Странник

Максимов служил в те времена, когда командир считал смертным грехом оставить подчиненного без обеда. Он помнил, что в карманах у Карины одна мелочь, а ночью к столу были поданы только яблоки, поэтому после звонка Злобину сразу погнал машину к ближайшему ресторану.

Карина, не скромничая, заказала половину меню и решительно приступила к обеду.

— Как тебе здесь? — спросила она, сделав небольшой перерыв.

Максимов обвел взглядом зал. Интерьер в стиле псевдоготики. Что называется, чистенько и со вкусом. Ресторан назывался «Земландия».

Никаких ассоциаций с древней историей Пруссии здесь у Максимова не возникло. Почему-то в памяти постоянно крутилось кодовое обозначение немецкой группировки «Земланд». И еще рекордная концентрация орудийных стволов в ходе Восточнопрусской операции — четыреста шестьдесят восемь орудий на километр фронта. Артиллерия Красной Армии фактически засыпала группировку «Земланд» снарядами. Говорят, Гитлер приказал в знак проклятия сбросить с самолета осиновый крест для коменданта Кенигсберга Ляша, посмевшего капитулировать. Интересно, а как генералу было воевать, если его солдаты попросту сходили с ума в этом пылающем аду? Военные ассоциации ничего хорошего не предвещали. Максимов давно заметил за собой эту особенность. Очевидно, таким образом тело и сознание исподволь готовились к близкой опасности.

— Я с папой здесь несколько раз была, — продолжила Карина, не дождавшись ответа. — Он любит гульнуть, когда деньги есть. Впрочем, когда их нет, тоже не скучает.

Она осеклась, вспомнив, что о Дымове теперь полагается говорить в прошедшем времени. Глаза сразу же потухли. Она промокнула губы салфеткой, и, когда отняла ее, уголки губ по-детски поехали вниз.

«Сейчас заревет, — с тоской подумал Максимов. — Нет, детей и женщин из дела надо убирать в первую очередь. К черту, встречусь со Злобиным и первым делом потребую спрятать это медноводосое чудо природы куда-нибудь подальше. Должна же прокуратура иметь конспиративные квартиры. Вот пусть и поселит на время. Пока стрельба не утихнет».

Сейчас, холодно и бесстрастно проанализировав ситуацию, он пришел к выводу, что все идет к большой крови. Первая попытка поймать на крючок Карину успехом не увенчалась, и противник — или противники, а Максимов насчитал минимум три заинтересованных группы — посчитает себя вправе использовать крайние меры.

«Атак как мы себя безнаказанно убивать не позволим, то крови будет много», — заключил он.

— Ты что не ешь? — спросила Карина. Она опять принялась препарировать вилкой жареную форель. — Боишься фигуру испортить?

— Типа того. — Максимов вяло поковырял салат, единственное, что заказал себе, и отодвинул тарелку. Не стал говорить, что больше всего боится ранения в живот. При полном желудке штука смертельно опасная.

Достал из кармана упаковку янтарной кислоты, выдавил на ладонь сразу пять таблеток. Отправил в рот, прожевал, запив апельсиновым соком.

— Во-во, сам на колесах сидишь, а мне нотации читаешь, — прокомментировала Карина.

— Глупая! — Максимов поморщился от кислотного вкуса, щипавшего нёбо. — Это янтарная кислота. Чистая энергия.

Карина тихо хихикнула, но от дальнейших комментариев воздержалась. Глаза вновь заискрились.

— Слушай, ты же у нас искусствовед. Просвети бестолковую, почему из-за этих янтарных чашек такой ажиотаж? — спросила она.

— Потому что они из янтаря, — ответил Максимов.

— О, тоже мне ценность! Этого янтаря на берегу сколько душе угодно. А если лениво собирать, то есть один способ. Местное ноу-хау. — Она посмотрела по сторонам и зашептала: — Берешь сачок и идешь к янтарному комбинату. Там огромная труба, через нее сливают отработанную воду. Час постоял с сачком у струи — полведра янтаря наловил. Иногда вот такие куски попадаются. Честно! — Она Показала свой кулачок. — Чего улыбаешься?

— Янтарь — камень ценный. Особенный камень. Не зря крестоносцы ввели монополию на продажу янтаря. Немцы его называли берштайн — огненный камень. Греки — электроном, а славяне — морским ладаном. Латиняне считали, что янтарь хранит в себе saccus — жизненную субстанцию дерева, сок. Подумай сама, как назвать твои чаши? — Максимов замолчал, предоставляя Карине возможность самой найти ответ.

— Дай подумать. — Карина закрыла глаза. Беззвучно пошевелила губами, словно пробовала слова на вкус. — Чаша… Чаша священного огня, появившаяся из моря… И хранящая в себе сок жизни. — Она распахнула глаза, полные восторга от прикосновения к тайне. — Здорово!

«Толк из барышни будет, — с удовлетворением отметил Максимов. Но чтобы быть объективным, добавил: — Когда дурь из головы выветрится».

— Ты забыла «электрон», — напомнил он. — Янтарь обладает свойством сохранять электрический заряд и работает, как магнитная лента. Причем запоминает только положительное. Твою радость, душевный подъем, всплеск физических сил — все запомнит камень. Если носить его постоянно, то в организм, как с плеера, каждую секунду будет вводиться положительная информация.

— И что, я не буду болеть?

— Будешь, конечно, — улыбнулся Максимов. — Но реже и не тяжело. Значит, мы знаем, что янтарь — уникальное записывающее устройство. А теперь подумай, сколько и какой информации можно найти в нем. Янтарные украшения встречаются в захоронениях каменного века — это шесть тысяч лет до нашей эры. В гробницах фараонов, умерших три тысячи лет назад, находят изделия из янтаря. Если не изменяет память, возраст самого древнего куска янтаря — сто двадцать пять миллионов лет. Даже страшно подумать, какую магическую силу имеет этот камень.

— И ты веришь в мистику? — удивилась Карина.

Максимов кивнул.

Карина подцепила вилкой кусочек рыбы, прожевала, задумчиво скосив глаза в сторону.

«Смотрит вправо — значит, что-то высчитывает в уме», — определил Максимов. Невозможно прочитать чужие мысли, но узнать, использует человек абстрактное мышление или логическое, очень легко. Достаточно посмотреть ему в глаза.

— Получается, моим чашам цены нет! — завершила расчеты Карина.

Максимов крякнул, поразившись рациональности мышления подрастающей смены.

— Да, если не одно поколение использовало их в культовых целях, то им нет цены. — Он выдержал паузу. — Это значит, что платить никто не будет.

— В каком смысле? — Карина насторожилась.

— Разве Дымову в Гамбурге кто-то заплатил?

Максимов бросил салфетку на стол. Встал, сверху вниз посмотрел на притихшую Карину. За секунду из обаятельной умницы она превратилась в брошенного одинокого ребенка.

— С твоего позволения, я отлучусь на минуту. Он решил дать ей время все обдумать в одиночестве, чтобы полнее ощутила свою беззащитность. Жестоко, но в подобных обстоятельствах он иначе поступить не мог. Времени для иллюзий и споров не осталось. Это Максимов уже ощущал каждой клеточкой тела. Инстинктивное чутье на опасность холодным спазмом сводило мышцы.

Он шел по залу, незаметно осматривая малочисленных посетителей. Никто особых подозрений не вызывал. Какой-то крепко выпивший господин барским тоном отчитывал метрдотеля. Половину слов он внятно произнести уже не мог, только шевелил михалковскими усами и зло зыркал красными, как у кролика, глазами. Метрдотель почтительно кланялся, а кулак за спиной уже побелел от злости. Барин вставил в дряблые губы сигарету, промямлил что-то нечленораздельное, отчего сигарета выпала и закатилась под стол. Метрдотель вхолостую чиркнул зажигалкой.

— Ну и что дальше? — пробурчал барин, тупо уставившись на огонек.

Максимов с независимым видом миновал слугу общественного питания и его клиента и прошел в туалет.

Елисеев распахнул дверцу «Нивы» и поманил к себе парня, вышедшего на крыльцо ресторана.

— Шевели копытами! — зло прошипел он, подгоняя парня, приближавшегося неспешной походкой.

— Порядок, — отрапортовал парень, встав у дверцы.

— Что — порядок? — переспросил Елисеев. — Что — порядок?!

— Ну, в смысле объект на месте. — Парень пошевелил бровями на скошенном лбу. Пострижен он был по-военному коротко.

— Саша, ты где такого умника нашел? — Елисеев повернулся к водителю.

— На помойке. — Саша держал руки скрещенными на руле, отчего бугрились литые бицепсы. Весь он был кряжистый и мощный, как борец-тяжеловес, вышедший на пенсию. — Слышь, боец, ты его хоть узнал? — Он налег, грудью на руль, чтобы лучше видеть парня.

— Описание соответствует, — солидно ответил парень.

— Во, какие слова знаем! — хохотнул Саша. Он потянулся, хрустнув суставами. — Ну что, Федя, берем?

Елисеев с сомнением посмотрел на вывеску ресторана.

— Да ты не бойся. Скрутим чисто, — успокоил его. Саша. — Чего тянуть?

— Осторожнее, мужики, — предупредил Елисеев. — Он мне живым нужен. И разговорчивым.

Саша выбрался из машины, еще раз потянулся всем телом,

— О-охоньки! — Он оглядел окрестности и махнул рукой. По его команде трое мужчин вышли из кустов и двинулись к ресторану. — Слышь, Федор, а все в машину не влезем.

Елисеев указал на черный «фольксваген-пассат» на парковке у ресторана.

— Понял, командир, — кивнул Саша. — Конфискуем.

— Держитесь за «Нивой», я дорогу покажу, — сказал Елисеев, пересаживаясь за руль.

— Это не к домику у моря?

— Как догадался? — насторожился Елисеев.

— А мне там тоже понравилось. Хорошее место для долгого разговора.

Саша развернулся и неожиданно легкой для своих габаритов походкой направился к ресторану.

«Всех потом кончать! Слишком много знают», — решил Елисеев.

Три года назад он познакомился с Корзуном. Бывший разведчик, делающий карьеру в среде финансистов, и действующий офицер военной контрразведки быстро нашли общий интерес. Корзуну время от времени требовались люди, нуждавшиеся в деньгах и не боявшиеся крови. А кому как не Елисееву, по прямым служебным обязанностям следящему за нищими военными, не иметь полной информации о возможных исполнителях заказа. На том и сошлись. За каждое решение проблемы, как образно выражались финансовые мальчики, Корзун нарабатывал авторитет, Елисеев получал очередной перевод на номерной счет в эстонском банке, а исполнители… Кто о них вспомнит?

Александр был долгожителем, шесть лично исполненных заказов. Бывший прапорщик бригады спецназа Белорусского округа без труда сколотил себе группу, обучил и выдрессировал как положено. Елисеев считал группу Саши своим личным резервом на случай чрезвычайных обстоятельств.

«Господи, что я делаю!» — застонал от отчаяния Елисеев. Захотелось вдавить кулак в кругляш на руле, сигналом клаксона остановить Сашку и его людей.

Елисеев усилием воли заставил себя убрать руки с руля. Чрезвычайные обстоятельства требовали чрезвычайных мер. Крови.

И Елисеев был готов пролить ее сколько угодно. Лишь бы спастись.

* * *

Дверь распахнулась. Максимов поднял глаза. В зеркале отразилось крупное лицо мужчины лет сорока. Короткий бобрик выгоревших волос, глубокие складки у носа. Светлые, словно выцветшие глаза с веселым интересом рассматривали Максимова.

— Что надо? — Максимов завернул кран. Встряхнул руками.

Мужчина показал красную корочку удостоверения и быстро спрятал в нагрудный карман.

— Вход в туалет по пропускам? — усмехнулся Максимов, пытаясь выиграть время. Мужчина показался ему чересчур мощным и хорошо тренированным, чтобы обойтись без лишнего шума.

— Люблю юмористов. — Мужчина хищно прищурился. — Девка уже у нас, поэтому не дергайся.

Максимов медленно повернулся, и мужчина тут же мягко отступил, увеличив дистанцию.

— Я не успел рассмотреть удостоверение.

— А я тебе еще раз покажу, — пообещал мужчина. — Когда выйдем на улицу. Оплати счет, и пошли. Только без фокусов.

В холле переминались с ноги на ногу двое напарников мужчины. По всем признакам под легкими куртками у них пряталось оружие. Они это и не скрывали, демонстративно сунув руки под куртки при появлении Максимова.

«Жаль, Карину не успел спрятать. Драка вышла б знатной», — с грустью подумал Максимов, с ходу оценив бойцовские качества противников.

За столиком Карины не было. Максимов наскоро просмотрел счет, отсчитал деньги. За спиной все время находился мужчина, тяжело сопел в затылок.

— Я могу поинтересоваться, в чем дело? — Максимов с трудом удержался от соблазна. На столе лежало столько предметов, что так и просились в горло мужчине. Но он успел заметить белую «Ниву», медленно проплывшую мимо парковки, и приказал себе расслабиться.

— Профилактическое задержание. В городе совершено преступление, вы подходите под описание, — пояснил мужчина, продемонстрировав знание законов.

— А почему так вежливо работаете?

— Надоело руки крутить. — Мужчина ткнул твердым пальцем в бок Максимову. — Пошли!

На крыльце Максимова зажали с двух сторон напарники старшего. И сразу же резкая боль пронзила бок. Следом наручники щелкнули на левом запястье. Чужие жесткие пальцы зашарили в карманах, выудили связку ключей.

— Код? — спросил мужчина с холодной улыбочкой, поигрывая брелоком сигнализации.

— Два раза нажми на третью кнопку, — процедил Максимов.

Они быстрым шагом приближались к машине. «Фольксваген» призывно мяукнул, мигнул фарами и отключил сигнализацию.

Мужчина первым забрался в салон на водительское место, распахнул заднюю дверь.

— Давай, — скомандовал он.

Первым быстро нырнул в салон тот, к кому Максимов был прикован наручником. Пришлось последовать за ним, задохнувшись от резкой боли в кисти. Второй наклонил голову Максимова, не дав удариться об крышу, но еще сильнее нагнул, едва Максимов упал на сиденье.

С этой секунды Максимов больше ничего не видел, только ноги похитителей и ствол пистолета, упершегося ему в колено.

* * *

С Балтики налетел резкий ветер. Зло трепал прибрежный камыш. Белые барашки плясали на помутневшей воде залива. В дюнах высоко вздымались песчаные султаны.

— Что-то будет. — Дядя Миша с тоской посмотрел на небо, затянутое рваной кисеей облаков. Запахнул старый бушлат.

Веранду финского домика продувало насквозь. Громко хлопала старая иссохшая клеенка, накрывавшая стол. Обед себе дядя Миша готовил сам и в любую погоду накрывал на веранде. Есть в барских хоромах, как он называл сауну с примыкающими к ней комнатами, не любил, скорее брезговал. Поэтому осень и зима, когда особо на морозе не посидишь, были у него в немилости.

Еще он клял себя за то, что вынужден подъедать то, что оставалось после пьянок Дубанова с друзьями. Как можно жить на пенсию ниже прожиточного минимума, наверное, знает только Гайдар. Дядя Миша даже не пытался, знал: все равно не получится. Многим старикам приходилось копаться в мусорных баках, чтобы не умереть с голоду. Дубанов оставлял после себя горы импортной снеди и батареи недопитых бутылок. Учета не вел, каждый раз привозилось новое. Казалось, живи и радуйся сытной и нехлопотной работенке. Но сердце гвардии старшины порой заходилось от злобы. Очевидно, сказывалась казачья кровь Нелюдовых, ни перед кем за кусок хлеба папахи не ломавших. Гордость или обида, поди разберись, за то, что приходится вот так доживать век, иногда глушили так, что дядя Миша недобрым глазом оценивал пожарные свойства финского домика. Если бы не маленькое хозяйство, что на свой страх и риск он завел здесь, давно пустил бы красного петуха под четыре угла.

В последнюю зиму случилось с ним странное. Мастерил что-то в сарайчике, и как-то сам собой подвернулся под руку огрызок карандаша. И блокнотик засаленный рядом оказался. Черкнул дядя Миша первое, что пришло в голову. И на сердце вдруг полегчало. Будто он эту царапину с сердца на бумагу перенес. Получилось: «Жить на Руси всегда было тяжко, а сейчас — совестно». С тех пор он таскал блокнотик с собой и черкал короткие строчки. Сегодня само собой написалось: «Не умрешь, пока долг не вернешь». К чему это? Дядя Миша не знал.

— Что-то будет. — Дядя Миша поджал губы. Зрение, несмотря на возраст и контузии, осталось острым. Он издалека заметил белую «Ниву», покачивавшуюся на песчаных наносах, выползших на дорогу. Если утром машина прикатила со стороны яхт-клуба, то сейчас срезала к домику на берегу коротким путем, через песчаный пляж. И еще — следом за «Нивой», намного отстав, ползла черная иномарка.

Ничего хорошего визит незваных гостей не сулил. Домик стоял на отшибе, кричи сколько влезет — никто не услышит. Тем более за таким ветром.

— Летят мухи на дерьмо, — проворчал дядя Миша. Накрыл свой приготовленный к обеду стол чистым полотенцем, придавил углы, чтобы не задрало ветром. Финский ножик, которым резал хлеб, спрятал в рукав бушлата.

Сел на ступеньки и стал ждать.

Елисеев первым выпрыгнул из «Нивы». Уверенным шагом подошел к крыльцу, на котором сидел старик в заношенном бушлате.

— Привет, батя! — Елисеев поставил ногу на нижнюю ступеньку

— Уже виделись, — холодно обронил старик. — Хозяев нету. Как ты утром того усатого шуганул, так больше никто не появлялся. Дубанов за ним машину прислал. А сам, видать, в банке. Так что, мужики, извиняйте, вам туда. — Старик скрюченной кистью показал на город.

— С Дубановым я вопрос сам решу. — Ветер облепил куртку на животе Елисеева. Отчетливо проступила кобура. — А ты пока пойди баньку прогрей.

— С утра жар стоит. Что дрова зазря переводить!

— Ну и славно.

Он махнул рукой. Дверцы машины распахнулись, и двое парней выволокли упирающуюся девушку. Ветер сразу же защелкал ее юбкой, открывая ноги до бедра. Она пыталась лягнуть державших ее парней, но ничего не получалось. На голову ей натянули черный мешок, и видеть ничего она не могла.

— Видишь, у нас даже баба с собой, — осклабился Елисеев. — Иди, батя, погуляй.

— Беспредельничать тут не позволю! — Старик поднялся на ноги.

Елисеев сунул ему под нос красную книжечку.

— Читай, батя! Фэ-Эс-Бэ, — по слогам произнесен. — И вали отсюда!

Старик зло прищурился. Сплюнул в сторону.

— Твою… И где вас, сук, только нет! — процедил он, спускаясь по ступенькам.

— Но-но! — прикрикнул на него Елисеев. Старик махнул рукой, поплелся к сарайчику, стоявшему в углу двора.

Девчонку один парень поволок к Елисееву, другой остался стоять у «Нивы», поджидая, когда в ворота въедет отставший «фольксваген».

Машина остановилась, мягко качнувшись на рессорах. Двигатель заглох, и стало слышно, как ветер бьется в стекла.

— На выход! — скомандовал старший, кого в дороге молодой парень с пистолетом дважды назвал Сашей.

Максимов лишь на секунду приподнял голову, через лобовое стекло увидел финский домик и стену камыша за ним, дальше темно-серую полосу залива. В пяти метрах от них полубоком стояла «Нива». Один человек рядом с машиной. Второй на ступеньках веранды. Белое платье Карины мелькнуло в проеме двери и пропало.

«Сейчас», — решил Максимов.

И с этой секунды сознание отключилось. Тело подчинялось только инстинктам воина. Безошибочным и беспощадным. Как всегда бывало в минуты опасности, время замедлило свой бег…

Первый похититель уже выбрался из салона, за плечо тянул Максимова наружу, второй, прикованный наручниками к пленнику, напирал сбоку. Максимов позволил себя вытолкнуть из салона. Чтобы не упасть, свободной рукой ухватился за дверь. Первый, держа Максимова на прицеле, попятился назад, увеличивая дистанцию. Ветер швырнул ему в лицо песок. Максимов отчетливо видел, как мелко-мелко задрожали веки у противника. В ту же секунду он подсек ногу ослепленного противника, рванулся вперед, перехватив руку с пистолетом. Противник потерял равновесие, качнулся, рука ослабла, и Максимов легко вырвал пистолет из его пальцев.

Первым выстрелом он перебил кисть противника, наручник легко соскользнул с залитого кровью обрубка. Обретя свободу, Максимов легко ушел от удара того, кто бросился отбивать свой пистолет. Ткнул стволом ему в грудь. Выстрел в упор сломал противника пополам и отшвырнул далеко назад. Саша, он стоял спиной к машине, в этот момент потягивался, закинув руки за голову. Он, очевидно, услышал выстрелы, но уже стал разворачиваться, косясь на Максимова. Пистолет выплюнул струю огня, и лицо Саши смазало красное пятно, в воздух разлетелись кровавые брызги. Взмахнув руками, он стал оседать.

Максимов ушел в кувырок, дважды прокатился по земле. Следом за ним с земли поднимались фонтанчики. Это стрелок, спрятавшись за передок «Нивы», стал класть пулю за пулей, отгоняя Максимова от укрытия.

Лежа Максимов хорошо видел ногу стрелка ниже колена, не прикрытую колесом машины. Вскинул руку, поймал на мушку цель. Пистолет дрогнул, пуля ушла в цель. Затвор откатился назад, обнажая черный стержень ствола.

И так и замер…

Максимов понял, что уже не выполнит задуманное: кувырком перекатиться к машине, пользуясь тем, что стрелок, парализованный болью в ноге, вот-вот вывалится из-за «Нивы», успеть вскочить на ноги и остановить пулей того, кто сейчас от веранды бежит наискосок через двор к «фольксвагену». Не сможет, потому что в магазине не осталось патронов.

Неожиданно вернулась способность слышать. И он услышал, как метет песок ветер, как скрипят ботинки бегущего человека с каждым шагом все громче и ближе, как дико воет тот, в салоне, с простреленной рукой…

Громко хлопнул выстрел: стрелок у «Нивы» попробовал прижать Максимова к земле.

И неожиданно трескуче и размеренно заработал автомат. Очередь косо перерезала двор. Сначала вскрикнул бегущий. Следом что-то грузно упало на землю. А потом стекла «Нивы» взорвались снопом искристых осколков. Машина просела на передних колесах. Из-за капота выпал человек, уткнулся головой в землю словно на молитве. Вторая очередь выбила алые фонтанчики из его спины. Человек дернулся и растянулся во весь рост.

— Парень, ты живой? — раздался хриплый крик. Максимов засек, откуда шли очереди. На слух определил, что голос доносится оттуда же. Слева от дома.

— Живой! — крикнул Максимов, отползая к машине. Парень с перебитой кистью выл и бился головой о колени и опасности не представлял. Но привычка не оставлять за спиной недобитых врагов взяла свое. Максимов тукнул рукояткой пистолета ему в ложбинку на затылке. Громко хрустнула кость, и парень затих.

— Эй, не стреляй! — раздалось слева. — Свой я, свой!! «А мне и нечем, — чуть не ответил Максимов. Со злостью посмотрел на труп хозяина пистолета. — Что же ты, гад, патроны недоложил! Так подставил, профессионал хренов!»

Кровь все еще стучала в висках, но ненависти к врагу Максимов уже не испытывал. Но и жалости не было.

— Эй, ты живой?

— Достал уже, — прошептал Максимов. Громко крикнул: — Я встаю!

Встал, прячась за машиной.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом разом облегченно засмеялись. Дядя Миша поправил болтающийся на груди «шмайссер».

— А я думаю-гадаю, кого в мой шалман привезли. Оказывается, это ты, парень!

Максимов сплюнул песок, прилипший к губам. Но ответить не успел.

Двери в дом распахнулись. Грохнул выстрел, затем второй.

Дядя Миша дал косую очередь наобум, покатился по земле.

Максимов нырнул за машину. Через секунду по капоту цокнуло, будто кто-то вколотил гвоздь. Звук выстрела пришел чуть позже.

— Максимов, я твою сучку пристрелю! Бросай оружие!! — раздался истеричный крик.

Дядя Миша ответил очередью от сарайчика.

— Держи, парень! — крикнул он.

И прямо возле Максимова сверху упало что-то черное. Тяжело плюхнулось в песок. Максимов протянул руку. Пальцы с наслаждением сжали рукоять пистолета.

«Настоящий „вальтер“!» — с восхищением отметил Максимов, машинально передернув затвор.

— Он один! Пошел! — Крик дяди Миши сразу же заглушила очередь из «шмайссера».

Максимов рванул вперед. В три прыжка преодолел расстояние до разбитой «Нивы». Он был вне сектора обстрела из двери Дома, поэтому останавливаться не стал, перелетел через передок «Нивы», кувырком загасил скорость, вскочил на ноги и бесшумно стал красться к веранде.

— Бросай автомат, дед! — раздалось из-за приоткрытой двери. И следом бабахнули два выстрела.

Щепки полетели из стены сарайчика.

Максимов оглянулся, наскоро оценив позицию старика. Понял: долго за утлым сарайчиком ему не продержаться. Возможно, старик сознательно подставился, отвлекая внимание на себя.

До двери оставалось не больше десяти метров. Открытая наполовину, она закрывала от стрелка Максимова. Но и он не мог видеть врага.

В узкой щели у косяка мелькнуло светлое пятно. Максимов вскинул пистолет, целил в щель на уровне колена. Два выстрела — и он бросился вперед. Краем глаза отметил, что из косяка выбило щепку, значит, один выстрел он сорвал. Но вторая пуля вошла в щель, как нитка в игольное ушко.

Он из-за собственного дыхания и громкого стука сердца, ухающего в ушах, не сразу расслышал крик. Только подлетая к двери, обратил внимание, что она поехала ему навстречу. Все быстрее и быстрее, толкаемая изнутри какой-то силой.

Из распахнутой настежь двери вывалился мужчина в белой куртке. Прямо под ноги Максимову. Рот разорван в крике. Безумно вытаращенные глаза. Он падал на бок, вытягивая вперед руку с пистолетом.

Максимов с ходу ударом ноги вышиб пистолет. По инерции Максимова понесло вперед, он подбросил тело вверх и со всего маху рухнул вниз, припечатав мужчину к полу. Показалось, что упал на автомобильную шину, которая тут же лопнула от удара…