Рада долго лежала, пытаясь понять – открыты у нее глаза или еще закрыты. Из непроглядной темноты доносились негромкие шорохи, далекое потрескивание и прочие странные звуки – лед жил своей жизнью. Этот постоянный ровный шум был привычным и не пугал Раду, а даже успокаивал. Будто все по-прежнему, она лежит в своей кровати на "Эскудеро", только что проснувшись. Впереди новый долгий день, заполненный любимой работой, интересными событиями и… и Стеф.

Она сунула руку в карман, на ощупь отделила кусочек сушеной фуду. Принялась скрести зубами, наслаждаясь ощущением еды во рту. Видели бы родители…

Выделенная на сегодня пайка закончилась печально быстро. Рада неохотно активировала фонарик и встала. Мягкий желтоватый свет расплескался по стенам пещеры. Теперь размять затекшие мышцы, найти выцарапанную вчера стрелку, указывающую направление и – вперед.

Глупо, конечно, думала она, шагая по пустынным ледяным тоннелям, я ведь скоро умру. Ну и что, тут же возражала она самой себе. Все умрут. Естественный цикл жизни. Глупо бояться неизбежного и в страхе превратиться в забитое, бесправное животное. А стремиться к свободе – естественно и правильно!

Когда Слон появился в бабском блоке и угрюмо сообщил, что приятель его, Жмур съел сосульку и больше не появится, сердце кольнуло завистью. Она и подумать не могла, что у этого жалкого приспособленца хватит мужества стать хозяином своей смерти. Выбрать время и способ ухода, спастись от беспросветного существования. С тех пор как их выбросили на Фригории, Рада постоянно думала об этом, и не раз подходила к смерти так близко, что чувствовала на лице ее дыхание. Но сделать последний шаг ей так и не хватило мужества. Отчаянный поступок Ларина заставил Раду зауважать его. А после разговора со Стервой сам собой созрел план побега.

– Все, девочка, время вышло, – сказала смотрящая. – С завтрашнего дня будешь обслуживать мужчин как все. Можешь не скрестись, актриса из тебя никудышная. Болезнь твоя давно прошла. Думаешь, мы с Сельмой две идиотки?

– Нет… – растерялась Рада.

– Если бы Тим каждый день не носил свою пайку, ты бы давно работать начала.

Раде показалось, что она ослышалась.

– Он платил за меня?

– Платил. И даже не воспользовался. Ну, уж кроме него, никто не захочет кормить тебя за красивые глаза. Попробуй найди второго такого… – Стерва зло посмотрела на нее красными, словно заплаканными глазами и замялась, словно не могла подобрать слова для мертвого журналиста. – Что смотришь? Тим не хотел, чтобы ты знала. Слон не сказал, что он еще и свободу тебе хотел купить ценой своей жизни? Из-за тебя, дуры… А, да что теперь… Короче, у нас тут не благотворительное общество и не блаженненькие "прими". Это Фригория, девочка. Никто о тебе просто так заботиться не станет, а в одиночку тут не выжить. Поняла?

Рада кивнула. В ней боролись смешанные чувства. С одной стороны – злость на Тимура. Она-то решила, что сама отстояла право на независимость, дав пару раз отпор Стерве! Но, с другой стороны, сердце захлестнула горячая волна благодарности. Ларин не только купил ей немного времени, чтобы принять решение, но и показал, что делать. Замерзнуть проще, чем заморить себя голодом. И говорят, вовсе не больно.

– Тебе что, совсем его не жалко? – Стерва смотрела с презрением.

Ждала, что она будет валяться по полу, рыдая от горя? Рада честно попыталась изобразить на лице печаль.

– Где его… похоронили?

– Здесь не хоронят. Его отнесли в пещеру Мертвяков, где заброшенные шахты… Только не вздумай ходить туда, пропадешь, – взгляд Стервы потеплел. – Не будешь дурой, сможешь захомутать другого. Да хоть того же Слона. Мужик работящий и не урод. Я тебе еще в первый день сказала: и здесь жить можно. В тебе есть что-то такое, что мужикам нравится. Беззащитность и наивность… Таких я давно не встречала. Только не зарывайся, не хотелось бы портить такое милое личико.

Она грубовато потрепала Раду по щеке.

– Будешь слушаться, я тебя в обиду не дам.

Рада не рассчитывала выжить, когда украла спецуху у задремавшего в соседней комнатушке каторжника. Не мечтала о чудесном спасении, когда, низко надвинув на глаза каску, пробиралась по коридору к выходу из барака. Сворачивая с отмеченной маячками дороги, углубляясь в прорубленные сотнями осужденных тоннели, забираясь все дальше от секторов, она хотела только одного – стать свободной.

Пещера напоминала музей странных ледяных фигур. В некоторых еще можно было узнать останки людей, в других же – изломанных и страшных – не было ничего человеческого. Словно безумный скульптор создавал изо льда несуразные формы, приснившиеся ему в ночном кошмаре. В неверном свете налобника казалось, что фигуры готовы в любой момент очнуться от ледяного сна. Хуже всего был фоновый шум, отражающийся от стен пещеры. Слабые невнятные мыслеформы, которые никак не удавалось прочитать.

Что делать? Идти дальше или вернуться? Здесь одни мертвецы или кто-то прячется в черной глубине? И тут она увидела мертвого журналиста.

Бывший при жизни сложным и непонятным, Тимур вдруг стал простым. Что может быть проще куска льда? Значит, это правда. Он действительно пытался освободить ее. Тот, кого она ненавидела, оказался единственным, кто был добр к ней.

Она снова вспомнила его слова: "Все не такое, каким кажется". Любовь обернулась расчетливым предательством, циничный приспособленец – надежным другом, а смерть… Смерть теперь стала освобождением.

Жаль, что она не поняла этого раньше.

Рада заглянула в застывшие глаза. Лицо было напряженно-растерянным, словно Тимур получил совсем не то, что ожидал.

– Спасибо, – прошептала она от всего сердца, как будто он мог слышать.

Стало легко. Словно в детстве. Когда можно идти куда хочешь. Когда впереди – много-много дней и дорог. Когда где-то ждут папа и мама. И после трудного, но интересного дня ты можешь вернуться в уютный и надежный дом, опуститься на пол у очага, и смотреть, как мама накладывает полную миску дымящегося рагу, а отец чинит силки за столом и рассуждает о том, что из-за вредных выбросов с космодрома Куру дичи стало меньше, и вообще скоро выживут отсюда не только зверей, но и людей, и куда только катится мир…

Рада медленно пробиралась по скользким тропам. Когда уставала, находила каменный карман, устраивалась поудобнее и спала. Чем дальше она уходила в толщу Фригории, тем громче слышался скрежет. Первые признаки надвигающегося обвала?

Скрежет – ритмичный, неприятный – становился громче. Это не лед, растерянно подумала Рада. Люди? Ей уже несколько переходов не попались свидетельства недавнего пребывания человека в этих тоннелях. Выработка по каким-то причинам давно заброшена. Ментальный шум, затихший поначалу, снова начал беспокоить ее.

Она сделала несколько осторожных шагов вперед. Здесь тоннель резко поворачивал вправо, и разглядеть, что там, за поворотом, было невозможно. Рада нерешительно оглянулась – вернуться? Не все ли равно, куда идти.

Только одним глазком взгляну, строго сказала она себе. Очень осторожно.

Она медленно приблизилась к повороту и, замирая от страха, выглянула.

Насколько доставал свет фонаря, тоннель был пуст. Но странные звуки становились все громче.

Осмелев, Рада вышла из-за угла и тут же поняла, что скрежет доносится из бокового ответвления, которое она раньше не заметила.

Я не собираюсь выяснять, что там шумит, подумала Рада. Умный человек не боится смерти, но торопит ее только глупец. И решительно прошла мимо узкого проема в стене.

Но решимости хватило только на три шага. За спиной скрежетало все громче и казалось, что кто-то невыразимо ужасный смотрит в затылок, плотоядно облизывая влажным розовым языком раззявленную пасть, подбираясь все ближе и ближе, готовясь к прыжку…

Рада замерла не в силах продолжать движение вперед и не находя в себе мужества оглянуться. Еще шаг, и то, ужасное, набросится, одним ударом лапы переломит хребет, вонзит в еще живую плоть острые зубы…

Сердце готово было выпрыгнуть из горла. Однажды в джунглях она уже чувствовала такое. И папа учил ее, что нужно делать. Бессмысленно бежать от хищника. Нельзя показывать страх. Нельзя вести себя как жертва. Папа не одобрил бы то, что она приготовилась умереть от клыков неизвестного чудовища, даже не попытавшись наладить контакт. Надо взять себя в руки.

Рада, не давая себе передумать, развернулась. Прижалась спиной к камню, чтобы никто не мог напасть сзади, и уставилась на залитый мутным желтым светом тоннель. Пустой тоннель. Вот поворот, который она только что миновала. Вот боковое ответвление. Никого. И ничего. Она долго стояла, настороженно озираясь, пока не поняла, что вокруг царит привычная тишина. Что бы ни скрежетало там, замолчало.

Не ушло, а просто затаилось, пристально следя за ней.

Рада глубоко вздохнула, прогоняя липкий страх, застрявший в солнечном сплетении, и мысленно обратилась к преследователю: "Я тебя не боюсь!".

Стоило обуздать эмоции и настроиться на диалог, как она почти сразу же почувствовала исходящее от невидимого визитера настороженное, но совсем не агрессивное любопытство. Словно существо даже не ожидало услышать от нее нечто подобное и удивленно разглядывало из своего укрытия.

"Я уже ухожу, – сообщила Рада, облизнула пересохшие губы. – Я тебя не трону, и ты не трогай меня". Подземный обитатель ничем не выдавал своего присутствия. Рада немного подождала, невольно втягивая голову в плечи.

Молчание.

Пятясь вдоль стены тоннеля, она сделала шаг.

Еще один.

Все тихо. Шипованные подошвы негромко царапали лед, но кроме этого никаких звуков. Рада зашагала, постепенно убыстряя шаг, то и дело оглядываясь. Тоннель постепенно начал приобретать уклон, но Рада этого не заметила.

Папа мог бы сейчас гордиться ей, как много лет назад, когда она с Ханной отправилась в свое главное путешествие к храму. Девочки едва не стали добычей молодого ягуара. Но отец научил ее обращаться с дикими зверями. "Их действия предсказать гораздо легче, чем действия людей, – говорил он. – Не нужно приближаться к матери с детенышами. Обходи стороной место лежки. Учись замечать их тропы и не стой на пути зверя во время охоты. Не провоцируй. А если встретилась лицом к лицу -убеди, что ты сама крупный и опасный хищник. Не кричи, не паникуй, действуй спокойно и уверенно".

Она так и сделала тогда. Закрыла спиной трясущуюся Ханну и "уговорила" ягуара. Ханна – ее добыча, и Рада не собирается ее ни с кем делить! Хищник отвел глаза и бесшумно скрылся в зарослях, слегка подрагивая хвостом.

Но одно дело – знакомые с детства джунгли и желтые глаза ягуара, и совсем другое – инопланетная тварь, шныряющая в подземных лабиринтах.

Существо атаковало неожиданно. Сзади громко заскрежетало, а затем что-то мягко, но сильно ткнуло в спину. Рада упала лицом вниз, ободрав щеку и прикусив язык. Бежать некуда, оставалось прикинуться мертвой в надежде, что подземное существо не интересуется падалью. Рада сконцентрировалась, контролируя выброс адреналина и замедляя биение сердца.

Но тварь не успокоилась. Она пыхтела и скрежетала, обрушивая на Раду волны любопытства, потом перевернула, давая возможность рассмотреть огромное тело, покрытое белыми чешуеподобными пластинками. Густая поросль мелких то ли щупалец, то ли усов на безглазой морде непрестанно шевелилась, вызывая в памяти образы медуз и прочей ядовитой гадости. Время от времени в самой гуще этого шевеления прорезалось круглое отверстие пасти, в несколько рядов усаженное мелкими изогнутыми зубами.

Тварь издала серию мелодичных посвистываний и почти неощутимо заскользила кончиками щупалец-усов по грубой ткани спецухи.

Рада лежала неподвижно. Не надеясь обмануть хищника, не обдумывая спасение – всего лишь тупо ожидая смерти.

Монстр продолжал изучать добычу. Почувствовав на щеке едва заметное прикосновение мерзких отростков, Рада невольно содрогнулась. И тут же ощутила всплеск недоумения. Тварь помедлила, озадаченно шевеля щупальцами, а затем снова потянулась к человеку. Дотронулась до ладони. Бешеная круговерть чужих эмоций обрушилась, едва не поглотив сознание Рады. Любопытство, удивление… Внутренний "облик" монстра разительно контрастировал с отталкивающей внешностью. На ментальном уровне казалось, что рядом земной щенок – совсем юный, шокирующе добродушный и безмозглый. И главное, не голодный.

Страх рассеялся. Чуждый разум хотел общаться, ничего больше. Рада машинально ответила на его просьбу. "Не бойся. Друг. Опасности нет". И покачнулась – такой напор дружелюбия хлынул в ответ.

Монстр, окончательно признав человека своим, одобрительно свистнул и неожиданно обдал облаком вонючей жидкости. Рада едва не задохнулась. Червь-переросток продолжил тактильное изучение, ощупывая отростками все подряд – спецуху, ботинки, лицо, руки… Потом игриво боднул Раду пластинчатым лбом. И она вдруг поняла, что медленно, но неуклонно скользит куда-то.

Рада попыталась упереться подошвами, но только перевернулась на живот и заскользила еще быстрее. Новый приятель остался позади, радостно шелестя пластинами. Тоннель стал совершенно гладким, похожим на горку в аквапарке. Вот только впереди ждал не бассейн с теплой водой, а полная неизвестность.

Уклон становился все круче, скорость движения тоже росла. Рада отчаянно барахталась, пытаясь зацепиться за проносящиеся мимо стены, и раз за разом терпела неудачу. Она взмокла от бесполезных усилий, глаза заливал пот, а измученные мышцы то и дело пронзала острая боль.

В конце концов Рада прекратила бессмысленную борьбу. Не сдалась, нет! Просто решила экономить силы и сгруппироваться. Во-первых, вдруг добродушное чудовище решит двинуться следом за ней и в любом случае не даст выбраться. А во-вторых, кто знает, что ждет в конце пути? Может, у этих тварей такая стратегия охоты. Один монстр-червяк прикидывается дружелюбным и загоняет жертву в тоннель, другой – или другие – ждут в конце с открытой пастью. Глупо будет попасть кому-то в зубы, не имея сил даже на то, чтобы попытаться убежать.

Сколько продолжался однообразный полет-скольжение, она не могла бы сказать. Отражающийся в ледяных стенах свет фонарика сливался в бесконечную череду желтых пятен, превращающихся в желтые полосы и разлетающийся на отдельные вспышки лишь для того, чтобы снова слиться воедино.

Никакой боли – пол тоннеля был идеально гладким, точно искусственно отполированным. Мелькание световых пятен. Тихий шорох грубой ткани спецухи по льду. Поворот, прямой отрезок, поворот. Быстрее, медленнее, опять быстрее. Снова и снова и снова… Без остановки… Без цели… Без смысла… Без конца.

Была такая детская сказка, подумала Рада, паря на границе сна и яви. Про девочку, провалившуюся в кроличью нору. Быть может, я просто забыла себя? Потерялась? И на самом деле я – Алиса, персонаж детской книжки, выдуманное существо, обреченное вечно падать? Нет никакой кроличьей норы, думала она, растворяясь в окружающих льдах. Но что же я буду делать целую вечность? И на сколько, интересно, хватит заряда в фонарике? И что будет, когда закончится фуду? Умереть от голода и тысячу лет продолжать лететь – ничего себе перспектива. Не хочу, отчаянно крикнула она, обращаясь непонятно к кому: к самой себе или к чудовищам, что издают страшные звуки в боковых ответвлениях…

И в этот момент падение закончилось.

Рада не сразу поняла, что больше не скользит – в голове клубилась вязкая густая муть, мешая соображать, а перед глазами продолжали мелькать желтые пятна и полосы. Постепенно они превратились в обыкновенный свет фонаря, с трудом раздвигающий темноту. Рада заворочалась, будто опрокинутый на спину гигантский жук. Тело не слушалось, да и пол по-прежнему был ужасно скользким.

С четвертой попытки ей удалось перевернуться на живот. Еще несколько минут бестолкового ерзанья – и вот она уже стоит на четвереньках, с трудом удерживая на месте разъезжающиеся колени и локти.

Кое-как усевшись, Рада перевела дух и попыталась осмотреться. Похоже, ее вынесло в какую-то пещеру. Свет фонаря растворялся, не достигая ни стен, ни потолка.

Вот и кроличья нора, рассеянно сказала она себе. Реальность возвращалась неохотно, фрагмент за фрагментом становясь на место, точно резные кусочки мозаики. Каторга. Женский барак. Побег. Зубы. Страх. Падение.

Я – Рада, медленно подумала она. Я настоящая. Все, что было во время этого безумного падения – бред, сон, отрыжка помутившегося сознания. Я свободна. И пока жива…

Остается только встать и идти. "Из каждого безнадежного положения есть выход, – говорил папа. – Другое дело, что он может нам не нравиться, казаться невозможным, ужасным, неприемлемым. Но он всегда есть! Помни это, дочь!"

Я все помню, папа, улыбнулась Рада, чувствуя, как трескаются пересохшие губы. Я не собираюсь тупо ждать смерти. Я иду!