Возможно, у читателя возникнет вопрос — и чего это автор застрял на этом вопросе гражданства? Ведь в современной Латвии более трехсот тысяч человек его не имеют, ну и что? Кто их трогает?
После распада СССР независимая Латвия приняла гораздо более жесткий Закон о гражданстве, чем тот, что был в довоенном государстве. Латвийское подданство вернули автоматически только тем, кто жил в Латвии до 1940 года, и их потомкам. Все остальные, в том числе дети, родившиеся уже в независимой Латвии, получили неизвестный дотоле международному праву статус «негражданина» (в обиходе это название сразу превратилось в кличку «негры»). Любопытно, что в изготовленных специально для этой части населения особых паспортах неграждане по-английски обозначаются как alien, то есть иностранцы. Не нашлось, как видим, даже в этом мировом языке адекватного перевода придуманному только в двух (!) странах мира (еще и в Эстонии!) новому искусственному термину.
Кстати, особость этого названия подчеркнул в своем решении и Суд Сатверсме Латвии (Конституционный суд):
«Неграждане Латвии не подлежат приравниванию ни к одному из установленных международно-правовыми актами статусов физического лица, потому что установленный для неграждан объем прав не соответствует полностью ни одному из этих статусов. Неграждане Латвии не могут считаться ни гражданами, ни иностранцами, ни также лицами без подданства, а лицами с „особым правовым статусом“».
И такими «никто» стали по закону более 700 тысяч человек! Для чего это было сделано, понятно — в стране предстоял процесс приватизации всего созданного за годы советской власти и следовало отрубить от участия в нем большую группу людей. Например, землю покупать мог только гражданин. Даже пенсии и приватизационные сертификаты им начислялись меньшие, чем законным наследникам государства Латвии образца 1940 года. В срочном порядке были утверждены многочисленные запреты на занятие целым рядом профессий для неграждан. Одним из инструментов ограничений стала многоступенчатая система уровня знаний государственного (латышского) языка для занятия должностей, перечень которых исчислялся тысячами, начиная от чернорабочих и заканчивая академиками.
Естественно, ни голосовать, ни избираться неграждане Латвии не имели и не имеют права.
Причем категория неграждан делилась, в свою очередь, на подвиды. «Простые» неграждане получали в свои бывшие советские паспорта специальную квадратную печать, которая удостоверяла этот их статус и требовала, например, у негражданина при возвращении в Латвию из зарубежной поездки получать так называемую возвратную визу. То есть государство любезно «разрешало» такому негражданину вернуться домой. Хуже было тем, у кого в паспорте была круглая печать. Это — бывшие офицеры Советской армии и члены их семей. Мало того, что их двери мазали красной краской и рисовали на них звезды вкупе с надписями типа: «Здесь живут оккупанты и враги Латвии», так их еще и лишили множества социальных прав, а в случае отъезда из Латвии они навсегда теряли право вернуться сюда.
Конечно, старания патриотов девяностых не дотягивали до деяний местных патриотов сороковых, но те тоже очень старались. Хотя раньше было все гораздо проще.
«Рижская центральная тюрьма 25 августа 1942 года.Начальник тюрьмы Биркханс».
Социальному департаменту
Ул. Карла-Эрнста фон Бэра (бывш. Сколас)
В соответствии с распоряжением немецкой полиции безопасности дети, находящиеся в подчиненной мне тюрьме, достигшие возраста полутора лет и младше, если позволяет их состояние здоровья, должны быть переведены в детские приюты, поэтому прошу мне сообщить, в какой приют можно поместить ниже перечисленных детей:
Зинаиды Лазаревой, подданство СССР — сын Владимир; родился 3.08.1941,
Елены Рахваловой, подданство СССР — сын Виктор, родился 14.06.41,
Татьяны Гуртовой, подданство СССР — сын Николай, родился 28.07.1941…
Наверняка хотелось бы так и в начале девяностых кое-кому в Латвии поступать с ненавистными женами и детьми советских офицеров, да не вышло!
…20 января 1942 года в дачном пригороде Ванзее в уютной вилле, которая когда-то принадлежала богатому еврейскому коммерсанту, ставшей теперь служебной гостиницей гестапо, состоялась конференция высших бюрократов рейха, под руководством шефа РСХА Гейдриха. Она несколько раз откладывалась, сроки переносились, но наконец-то вместе собрались статс-секретари нескольких министерств и ответработники служб безопасности Рейха. На повестке дня стоял один вопрос — еврейский. Решать было особенно нечего, все давно уже сделалось кристально ясным: с началом Восточной кампании все евреи должны быть истреблены, пардон, «эвакуированы на восток», черт с ними, канцелярскими эвфемизмами, на бумаге не следует оставлять следов. За полтора часа обговорили детали. Эйхман, несколько раз переписав, закончил небольшой протокол, который вскоре должны были разослать на низовку. После подали сигары, фрукты и коньяк.
Возникает вопрос: зачем там был чиновник из МИДа?
А затем, что в рейхе ничего не делалось просто так. Евреи из стран Европы, оккупированных немцами, или из стран-сателлитов, назначенные на безжалостный убой, не могли быть просто так депортированы из своих мест проживания. Сначала они должны лишиться гражданства! Вот так-то, дорогой читатель! Сначала еврей становится никем, а уж потом в этом своем новом качестве, без права на защиту своей страны, он метится, сгоняется в гетто и грузится в эшелоны до Аушвица. Евреев рейха лишили подданства еще ранее. Так что корни латвийского безгражданства кроются, пожалуй, в такой вот коричневой исторической почве.
И никакое прикрытие в виде возможности получить ныне гражданство Латвии путем так называемой натурализации со ссылкой на то, что «так принято во всех демократических странах», не меняет сути дела. Во-первых, в отличие от других стран, где гражданство должны принимать вновь приехавшие на постоянное место жительства иммигранты, здесь это предложено делать людям, которые многие десятки лет жили и трудились в Латвии, более того, родились здесь сами, родили детей, внуков и правнуков. И чтобы теперь тут стать гражданами, им необходимо пройти сложную и, прямо скажем, во многом унизительную процедуру натурализации с ее экзаменами на знание государственного языка, законов, истории, географии государства. К тому же за все это заплатить пусть и не очень-то большие, но все же деньги!..
Но вернемся в тот период, когда Латвия вместе со всем человечеством входила в бурные тридцатые годы. В те времена национализм, случалось, принимал самые экзотические формы. Как, например, в проповедях руководителя и организатора Общины богодержцев Латвии, бывшего офицера российской императорской армии, выпускника престижного Павловского юнкерского училища Эрнеста Брастыньша. Вместе со своими идейными собратьями он пытался причудливо синтезировать дохристианские верования древних латышей с пропагандой национально-государственного духа.
В своих трудах Брастыньш, ничтоже сумняшеся, писал: «Если кому-нибудь придет в голову игривый вопрос, где находится сердце Европы и кто живет в нем? — так он получит убедительный ответ. В самом центре Европы находится Латвия и латыши. Это может проверить любой, измерив карту хотя бы руками и убедившись, что линии, проведенные от Нордкапа до Афин и от гор Урала до Британских островов, пересекутся прямо над нашими головами. Латвия поэтому является сердцевиной Европы, а латыши — сердце Европы. К сожалению, пока только географическое сердце. Но когда-то в древности наша земля была не только географическим, но и культурным сердцем. Вспомним, что европейская культура — это арийская культура, а балтийские народы — самые арийские из всех народов. Прародина арийцев, как это подтверждают новейшие исследования, находилась на территории латышей, литовцев и древних пруссов. Отсюда по всему миру четыре тысячи лет назад распространились арийские народы — индийцы, греки, кельты и так далее…
…Национализм — это культурное движение, возрождение, отличность, духовность, основанная на идеалах единомыслия, дисциплина, общность. Национализм — это выполнение миссии, призыв, беспокойство… Национальная идея требует особых людей, таких, которых мы еще не вырастили. Она требует людей, подобных святым дубам. Дубов в Латвии остается все меньше, а святых дубов нет и вовсе. Для их выращивания требуется время, требуются воспитатели, а также те, кто даст им святость…»
Нашлись, нашлись люди, подобные святым дубам, настоящие прибалтийские арийцы, и было их, вопреки мнению господина Брастыньша, предостаточно; всего лишь спустя какой-то десяток лет они подтвердили свою исключительность, заполняя бесчисленные массовые могилы телами десятков тысяч жертв…
Будущий «исполин духа латышского народа, фантастически объективный во все времена» молодой Шилде (ну разве не славная характеристика, данная нашему герою Латвийским государственным телевидением!) варился в котле всех этих «Ястребов», «Соколов», активных националистов и прочих «Стражей Отчизны». Узкий мирок ограниченных националистических идей и лозунгов формировал его личность, определял политические взгляды, пристрастия и антипатии. Но пик карьеры «вечного студента» юридического факультета Латвийского университета Адольфа Шилде пришелся именно на тридцатые годы, когда он стал одним из руководителей организации «Перконкрустс» («Громовой крест»).
Дом под номером 19 по улице Кришьяна Валдемара внешне ничем не отличался от своих серых городских собратьев, одинаково унылых в любое время года. Однако редкие рижские здания могли похвастаться таким содержимым. В этом здании находилась штаб-квартира общественной организации, называвшейся Латышское народное объединение «Угунскрустс». С 12 мая 1933 года эта организация стала именоваться по-новому — Латышское народное объединение «Перконкрустс». Здесь же размещалась редакция одноименной газеты, каждый номер которой, набранный на дешевой желтоватой бумаге, был увенчан девизом: «За латышскую Латвию!»
Десятилетия спустя, осенью 1990 года, этот лозунг был официально вновь провозглашен на 3-м съезде Народного Фронта Латвии, авангарда прогрессивных сил латышского народа в борьбе за освобождение страны от полувековой, как они говорили, советской оккупации.
«Угунскрустс» значит «огненный крест», «Перконкрустс» — «Громовой крест».
Звонкие названия. Газета тоже была не простой, но «боевым органом».
Ныне отдельные латышские историки и журналисты определяют эту организацию как союз молодых, патриотически настроенных интеллектуалов, озабоченных судьбой Латвии. Однако у значительной части современников «Перконкрустса» была иная точка зрения.
Внеочередная августовская сессия Сейма Латвийской Республики в 1933 году носила определенно скандальный характер. Левые депутаты возмущались пронацистскими демонстрациями в Лиепае 18 августа 1933 года при проводах немецкого парохода «Ханзасштадт Данциг» и в Риге при встрече и проводах группы кораблей гитлеровских ВМС. Отряд боевых кораблей нацистской Германии находился тогда в Латвии с дружеским визитом.
Депутаты приводили вопиющие факты деятельности немецких агентов в Западной Латвии, в Курземе, которые при полном попустительстве «компетентных органов» Латвийской Республики делали там, что хотели. Да и в рижских департаментах было полно людей, работавших на абвер. Его агенты сновали вокруг рижского и лиепайского портов. Справедливости ради надобно заметить, что особенно шпионить было незачем, поскольку военно-морские силы Латвии были представлены двумя подводными лодками, одним сторожевиком и одним адмиралом. Причем с подлодкой «Спидола», красой и гордостью латвийского ВМФ, тщательно сберегаемой и охраняемой, был связан один достойный сожаления эпизод, едва не закончившийся большим дипломатическим скандалом. На нее втихаря пробрался юный отпрыск советского постпреда в Латвии Зотова. Пионер был доставлен к отцу изумленными его ловкостью латышскими полицейскими, затем нещадно выдран послом, на чем сей прискорбный для латвийского военно-морского флота инцидент был исчерпан.
Однако главной темой в выступлениях социал-демократов и других левых депутатов Сейма была угроза фашизации Латвии.
Бруно Калныньш: «…Фашистскими течениями мы обозначаем те, которые стремятся уничтожить демократическое устройство, которые стремятся разгромить все социалистические организации, которые стремятся заменить нынешнюю демократическую республику диктатурой одного узкого слоя. Именно в этом направлении у нас в Латвии действуют многие организации, которые в большинстве своем возродились вновь в последние месяцы. Среди этих организаций, во-первых, „Перконкрустс“»…
Э. Микельсоне: «Господа депутаты, из этих фашистских организаций большого внимания из-за его преступной деятельности несомненно заслуживает „Перконкрустс“.
Господа, пожалуй, ни у одного сколько-нибудь политически образованного человека не возникает сомнений по поводу того, что организация „Перконкрустс“ носит определенно фашистский характер, что эта организация ставит своей целью уничтожение демократического строя Латвии и создание фашистской диктатуры. Это совершенно ясно, и сама эта организация в своей газете, которая тщательно редактируется, этого не скрывает. Там ясно сказано, что эта организация направлена против демократического строя и далее против всех нынешних партий Латвии, против всех политиков нынешней эпохи… Министерство внутренних дел в своем письме, направленном в судебные инстанции, обозначило „Перконкрустс“ с одной стороны фашистской организацией, которая готовится к свержению нынешнего демократического строя насильственным путем…»
А теперь, читатель, предоставим слово самой организации «Громовой крест». Полистаем пожелтевшие, слежавшиеся от времени страницы ее «боевого органа». Посмотрим, как понимали господа из «Перконкрустса» лозунг «За латышскую Латвию!», чем их точка зрения отлична от взглядов нынешних латышских националистов, взявших на вооружение тот же лозунг, или схожа с ней:
«Жертвой похотливых жидовок пала латышская танцовщица.
В прошлое воскресенье произошел роковой случай, жертвой которого пала одна из способнейших артисток латышского балета. В последнее время наша Национальная опера предоставляет свою сцену для саморекламы одному протежированному жидами дилетанту, который, сам будучи латышом, устыдился своей латышской фамилии и на радость жидовкам назвался по-русски. В оперетте „Весенняя любовь“ выступил некий Кадикис, назвавшийся Анчаровым. Этого отрицающего свою национальность латыша уж очень стали ценить жидовки еще с тех пор, как он начал свою карьеру в местной русской драме. С его появлением в оперном театре и туда полезли со всех сторон алчущие своего кумира жидовки. Чтобы показать, как велико их влечение к перекрещенному латышскому парню с блестящими зубами, они покупали на всех уличных углах дешевенькие букетики цветов, и как только юнец показывался на сцене, бросали ему цветы под ноги.
Жиды обычно выписывают себе послушать хороших артистов. Забросанный цветами — это всего лишь дилетант с неплохим голосом. Поэтому демонстрацию жидовок можно единственно считать проявлением сексуальных желаний. В воскресенье от этого пришлось пострадать балерине Мирдзе Калныне. Поскользнувшись на раскиданных по всей сцене цветах, она оступилась и, хоть и не тяжело, но сломала кость стопы, чуть-чуть не став хромой на всю жизнь. Возмущению против происков жидовок нет предела ни среди артистов оперы, ни в латышской публике. Если администрации оперы не по силам совладать с похотливыми жидовками, то об этом позаботимся мы…»
Позаботитесь, позаботитесь, господа, не торопите события…
Ну-с, со сферой прекрасного приблизительно все ясно. А вот нечто вроде политического манифеста в одном из августовских номеров «Угунскрустса» за 1932 год:
«…Мы никакие не гитлеровцы. С Гитлером и его свихнувшейся бандой в Германии, его последышами в Латвии у нас может быть только борьба, как с жидами и другими инородцами, усевшимися на шее латышского народа и пытающимися там удержаться. Мы не являемся национал-социалистами или другой марки партией…»
Сказано, согласитесь, веско. Но вся эта дешевенькая риторика не помешала спустя девять всего лет влиться этим молодцам в ряды добровольных палачей и массовых убийц под руководством столь пока презираемого ими нацизма. Здесь будет уместно заметить, что в Латвии существовала и национал-социалистическая партия, тоже издававшая свой «боевой орган» — газету «Национал-социалист». Она несла в массы девиз: «Латыши всех классов, объединяйтесь!». Этой кучкой политических хулиганов руководил юрисконсульт армейского экономического магазина некий Штелмахерс, являвшийся по совместительству агентом абвера, а вся эта партия, еще в 1932 году принявшая в свои ряды доктора Геббельса в качестве почетного члена, была резервуаром агентуры для гитлеровской Германии.
Но вернемся на страницы «Угунскрустса»:
«Ни одного сантима жидовским школам!
Латышам не нужен жид, который понимает латышский язык, нам это нужно лишь настолько, чтобы каждый жид знал государственный гимн Латвии, чтобы он мог где надо и когда надо снять шапку.
Кроме того, мы можем требовать от него и потребуем, чтобы на улицах и в других общественных местах жид вежливо уступал дорогу латышу и не разговаривал в визгливом тоне. Это все, что мы требуем от жидов в плане культуры…»
Нынешняя национальная власть в Латвии мечется в трагическом дуализме, в отличие от националистов тридцатых годов. С одной стороны, предпринимаются многолетние, прямо-таки маниакальные усилия, чтобы ликвидировать любое образование на русском языке, вполне в контексте этого «ни одного сантима…», но с другой стороны, развернута и успешно действует, терроризируя нелатышей многочисленными проверками, языковая инспекция, требующая знания государственного языка и выписывающая немаленькие штрафы тем, кто им, по ее мнению, недостаточно владеет.
Бдительное око «Перконкрустса» неутомимо разоблачало «жидовские происки» практически во всех видах человеческой деятельности. Например, в номере от 11 сентября 1932 года в статье «Жидовское лицемерие на ниве просвещения» безапелляционно утверждалось, что «ни дух латышской школы, ни преподавание, ни методы его не интересуют жидов, а хотят они влезть в латышскую среду, чтобы, укрепившись в ней, смогли бы они начать свою миссию паразита…» Эвон как!
Еще заметка с интригующим названием: «Патриотизм ли?» (номер от 18 сентября 1932 года):
«В Риге на улице Кришьяна Барона, 30, находится магазин колониальных товаров неких братьев Берзиней. Если судить по фамилии, то это — латышское предприятие, но это не так. Выясняется, что эти братья Берзини — ни больше ни меньше, как жиды. Так что не каждый носитель латышской фамилии латыш, не говоря уж о том, что не каждый, кто юридически считается латышом, будет им и фактически».
Национальная бдительность, возведенная в степень паранойи!
А статья «Необходимо прийти новому национальному пробуждению», помещенная еще в одном из сентябрьских номеров, поражает читателя современностью звучания и тональностью, вполне пригодной для привлечения национального электората на любых ближайших выборах. Судите сами.
«…Были дни, еще совсем недавно, когда над Латвией вздымались полные восторга волны национального пробуждения…
И теперь над Латвией поднимается новая волна национализма. Она начинает свой подъем медленно, но неотвратимо. Полная первородной силы нашей земли, пропитанная напряжением освободительной борьбы, взлетает эта волна над латышской землей!»
Борцы за национальную девственность и кинематограф не обходили своим вниманием. В номер от 6 ноября 1932 года в цитируемой нами газете была помещена полная горечи острокритическая статья под заголовком:
«Жидовские фильмы возмущают общественную нравственность!
Жидовский кинотеатр „Форум“ в Риге недавно поместил рекламу в газетах, где, между прочим, фигурировало следующее: „Тема, тревожащая всех! Фильм, от которого в восторге весь мир! Криста — мать в семнадцать лет! Фильм о первой девичьей любви и о муках…
…Сенсация! Первый раз в Риге! Монополия только у „Форума“! Производство Москва-Инторгтрест! Новейшая хроника Советской России!
Обучение и отдых курсантов советского Балтийского флота. Спортивный праздник в Ленинграде… Комсомол поет и танцует…“.
И под всем этим — подпись „Хроника Латвии“.
Как видим, жиды работают. Они не только популяризируют в нашем народе разврат, но и коммунизм… Думается, не случайно и то, что именно жидам в Латвии принадлежат монопольные права на показ хроники из Совдепии.
Собратья, откройте глаза! Ни одного шага по жидовской колее!»
Помимо этой легальной, разрешенной законами демократической Латвии пропагандистской работы существовала еще одна и, пожалуй, главная и тщательно скрываемая нелегальная сторона деятельности «Перконкрустса».
И вовсе неспроста выступала депутат Сейма Микельсоне на августовской сессии 1933 года: «О том, что „Перконкрустс“ является преступной, фашистской организацией, у нас есть целый ряд сведений, ведь деятельность „Перконкрустса“ ведется в двух направлениях. Снаружи — сравнительно невинная легальная вывеска, но на нелегальных сходках и заседаниях проводится в жизнь вторая деятельность, которая направлена на то, чтобы готовить переворот».
В этом смысле интересны показания двадцатидевятилетнего декоратора и студента архитектурного факультета Латвийского университета Альфреда Аузы, которые он давал в НКВД в августе сорокового года. Ауза подробно рассказывал о руководстве «Перконкрустса», в состав которого кроме Целминьша и Шилде входили: адъютант Целминьша Андерсонс, руководитель рижского отделения организации доктор Плакис, руководитель студенческой фракции «Перконкрустса» Александр Риекстыньш. Комендантом «главного лагеря» по адресу Бруниниеку, 25 был некто Бернарчик. Помимо «главного лагеря» был еще и «центральный лагерь» — он располагался в первой квартире дома номер 8 по улице Меркеля.
Состав функционеров «Перконкрустса» был достаточно пестрым — ассистент медицинского факультета Фелсбергс, мясник Крауклис, санитар психиатрической клиники Брунавс, техник завода ВЭФ Шире. Организация располагала своими людьми во всех слоях общества, но особенно тесные связи стремилась поддерживать с армией, полицией и айзсаргами — военизированной организацией типа национальной гвардии в США.
«Перконкрустс», в состав которого входило несколько сот человек, широко разворачивался. Рига была разбита на блоки (каждый блок обычно включал в себя один или несколько городских кварталов), которые объединялись в районы. В каждом блоке обязательно должны были проживать несколько активных членов организации, любой район имел начальника, который, во-первых, собирал членские взносы у всех проживающих в нем перконкрустовцев, во-вторых, отвечал за распространение листовок и организовывал нелегальные собрания.
Координация действий и связь между руководителями районов осуществлялась через специальных связников, в числе которых были, например, служащий таможни Спалиньш, рабочий лакокрасочной фабрики Менготс, рабочий завода «Вайрогс» Приедниекс. Сам Ауза из рядового члена «Перконкрустса» вырос до старшего блока, а к весне 1934 года стал начальником района.
А в ночь с 15 на 16 мая 1934 года произошел ульманисовский переворот. С этим путчем, организованным и осуществленным министром-президентом Карлисом Ульманисом, связано немало разных странностей, вполне достойных отдельного разговора.
Ну, во-первых, загадочный вояж Ульманиса осенью 1933 года на воды известного германского курорта Бад-Наугейма, предпринятый, следуя официальной версии, для поправки пошатнувшегося здоровья. Однако среди некоторых историков бытует мнение, что будущий отец нации поехал в Германию не столько за лечением на целебных водах, сколько для того, чтобы присмотреться к тамошнему опыту государственного управления (нацисты уже более полугода находились у власти в Германии) и перенять «все ценное». Некоторые ученые считают, что Ульманис неофициально встречался с Гитлером. Кроме того, с ним немцы вели какие-то глухие разговоры насчет получения концессии на строительство Кегумской ГЭС, для которого в самой Латвии не было ни денег, ни мощностей. Однако же не сторговались, и концессия в итоге досталась шведам.
Во-вторых, указ о введении на территории Латвии военного положения, расклеенный на стенах домов дворниками под бдительным наблюдением полиции, а фактически официальное объявление о государственном перевороте, был украшен подписями министра-президента Карлиса Ульманиса и военного министра Яниса Балодиса, но самой главной подписи — президента Латвийской Республики Альберта Квиесиса — под ним не было. Люди много судачили на этот счет.
Масло в огонь подлило неудавшееся покушение на Ульманиса, которое совершил — кто бы вы думали? — Квиесис-младший, сын президента Латвийской Республики, студент университета. Бравый адъютант Ульманиса полковник-лейтенант Лукин ранил Квиесиса-юниора, того спешным порядком вывезли на самолете в одну из частных клиник в соседней Эстонии, а дело замяли.
Рахитичная латвийская демократия рухнула, сраженная вовсе не молодцами «Перконкрустса», а одним из руководителей страны. К чести Ульманиса надо сказать, что переворот прошел гладко, без сучка и задоринки, да его никто и не ожидал. Возможно, Ульманиса на путч подвигли кровавые события в Австрии в том же 1934 году, где правые под руководством Дольфуса подавили рабочие выступления, а может быть, и успешный пример соседей — переворот в Эстонии, совершенный Пятсом и Лайдонером 12 марта 1934 года.
А что же «Перконкрустс» и его вожаки? Рассказывают, что наутро после события Целминьш метался по Риге, стремясь во что бы то ни стало связаться с канцелярией Ульманиса. Он всерьез претендовал на министерский портфель в новом кабинете, и недаром: политическая программа «Перконкрустса» была практически осуществлена Ульманисом, все партии запрещены, с демократией покончено. И вроде бы он дозвонился, но адъютант министра-президента Лукин сухо и надменно объявил незадачливому вице-директору департамента Министерства финансов, что вакансий в составе кабинета не осталось и в его услугах никто не нуждается.
Не пришло, не пришло еще время Целминьша, Шилде и иже с ними, еще семь лет оставалось до кровавого лета 1941 года…
Оскорбленному в лучших чувствах истинного националиста Целминьшу не осталось ничего другого, как возобновить подпольную деятельность своей организации, с горькой злобой обрушиваясь в листовках теперь уже на ульманисовский государственный порядок. Летом 1935 года политохранка разогнала «Перконкрустс», но он вновь обнаружился в подполье.
К этому времени Альфред Ауза стал руководителем группы боевиков Густава Целминьша. Посвящение в боевики происходило на конспиративной квартире по улице Матиса. Комната с тщательно занавешенными окнами была скудно освещена одной свечкой. На столе, где лежал текст выспренной клятвы, стояло фото Целминьша. Оно выполняло функцию иконы, на которой клялись. К лику Целминьша были обращены слова молодцев, приносивших клятву. Подписываться под нею следовало, естественно, кровью, а потом каждому боевику «Перконкрустса» на правой руке чуть ниже локтя татуировали специальный значок, свидетельствующий о принадлежности его владельца к лейб-гвардии организации. Именно по этому знаку их впоследствии опознавали и ловили агенты политохранки.
9 мая 1935 года во время распространения прокламаций, напечатанных на подпольном ротаторе все тем же вездесущим Аузой (тираж их был немалый — 8000 экземпляров), полиция произвела массовые аресты связников и боевиков «Перконкрустса». Листовка эта, сообщаю для интереса, почему-то называлась сообщением № 36 и содержала в себе отчет о годе подпольной деятельности организации.
Всего было арестовано 126 человек, но для 95 из них происшествие завершилось легким испугом — прокуратура их дела в суд не передала, остальных судили, сроки все получили маленькие, тот же Ауза отсидел два года. «Перконкрустс» перестал существовать.
После переворота, в условиях единоличной власти Карлиса Ульманиса, когда Конституция 1922 года была отменена, а новой так и не написали, когда от демократии не осталось и следа, когда в обществе стал агрессивно и массово насаждаться примитивный национализм, необходимости в «Перконкрустсе» не стало. Все его политические идеи были осуществлены, и лозунг «За латышскую Латвию!» стал главным содержанием внутренней политики правящей клики.
Доходило до смешного. Например, в 1936 году встал вопрос о назначении Вильгельма Мунтерса на пост министра иностранных дел, который до того по совместительству занимал сам Ульманис. Человек был проверенный — участник боев с большевиками в составе армии Юденича, верный соратник первого министра иностранных дел Мейеровица, знает шесть языков… Но тут вмешался военный министр генерал Балодис. С подкупающей прямотой старого солдата он заявил, что Мунтерс хорош всем — и названными выше заслугами и многими другими не названными, но он — немец, а жена у него — представьте, как неудачно! — русская. А латышскому народу на этом ответственном посту нужен свой человек, истинный латыш. Только резкое вмешательство самого Ульманиса, разгневанного покушением на его креатуру, позволило Мунтерсу занять этот пост.
Воцарившийся режим отвечал самым сокровенным чаяниям латышских националистов. Отец нации ввел процентную норму при поступлении в высшие учебные заведения для евреев, национальные меньшинства подвергались в той или иной форме дискриминации, а самое главное — отсутствовал институт парламентской демократии, посредством которого этнические меньшинства могли выражать и отстаивать свои политические и экономические интересы. Справедливости ради надо отметить, что экономические интересы евреев, русских, немцев Латвии в общем-то особенно не пострадали, поскольку президент Ульманис был достаточно умным и проницательным человеком, чтобы понимать, что именно «инородческий» капитал во многом определяет экономическое положение Латвийской Республики, а кроме того, он еще тесно связан со многими транснациональными компаниями, имеющими дело с Латвией.
Очень долго и очень модно было проводить дискуссии о том, являлся ли авторитарный режим Ульманиса фашистским или нет. Историки спорили до хрипоты, материалы этих дискуссий охотно печатали газеты и журналы. Возобладало мнение, заключавшееся в том, что хоть режим, установившийся в Латвии после теплой и душной майской ночи тридцать четвертого года, и был, безусловно, антидемократическим и авторитарным, но все же его нельзя считать по-настоящему фашистским. Конечно, концентрационный лагерь в Лиепайском военном порту, где после переворота в течение нескольких недель продержали с полтысячи арестованных социал-демократов и других левых, позже распустив их по домам и взяв только слово не заниматься политической деятельностью, нельзя сравнить с Бухенвальдом или Дальстроем, точно так же, как Калнциемская каторга — это не Освенцим или Треблинка.
Однако националистические идеи прочно овладели сознанием части латышского народа, и режим Карлиса Ульманиса явился логическим заключением многолетней деятельности различных националистических организаций и группировок. Произошло, по сути, смыкание институтов государственной власти и носителей крайней националистической идеологии, демократическое начало было не просто попрано, но полностью вычеркнуто из общественной жизни. Национализм сделался стержнем идеологии власть предержащих.
18 ноября 1918 года, выступая на заседании Народного Совета, объявившего об образовании независимой Латвийской Республики, один из лидеров Латвийской социал-демократической партии Паул Калныньш сказал: «Бури Мировой революции привели к идее свободной и независимой Латвии. Сегодня, 18 ноября 1918 года, объединённые представители латвийской демократии объявили об образовании самостоятельной Латвии. И мы, представители ЛСДРП, находим сейчас необходимым способствовать созданию свободной Латвии как самостоятельного государства. Свободная независимая Латвия для нас не конечная цель, а только средство для достижения наших целей. Как раньше, так и теперь мы стоим на платформе социалистического интернационализма. Его и наша цель — социалистическая республика в союзе свободных народов».
Но, как выяснилось в дальнейшем, один из участников торжественного собрания, плотный толстощёкий человек со стрижкой бобриком, лидер созданного в июле 1917 года Крестьянского Союза, ставший министром-президентом Латвийской Республики, был обуреваем совсем другими идеями. Звали его Карлис Ульманис.
Однако и существовавшая до переворота в провинциальной, расположенной на задворках Европы Латвийской Республике демократия была своеобразного образца.
2 марта 1934 года председатель фракции ЛСДРП в Сейме Фрицис Мендерс представил парламентской комиссии публичного права предложения социал-демократов в качестве дополнений к Конституции 1922 года по разделу гражданских прав:
«Ф. Мендерс: „Все граждане Латвии, независимо от национальности, вероисповедания и пола равны перед законом“. Отклонено.
Ф. Мендерс: „Личность — неприкосновенна. Свободу личности можно ограничивать единственно на основании закона“. Отклонено.
Ф. Мендерс: „Смертная казнь в Латвии не существует“. Отклонено.
Ф. Мендерс: „Тайна переписки, телеграфных сообщений и телефонных разговоров неприкосновенна“. Отклонено.
Ф. Мендерс: „У граждан есть право выражать свои убеждения устно, письменно, в рисунках и другим образом“. Отклонено.
Ф. Мендерс: „У каждого зарегистрированного безработного есть право на пособие“. Отклонено.
Ф. Мендерс: „У каждого гражданина, достигшего 65 лет. есть право на пенсию“. Отклонено».
Немудрено, что в такой политической атмосфере люди, подобные Целминьшу и Шилде, чувствовали себя как рыба в воде.
Сегодня в Латвии официальной пропагандой утвержден и является господствующим следующий тезис: да, часть латышского народа, ничтожная, незначительная его часть, принимала участие в репрессиях против евреев. Но почему? А потому, что в сороковом году произошла оккупация Латвии Советским Союзом и эти самые латвийские евреи массово выступили за ликвидацию латвийской государственности, с восторгом встречая советские танки на рижских улицах и площадях. Евреи стали настоящими коллаборационистами, они тесно сотрудничали с советскими оккупантами, да и присланный из Москвы нарком НКВД, осуществлявший массовые репрессии, казни и высылки латышской элиты, был евреем. Конечно, преступления, совершенные на территории Латвии против евреев — ужасны, но они отчасти объяснимы вышеприведенными причинами.
Нечто подобное впервые прозвучало даже в речи тогдашнего председателя Верховного Совета Латвии господина Анатолия Горбуновса, произнесенной — где бы вы, читатель, думали? — да на митинге, посвященном пятидесятилетию расстрела евреев в Румбуле 29 ноября 1991 года. Кстати говоря, его речь, как и собрание в соседней Эстонии примерно в то же время эстонских ветеранов эсэсовской дивизии «Викинг», вынудила тогда премьер-министра сытой и нордически спокойной Швеции Карла Бильдта выступить с резким заявлением о проявлении в прибалтийских государствах неонацистских тенденций.
А годом раньше, летом 1990 года, случился еще один скандал. В Бауском районе Латвии задумали собраться на слет и повспоминать о былом бывшие солдаты латышского эсэсовского легиона, которые воевали в тех местах против наступающей Красной армии в 1944 году. О предстоящей встрече эсэсовцев-ветеранов широко оповестили в прессе. Разразилась буря. Депутаты-коммунисты (коммунистическая партия тогда еще в Латвии не была запрещена) обратились с запросом к господину Горбуновсу. В его публичном ответе, в частности, говорилось: «…любая пропаганда в Латвийской Республике национал-социализма и фашизма, в том числе использование символики и формы СС как организации, признанной международным трибуналом в Нюрнберге преступной, запрещена. Эти положения четко зафиксированы в действующем в Латвийской Республике уголовном законодательстве. На этот счет ни у кого не может быть других версий и толкований».
Я не знаю, как там насчет законодательства, толкований и версий, но ежегодные шествия в центре столицы Латвии 16 марта бывших эсэсовцев и их юных последователей говорят об обратном.
И что бы там сегодня ни утверждали правые политики и ни писали новоявленные национальные историки, массовые убийства евреев в 1941 году были не спонтанной акцией мести, а целенаправленным действием, к которому тщательно готовились и долго и старательно шли. Маленькие кучки крикливых маргиналов, кажущиеся смешными и нелепыми в своей злобе сытым и равнодушным обывателям в обычной жизни, вдруг, в случае каких-то общественных катаклизмов, внезапно становятся во главе этих же обывателей при совершении самых жутких и бесчеловечных преступлений.
Последние 20 лет идейные последователи Карлиса Ульманиса строили свою «латышскую Латвию», перенеся из, казалось бы, забытых тридцатых годов идеи национальной сегрегации и примитивного, невиданного в Европе трайбализма. И каков результат? Налицо страна с вымирающим и эмигрирующим населением, разрушенной экономикой и многомиллиардными долгами, на что неизменно указывается в оценках различных международных и европейских исследований. И с национальной ненавистью, старательно культивируемой частью политического истеблишмента Латвии в своих сугубо корыстных целях.
И вы думаете, читатель, сложись сейчас подходящий момент, не найдется здесь опять желающих гнать людей к расстрельным ямам и раскалывать детям черепа прикладами?