Дата серебряной свадьбы неумолимо приближалась, а согласие и желанный порядок в семействе Сан-Марино по-прежнему не наступали, хотя Антониу делал для этого все, что считал нужным и возможным.

Прежде всего, он положил конец безделью и круглосуточным пьянкам Арналду, усадив его за компьютер в редакции «Коррейу Кариока».

—  Отныне тебе придется ходить на работу каждый день, а отдыхать и развлекаться будешь как все нормальные люди —  по выходным, —  сказал он сыну.

Арналду вяло поторговался насчет должности, однако вынужден был уступить отцу, поскольку на днях разбил дорогостоящий автомобиль и сам чудом остался в живых. В наказание за ту пьяную аварию отец и сослал его в редакцию, но Арналду не терял надежды вскоре там развернуться и занять подобающее место в семейном бизнесе, а точнее —  в руководстве компании.

Антониу также перестал заискивать перед Гонсалой, чтобы не вызывать в ней дополнительного раздражения своими подарками. При этом он старался ни в чем ей не перечить и вообще поменьше с ней разговаривать — во избежание случайной ссоры. Ради мира в семье — пусть даже временного и зыбкого — оставил в покое и Тьягу. Не приставал к нему со своими нравоучениями, помня о том, что Гонсала всегда принимает сторону сына, причем бросается на его защиту как разъяренная тигрица.

Правда, кое-какие меры предосторожности Сан-Марино все же предпринял, попросив Аурелиу и Торкуату на всякий случай присматривать за Тьягу и докладывать обо всех его сомнительных контактах с лицами мужского пола.

И вот такой сигнал поступил: Аурелиу позвонил Сан-Марино в редакцию и сообщил, что Тьягу вместе с неизвестным юношей вошел в какой-то подозрительный дом.

Прервав совещание, Сан-Марино тотчас же выехал по указанному адресу.

Как потом выяснилось, в доме, показавшемся Аурелиу подозрительным, жил преподаватель, у которого Тьягу брал уроки вокала, и там же располагалось хоровое общество, В тот день как раз была репетиция хора, и Сан-Марино получил возможность увидеть сына поющим вместе с другими такими же юнцами, как он.

Сан-Марино не стал устраивать публичного скандала, дождался окончания спевки и лишь, затем, усадив сына в машину, высказал ему все, что думал по этому поводу.

— Ты позоришь меня, позоришь нашу фамилию! — кричал он. — Распевать в хоре, как девчонка! Это, по-твоему, достойное занятие для мужчины?

Тьягу нисколько не испугался отца и отвечал ему дерзко, задиристо: — да, я хочу стать певцом! Это моя мечта! Может, как певец, я даже сумею когда-нибудь прославить нашу фамилию!

Ссора, начавшаяся в машине, продолжилась и дома. Ан тонну требовал от сына покончить раз и навсегда с занятиями по вокалу и распрощался с мечтой о поприще певца. А Тьягу стоял на своем и так разозлил Антониу, что тот влепил ему увесистую пощечину.

Произошло это, к несчастью, на глазах Гонсалы, и хрупкий мир, воцарившийся на время в доме Сан-Марино, вновь рухнул

— Ты относишься ко мне и к детям так, будто мы — твоя собственность, — гневно упрекала мужа Гонсала. — Тебе плевать на наши интересы, наши пристрастия. Мы вправе заниматься только тем, на что укажешь ты. А если кто ослушается, то может и в глаз получить. Так? И после этого ты еще собираешься отмечать серебряную свадьбу, Антониу? Что тут отмечать? Двадцать пять лет твоего диктата?

Уединившись с Тьягу в его комнате, она умоляла сына не сдаваться, не пасовать перед Антониу.

— Не повторяй моей ошибки, сынок! Когда-то под давлением твоего отца я бросила университет, отказалась от собственной жизни. А теперь у меня остались только мои дети да титул — сеньора Сан-Марино.

— Ты по-прежнему хочешь развестись с отцом?

— Нет, в моем возрасте на это трудно решиться, К тому же я должна думать не только о себе, но и о вас с Арналду.

— Мы уже не маленькие, мама. Арналду — взрослый мужчина. А я тоже в состоянии позаботиться о себе.

— Это тебе только кажется. Арналду вырос, да ума не вынес. И ты еще не определился в жизни, я должна оставаться в семье хотя бы затем, чтобы отстаивать твои интересы в схватке с отцом и поддерживать тебя. Я не хочу, чтобы ты слепо исполнял его волю. Следуй своей мечте и ничего не бойся!

— Мама, я так люблю тебя! — обнял ее Тьягу. —  Ты одна меня понимаешь. Я обязательно стану музыкантом, буду зарабатывать себе на жизнь и обеспечивать тебя! Если ты когда-нибудь все же захочешь уйти от отца — мы будем жить с тобой вдвоем.

С умилением, глядя на сына, Гонсала сочла нужным возразить ему:

— Это было бы неправильно, сынок. Я хочу, чтобы ты встретил хорошую девушку, полюбил ее, чтобы у вас сложилась действительно счастливая семья, а не такая, как у меня с твоим отцом.

— Я бы и сам этого хотел, мама, — признался Тьягу. —  Но девушка, которую я, кажется, полюбил, никогда не сможет стать моей женой. Она выбрала для себя монастырь!

— Ты говоришь о младшей дочке Отавиу? —  догадалась Гонсала.

— Да, мама.

— Вот, значит, как все оборачивается… — задумчиво произнесла Гонсала. — Ну что ж, эта девушка мне сразу понравилась…

— Правда, мама? — оживился Тьягу. — Она необыкновенная! Она вся светится, от нее исходит какое-то животворящее сияние! Ты заметила это, мама?

— Я заметила, что сияние исходит от тебя, когда ты говоришь о Сели, — улыбнулась Гонсала. — И могу посоветовать тебе только одно: борись за свою любовь, не отступай! Сели еще очень молода, она может и передумать, Может не стать монахиней.

В доме Отавиу тоже была напряженная атмосфера. Жулия и Бетти откровенно враждовали, ссорились даже иногда в присутствии Отавиу, забывая о том, что его следует щадить, не расстраивать семейными дрязгами. Отавиу это, конечно же, угнетало, он постоянно говорил Алексу о своей отцовской несостоятельности, Алекс же слушал Отавиу вполуха, считая эту про6лему далеко не самой главной и актуальной.

Алекса и Онейди гораздо больше беспокоило другое: внезапный звонок Элиу Арантеса. Он снова объявился, позвонив Алексу, но едва успел представиться, как в телефоне что-то щелкнуло, и связь прервалась.

Алекс и Онейди, естественно, не могли знать, что это люди Торкуату зафиксировали звонок и не просто прервали связь, а тотчас же пустились по следу Арантеса. Обеспокоенные супруги продолжали ждать повторного звонка, моля бога о том, чтобы трубку случайно не взял Отавиу.

— Что нужно этому Арантесу от тебя? — спрашивала Онейди мужа, и Алекс отвечал так:

— Не знаю. Но чувствую, что за ним скрывается какая—  то опасность для Отавиу.

К счастью, сам Отавиу был далек от тревог Алекса и его жены. Воспитание дочерей — вот что занимало в те дни Отавиу. Он неумело, неловко пытался вызвать каждую из них на откровенность, но Жулия всякий раз утверждала, что вовсе не ссорилась с сестрой, что отцу это просто показалось, а Бетти вообще увертывалась от разговора. Однажды она, правда, не выдержала и сказала Отавиу, что у его любимицы Жулии несносный характер, отсюда и все распри.

Отавиу не мог оставить это без внимания и строго спросил Жулию:

— Почему ты придираешься к Бетти?

—  Я? —  изумилась она.

—  Да. Бетти говорит, что зачинщиком ссор всегда являешься ты.

— Папа, это не так, — стала оправдываться Жулия. — Думаешь, мне хочется с ней ссориться? Но меня действительно зачастую бесит поведение Бетти. Она постоянно соперничает со мной. Ей хочется первенствовать во всем, поэтому она готова отнять у меня даже мужчину! Это сущий ад!

— О каком мужчине ты говоришь? — заинтересовался Отавиу.

Жулия поняла, что сказала лишнее, и поспешила исправить оплошность:

— Да она вбила себе в голову, что я влюблена в Шику Мота, и стала строить ему глазки.

— Мой приятель Шику Мота? — обрадовался Отавиу, услышав знакомое имя. — Он тебе нравится?

— Нет, разумеется, нет. Я презираю Шику, на дух его не выношу! Он отвратителен и раздражает меня, как никто другой!

— Он чем-то тебе насолил? Что он сделал? Я с ним поговорю!

— Нет, папочка, ни в коем случае! Он ничего мне не сделал. Забудем о нем! Шику тут ни при чем. Я вообще с трудом выношу мужчин. Они у меня поперек горла стоят!

— Поэтому ты до сих пор и не замужем?

— Да. Все мои романы почему-то заканчивались плачевно. И я поняла, что лучше быть одной, чем испытывать новые разочарования.

— Как жаль, что у тебя все так неудачно складывается, — Пригорюнился Отавиу. — Бедная моя девочка! Если бы я мог тебе чем-то помочь!

— Не расстраивайся так, папа! — испугалась его реакции Жулия. — У меня все в порядке! Я люблю свою работу, люблю тебя, Сели и даже Бетти!

— Но мне хотелось бы, чтобы ты полюбила еще и какого-нибудь хорошего парня. Я думаю, не все мужчины такие уж плохие. Даже уверен в этом! Тебе просто не везло до сих пор.

— Ладно, папа, оставим этот разговор — сказала Жулия. —  Ты не переживай: я постараюсь быть терпимее к причудам Бетти.

В тот же день за обедом она села рядом с Бетти и бодрым голосом сообщила отцу:

— Видишь, папа, у нас опять мир и согласие! С нашими ссорами покончено. Правда, Бетти?

— Я вообще ни с кем не ссорилась, — пожала плечами Бетти.

— Ну вот, все хорошо, мы помирились, — подвела итог Жулия, но Отавиу этого оказалось недостаточно. Он потребовал:

— Тогда обнимитесь при мне! Обнимитесь! Я хочу это видеть!

Бетти и Жулии ничего не оставалось, как выполнить желание отца. И хотя обнялись они достаточно сдержано, Отавиу все равно был доволен.

— Как это мило! Как трогательно! — воскликнул он. — Сестры должны дружить, не так ли? Три сестры! Замечательно… Мы с Евой однажды смотрели спектакль с таким названием «Три сестры»! Это пьеса известного русского драматурга… забыл его фамилию.

— Чехов, — подсказала Жулия.

— Да, точно! — обрадовался Отавиу. — Ты тоже видела этот спектакль?

— Видела. Только, Наверное, в другом театре и в другом исполнении.

— Жаль, что ты не видела того спектакля, — огорчился Отавиу. — Нам с Евой он очень понравился… Постойте, а почему вас только двое? Должно быть три сестры! У меня ведь три дочери! Я ничего не напутал?

— Нет, папа, ты не напугал, — успокоила его Жулия. — Нас действительно трое. И скоро мы соберемся все вместе! Я говорила по телефону с настоятельницей монастыря, она считает, что Сели просто необходимо снова побыть в кругу семьи, поэтому и отправляет ее домой на время каникул. Как хорошо, что наши мнения тут совпадают!

— В этот раз я займусь ею всерьез, — Пообещала Бетти. —  Она цепляется за монастырь только потому, что не знает мирской жизни. А я покажу ей, насколько прекрасен мир!

—  Да уж, ты покажешь!.. — проворчала Жулия, но вовремя осеклась, чтобы не разрушать иллюзию полного примирения с Бетти.

— А я попрошу ее больше не оставлять меня, —  по-детски жалобно произнес Отавиу. —  Я вот уже привязался к вам, двоим… Да что там — полюбил вас! А ее почти не знаю…

— Папа, летние каникулы долгие, — пояснила Бетти. —  Она сама не захочет уезжать. Я в этом не сомневаюсь!

— Дай-то Бог… — пробормотал рассеянно Отавиу, погружаясь в какие-то свои размышления.

После обеда Жулия и Бетти умчались куда-то по делам и, надо сказать, многое потеряли, потому что как раз в это время дом Монтана осчастливил своим присутствием Шику.

Поводом для его визита стала записка Жулии, приложенная ею к компакт-дискам, которые она отправила Шику по почте. В записке она обзывала его бабником, лицемером и позером, а, кроме того, Шику недосчитался одного диска. Все это привело его в ярость. Но Раул рассудил иначе:

— А, по-моему, это хороший знак! Если верить Фрейду — Жулия хочет сохранить маленькую частичку тебя. На память, для души.

—  Ерунда! Ты бы знал, как она меня пинает ногами в записке! — возразил Шику.

— Это ничего не значит! Сам подумай: если женщина дошла до того, что пишет записки, стало быть, ты задел ее за живое. Ты должен читать между строк, понимаешь? Поищи хорошенько, наверняка там есть какой-то важный намек или оговорка… А я дойду спать, не буду тебе мешать.

Шику до дыр зачитал записку, ничего обнадеживающего там не нашел, но повидать Жулию ему очень хотелось, и в качестве предлога для визита он решил использовать недостающий диск.

Отавиу, как всегда, обрадовался появлению Шику и встретил его приветливой улыбкой. Но когда тот спросил, дома ли Жулия, в памяти Отавиу всплыл обрывок недавнего разговора с дочерью, и он, мгновенно помрачнев, пошел на Шику с кулаками.

— Ты обидел Жулию! Я должен ее защитить. Я — отец!

— Я ничего плохого ей не сделал. Поверь мне, Отавиу! —  вынужден был оправдываться Шику. — Это она по своей дурости настроила тебя против меня!

Отавиу не счел возможным спускать Шику такое оскорбление и обеими руками впился ему в шею.

— Не смей так говорить о моей дочери, или я тебя задушу!

— Да я безумно влюблен в нее! — проскрипел Шику.

Отавиу сразу же отпустил его, но на всякий случай спросил:

— Ты сказал правду? Или обманул меня с испугу?

— Я сказал тебе истинную правду! —  подтвердил Шику, но Отавиу и этого было недостаточно.

— Повтори то же самое сейчас, когда я не держу тебя за горло, — не потребовал, а попросил он.

— Ты выудил из меня то, о чем я и не собирался тебе говорить, — улыбнулся Шику. — Но раз уж так вышло, то придется повторить; я безумно люблю твою дочь Жулию!

— Ну, прости меня, пожалуйста, —  смущенно произнес Отавиу. — Как отец я еще очень неловкий. Знаю, что должен защищать своих дочерей, но пока этому не научился…

— Не беда, научишься, — Приободрил его Шику. — Все было, в общем, и так нормально. Я на тебя нисколько не обиделся.

— Спасибо. Я рад, что ты любишь Жулию. Она дочь Евы, а Ева — замечательный человек! У тебя 6удет прекрасная теша!

— Ну ладно, Отавиу, не будем забегать вперед, —  остановил его Шику. — Не говори, пожалуйста, Жулии о том, что от меня услышал. У нее весьма своеобразный характер. Непредсказуемый… Знаешь, я лучше зайду к вам в другой раз. Тогда все и обсудим…

— Не волнуйся, я и сам все забуду. Если не запишу в тетрадь.

— Не надо ничего записывать, Отавиу! — Испугался Шику. — Вдруг кто-нибудь прочтет!

— А тот фильм, что ты мне принес, о полете человеке на Луну, я помню! — похвастался своими успехами, Отавиу. — Мне хочется побольше узнать о мире, о том, что было раньше.

— А ты газеты читаешь?

— Читаю, но многого в них не понимаю. Какие-то неизвестные термины, фамилии… Вы все это усваивали постепенно, а я…

— Ты прав, —  согласился Шику. Я достану тебе еще какие-нибудь кассеты. С шестьдесят восьмого года многое произошло. Кстати, я даже знаю, с чего следует начать твое образование. Не переживай. Желаю хорошо провести воскресенье!

— Сегодня воскресенье?

— Да.

— Девяносто девятого года?

—Да.

Отавиу изумленно покачал головой, все еще воспринимая это как некую фантастику.

Он не стал ничего записывать в свою тетрадь, но когда Жулия вернулась домой, сразу же вспомнил о Шику и сказал ей, что тот был у него в гостях.

— Зачем он приходил? Кто ему разрешил? — возмутилась Жулия.

— Он просто зашел ко мне. Мы же с ним друзья!

— Папа, я ведь просила тебя!.. Я не хочу, чтобы он здесь появлялся!

— Но ничего же плохого яс случилось. Мы просто с ним поболтали… Он и о тебе говорил…

— Что он говорил? Наверняка наврал с три короба!

— Нет, он сказал, что у тебя какой-то характер… Я забыл, какой. Сейчас попробую вспомнить.

— Не надо, не напрягайся. Я и так знаю, что мог сказать обо мне этот гад.

— Нет-нет, он сказал что-то очень важное! Очень важное! Жаль, я забыл записать!..

— Неслыханная наглость! — продолжала возмущаться Жулия. — Прийти в мой дом и меня же обругать! А еще выдает себя за друга!.. Папа, ты держись от него подальше. Он отпетый мерзавец!

— Да? — удивился Отавиу. — А мы с ним снова подружились, я это хорошо помню.

— Боже мой! — всплеснула руками Жулия. — Для него нет ничего святого. Он не пожалел тебя, папа! Это ведь еще хорошо, что ты сразу все забыл. Но я ему не прощу! Я выставлю тебя на посмешище, Шику Мота!