus maleficorum, молот для колдуний!

Зачем, коллега? Судопроизводство с тех пор все-таки шагнуло далеко вперед, а потому мы эту даму, прозванную колдуньей, приговаривать к сожжению не будем. Напротив, сегодня она выступает стороной потерпевшей... Так что налицо истинный прогресс. Но в наших краях по сей день верят в дурной глаз, и у нас нет никаких оснований полагать это предосудительным.

Молодой адвокат вышел из зала суда в растрепанных чувствах, а в конторе вдобавок услышал от секретарши, что в округе есть деревни, где слыть колдуньей вовсе не зазорно - занятие не хуже и не лучше других.

А ночью ему причудилось, что он спас где-то в пограничье юную и, конечно же, нагую колдунью, пробился с ней через полицейский кордон и взял ее потом в жены. Утром встал как побитый, на душе кошки скребли.

Надо бы съездить в Прагу, авось развеюсь, дядюшка ведь не зря по водам раскатывает!

Возвратился он через два дня, с чувством приятной усталости, и узнал, что в округе случилось какое-то убийство; в подробности он не вникал, убийства обычно прибирают к своим рукам маститые адвокаты, те, у которых конторы на площади.

Вскоре, к его изумлению, выяснилось, что защитником ех offol адвокатская коллегия назначила на этот процесс его достопочтенного дядюнгку. В связи с болезнью назначенного адвоката коллегия не возражает, если защиту подсудимого Вацлава Бурды, обвиняемого в убийстве, возьмет на себя ex offo его постоянный помощник доктор Дубский.

Молодой человек почувствовал себя на седьмом небе. Это его первое крупное дело, предстоит суд присяжных, о котором будут писать в газетах. Он выступит с волнующей речью (какой и о чем, еще не знал, поскольку вообще о деталях убийства пока ничего не слышал), и из зала суда будут выводить рыдающих женщин, которые засыплют его потом цветами...

- Речь идет о защите ex offo, если вы обратили внимание, то есть без вознаграждения, - охладила его пыл барышня Пригожая. - И это при том, что подсудимый может нанять себе адвоката, я уже справлялась о его платежеспособности.

Доктор помрачнел:

Какого тогда черта он его не нанял? На что рассчитывает?

Твердит, дескать, невиновен, а потому в защите не нуждается.

Невиновен! Этого мне только не хватало! - рассердился молодой адвокат и заерзал в протертом дерматиновом кресле, из которого торчала пружина. Он был почти разочарован. Защитить невиновного - много ли в том заслуги? Другое дело - вытащить такого, который увяз по уши, тут уж блестящая репутация обеспечена!

Послушайте, барышня, если он невиновен, кто же тогда убийца? - спросил он наивно.

Откуда мне знать? Но в ходе процесса это уже не столь важно. Суд присяжных - все равно что театр. Материалы вам перешлют вовремя, можете не волноваться.

Вовремя... До чего же режет слух такое слово человеку, рвущемуся к первому своему крупному делу! "Вовремя" может означать и завтра, и послезавтра, и через неделю... Но ему нужно досконально вникнуть в обстоятельства уже сейчас. Сию минуту!

Надо сказать, что молодой юрист, не отличаясь большой страстью к чтению кодексов, до смерти увлекался чтением детективов, особенно таких, в которых молодые адвокаты утирают нос полиции. Вот он и решил навестить судебного следователя, ведущего этот случай, объяснив свою спешку вполне понятным любопытством и желанием новичка разобраться в деталях как можно обстоятельней.

Следователь, человек добродушный, с пониманием отнесся к нетерпению молодости. Материалы у него в полном порядке, скрывать нечего. Преступление расследовано строго по букве закона и, кстати, довольно быстро, поскольку оказалось чрезвычайно простым, так что никаких препятствий для назначения слушания не имеется.

По сути, все сводилось к следующему: в Голинове, соседнем горном селении, была обнаружена утопленница, Анна Пршимдова, сорока двух лет, вдова, проживавшая там же, в доме № 72. Нашел ее местный житель Ян Хлоупек, летом и осенью работающий общинным ночным сторожем. Сельчане по сей день не смирились, что по их территории проложена железная дорога, а поскольку раз-другой на жнитве случалось возгорание от искр, содержат сторожа йз местных. Вот он-то при утреннем обходе и обнаружил в лесном пруду женский труп - под щитовым затвором, на глубине двух метров. Будучи в некотором роде блюстителем порядка, сам его вытащил и узнал в утопленнице вышеупомянутую Анну Пршимдову,

По его вызову на место происшествия прибыли жандармы из окружного розыска; осмотрев погибшую, они обнаружили у нее на голове следы от удара. Вскрытие подтвердило это, установив, что женщине был нанесен удар тупым предметом в затылок, вызвавший повреждение черепного свода. Она потеряла сознание и только после этого была брошена в воду, еще живой, на что указывает прозекторская экспертиза бронхов и легких. Смерть наступила в результате насильственного утопления, то есть речь шла, без всякого сомнения, об убийстве.

Огромная кипа всевозможных протоколов, да еще топорный слог, каким их составляла розыскная жандармерия, повергли молодого помощника адвоката в глубокое уныние.

- А что вы скажете о моем обвиняемом? - пробормотал

он.

- Сейчас и до него дойдет черед. Вот, прошу, здесь вся документация, - усмехнулся пожилой следователь. - Читайте, пан доктор. После опроса местных жителей выяснилось, что погибшая длительное время состояла в интимной связи с односельчанином Бурдой Вацлавом, владельцем дома № 123. Его неоднократно видели с нею за селом, в полях и у леса, бывало, и вечерами, а его жена утверждает, что и до нее доходили слухи о том, что супруг ее путается с Анной Пршимдовой. Все это обвиняемый Бурда не отрицает, напротив, признает. Вот тут, читайте... Есть одна деталь, пан доктор, очень усугубляющая ситуацию подсудимого, а именно: погибшая, то бишь убитая, была в положении, где-то на пятом месяце. Вот вам и повод избавиться от нее, как полагаете?

Адвокат вздохнул. Да, отягчающее обстоятельство налицо, черт бы его побрал. Хотя так просто он не сдастся.

- Сколько в этом селе жителей? Сотни три, а то и больше? Разве покойная не могла состоять в связи с кем-нибудь еще? Разве убийцей не мог быть кто-то другой, кроме Бурды?

Видавший виды следователь ласково улыбнулся:

Понимаете, пан доктор, когда жандармам попадет в руки дело столь очевидное во всех деталях, то им и в голову не при-дет копать его дальше. Это во-первых. А во-вторых, лично я тоже не стал бы утруждать себя, случай и без того ясен.

А у Бурды нет никакого алиби?

Утверждает вместе с женой, что был дома, вот и все. Никто, кроме них, засвидетельствовать это не может. Сам он, конечно, отрицает убийство.

Ну вот!

Но это ничегошеньки не значит. Простой человек, бывает, упорствует в своей лжи даже тогда, когда дело ясно как божий день. Был у меня один случай с кражей. Злоумышленника видели на месте преступления, дома у него обнаружили украденного поросенка, а он знай себе твердил, дескать, ни сном ни духом не ведает, кто эту животину в хлев ему подкинул. Ну, я перед ним козырнул такой диковинкой, как дактилоскопия. Отпечатки пальцев на замке совпадали с его собственными. И что вы думаете? Мало того, что сам он упрямо стоял на своем, да еще и общественное мнение перетянул на свою сторону: как, мол, так, из-за чего-то такого, что и глазом не разглядишь, сажать человека в кутузку? Свидетель, утверждавший, что видел преступника, отказался от своих показаний. Знаю я этих людей, сам из горной деревушки. Народ там особый.

Пан советник, у меня может быть, прошу прощения, любовница, она от меня понесет, но это еще не значит, что я ее должен убить!

Так-то оно так, но и не удивляйтесь тогда, если на вас падет подозрение.

Но мой подзащитный не подозревается, его обвиняют!

Вину Бурды подтверждают свидетельские показания сторожа. Ага, вот они... Ян Хлоупек, проживает в Голинове, дом N° 64, безземельный, тридцати пяти лет, работает по общинному найму ночным сторожем... заявляет, что поздней ночью 6 сентября видел женскую фигуру, направлявшуюся из села в сторону лесного пруда... узнал в ней Анну Пршимдову. Его не удивила такая поздняя прогулка, он и прежде частенько ее подмечал и связывал это с Вацлавом Бурдой. Позднее ему бросилась в глаза уже мужская фигура, идущая в том же направлении. Двигалась она быстро и легко, поначалу вышеупомянутый свидетель даже испугался, ему показалось, что это лешак. Но потом разглядел Вацлава Бурду.

Адвокат вскинул голову:

Лешак? Это что, имя?

Ну да.

А почему свидетель, обознавшись, потом вдруг решил, что это Вацлав Бурда? Может, эти двое чем-то похожи?

Судейский следователь вздохнул:

- Вы не так поняли, пан доктор! Лешак - имя, но не человека. Некоего существа, если можно так выразиться. Когда он издает звуки, его еще называют гоготуном.

Молодой адвокат вытаращил глаза:

- Получается, свидетель верит в привидения. Но это же черт знает что!

Следователь не разделял его изумления.

Здешние крестьяне верят в них. А свидетель из здешних.

Но ведь для нас это неприемлемо!

- Само собой, я тоже не верю, что это был лешак. Да и сам сторож засомневался и в конце концов здраво засвидетельствовал, что это был Бурда. Так что все в порядке.

Ретивый защитник, вздохнув, распрощался с судебным следователем. Шагая домой, он только головой качал: ну и дела!

Не хватало только мне доказывать на суде, что убитая была лесной нимфой или бесовкой.

Окружной начальник сыскной службы, жандармский поручик Тымл, полагал, что у молодого адвоката есть все основания считать его человеком незаурядных способностей - ведь с преступлением разобрались за предельно короткий срок, а убийцу обнаружили в тот же день.

Убийцу? - с недоверием усмехнулся молодой адвокат. - Может, обвиняемого?

Ну хорошо, обвиняемого, хотя сомневаться не приходится.

Пан поручик, неужели вами не обнаружено ничего такого, что направило бы ваши подозрения на кого-нибудь еще? Поймите меня, подсудимый не признался, так что ситуация не из легких.

А зачем ему признаваться, когда он знает, что очевидцев нет? Будет все отрицать, хотя это его рук дело, больше ни у кого в селе не было резона ее убивать. Я эту вдову знал: миловидная особа, одиночество толкнуло ее на связь с Бурдой. Женщина одна жить не может - во всяком случае, долго. А в остальном вела себя порядочно, Бурду ничем не шантажировала, по крайней мере нам ни о чем таком не известно.

Тогда почему он ее убил?

Пан доктор, - усмехнулся поручик, - потому же, почему не нанял себе адвоката, а получил его, то есть вас, официальным путем. Скорей удавится, чем отдаст крону, такие уж они тут. А на ребенка пришлось бы денежку из кубышки выкладывать.

Вы хорошо знаете этого сторожа?

Конечно, знаем. Человек как человек. Хибара у него от родителей, поле уже продал, живет, как говорится, тем, что бог пошлет, в корчме бы сиживал в свое удовольствие, кабы карман не был пуст, а так заглядывает туда, если кто на пиво подкинет...

А если ему кто-то подкинул на пиво с условием, чтобы он наговорил на Бурду - дескать, видел его идущим за этой бедолагой?

А кому понадобилось бы давать ему на пиво? Зачем? То-то и оно. У нас, знаете ли, хватило ума разузнать, не держит ли этот Хлоупек за что-то зла на Бурду, но ничего такого не откопали. Наоборот, говорят, сторож хорошо относился к Пршимдовой, правда, был порядком моложе ее, так что какая-нибудь серьезная связь исключена. Случалось, она штопала ему белье - словом, обычная взаимовыручка двух соседей-бедняков.

- А как насчет Бурдовой жены? Она не ревновала? Поручик рассмеялся.

- Думаете, она могла... Да что вы! Это же деревня, понимаете? Люди смотрят на вещи просто; чего бы ей так уж злиться на него, ежели он и повалит какую-нибудь бабенку в сарае на солому? Особенно когда это остается между ними.

- Но между ними не осталось. В селе проведали.

- Проведали позднее. Они ведь долго встречались. Но в разговоре с Бурдовой мне не показалось, чтобы она воспринимала это так уж трагически.

- А может, все переменилось, когда Бурдова узнала, что его любовница в положении?

Поручик пожал плечами.

И вот еще что, пан поручик. В показаниях Хлоупека меня поразила одна вещь. Поначалу он решил про ту фигуру в темноте, что это лешак или гоготун. Не странно ли, как считаете?

Очень даже странно. Ерунда какая-то. Лешак ведь появляется не ночью, а в полдень...

Защитник по уголовному делу отправился в этот день не домой, а прямиком в кабачок. Ничего другого ему попросту не оставалось. А из кабачка к зданию суда, навестить в камере своего клиента. Ему еще никогда не доводилось бывать в тюрьме. Первым делом его удивили необычайно чистые коридоры, у него-то сложилось представление о темницах по виденному когда-то замку Крживоклат. Но потом его одолело уныние: в окружной тюрьме не было предусмотрено помещения, где бы адвокат мог поговорить со своим подзащитным, и его провели прямиком в камеру. По пути надзиратель удивлялся, ну не чудак ли этот Бурда, по сей день сидит на казенных харчах, ни разу не послал его в трактир за обедом; надзиратель по сему поводу очень уж сетовал - ведь и ему от этого кое-что перепадало. А вообще-то ведет себя Бурда спокойно, да и с чего бы ему переживать, здешним арестантам жаловаться не на что. Знаменитый бродяга Филипек по кличке Вагус, знающий все тюрь мы в чешской и моравской стороне как свои пять пальцев, утверждает, что если уж сидеть, то лучше места не придумать.

Заскрежетал засов, дверь медленно отворилась; в камере сидел высокий, угрюмого вида мужчина, напоминая собой пойманного зверя. Молодой адвокат вдруг почувствовал, что воротничок ему жмет.

- Бурда, к вам пришли, это ваш судебный защитник, - торжественно возгласил надзиратель.

Мужчина что-то буркнул себе под нос.

- Пан доктор, соберетесь уходить, постучите, я буду за дверью.

Засов снова грохнул, отдавшись в душе адвоката зловещим эхом и заставив еще больше поежиться.

- Так вот, пан Бурда, я доктор Дубский... приставлен к вам защитником, - попытался он взять бодрый тон. - Поскольку вы сами не наняли себе адвоката, меня назначили, как говорится, ex offo.

Я ничего такого не сделал, зачем мне адвокат? - буркнул арестант, отойдя к крохотному зарешеченному оконцу.

Вы предстанете перед судом присяжных, пан Бурда, это вам не шутка. Гам без защитника нельзя. Вам известно, что такое суд присяжных?

Арестант ничего не ответил. Помолчав, снова повторил:

Я ничего такого не сделал.

Допустим... Но все же прошу вас отнестись ко мне с полным доверием. Если у вас есть какие-то пожелания, скажем, что-нибудь передать семье, я к вашим услугам.

Главное, чтоб картошку убрали. А потом надобно будет навоз вывезти, я небось могу припоздниться.

Адвокат вздохнул:

Пан Бурда, не скрою, ситуация у вас не из легких. Вряд ли вам удастся нынешним летом вывезти навоз.

Как это? - взвился мужик. - На том поле под Висельным холмом с навозом надо в срок управиться, это всякий знает!

Ну, может, я вас как-то вытащу, хотя... боюсь, дела ваши хуже некуда, пан Бурда.

Сказал он так умышленно: его раздражало это невозмутимое мужицкое спокойствие.

Бурда раскрыл рот, что-то буркнул, но никакой особой тревоги не выказал, разве что слегка подался вперед. Вот только в глазах засветился страх, как у зверя, когда его прихлопнет капкан.

- Вы обвиняетесь в убийстве. Если присяжные большинством голосов решат, что вы виновны, худо вам придется, пан Бурда, я, конечно, и ex offo буду защищать вас в меру своих возможностей, но вы должны рассказать мне в подробностях, что случилось. Как на исповеди. Я должен знать всю правду, чтобы убедительно говорить, понимаете?

Молодой адвокат, увы, был в своем деле наивным новичком. Еще понятия не имел, что защитник говорит тем убедительней, чем меньше знает, чем меньше эта самая правда связывает его по рукам. Окажись рядом достопочтенный дядюшка, тот бы ему поведал, что самым коронным его процессом была защита одного поджигателя, которого он по ошибке представлял себе и защищал как убийцу. Не одному присяжному довелось тогда утереть слезу, и подсудимый был оправдан.

Итак, вы утверждаете, что не убивали эту женщину! - строго сказал адвокат.

Не убивал, как на духу... А скажите, пан доктор, что такое... Ну, как это, вы говорите, должны меня защищать...

Ex offo? Решением суда. По обязанности. А проще - бесплатно.

Мужик даже ахнул:

Бесплатно? Это что же, мне ничего не надо вам платить?

Нет, успокойтесь, абсолютно ничего.

Стало быть, придется вам языком чесать перед судом задаром?

Молодой защитник вздохнул. Ему тоже приходила в голову такая святотатственная мысль, но он гнал ее от себя прочь.

- Есть люди, которым нечем оплатить адвоката, но их все равно положено защищать. Этого требует справедливость, и в таких случаях по закону назначается адвокат ex offo.

- Но я не бедняк, пан доктор! Я просто не виноват, и потому адвокат мне без надобности. Я хочу домой! - взвизгнул мужик.

-Вас не отпустят, поймите вы это, вам вменяют убийство, а за него полагается либо смерть, либо пожизненное заключение. Если все сложится очень уж удачно, то дадут лет двадцать или около того, учитывая все смягчающие обстоятельства.

На этот раз мужик растерянно опустился на табуретку. Хлипкое сиденье под ним затрещало.

Я ничего такого не сделал.

Очень вас прошу, скажите, положа руку на сердце: вы нечаянно ее убили? Толкнули - она и свалилась?

Да зачем же мне... Пресвятая богородица, даже язык не поворачивается. Анна была сердечная женщина, ласковая такая, мне с ней хорошо было.

Она забеременела от вас?

Бурда посмотрел на него озадаченно:

Не знаю, непорожняя от меня была, это точно. Сама мне сказала.

Да ведь это одно и то же! Словом, ждала от вас ребенка. И вы не боялись?

Чего мне бояться? Да что там, кабы родился мальчик, я бы когда-никогда взял его к себе, кому-то за конями все одно надобно присматривать.

А ваша жена?

Какое ей, жене то есть, дело, не ейный ведь! - удивился мужик.

Защитник был потрясен такой, в сущности, простой логикой, даже в чемто любопытной, но в настоящую минуту непостижимой. Этот человек или простофиля, или, напротив, тертый калач, в общем, мне не по зубам. Но присяжных ему не пронять ни так, ни эдак.

Значит, вы ее не убивали. А где вы были в ту ночь?

Жандармы меня о том же все пытали. Где мне быть? В корчме, потом дома.

А свидетели у вас есть?

Ежели мы дома, а работница дрыхнет в чулане, то кто, окромя твоей собственной старухи, может быть под боком?

Она подтвердила, я знаю. Но этого недостаточно. К тому же нашелся свидетель, который видел, как вы шли ночью к пруду.

Ну да, и это мне говорили. Так ведь каждый знает, что Хлоупек иной раз бывает под мухой. Небось и тогда был!

Ага, отметил про себя адвокат, вот что можно пустить в ход против обвинения. Свидетелю придется доказать суду, что это точно был Бурда... А не лешак!

Послушайте, пан Бурда, вы никогда не видели лешака?

Нет, - подумав, ответил Бурда. - Но отец мне сказывал о нем.

- А пан Хлоупек чуть было его не увидел! - почти весело съязвил адвокат. Ну что ж, попробуем подкопаться под этого свидетеля! Раз он верит в привидения, значит, слаб на голову... Но тогда голова не в порядке и у жандармского поручика,.не говоря уж о судебном следователе. - Пан Бурда, вы с покойницей были близки. Не говорила ли она когда-нибудь о каких-то своих обидах, неприятностях, страхах? Не угрожал ли ей кто?

Арестант завертел головой:

- Господь с вами, кому бы взбрело ей угрожать! Хорошая была женщина, жаль ее...

Сказал он это с такой искренней грустью, что адвокат вдруг поверил: этот человек и вправду скорбит о ее смерти. Может, он и впрямь ни при чем?

Вот только переживала из-за своей девчонки, Маржки.

А что такое?

Не работала, не училась, одни парни у ней на уме. Последним временем Анна, помнится, плакала, мол, эта девка до гроба ее доведет.

Судебному защитнику вспомнились по аналогии пророчества собственного отца, когда ему довелось в гимназии провалиться по математике, и он только рукой махнул. Родители не скупятся на сильные выражения.

- Это не совсем то, пан Бурда. Мне нужно нечто такое, что бы растрогало присяжных. Вы случайно не сирота? Или, может, во время мировой войны под пулю попали?

Оказалось, что от мобилизации Бурду освободили как единственного крестьянского сына-кормильца, и вообще в его жизни не оказалось ничего такого, что могло бы выжать у кого-либо слезу.

- Обнадеживающего маловато, но постараемся сделать все, что в наших силах, - бодро сказал адвокат и поднялся.

Мужик глубоко вздохнул:

- Это на меня кара наслана, как пить дать.

- Не чересчур ли суровая? И за что? Мужик пожал плечами:

- Человеку про то знать не дано. Но еще тогда, как шел я ночью через заводи и увидал того белого бычка, сразу сказал себе - что-то станется.

Какого такого бычка? Разве белых бычков не бывает? - удивился неискушенный в жизни защитник.

Бычки пегие, пан доктор, - наставительно сказал мужик. - А там, в заводях, есть места, где человеку может раскрыться правда. Там ведь водяные живут.

Вы их видели?

Нет, я нет... Я видел белого бычка. А это было от них знамением. Бежал он впереди меня по дороге, в руки не давался, только все зыркал на меня, прямо мороз прошибал. У телят, знаете, жалостные такие глаза!

Молодой защитник через силу выдавил:

Пан Бурда, но это же...

Белый бычок означает беду либо упреждает. Ежели кому встретится, тому надо быть ох как начеку... Только от своей судьбы не уйдешь, вот как я.

Вот от своей судьбы и уйдете, если докажете, что невиновны!

Да только как? - вздохнул мужик.

Адвокату оставалось лишь присоединиться к его вздоху. Он постучал в дверь, и она тотчас открылась.

Ну что, разбираться с убийцей - это вам не фунт изюму? - спросил надзиратель по дороге, заметив его растерянность.

Между нами говоря, пан надзиратель, - пробормотал защитник, - этот человек такой же убийца, как и мы с вами!

Вечером в ресторане адвокат Винш поздравил молодого коллегу с доставшимся ему перспективным делом. Вишну легко было так говорить, он специализировался по имущественному праву и с успехом защищал интересы местных финансовых учреждений и крупных фирм.

- Прославитесь, коллега, даже если результат будет не ахти какой, попомните мое слово, - умильно заверял он, вертя в толстых пальцах хрупкий бокал. - У меня в ушах уже так и громыхает голос прокурора Брабеца - дескать, злодей загубил две жизни, причем жизнь нерожденная еще драгоценней жизни человека зрелого; потом кстати упомянет: мол, не исключено, что преступник убил в ее чреве великого гения... Будьте к этому готовы, я его знаю, прет, как паровой каток, а тут такая прекрасная оказия, в зале суда у всех глаза будут на мокром месте. Разумеется, кроме ваших, коллега!

Адвокат Винш ехидно усмехнулся. Как тут молодому Дуб-скому было не впасть в уныние? Утром пришло письмо от достопочтенного дядюшки. Извещенный барышней Пригожей о свалившихся на них заботах, дядюшка набросал своему племяннику необычайно убедительную, по его мнению, речь. Пре-ступник-де с малолетства был существом болезненным, слабого ума, обрывал мухам лапки и крылышки и выкалывал птичкам глаза. Его отец, безнадежный алкоголик, свел в могилу свою жену. Убитая же была особой нравственно ущербной, вынашивая под сердцем плод греха, она пыталась приписать отцовство богатому крестьянину и выкачать из него денежки. Что ей и удавалось, поскольку, как уже было сказано, вышеупомянутый был человеком младенческого ума. Но однажды ночью, когда она в своих требованиях зашла столь далеко, что хоть продавай хозяйство с молотка, затравленный крестьянин грубо толкнул ее, отчего она потеряла равновесие и ударилась головой. Испуганный, в невменяемом состоянии, он спихнул свою любовницу в воду. Подсудимый глубоко раскаивается в содеянном и с доверием и благодарностью вручает свою судьбу в руки милосердных господ присяжных.

Выглядело все это довольно убедительно, но не соответствовало истине, а потому ничего, кроме раздражения, у молодого и неискушенного Дубского не вызвало.

Прекрасная речь, пан доктор, - сказала барышня Пригожая. - Ваш дядюшка мог бы мне напомнить о ней, отыскалась бы в бумагах, он уже однажды ее произносил, лет двадцать назад, на подобном же процессе, тогда жена убила своего мужа, который запил.

А я думал, забеременел, - прошипел пан доктор и вскочил с кресла. - Поймите же, ничего такого я произносить не буду, это у меня первое крупное дело, и врать я не намерен!

Тогда ума не приложу, как вам удастся защитить этого человека, - холодно отрезала барышня Пригожая. - Я просматривала протоколы, у вас как защитника нет ни малейшего шанса.

- А если он невиновен? Барышня улыбнулась:

- Такая мелочь присяжных вряд ли заинтересует. Ваш дядя частенько говаривал, что присяжная коллегия - женского рода, а потому он ее побаивается.

Во взгляде барышни скользнула тень какого-то смутного воспоминания, заставившего ее обиженно умолкнуть.

Молодой адвокат зажег настольную лампу и стал готовить речь. Продвигалась она со скрипом, он, конечно, собирался придать ей окончательный вид уже к концу разбирательства, не сомневаясь, что обвинение допустит какой-нибудь промах, которым защита не замедлит воспользоваться, а сейчас пытался лишь набросать основную концепцию. Время летело быстро, ночь клонилась к тусклому рассвету, а молодой защитник чувствовал, что не дается самое главное - нечем ему пронять присяжных. Но чем дольше листал он бумаги, тем больше убеждался, что нет смысла выгораживать безвинного человека, лучше всего открыть дело с другого, противоположного конца. Существовал ли еще некий человек, заинтересованный в гибели несчастной?

Что такое говорил Бурда о ее дочери? Может статься, в деревне знают об этом больше? Но как выспросить о чем-то людей, которые верят в гоготунов и которым является смерть? А когда наступило утро, доктор Дубский решился на довольно-таки отважный шаг. Нагрянь он в деревню самолично, вряд ли будет какой толк. Люди уже прознали, кто он, и станут держать язык за зубами. Тут нужно предпринять что-то другое. Это будет стоить денег, ну и пусть. Молодой адвокат готов был понести убытки, раз уж и так защищал бесплатно. Собственная честь дороже. Почту только открывали, когда он переступил ее порог и нетерпеливо потребовал телеграфный бланк.

К вечеру в городке объявился мужчина в солидном старомодном плаще и темном котелке. Это был полицейский инспектор в отставке, ныне владелец частного детективного бюро. Пан Мразек прибыл без своего чудо-пса, страдавшего уже тяжелой одышкой. Зато сам пан Мразек на здоровье пока не жаловался. Завидным своим терпением, приобретенным на службе в пражской "четверке", он успешно пользовался теперь при слежке за неверными супругами и сборе конфиденциальной информации для финансовой инспекции. Иногда занимался он также розысками нашедников, и все это в целом позволяло ему мириться со своим положением пенсионера.

- Пан инспектор, - торжественно объявил ему доктор в своей канцелярии, - у нас катастрофически мало времени. Вернее, его вовсе нет, процесс начинается завтра и, судя по всему, не затянется. Дело ясно как божий день. Вот, пожалуйста, ознакомьтесь с протоколами, а затем я скажу, что мне от вас нужно.

Пан Мразек, учтиво заметив, что никогда ничто не бывает поздно, погрузился в изучение обвинительного акта, а барышня Пригожая отправилась за пивом. Молодой адвокат тем временем впал в состояние полной прострации. Все это грозит позором, Бурду приговорят к смертной казни, а ему как защитнику больше никто ничего не доверит. Придется, прикидывал он, бросить дядюшкину контору, если сам достопочтенный дядюшка не выгонит его взашей, узнав, что самоуверенный племянник не воспользовался его речью, способной растопить сердца присяжных, а вместо этого легкомысленно попытался доказать невиновность подзащитного.

Пан Мразек сообщил, что с протоколами ознакомился.

- И что вы на это скажете?

- К вашему сведению, ничего. Пока что такой пасьянс складывается, скорей всего, в удавку.

Молодой человек хмуро кивнул.

- И больше ничего?

Вот разве что... Бывший мой шеф, полицейский советник Вацатко, всегда внушал нам не доверять ничему, что раскрыто жандармами. Если следовать его наказам, надо бы распутать клубок с другого конца.

Вот-вот, этот-то конец мне и нужен, пан инспектор. Жандармы шли, ни что же сумняшеся, по следам человека, у которого с нею была связь и от которого она забеременела. Но точно ли от него?

Точно здесь лишь то, что он был ее фактотум. От него ли - это еще вопрос. Но тогда от кого?

- Именно потому мне и нужна ваша помощь. Понимаете, если туда, в деревню, заявлюсь я, люди будут сторониться меня как черт ладана, никому из городских они не доверяют, особенно жандармам, судейским и прочим подобным личностям. А я, как ни взгляни, из той же братии. Мне нужно, чтобы там побывал человек совсем посторонний, да еще умеющий к себе расположить. А уж вы-то умеете. Меня удручает, что прокурор привлек так мало свидетелей. У него нет никаких сомнений! Защита в таком же положении, с той лишь разницей, что просто не нашла никого, кто бы этому Бурде захотел помочь. Люди молчат. Его жена, которая выступает на моей стороне, имеет право отказаться от показаний. Еще, правда, в нашем распоряжении их работница, но это настоящая деревяшка, и кто знает, что она в судебной суматохе может под присягой нагородить. Пан Мразек неспешно набивал свою трубку.

Насколько я вас понимаю, пан доктор, вам желательно провести некоторое расследование.

Больше всего мне желательно найти какую-нибудь прореху в обвинении и доказать, что оно выстроено на хлипком фундаменте. Нужно добиться хотя бы отсрочки процесса. Вряд ли это удастся. Но что бы вы там ни откопали - постараюсь все пустить в ход!

Пан Мразек выслушал объяснения, где находится деревушка и как туда добраться.

Вторая станция по местной ветке, и немного пройти лесом. Да, вот еще что. Вы верите в духов?

Пока такой случай не представлялся.

Ну так представится. Завтра я засяду в суде и к вечеру жду от вас какого-нибудь чрезвычайного известия.

К вечеру много чего навряд ли, но что-нибудь да принесу. Как я погляжу, тут надо потихоньку да полегоньку.

На следующий день в местном суде началось слушание дела, вступительная процедура оказалась, как и следовало ожидать, отменно нудной - зачитывались неинтересные и всем известные факты, но зал суда был набит битком, и председатель в душе радовался такому многолюдью. Обвинение и защита хранили мрачное молчание, у защиты оно было вызвано скорее беспокойством, что там поделывает пан Мразек и не засел ли в корчме вместо того, чтобы как можно быстрее раздобывать сведения.

Наивный юноша не знал, что на селе без корчмы ни в каком деле не обойтись.

Пан Мразек по здравом размышлении решил сойти за агента Деревообделочной фирмы - закупает, мол, древесину. Затеет разговор насчет длительных поставок, так сказать, пока что на стадии переговоров. Кроме того, проявит интерес к покупке земельного участка на каком-нибудь пологом склоне, где бы его фирма могла разбить опытный питомник декоративных деревьев. Такая выдумка, может и не очень хитроумная, давала возможность пооколачиваться по дворам. Уже до полудня у пана Мразека в корчме действовала почти настоящая контора.

Люди потянулись к нему один за другим, как только было сломлено первое недоверие и всем стало ясно, что он не из судейских и о приключившемся в селе ничего не знает и знать не желает.

Зато его очень занимало, почему это люди отказываются заготовлять лес на участке, прозванном "В заводях". Оказалось, что там, особенно по весне, много трясин, а еще там с незапамятных времен живут водяные. Иной раз ночью слышно, как они причитают, что им не хватает воды, зато весною веселье у них хоть куда, а русалки при свете месяца пекут хлебы. В селе еще живы старики, получившие от них по краюхе такого хлеба, и был он весь волглый и зеленый от плесени.

Пан Мразек только слушал да ахал. А потом и сам вступил в разговор, мол, и ему довелось кой-чего повидать в своих странствиях по свету.

Люди ему на это возразили, что, может, свет и широк, да ведь и у них в селе не соскучишься! Сегодня, к примеру, в городе идет суд над их односельчанином, убившим свою полюбовницу...

Пан Мразек ответил, что это, конечно, ужас что такое, но его больше интересует древесина.

А с полудня корчмарь самолично водил гостя по дворам, где могли найтись желающие продать кусок поля на этот его питомник для декоративных деревьев.

Агент деревообделочной фирмы ни на кого не нажимал, времени у него было вдосталь. Тут и там давал дельные советы, чтобы каждый мог основательно все взвесить. Когда продается земля вблизи дома, то она уже считается строительным участком, и цена ей намного выше. А поскольку ничего так не ласкает деревенский слух, как разговоры о деньгах, охотников потолковать с ним в корчме вечером, а то и на следующий день, хватало с лихвой.

К вечеру пан Мразек об отношениях в селе знал больше, чем о лесозаготовках. Впрочем, в последних он вообще не разбирался и хоть говорил о кубометрах, как о своем хлебе насущном, но представления на сей счет были у него самые туманные.

Пока пан Мразек вдохновенно врал, молодой защитник чувствовал, как на горле его клиента все туже затягивается петля: обвинительная сторона действовала с профессиональной ловкостью и заметно было, что на лицах присяжных все сильнее проступает святое негодование.

Он облегченно вздохнул, когда председатель закрыл сегодняшнее заседание. Процесс был настолько ясен, что мог закончиться и к вечеру, этого не сделали, лишь учитывая общественное мнение и серьезность дела. Итак, суд прервал свою работу, господа присяжные вышли из здания, каждый прямо-таки ощущал над головой нимб вершителя правосудия. Люди уважительно расступались перед ними.

Молодой защитник успел переговорить со своим подопечным перед тем, как конвоир увел его в соседнее здание тюрьмы.

- Это ужас, пан доктор, - устало сказал Бурда, до которого только теперь, в процессе до жути торжественного заседания и монотонных речей, наконец дошло, что дела его обстоят гораздо хуже, чем ему хотелось бы верить.

- .Я ведь вам говорил, пан Бурда. Но не вешайте головы - сделаем все возможное. Я нанял специального человека, он раздобудет кое-какие сведения.

И вы сами будете ему платить?

Ничего иного не остается.

А вы не смогли бы защищать меня за деньги?

Смог бы, конечно, но не рассчитывайте, что оттого защи

щать вас буду лучше. Как видите, делаю все, что в моих силах, деньги тут ни при чем.

- Вижу, - вздохнул подсудимый, - я вижу... Но если со мной что случится, зачем вам оставаться внакладе? Мне по карману взять расходы на себя.

Молодой человек подумал, что это первая его победа, и дал своему клиенту подписать новую доверенность. Отрадно, что подзащитный заметил его добросовестность. Может, ее отметят и судьи с присяжными.

- Завтра выступит свидетелем ваша супруга, - напомнил

он.

- Что толку, лучше бы навоз вывезла, - со всей серьезностью сказал Бурда, и на том конвоир отвел его в камеру.

Тем временем пан Мразек тоже выказывал большую озабоченность проблемами земледелия и, рассуждая о будущем декоративном питомнике, вошел в такой раж, что пришлось ему самого себя окоротить: вдруг кто-нибудь из крестьян разбирается в этом лучше меня? А что каждый второй мог разбираться в этом лучше, чем он, сомневаться не приходилось.

Любезно сопровождаемый местным корчмарем, он отправился к подворью, о владельцах которого разузнал уже в полдень.

— Туда ходить не стоит, там живет девчонка, дочка покойницы, из-за которой сегодня в городе идет суд, - предупредил корчмарь.

— Ага, та, из-за которой вашего односельчанина вздернут! - вспомнил пан Мразек.

— Так уж оно водится, стоит только человеку попасть в лапы судейских...

— Не был бы виноват, не вздернули бы, - мудро замети пан Мразек.

— Дак он с ней полюбовничал, - вздохнул корчмарь.

— За это не вешают! Он получит свое за то, что убил ее!

— Убил ли! - засомневался корчмарь и даже задержал шаг, призадумавшись. - Я знаю одно: в тот вечер он был в корчме и после пошел домой, а не к пруду, иначе повернул бы на другой конец деревни.

— Так вам надо выступить с показаниями на суде! - оживился пан Мразек.

Корчмарь перепугался:

- Мне? Да ни в жисть! Стыдоба какая! Из меня на суде не выжали бы ни словечка. Я б ничего не вспомнил.

44

Что и можно было сразу предположить, вздохнул про себя пан Мразек и сказал:

- Я все-таки осмотрю этот дом. Понимаете, моей фирме понадобится какое-нибудь строение для складов и небольшой конторы.

Уже открывая дверь, он уловил в доме какую-то суету.

А переступив порог горницы, увидел одну лишь молодую деваху, с испугом озиравшуюся на боковую дверь. Красивой ее никто бы не назвал, но формы у нее были весьма пышные, если учесть, что нынешним летом она только закончила школу. Фигурой девочка напоминала уже молодую женщину. Она в спешке застегивала кофту, на печке стоял раскаленный утюг, а со спинки стула свисала куча белья.

Пан Мразек, пошныривая глазами по горнице, готов был присягнуть, что за полуприкрытой дверью в боковушке кто-то стоит - в щели маячила тень.

- Барышня дома одна? - заворковал он. - Я от деревообделочной фирмы, интересуюсь участками. Но вы еще, как я погляжу, слишком молоденькая, чтобы толковать с вами о куплях-продажах.

- Я не знаю, - улыбнулась девчонка, - вот, платье себе глажу.

Конечно, конечно, какая молодая и красивая девушка не думает о нарядах!

В суд назавтра собираюсь, - без особой радости объяснила хозяйка.

Ну что ж, тогда не буду отнимать времени... Небось тоскливо вам тут одной?

Ага.

- Брось, - загудел с порога корчмарь, - я тебя знаю, бы стро утешишься.

Девчонка надула губы, казалось, вот-вот покажет корчмарю язык, но так и не отважилась.

Пан Мразек покровительственно улыбнулся.

- Такая молоденькая надолго одна не останется, верно? Ну гак мы пойдем. До свидания, барышня.

Когда они вышли, корчмарь сказал:

Придурковатая. Бабы давно поговаривают, что ее подкинули.

Кто же? - изумился пан Мразек. Кто! Полудница либо еще кто.

А что, женщины у вас до сих пор верят в полудницу? засомневался пан Мразек.

А чего бы им не верить? Вот сходите к старой Деймке, она вам такого понарасскажет! - убежденно ответил корчмарь.

Ну, меня больше лес интересует, - засмеялся пан Мразек. Но на обратном пути все же спросил, где эта старая Деймка живет.

Вечер ему пришлось просидеть в корчме, за разговорами о лесе и о том убийстве, а поскольку наш агент по древесине уже обзавелся кучей знакомых, говорилось при нем иначе, чем при жандармах. В том что Бурда виноват, большинство сомневались. И тем не менее было ясно, что они ради него пальцем не пошевельнут - такая уж, мол, его планида.

А человек всяко может узнать про свою судьбу, хотя бы у водяных в заводях- те все видят, - либо дождаться полуночи на Висельном холме, а потом плюнуть трижды через левое плечо, после чего ему явится душа какого-нибудь висельника.

Пана Мразека, который верил лишь карточным гаданиям, все это не только изумляло, но и удручало. Главным образом оттого, что эти почтенные мужики, такие душевные здесь, в корчме, к судьбе своего ближнего относятся, в сущности, с жестоким равнодушием

Когда он потом возвращался лесом к станции и оглянулся на домик, в котором сегодня побывал, то готов был дать голову на отсечение, что крадущаяся от халупы фигура ему не примерещилась. А еще там мелькнуло что-то белое - может, женщина в рубахе, а может, раз уж здесь это в порядке вещей, какая-нибудь бесовка.

Пан Мразек повернул назад, но мужская фигура пустилась наутек и исчезла. Старому инспектору ничего не оставалось, как продолжить свой путь. Из-за поезда, конечно, а не из-за того, что у него вдруг по спине мурашки пробежали.

Второй день процесса выдался бурным, но молодой защитник растерянным себя не ощущал. Во-первых, был к этому готов, а во-вторых, ночью выслушал рапорт пана Мразека. В душе он даже ликовал: идея обратиться за помощью к старому инспектору оказалась верной. Во всяком случае, теперь он знает больше, чем обвинительная сторона. И что самое важное - может привлечь и других свидетелей. Если даже говорить они будут не очень убедительно, он вынудит их своими вопросами признать, что в виновности крестьянина Бурды они сомневаются. Любопытно: обвинение сегодня выставит свидетелем несовершеннолетнюю дочь убитой! Прокурор, конечно, сыграет на таком крупном козыре: плач над ребенком, едва переступившим школьный порог, затем последует плач над ребенком нерожденным... И тут не останется ничего другого, как присоединиться к прокурорским рыданиям, попри читать дуэтом, правда в некотором диссонансе, - его проклятия тоже падут на голову преступника, но не на ту, что сидит на плечах его подзащитного. Чья она на самом деле, молодой защитник не знал, да и не стремился узнать.

Да, это была арена, а на ней два быка, оба невидяще глядели перед собой, ничего вокруг и около не интересовало их. Одним из быков, прошу прощения, был пан прокурор, он опирался исключительно на дознания жандармерии, видел перед собой убийцу и считал своим служебным долгом добиться для него виселицы; вторым был молодой адвокат - тоже ослепленный, он видел в подсудимом невиновного, почитал за честь доказать это либо по крайности поставить под вопрос бесспорность обвинения. В игре участвовали также двенадцать скорбного вида мужчин, сегодня утром они заняли свои места в полной уверенности, что Бурда виновен, и от искусства защитника зависит, поколеблется ли в них завтра эта вера.

Пан Мразек с рассветом вернулся в село - хлопотать насчет леса, а главное, насчет кое-чего другого. Ясно, если Дубский предъявит суду дальнейших свидетелей из местных, с его миссией здесь будет покончено, сюда ему больше возврата нет. В его распоряжении совсем мало времени. Из всех сельчан пана Мразе-ка больше всего сейчас занимали двое: мужчина, который ночью крался из халупы несовершеннолетней сиротки, а еще та женщина, о которой упоминал корчмарь, - старая Деймка. Если она в селе слывет знахаркой, наверняка знает больше остальных.

Явиться к такой особе - дело непростое, и пан Мразек состроил на своем лице самую бесхитростную улыбку - из тех, в каких успел понатореть за долголетнюю полицейскую практику.

Пани Деймкову, как он учтиво ее отвеличал, рекомендовали ему многие из местного люда, щебетал пан Мразек. Докто ра, мол, ей в подметки не годятся, вот он и решил обратиться к ней за помощью. С годами стали ему досаждать сильные колики- страшная помеха в работе, - а те лекарства, которые ему дают доктора, ни черта не помогают. Еще его матушка говаривала, что от людских хворей единственное спасение - травы. Да где их в Праге взять, сами подумайте!

Бабка особой говорливостью не отличалась и вроде бы не горела желанием расширить свою клиентуру.

- Чего это вы все по селу вынюхиваете? Видала, так и шныряли тут вчерась!

Пан Мразек огляделся вокруг, как бы проверяя, действительно ли они здесь одни, и сказал:

- Паш Деймкова, я и вас мог бы водить за нос, что приехал сюда ради леса, но не стану этого делать, потому что женщина вы мудрая. Честно признаюсь, из полиции я. По поводу хозяина Бурды, на котором сейчас там внизу, в городе, медленно, но верно затягивается удавка. Дело не шутейное, уверяю вас! Вот я и хочу у вас разузнать, что вы обо все этом думаете... Коренья мне, само собой, тоже нужны, но отложим их на потом, ладно?

Бабка слабо усмехнулась, полезла в духовку, вытащила искусной работы жбанчик с кофеем, сразу заблагоухавшим во всех углах ее неприглядного темного обиталища, и подвинула к гостю миску со сладкими пирожками.

Попейте, да и подзакусите. Правильно сделали, что не соврали мне, - сказала она уже миролюбивей.

Вам я просто не осмелился, - признался без околичностей пан Мразек и с удовольствием стал пить кофе. Лишь отодвинув опустевший жбанчик, спросил: - А вы, пани Деймкова, верите, что это сделал Бурда?

Кто может заглянуть в людские сердца, золотой мой, ненаглядный! - вздохнула бабка. - А все ж навряд ли.

Небось испугался, что она ждет ребенка?

А вот и не угадал. Потому как Анна, уже когда была Пршимдовой, ходила со мной за кореньями, а они, знаете, в самом начале от этого избавляют. Но она хотела от него дитё, да и он вроде тоже, с женой-то у него детишек не было, а мужика это завсегда уедает.

Так ведь это же на суде главное доказательство - дескать, хотел от нее избавиться! - вскричал Мразек.

Старуха усмехнулась.

Ну, на суде, разве что там. Люди глупостью не обижены. Но в человека никто не заглянет, это уж точно.

Кроме водяных в заводях, - съехидничал пан Мразек.

Кто хочет водяных увидать, тот их увидит, почему бы и нет, там в заводях, пустым-пусто, всякие мысли человека одолевают в таком месте. Мало ли, может, явится ему настоящая правда в той тиши, у водяных.

Бабка засмеялась, и ясно было, что сама она их не видела и видеть не хочет.

Ну а если Бурду казнят или упекут на всю жизнь, что тогда?

Кара есть кара, ее надо принимать, ежели на то воля господня. Он ведь святым не был, и за слезы жены своей, Анежки то бишь, придется пострадать. Уж та ко мне набегалась, горевала, что муж ее гуляет с Анной. Я ей давала зелье всякое, чтоб спалось крепко.

Ну хорошо, пани Деймкова, я вас понимаю. Пускай Бурде воздастся! Но если он этого не сделал, где-то здесь так и будет слоняться меж людьми убийца, никак за свою вину не пострадавший. А это, по-моему, негоже.

Оно верно, негоже, - согласилась бабка. - Тут у меня, между нами, Анна тоже побывала, не из-за себя, с девкой у ней хлопот был полон рот, не заладилась она у нее. А недавно просила дня дочки коренья, мол, эта ее жаба забрюхатела. Подумать только, нашелся же какой-то кобель. Но корешки не помогли.

Пан Мразек хмыкнул:

Не помогли... Значит... Да ведь она еще ребенок!

Зато стерва. Уже связалась с мужиком.

А с кем, простите? Старуха пожала плечами:

Ну, Анна мне не говорила, хоть и знала.

Голова у пана Мразека была натренирована увязывать в одно целое вещи, по видимости ничем не связанные. И сразу у него мелькнула мысль: знала, а чтоб не проговорилась, должна бы ла умереть!

А вдруг все не так? Если на то пошло, здесь, на селе, к таким вещам относятся не слишком уж трагично: дочь вдовы, которая и сама-то не без греха, попадает впросак - невелика беда! Это не хозяйская дочь, кому на роду написан богатый жених!

Но девчонке-то лет четырнадцать, не больше! Виновнику грозит уголовное дело, даже если бы он доказал, что она сама к нему на шею кинулась. Страх... Страх осрамиться на деревне силен.

Знали об этом двое: мать и дочь. Теперь уже знает одна лишь дочь. Будет ли молчать?

Или ее тоже заставят умолкнуть? Пан Мразек озабоченно нахмурился.

Бабка насыпала ему в кулек кореньев. Они пахли и шуршали, крошась меж пальцев.

В зале заседаний тем временем царило оживление. Газетчики сидели довольные, состав обвинения и защиты подобрался любопытный. Поначалу казалось, что власть на процессе решительно возьмет в свои руки прокурор, защитник ex offo не внушал интереса. Но потом ситуация понемногу изменилась.

При допросе свидетеля Хлоупека, сторожа из села Голино-ва, дело начало приобретать другой оборот - молодой защитник своими вопросами поверг свидетеля в мрачную растерянность. Он добивался от него признания, что тот не уверен, точно ли человек, направлявшийся к лесу, был Бурда.

Протестую против попытки защитника запутать свидетеля второстепенными вопросами. Его показания были надлежащим образом запротоколированы уже при дознании, и свидетель не обязан в них ничего менять, - заявил обвинитель.

Господин прокурор не хуже меня знает, что все, занесенное со слов свидетеля в протокол, может и должно быть дополнено судебным разбирательством, иначе к чему вообще тогда суд: обвиняемый - в нашем случае невиновный - понес бы наказание прямо на месте преступления, как это водилось в достопамятные времена! - настаивал защитник, взвешивая каждое свое слово.

Председатель призвал обоих господ к порядку и потребовал вернуться к существу дела, хотя знал, что они не подчинятся ему и будут правы. Это был судебный театр со своими законами, и председателю они нравились. От него не ускользнуло, что всего лишь один из участников остается безучастным, ничего не понимает и как бы оглушен всем, что здесь происходит, и это -сам подсудимый. Председателя такая апатия раздражала. Обвиняемый, по его разумению, перед лицом смерти должен принимать в действе самое активное участие.

Защитник ему импонировал, особенно отчаянными своими усилиями опровергнуть безупречно сработанное обвинение, которому нечего было противопоставить и которое могло запросто отправить человека на казнь хоть сейчас. Ему нравилось, как молодой человек отражает натиск доказательств, мотивов, показаний и протоколов.

- Итак, свидетель уверен, что видел той ночью Бурду. Спрашивается, какая могла быть погода, если свидетель так хорошо разглядел в темноте? Или у него как у сторожа настолько натренировано зрение?

Смех в зале.

Свидетель, заикаясь, настаивает, что видел хорошо.

А что, светила луна? - допытывался адвокат.

Да, - подтверждает свидетель и отводит глаза. Он уже собрался было сесть, но неугомонный защитник спешит к председательствующему и протягивает какую-то бумагу.

К сведению суда, вот доказательство того, что свидетель либо ошибается, либо лжет.

Прокурор на повышенных тонах протестует против оскорбления свидетеля. Председатель одновременно делает внушение защитнику и берет из его рук бумагу.

- Прошу присовокупить к делу сводку государственной метеорологической станции, из которой следует, что в ночь с 6 на 7 сентября было новолуние и потому плохая видимость.

Прокурор на мгновение теряет дар речи. Н-да, значит, защитник безошибочно уловил слабину в обвинении и будет атаковать именно в этом направлении. На его месте обвинитель действовал бы точно так же. А теперь ему не остается ничего иного, как протестовать.

Председатель суда, обожающий такие драматические поединки, аргумент защиты принимает. Невооруженным глазом видно, что присяжные слегка ошарашены таким оборотом и не знают, как к этому отнестись.

- Позволю себе спросить свидетеля, действительно ли он хорошо видел Бурду, если ночь была темной?

Свидетель Хлоупек, сезонный сторож, человек средних лет с уклончивым взглядом, беспомощно озирается на своего покровителя, пана прокурора, но тот ничего ему, разумеется, подсказать не может. Тем не менее смотрит на свидетеля ободряюще.

Сторож молчит.

- Свидетель, вам был поставлен вопрос защитником. Прошу ответить, - строго говорит председатель суда, чем приводит допрашиваемого уже в полное замешательство.

- Я видел, то бишь думал, что вижу... - шепчет сторож, пугливо потупив глаза.

По залу прокатывается смех и шум.

- Вынужден констатировать, что показания свидетеля о том, что он видел обвиняемого, идущего лесом в сторону пруда, совершенно недостоверны. Считаю себя вправе отклонить такие показания, - торжественно заявляет защитник и усаживается на свое место.

На лицах присяжных беспокойство, некоторые позволяют себе отпускать замечания, и прокурор это расценивает не в свою пользу.

- Уважаемый суд, - безжалостно бьет в одну точку защитник, - довожу до вашего сведения, что я вызвал свидетеля, который, напротив, видел, как подсудимый той ночью шел в совершенно другом направлении, а именно из корчмы домой.

Но это был последний его удар по обвинению.

Слово опять взял прокурор и весьма удачно провел череду атак. В какие-то минуты сам председатель готов был рукоплескать, так превосходно у него получалось. Особенно когда перед судом предстала супруга обвиняемого, свидетельница, от которой защита многого для себя ожидала.

Она не хотела вредить своему мужу, но после нескольких хитрых вопросов прокурора проговорилась, что вышеупомянутая покойница была мерзавкой, пыталась разбить их семью, и предположила, что у ее мужа могло появиться желание от такой особы избавиться.

Крестьянин смотрел на свою жену укоризненно, а молодому защитнику стоило немалого труда загладить произведенный ею нежелательный эффект.

У прокурора же оставался еще в запасе главный козырь - показания дочери Марии. Все, кто об этом знал, предполагали, что преподнесены они будут по старому доброму рецепту: юному созданию, почти ребенку, предстоит разжалобить присяжных до слез.

Но случилось иначе. Все несколько озадаченно разглядывали представшую перед ними испуганную деваху. Присутствующие ожидали увидеть маленькую девочку, а увидали пышный бюст и крутые бока, распиравшие крестьянское платье.

Произошло это в момент, когда в зал суда проник с новым донесением пан Мразек. Но передать его сейчас пану доктору было непросто - в зале все застыли. Прокурор выспрашивал у молоденькой свидетельницы, что она знает о крестьянине Бурде, а та отвечала односложно и как-то глуповато. Молодой защитник в душе уже ликовал. Нет, эта девчонка не вызовет искреннего сочувствия, слишком уж пышнотела для бедной сиротки.

Он недооценил обвинительную сторону, прокурор припас кое-что совсем неожиданное.

Расскажите, как вы узнали о смерти своей матушки?

Утром. Пришли люди, кричали, я и проснулась.

- И подумали, что с вашей матушкой это сделал обвиняемый Бурда?

Адвокат, вскочив, собрался уже выразить протест, дескать, такой вопрос недопустим, но председатель суда взмахом рукч усадил его на место.

Девушка, опершись о деревянный барьер свидетельской трибуны, ответила:

- Знаю только, что мне приснился в ту ночь чудной сон. В ту ночь, когда с мамочкой это сталось, примерещилось мне что она вдруг вошла в горницу, вода с нее течет, а на голове рана от камня, смотрит она на меня, а я на нее. А потом и говорит: "Глянь, вот что со мной сделал хозяин Бурда".

В зале суда воцарилась жуткая тишина. Адвокат хотел вскочить, но ноги ему не повиновались. В ужасе глядел он на это глупое дебелое существо, и ощущение у него было такое же, как и у всех остальных: на него повеяло какой-то другой жизнью, чем-то потусторонним, недоступным человеческому разумению.

Прокурор подошел к свидетельской трибуне и отвел девочку на место. В эффектах он знал толк.

Сторож Хлоупек потеснился, и она уселась рядом с ним на скамью для свидетелей.

Только тут молодой адвокат опомнился:

Господин председатель, я протестую! Такое давление на суд непозволительно.

Суд сам отберет из показаний необходимое, - ответил слегка выбитый из колеи председатель.

В зале нарастал шум, люди переговаривались и спорили, и председатель взялся за колокольчик, чтоб утихомирить публику. Присяжные ошеломленно таращились на девочку.

- Суд не должен принимать к сведению выдумки несовершеннолетней свидетельницы! - кричал адвокат. - Защита может сослаться на научные доказательства того, что сны не предвещают даже отдаленного подобия действительности. Девочка оказалась под влиянием услышанного, и оно смешалось у нее со сном!

И тут случилось такое, чего не ожидал даже председатель суда. Со свидетельской скамьи поднялся Ян Хлоупек и, косясь куда-то вбок, заявил:

- Позвольте мне сказать!

Председатель кивком предложил ему подойти поближе. Шум в зале перекрыл звон колокольчика, требующий тишины.

- Вы желаете дополнить свои показания? - спросил судья.

- Нет, я хочу только сказать, что тут Мария не обманывает. Когда мы принесли тем утром к их дому утопленницу, она проснулась, выбежала во двор и, причитая, сказала мне: "Видела я сон, что пришла моя мать, вся мокрая, и говорит мне - это сделал хозяин Бурда".

Если после слов девочки залом овладел странный ужас, то теперь воцарились гвалт и замешательство, ничем не сдерживаемые, и голос защитника утонул в этом гуле.

Сторож обвел своим блуждающим взглядом публику и вернулся на место.

Прокурор красноречиво молчал.

Председатель огласил перерыв в слушании. Газетчики и судебные хроникеры бросились на почту к телеграфам. Вот она, самая крупная сенсация процесса!

Кровавый сон несовершеннолетней девочки... Ребенок изобличает убийцу... Мертвая мать открывает дочери правду...

В наступившей суматохе пан Мразек протиснулся к скамье защитника.

Пан доктор, я был здесь и все слышал.

Это ужасно, - простонал молодой человек, у которого уплыла вдруг почва из-под ног.

Напротив, как говаривал нам пан советник, пасьянс у нас прекрасно складывается. Немедленно отправляйтесь за председателем суда. Требуйте врачебного осмотра этой девочки. Она в положении.

- Вы с ума сошли!

Да нет, можем даже свидетельницу представить. Но врач разберется и без нее.

Вы считаете, беременность повлияла на ее душевное здоровье?.. Но, матерь божья, ведь ее девственность еще охраняется законом!

Вот то-то и оно! Теперь понимаете, что за неприятности были с нею у матери?

- А кто... Кто виновник?

- Пока я не в курсе, но она скажет, если на нее поднажать, головой ручаюсь! У этого человека была причина избавиться от ее матери, ведь убитая знала о нем. Не исключено, что следуюшей жертвой может стать сама девчонка.

Защитник судорожно ухватил пана Мразека за рукав и поволок его за собой к председателю.

Но пан Мразек вырвался у него из рук и смешался с толпой. Он предпочел держаться поближе к юной свидетельнице и понаблюдать, с кем она говорит и не советует ли ей кто исчезнуть. Это уже вошло у него в привычку.

Председатель суда, выслушав защитника, буквально побелел.

- Вы отдаете себе отчет, что это значит, пан доктор?

- Думаю, да. Прекращение суда, возврат дела на доследование и новый процесс.

- Немыслимый позор! - застонал добряк председатель.

- Все же меньший, чем если бы присяжные объявили виновным ни в чем не повинного Бурду!

- Да-да... Но все это правда?

- У меня есть свидетель, пан председатель. Могу и еще представить... В конце концов, в вашей власти отказать защите - отправьте несовершеннолетнюю свидетельницу на экспертизу просто для проверки ее душевного здоровья. А заодно не составит труда осмотреть ее на беременность.

Председатель объявил окончание перерыва.

Первым делом он сообщил, что удовлетворяет просьбу защиты о медицинской экспертизе Марии Пршимдовой, свидетельницы в возрасте четырнадцати лет и трех месяцев.

Обвинение, разумеется, внесло протест, который был отклонен.

Очередное слушание дела председатель, учитывая обстоятельства, объявил закрытым. Под оглушительный гул помещение было очищено от публики, недоумевающая толпа теснилась теперь у входа, между тем как газетчики пытались прорваться внутрь.

Свидетель Хлоупек держал испуганную Марию за руку, не отпуская ее со стражником, которому поручено было сопровождать ее к врачу.

- Она ни при чем, с нею все в порядке! - кричал он.

Распоряжение суда, - хмурился стражник, - не нарушайте закон.

Какие у вас, свидетель, причины настаивать, что этот ребенок здоров? - допытывался защитник у разъяренного сторожа.

- Я знаю... А вам что за дело!

Хлоупек отвернулся от него и пошел из зала.

- Свидетель, вы мне еще понадобитесь, - окликнул его адвокат, - слушание дела не закончено!

В дверях сторожу загородил дорогу пан Мразек и повернул его обратно.

Мы сегодня, сдается, виделись? - сказал он ласково. - Ночью вы выходили из дома Марии Пршимдовой. Что это вам взбрело дать от меня деру?

Чего пристали ко мне! - завопил Хлоупек. - Я вас знать не знаю!

Пан Мразек пожал плечами и дисциплинированно покинул зал суда, потому как даже ему не дозволялось оставаться.

Процесс при закрытых дверях продолжался сравнительно недолго.

До медицинского осмотра дело не дошло, врач показал, что девочка разревелась сразу же, как только он попросил ее раздеться. Сама призналась в своем положении и, не особо упрямясь, назвала будущего отца.

Председатель суда прямо в зале распорядился взять под стражу бывшего свидетеля Яна Хлоупека, тридцатипятилетнего наемного сторожа из села Голинова, и для верности сразу же, в связи с фактом преступного совращения несовершеннолетней Марии Пршимдовой, подвергнуть его аресту - дабы изолировать от потерпевшей.

Затем процесс снова был объявлен открытым, и председатель огласил, что слушание по делу обвиняемого Вацлава Бурды откладывается, так как суду предъявлены новые, прежде неизвестные доказательства.

Вторичное дознание поручается следственным органам.

Журналисты опять кинулись к почте - передать в газеты свежую, еще более сенсационную новость.

Вокруг молодого защитника щелкали фотоаппараты и сверкали вспышки магнезии.

Пан прокурор подошел к нему, чтобы пожать руку.

- Коллега, вы сослужили правосудию неоценимую службу, позвольте поздравить вас! Само собой, прокуратура даст согласие освободить Вацлава Бурду. Новое слушание будет вестись в совершенно ином русле. Я и не подозревал, что показания этой девицы все так перевернут!

Сказал он это, при всей своей профессиональной выдержке, довольно кисло.

- Показания этой девочки, пан доктор, - сказал пан Мразек молодому защитнику уже позже, за совместным ужином, щедро сдобренным вином, - вам помогут еще кое в чем. Я слышал их, да и, надеюсь, запротоколированы они точно. Девчонка сказала, что у матери была на голове рана от камня... О том, что удар нанесен камнем, мог знать лишь Хлоупек!

Пан Мразек, мне бы вашу голову! - восхитился молодой человек.

Какое там, пан доктор, не в голове дело, а всего лишь в многолетнем опыте!

Потом они вместе отправились на вокзал, и пан Мразек в ожидании поезда загляделся на горизонт, где вздымался островерхий силуэт синего холма.

Так это же Висельный холм, тот самый, который рядом с Голиновом, - сообразил он. - Смотрите, какие над ним мутные полосы! Кажется, снег повалит.

И вовсе не снег, пан Мразек, это души повешенных. Они туда по ночам слетаются, - тоном знатока объяснил молодой адвокат по уголовным делам.

Пан Мразек с облегчением уловил гудок подъезжающего поезда.

 

О ДОБРОМ СЕРДЦЕ ПАНА СОВЕТНИКА (Перевод Л. Ермиловой)

- Ой, коллеги, держите меня! - изумленно воскликнул пан Боуше, зайдя в "дежурку". - Наш старик и в самом деле начинает стареть. Ударился в благотворительность!

. - Рано или поздно каждого это ждет, - мудро заметил пан Бружек. - Великих грешников - раньше, добродетельных людей- позже.

Остальные бросили кто работу, кто карты, чтобы послушать, какую новость принес пан Боуше.

А все было так: вчера вечером отделение, отвечающее за облавы и громко называемое уголовным розыском, решило обстоятельно прочесать территорию. По сему поводу коридоры пражской "четверки" оказались набиты битком - не так-то легко все проверить и кого следует задержать внизу до полного выяснения. Пан советник Вацатко с группой криминалистов в этой операции лично не участвовал, но и для них результаты представляли интерес. Улов состоял большей частью из всяких шатунов и перекупщиков, но они могли навести на след мало ли какого нераскрытого преступления. А в четвертом отделении их скопилось, увы, изрядно.

Пан советник, пробираясь после обеда по переполненному коридору, услышал внизу женский плач и воркотню полицейского Матеса, который сегодня стоял на вахте. Плач был тонкий и заунывный. А, как известно, пан советник не выносил женских слез. Нежного сердца был человек, хотя судьба и определила его на суровую службу.

Сначала он подумал, что плачет одна из тех женщин, которых водят на допрос, но дежурный Матес объяснил ему, что, напротив, она рвется сюда со двора, прет напролом, словно добивается, чтоб и ее задержали.

Впрочем женщиной сие создание язык не повернулся бы назвать - было это тщедушное существо с детскими глазами, из которых ручьем струились слезы, размазываемые по щекам не совсем чистыми руками.

Наверное, здесь у нее отец, здраво рассудил пан советник, но опять не угадал. У этой девчушки здесь оказался... возлюбленный. И она уже с утра осаждала проходную, а теперь вот прорвалась в коридор, можно сказать, еще одной ногой, иначе ее бы вмиг вытолкали взашей, потому как в коридорах пражской "четверки" должен быть порядок.

Говоришь, дружок твой у нас? - удивился пан советник и огорченно сдвинул брови. - Не рановато ли дружков заводить? Сколько тебе, собственно?

Уже шестнадцать, - с вызовом ответила девушка и на какую-то секунду перестала хныкать. Этот степенный человек в солидном коричневом котелке вызвал у нее доверие, к тому же важная небось шишка, судя по почтительному тону, каким говорил с ним полицейский, не пропускавший ее наверх.

Зареванная малявка, с виду совсем еще школьница, была не так глупа, как выглядела, жизнь на городской окраине рано заставляет взрослеть. Пан советник ничего не сказал, лишь чуть благосклонней окинул ее взглядом. От него не ускользнуло, что стоит этой "школярке" поднять руки, чтобы утереть глаза, как уже довольно явственно начинает выпирать животик - ясно, кто-то успел помочь ей распрощаться с невинностью. Скорей всего, тот, из-за которого она устраивает здесь такой тарарам. Понять ее можно, пану советнику это даже понравилось. В мире, где он жил, не часто приходится сталкиваться с такой отважной верностью.

- Как зовут твоего дружка? - спросил он, насупив брови, чтобы выглядеть построже.

- Гризли, - ответила девушка.

- Звучное имя, ничего не скажешь. А сама-то ты как прозываешься? Скво?

- Малышка Маня.

Очень подходящее имя. Но, как я погляжу, не такая уж ты малышка, в скором времени сама произведешь на свет малыша, а?

То-то и оно! - вскричала Маня почти победно.- Он на мне жениться собирается, обещал мне, а если его упекут, возьмет и передумает! На мужиков понадеешься - пропадешь!

Пан советник неуверенно покосился на постового Матеса, будто искал у него совета насчет этой простой народной мудрости. Но тот лишь недоуменно пожал плечами.

Знаешь что? Подожди здесь внизу, только без гвалта, а я расспрошу об этом твоем медведе. Как его по-настоящему зовут-то?

Вашек,- с нежностью произнесла она.- То бишь Вацлав Гоуска.

Вацлав Гоуска по кличке Гризли, - бормотал себе под нос пан советник, шагая обратно. - Кабы не ньшешние времена, этот Гоуска навряд ли попал бы сюда. А сегодня таким парням ничего не остается, как бродяжничать - болтаются без работы, вот и высматривают, где что плохо лежит. Будь моя воля, дал бы им в руки лопату - небось сразу бы образумились.

Никакого труда не составило выяснить, в чем этот парень замешан. Оказалось, его уже брали на заметку, раз-другой у него случались неприятности с полицией из-за купли-продажи краденого зерна; все обстояло именно так, как и предполагал пан советник: бывший официант, а ныне безработный, ошивался с компанией себе подобных и кормился всякими случайными приработками, не всегда, понятно, честными.

А вообще-то, сказали пану советнику в отделении, можно этого молодчика и отпустить, ничего определенного ему не вменяется, забрали его вчера при облаве в проезде Короны. Если пану советнику угодно, они посмотрят сквозь пальцы на его грешки и освободят.

- Мне ничего такого не угодно, но внизу ревмя ревет его девчонка, а, насколько я успел заметить, она в положении, так что для нее это травма вдвойне. Я поговорю с ним! - сказал пан советник.

Вскоре привели долговязого парня; под носом у него темнела ниточка усов, движения были вкрадчивые, как и положено официанту, а лицо пронырливого хищника. Не медведь, а волк, помрачнел пан советник.

- Так вы и есть тот самый "дружок", из-за которого внизу у нас рыдает женщина! - сказал он вместо приветствия.

Молодчик состроил неопределенную мину.

- Молодой человек, я вас отпущу ради этой вашей девушки. Только ради нее, соображаете? И только потому, что, как я заметил, вам следует на ней жениться. Это входит в ваши намерения?

Молодчик тихо цыкнул зубом и кивнул.

- Так что самое время завязать вам с краденым зерном и заняться чемнибудь поприличней, смекаете?

Я бы рад, - подобострастно осклабился бывший официант. - Кабы что подвернулось...

- Знаю, нужда вокруг... И все же многие, невзирая на трудные времена, ухитряются жить честно, и только мизерная часть кормится таким вот, как вы, неблаговидным способом. Попытайтесь присоединиться к честному большинству, ведь теперь вы в ответе за двух человек. Не буду вникать, когда вы ее соблазнили - до шестнадцати или после, пусть это останется на вашей совести. Исправьте то, что сделали, перед алтарем и постарайтесь больше не попадаться мне на глаза!

Молодой человек угодливо согнулся в поклоне и беззвучно выскользнул вон. Пан советник молча покосился на пана Боуше, который минуту назад принес какие-то бумаги, и, словно устыдившись своей мягкотелости, проворчал:

- Полиции, если на то пошло, следовало бы только этим и заниматься. Убеждать людей...

- Да-да, следовало бы, но вы же знаете людей... Кстати, я как раз получил от нашего человека верные сведения - на Дени-совом вокзале орудовал "медвежатник" Когоут.

- Ну так за ним, пан Боуше, не медлите! Пан Боуше кивнул и исчез.

Так что в мире, как видим, сохранилось равновесие. На один милосердный поступок пришелся один арест, а иначе и быть не могло.

Но, в общемто, поступок пана советника не был чистой воды благодеянием - так по крайней мере рассудили его сослуживцы. И потому поручили стражам порядка, отправлявшим службу по месту жительства Вацлава Гоуски, приглядывать за ним и при случае, если таковой подвернется, напомнить об оказанной милости и попытаться выудить из него полезные сведения. Полиция, даже проявляя милосердие, не перестает оставаться полицией.

Страж порядка бржевновского окружного комиссариата Микулаш, на которого взвалили эту заботу, решил не откладывать дело в долгий ящик.

Молодожены - а они таки поженились - занимали комнатенку в сыром домишке, ютившемся на самом краю города;

по субботам и воскресеньям компания Гризли отправлялась бродяжничать, и он безо всяких угрызений совести оставлял свою жену дома в одиночестве, стыдясь, как и полагается порядочному фрайеру, ее живота. И вот Микулаш попытался заручиться поддержкой хотя бы этой затурканной девчонки. Но у Малышки Мани, теперь уже Марии Гоусковой, было на этот счет свое на уме, и, когда утром в понедельник ее благоверный притащил домой прокопченную печку и выложил на стол две пятерки неизвестного происхождения, она без утайки ему обо всем рассказала.

Гризли был кремень парень и честно предупредил свою жену:

Сболтнешь что лишнее, сделаю из твоих губ отрывной календарь! Так и знай!

Ну так сорви сегодняшний листок! - нежно ответила супруга и повисла у него на шее.

К полицейским она относилась так же, как и он, но допускала единственное исключение. Тот пан советник, который отпустил ее милого, - вот он-то совсем другой. Ее даже тянуло снова встретить его, показаться уже мужней женой - все, мол, складывается по его хотению. Вашек, правда, остался прежним Гризли, но зато теперь он ей муж, и всех пшиков она в гробу видала, потому как ее им не расколоть, а Гризли тоже будет держать ухо востро.

И только в укромном уголке сердца зашевелилась тревога- надобно ей все-таки быть начеку, - как бы Вашек не свалился с той тонкой жердочки, на которой балансирует со своей компанией, не помешало бы ему побольше думать о жене, чтоб ни Тапиру, ни Койоту не удалось втянуть Вашека туда, откуда ему возврата к ней не будет. Она чувствовала себя многим старше своего мужа, не догадываясь, что обязана этим той, другой жизни, которая в ней созревала.

Немало времени утекло для нее в таких вот заботах и тревогах, а когда их было уже трое, в один прекрасный день привела она в приличный вид старую коляску, не пожалела денег на трамвай и поехала в Прагу. Долго прохаживалась перед полицейским управлением по Бартоломейской улице, но не удалось ей повстречать пана советника и похвалиться перед ним, что теперь у нее самая распрекрасная малышка на свете и зовут ее Марже нка.

Само собой, тот местный страж порядка через какое-то время снова к ней заявился, жандармы-де раскрыли в Унгош-те малину, полным-полнехонькую краденого барахла, вот он и пришел спросить, не слыхал ли чего на этот счет Гризли. Маня в ответ лишь ухмыльнулась, откудова, мол, - ее муж держится только честной работы, а про всякие там мошенства и знать не желает.

Сказала Маня неправду, и на душе у нее было скверно. Как бы ей хотелось проводить вечера вместе с мужем, забавляться с малышкой, угождать ему, когда вернется с работы... Но работы у него не было, да и искать он ее не искал.

Бывало, приходили ребята из их компании, и Маня слонялась тогда туча тучей, гремела всем, что под руку попадалось. А они знай похохатывали, особливо Койот, он-то больше всех действовал ей на нервы. Койот носился с рисковыми планами, твердил, что надо бы провернуть что-нибудь крупное. Зашибить двадцатку где-нибудь в подворотне на продаже краденого зерна казалось ему мелким делом.

Оставь Гризли в покое! У него дите!

А я что, отнимаю его у папаши? - усмехался Койот, он же Йозеф Иначек. - Я только говорю, что надо бы увести какой-нибудь грузовик, мигом разобрать его здесь, за городом, на запчасти- и тысячная, почитай, у нас в кармане. Ты хоть видала когда тысячную?

- Чихать мне на нее, если придется трястись от страха перед каждым легавым! - взвизгнула Маня.

- Да не связывайся ты с дурехой, - пробурчал ее муж. После их ухода Маня томилась в постели одна - Вашек на нее разозлился и теперь притащится лишь под утро, чтобы дать понять, кто здесь хозяин. В такие одинокие ночи сильней, чем когда-либо, горевала она из-за своей жизни, которая прежде казалась ей такой заманчивой, что у нее хватило слез вымолить ее у полицейских начальников, и которая теперь так круто обходится с нею.

Однажды пан советник, идя поутру на службу, заметил над Бубенчей черный дым. Клубами валил он под ветром к востоку. В полицию уже поступил сигнал, и на место происшествия выехал специалист по пожарам; горела авторемонтная мастерская- сараи, одноэтажные дома, машины и покрышки. Дым чадным столбом поднимался к небу, видать, пожарные хлопотали там уже с ночи. Поработали они не за страх, а за совесть, судя по тому, что соседние строения удалось отстоять, хотя сама мастерская сгорела дотла, но иначе и быть не могло - с бензином, да еще в таком количестве, никакими потоками воды не справиться.

Пожар был крупный, возможно, произошел он по чистой случайности, но не исключался и поджог; тут всегда приходят на ум вероятные махинации со страховкой, так что без полицейского дознания не обойтись.

Пан советник стал распространяться на любимую свою тему о том, что лично он просто преклоняется перед специалистами по пожарам; в его отделе тоже один такой имелся, а именно пан Нечас.

Должен признать, пан Бружек, у меня прямо в голове не укладывается, как этот человек ухитряется в таком деле разобраться: он вам на пепелище, где уже ничегошеньки нет, обнаружит место, откуда возник пожар, да еще вдобавок массу любопытных деталей. Он вам столько разузнает, что мне иной раз кажется, не сам ли он все это напридумал. - И пан советник принялся с толком, с расстановкой раскуривать свою виргинскую сигару. - Полагаю, в очередной раз пан Нечас придет к выводу, что виной всему неисправность электропроводки. Я вот все думаю, отчего это возникали пожары еще в те времена, когда электричества и в помине не было?

От свечки или керосиновой лампы, - вздохнул пан Бружек.

Оба усмехались, будучи уверены, что данный случай к ним никакого отношения не имеет. Но оба порядком просчитались. Не успели они закончить свою легковесную болтовню, как зазвонил телефон.

Ну что, выяснили, где у них там загорелось? - улыбнулся пан советник в трубку.

Позвольте доложить - выяснил, то есть полагаю, что выяснил, но я, прошу прощения, беспокою вас но другому поводу. Случился, видите ли, не только пожар, но и ограбление. И вроДе бы крупное, здесь рядом хозяин мастерской, говорит, многого недосчитался.

Ну, знаете, мало ли чего ему взбредет недосчитаться, сначала пусть докажет, что все это у него там было. Да и много ли вообще могло остаться?

С вашего позволения, вы совершенно правы, кучи обгорелого железа, остовы машин, их было ровно восемнадцать, и все заправлены бензином. Но, с вашего позволения, тут не только грабеж Тут еще и убийство.

Пан советник позабыл про свою виргинскую сигар> и почувствовал вдруг, что воротничок ему жмет.

- Черт, не слишком ли много всего зараз?

- С вашего позволения, слишком, пан советник. Так что осмелюсь попросить вас о командировании группы по убийствам. Дактилоскоп можно не брать, отпечатков здесь днем с огнем не сыщешь, я имею в виду - сплошь все обгорело, да еще и страсть как закоптилось.

А что за убийство? Вы случаем не ошиблись?

Какое там, нами найдены обгоревшие останки человека. Ночной сторож, к вашему сведению, - хозяин мастерской его опознал.

Пан Бружек, - хмуро сказал пан советник, отложив трубку, - чаша сия нас не миновала. Собирайте людей, выезжаем.

Огороженный участок, на котором ночью случился пожар, располагался по соседству с вокзалом, к нему примыкали со всех сторон ограды других дворов, счастье еще, что огонь не перекинулся чуть дальше, на дровяной склад.

От мастерской и впрямь ничего не осталось, кроме закопченных перекрытий и четырех бетонных столбов, поддерживавших застекленную крышу, которая, само собой, от огня рухнула. Все теперь громоздилось одной кучей.

Место, где обнаружили обугленные останки человека, было уже обозначено по всей форме.

- Тут еще что-то обгорелое найдено, пан советник. Позволю себе предположить, что это собака, хозяин мастерской говорит: сторож брал с собой на дежурство дворнягу.

Фотографы споро делали свое дело, мрачный пан советник, пробравшись через свалку, мельком определил по останкам, что труп, скорее всего, мужской; на голове можно было даже заметить след от удара какимто предметом.

Где у вас размещалась контора? Что вы в ней хранили? - буркнул он в сторону хозяина, который ахал и охал, обеими руками сжимая виски.

Вон там.. Там были пишущие машинки, арифмометр, новый калькулятор я как раз купил...

Надо же! Да вы основательно обустроились!

Вот именно, у меня, видите ли, имелись большие планы. Кроме того, здесь стоял небольшой кованый сейф, точно не помню, сколько в нем было, сотен пять, все, конечно, зарегистрировано в книгах, но они, я вижу, тоже сгорели.

Пан советник пытливо глянул на хозяина.

А почему вы решили, что деньги украдены?

Смотрите сами, сейф открыт...

И владелец мастерской торопливо припустил к закопченному сейфу.

- Ни к чему не прикасайтесь, - осадил его пан советник, - пока наши люди не осмотрят и не сфотографируют все! А сейчас приготовьте опись того, что было в конторе и что могло быть украдено. Пан Боуше, труп отправьте на вскрытие. И те другие останки - тоже.

Пан Боуше позволил себе заметить, что можно их и не отправлять, сразу видно - это песик, небольшой такой.

Будь с нами старый Мразек, тот бы даже породу определил.

Знаю, у Мразека своеобразная чувствительность, когда человека вскрывали, ему было хоть бы что, зато собачек всегда жалел. Но мне нужно знать, не убил ли кто и этого пса, иначе он бы тут поднял гвалт... Господа, между нами говоря, положение наше аховое, вы же понимаете, трудно будет за что-нибудь ухватиться. Если преступники не допустили какой-то оплошности, черта лысого мы их обнаружим. Этот пожар смешал все карты, боюсь, как бы вместо приличного марьяжа у нас не получился "подкидной дурак". Кроме прочего, нужно проверить все, о чем говорит хозяин, документация у него сгорела дотла, так что наболтать он нам может с три короба. Пан Бружек, первым делом займитесь его персоналом, допросите всех, потом проверьте список, который составляет нам сейчас хозяин. Пан Боуше, попытайтесь выведать, не из местных ли преступники, короче, ищите тех, кто имел доступ к этой мастерской. У меня все не выходит из головы, что большинство таких авторемонтных заведений оснащено не ахти как, это представляется исключением. А улицу, пан Нечас, перекрыть с двух сторон, чтоб мне здесь ноги ничьей не было, пока мы все не осмотрим.

Пан советник брезгливо перелезал через кучи обугленного хлама, ломая себе голову над тем, с какого конца надо распутывать этот клубок.

Вскоре к нему подбежал пан Нечас, весь в саже, в руках он нес две канистры от бензина.

- Ну вот, теперь все ясно. Эти канистры во время пожара были уже пустыми, иначе бы их искорежило взрывом. Канистры открыли и бензин вылили. Куда? На пол в конторе. Ну и на убитого сторожа. Одна валялась в цеху, а другая - далеко в стороне, хотел бы я знать почему... Пожар точно был подстроен - чтобы уничтожить следы.

Пан советник не ответил. В конце концов, пожарник не открыл ему ничего такого, о чем бы он и сам не догадывался.

- Применим наши обычные методы, - объявил он, снова собрав своих людей, - иных, увы, у нас нет. Объявим розыск украденных вещей, надеюсь, где-нибудь да всплывут.

- - Долгонько придется ждать, но другого пути у нас, кажется, нет, - вздохнул пан Бружек. И его выбил из колеи этот ужасный пожар, это гнетущее пепелище, на котором и следов-то почти не осталось.

- Позвольте заметить, преступники были народ тертый, -отозвался пан Боуше. - Позаботились, чтобы труп сгорел.

- Я-то думаю, действовали как раз новички. Не знали, что человеческое тело даже с помощью бензина не так просто испепелить. К тому же почти все горючее пошло у них на мастерскую, труп облили уже остатками. Единственное, что они нам этим огнем бесследно уничтожили, так это отпечатки пальцев.

Допрос персонала, к сожалению, ничего нового не дал. Все были дома, все оказались людьми добропорядочными, не пришлось даже их алиби проверять.

Список исчезнувших вещей, составленный владельцем автомастерской, не вызвал никаких сомнений, подтвердила его и старшая машинистка, она же счетовод. Возле конторы на небольшом пятачке хранились новые запчасти производства фирмы "Бош", в том числе динамо и карбюраторы. Это был ходовой товар, годился для всех марок автомобилей. Оба ящика исчезли, в обгоревших остатках не нашлось от них и следа. Пан советник, досадливо барабаня пальцами по столу, мысленно вычеркнул возможный вариант каких-либо махинаций со страховкой.

Несколько сложнее оказалось разобраться с машинами, стоявшими здесь на ремонте. Перечень и вся документация, естественно, сгорели в конторе, кое-кого из владельцев счето-водша с хозяином с горем пополам вспомнили, некоторых же забыли напрочь.

Пан советник подозвал молодого Соукупа:

- Дайте объявление в газеты, пусть отзовутся все, у кого машины стояли в этой мастерской. Журналисты вечно чихво-стят меня, что я их информацией не балую, могу теперь в порядке исключения сменить гнев на милость.

За прессой и правда дело не стало, к утру следующего дня адреса всех восемнадцати несчастных владельцев оказались у них в руках. Но дознание не сдвинулось от этого ни на шаг.

Не внес достаточной ясности и взволнованный рассказ некой пани Млейнковой, которая, по ее словам, все-все видела.

Пан советник имел обыкновение не доверять свидетелям, особливо же свидетельницам, которые объявляются уже после газетных сообщений, из которых они узнают и то, чему очевидцами никак быть не могли.

Итак, что же вы видели? - строго спросил пан советник.

Все, с вашего позволения, - ответила дама. - Я живу под Вруской на пятом этаже, для меня это чересчур высоко, да разве наш домовладелец удосужится починить лифт? Как бы не так. Наш хозяин мастак только плату за жилье с нас сдирать. А насчет остального - стыда на него нет!

Что вам удалось заметить? - спросил пан советник ровным голосом, и присутствовавший при сем пан Боуше почувствовал, что еще минута, и его начальник беспрекословным жестом выдворит даму вон. - И что вы делали ночью на улице?

Позвольте, как это "на улице"? С чего бы мне болтаться на улице? Я женщина порядочная, по ночам я сплю!

Раз спите, значит, ничего не видите, - напомнил ей пан советник.

Даму, похоже, такое резонное замечание чрезвычайно обескуражило.

- Как же не вижу, если смотрю в окно? А все из-за этого лифта...

Пан советник обменялся с паном Боуше сумрачным взглядом, но не сказал ничего. По всей видимости, считал до двадцати, прежде чем взорваться.

Пан Боуше изготовился открыть дверь, чтобы дама без промедления успела в нее выскочить.

Свидетельница, однако, сгущавшейся атмосферы не ощущала и тарахтела дальше:

Все этот лифт. Когда я возвращаюсь вечером домой, сердце так колотится, что ночью уснуть не могу. А вчера вечером я была в церкви... и видела все, потому что не спала и потому что живу...

На пятом этаже без лифта, - тяжело вздохнул пан советник.

Да, оттуда как раз виден вокзал и всякие старые постройки и склады. Вид не ахти какой... А ночью там было темно, а потом вдруг фр-р-р! Вот так оно и началось.

Дама с облегчением перевела дух.

Что значит "фр-р-р" и что такое началось? - озадачился пан советник.

Ну пожар! Фр-р-р- и вспыхнул огонь! Да еще какой! Все разом заполыхало.

Пан советник снова взглянул на пана Боуше. Черт побери, а ведь женщина, похоже, и впрямь видела язык пламени, с которого и началось это светопреставление!

- А потом?

- А потом уже горело вовсю, но та первая вспышка была как молния. Да, а еще я видела, как бежал со двора человек. Это, к вашему сведению, был тот сторож, газеты, правда, писали, что он сгорел, но...

Тут уж пан Боуше не удержался и встрял в разговор:

Вам удалось его разглядеть? Вы его знали?

Да нет же, что у меня общего с каким-то сторожем? Но кто еще там ночью мог быть? Ну, знаете, далеко он не убежал, там все так вокруг полыхало, что он мигом вскочил в машину и как рванет! Это, скажу я вам, была скорость!

Пан советник понял, что дама говорит по делу, хоть и довольно сумбурно, но ведь, по правде говоря, ему еще не встречались свидетельницы, рассказьтающие толково, видать, женскому племени такового вообще не дано.

- Давайте договоримся, мадам, - оставим в покое сторожа, он и в самом деле сгорел. Тот человек, которого вы заметили, был преступник. Точнее - поджигатель!

Дама всплеснула руками:

Иисусе, спаси и помилуй! Он-то и подпалил? Кто бы мог подумать, ну что за люди пошли, дрянь, а не люди, я вам скажу, наш домохозяин...

Ваш домохозяин этот пожар не затевал, - снова потемнел лицом пан советник. - Оставьте его в покое, когда-нибудь он вам этот лифт все-таки исправит. А теперь извольте сосредоточиться! Нес ли тот человек что-нибудь к машине? Вещевой мешок либо чемодан - словом, была ли при нем поклажа? Когда его осветило пламенем, вы могли у него что-то заметить, верно?

Какая там поклажа, скажите на милость? Ведь он драпал как заяц, и правильно делал, все заполыхало, как солома... Или лучше бы ему там остаться?

Пан советник пожал плечами.

Вот уж не знаю. Факт тот, что сбежал. А теперь самое главное. Как он выглядел? Высокий? Низкий? В шляпе? Кепке? В пальто?

Ой, а я и не заметила, загляделась на огонь, как он вдруг фр-р-р - и все. Ну и припустил же он на машине, а что делать, если тебе пятки припекает!

Вы сказали, он вскочил в машину... А где она у него стояла?

Ну там же, где загорелось. Потом как рванет через ворота, даже машиной задел, аж грохнуло. Очень уж спешил, тут разве уследишь!

А в какую сторону поехал?

Да вроде как наверх, к вокзалу, туда, где что-то такое красивое строят.

- Словом, похоже, он ехал из Праги! Дама кивнула, о чемто силясь вспомнить.

- А машина-то была красная!

Она умолкла, и на этот раз пан советник понял, что больше от нее уже ничего не добиться. С его благословения пан Боуше выпроводил ее.

А потом он ходил по кабинету и размышлял. Эта женщина оказалась весьма ценным свидетелем. Вот как можно ошибаться в людях! Прежде всего она подтвердила, что преступник был один и что пожар вспыхнул моментально. По-видимому, все занялось скорей, чем он ожидал. Да, ночь была довольно теплой, бензин испарялся быстро, а если он облил большую площадь, то должно было воспламениться так, как выражается эта дама: фр-р-р! И ему пришлось бежать на машине, угнав ее со двора мастерской.

- Пан советник, мне, с вашего позволения, кое-что показалось неясным. Как она могла видеть человека, убегающего с пустыми руками? Где же тогда все пропавшие вещи?

Пан советник пожал плечами и, подойдя к фикусу, заботливо проверил, хорошо ли он полит. Однако, честно говоря, ему было не до цветов! Он напряженно обдумывал последние события.

- Что тут может быть неясного, пан Боуше! Вещи были у него уже в машине. Он их заранее туда снес. За этим занятием наша свидетельница его видеть не могла, да, скорее всего, она худа и не глядела, ее позднее привлекло лишь это, как она говорит, "фр-р-р". Итак, пан Боуше, намотайте себе на ус: тот человек умел водить машину, более-менее разбирался в автомобилях, потому что сумел выбрать из всех исправный... Срочно все зафиксируйте и немедленно сообщите Бружеку; таким образом, круг возможных преступников у нас сузится. По-моему, надо искать среди бывших автомехаников и тому подобной братии. Рассуждаем дальше: у него хватало на все про все достаточно времени, и даже на то, чтобы перетащить вещи в машину. Спешить ему нужды не было, кабы не пламя. Вспышка его пришпорила. Да, еще ведь надо и ворота открыть. Напрашивается вьюод: у него ко всему были подобраны ключи.

- А зачем он пошел на убийство?

Сторож застиг его врасплох. Как видно, его он не учел. А потом, запаниковав, все поджег. На такое обычно идут после непредусмотренного убийства.

Выходит, мы уже кое-что знаем об этом случае, - пробормотал пан Боуше в задумчивости.

Кое-что, а с другой стороны - не знаем ни черта. Мало ли кто мог это сделать, да тысячи людей! А нам надо найти среди них преступника, шутка ли - такой пожар, о нем и в парламенте заговорят!

Зазвонил телефон. Пан советник состроил на лице улыбку:

- Разумеется... Нет, еще нет... Можете на нас положиться, пан президент, да, мы знаем, наш долг, сделаем все возможное.

Пан Боуше возвел глаза к потолку - сомнений нет, звонит шеф полиции. Он там представляет себе, что все правонарушители у них в четвертом отделении развешаны на крючках, остается только протянуть руку, осторожно снять кого следует и доставить в суд. Хорошо быть шефом полиции, хуже, когда ты полицейский инспектор! Но не приведи господь оказаться в шкуре рядового цивильного агента, вот уж кто натерпится, бегая по адресам, охотясь незнамо за кем, без толку опрашивая сотни людей, чтобы потом найти какое-то зернышко, которое склюет не он, а его начальство.

Пан советник не зря опасался, что расследование затянется. Правда, пишущие или счетные машинки, не так-то просто продать незамеченными, но что касается запчастей, тут дело обстояло худо. Пражские детективы разбежались по всем авторемонтным мастерским - предупреждать владельцев, чтобы немедленно сообщили в пражское полицейское управление о каждом, кто пожелает сбыть что-либо в этом роде.

И когда однажды примчался взволнованный пан Бружек с захватывающей новостью - найден, мол, легковой автомобиль из тех, что стояли в сгоревшей мастерской, - это воспринялось всеми как сказочное везение. Хозяин опознал его, у него была "шкода" старой модели, целехонькая, только дверца не закрывалась. Нашли же ее вообще без дверцы. Эта машина находилась во время пожара вместе с остальными во дворе, как она оказалась за его пределами, владелец мастерской не знал.

- Зато я знаю, пан Бружек! - просияв, объяснил пан советник. - На этой машине и сбежал преступник. Она красного цвета!

- Пан полицейский советник, сожалею, но она скорее белая, а если кто-то на ней и пытался сбежать, так совсем недалеко, мы обнаружили ее на соседней улице.

Пан советник разочарованно насупился.

Где, говорите, эта машина?

Вот, пожалуйста. - Пан Бружек выложил перед паном советником фотографию. - К ней приставлен человек, чтоб никто не лазил.

Если в нее уже не лазили, - пробурчал пан советник. - Мы ведь понятия не имеем, сколько она там стоит.

Действительно, даже на фотографии было видно, что автомобиль светлый. Почему же та женщина так уверенно говорила о красном? И тут пан советник хмыкнул: ну конечно, какого еще цвета может быть машина в зареве пожара!

- Где ее хозяин?

- Напротив, в конторе, желаете с ним поговорить? - услужливо привстал пан Бружек.

Но пан советник замотал головой.

- Не желаю. Посадите его лучше в нашу машину, и поедем все вместе к той легковушке. Возьмите на всякий случай с собой дактилоскоп!

Беседа с паном бухгалтером Кодадой оказалась необыкновенно любопытной. Хотя пан советник не услышал ничего на интересующую его тему, зато воочию увидел родимого чешского скопидома, ставшего владельцем автомобиля, а поскольку пан Кодада был бухгалтером, у него все превращалось в цифры и суммы, которые он то и дело подсчитывал да переносил из колонки "Кредит" в колонку "Дебет". Пан Кодада знал о своем автомобиле все, а чего не знал, то у него было записано в блокноте: сколько километров накатала машина, когда он ее купил, сколько проехала за неделю, сколько всего получается в месяц и во сколько это обходится при нынешних ценах на бензин. Пан советник решил про себя, что заводить машину - значит обрекать себя на адские муки. К тому же она может пропасть с того места, где ее со спокойной совестью поставили!

Они подъехали к легковушке, караульный отдал честь и отрапортовал, что все в порядке. Пан Кодада бросился к своей машине с жалобным всхлипом, как если бы нашел наконец потерявшегося любимчика.

Пан Бружек деликатно, но решительно остановил его:

- Пока что ни к чему не прикасайтесь. Это ваша машина?

- Моя и не моя, - простонал несчастный хозяин. - У моей была, правда, повреждена дверца, ручка не захлопывалась, говорили, из-за того, что кузов перекосился, но здесь, простите, Дверцы вовсе нет!

Пану советнику припомнилась исповедь пани Млейнковой. Выезжая, водитель в панике неосторожно задел за ворота... Не мудрено было задеть, если дверца у него при выезде открылась. Не отвалилась ли она при этом? Пан советник отослал караульного на пепелище, пусть там проверят, не валяются ли где у ворот обгоревшие остатки дверцы.

После этого он заглянул в машину. Нельзя сказать, чтобы она блистала чистотой, похоже, что-то в ней везли.

- Пан бухгалтер, тут вот под передним сиденьем карманный фонарик. Это ваш?

И пан Бружек, вынув чистый носовой платок, извлек с его помощью фонарик из машины.

Пан Кодада решительно завертел головой:

- В глаза не видел!

Пан Бружек переложил фонарик в полицейский автомобиль и дал знак дактилоскописту приниматься за работу.

Бухгалтер тем временем перелистывал свой блокнот.

Когда я поставил машину на ремонт, а произошло это, по моим записям, в понедельник, в шестнадцать тридцать, мне было сказано, вот, пожалуйста, тут у меня записано, что дверь нужно будет выровнять и поставить новый замок... Спидометр к тому моменту показывал 86 535 километров.

Зачем вы все это, скажите на милость, записали? - изумился пан советник.

Для порядка. В мастерских принято, увы, раскатывать по Праге на машинах, поставленных к ним на ремонт. Говорят, проверяют, но так я им и поверил. Мотор у моего автомобиля исправный, проверять было нечего, вот я и записал показания спидометра.

Пан советник усмехнулся, а пан Кодада вдруг взвизгнул:

Ну вот, пожалуйста! Спидометр показывает 86 553. Несмотря на мой запрет, на машине накатали восемнадцать километров. Интересно знать, где и когда!

Это и мне интересно, - протянул пан советник, задумчиво глядя на спидометр. - Вы абсолютно уверены, что показания записали правильно?

Абсолютно. Я в цифрах - как рыба в воде! - отрезал с достоинством бухгалтер.

Пан советник кивнул пану Бружеку:

- Все ясно, пан Бружек! На этом автомобиле преступник скрылся, проехав восемнадцать километров. Обратите внимание, как стоит машина. Повернута передом к городу. А ведь он выезжал из города, как показывает свидетельница. В сторону Бржевнова. Значит, сюда- он вернулся. Восемнадцать километров - это девять туда и девять обратно. Вот где надо искать, в направлении Бржевнова.

Пан Кодада глядел на свой автомобиль с глубокой скорбью, хотя его расторопная голова работала тем временем как ариф мометр, накручивая сумму, которую он возьмет от страхагент-ства, - получалось, даже останется с прибылью. Новый лак перепадет ему задаром Колонка Дебет утешительно пополнилась.

Дактилоскопист снимал отпечатки с руля и рычага скоростей.

Владелец мастерской подтвердил, что дверца у машины была, только не захлопывалась, зато решительно отверг предположение, якобы кто-то из персонала мог на ней ездить.

- Хозяин измерил щупом и даже записал уровень бензина. Пан Кодада кивнул:

- Верно, в баке было шесть с половиной литров. Теперь должно быть что-то около четырех.

Ко всеобщему изумлению, оказалось - десять литров.

Прибыль шесть литров! - молниеносно щелкнуло в смекалистом бухгалтерском мозгу пана Кодады.

Пан советник какое-то мгновение озадаченно безмолвствовал, а потом просиял:

- Итак, все у нас распрекраснейшим образом сходится. Преступник сначала подзаправил на всякий случай машину горючим чтоб хватило доехать. А затем облил остатками из той же канистры пол в конторе убитого.

Все было более-менее ясно, несмотря на то что ни в мастерской, ни в округе отбитая дверца не нашлась. По пепелищу с озабоченным видом сновали страховые агенты. Все это влетит их учреждению в изрядную сумму, мастерская была солидно застрахована.

Мрачное лицо владельца мастерской стало понемногу оживляться, зато пан советник продолжал хмуриться.

Пришло заключение судебной экспертизы, подтвердившее, что сторож был убит тупым предметом. Его ударили спереди, то есть сразу же, как только натолкнулись на него. Далее удары последовали в тыльную сторону черепа, а это означало, что потерпевший, когда преступник в панике наносил их, уже лежал на земле. Убийце ничего не оставалось, как добить свою жертву.

У собаки был поврежден хребет. Скорей всего, песик храбро набросился на грабителя, да еще с лаем. Преступник поддался безудержному страху.

Этим объясняется и последующее его бегство. Видно, в результате он настолько потерялся, что в панике облил и путь, по которому отступал, а так как бензин сразу занялся, сам едва не сгорел. В подобных делах он был новичком, потому хладнокровие не вернулось к нему и во время, в общемто, удачного бегства. Проехав девять километров, он развернулся и повел машину обратно.

Вы полагаете, преступник вернулся поглядеть, как там с пожаром? - спросил пан Боуше.

Так или иначе, но что-то вынуждает меня учитывать в моей версии, что тут действовал не очень-то искушенный грабитель, да и куда ему было девать машину? Где бы он ее ни поставил, там местность сразу стала бы прочесывать полиция. Ну так он взял и попросту пригнал ее сюда. Господа, если бы не пан бухгалтер со своими записями километража, мы бы с вами так и остались на бобах. Недаром мне всегда нравились педантичные люди! Нам с вами, коллеги, тоже надо проявить себя в этом деле педантами. - С этими словами пан советник развернул на столе большую карту Праги, прижал ее с четырех углов пепельницами и стал водить по ней толстым цветным карандашом. Вот здесь место пожара. А вот сюда погнал машину преступник. Ему пришлось объехать вокруг всей этой территории, чтобы попасть на улицу Садову.

Пан советник протянул свой карандаш стажеру:

Держите, юноша. Будете отмечать от точки пожара - учитывая автомобильные маршруты по улицам, - докуда тянется шнурок, длина которого по масштабу карты равна девяти километрам Отметите все конечные точки, обведете на карте участок, на котором мы и сосредоточим наш поиск. Направление известно, это Бржевнов, оттуда машина вернулась. Преступнику пришлось поспешать не на шутку, а тут еще дверца отвалилась долго на такой машине раскатывать по Праге не захочется...

Пан советник, - подал голос молодой стажер, польщенный полученным заданием, - вы всё говорите об одном преступнике! А если предположить, что их было двое или трое?

Не было, коллега, не было. Во-первых, свидетельница видела одного, во-вторых, если он вез в машине добычу

а это уж точно - и если прикинуть, сколько всего украл, вам станет ясно, что в машине он мог быть только один. Больше никто бы в ней не уместился. Из лаборатории сообщили, что на том фонарике довольно четко отпечатались пальцы двух человек, один нам уже известен, это сторож, фонарик был его. Остальные принадлежат преступнику. Они совпадают с теми, которые найдены на руле и рукоятке скоростей. Вероятно, он прихватил этот фонарик с собой, а потом позабыл в машине. Отпечатки у нас имеются. Теперь будем искать руки, которые их оставили.

Итак, на карте Праге жирной чертой был обведен район, который требовал обследования в первую очередь. Пан Бружек не удержался от почтительного комплимента:

- Превосходная работа, пан советник... А ведь еще утром дело выглядело почти безнадежным.

Гризли опять спал сегодня допоздна, и Маня прислушивалась к его хриплому дыханию с тупой яростью. Что он уже почти не ночует дома, она притерпелась. Но, кроме табака, от него несло женскими духами!

Последнее время они без конца бранились, ее толкали к ссорам дурные предчувствия. Может, прав тот легавый - Гризли мог бы подрабатывать, прислуживая полиции? Как им еще прокормиться?

Малышка чмокала, довольная. Маня смотрела-смотрела на нее и залилась слезами. Оплакивала дочку, себя, всю жизнь, перед которой у нее уже давно опустились руки.

Эх, знал бы тот добрый начальник из полиции, какому ее счастью он поспособствовал! Кабы вообще знать заранее, в чем твое счастье, а в чем беда!

Когда муж, напоследок всхрапнув, проснулся, она набросилась на него:

- Где ты ночью шатался?

Он молча поглядел на нее и ничего не ответил. Лишь усевшись за стол, бросил:

- Налей кофе.

Склонившись над ним, Маня, к своему удивлению, не учуяла ни габака, ни этих противных духов, запах которых приводил ее в бешенство и отчаяние. У нее отлегло от сердца.

- Ну так где ты все ж таки был? - снова спросила она.

Он порылся в кармане, но вытащил не сигарету, как Маня ожидала, а смятую сотенную, за нею еще одну.

Сколько денег! - восхищенно ахнула она. - Что вы делали?

Вкалывали, дуреха!

Он выпил свой кофе и снова завалился на кушетку. Ей хотелось попросить мужа не злиться, зря только набросилась на него, но он не обращал на нее внимания. Курил и молчал.

Маня собралась с ребенком в лавку, купить того-сего -такие деньги давно у них в доме не водились. Возвращаясь, углядела его уже в конце улицы, там, где начинались поля. Он нес какой-то сверток.

Неймется ему, подумалось ей. Не сможет уже завязать со своими делишками. Махнуть бы рукой, глядишь, и прожили бы так, кабы не постоянный страх, ведь делишки-то все темные, снова попадет в полицию, а кто его оттуда вызволит? Мне уж не по силам ни единой слезинки на него не найдется.

Одну сотенную она спрятала в ящик, куда складьшала посуду - буфета у них не было. Купит себе дешевое платье и одежду для девочки. У всех детей вязаные вещи, почему ее ребенка приходится держать в обносках? Хватит того, что мы сами ходим в рванье.

Господи, подумалось ей, как все изменилось! Совсем еще недавно сидела она вечерами с компанией у костра, потом приглянулся ей Гризли, спали вместе в палатке, а иногда прямо под звездами, и плевать им было на весь свет.

Но когда парень сделает тебе ребенка, всему конец. Веселью и молодости...

Вдруг ей пришло в голову, что тот сверток, который он вынес из дома, был спрятан где-то здесь. Она уложила девочку в горнице и полезла на чердак. Долго искать не пришлось, еще один сверток торчал из угла под крышей. был увесистый, лежали в нем какие-то непонятные железки.

Ну вот, расстроилась она, припомнив краденое зерно. Опять он за свое... Вытащила один из предметов и долго так и сяк рассматривала. Потом решилась. Сунула его в коляску, вывезла с малышкой на улицу и зашагала вниз к городу, где была слесарная мастерская.

- Вот это я нашла в канаве, скажите, пожалуйста, что это такое?

- Динамо к машине. Нашли, говорите? Она кивнула.

Рабочий взвесил предмет на ладони и спросил:

И что вы собираетесь с ним делать?

Не знаю. Не бежать же с этим в комиссариат!

Да ну! За двадцатку я бы, может, и взял, что скажете? Она пожала плечами:

Пожалуй.

Он дай ей двадцать крон и, проводив взглядом, довольный, присвистнул. Прибыльная сделка. Глупая девчонка, но везучая, и фигура у нее красивая. Выгадал он крон пятьдесят, а то и больше.

Маня торопилась домой, как будто за нею гнались. По улице шли двое полицейских. Ей стало не по себе, обычно они здесь не ходят, здесь ничего такого интересного дчя них нет. Она повернула коляску: домой расхотелось, стражи порядка напугали ее. Может, что-то ищут, может, даже что-то из спрятанного на чердаке. Ясно, тот человек в мастерской ее надул, эта штука как пить дать стоит дороже, иначе так сразу он за нее не уцепился бы

И все же двадцатка доставляла Мане какую-то стыдливую радость. Это ее деньги! Она урвала свое от темных барышей муженька. Он ведь не отдает ей всех денег, как полагается порядочному хозяину-семьянину. Гуляет в свое удовольствие, и девки, видать, при нем

Маня остановилась у кондитерской. Купила пирожных, а для себя - рожок мороженого. Лизала его с блаженным видом, и казалось ей, что она снова маленькая девочка, стащила у мамы полкроны и торопится истратить на лакомство.

По улице медленно двигался автомобиль с полицейскими.

Она пустилась бежать, ей пришло в голову, что тот сверток она плохо спрятала и, если им вздумается залезть к ним на чердак, сразу найдут!

К ее ужасу, Гризли уже был дома.

- Приготовь что-нибудь! Жрать охота! - бросил он в ее сторону.

Она кивнула: он дал ей немало денег и имеет право на обед. Но удержаться не могла, спросила:

- Слышь, сколько стоит это... ну, динамо от машины? От нее не ускользнуло, как у него остекленели, будто в

испуге, глаза.

Чего болтаешь? Тебе какое дело?..

Я только спрашиваю, сколько ты получишь за одну такую штуку, их ведь у тебя на чердаке целая коробка! - разозлилась она.

Он вскочил, свалив стул, девочка испугалась и заплакала.

- Не суй свой нос в мои дела, не то измолочу, ей-богу, измолочу! - заорал он.

Маня смотрела на него. Господи, неужели это тот самый парнишка, который совсем недавно распевал у костра песни о друге, сгинувшем в дальних краях?! Тот, которого она со слезами вымолила у полиции?!

Маня не выдержала и заплакала. Плакали обе. Большая и маленькая.

- Черт подери, - выдохнул парень и шагнул к жене. Повернул ее к себе и вкатил одну за другой пощечины. Она вскрикнула и попыталась заслониться, оттолкнула его, но он снова под скочил к ней и стал молча бить. Она уже не защищалась, лишь стонала, а потом свалилась на пол.

Только тогда он оставил ее и выбежал из дома.

В тот же вечер в четвертое отделение поступило важное известие. Бржевновская полиция нашла за последними домами, где разбитое шоссе переходит в полевую дорогу, дверцу от автомобиля.

Полицейские машины сразу же помчались к тому месту, хотя досконально все обследовать можно было лишь утром.

Следы показывали, что здесь проехала легковушка, потом вдруг свернула с шоссе к насыпи - то ли пыталась, одолеть ее, то ли водитель неловко сделал здесь разворот.

Дверца при этом, вероятно, открылась и, воткнувшись в крутую насыпь, отломилась. По отпечаткам шин это был автомобиль пана Кодады.

Пан советник ткнул карандашом в карту Праги, нацелясь в то место, где была найдена дверца.

- Стало быть, здесь он развернулся. Где-то здесь и добычу свою сложил. Позвоните в тамошнюю полицию, мне нужен список всех лиц, которые могут оказаться на подозрении. Если в том месте есть какие-нибудь заброшенные сараи, дворы или какие-нибудь закутки, обыскать.

В округе, где была обнаружена находка, кишмя кишели полицейские. Кто в униформе, кто по-цивильному в котелках, шли они от дома к дому. Пан Бружек между тем просматривал картотеку, которую ему предложили в бржевнов-ском комиссариате. Занятие было долгое и кропотливое. Вдруг он ахнул:

- Черт, вот же тот человек, которого все ищет наш пан советник. Бывший автомеханик... Какое-то время работал даже в автомастерской на Летной... Люди добрые, не поверите! Йозеф Иначек...

Стражник Микулаш кивнул:

- Знаю, их целая компания. Как раз с его женой я пытался договориться, дескать, ежели что, то пусть сообщит, вроде как предупреждение, понимаете? Да где там, они держатся заодно. Ну что ж, заглянем к этому Иначеку, Койотом его кличут.

Пан Бружек снова ушел с головой в картотеку. Через час стражник прибежал обратно:

Пан инспектор, у этого Койота наши люди обнаружили две пишущие машинки! Божится, что их ему принесли.

Ишь ты! Не мешало бы ему вспомнить, кто принес, верно?

Да он вспомнил, напарник мой его быстро к стенке припер. Говорит, один такой, которого они кличут между собой

Гризли. Настоящее имя Вацлав Гоуска. Сразу туда и двинулись, но дома никого нет. Ни его, ни жены. Люди его вообще не видели, а ее видели с коляской, шла в город. А вообще вся компания собирается, говорят, в проезде Короны.

Пан Бружек поднял трубку. Работники четвертого отделения рассредоточились по улицам, каждый с описанием разыскиваемого лица.

Пан советник решил тоже не сидеть сложа руки. Лучше лично проконтролировать. Не хватало, чтобы из-за какой-то мелкой оплошки весь их труд пошел насмарку. А такое случалось!

Спустившись на улицу, он увидел перед управлением молоденькую, бедно одетую женщину с коляской. Она пристально глядела на него.

Поначалу он рассеянно скользнул по ней взглядом, но потом заметил ее насмерть перепуганные глаза и попридержал шаг. Знакомое как будто лицо. Но кто такая, никак не мог сообразить.

- Я... - пискнуло наконец пугливое создание, - раньше-то я все собиралась показать вам нашу девочку...

Пан советник от таких ее слов, надо сказать, остолбенел.

- А теперь... Я...

И она разрыдалась. Тут-то, по слезам, он и узнал ее.

- Кого я вижу, заплаканная Маня, если память мне не изменяет!

Но вдруг ему пришли в голову странные околичности, связанные с ее появлением, и он осекся. Улыбка сбежала с его лица. А она горестно глядела на него утопающим в слезах взглядом.

- Пройдемте ко мне, верно, вы хотите мне что-то сказать? Маня пошла за ним, толкая перед собой коляску, но, войдя

в коридор, растерянно остановилась. Как быть с коляской?

Я... Я тут кое-что принесла,- с отчаянной решимостью выпалила она странно глухим голосом и вытащила из-под перинки свернутую мужскую рубаху. Ее слегка покачивало, как будто она вот-вот потеряет сознание. - Это его рубашка. Я ее дома нашла. На ней кровь.

Вот оно что, - тихо сказал пан советник. - Вы пришли по велению совести?

Она утирала слезы и всхлипывала.

Я не хотела... его выдавать!

Вы его и не выдали, успокойтесь. Нам уже все о нем известно. Теперь остается только разыскать его.

Я... Я ведь с ним после этого жить не смогу, - причитала она. - А вы такой добрый, отпустили мне его!

Добрый? - хмыкнул про себя пан советник. Как сказать! Может быть, всему виной оказалась как раз моя... гм... доброта.

В эту минуту он даже не знал, что ей и сказать. На языке вертелись лишь жалкие слова о том, что этот человек ее не заслуживает.

- Идите-ка домой, деточка! Я к вам завтра-послезавтра загляну. Идите домой, с вами ведь малышка. Какое ей пока дело до того, что она сподобилась родиться в таком вот мире!

Она молча поплелась к выходу, толкая перед собой коляску.

Примерно год назад я ее точно так же отсюда выпроводил, тогда она была еще ребенком, подумалось ему. А теперь это несчастная женщина. Но за такое злодеяние ее муж никакому суду не подсуден.

С другой стороны здания в ворота въезжал "зеленый Антон". В нем сидел закованный в наручники Вацлав Гоуска по прозвищу Гризли - убийца, грабитель, поджигатель, а также никчемный муж и отец.

 

"Panoptikum Mesta prazskeho"

© Jiri Marek, 1979

 

ДЕВУШКА С РЕКИ (Перевод И. Колташевой)

Имя и фамилия у нее были Лида Валова, но все звали ее просто Лидушка. Двадцатитрехлетняя Лидушка, обладательница мягких светлых волос, голубых глаз и румяных щек, а ко всему прочему еще и симпатичных веснушек на носу, из-за коих все мужчины совсем теряли голову, обожала песенку плотогонов: "Встань, дорогая, солнце сверкает..."

Однажды поутру вспомнил про песенку и старый пан Шиме-чек, работавший на смиховском складе фирмы "Диттрих" мастером и учетчиком по совместительству, потому как во всем знал толк и все у него спорилось. Пан Шимечек замурлыкал песенку: минул уже седьмой час, а Лидушка все не появлялась. Наконец он запел во весь голос, ибо пан Шимечек - человек доброжелательный и рассудительный - .понимал, что молоденькой девушке случается порой и проспать. И даже вздохнул: "О-хо-хо, где же то времечко, когда и наш брат с удовольствием проспал бы и Судный день - какие прекрасные выдавались бессонные ночи!"

Пан Шимечек допел песенку до того не очень-то приличного куплета, где говорится, что именно сказала моя милая, когда миновали наконец четвертый плотоспуск... Нет, вслух пан Шимечек никогда этого не пел, ибо он человек благовоспитанный, как и надлежит быть мастеру и учетчику в одном липе, и тут он начал сердиться - ведь вчера вечером пригнала плоты Кагавецо-ва артель, значит, сегодня предстоит погрузка, невпроворот всяческих дел и сумятицы, а девушка спит и спит. Ведь надо успеть отнести на железнодорожную станцию накладные, забежать в сберегательную кассу и расплатиться с людьми. Лидушка, как и сам пан Шимечек, тоже была расторопная и на все руки, больше же всего она подрабатывала тем, что держала закусочную. И па

ну Шимечеку это было выгодно: Лидушка кормила его прекрасными завтраками по сходной цене.

И пан Шимечек не выдержал - все, баста, больше ждать не буду, подобного отношения к работе не потерплю - и отправился к домику бывшего управляющего, сзади к домику примыкал дровяной склад, а с другой стороны выходила дверь комнатенки, которую занимала Лидушка, девушка она была бережливая, а снимать комнату в Праге весьма накладно.

Сначала пан Шимечек попытался спеть еще раз, но Лидушка не отозвалась, тогда он забарабанил в дверь, пока случайно не задел ручку - дверь оказалась отпертой, он вошел... И схватился за сердце.

Лидушка лежала в комнате мертвая.

По реке плыла лодка, и какой-то парень распевал во все горло.

Учетчик с трудом дотащился до телефона, не сразу набрал номер - так тряслись у него руки. Полицейские из ближайшего комиссариата застали его в таком состоянии, что сначала вызвали врача к нему.

Тем временем внизу у реки собирались плотогоны, никто еще не прослышал о случившемся, кое-кто из парней предвкушал завтрак у Лидушки - ведь свежий рогалик и кофе у нее вкусны, как нигде на свете.

И все знали: если Лойза Вавра надраивает пучком травы свои высокие резиновые сапоги, само собой, старается ради нее.

Только старый Каговец хмурил свои косматые брови да беспокоился, чтоб никто не шатался, где не след, потому как допрежь всего надо разобрать ближайшую вязаную гонку - бревна крючьями вытащить на берег, откуда лебедка подаст их на погрузочную платформу, а после их загрузят в вагоны.

Уровень воды в весенней Влтаве самый высокий, и задерживаться не хотелось, уже сегодня надо бы двинуться обратно к Орлику, на плотбище, навязать гонок и через несколько дней опять начать сплавляться в Прагу; у крестьян жатва летом, у плотогонов всегда на весну приходится, уж так оно повелось.

Полицейские из комиссариата сделали все, что входило в их обязанности, то есть все, что постоянно внушал им пан советник: ничего не трогали, ни к чему не прикасались. Констатировали происшествие и позаботились о том, чтобы никто из посторонних не входил в помещение до тех пор, пока не прибудет машина с панами инспекторами, у коих в таких делах голова варит куда как лучше.

. Выслушав сообщение по телефону, пан советник собрал своих людей и сказал следующее:

- На Смихове убийство, погибла молодая девушка, а потому поручим расследование нашему молодому сотруднику, он у нас по части любви знаток и, надо полагать, с делом справится. Не так ли?

Пан молодой стажер пробормотал, мол, оно конечно, только он не знает, при чем тут любовь.

- А при том, юноша, - усмехнулся пан советник. - Кто, скорее всего, может убить молодую девушку? Любовник либо его соперник. А если к тому же девушка миловидная, двадцати трех лет, ну какие еще могут быть мотивы?

Все инспекторы поддакнули одобрительно, весьма довольные, что этакое наказание пришлось на долю молодого пана доктора, как они его величали, хотя бедняга по причине служебной занятости после обычных государственных экзаменов не успел сдать весьма строгие и требующие большой подготовки специальные экзамены и потому мог подписываться не JUD, а только JUC.

- Глядите-ка, - рассуждал позднее в отделении пан Бружек, - все ясненько. Найти преступника, доложу я вам, та еше работенка, потому как этих парней и не счесть, уж где молодая девица, выбор всегда велик, наш старик кое-что подзабыл.

И надавали они молодому помощнику еще множество добрых советов, прежде всего чтобы действовал осмотрительно и. обследовав место преступления, немедля отправился бы на пиво в трактир "У Князева двора", где, как известно, цедят смихов-ское "Старопрамен", чисто бархатное.

- Ну а ежели что не так, молодой человек, дайте знать, мы придем в трактир и поможем, - добавил пан Боуше и весело подмигнул.

Короче говоря, дело казалось вполне обычным, и молодой стажер - на месте преступления его сразу же начали именовать кто во что горазд, ибо не знали, что о нем и думать, -старался, не жалея сил.

Примерно через час он уже задержал около десяти ухажеров, всех из Каговецевой артели, прибывшей накануне: совершенно очевидно, преступление мог совершить только кто-то из них. Правда, среди задержанных оказались и двое женатых, однако стажера это ничуть не смутило: ведь дело ему доверил сам пан советник - дескать, юноша знаток любовных проблем, - и он прекрасно понимал: такой пустяк, как семейное положение, вовсе не исключает роковой любви.

Итак, первая выборочная прополка оказалась многообещающей. Только старый Каговец с плотогонщицкой прямотой изрек: много, мол, болванов видывал, но такого еще не доводилось. Старший полицейский Кабргел, услышав это, пожал плечами и дал понять, что мнение кряжистого плотогона разделяет. Между тем десятеро, избранных молодым криминалистом, выстроились на погрузочной площадке, абсолютно сбитые с толку.

И не они одни - растерялся и сам пан стажер.

Прежде всего насчет убитой. Он не столь уж неопытен, чтобы не понять - на девушку покушались дважды. Сначала ударили по голове, а после для верности задушили куском тесьмы, который, по-видимому, нашелся где-то в комнате. Это еще требует проверки.

Стажер позаботился о том, чтобы дактилоскопист, прибывщий на место происшествия вместе с ним, выполнил свою работу возможно тщательнее. Необходимо собрать все отпечатки - ведь среди десятерых наверняка окажется и тот, чьи отпечатки обнаружатся в комнатке.

Гораздо меньше молодого криминалиста занимало, кто из подозреваемых, столь удачно отобранных, виновен, а кто нет. Подозревались все, ибо все приударяли за девушкой, для начала и этого вполне довольно.

Допрос пана учетчика Шимечека не дал никаких результатов, правда, пан Шимечек простодушно удивился, будто девушку убил кто-то из ее обожателей. На вопрос же, кого видывал с ней чаще, ответствовал: трудно, мол, сказать, десятеро задержанных парней все из одной артели, да артелей-то не одна, плоты пригоняют не только Каговец, но и старый Лишка, и Немец, а Янечекова артель сплавляется из Сазавы... Молодой помощник схватился за голову, но, к счастью, криминалистическое чутье не подвело его: исключить, конечно, ничего нельзя, но именно эти десятеро находились здесь в ночь преступления, и этот факт решающий.

Оно конечно, пан доктор, вроде бы оно и так, - вздохнул учетчик, - да только тут и наши работники околачиваются: вон Руда грузит бревна в вагоны или Богоуш, хоть и в годах, да неженатый, тоже не прочь, и будь я помоложе, ей-богу, поухаживал бы за ней - девушка ведь просто ангел была, а того, кто ее убил, трижды повесить мало.

И повесим, - строго заявил молодой помощник и про себя добавил: только бы схватить его!

Пан Бружек, приехавший взглянуть на место преступления, лишь молча покачал головой, будучи же более опытным и старшим по службе, отправился к телефону и попросил пана советника.

- Разрешите доложить, пан советник, наш юноша прижал к ногтю прорву молодых людей, и ежели смиховский староста еще на свободе, так к вечеру будет задержан и он.

Пан советник вздохнул:

- Вы полагаете, версия ошибочна?

- Об этом судить пока рано, да я бы и не решился докладывать, только вот задержанных и в самом деле многовато. И тут еще такая закавыка: я проверил - убитая девушка раньше работала у своего родственника в трактире "Под мандатом", недалеко от Штеховиц, это, с позволения сказать, заведение такое Для водников. Там она и познакомилась со всеми ухажерами, они стоят сейчас стадом на дворе и ждут, что с ними сделают.

- Так она познакомилась еще по меньшей мере с пятьюдесятью такими же.

Пан советник с минуту помолчал, а потом вздохнул:

- Ладно, сейчас приеду. Оно ведь просится - захватить сразу вширь и вглубь, чтобы было где эту рыбку нащупать. А камера предварительного заключения у нас не рассчитана на целый полк поклонников, значит, надо взять лишь тех, кого всерьез можно подозревать. А что говорит врач?

- Не знаю, но и наш юноша удивился справедливо - больно уж старательно ее убивали. Дважды...

- Любовь и не на такие дела толкает, - проворчал пан советник и положил телефонную трубку. - Проклятые бабы и вправду чертово племя! Мало ей с одним или хоть с двумя пофлиртовать! Все бы уже выяснили.

- Я что-то напортачил, пан советник? - смиренно спросил молодой стажер, когда на месте преступления появился сам советник Вацатко.

- Ничего такого не приметил, - отозвался тот приветливо. - А вот методу мы с вами избрали неверную, придерживайся мы этой методы и дальше, дровяную площадку придется обнести забором, и загон мгновенно заполнится молодыми людьми, которые либо ухаживали, либо мечтали ухаживать за этой нашей девонькой.

Получим заключение из дактилоскопической лаборатории, лишних отпустим, - защищался стажер.

Во-первых, результатов еше ждать да ждать, они там в лаборатории не больно торопятся, во-вторых, вполне возможно, преступник не оставил следов!

Пан советник щелкнул пальцами и отправился за старым учетчиком.

Пан учетчик, мы с вами уже в летах и прекрасно поймем друг друга. Не довелось ли вам видеть кого из поклонников девушки у нее дома? Вы понимаете, что я имею в виду? В конце концов, девушка жила в комнате с окошком, а кто умеет через забор перелезть, и в окошко постучать может. Никого не приметили?

Совершенно определенно - нет, - не задумываясь ответил учетчик.

Ну насчет женщин я не решился бы утверждать ничего определенного, уважаемый, - заметил многоопытный пан советник.

А про Лидушку я утверждаю, - степенно возразил пан Шимечек.

Пан советник ничего не сказал, а оставшись наедине со стажером, проворчал:

- Старый козел учетчик тоже из тех, кому эта девица вскружила голову...

Потом же, глянув в окно, где топтались заподозренные парни, предложил:

- Пожалуй, пора решать дело, юноша. Позовите их... И будьте внимательны, вы о каждом должны иметь свое мнение, не исключено, что кого-нибудь из них придется вызвать снова. Я так думаю: поговорив, мы всех, пожалуй, отпустим - не разместить нам полк перепуганных поклонников в нашем четвертом отделении.

Дознание проходило весьма примечательно. Когда спросили, кто прошлой ночью находился неподалеку: у девушки или здесь, во дворе, добровольно и без лишних слов признались восемь человек из десяти.

- А почему же вы не были? - спросил пан советник двоих оставшихся.

Парни помолчали, переглянулись, наконец один выдавил:

- Да тут и без нас хватало...

Второй одобрил сие заявление кивком головы. Пан советник удивленно поднял брови и махнул рукой, - мол, эти двое могут идти.

- Ну а вы? Кто с ней был около полуночи? Никто не отозвался.

- Начнем с другого конпа. Что здесь делали вы? - указал пан советник на парня с краю.

Плотогон пожал плечами:

- А что мне тут делать? Ничего... Просто хотел сказать Лидушке, здесь, мол, мы, тут.

- И вы сообщили ей эту радостную весть? Плотогонщик покачал головой:

-Нет.

- А почему?

- Дак ей уже про то говорил Тонда... - парень ткнул в своего соседа.

Ну я и сказал, - кивнул сосед.

А она что?

Дак ничего. Обрадовалась... Она завсегда радовалась.

И вы никуда не пригласили ее? На свидание, к примеру? Парень печально покачал головой.

А почему?

Дак ее уже Карел пригласил.

И Карел добродушно согласился: вроде бы пригласил...

- Где вы с ней были и как долго? - спросил пан советник Карела.

Нигде не был...

Она отказалась?

- Дак вроде нет. Только не пошла со мной, - уныло вздохнул молодой плотогон.

Пан советник глянул на стажера, тот лишь растерянно пожал плечами.

- Да что вы мне сказки сказываете: девушка никуда ни с кем не ходила и никогда ни с кем не говорила, а вы все вокруг нее увивались... Если бы только вы... Ведь есть и другие артели!

Плотогоны угрожающе загомонили.

Вот же, - непрошеным отозвался молодой парень. - И они, надоть, за ней таскались, из Лишковой, значит, артели. Лишковы, скорее всего, а ихний длинный Гонза и вовсе ей проходу не давал. Мы уж были радешеньки, как одни тут остались.

И поспешили этим воспользоваться... А теперь честно, кто вчера вечером говорил с девушкой? И сдается мне, с глазу на глаз.

Стало тихо. Разумеется, все знали, только никто не хотел выдавать товарища. Пан советник смотрел на них и думал: "Не хотелось бы ошибиться, только из этих парней никто на убийцу не похож. Конечно, криминалист не имеет права так рассуждать и поддаваться самовнушению, да ведь есть же у меня глаза: здоровые простые парни, на танцульках подраться - это пожалуйста. Но разбить девке голову, а потом еще и задушить - не их рук дело".

Вдруг один поднял руку:

Я говорил.

Что вы? - вздрогнул пан советник, внезапно выведенный из задумчивости.

Я с ней был.

Все облегченно вздохнули. Да, Лойза единственный из всех добился у нее успеха. Не напрасно намывал он свои резиновые сапоги.

О чем вы с ней говорили? В котором часу? - набросился на него стажер.

В котором часу, не знаю, сразу после спать пошел. А что говорил... То да се, обыкновенно. Прямо и сказал: как дознаюсь про ухажера из другой артели, от Лишки или от Янечека, так...

Вы ей угрожали? - строго спросил молодой криминалист.

Я не угрожал. Только сказал, что убью.

Пан советник прищурился. Ну, наш молодой сотрудник может быть доволен. Получил неопровержимое доказательство, дабы молодца под замок. И так-таки сделает...

Почему вы угрожали? - поспешно спросил он. - В шутку?

Какие там шутки, взаправду, - ответил парень, упорно глядя вниз.

Да, молодец все выложил как на духу. Пан советник понял - его не переубедишь.

- Вы ее и убили! - с мрачной уверенностью констатировал стажер.

Молодой плотогон поднял глаза и с удивлением спросил:

- А зачем? Она ведь ни с кем из других артелей не путалась. Вчера только наша артель здесь и была.

Остальные невнятным бормотанием одобрили его заявление.

Вы останетесь, мы еще потолкуем, - сказал стажер, остальных отпустил. Расходились малость растерянно. Один вернулся от самой двери:

Ежели, вашество, думаете что на Лойзу, дескать, убивец, лак напраслину на него возводите. Мы все да и другие такое же говорили... А она только хохотала.

Теперь уже не хохочет! Убита! - крикнул в сердцах молодой сотрудник отдела особо важных преступлений.

- Дак чего уж... Кабы знать, кто убил, и виселица ни к чему. Сами бы все и уладили.

Повернулся к Лойзе, дружески махнул ему. И Лойза в ответ махнул.

- Увезите пана... пана Алоиза Вавру к нам в "четверку" для дальнейшего дознания, - приказал молодой криминалист полицейскому, тот вывел арестованного. Немного погодя он повернулся к пану советнику: - Теперь, когда получим еще и отпечатки - а их вот-вот дадут, - круг сузится. Мне кажется, это главное.

Возможно. Только вам бы надо разговорить старшого из их артели. Он-то уж наверняка всех знает лучше, чем нам представляется. Плотогоны - народ особый, вместе проводят дни и ночи, им все друг про друга известно, не то что людям в городе.

Старый Каговец пришел мрачный и насупленный. Уже прослышал, что Лойза брякнул лишнее. Ничего тут не попишешь - парень с панами полицейскими совсем говорить не умеет!

- Значит, милостивый пан, так: кабы бедная девка не померла, дак всем по заднице, и моим парням, да и ей тоже. С этим делом, прошу прощения, все просто: ежели сучка не хочет кобелю поддаться, дак убежит от него. А баба, она, насупротив, ластится к мужику. Мать честная, да разве ж то правильно? Я завсегда парням велел позвать барышню к нам в гости на танцульку, а после б, как следует, побились бы за нее, так и спокон веку заведено: кто дольше продержится, тот и провожать иди, ну а уж после, всем знамо, прямо то есть к алтарю. Потому как дорогу с танцев баба не может выдержать - в жизни так повелось. А парни нет и нет, она им что цветочек полевой, чтоб на сплаве не скучать. Вот и говорю: ремень да и выдрать хорошенько, чего же еще-то...

Стажер прервал Каговецевы рассуждения:

- А как вы думаете, этот Вавра... Каков характером? К насилию горазд?

Каговец задумался - такие слова мало что ему говорили - и продолжил на свой лад:

Дак когда снимется не под ток да плот-то развернет, оглянуться не успеешь, тогда сильно горазд... А ежели чего не по нему, так того нет... А вообще-то аккуратный парень.

А с девушкой ему повезло?

Ну про то не ведаю, только, кажись, ничего не было, ежели что, дак парни бы говорили, у нас все за одного. Да уж, кабы Лойза увел девку, все его поздравили бы, потому как никому не удалось ни из Лишковой артели, ни из других.

Я имею в виду, не находился ли Вавра с ней в близких отношениях?

В отношениях? Дак оно конечно, но чтоб грех какой, того не было.

На сем прения пришлось закончить, ибо молодой юрист уразумел: чтоб понять старого Каговеца, надо подыскать переводчика.

Вернувшись в свое четвертое отделение после предварительных допросов, молодой криминалист застал пана советника за тщательным изучением фотографий убитой. Пан советник выжидательно посмотрел на стажера. Само собой, ждет отчета. А что я, собственно, могу сказать? - огорчился молодой человек.

Что-то не вижу воодушевления, - проронил советник.

Нету улик, пан советник. У меня все время такое чувство, что где-то допустил ошибку, хоть и сделал все возможное...

Всего вы не сделали, молодой человек, - задумчиво сказал советник и не спеша закурил. - Вы сосредоточились на плотогонах. Все правильно, но этого мало. Около девушки крутились и другие. Я велел собрать внизу работников фирмы. Пан Бружек давненько уже с ними беседует, сходите взглянуть, не найдется ли чего для вас.

Не нашлось. Пан Бружек, покачав головой, незаметно дал понять, как обстоят дела. Служащий фирмы Рудольф Бруга показал, что вчерашнюю ночь провел дома, до того сидел в трактире, а с Лидушкой не виделся. Не обязательно же таскаться за ней по ночам, как плотовщики, увидеть ее можно в любое время и днем. В таком же духе изъяснялись остальные.

Настораживало одно. Брута проговорился, хорошо-де помнит, как Лойза Вавра всякий раз, когда сплавлялись в Прагу, не давал Лидушке проходу, чувствовал себя прямо-таки хозяином положения и не скрывал своих намерений во что бы то ни стало добиться девушки.

А что поговаривают все прочие? - поспешно прервал его молодой юрист.

Да ничего. Э-э-э, все они увивались вокруг нее, только жениться едва ли.

- Дурная репутация?

- Кажись, оно и так, только я свечку не держал - мне вовсе не до того... Работаю, на остальное плевать хотел, денег бы ио-боле, а на баб у меня охоты нету, - объявил невзрачный Брута.

- Вчера ночью вы видели Вавру?

- Да уж видел, припозднился я, а он все шатался на погрузочной.

- А вы что там делали? - неожиданно спросил пан Бружек.

- Я? Ничего. Я там работаю.

- Вы утверждаете, что было поздно?

- Так ведь, пан комиссар, если хотите заработать у Дит-триха, на часы смотреть некогда.

Вавра был один?

Я видел его одного.

Все ответы пан Бружек тут же проверил у служащих и рабочих фирмы. Подтвердили - Руда с Лидушкой не встречался, так, перебросились парой слов и все. Да она с ним никуда бы и не пошла.

- А это любопытно. Бруга показывает не из ревности, сваливая все на Вавру. Значит, вы все-таки ухватили рыбку, -сказал пан Бружек стажеру, покрасневшему от удовольствия.

Новоиспеченный криминалист так воодушевился, что купил бутылку вина и отнес в дактилоскопическую лабораторию. Теперь всего один отпечаток Ваврова пальца - и завяз парень! Уж он, стажер, развеет все домыслы и сказочки про то, как славный молодой плотогон чистою любовью любил невинную девушку... Вавра-буян и убил ее... Она гуляла с другими, он разнюхал... И во время первого же сплава убил в Праге... Чтобы не досталась другому... Такова правда! Как раз вчера Каговецева артель пригнала первые плоты после долгой зимы. К тому же вечером Вавру видел Бруга... Возможно, Вавра заметил его и отложил свое намерение. Сделал вид, что уходит, потом вернулся после полуночи, девушка ему открыла - ведь знакомый, - и все произошло так, как произошло.

Верно, дело известно лишь в самых общих чертах, пока еще даже час смерти не установлен... Скоро станут известны результаты вскрытия, получим отпечатки пальцев, и всей плотогонной балладе наступит конец.

Когда стажер в прекрасном настроении сел за письменный стол, явился пан советник.

Послушайте, молодой человек, мне сегодня по телефону пан Бружек сообщил кое-какие подробности. Эта девица работала в трактире "Под мандатом" у своего родственника. Поезжайте туда, кто знает, какие еще слухи ходят насчет всех причастных к делу.

- Мне кажется, все проясняется, пан советник, - улыбнулся стажер.

- Отлично. Вот вы и поедете внести последние штрихи. Добраться в трактир "Под мандатом" было не так-то просто.

Пароходы еще не ходили - сезон не начался, пришлось ехать поездом, тащиться в гору пешком. Несчастный молодой человек, по правде говоря, добрался до места только к вечеру, когда все трактиры обычно закрываются. Однако в трактире "Под мандатом" было полно народу - неподалеку на якоре стояло несколько очень длинных плотов, и молодой юрист понял, насколько ему повезло: он попал на первый сплав Лишковой артели. Сегодня плотогоны получили от старшого "на первую воду" - обычно надбавку, выплаченную авансом, - и уже перевернули бы все вверх дном, не дойди сюда весть о смерти Лидушки. Весть пронеслась по реке, и конечно же быстрее телеграфа и служебных сообщений. На полицейском посту в Штеховицах еще понятия ни о чем не имели, а здесь хозяин уже утирал глаза.

- Сударь мой, - сказал он стажеру, расставляя перед ним кружки, - золотая была девка! Мы ее за дочь держали. Вкалывать ей пришлось, что правда, то правда, так в нашем деле без ра боты не проживешь. А уж ухажеров у нее было - не счесть.

- Вот-вот, они-то меня и интересуют, пан трактирщик. Присядьте ко мне, - тихонько попросил молодой криминалист и незаметно показал служебный значок.

- Напрасно пытался он сделать это тайно; трактирщик взял значок, долго рассматривал, а после гаркнул на весь трактир:

- Тихо вы, тихо, здесь пан из полиции! Не подумайте, что у меня обыкновенная забегаловка... Лишка, везде передай, что трактирщик "Под мандатом" имеет что сказать по поводу случившегося... Старуха, подавай пиво, вон там парни заказали по две кружки крепкого "утопленника", приготовь все, что надо, видишь, я занят.

Дабы всем было ясно, что хозяина беспокоить нельзя, он принес стопки, мерцающие желтыми бликами, и из своей понемногу и раздумчиво отхлебывал.

- Вы разыскиваете того, кто ее убил, так ведь?

- Само собой. Пока не поймаем...

- Его уже поймали! - зычным голосом оповестил трактирщик, и все мужчины вопросительно повернулись к ним и смотрели с какой-то строгой молчаливостью.

-Нет-нет, пока только кое-кого подозреваем, - быстро выпалил молодой следователь. - Пан трактирщик, я был бы вам весьма обязан, если бы все, о чем мы говорим, осталось в тайне.

- Вы слышали, мужики? - взревел трактирщик. - В тайне! Извольте меня ни о чем не спрашивать... - Так-то вот... Ну, на чем же мы остановились...

- Как она работала у вас.

- Да ловко управлялась. Она, доложу я вам, девка оборотистая, надумала тут такое... Бывает, плотогоны спешат, у нас не встают, идут прямо на Прагу, так она, про то прознавши, брала несколько двухлитровых пивных жбанов и, как заметит плоты вон в той излучине, в лодку - и навстречу им, вот был гешефт! Ну s они, ясное дело, - ведь плотогоны ребята лихие, - только заявись к ним этакая красотка: пиво расхватывали без разговоров, платили и сдачи не брали. Уж тут она могла быть довольна.

- Вокруг нее, слышал я, многие увивались?

- Так пока внове было, после-то пообвыкли, кое-кто и по морде схлопотал, потому как рукам волю давал, а она себя блюла. Жена ее за то уважала, а я не раз говаривал: чего ждешь, принца, что ли, ты служанка трактирная, а хороший плотовщик и хорошо заработает, и халупа у него есть, как бы тебе не промахнуться! А она все: дядечка, я могу и подождать - голая да босая замуж не пойду. Да зачем же голая, говорю, - пойдешь ты одетая, а голой тебя заполучить - это уж он после свадьбы постарается, имущество на тебя сам запишет, ведь среди плотогонов и вдовцы есть... А она - нет и нет... Кто за ней ходил? Да у кого ноги были, тот и ходил. И из этой артели - Лишковы парни, например, вон тот высокий и тот поменьше, сидит рядом... И Карел, и Венца тоже...

- Нынче эти меня меньше интересуют. Артель старого Каговеца знаете?

- Как не знать, сегодня он уже в Праге.

- Да, в Праге. А из них кто?

- Ну из этих-то первый Лойза. Вы его не видели.

- Лойза Вавра? А вот и видел, - засмеялся полицейский.

- Так он самый верный ее ухажер и есть.

- А девушка? У нее другого не было?

- Нет, про то ничего не могу сказать.

- Почему же она уехала в Прагу?

- Не иначе загордилась или еще что: вокруг нее все плотовщики да плотовщики, человека за день не увижу, жаловалась. Кто знает, как все вышло, может, и кто из этих перелетных пташек ее уговорил. У Диттриха устроилась, ежели слыхали, старая фирма, торговля деревом, самый первый Диттрих был старостой, вон и пароход его имени ходит - "Бургомистр Диттрих". У них кругом склады, теперь уже не только на Подскали, самый огромадный на Смихове, а вся хитрость знаете в чем? В Смихове железнодорожная станция есть, на самом берегу влтавской излучины, лес оттуда уже поездом везут. На Смихове Лидушка пиво уже не подавала, жена однажды к ней ездила - она ведь ей заместо мамы, девка-то сирота... Лидушка работала Там служащей! А поскольку деловая она, так заимела маленькую закусочную, к ней плотогоны и туда наведывались.

Все плотогоны по ней сохли... - тихонько проворчал стажер и вздохнул.

Ничего нового он не узнал, утешало только то, что снова всплыло имя этого Вавры. Короче говоря, парню не отвертеться - судя по всему, был-таки ее возлюбленным.

А теперь, пан трактирщик, вопросик, только между нами, мужчинами. Как она держалась? Я имею в виду, всех отвергала или, наоборот, слишком много позволяла?

Ну по собственному опыту не могу сказать... Дядей прихожусь ей... А слышал, что веселая была. На то и дана была ей женская красота. И вот так все кончилось... Говорят, убили ее зверски.

- К сожалению... Вы не знаете, может, угрожал ей кто, она никого не боялась?

- Дак она вообще ничего не боялась. А грозиться многие грозились, один из-за нее хотел утопиться, другой ее обещал утопить. Ну такое говорится иногда, что ой-ёй.

- А Вавра?

- Так Вавра совсем шальной. Настоящий дикарь, он как-то подрался тут с одним из Яноушековой, господи боже, что было, теперь-то у меня справный трактир, а тогда не знал, куда провалиться, только бы их выпроводить восвояси. Само собой, все из-за нее.

- Мне понятно, пан трактирщик...

Было уже поздно, и хозяин предложил редкому гостю постелить наверху, в отдельной комнате, а пока что пусть закажет себе ужин. Гость заказал, а плотовщики пригласили его к себе за стол. Сначала объявили, попадись им тот убивец, кожу с него живьем спустят, а после какой-то парень со слезами на глазах затянул песенку, которую так любила Лидушка, песня звучала серьезно и грустно, и плотогоны все как один, когда пели, пропускали непристойные слова, которые в прежние времена орали особенно хлестко, если берегом шла женщина. Теперь эта песня величаво плыла над медленно текущей темной рекой, летела бесшумной ночной птицей.

Встань, дорогая, солнце сверкает, встань, дорогая, солнце сверкает, лодка готова, нас поджидает...

Когда молодой юрист проснулся, солнце и в самом деле сверкало, плотогоны ушли - еще ночью направили свои плоты по течению, а он помчался на поезд, чтобы вовремя поспеть в управление. Было прекрасное весеннее утро, ветер рябил темную воду, и у помощника ликовала душа.

Будни начались, как всегда, с заседания у начальства. Пана советника он застал за изучением протоколов - как только помощник почтительно вошел, хмурый советник передал акты ему. Ничего особенного, обычный протокол осмотра убитой. Профессиональный и обстоятельный протокол констатировал, что жертву сначала ударили тупым предметом по голове спереди (этот тупой предмет так и не обнаружен, потому, верно, старик и насупился), а после задушили. Далее подтверждалось: уже первая рана была смертельна, поэтому удушение шнуром (тесьмой, какая обычно имеется в каждом втором домашнем хозяйстве) - бессмысленная жестокость, в этом факте надо бы разобраться. Время смерти, вне сомнений, до полуночи, приблизительно от десяти до одиннадцати часов. На следующих допросах надо выяснить, в котором часу был с ней Вавра, и уточнить У Рудольфа Бруги, что означает его определение "припозднился". Впрочем, все это сущий пустяк...

Стажер вопросительно посмотрел на пана советника: тот продолжал хмуриться, даже помрачнел.

- Позовите пана Бружека, он тоже работал на месте преступления, - немного погодя приказал советник. Ничего хорошего его вид не сулил.

Не успел пан Бружек войти, советник сунул ему акт, подождал, пока тот прочитает. Пан Бружек недовольно тряхнул головой, а в заключение изрек:

- А, черт возьми!

- Ну вот, пожалуйста, и пан Бружек, забежавший этак на минутку, из прочитанного делает заключение: черт возьми, а вы меня убеждаете, будто все идет как по маслу. И в протоколе ничто не привлекло вашего внимания?

Молодой человек снова взял акт, уже не на шутку встревоженный, и прочел его.

- Вы имеете в виду заключение? - спросил он тихо.

- Вот именно. Надеюсь, вам теперь ясно, что, во-первых, судебные врачи работают лучше всех, потому как обращают внимание абсолютно на все, а во-вторых, вы невнимательно читаете протоколы гораздо более важные, чем все ваши допросы. Врач в заключении написал два слова: virgo intacta. И что же это значит?

- Девица, - едва выдохнул помощник.

- Ну вот, а мы считали, что она сбивала с пути истинного всех плотогонов с Влтавы и впадающих во Влтаву рек, - вздохнул Бружек.

- Разумеется... это следует учесть, но, смею заметить, принципиально ситуация не меняется. И совсем невинную девушку можно убить. Пусть у Вавры с ней ничего не было и никого у нее не было, но ведь Вавра этого не знал, а потому и пригрозил убить, спутайся она с кем-нибудь. Да у нас теперь еще одним доводом больше, чтобы его как следует взять в оборот.

Пан Вацатко встал. Беспокойно заходил по кабинету:

- Вероятно, вы по-своему и правы. Но послушайте моего доброго совета. Не впивайтесь как клещ в одну версию, извините. Идейка вас осенила, и носитесь с ней как с писаной торбой, улики подгоняете к тому, что выдумали. Ежели со мной такое приключается - а известно, от ошибок, как от оспы, прививку не делают, - я с ходу говорю себе: стоп, братец, где-то тут оплошка вышла, раскручивай все сначала.

Пан Бружек предательски кивал головой и незаметно подмигивал молодому коллеге: дескать, эту тираду пана советника не следует принимать совсем уж всерьез.

- Пожалуй, прежде всего надо констатировать, - продолжал советник, - первая, смертельная рана, нанесенная в лоб, явно свидетельствует, что девушка преступника знала и не была настороже...

- Вот именно, как раз Вавру она и знала!

Я так и думал! - воскликнул пан советник. - Так и думал, что еще больше подозрений брошу на того, кто сидит у нас под замком! Наш стажер, кабы мог, так сегодня пополудни отправил бы его на виселицу и закрыл дело! Вы думаете, черт подери, девушка с ним одним знакомство вела?

А кто, кроме Вавры, способен из ревности убить девушку, с которой даже не спит? - искренне удивился начинающий криминалист.

Советник подумал и значительно произнес:

- Вот-вот. Тут-то мы и подошли к сути! А из ревности ли совершено убийство?

Даже пан Бружек позабыл жестикулировать и удивленно присвистнул. Все возражения побоку - у шефа есть голова на плечах!

Представьте себе, господа, - уже миролюбивее продолжал пан советник. - Меня все время сбивает с толку это удушение. Из ревности убивают не так. Хватают нож... Или топор... Но потерявшую сознание возлюбленную еще и удушить... концы с концами не сходятся!

Убийство с целью грабежа мы ведь исключили, - обиженно отозвался стажер. - Никаких следов ограбления нет.

А если убийцу что-то вспугнуло и он не успел исполнить свое намерение, как выражаются адвокаты? Убить успел, а ограбить нет.

В кабинете наступила глубокая тишина. Раздался стук, и появился сотрудник из дактилоскопической лаборатории. Принес заключение.

Ну-с, теперь все встанет на свои места, - заговорил молодой человек и заметно оживился.

Гм, да у вас целая охапка бумаг, - удивился пан советник. - Это мне нравится! Молодой человек, вы любите читать протоколы, займитесь этим!

Ох и работы было! - вздыхал дактилоскопист. - Пан доктор хотел проверить отпечатки всех плотовщиков. Да сколько мы ни искали, в комнате отпечатков не обнаружили.

Пан советник взглянул на юношу и с удовлетворением заметил, что тот опустил голову.

- Только один... Вот, пожалуйста... Отпечаток номер семь,

принадлежит Алоизу Вавре.

После краткой тишины раздался крик молодого человека:

- Вот же, все-таки он!

И пан советник, озадаченный, умолк.

Следует пояснить, - продолжал дактилоскопист, - так мы и написали в протоколе: на других предметах в комнате его отпечатков нет, только на сумочке.

Но ведь сумочка-то в комнате! Стало быть, Вавра заходил туда!.. - победно кричал стажер, еще немного - и он пустился бы в пляс от радости.

Бружек принял озабоченный вид, казалось, пан советник понес полное поражение. Шеф дактилоскопической лаборатории счел за благо предоставить господ криминалистов их размышлениям и исчез. Дактилоскопия потому и незаменима, что фиксирует факты, а конечный результат ее не волнует.

Советник с веселой улыбкой смотрел на ликующего молодого человека и наконец произнес:

- Покойный советник Кнотек многажды говаривал: именно дактилоскопия тьму людей привела на виселицу. И всегда добавлял: а ведь каждый человек обязан соображать, что из посланных на виселицу половина невиновных... Я не призываю вас по примеру старосветского пана Кнотека не доверять столь блистательной науке, как дактилоскопия, но сам по себе отпечаток еще ничего не значит. Тут-то и необходим криминалист, дабы распутать, как был оставлен отпечаток... Вот представьте, молодой человек, вы кое-что знаете, но, сдается мне, жизненного опыта у вас маловато. Я, к примеру, не раз наблюдал, как молодой парень идет с девушкой, а особенно этакий деревенский молодец, почитающий себя элегантным, всегда несет своей даме сумочку. А Вавра с ней куда-то ходил, это факт подтвержденный, да он и сам не отрицает.

- И не может! Его видел свидетель Бруга, - вскользь заметил стажер.

- Ну вот, видите... Проводил ее до дому, а он парень порядочный (на то и врачебное заключение, чтоб из него выводы сделать), и отдал ей сумочку, о коей заботился, и девушка отнесла ее домой.

- Так могли появиться отпечатки пальцев в комнате, где он не был.

Молодой юрист скроил скептическую мину:

- Итак, это ведет к версии - Вавра не преступник. Но если у меня, прошу прощения, пан советник, навязчивая идея: преступник именно Вавра... Нет ли у вас, извините, пожалуйста, такой же идеи фикс, что он - не убийца?

- Разумеется, и у меня идея, - весело отозвался советник. - Не потому, что я как-то особенно обожаю этого Вавру. Просто хочу начать с другого конца.

Советник взглянул на Бружека:

- Вы - старый полицейский, пан Бружек, и все примечаете. Есть в комнате у девушки занавески? Окна были закрыты? Ведь ночь!

Пан Бружек задумался.

В помещении полумрак... Да, шторки на окнах задернуты. Обычные, из легкой ткани, неплотные...

Окно закрыто доверху?

А вот этого не помню. Может быть...

А если нет? - спросил советник.

Не понимаю, к чему вы клоните, пан советник, - честно сознался Бружек.

Юноша, не стройте из себя мученика и срочно вызовите авто. Надо спешить, есть причина. Едем на Смихов, в эту комнатенку!

В машине пан советник подбодрил юношу:

- Не грустите, дружище, это не ваш проигрыш. Возможно, победит справедливость. Говорю - возможно. Мне все кажется, вот-вот уловлю нить, но никак не могу выбрать направление поиска...

Когда подъезжали к месту, пан учетчик Шимечек следил за ними усталыми глазами. И рабочие, складывавшие бревна на платформу, прекратили работу.

- Пан учетчик, передайте рабочим, чтобы занимались делом, здесь глазеть не на что. Мы только кое-что измерим. Можете объявить, что преступника мы уже взяли.

Пан учетчик всплеснул руками:

- В самом деле? У меня камень с души свалился! Смерть такой достойной девушки заслуживает отмщения. Наши люди обрадуются.

- Еще бы, - кивнул пан советник. - И вот что... Когда вы отсюда уходили?

- Вы имеете в виду тот ужасный день? Позже, как раз пришли плоты, а потом Лидушка меня позвала, я ведь был как бы ее доверенный.

- И что же она хотела доверить вам в тот раз? Замуж собралась? - засмеялся пан советник.

А знаете, вы почти что угадали! Она меня известила, что уже может выходить замуж, накопила целых пятнадцать тысяч. Хорошенькая сумма для такой девоньки, а?

Пан советник посмотрел на своих спутников, словно брал их в свидетели столь удивительной новости.

- Как же вы не вспомнили об этом раньше?

- Не все же человек сразу вспомнит, пан доктор тогда расспрашивал про ее поклонников, а до этого и не дошло. Лидушка и на самом деле мне в тот день сказала, что собрала всю сумму, сколько наметила. Потому как она собиралась замуж выйти, когда накопит пятнадцать тысяч. Редкое ведь качество у девушки?

Где она держала деньги?

Да где же... На книжке в кассе.

- Очень интересно, пан учетчик... Благодарю вас, мы с вами еще увидимся.

Пан Шимечек удалился. Советник Вацатко обратился к ста жеру:

- Ну-с, юноша, что вы скажете по этому поводу? Ваша девушка, оказывается, была богата? Ах, вы не знали об этом.. Все потому, что прорабатывали только любовную версию.

- Но и вы соблаговолили сказать, что... что это любовь! Пан советник вздохнул:

- А вы полагаете, юноша, что мне на ум патент выдали, только потому что я советник? Когда-нибудь и вы сделаетесь советником и убедитесь - звание тут ни при чем. Я понял, что сбил вас с толку... И теперь энергично наверстываю упущенное, чтобы искупить свою ошибку.

Сорвали с двери печать, пахнуло тяжелым, спертым воздухом, словно в помещении все еще лежала покойная.

- Итак, пан Бружек, начинайте искать книжку, у вас есть свои искусные приемы. Только, поелику возможно, ничего не передвигайте.

Пан Бружек кивнул, и его опытные руки занялись разными выдвижными ящиками и шкафом. Вскоре он пожал плечами:

Сделал все, что мог, - ничего нет... Разумеется, надо бы все проверить пядь за пядью. Но книжки здесь нет.

А вы, молодой человек... Занавески задвинуты, выйдите, взгляните со двора, видно ли меня.

Через минуту за окном раздался голос:

- Если стоять на земле, ничего не видно, а вот встать бы на что-нибудь, хоть вот на этот чурбан, тогда видно все, что делается в комнате. Занавески закрывают окна не доверху.

- Хорошо, возвращайтесь!

Когда все собрались, Бружек с восхищением воскликнул:

Пан советник, позвольте спросить, как это вы в самую точку? Я начинаю понимать! Ведь ее убили с целью грабежа! И вовсе никакая не любовная история, как мы думали!

Но в комнате ничего не тронуто, такой порядок... - возразил помощник.

Советник махнул рукой:

А с какой целью убийце и грабителю было все переворачивать вверх дном, он точно знал, где девушка держит свои Деньги. Да, он знал это точно. Сначала иногда подглядывал, как она раздевается. А позднее уже следил только за тем, куда прячет книжку.

В таком случае Вавра...

Он не преступник, мне было ясно это еще вчера, когда °ни там на площадке стояли. Будь он убийцей, не сказал бы, что грозился убить... По-моему, все произошло так: убийца совсем не обязательно пришел, когда девушка вернулась со свидания. Он уже ждал... Не рассчитывал, что парень в любви такой неловкий и непредприимчивый. Девушка вернулась быстро, преступник этого не ожидал. Возможно, все решили секунды, несколько секунд. Задержись Лидушка, он украл бы книжку, скрылся, на этом все и кончилось бы. Но девушка неожиданно вошла и остановилась перед ним. Преступник ударил ее по голове, а после, охваченный паникой, задушил - боялся, что она очнется и все расскажет, потому как знала его.

Кто же это? - спросил стажер, совершенно убежденный логикой пана советника.

Всего вероятнее тот, кто сказал, что видел с ней Вавру.

Рудольф Бруга?!

Я не прорицатель и говорю: всего вероятнее... А может, кто-нибудь другой из работников фирмы... И кстати, юноша, мигом взять у всех у них отпечатки - вы уж как-нибудь объяснитесь, забыли, дескать, свалите на меня, - мол, старый пес придирается к пустякам... На всякий случай пусть возьмут... Потому что преступник мог быть и в перчатках... Пан Бружек, обыщите Бругову комнату. А мы - теперь уж вряд ли сотрем какие следы - здесь перевернем все вверх дном.

Книжка не нашлась. В протоколе было сформулировано: книжка не нашлась в комнате Лиды Валовой. К сожалению, не нашлась и в комнате Бруги. Пан Бружек доложил об этом с большими сомнениями.

Чему же тут удивляться, - заметил советник. - Или таскает книжку с собой в кармане, или уже выбросил. Скорее всего, второе...

Господи боже, пан советник, - выскочил стажер, - как он мог выбросить книжку, из-за которой убил!

А почему бы и нет - понял, что ничего не получит, потому что книжка наверняка на пароль.

Откуда вы все знаете? - удивленно спросил молодой человек.

Во-первых, от учетчика, а во-вторых, я бы и сам догадался, даже не скажи он мне: девушка была не промах, и не напрасно старый учетчик наставлял ее. Что же нам остается?

Руки в ноги - и в эту кассу, - заключил пан Бружек и взял шляпу.

Правильно, поезжайте. Но я уверен, что Бруга в кассе был. На штамп, обусловливающий выдачу вклада, конечно, внимания не обратил, по-моему, он сообразительностью не блещет.

- Чего нет, того нет, на работе его зовут придурком, - сообщил, уходя, пан Бружек.

Все произошло так, как и предвидел старый пан советник. Утром в кассу явился неизвестный мужчина и предъявил книжку с обусловленной выдачей вклада. Поскольку пароль он назвать не мог, кассир выпроводил его и посоветовал прийти, когда пароль припомнит. Мужчина ушел.

Пан Бружек сообщил все по телефону советнику и попросил дальнейших распоряжений.

- А вы как думаете?

Есть, разрешите доложить, две возможности. Или арестовать Бругу и отвезти его в кассу для опознания, или сделать наоборот - взять с собой кассира на склад.

Правильно, - согласился пан советник. - У нас нет прямых улик против Бруги, а потому лучше предпринять второе.

Ну так я отваливаю, - весело откланялся Бружек и повесил трубку. В его голосе звучало нетерпение охотника, напавшего на след.

Юный криминалист сидел как тридцать три несчастья. Пан советник положил трубку и весело потрепал его по плечу:

Видите, какой оборот приняло дело? Так часто и случается. Сначала вроде есть где-то затычка и никак не удается ее ухватить. А как затычку вытащишь - вода хлещет, растекается, а вы не в силах ее удержать. И все это именуется криминалистикой.

Кажется, такая наука не для меня. Я уж перейду в налоговое управление, - вздохнул стажер.

Пан советник только рукой махнул.

- Сколько раз я собирался все это бросить, когда что-нибудь не удавалось...

Вдруг он озабоченно ударил рукой по столу:

Проклятие, молодой человек, мы опять напортачили. Бружек там один... Он нетерпелив, я его понимаю, но в этом деле нужна помощь... В кассе его, пожалуй, уже не застанешь!

Я мигом слетаю, - вызвался юноша.

Пока вы доберетесь, он уже, увы, будет на складе, а это далековато. Положимся на его опытность.

Конечно, опыта пану Бружеку не занимать, да только порой никакой опыт не поможет.

Поначалу все складывалось как нельзя лучше. Кассир сразу опознал Бругу, едва они добрались до площадки, где сваливались бревна.

- Разумеется, это тот самый пан, я узнаю его. Он и утром был в рабочей одежде.

Бружек ничего не ответил. Решил действовать внезапно и без промедления. Предчувствие, к сожалению, не обмануло пана советника. Бружек не попросил старого учетчика позвать Бругу. Положился на внезапность и растерянность преступника и направился прямо к нему. Тот увидел полицейского, верно, узнал кассира и мгновенно все понял. Бежать было поздно -полицейский стоял рядом, Бруга успел сунуть руку в карман, выхватил короткий нож и ударил пана Бружека. Рукоятью этого самого ножа он и убил ночью Лидушку.

Однако пан Бружек был повыше ростом, к тому же отпрянул в сторону. Поэтому удар пришелся в плечо, у Бружека подогнулись колени. Этим моментом воспользовался Бруга, перепрыгнул через забор и бросился между сторожками, складами в заросли кустарника.

Пока полицейский опомнился и засвистел, преступник давно скрылся. Бружек, постанывая от боли, заторопился к телефону. Получив основательный нагоняй, еле слышно попросил разрешения обратиться за помощью в ближайшую больницу.

Во всех полицейских участках началась лихорадка, пожаром перекинулась и в управление. Пан советник быстро ходил по кабинету и ругался как извозчик.

- Чтоб вам неповадно было, молодой человек, - назидательно поднял палец пан советник. - По крайней мере видите: такой старый зубр, как я, и то маху дал. Люди, какой позор! А что еще будет, когда пронюхает пан президент полиции!

И тут молодой человек вскочил и тоже заметался:

- Пан советник, ведь и я... я совсем забыл про Вавру... Он все еще в предвариловке! Ведь это нарушение закона!

- Так случается - вдруг все сходится против одного человека, как сейчас против Вавры. А оттого, что погибла невинная девушка! Вавра, конечно, не знает законов, и несколько часов под замком не такая уж трагедия. Выпустите его и скажите, что преступника мы обнаружили. Хоть это его утешит.

Когда Вавра вышел из камеры и стажер все рассказал ему, этот сильный парень едва не потерял сознание. Прислонился к стене, чтобы не упасть, губы чуть-чуть шевелились не в силах слова выговорить.

- А ваша Лидушка и вправду была хорошая девушка. Поверьте мне, я не без оснований утверждаю это, пан Вавра. Про то и врач написал в протоколе. Лидушка была чистая девушка до самой смерти.

Плотогон ничего не ответил - не то сам все знал не хуже юриста, не то, потрясенный, просто не воспринял сказанного.

На следующее утро полицейские посты получили описание внешности преступника - убийцы и грабителя. Петля стягивалась все туже, но Бруга как-то выскользнул.

- Дело еще долгое, - разъяснял пан советник своим людям, горевшим от нетерпения. - Этот человек много работал с лесом и, скорее всего, уберется в лес. А сейчас, по весне, продержится там долго. Мы еще дождемся, что он с голодухи на кого-нибудь нападет.

Пан Бружек, все еще с перевязанным плечом, смотрел виновато, словно на его совести было возможное нападение Бруги на невинного человека.

Однако нападения не произошло. Миновала весна.

- Этот Бруга словно сквозь землю провалился! - с отчаянием причитал стажер.

Пан советник задумался:

- Сквозь землю? Да где там... Скорее, в воду. Внимательно следите за сообщениями полицейских постов обо всем, что касается утопленников.

Так и случилось. Летом в старице реки под Градиштеком нашли тело утонувшего мужчины, некогда Рудольфа Бруги. Молодой криминалист смог наконец закрыть дело, сложить протоколы и акты в папки с черными шнурками.

Пан советник постучал но корочке папки пальцем:

- Ну, доложу я вам, этот человек умер тяжелой смертью. Ведь сам он в воду не бросился. Его долго выслеживали Вавра и все плотогоны, а это не пустячки! Люди жестоко мстят тому, кто покусится на невинную девушку. Ну что ж, в конце концов, правосудие - лишь узаконенная форма мести.

С той поры много воды утекло, темной влтавской воды, бегущей, как само время. А плотогоны все еще рассказывают историю о прекрасной двадцатитрехлетней Лидушке, с мягкими светлыми волосами и голубыми глазами, так любившей песню речников:

 

ПАН СОВЕТНИК ВАЦАТКО В ПАРИЖЕ (Перевод И. Ивановой)

Если верить статистике, которая является точным перечнем самых неточных данных, в мире ежедневно имеет место семьдесят шесть всевозможных конгрессов - от конгрессов, на которые собираются любители аквариумных рыбок типа скалярий, до конгрессов последователей теории гипноза и магнетизма или коллекционеров каминных часов.

Но мы вполне допускаем, что конгресс полицейских советников, о котором речь впереди, вообще не был учтен статистикой, потому что - известное дело, господа из полиции не любят газетной трескотни, особенно крикливых вечерних газет, предпочитая держаться в тени и тишине. И все же такой конгресс подготавливался в Париже, и пражское полицейское управление покорно испросило соизволения высших инстанций принять в нем участие. Дружба с Францией тогда очень была в ходу, французские генералы валом валили в Прагу и произносили там такие зажигательные речи, что декольтированные дамы в вечерних туалетах не могли сдержать восторженных ахов.

Французские генералы были мастаки поговорить, все имели за плечами Pecole militairel, где преподавалась риторика. Для войны это искусство, в общем-то, было ни к чему, но ведь и генералы созданы не столько для войны, сколько для мирного времени; на войне толку больше от сержантов и фельдфебелей.

Итак, дружеские отношения с Францией обязывали; и после долгих проволочек, вызванных - выражаясь языком официальных документов - соображениями экономии, на конгресс в Париже решено было направить начальника отделения по расследованию убийств пана советника Вацатко. Но, прежде чем было принято это решение, немало воды утекло, потому что многие чиновники, от чьей подписи зависело окончательное утверждение поездки и суточных, были того мнения, что ехать во Францию, а тем более в Париж, гораздо лучше им самим.

Поэтому на сочувственные расспросы коллег пан советник Вацатко отвечал так:

Встань, дорогая, солнце сверкает...

- Я с удовольствием поехал бы, отчего не съездить, там ведь будет Кровавый Валь из Вены, ну и старик Геннап из Дюссельдорфа; зараз такое нечасто показывают, приедут и господа из Скотленд-Ярда; если б я не читал о Шерлоке Холмсе, не поверил бы, что такие существуют. Вот и мама моя - всю жизнь мечтала

'Военная школа (франц.).

она поклониться святым местам в Лурде, но ей так и не удалось туда попасть, и все равно она наверняка отправилась на небо. Так что, сами понимаете, мне в Париж тоже ехать не обязательно...

И пан Вацатко занялся делами, приняв рапорт о пропавших без вести на вчерашний день в Большой Праге.

Вполне вероятно, что супруга пана советника на всякий случай все же стирала, крахмалила и до блеска наглаживала его сорочки, и стоячие воротнички стали действительно жесткими, и даже пришила новые пуговицы на манжеты, потому что как ни верти, а Париж остается Парижем.

Да что мы все о конгрессе, который, скорее всего, даже не попадет в статистику...

Впрочем - и это совершенно точно, - не был учтен статистикой и другой конгресс, состоявшийся в Праге в то же самое время, а именно в гостинице "Тихая" на Жижкове. В "Тихой" спокон веку собиралось хорошее общество, до войны тут даже бывали анархисты, при республикеЗ, когда в политике все более или менее утряслось и полиция переключилась на большевиков, гостиница "Тихая" стала местом разных собраний и танцевальных вечеров, но по-прежнему не теряла доброй славы заведения, где номера сдавались на два-три часа.

На удивленный вопрос Патейдла:

- Будет сходка, пан Лейбович? - тот ответил:

Это есть после образования Чехословацкой республики в 1918 г.

Когда сегодня здесь совершенно неожиданно появился пан Лейбович из Кракова и улыбнулся склонившемуся в глубоком поклоне пану метрдотелю Патейдлу, сверкнув своим неотразимым зубом, в который был вправлен бриллиант, все было решено заранее.

- Какая сходка, проше пана, тут состоится конгресс!

Поскольку специальность пана Лейбовича не была секретом для пана Патейдла, как, впрочем, и для других лиц, стало ясно, что здесь соберутся главные тузы воровского мира, "медвежатники".

Угощение, как я понимаю, должно быть на высшем уровне, - пролепетал пан Патейдл.

Безусловно, но наши заседания будут носить исключительно деловой характер, - подчеркнул пан Лейбович. - Это значит: первоклассные сигары - кубинские, виргинские - и шампанское, потому что все остальное питье - мерзость, пан Патейдл! - улыбнулся, снова сверкнув своим неотразимым зубом, Лейбович.

А как насчет дам? - сразу уточнил метрдотель, чтобы уж после не отвлекать его от деловых дискуссий.

Никаких кобет!, разве что потом... А для меня обеспечьте, пан Патейдл, Черную Мари. Лично для меня.

Пан Патейдл подошел затем к портье справиться, под какой фамилией записался пан Лейбович, а когда увидел, что под своей, даже похолодел:

- У-у, затевается что-то серьезное. Попомни мое слово, Фер-да, к нам припожалуют еще двое-трое таких же тузов, как он!

И пошел докладывать пану Тихому, что придется заказать настоящее шампанское у Липперта. Да, тут уж не обойтись столовым вином за восемь крон, в которое сыплются ложки две сахара, как это обычно делается, когда собирается воровская сходка "медвежатников". Эти господа любят пить, что покрепче и что стимулирует работу желудков, ослабленных тюремной баландой.

А как насчет полиции? - тихо спросил хозяин, которого положение обязывало со всеми поддерживать хорошие отношения.

Он зарегистрировался под своей фамилией, так что у полиции руки коротки его брать.

В тот же вечер прибыл господин Мейер из Вены, для которого приходилось бегать за пивом со специальным кувшином к Прохазкам, господин Мейер другого не пил, зато он давал пятерку на чай - вполне подходяще, а ему пиво обходилось, как шампанское. Он тоже записался под своей фамилией, а в графе "занятие" написал: коммерсант.

- Знать бы, что тут затевается! - вздыхал пан Патейдл. -

'Женщин (польск.).

Я б дорого за это дал. А собираются они неспроста, это ясно, и не хватает еще черного итальянца.

Его не хватало лишь до утра. Явившись в гостиницу, сеньор Малио из Милана тотчас велел привести в номер синьорину. Пан Патейдл не находил себе места в уверенности, что угроза нависла по меньшей мере над короной святого Вацлава, ключи от хранилища которой, как известно, имеются у семи человек, в том числе у архиепископа Подлаги.

Он распорядился привести в порядок заднюю комнату и лично проверил состояние лестницы, по которой можно выбраться отсюда на крышу и уйти через соседний дом.

Но лестница, по всей видимости, могла и не понадобиться: конгрессмены вели себя пристойно, для вмешательства полиции причин не было, к тому же она ни о чем не подозревала.

Весь отдел пана Вацатко жил в тревожном ожидании - удастся ли шефу попасть в Париж, чтобы там достойно обнародовать свои методы и чтоб таким образом мир узнал о существовании пана Вацатко, Боуше, Бружека и пенсионера Мразека, ну и всех остальных. Заговорили о новинках в криминалистике, лаборанты напомнили о новых методах снятия отпечатков пальцев. Лично пан Вацатко остановился на проблеме гангстеризма, страшного бича Америки; то обстоятельство, что в Праге пока что с этим не приходилось сталкиваться, советник приписывал исключительно отсутствию сухого закона.

У нас не может быть гангстеризма, прошу прощенья, пан советник, мы нация, пьющая пиво. Ну какой после пива гангстеризм? Для этого нужно виски, и по меньшей мере контрабандное.

К тому же спирт превратился у нас в предмет политических махинаций, как показала афера со спиртом! Но меня прямо-таки поразило, что во главе одного гангстерского клана в Америке стоит баба! Это правда ужас какой-то. Конец света.

Вы имеете в виду клан Кэрпис-Бэркер? - уточнил пан советник. - Да, там всеми делами заправляет мисс Кэти; как я читал, их барыши за последние несколько лет составили аккурат семь миллионов.

- Кругленькая сумма, - со вздохом протянул пан Бружек.

Наша государственная казна, может, все-таки найдет несколько жалких крон на вашу поездку? Глядишь, и мы познакомились бы с мировыми достижениями в нашем деле.

Меня не только это интересует, - признался пан советник, - если удастся съездить в Париж, хотелось бы посмотреть на Мону Лизу. Женщину с самой загадочной улыбкой.

Похожа, наверно, на нашу Анчу Парасольку, - с готовностью подхватил пан Боуше. - Стоит ей улыбнуться - вся пив-нуха вскакивает с места.

Пан советник ничего не ответил. В конце концов Моны Лизы давно нет на свете, а Анча живехонька. Существенная разница, от этого никуда не денешься.

Так что лишь этими обстоятельствами, связанными с неопределенностью отъезда пана Вацатко, и можно объяснить тот факт, что полиция не поинтересовалась конгрессом, происходившим в гостинице "Тихая".

Синьор Малио из Милана, не снимавший шляпу даже в помещении и куривший толстые "гаваны", не без интереса осмотрел лестницу перед окном задней комнаты гостиницы и оценил предусмотрительность администрации, которой никак не ожидал.

Господин Мейер накачивался пивом и бурчал, что ситуация представляется ему невероятно сложной, но вот пиво здесь -Первый сорт. Он даже заметил, что с удовольствием взял бы одну кассу в Пльзени, в городской пивоварне.

Пан Лейбович монотонно бубнил, что парижский конгресс, на котором полицейские советники будут обсуждать, как им лучше прижать некоторых дельных людей вроде них, - натуральное свинство и конгресс надо прикрыть. Об этом и пошел дальше разговор. Потому что именно они, люди дела, призваны своими деяниями определять ход времени.

Подбросим им бомбу, - решительно заявил синьор Малио, чуть сдвинув шляпу.

Aber Mensch, нам только этого не хватало, - одернул его господин Мейер, - мы бы на этом здорово нагрелись. Наша работа любит тишину, а тут полиция подняла бы тарарам и не дала бы нам шагу ступить. Можно себе представить, что устроит в Вене тот, которого зовут Блютваль.

Да, Кровавый Валь был венским Вацатко, его опасно недооценивать.

- Я не имел в виду никаких насильственных действий, -сказал Лейбович. - Панове, бардзо проше - ничего грандиозного, но надо, чтобы мировая полиция обхёзалась.

Пан Лейбович был большой шутник. Однажды в Гданьске он водил за собой детектива три дня, и, когда детектив вообразил, что накрыл Лейбовича, тот взял и исчез, а опозоренный сыщик вынужден был подать в отставку. Лейбовичу и на этот раз важно было лишь осрамить полицию, больше ничего.

И он, хитро усмехнувшись, сказал:

- Панове, мы не в силах прикрыть конгресс, зато можем оскандалить его участников.

Господин Мейер сделал несколько больших глотков и согласился:

Пан Лейбович молча смотрел перед собой. Господин Мейер, расценив молчание как поддержку, продолжал:

- Sehr gut! А как? Можно, например, сделать, чтоб они просто не доехали до места.

- Мы могли бы устроить так, чтобы все участники опоздали на поезд или - не знаю, на чем там они поедут.

Синьор Малио, еще не расставшийся с мыслью о бомбе, высказал сомнение:

- Ну и что? Опоздают, но все равно ведь приедут!

- А с другой стороны, - продолжал Лейбович, - кто посмеет задержать, скажем, советника Валя?

Господин Мейер вынужден был признать, что такое невозможно.

- И газетчики навряд ли станут писать о том, что все эти господа опоздали на поезд. Это им неинтересно. А вот о том, что у всех участников конгресса пропали часы, напишут с удовольствием, - тихо, но веско произнес Лейбович.

Господин Мейер вытаращил глаза. А синьор Малио перестал перекатывать во рту сигару.

Господа понимают, как я себе это представляю?

Ja, - прогудел господин Мейер, - но только кто из них признается, что его обокрали? Будут помалкивать, и никто ничего не узнает.

- Узнают, потому что это станет известно газетчикам. А газетчика в Париже купить запросто. Я уже вижу заголовки: "Полицейский конгресс обворован", "Ни у кого из полицейских советников нет часов", "Воры лишний раз доказали свою ловкость".

Наступила тишина. Идея была проста до гениальности. И главное - риск совершенно незначительный.

- Halt - воскликнул господин Мейер. - Но советник Валь и близко не подпустит к себе карманника! Всю эту венскую братию он знает в лицо.

-Я это учел, - негромко произнес Лейбович. - Его обчистит пражанин. А здешнего советника Вацатко обработает кто-нибудь из Рима... И так далее. Для этого я вас и созвал. Нам остается все хорошенечко обмозговать, и получится славная потеха. Дело ведь не в часах, а в огласке. Наши ребяга увидят, что и на полицию есть управа. А большего и не требуется.

- Finito, - заключил синьор Малио. - Но я все равно за бомбу. Пускай хоть напоследок, на заедку, и хотя бы дымовую шашку.

-Валяй, напоследок пойдет, - согласился пан Лейбович. -Завонять им там все, чтоб они оттуда чесали без оглядки.

И они долго и весело смеялись. Заботы о бомбе взял на себя синьор Малио, он был большой любитель фейерверков.

- Получится бардзо пенкне, - продолжал воодушевленный пан Лейбович. - И еще под занавес можно увести у них чемоданы. Все должно иметь красивый конец.

Затем они перешли к чисто профессиональным деталям. Обсудили еще, как взять приличную кассу в Линце. Пан Лейбович облюбовал ее со своей гоп-компанией, и теперь им была необходима помощь господина Мейера. Они быстро поладили насчет процентов, и господин Мейер сообщил, что может предоставить надежное укрытие в Шпитальзее на прекрасной вилле; действительно надежное место и особо охраняемое. В окрестностях можно совершать туристические прогулки. В дамском обществе.

Конгресс продолжал свою работу весьма успешно, пражские девицы шептались, что итальянец ну просто совершенно неутомимый. Господин Мейер предпринял обследование окрестных пивных и наконец осел в погребке "У двух кошек", где бармен качал пиво исключительно для него.

Пан Лейбович после напряженных заседаний отдыхал в номере гостиницы. Перед зеркалом вертелась Черная Мари, скручивая в узел свои роскошные черные волосы, красиво оттенявшие ее белую кожу. Черная Мари не была девкой из дешевого публичного дома, она заботилась о своей репутации и имела постоянных клиентов. Держалась она так, словно была не девка, которую можно заказать, а особа, снисходительно дающая аудиенцию. Она знала себе цену, хотя и встречалась с паном Лейбовичем всякий раз, когда сей выдающийся муж появлялся по делам службы в Праге. Надо заметить, что в отличие от подруг по ремеслу, бродивших по панели, Черная Мари не закладывала своих клиентов полиции. Она была недешевой, зато надежной подругой и ценила не столько свое ремесло, сколько развлечение. И еще она знала, что шикарный пан Лейбович не простит предательства и зарежет ее нежно и профессионально.

Уложив волосы, Черная Мари вернулась в постель к Лейбо-вичу. Обняв его, она шепнула:

- Господи Иисусе, стоит тебе, каналье, сверкнуть своим бриллиантом, как все женщины теряют голову.

Пан Лейбович подарил ей еще одну свою улыбку, а Мари сладостно зажмурилась и почти не дышала. Когда оба они снова смогли перевести дух и обрели дар речи, Мари озабоченно проговорила:

Слушай, мне очень нравится, что ты придумал с этим конгрессом, но что касается Вацатко, то для него это не очень подходит...

Почему не подходит? - нахмурился Лейбович, и бриллиант его разом потух. - У меня на него зуб, мне надо рассчитаться с ним.

Ему, конечно, следует поддать жару, но часы - это слабовато. И могу поспорить: он сразу цапнет за руку того, кто полезет к нему в карман за часами, - будь это кто из Вены или из Рима. Не такой уж он вахлак.

А что ж он такое? Подумаешь, тоже мне ченстоховское чудо, - брюзгливо проворчал Лейбович. Девчонка портила ему упоительнейшее представление о мести пражскому пану советнику, особенно приятно было насолить именно ему.

- Не чудо. Но если хочешь знать, я очень даже хорошо могу вообразить себе бабу, которая от него сойдет с ума. В нем есть что-то такое, от чего бабы заводятся... Понимаешь, что значит завестись? Нет? Ладно, скажу по-другому. По нему видно, что он еще молоток, и девчонки могут влопаться в него. Теперь понимаешь, что я о нем думаю?

- Тебя, значит, отобьет? - зловеще процедил Лейбович.

Черная Мари заворковала, как горлинка, и заставила своего проклятого кавалера сверкнуть бриллиантом. И успокоила:

- У тебя никто не отобьет девку, даже сам господь бог.

Лейбович торопливо перекрестился. Он ведь был из Кракова, а там народ весьма набожный.

- А ежели кто может свести девку с ума, в нем, значит, еще крепкий корень, пускай он даже в годах, - глубокомысленно протянула Мари. - Так что красть у такого часы - это слабо. Я попробовала бы поставить Вацатко на колени другим способом. Чтоб о нем написали все какие ни есть газеты на всем белом свете. Но из этого ничего не выйдет, потому что он меня знает.

Пан Лейбович вскочил с постели в чем был и с немым восторгом уставился на Мари.

- Бесценная! Ты придумала фантастическую вещь!

Он снова улегся в постель, нежно привлек к себе Мари, и она снова прямо-таки утонула в сиянии его зубов.

Вацатко давно сидит у меня в печенках, - задумчиво протянул Лейбович. - Само собой, часы - это слабовато. Решено, я беру его на себя.

Господи Иисусе, не смей! Он знает тебя как облупленного вместе с твоим проклятым бриллиантом!

- Не боись, у меня найдутся надежные люди.

Пан Лейбович самодовольно засмеялся. Да, как ни дуйся, как ни изворачивайся, но если ты не последний дурак - спроси совета у женщины. Женщины устроены немного иначе, чем мужчины, видимо, для того, чтобы выдавать другие идеи.

Он протянул руку к ночной тумбочке и налил два полных бокала пенистого вина.

На другое утро господа покинули Прагу. К лесенке прибегать не пришлось - никто, абсолютно никто их не беспокоил. Приходили лишь несколько человек из воровского мира получить задание, да приводили к пану Лейбовичу некоего Мрачека по прозвищу Смык, обладателя удивительно нежных пальцев, за спиной которого была исключительно богатая практика. Однажды он вел себя крайне непристойно в борделе "На курьих ножках" и не пожелал платить. Метрдотель Эман собственными эуками вынес и выкинул его на свежий воздух. Во время этой экзекуции, несмотря на то что Смык был пьян в дупель, он ухитрился вынуть из кармана метрдотеля бумажник с выручкой за весь вечер, чем и прославился. Так что вытащить карманные часы у какого-нибудь толстяка, на которого ему укажут в Париже, для Смыка было раз плюнуть.

И тут произошло событие, которого пан советник Вацатко и не ждал: сам президент полиции вызвал его к себе и сообщил, что министерство и полицейское управление, идя навстречу его просьбе, направляют пана советника в Париж на совещание криминалистов.

Итак, пан советник отбыл в Париж, провожаемый восхищенными, а также завистливыми взглядами господ детективов. При нем был аккуратно уложенный чемодан с отутюженными сорочками и костюмом: уж пани Вацаткова позаботилась, чтобы муж ее не ударил лицом в грязь во Франции и выглядел пристойно. Был у него, как и положено, сверток с едой, и еще он купил себе хороших сигар - в конце концов, катаешься в Париж не каждый день.

Приподнятое настроение слегка омрачили служебные заботы: в зале ожидания на Вильсоновом вокзале он увидел коллег из отделения, занимавшегося карманными кражами, - они несли тут дежурство. Что ж, Вацатко был доволен - полиция не дремлет, хотя шеф угрозыска и покидал город. И в то же время зоркий глаз советника в толпе людей, снующих возле состава, заметил человека из воровского мира. Это был некий Смык, а точнее - Мрачек. Карманник. Что ему нужно? И что ж это получается - Смык трется возле вагонов, а господа сыщики, у которых он давно на заметке, прохлаждаются в зале ожидания? Кого же высматривает, встречает Смык? Или провожает?..

Пан советник уже наслаждался прелестным видом пологих равнин перед Радотином, которые вскоре должны были перейти в не менее прелестные виды окрестностей Бероуна, а Смык все не шел у него из головы. Служа в полиции, разве можешь позволить себе забыть о своих обязанностях и предаваться исключительно приятным мыслям?! У Смыка на вокзале, несомненно, были свои делишки. А пан советник не знал - какие. Нет, нету у нас еще надлежащего порядка! Вот вернусь и тотчас отдам распоряжение, чтобы наши люди обходили и перрон, особенно перед отправлением международных экспрессов.

Как ни странно, Смыку ничего особенно не было нужно, он и в мыслях не держал потянуть у кого-то из кармана часы - разве что для гимнастики пальцев, чтоб они не теряли гибкости и ловкости. На этот раз он имел задание иного рода - убедиться, что поезд, увозящий советника Вацатко, отбыл. Когда это произошло, он, удовлетворенный, вернулся в зал ожидания, предусмотрительно обошел стороной дежуривших здесь господ сыщиков, зашел в привокзальное почтовое отделение и отправил в Париж телеграмму с одним-единственным словом: "Едет".

А советник меж тем, глядя на менявшиеся пейзажи за окном, думал о том, что видел их уже неоднократно: ездил тут и на пассажирском, и на скором, ездил с экскурсией в Карлштейн, на этом же отрезке пути засек убийцу, путавшего следы, пересаживаясь с поезда на поезд. Да, а вот когда едешь в спальном вагоне, где всюду сверкают латунные ручки, за которые можно держаться, и в купе рядом с диваном стоит удобное кресло, все представляется иначе.

Такой вагон промелькнет мимо здешней станции лишь однажды в сутки, пролетит с легким шорохом, как сон, и даже дети перестанут махать вслед, провожая взглядом большие окна, за которыми сидят господа в высоких воротничках и дамы в умопомрачительных шляпах. В купе с поклоном заходит официант из вагона-ресторана и сообщает время обеда и ужина по-немецки и по-французски. Обстановка расположила советника исключительно к приятным мыслям, и он начисто забыл про служебные хлопоты. Улыбаясь, сидел он с сигарой в руке, от которой поднимался голубоватый дымок, но пан советник даже не замечал этого. Задремав, он позабыл о времени.

Здание вокзала в Хебе было не слишком приглядным. Чувствовалась близость Германии, слышался гортанный говор, малопонятный даже для немцев; в вагон вошли баварские железнодорожники.

По перрону торопливым шагом шла молодая дама, лицо ее скрывала модная вуалетка; носильщик с чемоданом подвел ее к спальному вагону.

Пан советник галантно открыл ей дверь и помог подняться; она протянула ему руку в красной лайковой перчатке и поблагодарила кивком головы.

Простые вагоны были отцеплены, и через границу паровоз повез только два. Состав, который последует дальше, будет сформирован в Германии. Уже здесь, на самой границе, развевались немецкие флага; в соответствии с последней политической модой один из них был со свастикой. Пан советник нахмурился и отвернулся.

Дама тоже вышла в коридор и посмотрела в открытое окно на флаги. Вдруг она вскрикнула и схватилась за лицо.

Пан советник вопросительно повернулся к ней. Дама ощупью отыскала платочек и потерла себе глаз.

- Искра? - посочувствовал пан советник. Предположив, что пассажирка - немка, он ничего не сказал о флагах, на которые она тоже хотела посмотреть.

- Увы, - ответила дама по-немецки.

Пан советник предупредительно взял у нее из рук платочек и попробовал ей помочь. У незнакомки были милые серые глаза, опушенные длинными ресницами. Соринки пан советник не обнаружил, но дама поблагодарила, заверив, что ей значительно лучше.

- Мне было очень интересно увидеть, что происходит в Германии, я ведь из Вены, и мы знаем обо всем лишь из газет.

- К счастью, мы тоже, - коротко сказал пан советник. Значительно позже он отметил про себя, что у дамы очень

нежная кожа и что на какой-то момент он оказался от нее в непристойной близости.

Дама с виноватой улыбкой вернулась в свое купе, и пан советник остался в одиночестве. Да, Вена издавна славилась красавицами, ничего не скажешь - в ее жительницах чувствуется чешская кровь! Следует отметить, пан советник Вацатко был большой патриот.

В купе он ехал один и расположился по-домашнему: снял штиблеты, пиджак и растянулся на диване.

Когда к нему заглянул официант, приглашая в вагон-ресторан, пан советник вспомнил, что взял с собой отбивные и их надо съесть. Посетовал, что лишается приятного общества дамы, и с аппетитом принялся за домашнюю снедь.

Пан советник слыл человеком строгих правил и высокой морали, это получалось у него как-то само собой, но вот попутчица почему-то не выходила из головы. Видимо, на чужбине кровь начинает циркулировать быстрее.

С дамой он встретился неожиданно, когда стоял в коридоре, глядя на сумеречные пейзажи за окном. Дама вбежала из соседнего вагона, за ней следовал мужчина; он что-то говорил, а она торопливо бежала по проходу и не слушала его, завидев пана советника, дама облегченно вздохнула.

- Ах, хорошо, что вы тут, - сказала она.

Пан советник смерил мужчину взглядом, и тот, нерешительно потоптавшись на месте, сник под этим тяжелым взглядом, потом резко повернулся и ушел. Пан советник заметил шрамы на его подбородке.

Дама оглянулась, словно желая убедиться, действительно ли она избавилась от назойливого провожатого.

Что произошло? - спросил пан советник.

Да ничего... В общем, этот господин... Короче, некоторые мужчины воображают, что если женщина путешествует одна, то непременно жаждет приключений...

Он приставал к вам? - воинственно приосанился пан советник, но тут же сообразил, что, поскольку они находятся на германской территории, у него решительно нет никаких прав вмешиваться.

Испортил мне ужин! - с возмущением воскликнула дама и заключила: - Ладно, хватит об этом. Слава богу, что тут. оказались вы. Рядом с вами чувствуешь себя в безопасности.

Пан советник готов был устыдиться, потому что мысли его были несколько нескромны... А вслух он произнес:

- Разумеется... Кстати, отчего же вы путешествуете одна? Видимо, не любите общества... Ваш муж...

Дама улыбнулась.

Муж? Разве это обязательно? И я еду в Париж не развлекаться, а по делам наследства, к тому же не самым приятным и порядком запутанным.

Я полагаю, в Париже вы будете чувствовать себя спокойно, поскольку французы прекрасно понимают, что такое женское очарование, - великодушно заметил пан советник.

Дама одарила его таким пылким взглядом, что у пана советника кровь прилила к вискам.

Ну, это в том случае, если вы хотя бы изредка сможете выступать моим рыцарем!

С превеликим удовольствием. Вы считаете меня настолько старым и солидным, что не опасаетесь никакой угрозы с моей стороны?

Дама засмеялась так громко, что рядом открыли дверь купе и тут же сердито захлопнули. Дама приложила палец к губам и постаралась умерить свое веселое настроение.

- Наоборот, я хотела сказать, что ваше общество было бы Для меня особенно приятным!

Пан советник поклонился:

Сочту за честь... Впрочем, Париж велик.

Где вы живете?

Я еду в Париж по делам службы, не могу позволить себе Дорогую гостиницу и связан с определенным местом. Мне рекомендовали гостиницу на Сене, где-то в центре старого Парижа неподалеку от набережной.

- О, это отличное место, я знаю Париж. Чудесные старые крыши, высокие печные трубы, окна с деревянными ставнями... Я останавливаюсь у тети на бульваре Сен-Жермен, в двух шагах от вас. Очень может быть, что мы с вами встретимся, если не в городе, то в кафе "У двух макак". Прелестный уголок, там собираются художники.

Пан советник подумал, что кафе художников не самое приличное место, где ему пристало бы рассиживать, но ничего не возразил.

- Пожалуй, пора спать, - сказала дама, когда мимо прошел кондуктор.

Пан советник только вздохнул, у него и мысли не было о

сне.

Дама кивнула ему, он поцеловал ей руку, и она, открыв дверь, проскользнула в свое купе. Аромат духов волной хлынул в коридор.

Перед сном пан советник снова закурил, чего не делал дома, но тут у него вдруг возникла потребность. Н-да... "У двух макак". Чудесное название. Если тетка ее так же мила, как и она, будет очень приятно посидеть втроем. А без теги еще прият ней. Наконец он погасил сигару и закрыл глаза...

Утром поезд прибыл на Восточный вокзал, и пан советник успел лишь на ходу проститься с приятной попутчицей. Его подхватила толпа, подавило широкое пространство, и он обрадовался, когда к нему подошел неприметный господин, представился сотрудником полицейской префектуры, которому поручена приятная обязанность проводить его. Пан советник с чувством облегчения сел в дожидавшуюся пролетку, и они свернули на тихие улицы, подальше от утренней привокзальной вавилонской сутолоки.

Если бы знакомая дама попалась пану советнику на глаза перед вокзалом, он удивился бы: мужчина, якобы преследовавший ее в поезде и ретировавшийся под строгим взглядом советника, снова оказался возле нее и усаживал ее в такси. О, непостоянное женское сердце...

Торжественное открытие конгресса проходило при участии самых больших знаменитостей из мира криминалистики, было произнесено немало речей. Самую длинную и самую непонятную произнес префект парижской полиции и потому сорвал больше всех аплодисментов. Лед чопорности и натянутости был растоплен вечером в ресторане "У прекрасной эльзаски" за товарищеским ужином, где гостям подавали девицы в национальных костюмах. Прелестные костюмы, прелестные девицы располагали к непринужденности, приглашенные оттаяли и разговорились. О своих проблемах, естественно. Представитель Голландии Ван Руис поведал о скандальной истории с отравителями в Гааге и сообщил многие подробности. Под третье блюдо он как раз весьма обстоятельно рассказал об извлечении содержимого желудков жертв, эксгумированных две недели спустя после погребения. Не уверенный, что его все хороню понимают, он все повторил дважды - по-немецки и по-французски.

Надо отметить, что сообщение голландца ничуть не помешало оценить гостям отменный вкус соуса "супреме", который как раз был подан.

Пан Вацатко думал о своих сотрудниках, сознавая, что именно благодаря им он избавлен от необходимости хвастать сегодня сложными и запутанными историями вроде только что услышанной. Он прихлебывал красное вино, похваливал его заодно с остальными, но сам в глубине души сожалел, что нет здесь полицейского Пршигоды, который сбегал бы к Медвидкам за пивом.

Как и всякий конгресс, этот имел очень насыщенную программу. Торжественные ужины перемежались торжественными обедами. После не слишком продолжительных заседаний устраивались продолжительные загородные поездки; организовано все было блестяще, всюду их дожидались господа с неброской внешностью, которые все подготавливали, и пан советник Вацатко уже начал терять надежду, что увидит загадочную улыбку Моны Лизы. Укладываясь спать в гостиничном номере, он не мог избавиться от мысли, что улыбка дамы из поезда ему сейчас тоже была бы интересна.

На третий день заседаний пана советника Вацатко отвел в сторонку его венский коллега:

Вы не хотите спросить у меня, который сейчас час?

Пожалуйста... но зачем?

У вас есть часы?

Куда ж они денутся? - удивился пан советник и вынул из карманчика солидную луковицу на цепочке.

Венский советник Валь лишь вздохнул и вытянул из кармана... обрывок цепочки.

Пан Вацатко поразился:

Как это понимать? Вы хотите сказать, что...

Вот именно. У меня их украли. И не только у меня. У того вон английского коллеги - тоже. Цепочку перекусили. Техника иная, но результат тот же.

Вы хотите сказать, что это факты одного порядка?

Убежден. А вот почему я подошел к вам, коллега... Я точно знаю, как это произошло, когда негодяй свистнул их. Я выходил из гостиницы, на меня налетел какой-то плюгавенький, ничего собой не представляющий тип, извинился.

Да, иногда так они и поступают, залезая при этом к вам в карман.

Верно... А этот тип, столкнувшись со мной, ухватился за меня, словно хотел удержаться, чтобы не упасть, и произнес не сколько слов по-чешски. Мы в Вене привыкли к чешской речи, у меня на этот счет ухо востро. Я расслышал его вполне отчетливо и удивился про себя, что кого-то занесло сюда из Праги.

Пан Вацатко задумался.

- По вашему описанию он и вправду похож на одного нашего карманника. Но с какой стати он явился в Париж?

- Может, случайно? Заехал поразвлечься. Пан Вацатко сдержанно улыбнулся.

Уважаемый коллега, пражская воровская братия не настолько состоятельна, чтобы позволять себе прогулки по Парижу. У нас дома особенно не развернешься: как говорится, поле деятельности маловато. Карманники даже из Праги редко куда выезжают. У каждого из них есть определенные места, свои привычки, обычно они их не меняют.

А если тут дело в другом? Если они заявились сюда из-за нас? К сожалению, англичанин совершенно не представляет, где и как у него срезали часы. Я прикинул и пришел к выводу, что это их милые шуточки, желание доказать, что мы им ничуть не страшны.

- А почему на вас напал именно чех?

- Потому что на меня не посмели бы напустить никого из венских мазуриков, все эти мерзавцы мне прекрасно известны... А к вам подкатится, наверное, какой-нибудь из наших, почем знать...

- Вы заявили о пропаже? Венский коллега вздохнул:

- Я в затруднении. Мне это неприятно. Во-первых, стыдно, а во-вторых, не хочется, чтобы наши хозяева подумали, будто я в претензии к ним...

Пан Вацатко кивнул:

- Я вас понимаю... Погодите денек-другой, попробуем коеqTO выяснить в Праге. Глядишь, и докопаемся. Кстати, ваше предположение, будто все это затеяли из-за нас, мне кажется достойным внимания.

Пан советник Вацатко обратился в префектуру с просьбой разрешить ему связаться по телефону с Прагой. Дежурство нес пан Бружек. Услыхав голос своего шефа, он остолбенел.

- Пан Бружек, немедленно проглядите список карманников, специалистов по часам, проверьте, не уехал ли кто за границу. Само собой, узнайте это не в паспортном отделе, а у их же шантрапы. Что выясните, тотчас сообщите мне срочной телеграммой. Гостиница "Сена", Париж... И позвоните ко мне домой, передайте моей пани, жене, что у меня все в порядке и что тут довольно интересно... Спасибо, кончаю.

Пан Бружек не мешкая собрал всех сотрудников, кого застал, и к утру стало известно, что из интересующих их особ можно назвать Вацлава Мрачека, то бишь Смыка, 1903 года рождения, приписанного к Колину, а проживающего в Праге на Жиж-кове. В последний раз выпущен из тюрьмы полгода назад, оптовая кража часов. В настоящее время в Праге отсутствует, одна девица проговорилась, будто он собирался в Париж, но это его заявление она восприняла как шутку.

Результат расследований был отличный, пан шеф наверняка будет доволен. Однако сотрудники его не могли взять в толк - зачем шефу в Париже понадобились эти сведения? Неужели и в Париже пражские заботы не дают ему покоя?

Пан Бружек позвонил по телефону на квартиру пана советника, но ему никто не ответил. Чтобы выполнить просьбу шефа, Бружек поехал туда самолично. Жены шефа дома он не застал; привычка обо всем допытываться заставила его обратиться к привратнице, от которой он, к своему изумлению, узнал, что пани Вацаткова нынче утром уехала.

- Представляете - в Париж! Наскоро собралась и поехала... Она была сама не своя, да ничего не поделаешь, муж вытребовал ее. Так что молоко и булки, что им доставляют домой, забрала я.

Пан Бружек был сильно озадачен, но в присутствии привратницы не позволил себе критических замечаний в адрес шефа. Про себя же отметил, что либо старик рехнулся, либо его постигла судьба любого женатого мужчины: супруга ревнует, вот и отправилась следом. Он даже порадовался, гордясь шефом: старик У нас еще молодчага, если домашний соглядатай катит к нему в Париж!

Согласно приказу он отправил телеграмму по указанному адресу, а поскольку телеграмма была за казенные деньги, коротко добавил в конце:

Ваша пани согласно информации зпт сегодня выехала в Париж Тчк Бружек

Пока его сотрудники в поте лица добывали в Праге необходимые сведения, пан советник мог отдыхать. Он и отдыхал бы, если б не произошло нечто из ряда вон выходящее.

Спускаясь утром в вестибюль гостиницы и собираясь позавтракать, он, к своему немалому восторгу, заметил за столиком в ресторане даму из поезда.

- Мадам, чем я обязан столь приятной случайности? - церемонно начал он.

- Дело не в случайности, господин... господин...

- Моя фамилия Вацатко. У меня не было случая представиться вам. Вацатко из Праги.

- Эльза Байер... Как вам известно, я из Вены.

- Да, и знаю, что вы живете на бульваре Сен-Жермен у тети... - засмеялся он. - И очевидно, вышли на прогулку.

- Куда там! Не угадали... И ни на какой я не на прогулке...

- И пришли не ко мне, - сокрушенно протянул пан советник.

Мадемуазель засмеялась:

Не пришла... Потому что я тут живу. В этой гостинице.

Разрешите узнать, давно ли?

Со вчерашнего дня. Тете срочно пришлось выехать в Мюнхен, все насчет того же наследства, я вам говорила. Муж ее был немец, и ей необходимо собрать кое-какие документы. А жить одной в чужой квартире ужасно. Тетя даже настаивала, но я сбежала. Отчасти я рассчитывала и на вас, надеясь приятно провести с вами время, когда у нас выдастся свободная минутка. Разумеется, если вы не предпочтете более приятного общества.

Другого общества не существует, мадемуазель Эльза, -столь же церемонно продолжал польщенный пан советник.

Они позавтракали за одним столиком, а когда он вышел на набережную Сены, ему показалось, что день сегодня особенно прекрасен и мосты прекраснее обьиного, лавчонки букинистов особенно интересны, а гимназия Мазарини со своими восхитительными колоннами просто бесподобна. На заседание он пришел с опозданием, но его это ничуть не тронуло.

Он дружески кивнул господину Валю, который сидел насупленный, явно из-за тех часов, в то время как делегат от Скотленд-Ярда сохранял английскую непроницаемость. В перерыве Вацатко сообщил своему венскому коллеге, что дела выясняются, а узнав, что после обеда запланировано посещение музея парижской уголовной полиции Сюрете, сославшись на занятость, сказал, что в экскурсии не примет участия.

Дело в том, что у него было назначено свидание в Люксембургском саду; такие свидания бывают раз в жизни, и опоздать на него было немыслимо.

Погода стояла отменная, на скамейках сидели влюбленные и няньки с детьми. Пан советник прогуливался но аллеям и говорил себе, что на старости лет бродить эдак по Петршину было бы в высшей степени сумасбродством, но в Париже все проще и допустимее. В Париже время как бы останавливается, и ты зачарованно смотришь на совершенно обыкновенные вещи, которые здесь кажутся необыкновенными.

В городе, посреди которого вопреки всякому здравому смыслу торчит железная башня, огромная и уродливая - что, однако, не помешало ей стать символом этого города, - возможно все, что угодно!

Услышав позади себя торопливые шаги, он обернулся. Мадемуазель Эльза с виноватой улыбкой, еще не дойдя до него, издали просила прощенья за опоздание - она, мол, задержалась у парикмахера.

В этом городе, где женщины, задержавшись у любовника, объясняют свое опоздание визитом к парикмахеру, такое оправдание звучало прямо-таки романтично.

Пан советник поцеловал ей ручку, а она засмеялась и взяла его под руку:

Мы сумасшедшие, не правда ли?

Несомненно, но иногда сходить с ума очень приятно. Они стали прогуливаться по саду уже вместе и наблюдали немало примеров, достойных подражания, потому что парижские влюбленные держатся весьма непринужденно. Особенно впечатляющим их пример оказался для спутницы, и пан советник не был уверен, не обняла ли она его на одной из глухих садовых дорожек...

Несмотря на поразительную проницательность ума человеческого, до сих не установлено, имеет ли происходящее вокруг нас глубокий смысл или это исключительно игра случая, и мы носимся, как мотыльки, увлекаемые ветром? Является ли переживаемое нами спонтанным действием или в нем проявляется наказание, а в других случаях - вознаграждение за наши поступки?

Когда пан советник вернулся с мадемуазель Эльзой в гостиницу, чтобы приятным вечером, ну и ночью, завершить приятно проведенный день, его ждала телеграмма. Из Праги. Во Франции чешский язык неизвестен, и текст был хорошенечко исковеркан. Тем не менее пан советник понял, что одного карманника в Праге недосчитались, а именно Вацлава Мрачека. В телеграмме, правда, стояло Мрацек, но, когда дело касалось карманников, пану советнику не приходилось сильно напрягаться, эту братию он знал. У Мрачека специальность - часы. Из телеграммы можно было понять, что данный Мрачек отбыл в Париж. Пан советник сразу сопоставил содержание депеши с увиденным на Вильсоно вом вокзале в день отъезда в Париж - да, на перроне торчал именно этот тип... Но пан советник ясно видел, что в поезд тот не садился. Что ему помешало? Не я ли? Следовательно, он отправился на другой день после меня! Хотел бы я знать, какое имя стоит у него в. паспорте! А что путешествовал он не под своим именем, это само собой, в преступном мире никогда нет недостатка в фальшивых документах, и подделать паспорт проше простого. Кто их нынче проверяет? Больше проверяют вещи, чем самих пассажиров, и очень возможно, что этот шаромыга по кличке Смык находится здесь. И часы господина Валя на его совести...

Какие-то неприятности? - услышал он нежный женский голос.

Пан советник очнулся от своей задумчивости и устыдился: рядом стоит дама с грустными глазами, а он разгадывает дурацкую неинтересную загадку... Случай, правда, приобрел международные масштабы! Чешский карманник крадет часы в Париже у советника австрийской полиции! Может, и у англичанина... Ну, господа, срам, да и только!

- Да, неприятности... Неприятные вести с родины. Лицо мадемуазели приняло скорбное выражение:

- И о них нельзя забыть хотя бы на один день? Или на два? Слова ее прозвучали райской музыкой, и надо быть полицейским советником, чтобы устоять перед ее звуками.

Очень жаль, мадемуазель Эльза, вам придется извинить меня. Мне это очень неприятно.

Вы держитесь так, словно собираетесь покинуть меня навсегда! Уезжаете в Прагу? - испугалась она.

Нет, дела обстоят не настолько плохо, но мне нужно навестить одного господина. Я, разумеется, вернусь.

Буду вас ждать. Когда бы вы ни вернулись, постучите мне в дверь, в постели я читаю до глубокой ночи, и сегодняшний вечер у меня ничем не занят. Я живу в пятнадцатом номере.

Вы очень любезны, - произнес пан советник и не был уверен - не покраснел ли при этом. Ни одна женщина еще не приглашала его к себе так откровенно. Что поделаешь - Wiener Brut! Легкомысленная венская кровь.

- Надеюсь, что вы схватите преступника еще до того, как я лягу спать, - весело прощебетала мадемуазель Эльза и, взбегая по лестнице, сделала ему ручкой.

Пан Вацатко вздохнул и вышел из гостиницы. Ах, милая девушка, этот преступник, будь я в Праге, сидел бы предо мной через полчаса. Но поди найди одного пражского мазурика здесь, в этом людском море! Разумеется, я попрошу парижскую префектуру принять меры, в здешнем воровском мире о нем наверняка известно, заграничный гость такого сорта едва ли останется незамеченным.

Он шел в сторону набережной, откуда до префектуры было уже рукой подать, и думал о загадочном конце телеграммы: "Ваш пан со глаз информазии Тчк дня выехала Парис Тчк брусок".

"Брусок" - это, несомненно, Бружек. "Ваш пан" - надо понимать Мрачек, "выехал, согласно информации", "дня"... "Сегодня"? Минуточку, время не совпадает. Иначе Мрачеку пришлось бы догонять господина Валя по дороге с вокзала. Не получается. Если Мрачеку нужен был именно Валь, ему надо было увидеть его заранее. Или он напал на венского советника случайно. Нет, тут что-то другое... Проклятый телеграф, неужели нельзя работать тщательнее! И с какой стати Бружек величает Мрачека "паном"?.. Да еще "ваш пан". Или в Париж едет кто-то из начальства, чтобы подсобить в расследовании дела? Это мало вероятно - если учесть улиточьи темпы наших учреждений, он приехал бы в Париж неделю спустя после окончания конгресса.

В невеселых раздумьях пан Вацатко дошел до префектуры. Префекта он застал крайне растерянным, с помощью гимназических познаний во французском пан Вацатко попытался утешить его и объяснить, что он пришел в связи с бедой, постигшей господина Валя, и попросил не пугаться.

Услышав имя Валя, господин префект застонал и, раскинув руки в стороны, в духе французской трагедии Корнеля, произнес:

-Перед вами растоптанный служитель юстиции, о мсье! Не говорите ничего, я все знаю заранее... Часы... У сэра Брайта тоже... Но это ведь не все! Еше одни часы, третьи, были украдены на конгрессе криминалистов! Посмотрите-ка сюда, чтобы понять всю глубину моего падения!

Префект протянул ему пачку газет, в которых случившееся описывалось в самых язвительных тонах. К сожалению, пан советник был не настолько силен в знании французского, чтобы оценить все тонкости изысканного журналистского стиля, ввергшего господина префекта в состояние депрессии.

- Это катастрофа, заговор, дорогой коллега, - рыдал префект, - всех участников ждет та же участь... Такого позора я не переживу. Перед лицом всего мира я выгляжу последним идиотом!

Пан советник пробовал успокоить префекта, но, к сожалению, не обладал достаточным красноречием. Третий пострадавший был бельгиец, а поскольку он владел французским, то наделал много шуму, на который с готовностью откликнулась пресса, и теперь весь парижский преступный мир потешался над полицией, а префект всерьез подумывал об отставке.

Мсье префект, мне кажется, это всего лишь попытка... И она пока не очень-то удалась. Нас собралось тут двадцать человек, а часов пропало всего трое... Мои, например, при мне.

Еще неизвестно, что они уготовили вам! - мрачно изрек префект, которому все виделось в черном свете.

В самом деле неизвестно, - примирительно согласился пан советник, хотел что-то добавить, но воздержался. Взгляд его застыл, он уставился куда-то в пространство. Такое с ним случалось всякий раз, когда он вдруг ухватывал важное звено в запутанном деле... "Еще неизвестно, что они уготовили вам!.." Префект ляпнул это просто так, но в его словах кроется глубокий смысл. Если тут орудует Смык, а все сходится на нем, за моими часами он не явится - мы оба хорошо знаем друг друга. На меня напустят кого-то еще... И только ли часы ему понадобятся?

Очнувшись, пан советник сказал:

Прошу прощенья, мсье префект, я несколько отвлекся. Вы подали мне интересную идею... Разрешите сообщить, что из Праги выехал некий карманник, специалист по часам, в Праге уверены, что он в Париже. Если вы не против, я сообщу вашим людям его приметы и имя. Глядишь, и удастся напасть на след. Он не знает ни слова по-французски, так что кто-то должен его сопровождать и работать вместе с ним. Предлагаю начать небольшой розыск.

Господи, вы возвращаете мне мою честь, - торжественно заявил префект. - Я глубоко обязан вам! Выпьем же.

Что они и сделали. А поскольку во Франции пьют коньяк лишь отечественного производства (на этот раз был арманьяк, но пан советник в подобных тонкостях не разбирался), то процедура оказалась приятной. Господин префект позвал своего секретаря и отдал соответствующие распоряжения.

- Я позволил бы себе предложить еще кое-что, - добавил пан советник. - Было бы весьма полезно, чтобы в гостиницах, где поселились участники конгресса, дежурили ваши люди, причем постоянно.

- Очень разумно, - согласился префект. - До сих пор они обеспечивали охрану наших заседаний, обедов, прогулок... А гостиницы мы выпустили из виду. Я полагал, что так господа будут чувствовать себя в Париже свободнее и непринужденнее... Организуем и это, а, Гастон?

Секретарь кивнул и напомнил, что ужин, назначенный на сегодня в некоем ночном заведении, уже начался, это на площади Бланш, и пора бы уже туда отправляться. Все девицы подобраны с учетом деликатной службы господ делегатов, и опасаться там нечего.

- Если пропадут еще хотя бы одни часы, я застрелюсь, -пообещал префект и любезно позвал пана Вацатко поехать с ним вместе. Пан советник заколебался, подумав, что вечер, проведенный вдвоем, гораздо приятнее, но затем одернул себя - в конце концов, он приехал в Париж не развлекаться, а впитывать чужой опыт, и к тому же неудобно отказывать префекту!

Если мадемуазель Эльзе я дорог, она дождется меня...

Мужчина в летах при любой любовной эскападе желает быть любимым, женщине в подобных случаях достаточно, если ей клянутся в любви. Людское сумасбродство прекрасно!

Они сели с префектом в черный лимузин, который понесся по улицам города в полицейском темпе. И пока господа развлекались - а ужин был с выступлениями танцовщиц, одетых в наряды из перьев попугаев, причем перьев было весьма минимальное количество и они прикрывали лишь самое необходимое, - полицейский аппарат работал вовсю, и десятки и сотни сотрудников разыскивали Вацлава Мрачека, то есть Смыка из Праги-Жижкова. Такая честь пражским мазурикам оказана была впервые.

Дружеский вечер сильно затянулся. Предложение не торопиться по домам исходило от мистера Брайта, гостя, который смеялся меньше всех. Он заявил, что времени не замечает, поскольку у него нет часов, и призвал всех остальных пострадавших не покидать заведение. Как выяснилось, англичанин был мокрая губа и посему весь вечер усердно заливал. Его поддержал толстяк Валь, и только скряга бельгиец излишне громко и вызывающе заявил, что его часы - дорогая память и вообще просто бесценны.

Далеко за полночь в помещение вошел секретарь господина префекта и что-то долго ему шептал. Просиявший префект попросил тишины, распорядился, чтобы принесли еще вина, и постучал по бокалу. Затем встал и с большим достоинством произнес речь о том, что хотя и произошло достойное сожаления происшествие, но бдительность парижской полиции давно вошла в поговорку, от нее не ускользнет даже мышь, не говоря уж о золотых часах...

И под восторженные возгласы раздал пропавшие часы их владельцам. Как он объяснил, сегодня ночью полиция изъяла их у одного скупщика краденого, которому они были принесены со словами, что часы - особо ценные, поскольку принадлежат иностранным полицейским чиновникам. Перекупщик не скрывал этого, вот полиция и дозналась обо всем...

Господа Валь и Брайт из Лондона приняли часы с растроганным видом, словно высокие правительственные награды, бельгиец торопливо убрал свои в карман. Они оказались обыкновенными никелированными часами; было очевидно, что владелец сильно преувеличивал их ценность.

После этого все трое, которым были возвращены часы, заказали еще вина, и веселье разгорелось с новой силой.

Префект наклонился к пану Вацатко:

- Что вы на это скажете, уважаемый?

- Блестяще... Лучше, конечно, было бы заполучить самого карманника. Но вся история говорит о том, что часы были неважны, иначе они не рекламировали бы дело таким образом, им надо было нас разыграть. Они как бы предостерегают: мы живы и сильны, а ваш конгресс для нас - тьфу... Увы, так оно и есть.

Сказанное паном советником немножко испортило настроение префекту, но ничуть не отразилось на общем веселье. Давно не видели девицы в этом заведении таких жизнерадостных мужчин уже в летах.

Пан Вацатко, как ни странно, сидел молчаливо, хотя именно благодаря ему происшествие закончилось счастливо. Он размышлял. И было над чем, хотя обстановка всеобщего веселья, где пенится шампанское и щебечут девицы, не очень-то располагала к раздумьям. Его мучили вещи, пока что неясные и странные.

Расходились господа уже утром. Точнее сказать - их развозили.

Пан советник попросил высадить его, не доезжая до гостиницы. Он прошел, не торопясь, порядочный кусок дороги, чтобы было время подумать.

Париж просыпался с трудом, как и всякий большой город. Сейчас здесь властвовали подметальщики, уборщики, пьяницы и последние проститутки. Пана советника удивило обилие чернокожих в эту пору: они подметали, поливали тротуары, грузили мусор, чернокожими были и служанки; чуть свет уже на ногах, все эти выходцы из Африки трудились, чтобы парижане могли веселиться и подольше нежиться в постели.

- Но я приехал сюда не для того, чтобы судить о французской колониальной политике, - бурчал себе под нос пан Вацатко. - Мне предстоит выяснить еще многое, связанное лично со мной.

Итак, начнем с мадемуазель Эльзы... Очень мила, и с моей стороны глупо было не сбежать пораньше и заставлять ждать ее в гостиничном номере. Глупо и жестоко. С позиции мужчины я просто балбес... Но стоит посмотреть на вещи глазами полицейского советника, как сразу же возникают загадки. Первая: вчера она обмолвилась, что я поймаю преступника еще до того, как она ляжет спать... Откуда ей известно, что я имею отношение к полиции? Во всяком случае, я ей этого не говорил! Узнала об этом в гостинице? Вряд ли, я не сообщал портье место службы, а в паспорте у меня написано - чиновник... И вообще, с какой стати ее интересовала бы моя служба? У нее на меня серьезные виды? Или она проводит время со мной именно потому, что я из полиции?

Вторая загадка: что означает последняя фраза в телеграмме- Что за "пан" выехал в Париж?

Далее: мадемуазель познакомилась со мной в поезде. Потом исчезла... Вдруг снова появляется в гостинице. Верить ли, что тете пришлось уехать, а племяннице в пустой квартире было не по себе? Да, все здесь шито белыми нитками.

Кстати: это сегодня для тебя все шито белыми нитками, а где ты был вчера? И самое главное - ей очень важно, чтобы я навестил ее в номере. Зачем? И почему именно этой ночью?

Ничего не поделаешь, пока не выясню этого, я к ней не пойду. Вот и все. Поглядим, что предпримет она. Возможно, что оскорбится... Тогда я буду последний идиот - жертва собственной профессиональной подозрительности, и мне останется всю жизнь с горечью вспоминать об этой поездке в Париж. Но, может, она все поймет и простит и снова будет мила, и я... Я попрошу прощенья и с цветами в руках упаду к ее ногам.

И третье: кто-то организовал кражу часов хотя бы для того, чтобы ославить в газетах конгресс криминалистов. Кто-то из пражской братии? Взять опять же Смыка... Ума не приложу, кому из пражских ворюг пришло в голову устроить это довольно дорогое удовольствие? Нет, Смыка только наняли, за его спиной стоят другие. Скорее всего, верхушка парижского воровского мира. Префект ликует по поводу успехов своей полиции, но если говорить по совести, то полиция просто-напросто попала в западню - кто же станет сбывать скупщикам часы, указывая их владельца?

Вот так - начиналось все с конгресса, а кончилось запутанным уголовным делом! Я приехал сюда солидным господином, а похоже - я отпетый донжуан!

Пан Вацатко пришел в гостиницу усталый, но с ясной головой и с ясными мыслями.

В вестибюле сидели два господина и читали газеты. Пан советник подошел к ним и тихо спросил:

Полиция? Господа не ответили.

Я Вацатко из Праги.

Господа заулыбались. Один сказал:

-Вы нас знаете?

Теперь улыбнулся пан советник. Как не узнать своих!

-Вы не обратили внимания, кто-нибудь заходил к даме из пятнадцатого номера?

Господа не заметили этого. Пан советник обратился к портье. Ему сказали, что некто около полуночи справлялся, у себя ли дама из пятнадцатого номера. Получив положительный ответ, он ушел. Наверх не поднимался.

Пан советник взял ключ, вернулся к господам из полиции и предупредил:

- Я прошу вас не уходить. Вы можете понадобиться. Войдя к себе, он открыл дверь на балкон, через который

легко было перейти на балкон соседнего номера. Что ж, хорошо.

Пан Вацатко спустился вниз и узнал, что номер рядом с ним не занят, и попросил открыть его. Портье колебался, но сидящие в вестибюле господа кивком дали ему знак, чтобы он сделал это.

Пан советник вернулся к себе, не спеша разделся и долго принимал ванну... Город меж тем просыпался, с улицы Бюси доносились крики зеленщиков. Бережливые парижанки отправлялись за покупками, яростно торгуясь за каждое су. Пан советник долго и старательно брился. Он посмотрел на часы (они у него пока еще были) и отметил про себя, что поезд из Прага прибыл на Восточный вокзал пять минут назад.

Если что-то замышляется, то вскоре все должно начаться.

Он вышел из ванны, и тут дверь в комнату резко распахнулась, на пороге стояла мадемуазель Эльза из Вены. На ней был премиленький халатик, весь в воланчиках и оборочках. Воланчиков было много, но они слабо прикрывали милую обладательницу халатика. Впрочем, воланчики, видимо, и не предназначались для этого.

Взволнованная мадемуазель Эльза вбежала в комнату, не обращая внимания на туалет пана советника - мягко выражаясь, очень домашний, - и воскликнула:

- Спасите меня!

- Сию минутку, мадемуазель, только оденусь, если позволите...

Пан советник открыл дверцу шкафа и зашел за нее, чтобы застегнуть брюки и надеть подтяжки. Мужчина, с которого сваливаются брюки, едва ли в состоянии спасти женщину.

Тот человек в поезде, вы помните? - Мадемуазель стучала зубами от страха.

Да, я помню его. Со шрамом на подбородке. Что с ним?

Мадемуазель удивленно посмотрела на пана советника, видимо поразившись, что он запомнил мужчину и рассмотрел его так хорошо.

Он был в моем номере!

И находится там до сих пор?

Не знаю. Я сразу побежала к вам. Что мне делать?

- Я полагаю, нужно позвонить вниз портье, чтоб он вызвал полицию, - с серьезной миной проговорил пан советник.

ч- Ни за что! Я боюсь!

Мадемуазель настолько была испугана, что бросилась пану советнику на шею и прижалась к нему; его окутало облако аромата, а воланчики - воланчики раздвигались, куда бы он ни взглядывал в сильном смущении.

- Ах, мадемуазель, так мы ничего не добьемся!

Как ни странно, мадемуазель решила проблему по-своему. Она выпустила советника из своих объятий и нырнула в его постель.

- Идите ко мне, - сказала она тихо и повелительно.

Пан советник улыбнулся. Ну вот, все проясняется. А ты, милая, великолепно играешь! Который же час?.. Извозчик с вокзала прибудет с минуты на минуту. Что не удалось проделать вчера, приходится восполнять сегодня и импровизировать. Меня, разумеется, должны застать в постели с тобой, моя милая! Уличить в близком знакомстве, так сказать... Все было рассчитано таким образом, что сегодня утром, когда мы, приятно утомленные, будем нежиться в постели, нас накроют... Но обстоятельства изменились, меняется и тактика.

Пан советник понял последнюю фразу в телеграмме еще по дороге в гостиницу: "Ваша пани согласно информации сегодня выехала в Париж".

То есть вчера... И уже прибыла в Париж. Как раз подъезжает. Почему она двинулась в путь, еще предстоит выяснить. Женщины порой поступают вопреки всякой логике, но в данном случае ее логика, возможно, убедительнее всякого нашего понимания. Что может быть пикантнее ситуации, когда делегата конгресса застает в постели с любовницей его собственная жена! Придумано, надо сознаться, гениально.

- Идите жё ко мне... Какой вы злой! - капризно ворковала мадемуазель.

-- На вас невозможно злиться. Но мне кажется, для того, чтобы вас удовлетворить, я, так сказать, слишком одет, -серьезно возразил пан советник.

- Трудно раздеться, что ли? Или вы всю ночь распутничали и изменяли мне?

- Ничуть, - усмехнулся он. - Я все время думал о вас!

Тут в дверь постучали. Мадемуазель в постели ойкнула. Пан советник поднял руку, жестом успокаивая ее. Наступила гулкая тишина. Затем стук повторился.

- Мсье...

Мадемуазель вскрикнула, но вместо того, чтобы спрятаться под одеяло, откинула его и расстегнула халатик. Пан советник прижал палец к губам.

- Вы, надеюсь, не выдадите меня?

Он озорно подмигнул девице, которая посмотрела на него несколько озадаченно. Затем пан советник неслышно открыл дверь на балкон и исчез.

Мадемуазель криво усмехнулась. В постели или на балконе - не все ли равно, подумала она.

А пан советник - из комнаты этого не было видно - перешел на соседний балкон и вошел в комнату рядом.

Важно заранее позаботиться о пути отступления. Приоткрыв дверь в коридор, он через узкую щель наблюдал, что же произойдет далее.

Увидев собственную жену, он ничуть не удивился. Но вот спутник жены, державший ее чемодан, его поразил! Это был не кто иной, как пан Лейбович из Кракова.

Лейбович забарабанил снова и двинул плечом в дверь. Привычным движением. Но дверь была не заперта и сразу распахнулась. Пан Лейбович влетел внутрь. Пани Вацаткова не могла не заметить мадемуазель и вскрикнула, но в номер вошла.

В тот же миг наверх ринулись трое мужчин с фотоаппаратами.

Пан советник пробежал мимо них вниз по лестнице. Полицейские стояли в вестибюле и ждали продолжения событий.

- Господа, а теперь - быстро! - приказал пан советник. - Мужчина, провожавший женщину, - это "медвежатник" Лейбович. Крепкий орешек, при задержании будьте осторожны. Дама, которую он привел, ни при чем, кстати, это моя жена. Мадемуазель возьмите как свидетельницу!

Господа в изумлении переглянулись: наверху раздавались возбужденные женские голоса, туда поспешил и пан советник. Им не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Посреди комнаты стояла пани Вацаткова и со страдальческим видом переводила взгляд с девицы в постели на господина, встретившего ее на вокзале и любезно проводившего сюда. Она ничего не понимала, хотя девица в постели, где полагалось бы лежать ее мужу, и старалась что-то ей объяснить. Куда девался муж, так настойчиво вызывавший ее в Париж?

- Где он, черт возьми? - кричал по-немецки на девицу пан Лейбович, которому особенно недоставало здесь именно пана советника. Без него все остальное теряло всякий смысл!

- Говорю тебе, что на балконе! - кричала девица. Газетчики под вспышки магния щелкнули аппаратами, но

ничего интересного пока не зафиксировали. Вот если б эта пожилая набросилась на кокотку в постели! Такой снимочек пригодился бы.

- Вы жаждете увидеть меня, пан Лейбович? - раздался голос от дверей, и в номер вошел пан советник Вацатко в сопровождении двух французских полицейских.

Он указал им на Лейбовича, который не успел даже улыбнуться своей ослепительной улыбкой с бриллиантовым сиянием. Полицейские схватили его с двух сторон, и один из них защелкнул на нем наручники. Процедура была проведена молниеносно и профессионально.

Вы не имеете права! - возмутился пан Лейбович. - Я иностранец... Я только провожал эту вот даму с вокзала!

Кончайте, Лейбович! Вы объявили войну конгрессу и проиграли! Слишком сложный трюк приготовили вы для меня, но фокус вам не удался!

У вас нет доказательств! - с угрюмым видом кричал Лейбович.

- Есть. Вы привезли, естественно по подложным документам, Мрачека по кличке Смык из Праги... Того, что украл часы у советника Валя... Привезли вы по фальшивым документам и других лиц, эту вот пани, например! С вами жаждет познакомиться префект полиции. Марш!

Между тем один из полицейских извлек девицу из постели и решительно повел к дверям, не обращая внимания на расходящиеся воланчики.

Газетчики с готовностью нацелились аппаратами на Лейбови-ча и мадемуазель Эльзу. А потом на пана советника Вацатко. Через час специальный выпуск должен быть готов!

Когда посетители покинули номер, пан советник обратился к жене:

А что с тобой?

Со мной что?! - с негодованием воскликнула супруга. -С меня хватит того, что я увидела! Кто была эта девка?

Сообщница грабителя, которого я велел арестовать. Но я спрашиваю совершенно серьезно, как быть с тобой? Ты же понимаешь, что приехала сюда по чужому паспорту!

Пани Вацаткова задрожала и вынуждена была опуститься на стул.

Я? О чем ты говоришь? Мне принесли паспорт из полицейского управления... Скорей, скорей, торопили меня, ты вроде послал им телеграмму, чтоб я приехала. Тут, дескать, все с женами, надо ехать и мне... Господи боже, как я не хотела, я боя лась, но ваш сотрудник принес и паспорт, и билет!

У жены советника полиции должно быть немножко больше соображения, милая моя. С тобой разговаривали люди не из полиции, а воровская шайка! Покажи паспорт... И билет... Да, единственное подлинное тут билет, и только за билет можно сказать Лейбовичу спасибо. Но за то, что ты способна была меня подозревать, я не могу сказать тебе спасибо! Нет и нет! И ничего не желаю слушать!

Пан советник поднял руку, делая супруге знак не перебивать его, и она умолкла.

По правилам тебя тоже полагается посадить, а затем отправить под конвоем до границы, а там уж тебя взяли б наши! Так вот обстоят дела, моя дорогая! Но сейчас ляг отдохни.

В постель, где валялась эта девка? Ни за что! - со слезами в голосе воскликнула она.

Тогда ложись на канапе. Ты будешь находиться под домашним арестом, пока префект полиции по моей просьбе не даст тебе разрешения остаться здесь по фальшивому паспорту и ознакомиться с Парижем. На денежки грабителя Лейбовича. Ему хотелось как следует меня оскандалить, и это ему почти удалось.

- Иисусе Христе, - зарыдала пани Вацаткова и обняла мужа. - Какая я глупая дура!

Пан советник добродушно покачал головой.

- Нет, нет, в калошу сели другие господа... А ты наказана за свою совершенно беспочвенную ревность.

- Ну, так я лягу в постель, - робко прошептала пани. Пан советник улыбнулся и погладил ее.

- Здесь вот ванная, располагайся, мне же надо уладить кой-какие дела. Конгресс завтра заканчивает свою работу, а послезавтра мы сходим в Лувр, посмотрим Мону Лизу. А покамест попрошу принести тебе сюда завтрак...

Супруги поцеловались, и пан советник отправился в префектуру, чтобы доложить, что заговор против конгресса ликвидирован и поимка всех мазуриков, которых привез в Париж Лейбович, лишь дело времени.

Господа полицейские чиновники еще заседали, а на улицах надрывались продавцы газет:

- Специальный выпуск! Сенсация на конгрессе! Мсье Вацатко разоблачил международного грабителя, взломщика сейфов, который намеревался бросить тень на репутацию самых знаменитых криминалистов Европы!

На другой день пан советник Вацатко стоял в Лувре перед портретом Моны Лизы, внимательно вглядываясь в ее улыбку. Где-то в глубинах памяти всплыла мадемуазель Эльза. Пан советник думал о том, как едва не дрогнул, но, вовремя прозрев, удержался, а вслух он произнес:

- Я полагаю, она загадочно улыбается потому, что много знает. Чтобы иметь возможность так улыбаться, надо знать немного больше других.

Над Парижем раскинулась радуга мира, и супруги Вацатко-вы, взявшись под руку, шли в сторону Нотр-Дама, а город был окутан розовой дымкой парижской весны.

 

ВСТРЕТИТЬ АНГЕЛА (Перевод И. Колташевой)

Это был обыкновенный обшарпанный доходный дом на Жижкове. Пан Бружек привычно и уверенно поднимался по темной лестнице: дело, собственно, очень простое, так что приходилось лишь удивляться людской глупости и наивности. У всякого рецидивиста свой метод работы: довольно, к примеру, просмотреть две-три страницы из картотеки, и уже ясно, что этот грабеж со взломом - работа Венделина Кубы. А сейчас пан Бружек как раз отправился за ним. Насколько он знает Кубу, тот лишь понурит голову да и пойдет - человек опытный, на него положиться можно; даже не ходить специально, а просто послать вызов - он и сам явится в четвертое отделение. Но предписание есть предписание: пану советнику не терпится побыстрей посадить Кубу под замок...

Инспектор Бружек собирался постучать, но заметил, что дверь приоткрыта. Толкнул и вошел в маленькую темную кухоньку. Что такое? Стола нет, стульев тоже. Переезжать он, что ли, надумал, черт побери? Если Куба надумал исчезнуть из квартиры после сегодняшней ночи, он окончательно все испортит. Воспоследует общегосударственный розыск, - словом, ничего хорошего. "Вот так штука, этого еще не хватало, а я-то шел наверняка", - ворчал пан Бружек.

В соседнем помещении слышались какие-то звуки, скрипели дверцы шкафа.

Куба! - повелительно позвал пан Бружек.

Да-да, сейчас...

Пан Бружек больше не ждал - быстро открыл дверь. В комнате пустовато, как и на кухне. Половины вещей как не бывало, только шкаф в углу, а перед ним стоял Венделин Куба в темных брюках и изо всех сил старался застегнуть запонки на манжетах белой крахмальной рубашки.

Оба изумленно посмотрели друг на друга. Первым пришел в себя Куба:

- Вот это да, вот это сюрприз!.. Что случилось, пан инспектор, зачем вы ко мне пожаловали?

- Сейчас узнаете... Я вижу, вы собираетесь куда-то?

Куба засмеялся, его рябое лицо оживилось, посветлело.

- Ну да, собираюсь, правильно. И в долгий путь.

- В долгий путь пойдете со мной, если действительно подтвердится то, что нам известно пока насчет ваших финтов.

У Кубы опустились руки:

- Пан инспектор, не в обиду будь сказано, я же просто так, только немного пошутил... А я и вправду собираюсь, как говорится, в новый, даст бог, долгий путь на всю жизнь.

Пан Бружек почувствовал, что в самом деле тут какая-то заковырка, и огляделся.

- Вы сегодня и переезжаете?

- Сегодня еще нет, да коли меняю жилье, кое-какую рухлядь отдам соседям, а сам пойду с одним чемоданом, - охотно разъяснял рябой Куба.

Нет уж, внесем ясность: сначала отправитесь со мной в четвертое, а после - тут ничего не поделаешь - куда-нибудь подальше, думаю, в Боры, Венделин! Универсальный магазин "Те-та" не припоминаете, а?

Еще бы! На Юнгманнке универмаг... А что с ним стряслось?

Сегодня ночью там кое-кто похозяйничал. Прошел двором, а после, предварительно вынув стекло, в окно, на второй этаж, и вниз, прямиком на склад... Да что тут растабарывать, вы ведь все знаете лучше меня. Ваша накатанная дорога. Ну и запонки можете не вдевать, у нас насчет этикета не строго, вполне хватит ваших показаний. Едем!

Куба смотрел так ошеломленно, что Бружек пробормотал:

- Да возьмите себя в руки. Не впервой же!

- Пан инспектор, ей-богу, не понимаю, о чем вы! Какой двор, какое окно во втором этаже? Ничего не знаю, нигде не был, мне про эти дела и думать неохота... Покончил со всем, завязал.

Пан Бружек иронически усмехнулся:

Ну понятно, найдет на бедолагу раскаяние и он твердит себе: да ни в жисть, точка, завязал... А как выйдет из каталажки, прищурится, к ночной темноте попривыкнет - вот и влип распрекрасненько по новой: приглядит универмаг побольше и шасть себе - двором, через окно... Куба, ведь это ваша манера, к чему отрицать! Между прочим, как это вы надумали уйти с одним чемоданом?

Вы удивитесь, пан инспектор, но... видите ли, я сегодня в полдень женюсь.

Теперь пан Бружек уставился на вора Кубу, словно призрак увидел. Даже вынужден был присесть на единственный скрипучий стул в углу.

- И посему вы вчера задумали кое-что раздобыть к свадебному пиру, не так ли? Ну конечно же, чего у них только нет -все, что только душа пожелает, деликатесы всякие, универмаг просто загляденье! Вам, значит, повезло и нам, как видите, тоже! Распорядитесь-ка, чтоб гости на свадьбе не слишком объедались, как-никак всякие разносолы приплюсуются к отягчающим.

Рябому Кубе удалось наконец застегнуть запонку, и он шумно вздохнул:

Все, что вы говорить изволите, ошибка, уверяю вас, я нигде не был, какой там универмаг - перед свадьбой-то с Карлич-кой! Вот вы ее увидите, сразу все поймете. С человеком всякое может случиться, но кража со взломом... ни в коем разе. Чист, как полевой цветок, пан инспектор, а поскольку у меня свадьба, рад вас видеть, ведь редко когда к человеку пожалует на свадьбу такой пан, как вы!

Ладно, хватит, Куба! Слушайте меня внимательно. Я пришел не шутки шутить и даже не из-за кражи со взломом, мы кражами не занимаемся, этим теперь ведает пан старший инспектор Панек, и насчет ограбления за вами пришли бы его люди. Там, в универмаге, к несчастью, имеется пострадавший, ну не смотрите так, вы хорошо знаете кто... Вам помешали. Ночной сторож - и вы пырнули его ножом. Между нами, я не хочу ломать комедию, поэтому все начистоту: сторож едва дышит, и молитесь, чтобы доктора вытащили его, иначе вам хана. Убийство означает пожизненное заключение - вот, скорее всего, ваш путь-дорога, о коей вы изволили упомянуть!

Венделин Куба побледнел, даже позеленел весь:

- Не было этого! Чушь! Пырнул ножом... зарезать... да чтоб меня в таком обвинить... сроду такими делами не занимался и не собираюсь. Пан инспектор, не отрицаю, несколько краж со взломом мои. Раз уж говорим с глазу на глаз, еще и другие три ходки мои, может, и больше, просто не до всех вы докопались. А теперь я завязал, говорю вам, женюсь, у меня и работа есть, ведь я выучился на слесаря, в войну работал на оружейном заводе, у меня ремесло что надо, а моя будущая жена ничего плохого обо мне не знает и не узнает, потому как я от блатных своих делишек ушел, инструмент воровской выбросил, аминь навсегда! Ни в чем не виноват и никуда с вами не пойду, здесь какая-то проклятая ошибка, и я на вас диву даюсь, ведь говорят, вы и пан Боуше и вообще все люди пана советника всегда идут на верняк... А теперь вот пугаете небылицами, и у меня так трясутся руки, что вторую запонку никак не могу застегнуть, а я должен прифрантиться, вы даже не представляете, как моя Карличка все про меня проведьтает - дотронется и тут же говорит: у тебя обтрепался край манжеты... Просто чудо, как она только все знает... Пан инспектор, бог свидетель, я с этим ничего общего не имею и очень вас прошу, ищите в другом месте, потому как я там не был, и преступник тем временем смоется, а мне надо жениться, не могу же я Карличке такое горе причинить - отложить свадьбу... Она этого не вынесет... сколько раз мне говорила: Венда (она меня так красиво зовет, не Венделин, как все прочие), если ты со мной поступишь нечестно, тебя господь бог покарает... А я всегда говорю: девонька, я в жизни много чего натворил, только ты будь спокойна. Я так решил по правде, и мне ничего не страшно. Да, пан инспектор, я уж вам теперь все скажу: Карличка Новакова, которую я сегодня беру себе в жены, настоящий ангел, она учительница музыки, представляете, а я-то - рябой от оспы, и жизнь моя забубённая, дикая, а она - учительница музыки... И ничего плохого про меня не слыхивала, а я тогда, вот как увидел ее на улице - она не могла перейти через дорогу, и я взял ее за руку, - с той минуты понял: есть другой мир... А Карличка не знает, что у меня рожа рябая, и, конечно, не догадывается, что я весь в татуировке, а когда выпячу живот, то рисунок двигается - пошлость, хамство, только она про все это ведать не ведает и никогда не прознает.

Она слепая, пан инспектор. И я ее беру за себя. И буду о ней заботиться, чтобы не стоять ей на тротуаре и не просить кого-нибудь перевести на другую сторону, когда пойдет не той улицей...

Ну а теперь вы все знаете и понимаете, что такому человеку не могу я сделать ничего плохого, и очень вас прошу поверить мне, иначе Карличка до самой смерти будет несчастная, а услышит, что подозревают меня в убийстве, ни за что за меня не выйдет. А у меня уж и место есть, и такое счастье мне привалило, буду работать в фирме "Тресория" по своему ремеслу. Сколько замков взламывал, а теперь буду делать их на совесть, Уж поверьте, никто не откроет.

После длинной и торопливой речи у Венделина Кубы пересохло во рту. Он помолчал секунду, перевел дыхание, судорожно сцепил пальцы:

- Пан инспектор, я ведь никогда не унижался, не просил, Что давали на суде - все мое, потому как, если человеку незачем жить, ему наплевать, сколько отсидит в тюряге. А нынче Мне есть для чего жить, вот поведу Карличку к алтарю и буду ей говорить: еще две ступеньки, еще одна, вот так, а теперь встанем на колени. Я с ней всегда говорю совсем-совсем тихо, чтобы люди не догадывались, так поверите, мы вместе ходим по улице и никто не догадывается, что она не видит! Разве только кто посмотрит на мою рожу да скажет: и где, девушка, у тебя глаза были, что этакого хмыря подцепила?

И бывший вор, а ныне сотрудник фирмы "Тресория" -производство замков и сейфов - повернулся к шкафу и принялся напряженно изучать краешек платка в пиджачном кармане -так взволновал его собственный рассказ.

Пан Бружек молча сидел на стуле. Он почти не сомневался в правдивости Венделина. Возможно, и на самом деле у него сегодня свадьба, возможно, и вправду так перевернула его жизнь беспомощная слепая девушка, ведь жил-то он до сих пор как пес цепной с до крови натертой шеей. Но есть приказ да еще утренний разговор с Панеком - тот как дважды два доказал, что повадка преступника, проникшего в универмаг, точно выдает Венделина Кубу.

- Бружек, все понятно как божий день, прогляди только три личных карточки из картотеки. Три схожих манеры. Одна карточка не в счет - Горнат умер, другая в резерве - Палечек, vulgo Шпингалет, сидит, так что остается третий - рябой Куба. Ну тот, с татуировкой на животе! Правда, не в его привычках с ножом ходить, да ведь кто знает, как все там обернулось, придется его поприжать. Сторож пока что не в состоянии говорить. Дело совершенно ясное, и мы бы сами забрали Кубу, да, раз уж фигурирует сторож, это ваша епархия. Кстати, у Кубы есть мать в деревне, зовут ее Блажная Терка, жив етодна-о дине шень-ка. Мы сообщили на тамошний полицейский пост, чтобы произвели обыск: не исключено, что он успел награбленное у нее спрятать, - деревня чуть дальше за Радотином. Видишь, все как на ладони, подстрахован со всех сторон, он и отпираться не будет - факты налицо...

И вот тебе раз - ни малейшей ясности, одни потемки.

-- Итак, Венделин, давайте-ка договоримся по-хорошему, а? - вкрадчиво заметил пан Бружек. Я вам особых отягчающих не пристегну, а вы уж скажите все как есть. Куда спрятали награбленные вещи? Учтите, в универмаге проводят инвентаризацию и через час я получу точный список. Так где же вещи, Куба? Давайте не тяните, а я потом с вами по совести обойдусь, не сомневайтесь.

Куба стиснул пальцы:

- Прямо не знаю, что и говорить, пан инспектор, ведь я никого не убивал и раньше... И тут ни при чем, не был я в универмаге, никакого товару не брал, потому как с блатным форсом покончил.

Куба посмотрел на часы:

- Пан инспектор, вы уж меня простите душевно, мне бы подскочить на смиховский вокзал: мать приезжает, встретить надо, потому она... Ну старая она и чудная, приедет и с перрона бог весть куда попадет. Чтобы уж совсем не вышла сумятица, разрешите отвести ее к невесте, где будет свадьба, это в Карли-не, около самого виадука. Я не убегу, пан инспектор.

Пан Бружек выругался про себя - вот тебе и на, чертов казус: еще утром Панек его нерушимо уверил насчет Венделина Кубы, а теперь что? В конце концов, ни одной прямой улики нет, разве ночной сторож что покажет, если вообще заговорит. Здесь-то и есть самая что ни на есть закавыка: Куба раньше никогда оружием не пользовался...

Ладно, Куба, так и быть. Одевайтесь, я с вами поеду на вокзал, а потом на свадьбу. Невеста ведь не узнает, что я из криминальной полиции. Согласны?

А вот бы вы гостем на свадьбу! Уж какая для меня честь, пан инспектор! А насчет универмага - так все само собой прояснится, счастьем моим вас заверяю.

Пан Бружек ориентировался в правосудии лучше бывшего вора Кубы, а посему его отнюдь не убедило подобное заверение. Он решил не входить в дискуссию и проворчал:

- Давайте лучше я вам вторую запонку застегну, черт подери!

И вот вышли из жижковского доходного дома двое: мужчина в черном, жених Куба, и пан с тростью, которого наверняка на Жижкове кое-кто знал. Однако долго идти пешком не пришлось - Куба остановил дрожки, они доехали до смиховского вокзала и вместе принялись ожидать поезд из Радотина.

"Если не приедет, значит, у нее что-то нашли, - рассуждал про себя пан Бружек, - ведь полицейские навестили ее утром, тогда плохи дела со свадьбой".

- Пан инспектор, если матушка начнет про всякое такое, ну ангела там повстречала или еще что, так вы не обращайте внимания, она немного того, в деревне ее блажной обзывают. Только ежели взять ее жизнь, то и неудивительно: незамужняя молодка при коровах, да еще с ублюдком - сами понимаете! Ну а со мной как было, вы и так знаете... Только она добрая, и есть у меня перед ней неоплатный должок. Человек за свою жизнь много чего людям должает, а я про то задумался только в последнее время, и выходит, все эти мысли из-за Карлички.

Пан Бружек подумал: больно уж Кубу на философию потянуло, а сие подозрительно, ох как подозрительно для такого умельца, как вор Венделин... может, и правда бывший? Как-никак перед ним Венделин Куба, который играючи управлялся с любым замком.

А ваша матушка, как вы сказали, частенько встречает ангелов? - спросил пан Бружек, пока они вместе разгуливали по перрону.

Как когда. Случается, довольно долго не встречает... А представьте, пожалуй, ведь ее правда. Я себе сколько раз говорил: пожалуй, я в своей жизни уже встретил ангела... Пан инспектор, может, вы полагаете, я тоже того... а я вот встретил первого ангела, еще когда мальчишкой бегал. И ангелом был наш вахмистр, как звали мы жандармов, вахмистр Врана. Тогда я на ярмарке впервые украл плитку шоколада: сколько жил, не едал шоколада, а тут лоток, плитка лежит на виду, посмотреть и то радость. Я схватил шоколад, торговец схватил меня, ну и пошел вопить; сбежался народ, торговец меня колотит, а тут пан вахмистр - вытащил он меня из этого орущего клубка. "Кабы парнишка с голоду украл гуся, я бы ничего, - доказывал кондитер, - а он за шоколад, так, по-моему, он самый настоящий ворюга!" "Если бы ты гусей продавал, небось другую бы песню запел", - сказал пан вахмистр и быстро меня увел. Когда мы ушли с площади, он сказал: "А ты сделал глупость, запросто мог угодить в исправительный дом!" Купил мне в лавке сахарный шпаличек и махнул рукой, чтоб я удирал.

"Интересно, - подумал пан Бружек, - вон какие люди разговорчивые, пока ждут поезда... у нас в канцелярии совсем другое дело... жмутся на стуле и, хочешь не хочешь, должны отвечать на вопросы..."

После я однажды увидел ангела из окопа, когда был на итальянском фронте, ангел вдруг появился на полосе между проволочными заграждениями, вроде бы посередке - ни с нашей, ни с итальянской стороны, - и никто не стрелял, а мне показалось, качает он головой и говорит: "Люди, люди, что вы делаете..."

Случаем, в тот день ром не выдавали? - засмеялся пан Бружек.

Понимаю, вы мне не верите... Эх, хоть бы поверили, что этот ночной грабеж до меня не касается!

К счастью, подошедший поезд избавил пана Бружека от ответа.

Приехавшая деревенская старушка совсем не походила на блажную. Только когда ехали трамваем, она вытащила из кармана старые бусы - такие когда-то продавали на ярмарках по престольным праздникам - и сказала:

- Это я невесте в подарок, ведь ты наверняка ей ничего не купил, вот возьми, пожалуйста!

Куба поглядел на бусы, потом на пана Бружека и ничего не сказал. Наверное, подумали об одном и том же: невеста слепая, а это в иных случаях даже и милосердие господне.

Так и доехали до карлинской квартиры, где ждала свадьба. Жениха бурно приветствовали. Дядюшка с невестиной стороны - румяный деревенский старик - развел руками:

- А я-то все боялся, не сбежал ли жених... Всякое ведь случается... А он вовсе поехал за матушкой! Присаживайтесь, сударыня, и отведайте пирога.

Пани Кубова только засмеялась.

Невеста была не первой молодости, но стройная, белокожая, с тонкими нежными пальцами, ее незрячие глаза блуждали по комнате. Она оборачивалась к кому-нибудь, только чтобы лучше слышать. Протянула руку своему жениху, коснулась его и улыбнулась:

- У тебя крахмальная рубашка, какой ты элегантный мужчина... А галстук... красивый? - спросила она, пробежав пальцами по галстуку.

Венделин Куба тревожился, ведь свадьба под угрозой, и все равно не мог поверить, чтобы его вот так взяли и увели. Конечно же, Карличка услышала чужие шаги, и потому Куба оповестил всех:

- Я привел с собой знакомого. Мы ведь с вами очень давно знакомы, пан инспектор!

- Меня зовут Бружек, - быстро представился инспектор, чтобы спасти положение. - Бружек.

Он подал руку невесте и почувствовал, как затрепетали ее гибкие пальцы, словно хотели узнать о нем побольше.

Мы с паном Кубой знакомы уже несколько лет... Нам, пожалуй, придется ненадолго уйти, тут срочное дело... Необходимо подъехать на работу, дело есть дело, не так ли, пан Куба?

Конечно, только бы не сразу... - Куба умоляюще посмотрел на пана Бружека.

На минуту воцарилось растерянное молчание. Отец невесты принес от соседей стулья для вновь прибывших, а румяный дядюшка приколол пану Бружеку веточку зеленого мирта и белую ленту:

Вот и мы будто молодые люди! Ну а у меня найдется кое-что, первый сорт: напиток этот гонится из грушек, сейчас беспременно надо опробовать.

Да что вы, я ведь при исполнении, то есть на работе, -спохватился Бружек, уразумев, почему столь разговорчив жизнерадостный дядюшка.

Пан Бружек как бы между прочим окинул взглядом комнату, но не заметил ничего такого, что можно бы квалифицировать как часть ночной добычи. На столе стояли две бутылки ьгчного вина и блюдо с домашними пирогами. Красовалась и етенная бутыль, привезенная румяным дядюшкой. Пан Бру-к счел своим профессиональным долгом испробовать гру-овку: и в самом деле, домашняя грушовка столь отменного :уса, хоть у Липперта подавай.

А в целом положение было отнюдь не безоблачным. Венде-лин то и дело бросал беспокойные взгляды на свадебного гостя -пана Бружека, а нан Бружек моргнул Венделину: отойти, мол, надо в сторонку, переговорить.

Послушайте, вот какая идея: вам на вчерашнюю ночь может дать алиби ваша будущая жена.

Не считаете же вы, нан инспектор, что я спал ночью у нее. Накануне свадьбы! - возмутился честный вор Венделин Куба. Пан Бружек обесиокоенно нахмурился:

Я думал как лучше... Ведь окажись вы ненароком с ней еще вчера, а свадьба только сегодня, так ее свидетельство имело бы силу. Но как только она станет вашей законной женой, сами понимаете, для суда ее свидетельство не имеет силы. Ну-с, Венделин, коли вы уж столь добродетельны, что не спали с вашей невестой до свадьбы, я не вижу иного выхода - придется вас доставить куда следует.

Венделин Куба вздохнул: Только об одном прошу - после свадьбы. В конце концов, есть у человека право жениться, еще понятно, кабы я чего натворил! А я чист как стеклышко.

Ладно, под мою ответственность. Ради невесты... Поезжайте в костел, а я в управление... Сообщу, что и как, а после приеду сюда обратно. И уж как пан советник решит, так и будет. Ясно.'

Куба хмуро кивнул. Понятное дело; после алтаря сразу в следственную камеру - такая перспектива вряд ли кого вдохновит.

Чем скорей ваша невиновность будет доказана, тем лучше, добавил пан Бружек.

Ни при чем я тут. доказательства будут, грустно вздохнул вор Венделин, только когда. Бедная Карличка! Теперь она узнает, кто я такой да как жил... А ведь я ничего такого ей не сказал.

Если полюбит вас, все поймет и простит, постарался утешить его пан Бружек и вернулся к гостям: к сожалению, он-де не предполагал, что попадет на такое торжество, и потому должен забежать на работу, но сегодня еще обязательно заедет. Румяному дядюшке свято пообещал выпить с ним грушовки. Все хором сожалели: милый, приятный пан и должен спешить. Только слепая невеста озабоченно повернулась к нему, - возможно, уход гостя со свадьбы показался ей дурным знаком.

Бружек не торопясь шел на совещание. Ему хотелось идти еще медленней - солидный нагоняй от пана советника все равно обеспечен. И чувствовал он себя как нашкодивший школьник. Пора, пора бы ему в кабинете пана советника сидеть вместе с преступником. А он подвыпил на какой-то странной свадьбе!

В кабинете он застал лишь пана Боуше.

Ну как? Привез этого Кубу?

И не спрашивай, - ответил Бружек. - Старик на месте?

- Пока нет, помчался к начальнику полиции, какое-то крупное совещание... Только скоро вернется и сразу захочет видеть Кубу.

- То-то и обидно! - вздохнул Бружек.

- Смылся, да? - деловито прищурил глаза Боуше.

- Если бы! Первый случай в моей практике. Он у меня женится !

- Вот чокнутый! Кутузка всего на пару лет, а женитьба пожизненно, - философски рассудил пан Боуше.

- Ох, дело-то куда как непростое, дружище. Не знаю даже, как старику доложить, но я его, понимаешь, отпустил, чтобы он смог жениться. После обряда молодого сюда и представлю. Вообще-то я не очень уверен в его виновности.

-Спокойно можешь верить. Вскоре после того, как ты ушел, Панековы молодцы нашли фомку во дворе универмага. Отпечатков никаких, если фомкой и действовали, то в перчатках. Так.

Но в лаборатории на этом не успокоились и тщательно осмотрели весь инструмент - сантиметр за сантиметром. И что же, на рабочем конце обнаружили-таки несколько отпечатков. Все Кубовы.

- Быть того не может!

И тем не менее никуда не денешься. Ну что тут можно предположить? Перчатки он взял, само собой, но, укладывая инструмент в сумку, случайно схватил голой рукой. Вот и отпечатки.

Ну и дал я маху! - возопил пан Бружек и сдвинул шляпу на затылок, потому как ее не снимал. - Обрадовался, идиот, поверил ему. Между прочим, как прошла инвентаризация в универмаге? Что, собственно, он стащил?

Да тут все в порядке, чепуха, спер несколько бутылок спиртного. Верно, для свадьбы прихватил, сам понимаешь.

Ни черта не понимаю, друг любезный: у него на свадьбе для питья аккурат домашняя грушовка, привезенная одним дядюшкой. И преотличная.

Не замешайся тут ночной сторож, все бы кончилось ерундой: несколько месяцев - и гуляй.

Пан Бружек снял в конце концов шляпу и с задумчивым видом растянулся на казенной кушетке.

- Ну видишь! Одно дело, ежели Куба за что-то принялся всерьез - известно, ему любой замок нипочем. Он-то уж сумел бы выкрасть вещички поценнее. А тут, говоришь, всего несколько бутылок водки. Это в универмаге-то, где куча дорогих, красивых штуковин! Ну сколько он мог этих бутылок упереть? Десять, пятнадцать... На черта это ему надо? И самое главное, по-моему: он никогда не ходил с ножом, отлично знал, чем это может кончиться. И вдруг пырнул сторожа. Что-то тут не клеится!

Пан Боуше кивнул:

- Ну допускаю, странно, да ведь всякое может случиться. Пан Бружек подумал: кое-что просто не могло случиться. Советник Вацатко запаздывал - совещание, разумеется,

затянулось. Зато объявился инспектор Панек, собиравшийся доложить о новых кражах.

Ну что? Уже здесь? - спросил он.

Кто? Куба? С ним все в порядке, - проворчал пан Бружек.

- И ловко же его выследили наши! Найти фомку, да еще с отпечатками, - просто шик! По уши увяз, не отмажется. Сторож, само собой, еще добавит. Влепят ему порядочно, господа. Даже обидно, что пойдет по вашему отделу. Кстати, отдайте пану советнику протокол свидетельского показания. Один железнодорожник спозаранку шел на работу и видел, как по Юнгманновой бежали двое каких-то молодчиков в сторону Карлака. И что-то тащили.

Двое? Какое отношение они имеют к этому? - удивился пан Бружек.

Неужели не ясно - бежал Куба с напарником.

Куба вдвоем с кем-то? Сомневаюсь, - покачал головой пан Бружек.

Инспектор Панек назидательно поднял палец:

Один момент, про это мы кое-что знаем: на последнее дело он ходил вдвоем с молодым парнишкой по имени Бероу-сек, прикрывал его и всячески помогал. Поговаривали - воспитывает, мол, себе преемника. И теперь, верно, работали на пару. Впрочем, он сам все объяснит.

Пока что ни в чем не признаётся, - вздохнул Бружек.

Неудивительно: дело-то серьезное, чертовски дорого откликнется.

И инспектор Панек удалился в свой кабинет.

Пан Боуше посматривал на своего приятеля и молчал. Бружек рассудил так: ежели были вдвоем, то сторожа мог пырнуть второй... Вот Куба и запирается. Не хочет закладывать дружка.

- Знаешь, Бружек, собирайся-ка обратно на свадьбу, а старику после скажешь, что Кубу дома не застал и долго разыскивал. Доставишь немного позднее, кто же виноват, что он тем временем женился. Женитьба не наказуется; как известно, это, скорее, глупость, а не преступление. Выпей там хорошенько за мое здоровье, я домашней грушовки сроду не пробовал. А главное, доставь Кубу: как только перед ним замаячит решетка -на таких парней это всегда хорошо действует, - он и расколется.

Бружек ничего не ответил - рассуждение пана Боуше вполне убедительно. Встал, натянул пиджак и собрался уходить.

- А почему, собственно, тебе не хочется его упаковать? - спросил пан Боуше.

Пан Бружек пожал плечами:

- Понимаешь, вроде как-то ближе с ним познакомился... И слепую невесту жаль. Но это его дело. Из-за невесты и сержусь. Но уж я его приведу, будь спокоен!

Пан Бружек пустился в путь, злой на себя, на Кубу и на все эти нелепые переплеты. По дороге бормотал: "А за бедную слепую поддать бы ему еще пару годков!" Достал из кармана белую ленту с веточкой мирта. К чему притворство! Приду, и без всяких церемоний: "Куба Венделин, пойдемте, и точка!"

Но как часто случается, события пошли иным ходом. Карпинский доходный дом у виадука, казалось, задремал: за дверью квартиры - тишина, на непрерывные звонки никто не отвечал. У пана Бружека на минуту замерло сердце. "Господи, ну и осел же я! Ведь он сбежал! Да и все гости смылись!"

"Моментик, ведь все заранее подстроить невозможно, - размыслил он чуть погодя, после взрыва разочарования. - Скорее всего, так: явились из костела, Куба свадебку свернул, гостей отослал по домам, а сам тю-тю. Что ж, возможно, дьявольское невезение, придется его разыскивать черт знает где..."

Напротив открылась дверь и выглянула соседка:

- Вы звоните Новакам? У них свадьба.

Потому и звоню. Где людям полагается во время свадьбы быть, дома или нет? - ворчал пан Бружек.

А у них еще и свадебный обед будет, и не где-нибудь, а у самого Шроубека, а я Карличке желаю счастья, она себе достойного пана нашла, будет кому о ней позаботиться...

"Достойный пан, ничего не скажешь", - подумал инспектор. Поблагодарил соседку и направился в ближайший трактир. "Влип в свадебные гости, а про обед совсем забыл, - бурчал он про себя и заказал гуляш. - А Боуше думает, что я пирую и пьянствую". Он вздохнул, отламывая кусочек хлеба, чтобы собрать соус.

А пану Боуше некогда было раздумывать, где пирует и гуляет его друг: вернулся пан советник и пришлось молча выслушивать его воркотню. Бружек, мол, прохлаждается да валандается, вместо того чтобы взять и посадить самого заурядного вора, который лишь случаем пошел по отделу особо важных преступлений.

- Черт бы его драл с таким повышением... олух царя небесного... Сторож в больнице уже, наверное, богу душу отдает. От обычной ножевой раны, мать честная, вот не везет, а? Старый человек! Так что для Кубы речь о жизни идет. Грабеж со взломом плюс убийство - не шуточки! Нынче суды на такие дела куда как строги.

Пан Боуше только присвистнул. Вот те на - мое почтение, уж теперь Бружек обрадуется! Только бы с этим Кубой явился поскорей.

- Наверно, отыскать его не может. Допустим, Куба исчез из Праги, понимает, что натворил. А ведь никогда не убивал, пан советник, вполне приличный был человек.

Пан советник горько усмехнулся: вот тебе и приличный человек!

Неожиданно позвонили из комиссариата откуда-то из Глоу-бетина. Взволнованный голос местного полицейского сообщал, что нашли труп.

А вы точно проверили, на самом деле труп? Врач был? -утомленным голосом спросил пан советник. - В противном случае это не наше дело.

Докладываю, мертвый точно. Верно, курил, потому как на постели загорелась солома, этот факт, разрешите доложить, установил пан комиссар.

Начальник у вас расторопный, ничего не скажешь. Такие случаи в Праге не редкость, составьте протокол, и порядок, - монотонно подытожил пан советник, размышляя все время про ночного сторожа.

Голос из комиссариата и после такой формальной рекомендации не утратил настойчивости:

Разрешите доложить, пан советник: здесь разные обстоятельства, словом, нужна ваша помощь. Во-первых, тут не один человек, а двое. Один мертвый, а второй пока нет... И еще здесь всякое другое, так точно подозрительное.

Точно подозрительные... Как это точно? - повысил тон пан советник.

Стало быть, неточно, разрешите доложить, - городил взволнованный полицейский. Ему не часто доводилось разговаривать с такими персонами, как шеф отдела особо опасных преступлений. - Только все не так просто.

Пан советник наконец махнул рукой:

Ладно, раз там покойник, оставьте все как есть, мы приедем. И ничего не трогать!

Так пришлось трогать, мы же сперва гасили, потом мертвеца вынесли и того, живого, тоже...

А почему живой не сбежал, когда загорелось? - поинтересовался пан советник.

Да не мог он. Одурел совсем, и пьяный в стельку, - объяснял полицейский уже без всякого энтузиазма. - Есть предположение, может, он и причинил смерть второму.

Интересно, - фыркнул пан советник, - чье же это предположение, что первый причинил смерть второму? А может, второй причинил смерть первому?

Так нашего комиссара, разрешите доложить. Он сейчас на месте происшествия. А меня послали вам позвонить.

Ладно, ладно. Ждите. - Пан советник повесил трубку. - Пан Боуше, эти молодчики обожают отлынивать от своих обязанностей. Сразу в высшую инстанцию, то есть к нам, и готово. Жалко, в полицейском управлении нет еще кого-нибудь, кому бы я мог это дело подсуропить. В Глоубетине... Через всю Прагу! Как пить дать - несчастное стечение обстоятельств, нам тащиться совершенно впустую... А тут куда более серьезные дела!

Пан советник раздражался. Нелепая смерть всегда его возмущала. Убить из-за любви или ненависти, это хоть понятно. А пырнуть старого пенсионера, подрабатывающего ночными дежурствами, - уж и вовсе бессмысленная жестокость. У бандита, шедшего на ограбление, очевидно, сдали нервы, иначе просто в голове не укладывается.

Пан советник нахмурился: казус необходимо основательно продумать, а не ездить черт-те куда за каким-то покойником.

Пока пан Боуше распоряжался насчет авто, пан советник прочитал показания железнодорожника и сунул их в ящик стола - чепуха все эти показания, коту под хвост. Надо хорошенько прощупать Кубу, все остальное - вода в решете.

В Глоубетине выяснилось: инцидент произошел не в квартире, как думал пан советник, а в каком-то сарае, втиснутом между аналогичными постройками малопонятного назначения. Около полудня пожар заметил огородник-любитель - он и поднял тревогу. И только когда сбежались местные жители и начали гасить огонь, то обнаружили, что в сарае находятся двое людей. Вызвали полицию, и врач констатировал смерть одного из-за отравления угарным газом, второй тоже угорел основательно. Врач сделал ему искусственное дыхание, но тотчас отправил в больницу: мужчина был жив, но без сознания.

Полиция обратила внимание на бутылочные осколки под ногами, не потребовалось много труда, чтобы обнаружить кучу разбитых и полных бутылок с шикарными этикетками - местные полицейские таких и не видывали. Для верности одну бутылку откупорили, понюхали, попробовали (проверили, водка ли это, если на этикетке написано "Remy Martin"). Попробовал "Мартина" и здешний комиссар, и сей напиток так обострил его зрение, что он заметил: из-под набитой соломой койки высовывается сумка, в какой обычно носят слесарный инструмент. В сумке ничего слесарного не обнаружили, а лежал там всякий воровской инструмент, прежде всего связка отмычек, изготовленных весьма профессионально. Пан комиссар, верно, под влиянием того же "Мартина", предположил, что двое грабителей вернулись в сарай после кражи со взломом и решили отметить удачную операцию. В процессе попойки один задумал избавиться от другого и с этой целью устроил пожар.

Свою версию он изложил изумленным полицейским и добавил:

- Про нас, дорогие мои, будут писать в газетах! Покажем, что и мы не лыком шиты!

Пану советнику он возвестил об этом уже не столь уверенно, а заметив иронический взгляд криминалиста, совсем упал духом.

Сарай представлял собой нечто невообразимое, и пан советник угрюмо разглядывал место побоища.

Пан комиссар, сие - не место преступления, а свинюшник. Хаос, неразбериха, непонятно, с чего и начинать.

Пан советник, так здесь горело, счастье, что люди сбежались, иначе огонь захватил бы лачуги и сараи по всей округе.

Ну... ну, а как прикажете расследовать инцидент? И откуда у вас такие точные выводы? Пока ясно одно: вспыхнул пожар, когда эти двое - говорите, их было двое? - здесь пьянствовали. И пили много. Больше установить ничего нельзя. Кто эти двое?

Разрешите доложить, мы их не знаем, - смутился комиссар.

Не знаете... Вызываете нас, будто нам все известно заранее. Разве документов при них не нашли?

На тщательный осмотр времени не хватило, мертвый уже обгорел и его унесли, а второй ничего не говорил, едва дышал... - тараторил комиссар.

Так он, невежа этакий, вам не представился? - ядовито процедил пан советник и бросил многозначительный взгляд на пана Боуше. Тот с безучастным видом - и пока безуспешно - осматривал полусгоревший сарай.

И никто их тут не знал? Никто не видал? Но ведь они, уважаемые господа, место присмотрели давно и забрели сюда не случайно! Здесь было их логово, здесь они спали, это ясно, явились сюда прятаться. И здесь по ночам наверняка горел свет.

Полицейские переглядывались и пожимали плечами. Не знали ничего. Да и кому охота таскаться сюда, чуть не на край света!

А почему вы все-таки думаете, что пожар подстроил один из них? - спросил пан советник.

Ссора, понятно, вышла из-за добычи, - воодушевился комиссар. - И наверно, прилично хапнули, если принять во внимание эту сумку, не так ли? По-моему, один из них, что потрезвее, оглушил чем-нибудь своего пьяного дружка и забрал его долю. Потом поджег солому да и сам чуть не угорел.

Интересно. А где же деньги?

Надо думать, сгорели, - изворачивался комиссар.

Прямо как в поговорке: "Где вода? Волы выпили. Где волы? Паны съели. Где паны? На кладбище закопаны..." У вас, кроме сумки, нет ни единой улики. А вот там что?

В углу валялся пиджак - еще мокрый. Видимо, его облили водой, когда гасили огонь. Комиссар пожал плечами:

Какое-то тряпье... Верно, одного из тех двоих...

И вы не обыскали? А вдруг там бумажник с документами? Или с деньгами, из-за которых один другого кокнул, как вы изволили утверждать.

Один из полицейских старательно прощупал пиджак и покачал головой:

Ничего нету.

Ничего, - повторил пан советник и снова бросил взгляд на пана Боуше. Тот закрыл сумку, которую внимательно осмотрел, и возвел очи горе. Пан советник взял пиджак, в коем полицейский ничего не обнаружил, и снова его ощупал. Негодующе посмотрел на полицейского, надел перчатки и запустил руку в карман пиджака.

В сарае воцарилась тишина. Из кармана был извлечен нож. Подобные ножи только-только входили в моду, о них страстно мечтала всякая шпана, видевшая такое чудо лишь в гангстерских кинофильмах. Великолепный нож, вызывавший ужас даже тем, что открывался нажатием пружины.

Пан советник нажал.- выскочило лезвие. Внимательно осмотрел его у окошка с выбитым стеклом, где было посветлее, потом поманил пана Боуше:

- Нож - в лабораторию, на клинке что-то есть, возможно, засохшая кровь.

Пан Боуше завернул нож в чистый платок.

- Вот видите, - оживился комиссар. - Разве я не говорил? Он убил.

Пану советнику порядком осточертел неуемный оптимизм местного комиссара.

- Ну если бы один пырнул другого, какого дьявола понадобился поджог? Если хотел таким способом замести следы, почему сам не убежал? Ведь еще неизвестно, придет ли он в себя после отравления. Угарный газ, пан комиссар, не шутка. Нет, здесь что-то другое. Но что?

Пан советник беспокойно ходил по разоренному сараю. Потом остановился. Снова взял мокрый, перемазанный пиджак и повернулся к местным полицейским:

- Когда вы положили покойника на носилки, он был в пиджаке? А тот, второй, как был одет?

Полицейские молчали, стыдились признаться, что в суматохе не обратили внимания на такие мелочи. Один из них, пожилой служака почти пенсионного возраста, рассудительно сказал:

- Разрешите доложить, пан главный полицейский советник, мертвый лежал в одной рубашке... Я помню... А второй, которого тогда осматривал врач, был в таком обтрепанном пиджаке, какие нынче парнишки носят, потому что врач расстегнул пиджак, когда прослушивал грудь... Под пиджаком была рубашка, ее врач разорвал. Если разрешите доложить, оба еще совсем молодые парнишки, что-нибудь около двадцати, а напились - так уж воровской закон велит...

Полицейский все это отчеканил, вытянувшись по стойке "смирно". Комиссар только усмехался: в наблюдениях подчиненного он не усматривал ничего особенного.

Пан советник придерживался иного мнения. Он одобрительно кивал:

Благодарю вас... пан... пан?

Кадрножка Ян, - отвечал полицейский, не меняя позы.

- Ваши наблюдения весьма ценны. Полицейский Кадрножка Ян заслуживает поощрения, пан комиссар!

Комиссар перестал усмехаться и щелкнул каблуками. Пан советник показал в угол, где валялся пиджак.

- Теперь мы можем, по крайней мере в общих чертах, представить, как все произошло. Двое парней начали пить, потом один из них, ныне покойник, улегся на койке у двери. Ему по пьянке стало жарко, и он сбросил пиджак. А второй лег на койку, где попрохладней, у незастекленного окошка. Пиджак снимать не стал - через окно дуло. Оба уснули, у одного выпала горящая сигарета. Скорее всего, у того, кто лежал у двери, где обгорели стены. Полыхнула солома, занялись доски. Ну а конец мы знаем. Пиджак принадлежит погибшему, равно как и нож в его кармане...

Пан советник подивился на пана Боуше, который хоть и слушал шефа, но все время осматривал осколки на полу. Их взгляды встретились.

-Что вас так заинтересовало в этих бутылках, пан Боуше?

-У меня явилось, - заметил пан Боуше, - одно странное соображение, пан советник. Может, глупое, может, ошибочное...

Пан советник вздохнул и, не обращая внимания на выжидательную тишину, сказал:

-Представьте, и у меня тоже...

-Универсальный магазин! - воскликнул пан Боуше. - Дорогие напитки.

Верно! И вспомните показания того железнодорожника: двое мужчин бежали по Юнгманновой улице в сторону Карлака. У одного еще мешок за спиной.

И оба пана криминалиста засмеялись.

-Этот нож вполне может оказаться орудием убийства, -удовлетворенно добавил пан советник.

Так ведь я все время об этом... - не выдержал комиссар и вытянулся в струнку.

Пан советник удостоил его холодным взглядом:

Убийство, дорогой пан комиссар, произошло не здесь, а на другом конце Праги.

Пан комиссар только глаза вытаращил. Так что быстренько звоните в больницу, может, второго уже откачали. Или лучше поезжайте гуда... Мне нужны его показания, имена обоих этих парней, и все, что случилось в универсальном магазине "Те-та". Это ваш реальный шанс. Пан комиссар опять вытянулся в струнку.

Ну а мы, пан Боуше, можем охать. Жду вашего отчета по телефону, пан комиссар.

Чан советник на прощание прикоснулся к нолям своего котелка, а полицейские вместе с комиссаром козырнули ему по уставу

Пока они шли к машине, пан bovine заметил:

Эти двое бежали в направлении Карлака. понятно... А где был Куба?ан советник не ответил.

Здесь, в сарае, пировали по сл> чаю ограбления магазина, продолжал пан Боуше. Поневоле приходится спрашивать: а где был Куба?

Пан советник задумался:

I де? Да скорей всего, там, где находится и сейчас. Пан советник, начал в машине пан Боуше, - ругайте меня, если хотите, но я вам все скажу. Я тоже кое-что о Кубе знаю, то есть по рассказу Бружека. Он его арестовал?

Пока нет... Прошу вас, давайте заедем в лабораторию, а эсле... на одну свадьбу.

Пан советник собрался было закурить виргинскую сигару, рука его застыла с горящей спичкой, так что он едва не об-гг пальцы.

- Эту свадьбу справляют недалеко. В Карлине, у виадука, - добавил пан Боуше, протягивая пану советнику зажженную спичку.

Веселые гости вернулись домой поздно, как оно и полагается. Пан Бружек, скучая в трактире, выпил три пива и прочитал два номера "Пражского иллюстрированного вестника". Выяснил, как можно бросить курить и тем самым сберечь деньги и здоровье (стоит лишь приобрести коробочку таблеток "Не кури!" фирмы "Гидико"), потом с интересом прочитал рецепты, как

увеличить бюст и где можно сделать операцию по выправлению оттопыренных ушей. Поскольку у него не было необходимости приобретать чудодейственные средства или подвергаться не менее чудодейственным операциям, то он пробежал глазами все брачные объявления, пожалел об упущенных и блистательных возможностях, заплатил за скудный обед и снова отправился на пресловутую свадьбу. Оказывается, его с нетерпением ожидали и весело приветствовали, особенно румяный дядюшка, который для своей грушовки никак не мог найти партнера. Жених сидел как в воду опущенный и ничего не пил.

Пан Бружек тоже был не в лучшем настроении и многозначительно на Кубу поглядывал. Глазами показал на соседнюю комнату, - мол, надо поговорить без помех. Невеста, словно чувствуя неладное, повернулась к пану Бружеку:

Жаль, что вы не смогли поехать с нами. Вы, наверное, голодны... А тут свадебные пироги. Отец, предложите гостю пироги!

Уж если предлагаете вы, само собой, не откажусь, - галантно ответствовал пан Бружек.

Вы должны были пойти с нами в костел, - неожиданно вмешалась Венделинова матушка. - Там ведь не было одного ангела. Одного ангела в таком большом костеле.

Похохотав, она уселась на кушетке и замолчала.

Невеста немного погодя снова обратилась к пану Бружеку:

- Вы уже закончили свою работу?

Пан Бружек смутился. В ее голосе слышалось беспокойство.

Карличка, нам с паном Бружеком надо поговорить в соседней комнате, - постарался успокоить ее Венделин.

Ты утром сказал, что пан Бружек инспектор... Он из полиции? - тихо добавила слепая.

Венделин что-то пробормотал, пан Бружек на секунду замолк, потом нашелся:

- Что вы, никоим образом! Инспектор, да только железнодорожный, барышня, то есть, извините, пани. А разговор сугубо служебный: у фирмы "Тресория", где пан Куба работает, много с нами общих дел.

Карличка не ответила, лишь кивнула, на ощупь нашла спинку стула и села. Пан Бружек быстро вышел в соседнюю комнату, а следом за ним молодожен Куба.

Господи Иисусе, она догадалась, я утром проговорился, - запричитал Куба. - Но ведь сейчас все в порядке?

Какое там в порядке, наоборот. Как вам не стыдно, вы мне солгали, Венделин, и я этого не забуду!

Клянусь господом богом!

Оставьте пока господа бога, потом он вам куда больше понадобится. На фомке, потерянной в универмаге, имеются ваши отпечатки.

Да ни в каком универмаге я не был!

Это ваше дело, отпирайтесь сколько влезет. Отпечатки пальцев - прямая улика, сколько бы вы там ни насочиняли. Ясно, вы кого-то покрываете, ведь с вами работал поделец!

На Венделина Кубу жалко было смотреть - он задыхался:

Иисус-Мария, пан инспектор, кто расследовал дело, ведь все это полная чепуха!

Нет, Куба, нет... Поэтому-то я и ждал вас. Сейчас поедем в "четверку". И еще грустная новость: сторож, которого вы пырнули ножом, умер. Итог: убийство с целью грабежа - хуже некуда. Либо сторожа убил ваш подручный.

Куба тяжело опустился на стул. Молчал, был очень бледен и дышал тяжело. Казалось, вот-вот его хватит удар. Руки у него тряслись.

Ну, пора. Гостям скажете, важная, мол, работа, надо спешить. К примеру, замок заело в сберегательной кассе, надо срочно открыть. Вернетесь поздно, чтобы не беспокоились.

А Карличка, Карличка, - стонал Венделин Куба, вор и несчастный молодожен.

Пан Бружек открыл дверь и строго сказал:

- Едем!

В комнате, где собрались гости, стало тихо. Все видели мрачную физиономию Кубы. Его жена не видела, но, разумеется, почувствовала общую атмосферу и тихо вскрикнула.

- Я... я вернусь, - сказал Куба и вышел.

В эту минуту раздался звонок. Настойчиво. Два раза.

- Гости идут, - обрадовался румяный дядюшка, готовясь налить новые рюмки.

Отец Карлички побежал открыть дверь и впустил двух незнакомых мужчин. На сей раз побледнел пан Бружек. Конец! Пан советник собственной персоной. Боуше меня выдал!

- Наш коллега, пан Бружек, никого не предупредил насчет свадьбы, а мы его ищем, - весело заговорил пан Боуше. - Мы все вместе работаем.

Его спутник кивнул. И покамест ошеломленный Куба стоял как соляной столп, а пан Бружек вообще потерял дар речи, пан советник подошел к невесте:

- Мы пришли поздравить вас и вашего мужа, пани... ныне пани Кубова, не так ли?

Благодарю, - ответила пани Кубова. - Так это тоже твои знакомые, Венда? Как и тот пан?

Да, - мрачно подтвердил Венделин Куба.

Вы несколько удивлены, не правда ли? Успокойтесь, все обойдется, - заверил пан советник.

Так выпьем! - воскликнул дядюшка, маневрируя оплетенной бутылью и всем наливая. Пан Бружек тоже подсунул свою рюмку. Ему казалось, что теперь вслед за Кубой его вот-вот хватит удар, а посему необходим глоток чего-нибудь покрепче, чтобы прийти в себя.

За здоровье всех присутствующих, - предложил пан советник.

Присутствующие малость смутились, отцу невесты было явно не по себе, только дядюшка еще больше оживился. Матушка Кубы, сидевшая молча на кушетке, неожиданно возвестила:

Вот и ангелы, вот и ангелы!

Вы имеете в виду нас, пани? - удивленно спросил пан Боуше. Он не припоминал, чтоб его когда-нибудь приняли за ангела.

Пан Куба, мы хотели просить вас пойти с нами, дабы вы все объяснили официально, однако... к чему омрачать вашу свадьбу, а посему поговорим здесь. В соседней комнате, хорошо? - предложил пан советник. - Там все и обсудим. Молодая хозяйка нас простит, это ненадолго.

Я беседовал с паном Кубой, пан советник, и тоже пригласил его отправиться со мной, - важно объявил пан Бружек.

Вы пока еще не в курсе того, что известно нам. - Пан советник велел закрыть дверь и сел. По его знаку пан Боуше вытащил сумку. Увидев ее, Куба вскрикнул.

Ваша? - спросил пан советник.

Да, моя... Господи боже, как она к вам попала? Ведь я ее выбросил!

Выбросили вместе с прекрасным наборчиком, не так ли? - спросил пан Боуше.

С наборчиком? Ну конечно. Все выбросил, клянусь! Но как это здесь оказалось? - изумился Венделин.

Скажите лучше, где выбросили?

У нас дома, где живет мать... Около хибары тянется овраг, туда и забросил сумку, потому как поклялся: никогда этих штуковин в руки не возьму. С тех пор как познакомился с Кар-личкой... Она и не подозревает. Вы сами видели, она...

Мы все понимаем, - мягко сказал пан советник. - Так говорите, у вас дома... А вы знакомы-с неким Бероусеком?

Знаком, да не видел его с тех пор, как... Этот парень со мной сидел. Ума не приложу, куда он подевался.

Зато нам известно, - сказал пан советник. - А Бероусек знал, куда вы сумку забросили?

- Так откуда же, пан советник! Этого никто не видел!

-Кроме вашей матушки, а?

Ошеломленный Куба замолчал. Потом нерешительно проговорил:

-Не представляю. Может, она меня и видела.

-Пан Бружек, она так замечательно нас встретила, позовите ее.

Старая пани появилась в дверях, спокойно улыбаясь.

- Матушка, - весело сказал пан советник, - коли мы настоящие ангелы, как вы изволили выразиться, так уж скажите нам чистую правду. Вы эту сумку сами нашли у вас в овраге, да?

Матушка покачала головой:

- Где уж! Куда мне, старухе, залезть в овраг... А вот когда пришел этот человек...

- Какой человек? удивился Венделин. Ну тот, недавно приезжал... он тебя знает, вместе с тобой там был... Сказывал, тебя ищет... А я ему, дескать, ты покончил, нашел другую дорогу и вскорости станешь ангелом. И она засмеялась. Вы сказали ему, что Венделин все веши выбросил? В овраг? спросил пан советник.

- Конечно, сказала, ведь это не грех! Пан советник рассмеялся:

Если уж быть точным, так это грех, но неведение, как известно, прощается.

Потом он кивнул: все мол, понятно. Венделин отвел матушку обратно и вернулся в комнату. В дверях нерешительно остановилась Карличка.

Пан советник откашлялся:

Теперь все ясно! Это был Бероусек, который нашел себе напарника. И все они сделали в обычной Кубовой манере и его инструментом. Но прошу вас, пусть свадьба продолжается, мы сейчас уходим, милая пани. Слепая вошла в комнату:

Господа, ведь я сразу догадалась, что пан, пришедший с Вендой, из полиции. С той самой минуты, как Венда проговорился.

Венделин Куба даже застонал.

-И о нем я знаю все, что делал и кем был... Но главное, мне

кажется, каким он будет, а не каким был... Я верила: однажды Венда мне обязательно все расскажет и перестанет мучиться. Это ведь нелегко - избавиться от прошлого. Как нелегко жениться на слепой женщине.

Пан советник встал, подошел к Карличке и взял ее за руку:

Не говорите так, пани. Думаю, в его жизни это - счастье и, напротив, не так-то легко решиться выйти замуж за Венде-лина Кубу. Мы пришли извиниться - ведь чуть было не засадили его в тюрьму.

Господа, - искренне воскликнул пан Бружек, - если и молодая пани знает, кто я, то признаюсь честно: ужасно не хотелось забирать Венделина!

А вы таки нарушили закон, выдавая себя за гостя, - заметил пан советник. - Но у вас есть чутье, Бружек, а это для полицейского очень важно.

И, обращаясь к молодой женщине, добавил:

-У меня, собственно, очень расторопные сотрудники!

Потом все вернулись к гостям, и дядюшка наконец нашел на этой не больно-то пьющей свадьбе применение оплетенной бутыли. Все хвалили невесту, жениха и грушовку, и воцарилось такое дружное согласие, что хозяйка села за пианино и сыграла - так прекрасно, как только слепые играть умеют, - свадебный марш из "Лоэнгрина", торжественный и легкий, словно полет ангельских крыльев.

И на сем закончилась свадьба бывшего вора Венделина Кубы. Когда гости расходились, пан советник сказал ему:

- Вы встретили в жизни великое счастье, вы и вправду встретили ангела. Если бы такое случалось чаще, мир стал бы совсем иным!

 

ЛЕТНЯЯ ГРОЗА (Перевод И. Ивановой)

В дежурной комнате угрозыска тихо и уютно. В открытое окно вливался теплый воздух, и тишину нарушали лишь несколько одуревших от зноя мух, злобно жужжавших под потолком; им, как и пану Бружеку, определенно не нравился густой табачный дым, валивший от трубки пенсионера пана Мразека почему-то прямо вверх, вместо того чтобы уходить в открытое окно.

Господа детективы время от времени делали глоток-другой пива из бутылок, стоявших под столом у их ног: пан советник Вацатко не терпел бутылок на столе в служебном помещении.

- На столе, господа, - внушительно говорил он, - должны находиться бумаги, в крайнем случае - чашка кофе, а для бутылок есть глубокий ящик в левой тумбе письменного стола. Для чего же еще, как не для пива, устроен такой глубокий ящик?

И потому перед господами детективами были чашки с кофе, а у ног - бутылки. Не бегать же к письменному столу за каждым глотком!

Пан Мразек, детектив на пенсии, заходил сюда порой в гости, и сейчас он как раз развивал свои взгляды на преступность.

- Летом у полиции работы меньше, от жары всех одолевает лень, потому и меньше крадут.

- Если не считать квартирных краж! - возразил пан Боуше.

- Зато летом, - мечтательно продолжал пан Мразек, - учащаются случаи насилия. А виноваты жарища и сами женщины - носят тонкие платья, под которыми все видно, и это сильно распаляет мужчин.

Пан Боуше сделал несколько больших глотков, подмигнул своему коллеге Бружеку и сказал:

- Но навряд ли лето так же влияет и на пенсионеров! И оба рассмеялись.

- Это, между прочим, доказано, - не смутился Мразек, -и напомню, что прежний советник, покойный старик Кнотек, если об эту пору жертвой оказывалась женщина, все валил на

изнасилование. "Июнь, июль, август - месяцы, когда все можно наверняка определить заранее, - говаривал он. - Против природы не попрешь". Если в парке, скажем, кто-то напал на женщину и вырвал у нее из рук сумочку, пан советник заявлял: "Вот видите! Мотив преступления, конечно же, изнасилование, но преступник - тип настолько испорченный, что его естество уже ни к черту не годится; к тому же он еще и ворует! Ну ты, мерзавец, попляшешь у меня!" Суд потом не знал, как выкрутиться, как вести дело, потому что пан советник подавал материалы на изнасилование, хотя, случалось, обвиняемый по возрасту был на такое едва ли способен. Возьмите хотя бы историю с Галбекой. Был он самый обыкновенный ворюга, ну и отчасти брачный аферист. Так вот, Галбека выманил у служанки сберегательную книжку, а когда услыхал, что его обвиняют в изнасиловании, ужасно обрадовался и просил поставить в известность об этом свою жену, потому что, мол, старуха доняла его непристойными упреками в мужской несостоятельности. Теперь вот пускай утрется - у него есть официальный полицейский документ, доказывающий, что он еще вполне годен.

Открылась дверь, и вошел пан советник Вацатко. Пан Мразек засуетился и вскочил, собираясь уйти, но пан советник остановил его движением руки:

- Сидите, чего там, я рад вас видеть! Расскажете по крайней мере, что нового в вашей частной детективной практике.

Пан Мразек просиял и улыбнулся:

- Разрешите доложить - ничего новенького, все одно и то же: проверить, на самом ли деле была женушка в тот день у парикмахера или нет...

- А она, естественно, "или нет", не правда ли?

- Так точно, именно так, как вы изволили выразиться, - кивнул пан Мразек.

- Мужское самодовольство безгранично, - глубокомысленно изрек пан советник и, садясь, уронил бутылку, стоявшую на полу. Пан Боуше молниеносным движением подхватил ее и нарочито громко изумился - откуда она тут взялась!

Пан советник улыбнулся:

- Будет вам, дайте лучше глотнуть разок, жара просто доконала, черт возьми!

Мы как раз говорили о жаре, прошу прощенья, - взял слово пан Мразек. - Я рассказывал, как при прежнем пане советнике Кнотеке все преступления, совершенные летом, списывались на изнасилование, потому что летом, говаривал пан советник Кнотек,'воз можно только такое преступление.

Пан советник засмеялся и высказал предположение, что виной всему, видать, были уже преклонные годы пана Кнотека. В таком возрасте у человека появляются навязчивые представления и ему не хочется с ними расставаться.

- А если взять меня, господа! У меня тоже есть свои странности, и не качайте головой, пан Боуше, как будто вы меня не знаете как облупленного. Я одержим идеей, это, естественно, только мечта, - чтобы в один прекрасный день нам нечем было заняться, чтобы не было всех этих убийств и насильственных действий... А? Нынче лето прямо создано для этого: люди купаются, загорают и не думают о безобразиях... Я понимаю, мелкое воровство случается, но этим теперь занимаемся не мы, так что, глядишь, и дождались бы осуществления этой мечты. Тогда из окна своего кабинета я вывешу белый флаг!'

Пан советник снова отхлебнул пива, а бутылку порядка ради поставил под стол, возле его ножки. Пан Бружек вышел в коридор и послал дежурного - и старшего полицейского Кабр-гела - за пивом: велел принести еще пять бутылок "Старопра-мена".

- Только бы мне не оказаться в положении старого советника юстиции Пулкрабека из Добржиша, который мечтал поднять белый флаг на тамошней тюрьме. Он почти дождался этого, но, как назло, все дело испортил какой-то бродяга. Пулкрабек уже приготовил флаг, а тут жандармы возьми и приведи бродягу в наручниках - он, мол, ночью украл поросенка.

"Господи, ребята, - застонал пан советник Пулкрабек, - не могли вы, что ли, подержать его недельку на воле; пускай бы побегал!" "Никак нет, - отвечал вахмистр, - у стервеца утроба до того ненажорная, что он этого поросенка за недельку сожрал бы с потрохами".

Но старик Пулкрабек так близко к сердцу принял историю, что приговорил бродягу к смертной казни. Кончилось тем, что советник отправился не на пенсию, а в сумасшедший дом, да там вроде бы и остался. Надеюсь, что я до подобного не доживу, но, если произойдет что-либо подобное, я вас прошу, помешайте мне и силой и властью, господа!

Старший полицейский вошел с бутылками пива, почтительно отдал честь и снова удалился; господа выпили и пришли в отличное расположение духа. Пан советник посмотрел на часы, усмехнулся и сказал:

- Через десять минут моя смена кончается... И никаких происшествий на сегодня; так что, выходит, я могу вывесить хотя бы совсем маленький флажок вроде носового платка...

И пан советник под веселое одобрение коллег помахал чистым белым платком, а затем поднялся, собираясь уходить. Тут зазвонил телефон.

Господа беспокойно переглянулись, пан советник сморщил лоб и торопливо убрал платок в карман.

Пан Боуше протянул руку к трубке телефона.

- Наверняка изнасилование, - прошептал пан Мразек. Вольно ему было шутить - он-то уже на пенсии!

Пан Боуше медленным движением снял трубку и пробурчал свое имя. Лицо его напряглось, он обвел присутствующих взглядом и остановился на Мразеке, затем придвинул блокнот, и в комнате наступила устрашающая тишина; рука Боуше быстро задвигалась по бумаге.

Наконец он произнес:

Хорошо, мы приедем... И повесил трубку.

Происшествие? - прошипел пан советник.

Пан Боуше кивнул и снова посмотрел на Мразека:

- Да. Причем все так, как и следовало ожидать. Молодая девушка, мертвая, в какой-то рощице возле Гути, это, доложу я вам, пан советник, аж у Забеглиц. - И повернувшись к Мразеку, сердито заключил: - А все ты накаркал, черт тебя возьми!

Пан Мразек искренне огорчился:

Ну что вы, дорогие мои, как я мог, к тому же это мой район, у меня дом там!..

Вот и любуйся теперь из окошка, как мы будем ковыряться! - пробурчал Боуше.

Мертвую обнаружила влюбленная парочка, собиравшаяся насладиться одиночеством вдвоем; судя по всему, рощица эта, где торчало несколько деревьев и кустов, была излюбленным местом для многих охотников поваляться на травке. Их не было видно со стороны, что было весьма существенно для влюбленных. Господа, прибывшие на место происшествия, оценили этот факт с отрицательной точки зрения: преступник нашел подходящее место, где бы его никто не заметил.

Мертвая лежала лицом вниз в глубокой луже. Врач определил смерть, наступившую в результате удушья, но ничего более вразумительного не высказал. Рану, которая явилась бы причиной смерти, он не обнаружил.

- Какая там рана, - проворчал пан советник. - Небось и не было никакой. Он толкнул ее, а она утонула, сама захлебнулась в этой грязной луже. Бывали у нас и такие случаи... А о чем говорят царапины на лице? Не притащил ли убийца ее из другого места?

- У нее тогда были бы иначе сложены руки, - возразил врач.

- Нынешние злодеи до того дошлые, что сложат тебе руки как угодно.

Пан советник Вацатко достал платок и вытер лицо, криво усмехнувшись при взгляде на платок.

- Когда же это произошло?

-Скорее всего, вчера, если не раньше; точнее покажет вскрытие, - пожал плечами врач.

- Да, пока что знаем мы немного, но будем надеяться, что узнаем больше... Так, ребята, не мешкайте, и снимки чтоб были, как в журнале, а пока давайте осмотрим все вокруг.

Осмотр местности, где была обнаружена неизвестная, ничего не дал. Место было действительно облюбованное многими, и следов тут было натоптано достаточно, трава помята, не исключено, что здесь побывали влюбленные и после того, как девушка уже лежала мертвая, но они не заметили ее, занятые совсем другими мыслями. К тому же она лежала в таком месте, что ее можно было увидеть, лишь подойдя вплотную.

- Мне не нравится, - бурчал пан Боуше, которому не удалось найти ничего достойного внимания. - Мне не нравится место. Очень уж оно подходящее для совершения убийства, ловко выбрано. Слушайте, не было тут у вас аналогичных случаев нападения на женщин?

Местные стражи порядка отрицательно покачали головой. Потом один осторожно проговорил:

- Кто-нибудь вроде Потрошителя? Нет, ничем не можем помочь, тут уже деревня, народ у нас живет простой, никаких особенных событий не происходит. Ну, там драка на танцах, на это наши большие мастера, это верно. А такое я вижу впервой.

Это место словно специально придумано для убийства! - не успокаивался пан Боуше.

Да вы поглядите вокруг, сколько тут еще таких же мест, пан инспектор! Вон поле пшеницы, там убитую и получше можно упрятать... Или вон на холме, в черешнях, тоже очень подходящее и хорошее место.

Местный страж порядка явно был большой патриот.

- Хорошее-то хорошее, но все просматривается со стороны, а здесь все шито-крыто. И что вы можете сказать об этой женщине?

Местные стражи пожали плечами:

- Она не тутошняя!

Быть того не может, - неожиданно вмешался пан советник. - Она непременно здешняя, посмотрите только, в чем она вышла из дому... Ни сумочки, ни платка, ничего... И обувь забрызгана грязью... Когда здесь шел дождь?

Вчера утром малость побрызгал дождичек, а вот позавчера после обеда сильный был ливень...

Пан советник промолчал. Увидев, что фотограф закончил свою работу, дал знак взять девушку на носилки, затем обратился к своим людям:

- А теперь, ребята, бегом - выяснить, не было ли заявлений о пропаже девушки. Раз все произошло не сегодня, кто-то уже хватился, ищет. И имейте в виду - девица местная, что бы там здешние полицейские ни говорили. Обидно было бы ошибиться, ведь она выбежала на свое последнее свидание налегке.

Наутро выяснилось, что исчезла девушка, проживавшая в пражском районе Винограды, двадцати одного года; да, ничего не поделаешь - из Праги.

- Старику, может, пока ничего не говорить? - испугался пан Бружек. - Поищем лучше в Забеглицах, а?

Только у пана советника такое же сообщение лежало уже на столе, и он метеором ворвался в дежурную комнату:

- Ну, что вы скажете о девице из Виноградов? Господа детективы смущенно молчали.

Пан советник Вацатко прошелся по комнате, заложив руки за спину, что было явно дурным знаком. Господа детективы на всякий случай остались стоять.

- Я, разумеется, тоже могу дать маху, не такой уж я непогрешимый, - проворчал пан советник. - Но просто так от своей идеи мне отказываться не хочется... В виноградском комиссариате надо о ней разузнать поподробней. Если б ее лицо не было измазано глиной и кровью, помогла бы фотография, а так... И он исчез в своем кабинете.

А вчера говорил о своих причудах, - шепнул Боуше, - о мечте...

Да, необходимо воздерживаться от скоропалительных выводов, - заметил пан Бружек, обращаясь к молодому стажеру Соучеку. - Я цитирую шефа, для вашего сведения!

Через минуту, к их изумлению, шеф снова появился в дверях. Лицо его сияло.

- Ну, выходит, господа, что я все-таки не такой уж и дурак!

Пан Бружек попытался изобразить крайнее возмущение подобным намеком, но шеф остановил его жестом.

- Ничего не говорите, про себя вы все равно так думали... Девица таки из тех мест! Зовут ее Анежка Тихая, проживает на Виноградах, по профессии парикмахерша, не найдя работы по специальности, поступила на фабрику сорочек "Полак и сын"... И где же находится фабрика этой фирмы? Так вот - на окраине Забеглиц, господа! От той самой рощицы по прямой метров семьсот! А теперь я слушаю вас! Что вы на это скажете?

Пан Бружек почтительно склонил голову:

- У меня нет слов, пан советник, вы были правы.

Пан советник оставил лесть без внимания и мягко добавил:

А теперь, пожалуй, надо бы вам туда смотаться, а?

Странно, что на фабрике ее не хватились и никуда не заявили.

Как не хватились, хватились, я туда звонил. С позавчерашнего дня ее нет на работе. И что интересно: исчезла после обеда, не доработав смену. Просто убежала... Выскочила налегке, как я вам и говорил... А что дальше - уточняйте вы. Девица молодая, следовательно, есть кавалеры, так что отправляйтесь втроем, чтобы поскорее все выяснить. Как говорил Мразек, ссылаясь на моего предшественника Кнотека: мы явно имеем дело с насилием, поскольку на дворе лето. Жаль, а я-то радовался, что хоть один день пройдет без происшествий.

На фабрике сорочек подавляющее большинство работающих, разумеется, женщины, и когда стало известно, что Анеж-кой интересуется полиция, а затем, что бедняжку нашли мертвой, фабрика превратилась в разворошенный улей. Каждая работница, хотя бы разок мельком видевшая погибшую, спешила дать свои показания. Через час блокноты трех детективов были исписаны всевозможными соображениями и догадками, легендами. Хуже всего пришлось молодому Соучеку, его женщины просто не отпускали от себя, наконец пан Бружек тихонько шепнул ему:

- Пан доктор, я вижу, вам не выбраться из этого женского роя, кроме как совершив массовое убийство. Валите в рощицу, очень подходящее место.

Господа детективы не лишены были своеобразного чувства юмора, видимо воспитанного их ремеслом.

При выяснении обстоятельств исчезновения Анежки с фабрики между прочим обнаружилось, что две работницы, которые шили на соседних с Анежкой машинах, знали о ее уходе и утаили это от мастера, а когда мастер поинтересовалась, где девчонка шатается уже целый час, намекнули на женские недомогания, мол, Анежке стало нехорошо.

- Сказала она вам, куда и с кем идет? - допытывались детективы.

Сказала только, что у нее свидание.

И еще сказала, что выложит Карелу все, как есть.

Какому Карелу? Этого девчата не знали.

- Были у нее при себе какие-либо ценности? Часы, например?

Ничего не было.

Ну как же! Серьги!

Господа детективы переглянулись. Сережек на убитой не было.

Какие же это были сережки?

Такие кружочки. Золотые.

Вы знаете это определенно?

- Как не знаю, если я на них смотрела. Тут другая выкрикнула из толпы:

- Ничего у ней в ушах не было, в сережках она на той неделе приходила!

Вспыхнула ссора, которую господам детективам удалось погасить с немалым трудом.

А кто этот Карел? Вы его видели?

Я одного видела, но врать не стану, Карел то был или какой другой, на носу у него не написано! - воскликнула черноволосая девица и одарила молодого стажера восхищенным взглядом.

Как выглядел тот, с которым вы видели Анежку Тихую?

Как любой солдат. Суконная сотня. Красные петлицы, пехтура, значит, двадцать восьмой полк.

- Это вы знаете точно? - строго переспросил молодой Соучек.

- Еще бы, как в аптеке.

- Она в солдатье разбирается, - пропищала соседка.

Ответом ей был смех. Молодой стажер держался строго:

- Дамы, мы имеем дело с убийством, тут шутки неуместны... Итак, откуда вам известно, что солдат был именно из двадцать восьмого полка?

- Ну, во-первых, ихние казармы ближе всего отсюда, пройдете Богдалец тут и казармы, а во-вторых, номер полка у них написан на петлицах воротников.

Стажер проглотил намек на собственное недомыслие и продолжал держаться строго и бесстрастно. Пан Боуше улыбнулся про себя, затем спросил у мастера:

- С чем она ходила на работу - сумочка, хозяйственная сумка, что она носила с собой?

- Ну конечно же, она приходила с большой сумкой, как и все, приносила с собой еду, тут поблизости никаких тракти ров, поесть негде, да и не больно-то разбежишься на ихние заработки, девчонкам приходилось экономить.

И де лежат ее вещи? оживился пан Боуше.

-Пойдемте, покажу, в ящике. Можете забрать с собой. Стажер посмотрел на пана Боуше с откровенной завистью.

Ведь проще простого, а он не догадался!

Тем временем пан Бружек получил очень ценную информацию. Одна из девчонок сказала, что неделю назад Анежка, когда они ехали с ней в трамвае, призналась, что молодые ребята ей надоели, она сыта ими по горло, и что недавно познакомилась с одним очень хорошим господином в летах.

- Чем же он был так хорош, она не говорила?

- Нет. И вообще мне показалось, что не так уж все хорошо, она намекнула, мол, пока есть сложности, но она все равно будет с ним гулять... Прямо она не высказалась, но я думаю - женатый он.

А как его зовут?

Такое вслух не сообщают.

- Разумеется, разумеется... Но поди найди, не зная имени. Пан Боуше принес Анежкины вещи и дал знак коллегам.

- Я полагаю, на сегодня достаточно. - И добавил, обращаясь к женщинам: - Если кто-нибудь из вас вспомнит что-нибудь важное, сообщите, пожалуйста, пани мастеру, она нам передаст.

Уходя, они заметили на одной из машинок, стоящих в общем ряду, полоску черной ткани. На этой машинке шила Анежка Тихая.

В автомобиле пан Боуше вздохнул:

- С этими девчонками последние нервы испортишь.

- Что там твои нервы, молодой человек мог жизни лишиться, - заметил пан Бружек. - Ничего страшного, пан доктор, мы завидуем вашей молодости.

- А я завидую вашему опыту. Пан Боуше снова вздохнул:

- Опыт вы приобретете, а вот наша молодость - тю-тю, ее мы уже не вернем! Но поговорим о чем-нибудь поинтереснее. Вот, ребята, взгляните на эту бумажку, она была у нее в сумке.

Пан Боуше с торжествующей улыбкой протянул им кусок помятой бумажки. Там было всего несколько слов:

Чичи, мне надо тебя увидеть в последний раз. В среду после трех я буду в нашей рощице. Сбеги, как и я, хоть ненадолго. К. В.

Пан Бружек уважительно присвистнул, а молодой стажер снова расстроился, что сам не догадался спросить об Анежкиных вещах. Он очень жаждал успехов.

- Итак, - продолжал пан Боуше, - в записке указана среда, день убийства. Интересно, какой вывод сделают врачи, назовут тот же день? И еще. Подпись "К. В."! Первая буква совпадает с именем загадочного Карела. Остается выяснить, что означает "В."... Это несложно, потому что, если Карел служит в двадцать восьмом полку, а оснований не верить этому у нас нет, это выяснил пан доктор, мы проверим всех Карелов В. в полку, будь то Ваничек или Вейвода и так далее, круг проверяемых сузится... Здорово, нет?

Великолепно, - с восторгом выдохнул стажер. - Что значит одно обращение "Чичи"... Они явно были очень близки! И еще: "в нашей рощице"... Там у них было постоянное место встреч, и встреч давних!

Меня заинтересовало еще одно место в записке. Он пишет: "Сбеги, как и я, хоть ненадолго..." Это значит, что и он туда явился тайком. Когда солдата не выпускают из казармы? Во-первых, пока идут обычные занятия, а они кончаются, я полагаю, к пяти часам, и в том случае, если солдат сидит под арестом.

"На губе" то есть, - со знанием дела уточнил пан Боуше. - Против тебя, Бружек, черт возьми, Шерлок Холмс - ноль без палочки.

Будет вам, Ватсон, записку обнаружили вы! - сухо заметил пан Бружек.

А как быть с заявлением, что на ней были сережки? - несмело осведомился молодой.

А никак. Большинство заявлений девчат вообще ничего не стоят. Можете на них наплевать и забыть. Поверьте мне - чем меньше они знают, тем больше говорят. Вы что, не поняли? Им просто приятно было с вами пообщаться.

Начинающий криминалист сделал безразличное лицо, но под внешней строгостью заметно было плохо скрываемое удовлетворение.

Когда они вернулись, чтобы доложить о результатах пану советнику, тот вздохнул:

Ишь, ловко устроились, с молодыми девочками, значит, общались! А я тут... Тягостное дело, господа, сами понимаете. Короче, погибшая - действительно Анежка Тихая, ее опознала собственная мать. Я лично разговаривал с ней. Ну, естественно, плач, слезы... Хотя вообще хлопот у нее с дочкой было предостаточно. Сама очень приличная женщина, вдова, кормится тем, что убирается в разных учреждениях, а дочка - порядочная ветрогонка, мол, вся в папочку.

Женщины всегда все дурное сваливают на мужчин, - сокрушенно вздохнул пан Бружек.

- Она, видимо, была права, муж их бросил и убежал к другой. Дочка выучилась на парикмахершу, но, не найдя в нынешних тяжких условиях работу, пошла за гроши строчить сорочки на фабрику. Что касается развлечений - очень их обожала и любыми способами искала. Теперь мамаша рыдает, но, мне кажется, она хлебнула горя с дочкой. Та частенько не ночевала дома, вокруг всегда вились парни. Судя по фотографии, она была недурна собой.

У нас есть сведения об одном из ее ухажеров, вернее, мы знаем его инициалы, - сказал пан Боуше и протянул пану Вацат-ко записку.

По этим буквам его легко найти, он солдат и служит во вршовицких казармах. Мы проверим весь полк... - восторженно продолжил молодой Соучек, развивая свой план.

Ну да, устроите полковые маневры! - буркнул пан советник и взял со стола бумагу. - Нечего трубить сбор, парня зовут Карел Ваня.

Господи, откуда вы знаете? - поразился молодой.

Потому что мне полагается знать все. К тому же имя его назвала мне мать Анежки. Его единственного она знала по имени, а всего их как будто было немало. Этот был более или менее постоянный. По записке они собирались прощаться, увидеться последний раз; тут явно вырисовывается трагедия влюбленного, которому дают от ворот поворот. Готов биться об заклад, что так оно и было.

В общем... одна из девчонок на фабрике сказала, что Анежка Тихая нашла другого... Женатого вроде бы...

Ах, господа, это мы распутаем играючи, - успокоил коллег пан советник. - Солдата мы поручим пану стажеру, тут все ясно. Но имейте в виду, молодой человек, вам от него нужны только сведения, не вздумайте его арестовывать, на это требуется разрешение военных властей. А вы, господа, займетесь остальными ее знакомыми, для нас пока что незнакомыми. Поговорите еще раз с ее мамашей, поищите новых свидетелей или, скорее, свидетельниц... Глядишь, что-то и вылезет наружу, как этот солдат!

С солдатом все ясно, пан советник, - снова с восторгом заговорил молодой стажер. - Был он с ней в рощице? Был... Кто же, как не он, убил ее тогда?

Молодой человек, запомните: солдат был с ней, но убил ее неизвестный нам преступник. Повторяю, неизвестный! Если вы подумаете на первого попавшегося, знайте заранее - попадете впросак. Так что - спокойствие и рассудительность!

Юный стажер, обрадовавшись, что не придется вылавливать

преступника из состава всего полка, выкатился за дверь.

Пан Бружек, присмотрите за ним, у него не хватает терпения. Вы меня поняли, да?

Само собой, пан советник. Докторишка не знает еще, что самый первый подозреваемый внушает меньше всего доверия, но крайне редко он бывает виновником. И в данном случае он, скорее всего, попадет пальцем в небо!

Бружек двинулся на поиски остальных поклонников несчастной Анежки.

Юный криминалист, надеясь вызвать рядового Карела Ваню незаметно для других и, не привлекая внимания, побеседовать с ним и вывести на чистую воду, глубоко заблуждался. Караульный у ворот пообещал Соучеку вызвать интересующего его солдата, но появился сержант и заявил, что рядовой Ваня не выйдет, поскольку отсиживает две недели строгого карцера.

Не оставалось ничего другого, как официально доложиться дежурному офицеру и посетить рядового Ваню на гауптвахте. Военная гауптвахта не представляет собой ничего страшного, там разве что решетки на окнах, в отличие от казармы, да одеяла погрязнее. А в остальном друзья заботятся, чтобы арестованный не скучал. Караулящие солдаты не прочь перекинуться в картишки, вот они и дуются с арестантами в марьяж, тем более что завтра роли их запросто могут поменяться и вчерашний арестант будет караулить сегодняшнего стража. Армейская жизнь превратна.

- Посещение арестованного я, естественно, вам разрешаю, - сказал молодой и строгий поручик при виде полицейского значка. - Если можно, позвольте узнать, в чем дело? Чтобы вы правильно меня поняли, я вам объясню, что он замешан в неприятную историю и неизвестно еще, не связана ли она с той, что интересует вас! Представьте себе, в среду он надумал удрать из казармы. Я понимаю, это не исключительный случай, но наш старик за это спуску не дает. Ну а этот солдат мало того, что смылся из казармы, он еще и забрал у дежурного сержанта велосипед. Забрал, значит... Так утверждает сержант, но, скорее всего, велосипед он дал ему сам. В армии у нас хорошенький бордель получается. Ясно?

Юному криминалисту это было ясно как божий день, и он радостно подтвердил:

- Короче, велосипед связан с нашим случаем, но косвенно.

Наш старик сперва хотел погнать солдата прямиком к прокурору, потому что взять служебный велосипед - это вам не пустяк, но потом ограничился гауптвахтой, - объяснял поручик по пути к вытянутому низкому зданию в глубине казарменного двора. Оттуда послышался вдруг топот бегущих ног и торопливое щелканье замков.

Ну, конечно, резались в карты! Проклятье! Но я до них доберусь, - расстроился офицер, считая, что в глазах этого штафирки был выставлен на смех не только лично он, но и весь военный уклад, значившийся в Уставе под статьей А, пункт 1, подпункт 1.

- Начальник охраны, ко мне! - взревел офицерик. Примчался младший сержант, вытянулся в струнку и замер

по стойке "смирно".

Пан поручик, разрешите доложить: начальник охраны, младший сержант Одегнал...

Вы начальник не охраны, а свинюшника! Не воображайте, будто я слепой и глухой! Вы за это ответите, завтра доложите обо всем по форме на поверке!

Поручик ворвался в караульное помещение и тут же обнаружил с десяток серьезных нарушений; один солдат оказался даже в домашних шлепанцах. Он оправдывался тем, что стер пятки.

- Завтра вы сотрете себе брюхо от пластунских упражнений. Командир, запишите его... Это не охрана, а сборище убогих стариков, но ничего, погодите, я устрою вам учения по тревоге, вы его до самой смерти не забудете!

Несчастный детектив упрекнул себя за вызванную им сумятицу и подумал, что, слава богу, на этот раз все ограничится караульным помещением, потому что, если б, не дай бог, ему пришлось проверять весь полк, его вторжение наверняка кончилось бы перестрелкой.

Привести сюда арестованного Ваню! - проревел поручик, и начальник охраны вприпрыжку потрусил за Ваней. Остальные солдаты с любопытством разглядывали штатского и со скучающим видом отводили глаза в сторону, давая понять, что не придают значения воплям поручика. Они привыкли к ним.

Вы заберете его с собой или допросите на месте? Я дам вам сопровождение.

В этом нет необходимости. Мне нужны кое-какие сведения, и все. Не найдется ли у вас свободного помещения?

- Мы вам его освободим!

Начальник охраны вернулся с заключенным; у обоих были вытаращены глаза от испуга. Они не понимали, что стряслось.

Начальник караула! Выведите во двор солдат, свободных от дежурства, и проведите с ними строевые учения! Гонять их до посинения! Ясно?

Так точно! - гаркнул младший сержант и в свою очередь начал орать на солдат в точности так же, как только что на него орал поручик. Стажер немножко перевел дух, лишь оказавшись наедине с рядовым Карелом Ваней.

Вот уж не думал, что наделаю столько переполоху, - извиняющимся тоном проговорил Соучек и предложил солдату сесть.

Ну, нам это не впервой, он известный злыдень, на проверку в казармы ходит в белых перчатках, щупает, нет ли пыли на нарах под тюфяком, - махнул рукой Ваня.

Они закурили, и молодой сыщик заговорил:

- Значит, вы, пан Ваня, взяли в среду велосипед и поехали на нем в Забеглице, так?

Солдатик изумленно воззрился на Соучека:

- Ну... поехал... А как вы догадались насчет велосипеда?

- Да... это отчасти... в общем, велосипед - воинский, не моя забота. Нас интересует другое. Зачем вы туда поехали?

Солдат вздохнул:

Теперь уже все равно, амба, так что я вам расскажу. К девчонке я туда поехал.

Ладно. Вы даже написали ей письмо, чтоб она вас ждала... Письмо это попало в полицию.

Господи, надо же... Что я такое сделал? А о письме вам Анежка сказала, да?

Итак, вы признаете, что знаете Анежку Тихую, работницу фирмы "Полак и сын", проживающую на Виноградах?

Само собой!

А как вы ее знаете?

Как парень знает девчонку... Гуляли мы с ней.

Гуляли? А теперь как?

Юный криминалист уже заранее радовался, предвкушая растерянность Вани и раскаяние, ну и признание во всем. Но солдат остался спокойным и скорее с сожалением в голосе проговорил:

Теперь все, конец. Наподдала мне под зад коленкой, как говорится. Другого завела. Ефрейтора из второй роты. Гад.

О каком ефрейторе вы говорите? Его фамилия?

Солдат заколебался, пораженный тем, что полиции интересны и такие мелочи.

Да какой-то Лойза Богачек... Не стану я ничего про него говорить, хоть он и отбил у меня девчонку!

И вы решили встретиться с ней еще разок!

Ага... Чего отпираться, раз все равно мое письмо у вас!.. Не пойму, однако, зачем она вам его отдала?

Соучек ничего не сказал и долгим изучающим взглядом смотрел на солдата; вид у него был немного растерянный, но ничуть не виноватый.

- Не могли бы вы мне описать подробнее, как все происходило после того, как в рощице появилась Анежка Тихая? Кто из вас прибыл туда раньше?

- Конечно же, я... А когда она пришла, мы сели, и я ее того... Ну, как это бывает... Просто я ее обнял.

- А она?

- Разве она вам не сказала? Оттолкнула меня. Дескать - все, кончено.

- Это расстроило вас? Вы потеряли над собой контроль?

- Ничего я не терял, просто обидно стало. Черт возьми, говорю, ну что ты против меня имеешь? Сколько нами было всего переговорено, и повалялись мы не один месяц... Не знаю, интересно вам об этом слушать? И вообще что-то я в толк не возьму, почему вы меня про это расспрашиваете?

- Все из-за дурацкого велосипеда?

- Нет, не из-за велосипеда, а из-за нее самой... Итак, что же происходило дальше?

Ничего... Ни у меня, ни у нее времени особо не было, мы там недолго пробыли. К тому же туча надвигалась, она заспешила и сказала, чтоб я о ней забыл. Я обозлился и сказал ей, что она, в общем, сказал ей кое-что... Что она курва.

- Надо же! А она?

- А ничего. Больше ни слова не обронила и пошла прочь.

- Куда пошла?

- Откуда пришла... На фабрику назад, куда ж еще, не знаю... А я сел на велосипед и попер в казармы, обозлился очень, что у нас с ней так получилось. Ехал я быстро, гнал вовсю, но все равно вымок. И меня тут же застукали. Другой раз и на два часа смывался - сходило с рук, а тут и полчасика не прошло, как я уехал, и такая вот каша заварилась!

Юный криминалист помолчал. Наконец тихо спросил:

- Для чего вы ей писали, чтоб она пришла в рабочее время, чего ради сами рисковали? Нельзя было встретиться позже, после работы?

Солдат горько ухмыльнулся.

- То-то и оно, что не мог. Мне десять суток закатали, попробуй выдержать столько в неизвестности! По-другому не получалось... Выходит, она на меня наклепала из-за того слова, что я ей сказал в сердцах?

- Да вроде того... И еще вопрос. Вы не ударили девушку? Она не падала на землю?

Солдат вскочил:

- Чтоб я да ударил?! Если она вам такое сказала, она просто наврала! С какой стати я стал бы ее бить?

- Причина у вас была. Она вас бросила...

- Не стану же я бить женщину из-за такого... Толку-то? Скажите, пожалуйста, а почему вы меня допрашиваете?

- Да, объяснить было трудно. Соучек ушел от прямого ответа и сам в свою очередь спросил:

- Вы газеты читаете?

- Нет... А теперь, на губе, и подавно. А что... с Анежкой что-нибудь случилось?

- Да. Она исчезла.

Солдат сделал круглые глаза:

- Господи боже... Но я правда ничего о ней не знаю. Солдатик или в самом деле ничего не знал и не виноват, или врет очень натурально, устало подумал Соучек и закончил дознание.

- Мы еще увидимся. Вы теперь все равно некоторое время посидите, так что не сердитесь - я, быть может, вас еще навещу.

- Если захватите сигаретку! И главное, чтоб девчонка нашлась! Думаю, она найдется... Кроме меня и того ефрейтора у нее ведь и еще парни были! Меня это больше всего бесило. Стараешься, как лучше, а она... Но в остальном девка она ничего!

Соучек покивал, попрощался с Ваней и, выйдя во двор, сообщил, что Ваню можно увести. Солдаты, до умопомрачения бегавшие по плацу, с радостью перевели дух.

Поручик подошел к молодому сотруднику полиции с газетой в руке:

- Если я не ошибаюсь, вы расследуете серьезное дело! Тут вот пишут, что найден был труп девушки...

- Да, расследую. А ваш солдат был в тот день с велосипедом как раз в том месте. Хорошо бы он оставался под арестом и дальше и не общался с другими солдатами.

- Не беспокойтесь, я все обеспечу! Я наведу порядок!

Что же касается ефрейтора, причастного к знакомству Анежки Тихой и рядового Карела Вани, то детектива ждал сюрприз - ефрейтора в казарме не оказалось. Как младший офицер, курсант, он освобождался от своих обязанностей на час раньше остальных. Соучек вздохнул с сожалением - сумей он допросить обоих влюбленных, начальство было бы довольно. А так похвалиться особенно нечем. И вообще складывается впечатление, будто Карел Ваня и не подозревает о трагедии. И, выходит, он непричастен к смерти девушки.

По дороге в полицейское управление Соучек размышлял - куда и почему исчез ефрейтор?

Ответ на это был ошеломительный - детектив-стажер на мгновенье даже потерял дар речи: ефрейтор Алоис Богачек оказался в руках пана Боуше. А оказался он в его руках потому, что сам добровольно явился в полицию. Нет, уму непостижимо, сплошное невезение, за что ни возьмусь - прокол. Видно, не судьба мне стать детективом. Я же первый узнал о нем... И это я должен был взять его в оборот. Спорю, что Боуше уличит его в преступлении, а я опять останусь с носом.

Вконец расстроенный, он решил сварить кофе.

Для пана Боуше появление ефрейтора было полной неожиданностью. За его долголетнюю практику подобное случалось впервые. Молодой человек, в данное время ефрейтор, из первого выпуска вечерней газеты узнает о найденном трупе Анежки Тихой и приходит в полицию с заявлением, что не имеет отношения к убийству. С одной стороны, это похвально, хотя и невероятно, а с другой стороны, это невероятно подозрительно. Чего он вдруг перепугался?

- Вы говорите, что однажды познакомились с упомянутой Анежкой Тихой по ее желанию. Как это понимать?

- Так, как я и говорю. С упомянутой имел свидание рядовой соседней роты, некий Карел Ваня.

Мы его знаем... Далее!

- Пожалуйста. У него было с ней свидание, потом она проводила его к воротам, потому что вышеупомянутый рядовой Ваня не имел увольнительной и в девять часов ему полагалось находиться в расположении части. Я же в это время возвращался в казармы.

- Вам тоже полагалось находиться там в девять?

- Не обязательно. Как курсант, я имел право отсутствовать до десяти. Но от нечего делать я вернулся раньше положенного и увидел, как рядовой Ваня прощается с девчонкой. Она пошла прочь и, проходя мимо меня, остановилась и выразительно улыбнулась мне. Ну, и я пошел ее провожать домой, чтоб она одна не скучала.

- Короче, отбили у него девчонку, - бодрым голосом заключил пан Боуше.

- Как вам сказать... И да, и нет. Какой-то там ефрейтор Богачек, конечно же, не отбил бы девчонку у Вани, а вот Роберт Борина - безусловно. Это уже совсем другое.

- А это еще кто такой? - профессиональным тоном проговорил пан Боуше.

- Я, с вашего позволения, - гордо ответил ефрейтор.

Пан Боуше пристально посмотрел на собеседника через свои очечки, и ему очень захотелось чихнуть. Свербенье в носу было признаком сильного нервного напряжения. По документам сидящий против него молодой человек был Богачек.

- Роберт Борина - мое поэтическое имя, - развеял его недоумения ефрейтор. - Согласитесь, разве может поэт носить прозаическое имя Алоис Богачек!

Ирасека, между прочим, звали Алоисом, - буркнул пан Боуше.

- Все равно Роберт лучше, - строптиво возразил поэт. - Я принес свои стихи. В них отражена моя жизнь гораздо ярче, чем можно изложить в простых словах. Я выражаюсь стихами. На военной службе стихи - единственная моя утеха, потому что армия подавляет дух... Вот стихи о том, как я познакомился с Анежкой.

Пан Боуше смотрел на листок со стихами несколько обалдело, но без особого интереса.

-Короче, вы состояли с убитой в близких отношениях! -рявкнул он.

- Да, безусловно, можно так выразиться, но близость была больше духовная. Вот, пожалуйста, несколько стихотворений, в которых я воспеваю ее. Например:

Ночную я красу пою и нежность чувствую твою. Обнять тебя почту за счастье да сжать тебя в своих объятьях!

Пан Боуше наконец громко чихнул:

- Надо же! И вы, что... все время и сочиняете?

- В свободное время. Я для того и принес стихи, чтоб вы поняли, как я ее любил, хотя она и изменила мне.

- С Ваней?

- Нет. Появился кто-то еще... Об этом у меня другой стих.

- Меня совсем не интересуют ваши стихи, меня интересует, что вы знаете о среде, когда оба они были в той проклятой роще. Вы их видели?

- В тот день не видел, знаю только, что Ваня поехал к ней,

потому что слышал, как он выпрашивал у постового на время велосипед и обещал за это пяток сигарет. Я своей внутренней интуицией почувствовал, что за этим кроется...

- А после возвращения Вани вы видели его?

- Нет, начался сильный ливень с грозой. Я сидел в казарме, но времени зря не терял, а писал стихи... Я подумал, что они с Ваней помирились, потому что за два дня до этого она не пришла на свидание со мной. И я написал об ее измене. Я оставлю вам эти стихи, прочитайте.

- Простите, вы чем занимались на гражданке?

- Я учитель. Но прежде всего - поэт. В будущем же хочу посвятить себя исключительно поэзии. Мне приходилось уже печататься в журналах. Возможно, вы даже читали...

Пан Боуше зажмурился и ничего не возразил. Он размышлял - выкинуть этого типа за дверь или посадить... В нем крепло подозрение, что на самом деле все было иначе и ефрейтор припожаловал в полицию, чуя, что под ним горит земля...

Пан Боуше все же глянул мельком на лежавший перед ним листок со стихами, который положил сидевший против него субъект.

- Вы написали это в среду?

-Да.

- В ту среду, когда ее нашли мертвой?

- Да, к прискорбию... Но когда я писал, еще не знал об этом. Все равно стихи получились интересные. В них вы почувствуете, как я люблю ее, несмотря ни на что. В последних строках я пишу:

Была жестока ты и неверна, но для меня - святая... Его же молнии и гром сопровождают...

- Кого ж это? - ошалело воскликнул пан Боуше.

- Ну, моего соперника, Карела Ваню. Когда он подъехал к казармам, бушевала гроза. Я отразил состояние моей разрывавшейся на части души...

А если все было совсем наоборот? Пана Боуше все настойчивее сверлило подозрение... Ефрейтор знал про их свидание, ревновал и отправился за ними следом. Когда они расстались, он нашел ее, начал упрекать... а потом убил... Сам же вернулся, рассчитывая, что подозрение падет на Ваню, накропал свои сти-шочки и воображает, что я попадусь на его крючок!

- Вы утверждаете, что в роще не были?

- В ту среду не был, а в другие дни бывал. Роща была ее любимым местом.

- Выходит, девушка проводила время с военнослужащими вашего полка и всех приводила на одно и то же место... Не кажется ли это вам странным?

- Чего же тут странного? - удивился ефрейтор. - Утренняя смена у нее кончалась в два, ближе всего было до рощи, а если она удирала с работы во время второй смены пораньше, то в рощу тоже идти было в самый раз... Разве не ясно? Я даже не осуждаю ее за то, что она завлекала многих мужчин.

- Вы не осуждаете ее за это как Роберт Борина или как Ало-ис Богачек?

- Скорее как Роберт Борина, - с грустным вздохом проговорил молодой стихотворец. - Одно мне в ней не нравилось. Она не скрывала, что у нее много поклонников, даже кичилась этим. Мне, например, часто рассказывала о нем... о Ване то есть. А ему, видимо, обо мне. И наконец сказала, что нашла нового.

- Его фамилия?

- Не знаю. Не сказала. В последнее время она держалась немного загадочно, но для меня, как поэта, это не имело большого значения. Ее поведение вдохновляло меня на стихи.

Господи боже мой, ну и армия у нас, ну и защитнички! - подумал про себя пан Боуше. Вместо того чтоб овладевать оружием и боевой техникой, строчат стишочки!

- Когда вы узнали из газеты о происшествии, о чем вы подумали? Может, и написали об этом?

- Нет, ничего, прошу прощенья... Я был настолько потрясен, что тут же поспешил в комиссариат, а оттуда меня направили к вам.

- Кто, по-вашему, убийца?

- Не знаю... Ваня?

- Почему он?

- Он же был с ней в роще.

Пан Боуше смерил ефрейтора ледяным взглядом.

- Вы гуляли с ней, точно так же, как и он, и в роще с ней тоже бывали!

У стихотворца отвисла челюсть:

- Уж не думаете ли вы... Я на такое просто неспособен!..

-Я вообще ничего не думаю, я только спрашиваю. Не появилось ли у вас желания, догадавшись, куда собрался Ваня, последовать за ним?

- Нет, такое мне в голову не пришло.

- А стихи на ее смерть не пришли вам в голову?

- Пока что нет, слишком недавно я узнал об этом... Но я обязательно напишу, это ведь такая трагедия... Растоптанный цветок... Не правда ли, очень впечатляющее название... вам не кажется?

Пан Боуше встал:

- Можете быть свободны, я вас еще вызову, а ваши стихи прочту.

- В самом деле? Очень буду рад! Это хорошие стихи. Не все, конечно, получились, но некоторые очень хорошие. Я ручаюсь.

Пан Боуше рассеянно кивнул и долго смотрел вслед молодому человеку, напряженно размышляя - что подозрительнее.: то, что он добровольно явился в полицию, или то, что он пишет стихи?..

В это самое время пан Бружек находился у матери погибшей Анежки Тихой; ничего нового он не узнал. Зато, уходя, заметил, как из дома торопливо вышел какой-то господин. Привратница стояла в дверях и провожала его взглядом. Пан Бружек невольно отметил это про себя. Когда он прошел мимо нее, привратница наклонилась к пану Бружеку и доверительно сообщила:

- Вы из полиции, я знаю. А тот вон господин - тоже от вас? Тот, что спускается вниз по улице?

- Трудно сказать, - неопределенно протянул пан Бружек и осторожно спросил:

Он проявлял какой-то интерес к случившемуся?

О! Еще какой... Сперва справился, дома ли барышня Тихая, а я сказала ему, что нету и навряд ли будет. Он так на меня посмотрел, что я напугалась, и ничего не ответил. И еще я сказала, что наверху, в квартире Тихой, сейчас господин из полиции и чтоб он, значит, спросил обо всем у вас, а он, не попрощавшись, заспешил отсюда прочь.

Господин в темном костюме уже заворачивал за угол. Бружеку не оставалось ничего другого, как побежать за ним, но Бружек опоздал - незнакомец в темном сел в трамвай. Бружек так бы и остался на остановке ни с чем, если б вагоновожатый не внял повелительным жестам Бружека и не притормозил, собираясь, впрочем, как следует обругать детектива.

Ладно, поехали, - буркнул пан Бружек. Он прошел через весь вагон в конец его, на площадку, но того мужчины не обнаружил. Пан Бружек нетерпеливо дождался следующей остановки и перебежал во второй вагон.

Видали его! - сердито проворчал усатый старик кондуктор. - Оштрафовать бы тебя!

Но тут затрезвонил кондуктор из прицепа: там что-то произошло. Вагоновожатый снова остановил трамвай. Два господина вышли из прицепа, не доехав до остановки.

Оштрафуешь его, как же! Полиция! Видал - сцапал-та-ки! - удовлетворенно заключил вагоновожатый и, сильно топнув на звонок, снова тронул с места.

Простите, в чем дело? Я ничего не понимаю, - проговорил солидный господин в добротном темном костюме, когда пан Бружек, отвернув лацкан пиджака, показал знак полиции.

Я тоже, но мы с вами побеседуем, и все станет понятным нам обоим, вы согласны? За углом находится комиссариат полиции. Извольте следовать за мной и предъявите документ, удостоверяющий вашу личность.

Господин произнес обычную тираду о том, что все это недоразумение, ошибка - слова, давно знакомые Бружеку. Они пошли молча, но перед зданием полиции господин в нерешительности остановился:

Простите, а нельзя ли поговорить в другом месте? Я же ничего не совершил.

Я этого и не утверждаю. Меня интересуют кое-какие сведения...

Пан Бружек уже ознакомился с документами господина, это был кассир городской сберегательной кассы. Кассиры - народ, достойный доверия, и пан Бружек смягчился:

- Пожалуйста, я не настаиваю на необходимости беседовать с вами именно в полиции. В конце улицы есть ресторанчик, вас это устроит?

Кассир сокрушенно покивал головой, и они пошли дальше.

Я догадываюсь, о чем вы собираетесь спрашивать меня, - проговорил он, размешивая некрепкий черный кофе, принесенный официанткой. - Догадываюсь... Я прочел об этом сегодня в газете, но подумал - вдруг просто совпадение имени. В "Политике" указано было только Анежка Т. Я и пошел, чтобы убедиться, уточнить.

А почему вы пошли наводить справки?

Солидный господин вздохнул и низко опустил голову.

Вам это, возможно, смешно, я уже немолод, имею семью. Сын учится в гимназии, совсем большой... Жена... Но Анежка... Как бы вам сказать...

Говорите все, как есть. Короче, у вас с ней были близкие отношения. Давно ли?

Нет, не очень, но все было очень серьезно. Ну Анежка нашла во мне то, что искала... Так она говорила по крайней мере.

- Итак, где и когда вы с ней познакомились?

- В кинематографе... Я был один, зашел после службы. Вечно перед глазами цифры да цифры, надо хоть немного отвлечься. Жена никогда не ходит со мной... В общем, у нас с ней отношения самые, так сказать, вынужденные... Давно все пошло под уклон.

- Понятно, надо внести в жизнь какое-то разнообразие. И Анежка Тихая вносила его.

- Насчет нее у меня были совершенно серьезные намерения. Она, конечно, значительно моложе меня, на пятнадцать лет, но я чувствовал, что мог бы быть с ней счастлив. Ума не приложу, что могло произойти?

- С вами? То, что происходит с мужчинами под сорок, - тоном знатока заявил пан Бружек и засмеялся.

- Да нет, я про ту рощу... Как произошло, что ее нашли мертвой?

Не могу вам сказать. Может быть, вы знаете?

Что вы имеете в виду? Почему я? Уж не намекаете ли, что подозрение падает на меня? Но это абсурдно! Я был счастлив, что нашел эту молодую девушку!

- А теперь вопрос не для протокола, как говорится. Скажите как мужчина мужчине - вы были с ней близки? Понимаете, что я имею в виду...

- Да, понимаю... Мы были с ней несколько раз в одной маленькой гостинице... Она держалась очень мило и, я бы сказал, весьма рассудительно.

- В каком смысле?

- Она понимала мои жизненные затруднения, не предъявляя ко мне никаких требований - к моему времени, например.

- А было вам известно, что у нее, кроме вас, были другие кавалеры, молодые?

- Я предполагал это, да она и сама ничего не скрывала, но уверяла, что со мной все иначе и молодые люди ей неинтересны.

- Вы давали ей деньги?

- Что вы! Она была порядочная девушка, разумеется, в рамках нынешней морали... Ну, покупал ей какую-то мелочь. Чтобы вы поняли, я решил жениться на ней. Совершенно серьезно. Объяснился с женой, убеждая, что нет смысла вести образ жизни, какой мы ведем, и попросил ее дать мне развод.

- И она устроила скандал, да?

- Увы. Просто что-то невообразимое. Что вы на это скажете? Несколько лет мы практически не живем, а когда честно признаешься, что намерен делать, устраивает тарарам.

Пан Бружек погрузился в раздумья и наконец спросил:

- Не стремилась ли ваша жена узнать имя девушки? Поговорить с ней?

- Я вижу, вы все знаете, - искренне удивился простодушный кассир. - Хотела.

- И отправилась к ней!

- Нет, нет! Я не назвал имя Анежки!

- Это ничего не значит. Частные детективы с легкостью предоставят любому клиенту необходимые сведения.

- Но моей жене такое и в голову не пришло... Как и мне!

- Ах, если б вы знали, что только приходит женщине в голову! - вздохнул пан Бружек.

Его осенила, возможно, бессмысленная, идея: ищем преступников среди любовников, а это, глядишь, ревнивая жена, которой добродушный муж-педант вздумал осложнить жизнь? Догадка не покидала Бружека. Кстати, с логической точки зрения она - наиболее подходящая убийца! Если я не спятил, конечно, от всего этого.

- Почему вы поспешили скрыться из дома, когда увидели меня?

- Глупо, разумеется, я понимаю... Но я испугался, как бы меня не приплели к этой истории. В финансовых органах безупречной репутации придается большое значение. Очень бы вас просил, чтобы все осталось между нами.

- Но вы забываете, что ходили в ее любовниках! За что-то полиции надо зацепиться, чтоб дело сдвинулось с мертвой точки! Мы бы все равно вас нашли! Да, между прочим, где вы были в прошлую среду? После обеда?

- Где же еще - на службе. У нас перерыв на обед в течение часа, и снова - служебное время, до четырех.

- Почему же сегодня вы оказались не на службе? Господин Гниздо покраснел:

- Я отпросился к врачу... Мне и в самом деле сделалось нехорошо. Это ведь ужасно. Кто мог решиться на такое?

Пан Бружек допил кофе.

- Тот, у кого для этого были причины. И мы его ищем. Пан кассир, мы вас вызовем для снятия показаний и составим протокол.

- Да-да, я понимаю... Могло бы это быть сделано с соблюдением тайны?

Пан Бружек обещал провести это тихо, без огласки. И спросил:

- Вы можете отлучиться со службы в любое время? На час, скажем, на два?

- Само собой, в особых случаях, разумеется... Я постараюсь. Вот мой телефон. Как вы потребуете, так я и сделаю.

Они вышли на улицу и разошлись в разные стороны. Пан Бружек думал: на убийцу не смахивает. Но ведь и мышка, загнанная в угол, способна показать зубки! Со службы может уйти в любое время, если понадобится. На час, на два... Успел бы и в роще побывать!

Анежка поняла, что случай упускать нельзя - выйти замуж за солидного человека с положением! Надо было ловить момент! Вот она и задумала разделаться со своими любовниками. Она могла позвонить кассиру, выйдя с фабрики; решив порвать с Ваней, захотела встретиться с Гниздо.

Но зачем ему было убивать ее?

Ну, хотя бы потому, что он устал от всего. Дома скандалы, на душе кошки скребут... Ситуация достаточно впечатляющая. Расстаться с ней было выше его сил. Возможно, и не получалось - не исключено, что девица была в положении... Могла только припугнуть этим, а он растерялся, не знал, что предпринять. Глядишь, и сомневался, от него ли.

Нет, я положительно схожу с ума, одернул себя многоопытный пан Бружек. С чего я взял, что она - в положении? Ничего такого не известно. Ладно, все же кое-какие успехи по делу есть, начальству доложу - мол, нашел того самого загадочного любовника, о котором говорили девчонки на фабрике. Так что я еще кое-чего стою, похвалил он себя, но тут же и укорил: Бружек, осади! Не будь привратницы, ничего бы ты не узнал. Все чистая случайность. Итак, больше скромности и - думай, думай!

И Бружек направился в комиссариат, чтобы письменно изложить все, что ему удалось разведать.

Совещание у пана советника Вацатко, вопреки опасениям детективов, было не слишком бурным, скорее невеселым.

- Восхитительно, не правда ли? - заговорил пан советник. - Вместо одного преступника целых три. - Кто же из них настоящий?

- Мой! - решительно заявил пан Боуше. - Уже одно то, что он пишет стихи, у меня вызывает подозрение. Пан советник, ну скажите, пишет ли нормальный человек стихи? Вот вы... Или пан полицей-президент... О нас, мелкой сошке, я и не говорю. А он - на тебе: стихи! О том, как сошелся с ней, как она ему изменила, а теперь, значит, напишет о ее смерти. Пиши, пиши, паршивец, пока ты на свободе!

- А располагаете ли вы, кроме своей неприязни к стихотворчеству, хотя бы одним конкретным доказательством? - устало вопросил пан советник.

- Смею доложить - пока что не располагаю, но убежден, что доказательства найдутся, стоит только допросить его построже - и он размякнет.

Пан Бружек выдвинул свою версию:

- Я не утверждаю, пан советник, что обнаружил пана Гниздо с помощью какой-либо особой дедукции. Повезло, чего там говорить, но без везения в нашем деле не обойтись. Любопытный случай, доложу я вам. Тут либо он сам, либо его супруга, с которой он намеревался разводиться из-за погибшей.

- Ага, убийц уже четверо.

- Пожалуй, только трое, - робко вставил юный Соучек. - Я все больше убеждаюсь - это, конечно, исключительно мой домысел, - тот, кто находился с ней в роще, не сделал этого; он до сих пор не знает о ее смерти...

- Так, так. Но он - единственный, кто, безусловно, был с ней в тот день в роще. Итак, что прикажете делать?

Пан советник встал и начал прохаживаться по кабинету. Три детектива следовали за ним взглядом, а он все ходил, будто тигр в клетке. Наконец остановился, развел руками и вздохнул:

Загвоздка в том, господа, что нам неизвестна причина смерти. Врачи невозмутимы, будто сфинксы. Смерть наступила от удушья... И понимай, как знаешь, - задушили ее, утопили, задохнулась угарным газом или чем там еще... Удушье... Я уж и доктора Вейводу призывал, но и он колеблется. Мол, все очень нетипично... Они, если не вынули из спины жертвы нож, все квалифицируют как нетипичное. Умники проклятые.

- А рассеченное лицо?

- Говорят - ничего смертельно опасного, поверхностные царапины.

- Но не утонула же она в этой луже, если до этого ее кто-нибудь не оглушил?

Пан советник взял в руки протокол:

- "Никаких ярко выраженных изменений ни в органах дыхания, ни в других органах. Поверхностные изменения, пятна на шее неясного происхождения; между лопатками пятнышко овальной формы... Следы насилия отсутствуют..." Все вокруг да около.

Пан Бружек, волнуясь, поднял голову:

- А она не была, прошу прощенья, беременна?

- Разве от этого умирают? К тому же - не была.

- Жалко, - вздохнул пан Бружек. - У меня складывалась очень интересная версия. В таком случае я вычеркиваю Гниздо из числа возможных убийц.

- Погодите! То у вас их целая орава, а то - ни одного! Не умерла же она от испуга, черт побери!

Тут не обошлось без поэта, - угрюмо выдавил пан Боуше. - Он обо всем знает и описывает случившееся в своих сти-шочках. Ему известно также, когда Ваня вернулся в часть. Он так и пишет:

...его же молнии и гром сопровождают.

Он даже заметил, что в тот момент была гроза. Его надо допросить снова.

Я расспросил бы о нем Ваню, тот не слишком похвально отзывается о ефрейторе, - предложил юный детектив.

Еще бы! Он же девку у него отбил! - вскипел пан советник. - Нет, эдак мы ни до чего не доберемся, господа!

В это самое время пан Мразек препирался со старшим полицейским Кабргелом.

- Мразек, не советую тебе сейчас соваться наверх, у старика совещание. Дело, похоже, дрянь, в руках у них ничегошеньки нет, и старик бушует. Сам посуди - молодая девчонка, газетчики одолели - чего, мол, там да как, поневоле будешь злиться. В общем, сегодня господам недосуг с тобой пиво распивать, настроение не то.

• - Пойми ты, я не собираюсь с ними пиво пить, господи, говорю ж тебе - иду по делу, как и в прежние времена.

И пан Мразек торопливо зашагал вверх по лестнице, не обращая внимания на одышку. Постучав в дверь кабинета, он услышал в ответ недовольное "войдите". Кабргел был прав.

- Доброго дня желаю всем, - улыбнулся, открывая дверь, пан Мразек. - Прошу прощенья, пан советник, что притащился... Я насчет той девахи.

- Уж не хотите ли нас обрадовать тем, что частная сыскная контора что-то разнюхала? - проворчал пан советник.

- Нет, разумеется, какие там расследования! Этим я себя и не тешу... Я исключительно из любопытства кое о чем поспрошал, в конце концов это ж мой район, я там живу. Про деваху знаю - слаба она была до мужского пола, как говорится...

- Про это и мы знаем, - махнул рукой пан Бружек. - Интереснее другое - не было ли в рощице еще кого-то, кого мы не знаем...

- Это мне неизвестно.

- А что вам, Мразек, собственно, известно? - гаркнул пан советник.

- То-то и оно, что почти что ничего. Главное, мне неизвестно, от чего она, в общем-то, умерла. Это вы могли бы мне сказать.

- Если б мы знали! - шумно выдохнул пан Боуше. - Но этого даже врачи не установили.

Пан Мразек повернулся к пану советнику:

- В самом деле? Не установили?

- Представьте себе. Пока что не установили.

- Пан советник, разрешите мне высказать одну глупость? Я на пенсии, так что мне это, в конце концов, простительно, не правда ли... Так вот, разговаривал я с местными жителями, там много садоводов, по большей части - болгар, а они всегда обращают внимание на то, что происходит в природе. В ту среду, говорят, была недолгая летняя гроза. Пан Стоянов побежал в сад прикрыть какие-то особо ценные цветочки и видел, как против сада в холм ударила молния. Там еще черешни растут, на холме. И молния была такая, что не всякому дано увидеть.

- Ну и что, скажи, пожалуйста? - не понял пан Боуше. Пан советник поднял голову:

- Пан Мразек, минуточку... Боуше, что там в стихах... Ну, в тех, которые оставил вам поэт. Вы нам зачитали что-то о молнии, а?

- Ну, что молния и гром сопровождают его, солдата то есть, Ваню... Вот этот стишок.

- Любопытно. А рощица, где все произошло, - это там же, где ударила молния?

- Собственно говоря, не там. Ударило по другую сторону холма... Я ходил, смотрел на те черешни. Одно дерево начисто сгорело, вокруг только ветки раскиданы, а на них такие вроде волдырики... Я впервой увидал такое.

- Ну и...

- Посмотрел я и на то место, где нашли деваху. И там на дикой яблоне, под которой она лежала, в точности такие волдырики.

- Но ведь молния не там ударила!.

- Не там, с вашего позволения... Только пан Стоянов сказал, что у большой молнии иногда бывает меньшая сестричка. Я-то в этом не разбираюсь, но думал, что вы про то должны знать.

Пан советник кивнул:

- Верно, Мразек, совершенно верно... Чего же вы ждете, господа? Ну-ка, в машину - и дуйте в морг. Платье убитой тотчас отдайте на экспертизу в лабораторию. Пусть обследуют все кнопки и что там есть металлического на платье... Поняли?

Господа поняли и исчезли. Пан советник остался с Мразе-ком.

Дружище, пока они привезут и внизу, в лаборатории, проверят, пройдет час, не меньше. Этот час будет самым долгим в моей жизни. Мразек, у меня слов нет, какой вы молодчина! Вы замечательный молодчина!

- Пан советник, да бог его знает, может, все совсем и не так. Мне просто пришло такое в голову...

- Это пришло в голову не только вам. Поэт тоже обратил внимание на грозу. Пожалуй, я прочту его стихи. Обязательно!

Пан советник подошел к столу, но не для того, чтобы взять стихи. Он выдвинул глубокий нижний ящик стола, достал оттуда бутылку и налил две рюмки.

Не прошло и получаса, как позвонили из лаборатории.

Пан советник, на металлических кнопках и крючках следы нагара. Подробно мы изложим это письменно.

- Вы умные ребята! - радостно засмеялся пан советник.

Затем он позвонил в отдел судебной экспертизы: - Ну, господа ученые, как вы отнесетесь к тому, что девушка погибла от электрического разряда? От молнии, да... Следы этого мы уже обнаружили... Поглядите теперь и вы, что там, а?

А когда на другой день из экспертизы сообщили, что смерть, вполне вероятно, наступила в результате электрического разряда и соответствующие изменения обнаружены в сердце и на печени, пан советник созвал своих сотрудников.

Ну, ребята, завтра пригласите старину Мразека сюда к нам. Он обрадуется. А мы ему очень обязаны за то, что он навел нас на верный путь. Действительно, сильный грозовой разряд имеет иногда побочный, поменьше. Как сообщил мне один специалист, научно это называется "сопутствующий поток грозового разряда". Да, Мразек, в общем, молодчина!

У нас, значит, было трое убийц, почти что верных, а выходит, никто не убивал! - искренне изумился пан Боуше.

Люди порой оказываются лучше, чем мы о них думаем. А по этому случаю я могу вывесить совсем маленький белый флаг в знак того, что один день прошел-таки без всяких уголовных происшествий! - торжествующе воскликнул пан советник Вацатко.

- Но девушка все же погибла! А стояла б она на метр подальше, ничего бы не произошло! - не мог успокоиться пан Бружек. - Проклятая случайность!

-А может, ее постигла кара за разбитые мужские сердца? Почем знать? Людям не дано определять эту высшую справедливость, - мудро заключил пан советник, достал белый носовой платок и помахал им, словно маленьким белым флагом, и со счастливой улыбкой снова спрятал его в карман.

 

ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА

[ 51 ]

(Перевод И. Ивановой)

В тот день два человека в Праге просыпались очень похожим образом да и мысли их были несколько схожи. По стечению обстоятельств они были незнакомы между собой и очень далеки друг от друга, что касается их положения в обществе. Но, в конце концов, все мы люди, и кто сказал, что у пана премьер-министра настроения поутру должны быть иные, нежели у девицы Лойзки?

Пан премьер-министр просыпался осторожно и не спеша; он высунул из-под пуховой перины босую ногу, словно удостоверяясь, благоприятная ли атмосфера царит в реальном мире, куда он возвращался из прекрасного мира снов. Привычка эта осталась у него с детства - точно так же просыпался он и ребенком, и мамочка предупредительно подбегала к нему и ласково брала на руки. Значительно позже, когда о нем распространили легенду, будто он родился в бедной семье, он и сам в это поверил - поверил, будто просыпался в сырой, холодной хибарке. Но на самом деле квартира из пяти комнат в его настоящем родном доме всегда была хорошо натоплена - об этом постоянно заботились прислуга и мамочка, а папочка его был человеком весьма состоятельным. Однако в государстве, где президент был из бедной семьи и потом прославился, премьер-министр не мог быть сыном буржуя.

А вот у девицы Лойзки все было иначе: в детстве она высовывала ногу действительно для того, чтобы проверить, насколько холодно в избе; все взрослые в эту пору давно трудились на помещичьем поле.

Иногда ее босую ногу, высунутую из-под тощей полосатой перины, облизывала подбежавшая кошка, и Лойзка приподнимала перину, чтобы впустить ее туда, потому что кошки теплые и греют.•

Итак, пан премьер-министр высунул ногу из-под пуховой перины и убедился, что в комнате тепло. Иначе и быть не могло! Сейчас он протянет руку и нажмет звонок, придет Иоганн, поднимет тяжелые шторы, принесет халат и пожелает доброго утра.

Лойзка тоже высунула ногу из-под тощей перины и подумала про себя, что хозяйка квартиры и не собирается затопить печь, хотя требует с нее за эту дыру пятьдесят крон да еще за каждого гостя норовит получить отдельно, как будто Лойзка водит их сюда по какой-то своей прихоти, а не потому, что это ее ремесло.

Дело в том, что Лойзка жила по желтому билету, как принято выражаться среди образованной части нашего общества.

Пан премьер-министр не позвонил Иоганну, ему хотелось сполна насладиться приятными отголосками сновидений, а также еще раз обдумать решение - принимать или не принимать Гарманека, владельца частного банка, человека, в общем-то,

весьма сомнительной репутации. Впрочем, Гарманек был довольно ловкий делец, преданный пану премьеру за старые услуги. Последнее предложение этого типа было небезынтересно, потому что, положа руку на сердце: даже если ты глава правительства, жалованье твое не столь уж баснословно, чтобы тебе не захотелось при возможности увеличить свой счет в банке.

Пан премьер-министр всю жизнь посвятил политике и прекрасно понимал, что почет и уважение - это очень важно и хорошо, но имущество куда важнее и лучше. Ему были смешны социалистические лидеры, которые всячески афишировали свою бедность, а втайне состояли в правлениях различных предприятий. Сам-то пан премьер возглавлял национально-демократическую партию, и ему ничего не приходилось скрывать, участие во многих правлениях было для него даже престижным. Но вот играть на бирже премьер не мог себе позволить, и пан Гарманек делал это за него. Новое предложение пана Гарманека заслуживало внимания. Подвернулся случай использовать поставку угля как отличный источник прибыли, прямо скажем - миллионной прибыли. Воспользоваться этим один раз, а потом успокоиться. Вообще-то пан премьер-министр страстно мечтал жить бескорыстно и быть неподкупным и готовился к этому всю жизнь. Еще эта вот операция, и тогда уж можно целиком отдаться своей мечте. Его охватило радостное чувство, и было приятно, что высунутая нога не ощущает сквозняка. Все свидетельствовало о начале отличного дня и прекрасной погоде. Он протянул руку и позвонил...

Лойзка пошевелила пальцами, чтобы лучше согреться. У хозяйки, правда, был кот, но такая потасканная дрянь, что, если он по случайности забредал к Лойзке в комнату, она норовила

запустить в кота башмаком. Лойзка с удовольствием рассматривала свои пальцы на ноге: раз в месяц она посещала педикюршу и лакировала ногти. Случалось, попадался клиент, который был в состоянии по достоинству оценить ее ножки. Лойзка еще не вышла из того счастливого возраста, когда могла позволить себе выбирать клиентов. Она предпочитала тех, что были слегка под парами, с ними было легче и проще. Лойзка обладала веселым нравом, любила посмеяться и поболтать; нередко клиент засыпал под ее беззаботный щебет, и это было лучше всего. Раньше она не гнушалась заглянуть такому клиенту в портмоне, но после того, как Маржка схлопотала за подобное восемь месяцев, Лойзка твердо решила быть честной и не ронять себя... Что ж, игра, видимо, стоила свеч, потому что иначе у нее не объявился бы Длинный Тони с предложением, о котором Лойзка могла только мечтать. Перед таким соблазном устояла бы редкая женщина: у него, мол, есть шмотки первый сорт, платье и меховая шикарная штуковина, в таком наряде ее впустят в самый лучший кабак. Длинный Тони разбирался в этих вещах, он был барыгой и сутенером, но перед полицией оставался чист, у нее не числилось за ним никаких проступков.

Лойзку он приглядел давно, а сейчас пришел к заключению, что меховой шарф и платье подойдут именно ей, потому что у метрдотелей в приличных заведениях глаз наметан и девицу с улицы они тотчас вычислят.

Лойзка же при желании умеет держаться так, что никто о ней не подумает ничего дурного. Важно, чтоб она захотела... Лойзка шевелила пальчиками с ухоженными ногтями, рассматривала стройную белую ножку и думала про себя, что захотеть, пожалуй, стоит... Если она не позаботится о своем счастье сейчас, то лет через пять-десять будет поздно. Над затеей Тони следует призадуматься, он ведь предлагает все это не задаром...

Спальню премьер-министра осветило солнце. Занавеси были подняты, и ничто не препятствовало проникновению его лучей. День вступал в свои права. Иоганн налил в фаянсовый таз теплой воды - пан премьер любил умываться прямо в спальне. Была у него такая привычка. Умывался он очень аккуратно, стараясь не растрепать воинственно торчащие усы и волосы, подстриженные "ежиком". Затем последовала процедура бритья. Он сел на стул, и Иоганн собрался приступить к этой процедуре, но тут премьер неожиданно рассмеялся, и Иоганн отважился заметить, что пан премьер изволят иметь с утра отличное настроение, что весьма полезно для здоровья. Если не считать можжевеловых ягод, которые следует жевать с утра натощак - они очень хорошо очищают кровь... С бритьем пришлось немного выждать, поскольку веселое расположение духа все не покидало пана премьера. Придумка Гарманека чревата, правда, тем, что тот не забудет и о своей выгоде, и таким образом мои проценты окажутся меньше. К тому же Гарманек постарается держать меня на поводке, но это у него не выгорит, мой щит незапятнан, о чем регулярно, раз в неделю, напоминает газета нашей партии. И так пребудет и впредь! Потому что, когда пан Гарманек все устроит и запустит дело, мой секретарь, который тоже не лыком шит и дико тщеславен, - так вот, он позаботится о том, чтобы министерство финансов направило в частное банкирское предприятие пана Гарманека особо строгих ревизоров. Уж наверняка они найдут какие-либо упущения, и только он, премьер-министр, сможет аннулировать выводы ревизоров. Что он и сделает, заткнув таким образом Гарманеку глотку, и тот снова будет тише воды, ниже травы, снова "ваш покорный слуга" и в знак благодарности измыслит снова какую-нибудь воровскую махинацию, но пан премьер на этот раз отвергнет ее! Как прекрасно быть неподкупным! И как просто! До чего же нынче приятный выдался денек!..

Лойзка откинула перину и вздрогнула от озноба; затем, как была, в ночной сорочке, прошла на кухню, где жила хозяйка и где на плите стоял чугунок с водой. Не мешало бы ей и получше нагреть его, но спасибо и на том - хоть это, чем ничего. Старухи дома не было, зато под окном потягивался кот, выгибая дугой облысевшую спину.

- Погань, - беззлобно произнесла Лойзка и даже не замахнулась на него.

Она встала в хорошем настроении. Длинный Тони передал, что зайдет сегодня. Лойзка умывалась в жестяном тазу и мечтала о ванной комнате, где всегда тепло и в любой момент можно выкупаться. Разумеется, если Тони воображает, что она будет отдавать ему весь свой заработок целиком, то пускай катится, а будет сильно задираться - у Лойзки среди своей братвы найдутся надежные люди, которые за сотенную живо нагреют ему бока.

За окном послышался свист. Лойзка выглянула и помахала рукой. Внизу стоял Длинный Тони с объемистым свертком под мышкой.

Вот так в то утро проснулись два человека, которые никогда не были да и не будут знакомы, поскольку пути-дороги их не могли пересечься. Тем не менее нити людских судеб неустанно прокладывают основу, а уток переплетает ее по законам прихотливой случайности. В конце концов и параллельные прямые, как нас учит наука о пространственных формах мира, где-то в бесконечности пересекаются. События, начавшиеся в то утро, окажутся значительными и приобретут масштабы государственных. Произойдет это, как уже не раз бывало в истории человечества, когда под угрозой оказывались троны, не без причастности дам с сомнительной репутацией.

Длинный Тони, а точнее, Антонин Длоугий был мужчиной средних лет, недурно разбиравшийся в жизни и не строивший себе на ее счет никаких иллюзий. У него была мечта - жениться на особе примерно его возраста и солидных пропорций, обладающей, помимо этих достоинств, еще и лавочкой. Предпочтительнее всего - табачной, потому что из табака, осыпавшегося с сотни "зорок", как известно, можно свернуть пяток сигарет. Но на Жижкове такая партия ему пока что не подвернулась, В момент, когда после кражи на Подоли у него в руках оказалось потрясающей красоты атласное платье, все блестящее, и длинный белый меховой шарф под названием боа, он сообразил, что стоит придумать себе другую мечту, тоже довольно интересную. Тони разложил платье и боа на неубранной постели Лойзки и невольно залюбовался. Он, конечно, мог смотреть и на Лойзку, еще не успевшую одеться и уставившуюся на платье с выражением немого восторга; она выглядела, как маленькая девочка, вдруг получившая игрушку, о которой и не грезила. До меха она вообще боялась дотронуться.

- Валяй, накинь и то, и другое, чтоб можно было оценить как следует. Ты должна выглядеть в этом туалете великолепно, если понимаешь значение таких слов.

Лойзка, вдоволь налюбовавшись нарядом, осторожно осведомилась:

-Ладно, а сколько ты хочешь за это?

Тони улыбнулся:

- Ничего. Когда обоснуешься и дело у тебя двинется, то половину. Это ведь немного, а?

-Если каждый день, то много, - возразила Лойзка. - Даже за такие шмотки больно много.

- Я же даю тебе не только шмотки, я буду режиссировать твоими действиями, если понимаешь, что я имею в виду. Изображать гранд-даму в одном платье невозможно, ясное дело. Но

Сижков, с этой шкурой можно протянуть дольше. Платье я тебе еще достану. Как говорится, было бы на кого напялить, а тряпки найдутся. Тебя я нашел, найду и во что одеть. И, само собой, введу тебя в фешенебельные заведения. Там женщины идут по сотне, не меньше. А ты можешь оторвать и поболе.

Они говорили обо всем прямо и откровенно, зная цену жизни.

Лойзка велела ему отвернуться, пока одевалась, - потому что она не шмара какая-нибудь. Платье сидело на ней преотлично.

- Может, сделать вырез поглубже, как ты считаешь? Тони покачал головой:

- И не подумай. В заведениях, куда мы с тобой пойдем, надо соблюдать приличия. До полуночи хотя бы, пока будешь на людях, до сепарё, в общем. А теперь накинь мех. Не знаю точно, как его полагается носить, попробуй-ка обмотай вокруг шеи.

Лойзка тоже не знала, как носят боа, но то ли когда-то видела это в кино, то ли в мечтах - она накинула боа на плечи, а один конец перебросила назад; получилось так элегантно, что Тони лишь молча всплеснул руками и сел, уставившись на Лойзку.

- Я тебе нравлюсь? - тихо спросила она, поняв его молчание.

Он кивнул.

Она подступила к нему поближе:

- Так что тебе хотелось бы и раздеть меня, а? Тони покачал головой и усмехнулся:

- Знаешь, Лойзка, я ведь учился на кондитера, правда, иногда этим так и не занимался, но на всю жизнь запомнил за-оведь: кондитер никогда не ест того, что печет сам. Он покует себе еду у колбасника. Поняла?

Лойзка пристально посмотрела на Тони. Она была удов-етворена. Затем переоделась, накинула халат и сварила кофе, "огда они сидели за столом, прихлебывая кофе, Тони объяс-ял, как он все представляет себе.

Лойзка внимала со счастливым видом, словно сказке о том, как из обыкновенной девчонки она превратится в принцессу.

А пан Гарманек рассказывал пану премьер-министру свою казку. Шевеля тонкими бескровными губами, он говорил тихо монотонно. Под его рассказ впору было уснуть, если б время т времени он не произносил цифры, которые следовало принять во внимание, ведь цифры в подобных обсуждениях - самое главное.

- Все это, пан премьер-министр, предельно просто, и нет ничего, что можно было бы квалифицировать как непорядочность, - упаси боже, нечто подобное я не посмел бы даже предложить человеку, который давно стал любимцем нации. Электростанции работают на самом некачественном буром угле из фалькновского бассейна. Ничего другого в своих печах они и не могут сжигать. А здесь, в министерстве, об этом не знают и знать не обязаны. Их дело - оплачивать фактуры. И если мы отправим на электростанции для необходимого бесперебойного производства электроэнергии уголь низшего качества, бурый и угольный штыб, а по фактурам заприходуем его как уголь черный и качественный, никто от этого не пострадает.

Пан Гарманек даже позволил себе улыбнуться бескровными губами:

Уголь, в конце концов, всегда черный - бурый ли, первосортный ли, добывать его одинаково тяжело, и горняки при этом одинаково черны и грязны, так что остается неясным, почему за него платят по-разному. Если деньги валяются на дороге и ты нагнешься и подберешь их, это стоит расценить скорее как хозяйское отношение к добру, чем злой умысел...

И сколько вы за это хотите? - строго перебил его пан премьер.

Ничего. Это всего-навсего моя услуга вам, уважаемый пан премьер-министр, я слишком многим вам обязан, а народ вас очень ценит и уважает. В будущем, когда появится случай, вы сможете что-либо сделать для меня.

Сейчас вам ничего не нужно? Понимаете, в данный момент, накануне выборов, у меня связаны руки.

Пан премьер-министр, - почти прошептал пан Гарманек,-мы, финансисты, никогда не затеваем сделок, которые дали бы немедленный результат. Всему свое время.

-Кто об этом знает? - снова строгим голосом произнес политик.

- Если вы не соблаговолили кого-либо информировать, значит, только мы - вы да я. Я предложил бы, чтобы так оставалось и впредь. Все трансакции мое предприятие проведет исключительно конфиденциально и откроет новый счет. Вот его номер. Счет безымянный, как вы изволите видеть.

Чудесный день, сказал про себя политик. Просто расчудесный. И налил коньяк.

Пан Гарманек посмотрел на свет через темно-желтую жидкость, и сердце его наполнилось блаженством при мысли, что этот коньяк налил ему лично пан премьер-министр.

На другой же день на тайный счет частного банкирского дома Й. Гарманека начали поступать деньги.

В тот же день в "Каскад-бар" вошла дама; на ней было белое боа. Даму сопровождал мужчина. При ее появлении даже искушенный метрдотель Рогачек обратился к ней по-французски. Как выяснилось позже, даму звали Лулу...

Пан доктор Новак, личный секретарь пана премьер-министра, благодаря своей должности состоял членом правления в двух банках... Новак был уже немолод, а если выражаться точнее, никогда молодым и не был. Зато сделал карьеру. Дома у него была жена, такая же скучная, как и он сам, и пан Новак никуда не брал ее с собой. Сам же проводил время на службе или в "Каскад-баре", где был завсегдатаем. Девицы тут болтались дороговатые, зато аристократичные. Все они были ему хорошо известны и давно надоели, чего он не скрывал.

Новая девица, Лулу, появившаяся в баре, заинтересовала его. Он пригласил ее вместе отужинать, а обнаружив, что она - в сопровождении спутника, пригласил и его. Тот, правда, отказался, попросив извинить его, ему, мол, надо отлучиться по неотложным делам. Антонин Длоугий, когда это требовалось, умел держаться в обществе. Он откланялся. Длинный Тони и Лойзка-Лулу расстались в первый же день, как встретились, намереваясь покорить мир.

А пан доктор от скуки решил покорить Лулу. Наивный чудак, задумав покорить Лулу, он сам стал легкой добычей. Впрочем, уточним: в таких случаях мужчины все же не бывают внакладе. Наоборот, они счастливы, тем более что воображают себя завоевателями.

Пан доктор был совершенно очарован новой знакомой. Она в свою очередь рассмотрела и оценила его основательно и профессионально. Отметила, что у него торчат уши и наливается

краской шея - верный признак апоплексичности, что он пьет, но при этом остается противно настороженным и трезвым. Солидно раскуривая толстую сигару и подливая даме шампанское, воображает себя невесть каким интересным.

Лойзка привыкла к другой обстановке. В трактире "На курьих ножках" всегда бывало оживленно и весело, хотя порой в воздухе носились пивные кружки. В "Каскад-баре" Лойзка скучала. Чтобы не заснуть под глубокомысленное молчание док-торишки, она принялась развлекать его сама. До сих пор еще ни одна женщина не развлекала пана Новака - жена на такое была неспособна, а дамы в баре служили для иных целей. Развлечения с ними были односторонними; в последнее время пан доктор с ужасом обнаружил, что ему даже неинтересно расстегивать их корсажи.

Лойзка, выпив шампанского, объявила, что оно выходит у нее носом, она чихала и, зажимая себе наморщенный носик, смеялась, и пан доктор, зараженный ее непосредственной веселостью, делал то же самое. Они были наедине и могли позволить | себе такое. Потом она призналась ему, как приятно просыпаться в доме, где есть кошка, которая подбегает, чтобы лизнуть вас в пятку, высунутую из-под перины. Пан доктор был в восторге.

Потом она сказала, как здорово бывает зайти в приличный кабак, но только там надо быть на стреме.

На стреме?! - восторженно взвизгнул пан доктор,- Что значит - "на стреме"?

Не знаю точно, но вот женщине с мужчинами всегда надо быть на стреме, особенно с такими, как вы.

Это заявление привело пана доктора в восторг уже просто неописуемый. Он обнял ее и поцеловал. Тут мадемуазель Лулу

возгласила, что пора идти, и пан доктор предложил ей подняться наверх в номера. Мадемуазель Лулу не была уверена, так ли поступают в подобных случаях девушки из хорошего общества, и на всякий случай отрицательно замотала головой. Пан доктор и это принял с восторгом.

- Вы отвергли меня, мадемуазель, и я вам глубоко признателен за это, - произнес он церемонно.

Лойзка, которой были известны лишь дешевые гостиницы в предместье, сдававшиеся на несколько часов, воскликнула, что ей в принципе не нравятся гостиницы. То ли дело - квартира. Там уютнее.

Совершенно согласен с вами, мадемуазель. Не следует ли мне понимать это как приглашение навестить вас?

Само собой, но не сегодня... Моя квартира не больно-то хороша. Вот найду получше, тогда другое дело.

И скоро это произойдет? - прошептал пан доктор, как истый бонвиван.

За мной не пропадет, - утешила его Лулу, - но сперва нужно добыть тити-мити.

Тити-мити, - изнемогал от восторга пан доктор, - Тити-мити! - И вдруг осекся: - Вы имеете в виду деньги? Как это сразу не пришло мне в голову! Мадемуазель, буду с вами откровенен. Мне в вашем обществе приятно и весело... Я жаждал бы проводить с вами так каждый вечер. Сейчас я отвезу вас домой, а завтра жду на обед у Шроубека и, надеюсь, смогу сказать вам что-то определенное относительно вашего будущего.

Когда они подъехали на такси к ее дому, пан доктор при виде убогой улицы объявил:

- Завтра в полдень у вас будет новоселье. То, что я вижу сейчас перед собой, - не для вас!

Мадемуазель Лулу растроганно и искренне поцеловала пана доктора, нежно обвив руками его шею. Она действительно была благодарна ему за это. А он отметил про себя, что и такой поцелуй достается ему впервые. Они стояли в подворотне обшарпанного доходного дома на Жижкове и целовались.

На другой день Длинный Тони посвистел в полдень под окном Лойзки, но старуха крикнула, что Лойзка пошла гулять. Тони понял и больше ее не искал. Придя снова, он услышал от хозяйки, что постоялица съехала от нее и адреса не сообщила. Хозяйка возмущалась, и вид у нее при этом был убитый, но Тони не посочувствовал ей и лишь улыбнулся такому быстрому повороту дел, на который он и не рассчитывал, но, видать, все в порядке, как и следовало ожидать...

Пан доктор сделал то, чего еще ни разу не делал. Он снял небольшую квартирку с обстановкой и решил открыто содержать любовницу. Мысль эта наполнила его гордостью. Ключ от квартиры он не прямо отдал Лойзке, а незаметно опустил в последний бокал красного вина, которым они запивали обед.

Лулу услышала стук, жадно выпила вино и просияла, увидав на дне ключ.

- Оригинально, не правда ли? - довольный своей находчивостью, весело проговорил доктор.

- На большой! - одобрила Лулу. - Но теперь я буду говорить тебе ты, потому что ты мой золотой мужчина. Такое бывает только в сказках, когда принцесса находит в бокале перстень того, кто спас ее от лютого дракона... Раз как-то в трактире "У старой дамы" один малый, Руда, по прозвищу Пудель, имел при себе краденый перстень, а тут нагрянула полиция, он взял и бросил перстень в кружку с пивом и позволил обыскать себя, а когда хохлатые выкатились, выпил пиво, взял перстень в рот и преспокойненько ушел.

Пан доктор хохотал и восторженно хлопал в ладоши.

Когда они закрыли за собой двери новой квартиры на Виноградах, пан доктор уже не сомневался, что поймал золотую птицу.

Удивительное дело: то же самое думала и Лойзка, глядя на доктора.

Но одно дело - капризы любовных отношений, а другое -заведенный порядок полицейского аппарата. Пан Боуше обходил пивные и кафе и поинтересовался, куда девалась Лойзка. Не то чтоб ему ее недоставало, этого сказать нельзя, нет; не хватало ему белого боа, украденного на Подоли. По словам Лойз-киной хозяйки, на девке как-то раз была красивая белая меховая накидка - "глаз отвести невозможно, до того красивая", - и хозяйка ничуть не сомневалась, что Лойзка ее украла.

- Пушистый белый мех, да?

- Ага. Вы тоже изволили видеть, пан инспектор? Она была с тем мехом за день, как съехала от меня.

Пан Боуше ничего не ответил и долго прочищал нос. Затем попрощался со старухой и ушел. Не то чтоб он очень уж гонялся за тем мехом, полиция особо не торопилась, в конце концов -ничего особенного, квартирная кража, убыток возместит страховая касса. Но любую мелочь надо брать на заметку. Меховая накидка не прошла через руки перекупщиков, значит, Лойзке подарил ее тот, кто сам и взял ее в квартире. Не мешало бы уточнить, что это за щедрая душа. Торопиться было некуда, и пан Боуше записал в книгу в управлении, что разыскивается Алоизия Шанилова, а также белое боа. (В скобках он приписал: "Это, ребята, меховой шарф, длинный, будто змея".) И еще -что разыскивается участник нераскрытой квартирной кражи на Подоли. Довольно скоро ему сообщили, что в "Каскад-баре" видели девицу с длинным белым мехом на шее. Девица пользовалась большим успехом, а зовут ее Лулу.

- Хм, - добродушно улыбнулся пан Боуше. - Тебе, милая, повезло. Фигурка у тебя вполне подходящая, но вот меховой воротничок придется забрать. Слез, конечно, не оберешься, известное дело.

Но о Лойзке, о Лулу то есть, не было больше ни слуху ни духу. Поэтому случай с белым боа пришлось отложить до лучших времен. Пан Боуше перестал о ней думать и лишь попросил пана Бружека о дружеской помощи: как представительный мужчина, тот бывает по делам службы в приличных заведениях и если ему случится узнать что-либо об этой девице, пусть даст знать. И пан Боуше отправился выпить пива.

Мечта Пулу стала явью. У нее была маленькая, но уютная квартирка, куда являлся этот самый ее докторишка. Он приходил всякий вечер, кроме тех, когда ему приходилось сопровождать шефа в поездках. Надо сказать, что Пулу без него не скучала. Благодаря пану доктору у нее появилось много новых знакомых. Через Лулу они искали путей к пану секретарю, просили замолвить за них словечко, одаривали подарками, кое-кто искал ее приязни, однако она оставалась верна своему покровителю, интуитивно полагая, что иначе поступать неприлично. Когда она ложилась в ванну с теплой водой, сердце ее переполнялось любовью.

Лойзка не подозревала, что ею интересуется полиция, но что ее разыскивает Тони, причем довольно успешно, она скоро убедилась. Когда в один прекрасный день Тони позвонил у дверей квартиры, Лойзка-Лулу не удивилась. Ей было ясно, что он пришел за деньгами.

Лойзка налила ему вермута. Теперь она была сведуща в том, что полагается в приличном обществе, и положила в бокал кружочек лимона и лед.

Тони пил и одобрительно оглядывал квартирку.

Не ожидал, что у тебя все сладится так быстро.

Да уж, пришлось мне как следует постараться.

- Само собой, но кабы не я, топтать бы тебе и сегодня тротуар перед гостиницей Тихого.

Лойзка поняла и открыла сумочку.

- Лучше я с тобой сразу рассчитаюсь, отдам все, что есть. Два куска за твою кошку, пожалуй, хватит.

Тони молча протянул руку и, не говоря ни слова, спрятал деньги в карман.

- Дело не в кошке, а в твоем будущем. Послушай меня постарайся урвать себе что-нибудь понадежнее. Табачную лавку, к примеру.

- Да, что я, ветеран войны, что ли? - обиделась Лойзка. Тони с мудрой улыбкой утешил ее:

- Наступит пора, и уйдешь в отставку, милая, тем дело и кончится. Так что задумайся... Я рад за тебя. Не все у меня в жизни получалось, а с тобой повезло. Ты моя удача, мое лучшее творение.

Лулу стала перебирать ему волосы:

- Ты все еще чувствуешь себя кондитером и не ешь свои торты?

Она налила ему снова. Ей хотелось как-то выразить благодарность Тони.

Пан доктор познакомил ее однажды с толстяком паном Фейфаром, депутатом от республиканской партии. Лулу считала, что депутаты - самые главные в стране, и пану Новаку пришлось объяснять ей, что это далеко не так, но в данный момент пан Фейфар очень нужен ему...

- Пожалуйста, подружись с ним. Мне надо знать, что эти бестии задумали. Ему многое известно. Он вроде меня, но только в ихней партии. Пожалуй, у него влияния даже побольше.

Мы с их партией идем рука об руку, но это не значит, что иногда нам не хочется прищемить им палец... Понимаешь, что я имею в виду?

-Нет, но это неважно... Я, что ли, должна прищемить ему палец?

- Достаточно завести с ним разговор, о чем - я скажу тебе после. Он известный болтун. Мне интересно, что они надумали устроить с налогами на спирт. Интересно знать не то, что они провозглашают в парламенте, а что собираются сделать на самом деле...

Таким образом, Лулу пришлось попытаться разобраться в вещах, о существовании которых она и не подозревала. Оставаясь дома одна, она изумлялась сложности происходящих в жизни явлений. Лулу пила ром в трактире "На курьих ножках", но никогда не думала, что спирт, из которого на фабрике делают ром, а потом метрдотель в "Курьих ножках" разбавляет водой, иногда определяет политику целого государства. Из-за него лишаются своих кресел министры и на их место приходят новые... А пока полиция гоняется за чердачным вором, слямзив-шим два пододеяльника, в правительстве тоже вовсю воруют, только с большим размахом и по-другому.

Благодаря Лулу доктор Новак даже приобрел вес, он оказался первым в своем кругу, кто официально завел себе любовницу, да еще такую, что ему завидовали.

К тому же, нередко думал он, лежа возле нее и выслушивая ее бесконечные истории, Лулу не такая уж и дорогая. На ее месте другая запросила бы куда больше... Слава богу, много их у него перебывало! Под ее болтовню он потихоньку засыпал.

Депутат Фейфар вел себя совершенно иначе. Спать он и не помышлял, пил основательно, и ее истории его не занимали. Он говорил сам, а она слушала, стараясь побольше запомнить. Она с возмущением отвергала какие бы то ни было подарки от пана депутата, понимая, что было бы сложно объяснить докторишке их происхождение, а пятнать себя ложью она не желала. Хватит того, что ей не удавалось оставаться перед Новаком невинной, что поделаешь, если тому так нужна ее информация! А информация бывала нужна ему довольно часто.

Она разрешала пану депутату расплачиваться исключительно деньгами.

Поначалу Лулу было чудно, что одного она только слушает, а другому рассказывает забавные истории, чтоб он лучше заснул, но потом привыкла и не удивлялась. Лулу, разумеется, понятия не имела о существовании в древности Шехерезады, которая развлекала своего повелителя тысячу и одну ночь. Ночей у Лулу было значительно меньше, зато повелителей целых два. Если б хотя бы изредка ее не навещал Тони, она засохла бы от тоски.

Тем более что в один прекрасный день милый докториш-ка явился сам не свой. Он озабоченно вздыхал и уходил задолго до полуночи, иногда не объявлялся по нескольку дней. Любопытно, что и пан депутат Фейфар дважды не пришел к ней, хотя заранее сообщил о своем приходе, и Лулу была дома одна.

Заботы пана доктора были куда серьезнее, чем могла представить себе Лулу: он ломал себе голову, как случилось, что махинации старика с углем вылезли наружу? О них дознались аграрники и всячески дают понять, что предадут дело большой огласке.

Глядишь, обошлось бы миром, если б обе партии договорились. Но тогда пану премьер-министру пришлось бы уступить свое место в пользу кандидата от аграрной партии.

Премьер метался по своей вилле, как разъяренный тигр. Жена лепетала, что опасается за его здоровье, потому что он задыхался и хватался за сердце. Врачи пожимали плечами, и на консилиуме два профессора решили пригласить специалиста из Швейцарии. Сам же пан премьер-министр велел запарить себе чай из трав, который когда-то в деревне для него готовила бабушка их кухарки.

- Пан премьер-министр, - заключили врачи, - консилиум пришел к единому мнению, что необходимо устранить причину вашего недомогания, которая вызывает нежелательные явления в области сердца. Консилиум считает, что состояние вашего сердца соответствует возрасту, но тем не менее...

Премьер-министр махнул рукой и, к ужасу присутствовавших, проворчал:

- Да, разумеется, уголь... Спасибо вам, господа. Лучше всего ему помогал чай.

Пан секретарь давно распорядился, чтобы ревизия в банкирском доме пана Гарманека была отменена, у них состоялся с ним долгий разговор, но ничего вразумительного пан Новак не узнал.

Зато все выяснила Лулу. Она сообщила доктору, что пан Фейфар обронил как бы между прочим, что дед у них в руках. Она знала многое, но не знала, кто дед.

Кто, кто... Наш старик, - буркнул доктор. - Что будет, что будет, господи...

Ну, в общем, тот, который загнал им уголь за большие гроши, тот и выдал, как все было. Я ничего в этом не понимаю.

Ну и ладно, главное, что я понимаю... Само собой, не стоило старику так сильно припирать Гарманека к стене. Шеф все хвалится своим умом, и мне велит каждый день поддакивать ему... А сам-то... Сраму-то, сраму будет...

Этого я тоже не понимаю, - вздохнула Лулу.

Вот и радуйся, - искренне утешил ее секретарь.

В чем там дело - в политике или в башлях? Он улыбнулся:

Да это одно и то же.

Для тебя это так важно?

Еще бы. Фейфара надо взять в оборот.

- Жаль, - снова вздохнула Лулу. - У меня от него с души воротит.

Она хотела добавить, что предпочла бы проводить время с ним одним, но секретарь не дал ей сказать.

- Получишь новый костюмчик, Лулу. И не хмурься так. Ты у меня умничка!

И доложил шефу, что Гарманек их продал, подчеркнув при этом, что настоящая фамилия Гарманека Герман и что родом он из Галиции. Надо во всех газетах партии начать кампанию за очишение общества от взяточников и сомнительных элементов, а как пример неподкупности привести любимца нации, человека, который является символом чести, - пана премьер-министра. И заметить вскользь, что грязные сплетни лишь порочат светлый союз партий коалиционного правительства. Слава богу, имени пана премьер-министра на этом проклятом счете не значится, так что юридически против него ничего нельзя предпринять.

Любимец нации выслушал тираду своего секретаря с насупленным видом. Старается мой секретаришка, усердствует, но я и сам не настолько глуп, чтобы не понять, что все эти старания ни к чему не приведут. Надо было просто выкинуть за дверь этого мерзавца Гарманека, я ведь всегда с недоверием относился к евреям, и не зря, - если только это были не фабриканты - и всегда оказывался прав.

Он не слушал, что говорил секретарь об аферах других политиков, из других партий. Снова сдавило сердце, и он подумал, что умирает. Да, это было бы лучшее, что в его положении можно придумать...

Ясно одно - все происходившее не способствовало хорошему настроению пана секретаря, по вечерам Лулу не могла убаюкать его своими россказнями. Он не засыпал, капризничал, как дитя, и поносил пана Гарманека, желая ему самой страшной смерти.

Добрая душа Лулу утешала пана Новака:

- Это можно устроить. На все есть мастера, ты даже не поверишь. Раз "медвежатник" Вальда, сморчок сморчком, узнал, что, пока он брал кассу, Соукуп, здоровенный малый, побывал у его Польдинки, долго приставал, пока не получил свое, в уверенности, что Вальда раньше полуночи домой не вернется. И с тех пор только Вальда на дело - Соукуп тут как тут. Вальда был не из ленивых, и Соукупу с Польдинкой было полное раздолье. Стали даже поговаривать, будто Соукуп ходит к ней за-ради алиби, чтоб доказать, что не он на этот раз кассу брал. У ребят и присказка появилась - если кто шел к женщине, говорили, что теперь это называется "делать алиби"... Когда Вальда раскумекал, что к чему, то понял, что ни ростом, ни силой он против Соукупа не вышел и не сможет запретить Соукупу делать с его женой алиби, сколько тому вздумается. Попробовал врезать Польде, но для него это добром не кончилось, Польда-то поперек себя шире - за что, собственно, ему и нравилась. Ну и он нанял.

Кого? - пролепетал секретарь, захваченный ее повествованием.

Ну, месаря, человека, который должен был пощекотать Соукупа и отбить у него охоту делать с Польдинкой алиби. Вальда как раз взял приличную кассу, башли у него были, он и нанял малого, ну прямо блеск. Тот подстерег Соукупа и так отметелил, что сломал ему челюсть. Обошлось без ножа, но он предостерег, что в другой раз Вальда велит его подрезать. А что дальше было, как ты думаешь? Скажешь, Польда сдрейфила? Ни боже мой. Получилось совсем наоборот. Она пошла к Соукупу и выхаживала его, в общем, пожалела, а Вальду послала подальше. Может, это она заложила его с последней кассой, и он сел на три года. А Соукуп прославился на всю улицу, потому что оказался мучеником, это людям всегда нравится...

Обычно конца рассказа пан секретарь уже не слышал, он засыпал. Но на этот раз он вытаращил глаза, схватил Лулу за локоть, поцеловал, и она в недоумении задумалась - что же было в ее истории особенного, если разбудило в нем такую силу...

Лулу, ты прелесть! Получишь свою лавчонку, само собой, и наймешь человека, который будет в ней торговать. С твоим умом получишь не сегодня завтра и фабрику, а то и две... Тебя ждет блестящее будущее!

А ты с ума сдвинулся, что ли?

Да, да!.. Потому что кое-что понял! Твой рассказ страшно поучителен, преогромное тебе спасибо за него, Лулу! Завтра напомни мне, и мы зайдем к Фуксу на Вацлавской, это ювелир, выберешь себе, что захочешь... А сейчас я побежал!

От порога он послал ей воздушный поцелуй, чего никогда не делал, и Лулу в задумчивости осталась сидеть на кровати, обхватив руками колени. Ничего не понятно. Пришлось глотнуть вермута, чтобы успокоиться и заснуть.

Идея, осенившая пана секретаря ночью у Лулу, была проста и гениальна. Он посвятил в свою затею трех надежных членов исполнительного комитета партии. Есть единственный путь сохранения репутации премьер-министра: на него будет совершено покушение, нападающий проткнет его кинжалом... Проткнет так, чтобы не навредить. И удерет, никем не пойманный. Пробитый кинжалом плащ любимца нации будет выставлен в витрине на Вацлавской площади. Газеты поднимут крик о том, что им известны темные силы, заинтересованные в убийстве великого

мужа, раз уж им не удалось оклеветать его в связи с аферой, связанной с каким-то неведомым углем...

Три члена партии выслушали слова пана секретаря молча и внимательно. Когда он договорил, старший из троих сказал:

- Вы гений, доктор. Получите место в нашем новом правлении. Господа, поклянемся, что никто из нас нигде и никогда и словом не обмолвится об этом, иначе нам конец. Всю организацию дела возьмет на себя пан доктор. Средства, необходимые для операции, не будут заприходованы.

Совещание кончилось, и солидные толстые господа разошлись по одному, как истые заговорщики, надвинув на глаза шляпы. Пан доктор взял машину и поспешил к Лулу, чтобы отвезти ее к ювелиру. Она долго перебирала перстни и броши, он не вмешивался, наконец сам предложил небольшое колье. В принципе пан секретарь Новак был человек бережливый.

Затем они поехали в ресторан. За обедом произошел серьезный разговор. Надо было найти человека, который устроил бы покушение. Человека очень надежного, с нежной рукой, чтобы не нанести никакого, даже малейшего увечья, урона пану премьер-министру, а только его плащу. Налетчик быстро скроется, его никто не будет преследовать. И лишь шофер, который возит пана премьера, вооруженный служебным пистолетом, сделает несколько выстрелов - разумеется, в воздух, не в налетчика.

А вдруг поймают, я знаю хохлатых! - засомневалась Лулу.

Не в наших интересах, чтоб его схватили, глупенькая! К тому же он совершит покушение вечером, у входа в сад возле виллы старика, оттуда легко убежать, там безлюдно. Лулу, человека должна найти ты. Помни, у тебя новое колье.

Помню, дорогой, конечно же, помню. А ты помнишь о табачной лавке?

Разумеется! Видишь, я уже пишу себе в блокнот...

Может, ты запишешь в свой блокнот, что мне сделать?

Лулу, еще одно слово, и мне придется тебя убить! - прошептал он и нежно поцеловал ее в ухо.

В тот же день пан Боуше, давно имевший адрес Лойзки Ша-ниловой, был по делам на Виноградах и вспомнил, что собирался навестить ее. Ему повезло. Она оказалась дома. В общем, как раз вернулась домой... Лойзка замерла в дверях, но пан Боуше лишь приветливо улыбнулся:

Чего так смотришь, Лойзка, а?

Пан инспектор... Я...

- Да я просто проведать тебя зашел. У тебя тут очень славно. Она отступала назад, ничего не соображая, и даже не сказала,

что дома не одна.

Хата что надо... Такая стоит денег! Зарабатываешь неплохо, да?

Пан инспектор, я совершенно чиста, честное слово, факт, -прошептала она в отчаянии.

Я и не сомневаюсь. Меня интересует одна мелочь, Лойзка! Откуда у тебя та красивая белая накидка из меха?

Лулу с трудом выдавила улыбку:

Ну... Да я уж и не ношу ее давно. Подарили мне...

Ага! Кто же так расщедрился?

Длинный Тони. Но я после заплатила ему. А когда устроилась, в общем, когда меня устроил... ну, пан...

Пан Боуше кивнул, поняв.

- Давай сюда ту кошку, милая, не задерживай меня. Я не буду к тебе в претензии, раз уж ты призналась и все равно не носиШь ее...

Лулу подбежала к шкафу и вынула оттуда длинное боа. У нее немножко дрогнуло сердце, с боа были связаны приятные воспоминания, но надо было поскорее избавиться от инспектора.

Она не- успела. Пан секретарь услышал голоса, на всякий случай накинул халат и вышел из ванной.

Кто там пришел, Лулу?

Это... это... - заикаясь, выдавила Лулу, не зная, как представить нечаянного посетителя.

Мы старые знакомые с Лойзочкой... Я ей вроде дяди, правда же? - подсказал пан Боуше. - Дай мне какой-нибудь мешочек, милая, я спрячу накидку у себя. - Затем он повернулся к секретарю. - Моя фамилия Боуше.

Доктор Новак, - поклонился тот. Подойдя к столу, он вынул из кармана пиджака, висевшего на спинке стула, визитную карточку и протянул ее посетителю.

Пан Боуше не был оснащен такой шикарной визиткой, а показывать свой полицейский значок не счел удобным. Он сунул карточку Новака в карман, дожидаясь, пока Лулу трясущимися руками упакует боа.

- На весну и лето очень хорошо сдавать меха на хранение, - сказал пан Боуше. - Не то моль попортит.

Когда Лулу пошла его проводить, он дружески подмигнул

ей.

Уже внизу, в коридоре, он посмотрел на визитную карточку.

Др. Эуген Новак Личный секретарь пана премьер-министра Прага

Вот что значилось на ней, написанное красивыми буквами.

Пан Боуше оторопело глянул наверх, словно извиняясь перед Лулу, и в растерянности почесал нос. Черт побери, девка, высоко ты залетела! Знай я такое наперед, может, и не позвонил бы в твою квартиру... И сразу понял, как обстояли дела с Длинным Тони. Он присмотрел себе Лойзку, но та поднялась слишком высоко, ему не достать. Да, нынче кончают банкротством и не такие, как ты, а солидные старинные фирмы; кризис, ничего не попишешь, горько усмехнулся пан Боуше. Так что придется позвать тебя на разговор - как добрался до этой беленькой меховой штучки. Секретарь премьер-министра - да, против такого у инспектора полиции руки коротки.

Вечером у Лулу было свидание с Длинным Тони в ее квартире. Деловое свидание. Лулу выполняла поручение пана секретаря. Тони поначалу несколько растерялся, потом понял и назвал пятерых, которые не прочь поорудовать ножичком, но после здравого размышления отверг одного за другим. Этому никак нельзя доверять, второй может пырнуть и взаправду, у третьего вода в ж... не держится, проболтается... Наконец остановились на маленьком тощем человечке, которого среди своих называли Дерьмом. Он показался им самым надежным.

- Этот дуролом на все пойдет, - заключил наконец Тони. - Налей-ка!

У Лулу дрожала рука. Ей еще не приходилось договариваться о подобных вещах.

- Сколько ему дадим? - спросила она.

Тысячу, а? И мне за сговор столько же. Лулу с упреком поглядела на Тони:

Ты же не отдашь ему тысячи! Тони смущенно почесал голову:

- Ну, само собой, тебе врать не стану. Но три сотни дам. Точно. А две после... И объясню, что старик ухлестывает за чужой женой и его надо малость попугать. Узнай Дерьмо, что это премьер-министр, срыгнул бы, не пошел... Только пускай его особенно не гонят, он хромой и задыхается, дыхалка у него простужена после отсидок по сырым камерам. Давай деньги, и раскрутим шарманку.

Лулу дала ему тысячу и заверила, что он свое получит.

- Когда ему приходить?

- В среду вечером, в семь, у калитки пусть дожидается, тот собирается в театр... Я не успокоюсь, пока все не будет позади!

Он ободряюще подмигнул ей и, когда она встала проводить его, ласково поцеловал. От возбуждения Лулу забыла сообщить ему о визите инспектора Боуше, вспомнила лишь после его ухода. Ладно, скажу, когда проклятая среда будет позади.

К полуночи заявился пан секретарь. От него пахло вином. Видимо, хлебнул для смелости.

Столковалась?

Ясное дело.

Он с облегчением перевел дух.

- Сколько просит?

- Тысячу сейчас, тысячу потом... Это ведь немного? Он развалился в кресле.

- Ничего себе "немного"! Ты очень уж потакаешь своим дружкам!

-Тот, с которым сговорились, не мой дружок.

После возлияний пан секретарь бывал особенно бережливым. В баре официанты знали это за ним: он щедро угощал девиц, а потом вдруг принимался проверять счета и торговался из-за каждой кроны.

- Когда он все сделает, не получит ничего... Пусть скажет спасибо, что его не схватит полиция.

- Ну, ты ловкач! - протянула Лулу не столько сердито, сколько с изумлением.

- А сама ты! - закричал он. - За спиной у меня развлекаешься с другими!

Лулу побледнела:

- Может, ты будешь так добр и скажешь - с кем?

- С толстяком Фейфаром хотя бы!

Господи боже, подумала она, ну и сволочь! Против тебя сутенер Тони просто гранд!

Сегодня у нее было не то настроение, чтобы спускать обиды, и она обрушилась на пана секретаря:

- А кто его привел? Кто заставил меня тянуть его за язык, да еще в постели?!

У Лулу из глаз брызнули слезы. Она вправду старалась быть порядочной женщиной и добровольно хранила ему верность, не из любви, а из благодарности. Он сам толкнул ее нарушить верность, а теперь упрекает.

Они ни разу не ссорились, но тут она взорвалась вулканом.

Пан секретарь швырнул ей на стол тысячекроновую банкноту:

- Больше не получишь. Раз ты такая добренькая, плати из своего!

Лулу, не раздумывая, вцепилась ему в лицо ногтями, о, она блестяще умела делать это, когда надо было отстоять свое место на улице или когда полицейский бывал с ней непочтителен. Пан секретарь еле вырвался и вылетел из квартиры.

Лулу до утра ходила по спальне и тихо ругалась. Вот он и выдал себя с головой, пройда! Ясно, что она ему больше не нужна! Видать, хотел получить эту последнюю услугу и жалеет, что разорился на колье! Почем знать, сколько оно стоит на самом деле, может, это дерьмо... Надо будет проверить, не подделка ли. Дерьмо... Ей вспомнился тот малый с таким прозвищем, и она чуть не захлебнулась от ярости. Я же дала Тони целую тысячу! И еще буду доплачивать за эту дурацкую затею? Ну, погоди, я тебе этого не прощу, вонючий секретаришка!

И она не простила. Наутро, когда у нее появился пан депутат Фейфар, сильно озабоченный тем, что партия пана премьер-министра отвергла предложение вместе обсудить аферу с углем, Лулу сочувственно произнесла:

- У вас от забот морщинки на лбу, а пан секретарь весь так и сияет. Он придумал очень ловкую штуку. Хочет устроить покушение на своего святого, пана премьера, для смеха, понарошку, конечно, чтоб никакого вреда ему не сделать, и тот снова будет самый замечательный.

Фейфар вытаращил глаза, словно его душили, и апоплек-сично захрипел:

- Ну, мерзавцы... А где и когда?

Лулу на этот раз была предусмотрительней и улыбнулась.

Вы задали два вопроса, друг мой, и ответ на каждый довольно-таки дорого стоит.

Лулу, я дарю вам свою жизнь... Да что там жизнь! Сколько хотите?

Десять. Каждый ответ - по пять, - веско произнесла она.

Пан депутат без раздумий закивал головой. Он кивнул так сразу, что Лулу пожалела - зачем не запросила больше?

- Итак, где и когда?

- В среду вечером, в семь часов, перед его виллой. Он поедет в театр.

- Мадемуазель Лулу, вся наша партия безмерно вам благодарна. Вся нация... Все человечество... Сию минуту привезу вам чек.

И пан депутат понесся, как пушечное ядро.

Осенившая его идея была настолько потрясающей, что надо было спешить, спешить... Он побежал к председателю республиканской, то бишь аграрной партии. Хитрый медлительный мужик, постукивая толстыми пальцами по столу, выслушал его молча. Продолжая барабанить, он долго обдумывал предложение Фейфара.

Фейфар малость чудаковат, но штука его неплоха... Рискованно, конечно, но лучше все равно ничего не придумать.

Кто об этом знает?

Никто, кроме меня... Ну, и та дама. И еще пан Новак.

Кто знает о том, что это известно нам?

Только мы с вами. И та дама.

Вы поневоле будете молчать, это ясно, - раздельно выговорил мужик. - Я тоже, поскольку ничего не знаю... Остается дама... Да кто ей поверит, если б она даже и сказала кому! В крайнем случае от нее можно избавиться, правда же?

Разумеется, смею заверить вас.

Он снова замолчал, и лишь толстые пальцы выбивали дробь.

- Запускайте машину, Фейфар! Все газетные материалы об афере с углем снять. Мы дружеские партии.

А придуманное Фейфаром было действительно просто. Пан секретарь намерился подстроить хитрую историю с неудачным покушением, а им остается одно: пойти дальше и устроить удачное покушение! Начнется суматоха... Те пойдут с ножом, а у нас будет револьвер. Надежнее, с безопасного расстояния...

Кто же подкараулит пана премьера у виллы? Рассчитывая на успех, они постараются привлечь поменьше участников. Кроме премьера будет, наверное, только пан доктор Новак и шофер. И их человек с ножом

Так что у нашего человека будет шанс легко исчезнуть.

До чего просто! Фейфар, я полагаю, сегодня вы поднялись еще на одну ступеньку в своей карьере!

Пан депутат заполнил чек и отвез его Лулу. Сознает ли девчонка, что ступила на тонкий лед? Черт побери...

И Фейфар поспешил на поиски нужного человека. У пана депутата были свои надежные люди. Не такие простодушные, как Лулу, и довольно опасные.

Ночью Фейфар отправился в "Каскад-бар", втайне надеясь, что встретит там Новака с Лулу и выразит обоим свое почтение. Как ни странно, пан секретарь был один.

Что случилось, друг, вы один-одинешенек? Где же ваша возлюбленная? Я не видел ее целую вечность!

Немного потеряли, - буркнул пан Новак.- Она отвратительна, просто ведьма.

Милые женские капризы простительны. Они нам хорошо известны и в семейной обстановке, - ухмыльнулся Фейфар. - Не правда ли? Перекинемся в картишки? Жаль попусту терять время.

Можно, - согласился Новак. - Кстати, когда вы собираетесь начать свой артобстрел наших позиций?

Фейфар прикинулся оскорбленным:

- Мы? Вы в своем уме? Чтобы вы в свою очередь вытащили из загашника что-либо против нас? Неужели вы настолько дурного мнения о нас? Разве мы не понимаем, что у вас есть материал, порочащий нас? Мы с вами одного поля ягода. Материалы у вас, возможно, хранятся в картотеке, а у нас просто в ящиках столов, но самое важное - и у нас, и у вас - в бронированных сейфах!

Оба рассмеялись. Все примерно так, очевидно, и было. К ним подбежал на полусогнутых метрдотель: - Господа, вон в ложе сидит небольшая компания, ничего особенного, но среди них есть два премиленьких личика; девочки совершенно свеженькие, только что достигшие совершеннолетия.

Господа поблагодарили и сказали, что идут в игорный зал. Метрдотель откланялся. Оба тем не менее прошли мимо указанной ложи и осмотрели новеньких. Те сидели с вытаращенными глазами; это даже было любопытно. Фейфар и Новак переглянулись и весело расхохотались. Как два лучших друга вошли они в прокуренный игорный зал. Шла большая игра, "божье благословение", низшая ставка - пятьдесят крон. Вполне подходяще.

За игрой оба вздыхали про себя: знал бы ты, что знаю я! Жизнь к нам безжалостна... Пан доктор думал: в среду мы преподнесем народу национального героя, мученика, который велением судьбы избежал рокового удара коварной руки...

А пан депутат Фейфар думал о том, что освободившееся место премьера сможет быть занято только представителем республиканской партии, больше никем

Это была великолепная, хотя и опасная игра.

Лулу сидела дома одна, пила вермут и поглядывала на чек, затем спрятала его под белье. Ровно десять тысяч... Кажется, она начинала понимать, что такое политика.

На краешке стола в жижковском комиссариате сидел пан Боуше и смотрел на Длинного тони, а тот бледнел и краснел. Боуше даже не собирался отправлять его в четвертое отделение, чтобы не раздувать дело. Когда ему сообщили из местного участка, что Тони у них, Боуше ответил, что немного пройдется пешком и поговорит с ним на месте, а пока что пускай его подержат в камере.

- Тони, не знаю, что было между тобой и Лойзкой, но, полагаю, не любовь. Или я ошибаюсь?

- Нашему брату времени на любовь не остается, пан инспектор.

- Да, особенно у тебя, с твоими тяжелыми обязанностями сутенера.

Тони не ответил.

- Ладно, поговорим о Лойзке. В этом плане можешь не волноваться. Меня интересует другое. Откуда у тебя мех, который носила Лойзка?

- Купил.

- У незнакомого господина -в темной подворотне на Вацлавской площади, правильно? - мягко улыбнулся пан Боуше. - Ты дал ему две сотни, и он исчез в неизвестном направлении, ты его больше никогда не видел.

Тони пожал плечами:

- Этого я не говорю...

- И не советую тебе, сокол мой ясный! Это ты обчистил квартиру на Подоли?

- Как бог свят!.. - искренне возмутился Тони. - Я - и чтоб квартиру?!

- Мне тоже показалось это странным... Кто же там побывал, а?

- Не знаю.

- Не таись, для тебя же лучше. То ли дело Лойзка, сразу призналась, что ты к этому руку приложил... Так и надо, я такое люблю.

- Тони поник головой.

- Выходит, Лойзка заложила меня, да?

- Тони, ну к чему такие громкие слова? Просто она назвала тебя, и все. Потому я и спрашиваю тебя, кто сделал ту квартиру?

- Я никогда никого не закладывал! И не буду! - воскликнул Тони. - И надо же, Лойзка... и на меня... - А не сказала ли она вам, что ищут среди братвы подходящего человека, кто устроил бы покушение на нашего усатого, на премьера?

Пан Боуше добродушно улыбнулся.

- Может, девчонка собирается поджечь Градчаны? Ты не собираешься пришить ей такого?

Тут пан Боуше вспомнил о визитной карточке секретаря: она должна быть где-то в кармане - и уставился на Тони.

- Ты вообще соображаешь, что говоришь?

- Говорю то, что от нее слыхал.

- А когда... Тони, господи, когда намечено покушение?

- На среду. В семь он поедет из своей виллы в театр. Но покушение не взаправду, а так, для виду, без всякого урона для него...

- Без всякого урона для него... Тони, я прощу тебе тот мех, но если ляпнешь где про это, сгниешь в тюрьме, попомни мое слово!

И пан Боуше выбежал из комиссариата, едва успев на ходу крикнуть страже, чтоб Тони отпустили.

Пан советник Вацатко выслушал беспрестанно чихающего от волнения пана Боуше и задумчиво протянул:

- Слушайте, Боуше, черт возьми, что за чушь вы городите? Случается, что полиции преподносят какую-нибудь историю, на первый взгляд совершенно правдоподобную, а потом все оказывается блефом... С какой стати девка, совсем недавно проводившая время на панели, ни с того ни с сего договаривается о покушении, которое должно произойти только для виду?

- Я не знаю, - простонал пан Боуше и положил перед паном Вацатко на стол визитную карточку пана Новака.

- Я сказал все, что мне известно. Этого господина я застал у нее, на нем был халат, под халатом пижама и шлепанцы - на босу ногу, так что ясно - он не собирался идти в присутствие. В конце концов мы можем привести Лойзку сюда и малость поприжать...

Пан советник повертел визитную карточку и проворчал:

- Личный секретарь... Это меняет дело. Слушайте меня внимательно, пан Боуше. Вы никого сюда не приведете. Я обо всем этом знать ничего не желаю. И не имею права знать. Вообще такие дела не входят в компетенцию уголовной полиции. Помните ту историю со шпионом Филоусом? Это не наше дело, тут пахнет керосином, дружище. Доложим об этом Зуспи, на его попечении политика, а мы занимаемся убийствами. К рапорту приложим визитную карточку. И готов поспорить, что через две минуты сюда припожалует шеф нашего особого отделения.

Пан советник ошибся, но немного. Шеф этого отделения государственной полиции не появился, зато позвонил полицей-президент и сообщил, что у него состоится экстренное заседание, важное и совершенно секретное.

Пан советник сообщил на нем, как и положено, что его отделение при расследовании рядового уголовного дела наткнулось на след, который сам он проверить не может и, принимая во внимание всю серьезность обстоятельств, докладывает об этом вышестоящему органу.

Пан советник предполагал, что состоится разговор, где будут выясняться и уточняться детали, но, к его удивлению, шеф Зуспи сразу же достал объемистую папку, хранившую списки имен, которые подлежат немедленной изоляции, как будто давно ждал подобного сообщения. Справедливости ради следует подчеркнуть, что шеф этого отделения был постоянно готов к неожиданностям и на все про все имел один и тот же список.

Полицей-президент сидел, стиснув руками голову, словно боялся, что она у него развалится.

- Господа, немедленно за работу! История взирает на нас. Санкционирую заранее все непредвиденные действия...

На этом совещание кончилось, и операция началась. Пан советник Вацатко велел принести ему завтрак из трактира.

В тот же день пан секретарь Новак с ужасом обнаружил, что от него ни на шаг не отходят два типа. Он вызвал вооруженных полицейских и позвонил полицей-президенту, который клятвенно заверил его, что ни о чем не знает. В то же время на виллу премьер-министра прибыли четыре человека якобы в связи с неисправностью телефона, а затем еще восемь - чинить водопровод. После этого был вызван личный секретарь премьер-министра, который обнаружил, что ходившие за ним по пятам два типа дружески поздоровались с водопроводчиками. Когда же и перед входом в дом, где жила мадемуазель Лулу, он увидел прохаживающегося бездельника, у него затряслись коленки. Он вошел, и Лулу расплакалась, упрекнула пана Новака в грубости, с какой он давеча оскорбил ее. Пан секретарь стал просить прощения, канюча плаксиво и многословно. Мимоходом он намекнул, что как раз сегодня ему положили на стол бумагу из министерства финансов, в которой значится, что в виде исключения Алоисии Шаниловой, вдове ветерана войны, дается концессия на владение табачной лавочки.

- Сначала ты сделал меня шлюхой, а теперь еще и вдовой ветерана, - всхлипнула Лулу, но пана секретаря все же поцеловала. Он тотчас отбыл домой - если за тобой следят, нет никакого желания ночевать у любовницы.

В среду к вилле пана премьер-министра прибыло несколько человек - якобы привести в порядок сад.

Вечером по распоряжению полицей-президента на место предполагаемого действия прибыл и пан советник Вацатко; он решил осмотреть небольшой кустик, но когда раздвинул ветки, то обнаружил под ним хитро замаскированного человека, который почтительно приветствовал его. Еще нескольких он увидел на деревьях, а приблизившись к куртине с раскидистыми рододендронами, услышал негромкое чиханье.

Это вы, пан Боуше? - тихо окликнул его советник. Из рододендронов отозвалось:

Никак нет, осмелюсь доложить, я Пршигода. Сплюнув, пан советник поспешил прочь.

Пан Новак, личный секретарь, прибывший на виллу, с ужасом наблюдал за происходящим. Он уже дважды безуспешно звонил полицей-президенту. Ну погодите, вы, там, в полиции! Кое-кто у вас вылетит на все четыре стороны! Потому что пан

секретарь не позволит испортить такое прекрасное и столь необходимое покушение... Ох, узнать бы, как полиция докопалась до нашей затеи?

Уж не виноват ли сам шеф, которого он вынужден был во все посвятить, чтобы тот не сильно пугался нападения? А может, я ляпнул что-нибудь Фейфару, когда мы с ним здорово нарезались в "Каскад-баре" после игры? Но Фейфар был куда пьяней меня...

Близился роковой час...

В это время вдоль каменной ограды, пригнувшись, трусливо пробирался Дерьмо, чтобы выполнить задание, оцененное в три сотни. Прикидывая про себя, с какой стороны ему лучше зайти, он вдруг увидел весьма знакомую ему фигуру в котелке с Красивой тростью. Советник! - мелькнуло у него. Пан советник Вацатко! Дерьмо тут же ощутил противную дрожь в ногах и заметил на улице несколько автомобилей, в которых сидели господа в таких же котелках.

Господи, да они тут все обложили! А паскуда Тони ни слова мне не сказал! За три сотни я на такое не пойду.

Он повернулся и почесал прочь и вскоре был далеко.

С другой стороны к вилле подъехала машина с опущенными занавесками и остановилась за углом, но не успел шофер выключить мотор, как подошли два господина:

- Здесь стоять нельзя, езжайте отсюда!

Шофер начал препираться, ему, мол, велено тут ждать, но второй, сидевший в машине, прикрикнул на него - давай, мол, жми... Отъехав на несколько кварталов, пассажир вышел и позвонил из телефонной будки Фейфару, тихо доложив:

- Там все запрудила полиция, я влипать не собираюсь! Повесив трубку, он отпустил шофера, махнув ему рукой,

а сам пошел пешком.

- Говнюки, - бормотал он про себя, - а твердили, что вокруг никого на понюх не будет...

Пробило семь, но ничего не произошло. В ожидании заказанного налетчика пан секретарь то и дело выглядывал из-за занавески, а того все не было... Пану премьеру пора уже было отправляться в театр. Он пошел к машине. Пан Новак провожал его, все время озираясь, но безрезультатно. Лишь ветки кустов шевелились от сдерживаемого дыхания агентов полиции, потому что не больно-то просто просидеть два часа на корточках.

Тут пан секретарь заметил человека, слишком сильно качнувшего веткой, и взревел:

- Вацлав! Там кто-то есть!

Это был знак для шофера, вооруженного служебным пистолетом Пока пан секретарь тряс человека, извлеченного им из зарослей, Вацлав выстрелил в воздух.

И тут началась кутерьма! Сначала завыли полицейские сирены, потом изо всех уголков сада повалили агенты, многие спрыгивали с деревьев. Одни набросились на несчастного Вацлава, другие на премьера, закрывая его своими телами и лелея при этом приятные мысли о повышении по службе за отличие. Несколько человек душило пана секретаря. Пан премьер, вообразив, что все обернулось настоящим покушением, задыхался, орал и взывал о помощи. Раздавались приказы, окрики, топали вооруженные полицейские, группировавшиеся до этого поодаль от виллы, а теперь спешившие сюда в боевом порядке.

Пан секретарь рвал на себе волосы, его трепали господа сыщики, видевшие в нем налетчика, которого все они поджидали, под кучей дюжих тел хрипел пан премьер-министр, а из дома неслись женские вопли.

Понемногу сумасшедший клубок в саду удалось распутать. Была установлена личность растерзанного незнакомца, то бишь

пана секретаря; пана премьера отвели в дом, шоферу, поскольку он был при исполнении служебных обязанностей, вернули оружие, полицейские построились, собираясь покинуть поле боя; кустики в саду опустели.

За три квартала от виллы на тротуаре стоял, зажмурясь, пан советник Вацатко, словно не желая видеть происходящего, а рядом с ним переминался пан Боуше, пришедший сюда из любопытства и дожидавшийся конца светопреставления.

Из виллы позвонили министру внутренних дел, он нехотя, под угрозой отставки, все же явился. На каждого, кто оказывался под рукой, пан премьер-министр обрушивал град проклятий. Больше всех досталось пану секретарю.

К утру ситуация в корне изменилась. Пан секретарь отправил в газеты сообщение о попытке убить любимца нации, мужа благородного, безупречной репутации, причем руку неведомого пока злоумышленника направляла известная шайка отечественных подрывных элементов, и полиция уже напала на их след Полицию похвалили за беспримерную оперативность, с помощью которой преступление было предотвращено. Единственный выстрел, услышанный несколькими свидетелями, в основном полицейскими, был расценен как попытка убить премьер министра, и только провидением божьим попытка эта

не удалась: пан секретарь не пожелал отдавать все лавры полиции...

Как следовало из специальных выпусков газет, на экстренном заседании правительства пану премьеру устроили овации, и он поблагодарил всех своих приверженцев, а врагам посулил вывести их на чистую воду.

Встреча пана депутата Фейфара с председателем аграрной партии была значительно менее торжественной. Пан депутат констатировал, что кто-то предупредил полицию и это наверняка был не кто иной, как негодяй Новак.

- Понапрасну выбросили деньги, пан председатель, - с сожалением заключил он.

- Ничего, мы свое вернем, - пробурчал хитрован мужик. -Подготовьте снова материалы об угольной афере. И дайте им знать, что мы согласимся помалкивать, если дед добровольно уберется со своего места. Не то устроим правительственный кризис... А Гарманеку передайте, чтоб он покинул пределы республики. Для него так будет безопаснее.

- Да-да, разумеется... Кстати, наш человек, тот, что должен был все сделать, уже в Берлине.

Последнее сообщение прозвучало втуне, потому что хитрован мужик постарался его не услышать: он знать ничего не желал ни о каком человеке. Когда депутат с поклонами пятился из кабинета, хитрован сказал себе, что с Фейфаром не сегодня завтра надо будет расстаться...

Пан советник Вацатко позвал Боуше к себе в кабинет.

- Вот и все, - весело начал он. - Вам полагалась бы награда, вы навели полицию на след и предотвратили покушение!

- Да уж, оно прошло при полном параде, если верить газетам! - воскликнул пан Боуше.

- Ну да, и, выходит, мы с вами тут совершенно ни при чем. Я за свою жизнь немало повидал и все же не перестаю изумляться, сколько же на свете всякого свинства. А вы срочно отправляйтесь к той девчонке!

- Привести?

- Ни в коем случае! Обезопасить! Я слишком хорошо понял всю эту затею, и мне совершенно ни к чему на моем участке невинно убитые, пан Боуше... Пусть заберет, что получила от своего секретаря, и исчезает.

- Она, в общем-то, славная девчонка, пан советник, только вот не повезло ей. Или, наоборот, привалило счастье? Кто знает...

И мадемуазель Лулу в тот же день выехала, снова не оставив никакого адреса. Позже она открыла в Кладно табачную лавочку и держала ее не одна. Пан Антонин Длоугий помогал ей и вертел сигареты из просыпавшегося табака. Пани Длоугая стала уважаемой особой, вступила в общину Девы Марии и регулярно посещала богослужение.

Детская привычка высовывать ногу из-под перины у нее сохранилась. Обнаружив, что в комнате прохладно, она распоряжалась, чтобы Длоугий затопил печь.

Осталась эта привычка и у пана премьер-министра, правда, он больше не был премьером, но по-прежнему представлял в правительстве партию промышленников. Тот уголь, черный ли, бурый ли, все же очернил его, замарал.

Однажды, расследуя какое-то дело, пан Боуше побывал в Кладно, а по возвращении доложил пану советнику, что купил сигареты у бывшей мадемуазель Лулу.

- Вот видите, пан Боуше, мы с вами все боремся за восстановление справедливости, и не всегда это нам удается. К счастью, справедливость часто торжествует в жизни и сама по себе.