Вальковскій, оставшись одинъ въ Сашинѣ на положеніи хозяина, заказалъ себѣ прежде всего въ тотъ же вечеръ ужинъ съ поросенкомъ и варениками, которые онъ, вѣрный своему хохлацкому происхожденію, предпочиталъ всѣмъ тончайшимъ яствамъ на свѣтѣ, наѣлся по горло, залегъ спать, и проснулся на слѣдующій день чуть свѣтъ въ самомъ счастливомъ расположеніи духа. Совершивъ свои омовенія, онъ вздѣлъ на плечи оставленный Гундуровымъ старый бухарскій халатъ, и въ этомъ костюмѣ, въ туфляхъ обутыхъ на босую ногу, вышелъ во дворъ, къ немалому скандалу попавшейся ему на встрѣчу старой экономки Софьи Ивановны, привыкшей къ чинности домашняго обихода своихъ господъ, и которой онъ весьма величественно отдалъ приказаніе принести ему крынку молока.

— На то, батюшка, есть среди мужскаго пола кому приносить вамъ… въ этомъ видѣ, а меня ужь, старуху, увольте! фыркнула она ему въ отвѣтъ, съ цѣломудреннымъ негодованіемъ отворачивая взоръ отъ зрѣлища нижняго бѣлья, откровенно выступавшаго наружу изъ-подъ развевавшихся полъ его халата, и поспѣшно отходя отъ него.

Вальковскій все такъ же величественно запахнулъ халатъ, и прошелъ въ конюшню, которую нашелъ запертою, а оттуда въ кучерскую избу, гдѣ засталъ всѣхъ спящими, за что, разбудивъ виновныхъ, прочелъ имъ строгую нотацію, и повелѣлъ чтобы къ девяти часамъ «была у него готова, смотри! четверка караковыхъ подъ новую коляску, ѣхать въ*Сицкое.»,

Вернувшись затѣмъ въ комнаты «фанатикъ», чтобъ убить какъ-нибудь время до отъѣзда, закусилъ остатками вчерашняго поросенка, запилъ его огромнымъ кувшиномъ молока, и перечелъ цѣлыя двѣ драмы изъ коллекціи театральныхъ піесъ которую неизмѣнно возилъ съ собою въ чемоданѣ, куда бы онъ съ нимъ ни отправлялся.

Въ девять часовъ невступно сѣлъ онъ въ щегольскую «выѣздную» коляску Гундурова, развалился въ углу ея и сказавъ себѣ мысленно: «а славно, чортъ его возьми, пропріетеромъ быть, въ собственномъ экипажѣ разъѣзжать!» велѣлъ «катить къ Шастуновымъ». Онъ разчитывалъ попасть туда прямо къ часу перваго завтрака.

Но застоявшаяся въ конюшнѣ за послѣднее время добрая молодая четверка караковыхъ помчала его такъ рѣзво по гладко наѣзженной лѣтней дорогѣ что большіе часы высившіеся подъ угломъ фронтона Сицковскаго дома только что отзвонили половину десятаго когда Вальковскій подъѣзжалъ подъ ворота.

По случаю отъѣзда князя Ларіона, офиціальный breakfast въ столовой былъ вовсе отмѣненъ распоряженіемъ Аглаи Константиновны: его замѣнилъ русскій, попросту, «чай», сервировавшійся въ ситцевомъ кабинетѣ ея внутреннихъ аппартаментовъ, и на который сходились утромъ, въ десятомъ часу, дѣти княгини и неизбѣжный другъ, наперсникъ и совѣтникъ ея, Зяблинъ.

Чай этотъ теперь только что былъ отпитъ, князекъ со своимъ Англичаниномъ уже поднялись и ушли совершать свою обычную гигіеническую прогулку, а Лина собиралась послѣдовать ихъ примѣру, когда вошедшій Финогенъ громко возгласилъ у дверей:

— Иванъ Ильичъ Вальковскій!

— Кто такой? переспросила княгиня, въ числѣ другихъ прирожденныхъ ей духовныхъ даровъ имѣвшая необыкновенную способность перезабывать всѣ имена и фамиліи.

— Monsieur Вальковскій, maman, который устраивалъ у насъ театръ, молвила княжна Лина съ невольнымъ волненіемъ въ голосѣ: она знала по разказамъ Ашанина что «фанатикъ» гостилъ въ Сашинѣ, и объяснила себѣ тотчасъ же его пріѣздъ въ Сицкое тѣмъ что онъ привезъ къ ней оттуда извѣстія.

— Ah oui! возглавила Аглая Константиновна, глядя на Зяблина, — ce monsieur qui est si mal élevé et si glouton, aux repas!.. Проси! обернулась она, подумавъ и слегка нахмурясь, къ ожидавшему у дверей камердинеру.

«Фанатикъ» вошелъ самоувѣренно и развязно («откатавъ» въ полчаса времени пятнадцать верстъ на «своихъ» лошадяхъ, въ щегольскомъ экипажѣ, высаживать его изъ котораго кинулось изъ сѣней этого «княжескаго дома» съ полдюжины слугъ, Вальковскій чувствовалъ себя болѣе чѣмъ когда-нибудь независимымъ пропріетеромъ, которому что говорится «чортъ, не братъ»).

— Добраго утра, княгиня! сказалъ онъ, кланяясь ей и Линѣ, пожалъ руку Зяблину, и не ожидая приглашенія хозяйки, которая на его привѣтствіе отвѣчала довольно сухимъ, поклономъ, опустился въ стоявшее противъ нея кресло, улыбаясь и оглядывая съ видомъ знатока отянутыя стѣны ея кабинета, въ который входилъ онъ въ первый разъ въ жизни, такъ какъ въ пору пребыванія его въ Сицкомъ она его въ святилище внутреннихъ своихъ аппартаментовъ не допускала.

— Прекрасный ситецъ у васъ, княгиня! проговорилъ онъ баскомъ и тономъ любезной снисходительности.

Аглая Константиновна съ нѣкоторымъ удивленіемъ повела, взглядомъ на Зяблина, потомъ на дочь, какъ бы спрашивая ихъ «что это за жанръ?» и проговорила въ свою очередь, тономъ высокомѣрной насмѣшливости:

— Vous trouvez?

— Чего-съ? спросилъ Вальковскій.

«Il ne comprend pas même le franèais!» съ глубокимъ презрѣніемъ сказала себѣ мысленно княгиня. И громко:

— Вамъ нравится мой ситецъ?

— Д-да, произнесъ все такъ же снисходительно онъ, — со вкусомъ выбранъ… Вы гдѣ его покупали?

— Изъ Парижа выписала, коротко и раздувъ ноздри отвѣтила она.

— Только даромъ деньги кидать, отрѣзалъ на это пропріетеръ, — потому у насъ теперь ситцы ничѣмъ не хуже чѣмъ у Французовъ дѣлаютъ…

И онъ тутъ же, вспомнивъ о письмѣ имѣвшемся у него въ карманѣ, обернулся въ сторону княжны поднявъ неестественно брови ко лбу, и глядя на нее такъ какъ глядитъ актеръ на публику готовясь сказать «въ сторону» тайну, которая въ дѣйствительности должна быть услышана всѣми находящимися съ нимъ въ эту минуту на сценѣ.

Лина съ своей стороны тревожно глядѣла на него, чувствуя что онъ непремѣнно, вотъ-вотъ, скажетъ что-нибудь неподходящее, вызоветъ ея мать на неприличную выходку, или скомпрометтируетъ «друзей» какимъ-нибудь неосторожнымъ словомъ. «Онъ привезъ мнѣ письмо, навѣрно, говорила она себѣ,- но отчего онъ, а не Владиміръ Петровичъ? не случилось ли чего-нибудь особеннаго?..» И она чувствовала что сердце ея начинаетъ биться учащеннымъ болѣзненнымъ біеніемъ… «Его надо скорѣе увести отсюда, думала она, — но какъ?..»

Она опустила глаза чтобы заставить его, по крайней мѣрѣ, отвести отъ нея эти «такъ неловко и безполезно» выпученные глаза его.

Онъ ихъ отвелъ дѣйствительно, и перевелъ на княгиню.

— А вы ужь чай отпили? спросилъ онъ ее.

— Да… А вы еще нѣтъ? небрежно промолвила она, подставляя нехотя остывшій чайникъ подъ кранъ стоявшаго предъ нею серебрянаго англійскаго «чайнаго котла».

— Я, признаться вамъ, молвилъ на это игриво Вальвовскій, — поросеночкомъ сегодня хоть уже и закусилъ, только давно этому, а теперь, послѣ дороги, чашечку съ бутербродцемъ (онъ кивнулъ на стоявшую на столѣ тарелку съ сандвичами) пропустить невреднымъ считаю.

— А гдѣ же это ужь вы успѣли поросеночка «пропустить»? спросилъ подсмѣиваясь Зяблинъ.

— Да у себя, въ Сашинѣ, сорвалось съ устъ «фанатика».

— Сашино, attendez donc! возгласила, неожиданно вспомнивъ вдругъ княгиня! — je crois savoir ce que c'est!.. Это имѣніе этой генеральши… de cette madame Pereverzine, n'est ce pas?…

— Д-да, Гундуровское, то-есть, племянника… пробормоталъ онъ, почувствовавъ вдругъ что «лѣзетъ въ болото»,

— А вы тамъ теперь, у нихъ, живете? протянула Аглая Константиновна, такъ и уставившись на него круглыми и грозными, показалось ему, глазами.

Вальковскій обозвалъ себя мысленно «дурнемъ», пришелъ, въ конфузъ, и разчитывая «поправиться», поспѣшилъ возразить:

— Я тамъ совершенно одинъ теперь. А Левъ Гурычъ Синичкинъ такъ у насъ и провалился, княгиня? заговорилъ онъ тутъ же, въ надеждѣ «покончить съ тѣмъ разговоромъ»

Зяблинъ, угадывая его смущеніе, и боясь съ своей стороны продолженія бесѣды на тему Сашина въ виду находившейся тутъ княжны, тотчасъ же отозвался на этотъ вопросъ:

— Да, очень жаль что тогда болѣзнь княгини помѣшала: вы были превосходны въ этой роли… А ваша водевильная дочка, засмѣялся онъ слегка, — Ольга Елпидифоровна Акулина, замужъ успѣла выйти съ тѣхъ поръ?

— Какъ же, какъ же, окрутили! хихикнулъ Банковскій.

— Une personne bien impertinente! фыркнула, услыхавъ непріятное для нея имя барышни, хозяйка.

— Это, то-есть, вы насчетъ ея бойкости? продолжалъ смѣяться онъ, предовольный тѣмъ что рѣчь перешла на этотъ предметъ;- что говорить, юнкеръ въ юпкѣ! Только ужь и умна, бестія!..

Аглая Константиновна изобразила на лицѣ призрительную гримасу, продолжая все такъ же глядѣть на него недовольными и подозрительными глазами. Она, обыкновенно ничего не замѣчавшая и не предвидѣвшая, озарилась теперь вдругъ какимъ-то неожиданнымъ свѣтомъ: неосторожно выпущенное Вальковскимъ слово о его пребываніи въ Сашинѣ приводило ее къ убѣжденію что его пріѣздъ теперь былъ подсылъ со стороны этой «ужасной madame Pereverzine» и ея племянника, что они задумали, «qu'ils fomentent quelque affreuse intrigue» противъ нея, съ цѣлью поддержать Лину въ ея непослушаніи матери «de sa mère qui l'a mise au monde»… Аглая Константиновна была настроена на подозрѣніе во вражескомъ умыслѣ всѣхъ и каждаго противъ задушевныхъ плановъ своихъ и разчетовъ. Не далѣе какъ наканунѣ получила она изъ Петербурга письмо отъ друга cdjtujo, графини Анисьевой, въ которомъ сообщались «des choses incroyables» насчетъ деверя ея, князя Ларіона. «Mon excellent frère, говорилось въ этомъ письмѣ, n'y comprend rien. Le prince a été reèu ici avec une grâce, une attention, dirais je, toute particulière, mais il y semble plus qu'indifférent et sous: prétexte de maladie prétend tout haut se voir obligé de décliner l'hunneur de siéger au Conseil»… Quant à nos projets, говорилось въ заключеніе, il s'y déclare tout-à-fait hostile, ainsi qu'il l'annonce très péremptoirement à mon frère. Je ne Vous en dis pas davantage»… Съ другой стороны «бригантъ», которому она «дала понять» что если онъ согласится переѣхать за нею въ Петербургъ, «une main amie pourra racheter tous ses векселя», принялъ этотъ великодушный намекъ очень холодно, и отвѣтилъ что «это не дастъ ему въ Петербургѣ того общественнаго положенія которымъ онъ всегда пользовался въ Москвѣ, и надѣется пользоваться пока душевныя страданія не сократятъ его дней»… А теперь этотъ «подсылъ» изъ Сашина «de ce monsieur si mal élevé!» О, надо отъ него все вывѣдать, все!..

— Вы говорите что вы тамъ одни, въ этой деревнѣ? огорошила она вновь «фанатика», возвращаясь этимъ вопросомъ къ предмету бесѣды отъ котораго онъ думалъ было счастливо «улизнуть».

— Одинъ совершенно! повторилъ онъ, стараясь не глядѣть на «допрощицу».

— А гдѣ же сами они, les maitres de la maison?

— To-есть, это кто-съ?

— Эта madame Pereverzine и ея племянникъ? фыркнула презрительно Аглая.

— Въ Москву уѣхали.

— Въ Москву? C'est très drôle! промолвила недовѣрчивымъ тономъ княгиня;- даже невѣроятно!..

— Да что-жь, я вамъ лгать что ли буду, княгиня? огрызся Вальковскій.

Она свысока усмѣхнулась:

— Je ne dis pas cela, а только удивляюсь: кто же посреди лѣта изъ деревни въ городъ уѣзжаетъ?

— Поѣдешь и лѣтомъ коли надобность! сказалъ онъ, не находя другаго возраженія.

— Какая же «надобность»!

«Ишь допекаетъ-то какъ!» подумалъ Вальковскій, и вдругъ озлился, какъ всегда это бывало съ нимъ когда чувствовалъ онъ себя припертымъ къ стѣнѣ.

— Вызвали, ну и поѣхали! крикнулъ онъ почти.

Но она продолжала «допекать» его: къ ея подозрѣніямъ примѣшивалась теперь еще большая доля женскаго, назойливаго, неотступнаго любопытства.

— Вызвали? повторила она:- что же такое? Какія-нибудь дѣла?

Онъ помялся на мѣстѣ, не отвѣчая и сердито изподлобья озираясь.

Но она хотѣла знать непремѣнно, во что бы ни стало.

— Un procès, или что-нибудь другое?

— Не «просе», — графъ! буркнулъ онъ со злости — «на вотъ, молъ, отвяжись!» и невольно покосился въ сторону Лины.

Она сидѣла, ни жива, ни мертва, съ широко раскрытыми вѣками недвижныхъ, словно застывшихъ, глазъ.

— C'est très drôle! вскликнула еще разъ Аглая Константиновна, — графъ «вызвалъ» къ себѣ madame Pereverzine?

— Да не ее же, его! визгнулъ, уже весь красный отъ досады, «фанатикъ».

— Его?… Вы, то-есть, говорите про ея племянника… de ce monsieur Hamlet? пояснила она съ злорадною усмѣшкой:- для чего же его вызвали?

Вальковскій не выдержалъ и, окончательно выходя изъ себя, ляпнулъ, что говорится, во всю:

— Ну, исторія тамъ какая-то вышла, неосторожность, чортъ ихъ тамъ знаетъ!.. а только его, бѣднягу, въ Оренбургъ ссылаютъ, коли желаете знать! прохрипѣлъ онъ словно давясь, и глядя на нее глазами озлобленнаго волка.

— Княжна, что съ вами? крикнулъ вдругъ Зяблинъ, съ перепуганнымъ лицомъ вскакивая съ мѣста.

Лина, ухватившись рукой за сердце, безъ вопля, безъ слова, валилась съ кресла своего на полъ.