УТРОМ ДЭМОН РАЗБУДИЛА МЕНЯ новостью, более пугающей, чем битва оборотней.

«Вчера вечером Стелли вошла в Лабиринт», — сказала она.

— Откуда ты знаешь? — Моё сердце от страха будто покрылось ледяной коркой.

«Я же демон. Твоя судьба — та паутина, на которой я сейчас сижу. И одна из ниточек этой паутины дёрнулась. А ещё об этом только что сообщили одному из магов, что находится сейчас в соседней комнате».

— У Стелли есть шансы?

«Я демон, а не богиня судьбы, откуда мне знать?»

— Ей можно помочь?

«Нет. Каждый в Лабиринте сам за себя. Это как смерть и рождение, их переживают в одиночку, даже если вокруг те, кто тебя любит».

— Помоги ей!!! Войди в моё сердце!!! — Я почти кричал. Мне было безумно страшно за Стелли.

«Хорошо. Но, кроме того, ты пообещаешь, что я смогу трижды войти в твоё сердце без твоего на то позволения. Трижды, Мир! Заметь, я могла бы попросить и большего».

— Я обещаю! Трижды!!!

«Не пожалей потом!»

— Скорее!

Место, где я очутился, было полностью затянуто туманом. Я стоял озираясь и не мог понять, что вокруг меня, — казалось, даже под ногами не было земли, был только туман. И туман этот был живым. Я слышал голоса, шёпот, смешки, чувствовал прикосновения чьих-то крошечных ручек, а может быть, лапок. Туман опустился мне на голову, и волосы слиплись, став жёсткими, как перья, или действительно превратились в перья.

«Не бойся, — велела мне Дэмон, — как только они почувствуют твой страх, тотчас нападут».

— Кто они?

«Я не знаю, просто чувствую их, но сердец у этих созданий нет точно. Они порождения магии или иных миров. Точнее сказать не могу. Об этом месте вообще ничего нельзя сказать определённо. Оно переменчиво. Оно никакое. Оно может быть любым. Всё, что ты должен знать о Лабиринте, — это то, что его нельзя бояться. Мы с тобой не собираемся проходить все его ловушки, а потому не забивай себе голову всякими пустяками. Сейчас вокруг нас туман отчаяния».

— Как мне найти Стелли?

«В Лабиринте нельзя искать, сразу заблудишься».

— Что же мне делать?

«А что ты умеешь лучше всего?»

— Играть на лютне, но разве это сейчас поможет?

«Всегда делай только то, что ты умеешь и любишь, и это изменит твою жизнь. Играй, Мир».

Я почувствовал, как мне в руки легла лютня.

— Но как это поможет Стелли?

«А как ты думаешь, многие ли получат поддержку в Лабиринте? Иногда ощущение того, что ты не один, стоит больше, чем вся магия мира. Сыграй ей так, чтобы она узнала, от кого эта музыка. Сыграй так, чтобы она перестала бояться и страдать. Сыграй так, чтобы она смогла подняться и идти дальше. Ведь ты же клялся ей, что выведешь из любого лабиринта».

И я заиграл. На какое-то время мне показалось, что туман глушит звуки лютни, но я постарался вложить в музыку больше чувства — всю свою любовь, — и она прорвалась сквозь завесу, вплелась в клубы тумана, разогнала невидимых тварей. Я больше не боялся, и мелодию никто уже не смог бы остановить.

Я очнулся на грязном полу в снятой мной комнате.

— Это было правдой? То, что мы проникли в Лабиринт? — Голова раскалывалась, страшно хотелось пить.

Дэмон вдруг приняла свой призрачный облик, опустилась рядом со мной на пол и коснулась рукою моих волос:

— Да, мальчик. Мы там были. А теперь поднимайся, менестрель, мы спешим в Столицу, тебе нужно выйти до рассвета, чтобы тебя никто не увидел.

— Почему?

— Ты очень изменился. Совсем не похож на того несчастного карлика, что вошёл сюда. И ещё тебе нужно раздобыть новую одежду: штаны и рубаха не растут вместе с тобой.

Я действительно почувствовал, как невыносимо тесны стали мне брюки и куртка и как немилостиво жмут башмаки. Но изменения меня сейчас совсем не радовали, они означали, что другим стало не только моё тело, но и сердце. А может, я слишком долго дышал туманом отчаяния в Лабиринте.

Где-то вдалеке послышались раскаты грома, на город шла гроза. Я взял лютню, осторожно вышел из комнаты, прокрался по лестнице и на цыпочках покинул трактир. За комнату я заплатил сразу, и совесть меня не мучила, но всё равно я казался себе жалким ночным вором. У одного из домов сушилось бельё, я подобрал подходящие мне по росту штаны и рубаху, затем взял из своих скудных запасов немного денег и завязал их в уголок платья, висевшего тут же на верёвке. Переодевшись в кустах, я пошёл дальше. Днём я собирался купить башмаки, а пока шёл босиком, ощущая ступнями тёплую дорожную пыль, не успевшую остыть даже за ночь.

Постепенно начал накрапывать дождь. Дорога проходила мимо старого кладбища, недалеко я заметил заброшенный склеп и укрылся в нём. Надо сказать, очень вовремя: дождь пошёл стеной. Я сидел на старом камне, который покрывали какие-то письмена, и смотрел на льющуюся с неба воду. Дэмон не давала о себе знать. Возможно, ей тоже время от времени требовался отдых.

Неожиданно мне захотелось поиграть. Я взял лютню и нежно провёл по её струнам. Сейчас у меня не было надобности подбирать ключи к чужим сердцам, врать и лицемерить, и я задумался: что же хочу исполнить? Хочу ли я услышать своё сердце? Нет, я не хотел. Я вдруг понял, что уже устал жалеть себя, а любить себя ещё не научился. Мгновение подумав, я вспомнил о Болотах, о людях, которые затерялись в них навсегда, о бледной коже болотника, о цветах, меняющих окраску, и о музыке каждого, кто отправляется в небо в светящемся шаре. И заиграл. Я играл о месте, в котором шёлковые травы клонятся над водой реки; о доме, где ждут и любят; о нежности и доброте и о том, чего у меня никогда не было, но что бы я хотел найти в конце своего пути. Вдруг за струями дождя я увидел несколько призрачных силуэтов.

«Тебя пришли послушать духи», — шепнула Дэмон.

— Что им надо? — спросил я, не переставая играть.

«Как и всем живым существам — покоя».

— Тебе тоже он нужен?

«Возможно, мальчик, возможно. Однажды я расскажу тебе свою историю».

Я вспомнил отца и вздрогнул:

— Я уже слышал подобные слова.

«Ещё не раз услышишь».

Я закрыл глаза, пальцы мои всё летали и летали по струнам, как беспокойные птицы.

Когда я перестал играть, уже рассвело, дождь закончился, призраки исчезли. Мне хотелось думать, что благодаря моей музыке они нашли путь в лучшие миры. Я мог бы спросить Дэмон, но не стал этого делать.

Первый же возница, молодой веснушчатый парень, сам остановил свой фургон и предложил меня подвезти. Я принял приглашение, хотя хорошо было идти пешком и ощущать своё новое, сильное, ловкое тело.

— Что с твоей одеждой, менестрель? — поинтересовался возница.

Я впервые внимательно взглянул на то, что снял вчера с верёвки, — одежонка была очень затасканной.

— Разбойники раздели, — соврал я не моргнув, даже не заботясь, поверит он мне или нет. Ложь далась мне так легко и привычно, что даже не пришлось прибегать к помощи Дэмон.

Взяв несколько аккордов, я запел старую весёлую балладу, что дало мне возможность не продолжать разговор. Возница подпел, весьма недурно. Так мы с песнями и приехали в очередной городок, где я заглянул в ближайший трактир, порадовав его посетителей парой сказок о своих сердечных приключениях и весёлыми песнями.

Ушёл оттуда я с весьма толстым кошельком: в городке был какой-то праздник, людям не терпелось потратить заработанные тяжёлым трудом деньги на всякую ерунду. Я уселся на бортике фонтана и начал играть — вокруг меня тут же собралась толпа. В этот раз мне не нужны были подсказки Дэмон, я и так знал, что́ сегодня на сердце горожан: всем хотелось, чтобы ночь принесла им желанное веселье, роковую встречу или просто прогнала дурные мысли. Я дарил им смех и радость. Этим менестрели занимались с момента своего появления, и именно это я желал бы делать каждый день. Горожане хохотали над моими песенками; девушки строили мне глазки, отчего я краснел, а они хихикали, замечая моё смущение; подвыпившие гуляки пускались в пляс. Люди не скупились на деньги, впервые я почувствовал, что игра на лютне в самом деле может прокормить меня. Отец был прав.

«Не совсем, — вмешалась Дэмон. — Все эти милые девушки и пьянчужки не пришли бы слушать горбатого карлика».

Я едва не прервал игру. Мне вдруг стали неприятны эти люди. Отвратителен город. И противен я сам. Но я играл, играл и играл, потому что время, прожитое в Замке Трёх клыков, не прошло даром: Дук научил меня кое-чему. И я не собирался забывать этот урок.

Позже, пересчитав заработанные деньги, я радостно присвистнул: их могло хватить на одежду, ночлег и неплохой обед.

«Не вижу повода для радости, — хмыкнула Дэмон. — Если ты так и будешь довольствоваться крошками со стола, то никогда не встретишься со Стелли».

— Почему же? — не понял я.

«Да потому что во Дворец Королевы не попадают те, кто довольствуется малым. И уж тем более таких не любят правительницы. Мальчик, научись брать у жизни самое лучшее, только тогда ты сможешь претендовать на любовь королевы».

— И где же мне взять это самое лучшее?

«А ты готов к нему?»

— Не знаю, — честно признался я.

«Так вот, как будешь готов, это не составит труда, потому что, чтобы что-то взять, надо сначала протянуть руку».

Спать я так и не лёг, до утра гулял по городу, вслушивался, как звучат мои шаги, отражаясь от мостовых его улочек и площадей. Я видел обрывки снов его жителей, замечал призраков и спешащих по своим делам духов. Ночь — это время, когда приоткрываются двери между мирами, двери в наши сердца и в наши сны. Мне нравилось бродить между ними, зная, что теперь при желании я могу отворить любую из них.

Дождавшись, когда откроются лавки, продающие готовое платье, я нырнул в первую попавшуюся. Меня тут же окружили заботой и вниманием.

— Господин менестрель, на вас прекрасно сидит даже наряд с пугала, а наша одежда… — Продавец болтал что-то ещё, я не слушал. Я смотрел на себя в зеркало. Лавка была дорогая, её хозяин мог позволить себе такую роскошь, как зеркало в человеческий рост. И я не пожалел, что зашёл сюда.

— Молодой человек, вы смотрите на себя так, словно видите впервые, — усмехнулся пожилой лавочник.

— Ночь была тяжёлая, — отшутился я, уже поняв, что правду легче всего прятать не за ложью, а за шуткой.

— Понимаю, понимаю, сам был молодым. Эх, где же мои золотые годы?

Лавочник был разговорчив, причём его, как и меня, вполне устраивало, что болтает он один. Я любовался собой. Мог ли я представить, что буду когда-нибудь так вглядываться в зеркало? А посмотреть действительно было на что: я подрос почти вдвое, тело стало стройным, а черты лица — правильными. Трудно было поверить, что в зеркале отражаюсь я сам. Будто кто-то другой копировал все мои жесты, открывал рот, произносил слова, улыбался и даже тайком показывал язык, когда продавец отворачивался. Мне всё это казалось дурным розыгрышем, кривлянием шута, решившим зачем-то разыграть меня. Нет, этот красавец в зеркале просто не мог быть мной. И всё же это было так.

«Разве ты не об этом мечтал?» — спросила меня Дэмон.

— Об этом я даже мечтать не мог, — произнёс я вслух, забывшись.

К счастью, лавочник истолковал мою фразу по-своему:

— Ну, полно, господин менестрель, вы льстите моему скромному товару, — застенчиво, но польщённо улыбнулся он.

Я не стал его разубеждать.

«А ведь это ещё не всё. — Дэмон рассмеялась. — Сейчас ты только хорош собой. Чем чаще ты будешь пускать меня в сердце, тем сильнее будут изменения».

— Я беру этот костюм, — сказал я лавочнику. — Заворачивать не нужно. Упакуйте только мой плащ, остальное сожгите.

В следующей лавке я подобрал пару хороших башмаков — на этом деньги у меня закончились, но теперь я не отчаивался, резонно полагая, что лютня всегда со мной, а из трактиров меня больше не выгонят.

Проходя мимо калеки-оборванца, просившего милостыню у рыночной площади, я протянул ему оставшуюся мелочь. Тот бросился было благодарить, но я приложил палец к губам, призывая его умолкнуть. Тогда нищий благодарно кивнул мне, и я ответил на кивок, как равному.

«Стоит ли раскидываться деньгами», — недовольно проворчала Дэмон.

— Когда-то я сам был на его месте, — прошептал я, весьма довольный тем, что смог её чуточку позлить.

«Пытаешься очистить своё сердце?»

— А что, получается?

«Такую малость, что даже разговора не стоит».

— Но ты всё же говоришь об этом.

«Мир, не играй со мной».

— Ну тогда, может, просто бросить лютню и уйти? — Идея показалась мне такой заманчивой, что я едва сразу же не воплотил её в жизнь.

Действительно, почему бы и нет? Теперь я выглядел как все и мог жить так, как мне захочется. Я смог бы заработать на новую лютню своим трудом, а там уж талант прокормил бы меня. Облака надо мной разошлись, и в небе блеснуло солнце. Я принял это за добрый знак и улыбнулся ему.

«Ты, конечно же, можешь так поступить, но, даже если бы ты прожил в этом мире без моих подсказок, однажды ночью ты проснулся бы прежним Миром с добрым сердцем, но кривым телом».

— Лжёшь! — Я крикнул так громко, что на меня начали оборачиваться прохожие, а какой-то старик покрутил пальцем у виска.

«Нет, Мир, я же говорила, что не лгу. Когда-нибудь превращение станет необратимым, но до этого момента пройдут годы. Так что брось лютню, если хочешь, и уходи».

Я едва не заплакал: пригрезившаяся мне надежда была так близка, так прекрасна.

«Не расстраивайся, — усмехнулась Дэмон. — Всё не так уж плохо. Я бы вот тоже хотела выйти из лютни, но не могу. Ты всё, что есть у меня, а я всё, что есть у тебя. Мы связаны, Мир. Моё преимущество перед тобой лишь в том, что твоя жизнь для меня если и не миг, то уж не вечность точно. Поэтому не кисни и постарайся жить, не терзаясь мыслями о своём отравленном сердце, — в конце концов, его отравляю не я, а твои желания».

На площади возник всадник на взмыленном коне. Вокруг него тут же начал собираться народ, но гонцу этого показалось мало, он поднёс к губам рог и затрубил.

— Королева выбрана, коронация будет завтра!!! Королева выбрана!!! Королева Стелли!!! — закричал всадник. Конь снова сорвался с места и унёс гонца прочь, а горожане завопили от восторга. Некоторые даже пустились в пляс. Все надеялись, что избрание новой королевы изменит жизнь к лучшему.

— Неужели правда, что королевой стала Стелли? — прошептал я.

«Кто же ещё? — усмехнулась Дэмон. — И она должна сказать за это спасибо тебе, Мир. Это ты рассеял туман её отчаяния».

Я прижал к себе лютню и заиграл. Никогда ещё этот инструмент не ликовал так, как сейчас, вокруг меня тут же собралась толпа, и люди начали хлопать и танцевать. Мне и самому хотелось заскакать на месте, и я начал приплясывать. Теперь мне уже не нужно было искать опору, чтобы играть на лютне: моё тело было здоровым и крепким, и я наслаждался тем, что могу владеть им так, как захочу.

«Теперь нам надо спешить, — торопила меня Дэмон, — чем раньше ты окажешься в Столице, тем быстрее сможешь пробиться к королеве. Как говорил твой отец — некоторые вещи надо делать сразу, иначе их сделает кто-то другой, а ты останешься ни с чем».

Но моё счастье требовало выхода, и я ликовал, забыв о времени, забыв о своей цели. Лабиринт выбрал Стелли королевой — вот что важно!!!

— Чего радуетесь? — буркнул какой-то старик. — Королевой стала дочка Хазера. Двадцать одна девушка вошла в Лабиринт, и только одна вышла. Что стало с теми двадцатью? Что теперь станет с нами?

Но на старого ворчуна обратил внимание только я один.

— Двадцать? — Я перестал играть и начал выбираться из толпы, вслед мне неслись огорчённые возгласы, но я их не замечал. — Что стало с остальными девушками в Лабиринте?

«То, что происходит в Лабиринте, в Лабиринте и остаётся, — отрезала Дэмон. — Запомни это правило. Или ты бы предпочёл, чтобы Стелли осталась там вместо тех двадцати?»

— Нет, конечно же, нет, — прошептал я и вздрогнул. — Что нам делать дальше, как нам попасть к самой королеве?

«А дальше ты будешь следовать своей судьбе, Мир. Каждому из нас определено своё место, твоё место тоже было отмечено судьбой с самого начала».

— Я не понимаю.

«Помнишь, каким ты был?»

— Разве это можно забыть? Я всё ещё ощущаю себя жалким уродливым карликом, который просто вырядился в маску красавца, словно какой-нибудь шут.

«Да, шут, только не какой-нибудь, а шут королевы. Ты родился шутом, Мир, так и будь им. Если бы люди занимали то место, для которого были рождены, все были бы счастливы».

— И как же определить своё место в жизни?

«Мир, это же так просто — нужно просто слушать своё сердце».

— Знаешь, голосом сердца сыт не будешь, поэтому люди и занимают те места, что могут их прокормить.

«Вот-вот, человечество всегда слушает голос собственного желудка, что в счастье, что в любви, вот и получает то, что этот самый желудок переварить не сумел».

— Легко рассуждать демону.

«Ещё одна человеческая особенность — всегда плакаться, жалеть себя и думать, что другим легче».

Я не стал спорить, только сказал:

— Если мне изначально предназначено стать шутом, зачем мне лютня?

«Не каждый менестрель может быть шутом, но шут вполне может играть не хуже менестреля».

— Хорошо, но как я смогу стать шутом самой королевы?

«Пока это место пустует, его может занять любой. Почему этим любым не быть тебе? Только учти, оно не может пустовать вечно, потому что шут — это обязательная роль при дворе».

— Почему?

«Да потому что двор — это всего лишь карточная колода, естественно не простая, а магическая колода карт Таро. И шут в ней играет одну из первых ролей. Чем полнее набор, окружающий королеву, тем она сильнее».

— Как думаешь, Стелли узнает меня? — Моё сердце дрогнуло.

«Бедный мальчик, только никому и никогда не рассказывай, что влюблён в королеву по-настоящему. Шут не может стать королём. И не нужно королеве знать, что Мир превратился в Шута. Возьми себе другое имя».

— Но почему я не могу рассказать ей правду?

«Да потому, Мир, что правда — это тот яд, к которому Стелли не готова. Рядом с Миром, тем прежним Миром, она будет чувствовать себя уродом».

— Уродом?

«Да, Мир, она прошла Лабиринт, она уже не может быть прежней. У тебя есть возможность быть рядом с ней, быть нужным ей и, возможно, быть любимым ею. Но если она узнает, кто ты на самом деле, это её убьёт».

— Я не понимаю.

«Постепенно поймёшь. А если я ошибаюсь, ты всегда сможешь снять с себя маску».

— Тут ты права.

«Так каково твоё имя теперь?»

— А зачем шуту имя, пусть меня зовут просто Шут. «Мне нравится», — расхохоталась Дэмон и вдруг появилась лёгким видением на ветру. Улыбнувшись, она исчезла, а у меня мороз пробежал по коже.

Дэмон настояла, чтобы мы купили верховую лошадь. Причём её выбор пал на самую красивую, но при этом самую норовистую из всех. Если учесть, что в своей прежней жизни я ездил верхом пару раз, и то на спокойных деревенских трудяжках, то искусство верховой езды мне пришлось осваивать буквально с нуля. К вечеру у меня ломило всё тело. Но в трактире, где я снял комнату на ночлег, при виде лютни народ тут же поднял галдёж. Горожане вовсю гуляли, отмечая начало правления новой королевы, и менестрель был как нельзя кстати. Я с усмешкой вспомнил, как гнали меня из трактиров прежде, но отказываться не стал. Встал на самом виду и заиграл.

«А тебе свойственно тщеславие», — усмехнулась Дэмон.

— Просто стараюсь быть на своём месте, — шепнул я.

«Твоё место сейчас в постели, завтра снова в седло», — напомнила она, и я застонал от одной мысли об этом.

— Мир!!! — Голос Лаки прорвался сквозь мою мелодию и затушил её, как порыв ветра гасит огонёк свечи.

Лаки бежала навстречу, а я не знал, как поступить.

— Мир. — Девушка остановилась, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

«Скажи ей, что она обозналась», — недовольно буркнула Дэмон, зная, что я так не сделаю.

Я молча взял Лаки за руку и повёл в свою комнату. Вслед неслись крики гуляк, требующих продолжения праздника. Когда дверь за нами закрылась, отрезая вопли и смех, я наконец спросил:

— Лаки, скажи мне, как я сейчас выгляжу. — В мою голову вдруг закралась безумная идея, что, возможно, я и не изменился вовсе, а просто Дэмон дурит меня и заставляет верить в сотворённую ею иллюзию.

— Ты стал намного выше, лицо почти идеально, а взгляд такой бархатистый, что, ощутив его однажды, хочется почувствовать вновь. Ты стал совсем другим, Мир.

— Как же ты меня узнала?

— Ты тоже оборотень? — ответила Лаки вопросом на вопрос.

— Нет, — вздохнул я, — оборотни имеют две личины, а я никогда не смогу стать таким, как прежде.

— И всё же ты оборотень, — не поверила она.

— Так как ты меня узнала?

— Мир, я бы узнала тебя в любом обличии. Узнала бы по музыке, которую ты играешь, по огонькам, которые пляшут в твоих глазах, по стуку твоего сердца.

— Моего сердца. — Я горько усмехнулся.

— Что происходит с тобой, Мир? Ты такой красивый, но я чувствую, как ты несчастен.

— Лаки, я не могу тебе этого рассказать. Объясни лучше, как ты оказалась здесь. Только не говори, что отправилась искать меня? — Я улыбнулся.

— Мир, как же ты изменился! Твоя улыбка, твой взгляд, твои слова. Если бы я тебя не знала раньше, то убежала бы сейчас из этой комнаты.

— Что-то не так? — забеспокоился я.

— Ты слишком красивый, слишком обворожительный, в тебе всё словно создано, чтобы завлекать, заманивать. И эта история о том, что ты стал причиной ссоры моего жениха и моего отца, потому что я влюбилась в тебя…

— Лаки, я…

— Мир, я понимаю и благодарна тебе за то, что ты придумал такую правдивую ложь, чтобы скрыть мою страшную тайну.

— Она сработала?

— Да, вполне. — Лаки усмехнулась. — Люди легко в это поверили. А если им показать тебя таким, каким ты стал, они поверят ещё больше. Ни одна девушка теперь не сможет устоять перед твоей улыбкой. Но почему ты стал таким? Ты словно вампир. Ты вампир? Только они настолько обворожительны.

— Ты встречала вампиров?

— Только на страницах книг.

— Нет, Лаки, я не вампир.

— Тогда маг.

— Ты когда-нибудь общалась с магами?

— У моего отца был один знакомый маг. В детстве я была влюблена в него.

Не знаю почему, я вдруг ощутил укол ревности, но тщательно постарался это скрыть. Впрочем, от Дэмон это не ускользнуло, и она язвительно рассмеялась в моей голове.

— И всё же, Лаки, ответь, пожалуйста, почему ты здесь оказалась, — постарался я перевести разговор в более спокойное русло.

— Из-за новой королевы. Она потребовала, чтобы все хозяева замков, прихватив своих магов, явились к ней и принесли клятву верности. Вот и е́ду, но одна. Мага у нас в замке никогда не было, сейчас там вообще никого нет, кроме меня и слуг. — Лаки вздохнула.

Меня охватило чувство стыда:

— Прости меня, Лаки.

— Нет, Мир, я не держу на тебя зла.

— Ты возьмёшь меня с собой в Столицу? Я даже представить не могу, что снова сяду в седло, а экипаж мне пока не по карману.

«Да, да, молодец», — похвалила Дэмон.

— Зачем тебе в Столицу?

— Лаки, ты же знаешь, там живёт мой друг.

— И кто твой друг?

«Не говори правду», — предостерегла Дэмон.

— Она… — Я не знал, как продолжить.

— Она? — Лаки вдруг покраснела.

— Она стала королевой.

«Болван», — вздохнула Дэмон.

— Не может быть.

— Это правда.

— В такую правду сложно поверить, но я возьму тебя с собой, Мир. — Лаки вышла из моей комнаты, не сказав больше ни слова.

«Она была бы полезнее, обворожи ты её», — разозлилась Дэмон.

— Лаки — мой друг.

«Влюблённая девушка не может быть другом».

— Влюблённая?

«Перестань, для тебя это не новость. А ты всё не можешь поверить, что теперь изменился настолько, что способен сводить девушек с ума одним взглядом?»

— Я, наверное, никогда не перестану думать — а полюбили бы они меня, будь я прежним калекой?

«Но Лаки-то тебя именно таким и полюбила».

— И Стелли.

«Стелли больше нет, — безжалостно заявила Дэмон, — есть королева. И не забывай об этом, пожалуйста».

Лаки сдержала слово и к моей огромной радости нашла для меня место в своей карете. При этом девушка старательно держалась в стороне от меня, такого раньше не было. Я словно стал ей противен.

За всю поездку мы сказали друг другу едва ли десять слов. Но я забыл о своих печалях, едва мы въехали в Столицу. Город ошеломил меня. Столица была разукрашена, словно невеста на свадьбу: яркие цвета, весёлые гуляки, снующие туда-сюда всадники, экипажи, телеги. Стоял невероятный гвалт. Я во все глаза смотрел на это из окна кареты. Всё это будоражило меня, пугало и притягивало одновременно.

— Сыграй мне, — вдруг попросила Лаки. Она забилась в самый дальний угол кареты и дрожала, как испуганный зверь.

Я не заставил себя упрашивать. Моя музыка полилась, как звонкий ручей среди покрытых мхом камней. Сильные высокие сосны прикрыли этот ручей своими кронами, мягкая осока окунула в него свои волосы, тихо прозвенели копытца…

Я поднял взгляд на Лаки и неожиданно встретился с ней глазами. Сколько же нежности и любви было в её взоре, сколько тепла! И всё это предназначалось мне. Всё без остатка. Но я отвёл взгляд, продолжая играть на проклятой лютне.