В Берлин я прибыл обычным рейсом Дойче Люфтганза, в международный аэропорт Гатов, межконтинентальным Юнкерсом, в котором в первом классе можно разложить сидение в самую настоящую двухметровую кровать. Если бы не питание — немцы упорно придерживались своих простых блюд типа жареной капусты, колбаски, свиной ноги и прочего — было бы вообще замечательно. Но и так неплохо — хотя после столь тяжелой пищи немудрено и изжогу заработать.

Хвост за собой я заметил еще в аэропорту и там же его срубил. Гестапо работало не на высоте — немцы слишком заорганизованы, чтобы эффективно вести слежку. Самолет из Нью-Йорка оказался лакомым куском для обретающихся в аэропорту гестаповцев, нас взяли под колпак еще в свободной зоне, гестаповцев было человек десять — пятнадцать, они были в форме сотрудников аэропорта, летчиков, стюардесс — но так нарочито скрывались, что это было видно. Я прошел таможню не по зеленому коридору — а вместе со всеми и вместе со всеми вышел в зал для встречающих. Там как всегда было полно народа, кто-то кого-то встречал, кто-то кого-то провожал — и я заметил низенького, носатого филера-гестаповца, приклеившегося персонально ко мне — видимо, решили проследить за мной более капитально. Я поменял доллары на рейхсмарки, вышел к стоянке такси, положил свой атташе-кейс в багажник Мерседеса-такси, сунул водителю двадцать рейхсмарок — и тут хлопнул ладонью по лбу, как будто что-то забыл. Мой филер уже находился на стоянке такси и обратно в здание не пошел — решил, что если я заплатил таксисту и положил чемодан в багажник — значит, обязательно вернусь, ни один немец не подумал бы иначе. В итоге филер остался с носом, таксист — с двадцатью рейхсмарками и чемоданчиком с парой старых сорочек и электробритвой, а я — нырнул на лестницу и вместе с толпой спустился на станцию U-bahn "Гатов". Великолепный для запруженного автомобилями Берлина вид транспорта — чисто, порядок, транспортная полиция на каждой станции следит, чтобы не было хулиганов, поезда с точностью до минуты ходят. Одна пересадка, двадцать минут — и я уже поднимаюсь на поверхность в самом центре Берлина, на Унтен-дер-Линден. Улице Лип, где находится посольство Российской Империи. Когда-то давно — так давно, что сложно припомнить всех деталей — мы сидели здесь с Ксенией в одном из кафе, и никто вокруг не знал — кто я и кто она. Можно было просто сидеть, пить кофе и ни о чем, ни о чем не думать.

Хорошие были времена…

В посольстве были предупреждены — как-никак Великая Княгиня, сестра Его Величества, к тому же обладающая немалым политическим весом в стране. Меня ждали уже на входе в посольство — какой-то разодетый хлыщ лет тридцати на вид, который мне сразу не понравился. Кивнув головой, он предложил мне следовать за ним, на входе германские полицейские нас пропустили, а местная охрана — не проверила у меня документы. Я шел, наклонив голову — чтобы на гестаповских камерах, которые круглосуточно, день и ночь отслеживают обстановку вокруг посольства — получиться как можно хуже. Пусть делают фоторобот, пусть реконструируют — лишняя практика никогда не повредит.

Хлыщ провел меня через консульский отдел, повел коридорами, потом мы поднялись по лестнице наверх в помещения ограниченного доступа. Он открыл карточкой одно из них — это оказалась небольшая, пристойно обставленная для переговоров комната.

— Граф Николай Толстой, гофмейстер двора Ее Высочества, Великой Княгини Ксении, честь имею — церемонно представился хлыщ

То-то и оно. Вот почему ты мне сразу не понравился

— Князь Александр Воронцов, вице-адмирал флота Его Императорского Величества в отставке — представился и я

Граф показал на уголок для переговоров — два кресла и расположенный между ними угловой столик

— Присядем. Выпьете что-нибудь, сударь?

— Не пью.

Столь резкий и неожиданный ответ в самом начале разговора обычно обрывает нить разговора, которую выстраивает собеседник и заставляет его лихорадочно импровизировать. Мало кто способен вести разговор правильно в такой ситуации

Граф смешал себе коктейль с водкой, расположился напротив в кресле — но контакт был уже потерян и он не мог его восстановить. Разозлившись, он выбрал наихудший из возможных вариантов продолжения беседы — без подготовки попер напрямик.

— Мы слышали, что, будучи в Североамериканских соединенных штатах, вы отдали визит Ее Величеству…

Я посмотрел прямо в глаза графу. Хочешь в игры поиграть со мной… думаешь, тебе это удастся… заговорщик гребаный. Да я ж тебя как раскрытую книгу читаю, за мной — почитай двадцать лет обучения и службы, а за тобой — только придворные расшаркивания. Шаркун паркетный. Из тебя же заговорщик, как из…

Разве может быть, любовник из тебя хороший. В конце концов, Ксении тоже одной быть в тягость… только если ты думаешь, что ты сам и твоя наглость меня задевают, то ты сильно ошибаешься. Меня уже ничто не задевает…

— Рад, что из Коннектикута до Санкт Петербурга сплетни доходят быстро, очень рад граф. И рад, что там есть, кому их выслушивать.

— Эти сплетни имеют гораздо большее значение…

— Никакая сплетня не имеет знание, граф, не преувеличивайте. Сплетня… это только сплетня и не более того. Да поможет Господь тем, кто пробавляется сплетнями.

— Речь идет о делах государственной важности.

— Слово и дело государево? Эти слова когда-то произносил я… но не уверен, что их по чину произносить вам, граф.

Предательски скрипнула половица паркета, отодвинув тяжелую занавесь в кабинет, вошла Ксения. Романова Ксения Александровна, одетая по последней моде — черная узкая юбка выше колен, женский пиджак, минимум косметики, высокая прическа. Как это она называла — в полном всеоружии…

— Николай, уйди — сказала она

— Но Ваше…

— Уйди немедленно!

Граф Николай Толстой, гофмейстер двора Ее Высочества, княгини Ксении медленно поднялся с кресла, покинул кабинет. Вероятно — для того, чтобы подслушивать… пустой и смазливый придурок. Впрочем — Ксении такие и нужны, она не любит, чтобы ей указывали… редко встретишь женщину такой силы.

— Пойдем — сказала она

— Можно поговорить и здесь.

— Здесь нельзя. Пойдем в пузырь…

Пузырем называлась прозрачная комната, с прозрачной мебелью, защищенная от всех возможных способов прослушивания. Перед самыми важными совещаниями все участники совещания переодеваются в тренировочные костюмы, которые тут висят в шкафу, на разный размер и вкус. Сейчас переодеваться не стали — но Ксения сдала свою сумочку и, что меня удивило — тут был специалист по безопасности посольства, который обвел вокруг нас прибором с большой круглой антенной, проверяя, нет ли на нас подслушивающей и записывающей аппаратуры.

— Чисто — кивнул он

— Спасибо — вежливо кивнула Ксения, она вообще отличалась вежливостью с обслуживающим персоналом и властностью с теми, кого допускала к себе — подежурьте пока здесь, сделайте милость.

— Слушаюсь, Ваше Высочество…

Мы зашли в пузырь, и специалист закрыл за нами дверь. Ксения выбрала стул, я уселся напротив нее. Мы просто смотрели друг на друга, и я понимал, что после разговора с ней я буду как выжатый лимон.

— Как Ник? — спросил я

— Спасибо, что поинтересовался… — с язвительной усмешкой ответила она

Вот ведь… Это не просто стерва, это невиданная стерва. Стерва самого высшего разряда, который только я видел. Она способна довести до белого каления даже монаха — бенедиктинца.

Иногда — даже меня.

— Не надо, Ксения — этот прием был мне хорошо знаком, главное вывести человека из себя, чтобы потом надавить — я интересуюсь сыном, это ты чинишь всяческие препятствия мне в общении с ним.

— Когда-то давно никакие препятствия вас не останавливали, господин вице-адмирал. Даже охрана Зимнего дворца, которой был преподнесен немалый сюрприз.

— Извини. Серый волк сломался… — не остался в долгу я

Неожиданно — но это ее пробило. И сильно!

— Сволочь… — устало сказала она

— И еще какая… Так как Ник?

— Не так как ты думаешь. Я его отправила из страны. В Швейцарию. И не хочу пока возвращать…

А вот это было для меня новостью…

— Не самая худшая страна… — сказал я подчеркнуто равнодушно.

— И ты не хочешь спросить, почему я это сделала?

— Полагаю, ты сама стремишься мне об этом рассказать.

Я видел, как Ксения лихорадочно пытается подстроиться под меня. Нет… все таки нам не стоит жить вместе. Для нас обоих все это — пытка. Пытка, когда в семье два лидера постоянно состязаются друг с другом. Ксения по знаку зодиака Скорпион (везет мне на Скорпионов), лидерства она не упустит. Так в семье жить нельзя.

— Я опасаюсь за его жизнь. За свою — тоже.

— Вот как?

— И за твою.

— Я то в чем виноват?! Я много лет как покинул Россию.

— Вот именно. Ты не знаешь, что происходит при дворе?

— Как же я могу знать, если меня изгнали?

Ксения устало вздохнула

— Нет, все-таки ты не изменишься… Ты можешь хоть сейчас не играть в игру со мной?

— Начнем с тебя.

— С меня… хорошо. Как думаешь, для чего я попросила тебя приехать?

Мне это начинает нравиться. Не призвала верного раба к ногам своим, а попросила приехать. Уже прогресс.

— Полагаю, чтобы предложить принять участие в гвардейском перевороте, для чего же еще. Многих обратали?

— Пока нет. Я хочу предупредить, что опасность угрожает и тебе.

— Вот как?

— На стол Николаю положили кое-какие документы. Тебя обвиняют в подготовке государственного переворота. В заговоре.

— Вот как? И какой же план?

— План? За тобой — силовое обеспечение. У тебя — уникальная позиция — ты как Господь, един в нескольких лицах.

— Не богохульствуй.

— Перестань… дай договорить. Ты вице-адмирал флота, многие флотские знают тебя либо лично, либо по рассказам других, у тебя есть имя и в частях специального назначения. Конечно… там тебе не сравниться с Николаем — но знают и тебя, а Николай свою репутацию в последнее время изрядно изгадил. Одновременно — у тебя целая частная армия, связи, ты можешь за один день закупить оружия и боеприпасов на целую дивизию, погрузить это все на корабль или самолеты и отправить в любую точку земного шара. У тебя — связи с североамериканской разведкой и выход на самые верха. Одновременно ты откровенно делаешь вызов — наносишь визит Ее Величеству, причем в форме. И что там произошло…

— Прекрати…

— Да я то прекращу. Но ты понимаешь, что люди судят людей по мере своей испорченности?

— Это проблема людей, а не моя.

— Теперь это уже твоя проблема. В России за последние годы стало много недовольных. В основном… дворянство, офицерство. Кто — то это все умело подогревает.

— Я даже подозреваю кто именно.

— Перестань… Мне не нужны беспорядки. Они лишат меня и того, что у меня есть, я хорошо учила историю. Так вот — все это собрали в одну папку в виде аналитического доклада, положили ее на стол Государю. А Николай и так устал от фронды и неповиновения. Ты помнишь историю Франца Фердинанда?

Еще бы не помнить… Сараевские мученики, наследник австрийского престола выбрал себе в морганатические супруги неравнородную себе Софью Хотек, прижил от нее детей. Весь венский свет издевался над ним, особенно — престарелый Франц Иосиф, он делал все, чтобы побольнее ударить мать своих внуков. Это было жестоко… и один Бог знает, что было бы, если бы Франц Фердинанд пришел к власти, а не был бы убит сербскими террористами в Сараево. Поговаривали о том, что связанный законом о престолонаследии он собирался разделить Австро-Венгрию на два самостоятельных королевства, и отдать их своим сыновьям от морганатического брака. Вот и думай — за что, в самом деле, убили сараевских мучеников.

— Сараевские мученики

— Они самые…

— Надеюсь, вы не намереваетесь повторить это в России?

— Николаю нашептывают, что это собираешься сделать ты.

— Да что вы там все, совсем охренели, в своих интригах!? — не выдержал я — я хоть один шаг к этому сделал?! Что у вас там вообще происходит? Вы с головой — дружите?!

— Не кричи — поморщилась Ксения

— Мне что, поехать в Россию и сказать Николаю, что он идиот?

— Даже не думай. Тебя арестуют.

Сказанное окатило меня — как холодной водой из ведра

— Даже так…

— Именно так. Ты не знаешь, что произошло при дворе за последний год. Удален не только ты, удалены многие. Николай как с ума сошел.

Ксения помолчала и добавила

— Анахита снова беременна.

— Что?!

— Что слышал, ты что, совсем идиот?! — разозлилась Ксения — ты думаешь, что если мужик по два раза в день укладывает бабу в постель, то ничего не будет? Ты ждал чего-то другого?!

Какое-то время я молчал, переваривая новость…

— В конце концов… — неуверенно сказал я — у Александра Второго Освободителя была морганатическая супруга — княжна Долгорукая и дети от нее.

— Ну да. Только не при живой жене! И он не собирался делать ублюдков наследниками престола!

Какое-то время я даже выговорить ничего не мог. Осознание своей вины в происходящем давило на меня как валун в несколько пудов

— До чего же мы дожились…

Ксения спокойно смотрела на меня. Я ее знаю… не лжет. Да и… желтую прессу посмотри — все как на блюдечке. Я только не думал, что там печатают правду.

— А дворяне? Георгиевские кавалеры?

— Делегацию дворянства он прогнал — отрезала Ксения — георгиевские кавалеры не решились идти. Он не поехал в Константинополь, чтобы остаться с этой… ты прекрасно знаешь, чем это может кончиться…

Еще бы… Константинополь это турки. Турки — это весь Восток. Россия находится под угрозой распада.

— Николай сошел с ума.

— Вы все сумасшедшие. Как только видите смазливую мордашку и ноги от ушей. Ты ведь и сам ее трахал, помнишь? Что ты, что Николай, что все вы — одинаковы. Нашли сиротку…

— Прекрати… — мне было очень неприятно еще и от того, что я понимал правоту Ксении. Она всегда бывает права в таких случаях.

Безжалостно права.

— Молчу, молчу.

Какое то время я молча переваривал информацию.

— Что вы намерены делать? Он точно намерен поставить ее на престол?

— Он уже заказал исследование. Геральдическая палата должна доказать ее происхождение из шахского рода. Ты понимаешь, что это значит.

Черт… Моника… когда он привез ее в Россию, возникли серьезные вопросы… но все смирились, потому что Моника и в самом деле сумела понравиться людям. А эта…

— Она никогда не принадлежала к шахскому роду. Это провокация бывшей САВАК, они держали ее в стране…

— Говори это не мне, а ему.

— Черт, и скажу! Если он хочет бросить друга детства в Петропавловку — так пусть бросит! Ты что думаешь, я Георгиевский кавалер, чтобы не решаться идти и сказать!? Я уже в опале — хуже не будет!

Ксения протянула свои руки навстречу моим, посмотрела мне в глаза

— Даже не думай. Тебя убьют.

— Пусть попробуют.

— Я не про то. Ты знаешь, кто теперь начальник дворцовой полиции?

— Нет.

— Генерал свиты ЕИВ Нассири.

Сказанное показалось мне шуткой

— Кто?!

— Ты слышал. В конце концов — он работал с тобой.

— Он никогда не работал со мной! Он работал под моим контролем! Мне надо было разобраться, что ко всем чертям происходит в стране, которая десятилетиями жила под пятой террора! Если бы я его не контролировал, он работал бы на другую сторону… ему все равно! Этот человек морально изуродован, как и все кто оттуда! Пройдет поколение, может и два, прежде чем кого-то оттуда можно будет ставить на посты, вы что, не помните историю? Не помните, как работали на Востоке?

— Я то помню. Николай — нет. При дворе стало слишком много людей оттуда, он привык к восточной лести.

— Святой Бог…

Конечно… я в какой-то мере понимаю Николая. Ему — проще всего с людьми оттуда. Когда началось… многие, слишком многие бросили ему в лицо — ты не прав. Мы, русские — свободны и рождены свободными. Там — люди изуродованы настолько, что будут славословить, если даже Николай будет пить кровь младенцев. Ему должно быть очень неуютно, когда вокруг — молчаливая стена осуждения и недоверия. Прошли времена… у русских дворян осталась честь и все должны поступать правильно, даже Император. Многие удалены от двора… а те, кто туда пришел — уважают действо и намерение российского самодержца, каким бы оно ни было. Получается — что все удаленные будут группироваться около Ксении, больше не у кого. Это — дворянство и офицерство, в основном — гвардия, наиболее подготовленные части. Никому не понравится, что при дворе сейчас — засилье персов, мало кто будет с этим мириться.

Другие — конечно же, постараются расшатать ситуацию. Кому нужна конституционная монархия, кому республика, кому и того чище — агрессивный большевизм и гражданская война. На Востоке сразу активизируются… не могут не активизироваться исламские экстремисты, их есть кому поддержать, цель все та же — отторжение от России Востока и создание халифата — открытой террористической клерикальной диктатуры. Святой Господь… Николай, этому ли тебя учил отец? Твой отец, который был примером служения и до последней своей смертной минуты думал о России?! Этому ли тебя учила вся твоя жизнь? Ты же георгиевский кавалер… что же ты Россию на бабу то меняешь.

Черт, ты же Император Всея Руси! Разве тебя не устраивают подданные, которые не лгут и не боятся?

Император ли ты — до сих пор?

Тут меня пронзила еще одна мысль… как клинком. Не сыграли ли тогда втемную — меня самого? Господи… ведь это я подвел к Николаю Анахиту! Ведь это благодаря мне происходит все то, что происходит!

Это я — виноват в том, что происходит. Значит — и разгребать — мне.

— Что делать? — спросил я, хотя уже двадцать лет не задавал этот вопрос. Как маленький мальчик… прости Господи…

— Надо помочь. России, Николаю… всем нам.

— Что говорит вдовствующая императрица?

— Мама… он отослал ее. Отослал в Москву.

В сказанное невозможно было поверить. Николай всегда любил мать, любил ее намного больше, чем отца. Ксения всегда любила отца, мать почти что не признавала — а Николай считался маменькиным сынком до того, как пошел в десант.

— Он с ума сошел. В это невозможно поверить — но он с ума сошел.

Я встал со стула. В "пузыре" чувствуешь себя голым… в каком то смысле я и есть голый. Я… Ксения… Нико… мы все беззащитны перед грядущим. А оно ничего хорошего не обещает.

— Где Путилов?

— Путилов… — в голосе Ксении прозвучала горькая ирония — Путилов, наверное, уцелеет при ядерном взрыве.

— Как он относится ко всему этому? Ты с ним говорила?

— Как относится. Ты знаешь первый принцип предательства?

— Предавать только в пользу сильных…

— Вот. То-то и оно. Я не хочу давать Владимиру Владимировичу такого козыря. Нет… он этого не дождется.

Так… ладно!

— В заговоре против Николая я не участвую — поставил условие я.

— А ты постарел… — каким-то странным голосом сказала Ксения — раньше ты соображал быстрее. Иногда ты угадывал мои желания раньше, чем я их произносила… и даже тогда, когда я не могла их произнести, потому что была порядочной девушкой.

— Я действительно постарел. И нервы ни к черту, предупреждаю сразу.

— Вижу. Мог бы догадаться, что мне от тебя нужно. Ты был военным и гражданским наместником Персии до опалы, до того, как поставили Андроникова…

— Как он работает, кстати?

— С этим тоже придется разбираться… В свое время. Но сначала о главном. Я хочу, чтобы ты отнял брата у этой.

— Но как? — ходить надоело… как тигру в клетке. Я сел. Пытаясь ухватиться за что-то, собрать распадающийся на осколки мир.

— Ты скажи мне — как. Ты привел Анахиту в наш дом — Ксения говорила жестко и безжалостно — теперь скажи, как ее оттуда вывезти.

Я ничего не ответил. Ксения снова коснулась моей руки… она всегда знала, что и как сделать чтобы получить нужное.

— Это надо сделать… Я ни в чем не обвиняю тебя… просто это надо сделать. Пока мы не узнаем, откуда она взялась, как она оказалась около Николая, кто она такая, пока не поймем, что она задумала — мы не сможем ничего сделать. Переворот — не выход, на нас накинутся со всех сторон. В этом мире… пахнет кровью.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Но если ты не сможешь… начну действовать я.

— Недавно я был в САСШ… ну, ты знаешь. Павел сказал… что ему нужна винтовка… чтобы защитить маму.

Мы оба помолчали…

— Он защищает маму. Я защищаю страну — безжалостно проговорила Ксения — я тоже Романова, во мне — кровь Романовых. Отец всегда говорил, что плохо, что я родилась девочкой.

Ксения мысль не продолжила… но было понятно и без слов. Екатерина Вторая была одной из величайших правительниц России. А узурпации престола намерены не допустить слишком многие… и любой ценой.

В свое время… так погибла великая Персидская Империя. Шах Кавад из династии сасанидов, приблизив к себе царицу Есфирь из рабынь-иудеек, сначала отдал первого министра Амана и весь дом его, и все имущество его иудеям, а самого Амана и десять сыновей его повесили. Потом Есфирь и приблизившиеся ко двору правители из иудеев в одну ночь уничтожили большую часть персидской знати, которая по преданиям была бела кожей, голубоглаза и светловолоса. Потом, когда одни иудеи разорили данную им страну и скрылись — другие подняли мятеж, возглавив недовольство народа и разграбили персидских купцов и разделили достояние из между собою. Но тут из провинции вернулся третий, младший сын шаха Кавада, царевич Хосров, и вернулся он во главе конного войска из тысяч всадников. Отца он по одним преданиям отстранил от власти, по другим — убил, всю иудейскую знать, первого визиря Маздака, царицу Есфирь и все ее потомство повелел бросить на корм хищным зверям. А потом встал на царствование и первым своим указом повелел перебить всех иудеев в своих владениях, от грудных младенцев и до последних стариков. Приказ монарха был исполнен, но никогда более Персия не достигала такого расцвета, ее лучшие роды, на которых держалось государство, были изведены под корень, народ голоден и озлоблен, а экономика разрушена.

Нет… такого не должно случиться с Россией. Это — не про нас.

— Я…

— Подожди.

В этот момент я окончательно принял решение. Страна или друг… я выбираю страну.

— Мне для начала нужен один человек. Здесь… и как можно быстрее.

— Кто?

— Генерал Кордава. Кордава Нестор Пантелеймонович

— Кто он?

— Военный разведчик, генерал-майор, затем генерал-лейтенант. Он возглавлял у меня разведку и контрразведку в Персии.

— Где он сейчас?

— Не знаю. Но его надо найти. У него — концы многих нитей. Он занимался агентурной разведкой, его группа разбирала дела САВАК, те которые уцелели. Уцелело немного… но кое-что уцелело.

— Я найду его.

— Подожди…

Я вырвал из лежащего на столе блокнота бумажку, карандашом (ручки в Пузыре не использовались, в ручках великолепно монтируются подслушивающие устройства) черкнул пару строк на фарси.

— Пусть ему отдадут это. Он поймет, что от меня.

— Что это?

— Пара слов. Постороннему человеку они ничего не скажут.

— Хорошо… — Ксения послушно забрала бумажку, когда ей надо она может быть очень, очень послушной.

— Где Нико?

— В Швейцарии, я же сказала.

— Кто его охраняет?

— Лейб-гвардия. Больше некому.

Я написал еще одну записку, на сей раз на немецком.

— Аллея Кайзера Вильгельма, двадцать семь. Запомнила?

— Запомнила. Что там?

Скажешь — лично оберсту Гансу Зиммеру. Он даст тебе людей, хороших людей. Бывшие горные егеря, дивизия Эдельвейс. Пусть двое-трое будут не дальше нескольких метров от тебя и от Нико.

— Ты понимаешь, о чем просишь? Если узнают…

— Обязательно узнают. Ты что — думала, что можно задумать такое и это не коснется лично тебя? Доверять нельзя никому, мы воюем против русской самодержавной власти! Ты этого еще не поняла?

Оберст Зиммер был моим конкурентом — конкурентом Трианон ЛТД — но таким конкурентом, который стоит любого друга. Германец до мозга костей, упертый как вол, по его шрамам можно изучать историю Африки. Он не просто немец — а немец, родившийся в Германской Юго-Западной Африке, в таких местах, где обычная смерть — милость. У него есть честь… и совершенно нет инстинкта самосохранения. При встрече — он может не долго думая дать мне в морду, как и я ему — но если я доверю ему Ксению и Нико — он костьми за них ляжет, потому что именно так его научили в его чертовой германской Африке, про которую он любит петь свои гнусавые, доводящие окружающих до нервного срыва песни.

— Сама тоже не возвращайся… Если станет жарко — я тебе скажу. Варианта два — Южно-Африканская Республика или Аргентина. И там и там — относительно безопасно.

— И что я там буду делать?

— Изучать местные этносы. И убери от себя этого прыщавого ублюдка Толстого. Он выводит меня из себя.

— Меня же не выводит из себя твоя американка!

— Каждый думает в меру своей испорченности. Этот "граф" — слово "граф" я произнес так, будто имел основания сомневаться в графском достоинстве Толстого — не просто придворный шаркун. Он на тебя и стучит. Кстати — он многое знает? Судя по его вступлению — да.

— Он знает только то, что должен знать.

— По крайней мере — факт нашей встречи он знает, то, что мы спускались в пузырь — тоже. Милая, предают всегда в пользу сильных, не забывай. Если он и не предал еще, то не преминет это сделать, как только вернется в Санкт-Петербург. Тем более — ему есть что сказать новому начальнику дворцовой стражи. Да… пока не забыл.

Я написал третью записку, на сей раз по-русски.

— Вот место, где я жду Нестора Пантелеймоновича. Семь дней. После этого — все.

— Может… стоит указать место подробнее.

— Нестор Пантелеймонович найдет. Запомнила?

— Да

Я сунул бумажку в карман.

— Пошли. И выше нос — мы одни против всего мира.

— Вот теперь я тебя узнаю…

Но у меня поддерживать игривый тон Ксении не было никаких сил.