НЕКОТОРЫЕ ДВЕРИ ДОЛЖНЫ оставаться закрытыми. Тайна, скрытая за ними, имеет ценность, только если она не разгадана. Распахивая дверь, мы уничтожаем тайну. Чем больше открытых дверей в этом мире, тем серее и банальнее становится он сам. Так, может быть, мы зря восхищаемся людьми, раскрывающими тайны, ведь они делают этот мир скучнее?
Оказавшись в зале, я вдруг пожалела о том, что сделала. На самом деле у меня был выбор. Я могла просто всю ночь простоять у закрытой двери, а вдруг монстр не смог бы открыть её сам? Вдруг это был мой шанс? Верила ли я в это? Да, я была в этом убеждена. Не сделай я шаг, мы бы с ним вновь никогда не встретились. Но, видимо, такова человеческая натура: мы всегда распахиваем двери, перед которыми ставит нас судьба, не задумываясь, что можно этого и не делать. Иногда мы даже ломимся в них, срывая с петель, хотя, возможно, эти двери предназначены вовсе не нам. Так или иначе, я это сделала и переступила порог. Назад пути не было.
Я осмотрелась. Комната была пуста и погружена во мрак. Только в камине горел огонь. Я подошла к нему и замерла, вглядываясь в пламя.
— Я тоже люблю смотреть на огонь, — раздался голос рядом со мной, знакомый до дрожи голос.
— Я думала, ты зазываешь к себе в гости мелодией, монстр Замка Серых садов.
Он улыбнулся и вышел из тени, в которой скрывался или частью которой был. Я и забыла, как он красив. А может быть, он не был таким при нашей первой встрече — слишком уж переменчивый. А может, я не замечала очевидного. Теперь его красота пленяла и в то же время была такой хрупкой, что менестреля хотелось защитить, только вот нужно было защищаться от него самого. И всё же он странным образом притягивал к себе. Я даже зажмурилась, прогоняя наваждение, а когда открыла глаза, монстр был уже рядом.
— Я не хотел тревожить остальных. Ведь в замке есть ещё люди, которые могут услышать мой зов. Не так ли?
— Да, — лукавить было ни к чему, — возможно.
— И он бы пришёл, несмотря на то, что дал тебе слово, ведь его сердце подвластно моей мелодии.
— Кто ты?
— Монстр Замка Серых садов.
— Я спрашиваю, кто ты на самом деле?
— Разве это имеет значение?
— Да! — Я сама сделала шаг к нему, страшась собственного нахальства.
Он удивлённо поднял брови.
— Я шут, который заигрался, — рассмеялся он и состроил рожу. В руке его появилась карнавальная маска с бубенчиками.
В зале разом загорелись все свечи, сделав помещение ослепительно ярким. У меня даже заболели глаза.
— А на самом деле? — настаивала я, подходя к нему ближе.
— Лина, это правда. — Он поднёс маску к своему лицу, и мне показалось, что за маской его облик изменился, в прорези мелькнули пустые глазницы и белые кости. Но монстр отвёл маску, и всё стало по-прежнему.
— Я думала, ты менестрель.
— А разве шут не может играть на лютне? Очень даже может, но отнюдь не каждый менестрель может быть шутом. Согласна?
— Ты прав.
— Знаешь, какая самая первая карта в колоде Таро?
— Нет.
— Шут. Карта, поглощающая всё и в то же время являющаяся ничем. Ноль! Я однажды заигрался и забыл, что я и есть тот самый ноль. Я поглощал и разбивал сердца, я дарил любовь, боль и отчаянье. Моё творчество помогало мне порабощать людские души. Мелодии, которые я играл, не оставляли никого равнодушным, а мои выходки становились всё смелее. Но однажды ничтожный шут замахнулся на сердце, как ты думаешь, кого?
— Откуда мне знать?
— Ну да, конечно, ведь тщеславие тебе не свойственно, так же, как и богатое воображение. А тут есть где разгуляться фантазии и самым безумным идеям! Ведь я позарился на любовь самой королевы.
— Может быть, у меня и небогатое воображение, зато тебе, видимо, свойственна глупость.
Монстр захохотал и снова прикрыл лицо маской:
— А что ты хочешь от шута? Да, я был слишком самоуверен и слишком высоко взлетел. Запомни, девочка, когда набираешь головокружительную высоту, можно легко потерять голову.
— Я запомню. И что же было дальше?
— Хм… Вряд ли тебе интересна вся история. Да и я, как настоящий, хоть и мёртвый мужчина, не хочу вдаваться в подробности. Скажу только: королева решила, что последнее выступление её шута должно стать самым забавным. Знаешь, что она сделала?
— Что же?
— Она велела казнить меня и похоронить на берегу озера, в котором сейчас отражается Замок Серых садов. Королева единственная одержала надо мной победу. И в то же время я был убеждён, что она неравнодушна ко мне, возможно, потому, что моя гордость так и осталась со мной, а может, из-за того, что она присутствовала при моей казни. Стояла спокойная, безразличная… Я не просил пощады, я пел для неё, это была моя последняя и самая ядовитая песня. Говорят, она смогла ужалить её сердце, — он расхохотался и отбросил маску.
— Ты лжёшь, — вдруг сказала я.
Шут замер, потом улыбнулся:
— Да, я лгу, но кому нужна правда. Правда менее интересна. И её можно рассказать так: я любил её, а она меня убила, но я всё ещё люблю свою королеву.
Вот теперь я ему верила:
— Что с ней стало?
— Не знаю. Я прикован к этому месту, плачу долги.
— Как ты сделался монстром этого замка?
— Долгое время место, где я был захоронен, называлось просто «Могилой шута», и люди обходили его стороной. Поговаривали, что если оказаться рядом с могилой ночью, то можно услышать из-под земли песню, а в полнолуние увидеть человека с лютней, заманивающего путников своей мелодией на верную смерть. Ещё рассказывали, что в ненастную погоду, когда туман спускается с гор и так легко заблудиться, можно услышать позвякивание колокольчиков на колпаке шута, и беда тому, кто пойдёт на их звон. Про меня много болтали, сидя ночью у огня, когда принято рассказывать страшные истории, но никто так и не рассказал правдивую. Время шло, и страхи таяли, рассеиваясь, как туман с гор. Потом легенда обо мне обросла романтическими подробностями, потеряла свои шипы, и к красивому озеру стали приезжать влюблённые парочки. Ты же знаешь, Лина, как создаются такие истории? В вашем замке тоже есть легенда о поэте.
— Знаю, — кивнула я, — только это легенда другого сорта.
— Ой ли, — сузил глаза шут, — но, впрочем, неважно. Легенды всегда сглаживают острые углы и хоронят кровь и боль под лепестками роз.
— Это всё интересно, но что стало потом?
— Потом место над озером понравилось одному из принцев, и он построил здесь замок для своей любимой. Он привёз её сюда поздней осенью. В первое утро, такое хмурое, что слёзы сами наворачивались на глаза, девушка, выглянув из окна, увидела сад, покрытый инеем, точно пеплом, и спросила у служанки, почему сады серые? Так это место получило своё имя. Красавица была родом из тёплых мест, она никогда не видела снега и льда. Тогда в своей могиле я почувствовал, как в скованном морозом замке бьётся испуганное, но горячее сердце. Я смог найти мелодию к нему. И это сердце так легко вспыхнуло.
— Что стало с ней?
— О! Я тоже построил для неё замок. Замок в озере, ей же пришлось сгореть дотла, чтобы, смешавшись с водой, обрести в нём вторую жизнь, — шут расхохотался, — но она не возражала.
— И тебе её не жаль?
— А что бы ты выбрала сама — замёрзнуть или сгореть? Она добровольно сделала выбор. А ты? Ты готова пойти со мной, прекрасная Лина?
— Ты же говорил, что у меня чистое и пустое сердце, — попятилась я к двери, но он поймал меня за локоть, его холодные пальцы впились в мою кожу.
— Я не врал. Таким оно и было при нашей первой встрече. О, теперь сердце ожило, в нём появились сомнения, желания и страсть. Ещё немного, и в нём появится боль. — Шут заглянул мне в глаза.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — замотала я головой, стараясь сбросить этот цепкий взгляд, и физически ощущала, как он поймал меня и не отпускает.
— Ты обо мне тоже.
И я вдруг увидела боль в глазах шута и перестала вырываться.
Вьен усмехнулась и, отвернувшись от магического зеркала, через которое наблюдала за происходящим в Замке Серых садов, посмотрела на Кадету.
— Как видишь, мой эксперимент удался. У девочки появилось сердце, теперь она не безнадёжна. Лар — хороший мальчик, он старался не зря. Надо будет его наградить.
— Это мерзко, Вьен. Нельзя играть человеческими сердцами. И Лар мне не менее мерзок, раз согласился на такое.
— Ну полно, у него ведь не было выбора.
— Выбор есть всегда.
— Разве? Нет, Кадета, бывают ситуации, когда есть только иллюзия выбора.
— Зачем ты отправила Лину в Замок Серых садов? Это же опасно!
— Да, опасно. Но я должна была знать наверняка. Никто, кроме шута, не может достоверно сказать, пустое у человека сердце или нет. Риск того стоит.
— А если он сожжёт её сердце?
— Но у нас же есть ты. Будь начеку и помоги ей. Ты же можешь?
— Могу. Но это будет дорого мне стоить.
— Но мы же знаем, что ты не поскупишься, — зло усмехнулась Вьен, — это неплохой повод что-то сделать для дочери.
— Ты заигралась, Королева.
— О да! Человеческие сердца — это очень занятная игрушка.
Зазвучала мелодия. Шут протянул руку и поклонился мне:
— Разреши тебя пригласить?
— Нет.
— О, я противен тебе? А если я натяну маску? У такого шута, как я, много масок. — Его губы шевелились, но голос! Это был совсем другой голос. Этому голосу я не могла отказать.
Глаза сами собой закрылись. Музыка убаюкивала, голос завораживал, я протянула руку, и в этот раз мои пальцы встретили не холод, а тепло. Такое знакомое тепло.
— Тим, — прошептала я.
— Ты даришь мне жизнь, — сказал шут. — Ты…
— Кадета! — вскрикнула Вьен, в ужасе понимая, что даже главный королевский маг уже не успеет остановить шута.
— Лина! — голос Лара оборвал наваждение.
Я встрепенулась, открыла глаза и оттолкнула от себя шута, в ужасе осознавая, что купилась на подделку.
Шут зашипел, словно разъярённый кот, но потом так привычно рассмеялся:
— Что же, двое за одного. Тем лучше.
— Ты обещал. — Я бросила на Лара гневный взгляд.
— Иногда клятву лучше нарушить.
— И как ты нашёл эту дверь? — поинтересовался монстр, сейчас он был облачён в яркий шутовской костюм и держал в руках шутейный скипетр. При каждом движении бубенчики на его капюшоне и скипетре позвякивали.
— Я искал не дверь, а Лину.
— Понятно, — усмехнулся хозяин замка, — как это мило. Но Лина ведь не оценит, она настолько глупа, что не понимает даже того, что лежит на поверхности.
— Я не за награду стараюсь.
— Разве? А я думал, что тебе кое-что пообещала Вьен или кое-чем пригрозила, ну, разве между этим есть разница? Разве есть разница между кнутом и пряником, когда они в одних и тех же руках? Тебе говорили о выборе? Занятное словечко.
— Что ты имеешь в виду? — Мне почему-то стало тревожно.
— Вот сейчас он всё им и выложит, — усмехнулась Кадета. — Как ты думаешь, что твоя внучка начнёт чувствовать к тебе и Лару?
— Не страшно. Разбитое сердце — это даже лучше. Для такого сердца Лабиринт нипочём.
— Ты судишь по себе, Вьен. Если бы тебе разбили сердце, то ты ощутила бы лишь ярость и желание мстить. Ты бы стала огнём, ураганом и уничтожила всех и вся.
— Именно так, Кадета.
— Вот только не все такие, как ты. Некоторые люди разбиваются вместе со своими сердцами вдребезги.
— Слабаки и неудачники.
— Необязательно. Просто у некоторых людей слишком большое сердце. Некоторые люди состоят только из сердца.
— Ну что ж, риск есть всегда. Это просто будет означать, что я ошибалась в Лине и она не достойна быть королевой.
— Так что обещала тебе Королева Вьен и за что, Лар? — Я почувствовала, как леденеет моё сердце.
Принц закрыл глаза:
— Я… — начал он, но шут перебил его.
Подбежав к зеркалу, висевшему на стене, он приложил к нему ухо:
— А вы знаете, что в зеркало можно смотреть с двух сторон? — неожиданно спросил он. — И никогда не знаешь, кто смотрит на тебя с той стороны. Так ведь и с ума сойти недолго, если он, этот ум, у вас был.
— Ты о чём? Что за глупость? Ещё одна шутовская издёвка? — У меня голова шла кругом.
Шут скинул очередную маску, в руках его снова была лютня. Он стал прежним — красивым юношей. Я подумала, что на самом деле не знаю, когда он настоящий, а когда носит маску, что правда из того, что он говорит, а что ложь.
— Я хоть и дурак, но никогда не играю по чужим правилам. И никакая королева мне не указ.
— Что ты имеешь в виду? — настаивала я.
Шут провёл пальцами по струнам:
— Эту лютню не нужно настраивать, но это не самое удивительное её свойство. Эта лютня умеет читать человеческие сердца. Её сделал мой отец, чтобы у меня было будущее и я не умер от голода после его смерти. Первые мелодии, которые я на ней сыграл, были слишком чистыми, полными грусти и отчаяния. За такую музыку не хотели платить. Я скитался, ночуя в подворотнях, не зарабатывая даже на кусок хлеба. Однажды, роясь в отходах вместе с крысами, я увидел, как мимо свалки проезжает богатая карета. Карета была украшена золотом и драгоценностями, маленького камушка с этой громадины хватило бы мне на год сытой жизни. Не знаю, что искала её владелица в этом проклятом богами месте, но уж точно не чистоты. Карету тащили красивые, ухоженные кони, которые, в отличие от меня, были сыты. И вот тогда я сдался, отказавшись от музыки своего сердца, и сыграл мелодию сердца госпожи, сидящей в карете. Эта мелодия сильно отличалась от тех, что я играл прежде. Как только я коснулся струн и первые аккорды поплыли в смрадном воздухе свалки, карета замерла рядом с горой гниющих отходов и не трогалась с места, пока я не закончил играть. Потом дверца распахнулась, и женская ручка, украшенная дорогими перстнями и браслетами, поманила меня к себе. И я понял, что людям не нужны искренность и чистота, они хотят слышать то, что близко их сердцам, то, что их сердца понимают. С тех пор я никогда не голодал. Но и счастлив я больше не был. Потому что мне пришлось пожертвовать своим сердцем. Я прошёл свой собственный Лабиринт, Лина. И в нём я убил маленького, чистого сердцем мальчика. Ты ведь хотела услышать эту правду, Лина?
Что я могла сказать?
— Но, убив себя, я создал себя нового, неподвластного никому в этом мире. Я стал шутом королевы, но я стал и вторым после королевы. А похоронив меня, она похоронила и себя. И теперь надо мной никого нет.
— Зачем ты всё это говоришь нам? — Лар наконец-то пришёл в себя.
— Потому что меня попытались сделать игрушкой, балаганной марионеткой. И сделали бы, позволь я им это. С тех пор прошло много лет. Но я по-прежнему не позволяю играть собой, даже королевам.
— И всё же я не понимаю тебя. — Мне хотелось, чтобы шут пояснил.
— Я мог бы сейчас получить ваши сердца, но я не буду, а также я не буду брать на себя роль того, кто раскроет ваши тайны. Пусть она не думает, что может управлять монстром Замка Серых садов.
— Кто — она? — Я задала этот вопрос, уже зная ответ.
Шут кивнул, подтверждая мои догадки:
— Я дам тебе совет, было бы хорошо, если бы ты услышала его, Лина.
— Я постараюсь.
— Запомни: сердец без изъяна не бывает. Научись прощать грехи и себе, и близким людям. Это важно.
Потом шут снова подбежал к зеркалу.
— Не тебе играть мною! — закричал монстр в лицо самому себе.
В следующее мгновение он исчез в зеркале.
Теперь я видела в зеркале только саму себя, но продолжала вглядываться в своё отражение, пытаясь рассмотреть нечто скрытое в глубине.
Вьен погасила магическое зеркало, теперь в нём отражался не зал Замка Серых садов и её внучка, а она сама.
— Лина поняла, что ты за ней наблюдаешь, — зло усмехнулась Кадета.
— Без подсказки этого мерзавца ей бы не удалось. Впрочем, в этом нет ничего страшного. Она же не понимает всю суть игры.
— Ей достаточно спросить шута.
— Но она не успела это сделать, а шут не из тех, кто появляется по чьей-либо воле. А что ты думаешь о принце?
— Мне кажется, Лар действительно неравнодушен к Лине.
— Или очень хорошо играет свою роль. Многие вживаются в свои роли, но потом маска всё равно спадает с их лиц. И лучше, если это произойдёт раньше, чем позже.
— Скажи, Вьен, — Кадета посмотрела на Королеву в упор, — это ты казнила шута?
Королева расхохоталась:
— Нет, Кадета, не я. Хотя это в моём духе. Та история произошла очень давно, моя жизнь продлевается за счёт магии, но она не бесконечна. Когда это случилось, я ещё не родилась и, как рассказывал шут, даже Замка Серых садов ещё не было.
— Откуда же ты знаешь об этой истории?
— Что-то из книг и дневников, что-то мне поведала моя бабка.
— Тогда это она похоронила шута?
— О нет, и даже не она. Моя бабушка была не такой, как я. Славная, добрая, мягкая женщина, ей больше нравилось вышивать и танцевать на балах, поэтому всеми делами в королевстве занимался её супруг.
— Трудно себе представить такую королеву. Как же она прошла Лабиринт?
— У неё не было конкуренток.
— Она говорила тебе, что стало с королевой, казнившей шута?
— Должно быть, она умерла. Мы все рано или поздно умираем.
— Лина, — Лар подошёл ко мне, я видела его отражение в зеркале, — наверное, я должен тебе кое-что объяснить.
Мне вдруг стало страшно, я резко обернулась и прижала пальцы к его губам.
— Я хочу знать только одно — ты мог бы причинить мне зло?
— Нет! — воскликнул он, хватая мою руку. — Никогда!
— Это всё, что я хочу знать. Шут прав, иногда нужно уметь прощать и доверять тем, кто рядом.
— Но…
— Мне достаточно того, что ты рядом.
Лар прижал меня к себе. Незнакомое чувство заполнило меня, и мне показалось, что ещё чуть-чуть, и я начну сиять, как светлячок.
— Интересно, что же стало с той королевой, которой разбил сердце шут? — задал вопрос Лар, опередив меня.
Мне пришлось самой сделать предположение:
— Не знаю, но мне кажется, эта история не закончится, пока они не встретятся вновь.
— Вряд ли это возможно, — покачал головой принц, — скорее всего, та королева давным-давно умерла. Насколько я знаю, Замок Серых садов очень древний, а сколько ещё прошло лет перед тем, как забылась настоящая история шута, никто не знает.
— Тогда эта история не закончится никогда.
— Может, именно в этом и её красота?
— Слишком жестокая красота, не находишь?
— Красота всегда жестока. — Лар выпустил меня, сделав шаг в сторону. — Пойдём, Лина, нужно возвращаться; думаю, сейчас мы легко найдём путь в свои комнаты.
Я вцепилась в руку Лара, мне вдруг стало страшно, что я могу остаться одна в этом месте.
— Ты ведь не оставишь меня?
Лар внимательно посмотрел мне в глаза, и я вдруг почувствовала, что краснею.
— Я всегда буду рядом, — сказал он, и я поверила. — Столько, сколько ты пожелаешь.
Утром я обнаружила на своём столике рисунок: небольшую миниатюру, выцветшую от времени. С неё мне улыбался шут. Первым моим порывом было сжечь изображение, но что-то в знакомом лице настолько поразило меня, что заставило всмотреться в него повнимательнее. Да, с миниатюры на меня смотрел шут, но его улыбка была искренней, а в глазах светились неподдельные доброта и любовь.
— Кто же сумел тебя так изуродовать? — спросила я нарисованного менестреля. — И что ты хотел сказать мне, оставляя здесь своё изображение?
Ответа я не получила, сколько ни вглядывалась в портрет. Затем я осторожно убрала миниатюру в свой дневник, где уже хранился лепесток розы, поздник и письмо Тима. Теперь мне было о чём подумать во время возвращения домой.