Адепты стужи

Маркьянов Александр

Часть 2

 

 

25 июля 1996 года Белфаст, Северная Ирландия

Все чаще я ловлю себя на мысли, что становлюсь философом. Смешно, но это так… как завзятый материалист, я всегда относился к философам с этаким пренебрежением. А вот сейчас…

Хоть здесь не время и не место для философствований… но я всегда ношу с собой маленький желтый блокнот и огрызок карандаша. Может, когда нибудь мои записи опубликуют. А может — и нет…

Одной из первых я записал такую мысль: радость всегда связана с ожиданием. Ты ждешь радостное событие, отсчитываешь часы и минуты до него, смакуешь, представляешь что ты будешь делать, говорить, чувствовать… Так было. Так есть. Так будет.

А вот беда всегда приходит неожиданно…

Паб, скорее даже не паб, а что-то типа дешевого ресторана, где из закуски можно отведать великолепное жаркое с рисовым или картофельным гарниром, назывался «Ворон». Этимология этого названия терялась в веках, знали только что этому пабу без малого двести лет. Удивительно — но сюда заходили и томми и бобби и католики и протестанты — и никто даже не думал о том, чтобы затеять здесь разборку. Или подорвать машину у входа, обкидать заведение камнями, бросить бутылку с бензином. Все дело было в том, что хозяин сего притона, старый Кайл Данкан и до си пор мог согнуть руками лом, а еще он отличался честностью и абсолютной аполитичностью. Ко всему этому, он и до сих пор был одним из лучших боксеров Белфаста несмотря на возраст. Вот сюда мы и свернули с моим новым напарником, чтобы дать отдохновение ногам, а заодно и наполнить свои желудки. К этому времени мы проголодались как волки и устали как черти — но за какую бы ниточку мы не тянули — все они оказывались пустышками. Еще мы по разу получили камнями в католических кварталах, я по спине, а Грей по голове. Еще Грея подстрелили из рогатки. Неприятно, надо сказать…

Хотя мы были на работе — от маленькой кружечки пива ни он ни я не отказались. Заодно заказали по хорошей, сочной отбивной — желудок уже танцевал джигу, не знаю как у Грея, а у меня точно…

— Дерьмово…

Я оторвался от хрустящего корочкой мяса.

— Что дерьмово?

— Куда не сунемся — везде ноль.

— А ты как думал. Есть такая поговорка невеселая: не ходи в копы — сотрешь ноги до жопы. Слыхал?

— Нет.

— Так учились. Пригодится…

Грей допил остававшееся на дне маленькой, всего на 0,33 кружки пиво…

— Слушай, Алекс.

— Ну?

— А ты что в копах забыл?

— В копах… — я выдержал паузу — а что?

— Почему в армии не остался?

— Я в плену был у русских. Сам понимаешь — оперативником после этого мне никак не быть. А инструктором… да нахрен надо. Не говоря уж о том, чтобы гимнастерки на складе считать. Да и затрахало все.

— Бейрут?

— Он самый. Был?

— Нет.

— Поверь — немного потерял. Нас просто тупо подставили. А эти говнюки… иногда я думал, почему я воюю против русских, а не с русскими против этих уродов.

— Ты имеешь в виду лиц, исповедующих ислам?

— Я имею в виду мусликов. Которых и у нас слишком много стало в последнее время. Рано или поздно и мы хлебнем… того чем русских угостили…

— А что в плену?

— А что… — я тоже допил свое пиво — как ни странно, нормально. Вылечили, не расстреляли, обменяли. Чего же еще надо…

— Оно так…

На поясе забился в истерике пейджер. Пейджеры у нас все еще использовались и вот поему. Переговоры по мобильникам по гражданским сетям перехватывались на раз. А с рацией, обеспечивающей кодирование информации по армейскому стандарту не везде и не всегда походишь, зато она есть в машине. Да и дешево пейджер стоит, а бюджет на полицию не безразмерный. Вот и сейчас — сигнал пейджера говорил всего лишь о том, что надо подойти к рации.

— Пошли. Труба зовет… — я бросил на стол мелкую купюру, Грей последовал моему примеру.

Вышли, огляделись — улица как улица, мирная… Машину никто не разукрасил. Открыл дверь, достал кирпич рации…

— Один-семь-один на связи…

— Алекс… — по голосу я сразу узнал, довольно миленькая девочка по имени Грейс, давно питающая ко мне нежные чувства и поэтому нарушающая стандартный порядок радиопереговоров — есть информация… я подумала, тебе будет интересно…

— Говори, солнце мое… — чувствами девушки я давно и беззастенчиво пользовался, но… в общем, если б вы ее видели, оценили ее немаленькие габариты, поняли бы…

— Недавно, на трассе А1 в районе Хиллсборо засекли машину. Черный Форд — хэтчбек. Там четыре парня были, при них ничего не было. У двоих — УБ. [УБ, угроза безопасности, штамп, который ставили в документы лицам, в отношении которых были уголовные дела по беспорядкам или терактам]

— И что?

— Сержант дорожной полиции опознал одного из них и сообщил на всякий случай нам. Дейв О. Доннел, член ИРА. По картотеке, в его деле твой номер телефона.

Словно ледяная игла пронзила мне позвоночник.

— Где они? Их задержали?

— Нет. Не за что было. А что?

Твою мать!

— Объявляй тревогу! Это похищение. Пусть перекрывают все дороги, идущие в сторону границы! Похитители вооружены и особо опасны, ты поняла?!

— Поняла, но что…

— Нет времени. Делай как я говорю…

Швырнул трубку в машину…

— Что творится, босс…

— О.Доннел разоблачен и похищен. Его похитила контрразведка ИРА. Машину заметили на пути в пограничную зону!

— Черт… — Дориан сразу побледнел, черт, черт, черт!!! Надо перекрывать границу.

— Нет времени. В этот момент они как раз ее проходят. Там тьма проселочных дорог, мы не знаем и половины, граница как дырявое решето. А с той стороны — официально ничего не сделать. ЛэндРовер за тобой?

— Да…

— Тогда можно попробовать…Садись, поехали!

Моих полицейских заработков даже с учетом всех доплат, ровно хватало, чтобы снимать второй этаж небольшого коттеджа, в районе Олд-Парк. На первом этаже жила владелица, миссис Малруни, добрая, хотя и любопытная старушка семидесяти пяти лет от роду. В это время она как раз пила чай на свежем воздухе, в старой беседке, которую я недавно подправил и заменил совсем сгнившие доски. Появление черного ЛэндРовера с включенной полицейской сиреной и мигающими фарами ее просто шокировало…

— Алекс… — поднялась она навстречу — вы что-то рано…

— Нет времени… — я потащил Грея в дом мимо миссис Малруни — кстати, познакомьтесь, это Грей, мой напарник по службе…

— Очень приятно, но… Обувь вытирайте, коврик же…

Бегом взбежали на второй этаж где были три мои комнаты. Было еще что-то типа мансарды — и лестница вела туда прямо из большой комнаты…

— Оставайся, здесь, будешь принимать… — заявил я, дергая за старый шнур — он одновременно открывал люк, ведущий на мансарду и опускал вниз старую, хлипкую на вид лестницу. И то и другое я регулярно проверял, а также втайне от миссис Малруни сделал еще один выход из дома — с крыши. На крыше же лежали мои запасы, упакованные в несколько длинных, объемистых, спортивных, защитного цвета сумок…

— Держи! — я подтащил одну сумку, другую к люку и подал их Грейсу. Он принял, едва не выронил. Сумки глухо позвякивали металлом.

— Черт… Тяжелые…

— Эту тоже…

Поразмыслив, подтащил еще одну сумку…

— Осторожнее с этой!

Подтянул вверх лестницу, спрыгнул вниз сам…

— Это что?

— Это — спасательная операция. Въезжаешь? Или у САС кишка тонка?

— От кого такое слышать — только не от земноводных.

— Вот и докажи, что ты круче — я вжикнул молнией одной из сумок, достал длинную М16А4 производства САСШ с установленным на ней коротким подствольным гранатометом М203PI и фонарем — имел дело с такой игрушкой?

— У нас Кольт как штатное…

— Вот и хорошо. Тогда бери эту сумку и двигай за мной…

На трассе уже было неспокойно. Меры по перекрытию участков, ведущих в границе были уже отработаны. То тут то там автомобильный потом замедлялся, а потом и вовсе превращался в длинный, перемигивающийся стоп-сигналами стальной хвост. Водители ругались последними словами, не понимая, что происходит и какого хрена полиция опять затеяла все эти игры с проверками. Кто-то опаздывал на работу, кто-то — наоборот домой. Но недовольны были все — в некоторых местах наш завывающий сиреной, обходящий пробки по встречке ЛэндРовер сопровождали длинными, раздраженными гудками клаксонов, а то и рукой с вытянутым средним пальцем, высунутой из окна. В одном месте, низко над трассой прошел «Пингвин», грохоча роторами и поднимая пыль. Опоздают…

— Сворачивай. Вон там съезд, сворачивай…

Грей послушно повернул и только после того, как наш ЛэндРовер зашумел покрышками по гравию задал вопрос.

— Зачем?

— Так проще.

— По трассе же быстрее дойдем.

— На границе нас тормознут. Те офицеры из Гарды [Гарда — так называется полиция Ирландии], которые нас увидят, обязательно сообщат кому следует. С той стороны каждый второй — помощник ИРА либо явный, либо тайный, та же половина помогает ИРА и в Гарде. Светиться нельзя. Тормози.

ЛэндРовер затормозил, выбросив из под колес кучу камушков…

— Отсюда поведу я. Надо пройти границу так, чтобы никто ничего не увидел. С той стороны границы те фермы, которые ближе всего к границе, а заодно и окрестные холмы никогда не пустуют. Можно не только засветиться — но и вляпаться. Вляпаться крайне серьезно, тем более нас всего двое. Давай переодеваться… — с этими словами я шумно поставило последнюю сумку на капот, начал вытаскивать оттуда то, что нам должно было помочь в этом смертельно опасном рейде на ирландскую территорию, вотчину ИРА. С той стороны мы не полиция, не служба безопасности — мы чужаки. Всего двое — без поддержки и какой-либо защиты. Если ИРА устроит охоту за нами — нам скорее всего не выжить. Спасти нас может только специальная подготовка, хорошее оружие и наглость — и один террорист ИРА не подумает, что двое британских бобби из Особого отдела сунутся в самое пекло по ту сторону границы. Это — их земля…

— Ни хрена себе… — прокомментировал Грей в полном обалдении от увиденного — это что, полиции такое выдают?

Обалдеть и впрямь было от чего — в старой доброй матушке Британии за такой арсенал меня бы упекли лет на десять. Там даже полицейские в своих смешных касках вроде как ходят без оружия — по крайней пере раньше точно ходили. У них есть жезл и если они им дотронутся до человека — тот обязан безмолвно следовать за ним, поскольку этот жезл считается воплощением закона. Сейчас с благонравием стало совсем кисло и в Британии, поэтому часть бобби скрытно носила с собой небольшие револьверы «Бульдог», некоторые вооружались по полной, включая пистолеты-пулеметы BSA и даже винтовки Стерлинг-Армалайт. Прошли те времена, когда жезла и грозного слова было достаточно…

Но такого арсенала как у меня, наверное не было ни у кого по ту сторону залива — по эту был. По эту копы сами были вынуждены заботиться о себе и далеко не все оружие, изъятое в ходе рейдов у членов ИРА, регистрировалось и передавалось на уничтожение. Лучшее пробивали по базе. И если за ним ничего не числилось, разбирали по рукам. Я, например, умудрился скопить арсенал на чердаке и имел еще три заначки в разных местах — на всякий случай.

Итак, вооружение. Уже упоминавшаяся М16А4 с подствольником, которую в прошлом году выкопали на одном из кладбищ из могилы. [ИРА часто так делает — хранит и передает оружие, закапывая его на кладбищах. Естественно все это делается ночью — и закапывается и выкапывается. ] Обдирать [Ободрать — на жаргоне служб безопасности, занимающихся североирландской проблемой это означает незаметно привести оружие в такое состояние, что с виду оно будет нормальным, но либо совсем не сможет стрелять, либо откажет после первых же выстрелов. Обычно обдирают, меняя ударник на сделанный из мягкого сплава — когда будешь проверять оружие, пару выстрелов оно еще сделает — а потом откажет. ] такое оружие не стали, все равно засветились — поэтому я взял его себе вместе с патронами и гранатами. Какому-то бедолаге из патруля повезло. Еще я взял «на дело» изъятый недавно автомат Калашникова, русского производства, какие сейчас изымали в большом количестве. Тогда меня привлекло то, что к найденным нами шести автоматам — целый ящик — придавались глушители и стояли планки для оптических прицелов. Оптический прицел я прикупил легально — германский Leupold, дорогой, не поскупился. Зато теперь это был и автомат и снайперская винтовка для ближней и средней дистанции, причем бесшумная, как говорится «в одном флаконе»…

Ну, и снайперская винтовка в нашем походе совсем не помешала бы. Снайперская винтовка у меня была знатная, ее в числе прочего оружия изъяли на борту одной дорогой яхты, которая пришла в Белфаст из Бостона — таким образом, оружие в страну тоже попадало, и до открытия поставок русского оружия этот путь был основным. Помимо пистолетов и пистолетов-пулеметов тогда изъяли эту снайперскую винтовку — кто-то не поскупился, она очень дорогая. Robar-50 — фирма Robar выпускает дорогое оружие, а эта винтовка была еще и пятидесятого калибра. Так называемая «пятилинейка» — снайперы русской армии до сих пор предпочитали старое обозначение калибров. В отличие от того же Barrett, делавшего винтовки «высокотехнологично выглядящими», для армии, мастера из Robar сделали это чудо для стрельбы на дальние дистанции похожей на обычную винтовку. Только ствол непривычно длинный и толстый, да магазин большой. Ложе пластиковое, камуфлированное, без пистолетной рукоятки — оно еще и складывается для транспортировки как и большинство снайперских винтовок этой фирмы. Но эта винтовка — что в ней было ценного — сделана была полностью вручную, а ствол был просто ювелирным изделием. Робби Баркман, глава этой фирмы, сам профессиональный стрелок и владелец названной в честь себя фирмы знал что делает — из его винтовок не раз выигрывались открытые чемпионаты САСШ по стрельбе на одну тысячу ярдов. Ну и патроны к ней — тоже произведение искусства, этакие маленькие ракеты, собранные вручную, взвешенные на электронных весах и способные поразить одиночную цель с тысяч двести ярдов.

— Полиции такое не выдают… — сказал я, набивая магазины патронами — полиция такое добывает себе сама. Каждый, кто хочет немного еще пожить, имеет дома такой вот арсенал и к чертям закон. Если хочешь — можешь написать на меня рапорт. Когда вернемся…

— Ты шутишь, босс? — Грей присоединился ко мне в нелегком, муторном деле наполнения магазинов — да я тебя в задницу готов поцеловать. Если бы еще гранатомет был…

— Вот чего нет того нет. Но есть гранаты. Десять штук. По пять на каждого, думаю, хватит. А насчет задницы… ловлю тебя на слове…

Самое хреновое — то что между Северной Ирландией и обычной и впрямь нет границы. Более того — ее поставить проблематично. Вся пограничная зона — а по длине она огромна — это либо невысокие холмы, либо реки либо проселочные дороги. И с той стороны и в ту сторону — ходили постоянно…

Я затормозил, когда по моим прикидкам до границы было ярдов под тысячу пятьсот, не больше…

— Выходи, поассистируешь… — я вручил Грею бинокль, совмещенный с дальномером.

— Что?

Нам нужно подняться вон туда — я указал рукой направление — и скрытно. Не забыл, что такое скрытность, САС?

— На час от машины. На холме там, дальше по ходу. Что ты видишь? — я раскладывал приклад у винтовки, собираясь опереть ее сошками об землю.

— На час… вижу! У него автомат. И… кажется радиостанция.

— Это дозорный ИРА. Мы можем проехать мимо — возможно, он даже не станет в нас стрелять. Но — безусловно, сообщит по рации о нашем появлении. Или — мы его завалим и выиграем часов шесть — раньше его не сменят, а холмы здорово глушат и искажают звук выстрела. В любом случае, придя сюда, его сменщик обнаружит только его труп. Труп не сможет сказать, сколько нас, на какой мы машине и куда поехали. Итак?

— Мне это не нравится босс.

— Мне тоже. Но решение надо принимать. Я хочу, чтобы принял его ты. Итак?

— Валим — подумав, сказал Грей.

— Уверен?

— Уверен.

— Тогда наводи!

Грей устроился рядом с биноклем.

— До цели… девятьсот три ярда… Извини, ветер на глаз… северный, узла три.

Поганое дело. В стрельбе я, конечно, практиковался, по мере сил и возможностей — но с таким калибром… да в Британии стрельбищ, где можно снайперские винтовки такого калибра использовать один-два и обчелся и все они военные или полицейские. Мало таких винтовок, здесь вообще пулевую стрельбу не особо уважают, не то что в САСШ или России. А пятидесятый калибр и девятьсот ярдов — без единого пристрелочного выстрела и с холодного ствола, да еще с последней практикой четыре года назад…

Но и ударить в грязь лицом перед сапогом нельзя… [сапоги — пехота. Наверное, это интернациональное…]

Винтовка толкнула в плечо подобно боксеру — но в то же время плавно и несколько растянуто, пороховые газы рванулись из щелей дульного тормоза, сбив росу с травы. Отчетливо запахло сгоревшим порохом…

— Слушай… — Грей смотрел в бинокль — есть ведь… Есть!

С той стороны было несколько ферм, которые могли использовать для пыток и ликвидаций. Боевики ИРА чувствовали себя на той стороне в безопасности — поэтому внутри организации наличие таких вот ферм особо инее скрывалось, а в экзекуциях обычно участвовало большее количество членов ИРА, чем это было нужно. Все это делалось с умыслом — как бы то ни было, Четырнадцатое разведуправление сопли не жевало, да и мы, Особый отдел без дела не сидели. Кто стучал за деньги, кто скрывал свои прегрешения, кто стучал за то, что британцы вывозили семьи и селили их в относительно комфортных лагерях беженцев, помогали подыскать хорошую работу. Стучали, короче. Предателей в ИРА было много, еще больше — потенциальных. И вот для того, чтобы устрашить и реальных предателей и потенциальных, как раз и производились такие экзекуции. Людей не просто убивали — людей убивали максимально зверскими способами, с пытками. Иногда захватывали и пытали членов семьи на глазах у предателя. А те, кто при этом присутствовал, потом распускал слухи. Если ты смотришь, видишь своими глазами, как человека распинают, или распиливают пополам или забивают гвозди в голову, или перерезают горло проволочной пилой… в общем, хоррор обеспечен и неделя бурного обсуждения в пабах и распивочных — тоже.

В обычном случае на это и можно было рассчитывать — но сейчас, пробираясь на машине по узкой овечьей тропе — мы уже прошли границу, наскоро спрятав труп террориста — я размышлял — что они знают про О. Доннела? Как он провалился — с этим будем разбираться потом, самое главное, что они знают? Знают ли он что он просто предатель или знают и то, что конкретно он был на связи у меня. Если первый вариант — это проще. Тогда они будут собирать народ на «фильм ужасов», на это уйдет время. Потом они будут долго и изощренно пытать. Как раз мы к этому времени и нагрянем. В живых я никого оставлять не собирался — ни палачей, ни зрителей. Все они одним миром мазаны, да и свидетелей оставлять нельзя — одно преступление мы уже совершили. Что касается Грея — я был уверен, что он будет молчать. Во-первых потому что соучастник, во-вторых — САСовцы и сами людей теряли под пулями боевиков ИРА и никакой жалости к ним не испытывали.

А вот если знают… Знают что О. Доннел конкретно на связи у меня… Тогда дело плохо. Тогда они попытаются причинить ему максимум боли за минимум времени, а потом кончат. И свалят. Потому что в кругах ИРА я уже приобрел недобрую репутацию «гробовщика», человека, который стреляет не задумываясь — пользуясь русской военной терминологией одиннадцать двухсотых, за три с небольшим года службы. Все знали — шутки со мной плохи…

Ферма, которую я намеревался проверить в первую очередь, располагалась чуть севернее деревушки Скайхилл, которая в свою очередь была расположена западнее Дандалка. Маленькая, числившаяся заброшенной ферма — но кровью там воняло изрядно. Я рассудил, что они инее будут разборчивыми и займут ближайшее, пригодное для таких целей место. Если его не будет здесь — значит, поедем дальше на запад и будем проверять другие…

— Приехали…

Машину придется оставить — к ферме просто так не подберешься.

— Ты это собираешься здесь оставить? — кивнул Грей на винтовку?

А ведь точно… Какой нибудь прохожий провос увидит такую большую и красивую черную машину, вскроет ее — а там винтовка пятидесятого калибра. Тоже большая, красивая и заряженная. И получится, что спереди у нас будут как минимум три вооруженных ублюдка, а сзади — этот гаврик с винтовкой, которая машину насквозь пробивает. Вот так и погибают безвременно…

Винтовка, если винтовка то и патроны, хотя бы штук двадцать. Это пятнадцать килограммов. Плюс автомат, боеприпасы. Черт…

— Придется тебе два рюкзака тащить. Дотащишь?

— Выживу, босс…

Машину закрыли, на сигнализацию ставить не стали, еще взвоет. Просто я достал провод из под капота и в карман положил. Случись чего, быстро уехать уже не получится — но и с колесами останемся гарантированно.

Шли обычной цепочкой, дистанция десять метров. Местность — зеленые холмы, кустарник, речки. Раньше тут скот пасли, теперь не до скота было — где то частные пансионы для отдыхающих построили, где то просто все заброшено. На вид — ничего опасного. Впрочем, это только на вид. Вотчина ИРА самая настоящая…

— Слушать! — Грей замер на месте, присев — слышал?

— Слышал…

Ветер донес до нас отголосок крика — в горах вообще ветер делает удивительные вещи. Иногда за десять метров человека не слышишь — иногда за километр хорошо слышно. Ветер принес едва слышный крик. Нечеловеческий. Душераздирающий…

— Он?

— Возможно. Поторапливаемся…

Первого мы обнаружили примерно в километре от фермы — сидел на валуне и курил. Мы как раз снизу на него выходили, он нас не заметил. Хорошо, что тут они такие беспечные. Видимо, из местных.

— Вижу оружие. Автомат.

— Проконтролируй.

Стрелять из винтовки было нельзя, тут уже можно было пользоваться только бесшумным оружием. Встал на колено, прицелился — перекрестье прицела поставил выше, с поправкой. Аккуратно дожал спуск. Винтовка толкнула в плечо — оно еще помнило отдачу пятидесятого калибра, и это показалось почти незаметной. Лязг затвора, дославшего новый патрон в патронник был громче звука выстрела…

— Цель упала влево и лежит без движения. Цель не двигается. Цель поражена! — вынес, наконец вердикт мой напарник.

— Помалу вперед.

Боевик и впрямь оказался молодым — совсем пацан в грубой брезентовой зеленой ветровке, с каким то полудетским лицом. Но — рядом с его изогнувшейся в мгновенной агонии рукой лежал старый американский Томпсон с большим барабанным магазином, еще наверное времен «сухого закона» — в те времена Ирландия была одним из основных поставщиков виски в САСШ и оружия гангстеры в обмен на виски немало завезли. И — громоздкая старая рация у камня, работающая на прием. Маленький солдат безумной войны, идущей сквозь годы и десятилетия.

— Теперь тихо — глушитель я сворачивать не стал — идем максимально осторожно, ферма рядом. Если что — ты меня прикрываешь.

— Понял, босс.

Ферма — раньше это и в самом деле была овечья ферма, была заброшена уже лет двадцать — с тех пор, как местных фермеров-овцеводов окончательно подкосили поставки огромных партий тонкорунной шерсти из Австралии, где ее производство обходилось куда дешевле. Таких ферм было множество — и многие облюбовало ИРА. Сейчас в крыше уже зияли прорехи, а хозяйский домик и вовсе был без крыши. Форд и впрямь стоял у распахнутых ворот, и он был черным и надо было идти — но я почему то медлил. Смотрел в оптический прицел и медлил.

И не зря медлил! Из хозяйского домика, верней из развалин хозяйского домика, потягиваясь, вышел здоровенный рыжий детина, одетый в синий рабочий комбинезон. На плече у него висела дулом вниз короткая Стерлинг-Армалайт с дополнительной передней рукояткой и длинным, на сорок патронов магазином. Помимо этого на поясе в самодельных ножнах был большой нож, каким режут овец. Не смотря по сторонам, детина потянулся, как будто только что он спал — и полез в карман.

Щас покурим…Что там про третьего говорилось? Сейчас и первому прикуривать опасно.

Пока детина щелкал зажигалкой и раскуривал сигарету-самокрутку, я оценил, что из окошек-бойниц фермы его не видно. Да и мимо него нам все равно не пройти. Поднимут тревогу они только в том случае, если кто-то выползет из ворот фермы и пойдет к машине. Но тогда мы с Дорианом его снимем из двух стволов, и внутри останется один. Он наверняка подумает, что ферму окружили бойцы САС и попытается использовать заложника, чтобы прорваться. Там — по обстановке…

Когда детина сделал первую могучую затяжку, я выстрелил. Два раза, для верности. Детина сломался, упал на бок где стоял. Даже с расстояния заметил, как синий комбинезон стремительно буреет от крови.

— Цель упала назад и не двигается…

Я задержал прицел на рыжих волосах, снова нажал на спуск. Плеснуло красным…

— Цель поражена.

— Перебежками, вперед! Смотри за бойницами!

Короткими перебежками, прикрывая друг друга, добежали до фермы, прижались к сырой, ноздреватой стене. Я знаками показал Грею — обойди с той стороны и «три минуты». Согласно кивнув, держа перед собой винтовку, и согнувшись в три погибели, Грей пошел обходить ферму — мой же путь был гораздо ближе. К дверям. Пользуясь моментом, быстро открутил глушитель — с ним тяжелее стрелять с близкой дистанции, перевел переводчик-предохранитель вверх, на автоматический огонь.

Когда Грей появился с той стороны, я отсчитал на пальцах до трех — и мы рванулись внутрь…

— Пресвятая матерь божья… — Грей едва не выронил из рук винтовку.

Все оборудование, которое раньше было на ферме, загоны для скота, кормушки — все давно было выломано и разорено, а вот то что было сделано из камня или из бетона сохранилось. Сохранилось и сено — не так уж много, охапки то здесь то там разбросаны. Под ногами — перепревшая смесь сена и овечьего навоза, этакая подстилка, за годы слежавшаяся в однородную массу.

Запах — медный, бьющий в нос. Слишком знакомый для меня…

Крыша у этого заведения поддерживалась толстыми, деревянными, потемневшими от времени балками, установленными через равные промежутки. И вот к третьей от двери балке кто-то рукастый приделал поперечную перекладину, получив, таким образом, крест.

На кресте был распят человек — вернее, то что от него осталось.

— Лейтенант Грей! — рявкнул я со всей силой, с какой был способен.

— Да, сэр! — пришел в себя он, все таки Сандхерст [Сандхерст — там находится училище, выпускающее отличных младших пехотных командиров] давал о себе знать.

— Прикрывайте дверь! Стрелять на поражение по любым вооруженным людям, если это не спасатели из САС!

— … Есть, сэр!

Вот и пришел в себя… Уже хорошо. После такого зрелища кого угодно замутит.

Над О. Доннеллом крепко поработали. Насколько крепко, что даже я еще такого не видал.

Прежде всего — перекладину прибили слишком низко, примерно метр двадцать от пола — и О. Доннелл просто не помещался на кресте. Проблему решили просто — взяли валяющуюся рядом ржавую ножовку и отпилили ноги. Перехватили обе ноги жгутами, чтобы раньше времени от кровопотери не умер, прижгли раны паяльной лампой. И распяли — используя не пневматический молоток, а обычный молотой и дюймовые плотницкие гвозди.

На стене, еще сохранившей побелку бурым было написано…

Touts will be shot…

Вот так вот. Ни больше, ни меньше. Touts will be shot…

И в этот момент я забыл о том, что я русский, что я должен помогать — этим. Эти — из союзников стали террористами, ничуть не лучшими чем те, что в Бейруте. Здесь и сейчас я для себя решил — что пойду до конца.

Какое общение может быть у праведности с беззаконием? И что может быть общего у света с тьмой…

Внезапно я осознал, понял — что кое-что неправильно. Нету третьего! Один на стреме — мертв, второй во дворе — мертв, третий! Где третий?

Ответом на этот вопрос стал щелчок пули об стену — похоже это было на то, как об стену ударяется камешек — и ответная короткая, на два патрона, очередь из М16 от двери…

— Сэр, нас окружают!

— Укройся! — проорал я — дай мне минуту!

Мельком глянул — с той стороны ворота надежные, на громадном засове, только гранатой вышибать. Только одно место прорыва. И — только один выход для нас.

Встал на колени перед распятым, понял голову. С изумлением увидел, как открылись глаза. Слезы проделали мутные дорожки в скопившейся на щеках распятого пыли. Кровь под крестом уже запеклась коричневой коркой.

— Кросс…

— Дейв, слышишь меня? — помочь этому бедняге было уже ничем нельзя, но узнать кто было необходимо, я подозревал, что тогда, в нашу последнюю встречу он сказал не все и поэтому поплатился — кто тебя так?

— Я… тебя ждал… — каждое слово давалось с трудом — придешь…

— Кто тебя так? Кто к тебе пришел?

— О'Коннел…

— Сам? Он был здесь сам?

— Да… Он… ушел… уходи, убьют…

— Работа — тоже он? Дейв, скажи — он?

— Да… он… там были карты…

— Где? Где, мать твою? Какие карты…

— В компьютере… Карты… Города… программа… не знаю…

Голова бессильно упала на грудь. Вот и все. Очередное жертвоприношение — свершилось.

Сука… Мразь…

Дориан бил от ворот одиночными, ему отвечали — короткие, нащупывающие цель очереди, стволов пять, не меньше. Если у них есть снайпер — а он у них есть — еще сквернее…

Кевин О'Коннел… Командир Белфастской бригады ИРА, официально — один из региональных руководителей Шин-Фейн. Он знал о том, на кого стучит О. Доннелл, он просчитал наше появление и вовремя отсюда ушел — за подкреплением. Ему было все равно, расскажет что-либо мне Дейв или нет — он твердо рассчитывал не выпустить меня отсюда живым. В его расчетах и я и Грей — отыгранные фигуры.

А вот хрен тебе!

Ползком подполз к воротам…

— Что?

— Окружили. Они на холмах. Не высовываются, сжимают кольцо. Возможно, со стороны развалин подошли уже, я там простреливать не могу.

— Надо прорываться! Держи их пока!

— Как?! Ворота под прицелом!

— Держи их!

Отложил в сторону винтовку, снял со спины — как камень свалил — тяжеленный футляр с винтовкой. Расстегнул молнию футляра — он был полужестким — начал приводить в боевое положение — сошки, приклад… Вот сейчас и узнаем — у кого крепче очко…

Добавил патрон, чтобы был полный магазин, подполз ближе, там где уже шлепались пули, выбивая из пола куски навоза. Сдвинулся левее, чтобы хоть частично быть прикрытым стеной. Пришла в голову мысль, что сейчас эти твари подойдут спокойно к стенам и забросают гранатами. Но сейчас… всему свое время…

Прицел нашарил стрелка — тот лежал, особо даже и не скрываясь в зелени, и ствол его автомата, изредка вспыхивающий огнем был хорошо различим. На глаз оценил расстояние — ярдов четыреста, прицелился чуть выше, нажал на спуск. Винтовка дернула — и незадачливого стрелка за четыреста ярдов от меня пуля ударила с такой силой, что его аж приподняло над землей. Резко заткнулись и остальные…

— Босс, фланги!

Вскочив от винтовки, я подхватил автомат и бросился к правой стене, она была от меня ближе. Вовремя! Двое, одетые в камуфляж, даже особо не скрывались, трусцой приближались к стене, держа автоматы наперевес.

Мне стрелять было проще — они бегут, я стою, у них цель — узкая бойница, у меня ростовая фигура. Скрыться им было некуда. Первого я подстрелил на бегу — пуля попала в голову и он упал как мешок, вперед, не сделав больше ни шага. Второй рухнул на землю., выстрелил — но его пуля отрикошетила от стены, моя — ударила в переносицу…

От противоположной стены короткими очередями строчил и Грей…

Если у них есть хоть один гранатомет — хана не вырвемся. Только и надеяться — что здесь не может быть гранатомета, здесь захолустье.

— Минус три! У тебя?

— Минус один сейчас! — отозвался Грей — двое от двери, то ли да то ли нет.

— Нормально!

— Дальше?

— Дальше — сваливаем! Их человек десять осталось, они этого не ожидали. Сейчас кто-то из них побежал собирать всю местную шоблу по окрестностям. У нас час — не больше — иначе ляжем тут! Дверь держи, не давай им подойти на бросок гранаты! Хана иначе!

— Понял!

Добежал до винтовки, оставленной мною у самой двери, поднял ее, бросился обратно. Остановился там, где у стены, по моим прикидкам стоял Форд — от него до стены было метров пять. Чуть сдвинулся вперед — не хватало еще в бак попасть или в движок. На мгновение выглянул — встал точно!

Вот теперь повеселимся.

Прижал приклад винтовки к плечу и выстрелил — целясь по стене, в трех метрах от меня. Звук выстрела тяжелой снайперской винтовки в закрытом помещении больно дал по ушам, стена аж содрогнулась — по крайней мере, так мне показалось. Пуля не просто пробила стену — она выломала кусок стены, прошла стену насквозь и унеслась куда то в холмы…

Пока провос, осаждавшие нас не прочухали картину, я передернул затвор и выстрелил еще разок. И снова та же картина — тяжелый удар по ушам, пролом в стене…

Кто сказал, что из этого помещения только один выход, и еще один заваленный. Если у вас в руках винтовка, калибра 12,7 — выходов может быть сколько угодно.

Повести винтовку за спину — как есть с разложенным прикладом и сошками — она еще пригодится, достал две гранаты. Аккуратно пристроил их в образовавшихся проломах, зацепив за вырванные пулей остатки арматуры, молясь всем богам, которые есть, чтобы ни одна из них не вздумала скатиться в помещение фермы — тогда сами себя грохнем. Осторожно выдернул чеки — и услышал два синхронных щелчка…

— Ложи-и-и-сь!!!

Громыхнуло — страшно, гулко, сдвоенный взрыв долбанул по ушам так, что в голову словно нож воткнули, визгнули осколки, пахнуло раскаленным воздухом. Большую часть осколков и энергии взрыва приняла на себя стена — но и нам мало не показалось…

Я подскочил к полуразваленной стене, саданул изо всех сил ногой — и почувствовал, как иона проваливается. Двух пуль калибра 12,7 и двух гранат хватило…

— Уходим! Пошли!

Я обернулся — Грей лежал у самых дверей, лежал без движения…

Проклятье…

Подскочил — тот уже пытался подняться…

— Куда?

— В задницу… черт…

Да уж… кстати — смешного мало, смех смехом, а песец опять-таки кверху мехом. Когда стреляешь лежа, и по тебе стреляют — довольно распространенное ранение.

Винтовка лежала рядом, я буквально вырвал ее из рук, прицелился. Толчок в плечо — и разрыв гранаты подствольника на холмах. Напоследок высадил все оставшиеся в магазине патроны, особо не целясь и не высовываясь — штук двадцать их было — чтобы не совались…

— Надо сваливать…

Я рывком поднял напарника на ноги, потащил к пролому в стене. Мельком заметил, что оружие Грей тащит за собой, зацепившись рукой за ремень. Наш человек. Спецназовец только мертвый оружие из рук выпускает, оружие — это жизнь.

— Сильно?

— На излете… Там застряла, черт…

— С той стороны перевяжемся. Терпи пока…

Первым вылез, изогнувшись в три погибели, через пролом я. Тут же ушел за машину, как и рассчитывал. По машине редко били пули — как молотком по листу жести.

Где же этот стрелок…

Ага, есть! Вот он, родимый — на холме, за кустами спрятался. Думаешь, не видно тебя…

Подвел прицельную марку, выстрелил несколько раз подряд. Попал или нет — не знаю, но заткнуться стрелок заткнулся. Да и срезанные пулями ветки с листвой солидно так с куста полетели. Снова рванул к пролому — дорога была каждая секунда.

— Давай руку, помогу!

Вместо руки Грей высунул в пролом дуло винтовки. Молодец все-таки — в этом дерьме и забыть про нее недолго, а если у тех же боевиков ИРА останется такая винтовка — поганое дело будет…

— Принял! Давай!

Со стороны входа — на слух определил — боевики уже не стреляли — поняли, что мы смываемся и спешно меняли позиции. Не глядя достал из подсумка гранату, выдернул чеку — руками, не зубами, зубами только в фильмах показывают, а в жизни все зубы на этой чеке оставишь — швырнул в сторону дома, метясь через крышу и стараясь зашвырнуть как можно дальше, чтобы не попало осколками. Получилось — на дворе, где лежал уже рыжий детина, пристреленный мною низко громыхнуло, визгнули по стенам осколки…

— Руку давай!

Грея я буквально выдернул из пролома, не вытащил — вспомнил занятия по экстренному покиданию отсеков подлодки. Потащил за руку же к машине…

— Десять секунд! — я не говорил, я орал — если задержимся, ляжем…

Хорошо, что эта была старая модель Форд Эскорт, с довольно солидным мотором — на Британских островах вообще уважают небольшие хэтчбеки с форсированными моторами, сказывается то, что дороги в основном узкие и извилистые. Ее вскрыть проще, там заводская противоугонка не стоит вообще.

Машину я вскрыл самым простым и незатейливым образом — тупо саданул прикладом по стеклу и оно осыпалось в салон стеклянной крошкой. Засунул руку внутрь, открыл дверь. Скорее всего, эти гаврики машину в Британии угнали, сюда на пароме переправили. Тут, в холмах, на угнанных многие ездят. А я, получается, второй раз ее угоню.

Повернулся — и все как в мгновение. Боевик — мелкий, с длинными волосами, в камуфляже. Автомат, направленный на меня. Почувствовал — не успею, начал падать. Грохнулся об землю — и тут раздались выстрелы. Два сразу…

Грей успел первым — хоть и сидел с больной задницей, привалившись к борту машины — а все таки успел, достал свой Вальтер и выстрелил. Два раза — и точно, оба в голову…

— С меня причитается… Помогу давай…

Подхватил винтовку и выстрелил в сторону холмов — так выстрелил, что мне чуть плечо эта дура в обратную сторону не вывернула. Как бы то ни было — выстрел получился солидный и на несколько секунд все попрятались, соображая что я собираюсь делать дальше и из чего это такого я стреляю. Редкий град, бьющий по кузову машины и по стене утих — того мне было и нужно. Несколько секунд — но за это время я успел засунуть в салон машины все наше вооружение, запихнуть на заднее сидение Грея и устроить его задницей кверху — а кровило уже изрядно, полштанины пропиталось. Залез в салон и сам, пригнулся, рванул пучок проводов из под рулевой колонки, соединил нужные…

Град снова пошел — но машина уже рванулась вперед, словно подстегнутый кнутом бык, ревя и завывая форсированным мотором. Слева кузов был пробит во многих местах, шины спущены — но и на ободах рванули довольно ходко…

Уже на двигающейся машине я перебрался на водительское сидение — до этого был на пассажирском, оттуда дотягивался и до руля и до педали газа — так и тронулись. Придерживая руль локтями, достал пистолет — с автоматом одновременно стрелять и вести машину не получится. Двигатель надсадно ревел, перекрывая свист ветра, машину постоянно вело вправо — сказывались пробитые покрышки. Но пули больше не стучали по кузову, они со злобным посвистом пролетали мимо, но по машине не попадали — и от этого мне хотелось орать во всю глотку что-то веселое и злое…

Трактор я заметил поздно — но его и невозможно было заметить раньше. Эти твари поставили его очень хитро — на проселочной дороге, сразу после того как дорога, огибая холм делала резкий поворот. Даже мотор выключили, чтобы не выдать себя заранее. Увидев стальную, уродливую, выкрашенную в зеленый цвет тушу поперек дороги — мелькнуло «попали…» — и на чистом инстинкте отпустил руль, не отпуская газ. Просто мне нужны были обе руки…

Только потом я понял, что инстинкт — а это, между прочим, очень мощное оружие, без него не было бы эволюции и естественного отбора — подсказал мне самое верное решение, единственно верное в этой ситуации. Террористов было трое, и у каждого был пистолет-пулемет. Не мудрствуя лукаво, они все трое тупо залезли в длинный прицеп со стальными стенками — чтобы разом, всем троим открыть огонь по остановившейся машине, оставаясь в относительной безопасности за стальными стенками прицепа. У меня же были пробиты оба колеса слева, и переднее и заднее — а сам трактор тоже, перекрывая дорогу, стоял справа налево. И когда я отпустил руль, освобождая руки, машину сразу и резко повело в сторону пробитых колес — влево! В итоге, цель внезапно ушла из под прицела троих боевиков, стрелять смог только один из них, да и то, высунувшись из прицепа. Это нас и спасло.

Машина вошла в препятствие как нельзя более удачно — скорость была невысокой из-за поганой проселочной дороги и двух пробитых колес — а тут еще в препятствие она ткнулась боком — энергия удара в таком случае снижается на две трети — да еще и между колес. У трактора Джон Дир две пары колес, передние поменьше и задние — побольше — вот между ними и пришелся удар, причем часть удара взяло на себя широкое переднее колесо — резиновое. В итоге меня, непристегнутого, не расплющило грудью о рулевую колонку и даже не поломало — а просто швырнуло вперед, навстречу мнущемуся с противным звуком металлу и осыпающемуся в салон лобовому стеклу. Сзади, точно также слетел на пол, в промежуток между сидениями, Дориан…

Если попал в автокатастрофу, если тебя столкнули с дороги, первым делом — выбраться из машины. С этой мыслью я изо всех сил толкнулся плечом в дверь машины и почувствовал, как та поддается. Уперевшись ногами в искореженный метал, понимая, что судьба подарила нам лишние пять секунд, не больше я толкнулся сильнее. Получилось! Дверца поддалась окончательно, и я наполовину вывалился из салона…

Еще успел вывернуться, повернуться лицом к опасности. Террорист в кузове тракторного прицепа отчетливо выделялся на фоне неба — как поясная мишень. Он держал пистолет-пулемет с пристегнутым сбоку магазином, целился в меня — а я целился в него из пистолета, который так и не выпустил из рук, когда машина врезалась в трактор. Выстрелили мы одновременно…

И оба попали — и он и я. Мне словно лошадь в грудь лягнула, аж искры перед глазами заплясали — но попал и я. Попал точно — на фоне неба это выглядело так, будто от сосуда откололся черепок, и плеснуло чем-то. Террорист вывалился из прицепа, я остался лежать…

Как говорится — кто был, тот поймет. В бою происходят самые невероятные вещи. И все по одной простой причине — во время боя в крови бушует адреналин. «На адреналине» можно вести бой, катаясь в собственных кишках, можно стрелять, когда в сердце застряла пуля. Много можно чего делать. И поэтому, когда пуля попала мне в грудь, я не только не потерял сознание, не только смог выстрелить в ответ — но смог сделать еще кое-что. Я сумел рукой дотянуться до подсумка, достать из него гранату, выдернуть чеку — и закинуть красивым таким, почти баскетбольным броском в прицеп, где пытались понять, что происходит двое оставшихся в живых террористов. Когда громыхнул взрыв подумалось — дикие мысли в голову приходят — ну вот, теперь и сознание терять можно…

Но сознание не терялось…

Вместо этого сильно болела грудь, в ней что-то хрипело, першило. Не вставая, я закашлялся, заперхал — боль усилилась, но дышать можно было. Что за дьявол…

Бросив пистолет, помогая себе руками, я выполз из машины, встал на колени. Начал ощупывать себя и только сейчас понял, что произошло. В меня попали две пули — только две. Одна из них в щепки разнесла спаренный магазин в подсумке. А вторая — если бы у меня было снаряжение старого образца — она бы сидела у меня в груди. Если бы у боевика ИРА был не старый пистолет — пулемет, а автоматическая винтовка — я был бы уже мертв. Но у боевика был старый BSA, а у меня разгрузка с подкладкой из кевлара, тяжелая, но одновременно служащая легким бронежилетом — девятимиллиметровая пуля ударила меня в грудь и застряла в кевларовой ткани. При этом, динамическим ударом сломав одно или даже два ребра…

Приплыли…

Сменил магазин, огляделся. Времени все равно нет — сейчас все местные провос, разъяренные нашим бегством с фермы шпарят сюда. От фермы мы на километр отъехали — не больше….

Трактор!

Обернулся — как раз чтобы увидеть, как кто-то чертыхаясь, открывает заднюю дверь машины…

— Цел?

Грей посмотрел на меня — и я ужаснулся, пол-лица кровью залито. Сначала мысль мелькнула, что его либо осколком достало, либо тот прово успел все-таки выстрелить. Только через пару секунд до меня дошло, что если бы это в самом деле было бы серьезное ранение в голову — Дориан сейчас бы со мной не разговаривал и из автомобиля вылезти не пытался бы.

— Как это так… Черт, осторожнее… Давай!

— Нехрен мне лежать, босс, задница болит, сил нету… Когда мы в это въехали — я упал и рожей прямо об прицел. А он в стальном корпусе…

Везет сегодня нам. Как утопленникам.

— Чем сначала займемся? Рожей или жопой?

— На твой выбор, босс. Льда нету?

— Чего нет — того нет. Прими-ка для анестезии…

С задницей вопрос решили просто — пуля была на самом излете, она так и застряла под кожей, в мышечных тканях, вынимать ее не было ни времени ни возможностей, нужно было просто сделать так, чтобы рана не кровила и в нее не попадала зараза. Поэтому я — медик из меня хреновый, признаю — достал флажку с коньяком, плеснул на рану для обеззараживания, и налепил сверху большой кусок пластыря из аптечки. Остаток коньяка Грей тут же принял внутрь — тоже для обеззараживания, мне ничего не оставил. Лечение хреновое, признаю, но больше ничего в таких условиях и при дефиците времени не сделаешь.

С лицом было еще проще — просто неудачно упал и прочертил через весь лоб сильно кровоточащую борозду. Чем обеззараживать уже не было — поэтому, просто наклеили пластырь. Индивидуальный пакет использовать не стали — мало ли что дальше будет…

— Слышишь? — Грей показал дальше по дороге.

Слышать то слышу. Машина. Сейчас подойдут с двух сторон и возьмут в клещи.

— Трактор. Как?

— Нормально…

— Давай, помогу. Заведешь?

— Не вопрос.

Трактор — это и в самом деле выход. Здоровенные, больше метра колеса и подвеска как раз для таких холмов — с ним мы можем не привязываться к дорогам а переть напрямик. Вдвоем в кабине поместимся…

На тракторах никогда не ставили ни противоугонок, ни даже нормальных ключей — их никто никогда не угонял и в этом тоже был плюс. С мой помощью Грей забрался в кабину, туда же я передал ему автомат и винтовку — удивительно, но лицо моего напарника близкого знакомства с корпусом прицела не выдержало, а прицел знакомство с лицом — вполне даже. Впрочем — удивительного нет, тут же прицел рассчитанный на отдачу пятидесятого калибра, их очень прочными делают…

Машина…

Машина — старенький пятидверный Остин — показалась на дороге как раз в тот момент, когда утробно взревел тракторный двигатель. Я ждал ее — притаившись за прицепом и держа винтовку на изготовку. Могло быть, конечно и так, что это просто фермер ищет свой угнанный трактор. Но когда машина развернулась поперек дороги и из нее выскочил человек в камуфляже и со Стерлинг-Армалайтом в руках — стало понятно — никакие это не фермеры.

Его я снял сразу, когда тот еще не успел занять позицию для стрельбы — выстрелил дважды и он споткнулся на бегу, ткнулся лицом в дорогу, выронив автомат. Со стороны машины не последовало ни выстрелов ни телодвижений — там явно кто-то был, но связываться он не захотел. Видимо, решил дождаться остальных…

Трактор пошевелился — тяжело, солидно, как шевелится медведь в берлоге. Двигатель взревел громче, сдвоенные трубы синхронно выпустили в воздух клубы сизого дыма — но почему то трактор с места не двигался. Заскрипел металл…

Черт… Машина, верней то, что от нее осталось, мешает выехать. И ведь не сдвинешь с места эту машину проклятую…

Делать было нечего — я перебежал от прицепа к самому трактору, перелез через машину, поднялся по лесенке в кабину…

— Что?

— Хреново… — Грей пожевал губами — щас назад сдам. Руль до упора влево и на пониженной — прорвемся, нахрен…!

Где была пониженная я не знал, Грею же, который судя пор виду в тракторах разбирался, было хреново — он и на сидении то сидеть нормально не мог. Но движение назад, а не вперед результат дало — трактор своими колесами отпихнул искалеченную машину и остановился. Я заметил движение на ближайшем холме, выстрелил, попал или нет — не знаю…

— Все, теперь сваливаем.

— К машине?

— К ней самой. Давай напрямую, через холмы — только не опрокинь…

 

25 июля 1996 года Северная Ирландия, графство Южный Армаг Бессбрук, база ВВС Великобритании

Самая загруженная база ВВС Соединенного королевства располагалась рядом с небольшой деревушкой Бессбрук, что находится пятью километрами западнее городка Ньюри в графстве Южный армаг и совсем рядом с одной из наиболее оживленных автомобильных трасс Ирландии, А1, на границе с Ирландией переходящая в М1 — дороги из Дублина в Белфаст. Граница от этого населенного пункта находится всего примерно в двадцати километрах — и это тоже удобно, потому что на базе в Бессбруке можно держать специальные силы, занятые контролем границы. В Бессбруке жило примерно три тысячи человек — и все они так или иначе были связаны с базой ВВС. Кто-то работал там, кто-то занимался обслуживанием британских солдат и своих соотечественником — в общем, деревушка эта жила за счет базы. Место это считалось опасным — кто знает, что придет голову ИРА — попытки обстрела базы из минометов уже были, обстрел садящихся вертолетов из автоматов и пулеметов — тоже, а в последнее время были и попытки сбить вертолет из ПЗРК. Да и грохот вертолетных двигателей, не смолкающих ни днем ни ночью тоже мало способствовал повышении цен на жилую недвижимость в этом месте.

База ВВС представляла собой огромное поле, окруженное холмами. Поблескивающие краской-серебрянкой ангары, серый ноздреватый бетон дорожек и стоянок в промежутках между аккуратно скошенной зеленой травой, высокие, метра в три шиты из сайдинга, окружающие места посадки вертолетов и защищающие их от обстрелов. Это трех и четырехэтажные серые и коричневые здания с острыми скатами крыш. Это окружающие базу плоские холмы, ровные квадраты полей с зеленой травой в окружении живых изгородей и деревьев, посаженных аккуратно в ряд. Места были неспокойными — с холмов часто обстреливали и САСовцы, которые постоянно квартировали на этой базе в количестве нескольких патрулей часто выходили на холмы — чтобы не терять форму. В общем — кто был, тот не забудет…

Сейчас, в одной из казарм, стоящих на краю летного поля — неприметном трехэтажном сером здании, все окна которого отличались тем, что были зеркальными, пропускали свет только в одну сторону два патруля САС — один под командованием лейтенанта Дивера, второй — под командованием старшего лейтенанта Леонарда. Собственно говоря, идея выйти в холмы и поискать там приключений на свою задницу принадлежала Диверу. Все дело было в том, что четыре месяца назад Дивер с его патрулем попал в засаду — несколько боевиков ИРА каким то образом узнали о том, где и как будет проводиться операция САС — и врезали по машине из русского противотанкового гранатомета когда они только выдвигались на позиции. Тогда от патруля боеспособными остались двое — капрал Хэммонд сгорел в бронированном Лэндровере, не успели вытащить, а рядовой Уилфорд был ранен настолько тяжело, что вынужден был оставить службу. И после этого — как отрезало. В патруль Дивера влились двое новичков, он сам обучил их тому, чему не обучат в Герефорде, вместе с ними бывал и на патрулированиях и на прочесываниях и — как отрезало. За четыре месяца — не только ни одной потери, их даже ни разу не обстреляли. Словно смерть решила — хватит, с этих будет достаточно. Сначала Диверу это нравилось — в конце концов только придурку в радость, когда кто-то хлещет по нему из кустов из автомата — но потом стало надоедать. Да и ребята молодые — рядовой Дон Кронхайд и капрал-сверхсрочник Лютер Гардинг — уже вполне освоились здесь, знали что к чему — и проверить их в деле было просто необходимо.

Поскольку его группе предстояла работать не в городской застройке, а в лесу — Дивер приказал одеть обычный армейский камуфляж. В таком камуфляже бойцы САС ничем не отличались от обычных парашютистов, патрулирующих окрестности. Отличалось только оружие — британский САС как и многие другие спецподразделения мира был свободен в выборе оружия. Потому на их вооружении в качестве основного оружия стоял пистолет-пулемет Кольт калибра 11,43, миллиметра — мощное и точное оружие, идеально подходящее для операций по освобождению заложников, для борьбы с терроризмом. Винтовки на сей раз Дивер решил не брать — какого черта, дальше чем на пять километров от базы он не пойдут, Руни захватит пулемет, а у старшего сержанта Фендвика из патруля Леонарда будет снайперская винтовка. Если даже они и попадут в заварушку, и их прижмут огнем с дальней или средней дистанции — как это сделать на покрытых живыми изгородями холмах, лейтенант просто не представлял — пулемета и снайперской винтовки будет вполне достаточно, чтобы удерживать боевиков на расстоянии до тех пор, пока не подойдет помощь.

И поэтому лейтенант в последний раз осмотрел свой пистолет-пулемет, оттянул назад затвор — здесь он был как и у старой американской винтовки М16 в задней части ствольной коробки и отпустил его, досылая первый патрон в ствол Дальше он отсоединил длинный, тридцатиместный магазин, достал из распотрошенной на столе коробки еще один серебристый бочкообразный патрон и засунул его в магазин — теперь у него будет не тридцать патронов, а тридцать один. Дивер не уставал повторять новичкам — что в их деле мелочей не бывает и даже такая мелочь, как один лишний патрон в перестрелке может спасти жизнь. Затем он снова вставил магазин в приемник до щелчка, перехватил оружие другой рукой и навьючил его на себя так, чтобы оно висело на груди и всегда было под рукой — но не мешало при этом стрелять из пистолета, если такая надобность случится.

Покончив с пистолетом — пулеметом, лейтенант точно такую же процедуру проделал и с пистолетом. Пистолет у лейтенанта Дивера как и у многих других офицеров САС был не штатный, а подарочный, собственный. Сейчас лейтенант носил с собой сделанный вручную в какой то частной мастерской в Североамериканских соединенных штатах Кольт-1911. Это был увесистый, солидно сделанный пистолет, полностью из нержавеющей стали и с резиновыми щечками рукоятки. Отделан пистолет был каким то черным, безбликовым покрытием — так что его можно было держать в воде несколько дней и с ним бы ничего не случилось. Короче — это был пистолет для настоящего мужчины, с которым не страшно и в ад идти. Уж во всяком случае — получше идиотского, с ужасной развесовкой Веблея.398, штатного личного оружия британских офицеров. Подарили Кольт лейтенанту в специальном десантно-диверсионном отряде армии Североамериканских соединенных штатов, где лейтенант был в прошлом году с визитом — шесть месяцев отработал в качестве инструктора в Форт Брэгге — учил американцев приемам борьбы с терроризмом. У американцев был богатый опыт борьбы с партизанским движением — Латинская Америка под боком, там никогда спокойно не было — а вот опыта борьбы с настоящим, городским терроризмом, с ударами из-за угла, с заминированными машинами, с бутылками с бензином — такого опыта у американцев не было совсем. Поэтому и армия и спецподразделения Британии и САСШ часто обменивались инструкторами на несколько месяцев, чтобы перенять друг от друга самое лучшее.

Засунув пистолет в кобуру на бедре, лейтенант встал, машинально похлопал себя по груди и бокам, проверяя не забыл ли чего из снаряжения. Выдвигаться они собирались наземным транспортом — мусоровоз тихонько подберет их и выбросит на пустынной дороге. Не забыло ничего — все на месте. Лейтенант подошел к двери своей крошечной комнаты на третьем этаже базы, открыл ее — и нос к носу столкнулся с Бирном — посыльным их командира, майора Спарроухоука, старого, двадцать лет отдавшего службе в САС лиса.

— Тревога? — сразу просек лейтенант.

— Скажем так… — произнес Бирн — вы снарядились как нельзя кстати…

— Честно говоря — я сам не понимаю, в какое дерьмо мы собираемся вляпаться… — Спарроухоук ходил вокруг стола с разложенной картой как лев в клетке — чертовы шпионы опять облажались по полной программе, а там придется это разгребать вот так вот. Причем — по ту сторону границы без нормальной подготовки операции и без нормальной развединформации, так их мать!

Майор Спарроухоук стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнула карандашница, сделанная, как и подобает на столе у боевого офицера — из гильзы от 105 миллиметрового снаряда. Выразив свой гнев, майор неожиданно успокоился.

— Короче. Раз вы готовы — вы и выдвигаетесь в район. Вводные такие — пять часов назад бобби объявили тревогу — у них украли осведомителя. Причем важного — судя по тому какой переполох поднялся. Перекрыли границу — но вы сами понимаете, провос не дураки чтобы ехать по нормальным дорогам, они проехали по какой-нибудь тропинке, каких там тысячи и какие нам не разрешают минировать. А примерно три часа назад пришла новая вводная — туда отправили беспилотный летательный аппарат и он засек странную активность севернее Дандалка. Когда просмотрели пленку — четырнадцатый спецотдел опознал в одной из машин, стоящих неподалеку свою служебную машину, которая черт знает как там оказалась. Но самое главное — за кем была закреплена эта машина…

Майор выдержал эффектную паузу — как на сцене.

— Кто нибудь из вас работал с лейтенантом Греем?

— Греем? — недоуменно переспросил Леонард — вы имеете в виду Дориана Грея? Он же сменился насколько помнится.

— Его самого, Дюк. Его самого. Какого то хрена лейтенанта Грея понесло на машине по ту сторону границы. И более того — там еще раз пролетал беспилотник и судя по последним данным оттуда — в этом районе идет бой. Беспилотник тоже обстреляли и он вынужден был убираться оттуда.

— Грей не из тех людей, что позволит себя трахать в задницу… — непечатно высказался Дивер — если он там, то не хотел бы я быть на месте бедных ублюдков из ИРА.

— Как бы то ни было — подвел итог Спарроухоук, приглаживая пальцем длинные седые усы — возможно, что одному из наших сослуживцев сейчас не помешала бы помощь. В принципе, знай я это — я бы отправил туда пару групп и без санкции сверху — но санкция на ограниченную операцию есть и тем лучше для нас. Поскольку вы уже экипировались — вы и пойдете. Двумя патрулями, больше думаю не стоит — справитесь.

— Кто нас повезет?

— Два «Пингвина», с этим все нормально. Позывные «Новембер-Альфа» и «Новембер-Браво». [ «Новембер-Браво» — кто в теме тот поймет. Легендарный экипаж вертолета Чинук, обслуживающего САС. Попадал практически во все переделки, в какие попадали и бойцы САС в последнее время. Летом этого года прошла информация, что «Новембер Браво» был сбит в Афганистане, надеюсь что это не так. ] С ними пойдут две группы прикрытия, [Группа прикрытия — специальная, очень хорошо обученная группа, задачей которой является прикрытие вертолета после его посадки. Данные группы есть у каждого экипажа вертолета, летающего за линию фронта. ] так что вам не придется оставлять людей дл охраны вертолетов.

— Задача?

— Найти Грея если он там есть и вытащить его задницу оттуда. Особо долго там не задерживаться, и вообще — задницами своими не светить, проблемы никому не нужны. Пришли, сделали дело — свалили. Так вот.

— Лимит времени?

— Пара часов. Лучше даже за час.

— Ведение огня?

— Только в ответ, сами понимаете.

— Грей там один?

— Согласно данным бобби там еще может быть человек. Констебль Алекс Кросс из спецотдела. Фотографии пока нет.

Леонард выругался — ситуацию это осложняло сильно. Наличие еще одного «своего» — и его надо опознать мгновенно. Немудрено пристрелить в суматохе.

— А как быть с тем агентом, которого похитили? — вспомнил Дивер.

— С этим — по обстановке…

One, two, three o'clock, four o'clock, rock, Five, six, seven o'clock, eight o'clock, rock, Nine, ten, eleven o'clock, twelve o'clock, rock, We're gonna rock around the clock tonight!

Рок вокруг часов. Прилипчивая, незатейливая мелодия Билла Хейли и его Комет бьется в наушниках, заставляя думать только о ней, выстукивать ногой ритм по дрожащего полу вертолета, не думать ни о чем кроме этого счета. Один-два-три-четыре — рок! Пять-шесть-семь-восемь-рок! Девять-десять-одиннадцать-двенадцать-рок! Мы будем танцевать рок вокруг часов этой ночью!

Рок-н-ролл!!!

Два Пингвина-Командо, тяжелых транспортных вертолета фирмы Уэссекс неслись над землей, ныряя в лощины, стараясь идти, где это только возможно ниже линии холмов — чтобы звук винтов оставался в этих самых лощинах, гасился ими и не сообщал всем в округе, что идет смерть. Петлять вот так вот между холмами — в то время, как иногда расстояние между горными склонами всего на пару метров меньше чем диаметр несущих лопастей вертолета — занятие смертельно опасное. Но эта тропа протоптана — и Новембер-Альфа и Новембер-Браво не раз по не ней летали, забрасывая группы на ту сторону и эвакуируя их оттуда, часто что и под огнем. Поэтому, летчики пилотируют вертолеты как медитируют — в основном на ощущениях и внутреннем таймере, который подсказывает — в какой конкретно момент и куда отклонить ручку управления.

У откинутого в сторону люка в боку вертолета на пластиковом сидении примостился пулеметчик. У него под руками — мощнейшее оружие, тоже закупленное в САСШ — бортовой пулемет М134 Миниган, шестиствольное чудовище, которое не стреляет — которое плюется пулями со скоростью три тысячи выстрелов в минуту. Когда стреляет Миниган — словно перст Бога протягивается с небес до грешной земли, ливнем свинца все, что попадет на пути. Когда тебя прикрывают с неба с Миниганом — можно считать, что у тебя вдвое больше людей, чем есть на самом деле. Миниган разорвет в клочья самого черта.

Под ногами пулеметчика, наполовину высунувшегося в люк стремительно несется до неправдоподобия зеленая, каменистая зелень холмов, вросшие в склоны столетние валуны, уродливое сплетенные заросли кустарника, быстрые и чистые нитки ручьев. В некоторых местах явно видна натоптанная колея — что она значит, никому из сидящих в вертолете объяснять не надо.

— Проходим границу!

Граница — не обозначена никак. Она — просто линия на карте, линия которую одна из частей страны не признает, а вторая — защищает. На самом деле граница ничего не значит, она ненастоящая, нарисованная — потому что в этой стране много настоящих границ. В каждом, даже самом маленьком населенном пункте, которого может быть и на карте то нету — есть граница. Там где люди по разному молятся одному и тому же богу — есть эта граница. Эта граница самая настоящая, если ты ее нарушишь — можно умереть страшной смертью.

Вертолеты один за другим ныряют на ту сторону. Там — только внешне все то же самое. Формально независимая Ирландия, даже не британский протекторат, не хочет ссориться с могущественной державой по ту сторону пролива. Но это правительство не хочет. А люди — здесь ненавидят британцев. Полицейские Гады не задумываясь стреляют в бойцов САС, проводящих операции на этой стороне а потом говорят, что не знали в кого стреляли. Если передать арестованного боевика ИРА ирландским властям — уже завтра он будет сидеть в лучшем пабе Дублина, пить пиво и посмеиваться над придурками отпустившими его. Эта земля стреляет.

— Три минуты!

Три минуты до точки, где в последний раз беспилотник засек активность. Там может быть все что угодно — в том числе и ПЗРК, которые по эту сторону границы хранятся на тайных складах. Собьют — никто не усеет. Может и заваруху всю эту устроили в расчете на то что прпилетит британская спасательная команда.

— Левее на два часа! С оружием!

Ирландец совершает ошибку — если бы он просто пропустил вертолеты, британцы не имели бы права в него стрелять — пусть у него в руках автомат Калашникова и это хорошо видно. Но он совершает ошибку — падает, перекатывается и начинает садить в вертолет длинной очередью. Едва заметный язычок пламени пульсирует на косом срезе ствола.

— Открываю огонь!

Зарычал Миниган с правого борта — сплошная струя огня хлестанула по холму, по букашкам, что дерзнули стрелять в небесных птиц. Остаток очереди пришелся в стену фермы, срезал несколько кирпичей, фейерверком отрикошетил от стен — зрелище было фантастическим.

— Браво, высаживай группу! Мы прикроем!

— Понял, захожу на посадку!

— Приготовились!

Горохом сыпанули по бортам пули, снова зарычал Миниган.

— Провос здесь бегают!

— Левее! Левее заходи!

— Они в здании! В здании!

Вертолет внезапно бросило вверх и вправо, истошно взвыла турбина. Лейтенанту Диверу показалось, что их подбили — и сейчас вертолет тяжко рухнет вниз. Нечто маленькое, темное, оставляющее за собой дымный след, наподобие толстой веревки разминулось с вертолетом, пройдя на расстоянии вытянутой руки по левому борту.

— Гранатомет! Из развалин гранатомет работает!

— Уходи оттуда! Набирай высоту!

Вертолет выровнялся, пошел широким кругом, заходя на цель левым бортом — чтобы ждать возможность работать пулеметчику с левого борта, у которого еще не был израсходован ни один патрон…

— Вышка Альфа, по нам работают! Высадить десант не можем!

— Зачистить район! У вас еще не больше часа!

— Принял!

На самом деле ирландцы просчитались. У них был шанс — дождаться пока Новембер-Браво начнет высаживать десант — тогда он буде вынужден замереть на нескольких метрах над землей и сбросить тросы. Ну а гранатомет — против него не устоит никакой вертолет, как бы он ни был бронирован. Раз — и квас. Да и пулемет — саданул длинной очередью пор хвостовому редуктору — все. Если сразу не упадет — в воздухе не больше десяти минут продержится, достаточно даже не сам редуктор повредить, а его систему смазки. А упавший вертолет — это уже другое дело, тогда британцы не денутся никуда. Но сейчас — у кого-то сдали нервы и он открыл огонь по приближающемуся, но еще не зависшему над землей вертолету, имеющему запас мощности и высоты для маневра. Теперь ирландцы были обречены — четыре Минигана это смерть без вариантов…

— Захожу на атаку!

— Понял, прикрываю!

Снова рычит пулемет, снося потоком огня остатки некогда жилого дома, поливая землю стальным ливнем. Три тысячи пуль в минуту — и каждая хочет добраться до тех, кто сейчас вжимается в кирпич, молясь всем богам, чтобы стать бесплотным и невидимым…

— Здесь садиться нельзя! Площадка опасна!

— Зайду на холм, это господствующая высота!

— Понял, прикрываю!

Вертолет снова замедляется…

— Трактор! На северо-восток, пятьсот метров провос!

— Понял, я этим займусь! Высаживай группу!

— Принял! Иду в зону посадки!

— На земле не оставаться! Прикроешь с воздуха!

Со своего места поднимается командир группы прикрытия — здоровенный седовласый шотландец, в звании аж главного сержанта. Наверное, если брать всю британскую армию — людей с таким боевым опытом как у него наберется десяток, максимум два. Он как и любой член экипажа подключен к внутренней радиостанции, поэтому в отличие от десантной группы вполне понимает, что происходит. Это десантники — от внешнего мира их прикрывают бронированные борта, их война начинается только тогда, когда выпускающий откинет люк — и они шагнут в него. Навстречу неизвестности, навстречу пулям, возможно и смерти.

— Тридцать секунд ребята… — прокуренные до желтизны зубы жуют толстую незажженную сигару, главный сержант умудряется каким то чудесным образом говорить четко и внятно, не выпуская изо рта эту вонючую сигару. Долгая практика, не иначе…

— Обстановка? — Дивер встает первым, руки машинально касаются висящего поперек груди американского пистолета-пулемета — словно десантник хочет лишний раз убедиться что он здесь на месте.

— Хреновая обстановка! — главный сержант неизвестно чему лыбится на все тридцать два зуба и от этой улыбки почему то становится легче — там гранатометчик и несколько стрелков. Может бортстрелки их достали — а может и нет, там ферма каменная, на вид крепка. Но таких жеребцов как вы это ведь не смутит, не правда ли?

— Прикрытие?

— Да будет вам прикрытие. До цели спускаться придется, примерно километр. Наши чертовы коробочки будут точно над вами, если соскучитесь — гляньте наверх…

Люк отходит вниз — почему-то не вбок как на всех вертолетах, а вниз. Ревущий ветер бьет в лицо…

— Пошли! Быстрее!

Выскочил — экипаж удерживает ревущую машину всего в метре от зеленой травы, по траве будто пробегают волны — пригнувшись, сразу в сторону, схема прикрытия места посадки отработана на тренировках до автоматизма. Каждый знает свое место, свой сектор обстрела. Разрываемый вертолетными лопастями воздух — а сами лопасти всего метрах в трех над твоей головой — едва не сшибает с ног.

Четверкой не ограничивается — за спецназовцами Дивера прыгают еще двое стрелков, у одного Стерлинг-Армалайт с подствольным гранатометом, еще у одного — ручной пулемет. Последним десантируется сам главный сержант — у него в руках игрушкой кажется единый пулемет, длинная лента уходит куда-то вниз…

Это уже можно считать любезностью со стороны вертолетчиков и главного сержанта лично. Если вертушка уходит в режим ожидания, не остается на земле — то и он не обязан высаживаться и оставаться на земле. Однако же — решил высадиться. Пока Дивер с его группой будет обыскивать ферму — главный сержант со своими людьми займет господствующую высоту и не допустит захвата ее противником. Если будет потеряна удобная посадочная площадка — скверное дело будет, хотя поднять в зависший вертолет можно и по тросу…

В общем — оказали вертолетчики услугу, такую которая в ближайшую субботу обойдется не в одну пинту эля в ближайшем баре…

— Группу высадил! Ухожу в зону ожидания!

— Я понял, готов прикрывать!

Ферма. Километр до нее — длинное серое строение, кажется полуразрушенное — а может, это только так кажется. Еще какие-то развалины — там до сих пор стоит облако пыли, выбитое из старых разваленных стен градом пуль. Вертолет медленно уходит вертикально вверх, ветер с каждой секундой треплет все слабее и слабее.

Не стреляют.

Общий сбор — левая рука вверх, указательный палец описывает круг. Секунда, вторая — и вот четверо спецназовцев и трое десантников из группы прикрытия уже на расстоянии вытянутой руки друг от друга, спиной к спине, столы направлены на все стороны света.

— Двигаемся «гусеницей». [Гусеница — используемый спецназом способ передвижения. Выглядит так: первый номер пробегает пятьдесят метров, занимает позицию. Второй пробегает сто метров — пятьдесят и еще пятьдесят. И так — пока не достигнут цели. Суть здесь в том, что всегда один бежит — а один его прикрывает. ] Дистанция сто метров, не больше. У объекта разбиваемся на пары. Как выглядит Дориан Грей все помнят?

— Да, сэр.

— Да, сэр.

— Так точно, сэр.

— Руни идешь последним! Прикрывай нас!

— Понял, сэр…

— Сэр, удержите для нас эту площадку, пока мы прогуляемся вниз?

— Не вопрос! Сломай ногу, сынок… [Сломай ногу — примерно то же самое что и у нас «Ни пуха ни пера»]

— Спасибо, сэр. Пошли!

Холм покрыт травой, словно зеленым ковром, в некоторых местах ковер этот разрывается кривыми ветвями кустарника и на вид спуститься вниз — плевое дело. Но это впечатление — как и многое на этой земле обманчиво — можно неосторожно наступить на камень — и запросто сломать ногу. Укрыться на склон негде — поэтому просто встаешь на колено и прикрываешь того, кто бежит за тобой. Длинное серое строение все ближе — становятся видны детали. Иссеченные градом пуль стены, пролом в стене — как будто засадили из гранатомета. Колея у самой стены — кто-то проехал по направлению к дороге и совсем недавно. На холме начинает бухтеть пулемет, к нему присоединяется — звук его стрельбы больше похож на истерический собачий лай — ручник. Это заставляет прибавить ходу. Напоминает — что это не твоя земля…

— Сэр, здесь была неслабая заваруха…

— Вижу…

— Новембер-Браво — десантной группе. Доложите обстановку!

— Я Десант, достиг фермы, сопротивления не встречаю. На ферме — признаки серьезного боя!

— Вас понял. Долго еще там?

— Постараемся не задерживаться, сэр… Руни — прикрывай нас здесь. Кронхайд, оставайся с ним!

— Есть, сэр!

Двое спецназовцев выстраиваются короткой колонной у входа. Дивер на всякий случай — осторожность еще никому никогда не мешала, срывает со снаряжения толстый черный цилиндр светошоковой гранаты, выдергивает чеку.

— Fire in the hole!

Мертвящим светом вспыхивает магний, грохот такой, что закладывает уши. Вспышка в закрытом помещении на несколько секунд дезориентирует любого противника — а больше времени и не нужно.

— Чисто!

— Пресвятой боже, сэр…

Лейтенант останавливается. Красная точка прицела замирает на подвешенном к балке распятом и истерзанном человеческом теле. Накатывает тошнота.

— Какого…

— Сэр, они его…

Надо держаться. Это не учения, одна ошибка — и сам будешь висеть рядом, на таком же столбе. Держи себя в руках.

— Прикрывай дверь! Прикрывай, тебе говорю!

— Есть, сэр…

Похоже похищенный осведомитель — больше некому. Не Грей точно — не его лицо не его фигура. Какого хрена они с ним такое сделали?

Гильза под ногами — большая, отсвечивающая матово-желтым… Чуть подальше еще одна…

— Сэр, что за хрень здесь происходила?

— Не хочу даже думать… — Дивер задумчиво рассматривал только что подобранную гильзу — заметил под ногами. Гильза была просто огромной, пятидесятого калибра — но если ты хочешь знать мое мнение, самое время делать отсюда ноги. Снимай этого, я прикрою…

Лейтенант сунул найденную гильзу в карман, занял позицию у двери, пока его подчиненный, стараясь сдержать тошноту, пытался отделить тело от балки. Это — тоже урок, теперь он раз и навсегда поймет, что представляет собой ИРА и сделает все, чтобы не попасть к ним в руки. Такое зрелище раз и навсегда освобождает от иллюзий. У двери полно гильз — автоматных, значит здесь шел серьезный бой и кто-то отстреливался у двери…

— Новембер-Альфа — всем! В километре южнее — выведенный из строя автомобиль со следами пуль! Тел внутри нет!

— Вышка — Новембер Альфа! Не задерживайтесь там!

— Есть, сэр!

Возвращаться к вертолету пришлось уже под свист пуль. Нет, ирландцы не были такими дураками, чтобы где-то высунуться и обстрелять группу — они стреляли откуда то из-за холмов, навесом. Нервирует — когда пуля свистит на излете, а потом со щелчком ударяется обо что-то рядом с собой…

Главный сержант тоже стрелял навесом, ухитряясь отсекать по одному выстрелу из пулемета стоя на колене. Лейтенанта Грея они не нашли — оставалось надеяться только на то, что из кольца он смог-таки выскользнуть…

 

27 июля 1996 года Белфаст, Северная Ирландия Госпиталь святой Марии

— Значит, у нас один боец раненый в грудь. И еще один — раненый в задницу. И еще мы лишились машины. И напоследок — вляпались в дерьмо по ту сторону границы. Устроили маленькую, никем не разрешенную войнушку.

Один из двух суперинтендантов ходил по палате, доводя себя до белого каления, второй молча сидел и смотрел на меня, как будто я ему был должен крупную сумму денег. Я молчал — когда говорит начальство — лучше помолчать.

— Итак, констебль Кросс. Объясните нам, где и при каких обстоятельствах вы сумели получить ранение?

Я вдохнул. Задержал дыхание. Выдохнул.

— Сэр, рапорт о происшествии я положу вам на стол не позднее завтрашнего утра. Кратко могу сказать — нам удалось перехватить автомобиль с предполагаемыми похитителями моего осведомителя на самой границе. Мы открыли по нему огонь — но похитителям удалось уйти и перейти границу. Готов нести ответственность за свои действия.

— Где это было? — подал голос второй суперинтендант, впервые за все время, пока он сидел и смотрел на меня.

— Сэр, это было в районе рядом с Кидди.

— По нашу сторону границы.

— Да, сэр, по нашу.

— Кросс, какого хрена! — не выдержал, наконец Риджвей — вы меня за кого вообще здесь держите! Вы и констебль Грей, которого вы потащили за собой с оружием перешли границу и устроили там бойню. Как у вас вообще хватило ума на такое?!

— Сэр, я не понимаю о чем вы. Перестрелка с боевиками ИРА имела место по нашу сторону границы, это я могу подтвердить совершенно точно.

— Констебль Грей утверждает обратное… — спокойно сказал Такер, вытирая лицо белым носовым платком. В палате не работал кондиционер и было и вправду жарковато.

— Сэр, я не знаю, что там утверждает констебль Грей — но прошу заметить, что он здесь работает первые дни и может не знать местности. Может он и впрямь предположил, что мы перешли границу — но я знаю, что это не так.

— Хорошо — Такер спрятал платок — сколько выстрелов вы сделали?

— Около пятнадцати сэр.

— А констебль Грей стрелял?

— Да, сэр.

— Сколько выстрелов сделал он?

— Не меньше десяти.

— Из чего вы стреляли?

— Из штатного оружия.

— То есть из пистолетов.

— Именно, сэр.

— И никакого штурмового оружия у вас не было?

— Никак нет, сэр.

— И границы вы не переходили?

— Никак нет, сэр…

— А в вас стреляли?

— Из автоматического оружия. Две или три винтовки, сэр…

— Вы на удивление легко отделались…

— И я и констебль Грей прошли специальную подготовку и умеем действовать в таких ситуациях.

— А да, САС… Как же, как же…

Суперинтендант Риджвей раздраженно шарахнул кулаком по стене — ах стойка с аппаратурой покачнулась.

— Ты меня за идиота принимаешь, Кросс? Не отвоевался еще? Здесь полиция, а не морская пехота, черт бы вас всех побрал!

Суперинтендант Такер поднял руку.

— Констебль Кросс, с этой минуты вы считаетесь отстраненным от исполнения своих обязанностей до окончания служебного расследования произошедшего инцидента. Оружие ваше и так у нас, поэтому сдать не предлагаю. Вы находитесь в оплачиваемом отпуске, но покидать территорию шести северных графств не вправе до окончания служебного расследования. После окончания расследования вашу судьбу решит дисциплинарная комиссия в установленном порядке. Вам все понятно, сэр?

— Так точно, сэр — по-уставному отозвался я.

— Из Ирландии ни ногой, Кросс — понизил голос суперинтендант Такер.

— Я понял, сэр.

— Тогда все.

Первым вышел Такер, вторым — Риджвей, на пороге он чуть остановился и подмигнул мне, сделав на лице мину «Сам понимаешь». Понимаю…

Понимаю, что мы здесь все — заложники этой ситуации. Понимаю, что нам часто приходится лгать. Понимаю, что каждый полисмен мечтает сделать то, что сделал сегодня я. Просто они мечтают, а я — сделал. Понимаю, что и Риджвею придется сейчас играть в свою игру — чтобы вывести из под удара себя и отдел, возможно, придется, кого то сдать. Проверяющие из Лондона — это не шутки, сыграть «под дурака» не получится. Кандидат единственный — я.

И все — таки — мерзко. Мерзко…

Через границу мы все-таки перебрались, с той стороны на эту существует тысяча тропок. Оружие спрятали — точно так же, как это делают боевики ИРА, закопали, запомнили место. После чего — доехали до ближайшего полицейского участка, сообщили о произошедшем. По моему совету остановились на дороге и выпустили по близлежащим кустам несколько пуль из своего штатного оружия. Это на случай, если потребуют показать, где именно была перестрелка.

У меня оказалось сотрясение мозга, легкое — это помимо ранения в грудь и двух сломанных ребер. Грей лечил свою пятую точку и ему зашили лицо. Повоевали, в общем. Если сейчас не выкинут из полиции — сильно удивлюсь…

Интересно… Если так вот вспомнить — я, это затевая, на что рассчитывал? На то, что меня медалью наградят? Крест Виктории дадут? В пример поставят? Премию в размере годового жалования выпишут? Да ни хрена — правила игры хорошо всем известны. В полиции одиноких волков не ценят. Неудобные они, эти волки одинокие — все куда-то не туда лезут. Риджвей сам из армии — поэтому терпел, понимал, что я если даю результат — то он реальный, а не словоблудие и не донесения агентов, в пабе за кружкой пива выдуманные. Но сейчас Риджвею самому задницу надо спасать — в отделе этот деятель сидит из Лондона, проверяет… Не покидайте Ирландию, мать его… А вот возьму и покину, так покину что искать — ноги до колен сотрете…

Интересно, что сейчас дома…

Дома…

Давно, несколько лет назад, тот человек, который отправлял меня сюда, долго говорил со мной перед отправлением. Долго, больше часа. Он сам долго работал на холоде, прием не где-нибудь, а в Великобритании, в стране куда отправлялся и я. Он многое мне тогда рассказал — но не о самой стране, не о том как правильно держать столовые приборы в руках, чтобы в тебе не заподозрили американца или хуже того — человека с континента. Он рассказывал о том, что чувствует разведчик в чужой стране, вынужденный там жить годами, день за днем. Ведь мой случай — это не самый сложный, бывают так называемые «спящие агенты» — их готовят на случай наступления «часа Ч» — особого периода. До этого времени они должны акклиматизироваться, стать своими среди своих и — затаиться, осесть в тихих уютных пригородах, найти себе нудную и неприметную работу и раствориться в людской, замереть, лечь на дно. Так и жить — день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Некоторые заводят семью, детей — дети даже не догадываются, кем является их отец.

На самом деле это страшно. Страшно даже задумываться об этом. Что касается до меня — то за все время, пока я здесь был — времени задумываться не было. Работа полицейского — это работа на износ, про рабочее время надо забыть, пашешь и днем и ночью. А в таких местах как Белфаст ты не только пашешь как вол каждую минуту тебя могут убить — расстрелять, зарезать, взорвать — и времени думать просто нет, ты просто стараешься сделать свою работу и не подставиться. Ковач говорил: если разведчик начинает думать о смысле жизни — дело дрянь. У каждого человека есть предел, каждый рано или поздно почувствует что он надломился. Нельзя двадцать четыре часа в сутки жить под напряжением и не надломиться, человек просто не рассчитан на то чтобы так жить. И если — сказал Ковач — ты почувствуешь что не справляешься сам с собой — честно дай знать в Центр. Вывезут. Помогут. Если можешь справиться — справляйся. Но самое главное в этом случае — не врать самому себе…

Проще простого — дал сигнал, что подозреваешь то, что ты раскрыт — и максимум через семь дней будешь дома. Это проще чем кажется, в конце концов Ирландия всего лишь небольшой остров, вышел на берег в условленном месте и в условленное время — и тебя подобрала яхта. А там — возможно, под свинцовой толщей воды в открытом океане, в десятках миль от берега скрывается, ждет тебя подводная лодка. И уже дома, в Санкт Петербурге ты сполна вкусишь положенных тебе почестей, получишь жалование за все годы работы — оно переводится на номерной счет в Офицерском обществе взаимного кредита. Дадут орден — конечно, просто покажут и заберут обратно — как же, «без права ношения до дня отставки», за славные дела на ниве шпионажа по-иному и не награждают, профессиональный разведчик даже удивится, случись по иному. И дальше — обычная жизнь флотского офицера — скорее всего на первое время засунут куда-нибудь на Тихоокеанский флот, на хорошую должность в контрразведку, пока все не уляжется…

Свобода… От всего… От постоянного напряжения — когда ты как сжатая до упора пружина. От ожидания ночного стука в дверь, шороха крадущейся к окнам группы захвата. От постоянных проверок — не упал ли тебе на хвост кто-нибудь. От смертельной опасности белфастских улиц, от запаха взрывчатки и паленого мяса, от происшествий. От зверств и безумия межконфессиональной резни, от глаз двенадцатилетнего пацана, который подстерег своего сверстника, вся вина которого была в том, что он по другому молится Богу — и перерезал горло, а теперь смотри на тебя и говорит, что его нельзя судить, потому что ему всего двенадцать лет. От того, что никогда не забыть и не понять, от того что тебе будет являться по ночам в кошмарных снах и когда дом твой наполнится веселой возней внуков — и они будут спрашивать, почему дед так неспокойно спит по ночам.

Свобода…

Честно спросил себя — хочу ли я туда, назад. Подумал. И честно ответил.

Не хочу.

Не все еще сделано. Далеко не все…

Вспоминая первые месяцы моей жизни в этом городе, я могу вспомнить только одно — как мне было тогда тяжело. Нет, надо мной не довлел страх разоблачения, было просто не до этого. Сам город — с запредельной концентрацией ненависти, с бьющим в нос запахом беды — крови, взрывчатки, пороховых газов — сам город буквально убивал меня. Наверное, попадись в полиции кто-нибудь повнимательнее — меня бы на этом и раскрыли, сразу — поняли бы, что я не местный, не тот за кого себя выдаю. Но здесь мало кто смотрел друг другу в глаза — это было не принято…

А теперь…

А теперь этот истерзанный вековой ненавистью город постепенно становился мне близким и родным, он был как толстая заноза в пальце — которую невозможно терпеть, но если попытаться выдернуть — и становится еще больнее, намного больнее. Постепенно я начал понимать этот город — что, где и почему в нем происходит. Я научился оценивать прохожих — не топорщится ли одежда, скрывая оружие, не является ли эта шапочка скатанной до поры маской. Я научился жить в этом городе — и город принял меня. Теперь я уже чувствовал свою общность с ним и даже боялся покинуть его…

И прежде чем я его покину — я должен найти ответ на вопрос — что же все так и произошло. Что происходит и что произойдет в будущем. Что все это значит?

Как раскрыли О. Доннелла? На чем он провалился? Зная его я мог сказать — несмотря на пьяный, растрепанный и забулдыжный вид он был себе на уме — даже пьяный он четко понимал, что происходит и четко чувствовал, когда пахнет жареным. Он не проболтался бы по пьянке в пабе, он бы не проявил неосторожность, добывая информацию — особенно если учесть то, что конкретной задачи по добыванию информации я перед ним не ставил. А если бы и поставил — он ни за что бы не начал ее выполнять, если бы почувствовал, что дело пахнет жареным. Он держался в ИРА достаточно долго, видел, что происходит с теми, кто стучит в Особый отдел — и не имело ни малейшего желания — чтобы это же самое произошло и с ним тоже. При малейшей опасности он бы ушел на дно, нашел бы меня — в конце концов и полиция и Четырнадцатое управление всегда честно, без обмана выполняло взятые на себя обязательства перед осведомителями. Им меняли внешность, выписывали новые подлинные документы, давали деньги, отправляли в Индию, в Австралию, в любую глушь — даже на континент. За этим особо следили — стоит только пройти слуху, что бобби или контрразведчики подставили своего осведомителя — и на следующий день мы разом лишимся всех своих источников информации. Разом! А разведслужбу без источников информации можно закрывать за ненадобностью.

Так на чем же все-таки прокололся О. Доннелл? Начал задавать вопросы и на это обратили внимание? Навряд ли. Во первых — вопросы и задавать не стоит — нужно просто быть своим человеком во вех барах, где пьют интересующие нас люди, внимательно слушать и ничего не пропускать мимо ушей. Даже вопросов задавать не надо — ирландец по градусом хранить секреты не умеет. Во-вторых — в ИРА существовала контрразведка, и поэтому вопросы поимки британских стукачей ложились на нее, остальные этим не сильно морочили свои хмельные головы. Нужно было отчудить что-то совсем из ряда вон выходящее, чтобы на тебя обратили пристальное внимание.

Кто-то сдал? Кто?

Грей…

Не было Грея — не было проблем. Появился напарник — появились и проблемы.

И снова не сходится. Зачем ему это? Неужели, перекупили даже человека из САС? Будь я британским сержантом — я бы знал кому и как задать вопрос — британский сержант может узнать любую информацию относительно того, что происходит в частях ее Величества, даже секретную. У британского сержанта от другого британского сержанта секретов нет. Но этот канал информации для меня закрыт наглухо. Во-первых о британской армии я знаю намного меньше чем должен, во-вторых — я даже хуже гражданского. Я моряк, земноводное, морда для того, чтобы почесать кулаки в баре при встрече — здесь сухопутные так же ненавидели морских, как и в России.

Сболтнул? Может быть. Но кому — он же только что приехал, в городе никого не знает. Где, как, кому он мог проболтаться об агенте? Не пацан ведь — знает в какие игры здесь играют и что стоит на кону.

Потом — если он сознательно работает на них — зачем он не пристрелил меня тогда, не взял в плен? Зачем убивал своих? Зачем сунулся со мной через границу — мог бы отказаться? Мог! Под любым предлогом. И не просто отказаться — но сообщить куда я поехал чтобы меня задержали — стал бы стукачом, но начальство бы слова не сказало, похвалило бы даже. Но ведь поехал, сунулся в самое пекло.

Остается только одно. Та самая промашка Грея, когда он вышел из машины и тронулся в дом, следом за мной. Вот тут он просто промахнулся, сделал то, что делать было ни в коем случае нельзя. Если за домом О. Доннелла следили — у контрразведки ИРА сразу бы появились к рему неприятные вопросы. Неужели все-таки это? Как глупо… Одна промашка и…

Но ведь тогда получается, что за домом О. Доннелла уже следили — значит, уже подозревали, уже он сделал что-то такое, что привлекло внимание. И опять приходим к тому же — что он где-то засветился, непонятно где.

Какую роль во всем этом играет Кевин О'Коннел? Серьезный человек — командир батальона, один из основных командиров террористического католического подполья в Белфасте. В последнее время говорит всем, что надо завязывать, вступил в Шин-Фейн, стал их региональным координатором, но… свежо предание. Те, кто со слезами на глазах и крестным знамением клянутся тебе, что завязали — на самом деле такие еще опаснее. Если террорист из ИРА говорит что завязал — скорее всего, он просто ждет, когда ты повернешься к нему спиной.

Неужели то, что произошло в Лондоне — дело рук людей из Белфастской бригады? Сильно сомневаюсь, скажем так — не их размах. Их максимальный размах — несколько заминированных автомашин одновременно или подстеречь патруль и из автоматов или по полицейскому участку из того же Шмеля. Чисто террористические акции. То же что произошло в Лондоне, сильно смахивает на серьезную боевую операцию.

Что он дал О. Доннеллу на переделку? Что за провод, что за разъем? К чему? К системе управления боевой минометной системой? Получается, что если стандартного провода не было, пришлось переделывать — значит, система эта изначально, в своем заводском варианте с компьютером совместима не была? Обычно все боевые системы последнего поколения и САСШ и Великобритании совместимы с компьютерами — для диагностики состояния и программирования. Если же эта была несовместима — значит, она была произведена не в Британии и не в САСШ. В другом месте.

Германия? Богемия? Или…

Отлеживаться здесь просто преступно. Надо выходить. И попытаться понять, что же черт возьми, происходит…

Выйти оказалось не так то сложно — врачи уже привыкли к тому, что полицейские долго в больнице отлеживаться не желают. Врачебный осмотр, тугая повязка на грудь, напоминание ор том, что я выхожу из больницы по собственной воле и если со мной что-то случится то страховой полис уже не действует и… здравствуй свобода…

Без пистолета я чувствовал себя голым. Ощущение предельно паршивое. Как и у любого активно действующего полисмена у меня были свои крестники, к5аждый из которых не упустит возможности поквитаться. То, что вокруг меня — протестантский квартал, а не католический успокаивало мало — у протестантов тоже претензии к копам есть. В основном такие, что не даем прогуляться с битами по католическому кварталу. Убить не убьют — но дубинками и битами отходить — запросто могут.

Пистолет у меня был и не один и автоматы тоже — но до них надо было еще добраться… А пока я, осматриваясь по сторонам в поисках признаков опасности шел по тротуару одной из оживленных улиц.

Ага, кстати…

Слева было кафе. Интернет-кафе, по последней моде, современные средства связи тоже проникали сюда. Напряг память — вспомнил, что последний раз я в этом кафе был полгода назад — значит, можно зайти. Работа вынуждала знать все публичные места, где можно выйти в Интернет в этом городе и помнить когда последний раз я посещал каждое из них. С тех пор, когда я был здесь последний раз, почти ничего не изменилось — только на стеклах теперь были грубоватого вида решетки, а перед входом — три в ряд, массивные бетонные клумбы с цветами. Значит и тут жареный петух в одно место клюнул.

Администратором зала тут работал невысокий, наголо бритый паренек в кожаной одежде — Тартан Бойс, к гадалке не ходи. В зале — всего восемь мест — играла напряженная новомодная музыка, из числа тех, что превращает мозги в месиво, пахло дешевым освежителем воздуха, даже излишне настойчиво пахло. Перед входом висело большое зеркало, как и во многих таких заведениях…

— Полфунта за час… — безапелляционно заявил паренек — час минимум.

Нормально…

Выложил на стол требуемую сумму, пацан стряхнул все это в черный бронированный ящик с прорезью — такие места часто грабят а тут замок с таймером, открыть его можно только в строго определенные часы, даже если знаешь комбинацию. Повел меня к компьютеру — я успел заметить, что рядом со стулом на котором этот молодой человек качался, к стене прислонена увесистая, обтянутая проволокой бита…

— Без пароля. Удачных странствий…

— Спасибо… — пробурчал я.

Посмотрел свой обычный ящик — первый, затем второй. Ничего — море спама и ничего полезного. Служебный ящик открывать с компьютера, находящегося за пределами полицейского управления было категорически запрещено — но я то был отстранен, не так ли? Поэтому набрал пароль, защел — ничего, текущая, надоевшая рутина.

Напоследок я решил зайти на один сайт. Малоизвестный — фирма торговала обувью, цены были дорогими а качество не сказать что хорошим и дела у фирмы шли не особо хорошо. Для того, чтобы скрыть свой интерес именно к этому сайту, перед этим я посетил шесть аналогичных — будто подыскиваю себе обувь через Интернет.

Зашел — и замер…

Распродажа. Все модели.

Система связи с агентами была построена на том же самом Интернете — просто и безопасно. Несколько безобидных сайтов, ничего не значащие объявления, заказ товаров через Интернет, им связанная с этим переписка. Расшифровывать было нечего- использовались не шифры а условные слова. Чтобы понимать их истинное значение нужно быть одним из двух-трех посвященных. К тому же у каждого агента — свой сайт.

А этот сайт был общий и его знали все. Знали и должны были заглядывать — раз в месяц. Каждому из нас было присвоено кодовое обозначение соответствующее одной из моделей обуви, которой торговали на сайте. Все модели — сообщение адресовано всем. Слово же «распродажа» имело свой, особый смысл.

Код возвращения…

Код возвращения — условный сигнал, означающий что здесь мне больше делать нечего. Россия ждет меня обратно. Все что я должен был здесь сделать — я сделал.

Или не все?!

А как же быть с тем, что тут произошло? Как быть с О'Доннелом, моим агентом, которого выпотрошили как свинью, из-за того, что он работал на меня? Как быть с полковником, который все это устроил — он что, останется безнаказанным? Выйдет чистеньким из всего этого дерьма? Как быть с Риджвеем — сначала его обвинили в том, что он прохлопал подготовку теракта — а теперь окажется, что один из его подчиненных, за которого он не раз вступался — русский агент? Это как — нормально? Могу ли я говорить о том, что я человек чести — если так поступлю? Да — я немало сделал, чтобы наказать тех кто был причастен — но как же быть с непричастными?

Азардовать не велю и не советую — но брать деньги и не служить — стыдно…

И я принял решение. Моим кодовым номером было Н81 — так назывались кожаные туфли типа «монк» коричневого цвета. И я — открыл ящик для заявок прямо на этом сайте и оставил запись о том, что нуждаюсь в дополнительной информации по модели Н81. Указал и номер ящика — его я открыл больше года назад и с тех пор им не пользовался. На условном языке это значило — вернуться не могу, нуждаюсь в личной встрече с куратором…

Пацану дал немного «на чай» — как это было принято. Теперь надо появиться дома — и обзавестись наконец то пистолетом — а то и в самом деле — как голый хожу.

 

27 июля 1996 года Вест Дрейтон, Великобритания

Они встретились в районе Вест Дрейтон, что на западе столицы Великобритании Лондона, в небольшой придорожной забегаловке, где гость столицы может посидеть, съесть знаменитый британский пудинг и выпить чашку кофе или кружку эля. Название у этого заведения было странное, как и у многих других британских общественных заведений — Gates, Врата. Хозяин встречи углядел в этом некий символизм.

Причин, почему среди множества вариантов избрано было именно это место встречи, было множество. Первая и самая главная — совсем рядом была кольцевая дорога, опоясывающая Лондон — М25 с очень интенсивным движением, перекрыть ее полицейскими силами, если возникнет такая необходимость, было практически невозможно, а вот затеряться в транспортном потоке — запросто. Вторая — совсем рядом были главные воздушные ворота Великобритании и Лондона — международный аэропорт Хитроу. Этот аэропорт, пропускающий в год до сотни миллионов пассажиров, был настолько оживлен и бестолков, что на его гигантской территории можно было спрятаться не только одному человеку — там мог спрятаться целый полк. Третья причина — гость должен был прилететь сюда с Востока и по территории Великобритании перемещаться он хотел как можно меньше, окрестности аэропорта в качестве места встречи его вполне устраивали. Ну и последнее — как ни странно — гость родился всего в нескольких километрах отсюда, и знал эти места как свои пять пальцев, более ого — скучал по ним. Поэтому, встречу назначили ровно на полдень, во «Вратах».

Хозяин встречи прибыл первым. На сей раз он избрал личину водителя разъездного фургона — недовольное лицо, измазанные в машинном масле руки, джинсы, свитер и рабочий халат, тоже заляпанный пятнами поверх. Какая-то свернутая толстая газета подмышкой. Старый, носатый фургончик BMC с эмблемой дешевой службы доставки, который на ходу пырхал дымом и завывал изношенной коробкой передач. «Монах» вошел в заведение, недовольно огляделся, заказал «ленч работяги» и отправился его поглощать на угловой, самый дальний от входа стол.

Несмотря на весь оперативный опыт «монаха» он так и не заметил когда появился «бухгалтер». Он словно вырос из пола, только что его не было — и вот он стоял перед тобой. Загорелый, чуть постаревший — но это безусловно был он, «бухгалтер». Дешевый серый плащ, очки в роговой оправе. Бухгалтер…

— Извините… Здесь не занято?

— Присаживайтесь… — нарочито раздраженно, делая вид что тут конечно лишнему человеку не рады, но и отказать нельзя, сказал «монах».

— Спасибо… Погодка сегодня не очень… С утра обещали дождь, потом солнце — а вот дождя нет, зато тучи…

Посидели. Помолчали, поглощая свой ленч. Потом монах тихо, едва шевеля губами, заметил…

— Ты переигрываешь…

— В чем? — так же тихо спросил бухгалтер.

— Загар. Не вяжется в картину…

— Его быстро не уберешь. Кроме того — я ведь могу ходить в солярий?

— Не вяжется — настойчиво повторил Монах — в солярий ходят те, кто следит за собой, а не простые пожилые счетоводы. Впрочем, ладно… Где ты сейчас?

Бухгалтер не ответил — он дожевывал сосиску и монах понял, что задал лишний вопрос, на который вряд ли получит ответ…

— Как ты?

— Лучше чем когда бы то ни было. Вы вернулись, сэр?

— Нет. Я в отставке.

— Жаль… — Бухгалтер пожевал губами — если бы вы были на своем посту тогда, когда все это дерьмо заварилось в Бейруте, возможно, все было бы сейчас по-другому…

— Возможно. Ты сейчас не в Британии?

— Нет… У нас со службой заключено небольшое соглашение. Они раз и навсегда отказываются от мысли ликвидировать меня — а я отказываюсь от мысли купить себе небольшую лавочку в тихом пригороде Лондона и прожить там остаток своих дней. Монстрам, подобным мне не место в тихих пригородах, сэр…

— Ты по-прежнему в деле?

— Смотря в каком, сэр… Если меня собираются подставить как это получилось в Бейруте или в Африке — то я пас. А остальное… зависит от дела…

— Дело хорошее… — заверил монах, незаметно толкая локтем газету в сторону гостя — и самое главное, работать придется недалеко отсюда. Прочтите, интересно…

Бухгалтер неспешно развернул газету, погрузился в чтение. На его лице как всегда не отражалось ничего.

— Интересно… — пробормотал он — если хочешь спрятать сухой лист, лучше всего сделать это в лесу, осенью. А если хочешь спрятать убийство — лучше всего спрятать его в череде других убийств.

— Вот именно — спокойно подтвердил Монах — так проще всего.

— Но его-то зачем? — недоуменно спросил Бухгалтер — они ведь наши союзники. Или…

— Времена изменились — подтвердил Монах — а впрочем, они такими были всегда, просто мы начали в последнее время забывать кое-какие прописные истины. У Британии нет и не может быть союзников, у нее могут быть только временные тактические альянсы. И лучшее средство профилактики против предательства — предать первыми.

— Там не указана сумма — напомнил Бухгалтер — я уже давно если и работаю, то в качестве привлекаемого специалиста.

— Я помню. Назови.

Бухгалтер немного подумал. Затем карандашом написал цифру с несколькими нулями, повернул газету так, чтобы Монах мог ее видеть.

— Не много?

— Нормально. К тому же — накладные расходы я включил в сумму. За это — в самый раз. Слишком серьезные меры безопасности. И деньги сразу, иначе наш разговор на этом и закончится.

— Где?

— На Чаринг-Кросс. Старый вариант.

Монах для вида подумал. Собственно говоря, на такую сумму он и рассчитывал — но сразу соглашаться тоже нельзя — никакая победа не должна доставаться слишком легко, иначе в такой победе не будет цены.

— Хорошо. Но за такую сумму ты сделаешь для меня одну работу.

— Какую?

— Нужно навестить одного человека. Террориста. Он скрывается. Скорее всего, в Дублине. Опасается возмездия после того, что сделал. И еще…

— Имена?

— На первой странице. Подчеркнуты карандашом.

Бухгалтер перевернул страницы газеты, прочитал…

— Интересно… Тут пишут, что он отошел от террористической деятельности…

— Такие как он никогда не отходят. Тебе это известно не хуже меня. Он такой же, как и мы, только играет на другой стороне поля, за другую команду. Поэтому, он опасен.

Теперь некоторое время помолчал Бухгалтер.

— Хорошо. Когда?

— Как можно быстрее. Времени нет.

— Способ?

— На твое усмотрение. Неважно. Главное чтобы наверняка.

Бухгалтер свернул газету…

— Если вы ее прочитали, сэр, можно…

— Не возражаю — кивнул Монах.

Первым ушел Бухгалтер — просто вышел в двери, или врата, и растворился в серой хмари обычного британского дня. Монах, доев свой ленч работяги, через десять минут последовал за ним. Основную фазу операции можно было считать начатой — наполовину, потому что нужен был еще один исполнитель. Но с тем будет проще — тому достаточно только правильно приказать.

Оказавшись в аэропорту, Бухгалтер взял чистый листок бумаги, выписал подчеркнутые тонко очиненным карандашом буквы. Буквы сложились в имена…

 

27 июля 1996 года Белфаст, Северная Ирландия

К дому я вышел не сразу — покрутился вокруг, на всякий случай — уже привычка. Вылезают без проверки только дураки — вот он я, стреляйте. Дело в том, что у католиков в полиции тоже есть осведомители, вполне возможно информация о том, что констебль Кросс отстранен, разошлась по городу. А раз отстранен — значит, оружие отобрали. Конечно, в то, что у меня совсем нет оружия никакого кроме служебного — никто не поверит — не дети, в конце концов — но вот подъехать к дому и попытать счастья вполне могут. Мало ли…

Но — никаких признаков того, что у дома на меня кто-то устроил засаду — не видно. Район заселенный, пустующих домов, в которых можно спрятаться — нет. Машины подозрительные — в этом случае предпочитают небольшие фургончики коммунальных служб, там людей из ИРА тоже до черта — нету…

Больше всего меня убедила фигура миссис Малруни на крыльце — старушка очень зорко высматривала все, что происходит на улице, потому что больше «развлечений» в ее одинокой старости и нету. Даже если чужая кошка на улице появится — она и то это заметит…

— Доброго дня, миссис Малруни! — вежливо поприветствовал ее я, подойдя поближе — что нового произошло?

— О, много новостей, мистер Кросс — откликнулась миссис Малруни, которая была рада вообще возможности с кем-нибудь пообщаться и выложить последние сплетни — я уж думала, что вы попали в беду. Хотите чаю?

— Нет, спасибо. А почему вы так подумали?

— Сюда приезжал человек вчера… Верней, их было трое, один оставался в машине, а двое говорили со мной. Машина такая большая черная — ну, по новой моде. Полноприводная…

— Понятно — вздохнул я — и что они говорили.

— Один из них молчал, а второй мне нахамил. Ужасный грубиян, хуже молодых.

— Они поднимались ко мне?

— Они хотели, но я запретила. Таким хамам делать в моем доме нечего! Они мне даже осмелились угрожать — но я сказала, что если у них нет ордера от судьи, то они могут убираться ко всем чертям! Такие грубияны!

— И о чем же они спрашивали?

— Они спрашивали про вас — когда вы были в доме последний раз и что делали. С кем уехали. Но я сказала, что спала и ничего не видела! Представляете — они осмелились сказать, что я не люблю Британию!

— Негодяи…

Вот это они и вправду зря сказали. Миссис Малруни была вдовой бригадира полка герцога Йоркского, погибшего много лет назад в Индии во время очередного мятежа. Так что — и в самом деле, попридержали бы язык свой…

— Вот-вот. Правильно сказали — негодяи, самые настоящие.

— А больше они не появлялись?

— Нет! Иначе бы я заметила. И вызвала бы полицию — пусть их проверят. До чего докатилась наша власть, совсем никого не уважают, а из полиции. Я вот помню, когда мы с Дэном жили в Портсмуте…

Я стоически, раз в шестой выслушал портсмутскую историю — чтобы не обижать старушку.

— Хорошо, миссис Малруни… Тогда я пожалуй поднимусь наверх…

— Да, мистер Кросс… Приходил еще один человек. Сегодня…

— Кто, миссис Малруни?

— Тот самый молодой констебль, которого вы представили мне как своего нового напарника. В отличие от этих он был очень любезен.

— Давно?

— Да час назад… Он пьет чай на моем этаже, я не могла отказать ему в любезности…

Один маленький плюсик в пользу Грея. Хороший констебль получается лишь из тех, кто может ладить с людьми, а не идет напролом, запугивая и оскорбляя. Видимо, Такер про это забыл — а может и не знал никогда. Конечно, от общения с разным криминальным контингентом рискуешь перенять некоторые их привычки — но именно этого допускать и нельзя.

— Спасибо, миссис Малруни… Вы мне очень помогли.

— О, всегда пожалуйста, мистер Кросс…

Грей сидел в маленькой, уютной гостевой и даже не смотрел в окно. Повязка на лице делала его похожим на сумасшедшего пирата…

— Пошли. Напарник…

Первым делом, оказавшись у себя наверху, я полез на чердак и вооружился. Взял точно такой пистолет, как и тот, что у меня изъяли — восемнадцатизарядный, девятимиллиметровый Браунинг, полностью из стали, не оригинал, а канадского производства, с пятидюймовым стволом и доработанной рукояткой. Пистолет лежал на самом верху, уже в кобуре, хорошей кобуре из желтой толстой кожи и с креплениями для ношения подмышкой и на поясе. Надел — и сразу почувствовал себя в своей тарелке.

Достал и еще два пистолета — оба от NAA, девять миллиметров. Смертельно опасное оружие, сочетающее в себе поразительно малые габариты и мощный для такого маленького пистолета короткий девятимиллиметровый германский патрон. Креплений у меня для них не было — поэтому просто положил их в карманы, под обе руки и спустился по лестнице вниз. Грей мрачно наблюдал за моими приготовлениями.

— Как я понимаю — ты им ничего не сказал?

— Верно. И ты тоже…

— И я не сказал.

Старый и дешевый трюк — сказать, что твой сообщник раскололся.

— Ты отстранен?

— Нет… — пожал плечами Грей.

А вот это — уже интересно…

— И каковы же теперь твои задачи?

— Продолжать расследование — снова пожал плечами Грей — этого приказа никто не отменял.

— А сюда зачем пришел? Ты понимаешь, что я теперь — хуже чумы, пачкаю все что рядом. А тебе карьеру делать.

— А мне насрать, босс! — глаза Грея внезапно потемнели, из голубых превратились в какие то блеклые, бесцветные — если Такер думает, что его дерьмо не пахнет, так это его проблемы. Не знаю как у земноводных — но в САС не принято бросать члена патруля под огнем вот так вот. А на карьеру насрать, если королевскую полицию не устраивает, как я работаю — то тем хуже для королевской полиции.

— У вас все в САС такие отмороженные? — спросил я, чтобы что-то спросить.

— Есть и похуже…

Дела… Верить — не верить? То ли он меня ведет. То ли он просто дурак и отморозок. То ли не понимает, что затевается.

— Слушай, констебль… — примиряющим тоном сказал я — в конце концов, убили моего информатора, не твоего. Это моя проблема.

— Это и моя проблема — не согласился Дориан — в конце концов, его подставил я.

— Да хорош уже! Подставил. Он спалился на чем-то другом! Если бы он спалился на тебе — ему бы, по крайней мере, задали хоть какие-то вопросы! Тебя не знают, ты — неизвестная величина! У них тоже контрразведка поставлена — дай боже! Они бы стали выяснять — кто ты такой, откуда, чем занимаешься. Как ты его завербовал, на чем. Какую информацию он тебе успел передать. Все это они должны были выяснить — и только потом казнить. Тут же они его зверски убили и устроили ловушку — конкретно для меня! Они хотели убить именно меня, и приди я один — скорее всего бы убили! Понимаешь в чем дело?!

— Ты мне не доверяешь? — прищурился Грей.

— О чем ты?

— О том. Ты сам еще не понял? Двадцать третьего вечером, считай двадцать четвертого мы допросили О'Доннела. Я все это видел, участвовал в допросе. Двадцать пятого с утра его похитили и убили, устроили тебе засаду. За это время — сорок восемь часов, наверное даже меньше — он должен был проспаться, пойти, задать лишний вопрос или сказануть где то лишнее, его должны были заподозрить, выйти на руководство, поделиться своими подозрениями, должно было быть принято решение о его похищении, подобраны люди, коридор на границе, сам он должен был быть выслежен и похищен. И все это должно было произойти меньше чем за сорок восемь часов, что нереально. Тогда встает вопрос, что кто-то из троих, присутствовавших в тот день при допросе, должен был сразу после этого пойти и стукнуть в контрразведку ИРА. О'Доннел не стал бы стучать сам на себя. Ты давно работаешь с этим осведомителем, и мог сдать его раньше. Однако же он работал — до того самого момента, пока его не увидел я. Верно?

Пять баллов!

— Есть два «но»… — нехотя сказал я — и эти самые «но» я не могу объяснить. Первое — если это ты — то почему ты так глупо поступил. Увидел осведомителя первый раз — и сразу его сдал. А почему так глупо поступила контрразведка ИРА? Ведь они должны были бы как раз опекать нашего агента — потому что для нас этот канал информации теперь превращался в канал дезинформации, и ИРА как никто другой теперь была бы заинтересована в долгой жизни О'Доннела. Однако же они его убили. Это первое. Второе — если ты знал, что там впереди засада — так почему же пошел со мной? Ведь ты без шуток мог там лечь.

— По крайней мере, на один вопрос у меня есть ответ. На первый. — Грей смотрел мне прямо в глаза — все укладывается в схему, если один из нас двоих является чистильщиком. Этот кто-то выслушал О'Доннела и решил что он знает слишком много. Поэтому он и решил его ликвидировать, но чужими руками. Чтобы раз и навсегда зачистить все ниточки, ведущие к организаторам лондонской бойни. И этот кто-то же спокойно пошел на ту сторону границы — потому что боевики ИРА были с ним заодно. Стрелять можно и промахиваясь. Причем обоюдно.

Нормально…

— Что предлагаешь? Постреляемся? — весело предложил я.

— Ничего я не предлагаю! — огрызнулся Грей — я хочу сказать тебе о том, босс, что не доверяю тебе. И не требую доверия в ответ. Н время и не место, чтобы доверять друг другу. Но у нас с тобой одинаковые интересы — раскрыть это дело и выяснить, кто нас так славно поимел. Вот и все, что я хотел сказать.

— Как же мы будем действовать вместе, если не доверяем друг другу?

— С оглядкой… — невесело усмехнулся Грей — разве есть выбор?

— Выбор есть всегда — философски сказал я — давай, по крайней мере, договоримся не стрелять друг другу в спину.

Грей молча протянул руку, я пожал ее. До чего доедем так…

— Ты знаешь, что я собираюсь делать?

— Догадываюсь…

— Тогда скажу прямо. Может, хоть это тебя образумит. Я собираюсь взять с собой несколько стволов и немного денег и прогуляться на ту сторону границы. Там я собираюсь найти одного человека и задать ему несколько вопросов насчет того, какого хрена вообще происходит. В живых я его оставлять не собираюсь — слишком долго он коптил небо и слишком много людей на его совести. Настало время подохнуть и ему. А после того, как я получу ответы на свои вопросы — а я их получу — я буду действовать дальше. Возможно, придется искать еще одного человека — и тоже задавать ему вопросы. И после этого — тихо ликвидировать. Это как в автономном разведпоиске. Все это — сам понимаешь, тянет от двадцати лет и до пожизненного. Что скажешь?

— Скажу, что давно не ходил в поиск. И не терпится сходить…

— Тогда напросился сам… У тебя удостоверение есть?

— Всегда при мне…

— Бери машину мою и дуй туда, где мы спрятали сам знаешь что. Помнишь где?

— Помню.

— Вот так. Как достанешь — ставь мигалку и шпарь обратно в город. Проверь, чтобы за тобой не следили. Подъезжай на Шанкилл роад и жди. Я тебя найду… [Шанкилл-роад — главная улица лоялистского квартала Шанкилл, в центре города. Крайне опасная, там часты теракты…]

Когда Дориан Грей говорил своему напарнику, констеблю Алексу Кроссу о том, что не доверяет ему — он не лукавил, он на самом деле подозревал его в работе на ИРА либо на тайные структуры, желающие замять правду о теракте в Лондоне. Младший баронет Дориан Грей до недавнего времени сталкивался с деятельностью разведки только по книгам в мягкой обложке, что ходили по казарме САС в Херефорде, как приятное и необременительное чтиво. Он и представить себе не мог, что тот рапорт, который он написал и послал по электронной почте ночью двадцать третьего на имя директора МИ-6 и стал причиной гибели бедняги O'Доннела…

Объединенный разведывательный комитет

Секретная разведывательная служба

Директорат специальных программ

Дело оперативной разработки N С/93-1715

«Адепты стужи»

Страница 144

Агентурное сообщение N 11/001

«Преторианец»

Категория: А/3

Принято: 24.07.1996 00:23, инспектор Тиммонс

Установленным каналом связи агент Преторианец сообщает о прибытии в г. Белфаст. 23.07.1996 г. примерно в 10.00 по местному времени состоялась встреча с ответственными сотрудникам Особого отдела полиции полицейского управления Белфаста — начальником Особого отдела, суперинтендантом Малькольмом РИДЖВЕЕМ, констеблем, специалистом Особого отдела Александром КРОССОМ.

Агент Преторианец сообщает, что РИДЖВЕЙ отнесся к их прибытию крайне негативно, указал на то, что деятельность особой группы в г. Белфасте не будет иметь успеха по причине слабого знания местной обстановки. Констебль КРОСС, вызванный РИДЖВЕЕМ в кабинет, к прибытию особой группы отнесся равнодушно.

В настоящее время суперинтендант ТАКЕР прикреплен к полицейскому штабу, агент Преторианец действует в паре с КРОССОМ.

Агент Преторианец сообщает первичные данные на инспектора Особого отдела полиции Александра КРОССА: на вид лет тридцать, рост выше среднего, русые волосы, голубые глаза, особых примет нет. Носит черную кожаную куртку, серые джинсы, кроссовки. Автомобиль — Форд Мондео. Вредных привычек нет. Проходил службу в Королевском военно-морском флоте, по предположениям агента Преторианца — в частях особого назначения. Хорошо знает местную обстановку. Циничен, с пренебрежением относится к законодательным нормам и правилам работы полиции.

В течение дня 23.07.1996 г. агент Преторианец посетил вместе с КРОССОМ несколько мест, известных как места сбора лиц сочувствующих ИРА. При получении информации КРОСС дважды использовал физическую силу, избивал подозреваемых. Оперативно значимой информации КРОССОМ получено не было.

Примерно в 22.00 23.07.1996 г. агент Преторианец по указанию КРОССА занял наблюдательную позицию на одной из улиц квартала Фоллс. Точнее агент Преторианец указать не может в связи со слабым знанием города. Сам же констебль КРОСС лег на тротуар примерно в пятидесяти мерах от машины, где находился агент Преторианец, изображая пьяного.

Примерно в 23.00 констебль КРОСС напал на неизвестного человека, шедшего по улице и находившегося в состоянии алкогольного опьянения, повалил его на землю и нанес несколько ударов. После чего констебль КРОСС вместе с неизвестным, распевая песни, вошли в один из домов, расположенных по этой улице. Агент Преторианец последовал за ними.

В доме, констебль КРОСС нанес неизвестному несколько ударов ногой и потребовал информацию о деятельности ИРА за последнее время. В частности, констебля КРОССА интересовало, какие заказы выполнял неизвестный для лиц, принадлежащих к ИРА, а также некий «полковник», местонахождение которого хотел узнать КРОСС. Упоминались «О'Коннел», «Пересмешник», возможно отсидевший в Мейсе за жестокое убийство топором по политическим мотивам. Неизвестный признался в том, что выполнял некоторые заказы для «полковника», в частности речь шла о каком то «проводе» и «компьютере», а также делал радиовзрыватели-детонаторы взрывных устройств по заказу ИРА. Местонахождение «полковника» неизвестный не сообщил по причине незнания. В конце разговора КРОСС дал неизвестному сто фунтов стерлингов, расписки не потребовал. На улице констебль КРОСС указал агенту Преторианцу, что ходить за ним в дом не следовало под предлогом того, что за домом может следить контрразведка ИРА.

«Верно» инспектор ТИММОНС 24.07.1996 г.

Резолюция начальника директората специальных программ:

«К материалам разработки по ДОР „Агенты Стужи“. Дать задание агенту Преторианцу войти в доверие к Кроссу. Дело констебля Кросса выделить в отдельное производство, по реализации ДОР — передать в Особый отдел полиции»

Резолюция директора SIS:

«Выделение в отдельное производство дела по констеблю Кроссу категорически запрещаю. Получить в министерстве военно-морского флота личное дело Кросса, ссылаясь на соображения национальной безопасности и мне на стол. До особого распоряжения предпринимать какие-либо действия по реализации материалов относительно злоупотребления Кроссом своим служебным положением запрещаю.»

 

03 августа 1996 года База ВВС САСШ Эндрюс. САСШ, Мэриленд

История базы ВВС САСШ Эндрюс — насчитывала уже полтора столетия — это была старейшая из военных баз САСШ. Ее удобное расположение — восемью милями восточнее столицы страны Вашингтона, великолепная инфраструктура обусловило то, что этот аэродром служил въездными воротами для всех глав государств и правительств, желающих посетить Североамериканские соединенные штаты. Это было удобно во всех отношениях — дико перегруженный Вашингтонский аэропорт не вынес бы, если бы его перекрывали хоть на десять минут, чтобы принять иностранного гостя, а Секретной службе САСШ было проще позаботиться о безопасности гостей, и лиц их встречающих на базе ВВС, а не в гражданском аэропорту. Для встреч там был построен огромный специальный терминал — случайно или нет, но он был выстроен в виде бетонного пятиугольника сильно напоминая этим Пентагон, средоточие военной мощи САСШ. Там же, на базе Эндрюс базировалось восемьдесят девятое авиакрыло специального назначения, призванное обеспечивать президента САСШ и всех высокопоставленных должностных лиц авиационным транспортом. В его состав входили самые разные самолеты — реактивные Лирджеты, перекрещенные военными в С-21, транспортные вертолеты Белл и Боинг с салонами повышенной комфортности, несколько Боинг-737, Боинг-707 — старый президентский самолет, на котором сейчас летал вице-президент. Нельзя не упомянуть и о личном воздушном транспорте президента — громадном, выкрашенном в бело-синий колер Боинг-747, позывной «ВВС-1» и тяжелый транспортный вертолет Белл, выкрашенный в насыщенный зеленый цвет с белыми полосами — личный вертолет президента, позывной «Морская пехота-1». Хотя САСШ не могла похвастаться такими же, уходящими во тьму веков традициями как Великобритания или, скажем Российская империя — традиции здесь все-таки были, и одной из них была такая: самолет президенту предоставляет ВВС, а вертолет — Морская пехота, потому что у нее тоже есть вертолеты. И президентский самолет, и президентский вертолет был клонирован в нескольких экземплярах, а «первые» позывные присваивались тому борту, на котором в данный момент находился Президент Североамериканских соединенных штатов.

Особый сектор базы Эндрюс живет по своему расписанию — оно называется график визитов и составляется протокольным отделом Белого Дома. На сегодня визитов никаких не намечалось, ближайший — через пять дней прилетал министр иностранных дел Австро-Венгрии с рабочим визитом, а больше ничего не намечалось. Тем больше было изумление работников базу от того, что начало происходить с утра.

Первым дело прилетел президентский вертолет — борт «Морская пехота — 1», который вообще должен был в этот день находиться совсем в другом месте. Его загнали на свое обычное место, в ангар, там на всякий на всякий случай провели профилактический осмотр, а первый пилот вертолета, полковник морской пехоты САСШ Дин Спайсер отправился пить кофе в столовую базы, предупредив, что вертолет может потребоваться в любой момент. Начали готовить второй — на случай, если при профилактическом осмотре первого выявятся какие-то неисправности.

Следом, всего на одном автомобиле — как и обычно это был черный Субурбан, прибыла группа охраны из Вашингтона — это тоже было удивительно, всего пять агентов охраны и ни одного встречающего. По протоколу важных гостей должен был встречать как минимум заместитель госсекретаря САСШ. Одновременно, начали освобождать одну из длинных, «президентских полос».

Сегодня, старшим дежурной смены был диспетчер по имени Эндрю Джексон. Шутки на тему сходства его фамилии с одним из великих политических деятелей САСШ ему давно надоели — но он вынужден был терпеть, пока не получил подполковника и не стал старшим смены на самой главной базе ВВС САСШ. Теперь если кто и шутил — то шутил вполголоса. Диспетчером подполковник Джексон был и вправду гениальным, за все время своей работы — а это без малого двадцать пять лет — он не допустил ни одного летного происшествия, пока дежурил у приборов. В ВВС он безусловно был лучшим, потому что самые лучшие диспетчеры, становясь таковым — то есть поднабравшись опыта и мастерства за счет дядюшки Сэма — уходили на гражданку, где хороший диспетчер зарабатывал больше раза в три. Это если не учитывать налоги. Подполковник Джексон же из года в год оставался на своем месте и когда его спрашивали почему он не переберется на гражданку — он неизменно вежливо улыбался и отвечал, что не хочет вступать в профсоюз и иметь с этим проблемы. На самом деле причина была в другом, в чем он не признавался даже себе самому — просто он не хотел этих шуточек, и знал, что на гражданке они будут, и приказать никому не прикажешь.

Сейчас старший диспетчерской смены Джексон сидел на своем рабочем месте- хотя он непосредственно не вел самолеты, но его рабочее место ничем не отличалось от рабочих мест других операторов и он мог в любое время вмешаться в ситуацию. Пока что он сидел, развалившись в кресле и пил обжигающий кофейный напиток — декаф. [декаф — кофе без кофеина. ] Декаф он ненавидел, но пить настоящий кофе, сваренный по-турецки ему запретил врач — язва, профессиональная болезнь диспетчеров. Среди своих ходила невеселая шутка — как опознать диспетчера? Если он каждый день ходит в аптеку покупать Маалокс — точно, диспетчер. Постоянные стрессы и питание всухомятку свое черное дело делали…

Сегодня утром ему позвонили и сказали принять самолет — ему передаст его в самый последний момент Вашингтонский диспетчерский центр. Начальника сегодняшней смены аэропорта Даллес он знал хорошо — Тим Пуласки, невысокий тощий засранец с поганым чувством юмора и мерзким характером. Невысокий свой рост он компенсировал задиристостью и постоянным желанием подкинуть кому-нибудь подлянку. Отношения с Пуласки у подполковника были плохие, и он уже внутренне приготовился к этой самой подлянке, только не знал — какой именно. Что касается работы — тут этому мерзавцу надо отдать должное — Пуласки в жизни бы не сделал что-то такое, что поставило бы под угрозу жизни пассажиров. Он был профессионалом до мозга костей…

В наушниках зазвучал сигнал вызова — он шел не старшему смены, а диспетчеру, но диспетчер, полагая что тема сообщения важная, подключил к линии и старшего смены, не дожидаясь пока тот подключится сам. Правильно, молодец…

— База Эндрюс, вас вызывает башня Даллеса. Прием!

— Башня, база Эндрюс на приеме! — ответил армейский диспетчер.

И тут в разговор вклинился новый человек. Джексон сходу узнал Пуласки — тот даже по рации умудрялся говорить так, что казалось будто он задирается.

— База Эндрюс, прошу старшего смены.

— Какого хрена тебе нужно от старшего смены, маленький засранец? — вклинился в разговор и подполковник Джексон.

— Как живешь? Погоны плечи не натерли?

— Не дождешься. Что там у тебя?

— Да вот… Хочу тебе передать одну пташку, какую ты ждешь все утро.

— Премного благодарен…

— Кушай не обляпайся. Идет на эшелоне два — два нуля, специально под нее освободили. Снижается. Направление сто шестьдесят, скорость девятьсот, обозначена как Зулус пять.

— Отметку вижу! — подтвердил диспетчер Эндрюс.

— Ну и разбирайтесь теперь с этим сами. Башня Даллес точку Зулус — пять сдала.

— База Эндрюс Зулус-пять приняла. Спасибо.

В наушниках раздался язвительный смешок и связь отключилась. Подполковник Джексон пытался понять, в чем здесь подвох и не понимал.

— Диспетчер, свяжитесь с бортом Зулус-пять, обозначьте схему посадки. Определите самолет…

Последнее было совсем не обязательно, многие диспетчеры этого не делали — не война же — но подполковник Джексон потому и был лучшим, что не отступал от инструкций, даже когда казалось, что отступить можно и в том не будет ничего плохого. Война — не война, а если в инструкции написано включить — значит надо включить. Профессия диспетчера ошибок не прощает.

Сукин сын Пуласки это конечно же знал…

Подполковник Джексон снял наушники, допил остывший декаф, поморщился — погано. Настоящий кофе он варил раз в неделю по субботам и пил его — всего одну турку, больше нельзя. Врач и это запретил — но, в конце концов, живем все равно один раз….

— Сэр!

Эндрю Джексон оторвался от своих мыслей.

— Да?

— У нас ЧП! Система опознала отметку Зулус-пять как красную!

Как и на всех авиабазах САСШ на базе Эндрюс была установлена система опознания целей и эту цель она опознала как «красную» — самолет представляющий серьезную опасность.

— Быть не может… — подполковник Джексон переключил монитор на нужный канал, всмотрелся — так и есть. Отметка в самом углу экрана, приближающаяся к базе мигала зловещими красным сполохами.

— Определить тип цели! — крикнул Джексон.

В его голове мелькала мысль — ошибка, не может быть. Сейчас система протестирует себя — так это всегда бывало при опознании и красный свет отметки сменится на зеленый. Но он не только не сменился — когда над отметкой появилось условное обозначение типа цели, Джексон аж подскочил в кресле.

— Сэр, отметка опознана как средний сверхзвуковой бомбардировщик. Русский М240 или один из германских Арадо. Идет прямо на нас, сэр…

— Твою мать, Майк! Связывайся с зональным центром ПВО, как они вообще его не засекли?! Быстрее!

— Прошел на низкой высоте, сэр?

— Его бы увидел спутник! Быстрее давай!

Подполковник заполошно оглянулся — что еще он должен сделать? Ситуация чрезвычайная без всяких натяжек. До того места где отдыхает Президент, реактивному бомбардировщику меньше пары минут лета, сбросит пару термобарических бомб — не выживет никто.

Что еще? А…

— Майк, я на минуту! Связывайся с зональным центром ПВО, доложи ситуацию. Пусть поднимают дежурную пару на перехват! Национальную гвардию, кого угодно!

Выскочив из диспетчерской башни подполковник сбежал вниз по узкой, крутой лестнице, едва не свернув себе шею. Шарахнул дверью, выскочил в холл — и с разбега натолкнулся на агентов секретной службы, пьющих кофе в ожидании клиента…

— Гас… — Джексон узнал старшего смены — где президент?

— В Шангри-Ла, а что?

— «Краснокожий»! [краснокожий — условный сигнал ВВС, означающий наличие атакующего противника. В Секретной службе используют аналогичный сигнал «действие» — он означает, что кто-то стреляет или уже выстрелил в Президента] У них минута, может даже меньше чтобы спрятать в бункер свои задницы. Сюда идет реактивный бомбер!

Агенты переглянулись, рассмеялся сначала один, потом и все остальные…

— Парни, это ни хрена ни смешно! — разозлился Джексон — такая птичка может нести пару десятков тонн бомбового груза и если мы что-нибудь не сделаем прямо сейчас — она запросто поджарит нам задницы!

— Успокойся, Эндрю — старший агент Малруни потрепал его по плечу — все нормально, русские нас предупредили. Это их реактивный бизнесджет, переделанный из среднего бомбардировщика. Его то мы и ждем с самого утра. Тебя же должны были предупредить из Вашингтонского центра, что, не предупредили?

— Вот сука… — подполковник, изрыгая брань рванулся назад, к себе на рабочее место. Если дежурный диспетчер успел передать координаты самолета в центр ПВО, если те не разобравшись шарахнут… Пуласки, поганец…

Подполковник, всегда сдержанный и невозмутимый, появился в центре подобно урагану…

— Сэр, мы вышли на связь! — диспетчер говорил сбивчиво, совсем не так как должен говорить диспетчер, но это было простительно в такой ситуации — это русские. Они сажают самолет, это их гражданский самолет…

— Господи… Господи, твою мать… — Джексон уже сыпал руганью вместе с упоминанием господа, чего он как потомственный мормон делать был не должен — Господи… Майк, сажай самолет сам. Я должен на него посмотреть.

— Есть, сэр.

Самолет появился в небе как только Джексон выскочил на небольшой балкончик, этажом ниже диспетчерского центра — там имели обыкновение курить те диспетчеры, кто не избавился от этой вредной привычки. Стремительный, обтекаемый, молочно-белого цвета самолет — он и впрямь сильно походил на средний реактивный бомбардировщик русских — заходил на посадку, оставляя за собой шлейф отработанных газов из двигателей. На той стороне фюзеляжа, которая была видна Джексону был явно видел нарисованный черным цветом — на белом фоне он прекрасно выделялся — герб в виде двуглавого орла…

— Черт… — подполковник только сейчас осознал, кого они могли сбить — черт бы все побрал…

У самого края взлетно-посадочной полосы самолет ждал большой, выкрашенный в бело-желтый цвет пикап с транспарантом Follow me над кабиной. Повинуясь указаниям машины самолет зарулил влево, почему то не на самолетную, а на вертолетную площадку. Может быть потому, что она была ближе к ВПП. На длинных стойках шасси, белый, без иллюминаторов в пассажирском салоне самолет выглядел необычно. Аналогов ему не было — в САСШ проекты сверхзвуковых административных самолетов появлялись с завидной регулярностью, но все эти проекты разрушились об нормативы по шумности. А русские молодцы, сделали…

Самолет затормозил около группы агентов выглядящих так, как и должны выглядеть агенты Секретной службы — черные костюмы-двойки, черные очки, безликие, похожие на манекены. У всех свободные руки — по правилам агент не должен брать в руки ничего, они должны постоянно оставаться свободными на случай нападения. К самолету же подогнали Субурбан, хотя надобности в этом никакой не было. Чуть дальше, метрах в двухстах раскручивал лопасти президентский Белл.

Подогнали трап — несмотря на то, что сам самолет был намного меньше президентского Боинг747, за счет длинных стоек шасси люк, ведущий в пассажирский отсек самолета был на такой же высоте, как и у Боинга. Люк отошел в сторону — и на трапе появилась одинокая фигура. Довольно молодой человек в строгом черном костюме — тройке, на лацканах которого были вышиты золотой нитью российский герб и вензель с тремя буквами Р, Н и А. В руках у молодого человека была черная, свиной кожи папка, и вообще похож он был больше на удачливого наследника крупного состояния либо вообще — на голливудского актера, превосходно играющего роль, но никак не на наследника престола самой крупной державы мира.

К удивлению агентов, молодой человек едва сойдя с трапа, подошел к агентам, протянул руку старшему смены — ни один глава государства такого до этого не делал.

— Здравствуйте, сэр… — агент Малруни был явно к этому не готов и не знал как себя вести, но на рукопожатие ответил — рады приветствовать вас на американской земле…

— И я рад видеть знакомое лицо… — наследник улыбнулся.

— Мы знакомы, сэр?

— Лос-Анджелес. Голливуд. Я жил там какое-то время. А вы меня охраняли, не так ли?

Агент Малруни, несмотря на огромный опыт работы «прикрепленным» [прикрепленный — на слэнге секретных служб так называют телохранителей] не смог не показать на лице своих эмоций.

— Вы нас видели, сэр?

— Естественно. Было бы сложно вас не заметить. Но это останется между нами, не так ли? Куда идти?

— Э… к вертолету, сэр. Быть может, вы предпочитаете?

— Нет. Пройдем пешком.

До раскручивающего лопасти вертолета было двести с небольшим метров, агенты образовали «кортеж» — трое спереди, двое сзади и быстро довели почетного гостя Соединенных штатов Америки до вертолета. Как только они расположились в салоне — вертолет взлетел. Старший агент Малруни заметил, что наследник российского престола выбрал для себя то же место, на котором любил сидеть президент — ему тоже нравилось смотреть в полете на зеленые холмы Мэриленда…

 

29 июля 1996 года Шотландия, близ Абердина

Одной из самых больших проблем в его теперешней работе было оружие. Требования к оружию, предъявляемые его профессией были настолько жесткими, а порой и противоречивыми, что ни одно серийное изделие — ни британское, ни североамериканское ни русское, ни германо-римское — его требованиям не удовлетворяло. Производители гражданского оружия были скованы требованиями дизайна, законодательными ограничениями, пожеланиями и запросами клиентов (в основном охотников) — в итоге получалось совсем не то, что ему нужно. Армейское оружие было лучше, намного лучше, но оно было жестко привязано к принятым на вооружение армейским патронам и практически никогда не соответствовало его требованиям по массогабаритным характеристикам. Служащие в армии солдаты никогда не сталкиваются с необходимостью тайно перевозить оружие через границу, прятать его в машине, перевозить и даже пересылать в разобранном виде так чтобы никто не понял, что именно пересылается в той или иной посылке. Ему же с этим приходилось сталкиваться постоянно. Кроме того — армейское оружие должно быть максимально дешевым, потому что им надо вооружать десятки тысяч солдат, да и гражданское оружие тоже должно как-то конкурировать на рынке, укладываясь в ценовые рамки, выставленные потребителями. Бухгалтер же зарабатывал столько, что его возможности по оплате нужного ему образца оружия были почти безграничными.

Последняя задача, которую задал ему Монах, была более чем достойной — ликвидировать одного из самых охраняемых политических деятелей на планете и уйти. Помимо этого, накладывалось обязательное требование на способ ликвидации, дальний снайперский выстрел в условиях города — ну, собственно, для этого и привлекли к делу его, а не кого-то другого — и перед этим выстрелом нужно было сделать еще кое-что. Заданные ограничения и условия показались Бухгалтеру странными — но вопросов он не задавал. Раз клиент за это платит — значит, ему и в самом деле все это нужно.

Обычно, для подобного рода акций он использовал специальные винтовки, переделанные из легких охотничьих «оленьих» винтовок, калибра.257. Такие винтовки с каркасным разборным прикладом, лишенные деревянного цевья, подготовленные под глушитель, были легкими и точными, на дальностях примерно пятьсот — шестьсот футов лучше их ничего не было. Последний раз он воспользовался такой винтовкой в Латинской Америке — насквозь проамериканский диктатор распрощался с жизнью, упав с лошади во время прогулки по своему огромному ранчо. Пока подбежали, пока разобрались, что с ним на самом деле случилось — Бухгалтер успел уйти. Вина диктатора состояла в том, что он взял с British Gas огромную взятку — а потом передал право на разработку шельфовых газовых месторождений североамериканской фирме. Сумму взятки же не вернул — решил, что подобный вопрос урегулируется в верхах давними союзниками — Великобританией и САСШ. Вопрос, конечно же, урегулировали — только вот диктатору легче от этого не стало.

В принципе, для первой части задуманного именно такая винтовка и была нужна. Но — для второй части она не годилась категорически. Человек, которого Бухгалтеру предстояло убрать, имел мощную и хорошо подготовленную службу безопасности. Не просто нескольких вооруженных телохранителей и кортеж бронированных машин, а именно службу безопасности, включающую в себя не одну сотню специалистов и имеющую собственный аналитический центр. В составе службы безопасности имелась контрснайперская группа, а все места, которые он посещал, проверялись и готовились задолго до дня посещения. Зона сплошного контроля составляла восемьсот ярдов — в этом радиусе нельзя было открывать ни одно окно, в этом радиусе было полно агентов службы безопасности и полицейских в штатском, в этом радиусе люди с биноклями просматривали все крыши, чердаки и вообще все места, с которых мог выстрелить снайпер. Бухгалтер не исключал, что стрелять придется с расстояния в милю.

Специалистов, способных выстрелить с расстояния в милю и попасть в ростовую фигуру, можно было пересчитать по пальцам обеих рук. Бухгалтер входи в их число. Проблема была еще и в том, что подобная стрельба — это не армейская стрельба. Армейский снайпер может сделать пару выстрелов для прогрева ствола, для пристрелки, он может попасть в руку или в ногу и это все равно будет считаться попаданием поскольку цель выведена из строя. Наконец, армейский снайпер может и промахнуться — и ничего страшного в этом не будет, промахнулся в одного — попадешь в другого. Бухгалтер же не имел ни одного пристрелочного выстрела, ни одного выстрела на прогрев ствола (вопрос на деле решаемый электроодеялом), а попасть он должен в лучшем случае в область грудной клетке, а идеально — в горло или в голову, потому что на цели может быть бронежилет. Только снайпер может понять, настолько это тяжелые — почти невыполнимые условия. Ни один снайпер не стал бы стрелять в голову, потому что голова у человека очень подвижна, человек на самом деле двигает головой едва ли не чаще, чем руками и ногами. Ни один снайпер не возьмется стрелять в густонаселенном городском районе на большую дистанцию — слишком много непредсказуемых воздушных течений и слишком много может быть помех на пути пули — провода, стекла, рекламные щиты. Ему же все это предстояло сделать.

Целый день Бухгалтер потратил на изучение литературы — он пытался понять, какой патрон подойдет под его задачу. Это дилетанты начинают выбор с винтовки, профессионалы всегда для начала подбирают патрон. Ведь винтовка — это всего лишь то, что позволяет выпустить пулю из патрона в цель, утилизировать энергию находящегося в гильзе пороха и превратить ее в полет пули в заданную точку. Пуля — вот что поражает цель, не винтовка.

В качестве основного источника информации Бухгалтер использовал бюллетень, выпускаемый в Северной Америке. Его он выписывал каждый год, на разные имена, всегда указывал различные почтовые абонентские ящики. Он соблюдал осторожность — слишком легко вычислить профессию того, кто выписывает подобный бюллетень.

Бюллетень назывался бесхитростно — Accuracy Shooting. Точная стрельба. Этот бюллетень представлял собой довольно толстую кипу страниц в дешевой обложке. С полиграфической точки зрения он на целую эпоху отстоял от таких красочных глянцевых изданий как Guns and ammo, Special weapons for military and police или Guns and weapons for law enforcement. Печатался он на плохой, почти газетной бумаге и в его составе не было ни одной цветной страницы. И, тем не менее — для профессионала этот бюллетень был подобно Библии. Его издатели, кропотливо и скрупулезно собирали, сводили в таблицы данные о результатах стрельб на всех мало-мальски значимых соревнованиях по стрельбе из винтовок на дистанции от трехсот метров и до двух миль, в том числе и с армейских чемпионатов. Там были новости по кастомизированным винтовкам, [Кастомизированная винтовка — то есть винтовка, часть деталей в которой заменены для получения лучших результатов по стрельбе. Лучшие винтовки и вовсе собираются по заказу в единственном экземпляре. ] по уайлдкэт-патронам [Уайлдкэт-патроны — целая индустрия в Североамериканских соединенных штатах. Все дело в том, что в САСШ разрешено самостоятельное изготовление оружия и патронов под него (в РФ это например запрещено законом, чтобы открыть оружейное производство нужно получить лицензию — ее получая сотрешь ноги до ж…, а требования к зданию в котором будет завод такие, что если их выполнить — получится не здание, а ДОТ). Поэтому в САСШ существуют тысячи энтузиастов, изобретающих различные патроны и «проверяющих теорию практикой». Делается новый патрон так: сначала берется ствол, патронник которого изготавливается на точном станке по твоим чертежам. Дальше берется гильза какого-либо уже существующего калибра, набивается порохом, вставляется капсюль, пуля и производится выстрел. При выстреле гильза в изготовленном по твоему заказу патроннике формуется под новые размеры (формование выстрелом). Полученной таким образом гильзы хватает на десять — двенадцать выстрелов. Права на наиболее удачные уайлдкэт-патроны покупают крупные оружейные фирмы и производят удачные разработки уже крупными сериями. Большая часть ныне известных патронов в САСШ начинали как уайлдкэт-патроны. ] и показываемым им результатам с адресами, с кем связаться, чтобы приобрести нужное снаряжение. Там были подробные описания того, что каждый год происходило на кубке Уимблдона — нет, не том, на котором разыгрывается британский теннисный кубок, а армейскому соревнованию по стрельбе из винтовок на одну тысячу ярдов, куда допускались как военные, так и гражданские стрелки. Там было все — участники, винтовки, патроны, их набивка (почти все участники пользовались не заводскими патронами, а набитыми вручную из лучших компонентов и с микронными допусками), ветер во все дни соревнований, порядок и результаты стрельб. Все это печаталось убористым шрифтом и сводилось в длинные таблицы цифр и понятных только посвященным сокращений, похожих на бухгалтерские таблицы. Для девяноста девяти обычных стрелков (правильнее наверно не стрелков, а людей, имеющих оружие) эта информация значила не больше, чем письмена египтян внутри очередной пирамиды. Для последнего, сотого эта информация была поистине бесценна…

Поскольку рассчитывать на стрельбу на дистанции ближе пятисот ярдов было смешно — из рассмотрения выпадали все патроны калибра.30. Британские 7,71 германо-римские 7,92 итальянские 8,0, русские 7,62, североамериканские.308 и 30–06 — все они отметались. Все дело было в чем: нужен был патрон, в котором бы на всей дистанции от среза ствола и до цели пуля сохраняла бы сверхзвуковую скорость. Что происходит с пулей при переходе ее со сверхзвука на дозвуковую скорость, лучше всего может рассказать летчик, летающий на реактивных самолетах. При переходе звукового барьера самолет начинает трясти, он слабо слушается управления — вот именно это же и происходит в момент перехода с пулей. Для пехотного оружия это особого значения не имеет, поскольку убойность пуля сохраняет и на дозвуковой скорости, а сверхметкости на такой дистанции от солдата никто и не требует. Недаром, по итогам мировой войны подсчитали, что на поражение одного солдата противника расходовалось две тысячи пуль. [На самом деле, по итогам Вьетнама — 50000 пуль на одного убитого. В первую мировую войну этот показатель был намного ниже, потому что не было автоматического оружия и не почти не было такого понятия как заградительный и беспокоящий огонь, стреляли все-таки в основном по цели. Тем не менее — на такой показатель не рассчитывало ни одно военное министерство воюющих стран, общеизвестны факты, что боеприпасы, заготовленные на год боевых действий действующая армия расходовала за месяц, а то и за две недели. Находились придурки, которые предлагали выдавать нижним чинам однозарядные винтовки, чтоб понапрасну не стреляли. А солдатские наганы без самовзвода и вовсе были в войсках. ] И даже армейскому снайперу, вооруженному винтовкой под унифицированный с пулеметным боеприпас, это не помеха — промах на такой большой дистанции не страшен, часто выстрел можно будет повторить. Но для того, чем занимался Бухгалтер — промах был недопустим.

Подумав, и полистав журнал, он отказался также и от мысли использовать патроны калибра.50. Вообще, использование патронов калибра пятьдесят было новой модой в мире стрелкового оружия и пошло оно из армии. В семидесятые годы армия САСШ приняла на вооружение винтовку RAI-500 — обычное однозарядное ружье, у которого затвор вынимался, чтобы на нем можно было закрепить патрон. Скорострельность была так себе, но это и не требовалось — по изначальным техническим условиям это было оружие для… саперов! Расстреливать мины с безопасного расстояния! Почти сразу эту винтовку облюбовали для себя снайперы корпуса морской пехоты. А ну-ка — консольно вывешенный тяжелый ствол, несамозарядный механизм, оптика в стандарте. Патрон, в отличие от обычной морпеховской М40 позволяет прицельно бить на километр и дальше, расстреливать грузовики, бронебойными патронами останавливать легкие бронетранспортеры, уничтожать РЛС. Патрон.50 стоит меньше доллара, но им можно уничтожить вражеский самолет на стоянке, стоящий больше десяти миллионов долларов, причем для этого не надо рисковать собой, преодолевая рубежи охраны аэродрома. Но настоящий бум винтовок пятидесятого калибра случился, когда Ронни Барретт разработал свою знаменитую Барретт М-82, десятизарядную полуавтоматическую снайперскую винтовку. Она мало чем уступала крупнокалиберному пулемету — но в отличие от пулемета ее мог носить один боец. Не прошло и десяти лет, как такие винтовки появились во всех армиях мира — М82 в британской и североамериканской армиях, Эрма калибра 13,2 в германо-римской, Взломщик и Кобра, калибров 12,7 и 14,5 — в русской армии.

Бухгалтер отказался от использования винтовки калибра пятьдесят по двум причинам. Изначально предназначенный для борьбы с танками, с самыми первыми их экземплярами, изобретенный еще в Мировую войну этот патрон так и остался патроном наилучшим образом подходящим для борьбы с техникой. Он сравнил результаты, полученные на последнем Уимблдоне и на чемпионате по стрельбе из винтовок калибра.50 на одну тысячу ярдов, проводимых «Ассоциацией стрелков пятидесятого калибра» — результаты говорили сами за себя. По мнению Бухгалтера у патрона калибра.50 для такой навески пороха была слишком тяжелая пуля, быстро теряющая скорость на предельных дистанциях.

Второй причиной было то, что технически просто невозможно сделать компактную винтовку калибра.50, а тем более сделать такую винтовку разборной. Слишком велики нагрузки на конструкцию при стрельбе.

Оставалось одно. Так называемые «промежуточные» патроны — то есть патроны калибром крупнее 0.30 и меньше 0.50. Самое последнее, еще не до конца разработанное — и самое многообещающее направление в деле высокоточной стрельбе из винтовки.

Таких патронов, которые могли бы для него подойти, Бухгалтер насчитал восемь. Североамериканский.338, принятый для их LRSR от Винчестера [LRSR — long range sniper rifle снайперская винтовка дальнего действия] — на само деле это бесстыдно украденная в Российской империи разработка финской фирмы Лев. [В нашем мире это знаменитая Lapua. Кто в теме тот поймет, о чем я. ] Американцы мотивировали это тем, что финны разработали патрон на базе гильзы их.458 Винчестер Магнум и отказались покупать лицензию, а просто скопировали и запустили в производство. Русская винтовка с русским же патроном. [Мало кто знает, что например знаменитая Смит-Вессон, мировой лидер в производстве револьверов выжила в 19 веке в конкуренции со знаменитой Кольт только за счет огромного русского заказа на четырехлинейные револьверы. Не будь этого заказа — не было бы Смит-Вессонов эту фирму знали бы лишь историки. Для постановки современного оружейного производства на Винчестер тоже очень много сделали русские инженеры]

Русский же 9,6x86, по сути, усиленная версия патрона.338. Под него выпускается малыми партиями той же фирмой Лев снайперская винтовка «Стрела», которая не экспортируется, и выдается только самым лучшим русским снайперам, прошедшим специальную подготовку. Такая винтовка, согласно наставлению, предназначена для поражения одиночных, особо важных целей на расстоянии от одной до двух верст. То есть — в самый раз. Проблема могла возникнуть только в том, что ни винтовка, ни патроны к ней не экспортировались и достать их очень сложно.

Североамериканский мощнейший уайлдкэт-патрон.378 Уитерби-магнум в снайперском варианте. Или его младший брат.338 Уитерби-магнум. Небольшая фирма Уитерби, основанная энтузиастом-уалйлдкэттером, коммивояжером Роем Уиттерби производила винтовки с запиранием затвора на девять (!!! другие на три, а то и на два) боевых упоров, под линейку сверхмощных патронов собственного калибра «Уитерби-магнум». Первоначально эти патроны использовались для охоты на крупного гризли и всех видов африканских охот — но сейчас фирма все больше и больше переходила на производство снайперского оружия по частным заказам и для правоохранительных органов САСШ. Шутка ли — последний Уимблдон выигран патроном.338 Уитерби, а последний чемпионат САСШ по стрельбе на 1500 ярдов — патроном.378 Уитерби.

Британская парочка.300 Голланд и Голланд Магнум и.375 Голланд и Голланд Магнум. Эти патроны, разработанные в начале века для африканских охот на крупного зверя — Великобритания в те времена вообще лидировала по патронам крупных калибров — были извлечены из запасников и переделаны в патроны для снайперских винтовок совсем недавно. Можно было бы не изобретать велосипед и принять на вооружение разработку САСШ — но тут у британцев взыграла национальная гордость. Гордость эта до добра не довела — достаточно посмотреть результаты последних соревнований по стрельбе на тысячу ярдов в Бизли. Винтовками под патрон Г и Г пользуются только армейские снайперы, вынужденные ими пользоваться, потому что им такие выданы. Все гражданские стрелки пользуются североамериканскими разработками. На пьедестале почета — только стрелки с североамериканскими винтовками, все — гражданские. Причем если винтовки под патрон.300 ГиГ еще встречаются в руках гражданских — то триста семьдесят пятый, основной патрон дальнего действия британской армии ими напрочь игнорируется.

Германцы попытались приспособить свой африканский штуцерный патрон 9x73 в качестве снайперского, но потом плюнули и приняли патрон русского стандарта, под который фирма Маузер изготовила одну из лучших снайперских винтовок в мире. Австро-венгры и итальянцы приняли на вооружение североамериканскую LRSR, ничего своего разрабатывать не стали. Выпускалась она по лицензии соответственно на заводах Штайр-Манлихер и Мануфактура Бреда. [Смех смехом, но так и называется]

Последними были две новейшие североамериканские разработки. Патроны собственно сорокового калибра, предназначенные для стрельбы на расстояние до двух миль при использовании соответствующего снаряжения.408 Шайенн и.416 Барретт. Первый разработала небольшая фирма, специально созданная для производства оружия для сверхдальней стрельбы, второй — знаменитая Барретт, не желающая упускать новый рынок. Винтовки этого калибра существовали только в двух странах — в самих САСШ и в Российской Империи, где их производством занималась знаменитое в узких кругах «Товарищество на паяхъ Лобаев и компаньоны». [Автор сознательно допускает неточность. В нашем мире эти патроны появились после 2005 года. Хочу также, пользуясь случаем, отрекламировать действительно существующую частную оружейную фирму Лобаева, занимающуюся производством винтовок наивысшей точности. Они действительно производят винтовки калибра.408, причем за пределами САСШ они это делают единственные. ]

Было бы соблазнительно использовать винтовку под подобные патроны — если уж она до двух миль рассчитана… Но бухгалтер отверг и ее — потому что никакого опыта работы с винтовками под такие патроны не имел, а сама винтовка под такой калибр в габаритах могла превзойти и пятидесятый калибр.

Все это Бухгалтер читал все то время, пока находился в дороге. Запутывая следы, он вылетел из Лондона в германский Гамбург, там нанял машину и через некоторое время приехал в Амстердам, где у него было основное жилье на континенте. Там он, набрал литературы, сел на паром, идущий в Эдинбург, один из самых северных городов Великобритании. На пароме он спросил в одноместную каюту горячего чая, закрыл дверь на замок и весь рейс сидел на кровати, сосредоточенно изучая стрелковые справочники и журналы. Когда же паром мягко ошвартовался у эдинбургского пирса — Бухгалтер уже в общих чертах знал, что ему нужно — и по винтовке и по патрону.

В Эдинбурге он арендовал машину. Довольно новый внедорожник Дефендер, полуармейский автомобиль, как нельзя лучше подходящий для езды по бездорожью. Такие автомобили он помнил еще по армии, их комфорта для британских солдат было вполне достаточно — не нуждался в лишнем комфорте и он. Залил бак под пробку на ближайшей заправке, вырулил на трассу М90 и покатил по ней на север.

Уроженец пригородов Лондона, Бухгалтер, тем не менее, любил Шотландию — и сам не мог понять, почему. Ему нравилось здесь все — и заросшие вереском пустоши, и холодные туманы и быстрые, с кристально чистой водой реки, и приткнувшиеся у рек винокурни и старинные, мрачно-серые, словно вырастающие из скал стены замков. Его притягивала эта мрачная, неуютная, малолюдная земля. Как будто здесь была его настоящая родина.

В Абердин, старинный щотландский город, он прибыл уже во второй половине дня. Нашел небольшой паб, перекусил овечьим сыром и сочным, поджаренным бифштексом. Знаменитый шотландский виски, скотч, он заказывать не стал — за рулем, да и рука должна быть крепкой. Обедая, он вслушивался в неспешный говор шотландцев, довольно сильно отличающийся от британского. Про себя он повторял услышанные слова, мгновенно придумывал ответы на задаваемые вопросы — и с удовлетворением понял, что шотландский он еще не забыл.

Из Абердина он покатил за запад, по дороге А96 в сторону городка Порт Эльфинстоун. Именно там, в предгорьях жил тот человек, который ему был нужен и ради которого он совершил столь долгое и запутанное путешествие.

Хотя от этого человека ждать проблем не приходилось — Бухгалтер был верен себе. Он не поехал напрямую к дому — большому, угрюмому, переданному из большого деревенского амбара, на вид выглядящего так, будто ему нашлось место еще в Domesday Book. [Domesday Book, книга одиннадцатого века, где перечисляются все построенные на тот момент здания на британских островах. ] Машину он оставил за две мили от дома, в небольшой, но глубокой, заросшей чахлым кустарником лощине. Огляделся по сторонам — вокруг ни души. Только мрачное, серое, нависающее тяжелым навесом над головой небо, подпирающие его плоские вершины холмов, поросли вереска и камни. Почти что пустыня. Посмотрев на часы с встроенным в них компасом, Бухгалтер пустился в путь.

На путь до известного ему наблюдательного пункта он потратил меньше часа. Хотя это и было глупостью — но именно сейчас, пробираясь по вересковым пустошам, вдыхая знакомый запах торфа, оглядываясь по сторонам в поисках противника, он вспомнил как когда то давно то же самое он делал, будучи кандидатом на вступление в знаменитый полк САС. Тогда ему не было еще двадцати, он был совсем пацаном, но…

Тогда он был живым.

И сейчас он почувствовал себя живым. Давно он себя так не чувствовал.

И понял, как это чертовски приятно — когда ты чувствуешь себя живым.

Живые… И мертвые…

Место для наблюдения, а при необходимости и для стрельбы он приметил еще в свой прошлый визит сюда. Примерно в семистах ярдах от дома, почти на самом гребне холма — там лежал серый, источенный холодными дождями и пронизывающим шотландским ветром огромный валун, высотой в два человеческих роста. На подходе к валуну он залег и дальше передвигался по-пластунски, а за валун заползал так, чтобы между ним и домом был этот самый валун, чтобы его невозможно было увидеть. Хозяин расположенного внизу, в лощине строения был не из тех людей, с кем можно было шутить.

Дополз. Замер.

Охота…

Почему то именно сейчас Бухгалтеру вспомнилась последняя настоящая охота, в которой он принимал участие — охоту не на людей. Это было здесь, в Шотландии, на продуваемых всеми ветрами вересковых пустошах. Тогда он шел один по этой мрачной пустыне, а где то левее, в миле бухали залпы выстрелов из двустволок и скакали лошади. Последнее развлечение знати — раз запретили охоту на лис с гончими, гончих заменили ружья. Он не любил и не уважал такие охоты — большой компанией, шумные, с виски, с похвальбой перед присутствовавшими там же дамами. Это было что-то типа шумного карнавала, приятного времяпрепровождения с убийством животного как бы между делом, для веселья. Для него это было неприемлемо. Он всегда охотился в одиночку, даже без проводника, он уходил на несколько дней, стараясь слиться с природой, стать ее частью. Он использовал нетипичное для Великобритании комбинированное ружье с одним нарезным и одним гладким стволом. Только один шанс — он всегда стрелял один раз, и если пуля не находила цель — значит, зверь выиграл, а он проиграл. Такова была игра. Честная игра.

Тогда на него выскочил тот лис. Старый, побитый жизнью лисовин, с обтрепавшейся рыжей шерстью. Он выбежал прямо на него, загнанно дыша и подволакивая заднюю ногу. В него попало несколько дробин, но этого было недостаточно для того чтобы убить его. Увидев его, лис остановился — и посмотрел ему в глаза — а он посмотрел в глаза зверя. Они стояли так несколько долгих секунд — и, казалось, на многие мили вокруг не было больше живых существ, кроме него и этого самого лиса. Но слева опять раздалось гиканье — и лис рванул дальше, тяжело пробежав в нескольких метрах от него. А потом на поляну где он стоял, выскочили несколько верховых — молодые, наглые, на разгоряченных скачкой лошадях, в теплых костюмах для верховой езды. С ними были и дамы — две или три — заливисто смеющиеся, с легкими дробовиками — переломками. Увидев спокойно стоящего посреди пустоши человека, они удивились, потом подскакали к нему поближе и спросили, не видел ли он подстреленного ими несколько минут назад лиса. Бухгалтер сказал, что видел и указал им направление, куда он пробежал — совсем не то, куда он побежал на самом деле. Одному из верховых что-то не понравилось, и он хотел еще что-то сказать или сделать — но находившаяся на пританцовывающем рядом кауром жеребце молодая рыжеволосая красотка удержала своего спутника от этого. Он знал, что женщины гораздо лучше чувствуют опасность. Видимо, это шло еще с первобытных времен, когда им приходилось оберегать свое потомство от хищников. Вот и сейчас — эта красотка почувствовала, что ее кавалер вплотную подошел к смертельно опасной черте, к самому краю обрыва.

А потом, когда они ускакали в том направлении, которое он им показал — Бухгалтер долго смотрел им вслед. И пожелал зверю удачи.

Мертвые… И живые…

Размышления Бухгалтера прервал хлесткий щелчок — словно пастушьим кнутом. Еще через долю секунды до него донесся раскатистый грохот выстрела.

Его обнаружили.

Бухгалтер медленно вышел из-за валуна, держа руки за головой и начал спускаться вниз, к старому деревенскому амбару…

Человек, который его ждал там, у амбара был сед, кряжист, невысок, он зарос бородой по самые глаза и чем-то напоминал гномов. Выделялись руки — большое, красные, рабочие, все в мозолях и каких-то пятнах. В руках он держал странного вида длинноствольное нарезное ружье, из которого сейчас и выстрелил.

— А если бы ты в меня попал? — вместо приветствия сказал Бухгалтер, не опуская сцепленные за головой руки.

— Одним клиентом было бы меньше — ответил «гном», опуская ружье — тебя давно не было.

— Было много дел. Руки то можно опустить?

Вместо ответа «гном» протянул руку…

Гнома звали Николас Моргейт, и когда то давно он работал на королевской оружейной фабрике в Бирмингеме, которая была основным производителем оружия в Британской Империи. Тогда клеймо BSA означало наивысшее качество, оружие с таким клеймом ценилось дороже любого другого. Две тысячи солдат, вооруженные винтовками и пулеметами BSA могли поставить на колени целую африканскую страну. Потом… потом много чего произошло, и славное британское оружие потерпело два подряд сокрушительных поражения. Сначала сумрачный германский гений, бесчисленные ряды вымуштрованных пруссаков с Маузерами в пух и прах разбили основного континентального союзника Британии — Францию, а заодно разгромили и британский экспедиционный корпус. А потом, не успев оправиться от поражения на континенте, Британцы потерпели новое, еще более сокрушительное. Бесчисленная русская армия вторглась на Восток, конные казачьи лавы подобно метле вымели с востока остатки турецкого владычества и обрушились на британские колонии. Скорее всего, они смогли бы выстоять — но тут германцы по сговору с Россией и с вероломными предателями бурами выступили в Африке. В результате допущенных грубейших ошибок — Британии надо было отдать что-то одно, а за второе держаться изо всех сил — потеряли и то и другое. Воевать на несколько фронтов против двух сильнейших континентальных держав у острова, у которого снабжение было под угрозой из-за действий германских рейдеров и подводных лодок, просто не хватило сил. Блестящие операции британского флота против русского и германского ничего не могли изменить — в конце концов, война то велась на суше, сухопутными группировками войск. А безумный прорыв русских и германцев к Скапа-Флоу и к Устью Темзы довершил картину национального унижения и заката величайшей в истории колониальной империи, над владениями которой никогда не заходило солнце.

А фабрика BSA продолжала снабжать оружием британскую армию, надеявшуюся на реванш — в Лондоне создали даже такой клуб — клуб Реванш. Однако, и русские и немцы с каждым годом становилось сильнее политического лидера, способного очертя голову броситься в атаку не было. Были лидеры, которые понимали — война с одним континентальным противником означает войну и с другим, а такая война превратится в атаку легкой бригады. [атака легкой бригады — в Крымскую кампанию легкая кавалерийская бригада пошла в атаку на русские позиции без подготовки, надеясь только на свое мужество и несгибаемую волю. В итоге из нескольких тысяч в живых осталось семнадцать человек. Потери были тем более тяжелыми, потому что в легкой кавалерии изначально служили представители самых знатных и родовитых семей Великобритании. С тех пор выражение «Атака легкой бригады» стало нарицательным как символ мужества и одновременно — самонадеянности и глупости. ] Русские становились все сильнее, и оружие их становилось все сильнее. Что же говорить про германцев, нацию солдат. Рассорить Россию и Германию, вызвав войну между ними не удалось — Россия завязла на востоке, Германия — в Африке. А потом появилось ядерное оружие, отдалив идею реванша куда-то в неведомые дали. Все поняли, что надо как то жить, приспосабливаться жить и с нанесенным, неотомщенным оскорблением.

Николас Моргейт начинал работать на бирмингемской фабрике в качестве обыкновенного рабочего — но скоро мастера подметили за ним своеобразный талант. Он всегда и во всем находил что улучшить. Кроме того — он в голове мог представить, как будут взаимодействовать между собой детали, которые пока что находятся только в чертежах, он «чувствовал чертеж». Это сейчас есть специализированные программы, на которых любой чертеж можно переложить в 3D и увидеть как детали себя ведут в механизме. А тогда подобные навыки молодого рабочего были сверхценными.

Его перевели в конструкторский отдел, и там он успел поработать над тем, что потом стало основной британской винтовкой пехотинца. Верней, он был в числе тех, кто был категорически против новомодного буллпапа и предлагал за основу взять наработки североамериканского конструктора Стоунера и русского Коробова, тогда еще малоизвестного. Их группа тогда не смогла отстоять свою точку зрения, а сам Моргейт оказался… в тюрьме. Там он оказался в результате дикого инцидента с полицией, в котором виноваты были все-таки полицейские. Отмотав на торфяных приисках три года, он переселился в Шотландию и начал заниматься тем, чем он занимался по сей день.

Коньком Моргейта были винтовки. Снайперские винтовки. Он не был так знаменит как Малькольм Купер, [Малькольм Купер, реально существующий персонаж. Олимпийский чемпион по стрельбе, основатель фирмы accuracy international, выпускающей лучшие из крупносерийных, снайперские винтовки мира] у него не было целого завода. Был только он сам и небольшой цех — на первом этаже собственноручно перестроенного старинного большого амбара был цех, на втором он жил и принимал клиентов. И хотя оснащение этого цеха уступало заводу Купера — винтовки, выходившие из рук Моргейта, винтовки Купера однозначно переигрывали. В отличие от Купера у Моргейта было еще одно ценное качество — он никогда не задавал вопросов, для чего нужно то или иное оружие. Надо — и покупай.

Сейчас Моргейт отступил в сторону, приглашающе показал Бухгалтеру на лестницу, пристроенную к амбару сбоку — некрасиво, зато удобно. Бухгалтер пошел вперед — дорогу он знал, ибо бывал здесь не раз. Перехватив поудобнее винтовку, хозяин направился следом.

На втором этаже все было так же как и несколько лет назад, когда Бухгалтер последний раз побывал здесь. Жарко горящий в камине торф. Грубо сколоченная руками самого хозяина мебель. Большое лежбище с овчинным пологом. Голые, грубо обработанные стены. И, как что-то нереальное — компьютер и большой кульман с прикрепленными к нему листами чертежей в углу.

— Мне нужно срочно — заявил Бухгалтер устраиваясь поудобнее у камина, все-таки он замерз, гуляя на пронизывающем ветру.

— Срочно нужно всем — спокойно ответил хозяин дома, устраиваясь рядом.

— Две цены.

— Так срочно? — поднял бровь Моргейт.

— Да.

Хозяин дома кивнул. Надо — значит, надо.

— Что именно?

— Не то, что обычно. Нужна винтовка для уверенной стрельбы на дистанцию от тысячи, до полутора тысяч ярдов.

— Остальные требования?

— Быстро разбирающаяся и собирающаяся без потери кучности. Возможность использования глушителя.

— Глушителя?

Глушитель и в самом деле был здесь лишним. Ни на одной действительно высокоточной винтовке нет места глушителю — он отягощает ствол и кардинально снижает точность. При стрельбе из мощной снайперской винтовки да дистанцию от тысячи ярдов звук выстрела на самом деле не имеет значения. Во-первых, потому что пуля летит на сверхзвуковой скорости и долетает до цели бесшумно. Во-вторых с такой дистанции позицию снайпера по звуку выстрела никак не определить, звук скорее дезориентирует.

— Мне придется сделать несколько выстрелов на ближней дистанции. Там не промахнешься. Потом придется стрелять и на дальнюю. Поэтому нужен глушитель — но съемный. При дальнем выстреле вместо глушителя нужно будет поставит компенсатор — ствол должен рассчитываться исходя из него, с глушителем я и так попаду.

Моргейт снова кивнул.

— Калибр?

Бухгалтер задумался.

— Я кое-что прочитал по дороге сюда… Отстал от жизни, признаться. Нужно что-то крупнее обычного пехотного, но меньше пятидесятого. Исходя из того, что есть сейчас, времени заказывать нету.

— У меня есть затворная группа под.338 Уитерби. Не заводская, а бенчрестовская, [Бенчрест — еще одно североамериканское изобретение, делающее эту нацию сильнейшей в области стрелкового спорта. Бенчрест — это стрельба со стрелкового стола, с упоров по мишеням из произвольной винтовки. Оборот этой индустрии измеряется миллиардами долларов, а кучность групп, выпущенных из бенчрест-винтовок доходит до 0,15-0,20 МОА, угловых минут. Для сравнения: кучность СВД в лучшем случае равна 1,5 МОА, а при использовании валовых пулеметных патронов как это часто делалось в Чечне, доходит и до 5 МОА.] от Панда. Новая. Устроит?

Бухгалтер кивнул отметив про себя, что с этим калибром он никогда не работал — надо будет попрактиковаться и выучить наизусть баллистические таблицы.

— Ствол… Шиллен, заготовка есть. Только обработать, как следует.

— С отпуском? [При механической обработке ствола в стали скапливаются внутренние напряжения, это плохо влияет на кучность. Отпуск- это предфинальная стадия обработки когда ствол в течение трех дней сначала медленно нагревают до +180, потом охлаждают до -180. В результате внутренние напряжения снимаются и кучность вырастает на 20–25 %.]

— Обязательно.

— Спусковой механизм?

— Джевелл. Тоже бенчрестовский, с регулировкой. Можно было бы Тимни но у меня сейчас таких нет. В целом, я это вижу… Такой вопрос — сколько выстрелов потребуется сделать?

— Один — Бухгалтер ни секунды не колебался — только один, не больше.

— Тогда винтовка будет выглядеть как та же RAI-500, только под другой калибр. Затвор для перезарядки вынимается из ствольной коробки, патрон крепится вручную на зеркале затвора, после чего затвор с патроном обратно вставляется в ствольную коробку. Ствол консольно вывешенный, ничего не касается. Под ним — упор под руку, там же можно будет при необходимости поставить сошки. Приклад точь в точь как на RAI-500, разборный, на кучность он не повлияет. Прицел сажаем на саму ствольную коробку. Устроит?

Бухгалтер кивнул. Получилось примерно то же, о чем думал он пока паром шел по неспокойным холодным водам Северного моря.

— Тогда… Двадцать тысяч фунтов стерлингов устроит?

Цена была безбожной, за эту цену можно было купить хороший автомобиль представительского класса — но Бухгалтер не задумываясь, согласился.

— Деньги как в прошлый раз?

Моргейт утвердительно кивнул.

— Тогда мне нужно съездить в город. У меня тут в окрестностях машина.

— Хорошо. И еще…

— Да?

— Если хотите чтобы ваш заказ был выполнен как можно быстрее — можете вернуться и помочь мне. Надеюсь, вы не против простой пастушьей пищи и моего общества?

Бухгалтер улыбнулся.

— Ничуть…

 

Картинки из прошлого 11 августа 1995 года Санкт Петербург Императорский яхт-клуб

В любом городе, тем более в столичном городе, тем более в городе — столице огромной империи есть нечто такое, что является душой этого города. Это и нечто неосязаемое — праздники, традиции, может даже погода, и осязаемое — здания, памятники. Берлин всегда ассоциировался с Рейхстагом, Лондон — с Биг-Бэном. В САСШ и Российской империи, если бы кто-то задался целью отыскать их архитектурный символ — оказалось бы, что он находится не в столице. В Североамериканских соединенных штатах это была стоящая на страже нью-йоркской гавани статуя Свободы, а в Российской империи — безусловно, величественный Московский кремль и стоящий рядом изумительный собор Василия Блаженного. Санкт-Петербург же, несмотря на то, что был столицей, выделяющейся среди остальных архитектурной доминанты не имел. Санкт Петербург — это и Стрелка Васильевского острова, и Зимний дворец, и Смольный институт благородных девиц, и Медный Всадник и мосты и конечно же здание Императорского яхт-клуба на Большой морской. Императорский яхт-клуб был местом средоточия элиты Российского государства. Туда очень сложно было вступить, потому что членов принимали путем всеобщего голосования членов клуба и один черный шар уничтожал двадцать белых. С детства записывали в этот клуб только членов венценосной семьи. Там были и изумительные винные погреба и каминная и отдельные кабинеты для тех членов клуба, кто желал уединиться. В Императорском яхт-клубе практически не было ни одного члена — не аристократа, нувориши предпочитали развлекаться в других местах, сюда они вступить даже и не мечтали. Даже право баллотироваться в Императорский яхт-клуб было важной семейной ценностью, передаваемой в аристократических родах по наследству.

Темно-синий Даймлер подрулил к клубу уже под вечер. Припарковался он естественно не на закрытой стоянке членов клуба, а на улице, среди других машин. Моложаво выглядящий господин, закутанный в черном блестящем — дождь все-таки пошел — плаще помахивая длинным зонтом-тростью прошел прямо к дверям, стукнул медным, позеленевшим от времени молотком. Открывшему дверь швейцару показал визитную карточку члена клуба, с которым у него была назначена здесь встреча. Если бы он показал не карточку, а, допустим свое служебное удостоверение — его бы пожалуй тоже пропустили бы и даже обслужили в ресторане — зато потом бы на него показывали пальцем как на пример самых дурных манер, какие только можно себе представить.

— На втором этаже. Пятый кабинет слева… — шепнул швейцар на ухо гостю, принимая у него плащ. Он уже привык к тому, что к одному из членов клуба, Кахе Несторовичу Цакае постоянно ходят люди, и эти люди нуждаются в «тет-а-тет», поэтому Цакая принимает их в закрытом кабинете, без окон и с журчащим, заглушающим тихий разговор фонтаном. Хоть Цакая и был теперь в отставке — но люди к нему ходили и он их принимал — их даже стало больше, потому что раньше некоторые встречи, надо полагать проходили в здании Министерства внутренних дел. уставом клуба возможность развертывать разведывательную работу на базе клуба не предусматривалась — но и претензий Кахе Несторовичу особо никто не предъявлял. Во-первых потому, что опасались, во-вторых потому что эти встречи другим членам клуба особо не мешали. Те, кто приходил к Цакае вели себя тихо, пристойно и вообще старались не привлекать к себе внимания…

Когда Ковач, конечно же постучавшись, заглянул в кабинет — Каха Несторович Цакая стоя у противоположной стены внимательно рассматривал модель парусника, заключенную в большую, старинного вида бутылку. Услышав вошедшего, он не оборачиваясь показал рукой на кресло…

— Всегда удивлялся… — произнес он, разговаривая будто бы сам с собой — как мастера умудряются запихнуть такую красоту в бутылку…

— Мне показывали. В самых сложных случаях корабль собирается прямо там с помощью пинцетов. Если работа попроще — то отдельно в бутылочное горлышко засовывают корпус корабля, отдельно — мачты и снасти, и потом одно с другим скрепляют.

— Жаль…

— О чем вы? — не понял Ковач.

— Жаль, что вы мне это рассказали, Владимир Дмитриевич. Так вы разрушили тайну. А мир слишком скучен, если в нем нет никаких тайн.

Действительный тайный советник гражданской службы Каха Несторович Цакая с сожалением поставил бутылку с парусником на подставку, вернулся в свое кресло — оно всегда стояло в тени.

— Кто?

— Котовский… — просто ответил Ковач — Мечислав Генрихович Котовский.

Ковач сидел на свету, пусть и рассеянном, а Цакая сидел в тени — поэтому Ковач и не заметил, как побледнел действительный тайный советник при произнесенном имени…

— Подробно — старый разведчик быстро пришел в себя — что он говорил и как?

— Он сказал, что его служба прихватила на чем-то какого то чина из британского посольства, имеющего отношение к их резидентуре. По его словам — завербовать не удалось, но компрматериал остался и кое-что он сказал. В частности — обозначил вектор интересов британской разведки, направленный на компрометацию меня и вас, также назвал операции «Чингисхан» и «Тайфун» — но в чем конкретно они заключаются — умолчал. Также…

Ковач замялся.

— Что — также?

— Он поднял дело по убийству Гирмана. Так и сказал — убийству. И недвусмысленно дал понять, что подозревает в нем Вас.

— Так и сказал?

— Недвусмысленно намекнул, так будет точнее…

Цакая задумался.

— Что ему от вас было нужно?

— Он хочет провести проверку. И найти британского крота. Котовский убежден, что у нас на самом верху — крот.

— Крот, значит… Вы оговорили какие-то дальнейшие действия конкретно?

— Мы договорились проверить прохождение информации через Лондон. Он запускает пакет информации здесь — а я должен буду проверить в каком виде она дойдет до Лондона.

— Конкретно?

— Пока нет. Он со мной свяжется. Что мне делать?

Цакая задумчиво посмотрел на замерший в бутылке парусник. Как же правильно поступить, так чтобы рыба не заподозрила неладное и не сорвалась с крючка?

— Сделай так. Подставь кого-нибудь из объявленных. [объявленные — разведчики работающие полулегально, о которых контрразведка противника заведомо знает. Причины, почему их не высылают? Смысла нет, как сказал В. В. Путин, этих вышлешь — пришлют других. Может быть — умных. Объявленный разведчик — по сути полуразведчик, человек просто занимающий место в штатном расписании. Но есть и нужные объявленные — те, к кому может обратиться инициативник — тот, кто желает продать информацию или сменить сторону в игре. Один-два объявленных изначально нужны по-любому. ] Я тебе с этим помогу и дам кого подставить. Пусть он попытается топорно кого-нибудь вербануть, чтобы получить нужную информацию — а мы посмотрим на то как поведет себя британская контрразведка. Позволит она это сделать, сдаст информацию — или нет. И в зависимости от этого будем выстраивать игру дальше.

— Он может нажать на газ. [нажать на газ — то есть сознательно ускорить игру, сказать что информация нужна срочно — в расчете на то что кто-то поспешит и допустит ошибку. Немалая доля ошибок и провалов связана именно со спешкой. ]

— Пусть нажимает. Он должен понимать, что проверить прохождение не так-то просто. А если не понимает — скажи в лоб. Что не хочешь подставлять агентуру, вот и все. Крыть ему будет нечем.

Ковач на сегодня был последним из отдающих визит действительному тайному советнику- собственно говоря из-за него Каха Несторович задержался в яхт-клубе на час с лишним. И только когда он ушел — Ковач был одним из немногих к кому у Цакаи были хотя бы нотки доверия — Каха Нестовович встал… хотел позвать полового и попросить чего-то крепкого — но передумал. Просто снова сел в кресло, обхватив голову руками.

Мечислав Генрихович Котовский… Его заместитель на протяжении всего того времени, когда то был постоянным товарищем министра внутренних дел. Выходец из обедневшей польской шляхты, вопреки общественному мнению пошедший работать в полицию и там достигший почти всего, чего только можно достигнуть в полиции. Цакая приметил его еще в Варшаве, когда в ранге специального помощника министра внутренних дел работал по очередному антироссийскому заговору, имевшему целью поднять мятеж в Полонянском крае и отторгнуть его от России. Мятеж этот намечался на лето, на один из праздничных дней, когда большая часть офицерского состава Варшавского гарнизона — да и других гарнизонов будет не на месте. Сигналом к выступлению должно был стать убийство генерал-губернатора во время гуляний. Заговор они раскрыли, восьмерых повесили на площади, еще около ста заговорщиков отправили в Сибирь на бессрочную каторгу. Тогда то Цакае и приглянулся способный и умный молодой человек из аппарата варшавской жандармской службы. При первой возможности он перетащил его в столицу, в Санкт Петербург — и не прогадал.

Верней, думал что не прогадал. До сегодняшнего дня…

В то, что Борис Моисеевич Гирман покончил с собой, постоянный товарищ министра внутренних дел не поверил с самого начала. Гирман был не тот человек, который мог бы покончить с собой. Он интриговал, в последнее время интриговал сильно — настолько сильно, что Цакая приказал установить за ним наблюдение. Но покончить с собой он не смог бы. Старый еврей, если бы обстановка стала для него невыносимой, попытался бы бежать.

Смерть Гирмана, поначалу казавшаяся довольно простой для расследования и установления истины, по мере того, как Цакая начал докапываться до истины, стала обрастать все более и более странными подробностями. А еще более странными подробностями начала обрастать его жизнь в последние месяцы. Чем дальше копал Цакая — тем больше обнаруживалось кусков мозаики, которые не только не подходили друг к другу — но и казались вообще взятыми из какой-то другой картины. Но хуже всего было то, что при взгляде на эти куски разум рисовал такие страшные картины — что Кахе Несторовичу ничего не оставалось, как просить аудиенции у императора. Именно на этой встрече, в одной из небольших зал Зимнего дворца и было принято решение о том, что действительный тайный советник Каха Несторович Цакая уходит в отставку — чтобы враги вычеркнули его из планов, списали со счетов как никому не опасного и не имеющего реальной власти отставника. Только в таком качестве он мог вести расследование и пытаться установить — что же в действительности замышлялось теми летними днями девяносто второго года.

Мало кто знал, даже среди высших чиновников империи, что за день до того, как в Бейруте вспыхнул мятеж, по необъяснимой причине были приведены в полную боевую готовность части Варшавского гарнизона. Причем далеко не все — а только те, которые преимущественно комплектовались из числа поляков и возглавлялись польскими офицерами. Найденный потом приказ об объявлении учений по некоторым частям выглядел наскоро сварганенной липой — хотя доказать его лиловость было почти невозможно. Части эти — в общей сложности удалось установить пять полных полков — в основном были аэромобильными, то есть готовыми к быстрой переброске самолетами военно-транспортной авиации. Тогда же полиция отметила странную активность в среде агрессивно настроенной полькой молодежи, в основном из полулегальной организации «Ожел Бялый». [Ожел Бялый- Белый Орел, один из символов Польши]

Но была еще одна часть мозаики, которая ну никак не хотела ложиться в картину. Согласно донесениям полиции и разведки, ни одна из террористических и подпольных организаций, выступавших за неподлеглость [независимость] Польши — ни Делегатура Варшавска, ни Народны Силы Зброевы, не проявляли в те дни никакой более-менее отличающейся от обычной активности. Не раскапывались схроны с оружием, не собирались в условленных местах боевые группы, не закладывались бомбы, не начинались демонстрации, мирные, но в любой момент могущие перестать быть таковыми. И в Лондоне тоже никакой активности ядра польской эмиграции отмечено не было. Выходило, что польская эмиграция ничего не знала о том, что готовилось что-то серьезное.

Государь Александр Пятый был хоть и прямым, бесхитростным человеком — но в то же время уже опытным и мудрым политиком. Вопросов возникало много — и по Ожелу Бялому, и по странным смертям, и по странным приказам и вообще — по деятельности князя Константина Николаевича Романова на должности Царя Польского. Бомба, заложенная под здание российской государственности несколько десятилетий назад, встала на боевой взвод. Выводы из того, что случилось, Государь сделал и поручил разобраться во всем произошедшем одному из наиболее доверенных лиц — Кахе Несторовичу Цакае…

Чтобы понять теперешнее состояние Польши и что там происходило, следовало бы вернуться на несколько десятилетий назад. В одна тысяча девятьсот тридцатом году умер император Николай Второй. Был он совершенно непригоден для престола. Интеллигентный, не проявляющий жесткость и твердость тогда, когда это нужно, самозабвенно любящий жену, сына и четверых дочерей, он правил Россией долго, и бед на его долю выпало немало. Мировая война, революционная зараза, попытка Красного мятежа утопленного в крови. Чудом предотвращенное дичайшее сближение с Великобританией и Францией, которое могло бы привести страну к катастрофе. Скорее всего — страна перестала бы при нем существовать, если бы не два человека — Григорий Ефимович Распутин и Петр Аркадьевич Столыпин. До самозабвения ненавидевшие друг друга, они тем не менее спасали Россию как могли — и чудесным образом их усилий хватило, чтобы удержать тонущий корабль на плаву и если и не откачать воду из отсеков — то хотя б заткнуть щели и дыры, чтобы она туда больше не поступала.

Григорий Ефимович Распутин, простой российский мужик из народа был сильнейшим гипнотизером, возможно, самым сильным из современников. Именно он лечил больного цесаревича, от которого отступались врачи и именно благодаря нему он не только дожил до смерти своего отца, но и сумел взойти на российский престол. Он же, простой мужик Распутин, бросившись в ноги к царю, толкнул его на принятие двух судьбоносных для страны решений — коалиции с Германией и Австро-Венгрией в противовес Англии и Франции и началу Восточного похода против британских и турецких войск. Именно благодаря ему Николай Второй не ограничился, как это планировалось вначале, взятием под контроль Босфора и Дарданелл, а приказал генералу Корнилову вести свои войска дальше, стяжая русскому оружию славу непобедимого.

Петр Аркадьевич Столыпин, монархист и государственный деятель, министр дел внутренних и премьер-министр, человек, выживший после нескольких покушений на него. Этот человек обладал всеми теми качествами, которыми должен обладать русский император и которых не было у Николая Второго. Этот человек без колебаний приказал открыть огонь из пушек по зданию Государственной думы, утверждая незыблемость монархии в Российской Империи и тщетность демократической, а тем более красной мечты. По приказу этого человека расстреливались демонстрации под красными флагами в «веселом» шестнадцатом году. По приказу этого человека дела красных агитаторов рассматривались судами военного трибунала с десятью минутами на слушанье дела и немедленным приведением приговора в исполнение. Реками пролитой крови этот человек удержал Россию от катастрофы, потому что в катастрофу крови были бы океаны. Ставший фактически несменяемым премьер министром он дожил, дотащил Россию до тех дней, когда к власти пришли совсем другие люди.

Без этих двух людей Российской империи не было бы — скорее всего не было бы вообще.

В тридцатом году, после смерти Николая Второго на престол взошел — а кому же было еще — его сын, Алексей Второй. Бездетный и больной гемофилией, он не имел своей политики и во всем подражал отцу. И уже тогда, в тридцатом начали собираться придворные группировки, чтобы в будущем сразиться за остающийся вакантный престол.

Если рассматривать тогдашнюю придворную диспозицию — то основных группировок, борющихся за трон было три — по количеству претендентов на трон. Первой и самой сильной была группировка князя Михаила. В соответствии с актом о престолонаследии, подписанным еще Павлом Первым, после смерти Николая Второго и — бездетным — Алексея Второго — следующим должен был занимать трон родной брат Николая Второго — Великий князь Михаил. Проблемой было то, что еще два десятилетия назад он женился неравнородным, морганатическим браком на некоей Наталье Шереметьевской-Мамонтовой-Вульферт, красивой, умной и хитрой особе, быстро окрутившей и влюбившей в себя недалекого «Мишеньку». В ее родственниках — по бракам или кровных — были и Шереметьевские — отец был видным московским адвокатом, обладавшим немалым влиянием. И Юсуповы, одна из богатейших фамилий России. И купцы Мамонтовы, разоренные кознями еврейского премьера Витте и испытывающие лютую ненависть к евреям. Много было самых разных связей, много было договоренностей — некоторые тянулись еще с начала века. Но — из-за морганатического брака император Николай Второй своим указом лишил брата своего прав на престолонаследие. И в то же время — брат с этим лишением никогда не соглашался, а после начала войны был допущен в Россию, отправился на фронт, командовал «Дикой дивизией», сражался и с французами и с британцами, участвовал в Восточном походе. Во многом его претензии на престол поддерживала армия.

Второй группировкой были следующие по закон о престолонаследии — Владимировичи. Их право шло еще от императора Александра Третьего — великий князь Владимир Александрович был родным братом императора Александра Третьего. Претендентов в этом роду было трое, а мотором всего заговора была жена великого князя Владимира — княгиня Мария Павловна, безмерно хитрая и честолюбивая особа. Претендентом на престол они выставляли Бориса, человека распутного и безалаберного, поддающегося влиянию. Выставить старшего — Кирилла — они не могли, так как он тоже был лишен императором Николем Вторым права на престолонаследие за то, что разбил брак великого герцога Эрнста, родного брата императрицы Александры Федоровны и женился кровосмесительным браком.

Третьей и последней группировкой были Николаевичи. Это была «сборная» из всех тех, кто не попал в другие группировки. Они как ни странно поддерживали престарелого Николая Николаевича младшего, еще одного дядю Николая Второго, человека грубого и злобного, к тому же и пьющего. Просто удивительно, как он не скончался от цирроза печени к означенному времени — но факт оставался фактом — он был еще жив и весьма активно интриговал, опираясь на преданных лично ему людей в армии и кое-какие купеческие круги. Николай Николаевич представлялся им временным и управляемым кандидатом — долго при его образе жизни он все равно бы не прожил. Ну а потом… можно будет найти и другого претендента, устроит второй раунд, так сказать.

Дочерей Николая — а их было четверо — не поддерживал почти никто. «Гессенская муха» императрица Александра Федоровна занесла в Россию, в романовскую кровь страшную болезнь, гемофилию — болезнь, передающуюся только по женской линии, но проявляющуюся только у мужчин. Повторения того, что произошло с Алексеем Вторым, чехарды на троне никто не хотел.

Развязка пришла неожиданно. Все дело было в том, что Наталья Шереметьевская и великая княгиня Мария Павловна были не только единомышленницами и подругами. Их сплотили интриги против еще двора Николая Второго, ненависть к его жене, императрице Александре Федоровне, насмешки по поводу здоровья Алексея, будущего Алексея Второго. И с той и с другой стороны понимали — что страна не в той ситуации, чтобы затевать драку за престол. Британия жаждала реванша, на Ближнем Востоке вовсю полыхала террористическая война, на усмирение посылались все новые и новые подразделения, в Мексике орудовал Троцкий, рассылая оттуда исполненные ядом книги и прокламации, в Североамериканских соединенных штатах обвально рухнул фондовый рынок… Да и престарелый, но не потерявший своей силы премьер предупредил, что решение должно быть принято исключительно мирным путем.

Его и приняли.

Вообще, если правильно называть титул Самодержца Всероссийского — то звучит он следующим образом: «Божьей поспешествующей милостью, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогитский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода низовския земли? Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея северныя страны? Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабардинския земли? и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормарнский, Дитмарсенский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая». То есть тот, кто занимал российский Престол, занимал не только его — он занимал множество других престолов, которые в те или иные годы покорились Российской Короне. Из этого всего множества титулов, какие то не значили уже почти ничего, какие-то — значили довольно много. Вот на этом основании и достигли соглашения две самые сильные противоборствующие группировки. Партия царя Михаила как самая сильная получала главный приз — Российский престол. Вторая же по значению партия получала для Бориса титул Царя Польского. Скорее всего — Мария Павловна полагала, что это всего лишь передышка в борьбе за главный приз — Михаил в войне был дважды ранен и особым здоровьем не отличался. Оно так и получилось — Михаил правил всего три года. Но сама Мария Павловна умерла еще раньше него и при весьма странных обстоятельствах. Умер и Михаил, проправив всего три года — но после его смерти Владимировичи уже не стали претендовать на Российский престол. На него взошел тогда еще несовершеннолетний Александр, который впоследствии станет Александром IV Великим, с регентом — его матерью Натальей.

Трон же Царя Польского так и оставался — по неофициальной и нигде не писанной традиции — за потомками Бориса — сейчас это был Константин Николаевич, уже четвертый по счету потомок Бориса. Царство Польское, хотя и входило в состав России, хотя Варшава и была признана одним из столичных городов — все равно Польша от России отличалась. Что было — то было…

Что же касается организации «Ожел Бялый» — то она была создана примерно двадцать лет назад, в противовес утрачивающим силу «Народным силам зброевым» и только зарождающейся в Лондоне «Делегатуре Варшавской». В русском министерстве внутренних дел работали умные люди, не менее умные, чем в Тэвистоке и они прекрасно понимали одну простую вещь. Если заткнуть на кипящем чайнике все щели — он рано или поздно взорвется. Просто потому, что таковы законы физики, не взорваться он не может. А если приделать к нему носик и стравливать пар — никакого взрыва не будет, пар уйдет в свисток.

Хоть Польша, царство Польское и входило в состав Российской империи не первую сотню лет — по настоящему территорией России оно так и не стало. В Польше никогда не переводился истинно польский, бунтарский дух, без этого самого духа поляки просто не были бы поляками. Право на рокош, [мятеж] для любого поляка было священно. Это самое право было у поляков во времена независимости, когда одного-единственного голоса хватало, чтобы распустить Сейм, это право жило при Наполеоне Бонапарте, который так и не придумал, что же ему делать с такими вот бунтарски настроенными подданными. Это право сохранилось и сейчас — ни полиция, ни кровавое подавление восстаний ничего не могли с ним поделать.

Вот для того, чтобы эти бунтарские настроения и выходили в виде свистка, а не взрыва и придумали «Ожел Бялый». Тайное общество, ставящее своей задачей добиться отделения царства Польского от Российской империи и восстановления независимости, неподлеглости Польши. Члены этого общества были разделены на роты и бригады, они собирались вместе, играли в военизированные игры, выезжали на природу и стреляли по банкам, произносили бунтарские и вольнодумные речи, хулиганили, порой даже сильно — и при этом данная организация находилась полностью под контролем полиции, потому что ее агентами и была создана. Рядовых членов кормили байками о том, что для восстания еще не время, направляли их энергию на борьбу с другими такими же обществами — той же «Делегатурой Варшавской». Тех, кто становился действительно опасным и готов был перейти от слов к делу… просто незаметно «изымали из обращения». Вот и все. Но чем больше Цакая занимался Польшей — тем больше он приходил к убеждению, что не все там так гладко и контролируемо, как это показывалось в официальных отчетах на Высочайшее имя…

Многие ниточки, тянувшиеся от гибели — верней, убийства, теперь Цакая был в этом абсолютно убежден — Гирмана исчезали на территории Польши. Польского края. В Польше начинал его старый друг Мечислав Генрихович Котовский. Из рядом с Польшей родился и сам Гирман — он происходил из одного из местечек оседлости, в районе Гродно, причем его отец был из Польши, просто они перебрались в Гродно незадолго до рождения Бориса. Но Польшей заниматься пока было не время — верней, заниматься то ей было самое время, но основная битва — незримая, тайная — должна была произойти здесь, нам сумрачных берегах Невы. Одним из качеств Цакаи, позволившим ему добиться такого положения и приобрести такой уровень профессионализма была терпеливость. Он ждал не месяцы — годы — и наконец дождался. Дождался, что тот, кто имел самое непосредственное отношение — не мог не иметь! — к смерти Гирмана, он же скорее всего, британский крот, проникший на самые вершины власти, проявит себя. Расставив сети он ждал, ничем не выдавая своего нетерпения, не позволяя себе ни единого лишнего движения, ни единого слова — и дождался. Не мог не дождаться — потому что хозяевам крота нужна информация и, рано или поздно они решат снова задействовать его. Котовский попытался на основании имеющихся у него обрывочных сведений получить новые, сложить мозаику в картину — и попался на крючок. Попался…

Вот теперь многое становилось ясным. Кто как не Котовский мог завербовать Бергена, если тот являлся его непосредственным начальником? Кто как не Котовский знал — через того же Бергена — все подробности проводимой в Бейруте специальной операции и мог сообщить об этом британцам? Кто как не Котовский мог организовать и провокации в Казани. А вот удар по Британской Индии стал для британцев полной неожиданностью — потому что МВД информацией не владело. Государь на общем совещании, где присутствовал и Котовский — план вторжения как раз и не одобрил и даже думать о нем запретил!

Он же, Котовский — если предположить, что тот как то связан с польскими националистами-экстремистами — мог сообщить кому следует о намечающихся грандиозных провокациях в Казани и Бейруте. Об этом он узнал, сложив информацию, которой он владел по должности с информацией, которую получил как британский агент. Скорее всего он решил сыграть на этом и собственную игру и сообщить кому следует, чтобы были готовы. Поляки еще не забыли, как они взрывались в Москву и сажали на русский престол Лжедмитрия.

И кто как не Котовский может интересоваться британской агентурой комитета Ковача — потому что на Британских островах появилась неподконтрольная МВД и потому чрезвычайно для британцев опасная агентурная сеть. Нет, не из тех, кто был завербован во время пребывания в русском плену — они и сами не догадывались о своей вербовке, эту дезинформацию запустил Цакая рассчитывая на то, что она дойдет до ушей британской разведки и та будет распылять силы на то, чтобы следить за собственными, вернувшимися из плена офицерами и не поверит ни единому слову из того, что они расскажут о произошедшем в Бейруте. Видит Бог — это была прекрасная месть. Они взяли с британцев деньги за выкуп и взамен подсунули им пленных офицеров, которым британцы никогда не смогут доверять и за которыми теперь британская контрразведка будет следить, отвлекая и распыляя свои силы и пропуская настоящих русских агентов. Судя по всему, они только через три года поняли, как жестоко их подставили — и теперь любой ценой пытаются узнать — чем же на самом деле занимается Комитет Ковача.

А знаете, сколько на самом деле было агентов в Британии у комитета Ковача? Ни одного! Ни одного своего агента у комитета Ковача в Британии не было. Была агентура ГРУ, русской военной разведки — а Комитет Ковача был командой аналитиков, обобщающей и анализирующей данные из открытых источников — в них, если знать где и что брать и правильно анализировать содержится до 90 % нужной информации — и из агентурных источников принадлежащих ГРУ без раскрытия таковых. Комитет Ковача на деле занимался аналитической, а не агентурной разведкой.

А еще Комитет Ковача был ловушкой. Ловушкой, созданной Кахой Несторовичем Цакаей для того, чтобы создать видимость, будто русские создают в Британии параллельную агентурную сеть, чтобы дестабилизировать работу британской контрразведки, заставляя ее гоняться за собственными, ни в чем не виноватыми армейскими офицерами, за призраками. И самое главное — чтобы сидящий в самых верхах спецслужб Российской империи британский крот клюнул на эту наживку, проявил свой интерес и на этом попался. Если агент британский и параллельная агентурная сеть находится тоже в Британии — он не мог не проявить интерес, не мог не клюнуть на такую соблазнительную наживку.

Британцы купились — сделали так, как предвидел Цакая — в попытке получить информацию, а не дезинформацию они проявили себя, обозначили вектор интереса и засветили своего ценнейшего агента-крота. Эта партия игры снова осталась за русскими, причем с сухим счетом.

Наконец то они стали выигрывать, причем раз за разом.

Но это было еще не все. Оставалась Польша. И то, что там происходило. Кто-то из тех, кто был замазан в этой истории, был мертв, кто-то — как Котовский — был уже раскрыт, но многие еще оставались в тени. Поэтому Котовского сейчас брать было нельзя…

 

03 августа 1996 года Шотландия, близ Абердина

Все эти несколько дней Бухгалтер наблюдал таинство. Таинство, наблюдать которое доступно очень немногим. Он наблюдал, как рождается смерть.

Конечно, в этой забытой всеми дыре в центре Шотландии не разверзлись, адские врата. Но он ловил себя на мысли, что если и есть какое-то оружие, так полно символизирующее смерть — то это будет винтовка, которая делалась для него.

В этой винтовке не было ничего лишнего, ни одной детали, присутствие которой оправдывалось бы эстетическими или каким-либо другими соображениями, кроме технических. Эта винтовка изготавливалась не для того, чтобы ей гордиться, показывать друзьям или лежать на стенде на выставке…

У нее было только одно предназначение — доставить пулю, этот крохотный желтый кусочек металла к цели. С максимальной точностью и эффективностью.

Работы у Бухгалтера было не так много. Он не был профессионалом, и самую сложную работу — изготовление ствола — поручить ему конечно же было нельзя. Он изготовил приклад из заготовок, а потом, пока Моргейт священнодействовал над длинным прутком стали высочайшего качества, нарезая нарезы внутри него, Бухгалтер взялся за патроны.

Изготовить снайперский патрон — это тоже целая наука. Примерно прикинув, бухгалтер понял, что следует изготовить не меньше трехсот патронов — чтобы хватило и на тренировки и на дело. Матрицы под этот патрон у Моргейта были, компоненты необходимые тоже — поэтому Бухгалтер сразу принялся за работу.

Первым делом он отобрал гильзы, проверил каждую матрицей и взвесил на электронных весах. Новыми гильзы, конечно не были, но новые и не были нужны. Он безжалостно отбраковал все те, которые использовались больше шести-семи раз, он отбраковал все те, вес которых отличался от нужного более чем на пять сотых грамма, он отбраковал все те, на которых были хоть малейшие вмятины, либо те, капсюльное гнездо которых было хоть в самой минимальной степени повреждено. На гильзы он потратил полдня — но отобрал именно те, которые надо.

Вскрыв несколько новых коробок пуль Barnes, он так же взвесил каждую на весах и отложил в сторону все те, вес которых отличался от указанного на коробке более чем на пять сотых долей грамма. Пули были весьма распространенной марки, обычно такие использовались снайперами правоохранительных органов.

Порох он использовал дефицитный, марки Hodgdon T, производимый здесь же в Шотландии — стрелки всего мира считали этот порох лучшим. Производился он в небольших количествах, и был в большом дефиците — но у Моргейта его было достаточно, видимо старик имел связи на заводе, его производящем.

Капсюли — Federal benchrest, тут и думать нечего. Капсюли он тоже внимательно смотрел, отложив в сторону все, на которых были царапины, или хотя бы пятнышко. Многие не уделяют достаточного внимания подбору капсюлей — в итоге их винтовка вдруг не стреляет, когда должна была бы выстрелить.

Покончив с подбором компонентов, он подобрал мерку для пороха, настроил станок для снаряжения винтовочных гильз Рок Чакер и принялся за работу.

Изготовление патронов — дело муторное, а изготовление патронов высшего класса — муторное вдвойне. Более того — он не знал, какой заряд пороха следует подобрать для наилучших характеристик выстрела. Почитав справочную литературу, Бухгалтер решил заправить по пятьдесят патронов тремя разными пороховыми навесками, чтобы потом экспериментальным путем установить какая же будет лучшей.

Когда Бухгалтер начал снаряжать патроны — Моргейт закончил с нарезкой ствола. Нарезал он его старомодным способом, как в девятнадцатом веке, а не повсеместной сейчас холодной ротационной ковкой, и поместил его в современный, дико выглядящий в старом амбаре агрегат — особая печь для закаливания и отпуска, контролируемая компьютером. Тут процесс не ускорить было никак — только сидеть и ждать.

Винтовка была готова на четвертый день напряженной работы: уродливая на вид, с непропорционально длинным и толстым стволом. Приклад был каркасным, разделялся на три части. Прицел — Сваровски с увеличением 4-16 и широким полем зрения, нетипичный для винтовок подобного класса ставился на ствольную коробку в пазы типа бобровый хвост. К сожалению, сделать прицел несъемным не удалось — иначе винтовку невозможно было бы скрытно транспортировать. Бухгалтер прикинул, что на средней дистанции он попадет и так — а вот перед тем, как стрелять по основной цели винтовку необходимо будет вновь пристрелять, и больше прицел уже не трогать.

Испытывали здесь же — благо шотландские холмы отлично глушили шум, народа в этих краях почти не было, а перепад высот давал возможность отработать стрельбу в затрудненных условиях. Бухгалтер предполагал, что стрелять придется сверху вниз и поэтому тренироваться нужно было в таких же условиях.

Они вышли из дома рано утром на пятый день, вдвоем. Бухгалтер нес в рюкзаке основные компоненты винтовки — хотел потренироваться в сборке, патроны и подзорную трубу со стократным увеличением. Моргейт шел налегке, с комплектом мишеней, рациями, баллистическим калькулятором и прибором, совмещающим в себе анемометр, [анемометр — прибор для определения влажности воздуха. Такие приборы как описанный выше — неотъемлемая часть снаряжения любого снайпера, стреляющего на дистанцию тысяча ярдов и больше] барометр и определитель силы и направления ветра. Еще к его рюкзаку был приторочен стрелковый мат — стрелять из положения лежа в Шотландии удовольствие на любителя…

Подходящее место для тренировок было примерно в четырех километрах от хижины. Холм с пологим склоном, а в низине — огромный валун, на который очень удобно крепить мишени и за которым удобно прятаться помощнику стрелка во время стрельбы. Ни автомобиля ни мотоцикла ни квадроцикла у них не было, а после каждой серии выстрелов бегать на расстояние от тысячи ярдов менять мишень — дело тоже на любителя. Поэтому поступали просто — помощник вешал мишень на валун и прятался за него — а после серии выстрелов выходил из-за валуна и сообщал результат стрелку.

Пока Бухгалтер раскатывал стрелковый мат, готовил упор для винтовки и готовился к стрельбе сам — Моргейт ушел вниз по склону вешать мишени. Расстояние было такое, что его фигурка была размером с ноготь мизинца, даже меньше.

В дурном голливудском боевике помощника сразу после того, как винтовка будет пристреляна следовало бы из нее и уложить — как лишнего свидетеля. Но это в фильмах, а в жизни никогда не знаешь, какие меры предосторожности принял человек. Да и смысл его убивать — на винтовке же не написано имя мастера, ее сделавшего…

Сборка этой винтовки была относительно простым занятием. Основным получился ствол, он составлял большую часть длины и веса этого оружия. Баланс винтовки был, конечно ужасным — но навскидку из нее стрелять не предполагалось. Стрелять она будет только с упора, при такой стрельбе баланс значения не имеет. Самой большой проблемой было крепление прицела — хоть и быстросъемный кронштейн, а все-таки установка прицела заняла больше минуты. Хуже того — сегодняшняя пристрелка мало что будет значить, поскольку после нее прицел придется снимать. Тем не менее, Бухгалтер острым ножом сделал заметки, в каком положении стоял кронштейн прицела.

Установить приклад — проще некуда. Два прутка из легированной стали и подушка под плечо — никаких амортизаторов и прочей чепухи. Собирается мгновенно, а износ с соответствующей потерей кучности начнется только когда эта операция по сборке — разборке приклада проделается раз сто. Ему такой ресурс был вполне приемлем.

Глушитель, равно как и компенсатор, наворачивался на самый конец ствола на нарезанную там резьбу, а потом еще крепился быстросъемным замком — такой используют американцы на пистолетных глушителях к их Кольт Нью Милитари. В целом, прекрасное решение, глушители на такой калибр бывает что и приваривают.

Навернув на ствол дульный тормоз-компенсатор, закрепив его замком, Бухгалтер залег. Винтовку он положил на рюкзак, положенный перед собой — сошек не было, да и рюкзак — куда более стабильная опора чем сошки. Когда он будет стрелять по основной цели — он вообще будет стрелять с мешка с песком.

Достал затвор, поднес его близко к глазам, чтобы оценить точность обработки — идеально, как зеркало. Осторожно прикрепил к зеркалу затвора первый патрон, достал его в ствол, наслаждаясь тем, как затвор ходит по направляющим. Обработка просто идеальная, все работает как часы.

С винтовкой закончили, теперь наведение.

Ветер — северный, конечно же, в любой точке Шотландии на розе ветров основным был северный ветер. Ветер сегодня спокойный, примерно десять футов в секунду, ровный, без порывов. Давление семьсот восемьдесят миллиметров ртутного столба, влажность высокая — девяносто два процента. Забив все это в баллистический калькулятор, Бухгалтер получил скорректированную точку попадания. Разница в перепаде высот между огневой позицией и точкой где были установлены мишени, была небольшой, метров тридцать — поэтому эту поправку он решил брать на глаз.

Пододвинул к себе небольшую рацию — она брала всего на пять километров, но ее хватало с лихвой, потому что до цели было около тысячи ярдов.

— Опасность. Я сделаю пять выстрелов. Потом меняй мишень.

— Понял.

Моргейт спрятался за камнем. Бухгалтер резко выдохнул, изгоняя излишний кислород из легких. Он знал, что его палец сам подскажет, когда будет самое время нажать на спуск.

Выстрел!

Громыхнуло, запахло пороховыми газами, винтовка чувствительно ударила в плечо. Уитерби — патрон жесткий, отдача от него Бухгалтеру показалась даже сильнее, чем отдача винтовки пятидесятого калибра. Хотя, чего тут удивительного — такая легкая винтовка и предельно мощный патрон. Если бы не дульный тормоз-компенсатор — вообще бы в обратную сторону плечо вывернуло…

— По-моему левее — прокомментировал Моргейт, точнее он не мог сказать, потому что прятался за валуном, не высовываясь. По-хорошему, для такой пристрелки нужен был третий человек — тот, что будет лежать рядом с подзорной трубой и говорить, куда приходятся попадания — стрелок этого может и не видеть. Но третьего не было.

Бухгалтер достал затвор, выбросил на расстеленную рядом газету дымящуюся гильзу, зарядил винтовку снова, прицелился как и прошлый раз, выстрелил снова.

— Снова левее. Футов на семь.

Ага. Два выстрела подряд — значит дело в винтовке и в прицеле. Внеся горизонтальную поправку — с вертикальной он пока не стал разбираться не стал, он снова зарядил винтовку и выстрелил.

— Как?

— По камню.

Бухгалтер отложил винтовку, взял трубу, установил ее на максимальное увеличение, стал осматривать камень. Скол он нашел почти сразу — свежий рубец на гладком, отполированном ветром и веками боку валуна. Для такой дистанции — шрам весьма существенный.

С горизонтальной поправкой немного переборщил — поэтому он немного сдал маховик прицела в обратную сторону. Выстрелил еще два раза. На сей раз угадал — обе пули легли в мишень. Шестерка и девятка. Для такого расстояния — совсем неплохо.

— Попал… — сказал он больше для себя.

Для того, чтобы окончательно «найти стрельбу» он сделал еще пять выстрелов, не меняя поправки. Убедился в том, что поправки найдены правильно — и записал их в блокнот, одновременно с данными температуры, влажности и атмосферного давления. Затем начал неспешно собираться, чтобы переместиться на сто метров дальше от мишени и продолжить стрельбу. Стрельба на дальние и сверхдальние дистанции сильно напоминает не войну. Бухгалтерию…

 

03 августа 1996 года. Шангри-Ла САСШ, Мэриленд

[Шангри-Ла — в нашем мире это место больше известно как Кэмп-Дэвид. Раньше этот лагерь действительно назывался Шангри-Ла, но президент САСШ Д Эйзенхауэр переименовал его в Кэмп-Дэвид в честь своего внука Дуайта Дэвида Эйзенхауэра II. В этом мире Дуайт Эйзенхауэр на президентском посту не был и переименовать лагерь не мог поэтому и осталось старое название Шангри-Ла. ]

Военно-морской лагерь Термонт, расположенный в горах Мэриленда первоначально был построен как лагерь для отдыха правительственных служащих и их семей рабочими Федерального агентства по реконструкции. Тогда в САСШ бушевал тяжелейший финансовый кризис, в наши времена больше известный как «Великая депрессия», толпы голодных и нищих людей становились легких добычей коммунистических агитаторов Бронштейна-Троцкого, за которым стояли рвущиеся к власти еврейские капиталисты. [В этом мире после попытки государственного переворота в России, его провала и убийства Ленина в Швейцарии, Лейба Давидович Троцкий — Бронштейн, который как известно имел теснейшие связи с Америкой (его близким родственником был миллиардер Абрам Животовский) решил вместе со своими сподвижниками устроить государственный переворот в самой Америке. Обосновался он в Мексике (мало кто знает — но нынешняя конституция Мексики в нашем мире написана фактически троцкистами и под диктовку Троцкого) и вел активную подрывную деятельность. В то же время группа еврейских магнатов во главе с тем же Животовским организовала финансовый кризис, чтобы вызвать социальный взрыв и привести к власти прокоммунистические элементы в САСШ. Президент Франклин Делано Рузвельт несмотря на резкие популистские меры, такие как учреждение корпуса Гражданской реконструкции выправить ситуацию не смог и оставался на своем посту только один срок. На выборах 1936 года он проиграл губернатору-республиканцу из Луизианы Хьюго Лонгу, который остановил сползание страны в пропасть, пользуясь методами, сильно напоминающими экономическую программу Третьего Рейха в нашем мире. Тогда же в Мексике был убит Троцкий, а в САСШ были убиты несколько ведущих банковских и биржевых деятелей — спекулянтов. Ходили слухи, что всех их убили люди из ФБР, которое возглавлял тогда Д. Э. Гувер, и у которого тогда власть была почти неограниченной.

Надо сказать, что в 1936 году вопрос о возможной коммунистической революции в САСШ стоял настолько остро, что члены Антикоммунистического фронта — Российская Империя и Священная Римская Империя, уже прошедшие через красные мятежи, договорились о вооруженной интервенции в САСШ в случае революции и начала массовых беспорядков. И Тихоокеанский флот РИ, на которого было возложено задание атаковать со стороны Тихого океана, и Флот открытого моря СРИ, атакующий со стороны Атлантики несколько лет были в состоянии повышенной готовности. Проводились учения, а у каждого командира корабля в сейфе был секретный пакет, который предписывалось вскрыть в «час Ч».

В нашем мире Хьюго Лонг, серьезнейший конкурент Рузвельта, выступавший за союз с Третьим Рейхом был убит перед выборами неизвестно почему. Опять мститель — одиночка. Возможно, если бы он пришел к власти — не было бы Второй мировой войны.

Поскольку сама по себе тема Лонга интересна, публикую как все произошло в нашем мире…

Франклину Делано Рузвельту надо было обязательно переизбраться на второй срок в 1936 году, поскольку подготовка Второй Мировой войны была уже в полном разгаре. Однако шансов у Рузвельта практически не было. В 1933 году он конфисковал всё золото у граждан Америки, и сделал уголовным преступлением для американца иметь золото, кроме обручальных колец. Кроме этого, его политическая программа под названием «Новая сделка» практически сделала, Америку бюрократической социалистической страной, поскольку резко увеличила власть бюрократического аппарата Вашингтона. Американцам это сильно не понравилось. На этом фоне у Рузвельта появился грозный политический соперник — сенатор САСШ и губернатор штата Луизианы Хью Лонг. Больной Рузвельт, как соперник, в подмётки не годился сенатору Хью Лонгу. Хью Лонг только что навёл железный порядок в своём родном штате Луизиана, и жители этого штата боготворили его. Сенатор Хью Лонг был молод (1893 года рождения), и очень энергичен. Он выдвинул большую программу радикальных преобразований в Америке, которая бы практически ликвидировала в стране прослойку очень богатых людей. Программа называлась «Поделим наше благосостояние». Программа гарантировала каждой американской семье свой дом и ежегодный доход порядка 100 тыс долларов в год. Однако, 8 сентября 1935 года, когда губернатор Хью Лонг шёл по коридору здания Конгресса своего родного штата Луизианы, к нему подошёл зубной врач-еврей Карл Вейс, и несколько раз выстрелил в губернатора из пистолета. Хью Лонг не умер сразу, однако, другой врач — еврей, хирург Артур Вирдрин, вскрыв живот «забыл» проверить почки. Хью Лонг умер от кровотечения связанного с недиагностированным ранением почки через два дня, 10 сентября 1935 года. Ему было 43 года. Карл Вейс был уже после покушения специально застрелен охраной Лонга, вследствие этого допрашивать было некого, и расследования не было. Дело свалили на то, что Вейс убил Лонга по личным мотивам, хотя Лонг успел сказать, что он не знал убийцу.

Автор предупреждает, что антисемитом он не является и для него «еврей» — это просто констатация факта, что человек и в самом деле еврей. ]

Строительство было начато при одном президенте — демократе Франклине Рузвельте, а закончилось уже при другом — республиканце Хьюго Лонге. Тем не менее, президенту понравилось новое место — уединенное, в горной местности, тихое — и в то же время близко расположенное от Вашингтона. В итоге лагерь для отдыха государственных служащих стал загородной резиденцией всего одного государственного служащего — президента Северо-американских Соединенных Штатов.

Изначально, лагерь этот представлял собой несколько крупных, построенных из бревен домов, каждый из которых носил название какого-нибудь дерева или растения. Дома эти были построены прямо посреди леса на горном склоне. Сейчас часть горного склона была расчищена под автомобильные стоянки и вертолетные площадки, ниже по склону были поставлены несколько домов для охраны и президентской обслуги, а сам лагерь окружили двойным кольцом безопасности. Но те дома, где отдыхал президент и его ближайшее окружение за время, прошедшее с момента их постройки почти не изменились. Больше всего, они были похожи на русские дома, выполненные в модернистском стиле — сейчас, среди богатых людей в России была мода строить огромные коттеджи из дерева, площадью по триста-четыреста метров и с минимальными внешними украшениями.

Самое крупное строение в этом комплексе, названное Aspen, осина было построено уже позже всего остального комплекса, по указанию президента-демократа Джона Фитцджеральда Кеннеди, которого нынешний президент, тоже кстати демократ, за это люто ненавидел. Дело в том, что именно президент Кеннеди ввел моду на посещение иностранными лидерами Шангри-Ла. Это стало своеобразной частью протокола — если встреча очень важна или если Североамериканские соединенные штаты желают принять гостя наилучшим образом — протокольной встречей в Белом доме дело не ограничивается — добро пожаловать в Шангри-Ла! В итоге уединенное место для отдыха президента, где можно хоть ненадолго побыть с собой наедине превратилось в этакий филиал Белого дома на природе, где отдохновения нет никогда…

Наследник престола должен был прилететь несколькими часами позднее — но президент был на ногах уже с шести утра — готовился к встрече. Готовился то готовился — но совсем не с теми людьми, с кем следовало бы. Предыдущим вечером и ночью в Шангри-Ла на вертолетах прилетели несколько человек, которые официально не занимали никаких должностей в правительственных органах САСШ. Один из них был президентом благотворительного фонда имени себя, другой вообще не работал и даже по версии журнала Forbes не входил в список миллиардеров, хотя его реальное состояние превышало объявленное больше чем в сто раз. Третий — мутный и непонятный человек, чьим неоспоримым достоинством — за это с ним последние двадцать лет сотрудничали все президентские администрации, и демократические и республиканские — были отличные связи с лидерами диктаторских режимов повстанческими и террористическими организациями по всему миру. А как им не быть, если этот человек продавал американское оружие тем, кому правительство САСШ официально продать его не могло. Ни «конечников», ни согласований в Госдепартаменте — плати двойную цену и покупай что тебе надо. Еще один почитался всеми как гений Уолл-Стрит, человек который сделал себя сам. Его биография была биографией — иллюстрацией американской мечты, отец чистильщик обуви, а у сына — в управлении больше ста миллиардов долларов. И никто — ни восторженные биографы, ни поклонники, тщательно изучающие все биржевые кульбиты маэстро никогда не узнают — чьи деньги он крутил и кто подбрасывал нужную для успешной биржевой игры информацию.

Президент прилетел в Шангри-Ла позавчера, официально дать себе немного отдыха от предвыборного марафона, который уже шел полным ходом. Нормально отдохнуть не успел — а сегодня поднялся в пять часов утра. Поэтому, такого президента каким он был сейчас, наверное, никто и никогда не увидит — небритый, хмурый и раздраженный, в дешевом свитере, он с трудом сдерживался от того, чтобы не наорать и на своих гостей и на разносящих кофе «янки уайт». [Янки Уайт — так называют лиц, допущенных к обслуживанию Президента САСШ и в нашем мире, это кодовое обозначение формы допуска Секретной службы, выдаваемой этим людям. ] Вчера вдобавок он сильно поругался с женой. Тема была такая же, как и последние двадцать лет, такая, что лучше ее не озвучивать.

Разговор начал Биржевик — как самый молодой среди все собравшихся здесь сильных мира сего за исключением, конечно, президента. Да и в разговоре он был заинтересован больше остальных.

— Господин Президент… Мы подготовили для Вашего внимания небольшой меморандум. Деловое сообщество Америки было б крайне заинтересовано в том, чтобы на вашей предстоящей встрече с наследником российского престола были бы подняты… вопросы, в решении которых мы были бы очень заинтересованы. Как вы знаете, текущая экономическая ситуация не очень хорошая — по итогам года хорошо если по индексу Доу-Джонс мы выйдем в ноль — а возможно не будет и этого. Поймите, господин президент, избиратели заинтересованы в хорошей игре и если мы вместе не сделаем ее для них — они могут расстроиться. Если бы вопросы, освещенные в меморандуме, нашли свое разрешение — наша благодарность бы… имела вполне конкретное материальное выражение.

Таким образом, тонким намеком говорили о пополнении предвыборного фонда. Это вообще было болезнью Америки — регулярные выборы — из института демократии они постепенно превратились в маховик коррупции и злоупотреблений. Ведь как было раньше? «Честный Эйб» Линкольн на проведение предвыборной кампании занял двести долларов и большую их часть вернул — на потраченные деньги он купил большую бочку сидра и выставил ее избирателям. Вот так вот просто. А теперь? С каждым годом предвыборная компания стоит все дороже и дороже — последняя обошлась больше чем в сто миллионов долларов. Время на телевидении, ролики, плакаты, волонтеры. Подкуп журналистов, поиск компромата на конкурентов. Работа профессиональных психологов — кандидата в президенты и его программу они разрабатывают как товар, который надо продать. Выборы становились все дороже и дороже с каждым годом, возникла целая отрасль экономики, работающая на выборы.

Кто дает деньги? Да многие. У каждого богатого, занимающегося бизнесом человека есть интерес в системе власти — они и дают, неофициально и официально. Конечно есть искренние сторонники партии и кандидата, они посылают деньги в конвертах — но большая часть конечно идет от богатых и влиятельных людей. Какие у них интересы? Да разные. Кто-то хочет доступа к государственному оборонному заказу — лакомый кусок для любой фирмы, занимающейся производством вооружений. А там где гособоронзаказ — там цены вздуваются в два-три раза по сравнению с гражданскими секторами рынка, там сверхприбыли, там разводной гаечный ключ можно продать министерству обороны за несколько сотен долларов если знать как это делается. Строительные фирмы хотят получить заказ на строительство за счет бюджета — дороги, мосты, гидроэлектростанции. Есть самые разные фонды и неправительственные организации. Например, NRA, влиятельнейшая Национальная Ружейная Ассоциация заинтересована в том, чтобы граница с Мексикой оставалась почти открытой. Потому что с той стороны приходят бандиты и наркомафиози и покупают себе оружие, из которого они потом стреляют друг в друга, в гражданское население и в американских солдат из контингента стабилизации. Есть люди, которые хотят получить какое-то назначение — например был прецедент когда послом в Лондон отправили не профессионального дипломата, а главу крупнейшей издательской фирмы. [пример из нашего мира. Издатель Анненберг стал послом в Лондоне при Никсоне] Есть люди, которые — как сейчас — заинтересованы в том, чтобы президент пролоббировал их интересы на международном рынке. Схема простая и гениальная. Вся Южная и Латинская Америка представляет собой конгломерат нищих и неспокойных государств — но это была зона влияния САСШ. Вот например какая-то страна хочет построить ГЭС. Она обращается к американской строительной фирме, та через лоббистов выбивает американский кредит этой стране — но кредит сразу перегоняют на счета этой фирмы, а она строит гидроэлектростанцию — втридорога. В результате страна остается с построенной втридорога гидроэлектростанцией, фирма с громадной прибылью, президент САСШ — с деньгами в предвыборном фонде, а государственный бюджет САСШ — с сомнительным долгом, который в этом веке получить назад уже невозможно возможно и в следующем — тоже. Вокруг таких вот махинаций возникло море лоббистских фирм, заполонивших Вашингтон — лоббизм превратился в систему узаконенной и всеобъемлющей коррупции что как ржавчина разъедала страну.

Узнав — по своим каналам — что на секретные переговоры с президентом приезжает сам Николай Александрович Романов, наследник престола Российского, американская бизнес-элита засуетилась. Тем более еще выборы — все идеально подгадано. Дело было в том, что Российская империя была крайне устойчива к внешней коррупции (внутренняя к сожалению была) и лоббизму, протолкнуть там свои интересы было на порядок сложнее чем в САСШ. Да, там тоже были чиновники и как и все они хотели кушать. Причем — хорошо кушать, не просто кусок хлеба, а еще и икорку туда намазывать. Но дело было в том, что и Александр Четвертый и Александр Пятый во многие дела вникали лично и стратегические решения принимали всегда сами. И если Государь к примеру именным указом запрещал экспорт сырой нефти — то сделать было уже ничего нельзя. Иди, покупай нефтепродукты — а они шли дороже сырой нефти и прибыль, которая должна была идти в карман переработчикам оставалась в России. Если Государь установил, что все сделки должны заключаться через биржи в Нижнем Новгороде, Москве и Казани — то хоть ты что тут сделай, а будет именно так. Да, можно подкупить чиновника и протолкнуть какое-то выгодное тактическое решение — купить подешевле к примеру. Но стратегия оставалась незыблемой, а если кто узнавал что чиновник берет взятки — следовало суровое наказание, иногда даже гражданская казнь. [гражданская казнь — символическая процедура, после которой считается, что у человека нет чести. Применялась только к аристократам]

Государя же подкупить было невозможно и договориться с ним — тоже. Какой смысл ему брать взятку, если он и так — хозяин страны и всего его бюджета. Сколько бы ты не предложил — он посмеется и прикажет пойти вон, вот и все. В России было мало политики, в России была власть.

Президент протянул руку, раскрыл меморандум, бегло пробежал. В принципе — ничего на вид страшного, не отвечающего интересам России — открытие границ, устранение торговых барьеров, свобода конкуренции. Обещание привлечь в страну американские инвестиции и высокие технологии, благодаря чему валовой внутренний продукт России должна резко увеличить темпы своего роста. Примерно такой же меморандум, только «для внутреннего пользования» ему подсунули, когда он, бывший губернатор Арканзаса волею судьбы вознесся на президентское кресло. Если честно — он не рассчитывал быть избранным, не рассчитывала протолкнуть своего кандидата и Демократическая партия САСШ. Президент-республиканец проправил всего лишь свой первый срок, а американцы любят своего президента и нужны очень веские причины для того, чтобы после первого срока был избран конкурирующий кандидат. Такой причиной стал жуткий скандал с участием ВМФ САСШ в бейрутской авантюре — не столько участие, сколько метания республиканской администрации. Сначала они послали в зону конфликта американскую подводную лодку с ракетами и спецназом на борту, причем спецназ активно участвовал в операциях на территории Российской империи. То есть президент САСШ без согласия Конгресса САСШ, как это предписано конституцией, фактически объявил войну крупнейшей мировой державе и поставил САСШ на грань ядерного столкновения с Российской империей. Когда все дерьмо начало выплывать наружу, они поступили еще хуже — вместо того, чтобы признаться, переключив тем самым большую часть ярости американцев на Россию — они сначала юлили и отказывались от всего. А потом, когда отрицать было уже невозможно — они признали — да, была и лодка, и американские спецназовцы ВМФ, да они активно участвовали в операции, не санкционированной Конгрессом, в результате этого они погибли и погибла лодка. Конгрессмены решили — что смысла объявлять импичмент в самый канун выборов нет, а народ САСШ свой выбор сделал. На выборах. Новый же президент САСШ еще до своей официальной инаугурации нашел способ передать русскому Императору свои заверения в том, что САСШ больше никогда не предпримет ничего подобного. Он ждал худшего — но худшего не произошло — бомбы и ракеты обрушились на Британскую Индию — а САСШ оставили в покое и даже никаких санкций не ввели. Просто на этот раз забыли о случившемся.

Придя к власти, новоизбранный президент понял, что у него нет надежной команды и что делать — он, в сущности, не знает. Если предыдущий президент до этого был и директором ЦРУ и вице-президентом — он просто принял штурвал из президентских рук, когда тот честно отработал два положенных срока — то у нового президента опыт государственного управления исчерпывался губернаторством в одном из центральных штатов. Президентскую команду ему подобрала его партия, он ее принял — всю и без разбора, принял и программу — в основном экономическую, он считал что главное сейчас — сосредоточиться на экономике. В экономике он также большим специалистом не был — но считал результаты, которых добились его люди за короткий срок хорошими. В стране начался новый цикл экономического подъема и избиратели были довольны. А когда избиратели довольны — это самое главное. По опросам всех трех ведущих социологических агентств — его должны были гарантированно переизбрать на второй срок, в отличие от незадачливого предшественника.

— Для чего это русским? — задал вопрос президент.

Биржевик и оружейник переглянулись.

— Понимаете… — начал биржевик — это работа на будущее, которую бизнес всегда должен вести. Мы должны заглядывать на десятилетия вперед. Мы пытались иметь дело с нынешним Императором России — но ничего не получилось. Он догматик — упорно держится за устаревшие методы работы и не желает ничего менять. Сейчас мы делаем ставку на наследника престола. Он человек нового времени, открытый для конструктивного диалога — в конце концов, он даже будущую жену свою выбрал здесь, у нас. Собственно говоря нам не столь важно что скажет наследник престола сейчас — мы хотим чтобы он прочитал этот меморандум и задумался. Настанет время, когда наследник станет новым императором — и тогда он должен будет решать накопившиеся проблемы в Империи. Тогда он и вспомнит про нас. А мы помним про вашу кампанию уже сейчас…

— С этим, господа — к руководителю администрации. Он сейчас со мной, отдыхает в «Тополе». Думаю — если вы разбудили меня — то в том, что Питер встанет чуть раньше обычного — ничего страшного не будет. С ним и обсудите все детали. А сейчас — не смею вас задерживать, мне еще надо подготовиться к встрече…

Протокол есть протокол — хотя они и были тайной и безоговорочной властью — президент был властью явной. И если президент говорит, что желает остаться один — его желание надо уважать. Поэтому, все четверо магнатов встали и вышли из кабинета.

Президент пододвинул к себе папку с меморандумом, прочитал еще раз. Вызвал своего стюарда — так называлась эта должность — и заказал две чашки самого крепкого кофе, какой только возможно сделать. И пока готовили кофе — он встал, подошел к панорамному окну, взглянул на подсвеченные солнцем ели на горных вершинах. Подумалось — хорошо что нет жены рядом. Жена должна была быть в этот момент в Лос-Анджелесе открывать какую-то клинику, то ли раковую, то ли терапевтическую. Вообще, жена его была женщиной даже чересчур властной и активной — недаром в республиканских изданиях его называли не иначе как «мистер Хиллари Клинтон»…

Меморандум…

У него было мало экономического опыта — он был одним из немногих президентов последнего времени, у кого не было миллиона долларов к тому моменту, когда он занял президентский пост. На самом деле это было плохо — не имея собственного опыта в зарабатывании денег, он был вынужден всецело полагаться на здравый смысл и на действия экономического блока его правительства. Сейчас здравый смысл подсказывал ему что все — и то, что он делает в собственной экономике и то, что предлагают для экономики Российской империи, помимо привлекательной оболочки имеет еще какой-то, скрытый смысл. Но усилием воли он подавил в себе голос здравого смысла. Последние сто лет все президенты САСШ в своем правлении исходили из одной простой истины: «После меня — хоть потоп».

Заслышав шум приближающегося вертолета, президент вышел встречать гостя к самой вертолетной площадке. Он был по-прежнему одет в свитер и джинсы — простую и удобную одежду, он запретил стилистам превращать себя в куклу перед этой встречей, как это делалось перед теледебатами. Охрана здесь не особо надоедала — в конце концов, здесь был особо охраняемый объект, периметр которого охраняла спецгруппа морской пехоты — и поэтому он стоял один на краю вертолетной площадки, и его уже сильно поседевшие волосы трепал ветер, создаваемый лопастями огромного вертолета…

Наследника престола российского вживую он не видел никогда — и поэтому когда откинули люк — он открывался не вбок как на обычном десантном вертолете, а вниз, превращаясь в удобный трап — президент внимательно всмотрелся в выходящего из вертолета человека. Президент в молодости закончил юридический, работал адвокатом — и как и любой адвокат он сохранил развитое чувство интуиции, в большинстве случаев он мог только посмотреть на человека и сказать — чего он стоит. Здесь же он вынужден был признать — что у его русского коллеги достойный преемник. В наследнике чувствовалась сила и жесткость.

Президент ответил на рукопожатие, улыбнулся — его улыбка завораживала миллионы американских граждан и сотни женщин — так почему бы ей не заворожить одного русского?

— Как к вам обращаться? Я не знаю вашего этикета.

— Этикет не требуется… — спокойно ответил наследник — правила придворного этикета применимы только при официальных визитах. Здесь же визит неофициальный и поэтому вы можете называть меня Николай или даже Ник. Так называют меня друзья, оставшиеся здесь…

— Я слышал… — усмехнулся президент точно так же, как усмехается один мужчина, узнав о победах на любовном фронте другого мужчины — и кажется, вы недаром провели время в Америке, не так ли…

— Это так — выражением лица наследник дал понять, что эту тему разговора поддерживать не намерен. Президент настаивать не стал.

— Пойдемте… — президент рукой показал направление — там нас ждет горячий кофе, сваренный по-турецки. У меня здесь готовит флотский кок, он совершен потрясающе умеет готовить кофе. Глотнешь — и как заново родился. Во время предвыборных поездок только это способно привести меня в чувство…

Вместе, обмениваясь ни к чему не обязывающими любезностями, президент и наследник престола дошли до небольшого коттеджа, называемого «Дуб», где уже все было готово к нехитрой кофейной церемонии. Два кресла, стол — и то и другое сделано из дуба, дымящиеся парком чашки на нем…

Наследник престола подвинул к себе чашку, но пить не стал. Вместо этого он расстегнул папку, достал какой то документ на плотной, с российским гербом бумаге, протянул его президенту…

— Сэр, извольте прочесть…

Президент аккуратно взял бумагу, поднес к глазам — он гордился тем, что до сих пор читал без очков…

Его превосходительству,

Президенту Североамериканских соединенных штатов

Уильяму Джефферсону Клинтону, эсквайру

Настоящим свидетельствую свое уважение Вам и подтверждаю, что сын мой, Николай Александрович Романов, полномочен вести переговоры по всем вопросам, имеющим касательство к вопросам внешней и внутренней политики государства Российского.

Александр

01.08.1996 года

Президент прочитал бумагу дважды, аккуратно положил ее рядом собой. Чего — чего — а такого он не ожидал. Получается, что неофициальный визит де-факто из-за этой гербовой бумаги превращается в официальный. Согласно дипломатическому протоколу любой официальный визит начинает готовиться за несколько месяцев. Заседают комиссии, согласовываются вопросы повестки для и решения по ним, идет невидимый, но чрезвычайно важный политический торг. Готовятся обе стороны — и наносящая визит и принимающая. Сейчас же перед ним нет ничего кроме дурацкого неофициального меморандума, подготовленного неофициальной группой лиц, а в голове нет никаких мыслей кроме тех, что имеют касательство к предстоящему первому туру телевизионных дебатов с республиканским кандидатом. Кандидата этого он особо серьезно не воспринимал — так, проходная фигура — но помнил и то, что совсем недавно всего четыре года назад точно такой же проходной фигурой был и он сам.

— Получается, что визит все-таки официальный… — стараясь скрыть за шутливым тоном серьезность вопроса спросил президент.

— И да и нет… — наследник шутливого тона не принял — я предлагаю вам, после того как мы допьем этот великолепный кофе, совершить небольшую прогулку по лесу. Прогулки по лестным тропинкам, знаете ли… способствуют аппетиту.

— Внимание, «ковбой» выходит! С ним гость! Внимание всем!

— Они идут в сторону леса!

— Пятый, продвигаюсь к лесу!

— Вас понял! Группа два выдвигайтесь в лес! Предупредите охрану периметра!

В служебных переговорах сотрудников Секретной службы Президента САСШ именовали «Ковбой». В это слово не вкладывали никакого смысла — просто его было легко и быстро произнести и распознать по радиосвязи. Предыдущего президента называли «моряк» — потому что он отслужил положенный срок в морской авиации, таким образом, ему отдавали некую дань уважения. Нынешний же президент вместо службы смылся в Великобританию, и пока молодые люди его возраста отдавали долг своей стране — он покуривал травку (о чем публично признался в телеэфире на всю страну), трахал сокурсниц и вообще — весело и беззаботно проводил время…

Порядок встречи не предусматривал прогулки по лесу — но президент в лес пошел. В Секретной службе самые желанные работники — это параноики везде видящие угрозу охраняемому лицу. А если президент поскользнется на тропинке? А если в периметр каким то образом просочится медведь? А если дерево рухнет. Плохо было еще и то, что это была загородная резиденция и здесь, согласно неофициальным правилам, президента не могли сопровождать явно — сотрудники охраны должны были прятаться. А еще хуже было то, что старший агент Малруни, который в свое время возглавлял группу охраны гостя, предупредил старшего смены о том, что гость — специалист по рукопашному бою и способен убить человека голыми руками в считанные секунды. Если бы старшим смены был мужчина — он возможно бы выругался последними словами. Но сегодняшнего старшего смены звали Марианна Эрнандес. У нее были два недостатка — только два. Первый, она была женщиной. Второй — она была мексиканкой. В группу охраны президента ее перевели из отделения в Атлантик-Сити, где она занималась фальшивомонетчиками. [помимо охраны высших должностных лиц САСШ Секретная служба, как подразделение министерства финансов САСШ занимается борьбой с фальшивомонетчиками] Все остальное — от фигуры до навыков стрельбы из пистолета было неоспоримыми достоинствами. Но два недостатка перевешивали все остальные достоинства, она должна была постоянно доказывать своим коллегам мужчинам, что она лучше их. Поэтому она встала сегодня раньше президента — в четыре утра — и тщательно спланировала день. Сегодня на первую половину дня у Президента были две встречи, досье на тех, кто должен был встретиться с первым лицом государства, подобрали еще вчера. Первые четверо особого интереса не представляли. Обычные денежные мешки, один правда заработал свое состояние нелегальной и полулегальной торговлей оружием — но Секретную службу это никак не касалось. Зато следующий визитер… Пожалуй Секретная служба впервые столкнулась с такой ситуацией, когда визитер одновременно является государственным и политическим деятелем не слишком дружественной САСШ державы — и в то же время безусловно заслуживает занесения в списки чрезвычайной опасности. Мисс Эрнандес и изумлением и страхом — а что еще чувствовать телохранителю в таком случае — читала послужной список наследника российского престола… Зачислен при рождении в армию, в гвардейские части, как это принято среди русских аристократов высшего ранга. С детства получил военное образование. Служил в десантно-штурмовой дивизии — разведчик, командир отделения, затем комвзвода, затем комроты разведки. Десантник, альпийский стрелок, прошел полный курс горнострелковой подготовки, участник боевых действий, кавалер боевых наград. Здесь же лежала памятная записка старшего группы охраны — наследник какое-то время провел в САСШ — охраняемый на практике продемонстрировал, что является серьезным специалистом по рукопашному бою. И он прилетает в ее смену, и его придется оставить с президентом наедине…

Марианна проинструктировала всех агентов, которые будут дежурить в это время в наряде — а сам наряд удвоила. В конце концов, все время они будут в соседней комнате, да и русские не психи же, да и не война в конце то концов. Но все ее планы по обеспечению личной безопасности президента растаяли как дым, когда она увидела — президент и его гость выходят из домика, где должна была состояться встреча, и направляются к тропинке, ведущей на самый верх холма. Увидев это, ей осталось только послать следом агентов и помолиться Деве Марии, чтобы русские не вздумали сделать какую-нибудь глупость.

— Стоп, стоп, стоп… Черт, это невозможно просто — президент тяжело дышал — давайте, сделаем привал. Вон там есть удобное место для сидения — поваленное дерево. Я всегда его использую, чтобы отдохнуть когда поднимаюсь на вершину. Оттуда через прогал открывается хороший вид на ручей. Как вам это удается…

Наследник престола присел на поваленную сосну, огляделся по сторонам.

— Что именно?

— Хоть я и занимаюсь джоггингом [бег трусцой] каждый день — а все равно не могу забраться на эту проклятую гору, не сбив дыхание. Откровенно говоря, я специально покоряю ее из раза в раз, когда приезжаю сюда — это помогает мне контролировать вес. А по вам и не скажешь…

— Несколько лет назад я участвовал в одной забаве… Я тогда служил, и там где стояла наша дивизия — прямо рядом с расположением начинался склон горы — довольно пологий, каменистый и неровный. Так вот — каждый день начинался с того, что все бежали по этой тропинке вверх. Там был валун — огромный, размером с несколько грузовиков — ему, наверное, было несколько сотен лет. И вот мы бежали до него — чтобы прикоснуться к нему, это было каждый день и зимой и летом. Забава эта так и называлась — добежать до валуна.

— И сколько же было бежать до этого валуна? — полюбопытствовал президент, глубоко и медленно дыша, чтобы провентилировать легкие.

— Никто не считал. По весьма грубым прикидкам — километров восемь.

— Ого!

— Это еще не все. Потом надо было бежать обратно — а любой альпинист скажет вам, что спускаться всегда едва ли не тяжелее, чем подниматься.

— И вы это делали каждый день?!

— Каждый. Ни исключая ни одного.

Президент понял, что надо менять тему — непринужденная светская беседа, каковая всегда полагалась перед началом важных переговоров как-то не клеилась.

— Итак, я уже пришел в себя, и теперь то мы можем повторить. Для чего же мы поднялись сюда?

— Для того, чтобы наш разговор остался в тайне, хотя бы какое то время.

— Он и так остался бы в тайне. Протокол же не велся — недоуменно ответил Президент.

— Даже у стен есть уши…

— О чем вы? Меня никто не посмеет подслушивать, тем более здесь. — президента все это начало раздражать.

— Вы вправе судить о своих людях, не я. Но прежде чем делать суждения — извольте… Просмотрите все.

Президент взял пачку фотографий — больших, качественно отпечатанных, начал медленно перебирать, всматриваясь в каждую деталь.

— Что это?

— Это будущая война — просто и страшно сказал наследник — война, в которой погибнут десятки и сотни миллионов. Кому как не нам ее остановить.

Президент снова начал перебирать фотографии — внимательно всматриваясь на сей раз в даты, когда были сделаны снимки — они всегда указывались в нижнем левом углу фотографии. Одна его потрясла — его советник по вопросам национальной безопасности входил в какое-то похожее на отель здание. Сделан снимок было совсем недавно, и президент не забыл — тогда серьезнейший вопрос стоял на Совете национальной безопасности, и его пришлось откладывать из-за срочной госпитализации его помощника по вопросам национальной безопасности. Снимок был сделан в тот же день, когда официально он должен был находиться в больнице с острым приступом… кажется болезнь почек. Здесь он больным не выглядел.

— Где это было снято? — президент показал интересующую его фотографию.

— В Лондоне.

— Вашей разведкой?

— Да — просто ответил наследник.

— Вы понимаете, что я не могу в это верить?

— Да, вы можете в это не верить — перевернул фразу цесаревич — но тогда погибнут люди. Погибнет много людей — и все из-за недоверия. Задайте себе вопрос — зачем нам врать?

Президент перебрал в голове варианты.

— Например, чтобы скомпрометировать меня и мою команду.

— Зачем нам это?

А и вправду — зачем…

Президент поймал себя на мысли, что он оправдывается.

— Как бы то ни было — я не могу основывать какие-то свои решения на данных, которые мне поставляет чужая разведка отнюдь не дружественного государства. Вы это должны понимать.

— Если вы попытаетесь это проверить — события могут пойти по двум разным путям. Первый — информацию от вас просто отсекут. Второй путь — они поймут, что вам известно слишком много. Как бы то ни было — у вас достаточно полномочий, чтобы причинить им серьезные неприятности. И тогда… вы станете помехой у них на пути.

— Я должен проверить эту информацию — раздраженно повторил Президент — да если даже и так, что это все вообще значит? Ну, входит человек в здание — и что дальше?

— Вы обратили внимание на дату? Двадцать четвертое июля сего года, Лондон. Два дня назад по городу был нанесен удар. В городе чрезвычайное положение, ни один человек в здравом уме не станет ехать в такое время в столицу Британии. И тем не менее — он туда приехал. Позвольте представить вам остальных участников встречи — цесаревич стал перебирать фотографии, называя имена — вот эту даму вы должны знать, постоянный представитель САСШ при ООН. Весьма приметная дама. Вот это человек торгует оружием — весьма заинтересованное лицо. Вот это… человек, который всеми силами пытается скрыть, сколько же в действительности у него денег. Вот это… человек, которого считают тайным проводником германской внешней политики. Человек очень близкий к канцлеру, член тайного кабинета. Он то в этой честной компании уже никак не должен было оказаться. Вот это — ни кто иной, как второй секретарь посольства Японской империи. Вот это — постоянный заместитель премьер-министра Великобритании, его вы должны знать. А вот это… здесь его сложно узнать… бывший глава британской секретной службы. Человек, которого проводили много лет назад в почетную отставку, и который, судя по всему, играет весьма заметную роль в этом во всем. Весьма странная компания, остается только задаться вопросом — что у всех этих людей общего.

— Вы знаете тему их встречи?

— Нет. Такое невозможно подслушать. Но сам факт того, что она состоялась в Лондоне в это время, в то самое время когда он был разбомблен — наводит на размышления. Скажите, ведь один из участников встречи потом подошел к вам и кое-что сказал?

Президент вспомнил — сразу. Его помощник по вопросам национальной безопасности Грант Лейк, тот самый который был в Лондоне в то самое время, пока должен был быть в больнице подошел и сказал, что в теракте есть русский след, установлено, что при совершении террористического акта использовалось оружие русского производства. Он же сказал, что подобного рода террористический акт может произойти и в САСШ. Когда Президент спросил — откуда ему это известно, Грант ответил уклончиво — информация получена неофициальным путем из источников в британских разведывательных структурах. Так получается — вот из каких источников и как он получил эту информацию.

Но то, что Президент вспомнил — он решил оставить при себе. Не стоит раскрывать перед русскими все карты.

— Не припоминаю такого. Как бы то ни было — то, что там обсуждалось, остается для нас тайной, не так ли. Не слишком ли поспешно вы делаете выводы?

— Не поспешно. Если ты видишь паутину — значит, где-то поблизости есть паук. То, что произошло в Лондоне — часть большого плана по коренному переустройству мира. Там, в Лондоне собирались те, кому это переустройство нужно. Германия, Япония, но главное — Великобритания. Все эти страны явно или тайно недовольны нынешним положением вещей. Германия недовольна тем, что в свое время она своими руками отдала нам богатейший природными ископаемыми Ближний Восток. Она хотела отдать нам всего лишь голый, никому не нужный песок — но забыла посмотреть что находится под ним и вручила нам ключи от кладовой. Японии нужны новые владения, ее население слишком велико для земли, которую она занимает — ей нужна Сибирь, Центральная и Латинская Америка. Нужны ли новые территориальные приобретения Северо-американским соединенным штатам, господин президент?

Президент лихорадочно просчитывал в голове ситуацию — так же, как он это делал в молодости в суде, когда прокурор штата совершенно неожиданно вынимал из рукава какой-нибудь козырь, и надо было мгновенно, реагировать. Да, конечно, согласно процессуальным правилам прокуратура должна была представить в распоряжение защиты все имеющиеся у нее доказательства, В то время как защита свои доказательства имела право скрывать — но существовало множество процедурных лазеек, которыми опытный прокурор всегда мог воспользоваться. Кто, например, может запретить свидетелю обвинения внезапно поменять показания? Да никто. Поэтому, у адвоката реакция на такие вот неожиданности должна быть отточенной как у фехтовальщика. Здесь тоже самое, только судьи нет, и «я протестую» никому не скажешь.

Что хотят русские? Для чего этот визит, для чего эта информация? Они хотят нас рассорить с Британией? Так они и до этого хотели это сделать и совершенно этого не скрывали. Они опасаются своего старого союзника — Германии, волею судьбы и мощью тевтонского оружия возродившейся в виде Священной римской империи? Такое может быть — Германия и Япония единственные державы, у которых с Российской империей протяженные сухопутные границы. И если границу с Японией прикрывает либо море, либо — непролазная тайга, в случае внезапного нападения русские вполне могут сконцентрировать свои силы и нанести ответный удар, то Германия… Германские войска нависают над предельно развитой европейской частью России, средоточием ее мощи. А ведь там не так уж много военных частей, эта граница прикрывается куда хуже, чем граница с враждебной Японией…

Допустим. Русские опасаются Германии и ищут себе новых союзников…

А не пора ли поискать новых союзников и самим Североамериканским соединенным штатам? Что дают сейчас американцам союзные отношения с Британией? Если так, в сухом остатке, отбросив весь бред про кузенов [кузены — так в САСШ называют британцев] и про историческую предопределенность.

Ничего не дают! Ровным счетом — ничего!

У Британии нет природных ископаемых. У Британии нет свободных рынков для американских товаров! Британия нагло и беззастенчиво проводит совершенно протекционистскую политику, не допуская на рынки своих колоний никого. Совместная оборона — а чем совместная оборона САСШ и Британии будет лучше совместной обороны САСШ и Российской империи?

Ничем.

А вот втравить Штаты в совершенно ненужную войну Британия может. Может — если бы она не попыталась это уже один раз сделать, он бы не сидел в своем кресле, он так бы и оставался губернатором штата.

А что — если предположить такое — даст союз Российской империи и Североамериканских Соединенных Штатов.

Российская империя — это обширные земли, это природные ископаемые, это огромные запасы нефти. Причем нефти, которую легко и просто добывать. Да, у САСШ тоже есть прекрасные месторождения на Аляске, да, американские нефтяные компании много лет ведут изыскания и добычу в Венесуэле, в Бразилии, во многих других местах в Латинской Америке. Но запасы русских куда больше. И кстати, британцы настойчиво намекают, что нужно бы пустить Бритиш Ойл и Шелл к разделу южноамериканского нефтяного пирога. Сами они, кстати, американские компании к месторождениям Северного моря не допустили ни под каким видом.

Российская империя — это больше миллиарда населения. Каждый русский — это потенциальный потребитель американских товаров. Потому что сделать хороший самолет русские вполне могли — а вот сделать хорошую зубную щетку — ну никак не получалось. Если американские компании на нормальных условиях допустят к этому рынку…

Российская Империя — это стабильность, это власть, которая не меняется, это власть, которая ни перед кем не должна отчитываться. Если такой союз будет — то это надолго.

Нужны ли территориальные приобретения Североамериканским соединенным штатам? А зачем? Прав был госсекретарь Монро, когда провозгласил доктрину, названную впоследствии его именем — зона американских интересов — это земля, ограниченная с одной стороны Тихим, с другой — Атлантическим океаном. Нечего лезть в Европу, нечего делать в Африке, ничего не нужно и в Азии! Нечего там делать!

— Североамериканские соединенные штаты не нуждаются ни в каких новых землях… — медленно и отчетливо произнес президент — наша зона влияния, очерченная доктриной Монро, и подтвержденная решениями Берлинского мирного конгресса вполне нас устраивает.

Цесаревич кивнул — такого ответа он и ждал.

— Российская империя также вполне довольна ее нынешним статусом. Таким образом, господин президент, из пяти крупных держав две полностью устраивает нынешнее состояние дел, одну немного не устраивает, одну сильно не устраивает, а одну не устраивает настолько, что она готова на любую авантюру, в том числе такую, которая запросто приведет к второй мировой войне, к невиданным потрясениям. Понимаете, к чему я клоню, господин Президент?

— Нет — конечно, президент все понимал, но не хотел озвучивать выводы сам.

— Российская Империя и Североамериканские соединенные штаты должны в самое ближайшее время заключить договор об охранительном союзе и юридически подтвердить свою непреклонную решимость не допустить коренного передела сфер влияния в мире военным либо невоенным способом. При этом Российская Империя берет на себя обязательство, в течение года добиться присоединения к данному охранительному союзу Священной Римской Империи германской нации. Что же касается других государств — в их воле будет либо присоединиться к данному союзу, либо отвергнуть его. Но в любом случае, любая военная провокация в отношении любого из членов охранительного союза будет означать враждебные действия против всего союза и все члены союза обязаны будут выступить на защиту существующего миропорядка, если таковой будет под угрозой.

Президент встал на ноги, потянулся, разминая затекшие мышцы. У одной (из очень многих) дамы, с которой он был близко знаком, была такая поговорка: «мы думали что за нами ухаживают — а нас уже потащили в постель». Весьма знакомый метод действий для Уильяма Джефферсона Клинтона, эсквайра — он как никто знал, что женщины обожают напор, обожают, когда мужчина принимает решения за них — хотя и не хотят это признавать, прячутся за маской феминизма, независимости, самостоятельности.

А сейчас именно так и чувствовал себя президент Североамериканских соединенных штатов — как будто его сходу, особо и не ухаживая, потащили в постель. Он-то рассчитывал, что русские попытаются осторожно прощупать почву этим неофициальным визитом — а вместо этого он получил предложение, которое может коренным образом изменить расстановку сил на планете. Приняв его, он может остаться в истории как предатель, а может — как величайший государственный и политический деятель, определивший вектор развития своей страны на десятилетия…

Президент без сомнения предпочитал второе…

— Вы понимаете, что в Североамериканских соединенных штатах не абсолютная монархия? Я не могу вершить историю. Ваше предложение должно пройти все процедуры, предписанные законом нашей страны. И в ходе обсуждения оно может быть и отвергнуто.

— Вы ошибаетесь. Всегда и везде историю вершили либо одиночки либо очень маленькие группы людей. Не всем дано понять, в чем заключается благо для народа — это дано только тем, кто достаточно разумен, чтобы отринув старые предрассудки сделать выбор и принять решение, руководствуясь исключительно своей честью, совестью и здравым смыслом.

Честью, совестью и здравым смыслом…

Слова «честь» и «совесть» в САСШ почти не употреблялись. Увы.

— Как я могу быть уверенным в ваших намерениях? — спросил президент, хотя понимал, что спрашивает глупость.

Наследник престола улыбнулся.

— Есть один способ проверить — чего стоим мы, и чего стоят ваши люди. Проведем небольшой эксперимент. В ближайшие дни вы можете объявить на пресс-конференции о том, что Российская империя и Североамериканские соединенные штаты начинают строить стратегическую железную дорогу, которая пройдет по русскому северу и по огромному мосту перекинется на Аляску. Потом, через Канаду она пойдет в САСШ. Строительство такой дороги — проект на десятилетия, и можете себе представить, какой экономический эффект она даст — если грузы из САСШ и грузы в САСШ можно будет возить на евразийский континент дешевым железнодорожным транспортом. Себестоимость перевозок по такой дороге будет ненамного выше, чем морским транспортом, а скорость доставки увеличится в несколько раз. После чего — вы увидите, кто из ваших советников что вам скажет и как к этому отнесется Британия — ведь дорога частично будет проходить и по ее территории. Внимательно слушайте всех — и анализируйте, что они говорят. Потом можно будет принимать решения и по другим совместным проектам.

Президент задумался. Но ненадолго. По натуре он был игроком и умел быстро принимать решения…

— Давайте сыграем в эту игру. Но…

Цесаревич молча ждал.

— У нас есть и встречные предложения. Касающиеся сотрудничества в экономической сфере.

Президент с улыбкой, жестом фокусника достал пакет. За улыбкой он пытался скрыть свое раздражение — все эти дела были явно не к месту. Но государственные интересы — государственными интересами, а о собственном переизбрании тоже надо думать. Вообще, в САСШ бытовала поговорка, что президента надо избирать сразу на второй срок — только тогда он сможет нормально работать, и не думать каждую минуту о переизбрании.

Цесаревич вскрыл пакет, начал перебирать бумаги. Президент молча ждал, пытаясь по лицу молодого человека понять реакцию — но понять ее было решительно невозможно. Наконец цесаревич отложил бумаги в сторону, на бревно.

— Меры, предлагаемые в этом меморандуме, дали просто потрясающий эффект у нас — решил играть до конца роль рекламного агента президент.

— Те люди, которые предложили Вам этот манифест — они отвечают у вас за экономическую политику?

— Да — президент не понял сути вопроса.

— В таком случае, я не завидую вашей стране.

Президент снова почувствовал, что начинает выходить из себя. Какого черта! Североамериканские соединенные штаты из всех стран, могущих называться империями, добились наибольшего экономического успеха! В России и близко нет подобного, вся их экономика стоит на переработке полезных ископаемых, машиностроении и строительстве. У них даже зубную щетку местного производства — и то нормальную не купишь!

— В таком случае может, просветите меня в области политэкономии? — вкладывая в свой вопрос максимум сарказма спросил Президент.

— Охотно… — цесаревич ничуть не смутился — просто вы руководствуетесь иными критериями экономического успеха, нежели мы. Все ваши успехи последнего времени целиком связаны с финансовым сектором экономики. Да, у вас есть изобретатели, и неплохие — но их изобретения не вносят в экономику того вклада, какой могли бы. Люди, которые управляют вашей экономикой искренне полагают, что если взять что-то, какое-то благо и перепродать это десять раз — благо это станет больше и ценнее.

Мы не пускаем чужие банки в нашу страну, как предлагается в этой записке — потому что иностранные банки означают закабаление экономики. Кто владеет кредитом — тот владеет страной, мы уже это проходили, влезли в долговую петлю в начале века и окончательно вылезли из нее только в конце шестидесятых. Мы не развиваем фондовый рынок — потому что в нашей стране принято, когда делом владеет одна купеческая семья на протяжении десятилетий, и даже столетий — а отец готовит сына к тому, что когда отец состарится — он смог бы занять его место. Мы не развиваем фондовый рынок еще и потому что уверены — у каждого дела должен быть хозяин — и только один, а не тысяча. Тогда оно будет развиваться гораздо лучше. Мы не развиваем и финансовый рынок — просто мы из поколения в поколение обустраиваем собственную страну — потому что земля наша велика и слишком много еще мест, которые надо обустраивать для жизни.

Наконец в нашей стране никто и никогда не подумал бы отдавать право печатать деньги частным лицам — ибо это исключительная и неотъемлемая прерогатива государственной власти, в отсутствие которой ее отправление не представляется возможным.

Уильям Джефферсон Клинтон, президент Североамериканских соединенных штатов внезапно почувствовал, что дальнейший разговор смысла не имеет. Ни один рычаг из доступных ему не действует на его собеседника — пусть молодого и, как предполагается, неопытного. Его визави не нужно переизбираться, не нужно перед кем-то отвечать — в конечном итоге ему не так уж и нужен союзнический этот договор. Он аристократ по крови с огромным, воспитанным с детства чувством собственного достоинства, с непоколебимой уверенностью в том, что его страна живет и развивается именно так как надо и так, как лучше всего для нее. Нет, пользуясь боксерской терминологией — его не пробить.

А вот ему нужно подумать. Серьезно подумать. Такие решения сразу не принимаются.

— Ни да ни нет я не говорю — сказал Президент — нужно изучить все возможные последствия, прежде чем принимать решения, подобные этому.

Цесаревич кивнул — на вид он выглядел совсем не расстроенным. У Президента даже мелькнула на мгновение мысль — что цель этого разговора была в чем то другом, но в чем именно — он не мог понять.

— Вола ваша, сударь. Могу я просить о том, чтобы разговор наш оставался исключительно конфиденциальным?

— Можете… А теперь давайте спускаться вниз. Утку, наверное, уже приготовили…

 

Картинки из прошлого 02 июня 1994 года Афганистан, пограничная зона

Караван…

Из базового лагеря — он представлял собой целую сеть пещер, которые невозможно было вскрыть и прямым попаданием авиабомбы, они вышли с рассветом. По горам ночью ходить было опасно, для этого нужен был огромный опыт и приборы ночного видения. Приборы то были — немного и не самые современные, но были. А вот опыта не было никакого. Даже те, кто испокон века жил в афганских горах, пуштуны не имели почти никакого опыта передвижения по горам ночью. Почему? Аллах велел ночью спать — вот и все объяснение.

Вышли тремя отрядами и одной особой группой. Каждый отряд — двенадцать человек, подготовлен настолько, насколько возможно быть подготовленным в таких условиях. Вообще, афганцы прирожденные снайперы, из своих древних винтовок отдельные, особо одаренные попадают в человека за километр. Это познали еще британцы в своих попытках захватить Афганистан, присоединить его к Индии и выйти напрямую на границы Российской Империи. Даже британская «фишка» — сокрушительный залповый огонь со средней дистанции из мощных винтовок не помогал — афганские снайперы прятались за каменными осыпями, за валунами, в пещерах и выбивали британцев одного за другим с больших дистанций стрельбы. Это в ущельях — а в населенных пунктах у афганцев была другая, излюбленная тактика — огонь из-за дувалов, не пробиваемых даже винтовочной пулей. Отстрелялся — и ушел в кяриз [кяриз — поземный канал, по которому течет вода для орошения полей. Кишлаки обычно ставились там, где на поверхность выходил кяризный колодец. Большинство кяризных колодцев — замаскированные. ] и попробуй, достань его…

Сейчас же афганцы, получив вместо древних Энфильдов и SLR русские штурмкарабины и снайперские винтовки «Взломщик» показывали просто поразительные результаты — семьсот-восемьсот метров — запросто, даже по бегущему человеку. Правда это сейчас — когда привезли новые винтовки, шейху Дархану пришлось лично отнимать у своих ополченцев старые и учиться стрелять из новых. А Карим замучался заставлять пуштунов ухаживать за своим оружием. Ведь это для военного человека чистка оружия — что для священника ежедневная молитва. А для пуштуна — чем проще тем лучше, а если чистить не надо — так вообще хорошо. Древний Энфильд, с поворотным, продольно скользящим затвором был просто как бревно и неприхотлив. А тот же штурмкарабин Токарева — он бережного обращения требует, в своей армии намучались, когда нижние чины вместо мосинки получали это полуавтоматическое чудо. Тоже до скандалов доходило — винтовка на стрельбище заклинивает. А как ей не заклинивать, если нагар скапливается, а ты его не убираешь? Тогда несколько лет потратили — но научили. Карим потратил несколько месяцев, попутно обучив всех пуштунов русскому и турецкому мату — нормальных слов не хватало — но тоже своего добился. Попутно переругал и всех снабженцев. Не могли же гражданские штурмкарабины Калашникова под тот же, винтовочный патрон прислать? На вооружении не состоит — так закажи на заводе партию или в магазине купи, казна не оскудеет. Нет, прислали это старье, пусть отобранное и переделанное — но все равно старье.

Что же касается автоматов Калашникова — тот тут особых проблем не было. Пусть не та точность как у новейших Коробова — зато можно день не чистить, два, три — и ничего не будет. Правда потом все же надо почистить… Но раз в несколько дней афганцы оружие все же чистили.

Двенадцать человек — такой оптимальный состав разведывательно-диверсионной группы был принят в русской армии — и Карим не стал изобретать велосипед. Двенадцать — если вдуматься число очень удобное, делится на два, три, четыре и шесть, что позволяет командиру делить группу на разные по численности отряды для выполнения тех или иных задач. Боевое слаживание пуштуны кое-как провели, но тут выяснилось, что лучше всего воины гор действуют в одиночку.

Вооружение группы тоже стандартное, правда с поправкой на специфику предстоящей операции. На двенадцать человек — аж три гранатомета РПГ, по три гранаты у стрелка и по пять у второго номера. Даже если по две гранаты на цель — все равно здорово получается. Гранаты самые разные — и противотанковые и осколочные. Плюс у каждого — по одноразовому реактивному гранатомету, первый залп должен быть только гранатометным, слишком мало бойцов и слишком много техники.

Оставшаяся половина — расчеты тяжелых снайперских винтовок, тоже по два человека — итого три снайперских расчета. Половина группы в составе гранатометных расчетов, половина снайперы-дальнобойщики — но это оправдано той целью, на которую они идут, тем зверем, на которого собираются охотиться.

Стальная, вытянувшаяся по узкой горной дороге змея, мерзко воняющая дизельным выхлопом, ощетинившаяся стволами мелкокалиберных пушек во все стороны.

Караван…

Надо сказать что помимо «частных» караванов, развозивших товары по всему Афганистану — железных дорог в Афганистане было то ли семь то ли восемь километров проложено, от центра Кабула и до королевского дворца — существовали и другие. Военные — слишком большая пока добыча для людей шейха Дархана. В таком караване всегда идет несколько легких танков, разведывательные бронемашины, обычные машины набитые солдатами, а в воздухе обычно крутится легкий беспилотник, осматривающий местность перед караваном. И дело не в том, что не хватит огневой мощи — как раз таки теперь, с пулеметами ДШК, старыми, но очень даже неплохо работающими по любой легкой технике, с противотанковыми гранатометами, пробивающими танковую броню, огневой мощи хватит. Просто среди пуштунов совершенно не было опыта нападения на крупную и хорошо охраняемую армией (не боевиками соседнего племени и не тем, что называлось афганская армия, а именно настоящей армией) колонну. Для того, чтобы он появился начинать надо с более легких целей. Вот Карим и выбрал такую цель — транспортную колонну компании «Англо-американ».

Компания Англо-американ занимала в этом мире настолько уникальное положение, что и про нее надо сказать подробнее. Основана она была сэром Эрнстом Оппенгеймером в семнадцатом году, совсем незадолго до начала мировой войны. Целью этой компании было овоение золотодобывающего потенциала Восточного Ранда в ЮАР. После войны, когда колония Южно-африканская республика стала Бурской Республикой — причем стала она сама, Берлинский конгресс только подтвердил правомерность ее существования — компания сэра Эрнста стала одним из столпов экономики региона. Тогда же, состоялись несколько секретных соглашений с властями Германии. Германия, после войны ставшая Священной Римской Империей германской нации, должна была интегрировать Европу — и одновременно что-то делать со своими африканскими колониями — новыми и благоприобретенными. Вот тогда и договорились — сэр Эрнст становится этаким неофициальным представителем Римской империи на юге Африки и от ее имени ведет дела — пользуясь при необходимости поддержкой германской армии и флота. Дел предстояло много — в основном колонии на юге Африки были британскими, британское влияние там было очень сильным и никакими документами от него быстро было не избавиться. Не все в восторге были и в Бурской Республике — там тоже большая часть элиты ориентировалась на Британию. Сэр Эрнст решал также проблемы британского капитала на новых германских территориях — инее без выгоды для себя, конечно.

В своем посредничестве сэр Эрнст превзошел сам себя. Взятками, уговорами, политическими убийствами он обеспечил статус Бурской республики как нейтральный, больше склоняющийся в сторону Германии как военного гегемона, но поддерживающего отношения и со старой доброй Великобританией. Кроме того, компания сэра Эрнста благодаря нескольким эксклюзивным контрактам разрослась неимоверно и превратилась в одну из крупнейших компаний мира и безусловно крупнейшую из частных компаний, ведущих горные разработки. Англо-американ стала крупнейшим акционером алмазной монополии Де Бирс, скупила прииски у Ханса Меренски и стала крупнейшим в мире производителем платины. Сэр Эрнст впервые в мире додумался до того, что создал частную армию для защиты своих завоеваний и приобретения новых. В ней мирно уживались и британцы и немцы и американцы и кого там только не было — даже русские.

В семидесятые годы Англо-американ неожиданно выиграла у признанного фаворита гонки — компании «Бритиш Майнинг» концессию на разработку всех видов полезных ископаемых в Афганистане. Решение это было удивительным только для тех, кто не знал политической подоплеки всего это грязного и отвратительно воняющего дела. Верней не столько политической, сколько коррупционной — еще со времен основателя компании, сэра Эрнста Оппенгеймера что Англо-американ, что Де Бирс никогда не упускала возможности подкупить нужных ей людей. Кроме того — Англо-Американ имела собственную армию и могла защищать свои разработки самостоятельно. Ну или — почти самостоятельно.

Что же касается разработок… Природный газ (116,5 млрд м3), каменный уголь (124 млн т), железо (2,5 млрд т), медь (10 млн т), хромовая руда (500 тыс. т), свинцово-цинковые руды (142 тыс. т), магнезит (66,3 млн т), бокситы (40 млн т), барит, слюда, лазурит, изумруды… Все эти богатства никогда за всю историю человечества не разрабатывались промышленным способом. Были и запасы нефти и газа, но они не разрабатывались, потому что короткий путь экспорта — в Россию был политически неприемлемым, а длинный — был бы идеальной мишенью для бандитов и террористов — племена, по землям которых прошел бы трубопровод, просто взыскивали бы громадные суммы за то, что они не будут его взрывать.

Но самое главное — что и интересовало Англо-Американ в первую очередь — Афганистан был единственной страной в мире, где были залежи обогащенного урана. Содержание изотопа уран-239 доходило до пяти и в отдельных местах до десяти процентов, в то время как обычная руда содержала его десятые доли процента. Окись-закись урана, исходное вещество для получения реакторного топлива, изготовленная из такой руды обходилось на порядок дешевле, а ядерного топлива Великобритании, не слишком богатой нефтью, требовалось все больше и больше. Сама по себе окись-закись урана стоила настолько дорого, [в нашем мире цена на окись-закись урана U3O8 доходила до ста двадцати долларов САСШ за фунт, сейчас немного понизилась в связи с кризисом] что была рентабельной и его перевозка под надежной охраной и строительство сильно охраняемых комбинатов по обогащению.

В России деятельность Англо-Американ и де Бирс была запрещена законом. Все дело было в том, что именным указом император запретил иметь в собственности или концессии любые месторождения полезных ископаемых иностранным компаниям, гражданам и подданным. А «большая четверка» драгметаллов — золото, платина, серебро и палладий, добытые в Российской империи вообще не вывозились за ее пределы иначе как в виде готовых ювелирных изделий и продавались на трех уполномоченных биржах — Нижегородской, Московской и Петербургской. Основным покупателем в торгах выступала казна.

Порядок прохода этих транспортных колонн Карим и боевые командиры малишей изучили по снимкам русской спутниковой разведки при планировании операции. Несмотря на то, что служба безопасности Англо-Американ была частной, у нее были даже броневики. Сделанные на шасси больших американских пикапов, с полностью переделанным бронированными кузовами это внедорожники были защищены от пулеметных пуль и могли нести на себе целый арсенал оружия. Частное военное агентство не было ограничено каким-либо рамками в закупке военной техники кроме платежеспособности — поэтому на бронированных внедорожниках нашли место и германские двадцатимиллиметровые пушки и автоматические гранатометы производства САСШ, и даже новейшие Мк44 — Миниганы, только в наземной версии, используемые в американской армии. Словом — колонна могла огрызнуться — и очень существенно.

Забить такую колонну было непросто, а забить без потерь или с минимальными потерями — еще сложнее. Карим думал и перебирал варианты несколько дней, разговаривал со старейшинами, ходившими по этим горам, когда и Карим и его вечный спутник Абдалла и даже сам шейх Дархан еще не родились. Он разговаривал и с проводниками караванов, разговаривал осторожно, ничего не выдавая причины своего интереса. И решение все же было найдено.

Основной проблемой было остановить колонну, надежно запереть ее на дороге, по афганским меркам, кстати, дороге неплохой, и ошеломить обороняющихся так, чтобы они не смогли вести эффективный ответный огонь. Карим знал, что такое М134 Миниган, стрелял из закупленных за границей образцов. Это была самая настоящая метла, выметающая все на своем пути. Судя по снимкам такой же колонны, в ее составе были две машины, оснащенные подобными пулеметами. Если хоть одна уцелеет в первые секунды боя — им крышка, от лавины огня не спасают даже камни.

Да и остальные машины охраны — не подарок. Накроет гранатомет — поминай как звали, стрелок может даже не видеть нападающих — просто тупо положить в их сторону короб сорокамиллиметровых гранат — и рой стальных осколков найдет свои жертвы. Ну, а двадцатимиллиметровка заработает — тут, как говорится — «ноу коммент». На атомы разберет.

Всего машин в колонне было шестнадцать. Восемь на восемь — восемь машин охраны и восемь бронированных грузовиков, на которых вывозят товар — обогащенный уран. Сами грузовики — бронированные монстры с угловатыми кабинами, сделаны на базе американского транспортного Ошкоша — тоже могут существенно огрызнуться — на каждой кабине установлен пулемет. И, что самое хреновое — наученные горьким опытом, британцы в составе каждой колонны теперь пускают машину со специальной аппаратурой, подавляющей все виды радиосигналов — чтобы нарушить связь и нее допустить подрыва радиоуправляемых фугасов. В Индии наелись этого — а охранники Англо-Американ делали точно так же.

Задачка… Но самое главное — Карим задачу себе усложнил, решив убить двух зайцев одним выстрелом. Для чего и была сформирована четвертая, особая группа…

Решение наконец было найдено — точнее, выстрадано в муках. На одном из участков дороги, идущей в горной расщелине — по словам стариков были очень неустойчивые горные породы. Всегда опытные караванщики шли по этому участку очень осторожно, а душманы его избегали, потому что один выстрел или взрыв — и все на чем ты стоишь может ухнуть в пропасть. Минировать тоже было нельзя — могут заметить как само минирование, так и минирующих. Тогда — провал и гибель людей.

Поэтому, в качестве «стояночного тормоза» способного остановить колонну Карим избрал… обвал горных пород. Все просто — массированный залп из нескольких гранатометов по наиболее уязвимым точкам горного склона — и дело в шляпе.

Сами они — тоже для того, чтобы не попасть под обвал — располагались на противоположной каменой стене, при этом гранатометчики должны были стрелять по машинам с предельной для не слишком опытного человека дальности — больше двухсот метров. Тут же проявилась еще одна проблема — низкая эффективная дальность стрельбы из гранатомета. Пусть и самые современные боеприпасы есть к нему, тандемные — а все равно низкая. Тут бы противотанковый ракетный комплекс… да проблема в том, что к нему нужен обученный расчет или хотя бы обученный оператор. Гранатомет же… труба со спусковым механизмом и гранаты — обезьяну научить можно.

Пошли под видом торгового каравана — на ослах. Такие торговые караваны часто ходили через границу в Пакистан, где в Пешаваре был крупнейший оптовый рынок региона. Караваны снаряжали всем племенем, чтобы не платить дикие ценовые накрутки розничным торговцам-караванщикам. Но такое удовольствие доступно было не каждому — только тем племенам, которые живут рядом с границей. Дорога в Пакистан была неопасной, а вот обратно, с товаром…

Дорог в Пакистан вело множество, это для машин была одна, максимум две дороги. Осел же пройдет там, где пройдет человек, то есть — по любой, едва заметной горной тропе…

Сейчас «группа управления» — Карим, Абдалла, шейх, еще два его старших сына Нур и Аслан ехали в самом центре ослиного каравана в наиболее безопасном месте. Шейх, несмотряна возраст настоял на том, чтобы идти с караваном и потом вступить в бой, командуя одной из групп. В переметных хурджинах, которыми была нагружена часть ослов, ожидало своего часа оружие. Часть афганцев шла, часть — ехала на ослах, по скорости это было примерно одно и то же. Иногда менялись местами — ехать на осле… не слишком-то комфортно…

— Карим…

Карим дернулся — он на какое то время выпал из времени и пространства — сильно устал.

— Да, эфенди…

Шейх, оказывается, слез с осла и шел теперь рядом с ослом, на котором ехал Карим.

— Скажи мне… — шейх замялся.

— Говорите, эфенди…

— Я живу на этой земле уже много лет. Мой отец немало путешествовал, был и у вас, в вашей стране, был в Индии, в материковой Японии. [то есть в Китае] Он говорил мне, что русские сильно отличаются от других народов. Они хорошие воины — но их в то же время отличает милосердие к поверженному врагу. Отец говорил, что русские никогда не уничтожали побежденные ими народы и рано или поздно люди этих народов сами становились русскими. Скажи, почему так…

Карим задумался.

— Я сам не русский по происхождению, эфенди. Может быть, русский смог бы ответить на этот вопрос гораздо лучше, чем я. Но что знаю — скажу. У русских всегда было много земли и мало народа чтобы на ней жить. Если Европа была перенаселена уже в средние века — то на Руси и сейчас достаточно места для жизни. Поэтому русские воевали иначе. Если в Европе и во всех странах, основанных выходцами из Европы, принято было воевать за землю, то русские всегда воевали не только за землю, но и за народ на ней живущий. Европейцы на захваченных землях уничтожали или порабощали людей — русским же люди на захваченной земле были нужны. Поэтому они относились к ним как к равным себе и старались создать условия, при которых они смогут жить вместе. А часто получалось так, что ища спасения от неминуемого порабощения и смерти, народы, живущие на окраинах империи посыпали гонцов к русскому царю и просили принять их в свое подданство. Поэтому Российская империя стала настолько большой страной, а русский солдат так воюет.

— Но потом вы же начали воевать за территорию. Твоя земля, Карим, была оккупирована русскими.

— Тогда была мировая война, эфенди. Все больше и больше она становилась войной моторов. А моторам нужен бензин, значит — нужна нефть. Лиши противника нефти — и ты лишишь его возможности наступать. Турецкое правительство подло и вероломно предало германцев, хотя до этого принимало от них помощь. Когда началась война — они приказали убить германских инструкторов, которые обучали их армию, оскорбив тем самым Германию, и пропустили в Черное море британские корабли чтобы нападать на Россию. Они атаковали Баку, потому что в Баку был единственный крупный источник русской нефти. Они атаковали города на побережье Черного моря. Но эти атаки ничего не могли изменить — у тех, кто воевал с Россией и Германией не было достаточно наземных сил, что воевать, а на море войну не выиграть. Потому то русские и пошли в свой Восточный поход — чтобы обезопасить свои южные земли. А потом пришли и победы. Но когда последний британец эвакуировался из своих Восточных колоний и весь Восток стал русским — русские не стали мстить. Они позволили моему народу и дальше жить на своей земле и молиться Аллаху. Султана уже не было, его свергли еще до прихода русских — а то правительство, которое пришло на смену было слабым и оттого жестким. Кто-то решил, что будет лучше, если они примут власть белого царя, кто-то решил сражаться из подполья. Сейчас уже мало кто помнит те времена — мы поданные одного царя и живем в одной стране…

Шейх помедлил…

— Скажи мне, Карим. Скажи честно…

— Спрашивайте, эфенди.

— Можно ли победить англизов? Мы воюем уже много лет — но ее силы кажутся неисчерпаемыми. Раньше они обрушивали на нас град пуль из винтовок. Потом появились пулеметы. Потом очередь дошла до танков. Сейчас у них вертолеты, они продают их безбожнику Гази-шаху и летают на них сами, они обрушивают нам на голову огонь и смерть. Как их можно победить?

— Победить… сталью и огнем не сломить волю. Русские это доказали, пристало доказать и вам, шейх… Что же касается вертолетов… завтра они уже не будут летать так беззаботно.

Колонна появилась не сразу…

Разделив свои силы на три части, шейх заставил всех залечь и укрыться одеялами, сделанными из овечьей шерсти и выкрашенными под цвет камней — такие одеяла были непременной принадлежностью одежды пуштунов, а теперь благодаря совету Карима они превратились в отличную маскировку. Карим же сказал — что нельзя просто так торчать за камнями — первым скорее всего англизы пустят маленький беспилотный самолет разведчик. Дешевая поделка — и в то же время, самый страшный враг душманов. Немало людей заплатили жизнями только за то, что проявили неосторожность и позволили англизам увидеть себя раньше, чем они увидели англизов.

Самолетик появился точно так, как предсказал Карим. Прерывистое жужжание его двигателя было почти неслышным, сам он выглядел несерьезно — небольшая коробка с простенькими крыльями, две хвостовые балки с бешено крутящимися между ними лопастями хвостового винта, объектив системы видеоконтроля. Такой аппарат по размаху крыльев не превышал трех метров, двигатель на нем стоял от авиамодели, а стоил он сущие копейки — за цену одного боевого истребителя можно было купить пару сотен таких вот аппаратов — и еще оставались деньги чтобы отметить покупку. Всего лишь простая видеосистема и антенна, для передачи изображения километров на пять, в горах и того меньше — километра на два-три. Но опасность таких аппаратов невозможно было переоценить. Оператор такого вот аппарата мог просматривать все горные склоны по маршруту движения колонны, и если среди камней прячутся душманы — колонна узнает об этом заранее. А дальше… У британских колонн всегда была связь с английскими базами как по ту сторону границы, так и по эту. Либо — ракетно-артиллерийский удар по месту скопления бандитов, либо… прилетит кто-нибудь на вертолете, да не голубом, да не на одном… Дальше объяснять?

Сейчас, вслушиваясь в едва слышное жужжание над головой, сильно приглушенное одеялом, шейх буквально кипел от ярости. Его, племенного вождя, заставляют прятаться под покрывалом как женщину! Аллах да покарает тех, кто придумал столь бесчестные методы ведения войны! Ведь как раньше — кто стреляет метко, у кого больше воли и решимости — тот и победил. А сейчас?

И все-таки, воевать нужно. Тот, кто пришел к ним с севера справедливо упрекнул их в том, что они не воюют за свободу. Сегодня, здесь и сейчас это изменится.

Внизу нарастал рев моторов — шла колонна. Один за другим пуштуны откидывали свою маскировку, готовили к бою гранатометы. Каждый оглядывался — слева, справа. Колонна была уже в пределах прямой видимости, даже если их сейчас и заметит каким то чудом беспилотник, улетевший далеко вперед — это уже ничего ровным счетом не изменит.

Шейх, как и полагается вождю племени выстрелил первым. Встав на колени, он вскинул на плечо толстую трубу одноразового гранатомета, совместил прицел с каменой осыпью над головной машиной колонны — куда попадет, неважно главное, чтобы по осыпи — и нажал клавишу спуска.

— Аллах Акбар! — выкрикнул он, подбадривая свое воинство.

— Аллах Акбар!!! — многоголосо взревели малиши.

В первые же несколько секунд боя больше тридцати гранатометных зарядов легло по колонне. Понимая, что большинство малишей не обучены стрелять из гранатометов — даже специально тренируемые расчеты показывали не лучшие результаты — Карим сделал ставку именно на массированность первого залпа. Тридцать шесть бойцов — это тридцать шесть выстрелов. Даже если всего шестая часть попадет по машинам — это шесть вышедших из строя машин, на горном серпантине колонна гарантированно встанет. Остальное — что попадет по осыпи — тоже хорошо, осыпь на честном слове держится, начнутся обвалы, каменной осыпью накроет англизов сгрудившихся как раз за машинами для отражения нападения. Ну, если низом что-то пройдет, тут уж… ничего не поделаешь.

Расчеты Карима оправдались на все сто. В колонне было два типа машин — либо уродливые ощетинившиеся стволами броневики охраны, либо машины — сейфы. Приземистые трехосные полноприводные Бедфорды, с бронированными армейскими кабинами, и кузовами-сейфами для перевозки переработанного в окись-закись обогащенного урана, исходного и основного компонента для производства ядерного топлива. Объединяло эти машины одно — их броня могла противостоять выпущенной в упор пулеметной пуле, у Бедфордов — даже пуле крупнокалиберного пулемета — но против тандемного кумулятивного заряда противотанкового гранатомета, ни та ни другая машина противостоять не могли.

Полыхнули кострами сразу семь машин — на одну больше, чем предполагал Карим. Подпрыгнул на месте и зачадил каким — то странным, белесым дымом огромный Бедфорд, шедший вторым в колонне — заблокировав тем самым все остальные машины. Костром вспыхнул бронированный джип, шедший в середине колонны — попадание было настолько удачным, что у него почти сразу взорвался топливный бак, «вроде как взрывобезопасный». Вспыхнули еще несколько машин в разных частях колонны…

Но самое главное было не в этом. Большая часть гранат попала не в машины — а в каменные навесы над ними. И сразу в двух местах камни не выдержали — начался обвал…

Обвал…

Каждый, кто был в горах и видел обвал своими собственными глазами, знае6 т как это страшно. Сначала с места сдвигается один камень, потом второй. Минута — и вот уже вниз идет не камен, вниз идет уже целая лавина камней и горной породы, весом в тысячи и десятки тысяч тонн. Остановить ее невозможно, убежать — тем более. Если на тебя пошла лавина — все…

— Аллах Акбар!!!

Серая масса захлестнула колонну сразу в двух местах, в одном из них под радостные вопли малишей угловатый, ощетинившийся пулеметными стволами внедорожник не выдержал напора — медленно сдвинулся с места, начал заваливаться на бок, переворачиваясь, и… полетел в бездну, где тридцатью метрами ниже его ждала каменная могила.

Ликование было преждевременным. Оправившаяся от шока колонна начала подавать признаки жизни. Сначала один из броневиков, счастлив избежавший гранатометного попадания и не угодивший под обвал ожил — экипаж сумел развернуть башню с тяжелым, шестидесятимиллиметровым, автоматическим гранатометом и открыть огонь. Угловатый, заряжаемый сверху обоймами по пять как старый пулемет аппарат закашлялся, выплевывая гранаты — и пять черных столбов разрывов один за другим встали на плюющемся смертью противоположном склоне. А потом экипажи еще двух машин тоже пришли в себя — один открыл огонь из спаренного пулемета, а второй… у второго был Миниган. Воплощенная в металле смерть, механическая мясорубка. Сплошная стена огня, трассирующие пули, рикошетирующие от скал, с визгом летящие в разные стороны — больше всего это было похоже на фейерверк, но на земле.

Гранатометчики врезали еще раз — уже только из РПГ-7, одноразовых гранатометов больше не осталось. Застучали пулеметы — один, другой… Но шейх видел, что пора уходить — уцелевшие машины включили дымогенераторы, застилая распятую на тропе колонну плотным серым саваном. Огонь со стороны колонны все усиливался — работали уже четыре или пять пулеметов, еще одну обойму расстрелял гранатомет. Появится вертолеты — и те кто дерзнул напасть на англизов останутся здесь навсегда.

Шейх поднес к губами костяной свисток — его он снял с одного сержанта британского корпуса вторжения в время четвертой кампании и с тех пор никогда с ним не расставался. Один за другим три резких, пронзительных свистка перекрыли даже грохот стрельбы. Чтобы всем было понятно, шейх выхватил ракетницу и выстрелил — одна зеленая ракета. Одновременно — сигнал отхода для всех малишей и сигнал Кариму, что теперь его очередь. Шейх Дархан чувствовал — хотя пока не мог пока увидеть и подсчитать — что сегодня они понесли потери, и искренне надеялся, что это не напрасно…

Карим со своей группой заняли позиции полутора километрами восточнее — то есть ближе к Индии, откуда и должна была прийти помощь. Их было девять человек — сам командир группы и четыре расчета стрелков. И у каждого из стрелков было оружие, которое никогда еще не использовалось в афганском противостоянии…

 

Картинки из прошлого 02 июня 1994 года Индия, военный аэродром севернее Пешавара

Поскольку прошлый опыт оккупации Афганистана пошел впрок — британцы кардинально сменили тактику. Никаких наземных частей — любая наземная часть это мишень для постоянных обстрелов, а снабженческие колонны — еще лучшая мишень. Любой гарнизон — это головная боль у командования, причем постоянная. Эту землю — афганскую землю — невозможно замирить до конца, ее можно лишь условно контролировать, господствуя в воздухе и регулируя численность ее обителей артиллерийскими и авиационными ударами. Иногда допустимы десантные операции — что-то типа загонных охот на зверей, только звери тут сами вооружены и могут отстреливаться. Можно также разрабатывать и добывать богатства этой земли, чтобы хоть как то компенсировать затраты на военные операции. Еще можно сталкивать афганцев лбами — поддерживая какую-то видимость центральной власти но не давая ей усиливаться до такой степени, чтобы она могла реально контролировать ситуацию в стране.

Такая стратегия в корне противоречила той стратегии, какую приняла для себя императорская Россия во время освоения покоренных восточных территорий. Стратегия России была основана на жестком принуждении к исполнению российских законов, на расселении казачества и на ликвидации бандформирований — при одновременной непрекращающейся интеграции новых жителей империи в русское языковое и культурное пространство. На ближнем востоке даже раньше чем в самой России было введено обязательное и бесплатное восьмилетнее образование с выдачей аттестата. Аттестат давал автоматически право на получение подданства Империи. Право на получение подданства давала и беспорочная служба в армии или учение в русском университете. Одновременно с этим русские войска хоть и уничтожали различных федаинов и махдистов — но в то же время никогда безнаказанно не мародерствовали, не насиловали и не убивали, не совершали зверств по отношению к мирному населению. Расстрел перед строем за мародерство или изнасилование — такое тоже бывало. На исполнение приговора обязательно приглашали муллу и нескольких местных жителей — чтобы собственными глазами видели и донесли до всех: новая власть сурова, но справедлива, она одинаково карает за преступления любого: что солдата, что местного феллаха. Одновременно это было уроком и всем солдатам, предотвращавшим подобные случаи в будущем. Так, несмотря на более чем тридцатилетнюю, всемерно поддерживаемую Великобританией и САСШ вялотекущую партизанскую войну, весь Восток удалось замирить и полностью интегрировать в состав России. Сейчас араб отличался от русского не более чем тот же татарин: все поголовно знали русский язык, включая и крепкие выражения, никто не считал зазорным устроиться на работу к русскому, или взять русского на работу, нередки были и смешанные браки. В общем и целом — в отличие от Афганистана весь русский Восток был действительно частью Российской Империи.

Британцы же предпочитали воевать, они выкачивали все соки из покоренных земель в угоду процветания «цивилизованных мест» [В России в отличие от Британии понятия «цивилизованное место» не было. Были столицы, были окраины, в каждом городе были плохие и хорошие кварталы — но так чтобы часть страны считали нецивилизованной — такого не было] — таких как метрополия и Канада. Они не допускали наличия на заморских территориях технически сложных производств, как будто боялись в любую минуту потерять эти земли (предпосылки, надо сказать были). Они вели безжалостную торговлю со своими колониями — простейшие изделия, а то и просто сырье за бесценок отправлялось в метрополию, а из метрополии приходили уже более сложные товары — втридорога. Британцы поощряли нарко и работорговлю, [То же самое было и в нашей действительности. Все банки, имеющие корни в Гонгконге — перечислять я их не буду, кому надо тот найдет — начинали с финансирования торговли опиумом. А многие и до сих пор финансируют наркоторговлю и являются важной частью международных наркомафиозных группировок. Британская аристократическая элита всегда была связана с наркоторговлей, связана она с ней и сейчас. Как думаете, то, что 90 % афганского героина родом из провинции Гильменд, находящегося в британской зоне оккупации — это случайность? Там производство героина исчисляется уже тысячами тонн, а торгуют им в открытую. ] делали все чтобы подсадить население в колониях на наркотики, чем объяснялась его повышенная работоспособность и ужасающая смертность. На свете были только две страны так тесно связанные с наркоторговлей — Британская империя и Японская империя, занимающаяся производством и распространением синтетических наркотиков в Китае. А вы думаете, дешевая китайская рабочая сила — она откуда берется? Да все оттуда же. И качество отвратительное — с того же самого места.

Для обеспечения безопасности выкачивания — а заодно и для усмирения непокорной северной Индии, где сопротивление не прекращало тлеть никогда, иногда разгораясь в костер, иногда прогорая и превращаясь в подернутые серым пеплом угли — британцы построили по всей северной индии несколько огромных военных баз. Каждая из таких баз была целым сильно укрепленным районом, вмещала как минимум пехотный полк со средствами усиления, и имела авиационный компонент — собственные самолеты и вертолеты поддержки. Базы имели два периметра безопасности: внешний, на котором могли находиться и туземные солдаты и внутренний, внутри которого позволительно было находиться только солдатам присланным из метрополии. Аэродром базы всегда находился в центре, внутри второго периметра — так было сделано на случай экстренной эвакуации британских подданных, как гражданских так и военного персонала. Боялись….

Эти базы, система обороны которых за долгие десятилетия была доведена почти до абсолюта, до недавнего времени имели один очень серьезный недостаток. Поскольку базы эти были призваны защищать британский персонал от повстанческих атак, а у повстанцев не было ни самолетов ни вертолетов — системы ПВО на базах отсутствовали вообще. Все, что можно было противопоставить воздушному противнику при налете на базу — это истребители-бомбардировщики, проигрывающие и русским и японским истребителям, самолеты и вертолеты огневой поддержки, которые — случись чего — истребители просто растерзали бы, да огонь скорострельных зенитных пушек «Виккерс-Бофорс», переделанных для стрельбы по наземным целям. Русский генеральный штаб знал это — и несколько лет назад карающая длань обрушилась на британцев в виде десятков ракет, запущенных с подводных ракетоносцев в Индийском океане и с самолетов стратегического авиационного командования, находящихся над Россией. Потеряв тогда немало людей и техники, британцы сделали выводы — теперь каждую базу прикрывал по меньшей мере смешанный дивизион ПВО. Впрочем, в случае массированного русского вторжения он мог, как и все остальные на базе лишь геройски погибнуть. Потому что одно дело — воевать с летучими отрядами повстанцев при полном господстве в воздухе, и совсем другое — воевать к примеру с полком десантно-штурмовой дивизии, усиленным тяжелыми гаубицами и прикрытым с воздуха. Разные это вещи.

Долгий опыт малых войн, к нынешнему времени ставший даже более богатым, чем у Русской и Священной Римской империй породил к жизни целую гамму специализированных систем вооружения, которые производила британская оружейная промышленность. Так, для поддержки пехоты, нанесения бомбовых ударов по мятежникам и длительному воздушному патрулированию была разработана целая гамма «противоповстанческих» машин, которые закупали и латиноамериканские страны, и даже Священная Римская империя — для Африки.

Самым тяжелым был Виккерс Виндикейтор. Громадная, с размахом крыльев около тридцати метров махина приводилась в движение двумя двигателями «Роллс-Ройс», расположенными — ни на одном другом самолете этого класса такого не было — над крыльями, на специальных кронштейнах, как на летающих лодках, Причина того что избрали именно такое конструкторское решение, была проста — противопартизанский самолет обстреливается всегда с земли, а в данном случае двигатели прикрываются не только бронированными капотами, но и бронированными крыльями. Получается — если вести огонь с земли по этому самолету то для того чтобы повредить двигатель, не хватило бы наверное и сорокамиллиметровой зенитки.

Весь фюзеляж самолета был бронирован — уродливо, и плохая обтекаемость, зато запросто держит пулю пятидесятого калибра. На крыльях на двенадцати узлах подвески могло подвешиваться любое снаряжение: от обычных неуправляемых бомб (у которых выходит срок хранения, и с ними надо что то делать — так почему бы не сбросить?) и до самых современных ракет и управляемых бомб с лазерным наведением. От пусковых установок противотанковых управляемых ракет и до гондол со скорострельными пулеметами. Кроме того — был и внутренний бомбовый отсек, в который могло вмещаться до трех тонн бомб. На некоторых самолетах бомбового отсека не было — было что-то типа астрокуполов, [астрокупол — можно видеть на самолетах сороковых годов. Этакая прозрачная башенка с турелью для пулемета в верхней части фюзеляжа. Сидящий там пулеметчик должен был вести огонь по истребителям. ] в которых были спаренные крупнокалиберные пулеметы, с которых можно было вести огонь по земле. Ну и самые современные средства наведеия, наблюдения и связи — как же без них…

Был и более легкий самолет — Виккерс Либерти, словно в насмешку названный «Свобода». [Либерти — это и есть свобода] Однодвигательный цельнометаллический моноплан, с нижним расположением крыла, фюзеляж которого был не усилен броней — а полностью сделан из брони. Почти полная копия последних моделей поршневых истребителей конца сороковых годов — если не считать бронированного корпуса и современного мотора, взятого с гражданских самолетов. Вооружение — две тридцатимиллиметровые пушки в крыльях, два скорострельных пулемета и восемьсот килограммов бомб. Самолет — для условий его применения — просто отличный: дешевый. Неприхотливый, несбиваемый почти ничем из партизанского арсенала. Такие самолеты обычно летали парами и успешно заменяли все эти реактивные Хоккеры и Инглиш Электрики. [Была в нашем мире и такая самолетостроительная фирма. Накрылась — почти во всей британской авиапромышленностью, когда британцы поддались давлению и начали закупать американские самолеты. ] Ведь что такое современный реактивный самолет? Это скорость — которая почти никогда не бывает нужна. Это огромный расход топлива. Это катастрофически низкий ресурс реактивного двигателя по сравнению со старым добрым поршневиком. Поэтому и было реактивных самолетов: по два-четыре на базу, а все остальные — как раз противопартизанские.

По правилам, на базе всегда должна быть в «готовности номер один» как минимум пара Либерти. На базе «Чаффи» под Пешаваром сегодня было дежурство майор британских ВВС Стивена Пелтор и его нового напарника, лейтенанта Гримшоу. В самолетах сидеть было не обязательно — поэтому самолеты стояли в полной боевой — вооруженные и заправленные — на своих местах, ближайших к ВПП, а Гримшоу и Пелтор неспешно пили чай в расположенной недалеко отсюда комнате отдыха летного состава.

Если посмотреть на этих двоих — то сложно будет найти двух более несхожих внешне людей. Высокий рыжий усатый здоровяк Пелтор — субтильный блондин Гримшоу, который на фоне Медведя просто терялся. Медведь — такое прозвище было у Пелтора на авиабазе, а надо сказать прозвища здесь удостаивался не каждый.

Сейчас Пелтор, вкусно прихлебывая горячий чай из своей фирменной синей летчицкой кружки пересказывал Гримшоу одну из историй его богатой летной практики. Рассказывать истории Пелтор был большой мастак, хоть книгу пиши…

— Так вот и смотрели. Летали мы тогда в паре с Шоу — ну, знаешь, был такой шутник. Сейчас он на гражданке штуки шутит, потому как в армии с чувством юмора худо. И вот вызвали нас, ну мы взлетели, с полной нагрузкой, летим, едва горы переваливаем. А вызвали нас стрелки бригадира Кирби — их сильно прижали в ущелье. Ты при Кирби еще служил?

— Нет, не припоминаю…

— Много потерял. У него проблема была. Психологического скорее плана. Он облысел лет в тридцать и этим очень мучался, даже пересадку волос пытался сделать. Другим по барабану, многие специально наголо голову бреют, чтобы волосы не мешали и парикмахерской не заморачиваться. А Кирби наоборот это задевало. И вот мы выходим на цель, а он в рацию орет: у меня сигнальных ракет нет, я дам несколько выстрелов трассерами, чтобы передний край свой обозначить. У меня ракет нет, не врежьте по нам!

— Ну и?

— Ну и дал этот Кирби несколько выстрелов трассерами как и обещал. А места там поганые — некоторые ущелья такие, что едва самолет вмещают. Мы снижаемся, я и думаю — если сейчас с самом верха врежут — хана нам сразу. Вообще жутко, когда в ущелье летишь — это как коричневая пелена по обе стороны фонаря кабины и неба не видно. Врезали мы изрядно — у нас кассетные бомбы были, их в первый заход сбросили чтобы самолет полегче и поманевреннее стал. Вторым заходом — из пушек прошлись по выявленным точкам. В общем — все чем смогли — тем и помогли. Вернулись без проблем — а Кирби там остался, ему с Виндикейторов контейнеры сбросили с боеприпасами и он там остался. На базу он вернулся через неделю. А по правилам полагалось нам выпивку поставить — в благодарность за помощь. Вот он приходит сюда, в эту самую комнату и начинает распинаться — мол парни, вы молодцы и все такое. Не будь вас — и все бы мы там остались. Только говорит скажите — как вы так ювелирно отработали, что буквально перед передним краем положили. Ну а Шоу — такая манера его была дурацкая возьми да ляпни: мол все знают, сэр — там где лысина на солнце сверкает там и передний край…

Последние слова Пелтор выговаривал, давясь смехом, а Гримшоу смеялся в открытую, так что едва не падал со стула.

— И что?

— Да скверно. Говорю же — в армии плохо с чувством юмора. Кирби злобу затаил, а вообще это засранец зря так шутил. На ровном месте человека обидел. Сам не перенимай.

— Учту, сэр…

— Ну а пока…

Майор встал, прошелся по тесной комнатке…

— Что-то давно ничего не было.

— В смысле, сэр?

— В прямом. Давно не происходило никакого дерьма. Знаешь, у меня есть теория.

— Какая же, сэр.

— В жизни есть постоянная величина — это количество дерьма, которое льется на твою голову. Совсем не литься оно не может. Если оно льется постоянно, но тонкой струйкой — это еще терпимо. Жить можно. Но вот если дерьмо литься перестало — где-то засор. А засор не может существовать вечно. Рано или поздно его прорвет — и тогда так хлынет…

Философские витийствования майора прервал стук подошв у самого домика.

— Ну вот похоже и дерьмо… — находясь мыслями еще где-то далеко выдал майор.

— Что? — на пороге комнаты отдыха летного состава стоял зам командующего базы в чине подполковника.

— Ничего сэр. Мы о своем — быстро проговорил Гримшоу.

Подполковник мрачно обвел взглядом комнату, ища за чего бы зацепиться — может спиртное — но ничего не нашел. Да и времени не было — цепляться.

— Есть работа. Срочная. На той стороне…

— Транспортная колонна, свыше тридцати единиц техники попала в засаду вот в этом районе. У них работает маяк, так что выйдете прямо на нее. Судя по всему, колонна еще держится.

— Что за колонна в этом районе? — недоверчиво спросил Пелтор, изучая маршрут.

— Транспортная.

— Дабл-эй? [Дабл-эй, АА Anglo-american.]

— Она самая.

Офицеры британских королевских ВВС мрачно переглянулись.

— А за это нам кто-нибудь заплатит?

Надо сказать, что взаимоотношения между АА и ей подобными компаниями с армейскими подразделениями были далеки от нормальных. Причин было несколько. Первая — частные компании переманивали из армии лучших, переманивали в основном огромными, в два-три раза больше денежного довольствия гонорарами. Но гонорары приходилось отрабатывать — то и дело проходила информация о серьезных нарушениях закона «частниками» — иногда даже государство было вынуждено реагировать. Второе — сотрудники частных компаний часто беззастенчиво пользовались армейской помощью, сами же помощь никогда не оказывали, даже когда такая возможность имелась. Ну и третье — вся деятельность частных компаний подобных Anglo-American была связана с коррупцией. Коррупционные разоблачения попадали в газеты, а военнослужащие эти газеты читали и от того что происходило были отнюдь не в восторге.

— Очень смешно — мрачно проговорил подполковник Виттер.

— Нам тоже, сэр. Каков маршрут выхода на цель?

— Пойдете вот здесь. Прямой и самый короткий путь. Из того что там может быть вас все равно не собьют. Если не справитесь, как отбомбитесь, выходите на связь, я прямо сейчас начинаю готовить к вылету Виндикейтор. И в дерьмо не лезьте.

— Постараемся, сэр.

Майора Пелтора как старого и опытного летчика что-то беспокоило. Мучило дурное предчувствие — а пилоты всегда доверяют своим предчувствиям. Но отказаться выполнять приказ он не мог…

Поскольку оба самолета были на дежурстве, снаряжать и заправлять их не пришлось — они уже были снаряжены боеприпасами и заправлены. На каждый самолет — две разовые бомбовые кассеты по тысяче фунтов каждая. В каждой кассете — две сотни небольших, всего по полтора килограмма осколочно-фугасных суббоеприпасов. Это было даже страшнее чем обычные фугасные бомбы — в конце концов обычая фугаска взрывается только один раз, а эта бомба раскрываясь, накрывает целую территорию в два-три футбольных поля сплошной стеной разрывов. Полтора килограммов ВВ и готовых осколков, это не шутка, это связка оборонительных осколочных гранат. Падает сверху, не укрыться. А ведь еще есть пушки и пулеметы…

Один за другим, два тяжелогруженых «Либерти» вырулили на исходные — полоса для этих самолетов длиной требовалась небольшая и они взлетали с отдельных полос, не реактивных.

— Вышка, я Эфа-один. Предполетный контроль в норме, прошу разрешения на взлет.

— Вышка, я Эфа-два. Предполетный контроль прошел, прошу разрешения на взлет.

Позывной Эфа выбирал уже давно Пелтор, ему нравилась эта маленькая, но очень ядовитая и опасная змея. На ведомому выбирать не пришлось, у него позывной присваивается по позывному ведущего.

— Эфа один и два взлет разрешаю. После взлета занимайте эшелон один-тридцать, курс двести семьдесят.

— Вас понял.

Моторы, только что лениво рокотавшие зашлись в надсадном вопле, лопасти винта слились в один сверкающий круг. Один за другим, два тяжелых, до предела загруженных, тихоходных самолета оторвались от бетонки и неспешно пошли в сторону Афганистана. Лететь им было — чуть больше пятнадцати минут.

Две группы, в каждой из которых было по две пусковые установки ракет «Игла» Карим расположил по обе стороны ущелья, так чтобы их невозможно было накрыть одним залпом. Игла сама по себе не была сложным устройством, она была рассчитана на подготовку обычного солдата. Но нужно было немалое мужество, чтобы наводить ракетную установку на самолет до зуммера системы наведения. Выдерживали это далеко не все.

Сам Карим с третьей ракетной установкой разместился чуть выше, рассчитав, что в случае необходимости сможет прыгнуть за валун. Даже пушечный снаряд валун бы выдержал. Ракету или бомбу — нет.

Предвидя, что британцы сразу зайдут на атаку и желая сберечь людей — зенитчиков было немного, а обучение их было длительным, Карим решился на отвлекающий маневр. Чуть дальше огневых позиций он оборудовал ложную позицию стрелков, разжег там костер и набросав имитаторов. Там же он, с помощью местных разместил три манекена «стрелков», одетых в местную пуштунскую одежду. Привлечь британцев должен был взрыв — а потом взрывались и имитаторы. С летящего на скорости самолета разглядеть что там происходит будет сложно — британцы либо сразу пойдут в атаку либо сделают разворот и нормально зайдут на цель. В любом случае, они сконцентрируются на том что происходит там, в этой точке — а большего Кариму было не нужно. Несколько секунд, не более.

Первыми британские самолеты услышали пуштуны-малиши. Для них это был звук смерти.

— Эфенди! — крикнул самый молодой из них, Малик — но Карим уже и сам все слышал.

— На позиции! — заорал он так что было слышно и на другом склоне ущелья — быстрее! Всем готовность!

Смысла скрываться не было — с самолетов все равно не услышат. Где-то дальше по ущелью затихал — но все еще шел бой.

Пуштуны бросились по позициям — у каждого из них было по две ракетные установки на двоих, Карим взял себе три — потому что умел стрелять куда лучше. Странный, квохчущий, резонирующий от стен ущелья звук приближался…

— Сэр, это опасная высота. На такой высоте летать запрещено!

— Не дрейфь… — Пелтору нравилось все: и рев мотора, и стремительно меняющийся пейзаж в фонаре пилотской кабины, и странное сочетание решимости и сосущего под ложечкой страха, и послушность тяжелой стальной машины легкому движению рукоятки управления. ОН решил проверить Гримшоу — только тот ведомый может считаться хорошим, который и в ад за своим ведущим полетит. Пусть и на малой высоте.

— Сэр…

Пелтор хотел что-то раздраженно ответить и тут… вспышка, прямо по курсу — вспышка. Какая то странная, дымная… И… какие то люди, за то время пока он летал, майор научился распознавать людей даже на скорости благо у поршневика она не такая большая.

— Дым на час! Атакую!

Немного сбросив скорость, майор направил нашлемный индикатор — несмотря на архаичность планера самолет, начинка у него была вполне даже современная — на цель. Палец лег на красную кнопку пушечной стрельбы…

Цель вырастала в черном кольце прицела, Карим считал про себя, как его учили на полигоне стрелки-зенитчики и как он сам учил афганцев. Стрелял он, стоя на коленях — и внезапно ему пришла в голову мысль, что если что-то пойдет не так, то он так и умрет — на коленях. А это было неправильно, солдат не должен был так умирать. Но уже ничего поделать было нельзя…

— Двести один… Двести два… Двести три…

Зазвенел звонок зуммера — головка самонаведения таки захватила цель. И пусть это была не пышущая жаром двигательная установка реактивного истребителя, пусть это были всего лишь горячие газы выхлопа поршневика — но русская техника не подвела и здесь. Ракета нашла свою цель и готова была устремиться за ней в погоню.

Аллах с нами…

Карим вдавил спусковой рычаг Иглы в среднее положение. Облаков, тем более подсвеченных солнечными лучами в стороне целей не было, а расчеты он расположил так, чтобы солнце находилось у них за спинами и никак не в стороне целей.

Идущий первым самолет начал отваливать вверх и вправо — и в этот самый момент истошно взвыли гироскопы — а потом, глухо бухнула катапульта, выбрасывая тонкий карандаш ракеты. Отдача была такая, что Карима чуть не опрокинуло назад. Вылетел на несколько метров, ракета замерла в воздухе, принюхиваясь, присматриваясь к цели — а потом рванула словно гончая по кровавому следу. Уйти от нее было нельзя — даже реактивный истребитель зачастую не обладал достаточным запасом по скорости и маневру, чтобы обмануть летящую к нему огнехвостую смерть. Куда уж тут поршневому самолету, чья скорость то…

— Вспышка! На левом склоне! Вспышка!!!

Пелтор успел ее увидеть — он подумал, что по нему стреляют из РПГ — единственное оружие из партизанского арсенала, способное в теории сбить бронированный штурмовик. Но тут нужно как минимум десять гранатометов залпом, чтобы создать необходимую плотность огня. И даже в этом случае шанс поразить летящую цель ничтожно мал, А здесь… один…

— Сэр! — истерически крикнул Гримшоу — но Пелтор уже и сам понял, что дело неладно. Он принял ручку управления резко на себя, стремясь уйти на высоту, выйти из зоны обстрела. И в этот момент серебристая стрелка догнала тихоходный, маломаневренный самолет, лопнула направленным конусом осколков прямо в области двигателя. Двигатель, даже капотированный такого конечно выдержать не смог. Пелтор уже видел над собой небо — и вдруг все закрутилось кувырком. С остановившимся двигателем самолет резко клюнул носом, перевернулся и стал падать. В последние секунды жизни майор ВВС Пелтор удивительно отчетливо увидел несущиеся навстречу нему с чудовищной скоростью острые на сколах, бурые камни…

— Дым на час! Атакую!

Мерный рокот…

— Вспышка! На левом склоне! Вспышка!!!

Нарастающее крещендо вдруг обрывается и в эфире — только шум помех.

Подполковник британских королевских ВВС Виттер нажал на кнопку магнитофона, запись остановилась. Он проиграл ее три раза, чтобы прослушали и поняли все.

— Вводные: тридцать пять минут назад майор Пелтор и лейтенант Гримшоу вылетели на двух Либерти, позывные «Эфа-один» и «Эфа-два», в районе, отмеченный на карте как квадрат одиннадцать — девятнадцать. Миссия — оказать помощь попавшей в засаду моджахедов колонне Англо-американ. После прохождения ими нитки, их радиолокационный контроль прервался из-за гор, сами знаете эту ситуацию. После этого в эфире было то, что вы услышали и все… Соображения?

— Вспышка… РПГ?

— И? Сразу двоих?

— Да быть не может.

— Может. Если один из них сделал при уходе от реактивной гранаты резкий маневр и два самолета столкнулись.

— Сколько был налет у Пелтора. Это же ас.

— А Гримшоу? Пацан желторотый. Все что угодно мог сделать. Там ущелья, чуть в сторону и пишите письма. Сам ведь летал.

— Летал…

— Как бы то ни было, надо посылать ПСС [ПСС — поисково-спасательная служба].

— ПСС. Вот его то, как раз там РПГ ко всем чертям разделают.

— Прикрыть. Все равно вытаскивать надо…

Темно-зеленый, носатый аэродромный тягач, сильно похожий на пикап только без грузового отсека, натужно ворча выкатил из большого просторного ангара уродливую тушу Виндикейтора. У него даже окраска была не как у других самолетов королевских ВВС — темно-серая, а какая-то грязно-бурая со светло-серым брюхом — маскировочная, потому что ему частенько приходилось летать на низкой высоте под огнем. Глядя на этот самолет можно было сказать только одно — опять британцы пошли своим путем, как и во многих вещах. На кранах у них не было смесителя, руль на их машинах располагался не справа, а слева… Пистолет-пулемет у них был с магазином, вставляемым сбоку, причем держаться за него при стрельбе нельзя было во избежание перекоса. Старый ручной пулемет у них вообще был — с магазином вверху, заслоняющим пулеметчику весь обзор. Это же надо было купить это богемское чудо конструкторской мысли, которое в Священной римской империи даже на конкурс по замене ручного пулемета не выставлялось. Британия (кстати и Япония тоже) были единственной страной в мире, у которых годов до семидесятых на вооружении состояли летающие лодки, используемые в качестве носителей боевых ядерных зарядов — интересно, как эти пузатые, тихоходные, шумные летающие монстры стали бы прорывать, скажем, русскую противовоздушную оборону…

Вот и Виккерс Виндикейтор своей уродливой пузатостью, плохой обтекаемостью из-за тяжелого и дешевого бронирования и двумя большими двигателями, прилаженными над крыльями, сильно отличался от всех самолетов подобного типа. Кардинально отличалась сама концепция применения этих самолетов — британская от русской и североамериканской. Если русский «Громовержец» и североамериканский «Спектр» были созданы для того, чтобы наносить мощные удары с большой высоты, то британский самолет как раз работал с предельно малых высот, находясь в зоне поражения всех видов стрелкового оружия. Поэтому сильно различалось вооружение — скорострельные пушки и даже гаубицы у русского и североамериканского самолета, спаренные крупнокалиберные пулеметы и бомбы у британского.

Справедливость же тех или иных конструкторских решений проверяется только в бою…

В отличие от одноместного Либерти, экипаж Виндикейтора составлял аж девять человек. Первый пилот, второй пилот, штурман, специалист по наблюдению и электронному противодействию, бомбардир, отдельно отвечающие на использование бомбовой нагрузки самолета и четыре стрелка. У каждого самолета такого класса — на базе их было два, и каждый хранился в отдельном, специально построенном под него ангаре — была собственная кличка. Тот, что сейчас готовился к вылету, назывался почему то «козел». Непонятно почему — но козел. Всего два таких самолета было на базе, один из них звали «мисс Люси», а второй удостоился гордого звания «Козел».

Сейчас командир корабля, мудрый и опытный майор Чейни в последний раз выверял маршрут. Маршрут, нечего сказать, поганый. Как раз проходить над горным перевалом, там едва переваливаешь вершины, двигатель даже на закиси [Закись азота — при впрыскивании вместе с топливом позволяет кратковременно увеличить мощность двигателя на 20–30 %. Сейчас этот метод широко используют стритрейсеры — и мало кто помнит, что пошел он именно из авиации] дохнет и едва тянет. Запаса по высоте никакого, сманеврировать тоже не сманеврируешь, одна ошибка, даже самая незначительная — и навсегда останешься там. Да, Пелтор, Пелтор как же тебя угораздило так… По короткому маршруту решил зайти — и вот итог. Ведь правду говорят: бывают летчики смелые, а бывают старые. Старых и смелых — не бывает.

Повернувшись, майор подозвал техника — специалиста по вооружению.

— Полный боезапас не берем.

— Но…

— Никаких но. Машина не потянет, я не хочу брюхом горы обдирать. Убери все лишнее. Оставь только бомбы, обычные и кассетные.

— А гондолы с пушками?

Майор просчитал в уме вес.

— Оставь.

Итак, у него получается самый простой комплект вооружения, какой только может быть. Пулеметы, пушки и бомбы. Почти то же самое что и у Либерти, только больше. Может, стоит хотя бы пару управляемых ракет оставить? Ведь с Пелтором же случилось что-то, несмотря на то что у него был полный комплект вооружения. Нет, наверняка это было все же столкновение в воздухе…

Майор сам лично обошел самолет, осматривая его хозяйским взглядом — он давно, еще с того дня, когда один педик незаконтрил гайку и в итоге он три дня был вынужден скрываться от душманов, ожидая когда к нему пробьются спасатели. С тех пор он всегда делал обход самолета — просто для того, чтобы успокоить самого себя.

Из здания штаба, расположенного неподалеку, один за другим вышли несколько человек в летных костюмах — его экипаж. Неспешно разговаривая, подкалывая друг друга, они шли по бетонке. Майор знал каждого из них немногим хуже чем самого себя. Герцог, Маллиган, Кронье, Питерс, Де Витт… Его команда, которую он подбирал долго и тщательно, которая облетывалась не один год, и в которой от каждого зависела жизнь всех остальных. Полеты на таких машинах, на предельно малых — это жесткая, и опасная игра, но прежде всего — это игра командная. В своей команде он был уверен — а с чужой никогда бы не полетел.

Подойдя к майору, члены экипажа сгрудились вокруг него никто не сделал попытку отдать честь или встать в какое-то подобие строя — здесь был не до этого.

— Пелтора знаете? — просто спросил майор — нашего Пелтора.

— Да, сэр.

— Он попал в беду со своим ведомым. Там… — майор неопределенно махнул рукой, но все поняли, о чем идет речь, там это там… — толком ничего не известно. Мы должны произвести первичную разведку и зачистку района, выяснить что случилось, живы ли пилоты, попытаться запеленговать их маячки. За нами пойдут три вертолета ПСС, наша задача — расчистить им дорогу и сделать район поисков настолько безопасным — насколько это возможно…

— Сэр, если мы вломимся туда, если даже там и не было малишей, они сразу сбегутся на шум со всех окрестностей — резонно заметил Маллиган, второй пилот.

Маллиган был прав — малиши так и делали. Сбитый пилот для них — лакомый кусок, у него должно быть пять тысяч фунтов стерлингов в золотых монетах, большие деньги по здешним меркам. А если потребовать с британцев выкуп — возможно, дело не ограничится этими пятью тысячами.

Но делать было нечего. У британцев не было надежного, хорошо бронированного и вместительного вертолета, способного работать на таких высотах. Поэтому, при проведении спасательных операций они были вынуждены изощряться: сначала самолеты огневой поддержки зачищали район, а потом вылетали три Вестланд Уосп, легкие вертушки для того чтобы провести собственно спасательную операцию. Учитывая, что запас топлива на Вестландах был ограничен — они взлетали не одновременно с самолетами огневой поддержки, а только после того как получали подтверждение того что район чист. Это неоправданно растягивало спасательную операцию и делало ее рискованной для всех ее участников. Но иного выхода при такой технике просто не было.

— Значит, мистер Маллиган, мы должны сделать так, чтобы у малишей даже мысли в голову не пришло сунуться туда где летаем мы.

— Правила ведения огня?

— По усмотрению. Даже если тебе просто не понравилось что-то — ты можешь сделать так, чтобы этого «что-то не стало»… Еще вопросы…

— Тогда давайте попытаемся помочь старому сукину сыну Пелтору…

Без суеты и спешки каждый занял свое место, техники из наземной команды захлопнули за последним из них тяжеленный, бронированный люк, отсекая их от мира. Пальца забегали по переключателя, оживляя для полета стальную птицу.

— Слева чисто.

Щелчок тумблера — и наверху, над головами что-то зачихало, надсадно как чихает больной старик, потом ровно забухтело. По корпусу прошла едва уловимая дрожь.

— Левый двигатель работает.

На самом деле для того чтобы попасть под винты этого самолета, нужно иметь рост по меньше мере семь с лишним футов, поскольку именно на таком расстоянии находились от земли винты. Но проверка наличия помех перед винтами перед запуском двигателя — обязательное требование предпилотной подготовки, выполняемое всегда и везде. Может ведь получится так, что ты пересядешь на другой тип самолета, будешь готовить к полету и забудешь это обязательное требование. В авиации предпочитают перестраховаться.

— Справа чисто.

— Правый двигатель работает.

Маллиган показал техникам, что можно убирать колодки шасси и стопоры с вооружения. Самолет дрогнул и медленно покатился по бетонной полосе, приближаясь к ВПП — больше это было похоже на движение тяжелого локомотива нежели самолета.

— Рок-н-ролл, ребята! — жизнерадостно заявил Маллиган в систему внутренней связи самолета, когда тот замер на исходной.

Рок-н-роллом был сам процесс взлета. Этот самолет, при проектировании которого за основу была взята летающая лодка, был плохо приспособлен для бронирования, и с полной нагрузкой еле держался в воздухе. Взлетать нормально он мог только с длинных, гражданских полос — а для взлета с коротких к нему крепили так называемые «бустеры» — небольшие ракеты, крепящиеся к самолету, работающие примерно минуту и дающие дополнительную тягу при взлете.

Взлетающий Виндикейтор — зрелище не для слабонервных. Большой, пузатый словно раскормленный гусь самолет, разгоняющийся по взлетной полосе, вдруг окутался дымом и пламенем, громыхнул гром — включились бустеры. Со стороны это выглядело, как будто самолет загорелся при взлете и вот-вот взорвется, пламя лизало закопченную броню. В кабине первый пилот изо всех сил тянул на себя штурвал, селекторы тяги двигателей были сдвинуты вперед до упора, второй пилот монотонно комментировал скорость самолета.

Последнее усилие, толчок — и Виндикейтор оторвался от земли, пошел по кругу над базой, набирая высоту…

Правила проведения спасательных операций Карим тоже знал — они описывались в боевых уставах британских ВВС и особой тайной не являлись. При исчезновении одного или нескольких самолетов на поиски отправляется Виндикейтор, он должен обнаружить и зачистить район падения самолета. Потом уже направляются три легких вертолета, которые должны отыскать и спасти летчика в районе, зачищенном Виндикейтором, при этом один из вертолетов предназначается для экипажа и идет в медицинской комплектации, два других же — несут поисковую группу.

Поскольку место катастрофы обнаружить было довольно легко — по обломкам самолета и следам горения, Карим передвинул обе засады вперед на столько, на сколько смог, для того чтобы максимально сократить время между обнаружением обломков и нанесением удара. Он ждал Виндикейтор — единственный самолет из принятых на вооружение, который британские ВВС никогда не теряли…

Виндикейтора Карим боялся — и в то же время понимал, как важно сбить именно его: неуязвимую стальную птицу, безнаказанно кружащую над горами и обрушивая сталь и свинец на головы малишей. В каком то смысле этот самолет был символом британского владычества над этой истерзанной землей, карающей рукой британской империи. Его считали неуязвимым — и если его сбить, то это будет не просто потеря мощного боевого самолета. Это будет унижение Британии на глазах всех афганцев, живым доказательством того что против них можно и нужно воевать. Сбей его — и никто не задаст тебе вопрос, можно ли вообще победить англизов…

Но сбить его и в самом деле было очень непросто. Это ведь не реактивный самолет. С реактивным самолетом проще — попало что-то в турбину, работающую на предельном режиме, сломалась хоть одна лопатка — все! Двигатель сам себя разнесет в считанные секунды. Для того, чтобы произошла авиакатастрофа достаточно предмета размером с гильзу — не раз бывало. Взрыв боеголовки самонаводящейся ракеты рядом с воздухозаборником реактивного двигателя — смерть без вариантов. А вот поршневой двигатель, пусть он и устаревший — но его разрушить намного сложнее, он работает далеко не в критическом режиме. А если он еще и прикрыт бронированным капотом…

Но оружия другого не было. И выхода — тоже.

Единственным выходом был залп — сразу три ракеты по двум самолетным двигателям. Ахиллесовой пятой Виндикейтора была его слабая тяговооруженность, если на уровне моря мощности двигателей вполне хватало, то в горах, при разреженном воздухе полный отказ даже одного из двигателей вел к катастрофе. Поэтому, все должны были стрелять по одной и той же цели — по двигателю, находящему слева, это оговорили заранее. И молиться, чтобы хотя бы две ракеты но успели попасть по цели и пробить ее защиту.

Надсадный гул двух моторов британского тяжелого штурмовика они услышали раньше, чем увидели саму птицу. Большая, пузатая, уродливая птица, надсадно завывая моторами шла со стороны долины.

И тут у Ахмада не выдержали нервы. Конечно же Ахмад… Мальчишка, которому не исполнилось и двадцати — здесь же он был мужчиной и воином, потому что больше воевать было некому. Его семья погибла под британскими бомбами — поэтому он требовал, чтобы его обучили стрелять именно из ПЗРК, угрожая в противном случае даже броситься в пропасть. Технику, сложную для пуштуна, он изучал истово, компенсируя свою неграмотность диким, безумным желанием научиться. Он делал все что говорил Карим если Карим приказывал повторить упражнение десять раз — он повторял не меньше тридцати. С Либерти он проявил себя как нельзя лучше — а вот сейчас сплоховал.

Он поспешил. Увидев птицу, ту самую что убила его родственников и соплеменников, он не стал ждать остальных, он хотел убить ее первым и в одиночку. Вместо того чтобы ждать — он вскочил на ноги, в полный рост — и, направив жерло ракетной системы на ненавистный самолет, нажал на спуск. Почти одновременно с тем, как вышибной заряд вытолкнул ракету, на Виндикейторе застучал носовой пулемет.

— Вспышка! Слева на склоне!

Чейни моментально отреагировал — он начал косо смещать самолет влево, не подставляя брюхо и давая возможность работать пулеметчику на носовом пулемете. Так и есть РПГ…

Забухтел пулемет — носовой пулеметчик был вооружен спаренным авиационным М3 Браунинг, производимым Виккерс по лицензии. Когда этот пулемет стрелял — грохот долбил по ушам и в кабинете — но дело свое он делал. От струи пуль, каждая из которых размером с большой палец, далеко не уйти…

— Сэр! — предостерегающе выкрикнул Маллиган — и тут что-то грохнуло прямо над кабиной, сильно грохнуло и неожиданно. Один из двигателей зашелся на высокой ноте, самолет начал едва уловимо крениться вправо, требуя работы штурвалом.

— Сэр, нас зацепило!

Что за нахрен… Он же ушел от удара.

— Вик, что там у нас?

Виктор Кронье, бортмеханик, лихорадочно что-то делал.

— Сэр, проблемы с правым двигателем. Кажется, задело винт. Я не могу вывести его на рабочую мощность!

— Я его достал! Достал!!!

Не обращая внимания, Чейни передвинул селектор тяги правого двигателя на чрезвычайную мощность, начал отваливать влево и вверх, чтобы иметь запас по высоте. Чрезвычайная мощность — тоже ничего хорошего, долго двигатель в таком режиме не выдержит.

— Утечка масла! Шунтирую! Сэр, двигатель так долго не выдержит!

— Вышка, я Козел. Мэйдэй, мэйдэй. Атакован РПГ в квадрате одиннадцать — девятнадцать один из двигателей поврежден. С земли ведется огонь. Мэйдэй, мэйдэй…

Чейни решился на отчаянный трюк — на поврежденном самолете он был еще более безумным. Набрав запас по высоте — он развернул самолет, и начал заходить на атаку со снижением, чтобы нанести бомбовый удар и стереть афганцев с лица земли. Самолет разворачивался медленно, на пределе — и тут небо сменилось в остеклении кабины пиками гор, земля понеслась навстречу….

— Кап, глуши их!

Снова заработал пулемет — малиши успели еще раз выстрелить. Майор снова начал сдвигаться влево — и тут он заметил, что мчащаяся навстречу ему ракета… дымный след отклоняется.

Она управляемая….

— Держитесь!

И тут стартовала третья ракета — майор даже увидел того человека, который ее выпустил…

— Ракета!!! — выкрикнул он в эфир. Сам он спастись уже не рассчитывал — хотя бы предупредить тех, кто пойдет следом.

Карим не видел, что стало с Ахмадом — все равно ему не помочь. Только подставишь себя и ляжешь, останешься навсегда в этих горах. Что со вторым расчетом, выстрелил он или нет, Карим не знал. Если выстрелил — расстреляют из пулеметов, если нет…. Надежда была только на себя, да на третью ракету. Не может же эта тварь остаться в воздухе после трех ракет…

Виндикейтор пронесся мимо, Карим отсчитал до десяти — и тоже встал в полный рост. Самолет разворачивался для нового захода на цель, его сложно было удержать в черном кружке прицела — но он стоял как на строевом смотре, ведя прицелом за самолетом…

— Двести один… Двести два… Двести три…

Пронзительный визг зуммера — и Карим нажал на спуск, выпуская ракету по уже налетающему, идущему в лобовую атаку самолету… А потом упал за валун, спасаясь от надвигающегося на него грозного рева…

— Аллаху акбар!

— Да, милостью Аллаха мы сделали это, Назралла…

Двое — Карим и Назралла, единственный оставшийся в живых зенитчик, стояли на склоне, жадно впитывая картину, развернувшуюся прямо перед их глазами. Метрах в пятистах от них валялась изломанная, с оторванными крыльями, чадящая черным дымом туша британского тяжелого самолета огневой поддержки. Самолет чудом перевалил через хребет — еще немного и он упал бы прямо на них, похоронив их под собой. Так он перевалил через хребет, едва не напоровшись бронированным брюхом на каменные пики гор — но далеко не улетел — рухнул, не продержавшись в воздухе и мили. И сейчас грудой металла лежал на склоне.

— Надо пойти туда…

— Зачем? — остановил боевика Карим.

— Посмотреть не выжил ли кто. Если выжил — добить.

— Нет стоит. Аллах судья им — и всем нам. Если Аллах решит даровать жизнь кому то из этих свиней — не нам идти против воли Аллаха. Пошли, надо уходить…

Менее чем через час, двадцать четыре реактивных бомбардировщика «Инглиш Электрик» Р-78, пройдя над злополучным квадратом одиннадцать-девятнадцать сбросили каждый по восемь бомб весом в одну тысячу фунтов каждая. На обратном заходе, они сбросили на этот же квадрат по две планирующие кассетные боеголовки.

Ничего живого в этом квадрате после такого бомбового удара остаться не могло.

Но ничего живого там уже и не было…

 

29 июля 1996 года Даблин-бэй Ирландия

Море…

За все время, пока я работаю здесь — больше всего мне недостает моря. Не знаю сам почему, но это так. Хотя нет — знаю. Наверное, лет с трех я уютнее и спокойнее всего чувствую себя на корабле. Любом, желательно боевом, конечно — но сгодится любой корабль. Наверное это детские воспоминания — йодистый, острый запах моря, серо-стальные силуэты кораблей на лазурной глади, здоровенный усатый боцман, подкидывающий меня ввысь, к слепящему своим светом желтому диску. Шторм — качающаяся под ногами палуба, летящая в лицо соленая морось, вырывающийся из рук трос. Кают-компания — большой черный рояль Бехштейн, на котором по вечерам обязательно кто-то музицировал, сигаретный или сигарный дым, завесой плавающий под потолком. Офицеры, которые, пока дед на мостике, учат меня разным соленым морским словечкам — и в то же время пихающие друг друга в бок, если кому доведется выразиться матом. Первая моя форма — ее сшили для меня вручную и я ее берег как ничто другое. Капитан по адмиралтейству Полянский — в пять лет он впервые разрешил мне пострелять в тире из своего Браунинга — пистолет тогда неловко и больно дернулся в руке, я выронил его и заплакал. Но удивительно — хоть в четверку, а попал!

В общем — все детские воспоминания у меня связаны с морем. И впервые за три года я оказался на море — пусть простым шкотовым [шкотовый — матрос, работающий со снастью, такое выражение на парусном флоте. ] на обычной яхте, длиной всего восемнадцать метров — но все равно я был счастлив. Впервые за долгое время я задышал полной грудью, вдохнул запах моря, увидел бурлящую серо-зеленую стальную гладь на расстоянии вытянутой руки от меня. И понял — как мне этого всего не хватало.

Как же мне и в самом деле всего этого не хватало.

Яхту я арендовал достаточно быстро — на всякий случай в первый же год я без труда получил удостоверение яхтенного капитана. Обошлось мне это недорого — триста фунтов стерлингов за десять дней обучения плюс восемьдесят за каждый последующий. Можно было бы и дешевле — да только снасть этой яхты хорошо знакома мне была. Другого-то моремана кроме меня у нас нет. Не Грея же ставить шкотовым в конце концов.

Грей стоял на штурвале — ветер был простой, попутный знай, держи штурвал да с компасом сверяйся. Лицо его было… цвета свежего салата, скажем так. Протравился за борт он уже пару раз, больше и нечем было — сейчас он просто стоял за штурвалом — одновременно держался за штурвал, чтобы не упасть.

Того, что было у нас спрятано в мастер-каюте хватило бы, чтобы нам долго и мрачно задавали разные вопросы относительно истинных целей нашего прибытия в зеленую страну Ирландию. Помимо того, что привез Грей, я взял несколько пистолетов на самые разные случаи жизни. Взял фальшивое удостоверение инспектора Гарды — проверки на компьютере по базе данных они не пройдут — но на улице перед чьим-нибудь лицом махнуть — сойдет вполне. Его изъяли при обыске в одном из региональных отделений Шин-Фейн.

Пулемет бы… Пулемет…

Если честно — что я буду делать в Дублине, когда мы причалим — представляло слабо. Единственная точка отсчета для поисков — та же Шин-Фейн, там ее легальный, головной офис. Баллифермот-Роад, триста сорок семь. Вероятность того, что полковник наберется наглости и заявится туда — близка к нулю. Есть и нелегальные, сразу три — это те которые мне известны. Как их перекрывать вдвоем — ума ни приложу. Ни я ни Грей города не знаем. Я здесь был только один раз, и пробыл меньше дня. А вести, например машину на полной скорости и одновременно на карту смотреть — удовольствие ниже среднего.

Придется на удачу действовать. Хотя почему на удачу? На месте полковника я бы избегал мест, которые близко к порту — там и британские корабли стоят, мало ли что. Тогда надо обратить внимание на два места. Первое — на пересечении Дольфин и Сюр, у Голденбридж. Рядом там Феникс-парк, место тихое и спокойное так что если что… Второе — пересечение Баллимун и Коллинс, прямо рядом с первой дорогой. Там — менее вероятно, кого как — а меня бы наличие рядом скоростного шоссе пугало — слишком легко выскочить но него и промчаться до самой границы прежде чем кто-то усеет что-то предпринять.

В общем — ввяжемся в бой, а там — «будем посмотреть»…

 

30 июля 1996 года Дублин Ирландия

Знаете, какая самая распространенная болезнь у бобби? Язва. И есть от чего — если так питаться и при этом так нервничать…

А как не нервничать, если не первый день уже — пустышку тянем.

Ошвартовались в порту мы без особых проблем, яхтсменов везде любят и примечают. Место в марине [марина — яхтенная стоянка] я попросил подальше, на самом ее краю — оно к открытой воде поближе, если что и саму яхту не так видно. Обычно яхтсмены как раз стараются сделать наоборот — потому просьбе моей удивились, но выполнили. Наплел я что-то про рыбалку…

Арендовали две машины. В Дублине сделать это просто, не то что в Северной Ирландии — там надо заказывать заранее и ждать, пока проверят документы — а то вдруг ты машину арендуешь для того, чтобы взрывное устройство подложить в нее и взорвать. Здесь же мы без проблем арендовали Форд Эскорт и еще Вандерер — обе небольшие городские машины и с самыми мощными моторами, какие только возможны на этих моделях. Вандерер — это Грей придумал такую взять, аристократ потомственный, чтоб его…

Распределили места для слежки. Целыми днями торчать на одном месте нельзя, сразу приметят. И каждый день на одно и то же место наблюдения приезжать тоже нельзя — заметят, сопоставят. Вызовут Гарду — пиши пропало. Как минимум скандал и увольнение со службы с волчьим билетом. Как максимум…

Сегодня моя очередь была дежурить у Голденбридж. Местечко… не слишком то. Севернее — достаточно известный футбольный стадион Ричмонд-парк, южнее — Бриксфилд Парк Прямо параллельно улице проходит канал — он тут и поворачивает вместе с улицей. Или это улица поворачивает вместе с ним? Неважно, в общем. По обе стороны — смешанная, жилая и индустриальная застройка — универсальные промышленные строения, в которых можно быстро хоть станки поставить хоть склад сделать. Чуть дальше по улице — ирландский паб, где можно пожрать — но осторожно. Британца здесь за версту чуют. И хот я и русский — все равно, британским духом пропитался…

Он въехал в страну совершенно легально — на пароме, который ходит ежедневно из Ливерпуля. Машину он взял напрокат — солидный, черный, новенький РейнджРовер, заплатив за него не британскими фунтами — а немецкими марками. Документы у него были на имя профессора Георга Йодля, уроженца и жителя Гамбурга, специалиста по кельтской культуре. Как ни странно — он и в самом деле был специалистом по кельтской культуре — такое у него было увлечение когда то давно. Поэтому легенду можно было считать надежной. Когда в порт приходит пассажирский паром — а каждый такой паром несет на своих грузовых палубах по двести легковых и грузовых машин — ни один таможенник не станет устраивать серьезный досмотр таких машин, рискуя вызвать гнев и протесты туристов. Не стали досматривать и РейнджРовер — таможенник шлепнул визу-марку, купленную тут же за десять ирландских фунтов, махнул рукой — счастливого пути. Солидный черный внедорожник неспешно вырулил из порта и влился в густой поток машин, идущий по Йорк-Роуд.

Если бы кто-то устроил серьезный таможенный досмотр машины — то весьма бы удивился содержимому контейнера, прикрепленного под днищем машины. Там лежала снайперская винтовка, два пистолета, взрывчатка, два дополнительных комплекта документов и деньги.

Бухгалтер, прибывший в Дублин знал где и как искать цель. Сам он неоднократно бывал в Дублине еще когда работал на государство и знал все логова, в которых может спрятаться беглый террорист ИРА. Он знал все лежки, все тайные явочные квартиры, все склады оружия, все больницы где окажут помощь, не задавая лишних вопросов. Кое-что конечно изменилось со временем — но в основном все осталось на своих же местах. Здесь была своя земля, здесь можно было не опасаться, что в твою дверь постучатся ищейки из четырнадцатого управления — значит, и явки можно было не менять и не маскировать, не то что в Белфасте и Дерри. Мест, где мог скрываться полковник, было девять — и он намеревался посетить их все…

Все произошло, когда он подъехал к четвертому из известных ему мест. Сейчас он ничего и не собирался делать. Просто проводил рекогносцировку местности — он вообще не собирался ни с чем спешить, считая что у него в запасе как минимум две недели. Четвертым местом было небольшое, совмещенное со складом офисное здание на Голденбридж — там была одна из явочных квартир. Он неспешно свернул с Наас на Давитт, неспешно поехал вперед — здесь машин было не так много — и тут…

Только усилием воли он заставил себя не давануть на газ, и ли наоборот — не прижать тормоз. Не выделяться! Ехать как все! Ты один из многих, ты такой же как все. Ничего интересного…

Он не знал — чем его так испугал человек, садящийся в бордовый Форд Эскорт — но инстинкт и тренированная память подсказали ему — что этого человека он где то видел, и этот человек опасен. Даже очень опасен. В таких случаях действуешь на инстинктах — и на той информации, которая хранится в подкорке памяти. Достаточно простого сигнала — опасность. Вспоминать, что это такой, знает ли он тебя и оттуда знаешь его ты — будешь потом. Сейчас достаточно просто сигнала опасности…

РейнджРовер прокатился мимо…

На перекрестке Бухгалтер свернул на Сьют и сразу же — на Балфин. Остановился. Мотор глушить не стал.

Кто он… Где его видел…

Как и у любого другого человека, живущего двойной жизнью, у Бухгалтера были знакомые, знавшие его под разными именами и легендами. Вех их он помнил, помнил их лица и имена, при выполнении заданий старался не встречаться. Любая такая встреча могла закончиться худо. Н опасался не того, что его попытаются убить — сделать это непросто — он боялся звонка в полицию. Полиция была последним местом, куда он стремился попасть?

Ирландия…

После того, как он ушел из САС, Бухгалтер долгое время работал в разведке. Там он был просто уникальным специалистом. Он соединял в себе изощренный ум аналитика и навыки бойца спецподразделения. Бухгалтер работал «укротителем львов» — так называли людей, в чьи задачи входил принудительный возврат на родину либо ликвидация своих же агентов — проворовавшихся, предавших, совершивших еще что-нибудь такое, что не позволяло им вернуться на родину. В британской разведке Бухгалтер был единственным в своем роде — если в ЦРУ САСШ такими делами занимался целый отдел — то он справлялся со всем один. Именно тогда он и познакомился с Монахом, знал он и нынешнего директора службы — тот тогда занимал должность начальника отдела специальной аналитики. Когда с должности ушел Монах — Бухгалтер продержался на своей не больше года — насупила эра политкорректности…

За свою карьеру Бухгалтер не раз работал в Дублине, а один раз даже жил здесь под прикрытием почти два месяца. Здесь могли остаться помнящие его люди — прошло время, он постарел — но здесь никогда и ничего не забывали.

Нет…

Афганистан…

Афганистан был еще менее вероятен. Бухгалтер там работал в качестве своего рода вольного подрядчика-консультанта, вернувшись к тому, с чего и начинал — к активной разведке, как силовой, так и агентурной. Он сам не раз ходил в зеленку — но больше полезен был в другом качестве. Он создавал и контролировал сеть агентов наркомафии на другом, на русском берегу. Без этой сети через пограничную зону проходил бы в лучшем случае один килограмм из десяти — сейчас же проходило три.

Нет.

Бейрут.

В Бейрут он попал почти что случайно. Последняя гастроль так сказать — он уже вышел в отставку — и тут ему предложили работу как раз по специальности. Снайпером-инструктором. Неофициально. В штате службы он уже не числился — следовательно, под критерии набора подходил. Ну и сам он — пошел вместе со своими учениками. Не мог не пойти…

— Представьтесь!

— Старший лейтенант флота Александр Воронцов!

Воспоминание поразило его настолько, что он дернулся, вздрогнул…

— Старший лейтенант флота Александр Воронцов!

Русский!

Сначала он не проверил. Не поверил сам себе. Начал вспоминать, кропотливо выуживая из темных глубин памяти те драгоценные минуты и секунды… Те самые…

Выбитые окна, проломленные, опаленные пламенем стены, чадный дым, кое-где еще дотлевают угли. Едва слышный хруст кирпича — когда ты ползешь по руинам, кирпич под тобой хрустит и хотя на фоне вспыхивающей то тут то там стрельбы звук этот теряется — все равно, тебе он кажется ужасно громким. Винтовка — количество оставшихся патронов к ней ты помнишь наизусть, оружие и патроны — это твоя жизнь. Размеренно ухающие гаубицы, истошный визг скорострелок…

Бейрут…

Да, это был он. Русский. Среди многих талантов Бухгалтера был и такой — от него невозможно было замаскироваться. Человек мог надеть парик, приклеить усы, полностью сменить одежду, потолстеть, похудеть — но если Бухгалтер его запомнил — он его узнает. Узнает из тысячи.

Что он здесь делает?

О совпадении тут не могло быть и речи. В Дублине в основном находятся легальные структуры Шин Фейн, здесь нет особо опасных личностей, по которым плачет тюрьма Мейс. Если русский находится около одной из точек, где может быть полковник — с большой вероятностью он выслеживает его и никого другого.

Зачем ему это? Под каким он прикрытием? Он здесь легально? Нелегально?

Как бы то ни было — следить напрямую Бухгалтер не хотел. Он почти был уверен в том, что русский никогда не видел его в лицо — но он не считал русского дураком. Если торчать у него на виду — он конечно же заподозрит неладное…

Оставалось одно…

Из бардачка машины Бухгалтер достал небольшой кожаный футляр — в таких обычно носят косметические наборы дамы. Раскрыл его, перебрал содержимое. Достал небольшой, напоминающий плоскую батарейку, черного цвета цилиндрик.

Это был один из наиболее современных автомобильных маячков, дающий сигнал в координатах стандарта GPS в течение двухсот сорока часов после его установки. Он намертво прилипал к металлу и сразу же начинал работу. В данном случае — если нельзя проследить за самим русским — можно будет проследить за его машиной. А как установить эту игрушку на машину — это уже дело техники.

С этой мыслью Бухгалтер вылез из своей машины, запер ее, включил сигнализацию — и неспешно направился к цели по полупустынной Кикхэм-роад. Может ведь у человека развязаться шнурок, в конце концов. И прямо рядом с чужой машиной.

 

Там же 31 июля 1996 года

Телефон забился в истерике как раз как только я глотнул дурной американский кофе, который мне продали в саморазогревающейся банке. Я дернулся и пролил горячее варево на джинсы. Выругался…

— Слушаю.

— Я его вижу!

— Уверен?

— Сто!

Черт… И надо же было — в тот самый день, когда на Голденбридж — Грей а не я. Закон подлости не иначе.

— Он тебя заметил?

— Нет. Но он дерганый.

— На машине?

— Да.

— Опиши.

— Скорпио. Темно-зеленый. Седан.

— С ним есть кто?

— Нет. Один.

— Не дергайся… — я перевел дух — спокойно. Не выходи из машины, не пытайся его задержать. Вообще ничего не делай сам. Просто сиди на месте и жди меня. Если он поедет куда — то, отзвони мне. И аккуратно преследуй. Все, я еду…

Еду — это громко кстати сказано. В этот час движение на улицах — как кисель…

Проше всего было не толкаться в запруженном машинами центре — а выскочить на Норден Кросс — окружной дороге вокруг Дублина, проехать по ней, благо она скоростная и многополосная — и съехать у Вудфарм Корт — намного быстрее будет. Так я и сделал…

Как я и предполагал — не успел. Телефон завибрировал снова, когда я выехал на Норден Кросс и был примерно в том самом месте, где она переходит в Вестерн Парвей. Ехать до Вудфарм Корт оставалось километра три…

— Он сел в машину, поехал. Иду за ним.

— Осторожнее! Куда он направляется.

Справа протестующее загудели — я попытался открыть карту, одновременно говоря по телефону и ведя на приличной скорости машину. Так и шею свернуть недолго.

— Кажется выезжает из города. Свернули налево. По правую руку какой ото парк и мемориал…

Выезжает из города…

Черт! Это же Ирландский национальный парк! Значит, они сейчас на Кон Кольбер и идут прямо навстречу мне на тот же Вудфарм Корт.

— Что у тебя на улице? Скорость?

— Миль пятьдесят едем!

Я все равно быстрее — и ехать мне ближе. Значит, с запасом!

— Слушай сюда! Вы идете к объездной. Он либо свернет, либо поедет прямо. Как поймешь — скажи мне сразу же!

Сам я съехал на стоянку для неисправных машин у Лоуэр-Роад, стараясь не думать, как мне выйти на другую полосу движения, если он пойдет мне навстречу. Придется шпарить до Вудфарм Корт, там по круговому — и на противоположную полосу, а потом догонять.

— Прошли большую дорогу! Идем, не сворачивая!

Есть! Значит, он едет из города вглубь страны!

— Держись недалеко но не наседай! Я еду!

Выскочил на проезжую часть, нарушая правила, встроился в ряд под аккомпанемент возмущенных гудков. Если здесь рядом пост Гарды — тогда…

— Где вы?

— Проехали реку. Мост.

Четвертая дорога!

— Сворачивать не собирается?

— Пока нет.

Куда он может свернуть? Четвертая дорога идет рядом со множеством мелких городков и селений…

Я прибавил скорость — на грани допустимого плюс еще восемь миль в час — так здесь все ездят в крайнем ряду, десять миль — предел на погрешность измерительной аппаратуры. Аппаратуры здесь полно — фотографирует машины, присылает домой квитанции со штрафами, пополняет государственный бюджет. Приходится идти в ряду — движение плотное, маневрировать никто не даст.

У Вудфарм Корт соскочил на проезд Лукана — к нему вела большая петля многоуровневой транспортной развязки. На выходе с петли отыграл несколько десятков метров. Все равно — мало. Очень мало…

Снова забился телефон.

— Что?

— Прошли Курттаун! Сворачивает на развилку.

— Заметил?!

— Нет. Не похоже.

— Осторожнее…

Стальной поток нес меня дальше — подобно реке. Курттаун — километров восемь до него. Может и десять.

Сворачивая на Вудфарм Корт Бухгалтер похвалил себя за предусмотрительность. Если бы не маячок — он или потерял бы искомую машину или засветился. Сегодня утром он немало понервничал, поняв что русский едет в другое место, он даже подумал, что зря тратит время. И лишь когда русский после звонка сорвался с места, он понял — русский приведет его прямо к тому, кому он был нужен. Тем более что и сегодняшнее место дежурства русского Бухгалтер знал как одну из явочных квартир ИРА.

Машину русского он не видел — из соображений безопасности держал дистанцию примерно полкилометра. Светляк маячка довольно быстро двигался по экрану обычного GPS приемника со встроенной картой местности — и все действия русского были видны как на ладони.

— Я засветился. Он увеличивает скорость!

Черт!

— Где ты?

— В Олдтауне. Проскочили реку.

Проселочная дорога…

— Я попытаюсь его остановить.

Я глянул на карту — дальше была деревня Баллинтоги, а после нее — километр свободной, пустынной местности.

— Давай! Осторожнее только.

Вместо ответа я услышал в трубке характерный треск сминаемого металла…

Русский задергался, увеличил скорость. Бухгалтер нахмурился — не может же быть чтобы заметил. Прямого визуального контакта нет, как он мог заметить? Потом понял — преследует! Русский кого-то преследует! Причем направляется от города, а там — куча проселочных дорог, на которых он, со своим полноприводным, с высокой посадкой внедорожником будет иметь явное преимущество.

Дорога была скверной — типичная британская дорога. Знаете, почему у британцев столь специфичные спортивные машины — маленькие, очень легкие, похожие на карты? Вот из-за таких вот дорог. Дороги здесь делали исходя из того, какая земля кому принадлежит, ну и из-за рельефа местности тоже. А за то время, пока на острове живут люди, почти все дороги успели покрыть либо щебнем, либо камнем, либо даже асфальтом — островок то маленький, народа много. Таких раскисших, с водой в колеях дорог как у нас здесь почти не найдешь. Но британская дорога очень коварна — особенно каменная, по какой я ехал сейчас. Малейшая ошибка — костей не соберешь. Вот почему среди британцев столько отличных гонщиков.

Машину Грея я обнаружил сразу за Баллинтоги — он попытался сбросить полковника в кювет и сбросил — но слетел в кювет и сам. Скорпио, как ни крути — тяжелее Вандерера как минимум килограммов на триста…

При мне были только пистолеты — но хватит и их. Не останавливаясь, я проехал дальше, метров через тридцать остановился. Заглушил мотор.

Пора…

Достал пистолет, держа его в руке, добежал до машин, коротко осмотрел их обе. Ни на одной нет ни следов от пуль, ни следов крови. У Вандерера даже подушка безопасности не сработала. В машине полковника — темно-зеленой четырехместной МГ — помято левое заднее крыло, у Вандерера — правое переднее. Картина была как на ладони — полковник почему то свернул с большой дороги, где у его тяжелого и скоростного Скорпио было хоть и небольшое но преимущество перед Вандерером (находится здесь нелегально? Чего-то опасается?). А вот на проселке преимущество было уже у Вандерера — он меньше по размерам, легче и разворотистей. Догнав противника, Грей попытался проделать трюк, используемый в САС — точно рассчитанным ударом развернуть машину противника и отправить ее в кювет. Отправить то он отправил — но и сам на более легкой, незнакомой машине потерял управление и вылетел в противоположный кювет сам.

После чего…

После чего он должен был бы начать преследование.

Следы я нашел почти сразу же — кто-то так рьяно стартовал с места, что содрал своими каблуками зеленый мшистый покров с земли. Осмотрелся — ни гильз, ни крови, просто сбитая каблуками земля. Уже радует…

Точка остановилась. Эта проклятая точка на экране остановилась и Бухгалтер сбросил скорость размышляя — что, черт возьми, это может значить.

Это могло ничего не означать — а могло означать и очень многое. Либо русский просто остановился, либо он остановился и покинул машину, либо он понял, что за ним слежка и заманил противника туда, где с ним можно разобраться без свидетелей.

Как бы то ни было — ехать дальше без оружия нельзя.

Повернув руль, он съехал с дороги, переключил на режим 4Х4, полный привод — благо в новом РейнджРовере для этого не надо было выходить из машины, повернул тумблер и все. Взревев мотором, внедорожник бойко перевалился через низкое ограждение, проломил линию кустов и тронулся в сторону Олдтауна — здесь местность шла немного под уклон от дороги.

Стоп…

Отъехав на расстояние достаточное для того, чтобы с дороги не было видно то, что он делает, Бухгалтер вылез из машины, огляделся. Из бардачка он достал пачку легких полиэтиленовых перчаток, которые он купил прямо на пароме. Мрачно оглядел свое одеяние — хочешь не хочешь, а придется извозиться. Вздохнув, одел перчатки и полез под машину…

Вот чем хороши были джипы марки ЛандРовер — так это одной и той же конструкторской школой. И армейский Дефендер и более куртуазный Дискавери, и совсем аристократический РейнджРовер были разработаны одними и теми же конструкторами и имели в конструкции очень много общего. Например — внизу, к кузову — если знать как — можно было запросто прикрепить кофр с оружием, в том числе крупным. Таким приемом САСовцы иногда пользовались, если предстояло задание на континенте, в Европе. Вся Европа, верней западная ее часть, прямо или косвенно контролировалась Священной Римской Империей, поэтому заданий у САСовцев там было много. А поскольку «криминаль полицай» и третий отдел генштаба даром хлеб не ели — приходилось идти на самые разные ухищрения, чтобы провезти оружие и снаряжение. В том числе и такое — в специальном кофре под днищем внедорожника. Бухгалтер не выдумывал ничего нового — он просто использовал знания, полученные им во время службы в САС.

Кофр был намертво прикручен к машине тонкой сталистой проволокой и был до невозможности грязен — Бухгалтер весь испачкался пока доставал, заодно и порезал проволокой палец. Хорошо что не указательный — ему как то раз пришлось стрелять, нажимая на спуск поврежденным пальцем, но этот опыт он повторять не хотел. Наскоро обтерев большую, сделанную из усиленного сталью пластика коробку, он перерезал проволоку, крепящую на всякий случай сам замок, отпер сам замок — ключ он носил на цепочке на шее — и откинул в сторону крышку. Неказистый с виду, внутри кофр для хранения оружия выглядел просто шикарно — зеленый бархат, наполнитель из мягкой губчатой резины, каждая деталь винтовки находится в специально отведенном для нее месте и приторочена желтыми кожаными ремешками. Отдельно в два ряда лежат двадцать патронов, поблескивающих серебристыми гильзами — на этом фоне они напоминают скорее украшения. Маленький сюрприз, о котором знал только бухгалтер — если просунуть руки под наполнитель в правом верхнем углу кофра — то найдешь там небольшой револьвер. Он любил такие сюрпризы.

Обтерев руки, Бухгалтер собрал винтовку — это у него получилось быстро и без единой заминки, все детали были подогнаны с такой точностью, что становились на место как влитые, без малейшего зазора. Присоединил первый патрон к затвору, еще четыре сунул в карман вместе с револьвером, остальные оставил на месте. Кофр закинул в багажник машины, винтовку аккуратно примостил рядом, на пассажирское сидение. Теперь — пан или пропал, и если полиция привяжется — тоже ничего хорошего не будет. Такое оружие за охотничье не выдашь.

Еще пять минут потратил на общение с навигатором — просматривал и запоминал карты окрестностей. Хотя навигатор не сообщал, кому принадлежит земля вокруг, и как куда можно проехать — карта местности тут была, причем в хорошем разрешении, составленная на основе спутниковой — а большего было и не нужно…

Запирать машину он не стал — вряд ли угонят здесь, в ирландской глуши. Из багажника он достал длинный, зеленый плащ с капюшоном, накинул его на себя — везти снайперскую накидку «гилли» он не рискнул. Винтовку спрятал под плащ — но так чтобы можно было достать. Прикинул по компасу, где остановился русский — и осторожно пошел на северо-запад…

Судя по следам, оба они бежали — и полковник и Грей. Выстрелов не было — я бы услышал, да и гильз по протоптанной двумя парами ног тропинке нету. Земля здесь покрыта мхом, зеленым таким и быстрорастущим — след хорошо виден, но через несколько часов не будет видно уже ничего.

Накаркал!

До гребня было еще шагов двадцать когда стукнули выстрелы — два и следом за ними сразу — один. Не раздумывая я бросился на землю…

Стрельбы больше не было…

Пополз — глупо показываться над гребнем холма в полный рост как жестяной заяц в тире, когда с той стороны стреляют. Как говорил один умный, много чего прошедший человек — лучше испачкаться в дерьме, чем в собственной крови. Да и медлить нельзя…

А с той стороны, за гребнем была совершенно ирландская, милая, зароСАСШя невысоким кустарником долина. Склон холма — а на склоне, в самом низу, у протоптанной тропы — небольшая, сложенная из камня хижина, пастушья наверное. Когда то давно, когда еще не было австралийцев с их дешевой и качественной шерстью, здесь была сплошная зелень, а в хижине жили пасшие овец пастухи. Сейчас же австралийская шерсть оказывалась дешевле даже с учетом затрат на перевозку — и поэтому хижина пустовала, а поля заросли мхом и кустарником.

Или не пустовала?

Грея я заметил приглядевшись — он залег в кустарнике, выбрав место примерно в пятидесяти метрах от входа в хижину. Сначала почему то подумалось что он погиб — уж слишком мертво он лежал — но тут он пошевелился, повернулся на бок.

Жив…

А полковник, следует предполагать, в хижине. И надо нам его оттуда выковыривать. Нет у нас для этого ничего кроме пистолетов — все серьезное оружие осталось на яхте. И мозгов — тот кто начинает думать не головой, а пистолетом — проиграет обязательно.

В черном провале маленького окна хижины, сильно похожего на бойницу своими размерами сверкнула желтая искра, громыхнул выстрел. Вот и полковник объявился. Интересно, это у него там что, винтовка? Он что — по Ирландии с винтовкой ходит? Чертовы ирландцы…

Подать сигнал Грею так чтобы он его увидел, а полковник нет — было невозможно. Поэтому и подавать мы его не будем. Вместо этого — время пока есть — подумаем какие преимущества у нас и у полковника…

Полковник сидит в хижине, прочностью и устойчивостью к обстрелу чем-то напоминающей долговременную огневую точку. И у него винтовка, скорее всего не только она, но и пистолет. Так он может сидеть довольно долго, а нас всего двое. Это плюсы. Минусы — полковник не знает про меня, он меня не видел и считает, что преследователь один. Значит я — козырь в этой ситуации пока меня не заметят. Второй минус — обзор из таких вот хижин не во все стороны, они вообще строились с таким расчетом, чтобы максимально сохранять тепло. Значит — стоит только обойти хижину, осторожно сблизиться с ней с той стороны, где нет окон, взобраться на крышу, если та позволит и…

Вот тебе и план захвата готов. Выманить из хижину и реализовать численное преимущество. Надо попасть в поле зрения Грея и объяснить…

Черт…

Вот почему всегда ценится спаянная команда пусть и не слишком высокого уровня подготовки, нежели сборная профессионалов экстра-класса, но не сыгранная. Если бы рядом бы свой — объяснил бы без вопросов, что мне от него нужно. Как и в любом уважающем себя училище, готовящем офицеров-разведчиков, я учил жестово-символьную систему связи. В крайнем случае, можно воспользоваться обычной семафорной азбукой Макарова, [Русскую семафорную азбуку составил в 1895 году адмирал Степан Осипович Макаров] отработать руками без флажков и бескозырок [если нет флажков — можно семафорить бескозырками] — ее поймет любой салага с мореходки. А с сухопутной крысой что прикажете делать? Жестово-символьная система одинаковая? А если нет? А если Грей поймет, что это — русская система?

Ладно, разберусь…

Опасаясь не успеть заработал руками-ногами, обдирая ногти, выкладываясь как в учебке, когда ползли по-пластунски на время — а последние пятеро стирают форму всего взвода. Здесь не так грязно, не то что на полосе препятствий, там старые курсы специально перед занятия поливают землю чтобы раскисла — и все равно — не сахар…

Только бы не заметил… Заметит — засядет намертво — хрен выманишь…

На то, что обойти позицию противника и занять позицию, у меня ушло полчаса. Полчаса — каждую минуту я ждал, что вот-вот вспыхнет заполошная стрельба, извещающая о том, что полковник сбежал или пытается сбежать. Тогда все напрасно — либо он уйдет, либо мы доберемся до него в виде хладного трупа который — ну хоть убей его еще раз — не сможет отвечать на вопросы.

Когда подобрался вплотную к хижине понял — собирается сидеть до темноты, или по крайней мере до того как солнце начнет закатываться. Умный, гад…

На крышу я конечно же не полез — хоть и крепкая на вид, а все равно можно провалиться вниз или привлечь внимание шумом. Вместо этого, я встал на колени, и начал бешено жестикулировать скорчив при этом зверскую рожу. Сам уже не помню, что я там изображал — думал только об одном: сейчас напарник меня не опознает, подумает, что к О'Коннелу подкрепление привалило да и откроет огонь. С него станется…

О'Коннел все-таки не выдержал. День уже шел на убыль, солнце садилось в холмы, освещая все вокруг каким-то оранжевым, почти искусственным светом. К этому моменту я пролежал на земле без движения больше двух часов, истово молясь, чтобы полковник не услышал мошкару, вьющуюся надо мной и не дающую жить, и инее понял, что дело — неладно…

Не знаю — то ли он подумал, что Грей ушел, то ли еще что- как бы то ни было, крыса решила выбраться из своей норы. Сначала появился ствол — это было помповое ружье, довольно распространенная в отличие от метрополии вещь, здесь много оружия переправляется с Америки. Пусть и один выстрел с перезарядкой вручную — а все равно на части порвет, если с такого расстояния. Перед тем как выйти он замешкался, задержался на пару секунд — и это решило все…

Схватив ружье за ствол, я резким рывком потянул его на себя. Как я и ожидал — полковник держал палец на спусковом крючке и от неожиданного рывка ружье бабахнуло. Сноп свинца ушел дальше, хлестанул по холму — а у полковника оказались занятыми обе руки и разряженное ружье в них.

Он мог еще что-то сделать, бросив ружье и попытавшись достать пистолет, или встретить меня голыми руками. Но ничего этого он не сделал, секунда — и он лежал на вытоптанном полу хижины, а я стоял в метре от него, нацелив в голову Браунинг.

На лице полковника, искаженном яростью мелькнуло осознание. Узнал, сука…

— Кросс. Сука…

Левая рука метнулась куда то назад…

А вот это он зря. Не выпуская пистолета из правой руки, я пробил левой — пользительный прием, тоже почерпнутый в учебке. Обычно у человека больше развита правая рука, он и сам бьет правой, и защищается лучше тоже от удара правой. А нам в учебке ставили именно левую руку — как фактор неожиданности, и для таких случаев тоже, когда правая рука занята находящимся в ней оружие. Ударил я не слишком сильно — просто чтобы сбить спесь и удержать от других нежелательных поступков. Не приводить же мне его потом в сознание…

— Не надо полковник. Не дергайтесь, подольше проживете. Нож брось или еще чтоттам у тебя — пистолет… Брось, брось… Не то в ногу выстрелю. Языком ты можешь ведь и без ноги чесать. Осторожненько, левой рукой, вот так…

Полковник помотал головой как боксер, оправляющийся от удара. Левой рукой он достал из-за пояса и бросил между нами какую-то железяку, сильно похожую на заточку — с такими обычно молодежь ходит.

— Дурные привычки, так ведь, полковник…

— Зря мы тебя не замочили, Кросс. Помнишь тогда, на Шанкилл… Ты один был, а нас — шестеро. Надо было задержаться тогда, надо…

— Брось, полковник… Тогда у тебя шансов не было, ты сам от самооборонщиков [Силы самообороны Ольстера — одна из боевых группировок ирландских протестантов, жестоко воюющих с ИРА] улепетывал. Останься ты хоть на минуту — и твой скальп самооборонщики бы пронесли на параде в честь герцога Вильгельма Оранжского, [Вильгельм III Оранжский, король Англии, Шотландии и Ирландии, протестант. 12 июля 1690 года он одержал решающую победу над католическими войсками свергнутого Якова II в битве на реке Бойн, в Ирландии. Как ни странно — военной победы как таковой не было, просто Яков II струсил и отступил, при этом что войска Вильгельма III понесли потери, а оба его главнокомандующих были убиты в бою. Битва на реке Бойн знаменовала победу протестантства над католичеством. День 12 июля с тех пор обязательно отмечается ирландскими протестантами как день победы над католиками. В этот день обязательно проводится Оранжистский парад через католические кварталы, заканчивающийся как водится жестокими столкновениями] а твою задницу потом долго бы пытались опознать в числе прочих. Скажешь, не так…

На самом деле — меня тогда и в самом деле сильно прижали. Шестеро с автоматами против одного меня с пистолетом. Если бы у них было время и свобода маневра — и в самом деле бы — пиши пропало. Спасло только то, что они были в протестантском квартале и к месту перестрелки уже сбегались боевики-протестанты со всей округи.

— Скажу что ты трус. Если ты мужчина — бросай пистолет и попробу й взять меня…

Краем уха я услышал приближающиеся шаги — Грей…

— Я тебя уже взял. У тебя было ружье, у меня только пистолет. Не передергивай.

Может, полковник и рассчитывал на что-то — но когда за спиной появился Грей, и он понял что нас двое — сразу стух.

— Как ты? — не оборачиваясь, спросил я.

— Живой… Стрелять и получше можно…

Полковник вскинулся, хотел что-то сказать — но промолчал…

— Что надо? Ты ведь здесь нелегально?

— Нелегально. Поэтому проблем тебя грохнуть, как ты понимаешь, не будет. Открою тебе маленькую тайну… меня отстранили и против меня ведется служебное расследование. Вот этот пистолет… — я пошевелил рукой с зажатым в ней пистолетом — я нашел в одном из ваших тайников, и забыл сдать, как это полагается. Если я его здесь брошу, ко мне он не приведет.

— Ошибаешься… — полковник облизал губы — грохнешь меня, остальные все равно тебя найдут…

Я засмеялся. Искренне…

— Пусть ищут. Тебе от этого будет легче в могиле? Да и потом, по моему ты сам не горишь желание пообщаться со своими бывшими друзьями… я прав?

По тому, как метнулись глаза, понял — прав! Какая то часть ИРА, скорее всего большая желает ему смерти. А кто-то укрывает. ИРА ведь — это не единый конгломерат, там лидеров немало, и каждый не всегда хочет договариваться с остальными. Есть группы выступающие за какой то диалог с британцами, есть — выступающие против получения помощи от русских. Всякой твари — по паре, в общем…

— Вот что мы сделаем… полковник… Я тебя брошу в центре Дублина… в багажнике и в полицейский участок позвоню. Устраивает?

И снова метнулись глаза. Похоже, понимает, попади он в камеру — и ночи не проживет.

— Какого хрена тебе надо, констебль…

— Уже ближе к истине. Поиграем в вопросы — ответы. Ты грохнул О'Доннела?

— Какого к чертям О'Доннела… — пробурчал полковник, но глаза снова выдали ложь.

— Ты его грохнул — подытожил я — это был вопрос на сто фунтов. Теперь вопрос потруднее. Какого черта тебе это понадобилось — ответ на этот вопрос я уже знаю. Ты принес лэптоп в квартиру О'Доннела, там была программа управления к реактивной системе залпового огня, или к миномету…вот видишь, он сунул нос куда не полагалось. Проблема была в том, что разъем на системе управления огнем был армейского образца… Русского, так ведь?

Это пришло мне в голову только что. Но по тому, как едва заметно дрогнули губы полковника, понял — снова в яблочко.

— Русского. И потом ты его замочил — но передать информацию он успел. А потом ты его замочил. Отпилил ему ноги. Как думаешь — кровь за кровь, зуб за зуб еще действующая заповедь? А, полко…

Договорить я не успел. Так бывает — когда ведешь разговор — не успеваешь переключиться. Кроме того — расслабился — Грей ведь за спиной, страхует. Полковник вдруг резко дернул рукой — и по глазам резанула боль. Прежде чем я успел сориентироваться — грохнул выстрел, оглушительный в тесноте пастушьей хижины — и по ушам резанул истошный, звериный вой…

Проморгался — на это потребовалась пара секунд — но полковник уже не представлял опасности. Он утробно, подобно дикому зверю выл, схватившись за колено — а между пальцев белела кость и брызгала почти черная, вязкая кровь…

Ирония судьбы… Кажется, полковник получил то самое, чем угощал других. Выстрел в колено — стандартная практика в Ирландии, колено простреливают и протестанты и католики. Иногда колено простреливают обычным пацанам — мелким воришкам — в назидание другим. Колено простреливают стукачам и людям провалившим задание, или не желающим сотрудничать — это если не принято решение их убить. В Ирландии много хромых, очень много. И вот теперь командир Белфастской бригады ИРА сам попробовал то лекарство, каким он с охотой угощал других.

И тут…

Я сам не понял как это произошло — невозможно было тогда это понять, находясь там. Мы оба — я и Грей — стояли спиной ко входу и лицом к полковнику. Более того — то я то Грей стояли так, что спиной перегораживали этот вход в хижину. И в какой то момент после выстрела Грея получилось так, что то ли полковник, катаясь по земле с простреленным коленом оказался на линии огня, то ли кто-то из нас сместился — как бы то ни было, полковник в какой-то момент оказался прямо напротив входа в хижину, и между ним и свободой ничего не было. А дальше…

А дальше голова полковника вдруг взорвалась — в абсолютной тишине, что было еще страшнее. Вот только что то выл и катался по земле, у него была голова, были рот, нос, глаза, волосы — и тут ничего этого не стало, вдруг все превратилось в какое-то кровавое облако, и красная взвесь брызнула на нас и на стены, и…

И через какую-то долю секунды до нас донесся раскатистый, четкий щелчок винтовочного выстрела.

Командовать смысла не было — мы оба бросились на землю, уходя с линии огня под защиту каменных стен и темноты. По лицу текла какая то вязкая гадость, но мне было на это наплевать. Главное — уйти с линии огня, не стать следующей целью.

И тишина…

— Грей? — тихо позвал через несколько минут …

— Дориан. Твою мать…

— И твою, босс… — задушено донеслось от другой стены.

— Цел?

— Не знаю. Если не считать моральной травмы — наверное цел…

Козел, еще и шутит.

— Видел?

— Кого?

— Стреляли откуда?

— Ни хрена, босс… Я еле отпрыгнуть успел.

Я взглянул в дверной проем — солнце уже почти село, но еще светило, и все вокруг было… кроваво-красным…

— Думаешь, засекут, босс?

Черт, у нас ведь разбитые машины на дороге остались. Ушли мы от них далеко, очень далеко — но если звук винтовочного выстрела все же услышат?

— Если до сих пор не засекли — не засекут. Лежим до темноты — и сваливаем.

Соседство у нас конечно было не самое лучшее — но для того, чтобы уйти из этой чертовой хижиной, ставшей усыпальницей одному из самых опасных людей в Ирландии — можно было пи потерпеть…

 

Картинки из прошлого 22 мая 1995 года База ВВС Файлингдейлс-Мур, Северный Йоркшир, Великобритания

Не слишком умные люди иногда полагают, что систему безопасности, создаваемую государством можно контролировать. Иногда даже приходится констатировать, что это действительно так. Но в большинстве случаев, получается так, что спецслужбы и армия делают вид, что подчиняются, а политикам хватает ума делать вид, что они их контролируют. Спецслужбы и армия, как и любой сложный организм, живет своей, часто тайной и непонятной для посторонних жизнью. И возникает извечная дилемма — контроль или эффективность. Именно «или», потому что контролируемая со всех сторон спецслужба априори не бывает эффективной. Каждое государство и каждое общество решают эту дилемму по своему…

База ВВС Файлингдейлс-Мур была расположена почти на самом побережье, в Северном Йоркшире, одном из самых красивых мест Великобритании. Природа здесь дика и во многом первозданна, человек не осквернил ее своим назойливым присутствием. Вообще, само графство очень красиво, это поросшие лесом холмы, маленькие деревушки, некоторым из которых несколько сотен лет. Здесь же, у самого побережья Северного моря природа была совсем другой — те же холмы и пустоши, но выстуженные постоянно дующим холодным ветром, на которых растет только чахлый кустарник, трава да мох. И здесь, недалеко от берега разместилась одна из баз ВВС Соединенного королевства — серый бетон ВПП, светло-серые, разбросанные по залитой бетоном пустыне ангары. Огромные белые купола радаров.

Базой тяжелобомбардировочной авиации ВВС ее Величества эта база перестала быть в шестидесятые. Тогда уже у всех держав было ядерное оружие — у британцев, у североамериканцев у германцев, у русских. Наличие ядерного оружия поставило перед военными новые, ранее не встречавшиеся проблемы и требования, появление же первых, пусть еще несовершенных МБР — межконтинентальных баллистических ракет — полностью перевернуло всю международную архитектуру безопасности. Флот, который и Великобритания и Северная Америка почитали как основное свое оружие, как способ не допустить континентальных хищников к своим берегам обесценился в одночасье. Обесценились и ВВС, господство в воздухе тоже потеряло свой приоритет. Теперь межконтинентальная баллистическая ракета, стартовая площадка которой расположена, скажем, в дремучей тайге, способна была в любой момент взлететь и за тридцать-сорок минут достичь целит на другом континенте, неся смерть миллионам. Океаны и находящийся на них флот, тучи истребителей в воздухе больше ни от чего не защищали.

Для защиты от новой угрозы пришлось срочно выстраивать систему раннего предупреждения о ракетном нападении, появились центры постоянного мониторинга угрозы, самым известным был североамериканский НОРАД. Огромные средства выделялись на новые космические аппараты, способные контролировать земные пространства с околоземной орбиты, на суда, которые только в морских регистрах были записаны как научные, на самом же деле таковыми не являясь. Начали строить так же и наземные радары, а поскольку дело это было крайне дорогостоящее — радары строились и эксплуатировались совместно Великобританией и Североамериканскими соединенными штатами. Местом дислокации одного их таких радаров и был избран Файлингдейлс-Мур. Кроме того — там находился один из запасных центров контроля спутниковой группировки, кластер антенн системы перехвата «Эшелон» и радары, действующие в интересах ВМФ, и отслеживающие все перемещения кораблей Флота открытого моря Священной римской империи и Флота Атлантического океана Российской империи. Кроме того — аэродром на Файлингдейлс-Мур использовался как промежуточная посадочная площадка самолетов АВАКС. Вот так — бомбардировщиков и флотских тяжелых торпедоносцев на базе больше не было — а работы меньше не стало…

Сегодняшний день на базе был вроде бы как обычным, разве что ветер был сильнее обычного — настолько сильным и холодным, что персонал базы был вынужден облачиться в парки, какие они носили зимой. Технический персонал базы как обычно следил за состоянием аппаратуры, принимающей и отправляющей гигабайты информации, в ситуационной комнате рассматривали последние снимки с Балтийских и Мурманских верфей, пытаясь определить — насколько достроены те или иные корабли, а техники на летном поле готовились к приему идущего из Северной Америки АВАКСА — ЕС3А совершал тяжелый трансатлантический перелет, его надо было принять и дозаправить. Тут же на базе жил сменный экипаж — экипажи менялись точно так же, как это было принято в гражданской авиации. Вот только жить сменному экипажу приходилось не в отеле-люкс в каком-нибудь крупном городе, а в таком вот британском, продуваемом всеми ветрами захолустье.

Ситуация изменилась примерно за полчаса до приема АВАКСа. На подъездной дорожке, ведущей к базе, показались сразу несколько автомобилей — Даймлеры и РейнджРоверы, на которых ездит лишь правительство и высший генералитет в армии. Старший по КПП сержант не придумал ничего лучшего, как поднять шлагбаум и пропустить машины без досмотра — за это потом он поплатится должностью. Машины проохали на территорию базы, но свернули не к административному сектору, где было командование базы, а проехали прямо на летное поле.

ЕС-3 появился над базой очень точно — ровно в одиннадцать — двадцать по Гринвичу. Это был большой, четырехдвигательный, выкрашенный в серый цвет самолет, с огромной, постоянно вращающейся тарелкой антенны над фюзеляжем. Самолет этот делался на базе грузовой версии уже устаревшего Боинг 707 — но двигатели недавно поменяли на более современных, расходующие намного меньше топлива. Иллюминаторов в фюзеляже самолета больше не было, а в просторном салоне было место только для двадцати с лишним операторов систем, и еще небольшой комнаты отдыха — все остальное место занимала аппаратура. Аппаратура кстати тоже была устаревшей, по эффективности она не шла ни в какое сравнение с гражданской — но в области электроники прогресс у военных был очень неторопливый.

Шасси самолета привычно — такие вот АВАКСЫ садились здесь каждый день — коснулось бетонной полосы, самолет побежал по бетонке, гася скорость торможением и реверсом двигателей. В самом конце широкой бетонной полосы его уже ждал армейский джип, повинуясь командам регулировщика, самолет свернул влево. Вообще то джип сопровождения можно было бы и не высылать, экипаж садился на этой базе больше сотни раз и мог завести самолет на стоянку с закрытыми глазами — но порядок есть порядок.

Самолет загнали на стоянку, но дозаправлять на этот раз не торопились. К одному из люков поставили легкую, раскладную алюминиевую лестницу-трап — гражданских трапов на базе не было — и из самолета появился улыбающийся, похижий на скандинава-викинга гигант в больших противосолнечных очках и в гражданском охотничьем камуфляже. За спиной у него был рюкзак, а в руках — мягкий чехол для ружей. Выглядел этот человек как берсерк, как специалист по боям без правил, и к этому самолету, к обстановке этой базы… ну никак не подходил.

Человек этот спокойно прошел к ожидающим его машинам, в одной из которых для него открылась дверь. Гигант забросил на заднее сидение свое снаряжение, потом сам сел в машину — и странная колонна отправилась в обратный путь на выезд с базы, только когда машины скрылись за ангарами — из самолета начал выходить экипаж…

В черном Даймлере седой как лунь человек, сидящий на переднем сидении, обернулся…

— Как дела, генерал… — просто спросил он.

Скандинав, несмотря на свой совершенно не армейский вид, был не просто армейским офицером, а относился к высшему командному составу и в данный момент командовал ключевым компонентом ВВС САСШ — Стратегическим авиационным командованием. Это был Лерой «Болванка» Томпсон, генерал-полковник ВВС САСШ. «Болванка» его прозвали не потому что он был болваном, совсем нет. Просто он шесть раз выигрывал соревнования бомбардиров — больше чем кто — либо другой, находящийся на действительной службе. Соревнования проводились ежегодно на базе ВВС САСШ Барксдейл, основной точке базирования тяжелобомбардировочной авиации. Заключались соревнования в том, что нужно было метнуть имитирующую бомбу бетонную болванку точно в центр выложенного на земле белого круга, причем сделать это с летящего на высоте в несколько километров тяжелого бомбардировщика. У генерал-полковника Томпсона, в молодости и впрямь увлекавшегося игрой в баскетбол было «чувство мяча», играя в баскетбол, он научился мгновенно просчитывать траекторию мяча и выбирать точный момент для броска по корзине. А если умеешь это — то выбрать момент для нажатия на кнопку бомбосбрасывателя не так уж и сложно.

Генерал Томпсон прибыл в Великобританию нелегально. Официально, он прибыл сюда с инспекционной проверкой, а если бы началась ревизия — то дотошный ревизор выяснил бы, что генерал прибыл на служебном самолете ВВС САСШ для того, чтобы поохотиться в Великобритании. Тем самым он использовал вверенное ему федеральное имущество для личных потребностей за что конечно же заслуживает строгого взыскания. Истинная же цель визита вряд ли кому-нибудь когда-нибудь станет известна.

Истинная цель визита была в том, что у генерала Томпсона была проблема. И проблема эта называлась «зеленые» или «зеленые козлы» как их называли в армии. В последнее время в мире становилось все больше и больше людей, озабоченных охраной окружающей природной среды, а из них выделялись люди готовые пойти на многое даже на террористические акты для того, чтобы защитить природу. И одним из самых раздражающих факторов для «зеленых козлов» были ядерные испытания. А у генерала Томпсона, поскольку он командовал не только ядерными средствами, базирующимися на дальних бомбардировщиках, но и всеми межконтинентальными баллистическими ракетами САСШ [прим автора — это действительно так, в САСШ нет такого понятия как «ракетные войска стратегического назначения», все ракеты относятся к ведению Стратегического авиационного командования US STRATCOM] — голова из-за этого болела больше всего.

Раньше ведь как было? Первые атомные заряды испытывались очень просто. Занимался этим обычно флот. Просто брали два корабля — военный эсминец и исследовательский. Выходили в тихий океан, искали небольшой атолл. Проверяли наспех, нет ли кого там. Потом закладывали заряд и взрывали. Иногда заряд не взрывался, иногда получался «пшик» то есть мощность заряда в тротиловом эквиваленте была на порядок ниже расчетной. Иногда взрыв был такой, что задевало и корабли — то есть взрыв был мощнее запланированного. Построили еще полигон в Неваде — там взрывали прямо в пустыне, а туристы, приехавшие поиграть и попытать удачу в городе греха, выбирались за город на все это смотреть. Были даже специальные туристические смотровые площадки и очки продавали наподобие сварочных, потому что напрямую на вспышку смотреть было нельзя.

Сейчас уже конечно было не то что раньше. Испытательные ядерные взрывы в воздухе, в космосе на открытой земной поверхности были категорически запрещены. Оставались две стихии — толща воды, но там была проблема с установкой измерительной аппаратуры и глубокие заброшенные шахтные выработки. Однако зеленые протестовали и против этого, они пытались прорваться на территорию особо охраняемых объектов, приковывали себя наручниками к ограде, устраивали пикеты на КПП, преследовали военных и гражданских специалистов так, чтобы невозможно было работать. Недавно произошел вопиющий инцидент — один из зеленых прорвался на объект незадолго до намеченного испытания, попытался ударить специалиста по безопасности ВВС палкой и тот применил оружие. Все это естественно раздула пресса, с большим трудом удалось отмазать сержанта, просто исполнявшего свой долг от обвинения в убийстве, и на всякий случай, обляпанный грязью с головы до ног военный министр запретил проведение испытательных взрывов на всем североамериканском континенте.

А взрывы были нужны. Очень нужны! Из-за запрета на проведение ядерных испытаний срывалось начало производства и принятие на вооружение «ядерного оружия двадцать первого века», в том числе тактического которое можно будет применять в обычном бою. В этом научном направлении САСШ шли на голову вперед всех остальных держав мира.

Ведь в чем проблема ядерного оружия? Вовсе не в чудовищной разрушительной силе, ученые уже в семидесятые годы создали ядерные взрывные устройства, умещающиеся в габарит крупнокалиберного артиллерийского снаряда. И разрушительная сила у этих снарядов была такой, что они были пригодны именно для массового применения, даже в бригадном тактическом звене. Проблема ядерного оружия была в одном из поражающих его факторов — в проникающей радиации.

При ядерном взрыве проникающая радиация дает примерно десять процентов поражающей мощи, для сравнения, ударная волна — пятьдесят процентов. Но это при самом взрыве. А потом — проникающая радиация делает безжизненной землю на многие годы, причем поражает она всех без разбора — не только солдат противника, но и своих солдат. В итоге получается — какой смысл воевать за территорию, которой потом сам же не станешь пользоваться? Вот и пришли к тому что ядерное оружие — на которое тратились гигантские куски военных бюджетов — никак не использовалось и не приносило никакой выгоды в бою. Просто оно находилось — на складах, на носителях — как сдерживающий фактор и не более того.

Но американские ученые совершили в последние годы самый настоящий прорыв в области радиоактивных элементов. Им удалось создать устройства, которые при взрыве дают только короткоживущие изотопы, с периодом полураспада максимум несколько часов. В итоге появилась возможность применять ядерное оружие как обычное — и уже через несколько часов вводить на пораженную территорию собственные военные части без какой-либо защиты от радиации. Это был прорыв, грозящий в очередной раз полностью отринуть все, что человечество знало о войне и полностью изменить саму войну. Удар всего одного крупнокалиберного снаряда мог сжечь, вывести из строя целый танковый полк противника, уничтожить целую военную базу. Это было абсолютное оружие — и оно на данный момент было только у Североамериканских соединенных штатов.

Проблема возникла только в проведении комплекса испытаний. Без положенного числа испытаний ставить подозрительные боеголовки на ракеты стал бы только безумец.

Хотя Великобритания и Североамериканские соединенные штаты были союзниками, а таком деле как это союзников нет и не может быть. Поэтому, перед этим визитом, РУМО [РУМО — разведывательное управление министерства обороны] вместе с АНБ [АНБ — агентство национальной безопасности, занимается перехватом и дешифровкой данных, контролирует систему «Эшелон». ] больше полугода вели изощренную дезинформационную операцию. Целью этой многоступенчатой операции прикрытия было получить у британцев нужный полигон для испытаний при этом не дать им возможность заполучить ключевые технические решения нового оружия. Поэтому, в группу, отвечающую за подготовку операции с североамериканской стороны были включены установленные британские агенты — несмотря на декларируемое союзничество и Великобритания и Североамериканские соединенные штаты постоянно следили друг за другом. Включены в состав группы подготовки они были исключительно для того, чтобы через них передавать дезинформацию британской разведке. Первый этап дезинформации заключается в том, что американцы вообще не испытывают ничего принципиально нового, что речь идет исключительно об усовершенствовании зарядов в плане надежности и технологичности изготовления. Контролировать прохождение и усвоение британцами дезинформации должны были кроты в структуре самого британского министерства обороны, а также Секретной разведывательной службы, передавало эту дезинформацию АНБ. Если этой дезинформации оказывалось мало — в ход шел второй этап дезинформационной операции, за который отвечало РУМО, АНБ же к нему не имело никакого отношения. Британцам в этом случае удавалось узнать о новом оружии американцев — вот только технические и конструкторские решения нового оружия им передавались заведомо тупиковые, отрабатывая которые они только зря потратили бы время. В случае, если и этого оказывалось бы мало — вступал в действие еще один план — экстренная эвакуация американцев с подконтрольной британской территории с уничтожением или эвакуацией готовых изделий. При необходимости, к обеспечению эвакуации привлекался отряд спецназа морской пехоты с находящегося в Индийском океане авианосца «Хьюго Лонг».

Дезинформационная операция получила кодовое название «Чужой флаг». И генерал Лерой Томпсон сейчас выполнял первую фазу операции войдя в контакт с британцами…

— Ужасно, сэр… — с жутким американским, режущим тонкий британский слух акцентом ответил генерал — моя задница стала каменной.

— Насколько мне известно… — улыбнулся сэр Томас Галифакс, постоянный заместитель министра обороны — вам приходилось перелетать океан и в более худших условиях, генерал.

— То верно. И не раз. Но кресло бомбардира в Б52, пусть оно и не такое мягкое как диван в комнате отдыха, как-то… роднее что ли…

Обе стороны — и гость, и хозяин рассмеялись….

Причиной, почему на контакт пошел именно генерал Томпсон, была психология. Британцы, особенно их аристократия, была ужасными снобами, до сих пор они воспринимали американцев, как бывших обитателей колоний, недалекого ума. Генерал Томпсон всеми силами поддерживал в хозяевах встречи это впечатление, выставляясь придурковатым, недалеким военным помешанным на охоте и баскетболе. Мало кто знал, что генерал был доктором философии и защитил диссертацию он по военному применению теории игр. Еще он писал статьи в военные журналы — под псевдонимом.

Генерала привезли в один из старинных охотничьих замков — это тут было, охотничьи замки. Были просто замки, а были охотничьи замки. Седой, чопорный, типично британский дворецкий, двигающийся так, будто он палку проглотил, отвел генерала в его апартаменты на втором этаже замка. До ужина — британцы ужинают очень поздно — было больше часа поэтому генерал бросил свои вещи в угол и начал оглядываться. Как его и предупреждали — отопления нет, смесителя на раковине тоже нет. Голые камни, покрытые каким — то бурым дерьмом — семнадцатый век называется. Генерал вырос в веке двадцатом, в стране где почти не было истории — и мог засвидетельствовать, что даже в квартире, к примеру, в Южном Бронксе было уютнее.

Вздохнув, генерал начал распаковывать армейский спальник — в нем можно с комфортом устроиться даже в лесу…

Конечно же, сразу решать глобальные проблемы они не стали. Вечером, они собрались на ужин, ужинали при свечах, ели жесткое, подкопченное кабанье мясо и пили весьма недурственный виски. Ужин проходил в старинном помещении с очень высоким полком, подпираемым закопченными балками. На стенах висели какие-то картины, но из-за слабости освещения генерал разглядеть их не смог. Британцы были подчеркнуто вежливы, подливали ему виски, но генерал пить его не спешил. Разговоры шли на совершенно нейтральные темы — об охоте и о женщинах. Спать лег генерал в армейском спальнике, от жаровни с углями отказался…

Утром генерал проснулся в шесть, от истошного рева охотничьей трубы. Странно — но несмотря на выпитый вчера виски, голова была светлой. Прокляв все на свете, генерал вылез из спальника, хлебнул ледяной воды из стоящего рядом с кроватью кувшина и начал одеваться.

Одевшись, генерал вышел на площадку перед замком, умудрившись даже не заблудиться в его коридорах. Солнце еще не взошло, но ночь отступала, был какой-то серый рассвет, освещаемый лишь горящими факелами. На площадке перед замком фыркали, ржали, переступали с ноги на ногу кони. Генерал с ужасом подумал, что до места охоты ехать придется верхом — держаться на лошади он не умел совершенно….

— Генерал Томпсон!

Сэр Томас звал его из какой — то… повозки, или кареты с верхом… в нее были запряжены две лошади, а правил ими не кучер, а тот, кто и сидел в этой самой повозке. Генерал двинулся на зов, все с удивлением смотрели на его камуфлированный Ремингтон. Такое оружие здесь было не принято, а другого у него не было.

— Что это?

— Это шарабан. Залезайте, пора ехать.

Подвеска шарабана генералу уверенности не внушила.

— Э… а он меня выдержит?

— Выдержит, залезайте же… — с нотками нетерпения повторил сэр Томас.

Генерал, схватившись за какой то поручень… или как это здесь называется… полез в шарабан уместился рядом с сэром Томасом. В шарабане было на удивление удобно, на сидении были мягкие кожаные подушки. Сэр Томас сделал какое-то странное движение вожжами, что-то крикнул — и шарабан медленно двинулся, покачиваясь на неровностях и скрипя — но в то же время плавно.

— Как вам? — крикнул сэр Томас.

— Необычно… — признал генерал — и медленно.

— Медленно. Это традиционная охота, она сохранилась только здесь. Некоторые из нас охотятся на кабана с Веблеями прошлого века выпуска!

У генерала был новенький вороненый Ругер Редхок сорок четвертого калибра, заряженный усиленными охотничьими патронами — и то он ждал этой охоты с опаской. Потому и взял с собой Ремингтон с картечью — на всякий случай. Представить же, что у кого-то хватает ума охотиться на кабана с револьвером, которому век от роду — это было выше его понимания.

— У нас тоже иногда охотятся с дульнозарядным оружием! — вежливо ответил он [На самом деле так охотятся, потому что с дульнозарядным оружием сезон охоты открывается раньше, а закрывается позже. Автор видел даже винтовку AR-15, переделанную под дульнозарядную. ]

— Это хорошо. Традиции — суть и смысл охоты!

Шарабан неспешно продвигался к месту запланированной охоты, вокруг скакали лошади, всадники придерживали их, чтобы поддерживать одинаковую скорость с шарабаном.

— Егеря обложили просто великолепного кабана. Он уже запорол одну охотничью собаку, и сейчас пережидает в буреломе. Егеря всю ночь жгли костры, чтобы он не сбежал.

Генерал помрачнел. Встречаться накоротке с таким зверем и без винтовки — дело скверное. А вооружение его соседа по шарабану наводило на еще более мрачные мысли — что-то похожее на обрез двухстволки, на широком кожаном поясе, на котором один к одному примостились большие, тупоносые патроны….

— А вы пойдете с этим? Что это такое?

— Это хаудах. [хаудах — двуствольный нарезной пистолет, заряжающийся патронами очень крупного калибра. Применялся как запасное оружие при охоте со слонов. ] Еще от моего прадеда, он долго жил в Индии и один раз этот хаудах спас его от разъяренного тигра. Похоже, почти приехали…

Шарабан съехал с более-менее наезженной дороги, покатил по неровному лугу. Изрезанной, неровной линией на горизонте вставал лес…

У самой кромки леса через каждые несколько ярдов горели костры — яркие, совершенно бездымные. Солнце еще толком не встало и выглядело это так, как будто за лесом что-то горит. Сам лес выглядел угрожающим, понизу ничего не было видно.

Сэр Томас бросив вожжи, выскочил из шарабана, начал что-то негромко обсуждать с подбежавшими егерями. Рядом спешивались остальные всадники, кто-то собирал лошадей, вел их в сторону. Люди смеялись, лязгали оружием.

Из шарабана вылез и генерал. Что происходит, он не понимал…

Переговорив с егерями, сэр Томас повернулся к нему.

— Кабан не вышел из подлеска, он где то там. Мы идем прямо сейчас, пока не поздно.

— Куда идем? — недоуменно спросил генерал.

— В лес, куда же еще.

Генерал посмотрел на лес, на густой подлесок, где видимость была — буквально метров пять-семь перед собой. С ружьем в такой густой подлесок соваться бесполезно, там с этой дурой просто не развернешься, зацепишься за ветки. Господи, да они совсем рехнулись — когда они выйдут на кабана, у них будет буквально пара секунд…

— Это безумие. Там же ничего не видно. Солнце еще толком не взошло.

— Солнце скоро взойдет. Пойдем парами, вы со мной генерал — с этими словами сэр Томас протянул руку — и егеря вложили в нее два фонаря, на вид весьма старых, годов сороковых выпуска или даже раньше.

Пронзительно завыла егерская труба, подавая сигнал к началу охоты…

Уже на первых метрах генерал понял, что совершил большую глупость, согласившись на все это дело. Генерал охотился на оленя, всегда покупал лицензию и любил это дело — но он стрелял в оленей из винтовки, а не из револьвера, да и кроме того — он всегда находился на каком то расстоянии от оленя и имел чистую линию прицеливания. Здесь же лес был сильно захламлен валежником — видимо его специально не убирали, потому что кабаны как раз такие места любят. Фонарь пробивал сумрак метров на десять не больше и светил довольно тускло — а треск валежника под ногами, когда они продвигались вперед, должен был известить кабана об их подходе и дать ему время для того, чтобы подготовиться к атаке. Атаковать для кабана — дело довольно простое — они шли по лесу широкой цепью с минимальным интервалом между стрелками, у каждого — либо крупнокалиберный револьвер, либо такой же обрез, как у сэра Томаса. Кабану всего-то оставалось — залечь, и внезапно рвануться вперед, когда расстояние от его лежки до стрелков сократится метров до десяти. Генерал не был специалистом по кабанам и никогда не охотился на кабанов — но подозревал, что кабан животное опасное и на рану крепкое.

Кабан вышел прямо на них и вышел неожиданно. Он уже был испуган егерями и поэтому достаточно зол — а лучи света, гуляющие по лесу, и вовсе привели его в ярость. Более того — кабан был опытным, один раз уже сумел уйти от охотников и запомнил, как он это сделал. Подчиняясь инстинкту, кабан залез в гуще валежника, прислушиваясь, а главное — принюхиваясь к тому, что происходит. У него, как и у всех его сородичей, было не слишком выдающееся зрение — зато он хорошо слышал, а нюх у него был просто превосходным. Он уловил запах, запах человека — дым, кожа, еще какая-то дрянь. И когда люди подошли совсем близко — он рванулся вперед, сметая все на своем пути…

Когда-нибудь охотились на кабана? Если да, тогда представляете, насколько опасна эта охота. Даже на британского кабана, который будет полегче, чем русский. Хороший кабан весит далеко за сотню килограммов, его тело сильно напоминает таран — его таким сделала сама природа, потому что кабану часто приходится пробираться через густой подлесок. У хорошего взрослого кабана плотный слой жира — калкан таков, что его не всегда возьмет даже автоматная пуля. А клыками кабан может запросто пропороть незадачливого охотника так, что не зашьет ни один врач. И еще — живучесть кабана просто феноменальна — все жизненно важные органы прикрыты толстым слоем плотного жира как броней, попасть по стремительно мчащемуся в подлеске кабану очень сложно, но даже с пробитым пулей сердцем кабан может пробежать до пятидесяти-семидесяти метров. И не дай Господь оказаться у него на пути.

Целью атаки кабан выбрал сэра Томаса — от него пахло кубинскими сигарами, одну из которых он выкурил не далее чем вчера — и обладающий тонким обонянием кабан навелся на запах как тепловая головка самонаведения ракеты — на самолет. Внезапно впереди затрещали кусты и что-то темное метнулось вперед издавая не то визг. Генерал первый раз участвовал в охоте на кабана, но охотником он был изрядным, и реакция у него была — поэтому он вырвал пистолет из кобуры и начал раз за разом стрелять в черное пятно, с треском рвущееся через валежник…

Револьвер опустел, в голове шумело, от отдачи болела рука — первый раз он выстрелил как следует не обхватив рукоять револьвера, и едва не вывихнул большой палец отдачей. Сорок четвертый магнум вольностей не прощает. Чуть в стороне от него что-то мокро хрипело и хлюпало, мутилось в голове…

— Сэр Томас…

Молчание. По лесу шарят фонари, остальные охотники собираются к месту стрельбы.

— Сэр Томас…

Неужели…

— Сэр Томас!

— Поднимаюсь… в порядке все.

Подошли остальные охотники, они о чем то переговаривались, но генерал не понимал о чем — так болела голова. Кто-то направил луч фонаря на кабана — кабан лежал на боку, из ран едва сочилась черная кровь, кабан мокро хрипел не в силах встать…

— Добейте…

Генерал недоуменно уставился на остальных.

Поняв, что американец находится в шоке, кто-то осторожно подошел к кабану почти вплотную, приставил дуло старинного револьвера куда то за ухо. Гулко громыхнул выстрел, кабан визгнул и затих. До сэра Томаса он добежал, и даже сшиб его на землю — но добить, растерзать его клыками не смог.

— С охотой, сэр!

Господи… Да они же тут психи все поголовно.

Кто-то затрубил в рог, вызывая егерей — тушу кабана надо было вытаскивать из этой чащобы. Какая то добрая душа сунула генералу в руку открытую фляжку, тот сразу выхлебал все, не чувствуя ни вкуса ни запаха. Начало отпускать, он засунул пустой револьвер в кобуру.

— С охотой сэр… — повторил кто-то.

В честь героя дня охотники трижды крикнули «хох» — эта традиция была перенята у европейских королевских домов. Затем пошли на выход из чащобы — генерал уже немного отошел и теперь удивлялся, как он вообще согласился на такую авантюру — лезть в этот проклятый лес за кабаном с одним револьвером. Сэр Томас шел, прихрамывая и опираясь на чью то руку — но при этом буквально излучал довольство.

Точно — психи…

Навстречу, весело переговариваясь, пошли егеря, провели под уздцы упирающуюся лошадь. Двое тащили за уздцы, третий что есть мочи хлестал коротким кнутом — лошадь чувствовала запах крови, запах дикого зверя и не шла, а вытаскивать тушу было нужно. Уже совсем рассвело и солнце щедро осветило лесную опушку, играя лучами в зеленой траве. На опушке, у самой кромки леса егеря уже расставили складные стулья из каких-то палок и плотной зеленой материи, разожгли костер и сейчас вешали над огнем котлы. Чуть в стороне поставили большой тент — для тех, кто хочет скрыться от солнца. Еще чуть дальше стоял шарабан, а в нем сидел человек с коричневым саквояжем — по всей видимости, доктор, на всякий случай.

— Поздравляю вас с охотой — сэр Томас подошел к генералу Томпсону — если бы не вы, кабан разорвал бы меня своими клыками.

— С вами все в порядке?

— О, вполне. Я успел отступить за дерево, и кабан просто сбил меня с ног. Все пройдет…

Охота затянулась до двух часов дня. Отведали свежей кабаньей печенки, приготовленной тут же, причем с кровью. Потом — похлебка со свежим мясом. Тушу кабана повезли в замок — к вечеру ее должны были зажарить на вертеле. О том, что будет с его показателями холестерина в крови, генерал Томпсон старался не думать.

Возможность поговорить о деле выпала только вечером. Насладившись кабаньим мясом с травами, генерал поймал взгляд сэра Томаса — тот едва заметно кивнул и направился в кабинет, дверь в кабинет была скрыта толстой плотной портьерой. Выждав момент, генерал направился следом, остальные сделали вид что ничего не заметили…

За портьерой и дверью обнаружился на удивление уютно обставленный кабинет — видимо, это было какое то вспомогательное помещение, потом его передали под кабинет, потому что обычно не было такого, чтобы вход в кабинет был из обеденного зала. Впрочем, за темными деревянными панелями могло быть сколько угодно входов и не меньше выходов — в старинном замке такое вполне было возможно.

Уютно горел кабин, отблески пламени высвечивали монументальные ряды книг на полках, висевшую на стенах старинную карту. Над самим камином едва виднелись в темноте два скрещенных рыцарских меча, прикрепленных к стене.

— Виски? — сэр Томас колдовал над баром.

— Нет спасибо… мне сегодня хватило.

— А я выплюю немного. Вы напрасно отказываетесь, генерал, у владельца этого замка есть собственная винокурня в Шотландии и далеко не все что там делается попадает в продажу. Кое что можно попробовать только здесь…

— Разве этот замок не принадлежит правительству ее Величества?

— Нет… Мы только его арендуем. Министерство обороны арендует его на время. Обычно летом, это летний охотничий замок. Вот и я пользуюсь случаем.

Генерал Томпсон представил, что было бы, если бы Пентагон арендовал подобный замок, а потом об этом бы пронюхала бюджетная комиссия Конгресса…

— У вас есть ко мне просьба, генерал? — сэр Томас наконец закончил с напитком, осмотрел бокал на свет, на отблески пламени, отхлебнул из него немного и довольно сощурился.

Генерал потер лоб.

— Я так полагаю, вы представляете характер моей просьбы…

— В общих чертах, сэр… — вежливо, но уклончиво ответил сэр Томас. Генералу внезапно пришло в голову, что сэр Томас хочет определенности, причем определенности вслух, потому что где-то здесь работает диктофон. Говорить на диктофон не хотелось — но и не говорить было нельзя.

— У нас возникла проблема… с гражданами, озабоченными состоянием окружающей природной среды. Их действия становятся все более и более агрессивными, и они имеют большую поддержку наверху. Нормальное проведение испытаний становится невозможным. Черт возьми, я с трудом не допустил судебного разбирательства в отношении парня, который виновен был лишь в том, что сделал то что должен был сделать!

Сэр Томас Галифакс сочувственно покачал головой.

— Я уполномочен обратить к правительству ее Величества с предложением сдать в долгосрочную аренду один из безлюдных островов… или землю в горах Северной Индии… для совместного использования в качестве полигона. Обязательное условие — удаленность, отсутствие местных жителей и…

Сэр Томас поднял руку.

— Достаточно, сэр. Ваша позиция понятна. Со своей стороны я уполномочен заявить, что правительство ее Величества не может выделить под эти цели какую-либо территорию, в пределах метрополии или ее колоний, но…

Сэр Томас повысил голос.

— Правительство ее Величества готово выдвинуть правительству Североамериканских соединенных штатов встречное предложение. В нашей зоне интересов находится такое государство как Афганистан — при этом официально оно не является колонией или доминионом ее Величества. Вы должны понять нас генерал, у нас тоже есть проблемы и с прессой и с экологами. Но Великобритания готова взять на себя урегулирование вопроса с правительством Гази-шаха — законным замечу правительством Исламской республики Афганистан о предоставлении в бессрочную аренду… скажем крупной горной территории на которой находятся глубокие пещеры. Или… там есть выработки компании Англо-американ, заброшенные шахты, которые могут быть использованы в наших интересах и целях.

Генерал — хоть он и не был разведчиком — но как специалист по военному применению теории игр и командующий родом войск стратегического применения, он сразу понял всю опасность этого предложения. Афганистан на планете был одним из худших мест, это была «серая зона», зона беззакония и слабости власти, причем в таком виде эту территорию поддерживали именно британцы. Им было выгодно нахождение Афганистана в таком качестве, вялотекущая гражданская война в Афганистане серьезно усиливала оборону жемчужины британских колониальных владений Индии — от нависшей угрозы с севера. На Севере лежала огромная страна, в Туркестане была сконцентрирована мощная ударная группировка войск, предназначенная как для того, чтобы закрыть южную границу Империи, так и для того чтобы угрожать Великобритании — через Индию, и Японии — через континентальную Японию. Великобритания поэтому-то не брала Афганистан даже в свои доминионы — им он нужен был как щит и буфер. А наличие на территории Афганистана стратегически важного объекта для Североамериканских соединенных штатов автоматически пристегивало САСШ в фарватер британской политики по Афганистану и автоматически противопоставляло САСШ Российской империи в этом регионе.

Ну что за сволочи…

Надо сказать, что генерал не был англофилом, он не был WASP, [WASP White Anglo-Saxon Protestant белый англо-саксонский протестант, элита североамериканских соединенных штатов] он не отсчитывал родословную своих предков от кого-то там, кто сошел с Мейфлауэра, он родился в дерьмовом районе в Нью-Йорке и только армия спасла его от тюрьмы. Сейчас он испытывал чудовищное желание поступить с улыбающимся англичанином так, как принято было поступать в таких случаях в его районе — хук правой и все дела.

Но так он поступить не мог. Он был генералом американской армии — и он был посланником тех, кто руководил не только американской армией, но и государством в целом. У него была миссия, и он должен был ее выполнить — так или иначе.

И поэтому генерал с преувеличенной любезностью, так что аж скулы свело, улыбнулся сэру Томасу.

— Мы бы все-таки предпочли какую-то другую территорию. Как насчет Фольклендов, это вообще в другом полушарии.

— Сэр, Афганистан это все что мы вам можем предложить. Политика правительства ее Величества на этот счет незыблема — никаких военных баз третьих стран даже наших давних друзей и союзников, тем более военных баз созданных с целью обеспечения испытаний оружия массового поражения на территории метрополии или ее доминионов никогда не будет. Это последнее и окончательное предложение.

Генерал снова улыбнулся — также натянуто и принужденно.

— Боюсь, я не вправе дать вам ответ прямо сейчас, мы рассчитывали совсем на другое. Решение по вашему встречному предложению будет, безусловно, приниматься в Вашингтоне после соответствующих консультаций. Однако, если вы выдвигаете такое предложение, мы должны будем понимать кому и как будет подчиняться эта база, и как будет обеспечена ее безопасность. Сами понимаете — обстановка в Афганистане такова что меры безопасности потребуются очень и очень существенные.

— Разумный вопрос. Правительство ее Величества готово будет предоставить в ваше распоряжение полностью оборудованную передовую базу с взлетно-посадочной полосой способной принимать самолеты военно-транспортной авиации. Эта база выстроена в соответствии с нашим вековым опытом по проживанию в местах… подверженных мятежам и бунтам. Она очень надежна. Что же касается вооружения и персонала базы — мы ожидаем, что североамериканские соединенные штаты позаботятся об этом сами. Кроме того — мы предоставим офицеров связи, которые при необходимости организуют поддержку базы силами, расквартированными в Северной Индии или силами правительственных войск Гази-шаха. В свою очередь, правительству Гази-шаха необходимо будет оказывать материальную помощь, размеры которой можно будет определить в ходе трехсторонних переговоров. Гази-шах примет помощь деньгами либо вооружением, не думаю, что это будет обременительно для вас.

А офицеры связи заодно будут соглядатаями и будут совать нос в то, что их совершенно не касается.

— Я передам предложения Правительства ее Величества в Вашингтон в точности — уклонился от решения генерал.

— Вот и хорошо. А теперь давайте покончим с делами и пойдем проверим, изжарился ли до конца окорок кабана, которого сегодня вы так лихо подстрелили.

При планировании дезинформационной операции американцы допустили ошибку. Очень серьезную. Всю игру они рассчитывали на британцев — и не брали в расчет русских, чьи базы находились менее чем в двухстах километрах от планируемого испытательного полигона в Афганистане. Ядерные взрывы на таком расстоянии от собственной территории для русских были неприемлемы. В группу, обеспечивающую прохождение дезинформации, попали не только британские агенты — туда попал и русский осведомитель. Поскольку осведомитель находился в АНБ, не в РУМО — он мог знать только первый уровень дезинформации, но не второй, которым занималось РУМО. И он передал в Санкт-Петербург ту же самую дезинформацию, что ушла в Лондон — американцы совместно с британцами собираются устроить в Афганистане полигон для испытаний ядерного оружия. А русских это совсем не обрадовало и интересы в этом деле у них были совсем другие, нежели чем у британцев.

 

Картинки из прошлого. 02 июня 1995 года Восточнее Санкт Петербурга. Стеклянный дом

Главное разведывательное управление Министерства обороны Российской империи располагалось в комплексе зданий, построенном в конце семидесятых годов на двадцатом километре трассы Санкт-Петербург — Москва. Это было огромное, семиэтажное здание, чем-то похожее на североамериканский Пентагон — только меньше размерами, имеющее три кольца вместо шести и полностью, снизу доверху покрытое зеркальными панелями. Всем разведками мира, да и журналистам это здание было известно как «Стеклянный дом». Места в России было много — поэтому рядом со своим дворцом ГРУшники разбили регулярный парк с беседками, системой речушек и искусственным озером, в котором водилась рыба. Внутренний дворик был полностью накрыт прозрачным куполом и там, под этим куполом был разбит настоящий тропический сад с теплолюбивыми растениями, где можно было отдохнуть и подумать. В отличие от Пентагона, рядом со стеклянным дворцом не было ни одной автомобильной стоянки — все они были под землей, а тоннель к ним вел прямо со скоростной трассы. Разведотделу Адмиралтейства также предлагали переезд из центра Санкт Петербурга, но они наотрез отказались а ГРУ согласилось — и не прогадало.

Сообщение агента ГРУ, проникшего в структуры АНБ САСШ, было в установленном порядке принято станцией системы перехвата «Невод», расположенной в Финляндии. Агент этот был настолько важным и засекреченным, что он был выведен из оперативного подчинения вашингтонской резидентуры ГРУ, там про него вообще ничего не знали, а люди, которые его вербовали несколько лет назад, были немедленно отозваны в Россию и переведены в невыездные, на работу в центральный аппарат ГРУ. В его личном деле не было ни фотографии, ни каких либо установочных данных — только двадцатизначный номер. Сообщения шли только в одну сторону — от агента получателю, ему никогда не давали никаких заданий, он сам выбирал данные, которые могли показаться русской разведке интересными и посылал их. Посылал он их с анонимного почтового ящика, который менял каждые шесть месяцев по схеме, оговоренной при вербовке. Агент этот занимал очень высокое положение в американском разведсообществе и был известен как большой любитель фотографировать самолеты — такое у него было хобби. Людей с таким хобби по миру немного — но они есть, они торчат возле каждого более-менее известного аэропорта с мощной фото и видеоаппаратурой, а снимки самолетов посылают на несколько форумов в Интернете или друг другу. Вот и агент — в выходные дни как и все остальные свихнутые на этой теме торчал каждые выходные у аэропорта, делал снимки, а потом посылал их в форум. Только в снимках этих содержалась закодированная информация в огромных объемах — этот метод называли «стеганография». Для того, чтобы расшифровать эту информацию, нужно было иметь исходный код программы шифрования — а он был каждый раз разный, агент скачивал его раз в полгода на одном из ничем не примечательных сайтов, прописанных на Британских Виргинских островах. Снимки эти перехватывал «Невод», настроенный на такой же код, как у агента и передавал их на расшифровку. В ответ на переданную информация ГРУ высылало агенту жалование, но не на номерной счет в одном из банков Швейцарской Конфедерации как можно было бы подумать и как обычно делалось при такого рода взаимоотношениях, Жалование выплачивалось золотыми слитками, которые доставлялись в Майами и закладывались в депозитную ячейку одного из местных банков. Куда девалось потом это золото — русская разведка никогда и не пыталась выяснить, потому что это непременно привлекло бы внимание. Так и работал этот канал, без малого уже девять лет. Канал обладал высочайшей степенью надежности: информация по нему поступала первоклассная, а уровень защиты агента был таков, что даже случись американскому кроту проникнуть в святая святых ГРУ — всё что он мог узнать, так это тот самый двадцатизначный номер. Ну и характер передаваемой информации — но он немного мог дать.

Невод перехватил очередное послание со снимками примерно в восемь двадцать по Петербургскому времени и немедленно передал его на обеспечивающий суперкомпьютер для расшифровки. Для расшифровки потребовалось сорок одна секунда — шифр был предельно сложным, даже имея исходный код, на расшифровку потребовалось столько времени. Далее вся информация была передана на распечатку — на каждой станции Невода был принтер со скоростью печатания несколько листов в секунду. По распечатке все файлы — и рабочий и исходный были уничтожены, как это полагалось в соответствии с процедурой, а распечатанная информация, наряду с другой отправилась ежедневным утренним рейсом на бронеавтомобиле, замаскированном под банковский, в дорогу, по направлению к Санкт Петербургу. Примерно в полдень по местному времени сообщение попало на пост руководителя ГРУ, генерал-полковника Константина Гавриловича Штанникова. В отличие от Пентагона, где чем ближе к внешнему кольцу, тем выше чин людей, занимающих кабинеты — в ГРУ было совсем наоборот. Кабинет начальника ГРУ располагался на пятом этаже внутреннего кольца здания и выходил окнами на тропический сад где были даже бабочки. Сейчас одна из бабочек, ярко-красная сидела на письменном приборе начальника ГРУ — а сам генерал-полковник во второй раз перечитывал заинтересовавшие его места в сообщении агента.

Прочитав, генерал-полковник недовольно фыркнул. Протянув руку, осторожно взял бабочку — та даже не пыталась улететь, прошел через весь кабинет к окну и выбросил бабочку в окно. Круглый год в саду цвели цветы, тропические и их дурманящий аромат нравился генералу. Еще раз прокрутив в голове сообщение агента, он закрыл окно.

— Какого черта… — генерал хотел сказать это про себя, но получилось так что он промолвил это вслух.

Генерал чувствовал подвох и не мог понять, в чем он. Британцы вместе с североамериканцами собрались испытывать ядерное оружие в Афганистане, используя инфраструктуру и возможности частной компании Anglo-american. Поганое дело….

Генерал вернулся к столу, забарабанил пальцами по клавиатуре — он никак не мог избавиться от привычки бить по клавишам слишком сильно и клавиатуру приходилось менять раз в месяц. Через минуту с небольшим усилия генерала были вознаграждены — на экране появился текст Вашингтонской конвенции 1976 года об ограничении испытаний оружия массового поражения. Бегло пробежав текст, генерал с удовлетворением убедился, что память его не подвела.

Конвенцией было категорически запрещено одному государству, ратифицировавшему конвенцию, проводить ядерные испытания, а равно испытания любого другого оружия массового поражения в пределах двухста миль от территории любого другого государства, ратифицировавшего конвенцию. Правило это действовало без исключений и распространялось на все виды территорий, в том числе колониальных, подмандатных и контролируемых любым иным образом. Следовательно — если Британия собирается испытывать ядерное оружие там, где это указал агент — тем самым она грубо нарушит запрет, наложенный Конвенцией. А дело это — настолько серьезное, что вполне допускает войти со срочным докладом к его Величеству. Это надо же придумали — атомный полигон почти у самой границы!

Генерал Штанников собрал все бумаги в папку, снял трубку красного телефона, набрал четырехзначный номер.

— У аппарата… — послышался знакомый голос.

Телефон этот выводил не в приемную, а напрямую на Его Величество, аппараты такие имели на своих столах очень и очень немногие.

— Ваше Величество, генерал Штанников телефонирует. Я имею к вам срочное, нее терпящее отлагательств дело, и прошу аудиенции.

Государь вздохнул. Он работал истово, брал в этом пример со своего пращура Николая Первого. Конечно, насчет наказания городовых самолично не распоряжался — но и дел было столько, что рабочий день иногда затягивался до семи-восьми часов вечера. Не доверяя премьерам, во многие вопросы государь вникал лично, имел мнение насчет них, приглашал специалистов и беседовал с ними чтобы лучше уяснить суть вопроса. Он действительно управлял государством.

Приходилось вникать и в дела тайные, в те, о каких бы он предпочел не знать. То, что делали спецслужбы, сама работа спецслужб претила прямой и честной натуре Государя, он предпочитал говорить правду там где нужно было лгать и считал, что большая часть несчастий в этой юдоли скорби — от лжи. Но тем не менее — в дела спецслужб он тоже вникал и никогда не отказывал в аудиенции их руководителям, потому что помнил урок отца: император должен заниматься не тем, чем он хочет или чем ему приятно заниматься — а тем, чем нужно заниматься для блага государства и каждого из подданных. Точно также и сейчас — он даже не подумал отказать в аудиенции генералу Штанникову, пожертвовав временем, которое он отводил на чтение…

— Через два часа у меня будет свободное время. Вас устроит?

— Вполне, ваше Величество.

— Тогда жду вас через два часа — государь положил трубку.

Положил трубку и генерал Штанников. Окинув взглядом рабочий стол, он начал собираться — входить с докладом к Императору неподготовленным нельзя…

Государь принял его не в рабочем кабинете, а в библиотеке. Выслушал, не задав ни единого вопроса. Когда начальник ГРУ умолк — Император встал со своего места, подошел к открытому окну, из которого открывался прекрасный вид на фонтан. Он должен был подумать… и еще он не хотел, чтобы генерал прочитал на его лице то, что он обо всем об этом думает…

В который раз Государь с горечью убедился, что Каха Несторович Цакая, беспредельно циничный и жестокий человек оказался прав. После бейрутского кризиса он спросил в сердцах: пресвятой Бог, да когда же это все кончится… В кабинете был только Цакая, и государь вообще то задавал риторический вопрос — но действительный тайный советник вдруг поднял голову от бумаг и твердо ответил: «Ваше, Величество, это не кончится даже тогда, когда наш флаг будет реять над Лондоном»… В который раз он оказался прав…

Как и полагается первому солдату Империи, Государь всегда требовал доставлять ему книги по военному делу и внимательно их читал — благо владел и английским и немецким. Последним, что он прочитал, была «Непрерывная война», изданная в Британии явно под псевдонимом. На самом деле конечно же, это очередной труд ученых из Тэвистока, одного из мировых центров, где разрабатывают и ставят на поток способы манипулирования людьми. Автор на пятистах страницах подробно разбирал способы глобальной дестабилизации обстановки во всем цивилизованном мире, как он это называл — «состояние непрерывной войны». Рассматривалась теория создания и поддержания зон «управляемого хаоса» — как метод выстраивания обороны страны и создания проблем противнику. Упоминался и главный противник — нетрудно догадаться — какая страна имелась в виду.

А теперь еще ядерные испытания? Это что — проверка? Отреагируем — нет?

Государь повернулся от окна.

— Я так понимаю, это нарушает некие международные договоренности?

— Совершенно верно, Ваше Величество, я…

Государь поднял руку, прерывая.

— Не стоит напоминать. Положения Вашингтонской Конвенции я помню. И если британцы не считают нужным соблюдать какие бы то ни было нормы цивилизованного поведения в отношении нас — мы тоже снимем перчатки и выйдем на ринг. Высочайший рескрипт, официально поручающий вам операцию противодействия, я оформлю завтра, на имя министра. Эти ядерные испытания вплотную к нашей границе состояться не должны…

 

02 августа 1996 года Лондон, Великобритания Киссбери Роад, Тоттенхэм Публичная библиотека святой Анны

Публичная библиотека Святой Анны была из небольших и тихих — хотя и расположена была недалеко от центра Лондона, в Тотенхэме. Очаровательной двухэтажное здание постройки начала века на углу улицы, темно-коричневый кирпич, зеленые, аккуратно подстриженные кусты, старомодные витражные окна. Такие здания могут строить только в Великобритании, другие как не стараются — не получается.

Среднего роста старичок в старомодном костюме и очках с толстыми линзами — минус пять как минимум — неспешно вошел в холл, помахивая старинной, темного дерева с набалдашником из почерневшей от времени меди, палкой. Церемонно раскланялся с библиотекаршей, сдал в гардероб армейского образца плащ с висящими на плотной ткани бриллиантами капель — с утра зарядил дождь. И неспешно прошествовал в отдел прессы. Хотя записался в библиотеку он всего пару недель назад — как-то так получилось, что он настолько органично вписался в окружающуюся обстановку, что спроси любого сотрудника библиотеки — и он будет до хрипоты уверять вас что мистер Мандель — настоящий джентльмен викторианской закваски — ходит в публичную библиотеку святой Анны уже лет двадцать как минимум. Нет, что вы, что вы — тридцать…

Первым делом мистер Мандель прочитал вчерашние газеты — свежие еще не привезли. А прессе он придерживался исключительно консервативных изданий — читал Дейли Телеграф и Бритиш Уикли Газет. Читал он всегда обстоятельно, всматриваясь в каждую колонку, иногда возмущенно фыркая от написанного.

Когда стрелка старых часов в читальном зале минула цифру «десять», мистер Мандель оставил газеты на столе, там же на стуле оставило и трость чтобы показать что место занято и неспешно отправился в… уголок размышлений и уединения для джентльменов — понятно, дело стариковское…

Однако, на первом этаже он свернул не налево, в узкую и длинную кишку коридора, ведущую к туалету, а направо. Там, к вящему неудовольствия постоянных посетителей библиотеки открыли компьютерный зал — по настоянию правительства, черт бы его побрал. Если кто-то хочет портить глаза, читая с экрана — так пусть покупает компьютер домой и читает. Любой сотрудник библиотеки сильно бы удивился, завидев мистера Манделя здесь — это разрушало образ.

Дав служителю четверть фунта, мистер Мандель занял крайний к стене компьютер — его неоспоримым достоинством было то, что если сесть перед ним, загородив экран своим телом — то никто ничего и не увидит. Впрочем, и следить никто не следил — порнографические сайты с компьютера публичной библиотеки открыть было нельзя, и смотритель ни за чем не смотрел — он просто принимал плату и следил, чтобы ничего не украли и не испортили.

Сначала мистер Мандель прошелся по почтовым серверам, прочитал письма, пришедшие на почтовые ящики — но ни на одно не ответил — этот канал связи действовал только в одну сторону. Затем неспешно достал из кармана старомодные золотые часы «луковицей», на золотой же цепочке, взглянул. Пора…

Вошел в один из чатов — им обычно пользуется молодежь. Собеседник его — он взял себе кличку «бухгалтер», bookkeeper был в числе активных пользователей. Мистер Мандель довольно улыбнулся, нажал мышкой на кнопку приватного чата…

— Как здоровье?

— Не жалуюсь… — мгновенно появился на экране ответ.

— Где?

— На девять часов. Желтая куртка.

Старик закашлялся, доставая платок косанул глазами — но ничего кроме желтой куртки на указанном месте не обнаружил. Все правильно. Если человек одевает что-то яркое и необычное — то запоминают его именно по этому, необычному. Если попросить через несколько часов описать того же смотрителя того, кто сидел на этом месте, он скажет: «Желтая куртка». И все. Не приметы, ни возраст — желтая куртка и все. А если ее снять — человек буквально растворяется среди себе подобных…

— Дело?

— Сделано.

— Уверен?

— Сто.

— Осложнения?

— Там были люди.

— Кто?

— Мистер Томми. Не местные!

Полицейские!

— Они тебя видели?

— Нет.

— Точно?

— Точно. Концы зачищены.

— Ты первый нашел объект?

— Нет. Они. Я с трудом успел.

Плохо… Но останавливать операцию нельзя даже в таких обстоятельствах.

— Опиши.

— Оба молодые. Примерно одного роста — немного выше среднего, где около шести футов. Один светловолосый, другой темноволосый. Командовал темноволосый. Прошли специальную подготовку.

— Уверен?

— Да.

Грей и… тот, к кому его прикомандировали. Больше некому.

— Работай дальше. Время на исходе.

— Один из тех Томми мне знаком.

— Откуда?

— Он русский. Я его узнал.

Мандель вздрогнул. Русский!

— Откуда?

— Бейрут. Он был там. Старший лейтенант флота Александр Воронцов. Он снайпер, действовал в Бейруте.

— Ты СОВЕРШЕННО уверен?

— Уверен. Я хорошо его разглядел.

— Который?

— Темноволосый.

— Понял. Ничего не делай. Я с этим разберусь.

— Понял. Газета. Прощай.

— Прощай.

Человек в желтой куртке ушел — а мистер Джозеф Мандель молча, словно в оцепенении сидел, глядя на экран. Все было настолько невероятно, что не укладывалось в голове. Пропал Преторианец, перестал выходить на связь. Пропал и Кросс. Одно из наиболее вероятных мест, где они оба могли находиться — Дублин. Там они могли искать полковника — судя по всему, и нашли.

Что они узнали? Что им успел сказать полковник? Полковник был крепким орешком — не из тех, кто колется. Неужели раскололи?

Проклятье…

Старик аккуратно стер из памяти компьютера весь диалог, выключил чат, поднялся со своего места. Проходя мимо ряда компьютеров, и направляясь к выходу, мистер Мандель незаметно подхватил свернутую газету, которую оставил предыдущий посетитель. Тот самый в желтой куртке. Газета была свернута в плотную трубку, так он ее и засунул подмышку. Служитель ничего не заметил…

Из компьютерного зала он направился в туалет. Он чувствовал себя плохо — так плохо, как давно, несколько лет себя не чувствовал. Мутило. Перед глазами расплывались, переливаясь всеми цветами радуги круги…

В туалете, как и в любом подобном общественном месте, убираемом раз в день по вечерам, запах дешевого освежителя воздуха не мог перебить нормального, обычно для таких мест запаха — мочи, дерьма, хлорного моющего средства. Мандель, почти не видя ничего перед собой, ткнулся в ближайший, отгороженный пластиковыми перегородками закоулок, захлопнул за собой дверку, запер. Сел — прямо в костюме, не доставая из специального ящика бумажное одноразовое сидение, на стульчак, бросил рядом газету. Достал из внутреннего кармана пиджака небольшой металлический цилиндрик, непослушными пальцами открыло его, вытряхнул в ладонь две белые крупинки, отправил в пересохший рот. Замер — прижавшись к стене и ничего не видя перед собой…

Через несколько минут отпустило…

Подобных приступов у бывшего директора Британской секретной разведывательной службы не было уже много лет — последний был тогда, когда он еще занимал свою должность. В последний раз, когда такое произошло, он чуть не умер. И тогда он решил для себя — хватит. Старушка Великобритания не стоит того, чтобы гробить себя. Решил — и неожиданно для многих подал в отставку. Ни в Шотландии, куда он уехал попервоначалу, ни на Сицилии, куда он перебрался потом, такие приступы не повторялись — закружится на мгновение голова — и все. А тут похоже организм решил напомнить о себе…

Власть…

Власть — это не ноша и не привилегия и не ярмо. Власть — это тяжелый наркотик, от которого невозможно отвыкнуть. Сэр Джеффри Ровен познал это в полной мере.

Он ведь пытался. Честно пытался все забыть. Как-то раз он целый месяц не включал компьютер — пытаясь с мясом, с кровью вырвать из себя ту жизнь, которой он раньше жил. И выдержал месяц, потом еще несколько дней — а потом включил.

Потому что он был избранным.

Или приговоренным.

А верней всего — проклятым. Проклятым и обреченным на тайную власть. Он был обречен как паук ткать паутину для других людей — но разве сам паук не заложник своей паутины?

И когда его ученик приехал к нему и сделал предложение, от которого невозможно было отказаться — он и не отказался. Мог бы отказаться — бросить все, запутать следы и исчезнуть, раствориться подобно глубоководной рыбе в темных глубинах океана. Африка. Центральная или Латинская Америка. Даже Россия — там он запросто сошел бы за русского — навыки остались, знание языка и привычек есть.

Просто от власти невозможно никуда уйти. И от игр разведки — тоже, раз начав, ты уже никогда не остановишься. И если ты переродился, ты привык жить в глубине, под чудовищным давлением толщи воды — жить на поверхности ты уже не сможешь. Глубоководные рыбы у поверхности не выживают…

Когда отпустило, старик осмотрелся по сторонам. На белой пластиковой стенке туалета черным маркером было криво написано послание. Послание будущим поколениям…

Drugs, brutal sex, rock-n-roll.

Наркотики, жесткий секс, рок-н-ролл…

Старик нащупал лежащую на грязном полу газету, которую он выронил, развернул ее, поднес к глазам — очки ему были не нужны, очки он одолжил у Колина — они только с виду выглядели внушительно, на деле там стояли нормальные стекла.

Газетка называлась «The Irish Sun», ирландское солнце. Ответвление самого знаменитого таблоида [желтая пресса, газета с грязными слухами, сплетнями, непристойными фотографиями, скандалами. ] всех времен и народов — британской Sun. Тонкая пачка бумаги желтоватого цвета, на котором убористым шрифтом, с фотографиями, во всем омерзительных подробностях расписывались подробности всех скандалов, произошедших в Соединенном королевстве за неделю. Материалы были самыми разными — привидения в замках, измены в королевской семье, гомосексуальность одного из ведущих модельеров. Все это обсуждалось со всеми непристойными подробностями, часто — и с «фотографиями», большая часть которых была сляпана в Фотошопе. Была здесь и криминальная хроника.

Мандель подумал, что где-где — а в России такой газетенке точно не будет места. В Российской империи за клевету могли наказать публичной поркой — а тут в каждом номере ее было столько, что пороли бы всю редакцию…

Не все в Российской Империи было плохо.

Криминальной хронике было посвящено два листа. Старик бегло пробежался по броским заголовкам — как вам нравится, например: «Знаменитый грабитель банков изнасилован и убит сокамерниками» — и наконец нашел…

Чудовищная перестрелка в окрестностях Дублина. САС действует в Ирландии?

Информации в статье было мало — видимо Гарда засекретила все что только можно. Впрочем, Sun это никоим образом не смутило, как всегда недостаток информации они заменили слухами и домыслами. Единственно, что было понятно — убит один из высокопоставленных членов партии Шин-Фейн, перед смертью его пытали. Как, где, кем убит, удалось ли задержать, или хотя бы опознать преступников — ничего этого не было. Судя по тому, что скандал на межправительственном уровне до сих пор не разразился — задержать не удалось никого. Еще намекали на то, что при попытке задержать преступников потери — непонятно, то ли убитыми, то ли ранеными — понесла и Гарда. Как всегда — вранье.

Дальше шел обычный в этой газете бред. По словам корреспондента ему удалось проникнуть в самый центр специальных операций Великобритании — в казармы Герефорда (скорее всего это был один из баров в окрестностях Герефорда, где любят собираться спецназовцы), где он поговорил с кем-то из командования (скорее всего в этом баре он задавал слишком много вопросов, за что ему начистили морду и вышибли оттуда). И это командование строго неофициально признало, что операции в Ирландии действительно ведутся и целью их является ликвидация высшего командного состава ИРА. Эта операция пошла не совсем так, как это изначально планировалось, но оперативникам все же удалось выполнить задание и скрыться. Завершалась сия статейка патетическим призывом к парламенту создать комиссию по расследованию незаконных действий спецслужб (видимо, морду набили все-таки сильно)…

Конечно в этой статье было много домыслов — но были и крупицы истинной информации — статью, на сто процентов лживую не стала бы писать даже такая помойка как Sun.

Итак, что же там произошло?

Была перестрелка — скорее всего, была. Насчет потерь в Гарде это еще вопрос — но перестрелка была.

Избиение, пытки — скорее всего тоже, правда. Грею и Кроссу, вероятно, удалось захватить объект и получить от него некую информацию. Какую — непонятно, но полковник вполне мог и расколоться. Это когда ты стоишь и смотришь, а на глазах у тебя распинают или расчленяют человека — вот тогда ты крутой и сильный. А вот когда тебя захватывают в плен и пытают спецназовцы, обученные методам «проведения экспресс-допроса в полевых условиях», да еще эти спецназовцы успели соприкоснуться с тем, что происходит ежедневно в Белфасте, Дерри и других городах Северной Ирландии — вот тогда птицей запоешь. Соловьем певчим.

Скорее всего — полковник раскололся. Если даже не раскололся — все равно надо предполагать худшее. В разведке иначе нельзя.

А это значит — что и Грей и Кросс знают куратора полковника. Доказать они это не могут — полковник мертв, «пересмешника» успел ликвидировать сам полковник, а им никто не поверит — но знать они знают.

Куратором у полковника был он сам — бывший глава СИС, сэр Джеффри Ровен, он же Джозеф Мандель… в общем человек с множеством лиц и имен. Самому на контакт с полковником по правилам проведения секретных разведывательных операций выходить не стоило — но и другого выхода не было. Полковник был личным агентом сэра Джеффри с давних времен и никому кроме своего куратора он бы не поверил. Если бы он послал к полковнику другого человека — потом пришлось бы убивать и его и не факт что это решило бы проблему — до своей смерти он мог проболтаться или оставить записи.

Значит — он раскрыт. Наполовину — но раскрыт. Если Грей или Кросс заговорят — будут проблемы. Конечно, им не поверят ни в полиции, ни в разведке — но если они догадаются пойти в ту же Sun и вывалить на стол все известное им дерьмо…

На операции можно будет ставить крест.

Сэру Джеффри была непонятна позиция Грея во всем этом дерьме. Грей был неизвестной, перевернутой вверх рубашкой картой. Молодой человек, аристократической крови, непонятно с чего пошедший служить в САС и добившийся там успехов. Когда они его вербовали — тот им поверил, и даже передал первый отчет — чрезвычайно полезный надо сказать. После чего — он прервал связь с куратором и теперь действует в паре с Кроссом, совершая преступления.

Его мотивация? Деньги? Смех. Желание узнать правду? Ну не глупо ли — хотя может быть.

Он что-то узнал?

Тоже может быть.

Знает ли он о том, что Кросс — действующий под прикрытием российский агент? Неужели знает? Неужели Кроссу удалось его перевербовать? Так быстро? Тогда «адепт стужи» еще более опасный противник, чем предполагал сэр Джеффри. Может, Кросс использует его втемную? Тоже может быть. Все может быть.

Как бы то ни было — младший баронет Грей, карта, положенная на зеленый стол кверху рубашкой, человек, обладающий смертельно опасной информацией — из полезного агента в одночасье превратился в нешуточную угрозу. Которую надо устранить любой ценой и как можно быстрее. Тем более — дело сделано, «адепт стужи» идентифицирован.

Теперь сам констебль Александр Кросс. Он же, судя по всему старший лейтенант (хотя наверняка у него теперь более высокое звание) российского флота Александр Воронцов. «Адепт Стужи»…

Снайпер русского морфлота, действовавший в Бейруте. Сэр Джеффри знал, что для реализации операции в Бейруте собирали группу специалистов, раньше имевших отношение к службе, но теперь находящихся в отставке. Птиц вольного полета. Вообще-то изначально была мысль не привлекать к активным операциям на российской территории вообще ни одного британского гражданина, находящегося на службе ее Величеству — но потом поняли, что столько частников просто не набрать и от этой идеи отказались. Кстати зря.

Сэр Джеффри верил Бухгалтеру. Бухгалтер был одним из тех людей, которым он верил — в разумных пределах, конечно, но верил. Если Бухгалтер сказал, что опознал русского — значит, так оно и есть.

И что теперь совсем этим делать?

Операцию останавливать уже нельзя — разогнавшийся под откос поезд нельзя остановить — сметет, сомнет. Теперь нужно запускать второй этап, по плану, как и договаривались. Лучший способ не допустить неожиданных неприятностей — действовать по плану, как и договорились.

Но самое главное — появлялось дополнительное задание. Задача, которую сэр Джеффри планировал на более позднее время — он не ожидал, что удастся так быстро и так неожиданно установить «адепта стужи».

Нужно ликвидировать баронета Грея. И как можно быстрее, пока он не придумал, что делать с полученной информацией.

С этой мыслью сэр Джеффри встал с неудобного стульчака, придирчиво оглядел костюм, не испачкался ли. Газету он бросил в туалете — такой прессе в туалете как раз самое место.

 

02 августа 1996 года Лондон, Великобритания Штаб-квартира SIS Воксхол-Кросс

Штаб-квартира специальной разведывательной службы представляет собой большое, серое, угловое здание у самой реки, на улице Воксхол-Кросс, рядом с одноименным мостом через Темзу. Здание это, в отличие от «песчаного дома» контрразведки, старое и оттого постоянно нуждается в ремонте. Его перестраивали и ремонтировали такое количество раз, что заблудиться в переплетении коридоров может даже опытный, не раз здесь бывавший человек, а сами кабинеты расположены почти бессистемно. Примерно до шестидесятых годов вообще считалось, что это здание относится к министерству иностранных дел и про истинное его назначение никто не знает. Но потом узнали, что все лондонские таксисты знают это место как «шпионский дом» — и необходимость в какой-либо маскировке отпала.

Сэр Джеффри Ровен вышел из черного лондонского такси-кэба у самого подъезда — в Лондоне на такси предпочитали ездить многие, места для парковки машин было мало, а парковка была дорогим удовольствием. Бросил таксисту несколько серебряных монет, взбежал на короткой лестнице к подъезду — всегда, когда он появлялся в штаб-квартире SIS, он чувствовал себя помолодевшим лет на десять.

На дверях стоял конечно же Гарри. Гарри, здоровяк из САС, тяжело раненый во время последнего мятежа на территориях и категорически не желавший уходить из армии, ему подыскали такое место службы, и он нес караул на этом посту вот уже без малого два десятка лет. Увидев бывшего начальника службы, Гарри расплылся в улыбке.

— Сэр…

Сэр Джеффри продемонстрировал ему временный пропуск, ибо порядок есть порядок.

— Сэр Колин у себя?

— Да, у себя… Вас проводить, сэр?

В службе всегда наготове были несколько провожатых — из практикантов. Иногда они сами плутали в лабиринтах шпионского дома.

— Нет, спасибо.

— На третьем этаже теперь поставили стену, сэр. Прямого хода там теперь нет.

— Я учту…

Здесь его по-прежнему любили…

Сэр Колин сидел в своем кабинете — не самом просторном и не самом удобном, на самом верхнем этаже — на антресолях, как здесь говорили по аналогии с дворцами. На столе вкусно курилась белым дымком трубка — а сам он держал в руках и внимательно читал чье-то личное дело.

Выглядел он с виду как обычно — но сэр Джеффри был очень проницательным человеком, и послужив священником на Сицилии проницательности этой не утратил. На лице его давнего друга и преемника в кресле главы СИС ничего не выражалось — но он понял, что душевное состояние главы СИС далеко от нормального.

— Преторианец вышел на связь?

— Вышел… — вздохнул сэр Колин — и кажется, с первого же выстрела он попал точно в яблочко. Его прикрепили к некоему констеблю Кроссу, Александру Кроссу. Особый отдел полиции. Я запросил его досье сразу после того, как Преторианец передал свое сообщение. И чем больше я читаю это досье — тем больше вопросов у меня возникает…

— Разреши?

Сэр Колин закрыл папку, подтолкнул ее по столу к гостю. Сэр Джеффри открыл папку, пробежался взглядом. Сирота… военное училище… специальные лодочные силы… плен. Операция в Бейруте…

Бейрут!

Все становилось на свои места.

— Это он и есть — заявил сэр Джеффри, закрывая папку и возвращая ее хозяину.

— Почему? Он прошел две стандартные контрразведывательные проверки. Ни одна ничего не показала. Я подозреваю, что это один из связников адепта.

— Нет. Это сам адепт. И я даже знаю его имя. Это князь Александр Воронцов.

— Что?!

— Он самый. Его опознали.

Сэр Колин снова открыл папку, всмотрелся. Удивительно — но ни одной мало-мальски надежной фотографии Воронцова британской разведке достать не удалось — несмотря на то, что в событиях в Бейруте он играл весьма активную роль. Последняя фотография была изготовлена специалистами Службы, на основе фотографии из личного дела, еще времен Санкт-петербургского Нахимовского. Стопроцентно достоверной эта фотография считаться не могла, потому что ее возраст был без малого десять лет.

— Кто его опознал?

— Ты знаешь кто. Сегодня я с ним встречался.

Сэр Колин раздраженно отмахнулся, показывая, что не хочет ничего об этом знать — и сэру Джеффри это сказало многое. Многое — если не все.

Работая в разведывательной структуре очень важно верить в то что ты делаешь, причем верить искренне. Разведка — дело грязное и подлое, примеров этому — масса. Например — резидент в какой-либо стране, прожил больше десяти лет, обжился. Очень часто такие резиденты заводят местную жену и детей — Служба это поощряет, потому что так меньше шансов, что резидента раскроют. Но рано или поздно резидента приходится отзывать. И вот тогда то возникает очень серьезная проблема — за время работы страна, против которой резидент работал становится ему родиной, а его действительная родина, на которую он работал — заграницей. В стране пребывания у него есть жена и дети, иногда есть налаженный бизнес — и зачем ему возвращаться? Он может не только не вернуться — он может обратиться в контрразведку страны пребывания, провалить всю агентурную сеть, ему известную и начать работать на другой стороне. В этом случае обычно принимается решение о ликвидации самого резидента, его жены и детей, для этого посылаются чистильщики, которые и исполняют приговор. Это на самом деле так, чистильщики в основном нужны для того, чтобы убирать своих же, оступившихся. Как, нормально? Представьте, что решение придется принимать вам. Нормально спать будете, отдав приказ убить целую семью?

Для полноты картины надо сказать, что такое бывает крайне редко, почти никогда не бывает — но каждый резидент знает, что попытка предательства приведет к гибели его семьи. Это удерживает от необдуманных поступков. Но в этом есть и другая сторона медали — а как чувствуют себя те, кто отдает такие приказы? Приказы убивать, похищать, лгать, любой ценой добывать информацию.

Поэтому, у таких людей возникает и развивается двойственная мораль, понятия «хорошо» и «плохо» меняются местами. Есть горькая шутка на эту тему «закрой глаза и подумай о Родине». У таких людей есть искренняя, непреклонная вера в то, что все то подлое, злое, грешное, что они делают — это на самом деле хорошо, потому что это делается ради Родины.

Но выдерживают не все. Некоторые ломаются, понятие «добро» и «зло» у них встают на те места, где они и должны быть и люди перестают верить. Они перестают верить в высший смысл творимого ими зла. Да, они могут и дальше творить зло — но они четко осознают для себя, что то что они делают — это не добро, это зло. А за осознанием того что творишь зло следует либо раскаяние либо самоубийство — такова человеческая природа.

И сегодня, здесь и сейчас сэр Джеффри окончательно убедился, что сэр Колин не просто на грани — что он окончательно сломался и перестал видеть высший смысл творимого ими зла. А это значило — что нужно что-то делать. И срочно…

Но сэр Джеффри ничем не выдал своего открытия….

— Известный тебе человек встречался с Воронцовым в Бейруте. И он же увидел его в Ирландии, рядом с последним возможным источником утечки информации по последним событиям.

— Источник зачищен?

— Да. Но Воронцов и Преторианец были рядом с ним какое-то время. Полковник мог им все рассказать…

Сэр Колин помрачнел.

— Мог или рассказал?

— Раз мог — значит, рассказал, ты знаешь правила не хуже меня. Теперь нам придется считать возможными источниками утечки и Воронцова, он же Кросс и Преторианца. При этом, Воронцов нам обязательно нужен живым, Преторианца же следует убрать как можно быстрее. Приказ зачистить концы можешь отдать только ты.

— А если Воронцов успеет сдать информацию?

— Да кто же ему поверит? Он же русский агент.

Желтая пресса поверит… А если начнется скандал, если репортеры начнут копать — что-то все равно надо будет предпринимать.

— Лучше временно снять с тренировок нашего дублера и направить на зачистку концов его. Он служил вместе с Преторианцем, знает его повадки. Преторианец не будет ждать подвоха от своего сослуживца по полку — подсказал решение сэр Джеффри.

— Как Воронцов прошел контрразведывательную проверку? Получается, его подменили во время плена? — ушел от принятия немедленного решения по Преторианцу сэр Колин и сэр Джеффри еще раз убедился в своей оценке его состояния.

— Как? Да очень просто. Обычная наша проблема — за бумагами не видим сути. Я не уверен, что у него даже сняли отпечатки пальцев при возвращении из плена.

— Но как русские послали своего человека нам, не обеспечив прикрытие? Как они сумели так подобрать двойника? Ведь простейшая процедура снятия отпечатков и…

— Ты не послал группу в Белфаст добыть отпечатки Кросса?

— Нет.

— И не посылай. Они совпадут с теми, что есть в личном деле, в этом можно не сомневаться. Армейские архивы, где хранятся личные дела, даже тех, кто служит в войсках специального назначения — это проходной двор, контрразведывательный режим там никакой. Они просто подменили данные личного дела вот и все. В плен к ним попали больше сотни наших офицеров, они просто сравнили их данные с данными своих людей — и подобрали совпадающие кандидатуры. Получилось, что одной из таких кандидатур оказался Воронцов. Как его вычислить? Флот? Так он тоже служил на флоте, причем в таких же частях, как и наша специальная лодочная служба. В службе в таких частях много общего. Бейрут? Они оба там были, тут на несовпадениях не поймаешь. Внешность? Для этого и был подбор — подбирали людей примерно со схожей внешностью, благо у нашего флота и у русского флота требования при подборе личного состава одинаковые почти. Биография? Обычная биография, заучить несложно, родственников нет и опознавать некому. К тому же после Бейрута он уводился с военной службы, какой смысл проверять его серьезно? Никакого. А при поступлении в полицию идет проверка прежде всего на благонадежность и связи с экстремистами, с ИРА — полиция боится проникновения в своим ряды не русских агентов, а осведомителей и боевиков ИРА. Вот так он и оказался в полиции. А дальше… через полгода его стали воспринимать как своего, никто уже и подумать не мог. Вот и все. Настоящий же Кросс в лучшем случае убит.

— В лучшем?

— В худшем он жив и консультирует русских. А знает он много — по крайней мере, по специальной лодочной службе. Совсем не хотелось бы, чтобы русские подводные диверсанты в деталях знали тактику наших подводных диверсантов.

— Хорошо… — сэр Колин закрыл лежащую перед ним папку — я отдам соответствующие распоряжения. Скорее всего, он вернется в Белфаст, по крайней мере, на какое-то время.

— Я тоже так думаю. Только Кросса пусть берут живым, обязательно живым — напомнил сэр Джеффри — а если не будет такой возможности, то лучше пусть отпустят. Потом его возьмем официально, силами полиции.

 

05 августа 1996 года Белфаст, Северная Ирландия

Младший баронет Дориан Грей происходил из старого и почтенного семейства Греев, чьи корни терялись в далеких веках. По преданиям, предки Греев пришли на британскую землю вместе с римлянами еще в те далекие времена, когда существовала Римская империя. Барон Томас Грей был одним из тех, кто воевал с Кромвелем, с республиканцами, чудом остался жив. Барон Хьюго Грей был одним из самых близких друзей короля Якова. После этого мужчины рода Греев в политику и в управление государством старались не лезть, и большое значение придавали воинской службе. В период расцвета великой и единственной империи, над которой никогда не заходит солнце — Великобритании эпохи Елизаветы — в армии Великобритании служили сразу пятеро Греев, причем ни один из них не был в звании ниже майора Тонкая алая линия мундиров, опоясывающая границы империи, отделяющая цивилизацию от варварства — это было про них. Тогда же они приобрели два громадных поместья — одно, индийское, принадлежало им и сейчас, другое, расположенное там, где сейчас была Бурская конфедерация — они навсегда потеряли.

Во время страшной мировой войны младший баронет Дориан Грей потерял четверых своих прадедов. Один из них геройски пал в жестоком бою в пригородах Багдада, пытаясь остановить идущую на штурм города армию генерала Корнилова. Второй погиб в морской пучине — крейсер Бэрхэм, на котором он шел, был подло торпедирован из-под воды германской подводной лодкой. Третий пал в бывшей Родезии от рук буров, решивших, что настал подходящий момент рассчитаться за англо-бурскую войну начала века. Четвертый пал в бою под эль-Аламейном, разорванный на части германским снарядом.

Несмотря на все это, баронет Дориан Грей вырос без особой ненависти к Российской империи или к Священной римской империи германской нации, как и большинство его сверстников. Это старшие поколения всегда поднимали первый тост «за реванш», у молодежи же были другие заботы и дела. Синематограф, особенно голливудский, прямиком из североамериканской столицы грез. Рок-н-ролл, новый музыкальный стиль, родившийся в старой доброй Британии и завоевавший весь мир без единого выстрела — дошло до того, что под рок-н-ролл «отрывались» и «клубились» и в Царском Селе в России после официальных балов. Но, как и его прадеды, деды и отцы у Дориана не было ни тени сомнения относительно того, чем ему заниматься в жизни. Армия и только армия. Отслужив два года в полку герцога Йоркского, он подал документы на вступительный курс САС — и на удивление его прошел. Инструкторами САС были люди в основном из рабочих предместий, к отпрыску аристократического семейства они испытывали вполне понятные чувства — но сломать им его так и не удалось. В Дориане Грее было то же, что было в его дедах и прадедах, но не было у большинства людей — несгибаемый, стальной стержень внутри, позволяющий переносить все что угодно — издевательства инструкторов, два дня подряд без сна, бег в промокшей насквозь форме по холмам Брекон-хиллс со здоровенным бревном на плече. Он прошел все — и стал САСовцем, а потом — и командиром патруля, одного из лучших в полку.

Словом, Дориан Грей был тем солдатом, который пригодился бы в любой армии — русской, римской, североамериканской. Он был отличным солдатом — но он не был разведчиком.

Сэр Джеффри, который выбрал его из многих, и у которого не было иного выхода — он не мог отправить на задание кого-то из Секретной разведывательной службы или из Пагоды — перед отправкой Дориана Грея на задание проинструктировал его относительно того, с чем ему предстоит столкнуться. И вот во время этого инструктажа он допустил ошибку — маленькую, почти незаметную. Но эта ошибка стала именно той маленькой соломинкой на чаше гигантских весов истории, которая и решила в итоге все. Собственно говоря, история эта хорошо доказывает — в разведке мелочей нет, любая неучтенная мелочь может привести к провалу.

Ставя лейтенанту Грею задачу, сэр Джеффри охарактеризовал противника как «агента русских» — и счел что этого вполне достаточно. Но «агент русских» — это понятие может иметь два толкования. Либо это британец завербованный русскими и теперь предающий свою Родину. Либо это русский офицер-нелегал, въехавший в Британию незаконно и действующий, выдавая себя за британца. Согласитесь, разница весьма существенная. А раз Грею этого не объяснили — он понял «агент русских» как «британец-предатель, работающий на русских». Он уже давно догадался, что с его напарником что-то неладно — больше просто никто не подходил так полно под портрет возможного «русского агента», нарисованный сэром Джеффри. Если бы он подозревал, что его напарник может быть русским — сдал бы без колебаний. Но — видя, как действует напарник, как он ни на жизнь а на смерть воюет с ИРА, не останавливаясь перед тем, чтобы нарушить закон… лейтенант Грей просто не мог поверить в то, что констебль Александр Кросс — предатель. Ну не может быть такой человек предателем, предатели поступают совершенно по-другому, предатели совсем другие. Если бы Грей служил не в армии, а в секретной разведывательной службе — он бы знал, что предатели бывают именно такие, что предателями всегда бывают люди, которым ты доверяешь и которых ни в чем не подозреваешь — короче говоря, там бы он набрался здорового цинизма и знания темных сторон жизни. Но Грей в разведке не служил — он служил в армии, а там нравы были совершенно другие. И каждый раз, когда он собирался выйти на связь и доложить о своих подозрениях — происходило нечто такое, отчего его подозрения усиливались. И он молчал.

Но на обратном пути в Белфаст он все-таки решился. Он получил приказ и должен его выполнить. Не выполнить приказ — такое просто недопустимо, особенно для кадрового военного, не выполнив приказ, он опозорит весь свой род до девятого колена. В конце концов, он просто сообщит о своих подозрениях — а там пусть решают, проверяют, или что там должна делать контрразведка. Он хорошо выполнит свою работу — а они пусть выполняют свою.

Но лейтенант Дориан Грей ошибался и сильно. Все-таки он не только не был разведчиком — но и не имел никакого таланта к разведке. Он то думал, что его напарник, а временно и командир ничего не знает о его подозрениях. В то время как его командир уже давно все понял…

— Что думаешь, босс?

Если бы самому мне это понимать. Мысли дерьмовые. Последняя нить оборвалась, полковник мертв, а мертвые — не говорят. И что теперь? Электрик мертв. Полковник мертв. Хорошо — хоть сами ноги унесли. И что обо всем об этом дерьме думать?

— Ни хрена хорошего….

Когда я начал подозревать? Да сразу же и начал. Есть одно правило, хорошее надо сказать правило, те кто его знает, и не просто знает — а усвоил, в спинной мозг у них оно вбито — те обычно остаются в живых.

ЕСЛИ ЕСТЬ СОМНЕНИЯ — СОМНЕНИЙ НЕТ!

Вот так. Живи по такому принципу, предполагай худшее — и останешься в живых. Есть и еще одно мудрое высказывание, принадлежащее Уильяму Блэйку: дорога крайностей приведет к храму мудрости.

Короче говоря, если на твоем жизненному пути вдруг попадается парочка, причем один похож на аналитика, а другой на ликвидатора — жди беды.

Грея я бы убрал еще там, в Ирландии — но мне не давал покоя один вопрос, и пока я не находил на него ответа — активных действий предпринимать было нельзя.

Если Грей чистильщик, посланный для того, чтобы зачистить концы в этом грязном деле с бомбардировкой Лондона — причем тут снайпер? Хорошо, как снайпер вышел на нас, я знаю — Грей его и навел. Иного объяснения нет, о том, куда и зачем мы направляемся, знали только двое — я и он. Если я никому об этом говорил, но снайпер нас все-таки нашел — значит, Грей и навел его на нас. Проще простого.

Оставался вопрос — зачем?

При чем здесь снайпер? Если Грей — чистильщик — неужели он сам не мог выполнить эту работу? Исполнить полковника, заодно и меня, а потом спокойно уйти, явиться к начальству, доложить о выполнении приказа. Для чего нужен был снайпер, для чего усложнять, ведь общеизвестно же — чем меньше звеньев в операции, чем она проще — тем меньше риск провала, тем меньше риск утечки информации?

Снайпер был контролером? Начальство не доверяет Грею и послало следом за ним контролера?

А почему тогда они вообще послали на такое задание человека, которому они не могут доверять?

Объяснение оставалось только одно. Грей сам не знал о контролере, начальство вело с ним двойную игру. Возможно, он был послан для того, чтобы зачистить концы, но по какой то причине этого не сделал — просто не успел сделать или не захотел. И следом послали контролера — для того, чтобы убрать его после того, как он выполнит работу. Контролер, скорее всего, знал об операции куда больше чем Грей, и увидев нас рядом с полковником, сделал выстрел сразу, как только ему представилась возможность.

И опять не получается… Если судить по тому что произошло, у контролера приоритетной целью был полковник. Ни я и не Грей — а именно полковник. Почему — если его должен убрать Грей. Ведь контролер — это живое приложение к винтовке, он исполняет приказы и не более того. Если он убрал полковника — значит, приказ у него был убрать именно полковника. Не мог же кто-то из организаторов операции сам взять винтовку и отправиться на охоту?

Не сходится ничего. Значит и действовать пока нельзя — можно только следить и пытаться понять. Если с Греем ведут двойную игру — шанс перетянуть его на свою сторону есть. Не стопроцентный — но есть. Благо время тоже еще есть — хоть немного но есть…

Город Грей не знал — верней, знал но плохо, на уровне среднего туриста. А еще — он плохо знал местную настенную живопись, позволяющую разбираться, где какие кварталы и не соваться туда куда не стоит соваться. На самом деле, разобраться где какие кварталы в Белфасте весьма просто — нужно посмотреть на стены и на то что там написано. Если «One man, one vote» или «No discrimination» [Один человек, один голос, Нет дискриминации] — значит, ты в католическом квартале и нужно уносить отсюда ноги, пока его обитатели не разобрались что к чему. Если же «Not an inch» или «No pope here» [Ни дюйма! Нет папе здесь] — значит ты среди протестантов, они же лоялисты. Тут нужно просто соблюдать осторожность и ни во что не ввязываться.

Как бы то ни было — выйдя с территории порта, Грей направил свои стопы в поисках места, откуда можно позвонить, по пути несколько раз проверился, никого не заметил. И судьба занесла его не куда-нибудь — а в Фоллс, один из самых опасных рассадников терроризма, расположенный недалеко от порта. Квартал этот был со всех сторон окружен кварталами, в которых преимущественно проживали протестанты — поэтому народ в квартале был боевой, а дружина самообороны — одна из самых опасных и хорошо вооруженных во всем Белфасте.

Грей в последний раз проверился, нырнул в кабак, предварительно запомнив его название — у тетушки Молли. На вывеске и вправду была нарисована женщина, седая и улыбчивая с кружками пива в руках. Он решил что это — хорошее место.

В баре было полно народа — в Белфасте работы мало, поэтому в барах всегда много народа, в любой час и в любой день, неважно будний или выходной. Протолкавшись к телефонным кабинкам в глубине прокуренного, темноватого помещения — кабинки эти один в один повторяли знаменитую красную лондонскую телефонную будку — Грей бросил несколько пенсов в аппарат, набрал по памяти номер…

Ждать пришлось долго — его предупредили что номер ответит только после десятого гудка — но в конце концов трубку взяли. Голос показался Грею смутно знакомым.

— Преторианец — произнес в трубку он.

— Вы где? — мгновенно среагировала трубка — … э… тут вывеска… У тетушки Молли… Я не мог выйти на связь…

— Где!???

— Тетушка Молли.

— Черт… Мы сейчас приедем. Держитесь!

Трубка загудела гудками отбоя….

Недоумевая в чем дело, Грей положил трубку, вышел из кабины — и наткнулся на трех здоровяков, преграждающих ему путь. И вот тут то он понял — как сильно попал.

Незнакомцы разглядывали его так же, как они разглядывали бы к примеру свалившуюся в суп муху…

— Клянусь задницей Папы, Гордон, это же поросенок… — наконец проговорил один.

— Совсем эти поросята оборзели… — раздалось из зала, где вдруг установилась необычная для питейного заведения тишина. Мертвая тишина.

Грей отступил назад, чтобы прикрыть свою спину…

— Давайте разойдемся… — начал он, но его перебили.

— Слушай, Гордон, давненько я что-то не слыхал Шон Ван Вахт. [Шон Ван Вахт — название ирландской революционной песни 1798 года, означающее «Старушка», одно из аллегорических названий Ирландии. ] Может быть, поросенок нам это споет?

— Нет… Ему наверное больше нравится «Я родился под Юнион Джеком», не так ли, поросеночек…

— Я родился под Юнион Джеком, и под Юнион Джеком умру… — затянул кто-то в зале глумливый перефраз песни, немилосердно при этом фальшивя.

Несмотря на то, что пистолет у Грея был — он даже не подумал его доставать. У посетителей этого бара также есть оружие, причем не только пистолеты — это к гадалке не ходи. У хозяина сего славного заведения, как это принято здесь, наверное, есть обрез. Пока что это было назревающей дракой — и переводить это дело в назревающую перестрелку не стоило…

Нападение началось неожиданно — но Дориан был к тому готов. Кто-то из посетителей бросил камень — господи, откуда они камень то тут взяли… Камень с грохотом врезался в стекло одной из телефонных кабинок, послышался громкий негодующий вопль хозяина — и Грей ринулся вперед.

В САС рукопашному бою в отличие от стрельбы учили слабо — но Грей все-таки кое-что в этом понимал. Самое главное — не останавливаться, пробиваться в выходу, отмахиваться от ударом и не дать себя оглушить ударом по голове или остановить какими либо другим способом. Упал — значит покойник.

Одного из здоровяков Грей сбил с ног, ему показалось, на какой то момент что он натолкнулся на стену — но стена начала валиться подобно срубленному под корень дереву. Он отмахнулся правой, левой прикрыл голову и вовремя — кто-то сильно ударил по руке чем-то, наподобие кастета Он ударил кого-то, сам не понял кого, сделал еще несколько шагов к выходу в этом разъяренном человеческом море — и тут кто- то ударил по затылку, с такой силой, что в глазах потемнело. Левая нога не нашла опоры — и он начал падать…

Вот теперь точно — кранты…

Он даже не понял сначала, что произошло. Просто впереди что-то громыхнуло, даже не громыхнуло… такой звук будто что-то рушится. И рев, приглушенный, похожий на работу дизельного двигателя.

— Назад! Назад! К стене! Руки на стенку!

Грей перевернулся на спину. Все болело, в голове словно бухал паровой молот. Что-то текло по щеке.

— К стене! Сэр, его здесь нет.

— Искать! Искать черт возьми! Баронет Грей, где вы?!

— Сэр, кажется…

Кто-то присел над ним. В глазах плавали разноцветные круги.

— Вот он!

— Отойдите!

Знакомый голос…

— Грей… Вот ты где… Ты какого черта поперся сюда?

Чья то жесткая и сильная рука взяла его за предплечье.

— Давай, помогу…

Черт…

— Салливан… — вот кого Грей не ожидал здесь увидеть, так это Салливана — ты то что здесь делаешь?

— Я у тебя на прикрытии. Здесь уже пару дней. Меня прислали, как только с тобой оборвалась связь.

— Твою мать…

В голове немного прояснилось, Грей огляделся по сторонам. Кто-то лежал, кто-то стоял с руками на стене, несколько вооруженных винтовками солдат контролировали католиков. Бронеавтомобиль Хамбер проломил стену в самом начале штурма — вот что это был за треск. На фоне солдат, в камуфляже, с винтовками, выделялся капитан Салливан и еще двое, стоящие у вскрытой двери в кабак. Те двое были в штатском.

— Почему ты пропал со связи?

— Дела были…

К ним подошел один из солдат штурмовой группы, видимо старший, с погонами первого лейтенанта.

— Сэр, надо уходить. Здесь становится небезопасно. Еще минут десять — и сюда сбежится полквартала и нам станет так же горячо, как и чучелу Гая Фокса. [Гай Фокс — организовал заговор против короля Якова I и был за это четвертован 31 января 1605 года. Его чучело сжигают на костре в день Гая Фокса, теперь отмечаемый. Отсюда кстати пошло слово «guy», парень, повсеместно употребляемое в английском языке. ]

— Лейтенант, ты как? Идти сможешь?

— Я и воевать смогу….

— Тогда давай убираться отсюда. Здесь и впрямь становится небезопасно.

На улице и впрямь собралась немаленькая толпа, встретившая их появление воем и свистом. Миг — и рядом с ними шмякнулся об стену камень, только солдаты с винтовками и пулемет на бронетранспортере удерживали этих разъяренных людей от более активных действий…

— Сволочи…

Рядом с ними затормозил черный РейнджРовер, двое штатских уже загрузились в него, один за руль, другой — почему-то на заднее сидение.

— Давай помогу…

И вот тут бы и надо было задать себе вопрос — а с чего это о нем так заботятся. Но нет — не задал.

Лейтенанта Грея погрузили на заднее сидение РейнджРовера, капитан Салливан влез в машину последним — и таким образом, Грей оказался заблокированным с двух сторон — и снова не придал этому значения. А когда тот штатский, что был за рулем, перед тем как поехать, обернулся с баллончиком в руках — придавать значение чему бы то ни было, было уже слишком поздно.

Сознание возвращалось тяжело. Это больше было похоже на то, как ты гребешь в колодце, колодец узкий, а где то там, вверху — свет. И ты гребешь, гребешь изо всех сил, рвешься к этому свету — но он не приближается. Легкие горят огнем, мутится в голове — а над твоей головой все та же толща воды — стоячей, затхлой…

Грей пошевелился…

— Кажется, просыпается…

Боль усилилась, голова будто раскалывалась, что-то давило изнутри. Во рту был такой вкус, будто ударило током — соленый такой…

— Сэр, он просыпается…

— Вот и хорошо. Давай, лейтенант, вставай, не симулируй…

Грей открыл глаза, попытался сфокусировать зрение…

Салливан. Машина. Лимонный освежитель воздуха. Еще один — в штатском костюме, с бледным, каким то угловатым лицом…

Что происходит…

— Что за… — Грей попытался встать — и обнаружил, что его руки сковала стальная змея наручников…

— Салливан. Какого черта вы делаете?

— Убираем за собой — коротко ответил капитан — я вообще то против тебя ничего не имею. Служба такая…

— Какая ко всем чертям служба? Это же я, Грей.

— Вот именно. И ты, лейтенант пропал со связи, без каких либо причин. Согласись, это требует…

— Какого черта? У меня специальное задание.

— И у меня тоже. Мое касается тебя. А твое — кого?

— Черт… Мое… Какого хрена, Салливан, я перед тобой отчитываться не обязан. Сними с меня эту дрянь.

— Извини, не могу. Ты конечно молодец, нашел агента — но на этом твое задание заканчивается и начинается мое.

— Какого агента?

— Русского. Какого же еще. Александр Кросс, констебль особого отдела полиции Белфаста. Это твое задание.

— Да, но как ты…

— Догадайся…

И тут Грей понял… В числе прочего, САСовцев тестировали на сопротивляемость при допросе. Головокружение, медный привкус во рту — симптомы очень знакомые…

— Что ты мне вколол? Скополамин?

— Он самый. Согласись, сейчас жизнь стала намного проще. Один укол — и подозреваемый расскажет тебе все сам не надо его пытать, ломать… Здорово…

Грей молчал…

— Сэр, его… — заговорил один из «штатских».

— Я уеду. Больше мне делать здесь нечего. Дождитесь, пока ему не приспичит пописать У него в моче слишком большая концентрация этой дряни. Потом делайте — но под самоубийство. Мне доложите.

— Хорошо, сэр…

Капитан открыл дверь машины…

— А ты сука, Салливан…

Капитан остановился, повернулся к Грею, Подмигнул.

— И еще какая… Помнишь, я тебе говорил, что ответный матч за мной? Помнишь?

— Мы же с тобой служим в одном полку.

— Ну, извини. Тут уж ничего не поделаешь. Может, тебе стоило сообщить о русском агенте раньше, как ты думаешь?

Хлопнула дверь…

Несколько минут они сидели молча — Грей и эти двое. Потом тот, что сидел за рулем, обернулся.

— Пописать не желаешь? — как ни в чем не бывало спросил он.

— Не дождетесь… — огрызнулся Грей.

Водитель улыбнулся — как будто именно это он и ожидал услышать.

— Легче, парень…. У каждого своя работа.

— И какая же она у вас?

— Убирать за другими дерьмо. Этим тоже кто-то должен заниматься, иначе вокруг все будет пахнуть дерьмом. Вот мы этим и занимаемся. Меня кстати Ник зовут, а это вон тот парень, что все время молчит — он Виктор.

— Помолчал бы — лаконично сказал Виктор.

— Да брось, Вик… — тем же беззаботным тоном ответил Ник — парню скоро уже петь вон с теми пташками на небе, что же с того, что он узнает наши имена.

— В таком случае сказал бы ему свое имя, но не упоминал мое!

— Все равно, он ничего никому не расскажет. Так ведь?

— Послушайте… — Грей старался найти нужные слова — Салливан псих. Скорее всего, и предатель…

— Странно. А он нам сказал о том, что предатель ты.

— Если он предатель — он и должен был так сказать. Я и в самом деле выполняю специальное задание. Если вы меня убьете — виселицы вам не избежать.

— Как страшно… — Ник закатил глаза — умираю со страха.

— Салливан вам лжет.

— Да? Но он все равно наш босс. Верней, наш босс совсем другой человек, но он вызвал нас и показал нам на того парня, который уехал и сказал, что он наш босс пока мы тебя не найдем, не допросим и не прикончим. Допрос любезно взял на себя этот парень нашел тебя тоже он — а мы сделаем все остальное. Только пожалуйста, ни о чем не проси и не умоляй.

Но Грей не собирался ни просить, ни умолять. Он думал, что делать….

Наручники… Без наручников он справился бы с этими клоунами за несколько секунд. Его учили открывать наручники — но для этого нужна иголка или изогнутая канцелярская скрепка. А еще нужно, чтобы эти два урода не пялились на него как туристы на экспонат в музее мадам Тюссо. Увы — ни иголки, ни скрепки у него не было, и хотя бы один из этих двоих постоянно пялился на него.

— Послушай, парень… Не осложняй жизнь ни себе ни нам. Обещаю, все будет быстро, ты даже не почувствуешь ничего. Если хочешь, у нас есть горячий кофе в термосе.

Бежать? Машина стоит где-то, непонятно где, скорее всего это площадка для отдыха, какие есть около каждой автострады. Странно, почему нет ни одной машины. И сидят суки так, что один перекрывает своим телом ему выход на стоянку. Да… Не сорвешься…

— Парни, вы делаете большую глупость.

— Это мы уже слышали…

Если они выведут его в туалет, то как…

— Ты, наверное, думаешь о том, как смыться. Можешь не стараться, мы знаем, кто ты и наручники с тебя не снимем. Когда ты пойдешь поссать — мы с тебя сами штаны снимем. Так что не осложняй жизнь ни себе, ни… черт, а это еще кто…

Развязка наступила быстро. На стоянку не должна была въехать ни одна машина — потому что они поставили на въезде небольшой заборчик со знаками «ремонтные работы» и «стоп». Но машина, тем не менее, заехала — какой то черный североамериканский внедорожник. И затормозила — рядом. К этому они не были готовы, они до этого не работали в Северной Ирландии и не знали, как надо реагировать в подобных ситуациях. Ник еще успел заметить, что все стекла в дверях внедорожника опущены до самого низа — но понять, что этот значит, он не успел. Водитель заехавшего на стоянку внедорожника, бросив руль, уже целился в них из автомата Калашникова с толстым набалдашником глушителя на конце ствола — прямо из салона, с места водителя. Прежде чем Ник успел дотянуться до своего оружия, скрытого пиджаком — смотрящий в его сторону автоматный ствол плюнул огнем.

Он даже не понял, что произошло. Визг тормозов и странно дернулся тот молчаливый «штатский» что сидел между ним и свободой — а потом по машине словно ударил град, посыпались стекла и что-то горячее, липкое хлестнуло потоком ему в лицо…

Это каким же надо быть придурком, чтобы пойти в католический квартал, в один из самых опасных — и там зайти в бар. Воистину — учишься только когда кушаешь… неприятности большой ложкой…

Там же в порту я угнал машину. Хотите знать где? Около порта есть стоянка, там оставляют машины те, кто уходит в плаванье на яхте. Машины дорогие, а охраняет стоянку один сторож, который тоже человек и тоже иногда отлучается покушать или по своим делам. Вот так я обзавелся приличным североамериканским внедорожником — североамериканские машины вскрыть легче.

Пока обзаводился — едва не потерял Грея. Благо маячок, который я умудрился на него прилепить, работает в радиусе километра и ловится на обычный радиоприемник. Маячок я списал в числе прочего после одной полицейской операции — покажите мне полицейского, который так не делает. Правда обычно бензин списывают и командировочные — а я вот это списал. Техника старая, в четырнадцатом разведуправлении на нее без слез бы не взглянули — зато надежная. Вот так я за Греем, проявляя максимум изобретательности — ведь он шел, а я ехал — и добрался до квартала Фоллс.

Стоять там, да еще напротив бара — верный способ привлечь к себе внимание — поэтому я начал кататься по окрестностям в пределах того же самого километра. Заодно похвалил свой выбор — подвеска неубиваемая, мягкая, в Белфасте это как нигде важно. [В Белфасте есть совершенно уникальные лежачие полицейские — просто в дороге копают канаву и в нее заделывают обычную трубу. Сначала просто трубу делали — но потом, как только ИРА сообразило, что в эту трубу легко подложить фугас, трубу эту начали заливать бетоном. Трубы эти делаются перед полицейскими участками, общественными зданиями и прочими уязвимыми местами — чтобы нельзя было из проносящейся на скорости машины обстрелять объект или кинуть гранату. А потом и торговцы стали перед своими лавками и магазинами такие же трубы закапывать — чтобы не стреляли по прохожим и покупателям. Можете себе представить, во что превратились в Белфасте дороги со временем. ]

Так вот, катаясь, я наблюдал и героический штурм паба католиков, и бронетранспортер таранящий стену и все остальное. А потом — поехал следом за РейнджРовером, заподозрив неладное.

Потом я остановил свой внедорожник метрах в пятистах после «закрытой» площадки для отдыха — и имел честь наблюдать, что там происходило. Не все, конечно понял — но кое что понял. Трое — это было слишком много, тем более один из них, из тех, кто забрал Грея, явно в перестрелке сопли жевать бы не стал. И вот когда он уехал — вот тут-то я и решил действовать. Благо положить в салон автомат, который ехал в багажнике — много времени это не заняло…

Чья-то рука открыла дверь, сильным рывком вытащила из салона труп одного из «штатских». Бело-красная жижа висела на стеклах машины, там где они еще не были выбиты, пахло просто отвратительно. Даже на лобовом стекле был след от отрикошетившей пули.

— Черт, вылезай. Воняет здесь…

Дориан сразу даже не понял, кто обращается к нему.

— Ты…

— Я. Всего лишь я. Вылезай давай, сидишь как будто тебя по башке двинули. Давай!

С трудом лейтенант Грей выбрался из изрешеченной машины, привалился к ней, стараясь унять головокружение. Сотрясение мозга в сочетании с инъекцией скополамина — не лучший коктейль для самочувствия. Даже подготовка бойца САС, с которыми и не такое происходило, не помогала — лейтенант находился в странном полуоцепенении, не совсем понимая даже где он и что с ним происходит.

Кросс тем временем быстро обшарил того, кого он вытащил из машины, и даже ухитрился не заляпаться кровью и мозгами при этом. Из кобуры он вытащил Веблей с глушителем, понимающе хмыкнул. Такую дуру — с ужасной развесовкой, крупногабаритную с малой емкостью магазина могли носить только те, кому она была выдана со склада. Те, кто покупал оружие за свои деньги, предпочитали Браунинги или итальянские Пьетро Беретта — но никак не Веблеи.

— На вытрись! Твою рожу можно снимать в фильме ужасов. — Кросс протянул носовой платок. Дориан машинально взял его, начал вытирать лицо, глядя как белая ткань платка украшается бурыми разводами.

Кросс тем временем затолкал убитого обратно в машину, захлопнул дверцу чтобы не привлекать внимания. Опустило стекла в машине — чтобы не было видно пулевых отверстий на них. Обыскал того, кто сидел за рулем — у него был тоже Уэбли — но маленький, карманный, калибра 6,35.

— Я…

— Потом разберемся. Поехали, нужно свалить из города, пока нас не стали искать. И вытри лицо как следует!

 

Начало кошмара… 03 августа 1996 года Лондон, Великобритания Риджент парк

Утро. Свежая зелень травы, бриллианты капель на восковой поверхности листа. Бегуны в самых разных одеждах — шорты и майки, это по-американски, более закрытые, обтягивающие костюмы для бега — это уже британцы. Прикорнувший в тени на скамейке бездомный — они попадались и здесь, в одном из самых закрытых парков Лондона, каким то образом пробирались мимо смотрителей. Девушка — совсем молоденькая с мольбертом, выбравшаяся на пленер.

Кошмар должен был начаться здесь и сейчас, в это тихое и не по-лондонски солнечное утро. Никто из жителей этого города, только начинавших отходить от ужаса артиллерийского обстрела города, только начавших отмякать душами и улыбаться встречным прохожим на улице — никто и представить себе не мог, что может случиться нечто более страшное.

Но Великобритания сама открыла ящик Пандоры четыре года тому назад. Времена изменились — хотя мало кто это пока замечал. А в этом новом времени, жестоком и чужом, не было такого кошмара. Который не мог бы воплотиться в реальность…

Все возвращается…

Он проник в парк ночью, выбрав для проникновении тихое и плохо освещенное место на Принц Альберт Роуд. В том месте, где он проник в парк, не было ни одной камеры наружного наблюдения. Камеры по ночам все равно не работали — но он никогда не рисковал.

Он не рисковал никогда и ни в чем. Именно поэтому, его данных — ни истинных, ни вымышленных нельзя было найти ни в одной регистрационной книге лондонских отелей, мотелей и прочих странноприимных мест. Для этого дела он заранее, еще до того, как отправляться в Ирландию снял шесть коттеджей — все под разными именами и с разной внешностью — а три из них вообще по Интернету, благо такая возможность была. Все три располагались в непосредственной близости от двадцать пятой, кольцевой дороги — так что он мог свободно перемещаться, въезжать и выезжать из города в любом направлении. В этих снятых коттеджах он жил, постоянно и бессистемно их меняя. Каждую ночь он ночевал в новом месте. Два коттеджа он избегал до поры до времени — оба ни на крайний случай. В обоих, на участке он спрятал на всякий случай оружие. Еще несколько пистолетов он спрятал в камерах хранения вокзалов и автобусных станций, арендовав их на длительный срок. Мало ли когда может понадобиться.

Еще у него были две машины. Одна — Вольво-универсал старой модели, уродливая и уныло-надежная, типичная машина для скромного конторского работника. Неприметная в потоке, неинтересная угонщикам, проблемная при перепродаже. Вторая — пошикарнее, темно-бордовый хэтчбек Форд-Эскорт, трехдверный. Не особо приметная машина — но с мощным мотором и отточенным управлением.

Обе эти машины были не арендованными, а купленными — он знал, что в числе первоочередных мер полиция начнет проверять арендованные машины. Машины и отели — и обе эти линии при проверке ничего не дадут.

Сейчас он спокойно ждал, держа в руках пистолет. Пистолет был из числа его любимых — Рюгер Амфибия 22, точное и совершенно бесшумное оружие. К пистолету он прикрепил гильзоулавиватель, а пуля, выпушенная из этого пистолета — мягкая свинцовая пуля двадцать второго калибра — при попадании в тело человека настолько деформируется, что установить, из какого конкретно пистолета она выпущена сложно, а определить, например рисунок нарезки ствола и вовсе невозможно. В человеческом теле пуля превращается просто в комок свинца. И ранения при этом наносит страшные.

Винтовку на сей раз он с собой брать не стал — слишком велика и слишком не подходит ее футляр к окружению. Здесь он будет скорее привлекать внимание. Один раз сойдет и пистолет.

Он сам не знал, чего ждал. Просто ждал. К сегодняшнему дню он приобрел такой опыт в своем искусстве, что в такие моменты он отключал разум и просто ждал. Ждал, пока кто-то невидимый скажет: «пора». И тогда — он не раздумывая, стрелял.

Девушка ему нравилась. Наивная такая. Интересно, что она рисует? Он ее еще не решил — будет ли он ее убивать — или нет. Наверное, все-таки нет. Нужен свидетель. Тот, кто сможет рассказать, что произошло. Нет ничего лучше — для того, чтобы поднять шум — чем рассказ свидетеля, у которого все произошло «буквально на глазах».

Солнечный луч, пробивающийся через листву. Неспешно трусящая по дорожке пара бегунов — двое мужчин, молодой и постарше…

Он просто поднял пистолет и выстрелял. Четырежды, по две пули на каждого — стандартная практика спецназа. Так называемый «двойной удар». Бегуны свалились на покрытый трещинами пыльный асфальт как набитые тряпьем куклы — ни один из них не успел понять, что происходит.

Девушка оторвалась от мольберта, недоуменно оглянулась. Он снова поднял пистолет…

Нет…

— Сэр… Что с вами…

В нескольких десятков метров отсюда сплошным потоком шли машины, по Принц Альберт роад, по Марилебон, по Парк-роад, в небе неспешно тянул пушистую белую линию маленький серебристый самолет. А здесь — словно не в центре города, а где нибудь в провинции, в лесу недалеко от старого замка…

Пора уходить…

Девушка недоуменно покачала головой, встала, аккуратно положив кисть на полочку под мольбертом, чтобы не испачкать. Она так ничего не поняла. Осторожно подошла к лежащим посреди беговой дорожки, присела на корточки попыталась перевернуть одного из них. И увидела неспешно расплывающуюся багровую лужицу…

И тогда она закричала…

 

04 августа 1996 года Газета Гардиан, криминальная полоса

Очередное злодейское преступление потрясло город. Вчера утром, во время утренней пробежки в самом центре Лондона в одном из самых тихих и спокойных его мест был убит постоянный заместитель министра иностранных дел, сэр Энтони Браун со своим спутником. Скотланд-Ярд как обычно отказался от комментариев. Не исключено, что это преступление было совершено анархистами.

 

06 августа 1996 года САСШ. Коннектикут Частное охотничье владение

Система отправления власти в Североамериканских соединенных штатах, в отличие от Российской Империи, Священной римской империи Германской нации, Японской империи и Австро-венгерской империи отличалась тем, что в основе своей власть была тайной и делилась по двум центрам силы. Более слабым центром была публичная власть — Президент, Конгресс, Верховный суд, губернаторы штатов. Они издали некие законодательные акты, претворяли их в жизнь или следили за их претворением в жизнь. Считалось, что президент САСШ является одним из самых влиятельных людей в мире, что в его власти объявлять войны и заключать мир, принимать решения о будущем страны — и прочее и прочее и прочее…

На самом же деле это всего лишь ширма для всеобъемлющей и никому не подконтрольной тайной власти. Власть эта — в видимой своей ипостаси — представлена Федеральной Резервной Системой САСШ — частным банком, которому почему-то дали право печатать деньги. В невидимой — несколько десятков крупных финансовых институтов, кредитующих экономику и принадлежащих — через длинную и непонятную цепочку фирм и трастов — небольшой группе людей. Сама эта группа делилась на две основные подгруппы — это еврейский капитал и европейский капитал, который либо переселился из Великобритании, либо бежал из Франции после проигранной Мировой войны. Между этими двумя подгруппами существовало трогательное единение в постановке целей и выборе способов ее достижения. Одна из тех геополитических максим, в которой сходились и евреи и европейцы была лютая, звериная ненависть к России. Евреи ненавидели ее потому что в конце десятых не смогли взять власть, потеряв большое количество верных людей, потому что с приходом к власти новой династии евреев стали ощутимо зажимать во всех делах, наконец, потому что Российская империя жестоко подавляла попытки создать независимое еврейское государство на своем историческом месте — вокруг Иерусалима. Европейцы ненавидели русских за то, что они во-первых, разорвали в свое время смертельные путы «Сердечного согласия», [Сердечное согласие — так называлась Антанта] фактически предопределив этим ход Мировой войны еще до ее начала, во-вторых — вели жесткую антибританскую политику, демонстративно наращивая военно-морскую мощь и подчеркивая свою готовность к вооруженной конфронтации с Британией.

Поскольку тайная и явная власть существовали на одной территории — между ними было заключено негласное соглашение об условиях сосуществования. Явная власть не вмешивалась в дела тайной, не пыталась изменить существующую финансовую систему — последний кто нарушил это соглашение, президент Джон Ф. Кеннеди, осмелившийся начать печатать «государственные» доллары был убит. Тайная власть взамен обеспечивала некий уровень благосостояния народа, гораздо более высокий уровень благосостояния его избранных во власть представителей и регулярно давала деньги на балаганный спектакль под названием «демократические выборы». Тайная же власть совместно с явной вела глубокие и серьезные исследования на тему манипулирования людьми — как отдельными людьми, так и большими массами людей — а полученные результаты научно-прикладных разработок немедленно внедряла в практику в собственной стране. Так они и сосуществовали вместе, в своем неразрывном единстве — тайная власть и явная.

В той же Российской империи — да и любой другой монархической империи — подобное «разделение властей» представить было совершенно невозможно. Монарх олицетворял собой и публичную и тайную власть в одном лице, он управлял страной так как считал нужным, советуясь о том как управлять с кем считал нужным — или не советуясь вовсе. Государство и олицетворявший его монарх имели почти неограниченное право на утверждение своей власти на территории своей империи путем открытого и публичного насилия. Собственно говоря, любое исполнение государственных функций связано с насилием в большей или меньшей степени и ничего такого в этом нет.

Удивительно — но если брать общий уровень насилия в «демократических» САСШ и в асбсолютистско-монархической России — Североамериканские соединенные штаты по этому показателю безнадежно проигрывали, уровень и публичного и частного, криминального насилия в демократической стране был несоизмеримо выше. Хотя это и старались не признавать, не делать таких сравнений, по крайней мере в САСШ — все равно это было правдой.

Возьмем тот же Бейрут. Войдя в мятежный город, армейские и жандармские подразделения уничтожили несколько десятков тысяч человек. Среди них были и местные исламские экстремисты, и пришлые — какой мрази там только не было на тот момент. Кто-то погиб в боях, кто-то прошел через военный трибунал — десять минут на рассмотрение дела, без адвоката и прокурора и немедленное приведение приговора в исполнение. Вариантов приговора только два — расстрел или повешение. Еще кого-то солдаты повесили как собаку на месте, не довели даже до военного трибунала. Согласно своду законов Российской Империи, командир воинского или жандармского подразделения, захвативший мятежников, оказывавших вооруженное сопротивление властям имел право своей властью судить их на месте и немедленно привести приговор в исполнение. Так частенько и делали — не было возможности конвоировать захваченных до трибунала, или просто было лень это делать. Никого за это не наказали. Вот за мародерство на собственной территории несколько человек расстреляли перед строем — а за это никто и никого не наказал.

Недемократично? Еще бы! Чрезвычайщина! Произвол! Ни один честный человек не станет сотрудничать с государством! Ату их! Позор кровавой романовской диктатуре.

Однако же Бейрут за прошедшие четыре года полностью восстановили — и теперь на его улицах ночью гулять намного безопаснее, чем раньше — потому что многие бандиты и экстремисты были тогда расстреляны и больше угрозу подданным не представляли.

А теперь возьмем жутко демократичные Северо-американские соединенные штаты…

Во всех южных штатах, да какое в южных — во всех — гетто, вооруженные до зубов банды — негры, мексиканцы, кубинцы, колумбийцы. Многотысячные банды — многие имеют свои отделения в разных штатах и городах, а оружие для своих членов некоторые закупают оптом — чтобы подешевле было. Через южную границу, «защищенную» огромной стеной, на которую потрачены многие миллиарды долларов — прорываются мексиканские бандформирования, пролетают самолеты с наркотиками — какие то сбивают, какие то нет. Широко применяется смертная казнь — людей жгут заживо на электрическом стуле, травят газом и ядом, вешают. Но ситуация не только не улучшается — она ухудшается. Во многих «цивилизованных» городах на улицу страшно выйти не то что ночью — страшно и днем. Роскошные кварталы обороняются, создавая собственные эрзац-армии и службы безопасности, в бедных кварталах царит беспредел, ну а кварталы для миддл-класса — между молотом и наковальней оказываются.

И сравните это с Российской Империей, где по ночам можно гулять по городу и максимум что с тобой случится — так это кошелек отнимут. И то вряд ли.

Да, в Бейруте при подавлении мятежа было уничтожено множество бандитов и экстремистов, причем без соблюдения демократических судебных процедур. Да, в Российской империи монарх имеет право своей властью судить и приговорить к любому виду наказания, в том числе и к смертной казни любого подданного (с возмущением говоря об этом обличители забывают упомянуть, что только старики наверное помнят, когда Государь воспользовался этим своим правом в последний раз. В сороковые наверное, когда еще война на Восточных территориях шла. [Хотя нет, случай можно припомнить. Годков этак десять назад в Санкт Петербурге раскрыли крупную мафиозную группировку, разбиравшую людей на органы. У них была собственная клиника, где и проводились незаконные операции. Еще там проводились операции, когда по заказу некоторых людей молодым женщинам ампутировали ноги — были любители на таких вот женщин. Государь, узнав об этом, пришел в ярость и приказал повесить всех к этому причастных: организаторов, врачей, заказчиков — невзирая на чины и звания, хотя там оказались влиятельные люди. Либеральная пресса завизжала о «наступлении средневековья с массовыми казнями» — однако же, подобных случаев в Империи больше не было] Но дорогая ли это цена за спокойствие и возможность ночью ходить по улицам? Не думаю. В Североамериканских соединенных штатах постоянно раздаются вопли о том, что необходимо ужесточить правила владения оружием — обычно после того, как озверевший от наркотиков подонок ворвется с автоматом в школу или в закусочную. А в Российской империи для того, чтобы пойти в магазин и купить пистолет достаточно записки от околоточного надзирателя, в гимназиях преподается начальная военная подготовка с обязательной стрельбой из боевого и мелкокалиберного оружия, с посещением воинских частей, Выходящий в отставку офицер забирает свой автомат с собой и хранит его дома на случай мобилизации, а казаки держат на чердаках даже безоткатные орудия. И опять таки — никто не припомнит, чтобы где-то когда то кто-то ворвался в гимназию и начал стрелять. Да и смертная казнь, повсеместно применяемая в Североамериканских соединенных штатах, в Российской империи в семидесятые годы отменена по всем уголовным составам преступлений, оставлена только по преступлениям подрывным и антигосударственным.

Странно, правда? И оружия на руках много и смертной казни нет, и страна не слишком демократическая — а жить в ней спокойнее и проще.

Одним из институтов параллельной власти в Североамериканских соединенных штатах были НКО — некоммерческие организации. В той же России к ним относились с подозрением: если люди собрались вместе чтобы денег заработать, дело сделать это одно, а вот если не для денег, тогда… надо разобраться, для чего именно. В САСШ же этих некоммерческих организаций были тысячи и десятки тысяч — какие-то занимались благотворительностью. Какие-то наукой, какие то и вовсе непонятно чем. Некоторые были учреждены одним богатым человеком — в САСШ богатые люди частенько составляли завещание так, что деньги после смерти попадали в траст, а на доходы организовывалась организации, раздающая гранты и занимающаяся тем, что покойник при жизни считал важным и нужным. Некоторые организации живут на пожертвования, некоторые на лоббистские перечисления, некоторые — на правительственные гранты, а некоторые — вообще непонятно на что.

К одной из тех организаций, которые занимаются непонятно чем, и живут непонятно на что, относился «Орден Свободы». В отличие от многих остальных организаций подобного рода, которые считали, что чем громче они заявят о своих целях — тем быстрее они будут достигнуты, Орден Свободы действовал в тишине. Он никогда не претендовал ни на какие гранты, частные или государственные, не имел постоянных сотрудников, не имел постоянного офиса, почти не вел никакие записи — вообще, патологически боялся какой-либо огласки своей деятельности. Деятельность эта была… не сказать, чтобы незаконной. Собирались люди, нерегулярно, вместе отдыхали, пили чай и кофе, устраивали семинары и диспуты, на которых приглашали виднейших ученых, политологов и социологов. А также решали дальнейшую судьбу человечества. В принципе, судьбой человечества может распоряжаться каждый, в палатах любого сумасшедшего дома можно встретить и Наполеона, и Юлия Цезаря и много кого еще. Но вот эти люди — распоряжались судьбой мира реально — ибо имели достаточно для этого денег и власти…

На сей раз люди, решающие судьбы мира собрались в небольшом частном охотничьем владении Тремонт, в штате Коннектикут. Штат Конституции был небольшим — всего пять с половиной тысяч квадрантных миль, лесистым и тихим — в то же время он располагался совсем недалеко от средоточия политической власти САСШ — Вашингтона. В этом штате была одна из лучших в стране, да и наверное во всем мире охот на оленей — настоящая оленья страна. Поэтому, природу здесь особенно берегли, а во время сезона охоты магазины, торгующие охотничьим оружием, снаряжением и патронами делали полугодовую выручку. Сейчас до сезона — он открывался в ноябре — было еще довольно далеко, а в лесу в это время года — сущая благодать. Поэтому предприимчивые владельцы охотничьих отелей наперебой рекламировали отдых в своих владениях — продолжительностью от месяца до уик-энда с фотоаппаратом. Желающие находились — вашингтонская жизнь изматывала…

Охотничье владение Тремонт было одним из самых удаленных и крупных — как никак двести квадрантных миль, причем не в аренде, а в собственности. Еще большей странностью было то, что Тремонт никак себя не рекламировал, особо и не видно было, что он заботится о притоке клиентов, и даже никто и никогда не видел его владельца. Клиенты конечно были — в основном прилетали туда на вертолетах, потому что в поместье было две вертолетные площадки. Это, а также и многие другие странности заставляли местных думать, что это владение на самом деле принадлежит правительству САСШ и используется для отдыха высокопоставленных чиновников, Собственно говоря, они были не так уж и неправы.

Каждый заезд в Тремонт вызывал некоторое оживление — особенно в международном аэропорту Брэдли. Сам по себе этот аэропорт не был большим, он не был хабом, через который стыкуются рейсы — но бизнес-терминал в нем был, причем из приличных. Вот к нему и подрулили два Фалькона, оба прилетевших из Великобритании и совершивших посадку с перерывом примерно полчаса. Оба эти самолета привезли британскую делегацию, британскую секцию Ордена Свободы. В бизнес-терминале они не задержались — сразу после посадки гости проходили к вертолетам, стоящим рядом на поле, которые сразу после этого немедленно взлетали. Была ночь и понять — что это за гости никому не удалось…

Частное охотничье хозяйство Тремонт представляло собой тридцать небольших, но крепко сделанных и уютно оборудованных домиков, в каждом из которых при необходимости могло разместиться четыре человека. Домики были двухэтажными — на первом этаже большая гостиная с настоящим, топящимся дровами камином и кухня. Лестница из гостиной вела на второй этаж — состоящий из крошечного холла и четырех небольших спален. Домики изнури были отделаны исключительно деревом, ни телефонов ни телевизоров, ни компьютеров в них не было. Деревянная мебель, грубое домотканое полотно на шторах — если бы не электрическое освещение, и не современные кухонные приборы, можно было бы подумать, что ты находишься веке этак в девятнадцатом. Благословенное время, когда не звонил каждые пять минут сотовый телефон…

Были в хозяйстве Тремонта и строения побольше — ровно три. Одно из них — длинное, прямоугольное, приземистое — огромный обеденный зал на сто человек, с камином в котором можно целиком зажарить тушу взрослого оленя — так, кстати в сезон и делали. Еще одно здание — двухэтажное — несколько уютных гостиных, оборудованных самыми современными средствами связи и презентаций, плюс конференц-зал на сто мест с трибуной — на втором. Третье здание — для обслуживающего персонала и охраны. Мало кто знал о том, что помимо прочего там хранится целый арсенал боевого оружия.

Охрана в хозяйстве Тремонта была незаметной — и в то же время — на высшем уровне. Охрана такого охотничьего угодья — в котором помимо прочего активно разводят оленей — была делом сложным. В своем деле американская охрана привыкла полагаться на технические средства — заборы, датчики, камеры. Здесь — ну где поставить камеру? К дереву прибить и провод до него тащить? А как отличить срабатывание охранного периметра от оленей, которых здесь полно и которых даже в сам лагерь по ночам заходят — охотничье хозяйство как-никак так и должно быть — от срабатывания на приближающегося снайпера. Поэтому, «ставить» охрану был приглашен майор британской армии в отставке Дэвид Джоунс, который отслужил восемнадцать лет в Британской Индии и не понаслышке знал, что такое война. И охрану он поставил…

Охраной покоя посетителей частного охотничьего хозяйства Тремонта занимались в основном коллеги Джоунса — бывшие британские военные, отслужившие в Индии. Здесь они разыгрывали из себя рыбаков, охотников, егерей. Днем и ночью они перемещались по периметру хозяйства, искали следы, сломанные ветки, примятую траву, проверяли собственные ловушки — короче, делали то, что и должны делать охраняющие периметр военные. Как не крути — а самая лучшая охранная система — опытный, прошедший войну следопыт, знающий что и как искать, как оставаться невидимым в лесу, что значит сломанная ветка или отсутствие росы на траве. Дэвид Джоунс свое жалование отрабатывал сполна…

В отличие от охраны, с прислугой здесь было… не то что плохо — просто ее было мало — по самому что ни на есть минимуму. В этом то собственно и заключалась идея хозяйства — приезжающим сюда людям до смерти надоедало навязчивое обслуживание «высшего класса» и они хотели остаться наедине сами с собой и с природой. Поохотиться, половить рыбу в ручье, просто уединиться в лесу и послушать птиц. Некоторые даже готовили себе сами.

Оба вертолета, прилетавшие за британскими гостями сели на подсвеченные по периметру посадочные площадки. Гостей никто инее встречал — в некоторых домиках горел свет, а в некоторых нет. Поворчав для приличия, британцы разобрали свои вещи и начали расселяться по домикам…

Экран был большим, двухсотдюймовым, собранным по индивидуальному заказу — и отлично передавал все подробности. Цвет, звук — все было на уровне.

Это было «Шоу Опры» — самая популярная программа на американском телевидении бог знает сколько времени. Сама владелица этого шоу, самая богатая женщина шоу-бизнеса Америки — Опра Вингли была полной и сейчас уже довольно немолодой негритянкой с ослепительной улыбкой, подозрительно гладким лицом и показной, даже нарочитой какой-то душевностью. В ее шоу — если его смотреть не американцу — не было ровным счетом ничего такого, из-за чего его стоило бы смотреть. Обычное ток-шоу с ведущей и гостями, со специально подобранными статистами в студии. Ведущая шоу не отличалась ни умом ни красотой ни талантами, вопросы и ответы на них обычно репетировались заранее. Однако американцы его смотрели — да так, что во время когда шло это шоу у телеэкранов собиралось полстраны, а рейтинг этого шоу не опускался ниже первого места. Состояние самой же Опры приближалось к трем миллиардам долларов. Бытовала поговорка — если ты попал в шоу Опры — ты уже завоевал Америку…

Сегодня гости были необычные — настолько необычные, что телекомпания CBS, которая на данный момент показывало шоу на своем канале, заранее дала рекламу. Ожидался только один гость — мегазнаменитый, но все же один. И только сама Опра и несколько человек в руководстве телекомпании знали, что гостей будет двое. По настоянию гостей запись шла в прямом эфире — как и обычно, из Чикаго.

Собственно говоря, это шоу и стало причиной, почему очередное собрание Ордена Свободы перенесли на месяц вперед. Поэтому же на нем не смогли быть некоторые действующие политические деятели — график действующего политика обычно забит до отказа и выделить несколько дней для отдыха на природе он себе никак не может позволить. Но и тех, что все же успел приехать было достаточно, для принятия решений…

Сейчас несколько человек сидели в удобных креслах, в одном из кабинетов на первом этаже Большого дома — так называли дом для конференций — и смотрели в записи шоу, уже наделавшее немало шума в Америке. Шоу шло не с самых первых минут, режиссер выделил только самые значимые для этих людей отрывки. Смотрели молча…

На экране был зал, столько знакомый миллиона людей, была сама Опра, как всегда блиставшая своими белыми зубами и роскошной прической, была музыка, и был зал. И еще была молодая пара — странная для Америки. Она — потрясающе красивая брюнетка, одетая в нарочито скромное и в то же время обтягивающее — при российском Молодом дворе [Молодой двор — так назывался в среде русской аристократии двор наследника престола] нравы были не слишком строгие — черное платье. Выделялось украшение — колье из серебра и десятков бриллиантов, подчеркивающее изящную линию шеи. Помимо обычных бриллиантов в колье — в большом равностороннем бриллиантовом кресте по самому центру лежал удивительной красоты красный бриллиант — даже специалист скорее всего не решился бы назвать его цену.

Молодой человек — его в отличие от его дамы в Америке никто не знал — выглядел сосредоточенным и спокойным. Строгий светло-серый костюм, больше походящий не на обычный костюм, а на военную форму — это и был один из вариантов парадной формы лейб-гвардии, в которой принято было появляться на придворных приемах при дворе русского Императора. Черно-желтая ленточка Георгиевского креста. Единственная награда — других он не удостоился, ибо не выполнил в свое время приказ. Не было бы и этой — но за него единогласно проголосовали его солдаты — те, кого он вел на смерть, и сам шел вместе с ними. Несколько планок и знаков отличия — «за ранение в бою», «за особое мужество, проявленное при выполнении воинского долга», «за Бейрутскую кампанию», «за службу в районе боевых действий». Знаки классности — парашютик с цифрой сто — выполнено сто прыжков с парашютом. Оскалившийся снежный барс в перекрестье прицела и два кинжала — значок инструктора горнострелковой подготовки. Наконец, небольшой значок — синяя эмаль земного шара, белая — раскрытый купол парашюта и те же два скрещенных кинжала. Фалерист, [Фалеристика — коллекционирование значков и медалей] хорошо разбирающийся в российских наградах, мог бы сказать, что это — знак службы в частях разведки воздушного десанта Российской империи, один из наиболее почитаемых в армии. У обычных десантников два скрещенных кинжала заменял один обычный русский обоюдоострый меч.

Молодой человек говорил глядя прямо в камеру, говорил спокойно и отчетливо, на хорошем английском с небольшим акцентом. Странно — но даже сейчас, те люди, которые собрались у экрана — все они ненавидели Россию, только в разной степени — все они слушали, затаив дыхание…

— … У вас неправильное представление о природе и сущности государства Российского. Величие русского народа в том, что он никогда не боялся принимать на себя ответственность за жизнь и судьбу других народов. Собственно говоря, народ тогда и становится великим, когда принимает на себя ответственность не только за свою судьбу — но и за судьбу других народов. Русские народ никогда не уничтожал другие народы — наоборот, он всегда принимал на себя ответственность за их дальнейшее существование. Только благодаря русским существуют такие народы как грузинский и армянский. А ведь если вспомнить историю — армянский народ находился на грани полного истребления, когда преступное правительство младотурков приняло решение истребить его до последнего человека. Только благодаря русскому народу мир, спокойствие и процветание пришло на Ближний восток, туда, где его никогда не было за всю его историю. На территории Междуречья, на тот месте, где в начале века были только гнилые болота, теперь цветут сады и колосится пшеница — как и тысячи лет назад, во времена Навуходоносора. Там где были пустыни — теперь дороги, заводы и города. Там где веками лилась кровь — теперь наступил мир. И так есть везде, где властвует Российская империя.

— А как же события в Бейруте? — Опра сделала большие глаза — там ведь несколько лет назад творилось страшное…

Вопрос явно был кем-то подсказан до передачи — средний американец имел смутное представление не только о том, что происходило в Бейруте — но и о том, где Бейрут вообще находится.

— Да, там творилось действительно страшное — цесаревича этот вопрос ничуть не смутил — на мирный город напали люди, пришедшие из других земель. Все думали, что в двадцатом веке такого не может быть — но это свершилось. И самое страшное — эти люди убивали других людей, тех кто молится тому же богу что и они, только потому, что они подданные моего отца. Этого было достаточно для того, чтобы убивать.

— И вы тоже там воевали? — ловко вставила вопрос ведущая.

— Да, и я там воевал. Более того — я был тяжело ранен и находился какое то время при смерти. Предвидя ваш следующий вопрос — да, я убивал там людей. Но я горжусь этим, ибо я не убил ни одного безоружного человека, ни одного человека, на чьих руках не было бы крови невинных людей. В этом и заключается священный долг воина — не убивать, а защищать. Защищать тех, кто не может защитить себя сам.

Опра намеревалась что-то вставить еще, но молодой человек поднял руку.

— Позвольте продолжить. Благодаря тому, что русская армия вмешалась в происходящее, в этом городе по-прежнему есть жизнь. В этом городе не отрубают головы людям на площадях. В этот город может приехать каждый из вас и убедиться, насколько он прекрасен.

У вас на южной границе сейчас происходит нечто подобное. В вашей воле это прекратить. Американский народ может протянуть руку помощи мексиканцам — и взять на себя ответственность за их судьбу.

— Но мы же ввели контингент стабилизации в Мексику — по глазам ведущей опытный человек мог понять, что все пошло вразнос, причем в прямом эфире и сейчас она пытается лихорадочно выправить ситуацию.

— Да, вы сделали это. Но вы также построили стену. Вы когда нибудь были там, где проходит эта стена, мисс Вингли?

— Нет…

— А я был. Да, да, я некоторое время прожил в Лос-Анджелесе и я был рядом с этой стеной я видел ее. Семь метров бетона, датчики движения, видеокамеры… Патрули, мертвая полоса на которой ничего не растет. Вы построили эту стену для того, чтобы отгородиться ею от того, что происходит там, по ту сторону стены. Но от беды не отгородишься стеной. Беда уже пришла к вам, она живет в ваших городах. Каждый раз, когда от передозировки наркотиков умирает кто-то, кто мог бы еще жить и жить, кто мог стать ученым, врачом, да просто человеком — вот это и есть беда. Что же касается контингента стабилизации… ваши солдаты посланы для того, чтобы стать мишенями на улицах мексиканских городов. Все то они делают — это поддерживают своим присутствием правительство — слабое и никому не нужное — а также охраняют американскую собственность. Страна, пославшая их, не дала им цели, не обеспечила победоносным командованием — она просто бросила их умирать непонятно за что на улицах чужих городов. В Мексике правят наркобароны и откровенные бандиты — и ваша армия ничего не может с этим с этим поделать.

— Но есть законная власть… Президент Варгас…

— Который?

— Простите?

— Который по счету президент? Если брать последние десять лет — то в Мексике сменилось семь президентов. Ни один из них не остался в живых. Троих убили по приказу наркобаронов. Двоих расстреляли во время государственных переворотов. Одного растерзала толпа. Еще один скрылся в неизвестном направлении, прихватив солидную сумму денег и часть золотого запаса страны. Еще один был тяжело ранен во время визита в вашу страну — но остался в живых и пока работает. Сколько времени понадобиться, чтобы его убить. Год? Месяц? В Мексике нет ни законной власти, ни армии. Власть может считаться законной только в том случае, если она обеспечивает своим гражданам или подданным некий разумный уровень благосостояния и безопасности. Ни один президент Мексики включая нынешнего этого сделать не может. Армия может считаться армией, если она способна на что-то большее, нежели совершить государственный переворот в собственной стране. Такой армии у Мексики тоже нет. В Мексике нет ничего, что можно было бы назвать законной государственной властью!

— И что же вы предлагаете? — управление беседой Опрой было потеряно, наверное, впервые в жизни.

— Я не могу предлагать вам сделать что-либо. Я могу лишь сказать, как поступили мы в такой ситуации. Лишь в сорок девятом году на Ближнем Востоке закончилась активная фаза вооруженного сопротивления. Долгие годы мы вели эту войну — но мы сражались на своей земле. Мы сражались на земле которая стала нашей. Мы знали для чего мы это делаем. Мы сражались не с народом — мы сражались с бандитами, с убийцами, с теми кто хотел, чтобы на Востоке все было, как и раньше. Чтобы отрезали головы, чтобы забивали камнями людей, чтобы жили в нищете многие и в немыслимой роскоши единицы. Чтобы торговали людьми как скотом. Мы вели эту войну тридцать лет — но каждый знал, за что сражается — поэтому мы и победили. Мы приняли на себя ответственность за судьбу живущих на земле Востока народов, мы прекратили длящиеся веками распри, мы принесли мир и процветание туда, где его никогда не было. И поэтому с полным правом мы можем называть себя великим народом. Настало время и для американцев определить — кто они есть? Готовы ли они взять ответственность не только за свою судьбу — но и за судьбу других людей? Ответить на вопрос — являетесь ли вы великим народом. Я вижу и уверен — являетесь!

— Достаточно… — седовласый человек, на вид лет пятидесяти или чуть меньше в речи которого слышался неистребимый техасский акцент, щелкнул пультом дистанционного управления. Экран погас, а свет наоборот зажегся…

— Несите бремя белых угрюмым племенам… — процитировал один из сидевших рядом с телевизором членов британской делегации.

— Что, простите?

— Несите бремя белых угрюмым племенам — повторил британец — это из Редьярда Киплинга. Славные были времена…

— Славные… — подтвердил кто-то.

— Что предпримет Белый Дом? — спросил седовласый.

Все взоры сидящих у телевизора обратились к невысокому, угрюмому мужчине, самому молодому из присутствующих.

— Белый Дом выпустил пресс-релиз. Публичные заявления наследника российского престола названы провокационными и безответственными.

— И все?!

— И все — подтвердил мужчина — я имел беседу с Президентом по этому вопросу. У него в голове только выборы. Больше ничего не будет. Никаких демаршей — ни официальных, ни неофициальных.

— Нормально… — пробормотал седовласый.

— Если брать в расчет дипломатический протокол, тот все правильно — вступил в разговор еще один из членов британской делегации — наследник российского престола лицо частное, здесь тоже с частным визитом. Да и передача эта — тоже обычное телевизионное ток-шоу. А у вас здесь — демократия. Даже если бы он снял штаны прямо в студии — это и то не требовало бы никакой реакции, если брать в расчет нормы дипломатического протокола.

— Дипломатического протокола! — взорвался утопающий в кресле в самом дальнем углу, дальше всех от экрана невысокий человек с худым, крысиным лицом — к чертям собачьим дипломатический протокол! Пся крев, о чем вы все здесь говорите! Этот человек обратился к американцам с экрана! Это уже объявление дипломатической войны! Как он смел сделать такое?

Это был Збигнев Подгурски, «маленький поляк», бывший помощник президента по вопросам национальной безопасности. Из всех присутствующих Россию он ненавидел больше всех, возможно даже больше всех, вместе взятых. Как и у любого поляка, на первом месте у Подгурски стояла любовь к Польше, оккупированной москалями. Он помнил еще те времена, когда поляки, польские войска занимали Москву, и теперь делал все, чтобы это повторилось. Ради этого он был готов подставить Североамериканские соединенные штаты — страну, которая приютила его и его родителей, дала семье Подгурски работу, крова над головой, образование маленькому Збигневу. Все это он был готов отринуть в один момент — если того требовали интересы Польши.

— До этого всего наследник встречался с президентом? — в лоб спросил седоволосый.

— Да.

— О чем шел разговор?

— Не знаю — раздраженно сказал молодой — президент разговаривал с ним без протокола, в лесу, во время пешей прогулки. О чем шел разговор — он никого не счел нужным ставить в известность.

— Даже вас?!

— Даже меня. Никого.

— Еще лучше… — теперь откровенно разозлился и седовласый — он что о себе вообразил.

Седовласый тоже готовился стать президентом — правда, пока он был только губернатором штата. Прозвали его «палачом» — за то, что в его штате шире всего в Америке применялась смертная казнь, не хватало палачей и электрических стульев. Его отец, покинув Белый дом, во власти потерял немного и готовил свое триумфальное возвращение. Если не сам — так кто-то из его сыновей въедет в Белый Дом. К нынешнему президенту его семья имела свои счеты. Когда его отец был у власти — он был при нем что-то типа серого кардинала. Бывший алкоголик, которого никто не воспринимал всерьез — но менее опасным он от этого не становился. Вокруг себя он собрал группу людей, чьи взгляды казались радикальными даже для его отца. Это были в основном евреи, в молодости баловавшиеся учением Троцкого, а сейчас совместившие в своих взглядах крайне левый экстремистский троцкизм и дикие представления об Североамериканских соединенных штатах как богоизбранной стране и единственном в будущем мировом гегемоне. Их взгляды сложно было даже классифицировать в принятых для демократических стран системах координат «левый-центр-правый». Впитанные в молодости постулаты крайнего левачества, даже анархизма вполне мирно уживались в их головах с крайне правыми идеями нацизма и ортодоксального религиозного консерватизма, причем не протестантизма, а иудаизма. Опасаясь высказывать свои истинные взгляды на мировой порядок, официально эти люди принадлежали к правоцентристам и медленно поднимались вверх по служебной лестнице, помогая друг другу. В будущем они всерьез рассчитывали прийти в этой стране к власти и изменить ее внутреннюю и внешнюю политику самым радикальным образом.

— А вы, мистер Монтгомери что скажете?

Дуайен [Дуайен — обычно самый старый из послов, как бы старший среди всех аккредитованных в стране иностранных послов] британской делегации, постоянный заместитель премьер-министра Великобритании опытный и мудрый сэр Кристофер Монтгомери раздосадовано покачал головой.

— Я удивляюсь, что вы вообще допустили такое до эфира…

— Передача шла в прямом эфире — сказал кто-то — ничего сделать было нельзя. Свободу слова никто не отменял.

— Ай, бросьте! — снова начал заводиться поляк, но сэр Кристофер поднял руку, прося тишины.

— Я не американец, у нас один язык — но все же мы разные. Поэтому, я… позволю себе взглянуть на Североамериканские соединенные штаты глазами иностранца. У вас есть хорошее выражение — Джо Сикс-Пак. Так вот — представим себе этакого Джо Сикс-Пака. Он работает на хорошей работе, у него есть почти новенький пикап и есть закладная за дом, выплаченная на две трети. Еще у него есть семья, собака и несколько ружей, с которым он охотится на уток и на оленей. И вот этот самый Джо Сикс-Пак сидит перед телевизором и слушает Опру, слушает наследника российского Престола и то что он говорит об Америке. Он слушает как тот говорит про великую страну Америку, как он жил здесь и в чем по его мнению может заключаться величие американского народа. Он слышит, что тот говорит на таком же языке, что и он. Он видит, что рядом с ним сидит ослепительно красивая девушка, девушка — мечта Джо Сикс-Пака, королева голливудских грез.

Он слушает, как русский наследник престола говорит о том, что Североамериканские соединенные штаты могли бы присоединить к своим штатам еще тридцать один штат. [Несмотря на то, что сэр Кристиан был более всего заинтересован в продолжении разговора и в принятии конкретных решений — он решил выждать и первым ни к кому не подходить. В этом был тонкий психологический расчет — нельзя показывать перед собеседником заинтересованность в чем-то, поскольку твоя заинтересованность — это и твоя уязвимость, это рычаг на который может давить собеседник. И расчет сэра Кристиана оправдался. ] Он говорит, что американцы должны взять на себя ответственность за судьбу мексиканского народа, что американцы, черт возьми, хорошие ребята и должны победить в этой войне. Он говорит много чего еще — и все это Джо Сикс-Пак слушает.

А потом тот же Джо Сикс-Пак переключает канал на новостную программу и тоже слушает. Про то как в его страну из Мексики потоком течет кокаин и амфетамины. Про то, как на улицах торгуют наркотиками — это он и сам видит, видит каждый день на улицах родного города. Он слушает про то, как американские солдаты попали в засаду на улице какого то занюханного мексиканского городка и понесли очередные потери. Он может зайти в Интернет и посмотреть статистику по погибшим. Он знает, что на эту войну выделяются бюджетные деньги — а бюджет пополняет он, налогоплательщик.

Он смотрит и то, как ваши политики пререкаются между собой на трибуне. Как страну сотрясают предвыборные скандалы и льется заботливо припасенная к выборам грязь. Он смотрит на все это — и сравнивает…

И тогда он говорит себе: черт возьми, да этот русский дело говорит! Он неплохой парень, кто бы что по него не придумывал. Вот бы его нам в президенты! Или такого как он. Тогда бы он быстро навел порядок и наша страна стала бы больше и нашим парням из морской пехоты не пришлось бы гибнуть в перестрелках. Теперь вы понимаете, что сделали русские этой передачей?

Когда сэр Кристиан закончил свою речь — все молчали. Молча пытались понять, что будет дальше.

— Что хотят русские?

— Русские… — сэр Кристиан задумался — русские много чего хотят. Мощь экономическая всегда конвертируется в мощь военную. Мощь военная всегда конвертируется в мощь политическую. Мощь политическая всегда конвертируется в мощь территориальную. Это закон политики, тут ничего не поделаешь. Сейчас русские выпутались из долгов и нарастили военную мощь — настолько, что мне кажется, они выстоят, если на них нападет весь остальной мир. Теперь они хотят мощь военную конвертировать в политическую мощь. Россия выходит из тени — и это новое ее лицо. Русские предлагают простые решения сложных проблем. В Мексике идет вялотекущая гражданская война? В Мексике торгуют наркотиками направо-налево? В Мексике есть многотысячные вооруженные банды, нападающие на вашу страну и бесчинствующие в ваших городах? Решение простое — нужно просто оккупировать Мексику, сделать ее штаты штатами САСШ и навести там порядок. Вот и все. Самое плохое — что сидящему у экрана Джо Сикс-Паку именно такое решение проблемы и нужно — простое и понятное.

Решение было действительно простым и понятным — но для собравшихся здесь людей оно было категорически неприемлемым. Для британцев оно было неприемлемым, потому что Североамериканские соединенные штаты, вобрав в себя штаты Мексики замкнутся в себе лет на пятьдесят — нужно будет обустраивать новые территориальные приобретения, наводить там порядок, интегрировать население… В этом случае до того, что происходит за океаном, до того, кто и как угрожает старушке Британии им не будет ровным счетом никакого дела. Вероятность того, что САСШ удастся втянуть в конфликт с Россией на стороне Британии приближается в этом случае к нулю. А британцам этот конфликт был нужен — и американская поддержка в нем тоже. Очень нужен…

— Этого нельзя допустить — спокойно сказал седовласый.

— Это проще сказать, чем сделать, сэр… Джо Сикс-Пак ничего не понимает в геополитике. Но, тем не менее, от него зависит — кто будет управлять вашей страной. Как бы то ни было — действующий президент вынужден учитывать мнение избирателей, особенно если он работает первый срок.

— Джо Сикс-Пак сделает то, что ему скажут по телевизору — раздраженно сказал еще один из участников собрания.

— Вот именно! Это знают русские — поэтому они наносят вам удар вашим же оружием. Про жизнь этой звездной пары будет трепаться вся светская пресса, это тема для постоянных обсуждений. Вернется ли мисс Моника к съемкам? Скоро ли у них появится ребенок? А когда появится — кем он все-таки будет, и где будет воспитываться? Не изменяет ли мисс Моника, верней уже почти что миссис своему избраннику? А он ей? Русские смогут в любой момент выйти на телеэкран, сказать Джо Сик-Паку все что захотят! Они уже нам продемонстрировали свои возможности — и это ведь только первая ласточка.

— Дискредитировать? — с показным равнодушием в голосе сказал кто-то — объявим принца, к примеру, гомосексуалистом. Или кто-нибудь начнет серию публикаций про добрачные полхождения мисс Джелли.

Сэр Кристиан улыбнулся — как добрый дедушка, услышавший сказанную внуком глупость.

— Вы, вероятно, не были в России. И не знаете высший свет. Для них не имеет значения то, что происходит здесь. Вот если бы кто-то там, в России назвал наследника гомосексуалистом — скорее всего, была бы публичная порка после разбирательства и приговора за клевету. Здесь, в САСШ свобода слова, каждый говорит что хочет, никакой ответственности — и именно поэтому русские сказанному не поверят. Они хорошо знают дело Ларри Флинта [дело Ларри Флинта, рассматривавшемся в Верховном суде САСШ фактически положило конец преследованиям за клевету в САСШ. Ларри Флинт издатель порнографического журнала Хастлер написал про что, что один из иерархов церкви занимался сексом со своей матерью. Суд посчитал, что несмотря на явную клевету в этом утверждении Ларри Флинт имел право это сказать, поскольку свобода слова защищена Конституцией САСШ. Надо так же сказать, что большую часть жизни Ларри Флинт передвигался в инвалидной коляске — потому что по нему выстрелил неизвестный снайпер, когда он выходил из здания одного из судов, где выиграл процесс по порнографии. ] и выводы, следующее из него…

— Остается только одно — подвел итог седовласый — свадьба эта не должна состояться. Чего бы это не стоило…

Седовласый подошел к нему под вечер, когда сэр Кристиан сидел на поваленном дереве у самого берега небольшой реки и, свесив ноги в резиновых сапогах в прохладную проточную воду, ловил форель на муху.

— Клюет? — кивнул техасец на воду.

— Есть немного… — сэр Кристиан не стал доставать из воды садок, он вообще не стал никак показывать заинтересованность в продолжении разговора. Он ловит рыбу. И все.

— Хотел бы и я научиться вашему, истинно британскому терпению. Мне его частенько не хватает…

— Чем же увлекаетесь, сэр?

— Стрельбой. Скачками на быках-родео, как и любой другой техасец — но боюсь у меня не те кости, чтобы выдерживать нечто подобное.

Сэр Кристиан с показным равнодушием кивнул, глядя на пенящееся серебро воды.

— Я бы хотел поговорить с вами. Продолжить утренний разговор. Но прежде всего… я должен понять — вы представляете группу людей, готовых на решительные действия?

Монтгомери оставил удочку, повернулся всем телом к собеседнику.

— Сэр, вы прекрасно знаете, кого я представляю. Что же касается решительных действий — не кажется ли вам, что это мы должны ждать от вас решительных действий, а не вы от нас?

— Это так… — раздраженно скривился седовласый — но сейчас наступили другие времена. Треклятая политкорректность. Проклятье, еще пару десятилетий назад за то что мой отец сделал, ему бы устроили овацию в Конгрессе. А сейчас — выкинули вон.

— Ему бы устроили овацию в Конгрессе за проигранную военную компанию? — едко подколол британец.

— Черт бы вас побрал! — разозлился техасец — это вы и ваши люди втянули его в авантюру! Это вами даны были определенные гарантии!

— Гарантии, сэр? Насколько мне помнится, это ваши люди, американцы не сделали ту работу, которую должны были бы сделать.

— Ну да. Вся предварительная подготовка операции была проведена вами. Основные силы — тоже ваши. Если бы не этот план…

Сэр Кристиан внезапно улыбнулся — он хорошо знал, когда надо натянуть вожжи, а когда отпустить.

— Как бы то ни было Джордж… — он впервые назвал собеседника по имени — если мы будем выяснять, кто и в чем виноват — мы никогда ни к чему не придем. А сейчас нам как никогда необходимо единство. Вы согласны?

— Согласен… Согласен черт бы все побрал… — пробурчал техасец — правда тот парень, что занял мое место может быть и не согласен, не забывайте об этом.

— Время течет быстро… — загадочно заметил сэр Кристиан — и в наших скромных силах немного ускорить его бег. Если вы задаете вопрос, готовы ли мы к неким решительным действиям, я вам отвечаю — да, готовы. Но основную часть работы должны выполнить вы сами.

— Не все так просто… Я уже разговаривал… с людьми. Она сейчас не появляется без охраны. Охрана у нее — из русских, к ним не подступиться. А принц и вовсе не появляется у нас, а когда появляется — то очень на короткое время, и его охраняет Секретная служба.

Британец расхохотался.

— Вы что, собираетесь их убить?

Техасец дернулся — от громких слов, да еще от вещей, названных своими именами.

— При чем тут это? Мы говорим о чем-то другом?

— Да нет. Об этом самом. Но просто устранив их, ничего не решишь. Нужно не просто устранить их — нужно сделать это так, чтобы это не вызвало сочувствия у пресловутого Джо Сикс-Пака. [Джо Сикс-Пак — обычный парень. Сикс-Пак — это упаковка из шести бутылок пива, обычно в американских супермаркетах пиво продается именно в таких упаковках. ] А еще нужно сделать это так, чтобы это не вызвало войны.

— Войны?

— Вот именно. Войны. Война бывает разной, не обязательно это сражения с миллионами участников. Война может быть и тайной — причем не менее разрушительной.

— Что вы предлагаете?

— Сделать домашнюю работу. Если вы просто убьете его или ее или их обоих сразу — последствия будут такими, какие вы даже не представляете. Мотив нужен такой, чтобы он вел куда угодно, только не к вам. И не к нам.

Техасец кивнул согласно головой, хотя он ничего толком не понял. Не страшно, есть люди которые помогут.

— Наше соглашение касается только этого узкого вопроса? Или?

Есть!

— А как бы вы этого хотели?

Техасец посмотрел на собеседника, но не смог уловить его взгляда — хотя казалось они смотрели друг другу прямо в глаза.

— Что?

Теперь заулыбался британец.

— Истинно американский подход к делу. Это радует. Нам нужен прямой и равный доступ ко всем разведанным месторождениям природных ископаемых Латинской Америки и тем, что будут разведаны в будущем.

— Прямой и равный… — с сомнением проговорил техасец.

— Ну же… ведь Америка — страна равных возможностей для всех…

Оба собеседника понимающе улыбнулись. Равных то равных…

— Про Аляску и любые другие территории, принадлежащие нашей стране речи быть не может.

— Допустим.

— Мексиканский залив?

— Но это же не ваша территория.

— Там наша исключительная экономическая зона.

— Бросьте. Я же говорю про равные возможности. Честные и открытые тендеры.

На самом деле при «честных и открытых» американцы шансов почти не имели. Поднаторевшие в тайных интригах британцы никогда не выигрывали ничего честно и открыто. Правда, когда говорят, что британцы учили чести «покоренные угрюмые племена» — потому что они только и могли — учить.

— Согласен — тяжело вздохнул техасец — но нам нужны будут деньги. Предвыборные кампании недешевы.

— Этот вопрос решаем — подтвердил и британец.

Двое мужчин скрепили достигнутые договоренности рукопожатием.

— А насчет…

— Не здесь. И — не сейчас…

 

06 августа 1996 года Лондон, Великобритания Железнодорожная станция «Ватерлоо Восточная»

Железнодорожная станция «Ватерлоо Восточная» расположена в самом центре Лондона — меньше километра по Ватерлоо-Роад — и въезжаешь на мост через Темзу. А за мостом — Букингемский королевский дворец и престижнейшие районы: Челси и Бельгравия, где земля буквально на вес золота ценится. Знаменитый и самый загруженный в мире вокзал Ватерлоо находится в сотне метров восточнее — станция расположена буквально перед его фасадом на другой стороне улицы и с вокзала на станцию ведет крытый, отделанный черно-белыми шашечками переход. Севернее находится Королевский национальный театр, западнее — громадное лондонское колесо обозрения, оставшееся тут после какой-то выставки и лондонский аквапарк. В общем и целом — одно из самых шикарных мест этого города. Четыре железнодорожные колеи, навесы, напоминающие перевернутую лодку, крашенные в насыщенный коричневый цвет. Как всегда спешащие лондонцы — неспешно прогуливающийся британский джентльмен остался давно в прошлом, жизнь сейчас — это жизнь на большой скорости. Поезда…

В отличие от североамериканских городов в Лондоне обычные железнодорожные пути не спрятали под землю, подобно путям метрополитена, по ним так и ходили поезда и на поезде можно было проехать через весь Лондон. Почему так — никто не знал, то ли денег у муниципалитета не было (хотя за те деньги, за какие можно было продать застройщика землю в этих районах, хватило бы построить тоннели под всем Лондоном и еще бы осталось), то ли эти самые железнодорожные пути считались культурным наследием города — как бы то ни было, толпы людей приезжали из пригородов на работу не метро, а именно поездом.

Он занял позицию еще ночью. В качестве позиции он облюбовал крышу четырехэтажного здания странной расцветки и архитектуры — оно было похоже на ящик с детским конструктором и раскрашено в бледно-голубой и светло-коричневый цвет. Рядом было точно такое же здание, девятиэтажное — но обнаружения он не боялся. Позицию он подобрал в будке на крыше — там находилось моторное отделение большого грузового лифта. Лифт этот он вывел из строя, поднявшись ночью по пожарной лестнице. Поскольку одет он был в рабочую форму, даже если кто его и увидит, подумают, что вызванный сотрудник лифтовой компании ремонтирует лифт и не более того. Винтовку он до поры до времени спрятал в большом инструментальном ящике.

Сейчас он целился в стойку с часами, стоящими на перроне, прямо в циферблат и спокойно ждал. Скоро должен был подойти поезд.

Он не знал, кого ему предстоит убить, да это было и не важно. Тот, кого он убьет сегодня — всего лишь пешка в большой шахматной партии. Для того, чтобы выиграть партию, можно пожертвовать пешкой и даже целой фигурой. Фигурой был сэр Энтони Браун, постоянный заместитель министра иностранных дел. Он был хорошей, оправданной мишенью для русских и одновременно он стал слабым звеном в цепи. Его похождения были уже притчей во языцех, он открыто жил с любовником намного моложе него и был крайне уязвим для шантажа. Кроме того, он имел самое прямое отношение к провалам британцев во время бейрутского кризиса. Потому сэр Энтони Браун и умер на асфальте беговой дорожки Риджент-Парка. Были и еще две фигуры — но прежде чем исполнить их, все это надо хорошенько залегендировать.

Он рассматривал через прицел людей, пытаясь — от нечего делать определить — кто и чем занимается. Вот девушка… с рюкзачком и этой современной ужасающей прической… нежно-розового цвета… студентка, наверное… лесбиянка, потому что сейчас быть лесбиянками и гомосексуалистами можно… подданные альтернативного сексуального выбора… не дай бог тронуть… страна катится псу под хвост, когда он начинал такого не было… поэтому война будет в самый раз, война как следует встряхнет это разлагающееся в болотной тине общество…

Поэтому-то он не сожалел о том, что он сделал, и не сожалел о том, что сделать только предстоит. Когда то давно, он прочитал какую-то философскую книгу, он уже не помнил автора… не помнил названия но одна фраза запала ему в душу… если бы у него был родовой герб, он бы сделал эту фразу своим девизом.

Порой бывает необходимо чтобы во имя целого народа умер один человек. Но целый народ никогда не должен умирать во имя одного человека.

Но герба у него не было. У него вообще ничего не было — ни дома, ни семьи, ни даже места, которое бы он мог назвать домом. Был он сам, несколько счетов в Швейцарской конфедерации, счетов тайных, номерных, у которых нет и никогда не буде имени владельца. Только номер. Он и сам был лишь номером в досье, если его еще не уничтожили.

Он не мог и сам себе признаться — для чего он это делал? Для денег? Их у него было вполне достаточно, особенно после Афганистана — можно было удалиться на покой и поселиться где нибудь… в Латинской Америке может быть. Не на Карибах, на Карибах часто селились британские отставники, чтобы провести остаток жизни, грея кости на пляже. Может быть, Бразилия? Для Родины — у него давно уже не было родины, родина предала его, использовала и выбросила как грязную тряпку и не только его, но и многих таких как он. То что он выжил стало лишь статистической погрешностью, он не должен был выжить, он должен был лежать там, вместе со всеми. Их бросили как карты на стол в геополитическом раскладе, а когда тот оказался проигрышным — просто бросили их как ненужный хлам. Он тогда вернулся чтобы мстить, это было единственное, ради чего он выжил в этой мясорубке — но тут его нашел Монах. Он до сих пор не знал, как тот его нашел — но факт остается фактом — в тот день, когда он выследил кортеж, когда он уже подготовил мину и спрятал ее под матрасом дешевого мотеля — к немцу в дверь постучали. Монах пришел один. И он объяснил выжившему спецназовцу — теперь уже бывшему спецназовцу — что есть разные способы мстить. И в его воле выбрать один из них.

Конечно же, монах лгал. Это было смыслом его жизни, ложь, он учился в иезуитском колледже, постигая многовековой опыт лжи — он лгал и ему. Ему просто нужен был ликвидатор, человек отринувший от себя человеческое, человек чья душа уже сгорела на адском костре. Человек который не раскается. И он нашел такого человека. И хотя Монах лгал — в одном он был прав, это хороший способ отомстить.

Это теперь и было смыслом его жизни. Месть.

Вот он…

Он не знал этого человека, и видел его первый раз в жизни — но понял, что это он. Пожилой, в плаще, с папкой — правительственный служащий, Осознание собственной значимости, самоуверенность и снобизм были написаны на его исполненном благородного достоинства лице. А почему такой солидный джентльмен ездит поездом…сейчас это принято, так символизируется близость к народу.

Такой человек заслуживает особенного выстрела…

Он спустил курок в тот самый момент, когда тронулся поезд — конечно же, этот джентльмен выбрал вагон — люкс — с двумя похожими на авиационные кресла в каждом полуряду, с большим телеэкраном, с проводником. Попал он как всегда точно — через открытое окно, прямо в голову, на перроне никто ничего не заметил. Когда поезд, скрипя тормозами остановился, отойдя на полкилометра от платформы «Ватерлоо-Восточная» — его конечно на крыше уже не было.

В тот день он застрелил еще двоих. Даму на велосипеде в Кройдоне и какого то мальчишку-анархиста который разбил на его глазах телефонный аппарат в общественной кабине в Ричмонде. Все оказалось проще, чем он себе представлял. Выбираешь цель — целишься — ба-бах!

 

08 августа 1996 года Российская империя, Туркестан Пограничная зона

— Он шарит локатором левее от нас. Нас не видит. До выхода его из зоны — пять с небольшим минут.

— Принял! — командир вертолет бросил взгляд на бумажный планшет, которым пользовался по старинке — что потом предлагаешь?

— Уходим севернее, идем ущельем — мгновенно ответил лейтенант Веселаго, специалист по радиоэлектронной борьбе — склоны ущелья отразят и рассеют радиосигнал.

— А если ПЗРК?

— У нас есть средства РЭБ. Я могу опознать опасность как только вы выйдем в пределы прямой видимости ПЗРК.

Полковник от авиации Назралла Фахри, среднего роста, коренастый, седой как лунь турок оторвал на миг затянутую в кожаную перчатку руку от ручки управления Сикорским, провел по жесткой щеточке усов.

— Запроси обстановку — коротко бросил он, думая про себя, что Веселаго не так уж и плох. В последнее время в военных училищах абы как учат, приходится по году доучивать на местах службы. А этот молодец, на лету схватывает.

Лейтенант Веселаго — несмотря на то что обстановку запрашивали пятнадцать минут назад, а в горах она быстро не меняется и не подумал обсуждать приказ полковника. Полковник Фахри был легендой сорок четвертого вертолетного спасательного эскадрона, он был одним из немногих вертолетчиков, который имел нашивку с буквой «М» на рукаве летной куртки — мастер, наивыСАСШя из возможных категорий классности — и право на карту на фюзеляже. Карта — это уже признак настоящего аса, всего в ВВС действующих летчиков, имевших право наносить изображение карты на фюзеляже, было пятьдесят два — по числу карт в колоде. Пятьдесят два — ни больше ни меньше, следующий получал это право только тогда, когда кто-то погибал или уходил в отставку. Авиаторы эти были организованы в своего рода общество и новых членов выбирали тайным голосованием всех членов общества. Полковник Фахри, один из трех вертолетчиков, был членом общества вот уже десять лет, а на фюзеляже его Сикорского-89 красуется десятка крестей.

Пока полковник что-то высматривал на карте, лейтенант Веселаго переместился к станции связи, нащупал нужную частоту.

— Дозорная башня — двенадцать ответьте Гюрзе… Дозорная башня — двенадцать ответьте Гюрзе… — монотонно забубнил он.

— Дозорная-двенадцать на связи.

— Прошу обстановку по квадратам одиннадцать-шесть, и дальше до восемнадцати. Информацию прошу передать по основному каналу. Так же прошу информацию по квадратам двенадцать-восемь, двенадцать-десять, десять — шесть, способ передачи тот же.

— Вас понял, Гюрза устанавливаю канал передачи…

Матово загорелся экран перед глазами лейтенанта, побежали строчки цифр.

— Прошу подтверждения.

— Есть канал.

— Вас понял, приступаю к передаче информации…

Прошли те времена, когда обстановку диктовали по связи, а штурман лихорадочно наносил ее на карту. Сейчас — закрытый, помехоустойчивый канал связи с самолетом АВАКС, высокоскоростная передача информации со спутника и самого АВАКСа, один огромный, размеров пятьдесят один дюйм по диагонали цветной экран у штурмана-оператора систем РЭБ, по два маленьких — у первого и второго пилота и еще можно подключить один экран в десантном отсеке — для командира десантируемой группы. Красота! Вся обстановка как на ладони. Не то что раньше — летишь как к чертям в ад, идешь по ущелью и гадаешь, что будет на выходе. Если позиция мобильной ПВО то… пишите письма. Сейчас же — спутник даже отдельного зенитчика с ПЗРК увидит и тебя о нем предупредит, не то что…

— Господин полковник, на маршруте движение! Минута тридцать до прохода самолета ДРЛО противника!

— Тебя понял… — проворчал полковник — сохраняй бдительность…

Никто теперь уже не помнил — кто и когда придумал эту игру с самой смертью. Кто-то говорил, что первая игра состоялась в начале восьмидесятых, кто-то утверждал, что еще в семидесятые «ходили на ту сторону нитки». Это была жестокая и мужская игра, ставкой в которой была всегда жизнь — и смерть. Причем смерть часто мучительная и жестокая — игра могла закончиться на колу или со снятой заживо кожей и вспоротым животом. Но все равно — в нее играли. Каждый год.

Игра была простой. Каждый год, как только в южном учебном центре подготовки войск специального назначения подходил очередной выпуск, готовили выпускной экзамен. Не теоретический — именно такой. Самая что ни на есть практика. Взаправдашняя игра со смертью. Весь курс выпускников — тех, кто еще не отсеялся — сажали в вертолеты, перевозили на ту сторону границы. И высаживали. В глубине афганской территории за двести пятьдесят — триста километров до границы. Оружие, патроны, снаряжение — на выбор, сколько унесешь. Все по-взрослому. Задача — только одна — выжить, уклониться от поисковых групп афганской армии, племенного ополчения и банд душманов и дойти до своих. Дошел — значит стал спецназовцем, заслужил право носить черный берет и значок с черепом и костями — наследие штурмовых отрядов еще мировой войны. Нет… Ну, нет — значит нет.

Нигде, ни в одном учебном центре — не то что Российской Империи — ни в одном учебном центре мира подобного профиля таких выпускных экзаменов не было. Североамериканцы устраивали адскую неделю — неделя постоянных учений, с выполнением тяжелейших задач, без пищи и сна, с постоянными издевательствами инструкторов. В Римской империи были африканские лагеря, без еды и воды, тяжелые переходы, перетаскивание камней и тому подобное. У нас забрасывали в Сибирь, в тайгу с заданием — выйти к своим и выполнить по дороге учебные задания. Но нигде не додумались забрасывать выпускников в самый настоящий тыл к противнику.

Кто-то отказывался — никто никого не заставляет, колокол всегда там, где занимается группа. Подходи, звони. Но многие соглашались — ради значка и кокарды с черепом и костями, символа презрения к смерти и родства со смертью. Те, кто имел такой значок вполне были вправе сказать смерти: мы с тобой одной крови, ты и я…

На такие дела шли самые лучшие экипажи вертолетов. Вот и сейчас, командир сорок четвертого эскадрона, полковник Фахри лично сел за ручку управления своего Сикорского, чтобы доказать и себе — что он тоже одной крови со смертью. И хотя ему было за пятьдесят, запредельный возраст для летчика, все знали — Фахри вывезет даже из ада, если случится туда попасть.

Вертолеты тоже были необычные — три Сикорских-89 в модификации для поисково-спасательных операций. Сейчас они висели в десяти метрах над землей, в одном из самых опасных и непроходимых мест нитки, где изломанные пики гор рвались к небу, перемежаясь узкими ущельями. Они ждали, пока пройдет британский разведывательный самолет, делающий облет границы. Как только самолет пройдет — можно будет идти…

— Господин полковник, Дефендер [Дефендер, защитник — легкий самолет ДРЛО (дальнего радиолокационного обнаружения), дополняющий более тяжелый Нимрод. Сделан на базе легкого «Норманн Айлендер»] ушел из квадрата. Отметки не наблюдаю!

— Ждем…

Полковник прождал десять минут — благо запас топлива в этих вертолетах позволял долго висеть над землей в режиме ожидания — чтобы наверняка. Выждав время, глянул на часы. Пора…

— Я Гюрза один! Начинаем.

Один за другим три тяжелых, грузных, ощетинившихся стволами пулеметов вертолета пересекли пограничную реку, вошли в «лаз» — ущелье, ширины которого едва хватало для того, чтобы уместить в нем лопасти вертолетных винтов.

Они как всегда сидели вместе — друг напротив друга. Экипаж один-четыре, в котором четыре бойца — Бес, Араб и Иван с братом. Четыре человека, каждый из которых теперь ближе друг другу, чем родной брат и даже отец, потому что от надежности, подготовленности и смелости каждого зависит — выживут они или нет, выйдут к своим — или их кровь оросит эти камни, а они сами навсегда канут в безвестность. Они уходили в страну, страну жестокую и беспощадную, страну гордую и непокоримую, страну плюющую пулей в лицо любому чужаку, дерзнувшему покорить эту древнюю землю. В эту страну приходили многие — и Александр Македонский, и монголы, и персы, и британцы… Но страна из раза в раз оставалась свободной, а кости завоевателей, источенные ветром, оставались лежать на каменистых склонах этих гор. Теперь в эту страну шли русские, те кто приходит с севера, как их здесь называли. Здесь плохо знали воинов севера, ибо у них была своя земля, и они давно не ходили в чужие земли, чтобы покорить их. Здесь хорошо знали приходящих с севера караванщиков — воинов и купцов в одном лице, знали их за редким исключением как смелых и честных людей. Афганцы и русские никогда не враждовали, никогда между ним не было войн. Но каждый год русские приходили, высаживались со своих гремящих птиц — и афганцы воевали с ними, ибо пуштун-валай, кодекс чести пуштуна гласил: «враг, ушедший с твоей земли живым, унес с собой твою честь». Никто из чужаков, дерзнувших вступить на афганскую землю с оружием в руках не должен был выйти с нее живым…

Араб помнил последнее построение на пятачке, в узкой горной долине, перед тем, как они начали грузиться в вертолеты. Офицеры спросили — не хочет ли кто-нибудь выйти из строя — и пятеро вышли. Сопровождаемые презрительным молчанием строя, они прошли к стоящему недалеко от строя на плацу корабельному колоколу-рынде, и каждый позвонил в него. Один удар — резкий, тягучий, бьющий по нервам звон. Арабу было страшно. Очень страшно, тем более что инструкторы делали все, чтобы их запугать, чтобы заставить выйти из строя. Колокол — вот то что хотели инструкторы, колоколом проверялась их решимость, мужество, сила воли, готовность идти до конца. Но он, казак Ближневосточного казачьего войска из станицы Каффрия, Александр Савич Тимофеев решил для себя, что выйти и позвонить — это значит предать. Позвони — и этот звон услышат те, кого с нами нет, те, кто лег тогда. Позвони — и этот звон услышат враги, услышат и поймут, что на русской земле появился еще один трус. Позвони — и ты перечеркнешь пот, кровь и слезы, что проливал ты здесь, в этих проклятых песках все два с лишним года. Перечеркнешь ночные подъемы, стрельбу по цинку в день, драки палками и голыми руками сначала один на одного, потом на двоих, на троих, на шестерых. Перечеркнешь истошный страх зеленки и бездонный страх пропасти у тебя под ногами, перечеркнешь до крови закушенную губу на тридцатом километре марш-броска в полном снаряжении. Позвони — и перечеркнешь все это. А еще Араб посмотрел украдкой на своих подчиненных, на Беса, на Ивана с братом — и понял, что им еще страшнее, чем ему. И позвонить — это значит перечеркнуть, подло предать и их тоже.

И он остался в строю. А потом, когда над головой завыла турбина и пошли раскручиваться лопасти — он еще раз понял для себя, что он был прав. Он пройдет все это — иначе это будет предательством. Предательством себя самого.

На это задание их готовили особенно. В отличие от обычных заданий для выживания, где полагается один нож на всех на сей раз они были нагружены снаряжением как мулы. Его крестный, майор Тихонов отозвал его в сторону после того, как им объявили о походе, и спросил — хочет ли он идти. А получив утвердительный ответ, кивнул и начал рассказывать с чем им там придется столкнуться и давать советы, как скомплектовать походный набор вооружения и снаряжения.

По его совету, Араб на этот раз вооружился последней версией автомата АК — изюминка этой комплектации была в том, что можно было быстро сменить ствол — причем сменить не только по длине, но и по калибру. Такого не было даже в автомате Коробова — новейшем образце вооружения армии Российской империи, еще не поступившем на вооружение в достаточном количестве. Даже в боевых частях Командования специальных операций он был не у всех.

Стволы Араб подобрал под все возможные задачи. Ствол под 6,5х45 — длинный, позволяющий использовать этот автомат как портативную снайперскую винтовку. Второй — того же калибра — но короткий. И еще один ствол — с интегрированным глушителем под 9,3х45. Патрон 9,3х45, первоначально разрабатывался под использование в бесшумных автоматах Волк, теперь же под него изготовили и специальную версию АК. Достаточно было сменить ствол и магазин — и у бойца в руках оказывалось оружие, выстрел из которого слышен не громче, чем хлопок в ладони. Боец с таким оружием и комплектом стволов в снаряжении как бы одновременно имел при себе и штурмовой автомат и легкую снайперскую винтовку и бесшумное оружие.

Бес наотрез отказался брать, что-то помимо своего обычного пехотного АК — он уже считай, сжился с ним. Иван с братом на сей раз взяли по «Барсуку» — ротному пулемету калибра 7,62. Два ротных пулемета на группу из четырех человек — по огневой мощи получался даже перебор, но майор одобрил, сказал, что если потянут по горам такую тяжесть — пусть тянут, а огневой мощи лишней не бывает.

Остальное снаряжение собралось быстро. По пять гранат — новейшие РГО и РГН, взрывающиеся при ударе об землю. По настоянию Араба все взяли еще по две старые Ф1 — это была одна из спецназовских хитростей. Гранаты Ф-1 они «модернизировали» — заменяли медленногорящее вещество в запале порохом из автоматных патронов. Отпустил рычаг и граната взорвалась у тебя в руках. Носить такую гранату на снаряжении было нельзя, из-за опасности самоподрыва — поэтому такие гранаты носили в рюкзаке. Использовали для того, чтобы делать «растяжки» и «картошку» [Картошка — граната с выдернутой чекой маскируется на земле, спусковой рычаг подпирается чем-нибудь так чтобы на честном слове держался. Неосторожно зацепил ногой — взрыв. ] мгновенного действия.

Мины решили не брать — даже МОН, мины направленного действия, самое страшное из минного оружия, что двенадцать гранат у каждого, в том числе тек которые идут на растяжки — будет вполне достаточно.

И ну — сухпай, вода — главное вода, без еды можно прожить неделю и даже две недели, без воды сдохнешь дня через три. Хотя все выучили наизусть места, где могла быть вода — надеяться на воду что будет там, было бы безумием.

В итоге — килограммов сорок пять, а то и пятьдесят на каждого, считай две трети собственного веса. Для многих вес неподъемный, для них — в самый раз.

Вылетали они буднично — ни речей, ни прощаний. Прямо в горах на подходящей площадке приземлились три вертолета, в том числе тот самый, с картой на фюзеляже. Весь курс — те кто от него остался, быстро загрузились в вертолеты, навьюченные как ишаки. И вертолеты взлетели, направляясь в неизвестность…

Неизвестность…

Араб сидел так, что напротив него, стоит только скосить глаза, оказывался люк, из которого торчал крупнокалиберный пулемет. Близко, очень близко от борта вертолета несся каменный склон, где каждый из камней хотел напиться их крови и разочарованно провожал их, когда они проносились мимо. Пулеметчик, темно-синем шлеме-сфере расслабился, все равно сейчас единственная защита это скорость, если впереди гранатометчики — то пулемет не поможет, склон слишком близок, а скорость слишком высока. На голове у пулеметчика были наушники, как ни странно, нештатные, и он странно покачивал головой… господи, да он музыку слушает. Взгляды пулеметчика и Араба встретились — и пулеметчик подмигнул ему. Просто подмигнул — а Араб вдруг перестал бояться предстоящего. И подмигнул в ответ…

— Внимание, вторая точка!

— Вторая точка, внимание! — продублировал Фахри — обстановка! По фронту чисто!

— Слева чисто!

— Справа чисто!

— С тыла чисто!

— Приготовиться к сбросу!

— Приготовиться к сбросу — заорал сержант, выпускающий в десантном отсеке — вторая группа на сброс!

Пора…

В десантном отсеке мигающим красным светофор сменился на зеленый, пошла в сторону крышка десантного люка. В отличие от легких и средних вертолетов, из этого десантироваться можно было и как с самолета, через заднюю аппарель, и через десантный люк в полу.

Выпускающий начал стравливать лебедку, Араб поднял два пальца — проверка.

Проверить, весь ли груз закреплен как следует, подтянуть в последний раз лямки рюкзака, хлопнуть рукой по автомату — на всякий случай. Хлопнуть по плечу стоящего перед тобой — все в норме…

— Готовность!

— К сбросу готовы! — за всех ответил Араб.

Выпускающий плюнул в люк — на удачу…

— Первый пошел!

Веревка обжигает руки, съезжаешь как можно быстрее, потому что каждую минуту висения в воздухе между землей и вертолетом — минута смертельного риска. Каменистая желто-серая земля стремительно летит навстречу.

— Второй пошел!

Десантирование идет плотно, один только нырнул в люк — а за ним уже идет второй, едва не наступая ему на голову.

— Третий пошел!

Земля привычно отдает в ноги, ноют обожженные руки но сейчас не до них — почувствовал ногами землю — и сразу в сторону, в сторону, потому что промедлил на секунду — и идущий следом за тобой приземлится тебе на голову. Еще летишь по тросу — а уже высмотрел укрытие на зеле — и сразу до него. Руки сами находят автомат, патрон в патроннике, предохранитель снят — грубейшее нарушение техники безопасности но на это плевать. Здесь не полигон, здесь жизнь и секунда, даже доля секунды, потраченная на досылание патрона в патронник, может стоить жизни.

— Четвертый пошел!

Первый уже на земле, второй тоже. Площадку можно считать относительно безопасной, если бы не была безопасной, кто-нибудь уже саданул бы из гранатомета. Но все равно — самое хреновое еще впереди…

— Десантирование завершено! Группа на земле!

Полковник Фахри двигает вперед ручку «шаг-газ», вертолет сдвигается с места, ползет крышка люка отсекая тех кто на земле от тех, кто там, наверху, в относительно безопасном чреве ревущей стальной птицы. Внизу четверо пацанов, почти ставших волками за эти два безумных года залегли на каменистой осыпи, целясь во все стороны света.

Не дожидаясь, пока вертолет удалится, Араб встал.

— Идем цепью, Бес, ты первым. Расстояние в цепи двадцать пять метров. Направление — север, точка сорок. Пошли!

 

09 августа 1996 года Исход…

Из Лондона начался исход…

Такое в истории этого древнего города уже бывало — и в средние века, и в кромвелевское правление, когда лобные места на площадях были залиты кровью. Иногда причиной исхода служила чума — в средние века большая часть таких исходов была обусловлена именно ей. Последний раз исход из Лондона был в начале двадцатых — когда чужие корабли прорвавшись к самому устью Темзы открыли орудийный огонь по городу, по столице воюющей с ними империи. Корабли потопили — слишком мала была мощь прорвавшейся эскадры по сравнению с мощью британского Гранд-флита. Но сам факт обстрела города, сам вид Houses of parliament, с полуразрушенным от тяжелого снаряда главным залом, сам вид остановившегося Биг-бэна, произвел на лондонцев столь тяжкое впечатление, что многие из них сочли нужным покинуть город. Они были испуганы — не на шутку. Война раньше им представлялась чем-то далеким, даже чуточку нереальным. Воины в алых мундирах вели войны где то на границах бесконечной империи, во славу ее Величества и старой доброй Англии, они смело бились с туземными племенами и побеждали их, даже когда туземцы числом их превосходили вдесятеро. Нет, конечно они становились героями, кавалерами боевых наград, их принимали в салонах и дамы ахая о ужаса слушали леденящие кровь истории а потом дарили им свою благосклонность где-нибудь в укромном месте. Иногда Британия воевала и с развитыми странами, даже с далекой, варварской Российской империей — но она побеждала и их. Крымская кампания, пусть и обернувшаяся для британцев морем крови, гибелью отпрысков самых родовитых семей, вызывала боль, гнев, ярость — но в то же время и гордость за то, что их маленький остров может поставить на колени даже такую необъятную и сильную страну как Россия. Самый сильный в мире, не имеющий соперников британский флот, господствовал на морях, обеспечивая безопасность своей маленькой, омываемый холодными водами со всех сторон родины.

Двадцатый век стал прозрением, последовавшие за ним годы — крахом надежд, безумно болезненной ломкой представлений Британии о самой себе. Две сильнейшие в Европе континентальные державы, вероломно объединившись и предав Британию, начали войну. Рухнула под совместным, германо-русским натиском Франция, единственный союзник Британии на континенте — германцы раз и навсегда решили для себя французскую проблему, подтвердив свои претензии на европейскую гегемонию, возникшие со времени битвы под Седаном. Затем русская армия пошла на Восток, немцам, при поддержке сильного подводного флота удалось переправить крупные наземные силы в Африку. Каждая из этих стран использовала свои преимущества. Немцы подло били из под воды, маленькие подводные скорлупки с торпедами топили британские корабли. Русские имели подавляющее превосходство в живой силе и опытных, не уступающих британским офицеров. Так же немцы имели сильнейшую в мире разведку — возможно именно они предупредили русских о готовящемся ударе по их столице Санкт-Петербургу, так удачно расположенному на самом берегу. И русские совместно с немцами предприняли безумный ответный ход. Многие говорили в те времена — что война была проиграна Британией именно тогда, когда тяжелые снаряды падали на их столицу, когда рушились не здания — рушилась сама имперская, непоколебимая сущность Британии. Унизительный Берлинский мирный договор с дополнительными протоколами лишь подтвердил, что Британия теперь — не единственная и непобедимая, а всего лишь одна из многих.

Совсем недавно, и месяца не прошло — страх, так давно забытый и проклятый вернулся снова. За то время, что прошло после двадцатых, успело родиться уже третье и даже иногда четвертое поколение людей, не ведающих что такое страх. После двадцатых, мир, еще недавно такой жестокий и яростный, постепенно стал превращаться в нечто мирное, уютное и привычное. Все двадцатые, тридцатые, и даже сороковые годы военные упорно готовились к новой, большой и страшной войне. Это было ненормально — несколько мировых гегемонов. Как говорил Горец, бессмертный воин с мечом из одноименного, прошедшего недавно с оглушительным успехом фильма — должен остаться кто-то один. Один — а остальным отруби голову мечом и пусть их сила войдет в тебя, пусть она напитает тебя, даст тебе силы для новых битв и свершений. Этот синематограф, внешне чисто художественный и развлекательный, на самом деле очень точно отражал суть и смысл международной политики. Должен остаться кто-то один. Убей своего конкурента — и возьми его силу, возьми его природные ископаемые, его науку, его землю, его людей. Убей — и сила убитого напитает тебя, сделает тебя сильнее для новых битв. Убей — воистину остаться должен кто-то один.

Но война не начиналась. Начатые еще в двадцатые годы эксперименты с ураном завершились в пятидесятых созданием оружия, равного которому не видел мир. Все дрогнули, полагая что война на пороге — но вместо войны это оружие дало мир. Мир, когда на пороге уже была война. Мир — когда все были готовы к новым сражениям, когда все в достаточной степени зализали раны, оставшиеся после мировой войны, когда накопили оружие и припасы — и уже готовы были вцепиться друг другу в глотку. Все ждали войны — пришел же мир, пусть мир плохой, мир с взаимной ненавистью и злобой, мир обеспеченный страхом перед ядерным огнем — но все же мир. Который как известно лучше доброй ссоры, даже самый худой.

А постепенно начала забываться и ненависть. Мелкие, повседневные дела вытесняли из памяти национальное унижение, все больше было людей, которые при слове «Багдад», не мрачнели, а недоуменно пожимали плечами: ну Багдад так Багдад и что дальше то? Кто-то торговал с Россией, кто-то имел там друзей, кто-то учил русских детей в престижных британских университетах. Нити обычных человеческих взаимоотношений все больше и больше связывали народы — и все больше и больше людей задавались вопросом: а нужна ли нам война, а нужна ли нам месть, а что это за национальное унижение такое, через столько лет.

Не всех такое положение дел устраивало.

Снова напомнил о себе страх. Страх, долгие годы таившийся в самых темных уголках подсознания внезапно вырвался наружу, расцвет ядовитым цветком под взрывы минометных мин в самом центре Лондона. Эффект от этого теракта не исчерпывался только разрушенными зданиями и погребенными под руинами, разорванными на куски людьми — он был куда больше, объемнее, серьезнее. Это был страх, не отпускавший ни днем ни ночью, страх от которого не спрячешься за железной дверью и тревожной кнопкой, нажав которую можно вызвать полицию. Страх, что на твой дом упадет мина или снаряд — и тебя не будет. Или не будет твоих близких.

Но это было только начало. За последние дни лондонцы узнали еще больший страх. Страх перед снайпером-невидимкой, выцеливающим свои жертвы с крыши высотного дома. Снайпер был везде и нигде, он был всего один — но угрожал каждому из более чем двадцати миллионов жителей большого Лондона. Каждый мог оказаться его жертвой просто потому что оказался не в том месте и не в то время. Каждый мог попасть в перекрестье прицела, каждый мог умереть в любую секунду. Выстрел — и тебя нет, твоя жизнь оборвалась, потому что так решил неведомый палач. Каждому побывавшему на войне пехотному офицеру отлично известно, что такое страх перед снайперами. Для того, чтобы уничтожить одного единственного снайпера иногда заливались напалмом, забрасывались снарядами и ракетами целые акры земли — просто для того, чтобы поднять боевой дух солдат, просто для того чтобы поднять боевой дух и самим себе. Подразделение, которое два-три дня обстреливал снайпер, становилось по факту небоеспособным, моральный дух солдат сильно падал. И это солдат! Можете себе представить, что происходило с обычными людьми.

За несколько дней охоты «Лондонского снайпера» все сильно изменилось. В два-три раза выросли продажи плотных штор и просто ткани, особым спросом пользовались тяжелые, плотные, темные шторы. Все помнили судьбу несчастной, застреленной через окно, когда снайпер выстрелил по силуэту, помнили — и не хотели повторения. Не справлялись с нагрузкой электроподстанции — теперь лондонцы предпочитали жить с плотно занавешенными шторами окнами и даже днем у всех горел свет. От постоянной перегрузки — сейчас почти весь день нагрузка на распределительную сеть была близка к пиковой, такой, на которую она была просто не рассчитана — уже произошло несколько аварий, и какие-то районы большого Лондона несколько часов вынуждены были сидеть без света. Дважды из-за этого случились массовые беспорядки, они произошли в бедных, наполненных преимущественно выходцами из колоний кварталах, и были жестко подавлены полицией. Выросли продажи лампочек накаливания, фонариков, свечей…

Люди стали меньше выходить из дома. Закрылись почти все уличные кафе, в страну перестали приезжать туристы, опустела Трафальгарская площадь и голодные голуби частично улетели из ставшего в один момент таким негостеприимным города, а часть осталась и, ослабевшие, стали добычей кошек. Почти весь сектор экономики, связанный с туризмом нес огромные убытки. Закрылся музей мадам Тюссо, закрылся Тауэр.

Люди перестали ходить на работу. Не все, конечно, кто-то должен был работать, чтобы жить. Но те кто могли — те перестали. Опасное это дело стало — ходить на работу. Огромным спросом в офисах стали пользоваться тонированные стекла и опять таки занавески.

Люди стали больше болеть — все чаще обострялись хронические заболевания, появлялись различные мании и психозы. Врачи были перегружены, скорая помощь не успевала выезжать на вызовы.

Резко увеличилось потребление алкоголя. Мужчины собирались в клубах за зашторенными окнами, заказывали выпивку, пили и смотрели друг на друга, убеждаясь, что они до сих пор живы. С каждым глотком обжигающей коричневой влаги, мир становился чуточку лучше, чем был до этого. Но таким, каким он был до этого, он не становился даже если выпить целую бутылку виски в одиночку.

С полок супермаркетов смели все продукты, особенно те, которые могут долго лежать и не портиться. Сейчас закупались уже не на день, и на неделю — на две, а то и на месяц. В тех офисах, которые еще работали, ни один служащий не соглашался сидеть у незашторенного окна.

Люди уезжали — особенно сильной нагрузка на все городские магистрали была во второй и третий день когда полиция наконец подтвердила то, что и так все знали: все произошедшие убийства это звенья одной цепи и дело рук одного того же человека. Люди штурмом брали электрички, движение на идущих из Лондона магистралях было затруднено — целыми днями вязкий поток машин двигался со скоростью не более пятнадцати миль в час. Переполнены были все рейсы, вылетающие из Хитроу и других окрестных аэропортов. Уезжали все, кто мог — кто на побережье, кто на Лазурный берег или в Индию, кто вглубь страны, в Уэльс или Шотландию. Правительство работало круглые сутки, королевская семья отказалась покидать Лондон и находилась в Букингемском дворце под усиленной охраной.

Полиция сбивалась с ног, в город прибывали все новые и новые подкрепления. Полицейских перебрасывали из других городов, коммутатор Скотланд-Ярда разрывался от звонков. Над городом барражировали полицейские и армейские вертолеты. То и дело звонили жители и говорили о том, что они видели кого-то на крыше. Обычно это оказывались трубочисты или монтеры какого-нибудь оборудования, либо ремонтники. «Лондонский снайпер» же испарился — и полиция с ужасом думала о том, что будет если он проявит себя в другом городе. Плотно перекрыть всю страну полиция была не в состоянии. Все ждали продолжения — но после шестой цели «лондонский снайпер» испарился, исчез подобно злому духу…

Потому что спугнули.

Суперинтендант Чарльз Вустер, старший офицер Скотланд-Ярда с неохотой наконец признал, что главным подозреваемым по делу «лондонского снайпера» является действующий констебль полиции Белфаста Александр Кросс. Признание это прозвучало как гром среди ясного неба. Полицейский-убийца-маньяк — для старой доброй Британии это было уже слишком. Сразу после прозвучавшего заявления имя Александра Кросса стало самым упоминаемым в британских СМИ и одним из самых упоминаемых в мировых. Личность убийцы разбирали по косточкам. Сиротский приют, плотом военная карьера. Флот, войска специального назначения. Участие в боевых операциях. Бейрут и плен, после тяжелого боя и в бессознательном состоянии. Потом — Белфаст, война с терроризмом на самом переднем крае. Все были в шоке от того, что такой человек — можно сказать герой — взял винтовку и начал убивать. Высказывались разные предположения о том, что могло толкнуть Кросса на подобное. Стало известно, что констебль Кросс буквально за несколько дней до начала этого кошмара потерял своего осведомителя, жестоко убитого боевиками ИРА — а после этого был отстранен от службы в полиции.

В популярном ток-шоу самый дорогой психоаналитик Лондона, пожилой седой мужнина не расстающийся с черными очками закатил лекцию на целый час. Он сказал, что Кросс не выдержал психологического давления на него и сломался. Предпосылки: сиротское детство, бои в Бейруте, в которых он был взят в плен в бессознательном состоянии, плен, потом Белфаст с его террористической войной, зверское убийство осведомителя, отстранение от должности с перспективой оказаться вне стен полиции — все это привело к психологическому слому и развитию реактивного психоза. Этот психоз заключается в том, что Кросс считает всех подданных Соединенного королевства виновными в своих бедах и поэтому отстреливает их. Интервью, данное этим самым психоаналитиком, перепечатали большинство британских газет. Одна из этих газет так и хранилась у меня, в моем временном убежище…

Начался исход — и на сей раз причиной ему был всего один человек.

Битва под Седаном — сражение франко-прусской войны, в котором французская армия потерпела сокрушительное поражение, а Наполеон III попал в плен. С этого времени считается, что стратегическое преимущество сильнейшей армии в Европе, которым французская армия обладала со времен битвы при Рокруа, было ею утрачено, а самой сильной в военном отношении континентальной державой стала Германия.

 

10 августа 1996 года Оак Ридж, Североамериканские соединенные штаты. Национальный исследовательский центр расщепляющихся материалов

В отличие от других стран, Североамериканские соединенные штаты и поныне весьма легкомысленно относятся к вопросам безопасности центров по производству ядерного оружия. Если безопасность стратегических ядерных сил, в частности хранилищ готовых изделий, находится вполне на уровне — то в безопасности центров передовых исследований и заводов по производству и обслуживанию ядерных зарядов североамериканцы опасно халатны. В отличие от тех же русских, прячущих подобные производства в глухих местах, в лесах, в подземных убежищах — у американцев они располагаются, чуть ли не в центре городов.

На сей момент в Североамериканских соединенных штатах существовало три основных центра, занимающихся фундаментальными исследования, прикладными исследованиями в области расщепляющихся материалов, а также конструированием и производством готовых изделий. Серийной сборкой ядерных зарядов — а в последнее время только обслуживанием и продлением ресурса, и так наклепали столько что еще внукам хватит — занимается завод «Саванна-Ривер» в Северной Каролине, он же единственный из трех, где не ведутся никакие научные исследования, это чисто прикладное предприятие. Есть также два научно-исследовательских центра высшего уровня, в которых основной упор делается на прикладные и фундаментальные исследования — но там при необходимости могут собрать готовый заряд или мелкую серию зарядов. Это центр в Лос Аламосе штат Нью Мексико, у самой неспокойной мексиканской границы, и центр «Оак-Ридж», расположенный на берегу одноименной реки, в штате Тенесси, недалеко от городка Ноксвилл.

Проект «Белое пламя» родился много лет назад в Оак-Ридже, и теперь в специальном зале, допуск в который строго регламентирован, лежало первое зримое, материальное воплощение этого прорывного проекта, в ходе которого ученые сказали немало новых слов в науке. На специальном демонстрационном постаменте лежало готовое изделие.

Само изделие внешне выглядело совершенно неприметно. Демонстрационный постамент посреди комнаты, сляпанный на скорую руку. Большой стальной кофр, с открытой крышкой, какие то провода, датчики, кнопки. Увидишь — никогда и не подумаешь, что в разработку этой самой штуки угроханы многие миллиарды, даже сотни миллиардов долларов и вложен труд десятков лучших ученых страны среди которых были даже нобелевские лауреаты.

— Это оно и есть? — генерал Лерой Томас недоверчиво смотрел на изделие, которое должно было стать первым из серии и, в конечном итоге, оно должно было превратиться в боеголовку, пригодную для постановки на крылатую ракету авиационного базированию, либо на тяжелую межконтинентальную баллистическую ракету шахтного базирования, способную нести десять-двенадцать таких вот боеголовок индивидуального наведения. Изделие его не впечатлило.

— Это оно и есть. Опытный экземпляр, конечно, мы его специально собрали в варианте для испытательного полигона. Если все пройдет нормально — то серийные изделия будут, конечно же другими.

Доктор физики Гордон Браун, выпускник Массачусетского технологического, глава рабочей группы проекта «Белое пламя» совершенно не походил на «ботаника» — здоровенный, чем-то похожий на штангиста-тяжеловеса, он выглядел так, будто мог согнуть руками железный лом. Он и в самом деле мог его согнуть.

— Выглядит… не впечатляюще. Сколько весит?

— Семьдесят восемь килограммов. Совсем немного, это небольшой заряд, мы его собрали именно таким. Мощность всего… около ста килотонн. Основной целью проекта как вы помните, была выработка заряда диверсионного типа.

— Какие меры предосторожности необходимо предпринимать?

— О, совершенно никаких. Он почти не фонит.

— Почти?

— Фон выше нормы раза в полтора. Для того, чтобы словить опасную для жизни дозу излучения нужно просидеть верхом на контейнере лет пятьдесят.

— Это радует? Насколько устойчив контейнер?

— В смысле?

— В смысле транспортировки. Стандартная процедура — бронеавтомобиль, потом самолет.

— Ничего хрупкого там нет.

— В любом случае у нас есть свой контейнер, в него мы и положим изделие.

— Пожалуйста. Только извольте расписаться в получении.

— Давайте документы…

Пока генерал и глава рабочей группы ставили свои подписи на многочисленных бланках, в комнату вошли два человека в легких противорадиационных костюмах. Каждый из них был офицером военной полиции и прошел специальную подготовку по обращению с особо опасными предметами. Вообще то, такими делами должны были заниматься гражданские, это изделие не было принято на вооружение и юридически не принадлежало армии, поэтому транспортировать его должны были сотрудники Департамента ядерной безопасности — была в САСШ такая структура. Но здесь на требования закона не обращали внимания — закон здесь не действовал, его подменяли ведомственные, совершенно секретные директивы.

В демонстрационной комнате, офицеры закрыли крышку и положили изделие в сумку, сделанную из ткани с кевларовыми нитями, у которой были две прочные ручки для транспортировки. Затем они вышли в дверь, в ту же самую, в какую они вошли, там их уже ждал генерал и восемь человек с короткоствольными автоматами Кольт. Генерал проверил содержимое сумки, в которой помимо прочего был и вшитый в ткань радиомаяк и опломбировал ее собственной пломбой, а пломбир положил в карман. После чего генерал остался в комнате — ему предстояло остаться в Штатах, научная группа летела другим путем, потому что комфорт армейского самолета оставлял желать лучшего. А двое носильщиков в сопровождении восьмерых автоматчиков охраны отправились в путь по прямому и ярко освещенному лампами подземному коридору, выходящему в спецсектор подземной стоянки. Там их уже ждала спецмашина и автомобили охраны.

Для того, чтобы не привлекать к перевозке излишнего внимания, армейскую технику в таких случаях не задействовали, полицейских в известность тоже не поставили — хотя и это было нарушением закона. Спецмашина представляла собой раму от тяжелого трехосного тягача «Кенуорт-500» в модификации для тяжелых работ на которую умельцами был водружен бронированный кузов, выдерживающий попадание пули пятидесятого калибра при выстреле в упор. Такими машинами пользовался Федеральный резерв, Казначейство, ребята из Форт-Нокс [Форт-Нокс — там хранится золотой запас САСШ, несколько тысяч тонн] — отличие данной машины было лишь в том, что она была изнутри дополнительно укреплена толстыми пластинами свинца. Так же на ней был специальный детектор — в случае повышения радиации до критического уровня все замки блокировались, и в машину можно было проникнуть только с автогеном. Жизнь экипажа в этом случае в расчет не бралась — каждый знал, на что шел. Датчик радиационного фона был, успеешь выскочить, если пошло излучение — свое счастье, не успеешь…

Бронеавтомобиль с изделием сопровождали четыре совершенно одинаковых черных внедорожника Шевроле Субурбан, каждый из которых поставлялся в «президентском варианте» [Автор видел подобные машины и дико удивлялся, почему их не бронируют — но они и в самом деле не бронированные. По словам специалистов Секретной службы так у экипажа машины будет больше стимулов как можно быстрее привести пулемет в боевую готовность и открыть огонь. Кроме того, такая машина маневренней. Объяснение это не выдерживает никакой критики — при попадании в серьезную засаду, организованную военными с использованием армейского оружия небронированную машину изрешетят в считанные секунды. Надо сказать, что в кортеже президента САСШ есть и бронированные Субурбаны, правда без турелей с пулеметами, а для частных охранных компаний для Ирака и Афганистана делают машины и с турелью и с бронированием. Война все ставит на свои места. ] — то есть небронированный — но с третьим рядом сидений, поставленным спиной к направлению движения и пулеметом М134 Миниган на турели. Эти машины сопровождали броневик по дороге до гражданского аэропорта Ноксвилла, ближайшего аэропорта к центру.

В аэропорту колонну уже поджидал самолет — тоже очень необычный, для подобных перевозок он использовался первый раз. Это бы Грумман С2 Грейхаунд, единственный транспортный самолет ВВС САСШ, способный приземляться на авианосец. Небольшой, уродливого вида самолет уже заправили и он стоял в готовности принять необычный груз.

Колонна добралась до аэродрома без происшествий, как и всегда. Тяжелый контейнер с хранящимся внутри зарядом переносили в самолет уже ввосьмером — кому то пришла в голову дурацкая идея пошутить, что эта вся процедура сильно напоминает транспортировку покойника и настроение у всех упало. Контейнер был настолько тяжелым, что вместе с ним в самолете полетят только двое сопровождающих и четыре специалиста по защите из службы безопасности ВВС.

В кабине самолета полковник ВВС Ричард А Раск, один из самых опытных пилотов, совершивший более восьмисот посадок на авианосец на самолетах различных типов, в последний раз просматривал прикрепленный к планшету лист с маршрутом. До Афганистана без промежуточной посадки и дозаправки добраться не удастся. Поэтому, в тихом океане их уже ждет авианосец Джон Адамс, на котором ради такого случая прекращены все полеты, кроме полетов по обеспечению безопасности. Его единственная задача — принять самолет, дозаправить его и выпустить обратно в воздух. Вторая посадка — в Гонконге, на британских территориях, которые должны были быть отданы Китаю года через два, но которые понятное дело отдавать никто не собирался. Где то в том же районе Тихого океана, который занимал Адамс, крутилась авианосная группа русских во главе с Екатериной Великой, с ними проблем не должно быть, и сразу две японские авианосные группы. Вот с этими проблемы могут быть. Все самураи полные психи, хоть их страна и подписала все базовые международные договоренности, делающие океан общим за исключением исключительной двенадцатимильной зоны — все равно от этих идиотов можно ожидать всего чего угодно. Решит какой-нибудь из них, что его честь задета — и привет. А японские адмиралы втихую поощряли безумные выходки своих подчиненных. Полковник Раск летал в Тихом океане уже давно и прекрасно помнил, как он катапультировался из истребителя, атакованного сразу двумя парами «Мицубиши-Зеро», причем явно учебная атака под конец переросла в таран, как приближалась водная гладь, а сверху была настоящая карусель — свои, япошки узкоглазые, русские… Все конечно же объявили несчастным случаем на учениях, тем более что и японцу тоже пришлось катапультироваться. В общем — поганое дело.

— Сэр, погрузка завершена.

Грумман был самолетом небольшого размера — поэтому полковник обернулся и лично оценил, как прикреплен груз.

— Принайтовили надежно?

— С гарантией, сэр…

— Смотрите. Над океаном могут пойти кульбиты, и мне совсем бы не хотелось, чтобы эта штука летала по отсеку подобно мячу. Впрочем — вам виднее, это вам рядом с ней сидеть, а не мне.

— Принайтовили надежно сэр… А что за кульбиты?

— Танцы с узкоглазыми. Когда ты видишь узкоглазого — никогда не поймешь, какое у него сегодня настроение. Может быть что и плохое.

— Но нас же будут сопровождать.

— Это не поможет… — полковник отвернулся — Вышка я Тридцать первый, прошу разрешения начать рулежку!

— Тридцать первый, я Вышка, рулежку разрешаю, полоса один — три.

— Вас понял, Вышка…

Запустился один двигатель, затем второй. На ВПП и на рулежных дорожках никого не было, работу аэропорта остановили из-за самолета со спецгрузом. Уже через несколько минут маленький самолет бодро поднялся в воздух, уходя на запад, в сторону тихоокеанского побережья…

Как это и было оговорено, эскорт ожидал прямо у беговой черты, в пределах двенадцатимильной исключительной зоны самолет со спецгрузом ожидали. Сразу восемь флотских истребителей-бомбардировщиков Ф-18 свалились откуда то сверху, словно с небес, один из них завис буквально в нескольких метрах от пилотской кабины. Полковник Раск с удовольствием заметил черный туз на фюзеляже — сорок первое авиакрыло, так и называющееся «Черные тузы». Подразделение, которым он командовал — до того идиотского случая с узкоглазыми, когда его после не совсем удачного катапультирования сочли негодным для полетов на истребителях и теперь он вынужден был возить всякую дрянь с черепашьей скоростью. Он даже узнал номер самолета…

— Том, я напишу на тебя рапорт, как только приземлимся — полковник прижал тангету микрофона.

— Вот как? В таком случае мы удаляемся и оставляем тебя наедине с нашими маленькими узкоглазыми друзьями.

Ф-18 покачал крыльями, это означало что ведущий собирается совершить маневр, остальные же должны ему следовать.

— О, нет, нет, нет… Не уходи я этого не переживу. Еще один танец с узкоглазыми — это слишком даже для меня. Кстати, как они поживают?

— Нормально поживают. Только когда летели сюда, мы видели четверых, правда связываться с нами они не захотели. На обратно пути будет больше так что готовься…

— Тебя понял…

Японцы и правда появились — аж шестнадцать истребителей. Майор Томас Кулидж, один из офицеров крыла, командующий группой эскорта не сказал, что по пути сюда, они слегка припугнули «Мицубиши» — один из летчиков выпустил короткую очередь из пушки почти впритирку с японцами. Это тоже было в правилах игры, хотя и на самой их грани. Японцы неофициально считали Тихий океан своим «домашним» океаном, в Атлантику, где были и русские и североамериканцы и германо-римляне и итальянцы они не совались, понимая, что им там делать нечего — а вот здесь буквально кишмя кишели, превосходя все другие державы региона если не качеством — то во всяком случае количеством. И игры были на грани фола, а иногда и выходили за грань как в случае с полковником Раском. Нравы здесь были такие же как в дурном квартале — если тебя где то обидели ты собирал друзей, брал бейсбольные биты и возвращался туда где тебя обидели. Вот и сейчас — сочтя произошедшее часом раньше оскорблением, японцы вернулись снова, прихватив с собой друзей.

— Сэр, бандиты слева на три часа — предупредил второй пилот.

И тут ярко-алая трасса распорола воздух прямо перед фюзеляжем.

— Два-четыре — работаем! Два-один и два-два, прикройте Тридцать первого!

Шесть истребителей «ромашкой» разошлись в разные стороны, выходя на позиции для атаки и охватывая японцев. Небо буквально кишело темно-зелеными, с красным кругом на фюзеляже птицами. Зеро…

В отличие от американцев, Мицубиши Зеро брали не хитроумной электроникой, и не мощным двигателем — а оточенными навыками пилотов-самураев в сочетании с хорошим аэродинамическим качеством фюзеляжей и почти полным отсутствием защиты. У Японцев бронирования почти не было, из боевой истребитель в этом смысле мало отличался от гражданского самолета, только двигатели прикрывала кое-какая броня, а пилота и вовсе — только тонкий слой обычного алюминиевого сплава. В этом была вся Япония — истинно самурайское презрение к смерти. Поэтому, Зеро был самым скоростным истребителем на Тихом океане, в этом ему уступали и русские и североамериканцы. Больше скорость могли развить только русские М245, истребители-бомбардировщики предельных параметров, вылетавшие со стороны континента — они запросто брали три скорости звука и летали почти в стратосфере. Но тут их не было — а было только шестнадцать японцев против восьми североамериканцев.

— Адамс, я Тридцать первый! Мэйдэй, мэйдэй! Атакован японцами!

По меркам забав над океаном это было поражение, причем основательное. По неписанным законам, если ты выходил на связь со своим авианосцем, говорил что атакован и просил помощи, тем более посылал сигнал «Мэйдэй» — проиграл без вариантов, противник записывал себе победу и удалялся, гордо покачивая крыльями. Но тут была не игра, был спецгруз, который он обязан был доставить в любом случае.

Однако в наушниках был только вой и треск помех — японцы включили аппаратуру подавления. Мелькнула мысль, что вот сейчас-то он точно вляпался на своем тихоходном корыте и японцы запросто закончат то, что не доделали несколькими годами ранее.

— Адамс, я Тридцать первый! Выйдите на связь! Чрезвычайная ситуация! Мэйдэй, мэйдэй! Атакован японцами!

Ответом был залп ругательств — какой-то японский самурай-истребитель прорвался в эфир и сейчас рассказывал много интересного о североамериканцах и о том, что он с ними будет делать, когда доберется до них.

Уже добрался, б…

Ударная волна качнула самолет как ветку на ветру, тут же последовал второй удар — японцы вышли-таки на позицию для атаки и теперь их истребители проносились буквально в нескольких метрах от транспортника, а воздушные волны от их истребителей били по транспортнику раз за разом. Так можно и в штопор сорваться — причем в любую секунду.

— Снижаем скорость до предела! Ближе к воде!

Полковник, до этого летавший на истребителе, забыл один из самых эффективных приемов противодействия. Верней он не забыл, он его отлично знал — просто он до сих пор мыслил истребительными категориями, и он не сразу пришел ему в голову. Нужно просто прижаться к самой воде и максимально снизить скорость. Тактический турбовинтовой транспортник может спокойно лететь со скоростью двести километров в час — а истребитель должен поддерживать как минимум вдвое большую скорость, если не хочет сорваться в штопор и упасть в океан. На этом основан бизнес по перевозке наркоты через Мексиканский залив — по крайней мере, был основан до тех пор, пока на вооружение там не встали переделанные из гражданских Цессны с Миниганами.

Самолет резко пошел вниз…

— Черт, что за…

Не обращая внимания на крики, доносящиеся из десантного отсека, полковник Раск выравнивал самолет. И выровнял — буквально метрах в двадцати над серой гладью воды…

Поняв маневр, два истребителя до этого прикрывавшие транспортник оторвались от него и ринулись вверх, на помощь своим товарищам.

— Он на нас идет!

Господи, да они всерьез…

Один из японских истребителей, который не был блокирован североамериканцами предпринял рискованнейший маневр — он снизился и пошел лоб в лоб на транспортник.

— Готовность!

Темно-зеленая туша пронеслась чуть ли не на расстоянии вытянутой руки от фюзеляжа, полковник рванул на себя штурвал, истошно взвыли моторы. Замысел японца был в том, что от удара воздушной волной пилот американского транспортника потеряет на мгновение управление — а на высоте двадцать метров над поверхностью большего для катастрофы и не нужно. На какой-то момент полковнику показалось, что нос проваливается и через секунду самолет ударится об воду — но движки не захлебнулись — вытащили.

— Бандит слева!

Спасли их как ни странно русские. Четверка тяжелых двухместных истребителей С-30 с «Императрицы Екатерины Великой» с громовым ревом вынырнула из облаков, присоединяясь к американцам. Двенадцать против шестнадцати — это уже не восемь против шестнадцати, чем более что японцы просекли: раз появились эти русские, значит, могут появиться и другие русские. Русские не любили японцев, в пятом году их флот потерпел от японцев тяжелое поражение и они это до сих помнили. Не давали забыть об этом Курильские острова и Сахалин, наполовину находящийся под властью Империи восходящего солнца, и вся японская половина острова была под военными. Там был порт для японских военных кораблей, там были несколько хорошо укрепленных подземных аэродромов — японцы фактически построили сухопутные авианосцы. И все это было направлено против России, свою половину острова японцы изрыли как кроты, а граница между двумя половинами острова была укреплена как нигде в мире. Японцы не признавали права Российской империи на Сибирь называя ее «Территорией Северных Ресурсов», и хотя в открытую посягнуть на нее они не решались — говорить на словах говорили. Поэтому русские очень недобро относились к японцам, а увидев неладное четверка патрульных истребителей русских, так называемый «патруль дальнего рубежа», увидев свалку в воздухе, не задумываясь, присоединилась к североамериканцам.

С вмешательством русских свалка быстро сошла на нет. Обе стороны во время свалки агрессивно маневрировали, часто применяли форсаж — топливо кончалось и у тех и у других. А у русских истребителей топлива как раз было достаточно, они прибыли последними. Как бы то ни было — японцы в какой-то момент резко вышли из боя и направились на север, к своему авианосцу. Напоследок, они разом сделали маневр, на местном наречье обозначающий примерно следующее «Вы обосрались, а мы победили».

Пострадавших в этой свалке не было, пострадали только нервы пилотов и матчасть — двигатели при таком рваном режиме работы, с частым включением форсажа приходится перебирать постоянно. Приняв благодарность за помощь, русские отвалили выше, в облака — они вообще любили летать на предельно возможных высотах — а майор Томас Чен вызвал заправщики с Адамса — на остатках топлива в баках до авианосца можно было и не долететь.

Посадка на авианосце и дозаправка прошла штатно, на дальнейшее сопровождение «летный босс» с авианосца выслал аж двадцать четыре машины, опасаясь, что японцы могут и повторить. На полпути к Гонконгу эскорт сменился — теперь маленький транспортник эскортировали двенадцать британских Харриеров, взлетевших с «Принца Уэльского», британского авианосца, болтавшегося на траверзе Гонконга, или с платформы — этого полковник Раск не знал.

Гонконг…

Полковник не раз бывал в этом городе — и каждый раз восхищался его дьявольской красотой. В этом городе и впрямь было что-то темное, дьявольское — это чувствовал любой человек, более-менее внимательный, прилетевший в Гонконг. Красивейшая бухта, заполненная гражданскими и военными кораблями, лес небоскребов, пагоды китайского квартала. Этот город, один из крупнейших в мире, был под британской юрисдикцией — но находился на китайской земле, которую взяли в аренду и не собирались отдавать обратно, мотивируя тем что государства, с которым заключался договор больше нет, а я Японией и ее марионеточным государством на континенте разговаривать никто не собирается. Собственно говоря, Япония особо и не настаивала, ибо многие подозревали что между Японией и Великобританией заключен тайный союзнический договор, а Японии Гонконг в нынешнем виде был также нужен как и самой Великобритании.

Собственно говоря, Великобритания контролировала Гонконг только формально, там была такая же «серая зона», как к примеру в Афганистане — то что Гонконг был застроен небоскребами наверное даже больше чем лондонский Сити, то что там золота больше чем в банках самой Великобритании сути проблемы не меняло…

Вообще, Гонконг получил статус «подмандатной британской территории» в начале прошлого века, во время печально знаменитых «опиумных войн». Смысл опиумных войн заключался в том, что Британия импортировала из Китая чай, шелк и много чего другого и расплачиваться за это вынуждена была золотом, потому что Китай в обмен из Британии почти ничего не покупал. Британская казна весьма оскудела и министр финансов уже был вынужден делать доклады, лежа на полу. [Бюджет — первоначально это был большой кожаный мешок в котором находилась вся королевская казна в виде золотых монет. Министр финансов двора его Величества по традиции делал доклад королю о состоянии королевской казны, опираясь на мешок с монетами — и чем меньше монет там было тем сложнее министру было стоять на ногах. А иногда и вовсе приходилось лежать. ] Вот тогда то и придумали товар, которым с Китаем можно было торговать на бартер и который давал бы гигантские прибыли. Опиум! Целую страну Великобритания посадила на иглу по имя собственных геополитических интересов, причем основную роль в наркоторговле играла британская аристократия, ставшая таким образом первой в мире наркомафиозной группировкой. [Автор понимает о чем говорит. Более того — это продолжается и по сей день. Как думаете, почему девяносто процентов маковых полей Афганистана находятся в британском секторе с центром в г. Гильменд — а британцы по эту поводу и в ус не дуют? В Ираке в британской зоне оккупации на время оккупации наркоманов стало больше, чем во всем остальном Ираке, хотя при Саддаме их почти не было. До сих пор часть британской аристократии финансирует и организовывает наркомафию, часть британских банков особенно со штаб-квартирой в Гонконге отмывают деньги, полученные от наркоторговли. ] Когда же китайское правительство уничтожило склады с наркотиками в прибрежных портах — Великобритания объявила войну.

После того, как Япония оккупировала весь Китай и Корею — Гонконг оказался единственным местом, куда хлынули китайские богачи. Китайские кварталы стремительно застраивались небоскребами, организовывались экспортно-импортные компании по торговле с оккупированными территориями. Банки в Гонконге финансировали весь континентальный Китай и давали займы даже японской оккупационной администрации. Здесь же, в городе были крупнейшие склады с наркотиками, поступавшими из «Золотого треугольника» и из Афганистана. С наркотиками боролись, иногда устраивали показательные сожжения — но в руки полиции попадала дна пятидесятая от того, что реально проходило через этот город, если не меньше. Должность генерал-губернатора Гонконга была самой желанной для любого британского чиновника — ежегодный неофициальный доход на ней составлял не менее десяти миллионов фунтов стерлингов. Это даже особо не стараясь — мафия сама преподносила тебе эти деньги просто за то, чтобы ты ничего не делал. За отдельные услуги доплачивали отдельно.

Помимо наркоторговли, у города были и другие источники дохода. Легальная банковская деятельность — и нелегальная тоже. Гонконг был одним из тех редких мест на земле, где были разрешены номерные, зашифрованные счета, владельцев которых банки никому открывать были не обязаны. Поэтому здесь держали счета многие — и китайские «беженцы» и североамериканцы и русские и японцы. У Японии — несмотря на то, что официально она не признавала мандат Великобритании, над Гонконгом было здесь свое дипломатическое представительство, замаскированное под офис концерна «Мицубиши» — одной из крупнейших японских финансово-промышленных групп, занимающихся как военной, так и гражданской продукцией. Через него делались многие дела, тайно и бессудно.

Гонконг был единственным местом на планете, где не преследовались организаторы боев без правил насмерть. Нет, бои такие были везде и даже в Российской Империи существовал чемпионат «Октагон» — но там боролись хотя бы с минимальными правилами и уж во всяком случае, не насмерть. Здесь же было все — богатые зрители, большое количество специалистов по самым разным стилям и видам рукопашного боя — японских, тайских, корейских, китайских. И много нищих, молодых парней, «нахватавшихся по верхам» и желавших зацепить удачу за хвост. В основном на ринг выходили профессионалы — они очень редко дрались насмерть, они уважали друг друга и просто хотели выяснить кто сильнее. На потеху публик на ковре убивали как раз новичков, решивших рискнуть — правда иногда случались и осечки и никому не известный новичок вырывал свой заслуженный титул и победу с мясом и кровью у именитых соперников. Не без этого — бой есть бой.

В Гонконге торговали людьми. Здесь была прекрасная медицина — где много богатых людей там и хорошая медицина. И здесь же в клиниках полуофициально делали сотни операций в месяц по пересадке органов — органы брали у похищенных, иногда даже у детей. Это тоже приносило хороший доход.

Ну и по мелочи — торговля оружием, проституция. На это и внимания особого не обращали.

Садились на аэродроме, прозванном пилотами «Две звезды». Непонятно почему так назвали — но название прижилось, возможно, потому что так назывался тонг [Тонг — китайское мафиозное сообщество. ], контролировавший постройку. Тонги в этом городе были особенно сильны, здесь было их гнездо, их логово. В континентальном Китае с ними боролись как японская оккупационная администрация, так и японские мафиозные группировки — а здесь с ними не боролся никто. Аэропорт был построен на сваях и на огромной платформе с понтонами, наполовину погруженной в воду. В Гонконге было слишком много денег и слишком мало земли — поэтому город наступал на море, на залив, отвоевывая все больше и больше пространства и так теперь строили не то что дома — строили аэропорты и целые кварталы. Также строили на насыпных островах — но наплавные были несколько дешевле. Гонконг превращался в китайскую Венецию.

Самолет со спецгрузом зашел на посадку мастерски, с первого круга — в конце концов, это был гражданский аэропорт, с нормальной длинной полосой, а не качающаяся палуба авианосца, на которой надо еще зацепить трос аэрофинишера. [финишер — приспособление на авианосце для посадки. Прочный стальной трос на палубе, а самолет должен при посадке зацепить его приспособлением, напоминающим крюк. ] Харриеры сели еще раньше — британцы использовали для защиты Гонконга от японцев и возможно русских огромную платформу, этакий стационарный авианосец, установленный на сваях на траверзе Гонконга в десяти морских милях от берега и способный принимать боевые самолеты вертикального взлета и посадки, подобные Харриерам. [автор не выдумывает. Такие аэродромы морского базирования, строящиеся по тому же принципу что и морские добывающие нефтяные платформы начала строить Бразилия для защиты своего шельфа, на котором как известно обнаружены сверхгигантские месторождения нефти. Кстати — как только их обнаружили — так американцы объявили о воссоздании Четвертого флота САСШ для активных действий у побережья Латинской Америки. Если у вас есть нефть — мы летим (плывем, идем…нужное подставить) к вам!] Такие стационарные вышки-аэродромы, на которых базировались и Харриеры и ракетные катера и отряды СБС, защищали побережье всех британских колоний. Так британцы наращивали военно-морскую мощь не вызывая слишком больших протестов других стран. На дозаправку его отогнали к обычным гражданским ангарам, да и рожи на заправщике не внушали особого доверия — все молодые, у одного вместо форменной — черная кожаная куртка, двое — в картузах, показывающих принадлежность к местному мафиозному сообществу. Из десантного отсека самолета никто не вышел, с британским представителем общался второй пилот, не выходя из кабины самолета. В отсеке автоматчики сняли свое оружие с предохранителей — на всякий случай.

Невысокий моложавый китаец, левую щеку которого украшал страшный, плохо зашитый бритвенный шрам соскочил с подножки тяжелой цистерны-заправщика, бросил в последний раз взгляд на самолет, бегом поспешил за ангар…

Ляовей, [Ляовей — иностранец] которого очень интересовал этот рейс, был там, он стоял возле своего черного американского внедорожника и ждал. Это был средних лет, крепкий, с узкими, монголоидного типа глазами, наголо бритый человек с короткими усами, одетый как одеваются местные мафиози — в черную кожаную куртку и настоящие американские джинсы, тоже черные. Тонг «Белый дракон» контролировавший порт хорошо знал этого ляовея, потому что он хорошо платил, если ему что-то было нужно и через него можно было достать оружие — не всегда, конечно, но можно. Еще ляовей торговал морепродуктами, покупал их и отправлял в дальние страны. В отличие от японцев, людей крайне закрытых и не любящих любых иностранцев, а особенно русских, китайцы нормально относились к русским, торговали с ними и оказывали друг другу услуги. Даже слово «иностранец» в японском и китайском языках, как оно переводилось дословно, говорило очень о многом. У японцев это было «гайджин», варвар, в то время как у китайцев «ляовей» означало «человек извне». В Гонконге было много китайских националистов в том числе весьма опасных, мечтающих о том дне, когда они освободят свою родину от японской оккупации. Британская колониальная администрация воевала с ними — но воевала нехотя, она держала их словно камень за пазухой, как еще один аргумент в британо-японских отношениях. На оккупированной территории свирепствовала кемпетай, японская военная разведка, людей убирали сотнями по одному только подозрению в сотрудничестве с националистами, закапывали заживо или пытали до смерти. Помощь же от британцев в обретении китайцами родины ограничивалась лишь словами — поэтому наиболее дальновидные тонги медленно но верно налаживали отношения с великой северной страной, словно глыбой нависавшей над Японией, и особенно угрожавшая ее континентальной части. Пусть Россия декларировала исключительно мирный характер своей политики и отсутствие территориальных претензий к Японии — все могло измениться и очень быстро.

И поэтому глава тонга, мастер Ли наказал Хе с большим почтением относиться к ляовею и узнать все, что ему было нужно.

— Самолет заправлен, сэр… — поклонившись, доложил Хе на английском, какой здесь знал каждый уважающий себя китаец.

— Сколько топлива они взяли? — к удивлению Хе, ляовей довольно чисто заговорил на северном диалекте, родном языке Хе и его тонга.

— Шесть тысяч фунтов, господин… — ответил на том же языке Хе.

— Хорошо. Когда ты встретишься с мастером Ли, скажи ему что оружие придет как и договаривались.

Русское оружие здесь ценилось — как и во всем мире. Это была одна из самых твердых валют, особенно здесь. Если оружие тебе не нужно — можно перепродать его на рынке, его с удовольствием купят те, кто занимается транзитом из Афганистана. Но тонги оружие не продавали — копили на будущее…

— Слушаюсь… может господину нужно что-то еще?

— Ничего. Иди.

Поклонившись, Хе припустил к ангару, а ляовей, проводил взглядом китайца, сунулся в машину, достал ноутбук, раскрыл его. Уже через несколько минут с почтового сервера отправилось в дальний путь письмо, внешне ничем не примечательное, сообщающее о ценах на рыбу и креветки. Но у этого письма имелся и второй, скрытый смысл — оно сообщало о том, что американский самолет дозаправился и продолжил свой путь.

 

10 августа 1996 года Западное побережье Уэльса, где то в районе Кардиган-бэй

Сопротивление, побег, выживание, уклонение…

Как все-таки одинаково нас учат. Даже названия курсов одинаковые. Интересно только, кто у кого подсматривает…

А ведь не ожидал… Вот чего-чего — но такого не ожидал никак, ни при каком развитии событий. Переиграли, признаю что переиграли. Интересно, это кто это такой умный, что начал разыскивать меня, представив… маньяком! Самым натуральным маньяком, причем смертельно опасным. Какие нож и бритва, о чем вы господа. Время ножа и бритвы давно прошло, это девятнадцатый век. Это раньше Джек-Потрошитель орудовал такими вот инструментами — сейчас же забирай выше. А крупнокалиберную снайперскую винтовку не хотите? Из которой такой вот душегуб стреляет в людей? И черт его знает, зачем ему это надо — вот только психологический эффект от этого сравним с атомным ударом по Лондону. Сколько там уже? Шестеро? Шестеро погибших, плюс возникла версия, о том что один пи…, простите, подданный альтернативного сексуального выбора, некий сэр Энтони Браун, постоянный заместитель министра иностранных дел правительства ее Величества, вместе со своим спутником, тоже таким же… «альтернативным», пал от рук того же злодея. Сиречь меня. Если считать за людей и этих двух — получается восемь.

Нет, вообще-то я и сам хотел грохнуть этого недоноска. В списках он был — как один из координаторов бойни в Бейруте. За это и был приговорен к смерти — но приговор исполнил кто-то другой.

Кто?

У любой спецслужбы есть какие-то пределы, черт возьми, да у любого человека есть какие-то пределы. Убивать прохожих на улице, просто так ни за что для того чтобы прикрыть каждую то специальную операцию — это беспредел. А убивать прохожих в своей стране, убивать тех людей, которых ты поклялся защищать — это уже даже не беспредел, это нечто такое чему нет названия. Это шаг за грань, это ход которым переворачивается шахматная доска. Тот, кто это делает не достоин даже называться человеком. А в то, что этот снайпер появился случайно — я не верил. Слишком много совпадений. Более того — я был на девяносто процентов уверен, что снайпер, застреливший полковника в Ирландии и тот, который сейчас убивает людей в Лондоне — это одно и тоже лицо. Не знаю сам почему — но в этом я был уверен.

Стало теперь понятно и то, почему охотятся на меня — и в то же время пытаются взять меня живым. Я им нужен как тот, на кого можно будет списать все произошедшее, как тот, кого можно будет вывести на суд. Сидящее на скамье живое доказательство звериной сущности кровавого романовского режима, возможно даже аргумент в пользу войны с Россией. То что позволит оправдать все — и безумие Бейрута, и увеличение ассигнований на оборону притом что экономика королевства находится далеко не в лучшей форме, и беспредел спецслужб. Скорее всего, этой акцией они попытаются оправдать призывы к дипломатической и экономической изоляции Российской Империи. Но это ненадолго — полезные ископаемые нужны всем. Поэтому любой более-менее знакомый с политикой человек, мог предсказать, что будет дальше.

Дальше будет война. Война чтобы получить силой все, что нужно от России, чтобы устранить опаснейшего конкурента.

И все это — завязано на мне. Если я буду у них в руках — они разыграют партию как по нотам. Если нет…

Интересно, знает ли Центр? Может быть — знали и именно поэтому передали сигнал на эксфильтрацию? [эксфильтрация — возврат с враждебной территории. ] А я, дурак — нарушил приказ на отход и остался. Ввязался в войну, которую не выиграть. Ох, прав был капитан первого ранга Гришковец, который вдалбливал в наши дурные головы под бескозырками: приказ штаба священен! Если даже он кажется глупым — его надо выполнять. Только штаб знает ситуацию целиком, ты можешь знать только то, что видишь со своего места. Да, ты должен донести свое видение до штаба, любая развединформация может оказаться бесценной. Но приказ ты выполнить все равно обязан.

Вот теперь познал суровую справедливость этих слов — на собственной, черт возьми шкуре.

Выживание и уклонение…

Выжить и уклониться от поисковых команд — задача непростая. Дело в том, что в данном случае — против меня играют все, вся страна. Любой — дорожный полицейский, продавец в магазине, бармен — любой может увидеть тебя, опознать и сообщить в полицию. А то и линчевать могут — избавившись таким образом от своего страха. Это тебе не Россия, где по мнению некоторых людей «честный человек не будет сотрудничать с государством в любой его ипостаси». В Британии полицейских принято любить, и им принято помогать. Констебль здесь — живое воплощение закона, даже за оскорбление констебля предусмотрена смертная казнь каким-то старинным законом, какой до сих пор никто не удосужился отменить.

Я лежал в густом подлеске на довольно сырой траве уже второй час, набросав на меня валежника — для маскировки. Немного, потому что если набросать много — то когда начнешь двигаться, валежник начнет хрустеть и трещать, выдавая себя. Я охотился. Нет, не за людьми, не подумайте чего дурного. На кой черт мне нужны люди, ничего мне не сделавшие? Мне нужен был сотовый телефон с СИМ-картой, причем добыть мне его надо было, не заходя в населенные пункты. Сотовый телефон мне нужен был чтобы выйти на связь.

Полцарства за костюм Гилли! Костюм Гилли, непременная принадлежность любого снайпера был бы сейчас для меня исключительно необходим, с ним в лесу можно стать невидимкой. Но костюма не было, приходилось обходиться тем что есть.

Вообще, сотовые были и у меня и у Грея — но пользоваться ими было нельзя. Любой сотовый телефон в кармане — все равно что маяк, постоянно извещающий всех у кого есть соответствующие возможности о местонахождении владельца. А в последнее время появилась возможность дистанционно прослушивать разговоры даже с выключенного сотового — мембрана то никуда не девается, стоит только подключить соответствующее оборудование и… Поэтому и я и Грей не только выключили свои сотовые, но и достали из них аккумуляторы, сделав их гарантированно недееспособными. А мне нужен был именно украденный сотовый, с которого я позвоню всего один-два раза и выброшу.

Место в котором мы засели, было глухим и почти безлюдным — северный Уэльс. Реки, горы, глухие леса, заброшенные фермы и даже коттеджи. В этих местах тренировались по программе курсов выживания агенты четырнадцатого разведупра и некоторые воинские части, кроме САС — САС тренировалась в еще более тяжелых условиях, в северной Шотландии. Поскольку было лето — рисковать и заселяться даже в какое-то заброшенное строение мы не стали. Углубившись в лес, мы отрыли для себя две землянки-укрытия. Основное и запасное. У нас это называлось «кротовая нора», как это называлось в САС, я спрашивать не стал. Как бы не называлось — это укрытие защищало от любых видов поиска, в том числе от поиска с вертолета, оснащенного тепловизором. А то, что некомфортно… несколько дней пересидеть можно да и не до комфорта…

Проблему сотового я собирался решить, подкарауливая парочки. Особенно острожные любовники вместо того, чтобы ехать в мотель, выезжают на природу, занимая укромные и тихие уголки. Иногда на побережье — здесь есть укромные такие бухточки, и пусть вода холодная… все равно здесь хорошо. В такие места приезжают на машинах, а в машине, скорее всего, есть сотовый — девяносто девять процентов что есть. Согласно закону разговаривать по сотовому в машине без гарнитуры hands-free запрещено — штраф пять фунтов — а когда сотовый не нужен, его оставляют в машине на держателе. И вряд ли мужчина, намеривающийся уединиться с дамой возьмет с собой сотовый — чтобы тот зазвонил в самый неподходящий момент — конечно же, он оставит его в машине. Его я и позаимствую, поговорю и по возможности верну обратно. Машину вскрыть — вообще не проблема. Вот поэтому я и лежу, караулю свою добычу.

И вот, кажется мое терпение наконец-то привело к какому-то результату. Завывающий рев двигателя, пока тихий но приближающийся. Думал уже, что пустышку тяну, ведь только местные в курсе где искать такие вот места…

Машина была шикарная — американский Студебеккер, роскошный семиместный джип, с шестилитровым мотором пожирающим бензин с таким аппетитом, что его владелец должен владеть еще и нефтяной скважиной, чтобы питать прожорливого монстра. А налоги за него придется такие платить… В общем, не бедным должен быть владелец такой вот машины, не бедным.

Он и был не бедным. Кажется я его лицо даже где-то видел, в газетах или на ТВ — знакомое в общем лицо. Владелец — крепкий, импозантного вида мужчина, годам уже к пятидесяти, одетый так как обычно здесь одеваются на охоту. Брюки и пиджак из плотной, однотонной зеленой ткани, вместо сапог резиновых на ногах — что-то типа мокасин, но из плотной толстой черной кожи, бордовый шейный платок, охотничья шляпа. В общем еще на бок причудливо изогнутый медный рожок — и вылитый охотник, хоть в рекламу ружей Голланд-Голланд. Здесь так высший свет на охоту и ходит — в костюмчике и в шляпе. А что вы хотели? Это не Россия лапотная, где охотятся в камуфляже и болотных резиновых сапогах, потому что в иных местах утонуть можно. Это Британия, сэр.

Выйдя из машины, этот джентльмен начал так пристально осматриваться, что в какой-то момент я уже и испугался. Неужели заметил? Это ведь позорище будет — разведчика морфлота заметил обычный гражданский. Хорошо хоть не видит никто.

Осмотревшись, джентльмен успокоился, открыл дверь — и из машины появилась дама. Весьма привлекательная надо сказать дама, на вид не старше восемнадцати, одетая в некое подобие формы, какую благовоспитанные девицы носят в частных закрытых пансионах, и накинутом поверх формы темно-зеленым, на вид очень дорогим trench-coat. [trench-coat, окопный плащ, эта мода пошла еще с мировой войны. В таких вот плащах воевали британские офицеры. Сейчас это очень модная и дорогая одежда, у любого джентльмена должен быть по крайней мере один такой плащ]

Вот ведь засранец! Это он, называется на охоту поехал! Семье приказал не волноваться, ждать с добычей и поехал. Представляю, какую лапшу он жене на уши навешал. Наверняка, по дороге заедет в свой охотничий клуб и купит свежей дичи, там она всегда продается. И домой заявится с этой свежей дичью, якобы добытой им на охоте. Охотничек…

Джентльмен еще раз оглянулся по сторонам, потом достал из просторного салона машины нечто, напоминающее спальник — а может это и палатка быстроустанавливающаяся. Огляделся в третий раз и, поддерживая свою даму сердца под ручку, повел ее в сторону берега. Машину он, кажется и не закрыл даже. Как говорится — не беспокоить. Часа два — три — четыре, насколько у него сил хватит, и пока дамы его сердца не хватятся в пансионе.

Интересно, сколько же он проехал, чтобы уединиться в таком глухом месте? Осторожный человек, осторожный. Уважаю…

Но во всем, как говорится, есть и светлая сторона. Даже если он что-то увидит — к примеру меня — даже если я прямо на вид украду у него одежду, палатку, телефон еще что-нибудь — вряд ли он побежит в полицию и будет об этом рассказывать. Скорее всего он солжет, даже если его будут пытать. Потому что за одним вопросом последует другой, и полиция обязательно поинтересуется, а что это такой уважаемый господин делал в столь глухом месте и не было ли с ним кого еще. И вряд ли уважаемый господин захочет, чтобы ему задавали подобные вопросы.

Выждав минут двадцать, я поднялся, скользнул к машине, ей же и прикрываясь, чтобы не увидели. Впрочем, судя по звукам, что доносились со стороны побережья, счастливому владельцу сего транспортного средства еще долго будет «ни до чего».

Машину — как я и предполагал — он даже не запер? Какой смысл запирать в таком глухом месте, не угонят — не город же. На заднем сидении шикарный, черной кожи футляр с золотыми инициалами владельца — Голланд и Голланд или Джеймс Перде, не меньше. Это мы оставим, благо у меня оружия хватает — три пистолета со мной. Еще какая-то одежда — сменная что ли? Высокие резиновые зеленого цвета сапоги — предусмотрительный господин ничего не скажешь. И — то что я и вожделел, долгими часами пролеживая на холодной земле — шикарная Моторола, телефон-коммуникатор. На это я даже рассчитывать не смел — коммуникатор позволяет не только связываться с нужными тебе абонентами, но и выходить в интернет.

Схватив телефон, я прикрыл дверь, скользнул в подлесок, залег. Хотя надо было позвонить — сперва я проверил электронную почту.

Сообщения там были. В том числе и нужные мне — для Н81. Первое — сообщение о проблемах с моим заказом — указание на чрезвычайную опасность и необходимость срочной эксфильтрации. Второе — от другого пользователя и совсем на другую тему — приглашение посетить Абердин. Обычный рекламный проспект, живописующий красоты этого северного города — но для меня это точка вывода. Умный — да поймет…

После этого смысла звонить возможно и не было, все было понятно — но я решил подстраховаться. Вспомнил «чистый номер», прощелкал набор на клавиатуре…

— Туристическое агентство «Корона», добрый день…

Голос в трубке — непонятно, то ли человек, то ли автоответчик.

— Я заказывал тур в Гонконг, проверьте пожалуйста….

— Простите, на какое имя вы заказывали тур, сэр?

— На Николаса Рейли младшего.

Пауза. Едва слышные щелчки клавиатуры…

— Извините сэр, в базе клиентов вас нет.

— Должен быть. Проверьте еще раз.

— Минутку сэр.

Снова ожидание. Секунда за секундой.

— Извините сэр… Вы уверены в том, что заказывали тур непосредственно у нас?

— Да я уверен. Соедините пожалуйста с менеджером.

— Извините, сэр. Соединяю.

Щелчок, патриотическая мелодия на заставке — Victoria Regina, кажется. Она будет играть ровно три минуты — нетерпеливый клиент плюнет и положит трубку. Наконец — мужской, сухой голос.

— Слушаю вас, сэр…

— Я заказывал у вас тур в Гонконг. Я знаю, что опоздал с оплатой.

— Ничуть, сэр. Можете оплатить сейчас. На кого выписывать счет.

— Николас Рейли младший.

— Одну минутку, сэр… да, мы очень ждали вашего звонка.

Хорошо что ждали.

— У вас есть факс на который может выслать счет?

— Нет. Но я чувствую себя хорошо и могу съездить и получить его лично. Куда я должен подъехать.

— Да, сэр… В Абердине вам будет удобно?

— О, вполне. И еще…

— Да, сэр?

— Мне нужно будет две копии документов.

— Вы уверены, сэр?

— Уверен. Мне нужно будет отчитаться это служебная командировка. И еще…

— Да, сэр?

— Мне нужна будет страховка.

— Хорошо, сэр. Тогда в Абердине. Вы знаете адрес нашего филиала?

— Знаю. Я буду там через сутки.

— Будем ждать вас, сэр.

— Благодарю.

— Был рад помочь. До свидания…

Уже лучше. Они меня ждали — значит, готовы оказать мне помощь и вывести из страны. Чувствую себя хорошо — значит, не ранен и могу передвигаться сам. Две копии — значит мне нужно будет два комплекта документов и двойное снаряжение. Страховка — это и есть комплект снаряжения для проведения специальных операций. Абердин — это и в самом деле Абердин, шифроваться тут смысла нет. Через сутки — значит, они будут через сутки, я — через двое суток. Если так просчитать — Абердин удобное место. Туда ходят паромы из Европы, в том числе из Киля и Кенигсберга, крупнейших северных портов Священной римской империи. Перекрыть порт невозможно, а если я переберусь на пароме в один из тех двух городов — значит, спасен. Вот только беда в том — что я перебираться никуда не собирался…

Телефон я решил вернуть, благо возможность такая была. Снова подобрался к машине, открыл дверь, сунул телефон обратно в держатель. Мой звонок я из памяти стер и вряд ли этот джентльмен на дорогой машине, предпочитающий молодых спутниц будет звонить своему сотовому оператору и брать распечатку разговоров. Поэтому, звонок этот так и останется — одним из миллиарда звонков, обычных и никому не интересных. Дело сделано.

Уже собирался уходить, когда заметил сложенную на приборной панели толстую газету. Воровато огляделся, схватил, спрятал. Хоть почитать чего будет на досуге…

— Тебя никто не видел? удивительно, но Грей в самой критической ситуации сохранял довольно беззаботный вид и говорил на удивление беззаботным голосом.

— Нет… — устало сказал я — на, взгляни-ка. Кажется, у Скотланд-Ярда прорезался здравый смысл…

Я поймал перекинутую мне толстую газетку, развернул. Передовица. Толстые черные буквы, моя фотография на пол листа и текст…

Глава оперативно-следственной группы по делу «лондонского снайпера», суперинтендант Чарльз Вустер официально заявил, что дело подозреваемого в террористической деятельности констебля Дориана Грея, бывшего сослуживца констебля Кросса, не имеет никакого отношения к делу «лондонского снайпера», а сам Дориан Грей не является подозреваемым по этому делу.

— Не знаю, радоваться или нет… — раздраженно сказал Грей, пробежав глазами статью — по крайней мере я теперь не маньяк. Маньяк ты — а я террорист. Или пособник террористов, не суть важно. Очень мило с их стороны. Тебе не кажется эта ситуация смешной — вот мы оба по уши в дерьме, и самое смешное — что каждый знает о том, что другой невиновен. Потому что в то время, пока происходили все эти злодеяния, мы находились на виду друг у друга и не могли совершить того что нам приписывают. Но нам никто не поверит — потому что один из нас маньяк и психопат, а другой террорист.

— Да и нам надо как то из этого дерьма выбираться — заметил я.

Мы с Греем мрачно посмотрели друг на друга.

— Есть предложения?

— Есть. Начать с того, что сказать правду.

Грей слегка отодвинулся — но понимающему человеку это движение говорило о многом. Он сел так, чтобы высвободить левую руку, потому что стреляет он с левой. Если этого не знать — можно ошибиться. Даже скажу так: смертельно ошибиться. Я этот разговор вел — поэтому и сидел так, чтобы обе руки были максимально свободны.

— Какую правду?

— Про Такера. Про вашу оперативную группу. Про то какое у вас на самом деле было задание. Например — эту правду.

— Правду… А ты сам не хочешь рассказать правду мне?

— Я первый спросил. Ты не задумываешься над тем, что же ты сделал такого что тебя травят подобно лисе, с собаками?

— Лисе… У меня и в самом деле было специальное задание. И кажется я его уже выполнил.

Повисло молчание… Мы так и сидели друг с другом рядом, вокруг — лес…

— Несколько лет назад британская разведка начала подозревать, что в страну проник русский агент со специальным заданием. Его задачей было вести подрывную деятельность в регионе шести североирландских графств, наладить контакты русской разведки с террористами ИРА, наладить каналы поставки оружия. Основной моей задачей как раз было найти этого человека и сообщить о нем. И я его нашел…

— Сообщил?

— Нет.

— Почему?

— Не был уверен. Слишком много разных обстоятельств. Сейчас — уверен.

Если начнется стрельба — не выживет ни один из нас. Слишком хорошо нас учили. Слишком…

— Каково это: предавать. А, Кросс? Или я что-то не понимаю?

Так вот оно что! Он ни хрена не понял! Он думает, что я и есть Александр Кросс. Просто в плену меня перевербовали русские! Он считает меня предателем — и не подозревает о том что перед ним нелегал!

Сказать?!

— С чего ты взял? Тебе не кажется, что я неправильно веду себя для предателя?

— Согласен, сомнительных моментов много. Очень много, и они так и остались. Если ты помогаешь ИРА — какого черта ты полез в эту мясорубку по тут сторону границы? Какого черта ты застрелил одиннадцать боевиков ИРА в перестрелках и при задержаниях? Не сильно похоже на содействие ИРА, если бы все так содействовали… Но кроме тебя — извини, некому.

— Почему я должен всему этому верить?

— Не хочешь — не верь. Я уже говорил, что доверия между нами нет и быть не может.

И снова молчание…

— Кому ты сообщил?

— О чем?

— Ты должен был перед кем-то отчитываться.

— Почему я должен отчитываться перед тобой?

— Потому что ты влип в историю из которой сам не выпутаешься. Кто и как тебя вербовал на это дело?

— Не тебе это знать.

Почему мы еще не пострелялись…

— Хорошо. Тогда скажи — в своих отчетах ты упоминал О'Доннела?

По тому как изменилось лицо Грея я понял — в яблочко! Упоминал! Так вот где произошла утечка! А еще я понял — что сегодня ни мне ни Грею стрелять не придется — по крайней мере друг в друга. Для того, чтобы застрелить человека, который спас тебе жизнь нужно обладать непоколебимой, железобетонной уверенностью в собственной правоте. А ее то теперь как раз у Грея и не было.

— Упоминал — я не спрашивал, я утверждал.

— Ну — и?

— Ты так ничего и не понял? Тебя травят именно из-за этого! Ты единственный, кто знает правду! Ты, сам того не зная обрубил концы, ведущие к разгадке обстрела Лондона! Ты — и тот кто тебя завербовал и кому ты отправил отчет! Ты опасен потому что единственный, кто знает правду.

— Какую правду? Полковник ничего нам не сказал!

— А они, те кто тебя послал — знают об этом? Хочешь — проверь! Обратись к ним скажи что полковник ничего не сказал — и посмотрим сколько ты проживешь. В таких операциях не может быть места сомнениям, при малейшем сомнении все концы обрубают наглухо! Ликвидируют не только жертв — но и самих ликвидаторов! Никому не охота взойти на виселицу, ты этого не понимаешь?

Грей помолчал.

— Кто ты? Ты из наших? «Пагода»?

Переиграл! Теперь он не уверен даже в моем предательстве!

— Я констебль Александр Кросс из особого отдела королевской полиции Белфаста. Для нас обоих лучше будет, если я им и останусь… недомолвки… они всегда помогают обманывать… не лги — просто нарисуй набросок и дай твоему противнику дорисовать картину до конца… то что придумал сам всегда кажется правдой, даже если это полный бред… А теперь отвечай — кто тебя завербовал?

— Ты думаешь, они представились? — огрызнулся Грей.

— Как? Когда? Как выглядели? Ты понимаешь, в чем они виновны?

— Не хочешь ли ты сказать…

— Думай сам! Твоя жизнь — не моя. Если им доверяешь — иди к ним! Поделись подозрениями — и посмотрим что будет! Знаешь, как в Индии фанатики кидались на минные поля, чтобы своими ногами разминировать их? Вот и ты — уподобишься этим самым фанатикам. А я посмотрю со стороны.

— Не так давно это было… — наконец заговорил Грей — меня вызвали с полигона…

— Где это было? — перебил я.

— Где-где… В Герефорде. В кабинете комполка сидели двое. Один из них по моей биографии прошелся, второй его перебил и начал рассказывать. Он в России был, по его словам.

— Этот второй?

— Да.

— Как выглядели?

— Первый — ниже среднего роста, окладистая седая борода, голос гулкий такой. С трубкой. Тот первый назвал его «сэр Колин».

Батюшки светы… Да не сам ли это сэр Колин Монтескью, глава Британской секретной службы? Никак и вправду он. Лично его не видел — но перед переходом несколько фотографий мне показали. А я запомнил — я все запоминал, на память грех жаловаться. Это какого же уровня должна быть операция, что в ней участвует лично глава Службы.

— А второй?

— Второй на вид лет шестьдесят, невысокий. Глаза у него…

— Какие?

— Добрые какие то. Как у пасторов бывает. Он то и говорил в основном. Назвался как Джеффри Ровен.

Этого я не знал.

— И они тебе рассказали про русских агентов? Что он проникли в Британию и занимаются там терроризмом?

— Черт бы все побрал…

— А ты из…

— Я тебе уже сказал. Констебль Александр Кросс… намекни. Только намекни… есть структуры, которые занимаются проблемами безопасности на принципиально другом уровне. Как только происходит нечто подобное тому что происходит сейчас — они вмешиваются.

— Но почему же…

— Почему? Потому же, почему здесь прячешься и ты. Ситуация пошла вразнос. Те, кто устроили все это сидят на самом верху и способны причинить массу неприятностей. А мы не можем действовать до тех пор, пока у нас не будет веских доказательств. Очень веских, учитывая вес и положение в обществе тех людей, против которых они собираются.

Грей замолчал, осмысливая происходящее. Он проиграл — хотя сам этого не понимал. Полунамеками и умолчаниями я вытащил из него правду, по крайней мере ту часть правды, которую он знает. Это и был его проигрыш — он открыл свои карты, не получив взамен ничего. Все-таки не стоило привлекать к проведению разведывательной операции, связанной с внедрением обычного офицера, пусть и из спецподразделения. Я и сам почти такой же — только подготовка в морских училищах получше пехотной будет, да и соприкоснулся я уже с миром разведки, так соприкоснулся что и вспоминать не хочется. Моряки ведь что — это тебе не пехотный офицер, что в расположении сидит, в пункте постоянной дислокации, да иногда выходит в какой-нибудь уездный город за дамами поухлестывать. Морской офицер служит в порту — а любой крупный порт тем более порт с военной базой, это место притяжения интересов самых разных разведок, да и просто иностранного люда много. А то он в море вышел, пошел в поход с заходом в иностранные порты и сходом на берег — тоже чреватая вербовкой и прочими неприятностями ситуация. Поэтому, разведывательный и контрразведывательный минимум гардемаринам дают: как например распознать вербовку и не просто послать вербовщика на три всем известные (это любой дурак сделать сможет, учиться этому не надо) — а заложить основы для последующей оперативной игры, с помощью контрразведчиков подсунуть лютому ворогу ворох дезинформации. А я вдобавок в Бейруте… в самую гущу попал. Да и учили меня перед заброской как-никак, все-таки хоть по ускоренной программе но учили.

— Есть только один выход, чтобы все прояснить и узнать правду — прервал мрачные размышления Грея я.

— Какой?

— Пройти вверх по цепи.

— Что это значит?

— В любой цепочке передачи информации есть два звена. Если хочешь узнать правду — поднимайся вверх по цепочке, найди второе звено и выясни, либо этот человек является источником информации, и тогда у него должны быть ответы на все вопросы. Либо он точно такое же передаточное звено в цепи и он может назвать тебе лишь следующее за ним звено. Подняться по цепочке — значит найти вербовавших тебя людей и спросить у них, что за чертовщина происходит. Одного из них я знаю…

— Кого?

— Бородатого. Сэр Колин Монтескью, глава Секретной разведывательной службы. Я имею в виду — неофициальный глава, настоящий. [по старой и весьма мудрой британской традиции Секретную разведывательную службу возглавляют одновременно два директора. Один из них — официально назначается премьер-министром, занимается бюджетными и прочими не касающимися разведки вопросами, выступает в Парламенте и перед людьми а телевидении. Второго назначает «Комитет мудрецов» — собрание из пяти постоянных заместителей министра, его кандидатура ни с кем не согласовывается. Избирается неофициальный директор из кадровых работников Службы, в то время как официальный может быть кем угодно, даже женщиной. Имя неофициального директора Службы является государственной тайной. ]

Дождавшись, пока Грей придет в себя я продолжил…

— Если мы хотим получить ответы — мы должны задать вопросы непосредственно ему. Только так мы узнаем правду.

— И как мы это сделаем?

Вместо ответа я молча посмотрел в глаза Грею.

— Ты соображаешь?

— Иного выхода нет. Если есть другой — предложи.

— Ты предлагаешь похитить главу Британской секретной службы?!

— Нет это ты предлагаешь. Это на тебе висит обвинение в измене и террористической деятельности.

— На тебе обвинений не меньше.

— Меня обвиняет Скотланд-Ярд. С ним я и буду разбираться — потом. Нужно просто найти настоящего убийцу. Рано или поздно он сделает ошибку — и его возьмут. Скотланд-Ярд или на него выйду я — неважно. Сейчас я помогаю тебе.

— Ты представляешь, как его могут охранять?

— На удивление слабо. Он живет в Челси, в правительственном квартале, который обнесен стеной и охраняется. Один шофер и один телохранитель. Машины сопровождения нет, иногда при каких-то поездках за пределы Лондона его сопровождает полицейская машина. Помни, он неофициальный глава, его статус является государственной тайной.

— Откуда ты это знаешь?

— Ты опять задаешь вопрос, на который я не могу ответить…

Примерялся я к этому кварталу, примерялся… Вот там понаделать делов — и можно возвращаться со спокойной совестью назад. И пусть те, кто останутся в живых, когда будут думать о новых посягательствах на Россию — вспомнят о судьбе дерзнувших…

— Мы в розыске, ты забыл?

— А это уже мои проблемы. Для начала я хочу услышать от тебя — ты согласен или нет? Если нет — дальше каждый решает свои проблемы сам. Если да — тогда мне нужно быть в одном месте в самое ближайшее время. Прикроешь меня на встрече. Ты поможешь мне — я помогу тебе. Итак?

Грей помолчал.

— Как мы отсюда выберемся?

— Обычно. Там, где у меня встреча порт — туда идет лес. Вот с лесом и проедем. Но я не услышал ответа на вопрос: итак ты…

— Согласен, согласен. Черт возьми… Выбора и так нет…

 

10 августа 1996 года Южный Туркестан, пограничная зона. Операция «Северный ветер»

— Второй, я Тайга, Второй, я Тайга, ответь Тайге.

Высокий, с резкими, будто рублеными топором чертами лица мужчина, одетый с форму с погонами подполковника военно-воздушных сил, протянул руку, снял с крючка гарнитуру рации, неспешно надел ее. Нажал тангету.

— Второй на связи.

— Второй, я Тайга. Вижу птицу. Дальность двести одиннадцать. Азимут сорок. Угол места цели сорок девять. Цель малозаметная, скоростная. Идет в обычном режиме. Как понял?

— Вас понял, Тайга… — подполковник стал четко и громко диктовать повтором полученные данные, а второй номер расчета, невысокий усатый турок с майорскими погонами забарабанил по клавиатуре вычислительного комплекса, вводя данные и разворачивая локатор для обнаружения и захвата цели.

В темной тесной кабине огневой установки зенитно-ракетного комплекса ПВО дальнего действия сидели трое — командир огневой установки, первый оператор и второй оператор. Места в кабине на первый взгляд хватало лишь для двоих — но они как-то уживались. Сейчас было все тоже самое что и на учениях — скрытное ночное выдвижение на позиции, маскировка огневой установки от обнаружения возможным противником и ожидание. Ожидание приказа, который то ли поступит, то ли нет. Из всех тех, кто находился в тесной кабинке управления огневой установкой зенитно-ракетного комплекса дальнего действия Волга, лишь подполковник Костицкий, командир огневой установки знал, что приказ обязательно поступит не им так другим. Только он знал, что наряду с ними, на этом участке границы выставлено еще девять мобильных огневых установок, а у самой «нитки» в боевой режим поставлена станция СОЦ, [СОЦ — станция обнаружения целей] замаскированная под обычную локаторную установку, пасущую границу. На этой установке сейчас находится самая опытная команда управления, настоящие асы, дирижеры зенитного огня. И приказ обязательно поступит, не им, так другим. Выпало им…

— Омар, вставай в обзор и паси север. Надо их обнаружить.

— Давно пасу, командир… — белозубо улыбнулся Омар, не отрываясь от большого зеленого экрана, испещренного яркими, мельтешащими как бактерии под микроскопом точками…

Про себя полковник отметил, что время британцы выбрали грамотно. Даже не зная, что на них ведется охота — все равно прияли меры предосторожности. Утро, горы, да еще и влажность повышенная, нетипичная для этой местности. Солнце, всходя над горами, начинает нагревать воздух, огромные массы холодного и горячего воздуха перемещаются вверх-вниз, сами горы тоже дают собственную картинку — в общем, помех в таком районе столько, что замучаешься их отрабатывать, выделяя из всего этого мельтешения реальную цель. Да и позиция их — не сахар, хотя подполковник сам выбрал наилучшую из возможных в этих горах. Без целеуказания от Тайги не справились бы, да и Тайга, скорее всего, получила данные со спутника. Североамериканцы не дураки, мазнувший луч локатора засекают на раз, это серьезный противник. Но на стадии пуска без локатора не обойтись, ракету по данным спутника по летящей цели не наведешь.

— Есть! — тихий голос Омара бритвой полоснул по нервам. Почти на предельной дальности он поймал таки враждебную птицу, выделил среди мельтешения точек нужную, захватил ее как тисками, направил на нее луч локатора — цель в зоне поражения!

— Есть захват, есть сопровождение цели — подтверждает и второй оператор. На такой дистанции в ТОВ [ТОВ — телевизионно-оптический визир. За двести километров самолет через него, конечно же, не рассмотреть] смотреть бессмысленно, поэтому его подтверждение мало чего стоит, он вынужден пользоваться такими же приборами что и первый, но порядок есть порядок…

— Прошу скорость!

— Четыреста восемьдесят — отзывается через какое-то мгновение командир огневого расчета, глянув на измеритель скорости, сделать это нужно, потому что так можно захватить и местник [Местник — все от чего может отразиться поисковый луч РЛС, выдав ложную цель. Такая цель ничем не будет отличаться от реальной, по ней можно даже ракету запустить. Это может быть склон гор, вышка ЛЭП, что угодно. Может быть и жилой дом — помните, как украинские ракетчики по жилому дому в Броварах засандалили ракетой?] — цель подтверждаю. Цель — тактический транспортный самолет, турбовинтовой.

— Сопровождение устойчивое.

— Подтверждаю, сопровождение устойчивое, цель в зоне поражения.

— Тайга, цель обнаружил, цель в зоне поражения, прошу приказ на дальнейшие действия!

— Второй, я Тайга. Цель уничтожить.

— Вас понял — полковник отключается от связи — внимание, поступил приказ на уничтожение цели! Начать синхронизацию!

Стены тесной кабинки кажется, аж дрожат от воя турбины, локатор огневой станции медленно разворачивается, следуя за целью. Но на закладывающий уши вой, на разлитое в воздухе напряжение никто не обращает ни малейшего внимания. Наконец-то им выпала возможность сделать то, ради чего они долгие годы тренировались, ради чего они служат Родине. Никто не говорил им, что находится там, в этом тактическом транспортнике — но им это безразлично. Поступил приказ — значит, они его выполнят.

— Есть синхронизация по дальности, есть синхронизация по скорости, есть синхронизация по высоте, есть синхронизация по курсу!

— Командир, они что-то заметили…

— Держу синхронизацию!

Первый оператор лихорадочно щелкает тумблерами, выполняя положенные предстартовые мероприятия, где-то там у них за спиной гидроцилиндры задирают к небу толстые зеленые контейнеры, откидываются крышки в готовности выпустить на свободу огнехвостую смерть.

— Выдал «цель», есть «зона», есть «готовность», есть «разрешение» — монотонно комментирует второй оператор загорающиеся перед ним транспаранты. Где-то далеко, в пронзительно синем афганском небе пилот североамериканского тактического транспортника лихорадочно закладывает противозенитный маневр, пытаясь сорвать сопровождение неизвестным локатором в тщетной надежде спастись…

— Ракеты к пуску готовы!

— Сопровождение устойчивое!

— Подтверждаю, сопровождение устойчивое!

— Ключ на старт! — подполковник, как и всегда перед пуском на мгновение касается своего крестика, того самого, с каким его и крестили в маленькой старой деревенской церквушке во Владимирской губернии и с которым он не расставался нигде и никогда. Каменно-холодные пальцы переводят ключ в положение «боевое». Палец откидывает колпачок с пусковой кнопки….

— Пуск!

Огневая слегка вздрагивает, из тесной, без окон кабинки им не видно, как задняя часть тяжелого шестиосного транспортера окутывается дымом и пламенем. Из толстого зеленого контейнера стремительно взлетает одна ракета, затем, через секунду вторая — чтобы наверняка. Гарантия поражения цели двумя ракетами — более девяноста девяти процентов.

— Первая вышла! Вторая вышла! Есть старт, пошли поправки на изделие.

Одна за другой вертикально стартовавшие ракеты закладывают вираж в небе, ложась на единственно верный курс. Несколько секунд — и от них остается только два красиво изогнутых, постепенно расплывающихся дымовых следа…

— Есть поправки, есть коррекция! Ракеты захватили цель!

Подполковник берет гарнитуру. Форменная рубашка пропитана холодным, противным потом.

— Тайга, я Второй. Выдал залп!

— Вас понял, Второй, сворачивайтесь…

— Командир, захват устойчивый, наблюдаю подлет! — голос Омара звенит от скрываемого торжества — есть поражение! Цель поражена!

Одна из мельтешащих точек на экране, внешне ничем не отличающихся от своих соседок гаснет…

— Все системы в походное положение! Сворачиваемся! Быстрее!

Это было необычно — но полковник Дик Раск очень любил летать над морем — и сильно нервничал летая над сушей. Обычно все было наоборот — на море не было никаких визуальных ориентиров, на море невозможно совершить экстренную посадку, пилоты не любили море — а полковник Раск его любил. Возможно дело было в привычке, возможно в чем то еще — но сейчас, над нищей афганской землей, над белыми от снега и льда пиками гор он и в самом деле чувствовал себя неуютно…

Британские истребители — на сей раз наземного базирования, с баз в британской Индии сопровождали его, передавая с рук на руки. Здесь, в Индии базировались в основном устаревшие истребители — здесь это были «кометы», старые рыдваны еще конца шестидесятых годов разработки, пусть и модернизированные, но все равно рыдваны. Работы у летчиков — настоящей работы, не бомбежек не защищенной авиацией и ПВО земель, а настоящей работы здесь не было — и поэтому уровень подготовки местных летчиков был весьма низким. Один из них при выполнении маневра чуть не задел плоскостью Грумман — и полковник Раск был вынужден предпринять маневр уклонения. До завершающей точки долгого маршрута было не больше десяти минут лета когда это произошло. Они и не узнали бы ничего, но полковник Раск настроился на волну, на которой работали британские пилоты, чтобы своевременно среагировать, если что-то произойдет. И это что-то произошло.

— Кажется, нас засекли. У меня сработка!

В отличие от истребителей, на транспортном самолете не было приборов, способных засечь поисковый луч радиолокатора — в то время как на истребителях они были.

— Брось… Мы в сотне миль от границы…

— Я тебе говорю, сработка…

Полковник насторожился. В отличие от британских летчиков-истребителей, которым просто приказали принять такой то самолет и сопроводить его до такой то точки, он прекрасно представлял, что за груз он везет. Русским действительно нет никакого смысла шарить радаром на таком удалении от границы, если они не знают про груз в чреве Граммана… а если знают.

Кстати — это что за локатор в горах, при таком то рельефе местности может быть такой, что добивает на двести километров?!

— Уходим вниз! — решился полковник и тут эфир разорвался криком…

Ракеты!

Полковник переложил штурвал, сильно рискуя и проклиная себя за то, что выбрал такой эшелон полета — на предельной для такого самолета высоте. Но было уже поздно — русские ракеты были замечены на самом конечном отрезке траектории, когда они уже перешли на наведение через собственную головку наведения — ее включение и всполошило британских летчиков. Русские ракеты, как и было заложено конструкторами в их искусственном интеллекте мгновенно опознали цели и навелись на самую крупную по размерам — на падающий в бездну транспортник. Через девять секунд после того, как включились головки самонаведения, одна из ракет достигла своей цели, боеголовка ракеты лопнула направленным конусом осколков, изрешетив фюзеляж, полностью разрушив один из двигателей и повредив второй. Может быть, полковнику и удалось бы удержать в воздухе искалеченный самолет и дотянуть до аэродрома на одном из двигателей. Но самолет уже штопорил — и выйти из штопора при таких повреждениях было невозможно. Вторая ракета, потеряв цель мгновенно перенавелась на следующую по приоритетности — и через секунду направленный заряд разорвал почти что пополам один из истребителей. Ни один из летчиков прыгнуть с парашютом не успел, самолет буквально переломился в воздухе. А еще через несколько секунд остатки транспортника рухнули на склон безвестного горного ущелья…

 

10 августа 1996 года Афганистан, примерно сто семьдесят километров до границы

Было трудно. Араб был готов к трудностям, он не зря два года отпахал в особом учебном центре. Но что будет так трудно — этого он не предполагал…

Самое главное — до сих пор они были живы. Все четверо.

И более того — до сих пор все было на удивление неплохо.

Первым делом они оторвались. Оторваться — дело непростое, но если не оторвешься — далеко не уйдешь. Оторваться — значит уйти от зоны десантирования на максимально возможное расстояние за минимально возможное время, при этом запутать следы. У каждого племени, у каждой душманской банды своей «ареал обитания», так сказать, и на чужой они не пойдут. Поэтому, если тебя не окружили в первый же день, не прижали где-нибудь в ущелье — уже легче. И вы еще учитывайте, что отрываешься ты, когда вес твоего груза максимальный, ты не израсходовал ни боекомплект, ни сухпайки. Да еще ты не знаешь местность, а твой противник здесь родился и знает ее как свои пять пальцев.

Но они оторвались. И за все время пока шли — ни один из них не израсходовал ни одного патрона.

Перед отправкой, Араб разговаривал с Немым, с инструктором — и тот дал немало дельных советов как выжить. Иди максимально незаметно, ни во что не ввязывайся. Это не твоя земля и не твоя страна, твое геройство здесь никому не нужно и не будет оценено. Убивают, грабят на дороге — проходи мимо.

Держись подальше от населенных пунктов, будь очень осторожен в местах, где есть вода — где вода там и люди. К воде подходи только ночью, используй прибор ночного видения, который у тебя есть. Избегай вообще любых населенных мест.

Избегай троп, иди по целине и как можно выше. Если ты идешь по тропе — по ней может идти кто-то еще. В горах, лысых как афганские кто выше — тот и прав. Один боец на хорошей позиции и с достаточным запасом патронов может сдержать роту.

Не спеши. Доверяй своей интуиции. Если она говорит тебе что дело неладно — скорее всего, так и есть. Если нашел хорошее место чтобы отсидеться и отдохнуть и запасы позволяют — отсидись. Не загоняй ни себя, ни группу, у тебя единственное задание — выжить.

И последнее. Если тебя кто-то увидел — никого не оставляй в живых. Неважно, пусть это даже будет бача. Донесет — любой. Вспомни о пацанах, за которых ты в ответе. Пожалей их, местные тебя и их не пожалеют.

Не расслабляйся в самом конце. Попасть можно, когда до границы будет километр.

Араб выполнял все в точности. Не спешил, не лез на рожон. И до сих пор был жив и все, кем он командовал и за кого отвечал — тоже были живы.

За все это время они только раз видели душманов. Человек тридцать, мохнатые, косматые, в халатах, с двумя осликами. Не выдали себя, пропустили и потом отсиживались целый час, прежде чем Араб решился вновь выйти на маршрут. Еще раз видели на дороге большую армейскую колонну и тоже ее пропустили.

Неприятности начались на третий день.

Они только сжевали по плитке сухпая — на эту дорогу они взяли только плитки, которые готовили сами из кураги, изюма, орехов и сахарной пудры, максимум калорий при минимуме веса и объема — как все это началось. Первым они услышали звук, сразу опознав рев реактивных двигателей истребителей.

— Опасность, прячься!

Замер — накрылся маскировочной сетью, какую каждый носит на себе на манер пончо — и замер. С реактивного истребителя, несущегося над землей, засечь цель размером с человека, да еще если этот человек не двигается и накрылся маскировочной сетью — невозможно. Что за черт, неужели за ними истребители послали…

И тут… в небе, буквально над их головами… это было похоже на раскат далекого очень далекого грома… два раската, один за другим… и нарастающий, ноющий вой, постепенно нарастающий. Араб лежал несколько секунд, но вой все нарастал — и тогда он рискнул, приподнял край маскировочной накидки, приподнял ровно для того, чтобы увидеть, как сверху, под большим очень большим углом что-то падает… дымящееся, уродливое, кажущееся бесформенным. Сначала ему оказалось, что это что-то упадет прямо на них, он уже подумал, что надо бежать… но бежать все равно бесполезно… и он замер, до боли вжавшись в каменистую землю. Пылающие обломки грохнулись где-то впереди, дальше по ущелью… грохот был страшный, казалось начался камнепад, сель, лавина… а через несколько секунд упало еще… уже за гребнем… и глухим грохотом рванул боезапас.

— Лежать!!! Лежать!!!

Как говорится, у победы тысяча отцов, поражение же всегда сирота…

Вся эта операция по организации полигона для испытаний ядерного оружия в Северном Афганистане с самого начала отдавала изрядным безумием. А затея привести почти на самую границу с Российской Империей суперсекретный ядерный заряд нового поколения для испытаний — просто дикостью, немыслимой дикостью. Как говорится, это было хуже чем преступление, это была ошибка. Но надо было понимать и мотивы тех, кто принимал это идиотское решение. Британцы, задумывая подобное любой ценой пытались пристегнуть североамериканцев к своей восточной колониальной политике, сделать так чтобы американцы завязли в ней так же крепко как и они сами. Североамериканцам был нужен тайный полигон для ядерных испытаний, решение с американской стороны принимали по принципу «выбираем наименьшее из зол». Ни на что другое британцы не шли, а спокойное место для того, чтобы провести наконец полный цикл испытаний и начать серийную, а не ручную сборку новых зарядов был жизненно необходим. В Североамериканских соединенных штатах бушевала новая мода под названием корректность, была политическая корректность, была расовая корректность, а потом появилась и экологическая корректность. И экологическая корректность требовала, чтобы американские военные больше не взрывали ядерные заряды на атоллах в Тихом океане, потому что коралловый атолл — величайшее чудо природы, для того чтобы вырос такой атолл нужно несколько сотен лет. А если бы какой-нибудь губернатор предоставил ив своем штате место для атомного полигона — избиратели просто четвертовали бы его. Полигон в Неваде — когда он работал, игроки из Лас Вегаса выезжали смотреть на взрывы, были даже специальные смотровые площадки — давно не работал, и остро нужен был новый полигон, где нибудь подальше от всего этого экологического безумия. Вот и согласились американцы на афганский полигон — а теперь пожинали горькие плоды этого решения…

Первым, сигнал тревоги прозвучал на базе в Баграме, где дислоцировались Королевские ВВС, в том числе и те истребители, которые в данный момент находились в воздухе. Самолет, который сопровождали эти истребители относился к категории целей особой важности, и поэтому за его продвижением по зеленому экрану радара наблюдал отдельно выделенный оператор, младший лейтенант Тикет. Он служил на этой богом забытой базе меньше трех месяцев, он происходил из рабочей семьи, жившей в Манчестере и в королевскую армию завербовался, потому что в городе работы не было. Его направили на курсы диспетчеров-операторов, а потом отправили сюда, в нищий, проклятый Аллахом и людьми Афганистан — хорошо что здесь хотя бы жалование было удвоенное. Сейчас младший лейтенант на чью смену пришелся пролет особо важного самолета — настолько важного, что ради него подняли в воздух звено истребителей — бомбардировщиков эскорта — сидел в полутемном, кондиционированном операторском зале и до рези в глазах всматривался в зеленую точку, ползущую по экрану с черепашьей скоростью.

Увидев резкий маневр самолета, который он сопровождал, младший лейтенант нахмурился, протянул руку к красной кнопке, которая была под рукой каждого оператора на пульте и предназначалась для того чтобы вызвать старшего смены, дежурного — и в этот момент ситуация окончательно вышла из-под контроля.

— Ракетная атака! Ракетная атака!

В полутьме операторского зала, где экраны дисплеев наблюдения придают лицам склонившихся над ними операторов какой-то нереальный, бледно-зеленый, вурдалачий цвет, это прозвучало особенно зловеще.

Старший смены, капитан Королевских ВВС Николас Гордон кинулся не к тому оператору, который крикнул о ракетной атаке, а к Тикету. Но тот уже и сам видел что дело плохо.

— Сэр, объект быстро теряет высоту!

Гордон чуть ли не раздавил свой длинный нос о стекло монитора.

— Когда это началось?

— Примерно десять секунд назад, сэр.

— Кто говорил про ракетную атаку! — заорал дежурный на весь зал.

— Сэр, Кобра-четыре передал, что их атакуют ракетами!

— Вызовите его!

— Сэр, Кобра-четыре пропал со связи! Кобра три передает что два самолета подбиты и падают! Они атакованы!

— Какого черта? Как атакованы?

— Сэр, неопознанных целей в нашем секторе нет. — доложил еще один оператор.

— Сэр, отметка «Альфа» пропала с экрана, я ее не наблюдаю! — крикнул Тикет — Альфа потерпела катастрофу!

— Как атакованы? Кем атакованы?

— Сэр, Кобра-три передает, что они атакованы русскими ракетами! Кобра-четыре сбит, Альфа тоже сбита! Они над местом падения!

— Пусть остаются там!

Майор Гордон метнулся к своему месту, начал лихорадочно шарить в бумагах. Черт, где же. где… вот! Он искал приказ — совершенно секретный приказ полученный им относительно «Альфы», где были расписаны его действия во всех возможных ситуациях. Палец побежал по строчкам… вот! В случае чрезвычайной ситуации — номер телефона Пешавара, военной базы, рядом звание и фамилия человека, которого нужно найти и доложиться…

— Контролируйте ситуацию! — отдав этот совершенно бессмысленный приказ, майор выскочил, побежал на полковой узел связи, располагавшийся в двух сотнях метров от операторского зала. Встречные уступали ему дорогу, косились с недоумением…

На узел связи он ворвался подобно монгольской коннице, даже что-то опрокинув. Отпихнув кого то, рванул вперед.

— Связь!

Бекки, незамужняя и весьма миловидная вольнонаемная, за которой он ухаживал оторвалась от чтения чего то там интересного.

— Ники, что с тобой.

— Связь! Мне срочно связь нужна, Пешавар вот этот номер! Иначе мне конец!

Фыркнув, как это умеют делать только кошки и женщины, Бекки принялась устанавливать связь, установив, протянула майору трубку с видом оскорбленной добродетели.

— Сэр, майор Гордон докладывает?

— Кто, простите? — сухо отозвалась трубка?

— Майор Гордон, кэмп Абердин, Баграм. Сэр в приказе…

— Я понял, продолжайте, майор… — сложно было даже понять, человек на другом конце трубки или робот.

— Сэр, у нас ЧП! Альфа, вы знаете, что такое Альфа?

— Разумеется — голос в трубке похолодел.

— Сэр, у нас Падающая звезда! Русские… [Падающая звезда — принятое в ВВС САСШ кодовое обозначение авиакатастрофы]

— Вас понял, не надо подробнее! Точка известна?

— Да, сэр!

— Высылайте спасательный отряд. Поднимайте все вертолеты ПСС какие у вас только есть. Пусть окружат место падения, но ближе чем на двести ярдов к обломкам не приближаются до прибытия собой группы! Как поняли?!

— Э, сэр…

— Не слышу!

— Понял, сэр.

— Повторите!

— Поднимаю все вертолеты ПСС какие у меня есть, вывожу в район катастрофы. Ближе двухсот ярдов к обломкам не приближаться, ждать подхода особой группы.

— Верно, приступайте. Дежурство не сдавать, оставайтесь до прибытия спецгруппы, им сдадите дежурство!

— Есть, сэр… — уныло произнес Гордон.

— Конец связи…

В настроенных чувствах, не обращая внимания на разобиженную от такого невнимания Бекки майор вышел из вагончика с пультом дальней связи, поплелся к своему рабочему месту. Не сдавать дежурство…

— Сэр, Кобра один запрашивает дальнейшие действия! У него кончается топливо! — огорошили него подчиненные новой вводной, как только он появился на своем месте.

Проблема майора Николаса Гордона была в том что он был… даже не труслив, просто боялся брать ответственность на себя. Для офицера ВВС, тем более за дежурного диспетчерского центра это было недопустимо, но у майора была мохнатая рука в Лондоне и его неудержимо двигали наверх, преодолевая все возражения и результаты тестирования, прямо скажем не блестящие. Афганистан был последней ступенькой перед министерством, в министерстве любят тех, кто с боевым опытом пусть даже весь их опыт ограничивается сидением перед экраном. В личном деле все это можно расписать куда красивее, бумага все стерпит.

По идее, любой разумный офицер ВВС счел бы, что до прибытия самолета ПСС место падения самолета с таким важным грузом должно постоянно охраняться. Тем более, что самолет этот не упал просто так из-за технической неисправности — а был сбит противником. Вполне вероятно, сбит с целью захвата груза и к месту падения выдвинулась группа русского спецназа. Более того — на базе был и заправщик. Но майор Гордон прикинул в голове и понял, что это ему совсем не нравится. Сейчас оставшиеся истребители группы Кобра ходят над районом на предельно низкой высоте, луч локатора русских их не сечет. Но если выслать заправщик… на предельно низкой дозаправляться запрещено, самолетам придется подниматься на минимально допустимую высоту и они снова попадут под луч русских локаторов… хорош он будет, если он потеряет вместо двух самолетов целую авиагруппу, можно будет сказать, что карьера в данном случае накроется. В приказе про это ничего не написано, он вышел на связь, доложил, ему приказали поднять вертолеты ПСС — он их и поднимет. А группой Кобра он рисковать не будет…

— Возвращайте их на базу. Немедленно!

На базе в Пешаваре координатором операции был бригадир Ричард Дорн, он был единственным офицером в Индии, кто достоверно знал о том, что находилось в Груммане, сбитом русскими. Ситуация, без сомнения была чрезвычайной. Он немедленно связался по спутниковой связи с Лондоном, с лордом Роули, ответственным чиновником министерства обороны, контролирующем операцию.

Время в Лондоне было совсем неподходящим, разница с Индией составляла несколько часов, поэтому пришлось ждать, пока лорда Роули разбудят. На это ушло едва ли не сорок минут. Наконец в трубке раздался недовольный бас лорда Роули.

— Генри, вы отдаете себе отчет в том, который у нас сейчас час?

— Сэр, дело не терпит отлагательства! Только что мне стало известно, что русские сбили самолет с грузом у самой границы!

— Какой самолет с грузом? — спросонья не понял лорд Роули.

— Американский, сэр! Самолет с грузом Альфа!

В трубке раздалось нечто похожее на хрип.

— Надеюсь, вы шутите Пикеринг…

— Ничуть, сэр.

— Как это произошло?

— Информации пока мало, сэр. Это сделали русские либо зенитной ракетой дальнего действия, либо их самолеты нарушили границу.

— Черт… Это и в самом деле плохо, мой мальчик…

Лорд Роули на другом конце провода окончательно пришел в себя.

— Что сейчас предпринимается?

— Сэр, с ближайшей базы подняты все наличные силы поиска и спасения какие там есть. Я приказ не приближаться к месту катастрофы, просто оцепить его и ждать.

— Это правильно…

— Сэр нам надо привлечь американцев.

— Зачем?

— Это их груз, мы в любом случае не обойдемся без них. У них есть особые группы, подготовленные к действиям в такой ситуации.

— У нас они тоже есть и подготовлены не хуже.

— Сэр, русские сбили самолет, это открытые враждебные действия. Возможно, к месту падения выдвигается группа русского спецназа. Нам понадобится вся помощь, какая только возможна и кроме оттого пусть русские имеют дело не только с нами, но и с американцами.

Лорд Роули подумал. Если привлечь американцев — хуже то все равно уже не будет, а во если не привлечь… тогда будет скандал, груз то и в самом деле их. Чертовщина какая то…

— Под вашу ответственность, Пикеринг… — изобрел он удачную формулировку, позволяющую в случае чего прикрыть задницу — держите ситуацию там, а я попробую разобраться с ней тут. Где ближайшие североамериканские силы, способные прийти вам на помощь?

— Сэр, авианосная группа во главе с Хьюго Лонгом сейчас стоит на траверзе Карачи.

— Хорошо, вот их и привлеките. Докладывайте мне каждый час. Лично!

— Да, сэр…