Он то приходил в сознание, то снова погружался в беспамятство. Долгие, казавшиеся бесконечностью, периоды темноты прерывались короткими промежутками просветления, возвращения в реальный мир. Он смутно сознавал, как в одно из этих возвращений, положив руку на плечо Алекс, поднимался по ступенькам. Потом была какая-то комната. Кровать. Чистые, хрустящие простыни. Кровь на чем-то белом. Заботливо склонившаяся Алекс — в больших глазах тревога и внимание. Он снова ушел в темноту.

Бен открыл глаза. По половицам деревянного пола в незнакомой комнате осторожно крались красноватые лучики рассвета. Он моргнул и попытался оторвать голову от подушки. На плече — свежая повязка. Рана болела, но как-то по-другому.

Он дотронулся до шеи — шнурка с кольцом не было.

Бен огляделся. Большая, в традиционном, без претензий, духе спальня. В отличие от комнат внизу, здесь было чисто и прибрано, как будто комнатой давно или даже никогда не пользовались. Сам он лежал на широкой металлической кровати, застеленной стеганым покрывалом. В углу стоял умывальник, на деревянном кресле-качалке около кровати — чистые, аккуратно сложенные джинсы и голубая джинсовая рубашка. Сверху — кожаный шнурок с золотым обручальным кольцом.

Алекс лежала рядом, поперек кровати. Спутанные темные волосы разметались по покрывалу, правая рука покоилась на его ногах. Наверное, она сидела какое-то время, охраняя его покой, а потом, сморенная усталостью, прилегла на минутку да и уснула.

Алекс пошевелилась, открыла глаза и сразу посмотрела на него. Качество это, свойственное животным и тренированным солдатам, позволяет человеку мгновенно, без промежуточной стадии, переходить от сна к состоянию полной готовности. Она не зевала, не терла заспанные глаза, а улыбнулась и тут же села. Вместо шерстяного джемпера на ней была клетчатая мужская рубашка на размер больше нужного и завязанная в узелок на поясе.

— С возвращением в мир живых.

— Это ты сделала?

Она кивнула.

— Да. Резать пришлось глубоко, но рана чистая. Кость не задета. Пуля немного сплющилась, но не раскололась. Вышла целехонькая.

Алекс протянула руку к прикроватному столику, нащупала оловянную кружку, тряхнула и протянула ему. На донышке перекатывалась пуля. Такая маленькая и безобидная.

— Ты спасла мне жизнь. Уже во второй раз. За мной должок.

Алекс забрала кружку и пощупала его лоб. Пальцы у нее были прохладные, и ощущение от прикосновения осталось приятное.

— Температура еще есть. Тебе нужно отдохнуть.

Бен откинулся на подушку.

— Отсюда нужно уходить.

— Не сегодня и не завтра. Райли говорит, что мы можем оставаться, сколько захотим.

— Как он?

— Спит. У него все будет хорошо. — Она улыбнулась. — Он, похоже, думает, что мы с тобой — пара.

— Где Зои?

— У нее комната внизу. Она очень устала. Ты бы с ней полегче.

— Я бы ее убил.

— Ей плохо.

— Поделом.

Она провела ладонью по лбу, убрала упавшие ему на глаза волосы. За окном быстро светлело. Где-то заржали лошади, потом залаяла собака.

— Мне пора, надо присмотреть за лошадьми. Райли еще полежит пару дней.

— Подожди. Побудь еще немного.

Она снова улыбнулась.

— Ладно.

С минуту оба молчали.

— Тебе, наверное, снились кошмары, — сказала Алекс. — Прошлой ночью. Ты бредил.

— Вот как?

Она кивнула.

— Да. Разговаривал во сне.

Он промолчал.

— Ты говорил с Богом.

— Думаю, мне особенно нечего Ему сказать.

— Ты просил прощения. Мне показалось, для тебя это очень важно. Что случилось? Что такого ты сделал, за что ищешь прощения?

Он отвернулся.

— Я хочу помочь.

Бен глянул на нее через плечо.

— Почему?

— Не знаю. Просто хочу. — Она пожала плечами. — У меня такое чувство, будто я узнала тебя. Я раздела тебя и уложила в постель. Ковырялась в твоем плече, доставая чертову пулю. Измазалась твоей кровью. Зашивала рану. Обмывала. А потом сидела полночи и вытирала твой пот. Почему ты не хочешь, чтобы я помогла тебе с чем-то еще? Что плохого в том, чтобы выговориться?

— Ты спросила, что случилось. Случилось кое-что плохое. И мне не хотелось бы об этом говорить.

— Плохое случается со всеми.

— Знаю.

— В смерти Чарли ты не виноват. Знаю, ты винишь себя, но это несправедливо. Ты не мог предвидеть, что случится. Ты всего лишь хотел помочь другу.

Он уже открыл рот, чтобы ответить, и в последний момент сдержался.

— Что?

— Ничего. Наверное, тебе надо сходить к лошадям. Только не оставайся долго на открытом месте. Вертолет может вернуться.

Алекс улыбнулась.

— Так легко ты от меня не избавишься.

— Может быть, ты и права. Насчет Чарли. Может быть, я не виноват.

— Но есть что-то еще?

Бен закрыл глаза.

— Расскажи. Поговори со мной.

Он долго молчал. Потом тихо сказал:

— Не могу.

Силы постепенно возвращались, а с ними нарастало нетерпение. Лежа на смятых простынях, листая Библию, Бен снова и снова перебирал имеющиеся факты.

Мысли то и дело возвращались к Слейтеру. Кто он такой? Не цэрэушник. Не коп. Не военный, как Джонс. Скорее лидер, организатор, мозг. Определенно человек, обладающий немалой властью. Один из тех, кого называют сильными мира сего. Возможно, политик, но фигура не слишком заметная — по крайней мере, Алекс о нем не слышала. Предпочитает держаться в тени, оставаться за сценой и дергать за ниточки. Политические интересы каким-то образом — совершенно непонятно, каким именно, — связаны с Клейтоном Кливером, и открытие Зои Брэдбери опять-таки непонятным образом этим интересам угрожало.

Религия и политика. Кливер метит в губернаторское кресло, но в большой политической игре его роль незначительна. Что, если кто-то, стоящий на верхних ступеньках лестницы, кто-то, кому есть что терять и что выигрывать, тоже сделал ставку в этой игре? Голоса избирателей и власть — действенный фактор мотивации, такой может подтолкнуть и к убийству.

И все же внутренний голос подсказывал, что есть здесь что-то еще. Одними политическими амбициями не объяснить, как Слейтер и те, кого он представляет, сумели привлечь к осуществлению своего плана ресурсы Центрального разведывательного управления. Нет, речь идет о чем-то более крупном, более масштабном.

Листая страницы Библии, Бен снова и снова возвращался к этой мысли, и каждый раз на душе становилось все тревожнее.

Ближе к полудню Бен окончательно понял, что не в силах больше терпеть бездеятельность, и поднялся с кровати. Голова еще немного кружилась, но чувствовал он себя гораздо лучше. Из одежды на нем остались только трусы. Наложенная Алекс плотная повязка держалась крепко.

Он повесил на шею шнурок с кольцом и подошел к окну — конюшня, амбар, загон для лошадей, а дальше необъятная степь и голубые горы на горизонте.

Глаз зацепился за что-то, и Бен, присмотревшись, разглядел под навесом, среди старых машин, оборудования и прочего хлама знакомые формы старенького «форда». Он задумчиво кивнул, отошел к умывальнику, умылся холодной водой, вернулся к кровати и натянул джинсы, которые сели почти идеально. Интересно, чьи такие? Определенно не хозяина — тридцать второй не для старика. Может быть, Айры, того самого помощника, о котором упоминал Райли? Он надел рубашку, оказавшуюся немного великоватой.

Снизу пахнуло кофе, послышались чьи-то шаги. Бен пригладил волосы перед зеркалом и спустился по широкой деревянной лестнице.

Алекс он нашел в большой, типичной для фермерских домов кухне. Она стояла у старой газовой плиты и жарила бекон на видавшей виды сковородке. Услышав шаги, Алекс обернулась и удивленно посмотрела на него.

— А я только собралась отнести тебе поесть.

— Скажи, в Штатах есть политики, использующие Библию как основу в предвыборной кампании?

Она ненадолго задумалась.

— Ты имеешь в виду, кроме президента, сказавшего, что это Бог повелел ему идти войной на Ирак?

— Опусти планку. Может быть, кто-то, рвущийся на вершину.

— В Штатах тысячи амбициозных политиков евангелического толка. Есть покрупнее, есть помельче. Но выбрать вот так сразу какое-то одно имя я не могу. А почему ты спрашиваешь?

— Так. Просто появились кой-какие мысли.

— Тебе не стоило так рано вставать.

— Я неплохо себя чувствую.

— Ты и выглядишь неплохо, но после ранения нельзя вот так просто взять и выскочить, как чертик из коробочки. Нужно полежать, отдохнуть, окрепнуть.

— Ложиться я не собираюсь. У Райли под навесом стоит старый пикап. Может быть, мне удастся что-то с ним сделать. Если получится, предложу старику двойную цену.

— Мысль хорошая, но на многое не рассчитывай. С этим пикапом придется повозиться. Я к нему уже подходила. Аккумулятор в порядке, но стартер, похоже, накрылся.

— И врач, и механик.

— А еще кофе умею варить хороший. Хочешь?

— С удовольствием.

Он взял чашку, благодарно кивнул, отпил глоток.

— А еще я сделала французские тосты. И бекон с бобами. — Она рассмеялась, заметив его удивленное выражение. — Что, у вас там не слышали про французские тосты?

— Я знаю только ирландские тосты. Обычный тост, пропитанный «Гиннессом».

— Тогда попробуй. Это поджаренный хлеб с сахаром.

Он сел за столом и пододвинул к себе тарелку.

— А где сегодня ее светлость?

Алекс показала пальцем вверх.

— Сидит в комнате, не выходит.

— Райли?

— Такой упрямец, как ты. Еще хромает, но отправился в загон, посмотреть, как там живность без него. Крепкий старик. Говорит, служил в морской пехоте.

— Во Вьетнаме?

— В Корее.

Они обернулись. Дверь открылась, и в комнату, прихрамывая и опираясь на палку, ввалился хозяин.

— Пахнет вкусно.

Он неловко опустился на стул во главе стола. Алекс подала нагруженную с верхом тарелку, и старик, пробормотав короткую молитву, принялся за еду. Некоторое время все трое ели молча, потом Бен спросил насчет пикапа под навесом.

— Сможешь поставить на ноги — бери, — ответил Райли. — Я тебе вот что скажу. Там, под навесом, если откинешь брезент, еще один грузовичок стоит. Двигатель сдох давно, но стартер, по-моему, в порядке. Стоит попробовать.

— Проверим.

Старик потянулся к шкафчику и достал с полки бутылку с чистой, прозрачной жидкостью.

— Всегда выпиваю после еды. Вы со мной? — Он вытащил пробку и плеснул понемножку в три кружки. Две подтолкнул через стол, одну взял себе. — Хороша. Сам гнал.

Бен пригубил зелье, которое, судя по вкусу, было раза в два крепче скотча.

— Напоминает потин. Ирландский самогон.

— Знавал я одного парня, — проворчал Райли, — так он свой «додж чарджер» таким заправлял.

Бен одобрительно кивнул. Старик ему нравился: грубоват, но сердце доброе.

— Хочу поблагодарить за то, что разрешили у вас задержаться. Только не надо было спальню мне отдавать. Я бы и в сарае отлично устроился.

Райли поскреб седую щетину на подбородке и печально улыбнулся.

— Там раньше комната Мэдди была. Я туда редко заглядываю. Мэдди бы и сама то же самое сделала да еще порадовалась за вас.

Бен и Алекс переглянулись, но промолчали. Дверь скрипнула, и все повернулись — у порога нерешительно мялась Зои.

— Берите стул, мисс, — пригласил гостью Райли.

Алекс поднялась, вышла из-за стола и принесла сковородку и чистую тарелку.

— Садись, Зои. Поешь.

Зои робко села и придвинула тарелку, которую поставила перед ней Алекс. Бен даже не посмотрел в ее сторону. Поев, старик облизал тарелку и допил самогон.

— Вкусно, черт возьми.

Он откинулся на спинку стула и достал из кармана мятую пачку «Лаки страйк». Бен взял предложенную сигарету, и мужчины закурили.

Зои посмотрела на дешевый пластмассовый телефон, висевший на стене в углу кухни.

— Бен, — несмело спросила она, — можно мне позвонить родителям?

Бен приготовился произнести решительное «нет», но его опередил Райли.

— Телефон не работает, мисс. Уже два года только пыль собирает. Я и не платил по счетам. Мэдди, та, бывало, звонила сестре. А я болтать в эту трубку не привык. По мне, так с человеком надо разговаривать глаза в глаза. — Он ткнул пальцем за плечо. — Ближайший телефон у Германа, за хребтом, миль девять отсюда.

Зои повернулась к Алекс.

— А если с вашего сотового?

— Здесь нет приема, — снова вмешался Райли. — И у Германа тоже.

— Ладно, тогда схожу к Герману. Здесь можно взять лошадь?

— Ты никуда не поедешь, — предупредил Бен и повернулся к затянутому пылью окну — со двора долетел стук копыт.

Высокий смуглый парень с лоснящимися черными волосами соскочил с серой лошади и привязывал ее к ограде.

— Айра, — объяснил старик. — Нашел, должно быть, бычка.

Он встал и захромал к выходу.

Зои прилипла к окну, и Бен, проследив за ее взглядом, сразу понял, в чем дело. Айра был настоящим индейцем, симпатичным, подтянутым парнем лет двадцати трех.

— Запомни, что я сказал, — повторил Бен. — Ты остаешься дома. Нас ищут.

Она промолчала.

— Вот и хорошо. — Он шагнул к двери. — А теперь посмотрим, что там с пикапом.