10 августа 1996 года. Северная Индия, британские колониальные владения. Рейд порта Карачи

Североамериканские соединенные штаты, поскольку считали себя самой сильной державой мира, держали и крупнейший в мире флот — двенадцать авианосных групп. Все дело было в том, что Северная Америка, равно как и Великобритания — это, по сути, мировой остров и от морских коммуникаций он зависит жизненно. Это тебе не Российская империя, крупнейшая в мире держава, занимающая большую часть Евроазиатского континента и совершенно не зависящая от состояния мореплавания.

Флот — это показатель могущества в мире, и даже Россия содержала три океанских флота с десятью ударными авианосными соединениями для поддержания претензий на звание Великой державы. Флоты ходили друг за другом, прикрывали друг друга, затевая своего рода карусель. Взаимоотношения между разными флотами были разные. Римляне дружили с русскими, австро-венграми и итальянцами, американцы дружили с британцами, британцы дружили с японцами. Более-менее сносные отношения были у британцев с немцами и у американцев с русскими — но именно сносные. Каждая из сторон постоянно проверяла крепость нервов другой, например русские самолеты часто прорывались к авианосным американским ордерам, вынуждая поднимать истребители на защиту. Североамериканцы не прочь были лихо пройтись над русской палубой, да еще сфотографировать и фото выслать, русские в этом не отставали. Кстати, что обычные моряки, летчики с авианосцев, что адмиралы часто при встрече обменивались такими вот фотографиями, заполученными в результате удачных рейдов друг на друга с ехидными надписями, многие такие фотографии висели в кают-компаниях кораблей. Останавливали друг друга просто — если одна из сторон выпускала пушечную очередь впритирку к самолету другой стороны — то это значило, что шутки кончились и пора убираться отсюда. Шуток не понимали только японцы, их летчики иногда шли на таран, часто случались разные инциденты, которые заминали. В целом, японцев считали кончеными психами и старались не связываться. Тем более что семь авианосных групп в Тихом океане, больше чем у любой другой державы здесь — это было реально много.

После первой мировой войны прошло очень много времени, и если раньше война флотов представляла собой войну броненосцев, то теперь вторая мировая война, если не дай Бог ей случится произойти, должна была стать войной авианосцев. Авианосными кораблями все флоты насыщались очень интенсивно, шло самое настоящее соревнование и конструкции появлялись самые разные.

Русские делали весомую заявку на лидерство, продав Священной Римской империи два своих авианосца, и спустив на воду два громадных суперавианосца, способных нести почти двойную по сравнению со стандартным авианосцем эскадрилью. Таким образом, формально у русских были те же десять авианосцев, но если эти два считать за четыре — то по количеству авианосцев русские почти сравнялись с американцами. Русские первыми ввели в моду не разделывать старые авианосцы, а переоборудовать их в нечто подобное вертолетоносцам и использовать для поддержки активных десантных операций. Русские же, буквально только что сделали еще одно «открытие» — десантный корабль можно сделать быстро и просто на гражданской верфи взяв за основу арктический контейнеровоз или танкер. Кроме того — у русских был совершенно уникальный, созданный специально для авианосцев однодвигательный истребитель С-56, который мог не просто складывать крылья — он складывался в транспортном положении так, что перевооруженный только на него авианосец удваивал свою самолетовместимость.

Американцы не отставали. Американцы первые придумали боковую, посадочную полосу для самолетов — хотя британцы всегда жестоко оспаривали первенство в этом вопросе. Все дело было в том, что при наличии этой боковой полосы авианосец мог одновременно и принимать и отправлять самолеты, а если самолет не зацепил авиафинишер — он мог спокойно дать форсаж и уйти на второй круг, не рискуя врезаться в другие стоящие на палубе самолеты. Американцы были первыми в создании специализированных судов морской пехоты — тяжелые десантные корабли типа Сан Антонио покупали и итальянцы, и австро-венгры и римляне, хотя двоим из трех они особо и не были нужны. Все-таки купили по одному. Кроме того — американцы первыми и единственными в мире создали мини-авианосцы на базе эскадренных миноносцев типа Спрюэнс, более новых типа Эрли Берк и вертолетоносцы на базе эскадренных миноносцев типа Кидд. У первых была всего одна-единственная взлетная дорожка, ангар на восемь самолетов короткого взлета-посадки и, за надстройками — еще и ангар для двух противокорабельных вертолетов. Надстройка была сдвинута к корме примерно на три четверти длины корпуса. Кроме того — пара установок ПВО типа Фаланкс и одно орудие калибра сто двадцать миллиметров. У вертолетоносцев, сделанных на базе эсминцев класса Кидд — наоборот — надстройка сдвинута к самому носу судна, а за надстройкой — длинная вертолетная площадка, на которой одновременно могут базироваться четыре тяжелых десантных вертолета, еще четыре дожидаются своего часа в ангаре, из которого поднимаются на лифте.

Коньком британцев был Харриер. Единственный в мире самолет, способный на вертикальный взлет — посадку, доведенный до ума и производимый в массовых количествах, его закупали все кроме Русской империи, даже североамериканцы бросили свои разработки и закупили Харриеры. Русские тоже производили раньше аналог Харриера даже похожий на него внешне, но технические характеристики его были настолько удручающими что производство свернули и теперь в русском авианосном флоте были только морские версии обычных, полноценных истребителей. Британцы же со своими Харриерами могли переделывать в авианосец почти любое судно. Кроме того, они отработали систему «Воздушный крюк» — это когда Харриер зацепляется на крюк, поднимается, запускает двигатель, из такого положения отцепляется и летит. Странная, на первый взгляд уродливая система — но она работала, и даже процент аварий при таком вот «взлете» был небольшим.

Германские конструкторы сделали первый в мире авианосец, переделанный из линкора, первоначально они так и делали свои авианосцы — переоборудовали их из ненужных линкоров. Потом германо-римские авианосцы стали походить на авианосцы других флотов, но все равно отличительной чертой старых германских авианосцев осталось обязательное наличие мощной артиллерийский части. Новые же, построенные в Священной Римской империи выделялись тем, что на них была высокая и длинная палуба, был трамплин, и не было… острова! Остров, или правильнее в этом случае ее называть рубка управления, как раз была на носу, под трамплином, что делало германские авианосцы абсолютно узнаваемыми.

Японцы ничего особого в историю надводного авианосцестроения не внесли, они делали свои авианосцы по образу и подобию британских, но кроме того имели еще два подводных авианосца, сделанных на базе громадных, специально построенных для этих целей подводных лодок.

Что же касается итальянцев и австро-венгров, то они особой роли не играли, Италия все четыре своих авианосца построила на американских верфях, Австро-венгрия тоже такие крупные корабли закупала.

Сейчас на траверзе Карачи болталась ударная авианосная группировка, приписанная к Седьмому флоту САСШ, состоящая из атомного ударного авианосца «Хьюго Лонг», ракетно-артиллерийского крейсера класса Делавэр с пушечными установками калибра 203 миллиметра и пусковыми установками ракет Томагавк, новейшего эсминца-вертолетоносца типа «Эрли Берк», в версии «Поддержка боевых действий в зоне литорали» с четырьмя вертолетами на борту [Литораль — изначально так называлась зона прилива-отлива, но в военно-морском флоте этим термином обозначают прилегающие к суше участки водной поверхности, глубина которых не превышает пятьдесят метров. Соответственно, корабли, действующие в этой зоне должны в основном обеспечивать поддержку наземных операций, а не воевать между собой], еще одного крейсера УРО класса «Тикондерога», более устаревшего если сравнивать с Эрли Берк, но еще способного задать жару, трех фрегатов типа Оливер Х Перри и судна обеспечения. Под водой группировку охраняла атакующая субмарина класса Лос Анджелес.

Основной целью данной группировки было проведение совместного маневрирования с флотом ее Величества и отработка некоторых учебных задач у побережья африканского континента. Была также мысль пролезть в Средиземное море — но от нее отказались, не желая рисковать, в конце концов у побережья Африки — места для маневрирования сколько хочешь, а Средиземное море узкое, с обоих сторон запечатанное да еще простреливаемое насквозь противокорабельными ракетами с берегов. Лишний раз лучше не рисковать.

Когда планировалась операция по доставке совершенно секретного заряда в северный Афганистан — была мысль перебросить на Хьюго Лонга специальную группу, так называемую «Объединенную группу атомной безопасности», но по здравому размышлению от этого решили отказаться. Переброска группы с такими специфическими навыками в какой-то район может привлечь внимание русской разведки, и тогда все кончится плохо. Впрочем, оно и без этого уже кончилось очень плохо…

Как и на любой американской авианосной группировке, на этой дислоцировалась особая группа морской пехоты, отвечающая за безопасность кораблей группировки, так называемая marine expedition unit, особая экспедиционная группа морской пехоты САСШ. Ведь если вдуматься, вся мощь орудий корабля, все базирующиеся на нем грозные истребители-бомбардировщики, способные обрушить стальной дождь на головы противника мало чего стоят. Для того, чтобы это все уничтожить нужно малое — подводная лодка противника, рота диверсантов-подводников на ней, тихий подход к кораблям на надувных лодках или вообще под водой. Миг — и точными выстрелами из-под воды обезврежены часовые. Второй миг — и кошки цепляются за палубу, за леера ограждения, а по ним одна за другой карабкаются черные тени. Третий — и вот на палубе, в тесных коридорах, в каютах вспыхивает абордажный бой, в котором подготовленные именно для такого вида боя и вооруженные специальным оружием диверсанты запросто расправляются с моряками. Вот от такой беды группировку и охраняли морские пехотинцы, кроме того это вообще был особо подготовленный отряд, способный высадиться на берег и действовать в самых экстремальных условиях. Командовал специальным отрядом подполковник морской пехоты САСШ Тимоти Ругид.

Утром, подполковник Ругид проводил занятия с личным составом — за неимением тира бросали в воду пластиковые бутылки и стреляли по ним. Одно время была мода устанавливать на палубе авианосца метательные установки для глиняных тарелочек и стрелять по ним, но сейчас это было запрещено приказом по ВМФ. Восемь человек стреляли под присмотром инструктора, еще восемь — чуть в стороне отрабатывали устранение задержек в штатном оружии. В отличие от армии, относительно быстро перевооружающейся на новейшую Ar-20, морская пехота как всегда поступала по своему и сохраняла пока верность старому доброму М4А2. Занятия уже почти закончились, когда к подполковнику Ругиду подбежал вестовой.

— Сэр, вас ищет контр-адмирал Блур, сэр…

Вызов к контр-адмиралу ничем кроме неприятностей не грозил. Если бы стояли в порту, было бы понятно — кто-то что-то натворил из подчиненных. Но тут то что могло произойти?!

— Маркони, заканчивайте без меня. После окончания занятий подберите все гильзы, как следует по палубе пройдитесь!

— Да, сэр! — козырнул заместитель, черный как ночь майор, у которого каким то чудом была чисто итальянская фамилия.

В комнате, где обычно проводились предполетные инструктажи было накурено, шумно, людно. Помимо офицеров, которые там находились по должности там были все старшие офицеры корабля: командир группировки контр-адмирал Стенли Манкузо, командир авианосца, капитан Тимоти Айсман, шеф по летным операциям [прим автора — есть такая должность на авианосце, этот человек командует самолетным парком авианосца, заместитель командира корабля], капитан Дик Вер Стиг. Все были на нервах, это было видно сразу — Вер Стиг нервно стучал костяшками пальцев по столу, Манкузо курил как паровоз, хотя в последнее время пытался бросить. Лишь Айсман сохранял ледяное спокойствие — немец, что с него возьмешь…

Увидев подполковника, контр-адмирал Манкузо оживился…

— Начинаем господа, начинаем… Прошу садиться. Свет, и давайте сразу изображения!

Погас свет. Подполковник, сильно не заморчиваясь устроился сидеть прямо на столе — с его габаритами устроиться на стуле удобно, тем более в тесноте комнаты для инструктажа было совсем непросто.

— Итак, господа… — начал почему то Айсман, может быть потому что сохранил должное спокойствие — примерно два часа назад в горном районе упал самолет, принадлежащий ВМФ США, палубной авиации. Это тактический транспортник С2 Грейхаунд.

Темноту инструкционной комнаты прорезал яркий луч проекционного аппарата, на одной из стен, покрытой специальным материалом загорелось четкое изображение спутниковой карты…

— Подполковник Ругид, вы знаете где это? — Айсман отошел в сторону, чтобы не заслонять обзор…

Подполковник вгляделся. Если дело касается их — значит неподалеку. Северная индия или западная часть континентальной Японии, больше негде.

— Северная Индия?

— Не угадали. Это северный Афганистан, подполковник, сто сорок километров до границы с Русской империей. Пилотировал самолет подполковник Ричард Раск. Сейчас готовят снимки места падения, обрабатывают их.

Подполковника Раска Ругид не знал лично, но слышал про него, верней читал в «Новостях ВМФ», еженедельной газеты флота. Судя по тому, что про него там публиковали материалы и не раз, подполковник был на хорошем счету у командования. А вот в Афганистан он бы не хотел попадать больше никогда, он бы хотел забыть про эту страну и никогда больше про нее не слышать. Два года в составе миссии наблюдателей — это после того как закончилась пятая, британо-афганская кампания… Он тогда был еще капитаном и того раза ему хватила навсегда — насколько бы жалование в таких вот «миссиях» не была выше обычного денежного довольствия подполковника КМП, на посулы вербовщиков он больше не покупался…

— Что произошло? Какого черта его туда занесло?

— Мы точно не знаем, к нам обратились британцы. Судя по их данным, его сбили.

Сбили?!

— Кто сбил?!

— Кто? А как вы сами думаете, подполковник Ругид?

Британцы случайно? Зачем тогда за помощью обращаться? Но не…

— Русские?

— Они самые. Иваны сбили его зенитной ракетой.

Подполковник напряженно думал. На первый взгляд он мало чем отличался от вышибалы-дуболома в портовом кабаке — но голова у него была светлой.

— Какое отношение ко всему этому имеем мы, сэр?

— Наша задача… — не вставая, сказал контр-адмирал Манкузо — вывезти обломки принадлежащего нам транспортника на авианосец. И как можно быстрее, это ясно, Ругид?

— Как в тумане, сэр… — отрезал подполковник, он всегда резал правду-матку, поэтому и не стал до сих пор полковником, по службе продвигался со скрипом — почему эту задачу не могут выполнить наши британские друзья, у них там есть базы, в том числе авиационные, должна быть и служба ПСС. Разве не так?

Подполковнику очень не понравилось повисшее молчание.

— Сэр, в чем заключается наша задача?

— Обеспечить вывоз обломков на авианосец — снова ответил Манкузо.

— Каким именно образом, сэр? По земле?

— Нет, конечно. Вертолетами.

— Вертолетами? Что значит вертолетами, там же…

— С дополнительными баками они нормально долетят — впервые вставил свою реплику капитан Вер Стиг.

— Противодействие?

— Не исключено.

— Противник, степень возможного противодействия?

И снова настораживающая тишина.

— Сэр, я не могу отправлять людей на операцию вслепую. Они должны знать, что их там ждет — твердо сказал подполковник Ругид.

Несмотря на то, что все трое присутствующих были старше по званию подполковника Ругида — проблема иерархии и подчинения все же была и очень серьезная. Дело в том, что все трое старших по званию офицеров относились к военно-морскому флота, а подполковник Ругид был старшим офицером Корпуса морской пехоты США. Отношения между этими двумя структурами были далеко не безоблачными, как это могло бы показаться обывателю. Дело было в том, что Североамериканские соединенные штаты были единственной в мире страной, где корпус морской пехоты был не частью ВМФ, а четвертым, самостоятельным родом войск, со своей авиацией и своими десантными кораблями. Соответственно, были напряженные отношения и с ВВС и с ВМФ, частично потому что ВВС считало что все что летает принадлежит им, а ВМФ — все что плавает принадлежит им. Частично потому что пытались проводить совместные тендеры на закупки вооружения, требования оказывались слишком разными, попытки выработать единые ни к чему не приводили, в итоге например палубный самолет Харриер морская пехота закупила вообще у британцев. Да, подполковник Ругид со своей группой охранял корабли авианосного ордера от возможного нападения — но и только. Приказ, отданный ему штабом КМП САСШ никак не предусматривал посылку личного состава части которой он командовал в чужую страну для выполнения специальной операции. И приказать ему такое никто не имел право, это был слишком серьезный приказ. Если на Ругида надавить — он запросто может отказаться выполнять приказ, и потребовать приказа, подписанного командующим корпусом морской пехоты САСШ, которого у Манкузо не было и на получение которого ушло бы время. Штаб КМП в любом случае вступился бы за него при таком раскладе. А времени не было.

И в списке лиц, допущенных к ознакомлению с информацией, составляющей государственную тайну, подполковника Ругида не было — верней он, наверное, был, но не в списке командиров ВМФ, а в списке командиров КМП, которого на авианосце не было…

И выхода не было тоже.

— Возможны… различные типы противников, подполковник… — решившись, начал Манкузо — первый тип, это иррегулярные комбатанты, боевики местных племенных ополчений. Неорганизованные, но хорошо вооруженные и знающие местность. У них могут быть даже ПЗРК, случаи катастроф британских летательных аппаратов были, британцы это никак не объясняют — но такое количество катастроф случайностью быть не может. С этими комбатантами нужно быть осторожнее, подполковник…

— А остальные типы противников?

— Второй тип противников — сами британцы. Вы не должны допустить, чтобы они наложили лапу на эти обломки и вывезли их к себе.

— Каким образом, сэр? — недоверчиво поинтересовался подполковник — я что, должен стрелять в них?

— Ну… они вообще то наши союзники… операция совместная — но не заблуждайтесь, интересы у каждого свои. В критической ситуации, если все остальные методы будут исчерпаны — да, Ругид, вам придется стрелять в них.

Подполковник не мог поверить своим ушам. Какого черта, что там находится такого, из-за чего возможно придется вступать в бой с британцами?

— И может быть еще и третий противник, третий тип. Возможно самый опасный из всех. В районе может находиться отряд русских специальных сил, который тоже будет охотиться за обломками.

Вот с этого и надо было начинать.

— Сэр, что было в самолете? — напористо спросил подполковник — что там было такого, за чем может охотиться русский спецназ? Что флотский самолет делал в афганских горах, почему русские его сбили?

Контр-адмирал тяжело вздохнул.

— Все что я сейчас скажу, Тимоти, относится к категории «Сжечь до прочтения и спустить пепел в сортир». Это ясно?

— Да сэр.

— В самолете было ядерное взрывное устройство. Его везли на британский полигон, находящийся в северном Афганистане, чтобы провести испытания. У самого аэродрома самолет сбили русские.

Вот с этого и надо было начинать…

— Сэр, ни у меня, ни у одного из моих людей нет допуска на работы, связанные с ядерным оружием. Я не смогу квалифицированно выполнить задачу. Снаряжения у меня тоже никакого нет для такой ситуации за исключением стандартных дозиметров.

— Этого и не нужно. Нужно обезопасить место падения и вывезти обломки.

— Сэр, там зараженная зона, вы это понимаете? У меня нет специального снаряжения, чтобы работать в зараженной зоне.

— Там нет зараженной зоны. Устройство было в специальном контейнере, а этот контейнер — в еще одном контейнере. Заражения не может быть. В любом случае, первыми пойдут британцы из отряда ПСС, они замерят уровни радиации. И вы тоже проведете замеры, как приземлитесь.

— Сэр, если утечка радиации все-таки есть — каковы мои действия?

— Перекрыть подходы к месту катастрофы с севера, занять позиции, сообщить об утечке и заражении местности. Не допустить подхода русских специальных сил, и ждать прибытия особой группы министерства энергетики со специальным снаряжением для работы в зараженной зоне. После прибытия — обеспечить безопасность ее работы и эвакуироваться вместе с ними. Удаление от места катастрофы при этом варианте — не меньше километра, ближе не подходить.

И это спасет от радиации, как же… Как я перестал беспокоиться и полюбил атомную бомбу… [В нашем мире в шестидесятые был снят фильм «Доктор Стрейнджлав или как я перестал беспокоиться и полюбил атомную бомбу». Это оттуда. ]

— Как выглядит этот… контейнер?

— Размеры — примерно полтора метрам на полтора вес — примерно восемьдесят килограммов. Сделан из титанового сплава… в общем довольно сложная и прочная вещь.

— Там есть… ручки для переноски или что-то в этом роде? Он находился в грузовом отсеке?

— Да, он находился в грузовом отсеке, что же касается ручек… мы не знаем, подполковник, с этим вам придется разобраться на месте.

— А как же тела летчиков? Их тоже эвакуировать?

— Нет. Только контейнер. Все остальное потом.

— А как же русские? Если они сбили самолет — скорее всего они уже знали что в контейнере, и они туже выслали группу. Им лететь всего сто сорок километров.

— Нет. Вся территория под нашим контролем. Там сейчас пасет АВАКС, да и спутники работают. Ни один вертолет с русской стороны границу не нарушал.

— Они могли заранее закинуть группу.

— В этом случае им придется искать место падения самолета и выдвигаться к нему пешком. По горам. Так что форма, если вы поторопитесь — у вас будет. Хоть и небольшая.

С совещания подполковник вышел с гудящей головой, такого он ну никак не мог предположить. Очередное дерьмо… как вообще могло хватить ума отправить туда самолет с устройством? Сто сорок километров от русской границы, дестабилизированная страна, тяжелейший рельеф местности. Как вообще кому то в голову пришло тащить туда ядерное устройство?

Подполковник, погруженный в мысли дошел до того места, где тренировались его люди, проверил, не оставили ли гильзы на палубе. Затем направился к своему вертолету…

Поднятая рука, сжатая в кулак — стоп. Кулак разжимается — рассыпаться, занять позиции. Все команды подаются рукой, одно оброненное слово может означать провал. Четверо — как один, ошибется один — погибнут все. Вот такая суровая арифметика…

Даже погибая, пилот этого самолета сделал все, что возможно, чтобы спасти машину. Последним осознанным движением он направил машину вдоль ущелья, и максимально, насколько мог, вывел ее в горизонтальный полет, чтобы она не врезалась в землю под прямым углом, а легла на брюхо.

И ему это почти удалось — самолет рухнул брюхом на каменистый склон, пропахал по нему почти сотню метров, потерял все плоскости и скорежил фюзеляж — но тем не менее, десантный отсек остался относительно целым. При такой посадке — это героизм.

Араб мельком взглянул на часы. То, что он делал, было безумием, британцы могли вернуться в любой момент, при падении самолета на выручку экипажу положено посылать ПСО, поисково-спасательный отряд, подготовка этих ребят мало чем уступает подготовке разведчиков-диверсантов, только задача у них противоположная. У диверсантов — взорвать, уничтожить, убить, разрушить, у поисково — спасательного отряда — вытащить, вывезти, вырвать из лап смерти попавших в беду пилотов…

Он сам не знал, почему его заинтересовал упавший самолет, и когда рев реактивных двигателей над головой сменился тишиной — он поднял группу и пошел к месту падения. Он спешил — надо было уходить из квадрата, уходить пока их следы не нашли и не началось прочесывание — но вместо того, чтобы уходить от самолета, он наоборот шел к нему и вел группу. И сам не понимал почему.

А самолет то североамериканский. Точно североамериканский, вон звезда на фюзеляже. Причем не обычный транспортный самолет — а способный взлетать и садиться на авианосец. И какого черта американский самолет делал в горах Афганистана?

Прижавшись к искореженному фюзеляжу самолета, Араб прислушался, пытаясь уловить, что происходит внутри. Могло быть всякое. Кто-то, возможно, остался жив и сейчас, умирая, держит в руке гранату с выдернутой чекой, чтобы забрать на тот свет хоть кого-то с собой. А может — и пистолет, наведенный на люк. Он помнил, ему его учил Немой — бывают спецы лихие, а бывают старые. Старых и лихих не бывает, причем в его случае его лихость — это смерть не только для него, но, скорее всего и для всей группы.

Так ничего и не услышав, Араб примерился, достал из кармана моток лески, привязал один конец к люку, который показался ему не слишком поврежденным, отошел метра на три и со всех сил потянул. Леска больно впилась в ладонь, даже защищенную перчаткой, стиснув зубы Араб тянул и тянул — и, наконец, люк поддался, со скрипом выпал из проема, повис на одной из петель.

Держа наготове пистолет, Араб подошел к люку, осторожно заглянул внутрь фюзеляжа — и отпрянул. Прямо на него щерился окровавленным ртом мертвец! Подернутые мутной пленкой небытия глаза, ощерившийся осколками зубов рот — он был похож на героев фильмов ужасов, какие часто крутили на синематографе. Чуть дальше лежал еще один мертвец, а за ними было…

Араб отшатнулся, привалился к боку самолета. Вдохнул, задержал дыхание, выдохнул. Вдохнул, задержал дыхание, выдохнул….

В лагере их учили. Был там так называемый Ваня. Ваней звали манекен, сделанный из обычного манекена для демонстрации мод в магазине, старой и рваной армейской формы, и кровавых ошметков с бойни. Инструктор прятал в глубине этого самого месива какую-нибудь железяку и — ищи. Копаешься руками в мерзко пахнущей, горячей жиже, желудок поднимается к горлу, тучи мух, смеющиеся товарищи — это смешно, когда сам не шмонаешь такого вот Ваню, когда сам — очень даже не смешно. По первому разу рвало всех ходили зелеными, стирали форму. Потом привыкли, и кровавое месиво кишок уже не казалось таким отвратным. Второй этап этого упражнения на преодоление брезгливости — курсанты ездили по местным аулами, кишлакам, за бесплатно резали скот. Получалось не всегда — дело в том, что мусульманин мог употреблять в пищу только халяльное мясо — то есть зарезанное правильно, правоверным мусульманином и с чтением соответствующей молитвы перед забоем. Если же барана забил русский воин, да еще не как полагается, а сначала живому барану ноги отрезал, брюхо вспорол, с живого кожу снял и тому подобное — такое мясо, конечно же, не для мусульманина. Приходилось после забоя такое мясо покупать для столовой, мясом животных, забитых на таких вот учениях, питался почти весь Туркестанский округ. Потом приходил черед и третьего упражнения — надо было поймать собаку, забить ее, а потом этим мясом питались на полевом выходе. Впрочем, на полевых выходах кормить вообще забывали, не кормили по несколько дней, ели не то что собак — змей ели, птиц из рогаток стреляли и жарили, в общем…

Продышавшись и сплюнув — тоже Немой научил, если тошнит, сплюнь — Араб снова заглянул внутрь фюзеляжа. Оттолкнул с дороги мешавшему ему залезть внутрь мертвеца и…

Первым делом он обратил внимание на оружие. Мертвец был вооружен не как обычный солдат — он даже поднял необычное оружие. Пистолет-пулемет Кольт-45, сделанный на базе короткого армейского автомата, причем в версии с глушителем. Таким оружием обычно вооружались элитные части и спецподразделения военной полиции, задействованные на охране особо важных объектов. А ведь тут таких не один… шестеро, все в одинаковой униформе, не военной, скорее она похожа на полицейскую. Черт, что же это такое… что, черт возьми, они тут делали?

Араб зацепил того мертвеца, что был к нему ближе всего, хрипя и матерясь выволок наружу. Никто из его группы даже не подумал подойти — без команды командира ни один не двинется с места! Первым делом Араб сунулся рукой за ворот мертвеца, пальцы попали вот что-то липкое — и тут его будто током дернуло.

Ничего не было…

Не было — а должно было быть! Любой североамериканский военнослужащий, тем более находящийся на боевом задании должен был носить с собой два медальона. Группа крови, имя и звание. Это обязательно без этого никак. Но тут медальонов не было. Он еще раз обшарил всю шею, даже разрезал ножом верх куртки мертвеца, чтобы убедиться — ничего нет!

Потерял? Оборвалась цепочка?

Араб вернулся к самолету, наскоро обыскал еще одного — и то же самое, ничего нет. Один случай это случай — два это уже тенденция. Смысл? Хотели скрыть, что они североамериканские военнослужащие — а зачем тогда лететь на самолете с опознавательными знаками САСШ?

Значит, это не военные. И даже невоенные полицейские. Тогда кто это такие, что они делали на американском военном самолете, что везли?

Араб выбросил два пальца, очертил пальцем в воздухе круг — и одна из каменных груд вскочила на ноги и подбежала к нему…

— Бес. Помоги. Надо вытащить…

Хорошо, что от удара хвост почти оторвало, а заднюю аппарель совсем снесло. Бес залез в фюзеляж самолета, прополз по мертвецам — он вообще с Ваней не блевал ни разу, единственный из всего курса — и через минутку послышался его голос.

— Здесь какой то ящик. Принайтовленный. Сейчас попробуем…

Араб тоже залез внутрь, видно было плохо. Что-то хрустнуло.

— Крепко принайтовили… гады…

Что-то снова Хрустнуло, Бес, прилагая титанические усилия кусачками штык-ножа один за другим перекусывал тросы.

— Тяни! Там ручка, тяни, а я толкать буду!

— Тяну!

— Да тяни ты! Осторожнее!!!

Измазавшись в крови, они все-таки вытащили подозрительный, маленький по размерам, но неожиданно очень тяжелый ящик….

— Араб, смотри! — глазастый Бес заметил первым.

В спецназе учили на славу. Помимо практики и физподготовки была теория — до одури, несколько часов в день. Они зазубривали основные характеристики боевой техники любых стран мира, ее сильные и слабые стороны. Они знали все виды формы, наград, знаков любой армии мира, они могли отдать честь как это принято в САСШ, в Великобритании, в Римской империи, в Италии, они знали основные уставные команды обычаи всех армий. До одури они заучивали разные звуки, могли на звук понять — из какого оружия ведется стрельба, как далеко находится едущий бронетранспортер, какой он модели и в какую сторону едет. Наконец, они знали все кодовые обозначения и аббревиатуры всех армий мира — если доведется попасть на чужой армейский склад — знать, к какому ящику прикрепить заряд взрывчатки, чтобы вызвать детонацию того что находится в ящике и усилить эффект — должен знать каждый спецназовец.

На ящике были знаки — их значение понимали и Бес и Араб. Четный трехлистник на желтом фоне — знак «радиоактивные материалы». Рядом — группа букв и цифр, указывающих на предельный уровень опасности.

— Что это за чертовщина… — проговорил потерянно Бес.

Ничего не отвечая, Араб снова показал знак — круговое движение пальцем, — общий сбор.

— Брат… Утащишь?

— Это? — презрительно усмехнулся Брат — не проблема, командир, о-о-о-о… что там, свинец что-ли…

— А ты глянь. На той стороне.

— Брат глянул.

— Лучше бы не глядел… — констатировал он.

Араб уже принял решение, закинул винтовку на ремне за спину. Бросать нельзя — и тащить невозможно. Но надо…

— Брат. Давай пулемет. Бери короб, потащишь ты! Иван! Забери у него патроны. Две коробки мне, две коробки тебе, остальное понесет Бес. Все прикрываем Брата! Двигаемся!

Группа подполковника Ругида, верней ее штаб базировалась не на авианосце, как можно было подумать, а на эсминце «Гавайи» класса Эрли Берк, специально предназначенном для литторальных десантных операций. Люди подполковника были и на Делавэре, и на Хьюго Лонге — но штаб подполковник организовал именно на Гавайях. Сейчас полковнику предстояло самое сложное — спланировать и организовать операцию, да так чтобы сохранить секретность. Сделать это было не так просто, офицеры морской пехоты умные люди и до много способны догадаться даже по обрывкам информации.

Перелетев на свой корабль подполковник прежде всего выпил. Нет, не виски — три больше кружки крепкого черного кофе, без сахара, без всего, одну за другой. Просто чтобы встряхнуться и прийти в себя. Глотая черный как деготь, обжигающий, бодрящий напиток, подполковник думал о том, что он будет врать своим подчиненным. Конечно же, придумал….

— Общий сбор! Пять минут.

Адъютант бросился исполнять поручение. Подполковник же выцедил из кофейника последние капли напитка, залпом проглотил, откашлялся и, положив локти на стол, уставился невидящим взглядом на крашеную серой краской корабельную переборку…

Собрались быстро. У каждого старшего офицера на кораблях было свое любимое место для таких вот совещаний — так вот, подполковник Ругид любил собирать людей на открытом воздухе, на вертолетной площадке. Ему нравились вертолеты, они были его слабостью — шумные, проворные божьи колесницы, почти всегда они были последней надеждой дл морского пехотинца выбраться живым из того ада, в который он умудрился угодить.

Они собрались там все. Сутулый здоровяк Джонсон, не уступающий ему габаритами Вермеер, верткий, маленький, смертельно опасный китаец Ки, шутник и балагур Полянски. Его руки, его глаза — экспедиционная группа была разделена на четыре подгруппы, каждая из которых могла действовать совершенно самостоятельно. Джонсон и Вермеер командовали группами огня — у них были даже легкие минометы на вооружении, Ки и Полянски — группами маневра. Сейчас, на этом задании они нужны были ему все. И просто отдать приказ он не мог, просто отдают приказы тупые пехотные командиры, кладущие людей сотнями.

Ругид занял излюбленное место — сел на заправочную штангу тяжелого Боинга, остальные сгрудились возле него. Ки присел — он вообще мог сидеть на корточках, сгорбившись, совершенно неподвижно целые сутки. Вермеер так же, по привычке привалился к кабине вертолета, у него была любимая поговорка: «никогда не стой, когда можно сидеть». Остальные просто стояли и ждали, что скажет командир.

Ругид глубоко вдохнул пропитанный солью морской воздух, задержал дыхание и выдохнул. Он решил не врать. Просто скажет, что некая информация засекречена и знать ее не должны. А кто до чего догадается — так это и вовсе не его дело. И не дело командования тем более.

— Значит так — начал он — прежде чем говорить обо всем остальном, скажу о главном. Задание строго засекречено, часть информации я не могу раскрыть даже вам. Это понятно?

Полковник посмотрел каждому в глаза. Джонсон насторожен, Вермеер ждет команды как истинный немец, по глазам Ки ничего не скажешь, Полянски чем-то недоволен. Все как всегда.

— Да, сэр — ответил за всех Вермеер.

— Хорошо. Что могу, скажу, дальше сами…

Подполковник поднял стоящий у его ног ударопрочный армейский кофр, раскрыл его — там был ноутбук, из специальной серии, не слишком мощный, но хорошо защищенный от всяческих неурядиц типа воды или ударов, такие выдавали в армии. Поработав, вызвал на экран нужную карту местности.

— Итак, вводные. Несколько часов назад в северном Афганистане потерян транспортный самолет. В самолете находился груз чрезвычайной важности. На сей момент, точка падения самолета установлена, наша задача — выйти в место падения, обезопасить его и забрать груз. Вопросы.

— Какого хрена мы должны идти за британским самолетом, сэр? — конечно же Полянски, кто же еще — что, кузены не способны даже вытереть самостоятельно свой зад?

— Интересно, почему это ты интересуешься задом кузенов, Полянски — едко проговорил Ругид, и все рассмеялись, а громче всех — сам Полянски. Про массовый гомосексуализм в Великобритании, в том числе и в армии все хорошо знали.

— Извините, сэр… — вымолвил наконец Полянски.

— Вот так. А насчет самолета… а я что, сказал, что это был британский самолет?

Повисла тишина.

— Это был наш самолет, сэр? — полувопросом, полуутверждением прервал тишину Джонсон.

— Вот именно. В том то и дело что наш.

— Так как же он… — Полянски вовремя умолк. И так было понятно — решили кого то перехитрить, и, как всегда бывает в таких случаях, перехитрили исключительно себя самих.

— Мы морская пехота — проговорил Ругид — и если кто-то где-то облажался, мы это исправляем. Да, это грязная и не слишком приятная работа, но если мы ее не будем делать — мы просто не будем морской пехотой. Все ясно?

Молчание было красноречивее любых слов.

— Далее. Нам может противостоять в этой операции два типа противников. Поэтому, я довожу до вас, вы доводите до всех своих бойцов. Мы работаем вместе, по крайней мере, до какого то времени с кузенами. Кодовым сигналом будет слово «вспышка». Как только оно произнесено мной — каждый из вас открывает огонь по ближайшему к вам британцу. Всем ясно?

— Ясно, сэр — снова ответил за всех Вермеер.

— Далее. Нам могут встретиться на пути русские. Ближайшее логово русского спецназа менее чем в двухстах километрах от места падения. Он могут нас опередить, а никому из вас не стоит объяснять, что такое русский спецназ. При встрече и русскими — огонь из всех стволов, валим, пока они не завалили нас. Задача здесь проста — русским этот груз не должен достаться. Любой ценой его нужно отстоять.

— Сэр, самолет потерпел катастрофу, потому что его сбили? — тихо спросил Полянский.

— Без комментариев.

И в самом деле — без комментариев. Зенитная ракета дальнего радиуса действия, пущенная с земли или с тяжелого истребителя — у русских есть ракеты, способные поразить цель за четыреста километров. Тем более — это не верткий истребитель, это обычный транспортник. Несколько вертолетов, висящих у самой границы с группой русского спецназа. Русские единственные знают, что должно произойти. Поэтому, у обломков они окажутся первыми. Не исключено, что обломки самолета давно выпотрошены, а то из-за чего все это случилось — уже пересекло русскую границу. И что теперь делать — сунуться за этим на территорию русских?

— Хорошо, сэр. Какие ограничения по применению силы?

— Никаких. Кроме британцев — они наши союзники, но только до тех пор, пока вы не услышите про «вспышку». Давайте посмотрим карту.

Времена сейчас были другие, и карта была не обычная, на бумаге — а трехмерная, на экране компьютера с возможностью наложения на рельеф местности данных спутниковой разведки. Хорошая, в общем, карта…

— Итак, нам надо нужно расположиться четырьмя группами. Две группы с тяжелым вооружением должны занять господствующие высоты — здесь, здесь и здесь. Насколько возможно, окопаться. Две группы спускаются к месту падения вместе с британцами.

— Стоп. Если мы получим приказ уничтожить британцев — мы покрошим сами себя в этом случае, получается так?

— Получается… В этом случае группам поддержки при получении сигнала «вспышка» действовать предельно аккуратно пусть только снайперы работают. Пулеметы — в самом крайнем случае, если будет понятно, что группы маневра с поставленной задачей не справляются.

— Сэр, как мы уйдем оттуда после «вспышки»? Там же британская территория, нас просто собьют.

— Не собьют. Сначала они попытаются выяснить, что происходит. Потеряют время. В любом случае нас прикроют истребители с Хьюго Лонга.

Хотелось бы, чтобы это было так. Британцы далеко не дураки. Что находится в самолете, они знают — и наверняка, тоже придумывают, как избавиться от экспедиционной роты морской пехоты САСШ. А истребителям к месту боя прорваться еще надо, если начнется такое… Не может быть, чтобы не придумывали — всегда и везде своя рубашка ближе к телу…

— В любом случае — нас оттуда вытащат, слишком важен тот груз, что находится на сбитом самолете. Слишком важен. Поэтому, готовьте людей. Берете все по максимуму, рассчитывайте на длительный и тяжелый бой. Сухпай на три дня. Все, по коням, вылет через тридцать минут!

Переложив бремя подготовки к вылету на подчиненных, подполковник поспешил на капитанский мостик — ему сказали, что там находится командир базирующегося на корабле авиакрыла — майор О,Нил. Именно ему предстояло везти их прямиком в ад, а потом вытаскивать обратно. Все детали предстоящего полета, равно как и детали операции по эвакуации предстояло обстоятельно обсудить и спланировать.

Майор О. Нил, высокий лысый здоровяк и в самом деле находился на капитанском мостике, о чем-то беседовал с капитаном Тичем. Вместе с бородатым, с длинными волосами Тичем они представляли собой комичную пару.

— Прямо в ад и обратно? — с порога пошутил Ругид.

— О чем вы? — наклонил голову майор.

— Да о маленьком путешествии, в которое ты нас повезешь….

— Остынь, Медведь… — беззаботным тоном сказал капитан Тич — путешествие отменяется, придется вам пока сидеть дома.

— Вот как?

— Именно так. Только что передали с Хьюго Лонга — операция переносится на неопределенный срок. Приказано поддерживать получасовую готовность.

— Получасовую… Но все равно, лучше обсудить, как мы полетим в это маленькую мерзкую страну, если нам все таки придется лететь…

— Давайте, обсудим… — согласно кивнул головой О. Нил…

 

10 августа 1996 года. Окрестности базы Баграм, Северный Афганистан

База ВВС Великобритании Баграм, одна из двух британских военных баз в Афганистане была крупнейшей в регионе, и ближайшей к месту катастрофы транспортного самолета американских ВВС. Она располагалась на высоте полторы тысячи метров над уровнем моря, одиннадцатью километрами юго-восточнее Шарикара, в провинции Парван. База эта, занимавшая площадь несколько квадратных километров, была одной из опор британского контроля региона, и вмещала в себя более ста пятидесяти летательных аппаратов различного назначения. В данный момент, эта база не использовалась и наполовину — резервные мощности держали для войны с Россией. Эта же база была первой, которую британцы превратили в «сухопутный авианосец»…

Это было чисто британское изобретение, родившееся как результат осмысления боевого опыта долгих и жестоких пяти войн за контроль над Афганистаном. Одним из ключевых компонентов британского господства над территорией было господство в воздухе. Завоевывать его смысла не было, у повстанцев не было собственных ВВС, а вот удержать его — было задачей непростой. Все дело было в уязвимости самолетов. Грозная стальная птица смертельно опасна только в воздухе, на скорости, на земле жнее — это большая и очень легкая мишень. Там где самолеты — там много авиационного топлива, керосина, вспыхивающего моментально. Один точный выстрел из дальнобойного пятилинейного ружья бронебойно-зажигательной пулей — и вот, загорелся заправщик, а за ним и заправляемый самолет, а за ним и другие стоящие на стоянках самолеты. Мина — то же самое, даже лучше, миномет имеет эффективную дальность огня несколько километров и лупит с закрытых позиций. Бывали случаи, когда от зажигательной мины взрывалось сразу несколько самолетов. Тушить пожар — а как ты будешь тушить под обстрелом?

Еще хуже — взлетно-посадочная полоса. Длинная, которую никак не прикрыть, одна мина — и ее нужно ремонтировать, а на время ремонта полеты невозможны. В общем и целом — аэродром это очень уязвимая мишень, и если сами самолеты еще можно как то прикрыть — капонирами, сеткой противоминной, то ВПП не прикроешь никак.

И тогда стали строить подземный авианосец. То же самое, что и обычный авианосец, только под землей. Подземные ангары для самолетов, которые не поразит мина даже при прямом попадании. Паровая катапульта для разгона самолетов, точно такая же как на авианосце. Взлетная полоса длиной двести двадцать метров с трамплином, прикрытая сверху в несколько слоев противоминной сеткой. Посадочная полоса, ведущая прямо в подземные ангары и с аэрофинишером с авианосца. При большой войне такой аэродром был конечно же уязвим — одна управляемая авиабомба весом в тонну или ракета и аэродрому конец — но вот у афганских повстанцев оружия, способного уничтожить технику на таком аэродроме не было…

Но было кое-что другое…

Афганистан — страна горная. А горы, если немного поработать и включить какое-никакое воображение — отличная площадка для старта неуправляемых ракет систем залпового огня. Ведь для того, чтобы выстрелить такой ракетой, не нужно обязательно иметь в своем распоряжении пусковую установку. Провод, электротаймер, обычный аккумулятор. В качестве стартовой площадки великолепно подходит лист шифера. Небольшой расчет, под каким углом наводить, доступный любому офицеру, изучавшему СУОНА [Стрельба и управление огнем наземной артиллерии — такой предмет преподается в военных ВУЗах] — и…

И все…

— Осторожнее! Осторожнее не уроните! Кладем. Вот так…

Ракетный снаряд калибра сто двадцать два миллиметра, от реактивной системы залпового огня русского производства весит ни много ни мало — сто десять килограмм, считая ящик, в котором он упакован. Таких снарядов с последним караваном Кариму доставили ни много, ни мало — сто штук. Один залп реактивной установки — сорок снарядов. Дальность полета каждого такого снаряда от пяти до сорока километров, рассеивание — девяносто метров. Это с пусковой установки, листа шифера конечно на порядок больше. Да и дальность поменьше — Карим сейчас готовился запускать снаряды с дальности примерно пятнадцать километров. Но прежде чем запускать — всю эту беду надо было разложить, подключить к системе, подающей ток и направить строго туда, куда нужно. Угол наклона пусковых установок вычислили специалисты по артиллерии на базе данных спутниковой разведки и передали готовое огневое решение в комплекте со снарядами. Но его надо было еще выдержать. И заранее все это сделать было нельзя — британцы не дураки, есть у них и спутники и разведывательные самолеты. Делать все нужно в самый последний момент и самому. Если принести снаряд и положить его на направляющие пуштуны еще могут — то подключить правильно систему зажигания в обход штатной — это может только он один, Карим. Вот и приходится разрываться — один на все…

— Абдалла, подержи этот провод. Не вздумай его опустить, если коснешься им корпуса ракеты — все мы отправимся к Аллаху!

— Понял, эфенди…

Абдалла послушно взял провод, Карим начал орудовать отверткой.

— Эфенди Карим…

— Что?

— А эти ракеты и в самом деле долетят до англизов?

— Еще как долетят. Смотри внимательно, потом тебе придется делать то же самое, учись.

Абдалла учился. В Афганистане с учением были большие проблемы, в школы ходили только в городах и то только дети чиновничества и аристократии. Остальных учили — чему могли — муллы из мечетей, а также отцы. А чему могли научить отцы, сами никогда не учившиеся в школе? Только тому как из автомата и гранатомета стрелять.

Карим же был человеком из другого мира. Он был правоверным — и в то же время он мог назвать любую звезду на небе, он часами мог рассказывать о чем угодно. И еще он умел воевать и учил этому других. Он учил их не одевать на себя пояса со взрывчаткой и бросаться под танки, как это иногда делали в четвертую и пятую кампании. Он учил убивать и уходить незамеченными, он учил искать слабые места в обороне баз, он учил пользовать новейшими, никогда не виданными образцами вооружения, что щедро слал пуштунам Белый Царь, сидящий на троне в далеком северном городе, где воды столько, что люди плавают по рекам как будто по улицам ходят. Ли-Энфильды и Маузеры в руках пуштунов сменились на надежные и безотказные автоматы Калашникова, а старые британские пулеметы — на русские ПК и ДШК. Они били колонны, они убивали зазевавшихся британских офицеров с расстояния больше километра, один за другим валились с неба самолеты и вертолеты противника от выстрелов шайтан-ракетами, что наводит на самолеты неверных сам Аллах. Сегодня же они должны были сделать и вовсе невиданное — разгромить аэродром ненавистных англизов и истребить попавшую в беду десантную группировку.

Карим закончил снаряжать пусковые установки, легко вскочил на ноги.

— Абдалла.

Подросток моментально подбежал к нему.

— Я доверяю все это тебе. Ты должен сокрушить англизов в их твердыне. Они зарылись в землю, они думают, что карающая рука борцов за свободу не достанет их там — но они ошибаются. Ты и никто другой должен отомстить за свой народ, сжечь англизов в их логове. Потом — сразу уходи, не дожидайся пока англизы придут сюда. Сразу уходи, понял?

— А вы, эфенди…

— Я ухожу. Я нужен там. А ты нужен здесь Абдалла.

— Но с кем вы пойдете?

— Я пойду один, Абдалла. Для меня это недалеко. Помни — через четыре часа, Абдалла.

— Через четыре часа. Аллах да покарает неверных собак, пришедших на нашу землю с войной.

Глаза Карима странно заблестели.

— Храни тебя Аллах, Абдалла. Помни о своем долге, живи по заветам предков.

— Храни тебя Аллах, Карим-муаллим. Ни я, ни мой отец, ни мое племя не забудем ни тебя, ни того что ты для нас сделал.

— Я сделал не так уж много. И многие из твоих соплеменников полегли в войне.

— Ты дал нам надежду, эфенди, Надежду на то, что настанет тот день, когда мы станем хозяевами своей земли. Храни тебя Аллах…

Широким солдатским шагом Карим пустился в путь. Ни разу он не обернулся, чтобы увидеть тех, кого он здесь оставлял. Нет он не оставлял их на смерть, он уходил на смерть сам. Он знал, что произойдет в ближайшие часы, и знал, что за самолет упадет в этом районе. И знал, что шансов выжить что у него, что у людей шейха к которым он шел очень и очень немного…

 

10 августа 1996 года. Форт-Мид, штат Мэриленд. Здание Агентства национальной безопасности САСШ

Агентство национальной безопасности САСШ среди всего сонма секретных служб заокеанской империи было самым засекреченным и самым хорошо оплачиваемым. И то и другое было хорошо понятно. Засекреченным — потому что само АНБ (NSA, иногда это переводилось как No Such agency, агентство которого не существует) само специализировалось на перехвате секретной информации других государств, хорошо оплачиваемым — потому что основой для перехвата служила спутниковая группировка, в которую входили как спутники чисто шпионские, так и спутники двойного назначения. Например, спутники, обеспечивающие межконтинентальную телефонную связь и Интернет — они передают поток информации нее только абонентам, но и ближайшей наземной станции системы глобального перехвата Эшелон. Сами спутники стоили очень дорого, а еще дороже обходилась их разработка, причем четко проконтролировать, куда именно пошли отпущенные на научно-технические разработки деньги, было невозможно. Поэтому, отставные сотрудники АНБ, особенно высшего ранга были желанными членами Совета директоров для любой компании, работающей в сфере коммуникаций. АНБ работало в тесной связи с разработчиками всех компьютерных программ, особенно тех, что обеспечивали зашифровку информации, отпускало по «схожей» цене собственные научно-технические разработки придворным фирмам, которые потом выходили с ними на биржу и зарабатывали миллиарды [прим автора — это не шутки. Уже достоверно установлено, что Vista например разрабатывалась Microsoft в тесном сотрудничестве с АНБ, и кому сливается информация, находящаяся на Вашем компьютере — то один Бог знает. Теперь понимаете, насколько опасно в государственном масштабе пользоваться компьютерным софтом и железом, сделанным в чужой стране?]. В общем — работали…

Агентство национальной безопасности квартировало в нескольких огромных зданиях, облицованных черным стеклом, построенных на военной базе Форт-Мид, что находится посредине дороги, ведущей из Вашингтона в Балтимор. Там находится основная база агентства, там находится компьютер Крей, обрабатывающий стекающуюся со всего мира информацию, там же сидит не одна тысяча аналитиков, просеивающих информацию и пытающихся превратить ее в разведданные. Аналитики были распределены по секторам, разбитым в свою очередь по географическому признаку. Сидели же они, по американской моде, в огромном зале, разделенном тонкими перегородками. Открытая офисная архитектура, чтоб ее…

Скрыть что либо от АНБ было невозможно. Особенно — если изначально АНБ технически сопровождает какое-то событие или какую то специальную операцию. Вот и сейчас — на то, чтобы собрать разведывательные данные по катастрофе самолета Грамман в северном Афганистане и подготовить первичный анализ события, аналитикам потребовалось двадцать четыре минуты, считая с момента, как искореженный фюзеляж самолета рухнул на каменистый склон безвестного ущелья в Афганистане.

Собрались «наверху» в кабинете заместителя директора АНБ адмирала Стенсфилда Тиркена. Наверху — это и впрямь было наверху, эта аббревиатура ни коим образом не намекала на начальство. Кабинеты ведущих специалистов и руководителей АНБ были словно ласточкины гнезда прилеплены к стене огромного зала, где сидели аналитики, и отличались прозрачными стенами. Хорошо, что хотя бы не прозрачным полом.

Собирались быстро, поэтому не всех нужных специалистов удалось найти, особенно если учесть, какой сейчас был час. Сектор Индии представлял старший аналитик Микаэль Герет (именно так, Микаэль а не англизированное Майкл), отдел спутникового перехвата — начальник отдела Томас Лафайет, «русский» отдел — старший аналитик Сара Вачовски. Учитывая секретность совещания, больше никого не пригласили — только тех, чье присутствие жизненно необходимо для принятия правильного решения.

Адмирал Тиркен — худой, желчный, с нездоровым цветом лица и французской, мушкетерской бородкой, нажал под столом несколько кнопок — и стекла, через которые можно было оглядывать на полупустым рабочим залом, волшебным образом затемнились и погас свет. По одной из стен медленно пополз белый экран из специального мягкого пластика.

— Начинайте… — проговорил адмирал, ни к кому конкретно не обращаясь.

На экране вспыхнула спутниковая карта региона с наскоро сделанными пометками.

— Это регион, где к настоящему моменту происходят события. Примерно полчаса назад, в этом регионе — там сейчас день — разбился тактический транспортный самолет, выполнявший рейс на объект Зеро. Разбился он в горах, в труднодоступной и никем не контролируемой местности — говоря, Михаэль Герет подсвечивал те или иные точки лазерной указкой. Сейчас уже можно говорить, что самолет был сбит русской зенитной ракетой.

— На основании чего вы делаете такое предположение? — поинтересовался адмирал.

— Сэр, мы отследили точку, откуда был произведен пуск. Вот она.

Лазерный огонек замер на фотографии.

— Расшифрованные спутниковые изображения, показали нам, что там находилась огневая установка русского зенитного комплекса дальнего радиуса действия Нева. Именно она и произвела пуск.

— Как же вы не засекли ее раньше? — недобро поинтересовался адмирал — кто обеспечивал операцию?

— Разрешите сэр? — вмешалась Вачовски.

— Разрешаю.

— Сэр, на этом месте всегда стояла русская позиция ПВО. Но тактическая, максимальная дальность полета ее ракет — семьдесят километров, не больше. Более мощные, стратегические комплексы ПВО русские никогда не подводят к самой границе, чтобы не подставить их под первый, внезапный удар и не потерять их. Каждый комплекс стратегической ПВО очень дорог, сэр. Мы рассчитывали на то, что там стоит именно тактический комплекс и поэтому не приняли во внимание угрозу русской системы ПВО региона.

— Так как же там оказался этот стратегический комплекс, чтоб вас!? — вышел из себя адмирал.

— Сэр, есть только одна возможность — твердо заявил Лафайет — русские знают график прохождения наших спутников над регионом. Этот регион не считается стратегическим, поэтому постоянного спутникового мониторинга там нет. Возможно, русские медленно передвигали свою установку, а при прохождении спутника — маскировали ее. Только так.

— И сколько на это им потребовалось времени?

— Несколько дней, сэр. В лучшем случае. Это очень сложная операция, да и сама установка стратегической ПВО велика по размерам. Она сделана на шасси многоколесного транспортера, и ее сложно спрятать. Но русские как-то смогли это сделать.

— Как-то смогли это сделать… — задумчиво повторил адмирал — как то смогли это сделать. Получается, они знали об этом самолете как минимум за неделю. Так?

— Вероятно сэр…

Это говорило о многом. Исполнителям в таких операциях приказ доводится, за редкими исключениями перед самым его исполнением. Если даже они и сольют информацию, или просто проговорятся — противник не успеет подготовиться. Если же русские готовились так долго и тщательно — значит, информация ушла намного раньше, и источник ее утечки — на самом верху.

— Но это еще не все, сэр… — на экране появился новый снимок, несколько точек на нем были обведены красным — вот это изображения пограничной реки, отделяющей Афганистан от России. Черным выделены силуэты транспортно-боевых вертолетов специального назначения, три вертолета Сикорского. Снимки сделаны восьмого числа, то есть позавчера. Эта точка отстоит довольно далеко от интересующего нас района, а спутник уже уходил из региона, поэтому мы решили, что русские проводят специальную операцию, нацеленную на борьбу с наркотранзитом, они иногда так делают. Но сегодня мы проанализировали эти изображения заново, и теперь мы полагаем, что русские забросили в Афганистан одну или несколько групп специального назначения с целью захвата груза.

— И как мы не додумались до этого раньше…

— Сэр, операцию на сопровождение поставили только вчера, эти снимки уже ушли в архив с пометкой «оперативного интереса не представляют». И дежурная смена сменилась…

Все было верно… Так верно что хотелось ругаться последними словами и стучать кулаком по столу. На сопровождение АНБ операцию поставили действительно только вчера — с целью обеспечения максимальной секретности. Проклятый принцип, когда каждый знает только необходимый ему минимум, уже не раз он становился причиной тяжелейших провалов. Дежурная смена просмотрела изображения и отправила их в архив. Через них каждый день столько изображений проходит, что это особого внимания не привлекло — глаза просто замылились. Смены постоянно меняются, потому что люди есть люди, компьютеры анализировать и оценивать изображения пока не умеют, и каждый день за мониторами сидит новая дежурная смена, которая не представляет, что происходило вчера. АНБ работает по сути одним днем, каждая новая смена плохо представляет себе, что происходило во время предыдущего дежурства. Вот так вот и получается — то, что получается…

— Как бы то ни было — русские уже там — подвел итог адмирал.

— Да сэр. Следует считать, что русские уже там.

— Британцы эту информацию уже получили?

Поскольку в одиночку, такую систему как Эшелон не потянет ни один государственный бюджет — Эшелон был совместным детищем САСШ и Великобритании. По договоренности основной сервер с информацией был в САСШ, но каждые десять минут проводился обмен по скоростным линиям связи с компьютерами вычислительного центра Центра правительственной связи Великобритании [Центр правительственной связи Великобритании — Government Communications Headquarters (GCHQ), британский аналог АНБ, отвечает за электронную разведку]. Обмен производился автоматически и информация уже ушла…

— К сожалению — да, сэр. По новому протоколу обмен идет через каждые тридцать минут.

— Еще лучше…

 

10 августа 1996 года. База ВВС САСШ Оффут, Небраска. Штаб-квартира Стратегического авиационного командования САСШ

Генерал Лерой Томпсон, который и возглавлял операции: «Чужой флаг» и находящуюся сейчас под угрозой «Белое пламя», в качестве оперативного штаба избрал до боли знакомую базу ВВС Оффут, на котором находилась штаб-квартира Стратегического авиационного командования САСШ. Все здесь было родным — поворот с семьдесят пятого шоссе на базу, коричневые кирпичные здания — здесь раньше был авиазавод [прим автора — база Оффут действительно в годы второй мировой войны была крупным заводом по производству бомбарпдировщиков, так называемый «завод Глена Мартина»], музей стратегического авиационного командования с устремляющимися к небу ракетами на постаментах. Вашингтон был рядом — и в то же время это был не Вашингтон, здесь намного тише, и тебя не дергают постоянно по каким-нибудь дурацким вопросам. Ну а средствами связи и управления местный командный центр был оснащен на самом высоком уровне — как никак мозг системы стратегической обороны континента. Хотя нет, мозг был в Хрустальном доме… [Хрустальный дом — так называется на слэнге закрытый командный центр НОРАД в горе Шайенн. Хрустальный — потому что построен он на основе системы шахт, в которых раньше добывали кварц]

Сейчас генерал Лерой Томпсон, сжимая в огромной ручище карандаш, невидящими глазами смотрел на погасший экран системы правительственной видеоконференцсвязи. Хотелось взять этого подлого и мелкого урода за шкирку и колотить об стену, пока не лопнет в кровавые куски башка…

Суть игры очень простая. Как только что-то идет не так — все крысы бегут с тонущего корабля. Наперегонки, по головам друг друга бегут. А кто-то остается, чтобы отвечать не только за себя, но и за всех сбежавших…

Первым «обрадовал» адмирал Тиркен — по последним данным АНБ, пришедшимся как раз «вовремя» — когда было уже поздно — русские выведи на самую границу пусковую установку стратегической ПВО и срезали транспортник, как утку дробовым зарядом. А за два дня до этого — забросили в Афганистан группу спецназа с известными целями. Получается, русские знали все и вели их на поводке до самого последнего момента. Сволочи…

Историю с базой за пределами САСШ для того, чтобы использовать ее для испытания перспективных образцов ядерного оружия придумал, конечно же, не Томпсон. Плевать он хотел на экологию и на лезущих через ограды придурков — побольше военных полицейских с дубинками, электрошокерами, и собаками — вот и все решение проблемы. Придумал все это один Вашингтонский хлыщ, близкий к президенту и во многом определяющий политику последнего времени. Проклятая политкорректность вкупе с экологией — это только на словах хорошо выглядит, а на самом деле это приводит к таким вот последствия м — перспективное, совершенно секретное ядерное устройство в руках русских…

Именно с этим человеком говорил сейчас генерал по системе правительственной видеоконференцсвязи. Поняв, что дело пахнет жареным он просто «соскочил» — заявил, что раз вы это все натворили, значит, вы и выпутывайтесь. Сами.

Карандаш хрустнул, осколки впились в ладонь…

— Я не удивлюсь, если он все это записал, и уже несется со всех ног к Президенту, чтобы подставить нас… — мрачно заявил Томпсон.

Начальник штаба и один из наиболее доверенных его людей, полковник Пибоди, один из лучших военных аналитиков мира покачал головой.

— Мир сильно изменился, но вряд ли, сэр… Тем более, что правительственную видеоконференцсвязь невозможно записать — только поставив внешнюю камеру.

— Ты в этом уверен?

Генерал Томпсон уверен не был — и правильно делал. Разговор и впрямь записали — причем не только его собеседник — его записал и адмирал Тиркен, используя возможности АНБ — в свою личную коллекцию, на случай если ему придется отмазываться от дерьма. Все спецслужбы САСШ активно собирали компромат друг на друга и на политиков — впрочем, наверное, так делали все секретные службы мира…

— Хорошо — генерал Томпсон отбросил сломанный карандаш, облизал сочащуюся кровью ладонь, наскоро замотал ее платком — что предлагаешь?

Полковник немного подумал.

— Дело совсем плохо, сэр. Предельно плохо. Если русские уже там — значит, устройство возьмут они, с вероятностью не менее девяноста процентов. Русский спецназ хорошо натаскан. Потом они начнут эвакуацию — либо вертолетами либо — в чем я сильно сомневаюсь — пешком, благо до границы не так уж долго идти. Ни в том, ни с другом случае перехватить их с допустимой в этом случае вероятностью — не менее девяноста процентов успеха — мы не сможем. Просто не сможем. Достаточного количества сил и средств, для того чтобы нанести мощный удар по этому району и гарантированно уничтожить русскую разведгруппу, у нас нет. Сейчас из Барксдейла взлетает звено Б2, но и этого будет недостаточно. Не надо забывать и про британцев — они не отдадут нам устройство, если оно попадет в их руки — по крайней мере, отдадут не раньше, чем изучат и скопируют его. Единственный способ накрыть русских с гарантией и не дать устройству уйти не в те руки — нанести ядерный удар. Только в этом случае устройство будет гарантированно уничтожено и не попадет в руки русских.

Возможно, кто-нибудь другой и пришел бы в ужас от предложения нанести ядерный удар — но только не генерал Томпсон. Он был из тех редких людей, что сжился с бомбой, что считал ядерное оружие чем-то обыденным. Как и любой другой специалист, имеющий отношение к стратегическим ядерным силам, генерал считал, что рано или поздно ядерный арсенал придется применить.

— Мы не сможем применить ядерное оружие.

Это действительно было так… Ядерное оружие САСШ, хотя и угрожало всему миру — просто так применить было нельзя. Для этого нужно было, чтобы прошел так называемый «Президентский код» — тот самый, что таскает всюду за Президентом «мистер футбол» — прикомандированный офицер, отвечающий за ядерное оружие. В чемоданчике находится станция связи и несколько десятков карточек с кодами, обозначающими сценарии войны — причем не обязательно ядерной. Без президентского кода — ни одно ядерное взрывное устройство не станет на боевой взвод, чтобы обойти этот код, каждую боеголовку нужно перенастраивать, а на это нужно несколько дней.

— Вы правы, сэр. Тем более, есть еще кое-что. Единственное, что мы сможем сделать — так это запустить ракету типа Минитмэн-3 из одной из пусковых шахт, к примеру, с базы Вандерберг в Калифорнии. Этот старт сразу засекут русские. Афганистан совсем рядом, они могут подумать, что цель находится на их территории. И тогда они могут принять решение о полномасштабном ответном ударе всеми имеющимися у них средствами. Тактическое ядерное оружие есть на Хьюго Лонге, но оно нам не подчиняется, а моряки откажутся его применить без команды непосредственно Президента. Единственные, кто может нанести эффективный тактический ядерный удар со своих позиций в Северной Индии — это сами британцы.

Полковник как всегда был прав…

— То есть, вы предлагаете связаться с британцами и попросить их о помощи?

— Именно так, сэр.

— Но в таком случае устройство гарантированно попадет в их руки.

— Или в их руки или в руки русских, сэр. Третьего не дано.

 

10 августа 1996 года. Побережье Саффолка, Великобритания. Ядерный Центр Орфорд-Несс

В отличие от североамериканской и русской ядерных программ британская, появившаяся на свет второй (после римско-германской) обладала своими особенностями — как впрочем, и многое из того, что происходило в Соединенном королевстве. Так, например, в самой метрополии до сих пор не было построено укрепленного командного центра подобного русскому «дворцу гномов» или североамериканскому «хрустальному дому». Более того — такой центр был в Индии [именно что «был». Этот центр был уничтожен четырьмя годами раньше внезапным ударом русских стратегических бомбардировщиков в ходе ракетной операции «Магацитл» и до сих пор не восстановлен], колонии Великобритании — а в самой метрополии его не было. Сами британцы в ответ на недоуменные вопросы поясняли, что самый сильный в мире (когда это было…) флот ее Величества просто не допустит удара по метрополии, а сама система ядерного сдерживания соединенного королевства такова, что потребности в подобном центре просто нет.

Порядок прохождения команды на ядерный удар в Великобритании была такова, что русский или американский специалист по ядерной безопасности мгновенно поседел бы. Премьер-министр Великобритании при вступлении в должность пишет командиру каждого корабля, каждой подводной лодки, каждому командиру базы стратегических бомбардировщиков или ракетной базы, где описывает текущую ситуацию и предписывает действия в случае потери связи с Лондоном или прямого и явного нападения. И… все. Стопора, не дающего нажать ядерную кнопку, пока не прошел так называемый «президентский» код в САСШ и «императорский» в России на британских пультах управления нет, то есть кнопку можно нажать в любой момент. Есть, конечно защита от дурака — например, подтверждающих ключей всегда не два как в России или САСШ а пять и находятся они у пяти разных офицеров. Но все равно, с точки зрения безопасности от случайного запуска система явно уступала русской и североамериканской системам.

Ядерный центр Орфорд-Несс на самом побережье Саффолка был одним из объектов с ограниченным режимом допуска, не таким известным как основной центр ядерных исследований в Олдермастоне, но все же серьезным и хорошо оборудованным. Выглядел он не очень то представительно — постоянно дующий с моря холодный ветер, покрытая мхом земля с серыми прогалами луж, низкие, похожие на доты оборонительных линий бетонные сооружения. Как и во многих других подобных центрах, основные объекты находились под землей…

Сейчас, в одном из таких объектов, на уровне минус три — то есть третий подземный этаж, в одном из хорошо обставленных, но сырых — с сыростью тут так и не могли ничего поделать — бункеров шло совещание. В отличие от американских совещаний подобного рода — американцы фанаты здорового образа жизни, вот только борьбу с вредными привычками они ведут с нездоровым фанатизмом — в этой комнате было не продохнуть от табачного и трубочного дыма, курили все присутствующие, кто-то даже сигару, а климатическая система Westinghouse безуспешно пыталась пропустить через себя плавающую у потолка дымовую завесу…

— Господа… — сэр Кристофер Каули, гражданский директор базы, профессор ядерной физики отложил в сторону вересковую трубку, курящуюся дымом подобно жерлу вулкана — прежде всего я хочу чтобы все уяснили, что секретность проекта является приоритетом номер один, номер два и номер три. И никаких снисхождений к тем, кто вздумает проговорится не будет. Надеюсь это ясно?

За столом молчали. Конечно всем все было ясно.

— Далее. Тимоти, изложи теоретическую часть.

Тимоти, один из аспирантов профессора Каули, восходящая звезда британской ядерной физик, полный, кудрявый, с бородкой, похожий на еврея неспешно прошел к диапроектору.

— Итак, господа. Аналитическая группа проанализировав известные нам данные по североамериканскому проекту «Белое пламя» пришло к выводам, что поставленной задачи — снижение до нулевого уровня выбросов долгоживущих радиоактивных изотопов при подрыве изделия можно добиться двумя основными путями. Прямой путь — то есть повысить температуру в эпицентре до уровня, при котором все долгоживущие изотопы просто сгорят. Технических решений, способных реализовать этот путь, у нас нет. Второй, более вероятный по нашему мнению — это использовать в качестве ядерного горючего совокупность элементов, которую мы не знаем, не дающую при подрыве долгоживущих радиоактивных изотопов. В этом случае для нас предстоящее испытание является стратегически важным. Мы должны собрать максимально возможную информацию и…

В помещении открылась дверь, офицер в форме не обращая внимания на докладчика быстро прошел к сэру Томасу Галифаксу, человеку который в британском правительстве курировал вопросы связанные яс ядерным сдерживанием, прошептал ему что-то на ухо. Сэр Томас Галифакс немедленно поднялся с кресла, докладчик, видя, что происходит что-то непонятное, прервал доклад….

— Продолжайте… — махнул рукой сэр Томас.

— Сэр? — вопросительно проговорил доктор Каули.

— Небольшие сложности… проговорил сэр Томас, уже направляясь на выход…

— Что произошло?

— Сэр, нам не сообщают. Срочный сбор, приказано сопроводить вас.

— Куда?

— В Челтэнхем, сэр…

Вот это уже было серьезно. В Челтэнхеме располагалась штаб-квартира GCHQ [Government Communications Headquarters — штаб-квартира правительственной связи, секретное разведывательное агентство Великобритании, аналог североамериканского АНБ. Входит вместе с прочими спецслужбами королевства в Объединенный разведывательный директорат], известная как «Пончик». Мало кто знал, что там же находился и подземный командный центр управления британским ядерными силами, тот самый которого не существовало.

— Сэр, вертолет уже прибыл…

Значит, времени на то, чтобы ехать машиной, уже нет…

На полигоне разрывал лопастями в клочья космы тумана огромный двухдвигательный «Вестланд», несколько солдат с автоматическими винтовками охраняли его, встав на одно колено по кругу от вертолета. Неуклюже чапая сверкающими начищенными ботинками по грязи, сэр Томас побежал к вертолету…

Вертолет был не обычный, армейский, сэр Томас понял это еще до того как сел в него. На его зеленых боках не было ни эмблемы эскадрильи которой он принадлежал, ни номера — ничего. Бортмеханик предупредительно выдвинул трап, протянул руку, помогая постоянному заместителю министра обороны подняться в вертолет…

— Кристиан? — сэр Томас узнал офицера по особым поручениями министерства обороны, одного из пяти чей уровень допуска позволял работать по ядерной проблематике — что случилось?

— Сэр, русские сбили самолет с изделием.

Сэр Томас сначала не понял о чем вообще идет речь.

— Какой самолет?

— Сэр, самолет, который вез изделие на полигон. Они сбили его над северным Афганистаном…

Вот теперь сэр Томас понял, о чем речь.

— Как сбили? У него, что не было эскорта. Они нарушили границу?

— Нет, сэр. Американцы сообщили, что удар был нанесен дальнобойной ракетой класса земля-воздух, пусковая ракетная установка находилась на русской территории, поблизости от границы. Сбит один из наших истребителей прикрытия.

… это же война… — пронеслось в голове.

Но слово «война» произнести было страшно. Британские правительственные круги хотя и провоцировали всеми силами Российскую империю — но в то же время боялись ее. Очень боялись.

Испокон века Британия воевала чужими руками, воевала подло и тайно. Иногда конечно приходилось воевать и открыто — но перед этим она стремилась максимально ослабить противника все теми же тайными методами. Так, еще в 1588 году Испания направила к берегам Великобритании огромный флот — сто тридцать тяжелых боевых кораблей. Основания сделать это она имела — долгие годы до этого Британия боролась с Испанией за титул повелительницы морей. Открытие Америки и хлынувший в казну испанского короля поток золота сделало Испанию сильнейшей державой своего времени. И уже тогда британцы проявили свой подлый характер — нанося Испании удары, они воевали не в открытую — их основным методом войны был грабеж испанских галеонов с золотом и драгоценностями, возвращающимися из Нового света в Старый и финансирование бунтов и мятежей в испанских колониях. На море грабили «корсары ее Величества» в том числе знаменитый пират Дрейк, получивший от королевы Англии патент на морские разбои за долю от награбленного. НО увы — британские флотоводцы оказались искуснее испанских, да еще жестокий шторм потрепал Великую армаду, в итоге на родину вернулось около трети кораблей а Испания была вынуждена заключить унизительный мир.

В результате войны с Испанией, независимость от испанской короны получила Голландия, которая стала стремительно превращаться в соперника Великобритании за счет развитой системы колоний. Тогда 10 июня 1652 года Государственный совет Англии поручил адмиралу Блэку совершить акт морского разбоя, захватив возвращающийся из Индии голландский морской флот, доверху нагруженный пряностями. Индийские пряности и приправы были самым желанным товаром на европейском континенте того времени, потому что холодильников в то время не было, пища портилась и без пряностей есть ее подчас было совершенно невозможно.

Флот захватили и пряности продали — выручка от продажи награбленного потянула на шесть миллионов фунтов в то время как весь государственный бюджет Великобритании в то время равнялся одному миллиону фунтов. В результате последовавшей за этим серии войн повержена была и Голландия она лишилась большинства колоний и на первые роли в мире больше уже никогда не вышла.

Страшным и извечным соперником для Великобритании была Франция. Одна столько Столетняя война между этими державами чего стоила. В середине восемнадцатого века силы противников были примерно равны, и даже по колониальным владениям они также шли вровень. Например, на Североамериканском континенте у Франции владений было ненамного меньше, чем у Великобритании и активность французы проявляли недюжинную, видя за этим континентом будущее.

В 1783 году к власти в Великобритании пришел лорд Уильям Питт, провозгласившей своей основной целью окончательный разгром Франции. Способы были известны давно: морская блокада и разбой на морских коммуникациях — раз, революция — два. Революция, попрание основ и низвержение кумиров, кровавая гражданская война — вот то блюдо, которое Великобритания первой испробовала сама и теперь щедро потчевала им других. Пятнадцатилетняя кропотливая работа по разложению французского общества сделали свое дело — грянула революция, великая страна, сильнейшая на континенте на пятнадцать лет погрузилась в кровавое безумие гражданской войны, где меч уступил место гильотине, а вооруженный бунт черни стал называться доблестью.

В самом конце восемнадцатого века, после долгого и великого правления императрицы Екатерины на русский престол вступил ее сын, Павел Первый. Это был образованный, хорошо воспитанный и прозорливый человек, из всех правителей своего времени он был одним из самых демократичных. Оболгали его потом, выставив недоумком, на деле же недоумком он не был. Двенадцатого января 1801 года, на заре нового века он отдал приказ атаману Войска Донского выступать в поход. Целью похода была Индия — сокровищница Великобритании. Британцы хорошо понимали, что сил удержать Индию у них нет, флот в этой войне не поможет ничем, а наземных сил державы не хватит, чтобы остановить русских казаков. И тогда они совершили очередное преступление — британский посланник при российском дворе Уитворт организовал дворцовый переворот в котором Павел Первый был убит, а на трон вступил Александр Первый, его сын, всецело послушный воле Великобритании. Первым делом он отдал приказ вернуть казаков в казармы, а потом по британской указке сделал все, чтобы рассориться с Наполеоном Бонапартом, властителем воспрянувшей Франции и почти всей Европы, одним из лучших полководцев своего времени. Все это закончилось чудовищным побоищем на Бородинском поле, где проиграли на деле обе стороны — и русские и французы. Выиграли британцы.

Весь девятнадцатый век прошел для Великобритании под флагом борьбы с Русской Империей. Это и Дворцовая площадь, где кучке офицеров не удалось разрушить великую империю. Это и позорная Крымская война, где против России выступил весь западный мир, благодаря ее за вклад, который она внесла в сохранение австрийского престола, шатающегося под ударами революционных масс. Это и разбой на всех морях, которым британский флот не брезговал заниматься никогда. Британия делала все — только бы не допустить возвышения России, не брезгуя никакой грязью и подлостью.

Начало двадцатого века ознаменовалось новыми британскими злодеяниями. Это и война 1905 года с японской империей, благодаря которой Россия потеряла небольшую часть своей территории и значительную часть своего флота. Это и революция 1905 года, инспирированная Великобританией — недаром же почти все съезды РСДРП проходили ни где-нибудь а в Лондоне. Это и попытки организовать коммунистическую революцию 1916 года, когда на улицах Москвы шли уличные бои, а артиллерия вошедших в Неву кораблей била шрапнелью по краснофлажной толпе Это и постоянные попытки стравить Русскую и Германскую империю, которые слава Богу не удались.

И лишь в начале двадцатых годов наступила жестокая расплата за содеянное в веках. Это и поверженная в считанные недели Франция. Это и штурм Константинополя, который блестяще провел адмирал Колчак и который дал России долгожданный выход к теплым морям. Это и великий поход фельдмаршала Корнилова завершившийся Багдадским окружением и оккупацией всей территории Османской Империи. Это и Каирское побоище, устроенное британскому десантному корпусу войсками кайзера. Расплата пришла за все.

Сейчас же, в самом конце двадцатого века Британия имела такое оружие, какого не имела никогда в своей истории, всего лишь одним нажатием кнопки она могла спалить весь мир ядерным огнем. Но и противники ее имели такое же оружие. Россия стала другой — русские больше не пытались стать британскими джентльменами, не выписывали из-за границы нянь и дворецких, не пили файв-о-клок и не ездили на Роллс-Ройсах. Пришедшая к власти новая аристократия была совершенно чуждой для Британии, равно как и для всего мира, чуждой, непонятной и враждебной. Они считали Россию истинно Третьим Римом, последней цитаделью истинной веры. Суровые слова проповедников Русской православной церкви, посмевших объявить и Великобританию и Североамериканские соединенные штаты богоборческими странами, а их властителей — одержимыми дьяволом доходили до каждого прихожанина и пропагандистскую работу вести после этого было невозможно. Работать удавалось только с молодежью, но и толка от этого было мало. Запретов — того что молодежь раздражает больше всего — было мало меньше даже чем в самой Великобритании, а вот на виселицу за шпионаж попасть было можно.

Головной болью британского правительства теперь была Индия. Ни одна британская территория не была так уязвима как Индия. Австралия и сама метрополия со всех сторон защищены океаном. Канада граничит с обеих сторон с дружественными Североамериканскими соединенными штатами. И лишь Индия постоянно находилась в геополитическом прицеле — сверху глыбой нависала Российская Империя, с Востока примеривалась Японская Империя, которая в союзе с Великобританией пребывала «постольку поскольку» и сама была не прочь территориально расшириться, причем неважно за чей счет. Лишь созданием буферной зоны в виде дестабилизированного Афганистана, да взаимным уравновешиванием России и Японии удавалось добиться стабильности. Взаимное уравновешивание — эта политика получила свое название, потому что Россия не могла напасть опасаясь удара Японии по Сибири, а Япония не могла напасть потому что боялась наступления России на свои материковые владения.

Геополитическая ситуация последнего времени основанная на взаимном ядерном сдерживании, чудовищном наращивании армейских арсеналов и усилий разведывательных служб, взаимных тайных уступках и недоговоренностях напоминала камни на горном склоне. Каждый из них лежит за своем месте и каждый удерживает своего собрата. Но стоит только из этого идеального расположения вынуть один, даже небольшой камешек — и один за другим камни придут в движение. Возможно, движение уже началось, и спасения нет — сэр Томас хорошо знал возможности современного оружия, не сомневался что здание, к которому они подлетали, находилось у русских в списках для удара в самые первые минуты войны…

Здание штаб-квартиры правительственной связи — какой только придурок назвал его «пончик» — было больше похоже на стадион, обычный футбольный стадион. Расположенное в Челтэнхеме, кстати, к радости местных аналитиков недалеко от одного из лучших в стране частных колледжей для девочек, оно представляло собой большое, круглое здание, располагавшееся в центре регулярного парка. Внутренний дворик здания был засажен деревьями, а по самому его центру был большой круглый пруд. Деревья регулярного парка, помимо основной своей функции выполняли еще и дополнительную — скрывали паркующиеся под ними машины от досужих глаз русской разведки, которая постоянного наблюдала за этим местом со спутников. Британцы знали, что русские знают и отслеживают каждую машину сотрудника сего почтенного учреждения.

Вертолет приземлился на площадку за внешним периметром здания, рядом с еще одним разбитым сотрудниками штаб-квартиры регулярным прудом неправильной формы. Удивительно — но в пруду жили утки, и сейчас мама-утка вывела на прогулку выводок веселых утят. Она даже не озаботилась по поводу приземляющегося вертолета, чьи лопасти подняли рябь на зеркале пруда. Она привыкла, что сюда часто прилетают эти машины, и из них появляются люди — но люди здесь добрые, они не стреляют из ружей, зато часто бросают в воду кусочки хлеба. А вот хищников, которые могут навредить утке или ее потомству здесь нет, они этого места боятся. И поэтому утка не только не испугалась прилетевшего вертолета, но и подплыла поближе к краю пруда, надеясь чем-нибудь поживиться.

— Сюда, сэр…

Сэр Томас раздраженно отмахнулся, куда надо идти он знал. Навстречу уже бежали сотрудники штаб-квартиры.

— Что тут у нас?

— Сэр, мы проанализировали данные, высланные с североамериканского спутника. Русские высадили в районе несколько групп спецназа. Отчетливо видны вертолеты русских и высаживающиеся спецгруппы.

Черт…

— Что там делает база Баграм? Они что, заснули?

— Сэр, они подверглись обстрелу. Поисково-спасательная группа уже ушла в район падения вертолета.

— Они знают что делать?

— Да, сэр.

— А североамериканцы?

— Их пока тормознули. Группа спецназа морской пехоты готовится взлететь с одного из кораблей авианосной группы Хьюго Лонга, находящегося на траверзе Карачи.

— Не давайте разрешение на пролет. Под любым предлогом! Спасательная операция, черт придумайте что-нибудь!

— Да, сэр!

Шумной компанией они ввалились в вестибюль главного здания, охрана даже не подумала потребовать документы. В этом отличие британцев и русских от немцев и североамериканцев. Что немец что североамериканец потребовали бы документы даже у главы государства, причем даже не задумываясь. Ordnung ist ordnung, порядок есть порядок. У британцев же и русских больше преобладало неформальное понимание ситуации. Раз идут знакомые люди — значит и документов требовать не нужно.

Всей компанией ввалились в лифт, который поехал не вверх, а вниз в ситуационный центр. Перед тем как ехать, один из сопровождающих встал в прорезь специальную карточку — ключ и только потом нажал на кнопку. На кнопке было написано «5» но с карточкой это означало «минус пять», некоторые сотрудники даже не знали о наличии и подземных этажей. А те кто знал — предпочитали благоразумно помалкивать.

Внизу документы уже проверили. Несколько сержантов военной полиции были вооружены автоматами. На мраморном поле выделялась алая черта, рядом с ней большими буквами было начертано:

Последняя линия обороны

Ситуационный центр был большим, он напоминал такие же в любой другой стране — один большой экран с изображенной на нем в данный момент картой земного шара и отметками чужих и своих носителей ядерного оружия, по обеим бокам большого экрана — несколько маленьких со второстепенной информацией. Длинные ряды рабочих мест с мониторами и клавиатурами, за ними — уставшие люди средних лет в белых рубашках. Несколько больших циферблатов на стене с временными зонами столиц крупнейших государств мира. Назойливое, едва слышное шипение замкнутой вентиляционной системы. Несколько кабинетов для руководящего состава, в которых светопропускаемость стеклянных стен можно было регулировать с пульта, и в которых постоянно работала система подавления прослушивающих устройств.

— Сэр, североамериканцы на линии! — бросился к сэру Томасу один из специалистов связи — генерал Томпсон из Небраски.

— Потом, потом! Меня пока нет! Буду минут через тридцать. У меня проблемы! Все!

В кабинете к совещанию ничего не было готово…

— Спутниковые снимки сюда! Живее! Где разведывательная оценка угрозы!? Шевелитесь, шевелитесь!

Сэр Томас попал в свою стихию, снимки принесли в рекордно короткое время, некоторые еще не обработаны. Сэр Томас веером разбросал их по стеклянной поверхности стола, включил подсветку — чтобы удобнее было их смотреть. Стол в этом кабинете действительно был из прозрачного, похожего на стекло пластика да еще с подсветкой снизу, чтобы удобнее было смотреть спутниковые снимки и чтобы невозможно было прицепить под столешницу подслушивающее устройство.

— Где эти снимки? Что это?

Сэру Томасу кто-то придвинул нужные снимки, еще кто-то поставил перед ним специальный прибор, чем-то похожий на микроскоп — он ставился на снимок сверху, и можно было смотреть.

— Это что?

— Русская граница, сэр. Транспортно-десантные вертолеты, эти снимки мы уже успели обработать. Транспортно-десантные вертолеты Сикорского в модификации для войск специального назначения.

— Черт… Где сериал? [сериал — на слэнге это серия снимков, повествующая о развитии того или иного события во времени и в пространстве]

Один из аналитиков стал быстро просматривать и выбирать нужные снимки, второй их передавал сэру Томасу. Тот совал их в аппарат и просматривал.

— Черт… хорошо, что мы их получили, скорее всего, североамериканцы уже кусают локти.

— Сэр, обмен информацией с североамериканцами прерван — сообщил Алистер Нокс, директор штаб-квартиры.

— По чьей инициативе? — мгновенно отреагировал сэр Томас.

— По их, сэр. Технические проблемы…

— Вот подонки… — улыбнулся сэр Томас — врут и не краснеют. Тогда и нам не мешает немного поводить их за нос, не так ли ребята…

Сдержанные смешки…

Разведка — это мир лжи, зазеркалье в самом жутком его варианте. Здесь нет друзей, здесь каждый может продать и предать. И сюда идут только те, кто готов к этому. Не хочешь — не ходи…

— Трансляция восстановлена? [трансляция — опять таки на слэнге означает наблюдение за районом и получение спутниковых снимков]

— Да, сэр.

— Каким образом?

— Сменили орбиту одной из птичек, сэр. Сожгли едва ли не десять процентов имеющегося топлива. [это означает что один из разведывательных спутников маневром поменял орбиту и теперь проходит или даже висит на геостационарной орбите над указанным районом. Вообще, каждый спутник имеет двигатели маневрирования, питающиеся гидразиновым топливом запас которого невосполняем, а все остальные устройства питаются от солнечных батарей и аккумуляторов. При таком маневрировании гидразиновое топливо тратится в больших количествах и соответственно сокращается ресурс очень дорогого спутника. ]

— Это стоит того…

— Сэр, база Оффут снова на линии.

— Я сказал, что меня еще нет. Все!

Неужели этот сукин сын знает, что я здесь…

— Сэр, расшифрованы новые снимки…

Сэр Томас принялся просматривать их один за другим….

— Что все это означает?

— Сэр, снимки еще не расшифрованы.

Сэр Томас недобро посмотрел на говорившего.

— Очистить кабинет. Только люди с уровнем допуска не ниже С!

Когда за последним из аналитиков, не удостоенных столь высокого допуска закрылась дверь, сэр Томас показал на аппарат, приглашая посмотреть и остальных.

— Почему?

— Сэр?

— Почему группы всего по четыре человека? Сколько весит изделие?

— Килограммов семьдесят вместе с защитой, сэр.

— Как же они его будут транспортировать до границы?! Вчетвером?

Присутствовавшие в кабинете переглянулись.

— Сэр… — заговорил один из старших аналитиков — возможно это поисковые группы, чья задача — обнаружить место паления самолета изъять груз и перенести его на небольшое расстояние, а потом ждать подмоги.

— Подмоги?

— Да, сэр. У русских есть подготовленные части недалеко от границы. Они могут выслать мотоманевренную бронегруппу пограничников. Они могут выдвинуться в район и забрать группу и изделие. У русских в этом районе есть части спецназа. У русских в этом районе есть сороковая особая войсковая группа — универсальное боевое соединение с новой штатной структурой, чуть больше четырехсот человек плюс новейшая бронетехника. И совеем неподалеку от границы — воздушно-десантная дивизия.

— Воздушно-штурмовая — подсказал кто-то.

— То есть стоит ждать широкомасштабного вторжения? — задал риторический вопрос сэр Томас.

Молчание прервал появившийся офицер связи.

— Сэр, Небраска снова на линии.

— Уберите здесь все. Я поговорю один…

Генерал Лерой Томпсон был совсем не тем генералом Лероем Томпсоном, что недавно прибывал в Великобританию и так славно завалил кабана. Лицо у генерала Томпсона лицо было серым, а глаза — красными, больными и уставшими.

— Вы в курсе что происходит? — без предисловия начал он.

— Возможно… — осторожно ответил сэр Томас.

— Русские забросили группы спецназа через границу в Афганистан. Там же действует крупное бандформирование из местных, скорее всего — тоже согласованно с русскими. В любой момент они могут забрать изделие и уйти через границу.

— Сэр, наша поисковая группа уже ушла к месту падения. Его в отличие от русских мы знаем точно.

Точно этого сэр Томас не знал, но говорил уверенно.

— Ваша база в Баграме находится под обстрелом.

— Сэр, группа уже вышла на место еще до того, как начался обстрел. Вы отслеживаете изделие?

— Да сэр. Изделие движется…

— Возможно, его уже эвакуировала наша группа.

— Нет, сэр. Последние данные свидетельствуют о том, что на месте падения идет бой. Два из четырех ваших вертолета уже сбиты, еще один сильно поврежден. Ваши силы скованы боем, а устройство уходит.

Этого сэр Томас еще не знал. Одновременно он отметил четкость работы системы спутникового слежения у североамериканцев. Видимо, их спутники позволяют получать уже не спутниковые снимки, а картинку с места событий в реальном режиме времени.

— Кто забрал груз?

— Судя по нашим данным — одна из русских разведгрупп. Русские проявляют активность рядом с самой границей, на их базах готовятся вертолеты.

Сэр Томас помолчал.

— Что вы хотите?

— Активизируйте план «Старфиш». Немедленно.

Сэр Томас удивленно поднял брови.

— «Старфиш»? Вы понимаете, о чем просите?

— Немедленно, сэр. Иначе устройство от нас уйдет.

— Я не имею право в одиночку принимать такое решение.

— Имеете в критической ситуации. Сейчас ситуация именно критическая.

Это действительно было так.

Сэр Томас пригладил волосы, те немногие что еще остались на его голове.

— Успокойтесь, сэр. Прежде чем рубить голову, надо попробовать принять аспирин — а вдруг да поможет…

 

11 августа 1996 года. Абердин, Шотландия. Паб «Три руки»

Как все-таки прихотливо судьба кладет свои кружевные узоры на белое покрывало жизни… Паб «Три руки», старинное заведение, где можно было так вкусно и не так дорого перекусить было избрано русской разведкой в качестве места для тайных встреч. Туда сейчас направлялся я. И не ведал, что именно в этом заведении, в пабе «Три руки» несколько дней назад перекусывал приехавший в Шотландию за винтовкой Бухгалтер. Воистину, неисповедимы пути Его, и только Он знает, как переплетутся кривые жизненные тропки…

До Абердина мы добрались на удивление просто — несмотря на то, что полиция находилась на усиленном варианте несения службы, у всех подданных тоже были… ушки на макушке, а на всех дорогах была развернута сеть контрольно-заградительных постов. Но для опытных и прошедших специальную подготовку людей особой проблемы эти заградительные мероприятия не представляли. Ловить так спецов — все равно что ловить рыболовной сетью комара…

Часть пути мы проделали на поезде, в открытом вагоне с древесиной — запрыгнули мы на него на ходу. Еще часть пути — машиной, тоже просто аккуратно вскрыли полуприцеп и залезли. Оставшуюся часть пути — миль примерно тридцать — проделали пешком, не желая никого обременять и стараясь никому не попадаться на глаза. По дороге набрели на охотничий домик, пустой, но то что нам было нужно — там было. Привели себя в относительный порядок — несколько дней пребывания в земляной норе красоты человеку не добавляют и порядка в его одежде — тоже.

Настало время идти на встречу. Тем, кто придет на встречу со мной я не особо доверял — насчет разведки и ее методов работы я давно иллюзий не испытываю. Что чужая разведка, что своя — разница лишь в том, что своя лучше знает твои больные места. Могут сделать все что угодно — убрать чтобы зачистить концы, попытаться вывести силой в Россию, еще что нибудь. Я бы и сам поехал — да нельзя, не все дела здесь поделаны. Проклятье, ведь если долги не отдам — всю жизнь буду мучаться. Себя знаю…

На двоих с напарником у нас было пять пистолетов, из них три у меня. Для меня — это много. С Браунингом на встречу идти нельзя, Браунинг я отдам Грею — для прикрытия. Теперь у него два мощных полноразмерных пистолета и без малого сто патронов к ним. Уже хлеб. А мне хватит моих маленьких NAA — на близком расстоянии они наделают дел, патрон то девятимиллиметровый.

Паб «Три руки» располагался между Хилтон и Клифтон — очень удобное расположение, потому что там же рядом — Грейт Нотерн, ведущая сразу в порт. Случились чего там — толком никто и не поймет в такой суете. И в то же время — легко смотаться, сразу несколько выездов на самые разные трассы, в том числе на Норт Андерсон, связывающей все районы города. И — мало того — буквально в паре сотен метров — идущая в порт железнодорожная ветка, а за ней — река.

Проблема была в том, что нас было двое — всего двое, а на прикрытии получался всего один человек. Это мало, такими силами нормально прикрыть проводимую встречу было невозможно. Более того — возникал риск обнаружения.

Решили сыграть ва-банк. Старый прием, называемый «яркое пятно». Что находится рядом? Железная дорога, компании British railways. А если есть железная дорога — значит там кто должен быть? Правильно — там должен быть железнодорожный персонал. Сцепщики, путевые обходчики, машинисты. У каждого должна быть форма — так это предписано правилами безопасности, за этим страховые компании следят. Форма эта — ярко-оранжевый жилет со светоотражающими полосками и будет нашим ярким пятном. В таком жилете приду на встречу я — никто не обратит внимание ни на что другое, всех будет отвлекать жилет. Жилет это удобно, тут такая фишка есть. Если ты видишь человека, мозг автоматически должен его определить как кого то, дать ему какое то определение — и только потом ты про него забываешь — если он конечно не представляет для тебя интереса. Увидев человека, одетого в такой вот ярко-оранжевый, замасленный жилет, ты сразу даешь ему определение: железнодорожник, парень, работающий на железной дороге. И забываешь о нем. Мгновение, не более. А вот если ты не сможешь дать человеку определение сразу — память начнет работать, и может всплыть то, чего совсем мне не нужно: боже, да это тот самый парень, которого показывали по телевизору! Убийца-маньяк! Держи, караул!!!

А вот если дело запахнет керосином — для отрыва мы используем другой вариант. Немного оторвавшись, я сбрасываю свой жиле и… исчезаю! У преследователей в памяти отложится ярко-оранжевое пятно как основной мой признак. Сбрасываешь жилет — и ты становишься никем! А в этот момент Грей точно такой же жилет одевает — и прикрывает мой отход уже с тремя пистолетами. Таким образом и прорываемся — к реке, к железной дороге, при минимальном везении ускользнем.

Два жилета железнодорожников мы раздобыли очень просто — проникли на станцию, которая находилась в местном порту и добыли. Сделать это легче, чем многие думают, несмотря на трехметровый забор. Взяли два жилета, на всякий случай еще прихватили мощный аккумуляторный фонарь. Может пригодится…

Перед тем как зайти в бар, я прошелся по улице, высматривая подозрительное — нельзя забывать, что за мной может охотиться еще и полиция. Но ничего подозрительного — ни машин с излишними антеннами, ни фургонов, стоящих там где им стоять не следовало бы — ничего такого не было. Можно идти на встречу…

Я так и не заметил, когда этот человек появился в баре — хотя сидел так, чтобы видеть дверь. Вот только что его не было — был плавающий под потолком сигаретный дым, были неспешные разговоры. И вот он появился — маленький, лысый, похожий на ртутный шарик. Улыбающийся…

Появился он прямо у моего столика — днем свободные здесь были всегда — и уже с исходящим вкусным паром подносом.

— Разрешите, сэр?

Не дожидаясь ответа, он с той же жизнерадостной улыбкой плюхнулся напротив. Выбрал он себе что-то рыбное и большую кружку эля.

— Вы не собираетесь поехать в Гонконг?

— Хотелось бы… — ответил я после заминки — но слишком много дел. Слишком, сэр…

— Дела подождут! — живчик нравоучительно поднял палец — нельзя забывать о своем здоровье! Я вот например до сорока лет работал как вол! И что? Язва, холецистит, раннее облысение и напрочь истрепанные нервы. Сожаление о том, что так прожил жизнь.

— Ну, наверное такая работа хорошо оплачивалась?

— Более чем, сэр. Но я на вашем месте все-таки поехал бы и отдохнул.

— Увы! — я поднял руки в бессильном жесте, скорчил страдальческую гримасу — я тут бессилен. Дела, за которые я отвечаю, не дают мне возможности уехать из страны.

Живчик отхлебнул солидный глоток темного, дурманящего напитка из кружки.

— И что же это за дела такие, если не секрет, сэр?

— О, никакого секрета. Я практикующий адвокат. Сейчас у меня небольшие проблемы с клиентами — но я уверен, что все будет в порядке.

— Преступники и адвокаты: никогда не переведутся! — подмигнул мой собеседник.

— Вот именно.

— Кстати… — живчик сморщил лоб — у меня есть знакомый, которому срочно требуется адвокат. Так что если вы не против…

— О, ничуть. В какой области права ему нужна помощь?

— Он вам расскажет сам, тут я как говорится… связан чужой тайной. Он живет в Ипсвиче, так что если вы…

— Мне не составит никакого труда, сэр.

— Тогда я, пожалуй, сообщу ему о вас, если не возражаете.

— Ничуть. Я буду в тех краях… дня через два. Проездом. Я вообще то собираюсь в Лондон… Там и смогу заглянуть по пути…

— Да, конечно… — живчик махнул рукой — кстати, вы слышали о том, что происходит в Лондоне? Ужас, сэр, просто ужас. Говорят, что это какой-то свихнувшийся полицейский. Я смотрел вчера, что про все это говорили по телевидению — это просто ужасно…

— Думаю, полиция как всегда нагнетает обстановку — улыбнулся я — для того чтобы оправдать свое существование и содрать с нас побольше налогов.

— Я так не думаю, сэр. Если в городе завелся человек, лазающий по крышам и убивающий людей из винтовки — я бы держался от этого места подальше, пока правительство не найдет способ прижать к ногтю этого психа.

— Увы. Дела мои требуют присутствия и в этом городе тоже — но я, наверное, потребую с работодателя доплаты за пребывание там.

— На вашем месте я бы это сделал, сэр. И соблюдал бы осторожность. Никакие деньги не стоят того чтобы…

— Кажется вы уже это говорили, сэр…

— Воля ваша…

Поговорили… Вроде бы ни о чем — и в то же время очень о многом. Это кстати тоже искусство — поддерживать такой разговор, который поймет твой собеседник, но не поймут те люди, которые тебя будут прослушивать.

Итак, Ипсвич. Порт на восточном побережье. Скорее всего, тот кто будет со мной говорить придет в порт на яхте — это позволит ему не светиться на пограничном контроле. Людей на дорогих яхтах не проверяют, считается что если у человека есть деньги чтобы купить за пару сотен тысяч фунтов подобную игрушку — вряд ли он задумает что-то преступное. По мне — весьма сомнительное утверждение.

Уходя, живчик забыл на стуле кожаный, толстый портмоне. Я посидел еще минут пятнадцать, подумал о вечном — а поскольку вокруг ничего не происходило — двинулся на выход, подхватив портмоне.

В портмоне как я и ожидал были деньги — толстая пачка десяти и пятидесятифунтовых банкнот, водительские права на имя Саймона Уэлша с моей фотографией, кредитная карточка, кода к которой я не знал — потом тщательнее обыщу портмоне — карточка дорогого фитнесс-клуба, две членские карточки лондонских клубов — Королевского автомобильного и клуба путешественников и ключи от автомобиля. Легенда… Так называется пакет документов, которые любая профессиональная и уважающая себя разведка готовит для каждого своего высококвалифицированного агента. Даже если разведчик действует под одной легендой — ему обязательно должны подготовить одну-две легенды прикрытия, если, конечно агент действительно ценный. Я был уверен в том, что документы подлинные — получить их не проблема, учитывая, что здесь их вообще по почте высылают, что мистер Саймон Уэлш иногда ходил в фитнесс-клуб, платил какие-то налоги, иногда показывался в Королевском автомобильном и клубе путешественников, нарушал правила на своей Феррари и платил штрафы. При резидентуре легенды поддерживает в рабочем состоянии целый отдел, созданный специально для этого.

Положив все кроме ключей в портмоне обратно, я направился вдоль припаркованных у дороги машин, разыскивая свою — я был уверен, что разыщу ее, потому что таких автомобилей в старой доброй Великобритании немного…

Ярко-алая Феррари-550, адский скакун из Маранелло, одна из последних моделей этой прославленной фирмы, выпускающей кроме этих красавцев еще и моторы для итальянских истребителей — как Роллс-Ройс. Мощи в ней… сил пятьсот, по-моему, не меньше. Скорость — сто миль в час наберет — не заметишь. Грамотно подобрали…

Это кстати тоже один из вариантов «яркого пятна», отвлекающего внимание. Машина на дороге привлекает внимание каждого первого — и одновременно отвлекает внимание от того, кто сидит за рулем. Ну скажите — кто может предположить что самый разыскиваемый человек в Великобритании поедет по дороге на такой вот шикарной машине? Кто может предположить, что у парня за рулем совсем новенькой Феррари — дурные намерения. Поэтому — выбор машины самый правильный, какой только может быть в такой ситуации.

— Неслабо… — прокомментировал подошедший сзади Грей.

— Неслабо — согласился и я.

— У вас там местечка не найдется…

— Ты о чем?

— Смотри: если какая-то контора может предоставить в распоряжение оперативника последнюю модель Феррари — как в фильмах про 007 [Фильмы про агента 007, специального агента британской секретной службы имели место и в этом мире — только сюжет их был несколько другим. Автор смотрел фильмы и читал книги про 007, впечатление такое: книги еще более-менее, фильмы — сплошной голливудский бред] — я бы хотел работать в такой конторе…

Дополнительное подтверждение моих слов. Даже Грей не верит, что такая машина может принадлежать, к примеру, русской резидентуре. Значит, именно такая — и должна принадлежать.

Машина была настолько низкой, что для того чтобы открыть дверь, пришлось наклониться. На водительском сидении лежала дорогая, двухцветная кожаная куртка от Луи Виттон, дорогие очки, швейцарские часы. Мобильный телефон, конечно же чистый, причем русский — от Фаберже., со всеми наворотами, коммуникационный центр в руке. Аксессуары, подходяще владельцу именно такой машины, и дополнительно подтверждающие, что он действительно ее владелец, а не угонщик.

— Жизнь покажет. После того как сделаем дело. Садись. Надо еще съездить и кое-что прикупить…

— Что именно?

— Пару косметичек. Тебе кстати никто не говорил, что ты очень привлекательно выглядишь?

 

10 августа 1996 год. Северный Афганистан

На любой базе ВВС русской ли британской ли, одни из самых загруженных бойцов — это бойцы поисково-спасательной службы. Ведь если гордые соколы — летчики летают далеко не каждый день, нужно и ресурс самолетов поберечь и топливо тоже не бесконечное — то бойцы ПСС тренируются каждый день, ибо от их выучки и слаженности зависят жизни всех этих летчиков, стремительно проносящихся над землей на своих красивых машинах…

ПСС — переводится как поисково-спасательная служба. Относится она чаще всего к структурам ВВС страны и по праву по уровню подготовки ее бойцы не уступают десанту, а то и спецназу. ВВС в свою очередь снабжает их самыми современными летательными аппаратами, намного более продвинутыми чем те что находятся на вооружении обычной армейской авиации. У всех летчиков бойцы ПСС пользуются особым уважением, и за свою выпивку в баре им редко приходится платить самим.

Задачи у бойцов ПСС простые. Любой самолет могут сбить, есть шанс что летчик успеет катапультироваться. Чаще всего такие вот неприятности происходят над вражеской территорией. И Бойцам ПСС бывает нужно пересечь линию фронта, пролететь над чужой территорией, запеленговать сигнал бедствия, подаваемый летчиком, поднять его на борт и уносить ноги. Очень часто задача осложняется тем, что противнику тоже нужно захватить вражеского летчика — ценнейший источник информации — и начинается прочесывание местности, где мог приземлиться сбитый летчик. А еще противник знает, что летчика прилетят спасать, и поэтому обычно устраивает засаду. Несколько расчетов ПЗРК, а то и самоходные ЗРК, вертолеты-охотники — в общем, хорошего мало. А иногда нужно не просто забрать летчика — но и уничтожить до конца сбитый летательный аппарат, чтобы он не достался научно-технической разведке противника. Вот такая вот работа…

В поисково-спасательной службе разных стран используют самую разную технику. Русские спасатели используют различные вертолеты: М40, который имеет спасательный отсек в который помещаются два человека — как раз экипаж сбитого самолета или вертолета, различные модификации вертолетов Сикорского, от среднего «Ястреба» М59, до тяжелого Сикорски-89. Вертолеты эти были оснащены автопилотом, системой автоматического огибания рельефа местности, системой обеспечения полета при нулевой видимости, несколькими пулеметами, блоками НУРС, противотанковыми и зенитными ракетами на пилонах — в общем они мало походили на обычный вертолет. Использовался и старый «летающий танк» М24, на смену которому пришел М40, с новыми двигателями и системой прицеливания он был вполне конкурентоспособен, к тому же он единственный в мире из боевых вертолетов имел десантный отсек на восемь человек. Американцы использовали тяжеловооруженные Боинги, в том числе модели Чинук, на которые устанавливалось по три-четыре пулемета. Так же у американцев в последнее время появился легкий транспортный самолет вертикального взлета-посадки, сильно походивший на увеличенный в размерах истребитель, но с десантным отсеком на шестнадцать человек и пониженной радиозаметностью. Немцы использовали собственные вертолеты Блом и Фосс, а также часть вертолетов закупали у Русской Империи, потому что благодаря таланту Игоря Сикорского Российская империя и поныне выпускала лучшие вертолеты в мире. Японцы же не имели специализированной поисково-спасательной службы вообще — виной всему был знаменитый самурайский фатализм и желание умереть в бою за господина. Спасением сбитых занимались обычные десантные части, если такая возможность у них была.

Что же касается британцев — то у них и тут подход был свой. Помимо не совсем удачных десантных вертолетов Вестланд, у британских поисковиков на вооружении были самолеты вертикального взлета-посадки Норманн. Вообще то эта фирма была знаменита своими легкими и неприхотливыми самолетами Айландер и Трисландер, которые покупали по всему миру в том числе и в Русской империи — но тут они разработали нечто совсем удивительное.

Кабина как у русского М24, где пилот и оператор сидят тандемом, фюзеляж как у самолета, крыло с четырьмя двигателями — двумя реактивными подъемными и двумя марщевыми, Спаренная авиационная пушка в носу. Этот агрегат предназначался для высадки десанта в тылу противника на неподготовленных площадках, был довольно капризным и сложным, но — ни одного другого самолета, способного принять на борт двадцать десантников (при модернизации вместимостью пожертвовали ради дополнительной брони), доставить их на необорудованную площадку со скоростью самолета, высадить из и даже поддержать огнем. Даже североамериканский Оспри на такое способен не был…

Сигнал тревоги прозвучал рано утром, когда солнце едва показалось из-за гор, осветил долину, в которой находился укрепленный аэродром нежно-розовым светом. Ветра почти не было, и день обещал быть таким. какими обычно бывают все летние дни в Афганистане. Жаркими до духоты.

Спасательной группой в кэмп Абердин — так назывался укрепленный форпост в Баграме — командовал бригадир Джон Феттерляйн. На четверть немец и на три четверти британец, он походил на идеал германского воина — светловолосый, крепкий, с голубыми глазами. Несмотря на то что немецкой крови в нем было всего четверть — солдат своих он гонял с истинно немецким упорством и педантичностью, каждое действие отрабатывал до мелочей, с многократными повторениями. За это солдаты его не слишком любили, а его прозвище — «Немец» — было и его официальным позывным в эфире.

ПССники встали, конечно же, раньше всех и уже успели провести утреннюю силовую зарядку и сделать пару кругов с полной выкладкой по полю, прежде чем идти на завтрак. В столовой они были в первой смене, и уже заканчивали, когда, едва не снеся дверь, в столовую вломился капитан ВВС Гордон, старший смены на сегодня.

— Сбит самолет! — с порога выпалил он.

Феттерляйн не спеша допил свой чай, в упор глядя на встрепанного, с безумными глазами майора. Этого истерика и подхалима на базе никто не любил.

— Доброе утро, капитан Гордон — спокойно сказал он.

— Самолет сбили, вы что не слышали?!

Феттерляйн переглянулся со своими подчиненными.

— Слышал. Где именно?

— Севернее. Маяк наведения заработал.

— Так почему же вы здесь, а не на своем месте старшего операторской смены?

Гордон хотел что-то сказать, но перекрестившись взглядами с Феттерляйном, понял что бессмысленно, повернулся и побежал на свое место.

Бригадир Феттерляйн достал платок, вытер руки. Его люли выжидающе смотрели на него, подобравшись, как скаковые лошади перед выстрелом стартового пистолета.

— По коням!

В отличие от обычных армейских подразделений, люди из ПСС, в том числе и отряд Феттерляйна в числе немногих в британской армии и имели право выбора оружия. Не полное, конечно, закупить германо-римскую Эрма или русский Калашников им никто бы не дал — но североамериканское оружие вполне дозволялось. Поэтому вместо ужасающих армейских буллпапов они пользовались модифицированными винтовками Кольт М4А1 с подствольными гранатометами, штатным Веблеям предпочитали Кольт-1911, а в качестве пулемета использовали ручной пулемет Стоунера. Спецгруппа делилась на поисковые четверки, причем в каждой четверке один из бойцов обязательно был фельдшером и имел расширенный комплект для оказания первой помощи в полевых условиях, умещавшийся в большой спортивной сумке. Такова была специфика их действий — пилот мог оказаться раненым и раненым тяжело, они готовились и к тому что с пилотом им придется провести какое-то время на вражеской территории прежде чем их смогут забрать и стабилизировать его состояние придется на месте тем что есть. Каждый медик проходил и полный курс боевой подготовки, поэтому обузой для группы он ни в коем случае не был…

Пока группа собиралась — в подземных ангарах готовилась к полету техника — два Норманна и два вертолета прикрытия Вестланд типа «Вессекс» с двадцатимиллиметровыми пушками в десантной кабине, так называемые «канонерские» вертолеты. По всем расчетам этого было достаточно — о том что в районе падения действуют группы русского спецназа и еще крупный повстанческий отряд еще не сообщили никому.

Один за другим, летательные аппараты подняли на бетонку на лифте, почти один в один повторявший тот, который поднимал самолеты на летную палубу на авианосцах. Техники проводили последнюю предполетную проверку машин, пилоты занимали свои местах.

Бригадир Феттерляйн выстроил своих людей — сорок отлично подготовленных бойцов — но не обычным строем, а кругом, у русских это называется хоровод, если образовавшие круг ходят друг за другом. Сам он был всего лишь одним из них, он стоял в строю и говорил — а его люди его внимательно слушали…

— Господа, есть работа как раз по нашей части. Работа серьезная даже очень. Русские сбили самолет, североамериканский, он упал совсем недалеко отсюда. Там же упал один из наших истребителей. Наша задача — высадиться в районе, найти выживших и забрать с места падения контейнер, размером — как два кейса, черного цвета. Не скрою — контейнер — цель приоритетная и очень опасная. Если вы увидите этот контейнер, и увидите, что он открыт или разбит — немедленно назад и сообщить мне. Немедленно! В районе могут быть русские. Но для нас несколько русских это ведь не препятствие, не правда ли?

— Так точно, сэр! — слитный порыв, крик как выдох.

— Покажем медведям кто здесь хозяин!

— Медведям смерть!

— По машинам!

Поскольку большую часть десантного отсека Вестланда занимала громоздкая подвеска со скорострельной двадцатимиллиметровой пушкой, стреляющей вбок — в вертолете могло разместиться дополнительно только четыре человека. Иногда они так и летали на задание — парами, операторы пушечных установок кромсали все, что было внизу, а потом высаживалась досмотровая группа — восемь человек, по четыре с каждого вертолета, этого вполне хватало. Собирали трофеи и быстро на базу. Иногда вертолеты кружили над обреченной колонной, заходили то с одной стороны то с другой и только потом открывали огонь. В последнее время все стало намного сложнее, лихой прогулкой за трофеями эти полеты быть перестали. У афганцев откуда то появлялись в большом количестве гранатометы, тяжелые пулеметы, даже переносные зенитные комплексы. Афганцы больше не стреляли беспорядочно — они стреляли сосредоточенным огнем, старались попасть не по кабине как раньше, а били по уязвимому хвостовому ротору. Совсем недавно погибли сразу два вертолета с всеми экипажами — один завис над грузовиком, предчувствуя легкую добычу — и тут кто-то откинул брезент кузовного тента, и очередь из установленного в кузове крупнокалиберного пулемета буквально распорола кабину. Второй, страхующий даже не успел сообщить, что произошло на базу — две рукотворные молнии ракет метнулись к нему и через несколько секунд он уже горел чадным костром на каменистом склоне. После этого снижаться и зависать без необходимости пилотам строго-настрого запретили.

Солдаты споро рассаживались по летательным аппаратам, как обычно не упуская возможности пошутить друг над другом. Те, кто летел на десантном Норманне, завидовал тем кто летел на вертолете — Норманн был все таки более тяжелый, менее маневренный и уйти от смертельной очереди сварки [Сварка — авиаторы так называют крупнокалиберный пулемет, при стрельбе очень похоже на огонек сварки] на нем было куда сложнее.

Бортач [На авиационном слэнге бортмеханик. При посадке командует бортмеханик, как наименее загруженный работой в этот момент член экипажа], невысокий, чумазый как и все бортачи, закончил запускать личный состав в летательный аппарат, примерно прикинул в уме вес, дернул рычаг. С едва слышным в вое раскручивающихся моторов шумом, пошла вверх аппарель, отрезая десантников от земли…

Бортач посмотрел на Феттерляйна, сидевшего у открытого вопреки нормам безопасности бортового люка, тот показал оттопыренный вверх большой палец. Можно взлетать. Кивнув, бортач протиснулся в кабину, рев моторов превращался в невыносимый, на высокой ноте визг…

Взлетаем…

Как и все опытные десантники, Феллерляйн не услышал — просто почувствовал, как колеса груженой до предела машины оторвались от полосы. Работая всеми четырьмя моторами, Норманн пошел на взлет, одновременно набирая высоту и медленно смещаясь вперед.

Тут то они это и увидели…

Кто-то крикнул: Сэр! — но Феттерляйн уже увидел все сам. Увидел и понял, любой, кто отслужил в Афганистане знает, что это такое. Аэродром находился в кольце гор, прерывистая, ломаная линия хребта отчетливо вырисовывалась на фоне лазурно-синего неба. И вот оттуда, откуда то из-за гор, танцуя на дымных хвостах выхлопа летели маленькие, злобно сверкающие огоньки наподобие комет. И их было много — очень много подобно звездопаду в летнюю ночь…

Внизу, на полосе пронзительно взвыла сирена, извещая всех о смертельной опасности и необходимости как можно быстрее оказаться внизу, в железобетонной крепости. Обстрел был для этих мест делом привычным, по всему аэродрому были то тут то там раскиданы бронированные люки, чтобы можно было быстро добежать до ближайшего и нырнуть внутрь при обстреле. Был даже норматив — минута на то чтобы скрыться. И норматив этот выдерживался — когда первая из комет достигла цели, лопнула огненным протуберанцем на сером бетоне — наверху никого уже не было…

— Башня, я Бегун четыре, наблюдаю обстрел, прошу санкции на зачистку места старта… — вышел на связь один из вертолетчиков.

— Бегун четыре, я Башня… — отозвался Гордон — зачистку категорически запрещаю, следовать по маршруту, как поняли, прием…

— Башня, я Бегун четыре, вас понял, следую по маршруту… — уныло отозвался в микрофон пилот и, отпустив тангету, одними губами сказал второму пилоту.

Козел…

Второй пилот согласно кивнул. Как бы не хотелось накрыть этих долбанных воинов Аллаха со спущенными штанами — но приказ есть приказ…

 

10 августа 1996 года. Северный Афганистан. Пятнадцатью километрами севернее места падения

Есть такая расхожая поговорка на гражданке: бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. За все время, пока они тащились по этим проклятым горам — Араб на своей шкуре убедился в правдивости вышесказанного.

Само по себе передвижение в горах — дело нешуточное. Он отлично помнил, как вышел в горы в первый раз. Казаки сами по себе — люди крепкие и детей воспитывают с детства тоже крепкими, способными вынести многое. Сашка знал и тяжелую работу по дому, и многокилометровые скачки на коне, он занимался и в гимназии где, как и в каждой гимназии Империи был хороший, открытый для всех пацанов спортзал. Его не напугать было ни марш-броском, ни двухпудовой гирей. Но когда он вышел в горы в первый раз… просто там не было воздуха, вообще почти не было, ты дышал, легкие аж горели, а воздуха просто не было. Руки, ноги у непривычного к горам человека сразу становятся как резиновые…

И тем не менее — втягивались потихоньку. Сначала — просто выходили в горы и по несколько часов карабкались вверх по узким горным тропкам, чтобы добраться до вершины и там, наконец дать себе немного отдохновения. Потом тоже самое — но с грузом десять килограммов, двадцать… тридцать… А потом — и с полной боевой выкладкой, с автоматом или снайперской винтовкой, узкая тропа по которой ходят только козлы уходит из-под ног, от перегрузок и недостатка кислорода темнее в глазах и надежда только на себя, страховку и свою группу. И надо дойти. Любой ценой — дойти.

Сейчас, на пятнадцатом километре — они взяли максимально высокий темп, чтобы как можно дальше уйти от места падения самолета — Араб понял, что они взяли ношу не по себе.

Что-то надо бросать? Оружие? Бред — вышедший без оружия, потерявший свое оружие по правилам считается не сдавшим. Спецназовец без оружия — это не спецназовец, выполнять боевую задачу он не может.

Патроны? А отбиваться как в случае чего? Прикладом? Сухпай и воду? Они и так съели двойную норму, чтобы облегчить груз — лучше такой припас тащить в животе, а не на спине. НЗ все равно надо оставить, иначе можно не выйти из проклятых гор. Рацию бросить? Не сдал, однозначно, рация — это связь со штабом, со своими, это последний шанс если обложат как волков.

Бросать нечего. И тащить такую тяжесть тоже нельзя…

— Привал пять минут! — выдохнул Араб — Иван забери у Брата! Бес — охранение!

Хотя он и не был еще спецназовцем, не получил символ спецназа — черный берет и кокарду с черепом и костями — но чутье у него уже было. И он понимал, что их уже гонят. А если и не гонят — то погонят в самое ближайшее время…

Свободные от охранения пацаны — а по большому счету они все еще были двадцатилетними пацанами, пусть и прекрасно подготовленными — растянулись на каменистой осыпи в тени чахлого кустарника, раскинув руки-ноги крестом и восстанавливая дыхание. Поза, наиболее способствующая быстрому восстановлению сил после предельных нагрузок. И все же, Араб понимал, что всю эту дрянь они протащат максимум до ночи, а потом с ней что-то надо будет делать. Иначе они и сами не выйдут и то, что взяли, достанется местным. Или британцам. Что это такое — Араб не знал, но подозревал что североамериканский самолет сюда, в Афганистан просто так не залетел бы…

— За этим перевалом — зеленка… — просипел Брат сорванным голосом.

Зеленка! Это и хорошо и плохо одновременно. В зеленке они умели выживать даже лучше чем на камнях, в зеленке ты невидим как в воде в зеленке сотня может искать одного и не найти. Уроки, полученные в приграничье, дадут им возможность выжить.

Но это в том случае, если они смогут идти тихо. А они тихо идти не смогут…

Решившись, Араб пополз к Бесяре, засевшем за валуном — он сейчас тащил рацию. Хрен с ним надо вызывать своих. Пусть эвакуируют. В конце концов — он сошел с маршрута не просто так, не потому что не захотел и не смиог дальше идти. У него дополнительный груз, причем нешуточный груз. Возможно разведданные, возможно, что-то еще. Что-то радиоактивное и смертельно опасное, судя по маркировке на контейнере. Это смягчающее вину обстоятельство, береты им конечно не дадут, но разрешат в следующем году пересдать на общих основаниях. А там они пересдадут, там будет проще — ведь они пойдут по второму разу, не по первому…

Раскрыв веер направленной антенны, Араб взялся за трубку…

— Араб вызывает Немого. Араб вызывает Немого. Белая стрела, повторяю — белая стрела.

— Немой на приеме! — отозвалась рация знакомым голосом, слышимость в этих новых аппаратах спутниковой связи была прекрасной, будто собеседник стоял рядом с тобой.

— Араб — Немому. Имею посылку, нуждаюсь в эвакуации.

— Немой-Арабу. Повторите.

— Араб — Немому. Вышел на место посадки птицы, забрал тяжелую посылку. Нуждаюсь в эвакуации.

В паре сотен километров отсюда Немой, он же старший инструктор Тихонов, недоуменно переглянулся с офицерами курса. Птица — на их слэнге это самолет, посылка — груз или разведданные. Но какой там может быть самолет и какая там может быть посылка, в горах? Что это за чертовщина такая? Возможно, Немой бы заподозрил кого-то другого что он решил сойти вот так не раскрывая в эфире истинных причин — но в Арабе он был уверен, что шутить такими вещами Араб не будет. Кто угодно — только не Араб.

— Немой — Арабу. Доложи статус.

— Араб — Немому. Ухожу от места посадки птицы, хвоста пока не имею. Группа выбывших не имеет.

Странно, очень странно…

— Немой-Арабу. Новый сеанс связи через два часа, подбирайте площадку.

— Араб-Немому. Вас понял, конец связи…

Далеко от штаба южного центра подготовки сил специального назначения, на каменистом склоне Араб устало положил трубку. Два часа — надо идти. Лучше выждать в зеленке — и уходить оттуда же…

— Я приветствую вас в моем доме! — раздалось на чистейшем русском совсем рядом…

 

10 августа 1996 года. Северный Туркестан, воздушное пространство. Борт 170/0, воздушный командный центр пятой тяжелобомбардировочной эскадры

Серая хмарь облаков висела над Северным Туркестаном, накрывая золото полей уже вызревшего хлеба пеленой дождя. Здесь же, на высоте одиннадцать тысяч метров над землей, ярко, пронзительно ярко светило солнце, небо было не синим, а фиолетовым, иссиня черным. И, словно распятый солнечными лучами, над влажным одеялом облачного покрова висел тяжелый четырехдвигательный самолет — воздушный командный центр с уродливыми горбами антенн по фюзеляжу. Чуть ниже, словно привязанные к нему невидимыми нитями держались истребители эскорта.

В просторном чреве тяжелого, переделанного из пассажирского аэробуса самолета, как и всегда, было тепло, тихо, приглушенно горел свет, работали люди. Здесь не принято было много и громко говорить, здесь напряжение было разлито в воздухе, здесь шестнадцать операторов постов управления отслеживали всю оперативную обстановку в регионе, в том числе не только в Туркестане, но и в Северном Афганистане. Антенны самых разных видов отслеживали сотни целей на земле и в воздухе, непрестанно работали запросчики системы «свой-чужой», цели классифицировались по виду, государственной принадлежности, местонахождения, степени опасности. Опасные цели переводились на автоматическое сопровождение данные о них сбрасывались на компьютеры штабов воинских частей Туркестанского регионального командования, уходили напрямую на средства поражения как воздушных, так и наземных целей, прикрывающие границу. Система получала данные отовсюду — от собственных радаров, от радаров пограничных дирижаблей, курсирующих над границей, от висящих в черном безмолвии космоса военных и гражданских спутников. И все эти водопады информации, обрушивающиеся на самолет разведки и управления, постоянно обрабатывались, складывались в единую картинку и выводились на большой общий монитор оперативной обстановки, расположенный в штабной каюте в хвосте авиалайнера. Там заседал штаб — но это не был штаб пятой ТБА, операторы даже не знали, кому и зачем они поставляют информацию. Хотя нет, если не знали, то догадывались, но предпочитали помалкивать. Их работа была не для говорливых.

В штабной каюте заседали офицеры ГРУ во главе с начальником ГРУ, генерал-полковником Штанниковым. Константин Гаврилович, исполняя устное распоряжение его Величества, спланировал и теперь лично контролировал ход операции «Северный ветер». Причем запланированная операция выходила за поставленные его Величеством задачи — генерал-полковник решил не только не допустить ядерного испытания в Северном Афганистане — но и по возможности выкрасть подготовленное к испытаниям ядерное взрывное устройство. Согласно поступившим от агентуры ГРУ данным североамериканцы планировали взорвать не обычное, а какое то специфическое, обладающее уникальными тактико-техническими характеристиками устройство. Не попытаться его выкрасть, и передать ученым для изучения было бы глупо. И генерал-полковник решил идти ва-банк, несмотря на возраст и рыхлую совершенно негероическую внешность, он умел и любил рисковать.

План операции «Северный ветер» разработанный планировщиками генерал-полковника Штанникова был прост до безобразия. Первым делом агентура отследила самолет и примерный его маршрут, узнали также точку его назначения, конечную точку полета — Северный Афганистан. Скорее всего — для ядерного испытания должна была использоваться одна из исчерпанных выработок компании Англо-Американ. Дешево и сердито.

Дальше все шло как по маслу. Спутниковая группировка — от спутников укрыться было невозможно — проследила весь маршрут самолета. Проблемы возникли над Тихим океаном — придурочные самураи чуть было не утопили проклятый самолет, пришлось в экстренном порядке выходить на командование Флота Тихого Океана и экстренно перенацеливать дальний патруль с авианосца. Японцы и сами не поняли, до чего они чуть было не доигрались — патрульная четверка истребителей была только первой ласточкой, следом за ними шла «горилла» — десять истребителей, самолет радиоэлектронной борьбы и палубный АВАКС с приказом в случае угрозы североамериканскому самолету сбить всех японцев, любой ценой прикрыть североамериканский транспортник и дать ему уйти. Игры на нервах порой могут довести до очень большой беды…

Самолет успешно прошел и вторую контрольную точку в Гонконге. Там его отследил один из кротов, агентов глубокого залегания, внедренный несколько лет назад в Гонконг под личиной связанного с криминальным бизнесом купца и торговца оружием, и наладившего прочные контакты с местными тонгами и триадами. Собственно говоря, люди тонгов были везде, они и подтвердили, что самолет идет в соответствии с графиком и все нормально. Обошлось все это дело в пару десятков лишних автоматов, которые передадут вместе со следующей поставкой оружия тонгам в качестве благодарности за оказанную услугу. То есть — почти даром.

Дальнейшее сделать было сложнее. В качестве средства поражения, способного сбить самолет с максимальной дистанции избрали совершенно секретный мобильный комплекс дальней, стратегической ПВО типа «Нева-УТТХ» [УТТХ — улучшенные тактико-технические характеристики]. Он был предназначен для поражения стратегически важных целей с расстояния до четырехсот километров и на высоте до двадцати восьми километров. Этот комплекс использовал наземный вариант разработанной для ВВС РИ двухступенчатой ракеты «Аспид» класса «воздух-воздух» для поражения особо важных целей, таких как заправщики, самолеты АВАКС и самолеты радиоэлектронной борьбы. Ракета Аспид была настолько большой и тяжелой, что легкие истребители вообще не могли ее нести, а тяжелые могли нести только по одной штуке. Для наземного же комплекса проблемы веса особо не стояло, на транспортере их было целых четыре штуки. Наводились ракеты на цель, учитывая сложный рельеф местности, сразу с трех источников — с наземной станции, улавливающей сигналы спутника, с крейсирующего в нескольких десятках километров от границы тяжелого истребителя со станцией наведения и с пограничного дирижабля, на котором во время «планово-предупредительного ремонта» поменяли аппаратуру. Сам же комплекс выводили на огневую позицию замаскированным, буквально километр за километром, четко сверяя график движения с «расписанием электричек», то есть графиком прохождения спутников противника над регионом. На огневой позиции сидел лучший расчет — и он не подвел, отстрелялся как нельзя лучше. Самолет с экспериментальным ядерным взрывным устройством был сбит, но упал в районе чуть южнее, чем это предполагалось.

Наступило время третьего этапа операции «Факел» — нужно было добраться до самолета и изъять экспериментальное устройство, а потом эвакуироваться. Приказов о повышенной боевой готовности никому заранее не отдавали во избежание утечки информации — но силы, способные обеспечить эвакуацию даже в случае массированного огневого противодействия британцев и королевских войск Гази-шаха в распоряжении оперативного штаба были. Каждый командир каждой воинской части, расположенной в регионе получил приказ в случае прохождения позывного «Северный ветер» вскрыть запечатанный конверт, доставленный заранее фельдъегерями и действовать в соответствии с находящимися в конверте инструкциями.

Вот тут, на третьем этапе начались проблемы. Для поиска и эвакуации контейнера генерал-полковник Штанников решил задействовать агента проходящего в делах ГРУ под кодовым названием «Асмодей» и глубоко внедренного в пуштунское племенное сопротивление. Он и пуштуны, с которыми он наладил неплохие отношения, должны были первыми выйти к месту падения и забрать груз из под носа у британцев. Для облегчения выполнения задачи, аэродром Баграм, ближайшая укрепленная база британцев, где базировались поисково-спасательные соединения, способные быстро выйти к месту падения североамериканского самолета, должен был быть обстрелян неуправляемыми реактивными снарядами, которые завезли в достаточном количестве. Это должно было сорвать поисково-спасательную операцию или, по крайней мере, отодвинуть ее по времени и дать пуштунам и Асмодею некоторую фору по времени.

И вот тут, на третьем этапе все поло наперекосяк…

Самолет упал не в расчетной точке, а южнее, что затруднило выполнение работы Асмодею и его людям. Аэродром Баграм, как и планировалось, был обстрелян — но вот поисково-спасательный отряд, как показали данные спутникового контроля, сумел взлететь буквально за минуту до того, как первые реактивные снаряды превратили взлетку Баграма в подобие ада на земле. Как и предполагалось — обе взлетные полосы для самолетов были повреждены и требовали ремонта, в ближайшее время ни один самолет не смог бы взлететь с Баграма чтобы прикрыть бойцов ПСС — но и сами бойцы ПСС пусть даже без воздушного прикрытия — серьезная сила…

Асмодея перенаправили, выдали ему истинную точку падения в соответствии с данными спутникового контроля — и ему вместе с его пуштунами пришлось выдвигаться туда ускоренным маршем, бросая пристрелянные ориентиры и заранее подготовленные позиции в предполагаемой точке падения. Если бы самолет упал там где и планировалось — то поисково-спасательный отряд расстреляли бы без вариантов. Здесь же… одни пришли, другие прилетели. Асмодею пришлось бросить свое основное огневое средство, крупнокалиберные пулеметы, тащить их за сбой было просто невозможно. И пусть у него были и ПЗРК и крупнокалиберные снайперские винтовки — все это было уже не то…

Сейчас генерал Штанников и офицеры штата с мрачным видом сидели за столом, молча уставившись на монитор, где ежеминутно обновлялась оперативная обстановка. Синие — свои и красные — чужие иконки стремились к мигающей желтым точке в центре экрана — точке падения самолета. И по прикидкам подойти туда они должны были почти одновременно…

Один из сидящих за столом офицеров пощелкал клавишами стоящего перед ним ноутбука, подсоединенного к системе беспроводной связи…

— Господин генерал-полковник, части спецназа подняты по тревоге, выдвигаются к аэродромам взлета. Вертолетчики тоже подтвердили готовность.

Генерал-полковник Штанников раздраженно кивнул. Отдавать приказ воинским частям Русской Империи пересечь границу чужого государства, да еще находящегося в чужой зоне влияния — это ему совсем не нравилось. Одно дело — когда работу выполнят пуштуны, люди непокорные и никому не подчиняющиеся, и совершенно другое — если эту работу будут делать русские.

— Сбить? — рассеянно предложил кто-то, смотря на красные иконки.

— Этого только не хватало! — генерал-полковник уничтожающе посмотрел на подчиненного — насбивали уже!

В дверь (проще называть это дверью, тем более это она и впрямь была похожа на дверь, даже красным деревом обделана) постучали…

— Войдите! — крикнул Штанников.

В дверь вошел один из офицеров связи, молча прошел к генералу, положил перед ним какие то распечатки, часть текста в которых была подчеркнута маркером. Генерал-полковник водрузил на нос очки, вчитался…

— А это еще что за новости… — генерал отбросил текст на середину стола, сразу несколько рук потянулись к нему — это у нас кто еще там?!

— Господин генерал-полковник, мы проверили по таблицам связи, позывной «Немой» принадлежит одному из штабных офицеров южного центра подготовки войск специального назначения. Позывной «Араб» в кодовой таблице не значится…

Сразу несколько офицеров склонились над распечаткой.

— Кто-нибудь имеет что-нибудь сказать по этому поводу, господа?! Кто работает под позывным «Араб»? Что это за птица и что это за посылка?! И как этот Араб вообще там оказался, кто разрешил ему там оказаться?!

Один из офицеров штаба поднял голову.

— Разрешите, ваше высокоблагородие…

— Говорите, говорите…

— Похоже, это выпускной…

— Что?! — генерал-полковник потемнел лицом.

— Выпускной, ваше высокоблагородие — повторил офицер — я в этом округе служил, знаю тут обстановку… Тут южный центр подготовки войск специального назначения, а в каждом центре свой обряд инициации… посвящения, так сказать. Здесь он такой — курсантов забрасывают в Афганистан, небольшими группами по четыре человека, они должны уклониться от местных, при невозможности уклониться — уничтожить и выйти к своим, на контрольную точку на границе. Сейчас как раз время выпуска…

— Что?! Кто разрешил?!!!

— Ваше высокоблагородие, их уже наказывали за это. И не раз наказывали, кого в должности понижали, кого в звании. Но это очень живучая традиция…

Генерал, казалось, вот-вот лопнет от гнева.

— Разобраться! Под арест всех! Паразиты! Я им посвоевольничаю!

Офицер связи выскочил за дверь. Генерал, остывая, отхлебнул холодной воды прямо из графина — не до церемоний.

— Установить координаты группы Араба. Взять под особый контроль. Выйти с ним на связь, немедленно. Если подтвердится что изделие у него — пусть заныкается как мышь и ждет подхода группы Асмодея. Готовьте спасательную операцию. Все!

 

10 августа 1996 года. Северный Афганистан

Араб так и остался на месте — понимал, что не успеет. Если противник подобрался так близко, и ни он, ни Бес этого не заметили — в любом случае не успеет. Шансов нет ни единого. И поэтому он оставил свой автомат в покое…

— Бес, спокойно…

Бес замер сжатой пружиной, готовый в любой момент распрямиться в самоубийственном броске. Он тоже понимал что шансов у одного из них нет никаких, а вот у второго — есть — одновременно в двоих противник стрелять не сможет. И напружинился, готовый броситься вперед и разменять свою жизнь за жизнь командира группы. Он был виноват, он пропустил противника хотя и стоял «на стреме» и он готов был расплатиться за этой единственной ценящейся в этих играх валютой — своей собственной жизнью. Слова командира осадили его перед самым прыжком.

— Кто ты? — спросил Араб.

— Ты русский? — ответили вопросом на вопрос.

Араб подумал — смысла скрывать в принципе нет, противник не мог не слышать, на каком языке он говорил по рации. В Афганистане русский язык знали не все — но понимали, что говорят именно по-русски все, каждый пацан. Это потому что для многих единственным источником товаров были караванщики, а они говорили по-русски.

— Я казак — подтвердил он.

— А я турок — ответили откуда то сзади — стреляться не будем?

— Нет.

— Я поднимаюсь. Не дергайся…

Каменная осыпь за стеной вздыбилась, буквально в нескольких метрах от Араба. Смуглый человек в странной полувоенной форме, прикрытый какой-то маскировочной сетью поднялся на ноги…

— Не стрелять!

Араб крикнул это для Ивана и для Брата — те вполне могли выстрелить. Ивана с Братом на местах уже не было — они целились в незнакомца из ближайших укрытий и ситуация кардинально переменилась…

Это если неизвестный был один. Если же не один…

— Кто ты? — снова спросил Араб.

— Скажи кто ты? — человек не был похож на русского, скорее на афганца, но он ведь и сказал, что турок и говорил по-русски очень чисто. Да и оружие — автомат Калашникова, новенький с оптическим прицелом и подствольным гранатометом наводило на мысли — в Афганистане такое оружие достать было непросто и стоило оно очень дорого.

— Я казак.

— Из спецгруппы?

— Тебе какое дело? — задиристо ответил Араб.

— Свяжись с командованием, сейчас же. Скажи, пусть передадут в штаб позывной Асмодей. Понял? Позывной — Асмодей. Тогда и поймешь кто я.

Араб подумал. Рация засекреченная, сама процедура связи — тоже, надо было набрать код, и только тогда ты входил в сеть…

— Бес…

— Араб, Немой на связи…

Странно, вышли сами…

— Араб на приеме.

— Немой-Арабу! Доложите свой статус!

— Немой-Арабу! Встретил Асмодея, просит связи со штабом… Группа в полном составе…

Станция связи замолкла на пару секунд…

— Немой-Арабу. Срочная эвакуация подтверждена, повторяю — срочная эвакуация подтверждена. У тебя — посылка особой важности. Приказано сохранить любой ценой! Повторяю — сохранить любой ценой! Как понял?

— Эвакуация подтверждена, посылку сохранить любой ценой — дисциплинированно повторил Араб.

— Верно. Семью километрами севернее от тебя — зеленка. Укройся, жди группу эвакуации.

— Вас понял…

Незнакомец пытливо смотрел на Араба.

— Самолет. Там — он показал рукой туда, откуда шли Араб с группой.

Отрицать было глупо — Араб медленно кивнул.

— И вы его выпотрошили — незнакомец кивнул на рюкзак, поставленный посреди камней — и забрали груз. Так?

Араб молча смотрел на незнакомца, тишина сгущалась над ними. Неизвестно, что было бы дальше — Араб незнакомцу не слишком то доверял, несмотря на его русский. Тишину разорвал назойливый сигнал станции связи, так звучал только срочный сигнал вызова…

— Араб на приеме.

— Немой-Арабу! Асмодей с тобой?

Араб помедлил.

— Так точно.

— Он свой. Выполнять все его указания как мои. Как понял?

— Вас понял.

— Идти на точку эвакуации. Немедленно!

— Принял.

— Конец связи.

Араб положил трубку спутникового телефона…

— Приказ получил?

— Так точно… — недовольно проговорил Араб.

— Руки в ноги — за мной!

Звук в горах расходится причудливо, отражается от скальных стен. До ушей уже доносился едва слышный хлопающий тук вертолетных винтов, но понять где эти вертолеты — в километре или в десяти — по звуку было невозможно…

— Господин полковник [ошибки здесь нет, в армии при обращении к подполковнику приставку «под» обычно опускают…]. Если не отпустите — уйду сам. Возьму добровольцев, пойдут со мной. Как полагаете — а их вытаскивать оттуда надо. Сейчас прямо.

Подполковник Бежицкий, командир дислоцированного в Чирчике полка спецназа, к которой относился и Южный учебный центр, кряжистый здоровяк, обритый наголо и пользующийся на тренировках сделанными специально для него трехпудовыми гантелями недобро осклабился.

— Это пешком что ли двинешь?

— Надо — и пешком пойду. Тут недалеко…

Подполковник тяжело вздохнул. Подчиненных ему по службе башибузуков он знал и ни на минуту не сомневался, что как раз вот этот — возьмет и в самом деле пойдет. И людей за собой поведет, потому как пользуется авторитетом среди подчиненных, как и полагается хорошему командиру.

— Дурак ты, Тихонов… — тяжело сказал он — и так вляпались по самое… не усугубляй хоть. Меня только что на связь зам командующего вызывал, чуть матом с ног не сшиб. Тебя вообще приказано под арест вместе со всеми причастными к этому делу, уж не знаю, откуда вас в штабе так хорошо знают, но знают. Натворили дел с этими выпускными… и подо мной уже стул шатается… Довыпускались… молодое пополнение… ясны соколы, мать вашу…

— Я за свое место не держусь, господин полковник — набычившись, ответил Тихонов.

— Ты мне бычку тут не включай! — угрожающе проговорил — набычился он! У меня таких как ты орлов, целый полк. Только не те орлы, которые в небесах высоко летают, а те которые сверху и прям на голову! У каждого второго… на мое место встань, в общем… потом и бычь!

Помолчали, остывая, понимая, что в такой ситуации и наговорит и наделать можно — непоправимого. Каждый понимал правоту другого и не мог отступить от правоты своей. Тихонов понимал подполковника — то, что они сделали, было прямым нарушением устава и каралось судом офицерской чести. Проклятые разведчики как всегда никого не предупредили о проводимой операции… а с другой стороны, какие бы они были разведчики, если бы предупреждали заранее всех и каждого… А теперь придется расхлебывать — кашу, которую заваривал не ты. И подполковник отлично понимал, что только так из бренного человеческого тела куется стальной клинок. Так и никак иначе. Сначала в печь, потом в ведро с водой. А те кто составлял уставы… то нельзя, это нельзя… сами бы в кадетке попреподавали парочку годков… нельзя… Но если он не только не посадит Тихонова под арест, а даст ему вертолеты и людей… то есть нарушит прямой приказ… тут суд военного трибунала без вариантов…

— Оружие на стол — наконец выговорил подполковник — в холодную [так иногда называлась тюрьма или гауптвахта] сажать тебя не буду, охолонешь и сам. Сдай оружие и иди…

И снова сгустилась тишина, разорванная истерической трелью телефона. Подполковник снял старомодную, стальную трубку, послушал. Буркнул «вас понял», положил трубку обратно на рычаг.

— Санкт Петербург телефонирует… — сказал он тоном, как будто прямо ни к кому не обращаясь… — твои архаровцы что-то забрали, по крайней мере, данные спутникового контроля свидетельствуют об этом. Приказано… немедленно готовить спасательную операцию… привлечь все имеющиеся силы и средства. Мы, вертолетный полк, восьмая особая войсковая группа, воздушный десант, погранцы… все передаются в оперативное подчинение ГРУ. Приказ — выдвигаться по воздуху и не только… сформировать усиленную мотоманевренную группу, выдвинуться к границе… Иди, выполняй… план развертывания мне на стол через полчаса.

— Есть!

— Архаровцы…

— Минута до цели!

— Минута до цели, всем приготовиться! — продублировал Феттерляйн голосом и условным жестом — пальцы одной руки обхватывают оттопыренный большой палец другой.

Несмотря на то, что в вертолете досылать патрон в патронник по правилам безопасности нельзя — не было ни одного бойца, кто бы это не сделал, Жизнь — то не устав и не легкая прогулка по парку, если внизу засада, то отстреливаться придется даже при спуске, скользя по тросам…

Вертосамолет начал задирать нос, словно норовистая лошадь, взвыли подъемные двигатели.

— Сэр, визуально площадка чиста, сопротивления нет.

— Принял!

Как было бы проще, если бы в этот проклятый контейнер просто-напросто положили маячок. Обычный маячок, работающий в стандарте международной системы глобального позиционирования. Но тут жестко воспротивились ВВС. Никаких посторонних источников каких бы то ни было волн в самолете быть не должно, поскольку это может нарушить нормальную работу бортовых систем самолета. Нельзя и точка. Не положено. Не полетим. Поэтому в самолете нельзя звонить по сотовому телефону — а вы вон что выдумали, маяк! А если он нарушит работу системы позиционирования самолета? Поэтому никаких маячков не было и где груз — внизу или нет, оставалось только гадать. Хорошо, что наводили со спутника…

— Я Бегун-четыре, признаков активности противника не наблюдаю!

— Принял! Высадить досмотровую группу!

Один за другим десантники пристегиваются к тросам, и исчезают в десантном люке, серо-желтая, каменистая земля, стремительно несется навстречу, тупо бьет в ноги, причиняя боль…

Феттерляйн высадился одним из последних — он предпочитал вести поиск с земли а не в вертолета. С вертолета не видно следов, да и если откроют огонь — удачной очередью из пулемета уложат одного — двоих, но не два отделения разом…

— Сэр!

Феттерляйн подошел на зов, молча глянул. Все было понятно и без слов — две изломанные человеческие куклы, лежащие у люка, рядом аккуратно положено их оружие — не вылетело при падении самолета, а именно положено человеческими руками. Фюзеляж вскрыт, бортовой люк на соплях висит…

— Проверить! Гейтс. Осторожнее!

— Есть сэр!

— Томпсон! Бери своих и осмотрись по сторонам. Опасайся мин!

— Есть, сэр…

Конечно же, взяли. Если пришли — понятно, зачем пришли.

Гейтс, рыжий капрал — ирландец сунулся в расколотый фюзеляж.

— Черт, ну тут и вонища, сэр… — донеслось приглушенно. Феттерляйн молча ждал, он уже знал что будет. Наконец Гейтс вылез, непонятно чему улыбаясь.

— Пусто сэр. Тросы, которыми был принайтовлен груз, отцепили руками.

Понятно…

— Томпсон! Что там у тебя?

Томпсон, болезненно худой, дьявольски выносливый с не по-уставному длинными волосами, единственный в группе, у кого на М4 вместо подствольника стояло короткое помповое ружье почти неслышно подошел. Он не любил кричать…

— Четыре человека. Пришли с юга и ушли на север. Профессионалы.

— Почему ты так думаешь?

— Двое заняли позиции для охранения и так и не сходили с них. Один полез в самолет. Потом позвал еще одного. Те двое оставались на местах. Что-то вытащили из самолета. Потом ушли. Вон туда, на север, по осыпи, следов почти нет. След в след…

Феттерляйн согласно кивнул — неизвестные вели себя точно так же, как и вел бы себя он, оказавшись в такой ситуации. Непрофессионалы сгрудились бы у самолета толпой, так что одной очередью положить можно.

Надо принимать решение. Прямо сейчас.

— Гейтс! Бери группу и в головной дозор! Построиться в колонну по одному! Томпсон! Задай направление движения! Связь мне!

Подбежал радист.

— Бегун главный — Бегуну один!

— На приеме!

— Разведать остановку! Посылка ушла направлением на северо-восток! Осторожнее! Выдвигаемся по земле, прикройте нас, пока хватит топлива.

— Принял!

— В колонну по одному по следу марш! Связь с Абердином!

Связь установили быстро.

— Абердин, я Бегун-главный. Прошу обстановку по маршруту севернее, северо-восточнее, северо-западнее от меня.

— Бегун, я Абердин. Повстанцев не наблюдаем.

— Принял.

В последний раз Феттерляйн огляделся.

— Вперед!

 

10 августа 1996 года. Северный Туркестан. Восьмая особая войсковая группа, Туркестанское региональное командование

Восьмая особая войсковая группа, совершенно новое по штату и по вооружению соединение, располагалось на самой окраине Бухары, в казармах бывшей шахской гвардии. В семьдесят седьмом, шахская гвардия предприняла попытку государственного переворота против бухарского эмираа, вассала русского императора, за что была разоружена при помощи русских войск и поголовно казнена. Конечно же и тут, подготовке мятежа не обошлось без Великобритании, начатое еще в конце пятидесятых создание заговорщических группировок в армии под общим названием «молодые офицеры» дало свои страшные плоды — первые, потом будет намного хуже. Как бы то ни было — наученный горьким опытом бухарский эмир гвардию воссоздавать не стал, предпочтя охранение, состоящее из русских солдат. Поэтому, когда министерство обороны обратилось к нему с просьбой выделить место для воинской части нового штата — эмир, не колеблясь, отдал в бесплатное вечное пользование казармы бывшей эмирской гвардии рядом с Бухарой. На Востоке тем спокойнее живется правителю, чем ближе от его дворца казармы русской армии.

Особая войсковая группа и впрямь была войсковым соединением совершенно нового типа, универсальным, как нельзя лучше пригодным для использования в конфликтах нового типа — в урбанизированной местности, вялотекущих, без четко выраженной линии фронта. Минимальной единицей особой общевойсковой группы было не десять человек как отделение в обычной армии, а четыре — экипаж. Десять экипажей образовывали отряд, десять отрядов — войсковую группу. Вооружение было тоже необычным — поскольку экипаж должен был при необходимости иметь возможность сражаться в отрыве от основных сил, выполняя самостоятельную задачу, без командования — в каждом экипаже был командир, вооруженный обычным автоматом, секция маневра — два бойца с автоматом и пулеметом и один человек с оружием поддержки — это либо еще один пулемет, снайперская винтовка, либо крупнокалиберная снайперская винтовка, либо гранатомет, либо переносной зенитно-ракетный комплекс. В отличие от обычной армии за каждым бойцов было закреплено не по одному, а по несколько стволов, а солдат всячески поощряли получать сразу по несколько военно-учетных специальностей. Поэтому, новое соединение обладало намного большей мощью, чем любое другое, сравнимое по численности личного состава.

Поскольку новое соединение должно было обладать повышенной мобильностью — в нем по штату не было гусеничной техники, а вся колесная была авиатранспортабельной. В войсковой группе было два отряда разведки, четыре штурмовых отряда, четыре отряда поддержки, в каждом из них было свое вооружение. Отряды разведки пользовались рейдовыми машинами — переделанными внедорожниками «Егерь», иногда бронированными иногда, наоборот, со снятым верхом, похожими на багги. Каждая такая машина оснащалась автоматическим гранатометом, двумя-тремя пулеметами, легким разведывательным беспилотным летательным аппаратом, противотанковым гранатометом с запасом выстрелов к нему. Задачей разведывательных экипажей были дерзкие рейды за линией фронта, обнаружение позиций противника и наведение на них артиллерийских и авиационных ударов, нападение на тыловые конвои, ликвидация командного состава противника, нападение на должные блокпосты и отряды военной полиции — в общем, дестабилизация тыла всеми способами. Разведывательные отряды почти ничем не отличались от таких же в командовании специальных операций.

Штурмовые отряды были вооружены колесными бронетранспортерами последнего поколения. Легкие, но мощные боевые машины, вооруженные стомиллиметровыми пушками и противотанковыми управляемыми ракетами способны были за счет маневренности и отличного управления в бою нанести поражение даже дивизии с тяжелой бронетехникой противника, включая группы с универсальными гаубицами [прим автора — в этом мире нет танков как таковых, поскольку современный танк — это нонсенс, машина, предназначенная для уничтожения только себе подобных машин, таких же танков. В этом мире роль танков частично исполняют самоходные шестидюймовые гаубицы с тяжелым бронированием]. Были в штурмовых отрядах и машины зенитного прикрытия — на тех же четырехосных шасси, со спаренными тридцатимиллиметровыми пушками, радарными системами обнаружения и легкими зенитно-ракетными комплексами.

Отряды огневой поддержки были вооружены боевыми машинами на тех же бронетранспортерных шасси — только на них были установлены автоматические минометы, пяти и даже шестидюймовые гаубицы. Их целью было уничтожать противника без непосредственного соприкосновения с ним по целеуказаниям выданными разведчиками. И по собственным — беспилотные разведывательные аппараты были и у них самих…

Новому войсковому соединению от роду было без малого два года — по армейским меркам это ничто — и поэтому настоящее боевое задание все восприняли с радостью. Пришло время доказать верность теоретических построений аналитиков Генерального штаба пробивавших создание новых частей вопреки мнению большинства генералов. Пришло время проверить теорию практикой…

В отличие от обычного полка, особая общевойсковая группа при выступлении в поход перекрыла обычные армейские нормативы чуть ли не в три раза. Ведь полк — не слишком маневренная единица, полк универсален, предназначен для самых разных видов боевых действий и пока скомплектуешь сводную группу, пока разберешься — кого с собой брать, кого в городке и в мехпарке оставить — время то и проходит. Безвозвратно! Здесь же: команда — и менее чем через час исходящая тяжелым солярным дымом стальная колонна покидала пункт постоянной дислокации части.

Командовал восьмой особой войсковой группой полковник Балуев — в Бейруте он был еще майором. Он единственный остался в живых из числа старших офицеров, погибших при штурме госпиталя Святого Петра, захваченного террористами. Выжил он случайно — когда начали выводить заложников, он остался в десантном транспортере дежурить на связи — только поэтому остался жив. От взрыва фугаса транспортер перевернуло набок и наполовину засыпало рухнувшей на него стеной, его самого контузило. Поэтому то боевики не обратили внимание на перевернутый транспортер с распахнутыми люками, решили, что там одни мертвецы. Но майор Балуев сумел дожить до того, как подошли отряды морской пехоты и поведать, что же все-таки произошло в тот страшный день…

В армии он оказался одним из немногих сторонников создания таких вот групп. Все-таки у офицера, попавшего в горящий город, где стреляют из-за каждого угла, взгляды на войну меняются кардинально. Генералов старой школы тянет покомандовать, с важным видом отдавать приказы стоя над штабной картой — в то время как современная война требует совершенно другого. Надо предоставлять инициативу подчиненным, надо снабжать их ресурсами и развединформацией, приказа же достаточно самого общего. И, если ты хорошо их подготовил — они его выполнят. Как — на переднем краю, при нормальном снабжении развединформацией всегда лучше видно, что происходит и как надо действовать, это непререкаемая аксиома…

Сейчас полковник, глотая дорожную пыль, сидел, свесив ноги в люк одного из головных бронетранспортеров, идущих с приличной скоростью по шоссе. Шоссе здесь были хорошими что есть, то есть, это тебе не слякотная Россия, где как дорогу не положи — через лет пять ремонтировать придется. Головной дозор на пронырливых Егерях ушел далеко вперед, гражданские машины жались к обочинам, пропуская колонну. А полковник смотрел на проносящуюся мимо пыльную, прерываемую иногда зеленой стеной деревьев обочину и думал, что же будет дальше.

А дальше ничего хорошего не ожидалось… Афганистан как-никак — там спокойно никогда не было. Но и они не пацаны — дороги есть, на карту они нанесены, караванщики уже давно все пути в Афганистане знают, а проводников из караванщиков они найдут на границе, благо многие — из отставных военных, с ними общий язык проще найти. Выйдем по дороге, займем позиции, организуем лагерь. Дальше — либо те архаровцы, что там застряли сами к месторасположению бронегруппы выйдут, либо придется посылать маневренную группу из разведчиков, чтобы вытащить их из дерьма и доставить к временному лагерю. И — сразу назад…

— Северный ветер вызывает Геолога-Четыре! — забубнила рация.

— На приеме.

— Геолог-четыре, сообщите свой статус.

— Нахожусь на марше, квадрат… — полковник посмотрел на часы, вспомнил последний мелькнувший по обочине указатель населенного пункта, карту местности он помнил наизусть — сорок один-семнадцать. Иду к нитке.

— Вас понял, приказываю увеличить скорость движения до максимума.

— Принял, Северный ветер, скорость до максимума.

— Конец связи…

Полковник Балуев сунулся вниз, протянул руку, куда немедленно вложили переговорник.

— Геолог-четыре всем! Увеличить скорость!

Даже девяносто километров в час поддерживать удалось недолго — у самой границы как и всегда была пробка, грузовики стояли в несколько рядов, транспортный поток был плотным как кисель, еле двигался. Один за другим, бронетранспортеры и внедорожники сворачивали на каменистую обочину, обходили пробку по горному склону. Водители с удивлением смотрели на песчаного цвета стальных жуков, ползущих по бездорожью.

— Геолог-четыре всем стоп!

Полковник одним из первых соскочил на землю, пошел к грузовикам. Кто-то из водителей- караванщиков выходил навстречу военным, кто-то предпочитал оставаться в кабинах…

— Здорово, мужики… — не тратя время на политесы начал полковник — сослуживцы есть?

— А где служил то? — ответил кто-то.

— А в доблестной сто первой, десантно-штурмовой, до Бейрута.

Водилы переглянулись.

— Комдивом там у тебя кто был?

— Волгарь командовал, пока в Генштаб не забрали. Потом Хмельков.

— А сам то как служил?

— Начинал взводным. Дослужился до зама по боевой подготовке в полку. Полканом Бобрицкий был.

Караванщики снова переглянулись.

— Чего надо то?

По афганским меркам Керим был счастливым человеком. И богатым — по меркам любого государства…

Понятие «счастье», «счастливый человек» в каждом государстве, конечно же свое. В развитых странах, таких как Российская Империя, Священная Римская Империя или Североамериканские соединенные штаты человек обычно считался счастливым, если имел семью, хороший дом и хорошую работу или свое маленькое частное дело. В Японской империи счастливым можно было считать человека, имеющего маленькую квартирку — метрополия была слишком мала, земли катастрофически не хватало, а жить в континентальных владениях империи, где спокойно не было никогда, за особое счастье не почиталось, это почиталось за выполнение долга, который, как известно тяжел как гора [Это из Харагурэ, кодекса чести самураев. Жизнь легче перышка, а долг тяжел как гора]. Но это в развитых странах, или как это в последнее время говорилось — «странах имперского севера». А на юге, в колониях, подмандатных и вассальных странах человек порой был счастлив, если нашел что-нибудь поесть и если его не убили за этот день. Только на российских территориях, и на юге Африканского континента сохранялось относительное спокойствие и процветание, на любых других южных территориях покой только снился…

В Афганистане, дестабилизированном уже на протяжении нескольких десятков лет, человек был счастлив уже тем, что был сыт и жив. Никто его не ограбил, не убил, не отнял силой оружия скудные крохи, наработанные тяжелым крестьянским трудом на поле конопли или опиумного мака, пролетающий непонятно чей самолет не сбросил бомбы на дом — и то ладно. Так жило девяносто процентов жителей этой бедной, покинутой Аллахом страны.

Оставшиеся десять процентов жили как за счет девяноста, так и за счет британской помощи, поступавшей в страну. Британцы всегда вели колониальную политику по принципу «разделяй и властвуй», опираясь всегда на меньшинство в борьбе с большинством. Занятий у этих десяти процентов было два — либо армия, либо правительственная служба у Гази-шаха.

Керим как раз и был на правительственной службе — начальником смены таможенного поста на русской границе. В неофициальной табели о рангах эта служба была не почетной и не престижной, в реальности же он отдал сто тысяч афгани, чтобы получить сюда назначение и обещал всегда честно делиться с начальством добытым здесь. Начальник смены дежурил со своей сменой один раз в три дня, и не было такого случая, чтобы доход за смену у него не исчислялся пятизначной суммой — это в русских рублях, обеспеченных золотом. То есть это цена четырех-пяти новых машин за одну единственную смену — если конечно покупать на русской территории. Караванные машины шли сплошным потоком, все двадцать четыре часа в сутки, кто-то платил при проезде, кто-то платил «за хорошее отношение» раз в месяц — но платили все, не было ни одного караванщика, который бы не платил. Он просто стоял на своем посту и взимал дань, даже проверять ничего не проверяли. Да еще платили наркомафиози раз в месяц, просто за то что держал глаза закрытыми — не так уж много и платили, но деньги есть деньги. Три четверти от собранного приходилось отдавать наверх — начальник таможенного поста часть забирал себе, а часть отдавал начальнику таможенной службы, генералу Изамутдину, который тоже делился наверху. А ведь таких постов было много — не один, не два и с каждого тек золотой поток. Оставшаяся четверть оставалась смене и лично Кериму, который и делил ее между своими. Получалось не так уж и много, если сравнить с теми суммами, которые приходилось отдавать — но Керим успел купить трех жен, дом в Туркестане и огромную отару овец, которая паслась тоже на русских землях. И это за пять лет таможенного труда. Сколько еще стоять на этом посту — знает только Аллах, претендентов достаточно, но сейчас это не имеет значения. Если что — он сразу перейдет мост и уйдет на русскую территорию, там порядок и спокойствие, там не грабят и не убивают. Выдачи с русской земли все равно нет, тем более не выдадут Афганистану. Если накажут — значит, претерпит наказание смиренно, отсидит и выйдет (хотя за что наказывать?). И будет доживать свои дни в довольстве в своем доме с женами, его люди будут пасти его овец. Может, он откроет трактир и будет кормить караванщиков, многих из которых знает лично — Аллах не любит праздных…

Немного поспав, Керим вышел проверить, как работают подчиненные. Хозяйским взглядом окинув пост, он конечно же нашел, к чему придраться.

— Назралла! — заорал он — это что такое?

— Эфенди… — недоуменно уставился на него небритый таможенник.

— Да простит меня Аллах, с какими тупыми ишаками приходится работать… Иди, приведи себя в порядок! Ты представитель власти Исламского эмирата Афганистан! А выглядишь как… да простит меня Аллах…

Назралла метнулся в здание таможенного поста приводить себя в порядок, а Керим встал на его место. Одна за другой шли машины, из кабины свешивалась рука с зажатыми в ней купюрами, Керим ловко принимал деньги, не забывая говорить «Храни вас Аллах в пути». Один из водителей вместе с деньгами протянул завернутую в плотную упаковочную бумагу бутылку — видимо, день рождения у него, кяфиры так угощают все, это у них принято. Ну, вот и маленькая радость для бедных таможенников — когда ночь зажжет на небе звезды и у них закончится смена, они соберутся и выпьют этого хмельного, чистого как слеза ребенка, сбивающего с ног напитка кяфиров. Ночью Аллах не увидит…

Очередной тяжелый грузовик, четырехосный АМО с большим кунгом и уродливыми бронеплитами на кабине, оставляющими свободными от брони лишь узкие прямоугольники окон принял чуть вправо, в клубах пыли затормозил, едва не коснувшись массивным кенгурятником начальника таможенного поста…

— Шайтан… Что…

Открылись тяжелые двери с обеих сторон бронированной кабины, на афганскую землю один за другим соскочили несколько человек. С автоматами…

— Что происходит? — как и все афганцы, живущие в приграничье, Керим немного умел говорить по-русски, а понимал сказанное на этом языке почти все…

— Да так… ничего особенного… — к удивлению Керима подошедший к нему человек в русской военной форме без погон и знаков различия даже не ударил его, просто встал рядом — сколько человек на посту?

— Э… восемь.

— Связь? Тревожная кнопка?

— Только рация, эфенди. И все…

На левом плече у русского зашипела вызовом рация.

— Первый на приеме — спокойно сказал русский, склонившись к плечу.

— Восьмой — в помещениях чисто, рация под контролем — донеслось приглушенно из динамика.

— Принял.

Несмотря на то, что русский отвлекся — Керим даже не подумал воспользоваться висевшим на плече автоматом. Да и какой смысл…

— Автомат давай! — приказал русский — левой рукой только.

Керим послушно снял автомат с плеча, передал его русскому, едва не уронив. Тот отсоединил магазин, лязгнул затвором. Патрона в патроннике не оказалось…

— Держи! — русский протянул автомат без магазина обратно — скажи остальным, пусть работают! И не делают глупостей. А мы здесь постоим, посмотрим.

Сопровождаемый русским, Керим вышел из-за машины, замахал руками на оторопевших подчиненных.

— Работайте! Работайте, проклятые ишаки!

Афганцы понуро разбрелись работать, потом машин снова тронулся, снова в руки одна за другой стали ложиться купюры. В цепочке грузовозов оказались два четырехколесных бронетранспортера, ревя дизелями, они вышли из транспортного потока и ушли левее, укрывшись под навесом досмотровой площадки, направив стволы своих пушек в сторону афганской земли.

Денег с них никто не попросил…

 

10 августа 1996 года. Северный Афганистан

— Вспышка!

Десантники спасательной службы все как один бросились на землю, граната прошелестела выше, лопнула черно-желтым кустом на склоне…

Один из вертолетов, гремя турбинами начал находить бортом на появившегося словно из-под земли гранатометчика, пилот умело вел вертолет, так чтобы оператор бортовой установки мог снести смельчака очередью из двадцатимиллиметровки — и не заметил вставшего с земли еще одного пуштуна, направившего на вертолет адское жерло длинной зеленой трубы. Четко стукнул одиночный, пуштун вздрогнул — но из последних сил, уже оседая, дождался звонка в наушниках, нажал на спуск. В облаке дыма и пламени стартовая зенитная ракета, чтобы всего метров через сто боднуть вертолет в бок, лопнуть искрами вспышки. Пуштуна отдачей зенитной установки отбросило назад, вертолет, получивший смертельный укол Иглой, редко провалился вниз, теряя тягу разрушенного двигателя. Серые камни ущелья ждали его. Второй вертолет застучал длинной очередью, поливая каменный склон…

— Огонь на подавление!

Со всем сторон застучали автоматы и пулеметы десантников — и тут ущелье будто взорвалось истерикой ответного огня. Сразу несколько комет взлетели и из-за гребня, и со склонов ущелья навстречу атакующим вертолетам…

— Перебежками — вперед!

Десантники Феттерляйна рванулись не вперед — они не раз бывали в этих горах. Вперед — это значит вверх, под прикрытием огня товарищей занять как можно более высокие позиции на горном склоне, пока повстанцы заняты с вертолетами. И попытаться спасти вертолеты — хотя их то спасти, скорее всего уже невозможно.

Развалился в воздухе второй вертолет, успел перемешать кого-то с землей — и вспыхнул, получив три, а то и четыре ракеты Игла в единственный двигатель. Один из Норманнов, припадая на исходящее дымом и пламенем крыло, резко снижался, было видно, что пилот пытается выровнять машину, но это бесполезно и жизнь его окончится в яркой вспышке минутой-другой позже. Еще один Норманн, резко нырнул за гребень — тем спасся. Но возвращаться в этот ад, судя по всему, уже не собирался…

— Огонь на поражение!

Выкрикнув приказ, Феттерляйн упал за большой валун, с другой кромки которого непрерывно тарахтел пулемет. С той стороны тоже отвечали — огонь был настолько плотным, какого он не припоминал все то время, пока был здесь, в этой проклятой стране. Бригадир на всякий случай выдернул из винтовки магазин, спрятал в пустой карман разгрузки, достал новый, хлопнул по каске, чтобы убедиться, что он полный, вставил в винтовку до щелчка…

Пулемет молчит…

Бригадир повернулся — чтобы увидеть, как один из его пулеметчиков недвижно лежит на земле, с хлюпающей красным дырой в горле…

Сволочи…

— Перегруппировка! Дым!

Бригадир достал один за другим два толстых серых цилиндра, выдернул чеки, бросил за валун. Как бы то ни было — у пуштунов огневое превосходство. Такого, чтобы их так прижали огнем, он не помнил за все время службы здесь…

— Уходи отсюда! — пуштуны успели перевязать своего командира, одно ухо у него было оторвано начисто осколками, кровь мерно сочилась сквозь наспех наложенную повязку. Снаряд тяжелого гранатомета разорвался совсем рядом, их всех контузило и поэтому сейчас Карим кричал, кричал во всю глотку — уходи в зеленку, жди группу эвакуации! Это приказ!

Араб даже не думал, что будет так страшно. Да, он уже убивал, его учили убивать, в конце концов, у него в руках было оружие, и рядом были друзья. Но все равно было страшно. Когда ревущий мотором вертолет стал заходить прямо на них, закрывая собой солнце, когда снаряды пушечной установки в одно мгновение пропахали борозду чуть выше их, черт возьми, целую борозду, камни разлетались на куски от ударов снарядов — вот тогда то он понял как может быть страшно на войне. Как вообще бывает страшно — до дрожи, до холодного комка в животе. Но потом один, а за ним и другой пуштуны встали, с криком «Аллах Акбар» направляя на вертолеты свое грозное оружие — и Араб перестал бояться. Разом — как выключило, но место страху пришла холодная ярость. Оперев автоматическую винтовку на опору, как учили, до боли зажав в кулаке ремень винтовки у самого цевья, он прицелился в британских десантников на склоне, выбирая себе цель. И когда один из них выстрелил — это был снайпер, Араб видел его винтовку — он выстрелил в ответ. С удовлетворением заметил, как вражеский снайпер ткнулся разбитой головой в землю. И откатился за валун, скрываясь от ответных автоматных очередей. А потом совсем рядом разорвался гранатометный выстрел — сознание на мгновение померкло и придя в себя, он с удивлением отметил что даже не ранен…

— Отходим! Отходим!

Передний край британцев окутало дымом — значит перегруппировываются, будут пытаться обойти. Вызовут авиацию. Пора отступать до следующей позиции…

— Доклад!

— Сэр, у нас трое двухсотых…

Твою мать… Сходили на войну…

— Гейтс. Бери группу, прикройся дымом, обходи их с флангов. Не дай им уйти в зеленку! Не рискуй!

— Да, сэр! Мои — за мной!

— Томпсон!

По тому как примолкли все вокруг, Феттерляйн понял — дрянь дело…

— Жив?

— Пока да, сэр.

— Баннистер! Сменишь его! Связь мне!

Кто-то сунул под руку гарнитуру.

— Абердин, я Бегун-главный! Прошу поддержки по координатам семь-один-три…

— Бегун, я Абердин. Вы отслеживаем ситуацию, сейчас пытаемся найти для вас поддержку. Абердин нефункционален, повторю Абердин — нефункционален!

И вот тут Феттерляйна сорвало.

— Абердин, какого черта вы отслеживаете!? Вы же вывели нас прямо на духов, без предупреждения!

— Бегун, мы не могли их засечь, они хорошо замаскировались.

— Так какого же черта над нами висят все эти спутники! Мне нужна поддержка, немедленно, и не вашими дерьмовыми целеуказаниями. Ищите свободные птицы или артистов, которые могут забросать камнями мой огород! Все!

Если сказать, что он был зол — это ничего не сказать…

— Сэр…

— Что?! — Феттерляйн резко повернулся к говорившему.

— Гейтс сообщает — большая группа отходит в зеленку. Он не может их преследовать — его самого прижали огнем. Они на гребне!

— Сволочи… Выходите на Манчестер! Уолкрофт, бери своих — и на помощь Гейтсу. Живее!

— Есть, сэр!

Под позывным «Манчестер» скрывался объединенный штаб специальных операций под Кабулом, которому подчинялись действующие в Афганистане десантники и САС. Там можно было найти понимание — в отличие от труса и негодяя Гордона, который способен только говорить.

— Сэр, Манчестер на связи.

Бригадир схватил микрофон.

— Манчестер, я Бегун. Прошу Поддержки.

— Минутку… — дежурный оператор явно пеленговал рацию — что у вас там?

— Куча подонков на запад от меня! Завалили три птицы, мы с ними не справляемся. Отходят к зеленке, мне нужна авиаподдержка, срочно!

— Запрос принял, Бегун…

Отходили под огнем. Отходить всегда, кстати сложнее, чем держать позицию. Когда ты держишь позицию — ты выбираешь себе укрытие, ты не высовываешься из него больше чем надо, ты отстреливаешься — поэтому и существует классическое правило воинского искусства: при прочих равных для штурма укрепленных позиций нужно создавать трехкратный перевес. Плохие полководцы создают трехкратный перевес в живой силе и заваливают противника трупами, хорошие — создают трехкратный перевес в огневой мощи. Но правило, трехкратный перевес — действует в любом случае…

А тут — они отходили по длинному, пологому склону, огрызаясь огнем, постоянно останавливаясь, залегая, и прикрывая друг друга. По ним стреляли — стреляли и они в ответ. Большая группа пуштунов залегла на гребне, перестреливаясь с британскими десантниками. А они — четверо, всего лишь четверо, спешили к дороге. За дорогой была жизнь, за дорогой была зеленка. Сплошная стена кустов, в которой можно скрыться, можно кануть — и… без следа… Но до зеленки надо было дойти — она только зеленела на горизонте неровной зеленой каемкой на фоне опостылевшей серости. Дойти — под пулями…

Отстрелявшись, Араб плюхнулся за какой-то чалхый, полувывороченный из земли куст, примерно прикинул — полмагазина высадил уже. Для солдата это ничто, для спецназовца — много. Слишком…

Тяжко топая по земле мимо, обгоняя бьющие из под земли фонтанчики пыли, пробежал Иван — как он только умудрялся бежать, таща на себе почти сто килограммов веса. Но бежал ведь. Бежал!!!

Левее в землю плюхнулся еще кто-то….

— Бесяра, прикрой — на последнем издыхании прокричал Араб и тут…

Он не сразу понял, чей это был крик — сдавленный, нехороший, мгновенно оборвавшийся. Обернулся — и не увидел за своей спиной ничего…

Ивана не было… только желто-серый, изувеченный временем склон…

— Иван!

Забыв про свои обязанности командира, забыв про все на свете — как легко забыть! — Араб вскочил и бросился туда, где должен быть Иван, не пригибаясь, изо всех сил. Сердце выскакивало из груди, билось словно в горле, одна пуля злобным шмелем пролетела мимо, другая тупо ударила… он даже не понял, что произошло, словно провалился в распахнутый на земле колодец, упал в черную, бездонную бездну…

 

10 августа 1996 года. База ВВС САСШ Оффут, Небраска. Штаб-квартира Стратегического авиационного командования САСШ

— Абердин, я Бегун-главный! Прошу поддержки по координатам семь-один-три…

— Бегун, я Абердин. Вы отслеживаем ситуацию, сейчас пытаемся найти для вас поддержку. Абердин нефункционален, повторю Абердин — нефункционален!

— Абердин, какого черта вы отслеживаете!? Вы же вывели нас прямо на духов, без предупреждения!

— Бегун, мы не могли их засечь, они хорошо замаскировались.

— Так какого же черта над нами висят все эти спутники! Мне нужна поддержка, немедленно, и не вашими дерьмовыми целеуказаниями. Ищите свободные птицы или артистов, которые могут забросать камнями мой огород! Все!

Полковник Пибоди с силой ударил по клавиатуре. Динамики моментально заглохли…

— Сэр, они теряют контроль над ситуацией…

Генерал Томпсон посмотрел на своего подчиненного.

— Они уже его потеряли. Мы тоже.

Полковник промолчал — говорить было нечего…

— Поднимайте морских пехотинцев. Мне плевать, договаривайтесь со штабом КМП как хотите. Если британцы будут противодействовать — долбайте из всех стволов. Все…

— Сэр…

Капитан Тич, однофамилец со знаменитым пиратом, только пирата звали Эдвард, а капитана ВМФ США — Кристиан, усмехнулся в усы, цепко следя за исчезающим в лазури неба Харриере.

— Что творят, а…

После того как началось все это дерьмо — с подъемом по тревоге и с отбоем этой самой тревоги — британцы словно сбесились. Такого поведения можно было ждать от кого угодно — от русских, японцев, германцев — но не от британцев. Работали генераторы помех, системы радиоэлектронной борьбы корабля работали на полную мощность один за другим самолеты британцев проносились низко, на предельно низкой высоте над кораблями североамериканской эскадры, которую они кстати в Гонконг сами и пригласили. Североамериканцы тоже в долгу не оставались — заходящие на цель самолеты встречал невидимый электронный шквал помех, хищные стволы скорострелок «Вулкан-Фаланкс» системы ближней ПВО эскадры отслеживали каждое движение британцев в готовности обрушить на них шквал огня.

— Какого хрена вообще происходит, сэр? — без политесов спросил подполковник Ругид.

— Какого хрена происходит, я точно не знаю — но ты летишь, Медведь. Маленькое путешествие в одну поганую страну к северу отсюда все же состоится…

— Какого хрена. А приказ?

— Пришел. Подтвержденный штабом КМП.

— Так это из-за этого британцы так бесятся?

— Скорее всего… невесело усмехнулся капитан, наблюдая как очередной Харриер заходит во фронтальную атаку…

— Может, сбить этого придурка?

— Да пошел он… Проблема будет со взлетом — серьезная.

— Если эти придурки не прекратят — проблемы будут у них. А если из-за них грохнется в воду вертолет с моими людьми — я решу что среди гор мне нечего делать, высажусь вместе с остатками отряда в Гонконге, чтобы надрать кое-кому задницы…

— Осторожнее с задницами британцев… — невпопад пошутил кто-то из находящихся на мостике вахтенных офицеров.

Говорившие недобро взглянули на шутника.

— Короче, есть план. Просто так они поднять группу не дадут. Как с цепи сорвались… Но есть план…

Примерно через полчаса, авианосец Хьюго Лонг внезапно начал разворот, уходя южнее, в открытое море. Примерно через пять минут британцы сообразили, что это обманный маневр и на самом деле он просто встает по ветру, чтобы выпускать самолеты. В воздухе творилось что-то невообразимое…

Эскадрилия капитана МакКонелла, одного из лучших асов флота, взлетала одной из первых. На вооружении у них стояли новейшие палубные истребители Ф18 «Шершень», универсальные самолеты способные действовать и как истребители и как бомбардировщики и как штурмовики. Происходи дело где-нибудь в открытом океане — исход драки был бы однозначно в их пользу. Британцы слишком увлекались Харриерами, которые вообще были дозвуковыми, нормальных самолетов на авианосцах у них было не так много и североамериканцам они уступали, и качественно и количественно. Но тут было самое побережье, и британские самолеты не поднимались с авианосцев, а прилетали с наземных аэродромов, это были и «Молнии» и TSR-111, сверхзвуковые тактические бомбардировщики с противокорабельными ракетами, все они настолько близко приближались к авианосцу и настолько опасно маневрировали, что разъяренные американцы иногда давали предупредительные очереди из Фаланксов, чтобы отогнать британскую свору…

Истребитель МакКонелла поставили на взлетную полосу первым, в качестве вооружения на нем висели шесть ракет ближнего и среднего радиуса действия типа «воздух-воздух» и три топливных бака. Сколько придется разбираться с этими придурками, дадут ли они возможность нормально дозаправиться — МакКонелл не знал и поэтому топливом загрузился по максимуму.

Капитан привычно проверил готовность, показал большой палец — все в норме. Привычно дал форсаж, когда катапульта метнула самолет в воздух, взял штурвал на себя…

Ну и сволочи…

Молния видимо поджидала его в засаде, и как раз на взлете когда самолет был максимально уязвим, метнулась вперед. Прошла над самой палубой, ударив по взлетающему Хорнету воздушной волной как раз тогда, когда самолету нужна была вся возможная тяга, когда он толком не встал на крыло и очень уязвим. Видимо, оружие применять им было нельзя, и они решили позабавиться таким вот способом…

МакКонелл, приняв штурвал до упора на себя, едва сумел выровнять машину, которую почти сбили воздушной волной в воду. Едва выровняв самолет, послал в след британскому подонку короткую, злую очередь из бортовой авиапушки…

— Три-два, доложись!

— Держусь за тобой. К тебе примеряется бандит.

— По первому варианту.

— Понял…

Первый вариант — стандартная охота на живца. Пока МакКонелл сделал вид, что не видит подкрадывающегося с задней полусферы британца, его ведомый Уолкрофт, бросился на него сверху, ударив воздушной волной, едва не сбив наглеца в штопор. Тот тоже выровнял машину у самой воды.

В расчете…

— Прикрываем группу!

— Принял!

Вот сейчас взлетит все крыло — тогда то и похулиганим от души…

План североамериканцев начал осуществляться. Гавайи подошел вплотную к Делаверу, спрятался за его корпусом, чтобы не привлекать внимание, в то время как британцы вовсю хулиганили над Хьюго Лонгом. Потом, один за другим взлетели четыре тяжелых, противолодочных вертолета, с эскортом истребителей полетели в сторону суши. И лишь когда британцы купились на уловку, ринулись следом, стараясь любой ценой помешать, не дать североамериканцам проникнуть вглубь континента — вот тогда то с Гавайев один за другим поднялись четыре черных как ночь «летающих вагона», MH-47, тяжелых вертолета фирмы Боинг, ощетинившихся пулеметами и несущие в своих десантных отсеках специальную группу морской пехоты. Прижимаясь к самым волнам, чтобы не попасть под излучение радаров, вертолеты пошли к цели…

 

10 августа 1996 года. Челтэнхем, Великобритания. Штаб-квартира правительственной связи

— Сэр, визуальный контакт с изделием утерян…

— Подробнее…

— Группе ПСС не удалось остановить носителя. В районе, где упал самолет, они наткнулись на засаду. Серьезную засаду, по данным спутникового контроля там не менее трехсот боевиков, членов пуштунских племенных формирований. К району боев походят все новые силы пуштунов. Скорее всего, это начало восстания.

— Североамериканцы?

— Начали действовать. Четыре вертолета идут в заданный район. Сбить мы их не может, по известным причинам. Им все же удалось взлететь.

— Русские?

— По данным электронной разведки, резко увеличилась интенсивность радиообмена между частями дислоцированными в Туркестане. Также интенсивный обмен идет между Туркестаном и Санкт Петербургом. Спутниковая разведка засекла приведение всех частей и соединений регионального командования в боевую готовность, некоторые части уже выдвигаются к границе. Похоже, нас ждет «Голубой Дунай» [Голубой Дунай — в нашем мире этого не было. В 1936 году Австро-Венгрия начала операцию по уничтожению сербской автономии, сигналом к ее началу был код «Голубой Дунай». Время для операции выбрали как нельзя удачно — в Санкт Петербурге умер Алексей II, начиналась грызня за власть. К операции по поголовному уничтожению сербов Австро-Венгрия привлекла Великобританию — странный союз, если учесть, что совсем недавно они воевали. Священная Римская Империя промолчала. На пятый день операции «Голубой Дунай» на трон взошел Александр Четвертый, на седьмой после долгих колебаний он объявил о начале частичной мобилизации и предъявил Австро-Венгрии ультиматум. На восьмой день операция «Голубой Дунай» была прекращена, и тем сербам, которые оставались в живых к этому времени дали коридор до побережья, где их приняли на борт корабли Черноморского флота. Оставшиеся в живых сербы были размещены в Русской Империи, а Сербии как таковой больше не стало. Кстати, в нашем мире «Голубой Дунай» — так на условном языке называлась первая, произведенная серийно в Британии авиационная атомная бомба], сэр…

— Голубой Дунай… — тяжело промолвил сэр Томас.

Голубой Дунай стал еще одним символом нереализованной мести. Сам сэр Томас только — только родился, в то время был еще совсем маленький — а вот его отец служил командиром крейсера ее Величества Сирена, который в составе крупной эскадры шел по направлению к Балтике. Британия готовилась к войне, к большой войне — но правительство Австро-Венгрии, несмотря на заранее достигнутые тайные договоренности, запаниковало и дало задний ход. Так Британия упустила еще одну возможность отомстить…

— Сколько Афганистан может продержаться до подхода экспедиционных сил. Капитан Баллантайн?

Невысокий, но крепкий человек в черной морской форме поднялся со своего стула в самом конце стола…

— Сутки, сэр — твердо сказал он.

— Вот как? — иронично уточнил сэр Томас.

— Именно так — капитан Николас Баллантайн был одним из тех людей, что не умели угодливо врать начальству — не больше, господа. У нас в Афганистане всего три крупные стационарные базы, плюс ограниченные контингенты в Кабуле и Кандагаре. У русских в самом Туркестане сосредоточены крупные силы: общевойсковая армия, воздушно-десантная и десантно-штурмовая дивизии со средствами десантирования, два полка командования специальных операций. Плюс, на этот театр военных действий нацелено не менее двух тяжелобомбардировочных эскадр и не менее пяти авиационных полков. При необходимости вполне реально подключить дополнительные силы из Сибири. Правительство Гази-шаха поддержкой среди населения не пользуется, его поддерживают только этнические меньшинства в то же время как основная афганская народность, пуштуны, его ненавидят, зато имеют налаженные контакты с русскими. Если русские перейдут в наступление — восстанут все пуштуны, в том числе в самом Кабуле. Гази-Шаху не продержаться и суток.

Сэр Томас помолчал, раздумывая. Потом тихо проговорил.

— Джентльмены, Прошу покинуть кабинет. Хиккс, Харпер — остаются.

Последние из тех, кто участвовал в этом совещании, покинули кабинет…

— Предложения, джентльмены?

Оставшиеся двое старших аналитиков переглянулись — все они знали о чем пойдет речь и вот теперь они поняли, зачем сэр Томас оставил их двоих. Все они знают что надо делать, и сэр Томас это тоже знает — но он хочет чтобы предложение внес кто-то другой. Чтобы разделить, а то и спихнуть ответственность.

— Старфиш, сэр… — наконец ответил Харпер — иного выхода нет. Так мы остановим и русских и североамериканцев и в самом начале подавим мятеж. Ни русское, ни североамериканское командование не рискнет посылать людей в зараженную зону. Мы выиграем несколько дней.

— А как нам легендировать операцию Старфиш?

— Очень просто, сэр. У нас там ядерный полигон, меньше чем в тридцати милях от зоны удара. Этим и можно залегендировать. Легенда первого уровня — обычное испытание, пусть и в нарушение Вашингтонского договора. Легенда уровня два — испытание закончилось неудачей, ракета не поразила цель, а взорвалась в другой точке. Самоликвидатор не сработал.

— Носитель?

— Проще всего использовать один из Вулканов, базирующихся в Амравати сэр. Одна крылатая ракета с боеголовкой малой мощности, поставленная на воздушный взрыв. И дело сделано.

Сэр Томас выдержал паузу.

— Свяжитесь с региональным командованием ВВС. Активизируйте «Старфиш». По исполнении доложите.

— Есть!

Оба аналитики идут к выходу из кабинета, оставляя сэра Томаса наедине со своими мыслями. У самого выхода один из них оборачивается.

— Сэр, а как же находящаяся там группа?

Сэр Томас поднимает на него взгляд.

— Передайте им приказ на срочную эвакуацию Срочную, слышите меня, Хиккс! Срочную.

Все — и сэр Томас и аналитики знают, что такой приказ выполнить просто невозможно. Но… лес рубят — щепки летят, так кажется у русских говорится. Приказ этот будет отдан и зафиксирован, ну а то, что не смогли выполнить…

 

10 августа 1996 года. Северный Туркестан, воздушное пространство. Борт 170/0, воздушный командный центр пятой тяжелобомбардировочной эскадры

— Господин генерал-полковник, на данный момент Асмодей блокирован и прижат к земле превосходящими силами британцев. Наземная группа вторжения, состоящая из восьмой особой войсковой группы, вышла на русско-афганскую границу, скрытно заняла позиции по другую сторону Пянджа. Спасательная группа готовится к взлету, расчетное время прибытия примерно сто десять минут. Штурмовые вертолеты прикроют их.

— Британцы?

— Проявляют непонятную активность, сэр. Судя по данным космической разведки, они активизировали базу в Амраати.

— Что у них там?

— Вулканы [АВРО Вулкан — стратегический реактивный бомбардировщик, существующий и в нашем мире] господин генерал-полковник. Включая те, которые могут нести специальные заряды. Двадцать четыре Вулкана.

— Готовность группы «Игла»?

— Техническая часть в полной готовности. Но они привязаны к графику прохождения объекта.

— Хорошо. Пусть приступают… Отдайте команду Омару, пусть прикроет вертолеты, но не заходя в афганское воздушное пространство без крайней необходимости. Пусть поднимет две пары с ракетами дальнего действия на всякий случай. И сообщите обстановку генералу Останину, пусть тоже готовится там у себя. Мало ли что…

Экспериментальная группа ВВС, проходившая по всем документам как группа «Игла» официально числилась как часть группы математического анализа и планирования ВВС РИ, но базировались они не в Прилуках, как приписанные к группе стратегические бомбардировщики с экипажами, а в Сибири, на одном из неприметных аэродромов в тайге, числившегося как резервный на случай войны с Японией. Группа была небольшой, раза в три меньше, чем базировавшаяся в Прилуках экспериментальная часть — но дело она делала не менее важное.

Ведь воздушную войну можно вести совершенно по-разному. Можно на истощение — сейчас все ведущие державы мира выпускали реактивные самолеты, и ни один из них по тактико-техническим характеристикам не имел критического, позволяющего рассчитывать на безоговорочное доминирование в воздушном бою, превосходства над машинами других государств. Война в таком случае превращается в простой размен, а дальше — у кого нервов крепче да самолетов с подготовленными летчиками больше…

Но та ли эта война, которая нужна?

А можно воевать и по другому. В каждом воздушном флоте, помимо боевых машин, предназначенных для непосредственного ведения боя в контакте с противником, существуют еще машины обеспечения — и они не менее, а зачастую даже более важны, чем реактивные истребители.

Заправщик — неуклюжая, переделанная из гражданского авиалайнера корова, полная топлива, полыхнет — мало не покажется. Если ее сбить — истребители противника не смогут получать топливо в воздухе, резко сократится их радиус действия, они окажутся привязанными к аэродромам базирования. Самолет АВАКС — такая же неповоротливая дура, только с громадной тарелкой над фюзеляжем. Сбей его — и самолеты противника останутся полуслепыми, без целеуказаний, им придется включать свои радары для поиска целей, демаскируя тем самым себя. Самолет радиоэлектронной борьбы — фонит так, что промахнуться по нему очень сложно сбей его — и самолеты противника останутся беззащитны перед летящими в них ракетами с наземных установок ПВО. Стратегический бомбардировщик: тут без комментариев, самая почетная цель для летчика-истребителя, сбивается при каждой представившейся возможности.

Спутник… Самая лакомая цель последнего времени. Война стала высокотехнологичной, сейчас данные со спутника подаются едва ли не каждому тактическому командиру на планшет, едва ли не в каждый штаб, по спутниковой связи передается развединформация, спутник круглосуточно следят за тем что происходит на земле, через спутники отдаются приказы. Сбить спутники — все равно что перерезать спинной мозг человеку. И ошибается тот кто думает что в космосе спутники в безопасности, достать их можно и там…

Но противник тоже не дурак и прикрывает особо важные цели эскортом истребителей, просто так к ним не прорваться. Вот группа «Игла» и искала способы, как можно уничтожать такие цели, что в воздушном, что в космическом пространстве, не посылая тучи истребителей, не разменивая один АВАКС на десяток своих истребителей — а одним-единственным, точным и неотразимым ударом.

Такую же задачу решали и другие страны, в частности североамериканцы. Их решением стал огромный, выполненный на базе Боинг-747 самолет с лазером, который накачивался за счет энергии сгорания металлического йода. Все это подавалось как последнее слово техники, как глобальное превосходство Североамериканских соединенных штатов над всеми другими странами. Считалось, что лазерный выстрел может сбить летящую боеголовку баллистической ракеты.

На самом деле это был провал. Новейший самолет стоил безумных денег и был крайне опасен для самого экипажа. На вооружении ВВС САСШ их к настоящему времени было всего семь штук — семь, потому что восьмой взорвался после третьего выстрела при испытаниях над Гавайями из-за критического перегрева конструкции и взрыва запасов металлического йода. Первоначально планировалось, что самолет сможет стрелять чуть ли не очередями энергетических импульсов — сейчас, после взрыва над Гавайями — всего один выстрел раз в двадцать минут, во избежание критического перегрева конструкции. Запасов йода хватало всего на семь полноценных выстрелов, ни одно испытание по сбиванию идущей на цель боеголовки баллистической ракеты успехом не увенчалось. Разбазарившие немалые средства генералы ВВС мгновенно придумали самолеты новое назначение — парить, к примеру, над русской тайгой и сбивать выстрелами своего лазера стартующие тяжелые баллистические ракеты шахтного базирования на начальном участке полета, когда они наиболее уязвимы. Это было даже не смешно — кто же эту корову над тайгой то летать пустит…

Люди генерала Останина пошли по менее технически рискованному — а значит более реальному и менее затратному пути. Раз обычно цели сбиваются ракетами — значит и тут пусть будет ракета. Если в техническом задании условия требуют технических характеристик ракеты, каких еще не существует в природе — значит, такую ракету надо создать. И не только ракету — но и адаптировать ее под существующие носители, чтобы еще больше снизить стоимость проекта. На сегодняшний день задача была решена.

Новая ракета называлась «Аспид». Двухступенчатая, весом более тонны, способная достать особо важную цель за четыреста, а новые модификации — и за пятьсот километров. Система искусственного интеллекта, позволяющая ракете самой идентифицировать наиболее важные и приоритетные цели, не отвлекаясь на всяческие там истребители и тем более — на приманки и ложные цели. Самое главное — ее можно было выпускать в любых количествах и ее могли нести самые разные носители, уже имеющиеся в ВВС — переделанные стратеги типа «Илья Муромец» и «Лебедь», тактические бомбардировщики С24 и С-34, тяжелые истребители типа С35 и самое главное — универсальные самолеты типа М245, единственные способные развивать скорость свыше трех скоростей звука и прорывающиеся к целям чуть ли не в стратосфере. Первоначально разработанные как охотники на «летающие крепости», сейчас они могли и охотиться на крылатые ракеты и сами наносить удары крылатыми ракетами по особо важным целям и охотиться на особо важные воздушные цели защищенные эскортом. Еще на вооружении базирующейся в Сибири группы было два экспериментальных семидесятитонных универсальных самолетов Т-90, разрабатывавшихся как носители высокоточных ракет класса воздух-воздух и воздух-земля. В ВВС таких самолетов было пока два и оба они базировались на «заброшенном» аэродроме в Сибири.

Одним из экипажей пилотов-испытателей новейшего Т-90 был экипаж Кудасова-Забалуева, которые после выполнения того задания в Бейруте были списаны на берег и, с очередными присвоенными им званиями, стали летчиками — испытателями. В этом, кстати, заключался корень конфликта между ВВС и ВМФ — палубные эскадрильи, базирующиеся на авианосцах, принадлежали и тем и другим — то есть материальная часть принадлежала флоту, а вот летчики числились не по морскому ведомству, а по ВВС. В итоге ВВС частенько волевым решением забирала людей и палубных эскадрилий и переводила служить на сушу, отчего ВМФ был не в восторге. Как в случае с Кудасовым — летающий генерал как-никак…

На Т90 Кудасов с Забалуевым переучились быстро. Собственно говоря и сам Т90 в каких то деталях походил на корабельный бомбардировщик-штурмовик С34, на котором они летали только увеличившийся в размерах в два раза. Та же приплюснутая, смахивающая на капюшон разъяренной кобры бронированная кабина, в которой летчик и штурман сидят рука об руку, а не друг за другом. То же двухкилевое хвостовое оперение, тот же интегрированный с крылом фюзеляж. Сильно похожие приборы, специально сделанные так чтобы летчиков, имеющих опыт на С34, легко было переучить на этот самолет. Та же пугающая для бомбардировщика легкость и маневренность — Кудасов уже выполнял на новой машине фигуры высшего пилотажа и прикинул, что в случае чего сможет даже вести маневренный бой с истребителями. Конечно, до этого лучше не доводить, на то у него и вооружение такое — чтобы разить противника, когда тот еще не подозревает о твоем присутствии.

Аэродромный тягач — низкий, ярко-желтого цвета, гражданский, медленно вытащил из ангара хищную, распластанную птицу, стоящую на высоких, тонких стойках шасси, готовую ринуться в бой. Одни техники в последний раз проверяли самолет, другие вооружение. За передней стойкой шасси была откинута узкая лестница — экипаж попадал в кабину именно так, фонарь кабины не откидывался.

— Значит, наводиться будете с самолета разведки, позывной «Маяк» — командир базы давал последние указания — без его команды не стрелять, можно сбить что-то другое, а там все меньше миллиона золотых не стоит. Времени хватит на три захода, у вас четыре ракеты и достаточный запас топлива.

Командир базы замялся, он нервничал, потому что сегодня его летчикам выпало сделать то, что еще не делал никто и никогда. Как тут не занервничаешь…

Здесь и сейчас действительно должно было произойти то, чего не происходило еще нигде и никогда. Впервые в мире летчики, действуя с земли, стреляя обычными, базирующимися на самолете ракетами должны были поразить вражеский спутник на орбите, в космическом пространстве. Чем хороша Россия — так это тем, что из-за ее размеров все орбиты спутников, как своих, так и чужих, за исключением находящихся на геостационарной орбите, проходили над ее обширной территорией. Стреляй — не хочу…

— С нами Бог!

— За нами Россия!

Чтение Библии много времени не заняло, россыпь кнопок и транспарантов на приборной доске заменили многофункциональные экраны и компьютерная система самотестирования самолета. Экипаж просто запустил ее и сидел, смотря как на экране, один за другим в трехмерном ракурсе высвечиваются агрегаты самолета, система сама тестирует их и отчитывается, выбивая надпись «норма». Как ни странно — генералу Кудасову это не нравилось, он считал что только многое делая вручную можно по настоящему почувствовать самолет, сродниться с ним и стать единым целым, что так важно в бою. Он сам, не хуже техника в свое время мог перебрать реактивный двигатель, а теперь что?

— Говорят, следующее поколение самолетов вообще беспилотным будет… — тихо проговорил полковник Забалуев, глядя на мелькающие на экране картинки.

Генерал Кудасов кивнул, погруженный в свои невеселые мысли. Да, разговоры такие действительно были. Пока полностью автономные беспилотные боевые платформы способные даже просто сбросить бомбовый груз в заданную точку, уклоняясь при этом от ударов ПВО противника, существовали лишь на чертежах в КБ. Не говоря уж о беспилотных платформах способных вести бой с управляемыми человеком истребителями. Проблема была в искусственном интеллекте — человек все же опережал машину. Поэтому пока придумали этакий паллиатив, временную меру — две-три беспилотные боевые платформы идет на острие атаки, а в паре сотен километров за ними описывает круги небольшой самолет управления с операторами, которые и управляли этими беспилотниками. Старая гвардия, пилотяги, которые помнили еще поршневые самолеты конечно же к этим нововведениям относилась скептически. На каждого мудреца… как говорится… слишком эфемерна связь ударного самолета с самолетом управления, слишком легко ее заглушить — и что тогда? Останемся совсем без авиации — бесполезные беспилотники и бесполезные самолеты управления, которые и на поршневике сбить можно?

Мелодичный сигнал прервал размышления — система протестировалась и сообщала о своей исправности. Самолет готов к взлету…

— Запуск турбин.

— Перед соплами чисто — убедился Забалуев.

Генерал любил этот момент — когда самолет словно пробуждается ото сна и легкая дрожь пробегает по его корпусу, когда запускаются турбины. На авианосце этого не почувствуешь — там катапульта швыряет тебя в воздух так что аж в глазах темнеет. А тут этот момент очень ощутим.

— Турбины работают штатно, готовы к рулежке. Стопоры сняты, шасси разблокированы.

— Вышка, я Шершень, прошу исполнительный.

— Шершень, исполнительный разрешаю, дорожка номер два. Ветер порывистый, северный, восемь метров в секунду. Давление семьсот шестьдесят три.

— Вас понял…

Семидесятитонный самолет медленно трогается с места, турбины работают на минимальную мощность, рулежная дорожка почти не видна — слишком высокие стойки шасси. Удивительная все-таки штука — современный самолет — смертельно опасен в воздухе и беспомощен на земле. Генерал ювелирно выруливает на исходную, ориентируясь по приметным деревьям окружающей летное поле тайги и по собственной памяти, останавливает машину в самом начале ВПП.

— Вышка, я Шершень, исполнительный окончил, все системы стабильны, прошу разрешения на взлет!

— Шершень, я Вышка. Полоса свободна, взлет разрешаю. По взлету занимайте коридор номер два, поднимайтесь на эшелон одиннадцать — два нуля. Дальнейшие целеуказания получите от Маяка.

— Вас понял, условия принял…

Самолет начинает разгоняться, едва слышно чувствуется как все быстрее и быстрее шасси проскакивает стыки бетонных плит, Забалуев монотонно комментирует скорость….

— Точка отрыва!

Кудасов аккуратно принимает штурвал на себя — и стальная птица, ревя двигателями, уходит в небо…

В тысячах километрах отсюда, от самолета Кудасова точно также уходит в небо еще один самолет. Больше первого раза в два, он тяжело отрывается от земли, натужно ревя всеми четырьмя турбинами. Только вокруг взлетного поля, с которого взлетает этот самолет — не бескрайняя зелень тайги, а тропические заросли, жалкие, обрабатываемые батраками поля, тощие до ребер священные коровы, чумазая детвора. Стратегический бомбардировщик Вулкан для людей, провожающих его взглядами с земли, кажется этаким воплощением какого-то злого божества, благо в Индии богов — на каждый случай жизни свой бог. Это злой бог, он символизирует превосходство бледнолицых сынов туманного Альбиона над жителями этой бедной земли, это живое воплощение лозунга «Правь, Британия», утверждаемого кнутом, пулей и бомбой. Сыны Альбиона властительны и надменны, даже службу в туземных полках они начинают со звания «майор» [Такое действительно имело место в туземных армиях], потому что британец никогда не должен быть в подчинении у индийца. От взлетающего бога некуда спрятаться, он найдет тебя всюду, если ты вздумаешь не подчиниться, если мысли о мятеже перерастут в дела, то тебя разорвет на куски огонь с неба, даже похоронить будет нечего. Некоторые индийцы, те которым посчастливилось побывать на другом Востоке, провожают птицу взглядами, в которых не только ненависть, но и надежда. Они знают, что на севере от них лежит огромная, сильная страна, и у ее жителей тоже есть небесные колесницы. Когда недавно сыны туманного Альбиона посягнули на их земли — то потерпели поражение от кшатриев [[кшатрии — в Индии это каста воинов], севера и вынуждены были бежать. Может быть, когда-нибудь, кшатрии с севера придут и сюда, их небесные колесницы закроют Солнце, и настанет час расплаты. Когда-нибудь это обязательно произойдет.

Взлетев, Вулкан занимает эшелон девять тысяч метров и устремляется на север. Вылет готовили в спешке, офицеры ВВС не могли припомнить такого случая, когда подобный вылет готовили в такой спешке. Впрочем, подобных вылетов еще и не было…

Примерно через двадцать минут полета, стратег достигает точки сброса. Раскрывается бомболюк — и в набегающий воздушный поток пиропатроны выталкивают крылатую ракету. Дальнейший путь к цели, расположенной в одном из горных массивов Северного Афганистана она проделает сама…

— Шершень, я Маяк. Доложить готовность.

— Маяк, я Шершень, к атаке готов.

— Вас понял, объект входит в зону поражения через три минуты, начинайте набор высоты. Цель подсветим лазером.

— Принял…

Уничтожить спутник на самом деле просто — нужно вывести в космос нечто вроде гранаты, упаковку со стальными шариками, в нужный момент подорвать ее примерно в нужных координатах — и рой стальных осколков сметет все на своем пути, благо в безвоздушном пространстве даже самый маленький осколок приобретает чудовищную энергию. Недаром все так боятся космического мусора, которого на орбите и так немало. Но этот рой сметет и свои спутники и чужие — а вот для того чтобы поразить конкретный спутник, не причинив вреда остальным — вот для этого нужно очень и очень постараться…

Для этого, в фюзеляжных отсеках Т90 чутко дремлют четыре ракеты Аспид, модификации К, космические, совершенно секретные. Таких сделано до сих пор всего две и обе — на борту этого самолета. Еще две ракеты несут как раз стальные шарики — если не получится уничтожить спутник первыми ракетами, придется использовать как раз шарики, рискуя потерять и свои спутники. Задание должно быть выполнено…

— Шершень, это Маяк! Цель в зоне поражения, есть целеуказание!

— Переходим к набору высоты, механизацию включить, закрылки десять… — бормоча под нос, комментирует свои действия Кудасов.

— Есть механизация, закрылки десять!

Секрет стрельбы по космическим целям в том, что самолет со специальной ракетой должен выполнить горку, выстрелив в самой высокой точке этой горки, на максимальной высоте и предельной скорости, сразу задавая ракете скорость и направление достаточные, чтобы она могла вырваться в безвоздушное пространство. Именно это сейчас и делает генерал Кудасов — самолет идет на форсаже в набор высоты, косо ввинчивается в небо, которое в гермошлемах пилотов из ослепительно-синего превращается в темное…

— Есть высота, есть скорость. Мы на огневом рубеже!

— Сброс!

Забалуев нажимает на кнопку — и ракета отделяется от самолета, из дюз двигателя первой ступени хлещет пламя, опаляя брюхо самолета. На пределе ревут самолетные двигатели, теряя мощность с каждой секундой. Чем выше — тем разреженнее воздух, реактивным двигателям нужен воздух, без него они захлебнутся…

— Есть сброс, ракета пошла! Критическая высота.

Кудасов отдает штурвал от себя, какое-то время они летят на высоте двадцать пять километров, наблюдая, как рукотворный метеор уходит в черную бездну. Потом самолет клюет носом и начинает снижение…

Через несколько минут отработавшая штатно первая ступень ракеты отделится, заработает вторая. Потом ракета достигнет исходной точки, рассчитанной для поражения спутника противника, головка самонаведения захватит нужную цель, микродвигатели ориентации головной части правильно сориентируют ее в пространстве. Взорвется боеголовка — но этот взрыв не опасен для спутника, опасно другое. Взрыв служит всего лишь средством накачки для простейшего лазера, который должен выдать один один-единственный в своей жизни импульс. Но этот импульс страшен — в безвоздушном пространстве, в вакууме луч лазера не рассеивается, он подобен уколу рапиры. Ослепительно яркая линия на миллионную долю секунды связывает взорвавшуюся боеголовку ракеты и огромный, размером с автобус спутник наведения и связи совместной британо-американской спутниковой группировки, находящийся на геостационарной орбите, нацеленный на Афганистан и Туркестан. Потом обломки боеголовки ракеты полетят по своей траектории, чтобы через пару дней сгореть метеорами в атмосфере, а спутник отправится дальше, продолжая свой безмолвный полет. Безмолвный — потому что луч лазера навсегда сжег его начинку и теперь он превратился в еще одну здоровенную кучу космического мусора, бессмысленно кружащуюся на околоземной орбите…

Крылатая ракета, запущенная с борта британского ракетоносца, наводилась на цель спутником — но не гражданской системой GPS — а специальной военной системой разведки и целеуказания. Большие, чрезвычайно сложные и дорогие спутники серии Юпитер висели на геостационарной орбите, перерабатывая каждую секунду горы информации и выдавая целеуказания. Когда ракета потеряла управляющий сигнал со спутника — она превратилась в обычную, неуправляемую ракету, идущую на последнюю, заданную ей как цель точку. С каждым метром отклонение от заданной траектории нарастало, управляющие плоскости ракеты оставались неподвижными. Самоликвидатор не сработал, это было бы слишком просто — уничтожил спутники на орбите мощным ядерным взрывом — и заставил сработать самоликвидаторы всех идущих на тебя ракет. Примерно через минуту и пятьдесят секунд после потери управляющего сигнала, боеголовка крылатой ракеты лопнула сверхновой звездой на высоте примерно триста метров над поверхностью. От цели она отклонилась более чем на три мили….

 

10 августа 1996 года. Северный Туркестан, воздушное пространство. Борт 170/0, воздушный командный центр пятой тяжелобомбардировочной эскадры

Совещание временно прервали — люди не роботы и должны хотя бы иногда питаться. Питанием на этом самолете не особо заморачивались — стандартные авиационные сухие пайки, где много шоколада и все питание в тубах, как у космонавтов. И кофе… Кофеварка — неотъемлемый атрибут любого серьезного армейского штаба, около нее всегда толпятся страждущие, кофе поглощается литрами. Кое-кто в основном аристократы, предпочитают «николашку» — долька лимона, посыпанная смесью растворимого кофе и сахара. Говорят, после вчерашнего… способствует.

Генерал-полковник Штанников подкреплялся вместе со всеми. Ел он рассеянно, почти не чувствуя вкуса — явно было видно что мысли его в настоящее время заняты совсем не едой. Да и другие офицеры походного штаба выглядели не менее мрачно…

В самолете мигнуло освещение, одновременно включился выключенный на время приема пищи экран, отображавшие оперативную обстановку. Женский голос системы оповещения (пилоты звали ее «Наташа») холодным ветром ворвался в салон.

— Внимание командному составу! Произошел ядерный взрыв. Координаты эпицентра тридцать четыре — пятьдесят восемь — одиннадцать северной широты, шестьдесят девять — сорок один пятьдесят восточной долготы. Тип взрыва — поверхностный. Оценочная мощность взрыва — пятьдесят килотонн. Ширина облака — пять точка пять километра. Направление облака — сорок восемь градусов. Внимание командному составу! В соответствии с единым оперативным планом действий начиная с двенадцати тридцати пяти по Санкт Петербургскому времени приведен в действие план «Кислород». Всем частям и соединениям Туркестанского и Восточного региональных командований приступить к развертыванию по плану действий особого периода [особый период — термин из нашей реальности. Период, когда имеется прямая и явная угроза нападения на страну]. О развертывании подчиненных сил и средств в соответствии с единым оперативным планом действий и планом действий особого периода доложить установленным порядком по исполнении….

Офицеры переглянулись, безмолвно стараясь убедиться, что это не сон что это жестокая, безумная реальность. Потом генерал-полковник Штанников потянулся к селектору.

— Прошу картинку по указанным координатам.

Изображение на экране мигнуло — и сменилось изображением куска гористой земли с расплывающимся светло-серым пятном радиоактивного облака…

 

10 августа 1996 года. Северный Афганистан. Кяризы

— Черт…

Араб оглушено пошевелился. Внизу, под ним было что-то мягкое.

— Слезь с меня, черт…

Мягкое задергалось, что-то пихнуло Араба в бок.

— Иван, ты…

— Да я, я… Слезь говорю…

После ослепительного афганского дня мрак пещеры, разбавляемый только лучами света пробивающимися сквозь колодец, в который они упали, действовал угнетающе. Грохот перестрелки наверху был почти не слышен…

— Что это…

— Командир да слезь ты с меня!

Ощупав стены, Араб нашел путь, ведущий непонятно куда. Полез туда, в мрачную тишину — и пальцы, ощупывавшие пол пещеры натолкнулись на что-то холодное. Араб не сразу понял, что это обычная вода…

— Черт что это…

— А бес его знает…

— Ты цел?

— Да вроде… Нога вот только…

— Что нога?

— Подвихнул, кажется…

Только этого не хватало…

— Подвихнул или сломал?

В голосе Араба впервые мелькнули истерические нотки, впервые за все время их похода он был на грани срыва. Если один из них сломал ногу — точно не выйти.

— Да подвихнул, подвихнул… — в полутьме что-то зашевелилось, тусклый луч фонарика метнулся по стенам, потом ушел куда то вниз — если бы сломал, почувствовал бы. Твою мать…

— Что?

— Да упал… Башкой прямо на камень… черт…

Араб справился с паникой, нащупал свой фонарь, включил его. Тонкий лучик заметался по стенам, уперся куда-то в темную, не имеющую конца даль.

— Мы куда попали вообще…

— Знать бы…

Вот уж точно…

— Вы целы там? Командир?!

— Да целы, целы… — досадливо крикнул Иван.

— Командир где?

— Туточки… Куда денется…

И тут Араб вспомнил. Вспомнил, что рассказывал Немой про Афганистан — ему и здесь довелось побывать.

Кяризы…

Кяризы были жизнью афганского народа, кяризы как ничто другое выражали его сущность — упорство, терпение, непокорность, коварство. В сельской местности кяризы означали жизнь: обычно сначала строили кяризы, а потом в подходящем месте рядом ставили кишлак. Две трети земледелия в Афганистане держалось на кяризах…

Кяриз — это лаз в земле, идущий с гор вниз, по нему течет вода, чаще всего тонким ручейком. В некоторых местах кяризы и идут на десятки и даже сотни километров, карт подземной системы Афганистана нет ни у кого. Взорвать кяриз практически невозможно, его можно временно засыпать — но все равно его откопают и восстановят. В кяризах водятся змеи и скорпионы, передвигаться там надо очень осторожно. Там же скрываются отряды боевиков, свободно перемещаясь и внезапно нападая на тех, кто находится на земле.

Системы кяризов строятся веками, используется при этом лишь кирка, нож да голые руки, нередко бывает так, что кяриз, начатый отцом, заканчивает сын. Мастера-кяризники — самые уважаемые люди в общинах. Воды кяриз давал немного — но опиумный мак культура более чем неприхотливая для него этой воды хватало…

— Это кяризы…

— Что? — не понял Иван.

— Кяризы! — Араб подполз поближе к провалу, оказавшемуся лазом в замаскированную подземную систему — Бес! Бери Брата и давайте вниз! Иван, освободи место. Осторожнее, здесь могут быть змеи!

Первым рухнул вниз Брат, шумно приземлился. Сориентировался мгновенно, пополз в темноту. На освободившееся место красиво, по-кошачьи приземлился Бес.

— Что за дьявольщина… — спросил конечно же Бес — командир, где мы…

— Мы в кяризах… — Арабу было не до разговоров, он прикидывал насколько хватит фонариков, учитывая что их всего четыре — они идут с горы вниз, так мы сможем уйти. Выйдем либо в кишлаке либо в зеленке. За мной. И тихо!

— Стоять! Стоять, сержант!

Феттерляйн первым углядел провал в земле. Кяризы — конечно же, кяризы… Вот куда они делись…

Противно свистнула пуля, бригадир только досадливо поморщился. Там, внизу, куда опаснее…

Британцы боролись с кяризами как могли. Собственно говоря, тактика борьбы с подземными укреплениями несильно отличалась от русской тактики. Русские тоже столкнулись с подземными норами, в которых скрывались повстанцы, во время длительной и кровавой Восточной кампании. Пробовали подрывать — да вот только врыв обрушивал максимум пять метров укрепленного тоннеля. Использовали газ — не всегда помогало, повстанцы научились делать «водяные затворы», препятствующие распространению газа по тоннелям. А кяризы взрывать и вовсе было чревато — оставшись без воды, с погубленными полями, афганцы брались за оружие, потому что делать было больше нечего. Чтобы эффективно чистить подземные норы, оставалось только одно средство…

Кому-то приходилось напяливать резиновый костюм аквалангиста, брать фонарик, пистолет, иногда дыхательную систему и гранаты со слезоточивым газом и идти вниз. Короткий автомат, а чаше пистолет, специально изготовленные для таких случаев гранаты с уменьшенным зарядом. А если нет ничего этого — только пистолет, нож и дьявольское умение предвидеть и предчувствовать. Больше никак…

— Манро — принять командование! Томбс, Сноуи, Макени — за мной!

Если кто-то думает, что бригадир оставил свой отряд наверху, а сам спрятался под землю от пуль — он ошибается. И для того, чтобы понять всю глубину этой ошибки — нужно хоть раз самому побывать в кяризах. Бригадир брал на себя самую опасную часть задания, он и те кого он выбрал, уходили в неизвестность. В темноту…

Фонарь в зубы. Так делать нельзя, Немой сколько раз предупреждал. В темное время нельзя держать фонарь перед собой, тем более зажимать его в зубах. Если в тебя будут стрелять — то противник положит пули именно по источнику света. Но здесь, в тесноте кяриза свободных рук для фонаря — нет. В одной руке нож — против змей и для ощупывания того, что перед тобой. В левой — пистолет, он здесь менее ценен, но все-же нужен. Винтовка, груз — волочатся за тобой на ремне. Места нет — иногда тоннель таков, что невысокому человеку можно идти, не пригибаясь, иногда он низок как лаз для собаки в двери. Но всегда он — темен, холоден, сыр и узок как крысиная нора. Низкий потолок в некоторых местах подпирают толстые чурбаки — это при том, что дерево в Афганистане буквально на вес золота. В некоторых — он держится сам. Скальная порода…

Под ногами — точнее под коленями, сочился ледяная вода. Лаз сыр и промозгл, но иного пути нет. Где то лаз поднимается, так что можно просто идти пешком, где-то — едва протискиваешься.

Афганцы-кяризники — умные люди. В земной тверди есть слабые места, есть и пещеры, есть и промоины в грунте. Каким то сверхъестественным чутьем они выискивают такие места и соединяют их друг с другом, получая кяриз. Поэтому лаз извилист и разной высоты…

Злобное шипение раздалось из темноты, Араб остановился. Резко, так что идущий следом Брат буквально ткнулся в него носом сзади. Повел фонарем, высвечивая стены и…

Змея атаковала. Атаковала на свет фонаря, как только увидела свет — так и атаковала. Это была гюрза — змеиный спецназ одна из самых злобных рептилий в мире. Обычная змея атакует только в критических ситуациях, если ситуация не критическая она предпочитает уползти. Кобра, оберегая зубы, перед тем как ужалить, делает угрожающую стойку и обычно пару раз делает ложный выпад — бьет головой, не открывая рот. Только потом, если этого так и недостаточно, жалит. Гюрза атакует сразу, даже если есть возможность уйти…

Что-то серое, упругое ударилось в камень совсем рядом с рукой, только спецназовская выучка позволила Арабу среагировать. Отдернув руку с линии атаки, он выстрелил из пистолета — раз другой, третий, стрелял, пока не опустел магазин. Удушливый, резкий запах сгоревшего пороха заполнил кяриз, грохот выстрелов больно ударил по ушам. Теперь все, кто есть в кяризах, знают, что они здесь, что они идут. Но другого выхода нет — на повторную атаку змее нужно несколько секунд. Хорошо, что не автомат — иначе рикошетами с такого расстояния покрошило бы всех.

Продышавшись и прокашлявшись, Араб посветив на то место куда он стрелял. Ничего — лишь ошметки змеиного мяса и черная блестящая кровь на камнях…

— Араб…

— Норма. Двигаемся дальше — подрагивающими руками Араб вставил новый магазин в пистолет — передай дальше, пусть Бес ловушку поставит…

— Стоять!

Бригадир проговорил команду шепотом, но услышали все. Замерли — черные тени в непроглядном мраке…

Выстрелы… Они что охренели? И вправду ведь выстрелы…

— Сэр…

— Тихо! — вкладывая в голос максимум ярости, проговорил Феттерляйн.

Где… Не поймешь, звук в таких местах очень обманчив. Интересно, они правильно идут? Кяризы ведь — система сложная, ветвящаяся. Это русским все равно куда идти, лишь бы подальше от места боя. А вот им надо пройти точно по следу русских.

И какого черта они стреляют?

Здесь ширина кяриза позволяла, поэтому бригадир полез в карман и достал большой, черный цилиндр, зажал его в левой руке. Затем молча пополз дальше…

Влево или вправо…

Им надо было уходить. Подальше от места боя, как можно дальше. Забиться в нору как крысам, дождаться вертолетов эвакуации. Но как понять, куда ведет кяриз? Под землей невозможно ориентироваться, можно лишь сворачивать по системе — если прошлый раз свернул вправо — значит сейчас надо влево. И идти — как можно дальше уходить от места боя. Идти по этой подземной тропе в никуда — может быть она выведет их прямиком к водам Стикса [Стикс — легендарная река мертвых в древней мифологии] и им нечем будет заплатить Харону [Харон — перевозчик через реку мертвых. Отсюда пошла традиция кидать в гроб монеты — чтобы было чем заплатить Харону за перевоз через реку мертвых] за перевоз…

Внезапно, Араб почувствовал, что впереди кто-то есть — не увидел, а именно почувствовал. Дальнейшие его действия были на инстинкте — упав прямо в ледяной ручеек, струящийся по полу, он открыл огонь из пистолета, сам не зная по кому…

Феттерляйн сместился влево, тоже на инстинкте — в темноте кяриза инстинкты важны как нигде ты не видишь, не слышишь — ты чувствуешь. За спиной кто-то упал на пол, сдавленно выругался…

Где стреляют? Черт, где стреляют?

В темноте, где-то впереди оглушительно застучал пулемет…

— Свет! — сказал уже в голос Араб и даже испугался. В кяризах нельзя говорить, тот кто впереди сразу выстрелит на голос…

Но впереди уже никого не было. Живых. Только вода вдруг превратилась во что-то кисловатое. И потеплела…

Получилось так, что несколько афганцев вышли на них — и как назло для афганцев и на удачу для русских этот участок кяриза оказался прямым как стрела. Прежде чем афганцы успели опомниться — их скосил огонь Араба и длинная пулеметная очередь вовремя сообразившего, что делать Беса. Они так и легли — ввосьмером, друг за другом.

Не доверяя — за поворотом мог быть кто-то еще, Араб достал РГД, выдернул чеку, с пистолетом наготове пошел вперед. Когда достиг намеченной им самим точки — размахнулся, бросил гранату вперед, снова упал…

Громыхнуло, острые как бритва осколки прошелестели по стенам…

Ничего…

Араб поднял голову, включил фонарик — и столкнулся с полным безумной муки взглядом умирающего афганца, первого из тех, кого они попластовали в этом проклятом кяризе. Он не мог подняться — но он был еще жив. И он смотрел на Араба — а Араб смотрел на него…

И тут Сашку вывернуло — тяжело, мутно, одной желчью, он стоял на коленях, и его буквально трясло, выворачивая наизнанку. Никогда до этого с ним такого не было, ни в учебке, никогда. Да и не могло быть. Ведь когда ты стреляешь — это выглядит как какая-то игра — автомат трепещет в руках — и фигурки вдали падают одна за другой. Азартная игра, не более.

Здесь же — это была уже не игра…

— Командир…

Бес первым понял состояние Араба…

— Давай, в середину колонны. Отдохни…

Наскоро обыскали афганцев. Нашли один неповрежденный туристический фонарь, питающийся керосином, три фляжки с керосином и все забрали. Заминировали тела, использовав две гранаты — гранат было мало, а у этих — не было. Потом пошли дальше…

Феттерляйн остановился. Резко, так что идущий за ним Томбс ткнулся в него, вовремя не остановившись…

Впереди что-то было. Он этого не видел — но впереди точно что-то было.

Томбс коснулся плеча командира, тот поймал его руку, пальцем по тыльной стороне ладони отстучал приказ — ждать здесь. Они здесь были не первый раз и могли использовать такую форму общения. Томбс все понял, достал веревку, привязал к поясу командира — если он нарвется, те кто останется позади, смогут его вытащить. По веревку можно также бесшумно подавать сигналы. Потом Феттерляйн осторожно двинулся вперед…

Через несколько метров он понял, что привлекло его внимание.

Запах… Запах крови и опорожненных кишечников. Обычный запах смерти…

Через пару десятков метров он наткнулся на первое тело — вовремя увидел что-то на полу кяриза и остановился. Обыскивать не стал — могло быть заминировано. И фонарик чтобы осмотреться тоже не рискнул включить — не исключено, что тот кто это сделал, оставил арьергард, и он только и ждет вспышки света, чтобы открыть огонь.

И тут…

Он не понял, что произошло. Показалось, что какая-то волна прокатилась по земле, что-то накатило — и враз отступило. Ни грохота, ничего. Просто наверху что-то произошло…

Бесовщина какая то…

Он нащупал веревку, дернул три раза — условный сигнал «ко мне».

Томбс и остальные через минуту появились — они шли быстро, зная что по этому пути прошел командир и путь безопасен. Феттерляйн поймал руку Томбса, нарисовал знак вопроса — «что происходит?». Томбс стукнул в ответ командира пальцем по ладони один раз — «не знаю»…

И впрямь… бесовщина…

Ядерное взрывное устройство взорвалось, как это и было задумано британцами на высоте примерно в триста метров над земной поверхностью. Очищающее ядерное пламя лизнуло раскаленным языком горы, превращая в пепел всех, кто там воевал — и правых и виноватых, и своих и чужих. Но ракета, потерявшая управление взорвалась не совсем там, где это было нужно, она отклонилась от траектории и взорвалась дальше, горные хребты приняли на себя часть удара, ослабив его. Но все равно — удар был силен, те, кто находился в этот момент на земле, погибли все. Те же, кто находился в пещерах, в кяризах, прикрытые толщей каменной земли — не пострадали, они даже не поняли сразу, что происходит…

— За нами идут…

Араб вздрогнул.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю…

Бесяра… Дай Бог, чтобы чутье твое тебя на этот раз подвело…

— Идем дальше.

Пройдя пятьдесят метров, не больше они наткнулись на развилку, за ней — еще одна — ведущий с гор тоннель превращался в поливочную систему, выстроенную поколениями безвестных мастеров. Это были даже не кяризы, узкие и низкие — скорее это были настоящие пещеры причудливой конфигурации, перетекающие одна в другую — только Аллах знал, сколько сил было затрачено, чтобы сделать такое. Над ними была зеленка…

За нами идут…

— Минируем проходы. Используем всю взрывчатку, какая есть. Готовимся к обороне.

 

10 августа 1996 года. Пограничная зона. Восьмая особая войсковая группа, Туркестанское региональное командование

— Северный ветер, прошу повторить!

— Геолог-четыре, угроза радиационного заражения местности! Приказываю отходить от границы не менее чем на двадцать километров! Повторяю — приказываю отходить не менее чем на двадцать километров! Новая точка: два-зеро-зеро…

— Принял, отход от границы, удаление двадцать, новую точку принял.

Балуев заковыристо выругался — совсем в штабе поохеревали. Ему подумалось, что это учения в обстановке максимально приближенной к боевой. Еще только «угрозы радиационного поражения личного состава» не хватало.

— Авангарду возвращаться, группе готовиться к выдвижению!

Группа и в самом деле не была готова к действиям в условиях радиационного заражения местности, у них даже ОЗК [ОЗК — общевойсковой защитный комплект] не было. При локальных конфликтах ядерное оружие не применяют…

— Господин полковник, майор Седых телефонирует, там афганец… начальник таможенного поста… просится с нашими. Говорит, ему голову отрубят, если он останется.

— Начальник таможенного поста… на усмотрение майора Седых.

— Понял.

Через некоторое время два бронетранспортера и бронированная машина прошли мост, возвращаясь на землю Туркестана. Среди серо-желтой пустынной формы сидевших на броне бойцов Русской армии выделялась черная безрукавка начальника таможенного поста Керима…

 

10 августа 1996 года. Северный Туркестан, воздушное пространство. Борт 170/0, воздушный командный центр пятой тяжелобомбардировочной эскадры

— Господин генерал-полковник, Дворец Гномов запрашивает данные. Вызов по коду «Пламя»…

Черт… Не ответить нельзя…

— Выводи их сюда, по защищенному каналу.

Еще бы знать, что им ответить…

На большом экране в штабной каюте самолеты высветился большой зал, с огромной электронной картой мира на заднем фоне, человек в форме полковника ВВС с гарнитурой микрофона на голове…

— Полковник Чернецкий, оперативный дежурный… — представился он — поскольку ваш штаб, господин генерал-полковник находится ближе всего к эпицентру, прошу сообщить известную Вам информацию о случившемся. Информация необходима для оценки уровня ядерной угрозы…

Оценка уровня ядерной угрозы — документ, ежедневно передававшийся из Москвы-1000 в Генеральный штаб и Адмиралтейство, это один из основных документов, с которыми должен ознакомиться старший дежурный офицер при заступлении на дежурство. Помимо ежедневной, бывают еще и экстренные сводки, которую судя по всему, и составляли сейчас….

— Господин полковник, вы же получаете данные с наших линий.

— Получаем, но нам нужна оценка вашего штаба, господин генерал-полковник.

Генерал-полковник Штанников примерно прикинул ситуацию. Все равно операция уже рассекречена, про нее разве что ленивый не знает. Хуже уже не будет.

— На территории Афганистана проводится операция высокого уровня секретности. Кодовое название операции «Северный ветер», относится к категории «особая папка», статус активный. Британцы потеряли особо важный груз, он должен находиться в руках нашего агента. Готовилась спасательная операция. На данный момент местонахождение агента и судьба груза нам неизвестны, мы просчитываем возможность действий на зараженной территории. На этом все.

— Спасибо господин генерал-полковник — изображение на экране снова сменилось спутниковой картой зоны поражения, передаваемой в реальном времени…

Лондон

Александр. 10.08.1996 года

Посольство Русской Империи

При дворе ее Величества Елизаветы Английской

Чрезвычайному и полномочному послу Русской Империи

Его Высокопревосходительству

Князю Горчакову М. В.

Срочно

Лично в руки

Дипломатическим шифром

Совершенно секретно

Настоятельно прошу Вас сегодня же истребовать срочную аудиенцию ее Величества, или премьер-министра ее Величества и, сославшись на особо важное и не терпящее отлагательств поручение его Величества Императора Российского Александра дословно передать следующее:

10 августа сего года британскими вооруженными силами был нанесен ядерный удар по малонаселенному району Афганистана находящемуся примерно в ста километрах от афгано-русской границы. В ответ на срочный запрос по линии министерства обороны нам было объявлено о проведении в этом районе наземных испытаний ядерного оружия. Более того, ВВС Великобритании и в настоящее время производят угрожающие маневры в непосредственной близости от нашей границы.

Мы расцениваем данную акцию, совершенную без должного предупреждения и в непосредственной близости от наших границ, как грубое посягательство на наши суверенные права, нарушение международных договоренностей, в том числе Вашингтонской конвенции об ограничении испытаний оружия массового поражения 1976 года. Мы предупреждаем о том, что в ответ на продолжающиеся агрессивные действия со стороны Великобритании мы будем вынуждены предпринять ответные действия, в том числе военного характера.

При наличии ответа прошу передать его в Санкт-Петербург дословно и без отлагательств.

 

10 августа 1996 года. Северный Афганистан. Пещеры

Рвануло — когда они отошли метров на сорок… хотя может и на десять, а может и на сто. Тут, в подземельях, сложно определить расстояние.

Но взрыв был отчетливо слышен.

За ними действительно шли, в этом уже не могло быть никаких сомнений…

Можно было уходить дальше. И надо было — уходить дальше, в неизвестность. А можно было — принять бой…

Бригадир Феттерляйн с трудом пришел в себя, сидя у кяризной стены и хватая воздух ртом как вытащенная на берег рыба. Проглядели, твою мать…

— Томбс! Сноуи! — позвал он.

Ответа не было. И кяриза впереди — тоже не было. И дышать — тоже было нечем.

— Томбс! Сноуи!!

— Сэр…

— Макени?

— Я, сэр…

— Черт, помоги… помоги…

— Сейчас, сэр. Сейчас, черт…

— Ты как?

— Цел, сэр, только оглушило. Вы?

— Кажется, цел…

Феттерляйн и в самом деле был цел — они шли двумя парами с удалением, потому что в одиночку по кяризам ходить было нельзя. Первая пара должна была принять на себя удар, продержаться до подхода второй. Они же должны были разминировать путь движения.

Вот тебе и разминировали.

Откапывая голыми руками — и ножи и саперные лопатки они использовать опасались — завал, минут через пять они наши Томбса. Еще через пять минут — Сноуи. Оба были мертвы…

Злая, душащая изнутри волна затапливала бригадира изнутри. Кто был — тот поймет, что это такое. А кто не был — тому никакими словами не рассказать…

— Макени…

— Да, сэр…

— Ружье у тебя?

— Сэр…

— Возьмешь мой автомат… — голосом, не терпящим возражений, приказал Феттелляйн…

Ружье у Макени и впрямь было знатное — он всегда таскал его с собой. Даже не ружье — а обрез, пятизарядный обрез североамериканского помпового Стивенса [прим автора — такая фирма и в самом деле существовала, но в нашем мире обанкротилась. Единственное на сегодняшний день известное автору крупносерийное ружье десятого калибра — SP10 от Ремингтона] «утиного» десятого калибра. В одном патроне такого калибра — пятьдесят четыре дробины, а не двадцать восемь как в двенадцатом магнуме. Более того — на дульном срезе у этого ружья специальная насадка, называется «утконос» [И это тоже было, применялось американскими солдатами во Вьетнаме] — она рассеивает дробь по фронту. Макени отбарабанил три года в Индии, там у всех ребят, кому доводилось по долгу службы лазать в джунгли, где видимость ограничивается на уровне вытянутой руки, а потревоженный тигр опаснее любого террориста, были подобные штуковины, их носили за спиной, там где у лучников был колчан со стрелами — в дополнение к основному оружию. В Афганистане он носил такое по привычке — и вот, пригодилось…

— Заряжено, сэр…

— Я знаю… Осторожно, пошли.

— А Томбс со Сноуи?

— Похороним потом. Сначала разберемся с теми, кто это сделал.

Шаг за шагом. В прибор ночного видения не видно ничего — поэтому — к черту. Все как в старые добрые времена, только твои глаза и уши. И у противника — тоже. А еще — палец на спусковом крючке и ружье, готовое изрыгнуть свинцовый град, выкашивающий все живое…

Ослепительно ярко полыхнула вспышка сигналки — ружье в руках дернулось, четко лязгнул затвор, досылая в патронник еще пятьдесят четыре грамма смерти. И еще рывок — на ружье полицейский спусковой механизм, можно передергивать затвор, не отпуская курок — и ружье будет стрелять в максимально возможном темпе. Что-то ударило в грудь, едва не сбивая с ног, ослепительная волна боли лавой залила мозг — плевать, бронежилет, потом придешь в себя — только успеть, только вымести свинцом из коридора эту мразь! За Томсба, за Сноуи, за всех остальных! Сзади, непонятно куда замолотил из автомата Макени — обошли, твари! Плевать, все равно мы лучшие, все равно нас не взять, все равно…

Бригадир британской армии Феттерляйн ошибся — бронежилет не спас него. Очередь из русского бесшумного автомата Волк с близкого расстояния шеффилдская сталь не выдержала. По крайней мере два из пяти полученных им ранений были по медицинским меркам смертельными. Но он умер не сразу — он успел выпустить все шесть зарядов из обреза десятого калибра и только тогда рухнул замертво.

И картечь тоже нашла свои цели.

Чуть подольше прожил Макени — очередью из автомата он успел срезать одного из русских, прежде чем получил пулю в голову сам.

Так умирали герои.

 

10 августа 1996 года. Где-то над Тихим Океаном. Борт самолета ДС-10 компании «Сателлайт Системс»

— О, детка… Я так хочу… Твое тело… зовет меня в рай…

Командир корабля, полковник ВВС в отставке Томас Фрай недобро посмотрел на своего правака [правак — второй пилот, сидит в кресле справа от левого, командира корабля, поэтому его и называют «правак»], едва сдерживаясь от того, чтобы не врезать по этой наглой черной морде…

— Мистер Галло… — негромко произнес он.

— И-й-е-о-у… сэр…

— Не будете ли вы столь любезны… заткнуться…

Галло Гривс, чернокожий молодой здоровяк, взятый в компанию исключительно за первое свое достоинство, недоуменно уставился на командира корабля. Его и в самом деле взяли исключительно для того, чтобы сбалансировать расовый состав пилотов компании. Почему то так получалось, что все летчики высокого класса как назло оказывались белыми. Ну, сущий расизм. А адвокаты не дремали: существовали профсоюзы чернокожих (профсоюзов белых не существовало, потому что это было бы расизмом) и они строго следили, чтобы черные были адекватно представлены во всех сферах бизнеса и вообще во всех сферах деятельности человеческого общества. Если же это правило где-то нарушалось — адвокаты накидывались на компанию как стервятники и клевали ее многомиллионными исками. Чтобы не нарываться, Сателлайт Системс пришлось набрать черных на все посты, где они могли принести хоть какую-то пользу и не могли нанести при этом вреда. Одним из таких постов оказалась должность «правака» в одном из трех летающих космодромов, принадлежащих компании. Решили, что достаточно иметь первого пилота, командира корабля — профессионала, а правака можно и такого. И вот теперь полковник ВВС в отставке Фрай, который вышел в отставку с почетом, на проводах которого гуляли четверо генералов, специалист, освоивший четырнадцать типов летательных аппаратов, был вынужден терпеть в правом кресле придурка, с горем пополам закончивший летную школу. Впрочем, полковник Фрай сомневался даже в этом — вполне возможно, что свидетельство об окончании и лицензию пилота он купил, бывало и такое.

Если бы он помалкивал — еще можно было бы как то терпеть это безобразие. А тут… смотрит на него таким наглым и непонимающим взором…

— Сэр… это же Джастин Джонс и его Гангстеры. Новый альбом гангста-рэпа, хотите напою из него что-нибудь…

— Мистер Галло, если я решу послушать этого мистера Джонса — то я это сделаю в его оригинальном исполнении, а не в вашем перепеве. А пока будьте любезны помолчать и сосредоточиться на показаниях приборов, которые перед вами…

Галло обиделся — но заткнулся. На какое-то время…

Компания Сателлайт Системс была организована в девяностом году тремя сотрудниками, уволившимися из НАСА со скандалом. В произошедшем скандале не было ничего удивительного — наоборот, было бы удивительно, если бы он не произошел…

Проблема была в том, что эти трое сотрудников решили отказаться от «священной коровы» НАСА [NASA — национальное космическое агентство, ведает в САСШ гражданской космической программой] — закуска космических аппаратов при помощи ракет наземного базирования. На этом держалось все — даже корабли многоразового использования типа Дискавери тоже запускались с космодрома на мысе Канаверал, разросшегося до неприличных пределов. Все те, кто предлагал неракетные способы вывода аппаратов в космос либо вывод с помощью ракет, базирующихся не на земле — все предавались жестокой анафеме.

А ларчик просто открывался. Ракетный способ вывода — самый долгий и дорогой. Громадная ракета, ее надо строить, привлекать тьму тьмущую субподрядчиков. Космодром — его тоже надо обслуживать и содержать. И там субподрядчики. На все это идут из бюджета огромные деньги. Они перекочевывают в карман субподрядчикам, субподрядчики в свою очередь щедро откатывают администраторам НАСА. Если, например стоимость вывода килограмма полезного груза на околоземную орбиту снизить в два раза — в два раза будет меньше откат. И кому это надо?

Преданных анафеме, изгнанных с позором молодых сотрудников НАСА приютила ДАРПА [DARPA — департамент передовых исследований и разработок Пентагона. Существует и в нашем мире] — агентство передовых исследований Пентагона. У них была своя головная боль — русские активно сворачивали ракетные полки, вооруженные тяжелыми ракетами шахтного базирования и взамен разворачивали систему «Комар». Страшное изобретение, способное кардинально нарушить сложившийся расклад в мире. Система запуска ракет с разделяющимися головными частями с борта стандартного транспортного самолета во время полета. Пуск ракеты происходит на высоте десять-двенадцать километров — в результате масса полезного груза (то есть ядерных зарядов), которые ракета может доставить к цели увеличивается чуть ли не вдвое. Запуск может произойти в любое время, в любом месте, совершенно внезапно, срок реагирования в критической ситуации сокращается не в два, не в три раза — на порядок! Русская военно-транспортная авиация имела право использовать значительную часть своих машин для перевозок по коммерческим контрактам, русские тяжелые транспортники летали всюду, в том числе рядом с границами САСШ [Перевозки в САСШ грузов русскими военно-транспортными самолетами были запрещены специальным законом. Считалось, что русские, используя военную технику в коммерческих целях, недобросовестно конкурируют с гражданскими перевозчиками]. Вот и думай — что находится вон в том транспортнике, что у самой границы летит… Не готовая ли к пуску ракета с разделяющимися головными частями?

ДАРПА выделила несколько грантов и помогла организовать Сателлайт Системс — фирму, оказывающую услуги по неракетному выводу спутников на орбиту. Помимо гражданских, на фирме велись и военные исследования — например по способами запуска баллистических ракет с самолетов. Чем-то подобным занимался еще один конструктор-самородок, Берт Рутан [Имя подлинное и такие исследования в самом деле ведутся. Прототип подобного аппарата уже летает и называется Black Knight, Черный Рыцарь] — но он занимался разработкой дешевого многоразового летательного аппарата, способного перебросить группу спецназа САСШ в любую точку земли в течение двух часов, с выходом в процессе полета на околоземную орбиту.

За основу решили взять использование в качестве стартовой площадки для ракеты самолет, летящий на большой высоте. Другие проекты хоть и сулили в будущем многое — но одновременно обладали большей долей технического риска.

Поскольку все трое уволенных были ракетчиками, а денег было не так много, Сателлайт Системс пошла путем, противоположным тому по которому пошел Берт Рутан. В отличие от Рутана, разрабатывающего с нуля самолет — разгонный блок, они решили взять в качестве летающего космодрома уже существующий, доработать его, и под него разработать ракету. Так было намного проще, да и серийный самолет проще ремонтировать, и базироваться он может в самых обычных аэропортах, даже гражданских.

Перебрав все самолеты, подходящие по грузоподъемности для проектируемой ракеты. Остановились на ДС-10, компании Дуглас. В рассмотрении было еще два варианта — но они отпали. Боинг-747 был слишком дорог, а Локхид Л1011 «Тристар» было мало распространен и под него сложно было найти ремонтную базу. ДС-10 подходил лучше всего — он был дешев, потому что проигрывал конкуренцию Боингам и авиакомпании избавлялись от него по дешевке, он имел достаточную грузоподъемность и под него в любом аэропорту была ремонтная база. Были на нег в достаточном количестве и подготовленные летчики.

Купив подержанный самолет, под него начали проектировать ракету. Сразу возник вопрос с местом ее базирования. Внутри фюзеляжа — этот вариант сразу отпал, придется очень существенно переделывать фюзеляж самолета, наличие самодельного бомболюка ослабит его и может привести к разрушению в полете. После ряда катастроф с ДС-10 ни Федеральное авиационное агентство, ни фирма-изготовитель никогда не дали бы добро на эксплуатацию самолета, в котором фюзеляж ослаблен нештатным бомболюком. Получается — ракета должна базироваться на внешней подвеске, под брюхом. Тогда у нее будут жесткие ограничения по размерам, обусловленные высотой стоек шасси самолета-носителя.

В ходе разработки ракеты пришли к безрадостному выводу — ракета, укладывающаяся в заданные размеры, не сможет вывести на орбиту существующие разведывательные спутники и спутники связи. Фирма Martin — Marietta, головной изготовитель спутников для военных, к которой горе-основатели Сателлайт Системс обратились за консультациями, отказалась от сотрудничества в грубой форме. К Boeing не стоило даже соваться. Бывшие коллеги по НАСА имели длинные руки и хорошие связи…

Пришлось снова идти в ДАРПА — за новыми грантами, на сей раз на разработку новых спутников. В ДАРПА поворчали — но деньги выделили. Пришлось начинать разработку новой серии спутников.

Сателлайт Системс и тут решила пойти своим путем — разработать то чего никогда не было. Они отчетливо понимали, что создать спутник, который бы обладал всеми характеристиками большого спутника но был бы при этом в три раза меньше по габаритам, они не в состоянии. Поэтому, они создали такой спутник, какой смогли — а потом придумали под него рынок.

Спутник назвали NIRSAT [NIRSAT — Need In Right time SATellite, спутник который нужен прямо сейчас] — суть заключалась в самом названии. Чтобы запустить обычный новый спутник, нужны были недели, а то и месяцы. Сначала надо изготовить сам спутник, а если он изготовлен — снять его с консервации и проверить от и до. Потом ракета-носитель — изготовить, поставить на стартовой стол, заправить, установить третью ступень с полезной нагрузкой. Потом ждать «окна» для запусков — если стартовая площадка жестко привязана к какой-то географической точке, то для вывода спутника на нужную орбиту иногда нужно ждать месяц. Если во время окна для запуска плохая погода — ждать еще. В общем и целом — запустить спутник экстренно было невозможно.

А между тем, потребность в спутниках, которые могут оказаться над нужным местом в считанные часы, а не недели существовала. Стихийное бедствие, политический кризис, действия группы спецназа во враждебном окружении — все это требовало достоверной информации прямо сейчас, немедленно. Вот они и разработали NIRSAT — простой, дешевый и легкий спутник, рассчитанный всего на две недели работы, способный передавать изображения земной поверхности и обеспечивать связь в заданной точке — то ест комбинированный спутник, удовлетворяющий все разумные потребности пользователей в информации и связи. Самое главное — он был настолько прост что не требовал долгого процесса расконсервации, а запустить его на нужную орбиту можно было в любое время. Ведь запуск осуществлялся с борта самолета, который мог находиться в любой точке над земной поверхностью — проблема «окна запуска» отпадала.

Новые возможности оценили прежде всего военные — теперь они резко сократили обычную спутниковую программу и уже не запускали спутники на все орбиты по принципу «на всякий случай чтобы было». Основные орбиты по-прежнему перекрывались большими и дорогостоящими спутниками, они перекрывали примерно 60 % земной поверхности. Если же возникала нужда поближе осветить оставшиеся 40 % — обращались к Сателлайт Системс, которая за несколько лет построила целую базу в Аризоне и приобрела еще два самолета-летающих космодрома в дополнение к первому.

Полковник Фрай взглянул на часы, потом нажал тангету микрофона, клавишами выбрал пользователя…

— Мистер Хэмфри?

— У нас все готово… — донесся голос Тома Хэнфри, обладателя докторской степени по прикладной химии, выпускника Массачусетского Технологического и командира сегодняшнего запуска — можете приступать, мистер Фрай.

— Принято… — Фрай обернулся к своему праваку — внимание, готовность!

И с тоской подумал, что большую часть обязанностей, которую в нормальном экипаже выполняет правак придется выполнять ему самому. Не привыкать — сам бывший летчик-истребитель, почти всегда летал в одиночку.

— Орел-один, на связь!

— Гризли, это Орел-один, как дела?

— Орел-один это Гризли, получено добро, идем в контрольную точку Браво. Как у вас с топливом…

— Гризли, это Орел-Один, с топливом напряг, но мы вызвали пару заправщиков с Монтаны. РВП двадцать минут.

— Вас понял, где бандиты?

— Бандитов не видим, сектор свободен.

— Принял, отбой…

Как всегда, запуски над Тихим океаном были связаны с проблемами — там было полно «бандитов». То есть японцев, которые считали океан своим и совали свои носы в то, что их совершенно не касалось. Они могли появиться в любой момент — и как всегда без приглашения. Поэтому на выходе на стартовую позицию и на самой стартовой позиции их прикрывали — на сей раз звено Ф15 Игл, мощнейших истребителей-бомбардировщиков, лучших в САСШ.

— Внимание, входим в зону…

— Входим в зону! — продублировал Фрай для операторов управления пуском, располагавшихся в том, что было когда то пассажирским салоном. Этот самолет вымещал в себя все, для чего НАСА построило и обслуживало целый космодром.

— Тестирование завершено!

— Подтверждаю тестирование завершено, отказов нет!

— Стартовый коридор чист!

Фрай принял штурвал на себя, самолет начал задирать нос.

— Прошу корректировки!

— Немного левее. Градусов пять!

— Принял!

— Двигатели штатно, все системы штатно, отказов нет! — для чего то пригодился и правак. Не доверяя ему сам Фрай отвлекся на минуту от пилотирования, глянул мельком на приборную доску — ни одного красного транспаранта, сигнализирующего о проблемах.

— Готов к запуску!

— Курс, скорость расчетные!

— Обратный отсчет! Пять-четыре-три-два-один-зажигание!

Фраю всегда нравился этот момент. Когда самолет вздрагивает, груз отделяется от него — и через какие-то секунды ракета, обгоняет самолет и пламя из ее сопел бьет перед самым носом самолета, кажется что весь самолет объят пламенем. Незабываемое зрелище, ни на одном истребителе такого не испытаешь.

— Ракета отделилась!

— Первая ступень работает штатно!

— Тангаж, рысканье в норме!

Долгие, очень долгие секунды, пока ракета, наконец, не превращается в светящийся метеор на фоне холодного кобальта космоса…

— Старт прошел успешно! Все параметры телеметрии в норме! Поздравляю, джентльмены… — наконец произносит руководитель пуска.

— Ухожу на разворот… — бросает в эфир Фрай, давая себе обещание возлюбить ближнего своего, даже такого как тот, кто сидит в правом кресле от него и опять напевает какую-то негритянскую гадость…

Через двадцать с чем-то минут новый спутник займет свое место на орбите. Его антенны будут нацелены на богом забытый Афганистан, и его задачей будет всего лишь уловить слабый, очень слабый сигнал идущий из места заражения. И он его, конечно же, уловит…

 

11 августа 1996 года. Южный Афганистан. Пустыня Регистан

— Четвертый — Медведю. Четвертый — Медведю…

Морской пехотинец, дежуривший на рации, встрепенулся…

— Четвертый, это Медведь! Оставайтесь на линии!

Бросив гарнитуру рации, пехотинец бросился к ближайшему, укрытому маскировочной сетью вертолету…

— Сэр! Сэр!

Изнывающий от жары и только легший немного прикорнуть прямо на сваленное в вертолете снаряжение подполковник Ругид проснулся.

— Что случилось солдат.

— Сэр, Четвертый вышел на связь.

Перекатившись, подполковник легко вскочил на ноги.

— Пошли.

Солдат добежал до рации первым, подобрал с песка гарнитуру, протянул ее подполковнику…

— Медведь на связи!

— Медведь, это Четвертый. Доложите свой статус!

— Четвертый, это Медведь! Совершили аварийную посадку по координатам четверка-тройка-сьерра-пятерка-девятка-четверка-… Потерь не имею. Материальная часть в норме. Радиационный фон в пределах нормы. Нуждаюсь в дозаправке, как поняли, прием!

— Понял вас, Медведь, высылаю заправщик. Приказываю по дозаправке перебазироваться в район Дельта-три, приступить к поискам. В качестве опорной базы при проведении поисков использовать британскую базу «Зеро», уточняю по координатам: пятерка-четверка-сьерра… Об уровне радиации в районе поисков доложить. Как поняли, прием…

— Вас понял, Четвертый. Прошу РВП прибытия заправщика.

— РВП прибытия заправщика сто десять минут, позывной Пес-один-три, связь по вашей инициативе, как поняли, прием.

— Сто десять минут, понял вас.

— Верно. Доброй охоты, Медведь! Отбой.

Ругид передал обратно связисту гарнитуру рации…

— Вермеер, ко мне!

Вермеер и его смена сейчас были дежурными. Они сидели посреди ровной как стол пустыни, закрыв вертолеты маскировочными сетями и заняв круговую оборону. Жарко было так, что… Связи целый день не было ни с кем, после взрыва у них начала сбоить аппаратура, ЭМИ [ЭМИ — электромагнитный импульс, выводит из строя всю аппаратуру, даже ту что в момент ядерного взрыва не была включена] их не угробил — но пришлось пойти на вынужденную посадку. Хорошо, что под брюхом была пустыня Регистан, там и сели. Сразу прикрылись маскировочными сетями, в эфире черт знает что творилось. Русские действовали на северной границе, возможно даже кого-то сбили. Ругид подал штабу сигнал бедствия — и сразу ушел из эфира, оставив рацию только на приеме. Мало ли что может быть — русские или те же британцы засекут работающую в безлюдной пустыне рацию да и врежут от всей души. Ругид тогда поймал себя на мысли, что ставит британцев, бывших вообще то союзниками на одну доску с русскими. Того, кто отдал приказ применить ядерное оружие, не предупредив об этом никого, Ругид поймал бы и повесил за яйца своими собственными руками. Еще бы немного — и они оказались бы в зоне поражения…

— Да, сэр…

— Через два часа взлетаем. Собрать здесь все, подготовиться к взлету. Следов не оставлять.

— Есть сэр!

Вермеер помчался выполнять приказание — а подполковник Ругид поднял голову и посмотрел в бледно-синее, словно выгоревшее, истекающее жаром афганское небо. И от души выругался…

Многого, что происходило в то время, пока четыре североамериканских вертолета стояли без дела в пустыне, Ругид не знал. Но кое-что и знал — например то, что байку про отсутствие маячков на контейнере с ядерным устройством, которое там отсутствует, потому что категорически против этого выступают ВВС, придумали исключительно для того, чтобы скормить ее британцам. И британцы на нее купились. Если бы британцы нашли изделие первыми — произошла бы катастрофа. А так… поисковая группа сунулась в район, как смогла, зачистила его… и погибла в полном составе. Но североамериканцы тем временем смогли, используя данные спутниковой разведки, вскрыть всю группировку сил и средств противника — то есть русских — сосредоточенную в этом районе. Дальнейшее было делом техники…

Техника то как раз и подвела. Проклятые подрядчики, занимавшиеся изготовлением спутников наблюдения клялись и божились что эти самые спутники могут работать и передавать информацию по районам, подвергшимся ядерному удару. Произошло же ровно наоборот — от ядерного удара на спутнике, контролирующем район, вышла из строя аппаратура и пришлось в экстренном порядке запускать новый спутник. И лишь когда новый спутник был запущен и вышел на расчетную орбиту — контакт с контейнером был восстановлен и экспедиционная группа морской пехоты, до этого бессмысленно изнывавшая от жары смогла получить целеуказание…

— Сэр, к взлету готовы…

— Связь!

Подполковник надел наушники на голову, щелкнул по микрофону.

— Медведь в эфире, вызываю Пса-один-три. Медведь в эфире, вызываю Пса-один-три!

— Пес-один-три — Медведю. Слышу вас хорошо.

— Медведь — Псу-один-три! Сообщите ваши координаты и статус!

— Пес-один-три, нахожусь в квадрате Виски-Браво-один-восемь, готов к рандеву [Рандеву — на слэнге военной авиации это точка встречи с заправщиком], предлагаю точку с координатами четверка-тройка-сьерра-пятерка-девятка-двойка-восьмерка-…, высота триста, как поняли?

— Медведь — Псу-один-три! Условия принял, время подхода к точке рандеву десять минут, как поняли?

— Пес-один-три, вас понял, переходим в режим ожидания.

— Принято, ждите нас. Отбой.

Подполковник махнул рукой.

— По коням. Взлетаем!

Спецназ сделали тем, что он есть, спецназом бесшумное оружие и системы глобальной связи. Весьма распространенное высказывание. От себя добавлю — и вертолеты.

Псом-один-три, назывался заправщик, сделанный на базе не пассажирского Боинга, какие обычно заправляют реактивные бомбардировщики — а на базе обычного фронтового четырехдвигательного транспортника С130. Несмотря, что Боинг существенно превосходил неказистое детище Локхид-Мартин по всем характеристикам — здесь нужен был именно такой заправщик. Тихоходный, способный летать на небольших высотах. Дело в том, что обычный заправщик на базе Боинга просто не может уравнять скорость с ожидающим заправки вертолетом — он просто свалится в штопор. А вот заправщик на базе С130 сделать такое мог. С тех пор как он появился — вертолеты приобрели совершенно новое качество, дозаправка в воздухе позволила им кратно увеличить дальности действия. Конечно, все это в мирное время — если начнется большая война — тихоходный заправщик с большой вероятностью просто собьют по дороге истребители противника. Но сейчас не война, и поэтому такой заправщик приходится как нельзя кстати.

Хотя — а что нахрен здесь происходит, если не война?

Вертолеты, подрагивая и вибрируя всем корпусом, мчатся на почти максимальной для них скорости, выжимая из своих турбин все что можно, расходуя последний, неприкосновенный запас горючего. Если рандеву сейчас сорвется — для этого достаточно одного британского придурка на Харриере — не факт что удастся сесть, может, придется падать.

— Пес-один-три — Медведю. Наблюдаем вас слева.

— Пес, мы тоже вас наблюдаем. Готовы к рандеву.

— Медведь, готовностью подтверждаю. Выравниваем скорость.

Четырехдвигательный транспортник начал сбрасывать скорость — если вертолеты развивали максимальную для себя скорость, то ему придется снизить скорость до минимальной.

— Пес-один-три, подтверждаем, скорость выровнена.

— Принял, Медведь, выпускаю шланги, включаю директора [Директор — специальное табло на заправщике, нечто вроде светофора. Показывает, в какие шланги будет подано топливо, показывает, надежна ли сцепка конус-шланг, показывает все ли топливо передано]. Насос на средней.

Из под крыльев самолета медленно выползают, вытягиваются в струну под бешеным напором воздуха толстые, черные змеи заправочных шлангов — вертолеты все ближе к режущим воздух крыльям, пилоты едва удерживают машины в болтающем их воздушном потоке, навстречу воронкам на концах шлангов вытягиваются длинные штанги топливозаправочных устройств, они тянутся друг к другу, стремясь слиться в минутном объятье.

— Левее… — под нос комментирует себе пилот. Шланг болтает в потоках воздуха, попасть в него нелегко…

— Есть контакт, директор на желтом!

— Подтверждаю, контакт есть.

— К приему топлива готов!

— Включаю подачу…

Оператор заправщика — он сидит в хвостовой части заправщика, включат насос — и остро пахнущая, горючая жидкость начинает перекачиваться по трубам, заполняя собой почти пустые вертолетные баки. Скорость перекачки такова, что за заполнение бака грузовика с таким темпами подачи топлива уйдет всего несколько секунд…

— Пес-один-три, заправка завершена, директор на красном.

— Вас понял, Медведь, рандеву окончено. Удачи!

Четыре вертолета, один за другим несутся над каменистой землей, ныряют в ущелья, нигде не поднимаясь выше чем на двадцать метров над поверхностью. Слишком опасно, в этом районе столкнулись интересы сразу нескольких супердержав, может произойти все что угодно — и пилотам совсем не хочется быть разменной монетой в игре. Поэтому они ведут своих черных птиц так, как за линией фронта, в тылу противника.

Потрескивают дозиметры, офицеры озабоченно смотрят на них, сверяются с напечатанными на пластиковых карточках таблицами, приклеенными к дозиметрам. Фон, конечно высокий — но не смертельный и даже не критический: эпицентр они обойдут левее, а дальше — можно будет работать. [У человечества сложилось не совсем правильное впечатление о ядерном оружии и о его поражающих факторах. Очень преувеличено значение радиации, все это основано на Хиросиме, Нагасаки и Чернобыле. Но это в корне неверно. На Хиросиму и Нагасаки упали одни из первых изготовленных человечеством бомбы, тогда об уменьшении радиации мало кто задумывался. А в Чернобыле произошел не ядерный, а тепловой взрыв и огромное количество радиоактивных материалов не сгорело, а оказалось выброшено на рельеф местности, заразив его на века. На самом деле, в ядерном оружии на проникающую радиацию относится менее 10 (в современных модификациях 1–3 %) % от совокупного воздействия поражающих факторов взрыва. 50 % — это ударная волна, 25 % — тепловое излучение и так далее. Одно из основных направлений совершенствования ядерного оружия — снижение фактора воздействия проникающей радиации до нуля, потому что если противник уничтожен но местность заражена на века и на ней нельзя жить — война тогда в принципе бессмысленна]

— Медведь, входим в зону!

— Приготовились!

Десантироваться посадочным способом здесь невозможно, сплошные горы. Мертвые горы — взрыв выжег их дотла, пусть и произошел он довольно далеко отсюда. Картина напоминает сюрреалистичный лунный пейзаж, по прихоти художника освещенный ослепительно-ярким, безумным Солнцем.

— Минута до сброса!

— Минута до сброса, всем приготовиться!

Вниз летят толстые тросы — в отличие от русских десантников, на предельно низких десантирующихся «по штурмовому», да еще с ходу, в морской пехоте это категорически запрещено. Десантирование происходит по тросам, тросы останутся на земле…

— Точка сброса!

В полутемном десантном отсеке, светофор [светофор — прибор в десантном отсеке, если горит зеленый, можно десантироваться] меняет свет с красного на зеленый, ползет вниз аппарель, сухой, горячий воздух Афганистана врывается в десантный отсек. Хотя здесь нет и не может быть сопротивления — бортстрелки на пулеметах подключили питание и готовы открыть огонь в любой момент.

— Пошли!

Толстые десантные перчатки не спасают руки от сжигающего кожу трения, иссушенная солнцем и адским пламенем земля стремительно летит навстречу, бьет в подошву. Те, кто оказался на земле — откатываются в сторону, приводят в готовность оружие, прикрывая высадку остальных.

Пара минут — и усиленная экспедиционная рота морской пехоты САСШ уже на земле…

— Медведь, мы уходим, эвакуация по сигналу. Ожидаем сигнала в точке «зеро».

— Принял, отбой.

Вертолеты уходят, гремя лопастями — и морпехи остаются одни. Словно одни на какой-то неизведанной, незнакомой и чужой планете…

Выругавшись про себя недобрым словом, первым делом подполковник Ругид активизировал дозиметр, сверился с табличкой. Не фонтан — но несколько часов просуществовать можно. Не больше. Потом нахватаешься…

— Полянски!

— Я, сэр!

— Доставай! Быстрее, у нас мало времени!

Люди Полянски достают небольшой, похожий на миноискатель поисковый прибор, подсоединяют его к мобильному защищенному компьютеру.

— Сэр, сигнал очень слабый. Юго-юго-восток.

— Ки, выделяй усиленный головной дозор! Выступаем!

— Что за черт…

— Сэр, он должен быть здесь…

Ругид скептически огляделся. Небольшая долина в горах, тут даже ударной волной не слишком сильно шарахнуло. Какие-то признаки живой природы еще оставались…

— Гудчайлд, не шути со мной. Каждую лишнюю минуту, которую мы здесь находимся, мы получаем дозу радиации. Может, ты еще не достиг половой зрелости — а меня ждет дома жена…

Со всех сторон засмеялись, молодой капрал покраснел.

— Сэр, он здесь.

— Где здесь, капрал? Ты что-то видишь? Я — нет. Покажи мне — где?

— Сэр, разрешите обратиться… — Ки подошел к подполковнику, уже начавшему терять терпение.

— Обратись…

— Свободны пока, капрал…

Гудчайлд, воспользовавшись моментом, отбежал к своему отделению, там го встретили конечно же подначками на поднятую подполковником тему…

— Сэр, что вы знаете про Сахалин?

— Ничего, кроме того, что это не лучшее место для летнего отдыха…

— Это так, сэр, но дело не в этом… Мой дед убежал в Североамериканские соединенные штаты, спасаясь от кепметай. Его бы убили.

— Короче…

— Короче, он был архитектором и военным инженером, очень известным. Японцы привезли его на Сахалин и заставили строить линию обороны. Они боялись налетов русских, у русских тогда уже появились тяжелые бомбардировщики, русские на своих берегах поставили тяжелые оружия береговой обороны, калибра двенадцать и шестнадцать дюймов. Дед почти все военные сооружения, которые японцы заставляли его строить, возводил под землей, на глубине, там были даже подземные аэродромы. А потом, когда строительство еще не было закончено — он бежал. Кемпетай убила бы его, потому что он был китаец, и он знал точное местоположение и характеристики всех построенных им объектов.

— Ты хочешь сказать…

— Да, сэр… Устройство может быть под нами…

Подполковник обдумал ситуацию — очень могло быть, что в словах Ки есть смысл.

— И как нам достать его?

— У любого подземного сооружения должен быть вход. Нам надо найти его и взорвать. У насесть направленные заряды и опытные саперы.

— А почему тогда не установить заряд прямо здесь?

— А если все обвалится и устройство засыплет? Как мы будем откапывать его? И сколько на это потребуется времени…

— Верно… — Ругид принял решение — Гудчайлд, ко мне!

Солдат подбежал, держа наперевес свой прибор.

— Сэр!

— Вольно… Ты ведь у нас сапер?

— Да, сэр!

— Мне нужно знать… Пусть то, что там находится — под землей. Предположим, там есть тоннель. Согласись, это единственное разумное объяснение того, что груз, за которым мы пришли здесь, а показать ты его мне не можешь.

— Да, сэр!

— Брось это. Здесь не полигон, сынок… — Ругид был опытным офицером и знал когда нужно отпустить поводок — меня интересует, можем ли мы с помощью имеющейся у тебя в наличии аппаратуры определить эти пустоты в земле. Чтобы нам всем не брать лопаты и не копать все вокруг в поисках непонятно чего…

Гудчайлд задумался. Но ненадолго…

— А знаете, сэр… возможно. У меня миноискатель новой модели, программируемый. У него есть режим поиска мин, в которых нет ни одной металлической части. Если задан это режим — он отслеживает аномалии в земле, если что-то лежит по плотности отличающееся от окружающего — он дает сигнал. На пустоту он даст сигнал сразу, потому что плотность камня от плотности воздуха отличается сильно. Если увеличить мощность импульсов до максимума, то…

— Действуй, Гудчайлд. Докажи нам, что половой зрелости ты все таки достиг…

Гудчайлд не подкачал — через час хотя бы примерная, очень грубая карта подземных сооружений в ближайшем квадрате была нарисована. Саперы в это время, пока кто занимался поиском, кто охранял — подготовили несколько нужных зарядов. В морской пехоты были отличные саперы, они могли в полевых условиях, если хватало время, изготовить заряд почти любого назначения. Компоненты для изготовления — различную взрывчатку, детонаторы, огнепроводные шнуры, они всегда брали с собой…

— Итак, план?

— Сэр, слабые места здесь, здесь и здесь… Предлагаю подорвать вот здесь, пробить дыру. После чего — еще один подрыв. Послабее, чтобы не обрушить коридор…

— А этот подрыв заряд не засыплет…

Сапер пожал плечами.

— Сэр, в этих делах нельзя сказать точно. Это нестандартное инженерное сооружение, я его не строил, пределов его устойчивости к подрыву я не знаю. Извините, сэр…

— Если рухнет — копать вас заставлю… — недобро пообещал подполковник.

— Сэр! — к подполковнику подбежал Вермеер — сэр!

— Что?

— Ребята нашли нору! Есть нора!

— Сэр, источник сигнала движется! Он начал движение!

— Подрывайте, быстрее! Абордажной команде — приготовиться!

В отличие от британцев — у североамериканского экспедиционного отряда морской пехоты не было специальных групп для действий в кяризах. Но была абордажная команда. В экспедиционных ротах морской пехоты всегда одно отделение тренируют в качестве абордажной команды, официально это называется «борьба с терроризмом на кораблях», хотя какой может быть к чертям терроризм на кораблях ВМФ, там бывают только диверсии. Эти ребята специально тренируются действовать внутри кораблей, в тесноте переборок, люков на кремальерах, машинного отделения, они наизусть учат внутренности кораблей своих и вероятного противника, знают как открыть люк даже с кремальерой, как вести бой в условиях задымления, как с боем максимально быстро прорваться на мостик или в машинное отделение. Оружие у них специальное — вместо обычных морпеховских М4А2 [В отличие от армии САСШ, перевооружившейся на АСR (это полупластиковая MASADA под 5,56, разработанная бывшим морпехом как идеальная штурмовая винтовка), морская пехота всего лишь модифицировала свои М4А1 до стандарта А2, заменив неудачную систему Стоунера на газоотвод, разработанный фирмой LWRC] у них короткие карабины Мк18mod2 и пистолеты Кольт с нештатными обоймами на десять, а иногда и на двадцать патронов. В эти отряды берут людей небольшого роста — в тесноте корабельных кают коридоров двухметровые здоровяки эффективно действовать не смогут. В отряде подполковника Ругида абордажную команду возглавлял китаец, главный старшина Ки, внук военного инженера, бежавшего в САСШ от кемпетай…

Сейчас Ки припал на колено рядом с люком, готовый послать туда автоматную очередь при первом признаке опасности. Еще один солдат осторожно начал раскапывать обнаруженную «нору».

— Назад отойдите! — раздраженно сказал Ки стоящим за его спиной и лишающим его свободы маневра саперам. Саперы со своими причиндалами для подрыва отошли…

Черная дыра в земле, открывшаяся перед морпехами манила опасностью…

Солдат показал на пальцах саперам вперед, те бросили в лаз подготовленный заряд начали травить трос.

Назад всем!

Ки кувыркнулся в сторону, он был вертким как угорь. В черном провале норы глухо громыхнуло, дыра плюнула в небо столбом дыма и камней, облицовывавших лаз…

— Чисто!

Ки всклочил на ноги, кто-то бросил в лаз еще один трос.

— Все мои — за мной!

На их счастье, саперы рассчитали точно — тоннель кяриза не обрушился. Избыточное давление должно было убить всех, кто находился примерно в ста-ста пятидесяти метрах от взрыва. Дальше…

Ки выстроил людей в походную колонну. Включив мощный, галогенный фонарь на своем карабине двинулся вперед. В тоннеле было душно пахло горелой взрывчаткой, весь пол был завален камнями, которыми афганцы облицовывали кяриз. Видимость была — в пределах пяти-шести метров…

— Медведь-четыре-Главному. Как принимаете?

— Главный-Медведю-четыре. Принимаем скверно, но пока принимаем…

Хотя бы связь есть…

— Двигаемся в направлении юго-восток, наводите нас…

— Вас понял. Цель медленно движется, направление — юг. Очень медленно движется!

— Расстояние до цели?

— Не можем определить, пеленга на вас нет.

Ки сказал несколько недобрых слов…

— Вас понял, докладывайте о передвижениях цели.

— Принял!

Остановив колонну, Ки достал черный цилиндр, выдернул чеку.

— Вспышка!

Морские пехотинцы как один зажали уши и отвернулись…

Нестерпимо полыхнул магний…

Ки был опытным морпехом, служил без малого десять лет. И он знал, кого нужно опасаться, а кого — нет. Вспышка была не обязательной, он был уверен в своем превосходстве над соперником, что сможет убить его и взять груз и так. Но если в тоннеле засели русские — ничего лишним не будет.

Потому что русские не понимают слова «смерть»…

— Стоп!

Держа наготове автомат, Ки продвинулся немного вперед. Чисто.

— Грильяни, Хокинс — десять метров вперед занять позицию.

Когда две тени, лишь ненамного темнее непроглядной черноты кяриза ушли вперед — только тогда Ки позволил себе опустить в рабочее положение закрепленный на каске монокуляр ночного видения и посмотреть вниз.

Тела…

Перевернув того, что лежал перед ним, Ки наскоро обыскал его. Экипировка явно не афганская… пистолет… господи, обрез. Настоящий Стивенс — десятка, такой покупают на свои деньги. Морпехам выдают короткий Ремингтон-870 с пистолетной рукояткой — и то далеко не всем. А такое… откуда это здесь?

Чуть подальше он нашел еще одно тело. На сей раз — афганская одежда… или не афганская… что-то совсем странное… рядом пулемет… русский, что ли, непонятно.

— Сэр…

Ки резко повернулся — в этой проклятой темнице становишься параноиком.

— Что?

— Там… в отнорке… тело.

— И что?

— Похоже, британец, сэр. У него британская униформа, оружие наше — М4 еще первой серии, с подствольником. САС или спасатели, сэр. Пуля в голову.

Ки нащупал на разгрузке рацию, наощупь включил.

— Медведь-четыре Медведю-главному!

— На приеме.

— Вышли на место боя. Тут британцы, сэр… и кажется, еще русские.

— Медведь-четыре, нет времени! Разберемся потом! Груз может уйти!

— Вас понял, продолжаю движение. Отбой.

Автоматная очередь грянула сразу после очередного подрыва вспышки, противно завизжали рикошеты, отражаясь от стен, сзади кто-то застонал…

Вот они…

Первый лейтенант Ки сорвал с разгрузки последнюю светошумовую гранату, отправил вслед за первой. Непонятно что произошло первым — у русских заглох автомат или взорвалась еще одна граната. Держа наготове штурмовую винтовку и включив фонарь на «максимум», чтобы ослеплять противника, Ки кошкой рванулся вперед…

Их вытащили из лаза одного за другим, положили на присыпанную пеплом и пылью землю, под дулами штурмовых винтовок. Их подняли третьими по счету, первым вытащили злополучный контейнер, потом подняли двоих раненых морпехов. Потом начали подниматься и бойцы абордажной команды — возбужденные боем, чумазые, пропахшие порохом. Последним поднялся сам главный старшина Ки…

Видя, в каком состоянии находится его подчиненный, Ругид сам подошел нему.

— Что с вами?

— Извините, сэр… — Ки слега пошатывало… — я применил светошумовые, чтобы хоть как-то обезопаситься от встречного огня. Израсходовал все восемь штук которые у меня были. А когда в тесном помещении взрывается светошумовая… даже если принять меры предосторожности, все равно плохо, сэр… А если восемь штук подряд… извините…

Ки вырвало, он едва успел отвернутся…

— Идите к санитару, он окажет вам помощь…

— Не стоит, сэр… Просто надо немного поспать…

— Покажитесь санитару, главный старшина! — в голосе Ругида лязгнул металл — по возвращении на базу будете представлены к награде.

— Спасибо, сэр…

— Покажитесь санитару… — Ругид подошел к этому проклятому ящику, из-за которого и началось все это дерьмо удивился какой он маленький… — Вермеер, здесь все нормально? Нас до базы живыми довезут?

— Нормально, сэр… — Вермеер показал дозиметр — я замеряю уровень каждые десять минут. Утечки нет.

— Хорошо. Твое отделение охраняет контейнер, Вермеер.

— Есть, сэр!

Русские…

— Кто-нибудь знает здесь русский!? — крикнул подполковник, чтобы все его слышали…

— Я знаю, сэр… — подбежал лопоухий паренек из отделения Джонсона — рядовой первого класса Гурвич, сэр!

— Русский?

— Еврей, сэр. Но это почти то же что и русский.

— Перевести мои слова сможешь?

— Почту за честь, сэр!

— Тогда пошли… И вызовите кто-нибудь вертолеты для эвакуации! Мне не терпится унести ноги отсюда!

Русских было всего четверо, их охраняли люди из отделения Полянски. Охраняли не на шутку — даже сейчас их боялись…

— Сэр! — Полянски вытянулся перед командиром.

— Полянски… Что у нас здесь?

— Сэр, двое готовы. Один с тяжелым ранением, один с ранением средней тяжести. Они связаны, сэр, можете их допрашивать…

— Спасибо, Полянски, пока свободен… Э… ты русский знаешь?

— Никак нет, сэр, я знаю польский…

— А это не одно и то же?

— Никак нет, сэр!

Ругид умел понимать других людей, и сейчас он заметил что Полянски не на шутку обиделся. Чему — подполковник просто не мог понять. Что такого в том, что человек знает русский язык? Что такого в том чтобы выучить русский язык — ведь Ругид знал, что он сильно схож с русским, а за знание языков в армии и КМП САСШ полагалась доплата — и за знание двух языков естественно она была больше чем за знание только одного. Тем более — за знание русского, языка вероятного противника. Но тем не менее — Полянски русский учить отказывался наотрез, даже зная что за знание русского ему повысят денежное довольствие. И сильно обижался, когда его кто-то путал с русским. Для подполковника Ругида такое поведение его подчиненного было просто диким, он не упускал шанса подколоть его насчет этого. Как сейчас, например…

— Их обыскали?

— Да, сэр… Еще в норе. У каждого — устройство самоликвидации, взрывчатка. Первый лейтенант Ки едва успел, если бы их не оглушило взрывами светошумовых — так бы все и остались там в норе, и наши люди тоже, сэр…

Подполковник Ругид всматривался в окровавленные лица русских, в изорванный камуфляж и снаряжение. Бросил мельком взгляд на кучку оружия, исправного и поврежденного, вытащенного морпехами из норы, отметил, что на обычное пехотное оно никак не походит. Значит, русский спецназ…

Господи… Это же пацаны совсем…

— Который легко ранен?

— Этот, сэр… — подполковнику показали на одного из лежащих на спине русских…

— Переводите, рядовой… Я подполковник корпуса морской пехоты Североамериканских соединенных штатов Тимоти Ругид. Вы захвачены с грузом, принадлежащим правительству Североамериканских соединенных штатов. Прошу назвать свое имя, звание и личный номер. Я знаю, что вы состоите на службе в русской армии…

Рядовой перевел. Подполковник долго ждал ответа. И не дождался…

— Послушайте, солдат… Я не знаю вашего звания, поэтому обращаюсь к вам именно так. В том что вы ответите на мои вопросы нет ничего плохого. Согласно правилам Женевской конвенции по обращению с военнопленными вы можете сообщить мне эти данные, чтобы я мог сообщить о вас правительству вашей страны.

Русский упорно молчал. Хотя по глазам подполковник догадался, что смысл его слов он понял и без переводчика…

Вот так…

Подполковник Ругид поднялся на ноги, понимая, что спрашивать бесполезно. Теперь надо было решать — что с ними делать дальше…

Война не объявлена, захваченное лицо отказалось сообщить о своей принадлежности к регулярным войскам того или иного государства, захваченное лицо действовало против интересов Североамериканских соединенных штатов и стреляло в офицеров морской пехоты САСШ. Следовательно, подполковник мог считать попавшее ему в руки лицо повстанцем. Согласно Полевому уставу по противоповстанческим операциям [Реальный документ, Counterinsurgency Field manual, совместный документ Армии САСШ и корпуса морской пехоты САСШ, авторы — генерал Дэвид Петреус, генерал Джеймс Эмос и полковник Джон Нал] пленного повстанца следовало подвергнуть пыткам для получения от него развединформации, а потом — ликвидировать.

Но подполковник играл по собственным правилам. Он знал, кто писал этот полевой устав — реальных людей, майоров, подполковников, полковников, а не тех генералов, чьи имена были указаны на обложке. Все они прошли Мексику, Колумбию, Венесуэлу, Сальвадор… Маленькие грязные войны, победа в которых, если ее и удается достичь, не укрепляет, а разлагает армию. Ругид знал, насколько искалечена у этих людей психика — кое-кто уже покончил с собой, сделал Кольт своим последним собеседником, не в силах жить после того, что совершил. И Ругид знал, что достойно выигрывать тоже надо уметь — это умение не менее важно, чем умение достойно проиграть.

— Санитар! — крикнул он.

— Сэр! — к подполковнику подбежал ротный санитар с большим рюкзаком с красным крестом.

— Как наши раненые?

— Оба легко, сэр. Рикошетами. Тумбс месяц похромает…

— Хорошо. Окажите помощь русским. Я хочу, чтобы они остались в живых.

— Сэр, это же русские… — встрепенулся Полянски, и осекся под тяжелым взглядом подполковника…

— Вот именно. А мы — североамериканцы. И все мы солдаты — и мы и они. Я был бы рад, если бы в Корпусе морской пехоты служило побольше таких солдат как эти русские.

На горизонте из-за горных вершин уже доносился едва слышный, мерный рокот лопастей эвакуационных вертолетов…

 

12 августа 1996 года. Ипсвич, графство Саффолк. Шантри — парк

Жизнь показала, что затея с «ярким пятном» оправдала себя на все сто. Только два раза нас останавливали, и ни разу не произошло ничего такого, что заставило бы меня понервничать. Два молодых человека в путешествии. Почему не с девушками? Хм… как бы ответить на этот вопрос, так чтобы не нарушить чьи-либо права на свободные сексуальные предпочтения. Слава богу, что в Великобритании так все запущено. Существует несколько ассоциаций геев, очень влиятельные, в их рядах большое количество членов, как Палаты общин, так и Палаты лордов, лордов среди геев даже больше. Существуют законы, которые защищают права геев, даже если посмотреть на них не так, не говоря уж о том чтобы высказать к ним свое отношений — можно запросто поиметь неприятности с полицией. Поэтому, прикинуться геями — один из способов пройти по улице и проехать по дороге незамеченными. Жаль, что не придумал еще женскую одежду подкупить. Но и броского макияжа для маскировки вполне хватало…

С другой стороны — людям с нормальной ориентацией смотреть на геев просто омерзительно, проверять документы тоже омерзительно, поэтому они стараются отделаться от таких вот… как можно быстрее. И если проверяющих спросить кто только что тут проезжал, ответ родится автоматически — п…расы. Так нас и запомнят — никто не будет под слоем макияжа искать подозреваемых в измене и терроризме.

Серьезные меры безопасности распространялись только на сам Лондон, а здесь — мимолетный взгляд на документы и — счастливого пути, сэр. Один раз констебль… такой же альтернативный, расспросил меня о повадках машины и с моего разрешения сфотографировал ее. Еще один раз я заметил в зеркало заднего вида, что один дорожный полицейский, брезгливо листанув наши документы и пожелав счастливого пути, как мы отъехали — плюнул нам вслед. Вот и все.

Человека, который пришел на встречу я знал — более чем хорошо. Это тоже, кстати, старая практика разведки — по возможности на встречу приходит тот человек, которого ты знаешь лично. Так проще налаживать контакт. Тем более — с тем оперативником — деятельность которого в настоящее время под большим вопросом.

Грея я отправил кататься по Вэлли-роад — это такая улица, что-то типа Садового кольца в Москве. Ну, как объездная, только в центре города. Весьма удобная, кстати планировка…

Владимир Дмитриевич Ковач сидел на парковой скамейке и кормил голубей — бросал им корм из пакетика, который он купил на входе в парк у смотрителя. В своем тяжелом, плотном trench-coat, скрывающем серо-стальной костюм-тройку, с тростью в руке и старомодных роговых очках на носу он как нельзя лучше подходил под определение «настоящий британский джентльмен». Он не пытался выглядеть британцем — он был британцем, и это — после стольких лет жизни в России. Мало кто может настолько органично выглядеть в чужой среде…

Я присел на скамейку рядом с ним.

— Сэр?

— Рад тебя видеть… — негромко отозвался Ковач, наблюдая за кипящим серокрылым птичьим ковром у своих ног — пусть и в… несколько непривычном и вызывающем виде, но все же рад.

— Я тоже… сэр…

— Натворил ты дел…

Я ничего не ответил — и так понятно, что натворил.

— Ты не хочешь возвращаться?

— Да.

— Почему?

— Сложная история, сэр. И долгая.

— А я что, куда-то тороплюсь?

— Хорошо… — я потер щетину, отросшую у меня за последний день, забыл побриться — началось все с Лондона. С той самой бомбежки. К нам в Белфаст прислали группу. Двое. Один — суперинтендант Такер, с виду штабной. Второй — констебль Грей — проходил службу в САС, его перебросили к нам на усиление. Риджвей, мой непосредственный начальник, прикрепил его ко мне в пару. Так и не расстаемся…

— Не расстаетесь? — поднял бровь Ковач.

— Он в миле отсюда. Не больше…

— Он знает?

— Нет.

— Уверен? Это не шутки.

— Нормально… Это не тот который…

— Тот самый, сэр. Вы знаете?

— Сделал… домашнюю работу. Чрезвычайный розыск по обвинению в терроризме.

— Он считает, что я работаю на местные спецслужбы, на высоком уровне, в королевской полиции — под легендой.

— Верит?

— Скорее всего.

Ковач помолчал.

— Не так уж плохо. Любая хорошая ложь в основе своей имеет правду. Известный вам человек не ошибся в выборе….

— Как он?

— Ловит рыбу. Сейчас он собирается выйти в море и половить рыбку там. Морская рыбалка. Слишком сильно море заволновалось. Вы в курсе, что происходит в мире?

— Нет, как то не сподобился… Не до этого было.

— Это уже неважно, что случилось, то случилось. Через Английский канал идет эскадра. Сейчас — самым малым ходом.

— Вот как?

— Да. Что-то с техникой. Но я прервал, продолжайте…

— Грея поставили в пару ко мне. Всех нас перебросили на расследование североирландских корней того что произошло в Лондоне. Это не считая обычной работы, от которой нас никто не освобождал. У меня был осведомитель, фамилия О'Доннел. Электрик по профессии, из сочувствующих, но не активист. Много пил.

— Пил?

— Вот именно, сэр. Пил. Он упоминал до этого, что к нему подходил Кевин О'Коннел, один из региональных командиров ИРА, приносил ноутбук с какой-то непонятной программой. Просил подобрать какой-то провод, нестандартный для подключения ноутбука к чему то…

— Например, к системе управления огнем… — мгновенно дошло до Ковача.

— Точно, сэр. Вы же понимаете…

— Понимаю. Варианты просчитаны — скорее всего, это был миномет с автоматической карусельной подачей мин. Возможно — к нему.

— Возможно. Я допросил О'Доннела вместе с Греем. Через день с небольшим его похитили. Я попытался его освободить с боем…

Сейчас я был благодарен Ковачу за то, что он не задал глупый, и вертящийся у многих на языке в такой ситуации вопрос — зачем? Потому что, по-настоящему я и сам не знал ответа на этот вопрос…

… с боем освободить его не удалось, осведомителя зверски убили, после чего устроили засаду и на нас. Мы вырвались — хотя и с ранениями, потеряв при этом служебную машину. В итоге — меня отстранили, Грея — нет.

Ковач впервые отвлекся от голубей, повернулся ко мне.

— Ты понимаешь, в каком случае это может быть.

— Понимаю. Его завербовали, чтобы найти русского агента в рядах британских сил правопорядка в Северной Ирландии. Они называют это «адепты стужи»…

— Он тебе это сказал?!

— Да сэр. Мне удалось его расколоть.

Ковач снова помолчал собираясь с мыслями.

— Подробнее…

— Двое. Один из них седой, бородатый, невысокий, с трубкой. Гулкий голос. Монтескью, сэр?

— Возможно…

— Вербовал второй. Пожилой, старше Монтескью. Невысокий, с добрыми глазами.

Говоря все это я внимательно наблюдал за реакцией Ковача. И заметил, как с каждым произнесенным словом в глазах появляются озабоченность и даже страх. Он знал того, кого я описал. Точно знал кто это. И не только знал — но и боялся.

Кто же это, черт возьми…

Ковач вдруг понял, что я сумел «прокачать» и его — получил информацию, которую он давать не хотел. Но не разозлился, а дружески улыбнулся — впервые за все время этого разговора.

— Знаешь… Если тебе доведется встретиться с этим вторым… «с добрыми глазами»… самое лучшее что ты можешь сделать… в общем беги от него и не оглядывайся. Это тебе на будущее.

— Кто он?

— Неважно. Мы полагали, он уже не вернется к активной деятельности. Но горбатого… неважно, в общем.

— Я продолжу. Только по выходу из больницы я получил сигнал на отзыв — это можно проверить по тому когда я послал свое письмо. После этого я уже бросить не мог.

— Это не твоя война… — помолчав сказал Ковач.

— Теперь — моя. Я кажется, знаю этого подонка…

— Которого?

— Того который работает в Лондоне. Мы настигли О'Коннела в Ирландии. Его застрелил снайпер из мощной винтовки. Думаю — это тот же самый.

— Почему?

— Больше некому. То, что произошло в Лондоне недавно, и то что происходит там сейчас — все это взаимосвязано. Это — звенья одной цепи и связано все это через полковника.

— Кого?

— О'Коннела. «Полковник» — это его кличка. Он знал что произошло тогда в Лондоне, а скорее всего сам все и организовал. Кто-то очень не хотел, чтобы полковник заговорил и послал снайпера. Первое убийство в Лондоне произошло на третий день после убийства «полковника». Таких совпадений не бывает.

— Ты видел его?

— Нет. Не видел. Снайпера в таком случае увидеть невозможно, на то он и снайпер. Почерк — полностью совпадает.

— Этим займемся мы.

— Этим должен заняться я. Я для него приманка. Я приманка для всех британских спецслужб. Если я просто уйду на дно — они победили! Они смогут устроить скандал, даже тогда когда я будут в России.

— Хорошо… — после паузы сказал Ковач — что ты собираешься делать?

— Выход только один. Спросить у того, кто знает. Знают — двое, это единственные ниточки, которые остались.

— Кого ты имеешь в виду? — недоуменно спросил Ковач.

— Монтескью и невысокого. Один из них должен что-то знать — а скорее всего, знают оба. Единственный способ получить информацию быстро — спросить одного из них, спросить с пристрастием.

Ковач откинулся на спинку скамейки. Бросил щепоть корма на дорожку — и голуби кинулись со всех сторон.

— Этого нельзя делать — наконец изрек он.

— Почему?

— Как вы это себе представляете, сударь? Вы понимаете, что их охраняют, каждого как минимум десять человек. Это секретоносители высшей категории. Их не взять.

— Ошибаетесь. Я как-никак разведфак заканчивал. А потом в Бейруте и Белфасте стажировался. Можно их взять, можно вообще взять любого человека. Не знаю пока как — но можно. Убить — можно без вопросов, взять живыми — сложно, но тоже можно.

— Для этого нужно как минимум отделение.

— И снова ошибаетесь. Для этого нужны мы двое — я и Грей. Оба мы хотим задать вопросы, это наше личное дело. Отделение — его надо перебросить в Лондон, разместить, вооружить, вывести к объекту, причем в особо охраняемый район, а потом надежно вывести оттуда, вместе с добычей и разъяренными британцами на хвосте. Не справятся четверо — не справится никто. Меня учили так.

— Вас только двое.

— Полэкипажа. У обоих специальная подготовка. Справимся. Чем больше людей — тем больше мишеней….

— Нереально. Кроме того, мы рассоримся с Секретной разведывательной службой раз и навсегда, это чревато…

Чревато…

Опасения Ковача я прекрасно понимал. Каждая крупная разведка мира должна была засылать своих людей в страны, являющиеся потенциальными противниками. Часть проникала нелегально и работала под легендами и подложными документами гражданина или подданного страны пребывания, большая же часть работала под прикрытием либо дипломатическим, либо коммерческим. В качестве коммерческого прикрытия обычно было либо рабочее место в представительстве национальной авиакомпании, либо банка либо страховой компании, либо чего-то в этом роде. Большая часть таких вот «агентов» контрразведке страны пребывания была известна.

И тут возникал щекотливый и деликатный вопрос. Что с ними делать? Убить? Тогда в ответ убьют твоего человека в другой стране, ты опять кого-нибудь убьешь, и твои противники кого-нибудь убьют — и это никогда не кончится. Работать так нельзя.

В результате, между крупнейшими разведслужбами мира было заключено молчаливое, никем не подписанное и не оформленное соглашение. Такие вот «полуобъявленные агенты» считались неприкосновенными, максимум что с ними можно было сделать — выдворить из страны, поймав на месте совершения акта шпионажа. Или судить с последующим обменом на провалившегося своего разведчика, легального или нелегального. Насчет разведчиков с дипломатическим прикрытием было намного проще — любая страна могла объявить, что не желает больше терпеть тех или иных лиц в составе дипломатических представительств, и страна, которую такие «дипломаты» представляли, обязана была немедленно отозвать их. Часто после этого следовал аналогичное выдворение с другой стороны.

А вот насчет нелегалов, да еще «специалистов по активным действиям», как благозвучно именовали диверсантов, никакой договоренности не было. С ними можно было делать все что угодно, если удалось взять. Но иногда мстили и за них — тайно и жестоко.

— Сударь, я не являюсь сотрудником разведслужбы.

Смешно — но кадровым сотрудником разведки я и в самом деле не являлся, я был морским офицером, находящимся в длительной специальной командировке.

— Британцам этого не объяснить.

— Я не к тому сказал. А к тому, что я просто отсюда не уеду, пока не разберусь со всем этим дерьмом…

Ковач молча бросал корм голубям, голуби бурным курлыканьем выражали свою радость, кидались на крошки, подпрыгивали, самые смелее даже подлетали к руке…

— Я вам скажу одну вещь… — начал Ковач — в свое время в разведку был закрыт путь людям из армии и флота. Догадываетесь почему?

— Стрелять любят?

— Дело не в этом — хотя и в этом тоже, конечно, разведчик кончается как разведчик в тот самый момент, когда достает пистолет. Дело не в этом. Просто в армии свой способ решения проблем — а у нас свой. Вы никогда не посылаете человека туда, куда можно послать пулю, мы же посылаем именно человека. И мы посылаем его туда не на день, не на неделю — он годами должен работать в чужой стране, в чужом окружении, под легендой, по крупицам собирая информацию. Если мы находим угрожающее нам лицо или объект — мы следим за ним. Все это потому что если уничтожить до срока — на его месте просто будет другой, о котором мы ничего не знаем. Вы же, армейские, очень нетерпеливые люди. Пришел, увидел, победил — вот ваш девиз. Вы слишком нетерпеливы, вы уничтожаете цель — и не задумываетесь о том что будет после того как вы ее уничтожите…

— Я с флота, сэр… — напомнил я — и нашу работу тоже должен кто-то делать.

Ковач высыпал остатки корма из пакета на дорожку.

— Известное вам лицо предписало оказать вам полное содействие. Если вас интересует мое мнение — это авантюра. Смертельная. Вам надо просто эксфильтроваться. Прямо сейчас, пока вас не схватили и не стало еще хуже. Но… я слишком заговорился… что вам потребуется для выполнения задуманного?

Я задумался.

— Не так уж и много. Два комплекта документов. На меня и на Дориана Грея, он служил в САС. Фотография его у вас найдется?

— Найдется.

— Далее. Немного денег. Тысяч пять фунтов будет достаточно. Машина, чистая, подержанная. Несколько лежбищ в периметре большого Лондона в тихих местах. Два набора для грима, хороших. Если можно — удостоверение сотрудника правоохранительных органов, которое хотя бы есть в базе. И конечно же, оружие…

 

12 августа 1996 года. Вашингтон, округ Колумбия. Овальный кабинет Белого Дома. Заседание Совета национальной безопасности САСШ

«Если американский народ когда-нибудь позволит частным банкирам контролировать эмиссию денег сначала через инфляцию, а затем — дефляцию, банки и корпорации, которые расплодятся вокруг них, лишат народ собственности в такой мере, что дети окажутся бездомными на земле, завоеванной их предками».

Томас Джефферсон, третий президент США, автор Декларации независимости.

В этом мире, стабильном и сильном, но одновременно очень жестком, крупное государство, либо государство, имеющее серьезные природные ресурсы само по себе выжить не могло. Оно могло выжить либо само становясь империей, либо принимая на себя вассалитет, то есть заключая договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с империей, в зоне влияния которой оно находилось. Суть и смысл договора в каждом случае была своя. В некоторых случаях от страны оставалась одна оболочка, причем граждане этой страны становились гражданами второго сорта по сравнению с гражданами страны гегемона. Так поступала обычно Британия и Япония. В некоторых от страны тоже оставалась одна оболочка — но империя не просто брала новую страну в свое содружество, но и предпринимала конкретные шаги по обороне и развитию данной территории, предоставляя ее гражданам такие же права и блага, как и своим гражданам. Такая политика обычно была присуща Русской империи. В некоторых случаях договор касался только вопросов совместной обороны и внешней политики а остальное отдавалось на откуп стране-вассалу, но только в случае если руководитель страны-вассала будет платить определенные суммы за покровительство. Так обычно поступали североамериканцы. Каждый вел свою колониальную политику, но суть ее всегда оставалась одной и той же — есть сильные и непоколебимые страны, достойные называться империями — и они определяют судьбы более слабых стран и народов.

Сложно дать четкое определение, что такое империя, для того чтобы заслужить это право недостаточно было только одной грубой военной силы. Империя, прежде всего, отличалась от обычных государств тем, что цели и задачи в ней ставились не до очередных выборов, а на десятилетия, если не дольше. Преемственность — вот основа и суть стабильности. Преемственность политики, преемственность власти, преемственность силы. Империю невозможно построить за два президентских срока, на это нужны десятилетия труда. Вот например, страны южной Америки. Бразилия и Аргентина — в тридцатые и сороковые если и не Аргентина, то Бразилия уж точно обладала всеми чертами империи. И — не смогли, свалились в какие то поиски правды жизни, в череду военных сменяющих один другого в ходе военных переворотов. По хорошему, кому-то надо было расстрелять весь генералитет, все офицерство от подполковника включительно — потому что армия, устраивающая настоящие государственные перевороты раз в несколько лет и решающая кто будет править государством — это уже не армия. Так, лет за двадцать, Бразилия растеряла все свое влияние и сейчас была всего лишь американским вассалом. Очень неспокойным — вторым по неспокойствию после Мексики.

Из всех стран, бесспорно являвшихся империями и активно осуществлявших свои имперские права, выделялись Североамериканские соединенные штаты. Эта страна в своем роде была уникальной. Единственная страна, которая имела колониальные владения (то что это не было оформлено вассальным договором ничего не значило, по факту это были именно колониальные владения), и при этом имела демократическую систему правления и регулярно, раз в четыре года выбирала Президента. Причем хоть срок президентства юридически не был ничем ограничен — по факту, по традиции Президент САСШ не имел право занимать свой пост больше двух сроков подряд.

Многие историки и политологи считали Североамериканские соединенные штаты феноменом. В условиях постоянной политической борьбы, в условиях возможности нахождения у власти людей с самыми разными политическими взглядами, подчас диаметрально противоположными, страна не может стать островом стабильности, не говоря уж о том, чтобы быть опорой для других стран. Для достижения стабильности нужна долговременная несменяемая власть возможно с какими то ограничениями, но ни в коем случае не становящаяся переходящим кубков, который получает на время то одна политическая группировка, то другая. При демократическом строе такое построение властной вертикали было невозможно, годилась только монархия. Однако САСШ, даже без монархии и со свободными выборами каждый четыре года умудрялась не только не развалиться, но и развиваться, обгоняя в этом подчас все монархические империи мира. Этот феномен приводил политологов в изумление.

Все дело было в том, что помимо публичной власти, в Североамериканских соединенных штатах была и вторая власть — тайная. Вот эта власть и обеспечивала преемственность политики страны, умело манипулируя обеими основными политическими партиями.

Чтобы понять, откуда взялась эта невидимая тайная и недобрая сила, надо обратиться в далекие, очень далекие времена. В 1215 году король Великобритании Иоанн Безземельный, под нажимом крупных феодалов подписал так называемую Магна Карта [Magna Charta Libertatum, так назывался этот документ на латыни] или Великую Хартию вольностей. Это был довольно обширный по размерам и необычный для своего времени документ где король предоставлял неотъемлемые привилегии баронско-феодальному сословью. В этой Хартии был пункт, на который обычно не обращают внимания — но при этом он очень важен. Один из пунктов Магна Карта запрещал начислять процент на долг под страхом смерти. Пункт этот для феодалов был очень важен как инструмент давления на ростовщиков. Феодалы были людьми воинственными и нехозяйственными, часто они брали деньги в долг и забывали долг отдавать. Эта статья была инструментов давления на ростовщиков в таком случае — мол если не простишь долг, я дам присягу в суде что ты дал мне деньги под проценты и тебя казнят. И так продолжалось несколько веков — то была эпоха рыцарства. Но любая эпоха когда-нибудь заканчивается.

В 1694 году король Англии Вильгельм Оранжский, находясь в весьма стесненных обстоятельствах — шла война с Францией, знаменитая Столетняя война, продолжавшаяся на деле сто четырнадцать лет и приведшая британское хозяйство в совершенный упадок, для продолжения войны занял у британских ростовщиков и банкиров ни много ни мало одну целую две десятых миллиона фунтов стерлингов (тогда это было больше чем весь годовой бюджет страны), под высокие даже сейчас, а тогда и подавно восемь процентов годовых. Дополнительным условием, на котором настояли банкиры, было подписанное королем письмо, отменяющее смертную казнь за ростовщичество, и разрешающее выдавать денег больше чем у них есть на вкладах. В те же годы возник Банк Англии. Эпоха рыцарей прошла, настала эпоха тайных обществ. Тогда же начали образовываться две крупные, борющиеся за власть группировки — группировка банкиров и группировка аристократов.

Противоборство аристократов и банкиров постепенно приняло более скрытные, но и более жестокие формы. Оно перекинулось из колоний в метрополии — так во время Гражданской войны в САСШ аристократы в основном поддерживали юг, где у них были деловые интересы, банкиры же поддерживали бурно растущий промышленный Север. Кто победил — думаю, не стоит напоминать…

Отделение САСШ от Великобритании и провозглашение Декларации независимости для банкиров было сущим подарком. Наконец то появилась страна, которая была свободна от родового порока — аристократии и аристократического правления. Эта страна могла в потенциале стать той площадкой, тем сверкающим градом на холме, откуда можно было бы контролировать весь мир, все человечество. Но для этого надо было еще много чего сделать…

Мало кто помнит сейчас имя Фредерика Хайнце и его трастовую компанию Никербокер — между тем именно с этого начался финансовый спрут опутавший своими сетями весь североамериканский континент.

Фредерик Хайнце родился в одна тысяча восемьсот шестьдесят девятом году в Бруклине, в добродетельной семье. Получил диплом горного инженера, начал работать в Монтане, на медных приисках. Там же, купив крошечный участок земли он атаковал судебными исками компанию Amalgamated Copper Mining Company, за которой стояли ни кто иные как Херсты, одна из богатейших семей Северной Америки. Своими исками он привел их в такое отчаяние, что в качестве отступных ему дали десять миллионов долларов — огромные деньги по тем временам — и он отправился покорять с ними Нью-Йорк.

В Нью-Йорке он нашел компаньона по спекуляциям — некоего Чарльза Морзе, который непонятно каким образом заполучил свои руки контрольный пакет банка Bank of North America. С накопленными активами оба компаньона принимаются за дело — приобретают контрольный паке сначала Торгового национального банка а потом и трастовой компании «Никербокер» — одного из крупнейших банков того времени с восемнадцатью тысячами вкладчиков, и шестьюдесятью пятью миллионами долларов активов. Дальше начались новые махинации, любой разумный человек скажет, что в одиночку, без мощной финансовой поддержки их невозможно было совершить.

Кончилось все плохо. Паника 1907 года, массовое изъятие денег вкладчиками, надвигающийся крах экономики и вот тут то вышли на сцену те, кто это все и организовывал. Банкиры, за которыми стояли старые, накопленные веками деньги полученные еще от ростовщичества в Европе. Скупив на корню подкошенную паникой 1907 года банковскую систему Америки, они создали то, чего еще не было в истории человечества. Федеральная резервная система — частное финансовое учреждение, получившее возможность печатать деньги! Всегда и везде печатание денег было неотъемлемой привилегией власти — в САСШ же отныне деньги печатали частные лица. А кто держит в руках деньги — тот держит в руках все.

Особенно политиков. Политиков при необходимости купить проще всего. Если политик выборный — то это порождает две проблемы. Первая проблема — политик понимает, что рано или поздно его на посту сменит другой точно такой же политик, а поскольку все хотят кушать — то он старается извлечь из своей должности как можно больше, пока ее не отняли. А тот, кто хранит деньги этого политика — то есть банкир — знает обо всех его проделках, подпадающих под ту или иную статью уголовного законодательства. Вторая — политику нужны деньги на перевыборы. Перевыборы с каждым годом обходятся все дороже и дороже, политиков продают как товар, с обильной рекламой на телевидении, со всеми прочими пиар-ходами. А кто на это на все даст деньги как не банкир…

Вот поэтому то Североамериканские соединенные штаты — страна финансового капитала — держалась, оставалась и империей и великой державой с колониальными владениями. И какой бы президент не занимал свой пост — к каждому находился подход. А вся чушь насчет имперского президентства, задуманная еще Никсоном — так красивых слов можно сказать много, суть же остается одна. У кого деньги — тот и прав.

Совет Национальной безопасности, как и многие другие инструменты президентской власти в САСШ был инструментом достаточно гибким, его влияние от президента к президенту то возрастало, то падало почти до нуля. Максимального расцвета он достиг при Рейгане актере-президенте, объявившем крестовый поход против империи зла — России и ничего этим не добившийся, только надорвавший бюджет и влезший в долги. Президент Рейган сам по себе был личностью интересной — пустой, недалекий, фанатично верящий человек, имеющий очень тесные связи с калифорнийским лобби военных промышленников, он сделал Совет национальной безопасности едва ли не главным проводником своей политики. Любой, кто смог бы на нем побывать в те времена, ужаснулся бы и сделал вывод, что Русская Православная Церковь, объявившая Рейгана действующим по воле Сатаны, не так уж и не права. На заседания СНБ допускались христианские фундаменталисты, они выступали там с проповедями, метали громы и молнии заводили и себя и всех присутствующих. Некоторые открыто молили о скорой ядерной войне как о Судном дне, предсказанном Библией. В СНБ того времени почти не было здравомыслящих людей, способных понизить градус этих собраний, верховодили «ястребы» — Уайнбергер, Миз, Кейси. Активно во все вмешивалась и нередко присутствовала на заседаниях СНБ Нэнси Рейган. Почти весь второй президентский срок Рейган был настолько тяжело болен, что страной от его имени управлял триумвират Уайнбергер-Кейси-Нэнси Рейган. За время правления Рейгана начался бурный экономический рост, но держался он на военных заказах и долгах которые надо отдавать. Государственный же долг за время его правления возрос в три раза.

В восемьдесят восьмом на пост президента был избран наиболее умеренный и здравомыслящий человек команды Рейгана (так, по крайней мере, казалось). При нем политика Рейгана продолжалась правда в более смягченной форме, влияние СНБ пошло на спад, потому что в нем сидело много представителей калифорнийского лобби, Буш же был техасцем. При нем же, Североамериканские соединенные штаты вторглись в одну из стран своего влияния — в Мексику, вознамерившуюся проводить собственную политику. Относительно быстро разгромив мексиканскую армию и поставив на правление своего человека, американцы столкнулись с вялотекущей войной в городах и с резким усилением влияния наркомафии в стране. Разбежавшихся солдат и полицейских собрали под свое крыло наркомафиози — и война продолжилась, только в форме восстания. Не стабилизировалась обстановка и до сих пор…

Президент Уильям Джефферсон Клинтон к СНБ относился двойственно. С одной стороны — у него не было особого опыта в управлении государством, он вынужден был полагаться на мнение компетентных людей и СНБ как инструмент для общения со специалистами в военной области и области безопасности его вполне устраивал. С другой стороны — то, в каком состоянии он нашел этот орган, придя в белый дом, его ужаснуло.

В отличие от своего предшественника совещания СНБ он проводил в Овальном кабинете — он был тесный и на основании этого на заседания можно было не приглашать людей, которые очень стремились на них попасть и которым делать на них было совершенно нечего. Поскольку на носу были выборы и большая часть команды президента работала на его переизбрание — в суть дела он посвятил только двоих — Госсекретаря Уоррена Кристофера, который оставался в Вашингтоне «на хозяйстве» пока президент и вице-президент разъезжали по стране и агитировали избирателей, и министра обороны Уильяма Перри, бывшего бизнесмена из Калифорнии. Каждый из них должен были обсудить русское предложение о строительстве стратегического моста на Аляску в узком кругу своего ведомства и дать ответ. К сегодняшнему дню ответ должен был быть готов…

Совещание началось примерно в восемь — примерно, потому что из-за предвыборных поездок все графики летели ко всем чертям. Президенте появился в своем кабинете, когда на горизонте только брезжил рассвет и дороги ведущие к Вашингтону были почти пусты — он сам видел это с борта вертолета. Появившись в своем кабинете, он первым делом выпил одну за другой две чашки кофе, потер ломившие виски. Господи, в тринадцать ноль-ноль он уже должен выступать в Индиане, в одном из университетов. Проклятые мужланы… [в САСШ каждый штат имеет свое прозвище, Индиана — штат мужланов]

Министр обороны появился вовремя, как и подобает бизнесмену — до своего назначения он занимался бизнесом и умел ценить свое и чужое время. К президентской команде он не принадлежал, был подобран партией — поэтому с президентом он поздоровался холодно сугубо протокольно…

Госсекретарь, отношения с президентов у которого были намного теплее старый испытанный боец, юрист как и сам Президент, но адвокат а не прокурор, немного опоздал — впрочем глядя на него этому не стоило удивляться. Мешки под глазами, сами глаза красные от недосыпа, серый, нездоровый цвет кожи.

— Это тебе не Верховный суд, да Уоррен… — не упустил возможности подколоть госсекретаря президент.

— Ни за что не поменяюсь с вами местами, сэр… — устало проговорил Кристофер — тем более за ваше жалование…

Это тоже была тонкая подколка. Все знали, что адвокатом и партнером фирмы О. Мелвини и Майерс Кристофер зарабатывал куда больше, чем зарабатывает президент, а сам президент особым богатством не отличается. Что даже странно — в САСШ за редким исключением на высший государственный пост не избирались люди, не заработавшие несколько миллионов долларов.

— Итак? — президент испытующе посмотрел на своих подчиненных — времени мало а вопрос серьезный. Может, изложите то, до чего додумались ваши высоколобые аналитики?

— Государственные мужи переглянулись.

— Сэр, это ловушка — начал Перрри — русские готовят нам ловушку. Нельзя попадаться в нее ни в коем случае.

Интересно…

— Почему же? Мне предложение кажется очень здравым. Тем более что русские берут на себя справедливую долю финансирования, а вокруг этой дороги мы сможем создать немало рабочих мест. Русские строят подобные дороги десятилетиями, на них уходят огромные ресурсы — но они не строили бы их если это не окупалось бы. Такая дорога даст работу сотням тысяч людей.

— И лишит работы сотни тысяч людей. — мрачно заметил Кристофер.

— Вы о чем?

— Я о портовых рабочих и о моряках, сэр. О профсоюзах. Совсем бы не хотелось попадать в такую же ситуацию, как Рейган попал с авиадиспетчерами. Тем более что дорога будет в будущем — а профсоюзы взовьются уже сейчас.

Профсоюзы были скорее проклятьем Северной Америки, нежели ее достижением. Особенно это чувствовалось перед выборами. Многие профсоюзы контролировала организованная преступность. Бизнесменов шантажировали неприятностями с профсоюзами, если они не будут иметь дел с мафией и платить ей деньги — это называлось рэкетом и поделать с этим ничего не могли. Состоявшие в профсоюзах рабочие проводили крайне агрессивные акции, особенно отличались этим этнические меньшинства — негры и мексиканцы. В угоду профсоюзам и принятых под их давлением законов, многие фирмы брали на работу не действительно сильных специалистов, многие из которых как на грех были белыми а продвигали вверх по лестнице всякие меньшинства, только чтобы не напороться на обвинения в расизме, сексизме и тому подобные. Иногда профсоюзы схватывались между собой — тогда дело доходило даже до перестрелок. Наконец, профсоюзы обладали заметным политически влиянием — на федеральном уровне это еще не так чувствовалось, а вот на выборах местного уровня и выборах уровня штата это влияние очень ощущалось. В итоге профсоюзы вели переговоры, политический торг и добивались того, чтобы решения принимались исходя из их узких интересов. Так и с дорогой — да, дорога делала рабочие места и в строительном бизнесе и в бизнесе железнодорожных перевозок и во всех бизнесах понемногу, потому что теперь изготовленные в Америке товары могли попасть в Российскую империю намного быстрее, нежели чем по морю. Но вот профсоюзы докеров, моряков, судостроительной отрасли это бы совсем не устроило, потому что многие в этих отраслях могли потерять работу. И на выборах, где надо угодить всем и сразу это конечно сказалось бы.

— С каких пор ты стал лоббировать докеров и моряков, Уоррен — спросил президент.

— С тех самых, как вы объявили о намерении идти на второй срок, господин президент — заметил Кристофер — эти профсоюзы сильны в Калифорнии и в Нью-Йорке — а сколько там выборщиков [в САСШ президентские выборы не прямые, а косвенные. От каждого штата избирают выборщиков, выборщики принадлежат к партиям и они уже выбирают президента. Анахронизм — но это так. Количество выборщиков от штатов зависит от количества жителей в штате, больше всего выборщиков — в Калифорнии. Может получиться и такая история, что в абсолютных голосах президент получит меньше чем его соперник — но будет избран именно он. В нашем мире так случилось на выборах 2000 года, когда президентом был избран Д. Г. У. Буш, получивший голосов меньше, чем его соперник Альберт Гор. К чему это привело — рассказывать не надо], вы наверное помните. И там и там могут быть проблемы, если мы примем этот план. Калифорния и так под вопросам после сокращения военных заказов на вас косо смотрят. Если же мы ввяжемся еще и в это — Калифорнию мы потеряем.

Президент улыбнулся.

— Возможно. А возможно и нет. Калифорнию мы скорее всего и так потеряем — или не потеряем. Но дело ведь не в этом — не так ли, господа…

— Так — подхватил Перри — действительно так, господин президент. Есть и еще одно соображение, почему мы выступаем решительно против этой стройки. Мы считаем, что русские могут использовать стратегический мост для внезапного вторжения на территорию САСШ с целью отторжения Аляски. Это может произойти в любой момент. Если сейчас нас с обеих сторон защищают океаны — то после ввода в строй стратегического моста океан перестанет нас защищать, и мы будем также уязвимы, как и европейские государства.

Любой военный специалист если бы и не посмеялся — то подверг бы эти слова серьезному сомнению. Мост — объект уязвимый, он постоянно на одном и том же месте, он неподвижен и его сложно защищать. Существующие крылатые ракеты со спутниковой системой наведения позволят уничтожить этот мост максимум за час. Так что в роли военного объекта этот мост… труднопредставим.

— Разве Российская Империя предъявляла когда — либо права на Аляску — иронично поднял бровь президент.

— Официально — нет сэр. Но у них есть поговорка — если русский флаг где то один раз поднят — он не может быть спущен. Русские контролируют значительные нефтяные запасы, вместе со своими сателлитами они доминируют на нефтяном рынке. Одни из тех немногих нефтяных бассейнов, которые они контролировать не могут — это Аляска, где запасы нефти не меньше, чем в Техасе. Кроме того — присоединив к себе Аляску, они полностью будут контролировать Арктику, мы же выхода к Арктике лишаемся. В Арктике, по мнению ученых, находятся огромные запасы нефти и газа, если русские захватят Аляску, то смогут претендовать на них единолично. И тогда русские не оставят шанса на самостоятельную политику ни нам ни кому либо другому. В их руках будет находиться наша жизнь и смерть…

Президенту эти размышления вслух совсем недавно показались бы разумными. Недавно. Но не сейчас, после разговора с наследником русского престола который точно предсказал реакцию североамериканской элиты на русские предложения.

— Но разве русские не могут атаковать нас без использования этого моста? Разве он столь стратегически важен?

— Он важен сэр. И даже не столько в военном сколько в геостратегическом плане. Захватив Аляску они смогут использовать этот мост для связи с ней, для вывоза ее богатств. Построив этот мост, мы привязываемся к евроазиатскому континенту, а этого нельзя допускать.

Пошло по второму кругу…

— Господа… — президент взглянул на часы, демонстративно взглянул — я благодарю вас за проделанную работу. Думаю к этому разговору следует вернуться после выборов. Я во многом не разделяю ваши опасения, и считаю, что в этом мире должно быть нечто такое, что когда-нибудь с полным правом назовут моим именем. Прошу сохранять все сказанное здесь в полной и абсолютной тайне. На этом — все. Штат невежливых мужланов ждет меня…

История эта имела продолжение. И Кристофер и Перри отлично знали, как делаются дела в Вашингтоне и как вершится политика. В этот же вечер, когда Президент уже очаровал мужланов и улетел очаровывать землезахватчиков, сразу в нескольких политических салонах был пущен слух о предстоящем строительстве огромного моста, железной дороги через весь континент и про все те беды, которые принесет это строительство народу Америки. Это тоже был политический инструмент — слух разошелся чрезвычайно быстро, лоббисты принялись за дело, сенаторы и конгрессмены начали плести интриги. Самый лучший способ похоронить какой то проект — это заранее сообщить об этом вашингтонскому политикуму и сделать его предметом лоббирования и интриг.

Но кое в чем интриганы просчитались. Президенту доложили о случившемся почти сразу, он как раз и хотел проверить реакцию подчиненных и их верность ему. Проверил. И сделал определенные выводы…

 

12 августа 1996 года. Северный Афганистан. Укрепленная база «Зеро». ГРАД-21

Песок…

Песок в Афганистане больше чем песок. Песок — это настоящее проклятье…

Песок в Афганистане особенный. Мелкий, мерзкий, проникающий в каждую проклятую щель. На жаре человек потеет, песок этот липнет к нему, к промокающей от пота одежде и вместе с солью превращается в наждак, стирающий до мяса…

А песчаная буря…

Сплошная, бурая стена до неба, видимость — метр не больше. В песчаной буре задыхаются люди, верблюды, ослы, в одно мгновение забиваются песком фильтры техники. Когда идет песчаная буря — остается только одно — искать себе укрытие и молиться Аллаху о спасении.

Долина… Долина, занесенная песком от прошедшей здесь песчаной бури. Мертвый, словно выжженный пейзаж, чахлая растительность, острые грани камней, выпирающие из под бурого, покрывающего всю долину одеяла…

Кажется, здесь нет, и не может быть ничего живого….

И если кто-то подумает так — он жестоко ошибется. Ошибется последний раз в жизни…

Внезапно, бурое одеяло около одного из чахлых, скрюченных кустов зашевелилось…

Человек, одетый в странный, словно засыпанный пылью камуфляж с серо-бурым лицом первым делом озабоченно посмотрел на дозиметр. Не норма конечно, но можно существовать. Потом на часы. Потом на истекающее зноем небо — солнце уже садилось за горы, но здесь все еще было очень, очень жарко…

Пора…

Человек щелкнул пальцем по закрепленному на горле ларингофону, привлекая внимание остальных…

— Начать движение!

Песок в долине зашевелился, один за другим, словно духи пустыни из-под его покрывала появлялись такие же, как он люди, в таком же камуфляже.

Шестнадцать человек.

Нас не много и не мало, нас шестнадцать человек. Все в одежде для спецназа, ладно скроенной навек….

Это поется про них — песню любят исполнять за столом причастные. Те, кто побывал. Кто прошел сквозь все это. Кто как реликвию хранит черный берет, на котором тусклым старинным серебром отливает простая эмблема — череп и кости. Те, кто со смертью на «ты».

ГРАД-21. Группа активных действий — 21, их единственное название. Они не состоят в обычном армейском штате и подчиняются только заместителю начальника ГРУ ГШ, начальнику штаба Командования специальных операций. Разведывательно-диверсионная группа специального назначения, предназначенная для подрывных действий в глубоком тылу противника, особая специализация — активные действия в пустынной и горно-пустынной местности. Эти люди умеют выживать в пустыне с одной фляжкой воды на день. Эти люди умеют искать и находить воду там, где ее никогда и не было. Эти люди умеют пережидать дневной зной, зарывшись в песок, как змеи и ящерицы. Эти люди умеют возникать из песка подобно привидениям. Один неосторожный шаг — и тебя уже нет…

Но на сей раз — их было семнадцать.

Семнадцатым был майор Тихонов, старший инструктор южного учебного центра войск специального назначения. Он прошел специальную подготовку и тоже несколько лет обучал курсантов центра действиям в пустынной местности. Только поэтому, командир ГРАД-21, майор Багаутдинов, чудом выживший в мясорубке под Искендеруном и перешедший потом в спецназ, разрешил Тихонову идти с ними. Правила здесь были предельно жесткие даже жестокие — крепость цепи определяется крепостью самого слабого его звена. Не можешь идти в пустыню, не можешь делать, что и мы — сиди при штабе и жди результата…

Или учись…

Еще Тихонов шел потому, что он знал членов пропавшей учебной группы в лицо…

Впереди, в нескольких километрах южнее лежала укрепленная база «Зеро»…

База «Зеро» была для русской разведки загадкой, хотя располагалась она не так далеко от границы — по крайней мере самые мощные системы залпового огня ее хоть с трудом — но доставали. Официально она числилась как предприятие по добыче компании «Англо-Американ», но никто уже давно не верил ни в какие официальные версии. Слишком большой объем работ был сделан в этой небольшой долине слишком удобно там все получилось. Взлетно-посадочная полоса для легких самолетов и вертолетов. Дорога — пятнадцать километров горной тропы, охраняется подвижными постами, ежедневно проверяется беспилотными летательными аппаратами. Это горная тропа хороша тем, что там столько засад — несколько мелких групп могут обороняться от мотострелкового полка. Какие-то строения, в основном подземные…

Несколько лет назад, русской разведке удалось получить материалы парламентских слушаний по проекту бюджета на следующий год в том числе и по проекту военного бюджета. В отличие от бюджета разведывательной службы, который плох тем, что делится между бюджетами десятков ведомств, армейский бюджет вполне можно заполучить. Конечно, сметы и расшифровки являются совершенно секретными — но общая сумма средств, выделенная на объект «зеро», привела русских аналитиков в уныние. Получалось, что на эти деньги можно было добуриться до обратной стороны земли, коли на это возникнет потребность. Возникло подозрение, что там строится замаскированная ракетная база для размещения на ней баллистических ракет с ядерными боеголовками…

И вот сейчас именно туда и выдвигалась группа ГРАД-21. Задачи — проведение активной силовой разведки объекта, освобождение попавшей в беду учебной группы, по возможности — захват экспериментального заряда, который с вероятностью процентов восемьдесят все еще находился на базе. И — уничтожение базы путем наведения на нее звена стратегических бомбардировщиков. Терпеть рядом со своими границами возможную ракетную базу, особенно после того как британцы нанесли ядерный удар по району находящемуся совсем рядом с границей, русское правительство было не намерено. Хамские действия требовали адекватного ответа…

И поэтому они шли к базе. Четыре группы, по четыре человека и в одной пять. Призраки пустыни, миражи. Насмерть уставшие люди, которые не намерены были отступать. Победа или смерть — девиз специальных войск.

Камни…

Багаутдинов не опасался, что здесь выставлены какие-то технические средства охраны. Не та поверхность чтобы их размещать — здесь змеи, сколопендры, много другой мерзости. И еще — песчаные бури. Датчики просто засыплет песком, а операторы будут сходить с ума от постоянных ложных сработок. На этом рубеже средствами охраны были только беспилотники, патрульные вертолеты и мобильные патрули.

Но и опытный, настороженный глаз может быть опасен, лучшего охранного средства, чем вооруженный, подготовленный и находящийся настороже человек еще никто не придумал.

Майор поднял сжатую в кулак руку — и все замерли как статуи в накрытом пеленой тумана парке. Растопырил пальцы — и все исчезли, закрывшись своими накидками и слившись с местностью. Была группа — и нет группы…

Указательный и большой палец в кольцо, выброшенные знаком «V» два пальца — и двое поползли вперед, к майору. На условном, жестово-символьном языке это означает — два снайпера ко мне.

Майор сам припавший к земле, посмотрел на подползших к нему снайперов, потом показал пальцем на ухо — слушать — и прижал палец к губам — тихо. Все трое, скользя по камням как змеи которых в этих местах было немало, двинулись вперед…

Вот оно…

Долгая караульная служба без серьезных происшествий расхолаживает солдат, и они начинают относиться к правилам несения караульной службы спустя рукава. Рано или поздно это приводит к трагедии…

Вот и здесь — две патрульные группы по четыре человека в каждой плюс собака встретились на узком серпантине, покинули машины и начали разговаривать непонятно о чем. При этом: на пулеметах не осталось ни одного человека, дозоры не выставлены, все смотрят друг на друга и никто — на окрестности. Две собаки на поводках — большие немецкие овчарки, но при такой жаре и пыли они нормально работать не могут. В общем и целом — мишени.

Майор примерно прикинул. До точки примерно шесть километров, их надо как то преодолеть. Гораздо проще сделать это на машине чем идти пешком. В любой момент можно назваться на патруль, попасть в поле зрения беспилотника или того хуже — патрульного вертолета, нарваться на минное поле — да все что угодно может произойти. И тогда — выполнение боевой задачи будет сорвано. А тут… на трофейной машине прокатиться с ветерком… несколько километров по трассе… красота.

Багаутдинов всмотрелся в патрульных. Не сильно похожи на британцев — хотя говорят по-английски. Американский «цифровой» камуфляж, у каждого — похожий на хоккейный черный арамидный шлем и монокуляр ночного видения — у каждого! Оружие — не британское и не американское — валлонские FN FNC под легкий североамериканский патрон с подствольными гранатометами, у двоих на винтовках — глушитель и оптический прицел, получается, снайпер патруля. Пулеметов нет. Автомашины — североамериканские Хаммеры, в пустынном камуфляже, на дверях — эмблемы Англо-американ, добывающей компании. Либо и в самом деле частники — либо умело под них маскируются. Каждый Хаммер вооружен до зубов — два пулемета на откидных турелях у задних дверей и по одному крупнокалиберному — на поворотном круге вверху, с возможностью ведения огня на триста шестьдесят градусов в любую сторону…

Убрать? Обойти? Разведданные по периодичности смены караулов — насколько они точны? Есть ли какие-то условные сигналы?

Вертолеты!

Майор вовремя успел накрыться накидкой, не прекращая наблюдение. Оставил для наблюдения щель…

Левее, прямо над руслом горной реки, над которой нависала ведущая на базу тропа, своеобразной этажеркой, один над другим шли три вертолета. Маленькие, малошумные, почти незащищенные MD-530 Defender, черного цвета. Против настоящего штурмового вертолета, такого как М40 эта стрекоза не продержится и минуты. А вот против пешей разведгруппы ил против группы противника на машинах такие вот птички — смертельно опасны. Когда вертолеты летели мимо — майор даже дышать перестал — но все обошлось. Вертолеты пролетели мимо, один из патрульных, возможно старый одного из патрулей лениво махнул им рукой. Что ж, по крайней мере, на один волнующий майора вопрос ответ получен — никакого условного сигнала для опознания «свой-чужой» с вертолетами нет.

Убрать или обойти? Убрать или обойти…

И решение надо принимать быстро — патрули могут разъехаться в любой момент…

Решившись, майор соскользнул вниз, к затаившимся чуть ниже снайперам.

— Восемь — одними губами сказал он — две собаки. Вооружены. Делать тихо. Лучше в голову, форма пригодится…

Оба снайпера синхронно кивнули. Потом, взяв на изготовку свое оружие — автоматы «Волк» в варианте с оптическим прицелом, глушителем и под патрон 9х45 поползли наверх…

Дальнейшее было делом техники. Снайперская атака обычно срывается, когда противник обнаруживает выходящего на позицию снайпера. Или когда снайпер неправильно выбирает позицию. Если же снайпер грамотно вышел на позицию и успел прицелиться — у цели шансов выжить практически нет.

Оба снайпера учились по одним и тем же методикам, и им не надо было договариваться об очередности поражения целей. Первыми упали на дорогу те двое, что стояли на отшибе. Услышав звук падения, оглянулся один из основной группы — и умер через мгновение, его мозги, выбитые из черепа пулей, брызнули на остальных. Второй снайпер в это время застрелил того, кто стоял ближе к машинам — он бы самым опасным, потому что мог добежать до машины, а там — пулемет. Собаки в этот момент разобрались, что происходит — одна рванулась с поводка, а вторая, привязанная, бросилась на горный склон, по нюху и слуху поняв, откуда стреляют…

Затем легли еще двое — одного отбросило на самый край дороги, и он выпустил из рук поводок, вторая овчарка рванулась вперед. Последними — вот они-то могли кое-что сделать, просто надо было выхватывать пистолет, а не пытаться сорвать с плеча винтовку путаясь в ремне — умерли те, кто уже понял что происходит. Но они не успели сделать ни единого выстрела — и умерли, как и все остальные…

Овчарка, бросившаяся на противника первой, сорвалась со склона, и жутко рыча, оскалившись, полетела вниз. Первый снайпер убил ее двумя выстрелами — первый попал в брюхо, второй в грудь. На последнюю овчарку пришлось израсходовать аж четыре патрона — овчарка показала себя более сложной целью, чем человек.

Но все равно умерла.

— Чисто — вполголоса проговорил один из снайперов.

— Чисто — подтвердил и второй.

Багаутдинов махнул рукой — и долина снова ожила…

Один за другим бойцы спецгруппы спускаются вниз, на дорогу — всего лишь метров пятнадцать, но на этих пятнадцати метрах можно просто свернуть себе шею. Если не знать как это делается — наверху закрепили два троса и основная группа спустилась по тросам — быстро и бесшумно. Заняла позиции, ощетинившись стволами…

— Всем — маскарад. Трофеи — в машины. Тела — в воду…

Журчит, шумит река, жидкое бурлящее, сверкающее под солнцем серебро пробивает себе путь в угрюмых отрогах скал. Сколько крови и беды видела эта река, что тысячелетия течет по этой земле. Сколько крови приняла, растворила в себе. Война, как и река — здесь не имеет конца.

Машины мерно урчат хорошо отрегулированными моторами, отличная даже для цивилизованных стран бетонная трасса стелется под капоты идущих друг за другом внедорожников. В одном восемь человек, в другом девять, места мало — но лучше плохо ехать, чем хорошо идти. На группу теперь — шесть пулеметов из них два крупнокалиберных, а четыре можно снять с турелей и использовать по надобности, это обычные пехотные, тоже валлонские FN MAG последней модификации. Для спецназовцев, которые с трудом помнят когда последний раз промахивались, такое вооружение — великое дело…

— Внимание, воздушные цели, две. Идут левее…

— Не целиться, не реагировать… — Багаутдинов командует негромко, не пользуется связью, в том что все частоты в этом районе прослушиваются он уверен, а возможно на вертолете есть техника, позволяющая прослушивать разговоры едущих в машине — мы едем по своим делам…

Один вертолет идет выше, второй — на уровне трассы. Искоса, Багаутдинов их рассматривает. Завидует. В русской армии таких нет — есть «Воробьи», легкие разведывательные, но только с оборонительным вооружением. Есть Сикорские — большие и средние, с броней, ощетинившиеся пулеметами. А вот таких вот — маленьких, вертких, с двумя пулеметами (или автоматическими гранатометами) на подвеске и несколькими снарядами НУРС — нету. Нет и таких, что позволяют перевести шесть бойцов на внешних сидениях, установленных по бортам. Считается, что такие вертолеты уязвимы, их моментально собьют, а перевозить бойцов, если у них ноги в воздухе болтаются, без прикрытия броней — это вообще не дело. Может, в большой войне, где действует фронтовая ПВО оно так и есть… а вот в противопартизанских операциях, для действий спецназа таким машинкам — цены нет. Они же по улицам лететь могут, зданиями прикрываясь. Это — скальпель, а не нож и тем более не молоток. И его тоже надо уметь применять…

Один вертолет так и проскакивает, второй на мгновение зависает… кажется, что снова придется стрелять, но нет… проходит мимо и он…

Проскочили…

— За поворотом… — вполголоса подсказывает водитель.

— Приготовились…

В отряде нет ни чинов ни званий ни уставного обращения, даже по именам стараются друг друга не называть — только порядковые номера. И вообще — в отряде много говорить не принято. Меньше говорить — больше делать…

Чисто! Никого! Это большая удача…

— Приготовиться десантной группе!

Со спутниками слежения все стало намного проще — это раньше ломились напролом, или изучали аэрофотосъемку — а противник то тоже не дурак и если самолет пролетел — значит жди гостей. Непрошенных А сейчас… летит себе в безвоздушном пространстве спутник… никому не мешает и сверху все видит. Так и открыли — что в одном месте на горной реке устроили своего рода мини-порт, Зодиаками надувными и личный состав перевозят и грузы… по возможности. И реку тоже патрулируют. Вот с этого и решено было начать…

Пятидесятиметровый обрыв, совершенно голый. Дорога в этом месте в некоторых местах висит на огромных сваях. Трудно даже представить, сколько сил и труда здесь вложено. Полотно дороги одновременно является крышей для мини-порта на реке.

Один из спецназовцев на мгновение перегибается через толстые стальные трубы ограждения — и тотчас отшатывается обратно…

— Девять человек. Двое у моторок. Еще двое — левее, за тюками. Двое — справа, у одного станковый пулемет, там мешки с песком. Еще один — по центру, похоже офицер. Двое разговаривают у самого лаза…

Самые опасные…

— Пятый. Как?

— Высота?

— Пятьдесят…

Пятый, один из немногих в спецназе питерцев, только улыбается…

— Я и с крана в порту прыгал…

— Хорошо. Ты идешь первым. Шестой — готовность вместе с твоей группой. Работаешь тихо.

— Есть…

Четыре человека подбежали к перилам моста. Пятому помогали надевать парашютную систему…

— Приготовились!

В спецназе есть много чего такого, за что в обычной армии — снимут три шкуры. Спецназ первым опробует новое оружие, дает отзывы на новые тактические приемы ведения боя мелкими подразделениями. В спецназе оружие и снаряжение закупается не централизованно — командиру каждой группы выделяются деньги и он может (в пределах разумного, конечно, оружие нештатного калибра тебе никто не даст закупать) самостоятельно подбирать и закупать оружие и снаряжение. Спецназ не мордуют проверками — в то время как желающих проверить армию всегда было — в избытке. Поэтому в спецназе можно много чего такого, чего в армии и хотелось бы, но…

Возьмем бейс-джампинг. Прыжки со зданий, мостов, портовых кранов с использованием парашютов специальных конструкций. В гражданке за это задерживает полиция, а суд приговаривает к тому или иному наказанию — это хулиганство. Среди тех, кто по утрам шоркает метлой по улицам, с крестом мелом на спине и под присмотром полицейского исправника есть и бейс-джамперы. Для спецназа же порой — быстро и бесшумно доставить бойца вниз… прыгнув с тридцати-пятидесяти метров, не используя трос — бывает просто необходимо. Раз необходимо — офицеры, отвечающие за призыв, нашли среди призывников нескольких с опытом бейс-джамперов и направили их в распоряжение командования спецназа. А командование спецназа предложило им заняться тем же, чем и на гражданке. Только за риск здесь не наказывают — а наоборот награждают и поощряют. Задача — разработать оборудование и отработать методику бейс-прыжков в горной местности, в урбанизированной местности с зависшего вертолета, с летящего вертолета. Проверить возможность ведения огня в прыжке с бейс-парашютом, проверить возможность прыжка с переходом в планирующий полет, пусть даже и короткий, разработать методику обучения и внедрить. Сказано — сделано — теперь у спецназа было и оборудование и подготовленные специалисты для подобного рода прыжков.

Четверо, вооруженные автоматами с глушителями встали у самого ограждения, Пятый, опасно балансируя, встал на самом краю держа в одной руке пистолет с лазерным прицелом и глушителем, во второй — «медузу», вытяжной парашют…

— Пошли!

Один из охранников порта еще успел поднять голову — и увидел стремительно летящую на него… ему показалось, что это была большая летучая мышь. Потто пуля попала ему в голову и удивиться он уже не успел…

Приземлившись на ноги, Пятый упал на бок и из устойчивого положения снял из пистолета двоих охранников — десятого и одиннадцатого, стоящих у входа в пещеру. Никаким другим сособом уничтожить их было нельзя, еще секунда — и увидев своих мертвых коллег они подняли бы тревогу. Они ее уже почти подняли — в руках у них были автоматы на изготовку, и увидев оказавшегося непонятно как очутившегося в зоне обстрела человека, они вскинули их, готовясь стрелять.

Но опоздали…

Одним движением сбросив с плеч рамки парашюта, пятый метнулся вперед, к входу в подземный комплекс, готовясь стрелять, если там на входе будет кто-то еще. Но там никого не было…

Через несколько секунд полетел вниз трос — никаких команд «чисто» голосом или по рации, если внизу не стреляют — значит чисто…

— Третья и четвертая группа вниз! Задача — зачистить комплекс, обнаружить место хранения груза! Работаем тихо!

Один за другим, спецназовцы спускались вниз по тросу, скользя в неизвестность. Их было всего восемь человек, противника — тысяча как минимум. Они даже не знали, где находится груз, который нужно забрать, они не знали всех ловушек охранной системы комплекса, штурмовать его такими силами было безумием.

Но русский спецназ делал и не такое…

— По машинам! Пулеметы снять, приготовиться к прорыву на территорию базы…

— Какая лялька… — щирый хохол, на измазанном пылью и камуфляжем лице которого воинственно торчали роскошные запорожские усы, сунулся в багажный отсек Хаммера и вытащил из него какую-то трубу со сложным прицельным комплексом… — какая лялька… никому не отдам…

Командир молча подошел к машине, посмотрел. И в самом деле — на совесть экипировались, кто им только все здесь оплачивал. Машины… пулеметы… экипировка… ночная оптика у каждого… вертолеты… теперь еще и это. Javelin-NG, new generation, первый в мире противотанковый ракетный комплекс, стреляющий по принципу «выстрелил-забыл», да еще модернизированный, способный работать не только по танкам — но еще и по зависшим или медленно летящим вертолетам. И таких вот комплексов в каждой машине было по два — видимо, всерьез готовились к приходу русских…

Вот русские и пришли…

А еще там лежало несколько одноразовых, но очень мощных противопехотных реактивных гранат с кумулятивными, термобарическими и осколочными боевыми частями.

— Неплохо. По машинам!

Подполковник Ругид, осмотревшись по сторонам, толкнул тяжелую дверь и прошел во второй блок. С удовлетворением отметил, что даже без команды его ребята выставили у двери пост. Это кстати — потому что все больше и больше подполковник убеждался что он и его люди попали в ловушку…

Проклятые британцы… Сукины дети…

Подполковник поднял левую руку и очертил указательным пальцем в воздухе круг — сбор командного состава. То, что он не сказал это словами, свидетельствовало о том что обстановка и в самом деле напряженная…

— Фрост! — нарочито громким голосом окликнул он — ты бы спел нам что-нибудь. Доставай гитару, она у меня с собой?

— Да, сэр!

— Ну, вот и спой.

Они собрались в самом углу, рядом с горланящим какую-то веселую песенку Фростом. Ки, Вермеер, Джонстон, Полянски. Все…

— Значит так… — стараясь говорить как можно тише начал подполковник — похоже, британцы не собираются выпускать нас отсюда. По крайней мере — заряд они нам точно не отдадут. Мы в ловушке господа…

— Сэр, британцы же… — начал Ки.

— Британцы наши враги — веско произнес подполковник — по крайней мере, начиная с настоящего момента приказываю воспринимать их именно так. Они присвоили нашу собственность и не собираются ее нам отдавать. На выходе из нашего отсека тусуются несколько парней, у них есть пулемет — я сам видел. Они там тусуются с самого начала всей этой говнотерки. Скорее всего, у них приказ — в случае поступления команды запереть нас огнем в отсеке до подхода основных расквартированных на базе сил. А потом — уничтожить. Они нас уничтожат и весь этот бред про «кузенов» даже не вспомнят. Всем все ясно?

— Да, сэр.

— Вот так вот. И говорите тише. Слушаю предложения.

— Снять их?

— Как?

— Снайпер?

— Снайпер?! Их там сколько?

— Я видел шестерых.

— Снайпер успеет снять одного, максимум двоих. Остальные откроют огонь. Валить нужно с гарантией.

— Граната?

— Сбежится вся база. Надо тихо.

— Тогда… надо придумать, как нам выйти, чтобы нас было сразу несколько и при этом, чтобы по нам не открыли сразу огонь.

— Под пьяных? Или драку затеять?

— Дожидаемся темноты… Потом имитируем пьяных, подбираемся ближе… Дальше — по обстановке, цели — захватить груз и прорываться к вертушкам. Придется работать двумя группами. Иначе никак…

Восемь человек — два экипажа, спецкоманда, первым делом «зачистили» площадку — спрятали тела, разбросанное на площадке оружие. Заминировали две лодки — на всякий случай. Затем, ощетинившись оружием, двинулись вглубь пещерного комплекса…

Примерно через пятнадцать минут они достигли второго уровня, сняв по пути четверых — всех удалось уделать без шума. На втором уровне был выход на полевой аэродром, устроенный у подножья горы — вертодром был намного выше, у самой вершины. Двое бойцов отделились от группы, бесшумно скользнули в опустившиеся сумерки…

Остальные пошли дальше. Началась «смена караулов»…

Шестой и Восьмой медленно, двигаясь по сантиметру в час, ползли к бетонке ВПП, на которой в ряд стояли четыре грузных, прямоугольных Боинга. Вертолеты были большими, места на обычной вертолетной площадке в глубине комплекса не было — их посадили на взлетно-посадочную полосу, заблокировав ее. Около вертолетов была выставлена охрана — но не слишком-то серьезная, всего лишь шесть бойцов, стоящих к тому же не парами, а поодиночке. Во тьме, павшей на землю совсем недавно, увидеть что-либо было сложно. Могли выручить приборы ночного видения, они были у каждого охранника — но русские спецназовцы знали, что уже после получаса их использования глаза сильно устают. Поэтому они были невидимками, одушевленными кусками пустоты, неотвратимо приближавшимися к своим целям.

Шестой был чеченцем, из горных тейпов, поэтому вместо нормального ножа он всегда таскал с собой старинный кинжал, доставшийся ему еще от прадеда. Восьмой был татарином, родившимся в Казани и тоже мусульманином. Иногда они спорили между собой относительно того как следует трактовать тот или иной отрывок из Корана. Но сейчас все это не значило ровным счетом ничего. Имело значение только то, что они умели пилотировать Боинг, эту грузную, раздавшуюся в стороны корову, ощетинившуюся пулеметами. Это коровы — их шанс быстро убраться отсюда, когда все будет кончено, по земле им уйти не дадут. И еще они умели убивать, и убивать тихо. Больше на этом свете ничего значение не имело.

Восьмой дождался, пока двое охранников поравняются и поднял автомат. Два выстрела с расстояния меньше десяти метров — и затянутые в серую, пустынную форму фигуры падают на бетон, окропляя ее кажущейся черной кровью…

Минус два…

Шестой бросился на охранника из темноты, подкравшись к нему буквально к самым ногам — он даже не понял, что произошло. Темнота за спиной вдруг встала на дыбы, сильная рука зажала рот, холодная сталь ножа ужалила под ребра, добравшись до печени. Шестой был мастером ножевого боя, как и многие чеченцы и предпочитал именно это оружие. Им он умел убивать сотней разных способов — но всегда бесшумно и неотвратимо…

Убив, Шестой столкнул тело охранника с полосы, запомнил, где оно лежит — на всякий случай.

В этот момент Восьмой ликвидировал еще одного — охранник ничего не слышал, и очень удивился, когда перед ним выросла кошмарная, даже не похожая на человека фигура, целящаяся в него из странного, с толстым стволом оружия. Единственное что он мог сделать — это крикнуть, поднять тревогу, но вместо этого он попытался выхватить пистолет. И — упал на бетон с разорванной пулями грудью…

— Ник! Ник, что там у тебя?!

Восьмой упал на бетон, огляделся и короткой очередью перебил обе ноги еще одному охраннику. Это было рискованно, очень рискованно, несмотря на болевой шок, охранник мог закричать. Но удача сопутствует тому кто рискует — охранник упал на бетон как подкошенный и получил еще несколько пуль утихомиривших его навсегда. В этот же момент последний из остававшихся в живых охранник страшно хрипя осел на бетон со старинным горским кинжалом, пробившим ему горло. Вынырнувшая из темноты фигура выдернула из раны нож и добила его несколькими ударами…

Восьмой бросился к крайнему вертолету — Шестой уже ждал его там, залег у пилотской кабины, приготовив оружие.

— Минус два.

— Минус четыре.

Итого шесть, чисто…

— Делай вертолет. Я заминирую остальные. И уберу тела. Аллах с нами.

— Один вертолет не трогай. Ближний к нам. Аллах с нами…

Шестой проник в вертолет через люк у пилотской кабины, хотя сделать это было сложно, пришлось стать чуть ли не акробатом. Дело в том, что этот люк был предназначен для стрельбы из М134 «Миниган» — турель с установленным на ней пулеметом и мешала залезть в вертолет. Этот Боинг был изготовлен в варианте МН-47G, и на нем было установлено аж четыре Минигана, по два с каждого борта…

Распластавшись на полу, Шестой огляделся. Тихо. Пустой десантный отсек, свет со стороны базы просачивается в окна пилотской кабины — а так в машине полумрак. Все пулеметы на местах, толстые змеи лент заправлены в них. Подключить электропитание [М134 Миниган для работы должен быть подключен к источнику электропитания. Поэтому голливудские боевики, где герои из таких пулеметов косят направо и налево — бред собачий] и…

Но нельзя… И даже проверить вертолет как следует, с запуском двигателя тоже нельзя — это сразу привлечет внимание. Но кое-что сделать все равно можно — стараясь сне светиться в остеклении пилотской кабины Шестой на короткое время подключил электропитание, убедился, что вертолет исправен и при случае запустить двигатели будет возможно. Больше ничего сделать нельзя.

Восьмого он не ждал — знал, что тот затаится в темноте около ВПП и будет ждать. В работу он включится только на отходе…

Вертолет MD-530 Defender завис над излучиной реки, едва помещаясь со своим размахом лопастей, в ущелье. Второй завис намного выше, прикрывая первый. Внимание патрульной группы привлекло нечто застрявшее на излучине реки — течение здесь было такое, что это «нечто» прибило к берегу.

— Можешь ниже? — человек с биноклем опасно высунулся за борт, всматриваясь в гремящий поток несколькими метрами ниже.

— Куда ниже, мы и так вот-вот гробанемся… Ветерок подует и…

— Хорошо. Зафиксируй…

Человек перегнулся еще, кажется еще немного — и он сорвется с вертолета, камнем нырнет в бурный, шумливый поток, исчезнет в нем на всегда. Но человек не упал — через некоторое время он ловко забросил себя обратно в вертолет.

— Там тело…

— Оксид вызывает Ястреба-четыре! Оксид вызывает Ястреба-четыре!

Человек в форме полковника британской армии склонился над оператором, бубнящим в микрофон позывные штаба…

— Что у нас?

— Сэр, потерян контакт с группами Ястреб — три и Ястреб — четыре. Это патрульные группы.

— Когда потеряли контакт?

— Двадцать минут назад. Но десять минут назад Сапсан три сообщил, что видел машины Ястреба три и Ястреба четыре на дороге к базе…

— Интересно… Почему же они не отвечают на вызовы, сержант?

— Лев-один передает с поверхности — поднимается песчаная буря, она идет как раз тем районом, где вели патрулирование Ястреб три и Ястреб четыре. Возможно, она глушит сигнал…

— Интересно…

Полковник заложил руки за спину, прошелся по просторному помещению командного поста. Ему это не нравилось — он воевал уже довольно долго, начинал еще с Индии и знал — если кто-то из патрулей пропадает из эфира — это признак того что впереди — большие неприятности…

— Сэр, молния от Сапсана-три.

— Дайте, я сам приму — полковник сделал несколько шагов, взял протянутую гарнитуру связи — Сапсан-три это Лидер-девять, что там у вас?

— Лидер-девять, это Сапсан-три, обнаружили тело в реке, примерно…

Дослушивать полковник не стал.

— Немедленно возвращайтесь! Осторожнее на подходе к базе, у нас ситуация «пламя».

— Понял, сэр!

Полковник передал гарнитуру назад.

— Объявляйте Пламя! Поднимайте все вертолеты, какие у нас есть. Сформировать усиленные поисковые группы, осмотреться в отсеках, провести перекличку личного состава. Передайте Лидеру-три приказ уничтожить североамериканцев. Они представляют опасность!

— Да, сэр…

Громыхнуло — глухо и грозно, словно взорвалось что-то внутри горы. На мгновение погас свет — и снова включился, но уже тусклый, аварийный…

— Сэр, главный генератор подорван!

— Запускайте дизели! Отключить все второстепенные контуры! Занять позиции для отражения нападения на базу! Уничтожить североамериканцев! Выполнять!

Но полностью эти приказы выполнить было уже невозможно…

Тот, кто хотел бы прорваться на базу по основной дороге, должен был сначала преодолеть пост, находящийся в глубоком ущелье и перекрывающий его полностью. Как минимум полкилометра ему пришлось бы ехать под прицелом старой, но предельно эффективной пушки североамериканской десантной установки М551 Шилейла. Ее короткая, но очень мощная гладкоствольная пушка калибра сто пятьдесят пять миллиметров могла одним только выстрелом снести все, что поедет по этому отрезку дороги. И возможности для маневра у противника не было — ущелье. Но вот про то, что противник захватит сразу две патрульные машины — об этом не подумали. Если бы думали — не давали бы в патрули в каждую машину аж по два переносных противотанковых комплекса последнего поколения. И гранатометы тоже не давали бы. Лучше потерять при нападении патруль — чем создать предпосылки к тому, чтобы отряд противника, используя трофеи, вынес ворота на базу. Тут про это не подумали…

Не сделали и еще кое-что — хотя тут это сделать было невозможно. Обычно, на подходе к чек-пойнту на дороге выкладывают в шахматном порядке бетонные блоки чтобы сделать невозможным силовой прорыв в периметр на скорости. Тут же дорога была узкой, а по дороге гоняли транспортные конвои, здоровенные машины да еще с прицепами. Если бы положили «шахматку» — такие машины просто не прошли бы на территорию базы. Поэтому — не положили, понадеялись на самоходку, да на крупнокалиберные пулеметы…

Хотя нет, подумали. Существовал условный сигнал, пароль-отзыв на воротах, при его неполучении местный устав караульной службы предписывал открывать огонь. И все было бы хорошо — но службу несли тоже люди. И в патрулях были люди. И службу они тут несли не первый год. А теперь скажите — на месте старшего наряда, отвечающего за ворота на базу — станете ли вы отдавать приказ открыть огонь по двум знакомым машинам, если они сходу не отсигналили условный отзыв — тем более, если в машинах сидят ваши друзья?

То-то и оно. Относительно спокойная служба всегда расхолаживает…

А еще допустил ошибку Лидер-девятый — он вовремя не передал всем постам, что машины Ястреба-три и Ястреба-четыре возможно захвачены. И Багаутдинов, Первый это знал, потому что прослушивал эфир по трофейным, имевшимся в каждой машине радиостанциям. Поэтому и отдал приказ — идти внаглую и быть готовым…

А вот Пирсон, офицер, старший наряда на главных воротах базы, только что получивший сигнал тревоги, должной бдительности не проявил. Когда ему доложили по связи, что машины Ястреба-три и Ястреба-четыре приближаются к воротам и не ответили на условный сигнал, он промедлил. И подумал: торопятся вернуться на базу, скорее всего раз «пламя» объявлено. И сказал…

— Запросите опознание по связи!

— Это Лидер-девять, цели перед главными воротами уничтожить! — включился в радиообмен полковник, Лидер-девятый, исправляя допущенную им самим же ошибку.

Но было уже слишком поздно — Третий поднялся во весь рост в люке головной машины, держа в руках готовый к стрельбе противотанковую реактивную гранату…

Полыхнуло — шаровая молния метнулась к главным воротам, в мгновение проделала в них большую рваную дыру. Выстрел был точным — Третий перебил балку, блокирующую ворота — и через несколько секунд головной Хаммер на скорости смял их таранным бампером, прорываясь внутрь. Не успели расчеты крупнокалиберных пулеметов — оба они сгорели в огненном аду, который порождает в укрепленном бункере точное попадание термобарического снаряда, не успев сделать ни единого выстрела. И опять излишне тяжелое оружие патрульных машин обернулось теперь против самой же базы, против ее защитников.

— К бою!

Пирсон не успел даже выстрелить — его и еще нескольких солдат смела длинная очередь бортового MAG, разнеся вдребезги караулку. Караулка была поставлена из легковозводимых конструкций, она не давала никакого укрытия от пуль личному составу — это был еще один просчет проектировщиков. Укрытием были ворота и самоходка перед ними в капонире, в которой дежурили. Никто не подумал, что кому-то удастся сходу проломиться через ворота и открыть огонь по находящемуся в караулке личному составу…

Один из бойцов головной машины перед самыми воротами соскочил и через пару секунд взлетел на броню десантной самоходки, люки которой по инструкции должны были быть всегда задраены. Но это по инструкции — а на самом деле попробуйте-ка посидите под жарким афганским солнышком в запечатанной коробке несколько часов. В общем — не только люки в нарушении инструкции были открыты — но и один из бойцов высунулся, чтобы посмотреть что происходит.

Выстрелом из пистолета в голову Седьмой убил его, затем прижавшись к бронированной башне, аккуратно забросил в распахнутый люк светошумовую гранату с выдернутой чекой. Выбросить обратно ее не успели, взрыв в замкнутом пространстве временно ослепил дежурный экипаж, от ударной волны полопались барабанные перепонки — ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Парой выстрелов Седьмой добил выживших…

Вертолет взлетел — маленькая, черная, смертельно опасная птица, едва заметная в темном небе — и упал, срезанный двумя скрестившимися на нем стальными струями очередей крупнокалиберных пулеметов. Выживаемость этой маленькой птички была обусловлена исключительно ее маневренностью и незаметностью, если заметили, да если на пулемете стоит толковый пулеметчик — пиши пропало. Вертолет камнем рухнул вниз, лопаясь на бетоне ало-желтой вспышкой разрыва — а через минуту рядом с ним упал еще один, успевший взлететь и тоже попавший под огонь двух станковых пулеметов. Два взрыва повредили и третий и четвертый вертолеты, которые лихорадочно перевооружали техники. Еще один, пятый был неисправен — а шестой взлетел-таки, сходу нырнув на предельно малой вниз от находящегося на самой высокой точке базы вертодрома, прикрывшись горой от разящих пулеметных очередей. На подходе было еще два вертолета — но у них кончалось топливо. Они возвращались после патрулирования и баки их были сухи как хороший мартини….

А вот у этого, шестого вертолета запас топлива был.

— Что это?

— Всем стоп! — Ругид среагировал быстрее всех. Они уже готовились к прорыву…

— Сэр, это перестрелка…

И тут погас свет — он просто выключился, а через несколько минут снова включился, но уже в виде тусклых плафонов аварийного освещения.

— Приготовиться к прорыву! — Ругид понял, что судьба дает морпехам шанс — вперед, огонь!

В узком проходе, ведущем из блока, куда их поместили, мог поместиться только один человек — но этот человек был вооружен самым мощным оружием поддержки, которое у них было, не считая пулеметом — четырехзарядным помповым гранатометом М41 с лазерно-оптическим прицельным комплексом. Вооруженный им солдат быстро, как можно быстрее, выпустил все пять гранат, которые у него были по тому месту, где должны были быть британцы. Расстояние до поста, блокирующего выход было всего метров тридцать, промахнуться было невозможно. Пять выстрелов, пять вспышек, один выстрел вошел точно в амбразуру — и сорокамиллиметровая граната лопнула роем осколков, нашпиговывая ими британцев, так и не успевших сделать ни единого выстрела…

Отстрелявшись, солдат откатился влево, лихорадочно перезаряжая свое оружие, следом на волю разъяренным быком вырвался Джонстон, рухнул правее от выхода, устанавливая на сошки ротный пулемет М240. Сгоряча он дал длинную очередь по укрытию британцев — но оттуда не стреляли и ему оставалось только перевести ствол пулемета на наиболее вероятное место подхода подкреплений. Он был готов умереть за этим пулеметом, прикрывая прорыв своих. Один за другим из бункера где их поместили, выскакивали тяжело вооруженные морпехи — ох как прав был подполковник, когда сказал, что морпех без оружия не морпех, и приказавший взять оружие с собой а не оставлять в вертолетах. Британцы тогда еще многозначительно переглянулись, и никто в тот момент не понял смысл этого переглядывания.

Вот теперь — все понятно… Все встало на свои места.

— Вермеер! Со своими пробиваешься к вертолетам!

— Есть сэр!

— Остальные — за мной! Стрелять по всему что движется!

Выскочили на галерею, ведущую к укрепленным уровням комплекса — и столкнулись с усиленной группой британцев, спешивших чтобы блокировать североамериканцев и уничтожить их. Они не ожидали удара, они вообще не ожидали, что здесь внутри комплекса им кто-то окажет сопротивление, и даже услышав взрывы и выстрелы, они подумали, что блокирующий выход из сектора пост забрасывает североамериканцев гранатами, не давая прорваться. И поэтому бежали, бежали стадом задыхаясь, торопясь как можно быстрее достигнуть блока. И для тех и для других столкновение было неожиданным.

Первым сориентировался тот же Джонстон — он так и не выпустил из рук своего пулемета, к которому у него были нештатные ленты — на двести. Толкнув локтем в сторону мешавшего ему морпеха, он нажал на спуск — и пулемет в его руках забился в истерике, выхаркивая свинцовый град, освобождаясь от ждущих своей минуты в ленте смертей со скоростью восемьсот выстрелов в минуту…

Кто-то успел выстрелить — раз, другой — Но Джонстон продолжал стрелять, опустошая ленту и выкашивая огнем противников. Спрятаться было негде — галерея прямая как стрела. И лишь когда последний из британцев повалился на землю, нашпигованный пулями — улыбнувшись, начал опускаться на землю и Джонстон…

— Санитар! Санитар, проклятье…

Санитар рухнул на колени, открывая свою спасительную сумку…

— Сэр…

— Что?

— Здесь… Оставьте…

Джонстон был ранен. И тяжело. Бронежилет спас от пуль, нацеленных в сердце — но вот обе ноги были повреждены и передвигаться он не мог.

— Какого черта?

— Сэр… Я прикрою. Они могут прорваться через эту галерею… и ударить в спину… С галереи можно попасть на любой этаж… Я… с пулеметом… их задержу. Тут трофеев… из тел баррикаду сделаем…

Подполковник никогда не бросал своих людей. И понимал, что по-иному тут не получится. А с галереи открывался хороший обстрел по всем наземным объектам — она была как бы прилеплена к горному склону как ласточкино гнездо.

Люди у него еще были…

— Гомер!

— Я, сэр!

— Бери двоих и организовывайте оборону. Задача — не допустить прорыва подкреплений со стороны блоков к комплексу. По сигналу «общий» прорывайтесь к вертолетам. Сигнал для вас, одна красная, если поднимем вертолеты — попытаемся поднять вас по тросам…

— Да, сэр!

— Мартинес, ты закончил?

— Перевязал только…

— Тогда вперед.

Дверь с кремальерой, ведущую внутрь расположенного в горе комплекса подорвали усиленным накладным зарядом — и едва успели уйти от прошивших воздух автоматных очередей. Ки, успев извернуться, метнул в плюющийся смертью проем гранату, там все смешалось на секунду — это дало возможность одному из морпехов влепить буквально с нескольких метров по стене и амбразуре с пулеметом, перекрывающей проход, гранату из реактивного гранатомета. Провал дыхнул огнем, гранатометчик упал под ударом взрывной волны, градом мелких кусков бетона — но путь внутрь комплекса был свободен…

— Сэр, Лев-два докладывает. Он под огнем с галереи, их обстреливают из пулеметов, они головы поднять не могут.

— Откуда там пулеметы? Свяжитесь с Лидером-три!

— Оксид вызывает Лидера-три, Оксид вызывает Лидера-три! Лидер-три выйдите на связь! Сэр, Лидер-Три на связь не выходит!

Громыхнуло — это было слышно даже здесь, за бронированными, наглухо запертыми дверьми негромко, но слышно…

— Что за черт…

Мигнуло освещение — даже аварийное!

— Передайте Сапсанам, пусть уничтожит пулеметчиков на галерее. Пусть доложит чем, черт побери занят Лидер-три!

— Сэр, молния от Сапсана!

— Лидер-девять — Сапсану, что там у вас происходит!

— Сэр, мы под обстрелом! Две автомашины прорываются к вертолетной площадке!

— Где Лидер-три и его люди?

— Сэр, я их не наблюдаю!

Проклятье…

— Уничтожить прорывающиеся машины! Пусть кто-нибудь из вас подавит пулеметчиков на галерее!

— Сэр, я взлетел один! Остальные сбиты огнем с земли!

Лидер-девять едва не выронил гарнитуру рации.

— Понял тебя, Сапсан. Приказываю уничтожить пулеметчиков на галерее. Дальше — охраняй аэродром. Два Сапсана идут с патрулирования, они поддержат тебя!

— Вас понял, захожу на галерею! Открываю огонь… ракета!..

Этот истерический выкрик, и последовавший за ним треск помех был словно холодный душ для всех, находящихся в командном пункте — придурок оператор вывел случайно все на громкую связь и это слышали все…

У двери — бронированного многотонного чудища, открывающегося гидрорычагами, замигал зеленый огонек — кто-то просил пропустить внутрь. Такова была система — даже карточка доступа не открывала эту дверь, нее можно было открыть только нажав кнопку изнутри, после того как кто-нибудь прокатает снаружи карточку допуска.

— Сэр, там Лидер-четыре.

— Впустите…

Лидер четыре не вошел, а буквально ввалился в штабной бункер — запыхавшийся, со свежей, набухающей кровью царапиной на лице…

— Что с вами?

— Сэр, североамериканцы прорвались в комплекс. Их человек сорок!

— Что?! Где Лидер-три?!

— Не знаю, сэр!

— Как они проникли в комплекс!?

— Не знаю, сэр! Они уже захватили весь пятый и четвертый уровень! Прорываются на третий! Мне нужны люди, нужны подкрепления, сэр иначе я…

— Держать третий уровень! — Лидер-девять выхватил пистолет — держать, слышите вы, трусы! Держать любой ценой!

— Да, сэр… — Лидер-четыре пятясь, выскочил из бункера. Застонали гидроприводы дверей, раздался еще один взрыв, на сей раз, слышно его было уже лучше…

— Связь мне!

Разъяренному полковнику поспешно протянули микрофон с наушниками.

— Лидер-девять вызывает Лидера-два! Лидер-девять вызывает Лидера-два!

— Лидер-два на связи!

— Доложите!

— Сэр, связь с наземными группами потеряна! Связь с Лидером — четыре потеряна! Боеконтакта не имею.

— Вас понял, приказываю обеспечить эвакуацию груза, маршрут — водный. После выхода к терминалу оставишь часть людей в арьергарде для обеспечения общей эвакуации!

— Принял! Сэр…

— Что?

— Что делать с этими… которых североамериканцы притащили.

— Ликвидировать. Только быстро.

— Есть!

Полковник осмотрел зал, в котором он был царем и богом…

— Сворачиваемся! Готовить аппаратуру к подрыву!

— Сэр! Там не пройти!

Подполковник обессилено прислонился к стене, механическими движениями меняя магазин в трофейном автомате — уже седьмой. Хорошо что там, на галерее по ходу подхватил и патронов немного. Потом с трупов боекомплект пополнял — так вот и воюем. С одним Кольтом не навоюешься. Понимая, что сейчас важен каждый ствол подполковник воевал как простой боец. Они все воевали как простые бойцы — с ором, с рыком с воем шли вперед, били из автоматов и пулеметов в упор, вступали в короткие, ожесточенные схватки в тесных коридорах подземного комплекса. Они даже не знали, куда идут и зачем, они просто убивали врагов, пока те не убили их. Сам подполковник был ранен и контужен, ранены были почти все. Уже четверть личного состава осталась здесь навсегда, в этих проклятых коридорах…

— Ты мне это говоришь, Ки?

Ки тоже был ранен. Но на ногах стоял крепко. Свой захлебнувшийся автомат он давно забросил за спину, нужно было более мощное оружие, и теперь воевал подобранным FNC с подствольником.

— Да, сэр… — твердо сказал Ки.

— Что там…

— Сэр, кузены перекрыли коридор бронещитами. Их даже гранатами не возьмешь. И там два пулемета — лупят в амбразуры щитов. Я потерял Микулича, выясняя это…

Подполковник Ругид устало закрыл глаза. Ну, вот и еще одного нет — ради чего все это дерьмо, проклятье, ради чего сюда потащили этот заряд. Какой придурок отдал приказ в поисках опираться на чужую базу — лучше бы в пустыне сели?

И подполковник принял решение…

— Закрепиться на захваченных уровнях. Найти аппаратуру связи, выходите на связь с Хьюго Лонгом. Доложить о случившемся. Проклятье, пусть посылают самолеты, пусть долбают эту проклятую Британию. Я не могу один разбираться со всеми этими скотскими жопотрахами!

— Сэр…

Подполковник обернулся.

— Гудчайлд… Вы живы…

— Да, сэр…

Лицо молодого солдата было покрыто коркой из смеси крови, пота и грязи, в руках М4А2 с подствольником, саперу по штату не положенный…

— Откуда у вас это…

— Сэр это… сержанта Гладстона… Когда его убили я взял оружие и…

— Все нормально…

— Сэр, я знаю…

— Что именно ты знаешь сынок?

— Я знаю, как прорваться на нижний уровень?

— Вот как? — подполковнику было уже не до иронии…

— Да, сэр… Видите ли… Я сохранил миноискатель… его можно перепрограммировать, понимаете, он… я прошел по коридору и…

— Подробнее, Гудчайлд, подробнее…

— Видите ли, сэр… Это комплекс построен на базе древней сети пещер — видимо древние люди тут жили, а когда пришли кузены, они просто укрепили его бетоном и сделали эти тоннели и помещения. У камня и у бетона разная плотность и фактура. Мой миноискатель это видит. И он видит расположение пустот под нами… Если найти, где в полу залитая бетоном дыра и заложить там направленный заряд, то мы…

— Достаточно… Знаешь, Гудчайлд… Если ты и я остаемся оба в живых после этой говнотерки — я лично приведу тебя за руку в офицерский клуб и лично буду поить тебя пивом весь вечер. Понял? А теперь приступай.

— Да, сэр!

— Ки. Готовь своих к прорыву.

Слабое место нашли быстро. И заряд тоже сделали быстро потратив на это большую часть из оставшейся взрывчатки. Группа прорыва замерла у простреливаемой лестницы вниз, лениво постреливая — для порядка…

— Ки, ты должен командовать, а не идти сам.

Ки молча закинул автомат за спину, протянул руку — и в нее вложили еще один пистолет с длинным магазином. Один за другим щелкнули взводимые курки…

— Сэр…все знают что я — один из лучших пистолетчиков армии… И корпуса морской пехоты. Если кто и должен идти — то это я.

Это и в самом деле было так.

— Группа прорыва — работаете: подрыв плюс пять!

— Есть, сэр!

— Приготовились…

Ки отбежал на несколько метров по коридору, заряд хоть и направленный, а все же… Приготовился к броску приняв «низкий старт» как на легкоатлетическом забеге…

— Огонь!

Грохот… плохо освещенный коридор по центру затянуло дымом, пылью… — и прямо в это облако с низкого старта бросился Ки, прыгнув, как с парашютом, со сведенными ногами…не зная — хватило ли заряду мощности чтобы пробить перекрытие… что там внизу. Прыгнул солдатиком… в неизвестность…

Один…

Толчковая нога совершает мощный толчок от пола, ноги вместе…

Два…

Пол под ногами проваливается… опаленная взрывом… с изломанными краями дыра… не видно совершенно ничего… нечем дышать… пройду ли…

Три…

Падение, пол больно бьет в ноги… какой к чертям пол, тут словно стройка… груда строительного мусора… не видно ничего…

Четыре…

Что-то сыплется сверху… все словно в замедленной съемке… коридор… черные полицейские передвижные бронированные щиты на распорках с амбразурами… пулеметы… медленно поднимающиеся на ноги… на колени люди в камуфляже… оружие…люди со спины…

Пять…

Стволы пистолетов обличающе указывают на цели… ровная мушка… выстрел… оба пистолета дергаются синхронно… кого то отбрасывает вперед на щиты, кто-то валится, сбивая треногу с пулеметом… пистолеты бьют раз за разом, одновременно… и пули находят цели… промахнуться на таком расстоянии… бросьте…

Шесть…

Один за другим морские пехотинцы исчезают в темном проломе лестницы, ведущей на третий уровень, кто-то спотыкается… тело Микулича, вытащить так и не смогли…

Семь…

По ним никто не стреляет, пули бьют по щитовикам в спину… вырывая из жизни то одного то другого…

Восемь…

— Огонь поверх щитов! Поверх щитов огонь!

Девять…

Вспышки выстрелов как в стробоскопе… грохот бьет по ушам… несколько магазинов буквально в секунды… по тем кто лезет из помещений по обе стороны коридора… пытается сдержать… вниз идут все новые и новые морпехи…

Десять…

Морпехи уже достигли щитов — и теперь, по странной иронии судьбы они прикрывают их, просто огонь ведется с другой стороны, и те кто стреляет, отступая по насквозь простреливаемому длинному коридору… их пули не приносят морпехам вреда, они попадают в щиты, только с другой стороны… ответный же огонь страшен… все морпехи в безопасности…

Кроме одного…

Он так до конца и не вспомнил, что произошло. Какие-то люди… они отстрелялись, с потерями но отстрелялись… а потом…

Только вспышка. Вспышка, когда он отстреливался, бил в темноту из оставшегося у них автомата… бил и тащил… и снова бил…

Потом североамериканцы….

Сказать было просто. Очень просто. Я такой то и такой то. Служу в русской армии. Или соврать. Что угодно соврать — мол заблудился… и вышел… что нашел — не знаю, думал золото там…

Но он не стал ничего говорить. Не стоят они того — чтобы говорить. Все равно — словами уже не спасешься.

Задание провалено. Выпускной провален. Половина группы потеряна…

В провале всегда виноват командир…

Хотелось плакать. Обидные такие, жгущие как кислота злые слезы. От того, что не смог. Подвел. Провалил…

Обиднее всего не то что попал сам. То что подвел остальных. Так всегда — у честных людей.

Окончательно пришел в себя уже здесь…

Голые бетонные стены. Лампочка под потолком в мелком, решетчатом кожухе — от этого света очень мало, полусвет полутень. Длинный ряд каких-то столов, похожих на секционные. Но не морг — холодильников нет…

И они двое…

— Бес… Бесяра… — тихо позвал он.

Бес не отозвался — даже не застонал.

Плохо дело…

В следующие пять минут Араб осознал две вещи. Хотя нет — три. Первая — руки связаны, не в наручниках, а именно связаны, непонятно чем. Вторая — в помещении только они — он и Бес. Бес — непонятно жив ли. Он — жив и даже перевязан… Третья — время пока есть. Прямо сейчас их никто не собирается убивать.

По крайней мере, пока.

Пошевелился — отдалось в боку, волна боли свободно и широко прогулялась о телу, обдало волной…

Нет, так нельзя…

Сместился на самый край — интересно, чем это его так спеленали? Не веревка, не стропа… что-то пластик какой-то…

Перетрется? Нет? По крайней мере, попытаться — можно.

Пластик одноразовых наручников не выдержал на двадцатой минуте. Еще через восемнадцать — погас свет. Аварийного плафона в этом помещении не было…

— Гейтс, Мурри! Пленные за вами! Догоните нас. Не задерживайтесь. Арьергард будет прикрывать лестницу еще десять минут.

— Да, сэр…

Задание им не понравилось. Не потому что им приказали расстрелять безоружных и связанных пленных — а потому что наверху шел бой. Морские пехотинцы прорвались на третий уровень — и сейчас только усиленная пулеметами группа удерживала их от прорыва на второй. А как они сумели прорваться на третий — было непонятно. Точно такая же группа прикрывала третий уровень… какое-то время держалась, а потом… на связь больше никто не вышел. А еще теперь эти североамериканские твари похоже используют их же пуленепробиваемые щиты, прикрываясь ими от пуль в коридорах… этакая мобильная баррикада. Они едва успели занять позиции на втором, как началось…

Проклятые североамериканцы…

Второй уровень был основным. И самым большим — больше только первый, но там технические помещения и больше ничего… припасы, а на втором — казармы, оружейная, выход на ВПП аэродрома… все в общем. Тут же — и помещение, в котором были пленные.

Свет в коридоре не горел — горели аварийные плафоны, что придавало всему зловещий вид. Они не шли — они бежали, опасаясь не успеть.

Вот и нужная дверь.

Мурри глянул в глазок. Свет не горел не видно было — ни хрена…

— Может гранату закинем и все дела…

Гейтс, высокий рыжий здоровяк презрительно усмехнулся.

— Там двое полудохлых русских, да еще и связанных. Щас все красиво сделаем…

Они вошли в помещение оба, повесив автоматы за спину и держа в руках пистолеты — сначала Гейтс, потом Мурри. Первым почувствовал неладное Гейтс — он повернулся, как раз для того, чтобы прямой, каменной твердости указательный палец вошел ему в глаз. Истошно взвыв от вошедшей пулей в мозг боли, он отшатнулся назад, сбив с ног и не дав выстрелить (куда? не видно ничего) Мурри. Из темноты на них прыгнуло что-то… словно кошка…

Стальная дверь захлопнулась…

Оружие, документы, вода, средства выживания, средства связи. Из оружия — две FN FNC, со складными прикладами, прицелами «красная точка» на батарейках — он взял одну. Болели перевязанный бок, нога… от резкого прыжка бок снова намокал… все потом, главное просто так его расстрелять уже не получится. Пистолет — хороший девятимиллиметровый… тоже возьмем. Разгрузка, добра то добра то… расстегнуть бы только… Расстегнул, теперь на себя… великовата, ну ладно. Шлем с ночным монокуляром… богатство! Богатство!

— Бесяра… Бесяра живой?

Приложил два пальца к шее, где под кожей должна пульсировать кровь артерия… живой….

— Бесяра…

Совсем плохой…

Но бросать нельзя — русские своих не бросают. Никогда…

Тяжелый…

И тащить нельзя…

Решение нашлось быстро — он нацепил на лежащего без сознания Бесяру второй разгрузочный жилет… и автомат на ремне навесил… все лучше, чем бросать. На любой разгрузке есть что-то типа петли, чтобы быстро оттащить бойца раненого в безопасное место. Вот за нее он его и потащит. К тому же сама по себе разгрузка — какая то защита от пуль… и добра в ней много если бой придется принимать… с оружием в руках погибнуть не стыдно.

Выглянув на мгновение в приоткрытую дверь, Араб понял что на объекте идет бой — и бой неслабый. Где-то дальше по коридору, где именно он не видел, взахлеб работал пулемет, ему вторили несколько штурмовых винтовок… значит, что-то очень серьезное…

Может… наши штурмуют…

Идти можно было куда угодно — влево, где не стреляют — или вправо и ударить стреляющим в спину. Но у него на руках полумертвый Бесяра. Надо пристроить где-то его… потом вернется… подмогнет, если эту баррикаду не пробьют без него.

Поэтому Араб направился влево, таща за собой Беса.

— Воздух! С тыла!

Сделать они ничего не успели — успели, неправда, но первыми выстрелить им так и не удалось. MD530 очень тихая машина… если пилот принял решение подкрадываться… не услышишь. Заметили в самый последний момент… когда очередь из М134 распорола замыкающую машину…

— Шайта-а-а-а-н!

Стоявший за пулеметом Седьмой не просто умер — его разорвало градом пуль, пропустило через мясорубку, порвало на куски. Очередь прошла по центру второй машины… чудом ранило только еще и водителя, у Хаммера трансмиссионный тоннель широкий… полметра. Больше пилот вертолета сделать ничего не успел — с головной машины почти в упор по адской птице ударил крупнокалиберный раскалывая кабину…

— Второй! Второй где-то должен быть второй!

Они кричали по-русски, потому что скрывать больше было нечего…

Хохол — его так и звали в группе — Хохол — спрыгнул с машины, держа в руках свою ляльку — ракетный комплекс. Какой-то странной причудой пилот второго вертолета заметил его… заметил и ракетный комплекс в его руках… и успел ударить, нажать на гашетку, заливая тьму перед собой огнем Минигана. Но и Хохол — тоже ударить — успел…

Твари…

— Первый… Первый, Шестой на связи…

— Первый! Говори, брат!

— Первый, держу площадку! Есть исправная машина! Нужна помощь… тут кого только нет… друг в друга стреляют…

— Понял брат, иду к тебе…

Жаль крупняк бросать…

— Снять оба пулемета! Патроны — сколько сможете! Двигаемся!

— Огонь!

Их было пятеро — и они легли разом, буквально в секунду повалились друг на друга как сбитые кегли. Головной дозор — спустившись на первый уровень, они не заметили спецназовцев — и полегли под бесшумным огнем сразу.

А потом пришла очередь и остальных. Прикрывавших двоих, которые что-то тащили. Что-то тяжелое — если тащить это приходилось двоим.

Упали еще двое — остальные успели среагировать, рассредоточиться под тихим и безжалостным огнем, вырывающим из жизни то одного то другого, открыть ответный огонь. Полутемный коридор наполнился вспышками выстрелов.

— Перейти в наступление!

Попытались — и снова падают, один, второй, третий. Прошли всего несколько метров… так никого не останется, не дойдут до лодок.

— У них ночное видение!

— Дым! Дым!

Шлепаются вперед массивные шашки, подпрыгивают, извергая клубы плотного, белого, омерзительно пахнущего дыма, он такой густой, что хочется его пощупать…

— Вперед! Пошли!

Падает один, с пулеметом, под перекрестным огнем сразу с нескольких точек, атака захлебывается. Ранен один из носильщиков спецгруза, он просто валяется сейчас у стены — не до него. Рвутся гранаты — одна за другой — но смысла в этом нет, по обе стороны коридора — помещения, стены бетонные и каменные, достаточно просто поймать момент и спрятаться от взрыва и осколков. Непонятно где противник, непонятно кто он — бесшумное оружие, ни криков, ни команд, просто летящие сквозь дым пули….

— Закрепиться! Закрепиться!

Лидер-два укрылся у одной из комнат, трое бойцов личной охраны — с ним. Самое главное — с ним рация, в этой проклятой пещере с рациями беда, но везде же ретрансляторы…

— Лидер-два — Лидеру-девять!

— На приеме!

— Нас зажали на втором уровне! Прорваться на первый не можем! Здесь специальная группа, она блокирует выход к порту!

— Второй, у тебя человек сорок должно быть! Прорывайся!

— У них спецоружие! Мы их даже не видим! Они стреляют сквозь дым!

— Прорывайся! Я иду к тебе с подкреплением!

— Понял тебя! Жду! Отбой!

Он едва успел затащить Бесяру в одну из комнат, эвакуация была поспешной, почти все были открыты — и это затрудняло продвижение вперед. Хотя по уму ни в одной из них не могло быть никого, все драпали как крысы с тонущего корабля — но шанс, что отступающий командир все-таки оставил арьергард был. А ему — одной очереди достаточно будет. И поэтому он шел медленно, проверяя каждую проклятую комнату. Без стрельбы — это посложнее чем просто гранату кинуть.

Услышав топот, он метнулся в комнату слева, едва успел протащить сквозь дверной проем Бесяру, рухнул ничком, надеясь что не заметят. Не заметили — человек десять может и больше пронеслись словно стадо слонов по коридору, куда то спешили.

Ничего… Сейчас я — тоже поспешу…

— Бесяра… Здесь полежи, ладно…

Гранаты. Четыре гранаты, североамериканские, этакие стальные мячики. Их им показывали, учили с ними обращаться — спецназовец должен уметь обращаться с любым оружием вероятного противника, мало ли что под руку попадется. Как раз они такие… похожие на мячи в бейсболе, североамериканцы любят бейсбол, метать хорошо умеют…

Сейчас и мы метнем…

До лестницы, ведущей с третьего уровня на второй, было несколько шагов. Араб притормозил, проверил висящий впереди на ремне трофейный автомат. Эти были уже внизу, шумели, шли не скрываясь.

С нами Бог, за нами Россия…

На бетон, одна за другой, упали две гранатные чеки…

Два взрыва полыхнули адской вспышкой в замкнутом пространстве коридора, осколки выкосили основную часть ядра британцев, рванувшегося на прорыв и уже не обращающего внимания на потери. Высаженный в спины магазин на тридцать патронов и пули спецназа с фронта завершили разгром…

Больше ни на что Араба не хватило — он бессильно прислонился к стене, глядя как из дыма появляются черные, похожие на призраков силуэты…

С оружием.

— Одиннадцатый, здесь груз! — негромко сказал кто-то.

По-русски.

— Наши…

Два ослепительно ярких галогенных луча фонарей скрестились на нем.

— Курсант Тимофеев, вы?!

— Так точно… — Араб держался из последних сил.

— Где остальные, курсант?!

— Бесяра… Курсант Валеев на третьем уровне… Я покажу… Остальных больше нет.

— Четырнадцатый, пятнадцатый — на третий уровень, бегом! Девятый вызывает Первого!

— На приеме!

— Груз взяли! Полностью! Имеем потери!

— Принял! Отступайте к точке эвакуации! Немедленно!

— Поднимаем машину!

— Вторая группа еще не подошла!

— Какая разница, шайтан! На машине четыре пулемета! Прикроем их огнем! Иначе — останемся здесь!

— Понял!

Ранены были уже все — но стреляли тоже все. Пулеметы были у каждого, у кого свой у кого трофейный. Гранатометов уже давно не было, израсходовали все что можно, ненужное спецоружие побросали в вертолете — какой толк от того что оно бесшумное, тут от грохота стрельбы уши закладывает. Сейчас только работа в семь — семь! — пулеметов как то сдерживала британцев бодрствующей и отдыхающей смен, уже расхватавших оружие и теперь прорывающихся к площадкам. Пулеметы уже захлебывались, плевались, а не стреляли, стволы надо было сменить — но не было ни стволов ни времени. Один из четырех североамериканских вертолетов, крайний, уже горел, еще один вот-вот вспыхнет, если учесть, сколько пуль в него пришлось. Может получиться так, что в любой момент выведут из строя и два оставшихся, и тогда им крышка — всем. По дороге подойдут подкрепления… Поэтому то Первый и решился на столь рискованный шаг — понять еще целый вертолет и попытаться принять на борт группу с использованием тросов. Он знал, что на борту четыре Минигана, ими можно подавить огневые точки противника куда эффективнее, чем ротными пулеметами с расстрелянными в хлам стволами…

Шестой, пошатываясь — он был ранен как и все остальные, потеря крови давала о себе знать — прошел в кабину пилота, плюхнулся на кресло, лихорадочно вспоминая, с чего бы начать…

— Ага…

Вертолет как то странно фыркнул, будто не желая взлетать под управлением чужого, русского пилота — но Шестой таки справился с непокорной машиной — и лопасти двух винтов пошли по кругу, ускоряя свой бег…

— Отходим! Прикрываем друг друга! Отходим!

Длинная очередь — перебежка — залег, прикрывая остальны, и ждешь хлопка по плечу, который скажет тебе, что снова надо бежать. За спиной уже вовсю воет рукотворный, поднятый лопастями вертолета ветер…

— Держать линию! Отходим!

— Подрывать?

Первый сначала не понял о чем речь — потом дошло. Остальные вертолеты, их подрыв, подрыв заложенных там устройств прикроет взлет…

Правильно было бы подорвать. Но и неправильно — тоже. Они воевали не одни, там — североамериканцы. И оставлять их без единого шанса выбраться отсюда — подло…

— Дай сюда!

Первый отвлекся на секунду, шмякнул с размаху пластиковую коробку дистанционного детонатора об бетон. Пусть и у них будет шанс, пусть их судьбу решит Аллах — а не он.

— Отставить! Отступаем!

Вертолет начал подъем — медленно, на месте, не закрывая аппарели. Кто-то еще стрелял из пулемета по медленно уходящей вниз земле, огрызаясь словно волк…

— Ты в кого стреляешь…шакал… в воина стреляешь, да… на, лови мой пуля… ш-ш-шакал!

— Оставить! Отставить всем! На пулеметы!

По левому борту было два Минигана, страшное в умелых руках оружие. Первым к пулемету бросился Второй, осетин по национальности, родившийся в русском городе Святой крест. Как и чеченцы, почти все осетины служили в русской армии, в осетинских аристократических родах детей готовили к службе Белому царю с самого детства… мало можно было найти солдат подобных осетинам. Только чеченцы да русские староверы с Сибири, люди из стали.

Пулемет был непривычным — без приклада, рукоятки как у совсем старого пулемета Максим времен еще Восточной кампании, толстый, вращающийся блок стволов. Зато зеленым светилась лампочка, показывающая, что оружие запитано и готово к стрельбе…

Второй прицелился на глаз, по мерцающим искрам выстрелов, по переднему краю британской обороны — и нажал на гашетку…

Пулемет даже не завибрировал — у пулемета должна быть какая-то отдача, а тут ее не было. Просто с безумной скоростью провернулся блок стволов — и огненная струя протянулась до самой земли, утверждая на ней господство ада. Ад — иначе и не опишешь то, что было на британских позициях — пули летели сплошным дождем, рикошетируя от камня и бетона, врезаясь в черное небо ослепительными метеорами.

— Группа два, это Группа один. Мы взлетели, дайте сигнал!

— Вас понял!

Ярко-алым, у самого подножья горы вспыхивают факелы…

— Принял, сбрасываем лестницу!

— Быстрее, нас преследуют!

— Принял!

Он вырвались на открытую местность, на открытые галереи у самого подножья скрывающей в себе секретный комплекс горы, туда, где раньше шла добыча непонятно там чего — а теперь это был мини-аэродром с взлетно-посадочной полосой. Стреляли со всех сторон — в том числе и с тыла. Североамериканские морпехи прорвали оборону на третьем уровне и теперь шли за ними по пятам. Им тоже нужен был груз.

Стальной град с неба бил по британским позициям, заглушая рокот вертолетных винтов в черном небе. Вертолет был всего лишь черной тенью на фоне неба, чтобы его высветить, и сосредоточить на нем огонь, нужно было включить прожектора — но прожектора были разбиты и электричества для питания — тоже не было. Стреляли большей частью мимо — а вот огонь с взлетевшего вертолета был более эффективен за счет чудовищной скорострельности двух Миниганов.

— Держать оборону! Держаться!

Вертолетные винты грохотали уже над самой головой, летящая вниз лестница, стальные тросы и алюминиевые перекладины — как билет из разверзшегося на земле ада домой…

— Отходим! Груз и курсантов — поднимаем первыми! Держаться!

Оставалось совсем немного…

Лестница из ада. Захлебываются воем двигатели, градом летят пули, стремясь достать и на лестнице. Корыто — в нем эвакуируют раненых летчиков — поднимают первым, там груз. Потом второй рейс — на сей раз к корыту пристегнут ремнями Бес…

— Поднимай! Поднимай машину!

Тяжелый вертолет медленно уходит в небо, остатки отряда ГРАД-21 еще карабкаются вверх по лестнице, умудряясь еще и отстреливаться. Чести в этом нет — они не смогли унести своих убитых, бросили их здесь — если бы попытались, легли бы сами. Утешает лишь то, что погребальный костер здесь будет знатным. Совсем скоро…

— Сэр, они уходят!

Вертолет уже скрылся в черной пелене неба, слышны были только их винты. Стреляли немилосердно — те, кто остался к этому времени в живых, обрушил всю свою ярость на вырвавшихся из комплекса морпехов, шедших буквально по пятам русской группы. Чтобы получить груз, им не хватило всего нескольких минут!

Впереди горела вертолетная площадка — и в зареве ревущего пламени отчетливо было видно, что один из вертолетов — возможно еще цел.

— Наступаем! По вертолетам не стрелять! Полянски, веди!

— Принял! Мои — вперед!

 

Вечер 10 августа 1996 года. Саратовская губерния. Комната инструктажа летного состава

Велика все-таки Россия…

Россия настолько велика, что до ее центра не добраться ни бомбардировщику, с крылатой ракете. Только баллистическая ракета может поразить цель в центральной России — но это уже будет война. Ядерная война — на внезапный пуск баллистической ракеты ответ может быть только один — ответный удар по всем целям. И поэтому, в центре России, в западной Сибири, на Урале и в Поволжье было особенно много оборонных заводов и объектов стратегического значения. Вот и в Саратовской губернии, едва не переименованной в пятидесятых годах в Столыпинскую было несколько оборонных заводов и аэродром экстра-класса для базирования на нем самолетов стратегической авиации. Семь бетонных полос, длиной от четырех до семи километров — это тебе не шутки.

Собирать никого не пришлось — Единый оперативный план действий, известный как «Красная книга» или «Кислород» предусматривал немедленное переведение всех компонентов стратегических ядерных сил в режим усиленного дежурства. Подрыв ядерного взрывного устройства у самой границы, начало действий по плану особого периода были вполне достаточным основанием для объявления боевой тревоги и в этом полку. Поэтому из офицерского состава разыскивать никого не пришлось, и все экипажи за исключением двух были полными. Двух — потому что лето, время отпусков, вполне извинительное обстоятельство.

Собрались все в комнате инструктажа летного состава — точнее и собраться то особо не пришлось, в комнате и работал телевизор, и все кто не был занять техническими работами или дежурством были у телевизора. Как только в помещение вошел командующий базой, телевизор конечно же выключили.

— Господа, на сей раз стрельбы будут боевыми… — с ходу огорошил генерал Шахеми, командующий базы. Несмотря на турецкие корни — он уже врос ими в русскую землю и ничем не отличался от обычного русского офицера — и водку пил, и матом трехэтажным ругался, и дело при этом знать ухитрялся…

Экипажи переглянулись. Боевые стрельбы — мечта каждого летчика, это куда лучше, чем бетонные болванки на меткость метать с бомбардировщика. В конце концов — каждый профессионал мечтает сделать то, чему он учился, а эти профессионалы учились только одному — проникать вглубь страны противника, прорываться к защищенным авиацией и системами ПВО объектам, уклоняясь от поисковых радиолокаторов и самолетов и уничтожать, уничтожать жизненные центры противника, пока он не уничтожил Россию. Вот чему они учились долгие годы, учились тщательно и скрупулезно, и каждый готов был сделать то, чему он учился.

— Господин генерал… большие учения же не объявлялись… — спросил кто-то из собравшегося в комнате летного состава, то ли в шутку, то ли всерьез. Приказа о начале планирования боевых операций, насколько они знали, пока не приходило. По всей видимости — приказ все-таки поступил.

— Господа, это не учения. Это — мероприятия особого периода. Цели, которые нужно уничтожить находятся на территории Афганистана. Возможно даже противодействие противника, хотя и маловероятно, граница хорошо прикрыта, удар будет наноситься крылатыми ракетами и планирующими бомбами, в зависимости от удаления цели от рубежа пуска. Пойдут только добровольцы. Добровольцам — встать!

Встают все. Кто-то первым, кто-то последним — но встают все. Потому что они профессионалы и русские офицеры. Это — дело чести.

— Банчук, Михайлов, Бадри, Голавлев, Рейман, Васильченко. Остальным экипажам — отбой! — принимает решение генерал.

Залитая светом прожекторов длинная бетонная полоса ведет в бездонное небо, уходит к звездам. Свет прожекторов у ангаров слепит глаза — ночной полет, один из самых сложных в летной практике. Приземистые, похожие на гражданские, только окрашенные в зеленый цвет тягачи уже вытащили из ангаров на рулежки их птиц — старые добрые самолеты «Илья Муромец», рабочая лошадка дальней стратегической авиации. Еще в шестидесятых годах разработанные, еще батюшка самодержец на них летал — а видишь, летают до сих пор. Двигатели сменили, перед пилотскими креслами теперь многофункциональные дисплеи вместо россыпи приборов со стрелками и шкалами, подставили аппаратуру для получения данных с системы космического целеуказания Легенда — но в основе своей это все те же старики Муромцы. Уже и Лебеди приняли на вооружение, и секретные Хортены летают, и БРВБ [Баллистические ракеты воздушного базирования — ракеты, запускаемые с контейнеров, сбрасываемых с самолетов военно-транспортной авиации на высоте нескольких километров. Перехвату почти не поддаются даже при одиночном запуске] на вооружении стоят, и воздушно космические… неважно, в общем — а все равно основной рабочей лошадкой Илья Муромец остается. Все дело в том, что суперсовременные виды вооружений — такие как крылатые ракеты и управляемые авиабомбы, в том числе планирующие — можно сбросить и с него, а если смотреть стоимость эксплуатации — он в несколько раз выгоднее новомодных реактивных монстров. У реактивных то — пара форсажей и движок на ремонт, а тут двигатели от гражданских самолетов стоят, запчасти где хочешь найдешь, ремонт и эксплуатация на порядок дешевле…

Самолеты уже закружены под завязку. В бомбовых отсеках ждут своего часа бомбы весом в тонну, на подкрыльевых подвесках — полутонные. Все они переделаны по самой простой схеме — к обычной бомбе свободного падения прилепляется блок управления с рулями, блок планирования и простейший приемник системы ГЛОНАСС. Готовясь к большой войне этих старых бомб наклепали — сложно даже сказать сколько, а так можно получить вполне даже высокоточное оружие за одну десятую цены крылатой ракеты, к примеру. Дешево и сердито.

— Господа! Британская империя, нагло нарушив нормы международного права, совершила очередное злодеяние. Не предупредив нас, Британия произвела ядерный взрыв в Афганистане, примерно в ста километрах от нашей границы. Тем самым, они не только нарушили подписанные ими договоры — но и поставили под угрозу радиационного заражения наши пограничные территории. Это на нашу землю будут падать радиоактивные дожди, это наши люди и наш скот будет вымирать от невидимой смерти. Такое не может быть терпимо! И мы не будем это терпеть! Сам Государь Император отдал приказ воздать подлецам по заслугам! Россия смотрит на нас, на ее защитников, господа! С нами Бог!

Хотите сказать — это ложь? Что мы начали первые? Да неужели? А кто ядерный удар нанес? Если так каждый ядерными силами распоряжаться будет — так и до конца света недалеко. И поэтому, негодяям надо дать понять — такое не может быть терпимо.

И потом — моя страна всегда права потому, что это моя страна. Не так ли?

— С нами Бог за нами Россия! — в едином порыве выдыхает короткий строй. В нем стоят только те кто пойдет в полет — остальные готовятся. На всякий случай.

— Я верю в вас, господа! С Богом! По машинам!

Одна за другой грузные, окрашенные в бело-серый, «противоядерный» цвет машины выруливают на взлетку, на ведущую к небесам полосу. Взлет — как момент истины…

Поднять в воздух загруженный до предела тяжелый стратегический бомбардировщик не так то просто, сами пилоты шутят, что их машина отрывается от Земли только благодаря кривизне планеты. Отчасти так оно и есть. Самолет занимает исходную в самом начале взлетно-посадочной полосы, мерно гудят моторы…

— Вышка, я Шмель-Первый, рулежку закончил, все системы работают штатно. Прошу взлет по полосе три.

— Шмель-Первый я вышка, взлет по полосе три разрешаю. Ветер в левый борт, семь метров в секунду. Набор высоты в секторе два.

— Условия принял! Начинаю разбег.

Разбег начинается не сразу. Командир корабля плавно двигает вперед РУДы [РУД — рычаг управления двигателями], в то время как правак держит тормоза. Цель в том, чтобы заставить двигатели выйти на максимально возможную в статическом положении тягу и начать разгон рывком. Опытный правак, налетавший на Муромцах лет пятнадцать, ловит этот момент даже без приборов — когда дрожь нетерпения готовой сорваться в воздух птицы выходит на максимально допустимый уровень, он отпускает тормоза — и небесная птица начинает разбег…

— Режим взлетный! Держать РУДы!

— РУДы держу!

— Скорость растет! Фары включены, часы включены! Приборы норма.

Пока командир корабля плавно добавляет тяги двигателя, правак монотонно, как молитву комментирует скорость.

— Сто шестьдесят. Сто восемьдесят. Ускорители!

Хвост самолета окутывается пламенем — одновременно срабатывают пороховые ускорители, добавляя скорости самолету. Со стороны кажется что самолет горит и вот-вот произойдет нечто непоправимое. Это маленькие ракеты, можно взлететь и без них, но на самом пределе при такой загрузке. Ни один разумный пилот не предпочтет взлетать на пределе, ставя под угрозу операцию, если есть возможность обойтись без риска.

— Есть ускорители! Сто девяносто. Двести! Двести десять! Точка принятия решения!

— Взлет!

— Продолжаем взлет!

— Двести двадцать! Двести тридцать! Двести сорок! Двести пятьдесят!

— Закрылки пятнадцать, механизацию включить!

— Есть закрылки, есть механизация! Двести шестьдесят! Двести семьдесят! Отрыв!

Нос самолета — а затем и вся туша отрывается от земли, ревя моторами, птица уходит в небеса, ради которых она и создана. Только в небе живет самолет, только в небе на своем месте летчик.

— Пять! Десять! Безопасная!

— Убрать шасси! Продолжить набор высоты!

Со стуком открываются люки, приводы начинают убирать шасси в брюхо самолета.

— Двадцать! Тридцать!

— Фары выключить! Доложить по шасси!

— Фары убраны!

Срабатывают замки люков, контрольные лампочки, показывающие, что шасси убраны, загораются зеленым, все три.

— Шасси убрано! Скорость триста двадцать!

Зеленая пелена окружающего аэродром леса стелется под крылом, уходя все ниже.

— Сброс ускорителей.

Один за другим взрываются пироболты отработавшие свое цилиндры ускорителей падают вниз. после того, как взлетят все, над лесом пройдет вертолет — сброшенный ускоритель может привести к пожару.

— Закрылки десять, разворот на курс двести, занимаем исходную для набора высоты.

— Принято! Показания авиагоризонтов одинаковые!

Самолет кренится на бок, кренится несильно, разворачиваясь над родным аэродромом. Мерно ревут двигатели, все как один в унисон.

— Есть курс двести, есть исходная.

— Набор высоты. Закрылки пять.

— Есть закрылки пять.

— Вышка, я Шмель-один. Взлетел штатно, занимаю коридор.

— Вас понял, Шмель-один. Удачи.

Бомбардировщики выстраиваются клином — как журавли. И курс у них тот же самый, что и у журавлей — на юг.

Вот только осень еще не наступила.

Через несколько часов, когда бездонное небо полно звезд, а безжизненная земля внизу затянута серой дымкой облаков, клин бомбардировщиков достигает исходной точки. В небе над Туркестаном необычно оживленно — то здесь, то там пульсирует вырывающееся из сопел пламя. В небе — не меньше истребительной эскадрильи, реактивные истребители то ныряют в облачную пелену, то выныривают из нее подобно косаткам.

— Северный Ветер, я Шмель-Первый, подходим с севера, просим разрешения выходить на огневой рубеж.

— Отрицательно, Шмель-Первый, уходите на дозаправку, квадрат сорок-одиннадцать, высота девять тысяч, позывной Кот-Три. Выход на рубеж по сигналу.

— Условия работы принял, ухожу на дозаправку…

Дозаправляют такие же Муромцы, только старые — когда самолет уже не может продолжать службу в составе бомбардировочных эскадр — его переделывают в летающий заправщик. Дозаправляться с однотипного борта очень удобно — нет проблем с выравниванием скоростей, самолеты идут одинаково…

Сигнал поступил, когда заправка еще не была окончена.

— Шмель-Первый, я Северный Ветер. Поступил приказ на уничтожение целей, распределение и наведение по Легенде. Огонь по готовности! Рубеж пуска прикрыт, ближайшие бандиты в восьмидесяти милях южнее. Отработав, уходите на курс один-три-пять, эшелон один-пять-ноль.

— Условия принял! Всем Шмелям — работаем по Легенде, выходим на огневой рубеж.

С Легендой все намного проще, появилась возможность сократить одного члена экипажа. Терминал Легенды сам примет доклад от спутников, распределит между носителями цели и выдаст данные для стрельбы. Вычислительная система самолета, взятая от Лебедя, сама рассчитает задачу поражения целей, распределит имеющиеся боеприпасы и введет данные в управляющие системы бомб и ракет. Это раньше на бумаге да на интуиции рассчитывали точку сброса, теперь те же бетонные болванки, имитирующие свободнопадающие бомбы, бросают больше для привычки, чтобы напомнить себе — в самолете главный все-таки пилот, а не бортовой компьютер…

Самолеты плывут в ночном небе, мерно гудят моторы, матово светят приборные доски с дисплеями. Матово поблескивает в лунном свете завеса облаков под ними, иногда сквозь облака рвутся к Луне островерхие горные хребты. Полет на стратегическом бомбардировщике сложно с чем-то сравнить, разве что с поездкой на паровозе… Тупая, тяжелая, готовая смести все что под ней сила, богатырская мощь чувствуется в самом самолете.

Дисплей перед командиром корабля за микронную долю секунды меняется — теперь перед ним объемная карта с зеленой точкой — самим самолетом и пульсирующими красными точками целей.

— Есть расчет, правак принимай управление. Штурман — контроль!

— Управление принял!

— К стрельбе готовы, отказов техники нет. Мы на огневом рубеже!

— Принял, открываю люки!

С отчетливым металлическим стуком открываются крышки бомболюков…

— Огонь!

Одна за другой планирующие авиабомбы и крылатые ракеты срываются с держателей в темную бездну, раскрываются управляющими плоскостями. До цели им лететь чуть больше минуты…

Сто двадцать тонн бомб и ракет обрушились на Афганистан той ночью. Тридцать тонн — на разгромленный объект Зеро, откуда только успели взлететь североамериканцы. Тридцать тонн — на уже обстрелянный утром аэродром Баграм. Оставшиеся шестьдесят тонн нагрузки долетели до еще одной британской базы в окрестностях Кабула. Не стало и ее…

 

Ночь на 11 августа 1996 года. Туркестан, пограничная зона…

— Господин майор, они идут за нами.

Багаутдинов, только что снявший жгуты и нормально себя перевязавший, выругался. Вот так всегда бывает — людям делаешь добро, а в итоге получается…

Дерьмо в итоге получается…

— Почему не стреляют?

— Мы идем на пределе. Огни тоже. Курсового пулемета на этих вертолетах нет. Начнут разворачиваться боком — потеряют нас и все.

Бараны…

— Сэр, смотрите!

Что-то, похожее на рукотворную молнию мелькнуло по левому борту машины — да так, что многотонный вертолет качнуло в потоках воздуха. Когда подполковник Ругид выбрался в кабину — через иллюминаторы обзора почти не было…

— Что за чертовщина… Это что, русские?

— Возможно, сэр.

— Мы по какую сторону границы?

— Приемник GPS не работает, сэр. Русские видимо глушат все сигналы, нет ни связи, нечего.

— А как же ты будешь садиться?

— А черт его знает, сэр… Я не знаю как мы вообще летим…

Обнадеживающий ответ…

Перекрестные лучи прожекторов, бьющие откуда то сверху безжалостно высвечивают кабину Боинга. Не помогают даже светофильтры на шлемах, автоматически затемняющиеся в ярком свете.

— Отворачиваем! Разворот.

Машина закладывает вираж — такой, что в десантном отсеке все летит к левому борту. И — точно такие же лучи — с тыла.

Окружили…

— Сэр, кажется это М35. Их не меньше звена!

Вот теперь понятно. Сначала их нашел истребитель — это он прошел вплотную. Как ни странно — вертолету шанс ускользнуть от истребителя есть, если истребитель не хочет их сбивать — просто вертолет может зависнуть на месте, а истребитель нет. Но русский летчик поступил умнее — он не стал раскрывать себя — а вызвал звено винтокрылов. Уродливые, пузатые — но при этом скоростные и защищенные «Крокодилы», североамериканское обозначение Hind, Сокол. В штурмовых авиаполках заменены на М40 — а вот погранслужба и фронтовая авиация их активно пользует. Скорее всего, это вертолеты погранслужбы — на армейских нет таких мощных прожекторов, и взлетели они с одной из приграничных площадок подскока, отрезая им путь к границе.

Частоту они конечно же знают — и сразу выходят на связь.

— Пилоту неопознанного летательного аппарата! Вы пересекли границу Русской империи, находитесь в запрещенной для полетов зоне! Приказываю следовать за нами! В противном случае будете сбиты!

Возможно, один из русских пилотов решил не ждать, пока североамериканцы примут решение — провернулся блок стволов — и очередь трассирующими распорола воздух у самого носа Боинга — словно пульсирующий красным лазерный луч, режущий даже корабельную броню…

Их посадили на аэродроме, где базировались самолеты и вертолеты, приписанные к командованию специальных операций. Несколько коротких бетонных взлеток. Грузные ряды транспортников и тяжелых вертолетов, едва угадываемых во тьме окутавшей землю ночи. Ангары, еще ряды — на сей раз вертолетов огневой поддержки, грозных М40. Высвеченная безжалостными прожекторами бетонная полоса.

— Пилоту неопознанного летательного аппарата! Приказываю приземляться!

А куда деваться? Да и топлива — не так уж и много уже…

Серый бетон полосы. Стальная стена бронетранспортеров, развернувших скорострельные пушки на садящийся североамериканский вертолет — транспортник…

— Сэр… Там бронетранспортеры. И солдаты — за броней не меньше двух рот!

Джонсон успел выглянуть в люк, приложил к глазам тепловизор — и отшатнулся…

— Все равно не уйти. Без команды не стрелять. Приготовить гранаты и РПГ [в армии САСШ реактивные гранатометы называются RPG — pocket propelled grenades]. По сигналу — сосредотачиваем огонь на БТР. Затем — взлет. Меня не ждите. Хоть кто-то — но спасется.

— Так точно, сэр…

Все понимали, что шансов у них мало. Почти нет. Вертолет вооружен М134 Миниган — страшное оружие против слабозащищенных целей — но не против бронетранспортера, наверняка еще с дополнительными экранами. Ну ухитрятся они один БТР каким-то чудом поджечь, второй… Там их у русских — десяток, не меньше. А вот бронетранспортеры у русских вооружены либо пулеметом КПВТ, либо тридцатимиллиметровой пушкой, либо еще похуже — спаренной тридцатимиллиметровкой от вертолета. Любая из них американский вертолет насквозь пробьет, сосредоточенным огнем они сметут их с полосы за секунды. Наверняка у русских и стрелки с переносными зенитно-ракетными комплексами есть…

Один за другим два вертолета садятся на отмеченный лучами прожекторов пятачок, замирают в перекрестье десятков, сотен прицелов…

— Глушить двигатели! Командиру выйти на переговоры! — громыхнул над полем усиленный мегафоном голос.

Гурвич перевел.

— Я пошел…

Подполковник оставил в вертолете автомат, спрятал за бронежилет, за пояс на спине еще один Кольт. Рассовал по карманам разгрузки гранаты, которые ему собрали…

— Открывай…

Ползет вниз аппарель, ослепительно яркий свет врывается в десантный отсек, слепит глаза. И он идет навстречу этому свету, идет, не сгибаясь. За его спиной его люди — те что оставались в живых — готовятся к последнему бою…

Выйдя из вертолета, подполковник останавливается, смело смотря в сторону стальной стены, окружившей вертолеты. Он ждет…

Навстречу выходят двое. Один — по видимому переводчик, даже вид у него какой то… штабной… Второй — кряжистый, наголо бритый, немолодой здоровяк… по его виду можно предположить, что он быка на плечи взвалит и с ним пойдет… и не сильно при этом вспотеет. В правой ручище берет… черный… в свете прожекторов поблескивает эмблема… череп с костями.

Понятно…

— Вы нарушили русскую границу, вас задержали в воздушном пространстве Русской империи. Вам есть что сказать по этому поводу?

Подполковник Ругид молчит.

— Представьтесь. Имя, должность, воинское звание…

Прихотливая штука жизнь… Всего лишь вчера он спрашивал то же самое у пленных русских. А теперь он сам в плену, и то же самое спрашивают у него русские. Устав в этом случае предписывает отвечать — он в конце концов если и задержан — то задержан в цивилизованной стране солдатами регулярной армии. Они имеют право это спросить, чтобы знать, кого они пленили — а он должен ответить на этот вопрос. Но отвечать он не будет. Потому что он не хуже тех русских пацанов. Вот так вот…

Мелодичный сигнал вызова прерывает затянувшееся молчание, солдат, которого подполковник принял за переводчика и который на самом деле переводил, достает из кармана небольшую рацию.

— Третий на приеме…

Говорят долго, солдат только слушает. Затем коротко бросает: «вас понял!» отключает рацию…

— Господин полковник…

— Что там? Еще кого-то на нашей стороне поймали?

— Господин полковник там эти… ну спецгруппа… короче они про пиндосов этих…

— Про североамериканцев, Тищук. Про североамериканцев. Докладывай, как положено, что ты мямлишь?!

— Так точно, господин полковник. Старший у этих… спецов… докладывает, что североамериканцы эти… когда штурм базы начался, они вместе с ними против британцев воевали. Если бы не они… базу бы не взяли… И еще… тому пацану… из наших, из учебки… они ему помощь оказали…

— Против британцев, значит…

Ругид улавливает знакомое «британцы», но ничем не подает вида, что понял. Лысый здоровяк надевает на голову берет, который он до сих пор комкал в руке…

— Белосельцев!

Из отрезанной от них лучами прожекторов ночи к ним бежит, придерживая бьющий по боку автомат, еще один офицер. Замирает по стойке «смирно».

— Господин полковник!

— Оказать помощь раненым. Дозаправить. Вернуть их вертолет. И пусть улетают. Здесь им делать нечего. Переведите им…

— Но господин пол…

— Извольте исполнять, Белосельцев! Это приказ.

Переводчик на хорошем английском объясняет подполковнику приказ. Тот не зная как реагировать, встает по стойке смирно и отдает русскому полковнику честь…

— Сэр, позвольте…

— Честь имею, сударь…

Русский полковник в ответ честь не отдал…

 

13 августа 1996 года. Окрестности Лондона

Это была железнодорожная станция. Обычная, маленькая и уютная станция, всего на два пути и два перрона, настолько маленькая и уютная, что она казалась почти игрушечной. Маленький вокзал, постройки середины прошлого века, заботливо сохраненное и даже покрашенное железнодорожное оборудование для загрузки угля и воды в паровозы. Зал ожидания человек на десять. И — самое главное — автоматические камеры хранения со старомодными, с насечкой ключами…

Машину мы оставили за квартал от вокзала — иначе бы она привлекла всеобщее внимание. А дальше…

Дальше нам надо было пройти до вокзала, не привлекая к себе внимания. Любой, кто увидит нас и вспомнит наши фотороботы, демонстрируемые по телевидению и печатаемые в газетах — может нас провалить с ходу, всего то — достать телефон и набрать номер. Оставалось только играть в старую, уже опробованную на практике игру…

Если не хочешь привлекать внимания — привлеки его!

Целоваться на ходу мы, конечно же, не стали, и так противно — но вот повилять задницами, имитируя походку подданных альтернативного сексуального выбора, все же пришлось. Хоть и омерзительно — зато относительно безопасно…

Правда, в отличие от космополитичных больших городов и, особенно от Лондона, где есть целые кварталы с голубыми, здесь, в глубинке, отношение к нам было другим это сразу чувствовалось. Другие подданные, которым не повезло родиться… такими же альтернативными как мы, кто поспешно отводил взгляд, кто уводил с нашей дороги детей — воистину, в старой доброй Англии к таким вот альтернативным, отношение было совсем не столь толерантным, как бы того хотелось. Но про то что перед ними разыскиваемые по всей Великобритании террористы — зуб даю, никому даже мысль такая в голову не пришла.

Ящики для хранения вещей были большими, старыми, сделанными из потемневшего от времени дерева и со старомодными замками, открывающимися ключом. Одна за другой из объемного чрева камер хранения были извлечены четыре спортивные сумки. Тепло обнявшись — чтобы запомнилось именно это, а не сумки, мы пошли обратно к Феррари.

Перед тем как положить сумки в багажник, я открыл одну из них — если служба не потеряла квалификацию, то в каждой будет по ключу от коттеджа или что-то в этом роде. А всего лежбищ будет четыре, на всякий случай. Так оно и было — красочный, на роскошной бумаге проспект, рекламирующий новый поселок на берегу реки, и к нему подцеплены ключи. Райское гнездышко для влюбленных голубков…

Положив ключ в карман, я вернулся за руль…

— Поехали милый… Кажется я знаю, где мы проведем медовый месяц…

— Да пошел ты… — с досадой ответил Грей, расчесывая щеку. Женская пудра после бритья вызывала у него жестокую аллергию…

Грей первым открыл сумку, которую мы затащили в домик вместе с остальными, изумленно присвистнул.

— Ничего себе…

Я наклонился к своей сумке, противно визгнула молния под рукой. Расстегнув, достал лежащую на самом верху винтовку, задумчиво покачал в руках. Мда… Вот уж не обделили — так не обделили. Даже не думал, что пришлют такое.

Новейшая Kel-Tec RFB, североамериканского производства, единственная на данный момент серийно выпускаемая крупнокалиберная винтовка в компоновке «буллпап». С коротким стволом ее можно носить в специальной кобуре подмышкой — и это при патроне 7,62*51 Винчестер. Тут ствол стоял средней длины — зато добрая душа навесила на винтовку короткий подствольный гранатомет, прицел «Ред-Дот» и лазерный целеуказатель. Ниже лежали магазины к ней, неснаряженные, пачки патронов и пистолет. На хороший пистолет тоже не поскупились — североамериканский же крупнокалиберный Кольт с глушителем и лазерным прицелом — вариант для специальных подразделений. Патроны для винтовки не коммерческие, судя по невзрачной упаковке. Отложил в сторону винтовку, достал одну из пачек — так и есть. Армейского образца, повышенного давления, да еще бронебойные с сердечником из закаленного вольфрама. Богемского производства, только они таким торгуют на гражданском рынке, остальные — только для армии и полиции. Такие патроны используются обычно для стрельбы из пулеметов. Левее от пистолета матово блестели цилиндры гранат. Используя такую винтовку можно напасть даже на конвой премьер-министра — бронебойный патрон протыкает машину сопровождения, а гранатой из подствольного гранатомета — они идут комбинированные, кумулятивно-осколочные — можно сжечь и машину самого премьера.

Вот только премьер мне и… не нужен в общем. Мне нужен всего лишь ответственный чиновник Министерства иностранных дел, который на работу ездит почему то в «шпионский дом», и у которого окладистая седая борода. И еще мне нужен один урод, из-за которого в этом городе стало очень проблематично жить. Хорошо что есть удостоверение, защищающее от обыска — а сколько оно продержится? Да и просто — охота разобраться с этой гнидой, что отстреливает людей как грачей на деревьях [В Британии охота на грачей очень популярна, есть даже «грачиные» ружья, в том числе очень дорогие от Ментона и Перде], а потом это все сваливают на меня.

— Что дальше? — Грей уже достал винтовку, положил ее на королевской ширины кровать и сейчас набивал магазин патронами.

— Что дальше… Ну, если тебя не привлекает эта кровать…

— Когда у меня в руках оружие — лучше так не шутить.

— А в чем проблема? Я слышал, что у вас в колледжах для мальчиков это почти повсеместно. Давай, расскажи, не стесняйся…

— А у вас что — не так?

— Нет. У нас — мальчики и девочки учатся вместе. Ну, так как это? Как это у тебя было в первый раз?

Грей взял в руки пистолет, оттянул назад затвор, чтобы загнать патрон в патронник.

— Пистолет иногда и сам может выстрелить. Случайно…

— Ну, тогда… если ты такой стеснительный… давай подумаем, как нам достать главу британской секретной разведывательной службы… милый…

 

14 августа 1996 года. Северное море. Девятая эскадра Флота атлантического океана РИ

Холодные, свинцово-серые воды Северного моря сегодня были непоколебимо спокойны, несмотря на то, что небо с самого утра было завешено мрачным занавесом туч. Ветра тоже почти не было, стоял удивительный, редко здесь встречающийся штиль. Волнение на море было только от легких порывов ветра — и от кораблей девятой эскадры Флота атлантического океана Русской империи, средним ходом неудержимо идущих на запад, в сторону Ла-Манша…

Первым шел крейсер Аврора, головной корабль в новой серии, планируемой к постройке не менее чем в тридцати экземплярах и призванной заменить три типа кораблей на всех трех флотах Империи. Для него даже отдельный класс придумали — тяжелый крейсер сопровождения — раньше этого класса в классификации надводных кораблей не было.

Если рассматривать этот корабль, Аврору — то больше всего он напоминал монитор времен гражданской войны в САСШ. Низко сидящий в воде, со скошенным наоборот носом, своими размерами он не производил угрожающего впечатления — длиной едва дотягивал до размеров обычного крейсера. И напрасно — ибо этот корабль был буквально напичкан различным вооружением и смертельно опасен в бою.

Его артиллерийскую часть составляли две экспериментальные морские артсистемы. На носу, из обтекаемого, призванного рассеивать лучи локаторов кожуха торчали два длинных пушечных ствола калибра сто пятьдесят два миллиметра — морской вариант сухопутной артиллерийской системы «Коалиция», способной первые десять выстрелов выдать в немыслимом темпе — десять снарядов калибра сто пятьдесят два за десять секунд. На сухопутной системе больше десяти не помещалось в автомат заряжания, здесь же скорострельность после десяти первых выстрелов ограничивалась искусственно, чтобы механизм пушки не вышел из строя от чудовищных нагрузок. Но и этого было немало — тем более что система управления огнем позволяла стрелять так, что все снаряды сводились в одной точке и почти в одно время. Можете себе представить, какой эффект даст одновременный взрыв десяти таких снарядов в одной точке. Не выдержит и авианосец.

На корме привычной артиллерийской установки не было — в небо торчало нечто похожее на старую дымовую корабельную трубу. Это были экспериментальная безбашенная артиллерийская установка калибра четыреста шесть миллиметров — калибр линкора! Отказ от башни позволил вместить установку такого калибра в кормовой орудийный отсек. Система эта была предназначена дня стрельбы снарядами весом больше тонны по побережью, более легкими снарядами на дальность и даже через нее запускались специальные миниатюрные беспилотные аппараты — калибр позволял.

Еще на Авроре было пятьдесят пусковых установок ракет вертикального старта РКМ-55, русского аналога североамериканского Си-Томагавк, морской же вариант сухопутного комплекса ПВО С-300ПМУ — зенитный ракетный комплекс «Риф», четыре зенитных комплекса ближнего радиуса действия «Кортик» с сумасшедшей скорострельностью десять тысяч выстрелов в минуту — оборона от крылатых ракет противника. На корме располагался ангар и взлетно-посадочная площадка, рассчитанная на два вертолета противолодочной обороны, способных нести и легкие противокорабельные ракеты. Ну и по мелочи — десятитрубный реактивный бомбомет для защиты от подводных лодок и несколько креплений для крупнокалиберных пулеметов — на случай, если на корабль нападут, к примеру, пираты.

Обязательно — новейшие системы обнаружения целей и обмена информации — все скрыто за обтекаемыми радиопрозрачными надстройками, отчего корабль кажется вытесанным из камня. Послужить на Авроре доведется немногим — многие системы автоматизированы, поэтому экипаж такого мощного корабля вместе с капитаном составляет всего двадцать шесть человек.

Силовая установка у Авроры была атомная — основной его задачей было находиться в ордерах атомных ударных авианосцев — а какой смысл в атомной силовой установке у авианосца, если у кораблей сопровождения они не атомные и это ограничивает по автономности всю эскадру? Крепость цепи определяется крепостью ее самого слабого звена, поэтому впервые в истории русского флота формировались две авианосные ударные эскадры, состоящие исключительно из кораблей с атомной силовой установкой и имеющие неограниченную дальность плавания. Им даже дали новые номера: девятая, идущая сейчас на ходовые испытания в Атлантику и десятая эскадра Тихоокеанского флота, только еще формируемая и достраиваемая.

Вторым, выдерживая расстояние примерно в семь кабельтовых, мацелотом [мацелот — следующий в походном строю сразу за тобой корабль] в кильватерном строю шел флагман флота Атлантического океана, на данный момент и флагман всего Российского флота, только что прошедший достройку и идущий сейчас в Атлантику для полномасштабных ходовых испытаний, какие невозможно провести в мелководной Балтике. Ударный атомный океанский авианосец (ему больше подходило название «суперавианосец», потому что своими характеристиками он сильно выделялся среди прочих) «Цесаревна Ксения» был одним из двух авианосцев этого класса, которые предполагалось построить — большего не выдержал бы бюджет, большего было и не нужно. Один для флота Атлантического океана — это был Балтийский флот, недавно переименованный императорским указом, и один для флота Тихого океана. Каждый — флагман «ударной группы дальнего рубежа», способный отстаивать интересы империи в любой точке мирового океана. Кстати — тем же указом государь повелел переименовать Черноморский флот во флот даже не Средиземного моря — во Флот Индийского океана, подчеркивая тем самым, что у России нет других флотов кроме океанских. Переименование вызвало очередной приступ мрачной злобы в коридорах британского военно-морского министерства, раздражение в Северной Америке и опасения даже в Берлине. Российский флот по-настоящему выходил в большое плавание…

В отличие от обычного авианосца, у которого было максимум три оснащенные катапультами дорожки для самолетов, и боковое расположение «острова» — на «Цесаревне Ксении» остров и лифты для подъема самолетов с нижних палуб располагались по центру корпуса, а катапульт и дорожек было шесть, по две по каждому боку и две по центру корпуса. Это был единственный авианосец в мировом океане, способный отправить в полет одновременно шесть самолетов. Он также был самым крупным по длине — четыреста девяносто метров, и по составу базировавшегося на нем авиационного соединения — сто машин тяжелого класса или двести двадцать легкого, а также двадцать корабельных вертолетов. На этом авианосце стояло три атомные силовые установки и серьезная система ПВО, включавшая два комплекса Риф.

Полного авиакрыла на авианосце не было — в конце концов, это только ходовые испытания, не более. Часть самолетов, которые должны были базироваться на авианосце, еще строились на авиационных заводах. Но и отправлять громадный корабль в Атлантику без вооружения было бы верхом глупости. Поэтому сейчас в его полупустых ангарах базировались двадцать четыре тяжелых истребителя, двенадцать бомбардировщиков-штурмовиков, способных нести по три противокорабельные ракеты, двадцать четыре легких истребителя С-54, и все двадцать положенных по штату вертолетов. На случай неприятностей на нем же расквартировалась усиленная рота морской пехоты.

Третьим шел еще один уникальный корабль — тяжелый атомный десантный корабль «Санкт-Петербург», чья постройка заставила задуматься о вечном военных аналитиков по всему миру. Многие его считали даже более весомой заявкой Русской Империи на господство в мировом океане чем «Цесаревна Ксения». Потому что такие корабли строят только в одном случае — если в будущем собираются перебрасывать по морю за тысячи километров целые дивизии.

Тяжелый десантный корабль «Санкт-Петербург» был построен в рекордно короткие сроки — за год с небольшим, на верфях в Романове-на-Мурмане [Сейчас это Мурманск, а раньше этот город действительно так назывался]. Все дело было в том, что за основу конструкции корабля была взята хорошо знакомая мурманским корабелам конструкция наливного супертанкера для перевозок нефти, которые каждый год сходили с местных верфей. Тот же корпус, та же атомная силовая установка. Замене подверглись только надстройки и грузовые отсеки корабля.

За основу взяли существующий только в России супертанкер ледового класса с особо прочным, двойным корпусом, способный ходить в кильватере тяжелого атомного ледокола. Выбор основы для строительства военного корабля был идеальным — у супертанкеров, у единственных кораблей такого размера и такой вместимости двойные, особо прочные корпуса [это на самом деле так. В нашем мире была так называемая «война танкеров», когда во время войны Ирана с Ираком 80–88 годов обе стороны обстреливали супертанкеры с нефтью, чтобы затопить их и нарушить судоходство в этом районе. Средства поражения были самые разные — торпеды с иранских торпедных катеров, противокорабельные ракеты с иракских Миражей, противокорабельные ракеты наземного базирования с обеих сторон. Неоднократно и ракеты и торпеды попадали в цель — но ни один танкер не взорвался и не затонул. Поэтому танкер с двойным корпусом — штука и впрямь весьма прочная и живучая], которые не возьмет и противокорабельная ракета. Несколько катастроф танкеров, в том числе чудовищная катастрофа у берегов Аляски [в нашем мире это катастрофа танкера Эксон Вальдес в 1986 году у побережья Аляски. Тогда танкер разломился пополам, а нефти вылилось столько, что больше половины аляскинской береговой черты угробили. После этого, законом было запрещено эксплуатировать танкеры без двойного корпуса] заставило все страны, эксплуатирующие танкерный флот заказывать особо прочные и устойчивые к повреждениям танкеры.

Надстройка у десантного корабля была намного выше, чем у обычного танкера, напоминая надстройки газовозов. Место танков с нефтью заняли жилые отсеки и отсеки для техники, в корме сделали огромную аппарель для спуска на воду быстроходных десантных катеров на воздушной подушке — их было два, и каждый по грузоподъемности способен был доставить на необорудованное место высадки две тяжелые самоходки вместе с боекомплектами и экипажем. А морские десантные транспортеры и вовсе могли сходить на воду сразу с аппарели и доставлять пехоту на берег прямо с десантного корабля.

Помимо морских десантных средств существовали еще и воздушные — на корабле были двенадцать тяжелых транспортных вертолетов и двенадцать же штурмовых вертолетов для поддержки высадки десанта. Поднимались на верхнюю палубу они на четырех боковых лифтах как на авианосце, для взлета на верхней, плоской крышке надстройки были оборудованы пять вертолетных площадок. Ну и, в случае серьезного сопротивления противника, в надстройке же были сорок пусковых установок ракет РКМ-55 вертикального старта, комплекс ПВО «Риф», четыре «Кортика», по два на каждой стороне палубы и, ближе к корме — две модернизированные трехорудийные двенадцатидюймовые башни, снятые с идущего на слом старого тяжелого крейсера, главный калибр поддержки.

Сейчас тяжелый десантный корабль был забит до отказа техникой и вооружением, на нем находилось сводное тактическое соединение морской пехоты и отряд специальной разведки ВМФ — потому что у этого корабля была отдельная программа действий. Если Аврора и Цесаревна Ксения должны были присоединиться в Атлантике к силам шестой эскадры, под их прикрытием провести полный курс испытаний и отработать взаимодействие — то Санкт-Петербург направлялся к берегам Африки, где его ждало соединение Флота открытого моря Священной римской империи. Вместе с германцами и бурами русские моряки должны были провести учения по высадке на берег и развитию наступления морских десантных сил вглубь континента.

Поскольку все три корабля были новыми и недавно построенными, а некоторые — еще и до конца не укомплектованными вооружением и личным составом — переход их в Атлантический океан рядом с британскими берегами и в зоне действия британского флота был признан рискованным. И поэтому, походную колонну замыкал крейсер УРО «Адмирал Купченко», прекрасный корабль, укомплектованный опытным личным составом, а из-под воды колонну прикрывала подводная лодка-охотник типа «Касатка». Сейчас она крутилась где-то поблизости — а противолодочная часть авианосца, подняв в воздух три противолодочных вертолета, выполняла учебную задачу по ее обнаружению и уничтожению. Хороший флотоводец никогда не упустит возможность провести учения для личного состава.

Выход в море такого соединения привлекал интерес всех значимых флотов мира. Поэтому, с самого начала колонну сопровождал вышедший из Кенигсберга германо-римский фрегат УРО типа «Линден», который по данным адмиралтейства частенько использовался германской разведкой и имел… несколько расширенный по сравнению со стандартным список радиоэлектронного оборудования. Тем не менее — это был флот союзника, поэтому римский фрегат шел рядом с колонной, а его командир, фрегатен-капитан Нойман, как это и предписывалось морскими правилами вежливости, в первый же день отдал визит вежливости командующему походным соединением, контр-адмиралу Сливину. Пытался он отдать визит вежливости и на «Санкт-Петербург», был очень сильно разочарован, узнав, что командующий находится на Цесаревне Ксении — но ему намекнули, что такой визит уже будет излишним.

Сложнее было с британцами. По данным спутниковой разведки, недалеко от входа в Ла-Манш их ждали пришедшие из Скапа-Флоу три корабля британского флота, в том числе авианосец «Королева Елизавета». Сейчас в воздухе назойливо кружился вооруженный противокорабельными ракетами Виккерс ВС-10 и разведывательный Нимрод, ради их сопровождения приходилось постоянно держать в воздухе две пары тяжелых истребителей. Еще крутилась поблизости британская подводная лодка — но как только Касатка стеганула ее пару раз сильными импульсами гидролокатора, британцы сочли за лучшее скрыться. Виккерс и Нимрод же не отставали — как только кончалось горючее у одной пары — им на смену прилетала другая. К Ла-Маншу выдвинулись три корабля Флота открытого моря Священной Римской империи — тяжелый крейсер и два фрегата — это на случай если британцы, желая отомстить за Красное море, перейдут границы дозволенного.

Еще примерно раз в день походный ордер облетал германский дальний разведчик Арадо — просто потренироваться и убедиться, что все идет нормально.

Первые дни после выхода в море с базы в Архангельске ничего особенного не происходило. Кок готовил обед, свободные от дежурства и нарядов матросы под руководством боцмана драили палубу, иногда с двух носовых катапульт срывались и уходили в небо самолеты. На почти свободной палубе морские пехотинца отрабатывали приемы рукопашного боя и стреляли по мишеням, в качестве которых служили воздушные шарики или брошенный в воду мусор. Корабли девятой эскадры шли на запад.

Обстановка начала оживляться на четвертый день. Сначала на радиопост корабля пришла зашифрованная радиограмма, расшифровать которую мог только контр-адмирал Сливин своим личным шифром. Одноразовым — просто так такие радиограммы не посылают, запас одноразовых шифров на корабле ограничен. Уединившись в своей каюте, адмирал расшифровал послание — и сразу же приказал готовить к экстренному вылету тяжелый штурмовик, подвесив на него четыре дополнительных топливных бака.

Штурмовик взлетел — и вернулся через несколько часов, аккуратно подгадав как раз к ужину. Личного состава в этот момент на палубе нет — и никто не видит, с чем приземлился самолет, кого он привез. Но корабль, пусть и боевой — это такое место, где слухи расходятся на удивление быстро, поэтому уже на следующий день многие знали, что на борту появился какой-то гражданский. Невысокий, лысый, пожилой, одетый во все черное, он сидит в наглухо запертой двухместной каюте для летного офицерского состава и что-то читает. Столуется он там же — в каюту ему приносят обычную матросскую пищу и он съедает ее с большим удовольствием. Иногда к нему заходит лично контр-адмирал, но о чем они разговаривают — того никто не знает. Матросня поговорила-поговорила — и успокоилась, ибо в походе есть и другие интересные темы для обсуждения. И так было до той ночной боевой тревоги.

А когда была объявлена боевая тревога — стало и вовсе не до разговоров.

 

16 августа 1996 года. Лондон, Великобритания

Операция, казавшаяся мне относительно простой, при более-менее детальной ее проработке превращалась во все более и более сложное занятие. Впрочем — наверное, так и должно быть, если бы было по-другому, я перестал бы уважать Британскую секретную службу.

Сэр Колин Монтескью жил в служебной квартире на Олд Черч, в самом центре города, в районе Челси, в квартале, огороженном стеной и очень хорошо охранявшемся. Это была своего рода крепость, построенная в городе для высокопоставленных чиновников. При минометном обстреле города туда не упало ни одной мины что лишний раз доказывало подстроенность этого мероприятия. На месте террористов я бы снес этот квартал с лица земли, чем причинил бы Великобритании куда больший ущерб в сфере национальной безопасности, чем тот который был ей причинен.

Каждое утро сэр Колин выезжал на работу — его работа была расположена так удобно, что от работы до дома было меньше мили. Даже без мигалок — а его черный Даймлер их никогда не включал — на то чтобы добраться до работы у него уходило минут десять, максимум пятнадцать. Для того, чтобы отследить маршрут и подготовить нападение — этого критически мало.

Сэр Колин работал в старом здании Секретной разведывательной службы — так называемом «Шпионском доме» — величественно здании серого камня, расположенном на Воксхол-Кросс, куда из Челси приходилось перебираться по мосту Воксхолл-Бридж. Здание располагалось на самом берегу, между Темзой и Альберт Энбанкмент. Иногда ему приходилось перемещаться в новое здание МИ-5, контрразведки, расположенное дальше и на другом берегу реки, в «доме из песка», на Миллбэнк, рядом с мостом Ламберт. Тогда он проезжал до моста Ламберт, перебирался через него — это меньше мили — и через пять минут был на месте. За то время, что мы наблюдали за штаб-квартирой британской разведки, сэр Колин навестил контрразведчиков всего один раз — Джеймсы Бонды противоположный берег [в Британии разведчики называют контрразведчиков весьма витиевато — «то дерьмо, что на другой стороне реки»] не жаловали.

Сэр Колин на работу ездил на черном, явно бронированном Даймлере, может быть у него были еще и другие машины — но установить это точно имеющимися у нас силами было невозможно. В машине было трое — сам сэр Колин на заднем сидении, водитель (вооруженный) и телохранитель на переднем пассажирском, вооруженный еще серьезнее. В руках охранника я увидел специфичный потрепанный чемоданчик — стоит нажать кнопку на ручке и в руках у тебя оказывается готовый к бою пистолет-пулемет. Но это было еще не все.

Несмотря на то, что до места его работы было меньше мили, и все это время он пребывал в безопасном чреве бронированного автомобиля — теперь Даймлер сэра Колина сопровождало два черных Рейндж-Ровера, явно бронированных и с большими люками в крыше. В нем — не меньше четырех человек в каждом, сколько именно я не видел. Стекла тонированные.

Вот такая вот мрачная картина, вводные — хуже некуда. И все-таки люди, занимающиеся охраной шефа британской секретной службы, допустили одну ошибку, одну и очень существенную. Если посмотреть например на конвой русского императора — в нем только два больших бронированных микроавтобуса, все остальные машины — это совершенно одинаковые Руссо-Балты, одинаковой модели, одинакового черного цвета и номера на них тасуют в произвольном порядке каждый день. В какой из них сядет монарх — решает только он сам, после того как он занимает место, в остальные машины рассаживается императорский конвой. Только эта простая мера предосторожности снижает шансы на успех у покушающихся ровно в пять раз — по количеству одинаковых машин.

Все дело в том, что поразить пять машин одновременно намного сложнее, чем одну единственную. А в моем случае — если я хочу не убить, а похитить — проще в том плане, что мне легче РейнджРовер сразу угостить гранатой из гранатомета, а потом уже спокойно разбираться с Даймлером. Да, вот тут они сплоховали.

Но все равно — как ни считай, как ни рассчитывай — дело дрянь. Расстояние, в пределах которого сэр Колин уязвим — минимальное, маршрут движения — для меня как для похитителя хуже некуда. Они выруливают на Челси Энбанкмент и идут прямо по берегу, по Гроссвенор, сворачивают на Воксхолл Бридж Роуд, переезжают мост — и все, на месте.

Уязвимых мест три. Челси Бридж, там где идет транспортный поток с моста, которому они проезжают перпендикулярно, железнодорожный путепровод под Гроссвенор, ведущий на вокзал Виктория, и сам мост Воксхолл-Бридж. Все! Если бы я преследовал цель убить сэра Колина — скорее всего я бы занял позицию с гранатометом где то в районе Гроссвенор. Там много путей отхода. Но мне то как раз нужно не убить, а взять живым, и это усложняет задачу многократно.

Все эти мрачные мысли крутились у меня в голове, пока я сидел в машине, припаркованной на Миллибэнк, прямо у въезда на мост. Грей, вооруженный только собственными глазами вел наблюдение — и думал, наверное, о том же самом.

Скрыться, раствориться в суете многомиллионного города, сделаться невидимкой, снова оказалось очень просто. Тем, кто хочет стать невидимым, нужно помнить множество правил, одно из которых: человека делает невидимым форма. Любая — военная, форма пожарного, белый халат врача. Все что угодно. Если ты в форме — при мимолетном взгляде тебя запомнят как полицейского, врача, военного, кого угодно — а вот твое лицо не запомнят. Таковы особенности человеческого восприятия, я это уже говорил Мозг подбирает визуальные образы и сравнивает с ними увиденное. Не верите — проверьте.

В данном случае, мы изображали из себя врачей. Рядом, на Челси Бридж был Королевский госпиталь — поэтому санитарные машины стали здесь частью пейзажа, внимания на них не обращали. Купить подержанную скорую помощь — да нет проблем, куча муниципалитетов продает подержанную технику, причем за бесценок. Часто даже оборудование внутри не демонтировано. Нужно просто посидеть в Интернете — если знаешь на какие сайты заходить. Нарисовали эмблемы Королевского госпиталя — ближайшего к цели. Ночью проникли в гараж, где отстаиваются скорые и сняли с одной из ремонтируемых машин номера, заменив их своими — несколько дней не заметят. Там же раздобыли лекарства — на случай обыска машины, что за карета скорой без набора лекарств… Нагрудные бейджи сделали сами, тупо распечатали на цветном принтере в одном из Интернет кафе, информацию тоже взяли из Интернета. И все. Не слишком серьезную проверку — пройдем…

Я взглянул на часы.

— Пять минут.

В этом районе пользоваться какими бы то ни было средствами связи рискованно — засекут, здесь вообще секут моментально все лишние передатчики, правительственный квартал как иначе. Лучше не рисковать.

Зачем мы здесь торчим? А сам не знаю. Ознакомиться с обстановкой надо? Надо. А на месте планировать лучше, чем где-нибудь сидя в норе. Риск есть — но он приемлемый — долго задерживаться здесь мы не будем, и второй раз на этом месте — тоже не встанем. Уровень хорошо работающей службы безопасности нам хорошо известен — даже если одна и та же муха второй раз около ООП [Особо Охраняемая Персона] пролетит — ни и то начнут выяснять, что это за муха и нет ли в ней угрозы.

— Едут… — ровным, каким-то замороженным голосом проговорил Грей.

Использовать мигалки в центре Лондона для того, чтобы освободить полосу движения было не принято — они были на машинах кортежа, но пользовались ими только в экстренных ситуациях. Так ездили без них — впрочем, правительственному кортежу уступали дорогу и без мигалок.

Первым, большой черной тенью прошел РейнджРовер, затем, стремительной кошкой проскользнул Даймлер. Замыкал колонну еще один РейнджРовер. Скорость, несмотря на центр города и не перекрытую дорогу им удавалось поддерживать приличную. Впрочем — тут так принято, это у нас, в России…

— Прошли…

— Вижу.

— Двигаемся?

— Стой на месте.

Чего я ждал? Да и сам не знаю. Глянул на записи — на две минуты опаздывают. Часы можно сверять.

— Свернули на мост.

Грею лучше видно это мне тут… Зато у меня весь арсенал, сложили мы его туда, где обычно хранятся кислородные баллоны, а сам кислородный баллон положили в салон. Для того, чтобы понять где должен храниться этот чертов баллон — нужно быть специалистом…

— Долго мы…

И тут Грей прервался.

— Что?

— Слышал?

Я прислушался — ничего. Ровный шум машин, мне из салона почти не видно, в карете скорой помощи ничего не разглядишь, большая часть окон с двусторонней тонировкой.

— Нет.

— Хлопок.

— Где?

И тут, вдалеке взвыла сирена, даже не сирена, а специальный сигнал, так называемая «крякалка», используемая спецслужбами.

— Выстрел! Черт возьми, это выстрел!

И тут у меня снесло крышу — в самом прямом понимании сего феномена. По здравому рассудку — никогда бы не сотворил того, что я тогда сотворил. Но тогда — это мне показалось вполне разумным.

— Надень маску.

— Что?! — вытаращился на меня Грей.

— Что слышал! Надень маску и жми туда. Быстрее!

В отличие от России доктора здесь носят маску каждый день на дежурстве, и зимой и летом — такие тут правила. Если это не то, что мы думаем — просто прокатимся мимо. Если то… ну кто может подумать, что стрелок и врач скорой в маске — одно и то же лицо. И вообще — как я могу стрелять — а через минуту подъехать на скорой? Там сейчас наверное такой бардак…

— Включи сирену! Пробивайся!

Грей, наверное, подумал, что у меня не все дома — но приказ выполнил. Завывая сиреной, мы вырулили на мост, поток машин был плотный как кисель — но нас пропускали, жались в стороны и пропускали.

Как только начали съезжать с моста, миновали его середину, я понял — так и есть. Увидел я все это потому, что открыл окошко между водительским отсеком и салоном и просунул в окошко свою голову. У самого съезда на Альберт Энбанкмент поток машин и вовсе загустел, красное половодье стоп-сигналов, раздраженные гудки клаксонов и истошный вой сирен. Чуть дальше один из РейнджРоверов стоял так, что перекрывал сразу две полосы движения, на крыше внедорожника исходила вспышками, подавая сигнал беды, мигалка.

Приехали…

Даже если до этого и был путь для отступления — сейчас его не было. Услышав вой сирены, один из людей в черном костюме и с автоматом Бушмен в высоко поднятой руке просился к нам, размахивая небольшой палкой с укрепленным на ее конце круглым красным катафотом. Кому-то он и вовсе ударил этой палкой по стеклу. Не надо быть гадалкой, чтобы понять — нам освобождают дорогу.

Обернулся, бросил взгляд на шкафчик, где хранится наш арсенал. Нет, не время. Не сейчас…

— Проезжай! Туда проезжай! — в голосе я уловил отчаянный шотландский акцент.

— Что там? — Грей в этот момент был просто неподражаем: усталый и раздраженный водила на опостылевшей работе — что за хреновина?

— Проезжай! Потом объясним! Давай, давай, быстрее!!

— Да еду я, еду…

Грей вывернул руль, аккуратно заправил грузный микроавтобус в образовавшийся узкий коридор.

— Не дергайся! Как подъедем — я выскочу с носилками ты за мной. Едем в Королевский госпиталь. Понял?

— Их должно быть трое.

— Что?

— В скорой должно быть три человека. Врач, водитель и санитар.

— Не заметят.

Хотел бы и я быть так в этом уверенным.

За мостом, стало посвободнее, мы обогнули РейнджРовер, перегородивший дорогу — стало посвободнее. То что я и думал. Суета — у парадного подъезда настоящий водоворот, у многих оружие — пистолеты и автоматы, кто-то пытается командовать, еще кто-то показывает куда-то вдаль. Все ясно, оттуда стрелял снайпер.

С грохотом отодвинул в сторону дверь, выскочил, побежал к задней двери…

— Быстрее, доктор! — тот, с автоматом очутился рядом.

Распахнул настежь двери, вытащил каталку — слава богу, она так сделана, что ее что выдвинуть из кареты скорой что обратно туда задвинуть — шимпанзе справится. Хром, кожзаменитель, пластик и высокие технологии.

— Помогите мне!

В таких ситуациях нужно давить, доминировать. Не давай передышки, не давай задуматься, грузи всякими заданиями, не важно глупыми или нет. Пусть каждый чем-то занимается, пусть каждый считает свое занятие самым важным на свете. Прокачивай ситуацию, создавай искусственно напряжение, а то и панику, не давай остановиться и подумать.

— Да бросьте нахрен этот автомат! — гаркнул я.

Телохранитель дернулся — потом кинул автомат в карету скорой (!!!) послушно схватился за каталку, которую я уже выдвинул из салона скорой полностью.

— Что здесь?

Мы бегом покатили каталку к тому месту, где бушевал людской водоворот.

— Пулевое ранение, доктор. Выстрел из винтовки.

— Снайпер?

— Он самый.

Я нервно огляделся, но потом взял себя в руки — нормальная реакция обычного врача в таком случае.

— Пропустите! Пропустите!!!!

Вооруженные люди послушно расступались передо мной. Краем глаза заметил Грея — рядом.

— Пропустите! Это врач! — крикнул и мой добровольный помощник, бросивший свое табельное оружие на произвол судьбы.

Хоть я и не врач, но курс экстренной медицины в учебке преподавали, причем с особым упором на помощь при огнестрельных ранениях. Но тут, только увидел, понял — все. Вилы. Не жилец. Пуля крупного калибра… судя по точке попадания разнесла ребра и, скорее всего, пробила левое легкое. Видимо целились в сердце, но пуля ушла ниже. Лицо белее бороды, на губах пузырится кровь. Чудо, что еще жив…

Здесь ничего не сделаешь.

— На каталку его! Быстрее, быстрее, вашу мать! Быстрее!

Ввосьмером тяжело раненого главу Британской секретной службы подхватили, перенесли на каталку. Несколько человек сразу выстроились по правую ее сторону.

— Какого черта?

— Док, снайпер может выстрелить еще раз — пробасил кто-то.

За каталку схватилось сразу несколько рук, в том числе — Грей.

— Быстрее! Катите его.

Побежали — до машины метров десять…

— Осторожнее! Вот так!

Поправил каталку — так чтобы ее ножки сложились правильно, и она правильно вошла в машину. Кто-то уже лез в салон.

— Э, э! Вылезли отсюда! Назад!

— Сэр, мы не можем его оставить… — сказал кто-то.

— Тогда кто-то один. Ты! — я ткнул пальцем в своего добровольного помощника — шотландца, первого схватившегося за каталку — ты поедешь.

Шотландец покорно полез в машину.

— Миллер. Бери своих и за ними! Купер, быстрее! Туда! — распоряжался кто-то.

Пора валить. Взяли!

Заскочил в салон, с грохотом захлопнул за собой дверь.

— Док, куда мы?

— В Королевский госпиталь!

Черт… Хорошо что посмотрел что где находится — сказывается привычка все делать тщательно и просчитывать, чтобы не заваливаться на мелочах. Школа мелочей — этому меня учил уже Цакая. Мелкие достоверные подробности позволяют лгать по крупному за достоверными деталями картины не видно неправдоподобности фона картины…

— Прижми здесь! Держи! Да не дави так!

Первым делом — нужно перекрыть доступ воздуха в поврежденное легкое. За неимением лучшего — подойдет простой пакет. Где-то есть стерильный материал для этого, но пока сойдет и это. Надел маску, подал кислород, чтобы легче дышать было — черт, надеюсь, все правильно делаю. Напоследок — капельница…

Проклятая капельница. Ее тоже ставить учили — но попробуй, сделай это в движущейся машине. Получилось со второго раза, нащупал. Вспомнил шутку — если не знаешь что ставить — ставь физраствор. При серьезной кровопотере — самое то. Косанул взглядом — РейнджРовер пристроился в хвост, мигая огнями…

— Сэр, он выживет?

Ну, не волшебник я, черт побери….

— Надеюсь… Давай зафиксируем его чтобы не упал с каталки…

На любой каталке предусмотрены ремни, чтобы зафиксировать больного. Выждав момент, резко ударил по сонной артерии, оттолкнул отяжелевшее тело, чтобы «выключенный» телохранитель не завалился на сэра Колина. Подхватил автомат, перекинул себе под ноги. Перегнувшись через каталку, нащупал пистолет, вынул и его. Может быть, есть пистолет на щиколотке — но до него я не дотянусь. Наручниками бы сковать — но пока не до этого. Придется рискнуть…

— Чисто. Отрываемся!

— Понял!

Грей резко взял влево — так что я еле удержался на ногах. Сзади недовольно закрякало…

По хорошему, значит, не хотите…

Наскоро перехватил руки шотландца, все еще валяющегося без сознания резиновым жгутом, открыл ящик, в котором должен был лежать кислородный баллон, достал винтовку. Гранатомет был уже снаряжен гранатой плюс двадцать патронов в магазине — должно хватить.

— Веди ровнее!

Освободил замки задней, распашной двери, уперся попрочнее, следя чтобы и каталка с нашим пациентом не вылетела на дорогу при резком маневре…

Дальше все было просто. Коленом толкнул створку двери, вскинул винтовку — и сразу открыл огонь длинной очередью по перемигивающейся синими огнями радиаторной решетке РейнджРовера. Винтовка затрепыхалась в руках, но на удивление слабо для такого калибра, одновременно погасли оба сигнальных маяка за решеткой, пробитые пулями. Остаток того, что было в магазине, я высадил по колесам — хоть там явно вставки, но в сочетании с разбитым пулями двигателем далеко не уедешь. Почему не по салону? Ну… убивать ради того, чтобы убить — не дело. Остановить можно было и не убивая, что я и сделал. А подствольный гранатомет использовать было нельзя, потому что слишком маленькое расстояние, граната просто не успеет встать на боевой взвод.

— Отрывайся!

Внедорожник прокатился еще немного, уже с заглохшим мотором, и встал. Из салона выскочили несколько сотрудников службы безопасности с оружием — но стрелять в нашу сторону они не рискнули…

Уйти было довольно просто — исключительно потому, что мы подготовили путь отхода и нам в этом помогли. Соскочили на Кингс Роад, проехать нам было легко, все нам уступали дорогу. Грей переключил имеющуюся в каждой карете скорой помощи рацию на полицейскую волну. Там, как и следовало ожидать, бардак полный, все силы были переориентированы на поиск вновь проявившегося Лондонского снайпера, а лежка его, как я понял, была чуть ли не на другой стороне реки, где то на Гроссвенор. Стрелять в городе, да через реку, на большое расстояние — задача предельно сложная, прежде всего из-за ветра. Любой снайпер, стреляющий на большие дистанции, меня поймет. В городе ветер совершенно непредсказуемый, особенно над транспортными магистралями — при таком ветре выстрел превращается в рулетку: повезет — не повезет. Чтобы понимать такой ветер — нужно быть асом…

А фургон скорой мы загнали на большую автоматизированную подземную стоянку. Таких в Лондоне появилось немало, в том числе и в самом центре — потому что слишком много стало машин, и слишком мало места чтобы их ставить. Поэтому и настроили таких стоянок, уходящих под землю на пять, а то и девять этажей. Преимуществом этой стоянки было то, что оттуда — если знать как — можно было выйти прямо в тоннели лондонского метро. А в тоннелях нас не найдет и целая армия. И еще одно преимущество — на автоматизированной стоянке нет ни одного человека, скармливаешь роботу-парковщику купюру или несколько монет — и заезжай. Конечно, бывает здесь народ, ставящий или забирающий машины — но сейчас, когда было не начало и не конец рабочего дня, на стоянке почти никого не было.

Прорвались… Даже не верится…

Сменил магазин в винтовке, выскочил наружу. Грей перебрался в салон, склонился над умирающим…

— Что?

— Скверно… — пробормотал он, перебирая какие-то лекарства — скверно…

— Ты что, соображаешь?

— Ну да. У меня мать в больнице работала. А когда скаутов посылали делать добрые дела — я помогал в больнице…

— У нас что, аристократы в больницах работают… — не к месту подколол я его.

— Да пошел ты… — не слишком обиделся Грей.

Пока Грей был занят с раненым — я занялся шотландцем. Пистолет у него на лодыжке и впрямь был — маленький Веблей 6,35, старый — но на близком расстоянии очень неприятная штука. Пистолета его я лишил, поискал наручники — но не нашел. Зато нашел рацию, небольшую, такими обычно пользуются телохранители. Поставил громкость на максимум, выложил рядом…

— Слушай, Кросс… Похоже он сказать что-то хочет….

Я показал Грею на выход. Вышли.

— Как он?

— Недолго продержится. Я все, что смог сделал, вколол сердечное и обезболивающее надеюсь, с дозировкой не напутал.

— Если его сейчас в больницу?

— Бесполезно все равно. Ребра всмятку, легкое полностью уничтожено, похоже, осколками задето и сердце, плюс контузия внутренних органов. Знаешь же, что пуля такая делает. Я вообще не понимаю — как он еще жив.

Знаю… Контузия внутренних органов — она проявляется, только если в человека попадает высокоскоростная пуля. Очень высокоскоростная. Это из чего же такого в него стреляли…

Вернулись в машину, я осторожно снял с раненого кислородную маску, перекрыл вентиль с кислородом. Глаза сэра Колина были открыты, он смотрел на нас, перебегая взглядом с одного на другого. Я понял, снял маску…

— Кросс… — сэр Колин говорил почти нормально, видимо обезболивающее начало действовать — Черт бы его побрал… Грей с тобой?

Дориан тоже снял маску.

— Черт бы его побрал…

Я опустил руку в карман, незаметно достал телефон, нажал кнопку. Телефоны от Фаберже, хоть и выглядели с виду бесполезными игрушками — на самом деле таковыми не являлись. Это были многофункциональные устройства, сделанные на основе лучшего и самого дорогого что было в мире высоких технологий, каждый телефон собирался вручную. В числе прочего, он имел настолько чувствительный микрофон что мог писать звуки даже будучи за пару метров от источника звука.

— Кого, сэр? Кого его? Кто вас так и за что?

— Заткнись и слушай — несмотря на ранение, сэр Колин, по-видимому, еще был способен соображать — это он его выпустил. Он… Хотя и я…

— Кто он? Кто сэр?

— Ровен. Джеффри Ровен, он снова в деле.

— Кто он такой?

— Узнаешь. Посмотри старые газеты, узнаешь. Он…

Лицо сэра Колина исказилось от боли, но он взял себя в руки.

— Он собирается…

— Что? Что собирается…

— Я не думал… Он понял… И меня вместе со всеми… В один список.

Мы с Греем переглянулись, я показал глазами на кислородный баллон, тот отрицательно покачал головой — не поможет.

— Снайпер выстрелит еще один раз…

— Что? По кому?

— Он собирается… убить президента… убить президента…

Какого к чертям президента…

Внезапно, сэр Колин повернул голову, посмотрел на Грея, потом прямо на меня.

— Береги… своего старого друга… он не должен… появляться в Америке… его там убьют… он не уйдет оттуда… живым…

Все…

Вот и все. Как ни странно — я не испытывал ненависти и злобы к этому человеку. Скорее всего, это был хороший человек. Определил это я просто — иначе бы его не убили…

Грей достал из кармана платок — у него всегда была привычка носить с собой два платка, расправил, накрыл лицо умершего. Поднял на меня глаза.

— Ты что-нибудь понял? — спросил я.

— Нет. Но одно имя я узнал.

— Какое?

— Ровен. Сэр Джеффри Ровен. Он знал моего отца. И иногда бывал в нашем охотничьем поместье в Шотландии.

— Кто же он?

Грей помрачнел.

— Отец никогда не говорил.

Вот так вот.

Я повернулся — и встретился глазами с лежащим на полу шотландцем, охранником, которого я связал и оставил в живых. Тот молча лежал на полу — и слушал.

— Надо идти. Собери оружие. Все.

Грей кивнул, достал черную, большую спортивную сумку, начал укладывать в нее оружие — наше и трофейное. Собрав, вышел из машины…

— Ты все слышал?

Шотландец кивнул.

— Через полчаса, максимум час тебя найдут. Ты знаешь кто я?

Шотландец снова кивнул.

— И как ты понимаешь — я не мог выстрелить, а уже через несколько минут подъехать на карете скорой. Те, кто его убил — я показал взглядом на каталку с телом сэра Колина — не будут долго раздумывать. Если будешь что-то рассказывать — рассказывай журналистам. Все что было, в подробностях шум тебя спасет. Или — беги, куда глаза глядят. Иначе — не проживешь и двух суток.

По-честному — надо было бы развязать этого беднягу и дать ему уйти, после того что он слышал — или мог слышать неважно — его конечно же убьют. Но сделать я этого не мог. И я вылез из санитарного отсека кареты скорой, закрыл за собой створки двери, оставляя шотландца наедине с мертвецом. Выпутается до того как их найдут — его счастье. Поверит тому, что я сказал — счастье еще большее. А пока я трусцой побежал мимо темных, безмолвных рядов машин, догоняя Грея.

 

Вечер 16 августа 1996 года. Северное море, близ Английского канала. Ударный авианосец «Цесаревна Ксения»

— Сегодня, в двадцать ноль-ноль по петербургскому времени агент Н81, находящийся ныне в Лондоне подал сигнал о необходимости экстренной эвакуации. Он находится в Лондоне, оттуда его и нужно забрать. Оперативная обстановка в районе эвакуации очень сложная. В городе произошло еще одно убийство, его совершил тот самый убийца-маньяк, застреливший уже одиннадцать человек из снайперской винтовки, возможно и еще как минимум двоих. На сей раз убитый — глава британской секретной разведывательной службы сэр Колин Монтескью. Его застрелили на входе в офис секретной службы, прямо на ступенях. Полиция и армейские подразделения перекрыли все выезды из города, над городом и окрестностями постоянно дежурят вертолеты и разведывательные самолеты. И тем не менее — агента надо вытаскивать. Ваши предложения?

Капитан второго ранга военно-морского флота Русской Империи Георгий Владимирович Вольф, командир находящегося на «Санкт-Петербурге» отряда боевых пловцов, из обрусевших поволжских немцев, среднего роста и не слишком выдающего телосложения, с наголо бритой головой недовольно поморщился. Ему не нравилось то, что происходит — задание, которое свалилось с неба и связанное с разведкой, необходимость экстренных действий без предварительной подготовки. Старый, лысоватый грузин, который может приказывать даже командующему эскадрой и который сейчас ставит задачу. Но Вольф был до мозга костей флотским офицером и не выполнить приказ — такого просто не могло прийти ему в голову…

— Агент может выйти к Темзе?

— Скорее всего — может.

— Тогда намного проще. Нужна промежуточная база. Ее могут обеспечить морпехи.

— Исключается… — отрезал капитан первого ранга Марченко, командующий «Санкт-Петербургом» — базу сразу заметят. Над нами крутятся уже два разведчика и менее чем в пятидесяти милях от нас — британская эскадра. Может быть, пара лодок еще проскочат, их сложно засечь особенно в ночное время. Более крупное судно тем более водолазная база — нет, исключается.

— Без водолазной базы туда не пройти — сказал Вольф — после того как мы войдем в устье Темзы, нам потребуется пройти примерно пятьдесят километров, чтобы достичь цели. При этом, идти придется с соблюдением максимальной скрытности и по реке с очень интенсивным судоходством. По фарватеру нам не пройти, попадем под винты. Даже если использовать подводные буксиры — все равно это пять часов самый минимум, а более реальное значение — семь часов. После чего мы как то должны выйти на агента и забрать его. Кстати, этот агент… кто он?

— Зачем вам такая информация? — подозрительно прищурился Цакая.

— Затем, что я должен выбрать способ эвакуации. Лучший был бы под водой, но этот способ может использоваться только специально подготовленными людьми. Поэтому на обратный путь нужно придумывать что-то еще… возможно тайное проникновение на грузящийся в порту грузовой корабль… но это время и риск…

Цакая кивнул.

— Ничего придумывать не надо, капитан. Агент — ваш бывший коллега, учился в Санкт-Петербургском нахимовском, факультет специальной разведки. Путешествие под водой он вполне выдержит.

— Это лучше… — повеселел капитан — проблема отхода упрощается. Но оперативная база все равно нужна. За одну ночь операцию мы не провернем…

 

Северное море, несколько километров от берега. Яхта «Красотка Севера»

Яхта «Красотка Севера» была одной из тех штучек, что бороздят в основном южные моря, вызывая зависть les miserables [отверженные (фр.)], коим не суждено было родиться с золотой ложкой во рту, и у которых не было очаровательной приставки к фамилии «фон» или «де». Сорокасемиметровая трехпалубная красотка, выделяющаяся своим насыщенным синим окрасом на фоне ослепительно-белых сестер, она конечно не дотягивала до подлинного шика но… Это тебе не новомодные восьмидесятиметровые четырехпалубные чудовища, которые заказывают нувориши, неприлично разбогатевшие на колониальных товарах, на биржевых спекуляциях, или на торговле с Римской империей, САСШ или Россией. «Красотка Севера» была заложена на плимутских стапелях в одна тысяча девятьсот тридцать седьмом году, и с тех пор гордо несла свой британский флаг, побывав в портах всех пяти континентов. Ее первый владелец, лорд Уолдшоу, был страстным моряком, путешественником и исследователем. Унаследовав немалое состояние от своего отца, сильно поднявшегося на торговле восточными специями (и опиумом), он разумно и бережливо вложил деньги в ценные бумаги, купил долю в одном из крупнейших банков мира HSBC, Гонгконгско-шанхайской банковской корпорации, небольшую, но привлекающую внимание, заказал себе «Красотку севера» и, как только она была готова — отправился на ней, считай, в кругосветное путешествие. В Британии он не был два года, а когда вернулся — обнаружил, что его вложения принесли солидный доход. Тогда он поступил еще проще — вложил все деньги в долговые векселя солидных банков и в государственные ценные бумаги. И с тех пор в Британии почти не появлялся — дохода от вложений, хоть и не слишком большого для такого состояния, вполне хватало…

Сын его, нажитый в скандальной связи с восемнадцатилетней горничной (впрочем, лорда Уолдшоу лондонский свет и до этого считал «не от мира сего» и особо никто не удивился), Гримсби Уолдшоу в свете был так и не принят, зато взял другим. От своего отца он унаследовал не только титул, но и деловую хватку, став за время своей долгой жизни одним из самых удачливых биржевых спекулянтов в истории Соединенного королевства. Состояние отца он преумножил десятикратно, и на сей момент был одним из самых богатых людей Великобритании. От отца же он унаследовал тягу к дамам намного моложе себя, на сей момент был женат уже четвертым браком на женщине, моложе себя на тридцать один год — и тем не менее, частенько хаживал налево. В этом браке у него росли сын и дочь, от предыдущих браков у него были еще три сына и две дочери, любил он их всех, и мало в чем мог отказать. Тем не менее — в этом поколении природа похоже решила отдохнуть. Молодое поколение Гримшоу росло оболтусами и раздолбаями, вынуждая отца серьезно задумываться над тем, кому же он передаст свое состояние. На сегодняшний день претендента он не видел.

На сей момент, сын Гримсби Уолдшоу от второго брака, молодой лорд Кевин Уолдшоу, студент Лондонской школы экономики — свою alma mater последний раз он навещал… давно это было, в общем, и на летнюю стажировку в банке он тоже забил — стоял на капитанском мостике «Красотки Севера» и нетвердой рукой правил в сторону открытого моря (это он так думал). За то время, пока он шел по Темзе, он чудом избежал двух аварий — от них его спасло не его мастерство судовождения, а мастерство тех капитанов, которым не повезло оказаться на встречных курсах с «Красоткой Севера». Сейчас он вроде как решил «выйти поплавать» в Северное море на пару дней, а потом вернуться. Если бы он взглянул на карты — то увидел бы, что избранный им курс ведет прямо на отмель, но сейчас Кевину Уолдшоу было не до этого. В его голове плескалось не меньше полупинты крепкого спиртного, шотландского виски и… что он там еще выпил. Прижимаясь к нему всем телом, на плече висела Мэри… или Мари, неважно в общем — красивая и безотказная девушка, готовая всегда составить компанию парню, у которого есть собственная яхта. В ее безотказности он убедился совсем недавно, прямо на капитанском мостике (собственно, это едва не стало причиной одной из аварий), и собирался убедиться еще раз, когда они пройдут залив и выйдет в открытое море. А может и еще в чьей-нибудь безотказности, благо юных дам он набрал немало и друзей тоже и сейчас они веселились в отделанной красным деревом столовой, пили виски, слушали музыку и вообще делали все, что только в голову взбредет. Там разберемся — а пока он управлял яхтой и смотрел на проплывающие вдали по левому борту берега графства Кент. Ему было хорошо. Настолько хорошо, что на такие мелочи как радар, эхолот и карта внимания молодой Уолдшоу не обращал…

 

За полтора часа до этого. Тяжелый десантный корабль «Санкт-Петербург»

— Осторожнее спускай! Осторожнее! Перевернешь — за снаряжением сам нырять будешь!

Два крана по оба борта десантного корабля неспешно спускали в воду большие, черные резиновые десантные лодки с жестким дном. Два двигателя были принайтовлены к самой лодке и сильно нарушали ее центровку, от этого боцман, командующий спуском десантных средств на воду постоянно матерился, а оператор таля [Таль — что-то типа крана] был вынужден мобилизовать всем свое умение. Дело было в том, что тали были рассчитаны на спуск намного более тяжелых десантных средств, и оператор такие легкие лодки тоже не тренировался спускать на воду. Легкие десантные средства должны были спускаться через десантную аппарель, но для этого корабль должен был бросить якорь. Якорь решили не бросать, дабы не привлекать внимание кружащих где-то в темнеющем небе разведчиков — поэтому лодки спускали с бортов, а десантники выстроились внизу на самой нижней палубе в ожидании. На нижней палубе были люки и что-то типа площадки — как раз для посадки-высадки десантников в малые десантные суда, если основная десантная аппарель занята техникой. Сейчас этот люк и эта площадка как никогда пригодились…

— Лодки на воде!

Боцман облегченно выдохнул.

— Трави! Просто трави, их прибьет к борту. Трави, пока не скажу!

Медленно поползла, разматываясь с барабанов лебедка…

— Стоп! — передали снизу.

— Стоп лебедка — продублировал боцман.

Лебедка остановилась, оператор закрепил ее стопором в таком положении…

Внизу, бойцы подразделения специального назначения Флота Атлантического океана споро рассаживались по лодкам. По восемь на каждую, с запасом. Итого шестнадцать человек, два экипажа. Один экипаж будет «держать» временную базу, второй же пойдет в самое логово, в устье Темзы, пройдет по нему пятьдесят километров против течения избегая винтов и корпусов кораблей, и все это только для того чтобы вытащить одного-единственного человека.

Когда все заняли положенные места в лодках, привели в боевую готовность оружие — сверху их накрыли маскировочными сетями, сделав низко сидящие в воде лодки похожими на плавучие островки из водорослей и растительности, вынесенные в море речным течением. Для этого задания сняли даже выдающиеся над бортами тарелки локаторов на высоких кронштейнах. Разведчики споро распаковали и установили двигатели…

— Возврат — «Алларих», запрос помощи — «Агреман» — крикнул один из провожающих десантников офицеров, напоминая кодовые слова связи…

— Так точно, господин капитан.

— С нами Бог!

— И за нами Россия!

 

Северное море, несколько километров от берега

— Правее, господин капитан. На тридцать…

Капитан Вольф медленно поднес к глазам бинокль. Лодки дрейфовали с выключенными моторами, и дрейфовали чуть больше получаса, очень похожие на плавучие островки, которые часто выносит течением в океан. Подгребали веслами чтобы оставаться в заданной точке. За это время им попались на пути три судна — и ни одно из них не подходило для задуманного…

— Карту…

Один из бойцов положил перед капитаном карту, второй подсветил фонариком с красным светофильтром. Капитан посмотрел на карту, потом на яхту, едва заметно белеющую в туманном полумраке, потом снова на карту.

— Совсем охренели… Там же отмель…

Капитан снова посмотрел на яхту в бинокль, пытаясь прикинуть, когда она сядет на мель. Удивительно, что до сих пор не села…

— На абордаж. Работаем под британцев. Ни слова по-русски. Средний вперед курс тридцать. Заходим с кормы.

На то чтобы приблизиться к яхте, потребовалось около десяти минут. Подходили с левого борта — с правого стоял неизвестный и безбожно травил в океан все что съел и выпил до этого. Две обитые резиной пиратские кошки вцепились в борта яхты, черные тени в гидрокостюмах и с автоматами одна за другой перескочили с лодок на палубу яхты и исчезли во внутренних помещениях…

 

Яхта «Красотка Севера»

— Боже… Мари, ты великолепна…

Молодой лорд Кевин кайфовал наслаждаясь жизнью по полной программе, на сто один процент. Черт… Ради этого стоит жить — яхта, девушки… Сейчас бы еще как следует забить косячок для полного счастья…

— Э… Мэри… у нас еще осталась трава… ты бы забила пару косячков… башка трещит…

Мэри не отвечала. Повернув штурвал так, чтобы идти к морю, лорд Кевин повернулся…

— Мэри…

Сидя на диване, девушка округлившимися глазами смотрела на лестницу и на людей на ней стоявших. В масках аквалангистов, в черных резиновых костюмах, с оружием они выглядели чертями, вырвавшимися из ада…

— Какого черта…

Не отвечая, один из чертей (в голове у бедняги так мутилось, что он впрямь принял их за чертей) прошел к штурвалу, невежливо отодвинув его в сторону — да так что он полетел на пол, не удержался на ногах.

— Сэр, те что внизу заблокированы в мастер-каюте. Сопротивления не оказали.

— Принял. Старший сержант, примите управление яхтой. Разворачивайтесь, курс сто тридцать.

— Да, сэр…

— Господи, проветрите здесь… Запах как в свином хлебу… Нечем дышать.

— Есть сэр…

Похоже на военных. Но это ведь частная яхта…

— Эй, какого черта это частное владение… — попробовал возмущаться лорд Кевин, на голову которого свежий воздух, ворвавшийся через отдраенный иллюминатор, оказал целительное воздействие — это частное судно, убирайтесь отсюда…

— Уберите этих двоих отсюда! Ко всем остальным их! Лейтенант, выставьте пост!

— Да, сэр.

Последним что помнил молодой лорд Уолдшоу, были двое чертей, наклонившихся над ним…

 

Вечер 15 августа 1996 года. Лондон, Великобритания. Район Крейфорд, верфи…

Последний раз так хреново мне было несколько лет назад — когда нас выбросили в Финский залив с вертолета, причем за несколько километров от берега. Добирайся до места построения как знаешь — но перед тем как добираться — надо тупо догрести до твердой поверхности. Это по майской воде. Преподаватели нам рассказывали как во время таких вот испытаний от переохлаждения и переутомления умирали люди. Не знаю — правду они говорили или врали. Сейчас, на тридцать третий час пребывания в воде — нежаркой, кстати, несмотря на лето — мне начало казаться что это правда…

Грею, наверное, было еще хуже.

Как бы то ни было — следует признать, что Скотланд-Ярд работать умеет. Особенно в полупустом городе и особенно когда приспичит.

Перекрыты все улицы — патрули на каждом углу, в том числе военные. Проверяют документы — сплошняком, у всех мало-мальски подходящих под ориентировки. Помимо этого — за городом наблюдают полицейские вертолеты и не просто наблюдают — на них установлены камеры, идет сплошной анализ потока информации с вертолетных камер и с камер наружного наблюдения, которыми утыкан весь Лондон. Просто удивительно — как снайпер до сих пор не попался при таких мерах безопасности. Ну, ладно под ориентировку он не подходит — но ведь уходить после выстрела он как то должен и винтовку транспортировать — тоже должен. Понятно — наверху его кто-то прикрывает — но не все же полицейские до рядового состава?

И тем не менее — эта мразь как то передвигается по городу. С винтовкой. И стреляет.

Узнать бы как… Хотя какое тут узнать — ноги бы унести.

Как и любой старой постройки город Лондон изобилует подземными пустотами, то на чем он стоит похоже на швейцарский сыр. Старые подвалы, линии метро, канализация, старые тайные ходы, которых немало нарыли в средневековье. Мы шли наугад, имея только одну цель — выбраться к Темзе. Вода — это спасение, спасение всегда приходит с воды. Запросто можно было бы заблудиться и сгинуть — подземные ходы изобилуют опасностями. Но все-таки мы вышли…

Вышли к Темзе, перед тем как бултыхнуться в грязную вонючую воду подобно канализационной крысе — я передал условное сообщение. Несколько внешне ничего не значащих слов. И теперь — оставалось только ждать…

Темза также патрулировалась полицейскими катерами — эта река всегда довольно хорошо охранялась, учитывая что многие важные здания, в том числе и здание секретной разведслужбы находятся на самом берегу. То и дело по реке проплывали небольшие, с мигалками катера — просто лодки RHIB с жестким днищем и надстройкой, лучи прожекторов жадно шарили по лениво текущей мутной, вонючей воде. Впрочем, опасность эти катера для меня будут представлять, только если я совершу ошибку, причем грубую — например, буду в них стрелять. Для того, чтобы представлять для боевого пловца реальную опасность они должны бросать в воду гранаты — а полиция этого делать не имеет права.

С наступлением вечера — как только закончился рабочий день — мы переместились ближе к верфям. В Лондоне — на самой границе большого Лондона, но все-таки в Лондоне, располагались несколько верфей, на которых строились дорогие яхты. Это считалось престижным. Вот там мы и укрылись — до сигнала…

Сигнала…

Непонятно было с сигналом. Рации у меня не было, а если бы и была — я бы не рискнул выйти на связь. Любой непонятный радиовсплеск засекут очень быстро и… пиши пропало. Телефон… вышел из строя, после всех этих проклятых купаний… да и им я бы пользоваться не рискнул. Надеюсь хоть данные сумеют восстановить. Получается — я сам должен догадаться, кто и как придет меня забирать. Придут меня забирать мои же коллеги, мы учились с ними одному и тому же — на это и должен быть расчет. Значит… они должны подать какой-то сигнал.

Какой?

Ослепительный луч прожектора мазнул по килю недостроенной, но уже спущенной на воду яхты, я поспешно погрузился в воду, выждал пару минут — и вынырнул снова. Мерзко… даже сказать невозможно как. Темза, как и любая другая река, протекающая по крупному городу — грязна до невозможности, искупавшись в ней можно всем чем угодно заболеть — холерой, например. А сваливаться в лазарет мне никак нельзя…

Как они пойдут? На лодке накрывшись масксетью? Невозможно — прочесывание реки столь плотное что даже так не пройдешь. Вертолет? Из разряда фантастики — да и как мне подать сигнал вертолету?

Как?

… friend, because it's never…

Черт…

Эту песню я знал! Она исполнялась на русских дискотеках чаще, чем какая бы то ни было на английском языке! Не помню, кто исполняет и как она называется — но песня разухабистая такая, по-моему мелодию у нас сперли, текст сами придумали. Под нее танцевать хорошо — если это дерганье как в пляске святого Витта можно назвать танцами…

Русские!

— Черт, кажется…

Не говоря ни слова, я развернулся и двинул Грея локтем по подбородку — «выключающий удар», один из многих, которым нас учили. Даже если бы он успел среагировать — а он не успел — ничего бы это не изменило. Здесь, в воде я был выше его на порядок в вопросах рукопашного боя — потому что его учили сражаться на ровной поверхности на земле — а нас учили как раз приемам, которые помогают в воде. Ведь раньше у боевых пловцов даже пистолетов подводных не было — нож, копье и руки — все на что можно рассчитывать в подводной схватке…

Вот так…

Подхватив Грея как утопающего и следя чтобы он не захлебнулся я поплыл навстречу медленно идущей фарватером яхте, молясь чтобы моя Полярная звезда еще хоть разок спасла меня и на горизонте в этот момент не показался полицейский катер или вертолет…

На Яхте все было относительно пристойно, срач, который развели здесь молодые британские аристократы, уже убрали. Один из ярчайших представителей британской золотой молодежи, сидел в большой каюте-гостиной, с серо-зеленым лицом и красными как у кролика глазами. Какая-то добрая душа поставила перед ним серебряную тарелку, на которой ждали своего часа толстые ломти лимона, посыпанные смесью кофе и сахара — понятно, старая флотская опохмелка.

Увидев меня — а ванную я посетить еще не успел и выглядел весьма непрезентабельно — британец хмыкнул…

— Сэр, от вас воняет…

Я улыбнулся. И ответил на том же языке.

— Сэр, от вас воняет не меньше…

— Ирландец, что ли? — молодой лорд уловил акцент…

— Я родился под Юнион Джеком… — промурлыкал я, чувствуя как сваливается с моей души даже не камень — целая гора…

 

Вечер 15 августа 1996 года. Северное море, близ Английского канала. Ударный авианосец «Цесаревна Ксения»

— Вы сильно изменились, господин капитан второго ранга… — Каха Несторович Цакая рассматривал меня так, как будто видел впервые в жизни — очень сильно…

— Это простительно. Четыре года в Ирландии, а потом еще не одну неделю скрываться… здоровья и бодрости не прибавляет… — парировал я — зато вы, Каха Несторович, не изменились вовсе. Как будто вчера расстались…

Старый грузин улыбнулся — первый раз я видел его искреннюю улыбку, не притворную, а искреннюю.

— Я стар как и этот мир, князь… И столь же бессмертен. Увы, но это так.

— Где то я уже это слышал… — рядом с ревом и грохотом пронесся взлетающий истребитель, пахнуло горячей воздушной волной — по-моему в какой то постановке Санкт-Петербургского императорского. И слова эти — принадлежали, если мне не изменяет память, самому Сатане. Кстати вы спутали мое звание…

— Ничуть не спутал. У вас же выслуга идет как участнику боевых действий. Оба звания — и звание капитана третьего ранга и звание капитана второго ранга вам присвоены досрочно, секретным рескриптом по Адмиралтейству. Так что…

Странно — но радости я не испытывал. Скорее усталость. Дикую. И еще понимание, ужасное, но явное, что все вокруг — серая сталь громадного корабля, суетящиеся у катапульт матросы палубных катапультных команд, человек напротив меня — все это чужое. А свое — залитый кровью, пропитанный вековой ненавистью Белфаст…

— Вы знаете, что произошло? — прищурился Цакая.

— Увы, нет. Мне пришлось прятаться как крысе в норе…

— Тогда почитайте… — Каха Несторович достал несколько неаккуратно свернутых листков бумаги, протянул мне — Интернет все-таки великая штука…

Интересно, почему я не удивлен…

Снова аршинные заголовки про Лондонского снайпера, который нанес очередной удар. Траурный, обведенный жирной черной рамкой портрет сэра Колина Монтескью, заместителя министра иностранных дел, убитого Лондонским снайпером. И все.

Больше — ни слова. Ни про скорую, ни про стрельбу у Королевского госпиталя, ни про стоянку — ни слова. Шотландца, скорее всего, убили сразу, как только нашли. Или потом убили, это уже неважно. Главное — все шито-крыто.

— Они ведь что-то упустили?

— Упустили… — подтвердил я. Странно — но эти насквозь лживые статьи, осознание того что ради секретности убили еще одного невинного человека сильно встряхнули меня и привели в чувство. Появилась холодная ярость, жестокое и беспощадное чувство, какого не было уже давно.

— Мы взяли его.

— Кого?

— Сэра Колина. Мы были на карете скорой.

— И вы… и вы забрали его после ранения?!

— Так и было — подтвердил я.

— И он заговорил?

— Заговорил.

Цакая покачал головой, не в силах оправиться от изумления.

— Было только два человека… — сказал он после долгого молчания — которых я знал лично и которых я мог с полным правом назвать великими разведчиками. Вы уверенно претендуете на то, чтобы стать третьим, князь…

— Мне просто повезло.

— Везение это тоже часть великого разведчика — покачал головой Цакая — более того, везение, это как раз и есть то, что отличает очень хорошего разведчика от великого разведчика. Так, наверное, в любой профессии. У вас на флоте есть выражение…

— Надо мной Полярная звезда горит?

— Оно самое господин капитан второго ранга. Оно самое. Похоже, над вами действительно горит Полярная звезда. И что же он сказал? — внезапно сменил тему Цакая.

— Много чего. Он сказал, что выпустил кого то. Или чего то. Что он попал вместе с другими в список. Что он что-то понял — он это кто-то другой. Я так полагаю, это относилось к преступлениям Лондонского снайпера, сэр. Секретная разведывательная служба имеет к ним отношение, скорее всего он его контролируют прямо или косвенно.

— А вы как сами думаете? Вы же увлекались стрельбой на дальность. Прямо или косвенно?

— Косвенно, ваше высокопревосходительство. Любой опытный снайпер это, прежде всего одиночка. Прямо его контролировать невозможно — да и опасно, ведь тогда информацией владеет не только этот самый снайпер, ей еще владеют и те люди которые непосредственно контактируют и с ним. После этого тогда придется и их…

Каха Несторович кивнул, соглашаясь с моими предположениями.

— И еще он назвал имя.

— Какое же?

— Джеффри Ровен. Он снова в деле.

В отличие от Ковача Цакае удалось сохранить непроницаемое выражение лица.

— Так и сказал?

— Да… Он из Секретной разведслужбы?

Цакая отвернулся, стал смотреть в сторону моря. Соленый, пахнущий водорослями ветер бил в лицо…

— Можно и так сказать… — старый разведчик помедлил — есть вещи, которые я не должен никому говорить. Не потому что они секретные. Я мало кому это говорил и про это нет ни в одном документе, даже наивысшего уровня секретности. Но вам — скажу князь, исключительно из уважения к вам и к тому, что вы сделали. Только поклянитесь, что унесете это с собой в могилу. И сделаете то, что должны — если будет случай.

— Клянусь.

— Сэр Джеффри Ровен начинал в аналитическом отделе, был одним из лучших аналитиков — но потом перешел в оперативный директорат. Случаев такого рода мало, их можно пересчитать по пальцам одной руки и это один из них. Через два года он неожиданно получил новое назначение за границу. Он был назначен резидентом московской станции Секретной разведывательной службы. Назначение это открывало перспективы, хоть и не столичная резидентура, но крупнейший экономический центр и один из самых богатых городов страны, вероятного противника. Пятый, наивысший уровень сложности. Два года мы были противниками — я возглавлял московский департамент полиции до того, как перешел в министерство — а он был наиболее опасным из действующих в городе разведчиков. После того, как государь пригласил меня на должность несменяемого товарища министра, я уже не мог контролировать сэра Джеффри плотно, как то и требовалось, ибо были другие дела, положенные мне по должности. И вот в семьдесят девятом году сэр Джеффри неожиданно покинул резидентуру и вылетел на частном самолете в Лондон. Больше он в Россию не вернулся. И в тот же день, при заходе на посадку в Царском селе неожиданно рухнул на землю и разбился самолет Государя Александра Четвертого. Летел он как раз из Москвы, где провел несколько дней. Это было в тот же самый день, когда сэр Джеффри Ровен покинул Москву. А меньше чем через год его наградили… и назначили главой Секретной разведывательной службы Великобритании, притом, что он на эту должность никак не тянул, были и другие претенденты. Но назначили его.

Я боялся пошевелиться.

— Я лично все проверил и перепроверил. Беседовал со всеми экспертами. Заключение одно и то же — неожиданный отказ приборов контроля высоты, тогда стояла низкая облачность, садились по приборам… Горизонт же оказался отклоненным как минимум на двести метров от действительного уровня. Никто не приближался и не мог приблизиться к самолету, когда он стоял в Москве в охраняемом ангаре, никто не мог совершить эту диверсию — да и не было, собственно никаких следов диверсии. Ни одного, самого малейшего. А летчики и сам Государь были уже на том свете, они не могли ничего не подтвердить, ни опровергнуть. Так и родилась официальная версия этой катастрофы — внезапный отказ техники. И что до того, что глава британской резидентуры в тот же день улетел из Москвы и уже не вернулся? Бывает…

Я молчал не в силах сказать ни слова. Любой русский человек помнил Александра Четвертого. Это он занял престол своего рано умершего отца, будучи еще совсем подростком. Это он не допустил новой войны, это при нем разработали атомную бомбу как гарант нового мира — пусть и мира под прицелом, но все равно мира. Это он прекратил войну на Восточных территориях. Это он, кропотливо, кусочек за кусочком обустраивал страну, принимал закон за законом, чтобы в нашей стране было удобно и хорошо работать. Это он сделал так, что в нашей стране производить выгоднее даже чем в континентальной Японии и в Британской Индии с их неисчерпаемыми ресурсами дешевой рабочей силы. У нас — миллиард потребителей и заградительные барьеры, заставляющие не импортировать, а открывать производства. У нас — компенсация кредитного процента за счет казны в полном объеме тем, кто строит свое дело — и неважно, наш купец стоит или тот же британец, главное — строит и строит у нас и для нас. У нас — мало преступности и еще меньше налогов. У нас — сложно даже помыслить, что какой-то нечестный человек возьмет у тебя деньги и скроется, в континентальной Японии же это сплошь и рядом. У нас — нет ни одного иностранного банка или ссудного дома, зато свои дают взаймы под три-пять процентов в год, потому что и они получают компенсацию от казны. Если в мировую войну мы покупали военную технику где только могли и часто нам не продавали — то теперь русское оружие знает весь мир. Благодаря всему этому мы — первые, а не последние, благодаря этому наша земля больше семидесяти лет не знает войны. И все это — заслуга одного человека, который прочитал даже Маркса с его «Капиталом» чтобы понять, как сделать лучше.

При случае я — не промахнусь…

— Пойдемте, князь… действительный статский советник Каха Несторович Цакая запахнул на себе полы длинного, черного плаща, делавшего его похожим на грустного пингвина — здесь становится слишком свежо. Нечего торчать на палубе. И что… больше сэр Колин ничего вам не сказал интересного?

В каюте мы выпили коньяка — хорошего армянского коньяка. Полную стопку — за тех, кто ушел и тех, кто остался. А потом — понадобилось всего несколько минут, Интернет и вправду великая вещь — мы поняли, что имел в виду сэр Колин, когда говорил о том, что кто-то собирается убить президента. Черед шестнадцать дней, тридцать первого августа, в Лондон прибывал с официальным визитом Президент Североамериканских соединенных штатов…

 

13 августа 1996 года. Санкт Петербург…

Центр Петербурга — такое место на земле, где стоимость недвижимости определяется не ее себестоимостью — а исключительно ее месторасположением, процентов на девяносто пять. Старые дома, бывает что и постройки позапрошлого века — продаются за такие деньги, что они доступны только очень богатым людям. Квартира в некоторых районах стоит столько же, сколько большой, квартир на сто доходный дом где-нибудь в центральной России. Все доходные дома в центре Питера — а их немало — давно переоборудованы в элитное жилье. Проблема была с застройкой — новое строить ничего нельзя, многие дома относятся к числу исторических памятников… кто в теме, кто строительством занимается тот поймет. Надо быть виртуозом, чтобы не нарушая целостность исторического облика дома-памятника создать там какой-то комфорт. Но находились и такие виртуозы.

Среднего роста, пожилой человек, одетый в старенький спортивный костюм с эмблемой еще Олимпиады-60, вышел из низенькой, такой низкой что высоким людям приходилось нагибаться проходя через нее, арки, сделал несколько движений, разминая мышцы. Затем неспешно затрусил по набережной…

Человек в одной из квартир, выходящих окнами на улицу и наблюдающий за улицей через бинокль оживился…

— Пиши. Восемь-ноль-семь. Объект Пингвин вышел на утреннюю пробежку. Сообщено группе два в восемь-ноль-семь.

Практикант, который первый раз работал по линии НН [НН — наружное наблюдение], добросовестно записал все сказанное в журнал. В который раз выругался про себя — он то думал, переходя из городовых сюда что тут интересно будет, а на самом деле… сидят в этой проклятой квартире уже не первую неделю. Объект пришел. Объект ушел. Выводные… [Выводные — пост, в задачу которого входит сообщить группам наблюдателей о появлении объекта на маршруте. Там же обычно сидит старший смены, координатор]

Зашипел кофейник — опять убежал, проклятый…

— Иди, глянь, что с кофе…

Кофе, конечно же убежал, хуже того — вода погасила конфорку газовой плиты, старомодной, всего на две конфорки. Попили кофе, называется.

Со вздохом, практикант повозил тряпкой по поверхности плиты, обжегся, последними словами выругался. Снова зажег огонь и поставил кофейник заново — кофе все-таки хотелось выпить…

Вернулся в каморку с окном.

— Что там?

— Сейчас будет…

— Сбежал?

— Сбежал… — со вздохом подтвердил практикант.

— Э, глянь, рация… мигает у тебя… это что, молодой?

— А чо?

— А чо… А ничо! Ты звук отключил что-ли?

— Ну… да. Башка болит от этого шума…

— Башка болит? Сейчас она не так заболит! Включай, живо!

Практикант уныло перещелкнул рацию на громкую связь.

— Нева-три, я Восьмой, выйдите на связь!

Вот это…

— Восьмой, я Нева-три, что там у вас? — старший пост перехватил рацию.

— Нева-три, я Восьмой, прошу подтвердить выход Пингвина на маршрут!

— Восьмой, я Нева-три, выход подтверждаю!

— Нева-три, я Восьмой, объект не наблюдаю! Объекта по нашему направлению не было!

Ма-а-ать…

— Нева-Три — Пятому и Третьему, подтвердите прохождение Пингвина по вашим маршрутам!

— Нева-три, я Пятый, объект Пингвин в после зрения не попадал.

— Нева-три, я Третий, у меня тоже не было.

Старший смены взглянул на практиканта таким взглядом, что и слов не требовалось…

— На улицу! Мухой!

Вскочив с места подобно заправскому спринтеру, практикант бросился на улицу…

— Нева-три — Второму, Третьему, Четвертому, Пятому, Восьмому! Объект потерян, время — примерно четыре минуты. Перекрывайте район до прибытия дополнительных сил! Повышенная бдительность, объект является сотрудником МВД, имеет оперативный опыт!

Полицейская машина Русской империи, как и любой другой бюрократический аппарат, если его не подпинывать, имеет существенную инерцию. Естественно, судорожные поиски действительного статского советника Мечислава Генриховича Котовского по проходнякам и парадным центра Питера никакого результата не дали. Приметы Котовского на полицейские посты передали только спустя час, а на таможню — через полтора часа. Еще через час догадались объявить общероссийский розыск.

Но было уже поздно. Слишком поздно. Этот бой, один из многих в бесконечной войне британская разведка и лично сэр Джеффри Ровен выиграли вчистую…

 

16 августа 1996 года. Северное море, близ Английского канала. Ударный авианосец «Цесаревна Ксения»

Эскадра шла самым малым, дожидаясь прибытия вышедшей из Ростока и Киля сводной эскадры Флота Открытого моря. Британцы действовали все наглее, на горизонте постоянно маячил один из их новейших крейсеров, как минимум одна подлодка пасла нас из под воды. Службу несли по боевому расписанию, все учения были прерваны…

Мы собрались в одной из свободных кают летного состава — их было много, учитывая, что полной эскадрильи на «Ксении» не было. Обычная каюта на две персоны, тесноватая, но уютная. Серая сталь переборок, гулкие переборки…

Все как всегда…

— Ваши соображения, капитан? — Цакая пристально смотрел на меня.

— Мои соображения… — я все еще находился под впечатлением от сообщенного мне. Господи, ядерный удар, пусть и по пустынной территории. Воистину, Бейрут ничему совершенно не научил, до сих пор находятся люди, бросающиеся ядерными зарядами как первоклассники бумажными самолетиками в гимназии. Вот только учителя, чтобы наказать этих людей нет.

— Мои соображения заключаются в том, что мы что-то не знаем. Что-то не сходится.

— Почему?

— Этого мало.

— Выражайтесь яснее, князь…

— Яснее некуда. Хорошо, в страну приедет президент Североамериканских соединенных штатов. Его убивают. Всплывает версия о том, что к убийству могут быть причастны русские — да она на поверхности и сейчас. Этот непрекращающийся скандал с Лондонским снайпером, паника, пикирующие вниз рейтинги кабинета министров, сорвавшаяся в коллапс фондовая биржа. Ушел в отставку глава Скотланд Ярда, но вы не хуже меня понимаете что отставка высокопоставленного чиновника проблему не решает. После убийства сэра Колина речь идет уже о том, чтобы в отставку подал весь кабинет министров. Но и это проблемы не решит. Лондонский снайпер останется на свободе. Если он убьет североамериканского президента — Вашингтон придет в ярость. Но североамериканцы законопослушны, они будут требовать не войны, а суда. Кроме того — их журналисты начнут задавать неприятные вопросы. Как могло так получиться, что убийца проработал не один год в британской полиции и его никто не разоблачил. Как могло так получится, что до этого он убил больше десятка человек и его не смогли обезвредить. Как вообще могло получиться так, что президент поехал в город, где орудует убийца-маньяк со снайперской винтовкой. Мгновенно появятся теории заговора, американские журналисты в этом большие мастера. Под подозрение в организации убийства попадут сами британцы, Секретная служба, Республиканская партия, военные, масоны, Общество золотой зари, Комитет 300 [Общество золотой зари, Комитет 300 — структуры нового мирового порядка, тайные организации] — список можно продолжать до бесконечности. Начнутся парламентские слушания, Конгресс и Сенат сформируют следственные комиссии, говорильня будет до небес. Гнев будет размыт, это умеют делать очень хорошо на Западе.

— К чему это вы?

— К тому, что должно произойти что-то еще. Вспомните начало века. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда. Само по себе это убийство ничего не значило, значила реакция Австрии на него. А именно — угроза Сербии. Угроза родственным нам по крови славянам. Вспомните, с каким трудом удалось предотвратить тогда взрыв, каких усилий это стоило. Должно быть что-то еще. Что-то, что заставит подняться на дыбы и нас. Государь известен как человек весьма миролюбивый и уравновешенный. Он не станет спасать от виселицы человека, пусть даже русского, виновного в зверских убийствах. Должно быть нечто такое, что поднимет на дыбы и саму Россию.

Действительный статский советник немного подумал.

— Мы не нарушаем принцип Оккама? [Принцип Оккама, он же бритва Оккама — самое простое объяснение обычно является самым правильным]

— Уверен, что нет, Ваше высокопревосходительство. В любом случае, такой вариант развития событий существует, и его нельзя не учитывать. Удар может быть направлен на нас, на нечто такое что важно и дорого всем нам — кем мы будем, если не предотвратим его.

— Верно… Тогда… прошу за компьютер, капитан… Вы в нем ориентируетесь куда лучше… а я человек старой школы, мне личное дело подавай…

Девяносто процентов секретной информации можно найти в открытых источниках — это не выдумка, это факт. Поэтому, анализ добываемой разведывательной информации должен стоять в приоритете над самим добыванием информации — это аксиома любой нормально поставленной разведслужбы [Автор знает что говорит. К примеру, взять КГБ СССР. Добывание информации там было поставлено так, что после разгрома Абвера только МОССАД мог соперничать с КГБ в этой части, остальные отставали не на корпус — на мили, безнадежно отставали. Недавно читал воспоминания одного из директоров ЦРУ — когда он предложил направить в одну из стран третьего мира разведчика под прикрытием коммерсанта — знаете что ответил ему зам директора по оперативной работе? Он ответил, что США должны добывать информацию только с позиции силы и самоуважения, а потому все американские разведчики должны работать только под дипломатическим прикрытием. И этот бред, услышав который в ПГУ КГБ только пальцем у виска покрутили бы, сказал старший добывающий офицер, заместитель директора по оперработе! А вот по уровню аналитической работы на первом месте было ЦРУ, КГБ серьезно отставал, и добываемая информация не шла в дело, не превращалась в решения, не приносила пользы]. Проблема в том, что информацию, расположенную в разных источниках нужно было собрать, скомпилировать, оценить и перевести информацию в список необходимых действий. Только тогда информация принесет какую то пользу. Обычно за каждое действие с информацией отвечает свой отдел или сектор аналитического подразделения, нас же было только двое — я и действительный статский советник Цакая. Но этого оказалось достаточно…

Искать особенно и не пришлось. Поиски я начал с обычных новостных сайтов, выискивая события или персоны, являющиеся русскими, или имеющими отношение к России — и в то же время которые как то связаны с Великобританией или с Североамериканскими соединенными штатами. Если знать как задавать контекстный поиск — информация ищется быстро. Рядом со мной лежал лист бумаги, на который я выписывал события и персоны, заинтересовавшие меня, а потом пытался определить частоту их упоминаний в СМИ, количество ссылок на них и важность их с точки зрения возможного ущерба. После трех часов безоговорочный лидер информационного потока выявился…

Пятого сентября, в Нью-Йорке, в православной церкви святой Екатерины состоится церемония помолвки наследника Российского престола Николая с известной голливудской актрисой Моникой Джелли. Церемония предполагается закрытой, с минимумом прессы. После этой церемонии Моника Джелли уезжает в Россию, где состоится их венчание в Московском Кремле.

Вот и оно самое. То, что мне нужно. Эх, поросенок, поросенок…

— Старший поросенок пошел на базар… — пробормотал я.

— Что, простите?

— Да ничего. Это я так. Агата Кристи, пять поросят. Очень хорошая вещь для детей, не находите…

Каха Несторович посмотрел на меня каким то… сожалеющим взглядом.

— С вами…

— Все нормально — закончил я — даже более чем нормально. Многое проясняется.

— Что именно? Вы предлагаете предпринимать какие то действия на основе трехчасового серфинга во всемирной паутине?

— Их все равно надо предпринимать. Так или иначе.

Цакая улыбнулся.

— Вы лучше меня знаете наследника престола. Как он отнесется к предложению окружить его стеной телохранителей?

— Не обрадуется…

— Вы правы князь. Не обрадуется. Ваше поколение другое…

Интересно, было ли на земле хоть одно поколение, которое не ругали его отцы и деды и не считали что оно испортилось…

— Чем же?

— Тем что вы считаете будто все познали. Что вам все подвластно. Вопль сердца у вас напрочь заглушает голос рассудка и шепот опыта…

— Опыт приобретается ошибками. Иногда нужен друг, чтобы не дать совершить их.

— Собственно говоря, на вас я и рассчитываю в этом вопросе. Его величество имел беседу с наследником, где настойчиво говорил об осторожности. К сожалению, взаимопонимания в разговоре они не нашли. Возможно…

— Увы, невозможно — подытожил я — Николай не слушает отца, не будет слушать и меня. Если он принял решение поехать — значит, поедет. Н с ним должен быть кто-то… кто бы смог защитить его в случае опасности.

— А Лондон?

— Я не говорю про себя. Под то, что они задумали, нужен высококлассный специалист. Исполнитель. Его уже подобрали. И я кажется, знаю, где…

Лейтенант Дориан Грей содержался на правах гражданского лица в одной из одноместных кают корабля. За ним присматривали — но именно присматривали, а не содержали под арестом. Ему выдали обычную матросскую повседневную одежду без знаков различия, дверь в его каюту была открыта, и у двери поста не было. Трижды в день ему приносили еду в каюту, с обычного матросского стола. Что с ним делать пока никто не знал…

Предстоящий разговор был для меня важным — критически важным, одним из самых важных в моей жизни. Я не был вербовщиком — этому учатся годами — и тем не менее, я должен был завербовать его. Не на деньгах, не на биографических рычагах — на понимании праведности предстоящего дела. Это — высший пилотаж разведывательной работы, самые лучшие агенты работают не столько за деньги, хотя и за деньги тоже — сколько по идеологическим мотивам. Выполняя свою работу, агент должен искренне верить, что находится на стороне сил добра, вербовщик должен нарисовать перед ним такую картину, в какую бы агент поверил сразу и безоговорочно. А все эти шантажи или дешевые психологические приемы типа нейролингвистического программирования — чушь собачья. Все равно, что пара гамбургеров против обеда в дорогом ресторане…

В моем случае усугублялось, причем серьезно тем, что объект вербовки принадлежал к военной аристократии. Завербовать аристократа намного сложнее, чем обычного человека, в аристократах с детства воспитывается понятие долга и чести. Предательство же делает человека бесчестным, бесчестие для аристократа хуже самой смерти. Лучшая вербовка идет тогда, когда ты не ломаешь человека, а помогаешь осознать ему новую правду… Даже не так… Озвучиваешь то, о чем он догадывался, но боялся осознать до конца.

Но было и кое-что, что играло в мою пользу. Если бы мне предложили завербовать Дориана Грея месяц назад — отказался бы без колебаний, шансов почти нет. Но сейчас… Сослуживец предал его и пытался убить — в то время как предатель и агент противника спас жизнь. Государство объявило его преступником и террористом — его, аристократа голубой крови, чьи предки отдали жизнь за свою страну. Рухнул весь мир, мир военного братства, мир долга перед родиной, все повернулось с ног на голову. И теперь мне предстояло помочь ему построить для себя новый мир и новую систему координат…

Перед схваткой — это была именно схватка, пусть интеллектуальная, я переоделся во все новое. Со вкусом, одну за одной, выпил три чашки самого крепкого черного чая, какой кок смог заварить…

Все. Пора…

Бесшумно отошел в сторону ведущий в каюту люк…

Знаете… В рукопашной схватке опытный боец обычно еще до начала боя — стоит только встретится с противником глазами, понимает — сможет он его одолеть, или быть ему битым. Только вошел в каюту и сразу понял — смогу. Этот день мой.

Посидели. Напротив друг друга, Грей смотрел в пол, молча и я смотрел тоже. Помолчали.

— Мы должны спасти человека. Верней не так — ты должен его спасти… — начал я.

Грей молча смотрел в пол.

— Служить и защищать [Девиз полиции], помнишь?

Только не молчать. Тот кто заговорил — уже стронулся с места. Только не молчать…

— Эй… — я встряхнул его за плечи, Грей не отреагировал — ты можешь думать обо мне любое дерьмо. И ты имеешь на это полное право. Но скажи — я честный коп? Я честно работал для того, чтобы людей не убивали на улице, не стреляли в них, не взрывались бомбы — и все из-за того, что несколько веков назад один феодал победил другого. Тебе не кажется, что я не зря отпахал четыре этих проклятых года и по крайней мере заслуживаю ответа?!

— Мой ответ что-то изменит?

Есть!

— Он изменит все. Или не изменит ничего. Но для меня он точно кое-что изменит. Скажи — я честный коп?

— Это что-то меняет?

— Для меня — да.

Дориан поднял на меня глаза.

— Да. Коп ты — честный, Алекс… или как там тебя?

— Так и зови. Александр — мое настоящее имя, хочешь верь, хочешь нет.

— Вот как?

— Да. Ты помнишь клятву копа. Служить и защищать?

— Ты говоришь мне о клятве?

— Да. Я не клялся твоей монархии. Но я клялся твоему народу — служить и защищать его от безумцев с бомбами. Я четыре года делал это — меня могли замочить в любой день, но я продолжал это делать. За мной — одиннадцать трупов террористов и больше сотни арестов. Это не считая того что сделано в последнее время. Твою мать, что я нарушил?

В следующую секунду в голове ослепительно сверкнула вспышка — от второго удара я ушел и выдал ответный. Но и первый был неплох, классический джеб, от которого в глазах золотистые мушки запрыгали. Грей вскочил с кровати и попытался свалить меня борцовым захватом — ему почти удалось это сделать, но в последний момент я применил прием САМБО, вывел на болевой прием…

— Успокоился?! — надавив в последний раз я встал — может теперь поговорим как люди, вместо того чтобы бить морду друг другу?

Грей встал с пола.

— О чем разговаривать. Я не дурак. Ты действительно не клялся моей стране — ты клялся своей. Защищать ее всеми возможными способами. В том числе и таким. Ты ее защитил. Судить тебя — глупо, если судить тебя, то на одной скамье подсудимых с тобой надо посадить и много кого из наших, они тоже защищают свою страну. Если вы оставите меня в живых — возможно, мы встретимся в окопах. Там фортуна рассудит кто из нас прав. Не так?

— Не так. Тот человек, который приказал убить тебя, он из твоего двадцать второго полка — он тоже родину защищал?

— Я с ним разберусь… — немного неуверенно проговорил Грей, вступая на скользкую и опасную дорожку.

— Нет, ты все же дурак… Ты что думаешь — он решил тебя замочить, потому что ему не понравилась твоя рожа? Или потому что он не хочет отдавать одолженную у тебя десятку? А то, что тебя теперь разыскивают за убийства и терроризм — это, по-твоему, ошибка? И если ты придешь в Скотланд-Ярд и скажешь: «Эй, ребята, это ошибка, я же не виновен», они ответят: «Черт Грей ты прав, извини» и оставят тебя в покое? Так что ли?

Грей молчал.

— Если ты такой дурак — то нам не о чем с тобой разговаривать. Сейчас спустят спасательную шлюпку, тебе дадут компас, карту, аварийный запас — и вперед. Берег милях в пятидесяти. Британский берег. Правь, Британия, твою мать! Проверь свою идиотскую теорию практикой.

Я повернулся, собираясь уходить…

— Что ты хочешь?

Есть!!!

Я вернулся на свое место напротив…

— Я хочу разобраться в том, что происходит. Служить и защищать — я поклялся, и дело надо довести до конца. Ты прекрасно знаешь о том, что я не Лондонский снайпер, так?

— Допустим…

— Но ведь кто-то же убивает людей. Лондонский снайпер существует, а полиция не хочет его найти. Она ищет меня — а Лондонский снайпер продолжает убивать. Если мы его не остановим — он уйдет безнаказанным, полиция не сможет его поймать. Это один из твоих сослуживцев, так? Возможно бывших, возможно и нынешних.

— С чего ты это взял?

— А кто еще? Ты думаешь, это гражданский псих с заказной винтовкой? Кто умеет убивать и уходить от преследования? В Скотланд-Ярде ведь тоже не дураки. Кто умеет так стрелять, где учат так стрелять?

— Да многие. Морские пехотинцы ее Величества, обычные армейские снайперы…

— И ты думаешь, что у одного из них поехала крыша, и он сейчас ходит и мочит направо и налево? Не слишком ли просто?

— О чем ты?

— Скоро в Лондон приезжает президент Североамериканских соединенных штатов. Это лакомая цель для Лондонского снайпера…

Вот теперь — заинтересовало. Без дураков заинтересовало.

— Президент Североамериканских соединенных штатов приезжает в Лондон в такое время? Зачем?!

— Неправильный вопрос. Я бы задался другим вопросом — зачем Лондонский снайпер убивает людей?

Я вытащил из кармана распечатку со списком жертв — несколько сайтов в Интернете были посвящены исключительно подвигам Лондонского снайпера — бросил ее рядом с Греем. Тот поднял, мельком просмотрел.

— Потому что он псих и маньяк, вот почему…

— Э… ты уверен? А какой смысл психу стрелять из винтовки? Какой в этом кайф, скажи?

— Черт, откуда я знаю… псих есть псих.

— Что-то слишком умный у нас получается псих, тебе так не кажется? Мочит людей, где то взял снайперскую винтовку, его ищет весь Скотланд-Ярд и не может найти. Мысли никакие в голову не приходят?

— Ты хочешь сказать, что это кто-то из САС?

— А почему бы нет? Ты знаешь, что такое Пагода?

Судя по реакции Грея, непроизвольной, секундной, но опытному глазу все равно заметной — знает.

— Расскажи…

— Пагода — спецподразделение внутри спецподразделения. Если САС занимается борьбой с терроризмом и боевыми операциями — то эти ребята переходят на противоположную сторону, а задания дают им в Шпионском доме. Терроризм, провокации, внедрение в террористические группировки под легендами — вот чем они занимаются. И найти их довольно просто, если ты служишь в САС. Просто присмотрись — кто постоянно в каких-то странных командировках и при этом ему не задают никаких вопросов по возвращении. Вот это — и есть Пагода. Во всем ее величии!

— Ни один из нас не станет стрелять по людям, черт бы тебя побрал! — неуверенно разозлился Грей…

— Отвечаешь? А как насчет того парня, который приказал каким то бандитам тебя замочить? Он не из САС? Или ты не человек?

Добил!

— Что тебе от меня нужно? — не поднимая глаза, спросил Грей.

— Немногое. Я не могу быть в двух местах сразу. В то же время, быть в двух местах сразу мне необходимо. Я разберусь, что происходит в Лондоне — а ты должен разобраться с тем, что происходит в другом месте.

— Где именно?

— В Нью-Йорке. Одного парня, которого я хорошо знаю, планируют убить. Я так думаю. И убийца будет из тех, кого ты очень хорошо знаешь. Мне нужно чтобы ты был там и предотвратил убийство. Это очень важно.

— Кто этот парень?

— Это неважно. Важно то, что пытаются с ним сделать. Служить и защищать, помни это. Мы придем к нему, я представлю тебя. К сожалению, я не могу защитить его так как можешь сделать это ты — ты знаешь своих сослуживцев, я их не знаю.

— Кто он?

— Да так… увидишь…

 

19 августа 1996 года. Вашингтон, округ Колумбия

Официальный адрес Секретной службы САСШ — 245 Мюррей Драйв, здание 410 — этот адрес размещен на официальном сайте службы. Мало кто знает, что по этому адресу расположен только почтовый ящик.

На самом деле Вашингтонский полевой офис Секретной службы Министерства финансов САСШ — так правильно называется сия почтенная организация — находится на южной стороне H-street, между девятой и десятой улицами. Офис этот представляет собой — как и многие другие здания в Вашингтоне (надо сказать совершенно не приспособленном к отправлению функций столицы одного из крупнейших и сильнейших государств мира) нечто эклектичное и уродливое, если смотреть с архитектурной точки зрения. К старому, трехэтажному зданию офиса, насыщенного винного цвета, использовавшемуся в начале этого века сначала пристроили шестиэтажное бледно-желтое офисное здание с высоким первым этажом. Потом через небольшой промежуток возвели второй корпус — полного близнеца первого. Потом — места опять стало не хватать — надстроили седьмой этаж мансардного типа на обоих новых корпусах и покрасили его в серо-стальной цвет. Но места опять стало не хватать — и тогда совсем недавно оба корпуса объединили зеркальной, треугольником выдающейся на тротуар, восьмиэтажной вставкой, и возвели восьмой этаж, тоже покрытый зеркальными панелями. После всех этих достроек и перестроек лабиринт коридоров в здании стал настолько запутанным, что для того чтобы безошибочно попадать в нужный кабинет, в этом здании нужно проработать по меньшей мере полгода.

Секретная служба САСШ относится к министерству финансов САСШ и охраной президента занимается относительно недавно, только с начала века. В САСШ вообще понятие терроризма появилось очень поздно, уже в двадцатом веке. Это тебе не Восток, где террор вели еще против римских консулов. И не Россия, где еще в прошлом веке убийцы-народники бросили бомбу в государя-освободителя Александра Второго, в благодарность за то что он отменил крепостное право и дал крестьянам свободу. Даже убийство в театре Авраама Линкольна, одного из величайших президентов САСШ сочли случайностью. И только убийство президента Тафта заставило задуматься над тем, а не нужна ли Президенту охрана. Охрану возложили на Секретную службу Минфина САСШ — как дополнительную функцию, вообще-то они занимались расследованием случаев фальшивомонетничества. Постепенно функция охраны президента и других высших должностных лиц стала основной.

В секретной службе САСШ распределение функций идет по двум направлениям. Каждый охраняемый имеет закрепленную за ним команду телохранителей, во главе ее стоит агент или старший агент. Причем, президента например, начинают охранять еще тогда, когда он становится кандидатом в президенты, а группу охраны подбирают из числа агентов, находящихся не у дел и занимающихся фальшивомонетчиками, в том числе в полевых офисах в других городах, не в Вашингтоне. Если народ избирает кандидата в президенты президентом — то группа усиливается, но и те, кто охранял его как кандидата, тоже остаются в охране. В итоге в охране президента можно встретить случайных, в общем то людей, которые толком даже не знают, как охранять высокопоставленное лицо. Это плохо и остается только удивляться, как до сих пор не убили еще одного президента. Удивительно особенно учитывая, как поднялся с начала века уровень приспособлений для убийства себе подобных и уровень мастерства профессионалов смерти.

Второе деление — это по направлениям. Есть транспортная группа, которая отвечает за перевозку транспортных средств и багажа президента, когда ему надо куда то ехать. Есть группа подготовки визитов — она заранее, иногда за два — три месяца выезжает туда, куда должен будет приехать президент, и готовит визит, обеспечивает должный уровень безопасности. Есть и другие группы. Между личными командами телохранителей и такими вот целевыми группами часто происходят конфликты. Такие как например тот, который происходил сейчас в одном из залов для служебных совещаний на пятом этаже здания Секретной службы…

Одной из сторон конфликта была Марианна Эрнандес, которая волею судьбы стала руководителем группы охраны президента, первой женщиной на этом посту за все время существования Секретной службы. На эту должность она попала случайно — вообще то она работала в Атлантик-Сити, одном из городов САСШ где была очень развита игорная индустрия, и где организованная преступностью вовсю отмывала деньги — чему она, соответственно как агент Секретной службы должна была мешать. Поскольку она была женщиной, молодой и очень привлекательной, да к тому же мексиканкой, чьи родители въехали нелегально в страну и получили грин-кард [Грин-кард — вид на жительство] только через десять лет тяжелой поденной работы — ее не воспринимали всерьез ни коллеги по работе, ни сами мафиози. Коллеги видели в ней только глупую телку, которую можно быстро и без проблем трахнуть, мафиози и вовсе считали ее каким-то недоразумением. И те и другие ошибались — и она им это доказала. Одевая наряд шлюшки — сапоги до колен, ультра-мини платье с большим декольте — часто меняя прическу и цвет волос, она проникала туда куда хотела и видела то, что видеть ей совсем бы не следовало. Иногда она составляла компанию бандитам которые, выпив, говорили при ней то, про что лучше было бы помолчать. А потом следовали аресты, совершенно неожиданные. Коллеги тоже ее зауважали — после того как один из агентов был вынужден уйти со службы. Нет, не потому что она подала на него в суд по поводу сексуального домогательства, так уважение не заслужишь. Со службы этот человек ушел потому, что стал инвалидом по причине… ну неважно какой. Это стало результатом настойчивого приставания к Марианне в женском туалете, когда она задержалась на службе до ночи. С тех пор больше к ней никто не приставал.

Почему ее приставили охранять кандидата в президенты САСШ от Демократической партии на выборах девяносто второго года, она поняла только потом, когда поближе познакомилась с дурно воняющей вашингтонской политической кухней. Кандидат в президенты был большим любителем прекрасного пола и начальство Марианны очевидно рассчитывало на то что мистер Клинтон потащит руководителя своей группы охраны в постель а они это заснимут. Борьба тогда шла не на жизнь, а на смерть, республиканский президент отработал на своем посту только один срок и такой вот секс-скандал был бы весьма кстати — в дополнение к немалому числу имеющихся. Однако кандидат в президенты оказался умнее — сдерживать себя он мог. Перестал себя сдерживать мистер Клинтон уже после выборов, на которых триумфально победил — но Марианна твердо дала ему понять, что ничем хорошим его намеки не закончатся. Новый президент понял — и даже зауважал ее, когда встала речь о том чтобы заменить начальника группы охраны президента на более опытного агента — сам президент решительно воспротивился этому. В итоге Марианна Эрнандес осталась на своей работе и за то время пока она ее делала, она похудела на пять килограммов, приобрела звание старшего агента и ненависть многих коллег, считавших ее выскочкой, и еще вымотала все свои нервы. Еще она стала жесткой и циничной — Вашингтон и активное участие в политической кухне, верней созерцание всего того что на ней происходит, сделали ее такой, как и все в Вашингтоне…

Однако, работу свою она как всегда делала хорошо и даже изобретательно, что в ее профессии немаловажно. Кроме того — чувствуя поддержку президента, она смело вступала в бой с кем угодно, не чураясь никаких приемов. Бюрократических, разумеется и ораторских. Как, например сейчас — с самим Кеннетом Косгровом, ни много ни мало заместителем директора Секретной службы САСШ.

Кеннет Дж Косгров, невысокий, субтильный, лет пятидесяти в очках без оправы и с жестким, буквально пронизывающим насквозь взглядом, был из тех людей, которых в Секретной службе недолюбливали и боялись. Он был парией как и сама Эрнандес — но парией занимающей очень высокое положение на иерархической лестнице, настолько высокое, что он мог изгадить карьеру кому угодно. Это он и делал регулярно и с удовольствием. До того как прийти в Секретную службу, Кеннет Косгров работал в ЦРУ — это была черная метка. Американские «усилители закона» не без оснований считали, что поработав в ЦРУ, где учат профессионально нарушать законы, делать это регулярно помногу, и абсолютно без какой-либо ответственности, человек становится другим. Уважение к закону в среднем американце, в Джо-Сикс-Паке воспитывается еще с детства, с колледжа, оно незыблемо, это один из столпов САСШ и его общества. И если кто-то сознательно учится закон нарушать — он его будет нарушать и дальше, просто не сможет остановиться. Тем не менее, люди из ЦРУ иногда переходили в другие силовые структуры — хотя относились там к ним с опаской…

— Кеннет, вы себя сами слышите!? Или нет?! Вы предлагаете организовать визит президента в город, где орудует убийца-маньяк!! И не просто убийца маньяк — а убийца маньяк со снайперской винтовкой!! Мало одиннадцати человек — хотите, чтобы он убил президента? Президент туда не поедет — и точка!

— Вы забываетесь, агент Эрнандес! — Косгров стукнул кулаком по столу, но получилось это довольно жалко — не вам решать, куда и когда поедет президент! Ваша задача — обеспечивать его безопасность!

— Именно это я и пытаюсь сейчас сделать! Господи, какая безопасность может быть в городе, где орудует снайпер? О какой безопасности может здесь идти речь!? Из Лондона уже уехала треть населения, в Британии сейчас настоящие лагеря беженцев! А вы предлагаете послать туда президента?! Мало того — этот снайпер бывший полицейский! Полицейский из Белфаста! Прошедший специальную подготовку, принимавший участие в войне. В настоящей войне, Косгров!!! Он может убить человека так же легко как муху!

— Британцы уверяют, что ко времени визита они его поймают!

Птичек ловят…

— Британцы уверяют не первый день! Тем не менее, недавно они потеряли одного из своих чиновников. Выстрел через реку, Косгров. И через дорогу. На такое пойдет не каждый и не каждый такое сможет.

— Британцы перенесли все мероприятия, какие только возможно за город, в один из замков, туда не подобраться… — выложил еще один аргумент замдиректора.

— Вы уверены? — саркастически спросила Эрнандес — вы совершенно уверены? Вы готовы письменно подтвердить свою уверенность?

Предложение что-то зафиксировать на бумаге — для любого бюрократа это нож острый. И Марианна Эрнандес это отлично знала.

— Мисс Эрнандес, не вам решать. Я выполняю приказ госсекретаря САСШ. Решение о визите принято на самом высоком уровне.

— Перенесите. Подгоните к берегу авианосец, пусть встреча состоится там. В Лондоне президенту показываться нельзя.

— Решать это не вам. Приказываю не позже чем завтра представить свои соображения по обеспечению безопасности визита.

— Еще посмотрим, что скажет президент… — зловеще прошипела Марианна Эрнандес, вставая — мое соображение только одно, держаться подальше от Лондона.

Марианна Эрнандес, старший агент Секретной службы САСШ во всей своей красе выскочила из кабинета в коридор, готовая рвать и метать. Усилием воли приказала себе успокоиться. В конце концов, есть еще президент, если рассказать ситуацию непосредственно ему — может и удастся что-то изменить. Ну не поедет же человек в город, откуда все бегут — если он в здравом уме и твердой памяти.

В себя пришла только когда оказалась около «курилки» — туалета, откуда всех курильщиков нещадно гоняли. Новая мода в САСШ — борьба с курильщиками. Не с курением, а именно с курильщиками. Борьба жестокая и беспощадная, с гигантскими штрафами, с «некурящими зонами», которые только расширялись, с запретом на курение во всех федеральных зданиях…

Себя она обнаружила с сигаретной пачкой в руке — по старой памяти всегда таскала с собой чтобы при необходимости установить контакт с курильщиком, сама курила немного, а шесть месяцев назад бросила совсем. А неподалеку тусовался кто-то из эйчаров [эйчар, HR, human resources, человеческие ресурсы, то же самое что у нас отдел кадров. Обычно за соблюдением подобных правил следит именно этот отдел. Есть еще Отдел равных прав и возможностей, который следит за тем, чтобы не ущемлялись всякие меньшинства. И вот и получается, что на улице работает все меньше и меньше людей, при том, что штаты становятся все больше и больше. Потом удивляемся, откуда преступность], выразительно на нее поглядывая, и на пачку в ее руке тоже. Марианна глянула на пачку в руке, потом на плакат, запрещающий курение. Сунула пачку обратно в сумку, скорчила зверскую рожу. Эйчар исчез.

Вышла в коридор — столкнулась с группой агентов, вышедших с какого то другого совещания. Один из них Джейсон Донован, один из немногих в Службе, кто ей не завидовал, подошел поближе, положил руку ей на плечо.

— Слышал, Косгров устроил очередное представление?

— Да, он это умеет…

— Может, его включить в передовую группу? Пусть съездит в Лондон, подготовит визит? Может, снайпер опять захочет выстрелить и тогда у нас будет одной проблемой меньше…

Хорошо бы…

— Ты шутишь? Да он прирос к своему креслу.

Донован сжал ей плечо, Марианна мгновенно умолкла. Навстречу шел его величество Косгров окруженный прихлебателями — Ченом, Донатасом, Миксманом, Хувером. Не говоря ни слова, они прошли мимо, к лестнице…

— Дерьмом завоняло… — прокомментировал Донован, когда группа исчезла на лестнице.

— Не нарывайся — предупредила его Марианна, понизив тон — наш парень с кейсом [Парень с кейсом — одно из жаргонных прозвищ разведчиков] повсюду имеет уши. Не исключено что и среди тех, кто рядом с нами есть парень мечтающий лизнуть ему зад.

— Да пошли они… — беззлобно отозвался Донован — если меня вышибут, пойду в частную охрану буду там зарабатывать втрое больше. Охранять какую-нибудь голливудскую звездульку. Как ты думаешь, у меня будут шансы?

— У тебя… несомненно.

— А у тебя? Как у тебя дела с большим боссом, у вас все окей?

— Да пошел ты… — также беззлобно отозвалась Марианна, шутливо ткнула его кулаком в плечо и пошла к лестнице…

По должности Марианне Эрнандес как старшему агенту и начальнику группы охраны полагался бронированный Шевроле Субурбан, но ездила она на обычном пусть и новом Субурбане из гаража Секретной службы. Эта машина имела восьмилитровый двигатель, пожирающий топливо со скоростью космической ракеты, на ней очень сложно было припарковаться в будний день на улицах Вашингтона — но Марианне машина нравилась, за рулем такого мастодонта она чувствовала себя уверенней в городской толчее. Вашингтонские водители куртуазностью манер не отличались — но подрезать черный Субурбан с правительственными номерами не решался никто. Вообще, спецслужбы перешли с больших седанов, обычно серого цвета на черные Субурбаны примерно десять лет назад, и тон нововведению как раз задала Секретная служба: ей нужны были машины, доминирующие в транспортном потоке. Теперь же на них ездили все кому не лень — и ЦРУ, раньше предпочитавшее аристократичные Олдсмобили, и ФБР, раньше ездившее на больших седанах Форд и Шевроле. О расходе топлива и стоимости эксплуатации парни, работающие на дядю Сэма, задумывались мало.

Спустившись к машине, Марианна первым делом взяла рацию, набрала дежурного по своей группе. День сегодня выдался спокойный, президент вес день провел в Белом доме на каких-то совещаниях, до обеда принимал сначала бойскаутов, потом какую-то торговую делегацию из Японии. Только поэтому ей удалось вырваться в офис своей службы, если бы президент был в разъездах, такую роскошь она бы себе не позволила.

— Вызываю Койота — четыре. Вызываю Койота-четыре — отчетливо произнесла в рацию она.

— Койот-четыре на связи — отозвалась рация голосом Малруни, еще одного из тех немногих, что ей не завидовал.

— Запрашиваю обстановку по Ковбою.

— Все тихо. Делегации прошли, сейчас Ковбой музицирует. Выездов не ожидаем.

Марианна приняла решение.

— Тогда меня сегодня уже не будет. Завтра сдадите дежурство.

— Вас понял… — отозвалась рация.

Марианна положила рацию, растянулась на просторном кожаном сидении. Господи, как она от всего этого устала? Для чего ей это? Что она пытается доказать? И кому? Всему миру? Себе самой?

Она, дочь нищих мексиканских поденных рабочих, с самого детства пыталась доказать всему миру, что ее нельзя списывать со счетов. В колледже она училась на грант, выданный благотворительной организацией — из более чем пятисот претендентов выбрали именно ее. Сама, безо всякой протекции устроилась в Секретную службу. С двенадцати лет занималась стрельбой и каратэ. И вот она сидит здесь, в этой гребаной черной машине, одна-одинешенька, двадцати девяти лет от роду. И что дальше?

— Да пошла ты! — сказала она самой себе и включила зажигание. Для себя она решила — по дороге домой она заедет в бар, немного там посидит, а потом купит что-нибудь из китайской кухни, приедет домой и будет долго слушать музыку. И пошло оно все ко всем чертям!

Несмотря на то, что Атлантик Сити дал ей хорошую практику — как специалист по защите Марианна была так себе, справиться с профессионалом, прошедшим специальную подготовку, особенно военную она вряд ли смогла бы. Иногда она допускала ошибки — мелкие, для непрофессионала незаметные — но от этих ошибок могла зависеть ее жизнь в самом прямом смысле слова. Вот и сейчас — купив жареную утку в небольшом китайском ресторане, торгующем на вынос, она понесла ее с собой в квартиру, заняв пакетом с этой уткой левую руку. А правая у нее была занята кейсом с документами, имеющими отношение к предстоящему визиту и некоторым другим мероприятиям. Для профессионального специалиста по защите недопустимо даже занять одну из рук чем-то посторонним, руки всегда должны быть свободными. У нее же сейчас оказались заняты обе руки. Хуже того, Марианна Эрнандес носила свое личное оружие — револьвер Рюгер с двухдюймовым стволом под патрон.357, не в кобуре, а в сумочке, что еще уменьшало скорость реакции на угрозу. В итоге, по пути домой она осталась по большому счету безоружной…

Марианна Эрнандес жила в одном из больших бетонных муравейников в пригороде, на берегу реки Потомак. Квартиру она снимала — обзаводиться собственностью в Вашингтоне она не считала нужным. Две комнаты: спальня и гостиная, плюс хорошая, просторная ванная — это ее вполне устраивало. Дом был из новых, построен всего четыре года назад — и поэтому все здесь работало как надо.

Машину она оставила на охраняемой подземной стоянке, поднялась на внутреннем лифте на свой этаж — она жила на четвертом — и попала в холл. Порадовалась, что в холл ведут стеклянные двери как в супермаркетах, автоматически открывающиеся как только к ним подходят. В дверях она столкнулась с хорошо одетым человеком выше среднего роста, несмотря на полумрак коридора не снимающего черных «полицейских» очков.

— Извините…

Человек вежливо отступил, пропуская даму, плавно скользнула в сторону стеклянная панель, она шагнула вперед, и тут поняла, что делает ошибку. Но исправлять ее было поздно — вспышка света перед глазами, а потом мрак…

Сознание вернулось внезапно — будто включили телевизор. Раз — и картинка перед глазами, правда расплывающаяся…

Что произошло?

Марианна пошевелилась — и вдруг поняла, что лежит на диване, в своей же квартире. Приглушенный абажуром лампы поток света оставлял тени у стен, высвечивая только самый центр комнаты. Все шторы задернуты — она этого никогда не делала, не любила закрытых пространств и всегда включала свет на максимум, когда была в помещении. Человек, сидевший в нескольких метрах от нее, в легком кресле, которое она недавно привезла из IKEA, казался, тенью, призраком, который исчезнет как туман, стоит только лучам света упасть на него.

Но это был не призрак…

— Что вам надо… — хотя она почти полностью пришла в себя, только немного мутилось в голове, свое истинное состояние она решила не показывать — деньги в шкафу, в спальне, третья полка. Больше у меня нет…

— Зато есть у меня… — спокойно ответил сидящий напротив человек — бросьте, агент Эрнандес. В этом городе есть и лучшие места для ограблений.

Значит, он ее знает…

— Что вам нужно? Вы знаете, какое наказание полагается за нападение на федерального агента?

— Да что вы… — человек, сидящий напротив улыбнулся — какое нападение, помилуйте. Вы потеряли сознание, упали почти, что мне на руки. Разве я мог оставить даму в таком положении?

Внезапно Марианна поняла, что рядом с ней незнакомец положил ее сумочку. Если ей удастся отвлечь его внимание…

— А дверь в мою квартиру была открыта…

— В вашей сумочке я нашел ключи — пожал плечами незнакомец.

Ага, значит на револьвер можно не рассчитывать… Но есть там кое-что еще, надеюсь он не понял, что это такое…

Помимо револьвера и раскладной пружинной дубинки Марианна Эрнандес носила дистанционный электрошокер фирмы Taser, причем не обычный, а выполненный по специальному заказу в виде трубки мобильного телефона. Конечно, то что в сумочке два мобильных телефона могло вызвать подозрения, но, в конце концов, многие носят два — корпоративный и личный. Так что…

Рука медленно поползла к сумочке.

— Тогда что вам надо? У вас проблемы? Вы хотите поговорить со мной?

— Поговорить было бы неплохо… — усмехнулся незнакомец — но боюсь, вы настроены не на…

На середине фразы Марианна выбросила руку с зажатым в ней «телефоном», нажала на спуск — и в тот же самый момент незнакомец будто исчез, превратился в вихрь, в нечто стремительное, в смазанное пятно. Секунда — и незнакомец стоял уже на ногах, у самой стены, перевернутое кресло валялось на полу, а рядом бессильно валялись два длинных тонких провода с иглами. Она промахнулась…

— Вы меня не узнаете, агент Эрнандес? — рука незнакомца скользнула к выключателю, яркий свет залил комнату, и Марианна тут же вспомнила, где она его видела раньше, почему сознание подало сигнал тревоги. И поняла, что разговор будет нелегким, а шансов остаться в живых у нее немного. Лондонский снайпер…

Не поминай дьявола — он может и прийти…

— Что вам нужно? — еще раз повторила она максимально нейтральным тоном.

— Неплохо было бы поговорить. Надеюсь, вы не собираетесь напасть на меня с дубинкой?

— Это что-то изменит?

— В вашей квартире — да, скорее всего это изменит интерьер. Для начала — вы меня узнали?

— Констебль Александр Кросс. Или Лондонский снайпер, как вас лучше называть?

— Ни так, ни так — незнакомец снова улыбнулся — князь Александр Воронцов, к вашим услугам…

— Вы оригинальны… — пробормотала Марианна, пытаясь понять как ей дальше вести разговор — не могли найти другое, более простое имя?

— Хотите верьте, хотите нет — но это действительно мое настоящее имя, данное мне при рождении. Хотя нет, будет лучше, если вы мне поверите… Мой паспорт вас убедит?

Не дожидаясь ответа, незнакомец сунул руку за борт пиджака, Марианна напряглась, готовая прыгнуть — но неизвестный вытащил всего лишь какие-то документы и бросил ей…

Паспорт… темно-зеленая обложка из кожи, тисненый золотом двуглавый орел. Российская империя… Три языка, один из них французский, который она учила в колледже, другой по-видимому русский. Русский она не знала совершенно. Третий — английский. Александр Воронцов. Паспорт дипломатический. Второй документ — поменьше размером, небольшое удостоверение, с тем же гербом. Что оно обозначает — непонятно…

— Что это? — она подняла второй документ.

— Мое офицерское удостоверение личности. Я капитан второго ранга военно-морского флота Российской Империи, по вашей табели о рангах это звание соответствует званию коммандер военно-морского флота.

Мысли путались. Но ложью это не выглядело. Если человек хочет приобрести себе поддельные документы — такие он приобретать не станет, есть более простые варианты. Неожиданно в голове промелькнула мысль, что если бы это парень подсел к ней в баре для одиночек — гнать бы она его не стала. По крайней мере — не сразу.

Тогда — что ко всем чертям происходит?

— Я не получила от вас ответа… коммандер. Что, черт возьми, вам от меня нужно?

— Ну… для начала — неплохо было бы вернуть документы. Они настоящие, и если их у меня не будет — возникнут проблемы.

Поняв, что документы, так или иначе, придется возвращать, Марианна бросила их обратно. Умышленно неловко. Незнакомец поймал их на лету, еще раз продемонстрировал недюжинную реакцию.

— Так лучше. Видите ли… Президент Североамериканских соединенных штатов через некоторое время направляется с официальным рабочим визитом в Великобританию. Как вы считаете, во время этого визита ему угрожает какая-то опасность?

— Я не могу обсуждать подобные проблемы с посторонними.

— И тем не менее придется… Потому что если ничего не предпринять — президент вернется из Соединенного королевства в гробу.

— Угроза смертью президенту — само по себе федеральное преступление.

— Возможно. Но у меня дипломатический паспорт и иммунитет по Венской конвенции [Венская конвенция — действующий с 1961 года документ, определяющий правила дипломатических сношений между государствами и статус дипломатов]. Забыли?

— Вы не похожи на дипломата.

— Я им и не являюсь. Сейчас я нахожусь на действительной военной службе и выполняю особое задание. Оно заключается в том, чтобы предупредить вас о серьезной опасности и помочь вам сохранить жизнь вашему президенту.

Вот оно как…

— Весьма необычный способ предупреждения, вам так не кажется? Есть официальные каналы…

— Есть. Но мы подозреваем, что люди, заинтересованные в том, чтобы убить президента, находятся не только в британских, но и в североамериканскмх спецслужбах. Если просто отменить визит — они подготовят новое покушение. Только тогда мы ничего не будем о нем знать, и президента убьют.

Марианна решила перейти в атаку.

— Подобный бред мы выслушиваем по телефону каждый день. И читаем в письмах. В среднем мы каждый день получаем по шесть телефонных звонков и примерно в полтора раза больше писем, в которых отражается обеспокоенность безопасностью президента, а то и угрозы его убить. Если у вас нет никаких доказательств…

— Доказательства… — Воронцов покачал головой — в таких делах доказательством серьезности чьих то намерений обычно является убитый президент. Кому как не вам следовало бы знать, что хорошая служба безопасности просто обязана работать на опережение. Но доказательства есть. Я дам вам послушать запись, сделанную недавно при очень необычных обстоятельствах. Кнопка включения справа, нажмите ее и все, кроме этой записи там больше ничего нет…

Рядом с Марианной шлепнулся на диванную подушку телефон. Отделанный золотом и очень дорогой, такие делают в основном в Русской Империи, в других странах украшать так телефоны не принято кроме разве что Италии…

— Снайпер выстрелит еще один раз…

— Что? По кому?

— Он собирается… убить президента… убить президента…

Марианна Эрнандес, старший агент Секретной службы САСШ осторожно положила телефон рядом с собой — как будто это была граната с выдернутой чекой…

— Что это?

— Это запись предсмертного признания сэра Колина Монтескью, сделанная мною. Вам известно кто он такой?

— … Кажется, какой то, чиновник из Министерства иностранных дел Великобритании…

— Это не так. Сэр Колин Монтескью — глава Секретной разведывательной службы Великобритании. Он им был до того, как его убили.

— Что?! — взвилась Марианна.

Ее можно было понять. В любой системе спецслужб существует система допусков к секретной информации. Обычно служба, занимающаяся охраной высших должностных лиц государства имеет максимальный, наивысший уровень допуска. Все дело в том, что уровни допуска определяются теми лицами, которых они охраняют, и никому из сильных мира сего не понравится идея умереть из-за того, что его службе безопасности отказали в ознакомлении с каким-то документом. Своя жизнь — в отличие от жизней остальных людей — у сильных мира сего всегда высоко ценилась.

— Это так. В британской Секретной разведывательной службе существует два директора, это традиция еще с прошлого века. Один для публики и для административных вопросов. Другой непосредственно занимается разведкой. Вы этого не знали?

Марианна действительно этого не знала — но решила этого не показывать.

— Британская разведка как таковая была создана в начале нынешнего века.

— Ошибаетесь. Она существует как минимум три века, и даже больше. Просто в разные времена она называлась по-разному, и ее существование раньше вообще не предавалось огласке.

— Как вы получили эту запись? Александр Кросс — ваше имя?

— Александр Кросс — мой псевдоним прикрытия. Я работал под ним какое-то время в Северной Ирландии. Сэр Колин Монтескью умер у меня на руках и перед смертью решил облегчить душу. Число людей, знающих об этой записи невелико, этих людей можно посчитать на пальцах одной руки. Теперь вы входите в их число.

Марианна Эрнандес напряженно думала. Получается, что незнакомец фактически признался ей в шпионаже. Теперь понятно, почему британцы из себя выходят, вполне понятно. Но много в этой истории и непонятного…

— То есть вы его убили.

Тот, кто называл себя Воронцовым, тяжело вздохнул.

— Да нет же… Его убил Лондонский снайпер. Ну сами подумайте — как я мог получить доступ к умирающему, если за несколько минут до этого я выстрелил в него из снайперской винтовки через реку, мост — в общем с солидного расстояния.

Получалось и в самом деле — никак. Если только эту запись не сделал кто-то другой. Но все равно — запись была и слова были сказаны. Слова, заставляющие задуматься.

— Как вы получили эту запись?

— Очень просто… Я хотел похитить сэра Колина, чтобы получить ответы на свои вопросы — именно похитить, но никак не убить. Все получилось случайно. Мы раздобыли карету скорой…

— Кто это — мы?

— Я и мой помощник. Можно даже сказать, собрат по несчастью. Он далеко отсюда… первый раз я сказал неправду… Мы заняли позицию у моста, тогда мы просто прорабатывали операцию — и тут услышали выстрел. Дальше… я был бы дураком, если не попробовал…

— То есть вы хотите сказать, что вы умыкнули этого…

— Сэра Колина Монтескью.

— Неважно… прямо из-под носа охраны…

— В принципе именно так. Конечно, они посадили одного человека в саму карету скорой и отправили еще одну машину в качестве эскорта. Но один человек нейтрализуется за секунду при неожиданном нападении, а для машины у меня была приготовлена крупнокалиберная автоматическая винтовка. Впрочем, я их не убил — только повредил их машину…

Старший агент Эрнандес умолкла. Потрясла ее безумная простота схемы. И в то же время — ее эффективность. Пусть в данном случае выстрел и карета скорой никак не были связаны. А если будут связаны? Если, к примеру, у нее на руках будет тяжело раненый президент? Согласно инструкциям президента нужно доставить в ближайшую больницу на его же машине, на бронированном лимузине — но там ведь нет медицинского оборудования! Да, там есть запас крови нужно группы, расширенная аптечка первой помощи и есть агент, прошедший курс оказания экстренной медицинской помощи — но неужели она откажется от отправки на настоящей санитарной машине с настоящими врачами, если она окажется под рукой. Да она расцелует любого опытного врача скорой оказавшегося поблизости, и не будет спрашивать у него документов. Поступит точно также, отправит следом машину с охраной для прикрытия. В Америке люди привыкли беспрекословно верить врачам, это тоже одна из национальных традиций, уважение полицейских, пожарных и врачей. А потом? Несколько подготовленных профессионалов — и президент увезен в неизвестном направлении. Даже если следом пойдет «горилла» — не поможет [Горилла — на слэнге телохранителей тяжелый автомобиль прикрытия с хорошо вооруженной группой, способной противостоять массированному нападению]. Секретная служба интересовалась новинками в сфере вооружения — и Марианна, например, читала про русскую снайперскую винтовку «Кобра», калибра больше полудюйма, бронебойным патроном с вольфрамовым сердечником пробивающую броню бронетранспортера. А ведь по слухам русские выпускают спецпатроны для таких винтовок с сердечником из обедненного урана. Господи, да «гориллу» она насквозь пробьет…

Вообще то в большинстве случаев президента в случае ранения должны эвакуировать специально выделенным вертолетом, оборудованный под санитарный — но это ведь не всегда возможно. А если террористы захватят вертолет?

— Век живи, век учись, агент Эрнандес…

— Что?

— Это такая русская пословица. Означает, что нужно всегда учиться чему-то новому. Но я вижу — моя запись вас не убедила?

— А вас бы она убедила? Просто голос, говорящий слова, которые можно истолковать как угодно. Я не права?

Незнакомец улыбнулся.

— Правы… Тогда сделаем вот что… — он снял перчатку с руки, огляделся, увидел стакан и плотно обхватил его рукой, так как будто он хотел оставить на нем возможно более достоверные отпечатки пальцев…

— У британцев должны быть мои отпечатки пальцев, они же должны направить их в международные базы данных, которыми можете воспользоваться и вы. У вас есть друзья в ФБР?

— Допустим…

— Запросите у них отпечатки Александра Кросса, подозреваемого в убийствах в Лондоне. И сравните их с теми, которые найдете на этом стакане. Снимите отпечатки сами, это несложно. Если вы просто отдадите стакан в лабораторию ФБР — скорее всего вас либо отстранят от руководства охраной под любым предлогом либо просто убьют. Они все равно придут и спросят вас, для чего вам отпечатки Александра Кросса. Если ваш ответ покажется им неубедительным — они начнут действовать. А по правилам эти ребята никогда не играли. Что вы им скажете?

— Ерунда. Перед визитом, все потенциально опасные для президента персоны делятся на три группы — А, В и С. Вы вполне заслуживаете включения в категорию А — список чрезвычайной опасности. Скажу, что в вашем личном деле не оказалось отпечатков пальцев, в то время как они должны там быть. Вот и все.

— Допустим. Хотя все равно соблюдайте осторожность. И запоминайте всех кто придет потом к вам и проявит интерес к моему делу. А теперь, увы, я вынужден удалиться. Как только решитесь — можете позвонить и назначить встречу. Свою визитную карточку с телефоном я оставил в вашей сумочке. Встречаться нам еще раз или нет — ваше дело. Но если решитесь все-таки встретиться и продолжить нашу беседу — приезжайте без эскорта, явного или тайного. Времени осталось немного, помните об этом. Патроны из вашего револьвера я опущу в ваш почтовый ящик. И если вы вернете мне телефон — я буду вам несказанно признателен…

Когда незнакомец ушел, Марианна Эрнадес, старший агент и начальник группы охраны президента еще пятнадцать минут сидела молча, осознавая, что с ней произошло и пытаясь понять, почему она до сих пор жива. Потом прошла на кухню, взяла чистый пакет, подошла к стакану, которого касался этот… и замерла.

А что если он был прав? А что если все о чем сказал этот приятный, даже слишком вежливый незнакомец соответствует действительности?

Наверное, три года назад она не задумывалась бы над тем, как поступить. Марианна Эрнандес росла в Америке и была истинной американкой — человеком, который уважает закон и полицию и просто не может себе представить ситуацию, когда он видит преступника и не сообщит об этом полиции [Автор сам удивлялся безмерно — но это так. Американцы — я имею в виду нормальные белые американцы, а не эмигранты или жители дурных кварталов, просто уважают закон и полицию и все. Цинизм, которого в постсоветском обществе столько, что перехлестывает за край, этим людям неведом. В чем-то они предельно расчетливы — а в чем-то наивны как дети. Разные мы, в общем…]. Но сейчас, после знакомства с политической кухней страны, с тем что творилось — со взятками, прикрытыми флером лоббизма, с предательством на каждом шагу, с людьми которые на камеру говорили одно, а мимо камеры — совершенно другое, и все с тем же честным видом… нет, она не разочаровалась в стране. Просто она перестала верить.

И поэтому, она положила пакет рядом со стаканом, прошла в спальню. Неизвестно — зачем ей, несмотря на то, что она не была криминалистом, был нужен малый криминалистический чемодан — но он у нее был. Достав из чемодана кисточку, пленки и специальный порошок с магнитными свойствами, на вернулась в гостиную. Осторожно, словно на экзамене по прикладной криминалистике в Академии ФБР в Куантико она проявила отпечатки на стакане, потом сняла их на пленку, а пленку положила в пакет. Замерла на секунду, размышляя. Нет, если не проверить сейчас — ночью не уснешь… Быстрым шагом она прошла к дивану, подхватила сумочку, мельком проверила ее. Револьвер, дубинка, служебное удостоверение и пропуск в здание службы, телефон — все на месте. Бросив пакет с пленками в сумочку, она быстрым шагом пошла к двери.

Когда Марианна припарковалась у здания Службы — было уже без малого двадцать два часа по времени восточного побережья [Время восточного побережья, время западного побережья — весьма распространенные в САСШ понятия]. На улице было уже темно, ртутными шарами во тьме висели фонари, и видно было плохо, зато припарковать машину, даже такую большую как ее можно было без проблем. Хлопнув дверью, она поспешила к основному входу в офис.

Новейшая электронная пропускная система, установленная год назад, прилежно считала ее данные с электронного пропуска, больше похожего на кредитную карту, дверь с тихим шипением отползла в сторону. Распечатки прихода — ухода изучает в основном отдел HR — и завтра конечно же пойдет новая волна слухов о том, что агент Эрнандес выслуживается до того, что остается заполночь. В отличие от полиции и ФБР здесь было не принято оставаться заполночь — но ей на это было плевать.

Как старшему агенту и начальнику группы охраны ей был положен отдельный кабинет, раньше ей было наплевать, но сейчас она была этому рада. В кабинете на столе, на мониторе и клавиатуре компьютера лежал тонкий слой пыли, потому что последний раз она была здесь месяц назад, работа начальника группы охраны… в общем волка ноги кормят, в кабинете не посидишь. Плюхнувшись на стул, она ткнула пальцем в системный блок — тот приглашающе пиликнул, и через минуту перед ней уже был экран с интерфейсом операционной системы.

На то чтобы загрузиться в программу международного обмена данными потребовалось без малого десять минут. Это еще не так страшно — раньше на это требовалось полчаса. Слишком долго пользователь получал авторизацию, система устанавливалась не только пользователя — но и местонахождение компьютера от которого шел запрос, а потом проводила проверку — может ли быть такой то пользователь в таком то месте. Сложно и долго — зато относительно недоступно для хакеров плодящихся в последнее время как грибы после дождя.

Сначала она вошла под общим паролем невысокого уровня допуска и попыталась найти файл Александра Кросса. Это ей удалось — но там почти не было никакой информации фотографии, приметы, несколько фотороботов, как может выглядеть этот человек после смены внешности — и все. Почти никаких установочных данных, таких бедных файлов на особо опасных преступников она не встречала. В качестве предполагаемого местонахождения преступника указывалось Соединенное Королевство, Лондон. Прочитав это, она усмехнулась, ну-ну…

И тем не менее, она сделала прямой запрос на дополнительные данные. Запрос проскочил очень быстро — система была построена так, что запросы обрабатываются не по времени их поступления, а по степени опасности лиц, относительно которых они сделаны: нельзя дать опасному преступнику скрыться. Ответ пришел почти сразу же — больше никакой информации о субъекте, которым интересовалась агент Эрнандес не было. Странно…

Она вышла и зашла снова — теперь уже под своим личным паролем очень высокого уровня допуска, который работал только с определенных компьютеров. Снова подождала, пока загрузится файл на Кросса — и, просмотрев его, поняла, что же за всем этим скрывается.

В файле было все — отпечатки пальцев, личные дела из полиции и армии, группа крови. Господи… военное училище, потом разведывательно-диверсионное подразделение. Потом не один год в Белфасте, на самом краю, в Особом отделе полиции. Марианна знала что такое ИРА — хотя недобрых чувств к САСШ они не испытывали и вообще, в САСШ ирландцы вели себя чрезвычайно корректно, если не считать сбора денег и закупки вооружений — все равно Секретная служба следила за ними как за потенциальным источником проблем. Жуткие репортажи из Белфаста показывали довольно часто. Если он четыре года отслужил в особом отделе полиции…

Ага!

Читая дальше, Марианна поняла, каким образом все произошло. Плен в Бейруте! Вот значит, как. Получается в Бейрут приехал один человек — а вернули через несколько месяцев в качестве военнопленного совершенно другого человека. Остается удивиться, как его не расколола британская контрразведка, кичащаяся своими традициями — но это не имеет значения…

Так что же получается. Скорее всего, незнакомец не соврал хотя бы в одном. А если он не соврал в одном… Кстати…

Марианна вывела на принтер лист с отпечатками пальцев — в этом варианте файла они были — и сравнила их с теми, что она сняла с бокала. Не нужно быть экспертом, чтобы понять — совпадение. Если и не полное — то почти полное. А таких совпадений не бывает…

Звонок!

Телефон зазвонил внезапно и так громко, что Марианна вздрогнула. Она смотрела на аппарат — а тот настойчиво продолжал звонить, весело подмигивая красным глазком.

Кто может звонить в такой час сюда? Она никому не говорила о том, что будет в это время на работе. Почему не на сотовый, а сюда? Никто ведь не знает о том, что она на работе.

Или знает???

Что-то словно толкнуло ее в спину. Она быстро выключила компьютер, подошла к шредеру чтобы скормить ему лист с отпечатками и пленки — но отдернула руку. Смяла все в комок, сунула в сумочку — выбросит по дороге. Выключила сначала компьютер, потом и освещение. И — выскочила из кабинета, побежала к лестнице…

По дороге ей никто не попался — поздно, сейчас в здании только дежурные и уборщики. Снова прокатав в валидаторе свой пропуск, она вышла на улицу, побежала к машине. И — когда черный Субурбан приглашающее мигнул фарами, и щелкнули блокираторы дверей — она в последний раз обернулась, чтобы посмотреть на здание…

Свет в ее кабинете горел…

 

19 августа 1996 года. Вудбридж, федеральный округ Колумбия

Съехав со сто двадцать третей дороги, тяжелый, мощный внедорожник, урча мотором попер по засыпанной щебнем проселочной дороге, подслеповатые фары резали мрак — но все их усилия ограничивались двадцатью метрами. Тени разной степени черноты плясали перед глазами, ей казалось, что она не едет, а плывет на своем Субурбане, над ней многометровая толща воды. Всего лишь несколько километров от Вашингтона — а такая глушь…

— Эй, что ты, черт возьми, делаешь… — спросила она себя под нос…

Берег появился так внезапно, что она едва успела остановить машину — еще секунда и грузный внедорожник рухнул бы носом в болотистую прибрежную хлябь, и для того чтобы вытащить оттуда федеральную собственность пришлось бы приглашать, наверное, военных с базы Дэвисон, расположенной севернее. Она бы поставила себя в глупое положение и заодно пошла бы очередная волна слухов — для чего она приезжала ночью в такую глушь? Конечно чтобы с кем-то перепихнуться. А потом кавалер сбежал, оставив даму расхлебывать неприятности. Мысли в голову лезут…

Она погасила фары, вышла из машины, нарочито громко хлопнула дверью. Привести сюда кого то или сообщить кому-то о предстоящем рандеву она и не подумала. Бесполезно. Все они — городские жители, а здесь… несколько километров от Вашингтона а такая глушь как где нибудь в Канзасе или Айове. Ее прикрытие здесь буде заметно как прыщ на носу — и тогда русский просто уйдет. А ей хотелось продолжить разговор…

— Темень то какая…

Словно отвечая на сказанные вполголоса слова, где-то неподалеку что-то то ли завыло, то ли заухало… ужас. Подскочив на месте, она обернулась — и увидела два огромных, светящихся желтым, нечеловеческих глаза, уставившихся на нее.

Только через несколько секунд, которые она провела, замерев от ужаса, Марианна Эрнандес поняла, что это просто сова-неясыть.

— Господи, как ты меня напугала…

Сова, словно соглашаясь со сказанным в ее адрес, ухнула, взмахнула крыльями и бесшумно слетела с ветки…

— Западнее Потомака…

Марианна развернулась на голос. Он был меньше чем в пяти метрах от нее — просто силуэт, едва заметный на темном фоне. Силуэт и знакомый голос.

— Что — западнее Потомака?

— Бытующий в Вашингтоне обычай. Находясь западнее Потомака, никогда не рассказывай правду о том, что творится восточнее Потомака [Такая пословица действительно имеет хождение в Вашингтоне. Дело в том, что большинство зданий федеральных органов власти находятся западнее Потомака — соответственно правду о том, что там творится, стране рассказывать нельзя]. Весьма прискорбный надо сказать обычай. Но мы с вами сейчас его нарушим, не так ли?

— Вы хорошо знаете местную кухню.

— Нас неплохо готовили.

— Готовили воевать против нашей страны — усмехнулась Марианна — а теперь вы хотите, чтобы я вам доверяла?

— Вы хотите сказать, что в вашей армии нет людей, которые готовятся воевать против нас? Бросьте, агент Эрнандес, это игра для взрослых мальчиков и девочек и сантименты здесь не уместны. Вы готовите людей против нас, а мы — против вас. Взаимогарантированное уничтожение как ни странно сберегает мир от войн, и это на мой взгляд неплохо. И мы должны, в какой то степени заботится друг о друге. Представьте себе весы — и две гири на них, примерно равного веса. Пока они на месте — все нормально, весы колеблются, но возвращаются в первоначальное положение, верх берет то одна гиря то другая. А что будет, если убрать одну из гирь? Боюсь, перевернутся весы.

— Да вы философ…

— Есть и такое. Что-то случилось?

Марианна заметила, что незнакомец постоянно перемещается, перетаптывается с ноги на ногу — то качнется влево, то вправо. Это имело только одно объяснение — сбивает прицел возможному снайперу.

— Случилось. Я решила посетить службу и задала компьютеру несколько вопросов. По вашей персоне есть два файла — не один, а два. Один почти ничего не содержит, стерильный — а для доступа к другому нужно иметь очень высокую степень допуска…

Незнакомец кивнул.

— Они хотят вычислить меня аналитическими и агентурными методами и тихо взять. Полицейский арест им не подойдет, я могу начать говорить, и они не успеют заткнуть мне рот. Но я не дал вам договорить, продолжайте…

— Не успела я сравнить ваши отпечатки — как зазвенел телефон на столе. Я не ответила — но решила за лучшее уйти из здания. И забрала все с собой. А подойдя к машине, я заметила, что у меня в кабинете горит свет, который я все всяких сомнений уходя — выключила.

— Великолепно… — незнакомец, судя по тону и в самом деле был доволен — я так и думал, что на моем файле стоит цифровой триггер. Вы знаете, что это такое?

— Подпрограмма, фиксирующая обращения к тому или иному файлу?

— Она самая. Маленькая такая программка, которая записывает данные всех, кто открывает нужный файл. Когда они увидели, что вы открыли файл второго уровня — они активизировали второй уровень защиты. Пробили физический адрес нахождения терминала, откуда идет запрос и позвонили. Обычный, внешне невинный звонок — «ошиблись номером» или «реклама по телефону». И голосовой анализатор на другом конце трубки. Когда вы не ответили — они успели за такое короткое время поднять вашего дежурного и отправить его на проверку, кто работает на вашем терминале. Пока они вас не знают и за вами не следят — но не далее как утром они снимут данные с вашей пропускной системы и узнают, кто в этот момент, в то время пока отправляли запрос, был в здании. Сравнят распечатку с кодом допуска и выйдут на вас. Ах, как здорово…

Кое-что старший агент Эрнандес знала и так — все-таки она не в супермаркете работала. Но все равно, от изложенного плана действий противника становилось жутковато. Хотя она старалась всеми силами сохранить самообладание, не показать слабость перед неизвестным — все равно, в груди поселился мерзкий такой, холодный комочек страха.

— Кто это они? Вы знаете, про кого говорите?

— Нет. А вы?

— Нет… Что они хотят?

— Они хотят, чтобы опасная информация не вышла наружу. Они хотят также убить президента — подготовка операции идет полным ходом, неужели вы этого до сих пор не поняли?

Марианна пыталась понять что же ей сейчас делать — с такой ситуацией она не сталкивалась никогда. Поговорить с «Ковбоем»? И что она ему скажет?

— Что вам нужно?

— Мне… Ну для начала, чтобы вы мне поверили. Затем мне нужна какая то официальная аккредитация, чтобы я мог участвовать в обеспечении безопасности вашего президента.

— Это невозможно. Такую аккредитацию я вам не могу дать.

Требуй невозможного. Это еще один манипулятивный ход, очень тонкий. Если хочешь получить что-то от человека — потребуй сначала то чего он дать не сможет. В десяти процентах случаев он тебе это даст, потому что бывает всякое. Остаются девяносто — их ты реализуешь когда будешь постепенно понижать планку требований. Это как с дамами — просто пригласи прогуляться в саду и послушать соловьев…

— Как я тогда смогу спасти президента?

— Если вы не лжете, то президента спасать придется мне. Я не могу дать аккредитацию в спецгруппу охраны человеку, который сам признал то, что является иностранным агентом, и мало того — возможно и маньяком…

— Маньяк, да еще и иностранный агент. Слишком много на мою бедную голову, вам так не кажется. Одно к тому же почти начисто исключает другое.

— Как бы то ни было — аккредитацию вы не получите.

— Как тогда предлагаете поддерживать связь?

Добивайся того, чтобы выходы из сложившейся ситуации предлагал твой контрагент по игре. Никто не скажет «нет» на то предложение, которое сам же и внес — стопроцентно.

Марианна задумалась. Все что здесь происходило было безумием, и то что ей предлагали сделать — тоже было безумием. Но незнакомец был единственным из всех, кто не только понял ее опасения относительно предстоящего визита президента в Лондон, но и подтвердил их, заявив, что готов ей помочь. Ни от одного сотрудника Секретной службы она помощи не получила. И поэтому ей не хотелось терять эту связь.

— Сделаем так… — решилась она — если вы действительно представляете русскую разведку, вы можете организовать журналистскую аккредитацию. Так?

— Допустим — улыбнулся незнакомец.

— Сообщите мне на какое имя. Я сделаю вам аккредитацию как журналисту в пресс-службе Белого Дома. Верней, аккредитацию сделаете вы себе сами, я просто не вычеркну вас из списка. Большего я сделать не могу.

Незнакомец улыбнулся.

— Журналистскую аккредитацию могу получить и я сам.

— Уверены?

— Уверен. У вас же не проверяют отпечатки пальцев при сборе сведений на получение аккредитации, ведь так?

— Проверяют. Стандартная проверка.

— Нет, не совсем. Вы сдаете бланк с отпечатками, и их проверяют по базе данных в числе прочих проверочных мероприятий. Но потом, когда пул журналистов сопровождает президента в его поездках — отпечатки пальцев у журналистов каждый раз же не проверяют, верно? Одни и те же примелькавшиеся лица, одна и та же журналистская карточка, стандартная проверка на оружие и взрывчатку под аркой металлодетектора…

А ведь верно…

— Вы опасный человек. Напишите мне имя, на которое будет аккредитация…

 

Картинки из прошлого. Начало восьмидесятых. Одесса

Первый поросенок пошел на базар,

Второй поросенок забился в амбар,

Третий поросенок устроил пир горой,

Четвертый поросенок ложки не получил ни одной,

А пятый, плача, побежал домой.

Агата Кристи.

Если спросить меня, где я был счастлив — то я серьезно и надолго задумаюсь. Может, даже и не отвечу вслух. Но где-то в душе, далеко-далеко, в самой потаенной каморке, запертой на замок, ответ этот хранится.

Одесса…

Город у Черного моря. Город, где прошло мое детство — в нем, да в Севастополе, иногда в Константинополе, но летом — обязательно в нем. Старый городской Воронцовский дворец, построенный одним из моих пращуров, бывшим генерал-губернатором этого благодатного края. Дворец, который я любил даже больше чем дворец в Алупке, недалеко от Ливадии, где летом жил мой старый друг и товарищ по всем играм. Шумные и говорливые улицы, плотная, спасительная в жару тень каштанов. Трамвай, идущий по всем станциям Большого Фонтана, на котором при известной сноровке можно прокатиться и зайцем. Привоз, где я тоже иногда бывал, впитывая незнакомые и очень загадочные словечки. Дерибасовская и знаменитый сад на ней, бывшая вилла основателя города, испанского адмирала Хосе де Рибаса, воевавшего за русскую корону и основавшего сей город. Памятник знаменитому градоначальнику Одессы Дюку де Ришелье, поразительно честному, предприимчивому и порядочному человеку, заложившему основу знаменитого «одесского духа» и ставшему потом премьер-министром Франции. Километры и километры отличнейших пляжей, чайки и теплое, ласковое Черное море…

Нас было пятеро — пять поросят, как у Агаты Кристи. Так мы себя прозвали не сами — так нас прозвала государыня, когда один раз мы явились пред ее очи, все впятером, после неудачной попытки покорить один из каменных склонов в окрестностях — мало того, что на нем в изобилии росла колючка, так еще и дождь пошел во время нашего предприятия. Пятеро друзей — четыре пацана и одна девчонка, прибившаяся к нам и которая нам совсем не была нужна — но от которой избавиться было решительно невозможно. Пять поросят…

Николай Александрович Романов, наследник российского престола. Владимир Дмитриевич Голицин, молодой князь Голицин, сын одного из министров правительства. Александр Михайлович Воронцов, молодой князь Воронцов, чей погибший несколько лет назад отец дослужился до генерал-губернатора Месопотамии, а дед стал командующим Черноморского флота. Борис Константинович Романов, сын Царя Польского. И конечно же — как без нее — самая младшая из нас, Ксения Александровна Романова, которая таки предпочитала мальчишескую компанию девчоночьей и чудовищной хитростью добивавшейся всего чего пожелает. Самому старшему из нас было тринадцать лет, самому младшему — одиннадцать, мы были почти одногодками. Летом мы перемещались по крымскому берегу, пребывая в гостях то у одного, то у другого — но сейчас мы все вместе пребывали в Одессе. Дед был где-то на кораблях, и мы были предоставлены сами себе — четверо пацанов, с обычными пацанскими замашками, смягченными разве что военным воспитанием — все мы были либо кадетами, либо юнгами и порядок знали. Ксении с нами не было, она оставалась в Ливадии, потому как была наказана — и это тоже радовало.

Конечно же, нас охраняла полиция, потому как среди нас был наследник престола — но что могут неповоротливые стражи порядка против четырех пацанов? Нас и не поймаешь. Единственной действенной для нас угрозой было сообщить о нашем поведении родителям, после чего последовала бы неминуемая кара. Поэтому, с полицейскими тоже приходилось договариваться…

Пять поросят…

— Вон пошла…

— Да не она это…

— Она, зуб даю!

— Да тише вы! — шикнул Николай, самый старший из нас.

Это был июнь, самое начало лета. Июнь — самое благословенное время в Одессе, не слишком жарко, от моря веет ласково, город буквально под завязку заполнен людьми — местными, отдыхающими. Знаете, что такое озонированная вода? Нет? А мы вот — знали.

Ну и чем интересуются подростки в нашем возрасте. В войнушку мы не играли — в военных училищах наигрались до предела, не с деревянными автоматами, а с самыми настоящими. А вот дамы нас в последнее время заинтересовали весьма и весьма сильно. Инициативу проявил Володька, ну а если кто проявит инициативу, так и остальные — туда же…

Ну и дамы…

Да, да, в таком возрасте — и уже дамы. Росли мы быстро, интересы у нас были такими же, как и у остальных пацанов нашего возраста, правда, возможностей было чуточку побольше. Русский двор не отличался аскетичностью никогда, и на молодых аристократов внимание там всегда обращали. Да и в училищах разные картинки интересные по рукам ходили… Увы, пока у нас все заканчивалось лишь поэмами, посвященных милым дамам (тут проявлял себя Володька Голицын, писавший для нас всех), танцами на детских балах, обжиманиями в темных углах если удавалось скрыться от бдительного ока, да фантазиями начет того, что могло произойти после этого. Кто бы чем не хвастал — в любви пока не повезло по-настоящему ни одному из нас…

А Одесса…

Кто-то, не помню кто, сказал, что женщины — инопланетянки, к ним нельзя подходить с человеческими мерками. Так вот одесситки — инопланетянки вдвойне…

Одесса вообще удивительный город, город сотни национальностей, да еще и крупный порт вдобавок. Сами понимаете, какое смешение кровей выходит. Мало того, море, солнце, фрукты. Вот и получалось, что одесситки — одни из самых красивым дам во всей великой Империи. А уж на язык… Лучше на язык им не попадать…

И надо же так было получиться — обычно так и получалось, кстати, в пацанских компаниях — что мы все втрескались в одну и ту же девчонку.

Немного вру. Меня из этой компании вычеркивайте, я уже тогда неровно дышал к великой княжне Ксении. Николай об этом, конечно же, знал, и как заботливый старший брат почел за необходимость как следует набить мне физиономию, чтобы не ухлестывал за сестрой. В итоге нам пришлось врать, что сцепились с хулиганами, защищая честь дамы, на две недели мы были лишены выхода в город, а Ксения ходила тогда довольная, как кошка, налакавшаяся сметаны. Нет, не тем что у нее есть кавалер — тем, что из-за нее дерутся…

А все остальные — пропали. Цесаревич Николай, Великий князь польский Борис, молодой граф Голицын в один день из друзей превратились в ревностных соперников, причем из-за дамы, которой ни один из нас даже не имел чести быть представленным. Мы не знали, кто она, где живет и чем занимается — знали только, что она каждый день проходит мимо Воронцовского дворца. Вот и все что мы знали.

А хотелось узнать больше…

— Пошли! Я первый, как идем, помните?

— Ну.

— Да не ну а так точно.

В ответ меня чувствительно пихнули кулаком в бок.

Поскольку из всех четверых я менее всего был поражен стрелой Купидона — мне и довелось разработать план наружного наблюдения. План наружного наблюдения был рассчитан на четверых филеров и отличался высокой надежностью. Чтобы объект не заметил (заметила точнее) слежки — мы должны были периодически меняться и следить за ней по очереди. Внешне это выглядит так — если я иду за объектом первый и ориентируюсь по объекту, Николай, к примеру идет за мной и ориентируется уже по мне. Потом он выходит вперед, и уже я ориентируюсь по нему. Объект же если и обернется — увидит только одного человека и его можно будет разу сменить. Схему слежки, как я потом узнал на разведфакультете Санкт Петербургского нахимовского я выбрал совершенно верную, вот только на своих подельников я не особо полагался. Любой из них вместо того, чтобы следить, может воспользоваться моментом и попытаться завязать знакомство с объектом слежки, минуя всех остальных. А тогда место жительства и род занятий очаровавшей нас дамы мы так и не узнаем…

Надвинув на глаза козырек легкой белой кепки, я выскользнул за ограду, окунувшись в толпу…

Вести объект было довольно просто — дама была не по возрасту высокой (только с Володькой Голицыным, если честно она бы смотрелась органично), легкая белая шляпка была отлично видна. Даже когда я на какие то мгновения терял ее из виду из-за курортной толпы — все равно, через пару секунд белый парус шляпки сообщал мне направление движения…

Сзади кто-то легонько коснулся моей руки, я сбавил ход, Володька, одетый в пеструю рубашку с коротким рукавом, пошел вперед…

Найдя взглядом Боряна, я еще замедлил темп…

— Ник где?

— Он чуть побыстрее пошел…

Вот черт…

— Ладно. Давай, ты следующий…

Борян ушел вперед, я оглянулся, чтобы понять, где мы. К порту, похоже, идем. А там нам появляться заказано…

Произошло все так быстро, что я даже не понял, как все началось. Мы сворачивали, шли и снова сворачивали — и даже не заметили как нарвались…

В Одессе, как и в любом другом городе, были пацанские группировки. Хулиганы. И у каждой хулиганской группировки были свои территории, заходить на которые чужакам не рекомендовалось. Поскольку, телесные наказания по отношению к детям и подросткам не применялись, единственным возможным наказанием были исправительные работы. Не помогало. Впрочем, порка тоже не помогала в Казани вон, по исламскому закону каждую пятницу у мечетей хулиганов пороли. А хулиганы не переводились…

К месту потенциальной разборки я подоспел последним, когда базар уже шел вовсю…

Дама — причем не та, которую мы видели через решетку дворца. В шляпке, но не та. Кто из нас умудрился ее упустить — непонятно. Несколько пацанов, нагло-шаромыжного вида — и мы. Четверо…

— Вы чьих будете… — главарем был босоногий, крепкий на вид пацан в драной рубахе и с черной, несмотря на жару бескозыркой на голове.

— Мы сами по себе… — твердо ответил Володька.

— Сами по себе…Гы… А ты чо к моей сеструхе вяжешься, сам по себе…

Судя по выражению лица незнакомой девчонки, стоящей в окружении троих таких же шаромыжников, ей это все не сильно нравилось.

— Сударыня, это действительно ваш брат? — громко спросил Николай.

— А ты со мной, со мной базарь…

С этими словами шаромыжник смачно сплюнул прямо под ноги Николаю — сплюнул, и удивленно отшатнулся от хлесткой пощечины.

— Стоять! — я вышел вперед. Нравы во флотских кадетских корпусах были жесткими, и схему подобных разговоров я знал хорошо. Неверно думать, что дети аристократов учились в каких-то особых условиях. Были, конечно, и специфичные заведения, типа Пажеского корпуса, но те, кто шел в армию или на флот, учились вместе со всеми, никаких поблажек не было…

Блатняк и в самом деле сдержал руку.

— А ты кто будешь.

— Я за базар отвечаю. Разобраться хочешь — забиваемся. Не вопрос…

— Ты обзовись хоть сначала… — начал сдавать блатарь.

— Не считаю нужным! Давай! Забиваемся!

Наверняка, малолетний блатарь уже пожалел, что ввязался — вот за его спиной была его шобла. Отступить — значит, завтра его будут считать последним поцем.

— Здесь. В восемь нуль — нуль. Сегодня.

— В двадцать нуль-нуль значит… — передразнил я — по рукам.

Оружейная конечно была заперта — дед правила блюл строго. Оружие в доме — в отдельной комнате, постоянно запертой… и ключ на цепочке на шее. Порядок есть порядок. Но меня этот порядок — не остановит…

«Историческая» комната. Дед требовал, чтобы все там поддерживалось в идеальном порядке. Картины старинных мастеров — в основном батальные сцены. Старинная мебель. Ковры…

И холодное оружие на коврах. Кортики, в том числе с позолотой. Турецкие сабли и кинжалы. Казачьи и горские шашки…

Кортик — это мне я к нему привык. Еще один — больше кортиков нет. Еще пару турецких, чуть изогнутых кинжалов… отточены как бритва. Оружие в самом недвусмысленном его варианте…

Рассовал за пояс — в качестве верхней одежды у меня была летняя турецкая куртка из плотной ткани — нежаркая, но от дождя более — менее защищает. Воровато оглянулся — никто не видел. Аккуратно закрыл дверь. Чтобы не попасться никому на глаза — вылез из окна на первом этаже, потом сиганул через забор…

— Где Борян?

Пацаны переглянулись.

— Его родители… высекли и заперли… сам не знаю за что… — ответил Володька.

— Сдрыснул, значит… — недобро нахмурился я.

— Нет, его и в самом деле высекли… я проверял.

— Ладно… Один кинжал лишний. Желает кто?

— Налево! Там проходняк!

Засвистели справа, перед глазами уже разноцветные круги… обложили как босоту…

— Туда давай!

Проходняк — узкая, низкая арка, ведущая из дворика на улицу. Старая Одесса.

— Проскочим — снова налево!

— Да понял…

Свистели уже совсем рядом…

— Гоп-стоп — ты подошла из-за угла…

Я даже не понял, как мы напоролись на того офицера — и как он умудрился схватить нас всех троих разом. Но — умудрился как то…

— Кто такие?

— Юнга Воронцов! — в отчаянии выкрикнул я, все-таки судя по черной форме — флотский офицер, не может быть что бы не помог…

— Юнга… Ну-ка, прячься, юнга… Вон там… в подвал дорожка ведет…

Считай, в каждом одесском доме был вход в подвал — Одесса вообще стояла на известняках, все старые здания были построены из этого материала, у каждого дома был выход в катакомбы… поэтому справляться с преступностью в Одессе было крайне сложно.

Торкнулся — на счастье — заперто как же… Люди товар хранят, вещи… Ни один дурак свой подвал открытым не оставит. Подвела меня сегодня моя полярная звезда…

Гулкий топот ног…

— Э… господин майор не видели никого здесь?

— А кого я должен был видеть, господин жандарм?

— Да босота… драку с поножовщиной устроили… не пробегали?

— Пробегали… Вон туда рванули…

Когда топот ног затих вдали — офицер выждал какое-то время. Потом заглянул к нам — мы сгрудились у самой двери… там и в самом деле можно было спрятаться…

— За мной! Босота….

— Кто из вас это придумал?

Белая кайма у губ. Когда дед злился — не на шутку злился — у него появлялась такая белая кайма у губ, красноречиво предупреждающая что с ним лучше не шутить. Сейчас она как раз… имела место быть.

Мы стояли молча. Ни один не поднял глаз. Сказать — никому из нас троих не приходило и в голову. Орудия нашего преступления — два кортика и два кинжала — лежали на столе комендатуры, расположенной в том же здании, что и штаб флота.

— Поз-з-зор!

Дед не повышал голос, но это было еще страшнее.

— Отпрыски лучших родов… Поножовщина с босотой. Дуэлянты… Поз-з-зор!

Дед прошелся по кабинету. «Дуэлянты» у него было одним из самых страшных ругательств.

— Кто из вас придумал это… Ну?!

…

— Значит так…. Деревских!

В кабинете сей секунд оказался порученец деда, боцман Деревских, добродушный усатый здоровяк, служивший еще с моим отцом.

— Ваше благородие?

— Извольте подготовить мотор! Едем в Ливадию. Телефонируйте туда, чтобы нас ждали. Хочу лично доставить туда этих архаровцев! И кое с кем побеседовать…тет-а-тет.

Кое с кем — получается, с Государем. По крайней мере — один из нас точно… попал.

— Майор по адмиралтейству Высоцкий!

— Я! — гаркнули за спиной, капитан видимо не первый день служил с дедом и знал, что когда тот в ярости, пренебрегать Уставом не следует.

— Вы кажется… изволили докладывать что у вас не совсем… комплектно с личным составом…

— Так точно!

— Решим… а пока… — сухой палец деда показал на меня — вот вам юнга. До конца лета лично за него отвечаете! Если хоть малейшее… наказывайте в соответствии с Дисциплинарным уставом. И чтобы он из нарядов по кухне не вылезал, вам ясно?!

— Так точно!

— Тогда идите…

— Есть!

Четко печатая шаг, майор направился к двери. Переглянувшись с друзьями, я направился следом — лето для меня на этом кончилось…

В коридоре штаба было темно — потому как поздно. Весь народ был внизу, в комнате дежурного офицера. Шаги гулко печатались по мрамору в пустом коридоре…

— За что дрались то? — не останавливаясь, спросим капитан.

— За дело… — раздосадовано буркнул я.

— Э… так не пойдет. Вы как отвечаете старшему по званию, юнга?

— Из-за женщины, господин майор по адмиралтейству! — четко отрапортовал я, как положено по уставу.

Майор аж сбился с ноги.

— Растет смена… За мной… ловелас, сейчас транспортное средство подойдет.

Из одесской темноты с рыком вынырнул внедорожник, подкатил к подъезду штаба. Как ни странно — с выключенными фарами, как будто его водитель видел в темноте…

— Давай, заваливайся… юнга… Опять хулиганишь, Дегало…

— Самую малость, господин майор… — лихо ответили с водительского места — куда прикажете…

— Куда, куда… В расположение давай, там разберемся…

— Сей секунд… — внедорожник лихо, несмотря на габариты, взял с места — а это кто… господин майор… молодое пополнение…

— Оно самое. Ты на дорогу смотри, давай! А за юнгу не стоит так… снисходительно. Это еще тот шпан…

— И чем же сей шпан знаменит?

— Да есть за ним лихие дела. Например, не далее как сегодня, он взял кортик и двинул на Молдаванку разбираться с тамошними биндюжниками… Из-за дамы.

— Да ну…

— Ну да. И доказал таки свою жизненную правоту местному шаромыжному люду. А при шухере, пошел на подрыв. И если бы я его не тормознул — так бы и ушел…чисто эксфильтровался бы, в общем…

— Наш человек — оценил водитель — тебя как звать то, шпан.

— Юнга Воронцов, ваше благородие — отрапортовал я, как положено.

— Оп-па как… — отозвались из-за руля — а не…

— Он самый. Так что флот наш в надежных руках. А вот если я тебе скажу, с кем он сегодня на дело пошел, то у тебя, Дегало, не то, что волосы, погоны поседеют, коих я на твоих плечах не имею чести наблюдать…

— Виноват, господин майор.

— Кругом виноват. Ты за дорогой, за дорогой смотри!

Я настолько ничего не понимал, что просто сидел молча, и как говорили в пацанской среде «обтекал». Ночная дорога, двое флотских офицеров, преспокойно «базарящих» на языке, больше подходящем для Привоза. Кто это такие? Ведь дед был человеком строгим, при нем так не «погутаришь» — мигом на губу…

На место мы приехали после двухчасовой ночной поездки по извилистым и горным крымским дорогам — я никак не думал, что ночью по ним можно ездить в такой скоростью, да на армейском внедорожнике. Тем не менее — водитель вел машину уверенно, даже ювелирно.

Расположение части находилось в красивейшем месте, прикрытое невысокими холмами — и когда внедорожник проскочил КП, я открыл рот, пораженный зрелищем. Небо над долиной было буквально расцвечено ярко-алыми трассами, то тут то там гремели взрывы, вспышки как в стробоскопе разрывали ночь одна за другой. Где то слева работало какое-то новое оружие — будто дракон изрыгал сплошную стену огня, трассеры врезались куда-то в гору в паре километров далее и разлетались фейерверками рикошетов. Потом я узнал, что это и есть скорострельная тридцатимиллиметровая двуствольная авиапушка, только что поступившая в войска — сейчас роты отрабатывали ночное наступление под ее прикрытием…

— Господин майор по адмиралтейству, а где это мы… — выпалил я.

С переднего сидения донеслось что-то наподобие квохтанья — водитель безуспешно пытался подавить гомерический хохот.

— Да так… — неопределенно ответил майор — одно хорошее место. Я тебе совет дам, юнга… Сейчас тебя на место определим, с довольствием завтра разберемся, а пока — как пришвартуешься — так и дрыхни до команды подъем. Потому как скоро марш-бросок бежать…

— А…

— А картошка как-нибудь уж почистится, юнга… Есть в тебе толк…

Тогда я еще не знал, что такое морская пехота, и что такое разведка морской пехоты. Корабли мне не очень нравились — а вот это понравилось. И сам того не зная, именно тогда дед определил мою дальнейшую флотскую судьбу…

 

20 августа 1996 года. Вашингтон, округ Колумбия. Белый дом

Президент был зол. Даже не зол… скорее всего рассержен, вот точная формулировка. И было из-за чего. Ему просто указали на свое место, очертили границы его полномочий и свободу маневра. И дали понять, что выход за эту черту — чреват. Обычно такого не делали, у президента до конца срока могла сохраниться иллюзия, что он всем и управляет. Но в этот раз — времени не было, возможностей аккуратно поправить пошедшего не в ту сторону президента — тоже, поэтому поправили так, грубо и жестко по вашингтонским меркам. Президент тогда не понял, что была еще одна причина этому — кое-кто уже не брал его в расчет. Это он поймет позже…

Началось все с заседания Совета национальной безопасности. Этот орган был создан пятьдесят лет назад, и как и многие другие официальные структуры в северной Америке в разные президентства имел разный вес — реальный вес того или иного государственного органа определялся политическим весом человека, его возглавляющего и воззрения действующего президента на построение государственной машины. Наибольший вес он приобрел при Рейгане, который провозгласил войну против Империи зла, против Русской империи. Война длилась все время его президентства и президентства его вице-президента Д.Г.У Буша и закончилась с большим позором. Ораторы, любившие произносить гордые речи на трибунах, сильно подорвали государственный бюджет и вообще состояние финансов, поставили военно-промышленный, не производящий по сути ничего повседневно-полезного сектор экономики над гражданским. И вязались таки под самый конец в жестокую схватку с империей, грубо нарушив закон и подрядившись вытаскивать каштаны из огня, получая взаимен лишь сладкие обещания. Итогом стал позорный проигрыш на выборах и предание самого понятия «холодная война» анафеме.

В годы президентства Рейгана, много спавшего, не блиставшего ни умом, ни провидческим талантом, зато умевшего много и красиво говорить, Совет национальной безопасности превратился, по факту в параллельное правительство, не предусмотренное конституцией и с мало чем ограниченными полномочиями. Тогда вообще творилось много чего грязного и противозаконного — Рейган предпочитал решать дела в обход закона и поэтому расплодились всякие незаконные «двойки», «тройки», «специальные комиссии» для решения тех или иных вопросов. По свидетельствам некоторых историков, в последние два года своего президентства Рейган почти не соображал что делает, подписывал все что подсовывала ему на подпись жена и вице-президент Буш. Заседания СНБ превращались в Содом и Гоморру, на них допускали явных психопатов-кликуш типа Джерри Фолвелла, в Белом Доме постоянно находили знахари и предсказатели будущего, расплодились различные религиозные ортодоксальные секты, вмешивающиеся в политику, типа «Морального большинства». Буш, придя к власти унял весь этот зверинец, но не до конца. Он же был вынужден менять состав некоторых… органов полностью, но полностью от Совета национальной безопасности не отказался, очень уж удобная структура оказалась. [Эту тему стоит раскрыть более подробно, она взята из нашего мира и без нее сложно понимать Америку. Дело в том, что в САСШ Библию как таковую читали очень немногие. Зато огромным тиражом там изданы и распространяются книги типа «аннотизированная Библия Скофильда». Скофильд — был такой проповедник в 19 веке, он на базе Библии написал свой трактат, и в САСШ на основе этого возникла целое религиозное течение, а этот трактат многими американцами воспринимался и воспринимается как оригинальная Библия. Например, там было такое, что до второго пришествия Христа нас ждет семь каких-то диспенсаций или раздач, а в седьмую явится Христос и устроит Страшный суд. Проповедники по Скофильду открыто говорили, что страшный суд — это ни что иное как глобальная ядерная война. Однако, члены таких вот сект спасутся в этой ядерной войне и станут основателями нового общества. Джерри Фолвелл, баптистский проповедник основал в 1979 году движение «Моральное большинство» как широкое объединение воинствующих христианских сект, и помог Рейгану прийти к власти. Его и в самом деле допускали в Белый дом и на заседания СНБ чтобы он там кликушествовал. Более того — сам Рейган по предположениям являлся членом такой вот секты и верил в то, что выживет в ядерной войне. Еще был некий Пат Робертсон, популярный крайне правый проповедник, лидер «Христианской коалиции» который даже выставлялся кандидатом в президенты от республиканцев в 1988 году, но проиграл праймериз.

Но это еще цветочки. Ягодки пошли при Буше младшем, который лично общался с Богом, проповедовал на всю страну свои божественные откровения, а каждое задание СНБ у него начиналось с еврейской молитвы. Автор предполагает, что в восьмидесятые Буш-младший тоже оказался втянут в какую-то фундаменталистскую секту, там его заставили бросить пить а потом протолкнули при случае во власть.

В Русской Империи такого не было, более того именно из-за таких вот вещей САСШ была объявлена Русской Православной Церковью богоборческой страной, считалось, что она находится под властью Сатаны, а все ее граждане нуждаются в духовном спасении. В Русской империи распространение переводных книжек типа «библии Скофильда» каралось тюремным заключением с отлучением от церкви, потому что Уголовное уложение было старым, статья «богохульство» там была, по ней активно привлекали к уголовной ответственности различных кликуш и сектантов, пытающихся проповедовать. Библию, как и Коран полагалось издавать только в оригинальном варианте без каких-либо дополнений и пояснений.

Помимо духовных, объявление САСШ богоборческой страной имело и политические цели. Например, действия Рейгана, объявившего крестовый поход против Русской Империи, называемой им «Империей зла» на Руси расценили просто. Спроси любого прихожанина, что это значит — и он ответит: «Президент Рейган, действуя по воле Сатаны, объявил крестовый поход против последнего бастиона христианской веры, желая сокрушить его ради упрочения сатанинской власти на Земле»]

Так вот — не далее как вчера, после заседания СНБ, где он понял, что выполнять его поручения никто не говорит желанием, к нему напросился Подгурски. Старый, но не потерявший сил поляк, он не попал в администрацию, но злобу на сей факт не затаил, по крайней мере, на словах. Он писал книги, выступал с лекциями, под него был создан какой-то частный фонд… Но власть он имел и немалую.

Президент посмотрел на зажатый в руках саксофон — он хотел немного поиграть чтобы развеяться — но мысли унесли его далеко, очень далеко… Попытался вспомнить что именно он хотел сыграть — и не смог. Положил саксофон рядом с собой, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, вспоминая…

Кабинет. Ползущий по полу луч света. Отвратительный, назойливый, навязчивый, застревающий в носу и оседающий на одежде запах — господи, откуда у него такой парфюм…

Подгурский…

Мелкая, уродливая обезьяна, польский профессор, чьи родители бежали из Польши за принадлежность к организации мятежников — заговорщиков, и теперь лелеющий ненависть к России, к стране оккупирующей ЕГО Польшу. Господи, с каких пор он стал демократом, это же чистый республиканец, то же «Моральное большинство» приняло бы его с распростертыми объятьями. И в то же время — виднейший функционер партии, глава одного из ее аналитических центров, специалист по международным делам. Не принять его перед выборами — значит, объявить войну влиятельнейшему клану партии. Это только кажется что демократы и республиканцы — две партии, борющиеся за власть. На самом деле каждая партия представляет собой причудливый конгломерат политических кланов и группировок по интересам, причем зачастую между какими то группировками из противоположных партий было намного больше общего, чем между своими, между соратниками. Просто удивительно как эта система работала и до сих пор не развалилась…

— Вы должны посетить Великобританию…

Президенту показалось, что он ослышался.

— Что, простите?

— Вы должны посетить Великобританию! — повторно и настойчиво заявил поляк. Деликатность в списке его достоинств явно не значилась, он шел напролом, когда нужно было идти напролом, и когда не нужно было — он тоже шел напролом.

— Э… простите, не напомните, когда в Великобритании состоятся первичные выборы? — решил отделаться шуткой президент. [Первичные выборы — в САСШ кандидат в президенты от оппозиции выбирается на первичных выборах, которые по размаху и накалу страстей иногда не уступают основным. Суть в том, чтобы на таких выборах выбрать выборщиков на съезд партии, которые и проголосуют за кандидата в президенты. Действующий президент выдвигается партией власти на выборах почти автоматически, через сито первичных выборов он не проходит. В данном случае мы имеем дело с попыткой президента «съехать с темы»]

— Вопрос не в выборах.

— А в чем же? — непонимающе спросил президент.

— Вы, как президент североамериканских соединенных штатов должны посетить Великобританию именно сейчас, показа тем самым, что все инсинуации о «Большой сделке» с Русской империей не имеют под собой никакой почвы, а Трансатлантический союз [Трансатлантический союз — союз Североамериканских соединенных штатов и Великобритании. Не было какого то отдельного договора о союзе, была целая группа двусторонних договоров по самому широкому кругу вопросов, в том числе военного характера] является для нас по-прежнему магистральным направлением политики. Особенно после того, что произошло буквально на днях.

— Вы… имеете в виду нанесенный британцами ядерный удар в Афганистане.

— Именно его. Вы должны высказать британцам свою поддержку, они должны понимать что не одиноки и мы поддержим их против России как поддерживали всегда…

Сначала президента такой разговор забавлял, теперь же он его начал раздражать.

— Збиг, вы это серьезно? — в шутливо-угрожающем тоне начал президент, но тут поляк его перебил.

— Серьезно совершенно. Не может быть и речи об изменении нашей политики в этом вопросе. Только Трансатлантический союз дает нам возможность противостоять России. Противостоять России, не допустить порабощению ею новых народов — основная миссия всех тех, кто душой за идеалы свободы…

— Збиг, я тоже душой за идеалы свободы. А поскольку я свободный человек и вы тоже свободный человек, я прошу вас покинуть мой кабинет. У меня нет ни единой лишней минуты для того, чтобы выслушивать вас.

Подгурски не двинулся с места. Достав из кармана совмещенный с сотовым телефоном коммуникатор Blackberry [Blackberry — устройство известное и популярное в Североамериканских соединенных штатах. Мобильный коммуникатор с возможностью зашифровывания информации, неотъемлемая принадлежность североамериканской деловой и политической элиты. В других странах он почти неизвестен, но в САСШ занимает очень значительную долю рынка, опережая таких гигантов как Motorola и Sony], он начал набирать номер…

— Господин Подгурски… — официально начал президент.

Поляк молча протянул ему попискивающий коммуникатор…

Нет, он знал правила игры, знал еще тогда, когда соглашался участвовать в президентской гонке… Эти правила знают все. Американская политическая деловая элита ничем не отличается от аристократического класса в любой другой империи мира — кроме разве что отсутствия пышных титулов и причудливых обращений друг к другу. Путь стандартный — один из университетов Лиги Плюща [Лига Плюща — семь наиболее известных североамериканских университетов восточного побережья САСШ. Такое название они получили из-за того, что старинные здания их кампусов увешаны плющом до самой крыши], где учатся не столько для того, чтобы чему то научиться, сколько для того чтобы обрасти полезными связями и знакомствами. Наконец, завести себе записную книжку — основное богатство политиков и бизнесменов.

Там же — студенческое братство, типа знаменитого Фи-Бета-Каппа, это намного более емкая и нужная вещь, чем считается. Там, в братстве не только студент заводит знакомства — но и к студенту присматриваются, решают, кто достоин идти дальше, наверх. Там же, через причудливые ритуалы вступления и общей обособленности, студентам прививается мысль об их исключительности и отличии от всех остальных. Есть в подобных братствах и сатанинская подоплека.

Потом — юридическая фирма. В Вашингтоне вообще отсутствие юридического образования и опыта работы в юридической фирме считается большим недостатком для политической карьеры, юрист с юристом всегда найдут общий язык, юрист юриста всегда поддержит и поможет продвинуться наверх. Юристы давно уже стали проклятьем американского народа и американской политической системы — вот только не родился еще смельчак кто рискнул бы выступить против…

Потом — обычно идет государственная служба. Трамплином обычно бывает либо прокуратура — с должности атторнея [Атторней — аналог прокурора, но на самом деле это государственный адвокат. Понятия «прокурор» в том смысле в каком оно понимается в России, в САСШ нет, это просто адвокат, защищающий государственные интересы] легче легкого пересесть в губернаторское кресло или отправиться в Конгресс. Достаточно произнести ару громких речей или добиться смертного приговора по нашумевшему делу — если это есть, то можно сразу выдвигаться. Почти гарантированно.

Есть и второй путь — начинать с черной работы в должностях помощников известных сенаторов и конгрессменов, или в министерствах. В САСШ вообще система госслужбы в корне отличается от Русской. Если в Русской Империи государев человек пусть медленно но неуклонно продвигается по службе, и срыв бывает окончательным и бесповоротным — то в САСШ человек может уйти с высокого поста и заняться наукой или бизнес — а потом может даже лет через двадцать, снова вернуться в политику и занять даже более высокий пост. Нельзя определенно сказать, хорошо это или плохо…

И потом, самых достойных уже продвигают на высшие посты. Но прежде чем даже стать кандидатом, с потенциальным кандидатом долго разговаривают иерархи партии, которая будет его продвигать. И разговоры эти — только заключительный этап, до этого к кандидату в кандидаты тщательно присматриваются. Ценится некая агрессивность, настойчивость, честолюбие — и в то же время покорность, умение подчиниться воле партии и ублажить спонсоров которые дают этой партии деньги за лоббирование своих интересов. Личные взгляды и предпочтения кандидата имеют очень малое значение, он должен проводить линию партии и тех, кто стоит за ней и финансирует процесс. Последним из президентов, кто проявлял самостоятельность, был Хьюго Лонг.

Он прошел весь этот путь. И юридический университет — большим плюсом было то что он учился какое то время в Великобритании. И прокурорская карьера. И губернаторство — губернатором он был очень неплохим, оставил штат в куда лучшем состоянии, чем он был, когда новый губернатор заступал на должность. И ад первичных выборов. И Белый Дом — на поверку после выборов ничего не заканчивается — все только начинается…

Проверьте и убедитесь…

Он проверил. И убедился.

Демократическая партия САСШ, в противовес Республиканской проповедовала концепцию так называемой «мягкой силы». Концепция «мягкой силы» означала, что не стоит размахивать большой дубинкой, тем более ядерной, не стоит вести себя подобно подвыпившему ковбою в баре. Американские книги и фильмы. Американские лекции про свободу. Гранты для иностранных студентов, приглашения читать лекции для иностранных преподавателей. Макдональдс и Голливуд — вот истинная сила Америки…

Президент уже бывал в России по приглашению его Величества, пробыл там четыре дня во время второго визита. Он еще тогда, до разговора с наследником в Шангри-Ла задумывался о том, почему в САСШ все больше и больше проблем и нельзя ли что-то с этим сделать. Один день своего последнего визита он посвятил знакомству с городом, причем выбрал не Санкт Петербург, а нестоличную Москву — и целый день перемещался по городу, бывал на официальных и неофициальных встречах, оставив при себе минимальную охрану. Увиденное его поразило.

Главное, что отмечает североамериканцев попавший в Российскую империю — это почти полное отсутствие воя сирен на улицах. В любом североамериканском городе они воют почти постоянно. Скорая, полиция — в основном полиция. Иногда караваны бело-синих или бело-черных машин с мигалками несутся по улицам за машиной, на которой едет преступник — это можно увидеть в каждом городе…

В Русской Империи этого не было…

Не было и все. Несколько раз он видел полицейские машины, едущие в транспортном потоке, видел он и людей в форме — их называли «городовые». Но воя сирен и погонь не было. Просто не было…

Русские жили как-то по-другому. Не так как они — хотя и не хуже. Он слишком мало времени пробыл в России чтобы это понять — но почувствовать он успел…

— Можно, сэр…

Президент оглянулся…

— Заходите, госпожа старший агент. Имеете что-то сказать…

Марианна осторожно закрыла за собой дверь.

— Все в порядке сэр?

— Можно и так сказать… Если не обращать внимание на некоторые… острые углы… и на то что предвыборная кампания выпила из меня все соки… да все нормально…

— Сэр… Администрация настаивает на поездке в Лондон но разве в предвыборную кампанию можно выделять такое время на зарубежные поездки? Кроме того — в Лондоне далеко не безопасно, я бы рекомендовала…

— Увы… — президент улыбнулся своей знаменитой улыбкой, которая значила все и одновременно не значила ничего — я тоже до недавнего времени думал, что такое в предвыборную кампанию невозможно. Но, оказывается — можно…

 

26 августа 1996 года. Лондон Бистон-плэйс 15. Отель Горинг

Обеспечение визита президента в какую-либо страну, пусть даже дружественную — задача не из легких…

Первая команда Секретной службы приземлилась на одном из военных аэродромов Великобритании еще восемнадцатого августа. Команда эта была так велика и везла с собой столько оборудования и техники, что ее перевозили по всему миру два самолета С5 Галакси ВВС САСШ. Избегая ненужного риска, все необходимое оборудование, технику и даже транспортные средства команда привезла с собой. Часть техники оставили в опечатанном ангаре на базе, часть сразу взяли с собой, в Лондон.

Возглавлял команду агент Донован — на этом настояла Эрнандес, хотя Косгров настойчиво пытался протащить в шефы передовой группы Чена, одного из своих прихлебателей. И вроде бы повод был заслуживающий понимания — пытается продвинуть наверх своих, любой ценой и любой возможностью — но Марианна Эрнандес отнеслась к этому очень настороженно. Она вообще с недавних пор относилась ко всему крайне настороженно…

Прибыв на место, Донован приступил к работе…

Пока его люди проводили съемку местности, пытались определить возможные снайперские позиции, намечали дороги, по которым будет двигаться президентский кортеж — сам Донован посетил Скотланд-Ярд. Поговорив с новым начальником, убедился, что хоть он и в состоянии резать — но назвать его самым острым ножиком на кухне было бы преувеличением. Посетив же отдел по борьбе с терроризмом, пришел в совершеннейшее уныние — его сотрудники, работающие по двадцать пять часов в сутки, пытаясь выловить Лондонского снайпера, были совершенно измотаны и действенной помощи ему оказать не могли. Их нельзя было даже ставить в оцепление — уснут на ходу. Придется просить помощи ФБР, возможно и армии…

Отель Дорчестер, который рекламировали британцы в качестве лучшего места для временной резиденции президента, Донован забраковал сразу. Отель находился на запруженной Парк-лейн, а через дорогу была парковая зона, относящаяся к району Бельгравия. Уверения британцев, что это один из самых охраняемых районов Лондона Донована не убедили — президентский сьют выходил окнами как раз на парковую зону, снайпер мог снять президента как в тире. Парадный вход, через который придется проходить не раз, тоже был в зоне обстрела…

В качестве основной резиденции Президента на время его визита в Великобританию, Донован выбрал отель Горинг, расположенный чуть ниже Дорчестера, напротив Букингемского дворца. Место тоже опасное — но пока не задержали снайпера, безопасных мест в Лондоне не было. Возникла мысль вообще поселить президента в одном из старинных замков где-нибудь за городом — но поразмыслив, решили все-же остановиться на самом Лондоне. В сельской, малолюдной местности у снайпера больше шансов на выстрел и на удачный отход — все лазейки не перекроешь. Так сказала Марианна, а Донован ей доверял. Она же предупредила, что британцам доверять нельзя ни в коем случае.

Договорившись с хозяевами Горинга, Донован забронировал два этажа, президентский же сьют, который здесь просто назывался «The best», лучший он отверг. Лучше всего селиться ни на нижних этажах, ни на верхнем. Поэтому, он решил, что президент будет жить на предпоследнем этаже, а на последнем, в лучшем номере они устроят штаб. Договорившись с владельцами отеля о том, что во время визита президента выход они завесят плотной белой тканью чтобы сделать невозможным выстрел снайпера, и оставив группу разбирать по кирпичикам отель, Донован начал присматривать «запасной аэродром» — отель в котором будет запасное «логово» для президента и запасной штаб Секретной службы. Отель должен быть хороший — но не слишком известный, и чтобы там не крутились круглые сутки папарацци. Таким отелем стал Сэнт Джордж Отель на Лэнгхэм Плейс, недалеко от знаменитой Бейкер-стрит. Там Донован снял целый этаж, расплатившись кредитной карточкой подставной фирмы. Обычная практика — в Секретной службе обычная бюрократическая практика выделения и расходования средств не всегда применялась…

Решив проблему с проживанием, Джейкоб Донован перешел к списку визитов.

Список был большой, и это само по себе затрудняло работу охраны. Шесть суток визита — это очень много по любым меркам, предельно много. Список визитов не умещался на листе А4 — господи, да все эти места сразу и не упомнишь. Лондонская школа экономики, Букингемский дворец — ну там относительно безопасно, какого то черта Тауэр. Несколько встреч с капитанами бизнеса в различных зданиях лондонского Сити — вот там может быть опасно. Обед с королевой на новой королевской яхте, стоящей на якоре в порту — господи, а это то зачем…

 

27 августа 1996 года. Атлантический океан. Ударный авианосец «Цесаревич Николай»

Восходящее солнце сначала высветило тонкую полоску на горизонте, там где морская гладь сливается с небесным простором — словно кто-то полоснул бритвой, разрезая бархатистую ткань ночи. Подчиняясь непреложным законам природы, разрез начал расширяться, ночь отступала, уступая место очередному дню. С наступлением дня штилевшее всю ночь море едва заметно заволновалось, шелк воды покрылся едва заметным узором ряби — не волнами, именно рябью. Корабли эскадры, идущие полным ходом к североамериканскому берегу, гасили ходовые огни…

Сами того не зная, современные мореплаватели почти повторяли путь легендарного испанских галеонов, отправлявшихся в новый свет несколько веков назад за его богатствами. Во главе второй ударной эскадры, один из самых современных кораблей на Российском флоте, ударный авианосец Цесаревич Николай, прошел Гибралтарским проливом и взял курс на порт Нью-Йорка. Обычно, трансатлантическое плавание военные корабли совершают на скорости примерно две трети от крейсерской — сейчас же эскадра шла полным ходом…

Сейчас, на стальном острове у самого обрыва, на носу огромного авианосца, названного в его честь, стоял молодой человек в простой матросской форме. Форштевень корабля упорно врезался в водную гладь, вода с шумом и пеной расступалась под напором стального, сотворенного людьми острова — а он смотрел на горизонт, встречая рассвет. Он служил не на флоте, его выбором был бескрайний простор воздушного океана, а не стальная гладь морского. Но сейчас, стоя на палубе и встречая рассвет, цесаревич Николай вдруг подумал, что его друг сделал правильный выбор…

При мысли о князе Александре Воронцове, наследник слегка поежился…

Они уже выросли, беззаботные игры в Крыму были давно в прошлом. Он готовился принять престол, усердно работая в Генеральном штабе и одновременно вникая в дела министерств, его сестра торговала всем, что пользуется спросом, усердно выстраивая свой купеческий дом, еще один его друг по тем играм жил в Варшаве, последний из «поросят» — тянул лямку службы в Багдаде. Их разбросало, разбросало рано, но он все равно поддерживал с ними связь, понимая что когда придет его час взойти на престол, у него сразу появится много, очень много друзей. Ему же нужны будут всего несколько — но настоящих, искренних. Проверенных.

И только Сашку Воронцова он не мог нигде найти. После бейрутского ада он пропал почти сразу и последнее, что ему удалось узнать о своем старом друге — то, что он выполняет специальное задание. И все…

— Ваша светлость…

Цесаревич обернулся.

— Завтрак готов. Без вас не начинают.

Цесаревич отвернулся.

— Передайте мои извинения — но пусть начинают без меня…

Моника…

В этом браке совершенно не было политического расчета — кто бы что не говорил. Политический расчет было бы, если бы он выбрал своей невестой знатную даму из немецкого высшего света. Вот это был бы политический брак — наверное на это и рассчитывал отец, не раз отправлявший его с получениями в Берлин. Но рассчитывал напрасно. Он влюбился в красивую девушку на экране еще три года назад, когда совершенно случайно зашел в синематограф в Туркестане где давали новый фильм из североамериканского Голливуда. Отец не одобрил бы даже это — он считал, что лицу императорской фамилии, тем более наследнику престола следует посещать лишь театр или оперу, но никак не синематограф. Но нелегкая занесла его именно туда и…

И он воплотил в жизнь свою мечту…

Им было сложно понимать друг друга — даже сейчас. Они ломали барьеры один за другим — барьеры условностей, предрассудков, зависти, чужого мнения. Против них были всё, они были разными, такими разными, какими только можно было быть. Моника, например, боялась России, по североамериканским телеканалам то и дело крутили фильмы, как злодеи русские вторгаются с автоматами, бомбами, ракетами — ужасно, но в это верили и вымысел принимали за правду. Цесаревич тоже многого не понимал в североамериканской жизни, несмотря на то что какое то время жил в Лос-Анджелесе — он не показывал свое раздражение чем-то но от любимого человека не скроешь, верно ведь.

Но любовь в конечном итоге победила. И Моника Джелли, одна из наиболее известных голливудских актрис меньше чем через месяц покинет свою родину на борту русского атомного авианосца — чтобы венчаться по старинному обряду в древнем Кремле.

— Ваша Светлость, извольте отойти. Сейчас будем сажать самолет, здесь опасно…

Наследник престола послушно отошел следом за офицером ближе к острову, вдыхая соленый аромат моря. Когда начнутся полеты — здесь будет вонять керосином и выхлопом, дышать будет совершенно нечем…

Самолет появился над морем как раз в тот момент, когда солнце окончательно покинуло стихию вод, воссияло полным диском и начало медленно карабкаться к своему полуденному апогею. Маленький, похожий на игрушечный — «сорок четвертый», маленький двухмоторник используемый для перевозок срочных грузов с берега на авианосец.

Пилот самолета мастерски, с первого захода притер самолет к стальной палубе, выпущенный крюк зацепил трос аэрофинишера. Клюнув носом, самолет остановился…

Сам не зная почему, Николай зашагал к остановившемуся на палубе самолету.

— Ваша светлость!

Николай махнул рукой.

Он подошел к самолету как раз в тот момент, когда полностью остановились, замерли винты, и экипаж откинул аппарель. И на аппарели появился человек, которого Цесаревич уже и не ожидал увидеть…

— Здравствуй, старший поросёнок! — сказал человек совершенно не то, что полагалось бы сказать русскому флотскому офицеру при встрече с наследником Российского Престола.

Какая-то сила бросила их — друзей с детства, почти братьев — навстречу друг другу…

 

30 августа 1996 года. Великобритания, Норхолт. База Королевских ВВС Бленейм Кресчент

— Господа, самолет заходит на посадку, просьба всем пристегнуть ремни!

Агент Секретной службы Марианна Эрнандес оглянулась — свободное кресло было только рядом с замом протокольного отдела, неприятной дамой по имени Сельва, которая Марианну терпеть не могла. Но делать было нечего — правила едины для всех даже для агентов Секретной службы. Самолет садиться — надо пристегнуться. Вздохнув, Марианна уселась в кресло VIP-салона, проигнорировав недобрый взгляд «мисс гениальность». Кресло было у самого прохода и это ее более чем устраивало — полетов она боялась, и ничего не могло заставить ее выглянуть в иллюминатор. Кроме разве что угрозы жизни президента…

Вообще то, приземляться они должны были не здесь, для самолетов прибывающих с визитами в Великобританию глав государств выстроен спецтерминал в Хитроу, называется Роял Сьютс, это сразу на четвертым, общим терминалом аэропорта. Там отработаны меры безопасности, там двадцать четыре часа в сутки охрана, там же стоит королевская «Каравелла». И мало кто знает, что на самом деле ее Величество обычно пользуется не Роял Сьютс — ее настоящий самолет стоит чуть дальше, на базе ВВС Бленейм Кресчент, севернее небольшого городка Норхолт [прим автора — это соответствует действительности]. Туда, на эту маленькую и неприметную, с двумя длинными, расположенными крест-накрест взлетно-посадочными полосами и перенаправили самолет Президента САСШ уже в воздухе.

Самолет был привычным, Боинг-747, президентская модификация известная как VC-25, правда уже списанным. Всего четыре месяца назад честь возить президента САСШ перешла от фирмы Боинг к ее извечному конкуренту — МакДонелл-Дуглас, предоставившей для президентского авиапарка три новейших, только что вышедших из сборочного цеха ДС-12 [это и в самом деле так. МакДонелл-Дуглас ДС-12 был разработан еще в конце восьмидесятых и поразительно был похож на появившийся парой десятилетий позднее Аэробус-380. Фирма не рискнула поставить его в производство — а потом и сама обанкротилась]. Двухпалубный самолет этот был настолько огромен, что Марианне в нем было даже неуютно. Но у него были и свои неоспоримые достоинства — теперь кресла для агентом Секретной службы были куда удобнее и просторнее, совершенно не походящие на мучительный эконом-класс, а кроме того в этот самолет удалось вместить все оборудование, которое раньше было только на «самолете Судного дня», проходящим в переговорах спецслужб под кодовым названием «коленная чашечка». [Это Е4, национальный воздушный центр командования в критических ситуациях, сделанный на базе Боинг 747. На английском это National Emergency Airborne Command Post, NEACP, почти то же самое что и kneecap, коленная чашечка. Название «самолет судного дня» придумали журналисты, спецслужбы его называют «коленная чашечка»]

Именно такой самолет садился сейчас в Хитроу, туда же подъехал кортеж с бегемотом [бегемот, так называется бронированный лимузин президента САСШ на слэнге секретной службы], там же собрались толпы корреспондентов — и какой же будет их ярость, когда из самолета никто не выйдет, и они поймут, что их провели.

Но, учитывая то, что творилось в последнее время в Лондоне, подобные меры безопасности более чем оправданны…

— Все нормально… — шепнули на ухо.

Рядом был тип по имени Микс Холтман, довольно подозрительный тип в ранге заместителя госсекретаря. Один из нынешних серых кардиналов Вашингтона, в политическом смысле чрезвычайно опасный, потому что поддерживал непонятные связи и со Священной римской империей и с Русской империей, со странами отношения, с которыми у САСШ были не слишком-то дружелюбными. Среднего роста, какой-то невзрачный, с иголочки одетый, на вид ему можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти. К Марианне он питал особую слабость и не раз намекал, что их отношения могли бы быть и более близкими.

— Спасибо мистер Холтман… — нейтрально отозвалась Марианна.

На колени упала визитная карточка.

— Один мой друг очарован вами. И желает пригласить вас на ужин. Надеюсь, вы не откажете ему в этой милой любезности…

— Мистер Холтман, я…

Однако Холтман удалялся, держась за поручни — она увидела только его спину. Конечно же, он путешествует в президентском отсеке.

Карточку Марианна хотела порвать — но удивилась, как она сделана. Не из бумаги или из картона — а из какого-то особым образом обработанного пластика. Пластик переливался всеми цветами радуги, она покрутила его в руках, удивляясь, и вдруг заметила в косо падающем свете отчетливо проступающие в глубине пластика объемные буквы.

Aleixandre Vorontsov S.A.S. [S.A.S — son altesse serenissime, принятое обозначение лиц, имеющих аристократические титулы. Французский язык в аристократической среде был по-прежнему популярнее английского, хотя самой Франции уже не было]

Боже…

Самолет мягко, почти незаметно коснулся полосы, турбины взвыли на реверс, замедляя бег самолета. Полковник ВВС Брейди, который сегодня исполнял обязанности первого пилота борта ВВС-1, был как всегда на высоте…

— Дамы и господа… — полковник с иронией в голосе имитировал объявления, которые дают на бортах обычных трансатлантических линий — наш самолет приземлился на авиабазе Королевских ВВС Бленейм Кресчент. Температура за бортом пятьдесят девять градусов по Фаренгейту, ветра нет. Возможно, нам сейчас подадут трап, если он найдется в этом проклятом британском захолустье, а если нет — я выпущу аварийный и вам придется воспользоваться им. Как бы то ни было — экипаж желает вам приятно провести время в стране дождей и туманов.

По салонам прокатилась волна улыбок и смешков — хорошая шутка всегда бывает кстати, сам Президент ценил хорошую шутку и был не прочь пошутить сам. Марианне же было не до смеха, едва отстегнувшись она ринулась в правительственный салон…

— Мистер Холтман, сэр…

Холтман повернулся — он о чем-то говорил с Президентом, уже вставшим со своего кресла и разминавшем кости после полета.

— Митч, кажется это серьезно… — шутливо толкнул он в бок своего подчиненного — не упускай своего шанса…

— Спасибо, сэр… — в том же тоне ответил Холтман.

С нынешним президентом было легко, не то, что с предыдущими. Если брать Рейгана — то он походил на человека во время первого своего срока. Во время второго это была уже настоящая развалина, от имени которой правила жена и несколько особо приближенных лиц. В Белом доме было полно психопатов и фанатиков, сдвинутых на религии, стоило только посмотреть в их глаза — и становилось жутко до дрожи. Рейгана сильно сломало покушение на него — после него самые близкие люди не узнавали президента.

Что же касается Буша, то бывший директор ЦРУ и бывший вице-президент, как техасец был недалеким человеком и воспринимал все излишне серьезно, с ним не пошутишь. Нынешний же президент мог найти общий язык с кем угодно, мог очаровать любую женщину за несколько минут, мог уговорить собаку уйти из мясной лавки. Мог целый вечер музицировать на саксофоне, играть в карты с наиболее приближенными людьми или вспоминать студенческие годы и начало карьеры. Люди нынешнего президента искренне любили его.

— Сэр, я должна позаботиться о вашей безопасности… — официальным тоном начала Марианна.

— Митч, кажется, шансы есть у меня, а не у тебя… — не принял серьезный тон президент. В салоне едва заметно пахло дорогим виски. Впрочем, Президента, принявшего пару бокалов во время трансатлантического перелета, можно было понять — если тебя заставляют совершить это дурацкое зарубежное турне в самый разгар предвыборной гонки — тут можно и в хлам нажраться…

— Сэр, прошу вас… Сейчас к вам подойдут агенты из личной охраны. Никаких церемоний по встрече не планируется, вы должны как можно быстрее оказаться в машине. Я пойду и посмотрю что там насчет трапа…

Увидев трап, который им подогнали, Марианне захотелось закричать. Обычный, легкий трап, сделанный на базе североамериканского тяжелого пикапа. Самое страшное — он узкий и без балдахина. Получается что президент должен несколько метров — это как минимум десять секунд, а скорее всего — все пятнадцать — спускаться по этому проклятому трапу, стоящему как раз напротив ангаров, и без какой-либо защиты.

Если на ангарах засел снайпер…

— Кто старший от местной службы безопасности? — начала Марианна, едва спустившись по трапу на британскую землю.

Коренастый, с бульдожьим лицом, пожилой мужчина, чем то похожий на фермера, шагнул вперед.

— Суперинтендант Гривс, мэм…

— Где трап с балдахином? Почему нет трапа с балдахином?

— Мэм, этот трап обслуживает ее Величество…

— Да хоть Папу Римского! Почему на трапе нет балдахина?!

— Мэм…

— Еще такой трап есть?

— Мэм, но…

— И слышать ничего не хочу! Подгоняйте его сюда и ставьте так чтобы прикрыть первый трап от огня по фронту.

— Мэм, какого огня… Здесь все в безопасности…

— Здесь нет никакой проклятой безопасности. Здесь разгуливает свихнувшийся снайпер, убивающий людей!

— Но мэм… — суперинтендант не знал, что делать с напором североамериканки, тем более женщины.

— Подгоняйте трап! Иначе клянусь девой Марией, я не выпущу президента из самолета!

Агент Эрнандес достала из сумочки рацию — ее основное оружие труда как старшего охраны. С ней она никогда не расставалась.

— Второй, выйдите на связь! Второй — на связь!

— Второй на связи… — связь была нечеткой, что-то «засоряло» сигнал помехами.

— Доложите готовность.

— Мы на позициях, готовность сто.

— Посторонние?

— Не наблюдаем.

— Проведите перекличку по секторам. Докладывайте даже если увидите уборщика, присевшего посрать в вашем поле зрения.

— Принято!

— Гарри!

Гарри, невысокий живчик, бывший гонщик, блиставший на Баха-1000 [Баха — 1000, довольно демократичный вид гонок, гонки одна тысяча километров по пустыне на скорость без ограничения по конструкции машин. Гоняются в основном частники], старший автомобильной группы, быстро подошел к разъяренной старшей группы. Он хорошо понимал, что в таком состоянии с Марианной Эрнандес лучше не шутить.

— Машины стоят слишком далеко. Подгоните к самому трапу, как можно ближе. Чтобы и метра не было. И разверните простыню.

— Сделаем…

Простыней назывались длинные белые полотнища плотной ткани, которые всегда были под рукой у агентов Секретной службы. Таким образом, можно было ограничить поле зрения снайперов.

— Я вывожу президента. Пять минут. Всем готовность!

Выйдя на трап, президент присвистнул.

— Началась война?

— Сэр, давайте быстрее…

Президента буквально стащили вниз по трапу и усадили в один из пяти Шеви Субурбан, подогнанных к самому трапу. «Бегемот» был занят на мистификации в спецтерминале Хитроу, поэтому в распоряжении Секретной службы были только эти машины. Но так даже и лучше — они одинаковые и будет непонятно, в какой именно машине едет президент. А бронированы они ничуть не хуже даже лучше…

— Начинаем движение! Второй — снимайтесь и за нами!

— Вас понял!

Развернувшись, машины выскочили на перекрытую полицией Вест Энд Роад, прокатившись по ней с полмили, развернулись на круговом движении и вышли на Вестерн Авеню, на которой движение не было перекрыто — просто ехавшая впереди полицейская машина расчищала дорогу. Завывая сиренами, кавалькада машин покатилась к Лондону…

Гостиницей, избранной передовой группой, Марианна осталась довольной. Место довольно неприметное, само здание невысокое, а президентский номер избран так, что все его окна выходят во двор здания и опасаться стрельбы через окна не стоит. Бегло окинув взглядом номер и коридор, и дав добро, агент Эрнандес пошла вниз. Размещением президента и его свиты должна была заниматься служба протокола и местные служащие отеля. Свою работу она сделала — а посты охраны расставят и без нее, это проверим потом.

Она проголодалась, причем сильно. На самолете кормили скверно, в этом президентский лайнер был ничуть не лучше, чем трансатлантические лайнеры североамериканских авиакомпаний. Там кормили размороженной едой, сделавшей бы честь любому фастфуду и поили дрянным дешевым «шампанским» и красным вином ничуть не лучшего качества. Это тебе не римские лайнеры, где обед готовят из охлажденных продуктов прямо на борту и не первый класс русских где в стоимость билета входит обед с настоящим шампанским и черной икрой. Кроме того — от нервов и кусок в горло не лез. Сейчас, устроив президента как минимум на пару часов — он должен был отдохнуть от перелета — она намеревалась плотно перекусить…

В холле отеля была необычная для «дома гостеприимства» этого класса суматоха, вполне впрочем объяснимая — не каждый день в гостиницу заселяется глава государства…

— Мэм, где здесь можно перекусить… — Марианна поймала первую же служащую отеля…

— Мадам, ресторан находится…

— Есть предложение получше.

Марианна вздрогнула как от удара током — голос прекрасно знакомый. До ужаса знакомый!

Русский!

— Как вы смотрите на итальянскую кухню… Здесь есть очень милое заведение и совсем недалеко…

— У нас проблемы?

Господи… Донован…

— Нет… — Марианна посмотрела на агента Донована — нет, все нормально. Это… специалист из местной службы безопасности. Мы должны обсудить кое-какие вопросы визита… Не здесь. Присмотри за Ковбоем, пока меня не будет, хорошо…

Русский и Донован осмотрели друг друга — даже не осмотрели, а смерили взглядами, как это делают при встрече двое незнакомых самцов. Марианна поняла, что дольше здесь стоять нельзя…

— Пойдемте…

Вместе с русским они вышли на тихую вестминстерскую улицу, перекрытую с обеих сторон полицией.

— Как вы догадались, что у меня прикрытие службы безопасности?

— Какого черта вы сунулись сюда?

— Меня разыскивают, забыли? Лучший способ остаться не замеченным — нагло торчать у всех на виду. Для всех я — просто журналист. Сюда.

У русского была машина — с дипломатическими номерами. Вот так внаглую — бело-красные номера…

— Дипломатические?

— Дипломатические. Только не русские. Для всех я — германский дипломат.

— Как вы смогли передать мне визитную карточку на самолете?

— Работаем…

Рейндж Ровер плавно тронулся с места, через какое-то время в хвост ему пристроились сразу две машины.

— Хвост…

— Знаю. Они не могут меня опознать. Вот и бесятся.

— Почему?

— В первый день моего пребывания я им подсунул отпечатки пальцев. Чужих, конечно. Они прогнали их по своей базе. Она ничего не показала, кроме того что я не Кросс. Кроме того — не совпадают некоторые внешние признаки, например — цвет глаз и волос. Теперь они не знают что делать. Кроме того — у меня дипломатический паспорт и дипломатическая неприкосновенность. Вот они и бесятся, сукины дети — им не хочется портить отношения еще и со Священной Римской Империей после того, как они напрочь испортили отношения с нами. Черти…

Русского, казалось, это все веселило.

Какого черта я здесь делаю…

— Они могут пойти на силовую операцию.

— Могут. Во второй машине — мое прикрытие. Посмотрите что в бардачке.

Марианна открыла бардачок — пальцы сразу наткнулись на холодную сталь ствола.

— Браунинг. Двадцать патронов в обойме — прокомментировал русский.

— Думаете, это их остановит?

— Думаю. Я намерен присоединиться к журналистскому пулу, документы у меня есть.

— Какие?

— Специальный корреспондент Берлинер Айнцайтунг.

— Крыша для третьего отдела… [Третий отдел генерального штаба — военная разведка Священной римской империи Германской нации. Работала и в нашем мире в Первую мировую войну]

— Вот именно. Дипломатический номер на моей машинке становится легко объясним. А так… я надеюсь, что если я буду поближе к президенту, меня защитит от похищения Секретная служба Североамериканских соединенных штатов.

Ресторан назывался Да Скальца и находился совсем недалеко от отеля. Как и все рестораны итальянского стиля был он милым, уютным и семейным — с деревянной мебелью, связками чеснока под потолком, милыми официантками и толстым, усатым шеф-поваром. Как и в любом итальянском ресторане, здесь было шумно.

Русский заказал сам — и для нее тоже, что для североамериканки было дико, в Северной Америке в ходу была эмансипация. Это ей не понравилось — а вот то что русский открыл перед ней дверь ресторана и подвинул стул — понравилось. Североамериканские мужчины, опасаясь исков о харассменте вообще не ухаживали за дамами.

— Что за вино вы заказали?

— Est! Est!! Est!!!? У этого вина долгая история. Как-то раз, в средние века, один итальянский синьор не помню кто, возможно архиепископ, а возможно и сам папа решил отправиться в долгую дорогу. А в долгой дороге необходимо вино — тогда стеклянных бутылок с пробкой не знали, вино быстро портилось, и с собой взять запас было просто невозможно. Плохим вином можно было даже отравиться. И тогда этот владетельный синьор отправил впереди себя слугу. Он должен был ехать той же дорогой, что и сам синьор, останавливаться во всех трактирах и харчевнях по дороге и оценивать качество вина. И если вино хорошее — он писал мелом на двери Est. Est по-итальянски значит «есть», то есть хорошее вино. И вот он зашел в один трактир, и отведал там такое вино, что не в силах сдержать изумления, он написал на трактире именно это. Est! Est!! Est!!! С тех пор и пошла торговая марка этого вина. И качества оно, смею вас заверить, ничуть не утратило…

Марианна задумчиво посмотрела на русского. Как то некстати пришло сравнение с тем, что творилось за океаном. В Североамериканских соединенных штатах не было аристократии. И они этим даже гордились, что у них нет аристократии. Всего на что хватало североамериканских женщин — это подать в суд за приставание, а всего на что хватало североамериканских мужчин — это затащить даму в «бар для одиночек», и подмигнуть бармену. Бармен в таких случаях продавал виски, разбавленное чистым спиртом — чтобы дама быстрее потеряла над собой контроль и… Можно прямо в машине — тогда не придется платить за мотель.

Вот и все, на что хватало североамериканских мужчин. Увы…

— Мисс Эрнандес…

— Что…

— Мне бы хотелось узнать одну небольшую вещь… Президента собираются вывозить куда то за город?

Сказать?

— Возможно…

Русский улыбнулся — они хорошо понимали друг друга.

— Я понимаю, доверять мне нельзя. Но пару советов я вам дам. Любой снайпер работает только тогда, когда все предметы вокруг него находятся на своих местах, когда он чувствует это и готов к выстрелу. Он не будет бегать с винтовкой, целиться, одновременно пытаясь восстановить сбитое дыхание. Снайпер — это флегматик. За редким исключением. Поэтому, ваше спасение в том, чтобы отступать от протокола. Меняйте все что можно. Под любым предлогом. Маршруты, графики, все что угодно. Этим вы затрудните его работу.

Марианна фыркнула. Вот тут русский явно не знает реалий, царящих в Белом доме.

— Как вы себе это представляете? Есть протокольный отдел, выедающий мне весь мозг каждую пятницу, когда утверждается график рабочих встреч и визитов президента. Если отступить от него хоть на йоту — разразится дипломатический скандал, а мой скальп «мисс гениальность» повесит у себя над каминной доской.

— Мисс гениальность?

— Неважно…

— И, тем не менее — попробуйте. Ссылайтесь на проблемы с безопасностью, с транспортом. Делайте что угодно.

На столе остывал коктейль из морепродуктов — так называемый antipasti…

 

05 сентября 1996 года. САСШ, Нью-Йорк. Церковь святой Катерины

Грей перебежал дорогу. Выругал себя за это — нельзя выделяться, тот кто выделяется из толпы — тот цель и не более того. А толпа неистовствовала, напирала, давила на полицейские заграждения тупой, всепобеждающей силой. Если бы не полицейские фургоны, сдерживающие заграждения — они были бы уже прорваны и толпа поклонников, экзальтированных дамочек, любителей массовых мероприятий, просто любопытных смела бы все на своем пути. Церковь, где должна была состояться церемония, не предусмотренная ни этикетом ни церковными нормами была в осаде с самого утра…

Черт, где он…

Это точно был он. Салливан, больше некому. Грей помнил его лицо лучше, чем наверное помнил лицо родного отца…

Предатель…

Да, предатель, иного объяснения не может быть. Салливан — предатель, неизвестно по чьему приказу он действует, и сколько стоят тридцать сребренников по текущему курсу — но он предал. Отряд, братство, армию. Предал все…

Спокойно…

Что он хочет сделать? К гадалке не ходи — совершить убийство. Кросс в очередной раз оказался прав. Среди них оказался предатель, оборотень, наемный убийца. Позор всего полка. И он должен его найти.

Откуда бы стрелял он? Черт, откуда? Какую выбрать позицию, чтобы иметь гарантированный выстрел? Если с этой стороны… он должен стрелять по фасаду церкви, где пройдет церемония. Ведь так?

Черт, вспышки. Вспышки его ослепят, пока цесаревич со своей избранницей остановятся на ступенях церкви и будут отвечать на вопросы журналистов, их постоянно будут снимать журналисты. Тысячи и тысячи вспышек, ни один снайпер не станет стрелять, если в прицеле у него нечто вроде взбесившегося стробоскопа…

Тогда где? И как?

В кармане зазуммерила вызовом миниатюрная рация. Грей раздумывал несколько секунд — потом достал из кармана, поднес к губам…

— Три-один на связи.

— Три один, доложи обстановку.

Грей замялся. Нет, с этим делом он должен разобраться сам. Это его личное дело — его и Салливана…

— Все чисто.

— Тебя понял, смотри во все глаза. РВП двенадцать минут.

— Принял.

Спрятав рацию и осмотревшись, лейтенант решительно направился в сторону закрывающих горизонт небоскребов, локтями прокладывая путь через толпу.

Где? Какую позицию выбрал бы он сам? Каким оружием он воспользовался бы?

Из небольшого рюкзака Грей достал небольшой, похожий на бинокль прибор ночного видения. Особенностью его было то, что в его канале зрения стоял специальный светофильтр, позволяющий отслеживать применение приборов ночного видения и лазерных дальномеров противником. Если Салливан собирается стрелять — он должен хотя бы замерить дистанцию. Чтобы замерить дистанцию — он конечно же возьмет лазерный дальномер, а не громоздкую дуру оптического. Он должен замерить не только расстояние, но и ветер у цели — а для этого тоже существует лазерный прибор. И он должен работать достаточно долго. И тогда…

Серые мертвые зеркальные стены офисных небоскребов, в которых в это время находилось всего по несколько человек — охрана и уборщики — плыли в зеленом мареве прицела…

— Есть!

Грей даже не заметил, что сказал это вслух! Вот он! Верей, она. Тонкая, зеленая линия лазерного дальномера, бьющая с одного из…

Господи…

Грей ошалело опустил прибор, на глаз прикинул расстояние. Многим больше тысячи ярдов. Это из чего же он собирается стрелять в городе, да с такого расстояния…

Спокойно… Он тебя не видит. Для него ты — муравей, один из тысяч себе подобных, бессмысленно суетящихся в объективе прицела. Ты никто. Тебя нет…

Нужный небоскреб был почти достроен — но именно что почти. Каркас, внешние стеновые зеркальные панели, остекление, лифты, пассажирские и грузовые — все было, а вот отделки еще не было. Лейтенант сунулся было ко входу и…

Ты что, дурак?

Что бы он сделал, будь на месте Салливана? Да все просто. Установил бы на стене копеечный датчик движения. Эту дрянь можно купить совершенно законно, она входит в состав охранных сигнализаций для дома. Датчик с невидимым лучом, дающий сигнал на сотовый телефон о пересечении охраняемого периметра. Ведь не просто же так он избрал недостроенный небоскреб, мог бы найти позицию в любом другом. Скорее всего, себя он обезопасил — а вот тебе, лейтенант, надо быть умнее…

С этой мыслью, Грей одним движением перевалился через хлипкий строительный заборчик и бросился в сторону еще не убранной от здания лебедки, поднимающей грузы на верхние этажи. С ней он поднимется на второй этаж, а потом пойдет уже по лестнице. Пожарной лестнице, в здании она должна быть, причем не одна, а несколько по требованиям пожарной безопасности, как минимум две. Все лестницы на каждом этаже обезопасить датчиками просто невозможно…

Достав пистолет, лейтенант осторожно приоткрыл дверь пожарной лестницы, ведущую на один из предпоследних этажей. Проникновение на нужный этаж должно быть неожиданным, с такой позиции с которой Салливан не будет ожидать удара. Ни лестница, ни лифт не подходят. Лифт он услышит, а выходы с лестниц, сколько бы их не было он конечно же обезопасит растяжками. Любой снайпер больше всего на свете опасается удара в спину и предпринимает все возможные меры, чтобы этого не допустить. Глупо ожидать, что Салливан ошибется…

Строительный мусор, легкие декоративные перегородки. В некоторых местах закрывающие потолок декоративные панели сняты, с потолка свисают жгуты проводов — идет монтаж электрической и сетевой разводки. Строительная пыль под ногами отсвет огней города откуда то внизу. Нью-Йорк, Нью-Йорк. Церковь в кольце небоскребов…

Как?

Первым делом, Грею пришла в голову мысль о вентиляции. Проникновение по вентиляционным коробам — одно из упражнений, до мелочей отработанное антитеррористами. Мгновенно найдя короб, Грей с огорчением убедился, что этот способ не пойдет — короба были сделаны из нержавеющей стали, специального оборудования у него нет а несли он полезет так грохот будет такой что… Отпадает в общем.

Надо сообщить.

Грей с досадой хлопнул себя по лбу — вот дурак! Надо сообщить, он же может выстрелить в любой момент!

— Три-один — Факелу.

— На связи! — в голосе русского ощутимо чувствовалось напряжение.

— Остановите церемонию.

— Три-один ты его видишь? Отвечай.

— Остановите церемонию! Не выпускайте их из церкви, задержите церемонию под любым предлогом!

— Три-один где он? Отвечай.

Не отвечая, Грей шарахнул рацию об пол. Там она ему все равно не нужна — она может выдать внезапным включением…

Как ж? Как???

Лифт? Лифтовая шахта? Это только в боевиках такое проходит. На самом деле в шахте скоростного лифта, какие и используются в небоскребах, зацепиться не за что, вылезти на крышу кабины лифта невозможно и открыть изнутри створки двери шахты лифта тоже невозможно без специального оборудования. Там куча блокировок, если кто-то упадет в шахту лифта, будет многомиллионный иск, лифтостроительные фирмы дули в этом случае на воду. Этот путь также отпадает.

Веревка? Сумасшествие? Наверху дичайший ветер, с веревки его просто сорвет. За что он зацепит веревку наверху? Да и веревки с кошкой у него нет.

Как же…

Ремонт…

Ну и что?

— Ремонт… — едва слышно пробормотал Грей, надеясь не упустить мысль.

Есть!

Ремонт. В здании делается ремонт. Возникает много мусора, который нужно спустить вниз. Для этой цели к зданию прикрепляют своего рода кишку, очень крепкую. Туда сбрасывают весь мусор, и он летит к земле, где попадает прямиком в подставленный контейнер. Если здесь идут отделочные работы — значит, тут должна быть эта проклятая кишка.

Кишку он нашел — и она была расположена даже лучше, чем он ожидал. Не вовне здания, прикрепленная к стене — а внутри, на месте еще не установленного грузового лифта. Люк, похожий на люк мусоропровода в дешевых многоквартирных домах и здоровенная, коленчатая кишка, похожая на огромную змею, ползущую во тьме лифтовой шахты через весь небоскреб.

Грей со вздохом откинул крышку, просунул голову внутрь, осмотрелся. Прикреплено на каждом этаже, причем довольно основательно. Сама кишка сделана из очень прочного материала, его почти невозможно разрезать, потому что среди строительного мусора попадается и стекло. Размер — так раз можно пролезть, и даже вскарабкаться вверх — он умел это делать, лазанье по таким вот «коллекторам» входило в курс подготовки по городскому альпинизму. Да и другого относительно безопасного пути наверх все равно не было.

Он сбросил куртку, оставил ее рядом с люком. Проверил оба пистолета — основной и запасной. Нож и мультифункциональный инструмент. Посмотрел на свои кроссовки — конечно, это не специальные альпинистские сапоги, которые надо использовать в таких случаях — но ничего другого у него нет.

Только не думать… Не думать о том что под тобой — сотни метров пустоты. Не думать ни о чем. Мороз в голове. Несколько метров, которые тебе надо преодолеть по этой кишке — и все. Несколько метров — и ты у цели.

Левая нога предательски скользнула вниз — но Грей был к этому готов — встал на распорку. Чтобы лазать по таким вот… назвать даже сложно, нужно иметь по настоящему хорошую подготовку…

Крепления зашатались — но выдержали. Максимально оперевшись одной ногой, он сумел перенести вверх вторую, а затем руками подтащил себя вверх, продвинуться выше. Еще раз — и вот у тебя уже нормальная опора — люк следующего этажа. Немного передохнуть — и дальше…

Это был пентхауз — площадью под тысячу квадрантных метров, будущее пристанище какого то нувориша, решившего жить поближе к небесам и способного отвалить за исполнение своего каприза не один миллион долларов. Там, как и во всем здании шел монтаж проводки и инженерных систем, прямо у шахты грузового лифта были складированы какие то материалы… по виду мрамор и еще что-то. И инструменты — их было так много, что они занимали всю комнатку.

Дверь в комнатку была приоткрыта…

Грей достал пистолет, медленно чтобы не щелкнул, передвинул предохранитель в боевое положение. Затем медленно двинулся вперед.

Дверь… Есть там ловушка или нет? Если есть то какая? Растяжка? Датчик? Салливан с пистолетом за дверью?

Решившись, Грей на одном вздохе прошел дверной проем, пришел на колено, резко развернулся — влево, вправо, осматривая коридор и сопровождая взгляд движениями руки с пистолетом.

Ничего… Коридор, голые, бетонные стены. Тускло горящая линия лампочек — временное освещение. Грязь на полу. И — ничего. Никого…

Держа наготове пистолет, Грей двинулся дальше…

Это был уникальный пентхаус. Его застекленная от пола до потолка терраса буквально висела в паре сотен метров над землей, если смотреть с нее вниз — создавалось полное ощущение, что ты паришь в воздухе. В сочетании с огромным, площадью метров сто пятьдесят помещением, вероятно предназначенным архитектором под зал для приемов, выглядело это грандиозно, даже в недостроенном виде.

Но Грея заботило больше не это — а то что происходило внутри помещения. Салливан был там — он это видел с небольшой террасы. Пентхаус был с переменной этажностью: двухэтажным, но с одноэтажным залом, с потолком высотой метров семь. В зал со второго этажа вела лестница, роскошная, королевская лестница, а еще там был балкон, с которого можно было наблюдать за тем что происходит в зале. И на этот балкон вела галерея, на которой совершенно не было дверей, и датчиков на стенах там тоже не было, замаскировать их на голой бетонной стене было невозможно. Поэтому, Грей без страха вышел на балюстраду — и сейчас наблюдал за Салливаном, держа его на прицеле…

Салливан его не видел, он был поглощен делом. Для стрельбы он полностью снял одну из установленных тяжеленных стеклопанелей — как только смог то — и поставил ее в сторону, устроив себе амбразуру для стрельбы. К бетонному полу строительным молотком и дюбелями он прикрепил тяжелую станину. А на ней… а на ней была тренога и была длинная труба с системой управления…

Противотанковый ракетный комплекс.

Дальность поражения несколько километров, предназначен для уничтожения тяжелых бронированных машин с лобовой защитой, эквивалентной тысяче миллиметров броневой стали. Ракета корректируется в полете по лучу лазера. Объема помещения вполне хватит для того, чтобы выстрелить и остаться при этом в живых. Шансов же остаться в живых у тех, кто будет в этот момент в машине, пусть даже бронированной — никаких. Разорвет на части, это армейское оружие и предназначено оно для поражения защищенной армейской техники…

Грей включил лазерный прицел на пистолете. Не спуская лазерной отметки с широкой спины капитана, колдующего над системой наведения на цель, он сделал шаг. Еще один…

Видимо, какая то система оповещения у капитана все же была — он резко, по-змеиному извернулся, когда Грей ступил на первую ступень ведущей в залу лестницы — и замер. Лазерный зайчик непоколебимо замер на переносице капитана.

— Брось! И подальше!

Капитан подчинился — сильно швырнул пистолет, и он отлетел куда-то в угол, звякнул, ударившись об бетон пола…

— Грей… — в голосе капитана была досада — как ты вошел?

Смысла скрывать не было.

— Там грузовой лифт. Кишка, по которой спускают мусор…

— Старею… — равнодушным голосом констатировал капитан, он уже взял себя в руки.

— Мы все стареем. Только каждый по-своему. Копишь на старость?

— Что… Играешь за другой стороне поля… — капитан Салливан быстро пришел в себя и перешел в атаку, пока только словесную — смотрю и пистолет у тебя русский. Хорошо быть предателем а, Грей?

— Назад!

Капитан Салливан стоял рядом с ракетной установкой, не спуская пристального взгляда с сослуживца. Бывшего сослуживца, стоящего теперь на другой стороне баррикад.

— Пошел назад! Назад, сказал! Шаг за шагом, медленно! Пошел!

Салливан и в самом деле сделал шаг назад.

— Пошел! Пошел, капитан, ты меня знаешь! Назад!

Салливан сделал еще один шаг назад.

— Дешево же ты продался…

— Не говори мне про предательство, падаль! У тебя нет на это права!

— Почему же… — Капитан Салливан медленно передвинул ногу, перенес на нее вес тела, готовый прыгать, и от лейтенанта Грея это не укрылось — почему у меня нет на это права? Я работаю на свою страну, а вот ты — на чужую.

— На свою? — Грей сорвался, он все-таки сорвался, не выдержал, он слишком долго шел к этому и теперь хотел высказаться — что ты делаешь, сука?! Ты попытался убить меня! Теперь ты хочешь убить людей, которых первый раз видишь! Они не сделали ничего плохого ни тебе, ни нашей стране! Сколько тебе заплатили за их смерть?

Капитан Салливан рассмеялся недобрым, каркающим смехом.

— Ты все еще пацан, Грей… Неразумный пацан вот почему тебя и не взяли в Пагоду… Неразумный пацан…

Грей шагнул вперед и в сторону, оказавшись как раз рядом со стоящей на станине ракетной установкой.

— Да неужели? А кто ты? Кем ты стал капитан? Кем ты стал, наемным убийцей?! Ты помнишь, чем мы клялись, когда получали берет?! Помнишь?! Сколько тебе заплатили?

Грей сделал еще один шаг вперед….

— Ты думаешь, я продался за деньги? — капитан повернулся чуть боком — ошибаешься. Просто кто-то должен делать работу, от которой за милю пахнет дерьмом. И этот кто-то — я, лейтенант. Если проклятые подданные ее Величества узнают, что я делал во имя страны и Бога, и ради каждого из них тоже, твою мать — каждый из них бросит по полену в костер, на котором будут меня жечь. И знаешь что? Я не обижусь на них за это…

Внизу, больше чем в тысяче метров и намного выше огненным цветком в темном небе расцвел куст салюта, глухо, раскатно громыхнуло — и в этот момент капитан прыгнул…

Грей успел выстрелить — всего один раз, он даже не понял, попал он или нет прежде чем капитан сбил его с ног. Оглушенный хлестким, мастерски выполненным боковым ударом, Грей не удержался на ногах и полетел на бетон, прямо к мрачной бездне оконного проема. В падении едва успел сгруппироваться и…

Держи это при себе… Всегда и везде. Лишним — не будет…

Грей взмахнул рукой, маленький пистолет прыгнул в ладонь — но было уже поздно. Капитан пробил сильно и точно, как футболист пенальти, метя не в пистолет, а в кисть руки, державшей его. Кисть мгновенно онемела, пистолетик бессильно звякнул о стекло. Выбив пистолет Салливан сделал шаг назад…

— Дурак ты… — просто сказал он…

На полу что-то было — его рука, бессильно шарящая по полу в поисках непонятно чего, наткнулась на что-то… похожее на рукоятку…

Грей даже не понял, из чего он выстрелил. Капитан неспешно, зная, что уже выиграл начал поднимать пистолет, черная дыра уже смотрела в глаза лейтенанта. Лейтенант тоже целился, все происходило как во сне, непривычная рукоятка, какой то пластмассовый спуск, выбирать было не из чего… Грей успел, выстрелил первым — и капитана отбросило назад с изуродованным, брызжущим кровью лицом и черной дырой на том месте, где была его переносица. Когда-то была…

Лейтенант поднялся на локтях, сел. Недоуменно поднес устройство, из которого он стрелял к глазам, посмотрел на него.

Строительный пистолет с дюбелями. Пять коротких дюбелей-стрел в обойме. Четыре Салливан израсходовал на то, чтобы прикрепить лапы станка ПТРК к бетону. Пятая и последняя стрела вошла ему в мозг…

Человек, неприметный, похожий на офисного клерка, сделал шаг в сторону, пропуская в недостроенные апартаменты еще одного, он держал пистолет наготове и постоянно осматривался по сторонам. Второй ни слова не говоря, наклонился над капитаном, приложил два пальца к шее, там где должна биться пульсом жизни сонная артерия.

— Чисто! — объявил он и начал неспешно одевать одноразовые полиэтиленовые перчатки…

Грей сел на бетонном полу, тупо смотря перед собой.

Второй, что осматривал тело, поднялся с колен, достал фотоаппарат. Ослепительно сверкнул магний, раз за разом…

— Готово.

Грей тупо посмотрел на лежащего на боку Салливана, затем на стоящий на треноге ПТРК. Он еще не осознал до конца то, что произошло, мозг отказывался это принимать. И тут прорвало, прорвало словно плотину под напором весенней талой воды — не вставая с заляпанного пылью и кровью бетона, он обхватил голову руками и, раскачиваясь как дикарь на безвестной церемонии в честь какого-нибудь кровавого бога, глухо, словно волк, завыл…

Стекло содрогнулось от заключительного, «королевского» залпа фейерверка…

 

30 августа 1996 года. Вашингтон, округ Колумбия. Джорджтаун

Это был рай. Или нечто похожее на рай…

Вашингтон, как средоточие власти, был окружен элитными жилыми пригородами, в которых власть предержащие платили бешеные деньги за роскошные каменные коттеджи [прим автора — в САСШ очень сильно развито малоэтажное строительство из быстровозводимых конструкций. Строительство, которое ведется в России — коттеджи со стенами в два а то и три кирпича — в САСШ считается элитным], расположенные в живописных, с ландшафтным дизайном местах. Тихие причудливо извивающиеся улочки, небольшие реки и прудики, иногда даже с птицей, беседки, мосты с крышами над ними, деревянные беседки. Выставленные на подъездных дорожках автомобили — в основном патриотичные Кадиллаки, Линкольны, Олдсмобили. В отличие от коттеджных поселков для нуворишей, построенных в Аризоне, в Майами, в Калифорнии, здесь не было видно ни Порше, ни Хорьхов, ни Даймлеров, ни тем более Роллс-Ройсов. Политики есть политики, если политик появится «в свете» не на отечественной машине — такого «непатриотизма» просто не поймут. Еще, разительным отличием от поселков для нуворишей было то, что у каждого дома был установлен высокий флагшток с лениво колыхающимся на ветру звездно-полосатым флагом…

Кеннет Косгров подъехал на своем лакированном черном Олдсмобиль-98 последнего поколения к контрольному пункту на дороге, больше напоминающему будку сборщика платы на платных шоссе — капитальную, с тонированными стеклами, со шлагбаумом. Пропуска на въезд в этот поселок у него не было — поэтому он протянул подошедшему в машине грозного вида охраннику в черной униформе Blackwater [Blackwater — крупнейшая частная военная компания в САСШ и в нашем мире, сильно поднялась на иракских и афганских контрактах на поддержание безопасности. Мало кто знает, что в Ираке например численность военного контингента всех стран составляет примерно сто шестьдесят тысяч человек, а численность частных охранников — зашкаливает за двести тысяч] свое удостоверение заместителя директора Секретной службы САСШ. На охранника, впрочем, это особого впечатления не произвело.

— К кому следуете мистер… Косгров.

Усилием воли Косгров подавил гнев.

— К мистеру Подгурски…

Охранник кивнул.

— Извините сэр, я должен позвонить. Прошу немного подождать.

Охранник ушел в будку с затонированными до черноты стеклами, Косгров остался стоять. Правила игры он знал — это только кажется что политики близки к народу. На самом деле они не упускают ни единого шанса быть от него подальше. Вот и этот кондоминиум — просто так здесь дом не купить — не раз были случаи, когда сообщества жильцов выкупали здесь дома и ждали на них покупателей годами — только бы не допустить сюда не входящих в Вашингтонский Политический Бомонд нуворишей. Не лучше было на Кейп-Код и Мартас-Виньярд [Кейп-Код и Мартас-Виньярд — полуострова совсем рядом с Вашингтоном многие политические деятели имеют там летние домики, обычно примитивные дощатые. Но они порой стоят дороже виллы на Лазурном побережье].

Вернулся охранник.

— Сэр, господин Подгурски вас примет. Вы знаете дорогу? Мы можем проводить.

— Нет, спасибо…

Дом Збигнева Подгурски, одного из серых кардиналов Вашингтона, к которому обращались за советами любые администрации последних тридцати лет, что республиканские, что демократические, находился на второй улице, в самом ее конце. Довольно приличный, каменный особняк, трехэтажный, на первом этаже справа — гараж на две машины. Большая, красиво оформленная лестница ведет сразу на второй этаж дома в гостиную. За домом — бассейн и даже поле для игры в мини-гольф. Очень шикарный и дорогостоящий особняк.

Особняк, который никак не по карману отставному политику сыну польских эмигрантов из Виленского края. Подгурски самочинно объявил себя главным специалистом по России, был завзятым, ярым русофобом, читал лекции, издал несколько книг. В России он давно был объявлен персоной нон-грата. Откуда у него водились деньги позволяющие вести безбедную жизнь — было неизвестно. В этих местах задавать подобные вопросы было явной бестактностью.

Кеннет Косгров припарковал свой Олдсмобиль сразу за Кадиллаком Подгурски. Мельком бросил взгляд на машину сразу понял что она бронированная. Подгурски очень заботился о своей безопасности, не раз заявлял, что ему угрожали — хотя это больше походило на «непойманного ковбоя Джо» [Известный анекдот. Вот ковбой Джо, его двадцать лет поймать не могут. А почему не могут? А кому он нах… нужен?].

Навстречу вышедшему из машины Косгрову выдвинулся охранник, в котором мускулов было больше чем ума. Косгров мельком вспомнил когда-то ходившие по Вашингтону недобрые слухи, что фото Подгурски следует рассматривать исключительно в голубом цвете.

— Да, сэр? — спросил подошедший почти вплотную охранник. На местном диалекте это означало «Что вам здесь нужно»?

— Я к мистеру Подгурски. По договоренности — напористо сказал Косгров.

Охранник несколько секунд размышлял — потом решил, что если визитер похож на чиновника — его лучше проводить к хозяину, чтобы потом не напороться на скандал.

— Прошу вас, сэр…

Они прошли первым этажом — сначала через гараж, в котором, накрытый чехлом скрывался от посторонних глаз Порше, потом через биллиардную вышли на двор дома, к бассейну. Бассейн был довольно большим, отделанным красной и белой плиткой. В бассейне никого не было.

Збигнев Подгурски сидел в пляжном шезлонге рядом со столиком, скрывая свое тщедушное тело от солнечных лучей под большим, разноцветным пляжным зонтом. Увидев Косгрова он приветственно махнул ему рукой.

— Кеннет!

Заместитель директора Секретной службы подошел ближе, огляделся в поисках чего-то подходящего, чтобы присесть.

— Садитесь прямо в шезлонг. Не бойтесь испачкать костюм, он чистый.

Косгрову ничего не оставалось, как последовать совету.

— Вам повезло, что вы меня застали. Я как раз собирался ехать в аэропорт.

— И куда же вы направляетесь?

— В Беркли. Там меня пригласили прочитать курс лекций по современной политике. Потом заеду в Техас.

К Меллонам, не иначе…

— Сэр, я приехал к вам посоветоваться… — начал Косгров.

— Я рад что со мной еще советуются… Многие не обращают внимания на стариков…

— Сэр, у нас серьезная проблема.

— У нас? Кого вы имеете в виду?

— У нас — в Секретной службе, сэр.

Подгурски снял очки, положил на легкий пляжный столик рядом с шезлонгами.

— Сэр, должен вас предупредить, что я в отставке и допуска к подобной информации у меня не имеется.

— Есть очень серьезная проблема. Не так давно, мы имели с вами разговор относительно особой политической важности визита нашего президента в Великобританию. Не скрою, я немало поспособствовал тому, что этот визит все-таки состоялся. Это, несмотря на то что глава личной охраны президента была категорически против визита. А теперь я начинаю размышлять о том — а не опрометчиво ли я поступил, настаивая на этом визите.

— Почему же опрометчиво. Что заставляет вас так думать?

— Уровень опасности. Лондонский снайпер так и не задержан до сих пор, хотя британцы уверяли нас не раз что он у них на крючке. Не удивлюсь, если британцы сознательно подставляют нашего президента как мишень — в конце концов, он наш президент, а не их.

— Вам не кажется… что ваши размышления… несколько запоздали…

— Я так не думаю, сэр. Видите ли… Может я и не самый острый ножик на кухне — но резать еще вполне в состоянии…

— Звучит обнадеживающе… — холодным голосом заявил Подгурски.

— А насчет запоздалости… визит можно отменить и сейчас… или, по крайней мере, сократить.

Наступила тишина. Недобрая тишина.

— Что вам нужно, Косгров? — наконец спросил Збигнев Подгурски.

— Видите ли сэр… Я выходец из спецслужб… и считаю что пост директора ЦРУ был бы для меня… вполне приемлем. Эта работа мне по силам и я вполне способен ее выполнять. И конечно же, я не забуду того, кто порекомендует меня на этот пост.

— Вам не кажется, что вы обратились несколько… не по адресу?

— Нет, сэр, не кажется. Очень даже по адресу. Скоро как раз настанет время сменить руководство спецслужб. И я буду… достойным кандидатом.

— Возможно…

— Несомненно, сэр… — Косгров поднялся с шезлонга — я жду ответа до средины завтрашнего дня…

Збигнев Подгурски не сдвинулся с места, сверля взглядом спину удаляющегося Косгрова. Потом щелкнул пальцами, позывая наблюдавшего за ними охранника.

— Телефон.

Когда принесли телефон, Подгурски махнул рукой, показывая охраннику что ждать здесь не следует. Когда тот ушел — Подгурски по памяти набрал телефонный номер.

— Это я… — сказал он, дождавшись ответа — кажется у нас серьезные проблемы. Нужно встретиться и как можно скорее… Как можно скорее.

 

31 августа 1996 года. Лондон, Великобритания. Посольство САСШ

Посольство Североамериканских соединенных штатов располагалось в самом центре Лондона, в районе Вестминстер, рядом с Гайд-Парком и Вестминстерским аббатством. Адрес его был Гроссвенор-Сквер, дом 1. В целом, оно представляло собой прямоугольное, архитектуры пятидесятых-шестидесятых годов здание, с неуместно здесь выглядящим парадным входом с семью простыми колоннами. В отличие от других зданий посольств Североамериканских соединенных штатов, здесь не было сада, который еще и выполняет функцию внешней линии обороны посольства. Морские пехотинцы несли свою службу внутри здания посольства, причем несли службу довольно разгильдяйно — здешняя безопасность расхолаживала. На фронтоне здания гордо парил, раскинув крылья, американский белый орел…

Одним из правил дипломатического этикета, обязательным к исполнению при официальных визитах, является прием в собственном посольстве, который обязан дать прибывший в страну глава государства. Не отступили от этого правила и здесь — прием был назначен на третий день визита…

С точки зрения безопасности обеспечение безопасности при приеме является несложным мероприятием. Посольство находится на своей территории, постоянно под контролем контрразведки список гостей тоже тщательно проверяют. На входе гости проходят под рамкой металлоискателя — извините но такие правила. Охранке больше приходится смотреть, чтобы к президенту не приставали третьеразрядные дипломаты и просто высокопоставленные лица страны пребывания, каким-то образом добывшие приглашения, и чтобы на прием не просочились борзописцы с фотоаппаратами. А так… пей дешевое шампанское, один бокал целый вечер и развлекайся, как можешь…

Марианна Эрнандес сегодня вспомнила старые времена Лас-Вегаса. Оделась она сегодня более пристойно — длинное, до пят вечернее платье, расшитое стразами от Swarovski. Обычный пистолет спрятать было некуда — пришлось ограничиться миниатюрным North American arms тридцать второго калибра за подвязкой — старый дамский способ ношения оружия. В таком виде она могла сойти за кого угодно — например, за искательницу приключений из высшего света но никак не за сотрудника Секретной службы.

Сейчас она, ослепительно улыбаясь, вышла из подсобного помещения, где les miserables расставляли на подносы канапе с красной рыбой и бокалы с шампанским. Нашла глазами Донатаса — поддонка-карьериста, прихлебателя Косгрова, который уже разок был пойман на том, что стучал в отдел HR на неполиткорректные высказывания своих коллег. Тот кивком головы дал понять, что все нормально, дежурная смена обстановку контролирует.

Хоть тут можно расслабиться — не до конца правда…

Кивнув в ответ, Марианна стала бочком протискиваться к выходу в танцующей толпе — она хотела проверить и внешние посты, там стояли морпехи, а им она не доверяла.

Все произошло внезапно — она даже не успела ничего сделать. Кто-то обхватил ее за талию, будто в танце и увлек в один из коридоров ведущий в зал для приемов. Занесенная для пощечины — чисто женская реакция, да и до пистолета сейчас не добраться — рука остановилась на полдороге…

— Добрый день, мисс Эрнандес…

Марианне с трудом удалось сохранить на лице улыбку.

— Что вы здесь делаете…

Русский улыбнулся, непринужденно и светски, точно также как это делали собравшиеся на прием в посольстве британские аристократы.

— Пью шампанское. Развлекаюсь. Наблюдаю. Шампанское кстати скверное. И рыба не сказать что свежая. У нас принято подавать на таких приемах черную икру.

— Что вы здесь делаете? — повторила Марианна — как вы сюда попали?

— Очень просто. По пригласительному билету. Показать? — русский полез в карман.

— Не надо…

Чертовщина…

За спиной послышались шаги — и прежде чем агент Секретной службы опомнилась и успела что-то сделать — она почувствовала руки русского князя у себя на талии. И чуть ниже. А губы…

За спиной многозначительно хмыкнули, но удалились…

— Британцы очень деликатны….

— Еще раз так сделаете…

— Да бросьте. Закройте глаза и думайте о Родине. Хотите сказать, что вам не понравилось?

— Бывало и похуже…

На самом деле ей понравилось — хотя спроси ее кто нибудь об этом, и она бы отказывалась даже под присягой. Она не могла понять, когда русский серьезен, а когда шутит. Она не могла понять — друг он или враг. Она не могла…

За спиной снова раздались шаги — и князь снова проделал то же самое, на сей раз это длилось еще дольше…

— Вот видите, у вас отлично получается…

Черт…

— Есть новости.

— Какие? — Марианна с трудом выровняла дыхание.

— Вам известен человек по имени Кеннет Косгров?

— Да, он… Черт, откуда вам он известен?

— Неважно. Он раньше работал в ЦРУ. Проходил и проходит по списку «Омега», за такими людьми наша разведка ведет непрерывное наблюдение. Я работаю не один.

— И что?

— Когда вы вернетесь в штаб — вам сообщат о том, что он погиб.

— Погиб?!

— Да. Больше трех часов назад. Тише…

— То есть убит?

— А вы сами как думаете?

— Зачем вы его убили?

На лице русского отразилось недоумение.

— Мы? Помилуйте… Мы его и пальцем не тронули.

— Тогда как вы смогли так быстро узнать о его смерти? Это невозможно сделать за три часа.

— Ошибаетесь. Вы знаете что такое «Эшелон»?

— Глобальная система перехвата?

— Вот именно. Всемирная сеть. Но у нас есть такая же система, называется «Невод». Еще более совершенная, чем Эшелон. Косгров погиб в ДТП, очень подозрительном. Его подозрительно быстро опознали. На место прибыла полиция, когда полиция прибывает на место происшествия, она же обязана….

— Составить отчет.

— Точно. Раньше мы не могли его перехватить, он составлялся на бумажных бланках. Теперь он составляется на переносном компьютере, и передается в общую полицейскую базу данных по беспроводной сети. Шифр — самый примитивный — Невод расколет и обработает такое сообщение за миллионные доли секунды. После чего информацию передали по списку всем, кто интересуется Секретной службой САСШ, по закрытому списку рассылки. В том числе и мне…

Странно — но на этот раз Марианна поверила. Сразу.

— За что его убили?

— Я могу только предполагать. Как он отнесся к визиту президента в Лондон?

Марианна вспомнила то скандальное совещание перед поездкой, то самое после которого она поехала домой, потеряла бдительность и встретилась в коридоре с русским.

— Настаивал на возможности визита даже при наличии информации о серьезной угрозе. Это очень странно.

— Ничего странного. Он заговорщик. Он точно знает что произойдет — верней, знал. Попробую угадать еще раз. Он карьерист?

Марианна хмыкнула.

— Еще какой.

— Скорее всего, он попытался кого-то шантажировать. Он знал о том, что произойдет и решил козырнуть в последний момент. Скорее всего, требовал себе какой-то пост в новом кабинете. Но эти люди не из тех, кого можно шантажировать. Тот, кто начал шантажировать уже не остановится — вот они и решили проблему. Раз и навсегда.

— Господи… Надо…

— Вам никто не поверит. Это всего лишь ДТП. Одного Богу известно, кто в это во все замешан помимо Косгрова. Вы отлично отработали в Оксфорде. Но остается еще Гайд-Парк. Думаю, он ударит именно там?

— Снайпер?

— Нет. Вряд ли. Там плохие места для снайпера. Деревья, дороги с интенсивным движением. Кстати — не перекрывайте движение, пусть машины едут.

— Почему?

— Потому что от движения машин образуются воздушные волны, причем непредсказуемые. Если стрелять больше чем на тысячу метров — для пули эти волны будут чувствительны. Хотя… зависит от винтовки. Как я понимаю, накрыть колпаком не удастся…

— Нет.

— Тогда вот что. Поставь рядом с ним двоих ребят со щитами. У вас есть щиты, замаскированные под кожаные папки?

— Да, есть.

— Машину подгоните прямо к трибуне, как можно ближе и держите ее наготове, если придется срочно уносить ноги. Сделайте еще вот что. Возьмите несколько светошумовых и дымовых гранат свяжите в сеть. По сигналу — взрывайте.

— Вы с ума сошли? За это меня просто уволят.

— Отнюдь. Это ослепит снайпера, а дым закроет цель. Иначе не получится. Еще. Как можно дальше оттесните британцев от президента, все, что можно перекрыть — перекройте своими людьми. Доверяйте только своим людям, он может проникнуть в охраняемый периметр с документами полицейского.

Марианна кивнула в знак согласия.

— Еще мне нужен переговорник с вашей частотой.

— Это я вам дать не могу.

— Тогда хотя бы назовите частоту, на которой вы будете завтра работать. Я сделаю простейшее устройство, нажал кнопку — и на вашей частоте раздастся сигнал тревоги. Как только вы его услышите — хватайте Президента в охапку и сваливайте со всех ног. Понятно?

Немного подумав, Марианна частоту назвала. Русский кивнул, показывая, что запомнил.

— Меня за это точно уволят.

— Не думаю. В крайнем случае, вы можете заменить на своем посту Первую леди. Вы неплохо смотритесь с Президентом.

Русский наклонился к самому ее уху.

— Я снял номер в гостинице как представитель прессы. Двадцать три, на втором этаже. Дверь не будет заперта.

Прежде чем Марианна придумала, что ответить на такую дерзость — русский развернулся и пошел обратно в шумящий, плывущий по волнам Шуберта зал…

Самая большая проблема встала перед ней поздно вечером. И проблема эта называлась «Номер двадцать три на втором этаже, не заперто». Надо отдать должное, Марианна Эрнандес колебалась в своем решении без малого час. Но потом все же приняла его.

Хуже чем сейчас все равно не будет…

 

03 сентября 1996 года. Великобритания, Лондон. Гайд-Парк, уголок оратора

Как я уже упоминал, Британия жила и живет традициями. Традиций этих столько, что все их сразу и не упомнишь — я, например, после четырех лет жизни в Британии под прикрытием и то не был уверен, что знаю их все. Для того чтобы знать и понимать британский традиции — нужно жить тут с детства и любить эту страну…

Одной из таких вот странных и чудаковатых традиций был уголок оратора в Гайд-парке. Он был расположен совсем рядом с Букингемским дворцом на большой транспортной развязке, где сходились Парк Лейн, Гросвенор, Найтсбридж и Конститьюшн. Выглядел он — до того, как президент САСШ возжелал произнести здесь речь, весьма непрезентабельно — круглый, темно-зеленый, с синей куполообразной крышей павильон и столы со скамейками рядом. Больше всего это напоминало дешевую пивную. Теперь, конечно, к приезду высокопоставленного лица здесь все привели в порядок — поставили разборную трибуну, кафедру наподобие университетской, только бронированную и с гербом САСШ, поставили освещение, протянули микрофоны и повесили громкоговорители. На мероприятии ожидалось до десяти тысяч гостей — журналистов, высокопоставленных лиц и простых людей. Не ожидалось только одного — безопасности.

Любой политик просто не может быть политиком, если он не выступает публично — и в то же самое время любое публичное выступление — это смертельная угроза политику. Нет, не угроза его имиджу — а угроза жизни, самая настоящая. Публичное выступление, тем более под открытым небом — кошмар Секретной службы. Куча журналистов, слепящие вспышки блицев из-за чего агенты слепнут и могут не успеть среагировать на опасность. Град вопросов, постоянный шум. Куча народа, среди которой может быть террорист-анархист с бомбой, желающий продать свою жизнь подороже. Угроза снайперского выстрела все время, пока президент находится на трибуне, ничем не защищенный.

Кое-что сделать для обеспечения безопасности удалось, кое-что нет. Например, президент наотрез отказался выступать под пуленепробиваемым стеклянным колпаком, сказал, что это ни к чему. Не удалось радикально сократить текст выступления — президент должен был оставаться вне поля защиты больше получаса — вечность. Удалось уговорить только на тор, чтобы президент надел легкий кевларовый жилет под рубашку и поместить рядом с ним двух агентов со щитами. Взрывную цепь со светошумовыми гранатами связать не удалось, подумав, Марианна решила все же этого не делать. Для противодействия снайперу принятые меры — это почти ничего.

Сейчас, пока президентский кортеж только еще отъезжал от отеля Горинг, передовая группа уже давно была в Гайд-Парке, на месте выступления…

В президентском кортеже первым шел неприметный черный Ровер, предоставленный Секретной службе местным посольством. В задачу трех агентов, едущих первыми, опережая даже кортеж мотоциклистов и местные полицейские силы, входила первичная визуальная оценка обстановки на маршруте следования. Они просто осматривали местность, не применяя никаких приборов — зато их анонимность могла помочь определить подозрительные действия каких-либо людей перед проездом кортежа и вовремя принять меры противодействия.

Второй, сильно отставая от головной машины Секретной службы, шла машина местной полиции — внедорожник Дискавери, выкрашенный в цвета полицейской службы и завывающий сиреной. В его задачу входило расчистить дорогу основному кортежу.

Дальше, перемигиваясь красно-синими огнями мигалок, клином ехали девять мотоциклов почетного эскорта. Эта традиция шла еще с древних времен, когда карету сопровождали конные стражи — сейчас же она шла только во вред, поскольку мотоциклисты ни от чего не защищали — зато загораживали обзор водителям. Но традиция — есть традиция.

И, наконец, основной кортеж. Первым в нем всегда идет микроавтобус с затонированными стеклами — в нем во всю работает аппаратура прослушивания и подавления, давящая все сигналы на всех частотах, которые могут оказаться сигналами исполнительному механизму радиоуправляемого взрывного устройства. За микроавтобусом — еще две машины, ехавшие бок о бок, черные внедорожники Субурбан, набитые бойцами секретной службы. За ними, отставая на несколько метров, шла основная машина кортежа — бегемот, огромный, сделанный по специальному заказу на удлиненной раме Кадиллак-Флитвуд, лимузин стоимостью три миллиона долларов. Эта машина была защищена настолько хорошо, насколько это было возможно сделать, не превращая машину в бронетранспортер. Стекла в машине были неподвижными и выдерживали пулеметную очередь в упор, а если пригнуться и скрыться за броней дверей, помеченных президентским гербом — то упасешься, пожалуй и от крупнокалиберного пулемета. Климатическая система президентского лимузина была автономной и при необходимости герметизировала салон и переходила на снабжение пассажиров кислородом из установленного в багажнике большого баллона с кислородом. В шинах были специальные вставки, позволяющие ехать до ста километров с простреленными шинами.

Замыкая колонну, шли три «гориллы» — автомобили прикрытия Секретной службы, тоже Субурбаны, в одной из которых на турели был даже пулемет. Словом, президента охраняли только в ближнем круге примерно ста человек, не меньше тысячи, в числе которых были как американцы, так и британцы должны были охранять его во время выступления. И все равно — было неспокойно. Тигр-людоед, Лондонский кошмар, снайпер, хладнокровно отстреливающий людей, был где то в этом городе, он ждал момента для того чтобы нанести удар. Даже если это было и не так, агенты Секретной службы все равно думали — по должности они были думать- что это так. Поэтому, они были более напряжены, чем обычно.

В первой, идущей сразу за президентским лимузином «горилле» ехала и агент Эрнандес. Сейчас она сменила вечернее платье на строгий деловой костюм, в сумочку положила любимый, никогда ее не подводивший револьвер, как и все остальные, нацепила на нос темные очки. Пока агенты коротали время до настоящей полевой работы — она по рации выясняла обстановку впереди…

— Второй, что там у тебя.

— Позиции заняли. У нас все чисто.

— Британцы?

— Тоже на позициях.

— Внимательнее.

— Вас понял…

«Вторым» был капитан снайперской команды. Капитан — как его называли все, потому что когда то он действительно был капитаном университетской команды в университете Лафайет по поло. Странное такое увлечение для снайпера и странный диплом — капитан снайперской команды до того, как стать снайпером закончил юридический факультет и стал доктором права. В Секретную службу он перешел из ФБР после того как ему надоела сидячая работа на Баззард Пойнтс. А снайперская стрельбы была еще одним из его увлечений — в котором он как всегда достиг выдающихся успехов. Под его началом было больше пятидесяти человек — двадцать четыре снайпера, корректировщики, свой собственный маленький штаб. Каждый снайпер вооружен сделанной вручную винтовкой под патрон 7 Remington Magnum, позволяющей гарантированно попасть в голову первым выстрелом с расстояния тысяча метров. И каждый — попадет.

Перед тем как выходить на позиции, Марианна отозвала капитана в сторону и прояснила ситуацию. Что удар может последовать совсем не с той стороны, с какой его ждешь. И стоит присматривать не только за обстановкой, но и за своими союзниками. Капитан как настоящий снайпер, конечно же удивился — но вида не подал. Коротко кивнул.

— Третий.

Третий едва был слышен из-за шума напирающей толпы.

— У нас тут зоопарк настоящий, но пока справляемся.

— Мы на подходе, РВП пятнадцать минут.

— Вас понял…

Третий — взвод работы с толпой. Неприметные, одетые по местному люди, в их задачу входит смешаться с толпой, незаметно проверять тех, кто кажется подозрительным. Иногда в их же задачу входит незаметно «изъять» объект, вывести его из толпы и передать полицейским или разбираться с ним самим. Не раз и не два были случаи, когда взвод работы с толпой опознавал в числе бурно встречающих президента граждан психически ненормальных людей, или людей, в отношении которых есть информация. Не раз при последующем обыске у таких людей обнаруживалось оружие и взрывчатка. В общем и целом — взвод по работе с толпой недаром ел свой хлеб, хотя работа их была совсем не видна.

Транспортный поток впереди сгустился, машины поехали медленнее. Удивительно — но в Лондоне дороги ради проезда президентского кортежа не перекрывали полицейская машина останавливала движение буквально перед самым носом кортежа. Возможно, с точки зрения политкорректности это было хорошо — а вот с точки зрения безопасности не очень…

Машины сделали резкий, больше чем на девяносто градусов, поворот на Пикадилли Аркейд и, почти сразу же остановились.

Приехали…

— Всем на этой частоте — предельное внимание! Ковбой прибыл!

Секунд двадцать Марианна сидела на своем месте, нервно оглядываясь и наблюдая за тем, как агенты второго радиуса охраны занимают свои позиции, готовясь к появлению президента. Без них выводить в толпу президента было нельзя.

Кажется готово…

— Ковбой выходит, готовность! Сообщать о всех подозрительных.

Марианна вышла в числе первых, оглянулась по сторонам, взгляд скользнул по крышам ушел дальше, к подготовленной трибуне. Кажется, там нормально — как минимум с двух сторон трибуну прикрывает плотная растительность, затрудняя работу снайперу. Нет, конечно, возможности для стрельбы какие-то есть, но… ни один снайпер, зная, что у него в запасе всего один выстрел, не будет стрелять на дальнюю дистанцию, если нет «чистой» линии прицеливания, если есть риск, что на своем пути пуля встретит ветку. Летящая даже со сверхзвуковой скоростью пуля при попадании в ветку может изменить свою траекторию самым непредсказуемым образом…

Кажется, все чисто.

— Давай! — она сделала рукой условный знак агенту, отвечающему сегодня за «ближний» круг охраны, состоящий всего из шести человек. Этим агентом на сегодня был Джейсон Донован, по совету своего русского друга она выбрала на эту роль сегодня человека, которого знала и которому доверяла.

Опасность может быть везде…

— Внимание всем! Ковбой идет к трибуне.

— Третьей группе готовность.

— Ковбой идет к трибуне, внимание всем группам!

Группа личной охраны сразу приняла Ковбоя в плотные клещи, повела. Президенту это не нравилось — рослые охранники закрывали его от толпы, не давали людям видеть его. Но сегодня охрана не желала ничего слушать. В конце концов — это не его избиратели, его избиратели там, за океаном. Он должен быть с ними — а вместо этого торчит в чужой стране уже который день.

— Третий — левее, сектор два, подозрительное лицо.

— Вас понял, идем туда.

— Второй, все чисто. Угроз по секторам не наблюдаю.

— Принял, Ковбой идет на исходную. Третий, что там?

— Все нормально… Это мужчина, он посадил на плечи ребенка чтобы тот мог увидеть Ковбоя. Все нормально отбой.

— Вас понял. Всем группам — внимание! Ковбой на исходной!

Марианна заняла позиции левее и ниже трибуны, ее взгляд скользил по толпе, отыскивая того кто был ей нужен. Его она увидела почти сразу — среди пула журналистов, по самому центру. Микрофон, карточка «пресса» на шнурке на шее — все как положено. Их глаза встретились, и русский… подмигнул ей. Странно — но почему-то ей сразу стало спокойнее. Хотя бы потому что если Лондонский снайпер в числе журналистов — стрелять по президенту откуда то с другого места он не сможет. Кем бы он ни был — но быть сразу в двух местах не может ни один человек…

Президент улыбнулся — это он умел делать как никто другой в мире. Дамы называли его улыбку «сумасшедшей»…

— Погода сегодня нелетная, не так ли…

Даже эта шутка невпопад вызвала искренний смех.

— Когда то давно… — начал Президент — настолько давно, что об этом не помнит даже протокольный отдел Белого дома, в вашей столице установилась добрая традиция. Любой человек, какого бы он ни был положения в обществе, мог прийти сюда, встать на это место и высказать се, что думает. Здесь и сейчас стою я, простой североамериканец волею судьбы ставший президентом, но сейчас выступающий перед вами как обычный человек. И я надеюсь, вы выслушаете меня так же, как до этого выслушивали своих соотечественников…

Где он?

Стоя в толпе журналистов, держа ограничивающую мое поле зрения тяжелую профессиональную камеру, я вертелся, пытался смотреть по сторонам и нервничал. Нервничал, потому что не понимал.

Сегодня по моим расчетам был последний день для того, чтобы нанести удар. Последняя возможность в Великобритании, если ее упустить — то вся комбинация теряет смысл. Или эта комбинация вообще лишена смысла, одна родилась лишь в моей беспокойной голове?

Если нет — тогда где он…

Осматривая диспозицию, я не мог избавиться от беспокойства. Сама трибуна, где выступал президент, казалась хорошо защищенной от возможного снайперского выстрела. В Лондоне, помимо меня работала аналитическая группа, они просчитывали возможности покушения и пришли к выводу, что лучшая возможность была в Оксфорде, там президента загнали на поле для гольфа, и он торчал там больше пятнадцати минут, на почти ровной площадке. Прикрыть его там на сто процентов было просто невозможно.

Но Лондонский снайпер тогда не выстрелил.

Здесь все обесценивали деревья. Деревья и низкая лондонская застройка центра, не дававшая снайперу господствовать над местностью и делать дальние, по-настоящему дальние выстрелы. По нашим прикидкам он мог стрелять либо с ворот ведущих в Гайд Парк, либо с крыши здания лондонского отеля Хилтон на Парк-Лейн, одного из самым роскошных отелей города. Как вариант — со здания музея Веллингтона, но под очень острым углом, такой выстрел очень сложен. И, самый невероятный вариант — с крыши стоящего за спиной оратора здания отеля Лейнсборо, почти в упор.

И все! Больше нормальных траекторий не было! Ни одна другая позиция не годилась — либо мешали деревья, либо другие здания. И все возможные позиции для стрельбы Секретная служба знала не хуже нас и конечно же перекрыла.

Хуже того. От всех названных мною позиций до цели — расстояние от пятидесяти до трехсот пятидесяти метров. Все это — в кольце оцепления. Как он собирается уходить после выстрела?

Оставалось только одно.

Если он все же проник внутрь полицейского оцепления. Если он собирается стрелять не из винтовки, а из пистолета или из стреляющего устройства, замаскированного под бытовой предмет. Но при этом — непонятно как он собирается после этого уходить.

Проклятье…

Я посмотрел на часы — президент уже плавно закруглял речь.

Холодом обдало затылок.

Это странное, ни с чем не сравнимое чувство. Говорят, что у людей всего пять чувств и больше нету. Но это не так, на самом деле шестое чувство есть. Люди, прошедшие ад локальных конфликтов могут видеть и затылком. И если на них смотрит снайпер — они это чувствуют. Только поэтому они и живы до сих пор…

Медленно, очень медленно, зная, что за мной следят, я повернулся. Взгляд метнулся, выглядывая что-то, что не укладывается в общую картину событий, что-то что не на своем месте. Что-то, что представляет собой смертельную угрозу.

Птицы… Деревья, Белоснежные арки ворот, ведущих в парк. Отель. Шум Пикадилли…

Отель!

Более темный квадрант на сером фоне стены. Господи…

Позиция!

Снайпер рассчитал все. Он рассчитал, что Секретная служба будет постоянно наблюдать за самыми уязвимыми местами — крышей и окнами. Он знал, что наблюдать будут не глазами, а с использованием биноклей и оптических прицелов. Он знал, что у каждого будет свой сектор наблюдения, и никто от него не оторвется. Он знал, что на стены не обратят никакого внимания. И он знал, что несколько секунд у него наверняка будет…

Триста пятьдесят метров! И выстрел может последовать в любой момент…

В кармане я нащупал приборчик, размером с брелок автомобильной сигнализации. Достал из кармана, крепко до боли в пальцах нажал на его поверхность, продавив тонкую пластмассу и выбросил под ноги. Истошный, нетерпимый вой, разорвал тишину…

Это была одна из новомодных штучек — брелок «антивор». Нажать — и истошный вой привлечет внимание полиции, отпугнув одновременно грабителей. У меня же был замаскированный под брелок для ключей «девайс» одноразового использования…

— Действие! — истерически выкрикнул кто-то. [действие — кодовое слово в Секретной службе САСШ, означающее нападение на Президента]

Но агенты ближнего круга охраны уже среагировали, реакция у них отточенная, их годами учат сначала действовать, а потом разбираться. Сто двадцать децибел ударили по ушам — и в тот же самый момент агенты бросились со всех сторон на президента, словно защитники на прорвавшегося с мячом в очковую зону нападающего и буквально смели его, погребли под своими телами, сбили с ног и уронили на трибуну. Один из агентов со щитом, замаскированным под папку повел себя непрофессионально — бросился на кучу-малу сверху, прикрывая ее собой вместо того, чтобы прикрыть броней, зато второй моментально развернул свой импровизированный щит, создав еще одно препятствие между президентом и возможной угрозой.

— Действие!

— Уводите его! — истерически крикнула Марианна, еще не понимая, что происходит.

Донован, остававшийся на ногах пришел в себя, выхватил пистолет.

— Уводим его! Пошли!

Все это выглядело бы смешно, если бы не было столь серьезно. Подбежавшие несколько агентов, выхватив оружие — пистолеты Кольт и компактные пистолеты-пулеметы Инграм окружили барахтающуюся на трибуне кучу-малу живым кольцом, мгновенно образовав вторую линию защиты. Только после этого, агенты ближнего круга, прикрывая президента собой, волоком потащили его с трибуны, словно пьяного, не давая ему подняться. Еще несколько агентов на острие расчищали дорогу основной группе, сбивая неосторожных с ног и действуя подобно нападающим в американском футболе, грубо и жестоко, отвешивая удары направо и налево…

— Пошли, пошли, пошли!!!

Дверь «бегемота» была уже распахнута, президента дотащили до машины и буквально зашвырнули в нее словно мешок с мукой. Следом, держа наготове пистолет, в машину прыгнул еще кто-то из агентов, затем еще один.

— Уехали! Уехали!!!

В обстановке полного бардака и паники, Марианна осталась на ногах — ее едва не сбили с ног когда тащили по трибуне президента, но она уцепилась за что-то и не упала. Она должна была последовать за президентом, но осталась на месте. Из-за русского. Она уже сообразила, что сигнал подал он. Потому что что-то заметил. И теперь она должна была найти его взглядом, чтобы понять, куда бежать и что делать…

Взгляд метнулся по обезумевшей толпе — кто-то из репортеров бросился бежать, кто-то наоборот подумал, что в президента выстрелили и прорывался ближе к трибуне, чтобы запечатлеть исторический кадр. Сложно описать словами, что в этот момент творилось перед трибуной — обезумевшие агенты Секретной службы и полицейские, не до конца понимающие что происходит и не видящие угрозы, обезумевшие репортеры, устроившие настоящее месиво на местах для прессы, истошный крики, ор, утробный вой — дикая, ни с чем не сравнимая какофония безумия…

И тут она увидела его — он прорывался из толпы, был уже на самом ее краю. И прорывался он в сторону Пикадилли Аркейд.

Агент Эрнандес поняла, что день безнадежно испорчен. И костюм, довольно дорогой, который она имела глупость надеть сегодня в первый раз — тоже безнадежно испорчен. И не факт, что ей вообще удастся выбраться из этой толпы живой — запросто могут затоптать, размазать по асфальту даже с ее навыками.

Набрав в легкие воздуха как перед прыжком в бассейн, Марианна решительно бросилась вперед…

На ходу я раздобыл пистолет. Как — да очень просто. Элементарно, Ватсон…

Ахиллесова пята охраны любой охраняемой персоны — это оружие. Оружие, имеющееся у охраны. Скажу больше — пока президент распинался на трибуне — я мог убить его миллион раз. Потому что я стоял в первых рядах, а совсем рядом со мной был агент из взвода по работе с толпой. Вооруженный агент. Для того, чтобы убить его, мне потребовалась бы примерно секунда, еще секунда на то чтобы извлечь его пистолет и сделать выстрелы по трибуне и по выступающему на ней человеку. Просто понять не могу — зачем агенту из взвода по работе с толпой оружие, ведь ему часто приходится протискиваться сквозь такую плотную толпу, что он даже может не заметить, как лишится оружия. Не верите? А как карманники в толпе работают? Правильно, создают давку и шарашат. А тут давку и создавать не надо, там где глава государства выступает, там всегда давка. Только в такой вот давке можно не кошелька лишиться…

А пистолет я раздобыл просто — обезумевшая толпа, верней ее часть с криками ринулась на полицейских из внешнего оцепления, стоящих на полностью перекрытом отрезке Бридж Грин. Это ерунда, кстати, что британские бобби без оружия ходят — на такие мероприятия оружие выдают всем. Вот и сейчас — пробегая мимо полицейского, я стал обладателем компактного Веблея, пистолета поганого, но хоть какого-то. Состояние «есть какое-то оружие» всегда лучше состояния «нет никакого оружия».

В первых рядах толпы я выскочил к воротам, бросился в сторону Парк-лейн. Кто-то неуклюже попытался меня остановить, я ударил его в солнечное сплетение и пробежал дальше…

— Держи! — заорали сзади.

Надеюсь не меня. А если и меня — то хрен вам…

Он так и не выстрелил…

Он сделал ошибку. Первую ошибку в своей карьере и ошибку непростительную. Смертельную ошибку…

Все было просчитано давно. И готовилось это — тоже давно. Номер, в котором он засел, был снят на корпорацию, в которой был и счет, и офис с телефоном и даже какая-то деятельность велась — и все это было фикцией. Абсолютной фикцией, театральной ширмой. Декорациями.

Амбразуру он готовил целый месяц. В первую очередь, он подменил работавшего в Парк-Лейн носильщика. Настоящего носильщика, телосложением и внешностью похожего на него так никогда и не найдут. А ему эта должность была критически важна.

Носильщик — незаметная и ничем не примечательная должность. И самое главное — носильщик может свободно перемещаться по всему отелю, носить любого размера вещи — и никто не подумает его спросить, что он несет, куда и зачем.

Конечно, перед приездом президента по всем окрестным заведениям, домам, прошлась полиция — работы было столько, что ее делали не агенты Секретной службы, не имеющие права задавать вопросы в Великобритании — а именно полиция. Но полицейские ничего не нашли. И сотрудники Секретной службы, замени они полицейских тоже ничего не нашли бы. Подозрение вызывает кто? Тот, кто устроился на работу в последнее время. Никак не неприметный носильщик, работающий уже восемь с лишним лет…

По ночам, когда работы почти не было, он уделял время тому, что скреб стену. Использовал только ручной инструмент, никаких дрелей и перфораторов. Соблюдал тишину. Грязь выносил в чемодане и выбрасывал в мусорку. Все были довольны — ночные смены считались сущим проклятьем и наличие безропотного носильщика, никогда от них не отказывающегося было для службы обслуживания гостей Парк-Лейна сущим подарком.

Когда в одну прекрасную ночь он пробурил стену и добурился до улицы — недостающий кусок стены он заменил на специально подобранный по размеру, по фактуре и раскрашенный кусок пенопласта. На следующую ночь, спустившись по стене с использованием троса с крыши, он замазал серой замазкой трещины, придав стене первозданный вид. Это было самым опасным моментом в операции, его запросто могли засечь — но не засекли.

С той стороны он прикрыл амбразуру массивным шкафом…

За день до выступления Президента он принес винтовку. Замаскировал ее в номере, разобранную по частям.

За тем, что происходит в Гайд-Парке, он следил по компактному телевизору — из парка велась прямая трансляция. Когда пришло время — он собрал винтовку, отодвинул шкаф, потом взялся за ручку, приделанную к пенопластовому блоку для удобства, и достал этот блок. На выстрел у него было всего несколько секунд, медлить не следовало. Расстояние — детское, на таком он попадал в десятицентовую монету.

Перекрестье прицела прошлось по толпе, поползло вверх…

— Представьтесь!

— Старший лейтенант флота Александр Воронцов!

Русский был здесь, он был в числе журналистов. Невидимая связь протянулась между этими двумя людьми — с истекающих кровью улиц Бейрута, до роскошного центра самонадеянного и величественного Лондона. Он увидел русского и замешкался на пару секунд.

И русский тоже увидел его…

Перекрестье прицела замерло на голове президента, мозг дал команду пальцу, но за те миллионные доли секунды, что отделяли приказ от его исполнения, ситуация кардинально изменилась. Президент пропал из прицела, а на его месте вдруг оказалась бессмысленно барахтающаяся серая масса…

Выстрел, свой золотой выстрел, он так и не сделал…

Машина, тормозя, все-таки ударила меня по ногам, не чувствуя боли я перевернулся, едва увернулся от другой машины. Автомобильный поток на Парк-Лейн смешался, истерически сигналя, с визгом тормозя, и стукаясь друг о друга с глухим жестяным звуком…

Да пошли вы все…

— Вон он!

Это уже точно по моему адресу. Надо быстрее…

Как он будет уходить? Здесь? Через Харрингтон-стрит? Еще как-то?

Выругавшись по-русски я бросился на Харрингтон, прижимаясь к отелю чтобы не попасть под огонь снайперов Секретной службы — основное их гнездо было как раз на доминирующем над местностью Лондонском Хилтоне. По пути сбил с ног еще кого-то, паника достигла уже и отеля — а народа перед отелем всегда бывает много, тем более если рядом выступает президент. Кто-то метался как сумасшедший, кто-то ломился в отель, кто-то из него, кто-то лежал на тротуаре, закрыл голову руками — мне все это было на руку. По мне не стреляли, не видели оружия и не стреляли. Хотели брать живым…

— Стой, стрелять буду!

А вот это уже серьезно. Но поздно…

Когда выскочил на Харрингтон, сердце, казалось, стучало не в груди, в а горле. Пот заливал глаза…

Где он?

И тут я предпринял ход по наитию, такое невозможно продумать заранее. Просто я заорал изо всех сил.

— СНАЙПЕР!!!!

Можете себе представить, что делает такой крик с людьми в городе, месяц живущем под пятой безумного страха, где каждый ежеминутно ощущает на себе перекрестье прицела. Многие попадали там, где и стояли, закрывая голову руками. И лишь один, падая, выстрелил.

И я выстрелил в ответ. Но он выстрелил первым…

Проклятые туфли…

Поддавая ходу — она бежала по тротуару рядом с мемориалом Веллингтона, Марианна сбросила их, одну за другой и побежала босиком…

— Секретная служба!!!

Она не показала никакого удостоверения, да и не была она похожа на сотрудницу Секретной службы — но полицейские, стоящие в третьем радиусе оцепления расступились перед ней, не попытались задержать. Возможно, просто испугались — сейчас она была похожа на обезумевшую ведьму. Растрепанные волосы, дикий, совершенно безумный взгляд…

— Стой, стрелять буду!

Услышав это, она бросилась через улицу, под визг тормозов и проклятья каким-то чудом пересекла ее. И добежала до Хилтона, когда грохнули выстрелы. Два — как один.

Дева Мария…

Выскочив на Харрингтон, Марианна на мгновение замерла. Два людских водоворота — около тел. В двадцати метрах друг от друга.

— Назад! Назад всем! Секретная служба!

Она растолкала собравшихся, упала на колени…

Господи…

Казалось, что русский мертв — пуля попала в грудь, ближе к сердцу. Белая рубашка намокала от крови…

— Скорую! Вызовите скорую!

— Мэм, мы все сделаем!

Невидящими глазами она уставилась на говорившего.

— Секретная разведслужба — говоривший, которого она так и не запомнила, махнул каким-то удостоверением — это опасный государственный преступник. Отойдите…

Невзрачный человек с удостоверением замер — курносое дуло Рюгера оказалось перед самым его носом. Срезанные головки пуль отчетливо просматривались в револьверном барабане.

— Назад! Стреляю на поражение, назад! Ну!

— Мэм…

— Назад — рывком, она перевела дуло на другого, такого же — назад, убью! Убью!

— Мэм, это террорист!

— Это сотрудник разведки Североамериканских соединенных штатов! — отчеканила она — назад, стреляю!

— Вы не имеете права!

Она понимала, что и в самом деле не имеет права, она одна, а их уже не меньше десятка. И через пару секунд ее просто сомнут и отберут револьвер. Но она защищала этого странного русского, защищала яростно, как собака защищает своего детеныша. Для себя она уже приняла решение стрелять…

За спиной натужно скрипнули тормоза.

— Стоять всем! Стоять, не двигаться!

Прорвавшись через суматоху Пикадилли Аркейд, бронированный Субурбан затормозил в самом начале Харрингтон-стрит. Несколько агентов Секретной службы США, находившиеся в машине и на ее широких подножках, были вооружены автоматическими винтовками. Уже через несколько секунд, агенты были рядом, окружив британцев.

— Мэм?

— Мы его забираем! Принесите носилки!

— Быстрее! Носилки!

Один из агентов, забросив за спину винтовку, со всех ног бросился к Субурбану. Складные армейские носилки по правилам должны были быть в каждой машине-«горилле» Секретной службы.

— Это террорист! Его забираем мы! — один из британцев потащил пистолет из кобуры.

— Замри!!! — заорал один из автоматчиков, прицелившись в него — замерли все! Буду стрелять, замри!

Со стороны Тео Рэндалл, ресторана, находящегося в том же здании, что и Хилтон-Лондон, появились несколько британских бобби, с пистолетами-пулеметами. Стволы были направлены отнюдь не вниз.

Агент, посланный за носилками, подбежал, раскладывая на ходу конструкцию из пластика и прочных ремней, превращая ее в носилки.

— Вы не имеете права! — британец уже понимал, понимал с досадой, что время для активных действий уже прошло — мы подадим жалобу.

— Хоть послу! Это североамериканский гражданин и мы его забираем! Перекладывайте, осторожнее!

Тяжело раненого русского переложили на носилки, потащили к Субурбану. Агенты с винтовками наготове прикрывали отход…

Хлопнули одна за другой бронированные двери, оставшиеся без места в машине агенты, привычно устроились на широких подножках…

— Что с ним?

Один из агентов, по совместительству имеющий квалификацию армейского полевого санитара, быстро осматривал раненого.

— Что с ним?!!!

Агент на мгновение оторвался от медицинских манипуляций.

— Плохо дело, мэм. Очень серьезное ранение, кажется, задета артерия. Сейчас я поставлю капельницу, попробую найти сосуд и пережать, но можем не довезти.

— Держите его! Как хотите, держите!

— Сделаю все что можно, мэм…

— В больницу его нельзя! Надо его переправить куда-то на нашу территорию. На авианосец, не знаю куда. Пока в посольство, там есть наши врачи, спецбригада. Британцы его убьют!

— Это наш человек? — спросил санитар.

— Да… — ответила Марианна — да, это наш человек…

 

Октябрь 1996 года. Бетезда, Мэрилэнд. Госпиталь ВМФ САСШ, спецблок

Сегодня у меня очередное достижение. Я снова научился ходить, нормально ходить, а не как старик, не держась за стенку. Возможно, настанет время, когда я вновь смогу вернуться на службу.

Возможно, и нет…

Моей историей по-прежнему интересовались, как мне вчера сказали, у госпиталя так и торчат самые настойчивые и упорные журналисты. Пытаются прорвать словами правды выстроенную правительствами сразу нескольких стран завесу лжи…

Из Лондона меня переправили на американский авианосец, в воздухе нас сопровождали истребители ВМФ. Всерьез рассматривался вариант, когда британцы пойдут на крайнюю меру и попытаются сбить вертолет — поэтому перевозка происходила ночью и тайно…

А потом я оказался здесь… В Бетезде, в одном из самых охраняемых медицинских учреждений мира. Достаточно сказать, что здесь же проходит свое ежемесячное медицинское обследование североамериканский президент.

Потом я узнал, что тогда, в североамериканском посольстве, меня спасла кровь. Все агенты Секретной службы знают свою группу — и все до единого, у кого со мной была одна группа, выстроились в очередь, чтобы сдать кровь. Очень типичный для североамериканцев поступок, вообще русские и североамериканцы имеют намного больше общего, чем это принято признавать публично. Намного больше. Кому то очень надо, чтобы два великих народа враждовали, вместо того, чтобы дружить. Кому то это очень надо — в такие моменты это осознаешь как никогда…

Несмотря на попытки британцев представить ситуацию как-то по-другому их поймали за руку. Секретная служба изъяла все видеозаписи инцидента и просмотрела их — кадр за кадром. Сразу на трех пленках нашли что искали — дыру в стене Парк-Лейн и едва заметный дульный тормоз снайперской винтовки. Официально было признано, что Президент Североамериканских соединенных штатов был буквально в шаге от смерти.

Официально — не значит гласно. Дело замяли. Но в отношениях между САСШ и Британской империей наметилось серьезное похолодание. Североамериканцы направили правительству Великобритании дипломатическую ноту, согласно которой британское правительство объявлялось виновным — хотя и косвенно, но виновным — в произошедшем и едва не закончившемся удачно террористическом акте.

Ни снайпера, ни его винтовку юридическому атташе посольства Североамериканских соединенных штатов в Лондоне, одновременно являющемуся сотрудником ФБР [прим автора — это действительно так, юридический консультант посольства САСШ в Великобритании одновременно является сотрудником ФБР и координатором совместных действий разведслужб двух стран] не предъявили — отказали в грубой и вызывающей форме. Естественно, теплоты во взаимоотношения двух стран это не добавило…

— Черт…

Шатнуло — едва успел удержаться, опереться об стену. Здорово мне попало, здорово, как только жив остался…

— Сэр, вам…

— Не надо, все нормально.

— Сэр, вам нужно вернуться в палату.

— Не надо. Все нормально, я лучше посмотрю в окно. Вот видите — я стою и со мной все нормально. Все в порядке, помощь не нужна.

Медсестра, привыкшая к тому, что ее слушаются беспрекословно, убежала — скорее всего, жаловаться врачу на нарушение пациентом режима.

А за окном была осень. Почти как в России ветер кружил в загадочном танце желтую листву, так же, по-русски хмурилось низкое серое небо. Женщина, которая спасла меня, тогда, на лондонской улице, и которая теперь навещала каждый день, вышли из Субурбана, припаркованного там где парковаться нельзя, пошла к основному входу в комплекс. Остановилась — будто почувствовала на себе мой взгляд — посмотрела на окна, улыбнулась, махнула мне рукой…

И я помахал ей в ответ.

Праведно ли я поступал в своей жизни? Прав ли я был в этой войне? На стороне правды ли я сражался? Не знаю. И никто не знает. Знает разве что один Господь…

Неоспорима правда войны лишь в одном. В нашей войне, тайной войне нет ни правых, ни виноватых, а выбирать часто приходится между большим и меньшим злом. И человеком чести в нашей профессии мог считаться лишь тот, кто делая этот нелегкий выбор не забывал потом, что он выбрал зло…