Араб так и остался на месте — понимал, что не успеет. Если противник подобрался так близко, и ни он, ни Бес этого не заметили — в любом случае не успеет. Шансов нет ни единого. И поэтому он оставил свой автомат в покое…

— Бес, спокойно…

Бес замер сжатой пружиной, готовый в любой момент распрямиться в самоубийственном броске. Он тоже понимал что шансов у одного из них нет никаких, а вот у второго — есть — одновременно в двоих противник стрелять не сможет. И напружинился, готовый броситься вперед и разменять свою жизнь за жизнь командира группы. Он был виноват, он пропустил противника хотя и стоял «на стреме» и он готов был расплатиться за этой единственной ценящейся в этих играх валютой — своей собственной жизнью. Слова командира осадили его перед самым прыжком.

— Кто ты? — спросил Араб

— Ты русский? — ответили вопросом на вопрос.

Араб подумал — смысла скрывать в принципе нет, противник не мог не слышать, на каком языке он говорил по рации. В Афганистане русский язык знали не все — но понимали, что говорят именно по-русски все, каждый пацан. Это потому что для многих единственным источником товаров были караванщики, а они говорили по-русски.

— Я казак — подтвердил он

— А я турок — ответили откуда то сзади — стреляться не будем?

— Нет.

— Я поднимаюсь. Не дергайся…

Каменная осыпь за стеной вздыбилась, буквально в нескольких метрах от Араба. Смуглый человек в странной полувоенной форме, прикрытый какой-то маскировочной сетью поднялся на ноги…

— Не стрелять!

Араб крикнул это для Ивана и для Брата — те вполне могли выстрелить. Ивана с Братом на местах уже не было — они целились в незнакомца из ближайших укрытий и ситуация кардинально переменилась…

Это если неизвестный был один. Если же не один…

— Кто ты? — снова спросил Араб

— Скажи кто ты? — человек не был похож на русского, скорее на афганца, но он ведь и сказал, что турок и говорил по-русски очень чисто. Да и оружие — автомат Калашникова, новенький с оптическим прицелом и подствольным гранатометом наводило на мысли — в Афганистане такое оружие достать было непросто и стоило оно очень дорого.

— Я казак.

— Из спецгруппы?

— Тебе какое дело? — задиристо ответил Араб

— Свяжись с командованием, сейчас же. Скажи, пусть передадут в штаб позывной Асмодей. Понял? Позывной — Асмодей. Тогда и поймешь кто я.

Араб подумал. Рация засекреченная, сама процедура связи — тоже, надо было набрать код, и только тогда ты входил в сеть…

— Бес…

— Араб, Немой на связи…

Странно, вышли сами…

— Араб на приеме.

— Немой-Арабу! Доложите свой статус!

— Немой-Арабу! Встретил Асмодея, просит связи со штабом… Группа в полном составе…

Станция связи замолкла на пару секунд…

— Немой-Арабу. Срочная эвакуация подтверждена, повторяю — срочная эвакуация подтверждена. У тебя — посылка особой важности. Приказано сохранить любой ценой! Повторяю — сохранить любой ценой! Как понял?

— Эвакуация подтверждена, посылку сохранить любой ценой — дисциплинированно повторил Араб

— Верно. Семью километрами севернее от тебя — зеленка. Укройся, жди группу эвакуации.

— Вас понял…

Незнакомец пытливо смотрел на Араба

— Самолет. Там — он показал рукой туда, откуда шли Араб с группой.

Отрицать было глупо — Араб медленно кивнул

— И вы его выпотрошили — незнакомец кивнул на рюкзак, поставленный посреди камней — и забрали груз. Так?

Араб молча смотрел на незнакомца, тишина сгущалась над ними. Неизвестно, что было бы дальше — Араб незнакомцу не слишком то доверял, несмотря на его русский. Тишину разорвал назойливый сигнал станции связи, так звучал только срочный сигнал вызова…

— Араб на приеме.

— Немой-Арабу! Асмодей с тобой?

Араб помедлил

— Так точно.

— Он свой. Выполнять все его указания как мои. Как понял?

— Вас понял.

— Идти на точку эвакуации. Немедленно!

— Принял.

— Конец связи.

Араб положил трубку спутникового телефона…

— Приказ получил?

— Так точно… — недовольно проговорил Араб

— Руки в ноги — за мной!

Звук в горах расходится причудливо, отражается от скальных стен. До ушей уже доносился едва слышный хлопающий тук вертолетных винтов, но понять где эти вертолеты — в километре или в десяти — по звуку было невозможно…

— Господин полковник [ошибки здесь нет, в армии при обращении к подполковнику приставку «под» обычно опускают…]. Если не отпустите — уйду сам. Возьму добровольцев, пойдут со мной. Как полагаете — а их вытаскивать оттуда надо. Сейчас прямо.

Подполковник Бежицкий, командир дислоцированного в Чирчике полка спецназа, к которой относился и Южный учебный центр, кряжистый здоровяк, обритый наголо и пользующийся на тренировках сделанными специально для него трехпудовыми гантелями недобро осклабился

— Это пешком что ли двинешь?

— Надо — и пешком пойду. Тут недалеко…

Подполковник тяжело вздохнул. Подчиненных ему по службе башибузуков он знал и ни на минуту не сомневался, что как раз вот этот — возьмет и в самом деле пойдет. И людей за собой поведет, потому как пользуется авторитетом среди подчиненных, как и полагается хорошему командиру.

— Дурак ты, Тихонов… — тяжело сказал он — и так вляпались по самое… не усугубляй хоть. Меня только что на связь зам командующего вызывал, чуть матом с ног не сшиб. Тебя вообще приказано под арест вместе со всеми причастными к этому делу, уж не знаю, откуда вас в штабе так хорошо знают, но знают. Натворили дел с этими выпускными… и подо мной уже стул шатается… Довыпускались… молодое пополнение… ясны соколы, мать вашу…

— Я за свое место не держусь, господин полковник — набычившись, ответил Тихонов

— Ты мне бычку тут не включай! — угрожающе проговорил — набычился он! У меня таких как ты орлов, целый полк. Только не те орлы, которые в небесах высоко летают, а те которые сверху и прям на голову! У каждого второго… на мое место встань, в общем… потом и бычь!

Помолчали, остывая, понимая, что в такой ситуации и наговорит и наделать можно — непоправимого. Каждый понимал правоту другого и не мог отступить от правоты своей. Тихонов понимал подполковника — то, что они сделали, было прямым нарушением устава и каралось судом офицерской чести. Проклятые разведчики как всегда никого не предупредили о проводимой операции… а с другой стороны, какие бы они были разведчики, если бы предупреждали заранее всех и каждого… А теперь придется расхлебывать — кашу, которую заваривал не ты. И подполковник отлично понимал, что только так из бренного человеческого тела куется стальной клинок. Так и никак иначе. Сначала в печь, потом в ведро с водой. А те кто составлял уставы… то нельзя, это нельзя… сами бы в кадетке попреподавали парочку годков… нельзя… Но если он не только не посадит Тихонова под арест, а даст ему вертолеты и людей… то есть нарушит прямой приказ… тут суд военного трибунала без вариантов…

— Оружие на стол — наконец выговорил подполковник — в холодную [так иногда называлась тюрьма или гауптвахта] сажать тебя не буду, охолонешь и сам. Сдай оружие и иди…

И снова сгустилась тишина, разорванная истерической трелью телефона. Подполковник снял старомодную, стальную трубку, послушал. Буркнул «вас понял», положил трубку обратно на рычаг.

— Санкт Петербург телефонирует… — сказал он тоном, как будто прямо ни к кому не обращаясь… — твои архаровцы что-то забрали, по крайней мере, данные спутникового контроля свидетельствуют об этом. Приказано… немедленно готовить спасательную операцию… привлечь все имеющиеся силы и средства. Мы, вертолетный полк, восьмая особая войсковая группа, воздушный десант, погранцы… все передаются в оперативное подчинение ГРУ. Приказ — выдвигаться по воздуху и не только… сформировать усиленную мотоманевренную группу, выдвинуться к границе… Иди, выполняй… план развертывания мне на стол через полчаса.

— Есть!

— Архаровцы…

— Минута до цели!

— Минута до цели, всем приготовиться! — продублировал Феттерляйн голосом и условным жестом — пальцы одной руки обхватывают оттопыренный большой палец другой.

Несмотря на то, что в вертолете досылать патрон в патронник по правилам безопасности нельзя — не было ни одного бойца, кто бы это не сделал, Жизнь — то не устав и не легкая прогулка по парку, если внизу засада, то отстреливаться придется даже при спуске, скользя по тросам…

Вертосамолет начал задирать нос, словно норовистая лошадь, взвыли подъемные двигатели.

— Сэр, визуально площадка чиста, сопротивления нет.

— Принял!

Как было бы проще, если бы в этот проклятый контейнер просто-напросто положили маячок. Обычный маячок, работающий в стандарте международной системы глобального позиционирования. Но тут жестко воспротивились ВВС. Никаких посторонних источников каких бы то ни было волн в самолете быть не должно, поскольку это может нарушить нормальную работу бортовых систем самолета. Нельзя и точка. Не положено. Не полетим. Поэтому в самолете нельзя звонить по сотовому телефону — а вы вон что выдумали, маяк! А если он нарушит работу системы позиционирования самолета? Поэтому никаких маячков не было и где груз — внизу или нет, оставалось только гадать. Хорошо, что наводили со спутника…

— Я Бегун-четыре, признаков активности противника не наблюдаю!

— Принял! Высадить досмотровую группу!

Один за другим десантники пристегиваются к тросам, и исчезают в десантном люке, серо-желтая, каменистая земля, стремительно несется навстречу, тупо бьет в ноги, причиняя боль…

Феттерляйн высадился одним из последних — он предпочитал вести поиск с земли а не в вертолета. С вертолета не видно следов, да и если откроют огонь — удачной очередью из пулемета уложат одного — двоих, но не два отделения разом…

— Сэр!

Феттерляйн подошел на зов, молча глянул. Все было понятно и без слов — две изломанные человеческие куклы, лежащие у люка, рядом аккуратно положено их оружие — не вылетело при падении самолета, а именно положено человеческими руками. Фюзеляж вскрыт, бортовой люк на соплях висит…

— Проверить! Гейтс. Осторожнее!

— Есть сэр!

— Томпсон! Бери своих и осмотрись по сторонам. Опасайся мин!

— Есть, сэр…

Конечно же, взяли. Если пришли — понятно, зачем пришли.

Гейтс, рыжий капрал — ирландец сунулся в расколотый фюзеляж

— Черт, ну тут и вонища, сэр… — донеслось приглушенно. Феттерляйн молча ждал, он уже знал что будет. Наконец Гейтс вылез, непонятно чему улыбаясь.

— Пусто сэр. Тросы, которыми был принайтовлен груз, отцепили руками.

Понятно…

— Томпсон! Что там у тебя?

Томпсон, болезненно худой, дьявольски выносливый с не по-уставному длинными волосами, единственный в группе, у кого на М4 вместо подствольника стояло короткое помповое ружье почти неслышно подошел. Он не любил кричать…

— Четыре человека. Пришли с юга и ушли на север. Профессионалы.

— Почему ты так думаешь?

— Двое заняли позиции для охранения и так и не сходили с них. Один полез в самолет. Потом позвал еще одного. Те двое оставались на местах. Что-то вытащили из самолета. Потом ушли. Вон туда, на север, по осыпи, следов почти нет. След в след…

Феттерляйн согласно кивнул — неизвестные вели себя точно так же, как и вел бы себя он, оказавшись в такой ситуации. Непрофессионалы сгрудились бы у самолета толпой, так что одной очередью положить можно.

Надо принимать решение. Прямо сейчас.

— Гейтс! Бери группу и в головной дозор! Построиться в колонну по одному! Томпсон! Задай направление движения! Связь мне!

Подбежал радист

— Бегун главный — Бегуну один!

— На приеме!

— Разведать остановку! Посылка ушла направлением на северо-восток! Осторожнее! Выдвигаемся по земле, прикройте нас, пока хватит топлива.

— Принял!

— В колонну по одному по следу марш! Связь с Абердином!

Связь установили быстро.

— Абердин, я Бегун-главный. Прошу обстановку по маршруту севернее, северо-восточнее, северо-западнее от меня.

— Бегун, я Абердин. Повстанцев не наблюдаем.

— Принял.

В последний раз Феттерляйн огляделся

— Вперед!