Откровеніе это такъ подняло настроеніе нашей княгини что она восчувствовала какой-то внезапный приливъ необычайнаго благоволенія ко всему ея окружающему, и желаніе тутъ же выразить это на дѣлѣ… Гости ея доѣдали сладкое, ужинъ кончался. Трапезные обычаи видѣнные ею въ незабвенномъ Шипмоунткаслѣ пронеслись въ ея памяти… Она, встала и широко озираясь кругомъ громко проговорила:
— Messieurs les hommes, à l'anglaise, можете, когда уйдутъ дамы, оставаться здѣсь курить et boire du champagne кому угодно!..
Среди грохота отодвигавшихся стульевъ послышались смѣхъ, и возгласы одобренія со стороны «господъ мущинъ.» Сенька Водоводовъ кинулся съ другаго конца столовой цѣловать ея ручку.
— Вы, княгиня, мать утѣхъ, радостей и всякаго человѣческаго благополучія! вопилъ онъ, надрываясь своимъ дикимъ хриплымъ хохотомъ;- позвольте жженку устроить!
— Je ne sais pas ce que c'est, но позволяю! величественно произнесла она;- если что нужно, adressez vous à Vittorio.
Дамы направлялись къ ней благодарить и прощаться.
— Merci, merci, princesse, за восхитительный день, который провели мы у васъ сегодня! чуть не съ умиленіемъ, закатывая глаза и любезно пожимая ей руку, говорила княгиня Додо. И обращаясь къ стоявшему подлѣ графу Анисьеву (въ первый разъ въ теченіе всего дня):- Я понимаю что для этого можно, какъ вы, пріѣхать сюда нарочно съ края свѣта! отпустила она. — Женни, мы сейчасъ ѣдемъ! И она, повелительно взглянула на дочь.
— Et vous, ma poétique enfant (это уже относилось къ Линѣ), — вы ужасно устали, n'est-ce pas?
— Да, очень, сказала невольно княжна.
— Ахъ, Боже мой, что же вы тутъ стоите! Послѣ всего что вы должны были перечувствовать сегодня вамъ необходимъ покой. Mais renvoyez la donc, princesse, вы видите какъ она блѣдна!
— C'est vrai, vous êtes très pâle, Lina, проговорила Аглая, только теперь замѣчая изнеможенный видъ дочери.
— Affreusement pâle! жалостливо заголосила опять княгиня Додо, — и при ея деликатномъ сложеніи… Ступайте, ступайте, моя прелестная, не съ нами же вы будете faire des faèons…
— Пойдемъ, Лина, я отведу тебя, я тамъ у тебя оставила всякое мое добро! вскликнула Женни, кидаясь страстно обнимать ее; она вся еще была подъ обаяніемъ сладостныхъ вещей наговоренныхъ ей Чижевскимъ, и ей нуженъ былъ предметъ на который могла бы она теперь излить всю переполнявшую существо ея нѣжность.
— Вы, надѣюсь, не заставите насъ съ отцомъ дожидаться васъ? тутъ же выговорила ей княгиня Додо тѣмъ кислымъ тономъ съ которымъ неизмѣнно обращалась она къ дочери.
Лина простилась съ нею, съ матерью, и двинулась къ двери столовой рядомъ съ обвившею ее за талію, крупною и блаженствовавшею Женни.
Онѣ поднялись на лѣстницу… Надъ ними на площадкѣ, ярко озаренный бившимъ на него свѣтомъ люстры, показался Гундуровъ, выходившій со шляпой въ рукахъ изъ пустынныхъ теперь покоевъ бельэтажа.
Онъ безсознательно остановился увидѣвъ княжну.
Женни быстро наклонилась къ ея уху:
— Lina dear, вѣдь это онъ, твой, правда?…
Лина не отвѣчала, и только рука ея тѣснѣе прижалась къ глади дубовыхъ перилъ, за которыя держалась она всходя на лѣстницу чтобы не упасть отъ усталости.
— Принцъ Гамлетъ, откуда вы, изъ Англіи? со смѣхомъ крикнула ему снизу Женни (Чижевскій успѣлъ представить его ей во время бала).
— Я искалъ свою шляпу, которую оставилъ здѣсь въ гостиной….
Обѣ добрались до площадки.
— Вы не ужинали? спросила Лина.
— Д-да… Конечно… ужиналъ, нѣсколько растерянно отвѣтилъ онъ.
— Я васъ не видѣла, робко проговорила она.
— Нѣтъ, я былъ тамъ… Я сидѣлъ далеко отъ васъ… но я васъ видѣлъ, княжна… Слова видимо съ трудомъ выпадали изъ его устъ…
«Ихъ надо оставить однихъ. Имъ уже вѣрно есть что сказать другъ другу,» великодушно рѣшила вдругъ въ головѣ своей Женни:
— Лина, ты устала, отдохни здѣсь, а я сейчасъ добуду у тебя мой бурнусъ и перчатки, et je descends!
Она разомъ прыгнула съ мѣста и понеслась вверхъ, въ третій этажъ.
Наши влюбленные остались одни, другъ противъ друга, оба съ опущенными отъ смущенія глазами, оба съ невыносимо трепетавшимъ сердцемъ въ груди.
— Елена Михайловна, простите мнѣ! заговорилъ первый Гундуровъ. Онъ былъ полотна блѣднѣе…
— Я не сержусь на васъ, медленно промолвила она. И ея лазоревые глаза заискрились какъ двѣ загорающіяся звѣзды подъ ея поднявшимися на него рѣсницами.
— Вы не сердитесь? повторилъ онъ, погружаясь всѣмъ взглядомъ въ эти глаза, свѣтившіе ему теперь такимъ божественнымъ, всепрощающимъ пламенемъ;- вы забыли тѣ безсмысленныя слова которыя грѣшный языкъ мой произнесъ предъ вами тамъ, на сценѣ?…. Какое-то безуміе охватило меня тамъ, княжна… Не даромъ видно дается близкое общеніе съ этимъ опаснымъ типомъ Гамлета, промолвилъ Гундуровъ, чуть-чуть усмѣхнувшись, — невольно заражаешься его нездоровьемъ, его сомнѣніями, его ожесточеніемъ… Вы не сердитесь, а я въ моемъ явленіи съ вами такъ грубо, дерзко, такъ субъективно передавалъ его жестокія слова… а потомъ… И вы… вы не были въ силахъ продолжать послѣ этого, доиграть роли… Не такъ ли?…
Она молча повела головой, продолжая глядѣть на него все съ тѣмъ же лучистымъ, всепрощающимъ пламенемъ глазъ.
— О, Елена Михайловна!..
Шляпа выпала у него изъ рукъ, и онъ, горя неодолимою краской стыда закрылъ себѣ ими глаза.
— Вы были взволнованы… вамъ пришлось слышать такія вещи… Я понимаю что вы могли оскорбиться ими, сказала она какъ бы въ извиненіе его предъ нимъ самимъ.
— Да, слышалъ, вскликнулъ онъ горячо, — слышалъ и непростительно принялъ ихъ къ сердцу. А теперь готовъ былъ бы кажется съ радостію выслушать ихъ опять и казниться ими. Въ этихъ оскорбительныхъ словахъ есть правда, Елена Михайловна, жестокая для меня правда, — я недостоинъ васъ!..
Вѣки ея безпокойно и болѣзненно заморгали…
Онъ замѣтилъ это, и продолжалъ съ возрастающею горячностью:
— Недостоинъ вашего милосердія, вашего нравственнаго совершенства… Еслибы вы знали какъ гадокъ я кажусь себѣ предъ вами.
Она улыбнулась… и какою улыбкой!..
— Это мнѣ знать, «гадки» ли вы, прошептала она вся зардѣвшись.
— Елена Михайловна, заговорилъ онъ задыхаясь, — я не знаю что ожидаетъ насъ, какія испытанія суждены мнѣ…. и вамъ, но знайте что я сумѣю теперь перенести все, все, сумѣю «терпѣть и не роптать» (это были ея слова ему наканунѣ). Я вашъ, вашъ, вашъ…
— Навсегда? промолвила Лина, — и все лицо ея озарилось выраженіемъ безмѣрнаго счастья.
— До послѣдняго моего вздоха!..
Она протянула ему руку… Онъ страстно прижался къ ней губами…
— Вотъ и я, вотъ и я! на голосъ Гунглевой польки пѣла на возвратномъ пути Женни Карнаухова, спускаясь съ верхняго этажа.
Гундуровъ поспѣшилъ поднять свою шляпу.
«Онъ вѣрно стоялъ сейчасъ предъ нею на колѣнахъ, рѣшила тутъ же мысленно крупная княжна;- ахъ, какъ жаль что я этого не видала!..»
— Ну, прощай, Лина, начала она цѣловаться съ нею, — спи хорошо, золотые сны видь! Надѣюсь какъ-нибудь урваться опять къ тебѣ пріѣхать; I have so much interesting to tell you , прошептала она ей на ухо.- Bon soir, prince Hamlet, — она подала Сергѣю руку, — и съ вами надѣюсь, до свиданія… Вы куда теперь, внизъ, въ столовую? Тамъ теперь идетъ, должно-быть, un léger кутежъ.
— Я до кутежей не охотникъ, сказалъ онъ.
— Фи, какъ стыдно! вскрикнула Женни; — это очень не хорошо когда мущина скроменъ какъ дѣвушка! Еслибъ я не была женщина…
— Вы были бы не хорошій мущина? засмѣялся Гундуровъ.
— Именно, именно!.. Да вы презлой, — я это очень люблю… Ну, пойдемте, довольно вамъ любезничать! Good night, Lina dear! Я увожу твоего кавалера до границы нашихъ mamans, а тамъ отпущу его кутить въ мущинское царство. Прикажи ему непремѣнно de se donner une petite pointe въ честь твою и здравіе!..
— Прощайте, Сергѣй Михайловичъ, сказала Лина, счастливо улыбаясь всей этой болтовнѣ,- до завтра!..
Когда она вернулась въ свою комнату, ожидавшая ее Глаша вручила ей запечатанную записку:
— Генеральша приказали отдать вамъ предъ тѣмъ какъ изволите спать ложиться.
Лина подошла къ столу и прочла:
«Милая княжна, — писала ей Софья Ивановна, — не знаю какъ увижу васъ завтра утромъ, а нужно мнѣ знать непремѣнно. Ради Бога, отвѣчайте просто, да или нѣтъ: то ли же все ваше расположеніе какъ нынче утромъ? Короче, могу ли я говорить съ вашею матушкой о чемъ вы знаете? Отвѣтъ, прошу васъ, пришлите сейчасъ же какъ прочтете, горничная моя будетъ ждать.„C. П.“
Лина схватила перо, и подъ этими «С. П.» начертила крупными буквами «Да, да и да,» и подписалась полнымъ именемъ: «Елена Шастунова».
— Отнеси сейчасъ горничной генеральши, она не спитъ, сказала она, запечатавъ, Глашѣ.
Глаша не успѣла повернуться, какъ княжна внезапно опустилась на стулъ, нажимая что есть силы грудь рукой, и закусивъ губу чтобы не крикнуть отъ боли.
«Опять, опять, Боже мой! проносилось у нея въ головѣ,- этотъ докторъ въ Ниццѣ былъ правъ, у меня что-то въ сердцѣ: оно не въ состояніи переносить ни муки, ни счастія!..»