Книга первая
Последний эльф
Глава первая
Дождь лил непрерывно, целыми днями, и грязь, чавкая под ногами, доходила до щиколоток. Если ливень не перестанет, кончится тем, что даже лягушки, все до одной, утонут в этом мире, ставшем трясиной.
А ему уж точно не поздоровится, если вскоре он не найдёт хоть какое-нибудь укрытие от дождя.
Мир был холоден. Ему вспомнилось тепло бабушкиного очага. Но это в прошлом. Сердце маленького эльфа сжалось от тоски.
Бабушка всегда говорила: если мечтать о чём-то очень сильно, то твоё желание обязательно сбудется. Только вот сама она больше не мечтала. С того дня, когда мама ушла туда, откуда не возвращаются, бабушка разучилась мечтать. А он ещё не умел, потому что был слишком маленьким. Или нет?
На мгновение маленький эльф закрыл глаза и изо всех сил сосредоточился на своём единственном желании — желании тепла. Казалось, он чувствует, как обсыхает его тело, ощущает тепло огня, согревающего ноги. Чувствует запах еды.
Маленький эльф снова открыл глаза. Ноги его совсем заледенели, и в животе ещё громче бурчало от голода. Наверное, он всё-таки недостаточно сильно желал.
Малыш натянул промокший до нитки капюшон на такие же промокшие волосы. Вода вылилась ему на шею и струйками потекла по спине. Жёлтый эльфийский плащ грубого полотна из жёсткой, тяжёлой конопли ничуть не защищал ни от дождя, ни от холода. Всё на нём было жёлтое, жёсткое, грязное, потрёпанное и вымокшее до нитки.
Когда-нибудь одежда его будет лёгкой, тёплой, словно лебединый пух, и окрашенной в цвет моря или зари.
Когда-нибудь ноги его будут сухими.
Когда-нибудь исчезнет Тень и уйдёт Холод.
Вернётся солнце.
Снова засияют звёзды.
Когда-нибудь.
Им опять овладели мысли о еде. Он вспомнил бабушкины лепёшки, и сердце маленького эльфа вновь сжалось.
Лишь один раз за его жизнь бабушка испекла лепёшки — в последний праздник новолуния, когда в небе ещё светила луна и когда и эльфам раздали по полмешка муки.
Прикрывая глаза ладошкой, маленький эльф пытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь пелену дождя. День постепенно угасал, скоро совсем стемнеет. Нужно найти место для ночлега, пока не наступила ночь. Укрытие от дождя и немного еды. Ещё одна ночь в болоте на пустой желудок — и он не дотянет до утра.
Большие глаза эльфа щурились от напряжения, вдруг его взгляд, блуждая среди деревьев, наткнулся на какую-то тень. Она еле заметно выделялась на фоне всех этих оттенков серого, чередующихся меж собой: серый лес, серая земля и серое же небо. Сердце малыша заколотилось, в нём вспыхнула надежда. Он заспешил изо всех сил, его уставшие ноги утопали в грязи по самое колено, но взгляд не отрывался от тени. На одно мгновение, когда дождь участился, маленький эльф испугался, что это просто тёмное пятно леса. Но постепенно стали вырисовываться очертания крыши и стен. Показалась утонувшая среди деревьев, вся увитая плющом, небольшая хижина из дерева и камня.
Наверное, когда-то в ней останавливались пастухи или углежоги.
Бабушка была права. Если мечтать о чём-то очень-очень сильно и очень долго, если преисполниться этим желанием, то оно всё-таки сбудется.
Маленький эльф стал мечтать о согревающем огне. Образ горячего дыма с запахом еловых шишек настолько заполнил его сознание, что он даже согрелся на несколько секунд. Вдруг хриплый лай собаки резко вернул его к действительности. Он растерялся — это был не сон. Тепло дыма и запах елового костра существовали на самом деле! Он приблизился к огню людей!
Теперь уже было поздно.
Мечты могут и убивать.
Лай собаки громом отозвался в его ушах. Маленький эльф бросился наутёк. Может, ещё получится. Если он будет бежать очень-очень быстро, то тогда, может, ему удастся оторваться от мчавшейся по пятам собаки. Иначе люди поймают его, и тогда спокойная смерть от холода и голода станет несбыточной мечтой. Но вдруг его нога застряла в корнях дерева, малыш споткнулся и с размаху шлёпнулся лицом в грязь. Собака прыгнула ему на спину. Всё кончено!
Маленький эльф затаил дыхание.
Нескончаемо тянулись мгновения.
Пёс дышал ему в шею и не давал пошевелиться, готовый в любой момент вонзить в него клыки.
— Фу! — резко скомандовал чей-то властный голос, и собака ослабила хватку.
Малыш наконец-то перевёл дыхание и осторожно посмотрел вверх. Человек был высоченный. Жёлтые волосы на его голове были закручены в канат. На лице — ни волоска. Но ведь бабушка не допускала сомнений — у людей должна быть шерсть на лице. Она называется «борода», и это лишь один из многих признаков, которые отличают людей от эльфов. Маленький эльф напряг память и вдруг просиял.
— Ты есть человек-самка, — ликующе воскликнул он.
— Надо говорить «женщина», придурок, — сказал человек.
— О, я просить прощения, женщина-придурок, я стараться, я теперь тебя называть правильно, женщина-придурок, — старательно ответил малыш.
Язык людей был для него загадкой, он плохо его знал, а люди, они ужасно раздражительны, и их раздражительность быстро перерастает в ярость. В этом бабушка тоже была непреклонна.
— Парень, тебе что, жить надоело? — грозно спросил человек.
Маленький эльф растерялся.
По словам бабушки, полное отсутствие хоть какого-либо намёка на логическое мышление — точнее, «тупость» — являлось основной чертой, отличающей людскую расу от племени эльфов, но, несмотря на предупреждения бабушки, глупость вопроса была настолько очевидна, что он растерялся.
— Нет, я не хотеть, женщина-придурок, — заверил маленький эльф, — я не хотеть перестать жить. Это не есть в моих планах, — настойчиво добавил он.
— Ещё раз скажешь слово «придурок» — я спущу на тебя собаку. Это оскорбление, — раздражённо бросила женщина.
— A-а, теперь я понимать, — соврал маленький эльф, отчаянно пытаясь уловить смысл разговора.
Почему же вначале человек хотел, чтобы его оскорбили?
— Ты эльф. Правильно?
Малыш кивнул. Лучше говорить как можно меньше. Он озабоченно бросил взгляд на собаку, которая глухо зарычала в ответ.
— Я не люблю эльфов, — сказал человек.
Малыш снова кивнул. Его страх растворился в ощущении холода. Он начал дрожать. Люди не любят эльфов… Бабушка всегда ему это говорила.
— Что тебе надо? — бросила женщина.
— Холодно… — голос маленького эльфа прервался. — Эта хижина…
Слова комком застряли у него в горле.
— Да ладно, не прикидывайся умирающим от холода. Ты же эльф? У тебя есть волшебная сила. Эльфы не страдают ни от голода, ни от холода. Они их просто не чувствуют, если захотят.
Маленькому эльфу понадобилась куча времени, чтобы понять смысл этих слов, после чего он просиял.
— Правда? — радостно переспросил малыш. — Правда, я уметь выделывать это? А как это надо выделывать?
— А мне почём знать, — заорала женщина, — ведь это ты — эльф. А мы — несчастные людишки, тупые, недоразвитые, мы созданы для холода и голода! — голос человека стал по-настоящему злым.
Безмерный страх всё больше и больше переполнял маленького эльфа, комок в пересохшем горле поднимался всё выше, и наконец малыш разразился рыданиями. Это был плач без слёз, лишь стоны и подавленные всхлипывания. Женщина почувствовала его отчаяние, и мороз пробежал у неё по коже.
— Да что я такого сказала? — пробормотала она.
Маленький эльф продолжал плакать. Его душераздирающие стоны проникали прямо в сердце и, казалось, несли в себе боль всего мира.
— Ты ещё ребёнок, правильно? — спросила женщина спустя некоторое время.
— Да, недавно родившийся, — подтвердил малыш, — господин человек, — добавил он на всякий случай, стараясь найти слово, которое не звучало бы оскорбительно.
— И какие у тебя есть силы? — спросила женщина. — Выкладывай всю правду.
Эльф продолжал смотреть на неё. То, что она говорила, не имело никакого смысла.
— Какие силы?
— Волшебные. Всё, что ты умеешь делать.
— A-а, это. Я много умеешь. Дышать, ходить, смотреть, ещё я умеешь бегать, говорить… кушать, когда есть что кушать… — в голосе эльфа послышалась тоска и слабая надежда.
Женщина присела на пороге хижины, охватила руками голову и замерла. Потом поднялась.
— Ладно, всё равно я не смогла бы тебя прогнать. Заходи, можешь посидеть у огня.
Глаза маленького эльфа наполнились ужасом, и он попятился.
— Прошу тебя, господин человек, не надо…
— А теперь на тебя что нашло?
— Не надо огонь: я хороший. Прошу тебя, человек господин, не ешь меня!
— Что-о?
— Не ешь меня!
— Съесть тебя? Как это?
— Кажется, с розмарином. Моя бабушка так говорить, когда она ещё живая. Если ты себя плохо вести, придёт человек и съест тебя с розмарином.
— Она так про нас говорила? Очень приятно!
Слово «приятно» обрадовало маленького эльфа. Это слово он знал. Он почувствовал себя на верном пути. Малыш снова просиял и улыбнулся.
— Да-да, так. Бабушка говорить: «Люди ещё каннибалы, и это есть самое приятное, что иметь сказать о них»!
На этот раз ему повезло. Он хоть что-то сказал правильно. Человек не рассердился. Он пристально посмотрел на него и рассмеялся.
— На сегодня у меня уже есть ужин, — сказала женщина, — можешь заходить.
Маленький эльф медленно переступил порог. Всё равно снаружи он умер бы от холода. Двум смертям не бывать…
В жарком огне очага потрескивали еловые шишки, наполняя хижину запахом смолы.
Наконец-то долгожданное тепло и никакого дождя.
На огне жарился настоящий кукурузный початок.
Малыш, как зачарованный, не мог оторвать от него взгляд.
И тут произошло чудо.
Человек вытащил нож и, вместо того чтобы схватить его, эльфа, и разрезать на мелкие кусочки, разрубил пополам кукурузный початок и протянул малышу половину.
Но в душе маленький эльф всё-таки решил не доверять человеку до конца. Может, человек был и не таким уж плохим, а может, просто решил немного откормить его, пока не попадётся розмарин по дороге. Но кукурузу маленький эльф всё-таки съел. Ел он зёрнышко за зёрнышком, стараясь надолго растянуть удовольствие. Когда он доел, была уже глубокая ночь. Он погрыз кочерыжку, завернулся в свой жёсткий и мокрый плащ и заснул как сурок рядом с танцующими языками огня.
Глава вторая
Занимался серый, как всегда, рассвет. Тонкие лучи солнца струились между брёвнами хижины, переплетаясь с редкими витками дыма над тлеющими углями.
Маленький эльф проснулся от странного чувства. Он никак не мог понять, в чём дело, и вдруг до него дошло: ему совсем не было холодно, почти не хотелось есть, и ноги казались не такими ледяными.
Жизнь, оказывается, могла быть и прекрасной.
И человек его не съел!
Малыш радостно вскочил.
На пол упала шерстяная шаль. Грубая сероватая шерсть, дырка на дырке, но всё-таки настоящая шерсть. Человек укрыл его!
Так вот почему его ноги не были ледяными. Он задумался, зачем человеку нужно было его укрывать. Может, с насморком он был бы не таким вкусным?
Человек уже проснулся и возился с тлеющими углями. Чем-то похожим на маленькую лопатку он запихнул несколько углей в металлический шар с отверстиями, в середине которого уже лежала солома и мелкие сухие ветки.
Это занятие показалось малышу непомерной нелепостью, то есть как раз подходящим для человека.
Он ограничился тем, что молча протянул человеку шаль.
— Оставь её себе, — пробормотал человек, — ночью тебя трясло.
Он прицепил дымящийся металлический шар к шесту, который примостил себе на плечо.
— Я иду в земли Далигара, — отрывисто бросил человек. — Это наверху, на плоскогорье. Говорят, вода стекает оттуда вниз и там ещё есть возделанные поля.
Молчание. Маленький эльф пытался понять смысл всей этой информации.
Может, по правилам людской вежливости ему в ответ тоже нужно назвать место, куда он шёл?
Жаль только, что он никуда не шёл. Он просто брёл как можно дальше от места, где находился раньше и которого больше не существовало. Не то чтобы этого места совсем не было, оно было, но погребённое под болотной грязью и гнилыми листьями.
— Ты что, язык проглотил? Или тебе его мыши сгрызли?
— Здесь нет мыши, ваше превосходительство, — ответил малыш.
Наконец-то он вспомнил человеческое слово для уважительного обращения! На уважение лучше не скупиться, тем более что его человек казался совершенно сумасшедшим.
— Это называть собака, ваше превосходительство, и если он грызть мой язык — здесь быть кровь… — терпеливо и с почтением начал объяснять он, но человек перебил его:
— Ладно, ладно, хватит.
Человек пристально посмотрел на него и глубоко вдохнул, качая головой. Наверное, он был болен и не мог нормально дышать.
— Кто знает, может, разум и волшебство проявятся позже. Как, например, вырастают зубы мудрости.
— Что-что, ваше сиятельство? — переспросил малыш, обеспокоенный словом «зубы».
Эх, знать бы только, какое у людей самое правильное слово для уважительного обращения!
— Это зубы, которые вырастают позже всех остальных, — человек широко раскрыл рот, показывая их.
Идея была — хуже некуда. Малыш снова ударился в плач.
— Ты обещать, ты не есть меня, ваше величество, — всхлипывал он.
Человек снова глубоко вздохнул. У него точно была какая-то дыхательная болезнь.
— Что ж, обещание есть обещание, — весело подтвердил он, — ничего не поделаешь, теперь я не могу тебя съесть.
Он щёлкнул пальцами собаке и направился к двери. Маленькому эльфу стало грустно. Рядом с человеком, непредсказуемым и сумасшедшим, было всё-таки лучше, чем одному, совсем одному, когда вокруг до самого горизонта нет никого, кроме тебя. Может, у человека даже был ещё один кусок кукурузы. Как ночная темнота постепенно заволакивает вечернее небо, так и сердце маленького эльфа переполнилось тоской…
Дверь была простая, из грубо отёсанных и плохо сбитых между собой сосновых досок, но висела на крепких бронзовых петлях.
— Похоже на хижину охотников или торговцев шкурами, — задумчиво сказал человек, рассматривая дверь, — а не простых углежогов.
Пёс радостно выскочил под дождь. Человек же остановился на пороге, разглядывая хижину. Его взгляд задержался на добротной каменной черепице и на деревянных клиньях, воткнутых в щели каменных стен для защиты от сквозняков. Клинья были сухими, без малейших признаков плесени, со свежими срезами по краям.
— Это место не заброшено, — заметил человек, — хозяева могут вернуться с минуты на минуту.
Маленький эльф, кажется, начал понимать, к чему он клонит.
— Они кушать эльфы?
— Да уж с распростёртыми объятиями тебя точно не встретят: я бы на твоём месте не стал их дожидаться, — ответил человек.
Маленький эльф выскочил из хижины ещё быстрее, чем собака.
Человек и эльф вместе отправились в путь.
— Имя-то у тебя есть? — спросил человек.
— Да, — уверенно ответил малыш.
Человек снова по-своему, странно вздохнул.
— И что же это могло бы быть за имя?
Бабушкины уроки грамматики постепенно стали всплывать у малыша в памяти.
— Нет, не могло бы. «Могло бы быть» — это для неопределённые вещи, а имя — это определённая вещь. Все точно знать своё имя, поэтому ты спрашивать не «какое могло бы быть», а «какое есть»…
— И какое оно, это имя? — заорала женщина. — Ну, всё, всё, я больше не буду кричать, обещаю. Только не плачь. Не буду кричать и не съем тебя. Как тебя звать?
— Йоршкрунскваркльорнерстринк.
— Можешь повторить?
— Да, конечно, можешь, — с удовольствием подтвердил малыш.
Человек опять вздохнул. Наверняка он был серьёзно болен.
— Повтори, — процедил он сквозь зубы.
— Йоршкрунскваркльорнерстринк.
— А покороче можно?
— Конечно, можно.
Пауза и потом снова этот странный вздох. Да, разговаривать с людьми — сплошное мучение, как и предупреждала бабушка.
— Ну и как же тебя звать покороче?
— Йоршкрунскваркльорнерстри.
— Ладно, ладно, — сказал человек, который вдруг показался очень уставшим.
Вне всякого сомнения, он был тяжело болен.
— Я буду звать тебя Йорш, — решил человек и, помотав головой, пробормотал: — Наверное, я натворила что-нибудь ужасное в прошлой жизни, за что теперь и расплачиваюсь.
В этом уже был какой-то смысл. Так вот почему человек был таким глупым и сумасшедшим: ему понадобилось восемь предложений, чтобы всего лишь спросить его имя. Но остаться одному в этой затонувшей земле — нет, это слишком ужасно. Да и шерстяная шаль всё-таки согревала его. Правда, до того, как промокла насквозь.
— Меня зовут Сайра, — сказала женщина.
Йорш обрадовано засеменил за ней.
— А как зовут собаку?
— Никак не зовут, — ответила женщина, — собака и баста. Коротко и ясно.
Малышу стало очень грустно от того, что живое существо не имеет имени и называется просто по определению, как дерево или стул. Но он уже успел узнать необыкновенную вспыльчивость женщины и поэтому благоразумно воздержался от замечаний.
В любом случае, он не оставил бы пса безымянным. Он найдёт ему имя в своём воображении. Только нужно очень хорошо подумать — имя просто так не даётся. Имя — это имя. Это большая ответственность.
Дождь всё лил и лил.
Они шли медленно, увязая в жидкой грязи.
Шаги женщины были длиннее его. Йоршкрунскваркльорнерстринк старался поспеть за ней и смертельно устал. Он уже почти не боялся собаки и пару раз даже осмелился опереться на неё. Пёс ничего не имел против.
— Ты иметь ещё это растение с жёлтые зёрна? — нерешительно спросил малыш человека.
— Да, у меня есть ещё один кукурузный початок, но он на вечер.
— Если мы умереть в грязи до вечер, кто кушать кукуруза?
— Ты хочешь есть?
— Да. Я хочешь есть… нет — я хочу есть.
— Молодец, схватываешь на лету. Запомни и это: если мы съедим кукурузу сейчас, вечером всё равно захочется есть, но намного сильнее.
— Может, мир кончится до вечера. Может, мы кончится до вечера. Может, я кончусь до вечера.
— Молчи и шагай. Береги силы для ходьбы.
— Я уметь, нет, я умей… э-э… я умею делать две вещи вместе: шагать и говорить о кукуруза. Даже лучше, если мы разговаривать: так легче шагать.
— Замолчи, — сказала женщина.
Голос её едва заметно изменился.
— Но…
— Замолчи, — прошипела она и пригнулась рядом с ним, стараясь быть менее заметной со стороны.
Собака зарычала. Женщина внимательно смотрела на заросли камыша и болото вдоль тропинки.
— Хорошо, мы кушать вечером. Ты не сердиться…
— Беги! — крикнула женщина.
Она поднялась, дёрнула малыша за локоть и пустилась бежать.
— Ко мне! — крикнула она псу, и собака бросилась за ними.
Маленький эльф побежал, сразу упал, поднялся в спешке, упал опять и, совсем в отчаянии, расплакался.
— Не сердиться, не сердиться, мы кушать вечером.
— За нами гонятся, — не останавливаясь, на последнем дыхании бросила женщина, — видишь тот холм, вон там? Я бегаю быстрее, я уведу их за собой, в долину. А ты пробирайся через кусты и сбереги огонь. Встретимся на вершине холма.
Женщина сунула ему в руки шест с металлическим шаром и пустилась бежать. Она шумела, наступала на ветки, которые ломались с треском, и хрипло покрикивала. Маленький эльф затаился в болоте, слушая, как колотится его сердце.
Кому надо было за ними гнаться? Может, хозяевам хижины, в которой они провели ночь? Вдруг они обиделись за вторжение? Может, у них как раз был розмарин, и нужно было всего лишь добавить к нему маленького эльфа?
Страх железными тисками сжал его внутренности.
Он обшарил взглядом заросли тростника под моросящим дождём — вокруг никого.
Страх постепенно отступал, и его вновь охватила тоска.
Он опять был один. Опять до самого горизонта был только он.
Вспомнилось, как бабушка держала его на руках, а в горшке варились каштаны.
Тоска заполнила его сознание и стала переходить в отчаяние.
Он подумал о женщине-человеке, которого до ужаса боялся, но который дал ему кукурузу, а это уже что-то. Лучше она, чем опять быть совсем одному. Одному до самого горизонта. Малыш начал негромко плакать про себя, ни единым звуком не заглушая мерную дробь дождя.
В голову пришла мысль, что если ему суждено будет ещё раз увидеть собаку, то её можно назвать Тот, Кто Дышит Рядом с Тобой… но женщина говорила, что собачье имя должно быть коротким — значит, этот вариант не подойдёт.
Глава третья
Уже почти стемнело, когда женщина появилась на холме.
У маленького эльфа отлегло от сердца.
Женщина тяжело дышала и, обессиленная, упала прямо в грязь. Собака опустилась рядом.
— Охотник! — задыхаясь, бросила она. — С луком. Хорошо, что я его отсеяла.
— О-о-о-о-о-о-о! — поражённо протянул малыш. — Это значит, что теперь на нём вырастет зерно?
— Да нет же, — раздражённо объяснила женщина, — это значит, что он нас потерял.
— А-а-а-а-а-а-а! Понятно, — соврал малыш.
Ну почему только в языке людей было несколько значений для одного и того же слова? А, точно! Их глупость! Как он мог забыть!
— Что такое лук? — поинтересовался он.
Вдруг пёс снова зарычал.
— Придержи собаку, — раздался голос.
И тут маленький эльф понял, что такое лук. Это согнутая ветка с верёвкой, натянутой так туго, что, отпустив её, можно вонзить палочку с наконечником прямо в сердце женщины.
Охотник был ещё выше женщины, его тёмные волосы развевались во все стороны… И у него была борода! Его одежда казалась тёплой, теплее, чем просто полотняная, на поясе красовалась внушительная коллекция ножей и кинжалов, и в придачу к ним висел небольшой топор. Охотник появился из-за спины маленького эльфа. Женщина думала, что отсеяла его, а он в это время обошёл их сзади, через лес.
Охотник и женщина смотрели друг на друга некоторое время, затем женщина отозвала собаку.
Охотник опустил лук.
— Мне всего лишь нужно немного огня. Мой потух. Я должен зажечь фитиль, и я видел у тебя огонь.
Женщина пристально посмотрела на него.
— И это всё?
— Всё.
Женщина долго не отводила от охотника взгляда и потом кивнула.
— Дай ему огня, — приказала она эльфу. — Эй, я тебе говорю! Дай ему огня. Куда ты его дел?
— Я спрятал его внизу, — ответил малыш.
— Правда? — сказала женщина. — Что ж, отличная идея. И где именно ты его спрятал?
— Там, в болоте, под водой, так его никто не увидит! — обрадовано ответил малыш.
Как приятно, когда тебя хвалят! Ему вспомнились времена, когда бабушка держала его на руках и говорила, что он самый лучший маленький эльф на свете. Он был счастлив, как раньше, когда весенний ветер разгонял тучи, когда ещё была весна.
Маленький эльф радостно пустился вприпрыжку вниз по холму. Дождь стих. Синяя полоса показалась между туч и отразилась в болотной воде, откуда малыш радостно вытащил шест с металлическим шаром. С шара стекали тоненькие ручейки грязи.
Мужчина и женщина подбежали к нему и, не говоря ни слова, смотрели на шар. Потом женщина медленно опустилась на поваленный ствол и схватилась руками за голову.
— Ты потушил огонь, — сдавленным голосом произнесла она.
— Да, да, так легче спрятать!
Малыш попытался показать жестами, как он что-то прячет, и шерстяная шаль упала, открывая его жёлтые одежды.
— Это эльф, — побледнев как полотно, сказал охотник.
— Да, эльф, — безразличным голосом подтвердила женщина.
— Ты что, ищешь беду на свою голову? — спросил мужчина.
— Да нет, не ищу, беда сама ко мне липнет.
— У него есть сила?
— Нет, он вроде как ещё ребенок.
— Недавно родившийся, — добавил малыш.
Но мужчина так легко не сдавался.
— Ты умеешь зажигать огонь? — обратился он к маленькому эльфу.
— Э-э-э… да, думаю, что да. Я никогда ещё это не делал, но все могут зажигать огонь.
Женщина подняла голову и в ужасе уставилась на малыша.
— Ну давай, зажги, — попросил охотник.
Его голос был ниже, чем у женщины.
Малыш приложил ладошку к сухому металлическому шару с соломой внутри, который мужчина вытащил из своего мешка. Он закрыл глаза. Образ огня заполнил все его мысли. Он представил себе запах огня. Тепло огня всплыло из глубин его памяти.
Когда малыш открыл глаза, огонь трепетал внутри шара.
Женщина чуть не лишилась чувств.
— Ты умеешь зажигать огонь без ничего?
— Э-э-э… да.
— Почему ты мне об этом не сказал?
— Ты мне не спросил.
— Я же спрашивала, есть ли у тебя волшебные силы!
— Да. Я тебя отвечал: большие силы — дышать, кушать, быть живым. Делать огонь — это маленькая сила. Надо только поднять температуру, и родится огонь. Все уметь это делать.
— Я не умею, — сказала женщина.
— Не-е-ет? — малыш чуть не потерял сознание. — Не может быть! Все уметь…
— Если бы мы умели зажигать огонь без ничего, то зачем тогда нам носить его с собой?
— Вы же люди, — безмятежно пояснил малыш, — вы глупые.
— Ты расплачиваешься за грехи прошлой жизни, или у тебя есть другая причина, чтобы таскать за собой эльфа? — обратился мужчина к женщине. — Я понимаю, в компании веселей, но в первой же деревне вам обоим не поздоровится. Люди не любят тех, кто зажигает огонь силой мысли.
— Почему? Так удобнее, чем носить огонь внутри шар, — изумился эльф.
— Потому что так можно сжечь человека или дом. Дом, в котором кто-то есть: может, человек, или два человека, или пятнадцать людей.
Предположение было настолько ужасным, что маленький эльф закрыл глаза и застонал от боли. Он мысленно увидел обгоревшие тела и даже почувствовал запах горелого мяса. Этот запах вывернул его наизнанку. Малыша вырвало. А когда его перестало тошнить, маленький эльф снова заплакал. Это был не обычный для него непрерывный скулёж и всхлипывания, а громкий, долгий плач, полный горьких стонов и душераздирающих подвываний.
— Пусть он перестанет! — закричал мужчина. — Пусть он перестанет, это невыносимо!
— Это всё из-за тебя! — заорала в ответ женщина. — Ну всё, малыш, успокойся, ничего страшного. Это он просто так сказал.
— Просто как так?! — малыш был возмущён до глубины души, он даже перестал плакать. — Как просто так?! Как посметь, как можно, как можно посметь сказать что-то, сказать о такой огромной боли, просто так?
Он снова заплакал, на этот раз просто жалобно всхлипывая.
Мужчина уселся на поваленное дерево. Наверняка он тоже был болен, потому что и его дыхание стало таким же тяжёлым и прерывистым, как у женщины.
Небо постепенно прояснялось. Появились звёзды, впервые за последние недели.
— У меня есть кролик, — произнёс мужчина, — я утром охотился. У вас есть огонь, у меня — кролик, и дождь как раз перестал. Может, устроим привал да поедим? Меня зовут Монсер.
— Сайра, — представилась женщина после недолгого молчания.
Малыш перестал плакать и тоже что-то сказал.
— Что, простыл? — спросил охотник.
— Да нет, он не чихнул — это его имя.
— У кролик тоже есть зёрна, как у кукуруза? — поинтересовался Йорш, молниеносно пришедший в себя, услышав слово «поедим».
Мужчина расхохотался.
— Нет, — сказал он, — у кролика есть мягкая шкурка, в ней можно согреть ноги, смотри! — мужчина открыл свою охотничью сумку и протянул её малышу.
Малыш с радостным предвкушением заглянул внутрь. Надо же, вот это чудо, одним и тем же можно и наесться, и согреться! Даже бабушка, которая знала всё на свете, никогда не рассказывала о такой райской возможности. Может быть, люди всё же и не такие…
Протяжный крик раздался над болотом.
Ужасный крик, вобравший в себя всю боль мира.
— Это труп! — голосил маленький эльф. — Смотри, он убил его палочкой с наконечником! И теперь он мёртвый. Вы что, хотите кушать труп?
— А что, вы кроликов живыми едите? — мужчина был на грани срыва.
— Эльфы не едят ничего из того, что думает, бегает, хочет кушать и боится смерти. Бабушка рассказывала мне, что люди кушают того, кто был живым. С розмарином. Есть здесь розмарин? Я не хочу, чтоб меня скушали! — и малыш вновь ударился в плач.
Женщина обхватила голову руками.
— Что за грехи у тебя были в прошлой жизни, может, ты продала родную мать? — спросил у неё мужчина.
— Я думаю, тебе лучше уйти. Спасибо за предложение поужинать, но мы как-нибудь перебьёмся. Огонь у тебя теперь есть. Прощай.
— Ты что, отказываешься от мяса из-за него?
— Я знаю, это глупо, но я не могу слышать, как он плачет. Так что лучше уходи.
— Но я не могу, — сказал мужчина.
— Почему?
— Я не могу оставить девушку одну на болоте. Это опасно, а тут ещё он в придачу!
— Благодарю вас, благородный рыцарь, но до сих пор я прекрасно справлялась сама, обойдусь и дальше без твоей помощи. Бери своего…
— Да что он делает?
Женщина повернулась. Малыш взял кролика на руки и медленно его поглаживал. Его пальцы на долгие мгновения замирали на пятнах запёкшейся крови. Эльф перестал плакать и сидел с закрытыми глазами с отрешённым видом.
— Ты что делаешь? — удивленно спросила женщина у эльфа.
— Думаю.
— И о чём ты думаешь?
— О нём, о кролик.
— О кролике?
— О кролике. Думаю, как он дышал. Как прыгал. Он… да, он чувствовал запахи, шевеля носом. Последним был запах мокрых листьев и грибов. Хороший запах. Кролик не слышал охотника. Думаю, как он дышал… Как в нём струилась кровь…
Кролик вдруг вздрогнул, открыл глаза и замер в страхе. Несколько коротких вдохов-выдохов, потом он встрепенулся и бросился на землю. Метнулся в сторону от охотника, проскочил между лапами собаки, перепрыгнул через ствол, на котором сидела женщина, и после последнего виража навсегда скрылся в тростнике.
Маленький эльф подумал, могло бы Кролик стать подходящим именем для собаки. Наверное, всё-таки нет: кролик и пёс мало похожи, да и хвосты у них совсем разные.
Мужчина и женщина никак не могли оторвать взгляд от места, где только что мелькнул белый кроличий хвост.
Маленький эльф казался совсем обессиленным. Он весь дрожал, свернувшись калачиком, но постепенно начал приходить в себя. Малыш обнял пса, который примостился рядом с ним.
Стало совсем темно.
Словно лёгкая вуаль на небосклоне, над трясиной блестели звёзды. Это была первая ясная ночь за долгие луны.
— Может, кроме родной матери ты продала кого-то из младших братьев или сестёр? — поинтересовался мужчина у женщины.
Та, не удостоив его ответом, обратилась к эльфу:
— Ты можешь делать это и с людьми?
— Люди, эльфы или тролли? Конечно, нет. Это можно делать только с маленькими существами, у которых мало мыслей и чувств: запах воды, цвет неба. Особенно легко можно оживить мухи, комары и мошки — стоит дотронуться до них и представить на миг, что летаешь, и они сразу снова начинают жужжать.
— Правда? — изумился охотник. — Вот это да! Тот, кто воскрешает комаров, — наилучшая компания, особенно летом во время ужина. Если, конечно, есть ужин. И как это я без тебя раньше жил?
— А что ты ещё умеешь? — вмешалась женщина. — Ну, я не знаю, типа размножить кукурузу? У нас есть один початок — можешь сделать из него три? Или пять?
Какие дураки. Малыш совсем упал духом.
— Нет, конечно, нет, разве можно множить материю?
— А оживлять мёртвых кроликов?
— Это очень можно. Живые существа умирают, когда утрачивает свою энергию…
— Свою что?
— Свою силу. Огонь тоже тухнет, когда теряет свою силу. Оживить какое-то существо — это как зажечь огонь: маленькая передача энергии из моей головы — изнутри снаружу.
Охотник повернулся к женщине:
— Пойдём отсюда, — сказал он, — пойдём отсюда, он опасен. Оставь его здесь, и пойдём со мной.
— Я не могу: это же… ну… это же ребёнок.
— Детёныш, — поправил её охотник.
— Недавно родившийся, — уточнил малыш.
Наступило молчание. Женщина помотала головой.
— Ну что ж, дамы и господа, — заявил мужчина, — рад был познакомиться, можно даже сказать, счастлив. Боюсь, я не выдержу этого счастья, и пока мне не стало от него плохо, пойду-ка я своей дорогой, дорогой жестокого охотника, который давит комаров ради удовольствия, кормится кроликами и преуспевает, продавая их шкуры. Надеюсь, если наши пути опять пересекутся, я успею смыться до того, как вы меня увидите.
Маленький эльф заинтересовался этими словами:
— Правда? Людям бывает плохо от счастья? Поэтому вы так стараетесь его избежать! Не просто потому, что вы глупые!
— Да нет, — устало ответил охотник, — вообще-то люди хотят быть счастливыми. Мои слова — это ирония. На самом деле я ухожу потому, что в вашей компании как раз не могу быть счастлив, по крайней мере не могу съесть моего кролика. Но вместо того чтобы объяснить напрямик, я говорю всё наоборот. Люди иногда так делают, понял?
— Да, — соврал малыш.
Они на самом деле глупые. Сумасшедшие и глупые. Никакой надежды.
— Постой, — сказала женщина охотнику, — возьми мою кукурузу. Из-за нас ты лишился своего ужина.
Она вытащила из мешка последний кукурузный початок и протянула его мужчине. Малыш, не отводя глаз, смотрел, как жёлтые зёрна переходят к новому владельцу. Удручённый взгляд эльфа потускнел, но малыш не смел даже вздохнуть.
— Это всё, что у тебя есть? — спросил охотник.
— Да, — ответила женщина.
У неё тоже был такой вид, будто она только что похоронила родную мать. Родную мать, младших братьев и сестёр.
Охотник немного подумал, потом снял с ремня лук и колчан и уселся на единственный в округе плоский камень.
— Ну ладно, кролика нам всё равно не видать как своих ушей. Я останусь на ночь с вами, а кукурузу разделим на всех.
Небо вновь затянуло тучами, но дождь так и не начался.
Путешественники расположились на подсохшем утёсе и поджарили кукурузу на огне. Охотник разрубил початок на три части, и каждый из них ел свою порцию по зёрнышку, растягивая удовольствие. Перед тем как заснуть, маленький эльф несколько мгновений посвятил имени собаки. Бегущий Наперегонки с Ветром ему очень нравилось, но он не был уверен, подходит ли псу такое длинное имя. Когда его совсем сморил сон, охотник заботливо накрыл малыша своей меховой телогрейкой, чтобы он не замёрз холодной ночью.
Мужчина укутал малыша с головой, натянул меховую куртку ему на нос, глаза и даже на уши. Потом охотник вытащил из маленького мешка, который висел рядом с его колчаном, небольшую перепёлку. Они в полном молчании, украдкой, ощипали птицу, и женщина, как могла, помогала охотнику. Следя, чтобы маленький эльф не почувствовал запаха дыма, они обжарили птицу на огне, и как только она была готова — вернее, едва она перестала быть совсем сырой и хоть как-то годилась в пищу, — смогли поужинать. Они ели в спешке и в молчании, как воры, поминутно оглядываясь на закутанного до ушей спящего малыша. Косточки они бросили собаке, которая с радостью позаботилась об их скорейшем исчезновении, затем аккуратно собрали все перья, и охотник зарыл их в ямку подальше от костра.
Наконец-то они тоже заснули.
Глава четвёртая
Занималась заря, которая на этот раз была немного светлее, чем обычный свинцовый рассвет. Дождя не было, и в небе виднелись редкие лоскутки голубого цвета.
Первым проснулся мужчина. Он потянулся, глубоко вздохнул и подумал, как же здорово пахнет — мокрыми листьями и грибами. Хороший запах. Мужчина бросил взгляд на женщину и эльфа — те ещё спали. Он собрал свои вещи, перебросил через плечо мешок и палку, на которой был укреплён шар с огнём, взял свою меховую телогрейку, которой был укрыт маленький эльф, и пошёл прочь. Спускаясь с холма, охотник обернулся и посмотрел на женщину и маленького эльфа: две спящие фигуры у погасшего костра. Маленький эльф так дрожал от холода, что это было видно даже издалека. Мужчина вернулся, снял с себя телогрейку, вновь укутал ею малыша и развёл огонь. Потом он снова отправился в путь. Спустившись до половины холма, охотник ещё раз оглянулся и посмотрел на две спящие фигуры у горящего костра. Прошёл с полмили и опять оглянулся. Блики от костра растворялись в свете восходящего солнца, которое впервые за месяцы на несколько минут показалось на горизонте. Две фигуры были хорошо видны. Мужчина долго смотрел на них, потом повернулся и медленно вернулся.
Он уселся на камень и стал ждать.
Первым проснулся маленький эльф.
И вновь ужасный вопль разнёсся над болотом. Долгий крик, несущий в себе всю боль мира.
Эльф кричал, уставившись на телогрейку — жуткую вещь, сделанную из шкур трупов. Казалось, его плач никогда не прекратится: малыш, едва переводя дух, опять набирал в лёгкие воздух, и новые всхлипывания подхватывали эхо предыдущих.
Солнце то показывалось, то вновь скрывалось за тучами… Начался дождь… Они отправились в путь… А малыш всё плакал.
Тут ветром принесло одно из перьев перепёлки, и сразу стало ясно: люди так и не поняли — по запаху ли или по мыслям, которое это перо вызывало, — что оно принадлежало покойнице. Опять последовала нескончаемая серия душераздирающих стенаний. Его отчаянное хныканье длилось до полудня. В полдень охотник пригрозил насадить эльфа на вертел, если тот не прекратит плакать, — это вызвало новую серию жалобных причитаний, которые не смолкали до вечера.
Опустились сумерки, когда малыш почувствовал, что он ужасно голоден. Голод рождался у него в животе и отзывался во всём теле, вплоть до головы, замёрзших ног и даже заледеневших ушей. Маленький эльф пустился в подробное описание этого чувства, появившегося у него в животе, не в состоянии установить самостоятельно, была ли это просто пустота, или нехватка чего-то, или сама квинтэссенция негативной сущности.
Тут его монолог перешёл на страдание вообще. Хотя и здесь было неясно, являлось ли страдание само по себе квинтэссенцией негативной сущности либо просто недостатком радости или отсутствием благополучия? Почему бы и нет? Отсутствие благополучия — по сути, ещё большее страдание, чем недостаток радости. А если отсутствует и то и другое, то может создаться впечатление, что ситуация эта постоянная, можно сказать, нормальная.
Это всё в общем. А что касается страдания, он уже рассказывал про занозу, которая попала ему под ноготь большого пальца правой ноги? Или нет, левой? A-а, нет, это была правая нога, теперь он точно вспомнил: он всадил себе под ноготь колючку, и бабушка вытащила её иглой, ИГЛОЙ. Ему до сих пор плохо даже при одном воспоминании. Это было ужасно! УЖАСНО. А когда он упал и разодрал локоть? Изнутри брызнула кровь и капала наружу. Просто кошмар. КОШМАР. Левый локоть. А ноготь — всё-таки на правой ноге, теперь он уверен. Даже шрам остался. Показать? Ага, шрам. Точно не надо?
Пока малыш по третьему кругу рассказывал, как он подхватил насморк и сколько соплей, какого цвета и консистенции вытекало у него из носа на разных стадиях развития болезни, по дороге им попались какие-то зелёные кусты, в которых и женщина и охотник узнали — и не забыли об этом сказать вслух — розмарин. С этого момента, в первый раз за целый день, маленький эльф умолк.
Неожиданно за поворотом, за склоном холма, заросшим каштанами и лиственницами, показался Далигар.
Раскинувшийся в глубине маленькой долины, по обе стороны небольшой реки, он казался сказочным городом. Видны были многочисленные дома, во всех окнах которых ярко горел свет, освещая заострённые деревянные колья, защищавшие внешние стены города. Окна отражались в тёмной воде крепостного рва, и, словно этого было мало, огонь горел на каждой из башен, расчленяющих мощные крепостные стены с солдатами, вооружёнными луками. На стенах через каждые шесть шагов находилась пара солдат с алебардами, тоже ярко озаряемых факелами. Подъёмный мост был поднят, и на нём, как на стенах и башнях, тоже торчали во все стороны заострённые колья, придавая всему городу облик громадного ежа.
— Не слишком они гостеприимны, — прокомментировал охотник, разглядывая эту картину.
— Нет, наоборот! — запротестовал малыш. — Все зажигают свет, когда ждут друзей. Где так много свечей — много кукурузы. Там будет хорошо. Будут столы с кукурузой, и горячие каштаны, и свечи! И, наверное, тарелки. Может, даже настоящая кровать. Большие камины. Идём?
— Нет, сейчас ложимся спать, а завтра пойдём отсюда подальше.
— Почему?
— Потому что их гостеприимный и празднично освещённый подъёмный мост закрыт, словно устрица. Потому что это кажется местом, куда сложно войти и откуда ещё сложнее выйти.
— А что такое устрица?
— Это такая штука, которая живёт в море, в большой воде по ту сторону Чёрных гор.
— Это можно есть?
— Что ты! Устрицы живые: они рождаются, умирают, думают, и некоторые умудряются даже писать стихи! Ладно, к чертям подъёмный мост и частокольную изгородь! Ты эльф, а эльфы должны находиться в «месте для эльфов», которое явно не здесь. Если мы заявимся в город с эльфом, нас ещё до рассвета повесят на одной из этих башен. А что будет с тобой, я лично предпочитаю не выяснять: того, кого застукают за пределами «места для эльфов», ждёт злая участь. Очень злая.
Мужчина и женщина опустили на землю свои мешки и занялись сбором дров и шишек для костра. Охотник срубил две большие ветки и, прислонив одну к другой, сделал что-то вроде небольшого шалаша, больше похожего на нору, где они могли бы укрыться на ночь. Женщина устлала землю в шалаше мхом, папоротником и сухой травой, чтобы было мягче спать.
— Кстати, — сказала женщина, — не знаю, что грозит тому, кто посмеет выйти из «места для эльфов», хотя ему точно не поздоровится, зато уверена, что эльфов отправили в эти «места» в незапамятные времена. А ты чего бродишь по свету?
— «Место для эльфов», где я жил, затонуло, — ответил малыш.
В его душе всколыхнулись воспоминания. Лицо эльфа вытянулось, глаза поблекли от тоски и стали непонятного серого цвета, в котором растворился изначальный голубой так же, как растворяется цвет неба в луже.
— Его затопило? Всё залило водой?
— Да, всё было под водой; и потом бабушка велела мне идти.
— Куда идти?
— Не знаю. Идти.
— Твоя бабушка не могла прибегнуть к волшебству? Сделать, допустим, так, чтобы вода испарилась, как испаряются летом лужи… или что-то в этом роде?
— Это можно сделать с маленькой водой. С миской воды. А не тогда, когда воды столько, что она заливает весь мир. И ещё, мама ушла в место, откуда не возвращаются. Мне она была мама, бабушке — дочь. И бабушка больше не смогла делать волшебство. Когда очень-очень грустно, волшебство тонет в грусти, как муха в воде. Но бабушка знала, как его делать. Если о чём-то сильно-сильно думать, оно станет реальным. Но если в голове очень грустно, из головы тоже выходит только грусть. И даже огонь не зажжёшь. У нас был огонь потому, что он всегда горел в очаге. Если бы он потух, мы бы остались без огня — у бабушки больше не было силы, а я был маленьким. Потом пришла вода, и огонь в очаге потух, потом пришла ещё вода, и бабушка мне сказала: «Уходи».
«Куда?» — спросил я. «Куда угодно, только уходи отсюда, — ответила она. — Вода залила все посты, тебя никто не остановит. Уходи. Я слишком стара, но ты справишься. Уходи и не оглядывайся назад». И я пошёл. Шаг за шагом, по грязи и воде. Но я всё-таки оглянулся. В «местах для эльфов» у хижин нет ни дверей, ни окон, только большие открытые отверстия, и было видно, как бабушка сидела на своём стуле, и вода поднималась, она сидела, а вода поднималась… И потом стала видна только вода.
Малыш снова зашёлся плачем, беззвучным, едва слышным.
Мужчина и женщина разожгли огонь. Потом занялись поисками еды и нашли под деревьями горсть каштанов. Они поджарили их и отдали почти все маленькому эльфу. Странно, но ни охотник, ни женщина не чувствовали голода.
Малыш ел каштаны медленно, по крошечкам, растягивая удовольствие, и его тоска потихоньку растворялась в тёплой мякоти каштанов.
Перед сном эльф подумал об имени для собаки, которая хоть и была одного цвета с каштанами, но могла бегать и лаять, тогда как каштаны всё-таки были неподвижны и не издавали ни звука, не лизали тебя в щёку и даже не махали хвостом. Видно, имя Каштанка тоже не подходило псу. Нужно было придумать что-то другое. И он заснул у огня, между мужчиной и женщиной, укутанный в старую шерстяную шаль.
Глава пятая
Их разбудили солдаты с алебардами — патруль Далигара.
Оказывается, пребывание не только в Далигаре, но и в его окрестностях запрещено для всех, кроме проживающих в городе, родственников проживающих, гостей проживающих или хотя бы персон, угодных проживающим. Они же не относились ни к одной из этих категорий.
Патруль осведомился о средствах их существования, общей сумме возможного состояния вообще и о доходах в частности, и от полученного ответа — ни кола ни двора, кроме потрёпанной одежды и трёх грошей, — приветливость солдат ещё больше уменьшилась.
Патруль пространно расспросил их о состоянии здоровья: есть ли у них вши, блохи, клещи? Имели ли они контакт с больными чумой, холерой, проказой, гнойными прыщами, золотухой, поражёнными рвотой, поносом, лихорадкой, пятнами любого типа, язвами, гноящимися глазами, глистами? Потому что в этом случае их бы прикончили на месте во избежание какой-либо формы заражения. Их ребёнок тоже здоров? Почему же мать держит его на руках, закутанного в шаль, если он здоров? Потому что он маленький, плачет и не держится на ногах от усталости? Да нет, маленькие, плачущие и уставшие дети не запрещаются.
Потом наступила очередь оружия. Имеют ли они холодное, огнестрельное, метательное, артиллерийское, воспламеняющее, тупое, пронизывающее, режущее, обжигающее оружие, оружие для охоты, для пешего боя, для конного боя, для боя на ослах, на четвереньках, ползком, для дуэли, для открытого боя, для траншейной войны, для осады, для контратаки, для стрельбы по мишени или стрельбы для собственного удовольствия? Да-а-а? Лук, кинжал, топор, небольшая алебарда и хлебный нож? Всё конфискуется. И два металлических шара тоже — это воспламеняющее оружие.
Не они ли срубили две здоровые зелёные ветви, являющиеся собственностью Далигара, и вырвали четыре куста папоротника для своего шалаша? Это входит в разряд «преступлений против государства» и подвергается особому суду. Не могли бы они придержать собаку, пока её сажают в клетку? Любые животные запрещены, и дикие, и домашние, а их собака входит в обе категории.
Теперь можно было отправляться в город.
Их ввели в Далигар под конвоем солдат. Маленький эльф и не представлял себе, что бывают такие странные и невероятные места. Везде полно людей: больших и маленьких, мужчин и женщин, вооружённых и безоружных, в одежде самых всевозможных окрасок.
Голоса не смолкали ни на минуту. Казалось, каждый чем-то торгует. Лепёшки, кукурузные початки, румяные яблоки, кухонные горшки, дрова для очага, доски для скамей. Под ногами копошились невиданные птицы — большие и толстые, с маленькими крыльями, которые никак не годились для полёта, птицы всё время издавали чудные звуки, повторяя постоянно «ко-ко-ко».
Конвой довёл их до центра городской площади, где возвышалось нечто вроде огромного балдахина, покрытого сверху донизу красными и золотыми тканями. Внутри сооружения находился некто, тоже укутанный с ног до головы в длинные белые одежды, расшитые золотом. Всё это напоминало огромную колыбель с таким же огромным младенцем внутри.
Огромный младенец объявил, что он СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ, что, конечно, звучало не так красиво, как Йоршкрунскваркльорнерстринк, но всё-таки было неплохим именем.
СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ осведомился об их именах, возрасте, виде деятельности, роде занятий вообще и в частности, о том, что они делают в Далигаре, если не являются ни проживающими, ни родственниками проживающих, ни гостями проживающих, ни даже персонами, угодными проживающим.
Охотник ответил, что ему нет никакого дела ни до Далигара, ни до в нём проживающих, родственников проживающих, гостей проживающих или сочувствующих проживающим или как их там, и всё, что они хотят, — это убраться из Далигара и его окрестностей, чем скорее, тем лучше.
СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ, казалось, очень огорчился от такого ответа. Лицо его потемнело, да и толпа вокруг недовольно забормотала. Невежливо говорить кому-то, что его дом тебя не интересует, — это объяснила эльфу ещё бабушка.
СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ заметил, что если им не нравится Далигар с прилегающими к нему землями и с его проживающими, включая родственников, гостей и угодных персон, то они могли бы и оставаться у себя дома, где бы это место ни находилось, и избавить стражников от такого тяжкого труда, как их нахождение, допрашивание и арест, а его, СУДЬЮАДМИНИСТРАТОРАДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ, от необходимости их видеть, судить, приговаривать и изгонять, не говоря уже о таком преступлении против государства, как сруб целых двух веток и вырывание с корнем четырёх кустов папоротника — варварски нанесённый ими ущерб обществу.
Толпа вокруг одобрительно загудела. Тут снова заморосил дождь, не улучшая этим общего настроения.
Приговор, который вынес им СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ, заключался в штрафе размером в три монеты — как раз столько (вот повезло!) у них и было — и в конфискации оружия и огня. Собаку им оставили.
— Ну, — пробормотала женщина, направляясь к воротам, — ещё легко отделались, могло быть и хуже.
— Как это хуже? — спросил охотник.
В это время на площади его превосходительство СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ начал слушание следующего дела. Одну из странных птиц, возившихся под ногами, делающих «ко-ко-ко» и, как оказалось, называвшихся «курица», придавила телега. Хозяйка держала птицу на руках и показывала всем сломанную шею. Когда она проходила мимо Сайры, из-под серой шерстяной шали показался сначала крошечный пальчик, а вслед за ним из характерного жёлтого рукава появилась маленькая рука. Рука дотронулась до мягких перьев и замерла. Сломанная шея птицы вдруг приняла нормальный наклон, и курица медленно открыла глаза.
Потом началась полная суматоха: курица убегала, слово «эльф» раздавалось со всех сторон, толпа кричала и металась, и они втроём оказались в кругу солдат, направляющих копья алебард прямо на их шеи.
— Вот так, — ответила женщина, — теперь будет хуже.
После воскрешения курицы обстановка, действительно, накалилась.
СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ на этот раз взялся именно за Йоршкрунскваркльорнерстринка, который, несмотря ни на что, всё-таки находил его доброжелательным и приятным, тем более что у этого человека было такое красивое имя. Конечно, охотник был грубоват, когда говорил с ним. Ну нельзя же говорить человеку так напрямик, что его земля тебя не касается и не интересует. Это невежливо. Разве так можно!
— Ты эльф, — строго заявил Судья.
Он произнёс эти слова медленно. Голос его был торжественный и решительный. Он помедлил на слове «эльф», произнося его по буквам: «Э-ль-ф». Буквы эти камнями падали на онемевшую толпу.
— Да он всего лишь детёныш, — сказал охотник.
— Ещё совсем ребёнок, — добавила женщина.
— Недавно родившийся, — с готовностью уточнил малыш.
Он тоже хотел показать, что носит красивое имя, и, сделав небольшой поклон, представился:
— Йоршкрунскваркльорнерстринк.
— Запрещается отрыгивать перед судом, — заявил, нахмурившись, Судья, — и я, Судья-администратор Далигара и прилегающих земель, также запрещаю тебе лгать.
Произнося эти слова, Судья поднялся с ещё более торжественным видом.
Малыш растерялся. Эльфы всегда говорят лишь то, что у них в голове. Ну, за исключением ситуаций, когда требуется небольшая вежливость: например, нужно соврать, что всё понятно, даже когда разговор выходит за пределы разумного, — ведь невежливо говорить глупцу, что он глуп. Но не более того. То, что в голове, то и на языке. Растерянность эльфа сменилась разочарованием: несмотря на красивое имя, человек оказался таким же глупым, как и остальные.
— И я требую, чтобы ты обращался ко мне с полагающим уважением, — сказал Судья.
Какая там уважительная форма обращения у людей? Маленький эльф начал нервничать:
— Придурок!
Нет, кажется, не то.
— Превосдурство, нет, пресхватительство!
Нет, всё не то! Ну как же?
— Молчать! — завопил Судья на ухмыляющуюся толпу. — Ты должен называть меня СУДЬЯ-АДМИНИСТРАТОР ДАЛИГАРА И ПРИЛЕГАЮЩИХ ЗЕМЕЛЬ, — закончил он, обращаясь к эльфу.
— Да-да, конечно, — с готовностью ответил малыш, и широкая улыбка осветила его лицо. — СУДЬЯАДМИНИСТРАТОРДАЛИГАРАИПРИЛЕГАЮЩИХЗЕМЕЛЬ — прекрасное имя, мы можем дать его собаке! — с радостью добавил он.
Толпа разразилась хохотом. Какой-то старик чуть не подавился от смеха, а один из солдат так хохотал, что уронил алебарду себе на ногу. Это ещё больше подзадорило людей. Малыш тоже смеялся со всеми — когда люди смеялись, они были так хороши!
Единственный, кто оставался серьёзным, был Судья.
— Отвечай, — сказал он, обращаясь к эльфу, — ты знаешь этого мужчину и эту женщину?
— Да, — решительно ответил малыш.
— Кроме тяжёлого преступления — путешествовать с эльфом — и ещё более тяжкого преступления — с помощью обмана привести этого эльфа в наш любимый город, — совершили ли они какие-то другие преступления?
— О, да-ааа! Человек-мужчина кушает трупы и зарабатывает, продавая их шкуру, а человек-женщина продала свою маму и старших братьев, нет, младших… Э-э-э… да, сначала младших… Я не очень хорошо помню.
На площади стало необычайно тихо. А потом разразился адский шум и гам: невозможно было понять ни слова.
— Я говорила тебе, что беды ко мне так и липнут, — сказала женщина охотнику, — и чего ты не пошёл своей дорогой?
— Наверное, в прошлой жизни я продал отца, — ответил он.
Когда их уводили под конвоем, маленький эльф увидел спасённую курицу: она сидела в нише у окна, где находилось что-то вроде гнезда с двумя яйцами внутри. Взгляды птицы и эльфа скрестились на мгновение — они прощались, ведь на некоторое время они были единым целым, а это связывает навсегда.
Малыш подумал, могло ли Курица стать хорошим именем для собаки. Они были разными по форме, но всё-таки кое-что их объединяло: цвет перьев на хвосте курицы немного походил на окраску хвоста и задних лап собаки. Но потом он вспомнил, что собака не несёт яиц, а курица не лижет тебя в щёку, когда бывает грустно, — значит, это имя псу тоже не подходило.
Глава шестая
Их отправили в место под названием «тюрьма». Замечательное место — всё из крепкого камня, с огромными колоннами и арочными потолками — архитектурный стиль третьей рунической династии. Йорш понял это по характерным заострённым аркам: как известно, круглые арки принадлежали первой рунической династии, а вытянутые кверху — второй.
Пол тюрьмы устилала настоящая сухая и мягкая солома. И ещё им дали целую миску кукурузы и гороха. Так вкусно и так много! Несколько кукурузных зёрен и горошин маленький эльф подарил семейству больших крыс блестящего чёрного цвета — они появились, как только почуяли запах еды, и теперь бегали во все стороны по каменному полу.
Это место и правда напоминало рай.
И нигде ни капли дождя, кроме как на лице женщины, которое почему-то было мокрым.
— Почему ты капаешь? — спросил маленький эльф у женщины.
— Это называется «слёзы», — ответил ему мужчина, — так мы плачем.
— Правда? А то, что вытекает у неё из носа и что она вытирает рукавом?
— И это тоже относится к плачу.
— Когда нам грустно, мы громко и жалобно стонем: остальные слышат нашу грусть и стараются помочь, — сказал малыш с плохо скрытой гордостью, — но сидеть на земле и так капать из носа и глаз, что глаза краснеют и дышать приходится ртом, — это как специально подцепить насморк.
— Н-да, — сухо прокомментировал мужчина.
— А почему ты плачешь?
Ответил опять мужчина:
— Потому что завтра утром нас повесят.
— A-а, правда? А что это такое?
— Нет, — вмешалась женщина, — не надо, а то он опять начнёт, а я не хочу этого слышать.
— Но это ведь всё из-за него…
— Не надо, — повторила женщина, — я не выдержу его стонов.
— Ладно. Слушай, малыш, завтра нас повесят, и это будет прекрасно! Нас повесят высоко на виселице, и мы увидим всю толпу и крыши домов с высоты. Будто птицы, мы будем парить над городом.
— О-оооооооооооооооооооооооо… В самом деле? Но тогда почему она капает?
— Она плачет, потому что боится высоты. На высоте ей становится очень плохо и иногда даже тошнит. Для неё завтрашнее повешение — это ужасно. Настоящий кошмар.
— О-оооооооооооооооооооооооо… Правда? — маленький эльф потерял дар речи от изумления: никогда не перестаёшь учиться чему-то новому.
— Ну, нет. Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет. Если ей будет так плохо — тогда никакой виселицы, — решительно сказал малыш.
Повисеть высоко над крышами казалось ему очень заманчивым, но не за счёт же того, что кому-то будет плохо.
— Так и никакой?
— Никакой!
— А что же нам делать? Они-то уже решили нас повесить.
— Мы отсюда уйдём.
— Точно, хорошая мысль! — охотник казался удивлённым. — Просто отличная мысль! И как я сам не догадался! А замки?
— Мы их откроем! — радостно объяснил малыш.
— A-а, точно. Просто гениально! А ключи?
— Это такие длинные штуки, которые поворачиваются, делают «клик», и двери открываются?
— Ага, именно такие длинные штуки, которые поворачиваются, делают «клик», и двери открываются.
— Они висят за тем углом, который виден через решётку.
Женщина, сидевшая в углу съёжившись и обхватив руками колени, вытерла слёзы и подняла голову. Охотник, до сих пор лежавший на полу, подскочил и уселся.
— А ты откуда знаешь?
— Нет, не я, это они знают, — сказал малыш, указывая на крыс, — они бегают перед ними сто раз в день. Хоть они и не знают, что такое ключи, но их образ у них в голове.
— А ты можешь достать ключи? Ну, я не знаю: сделать так, чтоб они сюда прилетели?
— Не-ееет, конечно нет, это невозможно! Закон о силе тяжести нельзя нарушить.
— Закон чего?
— Правило, согласно которому всё падает вниз, — объяснил малыш. — Смотри! — он бросил последние две горошины, к которым тотчас бросились крысы.
Женщина снова понуро уставилась в пол.
— Согласно этому правилу, завтра наши тела будут падать вниз, только вот шея окажется привязана верёвкой, — объяснила она сквозь слёзы.
— Я могу послать этих хорошеньких зверьков за ключами. Ключи висят невысоко над лавкой, которая приставлена к стене: зверьки легко туда залезут.
Мужчина и женщина опять вскочили.
— Правда?
— Ну конечно, — беззаботно подтвердил малыш, — почему бы и нет? Мы уже подружились, — добавил он довольно, указывая на крыс. — Если я сильно думаю о маленькой хорошенькой зверюшке, которая достаёт ключи и приносит сюда, этот образ переходит из моей головы в голову хорошенькой зверюшки, и она так и делает.
Малыш наклонился, и его маленькие пальцы легко дотронулись до головы крысы. Вся свора тут же радостно бросилась сквозь решётку их камеры и после громкого «цок» и целой серии более тихих металлических скрежетов вернулась, волоча за собой большую связку ключей. Маленький эльф взял ключи, выбрал один из связки, и — клик! — тяжёлый замок открылся.
— Вот и всё, — сказал малыш.
Женщина и мужчина бросились наружу.
— А теперь куда?
— Сюда, путь в голове у маленьких хорошеньких зверюшек. Десять шагов налево, потом ещё налево и потом лестница. Здесь калитка, — маленький эльф опять с первого раза выбрал из связки нужный ключ, — ещё лестница, снова калитка, опля, опять вниз, лестница, калитка, ключ, клик, вот и всё. Теперь через подземелье, и потом будет река. Как здесь красиво, смотрите — круглые арки, первая руническая династия!
— И впрямь ослепительно. В другой раз вернёмся, чтобы посмотреть спокойно. А сейчас идём. Знаешь, они могут обидеться из-за того, что мы отказались от виселицы.
— О-ооооооооооооооо, смотрите!
— Эти рисунки?
— Это не рисунки, это буквы.
— Это рисунки — для красоты.
— Нет. Это буквы. Древние руны первой династии. Я умею их читать. Бабушка меня научила. Она тоже умела их читать. «Э-то по-стро-е-но… Это построено под местом, где протекает река»… Хорошо, что я прочёл. Если пойдём сюда — утонем. Наверх и потом вокруг. Вот здесь, видишь, последняя калитка, последний ключ, и мы выйдем.
Клик.
— Какой красивый звук: это коломоньчики, нет, колокольчики; правда, это колокольчики? Я правильно думаю?
— Нет, это доспехи солдат: я думаю, они действительно обиделись, должно быть, прямо оскорбились.
— Эй, смотри! Эта гарелея…
— Галерея.
— Вытянутые арки: вторая руническая династия. Я такие в первый раз вижу…
— Я просто поражён. Не могли бы мы поторопиться? Колоколь… то есть воины уже совсем близко.
— А это буквы второй рунической династии… Они отличаются тем, что верхние части букв заканчиваются чем-то вроде округлённой спирали.
— Завораживающе! А быстрее идти ты можешь?
— Такая спираль — символ бесконечности… нет, повторяющегося времени — это предсказание!
— Я задыхаюсь от волнения. Может, взять тебя на руки — так мы сможем быстрее бежать?
— Ког-да во-да за-льёт зем-лю… Когда вода зальёт землю…
— Ну, всё, пора бежать со всех ног. За нами гонятся. Они очень оскорблены. Я возьму тебя на руки, так тебе будет удобнее читать, пока мы бежим.
— Эй, здесь говориться об эльфах! Когда вода зальёт землю, исчезнет солнце, наступит мрак и холод. Когда последний эльф и последний дракон разорвут круг, прошлое и будущее сойдутся, солнце нового лета засияет в небе… Да подожди ты, помедленнее. Там ещё что-то было, но я не смог прочитать. Что-то про великого… и… могучего… великий и могучий возьмёт в жёны… должен взять в жёны девушку, которую зовут, как свет утренней зари, и которая видит в темноте, и которая дочь… я не прочёл, чья дочь!
— Плевать нам на это, — отрезал мужчина, с трудом переводя дух, — нашей дочерью она точно уж не будет: наверняка дочь какого-нибудь короля или мага. О таких, как мы, предсказания на стенах даже не заикаются.
Они находились за стенами дворца. Охотник мчался с эльфом на руках, рядом бежала женщина. Узкие и извилистые улочки, к счастью, были совсем пустынны — лишь беглецы и гнавшиеся за ними воины.
Воины и впрямь оскорбились из-за этой истории с виселицей и начали метать в них палочки с наконечниками, а это уже совсем невежливо, нет, нет, нет, нет, нет, нет, и к тому же можно пораниться.
Маленькому эльфу всё это надоело. Слишком воины обидчивы: подумаешь, его спутники и он всего лишь отказались быть повешенными!
Один из солдат преградил им дорогу и направил на них лук.
Маленький эльф изо всех сил захотел, чтобы воина не было. Это желание родилось у него в голове и перешло в голову тех, кто когда-то был с ним един. В тростнике остановился в недоумении кролик. Курица, сидевшая на яйцах в нише между колоннами, как раз над воином, выпрямилась в гнезде и, хлопая со всей мочи крыльями, плюхнулась прямо солдату на лицо. Тот пошатнулся и упал, освобождая проход.
В конце площади находились клетки зверей, отобранных у пришедших в Далигар. Собака женщины лаяла во всю глотку. К счастью, у клетки не было замков: только большой засов, который женщина сразу отодвинула.
Улица, угол, другая улица, крепостная стена, подъёмный мост — они спасены!
Нет, ещё нет: подъёмный мост поднялся и захлопнулся прямо перед их носом! Охотник с малышом на руках ринулся вверх по ступенькам на крепостную стену. Бросившаяся вперёд собака сбила с ног преграждавшего им путь воина. Поднявшись наверх, мужчина схватил женщину за руку и, крепко прижимая к себе малыша, бросился вниз, в ледяную воду реки. Собака прыгнула за ними.
— Может, маленькое повешение было бы не так уж и страшно! — запротестовал было маленький эльф, но слишком поздно.
Закон тяготения нельзя нарушить.
Они рухнули в тёмную воду.
Маленький эльф подумал, могло бы Сила Тяжести стать хорошим именем для собаки, но решил, что это всё-таки слишком длинное слово, и оно совсем не напоминает что-то пушистое и любящее играть.
Глава седьмая
Они судорожно глотали ледяную воду. Холод сковывал движения. Не хватало дыхания. Маленький эльф почувствовал, что холод и отчаяние переполняют его. Отчаяние и страх могут заполнить всё существо, и тогда волшебство исчезнет.
И вдруг ему пришло в голову, что он — рыба. Он стал думать о, так сказать… рыбности, о самой сущности рыбьей натуры.
Он представил себе, что у него есть жабры, которые пропускают сквозь себя приятную холодную воду, подумал, как радостно скользить в воде, кружа под волнами, словно птица в поднебесье.
Он вздохнул полной грудью, и ледяная вода превратилась в приятную свежесть.
Он плавно заскользил по течению, уклоняясь от острых палочек, которые дождём сыпались в воду вокруг них. Все стрелки далигарского гарнизона попеременно натягивали тетиву своих луков.
Малыш подплыл поближе к спутникам. Собака плыла без особенных усилий, но мужчина и женщина, как обычно, не могли обойтись без глупостей: она погружала голову в воду, а он выталкивал её на поверхность.
Маленький эльф попытался сказать им, что сейчас не время для игр, и объяснить правильный способ плавания: сначала в голове формируется образ рыбы, потом нужно сосредоточить внимание на жабрах… но охотник не проявил ни малейшего желания его слушать и был невероятно невежлив.
К счастью, течение несло их в верном направлении — всё дальше и дальше от Далигара, от его алебард и виселиц, в сторону холмов и равнин.
Вокруг всё реже виднелись скалы, появились заросли тростника. Река становилась мельче, бурное течение — спокойней. Наконец пловцам удалось приблизиться к берегу и выбраться из воды.
Женщина дышала как-то странно: вместе с воздухом слышалось бурчание воды, что напоминало о кастрюле с кипящей фасолью — если, конечно, у тебя есть кастрюля, огонь, вода и фасоль, но даже если нет фасоли, просто кипящая вода тоже так булькает.
Мужчина был в отчаянии.
С волос его на лицо ручьями стекала грязная вода, и хоть маленькому эльфу было плохо видно, он мог бы поклясться, что и охотник капал из глаз и из носа.
— Сделай что-нибудь! — закричал ему мужчина. — Если можешь, сделай что-нибудь, умоляю тебя! Ведь ты можешь, правда? Она умирает!
— О-оо, пра-ааавда? — маленький эльф был очень удивлён: оказывается, люди, когда умирают, издают такие же звуки, что и кипящая фасоль.
Малыш протянул руку и положил её на лицо женщины.
Вдруг он резко согнулся пополам, как будто получил внезапный удар в живот. Нет, даже не в живот, а в лёгкие и в горло. Он почувствовал холод воды в лёгких, в то время как горло жгло и разрывало на части, будто одна из острых палочек всё-таки вонзилась в него. Но хуже всего было голове, когда он понял, что это последние минуты, что вот-вот всё кончится. Страх овладевал его сознанием, но, к счастью, малыш сумел остановить его, потому что волшебство тонет в страхе.
Маленький эльф изо всех сил сосредоточился на дыхании: вдох — выдох, ещё раз вдох — выдох. Запах мокрой травы, тростника, грибов. Вдох — и ты чувствуешь все запахи. Выдох — и запахи остаются в голове, но ты уже знаешь, что вдох был не последний, потом будет ещё один, и ещё, и так всегда…
Женщина закашлялась, из её горла фонтаном вырвалась мутная вода, потом она открыла глаза и прерывисто задышала. Маленький эльф тоже кашлял. Оба они дрожали и были бледны до неузнаваемости. Лицо охотника просияло, и он бросился собирать тростник и сухие ветки. Благо вокруг их было полно: даже без ножа и топора он быстро собрал большую кучу, малыш дотронулся до неё пальцем, и огонь весело затрещал. На них нитки сухой не было, холод продирал до костей. Но охотник всё собирал ветки и подбрасывал их в костёр, огонь потрескивал, и постепенно путники согрелись и начали обсыхать. Женщина задремала. Охотник нашёл пару орехов в беличьем гнезде и разделил их с малышом.
— Хоть мы и остались без оружия, но зато нас не повесили, — произнёс мужчина.
— Как жаль, пришлось отказаться от повешения, и мы не смогли полетать на высоте! Наверное, это так здорово!
Человек расхохотался.
— Если тебе так хочется, ладно. Верёвку мне оставили, смотри: вот крепкая ветка, я привяжу её здесь, потом здесь, теперь перекину ещё раз — готово! Хочешь попробовать? Держись крепко, сейчас я тебя раскачаю!
Это было чудесно. Вверх и вниз, вниз и вверх. Тростник, река, небо — небо, река, тростник.
Вдалеке виднелись холмы, которые освещало заходящее солнце. Маленький эльф никогда ещё не видел заката. Небо всегда закрывали облака и тучи. А сейчас всё вокруг окрасилось розовым, и небольшие лёгкие и нежные облачка блестели золотыми мазками. В последних лучах солнца можно было прекрасно разглядеть леса каштановых деревьев, чередующиеся с участками небольших обработанных полей.
Даже в мечтах он не бывал так счастлив. Он чувствовал, что способен летать. Радость переполнила маленького эльфа.
Женщина проснулась и смотрела на эльфа с улыбкой.
Малыш хохотал, как сумасшедший.
— Смотри, он меня повесил! — весело сказал эльф человеку-женщине.
— Нет, — ответила она, — это называется «качели».
Улыбка сошла с её лица.
— Быть повешенным — это ужасно, — продолжила она, — тебе надевают на шею верёвку, и она затягивается под тяжестью твоего же тела. Верёвка стягивает горло, воздух не попадает в лёгкие, и ты умираешь, как я только что чуть не умерла от воды.
Маленький эльф замер.
Соскользнул вниз с самодельных качелей.
Глаза его были широко распахнуты от ужаса.
Лицо посерело.
Ему не хватало воздуха.
Малыш скорчился на земле и вновь затянул свои бесконечные, жалобные стоны. Ледяные мурашки побежали у мужчины и женщины по спине.
— Зачем ты ему сказала? — мужчина был в ярости. — Он был счастлив. Хоть раз он был счастлив!
— Потому что ему встретятся другие люди, которые вновь захотят повесить его за то, что он эльф. И я не хочу, чтобы он с радостью бежал им навстречу, думая, что виселица — это качели. Лучше быть несчастным, но живым.
— Я не позволю, чтобы его повесили!
— Да уж, я видела. Если не крысы, то мы все сейчас болтались на виселице.
— Если бы не крысы, мы болтались бы на виселице, — сквозь слёзы поправил её малыш.
Женщина взяла эльфа на руки и крепко обняла. Мало-помалу стоны стали стихать. Засветили первые звёзды. Пологие склоны холмов чётко вырисовывались на фоне фиолетового неба.
Она вновь усадила малыша на качели и стала медленно их раскачивать.
— Ты можешь быть счастлив, если захочешь. Но ты должен всегда помнить, что люди повесят тебя, если поймают.
— И потом съедят меня с розмарином?
— Нет.
— Без розмарина?
— Люди не едят эльфов. Никогда.
— Зачем же им меня вешать, если они нас даже не едят? Это невежливо, нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет, почему же они так делают?
Малыш уютно сидел на качелях и медленно покачивался.
— Потому что люди ненавидят эльфов.
— Почему ненавидят?
Наступило долгое молчание. Качели медленно убаюкивали маленького эльфа. Собака широко зевнула.
— Потому что это всё из-за вас.
— Что из-за нас?
— Всё.
— Что «всё»?
— Ну, всё. Холод. Дождь. Ага, точно, дождь. Вода, заливающая землю. Неурожай. Деревни, разрушенные водой. Наши дети умирают от голода, и всё из-за вас.
— Из-за нас идёт дождь? Как это? — малыш был возмущён. — Как?
— А мне почём знать? Может, вы о нём мечтали?
— Если бы, мечтая, я мог менять погоду, то сейчас мечтал бы о жарком солнце, которое согрело бы мои ноги. И вообще, — добавил малыш, — это просто глупо, ведь мы страдаем от дождя и от нужды так же, как и вы, и даже больше! Почему же бабушка не могла просто подумать о солнце, когда её заливало водой? Почему моя мама не подумала, что хочет остаться со мной, а ушла в место, откуда не возвращаются?
Малыш снова расплакался. Беззвучно, едва всхлипывая.
— Ну… — растерялся охотник. — Так все говорят, что это из-за вас…
В поисках помощи он обернулся к женщине, которая, задумавшись, стояла рядом с качелями. Она нахмурила лоб, но не казалась рассерженной или грустной — было видно, что она напряжённо о чём-то размышляет.
— Мы ненавидим вас, потому что вы лучше нас. Поэтому мы вас не переносим, — заключила она. — У вас есть волшебство. Вы умнее нас. Непонятные для нас рисунки превращаются для вас в слова… Я думаю, мы вас боимся. Мы не знаем всей вашей силы и поэтому боимся её. Мы перед вами так бессильны… совершенно бессильны… и любой из вас…
Малыш перестал плакать.
— Кстати, о волшебстве, — продолжала женщина, — откуда ты знал, какой ключ подходит для какого замка?
Малыш удивился.
— Что значит «подходит»? — поинтересовался он.
Теперь удивилась женщина.
— Ну, который из ключей нужно вставлять в замок, чтобы тот открылся.
— Вставлять? — малыш был поражён. — А-аааааааааа, правда? Его нужно вставлять? И он подходит?
— Определённый ключ открывает лишь определённый замок, понял?
Удивлению малыша не было конца. Он наморщился от напряжения. Вдруг его осенило, и малыш просиял:
— Я понял! — воодушевлённо закричал он. — Для каждого замка нужен свой ключ — его вставляют в замок, поворачивают, и если это правильный ключ, поперечная железная планка, держащая дверь, отодвигается. Какая изобретательность! Это гениально! Это просто невероятно гениально для людей, правда! Бабушка говорила всегда, что всё, на что вы способны, — это накрыть стены соломенной крышей, а вы, оказывается, так изобретательны! Я просто в восхищении!
Наступило ледяное молчание.
— Спасибо, — довольно сухо ответил охотник.
Малыш радостно раскачивался, гордясь новыми знаниями.
— Но как же ты открыл замки, если ты ничего не знал об их устройстве? — не успокаивалась женщина.
— Я дотрагивался ключом до замка, представлял, что замок делает «клик» и дверь открывается, — и она открывалась.
Мужчина и женщина переглянулись, и у них на миг перехватило дыхание.
— Так, значит, ты всегда мог открыть замки! Без ключей и без мышей. Без ничего!
Лениво покачиваясь, малыш старательно раздумывал над этими словами.
— Ну да, — и он прыснул со смеху, — надо же! Нас чуть не повесили, а я, оказывается, в любой момент мог открыть замки!
— Очень смешно, — прокомментировал охотник. — Сейчас прямо лопну от смеха, — сказал он странным голосом.
Казалось, что у него в горле застрял кусок кукурузы.
Продолжая покачиваться, малыш вспоминал их побег.
— Предсказание! — неожиданно воскликнул он.
— Те узоры на стене?
— Да, буквы в форме спирали. Вторая руническая династия. Теперь я вспомнил:
«КОГДА ВОДА ЗАЛЬЁТ ЗЕМЛЮ,
ИСЧЕЗНЕТ СОЛНЦЕ,
НАСТУПИТ МРАК И ХОЛОД.
КОГДА ПОСЛЕДНИЙ ЭЛЬФ И ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН РАЗОРВУТ КРУГ,
ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ СОЙДУТСЯ
И СОЛНЦЕ НОВОГО ЛЕТА ЗАСИЯЕТ В НЕБЕ».
— И потом ещё что-то про последнего эльфа, который должен на ком-то жениться…
Глава восьмая
— И к чему это?
— Я не знаю. Может…
Он замолчал. Собака вдруг резко вскочила и угрожающе зарычала.
— О-оооооо, смотри, там дерево шевелится! — сказал малыш.
— Да никакое это не дерево, это тролль!
— Правда? Настоящий тролль? Я их никогда не видел! — обрадовался малыш.
— Что ты говоришь! Арки второй рунической династии и настоящий тролль в один и тот же день! Вот повезло! Если мы сразу побежим, то, может, спасёмся.
— А что это за кусты за ним? Это тролли-дети? У троллей тоже есть дети?
— Это люди, и таких здоровых и вооружённых до зубов людей я ещё не встречал.
Сбежать они всё-таки не успели. Два великана оказались быстрее и сразу же окружили их. Они тоже казались охотниками: одеты в лохмотья и звериные шкуры, увешаны оружием. Кроме кинжалов особенно впечатляли топоры: и маленькие, с ладонь, и огромные, как нож гильотины, и плотничьи, способные снести начисто голову одним ударом, и обоюдоострые секиры, различающиеся по виду и размерам, но все одинаково старательно наточенные.
Тролль был огромен: он возвышался, словно гора, и его огромная тень целиком накрыла дерево с качелями, на которых всё ещё качался малыш. Угрожающе рычащая собака жалобно заскулила.
— Не подходи! — угрожающе приказал охотник.
Вечно он грубит!
— И с чего бы это? И дураку видно, что вы безоружны! — усмехнулся меньший или, точнее, не самый огромный из двух людей, хоть они оба казались карликами по сравнению с троллем.
— А вот и нет, — уверенно парировал охотник, — с нами эльф, настоящий эльф, — он указал на малыша, — его волшебство может превратить вас в пепел или сбить с ног, словно ураган. Он может сжать ваши глотки и перекрыть дыхание, как будто вас вздёрнули на виселице, может наполнить ваши лёгкие водой, как у утопленника!
— Нет, неправда, неправда, неправда, неправда, неправда, неправда, нет, нет, нет, нет, нет, нет!..
Ну почему только охотник так говорил? Его слова были настолько ужасными, душераздирающими, жуткими, зловещими, отталкивающими, омерзительными и лживыми! Это всё ложь, ложь! Малыш был возмущён и оскорблён.
— Это неправда! Неправда, что мы такое делаем! Мы никого не обижаем. Мы никогда никому не причиняем зла! Мы не можем причинять кому-то зло, потому что зло, сделанное нашей головой, войдёт нам в голову, потому что всё то, что снаружи головы, оно и в голове, и всё то, что в голове, оно и снаружи головы!
Малышу надоело, что все постоянно плохо обращались с ним и говорили обидные вещи про него и про его племя! Рано или поздно он должен был поставить их на место.
Охотник впервые в жизни не знал что сказать.
Двое великанов тоже потеряли дар речи.
Они переводили взгляд с малыша на охотника, с охотника на малыша.
— Нечего сказать, хорошее у тебя оружие, — сказал самый здоровый из них. — Ты что, нагрешил в прошлой жизни, или у тебя есть другая причина, чтоб таскать за собой эльфа?
Люди-великаны действительно были в недоумении.
— Наверное, я продал отца, — подтвердил охотник.
— Тролль кушать эльфы, — приближаясь, пробормотал тролль.
Собака всё ещё испуганно скулила, но ей мужественно удалось издать и небольшое рычание.
— Его нельзя есть. Это детёныш, — сказал охотник.
— Совсем ребёнок, — добавила женщина.
— Недавно родившийся, — не сдаваясь, уточнил малыш.
— Тролль кушать эльфы, — упрямо повторил тролль.
И тут малыш рассмеялся.
— Да-да-да, с розмарином! Это называется «ирония»! — ликующе выпалил он с заговорщицким видом.
Тролля словно облили ледяной водой. Он уставился на улыбающегося эльфа, как будто увидел летающего осла или луну, сошедшую с небес погонять немного в мяч.
Люди-великаны тоже оцепенели и с трудом вспомнили, что им всё-таки нужно дышать.
Малыш подошёл к троллю, чьё лицо ничего не выражало и походило на маску каменного идола. Эльф же настолько привык видеть вокруг себя нахмуренные, рассерженные или озабоченные лица, что эту гранитную невозмутимость он воспринял с энтузиазмом, она даже придала ему уверенности.
Кожа тролля была похожа на чешую ящериц, которых маленький эльф особенно любил, потому что они всегда нежатся в тепле солнечного света, а солнце — это что-то очень хорошее. Формой головы тролль тоже напоминал ящерицу, и его лицо местами переливалось зелёными и фиолетовыми разводами. Маленькому эльфу очень нравились фиолетовый и зелёный: цвет бабушкиных занавесок, когда эльфам ещё можно было иметь занавески.
Огромные клыки, торчащие из челюстей и блестящие, словно серпы для жатвы, ничуть не смутили маленького эльфа, который был убеждён, что зубы любого вида и размера всегда находятся внутри рта, а не снаружи. Малыш решил, что клыки — просто декоративные элементы: может, на них нанизывают бублики, чтобы хранить про запас, или для праздничной игры, в которой бублики набрасывают на что-то с небольшого расстояния.
Эта мысль наполнила эльфа радостью. Радость забурлила у него внутри, как бурлит вода в кипящей кастрюле, и потом, как бывает с кипящей водой, она вылилась наружу и окатила всех остальных.
— Какой ты красивый, — сказал маленький эльф огромному троллю.
Бьющая наружу радость придавала его голосу мечтательность. Нежность и сладость голоса и слов эхом отозвались в мыслях у всех, кто его слышал, и принесли радость и им.
На какой-то миг все вдруг почувствовали ликование и веру в жизнь, которая произвела на свет такое прекрасное существо, как тролль.
— Какой ты большой! Знаешь, я в первый раз встречаюсь с троллем! Ты… ты очень внушительный. Да, внушительный! Бабушка не говорила мне, что тролли такие красивые…
— К-к-красивый? — тролль постепенно пришёл в себя.
Он не смел даже дышать. На мгновение показалось, что выражение его лица меняется, точнее говоря, на лице его появляется какое-то выражение.
— Да, красивый. Но и бабушка тоже никогда не видела троллей. Как там она говорила? Что «первый тролль, с которым тебе доведётся встретиться, будет и последним». Интересно, что она имела в виду? Наверное, что троллей мало и увидеть хоть одного из них — большая удача. Это так здорово — увидеть тролля! Как я счастлив! СЧАСТЛИВ! Я увидел тролля, ещё и такого красивого! КРАСИВОГО!
— К-к-красивого? — снова заикнулся тролль.
— Правда, что ты всегда в пути и никогда не останавливаешься? — засыпал его вопросами маленький эльф. — Правда, что ты видел весь мир? Весь мир, даже за холмами? А ты видел море? Правда, что есть море? Знаешь, такая большая вода, вода со всех сторон, как большой луг, только вместо травы — вода. Как чудесно быть троллем. Просто замечательно!
— К-к-красивый? — прошептал тролль.
— Очень красивый. Познакомиться с тобой — для меня большая честь. Меня зовут Йоршкрунскваркльорнерстринк.
— Ты будь здоровы. Ты мне говорить ещё: я красивый.
— Ты красивый. КРАСИВЫЙ. КРА-СИ-ВЫЙ! — малыш и вправду был зачарован, голос его становился всё мечтательней. — Такой большой. Наверное, приятно быть таким большим.
Голос маленького эльфа звучал мягко и завораживающе, как лёгкий весенний ветерок. Сладость этого голоса проникала прямо в душу, убаюкивая её.
— Тролли кушать эльфы, но этот эльф говорить, я к-к-красивый…
— Да ладно, хватит шутить, — на маленького эльфа слова тролля не произвели ни малейшего впечатления, — я же знаю, что ты меня никогда не съешь. Ты иронизировал!
Лицо женщины приняло свинцовый оттенок, и охотник, который никогда не приходил в замешательство, смертельно побледнел.
— Лучше было нам остаться в Далигаре, — произнёс он, — хотя бы поесть дали перед виселицей.
— Лучше было бы нам остаться в Далигаре, тогда нам дали бы поесть и так далее, — автоматически поправил его малыш.
— За сколько ты его продал, твоего отца? — спросил самый здоровый из людей-великанов.
— Да, видно, за гроши, — безутешно ответил охотник.
Малыш приблизился к великанам.
Кто бы ни путешествовал вместе с существом, снабжённым специальными насадками для хранения бубликов или для использования тех же бубликов в играх, тот мог быть только мирным и хорошим человеком, не то что этот ужасный охотник, увешанный луком, стрелами и кинжалами и вдобавок так раздражающийся по пустякам.
— Вы дровосеки, правда? — поинтересовался маленький эльф.
— Дрово… Что?!
— Кто, мы?! — два великана остолбенели.
— Дровосеки, столяры, — малыш в восторге проводил ручкой по смертельно отточенным лезвиям топоров, секир и ножей. — Вы превращаете стволы мёртвых деревьев в нужные живым людям вещи. Колыбели, кресла-качалки. Знаете, у моей бабушки было кресло-качалка. Оно было прикреплено к моей колыбели — так бабушка качалась и качала меня. Вы делаете кресла-качалки?
Мысль о кресле-качалке и об игрушках наполнила его душу нежностью. Ему бесконечно захотелось иметь дом, вести нормальную, повседневную жизнь, он затосковал по маме, которую так и не узнал, и по бабушке, которую оставил.
Вся эта нежность перешла из его души в его голос.
Всем вдруг показалось, что мёд течёт в их жилах, и все желали, чтобы это не прекращалось, желали чувствовать сладость мёда и верить, что они хорошие и любимые.
— Ну, — дровосеки избегали подробного ответа, — более-менее.
— И игрушки? Вы делаете игрушки? Куклы, лошадки?
— Игр… Что?!
— Кто, мы? Куклы?!
— Вам уже приходилось делать кресло-качалку, прикреплённое к колыбели?
— Э-э-э-э-э-э-э… нет, ещё нет, нам как-то в голову не приходило.
— А вы попробуйте, это очень удобно, это хорошая мысль!
— Э-э-э-э-э-э-э… да, хорошая мысль.
— Вы же не рубите живые деревья, правда?
— Э-э-э-э-э-э-э… нет, никогда, — решительно ответил огромный великан.
— Мы их сначала убиваем, — подтвердил великан маленький, — чтобы им не было больно.
— Наверное, хорошо быть дровосеком. И быть крестьянином тоже чудесная работа. На голой земле вдруг начинает расти зерно. Я так рад с вами познакомиться. Тролль такой красивый, а вы такие хорошие!
— Хорошие?!
— К-к-красивый?!
Люди-великаны переглянулись и лишь пожали плечами.
Наступила глубокая ночь. Заморосил лёгкий дождик.
Путники устроились все вместе вокруг костра, который зажёг малыш, под импровизированной крышей, ветки для которой срубили два «дровосека» своими смертельными топорами.
Собака и малыш спали рядом, свернувшись, как две обнявшиеся запятые, за ними лежали по порядку два небольших холма — маленький великан и большой великан, а за ними огромная, вдвое больше, чем вместе взятые великаны, гора — тролль.
Охотник и женщина сидели по другую сторону костра.
Великаны храпели. Тролль даже во сне бормотал: «К-к-кра… к-к-кра…»
— Да что он, всю ночь будет так кряхтеть? — вне себя от раздражения бросил охотник.
— Да нет, как только перестанет кряхтеть — снимет с нас шкуру, — ответила Сайра. — Я бы на твоём месте не жаловалась.
Охотник перестал ворчать.
Кряхтение тролля чередовалось с храпом великанов.
Женщина прилегла и быстро заснула. В какой-то момент она повернулась во сне и почти дотронулась до охотника, который так и остался сидеть неподвижно до рассвета, боясь, что она проснётся и снова отодвинется.
Перед тем как заснуть, свернувшись калачиком между лапами собаки, маленький эльф задумался, могло ли Маленький Тролль стать хорошим именем для собаки. Идея ему нравилась, но у собаки не было этих штуковин для бубликов во рту.
Потом он заснул, и ему снилось море.
Глава девятая
Блеск звёзд исчезал в розово-золотом свете зари, которая постепенно окрашивала всё вокруг. На ясном небе не было видно ни единого облака. Блестящие в восходящем солнце зелёные вершины чередовались с небольшими, всё ещё покрытыми туманом долинами. Слышалось пение птиц.
Первым проснулся тролль, за ним сразу же — маленький эльф, который опять начал хвалить красоту, силу и внушительность тролля.
Малыш особо выделил мерцание фиолетовых гребешков под подбородком тролля, на которых блестели капельки росы. Потом эльф похвалил его когти, похожие на полумесяцы, сверкающие летней ночью, и круглый красный нос, похожий на полную луну, которая блестит в ночном небе зимой. Затем малыш долго и пространно рассуждал о доброте двух людей-великанов, превращающих мёртвые или почти умершие деревья в горячий огонь, в кресла, колыбели и игрушки. Тролль и дровосеки были растроганы до глубины души, и на глазах их блестели слёзы.
Один из великанов вывернул свой мешок и предложил всей компании позавтракать.
Охотник в полнейшем замешательстве вытаращил глаза, как будто увидел призрак своего отца: в мешке лежали шесть кукурузных початков (невообразимое количество: по одному на каждого!) и кусок вяленого мяса.
Йоршкрунскваркльорнерстринк с болью взглянул на мясо и слабо застонал. По сравнению с его сетованиями по кролику этот стон был совсем лёгким, так как смерть этого создания была слишком далеко в прошлом, чтобы эльф почувствовал его страх и боль.
— Значит, это можно есть? — с надеждой спросил у малыша охотник.
— Ни за что! — возмущённо ответил маленький эльф и обратился к трём спутникам: — Неужели вы хотели съесть что-то, что когда-то было живым? Вы? Такие красивые и хорошие?
— Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э… кто, мы?
— Э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э… нет, мы — нет.
— И как это только попало в мешок?
— Мы красивый, мы хороший, мы не кушать то, что ты не хочешь.
Охотник казался всё больше растерянным, словно весь разговор, который для малыша наконец-то, после бессмыслицы последних дней, был вполне нормальным, для него, охотника, являлся совсем нелепым.
Пока кукуруза жарилась на костре, маленький эльф вырыл небольшую ямку и похоронил кусок мяса. Он старательно засыпал могилку землёй и за неимением цветов украсил её гроздями красных ягод. В течение процесса похорон охотник ни на миг не отрывал взгляд от мяса, и выражение его унылого лица подобало случаю. Он выглядел так, как будто присутствовал на похоронах близкого родственника. Может, он был знаком как раз с этой свиньёй и поэтому так растрогался… Честно говоря, он всё-таки не такой уж и плохой.
Надежда на одну кукурузу для каждого рассеялась, оказавшись несбыточной. Тролль сожрал три початка, великаны — по одному, а охотник, женщина и малыш разделили между собой последний… Но всё равно это был настоящий пир.
В конце концов, когда солнце стояло почти в зените, путники распрощались и пошли своей дорогой.
Мужчина, женщина и малыш шагали по долине, освещённой солнцем, и собака весело трусила вслед. На небольшой поляне они наткнулись на прибитый к дереву листок пергамента. На пергаменте было написано объявление о розыске двух опасных бандитов в сопровождении одного из самых уродливых во всём мире троллей. За сведения о них обещали вознаграждение. Малыш подумал, как же им несказанно повезло, что они не столкнулись с этими преступниками! Наоборот, им посчастливилось встретиться с двумя дровосеками и самым красивым в мире троллем. Надо же, сколько в этих местах троллей!
— Кто-нибудь в состоянии объяснить мне, что случилось и почему мы всё ещё живы и здоровы? — спросил охотник.
Сайра улыбнулась.
— То, что малыш чувствует, передаётся всем, кто находится рядом с ним, — объяснила она. — Когда Йорш в отчаянии — для нас это невыносимо, когда ему страшно — мы чувствуем панику, но всё равно мы способны думать. А для более… простых людей его мысли как наводнение — их разум переполняется эмоциями эльфа. Малыш сказал «красивые» и «хорошие», и они… как бы это сказать… почувствовали себя такими.
— Простые люди? — спросил Монсер.
— Ага, простые, — подтвердила она.
— A-а, простые люди, — протянул он.
Потом вдруг остановился и хлопнул себя по лбу ладонью:
— Мы забыли верёвку-качели, она была привязана к дереву. Подождите меня здесь, я быстро.
Женщина, малыш и собака уселись на залитой светом поляне. Как хорошо на солнце!
Охотник мчался со скоростью ветра. Добежал до того места, где они устроили ночёвку, но «могилу» вяленого мяса уже кто-то раскопал и опустошил. У простых людей мозги тоже работают: не только ему пришло в голову вторично использовать похороненное.
Монсер взял верёвку, смотал и уложил её в мешок, после чего отправился обратно.
Пока он шёл, ему вспомнился прерванный разговор. Что там было за предсказание? Как только охотник догнал спутников, он спросил об этом малыша.
Йоршкрунскваркльорнерстринк сразу вспомнил и продекламировал: «Когда вода зальёт землю, исчезнет солнце, наступит мрак и холод. Когда последний эльф и последний дракон разорвут круг, прошлое и будущее сойдутся… и солнце нового лета засияет на небе».
— И что это значит?
— Не знаю.
— Твоя бабушка тебе что-то говорила о дожде?
— Ну конечно, она часто говорила об этом.
— И что она говорила?
— Говорила: «Сегодня опять дождь», или «Оденься теплее, идёт дождь», или «Все одеяла заплесневели»… Однажды она сказала: «Течёт крыша…» А в другой раз: «Скоро здесь заведутся лягушки». А ещё, когда у меня в третий раз был насморк… Я вам уже рассказывал, как у меня в третий раз был насморк? Когда мой нос был совсем забит и сопли стали такого же цвета, как…
— Да нет, я хотел узнать, говорила ли бабушка, почему вдруг стало так холодно и дождь стал лить почти непрерывно в последние годы? Знала ли она, когда это кончится и что нужно сделать, чтобы это кончилось?
— A-a, это! Нет, ничего не говорила.
— Ты уверен?
— Да.
— Ну ладно, — сказала женщина, — а что ты знаешь о драконах?
— Драконы большие, у них есть крылья, и они умеют летать. С ними нелегко ладить, особенно с тех пор как люди стали их уничтожать. Драконы — хранители древних знаний… Уж они-то умеют читать рунические письмена! Не то что некоторые, не хочу называть имена, но кое-кто принимает письмо за узоры…
— Нам нужно найти последнего дракона и последнего… — мужчина замолк, как будто его посетила неожиданная мысль.
Охотник уставился на малыша и не смел произнести ни слова.
— Последнего эльфа, — закончил за него малыш. — Бедняга! Последний эльф! Это должно быть ужасно — быть последним. Быть одиноким. И кроме того, это значит, что эльфов больше нет. Это жестоко. ЖЕСТОКО. Даже страшно подумать. Эй, но это значит, что я познакомлюсь с эльфом! До сих пор я не видел других эльфов, кроме бабушки. И когда мы встретимся, он не будет больше последним — нас будет двое. Это так здор… — малыш запнулся.
Тень нашла на его лицо.
— Но если есть я, он не может быть последним…
Наступило молчание. Очень долгое молчание.
— Последний эльф — это я…
Опять молчание. Длительное молчание. Солнце неожиданно скрылось, и опустился туман. Хрипло каркнула какая-то птица. Женщина наклонилась, обняла малыша и крепко, как никогда раньше, прижала к себе.
— Это всего лишь предсказание. Мы даже не знаем, о какой эпохе идёт речь. Может, это случится только через тысячу лет. Или никогда не случится — не всегда же предсказания сбываются…
Лицо малыша приобрело землистый оттенок, и его зелёно-голубые глаза полностью потеряли блеск.
— Точно, может, даже через две тысячи лет, — подтвердил мужчина, — или никогда.
Он тоже присел и крепко обнял малыша.
Так они и сидели, неподвижно, обнявшись, в сыром тумане. Начал моросить дождь, но даже тогда они не пошевелились. К ним неслышно подошла собака, и вот уже четверо путников прижались друг к другу под мелкими каплями дождя.
Первой встала женщина.
— Пойдём укроемся под деревьями.
— Здесь недалеко есть башня. Я слышу журчание воды — мы рядом с ручьём, недалеко от города Далигара, и сзади протекает река. Я знаю, где мы. Здесь должна быть заброшенная башня с растущим наверху деревом.
— Откуда ты знаешь?
— Слышно журчание воды в ручье, и я видел рисунок. Я же уже говорил. Я знаю, где мы.
— Какой рисунок? Ты о чём?
— Потом объясню. А сейчас пойдёмте укроемся от дождя.
Малыш казался неимоверно уставшим. Глаза его совсем потускнели.
Следуя за эльфом, охотник и женщина с трудом пробирались сквозь колючие кусты ежевики. Ручей действительно был. Вода в нём текла чистая и прозрачная, и по берегам росла мягкая зелёная трава. Совсем недалеко от места, где они выбрались из кустов, виднелась маленькая поляна, на которой возвышалась полуразрушенная башня. На башне рос огромный дуб.
Они забрались внутрь строения. Небольшой центральный зал был почти не тронут временем, и в углу нашлась чудом уцелевшая вязанка почти сухих дров, которые хоть и с трудом, но всё-таки смог разжечь обессиленный малыш.
Охотник наполнил флягу свежей водой из ручья. Ему удалось даже поймать маленькую форель. Охотник попытался объяснить малышу, что другого выбора нет: либо умрёт рыбка, либо голодная смерть настигнет всех их.
Малыш устало кивнул. Тёплый и молчаливый пёс, свернувшись калачиком, пристроился рядом с эльфом.
Малыш попытался отвлечься — он вновь стал придумывать имя для собаки. Надёжный казалось ему очень хорошим именем. Надёжный — тот, кто никогда не оставит в беде, не бросит, защитит, тот, кто всегда рядом. Правда, имя стоит немного укоротить. Надёжный, верный…
Fidus — всплыло в памяти слово из какого-то древнего языка. ФИДО! Наконец-то он нашёл для пса правильное имя! Мой верный друг, моя верная собака. Отлично.
Придумав имя для собаки, малыш снова погрузился в отчаяние. Ему не давала покоя мысль, что на свете остался лишь один эльф — он. Все остальные — запуганные, загнанные в ловушки, выселенные, высмеянные, иногда повешенные, а иногда просто брошенные на голодную смерть — погибли, покинули этот мир. Кроме него, никого больше нет. Он был один… Последний эльф.
Глава десятая
Мужчина и женщина съели каждый по половинке форели, чувствуя себя при этом бессердечными палачами, потому что малыш страдал в противоположном углу зала. Охотник принёс эльфу несколько грибов, которые нашёл в лесу, но малыш и слышать не желал о еде. Малыш сидел, зарывшись лицом в шерсть собаки. Он попросил людей с почестями похоронить то, что осталось от форели. Чувствуя себя наполовину идиотами и наполовину убийцами, мужчина и женщина всё-таки выполнили его просьбу.
Когда они вернулись после похорон, малыш поднялся из своего угла и вытащил из-под жёлтой одежды потрёпанный вышитый мешочек. Он вытряхнул его, и оттуда по очереди выпали: небольшой деревянный волчок, выкрашенный в синий и голубой цвета, маленькая книжка в потёртом переплёте синего бархата с вышитыми серебром эльфийскими знаками и кусок пергамента, свёрнутый в трубочку и перевязанный голубой бархатной ленточкой.
— Синий — любимый цвет эльфов, — объяснил малыш, — но сейчас он нам запрещён. А жёлтый цвет мы ненавидим.
Мужчина и женщина кивнули.
Малыш развязал ленточку и развернул пергамент.
— Знаете, что это? — спросил он.
— Кусок пергамента.
— Да, но знаете, что это за знаки?
— Рисунки? — предположил мужчина.
— Буквы? — спросила женщина.
— Это карта! Когда бабушка сказала мне идти, она дала мне с собой книжку стихов и эту карту. Книжка осталась от моей мамы, а карта — от папы. Он много путешествовал. Поэтому он и умер. Эльфам нельзя выходить за пределы «места для эльфов». Когда он возвращался домой, в «место для эльфов», где мы жили, те, кто нас сторожил, поймали его и приговорили к смерти. Поэтому я никогда не видел моего папу. На этом пергаменте карта пути, который мы уже прошли, а здесь — который ещё нужно пройти. Вы умеете читать карту? Это легко — все названия написаны и на эльфийском языке, и на языке людей.
Молчание. Маленького эльфа вдруг пронзило ужасное подозрение.
— Вы вообще не умеете читать! Не только старинные руны, но и на вашем языке!
Молчание. Мужчина пожал плечами. Женщина кивнула.
Какой ужас!
Малыш почувствовал бесконечную жалость к этим несчастным, потерянным людям, которые не имели никакой возможности сохранять слова. Он понял, что должен быть вежливым и терпеливым с ними: они были потеряны в мире, где слова со временем исчезали, оставаясь лишь в памяти людей.
Малыш объяснил им изображение на карте: с одной стороны — Чёрные горы, за ними — море. В левом нижнем углу по двум берегам реки были нарисованы дома, окружённые большой стеной. Подписи гласили, что город носил название Далигар, а река — Догон… так здесь написано. Место, где они находились сейчас, — здесь: вот безымянный ручей, рядом нарисована высокая башня с маленьким дубом наверху. Они же нашли полуразрушенную башню с большим дубом: с тех пор как здесь прошёл папа малыша, башня превратилась в развалины, дубу же повезло больше. Но место всё равно можно было узнать. Немного дальше ручей вливался в реку Догон, которая текла дальше через Арстрид — последнее обозначенное поселение — к Чёрным горам. Река протекала по глубокой долине, так точно нарисованной на карте, что можно было даже различить скалу, возвышающуюся на одном берегу. На скале была начерчена спираль дыма и чёткая надпись: «HIC SUNT DRACOS», что в переводе с языка третьей рунической династии значило: «Здесь есть драконы».
Над изображением скалы на карте был лишь непонятный рисунок.
Малышу всё было ясно: нужно всего лишь идти вдоль ручья, чтобы выйти к реке, а затем по берегу реки, чтобы прийти к дракону.
Он был последним эльфом. И это его задание.
— Почему ты так уверен, что ты последний? — спросила женщина.
— Моё имя… Меня зовут Йоршкрунскваркльорнерстринк: «нерстринк» по-эльфийски означает «последний».
— Это ничего не значит. Может, твоё имя — просто набор звуков без определённого смысла. Вот меня зовут Сайра. Так в моей деревне называются цветы, которые растут на стенах домов. Но разве я цветок?
— А что значит остальное имя? — поинтересовался у эльфа мужчина.
— Великий и могучий.
— Ну да, тогда это точно случайный набор звуков, — сразу же уверенно заявил охотник.
— Шк — эльфийский суффикс абсолютной превосходной степени.
— Абсолютной что?
— Это значит «самый». «Рунск» — «величайший» и «варкльор» — «могучий». То есть моё имя переводится как «самый великий, самый могучий и самый последний» — тот, после которого больше никого не будет.
Что-то в малыше неуловимо изменилось. Его большие глаза, сияющие зелёным и синим цветом, который так нравился эльфам, осветились изнутри. Маленький эльф даже, казалось, стал выше ростом.
— Завтра отправимся в путь, — спокойно произнёс он, — искать последнего дракона. Мы с ним должны разорвать круг. Не знаю, что за круг. Я не понимаю, что всё это значит. Но только тогда вернётся солнце.
Малыш поднял глаза и огляделся. Его окружали стены старинной башни.
— Мой папа был здесь, — растроганно сказал он.
И, рассматривая вековую кладку, нежно дотронулся до камней рукой.
— Мой папа тоже трогал эти стены.
Потом малыш снова углубился в карту.
— Здесь есть какой-то странный рисунок, который указывает на что-то под башней, под землёй.
Да, действительно, внизу под землёй что-то было. Стены башни уходили вглубь, и после недолгих поисков они нашли в полу люк, который вёл в маленькую потайную комнату. Там их взору предстали старинной работы меч, топор и лук со стрелами. Серебряная инкрустация на оружии переплеталась характерной эльфийской вязью. Стрел было три, и на них тоже виднелись серебряные спирали загадочных слов.
— Как звали твоего отца? — спросил мужчина, как только к нему вернулся голос.
— Горнонбенмайергульд.
— И что это означает?
— «Тот, кто находит дорогу и указывает её другим».
В колчане вместе со стрелами был спрятан голубой бархатный мешочек с тремя золотыми монетами.
— Твой отец оставил тебе настоящее наследство, — заключил мужчина.
Малыш вдруг почувствовал себя не совсем сиротой. Это было совершенно новое ощущение. Словно стеклянная стена одиночества, окружающая его, внезапно рухнула.
Он был последним из уничтоженного племени, но любовь родных, которой ему не довелось узнать в настоящем, пришла к нему из прошлого.
Руки малыша вновь и вновь поглаживали найденные предметы: они были сделаны и оставлены здесь для него.
Кто-то заботился о нём, кто-то его любил.
Малыш пожелал, чтобы Смерть была местом, откуда папа мог бы его видеть.
Глава одиннадцатая
На рассвете туман исчез. Они бодрым шагом отправились вдоль ручья, по его течению. Через несколько часов заморосил мелкий дождь, но это не мешало им продолжать путь.
К полудню они подошли к реке. На смену колючим кустам пришли высокие каштаны, значит, идти можно было быстрее и с полным желудком. Каштаны они ели сырыми, чтобы не терять времени на разведение костра.
Река стала шире. Небо посветлело. Дождь перестал. За последней излучиной показались три дома, окружённые кукурузным полем и виноградником. Не было сомнений, что это Арстрид — последнее из обозначенных на карте селений. Вокруг зеленели поля, широко раскинулся каштановый лес, и местами возвышались холмы. До Чёрных гор было недалеко. В центре деревни над большим медным котлом коптилась на решётке дюжина форелей. Вокруг домов росли увешанные плодами яблони. В маленькой бухточке, привязанные крепкими верёвками к толстым сваям, качались на воде три лодки. С десяток отборных овец и две козы бродили среди пышных лугов и каштанов. Небольшой дымок вился над трубой каждого из деревенских домов.
— До того как начались Бесконечные дожди, наверное, повсюду царили такие мир и благополучие, — тихо произнесла женщина.
Жители деревни, дюжина мужчин и женщин и неопределённое количество ребятишек, обступили вновь прибывших. Одежды из простого шерстяного полотна были окрашены у некоторых в синий цвет. Они разглядывали жёлтые обноски малыша и эльфийский лук в руках у охотника, но не выказывали ни капли страха или недоброжелательности.
Первым заговорил охотник. Он вежливо поздоровался, представился и спросил, можно ли купить у них еду, лодку и одежду.
Жители ответили не сразу. Они устроили что-то вроде совета, и один из них, казавшийся самым старшим, высокий старик с короткой седой бородой, спросил, чем они собираются расплачиваться.
— Как насчёт настоящей монеты из чистого золота? — предложил охотник.
Торговались, казалось, до бесконечности. Но, увы, безуспешно: старик хотел не менее трёх монет. Охотнику пришлось уступить.
В конце концов сделка состоялась. Лодку путники выбрали небольшую, но крепкую. Охотник загрузил в неё бурдюк с козьим молоком, большой мешок яблок, мешок поменьше с кукурузой и два, ещё меньше, с копчёными форелями и изюмом. Потом они купили тунику, пару штанов и длинный плащ синего цвета для Йорша, который наконец-то смог избавиться от грубых и изношенных лохмотьев.
— Другой эльф тоже был одет в синее, — сказал старик, — тот, который был у нас несколько лет назад. Он продал нам за три монеты котёл изобилия и согласия.
— Что-что?
— Котёл изобилия и согласия, — повторил старик, указывая на круглую медную посудину, над которой коптилась рыба.
Котёл и правда казался необычным. Он напоминал очаг: на толстом двойном дне горели угли, и из дыры в верхней части выходил дым.
— Пока котёл горит, мы защищены от нужды и споров. Дожди у нас идут редко, и с тех пор как ушёл эльф, у нас не было ни одной ссоры. А раньше мы ругались не реже трёх раз в день, и не всегда это заканчивалось добром: все мы здесь с ножом хороши. Мы заплатили эльфу три золотые монеты, именно те, что вы выложили за еду, лодку и одежду. Посмотрите, одна из монет овальная, а вторая сплющена с одной стороны. Малыш, небось, сын того эльфа, правда? Ну что ж, с вами приятно было иметь дело. И не только потому, что вы вернули наши деньги. Если и вы несёте с собой изобилие и согласие, мы рады вам помочь.
— Может, одна из трёх монет поможет нам лучше нести изобилие и согласие? — предпринял последнюю попытку поторговаться охотник.
— Я уверен, что вы справитесь и без неё, — безмятежно ответил старик, — тот эльф перед уходом прочитал нам целую лекцию о торговле и сделках… Он действительно был необыкновенным существом.
Выяснилось, что плыть в лодке — это просто наслаждение. Не нужно ничего делать, лишь лежать на спине, пока течение несёт тебя в нужном направлении. Лодка оказалась на удивление удобной. Под небольшим навесом, укрывавшим их от дождя, стояла железная жаровня: можно было поджарить кукурузу и погреться у огня.
По утрам и вечерам путешественники сходили на берег, давали размяться собаке, пока они собирали сухие ветки для жаровни. Берега реки были скалистыми, встречались иногда узкие полосы пляжа, но места были одинаково пустынны. Впервые в жизни они не чувствовали голода — их вечного спутника. Маленький эльф даже позволил своим попутчикам-мясоедам изредка лакомиться копчёной форелью.
Горы с каждым днём становились всё ближе: большую часть дня лодку накрывала тень вершин. Маленький эльф в основном в молчании сидел возле жаровни с книжкой в руках.
— Твой отец, видно, был очень силён в волшебстве, — однажды утром сказал Монсер.
— Бабушка говорила, что нет. Волшебные силы не у всех одинаковы — у кого их больше, у кого меньше. Бабушка говорила, что мой папа был самым никудышным волшебником из всех эльфов, которых она знала. Всё, на что он был способен, — это зажечь огонь. Это если ему везло и ветер дул в подходящем направлении. А бабушка умела кипятить воду без огня и выводить бородавки травами.
— И как же твой отец смог превратить ту деревню в безбедное и мирное место? Как он смог прекратить дожди?
— Не знаю. Я не вижу в этом никакого смысла!
Вскоре лодка почти всегда плыла в тени гор: река текла сквозь огромное ущелье. Обрывистые скалы поднимались вверх на головокружительную высоту. Небо над головами путешественников казалось параллельным реке коридором с огромными стенами из скал.
На самой высокой из скал виднелась масса глыб, похожих на какое-то строение. Высокий столб дыма, поднимающийся над глыбами, унёс последние сомнения в назначении этой массы камней. Вскоре показалась и огромная надпись, высеченная прямо на скале:
«HIC SUNT DRACOS».
«Здесь есть драконы» — буквы алфавита второй рунической династии, как объяснил им маленький эльф.
Несмотря на быстрое течение, мужчина сумел с помощью весла подогнать лодку к берегу и пришвартовать её к утёсу. Это место было единственным во всём ущелье, куда можно было причалить. Нос лодки врезался в кусты, за которыми, как оказалось, скрывался маленький, шага в два шириной, песочный пляж. За ним виднелась узкая и почти отвесная лестница, выдолбленная в скале.
Малыш сверился с картой.
— A-а, теперь я понял, что здесь нарисовано, — водопад. Я слышу его шум. Назад по реке, против течения, нам не вернуться, впереди — водопад… Остаётся один путь — вверх по лестнице!
Путешественники стали подниматься по лестнице. Путь был труден: ступеньки были узкими и крутыми, местами заросшие мхом, они оказались скользкими, а некоторые и вовсе были разрушены. Спустя несколько часов они наконец увидели солнце. С высоты можно было разглядеть и водопад: отвесную стену воды, переливающуюся всеми цветами радуги. Дальше идти было ещё труднее, и путники всё чаще останавливались, чтобы перевести дыхание. Уже перевалило за полдень, когда они добрались до вершины. За Чёрными горами лежала обширная равнина, а за ней можно было различить голубую полосу, сливающуюся на горизонте с небом. Море! Они видели море! Маленький эльф воспрянул духом. Его усталость как рукой сняло. Он смотрел на море так же, как когда-то смотрел на него отец.
Ступеньки привели путешественников к тропинке, которая заканчивалась у невероятного строения, выдолбленного прямо в скале, чья вершина терялась в плотных и густых облаках. Над входом было высечено:
«HIC SUNT DRACOS».
Маленький эльф достиг цели! У него получилось!
Мужчина поднял лук с натянутой тетивой. Женщина сжала маленький топор. Собака тоже выглядела неспокойной и подозрительно обнюхивала всё вокруг.
Малыш подошёл к гигантской двери, усеянной надписями первой рунической династии.
— Что там написано? — спросил мужчина.
Маленький эльф стал расшифровывать слова. Хотя его сердце словно стиснуло железными тисками, он ликовал. Вот он, рок. Лишь несколько шагов отделяли малыша от его судьбы.
— Запре… щно, запрещно… пле… вас… Запрещается плевать.
— Запрещается плевать??? Не может быть! Ты уверен?
— Да, — Йорш тоже растерялся.
— Да ты что! Мы прошли полсвета, чуть не сдохли на этой проклятой лестнице…
— Не такая уж она была и ужасная…
— Потому что я нёс тебя на руках! На этой лестнице больше ступеней, чем капель в море! И всё это только для того, чтобы прочесть о запрете плевать?! А где же круг, будущее, солнце новой весны? Посмотри получше, там ещё какие-то каракули.
— Запрещается плевать, бегать, крошить и кричать и обязательно мыть руки перед тем, как войти, — подтвердил маленький эльф.
В этот момент дверь открылась…
Глава двенадцатая
Гигантская деревянная дверь, высотой в полдюжины троллей (если поставить их друг другу на плечи), распахнулась с впечатляющим грохотом, и перед ними предстал огромный зал, в котором множество сталактитов и сталагмитов переплетались и скрещивались меж собой, образуя бесконечные узоры из света и тени. Свет струился сверху, из десятка небольших окон, закрытых тонкими янтарными пластинами. Поэтому всё в зале было окрашено в золотистый оттенок.
Дракон стоял в центре зала. Он недовольно глядел на прибывших. Он был очень стар. Конечно, нелегко расшифровать выражение на морде дракона, тем более если тот очень старый, а ты вообще впервые встречаешься с подобным существом… Но как-то сразу стало понятно, этот дракон очень недоволен.
— Что за худо постигло вас, о неосторожные чужеземцы, что дало привесть вас к вратам моём, дабы нарушить покой сих безмятежных мест этим наглым переполохом?
В какой-то степени речь дракона застала их врасплох. Они вздрогнули и переглянулись, решая, кто из них будет отвечать.
Монсер осмелился первым:
— Позвольте представиться, благородный господин, я — человек, он — эльф…
— Никто не совершенен в этом мире, — великодушно прокомментировал дракон, ничуть не удивлённый этими словами. — Не всем дано родиться драконами, что есть высшая форма природы, — снисходительно заключил он.
Охотник на миг растерялся от этой тирады, сглотнул, набрал в лёгкие воздух и продолжил:
— Его, то есть маленького эльфа, зовут Йоршкрунскваркльорнерстринк.
Это не произвело никакого впечатления на дракона.
— Внятно указано воспрещение чихать и плеваться, — изрёк он.
— Я не чихал: это его имя. Отца маленького эльфа звали Горнонбенмайергульд.
— Каждому своё имя дано, — парировал дракон, на глазах теряя к ним интерес.
Наступило неловкое молчание. Кажется, судьба посмеялась над маленьким эльфом, а рок, наверное, потерялся где-то по дороге.
Йоршкрунскваркльорнерстринк попытался возобновить разговор:
— Мы прочитали предсказание, в котором говорилось о вас, придурк… то есть превосходительство.
— И кто измыслил предсказание сие?
— Люди второй рунической династии в городе Далигаре.
— Нелёгкое весьма искусство — будущее предсказывать, и ни одного примера нет, что людям сие хоть раз удалось. Глупцы лишь веруют в каракули настенные. Теперь настала пора, мессеры, избавить нас от вмешательства и честь знать, что сказать точнее, идите себе отсюда подобру-поздорову, — заключил дракон.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что с затерянной среди облаков вершины скалы сорвалось несколько небольших камней, и путникам пришлось посторониться. Наступила тишина.
— Да как он разговаривает? Кто-нибудь понял, что он сказал? — спросил Монсер.
— Он сказал, что предсказание — это глупости и что нам лучше уйти, — устало перевёл малыш.
Эльф без сил сел на камень. Пёс подбежал к нему и начал лизать лицо. Мужчина опустился прямо на землю, сжав голову руками. Женщина, задумавшись, осталась стоять.
— Откуда он знал, что предсказание было на стене? — пробормотала она через некоторое время. — Гораздо чаще они написаны на пергаменте, на деревянных досках для письма, на щитах или на иконах…
Женщина наклонилась, подобрала с земли камень и изо всех сил запустила им в деревянную дверь.
— Эй ты, — заорала она во всю глотку, — открывай дверь, если не хочешь, чтобы мы выбили её камнями!
— Ты с ума сошла? Собралась умирать?
— Нет, наоборот, я не хочу умирать. Мы на вершине горы, до которой можно добраться только по реке, но её сильное течение не даст нам вернуться обратно, а впереди огромный водопад, то есть верная смерть. Если мы хотим отсюда выбраться, дорога одна — через нору этого чудовища! И если мы не хотим сидеть здесь вечно, нужно ещё раз попробовать. И вообще, разве вы забыли, зачем мы сюда шли? Так или иначе, справимся и с драконом.
— Это он с нами справится! Стоит ему лишь захотеть, — воскликнул охотник.
Женщина не слушала его. Она опять повернулась к двери и ударила по ней маленьким эльфийским топором. Во все стороны полетели щепки.
— Эй, — крикнула она, — я с тобой разговариваю!
Дверь слегка приоткрылась.
— Как посметь тебе… — затянул дракон.
— Ты и без нас знал о предсказании, правда?
— Послышивал нечто, — признался дракон, — но это значения никакого имеет.
— Ты боишься? — спросила женщина. — Наше прибытие беспокоит тебя? Тебе грозит какая-то опасность? Что-то, чего мы не знаем? Слишком странно, что тебе никак не любопытно…
— Совсем не любопытно, — по привычке поправил её малыш.
Женщина чуть не испепелила эльфа взглядом.
— Слишком странно, что тебе совсем не любопытно. Где же ваше хвалёное гостеприимство? Ты даже не предложил нам войти!
— Возраст уже почтенный, — начал оправдываться дракон, — боли неутомимые костьев ног моих…
— Не бойся, — вдруг сказала женщина.
— Не бойся? — пробормотал охотник. — Кого? Нас? Ему стоит лишь кашлянуть, и он изжарит нас, как кукурузу.
Наступило молчание.
— Да как вы не понимаете? Он старый, уставший и одинокий. У него не осталось волшебных сил. Это он нас боится. Ну неужели вы совсем-совсем ничего не понимаете? — в раздражении спросила женщина.
— Не бойся, — повторила она старому дракону.
Опять долгое молчание. Лишь шум водопада вдалеке нарушал тишину.
Потом дракон разрыдался: сначала долгим судорожным плачем, на смену которому пришло жалобное, словно писк испуганного щенка, хныканье.
— Теперь я понимаю, почему драконы исчезли, — пробормотал Монсер и еле увернулся от пинка в бок.
И тут огромная дверь распахнулась.
Перед ними раскинулся огромный зал. Вуаль паутины между сталактитами и сталагмитами мерцала золотистым янтарным сиянием, что создавало особую волшебную атмосферу. В зале стоял густой дым и невыносимая жара. Пышно цветущие побеги золотистой фасоли заполняли весь пол и вились по стенам. Стены зала были пронизаны множеством отверстий, сквозь которые можно было увидеть другие залы, тоже заполненные мягкой паутиной, на которой покачивались завитки дыма и набухшие стручки фасоли.
— Откуда весь этот дым? — спросил маленький эльф.
Причитания дракона стали громче и пронзительней, и некоторые сталактиты задрожали от особенно громких криков. Охотник обеспокоено огляделся по сторонам, а женщина, впервые с момента, как переступила порог, выглядела испуганной. Выручила всех собака: она приблизилась к дракону, лизнула его и заскулила, как обычно делают собаки, желая кого-то утешить. Дракон прекратил рыдать и посмотрел на собаку. Та вильнула хвостом. Дракон успокоился, размеренно задышал, и сталактиты перестали дрожать.
Надёжный. Верный. Каждый раз, когда было необходимо, пёс был тут как тут. Надёжный. Верный. Фидо. Без сомнений, малыш нашёл правильное имя для пса.
Маленький эльф решил обойти зал и осмотреться. Всё вокруг было таким необычным, и в первую очередь дракон. Его чешуя переливалась сложными и великолепными розово-золотыми узорами, но некоторые из чешуек были ободраны и посерели. Некоторых вообще не было — там, где виднелись оставшиеся от давних ран шрамы, глубиной в ладонь. Когда-то огромные когти сейчас стёрлись почти наполовину. Дракон опирался головой на передние лапы, и когда поднимал голову, она мелко тряслась.
Совсем старик.
Несчастное создание, потерявшее всю свою силу.
Женщина оказалась права.
Йорш медленно обходил зал и в конце концов забрёл в самую дальнюю часть пещеры. У него перехватило дух от увиденного. Из огромной дыры снизу валил густой пар, выходящий через такое же большое отверстие в потолке. Это был тот самый столб дыма, видный издалека. Самый настоящий вулкан! Паровой вулкан! Бабушка как-то рассказывала про него.
Малыш вспомнил тот день, когда бабушка поведала ему об огненном сердце мира, вулканах и землетрясениях. Она рисовала схемы на земляном полу хижины — пергамента у них уже давно не было — и объяснила ему, как огненное сердце Земли передаёт тепло вулканам. Бабушка даже нагрела на свече фляжку, наполовину наполненную водой, и показала, как тепло с негромким «бум» выбивает маленькую деревянную пробку и выходит наружу тонким завитком пара. Он чуть не лопнул от смеха, и бабушка смеялась вместе с ним, потом вытащила три ореха, которые хранила для больших праздников, и сказала, что когда кто-то смеётся, это и есть большой праздник. И она оказалась права — орехи закончились, но и бабушка никогда больше не смеялась, так что праздновать всё равно было нечего.
Малыш очнулся от воспоминаний и всмотрелся в столб пара. Он знал, откуда этот пар: он шёл из центра Земли, из огненного сердца мира, где ещё горит древний огонь, давший жизнь всей планете. Это был паровой вулкан! Древний огонь нагревает подземные реки, вода превращается в пар, который поднимается вверх, пока не выходит из-под земли столбом облаков. Вот почему вершина горы утопает в облаках! Превращённый в облака пар поднимается всё выше и закрывает собой небо. Облака, тучи, за которыми исчезают звёзды… тучи… дождь…
— Это вулкан, правда? — к маленькому эльфу вернулся голос. — Вулкан из дыма и пара. Пар идёт из центра Земли, выходит здесь, поднимается в небо и закрывает его, потом становится тучей, которая потом становится дождём.
Малыш оглядел остальных. Лицо его просветлело — теперь он всё понял.
— Вот почему всегда пасмурно и идёт дождь! — торжествующе объяснил он. — Нужно лишь подвинуть эту глыбу и заткнуть ею отверстие, и всё будет как раньше. Солнце и дождь, по очереди, как надо. Никакой больше грязи. Кстати, эта глыба будто создана для этого кратера, она ему… как это… подходит, как ключи к замкам. Совпадают все выемки и углы.
Малыш внимательно рассматривал огромную глыбу и кратер вулкана.
— Точно, подходит. Даже прожилки в камне…
Малыш потерял дар речи. Научный интерес сменился возмущением.
— Это глыба раньше закрывала кратер, это ты её сдвинул! — закричал он дракону. — Ты открыл вулкан! — малыш был возмущён до глубины души. — Как ты мог сделать такую глупость? Это стоило нам годы и годы грязи и дождя! Это стоит нам годы и годы грязи и дождя!
— Очень дипломатично, — пробормотал Монсер. — Да отойдите вы от его носа! Не забывайте, если дракон чихнёт, мы изжаримся, как в печи!
Но дракон, казалось, не собирался их изжарить. Очевидно, драконы опасны лишь в молодости, а этот был очень старым. Старым, уставшим и отчаявшимся. Дракон снова разразился рыданиями, и сталактиты опять опасно задрожали. Собака старалась утешить его своими подвываниями.
Лишь женщина не потеряла спокойствия. Она подошла поближе к дракону и даже осмелилась погладить его по лапе:
— Ну ладно, ладно, сейчас мы всё исправим. Не бойся. Только объясни всё по порядку, а то ничего не понятно. Расскажи всё с самого начала.
Рыдания потихоньку стихли. Сталактиты перестали вибрировать. Дракон поныл ещё немного и начал свой рассказ.
Глава тринадцатая
— Я познал это место много веков тому назад, когда ещё ребёнком был, — начал дракон.
— Детёнышем, — уточнил охотник.
— Недавно родившимся, — поправил охотника эльф.
— То была эпоха, когда я имя ещё держал. Сейчас оно улетучилось из памяти моей, потому как тысячелетиями никто не молвил его. Я прибыл сюда потому, что естьм в этом месте самое драгоценное сокровище всея Земли, — продолжал дракон.
— Правда? — заинтересовался Монсер. — Сокровище? И где оно?
— Всё вокругу нас.
Охотник внимательно огляделся — ничего, кроме сталактитов и паутины.
— Во времена второй рунической династии настолько ценились пауки? — разочарованно спросил он.
— Полюбуйся, — сказал дракон, наполнил лёгкие воздухом и осторожно подул.
Вековая пыль и паутина разлетелись и открыли миллионы книг.
— Великая библиотека второй рунической династии. Это естьм храм знания, и как в храме подобало весть себя здесь, в благоговейной тишине и без плевания, с чистыми руками и чищеными сапогами. И дабы уверенными быть, что никто порядок сей не нарушит, испокон веков жили здесь драконы, поэтому и надпись предвещная, что драконы здесь есть. Место сие — великое самое собрание знаний. Но люди позабыли со временем письмо. Утеряли дар чтения. Затопили мир варварством. И исчезло даже воспоминание о месте сием. Многие не верили уж в его существование, но я, крыльям моим благодаря, прибыл сюда после странствий долгих. Велика была радость моя по прибытии. Все книги мира для меня были. И даже в сей миг источают слёзы глаза мои при одном лишь воспоминании.
Когда понял я, что близится старость и отнимает силу мою, и огонь мой уже не воспламеняется, и крылья мои не простираются широко, и имени своего не в силах вспомнить я, то навсегда здесь обосновался. Я был стар и слаб, слишком стар и слаб для полёта.
Всё, чем обладал я, дабы с голоду не сгинуть, — горсть фасоли золотистой на дне моего мешка, в дальних краях собранной, где во всей своей красе сверкает солнце и падает живительный дождь. И дабы с голоду не сгинуть, надобно было мне фасоль сажать да выращивать, а золотистая фасоль больше тепла и воды требует, чем имеется на вершине горы сей.
Но гора сия оказалась вулканом. Потому сдвинул я камень тот, и теплота мягкая да жаркий пар согревают теперь костия мои и мою фасоль: костия не ноют и фасоль богато урождается.
И пронзил меня сразу же страх, что весь дым этот, в небо устремившийся, солнце затмит и Землю охладит, но как было возможно снова кратер закрыть да ждать смерти верной от холода и от голода, оледеневшим и без крошки во рту.
— Но из-за тебя в мире нужда и голод! — возмущённо крикнул малыш, и предусмотрительный охотник попытался оттащить его от траектории возможного чихания огнём.
Дракон застонал. Стон его был довольно лёгкий, и сталактиты остались на своих местах.
— Но почему все, кто попадается нам на пути, только и делают, что плачут? — спросил Монсер.
— Да нет, не все, — весело ответила женщина, — лишь те, кто не пытается нас повесить.
— Ты можешь поставить на место эту глыбу? — вежливо, но твёрдо спросил у дракона малыш.
— Чтобы потом умереть от холода и голода?
— Нет, — спокойно и решительно ответил эльф. — Я не дам тебе умереть. Клянусь, что не оставлю тебя и буду о тебе заботиться. Я буду собирать в лесу дрова и согревать ими пещеру. Если не будет расти фасоль, я посажу кукурузу. Я не дам тебе умереть ни от голода, ни от холода. Клянусь честью эльфа.
Наступило молчание. Йоршкрунскваркльорнерстринк был серьёзен и спокоен. Казалось, он прямо на глазах стал старше.
Первым заговорил дракон:
— Стар я весьма и слаб. Ни летать могу, ни сжигать. Ничего поделать не смогу, если обманешь ты меня, лишь умереть замёрзшим и голодным.
Он улёгся на землю и опустил голову.
Закрыл глаза.
Все молчали.
Йоршкрунскваркльорнерстринк подошёл к дракону и дотронулся рукой до его лба: глубокие чешуйчатые морщины разгладились под его ладонью. Бесконечная усталость… Малыш почувствовал через пальцы, в своей голове. Неимоверная усталость…
— Я смогу защитить тебя от всего, — произнёс малыш, — но сейчас исправь то, что ты натворил.
И дракон сдался. Он упёрся мордой в центр каменной глыбы и напрягся изо всех сил. Охотник и малыш стали помогать дракону. Глыба двигалась очень медленно, но к вечеру кратер вулкана был закрыт.
Женщина поджарила фасоль с кукурузой, и пещера наполнилась аппетитным запахом горячей еды. Пёс устроился на мягкой подстилке из листьев фасоли и спокойно посапывал во сне.
Йорш заговорил. Первый раз в жизни он чувствовал себя сильным, знал, что нужно делать и почему это нужно делать.
— Я буду жить с тобой и буду искать еду, — пообещал он. — Тебе нравится кукуруза? Да? Хорошо. У меня в кармане осталось несколько зёрен. Мы посадим их прямо здесь, кукуруза вырастет и без особого тепла или влаги. Мы будем читать книги. Вот увидишь, всё будет хорошо. Я думаю, это и есть круг, который мы должны разорвать: вода превращается в пар, пар — в облако, а облако — в дождь. Теперь круг разорван — и я останусь с тобой и не дам тебе умереть от голода.
Дракон был очарован его словами.
Он счастливо кивнул.
И попросил показать ему кукурузу и рассказать о её происхождении и культивации. Потом, опять всплакнув, но уже от радости, дракон выдал самый странный монолог за целый день. Он говорил, что и тот, другой эльф, постарше, который заходил сюда несколько лет назад, уговаривал закрыть кратер, опасаясь, что именно пар — причина тьмы и дождя, и что тот эльф тоже предлагал дракону помощь и защиту.
Но через несколько дней эльф снова отправился своей дорогой, радостный и счастливый, заявив, что дракон мог оставить кратер и открытым, так даже лучше для фасоли. Тем более что столб пара покажет дорогу его сыну, который должен прийти сюда, навстречу своей судьбе. Бедный дракон поверил ему и снова откатил камень, и пар вновь взвился в небеса. А когда постучали в его дверь, он почему-то испугался, решив, что его опять будут обвинять и всё такое…
Наступило зловещее молчание.
Слышалось только, как разомлевший от тепла пёс постукивает хвостом по сталагмитам, поднимая пыль и паутину.
У маленького эльфа перехватило дыхание.
Его отец был в этом месте.
Его отец мог положить конец вечной тьме и дождю, вернуть миру солнце, остановить голод и нужду в мире… мог, но не сделал этого…
Невероятно, страшно, кошмарно, дико, немыслимо…
— Ужасно, — произнесла женщина.
— Бесчеловечно, — подтвердил мужчина.
Маленький эльф испытал самое грустное из всех существующих чувств — стыд за своих предков.
Лицо его вытянулось, глаза закрылись, душу переполнило страдание, в котором тонуло его волшебство. Сейчас он был не в состоянии воскресить даже муху.
— Но почему? — задалась вопросом женщина.
— А как же продавать горшки, приносящие хорошую погоду, по три золотые монеты за штуку, если на дворе светит солнце? Эльфы всегда отличались талантом к сделкам, не правда ли? — ответил охотник.
В голосе мужчины сквозила лютая ярость. Он начал мерить пещеру большими шагами. Со злостью он пнул ногою костёр, и фасоль и кукуруза разлетелись во все стороны. Собака перестала вилять хвостом и испуганно завыла.
— Годы нужды, голода, тьмы и отчаяния, и всё из-за дракона-идиота и эльфа, который… который… — охотник не мог подобрать подходящего ругательства.
Тут в голову ему пришло худшее из оскорблений:
— Всё из-за эльфа, который ведёт себя как самый настоящий… эльф.
Обиженный Йоршкрунскваркльорнерстринк подавленно всхлипнул. Но на этот раз никто, кроме собаки, не собирался его утешать.
— Как можно отсюда выбраться? — уставшим голосом спросил у дракона мужчина. — Я имею в виду, есть ли путь, который не заканчивается водопадом и по которому могут идти нормальные люди, не имеющие крыльев? — для полной ясности добавил он.
Выход был. А как же иначе: ведь люди второй рунической династии, которые приходили сюда читать свои древние книги, разумеется сначала вымыв руки, почистив сапоги и поклявшись честью, что не будут плевать ни на пол, ни — что ещё хуже — на пергамента, должны же были как-нибудь приходить и уходить. В конце просеки сохранилась никому не известная и не нанесённая ни на какую карту старинная дорога, которая вела по южному склону Чёрных гор всё дальше от реки и терялась где-то в лесах на севере.
Когда они вышли из пещеры, была ночь, но такая светлая, с такими яркими звёздами и ясной луной, что они решили сразу же отправиться в путь.
Дорога начиналась в противоположной месту их прибытия стороне. Её совсем не было видно, спрятанную среди кедров и заросшую кое-где кустами маленьких ромашек, но она угадывалась по остаткам древних булыжников, которыми дорогу когда-то вымостили.
Булыжники были небольшие, восьмиугольные, ладно пригнанные друг к другу, словно пчелиные соты. В зарослях ромашек виднелись невысокие колонны, служившие в прошлом опорой для перил лестницы. Иногда дорога прерывалась маленькими террасами для отдыха. Пока они спускались, на смену кедрам пришли лиственницы, потом — огромные каштаны и дубы.
Ночь была настолько светлая, что Сайра остановилась, чтобы собрать каштаны. Она наполняла ими мешок, стараясь не поколоть рук колючками. Когда мешок был наполовину полон, а её руки, несмотря на старания, исколоты… она вдруг заплакала.
— Радуйся, что нас не повесили! — проворчал охотник.
Неожиданно Сайра развернулась и направилась обратно к пещере.
— Я вернусь к малышу, — решительно сказала она.
— Он ни в чём не виноват, — мягко, спокойно, но уверенно, тоном человека, который не поменяет своего решения, продолжила Сайра. — Он ничего плохого не сделал. Совсем наоборот. Он жертвует дракону свою жизнь, чтобы вернуть солнце. Он спасает мир. А мы его даже не поблагодарили! Его отец, может, и был подлецом, но что с того? Малыш в этом не виноват. И потом, разве его отец всё это начал? Он просто не захотел положить конец веку дождя. А это меняет дело. Он не захотел тратить свою жизнь на дракона и улучшение погоды. Может, он не мог. Может, он сам был болен. Может, у него были другие дела. Например, вернуться к сыну и предупредить о чём-то важном. Откуда нам знать? Да как мы смеем его судить?! Испокон веков эльфов обвиняют во всех несчастьях, и мы тоже хороши — сразу же примкнули к общему хору! В любом случае, отец малыша не виноват в приходе тьмы. Он просто ограничился тем, что не спас мир…
Охотник молча следовал за ней. Время от времени он недовольно бурчал, но ни на миг не замедлил шага, наоборот — несмотря на усталость, как мог, ускорил ход. Они уже добрались до кедрового леса, как вдруг скрылась луна, набежали тучи, и темень стала непроницаемой. Продолжать подъём стало невозможно. Мужчина, женщина и собака прижались друг к другу на одной из террас, когда-то служивших для отдыха путешественников, и провели на ней остаток ночи.
С первым проблеском зари они вновь пошли вверх, в гору. Их переполняло живое беспокойство тех, кто совершил несправедливость. Они спешили, как те, кто не сдержал ярости и должен срочно исправить нанесённую обиду. Потому что обидели ребёнка, недавно родившегося, детёныша.
Когда они наконец добрались до библиотеки, солнце стояло почти в зените, и водопад вдалеке переливался всеми цветами радуги. Дверь была распахнута: дракон дремал, освещённый золотистым светом. В пещере царил порядок: с пергаментов была вытерта пыль, они были аккуратно сложены на полках, блиставших чистотой.
Маленький эльф сидел в одной из внутренних комнат среди пергаментов, исписанных характерной эльфийской вязью и разрисованных странными рисунками шаров и кругов. Малыш сиял от счастья, как птенец, только что научившийся летать. Вокруг маленького эльфа летало множество шариков, кружившихся по разным орбитам вокруг центрального шара, который вращался вокруг собственной оси.
— Это написал мой отец, — радостно объявил малыш, показывая надписи и рисунки, — а это я сам сделал! — добавил он с гордостью, указывая на шары, летающие в воздухе. — Я использовал старую кожу дракона (они, как змеи, меняют кожу), чтобы сделать эти шары, и сейчас они играют роль планет. Если что-то маленькое кружится вокруг своей оси, то я могу удержать этот предмет в воздухе, несмотря на силу тяжести.
Затем последовало долгое и подробное объяснение.
Оказалось, что движение звёзд было описано в пергаментах, хранящихся в боковых залах пещеры, куда дракон не мог добраться. Дракон был огромным и помещался только в центральном зале. А вот отец эльфа — Горнонбенмайергульд, «тот, кто находит дорогу и указывает её другим» — мог осмотреть все боковые комнаты. Горнонбенмайергульд не потерял времени даром. Он оставил сыну такие ясные объяснения, что тот смог понять всё за одну ночь.
Малыш сделал вывод, что изменение климата произошло само собой, без чьего-либо вмешательства. Но главное — погода вскоре должна была вернуться в норму, сама собой. Вулкан не имел к этому никакого отношения. Не таким уж он был мощным, со своим столбиком белого пара, чтобы превратить всю землю в болото! Маленький эльф употреблял кучу бессмысленных слов: метеориты, изменение земной оси, снова упомянул силу тяжести, хотя вокруг ничего не падало и никого не вешали.
Оказывается, эра дождя наступила случайно, потому что какой-то огромный камень пронёсся высоко в небе, но никто не мог его увидеть. А сейчас дожди становились всё реже, потому что камень удалялся от Земли. Возвращалось нечто, что малыш назвал «изменением наклона земной оси», и эта самая ось должна встать в то положение, когда климат окажется оптимальным. Или хотя бы не очень гадким. То есть нормальным. Немного — солнце, немного — дождь, иногда — ясный день с лёгким ветерком, когда можно пускать воздушных змеев или сеять зерно.
Охотник и женщина почти ничего не поняли. Но они не перебивали малыша, не спрашивали его, что такое «планета», не уточняли, одно ли и то же «шар» и «мяч». Эльф дошёл до того, что заявил, будто Земля круглая и будто не Солнце кружится вокруг неё, а наоборот. Это было самой большой глупостью из всего им сказанного — стоит лишь раскрыть глаза и посмотреть вокруг, чтобы убедиться в обратном. Но мужчина и женщина из вежливости решили не обращать на это внимания и не комментировать.
Но им всё же пришлось признать, что в последние две луны погода, впервые за долгие годы, стала улучшаться. В небе стали видны солнце и звёзды, появлялись проблески голубого цвета и краски заката. Всё чаще после долгой тьмы сквозь тучи и ливни пробивался рассвет.
Для женщины и мужчины лингвистическое объяснение происходящего было гораздо понятнее астрономической лекции. В предсказании говорилось:
«КОГДА ПОСЛЕДНИЙ ЭЛЬФ И ПОСЛЕДНИЙ ДРАКОН РАЗОРВУТ КРУГ,
ПРОШЛОЕ И БУДУЩЕЕ СОЙДУТСЯ И СОЛНЦЕ НОВОГО ЛЕТА ЗАСИЯЕТ В НЕБЕ».
Язык второй рунической династии не очень точен. Когда могло указывать и на условие, и на время действия. Когда — в смысле: если… то… Или когда — в то время как… Это просто могло случиться в одно и то же время. Не по причине. И круг, который должны были разорвать малыш и дракон, не был круговоротом вода — пар — тучи — дождь — вода, а совсем другим кругом: линией горизонта, которая окружает тебя, когда ты остаёшься один. Крут одиночества. Маленький эльф должен был встретить последнего дракона, чтобы соединить прошлое и будущее: получить доступ к знаниям блестящего прошлого человечества, когда жизнь была полна наукой и открытиями, и сохранить эти знания для будущего. Всё было так ясно и просто… Его папа понял всё это и оставил ему указания дороги, следы, как белые камешки, блестящие в свете луны.
— А как же котёл хорошей погоды? — спросил охотник.
— Это самый обыкновенный котёл. Улучшение погоды началось бы с мест, расположенных поблизости от Чёрных гор, которые защищены от западных ветров. Мой отец воспользовался этим.
— Продать обыкновенный котёл за три золотые монеты на нашем языке называется «мошенничество», — сухо прокомментировал мужчина, ловко увернулся от пинка в бок и удобно уселся на выдолбленную прямо в скале скамью.
— На языке эльфов это называется «гениальность», — весело ответил малыш, — и не только потому, что мой папа дал мне возможность добраться до этого места, но и потому, что, продавая котёл за высокую цену, он дал людям в селении мир. Жители деревни, веря, что волшебство, кроме хорошей погоды, приносит и согласие, прекратили резать друг другу горло — а это намного дороже золота. Главное правило торговли — если платишь дорого за то, что вообще не имеет цены, ты уже в выигрыше. Я думаю, старейшина деревни тоже это понял!
После долгого молчания мужчина расхохотался. Женщина же заплакала и крепко обняла малыша.
— Может, мы ещё встретимся, — всем сердцем надеясь на это, сказал маленький эльф.
Может, когда-то им и предстоит встретиться, но сейчас наступило время расставания. Мужчина и женщина должны жить своей жизнью: возделывать поля, выращивать кур и уток… или, может быть, детей. В их мире нет места для книг и золотистой фасоли. Он же поклялся остаться с драконом. Грусть переполнила сердце маленького эльфа, и шары, вращающиеся в воздухе, попадали на землю. Пёс бросился за ними вдогонку.
— Да, рано или поздно мы встретимся, — ответила женщина.
Друзья надолго замерли в объятии. Солнце поднялось над горизонтом и уже полностью заливало своим золотистым светом библиотеку. Стручки фасоли, как старинные драгоценности, сверкали тут и там на деревянных полках.
— Я хотел бы дать имя собаке, — вдруг сказал Йоршкрунскваркльорнерстринк.
Сайра ещё сильнее прижала малыша к себе:
— Ну конечно.
Йоршкрунскваркльорнерстринк был взволнован. Он даже выпятил грудь от гордости.
— Фидо, — торжественно произнёс он.
— Фидо? — переспросил охотник. — Фидо? Собак обычно зовут Шарик, Жучка, Каштанка или просто Собака. Фидо — смешное, чудное имя для пса. Это будет первый и последний пёс, который зовётся…
Он не успел договорить. Привычный пинок в бок прервал его слова.
— Замечательное имя, — сказала Сайра, — мне очень нравится.
Они ещё немного посидели обнявшись, потом ещё чуть-чуть и ещё капельку.
Но вот друзья разомкнули объятия. В последний раз посмотрели они друг на друга и попрощались навсегда. Тут проснулся дракон. Он широко зевнул с полдюжины раз, после чего его проинформировали, что он снова может открыть свой вулкан и греть свои старые и больные кости до скончания веков. От радости старый дракон вильнул хвостом, разрушив три сталагмита и часть книжной полки. Счастье всколыхнуло его память, как половник мешает суп, и что-то всплыло на её поверхность. Не имя, нет, оно было утрачено навсегда, но кое-что другое. Дракон вспомнил, что под большим порталом была спрятана шкатулка, наполненная чем-то похожим на фасоль, но можно было сломать все зубы, пытаясь это жевать. Как же это называется? В общем, то, из чего делают скипетры и короны или важные монеты: они поняли, что это? Совсем немного — кусков сто. Могло ли это им как-нибудь пригодиться? Тогда, может, они сослужили бы ему службу, убрав это у него из-под ног, а то он всё время спотыкался об эту шкатулку.
Пока мужчина и женщина спускались по длинной лестнице, охотник помогал Сайре преодолевать трудные места, подавая ей руку. Не отпустил он её ладонь и тогда, когда уже не нужно было через что-то перелезать или перепрыгивать. Женщина руку не отнимала. Собака радостно следовала за ними.
— Если хочешь, на золото, которое дал нам дракон, мы купим землю и станем жить припеваючи, — сказал мужчина.
Сайра не отвечала.
— Посадим виноград, зерно, немного кукурузы, — продолжил он.
Женщина остановилась.
— Разведём кур, — добавила она.
Мужчина радостно улыбнулся и крепче сжал её ладонь.
Они продолжали путь в молчании.
Сайра и Монсер почти уже дошли до конца дороги, как мужчина снова заговорил:
— Знаешь, сегодня утром, когда я увидел тебя в первом утреннем свете, я… это… ну, я хотел сказать… спросить… я… ты… то есть мы… мы бы могли… Знаешь, как красиво всё вокруг, когда утром на рассвете всё розовое, и… если быть у нас дочери, можем назвать её Розальба, — выпалил он.
Даже сейчас женщина не отняла руки.
— Красивое имя, — подтвердила она с лёгкой улыбкой, потом ненадолго задумалась. — Если у нас будет дочь, мы назовём её Розальба.
Она уклонилась от пинка в бок и засмеялась.
Мужчина и женщина обнялись и неподвижно замерли, чувствуя тепло друг друга.
Они долго стояли так под звёздным небом, потому что с самого начала, с первой их встречи они ждали и желали лишь этого мгновения.