Первый поросенок пошел на базар,
Второй поросенок забился в амбар,
Третий поросенок устроил пир горой,
Четвертый поросенок ложки не получил ни одной,
А пятый, плача, побежал домой.
Агата Кристи.
Если спросить меня, где я был счастлив — то я серьезно и надолго задумаюсь. Может, даже и не отвечу вслух. Но где-то в душе, далеко-далеко, в самой потаенной каморке, запертой на замок, ответ этот хранится.
Одесса…
Город у Черного моря. Город, где прошло мое детство — в нем, да в Севастополе, иногда в Константинополе, но летом — обязательно в нем. Старый городской Воронцовский дворец, построенный одним из моих пращуров, бывшим генерал-губернатором этого благодатного края. Дворец, который я любил даже больше чем дворец в Алупке, недалеко от Ливадии, где летом жил мой старый друг и товарищ по всем играм. Шумные и говорливые улицы, плотная, спасительная в жару тень каштанов. Трамвай, идущий по всем станциям Большого Фонтана, на котором при известной сноровке можно прокатиться и зайцем. Привоз, где я тоже иногда бывал, впитывая незнакомые и очень загадочные словечки. Дерибасовская и знаменитый сад на ней, бывшая вилла основателя города, испанского адмирала Хосе де Рибаса, воевавшего за русскую корону и основавшего сей город. Памятник знаменитому градоначальнику Одессы Дюку де Ришелье, поразительно честному, предприимчивому и порядочному человеку, заложившему основу знаменитого «одесского духа» и ставшему потом премьер-министром Франции. Километры и километры отличнейших пляжей, чайки и теплое, ласковое Черное море…
Нас было пятеро — пять поросят, как у Агаты Кристи. Так мы себя прозвали не сами — так нас прозвала государыня, когда один раз мы явились пред ее очи, все впятером, после неудачной попытки покорить один из каменных склонов в окрестностях — мало того, что на нем в изобилии росла колючка, так еще и дождь пошел во время нашего предприятия. Пятеро друзей — четыре пацана и одна девчонка, прибившаяся к нам и которая нам совсем не была нужна — но от которой избавиться было решительно невозможно. Пять поросят…
Николай Александрович Романов, наследник российского престола. Владимир Дмитриевич Голицин, молодой князь Голицин, сын одного из министров правительства. Александр Михайлович Воронцов, молодой князь Воронцов, чей погибший несколько лет назад отец дослужился до генерал-губернатора Месопотамии, а дед стал командующим Черноморского флота. Борис Константинович Романов, сын Царя Польского. И конечно же — как без нее — самая младшая из нас, Ксения Александровна Романова, которая таки предпочитала мальчишескую компанию девчоночьей и чудовищной хитростью добивавшейся всего чего пожелает. Самому старшему из нас было тринадцать лет, самому младшему — одиннадцать, мы были почти одногодками. Летом мы перемещались по крымскому берегу, пребывая в гостях то у одного, то у другого — но сейчас мы все вместе пребывали в Одессе. Дед был где-то на кораблях, и мы были предоставлены сами себе — четверо пацанов, с обычными пацанскими замашками, смягченными разве что военным воспитанием — все мы были либо кадетами, либо юнгами и порядок знали. Ксении с нами не было, она оставалась в Ливадии, потому как была наказана — и это тоже радовало.
Конечно же, нас охраняла полиция, потому как среди нас был наследник престола — но что могут неповоротливые стражи порядка против четырех пацанов? Нас и не поймаешь. Единственной действенной для нас угрозой было сообщить о нашем поведении родителям, после чего последовала бы неминуемая кара. Поэтому, с полицейскими тоже приходилось договариваться…
Пять поросят…
— Вон пошла…
— Да не она это…
— Она, зуб даю!
— Да тише вы! — шикнул Николай, самый старший из нас.
Это был июнь, самое начало лета. Июнь — самое благословенное время в Одессе, не слишком жарко, от моря веет ласково, город буквально под завязку заполнен людьми — местными, отдыхающими. Знаете, что такое озонированная вода? Нет? А мы вот — знали.
Ну и чем интересуются подростки в нашем возрасте. В войнушку мы не играли — в военных училищах наигрались до предела, не с деревянными автоматами, а с самыми настоящими. А вот дамы нас в последнее время заинтересовали весьма и весьма сильно. Инициативу проявил Володька, ну а если кто проявит инициативу, так и остальные — туда же…
Ну и дамы…
Да, да, в таком возрасте — и уже дамы. Росли мы быстро, интересы у нас были такими же, как и у остальных пацанов нашего возраста, правда, возможностей было чуточку побольше. Русский двор не отличался аскетичностью никогда, и на молодых аристократов внимание там всегда обращали. Да и в училищах разные картинки интересные по рукам ходили… Увы, пока у нас все заканчивалось лишь поэмами, посвященных милым дамам (тут проявлял себя Володька Голицын, писавший для нас всех), танцами на детских балах, обжиманиями в темных углах если удавалось скрыться от бдительного ока, да фантазиями начет того, что могло произойти после этого. Кто бы чем не хвастал — в любви пока не повезло по-настоящему ни одному из нас…
А Одесса…
Кто-то, не помню кто, сказал, что женщины — инопланетянки, к ним нельзя подходить с человеческими мерками. Так вот одесситки — инопланетянки вдвойне…
Одесса вообще удивительный город, город сотни национальностей, да еще и крупный порт вдобавок. Сами понимаете, какое смешение кровей выходит. Мало того, море, солнце, фрукты. Вот и получалось, что одесситки — одни из самых красивым дам во всей великой Империи. А уж на язык… Лучше на язык им не попадать…
И надо же так было получиться — обычно так и получалось, кстати, в пацанских компаниях — что мы все втрескались в одну и ту же девчонку.
Немного вру. Меня из этой компании вычеркивайте, я уже тогда неровно дышал к великой княжне Ксении. Николай об этом, конечно же, знал, и как заботливый старший брат почел за необходимость как следует набить мне физиономию, чтобы не ухлестывал за сестрой. В итоге нам пришлось врать, что сцепились с хулиганами, защищая честь дамы, на две недели мы были лишены выхода в город, а Ксения ходила тогда довольная, как кошка, налакавшаяся сметаны. Нет, не тем что у нее есть кавалер — тем, что из-за нее дерутся…
А все остальные — пропали. Цесаревич Николай, Великий князь польский Борис, молодой граф Голицын в один день из друзей превратились в ревностных соперников, причем из-за дамы, которой ни один из нас даже не имел чести быть представленным. Мы не знали, кто она, где живет и чем занимается — знали только, что она каждый день проходит мимо Воронцовского дворца. Вот и все что мы знали.
А хотелось узнать больше…
— Пошли! Я первый, как идем, помните?
— Ну.
— Да не ну а так точно.
В ответ меня чувствительно пихнули кулаком в бок.
Поскольку из всех четверых я менее всего был поражен стрелой Купидона — мне и довелось разработать план наружного наблюдения. План наружного наблюдения был рассчитан на четверых филеров и отличался высокой надежностью. Чтобы объект не заметил (заметила точнее) слежки — мы должны были периодически меняться и следить за ней по очереди. Внешне это выглядит так — если я иду за объектом первый и ориентируюсь по объекту, Николай, к примеру идет за мной и ориентируется уже по мне. Потом он выходит вперед, и уже я ориентируюсь по нему. Объект же если и обернется — увидит только одного человека и его можно будет разу сменить. Схему слежки, как я потом узнал на разведфакультете Санкт Петербургского нахимовского я выбрал совершенно верную, вот только на своих подельников я не особо полагался. Любой из них вместо того, чтобы следить, может воспользоваться моментом и попытаться завязать знакомство с объектом слежки, минуя всех остальных. А тогда место жительства и род занятий очаровавшей нас дамы мы так и не узнаем…
Надвинув на глаза козырек легкой белой кепки, я выскользнул за ограду, окунувшись в толпу…
Вести объект было довольно просто — дама была не по возрасту высокой (только с Володькой Голицыным, если честно она бы смотрелась органично), легкая белая шляпка была отлично видна. Даже когда я на какие то мгновения терял ее из виду из-за курортной толпы — все равно, через пару секунд белый парус шляпки сообщал мне направление движения…
Сзади кто-то легонько коснулся моей руки, я сбавил ход, Володька, одетый в пеструю рубашку с коротким рукавом, пошел вперед…
Найдя взглядом Боряна, я еще замедлил темп…
— Ник где?
— Он чуть побыстрее пошел…
Вот черт…
— Ладно. Давай, ты следующий…
Борян ушел вперед, я оглянулся, чтобы понять, где мы. К порту, похоже, идем. А там нам появляться заказано…
Произошло все так быстро, что я даже не понял, как все началось. Мы сворачивали, шли и снова сворачивали — и даже не заметили как нарвались…
В Одессе, как и в любом другом городе, были пацанские группировки. Хулиганы. И у каждой хулиганской группировки были свои территории, заходить на которые чужакам не рекомендовалось. Поскольку, телесные наказания по отношению к детям и подросткам не применялись, единственным возможным наказанием были исправительные работы. Не помогало. Впрочем, порка тоже не помогала в Казани вон, по исламскому закону каждую пятницу у мечетей хулиганов пороли. А хулиганы не переводились…
К месту потенциальной разборки я подоспел последним, когда базар уже шел вовсю…
Дама — причем не та, которую мы видели через решетку дворца. В шляпке, но не та. Кто из нас умудрился ее упустить — непонятно. Несколько пацанов, нагло-шаромыжного вида — и мы. Четверо…
— Вы чьих будете… — главарем был босоногий, крепкий на вид пацан в драной рубахе и с черной, несмотря на жару бескозыркой на голове
— Мы сами по себе… — твердо ответил Володька
— Сами по себе…Гы… А ты чо к моей сеструхе вяжешься, сам по себе…
Судя по выражению лица незнакомой девчонки, стоящей в окружении троих таких же шаромыжников, ей это все не сильно нравилось.
— Сударыня, это действительно ваш брат? — громко спросил Николай
— А ты со мной, со мной базарь…
С этими словами шаромыжник смачно сплюнул прямо под ноги Николаю — сплюнул, и удивленно отшатнулся от хлесткой пощечины
— Стоять! — я вышел вперед. Нравы во флотских кадетских корпусах были жесткими, и схему подобных разговоров я знал хорошо. Неверно думать, что дети аристократов учились в каких-то особых условиях. Были, конечно, и специфичные заведения, типа Пажеского корпуса, но те, кто шел в армию или на флот, учились вместе со всеми, никаких поблажек не было…
Блатняк и в самом деле сдержал руку
— А ты кто будешь
— Я за базар отвечаю. Разобраться хочешь — забиваемся. Не вопрос…
— Ты обзовись хоть сначала… — начал сдавать блатарь
— Не считаю нужным! Давай! Забиваемся!
Наверняка, малолетний блатарь уже пожалел, что ввязался — вот за его спиной была его шобла. Отступить — значит, завтра его будут считать последним поцем.
— Здесь. В восемь нуль — нуль. Сегодня.
— В двадцать нуль-нуль значит… — передразнил я — по рукам.
Оружейная конечно была заперта — дед правила блюл строго. Оружие в доме — в отдельной комнате, постоянно запертой… и ключ на цепочке на шее. Порядок есть порядок. Но меня этот порядок — не остановит…
«Историческая» комната. Дед требовал, чтобы все там поддерживалось в идеальном порядке. Картины старинных мастеров — в основном батальные сцены. Старинная мебель. Ковры…
И холодное оружие на коврах. Кортики, в том числе с позолотой. Турецкие сабли и кинжалы. Казачьи и горские шашки…
Кортик — это мне я к нему привык. Еще один — больше кортиков нет. Еще пару турецких, чуть изогнутых кинжалов… отточены как бритва. Оружие в самом недвусмысленном его варианте…
Рассовал за пояс — в качестве верхней одежды у меня была летняя турецкая куртка из плотной ткани — нежаркая, но от дождя более — менее защищает. Воровато оглянулся — никто не видел. Аккуратно закрыл дверь. Чтобы не попасться никому на глаза — вылез из окна на первом этаже, потом сиганул через забор…
— Где Борян?
Пацаны переглянулись
— Его родители… высекли и заперли… сам не знаю за что… — ответил Володька
— Сдрыснул, значит… — недобро нахмурился я
— Нет, его и в самом деле высекли… я проверял.
— Ладно… Один кинжал лишний. Желает кто?
— Налево! Там проходняк!
Засвистели справа, перед глазами уже разноцветные круги… обложили как босоту…
— Туда давай!
Проходняк — узкая, низкая арка, ведущая из дворика на улицу. Старая Одесса.
— Проскочим — снова налево!
— Да понял…
Свистели уже совсем рядом…
— Гоп-стоп — ты подошла из-за угла…
Я даже не понял, как мы напоролись на того офицера — и как он умудрился схватить нас всех троих разом. Но — умудрился как то…
— Кто такие?
— Юнга Воронцов! — в отчаянии выкрикнул я, все-таки судя по черной форме — флотский офицер, не может быть что бы не помог…
— Юнга… Ну-ка, прячься, юнга… Вон там… в подвал дорожка ведет…
Считай, в каждом одесском доме был вход в подвал — Одесса вообще стояла на известняках, все старые здания были построены из этого материала, у каждого дома был выход в катакомбы… поэтому справляться с преступностью в Одессе было крайне сложно.
Торкнулся — на счастье — заперто как же… Люди товар хранят, вещи… Ни один дурак свой подвал открытым не оставит. Подвела меня сегодня моя полярная звезда…
Гулкий топот ног…
— Э… господин майор не видели никого здесь?
— А кого я должен был видеть, господин жандарм?
— Да босота… драку с поножовщиной устроили… не пробегали?
— Пробегали… Вон туда рванули…
Когда топот ног затих вдали — офицер выждал какое-то время. Потом заглянул к нам — мы сгрудились у самой двери… там и в самом деле можно было спрятаться…
— За мной! Босота….
— Кто из вас это придумал?
Белая кайма у губ. Когда дед злился — не на шутку злился — у него появлялась такая белая кайма у губ, красноречиво предупреждающая что с ним лучше не шутить. Сейчас она как раз… имела место быть.
Мы стояли молча. Ни один не поднял глаз. Сказать — никому из нас троих не приходило и в голову. Орудия нашего преступления — два кортика и два кинжала — лежали на столе комендатуры, расположенной в том же здании, что и штаб флота.
— Поз-з-зор!
Дед не повышал голос, но это было еще страшнее.
— Отпрыски лучших родов… Поножовщина с босотой. Дуэлянты… Поз-з-зор!
Дед прошелся по кабинету. «Дуэлянты» у него было одним из самых страшных ругательств.
— Кто из вас придумал это… Ну?!
…
— Значит так…. Деревских!
В кабинете сей секунд оказался порученец деда, боцман Деревских, добродушный усатый здоровяк, служивший еще с моим отцом.
— Ваше благородие?
— Извольте подготовить мотор! Едем в Ливадию. Телефонируйте туда, чтобы нас ждали. Хочу лично доставить туда этих архаровцев! И кое с кем побеседовать…тет-а-тет.
Кое с кем — получается, с Государем. По крайней мере — один из нас точно… попал.
— Майор по адмиралтейству Высоцкий!
— Я! — гаркнули за спиной, капитан видимо не первый день служил с дедом и знал, что когда тот в ярости, пренебрегать Уставом не следует.
— Вы кажется… изволили докладывать что у вас не совсем… комплектно с личным составом…
— Так точно!
— Решим… а пока… — сухой палец деда показал на меня — вот вам юнга. До конца лета лично за него отвечаете! Если хоть малейшее… наказывайте в соответствии с Дисциплинарным уставом. И чтобы он из нарядов по кухне не вылезал, вам ясно?!
— Так точно!
— Тогда идите…
— Есть!
Четко печатая шаг, майор направился к двери. Переглянувшись с друзьями, я направился следом — лето для меня на этом кончилось…
В коридоре штаба было темно — потому как поздно. Весь народ был внизу, в комнате дежурного офицера. Шаги гулко печатались по мрамору в пустом коридоре…
— За что дрались то? — не останавливаясь, спросим капитан
— За дело… — раздосадовано буркнул я
— Э… так не пойдет. Вы как отвечаете старшему по званию, юнга?
— Из-за женщины, господин майор по адмиралтейству! — четко отрапортовал я, как положено по уставу.
Майор аж сбился с ноги.
— Растет смена… За мной… ловелас, сейчас транспортное средство подойдет.
Из одесской темноты с рыком вынырнул внедорожник, подкатил к подъезду штаба. Как ни странно — с выключенными фарами, как будто его водитель видел в темноте…
— Давай, заваливайся… юнга… Опять хулиганишь, Дегало…
— Самую малость, господин майор… — лихо ответили с водительского места — куда прикажете…
— Куда, куда… В расположение давай, там разберемся…
— Сей секунд… — внедорожник лихо, несмотря на габариты, взял с места — а это кто… господин майор… молодое пополнение…
— Оно самое. Ты на дорогу смотри, давай! А за юнгу не стоит так… снисходительно. Это еще тот шпан…
— И чем же сей шпан знаменит?
— Да есть за ним лихие дела. Например, не далее как сегодня, он взял кортик и двинул на Молдаванку разбираться с тамошними биндюжниками… Из-за дамы.
— Да ну…
— Ну да. И доказал таки свою жизненную правоту местному шаромыжному люду. А при шухере, пошел на подрыв. И если бы я его не тормознул — так бы и ушел…чисто эксфильтровался бы, в общем…
— Наш человек — оценил водитель — тебя как звать то, шпан.
— Юнга Воронцов, ваше благородие — отрапортовал я, как положено
— Оп-па как… — отозвались из-за руля — а не…
— Он самый. Так что флот наш в надежных руках. А вот если я тебе скажу, с кем он сегодня на дело пошел, то у тебя, Дегало, не то, что волосы, погоны поседеют, коих я на твоих плечах не имею чести наблюдать…
— Виноват, господин майор
— Кругом виноват. Ты за дорогой, за дорогой смотри!
Я настолько ничего не понимал, что просто сидел молча, и как говорили в пацанской среде «обтекал». Ночная дорога, двое флотских офицеров, преспокойно «базарящих» на языке, больше подходящем для Привоза. Кто это такие? Ведь дед был человеком строгим, при нем так не «погутаришь» — мигом на губу…
На место мы приехали после двухчасовой ночной поездки по извилистым и горным крымским дорогам — я никак не думал, что ночью по ним можно ездить в такой скоростью, да на армейском внедорожнике. Тем не менее — водитель вел машину уверенно, даже ювелирно.
Расположение части находилось в красивейшем месте, прикрытое невысокими холмами — и когда внедорожник проскочил КП, я открыл рот, пораженный зрелищем. Небо над долиной было буквально расцвечено ярко-алыми трассами, то тут то там гремели взрывы, вспышки как в стробоскопе разрывали ночь одна за другой. Где то слева работало какое-то новое оружие — будто дракон изрыгал сплошную стену огня, трассеры врезались куда-то в гору в паре километров далее и разлетались фейерверками рикошетов. Потом я узнал, что это и есть скорострельная тридцатимиллиметровая двуствольная авиапушка, только что поступившая в войска — сейчас роты отрабатывали ночное наступление под ее прикрытием…
— Господин майор по адмиралтейству, а где это мы… — выпалил я.
С переднего сидения донеслось что-то наподобие квохтанья — водитель безуспешно пытался подавить гомерический хохот.
— Да так… — неопределенно ответил майор — одно хорошее место. Я тебе совет дам, юнга… Сейчас тебя на место определим, с довольствием завтра разберемся, а пока — как пришвартуешься — так и дрыхни до команды подъем. Потому как скоро марш-бросок бежать…
— А…
— А картошка как-нибудь уж почистится, юнга… Есть в тебе толк…
Тогда я еще не знал, что такое морская пехота, и что такое разведка морской пехоты. Корабли мне не очень нравились — а вот это понравилось. И сам того не зная, именно тогда дед определил мою дальнейшую флотскую судьбу…