На следующий день они взяли машину священника и поехали в Монсегюр, который находился в часе езды от Сен-Жана. Ветхий «рено» пыхтел и трещал на извилистых сельских дорогах. Ландшафты сменяли друг друга, открывая захватывающие дух ущелья среди мрачных гор и сочные долины, покрытые зелеными виноградниками.

Не доезжая до старых улиц Монсегюра, они свернули с главной магистрали. Длинная однополосная дорога, обрамленная по краям рядами небольших деревьев, привела их на вершину холма, где располагалась загородная вилла, арендованная Анной Манзини. Изящное каменное здание с балконом, протянувшимся через весь фасад, было выкрашено оранжевой охрой. Плющ обвивал окна со ставнями и поднимался вверх до самой крыши. Территория виллы походила на оазис посреди бесплодного края. Терракотовые горшки утопали в цветах. Вдоль стен росли декоративные деревья. В небольшом фонтане журчала вода.

Анна вышла из дома, чтобы встретить гостей. Шелковое платье и коралловое ожерелье подчеркивали янтарный цвет ее кожи. Вспотевшей и пропыленной Роберте она показалась существом из другого мира. Эта итальянская красавица с утонченными и правильными чертами лица, напоминавшими изысканный фарфор, абсолютно не соответствовала дикости этого опаленного жарким солнцем края. Когда они вышли из машины, Анна заговорила с ними по-английски. Ее мягкий голос выделялся теплыми и бархатистыми тонами.

— Я Анна. Рада познакомиться с вами. Мистер Хоуп, это ваша жена?

— Нет! — хором ответили Бен и Роберта, а потом смущенно посмотрели друг на друга.

— Позвольте представить вам доктора Роберту Райдер, — сказал Бен. — У нас с ней совместный проект.

Анна подошла к Роберте и неожиданно поцеловала ее в щеку. Вдохнув тонкий аромат духов «Шанель № 5», Роберта внезапно подумала, что сама, скорее всего, пахнет козой Арабеллой — она доила ее утром вместе с Мари-Клер. Но если Анна и заметила что-то, она из вежливости не стала морщить нос. Просияв идеальной улыбкой, итальянка повела их в дом.

Прохладные белые комнаты виллы были наполнены ароматом свежих цветов.

— Вы превосходно говорите по-английски, — похвалил Анну Бен, когда она налила им по стакану холодного вишневого фино.

Он залпом осушил бокал. Роберта бросила на него осуждающий взгляд и сердито прошептала:

— Не глотай так быстро.

— Извини, — ответил он. — Mea culpa.

— Благодарю за комплимент, — ответила Анна. — Мне всегда нравился ваш язык. Я начинала свою преподавательскую карьеру в Лондоне, проработала там три года. — Она рассмеялась звонким музыкальным смехом. — Это было так давно.

Анна показала им просторную гостиную с двухстворчатыми окнами от потолка до пола. Они вели на каменную террасу с фруктовыми деревьями, за которыми виднелись высокие холмы. У одного окна в большой клетке с витиеватым орнаментом щебетали две канарейки. На книжной полке Роберта увидела работы Анны Манзини.

— «Божьи еретики: настоящая история катаров». Так вы ученый! Я и не знала, что мы в гостях у знатока средневековой истории.

— Я не знаток, — ответила Анна. — Меня просто влекут некоторые малоизученные темы.

— Такие, как алхимия? — спросил Бен.

— Да, — призналась Анна. — В средневековой истории меня интересуют история катаров, эзотерика и алхимия. Именно это и стало причиной моего знакомства с несчастным Клаусом Рейнфилдом.

— Я надеюсь, вы не будете возражать против наших расспросов, — сказал Бен. — Нас интересует случай Рейнфилда.

— А почему вы им интересуетесь, если не секрет?

— Мы журналисты, — не задумываясь ответил Бен. — Готовим цикл статей о тайнах алхимии.

Анна начала рассказывать о своих визитах в институт Леграна. Она приготовила черный итальянский кофе и подала его в крохотных фарфоровых чашках.

— Я так расстроилась, услышав о самоубийстве Клауса. Но, честно говоря, это меня не удивило. Он был очень подавлен.

— Просто удивительно, что они разрешили вам встречаться с ним, — сказал Бен.

— Обычно людей со стороны туда не пускают, — ответила Анна. — Но директор института оказал мне содействие в надежде, что эти визиты благотворно повлияют на мое творческое воображение. Он знал, что я работаю над новой книгой. Меня хорошо охраняли, хотя бедняга Клаус всегда успокаивался в моем присутствии. — Она покачала головой. — Несчастный! Он был неизлечимо болен. Вы слышали о знаках, которые он вырезал на своей груди?

— Вы видели их?

— Всего один раз, когда в приступе возбуждения он порвал на себе рубашку. Клаус был помешан на этом символе. Доктор Легран рассказывал мне, что он рисовал его повсюду в своей палате — кровью и… не только.

— О каком символе вы говорите? — спросил Бен.

— Два перекрещенных круга, — ответила Анна. — Внутри каждого круга звезда. В одном — гексаграмма, в другом — пентаграмма.

— Что-то вроде этого?

Бен вытащил из рюкзака сверток, развернул золотое распятие и положил на стол, затем извлек лезвие из ножен и показал Анне изображенный на нем символ — два круга, которые она описала.

— Да, тот самый узор, — сказала она. — Какая великолепная вещь! Только взгляните на рукоятку! Это алхимические символы.

Анна осмотрела тяжелый крест под разными углами.

— Чувствуется сильное влияние герметизма. Вы знаете его историю?

— Нам известно очень мало, — покачал головой Бен. — Судя по всему, кинжал принадлежал алхимику Фулканелли. И мы думаем, что его изготовили в Средние века. По нашим сведениям, Рейнфилд украл его в Париже у последнего владельца и привез его с собой на юг.

Анна кивнула.

— Я не антиквар, но согласна с вами относительно времени изготовления. Такую символику использовали в десятом — одиннадцатом веке. Впрочем, это можно легко проверить.

Она сделала небольшую паузу.

— Интересно, зачем Клаус похитил его? Вряд ли из-за ценности. Ведь он нищенствовал и мог бы продать крест за хорошие деньги, однако сохранил его у себя. — Анна приподняла бровь. — Как он попал в ваши руки?

Бен был готов и к этому вопросу. Он обещал Паскалю не выдавать его секрет.

— Рейнфилд обронил кинжал, когда бродил по улицам деревни. — И тут же сменил тему: — Но я хотел бы поговорить о двух кругах. Наверное, в этом символе заключен глубокий смысл?

— Да, — подтвердила итальянка. — Но меня интересует другой вопрос. Зачем Клаус вырезал его у себя на груди? Рейнфилда можно считать безумцем, но глупым его не назовешь. Он имел глубокие познания в алхимии. — Она внимательно осмотрела кинжал. — Вы не против, если я срисую этот знак?

Анна вытащила из ящика стола небольшой лист кальки и мягкий карандаш. Положив клинок на столешницу, она сделала точную копию узора. Роберта посмотрела на ее ухоженные пальцы с прекрасным маникюром и быстро спрятала под стол свои руки. Анна, завершив рисунок, удовлетворенно улыбнулась.

— Вот и все. Этот символ немного отличается от узора в блокноте. Я думаю…

Бен бросил на нее вопросительный взгляд.

— В блокноте?

— Ах, простите, я еще не рассказала о нем. Врачи дали Клаусу блокнот, чтобы он записывал свои сны. Они надеялись, что это поможет в лечении и выявит причину его психической болезни. Но вместо того, чтобы записывать сны, Клаус начал заполнять страницы рисунками, символами, странными стихотворениями и цифрами. Не найдя смысла в записях, доктора позволили ему хранить блокнот у себя, поскольку это успокаивало его.

— Что случилось с записями Рейнфилда? — спросил Бен.

— Когда Клаус умер, Эдуард Легран, директор института, отдал блокнот мне. Он знал, что я интересуюсь такими вещами. У Клауса не было семьи, и его записи ни для кого не представляли ценности. Блокнот у меня здесь, наверху.

— Мы можем взглянуть на него? — поинтересовалась Роберта.

Анна поднялась по лестнице на второй этаж, где находился ее кабинет. Через минуту она вернулась, вновь наполнив комнату свежим ароматом духов. В одной руке она несла небольшой полиэтиленовый пакет.

— Я сунула его в пакет, потому что он очень грязный, — объяснила она, кладя пакет на стол перед Беном.

Бен вытащил дневник и полистал его. Примерно две трети страниц остались чистыми, но первые тридцать или около того были исписаны мелким почерком. Из-за многочисленных отпечатков грязных пальцев, пятен крови и мутных разводов текст читался с огромным трудом. Страницы с загнутыми уголками были заполнены обрывками стихов, бессмысленными на вид рядами букв и цифр, записями на латинском, английском и французском языках. Чувствовалось, что Рейнфилд имел прекрасное образование и обладал талантами художника. Некоторые из рисунков представляли собой простые наброски, но другие, прорисованные с особой тщательностью, изображали алхимические образы, которые Бен встречал в старинных трактатах.

На одной из самых неряшливых страниц он увидел уже знакомую диаграмму с двумя пересекающимися кругами и звездами. Рейнфилд действительно был одержим этим символом. Как заметила Анна, немец немного изменил знак, добавив к нему небольшую деталь. Насколько можно было разглядеть на запятнанном рисунке, это была крохотная геральдическая эмблема с вороном. Она располагалась в самом центре узора, образованного двумя кругами. Бен отметил, что эмблема представляла собой точную копию символа, высеченного на центральном портике парижского собора Нотр-Дам. Почему Рейнфилд изменил символ, изображенный на кинжале?

— Вы видите смысл в этом рисунке? — спросил он у Анны.

— Ничего конкретного, — пожала плечами она. — Кто знает, что имел в виду безумный человек?

— Можно посмотреть? — спросила Роберта. — О боже! Какая мазня!

Она перелистала страницы и с отвращением захлопнула дневник. Бен разочарованно вздохнул. В последней попытке узнать что-нибудь ценное он спросил у Анны:

— Может быть, вам удалось выведать у Рейнфилда какую-нибудь информацию?

— Боюсь, я разочарую вас, мистер Хоуп, — ответила она. — Поначалу, когда доктор Легран рассказал мне о странном пациенте, я подумала, что он может вдохновить меня на интересный сюжет для новой книги. В тот момент я находилась в творческой депрессии. — Итальянка с грустью развела руками. — Но когда я познакомилась с Клаусом, мне стало жаль его. Я продолжала навещать больного — больше для его утешения, чем для собственного вдохновения. Не могу сказать, что узнала от него нечто новое. От встреч с Рейнфилдом у меня остался лишь этот блокнот да еще одна пустяковина…

— Какая? — спросил Бен.

— Я сделала нечто… как бы вам сказать… незаконное. — Анна покраснела. — Во время последнего визита я тайком принесла диктофон, который использую для записи моих литературных идей. Одним словом, я записала нашу беседу с Клаусом.

— Мы можем прослушать ее?

— Вряд ли это доставит вам удовольствие, — отозвалась итальянка. — Но если вы думаете, что это как-то поможет вам в работе…

Анна подошла к буфету, выдвинула ящик и достала миниатюрный цифровой диктофон. Поставила его на середину стола и нажала на кнопку воспроизведения. Крохотный динамик оживил тихое бормотание Рейнфилда. Его голос вызвал у Роберты озноб.

— Он всегда говорил по-немецки? — уточнил Бен.

— Только когда повторял эти цифры, — ответила Анна.

Бен напряженно прислушивался. Тревожные возгласы Рейнфилда затихли и превратились в некое подобие мантры.

— N-sechs; E-vier; I-sechs-und-zwanzig… — Внезапно Клаус перешел на высокие тона. Его голос стал звучать еще безумнее: — A-elf; E-fünfzehn… N-sechs; E-vier…

Рейнфилд повторял эту последовательность, и Бен быстро переписал ее в свой блокнот. Они услышали мягкий голос Анны:

— Клаус, прошу вас, успокойтесь.

Рейнфилд на мгновение замолк, затем напевно произнес:

— Igne Natura Renovatur Integra… Igne Natura Renovatur Integra… Igne Natura Renovatur Integra…

Он напевал эту фразу снова и снова, быстрее и громче. Его крик искажался писком динамика. Затем послышался всплеск голосов, и запись закончилась. Анна с печальным видом выключила диктофон и покачала головой.

— Они ввели ему успокоительное средство. В тот день он был странно возбужден. Казалось, ничто не могло его утихомирить. Это случилось как раз перед тем, как он совершил самоубийство.

— Господи, от его голоса мороз по коже, — проговорила Роберта. — Что означает эта латинская фраза?

— Он записал ее в блокнот, — отметил Бен. — Что-то об огне… и природе…

Отыскав нужную страницу, он показал ей набросок котла, в котором бурлила какая-то таинственная жидкость. Рядом, наблюдая за процессом, стоял бородатый алхимик, одетый в пышную мантию. На котле были написаны латинские слова: «IGNE NATURA RENOVATUR INTEGRA».

— «Природа полностью обновляется огнем», — перевела для них Анна. — Старинная алхимическая пословица, связанная с процессом трансформации фундаментальной материи. Когда Клаус повторял эту фразу, он всегда пересчитывал свои пальцы. Вот так. — Она изобразила резкие порывистые жесты Рейнфилда. — Однако я не имею понятия, зачем он это делал.

Роберта искоса взглянула на картинку в блокноте. Под котлом алхимика пылал огонь, а ниже пламени имелась надпись: «ANBO».

— «Анбо»? — прочитала она. — Это на каком языке?

— Я такого не знаю, — сказала Анна.

— Значит, после смерти Рейнфилда у вас остались только блокнот и запись одной из ваших бесед? — спросил Бен.

— Да, — со вздохом ответила она. — Это все, что у меня есть.

«Какого черта я приехал сюда! — со злостью подумал Бен. — Последний шанс, но и он ни к чему не привел».

Анна задумчиво посмотрела на копию рисунка с лезвия кинжала. В ее голове родилась идея. Она еще не была уверена, но…

Зазвонил телефон.

— Прошу прощения, — извинилась она, направляясь в прихожую.

Бен и Роберта услышали ее недовольный голос из коридора.

— Эдуард, я же просила вас не звонить мне больше… Нет, я не хочу, чтобы вы приезжали ко мне сегодня вечером. У меня гости… Нет, завтра вечером тоже нельзя!

Когда Анна вернулась в гостиную, Роберта любовалась изумительным средневековым свитком, висевшим в стеклянной раме над камином. Потрескавшийся и потемневший до коричневого цвета пергамент изображал старинную карту Лангедока с разбросанными на ней городами и замками. По краям карты виднелись фрагменты текста на латыни и средневековом французском. Разноцветные буквы были витиевато выписаны искусным каллиграфом.

— Анна, это оригинальный экземпляр? Ему, наверное, цены нет.

Итальянка рассмеялась.

— Американец, который подарил мне его, тоже думал, что свиток бесценный. Когда ему сказали, что это катарская карта тринадцатого века, он заплатил за нее сто тысяч долларов. Но она оказалась подделкой.

— Подделкой?

— На самом деле она не старше этой виллы. Ее изготовили в девяностых годах девятнадцатого века. Моего американского друга кинули — кажется, так у вас говорят. Он жутко разозлился и подарил карту мне. Ему следовало бы знать, что настоящий свиток в таком состоянии стоил бы миллионы долларов.

— Мы, янки, алчные собиратели всего, что похоже на антиквариат, — с улыбкой сказала Роберта. — Наверное, это объясняется незрелостью американской культуры.

Она повернулась к высокому книжному шкафу и пробежала взглядом по сотням книг, собранных Анной Манзини. Так много всего — история, археология, архитектура, изобразительное искусство, научные тома.

— Какие интересные издания, — прошептала Роберта. — Надо бы переписать названия. Возможно, когда у меня появится свободное время, я тоже…

Вспомнив, что ее дорожный дневник остался в сумке, она пошла за ним к машине.

— Мистер Хоуп, хотите, я покажу вам кое-что? — спросила Анна, беря Бена за руку.

Она провела его через стеклянные двери на террасу, где располагался небольшой уютный сад. Пройдя по каменистой тропе вдоль края поляны, они поднялись к вершине небольшого холма. Перед Беном открылась величественная панорама земли, купавшейся в лучах заката. Он мог видеть окрестности на мили вокруг. Суровые горы Лангедока под куполом ясного неба походили на торжественное многоцветное полотно, раскрашенное золотистыми, красными и голубыми тонами. Указав рукой на дальний край долины, Анна обратила его внимание на развалины двух замков, чьи зазубренные черные контуры на высоких горных пиках отчетливо проступали на фоне синего неба.

— Это катарские крепости. — Она прикрыла глаза ладонью от сияния заходящего солнца. — В тринадцатом веке они были разрушены Альбигойским крестовым походом. Катары и их предки строили по всему Лангедоку замки и церкви. Но папская армия уничтожила плоды их трудов.

Помолчав немного, она повернулась к Бену.

— Я хочу открыть вам один секрет. Алхимики верили, что расположение этих древних мест имеет огромное значение.

Бен недоуменно встряхнул головой.

— Какое значение?

Она улыбнулась.

— Никто не знает наверняка. Говорят, где-то в Лангедоке есть тайное святилище алхимиков. Расположение катарских городов и поселений указывало на него, и тот, кто мог разгадать эту головоломку, обретал великую мудрость и силу.

Темные волосы Анны развевались в воздухе под дуновениями мягкого бриза. Она выглядела божественно прекрасной.

— Бен, — смущенно спросила она, — вы не рассказали мне всей правды, верно? Вы ищете какой-то секрет?

Справившись с собой, Бен кивнул.

— Да.

Ее миндалевидные глаза засияли.

— Я так и думала. Этот секрет связан с алхимией и с легендой о Фулканелли?

Он еще раз кивнул, очарованный ее острой как бритва проницательностью.

— Я ищу манускрипт, — признался он. — Судя по всему, Клаус Рейнфилд знал о нем, и я надеялся получить через него какие-то зацепки. К сожалению, ничего не вышло.

— Я помогу вам в ваших поисках. По крайней мере, мы должны встретиться еще раз. Думаю, вместе мы что-нибудь найдем.

— Вы очень добры, Анна. Мне тоже хотелось бы увидеться с вами.

— Я позвоню вам послезавтра. Ваш визит навел меня на кое-какие мысли, и я должна выяснить некоторые подробности.

Вернувшись в дом, Роберта с изумлением осмотрела пустую гостиную. Бен и Анна куда-то ушли. Через несколько мгновений ветер принес их отдаленные голоса. Роберта выглянула через стеклянную дверь и увидела, как они спускались по склону холма. До нее донесся звонкий смех Манзини. Стройная фигура итальянки была подсвечена солнечным светом. Бен держал ее под руку. Черт! Ей чудится или на самом деле так? Они вели себя как старые друзья.

«А чего ты ожидала? Анна прекрасна. Она способна очаровать любого мужчину. Что за паника, Райдер? — спросила она себя. — Почему ты так разволновалась?»

Но уже через секунду Роберта все поняла. Она действительно волновалась. С ней произошла ужасная вещь: она влюбилась в Бена Хоупа.