Интересно, когда он все-таки остановится…
Стафф-сержант КМП САСШ Николас Альварес, по пояс голый лежал поверх спального мешка, брошенного на панцирную сетку кровати, закрытый легкой противомоскитной сеткой, применяемой здесь, чтобы не досаждали мухи, и бездумно смотрел в потолок. На потолке были трещины — они появились после недавнего минометного обстрела базы, их не было смысла заделывать, потому что такой обстрел мог в любой момент повториться. На потолке были мухи — они были здесь всегда, они были сущим проклятьем этой поганой дыры, они даже не улетали, если садились на тело, и они кусались. Только свежий воздух и противомоскитная сетка давали какую-то свободу от этих прилипчивых тварей. Еще их пытались травить — но они появлялись снова и снова, будто из-под земли. Распылишь дезинсектант в комнате — через час мух опять полно.
И еще на потолке был вентилятор. Старик, наверное, годов семидесятых, если не шестидесятых рождения все эти годы он исправно крутил свои лопасти, едва разгоняя горячий, душный воздух и думал, что этим полезен людям. Он был капризным стариком — иногда он ни с того ни с сего останавливался — а потом, немного погодя, снова начинал работать. Стафф-сержант Альварес от нечего делать смотрел на него, смотрел на его лопасти, медленно вращающиеся в удушливой жаре комнаты и думал. Он думал о Кубе, куда он скоро поедет на двухнедельных отдых из этой поганой дыры, о безотказных мучачас, всегда готовых составить компанию бравому морскому пехотинцу, о дайкири, напитке богов, о соленых валах, накатывающих на прокаленный солнцем песок берега, о пальмах. В общем — обо всем хорошем — но никак не о том, что его окружало здесь, на объединенной базе безопасности "Койот-4", этом островке цивилизованности в море безумного насилия, не прекращающегося уже многие годы. Он думал — а старый вентилятор все вращал и вращал свои старые лопасти — и он загадал, что если вентилятор вот здесь и сейчас остановится, как он иногда делал — то все будет хорошо. По крайней мере — до того момента, как он окажется в аэропорту Гаваны. А в Гаване не может быть нехорошо…
В модуле хлопнула дверь, кто-то тяжело шагнул в тамбур. Твою мать…
— Дрыхнешь?
— Никак нет, сэр! — отрапортовал Альварес, не вставая
— Подъем сардж! Работенка для нас есть! Инструктаж у пятого ангара! Пять минут, время пошло!
— Есть, сэр! Так точно, сэр!
Дверь снова хлопнула.
Выругавшись про себя последними словами, стафф-сержант Альварес поднялся, пробежал глазами по небрежно набросанному в его маленькой каморке снаряжению, раздумывая, что же надеть. Никакая обычная форма типа "повседневная синяя" не подойдет, дело — это значит дело. Значит — надо ехать в город. Поэтому — лучшего всего будет одеть гражданское, как и полагается для операций, по которым он специализировался. И по которым специализировался его отряд "Кобра-11"
С некоторых пор считается, что пистолет в бою — бесполезен, он дается только для того, чтобы в случае чего застрелиться. Многие пехотные командиры вообще не носят пистолет, а носят такую же винтовку, что и их подчиненные. Это все потому, что пистолет — отличительный признак командира, он привлекает внимание снайпера, а в бою случись что — пистолет не поможет. Некоторые командиры, особенно прошедшие ад городских боев наоборот — всеми правдами и неправдами добывают, со складов, из трофеев пистолет для каждого своего бойца, потому что в городской тесноте пистолет гораздо лучше длинной автоматической винтовки. Но только с пистолетом не ходит на задания никто. Никто — кроме отрядов Кобра.
Отряды Кобра появились в рядах КМП САСШ после осмысления итогов многолетнего пребывания корпуса в этом Богом (но не дьяволом) забытой дыре под названием Мексика. Стандартный порядок действий только и приводил, что к потерям, сожженной технике, разрушениям в городах, которые потом приходилось восстанавливать, озлоблению и новым потерям. Мексиканские города кишели бывшими и действующими полицейскими с оружием ищущими, чем бы поживиться, бывшими военными, ищущими того же, боевиками наркомафии, террористами, анархистами, простыми жителями, вынужденными взяться за автомат, потому что без автомата человек здесь становился добычей, овцой в волчьей стае. Стандартный порядок операций в городах предусматривал либо вертолетный десант, либо выдвижение в город колонны из нескольких машин, в том числе вооруженных. Боевики тоже времени не теряли, дураков давно выбили, остались умные. Наркомафия и те, кто был заинтересован, щедро подбрасывали в адскую топку войны топливо в виде денег, оружия и боеприпасов. Если выдвигается наземная колонна — к гадалке не ходи, боевики успеют запарковать на ее пути заминированный автомобиль, в городе морпехов встретят баррикады из горящих автомобилей, снайперский огонь с крыш и тому подобные радости локального конфликта. Вот и попробуйте, будучи командиром в этом случае избежать потерь и выполнить задачу.
Ответом морпехов стали отряды Кобра. Ганфайтеры, профессионалы скоротечных огневых контактов. Морпехи восстановили древнее искусство боевой стрельбы из пистолета столь развитое во времена Дикого запада, а потом забытое, похороненное. Североамериканцы вообще считали себя лучшими стрелками из пистолета в мире, и небезосновательно. Группа Кобра — это группа из нескольких хорошо подготовленных и решительно настроенных парней, вооруженных скрытно носимыми пистолетами, на гражданском транспорте. Иногда они надевали под рубашки легкие кевларовые бронежилеты, иногда, если обстановка не позволяла — обходились без них. Когда позволяла обстановка — брали собой и другое оружие, не тяжелее пулемета. Их задачей было делать все то, что и должны делать роты и батальоны морпехов — только на цель они выходили тихо и скрытно. А потом наносили удар, мгновенно и безжалостно — и сматывались, либо сами либо вызывали вертолеты. Та же самая тактика городских герильерос-партизан. Укусил — отступил. Только наоборот — раньше они были жертвами — теперь охотниками.
Как и любой ганфайтер из Кобры, стафф-сержант Альварес подбирал оружие под руку, самое главное — чтобы под штатный патрон 9 миллиметров. В руках ганфайтеров можно было увидеть все что угодно — итальянские Беретты, штатные Кольты-Милитари, богемские Че-Зеты, римские Зиг-Зауэры, в том числе с шестидюймовыми стволами, валлонские и русские Браунинги. Стафф-сержант в качестве основного оружия пользовался дорогим трофейным полностью стальным ЛеБайер, сделанным на базе старого Кольт-1911, но с двухрядным магазином на двадцать патронов. Его он снял с трупа одного исполнителя наркомафии, и сделал это как раз перед тем, как потерял сознание от боли — наркомафиози тоже успел выстрелить и зацепил его. По неписанным законам КМП снятое с наркомафиози оружие отходило Альваресу, и после того как его выписали из госпиталя — он сразу же сменил свой богемский восемнадцатизарядный Че-Зет, купленный на свои деньги, на трофейный ЛеБайер. Че-Зет впрочем, он не продал и не избавился от него — покрытый консервационной смазкой, он так и лежал в вещах стафф-сержанта — на всякий случай.
А еще отряды Кобра использовали тогда, когда нужно было сделать что-то, что не должны были делать североамериканцы. Каждый из них был либо мексиканцем, либо похож на мексиканца, каждый их них знал испанский, каждый из них хотя бы приблизительно знал оперативную (скорее уж криминогенную) обстановку в секторе своей работы — кто кому должен кто кого замочил, кто успешно переправил большую партию наркотиков и наварился на этом. Если это было нужно, они становились мексиканцами и отличить их от других мексиканцев было очень и очень непросто.
Натянув просторные брюки из джинсовой ткани, стафф-сержант поверх них натянул довольно широкий, "рабочий" пояс из кожи теленка, на котором находилось место для кобуры с пистолетом, тоже кожаной, небольшой рации и восьми запасных магазинов. Сто восемьдесят готовых к немедленному применению патронов — по полицейским, например, меркам это был явный перебор, но по мексиканским, где стреляют охотно и помногу — в самый раз. Пошарившись в вещах, Альварес выудил непочатую желто-зеленую коробку патронов Ремингтон, подбросил ее на руке и сунул в обширный карман. Еще пятьдесят патронов.
В другой карман Альварес сунул сотовый телефон и еще один пистолет — компактный Kahr-9 с семью патронами в магазине и коротким, титановым глушителем "Пилот". Оружие "на всякий случай", если потребуется сработать тихо. Семь патронов мало — но больше и не надо если придется вести настоящий бой — то тут будет не до глушителя и можно будет воспользоваться настоящим пистолетом. И, что очень важно — оба пистолета одного и того же калибра, чтобы не путаться с патронами. Из коробки можно подзарядить и тот и другой.
Снарядившись, Альварес накинул поверх всего этого плотной ткани белую футболку, с красующимся на ней большим рисунком, изображающим быка и тореадора, и, как последний штрих — застегнул на шее тонкую золотую цепочку с сентенарио — истинный признак наркомафиози.
Снарядившись, стафф-сержант сплюнул на удачу — прямо на пол — и пошел к ангару номер пять. Перед тем как закрыть дверь своего модуля, он бросил мимолетный взгляд на потолок.
Вентилятор не работал…
Объединенная база безопасности "Койот-4" представляла собой большую, в несколько гектаров огороженную рвами, минными полями, пулеметными гнездами, заборами, рядами колючей проволоки базу, которая за несколько лет превратилась в своеобразный мини-городок, пригодный для более-менее сносного существования. Жилые модули, накрытые сеткой, мехпарк из бетонных конструкций, вертолетные площадки, ангары, взлетно-посадочная полоса, способная принимать транспортники типа С130 и С14. Рядом с вытоптанными дорожками небольшими экскаваторами были выкопаны рвы — в случае обстрела полагалось немедленно прыгать туда. База кишела народом, техникой, знакомыми и незнакомыми — морпехами которые составляли здесь большинство, десантниками, спецназовцами, простыми бронекавалеристами с баз в Техасе. У каждого было свое дело — кого-то гонял сержант на стрельбище, до одури заставляя повторять одни и те же упражнения. Кто-то ремонтировал Хаммер, лежа прямо под ним, кто-то, пользуясь случаем, проводил профилактику вертолетов, турбины которых от местной пыли и грязи приходилось постоянно перебирать. Кобр на базе не любили, считали их зазнавшимися наглецами — но кое с кем Альварес обменялся-таки рукопожатием, а на остальных ему было глубоко наплевать…
Его группа собралась у пятого ангара, в котором дожидался своего часа легкий транспортник С-14 в полном составе. Они были здесь все — жилистый коротышка Андерсон, коренастый, усатый мексиканец Эспиноза, тощий как палка Уильямс, похожий на студента-отличника Шамберс, здоровяк, бывший пулеметчик Ривера. Был здесь и Вермеер, ганнери-сержант Вермеер, единственный на базе, кто был награжден Медалью Почета Конгресса САСШ. Его он получил в пятом году, во время жуткого боя в пригородах Мехико, когда рухнул на землю транспортный Ястреб с перебитым хвостовым ротором. Вермеер тогда не потерял самообладания, он затащил всех — и живых, и мертвых в какой-то склад, умудрился снять с вертолета оба пулемета с боеприпасами и перетащить их туда же — все это под огнем противника. И потом они до ночи отбивали атаки озверевших от предчувствия крови анархистов, весь проклятый день они стреляли — и выстояли, дождались-таки проклятую транспортную эвакуационную колонну, прорывавшуюся к ним под страшным обстрелом. Тогда-то Вермеер и получил свою медаль на бело-синей ленте, но он ее никогда не показывал и не надевал. Да и на награждении он сказал, что остальные, те кто был там — и те кто выжил, и те кто не остался там навсегда — не менее достойны этой медали чем он. Но наградили его — как старшего по званию…
Увидев машины — черный гражданский Форд-Экспедишн с тонированными стеклами, и пикап Додж Рэм со сдвоенной кабиной, одни из тех машин, что так любят наркомафиози и которые изымают десятками, Альварес понял — опять выход.
— Стафф-сержант, вы опоздали — сухо сказал Вермеер, щелкнув ногтем по циферблату часов
— Извините, сэр… — заученно ответил Альварес, но его уже никто не слушал
— Так, все в сборе. Приступаем! Внимание сюда!
Вермеер бросил на капот Форда карту и несколько фотографий
— Запомните внимательно, на фотографии один и то же человек, просто выглядеть он может по-разному. Внимательно посмотрите, не дай Бог его подстрелить!
Фотографии пошли по рукам. Сложно представить, что это один и тот же человек, реально сложно. Попали они и к Альваресу, тот посмотрел на них, кивнул и передал дальше.
— Это Томас Карреас, кстати сказать, Томас Карреас — это не имя, а оперативный псевдоним, под которым он работает. Он несколько лет работал под прикрытием, сейчас является неофициальным представителем картеля Альварадо в этом штате. Его мы должны сегодня изъять. Работаем сегодня не как обычно. Снаряжение, экипировка — в кузове грузовика. Разбираем!
Снаряжением оказались тяжелые бронежилеты с заклеенной черным скотчем надписью Policia, разгрузочные жилеты с полным набором необходимого снаряжения и оружие. Такое оружие частенько применяют наркомафиози. Укороченные автоматы ACE c прицелом типа "Рефлекс" на цевье, диоптрическими прицельными приспособлениями и прикладом как у армейской М4А2. Просто великолепное оружие — надежность Калашникова и привычное к рукам как М4. Их делали евреи в Палестинской губернии, купив лицензию в Ижевске, в основном торговали ими за рубеж, поскольку делали под иностранного образца патроны. На Восточных территориях такое оружие было распространено не меньше, чем оригинальные автоматы Калашникова. А эти — были сработаны под мощный пулеметный патрон 7,62х51, пуля которого пробивала насквозь машину и того, кто за ней прятался. В городах, где для стрелков масса укрытий — весьма полезная штука.
— Сэр, оружие надо пристрелять… — сказал кто-то
— Нет времени. Я сам получил все это полчаса назад. Меня заверили, что на сто метров пристреляно в ноль — как раз для города. Разбираем, быстрее!
Оружие разобрали быстро. Стафф-сержант пару раз на пробу вскинул автомат к плечу — немного тяжелее, чем обычная пехотная М4, но в руке лежит хорошо, приклад, рукоятка, прицельные приспособления тоже привычные. Там посмотрим — в городском бою, где стреляют через улицу, можно и без пристрелки — не промахнешься.
— План операции в следующем. Мы спокойно доезжаем до города. В городе ставим на крышу мигалки и вперед. Логово Карреаса вот здесь, на окраине, подальше от порта. Согласно разведданным, он будет там еще как минимум четыре часа. Здание серьезно охраняется, но наскоком можно прорваться. Сам Карреас сопротивляться не будет, если только для вида — но его боевики стрелять будут серьезно, они не знают на кого, в самом деле, работает их шеф. Отход — с крыши, после захвата объекта мы должны занять оборону и дождаться вертолета. Запасной путь — но это в самом крайнем случае, по земле. Колонна с отрядом поддержки будет стоять наготове — но мы должны быть готовы к тому, чтобы прорываться к ней навстречу. При зачистке здания применять пистолеты, пуля из винтовки может пробить стену. Вопросы, джентльмены?
— Сэр, почему Карреас не может бежать и выйти к нам?
— Объясняю. Его должны арестовать, причем арестовать так чтобы это выглядело максимально достоверно. Не исключено, что Карреаса еще придется задействовать в различных операциях — и нарушать его легенду мы не можем. Его нужно арестовать — и его арестуем мы, господа…
Его арестуем мы, господа… Проще сказать, чем сделать…
От базы до города было всего несколько миль — но каких! Эту дорогу морские пехотинцы называли в разговорах "Аллея РПГ", потому что проклятая извилистая дорога, на которой в некоторых местах не получается даже двадцать миль в час, была сущим раем для гранатометчиков. Русские РПГ, римские "Панцерфауст" и "Бункерфауст", североамериканские "Базука" и М72 — все было здесь и все стреляло по морпеховским патрулям и группам. Иногда не спасли даже решетки, являющиеся неотъемлемой принадлежностью каждого используемого морпехами транспортного средства.
Оставалось надеяться только на то, что две гражданские, небронированные машины не покажутся местным боевикам достаточно лакомым куском, на который следует тратить реактивную гранату. Гранатометы на черном рынке стоили недешево.
Пройдя посты безопасности на базе, и выйдя на трассу — выход им открыл огромный толстый рельс на колесиках на последнем посту, выступавший в роли шлагбаума — водители "дали ходу", газанули так, как позволяла газовать эта проклятая трасса. На трассе часто были подрывы, про обстрелы уже упоминалось — и единственным верным, снижающим риск остаться здесь навсегда способом, было гнать на предельной скорости, надеясь, что это собьет прицел что гранатометчику, что подрывнику. Дорога была ухабистой, на ней было полно ям и выбоин от старости и от предыдущих подрывов и обстрелов. Водители, конечно, старались объезжать выбоины — но это не всегда получалось, и тогда они гнали напрямую. Тогда в салоне получалось нечто напоминающее национальную техасскую забаву — родео. Все окна были открыты, и пыли в салоне было столько, что она навязала на зубах и лезла в нос. Глаза от пыли защищали стрелковые очки, которые приходилось постоянно протирать…
Середину пути отметил разорванный, искореженный взрывом остов Страйкера у обочины. Наркос месяц назад постарались — заложили заряд килограммов триста да еще направленного действия ухитрились сделать. Машину просто снесло с дороги и пару раз прокувыркало через крышу. Теперь обгоревший остов бронетранспортера отмечал середину пути.
Пронеслись мимо подбитого бронетранспортера молча, сплюнули в открытые окна, чтобы не накаркать…
— Буэна-виста — сказал Вермеер через несколько минут, когда по левому борту мчащихся машин замелькали склады. Здесь была железнодорожная ветка, автомобильный поток начал густеть, замедляться — блокпост…
Буэна-Виста — зона охоты начинается здесь. Дурная земля.
Здесь, на блокпосту стояли мексиканцы. Из полиции. Верней из того, что в этой проклятой стране называется полиция. Это была еще одна вооруженная банда, просто называлась эта банда "полиция" и была она на стороне североамериканцев — просто потому, что не могут же все местные быть против них, кто-то должен быть и за. Когда североамериканские части вошли в Мексику, уже охваченную пламенем очередного мятежа — полиции не было, полиция превратилась в банды на содержании наркомафиози. Несколько лет ушло на то чтобы хоть что-то изменить. В полицейские шли те, у кого были свои счеты к бандитам и наркомафиози, особенно кровные. Для полицейских и их семей были построены отдельные охраняемые базы, потому что если бы они жили просто в городах, мафия бы с ними расправилась, а герильерос — помогли бы в этом. Полицейские получали жалование, бесплатно оружие, их тренировали специалисты из Северной Америки, лучшие проходили стажировку в самих САСШ. И все-таки они были бандой — продажной, не упускающей случая поживиться за счет слабого, жестокой. Случаи похищений, вымогательств, даже убийств со стороны полицейских раскрывались довольно часто. На это закрывали глаза, потому что другой полиции не было.
Здесь же полицейские занимались банальным вымогательством на дороге. Через блок-пост мог проехать только тот, кто платил тысячу песо за легковую машину с пассажирами и три тысячи песо — за грузовик. Поэтому, полицейские на таких вот блок-постах относились к своей службе очень ответственно, останавливали каждую машину, а кто не мог заплатить — на стоянку для досмотра и обыскивали, забирая все, что есть более-менее ценного.
Мексиканский коп подошел к машине — и наткнулся взглядом на удостоверение…
— Buenos dias amigos… — просветлел полицейский. Как же свои, собратья по ремеслу.
Вермеер ничего не ответил, он просто смотрел на подошедшего к машине мексиканского копа и смотрел так, что тому было весьма неуютно. Возможно, будь в машине Вермеер один, он и угодил бы на стоянку для досмотра — но их было несколько человек, на двух машинах. Коп решил не связываться — повернувшись, он замахал рукой, чтобы открыли шлагбаум…
— А потом размышляем, откуда в городах столько вооруженных наркос — меланхоличным тоном заметил Родригес.
Да уж…
— Первый — всем. Предельное внимание.
— Четверый — первому. Вопрос — правила открытия огня.
— Первый — Четвертому. А то сам не знаешь… Только в ответ.
Только в ответ… Всю эту долбанную войну они только и делают что отвечают. Отвечают на выстрелы, взрывы, вылазки анархистов. Черт, любой летеха, только что закончивший Вест-пойнт скажет, то первое что должен завоевать пехотный командир в бою — это инициативу. Если ты не выигрываешь — значит, ты проигрываешь. А как можно завоевать инициативу, если только и делать, что отвечать…
— Четвертый, внимание! Черный Субурбан, обгоняет нас слева! С твоей стороны!
— Принял, веду его!
Машина выглядела полицейской, но ни полицейский, ни частник не рискнул бы обгонять североамериканский конвой, на заднем бампере каждой машины которого было написано крупными буквами "Держать дистанцию не менее ста метров. Стреляю на поражение!". Они же ехали не на армейских машинах, их вполне могли обгонять, и вообще могло произойти всякое — особенно если кто-то стуканул об их выдвижении в город. В обгонявшем их Субурбане мог быть кто угодно — те же наркос. Наркос обожали маскироваться под местных копов, и нередко у них это удавалось. А местные копы обожали торговать наркотиками, если представлялась такая возможность — и им это тоже удавалось…
Альварес переложил свой автомат так, чтобы можно было быстро развернуться — и стрелять прямо через окно.
Субурбан, держа скорость миль на десять повыше чем они ровно, не ускоряясь и не тормозя, обошел их. Тонированные до черноты стекла остались закрытыми, в североамериканцев не полетела граната, сам Субурбан не взорвался во время обгона.
— Отбой
— Принял.
Проскочили железнодорожный мост, слева замелькали барриос — нищие, кишащие крысами жилища местной бедноты, сделанные из морских контейнеров, украденных из порта, из листов самого разного железа, взятого непонятно откуда, из потемневших от старости американских мобильных домов — моторхоумов. Моторхоум здесь считался настоящей виллой.
Это тоже была Мексика. Здесь ходили босиком, если не удавалось украсть ботинки, здесь матери укладывая детей спать, оставались рядом, потому что крысы могли объесть ребенку лицо, здесь проржавевший контейнер считался домом, а старый, с давно сгнившими шинами моторхоум — хоромами. Здесь убить человека стоило сотку баксов, а то и еще дешевле. Здесь рожали по семь-восемь детей, и у половины жителей этих трущоб вообще не было паспортов. Эти люди не существовали для государства — но государство потом удивлялось, откуда берутся бандиты, наркомафиози и анархисты.
Сначала североамериканцы пытались чистить эти трущобы. Из всех только Вермеер помнил это — их запустили в самое сердце барриос, они сопровождали врачей-волонтеров из "врачи без границ". Они раздали какие-то лекарства, мыло — а на обратном пути они попали под обстрел и открыли ответный огонь, убивая тех людей, которым приехали помочь. Сейчас ни та, ни другая сторона не делала глупостей — североамериканцы предпочитали не соваться в барриос, а из барриос не обстреливали колонны, патрули и блоки…
Развязка с Мигель Алеман была давно взорвана, еще на второй год войны — здоровенный грузовик с цистерной взорвался, проезжая под мостом как раз тогда, когда по мосту проходила колонна Страйкеров. Сейчас искореженные машины давно вывезли, армейские саперы разобрали то что осталось от моста, направленными взрывами обрушили его остатки. Все что напоминало сейчас о трагедии — так это кучи серого, искореженного в хлам бетона по обе стороны дороги, да несколько простых памятных знаков слева от дороги. Одиннадцать — по количеству парней, которые не вернутся домой. Памятные знаки местные почему то не трогали — зато на остатках моста кто-то большими черными буквами вывел.
La muerte harА desaparecer todas las.
Прохрустев колесами по временной, засыпанной щебнем трассе, остававшейся такой вот уже больше пяти лет, Форд и Додж в числе прочих машин выбрались на Мигель Алеман, ведущую прямо в город…
Несмотря на всю подготовку, на то, что он служил здесь не первый год — Альварес проморгал, не понял, откуда стреляли. Просто что-то застучало — по машине, по кузову, по стеклам, по всему, мир наполнился этим проклятым стуком, стекла затрещали, осыпаясь…
— Козлы!
Было видно, что в Эспинозу, сидевшего за рулем попали, он на секунду потерял контроль над управлением — но тут же пришел в себя, со всей дури нажал на газ. Почти шестилитровый двигатель бросил Форд вперед.
— Не отвечать! Прорываемся!
Альварес оглянулся — Додж держался у них на хвосте, лобового стекла у него уже не было, и злобный огонек бился там, где должен был сидеть Ривера. Значит, пока еще все целы и способны вести бой.
— Налево! Огонь без команды!
С ревом мотора, едва не заваливаясь на бок, Форд выскочил на нужную улицу — под шквальный огонь. Неширокая, ведущая к отелю, боковая улица уже была перекрыта поставленным поперек нее грузовиком, перед ним чадили несколько облитых бензином покрышек. Стреляли, кажется, уже отовсюду…
— Покинуть машину!
Двигатель уже захлебывался, Форд шел по инерции. В разбитые пулями стекла несло запах дыма, подожженных на улице покрышек и опасности.
Рывок — из распахнутой двери, которая на секунду защитит от пуль, в дверях — вставки из брони, машины специальных. И — удар, сильный удар, скорость километров двадцать и сейчас все эти двадцать километров играют против него, когда он падает на дорогу. Падает, кувыркается, чтобы погасить энергию удара, приходит в позицию для стрельбы. Рука уже привычно держит пистолет…
Раз! — пистолет дергается, кожух идет назад, выплевывая гильзу — и в нескольких метрах от него прячущийся за пикапом боевик — черные очки, бородка, автомат Эрма плюющийся пулями — на секунду замирает от удара пули, горло взрывается кровавым фонтаном. А потом он падает, исчезая за машиной, за которой он укрывался, словно марионетка, у которой враз обрубили все веревочки…
Два! Три! — еще два выстрела в быстром, почти пулеметном темпе, потому что первая пуля идет мимо, зато вторая попадает точно в голову наркомафиози, голому по пояс, покрытому татуировкой и с автоматом Калашникова, из которого он хлещет огнем даже не целясь, от живота. Он как раз бежит параллельно ряду припаркованных у тротуара машин, бежит, наступая на валяющихся людей. Здесь, как только начинается перестрелка, все падают, падают, где застало, и молятся Санта Марии. А этот помолиться не успел — упал, разбрызгивая мозги из вскрытой пулей черепной коробки, упал замертво.
И — кувырок, кувырок в сторону длинного ряда машин, прочь от ответного огня, прочь с этой гребаной, мать ее так улицы. Скорее, как можно скорее — спрятаться за что-то, что задержит пули, что-то, что позволит прожить хоть еще немного, что позволит выжить под градом пуль со всех сторон…
Нога проскальзывает на чем-то липком, брошенном на тротуар, асфальт с бешеной скоростью несется навстречу…
Как раз вовремя — картечь прошла выше, над ним, как раз там, где только что был он, хлестко ударила по машине, стоящей у тротуара следом за той, за которой укрылся он сам. Со звоном рассыпалось стекло…
А прилично за них взялись… Десять стволов как минимум.
Первым делом надо сменить оружие. Пистолет — хорош при внезапном нападении, но если пошло такое дело — он ничто против автомата…
Сунул пистолет в кобуру, автомат в руки, занял позицию, укрываясь машиной….
— Четвертый — готов! — доложил он, у них у каждого была система связи с ларингофоном на горле.
На мгновение высунулся из-за борта пикапа, пытаясь определить, что делается — и отпрянул, потому как в борт ударила пуля…
Хреново…
В наушнике истерической скороговоркой бились другие доклады — похоже, в основном все заняли позиции на другой стороне улицы, только он один перебежал через дорогу, и остался при этом жив.
— Первый всем. Три-вперед.
Три-вперед, отсчитать до трех — и вперед. Легче сказать, чем сделать.
Отсчитав до трех, сержант приготовился к броску…
Хлопнуло — как рождественская хлопушка, только громче — граната. Впереди рванула граната затем еще одна, что-то уже горело…
И тут он увидел.
Крыша!
По плоской крыше разукрашенного в зелено-желтый цвет здания напротив, как раз того, рядом с которым укрылись остальные, бежали несколько человек Четверо или пятеро. С оружием.
— Четвертый всем, опасность сверху!
Оставаясь на месте, сержант прикрылся от пуль бортом пикапа, положил автомат цевьем на борт, дождался, пока первый из бегущих набежит на красную точку в прицеле, и нажал на спуск. Автомат бахнул одиночным, солидно толкнуло в плечо — а бегущего тяжелая, пулеметная пуля швырнула вниз, под ноги остальным…
Прежде чем остальные опомнились — сержант выстрелил еще несколько раз, открыли огонь и снизу, но действенным был только его огонь. Видимо те, кто забрался на крышу, не просекли, что один из североамериканцев перебежал на ту сторону дороги, решили расстрелять наглецов сверху или даже закидать гранатами — и поплатились за свою ошибку.
Несколько пуль разбросали бандитов по крыше, в ответ успели выстрелить только двое и то неточно. Один свалился с крыши вниз, тяжело хряснулся об асфальт…
— Первый — Четвертому — прикрываем!
Отбойным молотком застучали автоматы и под прикрытием огня Альварес с низкого старта, рванулся через улицу, к своим. Где-то на полпути словно кувалдой ударило в спину, да несколько раз подряд, померкло в глазах но он по инерции успел сделать несколько шагов, как раз тех самых шагов, которые были нужны, чтобы добежать, упасть за машины на противоположной стороне улицы.
А дальше было никак…
Очнулся сержант от того, что кто-то невежливо хлестал его по щекам, а прямо над ухом оглушительно гремел пулемет, короткими очередями расстреливая наступающих анархистов. Каждый удар по щеке отзывался ослепительной вспышкой боли в голове, черный, вонючий дым у потолка… рядом кто-то стрелял, а кто-то орал в рацию…
— Всем кто меня слышит — это Кобра-одиннадцать! Попали в засаду на Кортес, потеряли транспорт. Мы в здании на Кортес, держим круговую оборону, долго не продержимся! Вытаскивайте нас отсюда, вашу мать тут настоящее гнездо осиное! Всем кто меня слышит — это Кобра-одиннадцать! Мы прижаты огнем на Кортес…
— Шамберс… — протолкнул сержант через пересохшее горло — ты чего?
Над глазами был… вентилятор?!
— Живой?! Сэр, он в себя пришел! Вставай, сукин сын, ты нам нужен.
— Я… мертв? — задал идиотский вопрос стафф-сержант, потому что ничего другого в голову не приходило.
— Пока нет, но ты уже в аду. Да вставай же!
Над ним появилось еще одно лицо. Вермеер, а щека чем-то распахана и кровь идет… И вентилятор, такой же… крутится.
— Давай, сардж, подъем, ты что тут, подыхать собрался?!
Сильная рука поставила его на ноги.
— Что за хреновина произошла?
— Ты несколько пуль в спину словил, жилетом. Ни одна не пробила, но попало тебе крепко.
Альварес закашлялся…
— Черт, кажется, у меня ребра сломаны.
— Потерпишь! Давай, сардж, не время рассиживаться! Дайте ему обезболивающее!
От обезболивающего Альварес отмахнулся — новое обезболивающее обладает каким-то странным эффектом, человек как чумной делается. В таком состоянии отбиваться нельзя.
— Босс, я в порядке! — винтовка оттягивала ремень, она висела на груди сержанта, его так и затащили в помещение вместе с ней — где мы?
— На третьем этаже какого-то здания. Вставай на мое место, я займусь рацией.
Стена была частично вывалена наружу — словно великан откусил от дома кусок — и с позиции, которую занимал стафф-сержжант, открывался хороший обзор на улицу. Внизу горели уже не только покрышки, но и машины, а те, что не горели, напоминали швейцарский сыр, настолько они были побиты пулями. Около одной из машин на тротуаре распластался человек — были видны только ноги в синих джинсах, на одну ногу человек был бос. Стреляли не с улицы — стреляли через улицу, из окон противоположного здания и стреляли много. Ему же оставалось только держать под контролем лестницу и огромный пролом в стене — чтобы никто не прошел снизу. Самая безопасная позиция…
— Всем кто меня слышит — это Кобра-одиннадцать! Мы на Кортес под огнем…
В наушнике прозвучало долгожданное
— Кобра-одиннадцать, это Супер-два-два, иду к вам. Вопрос: обозначьте свое местонахождение.
— Супер два-два, мы на Кортес, дом на запад от зеленого дыма, как понял, прием!
— Вас понял, на запад от зеленого дыма. Вопрос: кто-то из наших занимает позиции извне этого здания, прием?
— Супер два-два, ответ отрицательный, повторяю — ответ отрицательный. На улице и в других домах — одни танго, работайте свободно.
— Вас понял, свободный огонь…
В черную жирную пелену дыма от горящих покрышек вплелись струи ядовито-зеленого цвета, черный дым приглушал зеленый, придавливал его к земле. И тут громыхнуло — ударило так что потемнело в глазах и ходуном заходил дом, в котором они укрывались…
В сознание стафф-сержант пришел через несколько секунд. Пара секунд ушло на то, чтобы понять, что он жив и его не завалило. Еще несколько — чтобы осознать, что происходит на улице. А на улице вообще ничего не происходило — сплошная стена то ли пыли, то ли дыма, то ли всего вместе…
Где-то вверху… то ли шумит в ушах, то ли вертолет…
Сержант с трудом поднялся на ноги…
С противоположной стороны улицы кто-то дал очередь — и, отвечая ему, по зданию хлестнул пулемет…
Значит вертолет…
Из соседней комнаты вывалился Эспиноза, сержант вскинул винтовку.
— Свои! Это я, я, сардж! — заорал Экспиноза — не стреляй! Сэр, он цел!
Рано или поздно кто-нибудь все-таки перепутает…
— Сардж, двигай в комнату, я тебя сменю…
Не пригибаясь — если пригнешься, голова закружится, упадешь — стафф-сержант Альварес зашел в соседнюю комнату, там, где держали оборону все остальные. Андерсон и Шамбес занимали позиции у окон, Ривера лежал у стены, но крови видно не было. Уильямс сидел, привалившись к стене и бессмысленно уставившись в пространство перед собой, а Вермеер орал, перемещая свою речь последними словами в микрофон…
— Супер-два-два, ты что твою мать, творишь! Ты что, с. а творишь?!
— Кобра-одиннадцать, мы заметили двоих с РПГ на север от вас.
— Ты же чуть нас всех не грохнул! Забирай нас отсюда!
— Спокойнее, Кобра-одиннадцать, выбирайтесь на крышу, эвакуируем вас оттуда…
И тут здание пошатнулось — видимо что-то взорвалось рядом, здание пошатнулось, что-то упало…
Боль… Ничего кроме боли…
Пришел в себя от укола — кто-то вонзил стальное жало шприца в плечо, прямо через форму — и он открыл глаза…
— Твою мать…
— Спокойно, сержант… Ты у своих…
И он снова потерял сознание…