Дикая Охота

Клуб «Казанова» был последним заведением на свете, порог которого не побрезговал бы переступить великий итальянец. Масон, агент монархов и тайный стукач инквизиции Джаккомо Казанова, в чью честь назвали это убожество, умер в счастливое время, когда разврат был элегантен, порок куртуазен, а грех почитаем. Иными словами, он умер вовремя. А на нашу долю выпала Великая русская сексуальная революция, отягощенная неуклонным обнищанием масс.

Максимов, как всякий самодостаточный человек, общественных мест чурался. Отдавать там некому и брать не у кого. Если бы не крайняя необходимость, ноги бы его в «Казанове» не было. Адрес клуба добровольно-принудительно сдал охранник. Как жизнь связала стриптиз-клуб с центром здоровья, где с успехом врачевали все — от астральных лярв до твердого шанкра, и предстояло сейчас выяснить. Особенно интересовало, куда уходила информация, выболтанная под гипнозом доверчивыми клиентами магини в третьем поколении.

Максимов проехал немного вперед, оставлять машину на платной стоянке клуба не хотелось. Вернулся пешком и вбежал по ступенькам под шатер из разноцветных лампочек, вовсю мигавших, несмотря на неурочный час. До времени, когда принято предаваться разврату, оставалось еще минимум десять часов.

Двери распахнулись сами. В бордовом полумраке холла его встретила белозубая улыбка. Негр, наряженный в черный китель, в фуражке с золотым околышем на курчавой голове, улыбался так искренне, словно минуту назад узнал, что его далекая родина очередной раз обрела независимость.

«В Африке сейчас, наверно, ни души, — подумал Максимов, вежливым кивком отвечая на поклон негра. — Все иммигрировали в Россию».

Дальше по коридору ждала еще одна примета наших дней — арка металлоискателя с обязательным квадратномордым охранником при ней. От того, что сейчас отдыхал на полу в центре здоровья, его отличал только костюм. На местном он был не спортивный, а «от Кардена», но, впрочем, скроенный там же — в Китае.

Охранник скользнул взглядом по Максимову, пытаясь подогнать новичка под известные категории посетителей. Полное отсутствие «голды» не позволяло причислить к «братве», одет явно не в комсомольско-банковском стиле — значит, не из высокооплачиваемых шестерок, сто процентов — не из голубо-розовой богемы, а то, что нет по бокам двух Шварценеггеров, — явный признак того, что клиент к финансово-политической элите отношения не имеет. Последней надеждой мог бы стать прямоугольник, оттопыривающий нагрудный карман. Специально для этого Максимов оставил куртку в машине, теперь любой легко мог убедиться, что в карманах рубашки и светлых брюк служебного удостоверения не было. «Фраер залетный, — очевидно, сделал вывод охранник. — Чем быстрее уйдет, тем лучше».

Максимов прошел сквозь арку, аппаратура не среагировала на стилет из металлокерамики, спрятанный в ножнах на правой лодыжке, после легкой разминки в центре здоровья Максимов решил прихватить с собой хоть какое-то оружие. Вежливо кивнул белобрысому охраннику. Тот изобразил на лице улыбку.

«Вольно!» — мысленно скомандовал ему Максимов и поднялся вверх по ступенькам в полутемный зал.

Подиум с вертикальной штангой пустовал. Из динамиков медленно вытекала саксофоновая патока. Зал был почти пуст. Только в углу гомонила компания.

— Что желаете? — раздалось за плечом.

— Для начала — сесть, — ответил Максимов, не оглядываясь. Голос у спросившего был слишком угодлив, чтобы ошибиться.

— Прошу за мной.

Мэтр провел Максимова через лабиринт полукруглых диванов. Подвел к крайнему у стены.

— Здесь будет удобно?

— Прекрасно. — Максимов сел.

Мэтр сразу же включил на столе светильник под маленьким абажуром. В круг мягкого света на столе легла папка в черном переплете.

— К сожалению, программа начинается вечером, — профессиональной скороговоркой затараторил мэтр. — Но вы можете заказать что-нибудь из специального меню. — Он сам раскрыл папку, перелистнул несколько страниц, запаянных в пластик. — Извольте полюбопытствовать.

В специальном меню значилось: просто танец, экзотический танец, парный танец, танец на столе, танец между ног клиента и какой-то танец с облизыванием.

— Облизывать до или после? — уточнил Максимов.

— Простите? — склонился в полупоклоне мэтр.

— Это я так, — улыбнулся Максимов.

— Возможно, вас заинтересует обслуживание в VIP-кабинете?

— Скорее вечером. — Максимов перелистнул страницы. — А сейчас принесите салат-авокадо, тосты, апельсиновый сок. Кофе по-турецки. — Прислушался к себе, боль в ушибленном плече притупилась, но все еще давала о себе знать. — И коньяк, — добавил он.

— Простите, какой?

— Что порекомендуете?

«Сводник из мужика никакой, пусть хоть халдеем поработает», — подумал Максимов, ощущая на себе липкий взгляд мэтра. И этот его прощупывал, как рентгеном, пытаясь сообразить — кто такой.

— Французский, естественно. — Мэтр решил позаботиться о выручке заведения.

«Дагестанского розлива», — мысленно добавил Максимов. Подчеркнул пальцем третью строчку в карте спиртных напитков. Передал папку мэтру.

Тот прогнулся, как посол на церемонии вручения верительных грамот. Если не смотреть на плутоватую морду тихого алкоголика, то в неярком свете вполне бы за посла сошел.

— Девочка принесет заказ через минуту.

— И вот еще что, — остановил его Максимов. Придвинул к себе пепельницу, чиркнул зажигалкой. — Если Соболь здесь, передай, что у меня к нему разговор.

Рентгеновская пушка в глазах мэтра выдала такой залп, что Максимову стоило изрядных усилий сохранить безмятежное выражение лица.

— Хорошо, — процедил мэтр. И вихляющей походкой двинулся по лабиринту зала.

«Время пошло», — скомандовал себе Максимов. Со стороны могло показаться, что ничего не произошло. Но с этой секунды он стал ждать, как ждет затаившаяся в чаще большая кошка — ягуар.

Девочка с усталым лицом принесла заказ. В зал вошли четыре сына гор, одуревшие от жары и изобилия женщин в мини-юбках. Расположились в центре зала, стали шумно организовывать застолье. «Апельсины продали, можно танцы заказывать. Лезгинку с раздеванием», — вздохнул Максимов и больше на них внимания не обращал.

Его интересовала компания крепких ребят, совещавшаяся в дальнем углу зала. Из-за полумрака и расстояния лиц разглядеть не удавалось. Но что в углу кипит подпольная жизнь, Максимов был уверен. Поблескивали браслеты на азартно жестикулирующих руках, пиликали мобильные, подлетал и так же быстро исчезал посыльный из бывших спортсменов.

Охранник экстрасенсов не соврал, штаб группировки Соболя заседал именно здесь. Само собой разумеется, начштаба на военном совете присутствовал обязательно. Но пока себя никак не проявлял. Максимов и не рассчитывал, что Соболь сломя голову бросится к нему в объятья. Ход он сделал, теперь оставалось ждать.

Слева хлопнула пробка. Максимов покосился на троицу, расположившуюся через два дивана от него. До этого они внимания к себе не привлекали. Сейчас единственная девица взвизгнула, подставив бокал под шипящую струю шампанского. Ее спутники относились к той странной категории молодых бизнесменов, что умудряются делать деньги, не появляясь в офисе. И считают хорошим тоном не обременять налоговую инспекцию ежегодными декларациями.

Максимов невольно прислушался к их разговору.

— Саша, ну о чем ты говоришь! Это страна никому не уперлась. Надо опять закрыть границы и сделать ее всемирной резервацией дураков. А первое апреля объявить национальным праздником.

— Давно пора уж, вашу мать, умом Россию понимать, — подколол цитатой второй.

— Ага! Если совсем крыша улетит, тогда поймешь. Слушай прикол. В Парке культуры «тарзанку» видел? Народ сто пятьдесят рублей платит, чтобы вниз головой сигануть.

— Ну и что? Я сам прыгал.

— Ой, а меня подбивали, но я такая трусиха! — встряла девица.

— Не о тебе речь, — обрубил первый, подлив ей шампанское в бокал. — Слушай дальше. Побазарил с пацанами, которые там работают. Говорю, на бабках сидите, а на пиво не хватает. Короче, продал им бесплатно идею.

— Пьяный был, что ли?

— Не, настроение просто хорошее было. Объяснил, что просто так народ прыгать не заманишь. Нужна халява. Это в нормальных странах прибыль — двигатель экономики, а в этой стране — халява. И не надо изучать Джеффри Сакса, чтобы до этого додуматься. Короче, у всех на глазах кладу «штуку» баксов в конверт, заворачиваю в пакет, а пакет привязываю к пенопласту. И пускаю в пруд, над которым «тарзанка» болтается.

— Нет, ты точно в тот день нажрался!

— Говорю же, ни в одном глазу! Ты бы видел, какой ажиотаж поднялся. Народ был готов своим ходом на башню лезть. А мы сели в кафешке, заказали пивко и на этот праздник дураков любуемся. Одна девка пять раз прыгала, представляешь? Не рассчитает, окунется в воду по самые пятки, ее на резинке вытянет, висит, как курица, течет с нее, а она, дура, орет: «Я — следующая!» Охрана кипятком писает, мы за животы держимся, а она чуть не плачет от страха, но опять наверх лезет.

— Ничего хоть мокренькая?

— Фи, Сашка! — хлопнула его по руке девица.

— Есть на что посмотреть, — кивнул рассказчик. — Но не о том речь. Добилась она своего, сцапала пакет с пятого захода. Вот, гвозди бы делать из этих людей!

— Короче, посмотрел ты на мокрую бабу за штуку баксов. Круто, но не умно, — подвел итог второй.

— Это еще не все. Девка оказалась библиотекаршей из какого-то медвежьего угла в Сибири. Не поверишь, она все бабки в кассу сдала! Олигофренам местным на «штуку» баксов книжки купили. Ради этого и прыгала. Веришь?

— Не-а.

— Спорим?

— На что?

— На «штуку».

— Ну я же не такой, кхм, как ты. Двести, идет?

— Забили. — Рассказчик достал из кармана бумагу. — Я ради хохмы в конверт свою визитку вложил. Эта чокнутая подумала, что моя фирма проводит конкурс. Сегодня в офис принесли благодарственное письмо от местного комитета народного образования. Смотри: бланк, печать, подпись — все как полагается.

Первой прыснула девица, следом надтреснутым тенорком подключился второй. Рассказчик почему-то угрюмо молчал.

Максимов покосился на их головы, торчащие над спинкой дивана. Представил, как пули прошивают их насквозь, и во все стороны разносит красные брызги. На сердце сразу полегчало.

«Разродились, наконец!» — Максимов заметил, как от угла, где заседал штаб группировки Соболя, по направлению к нему залавировал между столиками мэтр.

— Да? — Максимов опустил на стол рюмку. Коньяк действительно оказался дагестанским, но приличного качества.

— Если вы уже закончили. — Мэтр потупил глазки. — Вас просят подойти. — Последовал легкий кивок в сторону угла.

— Соболь там? — уточнил Максимов, не меняя позы.

«Да», — ответили глазки мэтра. Он положил рядом с рюмкой маленькую папочку. Максимов раскрыл, пробежал глазами столбик цифр на счете, решил, что вместо девиц здесь раздевают клиентов. Достал портмоне, отсчитал купюры. Мэтр стрельнул взглядом на отделение, где лежали доллары. Глаза сразу потеплели. Может, менты и берут больше, но столько с собой не носят.

— Благодарю. — Он успел провести нехитрые вычисления, определив сумму чаевых. — Надеюсь, вам у нас понравилось.

У столика детей гор уже извивалась девица в купальнике. Кто-то из них вскинул руку, громко щелкнул пальцами. Мэтр кивнул на прощание и поспешил на зов.

Максимов встал, незаметно осмотрел зал. Троица соседей молча смаковала шампанское. Судя по выражению лиц, каждый молчал о своем. Девица явно скучала. Появление в поле зрения Максимова вывело ее из состояния медитации. Но он прошел мимо, не удостоив взглядом соблазнительно скрещенные ноги. Сейчас его больше интересовали крепыши, оккупировавшие уголок в дальнем конце зала.

На полукруглом диване, рассчитанном минимум на восьмерых, едва разместились четверо. Больше всего это напоминало скамейку запасных сборной страны по регби, все одинаково стриженные под бобрик, фигуры как у скульптур ударников коммунистического труда сталинской эпохи, золотые цепи на бычьих шеях и здоровый антибский загар на откормленных лицах.

— Ну и что тебе надо? — Сидевший в центре откинулся на подушки, вперив взгляд в подошедшего к столику Максимова.

По описаниям охранника из центра, это был Соболь. Но и без них Максимов без труда опознал бы среди близнецов старшего. В свое время специально ходил в зоопарк наблюдать за животными. Не из любви к биологии, а из профессионального интереса к человеческой психологии. Звери общаются на языке тела, на нем ни соврать, ни пустить пыль в глаза. Люди давно забыли этот язык, но, как ни странно, продолжают им пользоваться. И тело им мстит, выдавая то, что пытаются скрыть под рубищем слов. Потому что тело не умеет казаться, оно умеет только быть. Научившегося читать язык тела уже не обмануть. И чем примитивней человеческий коллектив, чем ближе он к стае, тем больше о нем рассказывают ужимки, повадки и позы его членов.

Соболь играл вожака. Умудренного опытом, самого сильного и смелого, но не тратившего силы без надобности. Первый в бою и на охоте может на отдыхе позволить себе развалиться в холодке, лишь время от времени постреливая острым взором на снующих вокруг членов стаи.

Максимов понял: разговора не будет, сейчас пойдет театр, игра на публику. Ему определили роль «лоха залетного». Естественно, он мог сыграть честного опера, мента продажного, бизнесмена средней руки, кого угодно, хоть бомжа привокзального. Но только не здесь и не сейчас. Провокацию следовало довести до конца. Иначе — какой в ней смысл? И он решил ничего не изображать, а остаться тем, кем был — человеком, заключившим с миром договор о вооруженном нейтралитете.

— Поговорить, — ответил Максимов, спокойно выдержав взгляд Соболя. — Желательно, с глазу на глаз.

— А кто ты, в натуре, такой? — усмехнулся Соболь. — Я многих знаю. Вот вчера тут гульбарил начальник райвоенкомата. Через часок опера из двенадцатого отделения подвалят. Чурки с рынка веселятся, видал? Не кореша, а по именам знаю. А кто ты такой, чтобы я с тобой базары травил, а?

— Оздоровительный центр «Космическое сознание» на Хорошевке. — Максимов выдержал паузу, дав усвоиться информации в бритой голове Соболя. — Я там был сегодня утром. И сразу же возникли вопросы.

Три головы повернулись к вожаку, три недоуменных взгляда скрестились на его закаменевшем лице. Максимов понял, тот уже в курсе. На секунду в глазах мелькнуло замешательство, которого по всем раскладам и быть-то не могло, но Соболь быстро взял себя в руки.

— Не, пацаны, говорят, что трудно жить, а я не верю. — Он вытянул под столом ноги. — Вот мы тут судили-рядили, где бабок намыть. А я считаю, что за них даже разговора быть не может. — Он ткнул пальцем в Максимова. — Пока такие живут.

Крайний справа сделал попытку встать, но Соболь цыкнул:

— Буба! Я же еще не кончил. Значит, и его кончать рано.

В ответ все загыгыкали. Соболь наслаждался, как актер, сорвавший аплодисменты.

— Я все понял, разговора не получится, — прервал всеобщее веселье Максимов.

— Ни хрена ты не понял! — Соболь дернул щекой. Нервный тик был такой сильный, что уголок губ съехал почти к уху. — Ты на бабки попал, фраер. Это ты понял? Или Буба тебе сейчас объяснит.

— Не надо. — Максимов покосился на привставшего Бубу. Уходить, оставив после себя даже, как минимум, один труп, в планы не входило.

— Короче, пять штук. — Соболь растопырил пальцы. — За все, что там наколбасил, плюс за этот базар.

— Зелеными? — неподдельно удивился Максимов, вспомнив убожество обстановки центра и степень ущерба.

— А мы другими, крендель, не берем. — Соболь посмотрел на стаю, приглашая посмеяться вместе с ним. Стая уважила вожака.

Максимов выждал, пока они закончат.

— Сегодня вечером. В одиннадцать.

— Лады, отдашь Бубе. — Соболь не стал разыгрывать удивление. Чуть прищурил глаза. На то он и вожак, чтобы первым чувствовать опасность.

— А потом поговорим, — пообещал Максимов. Развернулся и, не оглядываясь, пошел к выходу.

Никто его не остановил, не окликнул. Максимов отметил, что его уход заинтересовал еще двоих — девицу с бокалом шампанского в руке и сухощавого пожилого мужчину в светлом костюме, вполуха слушавшего стоящего за его плечом метрдотеля.