Неумолимо приближалось первое сентября. Таня каждое утро замазывала царапины тональным кремом, но они все равно просвечивали. Учителя, вернувшиеся из отпусков, были возбуждены. Все нервничали, делили часы. Таня смотрела на все это со стороны, ее ничего не волновало. В этом году ей дали классное руководство в 5 «А».

Первое сентября — самый радостный и торжественный праздник в жизни учителя. Но если в твоей жизни черная полоса, то на душе становится еще тяжелее, потому что приходится весело улыбаться и изображать радость. Учитель — он немного артист. Ведь какие бы кошки ни скребли у тебя на душе, тема на уроке должна быть раскрыта.

Она очень устала первого сентября, хотя в День Знаний не было уроков. А еще вечером Максим повез ее в Мочище — жуткий район из частных домов, в котором, по разговорам, не было советской власти, и жили в основном уголовники. Они и были власть. Максим ездил по своим делам, а она сидела в машине как кукла.

По вечерам Таня громче включала телевизор, чтобы не слышать, что происходит за дверью, иначе бы она напрягалась от каждого шороха. А он не забывал дороги в этот дом. Часто приезжал на машине и возил Таню по городу, обычно на Мочище. Она сидела на переднем сидении, иногда с букетом гладиолусов или астр, который Максим бросал ей в машину на колени, купив у какой-нибудь цветочницы, проезжая мимо. Иногда он заезжал за кем-нибудь из приятелей, и тогда они втроем или даже вчетвером ехали еще к кому-то. Многие были младше его, но выглядели отъявленными уголовниками. Может, ей только так казалось, но она боялась их. Он оставлял ее в машине, а сам заходил в дом. Иногда он задерживался надолго, а она терпеливо ждала. И она и цветы были витриной. Максим еще и морщился, если ему не нравилось, как она одета, а однажды, когда она собиралась поехать в потертых джинсах, заставил надеть широкую шелковую юбку. В тот день он посадил сзади белобрысого молодого мужчину, и, разговаривая на общие темы, постоянно обращался к ней: «Верно, солнышко?». Он всегда так делал, если с ними ехал кто-то еще, к тому же частенько похлопывал ее по ноге. В этот раз, когда они остановились у светофора, Максим положил руку ей на колено, и заскользил, задирая юбку, вверх по внутренней стороне бедра. Таня окаменела. Он что-то сказал своему товарищу, но так тихо, что тот, не расслышав, наклонился вперед. Максим убрал руку, и Таня быстро поправила юбку, сгорая от стыда. В другой раз, высаживая у дома еще одного своего приятеля, Максим спросил его:

— К Володьке?

— Угу, — ответил юноша, открывая дверцу.

— А мы сейчас прямо в постельку, — он притянул Таню к себе, обняв за плечи.

Таня вспыхнула. Парень ухмыльнулся.

— Счастливо, — захлопнул он дверцу.

— Максим, зачем ты это сказал? — спросила она, когда машина тронулась.

— Но это же правда.

— Ну, зачем ты так? — протянула она.

Он ответил ей позже дома, как только оторвался от нее. Он приподнялся, опершись на согнутую в локте руку.

— Я скажу тебе зачем.

Таня подняла на него глаза. Его пепельные волосы растрепались и упали на лоб.

— Ты всегда такая сердитая, нахохлившаяся, а если я ляпну непристойность, то сразу смущаешься, теряешься и становишься естественной и очаровательной. Только я не пойму, в чем это очарование — в глазах, или надутых губках. Сейчас мы проверим.

Максим наклонился и прошептал ей на ухо:

— Я хочу трахать тебя всю ночь.

Тане показалось, что она сумела сохранить каменное лицо. А Максим радостно сказал:

— Ну, вот опять, — и осторожно положил ладонь ей на лицо, закрыв глаза, и опустил руку ниже к подбородку.

— Конечно, все кроется в глазах, — восхитился он. — Чудо мое, — он поцеловал сначала один, затем другой глаз, прижался к губам.

Занимаясь любовью, Максим не был груб, наоборот, в постели с ней он размягчался и таял от источаемой нежности. Для него это было необходимым условием близости. Но Татьяне его нежность не приносила облегчения. Эти поглаживающие, ощупывающие руки, изучающие, пожирающие губы не оставляли без внимания ни одного самого интимного уголка ее тела. Она задыхалась в его объятьях. Он растекался по ней, растворялся в ней, поглощал ее; ей было невыносимо это слияние. Таня закрывала глаза, но даже с закрытыми глазами, даже лежа к нему спиной, она видела его напряженное, сосредоточенное лицо, словно в этих ритмичных движениях был заключен весь смысл жизни.

В середине сентября, в субботу он зашел к ней днем. Таня сидела за столом, писала план урока.

— Как всегда киснешь над тетрадочками? — участливо спросил Максим, подойдя к столу.

Таня не подняла головы.

— Ладно, бросай это сомнительное дело, тебе нужно развлечься, пока совсем не закисла. Идем в ресторан.

— Максим, я не могу, у меня столько работы.

— Работа — не член, сто лет простоит. Не спорь и одевайся.

— Ну, Максим.

— Да не стони ты так. Мы поедем в «Околицу» — классный ресторан, ты была там?

— Даже не слышала о таком.

— Тебе понравится. За городом, почти в лесу есть такой миленький ресторанчик.

Уже полностью готовая, в бирюзовом облегающем платье, она еще раз сказала:

— Максим, я не могу. Мне не по себе в больших компаниях.

Максим не преминул воспользоваться:

— Значит тебе хорошо только когда мы вдвоем?

— Может, ты все-таки сходишь один? Не вписываюсь я в вашу компанию.

— Не комплексуй. Вечно ты какая-то зажатая, замороженная. Все свои, ребята простые, добрые. Веди себя естественно, выпьешь, как ты любишь, водочки, расслабишься, и все комплексы пропадут.

— Я уже пробовала быть естественной, и получила между глаз.

— Что за выражения, Татьяна Викторовна? Как-то нелитературно для педагога. Да ты не волнуйся, сегодня Юли не будет.

— А перед этим пострадали другие.

— Ты про Андрюху что ли? Теперь буду знать, что для тебя естественное состояние флиртовать, чтобы поддразнить меня. Учтем на будущее.

— Максим, ты же ничего не понял.

— Ладно, хватит болтать, пошли.

Пошли так пошли. Если он хочет, она будет естественной и непринужденной, выпьет и расслабится.

Собралось восемь человек. Было тепло — стояли последние дни бабьего лета. Они долго прождали на остановке — восьмой маршрут ходил редко. Выехав за город, автобус проехал по трассе в аэропорт, а потом свернул в лес. Через пару минут лес расступился, и автобус выехал на площадку перед одноэтажным бревенчатым строением.

Они и еще несколько человек вышли из автобуса, в салоне оставались еще пассажиры. Автобус поехал дальше в лес.

— На турбазу, — пояснил ей Максим.

Внутри ресторана было мило и уютно: вышитые крестом бело-красные скатерти, некрашеные деревянные стулья, расписные стены на самоварную тему.

Зал был большой и узкий, столы стояли в два ряда вдоль стен до самой эстрады, между ними широкий проход. Они заняли два столика, сдвинутых вместе. Принесли закуски и спиртное. Таня пила водку, как предлагал Максим. Если он хочет, чтобы она была естественной и веселой, он такой ее и увидит. И если по какой-либо причине ему это не понравится, пусть пеняет на себя. Полупустой зал постепенно заполнился. Когда все пошли танцевать, Таня была уже в легкой стадии опьянения и с удовольствием танцевала. Не успела Таня сесть за столик во время паузы, как ее по плечу хлопнула Аврора:

— Пойдем, пожурчим.

Конечно, не помешало бы, но с Авророй идти не хотелось. Неприязнь между ними сохранилась до сих пор, может потому что «один — синий, другой — на юг»?

— Не хочется.

— Учти, в здании сортир сломался, другой — на улице, в лесу. Потом одна будешь искать.

Таню испугала перспектива одной гулять по лесу, и она встала. Вместе с ними пошли Света и Марина. Они обошли здание ресторана и углубились в лес. Было еще светло, но впереди уже горела лампочка над входом деревянного маленького домика.

— Осторожно, тут ручей, — предупредила Аврора, которая шла первой.

Таня в полутьме разглядела узенькую струйку воды, и легко перешагнула через нее. Внутри туалета было чисто и сухо, резко пахло хлоркой, густо посыпанной вокруг каждого кружка. Возвращаясь назад, девчонки остановились покурить у входа с ребятами. Таня одна зашла внутрь. За их столом никого не было, она сама налила себе водки и выпила. Еще дожевывая колбасу, пошла в круг с пригласившим на танец мужчиной. Они протанцевали медленный танец, а потом и быстрый, во время которого новый знакомый не выпускал ее руку. Звали его Виктором, двадцать шесть лет. Он был невысок, с черной шевелюрой и такими же усами, и все время говорил что-то смешное, а может, просто Таня была настолько пьяна, что ей все казалось смешным, в любом случае, она не преставала смеяться. Виктор проводил ее на место, сам он сидел за соседним столиком, как раз сзади нее. За ее столом все уже были на своих местах.

— Плесни-ка мне еще, — попросила она Максима, протянув ему свою стопку.

— А не пора ли остановиться? — спросил он.

— Кому-то не нравится, когда я веду себя естественно? Или денег жалко?

Максим со злостью выплеснул в ее стопку из графина оставшуюся водку. Она с удовольствием проглотила ее. Она уже не знала, пьет ли, чтобы позлить Максима, или уже втянулась в сам процесс.

Столики в зале расставлены были очень тесно и стулья между соседними столами стояли вплотную. Когда Виктор окликнул ее, и она, обернувшись, наклонилась к нему, головы их почти соприкасались. Он отпустил какую-то шутку. Таня засмеялась и повернулась обратно. Во время медленного танца Виктор пригласил ее танцевать, и она пошла с ним, даже не взглянув на Максима. Когда танец закончился, Виктор пригласил ее за свой столик, он был с друзьями, но их пока на местах не было. Таня села с Виктором как раз спиной к Максиму.

— Слушай, налей мне выпить, а то я пришла с такими жмотами, наливают по глоточку.

Она громко смеялась шуточкам Виктора, и не потому, что прекрасно представляла, как ее смех слышит Максим, а просто потому, что ей было весело с Витей, и даже если он острил неудачно и пошло, она все равно смеялась, хороший ведь парень. К ним подошел Максим.

— Танюша, пойдем, потанцуем, — обратился он к ней. Она встала.

Во время танца Максим начал ей выговаривать, как строгий отец.

— Не волнуйся, сладкий мой, — ответила Таня, — все в порядке. Просто с твоими друзьями я чувствую себя не в своей тарелке, а с ним мне легко.

— Конечно, легко — он же простой, как батон за семь копеек. Тракторист сельский.

— Нет, он — директор кооператива, он сам мне сказал.

— Тогда я — космонавт. Ты ему говорила, что пришла не одна?

— Ага.

— Что ты сказала?

— Что пришла с любовником, который мне до чертиков надоел.

— Понятно.

После танца Максим посадил ее на свое место, к стене, а сам сел у прохода. Таня заметила новую бутылку водки.

— А, стыдно стало, еще заказал, — сказала она, — тогда наливай.

— Все, тебе хватит, — отрезал Максим.

Он налил себе и Сашке. Света отказалась от водки, попросив налить вина.

— Она отказывается в мою пользу, — обрадовалась Таня, и сама наполнила свою стопку.

— Дорогая, если ты вырубишься, я тебя нести не буду, пусть твой кооператор с тобой возится.

Света смотрела на них с любопытством, и в тоже время испуганно — боялась скандала. А еще Таня прочитала в ее взгляде одновременно брезгливость и радость, что она не опустилась до такого свинства, напившись как Таня. «Тоже мне, чистенькая какая», — подумала Таня и тут же забыла о ней, тем более что та с Сашей пошла танцевать. Подошел Виктор и пригласил ее на танец.

— Она не пойдет, — не разрешил Максим.

Виктор ушел.

— Дурак, он так классно танцует, — надулась Таня.

— Да ему от тебя только одно нужно, — начал Максим.

— А тебе другое? — перебила его Таня.

— Он сразу забудет о тебе, как только получит свое.

— Нет, он не такой! Он меня любит.

— Так сразу и полюбил.

— Да, с первого взгляда, он мне признался.

— Какая же ты дурочка.

Танцевавшие вернулись за стол. Все, кроме Тани, выпили. Веселость куда-то испарилась, была только злость на Максима и желание потанцевать с Виктором, и она придумывала, как ей вырваться из-за стола, но в голову ничего не приходило. Через некоторое время Максим сам ушел с Сашкой покурить. Таня стала озираться, ища Витю. Он оказался рядом, сзади нее.

— Выходи немного погодя на улицу, буду ждать, — шепнул он.

Таня с опаской взглянула на противоположный край стола — что они видели? Но Света с Авророй оживленно разговаривали, близко наклонившись друг к другу — громкая музыка заглушала слова. Тогда Таня встала и отодвинула стул.

— Ты куда? — Света повернулась к ней.

— В туалет.

— Я с тобой пойду.

— Я сама дорогу найду, мне стукачи не нужны. Отвяжись от меня, — грубо сказала Таня.

— Смотри, не упади, — язвительно предостерегла ее Аврора.

Таня презрительно фыркнула и пошла к выходу. Ступала она осторожно и мягко, чтобы, действительно, не упасть на уплывающий из-под ног пол. На улице она огляделась — нет ли поблизости Максима, и свернула за угол.

Вернувшись, Максим сразу набросился на Свету:

— Где Татьяна?

— Ушла в туалет.

— И вы ее одну отпустили?

— А я в сторожа не нанималась, — ответила Света.

— К тому же госпожа учительница грубо выражалась, нам с такими не по пути, — сказала Аврора.

— Да она же на ногах еле держится, свалится еще в канаву, — и он, махнув рукой, бросился к выходу.

Сашка остался, сел за стол.

— Значит в канаве ей и место, — сказала ему Аврора.

— Никогда не видел, чтобы Макс так напивался, — задумчиво сказал Саша.

— По нему не видно, — возразила Света.

— По нему никогда не видно. Но вот куда он убежал? Раньше девушки бегали за ним, а теперь…, - и он точно так же, как Максим перед этим, махнул рукой.

Максим выскочил из ресторана, побежал по тропинке к туалетам — там никого не было. Он бросился дальше в темноту. Он метался по лесу как зверь. Наконец он услышал голоса, пошел тише — вдруг там какая-то другая парочка милуется. Подойдя поближе, прислушался.

— Вить, ты меня любишь?

— Люблю, люблю. Какая же у тебя юбка узкая и колготки еще.

— Вить, ты что? Не надо.

— Тань, мы быстренько, давай, помоги мне колготочки снять.

— Я не хочу.

— Да не бойся ты, мы скоренько.

— Прекрати сейчас же!

Максим разглядел в темноте силуэт Виктора, стоявшего к нему спиной. Саму Таню из-за спины Виктора Максим не видел, она стояла, прислонившись спиной к старой осине, только бросалась в глаза алебастровая ножка в узенькой туфельке, словно голый копошащийся червяк — она пыталась пнуть Виктора.

— Ну, ты чего, ты чего? — возбужденно говорил тот. — Сейчас будет хорошо.

И вдруг червяк резко согнулся пополам — Таня присела и, потеряв узкую опору за спиной, упала на землю, нескладно подняв колени. Директор со стоном навалился на нее. Таня вскрикнула.

Максим вышел и своей засады и наклонился над парнем, схватил его за плечо, приподнял и, развернув к себе, сильно ударил кулаком в лицо. Тот покатился по земле.

— Максим, — обрадовано сказала Таня, увидев его.

Вся злость на нее сразу пропала. Одно слово, и столько благодарности услышал в нем Максим. А ведь он в темноте почти не видит ее лица: ни золотых лучиков в карих глазах, ни нежных складок в уголках губ, и все равно растаял. Да, тоже перебрал сегодня.

Она с трудом села и всхлипнула. Ее дружок неловко поднимался, задом кверху. Максим пихнул его ногой по заду и тот снова упал. Таня еще сильнее захлюпала носом.

— Вставай, хватить рассиживать, — грубо прикрикнул на нее Максим.

Она попробовала встать и снова повалилась на спину. Максим схватил ее за руку и рванул на себя. Подняв ее таким образом, он приказал:

— Платье поправь, непосредственная моя.

Узкий подол трикотажного платья был завернут почти до талии.

— Хорошо, хорошо, — бессвязно забормотала она, одергивая платье.

И вдруг возмущенно вскрикнула:

— Этот наглец порвал мне колготки.

— Пошли быстрее, пока твой директор не очухался, — и Максим потащил ее за руку.

— Нет, ты не понимаешь, я их первый раз надела.

Она ковыляла позади Максима, держась за его руку, и постоянно спотыкалась, при этом она очень переживала из-за колготок:

— Они у меня одни такие были, ой, со швом. Как он мог, нахал противный, ой. Они совсем новые были. Ой, подожди, я ногу намочила, ой, ну куда ты так быстро.

Наконец они вышли на асфальтовую дорожку. Татьяна догнала Максима, они пошли рядом. Она продолжала причитать:

— Такая большая дыра. Ну, зачем он это сделал?

Вдруг она потеряла равновесие и стала оседать, медленно опускаясь на землю, Максим подхватил ее и прижал к себе. Она навалилась на него и возбужденно заговорила:

— Я все поняла. Он меня не любит!

Она висела на нем, уцепившись за шею.

— Пошли быстрее. Ну, шагай. Давай, шевели колготками.

Но Таня, потрясенная открытием, не трогалась с места:

— Он мне все врал.

Сзади, громко топая и тяжело дыша, приближался неудачный любовник. Поравнявшись с ними, он процедил:

— Ты меня, шалашовка, еще попомнишь. И козел твой получит.

И он побежал к ресторану.

— Штаны застегни сначала, — крикнул ему вслед Максим.

Парень замедлил шаг, схватившись за брюки. Обнаружив, что его обманули, он выругался. Максим взглянул на часы и сплюнул:

— Автобус будет только через полчаса. Пошли, хватит болтаться, — прикрикнул он на Таню.

Они уже открывали дверь в ресторан, когда здание осветил свет фар. Максим оглянулся. На площадку заехало такси. Максим потянул Таню назад, они пересекли по тропинке широкий газон и подошли к «Волге». Максим открыл заднюю дверь, запихнул в салон Татьяну.

— Шеф, подожди чуток, никого больше не бери, сейчас ее подружки подойдут. Я мигом.

И захлопнув дверцу, убежал. Таня заплакала. В левой туфле хлюпала вода, она замерзала, устала, ее обманули, порвали колготки. Она рыдала все громче и громче. Таксист — крепкий мужик лет тридцати пяти, обернулся к ней:

— Чего ревешь-то?

— Колготки порвала, — сквозь рыдания ответила Таня.

Шофер рассмеялся. Потом сказал:

— Тю, вот беда-то, разве из-за этого плачут?

— Так они были со швом, таких нигде не найти.

Из ресторана вышло несколько человек.

— Твои друзья? — спросил водитель.

Таня пригляделась. Впереди шагали Света с Авророй, следом шли Александр и Марина. Света и Марина сели с двух сторон на заднее сиденье, Татьяна оказалась между ними. Двери автомобиля они не закрыли. Света положила Тане на колени ее сумку. Аврора осталась стоять. Саша заглянул в машину и обратился к Тане:

— Танюха, дом свой помнишь еще?

— Ага, синий, пятиэтажный

Все засмеялись.

— Номер какой, дуреха.

— Тридцать пятый, сам дурак, ставишь вопрос некоррек-н-тно, — ей показалось, что слово прозвучало не совсем правильно, но не могла понять в чем ошибка.

А Саша ее уже не слушал:

— Шеф, завези сначала на Линейный, тридцать пять, третий подъезд, а потом тебе девчонки скажут куда.

Шеф назвал цену. Саша не стал спорить. Он выпрямился, вытащил из пиджака деньги, отсчитал несколько бумажек и отдал Авроре:

— Будь умницей, проводи Таньку до квартиры, а шеф пусть подождет.

Аврора села рядом с водителем, она хлопнула дверцей, и как эхо лязгнула входная дверь ресторана. Из «Околицы» вывалилась, как показалось Тане, целая толпа народа. Они что-то кричали и жестикулировали. Когда один из них упал на газон, Таня поняла, что это не жестикуляция, а вульгарная драка. Саша уже был среди дерущихся.

— Ну, что, красавицы, едем? — спросил таксист.

— Нет, подождите, пожалуйста, еще чуть-чуть, — попросила Аврора.

— Я уже почти полчаса жду.

— Вы бы и без нас все равно стояли еще неизвестно сколько, — настаивала на своем Аврора.

— Ладно, — согласился шофер и вышел из машины размять ноги.

Аврора последовала его примеру. Дверцы они не закрывали. Света с Мариной остались на месте. Девушки вели себя спокойно, как будто привыкли к таким ситуациям и были уверены в исходе драки.

Из живого клубка дерущихся, двое, как будто обнявшись, упали на землю и покатились по траве. Таня узнала Максима и Виктора.

— Ого, — весело сказал их шофер и оперся на машину, положив руки на крышу «Волги», чтобы удобнее было наблюдать.

Таня вся сжалась и закрыла лицо руками — она устала. Она ничего не хотела видеть, но, как камни на голову, сыпались комментарии водителя:

— Во, салага дает… Хорошо врезал. Из-за чего подрались-то? — спросил он у Авроры, которая стояла напротив.

— Да из-за этой королевны, которая первая к вам села.

Таня собиралась сказать, что ничего подобного не хотела, но не смогла и расплакалась. Водитель продолжал обсуждение:

— Эх, упал. Вот это он хорошо вмазал… Вроде всех уложили.

Из леса выехало еще одно такси. Таксисты хорошо знали, что в это время здесь можно найти выгодных клиентов. Неожиданно Таня услышала голос Максима:

— Шеф, подожди еще, нужно расплатиться.

— Да вы вроде уже рассчитались.

Максим рассмеялся:

— Не с этими. В ресторане.

— Ладно, других клиентов все равно нет — лежат родимые.

И Максим пошел в сторону ресторана. К Марине подошел Костя и увел ее во второе такси.

— Из-за тебя, Танюха, раньше времени сорвались, — Аврора сердилась.

— Что ты на нее кричишь? Ну, выпила лишнего, бывает, — вступилась за Таню Светлана и, заметив в волосах у Татьяны сосновые иголки, стала вытаскивать их.

— Ага, бывает, особенно с такими вертихвостками. Да брось ты ее чистить, она еще десять раз вываляется, — зло сказала Аврора.

Тане стало очень обидно, о ней говорили, словно она пешка, а не человек. Судя по тому, как хладнокровно отнеслись девушки к тому, что их друзьям пришлось помахать кулаками, Аврора злилась на Таню не из-за того, что она спровоцировала драку. Это была «личная неприязнь». Таня не выдержала и снова заплакала. Наконец подошел Максим и уселся на место, где сидела Марина, рядом с Татьяной. Они поехали. Водителю хотелось поговорить, он поглядывал в зеркало заднего вида, обращаясь к Максиму:

— А глаз-то у тебя заплывает.

— Ничего, он тоже хорошо получил.

— Девчонка у тебя смешная. Ревет как белуга, я ее спрашиваю: «Чего ревешь-то», а она знаешь, что ответила? — и он замолчал, ожидая ответа.

Максим пожал плечами. Шеф весело преподнес:

— Колготки порвала, — и он засмеялся. — Представляешь, ей колготки жалко.

— Она лучше бы нас пожалела, — проворчала Аврора.

— Ничего, — миролюбиво сказал таксист, — зато будет, о чем вспомнить на старости лет.

— Если так будет продолжаться, до старости можно не дожить, — не согласилась Аврора.

Татьяна забылась. Очнулась она, когда такси остановилось у ее дома. Максим помог ей выйти из машины. Она встала, тяжело опираясь на его руку. Света протянула ее сумку, оставленную на сиденье. Сумку взял Максим — Татьяна не реагировала.

— Макс, тебя подождать? — спросила Аврора.

— Нет, езжайте. Деньги нужны?

— Нет, деньги есть, — ответила Аврора и колко бросила Тане на прощанье:

— Спасибо за веселый вечер.

От этой неприкрытой ненависти Тане стало так жалко себя, что она опять заплакала. «Волга» уехала, Максим повел ее домой. Ей казалось, что Максим тащит ее не туда, не может удержать равновесия, из-за него она все время спотыкается. Споткнувшись, она каждый раз горестно говорила:

— Никто меня не любит.

Наконец они добрались до квартиры. Максим помог ей раздеться и лечь в постель. В квартире она уже выла не переставая:

— Ну почему меня никто не любит? Никому я не нужна.

— На твоем месте я не был бы так категоричен, — попытался утешить ее Максим.

Она закрыла глаза. Максим немного подождал, не скажет ли она еще что-нибудь. Но она, кажется, уже спала. Любовь ей подавай! Выдать бы ей ха-а-рошую порцию любви, да сейчас нет желания. Похоже, сегодня он действительно перебрал. Максим зашел в ванну. Потрогал перед зеркалом заплывший глаз — вроде открывается и что-то еще видит. Он напился прямо из-под крана холодной воды и ушел, потушив свет.

У нее было столько работы, а она не могла заставить себя сдвинуться с места. После вчерашнего болела голова, и тело сковала слабость. Была уже середина дня, а Таня все лежала на диване, как чахлое растение, засыхающее без воды. И еще она боялась. Она боялась встречи с Максимом, боялась его реакции. Она не знала, чего от него ждать. Вот вчера, в ресторане, весь кипел от злости, а дома заботливо уложил ее спать. Она может притвориться, что ничего не помнит из вчерашнего вечера. Таня еще ни разу не смогла напиться так, чтобы забыть, что она делала — ей становилось плохо намного раньше. Максим же не сможет проверить, что она помнит, а что нет. Но самое главное — ей было стыдно. Сказав, что ничего не помнит, она может и получит снисхождение у Максима, но только не у себя.

Максим пришел во второй половине дня. Несмотря на синяк под глазом, он был свеж и энергичен.

— Здорово, мать! Как всегда болеешь?

Таня утвердительно промычала.

— У меня тоже голова болит. У тебя еще остался кофе? Может, сваришь?

Таня пошла на кухню, Максим за ней. Это называлось — она варит кофе. Все делал Максим, она только подавала ему кофе, турку, сахар. Они пили кофе на кухне, сидя за кухонным столом напротив друг друга. Кофе у него получился вкусный. Максим не вспоминал вчерашний инцидент.

— Мне еще к уроку подготовиться нужно, план написать, а сил нет, — пожаловалась Таня.

— Да, веселиться хорошо, болеть потом плохо, — согласился Максим.

— По тебе не скажешь, ты бодро выглядишь. Только вот глаз, — Таня осеклась. Не стоило напоминать ему об этом.

— Очень страшно? — спросил Максим.

— Да нет, тебе даже идет.

— Ты так считаешь? — Максим осторожно дотронулся до глаза.

Таня кивнула:

— Как настоящий бандит.

— Хорошо, по просьбам трудящихся, как только фингал сойдет — повторим. А потом можно ещё.

— Да я же на колготках разорюсь!

— Это я возьму на себя. Вот, правда, директора кооператива не обещаю — публика в таких местах самая разношерстная.

Когда Максим ушел, Таня смогла себя заставить сесть за тетради.

Через день Максим принес три пары колготок:

— Вот тебе компенсация.

— Это же была шутка. Я не возьму, — Таня выставила руки перед собой ладонями вперед, отвергая его дар.

— Я помню, что ты хотела со швом, но извини, таких не нашел. Так что бери эти.

— Нет, нет.

— Ладно, не ломайся, бери.

И она приняла три плоских упаковки немецких колготок по семь рублей.

— И впредь будь умной девочкой — снимай колготки, перед тем как пойти в кустики, — он был доволен.

Хорошо, что уши у нее были прикрыты волосами, иначе Максим бы заметил, как они покраснели.

Школу всколыхнула волна слухов о маньяке. Два дня назад было совершено убийство девушки-студентки. У Козловой Оксаны Ильиничны муж работал в городской милиции, и она знала все подробности.

— Девушка изнасилована и задушена. Тело нашли в тот же вечер. Убийство произошло часов в десять вечера. В районе мясокомбината, в конце переулка в Первомайском районе, где кончаются дома, в сторону реки.

— В городе появился маньяк, — сделал вывод кто-то из учителей. — Помните, прошлой осенью тоже студентку изнасиловали и убили. А труп нашли только весной, когда снег растаял.

— И не сомневайтесь, это маньяк, — подтвердила Козлова, — обе были задушены. Осенью у таких убийц обостряется агрессивность.

Но ведь позавчера Максим был весь вечер у нее дома и ушел поздно. Если даже время убийства установили неправильно, вряд ли, покинув ее, Максим еще кого-то изнасиловал и убил. Следовательно, это сделал кто-то другой. Никакой это не маньяк.

— А я слышала, что первое убийство совершил студент, вроде из ревности или мести. Значит, это разные люди, — сказала Таня, и тут же пожалела об этом.

— Да, был на подозрении студент, который жертву видел последним, но доказательств не было. А почему ты думаешь, что он не может быть этим маньяком? — спросила Козлова.

— Не знаю, — пожала плечами Таня, — но если это маньяк, необходимо как-то предупредить людей, что вечером женщинам опасно ходить одним по улицам.

— Ты что? — возразила Козлова. — Все будут говорить, что милиция не работает, не может справиться с каким-то маньяком.

— И для поддержания реноме городской милиции, подвергаются риску ни о чем не подозревающие женщины?

— Нормальные женщины по ночам по городу не таскаются. Вот ты сама, Таня, куда ходишь поздно вечером?

— Десять часов — разве поздно? — удивилась Таня.

В защиту Козловой выступили несколько учительниц:

— Конечно, в это время библиотеки и магазины уже закрыты.

— Учиться надо, а не на дискотеках трястись.

— Приличные девушки одни ночью не гуляют.

Таня не ожидала такого напора. В учительской часто спорили по поводу происходящих в стране событий, но Таня раньше не вступала в полемику. Сегодня же она сама не заметила, как спровоцировала новую дискуссию:

— Что же, давайте, закроем дискотеки, а в кинотеатрах последний сеанс сделаем в семь часов. А как же тогда свобода, демократия?

Но ее не понимали.

— Татьяна Викторовна, вы за что ратуете?

— Городским властям виднее, объявлять о маньяке или нет. Еще ничего не доказано, и нечего сеять в городе панику.

— Поплачетесь вы со своей демократией, помяните мое слово. Зачем нужна эта демократия, если преступность будет расти.

Но и Татьяна не была в одиночестве. Некоторые из учителей, в том числе Людмила, начали отстаивать точку зрения Тани. Сама она уже не принимала участие в диспуте, мучаясь вопросом: он или не он убил? Впрочем, для нее это уже не имело значения. У него для этого всегда найдутся «Прохи». Она содрогнулась от отвращения, снова ощутив прикосновения Прохиных рук и мерзкий запах перегара изо рта.