Иногда просто диву даешься тому, как легко шагнуть из одной реальности в другую, из рая — в ад. Если посмотреть на карту Нью-Йорка — то рай это, наверное, Манхеттен с его небоскребами и дорогими ресторанами. Граница рая и ада проходит по восемьдесят седьмой дороге, отделяющей Манхеттен от Бронкса, одного из самых страшных мест в этой части света. Для того, чтобы попасть из рая в ад нужно было сделать примерно сто шагов, пути обратно не существовало.
Примерно с сороковых годов, когда Бронкс начал превращаться в то, чем он сейчас является — полиция Нью-Йорка установила между раем и адом стражников — систему передовых постов, прикрывающих город от того, что творилось в Бронксе, посты эти перекрывали все основные улицы и напоминали маленькие укрепленные районы. Служба на постах считалась опасной, но почетной, каждый полицейский здесь постоянно имел при себе или Ремингтон-870 со складным прикладом и восьмиместным магазином, или автоматическую винтовку AR-10 в свое время планировавшуюся к принятию на вооружение, но так и не принятую. Машины были не такими как в Белфасте — но с таранными бамперами, бронированными дверьми и стальной вставкой между салоном и багажником, укрепленными специальной пленкой стеклами. Имелись и броневики — переделанные армейские М8 и банковские Форды, какие обычно использует SWAT. Существовали лишь три легендарных полицейских подразделения в стране, о которых снимались фильмы — это чикагская специальная группа детективов, лос-анджелесский SWAT и нью-йоркская группа передовых постов.
Приближаться на Майбахе к Бронксу было сущим безумием, я бы рискнул при наличии автомата и гранат и… скажем, рака в последней стадии — но у меня вообще не было никакого оружия, и помирать от рака я не собирался. Оставив Майбах на платной стоянке, мы пересели в БМВ Мишо и на нем покатили по направлению к восемьдесят седьмой дороге. Я заметил, как ведет машину Мишо — он рассчитывал движение так, чтобы ни на секунду не останавливаться у светофоров. Его Кольт лежал между нами, на крышке бардачка со снятым предохранителем и досланным патроном в патронник. Это было единственное оружие, каким мы располагали — но его было хватить, если мы не ввяжемся в совсем уж крутую заваруху.
Ночью здесь становится по-настоящему страшно. То тут, то там кучкуются люди, они греются около двухсотлитровых боек с горящим мусором — им не нужно идти на работу, они получают пособие. Тут же стоят машины, в основном старые, еще восьмидесятых годов универсалы — они семиместные, большие, и в них очень удобно жить. Встречаются и дорогие машины, типа того же БМВ — это наркоторговцы. Продажей наркотиков — здесь это называется "двигать камни" занимаются либо малолетки, которых бесполезно арестовывать, либо специальные бригады. Запас дури на ночь торговли кладется в бак с мусором, на нем делает специальная отметка. Торговец сидит на корточках или на перевернутом ящике неподалеку, ему отдаешь деньги, он молча принимает их, ничего не говорит. Подходишь к баку и берешь наркотик. Где-то неподалеку тусуется ублюдок с ножом, бритвой или даже обрезом — это на случай, если обезумевший от ломки наркоман захочет отовариться бесплатно. Если полиция и нагрянет — то ей достанется только наркотик, того, кто сидит и принимает деньги обвинить не в чем — он не торгует, и он не такой дурак, чтобы касаться пакетов с наркотиком руками без перчаток. У каждого свой наркотик, одни торгуют кокаином, другие — дешевой синтетической дрянью, которая вырабатывается в самих САСШ и сжигает мозг за пару приемов.
Крутятся тут ребята и похлеще — они обычно вооружены пистолетом — пулеметом Мендоса мексиканского производства, австро-венгерским Штайром или чешским, от которого скопированы предыдущие два. Здесь любят оружие, которое можно спрятать под одежду, и которым можно управляться одной рукой, второй ведя машину.
Было страшно. Мне, человеку, побывавшему в Белфасте, Бейруте восстанавливавшему нормальную жизнь в Тегеране здесь — было страшно. Везде, где я был, нам противостояли профессионалы террора, подготовленные в лагерях, вооруженных автоматом и фугасом, заложенным и обочины дороги. Но во всех этих местах — они все же оставались людьми, это были жестокие, фанатично верящие в собственную праведность, в собственную истину люди — но все же это были люди. А здесь… а здесь нас со всех сторон окружала тупая, нечеловеческая злоба, она словно грозовым облаком плыла над нашим новеньким внедорожником, катившимся по улицам Бронкса — и стоило только кому то крикнуть, выстрелить, подать команду — нас просто разорвали бы. Не поможет ничего, ни оружие, ни навыки — скольких ты не убьешь перед смертью, их все равно будет больше, и конец будет один.
Ужасный
— Они нас боятся… — сухо усмехнулся Мишо — на таких тачках здесь катаются боссы. Они не знают нас, но они боятся связываться с нами. Ублюдки…
Хотел бы и я в это верить. Я не большой знаток нравов русского дна — но почему-то мне кажется, что такого вот кошмара нет ни в Санкт-Петербурге, ни в Москве, ни в Варшаве. Нет такому безумию места на русской земле!
Бар мы опознали по миганию рекламы, красной и синей, ядовито яркой — это было одно из немногих мест в Гарлеме, где рисковали привлекать внимание световой рекламой по ночам. Передовой полицейский пост мы только что проехали — полицейские, сменившиеся с дежурства, останавливаются здесь, чтобы пропустить стаканчик с коллегами, которые заступают на дежурство, обменяться новостями, предупредить об опасностях, которые ждут на маршруте. У тротуара стояли целых двенадцать полицейских машин, в том числе бронированный фургончик спецподразделения — поэтому место можно было считать безопасным.
Мишо встал в ряд, рядом с полицейской патрульной Импалой, мотор глушить не стал.
— Пистолет я оставлю вам, сэр. До входа в бар я уж как-нибудь дойду.
Бывший агент ФБР вышел из машины, я пересел на его место, заблокировал двери, положил пистолет себе на колени. В таких местах лучше сидеть за рулем, если дело пойдет совсем уж плохо.
Марк вернулся через десять минут, с ним шагали двое. Один явно из патрульных — здоровенный пузан, с виду неповоротливый — но с такими вот неповоротливыми патрульными надо держать ухо востро, руки у них чаще всего очень быстрые и глаз верный. Второй — невысокий, коротко стриженый, с худым, суровым, чисто выбритым лицом. Этот явно из армии, возможно уроженец Нью-Йорка, решил после армии сделать что-то для родного города. С этим будет проще, чем с пузаном.
Мишо открыл дверь со стороны пассажира, полицейские остались на тротуаре, настороженные и готовые ко всему. Здесь иначе — было нельзя.
— Пересядем, сэр? У парней есть машина.
— Зачем, я что арестованный? Рядом есть бар, давайте зайдем. Я тоже здесь живу, время от времени, угощу тех, кто охраняет порядок в городе выпивкой. Будут проблемы?
Бывший агент пожал плечами
— Наверное, нет…
В кабаке было шумно, накурено, хоть топор вешай. Музыкальный автомат, подкармливаемый монетками извергал какие-то заунывные напевы… кажется, волынка, среди полицейских полно шотландцев и ирландцев. Суровые ребята, но их стоит уважать за то, что они делают. Если все то, что варится здесь, выплеснется на город…
А ведь однажды и выплеснется.
Мишо зашел первым, я за ним, следом — оба полицейских. Шум, на мгновение стихший при виде незнакомца, вновь лез в уши — очевидно, этих полицейских здесь хорошо знали и признавали их право приглашать сюда своих знакомых, пусть даже и не полицейских.
Мы заняли одну из угловых кабинок, она была отгорожена от стального зала, но занавеса не было и можно было видеть, что происходит в зале. Замурзанной официантке, явно с испытательного срока, мы заказали пиво (терпеть не могу, но надо) и гамбургеры. От более крепкого офицеры отказались, а нам тем более не стоило накачиваться спиртным, находясь в Бронксе. От гамбургера я отказался, потому что знал что принесут — истекающее жиром и холестерином трехэтажное чудище с не совсем свежей ветчиной и заветревшим сыром. Как вы думаете, почему среди полицейских так много толстяков? Вот из-за такого вот питания. Я попросил сразу принести счет, чтобы расплатиться.
— Александр Воронцов — представился я, не называя ни моего титула, ни того чем я сейчас занимаюсь. Полицейские не удивились — полицейские, особенно уличные вообще никогда ничему не удивляются. Оба они сейчас строили "скучающих джентльменов" — кислая мина равнодушный взгляд, девять из десяти нью-йоркских копов ведут себя именно так.
— Детектив Ричард Стил — представился толстяк — а это лейтенант Митчем Ген.
Это было серьезно. Детектив — значит, из отдела убийств, лейтенант — тоже оттуда. Впрочем — такие знакомые у Мишо и должны были быть, ФБР по мелочам не занимается.
— Есть парень — начал объяснять ситуацию я — очень скверный парень. Зовут Дариус, привлекался за изнасилование пасынка. Знаете такого?
Лейтенант и детектив переглянулись
— Допустим.
— Мне надо с ним переговорить. В укромном месте. Без свидетелей.
— О чем? — спросил детектив
— Этот парень кое-что знает. Речь идет об убийстве.
Глаза лейтенанта сузились, он почуял кровь как бладхаунд, взявший след.
— Если можно поподробнее, сэр.
— Парни, да что…
Я поднял руку
— Марк, они правы. Если бы я хотел с ним разобраться — я бы заплатил ублюдкам, тусующимся на улице с автоматами, чтобы в его машине сделали пару сотен лишних дырок и в нем самом заодно. Я не собираюсь его убивать, мне надо знать правду.
— Не советую вам связываться с парнями на улице, сэр — с легкой снисходительностью бывалого копа, объясняющего обычному гражданину правила выживания в Бронксе сказал лейтенант — эти парни не так просты. Он и держатся друг за друга и ненавидят белых, их нельзя просто так нанять за деньги. Если вы просто подъедете к таким вот ребятам и предложите сделать работу за хорошие деньги — вы лишитесь денег, машины и жизни впридачу. Хотя тот же самый Латойя с удовольствием размозжит Дариусу башку, если представится возможность. Но как только на сцене появляется белый — всей вражде конец.
Я отметил про себя, что Латойя вообще то женское имя, но черт его знает, какие тут порядки.
— Итак, мистер?
Я достал пакет с фотографиями из Куантико, начал выкладывать их по одной.
— Изображение номер один. Узнаете?
Фото пошло по рукам
— Конечно, сэр. Ублюдок собственной персоной. Это Дариус.
Я выложил второе фото
— А это?
— Это… — детектив, взявший фото первым, не стесняясь, почесал голову — кажется, я откуда-то знаю эту милашку.
Вместо ответа я выложил номер Нью-Йорк Таймс.
— Я имел дело с этим ублюдком в служебном туалете зала Нью-Эйдж Арена. Эти ублюдки пошли туда, чтобы изнасиловать эту девушку.
Лейтенант быстро взглянул на меня.
— Это правда, парни — вмешался Мишо — он и еще один парень его свалили. Я сам это видел, и врезали они ему как следует.
— Вместе с этим ублюдком обычно ходят еще две жертвы аборта. Вирус и Черепашка.
— Я свалил и их.
Мишо кивнул, подтверждая. Впервые с начала разговора, я заметил в глазах собеседников проблески уважения.
— Вы напрасно связались с ними, сэр — заметил детектив — эти ребята совершенно без тормозов, а черепашка к тому же нюхает ангельскую пыльцу, отчего не чувствует боли. Ублюдка можно лупить дубинкой всю ночь — а он будет радостно ржать тебе в лицо.
— Как бы то ни было — без коленной чашечки драться получается хреново, как бы ты не обкололся всякой дрянью. По делам службы я провел некоторое время в Бейруте, как раз тогда, когда там была большая заваруха. И в Тегеране я тоже был, смекаете?
Полицейские смекнули, но говорить ничего не стали.
— И что же потом, сэр?
— Потом произошло то, о чем пишет Нью-Йорк Таймс. Но есть еще одна фотография, и она то меня заставляет задуматься — я выложил на стол третью фотографию, полицейские про очереди посмотрели ее
— И что?
— Парень, который рядом с Дариусом. Они общаются. Мне кажется — он передает Дариусу приказ.
— Сэр, этого не может быть. Дариус слишком туп, чтобы выполнять приказы — сказал детектив — он творит все, что ему в голову взбредет. Увидел красивую белую девчонку и решил насадить ее на свое черное копье, но ему это не удалось. Вот и все.
— Вообще то парень смахивает на мексиканца — задумчиво проговорил лейтенант — кто эта девушка?
— Она русская.
— Я имею в виду, она ваша родственница, сэр? Или близкая знакомая.
— Она русская — с нажимом повторил я.
Полицейские переглянулись между собой.
— Пойду, переговорю кое с кем — поднялся детектив
— Сэр, вам не кажется, что вы выстроили здание из песка? — вежливо спросил лейтенант
Вместо ответа я достал ручку и чековую книжку. Выписал чек на пятьдесят тысяч американских долларов на Чейз Манхеттен Банк.
— В полицейский спортивный фонд. Я уважаю ребят, которые охраняют порядок и спокойствие в этом городе, лейтенант.
Это была взятка в ее узаконенной форме.
Вместо ответа лейтенант кликнул официантку, заказал еще пива. Чек остался лежать на столе.
— Подумайте, лейтенант, это очень скверное дело. Вы помните гибель принцессы британского правящего дома в Лондоне? Обстоятельства совпадают почти один в один. И тут и там — жертва имеет отношение к Виндзорской династии, к ее мужской части, почитайте светскую хронику и узнаете много интересного.
— Если это так, сэр, то это мне нравится еще меньше. Я хочу спокойно доработать до пенсии, вот и все.
— Опытному и компетентному следователю найдется место и на гражданке — заметил я
Вернулся детектив, тяжело плюхнулся на жалобно застонавшую лавку
— Дело нечисто — без обиняков заявил Стил — его отдали этому ублюдку Льюису, а он по уши в дерьме. В дорожную он попал из наркотиков, не доказали взятку. Я не удивлюсь, если там уже пропали материалы с уличных видеокамер, или что-то в этом роде…
— Где сейчас тусуется Дариус? — спросил лейтенант
— У него сейчас лежбище в районе сто семьдесят восьмой.