Чрезвычайная Государственная Комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР была образована указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 года.
Шел к концу отчаянный сорок второй год. Потерян Севастополь, утрачены огромные территории на юге, немцы дошли до Кавказа, на берегу Волги сражение за разбитый артиллерией и авианалетами Сталинград подбиралось к своей кульминации. Великая страна изнемогала в борьбе с сильным и безжалостным врагом. И создание ЧГК именно в это время, возможно, являлось еще одним сигналом, знаком из Кремля, посланным советскому народу: «Ничего, ничего, сдюжим! А из них — НИКТО не уйдет от ответа! Расплатятся за все!».
Председателем Комиссии назначили председателя ВЦСПС Николая Шверника, в ее состав вошли секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Жданов, писатель Алексей Толстой, академики — историк Евгений Тарле, нейрохирург Николай Бурденко, юрист Арон Трайнин, гидроэнергетик Борис Веденеев, биолог Трофим Лысенко (да-да, тот самый, спустя шесть лет громивший генетику во время приснопамятной сессии ВАСХНИЛ), знаменитая летчица Марина Гризодубова и митрополит Киевский и Галицкий Николай.
В марте 1943 года было принято положение о Комиссии, а 3 апреля утверждены штат и смета. В соответствии с положением в республиках, областях и районах были созданы местные комиссии, которые работали под руководством ЧГК. К началу 1944 года действовало 19 областных и республиканских комиссий. Была создана соответствующая Комиссия и для Латвийской ССР.
Преступления немецких оккупантов должны были устанавливаться актами по заявлениям советских граждан, путем опроса потерпевших, свидетелей, судебно-медицинских экспертиз и осмотров мест совершения преступлений. Членам комиссий вменялось в обязанность устанавливать виновников злодеяний — организаторов, подстрекателей, исполнителей, пособников, фамилии, воинские звания, номера частей, названия учреждений и организаций. Акты должны были быть максимально точными и объективными, с детальным указанием данных свидетелей, удостоверяющих факт преступления, к ним прилагались документы — протоколы опросов, заявления граждан, заключения экспертиз, фотоснимки, трофейная документация. Акты составлялись непосредственно на местах совершения преступлений в месячный срок после освобождения советских территорий.
Поток заявлений хлынул в Комиссию после освобождения Риги 13 октября 1944 года. Люди, прошедшие ад Саласпилса, чудом спасшиеся из Рижского централа, Лиепайской и Валмиерской тюрем, уцелевшие на самом краю расстрельных рвов Румбулы и Бикерниекского леса, спешили рассказать…
Все протоколы опросов начинались совершенно одинаково: «Я, такой-то, проживающий там-то, образование такое-то, член ВКП(б), ВЛКСМ или беспартийный, ХОЧУ (или СЧИТАЮ СВОИМ ДОЛГОМ) сообщить следующее…»
Но вот начало одного протокола выглядело весьма необычно…
1 декабря 1944 года доцент Латвийского университета Ольга Траумберг предварила свои показания следующей фразой: «По ТРЕБОВАНИЮ ГЧК могу показать следующее…» Такое странное начало заинтриговывало, и стоило почитать дальше…
«Весной 1943 года меня прикомандировали к этому Институту медицинской зоологии как энтомолога, чтобы читать латышским дезинфекторам на латышском языке лекции по вредным насекомым в медицине, курсы продолжались 4–5 дней. Всего обучила около 150 дезинфекторов. Обучение проходило в виде лекций и практических работ, которые, в том числе, проводил и немец Абсхаген, а переводил еврей Гурвич, работавший в лаборатории. Практические работы состояли в том, что расследовали разного рода уже раньше приготовленные препараты и живые объекты, например, кормление вшей в разных стадиях. Для этой цели вши воспитывались в лаборатории и их кормил лаборант Гурвич. Вши иногда отправлялись (по рассказам) в Берлин профессору Гаазе как научный материал. Институтом руководил доктор Штейнигер, который часто разъезжал то в Германию, то в Литву, то в Эстонию. Цель поездок мне неизвестна.
Во внутреннюю жизнь института я не вмешивалась и не знаю, ибо это короткое время, которое я должна была там провести, была очень занята своими лекциями и работой по курсам. Секретарем была латышка студентка Бисирис. Как служебный персонал работали евреи, например, повар был еврей — его фамилии не знаю, знаю только, что он был ученый-лесовод. С остальными мне не приходилось сталкиваться. В последнее время к институту был прикомандирован студент ЛУ Расиньш, который должен был исследовать борьбу с крысами. Я лично за прикомандированный год еще исследовала применение деревенских бань к освобождению от вшей. Для этой цели я ездила в Латгалию и Лифляндию, где исследовала разного рода деревенские бани, насколько они применимы к уничтожению вшей. Написанную работу директор отослал в Германию…»
Признаться — непонятно! Что тут такого особенного? Занималась доцент-энтомолог почтенным делом — борьбой с педикулезом всеми доступными тогда методами. Зная, что ныне в Латвии просто эпидемия вшивости, может быть, даже имеет смысл поискать в немецких архивах ее работу о целебных противу вшей латгальских банях?
Но тут появились другие свидетельства…
«Заявление в ГЧК Семена Пейроса, проживающего по ул. Базницас 32-6 от 29 ноября 1944 года.
В феврале 1943 года я был отправлен администрацией гетто на работу в Институт медицинской зоологии. Прибыв туда, я заметил трех евреев из гетто, которые указали, что помимо общих работ — по заготовке дров, содержанию дома и двора в чистоте, меня ждет главная работа, которая заключается в том, что мы должны собой кормить вшей. На следующий день в 8 часов утра я должен был явиться в лабораторию, где мне велели засучить рукава и к рукам привязали 8 клеток, наполненных вшами, приблизительно 15–20 тысяч штук. В течение 20–30 минут вши сосали кровь, после чего сытые вши снимались, а моя рука была сильно искусана и воспалена. Очень часто в процессе кормления у меня появлялось головокружение и на следующий день повышенная температура. Кормежка производилась два раза в сутки, а в последнее время даже три раза… (Я вам поясню, читатель. Представьте себе круглую жестяную баночку вроде упаковки от карамели „Пиенас ласе“, только чуть больше диаметром, сантиметров так в пятнадцать. Вместо дна — марля, сверху — или крышечка, или тоже марля. Внутри — вши. Вот этим-то марлевым донышком клетка прикладывалась к руке. Вши через марлю кусали кожу у вышеупомянутого Семена Пейроса, а также Михаила Пейроса, Давида Домицера, Рувима Михельсона и других евреев. Вши отправлялись в Берлин, потом привозились обратно и рассылались по территориям, видимо, инфицированные тифом. В Берлине занимался д-р Гаазе, сопровождала груз бактериолог Анна-Мария Шлоте.)
…В нашей обязанности было собирать вшей в гетто, в концлагерях, в лагерях военнопленных и кормить их собой. Неоднократно над нами производились эксперименты. Мне за ворот сорочки было засыпано от 500 до 700 вшей. Эту сорочку я обязан был носить днем и ночью в течение 15 суток, после чего там вши выложат свежие яички. Потом сорочку держали на морозе две недели и затем я вновь должен был ее носить в течение 15 дней, чтобы проверить, насколько яички вшей выдерживают холод.
Часто приезжал Ланге, офицеры, Плюдау.
В июле 1943 года нашу группу из 5 человек хотели заменить каторжниками, эту замену запретил окружной комиссар Лозе, мотивируя тем, что должны кормить вшей исключительно евреи…
Во главе был государственный советник Штейнигер — приват-доцент университета Грайфсвальд, помощник — доктор Абсхаген, до войны — учитель естественных наук в Штеттине».
Еще один еврей, кормивший собою вшей, Рудольф (Рувим) Михельсон, показывал: «Вши часто отсылались в Берлин и потом прибывали обратно. Эти вши находились в особом помещении и мне запрещалось дотрагиваться до них. Немецкий солдат, работающий у нас, часто говорил мне, если я хочу жить, то надо держаться от них подальше. Не было никакого сомнения, что эти вши заражены были сыпным тифом. Эти вши отправлялись самолетом в разные стороны фронта… Гости — начальник Гигиенического института СС штурмбаннфюрер доктор Плюдау, Ланге, министр д-р Конти. Шеф — Штейнигер Фриц — доцент университета Грейфсвальд, дезинфекторы Карл Ласс и Вальтер Шелер…»
В каком, оказывается, интересном научном учреждении трудилась госпожа Ольга Траумберг, доцент Латвийского университета! Не менее удивляет степень ее категорической неосведомленности о деятельности этой организации, куда она была прикомандирована. Даже будучи очевидицей процедуры кормления вшей, она старательно умолчала о ее сути. Сто пятьдесят латышских дезинфекторов? Ну хорошо, поговорим о дезинфекторах. Знаете, что удивляет? Казалось бы, все предусмотрели, спланировали до мельчайших деталей, сосчитали все — до пули, до грамма яда, перекрыли тройными цепями охраны, и свидетелей, даже случайных, — туда же, в ямы, чпок — и расплескивается кровью затылок! Ан нет! Выскользнул кто-то из бездны, уцелел, выжил, прорвался через заграждения, спасся. ЧТОБЫ РАССКАЗАТЬ!
И ведь до курьезов доходило. Еккельн на допросе рассказывал, что да, была специальная сверхсекретная команда 1089, команда Блобеля, прибывшая в том числе в январе 1944 года и в Ригу для того, чтобы из ям, оставшихся после массовых расстрелов евреев, извлекать трупы и сжигать их. Рассеянный по лесу тщательно перемолотый пепел — и никаких следов от полуразложившихся «фигур» — так на жутковатом жаргоне особо доверенных эсэсовцев назывались трупы расстрелянных обитателей рижского и других гетто. Шла на запад Красная армия, и надо было заметать следы. Обергруппенфюрер особо подчеркивал, что в зоне работы команды 1089 категорически запрещалось появление любого лица, хотя бы и высших чинов армии, полиции и даже СС, без специального разрешения.
Чего же еще! Казалось, бы высший уровень секретности. А вот показания обычного рижского обывателя, билетного кассира со станции Румбула Альберта Барановского: «В целях сокрытия следов зверств перед отступлением в апреле 1944 года начали раскопки и сжигание трупов, это продолжалось до 20 мая 1944 года. Немцы для этого использовали арестованных, по всей окрестности разносилась невероятная вонь…»
К чему это автор? А к тому, что сбежали они! Сбе-жа-ли свидетели! Пятеро евреев — кормильцев вшей, обреченных сгинуть навеки и унести с собой все тайны этого заведения, где госпожа Траумберга изучала латгальские бани! Скрылись во главе с упомянутым ею евреем Гурвичем!
Перси Борисовичу Гурвичу исполнилось всего двадцать два года, когда его прежняя, человеческая жизнь закончилась. В ней он был аспирантом исторического факультета Латвийского университета, жил со своими родителями в центре Риги, на улице Кришьяниса Барона. 2 июля 1941 года по доносу дворника был арестован национальными патриотами и препровожден в здание бывшей префектуры латвийской полиции — начало ада для тысяч рижских евреев. Однако через пару дней ухитрился оттуда сбежать и прятался до середины октября, когда объявили о создании в Риге еврейского гетто. Деваться ему было некуда, и он отправился туда. Во время ликвидации гетто уцелел, потому что был назначен в числе редких счастливчиков лейтенантом латышской полиции Данцкопфом в команду по уборке трупов внутри гетто. При формировании колонн обреченных на расстрел в Румбульский лес латышские полицейские и эсэсовцы полютовали вовсю — многие десятки трупов детей, стариков валялись в узких улочках еврейского гетто. В январе 1942 года полиция гетто арестовала Гурвича за отказ выйти на работу, и он был направлен в Институт медицинской зоологии (читай — на смерть), где находился до конца 1943 года, когда снова попытался сбежать, однако его задержали, избили и перевели в концлагерь Спилве, а оттуда — опять в Институт. Но в конце мая 1944 года он наконец-то совершил успешный побег. До прихода наших войск скрывался в лесах Бабитской волости.
Парнем он был, видать, отчаянным и наблюдательным. Хорошо образован, прекрасно владел немецким. И самое главное — он уже перешел черту между жизнью и смертью. Давно — еще тем жарким июлем. Поэтому его показания уникальны.
«…В Остланде находились следующие научно-исследовательские учреждения рейха: Институт медицинской зоологии при генеральном комиссаре Остланда в пригороде Риги Клейстах, Институт гигиены войск СС — в здании нынешнего анатомикума на бульваре Кронвальда. Во главе института в Клейстах стоял д-р Фриц Штайнигер, являвшийся кроме того референтом по расовым вопросам при отделе „политика“ генерального комиссара Остланда. Бактериологическим отделом руководил д-р Гилль-Велер, техническое руководство отделом осуществляла Анна-Мария Шлоте. Бакотдел готовил пробирки с сыпнотифозными вшами и передавал их в отдел Института гигиены войск СС. Биологическим отделом руководил д-р Абсхаген, работали там лаборантки — Марта Галезе и Мария Штрукмайер.
В биолаборатории института хранились живые вши, которые по требованию Шлоте передавались в баклабораторию. Доктор Абсхаген имел также надзор над евреями — кормильцами вшей, если же последние были тифозные, то при кормлении присутствовала и Шлоте. Работа над вшами была следующая: вши инфицировались возбудителями сыпняка, потом евреи кормили их три-четыре дня. Вши впоследствии убивались, в их внутренностях возбудители умножались в два миллиона раз — затем эти внутренности перерабатывались и из них вырабатывалась сыворотка. Важным звеном технологической цепочки являлся созданный немцами во Львове Серологический институт имени Беринга (Беринг — изобретатель противодифтеритной сыворотки). Институт открыли во Львове сознательно, чтобы избежать при возможном бактериологическом выбросе заражения граждан рейха. Поляки и украинцы — жители Львова и окрестностей, естественно, в расчет не принимались.
Для возбуждения искусственной эпидемии собирались испражнения тифозных вшей. Евреи при чистке клеток вшей должны были четко собирать испражнения — последние складывались в пробирки и отправлялись в Институт гигиены войск СС. Известно, что испражнения сыпных вшей опасны — в них содержатся возбудители сыпняка.
Лаборантка Ганзен всегда говорила — сегодня это надо до шести вечера или в другое время отослать в Институт гигиены, ибо оттуда вечером человек выезжает в Минск, Пинск или другое место. Так как в Институте гигиены не было бактериологической лаборатории, даже инкубатора, ясно, что он выступал только распределителем этих стекляшек.
В мае 1943 года медсестра Леман Хильдегарде в сопровождении унтершарфюрера СС Брухса ездила в Барановичи с такой пробиркой, якобы для сравнения возбудителей с тамошними (абсурд, никакой лаборатории в Барановичах не было!). Шлоте все ее друзья в насмешку называли графиня Риккетсия де Провалеки (от латинского названия возбудителя сыпного тифа)…
В феврале 1944 года главный Институт медзоологии был разрушен бомбами союзников и филиал в Клейстах должен брать на себя все аттестации новых изобретений в области дезинфекции. Сразу после этого в Институт прибыли представители фирмы, которая изобрела новый способ уничтожения головных вшей смесью скипидара, бензола и ацетона. Д-р Абсхаген взял из лагеря Спилве 15 старых евреев из Литвы, Чехии и Германии, у которых нашли головные вши. Ночью происходил этот опыт, который был столь ужасный, что женский персонал института отказался его дальше выполнять. Оказалось, что скипидар причиняет страшные боли, заключенные кричали; другие теряли сознание от испарений бензола, одна женщина получила сердечный припадок, и наутро их отправили назад в лагерь.
…Эксперименты делались с клопами, причем клопов сначала кормили морские свинки, потом решили, что кормить клопов должны тоже евреи, поскольку свинки — негуманно.
Готовили кадры для обслуживания душегубок. Управление СС и полиции в помещении Института устраивало курсы по употреблению высокоядовитых газов — для специально откомандированных для этой цели СС-манов и полицейских. Когда происходили эти курсы, то в Институт никто из посторонних не пропускался. На курсах преподавали: Штайнингер, Абсхаген, д-р Петерс из Франкфурта и не знакомые мне врачи СС. СС и полицейские прибывали на курсы закрытыми группами. Во время курсов они были дисциплинарно подчинены не Институту медицинской зоологии, а начальнику Института гигиены войск СС д-ру Плюдау. Так, например, были группы СС из Польши, из Судетской Германии, из Минска. После окончания этого спецкурса они в свои части не вернулись, а перешли в распоряжение Института гигиены войск СС, а оттуда уже были назначены в отдельные лагеря.
Центр развития расовой теории работал над идеей о том, что латгальцы — это не латыши, их надо выселить за пределы Остланда, а землю срочно колонизировать.
Институт гигиены войск СС помещался на бульваре Кронвальда и был учрежден в декабре 1942 года в виде филиала общего Института гигиены войск СС при рейхсфюрере Гиммлере. Основная задача, формально, — санитарный надзор над лагерями и гетто, к этому прибавлялась — ГАЗИРОВКА — дезинфекция одежды убитых, борьба с эпидемиями, прежде всего, тифа. Институт гигиены тесно контактировал с Институтом зоологии, от которого должен был получать формально добро на газировку.
Имел два отдела: отдел практической дезинфекции, руководил им д-р Линденер, старший лейтенант СС, научно-исследовательский отдел, начальник — сам д-р Плюдау и оберштурмбаннфюрер СС д-р Киршталь. Этот отдел организовывал эпидемии, первый — сначала газировал бараки, одежду, а потом своими спецкадрами — и людей. Под ведомством первого отдела был и ангар-душегубка. Металлический ангар на ж/д путях; туда завозили вагоны, закрывали двери и пускали синильную кислоту в виде газа, полученную от реакции цианистого калия и серной кислоты. Этот ангар был сначала в ведении железнодорожной службы, в 1943 году передали в Институт гигиены, а потом эвакуировали в Германию».
Гурвич был свидетелем разговора между Абсхагеном и Плюдау. Доктора медицины рассуждали о том, что легче бороться с сыпняком, дезинфицируя синильной кислотой не только одежду и бараки, но и самих носителей.
Команда Института гигиены во главе с дезинфектором обершарфюрером СС Бухгольцем сопровождала истребительные отряды СС на акции, чтобы дезинфицировать вещи убитых, а потом и самих травить. В 1942 году министр внутренних дел рейха д-р Фрик указом освободил этот институт от обязательной для других учреждений заявки на газирование и от запроса на препараты у Института медицинской зоологии… С осени 1942 года Институт получал синильную кислоту в любом количестве, и люди Бухгольца взяли на себя устройство душегубок в Остланде и в Белоруссии. Бухгольц часто издевался над Гурвичем и говорил: «Вчера 3000 твоих на тот свет отправил — пара глубоких вдохов, и конец!» «Газировщик» Фриц Бухгольц был рыжим громкоголосым золотозубым детиной лет под сорок, уроженцем Саарбрюкена, где остались его семья и парфюмерный магазин. В Риге он размещался на улице Гертрудес, 34 в пятой квартире. Еврею Вульфу Миллеру, приписанному к его команде, Бухгольц с удовольствием рассказывал, как он производил газацию людей в Саласпилсском концентрационном лагере, а также в Варшаве.
Евреи из рижского гетто Исаак Адлер и Вульф Миллер, работавшие на сортировке вещей убитых, показали: «Место дезинфекции вещей расстрелянных помещалось в Риге по адресу: ул. Лудзас, 41/43, всего пропущено около 250 000 комплектов. Вещи отправляли в Германию по линии „Зимней помощи“, но много хороших вещей отбирали себе Ланге, Краузе, латыши — Арайс, Цукурс, Данскопфс, латышские шуцманы».
Газировщики во главе с Бухгольцем были часто пьяными и хвастались, что их посылали в Люблин, в Майданек. Синильную кислоту хранили там же, на Лудзас, 41/43, в зале на первом этаже и отвозили ее то в Саласпилс, то в Люблин (10 ящиков кислоты, в каждом ящике 18 банок, каждая весом 1500 граммов). Хотели подготовить помещение на Лудзас для газировки, но отказались, поскольку в центре города.
В Институте гигиены войск СС проводились опыты вивисекции над заключенными. Так, комендант гетто Краузе отдал доктору Плюдау бывшего доцента Сорбонны Шнейдера, гражданина Франции. Плюдау отвез его в Институт, сделал кровопускание и проводил электростимуляцию сердца, наблюдая за сердечной деятельностью (выражаясь научным языком, заметит здесь сведущий автор, Плюдау, доводя доцента Сорбонны до шока от потери крови и неминуемой после этого смерти, хотел доказать, что деятельность нервной системы сердца, или его проводящей системы, не зависит от объема циркулирующей крови). Немецкому еврею Бретштейнеру специальной иглой раздражали гипофиз и щитовидную железу (опыты по эндокринологии) без анестезии, СС-ман Бруст рассказывал, что Бретштейнер кричал, как свинья, когда ее кастрируют. В июне 1943 года евреям Моисею Кацу и Моисею Стругасу иссекали сухожилия, проверяя их рефлексы. Потом несчастных расстрелял комендант гетто Россман.
Открывшаяся столь широко картина деятельности этих специфических научных учреждений сильно заинтересовала майора госбезопасности Цветкова.
4 января 1946 года на допросе обергруппенфюрер Еккельн рассказывал об этих институтах неохотно и лапидарно:
— Подполковник войск СС доктор Плюдау и руководимый им Институт гигиены имели:
1. Бактериологическую лабораторию, которой руководил лично доктор Плюдау;
2. Дезинфекционную станцию;
3. Отделение гигиены, занимавшееся главным образом бурением колодцев и анализом воды.
Лично я неоднократно давал различные задания доктору Плюдау. Например, я требовал от него в случаях надобности дезинфекционные машины, давал задания дезинфицировать различные служебные помещения для уничтожения клопов и других насекомых.
Негустенько, весьма негустенько… И что это за такие «дезинфекционные машины», а? Никак «газвагены», герр обергруппенфюрер?
Цветков решил взять быка за рога:
— Кто давал задания доктору Плюдау и гигиеническому институту на уничтожение советских граждан, в том числе и детей, содержавшихся в Саласпилсском лагере?..
Еккельн следовал своей излюбленной тактике — чего нельзя отрицать по определению, скажем, проведенной им бойни в Румбуле, в том он сознавался полностью и безоговорочно. А вот от чего можно отпираться, списывая на соратников и подчиненных, особенно мертвых, отпираться следовало упрямо и намертво.
— На этот счет могла быть договоренность между доктором Плюдау и командиром СД и гестапо доктором Ланге. Доктору Плюдау и гигиеническому институту я давал задания только по обслуживанию войсковых частей. Но… я считаю вполне возможным, что у доктора Ланге с Плюдау была договоренность об использовании газовых камер и синильной кислоты в целях уничтожения заключенных в Саласпилсском лагере…
И еще одна история о медицине — самой гуманной науке в нашем мире…
«Стенограмма допроса Карла Карловича Бриедиса, 1896 года рождения, работающего врачом женского отделения Рижской 1 горбольницы, Рига. 19 декабря 1945 года.
Распоряжением немецких оккупационных властей в 1 Рижской городской больнице осенью сорок первого года было учреждено гинекологическое отделение на 50 коек. Руководил этим отделением доцент Латвийского Университета Крастыньш. (Автор не может не выразить своего удивления — в 2009 году власти Латвии закрывают больницы и сокращают койки и бюджет здравоохранения, а в 1941-м оккупационная немецко-фашистская власть отделения открывала! Но дьявол, как известно, скрывается в деталях!) Работая врачом-гинекологом в городском отделении, весной 1942 года я узнал, что в отделение университетской клиники будут поступать женщины, имеющие направление немецкого окружного комиссара для производства последним операции по стерилизации. Операции эти производились доцентом Крастыньшем, работавшим в отделении университетской клиники. Из моих личных наблюдений (так как непосредственного отношения к этим операциям я не имел) операции начали производиться с весны 1942 года и продолжались до конца 1943 года. Особенно большое количество операций по стерилизации было произведено летом сорок третьего года.
Стерилизации подлежали женщины еврейской национальности или смешанной национальности, то есть те, у которых в прошлом кто-нибудь из родственников был евреем, но которые в данное время находятся замужем за лицами нееврейской национальности. Как врач должен заявить следствию: все женщины, подвергнутые стерилизации по приказу немецко-фашистских захватчиков, претерпевали сложную операцию, связанную с чревосечением. Эта операция была опасна для жизни. Кроме того, человек, подвергнутый операции, был обречен на бесплодие, то есть женщина на всю жизнь делалась калекой.
Как мне известно, каждая женщина, подлежавшая стерилизации, поступала в больницу со специальным направлением из Управления окружного комиссара, и после того, как ей была произведена операция, выдавали специальную справку, дальнейшее назначение которой мне не известно.
Направление на стерилизацию женщины передавали непосредственно доценту Крастыньшу… Кроме Крастыньша в операциях по стерилизации принимали участие ассистенты Лаздыньш и Эйкен, также доктор Петерсон, доктор Олаф и студентка университета Рубина. Как мне известно, все они выехали с немцами. Принимали ли непосредственное участие в операции Олаф, Петерсон и Рубина, я утверждать не могу. По книге записей проводимых операций я насчитал свыше 50 человек».
«СПРАВКА
Имеющиеся в деле данные дают возможность установить количество стерилизованных женщин в 1 Рижской горбольнице. В списке, полученном из 1 горбольницы, числится сорок семь имен стерилизованных женщин в период 1942–1943 годов. К делу приложено 42 истории болезни. По имеющимся в упомянутых историях болезней данных возраст стерилизованных женщин следующий: год рождения от 1898 до 1900 включительно — 41 случай.
В одном случае возраст женщины в истории болезни не указан. По записям в историях болезней видно, что половые органы у 30 женщин из 42 были нормальны и совершенно здоровы. Стерилизация по способу Мадленера (перевязка маточных труб) произведена у 35 женщин. 3 женщины подверглись стерилизации при помощи лучей Рентгена. Зверское отношение немцев (только немцев? — спросит автор) особенно характеризуется тем, что стерилизации подверглась даже женщина, имеющая пятимесячную беременность (см. Историю болезни № 22597 от 23 марта 1943 года Рижской 1 городской больницы)».
В провинции тоже бдели не на шутку. Последних лиепайских евреев и цыган истребили в Шкедских дюнах в декабре сорок первого… Но, как выяснилось, не всех.
«Отделению охранной полиции.Префект Г. Граудс».
Прошу Вашего указания, разрешено ли цыганке Люции Страздыньш, которая замужем за латышом, живет с ним вместе и имеет от него ребенка, проживать в городе Либаве.
Продали, продали соседи цыганку Люцию, но муж, видать, не сдал, и господин префект нижайше испрашивал немецкую власть, как быть-то, в дюны ее везти или как? Какие будут указания?
«Префекту города ЛибавыФранк, начальник отделения охранной полиции Либавы».
10.12.1941.
Решено, что цыганка Люция Страздыньш сможет только в том случае здесь жить, если она подвергнется стерилизации. Это ей объяснить и о результатах доложить.
«Начальнику отделения охранной полиции Либавы.Г. Граудс, префект г. Либавы».
Присылая обратно Ваше отношение от 10.12.1941. о стерилизации цыганки Люции Страздыньш, сообщаю, что упомянутая 09.01.1942 года стерилизована в местной больнице, прилагаю отношение больницы от 12.01.сего года за № 850.
И в заключение хочется задать вам, читатель, риторический вопрос: и почему в 1945 году национальная интеллигенция массово подалась в бега от наступающей Красной армии?