Две последние недели выдались непростыми. Отбор материалов для конкурса от многочисленных желающих, заседание комиссии по ним, каждодневные поездки в санаторий, процедуры – всё эти неотложные дела вылились в общую эмоциональную и физическую усталость. Впереди были выходные, и Мила точно знала, что проведёт их в санатории вместе с Аркадием. В последний день рабочей недели она обещала вместе с Лялькой навестить Марту. Предупредив мужа ещё утром о том, что немного задержится у подруг, Мила сразу после работы отправилась на эту встречу. По дороге заехала в магазин, купила их любимый вишнёвый низко калорийный торт и бутылку белого вина. Марта обязательно приготовит рыбу. Это её фирменное, семейное блюдо. Вино будет кстати. Если бы не очередь в кассе, перед предстоящими выходными, она бы приехала к подруге вовремя. Но вынужденно, не по своей воле, Мила к назначенному времени уже не успевала и испытывала от этого некоторое неудобство. Это чувство прошло, когда на пороге её с радостной улыбкой встречала Марта, а из комнаты доносился уже знакомый звонкий смех Ляльки.

– Привет, подруга! – кинулась её обнимать Лялька. – Ты в своей неизменной традиции: опаздывать и приходить после первого тоста! А мы детство свое вспоминаем, хихикаем тут…

– Хороши, подружки.

– Давно не виделись, ждать не стали. Вот и выпили по первой, – поцеловала её Марта. – Проходи. Располагайся. Давай свой тортик. Это вино? Сама и будешь его пить. Мы сегодня решили расширить свои сосуды крепким зельем. Пьём безакцизный коньяк с нейтральной полосы. Лялька привезла.

– Я с удовольствием. Расслабляться, так наверняка? Рада вас видеть, неизменные вы мои, драгоценные вы мои, – поцеловав подруг, Мила подсела к накрытому столу.

В этой девичьей компании давно сложилась простая традиция: не церемониться в обслуживании. Марта, с природным чутьём изысканного гурмана, любила вкусно жить и всегда в движении спокойного ритма осваивала лишь зону комфорта. Застолье, как всегда, было организовано ею быстро, безукоризненно и продумано до мелочей.

Стол был накрыт под коньяк. Два лёгких салата из всех простых полезных продуктов, с обязательными пикантными соусами – в них хозяйка толк знала. Непременно разные сорта сыра, чёрный и белый со злаками горячий хлеб, виноград, разноцветная зелень, взъерошенная на небольшом блюде, красная икра, оливки, в специальной посуде наполовину порезанный большой жёлтый лимон с тонкой корочкой. Для романтического настроения на столе горела в высоком подсвечнике свеча. Салфетки яркими пятнами осенних листьев хаотично лежали на столе.

– Ляль, наливай ей уже заслуженную штрафную.

– За что пьем? – Мила положила себе в тарелку оливки, на ароматный кусок белого хлеба ложку красной икры, немного зелени и по кусочку разного сыра.

– У меня есть предложение, подкупающее своею новизной, как говорит один мой коллега, – Марта подняла свою рюмку. – Пьем за сбывшиеся в нашей жизни мечты! Голубые, розовые, большие и маленькие, любые!

Они чокнулись, глотнули каждая свою дозу спиртного и с удовольствием принялись за приятную трапезу. Все блюда шли на ура. Марта в очередной раз покоряла их своими разносолами, хотя и жила несколько лет одна. «Семейные привычки изживаются последними», – любила повторять она подругам, клиентам и самой себе. Лялька, утолив первый стон голодного желудка, через какое-то время спросила:

– Это что еще за цветные мечты? Мечта, она и в Африке – мечта.

– В детстве мы так называли с Мартой самые отдаленные, маловероятные мечты: такое разноцветное рисование будущего в своей фантазии. – Вот у меня, – начала Мила, – например, была розовая мечта: уехать далеко-далеко. На самый краешек земли. Сесть на нём и поболтать ножками…

– Сбылась? – Лялька положила себе в тарелку большую ложку салата, что стоял ближе к ней.

– Да. Аркадий, когда мы поженились, уезжал в длительную командировку на Дальний Восток. Я к нему летала, и он показал мне этот краешек. Интересно другое, то, что о моей мечте муж ничего не знал! Мы забрались на сопку, которая нависала над Тихим океаном, как большая мохнатая шапка. Сели вдвоем на самый краешек. Четыреста метров внизу и перед нами ни-че-го, лишь непостижимая даль горизонта в свинцовой глади мирового океана. Видна только вода и край земли! Страшно и завораживающе красиво! А мы сидим и болтаем ножками. Как я мечтала в детстве. Недавно узнала от Насти, что она тоже мечтает увидеть край земли. Говорит, найду своего суженного и приведу к обрыву. Она у нас девушка с юмором, всё рисует своими красками. Видимо, Аркадий когда-то поделился с ней воспоминаниями…

– Как, кстати, он реабилитируется? Давление нормализовалось? – поинтересовалась Марта.

– Да.

– Как сам?

– И пульс хороший, и давление лучше. Строчит уже свои доклады на ноутбуке и медсестрам в поликлинике глазки строит.

– Глазки строить – не девок ломать! Флирт – это дело нужное и полезное. Главный гормон королей вырабатывается – жизнь продолжается… А я тоже вспомнила, какие у меня были в детстве мечты! – всколыхнулась Лялька и захлопала в ладоши от радости. – Целых три.

– Это только у нашей Ляльки.

– Ещё скажи: «Простой советской сумасшедшей».

– Заметь, это не я сказала.

– Смейтесь, смейтесь, девочки. Только я не называла их цветными. Слушайте. Первая. Чтобы нашу улицу Ленинскую…

– Которую в честь тебя назвали? – продолжала поддевать её Марта.

– Переименовали в Садовую, как до революции. Поверите, сбылась эта мечта! Вторая мечта, чтоб на нашей речке мост построили…

– Хрустальный? Как в сказке «Волшебное кольцо?» – пошутила уже Мила.

– Вдоль? – добавила Марта.

– Поперек! Четыре года назад мост отгрохали! А третья мечта, – Лялька немного задумалась – заработать пять миллионов, и создать дворец для солнечных детей – даунов. Чтобы они могли любить и их любили. Дарить им веру, надежду… я уже всё подсчитала.

– Долго твоей мечте ещё сбываться, – Марта понизила голос и немного сникла. В браке с мужем у неё не было детей. – А моя разноцветная мечта детства – простая женская мечта – просыпаться счастливой, с улыбкой. И она тоже сбылась, девочки… и жила со мной всю мою жизнь… Пока вот Лёша из жизни не ушел. Теперь цветных мечт не осталось, не снятся, не придумываются…

– Девчонки, давайте помянем его. Хороший он мужик у тебя был, Марта. – Вторую рюмку женщины выпили молча. – Если бы не эта болезнь, будь она неладна, навалилась так нежданно, шуршал бы сейчас на кухне, поддевал бы нас.

– И рыба-фиш уже здесь стояла, – у Марты увлажнились глаза при воспоминаниях о скоропостижно ушедшем муже. Подруги хорошо его знали и понимали, как нелегко ей сейчас одной жить в пустой квартире. – Помнишь, я тебе как-то говорила про точку невозвращения? Так вот она у меня появилась, когда Алексей умер. Жирная точка, не сотрёшь ничем. Этот порог я вряд ли смогу переступить. Я на мужиков теперь смотрю только как на коллег, пациентов и простых прохожих. И всё. Ни на кого не тянет, никто больше не нужен. Никакого влечения. И это, дорогие мои, уже диагноз, который ни временем, ни лекарством не пролечишь. – Она повернула голову в сторону Милы и внимательно с теплотой посмотрела на неё.

– У тебя осталось память о нём. И она обязательно даст тебе новые силы, Марта.

– Да. Замечательно, что твой Аркадий выкарабкивается… Силы нам всем нужны, верно, девочки?

– Тётки, хватит сопливиться!.. Что я вспомнила! Сейчас расскажу. – Веселье Ляльки было трудно чем-то сломить, и, по-своему обыкновению, она кинулась развлекать публику.

– После своих мужей… не тем они будь помянуты, но дай Бог им здоровья, как-то случай свёл меня с одним с журналистом ли, корреспондентом ли. Мысли у меня даже о замужестве появились. Приглашаю я его к себе в гости, пожить пару дней. Я тогда ещё одна жила, без родителей. Я, значит, бантик в причёску, тапочки с пушком, на кухне шкварчу, цветочки, лепесточки, ножечки, вилочки на столе. Всё, как учили. Он в комнате моей, за рабочим столом, стучит дятлом на компьютере, статьи критикует. Белинский с Чернышевским, ёк-макалёк! Вот думаю, заживём, забуду я с ним детство в коммуналке с обоями ярко лимонного цвета! Всё забуду. Буду как все – жить мыслями о светлом счастливом будущем. Ему поддакиваю, гениальность стимулирую, пижаму, тапочки прикупила, хотела подарить уже. А он, любезный мой труженик пера, выходит из комнаты в своей рубахе, понятно, давно не последней коллекции Прет-а-порте. Да это бы и ничего, я же пижаму-то купила ему, и рубаху бы со временем справили.

– Ну-ну, продолжай. – Марта промокнула глаза уголком салфетки, зная, как Лялька может поднимать настроение. Морщинки у её глаз весело напряглись в улыбке.

– Продолжаю. А воротник, девочки, на рубахе у него завёрнут во внутрь. Представили себе как? Я, было, поправить решила, кинулась к нему, прильнула своей косыночкой. И слышу от милого: «Ляля, – он меня тоже так называл – воротник за три дня испачкается». Он в свою командировку, оказывается, на три дня собрался. Я сначала не поняла, а потом… сгорели мои котлеты и салаты… сго-ре-ли… синем пламенем. И вспомнила газету промасленную, и как руками он бедную курицу терзал, она и так уже жаренная. Штаны вспомнила тренировочные под брюками…

– Так ты же говоришь, он корреспондентом был, а сама про какие-то штаны?

– А, что корреспондентам штаны не полагаются? – горячилась Лялька. – Это прелюдия отношений наших с ним. Была уже поздняя осень, холодно, снег уже выпал. Поддёвка была на нём. В возрасте уже был немалом, простатит там, то да сё. А утром, обязательная зарядка в этом самом трико, с вытянутыми коленками. Раз-у-ух – два, раз-у-ух – два!

– Да где это было-то? – У Марты высохли слезы, она смеялась.

– В пансионате с отдельными домиками на семью, где журналисты музу за хвост поймать пытаются. Коньки-горбунки, где собираются. То, сё. Вот тогда уже его статьям не поверила. Переживала поначалу очень. Отрезало всё моё влечение. А ведь знаете, девочки, так люблю, когда мужчины ковбойские, чтобы пот, как соленые берега, люблю в подмышке у мужика заснуть, люблю, когда они мясо руками дерут, и весь жир по локтям… Расстались мы, и ничего у нас в тот вечер романтический не было. Сказала ему классическое: «Милый, что-то с моей головой». И теперь я их всех на нюх беру. Ню-ха-ю! Мне смело можно в криминалистку.

– А может ты у нас парфюмер, нюхач…?

– Отстаньте вы, я мужика нюхать хочу. У меня всё реально. Милочка, по земле тоже кому-то ходить надо, крылья то не всем даны… Должно быть ощущение… Ну, вот это ощущение такое… я не знаю. Жизни ощущение. Желание покориться. Верить. Должен появиться мужчина, которого ты полюбишь, и который сильно полюбит тебя. Я не полюблю плотника, слесаря. А вот врача, инженера, скульптора. Да! Надо чтоб с мозгами. – Лялька, как всегда, эмоционально захлебывалась словами.

– Ты сказала надо просто верить. Это, по-моему, самое главное, – ответила спокойно подруге Мила. – Когда веришь, то зимой, на ветках ели могут поспеть яблоки, а лёгкая бабочка в снежной метели, будет водить смешной хоровод. Ты до сих пор веришь и ищешь своего мужчину?

– Не то, чтобы ищу. Я встречу и узнаю его! Пусть на старости, пусть потом. Нет, скорее он меня узнает. По взгляду, и я его обязательно почувствую.

– Обманывать себя хочется?

– Нет. Просто не хочу просыпаться в зрелом возрасте с нелюбимым! Зачем? Кому это надо? А не получится, то значит это не судьба. Я в этом сильно уверена. Давно не размениваюсь по мелочам. Меня должно зацепить. Я не хочу заниматься сексом, я хочу заниматься любовью.

– Сильно сказано, – Марта внимательно слушала Ляльку, смотрела удивленно на Милу и думала о чем-то своем.

– Всё всегда приходит вовремя, и когда мы не ждём. Когда-нибудь и ко мне придет. Я не сижу и жду. Я работаю и верю. Работать я умею. Мне не 25. Умею быть честной. Знакомлюсь с массой хороших, интересных и порядочных людей. Но из всего этого потока я Его пока не встретила. Ни из умных, ни из состоятельных.

– Марта, ты записывай. Мы сейчас тебе столько судеб разного влечения поведаем. Будет тебе над чем работать! Я помню твою статью, – присоединилась Мила, взяв с тарелки красное яблоко. – Судьбы у всех как разноцветные стёклышки в калейдоскопе – разные. У меня есть одна знакомая, – которая решила убежать от одинокости своей вот каким образом: Без любви, не в молодом уже возрасте, вышла замуж за одного достойного человека. Вполне надёжного, хорошего, домовитого. Родила ему двоих детей. А потом встретила того, которого ждала и не переставала рисовать в своих мечтах. Сильного, властного, покоряющего – Его, как ты, Лялька, говоришь. Встретила, когда была беременна первым ребёнком. Он как-то позвонил ей домой. Она, когда услышала его голос, потеряла сознание и упала в обморок прямо в прихожей. Потом очнулась, встала, надела сапоги, пальто и вышла к нему. Поговорили. О чём, сама не помнит. И он ушёл, и не позвонил больше. Через месяц родила первого своего мальчика. Продолжала жить с мужем. А сама, всё о том, другом думала. Через год случилось несчастье. У неё погибла подруга. И так получилось, что надо было удочерить её дочь. Ещё через год родила второго мальчика. С достойным развелась (он узнал о её чувстве, и не смог простить, бросил!). Спустя двенадцать лет, она встретила Его, того, что ушел. И рассказывает мне: «Опять тот же безумный страх и тяга животная, как перед закланьем. Он меня целует, а я вся дрожу, сознание сумеречное, весь мир плывёт, как туманное марево. Состояние близкое к сумасшествию. А когда он уходит, я готова ползти за ним по земле или крушить всё, что у меня на пути». Так больше года маялась, детей бросила, потеряла работу. А он как возник, так и исчез. Она хотела покончить с собой. Приняла снотворное, едва откачали. Сейчас одна с тремя детьми, и в страшных кошмарах – он по ночам. Больше всего в жизни она боится его возвращения. Боится так, что готова убить его.

– Амок. Паническое состояние с изменением сознания, – Марта вставила профессиональную ремарку в рассказ подруги и тихо вздохнула.

– Да. Это называется: покорми свой мозг глюкозой, – Лялька взяла с блюда маленькую кисточку винограда. – Но в сексе не всегда всё так трагично, бывает комично, о чём я вам только что поведала. А бывает и трагикомично. Герои всегда разные. К примеру, ещё одна моя незатейливая страничка из блокнота моих распутств. Был у меня один прикол с Доном Педро.

– Что за испанец?

– Слушайте. Дон Педро – это обрусевший богемный, чистокровный армянин Коля. Разведен. Жена уехала в Испанию с молодым мужем. Но дружат семьями, под европейцев корячатся. Состоятелен. Личная яхта, самолет. То, сё. Подруга мне говорит: «Год поживешь, в круг войдешь. Достойные места, мерседес, бабки. А он, не заморачиваясь, заехал в «Седьмой континент», купил два литра «Текилы». И все. Сам страшный, старый. Я «Текилы» налакалась, сигара, соус «бешамель», музыка Фрэнка Синатры. Я такой секс видела в гробу и белых тапочках. Если это сексом назвать можно. Помните, как те молодые девчонки, что на Мерседесах катаются, говорят «Знаете, сколько мы за него ……?» Так вот я поняла, что столько не смогу. И это после завтраков, обедов, ужинов! Решительно, не мой десерт! Потом всю ночь трах-тарарах! По утрам он, как в детстве, в одной футболке в домашний гольф гоняет, достоинством потрясывает, а мошонка-то давно уже не в складочку понимаете, девочки.. Ощущение, скажу я вам – просто рвотное. А продаться надо дорого. Или попытаться это сделать. Я попробовала. У меня не получилось…. И была быстро удалена от этого высшего круга. Грустно одно, теперь Фрэнка Синатру слушать не могу. Когда ушла от него, дома выпила ещё литр виски, чтобы поплакать. Не помогло. Не заплакала.

– Да, Лялька, не получила ты счастья полёта в радость и золота сладость.

– Да, Мила, я бабок хотела срубить. Не смогла…

– Ты еще про Балу расскажи?!

– А что рассказывать? Я его, как и ты, впервые увидела на той тусне. И Генчика этого скользкого. Мужик, вообще-то он не плохой. Только не перепить его никому…

– Но меня же ты чуть было не подставила? – Мила благодаря алкоголю смогла сказать подруге о своей обиде.

– С какой стати, Мил? Мне только сегодня Марта рассказала, что ты на меня дуешься.

– Я очень беспокоилась, что не могла тебя предупредить.

– Потом, когда тебя стали искать, я под шумок сама улизнула. Пьяна была, соображала плохо. Балу так ни разу и не звонил… Потом командировка эта на месяц в Корею, в музей эротики. А вернулась – всё уже утряслось.

– Одна – в Корею, другая – в город детства. Мила, как тебе море? – вмешалась Марта.

– Ну-ка, рассказывай, подруга! Как Юг встретил женщину в самом соку послебальзаковского возраста? А-а? Встретился кто на морском берегу?

– Да кого встретишь на море в черных очках?

– Сняла бы очки! Вот делов-то!

– Встретила. Чаек, приливы с отливами и небо звездное… Изведав радости без сладости порочной, домой вернулась, к вам вот прилетела…

– Приливы, отливы, они уже не за горами у нас. И Юг здесь не причем.

– А ты, Милочка, о чем это? Белым слогом, стихами? Словечки у тебя какие-то проникновенные, нежные, романтические. Блеск в глазах искрится, печаль во взгляде волочится. Во! И я стихами!

– Точно. Стихами заговорили… Минуточку подождите. Сейчас будет горячее. – Марта разлила по рюмкам коньяк и пошла на кухню.

Через минуту на столе появилась запеченная в духовке рыба. Восклицания радости и восхищения посыпались на хозяйку дома. Она в ответ произнесла тост.

– За поэзию! Поэзию души! Поэзию моря!

– Вкусно как… – Лялька с удовольствием принялась за рыбу. Второе блюдо скрасило небольшое напряжение и возникшую словесную перепалку между подругами.

– Что я вам сейчас покажу, девочки, – Мила пошла в коридор за сумкой. – Ты отвлеклась немного в поездке, а у нас на каждой комиссии от идей и предлагаемых работ в мозгу такое кипение.

Она достала из рабочей папки несколько исписанных листов.

– Но порой… Вот послушайте: «Губами жаркими возьми кусочек льда и напои мои лагуны страсти: в горячих пламенных губах, между грудей, в ложбинке живота, в прелестной складочке цветка они живут. Тебе отвечу я и напою прохладой томной, как путника, что ищет родника»…

– Марта, а это что у неё было? – Лялька проглотила солидный кусок рыбы и, не скрывая удивления, посмотрела на Милу, потом перевела взгляд на Марту. Она не сразу поняла перемену в беседе.

– Похоже на возрастные фантазии. Она, наша Милочка, миновала свою эротическую стадию развития, из платонической махнула сразу в сексуальную. Теперь навёрстывает, – продиагностировала Марта. – Нет-нет, не беспокойся, Ляль, у тебя с этим всё в порядку, даже с избытком.

– Да, уж! – Лялька недоумённо смотрела на подруг и пыталась поддержать этот крутой словесный крен. – Беседа неожиданно окрасилась иным колоритом, и поплыла в романтическую стихию с эротическим переливами.

– Ещё хотите? – Мила замолчала, посмотрела каким-то отрешенным взглядом вокруг, перевернула лист и продолжила, – «Плоть фаллоса, горячность языка, что клитора бутон распустит нежной розой, кольцо неразомкнутых рук… уносят крыльями в века, где коитуса страсть поэтами воспета…».

– Отлететь и не встать! Это ты творишь или Вергилий?! – У Ляльки, казалось, глаза вылезут из орбит.

– Это наши претенденты описывают свои амурные творения. А мы читаем. И мне, порою, даже нравится.

– С тем чувством, с которым ты читала, я это поняла!