И все же утром я проснулась чуть свет и вышла в сад, зная, каким тяжелым станет этот первый день без мамы, чувствуя, что если я хочу научиться жить дальше без ее любящего взгляда и нежных руководящих рук, мне необходимо спуститься сюда и побыть среди всего, что было для нее особенным, побродить в сердце ее маленького королевства. Я оставила Джонни с няней, для него на улице было слишком холодно. Я шла по дорожке, иногда нагибаясь, чтобы выдернуть то небольшой сорнячок, то совсем крохотную травинку, и прекрасно понимала, что жду. Солнце еще не взошло.

Я почувствовала его еще до того, как увидела. По спине пробежал холодок, и я обернулась к арке. Он неподвижно стоял в полутьме — высокая фигура, по-прежнему закутанная в темный плащ с капюшоном. Птица на его плече казалась вырезанной из черного камня.

— Ты войдешь? — спросила я, все еще не доверяя собственной памяти. А потом он шагнул вперед и откинул капюшон, открывая бледное, выразительное лицо, черные глаза и копну ярких, как зимний закат, волос.

— Киаран, — выдохнула я. — Это ты. Почему ты скрываешься? Конор как раз здесь, он наверняка захотел бы повидаться с тобой… может, войдешь, поговоришь с ним?

— Нет. — Ледяная уверенность его тона заставила меня замолчать. Птица опустила острый как бритва клюв и оправила перья. Глаза ее глядели беспощадно.

— Я пришел не для этого. Мне не до демонстрации родственных чувств. Я не настолько глуп, чтобы поверить, что эту пропасть можно преодолеть. Я всего лишь принес весточку.

— Какую весточку? — тихо спросила я.

— Ее матери, — ответил он. — Ниав хотела сказать «я люблю тебя, прости меня». Но я опоздал.

Я не могла говорить.

— Ее очень огорчит, что мне не удалось прибыть вовремя, — прошептал Киаран.

— Мама узнает. И неважно, что теперь уже… что она уже… она все равно узнает. А Ниав… с ней все в порядке? Ей лучше, она в безопасности… откуда ты…

— С ней все в относительном порядке. Она очень изменилась. — Тон его оставался спокойным, но в нем чувствовалась беспредельная печаль, человек в таком юном возрасте просто не должен нести столь тяжкий груз. Я не могла понять выражения его глаз.

— Смеющаяся девушка, ослеплявшая всех вокруг в ночь на Имболк исчезла. Она все еще чувствует себя потерянной. Но она в безопасности.

— Где? Где в безопасности? Как ты…

— В безопасности. Неважно где.

Он отвечал на вопросы, как положено друидам.

— С тобой? — спросила я.

Киаран неопределенно кивнул.

— Ей нужна защита. Однажды я уже подвел ее, но защитить ее я смогу.

Мы помолчали. Потихоньку просыпались мелкие пташки, вестники новой зари и новой весны.

— Ниав — моя сестра, — наконец произнесла я. — Мне хотелось бы знать, по крайней мере, где она и сможет ли вернуться, когда правда откроется. Я уже сказала отцу. Теперь он понимает, какую ошибку они совершили, выдав ее замуж. Может быть, возможно… ты не мог бы привезти ее сюда и…

Его смех ошеломил меня. Он был полон горечи.

— Привезти ее сюда? Как ты это себе представляешь?

Я промолчала, обдумывая его ответ. А как же та моя крохотная надежда, что, в конце концов, все может закончиться хорошо? Мне не хотелось верить, что мои усилия и работа Брана оказались бессмысленными.

— Они что, ничего тебе не сказали? — холодно спросил Киаран.

— Чего не сказали? — Я снова почувствовала тот самый страх, ледяной холод сковал мое тело, словно прикосновение давней тьмы, или грядущего зла.

— Правду. Почему они запретили мне жениться на Ниав, почему услали нас в разные стороны? Почему мы не можем и никогда не захотим вернуться? Что мы прокляты, дважды прокляты и все из-за их секретов? Ну конечно, они не сказали! Думаю, именно поэтому ты и помогла нам, никто другой не стал бы этого делать. Знай ты правду, ты и сама с презрением отвернулась бы от нас.

Я съежилась. Как же эти циничные нотки в его тоне отличались от того горячего, страстного, полного надежды голоса, которым он рассказывал когда-то свою историю о любви!

— Расскажи-ка мне все, — сказала я. — Мои друзья отчаянно рисковали, чтобы ей помочь. Скажи мне правду, Киаран. Все говорят о пробуждении древнего зла, которое грозит нам бедой. О чем речь? Скажи мне.

Я села на старую каменную скамью между пушистых зарослей полыни и ромашки. Он подошел ближе. Черная птица каркнула, пролетела мимо нас к кусту сирени и опасно закачалась на тонкой ветке.

— Это было жестоко, — тихо начал Киаран. Лицо его в утреннем свете казалось совершенно белым. — Жестоко было скрывать от нее правду. Неудивительно, что она чувствовала себя покинутой, не понимая, почему я исчез, и что погнало меня прочь. Она не понимала, что наш союз… проклят.

— Проклят? — тупо повторила я, не понимая, что бы это могло значить.

— Запрещен. По законам крови. И ведь только в ту самую ночь, когда я с бьющимся как молот сердцем примчался в Семиводье, готовый, если нужно, драться за свою любовь, Конор снизошел до того, чтобы рассказать мне наконец, кто я такой. Всю мою жизнь от меня это скрывали, эту тайну вообще не планировали раскрывать. Я считал себя найденышем, которому несказанно повезло, что его подобрали и вырастили друиды. Больше всего на свете я мечтал быть во всем похожим на Конора, полностью посвятить себя служению братству. А потом я встретил Ниав. И тогда им пришлось рассказать мне правду.

Где-то в глубине моего сознания все начало складываться в более-менее стройную картинку. Жуткую, невероятную, неизбежную картинку.

— Конор сказал тебе, откуда ты родом?

— Именно. И что я никак не могу жениться на Ниав. Что все, что между нами было — стыдно, неправильно, противоестественно и мерзко, хоть мы и действовали по незнанию. Что наш союз совершенно невозможен. Потому что я, оказывается, сын Колума, лорда Семиводья и его второй жены, леди Оонаг! Я единокровный брат Конора и Лайама. Единокровный брат вашей с Ниав матери. Меня родила ведьма, которая чуть было не разрушила вашу семью и все, чем вы дорожили. Видишь, одним ударом Конор лишил меня любви, будущего, надежд на счастье и смысла жизни. Мне не только запретили жениться на Ниав, меня изгнали из братства, выкинули прочь без единой путеводной звезды. Все мои звезды погасли, все до единой!!!

— Конор рассказывал совсем другое…

— Ха! Сын ведьмы не может стать друидом. Во мне течет кровь проклятого племени. Такой как я и мечтать не смеет о высоком искусстве мудрых мира сего, о царстве света… его не осенит чистый дух. Я слишком высоко замахнулся. Теперь я и сам это знаю. Раз я ее сын — значит я сын теней, я обречен на путь тьмы. Никогда не пойму, как он мог все эти годы растить меня и держать это в секрете. Никогда не прощу ему этой лжи!

— Сын леди Оонаг, — выдохнула я. — В истории о нем ничего не говорится. Он просто исчез из Семиводья вместе со своей матерью. Когда заклятье было разбито.

— Удобно, — в тоне Киарана слышалась горечь. — Отец нашел меня и принес обратно. Я девятнадцать лет жил в лесах, Лиадан. Я считал себя друидом до мозга костей. Представь себе, каким ударом стали для меня откровения той ночи. Я изнывал от стыда. Я убежал. Оставил Ниав в отчаянии… предал… бросил на поругание. Я ежедневно несу этот груз. Неважно, как тщательно я охраняю ее теперь, неважно, какой прочный щит я соорудил вокруг нее сейчас, я не в силах отменить того, что свершилось в ту ночь, слишком глубоко это ранило нас обоих.

Щит. Защита. Я осторожно спросила:

— А куда ты отправился, когда покинул той ночью Семиводье? Конор говорил, ты поехал на поиски своего прошлого. Значит… значит ли это, что ты искал свою мать? Она еще?.. — Я прикусила язык. О некоторых вещах слишком опасно говорить вслух.

— Я сказал ему, — тон Киарана был мрачен. — Я сказал Конору. Так и сказал, что человеку не дано убежать от собственной крови. Неважно, узнает он о своем происхождении в детстве или много позже, когда уже вырос, считая себя совершенно другим существом, возможно, способным на благородство духа, на великие, добрые дела… Все это неважно, ведь рано или поздно зернышко, заложенное в нас прорастает, наше наследие начинает говорить в полный голос. Возможно, не скажи они мне, я бы успел состариться, пока дурная кровь во мне не проявила бы себя и не заставила бы повернуться спиной к свету. А теперь я знаю, сказал я, и обязательно выясню, какие способности я унаследовал и как с ними обращаться. И тогда, возможно, ты не так охотно станешь называть меня братом. А потом я уехал, и дух мой путешествовал гораздо дальше тела. Опасное странствие. Моя мать отлично умеет прятаться. Она в тот момент не желала, чтобы ее обнаружили. Но я все же нашел ее. Я научился пересекать границы того мира, где она сейчас скрывается. Где она ждет.

— Как? Как у тебя это получается?

— Умение проходить туда и обратно входит в обучение друидов. Испытание огнем и водой, землей и воздухом. Я и раньше проходил его, но тогда все было иначе. — У него задрожал голос. И я вспомнила, что он все же не сгорбленный под тяжестью бед старик, а юноша, немногим старше меня самой.

— Ты говоришь, она ждет. Чего ждет?

Киаран скрестил на груди руки и уставился куда-то мимо меня, в холодное утреннее небо.

— Ты задаешь слишком много вопросов, — ответил он.

— У меня слишком долго не было вестей, — прошептала я. — У меня тоже есть для сестры послание. То есть, скорее, мне надо ей кое-что вернуть. Оно у меня здесь, с собой. Думаю, она обрадуется. — Я сунула руку в напоясный мешочек и вынула ожерелье, которое когда-то сделала для Ниав: шнурок, в который вплела всю любовь ее семьи, талисман необоримой силы. Киаран взял его и провел длинными костлявыми пальцами по маленькому белому камушку, все еще свисавшему с ремешка. На мгновение на его лице расцвела улыбка, и я снова увидела того юношу с Имболка, который сиял гордостью и счастьем, зажигая для нас весенние огни.

— Она считала, что никогда его не увидит, — сказал он. — Ты сохранила его. Спасибо.

— Мы любим ее. — Я чуть не плакала. — Похоже, ты этого не понимаешь. Тебе так уж необходимо забрать ее, охранять, как какую-нибудь сказочную принцессу в высокой башне, которую простым смертным даже видеть не позволено? Мы никогда с ней не встретимся? Мы никогда не увидим ее ребенка, только в видениях?

Мне показалось, что вокруг остановилось время. Дыхание на краткий миг прервалось, а после возобновилось.

— Ребенка?

Почему-то от этого мое сердце сжалось, как никогда раньше.

— Меня иногда посещает дар предвиденья, — ответила я, считая, что сейчас у меня нет другого выбора, только все объяснить. — Я вижу то, что будет, или то, что может случиться. Я видела, как Ниав играет с ребенком. С похожим на тебя, рыжекудрым, черноглазым, кудрявым малышом. На песке, в пещере. Мне кажется, у вас есть общее будущее. Не такое, какое выбрали бы для вас мой отец или дядя. Не такое, о каком мечтал бы Конор — он ведь очень хочет, чтобы ты вернулся в лес, что бы ты там ни думал. Я просто не хочу верить, что никогда больше не увижу сестру, или…

— Существуют опасности, которые тебе и во сне не снились, — теперь Киаран говорил сдавленно, напряженно. — Путь, на который… меня направили. Путь, который она… моя мать… считает для меня подходящим. Она ждет моего ответа. Она многое мне предложила. Силу, о которой обычный человек может только мечтать. Возможности, далеко превосходящие искусство главного друида, способности, лежащие далеко за пределами последней страницы самой толстой из старинных магических книг. Я могу у нее учиться, и я буду это делать. Я еще покажу своему брату, на что способен и в кого могу превратиться.

— Это… угроза? Совершить то, чего не могла добиться Леди Оонаг? — Меня била неостановимая дрожь. Крохотное изображение сестры в моей голове меркло и сжималось.

—Все произойдет так, как должно. Мы с Ниав… ты должна понимать, что прошлого не переделать, что бы ни шептали нам мечты. Некоторые вещи просто нельзя исправить. И все же, когда я рассказал ей правду, она открыла мне свои объятья так, будто ей вовсе нечего мне прощать. И мне плевать на людские законы и их попытки диктовать, что мы должны, а что не должны чувствовать по отношению друг к другу. Во всей этой паутине горя и тьмы наша любовь — единственная светлая нить, слишком прочная, чтобы ее отрицать. Я буду защищать ее. Я все отдам ради ее безопасности. Это — самое главное. Больше я ничего не могу сказать, поскольку путь мой пока неизвестен, даже еще не проложен. Что же до нашей семьи, мне нет до них дела, они обошлись с нами бесчестно. Они потеряли право на Ниав, когда вышвырнули ее из Семиводья. А вот перед тобой мы в долгу. Перед тобой и тем парнем, который вывел ее из болота и сделал так, что мы встретились. Поэтому я принес тебе подарок.

— Какой подарок? — начала я, но тут Киаран бросил беглый взгляд на ворона, сидевшего на дереве над нашими головами, и тот слегка шевельнул крыльями, создав вокруг себя небольшой вихрь и аккуратно уселся мне на плечо: нелегкая, однако, ноша. Клюв покачивался в опасной близости от моего глаза, а когти царапали, несмотря на плащ, шаль и платье.

— Ох, — выдохнула я и надолго лишилась дара речи.

— Это посыльный, — объяснил Киаран. — Скорее временная услуга, нежели дар. Он может тебе понадобиться. Но помни: к его помощи можно прибегать только в самом крайнем случае. Если нет выхода, нет помощи, нет сил — вспомни о нем. Подобных посланников не гоняют по пустячным поручениям.

— Понятно, — сказала я, хотя не поняла ничего. Это существо, что дружит с колдунами? У меня было множество вопросов, даже чересчур.

— Мне пора. — Киаран, внезапно засуетился, будто разум его уже отправился в дальний путь. — Я не могу уходить надолго.

— До Керри все равно очень долгий путь, — неуверенно произнесла я. — От полной луны до полной луны, а то и дольше, разве нет?

— Именно так и предпочел бы добираться Дэн, верхом или пешком, — ответил Киаран. — Но есть и иные пути.

— Понятно, — снова повторила я, размышляя о старых сказаниях про друидов и волшебников. Я задумалась, как много он успел выучить за эти восемнадцать лет, и сколько вдобавок к этому, с той поры, как мы виделись в последний раз.

— Что ж, прощай, — серьезно произнес он.

— Знаешь, я бы все равно это сделала, — выпалила я. Мне необходимо было, чтобы он понял, чтобы моя сестра знала, что я не такая бессердечная, как они думают. — Даже если бы мне рассказали, кто ты на самом деле и почему вам нельзя быть вместе. Я все равно помогла бы ей. Я люблю ее. Раз она теперь с тобой, несмотря ни на что, возможно, это в какой-то мере правильно. Возможно, такая у вас судьба, закон там, или не закон.

Киаран кивнул.

— Все происходит, как должно, рано или поздно, так или иначе, — сказал он, снова становясь похожим на друида. А потом у входа в сад появился Дэн Странник, будто его позвали, хотя я никакого зова не слышала. Он тихонько насвистывал, и мешок из козьей шкуры уже висел на его плече.

— Так мы идем? — спросил он.

И не успела я сказать ни слова, как Киаран метнулся, словно тень, и оба они исчезли. Я пошла следом, чувствуя на плече вес нежданного подарка и ощущая, как его когти впиваются в кожу. Я вышла на тропинку и посмотрела вниз, туда, где за полосками живых изгородей синел лес. Но никого не увидела.

***

Постепенно люди привыкли к ворону.

— Ты следи за ним в оба, когда малыш рядом, — предостерегла меня Жанис, возможно, чувствуя некоторую вину, поскольку благодарить за это приобретение отчасти следовало ее собственного племянника. — Обладателю такого клюва нельзя доверять. Ты же знаешь, что люди говорят о воронах!

Она, кстати, оказалась совершенно неправа. Во всем, что касалось малыша, ворон оказался настоящим паинькой. Когда Джонни спал, птица сидела где-то рядом и молча следила за ним. Когда мальчик просыпался и плакал от голода, ворон обычно кричал вместе с ним, и сочетание детского плача с мощным карканьем гарантировало мгновенную реакцию взрослых. Когда я шла к озеру, полюбоваться на лебедят, или гуляла по лесу под буками с ребенком на руках, ворон сопровождал меня, подобно темной тени перелетая с ветки на ветку, никогда не удаляясь от нас. Я постепенно привыкла к его постоянному присутствию. Он вел себя, как отлично обученная собака, резкими звуками предупреждая о приближении дикой свиньи или лесорубов. Я назвала его Фиакка, то есть «вороненок».

Пока мне было совершенно неясно, каким образом мне могут понадобиться его услуги. Раз или два я пыталась мысленно поговорить с птицей, но только зря потеряла силы. Возможно, когда придет время, я пойму, что делать — если такое время вообще настанет. Вокруг гуляло столько слухов, предзнаменований и недосказанных теорий, что было совершенно непонятно, что на самом деле готовит нам будущее. Люди, которые несколько месяцев назад трогали мой круглый живот «на счастье» и считали Джонни отпрыском неведомого существа из иного мира, теперь искоса поглядывали на Фиакку, бросали на меня смущенные взгляды и шептались о пророчестве. «Это знак», — говорили они. И мои родные никак не пытались опровергнуть эти фантазии. Пусть люди считают меня бывшей спутницей одного из Туатта Де, очень удобное объяснение.

Я за свою жизнь слышала множество сказок, немало их и сама придумала. Если это меня чему-то и научило, так это тому, что некоторые случайные события способны менять ход вещей и имеют гораздо большее значение, чем кажется на первый взгляд. Так брошенный в пруд маленький камешек рождает огромные круги, расходящиеся по всей поверхности воды. У нас роль камешка сыграла ложь, даже не ложь, а скрытая правда. Дело Конора и Лайама. Даже мои родители знали об этом потерянном брате. Эдакая внутрисемейная ложь, для своих. И ведь никто ничего не сказал, поскольку правда была такой страшной и некоторым, малопонятным мне образом, такой опасной, что ее не открыли даже Ниав, которой эта правда разбила всю жизнь. Мне казалось, что после этого я уже не смогу доверять никому из них. Все случилось из-за этой лжи: вспыхнула любовь, рухнули надежды… жестокость, унижения, бегство… А Киарану эта ложь открыла путь во тьму, которая, похоже, угрожает теперь самой ткани нашего существования. Моей семье эта ложь принесла потерю доверия и открытости. Поздние сожаления, невозвратные потери. Ложь пробудила древнее зло, и теперь, похоже, всё вокруг постепенно сворачивает с истинного пути.

После того, как мы послали Сорчу в плавание вниз по реке, Финбар недолго оставался в замке. Он исчез на следующее же утро, тихо ушел в лес, не попрощавшись ни с кем, кроме меня.

— Ты знаешь, где меня найти, — сказал он. — Возможно, через некоторое время тебе понадобится моя помощь. Тогда приходи.

— Спасибо. — Фиакка на моем плече наклонился вперед и слегка склонил голову, наблюдая, как дядя спускается по тропе меж деревьев.

— Дядя?

— Что, Лиадан?

— Мне надо кое-что тебе сказать. Я теперь знаю, кто такой Киаран и почему он уехал. Я хочу кое о чем тебя спросить. Если бы я захотела узнать побольше про древнее зло… ты рассказал бы мне? Мне хоть кто-нибудь рассказал бы о нем? Меня столько раз предостерегали, голоса зовут меня то в одну, то в другую сторону, а никто ничего не объясняет! Если нам и правда угрожает какая-то опасность, как с ней бороться, если мы ничего о ней не знаем?

Финбар долго смотрел на меня.

— Ты должна была родиться моей дочерью. Ты сейчас произносишь мои собственные слова. Я сам давно бы рассказал тебе все, но Конор велел нам молчать. Лучше спроси его. Думаю, теперь, когда твоей сестры больше нет, он не откажется говорить с тобой. Мы надеялись молчанием защитить ее от лишней боли, не хотели, чтобы она знала, что возродилась древняя тьма, мечтающая поразить жизни наших детей также, как когда-то поразила наши собственные. Разрушив планы колдуньи, Сорча решила, что зло ушло навсегда, но мы не победили его, просто завоевали себе несколько лет передышки. Поговори с Конором. Расскажи ему о своих опасениях и потребуй рассказать тебе правду.

— Я так и сделаю. Спасибо, дядя. Ты всегда говоришь со мной честно, я очень это ценю.

— До встречи, Лиадан. Не гаси свечу.

И он ушел. Позже, утром, собак выпустили на волю.

Отец, к огромному нашему удивлению, уехал из замка в тот же день. Я знала, что он сдержит свое обещание, он всегда был человеком слова. Но никто не ожидал столь поспешного отъезда, да еще и в одиночестве, ведь такие путешествия очень опасны. Он, может, и бритт, но прожил в Ирландии более девятнадцати лет, нет никакой гарантии, что собственный народ примет его с распростертыми объятиями. А до этого ему еще предстоит путешествие вдоль побережья, где царствуют викинги, а после по морю, с его пиратами и вечными капризами ветра и волн. Большой Человек уехал один, и дело тут было не просто в горе и боли утраты. Шон считал, что в этом есть скрытый смысл.

— Ему скорее удастся остаться незамеченным и больше узнать в дороге, — говорил брат. — Давным-давно подобные путешествия были для него в порядке вещей. Теперь он отправился в путь лишь потому, что дал слово. Но способности-то у него остались прежние, — в голосе брата звучала гордость. Сама я тоже не сомневалась, что отец способен выполнить свою миссию. И еще я знала, что Жанис права. Я видела у него в глазах пустоту и понимала, что без этого путешествия, тоска прикончила бы его.

Отец попрощался со мной и с Шоном в маленьком садике с целебными травами, где сейчас цвел и дарил тень нежным росткам дубок, посаженный в год, когда родилась Ниав. Ибудан был одет очень просто, а небольшая заплечная сумка могла вместить только самое необходимое.

— Я пойду пешком, — сказал он. — У меня по дороге есть небольшое дельце, его нужно сделать тихо. Лучше всего большую часть пути мне оставаться незамеченным. Что же до Херроуфилда… у нас почти не было оттуда вестей. Даже представить не могу, что меня там ожидает.

— Отец? — как мне хотелось говорить спокойно и казаться сильной! Но боль утраты была слишком свежа и голос у меня дрожал.

— Да, солнышко?

— Ты… ты ведь вернешься, правда?

— Что за дурацкий вопрос! — рявкнул Шон. Я чувствовала, что он тоже вот-вот расплачется.

— Шон прав, Лиадан, — сказал отец, обнимая меня за плечи и пытаясь улыбнуться. — Тебе не стоит задавать мне таких вопросов. Ну конечно же, я вернусь! Здесь меня ждет работа, семья, люди. Так утверждает Лайам. Я ухожу, потому что обещал. Потому что она меня попросила.

— Ты не волнуйся, отец. Я за всем прослежу. — Шону почти удался уверенный тон.

— Спасибо, сынок. А теперь, прощайте, детки. Вы у меня сильные и смелые. Достойные дети своей матери.

Он обнял меня и заплакал. Потом хлопнул Шона по плечу и ушел.

Вскоре после этого Падриак собрал своих людей и направился на запад, засвидетельствовать свое почтение Шеймусу Рыжебородому. А потом — кто знает?

—…В жизни всегда есть место новым горизонтам и приключениям. Можно провести в них целую жизнь и все равно оставить полно этого добра, чтобы детям и внукам было, чем побаловаться.

— И дочерям, — сухо уточнила я.

Дядя усмехнулся, вновь показав ямочки на щеках.

— И дочерям, — кивнул он. — Я слыхал, ты неплохо стреляешь из лука, быстро метаешь нож и даже управляешься с дубинкой. В следующий раз, когда приеду, я, возможно, научу тебя ходить под парусом. Никогда не знаешь, что понадобится в жизни.

Я немного подождала, осторожно выбирая момент. Все в доме чувствовали себя подавленно, мамино отсутствие очень ощущалось, отъезд отца тоже. Без его постоянного успокаивающего присутствия, люди чувствовали себя несколько потерянно, будто работы на фермах, в лесу и в замке не могли выполняться с должными чувством и энергией, если где-то поблизости не маячила его высокая фигура — то на крыше, то в поле, то в овчарне. Конор и его братия, похоже, не собирались уезжать. Лайам казался мне необычно замкнутым, я решила, что смерть Сорчи поразила ее серьезного старшего брата сильнее, чем кто-либо мог ожидать. Похоже, Конор оставался в Семиводье ради брата. Но я подозревала у него и иные мотивы. Очень часто главный друид появлялся, когда я работала в садике с целебными травами или играла с Джонни на травке. Он ходил со мной в деревню, раздавал людям советы и благословения, пока я лечила их раны и хвори. Я думала, что он наблюдает не за мной, а за сыном. Я всегда доверяла этому своему дяде, такому мудрому, уравновешенному, такому безмятежно уверенному. Теперь я смотрела на него и видела синяки сестры и горе в глазах Киарана. Я думала о доверии, о том, какие опасности оно таит, если довериться не тому человеку. Я думала, как рискованно делать выбор, основываясь на доверии, на уверенности, что тебе не солгали. Мне было совершенно ясно, чего Конор хочет для меня и моего сына. Того же, что и Дивный Народ. По правде говоря, это выглядело более, чем разумно. Возможно, лес — единственное место, где мой сын будет в безопасности. Но откуда мне знать наверняка? Единственный выбор, в котором я могу не сомневаться, — это мой собственный выбор.

Мы сидели рядом в саду, а Джонни лежал под деревьями на своем одеяльце. Мы были одни. Я шила — Джонни быстро рос и постоянно нуждался в новых одежках. Конор сидел рядом, глядя на озеро.

— Дядя, — неуверенно начала я. — Не знаю, как об этом и спросить. Но я слышала множество упоминаний о древнем зле, о том, что вы считали его давно исчезнувшим, а оно возродилось вновь. Я очень много об этом думала, особенно с маминой смерти. Я не забыла ту твою историю о Фергусе и Эйтне. В ней Хозяйка Леса сказала, что в Семиводье все будет идти наперекосяк, пока мы не отвоюем острова и не вернем равновесие. Мне кажется, что уже сейчас все идет не так, как надо. Все, что случилось с Ниав было жутко неправильно. Не скрою, я теперь знаю, почему вы запретили им пожениться. Я знаю, кто такой Киаран. Но я не могу понять, почему ты не сказал им правду. Ты скрыл ее дважды, сперва от самого Киарана, который вырос не подозревая, кто он такой, а потом от Ниав, и она поверила, что он просто бросил ее. Ты посчитал, что достаточно объявить, что им нельзя быть вместе, ничего не объясняя, — это слишком жестоко. И я никак не могу понять, зачем тебе понадобилось скрывать правду. Обычно здесь, в Семиводье, мы так не поступали.

— Тебе Финбар рассказал? — Голос Конора звучал как обычно спокойно, но его выдавали пальцы, нервно теребящие ореховый прутик.

— Я говорила с ним и об этом тоже. — Я не могла рассказать Конору, что недавно здесь появлялся Киаран. Он не должен знать, что Ниав жива, хоть держать такое знание при себе было очень неприятно. Вызвавшись быть защитником сестры, Киаран и впрямь отделил Ниав от нас, ее родных. — Но Финбар не нарушал данного слова, дядя. Он объяснил, что ты обязал их всех молчать. Я собрала истинную картину по кусочкам из видений… и остального.

— Понятно.

— Теперь я прошу у тебя объяснений, если ты к ним готов. Ты ведь сам предостерегал меня, что мой сын должен оставаться в лесу, будто он и впрямь — дитя из предсказания, который сможет, наконец, все исправить. И, похоже, зло подобралось к нам очень близко. Мы пережили много потерь, мы утратили доверие друг к другу. Я понимаю, Дивный народ считает, что Джонни может оказаться ключевой фигурой в этой игре. Но он такой маленький! — Я поглядела на сына, который как раз кряхтел от напряжения, пытаясь дотянуться ладошками до пальчиков на ногах. — Если они правы, значит, мой сын действительно может играть… очень важную роль. Я же его мать. Как я могу принимать решения, не зная всей правды?

Конор внимательно посмотрел на меня.

— А ты сама рассказала мне всю правду? — веско заметил он.

Я почувствовала, что краснею.

— Нет, дядя. Но я не пыталась скрыть никаких злодеяний, я просто защищала тех, кого люблю. И я рассказала все маме.

Он кивнул, похоже, удовлетворенный моими словами.

— Я тоже всего лишь хотел защитить своих близких, Лиадан. Но я совершил ужасную ошибку. Я думал, мне хватит сил самому уничтожить все зло, что она натворила, противостоять ему собственными методами. Но я всего лишь человек, мелкая фигурка в этой игре. Она же стоит на совершенно ином уровне, у нее оказалось больше возможностей, чем мы думали, она хитра и изобретательна. Мы считали, что она исчезла навеки. Но мы заблуждались.

— Она? Ты говоришь о Леди Оонаг, да? О той самой колдунье, которая превратила вас в лебедей и завладела бы Семиводьем, если бы мама не разрушила ее чары?

Конор вздохнул.

— Ты говоришь, «она завладела бы Семиводьем». Но все гораздо сложнее. Она хотела заполучить Семиводье для своего сына, именно благодаря ему она надеялась обрести могущество и влияние. В крови ее сына текла бы ее собственная черная кровь, кровь колдунов, но он одновременно был бы законным сыном Колума из Семиводья, и замок принадлежал бы ему. Убирая нас с дороги, она тем самым делала наследником его. Он был бы фишкой в ее руках, а она, с ее колдовскими способностями, могла бы вершить судьбы королей.

— Я знаю, ты вырастил его в священных лесах, — сказала я. — Твой отец нашел его и забрал у матери, а ты сделал из него друида. Это я могу понять. Но зачем ты скрыл от него правду? Почему ты дождался момента, когда эта правда едва не сломала его?

— Отец сделал все, что мог, чтобы найти Киарана и вернуть домой, — тихо произнес Конор. — Такие, как леди Оонаг, мало заботятся о младенцах. Думаю, она соиралась подождать, пока он подрастет, а потом обучить его колдовскому ремеслу. Она поселила мальчика с людьми, которых сочла совершенно безвредными для себя: с бездетной парой далеко на юге. Они были счастливы заботиться о мальчике в обмен на мешочек серебра. Жили они уединенно, в глухой, поросшей лесом долине. Колдунья считала, что будет безопасно оставить там сына на некоторое время. Но она недооценила упорства моего отца. Киаран был найден и привезен домой. Мальчик вырос в лесу, где царит суровая дисциплина и не остается ни минуты без каких-либо занятий. Рядом с ним был его отец, лорд Колум. Он провел в лесу долгие годы, учась и созерцая, и умер доброй смертью. Киаран был мне как сын, Лиадан. Прекрасный молодой человек, глубокий, мудрый, внимательный, он схватывал все на лету и обладал отменной способностью к самодисциплине. Он обладал всеми качествами, о каких можно только мечтать друиду. Я был твердо, абсолютно уверен, что смогу разрушить ее влияние и сделать из этого мальчика мужчину, готового идти путем света, преданного нашей цели, твердого в вере, непоколебимо стремящегося к знаниям. Мы никому не рассказывали о том, кто он. Кроме нас с отцом только мои братья и сестра знали о его существовании. Я решил ничего ему не открывать. Ни один мальчишка не заслуживает, чтобы его детство омрачала подобная жуткая правда. Он был просто одним из нас. Друидом во всех смыслах этого слова.

— И все же это было не так, — возразила я. Я видела тоску в глазах Конора, но голос его по-прежнему оставался спокоен и глубок. — Ведь сын ведьмы ни в коем случае не может стать друидом.

Конор побледнел.

— Я совершил ужасную ошибку. В мальчике текла кровь матери и однажды она дала о себе знать. Я думал, что смогу искоренить ее влияние. Я привел его в Семиводье. Он мечтал хоть одним глазком взглянуть на жизнь вне леса и доказал, что сможет принести огромную пользу на празднике в Имболк. Я считал, что это совершенно безопасно. Мне и в голову не приходило, что его может соблазнить… Я и не думал… Но именно я снова навлек на нас зло. Стоило ему увидеть Ниав, как рука Леди Оонаг снова начала дергать за ниточки наших жизней. Она снова, через сына, начала подчинять своей разрушительной воле нашу семью и всех, кто находится под нашей защитой. У меня не было выбора, Лиадан. В ту ночь мы с Лайамом и твоим отцом долго обсуждали случившееся. И я принял решение. Я заставил их молчать. Мы видели, как Сорчу в самое сердце ранило, что ее дети в свою очередь могут столкнуться с черным влиянием Колдуньи. Мы скрыли это от тебя. Мы думали, будет лучше, если и Ниав не узнает, какой ужасный грех она совершила. Мы рассудили, что без этого груза вины ей будет легче забыть обо всем и начать жизнь заново. Она удачно вышла замуж. Она уехала далеко и находилась в безопасности. И подумай о Шоне: никому не хотелось, чтобы он с мечом в руке помчался требовать удовлетворения от Киарана. Шон станет лордом Семиводья, уравновешенным и мудрым, как его дядя, как его отец. Для него же лучше ничего не знать. А раз он не должен знать, мы не могли сказать и тебе.

— А Киаран? — мрачно спросила я. — Мне кажется, ему пришлось хуже всех. У него вся жизнь оказалась построенной на лжи.

— Той ночью мы сказали ему правду. — Конор говорил, как усталый, печальный старик. — Я не мог больше молчать. То, что совершили они с Ниав, омерзительно, это идет против самой природы!

— Они же не знали! — у меня дрожал голос.

— Конечно, — кивнул он. — Но все же это запрещено и ни в коем случае не должно было повториться. Самым лучшим для Ниав было выйти замуж и начать все с чистого листа. А Киаран… он сам выбрал свой путь. В его выборе я снова увидел руку его матери.

Я подняла глаза на Фиакку, он сидел на ветке боярышника и чистил перышки. Дядя, наконец, рассказал мне правду. Но мне было совершенно очевидно, что я не смогу ответить тем же. Не сейчас… а возможно, и никогда.

— Ты знаешь, куда отправился Киаран, когда умчался из Семиводья? — неуверенно спросила я. — Думаешь, Леди Оонаг все еще жива, и он поехал ее искать?

— Некоторые вещи слишком ужасны, чтобы говорить о них вслух. Но такой вариант возможен. Что до того, как он смог бы до нее добраться… есть разные способы. Киаран способный мальчик. Он вполне мог отправиться в подобное путешествие в одиночку, хоть это и опасно. Я со дня его отъезда ничего о нем не слышал, Лиадан.

— Ты услал его прочь, зная, что он может попробовать ее найти.

— Я не прогонял его. Он мог остаться с нами. Он был… блестящим учеником, ему удавалось многое, очень способный юноша — во всем, что касалось разума и магии. Его никто не гнал. Наоборот, угроза, которую он представляет благодаря своей матери, находилась под гораздо лучшим контролем среди друидов. Он сам решил уехать. Решил забыть о братстве. Я проиграл, Лиадан. Я подвел и его, и свою семью.

— Однажды ты сказал мне, что не стоит чувствовать себя виноватым, поскольку все происходит так, как предначертано, — напомнила я. — Это было очень давно, когда все только начиналось. Теперь же ты заявляешь, что сам во всем виноват. Может быть, ты ошибаешься. Может быть, все это — лишь часть какого-то узора, а он так велик, что мы можем обозреть лишь малую его часть, ту, к которой относимся сами. Мне еще Дивный Народ говорил, что мы не можем понять, что происходит, поэтому наш выбор всегда неверен. Иногда мне кажется, что мы — лишь безвольные фигурки, которые они передвигают, как им заблагорассудится. Но знаешь, мы сильнее, чем они думают. А иначе, с чего бы им беспокоиться, например, какой путь выберу я? Зачем бы им так заботиться о безопасности Джонни? Возможно, что бы они там ни говорили, пророчество действительно может исполниться лишь благодаря мелким сошкам, таким как мы.

— По крайней мере, — тихо подхватил Конор, — заклятие Леди Оонаг смогло рассеяться только благодаря человеческой выносливости и силе, а вовсе не после вмешательства могущественных Туатта Де… Так ты говоришь, я могу ошибаться относительно Киарана?

— Из того, что ты о нем рассказал видно — его нельзя назвать слабым или невежественным. Несмотря на гнев он, скорее всего, станет осторожно и мудро взвешивать свои возможные решения. Я не верю, что он обязательно должен творить зло только потому, что он ее сын. Сказать такое — значит утверждать, что у нас совсем нет выбора, что наши дела и вся наша жизнь предопределены. Я в это не верю, дядя. Пусть мы появляемся в этом мире ненадолго, как любит повторять Хозяйка Леса. Пусть наши возможности ограничены. Но внутри этих ограничений мы можем многое сделать и изменить ход вещей. Мы можем принимать собственные решения и выбирать собственные пути. Если я что и узнала о самой себе, так это что я не собираюсь быть просто инструментом в руках кого бы то ни было и плясать под чью-то дудку, когда сердце зовет меня по иному пути. Ты вырастил Киарана мудрым и уравновешенным. Это живет в нем, точно также, как кровь ведьмы. Все, что ты любовно внушал ему за долгие годы учебы, сделало его сильным. Возможно, он сильнее, чем ты думаешь.

Больше мы об этом не заговаривали. Прошло еще много времени, лето уступило место осени, Джонни научился сидеть и уже самостоятельно ползал, то на животе, то на коленках. Конор ушел в лес, уведя за собой свою молчаливую свиту в белых одеяниях. На прощание он сказал мне лишь одно:

— Береги его, Лиадан. Ради всех нас, береги.