Из дневника Ричиуса Вентрана

Отец умер.

Почти месяц я не произносил этих слое. Они кажутся мне такими странными! До сих пор я избегал писать их, чтобы не признавать их реальность. Но его действительно нет, и я должен, наконец, с этим смириться.

Весь прошлый месяц я провел словно во сне – это был кошмар, от которого я, наконец, начинаю пробуждаться. Джоджастин был истинным даром Небес. Если б не он, горе раздавило бы меня. Он лечил болезнь моей души трепетнее, чем родная матушка. Легко понять, почему отец всегда так дорожил им. Он утверждает, что теперь королем должен быть я. Если это так, то лучшего управляющего я себе представить не могу. Именно ради него я сейчас и делаю попытку стать самим собой. Арамуру понадобится вождь, когда император начнет нам мстить. Эдгарда нет. Мне одному предстоит нести эту ношу.

Джоджастин перенес убийство отца с потрясающей стойкостью. Когда я в эти недели предавался слабости и растерянности, он забыл о собственном горе и продолжал заботиться о нуждах замка. Я знаю, ему не хочется меня беспокоить, но замечаю, как он тревожится о моей безопасности. Он пытается держать меня дома, не пускать в парк. Мы все словно оказались в тюрьме. Из окна моей спальни я вижу часовых, которых он расставил на воротах. Все слуги боятся: прекратилась веселая болтовня в коридорах – я так надеялся снова ее услышать. Большинство из них знали отца с детства и не меньше меня оглушены известием о его смерти. И все же они не были с ним в родстве. Боюсь, какая-то часть моей души уже никогда не заживет.

Я все еще не могу привыкнуть к мысли, что отца убил триец. До падения Экл-Ная я не счел бы их способными на подобную низость. Прежде дролы не казались мне такими порочными. Теперь они продемонстрировали свою мстительность, которая может сравниться с нарской. Но им не была известна правда о моем отце. Если б они ее знали, то сам Тарн усмотрел бы в нем героя. Вместо этого на нас легло проклятие вражды, и мы ждем, когда убийцы прокрадутся в наш собственный парк и всех нас убьют. Мы даже лишены удовлетворения в виде мзды. Я пытался убедить Джоджастина, что убийцу никто не смог бы поймать, но он не жил среди трийцев и не представляет себе, какими они бывают ловкими и хитроумными. Если б только Люсилер был здесь и убедил его в этом! Он мог бы перелезть через стену парка, как тот убийца, и доказать Джоджастину, сколь бесполезно ему себя в чем-то винить.

Земли вокруг замка наконец снова успокоились. Процессия доброжелателей была нескончаемой! Я понимал, что у них благие намерения, но их вопросы о войне кажутся мне назойливыми и кровожадными. Они не могут и вообразить себе, что нам пришлось пережить! Даже ветераны войны с Талистаном беспокоили меня своим любопытством. Мне надоели их истории и сравнения. Все они считают себя знатоками, но ни одному из них не приходилось сталкиваться с дролом и видеть жиктар в действии. Я слушаю их рассказы и сомневаюсь, что род Гейлов мог сравниться в кровожадности с дролами из долины.

К счастью, не все разговоры были сосредоточены на войне. Иногда в минуты грусти, когда они слишком много выпьют, они говорят со мной об отце. Похоже, каждый знает о нем нечто новое, нечто такое, что они скрывали или просто мне не рассказывали. И все твердят, как он мною гордился. Они наводят меня на мысли, с которыми я не в состоянии разобраться. Как мог отец оставить без помощи горячо любимого сына? Первым это сказал Эдгард, и, кажется, Динадин считал это вполне вероятным. Теперь и Джоджастин это подтверждает, а я по-прежнему не могу это принять. Отец никогда не оставил бы меня гибнуть – даже для того, чтобы спасти Арамур.

Я храню письмо отца с тех пор, как Петвин передал мне его в горах. Джоджастин уговаривает меня его прочесть. Похоже, он считает, что с его помощью я смогу решить эту загадку, но, возможно, мне не хочется ее решать. Если отец сам подтвердит то, что он меня бросил на произвол судьбы, мои воспоминания о нем будут навеки отравлены.

После того как вернулись остальные, я был рад обществу Петвина. Приятно проводить время с человеком, который тебя понимает. Но он быстро восстанавливает силы, утраченные за долгую дорогу, и, наверное, тоже скоро меня покинет. Я в ужасном ожидании одиночества, которое принесет его отъезд. Без отца все как-то затихло. Прежде замок не казался таким огромным. Приближается зима, скоро ляжет снег, и тогда никто из моих людей не захочет приезжать в замок. Как бы мне хотелось, чтобы здесь был Люсилер! Я всегда мечтал: по окончании войны он вернется со мной в Арамур, и мы втроем – он, Динадин и я – будем есть и пить так, как никогда не могли в долине. И наши воспоминания начнут обрастать невероятными подробностями, что свойственно историям всех ветеранов. Но он ушел, как отец и Эдгард, погиб зазря, просто чтобы Форис смог отомстить.

Наверное, я никогда не узнаю, какой ужасный конец он принял вместо меня. Джильям и другие старались замять этот вопрос, но я не сомневаюсь, что Форис уготовил для меня какую-нибудь жуткую кончину. Какой он жестокий человек! Мы все живем со смертью Люсилера на сердце, так что Форис в любом случае убил всех нас. Но если я смогу, то когда-нибудь отомщу и ради Люсилера вырву у Волка из груди сердце и скормлю его крысам из его проклятой долины. Динадину это понравилось бы. Не будь в долине такого количества дролов, наверное, Динадин и сейчас оставался бы там, разыскивая Фориса под каждым камнем. До этого я и не подозревал, как он привязан к Люсилеру.

После возвращения домой Динадин переменился. Может быть, дело просто в самой войне, которая перерождает молодых людей, но во время долгого пути домой с Петвином мы почти не разговаривали. Я знаю, он затаил на меня обиду, и, наверное, это правильно. Из-за меня погиб Люсилер, и Динадин прав, утверждая это. Форису нужен был Кэлак, но его месть пала на Люсилера. У Динадина с Люсилером была странная дружба. Не думаю, что смогу когда-нибудь загладить перед ним свою вину. После возвращения он у меня не был ни разу, и мне его не хватает. Мне очень нужно, чтобы он поддержал меня, помог пережить то, что нас ждет. Нам всем следовало бы держаться друг друга, если император приедет судить нас. Я только надеюсь, что его недовольство быстро пройдет. Столько народу ушло из жизни, что даже мои собственные воспоминания кажутся мне незнакомыми.

И ее я тоже потерял.

Кажется, будто я знал эту девушку много лет. Ничто так не обостряет любовь, как война. Каждую ночь я не сплю и вижу ее. Я убаюкиваю себя, шепча за нее молитвы. Я молюсь, чтобы она не попала в руки этого сумасшедшего дьявола. Я молюсь, чтобы она простила меня за то, что я не смог ее уберечь. Но мне кажется, Бог глух и не слышит меня. Или, может быть, правы жрецы императора, утверждающие, что Бог отвечает только на молитвы истинных нарцев. Если это так, то мне суждено навечно попасть в ад.

Буря, которая унесла Дьяну, была злой магией. Даже Динадин сказал, что мне не по силам было бы справиться с ней. Однако сожаление не покидает меня. Я потерял столько людей! Джимсин… Люсилер…

Какой у меня кровавый список!

Сегодня царит пугающая тишина. Слуги легли спать, и Джоджастин давно заходил, чтобы пожелать мне спокойной ночи. Такие ночи пугают меня. В окно я вижу бдительные огни факелов и часовых у ворот – но это меня не успокаивает. Дом оказался совсем не таким, каким я его помнил. Мир за его стенами стал водянисто-серым. Зима наступает слишком быстро. Я надеялся увидеть тут осеннее многоцветье, но листва уже умерла и опала. В саду на отцовских розах остались только шипы. А Джоджастин говорит, что я должен стать королем этих мест!

Сейчас император уже наверняка оповещен о гибели отца. Несомненно, он не оплакивает его так, как это делаем мы здесь, в Арамуре. Только Аркус хотел вести войну с Люсел-Лором. Теперь, наверное, я уже никогда не узнаю, какие грандиозные планы он строил в отношении трийцев и почему нам понадобилось вести эту чертову войну. Что бы Аркус ни замышлял от них получить, мы его этого лишили, так что он, скорее всего, нас за это накажет. Возможно, его легионы уже движутся к нам. Или, может быть, дролы хотят мщения и собираются напасть на нас через горы. Я говорю – пусть нападают. Все изменилось, и я не рассчитываю стать хотя бы тенью того короля, каким был отец. Мира я не нахожу даже здесь. Ночами я слышу вой волков и вижу во сне белые лица. Дом по-прежнему кажется мне далеким.

 

13

Уже близился полдень, когда Ричиус проснулся и увидел, что выпал первый снег. В этой части империи снег был таким же привычным явлением, как смена времен года, но осень еще не кончилась и до наступления зимы оставалось несколько недель.

Ричиус быстро ополоснул лицо прохладной водой из тазика для умывания и широко распахнул окно. Старая металлическая рама заверещала, вниз посыпались хлопья ржавчины, сразу же подхваченные свежим северным ветром. Ричиус сделал долгий сладкий вдох. Он ощутил вкус природы и сощурился от дневного света. Снега выпало немного – получилась скорее простыня, чем одеяло, но внутренний двор замка и холмы за ним стали ослепительно белыми. На горизонте гигантские ели Арамура были одеты в иней и увенчаны шапками льда. Внизу на территории замка виднелся сад с замерзшими и заснувшими кустами роз. В конце внутреннего двора конюхи протаптывали в снегу дорожки, суетливо чистя боевых коней. Ричиус вздохнул. Он не видел снега почти два года, и идиллическая картина, представшая из окна, всколыхнула дремавшее в нем нежное чувство родины, и слово «дом» зазвучало у него в голове наподобие церковного колокола.

Арамур поздней осенью. Дом. Улыбка тронула губы, и он отвернулся от окна. В эту секунду ему в затылок попал снежок. От внезапного прикосновения холода к волосам Ричиус подскочил и снова глянул в окно.

– Петвин!

Далеко внизу его друг корчился от смеха. Взрывы хохота гулко разносились по двору, привлекая внимание конюхов и рабочих.

– Извини! – с трудом выговорил он. – Просто ты повернулся!

Ричиус поежился – ручейки ледяной воды затекли под ночную сорочку.

– Идиот! – крикнул он, скорее удивленный, чем разгневанный.

Хорошо хоть снежок был не очень крепкий!

Петвин, извиваясь, встал на ноги. По щекам его струились слезы.

– Извини. Мне просто хотелось немного тебя напугать, правда! Я даже не думал, что смогу добросить так далеко!

– Значит, можешь. И вообще, что ты здесь делаешь? Я думал, ты собираешься ехать верхом с Джоджастином.

– Уже полдень , Ричиус. Мы только что вернулись. А ты все это время спал?

Ричиус кивнул и посмотрел на небо. Где-то в вышине сквозь облака просвечивало солнце – он правильно угадал время.

– Ну так спускайся завтракать. Дженна готовит нам с Джоджастином яичницу и медовые хлебцы, – подмигнул другу Петвин. – Я уверен, если ты ее хорошенько попросишь, она накормит и тебя!

– Прекрати. – Ричиус понизил голос, чтобы их никто не услышал. – Я уже говорил тебе, она меня не интересует. Вы проверили изгороди на восточной гряде?

– Они в порядке, если не считать нескольких дыр, сквозь которые пробрались волки. Но для лошадей они недостаточно велики, не беспокойся. Джоджастин велел замковым рабочим заняться изгородями, а Террил пообещал, что будет наготове на случай волков. Так ты спускаешься?

– Волки? Наверное, Террилу стоит захватить с собой мастиффов.

Петвин с сочувствием посмотрел на него.

– Не беспокойся, Ричиус. Они далеко, на северных участках. Наверное, ищут поживы. Ты же знаешь, от первого снега они сходят с ума. Если хочешь, я попозже отведу к Террилу собак. Но тревожиться не стоит. Так как насчет завтрака? Я умираю от голода!

– Дай мне время одеться, и встретимся внизу. Если хочешь, можешь начать без меня.

– Мы тебя дождемся. Джоджастин хочет с тобой поговорить, а Дженна не подаст нам завтрак, так как твоя порция может остыть. Просто не задерживайся.

– Хорошо, – пообещал Ричиус и закрыл окно.

Он и не подумал о завтраке, пока Петвин не позвал его есть, но теперь чувствовал в желудке недовольное ворчание. Последние дни он едва притрагивался к ужину, наводя Джоджастина на мысль, что он подхватил лихорадку. Однако сам Ричиус знал: аппетита его лишила не лихорадка, а какая-то апатия. После возвращения еда потеряла ту значимость, какую имела в долине: никто больше о ней не грезил, не вел о ней долгих разговоров… Однако этим днем, возможно, благодаря неуловимой магии снега к нему вернулся аппетит – и это было приятно.

Он быстро покончил с умыванием и надел отменно пошитые брюки и рубашку. Над рубашкой трудилась Дженна. Она сказала, что ему будет в ней тепло именно в такую погоду, и не ошиблась. Однако, надев ее, Ричиус подумал, как Дженна радостно улыбнется, увидев на нем свое творение. Все знали, как к нему относится Дженна, и это начало его раздражать. Что еще неприятнее, ему больше ничего не оставалось, как только молча терпеть. Дженна была слишком мила, дабы объяснять ей, что бы то ни было, и если бы Ричиус вдруг сделал такую попытку, она пришла бы в ужас. Так что он просто будет носить теплую красивую рубашку, и на этом дело кончится. Если Петвин не начнет его поддразнивать.

Расправив морщинки на брюках, он обул пару крепких ботфортов и вышел из спальни, не забыв в последний раз критически себя осмотреть. Последнее время Джоджастин без конца кудахтал насчет его внешнего вида, и Ричиус не хотел лишний раз дать ему повод для беспокойства. Сейчас он намерен плотно позавтракать, казаться жизнерадостным и тем самым навсегда покончить с разговорами о лихорадках и депрессиях. Сегодня его ждут важные дела.

Он шел по витой гранитной лестнице на запах меда и яичницы, затем миновал кухню и оказался в маленькой столовой, где всегда трапезничал. Ему очень хотелось, чтобы Дженна его не увидела и не услышала. Девушка, занятая кастрюльками и плитами, не заметила его. А в столовой его ждали Петвин и Джоджастин. Оба еще были в костюмах для верховой езды и пили ячменное пиво.

– Доброе утро! – весело сказал Джоджастин, наливая Ричиусу кружку пива.

Тот с благодарностью принял ее и сел за стол, сервированный хорошей посудой; в центре его стоял маленький букет зимних лилий. Ричиус с подозрением посмотрел на цветы.

– Дженна?

Джоджастин улыбнулся.

– Она просто хочет, чтобы тебе было уютно, парень. Можешь, конечно, не обращать на это внимания, только не надо ничего говорить. Зачем ее обижать?

– Разумеется, я не стану ничего говорить. Мне лишь хотелось бы, чтобы все перестали обо мне беспокоиться. Готов признать, что последние недели были нелегкими, но теперь я в полном порядке, честно.

– Сегодня ты выглядишь лучше, – согласился Джоджастин. – Хорошо спалось?

– Спасибо, очень хорошо. – Ричиус сделал глоток из кружки.

– Этой ночью выпал снег. Ты видел?

Ричиус укоризненно взглянул на Петвина.

– Видел. И даже почувствовал.

Проказник тихо засмеялся.

– С тобой все в порядке, Ричиус? Мне кажется, одна щека у тебя немного покраснела.

– В чем дело?

Джоджастин встревожился и стал рассматривать лицо Ричиуса.

Тот махнул рукой.

– Пустяк. Маленькая неприятность. Передай мне хлеб, пожалуйста.

Джоджастин пододвинул Ричиусу тарелку с теплым медовым хлебом. Запах дымящегося мякиша и меда опьянял. Ричиус запихнул кусок хлеба в рот и передал тарелку Петвину, тот жадно схватил сразу два куска.

– Ричиус, – промолвил Петвин между глотками, – помнишь, как Динадин перед сном вечно говорил о еде? – Повернувшись к Джоджастину, он добавил: – Каждый вечер он описывал нам какое-нибудь новое коронное блюдо своей матушки. В какой-то вечер это мог быть жареный гусь, а назавтра – телячья нога. Он всегда бередил нас перед самым сном. Боже, после этих разговоров невозможно было сразу уснуть!

– А мы могли утолить голод только черствыми солдатскими сухарями, – проговорил Ричиус, качая головой. – Помню.

– Черствые сухари? – вмешался звонкий юный голос. – Да ведь перед вами хлеб, свежий, как снег за окном! Что вам не понравилось?

Ричиус заглянул в карие глаза девушки.

– Хлеб прекрасный, Дженна. Просто великолепный. – Он перевел взгляд на тарелки с дымящейся яичницей и колбасой, которые она принесла в столовую. – И это тоже выглядит очень аппетитно.

Она улыбнулась и первую тарелку поставила перед ним.

– Я знаю, как ты любишь пряную колбасу, Ричиус, и попросила Элену специально для тебя ее приготовить. Как ты любишь, не слишком острую. – Она опустила тарелку перед Петвином. – Нам надо снова поставить тебя на ноги, откормить, как вот этого парня.

Петвин возмущенно выпрямился.

– Тебе хорошо говорить, Дженна! Ведь тебе не пришлось три недели ездить по Люсел-Лору в поисках Ричиуса. Однажды я не ел почти четыре дня. Да я уже был полумертвый, когда наконец нашел их с Динадином. – Петвин ткнул вилкой в сторону Ричиуса. – Скажи ей, Ричиус.

Принц лукаво посмотрел на Петвина.

– Что-то не припоминаю.

– Так я и думала, – заявила Дженна, последним обслужив Джоджастина. – Очередная невероятная история, да, Петвин? Иногда мне кажется, будто ты крутишься здесь только из-за моей стряпни. Вид у тебя достаточно здоровый.

Петвин протянул руку и легонько хлопнул Дженну по попке.

– Достаточно здоровый для тебя, девочка, и еще останется. Почему бы тебе не пойти и не разогреть нам немного пряного вина? Сегодня к Ричиусу вернулся аппетит! Что скажешь, Ричиус?

Тот пожал плечами.

– Хорошо.

Когда Дженна ушла, Петвин придвинулся к другу.

– Зачем ты это сказал? Теперь она решила, что я ее обманывал. Ты же знаешь, что я говорил правду!

– Не драматизируй, – лениво обронил Ричиус. – Конечно, я знаю, что ты говорил правду. И Дженна тоже это знает. Она просто с тобой заигрывает, – И с ухмылкой добавил: – Может, ты ей нравишься?

Петвин отодвинулся и покраснел.

– Лично я считаю, вы оба ее недостойны, – заключил Джоджастин. – И она родом из трудолюбивой семьи, так что тебе нечего воротить нос, Ричиус.

Молодой человек поморщился.

– Я об этом не задумывался.

– А надо бы. Такая красивая девушка! Она была бы тебе прекрасной женой. Пора задумываться о таких вещах и мыслить, как положено королю.

Слово «король» резануло ухо, Ричиус даже уронил вилку.

– Я не король, Джоджастин. Единственный король Арамура – мой отец, а его больше нет. – Он поднял вилку и принялся чертить узоры на желтке. – Пожалуйста, перестань меня так называть.

– Ричиус, послушай меня, – серьезно произнес управляющий. – Последнее время я избегал данной темы, но тебе придется с этим разобраться. Ты стал королем с той минуты, как Дариуса убили. У тебя есть обязанности.

– Сейчас моя обязанность – позаботиться о том, чтобы мы могли защищаться от Аркуса. Надо готовить лошадей, собирать припасы…

– Хватит, – прервал его Джоджастин. – Больше ни слова о войне с Аркусом. Я послал ему известие о гибели твоего отца. Если б он собирался посылать против нас свои легионы, то уже сделал бы это. Право, Ричиус, откуда у тебя такие мысли?

– Мы ведь говорим об измене, Джоджастин. Неужели ты действительно рассчитываешь, что император проявит такую терпимость? Разве он не знает, почему мы проиграли войну?

Старик пристально посмотрел на него.

– А ты как думаешь?

Ричиус откинулся на спинку стула.

– Не знаю.

– Почему бы тебе не прочесть письмо отца и не выяснить это? Наступило тягостное молчание. Ричиус чувствовал, как взгляд Джоджастина обжигает его. Петвин перестал жевать. Наконец Ричиус тихо сказал:

– Не могу.

Он снова положил вилку и уставился в тарелку. Яичница остыла и превратилась в резиновые комки.

– Почему он так поступил со мной?

Старик ласково прикоснулся к его руке.

– Он поступил так, чтобы спасти Арамур, мальчик. Может быть, он заблуждался, но, видимо, у него были причины решиться на это. Ты знаешь, как он тебя любил. Ему нелегко было тебя оставить. Поверь мне.

– А ты считаешь, что он заблуждался?

– Э… ну… видишь ли…

Джоджастин отодвинулся от стола, тщательно подбирая слова.

– Твой отец всегда был в натянутых отношениях с императором. Не думаю, чтобы он действительно все тщательно взвесил. Если б мы победили, Арамур был бы вознагражден благодарным императором. – На его лице появилось кислое выражение. – Было бы приятно лишить Талистан положения любимца в этой части империи.

– А теперь мы – враги Аркуса, – недовольно буркнул Ричиус.

– Нет, – поспешил успокоить его Джоджастин. – Думаю, смерть твоего отца Аркуса удовлетворила. И мне кажется, императору не нужны новые войны – по крайней мере, в границах империи. Он слишком занят войной с Лиссом, чтобы размениваться на нас. Ему нужен здесь король. Человек, который бы заботился об этой земле. Человек, за которым люди будут готовы следовать.

– Такой человек, как ты, Ричиус, – ввернул Петвин, снова набив рот колбасой. – Ты только подумай, – театрально возгласил он, – король Ричиус!

Принц нахмурился. Он вспомнил последние слова, услышанные им от Эдгарда: старый боевой герцог пытался убедить его в том, что Аркус вполне может удовлетвориться смертью одного только короля Арамура. И вот Дариус, постоянная заноза в сознании Аркуса, человек, лишивший его несметных богатств Люсел-Лора, убран с дороги. Это была гадкая мысль, но такой вариант все же представлялся реальным.

– Я не могу этому поверить, – подвел он черту под разговором. – Если Аркус собирается сделать меня королем, то почему мы не получили никаких известий?

– Такие решения быстро не принимаются, парень. Аркусу надо взвесить все политические соображения. В Наре множество амбициозных народов, и в некоторых странах короли не столь благородны, как твой отец. Такие, например, как Гейлы. – По его лицу скользнула тень отвращения. – Можешь не сомневаться: они нашептывают императору на ухо.

Петвин вдруг оживился.

– Кстати, а ты слышал о Блэквуде Гейле, Ричиус?

– А что я должен был о нем слышать?

– Он не погиб. Террил беседовал с человеком, который его видел.

– Не погиб? – изумился Ричиус.

Все считали, что Блэквуд Гейл со своими всадниками погиб под Годоном. Единственный светлый момент во всем этом мерзком эпизоде.

– Как такое могло произойти? Ты об этом знал, Джоджастин?

– Знал, – мрачно кивнул управляющий. – Не могу сказать, чтобы меня это радовало.

– Теперь он носит маску, – продолжал Петвин. – Помнишь тот огонь, который мы видели? Ну так он распространялся не на одного только Эдгарда. Всадники Гейла тоже попали под него в Таттераке. Говорят, он отхватил у Гейла пол-лица.

– Только половину? – проворчал Джоджастин. – Ну так пусть этот подонок радуется: ему повезло больше, чем Эдгарду.

– Жив! – ошеломленно повторил Ричиус. – Как всадники могли вынести этот огонь?

– В том-то и дело, – сказал Петвин, – что они его не вынесли. Только Блэквуд Гейл выжил.

– Ты хочешь сказать, он оставил своих людей?

– Бросил умирать, словно свиней на бойне. Погибли все, кроме полковника Троска. Я слышал, он тоже вернулся.

– Троск! – презрительно усмехнулся Джоджастин. – До чего мерзкий тип! Мясник не хуже Гейла. Удивительно, что они не братья.

– Не могу поверить! – пробормотал Ричиус. – Бросить своих людей погибать… Это просто невероятно!

– Это позор! – поправил его Джоджастин. – Даже для Гейлов. – Он пожал плечами. – Но глупцы по-прежнему следуют за ними, а император по-прежнему прислушивается к их советам.

– Значит, они должны были рассказать Аркусу и о моем отце, – предположил Ричиус.

Джоджастин кивнул:

– Вероятно.

– Ну, если Гейлам что-то известно, то император тоже об этом знает. Почему он должен хотя бы думать о предоставлении мне власти над Арамуром, если считает, что мой отец его предал?

– Тебя Аркусу обвинить не в чем, мальчик. Он считает, что ты находился в Люсел-Лоре и пытался принести ему победу. Он может подозревать Дариуса в предательстве, но у него нет достоверного подтверждения. Есть только слова этих разбойников Гейлов. – Джоджастин хитро улыбнулся. – А мы все знаем, какие они лжецы, так ведь?

– Так! – Петвин заговорщически подмигнул. – Не тревожься, Ричиус. Никто из нас ничего не знает.

– Мы просто будем все отрицать? – допытывался Ричиус. – Делать вид, будто ничего не случилось?

Джоджастин посуровел.

– Конечно. Аркус не может ничего доказать, и дело с концом. Не важно, что он подозревает. В тебе течет кровь королей Арамура. Больше никто из живущих не может на это претендовать, и Аркусу это известно. За кем еще последуют люди? За какой-нибудь марионеткой императора? Нет, Ричиус. Ты здесь король, нравится тебе это или нет.

– Так вот – мне это не нравится. Даже когда я был мальчишкой, я с ужасом думал об этом дне. Я не король.

– Почему ты так говоришь? – изумился Петвин. – Ты вел нас в бой, уберег нас всех от смерти.

– Это совсем другое, – прервал его Ричиус. – И я уберег не всех, верно?

– На войне всегда гибнут люди, – заметил старик. – Такова жизнь. Сколько человек было под твоим командованием? Почти пятьсот, так?

– А вернулось только триста.

– После года жестоких боев, – парировал Джоджастин. – И вы воевали с трийцами! – Это слово он произнес с негодованием. – Со слугами дьявола.

– Это смешно, – сказал Ричиус. – Никакие они не дьяволы, Джоджастин. Они люди, как мы с тобой.

– Не как я, – поспешил возразить старик. – Я знаю, кто они такие. Они все колдуны. И они не чтят Бога.

– У них есть боги, – упорствовал Ричиус. – Просто это – не наш Бог.

– О да! И чему они поклоняются? Змеям? А дролы – самые отвратительные из них. Ты должен радоваться, что выбрался оттуда. – Он снова сжал пальцы Ричиуса. – Я горжусь тобой, мальчик. Отец тоже гордился бы тобой. В тебе больше королевского, чем ты думаешь. Прочти то письмо. Прочти его и забудь все, что было. Тебе нужно править королевством.

В комнату неожиданно вернулась Дженна с кувшином вина. Ричиус тут же резко отдернул руку. Она одарила его долгим, невыносимо сочувственным взглядом.

– Давай стакан, – весело попросила она.

Ричиус подставил стакан, и девушка налила в него немного темно-красного напитка. Он поблагодарил ее, и она стала наливать вино прочим, но при этом поглядывала на Ричиуса. Быстро закончив свое дело, ушла, оставив после себя напряженное молчание.

«Господи, – думал Ричиус, – наверное, она считает, что я сошел с ума».

Он поднес стакан к губам. Пряное вино было слишком горячим, однако он продолжал глотать его, пока стакан не опустел. Он все еще чувствовал голод, но так как растерзал яичницу на неаппетитные полоски, потянулся за новым куском хлеба.

– После завтрака я поеду к Джильяму. Если нас ждет война, я должен начать готовить людей.

– Не гоняйся за призраками, Ричиус, – посоветовал Джоджастин. – Ты только понапрасну напугаешь остальных.

– Если я должен быть королем, то мне надо начинать заботиться о моих подданных. И ты не можешь гарантировать мне, что Аркус в Наре прямо сейчас не продумывает план нашего уничтожения. Нам надо подготовиться на случай появления его легионов.

– Хорошо, – уступил Джоджастин. – Поезжай. Может быть, свежий воздух остудит твою голову, и ты снова будешь мыслить трезво. Но возьми с собой Петвина.

Петвин оторвался от тарелки.

– Меня? Я же только что вернулся! Почему я должен ехать?

– Потому что я хочу, чтобы ты приглядел за Ричиусом. Неизвестно, сколько еще этих трийцев скрывается в окрестностях.

– Это не обязательно, – сказал Ричиус. – Я сам могу о себе позаботиться.

– Мне будет спокойнее, если ты поедешь не один. Да, и еще… Дженна говорила, будто прошлой ночью видела тебя в парке.

– Ну и что?

– Ночью? Ты ведь знаешь, насколько это опасно! Как мы можем тебя охранять, если ты будешь уходить куда попало? Тебя могли убить!

– Часовые стояли достаточно близко, чтобы прийти мне на помощь. И мне нравится иногда уходить из замка.

– Это прекрасно, – согласился старик. – Тебе следует больше бывать вне дома. Но почему тебе вздумалось выбрать именно парк? – Он мрачно уставился на свой завтрак. – Пятно до сих пор еще можно разглядеть!

Ричиус не ответил. Несмотря на трагедию, случившуюся недавно в парке, он чувствовал привязанность к этому месту, хотя и сам не смог бы объяснить, чем это вызвано. Возможно, его влекло туда именно кровавое пятно. Джоджастин сказал правду – оно по-прежнему было заметно. Оно не стиралось с камней дорожки, словно вино, пролитое на ковер.

– Мне там спокойно, – ответил наконец Ричиус. – И потом… я не думаю, чтобы убийца попытался добраться до меня именно там. Теперь там слишком много стражи.

– Я обещал твоему отцу заботиться о тебе, – напомнил Джоджастин, – и не могу допустить, чтобы ты так рисковал. Пожалуйста, не выходи в сад. Хотя бы ночью, хорошо?

– Постараюсь.

Ричиус надеялся, что это полуобещание удовлетворит его управляющего. Эта непрестанная нежная забота о его благополучии начинала тяготить его.

Джоджастин радостно улыбнулся ему.

– Спасибо, мальчик. Я не хочу превращать тебя в пленника. Потерпи еще несколько недель, пока все наладится. – Он содрогнулся. – Столько убийств! Да ведь…

Старик неожиданно замолчал, застыв от изумления. Его глаза были прикованы к руке Ричиуса, возвращавшей стакан на стол.

Ричиус встревожено спросил:

– Джоджастин, что случилось?

– Твое кольцо! Твое королевское кольцо! Где оно?

Ричиус судорожно глотнул. Он пытался скрыть исчезновение кольца от управляющего с момента своего возвращения домой. Запаниковав, он сказал первое, что пришло голову:

– Наверху. Я забыл его, когда проснулся.

– Забыл? Это не похоже на тебя, Ричиус. Это – твое королевское кольцо. Ты должен постоянно носить его. Ты не имеешь права снимать его, когда тебе вздумается, и ты это знаешь. Ты…

Их взгляды встретились.

– Ты его потерял.

Ричиус с трудом выдавил из себя:

– Да.

– Боже, Ричиус! Как ты мог? Ты хоть знаешь, где его потерял?

– Не знаю, – солгал он. Ему никогда не объяснить Джоджастину, как он отдал кольцо Дьяне. – Наверное, оно упало, когда мы убегали из Экл-Ная. Оно было со мной, когда Петвин нашел нас. А потом я не помню.

– По-моему, нет, Ричиус, – вмешался Петвин. – Я как раз собирался спросить тебя об этом. Когда мы встретились на дороге Сакцен, кольца не было.

– Ну, может быть, я потерял его в долине, – нетерпеливо ответил Ричиус. – Там ведь шла война, знаете ли. Как бы то ни было, его у меня нет.

– Но это кольцо было твоей королевской печатью! – ахнул Джоджастин. – Ты должен его носить.

– Почему? Без него я не король?

– Такова традиция. Оно свидетельствует о твоей принадлежности к королевскому роду Арамура. Ты должен носить его до самой смерти, и тебя должны похоронить с ним – как это было с твоим отцом. Люди должны его видеть!

– Мне очень жаль, – потупился Ричиус, – но оно потеряно. И потом – это было всего лишь кольцо. Разве нельзя изготовить новое?

– Конечно, можно, но дело не в этом. Это кольцо подарил тебе отец. Ты должен постоянно иметь при себе нечто, принадлежавшее ему. Нечто – кроме простой короны.

Не успел Ричиус ответить, как Джоджастин уже вскочил и прищелкнул пальцами.

– Подожди, – выпалил он, отталкивая стул. – У меня есть как раз то, что нужно, мальчик. То, что не похоронили с твоим отцом. Никуда не уходи. Я сейчас вернусь.

Старик торопливо вышел из столовой. Ричиус и Петвин обменялись недоуменными взглядами.

– К чему было все это? – спросил Петвин.

Ричиус пожал плечами.

– Он принял это лучше, чем я ожидал. Мне уже начало казаться, что он вообще не заметит отсутствия кольца.

– Он все замечает, Ричиус. Например, какой ты последнее время странный. Не суди его слишком строго. Он просто о тебе тревожится.

– Петвин, – добродушно промолвил Ричиус, – ты ведешь себя так, что на тебя трудно сердиться. Но ты можешь не беспокоиться. Со мной все в порядке.

– Правда?

– Конечно.

– Тогда почему ты не читаешь письмо отца?

– О Господи! И ты тоже намерен приставать ко мне с этим?

– Ну я же возил это проклятое послание почти месяц! Ты мог бы все-таки его прочитать!

– А зачем? – уставился на друга Ричиус. – Почему это вообще должно тебя касаться? Отец написал это письмо мне. Не тебе, не Джоджастину, не Динадину. Оно – моя забота, а не ваша.

– Полегче! – оборвал его Петвин. – Мы уже знаем, что сказано в письме. Мы давно об этом догадались. А теперь это должен узнать ты. Иначе ты не сможешь нормально жить дальше. – И уже более мягко закончил: – Джоджастин прав, Ричиус. Прочти письмо и положи конец этому безумию. Будь королем.

Ричиус словно оцепенел.

– Может быть, – наконец прошептал он.

– Я помогу тебе чем смогу. Мы все поможем. И Динадин тоже, я в этом уверен.

– А вот в этом, – решительно заявил Ричиус, – я отнюдь не уверен.

– Ричиус, он просто сердится. Это пройдет. Не сомневаюсь, что в душе он понимает, как все обстоит на самом деле. А если нет, я намерен помочь ему это вспомнить. Ты никоим образом не причастен к смерти Люсилера, как и к смерти остальных. Так что не верь бредням Динадина – они только сводят тебя с ума.

– Ты – верный друг, Петвин, но можешь меня не жалеть. У Динадина есть сотни оснований злиться на меня, и по крайней мере половина из них справедливы. Мой отец действительно отвернулся от нас. И я действительно заставил всех оставаться в долине Дринг дольше, чем следовало. И Форис забрал Люсилера потому, что меня там не было. Динадин прав.

– Он не прав! – возмутился Петвин. – Ты был нашим командиром. Это тебе приходилось принимать трудные решения, а не Динадину. И разве не ему первому захотелось отправиться в Экл-Най?

Ричиус откинулся на спинку стула и глянул на дверь столовой. Дженна на кухне, добросовестно отскребает кастрюльки. Конечно, она не слышит их разговора, но в любую минуту может вернуться Джоджастин.

– Послушай, Петвин, – тихонько молвил он, – я не собирался ехать к Джильяму. По крайней мере сегодня. Я направлялся в дом Лоттсов.

– К Динадину? – Ричиус кивнул.

– Я хочу поговорить с ним, посмотреть, не можем ли мы отбросить все, что было. Ты прав, он действительно мне нужен. Мы все должны держаться друг друга, чтобы защитить Арамур от Аркуса.

– Ты в самом деле считаешь, что он пошлет сюда свои легионы? – растерянно спросил Петвин.

– Не исключено. И если это случится, нам следует быть во всеоружии. Пойми меня правильно, Петвин: я хотел бы верить в прогноз Джоджастина. Но если он ошибается…

– Тогда снова будет война, – мрачно договорил за него верный друг. – Я поеду с тобой в дом Лоттсов. И к Джильяму тоже, если захочешь.

Ричиус положил ему руку на плечо.

– Я всегда рад твоему обществу.

В это мгновение в комнату ворвался Джоджастин с гигантским двуручным мечом в руках. От внезапности его появления Ричиус вскочил, а в следующую секунду был так изумлен, что лишился дара речи.

– Вот он! – вскричал старик.

Ричиус сразу же узнал меч. Он тысячи раз видел его за спиной у отца. В целом замке, переполненном мечами всевозможной конфигурации, не было другого столь же огромного и страшного. Из-за выщербленного клинка и побитой рукояти он казался реликвией древних времен. Он не блестел, как другие мечи: его металл давно приобрел тускло-серый оттенок. Но он отличался своим, неповторимым сиянием, которое могли видеть только те, кто был знаком с его прошлым.

– Джессикейн! – с благоговением произнес Ричиус, принимая меч из рук Джоджастина.

Пальцы ласково скользнули по клинку, ощутили прикосновение прохладного металла с изъянами. Джессикейн. Имя жены и матери, женщины, которой Ричиус практически не знал, в честь которой получил имя этот меч.

– Джессикейн, – повторил он, обращаясь уже к оружию. – А я был уверен, что тебя похоронили с отцом.

– Теперь он твой, – сказал Джоджастин. – И все будут видеть, что ты – король.

Ричиус поднял меч на уровень груди. Он был гораздо больше привычных, по крайней мере на локоть длиннее его собственного меча. Но отец был настоящим великаном и легко мог взмахивать таким гигантским клинком. Даже когда у Ричиуса прекратился рост, рядом с отцом он казался подростком. Два года войны в Люсел-Лоре ослабили его, так что ему трудно было поднять меч одной рукой. Однако он все-таки сделал это, ощутив резкую боль в запястье, и продемонстрировал оружие изумленному Петвину.

– Меч, который выиграл войну! – торжественно произнес Петвин. – Никогда не надеялся увидеть его так близко! Можно мне его подержать?

– Наверное. – Ричиус осторожно передал ему меч.

Петвин торопливо обтер жирные руки о рубашку и принял Джессикейн, словно святыню, стараясь не испачкать видавшую виды рукоять.

– Ух какой тяжелый! – Он поворачивал меч, рассматривал каждую зазубрину и пятнышко, едва осмеливаясь дышать. Наконец он вернул оружие Ричиусу со словами: – До чего же он прекрасен! Но ты не можешь его носить, Ричиус. Он слишком старый.

– Чепуха! – возразил Джоджастин. – Да ты только проведи рукой по кромке, тогда и говори, будто он стар! Этот меч так же остр, как в тот день, когда он вырезал сердце Гейла.

Ричиус понял, управляющий говорит об Анджиссе Гейле, давно погибшем дяде Блэквуда Гейла и брате нынешнего короля Талистана. Стоило Джоджастину упомянуть о нем, как Ричиус уже приготовился слушать дальнейшую историю.

– Твоему отцу было всего двадцать семь, когда он убил Гейла, Ричиус, – продолжал повествование Джоджастин. – Не намного старше тебя. – У старика затуманились глаза, мыслями он унесся в те далекие годы. – Мы все трое были тогда молоды: твой отец, Эдгард и я. Мне никогда не забыть того мгновения, когда он вонзил свой меч в грудь Гейла. Мы сражались с ним рядом. Господи, что это был за день! – Джоджастин вздохнул. – Но я, наверное, уже тысячу раз рассказывал тебе эту историю.

Ричиус рассмеялся.

– И ты, и мой отец тоже. Но я не возражаю. Это был великий день. Его следует помнить. – Он помолчал, с уважением глядя на меч. – Мне только жаль, что меня там не было и я сам этого не видел.

– Радуйся, что тебя там не было, – промолвил Джоджастин. – У твоего отца хватило разума делать все, чтобы его дети жили среди свободного народа. Вот почему мы начали войну с Талистаном и остались живы, чтобы говорить об этом. Помни, Ричиус, и никогда не расставайся с этой мыслью, тогда будешь таким же хорошим правителем, каким был Дариус.

– Я постараюсь, – ответил Ричиус и вдруг понял, что говорит правду.

Он приложит все силы, чтобы занять опустевший трон, который оставил ему в наследство отец, пусть даже для этого ему придется сразиться с легионами Нара. Он мрачно улыбнулся. Дариусу Вентрану пришлось сражаться за независимость Арамура с Анджиссом Гейлом. А теперь, двадцать четыре года спустя, его сыну предстояло бороться с Аркусом, императором всего Нара.

– Я в этом не сомневаюсь, мальчик, – сказал Джоджастин. – Вы с Петвином и все остальные ребята – прекрасная смена нам, старым солдатам. А теперь доедай завтрак. У меня дела. – Он повернулся, чтобы уйти из столовой, но у выхода остановился и бросил через плечо: – Сделай мне маленькое одолжение, Ричиус, не слишком шуми у Джильяма, хорошо? Нет смысла заводить всех по поводу того, чего скорее всего не случится.

– Не беспокойся, – пообещал Ричиус. – Я буду… сдержанным.

– О большем я и не прошу.

Когда Джоджастин ушел, Ричиус снова посмотрел на меч. Петвин прав. Меч стар, но в нем присутствует нечто, неподвластное времени. Он ощутил сродство с этим оружием, как будто дух родителей был частью его металла. Джессикейн – единственное, что ему от них осталось.

– Господи, до чего же он огромный! – сказал Петвин. – И ты действительно собираешься его носить?

Ричиус пожал плечами.

– А почему бы и нет? Свой собственный меч я тоже потерял в Люсел-Лоре.

Друзья отправились в дом Лоттсов вскоре после завтрака. В отличие от большинства аристократических семейств Арамура дом Лоттсов был расположен на море, вдали от беспокойных границ, которые отделяли их немногочисленный народ от южного соседа, Талистана. Ричиус помнил, что до него довольно далеко ехать. Но дорога, ведущая из – замка на север, была в хорошем состоянии, а ветер ослабел и стал почти теплым. Над ними простиралось дружелюбное небо – спокойный перламутровый шатер из облаков, в которых, подумал Ричиус, снега не осталось. Если им повезет, и они не станут задерживаться, то смогут навестить Динадина и вернуться еще до темноты.

Через час они добрались до границы обширного владения Вентранов. Конюшни и фермы закончились, дорога сузилась, а вдоль нее, будто строй часовых, возвышались деревья. Над ними сомкнулась сень вечнозеленых ветвей, ронявших на непокрытые головы мокрый снег. Ричиус взбодрился. Было приятно снова оказаться вне замка, чувствовать под собой коня, находиться в обществе друга и время от времени перебрасываться пустячными фразами. Вдыхая хвойный аромат, было легко забыть обо всех трудностях.

Мальчишкой Ричиус бессчетное количество раз проезжал здесь, сначала за спиной у отца, потом – на собственной лошади. Он часто направлялся по извилистой дороге к тому отрезку океанского берега, который принадлежал Арамуру. Там он подолгу смотрел, как увенчанные белой пеной волны раскачивают крошечные рыбацкие лодки. – Именно здесь, среди вековых деревьев, он стал настоящим всадником – что было целью каждого мужчины Арамура. Именно здесь отец впервые устроил с ним скачки до замка. Именно здесь Эдгард показал ему, как работать мечом, находясь в седле. И неподалеку отсюда, на гребне, оказавшемся слишком крутым для начинающего честолюбивого гвардейца, Джоджастин перевязывал ему руку после особенно неудачного падения. Вспомнив об этом, Ричиус дернул локтем: он до сих пор давал о себе знать в сырую погоду.

Ричиус улыбнулся. Дариус Вентран, единственный ребенок в семье, сумел дать своему сыну дядюшек. Ныне здравствующим был только один из них, и это обстоятельство заставляло Ричиуса особенно ценить седовласого надоеду Джоджастина.

Неожиданно по хвойному туннелю пронесся порыв ветра – с ветвей полетели целые пласты снега. Ричиус задрожал, несмотря на длинную куртку и теплую рубашку. Он мысленно поблагодарил Дженну за эту рубашку. Петвин пытался спрятать лицо от ветра. Щеки его прибрели нездоровый багряный цвет. Когда ему на плечо упал ком снега, он досадливо выругался.

– С тобой все в порядке? – спросил Ричиус. – Ты что-то неважно выглядишь.

Петвин закашлялся и стряхнул с куртки снег.

– В полном порядке. Я просто еще не привык так много ездить верхом.

– Мне следовало отправиться одному. Глупо, что тебе пришлось ехать снова, почти не отдохнув.

– Нет, Джоджастин прав. Тебе нельзя раскатывать в одиночку. По крайней мере пока. Не беспокойся обо мне. Я просто устал.

Ричиус нахмурился. Даже издалека он видел крошечные красные пятна в его ярко-синих глазах. Петвин был небольшого роста, тонкокостный, с недостаточно развитой мускулатурой. Поездка в Люсел-Лор едва не оказалась для него гибельной. То, что Петвин сказал этим утром за завтраком, не было преувеличением. Он действительно едва не расстался с жизнью, доставляя Ричиусу последнее письмо отца. Казалось, за прошедший месяц друг восстановил силы благодаря долгому сну и вкусной стряпне Дженны. Но теперь, заметив, как плохо он держится в седле, Ричиус понял, что ошибался.

– Такая погода нагоняет лихорадку, Петвин, – сказал он. – Нам надо возвращаться. Тебе необходимо отдохнуть.

– Со мной ничего не случится! – возразил Петвин и, кивнув на коня Ричиуса, добавил: – Если только твоя кляча не сбавит скорость. Мне вовсе не хочется оказаться в пути после захода солнца.

Ричиус наклонился вперед и потрепал коня по холке.

– Не слушай его, мальчик. Он просто злится, что ты красивее, чем он.

– А почему ты вообще все еще на нем ездишь, Ричиус? Ему не выдюжить и половины того, что могут боевые кони. Тебе надо подобрать нового коня. Такого, который был бы менее…

– Старым?

– Ну… да. Ты же гвардеец. Тебе нужен конь, который соответствовал бы твоему статусу. Как этот. – Петвин указал на своего.

Мотылек принадлежал Джоджастину. Это был прекрасный серый в яблоках конь с изящным изгибом шеи и безупречным аллюром. Лошадь, подобающая гвардейцу Арамура.

– Гром меня вполне устраивает, – сказал Ричиус. – Мы слишком давно вместе, чтобы я мог так просто от него избавиться. – Он ласково почесал животное за ухом. – Правда, мальчик?

– Гром, как же! – фыркнул Петвин. – Сдается мне, что Гром стал не такой раскатистый. И вообще – сколько ему лет?

Ричиусу нетрудно было подсчитать возраст лошади. Отец подарил ему Грома в день шестнадцатилетия. Он стал лучшим подарком для арамурского мальчишки. Значит, теперь коню должно быть…

– Кажется, четырнадцать.

– Четырнадцать? И ты считаешь, что тебе не нужен новый конь? – Петвин удивленно покрутил головой. – Нам надо попросить Динадина, чтобы он подобрал тебе коня из своего табуна, Ричиус. Если война неизбежна, то как ты будешь сражаться на этом старом мешке с костями!

– Это верно, – благодушно согласился Ричиус.

Любой конюх с первого взгляда мог определить, что Гром уже не молод. Но он по-прежнему неплохо выдерживал скорость, и мысль о замене старика на хорошую лошадь Лоттсов совершенно не привлекала Ричиуса. В качестве гвардейца Арамура ему приходилось седлать немало коней – и среди них были более сильные и быстрые, чем Гром даже в его лучшие годы. Однако ни одному из них не принадлежало место в его сердце. Только Гром был ему дорог. Как бывает со старыми друзьями, его присутствие грело душу.

– Если начнется война, я попрошу Джоджастина найти мне другого коня, – в конце концов пообещал Ричиус. – Наверное, он позволит тебе оставить Мотылька, если ты захочешь. А я мог бы взять, например, Тень.

Он пожал плечами, понимая, что будет нелегко подобрать коня. Прежде всего ему претил нрав большинства боевых коней. Хоть они были не такими агрессивными, как порода, выведенная в Талистане (те кусали даже собственных хозяев), арамурские кони слыли горячими и непослушными, требующими скорее кнута, чем ласки. Что еще хуже, долгая война в Люсел-Лоре отразилась на состоянии конюшен: многие пустовали. Если война действительно начнется, поиск боевых коней может стать первоочередной задачей.

– Давай все равно попросим Динадина, чтобы он показал нам своих лошадей, – предложил Петвин. – Тебе негоже ездить на Громе, когда ты станешь королем.

– Может быть. Но я и правда не думаю, что вероятность этого велика. А ты? Джоджастин хочет слишком много.

– Не знаю, Ричиус. У Джоджастина на такие вещи чутье. Если он говорит, что ты будешь королем…

Ричиус засмеялся.

– А ведь он действительно так думает, да? Но это все равно было бы чудом. Мой отец ненавидел Аркуса, и император это знал. А когда Гейлы начнут ему нашептывать… – Он покачал головой. – Никаких шансов.

– А как ты сам к этому относишься? Разве ты не хочешь быть королем?

Ричиус пожал плечами.

– Надо думать, это лучше, чем война.

– Ну брось! – обиделся Петвин. – Я не верю, что ты и в самом деле так думаешь.

– Ты не принц, – резко ответил Ричиус. – Если б ты был принцем, ты бы знал о связанных с этим трудностях. Могу себе представить, каково быть королем! Всем что-то будет от меня нужно, все будут чего-то от меня ждать… А особенно Аркус. Если он действительно сделает меня королем, то что-нибудь за это потребует.

– Откуда ты знаешь? Может быть, Джоджастин прав. Возможно, Аркусу просто нужен король, на которого он мог бы положиться, кто не будет заниматься интригами. Он ведь по-прежнему ведет войну с Лиссом, поэтому опасается раздоров внутри империи.

– Возможно, – согласился Ричиус.

Война между Аркусом и островами Лисса длилась уже почти десять лет, и Аркус не собирался отвести хотя бы часть войск с этого фронта. Лиссе был слишком важен для императора – важнее, чем даже Люсел-Лор. Какие бы планы ни вынашивал Аркус относительно Люсел-Лора, они по-прежнему оставались тайной, но все в Наре знали, что император намерен любой ценой захватить Лиссе. Суть заключалась уже не в алчности. На карту была поставлена личная честь. Лиссу каким-то образом удавалось не дать Нару проглотить себя, чего не смогла сделать ни одна покоренная нация, входящая в состав империи. Арамур не смог этого добиться, как не смогли Талистан, Горкней и десяток других государств. Такого положения Аркус не мог ни понять, ни допустить. Для Нара и его уродливых идеалов подобная смелость представлялась нестерпимой опухолью.

– Нам надо быть начеку, – сделал вывод Ричиус. – Не думаю, чтобы Аркус нас боялся в нашем нынешнем состоянии. Имея на нашей границе преданный императору Талистан, его легионы смогут раздавить нас за неделю.

– Тем больше у тебя оснований надеяться на то, что Джоджастин прав, – сказал Петвин.

Ричиус кивнул. Несмотря на его нежелание становиться королем, это было бы предпочтительнее войны с Аркусом.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, желая сменить тему. Еще не поздно повернуть обратно.

– И пусть Дженна думает, что я все еще болен. Забудь. Я не хочу, чтобы она снова начала вокруг меня суетиться. Она только и знает, что расспрашивать меня о тебе.

– Вот как? – небрежно уронил Ричиус. – А тебе это неприятно?

– С чего бы? Она – твоя проблема, а не моя.

– Может, тебе стоит еще раз к ней приглядеться, – посоветовал Ричиус. – Она хорошенькая.

Петвин покачал головой.

– Я ее не интересую – ты засел у нее в сердце.

– Это может измениться. Допустим, если б я с ней поговорил, сказал, какой ты чудесный парень…

– Ты думаешь, я к ней неравнодушен? – Петвин не очень убедительно изобразил возмущение.

– Ты так себя ведешь. Это правда?

Петвин покраснел и смущенно улыбнулся.

– Может, чуть-чуть, – признался он. – Но это не имеет значения. Она влюблена в тебя, Ричиус. А если Джоджастин и собирается выдать ее за одного из нас, то это будешь ты.

– Это решать не Джоджастину, – заявил Ричиус. – Буду я королем или нет, жениться я не намерен. Ни на Дженне, ни на ком-либо еще. Я заявлю об этом Джоджастину со всей определенностью.

– Но ты должен жениться, Ричиус! Если ты станешь королем, тебе нужен будет наследник. Все будут этого ждать от тебя – Петвин невесело рассмеялся. – Я не думаю, чтобы тут у тебя был выбор. Даже королям отдают приказы, наверное.

– Я не женюсь, Петвин, – повторил Ричиус. – Можешь быть уверен.

– Но почему? Насчет Дженны я просто тебя дразнил. Это не обязательно должна быть она. Когда ты станешь королем, ты сможешь жениться на ком захочешь. Тебе достаточно будет только ее назвать, и она станет твоей. Император об этом позаботится.

Ричиус отвел взгляд.

– Если б это было так легко! Даже Аркус не сможет дать мне ту женщину, которая мне нужна.

– Что это значит? У тебя есть зазноба, о которой я не знаю? – Петвин весело подмигнул другу. – Признавайся, Ричиус, кто она? Дочь Террила? Она настоящая красавица. Готов поклясться, что за ней увиваются все придворные. Но тебе беспокоиться не о чем. Как король…

– Это не дочь Террила, – равнодушно молвил Ричиус. – После возвращения я ее даже не видел.

– Тогда кто же? Кто-то из придворных?

– Нет, она не из Арамура. Она из… – Он замолчал, подумал и сказал: -… Издалека.

– А я об этом месте слышал?

– О да!

– Ну так откуда же она? Ну же, Ричиус, скажи! Это ведь не Талистан, правда?

– Конечно, нет! – возмутился Ричиус.

– Благодарение Богу! Джоджастин снес бы тебе голову, если б ты сказал ему, что влюбился в одну из тамошних девиц. Так откуда же она? Я был с тобой почти всюду и никогда…

Тут он умолк и повернулся к Ричиусу.

– Ох, нет! Она ведь не трийка?

Ричиус молчал – достаточно долго, чтобы Петвин убедился в своей правоте.

– Ричиус, ты ведь это не серьезно! Трийка? Как это случилось? Я хочу сказать – у тебя ведь даже не было на это времени!

– Это было не в долине, Петвин. Я впервые увидел ее в Дринге, но по-настоящему узнал в Экл-Нае.

– Ну так кто же она? Как ее зовут?

Ричиус безрадостно улыбнулся.

– Дьяна. – Он никому не называл ее имени с момента своего возвращения домой. – И прежде чем ты меня спросишь – да, она была проституткой.

Петвин вмиг потерял интерес к его рассказу.

– Господи, Ричиус. И это все? Я думал, это что-то серьезное. Нам всем когда-то приходилось влюбляться в шлюх. Забудь. Это пройдет.

– Ты не понимаешь. Это серьезно. Тебя там не было, ты ее не видел. Она была… – Он вздохнул. – Поразительная. Красивее всех женщин, которых мне приходилось видеть.

Петвин с любопытством посмотрел на него.

– И ты в нее влюблен?

– Возможно. Я постоянно думаю о ней, когда остаюсь один у себя в комнате или в парке. Ее забыть невозможно. Бог свидетель, я пытался это сделать, но память о ней меня не оставляет. Как бы ты определил такое состояние, Петвин? Назвал бы его любовью?

– Это или любовь, или какая-то другая болезнь, – пошутил Петвин. – Но где она сейчас? Почему ты не привез ее с собой, если ты так к ней привязался?

Ричиус начал было отвечать, но вдруг замолчал. Только Динадин и его дневник знали гадкую историю исчезновения Дьяны. И теперь, как бы ему ни хотелось рассказать о происшедшем, он не был уверен, что сможет это сделать.

– Ну же, – не отступал Петвин, – что с ней случилось?

– Не знаю, – мрачно произнес Ричиус. – И это самое ужасное. Ее унесла буря – та самая, что убила Эдгарда. Я пытался ее спасти, но не смог. – Он отвел взгляд. – Мы убегали от бури, хотели скрыться в горах, но она оказалась слишком мощной…

Он прервал рассказ, не в силах продолжать. Небо над ними внезапно потемнело. Лошади едва ползли, словно тоже прислушивались к его признанию.

– Ричиус, – строго сказал Петвин, – не думай о такой чепухе. Динадин рассказал мне про ту бурю, и судя по тому, что он описывал, ее пережить не смог бы никто.

Ричиус саркастически улыбнулся.

– Я смог.

– Чудом, – уточнил Петвин.

– О да! – огрызнулся Ричиус. – Мне всегда подобным образом везло, правда? На меня волк не напал ни разу, он всегда выбирал кого-то другого. Я подвел ее, Петвин, так же как подвел Люсилера.

– Ничего подобного! – возразил друг. – Я уверен, ты сделал все что мог, а потому не ругай себя. С такими воспоминаниями очень тяжело жить, но ты должен научиться идти вперед. Она мертва – и все.

– Если б только я мог быть в этом уверен! Она убегала от Тарна. Вот почему она оказалась в Экл-Нае – чтобы спрятаться от него. Но ему каким-то образом удалось ее найти. Ту бурю сотворил он, Петвин. Она сказала, что это он, что он ее ищет.

Петвин выпрямился в седле.

– Ричиус, подумай, что ты говоришь! Это невероятно!

– Я понимаю, это звучит нелепо. Я и не рассчитываю на то, что ты мне поверишь. Я сам не поверил Эдгарду, когда он мне впервые рассказал о такой буре, но это правда. Тарн каким-то образом устроил этот кошмар, причем узнал, что Дьяна в Экл-Нае.

– И ты думаешь, она осталась жива? Вряд ли. Если, как ты говоришь, ее унесла буря, то она наверняка должна была ее убить. Извини, Ричиус, но ее определенно нет в живых.

Ричиус закрыл глаза.

– Молю Бога, чтобы это было так, – прошептал он совершенно искренне.

Об ином думать было невозможно. Он помнил, как нежная ручка Дьяны выскальзывала из его пальцев. Его хватка слабела, слабела, слабела – а он пытался ее удержать, сжимал ее руку так крепко, что у нее ломались кости. Но этого оказалось недостаточно! Она ускользнула от него – может быть, чтобы умереть, а может – попасть руки Тарна. Он мысленно проклинал себя. Он подвел ее, и Петвину не удастся его в этом разубедить.

Наконец он открыл глаза.

– Петвин, Динадин тебе что-нибудь говорил о Дьяне?

– Нет, ничего не говорил. Он только сказал, что вы вдвоем выехали из города вовремя и смогли уйти от бури. Он ничего не говорил о девушке. – Петвин пожал плечами, явно теряясь в догадках. – Я не знаю почему. Наверное, не захотел. Ты ведь знаешь, каким он иногда бывает скрытным.

Ричиус засмеялся: да, Динадин умеет молчать о подобных вещах. И сейчас он испытывал чувство уважения к своему другу. Он предполагал, что Динадин будет всем рассказывать о том, как у него украли Дьяну, и приятно удивился, что это по-прежнему оставалось их собственной постыдной тайной.

– Я забрал Дьяну у него, Петвин, – признался Ричиус. – Мы были в таверне, и он положил на нее глаз. Я велел ему этого не делать, потому что она – трийка. Ты знаешь, как я к этому относился.

Петвин ничего не сказал, он ждал продолжения.

– И он меня послушался. Он был недоволен, но не стал спорить, а просто отправился наверх и нашел другую девицу. А вот я не смог сделать то же самое. Она была слишком красива, а я был пьян и одинок. Не успел я сообразить, что делаю, как уже заплатил хозяину гостиницы за нее – и мы оказались в постели.

– И Динадин об этом узнал?

– Я сказал ему на следующее утро. Господи, какой я был дурак! Он уже злился на меня за мое несогласие уйти из долины, но когда я объяснил ему про Дьяну, знаешь, что он сделал?

– Разбил тебе нос? – пошутил Петвин.

– Нет, он отдал мне серебряный кинжал брата, чтобы я смог купить себе еще одну ночь с ней.

Петвин болезненно поморщился.

– Ох, Ричиус…

– Знаю. Поверь мне, я стыжусь того, что сделал. Но она такая необыкновенная, Петвин. И Динадин совсем ее не знал. Ему просто хотелось ее поиметь.

– Да? – презрительно сощурился Петвин. – А тебе не хотелось? Откуда ты знаешь, может, Динадин тоже считал, что она необыкновенная?

– Петвин, он видел ее всего минуту!

– Иногда, чтобы влюбиться, достаточно одной минуты. Особенно если идет война. Ты сам сказал, что она прекрасна. Может, Динадина она привлекла так же, как и тебя.

– Может быть, – опечалился Ричиус.

До сих пор ему не приходило в голову, что Динадин мог испытывать к Дьяне нечто большее, чем похоть. Почему-то он забыл, что той ночью не он один испытывал одиночество и страх.

– У меня такое чувство, будто я его предал, – заключил Ричиус. – Сначала это сделал мой отец, а потом – я. Но я не хочу, чтобы это продолжалось. Мы можем и дальше спорить о смерти Люсилера, о том, что я сделал не так, но какая от этого польза? Я…

Ричиус замолчал, изумленный движением на дороге. Пять похожих на собак животных, лениво выкатив языки, наблюдали за приближающимися всадниками. Лошади мгновенно остановились. Ричиус почувствовал, как насторожился Гром. Мотылек злобно фыркнул. Все пять животных имели обычные признаки своей породы, знакомые не только людям, но и лошадям. Горные волки.

– Ричиус…

– Я их вижу. Не шевелись. И не давай Мотыльку волю.

Петвин натянул поводья. Огромный боевой конь повиновался: он замер, глядя в глаза своим врагам. Животные были исхудавшие, голодные, с жадно горящими глазами. Ричиус содрогнулся. Его охватил ужас, когда он вспомнил слова, которые этим утром произнес Петвин: от первого снега они сходят с ума.

«Это не боевые волки, – успокаивал он себя. – Не бойся».

Но ему было страшно. Желудок начало сводить, как перед боем. Ему уже приходилось сталкиваться с волками – гораздо более крупными и злобными тварями, чем эти, но то было в Люсел-Лоре, там он ожидал, что волки станут на него охотиться. Теперь он пожалел, что с ними нет огнемета.

– Что нам делать? – спросил Петвин.

– Не двигайся.

Они ехали уже почти час, так что на дом Террила в северном поместье рассчитывать не приходилось. Если они бросятся бежать, а волки помчатся за ними, стая догонит их задолго до цели. Ричиус оглянулся через плечо. Дорога позади них была пуста. Он прислушался, надеясь уловить голоса или скрип колес, но услышал только снежную тишину. Они были одни. Он медленно снял со спины огромный меч. Пора взглянуть, на что способен Джессикейн.

– Мы сейчас повернем, – тихо промолвил он. – Очень медленно.

Петвин кивнул и непринужденно положил руку на рукоять своего меча. Второй рукой осторожно потянул повод, приказывая Мотыльку повернуться. Конь секунду помедлил, затем повиновался. Ричиус тоже начал разворачивать Грома. Когда лошади пошли рысью, он оглянулся. Волки двинулись следом.

– Дьявол! – прошипел он, понимая, что звери собираются на них напасть.

Волки чуют страх, а от него сейчас так и разит страхом. Он вытащил Джессикейн из ножен. Огромный боевой меч отягощал руку – хорошее оружие для того, что ему предстоит сделать. Петвин тоже обнажил свой меч. Они переглянулись.

– Готов?

Петвин слегка кивнул.

– Ну ладно.

Ричиус крикнул и дал Грому шенкеля. Старый конь словно ждал этой команды – он рванул вперед, зарываясь копытами в покрытую снегом дорогу и выворачивая комья замерзшей земли. Как это ни странно, Мотылек был уже впереди них. Ричиус почувствовал, как серая волна ударила ему в лицо, словно ливень ножей. Он пригнулся в седле и, наклонив голову к шее Грома, оглянулся назад. Волки неслись следом, быстро догоняя всадников.

– Они близко! – крикнул Ричиус, стараясь перекрыть топот копыт.

– Быстрее! – бросил Петвин.

– Не могу!

Петвин выругался и вывернул кисть, переводя Мотылька в менее стремительный галоп. Гром вскоре поравнялся с боевым конем. Его старые ноги отчаянно напрягались, чтобы выдержать темп бега.

– Нет! – заорал Ричиус. – Скачи быстрее, Петвин! Не жди меня!

– Нам от них не оторваться. Придется вступить в бой!

Мотылек еще немного замедлил бег. Позади него щелкнули челюсти, потом раздался гулкий удар и визг: железная подкова боевого коня ударом в череп отбросила переднего волка назад. Однако его собратья по-прежнему мчались дальше, гонимые безумной жаждой мяса. В следующую секунду четыре волка поравнялись с лошадьми: двое окружили Грома, двое – Мотылька. Ричиус слышал, как они приближаются к ногам Грома, как быстро и настойчиво топочут их лапы, как щелкают зубы. Он поднял Джессикейн.

«Еще чуть-чуть ближе, ублюдки!»

Правый волк уже догнал их и приготовился к прыжку. Ричиус чувствовал, как Гром устает, в любое мгновение старина не выдержит темпа. И когда эта минута настанет, волк прыгнет. Он с привычной легкостью натянул поводья. Гром замедлил скачку и волк прыгнул – а Ричиус опустил меч. Тяжелое острие Джессикейна вонзилось в морду волка, разрубило ему нос и вогнало зубы в глотку. Ричиус тут же повернулся ко второму. Зверь уже был в воздухе. Он ухватил Ричиуса за предплечье, разорвал толстую ткань куртки и прокусил плоть. Ричиус не удержался в седле. Падая, он утянул коня вместе с собой. Оба упали на дорогу. Конь отчаянно заржал: передняя нога хрустнула.

Ричиус не потерял Джессикейн. Он поднял лицо, стараясь сморгнуть с ресниц кровь и мусор. Услышал, как мимо проскакал Петвин, выкрикнув его имя, услышал и леденящий душу хрип в вопле Грома. Он молниеносно развернулся, рассчитывая обнаружить позади себя волка, готового наброситься на него. Но зверь потерял к нему интерес. Он уже вонзил зубы в шею упавшей лошади. Крик обезумевшего Грома стал еще отчаяннее. Конь пытался встать на сломанные ноги, но волк опрокидывал его снова и снова. Из шеи коня брызнул фонтан крови.

– Петвин! – крикнул Ричиус, ковыляя по снегу к упавшему коню.

Он бросился на волка, оттащил сопротивляющегося зверя от Грома и со всей силой ударил его по ребрам тяжелым ботфортом. Не успел волк прыгнуть снова, как Ричиус взмахнул мечом и попал зверю в морду. Тот с воем упал. Джессикейн опустился еще раз, и зверь умолк.

Ричиус снова повернулся к Грому. Два оставшихся волка уже прекратили погоню и начали рвать еще живого коня. Петвин подскакал к Ричиусу и протянул ему руку.

– Садись! – рявкнул он.

– Нет!

Ричиус бросился к ближайшему волку. Он опустил огромный меч и переломил зверю хребет. Остался последний волк. Он поднял морду от шеи Грома и уставился на Ричиуса, тихо рыча. Медленно стал приближаться к человеку, низко наклонив голову. Глаза у него были черные, злые. Ричиус не шевелился: его ярость победила страх.

– Это моя земля, волк! – прошипел он. Казалось, зверь его не слышит. Он снова зарычал, напрягая ноги перед прыжком.

– Я убил твоих братьев! – объявил Ричиус, сжимая рукоять Джессикейна. – А теперь попробуй убить меня!

Он уже кричал, а его лицо излучало спокойную силу. Петвин снова подъехал на Мотыльке. Боевой конь ржал и всхрапывал.

– Назад, волк! – Петвин, потрясая мечом, поднял Мотылька на дыбы. – Возвращайся в горы!

Но волк не отступал. Он стоял между мужчинами и умирающим конем, ревниво охраняя трапезу, которая досталась ему с таким трудом. Гром продолжал жутко хрипеть. Ричиус пронзительно вскрикнул и бросился к волку, подняв меч над головой. Мотылек снова взвился на дыбы. Волк отпрянул, немного помедлил – и прыгнул на Ричиуса. Он находился в воздухе, когда Джессикейн опустился – быстрый, тяжелый, безжалостный. Металл и плоть встретились, и какой-то миг Ричиус видел только стену серой шерсти, надвигавшуюся на него. Но клинок погрузился глубоко в худую грудь волка. Отшатнувшись назад, Ричиус услышал, как зубы клацнули у самого его лица, и упал на спину, лягаясь, выкрикивая проклятия и вгоняя меч все глубже между ребрами животного. Волк наконец взвизгнул, и его безжизненное тело упало на Ричиуса.

Он едва выкарабкался из-под волка. Тело саднило, кровь толчками лилась из прокушенной руки, но он мог думать только о Громе. В коне все еще теплилась жизнь, сломанные ноги подрагивали. Ричиус проковылял по снегу и упал на конское брюхо.

– Ох, красавец мой! – простонал он, не рассматривая раны лошади: все они были смертельны. Он ощущал, как вздымается и опадает его брюхо в такт последним вздохам. – Мой милый друг!

– Ричиус! – негромко окликнул его Петвин, он спешился и теперь стоял над другом. – Ты ранен. Мы должны ехать туда, где тебе окажут помощь.

– Послушай его, – сказал Ричиус, – и сделай это за меня, Петвин. Я не могу.

Гром все еще кричал. У Петвина лицо стало серым.

– Он и так скоро умрет, Ричиус. Я…

– Пожалуйста! – взмолился принц и протянул другу Джессикейн.

Петвин нерешительно взял меч.

– Только не смотри, ладно?

Ричиус кивнул.

– Прости меня, – сказал он и отошел к Мотыльку.

Большой конь стоял неподвижно, словно понимал всю глубину разыгравшейся трагедии. Ричиус закрыл глаза.

«Прощай, старый друг!»

А потом все кончилось. Принц открыл глаза. Петвин вытирал Джессикейн рукавом.

– Дело сделано, – сказал он, неуверенно глядя на друга. – Боже, что за адская работа!

Ричиус медленно подошел к Грому. Петвин отсек коню голову, и теперь его тело лежало в густой алой луже. От нее поднимались едва заметные струйки пара. Волна тошноты бросила Ричиуса на колени.

– О Боже! – простонал он, ощущая горечь во рту.

– Отвернись! – Петвин положил ему руку на плечо. – Мне очень жаль, Ричиус. Это все.

– Нет! – Ричиус стряхнул руку Петвина и закрыл лицо ладонями. – Почему это случилось? Почему здесь? Я ведь дома!

Петвин упал на колени рядом с другом. Осторожно отвел его руки от лица и заглянул в глаза.

– Послушай меня, Ричиус. Ты ранен. Посмотри на свою руку. Я должен довезти тебя туда, где могут помочь.

Ричиус молча кивнул, не мешая Петвину осмотреть прокушенное предплечье. Рана сильно болела – и в то же время он едва ощущал боль. Словно издалека он услышал, как Петвин бормочет:

– Мы далеко от Динадина, Ричиус? Ты не знаешь, сколько еще туда ехать?

Принц взглянул на окровавленную руку, потом снова на Петвина.

– Отвези меня домой, – тихо попросил он. – Пожалуйста.

 

14

Обратная дорога была тяжелой и унылой. Ричиус пребывал в шоковом оцепенении. Даже обжигающая боль в руке почти не затрагивала его сознания.

Мотылек прискакал домой за считанные минуты, хотя нес на себе двух взрослых мужчин. Замок показался как раз в тот момент, когда начался дождь.

– Ну вот и он, – сказал Петвин. – Теперь ты будешь в порядке, Ричиус.

Принц поднял голову. За высокой каменной стеной, окружавшей замок, вырисовывались три башни, устремленные к небу. В надвигающихся сумерках они выглядели особенно внушительно. Во многих окнах замка уже горели свечи. Ричиус немного успокоился и снова ощутил холод. А вслед за этим ощущением появилось желание поскорее оказаться в постели и съесть принесенную Дженной кашу. Он знал, что она начнет хлопотать вокруг него, но неожиданно мысль об этом не вызвала у него привычной досады. Сейчас ему было бы приятно почувствовать материнскую заботу.

Мотылек быстро поднялся по крутому холму и остановился у чугунных ворот. После убийства короля Джоджастин приказал постоянно держать ворота на запоре и охранять день и ночь. Даже Петвин не имел свободного доступа в замок. Подъехав к воротам, он раздраженно выругался и окликнул часового. Тот появился словно ниоткуда – великан с двусторонней секирой.

– Кто там? – неприветливо спросил он, вглядываясь в них сквозь металлические стержни.

– Открывай! – потребовал Петвин. – Ричиус ранен!

– Ричиус? – Великан прищурился и посмотрел на второго седока. – Это вы, принц Ричиус?

– Это я. Выполняй, что он тебе сказал, Фэрен.

Солдат бросил секиру и снял ключ, укрепленный на его доспехах на тонкой цепочке. Торопливо поковырялся в замке и открыл ворота.

– Извините, милорд, – сказал он. – Джоджастин велел мне сегодня быть повнимательнее. У нас странные гости.

– Гости? – поднял брови Ричиус. – Кто именно?

Часовой украдкой оглянулся назад.

– Из Нара, милорд.

Когда они въехали в ворота, Ричиус заметил незнакомцев. Два всадника, оба в зеленом с золотом мундире Талистана, стояли, лениво прислонясь к коням и не обращая внимания на моросящий дождь. С ними был третий; он все еще сидел верхом со штандартом в руках, представлявшим собой простое черное полотнище без герба или вышивки. Это был флаг Нара, Черного Города.

Два талистанца повернулись на стук копыт и посмотрели на Ричиуса с Петвином, странно улыбаясь. Всадник из Нара даже не пошевелился. Ричиус заметил позади них четвертого коня. На его боках тоже были черные попоны Нара, но седло пустовало.

– Что это? – спросил Ричиус, соскальзывая с Мотылька. – Кто они, Фэрен?

Часовой подманил принца к себе и, приблизив губы к самому его уху, прошептал:

– Бьяджио.

Ричиус удивленно раскрыл глаза. В хорошей компании после имени Бьяджио всегда наступало уважительное молчание. Это имя в империи имело особую власть. Ричиус снова посмотрел на трех всадников. Двое талистанцев по-прежнему наблюдали за ним. Он поспешно спрятал раненую руку в складках потрепанной куртки.

– Что ему нужно? Ты не знаешь?

– Он хотел поговорить с вами, милорд. Я не знаю, о чем.

– Ты отвел его к Джоджастину?

– Почти час назад. Он велел остальным ждать снаружи.

– Слава Богу! – выдохнул Ричиус.

У Бьяджио хотя бы хватило ума не позволить талистанцам зайти с ним в замок. Оскорблением было уже то, что они вообще оказались в Арамуре. Что до третьего человека (Ричиус принял его за телохранителя), то, похоже, Бьяджио решил, что здесь будет в безопасности без него. Ричиус поморщился. Последнее время Арамур ни для кого не представлял угрозы.

– Бьяджио! – возмутился Петвин. – Что этот пес делает так далеко от дома?

– Да, интересно, – кивнул Ричиус.

Как глава Рошанна Бьяджио был одним из приближенных советников Аркуса, членом так называемого Железного Круга. На древнем языке Нара Рошанн означало порядок, и Бьяджио имел поручение поддерживать именно его. Каждая тюрьма, каждый лагерь для заключенных, каждое расследование подрывной деятельности подпадали под его юрисдикцию, и каждая публичная казнь через повешение в Черном Городе совершалась по его приказу. Ходили слухи, что Рошанн имел осведомителей при каждом дворе империи – даже в Арамуре. И каким бы абсурдным – ни казалось это утверждение, Ричиус втайне признавался себе, что никто не мог быть уверен в том, что это не так. Относительно Рошанна он твердо знал одно: его люди были повсюду.

– Фэрен, отведи коня в конюшню, – распорядился Ричиус. – Петвин, идем со мной.

– Ричиус, но твоя рука! – запротестовал Петвин. – Ее нужно перевязать как следует. Бьяджио подождет.

– Да, милорд, – поддержал его Фэрен, принимая у Петвина поводья Мотылька. – А я пока доложу Джоджастину, что вы вернулись.

– Нет. Я не хочу, чтобы обо мне докладывали. И не говори Джоджастину о моей ране. Не говори никому, Фэрен. – я не хочу лишней суеты,

Великан кивнул:

– Понимаю, милорд.

– Проклятие, Ричиус, – проворчал Петвин тихо, чтобы никто не услышал. – Бьяджио приехал из столицы. Он может подождать еще немного, пока тебе сделают нормальную перевязку!

– Нет. У Бьяджио ни для кого не бывает хороших новостей, Петвин. Видимо, он хочет поговорить о моем отце. Если это так, я не хочу, чтобы Джоджастин объяснял все один. Это мое дело. – Он повернулся и зашагал к замку. – Ты идешь?

– Да, – скрепя сердце ответил Петвин, следуя за Ричиусом через двор.

Талистанцы по-прежнему наблюдали за ними. Оба приветствовали хозяина легким ироническим поклоном.

– Добрый вечер, принц Ричиус, – сказал один из них.

Принц не ответил, только гневно взглянул на заносчивую пару. Прошло больше двадцати лет с тех пор, как талистанские солдаты ступали на землю Арамура, и Ричиусу казалось, будто эти два негодяя чувствуют себя первопроходцами. Что до третьего всадника, которого Ричиус теперь ясно видел, то он, похоже, их торжества не разделял. Он держался абсолютно прямо, ослепляя блеском черных доспехов. На его широкие плечи был наброшен черный плащ с алой изнанкой, с шеи свисала золотая цепь. Он только на секунду повернулся к Ричиусу, но этого оказалось достаточно, чтобы различить шлем в виде черного черепа. Этот безмолвный прекрасный призрак был Ангелом Теней.

«Как же, телохранитель!» – подумал Ричиус и судорожно вздохнул.

Ангелы Теней были личными охранниками Аркуса, элитной группой солдат, прославившихся своим умением и преданностью. Являясь лучшими бойцами империи, отборным полком фанатиков, они никогда ни с кем не заговаривали, если этого не приказывал их господин. Ричиус видел одного из них только однажды – и это было так давно, что едва мог его вспомнить.

Сейчас, оказавшись с этим солдатом лицом к лицу, он подумал, сколько Арамур смог бы продержаться против Нара.

– Пойдем, Ричиус! – Петвин потянул его за рукав. – Идем в замок.

Прежде они вошли в прихожую – небольшое помещение, где путник мог очистить с сапог грязь, а потом уж пройти в парадные помещения. Петвин с пристрастием осмотрел Ричиуса и снова проверил его руку. Она была перевязана тряпками, оторванными от многострадальной куртки. Повязка промокла под дождем, пропиталась кровью и грязью. Когда Петвин пощупал ее пальцем, Ричиус вскрикнул:

– Уй, больно!

– Еще бы, – проворчал Петвин. – Не задерживайся, хорошо? Тебе надо поскорее сделать настоящую перевязку.

Ричиус отдернул руку.

– Хватит. Ничего с ней не случится, поверь мне. – Он снял со спины ножны, а потом стал освобождаться от куртки, осторожно сдвигая рукав с раненой руки. – Дай мне свою куртку, – сказал он.

– Куртку? Зачем?

– Потому что я не хочу, чтобы мою руку заметили. Если Дженна узнает, что я ранен…

Как раз в эту минуту послышалось:

– Ричиус!

Принц помрачнел, узнав этот голос. Дженна бросилась к нему, перепуганная, встревоженная. Посмотрела на его перевязанную руку и прижала ладони к щекам.

– Господи, – воскликнула она, – что с тобой случилось?

– Волки, – объяснил Петвин. – Они напали на нас на северной дороге.

– И ты таким образом представляешь себе перевязку? – Она бросила на Петвина возмущенный взгляд. – Она же грязная! Тебе надо поскорее промыть рану и заново перевязать.

– Нет! – возразил Ричиус. – Мне надо найти Джоджастина. Где он, Дженна? С Бьяджио?

Девушка кивнула и взяла Ричиуса за руку, пытаясь осмотреть рану.

– Нехорошее дело, Ричиус. Идем со мной, и…

– Они в зале совета? – нетерпеливо спросил принц.

– Да, но ты не можешь идти туда в таком виде!

– Я должен. Мне надо знать, что происходит. Петвин?

Он протянул руку за курткой. Петвин неохотно отдал, и Ричиус с трудом натянул ее, особенно на перевязанную руку. Стряхнул с колен грязь; радуясь хотя бы тому, что куртка достаточно длинная, дабы прикрыть побольше тела, и зашагал по коридору. Дженна умоляла его остановиться, но он не стал слушать. О своей ране он позаботится потом.

– Может, мне доложить, что ты пришел? – беспокоился Петвин. – Я не хочу врываться к ним без предупреждения.

– Это наш дом, Петвин, а не Бьяджио. Мы здесь не привыкли к церемониям. Если Бьяджио хочет любезностей, пусть возвращается в Черный Город.

Зал совета находился на первом этаже, в конце длинного пустынного коридора. Им редко пользовались, как и тронным залом. Дариус Вентран был скромным королем, а большинство проблем, которые ему приходилось решать, не требовали собраний и хитроумных планов. Он управлял страной коневодов и фермеров, и его не интересовали внешние атрибуты власти. Хотя трон у него все-таки был, он отличался скромностью, и король редко на нем восседал. В основном это происходило в торжественные моменты, когда надо было произвести впечатление на послов и важных персон. Но на дальнем севере империи значительные события случались не так часто.

Дверь в зал совета оказалась плотно закрытой. Ричиус приложил ухо к замочной скважине. До него донеслись голоса – негромкие, вежливые, сдержанные. Он вздохнул с облегчением, не услышав криков вспыльчивого Джоджастина.

– Они там, – прошептал он Петвину. – Готов?

Петвин нервно кивнул.

– Да.

Ричиус ободряюще улыбнулся другу.

– Не волнуйся, – чуть слышно сказал он и тихо приоткрыл дверь.

– … сохранит полное управление Арамуром, так?

Голос принадлежал Джоджастину. Удивленный вторжением, старик повернулся к двери – и тут же забыл о госте, сидящем напротив за столом.

– Ричиус! Я рад, что ты вернулся. У нас гость.

Граф Бьяджио сразу же встал и воззрился на принца ярко-сапфировым взглядом. В несколько стремительных шагов он пересек зал.

– Принц Вентран! – Граф протянул ему руку. – Я счастлив наконец познакомиться с вами!

Ричиус взял протянутую руку и опасливо ее пожал. Многочисленные кольца Бьяджио больно впились в кожу.

– Спасибо, – неуклюже ответил он.

– Я – граф Ренато Бьяджио, – представился он с ослепительной улыбкой. – Надеюсь, вы обо мне слышали.

– Да. – Ричиус поспешно отпустил руку гостя. Пальцы Бьяджио неожиданно оказались ледяными.

– Извините, что рука такая холодная, принц Ричиус. День студеный, а я не очень здоров и потому особенно чувствителен к холоду. Эти морозные страны неприветливы с нами, уроженцами Кроута.

Ричиус кивнул. Родиной Бьяджио был Кроут – остров на юге империи. Как и у всех его жителей, у Бьяджио была темная атласная кожа, и – как и все островитяне – он питал явное отвращение к ненастной погоде. Долгие дни, проведенные на солнце, придали его волосам янтарный цвет. Даже его речь наводила на мысли о каких-то дальних странах. В его интонации ощущалось некое щегольство или чрезмерное дружелюбие, от чего Ричиус испытывал неловкость. И глаза у графа были необычные: сверкающие и прозрачные, как у ребенка или у кошки, они напоминали два ограненных камня.

– Вы очень далеко от дома, граф, – сказал Ричиус. Эта фраза невольно прозвучала как вопрос: «Почему?» Джоджастин тоже встал и подошел к ним. На лице старого управляющего читалось нескрываемое возбуждение.

– У графа для тебя новости, Ричиус, – сообщил он. – Почему бы нам не сесть и не выслушать их? Ваше мнение, граф?

– Конечно, – согласился Бьяджио. – А у принца вид просто-таки несчастный. Ему следует сесть и, возможно, выпить немного вина. Разрешите мне, пожалуйста. – Бьяджио вернулся к столу и взял графин с вином. Затем, налив в собственный стакан щедрую порцию, протянул его Ричиусу. – Вам, принц Ричиус. Надо дать стакан и вашему спутнику. Кто этот молодой человек?

Ричиус жестом попросил Петвина подойти ближе.

– Это Петвин, граф. Друг. – Петвин поклонился.

– Солдат?

– Да, милорд, – ответил Петвин. – Гвардеец. – Бьяджио понимающе улыбнулся.

– А, один из героев Люсел-Лора! Император просил меня выразить вам благодарность за все, что вы там сделали. Он очень гордится каждым из вас.

– Правда? – удивился Петвин.

– Конечно. Все вы храбро сражались. Императору это известно. – Бьяджио устремил свои странные глаза на Ричиуса. – Он знает: вы сделали для него все, что было в ваших силах.

– Это так, – подтвердил Джоджастин. – Приятно слышать, что император ценит их самопожертвование.

– О, он очень высоко ценит то, что они сделали, – повторил Бьяджио. – А для вас у него есть особая награда, принц Ричиус. Садитесь, я все вам расскажу.

Принц посмотрел на Джоджастина. На лице старика сияла многозначительная улыбка, означавшая: «А что я тебе говорил?» Бьяджио подошел к столу и выдвинул для Ричиуса стул. Неужели Джоджастин прав? Это казалось невероятным – но это было так! Скоро у Арамура будет новый король. Когда наконец все сели за стол, Бьяджио занял место напротив Ричиуса. Он подался вперед и положил подбородок на сцепленные руки.

– У меня есть для вас нечто особое, принц Ричиус. Бесценный дар от самого императора.

– О, и что же это?

Бьяджио запустил руку под плащ и вытащил оттуда тонкий желтый пергамент.

– Вот это.

Ричиус бережно взял пергамент и ногтем подцепил восковую печать. Это была прекрасная плотная бумага: на такой пишутся тексты государственных договоров. Он развернул свиток и начал читать:

Ричиусу Вентрану

Смерть твоего великого отца печалит меня. Ты должен явиться в Нашу столицу в тридцатый день зимы на церемонию коронации в качестве короля Арамура.

Послание было подписано просто: Аркус .

Ричиус застыл, глядя на императорский приказ. Он оказался совсем не таким, какой он ожидал, особенно – похвальный отзыв об отце. Император и король были заклятыми врагами, постоянно вели споры по поводу любой мелочи в управлении Арамуром. Хотя король в этих спорах всегда проигрывал, это не мешало ему затевать все новые и новые. Ричиуса весьма озадачило проявленное императором великодушие. Как он мог назвать его отца великим? Подпись тоже выглядела странно. Аркус подписался одним только именем, ничего к нему не добавив. Что за дружеский жест?

«Он слишком доброжелателен, – с подозрением подумал Ричиус. – Как и Бьяджио». Он передал письмо Петвину, и тот поспешно его принял.

– Ну, мой мальчик, – спросил Джоджастин, – что ты об этом думаешь?

– Я польщен, – солгал Ричиус.

Он торопливо подсчитал, что до тридцатого дня зимы осталось всего два месяца. Достаточный срок, чтобы добраться до Черного Города.

– Печально, что это должно было случиться при таких обстоятельствах, – сказал Бьяджио. – Ваш отец был великим королем. Уверяю вас, во всем Наре остро ощущают его гибель. Император особенно глубоко ранен ею.

Ричиус поежился. Бьяджио до отвращения неприкрыто лукавил.

– Прошу вас поблагодарить императора за его любезное предложение, граф, – молвил он. – Оно стало для меня неожиданностью.

– Вот как? – театрально произнес Бьяджио. – Почему же? Вы ведь должны были знать, что являетесь наследником трона, принц Ричиус.

– Несомненно. Ричиус удивлен тем, как быстро все произошло, – вмешался Джоджастин. – В конце концов, подобное известие удивит кого угодно! – Тут он исподтишка взглянул на принца. – Правда, Ричиус?

– Да, я удивлен, – тотчас согласился он. – И, как я уже говорил, прошу вас выразить императору мою благодарность за это великодушное предложение.

– Вы сами можете ему это сказать при встрече. Ему хочется обсудить с вами очень много вопросов. Но, пожалуйста, не называйте это предложением. Император предпочитает называть это даром. – На секунду глаза Бьяджио вспыхнули. – И, боюсь, у вас нет иного выбора, как только принять его.

В комнате внезапно воцарилась тишина. Наконец Ричиус произнес, глядя прямо в зоркие глаза графа:

– Но с чего бы я мог поступить иначе, граф? Я почитаю за честь занять место отца.

– Рад это слышать, принц Ричиус. Есть еще люди, которым не хочется идти дорогой Нара. Таковым людям в империи приходится нелегко. Чтобы быть хорошим королем, необходимо мужество.

– Ричиусу мужества не занимать, – вдруг заявил Петвин. – Вы не сомневались бы в этом, если б воевали рядом с ним в Люсел-Лоре, милорд. Мы все уверены – он будет прекрасным королем!

Бьяджио бросил на Петвина иронический взгляд.

– Боже, какая преданность! Столь верные подданные делают вам честь, принц Вентран. Но на самом деле я не подвергал сомнению вашу стойкость. Мы все слышали рассказы из Люсел-Лора о том, как тяжело вам приходилось. – Бьяджио облизнул губы. – Там царило настоящее зверство, правда, принц Ричиус?

– Да, – бесстрастно подтвердил принц. – Настоящее зверство.

– И тот огонь, что пронесся по Экл-Наю… Расскажите мне о нем.

– Я мало что могу рассказать.

– Некоторые говорят, это была магическая буря. Вы тоже так считаете, принц Ричиус?

Он не мог ответить, хотя действительно был убежден в том, что именно магическая буря уничтожила Эдгарда и его отряд и украла у него Дьяну. Но что ему сказать Бьяджио? Он даже не мог понять, почему граф его об этом расспрашивает.

– Люсел-Лор полон странных явлений, милорд. Даже погода там не похожа на ту, что у нас в империи. Возможно, я видел просто грозу.

Бьяджио пожал плечами, но его явно не удовлетворил такой ответ.

– Эту бурю видели не только вы, принц Ричиус. Некоторые талистанцы рассказывали о сильнейших, необычных бурях, которые совершенно не походили на что-либо виденное прежде. – Он откинулся на спинку стула, пристально наблюдая за Ричиусом. – Это были противоестественные, безбожные бури. Как вы думаете, что могло создать такие мощные явления?

– Понятия не имею, – хладнокровно молвил Ричиус.

– Вы служили с кем-нибудь из трийцев? – спросил Бьяджио.

– Только с одним.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы он прибегал к волшебству?

– Никогда, – категорично заявил Ричиус. – А почему вы спрашиваете?

– Вполне понятно, что императору хочется понять, почему война была проиграна, – объяснил граф. – Если, как вы говорите, дролы не прибегали к волшебству…

Бьяджио выразительно умолк, не отрывая от Ричиуса странных глаз. У принца вновь засосало под ложечкой. Ему хотелось избежать этой темы, но он попался в ловушку, словно кролик. Теперь ему стало ясно, почему Аркус прислал к нему этого человека. С подобной миссией вполне мог справиться любой мальчишка-посыльный, но только Бьяджио был способен передать такое послание.

– Моя задача состояла в том, чтобы захватить долину Дринг, граф, – сказал Ричиус, не отводя взгляд. – Там я волшебства не видел. Возможно, в Таттераке прибегали к магии – по этому поводу я ничего сказать не могу. Те земли должны были удерживать талистанцы. Возможно, ваши вопросы следует задавать им.

– Большинство из них погибли под Годоном, защищая дэгога. А те, кому удалось выжить, клянутся мне, что там использовалась магия. Даже ваш собственный боевой герцог погиб во время необычной бури. Разве он не принимал участия в кампании по удержанию Таттерака?

– Принимал.

– И вы видели его гибель, правда?

Ричиус кивнул.

– Ну вот, – заявил Бьяджио, непринужденно развалившись за столом. – Я это объяснить не могу. А вы можете?

– Нет.

Бьяджио улыбнулся, и на секунду Ричиусу показалось, будто невидимые пальцы графа копаются в его мыслях.

«Джоджастин прав, – подумал он, – они знают про отца».

Его захлестнула душная волна чувств: гнев, уверенность, что его предали, одиночество – и на одно постыдное мгновение Ричиус возненавидел отца за то, что тот заставил его сидеть здесь, напротив этого интригана. Но теперь ход событий уже не остановить: все карты открыты, и все могли видеть голые факты. Правду. Он положил пальцы на руку и незаметно потер ее. Волчий укус отчаянно пульсировал.

– Мы сделали все что могли, – сказал он наконец. – Арамур – маленькая страна. Было абсолютным безумием вести войну с такими немногочисленными отрядами, даже когда нам помогал Талистан. Возможно, если б мы получали подкрепление из Черного Города, дролам не удалось бы захватить Люсел-Лор. – Он говорил медленно, тщательно подбирая каждое слово. – И в то же время я уверен, что империя послала бы нам войска, если б такая возможность существовала. Видимо, война с Лиссом потребовала от Нара напряжения всех его сил.

Одного упоминания о Лиссе оказалось достаточно, чтобы стереть с лица Бьяджио высокомерную ухмылку. Джоджастин уцепился за представившийся ему шанс.

– А как идет война с Лиссом, граф? – дипломатично спросил он. – Пожалуйста, расскажите нам. Мы в Арамуре так мало слышим о том, что происходит в сердце империи! Каково там положение дел?

Бьяджио снова улыбнулся.

– Лисс получает то, что следует.

– Они там настоящие дьяволы, это точно, – не унимался Джоджастин. – Никто из нас и предположить не мог, что война так затянется. А правда, что их корабли начали совершать нападения на южное побережье? Я слышал это от торговца.

– Это ложь! – безапелляционно заявил Бьяджио. – Наш флот полностью контролирует те воды. Я сам никогда бы не допустил подобного.

Ричиус понимающе вздохнул.

– Да, конечно! Если б это было правдой, то опасность угрожала бы и Кроуту! Я слышал, корабли Лисса даже превосходят императорские дредноуты. И количеством – тоже.

– И опять-таки это чепуха. Право, принц Ричиус, откуда вы только получаете такого рода сведения? Император считает, что Лисс падет в ближайший год. И тогда мы увидим, чьи корабли лучше.

Принц задумался об отважном союзе островов, называемом Лиссом. Конечно, в итоге Лисс будет раздавлен мощью империи: несмотря на личную храбрость и превосходство их флота, Лиссу не удастся вечно противостоять армаде Аркуса. Как это ни удивительно, Лисс выдерживал блокаду уже десять лет, топя военные корабли империи в тысячах проливов, составлявших лабиринт, в котором могли ориентироваться только островитяне. И они с исключительным вызовом провозгласили себя «последним свободным народом мира». Ричиус не знал, как к ним относятся в Талистане, но в Арамуре жителей Лисса уважали. Когда наступит черный день их поражения, Арамур будет их оплакивать.

– Сколько разговоров о войне! – сказал Джоджастин. – А ведь день такой знаменательный! Нам следовало бы праздновать.

– Да, – согласился Петвин, дружески хлопнув Ричиуса по плечу. – Это – великий день для Арамура. И для тебя, Ричиус. Я буду почитать за высшую честь называть тебя моим королем.

– И моим, – добавил Джоджастин. – Я постараюсь служить тебе так же хорошо, как служил твоему отцу, мальчик.

– А вы будете хорошо служить императору, – серьезно сказал Бьяджио. – Я в этом уверен.

– Буду делать все, что в моих силах, – произнес Ричиус.

В дверь постучали. Радуясь возможности отвлечься, принц сразу же встал и пошел к двери. Дженна стояла в коридоре, и на ее лице была написана робость. Она вошла в зал, сделав всего один маленький шажок.

– Извините меня, милорды, – тихо молвила девушка, не поднимая глаз. – Я подумала, что вы могли проголодаться. Время обеда давно миновало, а граф проделал немалый путь. – Ее голос слегка дрожал. – Может, что-нибудь принести вам?

– Да, граф, – поддержал ее Джоджастин, – почему бы вам с нами не отобедать? Я распорядился, чтобы для вас и вашего спутника приготовили комнаты. Вы можете переночевать в замке.

Бьяджио протестующе поднял унизанные перстнями руки.

– Нет, спасибо. Ваше предложение весьма любезно, но мне действительно надо отправляться.

– Как так? – добродушно возразил Джоджастин. – Вам не следует находиться в дороге в такую ночь. Я и слышать об этом не хочу! Император сочтет нас самым негостеприимным народом во всей империи. Право, вы должны остаться – хотя бы на ночь.

Бьяджио встал из-за стола.

– Простите, но я никак не могу. У меня еще есть дела, и я уже составил планы на вечер. Гейлы в Талистане ждут моего скорого возвращения. Они встревожатся, если я не вернусь.

– С чего им тревожиться? – не отступал Джоджастин. В отличие от графа он все еще сидел за столом. – Просто отправьте домой тех двух всадников, и пусть они скажут, что вы ночуете у нас. Дорога до Талистана длинная, граф. А в такую погоду…

– Право, нет, – стоял на своем Бьяджио. – Мне в Талистане будет удобнее.

Джоджастин посуровел.

– Понимаю, – ледяным голосом сказал он, поднимаясь на ноги. – Хорошо. Возможно, тогда мы увидимся в Наре.

– Совершенно определенно. Император желает, чтобы коронация стала событием. Он приглашает в Нар всех королей империи.

– Неужели? – удивился Ричиус. – А зачем столько народу? Я полагал, что это будет скромная церемония, только для близких друзей.

– О нет, принц Ричиус! Возможно, вы не поняли, какую честь вам оказывают. Вы будете первым новым королем Нара за шесть лет. Император желает, чтобы это стало событием для всей империи. Съедутся представители всех правящих династий Нара. Будут приготовлены блюда и вина, приличествующие вашему коронованию. Будет музыка – подобной вы никогда не слышали. Это будет великолепно – и все ради вас.

– Мне это кажется очень хлопотным делом, – заметил Ричиус. – Возможно, император слишком щедр. Такие излишества…

– Нет-нет, – прервал его Бьяджио. – Таков замысел императора.

Ричиус с трудом удержался, чтобы не выказать своих чувств.

– Я польщен, – просто сказал он. – Я буду в Наре в назначенный день.

– Превосходно! Император будет очень доволен. Я немедленно отправлю ему гонца с сообщением о вашем приезде. Помните, принц Ричиус: тридцатый день зимы.

– Я приеду, – повторил Ричиус, провожая Бьяджио к двери. – Я могу привезти с собой сопровождающих? Путешествие будет длинным, и мне могут понадобиться советы.

– Конечно, – закивал Бьяджио. – Это же будет празднество! Привезите с собой столько людей, сколько пожелаете. И, если хотите, я могу найти для вас транспорт. В Талистане есть порт. Я могу вызвать корабль Черного флота.

Ричиус обдумал это предложение. Корабль был бы, конечно, самым быстрым видом транспорта, но поездка верхом позволит ему и посмотреть другие части империи.

– Благодарю вас, граф, – ответил он. – Думаю, мы сможем проделать этот путь верхом. Мы не будем спешить, увидим принадлежащие империи земли. – Он повернулся к другу. – Что скажешь, Петвин? Готов ехать так далеко?

– Если ты захочешь меня взять, – улыбнулся он.

– Чудесно, – расплылся в улыбке Бьяджио. Он перевел взгляд на управляющего. – Я могу надеяться увидеть вас там, сэр Джоджастин?

– Мне трудно выбраться отсюда, граф, – с некоторой апатией промолвил старик. – Замок сам о себе не позаботится. И, как сказал Ричиус, дорога длинная. Я приеду, если смогу.

– Право, вам следует приехать, – настаивал Бьяджио. – Император станет вас ждать. Он будет очень разочарован, если вы не приедете.

– Посмотрим, – сказал Джоджастин.

Он вывел Бьяджио в коридор и молча проводил его до заляпанной грязью прихожей. Ричиус и Петвин шли следом. Дверь замка была открыта, и в нее залетал пронизывающий ветер; укрепленные на стенах факелы мигали, отбрасывая рваные тени. На улице дождь усилился, и талистанские солдаты неуклюже стояли под ливнем. Мундиры на них промокли, а на лицах уже не было насмешливого выражения. Казалось, только Ангел Теней остался невозмутимым. Он наблюдал, как приближается к нему его господин, но не произнес ни слова и не шевелился. Бьяджио плотнее закутался в свой прекрасный плащ.

– Может быть, передумаете, граф? – не унимался Джоджастин. – У нас найдутся теплые постели для вас обоих.

– Нет, спасибо! – рявкнул Бьяджио. И тут же, словно опомнившись, добавил уже более добродушно: – Это очень любезное предложение, но я действительно не могу провести здесь ночь. Я должен вернуться в Талистан. Там меня ждут важные дела.

– Тогда будьте здоровы, – чопорно попрощался Джоджастин.

– Буду, – ответил Бьяджио. Повернувшись к Ричиусу, он слегка поклонился. – Принц Ричиус, был рад с вами познакомиться. Я буду с нетерпением ждать вашей коронации.

– Счастливого пути, граф.

Ричиус смотрел, как Бьяджио шагает под дождем.

Граф уселся на своего коня, улыбнулся в последний раз и удалился в темноту. Ангел Теней и талистанцы ехали за ним следом. Когда они скрылись из виду, Джоджастин протяжно и мрачно вздохнул.

– Приятно видеть, как уезжают эти талистанские свиньи, – сказал он. – Как только я увидел их возле замка, то чуть не умер.

Петвин расхохотался и снова хлопнул Ричиуса по плечу.

– Бог мой! Все прошло хорошо, правда, Ричиус?

– Надо полагать.

– Что? – возмущенно воскликнул Джоджастин. – Конечно, все прошло хорошо, мальчик! Все так, как я тебе говорил. Ты станешь королем. Так что довольно хмуриться. Это был великолепный день. Просто великолепный!

– Нет, – тихо возразил Ричиус, – отнюдь нет.

Он прижал ладонь к прокушенной руке. Рана зверски горела, и он понимал, что грязь с повязки проникает внутрь. И все равно у него не было желания позаботиться о себе. Ему не давало покоя нечто другое.

– Почему Бьяджио не захотел остаться у нас на ночь? – спросил он. – Или хотя бы поесть с нами?

– Или выпить вина?

Ричиус странно посмотрел на старика.

– Так он и с тобой не стал пить? – Джоджастин покачал головой.

– Я этого не понимаю, – опешил Ричиус. – Почему?

Лицо управляющего смягчилось.

– Не заблуждайся, мальчик. Приезд Бьяджио был предостережением. Император знает о твоем отце. Он дал нам понять, что с этого времени будет наблюдать за Арамуром.

– И он все равно хочет сделать меня королем?

– Все обстоит так, как я тебе сказал. Аркус вынужден сделать тебя королем, хочется ему этого или нет. Ты же видел, как Бьяджио говорил о Лиссе! Видимо, война там идет еще хуже, чем мы думали. – Джоджастин ухмыльнулся. – Я был прав. Я знал, что Аркус не станет рисковать войной внутри империи. Ему не меньше нас хочется сохранить тайну твоего отца.

Ричиус безрадостно кивнул.

– Ты прав. Но почему он отказался с нами ужинать? Отправиться в путь в такую ночь…

Джоджастин рассмеялся.

– Ты – сын предателя, Ричиус, – молвил он, а потом, заключив принца в объятия, добавил: – Гордись этим.

Ричиус почувствовал ком в горле.

– Я горжусь.

К нему подошел Петвин.

– Ричиус, – сказал он, – ты готов?

– Готов? – переспросил Джоджастин. – К чему?

Принц молчал, отказываясь смотреть на обоих.

– Пойдем, Ричиус, – сурово произнес Петвин. – О тебе надо позаботиться.

Благодушное выражение на лице Джоджастина вмиг сменилось на тревожное.

– Скажите мне, что происходит! – потребовал он. – Ричиус, что-то случилось?

Тот по– прежнему отказывался отвечать.

– По дороге к Лоттсам на нас напала стая волков, – объяснил Петвин. – Ричиуса укусили.

– Укусили? Господи, Ричиус, почему ты ничего не сказал? Куда тебя укусили? Дай я посмотрю.

– Нет, – решительно заявил принц. – Позже.

Он взял факел из кольца на стене и, даже не взглянув на Джоджастина и Петвина, вышел из прихожей в ночь.

– Ричиус, – крикнул Джоджастин, – куда ты?

– Мне нужно кое-что сделать, – бросил принц через плечо. – Не беспокойся, я скоро вернусь.

Ночь окружила его. К счастью, Петвин со стариком за ним не пошли. Освещая себе путь факелом, он пересек двор. Сапоги погружались в грязь, прохладный дождь стекал по лицу и успокаивал боль в руке. Он быстро прошел мимо сада, окруженного живыми изгородями из спящих роз, мимо узорчатой калитки, ведущей в сад… Вскоре он добрался до конюшни, где были слышны только спокойные звуки, издаваемые спящими лошадьми. Он миновал и ее. Шагая решительно и уверенно, он наконец приблизился к назначенному сердцем месту.

Склеп был не слишком велик и без чрезмерных украшений. Эту простую усыпальницу оплакивающий свою потерю король построил для женщины, которая была простой королевой. Для Дариуса Вентрана расставание с возлюбленной Джессикейн оказалось столь невыносимым, что склеп соорудили вблизи от замка, на холме, дабы его можно было видеть со всех трех башен. Почти двадцать лет в склепе покоилось одно тело. Теперь их было два.

Ричиус замедлил шаги, наблюдая, как в свете факела становятся четкими линии усыпальницы. Два каменных лица смотрели на него с барельефа на двери. Он остановился.

– Отец, – обратился принц к тому, у кого был жесткий взгляд, а затем ко второму лицу: – Мама!

Казалось, ее глаза смеются, и он чуть улыбнулся в ответ.

Он стоял в одиночестве, под дождем, словно ожидая совета, которого ему уже никогда не услышать. Потом вздохнул и сунул руку под куртку. Она намокла от дождя, но его защищала теплая рубашка, сшитая Дженной, в ней ему было тепло и сухо. Защитила она и то, что он положил ее в карман, у самой груди.

Когда Ричиус доставал письмо, его рука немного дрожала. Он получил его уже больше месяца назад и, несмотря на то, что он говорил окружающим, все это время с ним не расставался. Частенько прикасался к нему, но по-прежнему не читал. Сейчас он посмотрел на него в неярком свете факела. Аккуратные складки немного потерлись и истрепались. Капли дождя уже оставили на нем мокрые следы. Он судорожно глотнул и развернул письмо, сразу же узнав размашистый, причудливый почерк отца.

Мой милый сын!

Теперь ты уже знаешь, что я с тобой сделал. Я постараюсь не убеждать тебя в том, что это было правильно. Из всех обязанностей, возложенных на меня правлением, не было более трудной, чем эта: предоставить тебе воевать одному. Но война складывается неудачно, и уже слишком много людей погибло. Я больше не могу оставаться марионеткой императора.

Петвин рассказал мне о твоем отчаянном положении в долине. До сей поры мне удавалось скрывать это от императора. Он поглощен войной с Лиссом, и мои сообщения к нему не содержат истины. Если Гейл не посылает ему других сообщений, то, наверное, мне удастся сохранять у Аркуса уверенность в моей преданности, пока война не будет проиграна. Тогда будет слишком поздно посылать туда императорские легионы – и больше люди погибать не будут. За поражение нести ответ буду я один, и я скажу императору, что о моем предательстве никому не было известно. Теперь я могу надеяться только на то, что ты выживешь и вернешься домой прежде, чем меня разоблачат.

Возможно, когда-нибудь ты станешь королем и сможешь понять неоспоримость моих действий. Тяготы власти многочисленны и обременительны, а иногда просто непостижимы для тех, кто ими не отягощен. К тому времени как ты получишь это письмо, до тебя дойдет немало слухов, но я надеюсь, ничто не вынудит тебя поверить, будто я оставил тебя по какой-то иной причине, нежели для того, чтобы спасти жизни многих. Я никогда не боялся справедливой войны, но этот конфликт не имеет плюсов, которые компенсировали бы огромные потери. И эту войну надо закончить. Я не могу придумать иного пути для того, чтобы остановить войну – и при этом спасти Арамур.

Императорские жрецы говорят нам, что Бог заботится о героях. Если это так, то Он определенно с тобой. Пусть Он приведет тебя домой невредимым, сын мой, и дарует тебе снисхождение, чтобы ты мог простить меня.

С любовью и сожалением, твой отец.

Ричиус бережно сложил письмо и вернул его в карман рубашки. Жесткие глаза с барельефа наблюдали за ним.

– Я постараюсь, отец, – тихо сказал он и медленно направился к замку.

 

15

Алейну было всего десять, но он уже разделял семейную любовь к охоте. Динадин не сомневался, что когда-нибудь его брат станет прекрасным лучником. Лук, из которого он стрелял сейчас, специально изготовили в расчете на его маленький рост: этот подарок отец вручил ему недавно в день рождения. Лук был сделан из железного дерева, как настоящий, и, как настоящий, отправлял стрелы точно туда, куда их посылал стрелок. Если лучник хоть

чего– то стоил, стрела поражала цель. Если нет -нужны были уроки. Алейну, разумеется, уроки требовались.

– Я сам могу ее натянуть! – спорил мальчик. Он пытался высвободиться из объятий брата, но Динадин твердо стоял у него за спиной, помогая натянуть тетиву.

– Не так, – спокойно сказал Динадин. – Ты опять держишь тетиву неправильно. Не используй всю ладонь. Вот так…

Динадин ослабил натяжение тетивы и установил маленькую руку брата на стреле, задействовав только два пальца. Потом снова вернул руку брата на тетиву, захватил ее и осторожно натянул.

– Так мне больно! – возроптал мальчик. – Мой способ мне больше нравится.

– При твоем способе теряется управление стрелой, – объяснил Динадин. – Поэтому тебе и не удается попасть в мишень.

Мишень отстояла от них на несколько шагов. Это был сноп сена с кое-как нарисованным кругом в центре. В центр стрела не попала ни разу – как, впрочем, и в другие части снопа. Земля вокруг была усеяна стрелами.

Алейн поморщился.

– У меня ничего не получается! – вздохнул он. – Я просто плохой стрелок. Не то что ты.

– Нужно много практиковаться, Алейн, – утешал его Динадин. – Я тоже долго не мог попадать в цель. Мне пришлось потрудиться. И Делу тоже. Отец учил нас обоих, когда нам было примерно столько же, сколько сейчас тебе. А теперь твоя очередь учиться.

– Не могу! – заявил Алейн, бросив лук на землю. – И я не хочу практиковаться. Я хочу хорошо стрелять. Прямо сейчас!

Динадин расхохотался. Алейн всегда отличался нетерпеливостью – еще до того, как Динадин отправился в Люсел-Лор. Он был рад, что мальчик не изменился. В доме после его возвращения практически все осталось как прежде – и это немного успокоило его израненное сердце. И всякий раз, когда проводил время с братьями или ездил верхом с отцом, он мысленно давал себе слово, что больше никогда не оставит этих мест. Он поднял лук Алейна с земли и протянул его брату, но тот замотал головой.

– Он мне не нужен, – недовольно пробурчал мальчик. – Он плохой.

– Не вини лук, Алейн, это не поможет.

– Он слишком маленький, поэтому стрела до цели не может долететь.

– Конечно, может! Ну-ка давай я тебе покажу!

Он вынул новую стрелу из лежащего на земле колчана, установил ее на тетиве крошечного лука и прицелился, закрыв один глаз. Красный круг сразу же стал четким, словно одеяние дрола, а мир вокруг него сдвинулся, пока он не стал видеть только мишень и непропорционально большой наконечник стрелы. Когда он отпустил тетиву, стрела радостно просвистела в воздухе и впилась в сноп, всего в нескольких пальцах от центра. Алейн радостно закричал и захлопал в ладоши.

– Видишь, – Динадин возвратил оружие брату, – дело не в луке. Тебе просто надо потренироваться.

Алейн весело взял лук.

– Ты стреляешь лучше Дела! Может, даже лучше отца. Может, ты вообще лучший стрелок в Наре!

– Ничуть, – ответил Динадин, смущенный похвалой брата, но в то же время страшно довольный. Было приятно, что он по-прежнему может вызвать у Алейна улыбку. – Есть лучники гораздо лучше меня.

– Я таких не знаю, – возразил Алейн.

– Ну а я знаю. Трийцы, например. Они – лучшие лучники в мире. Стреляют быстро. И всегда попадают в цель.

Мальчик с интересом посмотрел на брата.

– А у тебя было много знакомых трийцев?

– Мало, – признался Динадин, у него вмиг испортилось настроение. – На самом деле всего один.

– Он был хороший лучник?

– О да! – кивнул Динадин. – Иди сюда, я хочу рассказать тебе о нем.

Он взял брата за руку и увел в тень ближайшего платана. Под деревом лежали словно подушки опавшие листья: кто-то сгреб их в аккуратные кучи. Снег, выпавший в начале недели, уже весь растаял, и погода опять соответствовала времени года: по-осеннему сырая. Алейн плюхнулся на одну кучу, Динадин – на соседнюю. В зеленых глазах мальчугана горело любопытство.

– Его звали Люсилер, – торжественно произнес Динадин. – Он был моим другом. – Он на секунду задумался. – Нет, это не совсем верно. Он был больше чем просто друг. Он был мне как брат.

– Как я?

– Он был немного выше ростом, – пошутил Динадин. – Но – да, как ты и Дел.

– И Ричиус?

Динадин погасил улыбку.

– Не мешай мне рассказывать, хорошо? В общем, он был великолепным лучником, лучшего я никогда не видел. Я хочу сказать, он стрелял лучше меня, лучше отца – просто лучше всех. Ему удавалось прицелиться, выстрелить и приготовить следующую стрелу, пока другой еще только вытаскивал первую стрелу из колчана. – Динадин вздохнул. – Боже, это было нечто особенное!

– Отец говорит, гоги такие быстрые потому, что они наполовину звери, – ввернул Алейн. – Это правда, Динадин? Они действительно как животные?

– Нет, они не животные, они люди. И не называй их гогами.

Алейн изумленно раскрыл глаза.

– Ты сам все время называл их гогами – я помню!

– А теперь больше не называю, – отрезал Динадин. – И тебе тоже не следует их так называть. Отец не знает, о чем говорит, так что просто забудь все, что он рассказывал тебе о трийцах. Если ты хочешь что-то о них узнать, спрашивай меня. Я скажу тебе все, как оно есть.

– А что случилось с твоим другом? – спросил мальчик. – Он погиб?

– Да, – ответил Динадин.

– А что случилось?

– Алейн, – очень серьезно молвил брат, – я не могу тебе об этом рассказать. Если б я сказал тебе правду, ты мог бы расстроиться, изменить свое отношение ко многим вещам. А я этого не хочу.

Алейн не скрывал разочарования.

– Ну, Динадин, расскажи мне!

– Не могу. По крайней мере, всего рассказать не могу. Просто он остался в долине, и потому что кто-то его там оставил, дролы взяли его в плен. Они его увели и… наверное, убили.

Алейн придвинулся к брату.

– Ты по нему скучаешь?

– Да, – печально вздохнул Динадин. – Я очень по нему скучаю. И еще по многим людям.

Тут он вытянул руку, схватил брата, стиснул его одной рукой, а второй взъерошил ему волосы. Алейн комично завопил и попытался вывернуться, но только свалил брата на кучу листьев. Оба захохотали, стряхнули сор с волос и собрались было гоняться друг за другом, когда вдруг из двора позади замка раздался оклик. Динадин услышал свое имя и обернулся: ему махал рукой худой невысокий человек со светлыми волосами. Он сразу же узнал приезжего, но первым отреагировал на него Алейн.

– Петвин! – радостно завопил мальчик, вскакивая. – Смотри, Динадин!

– Вижу, – невыразительно произнес тот.

Петвин ждал приглашения. Динадин со вздохом поднял руку, делая знак, чтобы друг шел к ним. В нем неожиданно возник какой-то страх. День был такой солнечный! А вот теперь надвигалась туча. Петвин шел к ним непринужденно, на его лице сияла теплая улыбка. Алейн бросился к нему и, обхватив руками за ноги, потянул к брату. Динадин в ожидании прислонился к стволу платана.

– Привет! – сказал Петвин.

Он отодрал от себя Алейна и взял его за руку.

– Петвин, – кивнул ему Динадин, – я не ожидал тебя увидеть. Что-нибудь случилось?

– Ничего, просто приехал в гости.

– Конечно, – пробормотал Динадин. – Ну, я рад тебя видеть.

– Да, по тебе заметно. – Петвин невесело улыбнулся и оглядел Алейна с головы до ног. – Боже, Алейн, да ты скоро догонишь брата!

– Мне уже десять, – гордо объявил мальчуган. – И я учусь стрелять! – Он подхватил свой лук и продемонстрировал гостю. – Теперь у меня есть собственный лук – отец мне подарил. А Динадин показывает, как надо стрелять.

– Очень недурно, – заметил Петвин, внимательно рассматривая оружие. В его голосе звучали волшебные, радостные интонации Ричиуса, когда он говорил с Алейном. – Готов поспорить, у тебя уже здорово получается, а? Как у твоего брата?

Алейн пожал плечами.

– Не очень здорово, – признался он. – Рука все время оказывается где-то не там.

Петвин посмотрел на Динадина:

– Как это?

– Он пользуется всей кистью, а не просто пальцами, – объяснил Динадин. – Но он постепенно научится.

– Я в этом не сомневаюсь. – Петвин возвратил лук мальчику. – Твой брат – прекрасный учитель, Алейн. Он был одним из самых метких лучников в нашем отряде. Слушай его наставления.

Алейн улыбнулся.

– Ты останешься обедать? Я скажу матери, что ты приехал.

– Она уже знает. И уже меня пригласила. Я видел ее и Дела по дороге сюда. Они сказали, что вы за замком, и я решил выйти поговорить с вами.

– Так что же, – спросил Динадин, – ты останешься?

Петвин старался скрыть от Алейна свое лицо.

– Будет видно, – серьезно сказал он. – Мне надо с тобой поговорить, Динадин.

– Останься, Петвин! – попросил Алейн. – Отец не будет возражать. Я пойду скажу ему, что ты приехал.

– Хорошая мысль, – поддержал его Динадин. – Алейн, скажи отцу, что Петвин останется на обед. Дай нам время поговорить, хорошо?

Мальчик охотно согласился и бегом бросился к дому. Когда он исчез, Динадин похлопал по земле рядом с собой, приглашая Петвина сесть. Тот как-то неуверенно уселся на кучу осенней листвы. Несколько секунд они в неловком молчании смотрели друг на друга.

– Я, и правда, рад тебя видеть, – сказал Динадин. – Но я не хочу споров.

– Я приехал не спорить, Динадин. У меня новости.

– Хорошие?

– Да. По крайней мере мне так кажется. – Динадин скрестил руки на груди и приготовился слушать. По тону Петвина он уже понял, что темой разговора будет Ричиус.

– Продолжай.

– Ричиус получил известие из столицы. Император хочет сделать его королем. – Петвин подождал, когда суровое лицо Динадина смягчится. Не заметив в нем никаких перемен, он продолжал: – Ему надо быть в Наре в тридцатый день зимы. Это примерно через два месяца.

– Королем, – рассеянно заметил Динадин. – Мило.

Петвин улыбнулся, слегка оторопев.

– Он берет с собой в эту поездку несколько человек. Мы хорошо проведем время: будем ехать неспешно, увидим интересные места. Я еду. И, конечно, он сразу же подумал о тебе. Полагаю, тебе следует поехать с ним.

– Не могу. – Динадин поднял с земли засохший лист и принялся его крутить. – У меня здесь дела.

– Динадин, это неправда. – Тот пожал плечами.

– Возможно. – Он избегал встречаться взглядом с Петвином, с напускным интересом разглядывая лист. – Но я все равно не могу ехать.

– Не можешь? Или не хочешь?

– Все равно.

– Дьявольщина, Динадин! – воскликнул Петвин. – Прекрати валять дурака и поговори со мной!

Динадин смял лист и возмущенно посмотрел на друга.

– О чем? О Ричиусе? Я уже говорил тебе: этой темы не существует. Ты думаешь, стоит тебе приехать с потрясающим известием, что его делают королем, и я обо всем забуду? – Динадин отбросил смятый листок. – Да уж, хороший король из него получится!

– Я считаю, из него получится прекрасный король. А еще я думаю, что ты ведешь себя как упрямый осел, Динадин. Сколько ты собираешься на него злиться? Ричиус будет королем. Ты намерен вечно его игнорировать?

– Если смогу, – честно ответил Динадин. – В отличие от тебя я помню, что случилось.

Петвин горько рассмеялся.

– Неужели помнишь? А мне кажется, твои воспоминания довольно туманны. Ведь это ты приставал к Ричиусу, чтобы ехать в Экл-Най? Если кого и винить в смерти Люсилера, то ты виноват не меньше Ричиуса.

– Форис искал не меня, – холодно бросил Динадин. – Ему нужен был Ричиус. А раз Ричиуса там не оказалось, погиб Люсилер. Дьявол! Да нам всем предстояло погибнуть! А Ричиусу было до этого дело? Нисколько. Он предоставил нам умирать, когда его проклятый отец нас бросил!

– Динадин, он делал что мог…

– Если он мог только это, то Арамур ждут дурные времена. Боже, я не могу вообразить его в качестве короля, после того как он оставил нас умирать в Дринге словно мух.

Петвин потрясенно смотрел на него.

– Динадин, я не верю, что ты действительно так думаешь! Ты просто зол. И ты вправе сердиться. Мы все злились из-за того, что нас оставили. Но ты должен забыть об этом. Даже Ричиус старается это сделать, а ведь речь идет о его собственном отце! Каково ему, по-твоему?

Динадин ничего не мог ответить. Какое-то время ему казалось, что Петвин прав, что он просто испытывает горечь и это пройдет. Но такое количество погибших забыть было просто невозможно. А пленение Люсилера ни на минуту не покидало его, занимало все его мысли. Если бы Ричиус остался в долине, Люсилер мог и сейчас жить! Конечно, ему не хотелось, чтобы погиб Ричиус, но это было просто новым проявлением странной закономерности: вместо него всегда погибали другие. Если б они отступили на месяц раньше, то домой вернулись бы по крайней мере еще десять человек. Но Ричиус не позволил им отступить.

– Я уверен, что он переживает, – вымолвил наконец Динадин. – Но тебе не кажется, что так оно и должно быть? Если б мы отступили, Люсилер был бы сейчас жив. И Джимсин с Лоналом тоже.

– Все было совсем не так, Динадин. Нам было поручено дело. Ричиус это понимал. Ему вовсе не хотелось оставаться в долине, но он был вынужден это делать. И ты прав: он действительно переживает. Причем столь глубоко, что пытался приехать сюда и извиниться перед тобой.

– Он пытался приехать сюда? Когда?

– Позавчера. Он хотел поговорить с тобой, попросить прощения и оставить все происшедшее в прошлом. Однако ему не удалось сюда добраться.

– Что случилось?

В вопросе Динадина слышалась тревога.

– Волки, – ответил Петвин. – Он напали на нас по дороге. Мы пытались уйти от них, но они оказались слишком быстрыми. Гром не справился.

– Ох, нет…

– Их было пять, – безжалостно продолжал Петвин. – Они завалили Грома. Убили его.

Динадин закрыл глаза и судорожно вздохнул.

– Мне очень жаль, – тихо сказал он. – Искренне жаль. Как Ричиус?

– Он пережил это тяжело, как ты понимаешь. Но один волк добрался и до него тоже. Прокусил ему руку. Рана не очень серьезная. Сейчас он лежит, через несколько дней должен поправиться. Вот почему я здесь, Динадин. Ричиус сам не может ехать, и я помогаю ему готовиться к поездке в Нар.

Петвин умолк, их взгляды встретились.

– Тебе надо бы поехать и навестить его, Динадин. Ему было бы приятно.

Динадин покачал головой.

– Я… н-не могу, – пролепетал он. – Извини, Петвин. Просто не могу.

– Но почему? Послушай, он рассказал мне про ту девушку из таверны. Он сожалеет даже об этом.

– Дело не в девушке… Разве ты не слушал, что я тебе говорил? Боже, что с твоей памятью? Ведь нас всех могли из-за него убить! Его отец оставил нас без помощи – а он все равно не разрешал нам вернуться домой. У него руки в крови, Петвин. Его извинений мало.

Друг смотрел на него, жестко прищурясь.

– Значит, ты так решил? Ты не поедешь с нами в Нар?

– Нет, – ответил Динадин. – Не поеду.

Петвин встал.

– Прекрасно! – бросил он. – Я не стану умолять тебя поступить правильно. Я уверен, в душе ты понимаешь, до какой степени ошибаешься. Но он будет твоим королем, Динадин. Тебе не удастся вечно его избегать. Если ты будешь ждать слишком долго, ваша дружба может не восстановиться.

Динадин ничего не ответил. Он молча смотрел вдаль. Петвин несколько секунд возвышался над ним, глядя на друга с почти нескрываемым презрением. На секунду тому захотелось согласиться, но это желание мгновенно исчезло. Он чувствовал себя злобным стариком и не был уверен, что когда-нибудь сможет стать прежним.

– Ну, – упрямо вопросил Петвин, – что скажешь?

– Алейн сильно вырос, правда? Я рад, что ты снова его увидел. Если ты останешься до вечера, мы сможем поиграть в карты.

Лицо Петвина заледенело.

– Нет, я не останусь. Передай своему отцу, что я увижусь с ним, когда он приедет в замок отдать почести новому королю.

Петвин повернулся и зашагал прочь. Но не успел он сделать и трех шагов, как Динадин окликнул его:

– Петвин, постой! Ты по-прежнему мой друг. Тебе рады здесь в любое время. Но только больше не пытайся убедить меня в том, что я не прав.

– Ты не прав, Динадин. Просто пока ты этого не понимаешь.

Динадин провожал его взглядом, мрачно гадая, не разрушил ли он в этот день еще одну старую дружбу.

 

16

Через пять дней после визита Бьяджио Ричиус отправился в долгое путешествие, целью которого была столица Нара, Черный Город.

Времени на приготовления оставалось не так много. Ричиусу хотелось получить удовольствие от этой поездки, не торопиться, чтобы не слишком утомлять коней. Он едва успел собрать кое-какие нужные в дороге вещи, залечить раненую руку и пригласить в поездку немногочисленных избранных.

Первым от приглашения отказался Динадин. Когда Петвин вернулся в замок с известием об этом, Ричиус был совершенно убит. Тогда он окончательно утвердился в мысли, которую ему давно подсказывало сердце: скорее всего он больше никогда не увидит Динадина. У него было такое чувство, будто он лишился брата.

Джоджастин тоже отказался. Он объяснил, что если б они ехали морем, то еще подумал бы. Ричиус принял отказ учтиво и с пониманием: на самом деле он не слишком рассчитывал на то, что старик согласится его сопровождать. Джоджастину было уже почти шестьдесят, и хотя он гордился своей силой и умением держаться в седле, сам же и признавал, что столь длительное путешествие – удел людей помоложе. Кроме того, Ричиус видел, что Джоджастин не имеет желания встречаться с императором. Подобно Эдгарду, управляющий был символом того времени, когда на троне Арамура сидел непокорный король.

Ричиус, конечно, немного расстроился, что старик не увидит, как его произведут в короли, но был отчасти рад его отказу. Джоджастин сказал Бьяджио правду: замок нуждается в управляющем, и только он владеет необходимым опытом, чтобы в отсутствие Ричиуса благополучно вести дела. Нельзя было даже и помыслить о том, чтобы надолго оставить без присмотра замок и Арамур. Со дня гибели Дариуса Джоджастин занимался практически всеми сторонами управления Арамуром и давал Ричиусу возможность постепенно подниматься до возложенных на него высот ответственности. По правде говоря, бывали моменты, когда самому Ричиусу приходилось подчиняться власти Джоджастина, так как после длительного пребывания в Люсел-Лоре он не разбирался во многих государственных вопросах, особенно тех, которые не существовали до трийского конфликта. Поэтому сейчас Джоджастину действительно следует остаться дома. Он нужен Арамуру.

Существовала также неприятная вероятность того, что дролская революция перехлестнет через Железные горы и проникнет в Арамур. Когда-то такой оборот событий представлялся немыслимым, однако недавнее убийство Дариуса делало его вполне предсказуемым. По возвращении домой Ричиус провел не одну бессонную ночь, пытаясь найти способ устранить эту невидимую угрозу. Он приказал, чтобы на дороге Сакцен регулярно дежурили сторожевые отряды, – и, к своему немалому облегчению, убедился в том, что в Железных горах царит благословенное спокойствие. Но между тем страшно было сознавать, что Арамур столь беззащитен. Войска и вооружение сильно истощены войной, и Ричиус понимал: если дролы действительно нападут на них, то Арамур окажется легкой добычей, не приходится рассчитывать на то, что Талистан будет хоть как-то им помогать. Единственным утешением было то, что он оставляет Арамур в умелых руках Джоджастина: хотя тот слишком состарился для личного участия в сражениях, он по-прежнему был незаурядным стратегом, а долгий военный опыт превращал его в опасного противника.

Однако многие старые друзья Ричиуса приняли его приглашение. Первым среди них был Петвин. Подобно Динадину и Люсилеру, Петвин являлся одним из самых близких соратников Ричиуса во время войны в Люсел-Лоре, и его присутствие на короновании было столь же естественным, как дыхание.

Петвин взял все приготовления к путешествию на себя, позволив Ричиусу восстановить силы после ранения. А для Джоджастина и Дженны отъезд стал поводом для новых хлопот: оба обращались с Ричиусом как с малым ребенком. От укуса остались довольно гадкие шрамы, но накануне путешествия Ричиус уже был уверен, что рука зажила достаточно, дабы не причинять явных неудобств в дороге.

Вскоре после отъезда Бьяджио весь Арамур знал, что Ричиуса должны сделать королем, и каждый мужчина, способный сидеть в седле, стремился поехать в Нар на его коронацию.

Среди них было около трехсот солдат, вернувшихся из долины Дринг. Этот поток обожания помог Ричиусу забыть о Динадине – по крайней мере, на какое-то время. Однако он понимал, что никак не сможет взять с собой всех желающих. В Арамуре не обойтись без достаточного количества мужчин и лошадей, а ввиду вероятности нападения дролов солдаты нужнее дома. Когда Ричиус понял, что сможет взять с собой только горстку людей, выбор оказался легким.

Из солдат, служивших с ним в долине, троим Ричиус доверил важнейшее и нелегкое дело – командование отрядом в траншее. Эти люди множество раз доказывали свою преданность и отвагу и выполняли возложенные на них обязанности с честью и самопожертвованием. Что и говорить, весь его отряд храбро сражался, но Баррет, Эннадон и Джильям проявили высочайшее мужество и по праву заслуживали чести поехать в Нар, чтобы принять участие в торжествах. Это была очень скромная награда – лишь малая толика признания, если учесть те ужасы, которые им пришлось испытать. Но большего Ричиус предложить им не мог.

Как он и ожидал, все трое приняли его приглашение. Эннадон, старший из троих, даже согласился подобрать для Ричиуса нового коня – к этому времени уже почти все слышали об ужасной судьбе, постигшей Грома. Эннадон до мобилизации разводил животных. Особенно роднила его с Ричиусом та странная, неуловимая любовь, которая связывает мужчину с его конем. Ричиус был благодарен ему за такой порыв, но в конце концов велел Эннадону не беспокоиться: в конюшне замка достаточно лошадей, а заменить Грома все равно никто не сможет. Эннадон не настаивал, но пообещал Ричиусу все-таки найти ему идеального коня.

Баррет и Джильям приехали в замок с сияющими лицами: какое это счастье – получить возможность поехать в Нар! Сильные, двадцатипятилетние, они подобно большинству арамурцев были в какой-то степени провинциалами и не слишком много знали о мире, который лежал за границами их государства. Но они слышали рассказы о Черном Городе и горели желанием воочию убедиться в правдивости этих историй. К тому же, будучи гвардейцами, они всегда радовались случаю оказаться в седле и поехать в неизведанные уголки земли. Даже Ричиус проникся их энтузиазмом и предвкушал путешествие как вожделенную свободу. Конечно, поездка будет трудной, временами, возможно, опасной – но они, пятеро, будут вместе, и можно не опасаться, что им в спину вонзится дролская стрела.

Они тронулись в путь ясным осенним утром. Эннадон вопреки протестам Ричиуса привел прекрасного коня – золотистого и добродушного, удивительно похожего на Грома. Хотя Эннадон уверял всех, что этот конь – из его собственной конюшни, Петвин и остальные знали правду и рассказали Ричиусу, что Эннадон купил это животное на собственные деньги у знакомого коневода. Ричиус, однако, послушавшись совета Петвина, не стал выказывать Эннадону свою осведомленность в этом. Увидев коня, Ричиус тут же назвал его Огнем.

Наконец они оставили позади Арамурский замок и направились на запад, через весь континент к морю Дхун. Петвин предложил им простой маршрут: его седельные сумки были набиты пачками географических карт. На самом деле надобность в картах была не столь велика, так как, где бы путешественники ни оказались, местные жители могли показать им направление на Черный Город, однако Петвину карты придавали уверенность. В империи бытовала поговорка: «Все дороги ведут в Нар». Каковы бы ни были другие результаты вторжения войск империи в соседние государства, на покоренных территориях они создавали четкую систему дорог. Даже на северной окраине империи, в таких областях, как Горкней и Крииса, имелись хорошо наезженные дороги – ими часто пользовались имперские сборщики налогов.

Ричиусу понравился выбранный Петвином маршрут. Им предстояло ехать по нарским дорогам на запад до самого побережья, где находился порт Карва. Оттуда они повернут на юг и примерно за неделю преодолеют Локвальские горы, откуда до Черного Города рукой подать. По прогнозам Петвина, они должны были доехать до Нара недель за семь, не больше, и без особой спешки. Они избавят коней от этой неприятной необходимости и получат от поездки удовольствие. Пищу и ночлег нетрудно найти в любом городке или деревне, во множестве раскинувшихся вдоль дорог. Можно также воспользоваться гостеприимством фермеров. Каждый из пяти спутников располагал небольшим запасом золота, а чего не удастся купить, без того придется обойтись. Но они привыкли к лишениям в долине, и это никого не пугало.

Первые несколько дней пути были приятными и беззаботными. Они миновали границы Арамура, а обширные поля и леса центрального Нара еще были впереди. Погода стояла на удивление мягкая, и они делились предположениями, что их ожидает в легендарном Черном Городе. Никто из них прежде не бывал в Наре, но все они немало слышали о нем. Одни истории были странные, другие – просто невероятные, и всякий раз, вспоминая о них, спутники пришпоривали лошадей. Ричиус сказал друзьям, что Бьяджио обещал ему пир, не поддающийся описанию; их будут ждать прекрасные женщины и божественная музыка, а весь императорский дворец падет к их ногам. Ричиус понимал, что это полуправда, но она была прекрасной темой для разговора, и, то и дело повторяя эти рассказы, он уже сам в них поверил. Поверил в то, что станет королем. Было бы только справедливо, если к нему и его друзьям проявят должное внимание.

Ричиус наслаждался путешествием. В детстве у него бывали подобные дни – до того как он понял, что значит быть принцем. Здесь, затерявшись на холмистых просторах империи, он перестал быть принцем, королем или даже гражданином Арамура. Он стал просто человеком, и у него не было более серьезных забот, чем вопрос, где провести ночь и сколько пива могут купить его спутники. Ему нравилось быть на свежем воздухе, нравилось проводить время с друзьями и ночевать под открытым небом, если не удавалось найти ночлег. Он упивался пустяковыми разговорами – о женщинах, о лошадях и о войнах, которые не имели к ним никакого отношения. Они точили свои мечи у походных костров и никогда не заводили речь о том, чтобы пустить их в дело. И ни разу ни один из них не допустил ошибки и не произнес слова «дрол», «Люсел-Лор» или «Тарн».

Дни летели стремительно. Через семь недель после отъезда из Арамура они добрались до порта Карва. Оттуда им предстояло ехать вдоль берега на юг. По расчетам Петвина, оставшаяся часть пути должна была занять примерно шесть дней. Но они ненадолго задержались в Карве: несмотря на медленную езду, у них был изрядный запас времени. Карва оказалась небольшим просоленным торговым городишком, старым, неухоженным и более чем готовым получить золото от усталых путников.

Они приехали ночью, как раз подгадав к началу холодного дождя. Ненастье длилось три дня, и они коротали время за картами, заодно отсыпаясь и набивая животы превосходной выпечкой. Когда погода наконец установилась, они выехали из скучного городка и поскакали по развезенной от дождей дороге. У них оставалось четыре дня, чтобы добраться до столицы.

– Всего четыре дня – и ты станешь королем! – сказал Петвин, – Ты рад?

– Немного, – печально ответил Ричиус, глядя на серое небо и горизонт, по-прежнему затянутый облаками. – Я только надеюсь на то, что мы успеем вовремя. Нам еще далеко ехать.

– Не так далеко, как тебе кажется, – со смехом промолвил Петвин. Он наклонился в седле, чтобы оказаться поближе к Ричиусу. Эннадон, Баррет и Джильям отстали от них на несколько шагов. – Зная, что остальных будет не так легко вырвать из трактиров Карвы, я чуток преувеличил время. – Он улыбнулся. – Мы будем в Наре через три дня.

Ричиус изумленно воззрился на него.

– Через три дня? Ты уверен?

– Могу показать тебе карты, если хочешь, – предложил Петвин, а потом вздохнул. – Нет, тебя ведь мои карты не интересуют, правда?

Ричиус невольно рассмеялся. После отъезда из Арамура дорогами по-настоящему интересовался только Петвин., Он каждый вечер вглядывался в карты, выбирая на утро самую хорошую дорогу. Остальные подшучивали над прилежанием Петвина, говорили, что настоящий гвардеец способен находить дорогу исключительно по солнцу и звездам. Похоже, теперь настал черед Петвина смеяться над друзьями.

– Господи, Петвин, ты же знаешь, как я тревожился! Почему ты мне не сказал?

– Тебе и самому случалось засиживаться в пивной, мой друг. Хорошо, что я вас обманул – видишь, как нас задержали дожди!

– Нам все равно надо ехать побыстрее, – сказал Ричиус, глядя на грязное месиво, в которое превратилась дорога. Копыта коней были облеплены размокшей землей. – Грязь нас сильно задержит. Надеюсь только, что мы не попадем на затопленные участки.

Спустя час они с огорчением обнаружили, что дороги действительно затопило. Дожди, заставившие их довольствоваться гостеприимством Карвы, здесь были еще обильнее, и даже широкая нарекая дорога, по которой они ехали, превратилась в настоящее болото.

– Проклятие! – ругнулся Эннадон. – Скоро придется дать коням отдых. Эта каша их быстро утомляет.

Ричиус неохотно с ним согласился. Полдень давно миновал, но им удалось проехать лишь малую часть намеченного расстояния. Тяжелое дыхание коня подтвердило слова Эннадона. Ричиус натянул поводья, радуясь, что они оставили позади густой лес, через который пролегал их путь утром. По крайней мере, здесь можно было устроиться на отдых рядом с дорогой. Но в тот миг, когда Ричиус остановил коня, послышались издали какие-то звуки. Наклонив голову, он прислушался и жестом велел спутникам придержать коней.

– Ш-ш! – сказал он. – Вы что-нибудь слышите?

Все замерли – до них отчетливо доносилось ржание лошади. В перерывах к нему примешивались не менее неприятные звуки отчаянной брани.

– Ну что ж, – заметил Баррет, – похоже, мы не единственные глупцы, поехавшие по этому болоту.

– Кто бы это ни был, судя по звукам, у него неприятности, – сказал Петвин.

– Наверное, застрял, – решил Ричиус – Нам следовало бы ему помочь, если сможем.

Через несколько секунд дорога свернула – их взглядам предстала карета. Ее большие колеса со множеством спиц прочно увязли в грязи. Кучер орал на пару лошадей, казалось, готовых упасть от усталости. Он охаживал их кнутом и обзывал последними словами.

– Эй, ты, – гневно крикнул Ричиус, – полегче с кнутом, парень! Так ты из грязи не выберешься.

Кучер обернулся, изумленный неожиданным приказом. А в следующее мгновение в темной глубине экипажа Ричиус заметил мерцание светлых волос, вскоре оказавшихся поразительной золотой гривой: из окна кареты выглянула девушка.

– Ох! – взволнованно воскликнула она, махая рукой подъезжающему ближе отряду. – Пожалуйста, не могли бы вы нам помочь? Мы никак не можем выбраться!

При виде девушки молодые люди оживленно зашептались. Даже издалека можно было разглядеть, до чего она хороша собой. Как и экипаж, в котором она ехала, ее отличало невыразимое изящество. Богато расшитое платье алого цвета окутывало ее плечи. В ушах ее сверкали тяжелые золотые кольца, шею обвивало колье с лазурными драгоценными камнями. Очень юная, не старше шестнадцати, она в своем дорогом наряде выглядела удивительно женственно. Ричиус пытался обнаружить на карете какой-нибудь геральдический знак или герб. Но если таковой и имелся, то был донельзя выпачкан грязью. Однако он уже знал с полной определенностью – она аристократка. Помахав ей в ответ, он старался улыбаться не слишком широко.

– Мы вам поможем, – сказал Ричиус. – Прикажите вашему кучеру, чтобы он перестал бить лошадей.

Слуга возмущенно выпрямился.

– Я знаю, что делаю, – произнес он на резком северном диалекте.

Девушка еще дальше высунулась из окна и негромко, но решительно велела ему опустить кнут. Кучер повиновался, что-то недовольно бурча себе под нос.

– Чертов дурень, – прошипел Эннадон. – Он убьет лошадей раньше, чем выберется из грязи!

– Да, мы вовремя тут появились, – заметил Ричиус. – Петвин, нам нужна веревка. Ты случайно не упаковал ее вместе с картами?

Друг покачал головой:

– Извини, Ричиус. Как-то не подумал, что она нам понадобится.

– У меня есть веревка! – крикнул сердитый кучер. – Я не впервой застреваю. Так и знал, что эти проклятые южные дороги нам напакостят.

– Прекрасно.

Ричиус обрадовался, что им не придется выталкивать карету из грязи самим. Лужа вокруг была глубиной локтя в три – достаточно, чтобы человек вымазался с ног до головы.

– Мы вденем ее в наши седельные кольца. Объединив усилия всех лошадей, мы сумеем вас вытащить. – Ричиус посмотрел в сторону девушки. – Не волнуйтесь, миледи. Мы вас благополучно вызволим.

– Ах, я так вам благодарна! – сказала она. – Мы, наверное, сидим здесь уже почти час.

– Ждать осталось совсем немного, – утешил ее Ричиус. – Но сначала надо извлечь из кареты вас. Чем меньше будет весить карета, тем легче ее вытащить. Ну как, вы сможете открыть дверцу?

Девушка задумчиво посмотрела на грязь и поморщилась.

– Не беспокойтесь, – опередил ее ответ Ричиуса, – я подъеду ближе. Вам надо будет только выскользнуть наружу. Хорошо?

– Хорошо, – несколько неуверенно молвила она.

Ричиус улыбнулся. Прелестная незнакомка явно боялась испачкаться. Он должен избавить ее от этой неприятности. Кучер, который тем временем рылся в сундуке у него за спиной, выпрямился и бросил Ричиусу моток длинной веревки – довольно засаленной и истершейся: видимо, ею пользовались уже не раз. Ричиус прежде всего испытал ее на прочность, резко дернув, и лишь потом передал Петвину.

– Привязывай лошадей, Петвин, – распорядился он. – Закрепляй веревку в кольце на задней луке, а потом – в постромках. Друг принял веревку и бросил второй конец кучеру.

– До постромков дотянешься? – спросил он.

– Сделаю, – пророкотал кучер.

Когда он начал закреплять веревку на упряжи, Ричиус направил коня прямо в лужу. Копыта сразу же погрузились в грязь, а еще через два шага грязь уже достигала колен. Он осторожно подвел коня к боку кареты, где его ждала девушка. Она с такой силой цеплялась за дверцу, что у нее побелели пальцы.

– Держитесь, – подбодрил ее Ричиус, – осталось совсем немного.

– Я не умею ездить верхом, – в испуге призналась она.

– Вам надо только держаться, остальное предоставьте мне. В следующую секунду Ричиус был рядом с ней. Конь погрузился в грязную жижу почти до брюха. Принц протянул ей руку.

– Спокойно, – сказал он. – Просто соскользните ко мне.

Девушка приняла спасительную руку, сделала глубокий вдох, а потом отпустила дверцу. Ричиус крепко обхватил ее талию и посадил боком в седло перед собой.

– Я вас держу, не бойтесь.

Оказавшись на коне, девушка вмиг успокоилась и широко улыбнулась Ричиусу. Он сразу же обратил внимание на эту прелестную улыбку. Он вдохнул ее пьянящий аромат, ощутил зрелое женское тело под алой тканью, и осторожно ослабил объятия, но так, чтобы не дать ей соскользнуть с седла.

– Спасибо, – непринужденно промолвила она. Как и у кучера, в ее словах ощущался северный говор. – Я уже не надеялась когда-нибудь отсюда выбраться.

– Похоже, дороги вокруг Карвы не такие хорошие, как в других областях Нара, – обронил Ричиус, принуждая коня выбираться из грязи. – Но вы ведь не из этих мест, правда?

– О Боже, – огорчилась девушка, – мой акцент так заметен?

– Немного, – кивнул Ричиус. – Вы, наверное, из Криисы?

– Из Горкнея, – уточнила она. – Мы направлялись в столицу и вот застряли в этой дыре.

– В Нар? Тогда нам по дороге, миледи. Мы тоже направляемся в Черный Город.

– Вы едете на коронацию? – спросила она.

Ричиус рассмеялся:

– О да, мы там будем. Император сказал, мы будем его почетными гостями.

– Ой, как чудесно! А вы очень издалека?

– Очень, миледи. Почти так же издалека, как и вы. Мы из Арамура.

– Из Арамура? Тогда, значит, я еду на коронование вашего принца! Пожалуйста, расскажите мне о нем. Вы его знаете?

– Знаю, – ответил Ричиус. – Видите ли, миледи, я и есть он.

Личико девушки странно исказилось.

– Это вы – принц Ричиус?

– Боюсь, я скоро стану королем Ричиусом. Позвольте спросить, кто вы, миледи? Вы явно из королевского рода – я не ошибся?

Девушка не ответила. Она как завороженная смотрела на Ричиуса.

– Миледи, – встревожено спросил он, – что-то не так?

– Нет, – наконец ответила она, – простите меня. Я просто задумалась об одной вещи. – Она отвела взгляд и с трудом перевела дыхание. – Я оказалась в неудобном положении. Когда тебя из грязи извлекает король, это… ну… неловко.

– Совестно должно быть вашему кучеру, а не вам, миледи. Ему не следовало везти вас по таким дорогам. Но могу ли я хотя бы узнать имя женщины, которую спас? Мне же надо будет похвастаться этим!

Она снова улыбнулась:

– Я Сабрина, дочь герцога Горкнея.

– Ну что ж, леди Сабрина, для меня честь познакомиться с вами. Я рад, что вы едете в такую даль только ради моей коронации. Но неужели вы проделали столь долгий путь одна? Где ваши охранники?

Она засмеялась, и Ричиус почувствовал, что она успокоилась.

– В Горкнее нет гвардейцев, милорд. Мы слишком малы для этого. Вы там никогда не бывали? Арамур ведь не так уж далеко от Горкнея, знаете ли.

– Я никогда там не был, – признался Ричиус. Они уже почти выбрались из трясины. – Но я слышал, там очень красиво. Девушка снова отвела взгляд и почему-то погрустнела.

– Да, очень красиво, – невесело подтвердила она. – Красивее, чем там, где мне пришлось проезжать по дороге сюда. – Она с явным усилием улыбнулась Ричиусу. – Возможно, когда-нибудь вы сами в этом убедитесь.

– Я был бы очень рад.

Они уже совсем выбрались из лужи, а Петвин привязал остальных лошадей к карете и теперь дожидался, чтобы Ричиус присоединился к ним. Принц неохотно спустил леди Сабрину на пятачок, где она не испачкала бы свои изящные туфельки. Она на секунду задержала свою руку в его руке.

– Спасибо, вы очень добры.

– Я был рад вам помочь.

Он отвернулся от нее и направил коня к Петвину, а тот быстро закрепил на его седле последний кусок веревки. Когда все еще раз убедились в прочности узлов, скреплявших их всех вместе, Ричиус окликнул кучера:

– Ты готов?

– Да, – ответил он, берясь за вожжи. – Только не торопитесь.

– Мы будем действовать медленно, – пообещал Ричиус. Он дождался, когда все его спутники подтвердят свою готовность. Джильям, оказавшийся в связке первым, отрывисто кивнул.

– Ну, давайте, – сказал Ричиус.

Каждый седок тихо тронулся вперед – и почти без всяких усилий карета начала вылезать из грязи.

– Идет! – крикнул кучер. – Еще немного, и она будет на дороге.

Ричиус чуть сжал бока лошади коленями. Животное повиновалось. Наконец карета заскрипела и вырвалась из трясины, выкатившись на более сухой участок дороги.

Леди Сабрина радостно вскрикнула.

– У вас получилось! – восторженно молвила она, бросаясь к Ричиусу.

– Хорошая работа, – заметил Ричиус через плечо. – Петвин, ты нас не отвяжешь?

Тот заговорщически подмигнул Ричиусу. Сабрина смотрела на него с откровенным обожанием.

– Спасибо вам, милорд. Вы просто спасли нас!

– Это было нетрудно, миледи. Но вам следует быть осторожнее. Почему вы путешествуете одна? Вам необходимо иметь сопровождающих.

Девушка беззаботно отмахнулась.

– До сегодняшнего дня мы ехали без всяких приключений. До Черного Города с нами ничего не случится.

– Это небезопасно, – продолжал настаивать Ричиус. – Мы будем сопровождать вас оставшуюся часть пути.

– Нет, – возразила девушка. – Это было бы… – Она резко оборвала себя и спустя секунду договорила: – В этом нет нужды. Дэйсон, мой кучер, и так хорошо обо мне заботится. Он благополучно доставит меня в столицу.

– Мне было бы спокойнее, если б вы не оставались одна. Нам ведь это нетрудно.

Сабрина улыбнулась.

– Это очень щедрое предложение, – сказала она, беря его за руку, – но вы не должны обо мне беспокоиться. Мы еще встретимся. Поезжайте. Со мной все будет в порядке.

– Вы уверены? – еще раз спросил он. – Нас это не затруднило бы.

– В этом нет никакой надобности, – заверила его она. – Обо мне заботятся, и мы уже достаточно близко от цели, чтобы не тревожиться.

– Хорошо, – сдался Ричиус. – Но вашим лошадям совершенно необходим отдых. Вы позаботитесь о том, чтобы они его получили?

Она кивнула:

– Обязательно. Спасибо вам, Ричиус из Арамура. И помните мое обещание – мы еще встретимся. Принц склонил голову.

– Я буду с нетерпением ждать этой встречи.

Девушка сделала реверанс, тихо засмеялась, словно знала какой-то секрет, а потом повернулась и пошла к экипажу. Открыв дверцу, она быстро исчезла в темных недрах кареты. Кучер помахал им – скорее из чувства долга, нежели из дружеских побуждений.

– Спасибо за помощь, – отрывисто бросил он и тут же повернулся к ним спиной.

Щелкнув вожжами, он тронул лошадей – и карета, увозившая леди Сабрину из Горкнея, уехала.

Они продолжали двигаться вперед довольно медленно. Но на следующий день яркое солнце быстро высушило землю, и они ускорили темп, вдохновленные обещанным гостеприимством столицы Нара. К вечеру они наконец подъехали к Локвальским горам.

Ночь протягивала темные руки к земле, небо на западе горело желто-розовым светом. В Локвальских горах царила тишина, но в воздухе ясно ощущался дух города. Это не был терпкий запах коневодческих ферм или солоновато-затхлый запашок порта. Скорее это можно было назвать запахом таинственного и легендарного места. Он отдавал дымом и металлом, поэтому вечерний воздух напоминал о кузнице. Приближаясь к столице, Ричиус думал о ней, о загадочном городе, лежавшем за невысокими горами. Сколь же велик он должен быть, если его запах ощущается здесь, в нетронутой тиши леса!

Завтра – тридцатый день зимы.

Он молча ехал по узкой дороге впереди спутников и чувствовал какое-то необычное томление от мысли, что уже за следующим холмом может возникнуть город, до которого они так долго добирались. И, оказавшись, наконец, у пограничного каменного столба, он вдруг ощутил уверенность в том, что Черный Город находится на расстоянии вытянутой руки. Он осадил коня. Вскоре рядом остановился Петвин. Долгие мгновения смотрели они на появившееся перед ними сияние.

– Приехали! – прошептал Ричиус.

Петвин счастливо вздохнул.

– Поезжай вперед, – сказал он. – Тебе надо быть первым.

Без лишних слов Ричиус пустил коня рысью, и, пока он поднимался вверх по склону, в памяти оживали услышанные когда-то истории о Наре. Он, наконец, сам увидит, что в них было правдой. У него задрожали руки. Даже отец никогда не был в Наре. Он станет первым Вентраном, который оценит творения Аркуса. Он медленно поднялся на вершину холма – внизу раскинулся Нар Великолепный. От этого зрелища перехватило дыхание. Из уст невольно вырвался шепот восхищения:

– Святой Боже!

 

17

Механизм.

Ричиус решил, что именно такова сущность Нара: громадный, ошеломляющий механизм. Рассеянно теребя узел перевязи, он обдумывал этот образ. Джиббен, слуга, приставленный Бьяджио к арамурской делегации, принес Ричиусу ярко-красную перевязь, которую следовало надеть для церемонии. Она красиво смотрелась на мундире цвета дегтя, но так как была из шелка, узел распускался при каждом энергичном движении. Если и существовал какой-то особый способ надежно закреплять узел, то Ричиус его не знал.

Он слышал, что столица Нара огромна, – и все-таки не представлял себе чего-то более гигантского. А рассказы о нарской архитектуре не давали полного представления о бесчисленных шпилях, усеивавших город, словно звезды – небосвод зимней ночью. Башни арамурского замка казались карликовыми рядом с этими великанами. Баррет назвал их руками, тянущимися из могил. Даже Железные горы не выглядели столь высокими.

А еще поражало обилие огней. Ричиус явно не был готов к этому зрелищу. Великое множество огней вырывалось из труб Нара малиновыми шарами – зловонными облаками, которые взрывались высоко над темными улицами. С вершины холма город походил на странный, перекошенный огнемет, сплошь состоящий из металла и труб, выстреливавших пар и огонь в ночное небо. Воздух стал кислым еще на лесистых холмах, где уже слышался рокот городских печей.

Они ехали по городу в потрясенном молчании – через грязные окраины, загаженные мусором и мочой, мимо литейных военных лабораторий, изрыгавших в воздух черный яд, готовясь поставить Лисс на колени. О чем можно было говорить! И это – Великолепный Нар? Он оказался совсем не таким, каким они ожидали его увидеть, но тем не менее его щедрая аляповатость произвела на них глубокое впечатление. На улицах околачивались люди всевозможных званий и цветов, перекормленные купцы выставляли на продажу столь разнородные вещи, как снадобья и рабы. Здесь Ричиус и его спутники стали такими же жалкими, безымянными, как башни Арамура в сравнении с чудовищными мостами и храмами Нара. Никто не прекратил попрошайничать или торговаться для того, чтобы посмотреть на них. И им тоже не понадобилось останавливаться, чтобы спросить дорогу к дворцу: он был виден всем, этот черный оникс главного украшения города, мрачно мерцавший в самом его центре.

– Проклятие! – проворчал Ричиус, неловко поправляя перевязь.

Казалось, не существует нормального способа ее завязать. Он вдруг понял, почему его отец постоянно «забывал» надеть ее. Но королям Нара было положено во время всех государственных мероприятий появляться с алой перевязью… И он снова попытался сделать свободный узел – но сумел только некрасиво стянуть ткань. Ричиус снова выругался, и в эту минуту в комнату вошел Петвин, держа в руках сверкающие ножны из черной кожи, усеянной драгоценными камнями. Из ножен торчала потрепанная рукоять Джессикейна.

– В чем проблема? – с беспокойством спросил Петвин. Он великолепно смотрелся в своем мундире, одной из немногих вещей, которые каждый взял с собой при отъезде из Арамура.

– Я не могу завязать эту проклятую перевязь. Она шелковая, и узел не держится. – Ричиус кивком указал на ножны. – Это они?

Петвин вручил ему ножны с мечом.

– Да. Они намного лучше твоих собственных, правда?

– Еще бы! – сказал Ричиус, рассматривая великолепные ножны.

Он хотел быть с Джессикейном на коронации и обрадовался, когда Бьяджио не стал протестовать. Граф сказал только, что мечу требуются ножны, адекватные событию. Однако, увидев размер Джессикейна, слуга Джиббен усомнился, удастся ли ему подобрать подходящие ножны. Видимо, даже у арсеналов Нара имелись некие пределы.

– Они прекрасны, – сказал Ричиус. – Где Джиббен их нашел? Он тебе сказал?

У Петвина задергалась щека.

– Я получил их не от Джиббена.

– Вот как? А где ты их достал?

– Это подарок от Бьяджио. Он сказал, что Джиббен не смог найти подходящих ножен, но что тебе решительно необходимы хорошие ножны, если ты хочешь иметь при себе во время коронации меч. Полагаю, он сам купил их для тебя, но мне ничего не сказал.

– Подарок? – воскликнул Ричиус, внимательнее разглядывая ножны.

Это оказалась удивительная вещь: тонкая работа, прекрасно выделанная кожа, линия драгоценных камней по кромке. Джессикейн в них казался еще более старым.

– Где он мог найти их? Они же должны стоить целое состояние!

– Надо полагать, Бьяджио может потратить целое состояние. Может быть, он купил их у тех кузнецов, мимо которых мы проезжали по дороге сюда.

– О нет, Петвин! Чтобы сделать такую вещь, нужно немало времени. Наверное, это его собственные.

– Ты наденешь меч поверх перевязи? Ты должен сделать так, чтобы перевязь была видна, знаешь ли.

– Я бы предпочел надеть его вместо перевязи, – недовольно пробурчал Ричиус.

– Не положено. Ну-ка давай я попробую…

Петвин опустился на колено и занялся перевязью, прежде распустив неаккуратный узел, который сделал Ричиус. Принц наблюдал за другом в зеркале.

– Остальные готовы? – спросил он.

– Да, они ждут тебя в соседней комнате.

Ричиус кивнул. Комнаты, приготовленные для них Джиббеном, оказались столь огромными, что он не заметил присутствия остальных спутников в соседнем помещении. Как и все комнаты в этом гигантском замке, та, в которой он находился, ошеломляла своим великолепием. Стены ее были завешены гобеленами, полы устланы роскошными коврами. В Арамуре крестьянский дом легко поместился бы в одной такой комнате – и еще осталось бы место.

– Ну вот! – гордо объявил Петвин, вставая. Ричиус увидел у себя на боку безупречно завязанный узел и перевел изумленный взгляд на Петвина.

– Три младшие сестры, – с улыбкой объяснил друг.

– Он немного кокетливый, правда? Не удивляюсь, что мой отец никогда не надевал перевязи!

– Твой отец никогда не бывал в Наре, – сказал Петвин. – И потом, ты обязан ее надеть. Теперь это знак твоего королевского достоинства.

– Нет, Петвин, – поправил его Ричиус, – знаком моего королевского достоинства было мое кольцо. Я – первенец Арамура. – Он посмотрел на ножны. Несмотря на всю их красоту, это подарок злодея. – Я не хочу забывать, кто я.

– Не тревожься, Ричиус, ты не забудешь. Джоджастин этого никогда не допустит.

Ричиус рассмеялся.

– О, Джоджастин! Жаль, что он всего этого не видит. Мне бы хотелось, чтоб еще многие могли все это увидеть. Например, Динадин.

– Забудь о Динадине, – укоризненно покачал головой Петвин и стал закреплять ножны у Ричиуса за спиной. – Ты его пригласил, он отказался. Прекрасно – ему же хуже. Если он хочет и дальше таить обиды – пусть. Может быть, когда ты вернешься, он научится относиться к тебе с должным почтением.

– Речь идет не о почтении, Петвин. Я не хочу, чтобы вы все относились ко мне с почтением.

Петвин отступил на пару шагов, рассматривая плоды своих трудов в зеркале.

– Я уже сказал: у Динадина будет много времени, чтобы обо всем подумать. Повернись.

Ричиус повиновался и встал к другу лицом. У Петвина восхищенно вспыхнули глаза.

– Прекрасно. Настоящий король!

Ричиус слабо улыбнулся.

– Спасибо.

– Нервничаешь?

– Немного. Меня больше тревожит встреча с Аркусом. Мне кажется, он должен был поговорить со мной до коронации.

– Тебе ведь просто надо будет поцеловать его кольцо. Правильно?

Ричиус пожал плечами.

– Так сказал Бьяджио. Поцеловать кольцо и поклясться в верности ему и Нару. – От этой мысли он поморщился. – Надеюсь, я поступаю правильно.

– Конечно. Ты будешь прекрасным королем, Ричиус. Мы все это знаем. И будем рядом с тобой.

Принц не успел ничего ответить: в комнату заглянул Эннадон. У него было смущенное лицо, и Ричиус вдруг почувствовал себя невестой, надевающей свадебное платье.

– Ричиус?

– Все в порядке, Эннадон. – Он приветливо помахал ему рукой.

Как и Петвин, Эннадон великолепно смотрелся в своем арамурском мундире и напомаженных волосах, аккуратно зачесанных назад. Слабый аромат духов предшествовал его появлению.

– Извини за беспокойство, но тебя хотят видеть.

– Бьяджио? – Эннадон кивнул.

– Ну что ж. – Ричиус напряженно повернулся к Петвину. – Наверное, пора.

– Готов?

– Кажется.

Ричиус нервно одернул китель и поправил пояс. Последний раз посмотрел в зеркало и вышел в соседнее помещение. Там его дожидались Баррет и Джильям. И еще Бьяджио. Хотя комната была ярко освещена факелами, улыбка Бьяджио была не менее ослепительной.

– Ах как вы прекрасны, принц Ричиус! Поистине величественны. Император будет так рад увидеть на вас перевязь!

– Спасибо, граф. И благодарю вас за роскошные ножны. Я польщен.

– Пустяк! Я просто решил, что ваш благородный клинок заслуживает подобающего облачения. – Взгляд графа метнулся к ножнам. – Но выглядят они впечатляюще, правда?

– Они восхитительны, – подтвердил Ричиус. – Вы слишком щедры.

– Поверьте мне, принц Ричиус, вы не сочтете мой подарок чрезмерно щедрым, когда увидите, какой пир приготовил для вас император. Все готово и ждет.

– Император на нем будет? – спросил Ричиус. – Я полагал, что встречусь с ним до коронации. В Арамуре вы говорили мне, он желает что-то со мной обсудить.

– Боюсь, императора на пиру не будет, принц Ричиус. Его внимания требует такая уйма дел! Но он поговорит с вами в определенное время.

– Но на коронации он будет?

– Конечно, – взмахнул рукой Бьяджио. – Епископ проведет небольшую церемонию, а потом вы поклянетесь, что посвятите свою жизнь служению Нару, в присутствии всех лордов империи.

Ричиус изобразил самую удачную неискреннюю улыбку в своей жизни.

– Звучит чудесно, граф

– Превосходно. Тогда нам надо идти.

Бьяджио вывел Ричиуса с его делегацией из роскошных апартаментов в не менее великолепный коридор. Они находились на внушительной высоте в одной из многочисленных башен дворца. Гобелены на стенах трепетали от сквозняка. Слуги, навьюченные кусками бекона и корзинами фруктов, виновато кланялись и спешили дальше. Отовсюду доносились нежные звуки прекрасных голосов. Прохладный воздух был наполнен ароматами мясных блюд, подлив и десерта; к этим запахам примешивалось сладкое благоухание цветов.

– Много народу приехало? – небрежно спросил Ричиус.

Его беспокоила перспектива оказаться в центре внимания большого количества людей, хоть он и предполагал, что аудитория окажется многочисленной. Бьяджио не взглянул на него, лишь вежливо-снисходительно рассмеялся.

– Так много, что вы не будете чувствовать себя непринужденно, – сказал он. – Здесь присутствуют почти все короли Нара и, конечно, их жены и дети. Даже король Панос приехал из Госса. Я представлю вас всем важным персонам. Просто держитесь поближе ко мне.

– Постараюсь, – молвил Ричиус.

«Держаться поближе» к Бьяджио было для него равносильно предложению делить ложе с боевым волком, но он понимал, что графу лучше известны лица придворных, так что ему пришлось готовиться к бесконечным рукопожатиям.

Они последовали за Бьяджио по винтовой лестнице, осторожно спускаясь вниз, чтобы не столкнуться со множеством людей, поднимающихся наверх. Лишь когда слуги заметили, кого отталкивают, они остановились и стали отвешивать Бьяджио поклоны, соответствующие его рангу, а несколько ледяных взглядов вызвали град униженных извинений. Позади Ричиуса его спутники переговаривались между собой, обсуждая райские ароматы. Как только они спустились ниже и, наконец, попали в главный зал дворца, музыка зазвучала громче. По словам Бьяджио, зал соединял все башни замка – немалое достижение, если учесть количество этих уносящихся к небу громад.

На взгляд Ричиуса, башен было не менее дюжины, и в каждой имелась винтовая лестница, спускавшаяся в главный зал. Его сводчатый расписной потолок был устремлен высоко вверх. Позолоченные мраморные фризы на стенах изображали славные моменты насыщенной событиями истории Нара. На них красовались мужчины с заковыристыми нарскими именами – мужчины, чьи похождения стали сказаниями, которые слушали перед сном все дети Нара. Зал был убран гирляндами ярких цветов, венками жимолости и примул, наполнявшими воздух нежным ароматом. Здесь, на юге империи, цветы росли круглый год – говорили, будто император их очень любит. Ричиуса это удивило. Ему казалось, что любовь к цветам – странное чувство для человека, прославившегося своей жестокостью.

Когда им удалось пройти вперед еще сотню шагов, Ричиус увидел вход в тронный зал дворца. Огромные кованые двери были широко распахнуты, и в зал врывались волны музыки. Ричиус закусил губу: на них начали оглядываться. Пустая болтовня успевших подвыпить гостей стала смолкать по мере его приближения. Он замедлил шаг и расправил плечи.

– Мы с тобой, Ричиус, – сказал Петвин. Ричиус обернулся – четверо его спутников посылали ему ободряющие улыбки.

– Надеюсь, вы проголодались, – пошутил он.

Бьяджио наклонился к нему.

– Когда мы войдем, я объявлю ваше имя, – прошептал он. – Не беспокойтесь. Вам ничего говорить не нужно.

Поток людей у входа в тронный зал немного схлынул. Делегация арамурцев миновала чугунные двери. И тут же перед ней возникли тысячи лиц. Ричиус посмотрел на это море богато одетых людей: женщины делали реверансы, мужчины поднимали кубки. Среди них не было ни одного знакомого лица – но все они улыбались ему так, словно он был им братом или сыном. Те, кто сидел за столами, поднялись, завидя его, и прекратили обжорство, чтобы присоединиться к приветственным крикам, раздавшимся в тот миг, когда Бьяджио громко объявил:

– Лорды и друзья Нара, представляю вам Ричиуса Вентрана, нового короля Арамура!

Ответом были оглушительные аплодисменты и звон бокалов. Где-то в отдалении громче зазвучал хор. Слуга, дожидавшийся у дверей, бросился к Ричиусу и протянул ему кубок. Не задумываясь, Ричиус поднял его, приветствуя и благодаря собравшихся. Позади него Петвин со товарищи разразились радостными криками; они добродушно хлопали Ричиуса по плечам, расплескивая вино. Даже сам Бьяджио не осуждал их юношеского задора. Он засмеялся и приказал слугам подать вино всем, демонстративно хлопая в такт овациям.

Ричиус тоже смеялся, ошеломленный происходящим. Океан звуков, запахов и цветов кружил голову. Тронный зал был украшен примерно так же, как и главный, – живыми цветами и канделябрами из драгоценных металлов. Пространство не загромождали статуи, зато были установлены громадные столы из красного дерева, изобиловавшие всевозможными яствами. Бочки вина и пива стояли в каждом углу, повсюду в толпе сновали рабы в ошейниках, ловко разнося подносы с лакомствами. Все было именно так, как обещал Бьяджио. Ричиус стал присматриваться к гостям, и ему показалось, что среди них находятся представители всех народов империи. Бьяджио медленно вел его через тронный зал, время от времени останавливаясь, чтобы поприветствовать кого-нибудь из гостей. Граф старался незаметно указывать Ричиусу на тех, кого, по его мнению, следовало запомнить. При этом Бьяджио ухитрялся не забывать о правилах вежливости – не смотрел на представляемых в упор. Среди тех, на кого он указал, были и король Госса Панос с женой Мирандой, прославившей своего мужа тем, что переспала с половиной его рыцарей. Были в их числе Энли и Энеас, братья-герцоги из Драконьего Клюва, известные всей империи продолжительной борьбой за трон. Королева Криисы Кэтирина проделала долгий путь с севера, а граф Джаганн прибыл с восточных плоскогорий в сопровождении целого сонма облаченных в шелка прислужниц. Ричиус приветствовал всех с наивной жизнерадостностью юноши. Он был ослеплен разнообразием и пестротой нарядов – от глубоко декольтированных лиловых одежд представительниц Дахаара до скромных неярких платьев дам из Фоска. Смуглокожих аристократов Кроута не замечали дорианцы, у которых кожа была под стать их зимней стране. К своему величайшему изумлению, Ричиус обнаруживал в зале только добродушие, без ожидаемых им ревности и свар среди множества народов империи. Он тихо улыбнулся. Аркус поставил весьма убедительный спектакль.

Пройдя не более половины зала, они увидели хор. По крайней мере двадцать юнцов с блестящими глазами и широко открытыми в песне ртами стояли на небольшом помосте, воздвигнутом в углу. Этой песни Ричиус не знал: она звучала на древненарском – но ее сильная и одновременно ангельская мелодия заставила его приостановиться. Никогда в жизни он не слышал столь великолепной музыки. Каждая нота была прозрачна, как хрустальная капля дождя. Он опустил кубок, следя, как юные певцы переходят к следующему куплету. Благозвучность тронула его до слез. Бьяджио пригубил вино, слушая пение вместе с ним. Когда песня закончилась, граф закрыл глаза и вздохнул.

– Ну, разве это не прекрасно?

– Да, – искренне согласился Ричиус. – Мне кажется, более совершенной музыки я еще не слышал. Что это была за песня? Кажется, я ее не знаю.

– Ее называют «Борусо Декойо», – ответил Бьяджио. – Песнь мучеников. Это плач о тех, кто погиб, служа империи.

«Да, таких много, так что есть о ком петь», – с горечью подумал Ричиус. Однако он вынудил себя улыбнуться

– Наверное, этих детей серьезно тренируют. Их голоса так чудесно звучат!

– Дисциплина очень строгая, – подтвердил Бьяджио. – Но конечно, одной дисциплины было бы мало. Нужна процедура.

– Процедура? – рассеянно переспросил Ричиус.

Петвин и другие его спутники затерялись где-то в толпе, и теперь он всматривался в окружающих, пытаясь найти своих товарищей. Поэтому не обратил внимания на то, с каким удивлением Бьяджио отреагировал на его вопрос.

– Такая музыка легко не дается, принц Ричиус. Вы ведь не думали, что подобных звуков можно добиться одной лишь тренировкой?

Ричиус посмотрел на хористов. Они уже прокашливались, готовясь к следующей песне. Если абстрагироваться от их поразительного исполнения, эти мальчики в белых с алым одеждах казались совсем обычными.

– А что еще тут может быть? – осведомился Ричиус.

– Процедура, принц Ричиус, применяется для того, чтобы создать ту дивную музыку, которой вы внимали. Каждый ребенок прошел через нее. Прислушайтесь к их пению. Вы не услышите ни одной неуместной ноты. И знаете почему?

– Нет, – признался Ричиус. – Почему?

– Потому что они не способны на иные звуки. Сначала выясняют, какую именно ноту ребенок возьмет лучше всего, а потом перерезают остальные связки. С этого момента может звучать только одна эта нота. А потом, когда дети поют вместе… Ну, музыка это скажет вам лучше, чем я.

Ощутив жуткую тошноту, Ричиус отвернулся. Эти дети были так похожи на мальчишек, которых он вечно прогонял с конюшни у себя дома. Те дети знали музыку только в виде военных песен, слышанных от отцов. Единственное отличие этих херувимчиков с ангельскими голосами заключалось в том, что они имели несчастье родиться в Наре. Ричиус осушил кубок, испытывая облегчение от прохладной терпкости вина.

– А что по этому поводу говорят их родители? – спросил он, наконец. – Они гордятся тем, что делается с их детьми?

Казалось, Бьяджио не заметил сарказма в его вопросе. Улыбнувшись еще шире, он ответил:

– А почему бы им не гордиться? Не каждый ребенок способен так служить императору. Выбирают только самых лучших. Это очень высокая честь, и об их семьях хорошо заботятся.

Слуга наполнил кубок Ричиуса.

– Эта процедура, должно быть, болезненная.

– Не слишком, – обронил Бьяджио. – Детям дают успокоительные средства.

– Правда? Какие средства?

Странные глаза Бьяджио сверкнули, но он ответил далеко не сразу.

– У нас в Наре есть средства, – едва слышно произнес он, – которые облегчают боль, принц Ричиус. Дети не страдают. Никто из тех, кто служит императору, не страдает.

Ричиус собрался было что-то сказать, но ему помешала поразительная смуглокожая женщина, проскользнувшая между ним и Бьяджио, поводя крутыми бедрами. Не сомневаясь в том, что Бьяджио скажет какую-нибудь резкость по поводу такого нарушения этикета, Ричиус отступил на шаг. Но лицо графа только оживилось.

– Ах, ты выглядишь просто чарующе, дорогая. – Он взял женщину за руку и поманил Ричиуса к себе. – Принц Ричиус, позвольте представить вам мою жену, Эллианн.

Ричиус взял протянутую женщиной руку и склонился, чтобы поцеловать ее; при этом он ощутил сильный запах алкоголя, исходивший из-под накрашенных ногтей.

– Счастлив познакомиться, мадам, – промолвил он.

Посмотрев ей в лицо, он заметил, что глаза ее обладают той же неестественной прозрачностью, какую он видел у Бьяджио. Она ответила на его взгляд – и ему показалось, будто она смотрит в то же самое время и куда-то мимо него. Но ему не хотелось любоваться ею – ни ее глазами, ни обольстительной фигурой. Графиня Эллианн медленно отняла свою руку, так что пальцы его скользнули по ее пальцам, и это походило на ласку.

– Нет, принц Ричиус, это я счастлива с вами познакомиться.

Ее голос был сладко-медлительным, как у ее мужа. В нем слышалась страстность, которую Ричиус вдруг нашел привлекательной, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы еще раз не заглянуть ей в глаза. Эта женщина с ее заносчивостью и кошачьей грацией была достойной подругой Бьяджио.

– Моей жене не терпелось с вами познакомиться, принц Ричиус, – сообщил граф. – Я рассказал ей о вас и ваших приключениях в Люсел-Лоре. Возможно, позднее вы развлечете ее одной-двумя историями?

Ричиус нахмурился.

– Возможно.

– Это было бы чудесно, – пропела графиня. – Я так люблю хорошие военные истории! А я слышала, что в Люсел-Лоре были очень кровопролитные бои. Вам не трудно об этом рассказывать, не правда ли, принц Ричиус?

– Нет, – солгал он, – не слишком.

– Я так рада! У меня столько вопросов – но больше никто не хочет со мной об этом разговаривать. Даже барон Гейл. – Она придвинулась к нему ближе и прошептала: – Он ведь присутствовал при том, как Тарн захватывал Таттерак, знаете ли.

Ричиус чуть не уронил кубок. Повернувшись к Бьяджио, он резко спросил:

– Блэквуд Гейл здесь?

– Конечно, – ответил граф. – А это проблема? Я ведь говорил вам, что здесь будут присутствовать все правители Нара.

Ричиус обвел беглым взглядом огромный зал, пытаясь отыскать Блэквуда Гейла. Он увидел нескольких человек в зелено-золотых мундирах Талистана, но барона среди них не было, и он тихо выругался – однако достаточно громко, чтобы Бьяджио услышал. Это было невообразимым оскорблением, и он не собирался оставить это без внимания. К черту этикет! Существовали вещи, на которые не имел права даже Аркус. Он наблюдал за проходящими мимо людьми, надеясь увидеть Гейла, заметить блеск серебряной маски, которую, по слухам, он теперь не снимал, – и ничего не увидел. Успокоившись, он сделал еще один глоток вина. В это мгновение очередная группа гостей расступилась перед ним. На другом конце заполненного людьми тронного зала он увидел девушку. Она была юна – не более шестнадцати, с волосами медового цвета. Ее имя мгновенно всплыло в памяти.

Сабрина.

Леди Сабрина из Горкнея пока его не заметила: она деловито стирала винное пятно с рубашки своего кучера, Дэйсона. Громадный слуга выглядел до боли неуместно в своих поношенных сапогах и мешковатой шерстяной куртке. Волосы у него были всклокочены, бороду не мешало обрезать. Он чудовищно контрастировал с вылощенными аристократами, толпившимися вокруг. Однако Сабрина была ослепительна. Ее гибкий стан подчеркивало платье из сапфирового шелка; ее волосы отливали золотом, напоминая солнечный свет на поверхности океана. Она смущенно улыбалась ненавязчиво подкрашенными губами, пока ее пальцы тщательно промокали платком густо-розовое пятно на рубашке Дэйсона. Хотя Ричиус познакомился с ней только накануне, вид знакомого лица подействовал на него умиротворяюще. Он импульсивно шагнул вперед и, помахав рукой, окликнул ее:

– Леди Сабрина!

Девушка прекратила попытки стереть пятно и неуверенно оглянулась. Ричиус снова окликнул ее – и на этот раз поймал ее взгляд. Она в недоумении посмотрела на него, а потом, словно внезапно что-то вспомнив, спрятала от него лицо в быстром повороте головы. В следующую секунду она уже исчезла в толпе, оставив ошеломленного кучера самостоятельно справляться с испачканной вином рубашкой.

Ричиус рванулся было за ней, но тут же притормозил. Сабрина не могла его не узнать! Что же означало это странное приветствие? Он нахмурился, чувствуя себя по-мальчишечьи неуверенным, отвергнутым. Ему было совершенно непонятно, какую промашку он мог сделать, чтобы побудить ее к столь необычному поведению.

– Вы знакомы с леди Сабриной, принц Ричиус? – поинтересовался Бьяджио.

Прозвучавшая в его вопросе чрезмерная фамильярность встревожила Ричиуса.

– Не слишком хорошо. Вчера я помог ей и ее кучеру вытащить карету из болота. – Он вновь посмотрел в ту сторону, где скрылась леди Сабрина. – Я был уверен, что она меня узнает.

– Вы с ней говорили?

Ричиус снова повернулся к графу. Казалось, даже его жена нетерпеливо дожидается ответа.

– Немного. А что?

– Она очень привлекательная девушка.

– Наверное.

– Здесь так много привлекательных женщин, не правда ли, принц Ричиус? – спросила графиня Эллианн. Она поймала его руку и многозначительно пожала. – Такому мужчине, как вы, надо соблюдать осторожность, иначе какая-нибудь молодая особа запустит в вас свои коготки.

– Перестань, милая, – спокойно молвил Бьяджио. – Ты смущаешь нашего бедного гостя. – Он убрал руку жены с руки Ричиуса. – Простите мою супругу, принц Ричиус. Она любит красивых мужчин.

– Я польщен, если ваша жена сочла меня таковым, граф, – ответил Ричиус. Он поклонился графине. – Извините меня, миледи, но мне пришлось познакомиться с таким количеством гостей, что я потерял моих собственных спутников. – Он взял ее руку и заставил себя снова ее поцеловать. – Было очень приятно с вами познакомиться. Ваш супруг – счастливец.

Она сделала вид, будто краснеет.

– Возможно, мы могли бы поговорить позже?

– Я буду с нетерпением ждать этого момента. Граф, вы хотите представить меня еще кому-то?

– Безусловно, – кивнул Бьяджио. – Пойдемте.

Ричиус последовал за ним через лабиринт надушенных тел, мимо столов, ломившихся от свежей выпечки и ярких фруктов, разложенных в виде радуги. Когда они добрались до сравнительно тихого уголка зала, Бьяджио остановился и, взяв у Ричиуса кубок, поставил его вместе со своим собственным на соседний стол. Затем быстро огляделся, и его лицо вдруг посерьезнело. Он сжал плечо Ричиуса ледяными пальцами и притянул его к себе.

– У вас множество талантов, принц Ричиус, – тихо произнес он. – И вы более хороший дипломат, чем ваш отец. Вокруг моей жены словно кобели увиваются многочисленные глупцы. Но не вы.

– Поверьте мне, граф, я не хотел никого оскорбить. Я просто…

– Не надо извиняться. Вы справились с ней просто великолепно. Не много найдется мужчин, которые отважились бы отказать Эллианн. Но вам даже этого не понадобилось делать, правда? Вы совершенно ее очаровали. Мне кажется, вы будете иметь здесь успех.

– Простите меня, граф, но вам следует объяснить свои слова. Я не понимаю, что вы хотите сказать.

Бьяджио притянул Ричиуса еще ближе и обнял за плечи, как отец может обнять сына. Принц оглянулся, надеясь, что за ними никто не наблюдает. У него сложилось впечатление, будто они остались совершенно одни остальные гости были поглощены своими разговорами. Бьяджио указал пальцем в противоположный конец зала.

– Посмотрите туда. Вы его видите?

И Ричиус действительно его увидел.

Железный Трон Аркуса.

Трон оказался не столь великолепным, как он себе представлял. Его не украшали драгоценные камни, причудливая резьба или древние руны. На сиденье не было подушек, а спинка не возносилась претенциозно к потолку. В нем была только грубая польза железа, холодного и неприступного. Пустой и аскетичный трон стоял на крошечном помосте, странно неуместный в этом пышном зале, и в то же время во всей огромной империи не было ничего, что символизировало бы власть лучше, чем этот бедный, грубо сработанный стул.

– Он прекрасен, правда?

Ричиус вынужден был согласиться. Он так напоминал трон его собственного отца, что принц невольно задумался об императоре, восседавшем на нем. Насколько скромен Аркус Нарский, покоритель континента, если может удовлетвориться отсутствием роскоши. Что за человек вызвал его в столицу Нара?

– Он удивительный, – сказал наконец Ричиус.

У него возникло немало вопросов относительно этого трона, но не было намерения задавать их Бьяджио. Граф явно рассчитывал извлечь из их разговора нечто иное.

– Что вы хотите мне сказать, граф? – спросил он.

– Есть вещи, которые нам необходимо обсудить, принц Ричиус. Вещи, которые вам следует узнать прежде, чем вы встретитесь с остальными.

– С остальными?

– Да, с людьми, которые так же приближены к императору, как его собственные мысли.

– Мне кажется, я знаю этих людей, граф. В Арамуре мы называем их Железным Кругом.

– Так называют нас и здесь, в Наре, – усмехнулся Бьяджио. – Однако мы сами предпочитаем называться иначе.

– Вы говорите так, будто мне следует опасаться этих людей, – заметил Ричиус. – Верно?

Бьяджио рассмеялся.

– Ах, принц Ричиус, вы себе даже не представляете!

– Тогда просветите меня.

– Мы – глаза и уши императора. Когда мы советуем, он нам внимает.

– И?…

– И вам разумнее всего обойтись с остальными так же, как с моей женой. Они станут наблюдать за вами, ждать, когда в вас проявится та же гниль предательства, что была в вашем отце. Человек недалекий мог бы им дать именно то, чего они хотят. Но вы ведь не глупы, правда?

Ричиус едва не лишился дара речи. Он не ожидал, что Бьяджио будет столь откровенно высказываться по поводу измены его отца, – и не представлял, как ему ответить.

– Почему вы говорите мне это, граф? – спросил он. – Что вам от меня нужно?

– Уверяю вас, принц Ричиус, мне ничего не нужно, кроме того, чтобы вы стали хорошим королем.

И Ричиус вновь не стал скрывать своего скептицизма.

– Вы мне не верите? – изобразил удивление граф. – А следовало бы. Вы уже знаете, насколько нам важно, чтобы внутри империи царил мир. Но другие в вас не уверены. Вам придется их убедить.

– А если я не смогу?

Бьяджио выразительно поднял брови.

– Это было бы весьма прискорбно. Потому что, видите ли, не все в Наре так легко прощают, как я. А мое влияние на императора ограничено. Но вы могли бы убедить остальных, что вы не до такой степени сын своего отца, дабы им нечего было сообщить императору. Тогда вы вернетесь в Арамур уверенным в своей власти, а я смогу заниматься своим делом без помех.

– О, – сказал Ричиус, – и что же это за дело?

Бьяджио бесстрастно улыбнулся.

– Слежка за вами.

Молчание между ними длилось всего секунду, но его хватило для того, чтобы в уме Ричиуса возникла простая фраза. Эту фразу знали в империи все, и принц выучил ее еще на коленях у отца. Но при мысли о ней он по-прежнему содрогался.

«Рошанн повсюду».

– Хорошо, – сказал наконец Ричиус. – Похоже, у меня нет иного выбора, кроме как улестить этих людей.

– Этого требуют интересы Арамура, принц Ричиус. – Бьяджио снова протянул ему кубок.

– Конечно. Тогда где же они? Покажите их мне.

– Один стоит прямо за вами. Не поворачивайтесь слишком быстро.

Медленно, спокойно Ричиус обернулся к трону, неспешно поднося кубок к губам. Лениво осмотрел зал, пытаясь угадать, кого именно он высматривает, пока его взгляд не остановился на исключительно низеньком человеке – ростом не больше, чем у двенадцатилетнего мальчишки, – оказавшемся впереди него. Как и Бьяджио, этот человек был очень богато одет. Казалось, он не замечает их, так как поглощен созерцанием длинноногой красавицы, возвышавшейся над ним. Свой бокал она держала на уровне его носа. Взгляд тараканьих глазок живо перебегал с лица женщины на ее грудь.

– Кто это?

Бьяджио отвернулся.

– Не глазейте столь откровенно, – проворчал он. – Его зовут Бовейдин. Он – министр вооружений Нара.

– А, вот как! – протянул Ричиус и подумал: «Тот самый, что дает работу военным лабораториям».

Даже в Арамуре слышали об этом гениальном недомерке. Создатель огнемета, боевого фургона и кислотоброса – такова была сомнительная слава человека, принесшего в Нар науку. Должно быть, он прожил на свете немало лет, но не казался старым. Ричиус мысленно отметил это как очередную странность: ведь его устройства уже несколько десятилетий ломали стены и сопротивление сотен городов. Именно он и ему подобные заставили Арамур склониться перед Аркусом без борьбы. Бовейдин сделал мечи и копья такими же бесполезными, как камни и палки.

– Вы хотите, чтобы я ему представился?

– Нет. Он не любит разговаривать с пришлыми. Но вы пробудете в Наре достаточно времени, чтобы с ним познакомиться. Он сам найдет вас, когда решит с вами встретиться.

– Но мне показалось, вы хотите, чтобы я поговорил с ними и убедил их в моей лояльности.

– Я хочу, чтобы вы запомнили их лица, только и всего. До конца дня вы познакомитесь с большинством из них. И при этом будете стараться не сказать какой-нибудь глупости.

Ричиус устало кивнул.

– Кто еще?

Бьяджио указал мизинцем в сторону дверей. Мужчина в ослепительно белом одеянии входил в зал, широко раскрыв объятия. Навстречу ему рвались с приветствиями гости.

– Епископ, – сообщил граф.

Епископ Эррит с привычной легкостью шел сквозь толпу, поглаживая щеки и раздавая отпущения грехов, словно гостинцы. Несмотря на дородность, двигался он с удивительным изяществом. Свита послушников в капюшонах следовала за ним, склонив головы в безмолвном почтении. От этого зрелища Ричиус поморщился. Как и большинство жителей Арамура, он не отличался религиозностью, и ему не слишком нравились ритуалы нарских священнослужителей. Не случайно большинство церквей, воздвигнутых ими в Арамуре, пустовали в субботние дни. Хотя люди вроде Эррита утверждали, что Бог Нара и Арамура един, Вентраны при любой возможности старались развеять этот миф.

– Я не хочу с ним знакомиться, – холодно промолвил Ричиус. – У нас в Арамуре священников хватает.

– Когда речь идет о епископе, ваши желания роли не играют, – недовольно заметил Бьяджио.

Его взгляд дольше, чем следовало, задержался на святоше, пробудив в Ричиусе подозрения.

– Он вам не нравится, правда? – сказал Ричиус. – Я заключил это из того, как вы на него смотрите.

Бьяджио пожал плечами.

– Он близок к Аркусу. Как и я.

– Но вы его не любите, так ведь? Почему?

– Право, принц, вам свойственно детское нахальство. Вы пристаете ко мне с пустяковыми расспросами. Мы с Эрритом… – Бьяджио помолчал и, состроив кислую гримасу, закончил: -… союзники.

– А я все равно не хочу с ним разговаривать, – не сдавался Ричиус.

– Но будете. Вам придется познакомиться с ним после церемонии. У него будут к вам вопросы. Он захочет узнать, каковы ваши планы относительно церкви в Арамуре. Скажите ему то, что он хочет услышать.

– Что? Что я собираюсь построить для него новые храмы? Я не собираюсь. Думаю, вы должны меня понять, граф, поскольку вы сами из Кроута. У кроутов свои верования, не так ли?

– И тем не менее, – строго произнес Бьяджио, – если вы хотите, чтобы он хорошо отозвался о вас императору, то должны сообщить ему добрые вести. Аркус очень привязан к Эрриту.

– Я не буду ему лгать. Про Арамур – не буду. У нас дома свои обычаи. Он не может…

– Говорите тише, – приказал Бьяджио, озираясь по сторонам. – Принц Ричиус, вам следовало бы прислушаться к моим советам. Позвольте мне вас защищать. Иначе у вас может не оказаться королевства.

– Не угрожайте мне, граф. Я уже знаю, что способен сделать Аркус, если я не буду ему повиноваться. Но править Арамуром предстоит мне. Я знаю меру терпения моих людей, так что, возможно, это вам следовало бы прислушаться к моим советам. Или я должен превратиться в обычную марионетку?

– Мы волю Аркуса творим, – просто ответил Бьяджио.

Ричиус знал эту фразу. Это была строчка из стихотворения, написанного много десятилетий назад, когда Нар обладал способностью потрясать целые народы. Ричиус невесело засмеялся и договорил следующую строку:

– Ведомые его рукой.

– Превосходно, принц Ричиус! Помните это, и все у вас будет хорошо. Пойдемте, я хочу еще кое с кем вас познакомить.

Они снова нырнули в толпу, и Ричиус исхитрился приклеить на лицо фальшивую улыбку. Женщины кокетливо улыбались ему, а у тех, кого не сопровождали мужчины, призывно вспыхивали глаза. Наконец они оказались у стола, за которым сидели господа в мундирах, и Бьяджио остановился.

– Данар?

Огромный детина, возвышавшийся во главе стола, повернулся к ним и, увидев Бьяджио, расплылся в широчайшей улыбке. Он поднялся на ноги и протянул руку.

– Ренато, – проревел он, – где ты был? Я уже несколько недель тебя не видел!

– Дела вынудили меня уехать, Данар. – Бьяджио вложил свои ледяные пальцы в протянутую руку.

На мужчине был великолепный темно-синий мундир военного флота Нара. На груди теснились орденские ленты.

– Мне тебя не хватало. – Великан притянул графа поближе и добавил: – Мне надо тебе кое-что сообщить.

– Надеюсь, хорошие новости… Но сначала разреши мне представить тебя, Данар. Ты знаешь, кто это?

Как только Бьяджио отступил в сторону и моряк увидел Ричиуса, его дружелюбная улыбка мгновенно исчезла. Глаза у него оказались такими же, как у других, – странными и холодными. Они презрительно скользнули по Ричиусу.

– Я вас знаю. Вы – Вентран, так?

– Да.

– Вскоре тебе предстоит называть его королем Вентраном, Данар, – весело промолвил Бьяджио. – Принц Ричиус, это адмирал Данар Никабар, командующий Черным флотом.

Ричиус сдержанно поклонился.

– Счастлив познакомиться.

Никабар ничего не ответил.

– Я слышал ваше имя в Арамуре, адмирал, – продолжал Ричиус. – Когда из Карвы приходят корабли, они часто приносят вести о ваших сражениях с Лиссом.

– Лисс, – резко заметил Никабар, – это предмет, о котором вы, я уверен, ничего не знаете.

– У адмирала в отношении Лисса большие планы, не так ли, Данар? Почему бы тебе не рассказать юному принцу Ричиусу, что именно ты задумал?

– С удовольствием, – откликнулся Никабар. – Мы строим тридцать новых дредноутов. Они больше прежних, с более толстой броней и более мощным вооружением. А Бовейдин изобрел новый киль, чтобы увеличить их скорость. Они смогут обгонять даже шхуны Лисса.

Бьяджио повернулся к Ричиусу:

– Данар планирует начать решающую атаку на Лисс весной, как только дредноуты будут готовы. Он говорит, что она должна стать последним часом для этих пиратов.

– Я готов положить на это мою жизнь, – примолвил Никабар. – Теперь у этих подонков не останется ни единого шанса.

– Расскажи ту историю, которая мне особенно нравится, – попросил Бьяджио. – О том, что ты собираешься сделать с их моряками, когда захватишь Лисс.

Адмирал улыбнулся еще шире.

– Я собираюсь их всех утопить. Они считают себя такими прекрасными моряками. Посмотрим, на что они способны под водой! – Бьяджио захихикал, словно школьник.

– И про каналы, Данар. Расскажи ему про каналы!

– Вы никогда там не были, Вентран, так что не знаете. Вдоль берегов тех островов существуют каналы – они называют их мелководьями. Это что-то вроде лабиринта. Я потерял там десятки кораблей. Знаете, что я собираюсь сделать с этими каналами?

Ричиус молча покачал головой.

– Я собираюсь сделать их красными! Мужчин мы вывезем в море и скормим акулам, а вот женщинам и младенцам пустим кровь, пока все каналы Лисса не станут алыми.

Бьяджио захохотал во весь голос и хлопнул Никабара по плечу. Планы адмирала так его позабавили, что по щекам у него побежали слезы. Он извлек из жилета яркий платок и аккуратно промокнул глаза.

– Ах, я просто обожаю слушать твои рассказы, Данар. Чудесное мщение, правда, принц Ричиус?

Ричиус ничего не ответил. Теперь ему стало понятно, почему Бьяджио пожелал познакомить его с Никабаром, и он чувствовал себя ужасно глупо из-за того, что позволил сотворить с собой такое. Он неловко поежился под пристальным взглядом адмирала и вздрогнул, почувствовав на своем плече холодную руку Бьяджио.

– Принц Ричиус выглядит усталым, – объявил граф. – Наверное, мне пора отвести его за стол, пусть поест. Развлекайся, Данар. Мы поговорим позже.

Адмирал кивнул, не мешая Бьяджио увести принца от его стола. Позади них короткое молчание взорвалось чересчур громким смехом. Ричиус стиснул зубы. Когда они отошли от стола достаточно далеко, Бьяджио приблизил губы к самому уху Ричиуса и тихо спросил:

– Ну, принц Ричиус, что вы скажете теперь?

– Это было излишне, – огрызнулся он. – Я уже говорил, что понимаю, на что способен Нар. Я не нуждался в его объяснениях.

– Извините мою прямоту, – с изрядной долей иронии молвил Бьяджио, – но мне показалось, вам следует услышать это от кого-то еще. У Дакара богатое воображение, и он был весьма недоволен, когда узнал, что ваш отец проиграл войну в Люсел-Лоре. Он очень долго разглагольствовал о том, что именно собирается сделать с Арамуром, если ему дадут такую возможность. – И, перейдя на серьезный тон, граф прибавил: – Давайте же не станем предоставлять ему такой возможности, договорились?

Ричиус молча кивнул. Будучи королем, он мог бы позволить себе многое, но бросить вызов Нару и Железному Кругу не сможет даже тогда. Он мрачно шел рядом с графом, пытаясь представить себе, как бы на все это отреагировал его отец. Дариус Вентран был похож на горячего и упрямого жеребца, который оставался неукротимым даже под кнутом Нара. Ричиусу казалось, когда придет его время, он тоже будет жеребцом – но Бьяджио уже держал в руках нож, чтобы его охолостить. Чувствуя себя глубоко несчастным, он поднял кубок и влил остаток вина в горло. Теперь ему стало понятно, что в этот день счастье он сможет получить только в вине.

В дальнем конце зала, недалеко от Железного Трона, вдоль стены расположился длинный стол. Он был достаточно велик, чтобы за ним уместилось два десятка голодных гостей, но там оказалось только четверо. Их головы были полускрыты за горами нарезанного мяса и корзинами фруктов. Ричиус облегченно вздохнул, узнав махавшего ему рукой Петвина. С куска баранины, зажатого в этой руке, стекали капли подливки. Рядом с ним Баррет лениво откинулся на спинку стула, а две смеющиеся девушки бросали ему в рот виноградины. С другой стороны от Баррета Эннадон был занят сооружением на тарелке такого количества яств, какого Ричиус никогда не видел. Пирамида из закусок оказалась столь высокой, что Эннадону приходилось удерживать тарелку обеими руками – но при этом он продолжал осматривать стол в поисках пропущенных яств. Джильям тоже от души наслаждался гостеприимством Нара. Он подпевал хору, явно не зная этой песни. Кружки из-под пива, стоявшие перед ним, были похожи на захваченные с доски противника фигуры. Эта сцена напомнила ему Арамур, когда они возвращались домой после удачной охоты и наедались жарким из оленины. Ричиус порадовался, что его спутники веселятся. Хотя бы это ему удалось.

– Я на некоторое время оставлю вас с вашими спутниками, принц Ричиус, – сказал Бьяджио. – Церемония начнется несколько позже, так что развлекайтесь. Однако не увлекайтесь вином и не забывайте, о чем мы с вами говорили.

– Ладно, – буркнул принц, отворачиваясь от графа.

Когда Ричиус приблизился, Баррет отогнал от себя девиц, и они с Петвином встали.

– Где ты был, Ричиус? – спросил Баррет. – Мы тебя ждем. Поторопись, а то Джильям все выпьет!

– К сожалению, мне велено не увлекаться выпивкой.

– Кто это сказал? – поинтересовался Петвин. – Бьяджио?

– Да. Похоже, тут все за нами наблюдают. Бьяджио предупредил меня, чтоб я был осторожнее, дабы не оскорбить кого-то необдуманным словом.

– Ну и ладно, – хохотнул Эннадон. – Просто садись и не разговаривай. – Он поставил тарелку и выдвинул стул. – Вот, садись.

– С удовольствием! – простонал Ричиус и буквально упал на сиденье.

Слуга мгновенно поставил перед ним наполненный кубок. Ричиус вздохнул и посмотрел на вино. Оттуда на него глядело его дрожащее отражение, но кроваво-красное лицо показалось ему незнакомым. Однако он поднял кубок и сделал большой глоток, надеясь, что граф за ним наблюдает.

«Иди к черту, Бьяджио!»

Он вернул кубок на стол с решительным стуком и резко повернулся к Петвину.

– Знаешь, кто сегодня здесь?

– Кто?

– Гейл. Они пригласили этого негодяя на мою коронацию!

Друзья уставились на него. У Эннадона от изумления открылся рот с наполовину пережеванной пищей.

– Что?! – взорвался Петвин. – Ты его видел?

Ричиус покачал головой.

– Нет, Бьяджио сказал мне, что он здесь.

– Но почему? – Петвин оттолкнул тарелку, словно эта новость лишила его аппетита. – Не верю, чтобы он мог пожелать сюда явиться ради такого события.

– Знаю, – молвил Ричиус. – Трудно поверить, правда? Как этот подонок посмел испортить нам такой день?

– О Боже! – негромко воскликнул Джильям и ткнул вилкой в сторону гостей. – Вот он.

Что еще хуже, Гейл направлялся к ним, двигаясь сквозь толпу словно зелено-золотой голем. Пуговицы на его мундире едва сходились на груди. Меч болтался на кожаном поясе, хлопая по ноге толщиной в древесный ствол. Сальные черные волосы были стянуты в хвост и перевязаны модным золотым шнуром. Несмотря на то, что в зале было тепло, на нем красовался плащ из изумрудной шерсти, отделанный волчьим мехом. Но особенно поражала его маска. Именно такой ее представлял себе Ричиус: серебряный фасад, закрывающий половину лица. Глаз за маской мерцал, налитый кровью.

– Ты только посмотри! – прошептал Ричиус.

Никто из них не видел Блэквуда Гейла после Люсел-Лора, но все слышали историю его уродства. Они обменялись несколькими тихими словами, наблюдая за тем как он подходит к их столу. Его обожженные губы изгибались в некоем подобии улыбки. Бороды он больше не носил, и на выбритом лице виднелись следы огня. Даже не закрытая маской половина лица изобиловала плохо зажившими болячками, а кожа на лбу словно лопалась и разлезалась вдоль линии волос. Он казался еще более чудовищным, чем прежде, и напоминал разодетый труп, которому неким таинственным способом удалось сбежать с собственных похорон.

– Вентран, – возгласил барон своим гулким голосом, – я пришел тебя приветствовать. Ричиус не пошевелился.

– Приветствовать меня? Каким это образом?

– Я пришел приветствовать твое вступление в семью правителей Нара, – ответил Гейл. – Император попросил меня тебя поздравить.

– Понимаю. А идея твоего приезда в такую даль с этим приветствием тоже принадлежит императору? Ведь было гораздо проще отправить мне письмо.

Это оскорбление вызвало негромкие смешки. Гейл расправил плечи и шагнул ближе к столу.

– Ты льстишь себе, Вентран! – отрезал он. – Не думай, что ты мне так важен. В Черный Город меня привели другие дела.

– О! И что же это за дела?

Обезображенное лицо Гейла отвратительно улыбнулось.

– Ты знаешь, сколько лет моему отцу, Вентран?

– Право, понятия не имею.

– Ему почти семьдесят. Он даже старше, чем был твой отец к моменту смерти, Бог да помилует его. – Гейл изобразил крестное знамение с мерзкой набожностью. – И здоровье у него сдает. Когда он умрет, Талистану понадобится новый король. А в линии наследования я стою первым.

– И?…

– Если я стану королем, мне понадобится наследник. А чтобы иметь наследника, мне нужна жена.

«Удачи», – сухо подумал Ричиус.

Единственное, что пока мешало этому конкретному Гейлу приступить к размножению, то, что еще не нашлось женщины, которая была бы настолько глупа, дабы принять его предложение. Ричиус понимал: это – исключительно вопрос времени, но шансы Гейла в императорском дворце он оценивал крайне низко. Ему следовало бы искать себе жену на конюшне, а не в этом зале, полном аристократок.

– Значит, ты ехал так далеко ради того, чтобы найти себе жену? Ну что ж, выбирай. Я уверен, одна из этих дам будет рада уехать с тобой в Талистан. Однако думаю, тебе следовало бы сначала снять свою маску, чтобы они могли увидеть, что их ожидает.

– Я уже нашел себе женщину, – хладнокровно заявил Гейл. – Смазливенькая девчонка. Может, ты ее знаешь. Она сегодня здесь.

– Возможно, – кивнул Ричиус. – Кто она? Покажи мне ее.

Гейл стал осматривать комнату единственным сохранившим зрение глазом. Вскоре он указал затянутой в перчатку рукой в сторону двери.

– Вон она. Та, в синем.

– Я никого не вижу. – Мощная фигура Гейла заслоняла от Ричиуса зал, а вставать он не хотел. – В синем, говоришь? Я вижу только…

Тут Ричиус с шумом втянул в себя воздух, а Гейл расхохотался.

– Я же сказал тебе – она красавица. Ее зовут Сабрина. Она – девка герцога Горкнея. – Глаз барона зажегся похотью. – И как раз поспела. Ну, что ты на это скажешь?

– Она согласилась выйти за тебя замуж?

– Пока нет, но это не важно. Как только ей исполнилось шестнадцать, отец выставил ее на продажу. Я слышал, ему хочется поскорее сбыть ее с рук. Мне достаточно только попросить императора, и она будет моей. – Гейл причмокнул усыпанными болячками губами и снова уставился на Сабрину. – Посмотри-ка на ее бедра, Вентран. Готов биться об заклад: она родит мне – десяток сыновей!

От этой мысли Ричиус содрогнулся. Новый выводок Гейлов означал бы не только новые неприятности для Арамура: представив, что из утробы этого невинного создания появятся такие чудовища, он почувствовал тошноту. И в то же время Гейл, вероятно, говорил правду. Сабрина не будет иметь права выбора; она выйдет за того, за кого ее отдадут ее отец и император. Это делало ситуацию еще более омерзительной. Ричиус понимал: если это случится, жизнь ее станет настоящим адом. Он посмотрел на Петвина – его друг побледнел от ужаса.

– Советую тебе пересмотреть свой выбор, барон, – сказал Петвин. – Тебе не кажется, что ты для нее слишком велик? Такая девушка может умереть, давая жизнь твоим сыновьям. Может, тебе следовало бы поискать кого-нибудь покрупнее.

– Глупости, – пророкотал Гейл. – Она будет о себе заботиться, я за этим прослежу. И если кто-то из вас, щенков, положил на нее глаз, можете об этом забыть. Она – моя!

Сие заявление прозвучало столь самоуверенно, что терпение у Ричиуса лопнуло. Он гневно посмотрел на барона.

– Ты ради этого сюда пришел? Право, Гейл, ты хвастаешься пустяками. Я определенно не выбрал бы себе такую хрупкую девицу. И ты говоришь, отец спешит от нее избавиться? Милорд, если она не нужна собственному отцу, то зачем она вам?

– Хватит! – рявкнул Гейл. – Я пришел по просьбе Аркуса, чтобы высказать тебе наилучшие пожелания. Хочешь – принимай, не хочешь – не надо.

– Не приму! – выпалил Ричиус. – И я недоволен тем, что ты здесь присутствуешь. Можешь передать императору от моего имени, что у меня нет никакого желания поддерживать с тобой хорошие отношения, Блэквуд Гейл. И я не разделяю его надежд – если они таковы – на то, что Арамур и Талистан будут союзниками.

– Можете сказать ему это сами, – прозвучал сочный голос из-за спины Гейла. Бьяджио появился с таинственной улыбкой на губах. – Вы готовы, принц Ричиус?

– Готов? К чему?

– О! Ну конечно, к тому, чтобы встретиться с императором. – Граф отнял у Ричиуса кубок. – Надеюсь, вы пили не слишком много.

 

18

Аркуса Нарского знали под тысячью разных имен. В молодости (это было так давно, что сам он едва мог вспомнить) он наслаждался теми именами, которые давали ему покоренные народы. Это были хорошие имена: сильные, полные страха. И каждая новая страна, раздавленная его машинами, давала ему новое, чтобы он мог прикрепить его на свои доспехи словно орден. А другие видели его приближение – ярко наряженного и готового к новым завоеваниям. После осады Госса его прозвали Львом, после падения Дории женщины разоренного города нарекли его Детоубийцей. На трудном говоре восточных плоскогорий его звали Медведем; кроуты, павшие на колени почти без сопротивления, нарекли его Быком. На крутых холодных холмах Горкнея он именовался Бараном, в пустынях Дахаара – Аспидом. Он был Покорителем в Касархуне, Чумой – в Криисе, Зверем в Фоске. Близнецы-герцоги Драконьего Клюва называли его Лордом-Защитником, а Гейлы из Талистана – Отцом.

В Лиссе он был Дьяволом.

Но из всех этих причудливых имен сам Аркус предпочитал одно – Император. Он был стар и считал, что заслужил простое достоинство этого титула. Ему давно надоели кровожадные прозвища, но в душе его осталось место для тихого желания быть признанным. Он выковал империю из сотен враждующих городов и уделов, привел континент к высотам просвещения, какого он никогда прежде не знал. И все же никто не звал его Аркусом Великим, как величали его деда. Видимо, люди редко благодарили его военные лаборатории за те лекарства, что были в них открыты. Сто лет назад не знали керосина, питавшего ночью лампы, отсутствовали лекарственные сборы для лечения кровавого кашля и дороги, ведущие в северные земли. Не было даже того повседневного уклада, который многие принимали как нечто само собой разумеющееся. Все это существовало теперь потому, что он этого пожелал. В собственных глазах он был провидцем.

«Но они этого не желают видеть», – с горечью думал он.

Откинувшись на спинку кресла, он наблюдал, как жидкость вливается в его вены. Она была более синей, чем всегда, – почти как индиго или чернила. Вдвое большая доза, чем для обычного лечения, – так сказал Бовейдин. Аркус содрогнулся. Даже ему, императору, с трудом удалось получить такую опасную дозу снадобья. Бьяджио не спускал с него глаз, следил, чтобы с ним ничего не случилось, и не стеснялся в выражении своих чувств. Никто толком не знал, к чему приведет столь большая концентрация, – даже Бовейдин. Но в конце концов зловещая любознательность ученого победила тревоги Бьяджио, и граф неохотно уступил. Аркус был императором, а его слово – законом, какими бы фатальными для него самого ни являлись его эдикты.

Перевернутый сосуд со снадобьем почти опустел – Аркус с усилием расслабился и выдержал все до конца. Процедуры обычно проходили хуже, когда он пребывал в плохом настроении, а сегодня ему необходимо было не заблевать тронный зал, полный гостей. Но он печалился, и потому успокоение к нему не приходило. Наступил тридцатый день зимы. За стенами башни стоял леденящий холод. В последнее время тело его бунтовало и требовало все больше снадобья для подкрепления, чтобы подчиняться воле хозяина. Императора приводила в ярость мысль, что все короли Нара могут увидеть его в подобном состоянии. Но если это снадобье подействует так, как рассчитывал Бовейдин…

Он закрыл глаза, внезапно охваченный лихорадочной надеждой. Хотя бы казаться сильным – большего он не просил. Последние двадцать лет он выдерживал подобные испытания почти ежедневно: прокалывал себе запястье иглой, чтобы напитаться дарящим жизнь зельем. Теперь он уже не мог без него обойтись. Все они не могли. Но он был намного старше остальных членов Железного Круга. Бовейдин определенно выглядел не по годам молодо, а Бьяджио, вероятно, навсегда сохранит свою красоту. Только он – тот, благодаря кому это стало возможно, чья мысль привела к созданию лабораторий, – только он вынужден жить в теле мумии. Это было почти то же тело, что имел он в то время, когда Бовейдин изобрел свое снадобье. Но только почти. Он рассеянно заскрипел зубами. Старыми зубами – они уже не справлялись с сочным мясом, которым он угощал других.

– Время, – пробормотал он, – как я тебя ненавижу!

Аркус поспешно справился с собой. Ему необходимо расслабиться. Молодой принц скоро будет здесь, так что понадобится вся сила ума. Он едва заметно улыбнулся. По крайней мере ум его по-прежнему здоров. Бовейдин уверяет, что способность ясно мыслить никогда его не оставит. Это объяснялось воздействием снадобья на мозг. Оно сохраняет жизнеспособность тканей, даже когда остальное тело медленно ползет к смерти. Здесь-то и коренилась проблема, проклятая тайна этого процесса.

В дальнем конце сумрачной комнаты леди Пеннелопа любовно перебирала струны арфы. Аркус, погруженный в кожаные объятия кресла, предавался упоительным звукам. Это ничуть не походило на пронзительные песни хора. Он их тоже любил, но это было совсем иное. Это опьяняло. Исполнение леди Пеннелопы отличалось от всего, что ему доводилось слышать, и именно она всегда умиротворяла его и помогала выдерживать процедуры. Когда она была рядом, он не нуждался в лекарях. В комнате царил холод, но казалось, для нее это не существенно. Как и он, она окунулась в музыку, ласкала струны своего серебряноголосого инструмента, словно вокруг никого не было. Горел камин, и отсветы огня плясали на ее лице.

Почти каждый вечер все повторялось, они разыгрывали ужасающий ритуал, словно два заслуженных актера. Он тонул в своем тяжелом кресле и закреплял сверкающую иглу у себя на запястье. Сосуд с тем сильнодействующим средством, которое Бовейдин выбрал для него на этот раз, начинал по капле впускать раствор ему в вены. Иногда, прежде чем его окутывал дурман, он вскрикивал от боли. В комнате притушивался свет, в графинчик с водой сыпали лед – и они оставались вдвоем, и она играла ему, стараясь делать процедуру терпимой. Она видела бы его таким, каким не видел больше никто: искореженным болью, жадно хватающим еще немного жизни, которая ему не принадлежала, жизни, на которую он больше не имел прав. Она видела бы, как его прозрачные глаза снова начинают светиться, когда снадобье в очередной раз подхватывает его с края могилы. Но леди Пеннелопа ничего этого видеть не могла – с ней произошла благословенная трагедия.

Леди Пеннелопа была слепа.

Она не могла никому рассказать о тех вещах, которые происходили в комнатах Аркуса, она выполняла роль его тихого, надежного лекарства. И он обожал ее за это. Только она могла сделать жуткий процесс восстания из мертвых терпимым. Ее музыка уносила его туда, где не существовало тошноты, вызванной снадобьями, – туда, где он снова был молодым. Только она обладала удивительным даром находить музыку под стать его настроению. Сегодня она играла одну из его любимых мелодий – темную и печальную. Названия ее он припомнить не мог. Аркус Нарский слушал прекрасную музыку и плакал.

Он понимал, что это – действие зелья, но не мог сдержаться. Воспоминания затопляли его мозг, словно ветер сдувал пыль с картинной галереи его жизни. Его детство в Черном Городе, великие и жестокие военные кампании его юности, товарищи, погибшие и потерянные, – все превращалось в алый безостановочный поток. Блики радужного света вспыхивали под веками, вереница ослепительных красок с лицами, знакомыми и пугающими. В растрескавшемся зеркале памяти он видел отца, Драконодуха, – первого короля Нара, провозгласившего себя императором. Он видел мать, которую ненавидел, с братом, которого он убил, и бесчисленных униженных кузенов, готовых истреблять целые города, лишь бы заручиться его благосклонностью. Видел захваченные в жестоких битвах трофеи: головы на копьях, распятые у городских ворот…

А еще были женщины. В свое время он знал многих – кого-то соблазнял, иных просто укладывал к себе в постель. Хорошенькие создания с хрупкими телами. Принцессы и шлюхи, подарки честолюбивых отцов и наложницы, чьих имен он даже не слышал. Столько накрашенных лиц… Они были его главной слабостью.

Он мысленно проклинал свое бессильное тело. Эти наслаждения стали ему недоступны. Хотя Бовейдин и его помощники отчаянно пытались излечить его импотенцию, у них ничего не получалось. Они растирали в порошок рога огненных ящериц и сыпали лепестки роз в молоко тигриц, надеясь снова сделать его мужчиной, но их тайная наука не могла омолодить его настолько, чтобы он сумел овладеть женщиной. Спустя какое-то время он смирился и привык просто смотреть и восхищаться, не прикасаясь к женскому телу. Он сознавал, как отвратительна его наружность, каким отталкивающим он должен представляться женщинам. Несмотря на снадобья, которые он принимал, чтобы поддерживать в себе жизнь, несмотря на блестящие успехи Бовейдина, он продолжал разлагаться. Зелье чудодейственно замедляло ход времени, но не могло окончательно его остановить. Старые кости болели от каждого ветерка, врывавшегося в его каменную башню, а ссутулившиеся плечи отказывались распрямляться. В юности у него была львиная грива, но десятилетия жизни на снадобьях выбелили волосы, умертвили их, так что теперь они свисали на лоб, словно сухая трава. Руки, способные когда-то ломать шеи, теперь грозили сломаться сами. Хрупкие пальцы стали такими слабыми, что он едва мог выжать сок из фруктов, а ноги до того иссохли, что едва выдерживали его вес.

Казалось, только глаза его не затронуты старением. Они были такими же яркими, как прежде, – горели и искрились, словно воды океана под лучами солнца. Как и у всех, кто пользовался зельем из лабораторий, взгляд Аркуса гипнотизировал. Этого побочного эффекта процедур не мог объяснить даже Бовейдин: он отмечал их всех как нестареющих, обманывающих время наркоманов.

Император тихо вздохнул. Музыка обволакивала его со всех сторон. Изящные пальцы Пеннелопы двигались по струнам быстрее: мелодия заканчивалась. Когда ее концерт завершится, она оставит его, как делает это всегда, отложит свою арфу до завтрашнего представления. В нем начала подниматься настойчивая взволнованность. Сегодня ему мучительно хотелось, чтобы арфистка осталась, чтобы музыка продолжала звучать. В этом непривычном состоянии он почувствовал нечто такое, что испытывал крайне редко: невыразимый страх. В двухстах шагах ниже толпы молодых и прекрасных аристократов пьют его вина и восхищаются его женщинами. Жирные каплуны и слабо прожаренные бифштексы поглощаются в огромных количествах, а хор чарует собравшихся безупречными искусственными голосами. С момента последней коронации прошло шесть лет, но за это время Аркус изменился – он заметно постарел. Если не считать Железного Круга, за эти годы его никто не видел, и его раздражала мысль, что он станет объектом жалости для этого множества гладкокожих юнцов.

Нет, эта мысль внушала ему ужас. Хуже того – сегодня ему предстоит грязное дело. Ему надо каким-то образом убедить принца Ричиуса, что Нар имеет огромное значение и ему стоит прислушаться к словам старого, иссохшего императора. Это будет нелегко. С Дариусом Вентраном было крайне трудно иметь дело. Если его сын унаследовал хотя бы половину его склонности к скептицизму…

Но нет – это маловероятно. Принц слишком молод, чтобы быть таким циничным. И он не станет возражать против той роли, которую отводит ему Нар, поскольку от этого будет зависеть суверенитет Арамура. Конечно, промелькнут недоверчивые взгляды – но в конце концов принц согласится.

Старое сердце Аркуса забилось чуть быстрее. Он гадал, сделал ли Бьяджио то, что ему было сказано. Он надеялся, что сделал, а значит, немного облегчил ему работу. Он ненавидел угрозы – особенно в отношении тех, кого уважал. А этот человек заслуживал уважения. Бьяджио тщательно изучил принца и привез в столицу весьма внушительные сообщения. Если верить графу, принц Ричиус воевал в Люсел-Лоре без шума, но очень добросовестно и выполнял волю империи, невзирая на тяжелейшие условия. Он был дважды ранен, удержал долину Дринг, несмотря на численное превосходство военачальника, и даже отправил отцу несколько писем, в которых умолял того прислать в долину подкрепление. Хотя Бьяджио был уверен, что принц знает об измене отца, не было никаких признаков, что он ее одобряет. Это и явилось решающим фактором. Это убедило Аркуса в том, что его план все-таки можно будет осуществить.

Когда последние капли снадобья попали в его вену, Аркус протянул руку и, не открывая глаз, извлек металлическую иглу из запястья. Это движение сопровождалось привычной вспышкой боли, но он не поморщился. Музыка продолжала звучать не стихая, приближаясь к нежному, прекрасному завершению, – а зелье в его крови совершало свою непостижимую работу. Он ощущал его словно поток кипящей воды, выжигающей глаза и раздирающей плоть. Крошечные невидимые ножи затачивались о его кости, а мозг взрывался привычной мукой возрождения. Когда боль стихла, он снова ощутил себя живым. Открыв глаза, он стал наблюдать, как леди Пеннелопа нежно извлекает из своего инструмента мелодию.

– Прекрасно, – сказал он ей.

Она не подняла глаз, но по чуть заметной улыбке он понял, что она его услышала.

Неожиданный стук в дверь рассеял атмосферу умиротворенности. Аркус выжидательно поднял голову, но арфистка продолжала играть. Дверь бесшумно отворилась, и в комнату шагнул граф Ренато Бьяджио. Он осторожно закрыл за собой дверь.

– Последняя тема, – сказал Аркус. – Подожди, пожалуйста.

Бьяджио ждал. Прошло четыре минуты, прежде чем пьеса завершилась, и все это время граф не шевелился, а дыхание его оставалось спокойным, как воды лагуны. Наконец леди Пеннелопа совлекла руки со струн, встала и склонила голову в сторону Аркуса.

– Спасибо, миледи. – Аркус уже слышал, как его голосу возвращается выразительность. Спасибо Бовейдину, он действительно чувствовал себя бодрее. – Это было чудесно.

Леди Пеннелопа опять ничего не сказала, но на ее щеках появился слабый румянец. Она отвернулась от Аркуса и медленно направилась к двери. Бьяджио поспешил открыть створку, чтобы пропустить ее, но к ней не подошел. Совершенно не обращая внимания на графа, леди Пеннелопа бесшумно исчезла. Как это ни удивительно, но ни ее туфельки, ни даже подол платья не прикоснулись ни к одному из многочисленных предметов обстановки. Бьяджио закрыл дверь. Даже при слабом свете камина Аркус видел тревогу, отражавшуюся на лице графа.

– Ну, – спросил Бьяджио, – оно подействовало? Аркус пошевелил пальцами. Ему казалось, будто они стали крепче.

– Свет. Включи его.

Бьяджио подошел к ближайшему бра и повернул крошечный вентиль, регулирующий подачу керосина к фитилю лампы. Свет разгорелся ярче, и длинная узкая тень Бьяджио поползла вверх по стене. А потом он шагнул ближе, внимательно вглядываясь в Аркуса.

– Вы действительно выглядите лучше, – кивнул он. – А как вы себя чувствуете?

– Достаточно сильным. Ты его привел?

– Здесь ужасно холодно, – промолвил Бьяджио, заламывая руки; нормальному человеку было бы тепло. Граф направился к гигантскому камину и разочарованно вздохнул. – Право, Аркус… И вы еще удивляетесь, почему все время мерзнете!

Возле очага были сложены поленья. Бьяджио взял сразу несколько и бросил их в огонь, оттуда посыпался дождь теплых искр.

– Ну вот, – удовлетворенно произнес он, – так гораздо лучше, правда?

– Несравненно лучше, – согласился Аркус.

Чувствительность к холоду являлась одним из наиболее странных последствий применения снадобий. Пациенты превращались в беззащитные цветочки посреди зимы, готовые увянуть от первого же ветра. Аркус начал растирать кисти рук.

– Ты его привел? – спросил он уже немного строже, чем раньше.

– Он ждет за дверью, но мне хотелось сначала поговорить с вами. Я должен предостеречь вас: он может оказаться не таким, как вы ожидаете.

– Ты уже предостерегал меня раз десять, – проворчал Аркус, с величайшим трудом вставая с кресла.

Бьяджио протянул ему руку, на которую император с благодарностью оперся. Сначала Аркус пошатывался, но по мере того, как разогретая кровь расходилась по всему телу, он быстро креп – и уже через несколько секунд мог стоять самостоятельно. Бьяджио торопливо принялся убирать все, что было связано с процедурой: пустой сосуд, трубку и жуткую серебряную иглу. Все это он запер в огромном дубовом шкафу.

– Выслушайте меня, пожалуйста, – взмолился он. – Я не уверен в надежности вашего плана. Принц другой, более независимый, чем я думал. Сомневаюсь, чтобы он сделал то, что нам нужно.

– Сделает, – ответил Аркус. – У него не будет выбора.

– Но у нас-то выбор есть! Вам следовало бы подумать о Гейлах. У них больше войск, чем в Арамуре, и они были всегда более преданны вам.

– И более честолюбивы, – тут же возразил Аркус. – Честолюбивые люди опасны, друг мой. Мы не можем доверить им это.

– При всем моем уважении я с вами не согласен. Гейлы никогда не осмелятся обратить оружие дролов против нас. Верьте мне, Аркус, в этом я убежден. В Талистане о вас говорят так, словно вы – их Бог. Они преклоняются перед вами, и они сильнее арамурцев хотят отомстить дролам. Уверяю вас, вы делаете ошибку, доверяясь этому человеку!

– Что? Ты говорил мне, что с ним можно будет справиться.

– Я ошибся. Он не такой, каким я увидел его в Арамуре. Он более уверен в себе. Да ведь я даже представил его Никабару, как вы предлагали.

– И?…

– Он и ухом не повел! Он даже имел наглость сказать мне, что не станет разговаривать с епископом! Я оставил его всего на минуту, а когда вернулся, он уже ссорился с Блэквудом Гейлом. Право, Аркус, вам следует изменить свое решение. Пусть дорогу в Люсел-Лор прокладывают Гейлы. Этот мальчишка Вентран не будет вам служить. Он так же упрям, как его отец!

– Это лучше, чем хитрость Гейлов, – упорствовал Аркус. – Нам нужен Арамур, Ренато. Не забывай: это единственная часть империи, которая граничит с землями трийцев.

– Тогда нам следует захватить власть в Арамуре. Отправьте туда легионы или передайте правление Гейлам. Аркус недовольно покачал головой:

– Нет. Я не хочу вести гражданскую войну, пока Лисс по-прежнему представляет для нас угрозу. Ты недооцениваешь этих арамурцев. Они преданны крови Вентранов. Они никогда не допустят, чтобы ими правил род Гейлов, – они будут сопротивляться.

– Ну и что? Что они нам? Кучка коневодов!

– У нас нет времени! – угрожающе вскричал Аркус. – Посмотри на меня, Ренато. Я могу умереть раньше, чем мы раскроем тайны Люсел-Лора! – Увидев, как Бьяджио потрясен его взрывом, он смягчился и на секунду прикоснулся к плечу графа. – Дело не только в этом оружии дролов. Мне нужно узнать, какая магия у них есть. Может быть, там найдется нечто такое, чем я мог бы воспользоваться. Но у нас нет времени, чтобы изгонять из Арамура род Вентранов. Мы должны нанести удар незамедлительно, как только покончим с Лиссом.

– Вы рискуете обидеть своего союзника. Барон Гейл проделал долгий путь, чтобы встретиться с вами. Он плохо примет известие о леди Сабрине.

– Ну и пусть обижается, – хмыкнул Аркус. – На этот раз род Гейлов нам не понадобится. В любом случае принц Ричиус ни за что не согласится на новый союз с ними.

– И что вы намерены ему сказать? – с сарказмом спросил Бьяджио. – Правду?

Аркус посмотрел на своего советника и голосом, полным смирения перед судьбой, сказал:

– Да. Если он такой сообразительный, как ты говоришь, то он все равно не поверил бы лжи. – Невесело рассмеявшись, он добавил: – И потом, ему достаточно только посмотреть на меня, чтобы понять правду.

Бьяджио пожал плечами:

– Как пожелаете. Если таково ваше решение, я, конечно, буду вас поддерживать. Мне его привести?

– Да, – обронил Аркус, – я готов.

Бьяджио повернулся и тихонько вышел из комнаты. Оставшись наконец один, Аркус направился к окну и отодвинул тяжелую штору, впустив неяркий зимний свет. Вдали светились печи военных лабораторий, их трубы выплевывали рваные языки пламени. На другом берегу реки Киль виден был Храм Мучеников с его высокой металлической колокольней. На улицах, находившихся далеко внизу, дети возились с грязными псами, а нищие пытались наловить на ужин крыс.

Он вздохнул. Где-то за восточной линией горизонта, так далеко, что из черной башни императора его нельзя было разглядеть, лежал манящий Люсел-Лор. Эта магия! Ах, если б только он захватил его с первой попытки!

 

19

Узкий коридор перед комнатой императора был пуст и слабо освещен рядом масляных ламп. Ричиус в одиночестве дожидался здесь возвращения Бьяджио. Покои оказались очень высоко – так высоко Ричиусу во дворце еще не приходилось подниматься. На этой высоте ветер яростно бился в стены. В коридоре не было окон – только бесконечный серый камень. Пол застлан тонким красным ковром, а на стенах развешаны портреты суровых лиц. На него взирали давно умершие короли и незнакомые герои, мужчины в сверкающих бронзовых шлемах, с острыми, изукрашенными мечами. Все это были выдающиеся люди Нара.

Ричиус рассеянно рассматривал портреты, а мысли его разбегались в тысячу разных направлений. Он даже обрадовался, что ему приходится ждать Бьяджио. У него появилось время подумать, сообразить, почему его вызвал к себе Аркус. Его короткое пребывание во дворце было приятным, Бьяджио относился к нему прямо-таки с материнской заботой. Его прекрасно кормили, поили и спать укладывали. И все это означало одно: императору что-то нужно.

Ричиус беспокойно потер руки. Согревающее действие вина оказалось недолгим, и теперь он только острее ощущал холод. По телу пробежала легкая дрожь. Бьяджио сказал, что императорская башня имеет высоту триста локтей – и, судя по тому, как у него покалывало пальцы, это не было преувеличением. Однако он хорошо переносил холод, скорее привычный для него, чем раздражающий. Принцу очень хотелось узнать, что происходит в конце коридора. Бьяджио покинул его уже несколько минут назад, вежливо попросив оставаться на месте, и теперь Ричиус не сомневался, что граф с императором обсуждают его.

Несмотря на завывание ветра за стенами, в коридоре было удивительно тихо. Здесь не слышался шум празднества, продолжавшегося внизу. И ароматы кухни не достигали этих вознесшихся к небу покоев. Более того – здесь вообще не ощущалось запахов, если не считать чистого и прозрачного запаха зимнего воздуха. Он был один – и оставался в одиночестве почти все время отсутствия Бьяджио. Несколько секунд назад мимо него проплыла какая-то женщина. Она шла медленно, мелкими шажками. Казалось, она не заметила его, и лишь когда его приветствие заставило ее вздрогнуть от неожиданности, Ричиус понял, что она слепая. Но и тогда она не произнесла ни слова. Не приняла она и предложенной им помощи. Она проследовала своим путем и улетучилась, словно изящное привидение.

«Очередное сумасшествие Нара», – подумал Ричиус, снова вспомнив эту странную безмолвную женщину. Двигаться по таким лабиринтам без сопровождения было безумием. Она могла упасть с тысячи лестниц, поджечь свои одежды о невидимые факелы, наткнуться на стену после бесчисленных поворотов… Но как уверенно она отняла у него руку, когда он предложил ей помощь! Видимо, она знает эти помещения не хуже самого Аркуса.

Ричиус уже начал сердиться, когда Бьяджио наконец возник из-за поворота, и на лице его была все та же дежурная улыбка.

– Принц Ричиус, – окликнул он его, – вы готовы?

Ричиус сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Да.

– Бояться нечего, – сказал граф. – Я уже много лет знаком с императором, и каждый, кто встречается с ним впервые, испытывает те же чувства, что вы сейчас. Но потом, поговорив с ним, люди понимают, сколь напрасны были их страхи. Императору просто хочется получше вас узнать. Он так и не познакомился близко с вашим отцом.

При упоминании об отце у Ричиуса замерло сердце. Неужели разговор пойдет об этом?

– Надеюсь, император знает, что я не намерен плохо говорить об отце, – осторожно произнес Ричиус. – Мне хотелось бы, чтобы все дурное осталось в прошлом, но…

Бьяджио остановился, и его лицо сразу же стало серьезным.

– Не верьте всему, что вы слышали об императоре, принц Ричиус. Его превратно понимают. Он никогда не потребовал бы, чтоб вы порочили отца, осуждая его.

– Вам не нужно скрывать истину, граф. Я знаю, как император относился к моему отцу. Вы сами говорили о его плохом отношении к королю Вентрану.

– Я не говорил ничего подобного! – возмутился Бьяджио. – Действительно, Аркус считал, что ваш отец его предал, но слухи о его ненависти – не более чем преувеличение. Позволю себе заметить, принц Ричиус, что ваш отец был не способен мыслить так же масштабно, как император. Он был не способен охватить грандиозные планы Аркуса в отношении Нара. И это – единственная причина, по которой у них были разногласия.

– Вы знаете, что я с этим не согласен.

Улыбка Бьяджио снова померкла.

– Император надеется, что сможет вас переубедить. Пойдемте, он ждет.

Ричиус прошел с графом до конца коридора, где обнаружилась дубовая дверь с бронзовым дверным молотком в виде дракона, а ударная его часть была зажата в зубах чудовища словно удила. Бьяджио легко ударил молотком и медленно открыл дверь, не дожидаясь ответа. Из двери вырвался теплый оранжевый свет, коридор наполнился уютным запахом горящих поленьев. Бьяджио вошел первым, придержал дверь перед Ричиусом и пригласил его войти. Ричиус с некоторой робостью вступил в покои императора Аркуса.

Комната оказалась совершенно не похожей на другие помещения дворца. А еще она была неимоверно теплой – ее согревал пылающий в камине огонь. Как это ни странно, комната уступала в размерах большинству других – даже тому помещению, что предоставили Ричиусу. Стены ее были обшиты приятно поблескивающим темным деревом. В углу стояла огромная серебряная арфа, подле которой находилась пустая табуретка. Пол и стены изобиловали тем, что можно было назвать только вещами. Бессмысленными, бесконечными вещами. Совершенно не имеющие ценности статуэтки бесцельно простаивали на полках и кипах запыленных книг. Неинтересные картины висели на стенах: скучные, бесталанные пейзажи и портреты безымянных людей. Ваза с окислившимися монетами была забыта у зеркала вместе с парой выщербленных хрустальных бокалов и чашкой с потускневшими красными драгоценными камнями. Коллекция затупленного оружия размещалась у стенок шкафа, а над камином красовался самый крупный череп из когда-либо виденных Ричиусом. В комнате было всего одно окно – крошечное отверстие с мутным стеклом, за которым мерцали огни города. У окна стоял худой серый призрак.

– О Великий, – объявил Бьяджио, – это принц Вентран из Арамура.

Фигура медленно повернулась, остановив на вошедших взгляд лазурных глаз. Слабая улыбка появилась на морщинистом лице. Скромное одеяние из серого шелка, стянутое на талии золотистым поясом, свисало с плеч Аркуса. Император оказался не высоким и не низким, волосы цвета грязного снега беспорядочно падали ему на плечи и были такими же мертвыми и бесцветными, как череп над камином. Две неаккуратные пряди свисали на древнее лицо прямо между глаз, полных совершенно неестественной жизни. Руки у него были большие, пальцы – длинные и тонкие. Казалось, ему очень трудно стоять, и он немного сутулился, несмотря на все усилия держаться прямо. Ричиус сразу же понял, что находится в обществе невероятно старого человека.

Правление Аркуса Нарского продолжалось дольше, чем жизнь обычного человека. Он был Аркусом Почтенным, Аркусом Старейшим. Другого императора Ричиус не знал.

Принц, откашлявшись, шагнул вперед. Затем опустился на колено и склонил голову хорошо отрепетированным движением. Оставалось лишь надеяться, что такое приветствие соответствует требованиям императора.

– Лорд император, – выговорил он, глядя в пол.

– Встань, король Арамура!

Голос у Аркуса оказался неожиданно сильным для столь дряхлого на вид старика. В нем звучала сладость, напоминавшая интонации Бьяджио, и почти бесполая напевность. Ричиус медленно выпрямился. Император улыбался ему.

– Добро пожаловать в Нар, – продолжал Аркус. – Я очень рад наконец тебя приветствовать.

– Спасибо, Ваше Величество.

– Ты хорошо устроился? – спросил Аркус, направляясь к небольшому буфету, которого Ричиус сначала не заметил. В буфете оказалось несколько пыльных графинов с вином и бокалов. Император достал два и протянул один Ричиусу.

– Да, очень хорошо, – ответил Ричиус, принимая бокал. – Граф предоставил мне все необходимое.

– А твои спутники? Они всем довольны?

– Да, Ваше Величество. Очень довольны.

– Хорошо, – заключил Аркус. – Значит, они получат удовольствие от коронации. – Теперь он извлек из буфета особенно маленький графин и вручил его Бьяджио. Он сам держал свой бокал, пока Бьяджио наполнял его. – Я не пожалел для тебя расходов, король Ричиус. Я хочу, чтобы эта коронация стала запоминающейся. Бренди?

– Спасибо, – вежливо ответил Ричиус.

Бьяджио наполнил его бокал. Бренди имело теплый янтарный цвет, и аромат его свидетельствовал о долгой выдержке.

– Мне остаться, о Великий? – спросил Бьяджио, возвращая графин в буфет. – Или вы хотели бы побыть с принцем вдвоем?

– Оставь нас, Ренато, – велел Аркус. – Думаю, мы немного поговорим наедине.

Бьяджио почтительно улыбнулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. По телу Ричиуса пробежала дрожь. Он остался вдвоем с императором. Его отец так и не достиг подобного – да и не стремился достичь. Он сразу же вспомнил Джоджастина: как бы старый управляющий им сейчас гордился! В конце концов, он ведь делает это ради Арамура.

Аркус поднял свой бокал.

– За нас, король Ричиус! – провозгласил он. – За дружбу и за союз!

Ричиус чокнулся с императором.

– За нас, Ваше Величество! – Он поднес хрустальный бокал к губам и сделал глоток.

Пригубив бренди, они наблюдали друг за другом.

– Превосходно! – сказал Ричиус. – Я никогда не пробовал ничего лучше.

– Бренди из Госса. Там изготавливают самое лучшее бренди в империи. У меня соглашение с королем Паносом. Он время от времени присылает мне бренди. Если хотите, я скажу ему, чтобы он отправил немного вам в Арамур.

– Спасибо, Ваше Величество, – ответил Ричиус, вспомнив, как Джоджастин любит бренди. Последнее время в замке почти не стало приличного вина. – Я уверен, у меня дома его оценят по достоинству.

– Я это устрою. Но надеюсь, ты не намерен быстро уехать из Нара. Тебе надо здесь погостить. Хотя бы месяц.

– Мы планировали остаться на несколько недель. Граф сказал, что это вполне уместно. И признаюсь, мне не очень хочется сразу же пускаться в долгий обратный путь.

– Вот и хорошо, – одобрил Аркус. – Я хочу, чтобы ты и твои спутники оставались здесь столько, сколько вам захочется. Дворец и все, что в нем находится, в вашем распоряжении. У нас есть прекрасные верховые лошади. Уверен, Ренато найдет вам проводника. Холмы вокруг города просто великолепны. Когда я был моложе, я сам любил туда ездить.

– Да, я их видел. По дороге сюда мы проехали через Локвальские горы. Это было чудесно.

Аркус ухмыльнулся.

– В Наре ты найдешь много чудесного, король Ричиус. И, как я уже сказал, все в твоем распоряжении. О деньгах не беспокойся. Если на улицах тебе попадется что-то, что тебе понравится, просто назови себя торговцу. Никто не будет возражать. Я дал знать, что все в городе должны оказывать тебе гостеприимство.

– О нет, Ваше Величество, – запротестовал Ричиус, – я так не могу. У меня с собой достаточно денег. Если мне что-то понадобится, я сам смогу это купить.

– Ни в коем случае! – заявил Аркус. – Ты не должен потратить здесь ни гроша, слышишь? Для меня это будет оскорблением.

Он поставил бокал и направился к громадному кожаному креслу. Усевшись, поманил Ричиуса к себе и усадил в кресло поменьше, стоявшее рядом. Ричиус оказался так близко к огню, что ощутил его обжигающий жар. Он отпил еще глоток бренди, а затем поставил бокал на пирамиду из книг. Аркус откинулся на спинку кресла и вздохнул.

– Ты так молод, – сказал он. – Не трать время на благородные глупости. Бери то, что я могу тебе дать. Наслаждайся своей юностью и королевской властью. Потому что, поверь мне, все проходит слишком быстро.

По лицу старика промелькнула тень боли. Он виновато улыбнулся Ричиусу и сел поудобнее.

– Тебе надо понять, что значит быть одним из королей Нара, юный Ричиус. Что значит быть отмеченным судьбой.

– Но я отмечен судьбой, – возразил Ричиус. – У меня есть любимая земля и люди, которым я дорог. О чем еще может просить король?

– Например, о богатстве. Арамур совсем не так богат, как мог бы. А как насчет власти? Я не имею в виду власть управлять людьми: она у тебя уже есть. Но есть ли у тебя власть создавать что-то? Можешь ли ты сам что-то менять?

– Не знаю, – честно признался Ричиус.

Он подумал о своем отце и о том, сколько людей добровольно погибли ради его интересов. И он подумал о тех, кем командовал сам в долине Дринг, – о Динадине и Люсилере, о том, как они следовали за ним и умерли бы за него. Разве этой власти было мало? Или это простое объяснение, почему Аркус стал императором: потому что ему всегда было мало власти?

– Мне казалось, у меня есть власть, – сказал Ричиус, наконец. – И мне хотелось бы думать, что я с ее помощью сделал что-то хорошее.

– Я уверен: это так. Тебе и твоему отцу всегда удавалось что-то делать. Но это в прошлом, а я говорю о будущем.

Ричиус кивнул.

– Граф Бьяджио уже сказал мне, что вам хочется более тесных отношений с Арамуром.

– Мне хочется больше. Я хочу, чтобы мы с тобой сделали нечто. – По мере того как Аркус говорил, глаза его становились все ярче. – Посмотри на эту комнату. – Он легко взмахнул рукой. – Какими тебе кажутся все эти вещи?

Ричиус огляделся, не зная, что ответить. Несмотря на неприбранный вид, каждый предмет казался любимым. Конечно, картины были покрыты пылью, а оружие уже несколько десятков лет не затачивалось, но все вещи обладали одним общим качеством: неброской ценностью. Ричиус откинулся на спинку стула и дал Аркусу тот ответ, которого, вне всякого сомнения, ждал от него старик.

– Мне кажется, они вам дороги.

Аркус одобрительно улыбнулся.

– Да, – подтвердил он. – Это – очень подходящее описание. Некоторые говорили мне, что эти вещи больше всего похожи на мусор, потому что они не знали, какая история стоит за каждой. Каждый предмет здесь имеет особое значение. – Он вздохнул, обводя взглядом свою странную коллекцию. – Эти вещи недостаточно ценные, чтобы демонстрировать их в парадных помещениях дворца, но для меня они дороже золота.

– Думаю, я могу это понять, – сказал Ричиус.

Он еще раз осмотрел окружающие предметы, стараясь обнаружить под слоем пыли нечто ценное. Когда он был маленьким, отец дарил отличившимся солдатам бронзовые перстни. Не слишком дорогие, эти безделушки высоко ценились теми, кто их получал.

– Я прожил долгую жизнь, – мрачно заявил Аркус. Он по-прежнему задумчиво вглядывался в свои вещи. – Я многого добился сам. Но теперь мне нужна твоя помощь, король Ричиус.

– Моя помощь?

Взгляд императора остановился на черепе, установленном над камином.

– Я заметил, как ты посмотрел на него, когда вошел, – сказал он. – Знаешь, кто это?

– Нет, – правдиво ответил Ричиус.

Он встал и протянул руку к черепу, проведя пальцами по побелевшему лбу и клыкастой челюсти. В горах Арамура были пумы с такими черепами, но не до такой степени крупными.

– Похоже на какую-то кошку. Но я не знаю кошек такого размера.

– Это череп боевого льва трийцев.

– Правда? – Ричиус внимательнее пригляделся к трофею. – Когда я был в Люсел-Лоре, я о них слышал, но ни разу не видел.

– На львах ездят только трийцы из Чандаккара, – объяснил Аркус. – Говорят, больше никто не может справляться с этими зверями, только кочевники Чандаккара умеют ими командовать.

– Чандаккар в войне не участвовал, – заметил Ричиус. – Он слишком далеко. Я даже не уверен, что его жители слышали о Тарне. И все же… – он опасливо погладил череп, – мне жаль, что те кочевники не воевали на нашей стороне.

– Я уверен, что теперь в Люсел-Лоре все уже слышали о Тарне, – сказал Аркус.

Ричиус кивнул.

– Наверное. Но откуда у вас этот череп? Если такие львы водятся только в Чандаккаре, то как этот череп попал сюда?

Аркус улыбнулся.

– Сядь. Я хочу кое-что тебе рассказать.

Ричиус послушно вернулся в свое кресло у огня. Дымный свет играл на необычно бледном лице Аркуса, а глаза его светились неземной синевой. Ричиус снова протянул руку за бокалом. Удивительно, но он вдруг почувствовал какую-то раскованность. Аркус взял свой бокал иссохшейся рукой и сделал небольшой глоток.

– А ты не знал, что я был в Люсел-Лоре, Ричиус? Мне ведь можно называть тебя Ричиусом?

– Да, конечно.

– Ну, эту историю мало кто знает, но, когда я был молод, я плавал в Люсел-Лор. Думаю, мне было около шестнадцати, и мой отец, который являлся в то время императором, хотел, чтобы я стал настоящим мужчиной. Он отправил меня туда и велел привезти домой голову этого льва. Видишь ли, никто даже не был твердо уверен в том, что они существуют, и моему отцу хотелось это выяснить.

– И он отправил вас одного? – изумился Ричиус.

– Нет, не совсем. Я приплыл к южному берегу Люсел-Лора на одном из кораблей моего отца. Но на берег я действительно сошел один. Даже в том возрасте я был прекрасным охотником – и, как я уже сказал, отец хотел меня испытать. Я должен был обойтись без помощи людей с корабля, и если бы я не вернулся, что ж…

Аркус, задумавшись, прервал себя.

– Но вы вернулись, – подсказал ему Ричиус. – И с головой льва.

– Да, вернулся. Кораблю было приказано дожидаться меня, сколько потребуется: ведь никто из нас не знал, сколько времени уйдет на поиски этого зверя. Но я их нашел – целую долину.

Ричиус потрясенно слушал рассказ Аркуса о том, как он наконец пришел следом за одним из львов в огромную долину, поймал его в ловушку и убил копьем. Юный Аркус чуть было не погиб во время этого предприятия. Но потом он взял нож и, методично отделив голову льва от туловища, приволок ее через пустоши к берегу. По возвращении он подарил трофей отцу на день рождения – и отец больше никогда не ставил под сомнение мужество наследника трона.

– Так что, как видишь, Ричиус, – заключил Аркус, – мой отец тоже отправил меня в Люсел-Лор сражаться в одиночку.

– Да, – тихо молвил Ричиус, завороженный рассказом. – И вы были на него за это в обиде?

– Нисколько. Я любил его. И это подвигло меня на учебу. Увидев Люсел-Лор, я воспылал желанием стать самым великим вождем, какого только знал Нар. И теперь ты должен сделать то же самое. Ты должен отбросить прошлое и стать таким королем Арамура, каким твой отец быть не мог, потому что у него не хватило воли разделить мое видение будущего.

Глаза Аркуса горели безумным порывом. Ричиус понимал, что Аркус к чему-то его подводит, и не дрогнув задал ему неизбежный вопрос:

– Скажите мне, Ваше Величество, почему я здесь нахожусь? Я знаю, вам что-то нужно, но не могу понять, что именно.

Аркус снова откинулся на спинку кресла, перекатывая бокал между ладонями.

– Я уже сказал тебе это, – тихо вымолвил он. – Когда я был в Люсел-Лоре, я видел невероятные вещи. Не только львов, но и людей. Я видел, как они творят чудеса: зажигают огонь усилием мысли, являются друг другу в снах. Я некоторое время жил среди них, пытался научиться у них. Но не смог. И когда я вернулся в Нар, я рассказал отцу, что видел, – и он мне не поверил. Я поклялся, что наступит день, когда я покорю Люсел-Лор – сделаю нечто такое, на что мой отец не был бы способен. И я стяжаю все его богатства и возможности для империи. Моей империи.

– Но этого так и не случилось, – сказал Ричиус. – Почему?

– Потому что я принес эту клятву, когда был молод и глуп. Я не знал, сколь огромен Люсел-Лор. А ведь прежде следовало покорить земли на этом континенте. Но я ждал – и когда дэгог Люсел-Лора открыл границу, я отправил туда всех нарцев, которые были готовы ехать. Они построили Экл-Най и наблюдали за трийцами по моему поручению.

Ричиус осмелился задать еще один вопрос:

– Ваше Величество, я должен спросить вас об этом. Вы что-то хотели от трийцев, правда? Я имею в виду, что вы не просто задались целью их покорить. Было что-то еще. Скажите мне, пожалуйста, почему вы отправили нас туда?

Аркус негромко рассмеялся и, протянув руку, легко царапнул ногтем щеку Ричиуса.

– Ты милый мальчик, но нетерпеливый. Не мешай старику рассказывать его историю, хорошо? Да, действительно, мне надо было не просто покорить Люсел-Лор. Конечно, он стал бы бриллиантом в короне Нара, но было нечто большее.

Казалось, Аркус смакует свою историю и намеренно растягивает удовольствие. Ричиусу внезапно пришло в голову, что этот человек очень одинок.

– К тому времени я уже состарился, – продолжал свою повесть Аркус. – Я научился быть терпеливым и спокойно ждать, когда дэгог постепенно расширит наши отношения. Как я уже сказал, Люсел-Лор огромен и захватывать его силой было бы разорительно. И я ждал. Я ждал слишком долго, черт возьми! И знаешь почему?

– Да, – серьезно ответил Ричиус, – из-за дролов.

– Умный мальчик, – улыбнулся Аркус. – Вот именно, из-за дролов. Я слышал о них и их предводителе Тарне, но как только разгорелась их проклятая гражданская война, я был поражен не меньше других. Я думал, это все мне испортит, погубит любые шансы на захват позиций в Люсел-Лоре. А значит, я не получу от трийцев того, что мне нужно! Эти дролы набрали силу в самый неподходящий момент.

Ричиус слушал, поражаясь откровенности Аркуса и пытаясь понять, что она значит для него самого.

– И поэтому вы приказали Арамуру сражаться в Люсел-Лоре?

Аркус кивнул.

– Я не думал, что дролы могут реально угрожать дэгогу. А к этому времени в нашем распоряжении остались только Арамур и Талистан. Все наши корабли воевали с флотом Лисса, и на восточных плоскогорьях тоже поднялось восстание. И все же я не мог отказать дэгогу. Я ждал этой возможности всю жизнь. Я понимал, что, если революция дролов окажется успешной, я не получу другой возможности завоевать Люсел-Лор.

– Я все еще не понимаю, – признался Ричиус. – Мне неясно, зачем вам вообще понадобился Люсел-Лор. Вы же сами сказали, как он огромен и насколько опасно это предприятие. Зачем было рисковать?

– Зачем? – удивленно переспросил Аркус. – Ради власти! Я же сказал тебе, что я видел, когда был там. Можешь себе представить, каким сильным сделала бы меня магия? Сделала бы нас? Если б у меня была магия Люсел-Лора, то не было бы больше Лисса, не было бы восстаний на восточных плоскогорьях. Я стал бы императором всего мира! – Он пристально взглянул на Ричиуса. – А ты был бы одним из моих королей.

Ричиус аккуратно поставил бокал на кипу книг.

– Но мы проиграли, – напомнил он, с интересом наблюдая за реакцией императора.

Лицо Аркуса оставалось неподвижным словно камень.

– Да, вы проиграли, – спокойно подтвердил он. – Потому что вы были плохо снаряжены, и потому что у дролов оказалось оружие, которого никто из нас представить себе не мог. – Он внезапно подался вперед и прошептал: – Магия!

Ричиус был потрясен. Магия. Так вот к чему все вело. Он пытался думать об этом человеке хорошо, но теперь отцовские проклятия зазвучали в его ушах, и он почувствовал стыд и отвращение к себе, которые испытывает человек, доверившийся вору. Он вспомнил дотошные расспросы Бьяджио в Арамуре, когда граф буквально вытягивал из него информацию о том, что он видел в Экл-Нае. С еще большим ужасом он вспомнил пустопорожние разговоры, которые они вели вокруг лагерных костров в долине Дринг, пытаясь понять, что именно Аркусу нужно от трийцев.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Ричиус.

Аркус неумолимо смотрел на него.

– Я вижу, ты осуждаешь меня, юный Ричиус. Подожди. Я еще не закончил свою историю. Видишь ли, дело не только в том, что мне было нужно что-то от дэгога: ему тоже было кое-что от нас нужно. Ему нужно было оружие. Он хотел стать таким дэгогом, каким были правители прежних времен. Сильным. Достаточно сильным не только для подавления дролов, но и других военачальников.

Ричиус пожал плечами. Это сообщение его не удивило. Судя по тому, что Люсилер рассказывал ему о дэгоге, правитель Люсел-Лора был не лучше самого Аркуса.

– И вы заключили с ним сделку?

– Очень неудачную сделку, – уточнил Аркус. – К тому времени дэгог уже знал, что я хочу получить от его людей магию. Он сказал графу Бьяджио, что может научить меня магии, но лишь при условии, что я разгромлю дролов, а потом помогу ему разбить остальных военачальников.

– Прошу прощения, Ваше Величество, и вы согласились на это? Разве вы не знали, сколь коварен дэгог?

Аркус сурово посмотрел на Ричиуса.

– Мне следовало бы оскорбиться этим вопросом, но я не оскорблен. Ты заслуживаешь честного ответа. Да, я согласился. И – да, я знал, что он коварен и ему нельзя доверять. Но я уже видел магию трийцев. Никто мне не верил, даже Бьяджио, но я знал, что она существует. Дэгог сказал мне, что владеет ею, и я ему поверил. Может быть, потому, что мне очень хотелось поверить… Не знаю.

– Но почему вы ему поверили? Если б он владел магией, то разве не воспользовался бы ею против дролов?

– Нет, не воспользовался бы. Я кое-что знал о традициях трийцев, знал, как они относятся к использованию магии для убийства. Дролы называют магию Даром Небес. И все трийцы считают, что любой дар богов следует употреблять во благо, а не во вред. Именно так дэгог сказал графу. У меня не было иного выбора, нежели поверить ему. Видишь ли, если б дэгог пал, дролы не стали бы вести со мной переговоры.

– Но дэгог пал, – напомнил Ричиус. – Извините, Ваше Величество, но вас обманули.

– Вот как? – вздрогнул Аркус. – Возможно, дэгог действительно меня обманывал, но относительно магии я был прав. И теперь, когда я в этом уверен, второй раз меня ничто не остановит. Мне нужен Люсел-Лор, юный Ричиус. И я намерен его получить.

– Нет, – возразил юноша, сознавая нелепость услышанного и намереваясь прямо это высказать. – Не может быть, чтобы вы так считали.

– Считаю. И чтобы получить его, мне нужна твоя помощь.

– Нет! – повторил Ричиус и стремительно встал. – Я не соглашусь. Лорд император, вы должны меня выслушать. То, что вы предлагаете, – безумие. Победить дролов невозможно. Вы сами это признали.

– Бьяджио сказал мне, что ты видел это оружие, Ричиус. Ты утверждал, что это был ураган, но на самом деле ты понимаешь, что это не так, верно? Ну так скажи мне правду! Ты видел там магию? Ты видел, как действует это оружие?

Ричиус молча кивнул, плохо соображая, с чем именно он соглашается. Он был не в состоянии сказать, чем была та буря, поглотившая у него на глазах Эдгарда: оружием, плодом безбожной магии Тарна или каким-то мощным капризом природы. Но чем бы она ни была, он ее видел и знал, что в обширных арсеналах Аркуса не найдется ничего, что устояло бы перед этой бурей.

– Я видел нечто, – промолвил он. – Я не знаю, что это было. Может, это была магия, может – нет. Но что бы я ни видел, я сознаю: против нее бессильны кони и мечи. Эта штука всех нас сожжет заживо. Мы не сможем победить.

– Мы должны их покорить, – пробормотал Аркус, не глядя на Ричиуса. – Мы должны.

– Но почему? – с мольбой взглянул на него Ричиус. Он упал рядом со стариком на колени. – Я не понимаю. Что вам от них нужно?

Аркус вышел из оцепенения и улыбнулся юноше. Он медленно поднял руку и провел хрупкими пальцами по его щеке. Прикосновение оказалось холодным, почти мертвенным.

– Ты так молод, – сказал он, – так прекрасен.

– Прошу вас, Ваше Величество, выслушайте меня…

– Я тебя выслушал. А теперь ты должен выслушать меня. Я знаю, ты – человек чести. И поэтому скажу тебе правду. – Он взял Ричиуса за руку – так крепко, что его ледяные пальцы впились в его теплую ладонь. – Ты это чувствуешь? – спросил он.

– Что?

– Не надо излишней вежливости. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Ричиус обхватил ладонями старые пальцы. Они оказались холодными, словно сосульки из плоти. Ему приходилось держать руки мертвецов – они казались теплее этих. Даже руки Бьяджио хоть и были холодными, но все-таки более живыми.

– Холод, – ответил он, наконец, и очень бережно положил руку Аркуса ему на колени.

– Да, это холод старости, Ричиус. Старости и смерти.

– Нет, – возразил юноша, – это неправда. Я и раньше встречался со старыми людьми, и ни у кого не было таких холодных рук, как у вас. И граф – как же он? Почему у него тоже такие холодные руки? И почему глаза у него светятся, как ваши? – Он подался вперед и заглянул императору в лицо. – Что вы с собой делаете?

Аркус тихо и невесело рассмеялся.

– Пытаемся выжить.

– Как? – вопросил Ричиус. – Тоже с помощью магии?

– Это не магия. Наука. Военные лаборатории производят снадобье, которое сохраняет нам жизнь. Но не суди об этом по мне. Я не такой, каким хочу быть. Посмотри на Бьяджио и остальных. Ты ведь заметил, как мы похожи, правда?

– Да, но я все равно не понимаю. Что это за снадобье?

– Бовейдин открыл его уже много лет назад. Я толком не знаю, что это такое. Думаю, и сам Бовейдин не знает. Но что бы это ни было, оно обладает свойством сохранять нам жизнь, не дает стареть. Только на самом деле это не вполне так. Оно лишь замедляет старение.

– Замедляет? Как?

– Не знаю, – снова повторил Аркус, начиная волноваться. – Я знаю только, что оно сохранило мне жизнь, хоть я давно должен был умереть. Посмотри на меня, Ричиус. Мне больше ста лет! Ты когда-нибудь слышал, чтобы человек столько прожил?

– Никогда, – признался Ричиус. – Но какое отношение это имеет к Люсел-Лору? Это снадобье поступает оттуда?

– Нет, – покачал головой Аркус. – Его делают в военных лабораториях. Но ты меня не понял. Я же говорю, что мне снадобья больше не помогают. Их открыли чересчур поздно. Я был слишком стар, когда начал ими пользоваться, и теперь… – Он помолчал, рассматривая свои руки, а потом протянул их Ричиусу, чтобы тот мог лучше их видеть. – Я умираю, Ричиус.

Юноша медленно встал и вновь опустился в кресло. Все прояснялось.

– И вы считаете, что у трийцев есть магия, которая сможет это остановить? Лорд император, вы ошибаетесь. Смею сказать, что это – глупость. Я провел в Люсел-Лоре три года. Почти каждую ночь я спал рядом с трийцем, который стал мне другом, и могу честно сказать вам: до самого последнего дня я ни разу не видел никакой магии. – Он вздохнул, чувствуя сострадание к несчастному старику, сидящему перед ним. – Мне жаль вас, правда. Но для вас в Люсел-Лоре нет лекарства. И, честно говоря, возможно, там вообще нет магии.

– Конечно, есть! – возразил Аркус. – А что еще могло вызвать ту бурю, которая уничтожила столько людей? У тебя ведь нет на это ответа, правда? А у меня есть. Это была магия. Знак, которого я ждал всю жизнь. Он доказал мне, что я был прав в отношении трийцев, что они действительно владеют магией. Мы должны туда вернуться, Ричиус. И мы туда вернемся!

– И как мы их победим? Если вы правы, если это было действительно какое-то магическое оружие дролов, то как мы сможем его одолеть? В тот раз нам едва удалось спасти свои жизни. Даже талистанцы, которые остались в живых, подтвердят вам это.

– О, но на этот раз за тобой будет стоять весь Нар! Тебе больше не придется ждать подкрепления, которого твой отец так тебе и не прислал. Больше не придется вести бой без горючего для огнеметов. Я обещаю тебе, Ричиус, у тебя будут все средства, которые только необходимы для того, чтобы покорить этих дролов. Мои собственные легионы перейдут под твое командование. И тебе не будут мешать талистанские Гейлы. Они вообще не будут принимать участия в этой кампании.

Ричиус с досадой помотал головой. Было ясно, что ему не удастся убедить Аркуса в бессмысленности его плана. Даже если они вторгнутся в Люсел-Лор с тысячами нарских солдат – что они смогут сделать против дролов? Теперь под их властью находится уже весь Люсел-Лор, и даже для того, чтобы отвоевать небольшой плацдарм, придется вести жестокую и кровопролитную кампанию. Он вспомнил, как Эдгард, старый боевой герцог, предостерегал его насчет магии Тарна. А Ричиус ему не поверил. Даже сейчас он не был уверен в том, что она существует. Человек не может повелевать небесами. Это невозможно.

– Извините, – вымолвил он, наконец, – я был не готов к этому. Это – настоящее потрясение.

– Так и должно быть, – ответил Аркус. – Но я прошу не ради себя одного. Подумай, что это означало бы для тебя. Теперь ты – один из нас. Сегодня я поведал тебе то, чем не делился ни с кем, потому что хочу, чтобы ты присоединился к нам. Вместе мы сделаем Нар непобедимым. Арамур сможет стать сильным – каким его хотел видеть твой отец. Сильнее Талистана, сильнее всех остальных народов империи. А ты будешь его королем. Подумай!

Ричиус обдумывал предложение Аркуса меньше секунды – ему было ясно, что это безумие. Присоединиться к нему? Он его ненавидит! В эту секунду он ненавидел Аркуса сильнее, чем Блэквуда Гейла, Фориса или даже самого Тарна. И все-таки что-то помешало ему категорически отказать императору – нечто большее, нежели абсурдность перспективы сказать этому человеку «нет». Он неожиданно с поразительной ясностью вспомнил Дьяну – ведь он не видел ее смерти. Он понимал, что это нелогично, что это лишь надежда, рожденная отчаянием, но не мог отбросить эту мысль. Возможно, она еще жива, находится в когтях того самого дрола, которого Аркус так жаждет уничтожить. Вдруг он еще сможет ее спасти?

Ричиус задумчиво кусал губы, размышляя над этой вопиющей идеей. Надо было обдумать сотни вопросов – его план мог провалиться. Надо было подготовить пути для подвоза припасов, обучить людей и лошадей. И, что хуже всего, существовала еще война, которую Аркус вел в эту минуту.

– А как же Лисс? – демонстративно спросил Ричиус. – Они не помешают? Прежде они уже не дали вам захватить Люсел-Лор. А что изменилось сейчас?

– Лиссу недолго оставаться проблемой, – холодно заявил Аркус. – К тому времени, как мы нападем на Люсел-Лор, с Лиссом будет покончено. Тогда мы сможем направить наши дредноуты против дролов.

– И когда вы намечаете наше нападение? Если я соглашусь заниматься этой кампанией, мне понадобится время, Ваше Величество. Арамур в плохом состоянии. Мы потеряли много людей в прошлой войне, и коней у нас почти не осталось.

– У тебя будет столько времени, сколько нужно, Ричиус. Видишь ли, мне тоже нужно время. Сначала мы должны победить Лисс, а это произойдет лишь через несколько месяцев. Я хочу, чтобы ты на какое-то время задержался в Наре и отдохнул. А потом вернешься в Арамур и станешь готовить свои войска. К этому времени Лисс уже начнет рушиться, и наши дредноуты будут готовы патрулировать берега Люсел-Лора.

– Хорошо, – произнес Ричиус.

К горлу подступила тошнота. Этот кошмар происходил на самом деле, и он был бессилен его остановить. Он рассеянно допил остаток бренди. Аркус пристально наблюдал за ним, и лицо его недовольно кривилось.

– Ты так до конца и не понял, что я тебе говорил, верно? – вопросил император. – Тебе это не менее важно, чем мне. Я предлагаю тебе возможность пользоваться нашим снадобьем, Ричиус, войти в мой Круг.

– Я понимаю, что вы предлагаете, Ваше Величество. Но почему вы выбрали меня? Ведь есть другие, кому гораздо больше хотелось бы вам помочь. Почему вы не попросили об этом Гейлов?

– Потому что они глупцы и я им не доверяю.

– И потому, что у Арамура есть граница с Люсел-Лором, а у Талистана нет.

– Конечно, – согласился Аркус. – Я не стану тебе лгать, Ричиус. Ты уже сам сообразил, почему я выбрал тебя. Ты мне нужен. Чтобы наш план был осуществлен быстро, это должен делать человек, у которого есть опыт войны с дролами, который знает Люсел-Лор. Но я к тому же хочу, чтобы ты стал одним из нас. Роду Гейлов нельзя доверить магию дролов. А вот ты…

«Молод и глуп», – тоскливо подумал Ричиус.

Однако император ничего подобного не сказал. Он откинулся в кресле и одарил Ричиуса спокойной улыбкой.

– Ты внушаешь доверие. Я знаю, как верно ты служил мне в Люсел-Лоре, Ричиус. Один ты меня не предал. И теперь не предашь.

Юноша долго молчал. Он гордился своей службой в Люсел-Лоре, гордился тем, что не опозорил себя бегством с поля боя. Но он поступил так ради Арамура, а не для того, чтобы доставить удовольствие этому жадному старому дьяволу. От похвалы Аркуса его замутило.

– Я вас не предам, – тихо промолвил он.

– Знаю, что не предашь. И не тревожься. Ты будешь вознагражден за верность. Ты сможешь вечно жить в этом прекрасном теле.

– Нет, – решительно заявил Ричиус. – Я вступлю в эту войну, так как должен спасти Арамур. Но у меня нет желания жить вечно.

Аркус сердито посмотрел на него, и его тонкие белые брови сошлись над переносицей.

– Это было бы глупым решением. Не отказывайся. Во второй раз я тебе это не предложу.

– Вы и без того были щедры на подарки, лорд император. От этого я должен отказаться.

– Но это снадобье действительно помогает! А поскольку ты так молод и силен, то невозможно даже сказать, сколько ты сможешь прожить. Подумай, прежде чем делать такой выбор.

– Нет нужды. Я знаю, что говорю. Я не хочу жить дольше, чем мне суждено. Быть королем – это уже достаточно трудно.

Аркус досадливо засмеялся.

– Хорошо, я не буду навязывать тебе наше снадобье. Но я разочарован. Я надеялся, что мои отношения с тобой будут лучше, чем с твоим отцом.

– Это по-прежнему возможно, Ваше Величество, – заверил его Ричиус, – если вы сдержите слово и поможете мне в Люсел-Лоре. Я не питаю любви к этим дролам. Ничто не обрадует меня больше, чем возможность поквитаться с ними. Но у нас не будет никаких шансов на успех, если вы не станете оказывать нам поддержку во всем.

– Я свое слово не нарушу, – пообещал Аркус. – Когда война начнется, в твоем распоряжении будет вся мощь Нара.

– Поверьте мне, Ваше Величество: она нам понадобится. Я уверен, к этому времени дролы уже прибрали к рукам весь Люсел-Лор. Даже для того, чтобы захватить плацдарм, нам нужно будет нанести сильный и молниеносный удар.

– Да, именно молниеносный. Время сейчас для меня важнее всего, Ричиус. Это надо сделать как можно скорее.

– Я приложу все мои силы. – Ричиус встал и невесело улыбнулся Аркусу. – Наверное, меня уже ищут внизу. И у вас вид утомленный. Мне вас оставить?

– Еще нет, – ответил Аркус и тоже встал. – Мне надо дать тебе одну вещь.

– О нет, Ваше Величество! – запротестовал Ричиус. – Пожалуйста…

Аркус оборвал его возражения решительным взмахом костлявой руки.

– Это – нечто особенное, и оно, несомненно, тебе понравится. – Он положил ледяные руки Ричиусу на плечи. Его глаза радостно горели. – Я нашел тебе женщину.

Ричиус был в шоке. Он часто заморгал, пытаясь понять услышанное.

– Женщину, Ваше Величество? – переспросил он. – Какую женщину?

– Жену, Ричиус, – объяснил император. – Красивую, юную жену.

Ричиус вновь остолбенел и непонимающе взирал на Аркуса, лицо старика дергалось от смеха. Было очевидно, что он считал свое известие усладительным, но Ричиус едва сумел пролепетать:

– Вы выбрали мне жену? Но я не хочу жениться. – Он помолчал, тщательно подбирая слова. – Извините, но этот дар невозможен.

Аркус снял руки с его плеч и пристально посмотрел в глаза.

– Почему? – резко спросил он. – Ты уже выбрал себе женщину?

– Нет, но…

– Вот и хорошо. Потому что леди Сабрина проделала долгий путь, чтобы выйти за тебя замуж, и мне пришлось дать ее отцу определенные обещания, которые я не желаю нарушить.

– Сабрина? Из Горкнея? Вы выбрали ее для меня?

– Не надо так пугаться. Она красивая девушка, и мне сказали, она очень мило держится. Ты должен почитать себя счастливцем. В Наре есть другие, кто имеет на нее виды.

– Знаю, Ваше Величество, но я не хочу жениться. Может быть, позднее – не сейчас.

– Тебе необходимо жениться, Ричиус, – настаивал император. – Ты теперь король и последний в роду Вентранов. Ты должен жениться и родить сыновей.

Ричиус лишился дара речи. Все происходило слишком стремительно: планы войны, возможность спасти Дьяну – и теперь это! Женитьба была немыслима. Если Дьяна каким-то чудом осталась жива…

Он встряхнул головой: все это не поддавалось никакой логике. Аркус отошел от него, чтобы вернуть хрустальные бокалы в пыльный буфет.

– Пожалуйста, – взмолился Ричиус, словно нищий, клянчащий монетку, – я этого не хочу. Найдите ей другого мужа. Может быть, кто-то из моих спутников захочет ее взять.

– Твоих спутников? Она – дочь герцога! Она должна выйти замуж за члена королевской фамилии. Я выбрал ее для тебя, мне сказали, она – самая красивая девушка империи. Мне хотелось, чтобы ты получил нечто особенное. Если ты положил глаз на какую-нибудь кухарку, можешь о ней забыть. Ты женишься на леди Сабрине.

– Ваше Величество…

– Больше ни слова! – отрезал Аркус. – Ты уже отказался от снадобья. Я не допущу, чтобы ты отказался и от этого дара.

В пугающем, гулком молчании он отвернулся. Ричиус медленно направился к двери. Но прежде чем успел до нее дойти, Аркус окликнул его:

– Ричиус, иди сюда!

Аркус стоял у мутного окна, глядя на металлическую столицу Нара. Ричиус послушно встал рядом с императором. Легкий снег лениво опускался на грязные улочки и трубы военных лабораторий.

– Я могу отдать ее Блэквуду Гейлу, – тихо промолвил Аркус, не отрывая глаз от окна. – Но только если ты действительно этого хочешь. Конечно, он скорее всего станет ее избивать, и за это она сможет поблагодарить тебя.

– Но почему не кому-то еще? У вас должны найтись еще какие-то кандидаты. Почему это должны быть обязательно Гейл или я?

Аркус кивнул:

– Выбор именно таков. Либо ты соглашаешься жениться на ней, чтобы я не выглядел глупцом в глазах герцога Горкнея, либо я отдам ее Блэквуду Гейлу. Делай свой выбор немедленно. Я должен знать, что мне говорить барону.

Ричиус обдумал альтернативы. Сабрина действительно хороша собой – одна из красивейших женщин, которых он видел. Аркус говорит правду. Любой мужчина почитал бы за счастье делить с ней ложе. Но сможет ли он быть ей настоящим мужем? И как же Дьяна? Жива она или умерла, но она по-прежнему видится ему каждую ночь. И в то же время как он может обречь Сабрину на полную унижений жизнь в Талистане? Там она будет не намного лучше рабыни, очередной шлюхой на грязных простынях Гейла. Он станет брюхатить ее, словно кобылицу, владеть ее утробой, пока она не иссохнет или не лопнет, убив ее. А если она окажется бесплодной или у него самого не хватит мужской силы, чтобы ее оплодотворить, он начнет ее избивать.

Ричиус молча смотрел в окно: гигантский Храм Мучеников царапал серые небеса. Неужели Бог действительно оставил его? Похоже, это так.

– Вы не согласитесь изменить свое решение? – спросил юноша.

Аркус покачал головой:

– Нет. Я вызвал ее сюда для тебя. Если ты ее не хочешь, я отдам ее Гейлу. Возможно, это поможет залечить его ущемленную гордость. Он будет недоволен, когда узнает, что я попросил тебя вернуться в Люсел-Лор без него.

– Ну что ж, – вздохнул Ричиус. – Если нет другого выбора, кроме этого неуправляемого убийцы, то я ее возьму.

Аркус снова повернулся к юноше. В его синих глазах горело возбуждение.

– Превосходно. Ты очень меня обрадовал, Ричиус. И ты увидишь: сейчас тебе страшно, но когда-нибудь ты скажешь мне за это спасибо. Она будет тебе прекрасной женой.

– Да, – апатично произнес Ричиус, – я уверен, что вы правы.

– Мы с тобой свершим великие дела, Ричиус. Великие!

Юноша попытался улыбнуться.

– Да, – с трудом выдавил он, – великие.

 

20

Ричиус приближался к саду, словно вышедший на охоту барс: он не хотел, чтобы леди Сабрина его заметила. Как договорились, она ждала его там, забавляясь смелой пташкой, слетевшей ей на палец. Он безмолвно остановился позади какой-то статуи и принялся наблюдать за ней. Он не видел ее три дня, с момента коронации, и желал проверить свои впечатления – посмотреть на нее без помех, дабы удостовериться, что она действительно так же хороша собой, как ему помнится. Сабрина его не разочаровала. Она была необыкновенно красива среди зимних лилий: щеки ее чуть зарумянились, длинное сапфировое платье тихо колыхалось на вечернем ветерке. Ее подкрашенные губы были сложены для веселого свиста, от которого сидевшая на пальце канарейка с любопытством склоняла головку.

Сумерки накрывали город темным плащом. Позади девушки тысячи освещенных окон мерцали в надвигающихся тенях. Садовые жаровни заливали балкон оранжевым светом.

Как и все в Наре, сад Аркуса был невероятно велик. Он нависал над дворцом, будто огромное многоцветное крыло – настоящий лес на фоне неумолимого камня. Ричиус был поражен этим зрелищем. Он так отличался от сада в его родном замке, где не было экзотических растений, а его отец ужасно гордился своими розами. Здесь все было иначе. Сад Аркуса представлял собой шедевр флористики, полотно, где художники работали с живым цветом. Он был именно тем, что и обещал Бьяджио: идеальным романтическим уголком для их встречи.

Ричиус пригладил волну волос и расправил плечи. Букет алых георгинов, который он сжимал в кулаке, выглядел среди этих сокровищ довольно жалким. Он очень давно не ухаживал за девушками и теперь с волнением гадал, как будет принят этот знак внимания. В конце концов, Сабрина – принцесса и, несомненно, привыкла к поклонникам. Он старался преодолеть робость. Ах, если б Динадин мог сейчас его увидеть!

Наконец он набрался храбрости и вышел из-за статуи. Крошечная птичка Сабрины тотчас улетела. Она резко повернулась к нему.

– Извините, – тихо молвил Ричиус. – Я не хотел испугать вас или вашу подружку.

– Вы меня не испугали, милорд, – ответила она. – Я вас ждала.

Ее улыбка придала ему уверенности: он подошел к ней и протянул свой букет.

– Граф Бьяджио сказал, вы любите цветы. Я подумал, что вам захочется иметь собственные.

Она радостно вскрикнула и приняла букет, зарывшись носиком в цветы.

– Ох, спасибо вам, милорд. Они прекрасны!

– Я рад, если они вам понравились. Я опасался, что у вас уже полная комната цветов. Вы ведь произвели во время моей коронации настоящий фурор, знаете ли. Мне кажется, на вас смотрели больше, чем на меня!

– О нет, милорд, я уверена, вы ошибаетесь. Сейчас большинство уже знают, что я буду вашей.

Она замолчала, и возникла неловкая тишина. Она умильно потупилась, устремив взгляд на свои цветы. Ричиус обрадовался, что она первая заговорила об этом. Возможно, она уже свыклась с этой мыслью, и он будет избавлен от необходимости объяснять ей планы императора. В вопросе об их браке они оба были лишены права голоса.

– Мне кажется, вы замерзли, – мягко сказал он. – Если хотите, мы можем уйти во дворец. Она покачала головой.

– Я люблю зиму, милорд.

Ричиус подошел еще немного ближе, и теперь их ничто не разделяло. Он ожидал, что Сабрина отодвинется. Она осталась на месте.

– Эта погода напоминает мне об Арамуре, – вздохнул он. – Я по нему скучаю. А вы скучаете по Горкнею?

Сабрина задумчиво наморщила лоб, а затем пожала плечами.

– Немного… Но, с другой стороны, уехать было приятно. В Горкнее есть вещи, по которым я нисколько не буду скучать. И я слышала, что Арамур очень похож на мою родину. – Она умолкла, рассматривая букет, и уже без улыбки добавила: – Я хочу извиниться за свою невежливость в день вашей коронации, милорд. Я плохо себя вела, и мне очень стыдно.

– Стыдно? – повторил Ричиус. – Почему?

– Пожалуйста, вам не надо щадить мои чувства. Я этого не заслуживаю. Я вас игнорировала, и, боюсь, у меня нет для этого объяснений. Но нам не полагалось видеться до тех пор, пока вы не узнаете о нашем браке, а вы застали меня врасплох. Я не знала, что делать, и потому вам не ответила. Мне очень жаль.

– Я понимаю. Я догадался, почему вы так себя вели. Когда мы встретили вас на дороге, вы уже знали, что едете сюда, чтобы выйти за меня замуж, правда?

Сабрина кивнула.

– Я знала об этом уже несколько месяцев. С тех пор как мне исполнилось шестнадцать. В Горкней приехал посланец императора с известием об этом. Он сказал отцу, что император выбрал меня вам в жены и что я должна приехать в Нар на вашу коронацию.

– А я думал, будто еду только затем, чтобы меня провозгласили королем, – признался Ричиус. – Мне жаль, что с вами случилось такое, миледи. Наверное, это было неожиданностью и для вас, и для вашего отца.

– Для моего отца? – с горечью переспросила Сабрина. – Можете не щадить моих чувств, милорд. Человеку, который должен заботиться о тысячах акров земли, от дочери пользы нет. Он уже много лет ждал этого посланца.

Ричиус ничего не сказал. Она снова отвернулась от него, и длинные стебли цветов норовили выскользнуть из ослабевших пальцев. Он неловко взял ее за руку.

– Я не знаю, какой из меня получится муж. Возможно, со мной жить будет не лучше, чем с вашим отцом.

– Простите, милорд. Кажется, я только и делаю, что вас обижаю, да? Право, я не хотела вас оскорбить. Я слишком много говорю. Может быть, отец именно поэтому и хотел от меня избавиться.

– И поэтому отправил вас в путь без должного сопровождения? Потому что он так мало вас любит? Может, мне не следовало бы так говорить, миледи, но, похоже, ваш отец – негодяй. Я не могу себе представить человека, который не гордился бы столь красивой и милой дочерью.

От этого комплимента Сабрина слегка оживилась.

– Вы очень добры, милорд. Но я доехала сюда благополучно.

– В сопровождении одного кучера! – возмущенно вскрикнул Ричиус, припомнив того мрачного великана с дороги. – Ваш отец поступил неразумно, отправив вас в такую даль без отряда охранников. Ведь вас могли ограбить или даже убить!

Сабрина передернула плечами.

– Но этого не случилось, так что сейчас уже нет смысла обо мне тревожиться, милорд. Вы очень скоро убедитесь, что я умею о себе заботиться.

– Правда? Ну тогда я удивляюсь, что вы разрешили отцу вообще кого-то с вами отправить!

– Вы не понимаете. Дэйсон не просто кучер. Он – мой друг. Мы друг о друге заботимся.

– Мне показалось, он нуждается в ваших заботах, – согласился Ричиус. – Я видел, как вы ухаживали за ним на коронации.

– Мы нужны друг другу, – уточнила Сабрина. – Дэйсон был единственным другом всю мою жизнь, сколько себя помню. Я знаю, иногда с ним трудно, но он – хороший человек, и сердце у него доброе. Я буду по нему скучать.

– Хотите взять его с собой? – предложил Ричиус – Вы можете пригласить его в Арамур, миледи. Я уверен, там для него нашлось бы дело. Если он так вам дорог, то я не вижу причины, чтобы вам с ним расставаться.

Сабрина поморщилась.

– Вы очень добрый, правда? – сказала она. – Поверьте, я попросила бы вас о таком одолжении, будь это возможно. Но Дэйсон – раб, и его ошейник принадлежит не мне, а моему отцу.

– Тогда мы можем выкупить его для вас и отпустить на свободу. У нас в Арамуре нет рабов, но я не думаю, чтобы он стоил дороже нескольких сильных коней.

– Что бы вы ни предложили, этого будет мало, – ответила Сабрина. – Мой отец его не отпустит, даже за табун лошадей.

– Почему?

Она посмотрела ему прямо в лицо.

– Потому что мой отец – бессердечный дракон, милорд. Он ни разу в жизни не отпустил раба и поклялся, что никогда этого не сделает. И уж конечно, он не отпустит его просто потому, что мне этого захотелось.

– О, но это же нелепо! – запротестовал Ричиус. – Надо быть действительно очень жестоким, чтобы отказать вам в этом! В крайнем случае он мог бы назвать его подарком к свадьбе.

Звонкий смех Сабрины разнесся по саду.

– Извините, милорд, – с трудом вымолвила она, – вы и правда ничего не знаете о моем отце, да? Он не дарит подарков и не делает одолжений. Особенно женщинам.

Ричиус нахмурился.

– Похоже, ваш отец не блещет умом. Трудно поверить, что он смог вырастить столь милую дочь!

– Я больше похожа на мать, – призналась Сабрина. – Но спасибо вам за ваше щедрое предложение.

– Я все время пытался придумать, как облегчить вам жизнь, миледи. Мне хотелось бы, чтоб вы были в Арамуре счастливы.

– Мне тоже, – легко согласилась Сабрина. – Но как насчет вас, милорд? Вы счастливы? У вас было мало времени привыкнуть к этой мысли. Как вы относитесь к такому браку?

– Честно говоря, пока не знаю. Я не собирался жениться в ближайшее время – а может, и никогда. Но вы очень красивы, и я не могу представить себе такого мужчину, которому вы не понравились бы.

Сабрина улыбнулась. Казалось, ответ ее вполне удовлетворил.

– Нам обоим страшно, – изрекла она. – Возможно, это к лучшему. Как только я услышала о вас, я боялась, что вы окажетесь противным и станете относиться ко мне не лучше, чем отец. Но теперь я вижу, вы совсем не такой. Как только я вас увидела, то поняла, что вы добрый и мне не надо будет вас бояться.

– Бояться? – вскинул брови Ричиус. – Боже, конечно нет! Я хочу, чтобы вам было хорошо. И в Арамуре вам не будет одиноко. В замке много молодых людей вашего возраста…

Ричиус в смущении умолк. Он начал говорить с Сабриной так, словно она маленькая девочка, которая боится, что ей не с кем будет играть. Но во многих отношениях она действительно была ребенком. Одиноким, испуганным ребенком, которому предстояло потерять единственного друга. И она рассчитывает на то, что он о ней позаботится. Он подумал о Блэквуде Гейле: тот никогда не смог бы дать этой девушке то, что ей нужно. А еще он подумал о Дьяне. Он обещал ей примерно то же, что теперь обещает Сабрине: дом, безопасность, место, где ей будут рады. То обещание он не исполнил. И он вдруг проникся решимостью сохранить верность хотя бы этому.

Сабрина снова взяла его за руку.

– Пойдемте, – предложила она. – Давайте вместе погуляем по саду.

Они молча пошли между цветами, избегая смотреть друг другу в глаза. Вскоре они оказались у края балкона, и перед ними раскинулась огромная столица Нара. Восточный край Черного Города уже укутала ночная тень. Дымная завеса на горизонте совсем закрыла молодой месяц. Воздух был полон молчания. Только гул городских печей достигал их высокой площадки. У Ричиуса перехватило дыхание – как всегда, когда он смотрел на Нар.

– Поразительно, – тихо произнес он. – Когда я был маленький, я всегда думал о Наре, но не ожидал, что он окажется таким.

Ему показалось, будто Сабрина задрожала.

– Он пугает меня, – созналась она. – По-моему, он уродливый.

– Да, он уродлив, как смерть. Но он и удивителен, разве вы не согласны?

– Но совершенно не похож на Горкней.

– Конечно, – кивнул Ричиус. – И на Арамур тоже. Да, мне будет о чем рассказать, когда мы вернемся домой. Этот город такой огромный!

Сабрина сморщила носик.

– Мне не нравятся слишком большие города. Когда я была маленькая, я видела Госс. Даже там мне было страшно. Я до сих пор помню неимоверный шум и множество незнакомых людей. Мой отец спорил с торговцами на улице. Меня все это подавляло.

– Тогда Арамур вам очень подойдет. Мы пропустим зиму, но весной там прекрасно. Весной все ездят верхом.

– Все? – неуверенно переспросила Сабрина.

Ричиус улыбнулся.

– Точно, миледи. Даже маленькие дети в Арамуре любят лошадей. Я знаю, вы пока не умеете ездить верхом, но я вас научу. Вам надо научиться, если вы хотите там освоиться. И еще есть океан. Побережье у нас маленькое, но оно скалистое и живописное – наверное, как в Горкнее. У нас даже есть несколько лодок, если вам нравятся подобные вещи. А еще есть Железные горы. Правда, миледи, вам у нас очень понравится.

– Да, – мечтательно протянула она. – Звучит чудесно!

– Там действительно чудесно, – подтвердил Ричиус. – Лучшего места я не знаю. Правда, я мало где бывал, но не видел ничего, что могло бы сравниться с Арамуром.

Его внезапно охватила гнетущая тоска. Ему почти удалось забыть о том, какое черное дело ждет его дома. Он отпустил руку Сабрины.

– Милорд, – встревожилась она, – в чем дело?

– Извините, мне не следовало все это вам говорить. Арамур может оказаться не таким великолепным, как я его описываю.

– Я уверена, там очень красиво.

– Вы не так меня поняли. Есть нечто, о чем вы пока не знаете. Нечто, о чем мне надо вам сказать.

Сабрина побледнела.

– Что это?

– Я говорю об Арамуре так, словно это самое прекрасное место, куда вам хочется попасть. Но он вполне может оказаться для вас новой тюрьмой, миледи. Намечается очередная война с трийцами, и я должен ее вести.

– Ох, нет! – воскликнула Сабрина, закрывая лицо руками. – Почему?

– Такова воля Аркуса. Весной я должен начать приготовления к войне – как только мы вернемся домой.

– Но почему? – не могла успокоиться Сабрина. – Почему теперь, когда мы должны пожениться?

– Поверьте мне, миледи, я этого не хочу. Но я бессилен. Мы – единственное государство, граничащее с Люсел-Лором, так что, кроме нас, это делать некому.

– Какой абсурд! Извините меня, милорд, но все знают, что Арамур никак не мог бы победить трийцев. Наверное, император просто сошел с ума!

– О, это так! Но в Люсел-Лоре есть нечто, что ему нужно, и мне придется стать его посыльным.

Он замолчал, удивившись выражению лица Сабрины: на нем была написана искренняя тревога.

– Я боюсь за вас, – сказала она. – Я слышала об этих трийцах. Они маги! Вас могут убить.

– Ну, полноте, – утешил ее Ричиус. – К чему такие мрачные мысли? Я один раз выдержал Люсел-Лор и намерен сделать это снова. И мы не будем одни. Аркус обещал дать под мое командование свои легионы. На этот раз все будет иначе.

– Вы действительно так думаете?

В ее голосе слышалась искра надежды, и Ричиусу не хотелось ее гасить.

– Конечно, – солгал он. – Не надо предаваться унынию. Даже самому Тарну не устоять перед такими силами. Возможно, мне пока не следовало вам об этом рассказывать. И вообще эта война продлится не больше нескольких недель.

– А теперь вы пытаетесь меня успокоить, – молвила Сабрина. – Новая война с дролами не может закончиться так быстро, и вы это знаете. Пожалуйста, не надо утешать меня ложью, милорд. Вам тоже страшно. Я это вижу.

Ричиус слабо улыбнулся.

– У вас зоркие глаза. – Он со вздохом положил руки на каменный парапет балкона. – Мне страшно. Я поклялся, что никогда не вернусь туда. Я там потерял так много друзей, так много хороших молодых людей! Как я смогу еще раз это выдержать?

– Откажите ему, – предложила Сабрина. – То, чего просит император, – безумие. Вы должны убедить его в этом.

– Не могу. Я пытался, но он отказывается слушать. Будь он проклят, Сабрина! Я в тупике!

Он завершил свою тираду в тот самый момент, когда в сад вошел охранник. На солдате был привычный черный мундир Нара, почти невидимый в тени широколиственных лиан.

– Здесь все в порядке, – сказал ему Ричиус. – Оставь нас.

Солдат секунду помедлил, наблюдая за ними. На его лице появилась злобная улыбка. А потом он ушел – так же бесшумно, как появился. Исчез. Ричиус пришел в ярость и двинулся следом за ним.

– Да, – крикнул он, – иди и скажи своим хозяевам, что я говорил! Передай им…

Сабрина вмиг накрыла его рот ладошкой.

– Милорд, не надо! Я видела этих охранников повсюду. Они вас услышат. – Она взяла его под руку и потянула обратно к парапету. – Это не пойдет вам на пользу.

– Вы правы, – кивнул Ричиус. – Мне следовало молчать. Я уже дал согласие – что сделано, того не изменишь. Я только надеюсь, что мне удастся уберечь вас от опасности, миледи. Если дролы перейдут через горы и нападут на нас…

– Я за себя не беспокоюсь, – ответила Сабрина. – И не хотела бы, чтоб вы тревожились обо мне. Когда мы приедем в Арамур, вы заботьтесь о своих людях и занимайтесь вашими делами. Я не буду вам мешать.

Ричиус покачал головой.

– Я не привезу вас домой, чтобы вы превратились в кухарку, миледи. Времени на войну хватит, но домой вы приедете всего один раз. Я хотел бы, чтоб этот момент был для вас особым. Я уже послал своему управляющему известие о том, что весной вернусь вместе с женой. Он все приготовит к вашему приезду.

– Значит, мы поженимся перед тем, как поедем в Арамур?

Ричиус удивленно поднял брови.

– Что именно вам сказали, миледи?

– Почти ничего. Я разговаривала об этом только с графом Бьяджио, а он сказал мне, что планы еще не составлены.

– Ну что ж, – с иронией произнес Ричиус, – тогда вам пора заняться делами. Мы должны заключить брак через две недели.

Сабрина ужасно побледнела.

– Через две недели? – вскричала она гневно. – И никто не потрудился мне сказать? Но у меня не было времени, чтобы приготовиться! У меня нет платья, нет подружек…

– Успокойтесь, – мягко сказал Ричиус. – Я попросил Бьяджио, чтобы церемония была скромной, без лишней помпы. Будем присутствовать только мы с вами и несколько моих близких друзей. И, конечно, я рад буду видеть всех, кого вы пожелаете пригласить. Возможно, вашего кучера?

– Да, – согласилась девушка. – Дэйсон должен при этом присутствовать. Потом у меня не будет возможности с ним много видеться. Но как насчет всего остального? Что я надену? Я ни с кем здесь, в Наре, не знакома. Кто поможет мне приготовиться?

– Думаю, Бьяджио об этом позаботился. Но, если вы хотите, я могу спросить его – на всякий случай.

– Да, пожалуйста… Наверное, нас поженят нарские священнослужители?

Ричиус кивнул.

– В Храме Мучеников. – Он указал на темнеющий город и на огромную колокольню из медноцветного металла, устремленную ввысь. – Вон он, видите?

Храм находился на окраине города, на другом берегу широкой извилистой реки Киль. Это было удивительное сооружение – почти такое же высокое, как и дворец, так что хорошо просматривалось даже с такого расстояния. От его вида Сабрина ощетинилась.

– А в другом месте нам пожениться нельзя? – спросила она. – Я видела епископа Эррита на вашей коронации, милорд. Он мне показался таким неприятным! Возможно, мы могли бы попросить, чтобы церемонию провел кто-то другой?

– Думаю, нам этого делать не следует, миледи. Бьяджио уже сказал мне, что Аркус очень высоко ценит епископа. Подобная просьба определенно будет расценена как оскорбление.

– Хорошо, – уступила Сабрина. – Я, конечно, не хочу рисковать расположением императора. Оно вам необходимо, чтобы вы могли рассчитывать на его помощь.

Ричиус широко улыбнулся.

– Судя по тому, как вы говорите, миледи, вы разбираетесь в политике. Это так?

– О, конечно! – развеселилась девушка. – Я же дочь правителя. Нельзя жить в замке и не слышать о таких вещах. Но если вы предпочтете, чтобы я об этом молчала…

– Нисколько, – возразил Ричиус. – Просто я приятно удивлен. Я еще никогда не встречал женщин, которые по-настоящему понимали бы политику. Большинство женщин у нас в замке… ну… невежественны в этих вопросах. Но я буду рад вашим советам, миледи. Бог свидетель: они мне понадобятся.

– Это может оказаться неуместным. Вы – новый король. Ваши подданные станут рассчитывать на то, что вы будете сильным правителем. А если им покажется, будто я вам нашептываю какие-то приказы…

– Не приказы, – перебил ее Ричиус, – а советы. И я еще раз повторяю: я буду им рад. На моей родине к женщинам относятся с уважением. Мою мать все любили, и отец прислушивался к ее советам. Я хотел бы, чтоб у нас было так же.

– Хорошо, милорд. Если вы этого хотите, я буду помогать вам, чем смогу.

– Вот и хорошо. – Он взял Сабрину за плечи. – И начните с того, что зовите меня на «ты» и по имени.

– Ричиус, – выговорила Сабрина, словно пробуя его имя на вкус. – Да, мне это нравится. Но как мне называть тебя в присутствии посторонних? Мне ведь не следует так фамильярничать при твоих людях.

– Об этом можешь не беспокоиться. В замке все называют меня Ричиусом и на «ты». Боюсь, мы в Арамуре не привыкли к церемониям. И, если можно, я хотел бы называть тебя Сабриной.

Девушка улыбнулась.

– Пожалуйста… Ричиус.

Они секунду стояли и смотрели друг на друга, словно испуганные незнакомцы. Ричиус не пытался отпустить ее плечи. По саду гулял легкий ветерок; он играл с подолом ее платья. Ее губы задрожали и полуоткрылись, маня к себе. И он неожиданно понял: Сабрина в него влюблена!

Он замер, убрал руки с ее плеч и попятился.

– Нет, – пробормотал он, – еще не время!

Сабрина покраснела.

– Извините, милорд, – еле слышно пролепетала она. А потом взяла себя в руки, глубоко вдохнула и снова повернулась к нему. – Мне пора идти. Нам не следует много времени быть вместе.

– Сабрина, я не хотел…

– Нет, – взмолилась она, – не надо больше ничего говорить!

Она повернулась и зашагала прочь из сада.

Ричиус протянул было к ней руки, но, увидев, как решительно она ступает, снова уронил их. Ему хотелось окликнуть ее, позволить ему объясниться, однако он промолчал. Для того чтобы выразить его чувства, слов не было. И в следующую секунду она уже скрылась за лианами и цветами.

Он остался один.

Балкон погрузился в холодную тишину. И ветер принес ему имя. Это имя часто прилетало к нему в последние несколько дней. Он закрыл глаза и осмелился мысленно произнести его.

Дьяна.