XVII веке, а возможно, и раньше, почти каждый год на Ильин день (20 июля по старому стилю) отправлялись из Архангельска или Холмогор поморские лодьи в далёкое плавание к суровой земле. Россияне называли её Грумант, считая частью Гренландии (Груланда). Пробираться туда надо было сквозь пояс льдов не меньше двух месяцев, но дело того стоило — на тех островах зверя морского (моржей, тюленей и даже китов) жило видимо-невидимо. Вот и вели свои лодьи отважные холмогорские кормчие. Кто первый там побывал, неизвестно, но путь на Грумант был хорошо знаком из года в год отправляющимся промышленникам, называющим себя груманланами. Даже песня у них была: «Остров Грумант — он страшон, он горами обвышон, кругом льдами обнесён...»

Прибыв на остров, груманланы строили избу, баню, расставляли капканы на песцов или охотились на оленей, тюленей, белых медведей. Когда Грумант погружался во тьму полярной ночи, всякая охота прекращалась, начинался тяжёлый период зимовки. Люди собирались вокруг «жирника» — большой плошки с ворванью, рассказывая друг другу легенды о Груманте, слагая песни, завязывая и развязывая узлы на верёвках, — всё для того, чтобы как-то противостоять гнетущей бесконечной ночи, томительно однообразному течению времени, страшной цинге. Только не спать постоянно, не предаваться бездеятельности, сохранять силу духа...

В это время и создавался оригинальный грумантский фольклор. Свирепый местный пёс был хозяином острова, его окружали одиннадцать сестёр старухи-цинги, которые являлись морякам во сне в виде жён и невест, оставленных на южном берегу океана. Зимовщиков тянуло в сон, они искали уединённых мест, и здесь их приканчивала старуха-цинга, а грумантский пёс пожирал трупы.

Но действительность порой оказывалась не менее страшной. Всю Европу обошло составленное членом Петербургской академии наук Петром ле Руа описание вынужденной шестилетней зимовки четырёх русских матросов. Это случилось в 1743 году, когда судно с 14-ю груманланами было затёрто льдами вблизи Малого Беруна. В живых остались четверо: штурман Алексей Химков и три матроса, Иван Химков, Степан Шарапов и Фёдор Веригин. Без продуктов, без одежды, одно ружьё с двенадцатью патронами... Не истратив ни одного из них зря, моряки со временем изготовили себе новое оружие: лук из корня ели, принесённого морем, из железного крюка, снятого с доски, найденной на берегу, сделали наконечники для стрел и рогатины (для медвежьей охоты). Жилы натянули как тетиву на лук. С этим первобытным оружием моряки охотились на оленей, медведей, песцов. Единственной пищей было мясо без хлеба и соли все 75 месяцев. Одежду шили из оленьих шкур, которые по нескольку дней мяли руками, вместо ниток применяли медвежьи жилы, иглами служили обточенные и снабжённые «ушками» гвозди из досок, найденных на берегу. В центре острова нашли глиноподобную породу и из неё сделали плоский сосуд для жирника. Огонь высекали из кремня...

До спасения, пришедшего совершенно случайно, не дожил только Фёдор Веригин — он отказывался пить горячую оленью кровь, мало двигался, был слаб духом, — и цинга скосила его.

Спасение пришло в августе, его «принесли» свои же, архангельские груманланы. Как и судно «робинзонов» шесть лет назад, их корабль был отнесён ветром к Малому Беруну, и мореходы заметили на берегу огонь.

...Десятки кораблей заходят каждое лето в самый большой залив Шпицбергена — Ис-фьорд. Путь их проходит мимо базальтового мыса, открывающего вход в бухту Грен-фьорд, где расположился посёлок Баренцбург. На морских картах штурманов всех стран в этом месте значится «мыс Старостина», так оно названо по предложению шведского полярника А-Э. Норденшельда. Именно он обнаружил остатки русского поселения у входа в Грен-фьорд и поставил скромный обелиск из камней в память о русском охотнике.

«Патриарх Шпицбергена», «король Свальбарда», «богатырь-философ» — так называли во второй половине XIX века этого человека, ставшего известным всей Европе. Когда Старостин, вологодский крестьянин, подал в 1871 году прошение о получении преимущественного права охоты на Шпицбергене, он ссылался на то, что предки его плавали на Грумант ещё до основания Соловецкого монастыря, то есть в первой половине XV века.

Лет пять ездил Иван Старостин на летний промысел, потом решил разок перезимовать и остался на Шпицбергене. Из 36 зим он только 13 прожил на родине, остальные 23 года провёл один на один с суровой природой, долгими и беспросветными полярными ночами, дико завывающей метелью. Старостин ушёл от суеты житейской в жизнь природы, простую и ритмичную. Здесь, на берегу Ис-фьорда, он и похоронен. И уже второе столетие его с уважением вспоминают на Шпицбергене как одного из первых жителей ледяного архипелага.

В 60-е годы прошлого, XX века километрах в четырёх к северо-востоку от мыса Линнея работали археологи всех скандинавских стран. Они производили раскопки остатков древнего русского поселения. Поселение состояло из жилого дома, бани и кузницы. На сравнительно небольшой глубине были обнаружены бревенчатые остовы изб, охотничье снаряжение, глиняная посуда, шахматы, монеты, куски оконной слюды. На балках потолка были вырезаны даты «1776» и «1797».

В исландских сагах говорится о земле в окружении льдов к северу от берегов Европы. Её достиг викинг Торкиль. Он увидел вздымающиеся над поверхностью Ледовитого океана гигантские скалы, среди них жили викинги-йотуны. На этой земле не было никакой растительности. Датский писатель Саксон Грамматик, живший в XIII веке, рассказывал в своей « норвежской истории », что однажды корабль, плывший из Исландии в Норвегию, был отнесён во время шторма на север, в «туманное море», там он пристал к земле, окружённой ледяными скалами. Свальбард («Холодный Берег») назвали эту землю викинги. Так архипелаг называют норвежцы и сейчас.

Если и было это открытие, сведений о нём очень мало. Не осталось никаких следов пребывания викингов на Шпицбергене, подобных тем, что находились в Гренландии, Исландии, Ньюфаундленде.

А вот то, что лет за пятьдесят до Баренца на архипелаге к северу от берегов Европы жили и промышляли русские поморы, известно достоверно. Несомненное доказательство — развалины избушек, в которых они зимовали, предметы быта, могилы с поморскими крестами. Возраст дерева с большой точностью определяется радиоуглеродным методом. Возраст дома в одном из фьордов на юге острова Западный Шпицберген установлен: середина XVI века.

Возможно, русские поморы были на одном из островов и в лето 1596 года, когда голландская экспедиция, фактическим руководителем которой был опытный мореход Виллем Баренц, направлявшаяся на поиски северного пути в Китай, встретилась с землёй, принятой ими за часть Гренландии. Двигаясь на северо-восток, к Новой Земле, у берегов которой Баренц побывал уже в прошлом, 1595 году на широте 7930’, корабли встретили неизвестный остров. На подступах к нему был застрелен огромный белый медведь, поэтому и остров получил название Медвежий.

Корабли пошли дальше на север. 19 июня на горизонте из тумана появилась цепь островерхих гор с потоками ледников. Летописец экспедиции Геррит де Фер записал: «Мы назвали эту страну Шпицбергеном за острые вершины гор». Голландцы обогнули остров с запада и высадились на берегу одного из фьордов.

Возвращаясь после зимовки на Новой Земле, Виллем Баренц погиб. Участники его экспедиции были спасены поморами, промышлявшими в ледовитом море. Возможно, они же плавали на Грумант. В иные годы, когда Новую Землю блокировали льды, достичь Шпицбергена было легче.

Археологи нашли более ста мест, где зимовали поморы-груманланы на островах архипелага Свальбард: остатки домов, судов, утвари, кресты на могилах...

Память об отважных русских мореплавателях хранят названия на Шпицбергене. Там есть и Русская бухта, и Русский остров, а одно из каменноугольных месторождений названо Грумант.