Пьер Клодель был мастером своего дела. Подробностей его работы не знала ни одна живая душа, однако в тех кругах, где он вращался, о нем говорили шепотом и с великим почтением. И это при том, что всей правды о его жизни не знал никто.

К сорока двум годам Клодель прочно обосновался в списке богатейших людей Каира. Был он высок, обходителен, всегда одет с иголочки, обладал безукоризненными манерами и громадными возможностями. Играл в теннис и поло, ценил живопись и хорошее вино, имел собственную ложу в опере, знал лучшие отели и рестораны в любом городе мира. Женщин выбирал, как дорогие часы, а менял как перчатки. Ездил на красном «феррари», жил в псевдотосканской вилле, занимающей почти два акра ухоженной парковой зоны в Гайд-Парке, одном из самых дорогих охраняемых поселков Каира.

Клодель тщательно скрывал природу своего бизнеса. Когда его спрашивали, чем он занимается, он, расплывшись в обаятельнейшей улыбке, сообщал, что специализируется на экспорте культурных ценностей. Такой ответ вполне годился для праздных бесед в элитных клубах и для светских львиц, которых он соблазнял. Им не нужно было знать правду. И никому другому тоже.

Давным-давно у себя на родине, во Франции, Пьер Клодель всей душой отдавался изучению археологии.

Молодым студентом он работал до седьмого пота, получал высшие баллы и тем заложил основу для блестящей научной карьеры. Устроился преподавателем в Сорбонну, где иные ученики были старше него. Дела шли хорошо — в деньгах он не купался, но и от безденежья не страдал. Нашел себе приятную девушку, Надин, и они стали жить вместе. Маленькая машина, маленький песик, налаженный парижский быт. Разговоры о свадьбе, перспективы семейной жизни.

Многие мужчины именно так представляют себе счастье, однако Пьер Клодель был человеком другого склада. Он хотел большего. Вскоре его неудержимо потянуло на перемены.

В двадцать семь лет любимая египтология впервые привела его на раскопки в Западной Сахаре, где он распробовал вкус приключений. И подсел на них. Будущее засверкало новыми красками. Под слоем песка таились богатство и слава, и Пьер твердо решил их найти.

По возвращении во Францию он не оставил от прежней жизни камня на камне. Уволился с работы, оставил Надин рыдать над короткой запиской на кухонном столе. Упаковав пожитки в единственный чемодан, сел в самолет, сошел на раскаленную почву Египта и навеки выкинул прошлое из головы.

Клодель нового разлива снял самую дешевую комнату, какую нашел в Каире, и тут же с кипучей энергией принялся выстраивать бизнес. Фактически он стал профессиональным грабителем могил. Буквально за год сколотил состояние. Первый миллион дался ему до смешного легко.

Шли годы. Деньги прямо-таки валялись под ногами. Дело свое Клодель знал туго, и удача была к нему благосклонна.

Его тешила мысль, что профессия грабителя могил древнее, чем проституция. Едва первобытные цивилизации начали в знак уважения закапывать с покойником ценные вещи, этим обстоятельством тут же воспользовались предприимчивые люди.

Туристическая полиция Египта регулярно ловила каких-нибудь балбесов, ковыряющихся с лопатой у пирамиды Джосера в Саккаре. Такой подход вызывал у Клоделя искренний смех. Его собственные операции, изящные многоходовки, гарантировали ему безопасность. Он вообще не приближался к пустыне, а исполнителей нанимал через надежных посредников. Все деловые вопросы решались в винных барах, лучших ресторанах и на площадках для гольфа. Там он чувствовал себя как рыба в воде. По горячему же песку не ходят в итальянских туфлях ручной работы.

Клодель объездил все города мира, где было чем поживиться: Рим, Афины, Бейрут, Дамаск, Дели. Но основные поставки шли из Египта. Там любой человек с маломальскими связями был замешан в расхищении древних ценностей. Даже правительственные чиновники, призванные защищать культурное наследие Египта, зарабатывали приличные состояния, сбывая артефакты частным покупателям из Европы и США. Шиферные палетки фараонов, гончарные изделия, глиняные и бронзовые статуэтки, амулеты, золотые украшения… Добро утекало из страны настоящим потоком.

Клодель из предосторожности никогда не приближался к артефактам. У него в доме не было египетского искусства, ни единой вещицы, с которой его могла бы поймать туристическая полиция или Министерство культуры. Его ни разу даже не заподозрили, но в любом случае обыска он не боялся. Все, чем он владел, было куплено легально. И никто не знал, что за коллекцию ваз династии Минь он заплатил благодаря тоннелю, пробитому на храмовый склад в Карнаке, откуда умыкнули целый грузовик статуй.

Или взять бесценный стол Людовика XIV, стоящий в кабинете. Его Клодель сменял на золотую маску эпохи Птолемеев, украденную с мумии в некрополисе Дейр-эль-Банат. Одна из первых его больших сделок. Он до сих пор отлично ее помнил. Гробницы прятались совсем неглубоко, порой лишь в метре от поверхности. Плевое дело. Когда прискакали власти, все ценное оттуда уже исчезло, остались только кости да бинты. Клодель не интересовался трупами тысячелетней давности.

Так все и продолжалось. За пятнадцать лет бизнес набрал обороты. Египетские древности с годами и веками лишь росли в цене. Бывало, какой-нибудь остроглазый египтолог засекал на аукционе Кристи или Сотбис ворованные артефакты и бил в набат. Иногда удавалось проследить источник, и тогда летели головы, особенно если ребята из Министерства культуры, чтобы прижать расхитителей, звали на помощь Интерпол. Но Клодель всегда умело прятался за подставными лицами и поддельными документами и вообще предпочитал напрямую не выходить на покупателя. Коллекционеры, не страдающие повышенной законопослушностью, отдавали деньги мешками за вожделенные артефакты, даже если их придется вечно прятать под замком.

Пьер Клодель мог позволить себе все, что душе угодно, но ему, как и прежде, было мало. По утрам он стоял с чашечкой эспрессо на балконе и разглядывал далекую пустыню. Пески по-прежнему хранили множество секретов. Немыслимые богатства до сих пор не обрели рачительного хозяина. Он тосковал по действительно большой находке, после которой можно было бы уйти на покой. Некоторые легендарные сокровища Древнего Египта до сих пор ждали своего часа, например мифическая гробница Имхотепа, одного из ранних и самых влиятельных правителей государства, само существование которого долгое время подвергалось сомнению. Армии историков и археологов годами рылись в земле, надеясь обнаружить этот неуловимый приз. Если бы он только мог утянуть у них из-под носа нечто таких масштабов, вот была бы удача. Денег хватило бы не только ему, но и праправнукам.

По ночам, лежа без сна, Клодель рисовал себе эту картину.

И наконец дождался. В конце сентября, семь месяцев назад, один телефонный звонок изменил его жизнь.

Услышав в трубке мужской голос, он сразу понял, что пахнет серьезным делом. В обычных обстоятельствах Клодель не стал бы говорить с незнакомцем, позвонившим на личный номер. Однако инстинкт подсказал, что сейчас не стоит демонстрировать норов. Он отвечал осторожно и вежливо.

По итогам звонка договорились о встрече. Не в городе, а, по требованию собеседника, в пустыне. Клоделю такой расклад не понравился, но внутреннее чутье снова посоветовало соглашаться. Он отправился в путь один, как было сказано. Ехать пришлось долго, по жаре и пыли. Место встречи он знал по прошлой жизни и не думал, что найдется повод еще раз там побывать. Все, что можно было взять в развалинах одинокого храма, вымели до крошки в незапамятные времена. Теперь там, в самой заднице мира, песок потихоньку заносил одинокие стены.

Нещадно палило солнце. Выйдя из машины, Клодель почувствовал на себе чужой взгляд. Время шло. Он бродил кругами, нетерпеливо глядя на часы. От жары разболелась голова. Много лет не работавший в поле, он успел отвыкнуть от таких условий. Когда желание плюнуть на все и уехать стало почти невыносимым, из марева выплыли четыре внедорожника.

Запыленные машины затормозили рядом с ним. Оттуда вылезли десять человек, совсем не похожих на его обычных клиентов. Бороды, камуфляж — перед ним стояли настоящие головорезы. Ни улыбок, ни тепла во взгляде. Автоматы на ремнях.

Оружия Клодель не любил. Особенно его нервировали военные модели, с хищными обводами, складными прикладами и зловеще изогнутыми магазинами. Потертый вид не оставлял сомнений: эти стволы без дела не скучали. Наверняка за каждым из них стоял кровавый счет.

В голове мелькнула мысль о побеге. Но Клодель понимал, что уже вляпался.

Его грубо поставили к машине и обыскали на предмет скрытого оружия и микрофонов.

— Пиджак не мните, — огрызнулся он.

— Все чисто, — буркнул высокий бородач.

Клоделя отпустили. Возмущенный француз принялся выбивать из одежды пыль. Боевики подали знак, и только тогда Клодель заметил, что в одном из джипов на заднем сиденье, молча курит еще один человек.

Наконец главарь тоже вышел из машины. У него было длинное худое лицо, темные кучерявые волосы падали на высокий лоб. Рубашка не по размеру парусом вздувалась на ветру. Из кобуры на бедре выглядывала черная рукоять. В левой руке незнакомец держал тонкий портфель. Этот щуплый, невысокий человечек совсем не производил грозного впечатления. Но его глубокие черные глаза источали ауру опасности.

Самое страшное, что Клодель не смог прочитать их выражение. Эти глаза видели такое, что он и вообразить не мог. Их обладатель был начисто лишен доброты, веселья и сострадания. Даже его товарищи как-то съеживались, когда он проходил мимо.

Встав перед Клоделем, главарь вонзил в него бесстрастный взгляд.

— Меня зовут Камаль, — сказал он тихим, даже мягким голосом.

Клодель кожей чувствовал, что за ним внимательно наблюдают. Крепыш в бейсбольной кепке, самый приличный из отряда, нервно косился на Камаля. Другой, мелкий хорек с бритой головой и патронташем вокруг пояса, поглаживал автомат.

Камаль пошел в тень скалы, кивком позвав Клоделя за собой. Француз, шагая следом, чувствовал, как по вискам ручьями течет пот, и не только от жары. Шея и плечи до боли напряглись в ожидании пули. Как он попал в такой оборот? Может, обидел кого из серьезных людей? Перешел дорогу?

Однако сюрпризы еще не кончились. Присев в теньке, Камаль подозвал француза.

— Я знаю, кто ты такой и чем занимаешься. Мне нужна твоя помощь.

Клодель уселся на камень.

— Не понимаю, чего вы хотите, — заикаясь, ответил он.

— Вот, посмотри.

На свет появился большой коричневый конверт. Клодель, заглянув внутрь, обнаружил пачку цветных фотографий. На снимках во всех ракурсах была каменная плита, древняя, вся в пыльных иероглифах.

— Можешь прочитать? — тихо спросил Камаль.

Клодель рассеянно кивнул. Его мозг лихорадочно работал. Глаза бегали по рядам символов, а спина покрывалась ледяными мурашками. Прервав свое занятие, француз поднял на Камаля взгляд.

— Откуда…

— Читай! — отрезал полевой командир.

Клодель, забыв про страх, вернулся к фотографиям.

— Что там написано? — спросил Камаль.

Нужные слова нашлись не сразу.

— «Амон доволен, — медленно выговорил француз. — Еретик Амарны будет отвергнут, а сокровища возвращены на законное место».

Камаль улыбнулся.

— Сразу видно ученого человека. Все подтверждается.

Но Клодель не слушал его. Бешеное возбуждение не давало ему дышать.

Еретик Амарны будет отвергнут.

Фотографии тряслись в дрожащих руках.

Невозможно. Амарна, город в песках. Фараон-еретик. Древняя история о том, как три верховных жреца бросили вызов своему властелину. Понятно, о чем идет речь. Сокровище. Большой куш.

Египтологи считают эту историю легендой, мифом, выдумкой и чушью. А вдруг все — правда? Сомнительно. Но ведь возможно?

У него, как у подростка, голова пошла кругом. Вот оно. Великая удача. Вожделенный миг. Крупнейшая находка в его послужном списке. Может быть, величайшая кража в истории. Если действительность хоть немного похожа на легенду, она с легкостью переплюнет гробницу Тутанхамона.

Клодель поднял голову, встретившись глазами с Камалем.

— Потрясающе…

Тот удовлетворенно осклабился.

— Другой спец тоже так сказал.

— Какой другой? — нахмурился Клодель.

— Ты у меня шел вторым в списке. Ничего личного.

Клоделя обуял приступ страха.

— Кто еще в курсе дела?

— Смотритель Музея Египта. Мы вчера вечером нанесли визит к нему домой.

— Что? — Клодель в ужасе распахнул рот. — Который?

— Бенг.

— Бенг видел эти фотографии?

— Не переживай. Он никому не расскажет.

— Как так? — Впрочем, Клодель сразу понял, что вопрос глупый.

— Что-то он мне не понравился, — ответил Камаль.

Ни его поза, ни тон не соответствовали серьезности темы, но Клодель заметил выражение его глаз. Ему стало неуютно, однако лишь на мгновение. В мыслях безраздельно воцарилась находка.

Клодель вернулся к иероглифам, и у него отвалилась челюсть.

— Что пишут? — спросил Камаль.

— А Бенг не сказал?

— Сказал. С удовольствием послушаю еще раз. И надо убедиться, что ты способен мне помочь, прежде чем я сделаю тебе предложение.

— Какое предложение?

— Читай давай, — раздраженно приказал Камаль.

Дрожащие пальцы скользнули по рядам знаков. Это проверка, ясное дело. Чуть что, и его труп достанется стервятникам. Но страха не было. Мир сузился до фотографии с древними иероглифами.

— Здесь говорится… о несметных сокровищах, — запинаясь, выдавил Клодель. — Золото и другие богатства, столько, что и вообразить нельзя. И тайник в сто раз больше. Нет, стоп. Не так. — Прикусив губу, он ел глазами снимок в руке. — В тысячу раз больше. — Недоумевая, он поднял взгляд. Возбуждение достигло пика. — В тысячу раз больше чего?

— Того, что мы уже нашли, — незатейливо поведал Камаль. — Фикри, Наджиб, тащите сюда фигуру.

Двое боевиков, закинув автоматы за спину, припустили к джипу Камаля. На пассажирском месте лежал предмет, завернутый в ветошь, футов трех в длину. Ребята были не из хилых — и все равно корчились от натуги. Камаль снова махнул рукой, и они поставили свою ношу торцом на землю. На их одежде появились мокрые разводы, а сиплое дыхание было слышно даже Клоделю.

Тот уставился на сверток.

«Что за хрень…»

— Разверни, — приказал Камаль.

Француз осторожно подцепил ветошь за край и дернул. Тряпка слетела.

Яростный блеск резанул по глазам. Клодель буквально окунулся в золотое сияние. У него отвисла челюсть, он моргнул, протер глаза, снова посмотрел… Невероятно. Так не бывает.

Перед ним стояла сверкающая статуя Бастет, богини-кошки. Здесь, в пустыне, посреди песка и камней. Дрожащей рукой Клодель погладил фигуру. Настоящее, полновесное золото. Может быть, в тысячу фунтов весом. Ни разу в жизни ему не попадался цельный кусок золота таких размеров. Если он верно все понял, последние три с лишним тысячи лет ее не видала ни одна живая душа.

Хваленое хладнокровие в тот миг совсем покинуло Клоделя. Он ползал вокруг статуи на карачках. Испорченный костюм — ерунда! Пока дрожащие пальцы лихорадочно оглаживали прохладное, гладкое, сверкающее золото, Камаль рассказал, как нашел ее. Рассказал о старой крепости бедуинов в глубине пустыни. О высохшем колодце, затерянном среди песков. О подземной камере из камня, мимо которой землекопы промахнулись на считанные дюймы. Как ее нашел Камаль, раскрошив стену пулями, когда расстреливал человека внизу. Его голос звучал буднично, без тени волнения. Будто найти тайник было ему предначертано судьбой.

— Мы такими статуями забили целый грузовик. Теперь мы богаты.

Клодель потер глаза. Если верить иероглифам, где-то ждет тайник в тысячу раз больше?

Камаль ткнул пальцем во француза.

— А ты поможешь мне стать гораздо богаче.

Клодель издал горький смешок.

— Чтобы ты потом меня прикончил, как Бенга?

— Только если неправильно себя поведешь, — сказал Камаль. — Обманешь мое доверие, присвоишь себе лишнее. Я не убиваю без причин.

Клодель посмотрел на отряд головорезов. Автоматы, как нарочно, бросались в глаза.

— Охотно верю, — буркнул он.

— И не надо разгонять мне про культуру. Я хочу денег. Нужно прикупить кое-что серьезное, — говорил Камаль, наклонившись вперед. Его взгляд завораживал. — Так вот, мое предложение. С этой минуты работаешь на меня. Мне нужен барыга. Ты по своим каналам сольешь все, что мы нашли, а вырученные средства переведешь на счет в швейцарском банке. Детали тебе сообщат. — Яростный взгляд раскаленной спицей вонзился Клоделю прямо в душу. — А потом мы найдем другое сокровище. Вместе, как партнеры.

Клодель молчал, как рыба.

— Тебе решать, — сказал Камаль. — Или мы договорились, или ты труп. Пойми, ничего личного. Просто бизнес.

Сзади клацнул затвор. Металлический лязг разорвал тишину, заставив Клоделя содрогнуться.

— Не могу отказаться, — сказал он.

За семь прошедших месяцев тот вечер ничуть не потускнел в памяти Пьера Клоделя. Он будет помнить его до конца жизни.