— Они ничем не пахнут. — Мой голос звучал удивленно и немного разочарованно, когда я, сидя вечером на краешке ванны, поднесла к носу кусок мыла, а потом просмотрела все крема и шампуни. — Вообще ничего… как такое возможно?
Может, это только мне так кажется? Вероятно, Франси чует еле уловимый аромат этих предметов гигиены? Но стоило мне так подумать, как хранительница, сидевшая с очередной книгой в руках, проговорила:
— Они и не должны иметь запаха. Важен лишь ваш собственный.
Вновь посмотрев на мыло в своей руке, я вздохнула. Кажется, мне нужно смириться и с этой прихотью. Хотя едва ли это было просто капризом хозяина, это скорее часть стратегии, которая направлена на полное очищение моей крови. Никаких потусторонних запахов и привкусов. Но я знала точно: не я первая, не я последняя прохожу через это. И если все предыдущие были достаточно сильными, чтобы это выдержать, выдержу и я.
К тому же я не так давно узнала, что не являюсь единственной жертвой в этом доме. Нас даже не две, а двадцать пять (и не только девушек)! Хотя, чего это я так удивляюсь: клан был большим… даже огромным, а хорошая человеческая кровь нынче изысканный деликатес, который на дороге не валяется. Господин Каин заранее подсуетился и пригреб лучшее из того, до чего могли дотянуться его руки.
Размышляя теперь над этим, я украдкой кидала в сторону Франси щенячьи взгляды, которые она, конечно же, заметила.
— Вы хотите что-то спросить. — Не вопрос, а утверждение.
— Ты говорила, что здесь живут и другие… такие же, как и я.
— Таких как вы нет, госпожа, вам следует это уяснить раз и навсегда. Осознание вами этой истины предостережет вас от необдуманных поступков, и тем самым очень мне поможет. — Проговорила она, не отрываясь от чтения.
В наступившем молчании, я в очередной раз поняла, что «эта истина» не вызывает у меня особого восторга. Новость о том, что я чистокровный человек, не перевернула мой мир с ног на голову. В конце концов, это и не важно, я спокойно жила все семнадцать лет, не зная состава своей крови, даже не задумываясь о ней. Через три года я вернусь домой, и эта правда снова перестанет играть роль…
Я нахмурилась, всерьез обеспокоенная своими мыслями. Сейчас мне хотелось искренне верить в то, что клан Вимур не нарушает своих слов, и господин Каин отпустит меня, как и обещал. Пусть я хоть трижды чистокровная, он должен сдержать клятву.
А что если он передумает? Что я смогу противопоставить ему в ответ на его «нет»? Контракт? Три раза «ха» на этом самом месте.
Я молчала слишком долго, а мое сердце стучало беспокойно, потому в итоге на пороге ванны появилась Франси.
— Вы хотели что-то спросить. — Напомнила она, заставляя меня поднять на нее тревожный взгляд.
— Да… — Вопреки всему я спросила совсем не то, что хотела. — Раньше ты была хранительницей Эмили, так?
Очевидно, она не ожидала от меня подобного. Привыкшая держать себя в руках Франси теперь растерялась, а недоумение окрасило ее серебристый взгляд. Потом она опустила глаза, осматривая свою черную юбку и блузку в тон. Но, конечно, догадаться мне помогла не столько траурная одежда, сколько поведение девушки.
— Ты, наверное, не хочешь говорить об этом. Прости.
— Вы слишком часто извиняетесь. — Пробормотала она глухо, возвращаясь в комнату и вновь опускаясь в свое кресло. Однако книгу она отложила, устало закрывая глаза.
Намыливая руки, ополаскивая лицо, я представила себя на ее месте. На месте души, пережившей потерю, а не на месте долговечной кровопийцы. Носить с собой груз вины и боли, не в силах ни с кем его разделить, не в состоянии облегчить гнет страданий… может, я слишком очеловечиваю Их, но сейчас Франси казалась такой беззащитной и утомленной. Она не выглядела монстром из бабушкиных сказок, скорее просто женщиной, уставшей от потерь.
Молча я вышла из ванной, взяла стул, поставила его напротив кресла и оседлала, сложив руки на спинке. Я просто предлагала себя в качестве независимого слушателя, который был ей нужен. Никакой настойчивости, показного любопытства, жалости или осуждения. Думаю, всего этого она итак наелась вдосталь после смерти Эмили.
— Она покончила с собой. — Очень тихо сказала Франси после долго молчания. — Но это не секрет, вы могли спросить у кого угодно, здесь это каждому известно.
Представляю себе, такой скандал.
— Не знаю, что я здесь до сих пор делаю. — Усмехнулась криво девушка.
Понимаю, она ведь не справилась со своими обязанностями, не уберегла свою подопечную, дала ей погибнуть.
— И почему именно меня приставили к вам?
Потому что она лучшая. А еще потому, что теперь она не повторит своей ошибки и ни за что не позволит мне умереть.
— Знаете, я рада, что вы не похожи на нее. — Не больше, чем я.
— Ты была очень привязана к ней. — Прошептала я, хотя и дала себе установку быть просто молчаливым слушателем.
— Вы сегодня сказали, что хозяин нарушил контракт, раз она не смогла вернуться домой. Раз что погибла здесь… Так вот, молодой господин договора не нарушал. Госпожа Эмили осталась здесь добровольно по истечении срока контракта. Ей некуда было возвращаться, она слишком привязалась к этому дому… к нему.
Это было очевидно. В большинстве случаев к самоубийству ведет именно несчастная любовь и разбитое сердце.
— Как же это все глупо… такая драгоценная, мимолетная жизнь… и осознано обрывать ее… — Франси не могла понять людей, а особенно их тягу к страданиям. Она была одной из тех, для кого выживание было приоритетом. Наверняка история не знала еще ни одного вампира, покончившего с собой. — Но она была слабой… это и привлекло господина.
Франси вздохнула, и плотину ее сдержанности смыло волной воспоминаний.
* * *
Госпожа Эмили была женщиной в полном смысле этого слова. Нежная, хрупкая, красивая, а что более важно — милая. Холодная, кукольная красота не всегда могла впечатлить, тогда как вкупе с очарованием она превращала женщину в богиню.
Конечно, первое время двадцатилетней девушке было очень тяжело, но господин Каин, зная слабую человеческую природу, не давал ей угаснуть в непривычных и чуждых условиях. Разговоры, знаки внимания и подарки сделали свое дело, девушка расцвела. Однако для ее хранительницы это не было хорошим знаком. Любовь, даже одержимость Эмили сделали объектом своего поклонения не самого лучшего из мужчин. Вернее, Каин был худшим вариантом для человеческой женщины.
«Красивый», «харизматичный», «внимательный», «сильный», «богатый» — положите все это на одну чашу весов, а на другую киньте «опасный-хищный-бессмертный-жестокий-кровопийца-думающий-лишь-о-себе» и посмотрите, какая перевесит. Франси знала заранее ответ, все же задачка была пустяковой. Возможно, знала и Эмили, но вряд ли ее это беспокоило… в течение первых пяти лет.
Их отношения выглядели исключительно сказочно: любовь, поцелуи, комплименты, подарки и прочая мишура, которая вскружила наивной девушке голову. Кем она была для него на самом деле? Не берусь судить, но, кажется, господин Каин не считал ее равной себе. И когда срок годности их страсти истек, это стало очевидно и бедной Эмили.
Обстановка накалялась постепенно. Сначала это были просто мимолетные упреки с ее стороны. Эмили негодовала по поводу того, что все из его окружения осуждают их отношения. Но чего она, человек, хотела от него, чистокровного молодого господина клана Вимур? Постепенно, словно ее отпускал наркотический дурман их сумасшедшей любви, приходило понимание своей человеческой, недолговечной сущности. Ей было двадцать шесть, а лица уже коснулись едва видимые признаки увядания, тогда как заботы и страх лишь ускорили неизбежный процесс. А ее кровь… она уже не казалась господину такой сладкой, как пять лет назад. Но финальную черту подвела, конечно же, дикая ревность.
Мимолетные упреки, звучавшие поначалу так ненавязчиво и шутливо, переросли в грандиозные скандалы, свидетелями которых становились все члены клана и прислуга. И кто он такой, чтобы терпеть подобное?
Молодой господин устал. От Италии, от стен своего дома, от всех этих лиц, которые он видит изо дня в день, а в особенности от нее. И вот в один день он исчез, оставляя свою незнающую и напуганную любовницу в одиночестве. И это было той самой фатальной ошибкой.
Такое случалось и раньше, когда, не предупредив никого, Каин срывался с места и уходил на месяцы или даже годы. Еще молодой по их меркам он был полон сил и энергии, этот мир еще вызывал в нем интерес и желание его познать. Но знал ли он, что вернувшись, уже не застанет Эмили в живых? Возможно ли, что такой трагический исход и был его целью?
Франси, как верная подруга, пыталась поддержать несчастную госпожу, заверяя ее в том, что влюбленным иногда необходим перерыв. Что им поодиночке нужно разобраться с собственными чувствами и мыслями. Она горячо убеждала, что господин вернется, потому что во всем мире не сыщет женщины лучше. Что еще один день… завтра… через неделю… месяц и он придет, тоскующий и желающий начать сначала.
Но шло время, а господин не появлялся.
Эмили превратилась в призрака самой себя, побледнела, осунулась, стала тощей как жердь и потеряла всю свою привлекательность. С каждым днем она становилась все раздражительнее, пугливее, нервознее.
И однажды, после очередной долгой истерики, которая стала привычным явлением, следовавшим за ни на чем не основанными утешениями Франси, Эми притихла. Внезапно ее рыдания прервались, словно какая-то отчетливая мысль, внезапное решение, как молния, осветили пучину ее страданий. Она замолчала и сидела недвижимо еще несколько минут, терпя легкие поглаживания по плечу своей обеспокоенной хранительницы. А потом выдала вымученную улыбку и попросила оставить ее одну.
И Франси никогда не забудет эти последние слова.
— Знаешь, я очень устала… мне нужно побыть в одиночестве. Я отдохну. Можно?
Ее сердце стучало так необычайно спокойно в тот момент. Словно наконец-то обрело долгожданный покой, что-то поняло и решило. И Франси поверила этому тихому пению, которое не предвещало трагедии.
В открытое окно, за которым отцветало лето и тянуло запахом роз, ворвался идущий с гор фён, касаясь золотистых волос Эмили. Она преобразилась тогда: окруженная ароматом цветов, купающаяся в свете солнца, в объятьях теплого ветра Эми казалась такой эфемерной, легкой, неземной…
Франси вышла и затворила за собой дверь, но сделав всего несколько шагов по коридору, остановилась. Сердце сжимала тревога. А потом до ее слуха донесся щелчок закрываемого замка.
Все произошло за какие-то секунды: закричав, она рванула к двери и, врезавшись в нее всем корпусом, сорвала преграду с петель. Естественно хранительница опоздала: расстояние в пять этажей в свободном полете было преодолено Эмили намного быстрее.
Франси никогда не плакала, слезы были уделом людей, проявлением слабости, подтверждением проигрыша. Она и тогда не смогла заплакать. Из ее горла вылетали душераздирающие вопли, но глаза оставались сухими.
И она пыталась понять, почему? Почему Эми убила себя? И если Франси и ей подобные не могут найти ответ на этот вопрос, для меня все было предельной ясно.
Эми познала настоящее счастье с этим мужчиной, она попробовала на вкус квинтэссенцию эйфории. Он был не просто ее любовником, он стал ее смыслом, воздухом. И когда она его утратила… разве смогла бы она наладить свою жизнь с другим, когда знала лучшего? Все люди были в ее глазах просто жалкими тенями, нелепой пародией по сравнению с гордым представителем древней расы.
Могла ли я винить ее в глупости и наивности? Конечно же, нет. Она была несчастной, одинокой, никому не нужной девушкой, которая хотела простого женского счастья. Ей показалось, что именно это может и хочет дать ей Каин.
Могла ли я винить молодого господина в ее смерти? Это прозвучит странно, но ответ вновь будет отрицательным. Высота, на которой он находился, недосягаема для людей. И под высотой подразумевается его происхождение, воспитание, положение в обществе, богатство, сила, власть. Она бы никогда не достигла вершины, на которой он обитал, а он не считал нужным спускаться к ней. Каин не был человеком, и это лучшее объяснение всех его поступков.
Жалел ли он о ее гибели? Возможно. Да, скорее всего, жалел. Но опять же его тоска и близко не стояла с тем горем, которое мог бы испытать человек, потеряв свою любимую. Ее смерть рассматривалась Каином как неизбежность, настанет та через пять лет или через двадцать пять — имеет ли это значение для фактически бессмертного?
Что же касается Франси, она никогда не простит себе эту ошибку. И хотя хозяин смилостивился и не предал ее мучительной смерти, те муки совести, которые пережила не справившаяся с заданием хранительница… нет, просто девушка, потерявшая подругу, не идут в сравнение ни с одним наказанием, которое мог бы придумать изощренный ум древнего.
И привязываться в очередной раз к человеку? К этому хрупкому, глупому, эгоистичному существу, которое совершенно не ценит свою жизнь? Она сильна, но не настолько, чтобы выдержать повторение этой истории. Поэтому она больше не ошибется.