Он открыл глаза в полумраке чужой комнаты. Матрас от его лица отделяли всего несколько сантиметров. Он потянулся, пошевелил руками и головой, оживляя затекшие мышцы; паркет тихонечко хрустнул. Наручные часы показывали 4:28 утра. Уснуть так и не удалось, но дремота в этом узком пространстве, между кроватью и полом, немного освежила его. Он смотрел, как на дисплее часов секунды сменяют друг друга. В 4:30:06 сработал будильник и зазвучал сигнал, которого он раньше никогда не слышал: тихая песня, которую напевал веселый голосок Ханны Монтаны. Матрас пошевелился. Слышалось, как кто-то нащупывает рукой будильник, чтобы отключить его. Вновь воцарилась тишина. С кровати спустились две детские ноги, которые неуверенно искали тапочки.

Девочка, еще сонная, пошатываясь, направилась в коридор. Киллиан за ее спиной вылез из укрытия.

Детская комната совершенно не отражала личность хозяйки — или, по крайней мере, ту ее сторону, которую знал Киллиан. Все кругом было розового цвета: и изголовье кровати, и бесконечные подушки, и одежда нескольких коллекционных кукол. На стенах — обои с какими-то девчачьими завитушками и постеры с портретами Ханны Монтаны, Бейонсе и Шакиры.

Киллиан тихо выглянул в коридор и с любопытством смотрел, как девочка в бледно-розовой пижаме взяла табуретку и аккуратно, стараясь не шуметь, придвинула ее к входной двери. Потом залезла на табуретку и прильнула к глазку.

— Не волнуйся. Сегодня ты меня точно увидишь.

Девочка подпрыгнула от испуга и только чудом не упала. Голос Киллиана звучал четко и устрашающе в тишине коридора.

— Что ты делаешь у меня дома?

Урсула не ждала ответа. Она спрыгнула со стула и побежала по коридору в сторону гостиной:

— Папа, мама! Кто-нибудь!

Она вбежала в родительскую спальню, где днем ее мама пыталась успокоить Клару.

— Папа! Папочка!

Девочка бросилась к отцу, попыталась разбудить его — бесполезно. Ни мужчина, ни его жена не открыли глаза.

Глаза Урсулы наполнились ужасом.

— Папа?

— Они просто спят, очень крепко спят, — сказал у нее за спиной Киллиан.

Девочка попыталась убежать, но он преградил единственный выход из комнаты. В отчаянии она бросилась к матери:

— Мама, мамочка, проснись!

— Я бы на твоем месте не кричал.

Урсула остановилась. Впервые она смотрела на Киллиана без дерзости и была просто-напросто ребенком. Ребенком с умоляющими глазами, полными страха.

— А мой брат?

— Только не говори, что сейчас тебя волнует брат! — Киллиан улыбнулся, сложил ладони у правого уха и закрыл глаза. — В мире ангелочков… видит сны, как папа и мама…

— Что ты со мной сделаешь?

— Пойдем. Если бы я хотел сделать тебе что-то плохое, то я бы это уже сделал, так ведь?

Слова Киллиана совершенно не успокоили девочку, но она покорно пошла за ним в гостиную. Это была единственная комната, окна которой выходили на улицу, на проезжую часть. Киллиан открыл окно, и комнату наполнил ледяной воздух.

— Иди сюда.

Урсула помотала головой.

— Я сказал, чтобы ты подошла сюда.

Девочку парализовал страх. Она не могла пошевелиться. Тогда Киллиан сам подошел к ней и поднял на руки. Все тело ребенка было напряжено; Урсула изо всех сил выгнулась, чтобы ее лицо было как можно дальше от консьержа. Он понес ее к окошку.

— Не надо, пожалуйста… пожалуйста… не надо… — тихонько плакала она.

Киллиан посадил ее на подоконник, девочка упиралась, пыталась затруднить его действия, но он все же заставил ее сесть. Напуганная до смерти, дрожащая, она сидела на подоконнике, свесив ноги, спиной к пустоте.

— Не двигайся.

Она не двигалась, скованная страхом и холодом.

Киллиан пододвинул стул и сел перед ней, в полумраке. Уставший, растрепанный, неопрятный, с темными кругами под глазами.

— Понимаешь ли… В последнее время ты мне очень мешаешь.

— Я больше не буду! Обещаю!

Киллиан заставил ее замолчать, прижав указательный палец к ее губам:

— Тсс… Уже поздно раскаиваться.

Девочка попыталась спрыгнуть на пол, но он удержал ее на месте, слегка толкнув в противоположном направлении, и она изо всех сил схватилась за оконную раму.

— Подумай о том, что я сильнее тебя. Намного сильнее. И если я тебя легонько толкну, ты выпадешь из окна. Понятно?

Она кивнула, и Киллиан перестал давить.

— Итак. Думаю, ты знаешь, что я как-то связан с тем, что произошло в соседней квартире. Так?

Она отрицательно помотала головой.

— Не надо мне врать, Урсула… Мы же давно друг друга знаем. — Он улыбнулся ей. — Я знаю, что ты знаешь, и точка. Все эти дни я приходил в квартиру Клары, чтобы делать с ней плохие вещи. Ужасные. Кошмарные вещи. И не только с ней…

Девочка покрылась мурашками от холода. Кофточка от пижамы задралась, часть живота и спинка были открыты зимнему воздуху.

— Знаешь, почему я тебе все это рассказываю? — Урсула снова помотала головой. — Потому что хочу, чтобы ты знала, на что я способен. — Киллиан встал и приблизился к ней. — Я знаю все, что мне нужно знать о Кларе… и о тебе тоже. Что ты ходишь в школу Хьюитт. Что твоя бабушка Фэй живет в Нью-Рошель, на улице Такахо-авеню. Я знаю, как войти в твой дом. Я видел твой профиль в «Твиттере». Я знаю твоих друзей — Джейка, Кэти, Хелен…

Он опустил ладони на коленки Урсулы. Девочка заплакала.

— Вот почему я тебе все это рассказываю. Потому что, если ты кому-нибудь скажешь хоть слово, я знаю, как можно навредить тебе. Тебе и тем, кто тебя окружает. Понятно?

Урсула кивнула. Теперь она, по крайней мере, видела возможность остаться живой.

— Теперь я хочу, чтобы ты мне пообещала, что все это навсегда останется нашим секретом. И обещание должно быть честным… я не могу рисковать. Тебе понятно?

Обливаясь слезами, она снова кивнула:

— Обещаю, я никогда никому не скажу. Обещаю. Правда.

— Очень хорошо, — улыбнулся Киллиан. — Теперь я хочу, чтобы ты назвала мне три причины, чтобы я не выкинул тебя в окно.

Она смотрела с удивлением, не понимая его. Потом повторила:

— Я никому не скажу, честное слово.

— Да, Урсула, это я уже знаю. Но мне нужно понять, заслуживаешь ты жизни или нет. И убедить меня должна именно ты. Я могу назвать три причины, по которым тебя нужно сбросить из окна. А ты должна мне назвать три причины получше, чтобы я этого не сделал. Ясно?

Личико девочки исказилось гримасой ужаса. Ночной кошмар никак не заканчивался.

— Начинаем… Ты плохая. Ты врешь родителям. Без тебя мне будет лучше. Твоя очередь.

Она смотрела удивленно, как будто не верила, что все это происходит всерьез.

— Твоя очередь. — Тон Киллиан не допускал никаких сомнений.

Она снова заплакала, но опустила голову и сосредоточилась, как на экзамене. Потом подняла голову и ответила:

— Я слишком маленькая, чтобы умереть… Мои родители очень сильно расстроятся. И я могу измениться и стать хорошей.

В волнении и страхе она ждала приговора.

Киллиан выслушал ответ очень внимательно и серьезно. Но он его не убедил.

Девочка закрыла глаза, по щекам стекали слезы. Киллиан сжал ее колени:

— Не сопротивляйся, будет хуже.

Она вдруг снова открыла глаза и спросила:

— Можно поменять последнюю причину?

Киллиан удивился:

— Конечно.

Девочка глубоко вдохнула и выдала то, что могло стать последним шансом на спасение:

— Если ты меня сбросишь, полиция проведет расследование… Им покажется подозрительным, что в одном и том же доме… В общем, они тебя поймают.

Киллиан убрал руки с ее колен. Честно говоря, его не волновало, что его могут разоблачить, но он был впечатлен образом мыслей Урсулы. Он отступил и дал ей спуститься с подоконника.

Девочка смотрела на него. Счастливая и возбужденная оттого, что в последний момент смогла избежать смерти, она снова стала той Урсулой, которую он знал:

— Ага, я тебя поймала, придурок!

Киллиан посмотрел на нее очень серьезным, долгим взглядом. Эти слова ему совсем не понравились.

После долгого падения предмет разнес вдребезги лобовое стекло красного автомобиля, припаркованного, как всегда, у входа. Стеклышки разлетелись по тротуару. От удара сработала сигнализация нескольких машин.

Диспладении, завернутые в термостойкую ткань, вместе с комками земли катились по красному лаку европейского автомобиля.