В комнате раздался звонок телефона. Мила взяла трубку.

– Миша? Как я рада слышать твой голос.

– Узнала, голубка!

– Твой милый бас, ни с каким другим не перепутаешь.

– И настроение, слышу, хорошее.

– А-а-а… Аркадий на утренних процедурах.

– После вечерних, оно так в самый раз, – профессиональная ироничная нотка, прозвучала в голосе друга семьи. – Как вы устроились?

– Лечимся. Никакой лишней нагрузки. Спокойный сон, лёгкая зарядка, прогулки. Всё хорошо, Миша.

– Хорошо, – он немного помолчал в трубку, – Аркашки, значит, нет. Хорошо… Что я тебе хочу сказать, как доктор. В больнице ещё собирался, да закрутился с этими сердечниками.

Он опять сделал паузу.

– Говори уже, эскулап, не мучай.

– Ха-ха. Среди перечня, озвученных тобою санаторных удовольствий, я чего-то не уловил, но кое-что, кажется, понял. Послушай меня внимательно. У вас сейчас непростая пора после перенесённой операции, но она благополучно миновала. Ты меня слышишь?

– Да, здесь хорошая связь.

Обволакивающий мягкий голос доктора продолжать басить ей в ухо.

– Можно уже отбросить все костыли и учиться ходить по стеночке и совершать некоторые приятные нагрузки и глупости. У твоего мужа динамика на поправку очень даже положительная. Плюс – здоровая наследственность, плюс – хорошая жена. С лечащим врачом я переговорил и в клинике, и в санатории.

– Да мы так и ходим, доктор. Я тебе очень за Аркашу благодарна. Что именно ты оказался рядом. А, я….

– Слышу без вины виноватую… – он резко прервал её беспокойные оправдания. – Молодец! Всё поняла. А теперь отбрось в сторону женские глупости и внимай. Знаешь, я это не терплю. Жизнь продолжается, и она обязана быть окрашена разными, манящими цветами. Ты теперь должна смешивать и настраивать тона вашей палитры… Сама, по своей женской интуиции и инициативе, и, возможно, в другой позиции. Улавливаешь мысль?

– Да.

– Пользуясь тем, что я не просто друг, а врач, говорю тебе как адекватному человеку и милой, зрелой, очаровательной женщине.

– Ах, умный негодяй. Знаешь ведь, что люблю и уважаю. Глубоко признательна, что женщина в твоем мужском понятии, тоже человек.

– Реакция есть. Это хорошо. Теперь доктор спокоен. Будем оперировать дальше, – в его голосе продолжала звучать тёплая сдержанная улыбка, которую Мила хорошо знала и понимала даже без слов. – Так вот я продолжаю… Мужику, по любым причинам, трудно предлагать женщине облегчённый сексуальный сценарий. А ты ещё и жена. Значит, два раза женщина. Это самая лучшая терапия во все времена. Поняла меня, красавица? Я кое-какую литературу тебе отправлю по этой теме. Девчурка ты умная, разберёшься. Смотри, будут лишние вопросы, отправлю к специалисту. Только не переживай. Знаю-знаю тебя, трепетунью. Милочка, всё обязательно будет хорошо, даже не сомневайся.

– Спасибо, друг. Мне надо бежать в альфа-капсулу…

– Ха-ха… Звучит эротично. Мои рекомендации «на досвидание»: сдержанно и деликатно играй, соблазняй, провоцируй своего медведя, где это возможно. – Он не дал ей вставить не одной фразы. – Да-а. И на прогулках, и в столовой, и в коридоре, и прямо сейчас можешь щипнуть его нежно за ухо…

– Вот и Аркадий. Передаю ему трубку, милый доктор, – она протянула мужу трубку и убежала…

В кабинет на процедуру нужно было идти мимо бювета. Там, по принятому обычаю, всегда, было несколько человек, принимавших медленными маленькими глотками целебную воду. Мила уже совсем было прошла это место, как вдруг услышала беспокойные громкие голоса паники, возникшие за её спиной. Она обернулась.

В нескольких шагах от неё, сотрясаясь в кашле, с покрасневшим от испуга лицом, задыхался тот самый старенький мудрец, который вчерашним утром, в процедурном коридоре, поведал ей грустное сожаление о прожитой своей жизни.

Жена старика в оторопелой истерике не подпускала к нему никого. Она неврастенично била его правой ладонью по спине между лопаток. Мужчина захлёбывался на глазах у испуганных людей, которые в полной растерянности стояли вокруг.

Какая-то женщина в вязаной накидке побежала в соседнее отделение за помощью и через мгновение из кабинета лечебной физкультуры вышла немолодая особа, вся собранная в спортивный костюм. Она буквально влетела в толпу нечаянных зевак. Громко и внятно спросила: «Что случилось?»

– Поперхнулся водой! – одновременно раздался голос нескольких человек.

Физкультурница быстрым жестом одной руки освободила себе дорогу от загораживавших старика людей. Другой просто отбросила в сторону его жену, попытавшуюся преградить ей путь. В одно мгновенье тело мужчины оказалось в кольце её уверенных рук. Она сильно обхватила его, слегка наклонила вперёд и одним рывком, немного ниже грудной клетки, резко сдавила обеими руками. Старик непроизвольно хрипло крякнул и гулко выдохнул всеми лёгкими. Воздух маленьким фонтаном выплеснулся из него вместе с водой. Он сделал глубокий протяжный выдох. На глазах выступили беспомощные старческие слёзы. Через пару минут в замолкшей толпе медленно раздался неприятный тихий голос жены пострадавшего:

– Я не взяла с собой телефон. Леночка, наверное, уже звонила несколько раз. Теперь будет беспокоиться, как мы тут. А мы тут воды никак напиться не можем. Сколько раз говорила, что тебе нельзя пить холодную газированную воду, – закудахтала она и заторопилась в номер.

– Да мне жить давно нельзя, – смирно покашливая, ответила осунувшаяся сухая фигура старика.

Спасительница помогла мужчине присесть на диван и с твёрдой любезностью попросила его супругу побыть какое-то время рядом с ним. Она ещё раз тепло похлопала его по плечу, улыбнулась и сказала:

– Вот. И эта моя ошибка была мне дана не зря. Спасибо тебе, отец. – Звонкий игривый голос и юркий буравчик её зелёных глаз мгновенно перенастроил страх всех окружающих зевак в безмятежное мирное состояние.

Довольные случайные зрители, какое-то время ещё возбуждённые, от всего, что увиделось, и от взятой в толк мысли, что всё закончилось благополучно, стали потихоньку расходиться. Шаркая своей старой удобной обувью по таким же старым давним ковровым дорожкам, они понесли эту историю во все уголки существующего заведения. Кто в многозначительных глубоких вздохах и паузах, кто через линзы очков, приукрашая случившееся происшествие, настолько, насколько хватало фантазии и жизненного опыта, а кто крепко под руку с надёжным другом Альцгеймером.

Физкультурница какое-то время шла вместе с Милой, им, оказалось, по пути. Обе женщины были взволнованны, а значит, каждой из них хотелось поделиться своими впечатлениями.

– Как же вы умело смогли не растеряться в этой ситуации, – первой в разговор вступила Мила, видя состояние своей попутчицы.

– Вот ведь как бывает, – продолжила диалог женщина-спасатель – В моей жизни было много сложных периодов, ошибок, потерь, недоразумений. Не смотрите так на меня. Я не святая. У меня двое взрослых детей, муж, которого, теперь я точно знаю, что люблю, и которого чуть было, не потеряла из-за одного парня. Появился он на моё несчастье тогда, когда мы с Иваном, так зовут моего мужа, переживали кризис в отношениях, взявшийся, как я сейчас думаю, ни с чего. Усталость, привычная рутина, возраст. Муж немного старше меня. Дети выросли. Я как-то заметалась от того, что он перестал относиться ко мне как раньше. Холод, равнодушное механическое участие. Просто не жизнь, а ведение хозяйства. Не выдержала всего этого и пошла учиться на курсы массажа. Я всё время чему-то учусь. И повстречала там одного разводившегося врача-реаниматолога. Он стал за мной ухаживать очень нежно, обходительно. Спасал меня и себя по долгу службы. Вот и сорвало мою уже седую голову. Так сорвало, что я взяла и сказала мужу, что ухожу. Не только у мужчин бывает, что седина в голову, а бес в ребро. И у нас, женщин, какой-то зуд просыпается, как у самки, и ничего тут не поделаешь. А муж всю вину, и свою, и мою, взял на себя и простил. Это чувство порой просто не давало мне дышать. Вина как стопудовый камень давила на душу, хоть вой. Только вот сегодня этот камень свалился. Я спасла человека. И спасла потому, что знала, как мне поступить. Реаниматолог меня особо то и не покорил, когда дело дошло до серьезного. Потому как чужой. В близости всегда может быть интересен только родной человек. Так вот врач этот и научил меня некоторым приёмам в экстремальных ситуациях. Я, как показал сегодняшний случай, ученица хорошая… Значит, он мне был дан не зря. Вот о чём я хочу сказать. Ничего в жизни не бывает зря. А мужа я теперь не только люблю. Я тоже его спасаю. Желаю вам удачи и принятия всех своих ошибок. У меня сегодня день такой, знаменательный, а я человек судьбоносный. Так все говорят. Не бойтесь своих ошибок. Они нам даны зачем-то. Мне в другой корпус.

Когда Мила подошла к нужному кабинету, перед ней разыгралась ещё одна картина. В дверях, в ярком спортивном костюме и кроссовках, стоял румяный бодрый старик. Возраста он был примерного того же, что и недавний пострадавший. Молодившаяся натура убедительными жестами доказывала своему доктору, что бассейн ему просто необходим для нормальной формы, что он уже полностью оправился после своего сердечного приступа. А женщина, с которой он вместе ходит в одну группу на плавание помогает ему восстановить его мужское здоровье. Врач, понимая бесполезность своих медицинских аргументов, надавила на моральную сторону поведения бодряка.

– Василий Лаврентьевич, я каждый день по телефону веду беседы с вашей женой. Она очень волнуется за то, как вы себя чувствуете.

– Да, моя Маша хорошая баба. Только, ну, как вам это объяснить, доктор. Фитилёк горит в ней, но о-о-чень слабо!

– Я больше не повторяю: в бассейн вы ходите в группу лечебной физкультуры, массажиста больше не атакуете, а вечером лишь медленные танцы. Будете нарушать, поедете домой досрочно, разжигать жене слабый фитилёк… Извините, у меня следующий пациент.

– Проходите, пожалуйста, раздевайтесь, – доктор доброжелательно улыбнулась вошедшей в кабинет женщине. – Вы получите от этой процедуры необыкновенное спокойствие и наслаждение. Только нужно полностью расслабиться, как в самые приятные минуты удовольствия. – Вот ведь зарядил меня этот «спортсмен». С этими молодящимися дедами столько хлопот. А с другой стороны, наша сексуальность уходит вместе с нами, так ведь?!

Она подошла к капсуле, нажала несколько кнопок на верхней панели для настройки другой программы.

20 минут голое тело свежей пациентки в одних трусах содрогалось от вибрирующей тряски под тихую музыку. Неожиданные механические волны откровенно овладевали ею. Это назначение по нелепому совпадению заменило то, о чём так недвусмысленно полчаса назад говорил Михаил. Под плотным пластиковым панцирем Мила могла не скрывать своего физического состояния. Она лежала с широко расставленными коленями, вся поддавшаяся вперёд, словно над ней был её родной мужчина. По её щекам текли слёзы желания и потаённого стыда. В голове продолжало звучать сочное определение предшествующего пациента о незнакомой Маше и её фитильке. Простая мудрость пожилого человека говорила о живой настоящей проблеме в отношениях мужчины и женщины, то есть отношениях Милы с мужем в последнее время. Это ещё больше сотрясало тело и душу в унисон с техническим дрожанием.

Когда время вышло, и врач открыла капсулу, она увидела заплаканные глаза посетительницы. Учтиво спросила: «Вам нехорошо?», а Мила в растерянности замялась. В оправдание лезли недавно услышанные слова про тот же фитилёк из яркого монолога немолодого спортсмена, сцена с захлебнувшимся стариком, эмоциональные слова физкультурницы, телефонный разговор друга. Все эти размышления, уже давно смешавшиеся временем и событиями вокруг запутанного чувства, продолжали крутиться в её осознании. Потерянное и воображаемое желание к мужу в последнее время просто сводили с ума.

Она, боясь расплакаться, нарочито демонстративно, промолчала на вопрос врача. Быстро оделась и вышла из кабинета. По дороге в номер, мысли вместе с какой-то животной жаждой пульсировали во всём её организме. «Так больше не может продолжаться. Надо как-то найти в себе силы и поговорить с мужем. Делать вид, что всё в норме и вести разговоры на любые темы, кроме одной, сознательно придумывать щадящие рецепты в отношениях становится невозможным», – так думала она пока не подошла к своей палате и не открыла дверь.

Подобное состояние, повторяясь, отобразило немного другую картину. Дежурная медсестра сворачивала подушку тонометра и требовательным тоном давала рекомендации Аркадию. Она, услышав за своею спиною шаги, повернула голову в сторону Милы, и, словно прочитав в её глазах иное намерение, отчётливо добавила: «Покой! И ещё раз покой!»…

Санаторий располагался недалеко от города, и Мила эпизодически могла выезжать на свою работу. Как раз сегодня ей необходимо было отлучиться на пару часов. «Может это как раз и хорошо. В дороге, всегда лучше думается», – улыбнулась она медсестре и Аркадию.

После возвращения они вместе с мужем гуляли по аллеям старого парка. Мила вкратце, без особых красок и размышлений, видя не совсем хорошее состояние мужа, рассказала ему о двух разных увиденных историях, которые наблюдала некоторое время назад. О коридорном разговоре с незнакомой женщиной говорить не стала. В его взгляде и настроении она чувствовала полную безучастность и даже некоторое, как ей показалось, раздражение. Это ещё больше усиливало её всё хуже управляемое неспокойствие. Помолчав какое-то время, она спросила:

– Что говорил тебе Михаил?

– Да, так… Давал свои медицинские рекомендации для дальнейшей реабилитации, – он явно не хотел идти на контакт, и она замолчала.

Ходил Аркадий пока не достаточно уверенно, иногда с одышкой, как по лыжне, медленно передвигая ноги. Сам себе улыбался:

– Я похож на лыжника.

– Хорошо, что не на хоккеиста, – успокаивала его Мила, она слышала, что так здесь называют больных с палочкой или на костылях.

Молчаливая прогулка привела их к необычной скульптуре. Перед ними на невысоком постаменте стоял пёс сторожевой породы. Своим телом он располагался спиной к центральной усадьбе, как бы ограждая, то, что было за ним. Мила с Аркадием подошли поближе к каменной фигуре. На выцветшей табличке, когда-то золотыми буквами была сделана надпись, которая плохо сохранилась. Это был памятник любимой собаке графини Паниной. Именно на территории её бывшей усадьбы и было расположено данное медицинское учреждение. Героя звали Султаном. Между сильных собачьих лап, на постаменте, лежали мелкие монеты, три конфетки в пёстрых обвёртках, одна монетка лежала на спине, одна ближе к хвосту. Можно было смело предполагать, что пёс в своей новой жизни стал культовым тотемным существом этого места.

Предположение подтвердила стоявшая рядом немолодая женщина. Она рассказала местное поверье, связанное со скульптурой. Суть его была столь же банальна, столь и забавна, но людям она приятна и они в него верят. По приезду надо обязательно посетить это место и положить монетку или конфету собаке на голову, спину, хвост или на лапу. Тогда здесь встретишь большую любовь, найдешь друга или поправишь здоровье. Выслушав историю, Аркадий, улыбаясь, отметил: «Судя по тому, где больше всего монет и конфет, можно сделать вывод. Султан в своей новой жизни заступил на главный пост для несения новой – сексологической службы!» Женщина на метко подмеченное наблюдение и замечание мужчины, улыбнувшись, сказала: «А вы всё-таки положите монетку, от вас не убудет». Тем самым она неожиданно поставила в некоторое недоумение подошедшую пару.

– А можно придумать своё желание, – вдруг вырвалось у Милы.

– Конечно, можно. Никогда не бойтесь своих желаний. – Женщина, нисколько не смущаясь, положила свою монетку между собачьих лап и тихо удалилась. Мила и Аркадий, заставшие сами себя врасплох, с улыбкой посмотрели друг на друга. Им вдруг предстояло столь неожиданное испытание.

– Ты отвернись, – обратился к жене Аркадий. Он быстро положил свою монету на то же место, что и женщина, поведавшая им о предании. Мила, как натура чувствительная, попросила мужа немного остаться одной. Она положила свою монету на нос собаке. Её жажда желания заключалось в том же самом, только она почему-то решила, что монетка должна лежать на носу.

Когда она осталась одна и смотрела на скульптуру, то невольно вспомнила работы Кости. Запрет на желание к нему не давал покоя, как и сам её бывший одноклассник. Сначала её нежелание к мужу, потом желание близости чужого мужчины, его прикосновения, голос, поцелуи заставляли трепетать в воспоминаниях, теперь невозможность этого желания ни к мужу, ни к Кости она вверяла собачьему нюху. Скульптура также заставила её немного отвлечься и подумать о работе. Недавние воспоминания о первой любви в момент настоящего кризиса с Аркадием перемешались с пережитыми уже страданиями и боязнью за его жизнь, заставляли трезво и отстранённо думать о Косте. Те же обстоятельства сложились так, что сейчас её по-настоящему интересовали его взрослые, серьезные работы, в которых он был состоявшимся сильным мастером. «Его „Бухту любви“ должны увидеть люди! Много людей!» – говорила она себе в поисках аргументов, которые ей нужно будет представить ему со временем.

Аркадию об этой встрече она сказать не могла. И это ещё больше разрушало её и отношения с мужем. В последнее время они исступленно кружили по одному тому же кругу, боясь обидеть и причинить друг другу боль и разочарование. Невысказанность в отношениях, как глухая стена стояла перед ними. Человеку никогда не приходит в голову в повседневной обыденности сложившихся связей, что грань подобных отношений – это всегда, как тонкая паутинка в осеннем саду или хрупкий первый лёд на реке.

Она чувствовала, точнее, знала – с Костей предстоит неизбежная встреча. Встреча по его работе, её делу. Мила хотела, рвалась к морю и сомневалась, откладывала поездку. Эта нерешительность, её нерешительность, плюс болезнь мужа, их трудности в отношениях – мучили, мешали жить и работать. Весь спокойный, понятный мир, стал для неё сплошным испытанием и тревожным кошмаром.

Мила догнала Аркадия в конце центральной аллеи. Ей необходимо было сказать, что завтра она должна уехать на несколько часов на работу.

Муж, раньше, особенно до её скоропалительного отъезда на юг, смотрел на любые рабочие поездки жены совершенно спокойно, во всём доверяя ей. Порою даже сам выступал инициатором. Он и сейчас прекрасно понимал, что для Милы не планированный отдых казался потерянным временем, когда работа по проекту шла у неё полным ходом. Только вот зудело не проходящее чувство вины за то, что в их интимном запуске вдруг отвалилась и сгорела значимая ступень. А в последнее время к этому чувству прибавилась ещё и ревность, как сильное разрушительное топливо, которое довело его до сердечного разрыва. Оно, без всякого основания, не преставало полыхать в нём и сейчас. Раньше Мила с Аркадием всегда обсуждали свои служебные и личные дела, и были к тем и другим неравнодушны. Теперь же каждого из них по отдельности спасал лишь живший внутри каждого трудоголик. Они старались быть вместе, но когда что-то не ладилось в общении, то каждый занимался своим делом. Аркадий писал монографию, которую давно уже спланировал. Мила уезжала в свой комитет. А друг без друга они начинали скучать.

Больше полгода назад комитет, в котором работала Мила, решил создать в своём городе «Парк любви». Комиссия по культуре вышла с такой инициативой в городскую администрацию, а сотрудников Милы подключили к этой работе. Точно пока никто не мог определить, что должно быть в итоге. Парк эротических скульптур как в Корее. Музей эротики, как во Франции или Голландии. Но одно знали точно: обязательно нужна ментальная принадлежность к своей национальной культуре и традициям. Для того, чтобы определиться в выборе, решили провести конкурс проектов среди различных организаций и авторских коллективов. При этом не закрывать двери перед отдельными мастерами, скульпторами, художниками.

Информацию выложили в СМИ, интернете. А так как победителю был обещан солидный приз из бюджетных денег, то заявки сыпались одна за другой.

Комитет, который возглавляла Мила, заседал достаточно часто. Экспертная комиссия должна была к назначенному сроку отбирать в финал конкурса всех достойных претендентов. Большинство представленных работ, чаще заворачивались, чем рассматривалось, по разным причинам: отсутствие тематической устремленности, одноплановая направленность, полный разнобой, потеря грани эротического и порнографического замысла и многое другое. В самом начале работы над проектом были чётко прописаны все требования, определены цели, задачи в «Положении о конкурсе». Это делалось исключительно для того, чтобы отсечь проекты, которые большинство людей относят к порнографии. А порно лезло из всех щелей! И в работах, и в их описаниях, и в проектах. Создавалось впечатление, что к конкурсу намеренно тянутся сексуально озабоченные люди. Нервы не выдерживали как у Милы, так и у членов комиссии. Она рассказывала вечерами Аркадию о своих проблемах. Он пытался её утешить, иногда хохотал, если состояние здоровья позволяло. По крайней мере, было заметно, что он нормально на всё реагирует, ему интересно.

Муж в последнее время чаще смотрел на жену каким-то спокойным, новым для неё взглядом. Словно узнавал заново. Изучал? Старался запомнить её именно в эти минуту? Было не ясно. Часто он просто молчал рядом. Иногда она слышала его неровное дыхание в этой тишине, одышку, и относила эти изменения на счет последствий инфаркта. Так же как и редкие прикосновения, слабую эрекцию и отсутствие желания заниматься с ней любовью.

Она списывала такое поведение на приём прописанных ему лекарств. Мила сама читала инструкции к тем препаратам. И они полностью убеждали её в том, что половая слабость Аркадия спровоцирована лечением. Настораживало другое. Муж, после того раза в душе, так и не сделал повторных попыток к физической близости.

И она не решалась ещё раз сделать этот шаг. В голове был рой разных мыслей и доводов, а поступки, видимо, ждали своего часа. Он не обращался к врачу с предложением о замене лекарств на какие-то аналоги, без последствий в интимной сфере. Создавалось ощущение, что его всё устраивает! Даже на заявление хирурга-профессора о том, что ему теперь надо ограничить физические нагрузки и исключить из сексуального сценария эксцессы, его только слегка заставило улыбнуться.

А вместе они даже посмеялись над тестом, который предложил врач местного санатория: для того чтобы проверить степень нагрузки и готовность к сексуальному общению, следует подняться на два пролета вверх по лестнице. Если одышки нет, то значит с таким темпом можно уже заниматься «этим» в постели. А если тяжело, то следует повременить. Оба, шутя, попробовали состояние здоровье еще пару недель назад! Результат налицо. Следует повременить.

Милу поведение мужа огорчало в большей степени от того, что он не проявлял к неё прежней нежной заботы. Но главное, он идет на поправку. У неё, сейчас, желание лечь с ним в постель было скорее аморфным, теоретическим, чем потребностью, которую непременно надо реализовать. Ему всегда больше хотелось, чем ей. Ласковые объятия, поцелуи, тёплое участие – вот чего не хватало ей в последнее время. И это была главная обида на спокойствие Аркадия, именно она каким-то гнусным червячком в ней мешала спокойно жить.

Она маялась по ночам в тревожной ниспадающей душевной боли. В такие минуты казалось, что её жизнь лишь прикрыта нежной ажурной салфеткой, которая срывается от лёгкого ветерка. И все видят и знают, что у неё на душе. Тогда сердце сжималось в стыдный неприкрытый комочек.

С одной стороны она не могла забыть Костю, и тут же её задевало «безразличие мужа» к ней самой. Ей было важно видеть Аркадия живым и здоровым. И влекло в мастерскую скульптора. Иногда она невольно начинала сравнивать их в своём воображении. Сердце и разум метались вместе с неё по смятой постели, не давая заснуть до самого утра.

Внезапные смены в настроения подруги Марта считала началом гормональных изменений, связанных с возрастом. Мила в это никак не желала верить. Но находясь вместе с Аркадием в санатории, она всё же взяла несколько релаксирующих процедур: лечебное плавание в бассейне по средней нагрузке, спелеотерапию, альфу-капсулу.

Аркадий переживал не меньше, если не больше. Вида, правда, старался не подавать. Ходил сдержанный. Где-то излишне спокойный, даже угрюмый. Такого с ним не было никогда. Он всегда переносил в спокойном достоинстве, с долей нужного юмора любые известия. А тут…

Несколько дней назад услышал, как один из отдыхающих в санатории рассказывал байку:

«Однажды в квартире супружеской пары зазвонил телефон. Трубку не спеша поднял муж, и услышал:

– Привет рогатый! Позови жену….

Муж закатил скандал, стал рвать и метать, ругаться, бить посуду. Но жена его смогла угомонить. Она выбрала паузу, пока муж готовился разбить китайский сервиз, подаренный им на свадьбу, и сказала:

– Дорогой, это ошиблись номером, пойдем в постель. – И нежными ласками она успокоила ревнивца.

Но на следующий день, в то же время раздался телефонный звонок:

– Привет рогатый, да ты еще и ябеда!».

Все вокруг рассмеялись, а у Аркадия перед глазами возникло счастливое лицо попутчика по купе, который звонил по мобильному. «Эд, букет гладиолусов поставь в номер Жуковой! Передай ей, что я её … Что я скоро вернусь.»

Тогда у Аркадия перевернулось всё внутри от обычной фразы. Значит, этот расторопный и весёлый Костя знаком с его женой. Мало того, они знакомы довольно близко. И сейчас он говорил с кем-то о Миле. Его, Аркадия, жене.

«Но почему именно о Миле? – рассуждал спустя время, Аркадий. – Мало ли других Жуковых в стране? Он её „что“? Почему недоговоренность? И почему он не дернулся к Косте?! Не остановил? Не спросил?»

Этих «почему» насчиталось десятки, сотни….

«В шоке был, – отвечал сам себе. – Не мог поверить».

Одной фразы, которую он услышал на вокзале, у себя за спиной, хватило, чтобы его сердце взорвалось от бессилия изменить что-либо в своей жизни. Одной фразы было достаточно, чтобы он не спал ночью, ворочался, переживал, думал…

Он был уверен, что именно это фраза спровоцировала инфаркт. Теперь услышанный анекдот напомнил о его проблеме.

В минуты, когда Аркадий ходил по дорожкам осеннего парка, часто один, без жены, он задавал себе вопросы: «Что будет дальше? Как теперь жить?»

Вспоминались строчки: «В дальней аллее осеннего парка мы превратимся с тобой в листопад…», – к которым сам додумал продолжение: «Лучше бы летним весёлым дождем выпасть с тобою для радуги светлой». Часто он сидел на скамейке и наблюдал за птицами, которые обитали в небольшом местном пруду. Кудрявый пеликан много спал. Свернув свою шею в вопросительный знак, он лежал в тени деревьев и не шевелился. Только с кончика клюва капала вода, копируя точку для вопросительного знака. Еще несколько минут назад он пытался проглотить огромного карпа. Перекладывая рыбу в своей резиновой сумке, он раздумывал о том, как ее лучше проглотить: с головы или хвоста. Подбрасывал ее, переворачивал, мотал головой. Детвора, приехавшая навестить какого-то санаторного больного, кричала и визжала, наблюдая ужимки неуклюжей птицы, раскрывающей пасть размером с этюдник здешнего художника, который пытался воспроизвести на холсте происходившее зрелище. Соседние пеликаны и большой черный баклан хлопали крыльями, как прохожие открывают зонтики во время дождя. Они подбадривали сородича, гортанным эхом покрывая весь пруд. Неожиданно для всех карп выпал из пасти и, блеснув на солнце золотым брюхом, нырнул в воду. Раздалось чье-то восторженное «Ах!"…, а потом все замолкло. Шум как начался, так и закончился. Быстро, резко, вдруг. Только волны на пруду рисовали одинаковые круги, широкими дугами уплывающие к заросшему камышом берегу….

Глядя на Милу, такую заботливую, внимательную, красивую и элегантную, он приходил к значимым для себя выводам: «Ничего уже не изменить, это – жизнь. Он же сам не святой. Были и у него эротические подвиги. Пусть не влюблялся он ни в кого, но юбки хорошенькие не пропускал? Нет. Так почему же его жена, которой скоро исполнится пятьдесят, не может себе позволить хоть одно любовное приключение? Короток бабий век. Даже здесь в санатории он ловит на Миле двусмысленные взгляды. Она нравится окружающим, сосед за обеденным столом глаз с неё не сводит. Мужики в коридорах шеи сворачивают. И ему это приятно, когда он рядом с ней. Надо отдать должное и тому, что на него тоже смотрят. И женщины, и мужчины… Рога видны, что ли? А через несколько лет не будет и этих взглядов… Наступит старость и ей вспомнить будет нечего. Что она расскажет внучкам и внукам, сидя в кресле у камина, о своей женской судьбе? Будет пересказывать чужие романы? Вспоминать Лялькины байки? Надо найти в себе силы простить. Но где эти силы взять?»