В урочище Карачингиль мое любимое место — гладкая глинистая площадка-такыр среди зарослей чингиля, лоха и тамариска. Она близка от дороги, идущей на кордон, и, проходя мимо, я наведываюсь к ней. На чистой площади такыра приятно посидеть и отдохнуть после хождений по колючим зарослям тугаев. Кроме того, здесь все как на ладони, видно, какие следы оставили косули, барсуки, лисицы и зайцы. Особенно — зайцы. Им очень нравится этот такыр, и уж вокруг него их, наверное, больше чем где-либо.
Моя собака Зорька на такыре обеспокоена: всюду зайцы, со всех сторон раздается глухой топот мягких лап о твердую землю, она гоняется за ними с жалобным воем, потом, изрядно намотавшись, изнемогая, с высунутым языком, плетется ко мне и падает на землю, стараясь уместиться в короткой тени от моего тела.
Я никак не могу понять, почему возле такыра так много зайцев.
Сегодня тяжелый день. Только поздно вечером я освободился. Быстро темнело. Загорелась яркая луна. По мягкой пыльной дороге мои шаги бесшумны, и поэтому мне хорошо слышны шорохи. А их множество. Тугай пробудился, и все его ночные жители оживились, обрадовались наступлению ночи.
Вот и такыр. Он сияет от лунного света и среди темных зарослей сверкает, будто озеро. По привычке я сворачиваю к нему и останавливаюсь. По светлой площадке колышутся едва заметные и неясные силуэты. То сольются вместе, то разойдутся в стороны. Иногда они замрут, не шевелятся, иногда неожиданно замелькают в какой-то воздушной пляске. И все это бесшумно: над такыром, озаренным луной, царит тишина. Странный такыр с силуэтами-тенями кажется каким-то нереальным, и я будто вижу его не наяву, а во сне.
Зачаровало меня необычное видение. Но пора очнуться, узнать, в чем дело. Начинаю всматриваться и постепенно все узнаю, все понимаю. Оказывается, по такыру носятся зайцы. Некоторые из них дерутся, колотят друг друга ногами. Здесь что-то вроде стадиона, на котором разыгрываются заячьи турниры. Об этом я нигде никогда не слышал и не читал.
Ну что же. Такыр удобен для этой цели, на нем хорошо видно вокруг, и врагу не подобраться незаметно. Вот и сейчас, едва хрустнула ветка под моими ногами, как тени-силуэты все сразу застыли, множество ушей поднялось кверху, и множество глаз уставилось в мою сторону. Еще мгновение — и никого не осталось. Будто всех ветром сдуло. Опустел такыр, продолжает светиться тихим озером среди темных тугаев…
Во время путешествия по каньонам Чарына вдвоем со спаниелем Зорькой я часто встречал зайцев. Особенно когда среди нагромождения скал по пути оказывался небольшой тугайчик. Один такой тугайчик неугомонная Зорька тотчас же отправилась обследовать: здесь была настоящая светлая земля, по которой так приятно ступать лапами, а не жесткий щебень да острые скалы. Дел для собаки масса. Всюду надо понюхать, под каждый листик, в каждую норку засунуть свой нос, а если встретится ящерица, то непременно погнаться за нею, а потом, фыркая и ожесточенно работая лапами, попытаться откопать ее из убежища. Больше всего хлопот доставляли свежие следы зайцев. Ну а если заяц выскакивал из укрытия — тогда раздавался жалобный лай, нет, не лай, а скорее плаксивое завывание.
Один заяц лежал под кустом совсем близко от нас. А когда, не выдержав, вскочил, собака взвыла как-то особенно плаксиво. Еще бы, какое оскорбление! Устроился почти рядом, да еще и притаился. Помчалась за ним, сбилась со следа, пока же его распутывала, заяц, взобравшись на каменную горку, остановился и стал внимательно и, как мне показалось, без всякого страха следить за странным созданием с неимоверно длинными ушами, некстати попадавшими на бегу под передние лапы.
В общем, что поделаешь, забот у моего друга было по горло!
В одном из тугайчиков каньона Чарына под кустом терескена, куда заглянула Зорька, раздался громкий негодующий крик. На мгновение собака замешкалась, я же успел вовремя схватить ее за ошейник и увидел… совсем маленького зайчонка. Он, очевидно, недавно родился, быть может, всего лишь день назад, серенький пушистый клубочек с маленькой белой отметинкой на лбу, сжался, запрокинул на спинку ушки, зажмурился. Осторожно я положил зайчонка на ладонь. Сердечко малыша билось невероятно часто, тельце мелко дрожало. Сколько страха и жажды жизни чувствовалось в этом тщедушном малыше!
Осторожно я уложил зайчонка на прежнее место, под куст терескена, погладил и, придерживая собаку, стал отступать. Щелки глаз зайчонка раскрылись, показались большие темно-карие глаза, на головке неожиданно выросли торчком длинные тоненькие ушки. Но вот они прижались к затылку, глаза снова стали шелками, комочек теснее прижался к земле и замер.
— Будь здоров, зайчонок! Расти, набирайся сил!
Но моя Зорька негодовала. Подумайте — какое кощунство! Отобрать у нее добычу и еще к тому же грубо тащить за ошейник по всему тугайчику от куста терескена.
Новорожденные зайчики обычно лежат поодиночке в укромных уголках. К ним наведываются зайчихи. Каждая мать кормит необязательно своего собственного зайчонка, а просто первого попавшегося по пути. Поэтому зайцы воспитывают свое потомство сообща. Молоко зайчих очень концентрированное, и, получив порцию, зайчонок сыт несколько дней, лежит, не шелохнется, не выдает себя врагам. А недругов — масса, и много беззащитных зайчат погибает в это трудное время их формирования…
Узенькая полоска из таволги и кустарников — эфедры и терескена — вьется вдоль берега Чарына. Пригревает солнце, начинается жара. Совсем близко выскакивает заяц, потом, успокоившись, не спеша ковыляет от кустика к кустику, останавливается. Приподнявшись, внимательно оглядывается. Зорька взяла след, но куда ей! Теперь в азарте не может как следует принюхаться.
Пока собака путается в следах, заяц далеко. Потом исчез куда-то, как сквозь землю провалился. Должно быть, ушел. Но когда спаниель скрывается впереди, заяц выкатывается шариком из-под ног и бежит в обратную сторону.
Какой смелый! Подпустил так близко собаку, проскользнул мимо человека, выдержал, не дрогнуло заячье сердце.
— Доброго пути! — машу ему рукой. А он уже сидит на пригорке как ни в чем не бывало, посматривает на меня, поблескивает глазом…
В жаркое время дня заяц-песчаник становится строго ночным животным. Да иначе и нельзя, особенно в песчаной пустыне, когда песок так нагрет, что обжигает руку, прикоснувшуюся к его поверхности. Вот из-под куста саксаула, напуганный моим приближением, выскочил заяц, промчался по барханам и исчез за горизонтом. Оказывается, заяц под кустом с его западной стороны выкопал ямку и улегся в ней поудобнее на день. Но потом, когда солнце перешло на юг, переселился на северную сторону. В тени ему не только прохладнее, но и спокойнее: он незаметен. Но как необычны отпечатки лап убежавшего зайца: следы задних ног точно поставлены в ямки следов передних. Покажите рисунок этих следов охотнику из европейской части России, где обитает заяц-беляк, и он ни за что не поверит, что так могут наследить зайцы. Не только не поверит, но и подумает, что над ним вздумали посмеяться.
Наверное, в том месте, где прикоснулась передняя лапка, сдвинут самый горячий поверхностный слой песка, и уж если обжигать передние лапки, пусть прохладнее будет задним. Во всяком случае, в холодное время года заяц-песчаник никогда так по песку не бегает.
В пустынях Средней Азии прежде было очень много зайцев-песчаников, и при изобилии сайгаков, джейранов, горных козлов и горных баранов на них никто не охотился.
Ботаник П. Массагетов, совершивший путешествие в 1921 году на двухколесной повозке от Семипалатинска до Ташкента, так рассказывает в своей книге о зайцах в пустыне Мойынкум (Заветные травы. М., 1985): «Дальше на север наш путь проходил буквально через царство зайцев. Их было необыкновенное множество. Они выскакивали из кустов, из-за бугров, повсюду виднелись протоптанные ими тропы… охота на зайцев проста: сядет охотник у заячьей тропы за кустом с палкой, заяц проскочит, он его палкой бац! — и в сторону. Одну тропу обработал, на другую переходи». Сопровождавший его человек запретил стрелять зайцев, чтобы не тратить зря патронов. Так при помощи палки он принес на ужин четырех зайцев.
Сейчас зайцев стало мало, и не только из-за охотников. Очень сильно сказывается на численности этих животных большая нагрузка на пастбища. Зайцы стали редки и осторожны, и кое-кто из браконьеров начал охотиться на них ночью с автомашин с включенными фарами.
Картину, подобную той, которую я застал на такыре, вряд ли теперь увидеть.
В те же самые богатые дикими животными времена мне удалось хорошо поохотиться на зайцев в урочище Бартугай. Только не с ружьем.
Выхожу рано утром. Всего лишь несколько шагов — и дорогу перебегает перепуганный зайчонок. Другой, развесив уши, мчится наискось, останавливается на секунду, смотрит на меня коричневым глазом и ныряет в кусты. И всюду зайцы… Но все зря. С фоторужьем нелегко охотиться, из него труднее «подстрелить» зайца, чем из обычного ружья, и, чтобы сделать снимок, надо подойти значительно ближе и прицелиться тщательнее, а кроме того — успеть навести резкость и подобрать диафрагму. И все же, считая «настоящую» охоту (если ее так можно назвать) жестоким развлечением, я рад своему предназначению бескровного охотника, хотя удача меня не так часто радует. Вот и сейчас все утро ношусь по зарослям серой полыни, терескена и тамариска, вспугиваю множество зайцев, но ни к одному не могу подобраться близко, все снимки сделаны издалека, мелкие. Многие зайцы, завидев меня, перебираются в тень кустов, считают, что спрятались, дурачки. Но характерный силуэт животного прекрасно виден даже с большого расстояния.
Но вот наконец посчастливилось. У кустика застыл явно доверчивый и неопытный глупышка. Осторожно, плавно, стараясь не шуметь, приближаюсь к нему. Вот он совсем близко, слышит шаги, усиленно шевелит усами, но ему чудится опасность совсем с другой стороны, и он поворачивается ко мне спиной. Хотя бы и такой сделать снимок. Несколько раз щелкает затвор. Но вот наконец заяц повернулся, выскочил на чистое место.
«Какой будет отличный снимок», — радуюсь я, но рукоятка затвора останавливается — кончилась пленка. Какая досада!
Поднимается солнце и начинает нещадно греть землю. По телу струится пот. Тугай погружается в дневную дремоту. Зайцы прячутся в непролазные заросли облепихи. Теперь надежда на вечер.
Стоит ли ходить попусту по тугаю, задерживая дыхание, полусогнувшись, ползти или, едва-едва передвигая ноги, медленно подкрадываться? Нет, я теперь изберу другую тактику. И, облюбовав кустик, устраиваюсь в его тени у большой поляны на краю леса. Жара начинает спадать. Замолкли несносные цикады. Перекликнулись фазаны. Мелодично запела совка-сплюшка. Один за другим выходят на поляну зайцы и не спеша по ней ковыляют. Мне кажется, я неудачно выбрал место. Вот там, в стороне, сколько зайцев, а возле меня — никого. И я перебираюсь под другой кустик. Но на покинутом мною месте появляется заяц и, приподнявшись столбиком, долго и внимательно смотрит в мою сторону.
Томительно тянется время. Зайцы всюду, только не рядом. Но «счастье копится», один совсем близко подошел ко мне. Поспешно делаю снимок за снимком и вдруг краем глаза замечаю что-то похожее на желтый камень, совсем рядом со мною. Ведь здесь не было никакого камня. Да это заяц! В двух метрах! Вот удача. Не упустить бы! Медленно-медленно передвигаю фоторужье, навожу резкость, но заяц не входит в кадр. Через объектив вижу, как он, вытаращив глаза, с удивлением смотрит на меня. Но недолго. Понял, рванулся со всех ног, пугая остальных. Вся поляна мгновенно опустела. Впрочем, ненадолго. Один за другим выбираются из зарослей зайцы, подходят ко мне, останавливаются, таращат глаза, шевелят ноздрями, топорщат усы, спокойно позируют и не спеша уходят. Заячья фотография работает вовсю!
Когда солнце садится за скалистые горы и глубокая тень закрывает Бартугай, число визитеров полянки становится еще больше. Но я не жалею, что уже нельзя снимать. И без того я стал обладателем множества фотографий. Охота на зайцев закончилась удачно.