Непогода

Непогода нас, привыкших к жаре и солнцу, продолжает мучить. Что-то неладное случилось с нею. Уже несколько дней мы не видим столь обыденного для юга свободного от облаков синего неба. Всюду разгуливают темные тучи, кое-где от них тянутся полосы дождя. К вечеру тучи сгущаются, доносятся раскаты грома, сверкают молнии, льет дождь. В небольшом понижении в зеленой ложбинке с маленьким, но очень густым леском из ив остановились на обед да застряли. Лопнул коренной лист задней рессоры — обыденнейшая неприятность и последствие перегрузки машины и езды по проселочным дорогам.

Всю ночь долгий и нудный дождь звучал о натянутый над пологами тент, как по деке музыкального инструмента. Ночью думалось о размокших степных дорогах и скользкой их поверхности и о том, как будет буксовать машина. Рядом с биваком металлическим, похожим на птичий голоском кричала маленькая пищуха Охотона пуссила. Видимо, она страдала от одиночества, так как ей никто не отвечал. Алексей вздыхал, проклинал пищуху и грозился ей отомстить за потревоженную тишину.

Едва забрезжил рассвет, как в густых тальниковых зарослях расшумелись крошечные славки. Они оживленно шмыгали по веточкам, разыскивая еду: дождь им не был помехой. К утру пищуха замолкла, и Алексей не смог расправиться с крошечным зверьком, не зная как его разыскать. Зато увидал большую зеленую ящерицу и, сломя голову, помчался за нею. Но ящерица оказалась умелой, и погоня окончилась ничем.

— Зачем тебе понадобилась ящерица? — допытывалась Зоя.

— Хотел показать фокус. Если в рот ей засунуть папироску, будет курить, вдыхать и выдыхать дым. Пацанами мы всегда так делали.

— Ну, знаешь, не нужны нам такие фокусы! — возмутилась Зоя.

По этому поводу я тоже выразил протест, объяснив недопустимость подобных проделок, и тем самым поверг Алексея в уныние.

— Неужели вы в детстве не делали такого, скучное оно было у вас! — искренне заявил он.

Дождь не перестает, мы сидим под тентом, с тоскою пережидая непогоду, поеживаясь от сырости, и я чувствую, что мои спутники загрустили по дому и домашнему уюту. Не каждый способен променять привычную обстановку жизни в городе на полевую, неизбежно связанную с трудностями и неудобствами. Когда же дождь прекратился, занялись ремонтом рессоры и, вдоволь намучавшись и закончив работу, с великой радостью встретили голубые просветы на сером небе и проглянувшее через них солнце. Путь наш, однако, был недолог через обширные пространства, поросшие типчаком да таволгой: до конца дня оставалось совсем немного времени. К вечеру же вновь затянуло небо тучами, и едва мы натянули тент, как по нему застучали капли дождя.

Ладно, как-нибудь переживем скучное ненастье, лишь бы заснуть и забыться сном. Наконец, на нашем пути — отмеченное на карте автомобильных дорог поселение Аиртас, а за ним обширнейшие равнины и опять полное безлюдье на добрую сотню километров, могущее разместить на своей площади несколько крупных городов. Типчак, полынь и куртинки пожелтевшей от зноя таволги покрывают этот однообразный ландшафт. Горизонт очерчен синими холмами мелкосопочника, но дорога не желает к ним приближаться. И нет нигде ни села, ни юрты, ни кургана. Долог и утомителен наш путь к далекому районному селу Актогаю.

Но вот кончились равнины, и дорога пошла через низкие горки. В одном месте у подножия холма вижу группу сложенных из камней курганов. Они резко выделяются на светлом фоне пустыни и поросли кустарниками. С удивлением узнаю в растении терескен. Давно на нашем пути исчезло это растение юга, а здесь каким-то чудом сохранилось, прижилось на древнем кургане, и не одно, а вместе со своим захребетником, крошечным комариком галлицей, образующимся на листьях галлы. Видимо, когда-то растительность степей была иной, здесь рос во множестве и терескен, а теперь исчез, сохранившись крохотными пятнышками на курганах. В скважистой почве курганов с камнями, дольше удерживающими влагу, он находил условия жизни. И далее стали попадаться курганы.

Привлекла внимание и заставила остановиться группка из четырех курганов. Три из них расположены легким полукругом, четвертый же находится в стороне от них к западу. От этого четвертого кургана шла едва заметная дорожка из погруженных в почву камней. Мелькнула мысль: не представляют ли собой эти курганы одновременно простейший астрономический прибор для определения дней солнцестояний и равноденствий? Аналогичное простое сооружение я находил и изучил в горах Анрахай, а также опубликовал об этом открытии статью в научном журнале. Устанавливаю буссоль на четвертый курган и замеряю азимуты. Летнее солнцестояние — 41 = 58, осеннее и весеннее равноденствие 42 = 90, зимнее солнцестояние 43 = 137. Перед курганами на горизонте расположены невысокие горы. Солнце из-за них появляется с запозданием, кроме того, здесь магнитное склонение около 6 градусов. Так что мое предположение о назначении всего этого простейшего сооружения верное. Здесь проще определение солнцестояний и равноденствий замерять не на восток, а на запад.

Вблизи от кургана 4 расположена четырехугольная площадка из камней. Края ее сложены из глубоко погруженных в землю вертикальных гранитных плит. По-видимому, эта площадка не случайна и служила для исполнения какого-то ритуала. Подобные четырехугольные площадки я встречал часто в Семиречье, возле сакских курганов, датированных 3–4 веками до новой эры. Интересно, содержат ли эти курганы какие-либо захоронения и предметы. Когда-нибудь их раскопают археологи.

Продолжаем путь дальше. На дорогах появились черные жаворонки. Они неохотно уступают путь нашей машине, как будто недовольные ее появлением. Но, вспорхнув, летят перед машиной, соревнуясь с нею в скорости и будто развлекаясь. И больше никого, мертва типчаковая степь. Громадные, лишенные воды пространства, которые мы проезжаем, вероятно, представляют собою своеобразную ловушку для влаги. Атмосферные осадки, излившись на землю, уходят в ее глубины, где-то скопляясь в водоносных горизонтах. Когда-нибудь они будут извлечены человеком, и тогда здесь возникнут поселения и станет земля служить человеку. Впрочем, возможно, курганы здесь не случайны, а где-то находился один или несколько отличных колодцев.

Неожиданно исчезла порыжевшая таволга, и ее место заняла темная и колючая акация карагана. Потом вновь появилась таволга, а карагана уступила ей место. Два кустарника, будто не терпят друг друга, не уживаются рядом.

Колемболы

Дождь испортил дороги, и мы весь день ковыляем по лужам, обходим стороною трудные места. Машина вся в грязи, страшно на нее смотреть. Временами объезды опасны, почва размокла, и, хотя на дороге в колеях вода, грунт все же под ней тверже. Дорога отнимает все внимание, от нее нельзя оторваться и отвести взгляда. А вокруг позеленевшие степи с ковылями, кустиками таволги и на горизонте опять дальние синие горы.

Сперва не обращал внимания на то, что в левой колее дороги вода местами будто припорошена черной пылью. Слабый ветерок прибил ее темной каемкой к одному бережку. И только когда вновь проезжаю такое скопление темной пыли, до сознания доходит, что это, конечно, что-то другое. Откуда здесь пыли, да еще черной, после дождя взяться. На сердце досада: не остановился, не посмотрел, прозевал, быть может, что-то очень интересное. Но через несколько километров пути снова вижу такую же черную каемку на воде и тоже на левой колее дороги. Теперь дознаюсь, в чем дело и, раздумывая, кое о чем уже догадываюсь.

Так и есть! В воде расположилось многомиллионное скопление колембол, или, как их еще называют, ногохвосток, крошечных насекомых, серовато-черных, продолговатых, бескрылых. Они неподвижны, плавают на поверхности воды, не тонут, их тело не смачивается, и легкий ветерок передвигает их с места на место. Общество колембол разновозрастное, среди взрослых немало крошечной молодежи. Впрочем, кое-кто из водных пленников шевелит ножками, вздрагивает усиками. Они влаголюбивы и, судя по всему, не испытывают неудобства, оказавшись в водной стихии. Те же, кого прибило к бережку, нехотя прыгают на своих ножках-хвостиках.

Неожиданная находка порождает сразу несколько вопросов. На первый из них, почему сейчас появились колемболы, ответить просто. В сухую погоду они, явные влаголюбы, прячутся в почве, проникая в нее глубоко по трещинам. В дождь же вышли попутешествовать, сменить места обитания, расселиться. Дожди летом бывают редко, и поэтому так дружно было затеяно бродяжничество. Но почему колемболы не во всех лужах, а только местами? Вот здесь они только в одной луже, растянулись метров на тридцать. И чем еще объяснить, что скопились только на левой обочине? Насекомые-лилипутики живут скоплениями, образуя примитивные общества со своими особенными правилами поведения. Самое главное в их жизни — держаться всем вместе. Иначе нельзя. Им, малюткам, разъединенным, как разыскивать себе подобных на громадных пространствах земли! Видимо, ради этого они поддерживают связь друг с другом при помощи каких-то сигналов, звуковых, обонятельных или еще других, не известных науке и особенных. Так и живут они вместе целым государством, управляемым неведомыми нам законами и, кочуя громадной армадой, попали в воду этой колеи.

Жизнь колембол слабо изучена. В прошедшую дождливую ночь ветер дул поперек дороги на запад, слева по нашему пути. Видимо, крошечные насекомые сдувались ветром в колею, или они сами, подгоняемые ветром, двигались по его направлению и, попав в холодную воду, замерли. Вспоминаю: я и прежде встречал ногохвосток в лужицах после дождя. Они будто умышленно устраивали для себя длительное купание. Если бы не водяная преграда, ни за что не увидать громадное скопление незримо обитающих на земле этих существ.

Продолжаем наш путь прямо на запад по единственной дороге через безлюдные степные просторы. Солнце щедро обогревает остывшую за ночь землю, и на чистом небе начинают появляться белые кучевые облака. Теперь я уже не пропускаю луж с ногохвостками. Они попадаются нечасто, почти через каждые два-три километра вижу припорошенные ими колеи дорог. Но теперь, обогревшись, они собираются в плотные кучки, от них поверхность воды становится пятнистой, и крохотные прыгунчики кишат, подскакивают, выбираются постепенно на берег.

Не только колемболы почтили вниманием временные водоемчики, образовавшиеся в колеях дороги. Тут же в лужах бегают неторопливые мушки-береговушки, без устали носятся в воде шустрые клопики-кориксы. Как они быстро добрались сюда, в эту сухую равнину. Вся эта компания вскоре исчезнет, расселится в поисках воды, как только высохнут дороги. Лишь колемболы незримой многомиллионной армадой будут продолжать свою совместную и загадочную жизнь, обосновавшись где-нибудь в трещинах, где сохранилась сырость.

Вторая весна

Сильные дожди напоили сухую землю северной пустыни. Возле дорог появились озерки, во впадинах между холмов засияли синевой солончаки. На них образовались настоящие озерки, и на легкой ряби белоснежными пятнами засверкали крачки, а по берегам, печатая лапками строчки следов, засеменили кулички. Как они быстро разведали эти временные водоемчики и как охотно на них переселились! Видимо, в них ожили многочисленные насекомые и черви, представляющие для птиц лакомую добычу. На лужи с чистой водой птицы не слетаются. Прилетели утки-отайки и, зычно покричав, унеслись дальше. Несчастная, порыжевшая от жары и сухости таволга кое-где ожила и (вот диво!) покрылась белыми цветочками. Обманулась дождями, приняла их за наступление весны. Там, где прошли обильные дожди, зазеленела пустыня, переживая вторую весну, тем более что настоящая была такой сухой и неприветливой.

Рано утром наша машина необычна: вся покрылась крохотными жучками-пестрячками. Видимо, на них тоже оказали влияние дожди. Среди ровной и однообразной пустыни жучки избрали машину местом брачных свиданий, прилетели на наш бивак. Так проще встретиться малюткам, когда вокруг нет нигде никаких ориентиров. Хожу вокруг и ищу жучков. Нет их нигде более. Те, что были вблизи, все слетелись к нам, образовав многотысячное сборище. Я не в претензии к ним, с интересом разглядываю их тельца со светлыми поперечными перевязями. Но пробуждаются мои спутники, принимаются за утренние дела и на наших визитеров сыпятся упреки. Еще бы. Жучки забрались всюду, копошатся и в умывальнике, в мыльницах, во всех вещах, в продуктах, путаются в волосах, лезут под одежду. И в еду забрались тоже целыми кучками. Жучки — не мухи. Их не прогонишь и просто так от них не избавишься.

Солнце поднимается над равниной, и его лучи становятся горячими. Жучки — ночные жители, им не нравятся жара и яркий свет, брачные дела оставлены, все спешно ищут укрытия, заползают во всевозможные щелки. Почему-то особенно нравятся им зигзагообразные борозды протектора шин колес. Наверное, их много укрылось и в вещах. Теперь поедут с нами путешествовать. Несколько дней непрошеные гости сопровождали нас в поездке, пока постепенно не растерялись в бескрайних степных просторах.

Желтые ивы

Машина взбегает на вершину холма, и с него открываются обширные дали светло-зеленой типчаково-полынной степи и на ней — узкая темно-зеленая полоска деревьев, скрывающая речку. Издалека видно, как эта темно-зеленая полоска прерывается светло-желтыми пятнами. Что там такое? Вскоре мы подъезжаем к тихой степной речке. Оказывается, среди зарослей ивы отдельные группы деревьев нацело повреждены, мягкая и нежная зелень поверхности листьев объедена, оставшаяся часть листовой пластинки пожелтела, погибла. Это работа ивового листогрыза, небольшого ярко-синего жучка. Кое-где еще видны его личинки глубоко черного цвета. Они, как и все несъедобные насекомые, малоподвижны и медлительны. Им некого бояться, они ядовиты, их никто не трогает. Эта картина хорошо знакома.

Ивовый листогрыз широко распространен. Прожорливое потомство жука почему-то заселяет отдельные деревья, оставляя другие совершенно нетронутыми. Чем вызвана такая черта поведения этого отъявленного врага деревьев? Быть может, не все деревья одинаково привлекательны и съедобны для этой многомиллионной армады крошечных прожор? Подобную же черту я наблюдал у другого вредителя — туркестанской ивовой волнянки.

Насекомые собираются вместе брачными скоплениями, поодиночке им делать нечего, и тут же кладут яички. Личинки же их настолько медлительны и малоповоротливы, что не удосуживаются менять дерево. Ведь для этого следует спуститься на землю, преодолеть заросли трав, да и ствол нового дерева не всегда просто разыскать.

Кроме листогрызов, на деревьях побывали и бабочки, ивовые волнянки. Гусенички их, пока были малыми, сплели общую паутинку, так называемые зеркала, густо-густо обвив ею веточки. В таком домике, заброшенном и крепком, устроил свое убежище паук, свил уютную каморку, отложил в ней кучечку яиц, и сам остался сторожить свое потомство. Здесь безопасно, никто не вздумает копаться в густом переплетении нитей, к тому же перемешанных с черными точечками испражнений гусеничек. И уж сюда, конечно, не пробраться наезднику, поражающему коконы пауков. Что это? Случайное или намеренное поселение паука-изобретателя или местная особенность поведения? Просматриваю десятки зеркал, не особенно приятно в них копаться, и к своей радости вижу вторую такую же кладку изобретательного паука. Два паука — вряд ли случайность, хотя для вещего доказательства необходимо не менее десятка находок. Как бы там ни было, выходит так, что паук зависит от деятельности гусеничек, они помогают ему косвенно сохранять потомство. Так постепенно складываются взаимные отношения между различными организмами, даже когда они носят одностороннюю выгоду.

Река Токрау

Когда вдали показалась ярко-зеленая полоска деревьев, пересекавшая от горизонта к горизонту степь, мы обрадовались: наконец, добрались до реки Токрау. Но наша радость была омрачена: с трудом починенная задняя рессора лопнула в другом месте. В небольшом совхозе, повстречавшемся на нашем пути, не оказалось ни сверлильного станка, ни дрели, токарь куда-то уехал, и мы, приютившись возле заброшенного строения, принялись ликвидировать поломку своими силами, к великой радости компании мальчишек, расположившихся вокруг нас кружочком. Мальчишки были беспощадны, бесконечно шумели, смеялись, лезли, куда только заблагорассудится, не внимая нашим просьбам оставить нас, несчастных, потеющих от потуг с гайками, листами рессор и прочими предметами. Наконец, после долгих мытарств работа была закончена, рессора склепана при помощи накладки, и мы, усевшись в машину, с облегчением двинулись в путь, сопровождаемые юными зрителями, огорченными прекращением столь интересного для них зрелища. И, наконец, подняв в воздух небольшую стайку чирков, выбрали уютное местечко среди деревьев возле тихой речки Токрау.

За время нашего пути по степному типчаково-полынному и ковыльному раздолью мы очень мало видали животных: на дорогах сидели черные и серенькие жаворонки, к биваку наведывалась одинокая каменка плясунья, да на столбе телефонной линии иногда маячил одинокий взъерошенный степной орел. В траве прыгали редкие кобылки, среди зарослей изредка скользила полосатая ящеричка. И все. Здесь же существовал совсем другой мир. И всюду безлюдье, и ни одной встречной машины.

Вокруг речки теснятся густые заросли ив, настоящее их царство. Кое-где среди них видны жимолость и шиповник. На галечниковых косах цветут зизифора и мордовник. По травам заскакали потревоженные нами веселые кобылки. В тростниках, как бы приветствуя нас, разбудивших тишину речного леска, защелкал соловей, но вскоре замолк. Застрекотала сорока и тоже умолкла. На полянку выскочил заяц, привстал, поглазел на нас, заявившихся в это царство покоя, и скрылся. Черные облака на небе совсем разошлись, и вместо них поплыли белоснежные кучевые с причудливыми воздушными кораблями, засветило солнце и согретый им тугай, застывший в тишине и покое.

Небольшая речка, не спеша, переливается от плеса к плесу, и на мелких ее проточках застыли стайки небольших рыбок. Едва зайдешь в воду, как в облаке взмученного ила рыбки смело и бесцеремонно принимаются покусывать за ноги. Не больно, но неприятно. В мелкой и хорошо прогреваемой воде речки, казалось бы, должны в массе водиться личинки комаров. Но несносных кровососов нет ни одного! И в этом я вижу немалую заслугу крошечных рыбок. Побольше бы таких рыбок в комариных местах. Неплохо бы изучить их образ жизни и расселить, куда надо.

Неожиданно рядом с биваком пронзительным металлическим голосочком закричала крошечная пищуха, с противоположного берега речки ей ответила другая, и еще несколько звонких голосочков раздалось со всех сторон. Разъяренный Алексей, набрав полные карманы камней, стал бомбардировать ими заросли, откуда неслись крики. Но вскоре пищухи сами по себе замолкли, угомонились, разомлели от долгожданного тепла, погрузились в дневное блаженство.

Я задумался над тем, как по-разному человек относится к окружающему. Алексей — дитя города, спокойно переносящий шум автомобилей, громкие голоса радио, магнитофонов, раздражен голосами пищухи, тогда как мои далеко не крепкие нервы, наоборот, успокаиваются от музыки природы, и переклички пищухи мне кажутся милыми, подчеркивающими жизнь окружающей природы, наполняя ее глубоким содержанием.

Вечером за ужином у всех сразу зачесались уши. Сначала столь необычное явление нам показалось случайным. Но с каждой минутой боль ушных раковин становилась явственней, а у Зои, обладателя более чувствительной кожи, уши заметно покраснели. Я догадался: на нас напали самые крошечные кровососы, едва различимые глазом мушки-мокрецы. Пришлось заканчивать ужин стоя, повыше над землей, где любители влаги мокрецы, оказывается, вели себя менее воинственно.

— Почему мокрецы кусают только за уши? — удивляется Зоя.

— А вот догадайтесь! — предлагаю я.

Но блаженство объявленной дневки после трудного пути не располагает моих спутников к рассуждениям, и мне приходится высказывать свои догадки самому. За мокрецами я давно замечал пристрастие к ушным раковинам. В тугаях этим немиловидным созданиям приходится питаться кровью только пищух, зайцев, да, вероятно, других мелких грызунов. Самое доступное для них, крошечных кровососов, место — ушные раковины. Они покрыты коротенькой шерсткой, через которую добраться до кожи легче, чем в каком-либо другом месте. Вот и нас они тоже кусают за уши. Остается загадочным, как такие малютки способны отождествлять уши человека с заячьими и мышиными ушами.

Ночью возле нашего бивака крошечная пищуха подняла истошный крик и возню, а разгневанный Алексей, лежа в постели, стал проклинать несносных зверьков и грозить им смертной казнью.

Каменные курганы

Наконец, мы добрались до села Актогай. В переводе на русский язык это слово означает буквально «Белый лес у реки». Быть может, давно возле селения, когда оно было маленьким, на речке Токрау, протекающей вблизи, и рос светлый лес. Сейчас же берега реки голые, а районное село представляет собой большой поселок. Здесь есть все, что нам необходимо: магазины, почта, заправка горючим для автомобилей, и наши дела были бы закончены быстро, если бы не исчез Алексей. Появился он часа через два, встреченный не на шутку обеспокоенной Зоей, сияющий, надушенный одеколоном и подстриженный. Был в парикмахерской, обошел все магазины.

Теперь наш путь лежит в гранитные горы Бегазы и Кзылрай. Но надо разузнать дорогу.

— Вон гора Бегазы, — сказал нам старик, показывая на далекий горизонт всхолмленной степи.

В той стороне, куда протянул свой кнут собеседник, виднелось много гор, и одна из них, более заметная, выглядывала выше всех розовой вершиной. И вот мы едем по проселочной дороге, попадаем в их переплетение и выбираем из них те, которые как будто идут в желаемом для нас направлении.

Наш путь на гору Бегазы не случаен. С нее мы начнем поиски древних и загадочных каменных курганов, и не просто курганов, а, как их называют, курганов с грядками. Эти курганы давно занимают мое внимание. И, признаюсь, одна из негласных задач путешествия в Центральный Казахстан — дальнейшие поиски этих курганов. Прикоснулся к их загадке я давно.

Все привыкли в курганах, этих надмогильных сооружениях, видеть более или менее крупные насыпи из земли или камня. Курганы же с грядками — необычные. Они выложены из камней. От них тянутся две слегка выпуклые наружу линии, простирающиеся обычно к востоку, будто две гигантские руки, протянутые к дневному светилу. Археологи давно обратили внимание на курганы с грядками, многие из них раскопали и изучили содержавшиеся под ними предметы. Сейчас известно довольно много таких курганов. Но больше всего их в Центральном Казахстане, в так называемом казахском мелкосопочнике. Их распространение четко ограничено с запада Улутаускими горами и верховьями реки Ишим, с севера — южными районами Кокчетавской области до Щучинска и озера Боровое, с востока — зоной плоских увалов и низкого мелкосопочника Павлодарского хребта. Южная граница простирается до северных районов Прибалхашья и Бетпак-Далы. Но одиночные курганы с грядками найдены и на территории южного Казахстана, в Семиречье, а один курган был найден даже в Узбекистане и другой — в Калмыкии.

Различают несколько вариантов таких курганов. Обычно в кургане находится захоронение человека в погребальной камере ниже поверхности земли. К кургану примыкает с востока маленький курган без погребальной камеры с костьми лошади и одним-двумя глиняными сосудами. Иногда два кургана с захоронением лошади и человека расположены с севера на юг, иногда сбоку главного кургана располагается по одному или даже по два маленьких кургана. И, наконец, сверху на главном кургане с захоронением человека может располагаться маленький курган с костьми лошади. Варьируют также и сами грядки. Чаще всего они сложены из наложенных друг на друга небольших камней, но иногда состоят из отдельных каменных курганчиков или из двух рядом положенных каменных плит, перегороженных поперек торцовыми плитами.

По предметам, обнаруженным при раскопках, археологам удалось довольно точно датировать эти своеобразные сооружения. Курганы с грядками характеризуют собою этап самобытной культуры, связанной с эпохой поздней бронзы примерно четвертого-третьего веков до нашей эры, то есть около 2500–3000-летней давности. Самые поздние из них датируются пятым веком нашей эры. Как будто курганы принадлежали местным европеоидным племенам иесейдонов и аримасков, преемников и прямых наследников сибирских племен андроновцев, потомков ариев.

К этому времени на территории современного Центрального Казахстана зародилась, по существовавшему тогда уровню, высокая культура, оставившая следы поселений, рудников, поминальных сооружений и надгробных памятников. Это был центр ранних кочевников и скотоводов и древней металлургии.

Богатство инвентаря, находившегося в курганах, дало повод отнести эти сооружения к погребениям родоплеменной знати. Грядки же имели какое-то ритуальное и культовое значение. Для чего служила необычная архитектура курганов, какое имели значение две длинные грядки, никто из археологов ничего не мог сказать, да и не пытался этого делать.

Мне впервые пришлось увидеть такой курган еще в 1968 году недалеко от города Алма-Аты, по правому берегу среднего течения реки Или, почти на самом западном конце небольшого и сильно сглаженного пустынного хребта Малай Сары. Моя находка была необычная. Там, где полагалось быть кургану, располагалось только одно кольцо из камней. Невольно подумалось, что все сооружение было приготовлено загодя до погребения того, кому оно предназначалось, и до его смерти оно уже использовалось с какой-то целью. Тогда же у меня возникла мысль о том, что само по себе это сооружение из камня представляет собою простейший астрономический календарь и предназначено для определения дней солнцестояний и равноденствий. Не знаю, почему об этом сразу не подумали археологи и астрономы. Первые — потому что привыкли смотреть только на землю, вторые — только на небо. Вообще, ученые — нередко нелюбознательный народ ко всему тому, что не касается не их области занятий.

Солнцестояния и равноденствия

Тут я должен сделать отступление ради тех, кто мало посвящен в простейшие законы движения нашего главного небесного светила — солнца. Оно по мере перехода от зимы к лету каждый день восходит ближе к северу и, наконец, весной, когда день равен ночи, примерно 21 марта, в день весеннего равноденствия, появляется на горизонте точно на востоке и заходит точно на западе. В это время день равен ночи и назван равноденствием. Затем наше дневное светило достигает крайнего северного положения на горизонте ко дню летнего солнцестояния, примерно 22 июня, в самый длинный день и самую короткую ночь. После этого начинается обратный путь, и солнце восходит с каждым днем все южнее и в день осеннего равноденствия, примерно 23 сентября, когда день равен ночи, восходит снова на востоке и заходит ровно на западе. Затем к зиме оно продолжает восходить все южнее и достигает самого южного положения ко времени, когда в день зимнего солнцестояния, примерно 22 декабря, на земле царит самый короткий день и самая длинная ночь. Аналогично горизонту с восточной стороны от кургана, те же точки равноденствий и солнцестояний отождествлены и по западной стороне кургана горизонту.

С буссолью я примчался к своей находке, проверил его ориентиры по горизонту восточной стороны от кургана, и сердце мое радостно забилось. Получалось, что линия с конца южной грядки, проведенная на маленький срединный и почти незаметный холмик, по направлению соответствует точке восхода в день летнего солнцестояния, когда самая короткая ночь и самый длинный день, а линия, проведенная с конца северной грядки на маленький срединный холмик, по направлению соответствует точке восхода солнца в день зимнего солнцестояния, когда самая длинная ночь и самый короткий день. Линия же, проведенная от центра круга там, где полагалось быть главному кургану, на срединный холмик, будем теперь его назвать ориентирным, точно указывала на восток, где восходит солнце в дни весеннего и осеннего равноденствий.

Те же самые ориентиры, но уже захода солнца, шли и по горизонту западной стороны от кургана: по линии со срединного ориентирного курганчика (впоследствии на других курганах им всюду оказывался специально уложенный камень) через главный курган на горизонт до точки захода солнца зимнего и летнего равноденствия; с ориентирного камня (курганчика) через конец северной грядки до точки захода солнца на горизонте летнего солнцестояния; с срединного ориентирного камня (курганчика) через конец южной грядки на точку захода солнца в день зимнего солнцестояния.

Курганы с грядками и Стоунхендж

Прошли годы со времени находки астрономического кургана на хребте Малай Сары в 1968 году, а мысль, что курганы с грядками — простой астрономический календарь, казалась фантастической, но для того чтобы подтвердить свое предположение, следовало проверить его хотя бы еще на одном кургане. По случайному совпадению в это же время на другом континенте в Англии рождалась разгадка почти аналогичного, но более сложного сооружения, носившего название Стоунхендж и расположенного в Сользберийской равнине, а также похожего на него и вблизи расположенного подобного же сооружения Каллениж. Эта разгадка поразила мир. Узнав о ней, я тотчас же вспомнил курган с грядками.

Наши рассуждения часто фильтруются через призму современной действительности. Было трудно представить, чтобы древние племена ариев-андроновцев, а также их потомки скифы и усуни, населявшие территорию современного Семиречья, где был найден мною курган с грядками, кочевники, пастухи и охотники были знакомы с основами астрономии. Теперь становится ясным, что человек из бронзового века был без оснований изображен дикарем. В действительности он обладал немалой культурой и знаниями, впоследствии утраченными из-за каких-то потрясений.

На современного человека с детства обрушивается лавина информации, связанной с техническим прогрессом. Обучение в школе, печать, радио, телевидение ежеминутным потоком заполняют и формируют его сознание. Он все дальше и дальше уходит от природы, чему еще способствует усиленная урбанизация — рост городов. Разум древнего человека, наоборот, был свободен от подобной загрузки и искал приложения своей любознательности в природе. Человек прошлого, конечно, лучше современного знал животных и растения, не мог оторвать взгляда от солнца, луны и звезд. Вспомнились слова Ф. И. Тютчева:

Астрономия — старая наука. Со времен глубокой древности человеку уже были известны законы видимого движения Солнца, Луны и планет. Эти законы казались одним из проявлений высшего начала, управлявшего окружающим миром и повелевающим судьбами человека. Об этом говорят астрономические познания древних египтян, астрономические трактаты Вавилонии, зафиксированные клинописью на глиняных табличках, астрономические наблюдательные площадки у холма Метсамор близ Еревана, древние угломерные «инструменты» предков урартов и, наконец, древнейшее астрономическое сооружение на территории Англии — Стоунхендж, воздвигнутое на рубеже каменного и бронзового веков примерно около двух тысяч лет до новой эры. Раскрытие тайны Стоунхенджа было сенсацией. По величественным камням, расположенным в определенном порядке, оказалось возможным с погрешностью менее чем на один градус определять не только восходы и заходы Солнца и Луны, дни равноденствий и солнцестояний, но также (что удивительнее всего) предсказывать предстоящие лунные и солнечные затмения. В 1967 году при обследовании кургана в Ирландии в графстве Мит оказалось, что в нем есть горизонтальный коридор, заканчивавшийся погребальной камерой. Этот коридор был так ориентирован, что через небольшое отверстие в кургане освещался в течение нескольких минут в день зимнего солнцестояния. Курган этот был воздвигнут 5000 лет назад. На ровной поверхности бесплодной каменистой пустыни Наска в Перу расположены исполненные линиями гигантских размеров изображения животных, а также ориентированные на большом протяжении прямые линии.

Изучение этих уникальных сооружений древности продолжается. Но, как удалось недавно доказать, прямые линии представляли собою древний календарь, по которому определялся заход и восход солнца и луны в день летнего и зимнего солнцестояния. Сооружение принадлежало культуре Наска и имеет давность между 300 годами до нашей эры и 900 годами нашей эры, то есть существовало и использовалось более тысячи лет. На западе в горах Биг-Хорн обнаружено скопление больших камней, образующих круг, уложенных на высоте 3000 метров над уровнем моря. Тщательное изучение этого кольца, названного магическим, показало, что оно тоже имеет астрономическое значение. По его ориентирам определяется восход солнца в день солнцестояния, а также восход ярчайших звезд небосклона — Регеля, Альдебарана и Сириуса. Давность магического кольца небольшая, его построили в 1760 году аборигены так называемых «великих прерий». Подобных сооружений на земле оказалось немало, и в последнее время их стали довольно часто открывать ученые.

Грандиозный лунно-солнечный календарь Стоунхендж строили триста лет, и он стоил колоссального человеческого труда. Гигантские линии пустыни Наска для их наведения требовали сложных расчетов и также поглотили немало сил и энергии. Для того чтобы уложить большие камни на высоте 3000 метров в горах Биг-Хорн, также было затрачено много усилий. Только наше сооружение по гениальной простоте могло быть построено в течение короткого времени десятком человек.

Все еще не доверяя своему открытию, я решил убедиться в возможности применения этого «прибора» на практике. И я побывал на Малай Сары не раз в дни осеннего и весеннего равноденствия, летнего и зимнего солнцестояния, убеждаясь в правильности своих предположений.

Наконец, только через восемь лет, в 1976 году, представилась возможность побывать очень недолго в Центральном Казахстане. За короткое путешествие мне встретился курган возле горы Толагай. Она одинока, высока, далеко видна среди холмистой местности и располагалась вблизи моего маршрута. Здесь в глухой каменистой пустыни, не тронутой человеком, я и нашел курган с грядками. Он располагался недалеко от подножия горы с северной стороны и был цел, хотя и носил следы раскопок. Здесь с севера на юг от главного кургана рядом оказались два крохотных холмика. Без сомнения, они тоже имели какое-то ориентирное значение, установить которое предстоит астрономам. Но вместо холмика срединного и ориентирного, который должен был находиться между грядками и впереди от них, оказался большой ярко-белый камень кварца, наполовину вросший в землю. На этом кургане основные ориентиры удивительно точно совпали с ориентирами первой находки. Теперь сомнения рассеялись, случайное совпадение строения курганов с грядками было невозможным.

Итак, в сооружении курганов Малай Сары и Толагай оказалось по четыре ключевых точки для определения положения восходящего и заходящего Солнца. Они точно, как и прославленные Стоунхендж, Каллениж, линии пустыни Наска и многие другие сооружения, оказались своеобразной обсерваторией племен бронзового века.

Фигура 50. Простейшие курганы для определения солнцестояний и равноденствий.

Схема астрономического кургана с грядками.

1 — главный курган, обычно с захоронением.

2, 3 — левая и правая каменные грядки.

4 — конечный курганчик левой и 5 — правой грядок.

6 — ориентирный камень, не всегда сохранившийся.

А — восход солнца во время летнего солнцестояния.

7–8 — восход солнца во время весеннего и 9 — заход солнца во время осеннего равноденствий.

10 — восход солнца во время зимнего солнцестояния и 11 — заход солнца во время зимнего солнцестояния.

Все ли курганы с грядками имеют однозначную ориентацию своих элементов, и ограничивается ли их назначение только определением равноденствия и солнцестояния? Думается, что нет. Без сомнения, курганы варьируют, и многие из них связаны с другими небесными телами. Кроме того, их ориентиры могут быть направлены на различные созвездия или ярчайшие звезды небосклона. Но чтобы доказать это, требуются сложные расчеты, так как за тысячелетия произошло перемещение, так называемая прецессия, небесных тел по небосклону. Вот почему расшифровка Стоунхенджа потребовала использования электронно-счетной машины. Стоунхендж подавляет своим величием, громадными, вкопанными вертикально камнями и производит большое впечатление своей грандиозностью. Здесь же ничего этого нет. Все гораздо проще, обыденней. Кроме того, в противоположность Стоунхенджу, главная ось курганов с грядками направлена на восход солнца в день равноденствия, тогда как в Стоунхендже эта ось направлена на восход солнца в день летнего солнцестояния. Бикеты, строившие Стоунхендж, хоронили усопших в курганах, окруженных рвами или кольцами камней, так же, как и древние саки и усуни, строившие кольцевые ограды из камней вокруг курганов. Интересно также и то, что в обычае обоих этих, так далеко разрозненных друг от друга народов рядом с умершим ставить глиняный сосуд. Круги из камней были характерны для культуры бикетов, народа, жившего 2000 лет до нашей эры, так же, как и для скифов (саков). Тут я должен пояснить: древние греки называли потомков ариев азиатских европеоидов скифами, персы именовали саками. По существу — это одно и то же.

Стоунхендж, Малай Сары — почти современники. Они говорят о связях разноязычных и разнокультурных разрозненных племен. Эти связи являются свидетельством гигантского взаимного обмена идеями и культурой древнейших народов, несмотря на дикость, произвол, вражду, громадные просторы, разъединявшие людей, и примитивные средства сообщения. Нет сомнения в том, что существовал культ поклонения солнцу, луне, звездам не только среди народов, населявших великие степи от Монголии до Заволжья.

За несколько тысячелетий до новой эры древние славяне широко отмечали солнцестояния и равноденствия, и вряд ли правильно предположение, что впервые внимание к ним зародилось у древних иранцев.

Древние славяне праздновали весеннее равноденствие (Красная гора), летнее солнцестояние (Ярилин день), осеннее равноденствие (Овсень), зимнее солнцестояние (Коляда). Эти календарные даты сопровождались различными обычаями и, кроме того, были связаны с почитанием предков. Они сохранились в народном православии после принятия славянами христианства и дошли в какой-то степени до наших дней.

Особенное значение придавалось весеннему равноденствию — празднику пробуждения природы, радостной весны, приходившей на смену трудной и долгой зиме. Этот праздник получил название Наурыз у тюркоязычных народов. Он сопровождался различными обрядами и религиозными церемониями и считался древнейшим праздником в истории мировой культуры.

Несомненно, он был важнейшим в древнейшей религии зороастризма, и курганы с грядками, по моему глубокому убеждению, были отражением этой религии.

Почиталось весеннее равноденствие и в Китае, где астрономия была развита с древнейших времен. Рубрук, путешествовавший в XIII веке по Азии и добравшийся до ставки правителя монголов Мату-Хань, рассказал, как при дворе этого правителя было много жрецов или, как он их назвал, прорицателей. Они как предсказатели судеб имели большое влияние на жизнь монголов. Среди них были и шарлатаны, интриганы, и те, кто, как говорит Рубрук, знал астрономию настолько, что заранее предсказывал затмения солнца и луны. Это свидетельствовало о высоком уровне развития астрономии в древнейшие времена. По указаниям жрецов люди готовились к встрече этого природного явления и, когда оно наступало, били в барабаны, поднимали большой шум.

Влияние жрецов было настолько сильным, что никто никогда не начинал войн без их совета. Знаменитый комплекс Стоунхендж строили и пользовались им, по меньшей мере, в течение одного тысячелетия, курганы с грядками, как уже говорилось, возводились от восьмого века до новой эры до пятого века новой эры, то есть их культ существовал около 1200 лет. Устойчивость культа курганов с грядками в течение столь длительного времени казахстанские археологи объясняют существованием прочного экономического и политического объединения племен. Это заключение мне кажется ошибочным. Жизнь древних народов сопровождалась частыми потрясениями, постоянным зарождением одних союзов и распадом других. Устойчивость же культа курганов с грядками объясняется тем, что они принадлежали внеплеменной или, сказать точнее, межплеменной касте или династии жрецов, замкнутой в особые кланы, в которые был затруднен доступ посторонним и передававшим свое искусство по наследству. Таковы были жрецы друиды, чести которых приписывается создание комплекса Стоунхендж на территории современной Англии, таковы были и волхвы в Древней Руси. Жрецы представляли собою совещательный, консультативный и прорицательный орган, столь необходимый правителям.

Особой касте жрецов и принадлежали курганы с грядками. Они строились при жизни одного из них, служили местом ритуальных и культовых обрядов и использовались как простейший календарь, имевший к тому же и практическое значение в хозяйственной деятельности человека. Жрецы были не только влиятельными, но и состоятельными. Этим объясняется богатство инвентаря в погребениях курганов с грядками. После смерти жреца его хоронили в центре главного кольца и тогда складывали курган из камней. Жрецы жили среди различных народов, поэтому курганы с грядками и оказались распространенными не только в Центральном Казахстане, но и далеко за его пределами. Династия жрецов, строившая курганы с грядками, существовала до тех пор, пока тотальные потрясения в истории степных народов не стерли их с лица земли.

Жрецы, готовившие для своего захоронения курганы, были той горсткой, которая из поколения в поколение передавала свои знания. Возможно, они также были представителями древнего народа, исчезнувшего от какой-то катастрофы, народа с более развитой цивилизацией. Развивая свое искусство, они же, вероятно, влияли и на развитие ритуалов и магии. Их астрономические познания отражали высшие для своего времени знания, утрачиваемые во время социальных катастроф. Примерами утраты древних знаний пестрит вся история человечества. Каста жрецов, посвященная в тайны природы, хранила и оберегала их от посторонних, так как они давали преимущество перед окружающими. Жрецы переживали государства, оберегая свой клан. У египтян, например, как сообщает Диоген, лаертийский греческий историк, живший в третьем веке до нашей эры, имелись записи наблюдений 373 солнечных и 832 лунных затмений. Такие наблюдения могли быть проведены только не менее, чем за 10 000 лет, и вела их особая замкнутая каста.

Жреческие курганы, будем их еще называть так, строились в местах заметных. Таковы оба кургана, найденные мною. В противоположность Стоунхенджу, по поводу которого было написано столько книг, порождено множество теорий и связана масса легенд и сказаний, курганы с грядками не привлекли особенного внимания и, по существу, находятся в безвестности. Приходится сожалеть, что перипетии жизни придали забвению это очень простое и вместе с тем гениальное сооружение настолько, что теперь мы с трудом начинаем верить в его назначение. Мудрость древнего строителя этого храма солнца настолько велика, что знания обыденного человека современности в определенной степени стыдливо блекнут перед нею.

Создатели храма Малай Сары и Толагай, этих солнечных календарей, давно ушли из жизни, и имена их навсегда исчезли. Но забытые сооружения, будем надеяться, должны начать вторую жизнь. Может стать прискорбным, если в наш прославленный век небывалого расцвета астрономии и науки о вселенной эти памятники будут преданы забвению. Сейчас же курганы с грядками лежат среди безликой и молчаливой пустыни. Лишь кое-когда пропылит по неторной дороге грузовик, да прогонит пастух отару овец.

Я не считаю свое объяснение значения архитектуры курганов с грядками исчерпывающим. Просмотрев публикации казахстанских археологов, обратил внимание на то, что не все курганы ориентированы строго на восток, некоторые были ориентированы на другие небесные светила или, наконец, помимо прочего имели и еще какое-то сложно скрытое значение. Моя статья о курганах с грядками («О древних астрономических курганах на территории Казахстана». Вестник АН КазССР. № 5. Алма-Ата, 1977) вызвала поток устного недоброжелательства и недоверия. Для ее публикации археологи отказались дать обязательную в то время рецензию, и если бы не доверие астрономов, то она бы не увидела свет. Описание же первых двух находок в одной из моих научно-популярных книг не привлекло внимания и, насколько мне известно, ни археологи, ни астрономы пока что не занялись изучением этого интересного открытия.

Первая поездка, когда мне удалось найти и обследовать курган Толагай, сильно разочаровала. Поиски курганов оказались делом очень сложным. В обширных просторах Центрального Казахстана каждый курган с грядками был подобен иголке в стоге сена, места их нахождения были указаны в археологическом атласе Казахстана очень приблизительно и неточно и, кроме того, многие курганы исчезли там, где возникли поселки, прошли дороги, линии электропередач, где подняли целину и посеяли хлеб.

За последние пятьдесят лет археологических поисков в Казахстане забыли места расположения большинства курганов. Посетить и обследовать многие курганы с грядками мне было не по силам. Для этого бы потребовалась организация специальной экспедиции на грузовых машинах, обеспеченная достаточным числом вспомогательного персонала, бензином и средствами. Я же путешествовал «сам по себе» на своем стареньком «газике». И все же найти и обследовать хотя бы еще несколько курганов, глубже прикоснуться к их загадке, еще больше привлечь внимание к этим замечательным памятникам старины считал своей обязанностью, хотя она очень далеко стояла от моей профессии натуралиста.

Гора Бегазы

Гора Бегазы была выбрана не случайно. Она располагалась недалеко от нашего маршрута, возле нее, судя по археологическому атласу, где-то в восточной ее части находился курган с грядкой и стелой, на которой были нанесены до сих пор не расшифрованные письмена. Едва мы выехали из Актогая, как гранитная гора от нас скрылась за ближайшими горами. Один раз она показалась на короткое мгновение далекой розовой вершиной и исчезла. Дорога же петляет в разные стороны. К счастью, на нашем пути дважды встречались юрты животноводов, и их обитатели охотно помогали в поисках.

Какая же она красивая, эта гранитная гора Бегазы! Изрезанная водами, отполированная ветрами, разукрашенная красными и сизыми лишайниками с крохотными приветливыми темно-зелеными густыми лесками в понижениях, она обладала, как и все другие горы, своим собственным и неповторимым обликом. Всюду на горе видны глубокие горизонтальные трещины, чернеют округлые ниши выветривания, причудливые гигантские гранитные фигуры, напоминающие различных чудовищ. Здесь природа будто проявила безудержную и богатую фантазию, украсив гору разнообразными скульптурами. Побродить бы по этой горе вдоволь несколько дней, и я горько сетую на то, что теперь с больной ногой уже более года лишен этой возможности. Знать бы раньше о ней!

Гора Бегазы.

Мы колесим вокруг горы в поисках кургана, указанного в Археологическом атласе. Он куда-то исчез, никак не можем его найти, но неожиданно натыкаемся на другой курган с грядками. Он совершенно цел, не тронут грабителями и не известен археологам. Рядом с ним расположено несколько других обычных, как всегда здесь, каменных курганов. С радостью наношу курган на план, тщательно измеряю азимуты различных его частей. Он очень старый, и камни, слагающие его грядки, основательно погрузились в землю. Но камни главного кургана розовые, чистые, не тронутые лишайниками. Сбоку кургана вырос густой куст шиповника, обвешанный, будто елочными игрушками, красными ягодами. На конце каждой гряды кургана сложено, как обычно, что-то подобное маленькому курганчику, и в этих скважистых, удерживающих влагу кучках камней тоже выросло по большому кусту таволги. Но курган совсем не такой, как тот первый и второй, найденный мною. Его ветви смотрят на юго-восток, впереди их нет никакого ориентирного холмика, ни камня, ни курганчика. На этом кургане отчетливо прорисовывается небольшая асимметрия его ветвей: правая из них начинается ближе к кургану, чем левая. Эта асимметрия не случайна, она для чего-то предназначена, отражает какую-то особенность, заранее предусмотренную. Но какую? Я обескуражен находкой, но вскоре все легко объясняется. Несмотря на то, что ветви кургана направлены на сильно всхолмленный восток, на котором нельзя точно установить восход солнца, все его азимуты равноденствий и солнцестояний легко просматриваются по ровному горизонту запада. В этой особенности видна удивительная универсальность астрономического кургана.

Составление плана строения кургана отнимает немало времени. Закончив его, я собираюсь ехать далее, но неожиданно замечаю почти вросший в землю большой и длинный плоский камень. Он лежит в стороне от кургана, возможно, на что-то ориентирован. Здесь, на совершенно ровной поверхности типчаковой степи, он оказался, конечно, не случайно, его принесли не без труда, так как весит не менее полутонны. Частью насыпи кургана он быть не мог, так как слишком велик и своими размерами нарушил бы его форму.

Нет ли на погруженной в землю стороне камня каких-либо знаков, надписей? Но для того чтобы камень перевернуть, надо его хорошо откопать со всех сторон, и, мне кажется, что такое действие может быть расценено как раскопка археологического объекта, на которую я не имею права.

Прежде чем расстаться с горой Бегазы, мы подъезжаем к крохотному поселку, расположенному у подножия с восточной стороны, и видим грандиозный старинный некрополь. Курганов, его слагающих, много. Все они своеобразны, четырехугольной формы, обнесенные слегка наклоненными внутрь широкими плитами гранита. Среди них выделяются два очень крупных кургана, окруженные поставленными торчком высокими каменными плитами. Каждая из плит около метра шириной, длиной два-три метра и весит, наверное, не менее нескольких тонн. Представляю, как нелегко было разыскать такую плиту в горах и, главное, перетащить ее сюда, на место погребения. Если бы рядом не было бы гранитных гор, архитектурное сооружение приобрело бы другие формы. Так гора повлияла на традицию и особенности ритуала захоронения.

Курганы тщательно раскопаны и обследованы археологами и упомянуты в археологическом атласе. Под самым большим вскрытым курганом находится обширное погребальное помещение, ровные стенки которого выложены горизонтально положенными плоскими камнями. Посредине помещения сложены из больших плит каменные ящики с захоронениями. Как оказалось, от двух курганов некрополя шли вымощенные камнем дорожки со стелой на конце одной из них, благодаря которым курган и был занесен в разряд «с грядками», хотя общего с ними ничего не имел. Стела же была увезена археологами. Курганы относятся к позднебронзовой эпохе и датированы восьмым и девятым веками до нашей эры, то есть им около трех тысяч лет.

Необычное чувство охватывает при взгляде на эти капитальные сооружения, стоившие для их строителей немалых усилий. В них отражена бренность и мимолетность человеческой жизни, о которой мы так беспечно забываем, предаваясь подчас мелочным треволнениям. Они невольно вызывают чувство сожаления к тем, кто жил и умирал в твердой уверенности о существовании потустороннего мира. Жил когда-то человек, добивавшийся власти, богатства, почета, растил детей, дружил и враждовал, вел жестокие войны и заключал мир с врагами, совершал для близких добро и причинял им же зло. Его, наверное, больше боялись и ненавидели, чем любили, так как трудно быть повелителем над окружающими, сохраняя в себе гуманные черты. И вот теперь ничего от него не осталось, кроме этой величественной могилы. Да и кому она принадлежала, не осталось следов. Впрочем, может быть, что-то и осталось, хотя бы и ничтожно малое, из чего сложилась история человечества и современное мировоззрение, прошедшие столь долгий путь.

Величественное захоронение бронзового века у горы Бегазы.

Продолжаю объезжать вокруг горы, заглядываю во все ее лесочки. Здесь впервые появилась милая предвестница севера, красавица березка. Наверное, она сюда попала и здесь утвердилась во влажные периоды климата. Сейчас же ее деревца тоненькие, слабенькие и живется им нелегко, в разгар лета листва от недостатка влаги пожухла и пожелтела.

Объехал гору, собрался с нею проститься, да неожиданно рядом с дорогой, почти у самого поселка, не отрывая глаз от ухабов, все же успел заметить что-то подобное гряде камней. И вот передо мною совершенно необычный курган. Форма его не круглая, а эллипсоидная, в обе стороны от него тянутся на небольшое расстояние две толстых каменных грядки. Курган этот совсем не похож на остальные, его грядки не образуют той своеобразной фигуры, похожей на протянутые вперед к солнцу руки, а составляют почти прямую линию, ориентированную с запада на восток.

Находка одновременно проста и необычна. Курган — будто прародитель и примитивный прообраз настоящих курганов с грядками. С восточной стороны возле него высится большая гора Бегазы, с западной находится более открытый горизонт. Курган цел и нетронут. Имел ли он какое-либо астрономическое значение, кто в нем захоронен? Возле кургана пристроился муравейник лугового рыжего муравья Формика пратензис, и я встречаю его как старого знакомого. Муравьи рода Формика, строящие над своим подземным сооружением большие купола из палочек и соринок, самые интересные, жизнь у них сложная. Я давно их не видал и невольно задерживаюсь, чтобы полюбоваться, как всегда, их слаженной и энергичной общиной. Здесь в Центральном Казахстане этот муравей нередок, но располагается обязательно возле кустарников и деревьев или среди них.

Сухая палочка

Мимо муравейника незаметными рывками передвигается сухая палочка. Из одного ее конца высунется черная головка гусенички и ножки-коротышки. Они ухватятся за опору, подтянутся, и палочка сдвинется с места. Это гусеничка бабочки чехлоноски в своем домике. Она соорудила его из сухих былинок и так ловко подогнала друг к другу строительный материал, что получилась настоящая палочка. Чтобы усилить обманное сходство с предметом, никому не нужным, гусеничка осторожна, движется рывками и при малейшей тревоге замирает надолго: не дай бог, кто-нибудь увидит, разгадает секрет маскировки! Мимо палочки-гусенички бежит муравей. Наткнулся на нее, остановился, пощупал усиками, примерился: хорошая палочка для муравейника. Схватил и потащил к себе, на свой дом. Вскоре ему помогли, занесли палочку на самый верх муравьиной кучи, приладили к ней, оставили.

Долго лежала гусеничка в своем домике, боялась пошевелиться и высунуть головку: вокруг металась масса рыжих разбойников. Так долго гусеничка притворялась палочкой, что мне надоело следить за нею. В трудное она попала положение из-за своей поддельной внешности. Как она теперь выберется из плена? Ловко всех обманывала, а тут попалась. Теперь, изволь, лежи и не двигайся.

Все же не выдержала притворяшка. Вытянула головку, уцепилась ножками-коротышками, подтянулась рывком. Муравьи сразу заметили неладное. В чем дело, почему палочка сдвинулась с места? Собрались кучкой, ощупывают, обнюхивают. Но палочка как палочка, лежит себе и не шелохнется. И — разбежались во все стороны. Гусеничка сделала снова один рывок, другой и постепенно, потихоньку сползла с муравейника, никем не замеченная. И все было бы хорошо, но когда муравейник оказался позади, снова нашелся умелец-строитель, ощупал, примерился — хорошая палочка! И потащил обратно. Так бы и продолжалось все время. Да солнце скрылось за набежавшими облаками, потянуло холодком, муравьи все скрылись в своем муравейнике. Только тогда гусеничка выбралась благополучно из стана врагов и поспешила подальше от опасного места. Хотя она и похожа на палочку, но каково ей, живой, лежать палочкой в чужом доме и без конца притворяться.

Пора и нам продолжать дальше путешествие.

Кзылрай

Кзылрай впервые мы увидали издалека еще с горы Бегазы. На севере, на горизонте, виднелся большой гранитный массив, изрезанный глубокими морщинами, ярко-розовый и слегка подернутый голубоватой пеленой воздуха.

По прямой линии до него было примерно около сорока километров. Но краткого пути к нему мы не знали. Его надо было искать где-то среди переплетения проселочных дорог, на что из опасения потратить напрасно горючее не решились. Пришлось возвратиться в Актогай, начав путь от этого селения.

В Кзылрай вела неплохая дорога, по которой мы вскоре достигли цели. Первое, что меня поразило при взгляде на горы, сильная их расчлененность, а также разнообразные фигуры выветривания. И еще — сосны! Они росли всюду на скалах, часто даже на совершенно голых, укореняясь в ничтожно малых и узких трещинах. Им жилось, бедняжкам, нелегко, и от тяжелых условий существования некоторые деревца прежде времени старились и погибали, оставаясь стоять на корню крепкими светлыми скелетиками. Но кое-где сосны выглядели неплохо, хотя и были коряжистыми и низкорослыми. В ложбинах между горами располагались густые лески из осины и березы. В некоторых из них журчала прозрачная вода горных ручьев. Царство гранита слоистого, обточенного ветрами и дождями, потрескавшегося от давних катастроф, сопровождавших землетрясения, чистый и прозрачный воздух с густым запахом смолистой хвои и синее небо с белыми облаками, повисшими над горами, тишина и покой. Все это производило впечатление какого-то особенного мира, застывшего в торжественном великолепии.

Все же удивительна резкая смена природы, которая произошла за три-четыре десятка километров. Каменистая пустыня, покрытая боялышем, сглаженные сопки, поросшие низкой травой с редкими кустиками таволги, сменились типчаком, степью, сочными лугами в понижениях — и вдруг гранитные горы, густые лесочки из осины и березы в понижениях между ними, сосны на скалах и еще шапки стелющегося можжевельника. Обилие зелени, запах леса порождают опущение совсем другого мира. Цветут шиповник, жасмин, шалфей, сурепка, гвоздика, ромашка, камнеломка. Местами зелень пестрит от пушистых головок сон-травы: она обычно цвела ранней весной.

Едва мы расположились на бивак, выбрав для него ровную гранитную площадку, как к нам пожаловал десяток бабочек-нимфалид, черных с белыми пятнами. Они беспрестанно крутились вокруг машины, над разложенными на камнях вещами, но соблюдали осторожность и к себе близко не подпускали. Что их привлекло к нам, не знаю. Быть может, это была просто их площадка, я мы на ней — гости. По земле бегали всегда деловитые большие муравьи-кампонотусы, кое-где протянулись тропинки процессий рыжего лугового муравья.

Вскоре на нашу остановку заявились крупные слепни табанцусы, забились в машину и стали в ней крутиться возле лобового стекла. Но на нас не обратили внимания, будто осознав бесполезность попыток урвать каплю крови у такого чувствительного к укусам существа, как человек. Странные слепни. Сказалось, возможно, то, что не было за многие тысячелетия ни одного удачника, который бы дал потомство от напитавшегося крови человека. Кто же выдержит нападение такой крупной мухи, вооруженной толстым хоботком, приспособленным для прокалывания прочной кожи лошадей, коров, архаров и козлов. Зато из ближайшего леска сперва днем пожаловали к нам крупные желтые комары — аэдесы весансы, а к вечеру прилетел и отряд комаров помельче — кулексков. Но комары нам не страшны. У нас друг — ветер, и, кроме того, мы снабжены пологами. Пусть всю ночь напролет воют кровопийцы, ничего им не достанется от нас.

Среди пожелтевших трав виднелась масса засохших и когда-то цветших растений. Представляю, какой роскошью выглядел Кзылрай весной и в начале лета! Кзылрай — самый южный форпост распространения замечательного дерева — сосны. Здесь ее продвижению к югу способствовала солидная высота местности над уровнем моря. Мой высотомер стал на отметке в одну тысячу метров, хотя мы расположились у подножия гранитных гор. Южнее на горе Бегазы такой же гранитной, но более низкой, сосны уже нет, перешагнуть дальше к югу через границу жизни, установившуюся веками, это дерево не смогло.

Далеко вокруг места, где мы остановились, не видно поселений, они здесь малочисленны. Почти нет следов человека и домашних животных. Мы были одни. Но вездесущие и беспечные любители природы и путешествий, не столько выезжающие на ее лоно, сколько наезжающие на ее, местами кое-где оставили следы своего пребывания в виде кострищ и консервных банок, очевидно, представляя себе, что засорение природы подобными предметами не оскверняет ее облика, и вообще не затрудняя свое мироощущение подобными пустяками. Основательно здесь поразвлеклись и охотники. Следов зверей нигде не видно, и старые, потрескавшиеся рога архара с остатками черепа служили упреком человеку, чья безграничная и часто алчная деятельность сказалась на природе.

Известный польский политический ссыльный А. А. Янушкевич, проезжавший около ста пятидесяти лет мимо Кзылрая, писал, что в этих горах водится очень много маралов и архаров и других разных зверей. Архаров остались считанные особи, а марал отсюда давно исчез полностью и, по-видимому, безвозвратно. Рано или поздно любительская охота и браконьерство изживут себя, так как недалеко время, когда охотиться уже станет не на кого. Таково горькое утешение о неизбежном исчезновении этого порока.

Когда мы остановились у большой гранитной скалы в окружении сосен, вьющегося можжевельника, к нам тотчас же прилетела стайка сорок, вся семья в полном составе. Рассевшись поодаль, птицы стали наблюдать за нами, редкими посетителями этих мест. Как всегда, блистая присущей этой птице грациозностью, к которой мы настолько привыкли, что перестали замечать, и, проявляя деловитость, птицы не стали попусту тратить время и вскоре полетели куда-то друг за другом.

Алексей спустился в ложок к крохотной осиновой рощице и, нарушая царившую здесь тишину, стал выламывать сухие ветки для костра. Из рощицы выскочил насмерть перепуганный заяц и помчался прочь, ловко и легко перепрыгивая с камня на камень. На склоне горы он был очень хорошо заметен. Мы, давным-давно не видавшие никаких зверей, сперва застыли в изумлении, затем выразили свой восторг непроизвольно вырвавшимися и неумеренно громкими криками, еще больше испугав бедного обитателя этих мест. Сколько радости принес нам этот один-единственный зайчишка! Как дикие животные красят природу, усиливая чувство очарования ею! В этот момент я подумал о том, как печально, когда небольшая частица нашего общества, не без гордости именующая себя охотниками, обкрадывает всех нас остальных тем, что истребляет диких животных, лишая счастливой возможности познавать и любить природу во всей ее красоте, величии и загадочной сложности.

Мне невольно вспомнился недавно увиденный и передававшийся по телевидению репортаж с агрономом Мальцевым. Патриот своей Родины, скромный и беззаветный труженик, он так сказал про охотников. Привожу его слова, хотя и по памяти, но, как мне кажется, почти дословно: «Прежде было любо выйти в поле, столько было зверя и птицы. Сейчас ничего не осталось. Недавно тут к нам приезжал из города один охотник. Пожаловался мне: — Целый день ходил по вашим полям и лесам и только одного зайца выпугнул. — Ну и что? — спросил я его. — Как что? Конечно, убил его. Сейчас ограничивать охоту стало нелегко. У всех мотоциклы, автомашины. На них куда хочешь можно укатить. Давно пора изъять все охотничьи ружья…»

Да, так называемая любительская или спортивная охота давно себя изжила, стала непозволительной роскошью. Говорю я об этом сам, в юности бывший охотник, сознавая полную ответственность и правдивость своих слов, хотя они вызовут массу нареканий и недовольства.

К вечеру затих легкий ветер, и в Кзылрае наступила удивительная тишина. Лишь один раз раздалось едва слышное хлопанье крыльев. Это стая голубей взлетела с гор, покрутилась и исчезла. Белые облака ушли, и над причудливыми горами на всю долгую ночь в прозрачном воздухе засверкали большие крупные звезды на потемневшем небе.

В наступивших сумерках по гребню скалы на фоне потухающей зорьки вижу черный силуэт птицы. Она бесшумно скачет к нашему биваку. Вот показался длинный хвост, и в таинственной посетительнице я узнаю сороку. Какая она хитрая, весь день не показывалась, и вот теперь заявилась проведать, нельзя ли чем-нибудь поживиться.

Судя по разбитым бутылкам, заржавелым консервным банкам, здесь не раз останавливались туристы. Быть может, сорока изучила их поведение и беспечное отношение к своей еде.

Сорока исчезла, мелькнув силуэтом на камне. Значит, потихоньку обследовала нашу стоянку, наверное, что-то все же нашла, чем-то поживилась: на походном столике лежали куски хлеба, возле кустика выбросили остатки каши.

Правда о мумие

Преодолевая боль в ноге, не спеша, брожу по гранитным горам Кзылрая и всюду среди прелестной и живописной местности вижу следы не в меру трудившихся здесь искателей мумие. За последние два десятилетия множество сборщиков этого целебного вещества ринулись в горы. Незваные гости прочесали их во всех направлениях, оставив следы в виде перевернутых, сдвинутых в сторону или даже расколотых зубилами больших камней, выгребенных наружу из щелей щебня, мелкого мусора и остатков мышиных испражнений. Этому нашествию способствовало развитие автомобильного транспорта нашей страны и многочисленные дороги. Много мумие было заготовлено геологами, топографами, геодезистами, картографами. Сейчас мумие стало широко распространенным, осело в руках населения, особенно в Средней Азии и Казахстане.

Как-то на выставочном стенде книг-новинок в библиотеке Института зоологии Академии наук КазССР я увидал книжку Б. С. Юдина, И. Галкина и А. Ф. Потапкина под названием «Млекопитающие Алтая-Саянской горной страны» (Новосибирск: Наука, 1979) и заинтересовался ею, рассчитывая прочесть про замечательного зверька — серебристую полевку. Там ей было посвящено несколько страниц с подробным скучным описанием в академическом духе систематики, морфологии и очень мало уделено биологии. Заключительная фраза этих ученых меня поразила своей лаконичностью, подчеркивающей полнейшую неосведомленность авторов о предмете изложения. Она гласила буквально следующее: «Хозяйственное значение полевки неизвестно». И это было сказано после того, как многие горы нашей страны, в том числе Саяны и Алтай, в течение двух десятков лет были буквально переворошены самодеятельной, добровольной и многочисленной армией искателей гнезд этой полевки, производительницы прославленного мумие. Вообще, все зоологи в этом деле оказались поразительно далекими от жизни. Между тем своевременное изучение этой полевки способствовало бы прояснению той величайшей путаницы, которая возникла вокруг этого снадобья, пользующегося почти легендарной славой как средства против многих недугов человека. И многоликость мумие, о которой писала «Литературная газета», быть может, была бы давно снята.

О мумие уже существует немало сведений в литературе. Вот некоторые выдержки из них: «Мумие — слово греческого происхождения и означает „сохраняющее тепло“. Такие ученые и врачеватели древности, как Аристотель, Авиценна, Мухамед Захарис и многие другие, применяли мумие при лечении различных заболеваний дыхательных путей, сердечно-сосудистых и пищеварительных трактов, мочеполовых органов, а также при нервных расстройствах, травмах, переломах костей, опухолях, отеках. Мумие применяется как средство, улучшающее общее состояние организма, нормализующее выделение сока, повышающего аппетит, снимающее боли и отечность, способствующее быстрому прекращению кровотечения. Кроме того, оно нормализует обмен веществ, а также способствует прекращению заикания, моченедержания, глухоты, применяется при ожогах и обморожениях, как и при других заболеваниях»…

«Мумие как лекарственное средство известно в восточной медицине более двух с половиной тысяч лет и до настоящего времени применяется народами Востока при различных заболеваниях. О высокоэффективных свойствах мумие свидетельствует древняя восточная литература, хранящаяся в библиотеках Института востоковедения АМН УзССР, Управления духовенства Средней Азии и Казахстана, в отделах Востока библиотек Москвы, Петербурга, Душанбе и Баку. Более 70 лечебных трактатов содержат богатейший материал о широком применении врачами мумие в качестве средства, усиливающего регенеративные процессы различных тканей организма, противовоспалительного, антитоксического, общеукрепляющего препаратов, а также восстанавливающего пониженную функцию периферической нервной системы и анализаторов головного мозга»… Итак, мумие — биологический стимулятор широкого спектра действия на организм человека.

Предприимчивые искатели мумие, проявив изобретательность, стали получать этот якобы лечебный препарат от грызунов. Появилось сомнительное, так называемое «степное» мумие. Мумием стали называть прополис, вырабатываемый пчелами, в смеси с другими веществами и т. п. Не обошлось и без авантюристов, выбрасывающих на черный рынок подделки мумие с использованием гудрона и асфальта. Производителями же настоящего азиатского мумие, использовавшегося столь широко с незапамятных времен, считались только два грызуна.

В горах Саяны, Алтая, Тарбагатая, Тянь-Шаня и Памира водится полевка серебристая, получившая научное название Алтикола аргентата. В гранитных же горах Центрального Казахстана, которые характерны своими многочисленными горизонтальными трещинами и как бы налегающими друг на друга плитами, «матрацевидными» гранитами, как их называют геологи, водится другой очень близкий вид, названный полевкой Стрельцова, — Алтикола Стрельцови. От своей родственницы она отличается более уплощенным черепом. Очевидно, эта черта выработалась как приспособление к жизни в узких трещинах матрацевидных гранитов.

Я вскоре убедился, что обе полевки, чтобы уберечь себя от нежелательных посетителей своего гнездышка, устраиваемого под камнями, заделывает щели всяким мусором, главным образом остатками растений, потребляемых в пищу, очень любят мелкие гранитные камешки, россыпи которых, подтащенные грызунами и оставленные перед щелью, чаще всего и выдают их убежище. Среди строительного мусора встречаются и собранные полевкой фекалии горного барана архара, что, по-видимому, дало повод ошибочно называть мумие «Архар-мумие», испражнения лисиц и волков, остатки черепов и скелетов самих хозяев жилища.

Кстати сказать, если в организме полевок нет гельминтов, которые могли бы паразитировать у человека, то фекалии лисиц и волков, остатки трупов грызунов настоятельно требуют обязательной стерилизации мумие при его изготовлении, не всегда делаемой его искателями и добытчиками. Весь строительный материал укладывается грызунами по сторонам гнездышка вместе с катышками собственных испражнений, темными, продолговатыми, размером с рисовое зернышко, и смачивается мочой. Она служит главным скрепляющим материалом этой своеобразной штукатурки. Там, где мочой случайно полит только один камень, высыхая, она образует на нем черный смолистый, слегка прозрачный налет с характерным запахом чистейшего мумие.

Со временем загородка, устраиваемая полевкой, слипается и, подсыхая, образует очень прочную и слегка стекловидную на изломе массу, включающую различный мусор. Эта баррикада и есть мумие-сырец, из которого впоследствии готовится товарный продукт. Он слагается, конечно, не только из высохшей мочи, но и из выделений печени, кишечника и других продуктов переработки пищи.

У этой загородки, отлично защищающей от врагов, есть один недостаток. Она легко растворяется водой. Вот почему в горах Алтая, Тянь-Шаня, Памира, там, где значительны атмосферные осадки, вода, проникшая в защитную загородку, вымывает из нее легко растворимую часть, и она, вытекая черной массой, похожей на смолу, просачиваясь по щелям и подсыхая, оказывается в виде натеков и сосулек на камнях вблизи от жилища полевки. Такие натеки особенно хорошо сохраняются в пещерах, которые и служили местом поисков мумие теми, кто не подозревал о его истинном происхождении. Это обстоятельство служило поводом для того, что о происхождении мумие далеко не все догадывались и не понимали, что оно собой представляет. Отчасти о его прозаическом происхождении умышленно умалчивали. Путали его также с другим веществом не органического, а минерального происхождения — горным воском озокеритом, внешне очень похожим на мумие. Озокерит, часто поступавший к медикам, усиливал путаницу в оценке мумие и способствовал убеждению о его многоликости.

Неожиданно мне открылась еще одна неизвестная и, как мне кажется, существенная особенность мумие. Я убедился, что там, где в горах не рос можжевельник, в гнездах полевки серебристой и Стрельцова мумие никогда не образовывалось, а загородка, устраиваемая грызунами из мусора и камней, рыхлая и без характерного связывающего продукта, из которого готовилось лекарство. Эта особенность архитектуры жилища зверьков настолько постоянна, что дает мне право утверждать: мумие образуется только теми полевками серебристой и Стрельцова, которые, наряду с другими растениями, поедают также хвою и шишкоягоды можжевельника.

Вместе с этими двумя полевками в горах обитает еще другой грызун — миловидный, маленький, короткохвостый и немного похожий на миниатюрного зайчика — пищуха, или сеноставка. Она так же, как и обе полевки, просушивая, заготавливает стожки растений впрок на голодное зимнее время. Испражнения этого грызуна совсем другие, не продолговатые, а почти идеально шаровидные, как дробь. Среди заготовителей мумие существует ошибочное мнение, будто пищуха тоже может выделять мумие. Это явное заблуждение. Ему способствует также то, что нередко гнезда пищух занимают полевки и пропитывают ее фекалии мочой, и наоборот.

Можжевельник, или арча по-тюркски, широко распространен в горах Казахстана, Средней Азии, в Крыму и на Кавказе. Известно несколько его видов. Это замечательное растение имеет форму деревьев или чаще всего низко стелющихся кустарников. Древесина его мягкая, красивая, упругая, не поддающаяся гниению, приятно пахнущая. Из нее готовят карандаши, что к тому же при бессистемных и бесконтрольных рубках на топливо немало способствовало истреблению этого растения. Заросли можжевельника препятствуют быстрому таянию снегов и противостоят разрушительным паводкам, предохраняя почву горных склонов от размыва и постепенно питая водою горные реки. В нем находит убежище и питается его хвоею и шишкоягодами множество зверей и птиц.

В можжевельниках, особенно летом, воздух напоен сильным запахом хвои. Подсчитано, что один гектар зарослей можжевельника выделяет в воздух за день около 30 килограммов летучих веществ, обладающих бактерицидными и противогрибковыми свойствами. Замечено, что больные домашние животные, попав в можжевельники и поедая его, быстро восстанавливают здоровье и утраченные силы. Не случайно жители Средней Азии называют его деревом жизни. Шишкоягоды этого растения испокон веков использовались в народной медицине как мочегонное при заболевании почек, подагре, хроническом воспалении мочевого пузыря, желудка, печени и многих других болезнях. Эфирные масла, содержащиеся в можжевельнике, нашли применение и в современной медицине, а также в пищевой и парфюмерной промышленности. Издревле окуривание помещений сжиганием хвои и шишкоягод использовалось для дезинфекции. Из можжевельника готовились особые свечи, зажигавшиеся в буддийских храмах.

Целебные свойства мумие, без сомнения, обусловлены употреблением в пищу полевками этого растения. По существу мумие — продукт переработки можжевельника, прошедший через организм маленького зверька и получивший какие-то дополнительные качества. Очевидно, эфирными маслами, содержащимися в этом растении, и обусловлен своеобразный бальзамический запах мумие. Поэтому крайне не обоснованы рекомендации некоторых медиков Киргизии, предложивших получать мумие в лабораторных условиях, скармливая серебристым полевкам еду вроде хлеба, овса и люцерны.

Трудно сказать, когда и как человек догадался использовать эти испражнения грызунов для лечения болезней. Человечество старо, и, быть может, это лекарство было вначале опробовано, как всегда, случайно, в очень отдаленные времена еще дикарем, едва научившимся использовать камень и палку. По-видимому, не случайно память человека, передавая из поколения в поколение хвалу мумие как могучему средству лечения, опробованному тысячелетиями, донесла ее до наших дней.

Современная медицина, основанная на великих достижениях разнообразных наук, не смогла затмить былую и почти забытую славу этого вещества с весьма нелестным происхождением, и, как не сказать, «все возвращается на круги своя», и в недавние годы к мумие пробудился острый интерес. Широко распространенная «болезнь» ученых — всепроникающий скептицизм, как всегда, граничащий с цинизмом и разъедающий естественную и присущую природе человека любознательность, долгое время закрывала путь мумие в медицинские клиники и лаборатории. Пока обсуждались планы и стратегия научного подхода к таинственному лекарству, народная молва, быстро прокатившись по нашей стране, вскоре же породила незримый и стихийно выросший отряд, если не сказать армию, добытчиков мумие. Для одних оно послужило источником материальных благ, для других — возможностью романтических экспедиций в горы и обретения связи с природой, любовь к которой ограничивалась охотой, рыбной ловлей или сбором грибов и ягод. Добыча мумие стала увлекательным, интересным и к тому же полезным занятием. Интерес же служил побудителем и источником энергии для этого промысла. Одновременно разрушение жилищ полевочек способствовало истреблению этих грызунов естественными врагами.

Много столетий, если не тысячелетий, теперь потребуется миловидным мышкам трудиться, перемалывая острыми зубками разнообразные растения, пропуская их через кишечник и старательно заделывая щели под камнями, чтобы восстановить свои разрушенные жилища и вновь создать драгоценный материал, получивший в наше время столь неожиданное и бурное признание.

Сейчас численность полевки серебристой и Стрельцова сильно упала. Настало время объявить строгий запрет на добычу мумие, а также организовать его закупку у населения, тем более что оно от неправильного изготовления и хранения портится. Пришло время, когда необходимо обратить пристальное внимание ученых на мумие: биохимиков, фармакологов, клиницистов, а также зоологов. Пока же его применение и изучение происходит стихийно, не связанными друг с другом энтузиастами.

Впрочем, как это происходит в медицине, в последнее время интерес к мумие ослабел К тому же врачи чисто умозрительно, ссылаясь на то, что оно ускоряет сращение костей при их переломах, возбуждая рост регенеративных тканей, стали подозревать, что это вещество способствует росту злокачественных опухолей.

Опасная встреча

Иду между горами вдоль гряды гранитных скал по широкому и тоже гранитному ложу. Немного в стороне от пути из-под большой каменной глыбы выглядывает груда мелкого щебня. Под ней должно находиться жилище полевки Стрельцова, здесь же, судя по куче выброшенного наружу мусора, потрудились неуемные искатели мумие. Среди мусора вижу косточки и пару черепов грызунов, а также, к удивлению, нахожу хорошо сохранившийся скелет небольшой жабы. Разоренное жилище, по-видимому, не брошено его обитателями. Часть мусора подтащена обратно в щель, тут же, в глубине ее, вижу с десяток высохших катышков конского навоза. Грызуны не только заделывают щели вокруг своего гнезда мусором, но также затыкают его вход чем попадется, препятствуя проникновению враждебных и нежелательных посетителей.

Глыба камня большая, размером с грузовик. Постепенно обхожу ее с другой стороны, опускаюсь на колени, заглядываю в узкие щели и от неожиданности вздрагиваю: едва ли не в двадцати-тридцати сантиметрах перед своими глазами вижу необыкновенную и крупную змею. Она лежит в глубокой тени совершенно неподвижно, свернув кольцами тело. Только одна голова ее освещается солнцем. Змея, судя по всему, отлично насытилась, сонная, вялая, видимо, проглотила мышку, ее туловище в одном месте непомерно раздуто, и погрузилась во власть блаженного пищеварения. Но я знаю, что за видимым благодушием таится всевидящая бдительность, и в случае необходимости может быть совершен молниеносный защитный бросок вперед и наказан нарушитель покоя. Все же как важно всюду соблюдать осмотрительность, даже здесь, в гранитных горах, где, казалось бы, не должны обитать ядовитые змеи. Но кто она? Отклонившись на почтительное расстояние, внимательно разглядываю незнакомку, в то время как она не спускает с меня взгляда светлых и злых глаз.

Я встречался с очень многими змеями и запомнил хорошо их обличие. Знаю, как сильно изменчива окраска могущей здесь оказаться гадюки. Но на спине незнакомки нет характерного ромбовидного рисунка, да и слишком она крупна. Тело ее пересекают яркие светлые поперечные полосы, очерченные по краям темными линиями. Хвост не слишком длинен, но тонок. Голова окрашена очень контрастно и в причудливом сочетании черных и белых пятен. Перебираю в памяти все, что знаю о змеях, и не могу вспомнить ничего подобного. Может быть, это ядовитая змея щитомордник? Он еще более, чем гадюка, изменчив в окраске. Помню, как-то в окрестностях Алма-Аты случайно встретил совершенно необычные крайние вариации щитомордника от глубоко черного до ярко кирпично-красного цвета. Они до сих пор должны храниться в спирту в коллекции Института зоологии Академии наук Казахстана.

Щитомордников перевидал много, но такого яркого и контрастно окрашенного не встречал. Кто же эта змея? Если ядовитая, то с нею надо быть осторожней. У ядовитых змей, водящихся в Средней Азии, зрачок щелевидный, как у кошки. Как бы ни было, упускать змею нельзя. За ее поимку мне будут благодарны герпетологи.

Ядовитая змея щитомордник в позе, готовой к нападению.

Осторожно заношу над змеей палку, медленно приближаю ее к голове. Сейчас придавлю к земле, а тогда уже будет нетрудно, ухвачу змею за шею. Но какое коварство! Змея все отлично поняла, а когда пришло время действовать, внезапно очнулась, резко выбросила кверху туловище, ударила зубами по палке, оставив на ней капельку янтарно-желтого яда, и бросилась к щели под камень. Вот бы обладать такими нервами: оставаться спокойным до самого момента, пока не наступила пора решительных действий. Борьба с моей добычей была недолгой, но очень напряженной и стоила сил. Я боялся упустить находку. Вскоре, зажав крепко пленницу за шею, поспешил к биваку. В это время, как мне казалось, на меня со злобой глядели желтые глаза с узким щелевидным зрачком. Моя добыча была торжественно водворена в просторную трехлитровую банку. Пусть путешествует с нами до города!

Немного остыв и успокоившись после поимки змеи, вспомнил, как она, пойманная, энергично трясла и вибрировала своим коротеньким хвостиком. Щитомордник — родственник очень опасных ядовитостью гремучих змей, водящихся в жарких странах. Такое название они получил за то, что на кончике хвоста имеют своеобразную погремушку из сухих чешуй. Потряхивая ею, змея издает звуки предупреждения об опасности. У щитомордника настоящей погремушки нет, но способность трясти хвостом в минуты опасности осталась от далеких предков. Значит, наша змея — тоже щитомордник, только очень крупный, а необычность и контрастность его окраски — от того, что она недавно перелиняла.

Я далек от какой-либо мистики. Но вчера мне приснилась большая серо-зеленая в крупных пятнах змея. Ее желтые, но с круглым зрачком, глаза смотрели на меня очень злобно. Мне было неприятно держать в руках это существо, и я выпустил его. Змея сразу же спряталась среди вещей в комнате, угрожая своим незримым присутствием. Щитомордник, которого я поймал, мог легко отправить меня на тот свет, когда я, не заметив его, приблизил к нему свою голову.

Мой сон и встреча со змеей, конечно, — случайное совпадение. Но как подобные совпадения укрепляли веру в вещие сны!

Испорченный чай

Погода в Кзылрае установилась солнечная и жаркая.

Природа, казалось, разомлела от тепла, деревья и травы стояли, не шелохнувшись. Сильно пахло хвоею. Вечером, изрядно попотев днем, мы выпивали много чая. Алексей был большим любителем чая, пил его очень крепким и никогда никому не доверял его заваривать. Для этого, оказывается, существовал целый свод строгих правил, о существовании которых я не подозревал, и Зоя, попытавшаяся было справиться с этим почтенным делом, получила строгое осуждение.

— Веник, а не чай! — с неприязнью заявил Алексей.

От пристрастия нашего чаелюба экспедиционные запасы чая быстро таяли, и я не знаю, что пришлось делать, если бы не Актогай, оказавшийся на нашем пути. Для чая Алексей взял из дома опрятный голубенький чайник, который служил у него едва ли не главным предметом экспедиционного обихода. Действительно, чай из этого чайника был всегда вкусным и очень крепким.

Сегодня вечером, перебравшись на новое место, мы, плотно поев, наконец, добрались и до чая и едва приступили к нему, как раздался гневный голос Алексея:

— Дохлятина, а не чай! Никогда не пил такой дряни!

Чай был немедленно забракован и выплеснут, так как в нем оказался какой-то привкус. Его ощущал даже я, неискушенный в оценке этого напитка. Пришлось терпеливо ждать, пока закипит снова чайник. Но новая заварка, чая оказалась еще хуже предыдущей. С досады Алексей рассыпал остатки чая из початой пачки на землю и стал рыться в вещах, разыскивая пачку новую. Но и на этот раз чай был также довольно скверным. Причина порчи чая была непонятной, и раздосадованный Алексей, долго рассуждая о недобросовестной сортировке и расфасовке столь деликатного товара, стал угрюмым и кое-когда с подозрением поглядывал в мою сторону: иногда я посмеивался над его пристрастием к этому напитку, и он, наверное, заподозрил подвох с моей стороны. Утром следующего дня Алексей вспомнил, что в его рюкзаке должна быть одна пачка, купленная еще в Алма-Ате. Запасная пачка нашлась, и Алексей торжественно приступил к заварке, открывал крышку, вдыхал пар, причмокивал и что-то нашептывал себе под нос, продолжая искоса поглядывать на меня. Зоя стала первой пить чай. В ее глазах мелькнуло веселое и насмешливое выражение, и я не мог догадаться, хорош или плох сегодня чай. На мой вкус, чай был неважным, Алексей же, хлебнув глоток, молча отложил в сторону кружку, и, как мне показалось, лицо его слегка побледнело с досады.

— Алеша! — стала примирительным тоном уговаривать нашего чаелюба Зоя. — Честное слово, чай стал лучше, чем вчера. Давай его еще раз прокипятим!

Вечером чай стал немного лучше, мы пьем его, почти ничего не замечая, и только Алексей морщится, чертыхается и утверждает, что напиток все же отдает дохлятиной.

Но вот наши дела закончены, мы прощаемся с Кзылраем, с уютным и красивым ущельем между причудливых гор, прозрачным ручьем и зеленым леском, его обрамляющим, и укладываем вещи. Промывая голубенький чайник от старой заварки, Зоя случайно заглядывает в его носик, потом мчится к машине, тащит оттуда проволоку, возится с чайником и, наконец, торжественно и важно несет на проволоке какой-то комочек.

— Смотрите! — обращается она ко мне. — Что я такое вытащила из носика чайника?

На проволоке висит основательно вываренная куколка бабочки. Вглядываюсь в нее и узнаю непарного шелкопряда. Все становится понятным: гусеница заползла в носик чайника и там окуклилась.

— Ну я же не зря говорил, что это не чай, а дохлятина! — возмущаясь и отплевываясь, говорит Алексей, рассматривая с величайшей неприязнью куколку непарного шелкопряда. — Никогда не думал, что в жизни придется пить чай из такой гадости. После такого не захочешь больше ездить в экспедицию.

Непарный шелкопряд — злейший вредитель леса и с ним приходится быть начеку. Непарным он называется за то, что самцы и самки совсем не похожи друг на друга и как бы не составляют пары. Самец — небольшой, коричневый, стройный, с роскошными перистыми усиками. Самка — значительно крупнее, грузная, почти белая с черными пестринками на крыльях. Гусеницы появляются весной, подрастают к лету, затем окукливаются, и вскоре из них вылетают бабочки. Самка откладывает яйца одной кучкой в виде плоской лепешки и закрывает их густыми охристо-рыжими волосками, снятыми со своего брюшка. Густая волосяная покрышка предохраняет яички и от врагов, и от резких смен температур. Непарный шелкопряд опасен тем, что изредка появляется в громадном количестве, и тогда объеденные деревья стоят без листьев, голые и неприглядные. Распространен этот вредитель лесов очень широко, почти по всей Азии и Европе.

В прошлом столетии один энтомолог завез несколько бабочек в Северную Америку. Он вздумал осуществить дурную затею: получить потомство от скрещивания с тем шелкопрядом, от которого получают натуральный шелк. Случайно несколько бабочек вырвались на свободу, и с тех пор непарный шелкопряд в Северной Америке стал злейшим вредителем лесов.

В том месте, где мы остановились, было немного гусениц этой бабочки, и ее потомство, как бывает в лесах, не нарушенных деятельностью человека, видимо, сдерживалось естественными врагами. И все же нашлась одна гусеница, вознамерившаяся окуклиться в носике нашего чайника!

Корова с трясогузками

После Кзылрая наш путь лежит на запад все через тот же Актогай на неведомую гору Нуртай. До нее, судя по карте, не так уж и далеко, около ста километров, но дорога туда, рассказывают, разная и неопределенная, по степям, и я чувствую, нам придется больше руководствоваться картой и компасом. Так и едем, останавливаясь там, где одна или несколько дорог сходятся или пересекают друг друга. По степному же раздолью и среди небольших холмов всюду виднеются каменные курганы, и я, чтобы не терять времени, подворачиваю к ним машину прямо по целине, надеясь увидеть те, которые мне нужны, с грядками.

Бескрайней степи нет конца, и нет нигде признаков человеческого жилья. Хотя бы повстречался одинокий всадник или юрта скотоводов, чтобы узнать, где мы находимся, куда движемся. И всюду одно и то же: типчак, золотистый ковыль, куртинки таволги да по горизонту холмы и горки грядками. Доедешь до них, и снова открываются безграничные степные равнины. Долго ли так будет продолжаться? Наконец, из-за бугра неожиданно показалось несколько юрт, возле них бродят коровы. Подъезжаем ближе. Я рад остановке, отдыхаю. Алексей идет разговаривать с чабанами.

Возле машины пасется корова, щиплет коротенькую травку. И рядом с нею семенят ножками пять стройных желтых трясогузочек. Вначале я подумал, что птички случайно очутились возле пасущегося животного. Но, оказывается, она их кормилица, и ее не случайно так прилежно сопровождают маленькие птички. Корова бродит по траве, с нее, опасаясь быть раздавленными, взлетают мушки, добыча птиц. Кроме того, возле самой коровы крутятся мухи, на них тоже охотятся проворные пичужки. Вот одна, за нею другая подскакивают к самой голове животного и склевывают по мухе. Обычно коров сопровождает целый рой назойливых мух. Особенно много их садится возле глаз. У коровы же с почетным эскортом благодаря стараниям трясогузок голова чистая, и на ней совсем нет мух. Вот какую замечательную услугу оказывает милая птичка! И корова будто понимает, ценит оказываемую услугу, ни на одну из своей свиты не наступит и не отмахивается хвостом.

Возле Алексея собралась целая толпа. Судя по всему, происходит оживленное обсуждение нашего маршрута. По опыту я знаю, что беседа будет продолжаться долго. Но не жалею времени. Уж очень интересно наблюдать за столь замечательным содружеством птиц с пасущимся животным. К пяти пичужкам подлетает шестая. Ее появление моментально заметили, встретили недружелюбно, прогнали: «Мол, не лезь сюда, наша корова. Ищи себе другую!». Наверное, пять трясогузок — целая семья, один выводок. А шестая — чужая.

Наконец, обсуждение закончено, наше место на карте определено, мы примерно представляем и предстоящую дорогу. Впереди показалась полоска деревьев, судя по всему, это то, что нам нужно, — река Карасу. Гора Нуртай где-то в верховьях этой степной речки. И еще виден большой поселок, как оказалось впоследствии, — Жамши. Нам он не по пути, теперь следует двигаться по правому берегу речушки, сворачивать в сторону, искать другую дорогу. И дорога находится. Но едва я на нее сворачиваю, как вижу каменный курган, и по обыкновению подвожу к нему машину.

Какая радость, какая удача! Курган оказался с грядками! Вытаскиваю буссоль, штатив, рулетку, карандаш, бумагу. Приступаю к работе. Целый час мы трудимся, и, наконец, моя коллекция чертежей курганов с грядками пополняется. Теперь можно приглядеть место для ночлега возле речки среди зарослей ив да приниматься за еду и отдых.

Звучащие курганы

На следующий день мы пересекаем речку, воды в ней очень мало, и едем по ее правому берегу.

Наш путь идет по широкой долинке, окаймленной невысокими горами. По ее средине видна едва заметная ленточка реки. Местами она обозначена зарослями ив. В стороне от дороги видно четыре больших каменных и черных кургана. Они хорошо выделяются среди светлой степи, обросли темно-зелеными густыми кустами таволги и шиповника. Только по зарослям можно не сомневаться, что курганы каменные. Влага, тающий снег и дождевые потоки, просачиваясь через камни, хорошо сохраняются у основания сооружения, создавая условия для роста кустарников. Здесь в Центральном Казахстане все курганы каменные и почти все обросли кустарниками лишь потому, что среди камней хорошо сохраняется влага.

Подъезжаю к курганам, и вдруг с ближнего из них снимается большая стая розовых скворцов и, совершив над нами несколько виражей, уносится в сторону. Подхожу к кургану. Камни, из которых он сложен, все, как на подбор, почти одинакового размера, оранжево-красные и красиво выделяются среди темно-зеленой рамки растений. Но что это? Птицы покружились в воздухе и уселись на другой такой же курган, расположенный от первого метрах в ста, а тот курган, на котором я стою, продолжает звучать множеством птичьих голосов. Забираюсь повыше на курган, но птичий гомон не прекратился. Какое-то мгновение все происходящее мне кажется чудом. С недоверием гляжу на камни, на кусты. Конечно, здесь никого нет! Все птицы улетели. Я обескуражен, не могу понять, в чем дело, мне кажется, здесь скрыто какое-то необыкновенное чудо акустики, загадка природы, иначе как же может мертвый курган звучать, да еще так громко! Ведь все птицы улетели, до единой!

Догадался, в чем дело. Все камни разукрашены птичьим пометом. Среди камней в лабиринтах находятся многочисленные гнезда розовых скворцов с множеством птенцов. Они, прожорливые и, как всегда, с непомерным аппетитом, голосят изо всех сил, требуя родительской опеки и еды.

Так вот в чем дело! В кургане обосновалась колония этих птиц. Любимое место для поселения розовых скворцов — каменистые осыпи. Курганы в степи оказались как раз кстати.

Розовый скворец — активный истребитель саранчи и кобылок. Во время массовых размножений азиатской саранчи, грозного врага сельского хозяйства, случается, что стая скворцов нападает на летящую стаю этих насекомых и тогда в воздухе происходит необыкновенное сражение: птицы бьют и повергают наземь массу этих крупных кобылок. Не потому, что голодны. Вовсе нет! Их захватывает азарт нападения на добычу. Такое сражение мне пришлось один раз видеть в 1948 году в окрестностях ныне ушедшего под воду Капчагайского водохранилища поселка Илийска. Утомленные баталией, птицы всей стаей сели на берег небольшого заливчика и долго и усиленно отмывали свое оперение, видимо, изрядно запачканное во время охотничьего подвига.

Жалею, что на этот раз не взял с собою в поездку магнитофон для записи голосов животных. Оставляю звучащий курган, иду ко второму. С него тоже снимается стая скворцов и перелетает к оставленному мною кургану. Заботливые родители основательно нагрузились едой, кобылки торчат в клювах птиц целыми пачками. Из-под камней второго кургана тоже раздается дружный хор великовозрастных птенцов.

В каменном кургане обосновалась колония розовых скворцов.

Вскоре скворцы привыкают ко мне, почти перестают обращать на меня внимание, и мне удается их сфотографировать при помощи фоторужья. Третий и четвертый курганы, они расположены цепочкой друг за другом, тоже заняты колонией птиц. Среди зарослей таволги, окружающей курганы, нахожу несколько муравейников степного рыжего муравья. Здесь в открытой степи он нашел приют и тень от жаркого солнца.

Давно умерли и похоронены те, ради которых возведены эти погребальные сооружения. Их строительство потребовало немало труда: камни приходилось возить не со столь уж близкого расстояния, с окружающих широкую долину гор. И курганы, обитель мертвых, дали приют колонии птиц и нескольким семьям муравьев да кустарничкам.

Розовый скворец достоин пристального внимания

Запомнить этого скворца легко. Черная голова с небольшим хохолком и черный хвост контрастируют с розовым брюшком и спинкой. Этот скворец гнездится на юге Европы и Азии. В Казахстане — от северных степей до южной его границы. Летает всегда стаями, стаями и кочует иногда на большие расстояния. Гнездится тоже только стаями. В общем, эти птицы в какой-то мере ведут общественный образ жизни и в одиночку их никогда не увидеть.

Распространен розовый скворец по своему ареалу беспорядочно, местами это, как мне кажется, зависит исключительно от того, есть ли в местности участки, пригодные для его общественного гнездования. К ним он очень привязан. Главная его пища — саранчовые. Он — активнейший истребитель саранчи, в том числе и появляющейся иногда массами — азиатской. Излюбленные места его гнездования — россыпи крупных камней, в расщелинах между которыми он устраивает свои коллективные гнезда. В среднем течении реки Или, когда стали строить канал для орошения рисовых полей, севернее западных отрогов Джунгарского Каратау, и прокладывать путь для воды в скальном грунте, большие грузовики нагромоздили целые холмы камней. В них тотчас же поселились розовые скворцы. Очень кстати им пришлись и каменные курганы.

Излюбленные места гнездований розовых скворцов.

Степи Казахстана периодически страдают от азиатской саранчи. Для защиты растительности и посевов с самолетов распыляют ядовитые вещества. Одновременно от ядов погибает множество мелких животных, многие из которых полезны. Там, где есть гнездования розового скворца, саранча не опасна. Гораздо дешевле и безвредней для природы, чем распылять яды над землею, устраивать нагромождения камней. Их нетрудно возить с мест разработок скального грунта, а также при строительстве дорог. В них тотчас же поселяются розовые скворцы — спасители от саранчи. Казалось бы, простая и недорогая мера. Но, сколько бы я не говорил работникам Защиты растений от вредителей сельского хозяйства, они при появлении саранчи продолжают по-старому пользоваться ядами. Хотя и дорого, и для природы вредно, зато привычно и менее беспокойно.

Сейчас вследствие длительной засухи в пустынях Семиречья не стало никаких насекомых, в том числе и саранчовых. И розовые скворцы откочевали в другие места. Но все же кое-когда нередко проведывают свои места бывших гнездовий. Жаль их видеть, планирующих плотными стайками возле своих родных мест. В этих стайках уж не увидеть молодых скворцов. Птицы в бескормных местах, где нет условий гнездования, живут холостыми стайками.

Долина каменных курганов

За звучащими курганами, среди широкой долины речки Карасу, далеко во все стороны виден сложенный из сырцового кирпича мавзолей. Он, как нам рассказали, был сооружен в 1904 году, и в нем захоронен волостной старшина Омаш. По его имени мавзолей и до сих пор носит название. Дожди основательно избороздили поверхность этого крупного и не лишенного оригинальности сооружения. Его толстые стенки еще много лет будут противостоять разрушающему действию времени. Рядом с мавзолеем, как обычно, возникло небольшое кладбище.

Я стал доверять неизвестным проселочным дорогам среди обширных просторов Центрального Казахстана. Лишь бы не забывать направления к цели, да в пути чаще сверяться с компасом. Вот и сейчас будто повстречалась более удобная для нас дорога. Сворачиваем на нее. Она лежит, куда нам нужно, но неожиданно поворачивает совсем в другую сторону, оказывается, обходит большую гору. За горою же она уходит почти в обратном направлении и рельеф местности, которым было я вначале себя успокоил, тут ни при чем. Что делать? Возвращаться после того, как пройдено более десятка километров? Отчаиваться еще рано, обязательно найдется другая дорога, «наша дорога», как мы говорим. Так постепенно, оставляя одни дороги и выбирая другие, мы движемся вперед. Иногда на нашем пути встречается ферма, зимовка скота, они пусты. Их жители вместе со скотиной ушли на летние пастбища. Иногда видим юрту и тогда подворачиваем к ней, чтобы уточнить наш путь.

Гору Нуртай нам показали издалека, и мы не ошиблись, когда она мелькнула вдали на горизонте синей и пологой вершиной, но вскоре скрылась. На нашем пути — широкая межгорная равнина с небольшим, сильно заросшим ряской озерком. Здесь из земли выглядывают ребра глубоко закопанных больших гранитных плит, образующих квадраты и круги. Это могильник, относящийся к так называемой андроновской культуре бронзового века двух-трех тысячелетий до нашей эры — европеоидным племенам.

В бинокль на светлом фоне равнины вижу темные кустики караганы. Они хорошо выделяются среди высохшей под солнцем травы. Куртинки кустарника располагаются то округлыми пятнами, то длинными полосами. Они кажутся почти черными, и я начинаю понимать, почему это обычное зеленое растение назвали караганой — черной акацией.

Издали никак не скажешь, что впереди просто заросли караганы или курганы, обросшие ею, и бинокль не может оказать помощь. Придется обследовать эту равнину. Курганов на ней оказалось много. Они следуют один за другим, все, как и положено, обросли кустарниками, в центре же красуются чистыми камнями.

Удивительно просты и долговечны эти старинные надмогильные памятники! Они простояли не одну тысячу лет и еще просуществуют многие тысячелетия, если только не будут уничтожены по каким-либо причинам человеком. Чтобы сберечь время, как всегда, сворачиваю с дороги и подъезжаю к каждому кургану на машине. Наш газик — вездеход, и кусты и камни на пути ему нипочем. Но все курганы обычные, простые, без грядок. Неужели нам не посчастливилось? Нет, посчастливилось, наконец! Вижу издалека гряды из камней возле кургана и, обрадованный, подруливаю к нему машину.

Курган очень своеобразный, ветви его короткие, но очень выпуклые. И здесь тоже загадка: одна ветвь намного длиннее другой, ориентация кургана не на восток, а на юго-восток, очевидно, на какое-то другое небесное тело. Пока с помощью своих добровольных помощников замеряю размеры кургана, определяю азимуты его отдельных частей, к нам подъезжает на лошади чабан. Я рад ему. От него мы узнаем, что равнина, в которой мы находимся, называется Кургантас, то есть «Каменные курганы». Здесь, действительно, много курганов. Он знает такой же курган, как и этот, возле которого мы крутимся, и он совсем недалеко отсюда. Поэтому, закончив съемку, спешим к нему.

Второй курган с очень длинными и довольно толстыми грядками. И, что удивительно, он точно также ориентирован на юго-восток, как и предыдущий курган, и его левая ветвь также длиннее правой. Измеряю азимуты различных частей курганов, они такие же. Совпадение не могло быть случайным. И этот курган с грядками имел тоже какую-то связь с ориентацией на звезды. Еще обращает внимание толщина гряд. На их сооружение ушло камней во много раз больше, чем на большой и малый курганы, вместе взятые. Курган сильно порос караганой. Скважистая почва кургана и гряд, удерживая влагу, облегчила проникновение корней в почву, обеспечивая благополучие растений.

Не означают ли пятна зарослей караганы во всей большой равнине грунтовые захоронения, то есть захоронения без надмогильной насыпи? Возле больших курганов археологи нередко находили более сотни таких, скрытых от взгляда могил, принадлежащих, возможно, простому люду или рабам, отправляемым на тот свет одновременно со своим повелителем.

При жестоких и варварских обычаях подобное происходило нередко. Например, когда умер один из чингизидов, потомок самого Чингиз-хана, то отряды его войск и личной охраны, повсюду разъезжая, рубили головы всем попадавшимся на пути со словами: «Идите вместе с нашим господином!», отправляя таким путем на тот свет несколько сотен ни в чем не повинных людей.

Кому принадлежат курганы, кто в них захоронен? Невольно вспоминается Лонгфелло, его Песнь о Гайавате:

Беру ломик и прощупываю почву. Почти всюду, где растет карагана, железо натыкается на камни. Так вот почему эта светлая равнина стала такой пятнистой! Она орнаментирована, по существу, траурными зарослями кустарников.

Вокруг кургана на горизонте ближайших холмов и гор почти всюду видны небольшие курганы. И по большой равнине тоже вокруг темнеют каменные курганы в обрамлении кустарников. Кое-где вижу одиночные плоские, вкопанные на ребро большие камни. Они направлены на что-то.

Вечереет. Забираемся в небольшой лог с леском на самом краю равнины. Отсюда она почти вся на виду, большая, молчаливая, освещенная в багряный цвет лучами заходящего солнца, пестреющая темными полосами и пятнами черной акации. Быть может, вся эта равнина представляет собою единый сложно устроенный астрономический комплекс, разгадка которого может стать сенсацией века, подобно открытию знаменитого Стоунхенджа.

Солнце скрывается за горами, равнина темнеет, на нее ложатся синие тени, затихает осиновый лесок, возле которого мы остановились. Неожиданно над нами появляется большая стая пустельги. Чтобы хищники летали большой стаей вместе, да мне никто из орнитологов не поверит… Птицы молча, и как будто сосредоточенно, реют в воздухе, то планируя, то слегка взмахивая крыльями. Откуда и зачем слетелись сюда эти хищные птицы, обычно живущие порознь друг от друга? Неужели потому, что в этом месте возникли конвекционные токи воздуха, поднимающиеся кверху, на которых легко парить, или, кроме того, они стали собираться из-за предстоящих, хотя и далеких, перелетов на южную сторону. Вспоминается описание полета одного из планеристов. Чтобы дольше продержаться в воздухе, он разыскивал места с сильными конвекционными токами воздуха по парящим птицам.

Еще больше сгустились сумерки. Птицы, будто закончив какой-то непременный ритуал, быстро и молча разлетелись во все стороны. Равнина с курганами погрузилась в темноту, и вскоре над нею засверкали яркие звезды.

На следующий день мы прощаемся с равниной Каменных курганов и переезжаем в другую, поближе к горе Нуртай, и вскоре натыкаемся еще на один курган с грядками. Судя по всему, этот курган раскопан археологами. Ветви его очень длинные, такие еще не встречались. Ориентирован он так же, как и два предыдущих. Теперь я не сомневаюсь в том, что курганы с грядками построены по нескольким типам ориентации, и все имеют какое-то отношение к древней астрономии, связанной с жизнью человека и его верой в существование загробного мира.

Потом долго крутились возле горы Нуртай, но ничего интересного не нашли. Опять археологи что-то напутали, нет здесь никакого кургана с тридцатью семью воинами, который я так долго старался найти. Теперь нам осталось добраться до асфальтового шоссе, идущего из города Караганды на Балхаш и Алма-Ату.

Вскоре мы находим отличную гравийную дорогу. Прощайте проселочные дороги и тихая размеренная езда! Моей машине предстоит стремительный бег едва ли не на тысячу с лишним километров до дома.

Мелькают городок Аксуаюлы, за ним Акчатау, стоящий уже на асфальтовом пути. Здесь вливаемся в поток безудержно мчащихся машин. Холмы, горы и горки каменистой пустыни проплывают мимо. На горизонте показалась одинокая и хорошо знакомая остроконечная гора Толагай. Она мне очень нравится своим торжественным величием в сочетании с ясной простотой и одиночеством. Кстати, пора становиться и на ночлег. Возле горы вижу странной архитектуры мавзолей и ранее мне знакомый курган с грядками и ориентирным белым кварцевым камнем. А вокруг — светлая степь, покрытая ковылем, легкий ветер пробегает волнами по его колыхающимся серебристым колосьям. Невольно вспоминается С. Есенин.

Но пора становиться на бивак, и пока мои спутники занимаются его устройством, не без труда, потратив немало усилий, забираюсь на самую вершину горы.

Гора Толагай

С вершины горы во все стороны открывается величественный простор светлой типчаковой степи, усеянной темными куртинками таволги.

От горы к востоку протягивается острым конусом темная синяя тень. Она удлиняется с каждой минутой, уходит на несколько километров. Но там, где курган с грядками, еще золотятся волнуемые легким ветерком ковыли. Постепенно гаснет вечерняя зорька, степь темнеет, тень от горы растворяется в сумерках и тает. Запевают сверчки.

Пора спешить к биваку. Совсем сгустились сумерки, и стало нелегко пробираться среди боялыша к мерцающему вдали огоньку костра, разведенному моими спутниками. Под ноги подвернется то большой камень, то коряжистый и крепкий кустик. И вдруг на светлом холмике земли, выброшенном слепушонкой, вижу небольшой серенький комочек. Он слегка шевелится, вздрагивает. Комочек — живое существо, он чем-то занят, что-то делает. Склонившись на колени, осторожно подбираюсь к серенькому созданию, всматриваюсь в него — и вижу…

Пятого апреля 1905 года в городе Змеиногорске Семипалатинской области в семье чиновника А. И. Селевина родился мальчик. С ранних лет он стал проявлять недюжинные способности, в пять лет уже умел бегло читать. Родители Виктора Алексеевича Селевина, будущего зоолога, путешественника и исследователя Бетпак-Далы, постарались дать своему единственному сыну хорошее образование. Оба они были людьми образованными.

С малых лет мальчик стал проявлять большой интерес к окружающему его миру. После ранней смерти отца его мать переехала в Семипалатинск, где юноша стал работать в местном краеведческом музее. Здесь у него пробудился глубокий научный интерес к природе. С жадностью энтузиаста он старался познать, как можно больше и шире о природе, и рано начал печатать свои заметки и статьи. В 1927 году он поступает в Томский университет, а через год переводится в Ташкент в Среднеазиатский государственный университет, который и заканчивает в 1932 году. Его оставляют сотрудником университета. Еще студентом он каждое лето участвует в экспедициях, посещая неисследованные просторы Казахстана, изучая их животный мир. Он вынашивает мысль об исследовании Центрального Казахстана и его обширной пустыни Бетпак-Дала, в то время бывшей буквально белым пятном на карте. В 1932 году его сокровенное желание начинает претворяться в жизнь. Прекрасный организатор, необыкновенный энтузиаст, он организует одну за другой экспедиции в Бетпак-Далу, мужественно преодолевая многочисленные трудности и лишения. Из своих экспедиций он привозит богатые материалы, пишет многочисленные статьи, читает лекции. Прекрасные ораторские способности, предельная ясность его мыслей в сочетании с оригинальностью изложения всегда захватывают внимание его слушателей. На его лекции приходили многочисленные студенты с других факультетов. Он был очень общителен, образован, знал французский, английский и немецкий языки, свободно говорил на узбекском и казахском языках. Он горячо радел о том, как освоить пустыни для блага человека, был приглашен сделать доклад на заседании правительства Казахстана как специалист, обладавший большими знаниями о Бетпак-Дале. В 1936 году Виктор Алексеевич Селевин Ученым советом ташкентского университета был без защиты диссертации единогласно утвержден в ученой степени кандидата биологических наук и в звании доцента. К тому времени им было уже опубликовано более ста печатных работ.

Гора Толагай.

Летом 1938 года он организует крупную экспедицию в Бетпак-Далу. Тогда же он и нашел необыкновенного зверька, которого сразу не мог отнести ни к одному из существующих не только родов, по даже семейств млекопитающих. Полный радужных надежд и творческих планов, он возвращается из экспедиции, собираясь заняться обработкой привезенного материала, но вскоре заболевает и 4 ноября 1938 года неожиданно умирает в возрасте 33 лет. Недуг уже давно подтачивал его здоровье, но, как бывает с самоотверженными людьми, он никогда не заботился о себе. Такова, к сожалению, ирония человеческой натуры: чем ценнее для общества человек, тем он менее всего дорожит своей жизнью. Правительство Казахстана, отмечая заслуги В. А. Селевина и его самоотверженный труд, постановлением от 28 февраля 1939 года выносит решение поставить отважному исследователю памятник у ворот пустыни Бетпак-Дала. Выполнение этого постановления было задержано Великой Отечественной войной, а потом и вовсе забыто. Коллекции неведомого зверька попали в Институт зоологам Академии наук Казахской республики. Здесь долгое время ученые не могли расшифровать его положение в мире животных. Единственное было ясно, что он относится к отряду грызунов.

В это время крупнейший зоолог нашей страны профессор С. И. Огнев, работавший в Москве, случайно обнаружил череп этого зверька в погадке хищной птицы. Как известно, хищные птицы, целиком проглатывая мелкую добычу, после ее переваривания, отрыгивают неусвоенные перья, шерсть и кости в форме так называемой погадки. По черепу он сразу установил, что зверек принадлежит к представителям нового неизвестного науке семейства.

Напомним читателю, что все виды животных объединяются по степени родства в роды, роды в семейства, семейства в отряды и отряды — уже в классы. Для зоологии это открытие было настоящей сенсацией, так как если новые неизвестные виды млекопитающих еще находят кое-когда ученые, то новые роды уже представляют собой редкость, семейства же установлены и стали известны давным-давно. О заключении С. И. Огнева узнали казахстанские зоологи и сотрудники Института зоологии. В. С. Бажанов вместе с участником экспедиции В. А. Селевина, в то время тяжело болевшим неизлечимым недугом Б. Белослюдовым спешно опубликовали описание нового семейства, рода и вида названного Селевиния бетпакдалензис. По-русски же ее стали называть Боялышной соней, так как типичным местом обитания ее были каменистые полупустыни, поросшие солянкой-боялышем. Зверек оказался очень редким и ныне помещен в Красную книгу СССР и Казахстана животных редких, исчезающих и требующих всемерной охраны и опеки. Образ жизни его до сих пор плохо изучен.

И вот боялышная соня передо мной, маленькая, сверкающая большими черными глазами. Не обращая на меня внимания, торопливо передними лапками, похожими на крошечные ручки человека, перебирает добычу — большую кобылку и с очевидным удовольствием опытного гурмана пожирает ее. Что я для нее, большущий зверь, вроде лошади или верблюда, которым она не нужна.

Поспешно вытаскиваю из полевой сумки маленький сачок. Сейчас накрою им это тщедушное создание, поймаю, засажу в банку, увезу в город, понаблюдаю за его поведением, навыками, обычаями. Сколько времени желал с ним повидаться и, наконец, встретился! Рука, занесенная над зверьком, медленно опускается и, остановившись, повисает в воздухе… Имею ли я право лишать свободы этого редкого зверька, к тому же занесенного в Красную книгу, его привычной для жизни обстановки, выживет ли он, плененный человеком даже из самых добрых намерений?

Произошла бы эта встреча хотя бы на десяток лет раньше, я не стал бы задумываться. Но время все меняет. Мальчишкой я был отъявленным охотником, мечтал поселиться в таежной глуши своей родины — Уссурийском крае и стать звероловом, добытчиком корня жень-шеня. Но прошли годы, и безрассудство охоты погасло, бесследно кануло, оставив в памяти угрызения совести за загубленные жизни охотничьих трофеев. К тому же так сильно изменилась природа, и под натиском человека зверям и птицам стало попросту негде жить. Вспомнилась трагическая жизнь В. А. Селевина.

Повисшая в воздухе рука с сачком медленно опустилась в сторону от боялышной сони. В это время зверек-крохотуля, закончив трапезу и почистив мордочку, видимо, все же обратил внимание на большое и необычное, застывшее возле себя существо, взглянул на меня, неторопливо повернулся и забавно, слегка подпрыгивая, засеменил к ближайшему кустику боялыша.

— Будь здорова, боялышная соня! — закричал я радостным голосом, ликуя от того, что сохранил ей свободу и победил в себе чувство коллекционера и ученого. — Живи, здравствуй, плоди себе подобных! Да пусть сбережет тебя жизнь от голода, ненастья и множества врагов!

— С кем вы там, в темноте разговаривали? — спросила обеспокоенная Зоя, когда я возвратился на бивак и подсел к огоньку крошечного костра, на котором булькал чайник.

— Да так! Вздумал вслух порассуждать сам с собою, — отшутился я, одновременно думая о том, что как нехорошо, что память о В. А. Селевине до сих пор не увековечена.

Ночное небо

Когда наступили сумерки, возле бивака несколько раз пролетел козодой. Когда же совсем потемнело, птица уселась на камне рядом с нами и так громко затокала, что звуки ее охотничьей песни стали неприятно отдаваться в ушах. Потом козодой, захлопав крыльями, взлетел с каким-то странным стоном и больше не появлялся. Удовлетворил свое любопытство. Но едва он исчез, как в сухих растениях кто-то громко зашуршал, и раздалось тихое чавканье. Ну, конечно, к нам пожаловал еж и почтил вниманием миску с остатками гречневой каши.

Ночью я проснулся от громкого крика.

— Что случилось? — спросил я своих спутников.

— Да вот подошла к нашей машине лошадь что ли, затопала. Вот я и закричал, хотел прогнать. Еще чего доброго наступит копытом! — разъяснил Алексей.

Я выбрался из полога. Осмотрелся. Никого не было видно в темени ночи. Над пустыней сверкало усыпанное звездами черное небо. Поговорили о мелочах. Не спалось. Засмотрелись на небо. Яркой звездочкой над нами пролетел спутник.

— Расскажите нам что-нибудь о звездах, почему вы думаете о том, что некоторые курганы с грядками связаны с солнцем? — попросил Алексей. Я охотно согласился.

Прежде для казахов и киргизов ночное небо имело, пожалуй, более важное значение в представлении мира, чем солнце. Оно якобы управлялось и ночным светилом. Вот почему у тюркских народов существовало поклонение луне. Конечно, прежде всего все хорошо знали Большую и Малую медведицу и созвездие Плеяды, а также Полярную звезду. Она называлась Железным колом — Темир кассин. Вокруг нее на звездном аркане — Арканжолдуз, вечно ходят по кругу две крайних звезды Малой медведицы. Это белая и сивая лошади Ак-боз-ат и Кок-боз-ат. Незыблемость существующего мира зависит от этого звездного аркана. Если он развяжется или порвется, наступит конец мира — Киамет хаим. Семь звезд Большой медведицы — семь воров Джетты-Каракчи как раз и стараются развязать аркан. Они все время следят за белой и сивой лошадьми, никогда не скрываются на ночном небе.

Самое важное созвездие — то, на которое мы, совсем плохие астрономы, не обращаем внимания. Это крошечное и ничем не примечательное созвездие Плеяды — Уркур. Помните, я когда-то вам его показывал.

Оно находится в созвездии Тельца. Плеяды известны народам с древнейших времен. Они считались главнейшим светилом после Луны. По ним устанавливался и древний календарь. Летом Уркур не виден. Он, как говорят, остается в земле сорок дней. В это время наступает сильная жара, и весь период сорока дней называется Шильдежар. Уркур появляется приблизительно во время летнего солнцестояния в лучах утренней зари. Это средина лета, главная отправная особенность года. Тогда и начинается период летнего зноя Сарша Тамыз (Сарша — желтый, Тамыз — зажечь). Степь в это время выгорает, становится желтой. Тогда появляется и созвездие Орион — Таразы джулдуз или Звезды-весы. Наступает перевес к прохладе, прохладными становятся утренние зори. Время, когда созвездие Ориона еще не заняло видного места на небе и появляется только перед самой утренней зарей, называется Караша — почерневший, это когда пастбища темнеют, вытоптанные скотом. Вообще говоря, в Орионе отмечают только три самых ярких звезды, называя их Три архара — Уш-архар. Созвездие Ориона исчезает с неба на 80 дней, погружаясь под землю на 20 дней раньше Уркура. На 20 дней позже него они и появляются. Кончается Караша, когда Три архара займут на небе самое высокое положение. Тогда наступает период Кырык уйон — «стричь шерсть». В это время появляется звезда Сириус — Сумбеле. Впрочем, различают две Сумбеле, малую и большую. Та, что ближе к Млечному пути, и есть Сириус — Большая Сумбеле. Млечный путь, как и у многих народов, называется Кус-Джол — Птичья дорога.

Движение по небу Луны сложное. Дело в том, что лунная орбита пересекается с так называемой эклиптикой в двух точках. Эти точки перемещаются по эклиптике, совершая полный оборот в 19 лет. Поэтому Луна проходит через созвездие Уркур или выше, или ниже. Примерно это колебание равно десяти градусам. Поэтому в более сложной народной астрономии различают и эти периоды.

Как видите, астрономические познания прежде всего имели чисто практическое хозяйственное значение, определяя тот или иной период годичного цикла жизни скотовода-кочевника. Ну, конечно, не обошлось и без легенд. О солнце говорили, что оно ездит по небу верхом: до полудня оно едет на голубом быке, после полудня — на черном иноходце.

Солнце-Кун, Луна-Ай, Уркур-Плеяды. Они три сестры. Из них Уркур — самая младшая и самая прекрасная. Однажды из зависти старшие сестры Кун и Ай расцарапали лицо младшей сестры-красавицы Уркур. С тех пор она стала рябой. Еще существовала другая триада. Это Луна-Ай, Уркур-Плеяды и Венера-Чолпан. Уркур — сын Луны, Чолпан — дочь. Помните, я как-то рассказывал вам о том, что с глубокой древности проверяли зрение по самой маленькой звезде, которая расположена возле второй звезды хвоста Большой медведицы. Так вот, эту звездочку Семь воров — Джетты Карак и украли у Уркура. Поэтому Уркур все время преследует Семь воров.

Сейчас жизнь изменилась, изменилось и отношение к небу, теперь народ не следит, как прежде, за звездами. Часы, радиоприемники да и календари есть у каждого чабана. Время технического прогресса внесло свои изменения и в психологию человека. Конечно, это неизбежно, но немного жаль, когда исчезают красивые легенды, если не исчезли вовсе. Все, что я рассказал вам, теперь вряд ли кто понимает и знает даже из стариков, а о молодежи и говорить не приходится. Я же познакомился со старинными представлениями казахского народа о звездном небе по записям, сделанным в давнее время этнографами. Меня они интересовали, поскольку в этих старинных представлениях мог скрываться и секрет ориентации курганов с грядками. Часть этих курганов, как я уже рассказывал, ориентирована строго на Солнце. Другие же, по-видимому, на созвездия Луну, Плеяды, Сириус и еще на что-то. Но дело осложняется тем, что в течение длительного времени происходит перемещение звезд на небосклоне. Например, когда-то очень давно Большая медведица выглядела совсем по-другому, нежели сейчас. По старинным китайским летописям, около пяти тысяч лет назад положение Плеяд совпадало с точкой весеннего равноденствия, сейчас же полного совпадения уже нет. Эти перемещения, или, как их называют астрономы, «прецессии», можно высчитать, но для этого требуется участие квалифицированного астронома и электронно-вычислительной машины.

— Все это понятно, — бормочет сонным голосом Алексей. — Только я совсем не понимаю, что такое эклиптика и почему луна по-разному с нею сочетается.

— Да, что-то нам говорили об этой самой эклиптике в девятом классе. Но я забыла, — добавляет Зоя.

Я соглашаюсь, что понять эклиптику непросто и обещал пояснить о ней днем на бумаге.

Пока я рассказывал своим спутникам про звезды, на востоке стало светлеть небо, и одна за другой начали гаснуть звезды. Далеко в стороне тоскливо прокричал пустынный кулик-авдотка. Яркой полосой прочертил небо падающий метеорит. Слегка похолодало, и я плотнее закутался в одеяло. Засыпая, думал о том, что в древние времена, когда не было ни книг, ни радио, ни телевидения, человек был неизмеримо ближе к природе и, всецело от нее зависящий, был неплохим зоологом, ботаником и астрономом. Постепенно все эти качества исчезли безвозвратно, исчезли и многие знания. Конечно, современная наука обладает неизмеримо большими представлениями о природе, чем древние народы. Но будет ли возрождено все то, что знали наши предки, вряд ли. Многое ушло в полное небытие хотя бы потому, что и природа и жизнь сильно изменились.

Последний курган

Обратный путь однообразен и монотонен. Промелькнул город Балхаш, за ним поселения Сары-Шаган, Чиганак с поблескивающим синевой озером. За ними — небольшой и очень чистенький городок Аксуек, потом пошли хорошо знакомые просторы Джусандала. Возвращаться по знакомому пути не интересно и поэтому, доехав до небольшого селения Колчингиль, я свернул в сторону по асфальту, идущему через станцию Копа на трассу Алма-Ата — Фрунзе. Свернул еще потому, что захотелось взглянуть на большое поселение пустынных мокриц, очень интересных и мною хорошо изученных сухопутных рачков, ведущих сложный семейный образ жизни.

Вечер застал нас в пустынных каменистых горках вблизи известного богатыми многочисленными и содержательными наскальными рисунками ущелья Тамгалытас. Знал это ущелье я давно и посещал его не раз. Не доезжая до самого ущелья, вблизи его входа остановил машину. И надо было произойти такой случайности, наткнулся еще на один курган, теперь уже восьмой по счету. Отсюда до города не так уж и далеко, всего каких-нибудь сто пятьдесят километров. Руководствуясь археологической картой Казахстана, я не раз искал этот курган, тщательно объездил урочище Ащису, для которого он и был указан. В действительности это урочище с небольшим пересыхающим ручейком с соленой водой располагалось от этого кургана с грядками километрах в пяти, и простиралось оно на километров двадцать. Здесь я основательно поколесил на машине в поисках кургана. Не могли мне помочь и археологи, ссылаясь на давность находки. И вот сейчас неожиданно — он предо мной. Как было бы его просто найти, если в археологической карте было бы указано, как следует.

Над курганом поработали археологи: он был тщательно раскопан и практически уничтожен. Рано утром с удовольствием наношу на план нашу неожиданную и счастливую находку. Курган направлен своими ветвями строго на восток. Но тщательные поиски ориентирного камня или холмика безрезультатны. Там, где они могли находиться, прошла проселочная автомобильная дорога. Впереди кургана расстилался далекий и ровный горизонт.

Неудачные поиски

Закончилась наша поездка в Центральный Казахстан. Она не оставила полного удовлетворения, которое приносит успешно законченное дело. Впрочем, такова черта человеческого характера — никогда не удовлетворяться достигнутым. Меня продолжали беспокоить, если не сказать мучить, неудачные поиски совершенно особенного каменного кургана «Тридцати семи воинов», обнаруженного, обследованного и названного так казахстанскими археологами более тридцати лет назад. Очень хотелось найти этот курган. Может быть, он представлял собой совершенно особенное астрономическое сооружение, подобное знаменитому Стоунхенджу, и воплощал в себе по тому времени высшее достижение той древней науки, которая впоследствии исчезла, оставив после себя немые камни. Может быть, удастся заставить их заговорить и рассказать о многом. Но все мои попытки найти этот курган терпели неудачу.

В превосходно изданном археологическом атласе Казахстана, опубликованном в 1960 году, про Курган тридцати семи воинов было сказано следующее: «Могильник 37 воинов из каменных курганов в верховьях р. Карасай в 5 км к юго-востоку от колхоза имени Калинина. С трех сторон у центрального каменного кургана с усами расположен полукруг из 37 курганов с выкладками. В 1952 г. ЦКАЭ раскопано четыре кургана. Найдены глиняные сосуды». Тут же на вклейке был воспроизведен акварельный рисунок этого кургана на фоне желтой и ровной степи, горизонт которой венчали невысокие горы.

Вспоминаю первую попытку найти этот курган. Ее я предпринял вскоре после находки первого кургана на реке Или. Тогда я почти случайно попал в Центральный Казахстан, путешествуя на своей машине. Казалось, просто разыскать в верховьях реки Карасай колхоз имени М. Калинина и просмотреть вблизи него местность в указанном направлении. Курган, окруженный грядами из больших камней-менгиров, среди ровной степи должен был хорошо заметен даже издалека. Но, оказалось, что речки Карасай не существует, есть только протянувшийся на много километров обширный и сухой лог — сай, о чем и свидетельствовало само название. В верховьях этого сая было совершенно безлюдно, а колхоз имени Калинина располагался в другом месте. В этом колхозе, его я нашел не без труда, никто не знал о существовании такого кургана.

Указание археологического атласа было явно неверным, или его нарочно зашифровали, ревниво скрывая его от меня.

— Зачем вам нужен этот курган? — недоброжелательно спросил меня один из старейших археологов, более тридцати лет нашедший этот курган и произведший его раскопки. Когда же я объяснил, что меня интересует исключительно его астрономическое значение, мне не без иронии ответил:

— Были те времена варварскими и никакой астрономии, тем более сложной, не существовало.

Другой археолог, видавший этот курган и участвовавший в его раскопках, посочувствовал мне. Но сообщить точное положение кургана на карте не смог.

— За тридцать лет, знаете ли, улетучились из памяти все детали его нахождения. Помню, что он находился где-то у горы Сулушоки. Да вряд ли он вам пригодится. Мы его основательно разрушили раскопками.

— Как бы курган ни был раскопан, положение его составных частей осталось на месте. А мне только это и надо, — возразил я.

Судя по акварельному рисунку в археологическом атласе, это было грандиозное сооружение. От большого главного кургана к востоку простирались две длинные каменные гряды. Главный курган был обнесен большим кругом из камней и, кроме того, с северной стороны окружен большими каменными плитами-менгирами. С северной стороны к сооружению примыкала длинная и полукруглая гряда, состоящая из 37 небольших курганов, каждый из которых с одной стороны был также огорожен такими же большими менгирами. Предполагалось, что в каждом из таких 37 курганов было захоронено по одному мужчине, распростившемуся с жизнью и, возможно, отправившемуся в потусторонний мир вместе со своим повелителем.

Судя по карте, гора Сулушоки была небольшая, и обнаружить ее на местности не представляло труда, тем более что такое громадное сооружение было обнесено частоколом 143 менгиров. Окрыленный надеждой и выкроив время, я вновь помчался на розыски теперь уже горы Сулушоки. Была та гора от Алма-Аты немного более тысячи километров. Гора — не иголка в сене, и местные жители мне точно указали, где она находится. Эту гору я облазил со всех сторон и с самой вершины осмотрел в бинокль всю окружающую ее местность. И опять ничего не нашел, что-либо напоминающее курган 37 воинов.

— Не нашел я у горы Солушоки кургана! — сказал я археологу, когда возвратился из поездки. — Нет там ничего похожего.

— Странно, странно! — немного смутившись, ответил археолог. — Впрочем, я, кажется, ошибся. Он находится возле горы Нуртай…

Прошло несколько лет, когда я вновь поехал в Центральный Казахстан. Поисками кургана возле этой горы и закончил свое путешествие.

— Не знаем мы такого кургана 37 воинов! — всюду отвечали нам местные жители небольшого поселения Чапаево, расположенного вблизи горы.

— А я хорошо помню этот курган, — сказал мне третий археолог, принимавший участие также в его обследовании, — хотя это было и давно. Он находится в трех-пяти километрах к юго-востоку от горы Курпетай, в верховьях реки Каратала.

— Почему же мне сразу никто этого не сказал? — с досадой я сказал археологу, впрочем, уже не особенно веря в то, что и на этот раз получил точные сведения. — Ведь возле этой горы наш путь проходил не раз.

Гору Курпетай я уже хорошо знал и был теперь более уверен в том, что найду загадочный курган в свою последнюю поездку, более основательную, чем прежние.

Вспоминаю, как в селе Актогай после посещения горы Бегазы и Кзылрай на бензозаправочной станции я стал, как всегда, расспрашивать дорогу на гору Курпетай, зная, что к ней можно подъехать разными путями. Мотоциклист, к которому я обратился, оказался словоохотливым. Он хорошо знал окрестности своего села и, когда я, отвечая на его вопросы о цели нашей поездки, сказал о кургане 37 воинов, предложил поехать к себе домой.

— Мой отец был проводником у археологов, когда они в нашем районе раскапывали курганы. Он хотя и стар, но хорошо помнит об этом времени, и нам многое рассказывал о работе вместе с археологами.

Случайная встреча была очень кстати. «Ну, теперь-то, наконец, нам удастся найти курган», — думал я, рассчитывая, что эта поездка закончится обязательно удачей. Старичок с небольшой белой бородкой клинышком, настоящий аксакал, сидел перед домом на лавочке. Он обрадовался неожиданным собеседникам.

— Да, много курганов мы раскопали с археологами, — оживился аксакал. — И много золота нашли у горы Бегазы, возле Курпетая и в Кзылрае.

— А курган 37 воинов вы знаете? — почтительно и осторожно подойдя к главной цели разговора, с надеждой спросил я.

— Нет такого кургана в наших краях! Не знаю я такого кургана… — тоном, не терпящим возражения, сказал старик.

Так, потеряв всякую надежду, мы и поехали к горе Курпетай. Поездка эта не прошла попусту. Вблизи села Жамши мы нашли один курган с грядками, но кургана 37 воинов вблизи горы Курпетай не оказалось. Искали мы его не особенно тщательно, и надежды на его находку не было.

Из местных жителей опять никто не знал ничего о существовании такого кургана. Теперь он мне казался особенно таинственным, но в существовании его в этом районе я полностью разуверился. Мы объехали со всех сторон гору Курпетай. Она располагалась на самом водоразделе верховьев с востока обширного и пологого лога Карасай, тянущегося далеко на юг, с запада — верховьев речушки Каратал. Итак, Карасай, упоминавшийся в археологическом атласе, не говоря о том, что был без речки, находился с запада от горы.

— Нет в этом районе кургана 37 воинов, никто не знает о нем из местных жителей, ничего о нем нам не мог сказать и старик, работавший проводником в археологической экспедиции 1952 года, когда был найден и обследован курган! — сказал я археологам, возвратившись из поездки в Алма-Ату.

— Постойте, постойте! — воскликнул один из археологов. — А как вы спрашивали, называя курган? 37 воинов?

— Как же иначе! Под этим названием он фигурирует и в вашем археологическом атласе. И вы все его так называете…

— Да что вы! Это название мы сами выдумали для этого кургана.

Огорченный неожиданно открывшейся несуразностью, я уходил из археологического музея. Так глупо попасть впросак после столь долгих и многочисленных поисков! И кто бы мог подумать, что только одно вымышленное название повредило моим поискам и испортило все дело. Недалеко от выхода из здания музея, будто в насмешку над собою, я увидал висящий на стене небольшой акварельный рисунок. По нему я сразу узнал гору Курпетай. Почти у самого ее подножия красовался курган с двумя длинными ветвями и полукругом мелких курганов, ощетинившихся большими, вкопанными вертикально менгирами.

Судьбе было угодно еще раз надо мною посмеяться. Заглянув в библиотеку, я случайно посмотрел сборник «Архитектура Казахстана». Там скупо упоминался курган 37 воинов, но зато место его нахождения было указано точно. Он находился возле горы Курпетай, в нескольких от нее километрах к юго-востоку, а ранее указанные мне горы Нуртай и Солушоки находились совсем в другой стороне. И тогда я вспомнил, что после поисков, потеряв надежду после категорического отрицания местных жителей и проводника археологов о существовании кургана, я миновал стороной одну ничем не примечательную равнинку между горками как раз вблизи горы Курпетай. Но эта равнинна была хорошо видна в бинокль, и никаких следов каменной ограды на ней не существовало.

Неужели там и находился курган 37 воинов, на поиски которого было потрачено столько времени. Ведь он был так близок. А если он и был там, то почему я не увидал его в бинокль: торчащие вертикально большие менгиры заметны издалека. Удастся ли совершить еще одну поездку к горе Курпетай? Если не удастся, я верю, это сделает рано или поздно кто-либо другой и, быть может, таинственный курган пополнит знания о курганах с грядками.