Недѣли три послѣ представленія Гамлета въ Сицкомъ, въ одно прекрасное утро доложили князю Ларіону что къ нему пріѣхалъ исправникъ «съ порученіемъ», и проситъ дозволеніе явиться.
— Проси, сказалъ князь нахмурясь, вспомнивъ невольно объ этомъ представленіи и о той «презрѣнной дѣвчонкѣ».
Толстый Елпидифоръ вошелъ съ видомъ серіознымъ и холоднымъ (выходъ его дочери замужъ за богатаго человѣка и завоеванное имъ личное расположеніе къ нему его прямаго начальства чрезвычайно подняли въ немъ чувство собственнаго достоинства), отвѣсилъ хозяину офиціальный поклонъ и, вынувъ изъ кармана письмо запечатанное большою гербовою печатью, положилъ его на столъ предъ княземъ.
— Получилъ въ казенномъ пакетѣ, съ приказаніемъ лично доставить вашему сіятельству, проговорилъ онъ съ оттѣнкомъ намѣренной сухости въ интонаціи (безъ того-молъ ты, конечно, меня у себя бы не видалъ!).
— Очень вамъ благодаренъ! еще суше отрѣзалъ князь.
Елпидифоръ поклонился еще разъ, обернулся со свойственною грузному тѣлу его прыткостью, и вышелъ тутъ же изъ комнаты.
Письмо было отъ графа и поразило князя Ларіона неожиданостью своего содержанія:
«Поздравляю тебя, любезный Ларивонъ (писалъ ему его старый пріятель), ѣсли только признаѣшь что есть съ чемъ поздравлять? Получилъ сейчасъ извещѣніе изъ Петербурха что назначаешься ты члѣномъ Государственнаго Совѣта о чомъ выйдетъ указъ 1 іюля. Не знаю будѣшь ли доволенъ потому конѣшно почотъ а власти никакой и только непріятности ѣсли противъ министра какова очень спорить. Я ожидалъ что тебѣ дадутъ постъ настоящій а тутъ съ твоими способностями только болтать безъ толку или подписывать сбольшинствомъ. Впрочѣмъ это можетъ-быть только первый шагъ кназначенію. Онъ (то-есть, сильный человѣкъ, дядя Анисьева) ничѣго далѣе не пишетъ а только пишетъ мне сказать тебѣ штобъ ты былъ въ Петербурхѣ 1-то іюля потому этово желаютъ (послѣднее слово было подчеркнуто въ подлинникѣ). Ѣхать тебѣ полагаю надо. Потому иначе не хорошо. Советую и надѣюсь когда чрезъ Москву проѣдишь увидаться съ тобою. Поклонись своимъ што милая дѣтя племянница твоя. Обнимаю тебя».
Князь Ларіонъ прочелъ письмо разъ, и два, останавливаясь на каждой строчкѣ, но разбирая не ихъ, а то что-то что скрывалось за сообщаемою ему въ нихъ вѣстью. Лицо его становилось все раздраженнѣе и мрачнѣе, желчная усмѣшка кривила его тонкія губы, и огонь глубокаго внутренняго негодованія горѣлъ въ темной впадинѣ его глазъ.
«Впрочемъ это можетъ-быть только первый шагъ къ назначенію», прочелъ онъ еще разъ, и швырнулъ письмо на столъ презрительнымъ жестомъ.
«Утѣшить меня хочетъ, а и самъ не вѣритъ! Старикъ уменъ, чрезъ него шли ихъ предложенія, онъ долженъ понимать, какъ и я, что назначенію не бывать пока я… О безстыдные интриганы, какъ ловко подвели мину!.. Не удалось въ первый разъ, такъ теперь новое: надѣть на меня погремушки почета, чтобъ вызвать меня насильственно въ Петербургъ, а со мною ихъ, и тамъ… тамъ она склонится, думаютъ они, а меня будутъ водить все тою же перспективой портфеля, пока окажется что и безъ меня обойтись можно… можно будетъ оставить меня навѣки въ моемъ государственномъ бездѣйствіи… Ловко, удивительно ловко!..»
И князь Ларіонъ, какъ бы нежданно для себя самого, засмѣялся вдругъ короткимъ и злымъ смѣхомъ.
— Но они ея не знаютъ… И меня не знаютъ! примолвилъ онъ, вставая и принимаясь шагать по своему огромному кабинету. Волненіе его все росло, и слова гнѣвно и обрывисто вырывались уже слышно изъ его устъ. — Я скажу… мнѣнія мои могутъ быть пріятны или непріятны, но не уважать… они не могутъ меня… Я служилъ Россіи, государямъ моимъ вѣрно… и съ пользою, а имя оставилъ! Они должны знать, понимать. Пусть тогда какъ прежде… дѣло… А такъ — нѣтъ!.. Дѣло, а не… а не «болтать безъ толку», повторилъ онъ выраженіе стараго своего друга. — А ея не видать имъ тамъ… не видать! вырвалось у него съ новою силой, — я оберегу ее. до конца… До конца! повторилъ онъ съ какимъ-то вдругъ страннымъ движеніемъ губъ, и съ не менѣе страннымъ выраженіемъ глазъ направилъ ихъ и остановилъ на одномъ изъ угловъ покоя. Тамъ стоялъ старинный шкафъ изъ чернаго дерева, драгоцѣнный обращикъ итальянской работы XVII-го вѣка, украшенный превосходными изображеніями плодовъ изъ pietra dura; князь хранилъ въ немъ свои деньги, семейные документы и бумаги.
Но онъ черезъ мигъ отвелъ отъ него глаза, подошелъ къ висѣвшему у стѣны шнурку колокольчика и позвонилъ.
— Сходи къ княжнѣ, приказалъ онъ вошедшему камердинеру, — и скажи что мнѣ нужно переговорить съ нею, такъ не сойдетъ ли она сюда сейчасъ, если не занята… А затѣмъ распорядись уложить мои чемоданы, и чтобъ лошади были подъ коляску часамъ къ восьми. Я ѣду сегодня въ Петербургъ.
Лицо камердинера все заходило отъ удивленія и любопытства, но, встрѣтясь глазами со строгимъ взглядомъ князя, онъ немедленно же поникъ ими долу, и поспѣшно, вышелъ исполнить данное ему приказаніе.
Не менѣе удивлена и нѣсколько встревожена была имъ Лина (она только что вернулась къ себѣ съ прогулки), когда о немъ сообщено было ей. Она немедленно сошла къ дядѣ.
Онъ все такъ же ходилъ взадъ и впередъ мимо длиннаго ряда оконъ своего кабинета, отъ времени до времени подымая голову, какъ бы невольно заглядываясь на сіявшую сквозь эти окна горячую краску лѣтняго дня. Онъ обернулся на шумъ ея шаговъ, неторопливо пошелъ къ ней на встрѣчу, и указывая ей на кресло у стола:
— Садись, сказалъ онъ, — и прочти! И онъ подкинулъ ей письмо графа.
Княжна принялась читать, по временамъ чуть-чуть улыбаясь примитивному правописанію «дядинаго пріятеля», или сжимая слегка брови когда полнѣйшее отсутствіе запятыхъ въ его посланіи дѣлало на первый разъ читаемое не совсѣмъ понятнымъ. Но дойдя до конца его она внезапно поблѣднѣла: послѣдствія того что сообщалось здѣсь совершенно ясно выступали предъ ней.
— Это, значитъ, намъ надо въ Петербургъ переѣзжать, дядя? вскрикнула она.
— Значитъ! подтвердилъ онъ ироническимъ тономъ:- они на это очевидно разчитываютъ, подчеркнулъ онъ.
Она пристально воззрилась на него:
— Вы полагаете что это все… не договорила она.
— Все та же интрига, договорилъ за нее князь Ларіонъ;- я тебѣ тогда не говорилъ: мнѣ уже были сдѣланы предложенія изъ которыхъ истекало что меня можетъ ждать высокое положеніе, но что за это я долженъ заплатить содѣйствіемъ моимъ браку твоему съ этимъ… Анисьевымъ. Ихъ комбинація, презрительно молвилъ князь, — не увѣнчалась успѣхомъ; этотъ петербургскій Макіавель изъ кавалеристовъ имѣлъ возможность лично убѣдиться что ничѣмъ подобнымъ меня не возьмешь… Они это и придумали теперь (онъ кивнулъ на письмо), заставить меня жить въ Петербургѣ, зная что твоя мать только объ этомъ и мечтаетъ, что она тотчасъ же перетащится туда за мною… что ты будешь у нихъ подъ руками, разчитывая что имъ тамъ будетъ легче купить насъ съ тобою. Тамъ у нихъ готовые, неотразимые, въ ихъ понятіяхъ, соблазны: свѣтъ, дворъ, обаянія власти, тщеславія… Предъ этимъ, увѣрены они, не выдержитъ никто, измѣнитъ всякое убѣжденіе, склонится самая гордая голова…. Хочешь ли испробовать все это на себѣ, Hélène? спросилъ онъ съ легкою усмѣшкой, между тѣмъ какъ глаза его съ какою-то безконечною любовью и тоской останавливались на. мигъ на ея наклоненной золотистой головкѣ…
Она подняла ее и отвѣчала его улыбкѣ такою же тихою, невеселою усмѣшкой:
— Нѣтъ, дядя, не нужно — я въ себѣ увѣрена.
— Я это зналъ заранѣе, сказалъ онъ, — и согласно съ этимъ и поступлю.
— Согласно съ моимъ желаніемъ? проговорила она съ замѣшательствомъ:- но, дядя, мнѣ кажется, въ этомъ случаѣ вы должны спросить себя, а не меня, какъ вамъ лучше поступить. Если служба ваша еще нужна, если вы опять можете приносить ту пользу которую вы всегда приносили, основательно ли было бы вамъ отказываться… изъ-за меня? Меня бы это постоянно мучило, дядя!..
Онъ улыбнулся еще разъ.
— Напрасно мучилась бы, другъ мой! Я въ этомъ случаѣ не могу похвалиться даже тѣмъ что приношу тебѣ жертву. Служба моя, какъ оказывается изъ этого (онъ опять указалъ кивкомъ на письмо), никому не нужна, меня просто намѣрены, въ виду личныхъ соображеній, посадить почетнымъ образомъ въ Hôtel des Invalides.
— А вы не на это годны, дядя, сказала княжна, — съ вашимъ умомъ, образованіемъ и характеромъ…
— Ну, возразилъ онъ, — на что я годенъ теперь право трудно сказать (и странное движеніе еще разъ передернуло его губы), но, какъ ты видишь, далеко не всѣ раздѣляютъ твое лестное мнѣніе обо мнѣ, примолвилъ онъ, насилуя себя на веселый тонъ. — такъ или иначе, молвилъ князь Ларіонъ по минутномъ молчаніи, — надо отправляться туда чтобъ остановить все это… если еще не поздно, или распорядиться en conséquence въ противномъ случаѣ. Я выѣду сегодня вечеромъ чтобы попасть въ Москву завтра утромъ.
Онъ какъ бы вдругъ вспомнилъ:
— Что у насъ сегодня? 26-е число! Hélène, онъ долженъ былъ не сегодня, завтра быть у меня… Я лишаю тебя теперь моимъ отъѣздомъ случая увидѣть его. Прости меня, другъ мой!
И голосъ его зазвенѣлъ нотой какой еще никогда не доводилось слышать въ немъ Линѣ. Она поднялась съ мѣста съ глазами полными слезъ.
— Дядя, вскликнула она, — вы такъ добры, такъ благородны!.. Я, вы знаете, не умѣю говорить, а вы, дядя, вы еще какъ будто сами отстраняли меня отъ себя въ послѣднее время… Я не смѣла подходить къ вамъ… Но теперь представляется случай, я хочу вамъ сказать… какъ я вамъ благодарна, какъ я чувствую все… Я узнаю въ васъ папа, моего милаго, незабвеннаго…
Онъ не далъ ей продолжать, подошелъ, взялъ ее обѣими руками за голову, и прикоснулся губами къ ея матово-блѣдному лбу.
— Спасибо за это, Hélène! Научишься и отцомъ быть на краю гроба, примолвилъ онъ нежданно тономъ шутки.
— Это что же такое «на краю гроба»? промолвила она глядя на него тѣмъ не менѣе нѣсколько встревоженнымъ взглядомъ;- до этого еще далеко, дядя!
— Я сейчасъ и не собираюсь… Не умру пока тебѣ нуженъ! отвѣтилъ онъ, и уже громко разсмѣялся. — А о причинахъ моего отъѣзда, — тутъ же перемѣнилъ онъ разговоръ, — лучше чтобъ… Аглая Константиновна и этотъ перезрѣлый франтъ съ разбойничьею физіономіей (разумѣлся злополучный «бригантъ» Зяблинъ) ничего не знали.
— А если maman спроситъ? молвила Лина.
— Спроситъ меня, я скажу: нужно, и только… Она къ моимъ короткимъ отвѣтамъ привыкла, какъ бы уронилъ князь;- а спроситъ тебя, ты скажешь: не знаю. Вѣдь и не знала бы еслибъ я тебѣ не сказалъ?
— Это долго не можетъ остаться отъ нея скрыто, замѣтила княжна:- ей непремѣнно напишетъ про это графиня Анисьева, если какъ вы говорите все это ихъ «интрига».
— По всей вѣроятности (онъ повелъ утвердительно головой)! Пусть чрезъ нее и знаетъ, а намъ съ тобой не для чего давать заранѣе разыгрываться ея пылкому воображенію! домолвилъ князь Ларіонъ съ тою злою ироніей которая неизмѣнно прорывалась у него каждый разъ когда говорилъ онъ о своей невѣсткѣ, и которую не въ силахъ онъ былъ преодолѣть и теперь, несмотря на все его нежеланіе оскорблять дочернее чувство племянницы.
Лина только вздохнула.