Узорчатые ворота на дощатой подкладке отгораживали от града и мира туберкулезный легочный санаторий: мужской и женский лечебные корпуса, подсобные службы и обширный парк с разбросанными по нему там и сям узкими деревянными лавочками, заросший по окраинам бурьяном, с выкрашенной серебряной краской спортивной пионеркой посреди центральной клумбы. Докурив сигарету, Влад Гордин поднялся с чемодана, подхватил его за ручку и шагнул в калитку ворот.

Он не удивился бы, если б за воротами стоял охранник с ружьем. Но не было охранника, и никого не интересовало, зачем Влад Гордин прибыл на Кавказ. Как видно, сюда, за забор туберкулезного санатория, никто не заглядывал по собственной воле, без острой нужды. Со своим чемоданом Влад шагал по пустынному парку, по посыпанной кирпичной красной крошкой дорожке, довольно-таки узкой, пешеходной, предназначенной соединять пункт «А» с пунктом «Б» и не более того. Трудно было вообразить, как по этой дорожке болтаются от нечего делать загоревшие под курортным кавказским солнцем отдыхающие, как сосредоточенные парни обжимают девок на лавочках и тянут их в кусты, подальше от чужих глаз. Есть здесь, надо думать, и другие ворота, и другая дорога, асфальтированная, по которой едут служебные машины – с картошкой и капустой для кухни, с какими-нибудь, наверно, лекарствами, и эти, самые главные, с заскорузлыми носилками вдоль закрытого темного кузова. Какого, интересно знать, они цвета – труповозки? Черные, как заведено? Или под «скорую помощь» – белые, с красным крестом? И где тут морг, откуда они забирают свою клиентуру?

Где тут морг? – этот вопрос глубоко сидел в сознании Влада Гордина, как гвоздь в дубовой доске. Морг, разумеется, должен быть, а как же иначе. Какой-нибудь домок на окраине парка, в зарослях, или просто пристроечка к одному из корпусов. Тянуло не откладывая поглядеть на это сооружение, мимо которого все равно теперь уже не пройти. Все дороги ведут в дуборезку. Главное сооружение, главная машина. Все остальные машины, везут они картошку или таблетки, – только довесок. Но не пойдешь же спрашивать у первого встречного, где тут морг, да и встречных этих что-то не видать. Может, спят? Или обход у них? Пустынный парк напоминал Владу почему-то фабричный двор: работяги заняты делом, вкалывают у станков в своих цехах, а снаружи нет никого до самой пересменки.

Кирпичная дорожка привела Влада Гордина к главному корпусу – вытянутому в длину трехэтажному зданию с фальшивыми колоннами по сторонам парадного подъезда. У двери сидела на стульчике какая-то тетка в цветастом фланелевом халате и вязала на спицах.

– Сюда? – спросил Влад Гордин.

– Сюда, сюда, – взглянув на чемодан в руке Влада, сказала тетка, а потом вернулась к вязанию.

Значит, сюда. Пора входить.

Просторный вестибюль был забит под самую завязку: люди стояли тесно, кучно. Под портретом Ленина помещался стол, на столе белел графин мутного стекла с водой. За столом, опираясь о него рукою, высился скалой крупный мужчина кавказской внешности, с усами, и читал по бумажке. – «В редакцию газеты „Правда“, – читал кавказец. – Больные противотуберкулезного санатория номер три, собравшиеся под целебным кавказским небом со всех концов нашей необъятной социалистической Родины, поздравляют Центральный комитет нашей родной Коммунистической партии со всемирно историческим достижением – запуском в космос советского человека Юрия Гагарина. Со снежных вершин дружного многонационального Кавказа мы заверяем ЦК КПСС и лично товарища Хрущева, что и впредь будем отдавать все силы, а если потребуется, и жизнь для победы коммунизма во всем мире. Да здравствует Коммунистическая партия и ее ленинский Центральный комитет! От имени коллектива – директор санатория номер три Бубуев Реваз Ибрагимович». – Закончив читать, директор сложил бумажку и сунул ее в карман пиджака. – Вопросы будут?Вопросов не было. Больные били в ладоши и оглядывались на дверь. Ощущение, что где-то над головой в целебном небе летает Гагарин без мотора, было необычным.– Запустили, значит? – наклонившись к уху старичка в полосатой пижаме, спросил Влад Гордин.– А кто его знает! – пожав плечами, отозвался старичок. – Реваз соврет – много не возьмет. Может, запустили, а может, и не запустили.– Ну, это ж не шутки! – сказал Влад. – Тут соврешь, а потом всю жизнь будешь расхлебывать. И с работы снимут.– Кошку, может, запустили, – гнул свое недоверчивый старичок. – Собаку ведь запускали уже. А теперь кошку. И Героя дадут.– Кому? – спросил Влад. – Кошке, что ли?– Ну, кошке, – ответил старичок. – Кому надо, тому и дадут. А ты-то чего переживаешь?– Да я только приехал, не слыхал еще, – поделился Влад.– У нас стрептомицина нету, а он летает, – горько сказал старичок. – И мясо все воруют.– Какое мясо? – поинтересовался Влад Гордин.– Такое, – объяснил старичок. – Которое на второе. А нам кашу одну дают на машинном масле.Народ понемногу потянулся к выходу, там образовалась пробка. Влад Гордин, отойдя к стеночке, наблюдал идущих: что за люди? С кем ему теперь придется жить здесь, за забором, на горе? Как в каком-то Монако: вот князь Реваз Бубуев, вот монакцы, трудолюбивый монакский народ. Граница, правда, не на замке, но определена и очерчена. И в картишки тут, наверно, перекидываются – чем не казино? Люди как люди, народ как народ: маленький, но гордый, только без детей. Стариков немного, зато средний дееспособный возраст представлен хорошо и молодежь замечательная; чувихи проблескивают – просто первый класс. Ну второй. Вон та, например рыжая, или эта молочная блондиночка с золотым зубом. Лечебный воздух, каша-перловка, сухой закон. Впрочем, закон на то и закон, чтоб его объезжать на хромой козе: вон тот страдалец не от дырки в легком такой квелый, а от вчерашнего перебора, ему поднеси кружку пива – он сразу оживет. В конце концов, в каждом народе должны быть свои жулики, гулящие девушки, отзывчивые пьяницы и даже угрюмые убийцы. И конечно, общительные стукачи – куда ж без них. И герб должен быть у туберкулезного народа: на лазоревом фоне перекрещенные, наподобие берцовых костей, серебряные палочки Коха. А что? Суверенная территория есть, начальство есть, оппозиция – на уровне старичка в пижамных штанах: каша плохая, надо маслица подлить. Армия с пушками не нужна, потому что чахоточные граждане и так внушают смертельный страх и ужас окружающим миролюбивым народам: чеченцам, лакцам и кабардинцам с балкарцами. Вестибюль опустел. Последним, волоча свой чемодан, вышел на волю Влад Гордин. Тетка с вязаньем по-прежнему сидела на своем стульчике у дверей.– Ну как? – спросил Влад Гордин. – Летит? – И, прищурившись, задрал голову вверх, к небу.Пощелкивая спицами, поглядела в небеса и тетка. Там было пусто, сине и прохладно.– Летит, летит, – согласилась тетка. – Кто летит-то?– Гагарин, – сказал Влад. – Человек такой. Это же праздник!– На праздник яйца дают на завтрак, – усомнилась тетка. – А куда он летит-то?– Вокруг Земли, – дал справку Влад Гордин. – По кругу. – И указательным пальцем очертил кольцевой маршрут космонавта.– Ну что ж, – сказала тетка. – Пускай летит. У нас тут редко кто летает, гляди, какие горы. Расшибешься, потом костей не соберешь.– Понятно, – отозвался Влад. – А где у вас тут оформляются? Я больной.– Тут все, сынок, больные, – вздохнула тетка. – Здоровые на турбазе живут… Иди в красный уголок, со двора. Там на дверке написано.Влад Гордин обогнул корпус и толкнул дверку с надписью на стеклянной синей дощечке: «Красный уголок». Неожиданно просторная комната в три окна была пуста, стул с подушечкой для сиденья отодвинут наискосок от мощного стола. Со стены, из рамки, из зарослей бороды обиженно и строго пялился Карл Маркс. На другой стене висела стенгазета «Путь к здоровью»; под названием, выписанным плакатным пером, чернело убедительное требование: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Были тут и застекленный шкафчик с какими-то папками, и тумбочка с обязательной электроплиткой и эмалированным чайником на ней. Влад огляделся и поставил свой чемодан посреди комнаты на пол. Никого нет – и не надо: придут, никуда не денутся. Вообще-то, должен тут кто-нибудь сидеть, раз красный уголок, но, может, у них свои порядки, да и спешить теперь уже некуда. А дверь просто забыли запереть, и красть здесь ничего не украдешь, кроме основоположника марксизма. Влад подергал дверцу шкафчика с папками – заперто. Враг не дремлет, может все секреты прочитать про санаторий № 3. А вот стенгазету читайте на здоровье.Читать было интересно. Заложив руки за спину, Влад Гордин читал, покачиваясь, как еврей на молитве. Директор Бубуев в передовице медицинскую тему обходил стороной, нажимая на дисциплину и недостойные советского человека поступки. «Значит, поступки совершают, – решил Влад. – Хорошо». Главврач Пантелеева Л. И. в мажорных тонах обещала обеспечить всех нуждающихся карманными плёвками и приводила процентные данные выздоровляемости. «Врет, – подумал Влад. – Какая еще выздоровляемость! Тут бы концы не отдать». Зато стихи неведомого покамест мировой культуре Анатолия Митюшкина привели его в игривое настроение.

«Хоть я и не против ласк, – писал Анатолий,

Для меня важнее паск.

У кого чего болит,

Тот глотает фтивазит».

«Как видно, попался на горячем, – предположил Влад Гордин. – Кается. Ну и ну». За спиной послышались легкие шаги – цок-цок-цок! – и Влад обернулся. Посреди комнаты расцвела молодая женщина в туфлях на босу ногу, в летящем крепдешиновом платье, синем, в цветах и птицах, с высоко открытыми руками. Глядя на нее, можно было предположить с высокой долей уверенности, что она не глотает фтивазит, а паску предпочитает кое-что иное.– А я смотрю, – с улыбкой на смуглом от горного загара лице сказала женщина, – у нас дверь открыта… Вы новенький? – И, переходя к делу, приглушила улыбку.– Ну да, – сказал Влад и протянул направление с печатью. – Только что приехал.– Нас директор собрал, – присев к столу и просматривая направление, объяснила женщина, – по поводу полета Гагарина. Это же такое событие! Представляете, летит вот прямо сейчас… Паспорточек ваш давайте и справочку из диспансера.Это жуткое остроугольное слово – дис-пан-сер – промелькнуло меж ее губами как ядовитая пуля. Протянув спрошенное, Влад разглядывал распавшиеся на два пласта медовые волосы склонившейся над столом женщины, ее старательно сдвинутые к переносице, какие-то бесстыдные темные брови над выпуклыми ореховыми глазами. Красивая девка, ничего не скажешь.– А вас как звать? – спросил Влад.– Регина, – записывая в затрепанную тетрадь, представилась женщина. – Но это, вообще-то, не важно… А вы кто по профессии? Инженер? Мы тут отмечаем. – Она тюкнула самопиской по своей тетради.– Какой там инженер! – сказал Влад. – Журналист я… Почему это вы решили?– Журналист! – обрадовалась Регина. – У нас тут кто хотите – инженеры, учителя, офицеры есть, ну, всякие-разные, а журналист вы будете первый. Билетик можно посмотреть?– Какой билетик? – спросил Влад.– Ну, этот… – Регина вдруг немного смутилась, словно бы оступилась на легком ходу. – Членский. Что вы член журналистов.– Ах, этот! – ухмыльнулся Влад Гордин. – Да ради Бога. А мне что, дополнительная каша полагается как журналисту?– Доппитание не полагается, – объяснила Регина, – а полагается спецразмещение. Член журналистов у нас проходит как инструктор райкома партии и размещается в двухместной палате.– А если не член? – покосился Влад.– Тогда в восьмиместной, – сказала Регина. – А вас мы поселим в двухместной палаточке с одним еще товарищем с Кубы, в женском корпусе.– Это почему? – подивился Влад Гордин.– У нас только в женском двухместные, – ответила Регина. – А кубинец этот культурный, так что получится настоящая дружба народов.– Дружба народов – это если б там была кубинка, – пробормотал Влад.Регина расслышала, понимающе улыбнулась:– Так что лечитесь на здоровье. Может, в стенгазете поучаствуете, напишете заметочку какую-нибудь? Про борьбу с недугом или вот даже про Гагарина.– А как насчет поминочек? – спросил Влад Гордин.– Каких поминочек? – переспросила Регина.– Таких… – сказал Влад. – Морг, я говорю, где тут у вас?– Морг? – снова переспросила Регина. – А у нас морга нету, морг при больнице, во Втором. – И добавила не без гордости: – У нас же здесь закрытые формы. Если у кого открывается, то мы тогда уже переводим во Второй санаторий. Тут недалеко.– Ну, раз недалеко, – протянул Вадим, – то конечно… – Ему вдруг стало легко, словно бы гора свалилась с плеч: нет тут морга.