Клара второй день подряд перемещалась на такси. В 8:20 утра она улыбнулась водителю и уехала с минимумом вещей и неизвестно на какой срок. Стоял холодный четверг, снега не было, и даже воздух казался серым. Консьерж внутренне готовился к долгим, очень долгим и одиноким выходным.

Клара уехала, и в этом была вина Киллиана. Он остался один просто потому, что поступил недальновидно, оказался неспособен предвидеть самые очевидные последствия своих действий. Его ум был совершенно затуманен из-за одержимости Кларой.

Уже через пару часов он поднялся в ее квартиру, надев защитный нейлоновый комбинезон и взяв баллон с ядом, распылитель и специальный колпак с маской из прозрачного пластика, который защищал кожу и волосы, но не мог скрыть расстроенное выражение его лица.

Деревянную мебель и ценные вещи он закрыл простынями и пленкой; сложил чехлы диванных подушек и шторы в большой черный пакет.

— Никогда в жизни здесь не водились насекомые! Это же приличный район!

Киллиан был не один. К его ужасу, на пороге квартиры собралась небольшая группка соседей. Вслух возмущался, естественно, зануда из квартиры 10Б.

— Что вы хотите этим сказать? — простодушно спросила миссис Норман, которая в этот раз была только с одной собачкой, Аретой.

— Вам не кажется странным, что эта проблема возникла почти сразу после того, как у нас появился новый консьерж?

Киллиан молча слушал.

— Ну что вы, это же просто совпадение, — защитила его миссис Норман и, довольная собой, тут же повернулась к Киллиану: — Ты ведь мою квартиру тоже проверишь, да?

Киллиан выпалил, скорее инстинктивно, чем по заготовленному плану:

— Тараканы распространяются по водопроводным трубам и селятся там, где грязно. Не знаю, какая гигиена в квартире этой девушки…

Сосед окинул взглядом коридор и комнаты:

— Честно говоря, здесь вполне чисто.

Киллиан хотел ответить, сказать что-нибудь, что могло опорочить Клару в глазах соседей, но оставил эту попытку. Он вдруг почувствовал себя очень слабым. Уставшим. Лишенным вдохновения.

Миссис Норман, на которой был желтый костюм, в тон собачьей кофточке, продолжала гнуть свою линию:

— Киллиан, хорошо бы, если бы ты зашел сегодня, иначе я не усну спокойно. У Селин однажды были блохи, это такой ужас…

— Отчасти я с тобой согласен, — перебил сосед из квартиры 10Б, обращаясь к консьержу. — Это проблема гигиены, безусловно. Очевидно, в нашем доме не так чисто, как должно быть!

— Но Киллиан не отвечает за уборку, — снова вмешалась старушка.

«Ничего не получается, все не так», — промелькнуло в голове у Киллиана. У него начинался приступ мигрени.

— Если вы недовольны уборкой, — продолжала она, — пожалуйтесь в фирму, которая этим занимается, а не Киллиану.

— Вот вы больше всех говорите, а потом окажется, что насекомых принесли ваши собаки! Всем известно, что это не самые чистоплотные животные…

— Да что это за намеки, как вам не стыдно?! Прекратите! Чтобы вы знали, мои девочки каждые две недели ходят в парикмахерскую. И им всегда делают антисептические ванночки. — Было видно, что ей наступили на больную мозоль. Миссис Норман распалилась: — На себя посмотрите, у вас волосы немытые! Может, это вы приносите в дом вшей!

— Не говорите глупостей, пожалуйста! Мы тут серьезно разговариваем.

Киллиан решил, что с него достаточно. Он опустил прозрачную пластиковую маску и включил распылитель, направив его в сторону соседей:

— Будьте осторожны, это яд!

Соседи подались назад и оказались на лестничной клетке.

— Я уже говорил с администратором, — продолжал сосед из квартиры 10Б. — И предложил срочно собраться, чтобы…

Дверь захлопнулась. Вернее, ее захлопнул Киллиан.

Наконец-то наступила тишина.

Оставшись один, он выключил распылитель, глубоко вдохнул и огляделся по сторонам. Окна без штор и мебель, закрытая пластиковой пленкой, вселяли чувство запустения, будто должно пройти еще много, очень много времени, пока жизнь вернется к обычному ритму. «Мой свищ куда-то делся», — подумал Киллиан.

Он прошелся по квартире. Несмотря на то что в этот час Клары никогда не было дома, ему ее не хватало. Это было странное ощущение, свойственное скорее брошенному любовнику, чем неудачливому охотнику. Но он не стал подавлять тоску или бороться с ней. Он искренне скучал по девушке.

Киллиан вошел в спальню. Кровать, без белья, была накрыта большим куском пластиковой пленки, как и шкаф, и прикроватная тумбочка. Матрас стоял у стены, и разрез, сделанный в нем Киллианом, оказался на виду.

Опустошенный шкаф, казалось, стал больше и просторнее. Все вещи Клары, в том числе обувь, лежали в четырех белых пакетах, предназначенных для прачечной.

У него болел живот, как будто он переел. Киллиан слышал урчание в кишках.

В ванной было пусто. Клара позвонила Киллиану и попросила его все выбросить: она купит новую косметику. В мусорном ведре оказались шампуни, гели, всевозможные кремы, зубная паста и щетка, средства для укладки волос. Киллиан подумал, что выбрасывает еще и часы своей работы, и полфлакона кислоты… Он пытался спорить с Кларой, говорил, что насекомые никак не могли попасть в продукты в герметичных упаковках. На это девушка заявила, что все в ее доме, что обладает сроком годности, можно считать официально просроченным. У Киллиана не было сил противостоять ей.

Тараканы продолжали бегать в основном по ванне, вбегая и выбегая из стока для воды, будто у каждого была определенная цель. Они отлично справились с задачей, но Киллиану захотелось выместить на них свои переживания. Он открыл кран с горячей водой и стал наблюдать за их реакцией. В стоке для воды образовалась сутолока, тараканы быстро выбегали наружу. Он насчитал тринадцать. Они противостояли напору воды без особых проблем, поднимались по стенкам ванны и выбирались наружу. Одни бегали по краю ванны, другие падали на пол.

Киллиан попытался поймать одного, и его рука проследовала за тараканом вдоль всего края ванны, до струи воды. Он внезапно почувствовал, что из крана льется холодная вода, несмотря на открытый вентиль горячей. Посмотрел на нагреватель: индикатор не горел. Выключатель тоже не работал.

Подумав, что выбило пробки, он решил их проверить. Действительно, сработал предохранитель, и восстановить ток не получалось: каждый раз, когда Киллиан переключал тумблер, свет загорался на пару секунд, а потом предохранитель срабатывал снова.

От волнения у него болел живот, как в глупых телесериалах или рассказах для подростков. Он чувствовал себя не как живой человек, а как персонаж этого мусора, но то, что с ним происходило, было наяву и неотвратимо. Эта девушка не только помрачила его разум, но и заставляла испытывать новые ощущения. Голова болела все сильнее, симптомы мигрени не утихали. Перед глазами — вернее, пока перед левым глазом — появились желтоватые точки. Он знал, что скоро станет еще хуже.

Кухонная мебель еще не была закрыта защитной пленкой. Следуя указаниям Клары, он открыл шкафчики и выбросил все продукты в мусорный пакет, потом сделал то же самое с содержимым холодильника. Лампочка в холодильнике не горела. Вытаскивая зелень и йогурты, он обратил внимание, что внутри было почти так же тепло, как и снаружи. Это означало, что свет перестал гореть несколько часов назад, возможно, когда здесь еще была Клара.

Он открыл морозилку, и на пол полилась вода. Лед растаял, а пакеты с овощами и рыбой были мягкими и мокрыми.

«Только этого не хватало… — Он взял ведро и тряпку и стал убирать. Он видел самого себя, подметающего тротуар, замывающего пятно на полу вестибюля, заметающего следы на снегу на крыше, отмывающего ступеньки и лестничную площадку пятого этажа. — Где бы я ни был, все время приходится это делать… А ведь мой контракт не включает уборку».

Вода натекла и под шкафчики со встроенной техникой. Киллиан выдвинул холодильник, отделив его от стены, и обнаружил причину короткого замыкания. У плинтуса лапками кверху лежали два крысенка. Их убило током, когда они перегрызли электрический провод.

— Какие же вы идиоты! Это ж надо так быстро сдохнуть! — Он в бешенстве оглядывался по сторонам: — Где ваш дружок?

Убрав на кухне, он включил распылитель. Яд начал распространяться по квартире. Он хотел, чтобы Клара вернулась побыстрее, а для этого нужно было сделать работу хорошо, не оставить ни следа насекомых, иначе девушка отдалится от него еще сильнее. Он обработал фикус, ковер в гостиной, диван со снятыми подушками. Убийственный газ дошел до мебели, шкафов, стульев, кухонных полок, холодильника и фотографии Кортни Кокс. Он прошелся по картинам, лампам, ванне и раковине. По всем углам. Насекомые были уничтожены. Плодовые мошки падали мгновенно, тараканы — не так быстро, они еще некоторое время бегали по полу, все медленнее, пока не останавливались, как старые игрушечные машинки, у которых кончается завод.

Он не получал удовольствия ни от гибели насекомых, ни от того, что яд испортит домашние растения Клары или какие-то памятные для нее вещи, оставшиеся в ящиках. Этот пар, наполнявший квартиру, был символом его неудачи, и те мелочи, которые в другой ситуации могли порадовать Киллиана, не шли ни в какое сравнение с его провалом. Он знал, что не заслуживает такого, но ничего не мог поделать.

Он провел в квартире Клары весь день, и никто из соседей, даже вечно жалующийся зануда с десятого этажа, не зашел к нему. Все боялись, что насекомые могут попасть и в их квартиры.

Он выключил распылитель, когда мигрень стала невыносимой. Болели глаза, в которых без остановки мелькали желтые точки; боль била по голове молотком. В желудке продолжалось неприятное движение.

Киллиан спустился в свою подвальную квартирку, чтобы выпить аспирин. Почти ослепший, он лег на кровать, положив на лоб пакет со льдом. Капелька меда в бочке дегтя. День не удался, и организм не давал отвлечься и забыть об этом.

В четыре утра он проснулся, когда запищал будильник, который он забыл отключить. Подушка промокла от растаявшего льда. Головная боль прошла, зрение снова стало острым. Но паническая атака пришла, как обычно, только была неожиданно жестокой, стремительной, и он, даже не успев надеть свои новые ботинки, выскочил из квартиры. К счастью, он проснулся одетым.

И снова он, как канатоходец, балансировал в шестидесяти метрах над тротуаром, чувствуя голыми ступнями снежный холод металлической крыши. Внизу, на улице, прямо под ним стояла припаркованная машина красного цвета.

Он кратко перебирал события прошедших дней. Игра становилась опасной.

«Причины, чтобы вернуться в постель: скоро вернется Клара…»

Других причин не находилось. Ему вдруг показалось в высшей степени глупым им же придуманное правило, согласно которому причин должно быть не меньше трех.

«Причины, чтобы спрыгнуть: ничего из того, что я делаю, ее не расстраивает… Придется начинать с самого начала… Еще несколько дней, и меня уволят… И эта Урсула… И сосед из 10Б… Мать заслуживает страданий…»

Он уже отпустил руки, но вдруг ясно понял, что не прыгнет. Не прыгнет, несмотря ни на что. Он бесстыдно дурачил сам себя — и понимал это. Его дисциплина, его строгость в правилах куда-то исчезли. Одна чаша весов явно перевешивала, и, следуя собственным законам, как он это делал много лет, он должен был нажать на курок. Но сейчас, в эту секунду, он понимал, что не может.

Он перелез через ограду обратно, на безопасную часть крыши.

— Что с тобой происходит, Киллиан? — спросил он себя вслух.

Его стиль жизни, вернее, выживания этим зимним утром подвел его.

— Что с тобой?

Он пытался найти ответ. Ведь именно уверенность в том, что он сможет в один момент все прекратить, и позволила ему дойти до этой точки. Уверенность и дисциплинированность. Но если последняя дала сбой, то все это не имело никакого смысла.

— Какого черта? Что с тобой происходит?

Он не знал. В желудке снова заурчало, и этот звук на фоне тихой зимней ночи показался ему громким. Перед глазами возникло улыбающееся лицо Клары.

— Я сотру эту проклятую улыбку с твоего лица! — выкрикнул он в полный голос, из всех сил ударив кулаком правой руки по перилам ограждения. Кажется, он сломал палец — резкая боль вернула его из забытья в реальность. — Я даже и не подумаю уходить из этого мира, пока не разберусь с тобой! — кричал он, даже не задумываясь над истинным смыслом этих слов. Если бы кто-то из соседей стоял у открытого окна, его бы услышали. Ему было наплевать.

Стоя под горячим душем, он осматривал руку, сильно поврежденную. Мизинец и безымянный палец болели, но сгибались, а указательным и средним он не мог даже пошевелить.

Немного успокоившись, он размышлял о том, что произошло на крыше несколькими минутами раньше. И постепенно приходил к выводу, что никакого обмана не было. Он просто интуитивно почувствовал, что нужно сделать шаг назад, чтобы подсознание вызвало образ улыбающейся девушки, который всегда провоцирует его, подталкивает к новым действиям. Этот короткое видение было ключом к пониманию произошедшего.

Киллиан не мог принять тот факт, что он способен отступить от своих правил. Он сказал себе, что был честен и этим утром. Не было ни обмана, ни отступления от собственных законов. Если и была какая-то ошибка, ее нужно было искать в другом месте. В конце концов он уверил себя, что шаг назад сделал просто из-за того, что поскользнулся. На этом он успокоился, не стал вспоминать подробности и решил, что окончательно его ошибку загладит время.

Эта идея работала. Пока его кожа становилась все более красной под потоком горячей воды, он наполнил свою теорию рациональным содержанием. Образ улыбающейся Клары был ключом к его поступкам и объяснял его возвращение с крыши сегодняшним утром, на первый взгляд нечестное. Он снова посмотрел на руку, которую разбил, когда кричал: «Я даже и не подумаю уходить из этого мира, пока не разберусь с тобой!»

Вода с силой била по лицу. Самоубийство должно было стать спасением, но не станет, пока не прекратится пытка, которой подвергала его Клара. Он не может спокойно покинуть этот мир, если девушка останется такой же счастливой и веселой.

«Я могу, я с ней справлюсь». Только это имело значение, и все предыдущие неудачи ничего не стоили рядом с возможностью победить Клару, расправиться с ее улыбкой. Девушка оставалась мишенью, которую нужно было поразить. И только возможность сделать это призывала его к жизни и заставляла идти дальше.

Киллиан наконец смог убедить себя и расслабиться. Он закрыл кран. Все прояснилось, и прошлое, и будущее.

Вся его стратегия кукольника, который незаметно дергает за ниточки, потерпела поражение. Осталось только одно решение. Прибегнуть к физической жестокости.

— Я сделаю тебе больно, Клара. Очень больно, — говорил он вслух, пока одевался.

Физическая боль. Страдание. Пытка. Они будут наедине в ее квартире. Ему не нравилась сама идея, но другого выхода не было. Он больше не будет богом, он спустится на землю и отомстит.

— Детские игры закончились, Клара.

Правая рука, долго пробыв под горячей водой, распухла, как мяч. Между большим и указательным пальцами темнел фиолетовый синяк. Он подумал, что скоро лицо Клары будет выглядеть так же, как сейчас выглядит его правая кисть.

Теперь главной целью было приблизить, насколько возможно, ее возвращение. В своей будке, на рабочем месте, он придумывал, как этого добиться. Сегодня же он отнесет в прачечную пакеты с одеждой, мебельными чехлами и шторами, переставит мебель, проветрит комнаты, чтобы не осталось ни следа яда от насекомых. Починит шнур холодильника. Квартира 8А станет обитаемой уже к этим выходным.

В 12:20, хорошенько продумав текст, он позвонил Кларе на мобильный. После третьего гудка включился автоответчик:

— Привет, это Клара. Скажите что-нибудь после сигнала.

«Уверен, что она улыбалась, когда говорила это», — подумал Киллиан, слушая ее голос.

— Доброе утро, мисс Кинг. Это Киллиан, консьерж вашего дома. Хотел сказать, что… — Он резко замолчал, не веря своим глазам. У стеклянной двери стоял грязный, уставший пес и вилял хвостом. Киллиан продолжил: —…что ваша квартира в порядке. Уже в субботу можете заезжать в нее. Насекомые уничтожены, а ваши вещи будут готовы завтра. Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете. До свидания. — Он повесил трубку.

Это было невероятно. Элвис, потерявшийся пес миссис Норман, стоял на пороге, исхудавший и замерзший. Он вернулся.

Киллиан прекрасно помнил тот день, когда Элвис, как он не раз делал, ускользнул из квартиры и прибежал в вестибюль, чтобы надоедать ему. Тогда он любезно открыл псу входную дверь и, соблазняя его хот-догом, вместе с ним дошел до метро на Семьдесят четвертой улице. Они сели в вагон и доехали до последней станции; Киллиан не обращал внимания на укоризненные взгляды некоторых пассажиров, которым не нравилось, что собака без поводка. Они вышли в Бруклине и шли без определенного маршрута, делая зигзаги по улицам и переулкам, пока не оказались у Проспект-парка. Там Киллиан разрезал ошейник, чтобы никто не опознал пса по медальке, а потом закинул хот-дог как можно дальше. Элвис, бегущий за лакомством по траве, покрытой снегом, — таково было его последнее воспоминание о собаке. До этой минуты.

Одному Богу известно, как Элвису удалось вернуться. Киллиан не верил в удачу. Жизнь и судьба каждого существа была в руках его самого или, в некоторых случаях, в руках других. Не было такой силы, которая может управлять человеком сверху или предписывать ему что-то. Фатума не существовало и не могло существовать. Но сейчас даже ему пришло в голову, что его могли сглазить, потому что все, абсолютно все шло не так, как ему хотелось.

Он попытался напугать животное, угрожающе замахиваясь на него. Но бедный пес не отходил от стеклянной двери, он вилял хвостом, радуясь, что вновь увидел знакомое лицо. Киллиан отправился за метлой, чтобы выйти на улицу и прогнать собаку как бездомную. Но в этот момент открылись двери лифта, и из него выбежала миссис Норман, в халате и тапочках, растрепанная, со следами крема на лице:

— Элвис, Элвис!

Все происходило, как в кино. Миссис Норман плакала от радости, а собака лаяла, подпрыгивала и лизала хозяйку в лицо.

— Где же ты пропадал, милый мой? Не представляешь, как мы переживали! Как мы скучали без тебя!

Пес громко лаял и, казалось, понимал ее слова и отвечал на них. Лицо старушки было мокрым от собачьей слюны.

Женщина заметила присутствие консьержа, который начал подметать пол, притворяясь, что занят работой.

— Киллиан, погляди, кто вернулся!

— Я очень рад, миссис Норман. Вы уверены, что это Элвис?

— Конечно же это Элвис! Ты его не узнаешь?

— Я очень рад, — повторил он, — я же говорил, что он вернется.

— Точно, — со слезами согласилась довольная старушка. — Ты никогда не терял надежды. Я — да, честно говоря. Я уже думала… Но ты меня всегда поддерживал. Большое спасибо тебе, Киллиан. — Счастливая, переполненная внезапной радостью, она поднялась, подошла к Киллиану и поцеловала его в щеку: — Спасибо тебе большое, ты просто солнышко!

Киллиан не ответил. Он продолжал сметать с пола невидимую пыль.

— Девочки! — закричала миссис Норман. — Как же они обрадуются, когда тебя увидят!

Элвис радостно тявкнул.

Миссис Норман, не переставая целовать своего вновь обретенного любимца, исчезла в дверях лифта. В вестибюле воцарилась тишина. Киллиан вытер щеку, мокрую от слюны старушки и ее собаки. Он резко, зло бросил метлу на пол. Рука сильно болела. Но отчаяние продлилось недолго. В кармане два раза коротко провибрировал телефон: пришло сообщение. «Большое спасибо, Киллиан, я очень рада этим новостям. Очень хочется вернуться домой. Ты просто солнышко. Клара».