ПРИХОДИТЕ ВСЕ! ОБЩЕЕ СОБРАНИЕ РОДИТЕЛЕЙ И УЧАЩИХСЯ!

Красочное объявление содержало множество восклицательных знаков, словно чтобы убедить читающих, что данное мероприятие очень увлекательное.

Холли уже знала все наперед.

Но все же она позволила Джин уговорить себя на посещение его «семьей». Иначе говоря, они втроем решили тихонько пробраться в зал, надеясь, что никто не заметит их десятиминутного опоздания, вызванного проблемами с тортом в кондитерской.

Директор Кэмпбелл уже выступала с речью, рассказывая об основных правилах, за ужесточение которых она боролась.

— И если кто-то из учащихся принесет в школу сотовый телефон, — говорила она, — он будет изъят, независимо от того, насколько «крута» на нем мелодия звонка.

По другую сторону зала Холли заметила Эмми с родителями. За несколько рядов перед ней сидел Адам с матерью. Холли слегка помахала Эмми, когда они с Зоуи пробирались следом за Джин к свободным местам на заднем ряду.

— Что мы здесь делаем? — спросила она, протискиваясь мимо уже сидящих детей и их родителей. — Будто здесь я проучилась уже больше четырех месяцев.

— Холли, — снисходительно заметила Джин, — не надо так думать.

Она проскользнула мимо тучного мужчины к трем свободным местам, Холли села между матерью и Зоуи.

Директор Кэмпбелл представляла какого-то престарелого хиппи, которого Холли раньше никогда не видела.

— А теперь я хотела бы представить завуча, доктора Чарльза Фитча.

Внешне доктор Фитч совсем не соответствовал своей должности: тощий, с длинными волосами и в непонятных ботинках, напоминающих ортопедическую обувь. Размашистым шагом он подошел к микрофону. И тут Холли почувствовала, как оживилась Джин. Мужчина! Говорило ее внутреннее чутье.

— Приветствую, — обратился доктор Фитч к собравшимся. — Рад вас всех видеть. Позвольте сказать несколько слов о том, как я строю свою работу. Я применяю политику открытых дверей, которая означает, что в любое время вы можете зайти ко мне в кабинет. — Он оглядел зал, пытаясь установить зрительный контакт с как можно большим числом учащихся. — Я также применяю политику свободного изъявления мнения: глупых вопросов не существует. Поэтому, пожалуйста, если у вас есть какие-то идеи, просто постучите ко мне в дверь…

И тут Джин подняла руку.

Доктор Фитч не мог этого не заметить и слегка удивился. Он не намеревался сразу же отвечать на вопросы, но почему бы и нет?

— …или поднимите руку, — закончил он. — Дама в заднем ряду, пожалуйста.

Джин говорила чистым сильным голосом.

— Вы не думали о том, чтобы вместо подобных ежегодных встреч организовывать ежемесячные собрания, на которых преподаватели и учащиеся могли бы обмениваться мнениями? Они помогли бы укрепить взаимопонимание и преодолеть разногласия.

Холли испытала удивление и гордость за мать. В зале послышались аплодисменты, Холли заметила, что мать Адама тоже аплодирует.

— Прекрасная мысль, миссис… — доктор Фитч с улыбкой посмотрел на Джин.

— Мисс, — поправила она, — Гамильтон.

Вдруг у Холли внутри все упало, она поняла, к чему идет дело.

— Мне также интересно, — продолжала Джин, получившая возможность высказаться, — не думали ли вы о ежемесячных собраниях для родителей-одиночек?

На сей раз никто не зааплодировал. Наоборот, множество озадаченных взглядов обратились на Джин и на Холли. Доктор Фитч смущенно закашлял.

— Гм, — пробурчал он.

Но Джин едва замечала, какое впечатление произвели ее слова, она уже вошла во вкус.

— Не то чтобы мне не хотелось также встречаться с родителями, состоящими в браке. Напротив. Но в некоторых вопросах, — не унималась она, — у нас, матерей-одиночек, есть и другие интересы, отличные от интересов замужних женщин. У нас разные приоритеты, если вы понимаете, о чем я. Под приоритетами я понимаю то, что мне нужен муж.

Холли вжалась в кресло, мечтая исчезнуть, испариться, провалиться сквозь землю.

— Поэтому, — продолжала Джин, ничего не замечая, — мы могли бы раз в месяц проводить такие собрания, пока родители-одиночки не создадут семьи. Или по крайней мере, пока я не выйду замуж, — усмехнулась Джин.

Остальные тоже засмеялись, но смех скорее был какой-то нездоровый, нервный. Холли заметила, что Адам тоже смеялся.

Ей хотелось умереть. Но Джин все не унималась.

— Я, конечно, шучу, — произнесла она, — но со всей серьезностью хочу сказать, что в целом я не шучу. Я ужасно серьезна.

Внезапно все в зале разразились смехом, настоящим хохотом. Все, кроме Холли.

Вечером Холли, сердясь на мать, не разговаривала с ней. Она чистила зубы перед зеркалом, когда вошла Джин и облокотилась о дверной косяк, наблюдая, как Холли водит по зубам щеткой намного сильнее, чем требуется для удаления зубного налета.

— Ты намерена на всю оставшуюся жизнь перестать со мной разговаривать? — спросила Джин.

Холли молча чистила зубы.

— Ну перестань, Холли, — попросила Джин. — Все незамужние оценили мое предложение.

Холли повернулась с полным ртом пены и, побагровев от злости, крикнула:

— А тебе не приходило в голову, что собрание планировалось не для решения личных проблем матерей-одиночек? Что предметом обсуждения могли быть, ну не знаю, дети?

Ну да, Джин это знала.

— Конечно, — наконец проронила она, — я просто думала…

— О себе, — взорвалась Холли, — все, о чем ты думаешь, — только о себе.

Она сплюнула остатки зубной пасты и выскочила из ванной.