Они отлично знали своего командира. Ни Альбатрос, ни Змей — никто не вскочил и не предложил нам помощь, когда мы медленно и осторожно пробирались к огню. Никто не стал суетиться и отпускать замечания. Но для нас мгновенно освободилось место, из ниоткуда появились вода, эль и овсянка в глиняных мисках. Отец все еще сидел у огня, но по всему было видно, что он готов отправиться в путь.

— Я так понимаю, вы хотите мне что-то рассказать, — сердито хмурясь, произнес Бран, как только уселся.

Вокруг нас собрались, по-моему, все его люди, кроме, разве что, дозорных. Воздух был пропитан напряженным ожиданием, но оно тотчас пропало, как только к костру подошел Крыса с моим хнычущим сыном на руках.

— Наверное, вам лучше поговорить без меня, — сказала я, принимая малыша на руки и вставая. — Мне кажется, это сугубо мужское дело.

— Ты здесь своя, — тихо возразил Бран. — Мы подождем. — Он обернулся на Альбатроса со все еще перевязанными руками. На Змея, разрисованное лицо которого побледнело от множества бессонных ночей. На Выдру и Паука, только что вернувшихся с задания. На высокого, мрачного Волка и на юного Крысу, охранявшего самое маленькое, самое драгоценное достояние отряда. — Мне надо кое-что сказать вам, — начал он.

Я сидела под навесом, кормила Джонни, разглядывала мужчин и надеялась, что они не станут говорить об Эамоне и о том, что он сотворил. Я видела, что отец все еще не знает правды, и знала, что ему лучше оставаться в неведении. Равновесие между союзниками теперь станет очень хрупким, мне необходимо поскорее рассказать Брану, на какую сделку пришлось пойти, чтобы добиться его освобождения.

Джонни скоро наелся и заворочался у меня на коленях, готовый к новым приключениям. Я положила его на землю и заметила, что его одежда со времен отъезда из Семиводья несколько видоизменилась. Прошла пора чистых штанишек и рубашечек. Казалось, со дня нашего отъезда из дома прошло так много времени, что целый мир успел измениться. Кто-то, видимо, недавно здорово поработал иголкой, и теперь Джонни щеголял в курточке из оленьей кожи и мягких кожаных ботиночках, аккуратно сшитых тонким кожаным шнурком. Под курточку была поддета туника в синюю, коричневую и ярко-красную полоску, закрывавшая его ноги до ботинок. Отличная, тонкая ткань. Чтобы создать этот маленький шедевр, кто-то наверняка пожертвовал собственной одеждой. Джонни пополз прочь из-под навеса, я взяла его на руки и пошла к костру.

— Давай, я побуду с ним немного, — сказал отец, когда я подошла. — Думаю, вам вряд ли хочется, чтобы я слышал о ваших планах.

— По-моему, тебе стоит остаться, — я бросила вопросительный взгляд на Брана. — Если задуманный план начнет осуществляться, нам потребуется участие брата, а значит и твое тоже. Так что тебе следует все знать.

— Она права, — вмешался Альбатрос. — Либо с помощью Семиводья у нас все получится, либо останется как есть. А потому ему можно спокойно все рассказать.

— Мне все это не нравится, — заявил Бран. — Давайте, выкладывайте. — Он говорил жестко, но когда я села рядом и тихонько взяла его за руку, то почувствовала, что он дрожит, и поняла, каких усилий ему стоит так говорить и выглядеть. Нахмуренные брови словно заявляли: «Я — Крашеный. Кто считает меня слабаком, тому не поздоровится».

И они ему все рассказали. Они выложили ему свой план, и мой отец сидел тут же, на земле, и слушал, играя с внуком в какую-то игру с палочками и листьями. Сидящие возле костра говорили один за другим. Их речь была хорошо отрепетирована. Основные идеи плана изложил Альбатрос. Потом Змей добавил несколько деталей. Они не взывали к чувствам. Ни слова о женщинах, о том, чтобы осесть… Только разумные доводы: возможные заработки и преимущества, вероятные проблемы и пути их решения. После заговорил Выдра. Он мог узнать о плане только после своего возвращения в лагерь, но в его голове уже сложилась довольно ясная картина: где брать деньги, как использовать моего брата и каким образом после вычета расходов поделить прибыль на всех участников. Да еще и как вернуть Шону его вложения: серебром, скотиной и услугами.

Бран не произнес ни слова, по выражению его лица нельзя было прочесть ничего. Что же до отца… хорошо, что он сидел немного в стороне и глядел на Джонни, потому что я отлично видела, как он поражен услышанным и сколько усилий ему приходится прилагать, чтобы молчать.

— А еще надо подумать о жилье, — это пришла очередь огромного Волка, обычно очень немногословного человека. — Мне говорили, там на острове имеется жалкая парочка пастбищ да стенки, чтобы овцы не забредали на скалы. Нам понадобится кое-что еще. Простые, низкие жилища, защита от плохой погоды. Я кое-что умею, по части строительства. Могу и других научить. Вот так мы все это и организуем… — он сел на корточки и начал чертить палочкой по земле, а все внимательно следили за ним, — … соломенные снопы… двор для упражнений…

Я снова почувствовала усталость и, не задумываясь, положила голову на плечо Брана. Он сжал мою руку, а я поймала на себе взгляд отца. В нем уже сгущалась тень грядущего расставания.

Наконец все высказались. Воцарилось молчание, казалось, никто не хотел говорить первым. Тишину нарушил Ибудан.

— Вы хотите, чтобы я изложил это… предложение… моему сыну, когда вернусь в Семиводье? Думаю, вы знаете, что Шон только недавно стал лордом и несет неимоверно тяжкий для своего возраста груз?

Бран кивнул.

— Лорд Лайам был сильным и мудрым вождем, вам, несомненно, будет его не хватать. Но со временем, твой сын превзойдет его. Он дальновиден. Тебе нет нужды говорить с ним об этом. Сначала я сам должен все обдумать. Если решу, что дело стоящее, назначу с ним встречу. К тому же у меня для Шона есть информация, он давно ее ждет.

— Думается, эту твою информацию смогу передать и я, — предложил отец, правда безо всякого воодушевления.

Бран нахмурился.

— Подобными знаниями без крайней нужды лучше не делиться. Меньше риска, если сообщить напрямую нужному человеку. Придет время, и я встречусь с Шоном.

Кто-то тихо присвистнул. А Альбатрос недоверчиво произнес:

— Ты что, хочешь сказать, что все-таки выполнил свое задание? Ты добыл то, что обещал? И хранил свои знания в секрете, даже когда…

— Для Крашеного нет невыполнимых заданий, — быстро вмешалась я. — Удивительно, что вы этого еще не поняли.

— А теперь всем пора возвращаться к работе, — вставая, проговорил Змей. — Нам есть о чем подумать, есть что взвесить. Командир объявит нам о своем решении, когда будет готов. Ступайте, оседлайте Ибудану лошадь. Те, кто поедет с ним, пусть проверят оружие и припасы. Ему пора в путь.

— Давайте, — произнес Крыса, садясь на корточки перед моим отцом, — я его заберу. — Он поднял мальчика и тот доверчиво обнял его за шею.

Отец поднялся.

— Хорошо, — сказал он, несколько отстраненно и пальцами нежно погладил внука по щеке. Потом Крыса вприпрыжку побежал к лагерю, а его маленький друг весело визжал, в восторге подскакивая у него на руках. Все разошлись, кроме Альбатроса. Когда он поднялся, Бран взял его за руку. — Нет, останься.

И вот мы вчетвером сидели у костерка, и между нами витало столько невысказанных слов, что неясно было, с чего начинать. Наконец, Бран посмотрел на моего отца и тихо начал:

— Лиадан рассказала мне о твоем предложении относительно Херроуфилда. Думаю, там многое можно сделать. Вновь заключить союзы, обезопасить границы, упрочить оборону…

— Возможно, тебе понадобится время на раздумье, — осторожно ответил отец. — Подобная роль для тебя внове, так мне кажется. Но ты мой родственник, мой и Саймона, и у тебя есть право на наши владения, и безо всякого сомнения — выдающиеся способности.

— Мне нечего обдумывать, — возразил Бран. — Я принимаю вызов. Хочу, чтобы и Лиадан, и мой сын немедленно уехали подальше отсюда. Мы отправимся на север и, возможно, на некоторое время исчезнем. Моим людям необходимо время, чтобы устроиться на новом месте — будет нелегко. Как только разберемся с этим — отправимся в Херроуфилд. Лиадан, я и Джонни. Скажу тебе прямо: я соглашаюсь на это не ради лорда Хью, а ради моего отца с матерью и ради места, где я родился. Хочу кое с чем разобраться, перед тем как начать все с начала.

Голубые глаза отца оставались холодными. Но он кивнул, признавая силу характера Брана, и я видела, что отец одновременно и удивлен, и восхищен.

— Хорошо, — сказал он. — Я прослежу, чтобы Саймона потихоньку предупредили о наших намерениях. Новости его обрадуют. Меня несколько беспокоит ближайшее будущее. Я бы попросил тебя заботиться о моей дочери, охранять ее и моего внука, но, похоже, в данной ситуации это неуместно и бессмысленно.

Я почувствовала, как рука Брана напряглась, услышала, как он резко выдохнул.

— Это вполне уместно, отец, — сказала я. — Я уже говорила тебе, эти люди — мастера в подобных вещах. Ты ведь доверяешь моим суждениям, разве нет?

— Лиадан у нас в безопасности, — вставил Альбатрос. Он тоже рассердился. — Здесь ей гораздо безопаснее, чем у некоторых, так называемых друзей…

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, отец. Альбатрос просто хотел напомнить о способности этих людей незаметно перемещаться, избегать слежки и использовать необычные методы защиты. Не беспокойся за меня. Я никогда не думала, что придется уехать так далеко от Семиводья, но мой выбор верен. Иного не дано.

— Значит, ты отнимаешь у меня дочь, — заключил Ибудан, пристально глядя на Брана.

Серые глаза Брана спокойно встретили его взгляд.

— Я беру только то, что отдано мне добровольно, — ответил он.

— Тебе пора, — сказал Альбатрос. — Дорога неблизкая. Наши люди проводят тебя до границ Семиводья.

— В этом нет необходимости, — тон отца был холоден. — Не столь уж у меня преклонный возраст, чтобы не суметь защититься или обнаружить врага.

— Мы слышали об этом, — согласился Бран. — И все же, может возникнуть опасность, о которой ты можешь и не подозревать. Кто знает, что подстерегает одинокого странника? Мои люди тебя проводят.

— Я бы хотел поговорить с дочерью наедине, — без тени улыбки произнес Ибудан. — Если вы позволите.

Бран отпустил мою руку.

— Лиадан сама принимает решения, — сказал он. — Даже когда она станет моей женой, ничего не изменится.

Брови Альбатроса поползли вверх, но он промолчал.

Мы с отцом спустились к озеру. Он поднял с берега гладкий белый камешек, размахнулся, и тот заскакал по воде: раз, два, три…

— Как ты думаешь, у них получится? — спросил он. — Школа военного искусства? Дом для тех, кто вне закона?

— Это зависит от него. Он, без сомнения, все перекроит, исправит и улучшит, в соответствии с собственными идеями. Для него это совершенно новый путь, придется приноравливаться к невероятным изменениям.

— Ты нужна ему. Ты нужна им всем. Уж это-то мне совершенно ясно. Хотя твой выбор все еще шокирует меня. Думаю, я что-то проглядел, пока ты росла. Ты была так похожа на мать, во всем, и я не ожидал от тебя никаких сюрпризов. Никогда не верил, что ты уедешь из лесов. Но ведь и я сам когда-то сделал свой выбор, идущий вразрез со всеми существующими правилами. А ведь ты не только ее дочь, но и моя. Мысль, что ты когда-нибудь вернешься ко мне домой, в Херроуфилд, наполняет меня гордостью и надеждой. Хотел бы я посмотреть на физиономию брата, когда он увидит тебя!.. Понимаешь, я просто не могу представить себе Семиводья без тебя и твоей матери. Это… словно дом вдруг остался без сердца.

— Конор, без сомнения, согласится с тобой. Но сердце леса бьется, отец. Бьется сильно и неспешно. Чтобы сбить его с ритма потребуются гораздо более серьезные события.

— Я вот еще о чем беспокоюсь. Я чувствую вокруг нераскрытые тайны, слышу загадочные намеки, угадываю недосказанности. Меня это тревожит.

— Многое так и должно остаться недосказанным, отец. Я связана словом.

— Ты утверждала, что Ниав жива и находится в безопасном месте. Она моя дочь, Лиадан. Я уже говорил, что хочу исправить ошибки. Уверен, что эту ошибку исправить просто необходимо. Я был бы счастлив, если бы Ниав вернулась. Если ты знаешь, где она, ты обязана мне рассказать! Твоя мать очень хотела, чтобы мы исправили то, что натворили.

— Прости меня, — тихо проговорила я. — Я лишь примерно представляю, где она, но и этого тебе сказать не могу. Я точно знаю, что она в безопасности, о ней хорошо заботятся. Она больше не хочет нас видеть, отец. Она не хочет возвращаться.

— Значит, я потерял вас всех, — безо всякого выражения произнес он. — Ниав, Сорчу и тебя. И малыша тоже.

— Через несколько лет в Семиводье будет целый выводок малышей. И ты сможешь время от времени видеться со мной, да и с Джонни тоже, уж это-то я смогу устроить. Ты скоро окажешься очень занят, отец. Слишком занят, чтобы скорбеть и сожалеть. А теперь тебе надо ехать домой, к Шону и Эйслинг, им нужна твоя помощь. Вы втроем должны здорово поработать, чтобы Семиводье сохранило свои силы. Я сообщу о себе, как только смогу. И пожелай Шону удачи от моего имени.

— Конечно, солнышко.

— Отец?

— Что?

— Без твоей помощи у меня бы ничего не вышло. И как бы далеко я ни заехала, я всегда буду помнить, что я твоя дочь. И всегда буду этим гордиться.

И тут его позвали, он обнял меня, быстро и крепко, и ушел. Высокая рыжеволосая фигура стремительно удалялась в сторону лагеря, где его ждали люди с лошадьми. Я стояла и смотрела на гладкую серебристую поверхность озерца и вдруг увидела картинку, отражение в неподвижной воде. Прекрасного, белого лебедя. Он плыл, сложив крылья. Отражение без всякой связи с реальным миром, поскольку на самом деле на поверхности воды не было ничего, ни единой птицы не рассекало неподвижную гладь. Я моргнула и потерла глаза. Видение не исчезло. Снежно-белые перья, изящный изгиб шеи да глаза, бесцветные, словно ключевая вода, и глубокие… просто бездонные…

«Ты отлично со всем справилась, Лиадан! — услышала я голос дяди Финбара. — Ты стала настоящим мастером в своем искусстве, поздравляю!»

«Это ты мастер. Именно ты показал мне, как управлять этим даром».

«Я бы не смог сделать того, что совершила ты. Ты бросила вызов тьме и вырвала человека из объятий смерти. Твоя сила поражает. Твое мужество восхищает. Я с интересом буду следить за тем, как сложится твой… и его путь тоже. Не забывай меня, Лиадан. Я еще понадоблюсь тебе, позже. Я понадоблюсь мальчику».

Мне вдруг стало холодно. «Что ты имеешь в виду? Ты что-то видел?»

Но перевернутое изображение лебедя рассыпалось и исчезло.

Через три дня после этого мы были готовы к отъезду. Мне приходилось быть очень твердой и настаивать на том, чтобы Бран регулярно ел и спал. Позволь я ему поступать по-своему, он бы попытался сразу же вернуться к обычному для него режиму, и результат оказался бы плачевным. Тем не менее, он не терял ни секунды. Даже вынужденный лечь отдыхать, он продолжал планировать, приказывать и рвался вскочить и действовать. По ночам, несмотря на все свои желания, я спала отдельно от него, деля постель из папоротника с сыном. Бран ни словом не обмолвился о таком положении дел. В ту недавнюю, решающую ночь я вела себя смело, достаточно смело, чтобы скинуть с себя все и согреть его теплом собственного нагого тела. Теперь же я чувствовала смущение, наши отношения все еще оставались новыми и слишком хрупкими, а вокруг постоянно сновала толпа мужчин. Да и вообще, мне казалось, что кое что может подождать, пока к нему действительно не вернутся силы.

А планы, тем временем, обретали форму. Мужчинам предстояло разделиться на три группы. Впереди их ждала работа. Группа Выдры готовилась к поездке на юг с неизвестным мне заданием. Группа Змея собиралась на северо-запад, к Тирконнеллу. Наша собственная команда направлялась прямо на север, к тому самому острову, чтобы еще раз все осмотреть, прежде чем принять окончательное решение. Волк оценит, насколько сложно доставлять туда строительные материалы. Альбатрос посмотрит, чем там вокруг живут люди, просчитает, какой прием ожидает подобное предприятие в тех краях. В назначенное время с нами встретятся и все остальные, и вот тогда окончательно решится будущее отряда. Бран сообщил людям, что не собирается принимать поспешных решений. Слишком уж много поставлено на кон.

Мне понадобились неимоверные усилия, чтобы отговорить его мчаться на юг и искать мщения, как только он окреп настолько, что мог ехать верхом. Пришлось объяснить, какое соглашение я заключила, чтобы вызволить его и Альбатроса из Шии Ду. И что пообещала заплатить за их свободу молчанием.

— Обещания, данные такому человеку, ничего не значат, — процедил он. — За то, что он с тобой сделал, смерть — слишком легкое наказание. Если я с ним не разберусь, это сделают твой отец, или брат, как только обо всем узнают.

— Они не узнают, — заверила я. — Ни от меня, ни от тебя, ни от Альбатроса, и вообще ни от кого из твоих. Эту историю нельзя рассказывать до конца. Я дала Эамону слово, что мы будем молчать, и дала его не без причины. Он, может быть, и предатель, возможно, желания, страсть и жажда власти не дают ему отличить добро от зла. Но он сильный вождь, это все знают. Он богатый, влиятельный и умный. И у него пока еще нет наследников. Если Эамона не станет, разразится борьба за его владения, а это посеет вражду между союзниками. Шеймус Рыжебородый уже стар, а его наследник еще совсем малыш. Охотники забрать все себе слетятся отовсюду. И начнется кровавая бойня. Уж лучше пусть Эамон остается. Надо просто следить за ним. — Я не стала рассказывать ему о самых черных своих опасениях. Я ведь помнила и предостережения Дивного народа, и слова самого Киарана. Где-то за лесом существует некто, готовый на все, лишь бы мой сын не вырос. Некто, по собственным причинам, не желающий, чтобы пророчество исполнялось. Я видела, какими глазами Бран смотрел на своего сына — спящего или высоко сидящего на плечах у Крысы и с живым любопытством озирающего окрестности. Я видела, как суровые черты Брана освещаются любовью и изумлением, и я просто не могла рассказать ему всего.

— Эамону Черному нельзя доверять, — нахмурившись, заявил он. — В любой момент он запросто может обратиться против твоего брата, разве нет?

Я улыбнулась.

— Не думаю. Весной брат женится на сестре Эамона. Я позаботилась, чтобы это наверняка произошло. Кроме того, Эамон знает, что я за ним слежу. Моей ставкой в тех переговорах было наше с тобой молчание.

— Ясно, — медленно проговорил Бран. — Ты опасная женщина, Лиадан, очень тонкий стратег. Но меня все это бесит. Всю жизнь у меня будут чесаться руки придушить этого мерзавца. Если мы с ним когда-нибудь встретимся лицом к лицу, я не знаю, что с ним сделаю.

— Там, куда мы едем, ты будешь слишком занят, чтобы задумываться над этим хотя бы минуту, — ответила я.

— Так ты считаешь, что мы все же дадим ход этому плану?

— Ну, я же знаю, что ты не сможешь лишить ребят их мечты. — Он посмотрел на меня, и на его губах снова мелькнула слабая тень улыбки.

— Похоже, ты видишь меня насквозь. Достаточно мне было рассмотреть, как горят их глаза, послушать, какой надеждой полны их голоса, и я сразу понял, что выбор уже сделан. Но не мог же я сказать им это сразу! Они бы сочли меня слабаком. Кроме того, ожидание послужит отличной проверкой. Оно заставит их продумать все детали, выявить сильные и слабые стороны плана, поразмыслить над тем, как решать возможные проблемы…

— Знаю, — ответила я.

С ближайшим будущим все было ясно, до нашего отъезда остался один день. Стояло утро, старые березы под бледным небом окончательно сбросили листья. Было холодно и ясно. Если нам повезет, мы быстро доберемся до места, несмотря на малыша. Этот день предстояло посвятить последнему совещанию командиров групп, упаковке вещей и уничтожению всяких следов нашего здесь присутствия. Как только план начнет претворяться в жизнь, все изменится. Мужчинам придется привыкать к нормальным постелям, к женским лицам у своих очагов, к оседлой жизни. Прекратятся погони и вечные переезды. Для многих это будет тяжело… впрочем, не так уж и тяжело, если поразмыслить. Я вспомнила о женщине Эвана, о Бидди с ее двумя сыновьями. Возможно, она до сих пор ждет, что ее милый вернется к ней. По рассказам она казалась мне сильной и способной. Им понадобятся такие, как она. Думаю, позже я об этом упомяну.

Я села у озерца с Джонни на коленях и задумалась, бросая камешки в воду. Джонни нравилось, как они булькают, он тихо сидел и наблюдал. За моей спиной разгоралось обычное организованное утреннее оживление. Странно было сознавать, что завтра я навсегда уеду отсюда, а если и вернусь, то только как гостья. Что скоро я стану жить в родовом замке моего отца и растить сына среди бриттов. Я надеялась, что мама не сочтет это предательством. Я надеялась, что Дивный Народ ошибся относительно того, что это может за собой повлечь.

«Уезжайте немедленно».

Древний голос поразил меня. Я не ждала, что древние снова заговорят со мной — теперь, когда Бран спасен и наш путь ясен.

«Мы и так уезжаем, — мысленно ответила я. — Завтра утром. Мы не вернемся».

«Уезжайте немедленно. Сейчас же», — голос был глубоким, как всегда неторопливым, но теперь в нем звучало предостережение.

«Немедленно? Вы хотите сказать — прямо сейчас, сию минуту? Но почему?»

Наверное, глупо было спрашивать. В ту же секунду на меня накатил Дар, и я увидела юного воина в пылу битвы, и принимала его за Брана, пока не разглядела, что лицо у него чистое, ни одного рисунка, кроме тонких линий над бровью и вокруг одного глаза — легчайший намек на маску ворона. Он был ранен. Я видела, как он бледен, слышала его хриплое дыхание. Он сделал стремительный выпад, его противник яростно рванулся вперед, и по глазам юноши я сразу поняла: удар смертелен. Глаза у него были серые, спокойные, во взгляде не было страха. Я крепко сжала малыша на своих коленях, он протестующе закричал. Видение изменилось, я увидела, как плачет девушка, как все ее тело сотрясается от рыданий, а руки закрывают лицо, словно в бессильной попытке сдержать горе. У нее были огненные, вьющиеся волосы и молочно-белая кожа. Пока она выплакивала свое горе, вокруг разгорелся огонь, жадными языками поглощающий все вокруг, и у меня возникло странное впечатление, что чем громче она плачет, тем выше вздымается пламя. А потом видение внезапно исчезло.

«Уезжайте немедленно», — повторил голос и смолк.

От подобных предостережений отмахиваться нельзя. Я нашла Брана, и рассказала ему. Я не сказала всего, что видела, просто сообщила, что меня посещал Дар и что выезжать надо прямо сейчас. Годы подготовки не прошли даром. Солнце еще не начало клониться к закату, а мы уже покинули то место, разъехались в трех направлениях, тихо и организованно. Группа, в которой находилась я, направилась тайными тропами на север. Мы остановились, когда стемнело. Бран настаивал, что нам с ребенком необходимо поспать. Мы встали лагерем под защитой скал на склоне холма. Я покормила Джонни, Бран и Волк ушли в дозор. Крыса разжег костер и приготовил еду. Альбатрос занялся лошадьми, несмотря на руки он отстоял право на выполнение своей части работы.

Через некоторое время Бран вернулся и присел передо мной на корточки. Джонни закончил ужин. Я держала его у плеча и ждала, пока он уснет.

— Прости меня, — прошептала я, — я нарушила тебе все планы. Мы, наверное, могли задержаться еще на день. Дар не всегда показывает правду, да и голоса могут вводить в заблуждение.

— А может и нет, — голос Брана звучал как-то странно. — Иди сюда, я хочу тебе кое-что показать.

Я вскарабкалась за ним следом на скалу, откуда открывался отличный вид назад, на юг. Днем, — подумала я, — отсюда, похоже, видно очень далеко, до самого Семиводья. Теперь же вокруг было темно, только в одном месте, на расстоянии меньше дневного перехода от нас, полыхал огромный пожар.

— Не правда ли удивительно? — проговорил Бран. — Думаешь, там просто ударила молния? А небо-то чистое, ни ветерка, ни облачка! И недавно шел дождь, а ты же знаешь, что деревья, кусты и трава загораются так быстро и жарко только в страшную засуху. Теперь посмотри внимательнее: видишь, как движется пожар, пожирая все на своем пути? А ведь ночь совершенно безветренная! Странно, правда?

— Это ведь там, да? — дрожа, прошептала я. — В том месте, где мы стояли?

Бран обнял меня. Очень осторожно, как будто все еще не мог поверить, что может себе это позволить.

— Если бы не ты, мы все бы сгорели, — заметил он. — У тебя очень могущественный дар. Однажды ты видела мою смерть. Помнишь?

— Да.

— Похоже, ты смогла ее предотвратить. Ты отогнала смерть. Изменила судьбу. Меня мало что пугает, Лиадан. Я приучил себя смотреть в лицо неизбежному. Но теперь мне страшно.

— Меня это тоже пугает. Это делает меня открытой… разнообразным влияниям. Голосам, которые я предпочла бы не слышать, противоречивым видениям. Очень сложно понять, когда стоит следовать им, а когда необходимо идти собственным путем. И все же я не смогла бы обойтись без этого дара. Без него я не сумела бы тебя вернуть.

Он не ответил. Молчание продолжалось так долго, что я начала беспокоиться.

— Бран? — тихо позвала я.

— Я вот думаю… — неуверенно проговорил он, — … я подумал… может, ты… может, ты жалеешь? Передумала, или что-то в этом роде. Ну, то есть, теперь, когда ты увидела… когда ты все обо мне знаешь… все мои секреты… Я ведь не тот, за кого ты меня принимала. И я подумал, что, наверное… — Он явно не находил слов.

— Что? — Его слова поразили меня. — С чего ты взял, будто я изменила свое отношение к тебе и стала любить тебя хоть на капельку меньше из-за того, что узнала? Я же говорила: ты — единственный в мире мужчина, которого мне хочется видеть рядом с собой. Говорила, что так было и так будет, и ничто этого не изменит. Кажется, я не могла сказать яснее!

— Тогда… — он снова остановился.

— Что «тогда», сердце мое?

— Тогда почему ты… — Он говорил так тихо, я еле его слышала. — Почему ты решила спать отдельно, почему после той ночи ты ложишься одна… после самой длинной в моей жизни ночи, когда я проснулся и увидел тебя рядом, и это было так прекрасно, что одним махом разрушило целое царство теней? Я безумно хочу снова пережить это мгновение, только на этот раз я бы тебя обнял, прикасался бы к тебе и… у меня нет для этого слов, Лиадан.

Наверное, даже к лучшему, что было так темно. Я плакала и смеялась одновременно, я с трудом могла придумать, что ему ответить.

— Да если бы я сейчас не держала на руках ребенка, — дрожащим голосом заговорила я, — я бы прямо сейчас показала тебе, как мое тело сгорает от тоски по тебе. Похоже, у тебя чересчур короткая память. Я-то вот помню один вечер на берегу озера в Семиводье, когда только вмешательство сына заставило нас опомниться. А в эти дни я просто щадила твое здоровье. Ты недавно был серьезно ранен. У тебя все еще полно шрамов и на теле, и в душе. Мне не хотелось… требовать больше, чем ты можешь…

Даже в темноте я почувствовала, как он сердито прищурился.

— Ты что, считала, что я ничего не могу? Так что ли?

— Я… ну, в общем, я… я в конце концов целительница, да и с точки зрения здравого смысла…

Он остановил меня поцелуем. Крепким, не оставляющим никаких сомнений поцелуем. Он оказался короче, чем мне бы хотелось. Между нами был Джонни, мы его чуть не раздавили.

— Лиадан?

— М-м-м-м?

— Ты придешь ко мне сегодня ночью?

Я почувствовала, что краснею.

— Весьма возможно, — ответила я.

Наверное, Богиня благоволила к нам. Кто-то явно заботился о нас той ночью, поскольку Джонни спал, не просыпаясь, до самого утра, а остальные исчезли, отправились куда-то в дозор, и мы совершенно их не слышали — ни шепота, ни шороха. А мы с моим любимым лежали, обнявшись, под скальным навесом и демонстрировали не больше выдержки и отчужденности, чем тем вечером на берегу озера. Уж очень мы истосковались друг без друга. Мы обнимались, плакали от счастья и задыхались от нужды друг в друге, пока наконец не заснули, совершенно обессилив, накрывшись одним одеялом, под бескрайним звездным шатром. На рассвете мы оба пробудились от теплой сладости совместного сна, но ни один из нас не двинулся с места, если не считать легких прикосновений, мимолетных поцелуев и тихого шепота… пока мы не услышали, как Крыса возится у костра, а Альбатрос что-то говорит о том, куда мы могли подеваться.

— Будут и другие рассветы, — тихо сказала я.

— Похоже, я только сейчас начинаю в это верить, — Бран неохотно поднялся и принялся одеваться, закрывая искусно разрисованное тело своей любимой, невзрачной дорожной одеждой. Я бесстыдно наблюдала за ним и думала о том, как же мне повезло.

— Нам необходимо в это верить, — ответила я. И в этот момент Джонни проснулся и решительно потребовал свой завтрак. — Мы просто обязаны верить в будущее — ради него, ради этих людей и ради нас самих. Любовь — достаточно сильное чувство, чтобы на нем можно было построить будущее.

Думаю, все это я говорила не Брану, а Дивному народу. Но слышали они меня или нет — я не знаю, — они никак не отозвались. Я же сделала свой выбор. Я изменила ход вещей. Если это значило, что я никогда больше их не встречу — ну что ж, так тому и быть.

И мы снова направились на север, тихо и без излишней суеты. Небольшой отряд путешественников в неприметной одежде. Мужчина, чье лицо можно было изучать бесконечно — на свету и в темноте — лицо, одновременно юное, чистое и несущее суровую, дикую маску ворона. Какой стороной он к тебе повернется, зависит только от того, как ты сам будешь на него смотреть. Женщина со странными серыми глазами и с закинутой на спину темной косой. Негр с покалеченными руками и пером альбатроса в мелких кудрях. Юноша с ребенком за спиной и молчаливый здоровяк на огромном столь же молчаливом коне. Мы направлялись на север, к неприветливым берегам, глядящим в сторону Альбы, родной земли женщин-воительниц. За нашими спинами медленно просыпались земли Ольстера, осеннее солнышко неуверенно освещало нежно-зеленую долину, сверкающее озеро и темную прелесть огромных лесов Семиводья. Огонь позади уже догорел, и лишь перышко серого дыма напоминало о его разрушительной мощи, о его Сверхъестественной силе и точности. Возможно, Ведьма решила, что мы погибли, сгорели в горниле пожара. Мы же просто повернулись к нему спиной и спокойно уехали прочь. И пока мы скакали, в голове у меня снова и снова, несмотря на то, что пещера была уже далеко, раздавалось пение западного ветра, обдувающего вершину древнего холма и со свистом летящего сквозь узкую щель, оставленную там для лучей зимнего солнца, для таинства дня середины зимы. Оно походило на звучание огромного древнего инструмента, на песнь прощания, на одобрение. «Отлично сработано, детка, — слышались в ней голоса моих предков. — Прекрасно сработано. Молодчина!».