Из дневника Ричиуса Вентрана

Сегодня восьмой день весны, и я пишу эти строки в благословенном одиночестве. Наконец-то мне не мешают ни сирены причаливающих кораблей, ни гул печей. Воздух снова стал сладким, лес вокруг меня полон тишины. Мне так не хватало всего этого! Легко забыть вкус доброго хлеба, когда тебе дают только икру. Эти деревья знакомы мне, словно друзья детства. Отсюда мне виден замок, который теперь кажется маленьким по сравнению с нарскими сооружениями, а к северу раскинулась вся пустынная красота Арамура. Эти места так прекрасны! Будь сейчас со мной Аркус, ему не понадобилось бы поддерживать в себе жизнь с помощью снадобий.

Снова попав домой, я решил, что нарцев сделал безумными сам Черный Город. Они не могут жить без своих снадобий потому, что их город не приспособлен для жизни. Он слишком огромен, чтобы разум мог вместить его. Все, кто живет в Наре, превращаются в грызунов, испуганных обитающими во дворце ястребами. Если на земле есть место, которое может сравниться с долиной Дринг своим злом, то это – Черный Город. Я не хотел бы снова попасть туда. Честно говоря, он меня потряс. Теперь я стал частью империи – в гораздо большей степени, чем прежде. Мне предстоит выполнить поручение Аркуса. Но я, наконец, дома, и даже он не может отменить весну или помешать деревьям зеленеть.

Прошлой ночью мне опять снился Люсилер. Еще один проклятый кошмар! Я ни разу не спал спокойно с того дня, как вернулся домой. Мне уже начинает казаться, будто со мной что-то случилось – словно какие-то снадобья Нара проникли в мозг. И эти удивительно живые сны настолько похожи на мои мысли, что мне очень трудно отделить одно от другого. Мне казалось, что я уже справился с чувством вины из-за смерти Люсилера, но теперь я каждую ночь вспоминаю эту потерю. Он обращается ко мне во сне, но я не могу его расслышать. Или, может быть, я просто не могу вспомнить его слова после пробуждения. Как бы то ни было, мне бы очень хотелось, чтоб он сказал все ясно и четко и покончил с этим. Мертвым следует оставаться в могилах и не мешать живым спать.

Быть женатым – как это странно! Слишком непривычно постоянно делить с кем-то постель. Но Сабрина чудесная! Хотя мы приехали домой всего три недели назад, она уже так изучила замок, словно живет здесь много лет. И Джоджастин, и остальные души в ней не чают. Они развлекают ее по вечерам, когда я уезжаю – а последнее время это бывает часто. Только Дженна еще не подружилась с Сабриной. Похоже, мой брак оказался для нее гораздо большим сюрпризом, чем я ожидал. После моего возвращения мы почти не общаемся, а когда это происходит, наш разговор сводится к обмену ничего не значащими любезностями. Однако я уверен, со временем она оттает. Сабрина – моя жена, и Дженне надо с этим смириться. Я только надеюсь, что все это не затянется. Мне уже недолго оставаться рядом с Сабриной, и в будущем ей понадобятся друзья.

К счастью, Сабрина, кажется, чувствует себя здесь хорошо. Все, кроме Дженны, старались помогать ей освоиться: показывали окрестности, объясняли наши обычаи и привычки. Все хотят, чтобы она не испытывала одиночества. Поначалу Сабрина была молчалива, но сейчас за столом стала говорить больше – и у нее есть талант поддерживать интересный разговор. Аркус не ошибся: большинство мужчин мечтают о такой прекрасной молодой жене. Она не отнимает у меня времени и не мешает моим беспокойным хлопотам. А в последнее время у меня много тревог. Пока дролы, похоже, удовлетворились Люсел-Лором, однако нам надо составлять планы. И я знаю, Сабрина ощущает мою тревогу. Дженна сказала ей, что моего отца убили в саду, и теперь она старается удержать меня дома – еще более настойчиво, чем Джоджастин. Я как будто вновь обрел отца и мать: чувствую, что их забота обо мне идет от сердца. Я не был с ней достаточно откровенен, и мы очень редко проводим время вдвоем. Мне даже трудно было выкроить часок, чтобы сделать запись в дневнике. И тем не менее, по-моему, она все понимает. Сейчас трудная пора для всех нас.

Я сознаю, что смелый план Аркуса должен остаться тайной. В данную минуту, похоже, о нем знают только обитатели моего замка. Я предполагал, что Джоджастин будет шокирован этим известием, но, как ни странно, он оказался самым рьяным его сторонником. И то, что всем нам снова предстоит воевать, ничуть его не огорчило. Как старый отец он скорбит при мысли, что нам будет грозить смерть, но как солдат – он ликует. Новые боевые кони, легионы Аркуса, грузы из Нара… Он рассказывает мне обо всем этом, словно чиновник, который жаждет пустить свой товар в дело. Для него все это – новая перспектива, миг торжества над Гейлами, возможность продемонстрировать миру, на что способен Арамур. Когда я сказал ему, что Талистан в войне участвовать не будет, он веселился, как школьник. Ненависть к этому роду поистине ослепила его.

Сам я такой радости не испытываю. Я был бы гораздо больше рад королевской власти без вмешательства Нара. Джоджастин часто повторяет мне, как сильно я похож на отца. По его словам, мы все теперь должны признать правление Аркуса. Но я предпочел бы иметь отвагу отца. Пусть бы Гейлы оставались любимчиками императора. Благоволение Аркуса для меня ничего не значит. Я пытался объяснить Джоджастину, что любовь Нара к нам – дело сиюминутное, но, кажется, только я один и могу понять, что происходит на самом деле. Последнее время меня окружают одни павлины. Похоже, все заразились глупой гордостью Джоджастина. Даже Петвин оказался в ее власти. Возможно, Аркус предвидел, что будет именно так. Всем нам трудно было смириться с перенесенным унижением. Однако, по-моему, глупо верить в то, что мы можем победить дролов. Я согласился на эту глупость лишь потому, что не имел иного выхода, но остальные оказались бездумно податливыми. Они меня пугают. Если я иду на это, то хотя бы не ради пустого кармана мести. По крайней мере, я отдаю себе отчет в том, что мною движет.

Не исключено, что все это будет напрасно и никто из нас не получит вознаграждения. К нам из Нара практически не приходит новостей, но среди торговцев в Иннсвике ходят слухи, что Лисс по-прежнему держится. Бог да благословит этих стойких негодяев! Я уверен, и Аркус, и его мясник Никабар рассчитывали, что к этому времени они уже будут стоять на коленях. Возможно, новые дредноуты оказались не такими чудесными, как предполагалось. Как бы то ни было, мы выигрываем драгоценное время. Если нам повезет и Лисс выдержит очередной напор, то, может быть, нам вообще не придется готовиться к этой войне. Я отправил Бъяджио письмо с просьбой сообщить, как обстоят дела с Лиссом. Но ответ я получу не скоро – спустя несколько недель. Тем лучше.

Однако и это тоже вызывает у меня тревогу. Какая-то часть меня жаждет этой войны. Я понимаю эфемерность моей надежды – но Дьяна могла остаться в живых. И она ждет меня где-то в Люсел-Лоре – прячется в пещере или, возможно, дрожит в постели этого дьявола Тарна. Это похоже на сон или ощущение, которое возникает в момент опасности: его увидеть не легче, чем воздух. Но я знаю, это так. И если Лисс каким-то образом выстоит, если небеса даруют им чудо и избавят от Нара, то у меня не будет возможности спасти ее. А в последние месяцы я больше ни о чем не могу думать. Я даже не произнес ее имени при Сабрине, но чувствую, что она о чем-то догадывается. Я видел, как она наблюдает за мной, когда я пишу, и знаю, она пытается постичь, что происходит. И когда ночью я к ней не прикасаюсь, что ей остается думать? Я пытался избегать ее как можно тактичнее, не ложиться, пока она не заснет, но уверен, она спрашивает себя, что со мной происходит. Она не заслуживает такой холодности от мужа.

И я ее недостоин. Я никогда не смогу рассказать ей, перед каким ужасным выбором поставил меня Аркус, но в последнее время я начинаю думать, что ей было бы лучше с Гейлом. Я просто предложил ей другие муки, более изощренное одиночество. Я не способен разжечь в себе любовь к ней, как будто она – моя сестра.

Завтра я поеду с Петвином в дом Лоттсов. Пора начать рассказывать остальным семьям о грандиозных планах Аркуса. Не сомневаюсь, что Динадин будет так же глупо рваться в бой, как и Джоджастин. Он слишком молод, дабы понять, как император нами манипулирует. А что до Террила и остальных, то они будут терпеть, как всегда. Они достаточно стары, чтобы не спорить о войне. Я уже кончил спорить. Никто меня не слушает.

 

21

Сабрина проснулась неожиданно.

Утро едва наступило. Слабый дождик бил в окно спальни. Рядом с ней Ричиус метался во сне. Тяжелое одеяло неловко обвилось вокруг его ног и груди. С губ срывалось невнятное бормотание. На бледном лице застыло выражение ужаса, резкие движения глаз под закрытыми веками говорили о том, что ему снится кошмарный сон. Опять.

Она осторожно отодвинулась от него, стянув свое одеяло. Один раз она попыталась его разбудить и больше этой ошибки не повторит. Он скоро выйдет из кошмара, как это бывает всегда. И, может быть, потом еще немного поспит. Она бесшумно соскользнула с кровати, с трудом заставила себя поставить босые ноги на холодный пол. Ветер за окном проникал в комнату, и она задрожала. Даже весной Арамур был холодным уголком империи. Она поспешно сняла халат со спинки кровати. Подошла к окну – небо было затянуто плотным слоем облаков. Молодожены заняли главную спальню замка, откуда просматривались почти все владения Вентранов. И все утопали в грязи.

«Неподходящий день для поездки, – подумала она с улыбкой. – Вот и хорошо».

До дома Лоттсов было довольно далеко, и Сабрина надеялась, что Ричиус отсрочит свой отъезд. Тогда, возможно, они побудут вместе.

Громкий крик мужа вырвал ее из мира грез. Она повернулась и поспешила к постели. Его лицо и грудь блестели от пота. Он бормотал какие-то слова, повторяя их снова и снова странным, сдавленным голосом. Она наклонила голову и прислушалась к этим отрывистым словам. Что он говорит? Какое-то имя. Да, решила она, это имя.

Наконец сон закончился, и Ричиус затих. Его дыхание постепенно выровнялось. Успокоившись, Сабрина всмотрелась в его лицо. Бледность с него еще не сошла, но пот уже начал высыхать; постепенно лицо становилось умиротворенным. Она едва заметно поцеловала его в щеку и пригладила влажные волосы. Она почти не помнила матери, но сейчас ей показалось, что именно так вела бы себя мать, обеспокоенная болезнью ребенка. Ричиуса уже несколько недель тревожили сны – с того времени, как они вернулись в Арамур. Казалось, во время сна им овладевает какая-то адская лихорадка. Что еще хуже – он никогда не говорил о своих снах, вместо этого только невнятно извинялся за то, что разбудил ее. Какими бы ни были эти кошмары, он считал их своей собственностью, и ее тревожило его нежелание ими делиться. В этой большой кровати она всегда была одна.

Сабрина снова вернулась к окну, безуспешно пытаясь обнаружить солнце. Земля уже начала просыпаться и в нежном свете зарождающегося утра выглядела особенно прекрасной. Арамур действительно походил на Горкней, и ее сердце неожиданно защемило. Она скучала по Горкнею, скучала по Дэйсону и его странной дружбе. И почему-то ей не хватало даже ее жестокого отца. Сегодня ей хотелось бы чего-то привычного.

– Внимание! – пробормотала она, и от ее дыхания стекло запотело.

После трех недель пребывания в замке по-настоящему ее замечал один только Джоджастин. Он даже предложил поучить ее ездить верхом. Ричиус обещал учить ее сам, но, видимо, забыл об этом. Однако она не была влюблена в старого управляющего. Он был славный и благожелательный, но она жаждала общества Ричиуса – этого прекрасного незнакомца, который спал в ее постели. Ей необходимо найти возможность взломать ту стену, которой он себя окружил.

Она снова посмотрела на небо. Дождь был не сильный, но настырный. Двор замка усеивали обломки веток и палки. В выбоинах собрались лужи. Скоро во дворе и внутри замка начнется жизнь. Эта мысль вынудила ее стиснуть зубы. Все будут отнимать у Ричиуса время. Не было минуты, чтобы его кто-нибудь не разыскивал. А когда к вечеру она где-нибудь его отыщет, он просто улыбнется ей и скажет:

– Времена сейчас хлопотные.

«Слишком хлопотные, – печально подумала она. – Но только не сегодня!»

Сегодня она заодно с тучами заставит его остаться дома. Конечно же, он сможет отложить свою поездку до более удобного времени, хотя он с волнением говорил об этом Динадине. Может быть, Петвин ей поможет. Она решила переговорить с ним.

Осторожно прошла по комнате, стараясь избегать скрипучих половиц. Ричиус по-прежнему спал – наконец совсем спокойно. Она почти миновала кровать, когда ударилась большим пальцем ноги о какой-то угол и чуть не упала.

– Боже! – прошипела она, едва успев проглотить крик.

Она оказалась на коленях, а ее лицо – на уровне матраса. Ричиус тихо застонал, но не проснулся. Внезапно она посмотрела вниз. У кровати лежала небольшая книга в кожаном переплете. Дневник Ричиуса! Она подняла его. Обычно ее радовало, когда он оставлял его на виду. Это был единственный маленький знак доверия – сознательный или неосознанный – и она очень его ценила. Но теперь, когда она держала дневник в дрожащих руках, ей вдруг захотелось вышвырнуть его из окна. Даже эта книжица в последнее время получала больше внимания, чем она сама, и в эту секунду Сабрина ненавидела ее.

А потом ей в голову пришла новая, еще более мрачная мысль. То, что тревожит ее молчаливого мужа, наверное, можно отыскать там, на этих грязных страничках. Достаточно только открыть дневник.

«Нет, – подумала она, почувствовав острый стыд. – Я не могу. Я не буду. Он мне доверяет. Доверяет, и я не могу этим рисковать».

Однако дневник остался в ее руках. Она смотрела на него долгие мгновения, размышляя над его тайнами. Там есть имена – словно ключи к шифрам его непонятных снов. Если она прочтет его дневник, то сможет что-то понять. Это будет полезно им обоим. И тогда ему не придется говорить о войне и тех ужасах, которые он пережил. Она будет все знать. И она сможет ему помочь.

– Нет, – решительно прошептала она.

Она положила дневник на пол, чуть задвинув его под кровать. Ее окатило волной отвращения. В этом дневнике были личные мысли и чувства Ричиуса, и он имел право скрывать их от всех – даже от нее. Она выпрямилась. У нее горели колени; она провела по ним рукой, стараясь справиться с подступившими к глазам слезами. Ричиус повернулся к ней спиной.

К спальне примыкала крошечная гардеробная, Сабрина сделала ее своим убежищем. Комната была наполнена одеждой и украшениями. В изящном зеркале можно было увидеть себя в полный рост. Сабрина вошла в комнату. Там не было освещения, но она все равно закрыла за собой дверь, спрятавшись от рассвета. Вслепую прошла к зеркалу. Рядом стоял комод. Хотя в гардеробной были сотни предметов одежды, сложенных в кипы и развешанных на вешалках в шкафах, она не стала выбирать из них. Как бы то ни было, большинство нарядов ей не принадлежали. Эту одежду когда-то носила королева Джессикейн, мать Ричиуса, а она, похоже, была женщиной высокой. Сабрина могла бы надевать ее вещи только после значительной переделки. Но были в комнате и такие вещи, которые Сабрине нравились, в основном те, что она привезла с собой из Горкнея. Их она и держала в комоде.

Она выдвинула верхний ящик и опустила туда руку. Изумрудно-зеленое платье лежало именно там, где она его оставила. В нем она впервые увидела Ричиуса. В тот день в его взгляде было нечто особенное – то, что она намерена возродить. Это платье должно ей помочь. Она бесшумно скинула халат и надела платье, пытаясь нащупать завязки на спине. Даже при дневном свете ей было нелегко справиться с золотыми шнурами, которые стягивали наряд на талии, но уже через несколько минут ей это удалось. Не менее ловко она отыскала свои туфельки и зашнуровала их. И, наконец, нашла щетку для волос. Проведя несколько раз по волосам, она решила, что выглядит пристойно, надела свой любимый браслет и снова вернулась к двери.

Заглянула в спальню. Ричиус по-прежнему спал. Обычно сон у него был чутким, поэтому удивило то, что он ее не услышал. Он продолжал лежать спиной к ней, так что легко было уйти. Прошла мимо на цыпочках, бросив на него последний взгляд. Он необычайно прекрасен, грустно подумала она. Даже во сне.

Коридор за дверью спальни был пуст и выстужен. В этой части замка никто не спал, кроме них и Джоджастина, а старик всегда вставал очень рано. Скорее всего, он уже был внизу и садился завтракать с традиционным стаканом горячего вина. Сабрина нахмурилась. Дженна, вероятно, тоже там, чтобы присматривать за работой на кухне. Хозяйство в замке не было большим – в отличие от того, к которому она привыкла в Горкнее, но все-таки многим людям приходилось рано вставать, чтобы о нем заботиться. Во избежание лишних расспросов ей придется схитрить. Ее наряд обязательно пробудит любопытство.

Она спустилась вниз по гулкой лестнице. В железных канделябрах уже горели крошечные свечи; они освещали ей путь и подтверждали, что Джоджастин действительно встал и принялся за работу. Она обнаружила его в маленькой комнатке при кухне, где они обычно ели. Изо рта у него торчала трубка, окруженная бородой и усами. Кольца сладкого дыма проплывали у него над головой сизыми облачками. Как только Сабрина вошла, он поднял голову и весело сказал:

– Привет, дочка!

Встал со стула, чтобы с ней поздороваться, и Сабрина подставила щеку для поцелуя.

– Доброе утро, дядя!

Она чувствовала, что Джоджастину нравится, когда она называет его дядей: его улыбка становилась какой-то особенной.

Джоджастин выдвинул для нее стул. Она села, изящно скрестив ноги.

– Ты рано встала, – заметил он. – Тебя разбудил Ричиус?

Она пожала плечами.

– Да нет, мне просто не спалось. Может, из-за дождя.

– О, а я в дождь сплю как младенец! – сообщил Джоджастин. – Я мог бы спать все утро, если б у меня на сегодня не было запланировано столько дел. А кстати, где Ричиус? Он проснулся вместе с тобой?

– Он наверху, еще спит. – Джоджастин удивленно поднял брови.

– Спит? Ну так кому-нибудь надо его разбудить! – Он откинулся на спинку стула и взялся за неизменный кувшин с пряным вином. – У нас сегодня много дел. Надо бы пораньше за них приняться. Тебе вина?

Сабрина накрыла ладонью кружку, стоявшую перед ней.

– Нет, спасибо. Но зачем мне его будить? Я хочу, чтобы он выспался.

– Он этим утром едет с Петвином к Лоттсам. Разве он тебе не говорил?

– Это так далеко? Ведь сейчас едва рассвело!

– Достаточно далеко, дочка, особенно в такую погоду. Да еще Ричиусу предстоит повидаться и с другими, например, с Террилом. Его и так не будет почти целый день.

– А я надеялась, что он сегодня останется в замке! На улице так противно. Разве эту поездку нельзя отложить – по крайней мере, до завтра?

– Ему надо действовать, Сабрина. Планы императора слишком значительны, чтобы держать их в тайне. Другие семьи должны узнать об этом от самого короля, а не с чужих слов.

Сабрина нахмурилась. Король. Ей все еще трудно видеть в Ричиусе короля. Он так молод! А чего стоят эти военные планы или его драгоценный меч! Они для него чересчур велики.

– Почему Петвин не может передать новости этому Динадину? Вы сами говорили, как опасно для Ричиуса уезжать далеко от замка. А как же убийцы-дролы?

Джоджастин рассмеялся:

– Это было много месяцев назад, дочка. Поверь, мы бы давно узнали, если б в Арамуре были другие трийцы. Нет, Ричиус должен сам рассказать своим людям об этой войне. Посылать гонца не годится. И потом, у него к Динадину личное дело.

– Наверное, – неохотно обронила Сабрина.

Она огляделась и, вытянув шею, зыркнула в коридор. Там было темно и пусто. Из кухни доносился звон посуды, значит, Дженна уже там и спешно готовит Джоджастину завтрак. А там, где Дженна, скорее всего окажется и Петвин.

– А Петвин уже встал, дядя? – как бы, между прочим, спросила она.

Джоджастин глянул на нее поверх дымящейся кружки.

– Он на дворе, седлает лошадей. А что?

– Мне бы хотелось с ним поговорить. Вот и все.

– Этим ты ничего не добьешься, дочка. Ричиус не передумает.

– Ах какой вы недоверчивый! Я просто хотела…

Неожиданно появилась Дженна, и фраза прервалась. Девушка принесла большую тарелку с яичницей и щедрой порцией хлеба. Как всегда, на ней было простое платье из неяркой ткани, и она с изумлением воззрилась на изумрудное платье своей королевы. Сабрина сделала вид, что ничего не заметила, и потянулась за кувшином.

– Доброе утро, миледи, – ледяным тоном поздоровалась Дженна, ставя тарелку перед Джоджастином.

Казалось, старик не замечает их враждебности. Он отломил большой кусок хлеба, намочил в вине и, умиротворенно вздохнув, затолкал его себе в рот.

– Доброе утро, Дженна, – ответила Сабрина.

– Желаете позавтракать, миледи? Я могу принести вам тарелку.

Сабрина покачала головой:

– Нет, спасибо.

Дженна повернулась, чтобы уйти, но прежде бросила еще один взгляд на королеву. От него повеяло таким холодом, что Сабрина поежилась. Она перестала ненавидеть Дженну после того, как Джоджастин объяснил ей ситуацию, но ей по-прежнему было крайне неприятно находиться в ее обществе. Между ними все время возникали какие-то мелкие пикировки – ревнивые косые взгляды в самый неподходящий момент. И ее чрезвычайно задевал тон Дженны, когда она произносила «миледи». Любой хоть сколь-нибудь внимательный человек мог услышать, сколько яда она вкладывает в это обращение. В лишенном церемоний арамурском замке, где даже короля называли просто по имени, титулы звучали как оскорбление.

– Да, Дженна, – остановил девушку Джоджастин, – сбегай, пожалуйста, наверх и постучи Ричиусу в дверь. Он еще не проснулся, а ему уже пора собираться. Не беспокойся, он знает, что ему надо рано встать.

– Наверх? – переспросила Дженна, краснея. Она бросила на королеву мгновенный взгляд.

– Ничего страшного, – сказала Сабрина, выдавив улыбку. Дженна пожала плечами и направилась к лестнице. Сабрина со вздохом поставила кувшин обратно на стол, так и не налив себе вина.

– Извини, – тотчас промолвил Джоджастин. – Порой я говорю не подумав.

– Ничего, – взмахнула рукой Сабрина. – Все в порядке.

Старик наклонился к ней и тихо прошептал:

– Дай ей время, дочка. Сейчас ей больно, но это пройдет. Скоро она начнет мечтать о ком-нибудь другом, и тогда вы подружитесь. Я в этом уверен.

– А я не уверена, – возразила Сабрина. – Ричиус не хочет с ней поговорить, а меня она слушать не желает. Я не знаю, как можно исправить положение.

– Нужно только ждать, – повторил Джоджастин. – Вот и все. – Он снова вернул трубку в рот и откинулся на стуле, внимательно глядя на нее. В его глазах горели озорные искры.

– В чем дело? – кокетливо спросила Сабрина.

– Ты сегодня очень хорошо выглядишь.

Сабрина смущенно кашлянула.

– Спасибо.

– Сегодня какое-то событие, о котором я не знаю?

– Нет. Просто день такой мрачный, что мне захотелось чего-то яркого. Что в этом дурного?

– Ничего! – уверенно ответил он. – Ты прекрасно выглядишь, вот и все. – Он улыбнулся, но в его улыбке не было ехидства – только теплое внимание доброго дядюшки. – Послушай меня, дочка. Тебе не нужны наряды для того, чтобы привлечь внимание Ричиуса. Я не сомневаюсь, что он видит, как ты прекрасна. Но, прихорашиваясь сегодня, ты зря тратила время. Ему надо ехать к Лоттсам.

Сабрина резко встала из-за стола. Она почувствовала, как ее заливает румянец смущения.

– Вы сказали, Петвин на дворе?

– О, только не уходи, осерчав, – попросил Джоджастин. – Садись и позавтракай со мной.

– Он на конюшне?

– Сабрина, идет дождь. Он скоро появится. Тогда ты с ним и поговоришь.

Но она уже ушла. Быстро пробежала по коридору, не слушая громких извинений Джоджастина, и вскоре оказалась в маленькой прихожей. Отсюда ей виден был двор и конюшня с размытыми дождем очертаниями. В окне мерцал свет, и на фоне освещенного прямоугольника двигалась чья-то тень. Сабрина посмотрела на свои нарядные туфельки, поискала взглядом какую-нибудь куртку. На стенах ничего не висело. Она могла бы вернуться и взять собственное пальто, но тогда ей пришлось бы снова увидеть Джоджастина. Или Дженну. Конюшня не так уж далеко, решила она.

Сделав глубокий вдох, она выбежала в дождь. Ноги мгновенно погрузились в размякшую землю, и туфельки наполнились водой. Ледяные капли хлестали по волосам и лицу. На бегу она подняла руки, защищаясь от дождя. К счастью, подол платья оказался достаточно коротким, чтобы не запачкаться. Она добралась до конюшни, почти не промокнув, что изрядно ее удивило. У входа она задержалась и устало выдохнула – а когда снова вдохнула, запах конского навоза и мокрой соломы ударил ее словно обухом.

Сабрина первый раз попала в конюшню, и этот едкий запах ее ошеломил. Она осмотрелась. В стойлах находилось несколько лошадей. Некоторые повернули головы и устремили на нее огромные карие глаза. На деревянных стенах были развешаны какие-то приспособления из кожи и металла – иные выглядели так странно, что она даже не могла догадаться, для чего они нужны. На безопасном расстоянии от соломы и стойл горел фонарь. Слабый свет отбросил ее гигантскую тень на стену. В дальнем конце помещения, прежде невидимый за конем, которого он чистил, оказался Петвин. Он не замечал ее и весело насвистывал. Сабрина улыбнулась. Ей нравился Петвин. Из всех товарищей Ричиуса с ним ей было спокойнее всего.

– Петвин! – негромко окликнула она его. Он поднял голову. Она заметила, как он недоуменно вглядывается в темноту.

– Сабрина?

Она подошла ближе. Он шагнул ей навстречу.

– Что ты здесь делаешь? Что-нибудь случилось?

– Мне надо с тобой поговорить. Можно?

Он приветливо улыбнулся.

– Сабрина, королева не спрашивает подданных, можно ли ей с ними побеседовать. Просто говори, что тебе надо.

– Мне нужно кое о чем тебя попросить. Об одолжении.

– Хорошо, – сказал он, разглядывая ее платье и туфельки. – Но тебе не следовало приходить в таком наряде. Ты подхватишь лихорадку.

Петвин снял куртку и закутал ей плечи.

– Ну вот, – удовлетворенно молвил он. – Чем я могу быть полезен моей королеве?

– Ну, первым делом перестань так меня называть. Мне это обращение не подходит, и ты это прекрасно знаешь.

– Хорошо. Что еще?

Она смущенно помялась, водя грязной туфелькой по земляному полу. Ее просьба внезапно показалась ей глупой.

– Говори, – подбодрил он ее. – Я помогу тебе, если сумею. Дело касается Ричиуса?

Она подняла на него глаза.

– А как ты узнал?

– А что еще может тревожить новобрачную, если не муж? Поверь мне, Сабрина, мы все понимаем, как тебе нелегко. Даже Ричиус. Но если я смогу что-то для тебя сделать, то сделаю. Так что же это?

– Ты сегодня не поедешь в дом Лоттсов без него? Я хочу немного побыть вдвоем с Ричиусом. Мне нужно с ним поговорить.

Петвин помрачнел.

– Извини, Сабрина, этого я сделать не могу.

– Петвин, ну пожалуйста! – взмолилась она. – Это так много для меня значит! Я знаю, у Ричиуса там дела, но это важно! Если б я могла провести с ним хоть немного времени, увести его от этих разговоров о войне!

Петвин огорченно покачал головой:

– Не могу. И дело не только в планах военной кампании. Ричиусу необходимо самому увидеться с Динадином. Есть вещи, о которых им необходимо поговорить.

– Что за вещи? – с излишней резкостью спросила Сабрина. – И вообще, что важного в этом Динадине?

– Динадин – друг, – объяснил Петвин. – Один из самых близких друзей Ричиуса. Но они не разговаривали уже несколько месяцев, со времени возвращения из Люсел-Лора.

– Я не понимаю. – Теперь Сабрина уже чуть не плакала; это было заметно по тому, как дрожит ее голос. – Что между ними произошло? Ричиус поэтому такой отчужденный?

Петвин опустил голову.

– Сабрина, между ними было много всякого. Слишком много, чтобы это можно было объяснить. И я не уверен, что это тебя касается.

– По-моему, касается. Ричиус – мой муж. Я хочу понять, что с ним происходит. Если дело отчасти в этом Динадине…

– Только в очень малой части. И, пожалуйста, больше не надо меня об этом спрашивать. – Петвин снова повернулся к лошади. – Я и так сказал слишком много.

Сабрина вырвала из его руки скребницу.

– Ты хочешь сказать, что Ричиус будет разговаривать с Динадином, но не будет разговаривать со мной и я должна с этим смириться? Так вот – я не собираюсь этого делать! Я хочу, чтобы ты сказал мне, что происходит с моим мужем. Ты знаешь, я в этом уверена. Скажи мне.

Петвин гневно вздернул подбородок.

– В Люсел-Лоре с нами происходили такие вещи, которые ты не имеешь права знать.

– Я же его жена, – жалобно пролепетала Сабрина. Горючие слезы бежали по ее щекам.

– Это не имеет значения, – умоляюще сказал Петвин. – Ричиус – мой король и мой друг. Я не предам его, рассказывая тебе то, что он не желает рассказать сам.

Сабрина сдернула с плеч его куртку, бросила ее в грязь, повернулась и молча вышла под дождь. Петвин что-то крикнул ей вслед – еще одно ненужное извинение, в котором она не нуждалась.

Дождь тем временем усилился, ее платье и волосы мгновенно намокли. Грязь плескалась вокруг туфелек, скоро они наполнились вонючей жижей. Она едва замечала все это. Острое чувство одиночества наполнило ее. Она шла, ничего не видя из-за дождя и слез, к ненавистному замку. Утро, начавшееся со слабой надежды на дружбу и общение, превратилось в нечто ужасное, чего она не могла предвидеть. Она вытянула из Петвина страшное признание: Ричиус действительно что-то от нее утаивает.

В тесной прихожей она сняла туфельки и оставила их сушиться. Не обращая внимания на холодный пол, направилась в комнату при кухне. Дженна была там одна – она, наконец, села позавтракать. Увидев Сабрину, девушка встала. Платье, которым она так недавно восхищалась, потемнело от дождя. Сабрина сделала вид, что не замечает ее изумления.

– Где Джоджастин? – спросила юная королева. Дженна судорожно глотнула.

– С Ричиусом. С вами все в порядке?

Сабрина не ответила. Она подвинула стул и села. Все тело саднило от холодного дождя, кожа на ступнях сморщилась. Ее взгляд упал на кружку с пряным вином, не допитую Джоджастином; она схватила ее и осушила одним глотком. После этого кружка со стуком вернулась на стол.

– Вы желаете позавтракать, миледи? – настороженно спросила Дженна.

В ее вопросе не слышалось обычной горечи.

– Нет, – холодно ответила Сабрина. – Сядь.

– Что?

– Сядь, – повторила она. – Я хочу с тобой поговорить. – Дженна смотрела на королеву, как ребенок – на рассердившуюся мать.

– Да? – еле слышно молвила она.

– Мне шестнадцать, – сказала Сабрина. – По-твоему, это слишком мало?

Дженна долго не могла вымолвить хоть слово, лоб ее морщился от напряжения.

– Миледи?

– Я спрашиваю, считаешь ли ты, что я слишком молода для Ричиуса, – объяснила Сабрина. – Дело в этом? Или ты ненавидишь меня за то, что я – аристократка, а ты – нет?

Дженна продолжала изумленно молчать.

– Скажи мне правду, – не отступала королева. – Я хочу знать, что ты на самом деле думаешь!

– Извините, миледи, – пролепетала Дженна, – я не хотела вас оскорбить.

– Конечно, хотела! Я знаю о твоих чувствах к Ричиусу, Дженна. Все в замке это знают. Так же, наверное, как все знают о моих проблемах с ним. Так?

Дженна медленно кивнула, и на секунду их глаза встретились – друг на друга смотрели не королева и кухарка, а две женщины. Сабрина почувствовала ком в горле.

– Будь все проклято! – застонала она, пряча лицо в мокрых складках рукавов. – Зачем меня сюда привезли? Я хочу домой! – Она удивилась, когда Дженна слегка тронула ее за плечо.

– Ты дома, – сказала она мягким, напевным голосом, словно обращалась к младшей сестре. – Тебе просто нужно время… Сабрина.

Сабрина поймала руку Дженны и крепко сжала ее, не думая о том, как безумно звучат ее слова.

– Будь мне подругой, – взмолилась она. – Мне так здесь одиноко, Дженна! Мне так страшно. Боже, я уже потеряла мужа! Мне нужна помощь.

– Тише, – проворковала Дженна, прижимая к себе голову Сабрины. – Ты не одна. Мы все твои друзья, правда! Прости, что я так дурно себя вела. Я была не права. Я не понимала.

– Конечно, – промолвила Сабрина, рыдая. – Я понимаю.

– Я сама его любила, – прошептала Дженна. – Мне было больно.

– Я понимаю. Понимаю.

Они замерли на какое-то время: обеим не хотелось ни говорить, ни отстраняться. Сабрина ощущала одновременно и стыд, и радость. Между нею и Ричиусом не было близости с того вечера в императорском саду, и теперь даже прикосновение Дженны было для нее подарком. Она вдруг почувствовала себя ребенком, который может всласть выплакаться в материнских объятиях.

– Я люблю его, – сказала наконец она. – Сама не знаю почему. Но как мне до него дотянуться? Он так холоден со мной…

– Он очень занят, – объяснила Дженна. – Эта война…

– Нет, дело не только в этом. – Сабрина отошла от нее и выпрямилась. Ей хотелось, чтобы Дженна ее поняла. – Он что-то от меня скрывает. Я знаю это, потому что Петвин так сказал. И мне кажется, дело не в этих военных планах или страхах, связанных с Люсел-Лором. Есть что-то еще, Дженна. Что-то, о чем знают только он, Петвин и этот Динадин.

– Они мужчины, – спокойно ответила служанка, – и добрые друзья. Они вместе воевали. У них не может не быть общих тайн. Ты должна это принять.

– Добрые друзья? – повторила Сабрина, вытирая слезы рукавом. – Тогда почему Динадин уже давно не разговаривает с Ричиусом? Почему Ричиусу так важно увидеть его именно сегодня? Нет. Говорю тебе, тут есть что-то еще! Из-за этого я его теряю.

– Не надо так говорить, – укорила ее Дженна. – Ты сильно все преувеличиваешь из-за того, что он не уделял тебе столько внимания, сколько тебе хотелось получить. Ты должна послушаться меня, Сабрина. Я знаю Ричиуса гораздо лучше, чем ты. Забудь то, что ты себе напридумывала о нем.

– С тех пор как мы сюда вернулись, он ни разу не прикоснулся ко мне, – резко бросила Сабрина. – Ни единого разу! Как я могу не заподозрить чего-то?

Дженна только покачала головой.

– Страх часто убивает мужские аппетиты. Дело в этих разговорах о войне и больше ни в чем.

– Ты ошибаешься, – стояла на своем Сабрина. – Спроси Петвина и сама убедишься. Он тебе не ответит, как не ответил мне. Спроси его!

– Не стану, – вдруг посуровела Дженна. – И тебе не следовало бы. Если Ричиус что-то от тебя скрывает, то, возможно, тебе этого и не надо знать. Война делает мужчин совсем другими, Сабрина, может быть, странными. Он не тот человек, который уехал отсюда три года назад. И Петвин тоже стал совсем иным. Не стоит пытаться узнать все, что с ними происходило. Женщине такие вещи слышать не подобает.

Сабрина изумленно отшатнулась от нее.

– Значит, ты тоже не хочешь мне помочь? Ты просто не будешь обращать внимания на то, что я тебе сказала?

Дженна встала, нарочито медленно взяла тарелку и две пустые кружки и направилась на кухню. Но на полпути к двери обернулась к Сабрине.

– Пожалуйста, Сабрина, – попросила она, – оставь это.

– Дженна!…

– Оставь, – твердо повторила девушка и слабо улыбнулась Сабрине.

Та проводила ее взглядом. Казалось, этим утром все обитатели замка сошли с ума, лишь одна она сохранила рассудок и видит поразившую всех болезнь. Несмотря на свое положение в замке, несмотря на только что заключенное и не очень надежное перемирие с Дженной, она чувствовала себя еще более одинокой, чем раньше. Она рассеянно выжала рукава платья, оставив на столе и полу лужицы воды. По телу ее пробежала дрожь.

– Я совершенно одна! – горько прошептала она и снова почувствовала тоску по Горкнею.

Ей хотелось оказаться дома, снова уединиться в своей уютной комнате или проскользнуть в винный погреб, чтобы посплетничать с Дэйсоном. Но Дэйсона рядом не было, а отведенные ей комнаты она делила с Ричиусом. Если б он хотя бы научил ее ездить верхом – она уехала бы отсюда!

Сабрина медленно встала и, спотыкаясь, ушла из крошечной комнатки. По узкому коридору гуляли сквозняки; ее одежда стала ледяной и больно колола кожу. Наверху ее ждало сухое платье и уединение спальни. Ричиус наверняка уже ушел оттуда. Она как можно тише поднялась наверх, высматривая его на каждом повороте. Он поразится, если застанет ее в таком виде, тогда ей придется пережить еще одно унижение – объяснять ему, что произошло. Однако она благополучно добралась до их покоев и, войдя туда, обнаружила только смятую постель. Сняв испорченное платье, уронила его на пол. Оно упало бесформенной грудой – как раз рядом с дневником, который она затолкала под кровать. И словно хитрый бесенок начал нашептывать ей на ухо, что она должна открыть эту книгу.

Сабрина бросилась к двери и выглянула в коридор. Она была полуобнажена, но даже не подумала об этом. Никого. Дверь бесшумно закрылась за ней. Она упала у кровати на колени. Дрожащими от страха и отвращения к себе руками подняла потрепанную книгу. Предостережения Дженны мощным потоком ворвались в ее сознание. Неужели она действительно хочет это сделать? И ответ прозвучал в ней не менее мощно.

Да!

Книга открылась словно высохший пожелтевший цветок. Перед ней замелькали бесчисленные страницы с расплывшимися чернильными строчками, непонятными каракулями и непроизносимыми именами. Она начала читать шепотом, ужасаясь и изумляясь описанным в дневнике страшным деяниям и чувствам. Казалось, она заглядывает Ричиусу в душу. Пропустив несколько страниц об окончании жестокого боя, она добралась до последних страниц.

– Динадин… – вслух подумала она, просматривая неровные строки в поисках этого имени.

Если она найдет его в дневнике…

Она застыла. Появилось другое имя. Не Динадин. Женское имя. У Сабрины стучало в висках. Она старалась справиться с дрожащими пальцами, не способными перевернуть страницу. Жаркое предчувствие беды надвигалось на нее, требовало, чтобы она остановилась, но она продолжала читать. И каждое слово кололо ее тысячами раскаленных игл. Она продолжала читать, пока запись не кончилась, а потом уронила дневник себе на колени и оцепенела в глубоком потрясении от прочитанного.

За окном стоял черный день. Дождь усилился. Не в состоянии подняться, она оставалась на коленях; ее сотрясала дрожь. Она узнала то, что Дженна уговаривала ее не выпытывать, – ту самую мрачную тайну, которая объясняла все странное поведение и кошмары Ричиуса.

Она искала в дневнике имя – и она его получила.

 

22

– Как все было в долине Дринг? – невинно поинтересовалась Сабрина.

От этого вопроса день разлетелся вдребезги, будто стеклянное окно. Ричиус натянул поводья и остановил Огня.

– Как? – пораженно переспросил он.

Сабрина остановила свою лошадь – гнедую кобылку чуть побольше пони – и небрежно перебросила волосы за плечи. Она уже начала непринужденно держаться в седле и с каждой минутой все больше походила на Дженну в чужих бриджах и ботфортах. На щеках и на лбу у нее поблескивали капельки пота. Она послала ему мимолетную улыбку.

– Почему ты остановился? – спросила она. – У меня все получается.

Ричиус молча смотрел на нее, дожидаясь повторения ее удивительного вопроса.

Она повернула свою лошадь, чтобы оказаться лицом к нему. При этом она потянула только левый повод – как он ее учил. Он сейчас гордился бы ею, если б его не переполнял гнев. День начался так удачно!

– В чем дело? Объясни.

– Мне казалось, я все ясно тебе объяснил, Сабрина. Мне неприятно говорить о Люсел-Лоре. Почему ты меня только что об этом спросила?

Сабрина пожала плечами:

– Не знаю. Вопрос пришел сам собой. Последнее время я много об этом думаю.

– О чем?

– О долине Дринг, о Люсел-Лоре, обо всем. Я тревожусь за тебя. Это нехорошо?

Ричиус покачал головой. Джоджастин был прав: он уделял ей слишком мало времени.

– Я устал, – сказал он. – Давай остановимся здесь и немного передохнем. Проголодалась?

– Чуть-чуть, – ответила Сабрина.

Она посмотрела на окружавший их лес. Вдоль узкой тропы было немало поросших травой полянок, где они могли устроиться и приступить к ленчу, который приготовила им Дженна. Сабрина осторожно направила лошадку к самой большой поляне.

– Как насчет этой? – крикнула она.

– По мне – подходит. – Ричиус спешился и привязал Огня к ближайшему дереву. – Давай я тебе помогу.

– Я могу справиться сама.

– Нет, лучше я тебя подстрахую.

Этим утром он почти час показывал ей, как правильно садиться в седло, и ему вовсе не хотелось, чтобы его урок был испорчен сломанной лодыжкой. Сабрина вздохнула, но промолчала, терпеливо дожидаясь, когда он подойдет к ней.

– Теперь вспоминай то, что я тебе сказал. Возьми поводья в левую руку и освободи из стремени правую ногу.

– Я помню.

– Не спеши. – Ричиус взял ее обеими руками за талию. – Теперь перекидывай ногу через ее спину. Я тебя держу.

– Все в порядке.

Сабрина соскользнула с седла в объятия Ричиуса. Он осторожно поставил ее на землю.

– Прекрасно! – с гордостью объявил он. – Видишь? Я знал, что у тебя все получится.

Он чмокнул ее в щеку, потом взял поводья кобылы и привязал ее к тому же дереву, что и Огня. Покопавшись в седельной сумке, достал оттуда большой пакет с хлебом, сыром и холодным фазаном. Следом за едой появилась фляжка с бренди. Напиток был подарен Аркусом, а точнее – королем Паносом из Госса. Верный своему слову, император позаботился о том, чтобы в замке короля Арамура не истощались запасы прекрасного бренди. Ящик с бутылками доставляли еженедельно. Под конец Ричиус извлек из сумки туго свернутое шерстяное одеяло, которое вручил Сабрине, а она аккуратно расстелила его на траве у дороги. Стоял чудесный весенний вечер – после недавних дождей установилась прекрасная погода. Ричиус был рад в кои-то веки оказаться наедине с женой. Она выглядела спокойной, прекрасной, полной юной энергии, и он мысленно поблагодарил Джоджастина, подсказавшего ему идею этой прогулки. Давно пора было это сделать.

– Ну, не чудесно ли? – жизнерадостно молвил он, усаживаясь на одеяло.

Он протянул руку Сабрине и помог ей устроиться рядом с собой. Она кивнула ему и стала распаковывать еду. Он наблюдал за ней, вытаскивая пробку из бутылки. Сабрина была странно молчалива с тех пор, как он вернулся от Лоттсов. Может быть, во время пикника она разговорится.

Она вручила ему две прочные рюмки из пакета с едой, и он начал разливать бренди. Сначала – ей.

– За тебя, – произнес он, – и за твою прекрасную езду верхом. Я просто восхищен.

Сабрина легонько чокнулась с ним.

– Спасибо, – немного натянуто сказала она. – Ты был очень терпеливым учителем.

– Очень легко быть терпеливым с такой способной ученицей. У тебя удивительно хорошо получается. Я этого не ожидал.

– Мне очень хотелось научиться, и мне бы хотелось иметь возможность чаще выбираться из замка.

В ее словах явно чувствовался лед; Ричиус невольно опустил рюмку.

– Извини, Сабрина, – поспешно молвил он, – я действительно не обращал на тебя внимания. Но ты должна понять, я был очень занят.

– Ты не обязан объяснять мне свои действия, Ричиус. – Она отломила большой кусок хлеба и протянула ему. – Я знаю, сейчас у тебя очень много дел.

– Дженна и Джоджастин сказали, что ты на меня обиделась. Это так?

– Как я могла обидеться?

– Ты сегодня молчаливая.

– Правда? Я не заметила. Наверно, я была слишком сосредоточена на том, что делаю.

– Значит, с тобой все в порядке?

– Я привыкаю. Мне нелегко, когда тебя нет, но я стараюсь себя занять. Вчера я хорошо поговорила с Дженной. Она тебе сказала?

Ричиус кивнул. Он был уверен, что Дженна рассказала ему далеко не все.

– Ты был прав насчет нее. Она чудесная! И она действительно очень высоко тебя ставит. Она сказала, чтоб я не слишком беспокоилась, просто мне нужно время, дабы привыкнуть к здешней жизни. Наверное, она права. – Сабрина передала ему большой кусок птицы. – Ты не мог бы для меня разрезать?

Ричиус взял птицу и принялся разделывать ее на порции: сначала ножки, потом – крылышки и грудка. Занимаясь этим, он тайком поглядывал на жену.

– Вчера я должен был уехать, Сабрина. Необходимо было увидеться кое с кем. Это действительно нельзя было откладывать. Ты это понимаешь, правда?

– Да, я понимаю, – резко ответила она. – Я говорила тебе еще в Наре: я не жду, чтобы ты всем со мной делился. Если получилось, как ты хотел, я удовлетворена. – Она откусила кусочек хлеба. – У тебя вчера все прошло удачно?

Ричиус отпил немного бренди. Вчерашний день был настоящим провалом.

– Достаточно удачно.

– Ты увиделся с этим Динадином?

– Нет, – признался Ричиус, – его не было. – Он заерзал на одеяле, отчаянно пытаясь придумать, как бы переменить тему разговора.

– Правда? Он тоже уехал из дома в такую ужасную погоду? Как удивительно! Значит, твоя поездка оказалась напрасной?

– Не совсем. Я поговорил с его отцом, рассказал ему, какие планы на нас у императора. Честно говоря, именно это я и хотел сделать.

– О, значит, я неправильно поняла Петвина. Он сказал, что тебе хочется поскорее повидаться с другом. Он сказал, ты хочешь что-то с ним обсудить.

Ричиус покраснел. О чем она его спрашивает? И что ей наговорил Петвин? Он сам никогда не рассказывал ей о Динадине. Динадин был связующим звеном с Дьяной, а эту тайну он поклялся никогда не раскрывать. Он тревожно покачал бренди в рюмке, притворяясь, будто смакует его букет.

– Ничего важного, – ответил он. – Просто он – мой друг, с которым я уже довольно давно не виделся. Я хотел немного с ним поболтать, узнать, как у него дела, рассказать про себя.

– И его там не оказалось, чтобы тебя встретить? – не отставала Сабрина. – Разве он тебя не ждал?

– Я не предупреждал их о своем приезде. Может, и следовало бы, но я этого не сделал.

«И я не ожидал, что, увидев меня, он бросится бежать словно заяц, – возмущенно подумал Ричиус. – Упрямый осел!»

– Как обидно, что ты с ним разминулся! Почему бы тебе не послать ему весточку, не пригласить в замок? Мне бы хотелось с ним познакомиться.

Терпение Ричиуса лопнуло, словно натянутая нить.

– Что это значит, Сабрина? С чего ты вдруг стала проявлять интерес к Динадину? Я же сказал тебе – он ничего особенного собой не представляет. Просто друг, вот и все.

Сабрина отпрянула, не скрывая обиды.

– Извини. Я не хотела тебе досадить. – Она опустила взгляд на недоеденный кусок сыра. – Ты прав. Мне не следует вмешиваться в твои дела.

– Не надо обижаться, Сабрина, – попросил Ричиус. – Извини, что я на тебя огрызнулся. Мне показалось, ты что-то пытаешься из меня вытянуть, вот и все. Что тебе на самом деле хотелось узнать?

Она пожала плечами.

– Ничего конкретного. Я буду рада услышать все, что ты захочешь мне рассказать. Мне просто хочется слушать тебя. Мы мало бываем вместе, а мне небезразлично, что с тобой происходит.

– Ты меня встревожила. Весь день ты молчала, а потом вдруг все эти вопросы. Неужели я столь долго тобою пренебрегал?

Ее печальный взгляд был достаточно ясным ответом. Ричиус вздохнул.

– Все теперь будет иначе, обещаю. Все идет к завершению, и мне уже не придется делать так много, как раньше. Вот увидишь. С этого дня и до моего отъезда в Люсел-Лор я буду каждый день проводить с тобой время.

Сабрина кивнула.

– Это было бы хорошо.

– Вот и прекрасно. И мы начнем прямо сейчас. Спрашивай меня о чем хочешь. Я не стану уклоняться от ответа.

– Нет, дело не в этом. Я не хочу тебе навязываться.

– Но тебе любопытно, да? Ты хотела бы узнать о войне?

Она снова наивно кивнула.

– Ну так спрашивай! – подбодрил ее Ричиус. – О чем хочешь.

Сабрина решительно выпрямилась, и личико ее стало слишком серьезным. Ричиус мгновенно пожалел о своем опрометчивом обещании.

– О чем угодно? – прошептала она.

– Да.

– Хорошо. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о долине Дринг.

– О долине? Но почему?…

– Ты сказал – о чем угодно.

– Знаю, но там действительно не о чем рассказывать. Это было ужасное место, откуда я был рад выбраться. Вот, в сущности, и все.

– Нет, ты не говоришь со мной откровенно. Я хочу знать правду о том, что там произошло. Я хочу узнать ее от тебя.

– Правда уродлива, Сабрина. Это не то, что следует слышать благородной даме.

– Значит, ты отказываешься мне рассказать?

– Я расскажу, если ты будешь настаивать. – Его голос погрустнел, как бывало всякий раз, когда он вспоминал о долине. – Но это – не то, о чем я могу говорить с удовольствием. Если ты рассчитывала на красивые истории о легендарных сражениях, ты будешь разочарована.

– Там правда были волки?

Ричиус кивнул.

– Петвин называл их боевыми волками, – продолжала она. – Он сказал мне, что их обучили убивать.

– Петвин был слишком мягок. Их обучили перегрызать нам глотки и оставлять истекающими кровью, бросаясь на следующего. Их обучили нападать на наших огнеметчиков, чтобы мы оставались без защиты во время нападения воинов-дролов. Петвин тебе об этом сказал?

Сабрина судорожно глотнула и помотала головой.

– Так я и думал. Давай я расскажу тебе кое-что о долине Дринг, Сабрина. Когда мы там находились, мы перестали быть людьми. Мы стали пищей для зверей Фориса. Я впервые в жизни осознал, что мое тело состоит из мяса.

Побледневшая Сабрина в ужасе отвела взгляд.

– Хочешь услышать еще что-нибудь? – с горечью спросил он. – У меня сотни историй, если тебе это интересно.

– Нет, – пролепетала она. – Прости меня!

Но на этот раз неумолимым стал Ричиус. Он наклонился к ней и прошептал:

– Я мог бы рассказать тебе о каждом воине, которого я там потерял. Я могу перечислить их поименно. Хочешь узнать, как погиб Лонал? Или Калли? Джимсину волк разорвал горло. Лорену снесли голову…

– Прекрати! – отчаянно вскрикнула Сабрина, прижимая ладони к ушам. – Я больше ничего не хочу слышать!

Ричиус сел прямо. Его наполняло чувство пугающего удовлетворения. Это было похоже на то, как он бы сказал ветеранам прежней войны с Талистаном, сколь тошно ему слушать их рассказы. Никто не может знать, через что ему пришлось пройти в долине Дринг. Спустя несколько секунд он протянул руку к Сабрине и шутливо потер ей ногу. Она не пошевелилась, взгляд ее был устремлен на одеяло.

– Теперь ты видишь, почему я не хочу говорить о той войне? – спросил он. – Дело не в тебе, Сабрина. Мои рассказы не должен слышать никто.

– Неужели из всего этого не получилось ничего хорошего? – вопросила она. – Неужели все было настолько ужасно?

Ричиус задумался над ее вопросом: что ей ответить?

– Война выпячивает все самое хорошее и самое дурное, что есть в человеке, – вымолвил он, наконец. – В долине я был свидетелем величайшей отваги, если ты это имела в виду.

– У тебя были там друзья, так ведь? Другие, кроме Петвина и Динадина?

– Конечно. Многие там стали мне друзьями.

– Трийцы?

– Сабрина, я этого не понимаю, – вскинул брови Ричиус. – Что ты на самом деле хочешь узнать? Ты к чему-то меня ведешь, но я не могу понять, какова твоя цель. Скажи мне, что тебя беспокоит.

Сабрина старательно ему улыбнулась.

– Наверное, это просто моя глупость. Мне казалось, если б я смогла разделить с тобой все те вещи, я бы лучше тебя понимала. Мне хотелось бы, чтоб мы были ближе друг другу.

– Какой подарок сделал мне Аркус! – вздохнул Ричиус. – Я тебя не заслуживаю. Я сдержу свое обещание, Сабрина. Теперь, когда другие семьи узнали о войне, я могу поручать им какие-то дела. Мы сможем больше бывать вместе. Вот увидишь.

Сабрина только кивнула. Ее лицо ничего не выражало. На западе небо начало окрашиваться в красные тона, возвещая о приближении сумерек.

– Мы далеко от дома, – заметила она. – Разве нам не пора возвращаться?

– Еще не пора. – Ричиус полулежал, опираясь на локоть. – Я ездил по этим тропам десятки раз. Отсюда я мог бы добраться до замка даже во время бурана. Давай немного отдохнем, насладимся природой. Я…

В этот миг его внимание привлекло что-то белое вдалеке. Что-то необычное появилось среди деревьев. Нечто размером с человека. Он застыл, устремив взгляд поверх головы Сабрины. Это нечто находилось в нескольких шагах от них, застыв в зарослях, словно сгусток полупрозрачного тумана.

– Ричиус, – встревожено окликнула его Сабрина, – что случилось?

Он приложил палец к губам.

– Тише. Позади тебя кто-то есть.

Сабрина затаила дыхание. Потом обернулась и расширенными от страха глазами проследила за взглядом Ричиуса. В течение долгих секунд они сохраняли неподвижность, словно два провинившихся шалуна, спрятавшихся в чулане. Ричиус нервно облизал губы. Что бы это ни было или кто бы это ни был, оно пугающе напоминало трийца.

– Где он? – прошептала Сабрина. – Я никого не вижу.

Ричиус кивком указал вперед.

– Вон там, у поворота. Видишь белое?

Сабрина прищурилась.

– Где?

Ричиус по-прежнему видел полупрозрачную фигуру среди деревьев: она словно парила над поросшей мхом землей. Грива молочно-белых волос неестественно развевалась в неподвижном воздухе. Фигура покачивалась и мерцала в убывающем свете, наблюдая за ними без злобы. Ее серые глаза были полны удивления. Ричиус с ужасом увидел, как нечто протянуло к нему руку.

– Боже! – выдохнул он, с трудом поднимаясь на ноги. Сабрина отчаянно за него уцепилась.

– Что это?

– Разве ты его не видишь? Смотри, Сабрина! Смотри! Она встала рядом с ним и устремила взгляд на тропу, уходившую за деревья.

– Я ничего не вижу! – воскликнула она. – Скажи мне, что это!

Фигура вышла из-за деревьев.

– Он мне улыбается, – сказал Ричиус. – Боже мой, он улыбается!

Видение неспешно приблизилось. Теперь Ричиус яснее видел его. Он мог разглядеть доброжелательные глаза и упругие пряди волос. Он видел острый нос и задумчивую складку меж бровей. Призрак смотрел на него – не как на незнакомца, но как на старого товарища. И, что самое удивительное, Ричиус мог смотреть мимо него. Ему видно было не только то, что окружало видение, как это бывает с людьми из плоти и крови, но сквозь него: он видел дорогу и деревья у него за спиной! Прозрачный фантом с улыбающимся лицом друга!

– Да смилуется над нами небо! – простонал Ричиус, хватая Сабрину за руку. – Это Люсилер.

– Я совершенно ничего не вижу, – прошептала Сабрина.

– Но он здесь, прямо перед нами! Что с тобой?

Сабрина резко выдернула руку.

– Ты видишь призрак, Ричиус! Там ничего нет.

– Есть! – Внезапное озарение снизошло на него. – Это Люсилер. Только ты его видеть не можешь.

Он осторожно шагнул вперед. Прозрачное лицо трийца осветилось такой знакомой саркастической улыбкой. Ричиус понимал, что происходящее невозможно, – и в то же время был безмерно рад видению. Он приветственно поднял руку.

– Люсилер, – воскликнул он, – это ты?

Призрак кивнул. Ричиус слышал, как у него за спиной что-то бормочет Сабрина, встревоженная болезнью, которая, по ее мнению, охватила его. Он протянул руку назад, пытаясь успокоить ее, и медленно направился к воздушной фигуре. Триец покачал головой, словно желал его остановить.

– Люсилер? – озадаченно спросил Ричиус.

Он снова шагнул было вперед, но на этот раз необычное лицо нахмурилось. Призрак отвернулся и шагнул назад, под полог деревьев.

– Подожди! – крикнул Ричиус, устремляясь к лесу. – Люсилер, вернись! – Он сжал кулаки и потряс ими над головой, разразившись проклятиями. – Не оставляй меня, слышишь?

Он бросился в лес, надеясь увидеть убегающий призрак, но нашел только лабиринт из листьев и ветвей. Люсилер исчез – спрятался где-то в переплетении деревьев. Ему надо было, чтобы Ричиус последовал за ним. На его лице читалось нечто многозначительное – то, что он кричал Ричиусу во время его ночных кошмаров.

– Я должен идти за ним. – Ричиус оглянулся назад, туда, где стояла Сабрина, и обхватил плечи руками. – Мне надо поговорить с ним!

– Ты сошел с ума, – просто сказала она. – Там никого не было, Ричиус. Никого.

– Ты не могла его увидеть, потому что он так хотел. Ему надо поговорить со мной. Наедине.

– Кому надо с тобой поговорить? Кто такой Люсилер?

– Я не могу тебе объяснить. Сейчас не могу. Ты не увидела его, потому что он триец. Наверное, это какая-то магия. Не знаю. Но я должен идти за ним.

– Ричиус, пожалуйста! – взмолилась Сабрина, но Ричиус ее не слушал.

Он быстро углубился в лес. Он слышал, как она зовет его, но не стал ни задерживаться, ни отзываться. Он был на охоте, и его дичь уже успела уйти далеко. Вокруг него лес стал гуще. Толстые ветви древних дубов тянулись к его плащу и лицу, но он закрыл лицо руками и напрямую ломился через кусты. Он замечал каждое дерево и упавший ствол, слышал всех птиц и квакающих лягушек. Его чувства вновь обрели ту остроту, которую утратили после возвращения из Люсел-Лора. Он был полон решимости найти подтверждение чуду, и это рвение ускоряло его шаги.

– Люсилер! – крикнул он, и его голос гулко разнесся по лесу.

Он уже прошел больше тысячи шагов, но так и не увидел своего друга. Он снова и снова выкрикивал его имя, надеясь, что видение появится вновь.

– Я здесь, Люсилер! Поговори со мной!

Ответа не было. Ричиус остановился. Тяжело дыша, присел на корточки и стал осматриваться. По лбу стекал пот, от него щипало глаза, и он потер их рукавом, чтобы лучше видеть. Мимо проскочил кролик, Ричиус от неожиданности вздрогнул. У него подогнулись колени, и он упал.

– Проклятие, я же тебя видел! – сказал он. – Знаю, что видел. Вернись ко мне, пожалуйста. Вернись!

Его сердце болезненно сжалось – как в ту минуту, когда он узнал о смерти Люсилера. О смерти от руки Фориса. О смерти, предназначавшейся ему самому.

«Ты поэтому стал являться мне, друг мой?»

Он медленно поднялся на ноги. К горлу подступила тошнота. Ноги дрожали, ослабев от стремительного бега и неотступной мысли, что он действительно сошел с ума. Отец когда-то сказал ему, что привидений не существует. Бывают только сумасшедшие люди. Он посмотрел на посеревшее небо и подумал о Сабрине. Он не сможет объяснить ей, что случилось. Утром она напишет письмо Аркусу, умоляя его объявить их брак недействительным. И Петвин с Джоджастином тоже услышат об этом происшествии… Может быть, они начнут прятать глаза. И можно ли их в чем-то винить? Их король – безумец!

Он уныло побрел обратно, опустив глаза. Сапоги и колени были покрыты грязью, в волосах запутались листья и обломки веток. Вязкие ленты смолы бежали вниз из-под полога елей. Только мысль о Сабрине толкала его вперед. Она одна, беззащитна в надвигающихся сумерках. Если б на ее месте был мужчина, он не стал бы возвращаться, но она – его жена. Он ей нужен.

Через десять шагов из-за дерева вышел Люсилер. Ричиус застыл на месте.

– Ты пришел, – произнес призрачный голос, который никак нельзя было принять за голос обычного человека.

И в то же время это был выговор Люсилера – жесткий, четкий, узнаваемо трийский. Ричиус изумленно смотрел на видение. Оно колыхалось на легком ветерке, поблескивало – так солнечный свет блестит на воде. Он был белее голубки, безмолвнее смерти, тоньше белой пленки, выстилающей яичную скорлупу. Невероятно прекрасное зрелище. Удивительное. Ричиус собрал все свое мужество и двинулся к видению.

– Моя жена решила, будто я сошел с ума, призрак, – прошептал он. – Скажи мне, что это не так. Скажи, что ты существуешь не только в моем воображении.

Люсилер – или то, что так походило на него, – расхохотался.

– Я тебя слышу! – радостно возгласил он. – Лоррис и Прис, я тебя слышу!

– Что ты такое? – вопросил Ричиус. – Ты – Люсилер?

Призрак посмотрел на свои руки и сжал костлявые пальцы.

– Получилось! – объявил он. – Ричиус, я и правда, здесь!

– Правда? Ты – Люсилер?

– Это я, Ричиус, – подтвердило видение. – Это Люсилер.

Ричиус отступил на шаг.

– Как это возможно? Ты же мертв!

– Не бойся меня. Я не мертв. И перед тобой не дух. Это я, и я жив.

– Это не слишком похоже на тебя, – возразил Ричиус, осторожно приближаясь к нему.

Протянув руку, он попытался прикоснуться к полупрозрачной ткани – и увидел, как его рука проходит сквозь нее.

– Это не тело, – объяснил Люсилер. – Его нельзя ощутить. Но это я, мой друг.

– Но как? – пробормотал Ричиус. – Люсилер, что ты такое? – Триец упреждающе поднял руку.

– Я не могу объяснить тебе это, Ричиус. Не сейчас. Эту форму очень трудно удержать. Так что слушай меня внимательно. Мне надо спешить.

– Этого мало, – возразил Ричиус. – Скажи, что с тобой случилось. Эта форма – что это такое? Ты находишься где-то еще?

– Я в безопасности, – ответил Люсилер. – Больше я пока ничего сказать не могу. Ты должен меня выслушать…

– Где ты? – допытывался Ричиус. – Ты жив, и в то же время ты – призрак. Объясни мне это. Сию минуту.

– Никаких вопросов! – прогромыхал Люсилер. – На них нет времени. Я хочу кое-что тебе сказать, а ты должен меня выслушать.

Ричиус расхохотался. Все происходящее было совершенно невероятно, и тем не менее, этот вспыльчивый призрак явно был Люсилером.

– Я тебя слушаю, – сказал он.

Казалось, Люсилер облегченно вздохнул.

– Та форма, которую ты видишь, – проекция. Мне сказали, что я покажусь тебе мертвым, но уверяю тебя, это не так. Я уже много дней пытаюсь до тебя дозваться, прикоснуться к твоему сознанию, но у меня ничего не получалось – до сегодняшнего дня.

– Сны! – понимающе воскликнул Ричиус.

Люсилер кивнул.

– Ты мне сопротивлялся. Поэтому я принял форму, которую тебе игнорировать не удастся.

– Но моя жена не смогла тебя увидеть. Почему?

– Я являюсь тебе, мой друг Я не могу явиться тому, кого не знаю. Не спрашивай меня почему. Для меня это тоже тайна. О, но я трачу драгоценное время! Ты помнишь то место в горах, про которое ты мне рассказывал? На плато?

– Помню.

Ричиус вспомнил плоскую вершину горы на дороге Сакцен – каменистом пути, соединявшем Арамур с Люсел-Лором через Железные горы. Он сам участвовал в его разведке. Они планировали отступить на то самое плато, если Тарну и его приспешникам удастся вытеснить их из Люсел-Лора.

– Так что насчет этой дороги?

– Тебе надо туда приехать, – сказал Люсилер. Его фигура начала расплываться. Нахмурив брови, он добавил: – Там мы сможем поговорить в безопасности. Привези с собой провизии для долгого пути. Я буду ждать тебя там через три дня.

– Что? Я не могу уехать из Арамура! А ты даже не знаешь, где находится это плато. Ты ни за что его не найдешь!

– Я его найду! – решительно заявил Люсилер. – Ты должен встретиться со мной там.

– Но почему? Почему тебе не приехать в замок? К чему эта таинственность?

– Не надо, Ричиус! – взмолился Люсилер. – У нас нет времени на споры. Ты приедешь ко мне или нет?

– Нет! – гневно ответил Ричиус. – Пока ты не объяснишь мне, в чем дело. Если у тебя есть какая-то тайна, выкладывай! Скажи, что для тебя так чертовски важно!

Лицо видения потускнело.

– Ричиус, поверь мне. Пожалуйста, встреться со мной в горах…

– Скажи мне правду, Люсилер, – потребовал Ричиус. – Что тебе от меня нужно? К чему эта чертова магия?

– Тебе нужно доказательство, да? – сердито спросил Люсилер. – Хорошо. Я скажу тебе только одно. – Он придвинулся ближе и произнес: – Дьяна.

Ричиус отпрянул.

– Боже! – прошептал он. – Что ты хочешь мне сказать?

– Женщина жива. Я знаю, где она.

– Откуда ты это знаешь? Откуда тебе вообще о ней известно? – Прозрачные руки снова поднялись к небу.

– Больше никаких вопросов. Послушайся меня – и я все тебе расскажу. Но больше ни о чем меня не спрашивай. Я сейчас не могу здесь задерживаться, Ричиус. Я теряю контроль…

– Нет, будь ты проклят, нет! Не смей уходить. Сначала скажи мне о ней.

– Ты придешь на встречу со мной?

– Где она?

– Она в безопасности, Ричиус. Клянусь тебе. – Люсилер подплыл чуть ближе. – Ты встретишься со мной?

Ричиус горько засмеялся.

– А у меня есть выбор? Я приеду, как ты сказал. Но предупреждаю тебя, мой друг. Попробуй играть со мной на этой встрече – и я тебя убью. Ты меня слышишь?

– Слышу. Ты простишь меня, Ричиус. Я в этом не сомневаюсь. – Видение начало блекнуть. – Итак, через три дня.

– Через три дня, – кивнул Ричиус. – Но попробуй там не оказаться… Я тебя разыщу, Люсилер. И никакая магия не убережет тебя от меня.

Призрак слабо улыбнулся, заколебался – и лопнул, словно мыльный пузырь.

Ричиус остался один в сгущающейся темноте. Чертыхаясь, он с трудом вытащил из волос плети ежевики. Он пытался понять, что же все-таки произошло. Это действительно был Люсилер – но как такое возможно? И почему? Какие страшные вести принесет ему триец? Леденящий страх сжал его сердце. Если верить видению, то Дьяна действительно жива, возможно, ждет его – как он мечтал. Он закрыл глаза, подавленный количеством вопросов, на которые не было ответа. Ему придется встретиться с Люсилером, узнать, где Дьяна, и тогда…

И тогда – что? Люсилер велел ему собраться для долгого пути. Он проведет его к ней? Может быть, ему даже удастся ее спасти. Люсел-Лор теперь принадлежит Тарну. Разве туда можно проникнуть незаметно?

Он медленно пробирался через кустарник. Сумерки сгущались все быстрее, бросая на мшистую землю изломанные тени. Над головой заухала сова, готовясь к ночному полету. Наступило время, когда грызуны испуганно жмутся, а разумные люди возвращаются домой. При мысли об этом Ричиус ускорил шаги. Возможно, сегодня Сабрина впервые в жизни оказалась в лесу и, несомненно, встревожена приближением ночи. Она будет в гневе, и ему придется с ней объясняться. Пустившись бегом, он пытался придумать какую-нибудь убедительную ложь.

Меньше чем через десять минут он выбежал из леса обратно на дорогу, туда, где оставил Сабрину. Он сразу же увидел место их пикника с одеялом и недоеденным куском хлеба. Огонь по-прежнему был привязан к дереву. Он с облегчением повернул морду к Ричиусу. Однако животное было в одиночестве. Кобылка, на которой ехала Сабрина, исчезла. Как и сама Сабрина.

Ричиус вернулся домой уже в полной темноте и вошел в замок, едва кивнув стражнику у ворот. Он не скакал домой во весь опор – хотя и понимал, что именно так должен был поступить. Вместо этого он выбрал более длинную, но живописную дорогу. Сабрина наверняка уже вернулась, а если нет… ну что ж, он получит передышку. Его ожидает целый котел враждебности, и пока его не сварили в нем заживо, нужно разобраться с тысячью вопросов, которые не давали ему покоя. Руки все еще дрожали, желудок сводило нервными спазмами. В голове гудело, мысли путались. Он рассеянно спешился и повел Огня в конюшню. Во дворе было тихо. В окнах замка горели свечи. Его ждут там, он это чувствовал. В данную минуту Джоджастин расхаживает по комнатам, словно пыточных дел мастер. Ричиус застонал. У него не было ответов и объяснений.

Когда он приблизился к конюшне, двери оказались распахнуты, что немало изумило Ричиуса. Горевшая внутри лампа бросала свет на мрачное лицо, смотревшее на него из темноты. Застывшие черты Петвина выражали ярость. Позади него низкорослая кобылка Сабрины тихо жевала сено. Увидев Ричиуса, она на секунду приподняла голову, а потом равнодушно вернулась к еде. Лошадь казалась спокойной и отдохнувшей. Было ясно, что Петвин ждет его довольно долго.

– Она вернулась благополучно? – Ричиус махнул рукой в сторону кобылки. – Вот и хорошо.

– Хорошо? – повторил Петвин. – И это все, что ты можешь сказать?

Ричиус провел Огня мимо друга, даже не посмотрев в его сторону.

– Да.

Петвин схватил его за плечо и резко развернул. Его васильковые глаза сверкали.

– Прекрати, – предостерег он Ричиуса. – Тебе сегодня придется кому-то объяснить, что произошло. С тем же успехом это могу быть я.

– Петвин, прекрати. – Ричиус сам изумился отчаянию в своем голосе. – Я не могу с тобой спорить. У меня нет сил. Оставь меня в покое, пожалуйста.

– Черта с два! – отрезал Петвин, выхватив у Ричиуса поводья. – Я хочу знать, что с тобой сегодня произошло. Сабрина вернулась домой в слезах и кричала, что ты сошел с ума. Она сказала, что ты видел призрака! Весь замок не понимает, что с тобой случилось. Как ты мог ее бросить? О чем ты думал?

Ричиус отлетел назад и опустился на кипу сена, чуть не рухнув на спину. Он устало провел рукой по волосам, не зная, с чего начать. Его рассказ покажется невероятным, а поступки – непростительными. Но Петвин продолжал безжалостно сверлить его взглядом, ожидая убедительных объяснений – или по крайней мере похожей на правду лжи. Ричиус не был уверен, что сможет сказать то, что следует.

– Я ее не бросал, – беспомощно сказал он. – Я оставил ее всего на несколько минут. А когда вернулся, ее уже не было. С ней все в порядке?

– Твоей заслуги в этом нет, – огрызнулся Петвин. – Что случилось?

Ричиус начал было отвечать, но замолчал на полуслове: он не находил нужных слов.

– Я не могу тебе объяснить, – с трудом произнес он. – Боже, Петвин, ты не поверишь мне, если даже все тебе расскажу.

– Лучше попытайся, – упорствовал Петвин. – Джоджастин дожидается тебя с той минуты, как вернулась Сабрина. Таким злым я его еще не видел. Король ты или нет, но тебе придется отыскать какие-то ответы, чтобы его успокоить.

– К черту его! – отрезал Ричиус. – Он меня беспокоит меньше всего. Что тебе сказала Сабрина?

– Что ты сошел с ума. Что ты начал бредить: будто увидел какого-то трийца, которого на самом деле там не было, и ты убежал в лес, чтобы его поймать. Что скажешь, Ричиус? Именно так все и было? Потому что если это так, тебе будет нелегко объясниться.

Ричиус посмотрел на друга.

– Она сказала тебе еще что-то? Она не говорила, кого именно я видел?

– Она не могла вспомнить. Сказала только, что это был какой-то триец, которого ты знал по долине Дринг. – Петвин прищурился. – Но думаю, могу догадаться, кто это был.

– Это действительно был Люсилер, – подтвердил Ричиус. – И скажу тебе правду – я не сошел с ума, Петвин. Я видел его так ясно, как сейчас вижу тебя. Он был там.

Петвин совсем приуныл.

– Ах, Ричиус, пойдем в замок. Тебе надо отдохнуть.

– Будь проклято все! – вспыхнул Ричиус, рывком поднявшись с сена. – Мне не нужен отдых! Я действительно видел Люсилера. Сабрина его не могла видеть – потому что так захотел он сам. Я не знаю, как или почему это случилось, но это случилось. И если ты мне не поверишь, то я действительно сойду с ума! Мне надо, чтобы кто-то меня выслушал!

– Хорошо, – успокоил его Петвин. – Я тебя слушаю. Садись.

Ричиус вздохнул и снова упал на сено. Голова пульсировала болью, и он прижал ладонь ко лбу. Утром у него будет такое состояние, словно он крепко перепил. Но он улыбнулся, когда Петвин сел рядом: было радостно увидеть в его глазах прежнее дружеское расположение. Именно эту черту он больше всего ценил в Петвине – тот никогда подолгу не сердился.

– Я не знаю, с чего начать, – пожал плечами Ричиус. – Мы ели у дороги и разговаривали, и тут… я его увидел.

– О чем вы говорили? – поинтересовался Петвин.

– О долине, – огрызнулся Ричиус. – Можно подумать, Сабрина тебе не сказала! Но этого недостаточно, чтобы мне виделись призраки, Петвин.

– Но напряжение…

– Послушай меня. Я не сошел с ума. Меня не удивляет, что Сабрина сочла меня безумцем, но это не так. И он не просто подошел ко мне и поздоровался. Он явился мне. Я не могу это описать, это было что-то вроде его формы. Он назвал ее проекцией.

– Он говорил с тобой?

– Да. Я оставил Сабрину и пошел за ним, когда он исчез в лесу, так как я понял: ему нужно что-то мне сказать.

– И, похоже, ты его нашел.

Ричиус кивнул.

– Он снова явился мне, и было видно, что ему это нелегко. Он походил на духа – прозрачный белый свет. Он сказал мне, что не может долго удерживать эту форму. Боже, казалось, он изумлен не меньше, чем я!

– Что он тебе сказал?

– Очень немного. – Ричиус схватил друга за рукав. – Петвин, мне нужно что-то у тебя спросить. Ты будешь честен со мной и скажешь мне правду?

– Конечно. Что ты хочешь знать?

– Что ты сказал Сабрине про Динадина? Она расспрашивала меня. Мне показалось, она знает гораздо больше, чем следует.

Петвин побледнел.

– Извини, Ричиус. Наверное, я рассказал ей больше, чем собирался. Она подошла ко мне вчера утром и спросила про Динадина. Она хотела, чтобы ты остался дома, а я сказал ей, что ты не можешь, потому что тебе надо с ним поговорить. Она спросила почему, и у меня не нашлось объяснения. Она явно заподозрила что-то, когда я отказался продолжать разговор.

– Но она не знает про Дьяну?

– Боже, конечно, нет! По крайней мере не от меня. А что?

Ричиус сел прямее и нахмурился.

– Она расспрашивала меня о долине Дринг и о Динадине. Когда я сказал ей, что говорить не о чем, мне показалось, она мне не верит. По-моему, она что-то заподозрила, Петвин. Не знаю почему. Я никогда не говорил с ней о Динадине: мне не хотелось, чтобы она узнала о Дьяне. Но теперь, похоже, она все равно знает.

– Это не я, – серьезно ответил Петвин. – Клянусь!

– Не тревожься, я тебе верю. Вопрос в другом – веришь ли ты мне.

– Хотел бы, – мрачно произнес Петвин. – Но Люсилер погиб, Ричиус. Его взял в плен Форис. Как ты мог его видеть? Это совершенно непонятно.

– Он не умер. Я видел его – или, вернее, его изображение. Как я уже сказал, ему плохо удавалось сохранять форму, поэтому у него не было времени, чтобы все мне объяснить. Но это был он. Я уверен.

– Но что он тебе сказал? Если он не умер, то где он? С ним все в порядке?

– Кажется, да, – задумчиво молвил Ричиус. – Он сказал, что в порядке. Он ничего не хотел мне говорить – только настаивал на встрече. Я должен приехать к нему на наше плато в горах через три дня.

– Что? – взорвался Петвин, вмиг растеряв все спокойствие. – Ты это серьезно? Он просил, чтобы ты встретился с ним там?

Ричиус молча кивнул.

– И ты просто взял и согласился? Ты действительно сошел с ума, если всерьез намерен это сделать, Ричиус! Зачем тебе понадобилось соглашаться ехать в горы?

– Я должен ехать.

Он все еще сомневался, объяснять ему причину такого решения или нет.

– Это опасно, – сказал Петвин, чуть поостыв. – Как знать – может, в тех горах полно дролов. Мне неприятно об этом говорить, но ты не подумал, что это может оказаться ловушкой? Даже если ты действительно видел именно Люсилера, кто поручится, что после долины он не превратился в дрола?

– Прекрати! – воскликнул Ричиус. – Не смей так говорить! Я полностью доверяю Люсилеру, Петвин. Раньше и ты доверял. Он не предатель, и тебе это прекрасно известно. Если он сказал, что ему нужно поговорить со мной, значит, на это есть более чем веская причина.

– Да неужели? – скептически ухмыльнулся Петвин. – И что же это за причина? Если он так рвется с тобой поговорить, почему бы ему просто не явиться в замок, как нормальному человеку? К чему вся эта магия и чушь?

– Не знаю, – вынужден был признаться Ричиус. – Он не смог назвать мне причины.

– Весьма кстати! Но ты все равно поедешь. Боже, Ричиус, как мне тебя убедить? Это полное безумие. Пожалуйста, прислушайся к моим словам и позволь мне тебя отговорить.

– Петвин, ты еще не все знаешь, – отчаянно прошептал Ричиус. – Я не поехал бы, если б это не было так необходимо. – Он придвинулся к другу и едва слышно добавил: – Ему известно, где Дьяна.

Петвин страшно побледнел.

– О Боже, – хрипло выдавил он, – он так тебе и сказал?

– Да.

– И где она?

– Он отказался говорить. Он хочет, чтобы я приехал на плато. Тогда он скажет, где ее искать. По крайней мере так он мне обещал.

– И тебе это не кажется ловушкой? Ричиус, подумай хоть минуту! Возможно, Дьяна – это приманка, чтобы затащить тебя в горы. Бьюсь об заклад, он не знает, где она, но уверен, что ты бросишься за ней.

Ричиус покачал головой:

– Не думаю. Люсилер вообще не может знать, кто такая Дьяна. Я не виделся с ним после того, как уехал в Экл-Най. К тому времени, когда я встретился с Дьяной, он, наверное, уже был пленником Фориса. И потом, я ему верю. Люсилер никогда не стал бы пытаться навредить мне.

Петвин тяжело вздохнул и уставился на пол конюшни, разбрасывая сено носком сапога.

– Ну что ж. Тогда я не могу допустить, чтобы ты сделал эту чертову глупость один. Если мы выедем утром, то сможем добраться до плато за три дня. Но надо придумать что-то убедительное для Джоджастина. И для Сабрины.

Ричиус положил руку на плечо друга и крепко стиснул его. В любой момент он бывал рад его обществу, но сейчас, понимая, что едет в неизвестность, никак не мог принять его предложение. Петвин прав: в Железных горах действительно могут оказаться дролы, которые не упустят случая исполосовать розовокожего человека. На этот раз он встретит опасности долины Дринг один.

– Я могу отсутствовать долго, – медленно произнес он. – И я не знаю, куда именно Люсилер собирается меня вести. Если Дьяна вернулась в долину Дринг, то мне придется ехать за ней туда. Возможно, я не вернусь обратно.

– Если ты пытаешься отговорить меня от поездки с тобой, то брось это дело. Я тебе нужен.

– Да, наверное, нужен. Но я не могу допустить, чтобы ты рисковал своей жизнью ради Дьяны. Я – единственный, кто обязан это сделать. Я хочу, чтобы ты остался и заботился о Сабрине вместо меня. Ей ты тоже будешь нужен – возможно, даже больше, чем мне. Особенно если мне не удастся вернуться.

– Ричиус, – снова проговорил Петвин, но тот жестом остановил его.

– Не спорь со мной, Петвин. Я уже немало над этим думал. Именно так все должно быть. Утром я уезжаю на плато – один.

– Нет, – решительно возразил Петвин, – ты король, и мой долг – тебя защищать!

Ричиус сильнее сжал плечо друга, стараясь его успокоить.

– Но твой долг и в том, чтобы повиноваться мне. Я редко отдаю приказы, дружище. Ты согласишься выполнить мой приказ?

– Как я могу? – покачал головой Петвин. – Ты не знаешь, что тебя ждет в горах и куда Люсилер собирается тебя вести. Может, ты едешь навстречу своей гибели!

– Тем больше оснований у тебя остаться. Не обижайся, но если там меня действительно будут ждать дролы, твое присутствие мало что даст. Они просто убьют и тебя тоже.

– Тогда я умру, защищая моего короля! – заявил Петвин. – Как и подобает гвардейцу Арамура.

Ричиус невольно улыбнулся. Он будет скучать по своему светловолосому другу – наверное, сильнее, чем по остальным обитателям замка. Но при мысли, что Петвин может оказаться на виселице дролов, его решимость только окрепла. Он энергично поднялся.

– Мне бы хотелось сказать тебе «да», Петвин. Но я был бы плохим другом, если б согласился рискнуть твоей жизнью ради женщины, которую ты даже не знаешь. Останься здесь. Позаботься о Сабрине вместо меня. Я постараюсь вернуться как можно скорее.

Петвин мрачно посмотрел на него.

– Что ты скажешь Сабрине?

– В основном то же, что сказал тебе. Она и так считает меня сумасшедшим. Сомневаюсь, чтобы ее удивило мое намерение поехать на встречу с Люсилером.

– А о Дьяне ты ей расскажешь?

Ричиус прикусил губу.

– Возможно. Если она уже знает о Дьяне, я все объясню ей. Если нет…

Он пожал плечами.

– Джоджастин разозлился, как раненый медведь, – предостерег его Петвин. – Он тоже пожелает услышать твои объяснения. Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет. – Ричиус направился к выходу. – Тебе не стоит еще сильнее впутываться в это дело. Я сам справлюсь с Джоджастином. А ты ложись спать. Увидимся утром.

Ричиус вышел из конюшни и пересек унылый двор. При виде свечей, горящих за окнами замка, у него заныло сердце. За одним из этих матовых стекол находится Сабрина, она ждет его возвращения. Наверное, она тоже о нем тревожилась.

Ричиус мысленно выругал себя за то, что так медлил с возвращением. Почему он постоянно заставляет ее беспокоиться? Он быстро пересек двор, радуясь возможности оставить позади холодный ночной воздух. В прихожей старался не шуметь – ему хотелось найти Сабрину раньше, чем его заметит Джоджастин. Но старик обладал зоркостью ястреба. Он вышел из темноты, когда Ричиус еще только снимал плащ.

– Где ты был? – ледяным тоном вопросил управляющий; его худое лицо было искажено яростью.

– Ехал, – уклончиво ответил Ричиус, бросив плащ на крючок. – Где Сабрина?

– Не вздумай меня игнорировать, – предостерег его старик. – Я очень сердит. И я хочу знать, где ты был сегодня вечером!

– Джоджастин, уже поздно. Я устал и хочу поговорить с Сабриной. Где она?

– На кухне с Дженной. Она вернулась в ужасном состоянии. Изволь объясниться, Ричиус.

– Не сейчас. – Он прошел мимо управляющего в холл. – Я поговорю с тобой утром.

Тот за его спиной оскорбленно фыркнул, но Ричиус не стал задерживаться. Он решил презреть гнев старика. Он обязан объяснять свое поведение только одному человеку. Только Сабрина заслуживала того, чтобы он отчитывался ей в своих поступках. Джоджастин может злиться на него хоть неделю – это не важно. Он ответственен только перед женой, до сих пор он уклонялся от этой ответственности. Идя по темным коридорам, он тихо мычал, пытаясь связать обрывки фраз в убедительную историю, которая не ранила бы Сабрину. И один вопрос не давал ему покоя: знает ли Сабрина о Дьяне? Ему казалось, что знает, хоть он и не мог понять, откуда ей стало об этом известно. О Дьяне знали только Петвин и Динадин, но никто из них не стал бы раскрывать его тайну Сабрине. А потом к нему явилось неприятное озарение – для нее существовал еще один источник: обо всем, что происходило в долине Дринг, рассказано в его дневнике. Если она осмелилась в него заглянуть…

Он поспешно вошел в столовую. За дверью звучали голоса: прерывистый, взволнованный – Сабрины и спокойный, ласковый – Дженны. Он застыл на месте, безуспешно стараясь уловить приглушенные слова. Наконец собрался с духом и вошел в кухню. Сабрина сидела на высокой табуретке, держа в руке намокший носовой платок. Дженна стояла рядом. В очаге догорал огонь, наполнявший кухню запахом подгоревшего жира. Они устремили на него взгляд. По раскрасневшимся щекам Сабрины заструились слезы бессильной досады. Она нервно промокнула их платком.

– Дженна, – спокойно молвил Ричиус, – оставь нас, пожалуйста, одних.

Служанка взглянула на Сабрину – та кивнула в знак согласия. Дженна наклонилась и, поцеловав юную королеву в лоб, сказала:

– Если я тебе понадоблюсь, я буду наверху.

Она удалилась, даже не посмотрев на Ричиуса.

Сабрина встала с табуретки и подошла к тазу, полному грязных кастрюль и серой мыльной воды. Повернулась к Ричиусу спиной, достала из таза кастрюлю и принялась ее отмывать. При этом она как будто не замечала, что ей на ноги стекает грязная вода.

– Я рада, что ты вернулся, – глухо вымолвила она. – Я уже начала тревожиться.

– Извини. – Казалось, слова даются Ричиусу с трудом. – Я не хотел причинить тебе беспокойство. Я… думал. – Так и не обернувшись, она молча кивнула.

– Сабрина, пожалуйста, посмотри на меня.

Она стояла с поникшей головой, опустив руки в таз, полный грязной посуды.

– Не могу.

Ее ссутулившиеся плечи затряслись. Он подошел к ней и повернул лицом к себе.

– Пожалуйста, – взмолился он, – позволь мне объяснить…

– Объяснить – что? – вскричала она, вырываясь из его объятий. – Я действительно не хочу больше слышать твою ложь, Ричиус. Избавь меня от нее сегодня, прошу тебя.

Ричиус не сдавался.

– Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Тебе следует знать правду.

– Следует? – невесело рассмеялась Сабрина. – Прекрасно. Ну, тогда давай рассказывай мне, как ты увидел трийца, которого там не было, и предоставил мне самой искать дорогу в темноте. Излагай мне новые выдумки о своем друге Динадине и о том, почему ты никогда о нем не упоминаешь. – Глаза ее горели, лицо уродливо исказилось. – И почему бы тебе не рассказать мне о твоей драгоценной трийской шлюхе?

Ричиус сжал зубы. Он заставил себя успокоиться и только потом снова заговорил.

– Петвин тебе о ней не рассказывал, правда?

– Не рассказывал, – бесстрашно подтвердила Сабрина. – Я прочла о ней в твоем проклятом дневнике. Теперь я знаю, почему ты никогда не рассказывал мне о Динадине. Ты боялся, что я узнаю про нее! – Она снова горько захохотала. – Не оставляй свои вещи где попало, Ричиус, если и дальше собираешься быть таким скрытным.

– Ты не имела права читать мой дневник.

Он был не столько разгневан, сколько разочарован, хотя и мог понять, почему она так поступила.

– Тебе ни к чему было знать все это.

– Я так не считаю. Я хотела понять, что происходит с моим мужем, а ты явно не собирался мне об этом рассказывать. Никто не собирался.

– И ты думаешь, что, прочитав мой дневник, ты понимаешь, что я перенес? Сабрина, я пытался уберечь тебя от всех этих страданий. – Он отвел взгляд и покачал головой. – Тебе никогда этого не понять.

– Мне кажется, я все понимаю, – возразила Сабрина. – Ты любишь эту женщину. Вот почему ты так несчастен. Ты получил меня, когда хотел другую. Что тут такого сложного? Я тебя люблю, но ты мне недоступен. Это одно и то же.

– Но я же с тобой – сопротивлялся ее беспощадным словам Ричиус. – Я твой муж.

Сабрина вновь хохотнула.

– Мне не нужно кольцо, Ричиус. Мне нужен мужчина. Но его я получить не могу, верно?

Он молча подошел к табуретке, с которой она встала, и сел, устремив невидящий взгляд в пол. Он испытывал какое-то странное облегчение от того, что Сабрина узнала о Дьяне. Теперь ему будет проще выложить ей остальное.

– Я должен кое-что сказать тебе, – нерешительно молвил он. – О Люсилере.

– Ах, Люсилер! – иронично протянула Сабрина. – Вот как его зовут. Ты его нашел?

– Да, нашел. Я с ним говорил.

– О! И что он тебе сказал? Он скоро придет к нам пообедать?

Ричиус печально посмотрел на Сабрину, не чувствуя в себе сил изобразить даже подобие улыбки. Злорадство, написанное на ее лице, растаяло под его взглядом, и она снова стала спокойной и прекрасной, как в тот день, когда он впервые увидел ее, застрявшую по дороге в Нар. Это произошло уже много месяцев назад – и он только теперь понял, что практически не знаком с нею.

– В чем дело? – спросила она.

– Я на какое-то время уеду. Не знаю точно, на сколько. – Он увидел, как от изумления распахнулись ее глаза. – Я договорился встретиться с Люсилером в Железных горах через три дня. Он должен сказать мне что-то важное, то, чего не смог сказать сегодня.

Сабрина выглядела потрясенной.

– Я надеюсь, что буду отсутствовать не слишком долго, -продолжал Ричиус, – но сказать что-то определенное сложно. Существует и некоторая доля опасности. Когда я окажусь в горах, там меня могут ждать дролы. Я доверяю Люсилеру, но не знаю…

– О Боже! – простонала Сабрина, бросаясь к нему и падая на колени у табуретки. Она схватила его руку и прижалась к ней щекой. – Не надо больше ничего говорить! – взмолилась она. – Не уезжай! Не оставляй меня!

Ричиус не мог отнять у нее руку и терзался, пока она покрывала ее поцелуями. Он ожидал гнева, даже пощечины, но эта привязанность была просто убийственна. Он откинул голову и застонал, испытывая к себе глубокое отвращение. Наконец Сабрина заглянула ему в глаза. В эту минуту она напоминала послушного щенка, готового лебезить перед хозяином, ударившим его. Он потянул ее за руку и, заставив встать, крепко прижал к себе. Ее тело радостно подалось к нему.

– Утром я уезжаю, – мягко сказал он. – Я должен это сделать. Мне очень хотелось бы, чтоб ты постаралась понять почему. Ты меня выслушаешь?

Она кивнула, не имея сил говорить, и опустила голову, готовая внимать ему. Ричиус собрался с духом. Дрожащими руками он усадил ее к себе на колени.

– Видишь ли, – несмело начал он рассказ, – в долине Дринг Люсилер был мне как брат, а не просто еще одним солдатом. Он был как Петвин и Динадин. Мы доверяли друг другу свои жизни, я и сейчас готов довериться любому из них до конца. Сейчас я не могу объяснить, как он явился мне. У трийцев есть магия, которая позволяет им творить странные вещи. Возможно, он прибег к ней, чтобы установить со мною контакт. Но это был он, я знаю совершенно точно. И ему нужно, чтобы я к нему приехал.

– Но почему? – спросила Сабрина. – Что ему от тебя нужно? Почему он не мог просто приехать в замок, чтобы поговорить с тобой?

– Он не захотел мне этого сказать. Возможно, не мог. За его появлением явно стоит нечто большее, чем он мне сказал. – Ричиус судорожно вздохнул. – И нечто большее, чем я говорю тебе.

– Скажи мне все! – попросила Сабрина.

– Я не поехал бы, если б мог отказаться. Даже дружбы с Люсилером недостаточно, чтобы заманить меня обратно в Люсел-Лор. Но он сказал мне кое-что. Нечто такое, чего я не могу игнорировать.

– Что-то о ней?

Ричиус кивнул.

– Он знает, где она. Она жива. Но он отказался говорить мне, что с ней. Я должен обязательно встретиться с ним в горах. Он обещал после этого рассказать мне все.

Сабрина молчала, обдумывая услышанное.

– Ты понимаешь, Сабрина? – с надеждой спросил Ричиус. – Теперь я смогу сдержать данное ей слово. Я смогу ее спасти.

– Я знаю о твоем обещании. Не надо мне ничего объяснять. Ведь это все было в твоем дневнике.

Ричиус закрыл глаза.

– Я хочу объяснить тебе все. Я хочу, чтобы ты знала, почему я еду за ней.

– Я знаю почему, – прошептала Сабрина. – Потому что ты ее любишь.

Ричиус почувствовал себя беззащитным ребенком.

– Да, – с трудом выдавил он, – люблю. Я не хочу ее любить, но люблю. Я полюбил ее с первого взгляда.

На лице Сабрины отразилась мучительная боль.

– Да, – пролепетала она, – именно так это и бывает.

– Я околдован, Сабрина. Она что-то со мной сделала. Может, тебе все это покажется бессмыслицей, но в долине я был так одинок. Каждый день я ожидал смерти. И каждый день умирал кто-то из моих друзей. Я быстро терял все. И вдруг появилась она. Она позволила мне взять ее, и с тех пор я изменился. – Он смотрел в пол. – Теперь мне больше никто не нужен. Ты прекрасна, Сабрина. Так прекрасна! Но…

Его голос беспомощно замер. Сабрина вздохнула, тихонько слезла с его колен и посмотрела на него с пугающей улыбкой.

– Похоже, эта женщина – особа весьма необыкновенная. Я много месяцев пыталась вызвать тебя на разговор о Люсел-Лоре, но и не подозревала, каким он был для тебя ужасом. Если ты готов вернуться туда ради нее… – Она безнадежно пожала плечами. – Я с ней тягаться не могу.

Ричиус ошеломленно смотрел на нее.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Поезжай к ней, – прямо сказала она. – Я не могу тебе помешать. И даже не буду пытаться. Ясно, что ты ее очень любишь. Может быть, еще сильнее, чем я люблю тебя.

Ричиус понурился.

– Боже, как мне жаль! – выдохнул он.

Слова Сабрины не принесли ему успокоения – только чувство опустошенности и стыда. Как это ни удивительно, но он получил ее согласие на свой дикий план супружеской измены. Однако ему было мало этого. Ему еще понадобилось отпущение грехов.

– Прости меня! – умоляюще сказал он. – Но я обязан это сделать. Может быть, если я ее спасу, я снова стану нормальным.

– Мне нечего прощать, – хладнокровно ответила Сабрина. Теперь она уже не плакала. – Мне кажется, ты прав, Ричиус. Наверное, ты умрешь, если не сделаешь этого. Твоя вина разъедает тебя. Я так ясно это вижу, когда смотрю на тебя.

И я тебя люблю. Может быть, когда-нибудь ты тоже меня полюбишь, но если этот день никогда не наступит, я все равно буду тебя любить. И тебе никогда не придется сожалеть, что ты не попытался ее спасти. – Она подошла к нему и, взяв за подбородок, прикоснулась к его губам легким поцелуем. – Я хочу, чтобы ты благополучно вернулся. Обещай мне постараться.

– Обещаю, – сдавленно произнес Ричиус. – Ты будешь здесь меня ждать?

Сабрина медленно повернулась и пошла к выходу.

– Я – твоя жена, – сказала она. – Я буду здесь.

– Не уходи! – воскликнул Ричиус, вскакивая. – Я не хочу, чтобы мы расстались вот так. Мне надо сказать тебе еще очень много.

– Нет! – упреждающе подняла руку Сабрина. – Больше говорить не о чем. Я уже прочла об этом в твоем дневнике. Я лучше понимаю, что ты думаешь. И не прощайся со мной. Уезжай утром не оглядываясь. Я буду ждать твоего возвращения.

– Ты сегодня ляжешь спать со мной?

Сабрина покачала головой.

– Я буду спать у Дженны. Я не хочу с тобой видеться до твоего возвращения.

– Хорошо, – неохотно согласился Ричиус. – Я вернусь, Сабрина. Все равно, спасу ее или нет. Клянусь, я буду тебе достойным мужем.

Сабрина ничего не ответила – только еще раз ему улыбнулась. Несколько минут назад она казалась ребенком, с плачем требовавшим его любви. А теперь он пытался добиться ее расположения. Он хотел ответить на ее улыбку, но у него получилась только усталая гримаса.

А в следующую секунду он уже смотрел, как она уходит из темной кухни, оставив на полу промокший от слез платок.

Ричиус был отравлен осознанием своей чудовищной вины. Он лег спать далеко за полночь, и сон его был наполнен кошмарами Люсел-Лора. Люсилер постоянно присутствовал в этом сне. Появлялась там и Дьяна, чтобы вновь и вновь ускользать в бесконечный туман Тарна. Время от времени Ричиус просыпался, разбуженный каким-то полузабытым видением, и протягивал руку туда, где должна была спать Сабрина, – только для того, чтобы прикоснуться к холодной пустоте постели. Когда, наконец, рассвело, он встал с выстраданной готовностью.

Сразу же направился в гардеробную и, покопавшись как следует, выбрал себе одеяние – коричневые кожаные доспехи, достаточно легкие, чтобы долго ехать верхом, и в то же время достаточно прочные, чтобы выдержать все испытания, которые могли приготовить для него дролы. Слева на груди был вытиснен крылатый голубой дракон, герб арамурских гвардейцев. Хвост зверя угрожающе обвивался вокруг левого рукава куртки. Когда Ричиус в последний раз видел Эдгарда, на старом боевом герцоге был такой же костюм. Ричиус смотрел на свое отражение в зеркале, пытаясь убедить себя в том, что Эдгард все понял бы. Потом он сел на кровать и зашнуровал высокие ботинки – еще неношеные, сверкавшие черной кожей. Последним был Джессикейн. Ричиус закрепил меч за спиной и полюбовался в зеркале сверкающими ножнами. Подарок Бьяджио, с болью вспомнил он. Взятка, чтобы он вернулся обратно и убил еще много трийцев. К счастью, Лисс подарил ему отсрочку, и теперь у него появился шанс вернуться к Дьяне без помощи Аркуса.

Очень долго Ричиус рассеянно вглядывался в мужчину, который смотрел на него из зеркала. Он – король Арамура и Нарский Шакал. Но в первую очередь он – влюбленный. Возможно, эта любовь ничего не стоит, возможно, Дьяна вообще о нем забыла. Но почему-то он чувствовал, что она ждет его, что судьба, или Бог, или сила трийской магии не случайно принесли ему известие о том, что она жива. Он найдет ее и, если будет возможно, спасет. Только бы удалось увезти ее с собой в Арамур – тогда она всегда будет в безопасности. Что еще может произойти, Ричиус не знал. Он женат и ни в коем случае не нарушит своих обетов и последнего обещания, которое дал Сабрине. Дьяна останется для него постоянным соблазном, но по крайней мере, она будет жива, будет под защитой Арамура.

Успокоив себя, он бросил на кровать дорожную сумку. Он так и не распаковал ее после возвращения из Нара, поэтому там оказалось все, что могло ему понадобиться в пути: бинты и мази, небольшой набор инструментов, посуда для приготовления пищи и даже несколько безделушек, некогда прихваченных из Черного Города. Их он положил на каминную доску. Это в основном были подарки от поздравлявших его правителей: серебряный кинжал – от короля Паноса, яшмовая змея с рубиновыми глазами – из Драконьего Клюва, амулет – из Дахаара. Забавный и дорогой хлам – такие вещи должен был бы оценить сам Аркус. Только у Блэквуда Гейла хватило ума не делать ему столь бесполезного подарка. Гейл вообще ничего ему не подарил, что несказанно обрадовало Ричиуса. Мысль о том, чтобы писать барону благодарственную записку, внушала ему отвращение. Наконец он взял лежавший у кровати дневник и спрятал его в глубине сумки, пристроив между колодой игральных карт и ножом в ножнах. После этого застегнул сумку, перекинул ее через плечо и направился к выходу.

Требовательный стук в дверь вынудил его остановиться.

С тихим проклятием он швырнул сумку на кровать. Только с одним человеком он не стал говорить накануне – и только у одного хватило бы смелости постучать в его дверь на рассвете. Раздраженный голос Джоджастина нарушил утреннюю тишину.

– Ричиус, открывай! – приказал старик. – Я хочу поговорить с тобой перед тем, как ты уедешь.

«Уедешь?» – мысленно повторил Ричиус. Значит, ему сказали – Сабрина или Петвин. Прекрасно. Тем легче будет прощаться. Он повернул ручку. Джоджастин не стал дожидаться приглашения – он вошел в спальню, как в свою собственную комнату, и закрыл за собой дверь. Увидев на кровати дорожную сумку, выразительно возвел глаза к небу.

– Ну, теперь ты готов поговорить? – спросил он, скрестив руки на груди.

Ричиус принял такую же враждебную позу.

– Ты явно в курсе моих планов, – заметил он. – Кто тебе сказал?

– Сабрина. Когда вчера вечером она ушла от тебя, я зашел к Дженне, посмотреть, как она. Она рассказала мне все. Можешь себе представить мое изумление. Я полагал, что у нас есть король, но теперь вижу, что это – всего лишь влюбленный мальчишка.

– Не заходи слишком далеко, – промолвил Ричиус, надеясь избежать конфронтации. – Ты хочешь выслушать мои объяснения или нет?

– Я и в грош не ставлю твои объяснения, Ричиус. Я пришел, чтобы помочь тебе собрать остатки разума. На самом деле все очень просто, мальчик. Ты не можешь ехать.

Ричиус стремительно прошел мимо Джоджастина и взял свою сумку.

– Я еду, – объявил он. – Я должен.

– Нет. – Управляющий встал в дверях. – Я тебе не позволю. Ты не соображаешь, что делаешь.

– Это ты не соображаешь, Джоджастин. Неужели ты до того стар, что не помнишь, каково бывает любить женщину?

– Я спал со столькими женщинами, – сурово произнес старик, – сколько тебе и не снилось, мальчик. Но я ни разу не позволил ни одной отвлечь меня от моих обязанностей. Я никогда не поворачивался ради кого-то спиной к моему королевству. Ради этой шлюхи ты едешь в ловушку, приготовленную трийцами. И даже если тебя не убьют, это дела не изменит. Как ты думаешь, что случится, когда Бьяджио прослышит о твоих проделках? Аркус нас всех казнит!

– Аркус ничего об этом не узнает, – возразил Ричиус. – Он не собирается начинать нападение на Люсел-Лор, пока Лисс еще держится. Если повезет, я вернусь домой задолго до того, как из Нара придет приказ начинать войну.

– А если не вернешься? Что мы должны говорить Бьяджио, когда он приедет и захочет тебя видеть? Он за нами наблюдает, Ричиус. После того, что сделал твой отец…

– Мне все – равно, что ты ему скажешь. Скажи, что я выехал на охоту или еще куда-то.

– На охоту? – взъярился Джоджастин. – И ты считаешь, что это его успокоит? Ты совсем потерял голову, Ричиус. Ты же король Арамура! Ты не можешь просто взять и уехать по своим глупым делам. Эта земля находится под твоей опекой. Если Аркус узнает, что ты отправился разговаривать с трийцем… – он отчаянно взмахнул рукой, -… нам придет конец!

– Ничего не случится, – стоял на своем Ричиус, уверенный в своей правоте. – Делай свое дело и молчи, и я вернусь раньше, чем кто-то надумает меня искать.

– А если тебя убьют? – не сдавался Джоджастин. – Что тогда? Ты – последний Вентран. У тебя нет наследника. – Он покачал головой. – Я не верю, что ты готов на такое, Ричиус, – и все ради какой-то бабы! Да к тому же трийки. Ты совсем сошел с ума, парень.

– Пожалуйста, постарайся меня понять. Я не могу этого не сделать!

– Глупости. Те же самые идиотские слова говорил твой отец, бросив тебя в Люсел-Лоре. Посмотри на себя: стоишь в своем щегольском мундире, с мечом! Ты – вылитый он: храбрый, глупый и готовый все пустить прахом. Боже, мне иногда кажется, что ваш род какой-то ущербный. Почему короли из семейства Вентранов такие безрассудные? Аркус может раздавить нас одним взмахом руки, но вы оба не способны это понять. Один Бог знает, как нам удалось продержаться так долго, не навлекая на нас его гнев. А теперь ты намерен снова дразнить его. Почему?

– Потому что мы не свободны! – прошипел Ричиус. – Ты хочешь, чтобы мы стали марионетками, как Гейлы? Я горжусь тем, что сделал мой отец, Джоджастин! Теперь я его понимаю. Он пытался спасти людей. – Помолчав, он тихо добавил: – И я тоже пытаюсь это сделать. Спасти жизнь женщины.

– Ты предаешь свою страну! – в сердцах бросил Джоджастин. – Отправляясь в Люсел-Лор без разрешения Аркуса, ты рискуешь навлечь на нас гнев Нара. Мы можем потерять все!

– Если я умру, мы потеряем не больше, чем уже потеряно. Арамур будет под пятой Аркуса вне зависимости от того, буду королем я или кто-то другой.

– Но может быть, он вообще перестанет быть Арамуром! – парировал Джоджастин. – Может, он опять станет частью Талистана. Ты об этом подумал?

Ричиус ничего не ответил. Ему не приходило в голову, что Гейлы снова могут получить правление Арамуром. При мысли об этом его потребность поскорее уехать стала еще сильнее. Он направился к двери, легонько отстранив Джоджастина. Но перед тем как уйти он в последний раз обратился к своему управляющему. Он понимал, что обязан дать ему какое-то объяснение – нечто большее, чем просто влюбленность.

– Джоджастин, я был сам не свой с тех пор, как вернулся, – мягко сказал он. – Можешь назвать это чувством вины… не знаю. Но это меня убивает. Я еду не просто для того, чтобы выручить эту девушку. Я еду, чтобы вновь найти себя.

Джоджастин побагровел.

– Твоя жизнь здесь, Ричиус! – отчеканил он. – Тебе негоже ехать неведомо за чем. Прекрати строить из себя мученика! Имей хоть немного мужества, парень. Возьми себя в руки!

– Не могу, – устало произнес Ричиус. – Извини, Джоджастин. Я пытался, но я сломлен и не могу воспрянуть. – Он печально улыбнулся старику и пошел к выходу. – Я постараюсь вернуться как можно скорее. Присматривай за Сабриной. пока меня не будет.

– О, я за ней присмотрю! – безжалостно изрек Джоджастин. – Я присмотрю за всем Арамуром. Я буду выполнять твои обязанности за тебя, Ричиус.

Не ответив на укол, Ричиус прошел по пустынному коридору, оставив Джоджастина позади. Спальня Дженны находилась в противоположной части замка, так что он мог не опасаться встречи с Сабриной. Сам он идти к ней не собирался. Он сделает так, как она просила: уедет, не прощаясь. Он намерен выполнить ее странное пожелание. Однако перед отъездом надеялся увидеть еще одного человека. Он спустился вниз по полутемной лестнице и прошел в маленькую столовую. Там он обнаружил Петвина, дремавшего на стуле, охраняя небольшой мешок. Опухшие глаза молодого человека раскрылись, как только друг вошел в комнату.

– Ричиус, – молвил он, – уже пора?

– Светает, – ответил Ричиус, глядя на мешок. Он был наполнен вяленым мясом и сухарями – такую еду удобно брать в дорогу. Ричиус благодарно улыбнулся другу. – Ты давно не спишь?

Петвин кивнул.

– Почти всю ночь. Не спалось. И мне не хотелось тебя прозевать. – Он медленно встал и подвинул мешок по столу к Ричиусу. – Я собрал тебе продуктов. Ты ведь об этом не подумал, правда?

– Только сейчас сообразил, – признался Ричиус. – Спасибо.

В неловком молчании боевые товарищи смотрели друг на друга. Не найдя слов, которые могли бы выразить его сожаление, Ричиус протянул руку. Петвин тепло ее сжал.

– Огонь ждет тебя на улице! Он перекован и отдохнул. Я прикрепил к седлу и твой арбалет. Ты не передумал, а?

– Не передумал. Я не могу объяснить это, Петвин. Не знаю, в чем дело, но почему-то я не могу все забыть. Должен поехать за ней. Я должен хотя бы попытаться.

– Я все еще могу поехать с тобой, – предложил Петвин. – Только скажи.

Ричиус помотал головой.

– Мне нужно, чтобы ты остался здесь и позаботился о Сабрине. И постарайся присматривать за Джоджастином, хорошо?

Петвин рассмеялся.

– Ну, ты слишком много хочешь! – пошутил он и тут же серьезно добавил: – Я постараюсь.

– Я в этом уверен, – улыбнулся Ричиус. – Спасибо тебе за все.

Петвин привлек к себе друга и крепко обнял.

– Будь осторожен, – прошептал он ему на ухо. – Возвращайся целым и невредимым.

Ричиус вновь лишился дара речи. Он позволил Петвину поцеловать себя в щеку, отвернулся и дрожащим голосом произнес слова прощания. Потом ушел из столовой и отправился на двор, где его терпеливо дожидался Огонь.

 

23

Утро расплескалось по горам ласковой волной. Собравшись и позавтракав своими припасами, Ричиус сел на коня и устремился к дороге Сакцен.

Перевал оказался точно таким, каким он его запомнил. По обе стороны от него покрытые ледниками скалистые вершины вздымались вверх, бросая на дорогу гигантские тени. Дорога была усеяна сломанными колесными спицами и брошенными мешками из-под припасов, напоминая о тех днях, когда талистанцы и арамурцы текли по этому узкому руслу, повинуясь невнятному приказу своего императора. Попадались и более старые вещи – изделия первых нарцев, отправившихся в Люсел-Лор, вещи торговцев, жрецов и других людей, пытавшихся заманить трийцев в когти Аркуса. Это был упрямый мусор, с которым не могли справиться годы, ему предстояло медленно разлагаться в течение десятилетий, прежде чем окончательно исчезнуть. Для Ричиуса эти отбросы были похожи на текст исторической хроники: они казались любопытными, неоднозначными и неполными. Они молча рассказывали печальную, изобилующую фактами насилия историю Люсел-Лора любому, у кого хватило бы проницательности их услышать.

Он много часов ехал по перевалу, иногда делая глоток воды из мехов или останавливаясь, чтобы дать Огню заслуженный отдых. К концу дня ему предстояло найти ручей, где он и конь смогут напиться вдоволь и восстановить силы. Ричиус понимал: им надо не задерживаться, чтобы попасть к этому оазису до наступления темноты. В пути Ричиус зорко наблюдал за местностью, стараясь не пропустить ни одного падения камня, ни одного постороннего звука. Он держал арбалет на коленях, и стрела была наготове. Казалось, и Огня тревожит то, что их окружало. Большой конь быстро шел по дороге, словно не меньше хозяина желал поскорее выбраться из этого странного, полного тревоги места. Но им предстояло ехать еще много часов. Плато, которое было целью их путешествия, находилось ближе к Люсел-Лору, нежели к Арамуру, так что им никак не удастся добраться до места раньше чем через три дня. И они продолжали путь чутко и осмотрительно и к концу первого дня сумели добраться до ручья. Там они упали на берег, совершенно обессиленные.

Почти четыре года назад Ричиус сделал то же самое – зеленый рекрут, только-только попавший на выучку к полковнику Окайлу. Тогда он был объят ужасом и не сомневался, что никогда не вернется домой со страшной войны, которую им навязал Аркус. Теперь Окайл мертв, а сам Ричиус стал военачальником. С тех пор в Люсел-Лоре погибло более тысячи человек, а если Аркус добьется своего, то к ним присоединится еще множество их братьев. Наполняя водой мехи, Ричиус вслух выругался. Он назвал Гейла марионеткой, но они все были игрушками в руках императора, в том числе и он сам. Они танцевали на своих ниточках под мотив, насвистываемый Аркусом.

К вечеру первого дня пути по дороге Сакцен Ричиус немного успокоился. Он понимал, что это спокойствие навеяно опасным, завораживающим безмолвием гор, но все равно был рад перемене в настроении. Было приятно не озираться при каждом звуке. Редкие крики парящих в небе ястребов больше не заставляли его вздрагивать, внезапное хлопанье крыльев резко взлетевшей птицы не говорило о присутствии за поворотом воинов-дролов. Только мысли о Люсилере угнетали его. Друг больше не являлся ему – и его отсутствие порождало сомнения. Отправляясь на встречу с ним, Ричиус ставил на карту все: жену, королевство, возможно, саму свою жизнь. Он вдруг решил, что при встрече с Люсилером исключит дружескую болтовню. Он хочет одного – узнать, где Дьяна.

Огонь справлялся с горной тропой не хуже ослика. Они ехали довольно быстро, а по пути находили немало ручьев, чтобы утолить жажду и освежиться. Несмотря на близость горных вершин, увенчанных тающими ледниками, воздух был приятно теплым. Только ночью Ричиус нуждался в своем тяжелом плаще, который защищал от прохлады. Ночные часы он проводил с точильным камнем: насвистывая, снимал зазубрины с лезвия Джессикейна, возвращая мечу былую остроту. Иногда в сладком сне он забывал о постоянном присутствии опасности. Вечер мирно переходил в утро, и день заканчивался удивительно быстро.

Ближе к сумеркам третьего дня Ричиус подъехал к плато. Он находился уже совсем близко от Люсел-Лора и мог бы увидеть его, если б осмелился подняться на одну из предательских вершин, окружавших его. Он придержал Огня и осмотрелся. Плато на самом деле представляло собой отрог, странную геологическую причуду, отличавшую это место от всего, что было окрест. Оно было идеальным плацдармом, куда мог бы отступить боевой отряд. Взгляд военного приучен замечать подобные места. Эдгард решил, что на это плато следовало бы направиться войскам Арамура в том случае, если бы дролам удалось одержать над ними верх. По иронии судьбы самому боевому герцогу не удалось добраться до этого безопасного места, а Ричиус просто миновал его, возвращаясь домой.

– Уже совсем близко, – сказал он, узнав знакомые приметы. На его голос конь ответил радостным ржанием.

– Готов? – спросил Ричиус и легко стиснул коню бока, посылая вперед.

Он снова вынул арбалет и пристроил оружие на сгибе локтя. Если ему устроили засаду, то она должна ждать его именно здесь, в считанных милях от Экл-Ная. Он сторожко прислушивался, ловя каждый звук, различая хруст гравия под копытами Огня. Он увидел, как над вершиной летит стая птиц, и задержался, проверяя, не вспугнет ли их что-нибудь. Но когда птицы опустились на скалистый склон, они остались сидеть, совсем не испуганные его шумным приближением.

Спустя несколько минут он уже видел плато: гигантский карниз выветренного известняка нависал над узкой тропой примерно в трехстах шагах. Ниже земля оставалась чистой: единственные следы на ней принадлежали Огню. Люсилер должен был бы приехать с востока, однако и это казалось все менее вероятным. Ричиус вдруг понял, чего он ожидал: что Люсилер бросится ему навстречу с радостными приветствиями, как сделал бы он сам, предвкушая появление друга. Он пустил коня быстрее, сняв арбалет с локтя и опустив вниз. Над ним простиралось темное плато. Ричиус уже знал, что тропы наверх нет. Если Люсилер дожидается его там, значит, ему придется лезть наверх, а для этого придется оставить Огня внизу. Он в ярости спешился и поднял голову вверх, борясь с глупым желанием громко позвать Люсилера. Сверху не скатилось ни камешка.

– Проклятие! – прошипел он. – Люсилер, где ты, черт побери?

Он потрепал Огня по холке, решая, что делать дальше. Если б он поднялся на плато, ему открылся бы вид на дорогу Сакцен и немалую часть Люсел-Лора. Ричиус помнил, что туда есть путь. Они с Окайлом совершили этот подъем четыре года назад. Но плато никогда не предназначалось для лошадей. Оно должно было стать всего лишь местом сбора, маяком, который позволил бы разбитым отрядам найти дорогу домой. Огонь был достаточно предан, чтобы ждать его, но знать бы, кто или что дожидается Огня? Конь вполне может закончить жизнь так же, как Гром: перед зубами голодных волков он будет бессилен. Наконец Ричиус сказал себе, что рискнуть стоит. Если его дожидаются дролы, то один мужчина и конь их не остановят.

Ричиус отвел Огня на край тропы и прижал поводья камнем. Тяжесть камня подскажет хорошо обученному коню, чтобы он оставался на месте, если все спокойно, и пускался вскачь в случае какого-нибудь нападения.

– Не убегай без меня, – добродушно произнес Ричиус, прикрепляя арбалет к седлу. – Я скоро вернусь.

Ричиус приблизился к склону, и здесь его встретили осыпи. Он видел возвышающееся над ним плато, уже накрытое сумерками. Позади него солнце начало спускаться, и в его неверных лучах скалы казались призрачно светлыми. Ричиус вцепился руками в камни и начал карабкаться вверх. Он знал: на высоте примерно в пять ростов находится карниз, откуда до плато можно будет идти более или менее нормально. Задыхаясь и обливаясь потом, он взбирался по отвесному склону – каждый дюйм давался ему неимоверными усилиями. Завершив самую трудную часть подъема, Ричиус упал на жесткий камень, посмотрел вниз на Огня и торжествующе ему помахал.

После короткой передышки он направился к плато, двигаясь по продуваемому ветром карнизу, составлявшему часть пути туда. Когда карниз закончился, он снова начал карабкаться вверх, царапая ботинки и пальцы об острые скалы. Только через час он достиг цели. Чувствуя неимоверную усталость, шагнул на широкую каменную площадку и стал смотреть в распахнувшееся перед ним необъятное пространство неба и земли. На востоке лежала дорога Сакцен, которая вела через горы. На западе – разместился Люсел-Лор, где изломанный Экл-Най казался едва заметной точкой на горизонте. Над городом небесный свод представлял собой розовое сияние, пронизанное золотыми нитями заходящего солнца. Ричиус печально вздохнул. Где-то в этом бесконечном мире была Дьяна.

И Люсилер, вспомнил он, вдруг рассердившись.

Он обернулся, ища взглядом трийца; на ленте дороги никого не было видно. Со стороны Люсел-Лора тоже никто не приближался. Он шагнул на край плато и посмотрел вниз с внушительного обрыва, но увидел только терпеливо дожидающегося Огня. Ричиус проглотил проклятие. Третий день стремительно подходил к концу. Он сдержал слово – и теперь чувствовал себя настоящим глупцом. Он стал яростно растирать перенапрягшиеся мышцы рук и ног. Во рту стоял горький вкус пыли, и он сплюнул вниз.

– Будь ты проклят, Люсилер!

Ему ничего не оставалось, как только ждать. Он слишком далеко ехал, чтобы повернуть обратно. Отсюда он мог хорошо видеть и Огня, и всадников, если б они приблизились к плато. К тому же надвигалась ночь, а спускаться вниз в темноте было невозможно. Сегодня он переночует здесь, без источника света и дружеского присутствия Огня. А утром начнет долгий путь домой, где его встретит торжествующий хохот Джоджастина, и будет строить планы неосуществимой мести Люсилеру.

Больше часа Ричиус наблюдал за горизонтом в надежде увидеть приближающегося всадника. Солнце опустилось и исчезло. Ричиус добрел до кустов, росших у края плато, – крепких вечнозеленых растений. Вслепую забрался под них, стараясь защитить лицо от колких веток. Здесь он будет в безопасности, его не увидят хищники – как звери, так и дролы. Устроившись поудобнее, он аккуратно вытащил из ножен огромный меч и положил его рядом с собой, а потом закрыл глаза. Сон пришел быстро.

Время от времени он просыпался. Спина болела от жесткой земли, от ночного холода его знобило. Он поворачивался, стараясь привыкнуть к жесткой постели, и снова погружался в сон…

… пока его не разбудил какой-то звук.

Он стремительно открыл глаза. Сквозь полог ветвей просматривались далекие звезды и бледный свет серебристой луны. Он снова услышал звук: тихое царапанье ботинок по камням. Задержал дыхание и взялся за рукоять Джессикейна. Медленно перекатившись на бок, он силился разглядеть плато, но мешали ветки.

Это триец, нервно подумал он. Больше никто не смог бы подняться наверх в темноте. Но Люсилер ли это?

В полосу лунного света шагнула фигура. Блеснула белая кожа. За спиной сверкнул жиктар – его форма была не похожа ни на какое иное оружие. Рост незнакомца был примерно тот же, что и у Люсилера. Ричиус крепче сжал рукоять Джессикейна, продолжая молча лежать под своим укрытием. Он увидел, как голова поворачивается в его сторону, как светлые пятна глаз устремляются на него. Он приготовился к прыжку.

– Ричиус?

Он закрыл глаза и мощно выдохнул. Голос Люсилера звучал так ясно и узнаваемо, как его собственный.

– Ричиус, выходи. Это я, Люсилер.

– Выхожу, – отозвался Ричиус, выбираясь из кустов.

Он держал меч наготове. Люсилер подошел ближе. На его лице сияла великолепная улыбка, волосы рассыпались по плечам, одно лезвие жиктара виднелось из-за плеча. Свободная шафранно-желтая куртка была перетянута на поясе золотым шнуром, и ее широкие рукава, спадавшие на кисти рук, колыхались на ночном ветерке. Вместо мундира свергнутого дэгога на нем красовался традиционный трийский наряд. Люсилер с восторгом протянул ему руки.

– Ты приехал! – радостно воскликнул он. – Как живешь? Здоров?

– У меня все в порядке, – ответил Ричиус – Где она, Люсилер?

Триец уронил руки, но его улыбка не померкла.

– Я знаю, ты на меня зол, Ричиус. Обещаю все тебе объяснить.

– Как ты меня нашел?

Люсилер ткнул большим пальцем назад.

– Я нашел твоего коня внизу, так как знал, что ты будешь искать меня здесь. Ты был прав насчет этого плато. Его легко найти.

Ричиус с трудом сдержал проклятие. Его друг сильно припозднился.

– Я очень рад тебя видеть, – говорил тем временем Люсилер Он подошел ближе, и теперь они оказались лицом к лицу. – Я был уверен, что ты приедешь.

– Я здесь. А тебе надо многое объяснить.

Люсилер кивнул.

– Мне надо объяснить тебе очень многое, но сначала нам нужно разжечь огонь.

– Я не захватил огнива, – нетерпеливо ответил Ричиус. Он отложил меч.

Люсилер вынул из своего одеяния круглый красный камень. Огнедар.

– Я захватил с собой вот это.

Он направился к кустам, под которыми спал Ричиус. Вскоре огонь уже весело потрескивал, распространяя вокруг себя отрадное тепло. Ричиус протянул к нему ладони. Люсилер устроился рядом.

– Я готов, – объявил Ричиус. – Говори.

Люсилер повернулся к нему. Его серые глаза смотрели серьезно.

– Прежде всего – она в безопасности. Тебе не о чем тревожиться.

– Она у Тарна?

– Она с ним в крепости Фалиндар. Он увез ее туда, когда война закончилась. – Люсилер помолчал, подбирая слова. – Она теперь его жена, Ричиус.

– О Боже! – закрыл глаза Ричиус. – Что случилось, Люсилер? Ты теперь – его человек?

– Выслушай меня внимательно, Ричиус. Все теперь не так, как ты помнишь. Все.

– На тебе дролская одежда, – наступал на него Ричиус. – Ты стал дролом?

Люсилер досадливо вздохнул.

– Может, ты все-таки меня выслушаешь? Я все тебе объясню, но ты должен меня слушать. Я понимаю, у тебя множество вопросов. Я постараюсь на них ответить, ладно?

Ричиус промолчал.

– Извини, что я заставил тебя сюда приехать. Ты можешь мне не поверить, но я искренне об этом сожалею. Однако, услышав мой рассказ, ты меня поймешь. Ты ведь считал, что я погиб, правда?

– Да, – кивнул Ричиус. – Джильям сказал мне: пока я был в Экл-Нае, тебя взял в плен Форис. Мы все считали, что он тебя казнил.

– Я тоже ожидал именно этого. Форис действительно взял меня в плен. Он отвез меня в Фалиндар, дожидаться возвращения Тарна. Он знал, что война заканчивается и что Тарн использует свои силы для разгрома последних нарцев в Люсел-Лоре. До конца оставалось всего несколько дней.

– Знаю. Я видел, что случилось в Экл-Нае. Именно тогда он унес Дьяну.

– Да, это кажется невероятным. Я сам не мог в это поверить, пока его не увидел. – У Люсилера потемнело лицо. – Я провел неделю в подземельях Фалиндара, ожидая возвращения Тарна – и своей смерти. Наверное, со мной неплохо обходились, но я был один. А потом ко мне пришел Тарн. Ему нужен был ты, Ричиус. Тарн сказал мне, что он собрал всех своих врагов в Фалиндаре, дабы показать им нечто особенное. Я не понимал, что он имеет в виду, но он отвел меня в тронный зал. Там присутствовали все военачальники Люсел-Лора. Сторонники дэгога вроде Кронина были пленниками, их заковали в цепи. Форис и военачальники-дролы тоже присутствовали. Клянусь, я думал, мне конец!

– И что случилось?

– Тарн захватил также дэгога. Он взял его в плен, когда пал замок Кронина. Его связали будто свинью. Он выставил его перед нами и обвинил в предательстве жителей Люсел-Лора. А потом…

Люсилер замолчал, глаза его остекленели.

– Что потом? – спросил Ричиус. – Что случилось?

– Тарн его убил. Не знаю, что именно он сделал, но он помахал рукой над дэгогом, и тот умер.

У Ричиуса отвисла челюсть.

– Вот так – взял и умер?

– Именно так. Он был жив – а потом стал мертв. Помню, я испугался, а все военачальники начали что-то бормотать, они думали, что умрут так же, как он.

– Но ты не умер. Почему?

– Когда дэгог рухнул замертво к ногам Тарна, искусник взошел на трон. Он сказал нам, что его единственный враг мертв, а мы ему не враги. Он сказал, что стремится к миру и употребит полученный им дар Небес для того, чтобы всех нас объединить. – Лицо Люсилера вдохновенно светилось. – Говорю тебе, Ричиус, он не такой, каким ты его себе представляешь. Его действительно благословили боги. Он сплотил нас. Впервые в нашей истории все военачальники подчиняются одному человеку.

Ричиус изумленно отшатнулся.

– Так ты действительно дрол!

– Я не дрол, – терпеливо объяснил Люсилер. – Но я действительно сторонник Тарна. Именно поэтому я сейчас здесь. Нам надо поговорить с тобой кое о чем.

– О, еще как надо! – воскликнул Ричиус. – Например, о том, что произойдет теперь. Я приехал сюда лишь для того, чтобы вернуть Дьяну, Люсилер. И все.

– Позволь мне объяснить…

– Объяснять нечего. Ты уже сказал мне, что ты – предатель. Ладно, я принял это к сведению. А теперь – как я могу забрать Дьяну у Тарна?

– Я не предатель! – процедил Люсилер сквозь зубы. – Дэгог не должен был впускать твоего императора в Люсел-Лор, и ты это знаешь. Он был жестоким и слабым. Оружие Нара ему нужно было только затем, чтобы уничтожить военачальников и править Люсел-Лором единовластно, как это делали дэгоги в прошлом. Мне не надо было повиноваться ему, и я не стыжусь, что теперь верен Тарну.

– А следовало бы, – жестко возразил Ричиус. – Тарн – животное, и ты это знаешь. Я предполагал, что дэгога убили, но полной уверенности у меня не было. А ты стоял и смотрел, как его приканчивают.

– Ты ошибаешься, Ричиус. Я пытался ему помочь. Я умолял Тарна остановиться. Но ты должен понять, что перенес Тарн. Дэгог пытал его, ради потехи изувечил ему колени. Его секли…

– Да-да, – прервал его Ричиус. – Я все это слышал, и это ничего не оправдывает. Возможно, дэгог получил по заслугам, но это не делает Тарна невинным.

– Ричиус, послушай меня, пожалуйста! Тарн прекратил все военные действия. Он принес нашему народу мир. Он даровал всем нам жизнь, доказав свою доброту. В Люсел-Лоре больше не льется кровь. Впервые за много десятилетий.

– Так он даровал тебе жизнь, – отмахнулся от его слов Ричиус. – Но эти его силы уничтожили почти всех наших солдат. У тебя нет проблем с этим? У меня – есть.

– У меня тоже. Но это была война, а во время войны люди гибнут. Я убивал трийцев. Свой собственный народ. С этим мне приходится жить. Так что не обвиняй меня в преступлениях, ты просто не понимаешь.

Ричиус увидел боль, отразившуюся на лице друга. Ему вдруг захотелось покончить с этим горьким раздором.

– Расскажи мне еще кое-что, – попросил он. – Ты говорил, Дьяна в безопасности. Она здорова? Как он с ней обращается?

– Он – сама доброта, – ответил Люсилер с легкой улыбкой. – Он обращается с ней как с принцессой. Она ни в чем не нуждается, поверь мне.

– Откуда ты узнал о ней? Я не встречался с тобой после того, как уехал в Экл-Най. Это она отправила тебя ко мне?

– К тебе меня отправил Тарн. Но она знала, что я с тобой увижусь. Она попросила передать тебе одну вещь.

Он сунул руку за пазуху, немного пошарил – и достал небольшой сверкающий предмет.

– Мое кольцо! – воскликнул Ричиус.

Он с радостью взял его и надел на палец. Казалось, с того дня, когда он отдал это кольцо Дьяне как ключ, который должен был обеспечить ей безопасный проход в Арамур, прошли годы. И теперь оно чудесным образом вернулось к нему.

– Она хорошо тебя помнит, Ричиус. И она хотела, чтобы я сказал тебе нечто. Она сказала, ты поймешь.

– Что? – нетерпеливо произнес Ричиус.

– Спасибо.

Ричиус отвернулся.

– Ты это понял? – спросил Люсилер.

– Да. Она благодарит меня за то, что я пытался ее спасти. Она знала, что Тарн ее ищет. Именно поэтому и оказалась в Экл-Нае. Она хотела выбраться из Люсел-Лора, и я обещал отправить ее домой, в Арамур, с Эдгардом. Но твой новый господин – человек сильный, Люсилер. Он убил Эдгарда раньше, чем она успела обратиться к нему, а потом воспользовался своей проклятой бурей, чтобы похитить ее. Она не хотела выходить за Тарна замуж, и он это знал. Но, похоже, его это не трогает, так?

– Тарна это трогает, – спокойно ответил Люсилер. – Он не хладнокровный убийца, как считаешь ты. Он – мирный человек, посланный богами для того, чтобы спасти нас от самих себя. Это они наделили его такими силами. Прежде я не верил в его способности, но теперь я это вижу. Он не какой-то злобный колдун. Он – пророк.

Ричиус мрачно улыбнулся.

– Я считаю, все это чепуха, знаешь ли.

– Тебе не обязательно мне верить. Я здесь не для этого.

– Как ты осуществил это, Люсилер? Чем был тот образ, который я видел?

– Тарн назвал его уловкой, – объяснил триец. – Это – способ показывать себя издалека. Это было трудно. Именно поэтому я не мог долго с тобой разговаривать. Но я знал, где ты. Я чувствовал тебя. И твою жену. Она была в твоих мыслях. Я увидел ее лицо. Ты с ней ссорился, правда?

Ричиус ощетинился.

– Это была магия дролов? Тарн научил тебя, как ею пользоваться?

– Не магия. Только Тарн обладает даром Небес. Но мне необходимо было средство связаться с тобой, и он показал мне, как это сделать. Он сказал, что любой способен на такое, если поверит. Я по-прежнему не понимаю, как это действует, но я смог тебе явиться.

Ричиус осмелился задать очевидный вопрос:

– Почему, Люсилер? Что ему от меня нужно?

– Твое влияние. – Люсилер полулежал, опираясь на локоть. – Примерно месяц назад в крепость Фалиндар явился один человек. Крепость расположена на океане, и этот человек приехал туда один на небольшой лодке. Он был агентом короля Лисса и хотел поговорить с Тарном.

– Лисс? – удивился Ричиус; насколько ему было известно, обитатели этого островного государства не покидали его берегов уже лет десять. – Нар окружил Лисс блокадой! Не понимаю, как он мог пробраться оттуда.

– Он отплыл от Лисса глубокой ночью, сумев уйти от дредноутов Нара. Его лодка незаметно проскользнула мимо них. Плаванье было долгим и трудным. Когда он наконец добрался до Фалиндара, он был на грани смерти, буквально умирал от голода. Но он точно явился из Лисса – при нем было запечатанное письмо от его короля. Он вручил это письмо Тарну. – Люсилер помолчал, пристально глядя на Ричиуса. – Как ты думаешь, о чем там говорилось?

– Ты скажи мне.

– В письме была просьба о помощи. Лисс просил помощи Люсел-Лора в борьбе с твоей империей. Наверное, до них дошла весть о том, как мы нанесли поражение Нару и вытеснили его солдат с нашей земли. Король Лисса хотел, чтобы мы помогли ему сделать то же самое.

– Поразительно, – заметил Ричиус, – но бесполезно. Зачем Тарну помогать Лиссу? Ему это ничего не даст.

– О, тут ты ошибаешься, Ричиус. Потому что в письме говорилось не только об этом. У короля Лисса имелись для Тарна интересные известия. Там утверждалось, что Нар планирует новое вторжение в Люсел-Лор и что оно начнется, как только падет Лисс. Моряки нарского флота говорили всем пленным лиссцам, что вернутся в Люсел-Лор, как только Лисс будет уничтожен. – Люсилер придвинулся к нему. – А еще они говорили, что Арамур уже дал согласие на это вторжение. Это так, Ричиус? Нар действительно планирует новое вторжение в Люсел-Лор?

Ричиус судорожно вздохнул. Он не знал, что ему отвечать. Но, увидев встревоженное лицо Люсилера, быстро принял решение.

– Это правда. Много месяцев назад я был в Наре и там узнал, что Аркус хочет снова начать войну. На этот раз он настроен серьезно. Он поручил мне возглавить вторжение из Арамура.

Люсилер отшатнулся, потрясенный этим признанием.

– И ты согласился?

– Да. Во-первых, я не разделяю твоего оптимистического отношения к Тарну. Для меня он – хладнокровный убийца, и я по-прежнему с удовольствием содрал бы с него шкуру живьем. Не забывай, Люсилер: из-за него погибли мои друзья и мой отец. Я даже считал, что и тебя он убил. А еще это был шанс вернуться и найти Дьяну. Это – истинная причина, по которой я согласился.

Люсилер побледнел.

– Как это – твой отец? – переспросил он. – Разве твой отец умер?

– А ты разве не знаешь? – возмущенно парировал Ричиус. – Он погиб, его убил специально подосланный дрол, пока я еще не вернулся.

– О нет! – вскричал триец. – Не может быть!

– Что не может быть? Он мертв, Люсилер.

– Я не сомневаюсь в том, что твой отец мертв, и даже в том, что его могли убить. Но его убийцей никоим образом не мог быть дрол! Я решительно этому не верю.

– Зато я верю, – ответил Ричиус. – Так что теперь король Арамура – я. Разве ты об этом не знал?

– Ричиус, мы в Люсел-Лоре почти ничего не знаем об империи. Этот агент из Лисса был первым чужеземцем, попавшим на трийскую землю, с тех пор как ее покинули имперские солдаты. Но повторяю еще раз: твоего отца убил не дрол!

– Думай что хочешь, мне все равно. Но я по-прежнему не понимаю, что от меня нужно Тарну. Ты говоришь – мое влияние? С какой целью?

– Закончить войну. Тарн надеется, что ты вернешься в Нар и убедишь императора не вторгаться к нам. И ты теперь король. Это даже лучше. Может быть, он к тебе прислушается.

Эта мысль была столь нелепа, что Ричиус громко рассмеялся.

– Ты это серьезно? Да с чего я стану делать что бы то ни было для Тарна?

– Потому что это было бы правильно. В Люсел-Лоре теперь мир. Мы больше не хотим воевать. И, думаю, ты тоже не хочешь.

Ричиус тут же оборвал смех.

– В этом ты прав. Но влияние? Это нелепо! Ты же знаешь, мой отец никаким влиянием не пользовался. А у меня его, наверное, еще меньше.

– Но ты должен попытаться! – настаивал Люсилер. – Скажи императору, что он не сможет одержать победу. Скажи ему, что Тарн может сотворить с его солдатами…

– Все это я уже ему говорил. Он не желает меня слушать. И кроме того, я не стал бы этого делать, даже если б мог. Возможно, Тарн и покорил тебя своими чарами, может, теперь ты считаешь его великим человеком, но было время, когда ты ненавидел его так же сильно, как я. Я не стал бы ничего делать, чтобы помочь ему и его власти.

– И ты допустишь, чтобы снова умирали твои сограждане? Ты будешь вести новую войну по приказу своего императора?

– Против Тарна? Да, буду. Я обрадовался шансу его уничтожить, так же как был рад возможности получить Дьяну обратно. Он знает про нас, не так ли? Вот почему он отправил тебя со мной разговаривать. Он знал, что я буду тебя слушать – ради спасения Дьяны.

– Знал, – согласился Люсилер. – Но еще он полагал, что ты прислушаешься к моим словам. Почему ты не хочешь мне верить, Ричиус?

– Если б он хотел заручиться моей помощью, ему следовало бы прислать с тобой Дьяну. Вот это действительно помогло бы меня убедить.

Люсилер опустил глаза.

– Дорога сюда долгая, а я надеялся, что смогу убедить тебя сам. Но, наверное, так даже лучше. – Он снова взглянул на Ричиуса. – Ты не позволишь мне убедить тебя, друг мой? Если б ты сейчас увидел Люсел-Лор, я уверен, ты поверил бы мне. Если б я показал тебе, что он не стоит новой войны, ты смог бы убедить в этом своего императора?

– А если я вернусь с тобой в Фалиндар, Тарн освободит Дьяну? Скажи мне правду, Люсилер. Она будет вольна вернуться со мной?

– Не могу сказать, – поморщился триец. – Она – его жена. Я не знаю, насколько он к ней привязан или каковы его истинные намерения. Но могу сказать тебе одно: когда ты встретишься с Тарном, ты убедишься, что он – хороший человек. Ты увидишь, что он принес Люсел-Лору мир, и поверишь.

– Мне нужна Дьяна, и все. Если он отдаст ее мне, я поговорю с Аркусом от его имени. Но я буду честен с тобой, Люсилер: Тарн ошибается, считая меня человеком влиятельным. Я не смогу помешать Аркусу начать вторжение. Даже если он поверит, что я не собираюсь в нем участвовать, он будет воевать. Со мной или без меня.

– Но силы Тарна…

– Именно силы Тарна и интересуют Аркуса, – прервал его Ричиус. – Он слышал о них и убежден в том, что весь Люсел-Лор полон такого волшебства. И именно за него будет идти война. Именно это он и хотел получить от Люсел-Лора. Он умирает и надеется, что трийская магия может его спасти. И его не интересует, сколько людей должны будут умереть для того, чтобы добыть ему эту магию. Так что вам следует готовиться к войне, Люсилер, поскольку она начнется, как только падет Лисс.

Люсилер помрачнел.

– Тогда у нас серьезные проблемы. Тарн не хочет применять свои силы против империи. Если ваши войска вторгнутся в Люсел-Лор, нам придется воевать с ними без его помощи.

– Правда? – не поверил Ричиус. – Что, он утратил свои силы?

– Нет. Однако он больше никогда ими не воспользуется. Он поклялся в этом.

– Но почему?

Люсилер бросил на него быстрый взгляд.

– Сейчас нам лучше об этом не говорить. Когда ты с ним встретишься, поймешь все сам. – Триец встал и потянулся всем своим гибким телом. – Утром мы тронемся в Фалиндар. Я уже говорил Тарну, что ты не сможешь нам помочь, но ему кажется, он способен тебя убедить. Когда мы приедем, ты увидишь Дьяну.

– Я не хочу просто ее увидеть, – предупредил его Ричиус. – Я увезу ее с собой. Если он хочет, чтобы я говорил с Аркусом, ему придется ее отпустить. Он понимает это, да?

Люсилер отвернулся и устремил взгляд в темноту.

– Тарн очень мудр, – тихо молвил он. – Несомненно, он ожидает такого требования.

 

24

Граф Ренато Бьяджио умиротворенно смотрел в небольшое окошко на великолепный весенний день, заливавший светом внутренний двор арамурского замка. Он предпочитал отправляться на север в благоприятное время года: эти земли были жемчужиной империи! Столь необычных видов деревьев и цветов, таких любопытных животных не было больше нигде в Наре. Весной Арамур действительно бесподобен, и он решил, что ему следует чаще бывать здесь, а в Талистане проводить меньше времени. Но Гейлы радушно принимали его и позволяли пристально следить за Арамуром – так пристально, как он не мог бы этого делать, находясь на другом конце континента, в столице. Арамур имел для Аркуса особое значение. Бьяджио надеялся, что вызов Джоджастина не является следствием возникших там проблем.

Отправив в рот еще одну виноградину, граф откинулся на спинку кресла и стал наблюдать за тем, как испуганная служанка возится с тарелкой аккуратно разложенных бутербродов. Она была довольно привлекательна. Ему понравились ее каштановые волосы, заплетенные в длинную толстую косу. Женщины на Кроуте причесывались так же, и всякий раз, когда он видел северянку с такой прической, губы у него начинали подрагивать.

Будучи уроженцем Кроута, Бьяджио поклонялся искусству и красоте человеческого тела. Дженна не представляла собой совершенство, как те скульптуры, что стояли у него на вилле, но она была чистоплотна и привлекательна и отличалась спокойствием, которое граф высоко ценил в своих возлюбленных обоих полов. От его пристального взгляда она задрожала.

– Дженна, – велел он, положив обутые в сапоги ноги на стол, – принеси мне, пожалуйста, еще вина. Мне ни как не дотянуться до бутылки.

Его позабавила поспешность, с какой девушка взяла бутылку со стола и налила ему еще стакан вина. Плотоядные взгляды двух телохранителей у него за спиной повергли ее в ужас, и она вся затряслась. Стакан чуть было не переполнился, и граф упреждающе поднял руку.

– Эй, не перестарайся! – предостерег он ее. – Этот плащ дорого стоит. Тебе ведь не захочется ткать мне новый, правда?

– Извините, милорд, – пролепетала девушка.

Он с удовольствием отметил, как она взглянула на дверь в надежде, что кто-нибудь – кто угодно – явится и выручит ее. Увы: она имела несчастье первой встретить Бьяджио во дворе и по его просьбе вынуждена была остаться с ним, пока Джоджастин приводил себя в порядок. Граф особенно высоко оценил эту задержку. Обычно его раздражало ожидание, но сейчас оно было не столь обременительно, так как ему прислуживала привлекательная женщина. И такой визит был для Бьяджио нетипичен. Он не привык, чтобы его вызывали к кому-то на дом, и необычность подобного приглашения заинтриговала его. Он получил письмо Джоджастина, будучи в Талистане; послание это показалось ему таким встревоженным, что он сразу же отправился в Арамур. «Очень серьезная проблема», – прочитал он. Граф захватил зубами виноградную косточку и выплюнул ее себе на ладонь. Надо надеяться, Джоджастин не ошибся.

– Я увижу Ричиуса? – спросил он у девушки.

Бьяджио не видел молодого Вентрана со времени его отъезда из Нара. И вестей от него он тоже не получал. Предполагалось, что молодой король будет дожидаться в Арамуре, готовя страну к близящемуся вторжению. Он считал Ричиуса удивительно терпеливым – до сегодняшнего дня.

– Я не видел его, когда шел через замок. Ему сказали, что я приехал?

– Не знаю, милорд, – беспомощно пролепетала Дженна.

«Ты совершенно не умеешь врать», – подумал Бьяджио.

Тем не менее он рассчитывал получить ответ от старика. Несомненно, тревожное письмо Джоджастина имеет какое-то отношение к очевидному отсутствию короля. Бьяджио высосал сок из очередной виноградины. Позади него Ангелы Теней из его свиты стояли словно черные статуи, бдительно наблюдая за окном и дверью, дабы упредить черный замысел опрометчивого убийцы. Они наблюдали и за Дженной – голодными взглядами одиноких мужчин. Бьяджио мысленно взял себе на заметку, что его телохранители давно не имели женщину. Необходимо в скором времени исправить это упущение. Возможно, по дороге домой придется сделать остановку в талистанском борделе.

Наконец дверь снова открылась, и в комнату вошел Джоджастин. Дженна облегченно вздохнула. Бьяджио заметил, что старик неестественно бледен, а на висках его бьются жилки. Одет он был как всегда щегольски. Жилет с золотыми пуговицами облегал тонкую талию, безупречно начищенные сапоги сияли. И в то же время его окружала особая аура – сладостная атмосфера страха, свойственная приговоренному к смерти за секунду до того, как у него из-под ног уйдет пол. Бьяджио отодвинул стакан с вином и встал с кресла. Дженна поспешно убежала из комнаты. Джоджастин закрыл за ней дверь.

– Граф Бьяджио, – неуверенно проговорил он, – спасибо, что вы так быстро приехали.

Бьяджио наклонил голову.

– В вашем письме звучала тревога, сэр Джоджастин. Я решил разобраться, в чем дело.

От него не ускользнуло, как взгляд старика на секунду метнулся к Ангелам Теней.

– Пожалуйста, сядьте, – попросил его Джоджастин. – Вашим людям… им ничего не требуется?

– Не обязательно, – ответил Бьяджио, снова погружаясь в кресло. – Ваша девушка, Дженна, уже напомнила мне об их потребностях.

Джоджастин был явно озадачен этими словами, но промолчал. Усевшись напротив графа, он налил себе щедрую порцию вина. Только сделав три жадных глотка, он заговорил снова:

– Как вы доехали из Талистана, граф? Надеюсь, никаких проблем по дороге?

Бьяджио улыбнулся.

– Никаких проблем. Сэр Джоджастин, мне интересно, где находится молодой король Ричиус. Я ожидал увидеть его здесь.

Лицо управляющего напряженно застыло.

– Боюсь, что Ричиуса… сегодня увидеть нельзя, граф. Я глубоко сожалею.

– О Боже! Он не болен, надеюсь?

Джоджастин долго медлил с ответом, а когда отыскал наконец слова, его взгляд был устремлен не на Бьяджио, а в окно.

– Если честно признаться, то я не знаю. Возможно, им овладела какая-то болезнь. Извините, граф, но я вынужден сказать вам нечто совершенно ужасное.

– Говорите же! – поторопил его Бьяджио.

Старый управляющий неловко заерзал под его взглядом и направленными на него глазами Ангелов Теней.

– Ричиуса… – Джоджастин замялся, прежде чем обронить: -… нет.

– Нет? Что значит «нет», сэр? Где он?

Допрашиваемый судорожно вздохнул.

– В Люсел-Лоре.

– Всевидящее око! – воскликнул Бьяджио. – Что он там делает?

– Это долгая история, граф, – устало промолвил Джоджастин.

– Я не тороплюсь, сэр. Рассказывайте!

– Пожалуйста, – взмолился старик, – сохраняйте спокойствие! Я объясню вам все, насколько смогу. – Он вдавился в спинку кресла и стал копаться в своей бороде, словно в глубоком ящике, полном мыслей. – Три дня назад Ричиусу явился его друг, некий триец, с которым он сражался бок о бок во время войны. Этот тип сказал Ричиусу, что ему необходимо с ним поговорить, что у него есть для него важные известия, но не пожелал сообщить, какие именно.

Джоджастин взглянул на графа, пытаясь прочесть его реакцию.

– Продолжайте, пожалуйста, – хладнокровно велел Бьяджио. – Я весь внимание.

– Ну, у этого трийца действительно имелись известия. Когда Ричиус был в Люсел-Лоре, он влюбился там в одну женщину, трийку по имени Дьяна. Но он ее потерял. Ее унесло бурей, уничтожившей Экл-Най, – той самой, которую, по вашему представлению, устроил Тарн. Тот триец, что явился Ричиусу, сказал ему, будто он знает, где она. По тому, что мне удалось понять со слов друга Ричиуса, Петвина и леди Сабрины, эта женщина, Дьяна, якобы находится у Тарна. По-моему, Ричиус отправился ее спасать.

– Вы хотите сказать, он поехал встречаться с Тарном?!

– Он отправился на встречу со своим другом-трийцем, – ответил Джоджастин и тут же добавил: – Но он может поехать и дальше, чтобы говорить с Тарном. Если этот триец скажет Ричиусу, что женщина у Тарна…

Старик пожал плечами.

– Когда это произошло?

– Он уехал три дня назад, сразу же после того, как ему явился тот триец.

– Говори толком, старик! Ты все время повторяешь «явился». Что это значит?

– Это значит – явился, – холодно произнес Джоджастин. – Как некий призрак. По крайней мере так утверждал Ричиус. Думаю, это какая-то трийская магия.

Магия! Это слово ударило Бьяджио словно кувалда. Именно это стояло за всем происходящим: вторжением, нетерпением Аркуса – всем! И услышать, что Ричиусу Вентрану действительно магическим способом явился какой-то триец… Ошеломленный Бьяджио взял свой стакан и отпил небольшой глоток вина, не ощущая его букета. Ему придется немедленно сообщить Аркусу об этом. Но он находится во многих днях пути от Нара. Вентран наверняка успеет добраться до дролского чародея намного раньше. И невозможно предугадать, что они скажут друг другу. Если Вентран поведает чародею о вторжении…

Нет, это было бы немыслимо! В нем поднялся неудержимый гнев. Они как последние глупцы доверились этому щенку, позволили ему остаться на троне своего отца-предателя – и все ради мира в стране. И теперь их бескорыстный поступок грозит погубить все надежды на захват Люсел-Лора! Бьяджио медленно провел рукой по бедру до того места, где у него в ножнах прятался кинжал. Ножны открылись от легкого прикосновения одного пальца.

– Вы правильно сделали, что сообщили мне об этом, сэр Джоджастин, – сказал Бьяджио с натянутой улыбкой. – Мне только жаль, что вы не сделали этого раньше.

– Я нелегко пришел к такому решению, граф, – ответил Джоджастин. – Я люблю этого паренька. Я пытался его остановить, но он не пожелал меня слушать. Я знал, что рано или поздно вы узнаете о случившемся. – Он помолчал, подавшись вперед для вящей убедительности. – Я поступил так ради блага Арамура, и только.

Бьяджио кивнул:

– Совершенно разумно.

– Пожалуйста, поймите меня правильно, граф. Поступок Ричиуса – это не предательство, а просто глупость. Но Арамур должен идти в ногу со временем, а это значит признавать правление Нара.

– А вы преданны Нару, не так ли, сэр?

Риторический вопрос Бьяджио несколько умиротворил старика, и он расслабился.

– Конечно! Иного и быть не может. Почему-то Дариус Вентран оказался на это не способен. А теперь и его сын тоже. Дариус отказывался видеть, какой ущерб он наносит своей стране. Я не хочу, чтобы подобное повторилось. – Джоджастин опустил глаза. – Больше Вентранов не осталось. После Ричиуса придется выбрать нового главу.

– Как он похож на своего отца! – печально вздохнул Бьяджио. – Нам повезло, что здесь есть вы, не правда ли? В конце концов, если б не вы, нам и сейчас пришлось бы иметь дело с Дариусом Вентраном.

Джоджастин поднял голову, и их взгляды встретились. Взаимопонимание оказалось неожиданным. Бьяджио мрачно улыбнулся.

– Да, вы меня поняли, не правда ли?

Управляющий быстро посмотрел на застывших в ожидании Ангелов Теней.

– Не беспокойтесь на их счет, – сказал Бьяджио. – Они ничего не предпринимают без моего приказа, а зачем мне это? Вы избавили Нар от предателя, сделали нечто такое, что нам самим делать не хотелось. Почему вы так встревожены, сэр? Вы же не могли не знать, что Рошанн повсюду. И мы никогда не думали, будто убийство совершил триец. Неужели вы не догадывались, что сразу же попали под подозрение?

Старик ничего не ответил.

– И вот теперь вы себя обнаружили, – продолжал Бьяджио. – Успокойтесь: это в конце концов не лежит на вашей совести.

Джоджастин повернулся боком к двери и, уверившись в том, что за нею никого нет, отчаянно прошептал:

– Думаете, это было легко? Я не убийца, что бы вы обо мне ни думали.

– Никто вас ни в чем не обвиняет, – ответил Бьяджио. – Скорее вы – герой.

Джоджастин возмущенно фыркнул.

– Я сделал то, что обязан был сделать, вот и все. Дариус губил Арамур. Он был готов навлечь на нас гнев Нара, и его это даже не волновало. Я пытался переубедить его, но он был полон благородной чуши – точь-в-точь как его сын. Кто-то должен был его остановить!

– Пожалуйста, никаких оправданий, – прервал его Бьяджио. – Как я уже говорил, вы оказали нам услугу. И вам это сошло с рук, ну не удивительно ли? Сомневаюсь, чтобы кто-то в замке вас заподозрил. Даже Ричиус ни о чем не догадался. Наверное, король вас по-настоящему любил, раз ничего не увидел.

Лицо управляющего исказила жалкая гримаса.

– И что будет теперь?

– С вами? Ничего, – жизнерадостно обронил Бьяджио.

– Не со мной! – прорычал старик. – Что будет с Арамуром?

– О, ну, это вопрос сложный. Даже если юный Ричиус вернется, мы не сможем оставить его королем. Нет, нам нужен кто-то другой. Я над этим уже задумывался, знаете ли. Ведь в конце концов никто из нас, в Наре, не был полностью уверен в преданности Ричиуса. Нам нужен человек надежный, который понимал бы Арамур.

Бьяджио встал и подошел к подлокотнику кресла Джоджастина, опустившись рядом с ним на одно колено.

– У меня есть на примете нужный человек, – маняще прошептал он. – И Аркус уже дал мне полномочия поступить так, буде понадобится. Похоже, это время пришло, правда?

Джоджастин покачал головой.

– Я поступал так не для того, чтобы стать королем, – заявил он решительно. – Я сделал это ради блага Арамура.

– Королем? – прошипел граф, бесшумно вытащив кинжал из ножен. – Кажется, вы неправильно меня поняли, сэр.

Одним молниеносным движением Бьяджио сгреб серебряные волосы Джоджастина, запрокинул его голову и вмиг провел лезвием по горлу. На коже выступила полоса, из которой хлынула алая струя. Расширенные глаза Джоджастина наполнились изумлением и ужасом. Он обхватил шею руками, встал с кресла, шатаясь, и попытался закрыть рану пальцами. Булькая что-то, он протянул к Бьяджио окровавленную руку. Граф брезгливо ее оттолкнул.

– Ты убил одного из королей Нара, – тихо произнес Бьяджио. – Это – всегда смерть.

Казалось, Джоджастин его не услышал. Он упал на колени, страшно хрипя перерезанной глоткой, и продолжал пронзительно смотреть на своего убийцу. Бьяджио изумленно наблюдал за стариком, не сдавшимся даже в момент смерти. Арамур растил сильных людей.

А потом Джоджастин упал, и на полу образовалась лужа крови. Бьяджио вытер клинок о жилет управляющего. Его телохранители невозмутимо наблюдали за ним. Граф слишком поздно услышал шаги в коридоре.

– Джоджастин? – прозвучал молодой голос. Дверь открылась, и в комнату просунулось виноватое лицо. – Извините, что я вас побеспокоил, но…

Бьяджио выпрямился, не пряча окровавленный кинжал, и улыбнулся светловолосому пришельцу.

– Ах-ах! Вы поймали меня с поличным!

Молодой человек стал белым как полотно. Он с ужасом воззрился на Бьяджио. Граф пожал плечами, словно маленькая девочка.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Я тут напачкал с вашим управляющим. У вас найдутся полотенца?

Ошеломленный юноша стоял в дверях, не в силах сдвинуться с места. Бьяджио шагнул к нему, осторожно обойдя труп.

– Вы – Петвин, правильно? Друг Ричиуса? Будьте так любезны, сообщите леди Сабрине, что мне хотелось бы с ней поговорить, хорошо?

– О Боже! – воскликнул Петвин.

Его взгляд стремительно метнулся от графа к Джоджастину и обратно. Он начал было о чем-то спрашивать, но тут же выбежал из комнаты, истерично крикнув:

– Сабрина!

С громким проклятием Бьяджио поспешил следом – он успел увидеть, как молодой человек поднялся вверх по лестнице, и знаком приказал Ангелам Теней ступать за ним. Черная пара обнажила мечи и бросилась вслед за Петвином. Бьяджио шел за ними по пятам.

– Ну же, Петвин, не надо усугублять положение! – кричал он, поднимаясь по лестнице. – Мне крайне неприятно, что тут все идет не так!

Когда лестница была преодолена, они услышали звук захлопывающейся двери в дальнем конце коридора. Ангелы Теней подошли к ней и остановились, ожидая приказа своего господина. Снизу доносились крики прислуги, а потом раздался пронзительный визг Дженны, обнаружившей убитого Джоджастина. Испытывая сильную досаду, Бьяджио подошел к двери и резко постучал. Из комнаты долетел истошный женский крик и настойчивые призывы Петвина к спокойствию.

– Леди Сабрина? – позвал Бьяджио. – Приветствую! Послушайте, вы не выйдете на минутку? Мне очень нужно с вами поговорить.

Что– то во всей этой ситуации показалось графу удивительно смешным, и, отдавая приказ высадить дверь, он захихикал. Один из Ангелов Теней так ударил сапогом по замку, что дверь раскололась. Леди Сабрина испуганно вскрикнула: убийцы ворвались в ее комнату. Петвин стоял без оружия, со сжатыми кулаками, глядя на сверкающие клинки Ангелов. За его спиной пряталась перепуганная Сабрина из Горкнея. Перед тем, как войти в комнату, Бьяджио подождал секунду, а потом воздел руки, как бы шутливо признавая свое поражение.

– Хорошо, а теперь все успокойтесь. Петвин, будьте добры, позвольте мне поговорить с этой леди, а?

– Черта с два! – вызывающе отрезал Петвин.

– Что вам нужно? – вскрикнула Сабрина. – Что вы сделали с Джоджастином?

Бьяджио нахмурил брови.

– Ах, ну конечно, я очень некрасиво выгляжу, правда? Простите за невежливость, но я его убил. И я бы предпочел не делать того же с вами. Миледи, вы мне нужны. Это касается вашего мужа, видите ли.

– Убирайтесь! – вспыхнула Сабрина. – Оставьте нас в покое!

– Увы, не могу, – печально произнес Бьяджио. – Петвин, отойдите, пожалуйста.

– Нет!

Бьяджио закатил глаза.

– Боже правый! – вздохнул он.

Повинуясь щелчку изящных пальцев, Ангелы Теней двинулись вперед. Резкий взмах мечей – и Петвин оказался оттесненным к стене. Один Ангел заграбастал королеву, второй обхватил горло молодого человека затянутой в боевую перчатку рукой и сунул ему в рот кончик меча. Петвин испуганно застонал: лезвие прошло между губами и вонзилось в язык. Он поднял руки, прося пощады.

– Ну, вы только на него посмотрите! – глумливо взмахнул руками граф. – Глупый мальчишка. Дурень. Как и твой король.

– Отпустите его! – закричала Сабрина.

Воин, схвативший ее, вложил меч в ножны. Его сильные руки сжимали ее так, что она не могла дышать. Она попыталась вырваться, но Ангел только стиснул ее еще крепче, и у нее вырвался мучительный вопль.

– Полегче, друг мой, – попросил Бьяджио своего слугу. – Она – нежный цветочек. Давай пока не будем обрывать ее лепестки. – Протянув руку, граф провел своими ледяными пальцами по ее щеке. Кожа девушки оказалась идеально гладкой и теплой. Бьяджио позавидовал ей. – Миледи, вы мне нужны. Вам придется передать вашему мужу мое послание.

– Ничего я не буду передавать, – с трудом выговорила Сабрина. – Подонок!

– Ах, мои уши! – засмеялся граф. – И это говорит такая благородная сучка! Знаете, я постоянно удивляюсь, скольких мне приходится убеждать в том, что я не шучу! Может, все дело в моей непринужденной манере держаться? Ну так смотрите внимательно, миледи. А потом решайте.

Граф снова обратился к Петвину:

– Молодой человек, я искренне сожалею. Сегодня у вас несчастливый день.

И подал знак слуге. Ангел Теней нажал на меч и всадил его Петвину в рот, расколов череп.

Леди Сабрина отчаянно закричала. Столь оглушительного вопля Бьяджио еще никогда в жизни не слышал.

Замок Гейлов стоял на возвышении, поросшем чахлыми полевыми цветами. Это было ничем не примечательное здание, не слишком большое и не слишком роскошно убранное, от него веяло одиночеством и каком-то мрачным предчувствием. Окружавший его мутный ров напомнил Бьяджио о знаменитой паранойе Гейлов. Под возвышением распростерся утоптанный плац – огромное пространство, на котором проходили обучение и смотр талистанских всадников; позади замка находилась гигантская конюшня, вмещавшая несметное количество лошадей ополчения Гейлов, – неуклюжее строение из неровных досок, откуда в жаркие летние дни исходила отвратительная вонь. В замок Гейлов вел двадцатифутовый подъемный мост, по которому через ров можно было попасть на пыльный внутренний двор. На дворе челядь занималась хозяйственными работами, а на стенах замка во множестве расхаживали часовые в зеленых с золотом мундирах, и под их тяжелыми сапогами жалобно скрипели прочные деревянные настилы. Даже глубокой ночью раздавался в замке этот скрип от бесконечного топанья в ожидании налета, коему скорее всего не суждено произойти

Бьяджио любил этот воинственный дом. В течение многих лет он периодически приезжал сюда, всякий раз останавливаясь в одних и тех же покоях, которые талистанский король специально возвел для приема имперских гостей вроде него. Когда у Бьяджио были дела в этой части империи, он мог рассчитывать на гостеприимство Гейлов – те всегда окружали его вниманием. И подозрительностью, разумеется, тоже – но такова уж природа политики, и Бьяджио никогда на них за это не обижался. Гейлы были по большей части людьми, верными нарским идеалам. До недавнего времени они входили в число самых близких союзников Аркуса.

Барон Блэквуд Гейл демонстративно откинулся на спинку кресла, оторвав его передние ножки от пола. Он задумчиво смотрел в окно. Солнечный луч падал на его полумаску, от чего она ослепительно блестела. Слуги поспешно принесли графин вина и закуску, когда приехал граф. Бьяджио, у которого утренние события неожиданно возбудили аппетит, положил кусок мяса между ломтями хлеба и стал молча есть, с интересом наблюдая за бароном. Желание Гейла разыграть спектакль было вполне предсказуемым, и теперь он терпеливо дожидался его окончания. Стоявшие позади него Ангелы Теней смотрели на Гейла сквозь прорези напоминавших черепа масок.

– Это такая неожиданность! – заявил Гейл. Он весьма неубедительно разыгрывал обиду, но Бьяджио ему не мешал. – Честно говоря, мы с отцом подумали, что вы о нас забыли. А теперь оказывается, мы снова вам нужны. Ну… – Гейл шумно вздохнул. – Что я могу сказать?

Бьяджио пожал плечами и налил в свой кубок вина. Он медленно пил, вынуждая Гейла ждать, потом еще медленнее подбавил себе вина. Несмотря на теплую погоду, в замке было прохладно, а граф терпеть не мог холода. Гейл это знал – и специально открыл окно, чтобы в комнату залетал летний ветерок.

– Вы должны понимать, император не хотел вас обидеть, барон, – промолвил наконец Бьяджио. – Но только Арамур имеет доступ к дороге Сакцен. И вполне естественно, что выбор исходного пункта для вторжения пал именно на Арамур.

– Ха! – с презрением ответил Гейл. – А по-моему, Аркус просто влюбился в этого мальчишку. Я видел, какую коронацию он ему устроил! С Вентранами всегда так. У них есть харизма, и люди не замечают их предательства. Надеюсь, теперь Аркус все видит.

– Это весьма прискорбно, – согласился Бьяджио.

Он пересказал Блэквуду Гейлу то немногое, что сам узнал, и при известии о предательстве юного Вентрана барон возликовал. Но подобно своему хворому, старому отцу, этот Гейл был настоящей гадюкой: теперь он не желал подчиниться указаниям Нара, не получив взамен чего-нибудь ценного. Люди не ошибались, утверждая, что сундуки в доме Гейла наполнены сплошь награбленным золотом.

– Прискорбно? – Гейл повернул кресло так, чтобы оказаться лицом к графу. – И это все, что вы можете сказать? Мое семейство уже много лет хранит верность вам и Аркусу. Мы были оскорблены, граф, скажу вам прямо. Я отправился в Нар с чистыми помыслами – не только для того, чтобы присутствовать на коронации этого жалкого щенка, но и чтобы просить руки леди Сабрины. А вместо этого Аркус отдал ее ему!

С каждой секундой Гейл распалялся все сильнее. Его голос громом разносился по комнате. Бьяджио подумал, что, возможно, барон действительно считает себя обиженным. Его вспышка могла навлечь на себя гнев Ангелов Теней, а это означало верную смерть. Однако граф одним своим молчанием сдержал телохранителей, одарив Гейла злобной улыбкой.

– Барон, – напевно молвил он, – успокойтесь.

– Да, конечно, – кротко сказал Гейл, опомнясь. – Но поймите, что я хочу сказать, граф. Вам следовало обратиться к нам в первую очередь. Если б вы потрудились спросить меня, я сказал бы вам, что Вентрану доверять нельзя. Господи, удивляюсь, как Аркус не понял этого после Люсел-Лора!

– Да-да, все это очень интересно, барон. Но у нас с вами есть проблема.

– У вас, может, и есть. Но не у меня.

«Ты, похоже, расхрабрился, а?» – подумал Бьяджио, устремив на барона ледяной взгляд.

– Может, забудем прошлое, друг мой? – пустил он в ход свое обаяние. – Сейчас у нас с вами есть важное дело. Аркус очень, стар. Мне больно говорить об этом, но я не знаю, сколько времени ему еще осталось. Ричиус Вентран должен был отправиться в Люсел-Лор, чтобы найти магию этой страны. Он должен был принести сюда ее тайну, чтобы спасти императора. А теперь это должны сделать вы, Блэквуд Гейл.

Барон презрительно фыркнул.

– Вы говорите так, словно оказываете мне большую честь. Возможно, это было бы так, будь я избран первым. Я дал бы Нару и императору повод гордиться мною. Я показал бы вам, на что способен настоящий мужчина, а не проклятый мальчишка.

– И теперь вы получили возможность это сделать. – Бьяджио знал, что мрачный барон охотнее всего откликнется на лесть. – Право, мой друг, мы все знали, что вы прекрасно справились бы с заданием. Выбор императора обязательно пал бы на вас первого, не имей Арамур выхода на дорогу Сакцен. А арамурцы никогда не позволили бы вашим войскам войти на их территорию – даже для того, чтобы пропустить их на горную дорогу. Ведь это же политика!

– Политика! – сплюнул барон. – А что будет, если император умрет, хотел бы я знать? Что вы тогда предпримете? У вас будет полным-полно забот, и Талистан может остаться без союзников в Наре.

– Император не умрет, барон. Вы позаботитесь о том, чтобы этого не случилось. И в конце концов, я ведь приехал сюда с подарком. С сегодняшнего дня Арамур возвращается Талистану. Я думал, вас это порадует.

– Если б император умер, Арамур все равно стал бы нашим, – парировал Гейл. – Только он один и не давал нам захватить его силой. – Из-под серебряной маски злобно блеснул глаз. – Отвечайте на мой вопрос, граф: что, если император умрет? Какие действия вы предпримете, чтобы справиться с Эрритом и другими членами Железного Круга?

Бьяджио бесстрастно улыбнулся.

– Я не привык подвергаться допросам. И должен сказать, мне это не нравится. Совсем не нравится. Я сам допрашиваю.

Блэквуд Гейл улыбнулся.

– Вам стоило бы подумать над этим вопросом. Никто не вечен. Даже император. Я знаю, Аркус вам очень дорог, но вам следует обдумать все варианты. Не только ради меня, но и ради вас самого. В конце концов, Эррит вам не друг. Если вы заявите свои права на трон, он станет вам мешать.

– Епископ меня не тревожит, барон. Меня тревожит Аркус. Вы позаботитесь о том, чтобы он не умер. Вы отправитесь в Люсел-Лор и найдете чары, которые могут его спасти. А если вы найдете Ричиуса Вентрана, то привезете его обратно. Живым.

– И что я получу за этот великий подвиг, граф? Я уже потерял немало воинов, сражаясь с трийцами по воле Аркуса. Зачем мне делать это еще раз?

Именно этого вопроса и дожидался Бьяджио. Он неспешно насадил на крючок наживку.

– Вам мало Арамура?

– Как я уже сказал, Арамур все равно со временем отошел бы к Талистану. А я очень терпелив.

– Ну, тогда, наверное, мне следует сделать наш договор более привлекательным, – произнес Бьяджио.

Он сделал быстрый взмах в сторону телохранителей, отправив одного из Ангелов прочь. Блэквуд Гейл проводил воина любопытным взглядом и снова посмотрел на графа. Бьяджио молча сложил руки лодочкой под подбородком и ухмыльнулся.

– Куда он пошел? – спросил Гейл.

– У меня в карете есть еще один подарок для вас. Покажите мне хотя бы долю своего хваленого терпения.

Проглотив оскорбление, Гейл встал и прошел к двери, чтобы выглянуть в коридор. Там, в проеме, он и дожидался возвращения Ангела Теней. Позабавленный недоумением Гейла, Бьяджио рассмеялся и попросил его вернуться в комнату.

– Сядьте, пожалуйста, барон. На это уйдет несколько минут.

Блэквуд Гейл послушался и больше не пытался расспрашивать графа. Он ждал возвращения солдата, нетерпеливо барабаня пальцами по крышке стола. Наконец Ангел Теней вернулся – с женщиной на руках. Блэквуд Гейл затаил дыхание. Несмотря на то что руки и ноги у нее были связаны, а рот заткнут кляпом, он сразу же узнал ее. Граф Бьяджио едва справился с ехидным смехом при виде ошеломленного лица Гейла. Они оба встали – и Ангел Теней бросил вырывающуюся женщину к ногам барона.

– Блэквуд Гейл, – объявил Бьяджио, – я дарю вам леди Сабрину из Горкнея, бывшую королеву Арамура.

– О Боже! – простонал Гейл.

Он уставился на испуганную пленницу, онемев от изумления и похоти. Увидев его, Сабрина заплакала.

– Назовем это исправлением прошлых ошибок, – заметил граф. – Это меняет ваше отношение, друг мой?

Не в силах оторвать взгляд от девушки, Гейл спросил:

– Вы хотите сказать, что она – моя?

– На какое-то время. Видите ли, эта леди должна будет доставить мое послание своему дорогому мужу. Но до той поры – да, она ваша. Если вы согласны сделать то, о чем я вас просил.

– Как это – «до той поры»? Пусть ваше чертово послание доставит кто-то другой. Если она будет моей…

– Ну-ну, – прервал его Бьяджио, – не надо так жадничать, Блэквуд Гейл. Эта леди – единственная, кого Ричиус Вентран будет слушать. Но мне нет нужды отправлять мое послание сегодня или даже завтра. Пока берите ее. Она ваша. Договорились?

На лице Гейла появилась нечеловечески мерзкая улыбка.

– Договорились.

– Превосходно. – Граф Бьяджио подошел к великану и положил свою ледяную руку ему на плечо. Приблизив губы к самому его уху, он зашептал: – А теперь слушайте меня. Если Аркус умрет, умрете и вы. Если вы не сможете найти магию, вы умрете. Если Ричиус Вентран от вас уйдет, вы умрете. – Освободив барона от своих холодных объятий, он нежно добавил: – И если я буду хоть в чем-то вами недоволен, Блэквуд Гейл, вы умрете. Вы меня хорошо поняли?

Огромный талистанец кивнул.

– Прекрасно, – улыбнулся Бьяджио. – Я – Рошанн, Блэквуд Гейл. Больше никогда не забывайте о том, какова моя власть.

 

25

Вдоль границы Таттерака простирались бесконечные холмистые степи. Таттерак был уродливой частью Люсел-Лора: здесь, на самой неумолимой земле, жила большая часть трийцев. Человек мог навсегда затеряться в ее пустынных морщинах, так и не узнав, сколь близко он находился от моря и других живых существ. В отличие от долины Дринг Таттерак представлял собою скалистую бесцветную страну, где зимой толстым слоем лежал снег, а летнее солнце могло прожечь даже шкуру саламандры. Здесь простирались соляные пустоши северных берегов Люсел-Лора, забеленные тысячелетним прибоем. Это была страна снежных барсов – ненасытных любителей человечины, выбиравшихся на охоту из своих горных логовищ в такое время, когда у прочих зверей хватало ума впасть в спячку. Ночью Таттерак был краем бесконечных звездных просторов и жестоких зверей с горящими глазами, где воины редко отходили ко сну, не положив рядом с собой острый кинжал. И далеко на океанском берегу стоял Фалиндар, который захватил и сделал своим домом Тарн: родина Люсилера, тюрьма Дьяны.

Ричиус устало вздохнул, осматривая представшую перед ним неприветливую землю. Он больше трех недель добирался до этих мест вдоль узких потоков тающего льда, исходивших с ледников Таттерака. Он так изнемог он бесконечной езды и вида безграничных пустошей, что его захлестнула волна отчаяния. Он тихо выругался и остановил коня. Люсилер сделал то же самое.

– Таттерак! – объявил он.

В его голосе слышались радостные нотки, словно этот унылый пейзаж действительно ободрил его.

– Таттерак, – кисло повторил за ним Ричиус.

Даже название звучало отвратительно. Во время войны сотни людей приезжали в эти заброшенные места, сражаясь рядом с военачальником Кронином. Именно здесь шли самые кровопролитные бои, унесшие жизни тысяч арамурцев.

И теперь Ричиус наблюдал, как степь пытается воспрянуть к весне, и вспоминал слова Люсилера о том, что в Люсел-Лоре наступил мир.

– Мне нужно отдохнуть, – сказал он. – Я устал, и у меня болит спина. Давай ненадолго остановимся.

Люсилер мрачно взглянул в затянутое дымкой небо. Солнце еще не достигло зенита. Впереди у них были долгие часы езды.

– Ты не мог бы проехать еще немного? Теперь, когда мы достигли границы, до Дандазара осталось совсем ничего. Мы переночуем там, и ты сможешь как следует отдохнуть.

– Лошади тоже устали, Люсилер.

– Мы едем всего несколько часов. Я знаю, ты способен на большее. У тебя неспокойно на душе. Почему?

Ричиус невесело улыбнулся.

– Дурные воспоминания. Я много передумал с тех пор, как мы уехали из Экл-Ная. Странно, что я нахожусь в Люсел-Лоре. Уезжая домой, я дал клятву больше никогда не возвращаться. У меня нет желания видеть что-то еще. – Он помолчал, охваченный приливом грусти. – Эти места напоминают мне об Эдгарде.

– Мне очень жаль, – ответил Люсилер. – Но нам надо ехать в Дандазар. У нас кончаются припасы, а он – единственный город в этих местах. Если мы не сделаем там остановку, то умрем от голода, не добравшись до Фалиндара.

Ричиус кивнул. Он уже давно съел всю провизию, которую собрал для него Петвин, и совместными усилиями они почти прикончили запасы Люсилера. Это тоже напоминало ему прежние времена в Люсел-Лоре – голодные и тяжелые.

– А сколько останется после Дандазара? – поинтересовался Ричиус. – Примерно неделя, да?

– Примерно. Но неделя – это слишком много. Припасы нам нужны прямо сейчас. И ты прав насчет лошадей. Они не смогут продолжать путь, не получив настоящего отдыха.

– Я и сам вот-вот упаду, – признался Ричиус. – Ну ладно, едем в Дандазар. Но только на один день. Я не хочу рисковать.

Он надел широкий плащ, купленный ему Люсилером в Экл-Нае, надвинул капюшон на лицо. В этом одеянии он напоминал одного из городских прокаженных, но зато нельзя было разглядеть его лицо.

– Я тоже не хочу рисковать, – засмеялся Люсилер. После отъезда из города нищих жуткий наряд Ричиуса постоянно смешил трийца. Однако он являлся необходимостью: Люсилер объяснил, что трийцы теперь с большим подозрением относятся к нарцам и вполне могут счесть Ричиуса врагом. – Теперь не снимай капюшон, – добавил он. – В этих местах нам могут попасться какие-нибудь всадники.

Ричиус уже обматывал лицо грязным шарфом, так что сквозь рваную серую ткань сверкали только глаза. Его должны будут сторониться как прокаженного или еще какого-то ущербного больного изгоя. Ему ничто не угрожает, если все переговоры будет вести Люсилер.

– Боже, до чего же под ним жарко! – воскликнул он. – Постарайся найти нам отдельную комнату. Я не намерен всю ночь провести в этом тряпье.

– Я сделаю что смогу. И больше не говори «Боже», Ричиус. Трийцы знают это слово. Оно может тебя выдать.

– Не беспокойся, – досадливо проворчал Ричиус. – Я не буду открывать рта. А уж если мне придется что-нибудь говорить, я буду кричать «Лумис и Прис», как это всегда делаешь ты.

Люсилер тряхнул белыми волосами и расхохотался.

– Лоррис и Прис, – поправил он его. – И вообще это – боги дролов.

– Боги дролов, боги трийцев… Все едино. Может, вам следует немного упростить свою религию. У вас, трийцев, богов больше, чем блох на собаке.

– Их действительно много, – согласился Люсилер. – Но важных относительно мало.

– А Лоррис и Прис – важные?

Люсилер всегда предпочитал молчать насчет трийских обычаев, а Ричиуса так и подмывало раззадорить своего спутника. Он наблюдал, как морщится лицо Люсилера.

– Для дролов – важные, – отрывисто бросил триец.

– Только для дролов?

– Больше им вроде никто не поклоняется. В основном только дролы.

– А почему? – не унимался Ричиус. – В чем различие?

Люсилер сердито посмотрел на него.

– К чему столько вопросов? В долине тебя эти вещи не интересовали.

Ричиус пожал плечами.

– Мы были там слишком заняты. А мне просто хочется как можно больше узнать про Тарна. Ты не очень-то охотно о нем рассказываешь. Что значит быть дролом? Как получилось, что они поклоняются Лоррису и Прис?

Люсилер вздохнул.

– Я не ученый, Ричиус. Можешь сам спросить Тарна, когда с ним встретишься.

– Это исключено, – возразил Ричиус. – Я хочу узнать обо всем этом прежде, чем с ним встречусь. Расскажи мне о Лоррисе и Прис.

– Если я тебе расскажу, ты поедешь дальше?

Ричиус кивнул.

– Тогда едем.

Они тряхнули поводья и тронулись. Люсилер говорил, словно отец, успокаивающий капризного ребенка. Ричиус внимательно слушал, сразу же забыв о грубой ткани, натиравшей ему лицо.

– Много тысяч лет назад, – театрально начал свой рассказ триец, – в одном далеком городе на юге Люсел-Лора родились Лоррис и Прис.

– В каком именно городе?

– Чатти. Его больше не существует. Они были близнецами: Лоррис – мальчик, а Прис – его красавица сестра. Говорят, она была прекрасна словно богиня. Дети рано осиротели, и им пришлось самим о себе заботиться. Они помогали друг другу, любили и лелеяли друг друга, как никто на свете.

– А что случилось с их родителями? – спросил Ричиус.

Люсилер бросил на него сердитый взгляд.

– Ты так и будешь все время меня прерывать? Позволь мне рассказать эту историю, как я считаю нужным. Итак, они много лет жили самостоятельно, в согласии и любви, пока не стали взрослыми. Предание гласит: великий бог Викрин сжалился над ними и оберегал их от всяких бед и напастей.

– О Викрине я слышал, – заметил Ричиус.

– Он – верховный бог, – кивнул Люсилер. – Бог, которому поклоняются большинство трийцев. Говорят, он добрый и любвеобильный. Потому он и покровительствовал сиротам. В конце концов он похлопотал о том, чтобы Лорриса сделали королем на его родине, в Чатти.

Лоррис и Прис вместе правили Чатти в течение трех лет. Лоррис был королем, а Прис – обожаемой принцессой. Люди любили обоих – ведь Лоррис защищал их, а Прис заботилась о них и помогала им. Вот почему они считаются богами войны и мира. Дролы верят, что дух обоих живет во всех людях. Лоррис дает мужчинам силу, говорят дролы, а Прис учит людей любить. А иногда они наделяют своих последователей особыми способностями.

– Дар Небес, так?

– Правильно. У Тарна есть дар Небес. Лоррис избрал его, чтобы освободить Люсел-Лор. Но дар очень редок. Лоррис обычно дарует силу, а его сестра – любовь.

– Готов спорить, что большинство дролов предпочитают Лорриса, – съехидничал Ричиус. – Не припомню, чтобы Форис испытывал к кому-то любовь.

– Дролские воины действительно отдают предпочтение Лоррису, – подтвердил Люсилер. – Мужчины, такие, как Форис, молятся ему, чтобы он даровал им силу и отвагу. Из легенды известно, что Лоррис был великим воином – возможно, величайшим в мире, – и все воины-дролы стараются походить на него. А их женам положено брать пример с Прис. Они должны быть любящими и заботливыми, потому что Прис заботилась о своем брате. И они должны хранить верность не только своим мужьям, но и своим деревням и городам.

– Большинство триек именно такие, – сказал Ричиус. – Продолжай. Что было дальше?

– Как я уже говорил, они мирно правили Чатти в течение трех лет, но другой город пошел на них войной. Этот город назывался Тууром, и его жители были приверженцами Праду, повелителя мертвых. А теперь ты должен понять: Праду и Викрин испокон веков были врагами. Один – творец, другой – убийца. Говорят, Праду ненавидел Лорриса и Прис, потому что им покровительствовал его противник, Викрин. Но всякий раз, как только Праду пытался уничтожить этих двоих или разлучить их, Викрин вмешивался и не давал ему это сделать.

– И Праду начал войну между Тууром и Чатти, – с отвращением промолвил Ричиус.

Это было очень похоже на то, что собирался предпринять Аркус.

– Так говорят дролы, – продолжал свой рассказ Люсилер. – Помни: для Праду война означала возможность пополнить свои сундуки новыми душами. Его не смущало, что иные из погибших жили в городе, который ему поклонялся. Но войска Туура не смогли победить город Лорриса. Однако и Лоррис не смог избавить мир от туурцев. В течение пяти лет шла кровопролитная война, которая никому не приносила победы.

Люсилер неожиданно умолк, хмуро глядя на Ричиуса.

– Ну, говори же, – подстегнул его Ричиус. – Что было потом?

– Спустя три года Чатти и Туур понесли огромные людские потери, и Лоррису и Прис отчаянно хотелось прекратить войну. Но они ничего не могли сделать. Жители Туура были столь же порочными, как их покровитель Праду. Они отвергали все предложения Чатти о мире. И вот однажды, когда Лоррис охотился в лесу, ему явился зверь. Этим зверем был шакал.

Ричиус поморщился.

– Шакал. Слышу что-то знакомое.

– Да. Но это был необычный шакал. Это был бог Праду, и он сказал Лоррису, что на самом деле он – Викрин и что у него есть для Лорриса прекрасный дар, который позволит ему закончить войну с Тууром. Это было волшебное заклинание, которое могло уничтожить всех жителей Туура. Достаточно было произнести его город Туур навсегда исчезнет.

– И Лоррис произнес это заклинание?

– Конечно, произнес. Он считал, что этот зверь – Викрин, и он ему доверял. – Лицо Люсилера потемнело, а слова исторгались с пронзительным свистом. – Он произнес это заклинание, и в Тууре вспыхнул огромный пожар, который разрушил город; жители его разбежались кто куда.

– Заклинание подействовало? – изумился Ричиус. – Не понимаю. Ты же сказал, что шакалом был Праду, а не Викрин. Что же случилось?

– Это был Праду. Повелитель мертвых не солгал Лоррису насчет этого заклинания. Оно подействовало. Оно разрушило Туур. Но Праду было известно нечто такое, чего не знал Лоррис. Утром того дня шпионы Туура взяли в плен Прис и увели с собой в город, чтобы запросить за нее выкуп.

Ричиус тихо присвистнул.

– И заклинание ее убило.

– Она погибла. Узнав о ее смерти, потрясенный и безутешный Лоррис покончил с собой. Легенда гласит, что он жил в высокой башне и в тот же день бросился оттуда вниз. Оставшийся без правителей, Чатти был поглощен хаосом, и захватчики из других городов без труда овладели им и сожгли дотла. Так Праду достиг своей цели: он убил любимцев своего врага, Викрина, и принес гибель тысячам людей.

– И поэтому в долине Дринг меня называли Шакалом, – мрачно добавил Ричиус. – Потому что дролы ненавидят это животное. Почему ты никогда мне об этом не говорил?

– А это что-нибудь изменило бы? – вопросил Люсилер. – Все равно это просто легенда. Но на этом она не заканчивается. Дальше в предании говорится, что после смерти Лоррис и Прис вознеслись на небеса, чтобы жить с богами, и что Викрин по-прежнему о них заботится. Сегодня дролы поклоняются им как богам войны и мира.

Ричиус удовлетворенно улыбнулся. Пусть это всего лишь предание, но история прекрасная.

– Однако все это очень грустно, – подумал он вслух. – Они ведь действительно должны были очень любить друг друга. – И мысли его сразу же обратились к Дьяне.

– Да, эта легенда очень печальная, – согласился Люсилер. – Но о них помнят. Каждый год дролы празднуют казада – свой самый главный свято чтимый день. Это – время воспоминаний о жизни и смерти священных – близнецов. Устраивают пиры, играет музыка, а искусники рассказывают истории о Лоррисе и Прис, чтобы маленькие дети росли, понимая их веру.

– Искусники? Кто это?

– Праведники дролов, – объяснил Люсилер. – Как священники в Наре. Тарн – искусник, высший искусник секты дролов. И скоро будет первая казада с того момента, как он пришел к власти. До нее всего неделя. Может быть, мы даже успеем к ней в Фалиндар.

– У тебя в голосе слышится радость, – изобличил его Ричиус. – Ты ведь, кажется, говорил, что ты – не дрол.

– Это – праздник, Ричиус. Время встречи весны. Ей радуются не только дролы.

Ричиус презрительно фыркнул. Он не рассчитывал приехать в священный для дролов день.

– Ну, лично я не огорчусь, если пропущу это ваше празднество. Не будем забывать, что меня ведет в Фалиндар. Я еду только за Дьяной.

Гневно сверкнув глазами, Люсилер повернулся к Ричиусу.

– Это ведь ты стал расспрашивать меня о дролах, или ты забыл?

– Не забыл. Но я не хочу, чтобы Тарн окунулся в эту казада. У меня с ним дела. Мне надо, чтобы он занимался мною.

– Он будет заниматься тобой, – заверил его Люсилер. – Поверь, тобой пренебрегать не станут. Сам Кронин, наверное, захочет с тобой встретиться. После окончания войны он живет в цитадели вместе с Тарном. Ему известно, что я уехал из Фалиндара, чтобы переговорить с тобой.

– А как насчет него? Он теперь поклоняется Лоррису и Прис?

– Кронин не дрол, – ответил Люсилер. – В этом нет необходимости. Теперь он – сторонник Тарна, как и я, но он следует своим верованиям. Это все – часть мира, Ричиус. Тарн не предъявляет военачальникам никаких требований. Вот почему он позволил Кронину сохранить за собой Таттерак, вместо того чтобы передать его Форису из долины Дринг. Говорю тебе: он умеет прощать, как никто другой. Кронину сохранили жизнь, так же как мне и всем, кто сражался против Тарна. Даже Форис принял Кронина.

Ричиус широко раскрыл глаза: это известие произвело сильное впечатление. Военачальники долины Дринг и Таттерака являлись злейшими врагами с незапамятных времен. Это не было секретом даже для нарцев. И то, что Тарну удалось примирить этих двоих, было поистине удивительно. Однако это еще предстояло увидеть. Хотя с каждым днем Ричиус чуть больше доверял своему спутнику-трийцу, утверждения Люсилера по-прежнему оставались голословными, а Ричиус не собирался поддаваться ни магии надежды, ни старой дружбе. Он поверит в это примирение лишь в тот день, когда увидит рядом Кронина и Фориса.

– Я все еще не могу поверить, что Кронин остался в живых после того, что происходило в Таттераке. Сам Блэквуд Гейл был вынужден бежать, и почти все его люди погибли. Как Кронин мог выжить? Эти бури…

Он замолчал, увидев, как Люсилер сжал губы. Триец стал оглядываться, делая вид, будто невыразительный пейзаж вызывает у него глубочайший интерес. Ричиус застонал. Все стало до тошноты ясно.

– Он никогда не направлял свою магию против воинов Кронина, так? – возмущенно осведомился Ричиус. – Он пользовался ею только против нарцев!

Молчание Люсилера было красноречивым ответом.

– Бог мой, каким я был дурнем! Конечно, Кронин остался в живых! Почему ему было не жить? Тарн никогда не направил бы свою магию против своего народа. Как же – это было бы немыслимо! Он ведь дрол, верно? Но вот убить сколь угодно варваров из Нара – это пожалуйста!

Люсилер упреждающе поднял руку.

– Дело не в этом, – сказал он, тщательно подбирая слова, – Тарн хотел только избавить Люсел-Лор от влияния Нара. Не забывай: именно ради этого и началась его революция.

– И он взял и сжег всех, кроме трийцев, которые воевали против него. Тебе это кажется нормальным?

– Конечно, нет! – огрызнулся Люсилер. – Но в конце концов это принесло ему победу и показало всем военачальникам, что ему нужен мир. Да, он пощадил тех военачальников, которые были на стороне дэгога…

– Прекрати! – рявкнул во гневе Ричиус. – Меня ты не убедишь.

Люсилер пожал плечами.

– Посмотрим.

Больше часа они ехали в полном молчании. Едва сдерживая клокочущую ярость, Ричиус смотрел, как меняется местность по мере того, как они проникают в самое сердце Таттерака. Каменистые равнины оставались позади, уступая место скалистым холмам. Высоко в небе сияло ярко-оранжевое светило, окрашивая землю в странные цвета. По обеим сторонам неровной дороги в зарослях причудливо переплетенного кустарника жужжали пчелы. Внезапно Ричиус почувствовал, как сердцем его завладела тоска. Эти места ознаменованы таким кровавым прошлым! Четыре года назад Тарн только-только захватил Фалиндар, свергнув дэгога с трона, и Кронин с его воинами отчаянно пытались остановить поток дролов. И хотя Ричиус вместе с соотечественниками действовали по приказу Аркуса, они искренне стремились помочь императору в борьбе с восставшими, в которых видели угрозу не только Люсел-Лору, но и в конечном счете самому Нару. Сколько людей здесь погибло, с грустью думал Ричиус. Как и в долине Дринг, военная кампания в Таттераке была жестокой и кровавой. Множество сражений порушило мирную жизнь трийцев. Но теперь от этого бурного прошлого не осталось и следа. Среди бесконечных холмов шло неудержимое наступление весны, и существовали деревни, полные крепких людей, которым как-то удалось пережить все трагические события гражданской войны. Ричиусу вдруг очень захотелось узнать, сколь благодатно им теперь живется.

К тому времени как они добрались до окраин Дандазара, друзья снова могли вступать в разговоры. Люсилер обратил внимание Ричиуса на ясные признаки городских строений из дерева и глины: на фоне холмов их очертания были слишком правильными и ровными. Дандазар скорее являлся большим поселком, чем городом, но все равно это было единственное крупное поселение в округе – потрепанный ветрами маяк, манивший к себе усталых путников. Подобно Экл-Наю, Дандазар занимал ключевую позицию для сил Арамура и Талистана – здесь солдаты могли купить продукты и другие необходимые припасы, без которых никак не выжить в этих неприветливых краях. Здесь не было сложных строений, не было каменных монолитов, которые напоминали бы о Черном Городе. Архитектура была исключительно трийской, простой и практичной. Даже с большого расстояния Ричиус мог видеть побеленные крыши и простую кладку из песчаника. Ветер приносил запахи домашних животных и кухонных очагов. Казалось, здесь остановился какой-то цыганский табор и развернул ярмарочную торговлю: Дандазар был известен по всему Таттераку, и в оживленную местность отовсюду стекались приезжие, чтобы продать свои товары или обменять их на что-нибудь нужное

Вскоре замелькали белые шевелюры трийцев, и Ричиус сильнее надвинул капюшон на лицо.

– Помни, – снова предостерег его Люсилер, – ни слова. Если кто-нибудь с тобой заговорит, ничего не отвечай. И не двигайся слишком быстро. Ты же как будто болен. – Он придирчиво осмотрел Ричиуса. – Сгорбься в седле, – велел он и принялся учить друга устало сутулиться. – Вот так.

Ричиус понурил голову, сгорбил спину и стал похож на умирающего.

– Годится?

– Прекрасно. А теперь давай действовать быстро. Прежде всего нам нужна комната на ночь и стойла для лошадей. Как только ты окажешься под крышей, я смогу отправиться за припасами.

– Найди хорошую комнату, – напомнил ему Ричиус. – Без посторонних.

– Сделаю все что смогу. – Люсилер снова бросил на друга суровый взгляд. – Найти комнату будет не так просто. Если тебя примут за прокаженного…

– Прекрасно! – съязвил Ричиус, с возмущением воздевая руки. – Давай просто сделаем то, ради чего приехали, и уедем. Если понадобится, то переночевать мы сможем и под открытым небом, среди холмов.

Люсилер тоже поднял руку, призывая спутника к молчанию. Они находились на узкой дороге, ведущей в город, и вокруг уже было немало людей с острым слухом. Ричиус снова понурился в седле, и опустил глаза, дабы не встречаться взглядом со встречными. Повсюду слышалась трийская речь: она присутствовала в звонких звуках, срывающихся с губ старухи, которая отчаянно торговалась с недовольным продавцом; в криках возбужденных ребятишек, сновавших по заполненным людьми переходам между палатками и лавками. Тут были животные – как привычные, так и незнакомые: козы и свиньи, громко кудахчущие в клетках куры, какие-то экзотические птицы с шафранным оперением и полосатыми клювами. Тут были пресмыкающиеся и собаки, пушистые кролики и многорукие обезьяны – одни сидели в деревянных ящиках, другие свободно бродили по улицам или сидели на плечах хозяев. И повсюду были кошки с поджарыми телами, идеально натренированными охотой за мышатиной, – они бросались под столики или блаженно нежились на солнцепеке. Все это было удивительно похоже на любую рыночную площадь в базарный день, если не считать полного отсутствия нарцев. Здесь обретались одни только трийцы – море белой кожи, молочных волос и бледных глаз. Насколько Ричиус мог судить по ограниченному капюшоном обзору, он был единственным нарцем в городе. Рядом раздался ровный голос Люсилера:

– Спокойно. Просто следуй за мной.

Ричиус внял его словам и направил Огня через рыночную площадь за конем Люсилера, стараясь оставаться незамеченным. Очень немногие покупатели бросали на них беглый взгляд, не прерывая своих дел, и, похоже, ни у кого они не вызвали особого интереса. Ричиус едва справился с приступом дрожи. Недоверие к Нару являлось краеугольным камнем революции Тарна. Можно было лишь догадываться, сколько ненависти к его стране воспитали в этих людях дролы.

Они добрались до центра ярмарки, где особо рьяный торговец выкрикивал что-то, поднимая вверх безголового цыпленка. Рядом с его лавкой было привязано несколько лошадей, и почти все пространство занимали мешки с зерном и кормом для животных. Народу вокруг толклось не так много, поэтому Люсилер рискнул спешиться и подошел к торговцу, Ричиус остался в седле, наблюдая за ним из-под капюшона. Коротко переговорив с продавцом, Люсилер не спеша вернулся к Ричиусу и знаком велел ему спешиться. Тот медленно слез со спины Огня, притворяясь крайне слабым, и передал поводья своему спутнику, который отвел обоих животных к торговцу. Затем Люсилер достал из кармана куртки несколько мелких монет, тотчас жадно схваченных торговцем. Снова обменявшись с ним несколькими лаконичными фразами, Люсилер вернулся к дожидавшемуся его Ричиусу.

– Он присмотрит за лошадьми и поставит их на ночь в конюшню, – прошептал Люсилер. – Он назвал мне постоялый двор в конце рыночной площади, где для нас могут найтись постели. Пойдем.

Триец взял Ричиуса под руку, словно дряхлого старика, и медленно повел его через заполненную народом площадь. Ричиус послушно шел, прихрамывая, как это делали голодные нищие в Наре, и горбя спину. Без Огня он чувствовал себя уязвимым. А Люсилер все время молчал и не поднимал взгляд от земли. Время от времени толчея вокруг них возрастала, и они ненадолго приостанавливались среди людей и животных, чтобы пропустить наиболее резвых покупателей. Мимо пробегали трийские дети, между ног шныряли кошки – шум базара постепенно обволакивал их. Вскоре они казались обыкновенными усталыми и грязными путниками. Как и Люсилер, Ричиус смотрел вниз, поднимая голову ровно настолько, чтобы видеть на несколько шагов вперед. Он сильнее надвинул капюшон на голову, а когда кто-нибудь оказывался совсем близко, придерживал ткань рукой.

Когда они добрались до края площади, Люсилер остановился и осмотрелся, а потом отвел Ричиуса в укромный угол. Там стояли дома, и шум базара немного утих, так что произносимые Люсилером слова стали отчетливее.

– Мне нужно найти дом человека по имени Кафул, – пояснил он. – Торговец сказал, что он должен быть где-то здесь и что этот человек может предоставить нам комнату, если плата его устроит. Я скажу ему, что ты болен, но твоя болезнь для окружающих не опасна. А потом дам ему вот это.

Он извлек из-под своих одежд еще одну монету – она сверкала золотом и оказалась во много раз крупнее, чем прежние монетки, которыми он расплатился с торговцем на рынке. Ричиус подумал, что этого хватило бы здоровому человеку, дабы арендовать комнату на целый месяц. Возможно, сия монета купит одну ночь уединения даже прокаженному. Люсилер осматривал маленькие домики, выискивая какой-то опознавательный знак, и все больше хмурил брови.

– Мне придется спросить, где этот Кафул, – сказал он наконец. – Жди меня здесь. Будет гораздо быстрее, если я пойду один.

Ричиус энергично затряс головой.

– Я ненадолго, – пообещал триец. – Уверен, этот дом где-то здесь. Ни с кем не разговаривай.

– Проклятие, Люсилер! – прошипел Ричиус, но друг уже исчез, оставив его у стены одного из десятка домишек, растянувшихся вдоль улицы.

Ричиуса мгновенно захлестнуло ощущение сиротства, и он прошаркал в тень, надеясь, что никто не обратит на него внимания или, что еще хуже, не попытается затеять с ним разговор. Но прохожие, занятые своими делами, игнорировали его, словно его присутствие было чем-то совершенно естественным. Из окон над его головой раздавалась негромкая трийская речь, до него долетали экзотические запахи готовящейся обеденной трапезы. Женщины окликали своих детей, старики пили вино и играли в кости на тротуарах, смеясь над какими-то шутками. И спустя несколько минут Ричиус устыдился своих страхов. Он вдруг понял, что окружающие не только не замечают его, но и не являются источником опасности. Среди них не было воинов-дролов, размахивающих жиктарами, не было орд трийских священнослужителей, распевающих молитвы. Здесь царил тот самый мир, который описывал Люсилер, – спокойствие и порядок, словно война никогда не затрагивала этих мест.

Ричиус вышел из тени на улицу и неожиданно заключил, что прежде никогда здесь не был. Да, он приезжал в этот городок, стоял на его окраинах с отрядом Окайла, но его не интересовала жизнь в Дандазаре, и он не пытался разгадать его обитателей. А сейчас, когда вокруг него кипела деятельность, он почувствовал глубокое любопытство. Сам факт, что Люсилер не лгал ему, был похож на долгожданный ветерок душным днем.

Вскоре Ричиус уже осмелился пройти по улице – по-прежнему опустив глаза, но отказываясь испуганно жаться к стенам. Он шел мимо прилавков и лотков с товарами, произведенными незнакомой ему культурой. Он старался не уходить далеко, но рынок манил его за собой. Время от времени он поглядывал туда, где его должен был ожидать Люсилер, но, не видя друга, снова углублялся в толпу, пока не очутился в окружении горожан, и отовсюду слышал их гортанную речь. Впервые после отъезда из Арамура он чувствовал себя счастливым и двигался все дальше, словно под покровом невидимости. Он уже не старался хромать, или горбиться, или притворяться больным. Это притворство вдруг показалось ему нелепым. Никто не знал, кто он такой. Все были слишком поглощены своими делами, чтобы обращать на него внимание. Однако он избегал прикасаться к вещам, выставленным на продажу, какими бы интересными они ему ни казались: цвет кожи обязательно выдал бы его происхождение. И он удовлетворялся только наблюдениями, поражаясь разнообразию товаров. На прилавке в самом конце улицы была выставлена поразительная коллекция шелков и шерсти. Радужная гамма тканей всевозможной текстуры и переплетений превращалась в длинные одеяния и прочие наряды. Ричиус подошел к окружавшей прилавок толпе и рассматривал прекрасные товары. Он даже ахнул от потрясения.

Позади торговца висело платье – алое с серебром, столь прекрасное, что захватывало дух. Ричиус широко улыбнулся. До крепости в Фалиндаре оставалась всего неделя пути, так что скорее всего это их последняя остановка. До сей минуты ему не приходило в голову, что он мог бы привезти Дьяне подарок; увидев это платье, он сразу же вспомнил ее. Этот наряд стал бы для нее чудесным подарком! Он посмотрел на торговца – тот как раз заканчивал переговоры с очередным покупателем. Ричиус отвел взгляд, лихорадочно соображая, что следует делать. Ему придется вернуться сюда с Люсилером. Надо полагать, у них хватит денег на это платье. Да, решил он в конце концов, они вернутся сюда позже и…

Пронзительный вопль прервал сладостные размышления Ричиуса. Он обернулся. Все вокруг него вдруг пришло в смятение. Море людей, заполнявшее площадь, отхлынуло – и в самом центре толпы Ричиус увидел нечто невообразимое. Он отшатнулся, пораженный представшей перед ним картиной, и чуть не сшиб прилавок с тканями. В центре улицы какой-то зверь – похоже, гигантский барс, – терзал человека. Тварь, вдвое превосходящая ростом боевого коня, нависла над истошно вопящей жертвой, обнажив острые кинжалы клыков и потрясая вставшей дыбом гривой. Желтые глаза зверя сверкали на массивной морде, остриженный хвост метался из стороны в сторону с твердой решимостью. Огромные лапы прижимали мужчину к земле. Зверь щетинился и шипел на охваченных ужасом зрителей, вызывая в памяти Ричиуса чудовищ из страшных сказок своего народа. Крик жертвы вмещал в себя безграничный ужас и боль: несчастный пытался сбросить мощные лапы, бессильно колотя по ним кулаками. Его одежда была изодрана и обагрена кровью.

Ричиус оцепенел в поисках верного решения. Гигантская кошка без труда могла бы справиться и с двумя десятками воинов – однако ему невыносимо было слышать вопли трийца, пойманного чудовищем. Он быстро сунул руку под плащ и нащупал рукоять Джессикейна. Тяжелый меч впервые показался ему жалкой игрушкой. Только в этот миг он заметил, что зверь в упряжи и под седлом. Он смотрел на разъяренное животное, в шоке от мысли, что кто-то способен ездить на нем верхом. Он вспомнил огромный череп, висевший в комнате Аркуса, – выбеленные временем кости, которые император назвал останками боевого льва трийцев. Он знал об этих существах только из сказок – и вот одно из них оказалось перед ним, готовое распороть грудь беззащитному человеку. Он дико озирался в поисках хозяина кошки – но видел только испуганные лица таких же созерцателей, как он сам. Спасти беднягу некому – меньше чем через минуту он погибнет.

Более никаких доводов Ричиусу не нужно было.

Джессикейн серебряной молнией вырвался из-под плаща. Ричиус устремился вперед, высоко подняв меч над головой. Из горла его вырвался боевой клич. Кошка сразу же заметила его. Она опустила голову и вперила в него яростный взгляд, издав оглушительное рычание. Ричиус остановился в пяти шагах от оскалившегося льва, размахивая перед собой Джессикейном.

– Назад, зверь! – приказал он. – Назад!

Лев взмахнул огромной лапой. Удар предназначался Ричиусу, но зверь промахнулся на несколько дюймов. Ричиус сделал небольшой шаг вперед и взмахнул мечом, едва задев песочную шкуру чудовища. Разъяренный лев снова вытянул лапу и отбил меч, но Ричиус не отступил, выкрикивая все мыслимые проклятия в надежде заставить чудовище бросить свою умирающую жертву. Потрясенные зрители громко ахнули. Ричиус наседал на льва. Сердце его бешено колотилось. Куда подевался всадник проклятого зверя? Если лев на него обрушится, убежать будет невозможно, а защищаться – бесполезно. Это не боевой волк размером с пса. Боевой лев – настоящая махина. И все же Ричиус продолжал тыкать в него мечом, пытаясь отогнать от скорчившегося на земле человека. Тот как мог содействовал своему спасению: кричал, лягался, царапал львиную лапу ногтями… Но кошка стояла над ним, не желая отпустить добычу. Наконец Ричиус в порыве отчаяния был готов напасть на зверя. Он поднял Джессикейн, сжав рукоять обеими руками.

– Каджийя!

Ричиус замер на месте.

Какой– то триец подбежал к нему, схватил за плащ и сбил с ног. Ричиус смотрел на обидчика, ошарашенный внезапным нападением. Тот совершенно не походил на трийцев, которых Ричиус видел прежде. Длинные поношенные одежды свободно висели на его грязном теле, а от природы белая кожа загорела под солнцем до непривычно бронзового оттенка. Незнакомец был высокий, с худым и суровым лицом, а его яростные, злые глаза горели, словно огненные рубины. Одарив Ричиуса гневным взглядом, он направился к зверю. Только теперь Ричиус увидел у него на спине жиктар.

При виде незнакомца лев успокоился. Он опустил голову и спрятал когти, а глаза его зажглись примитивным узнаванием. Мужчина бесстрашно подошел к гигантской кошке и провел обеими руками по темной гриве, заговорив негромким, ласковым голосом. Казалось, он не замечает человека, лежащего под лапами зверя. Мольбы жертвы превратились в едва слышное бормотание, кровь залила всю одежду и окрасила землю, на которой он лежал. Ричиус с трудом поднялся на ноги и встал перед хозяином льва, указывая на умирающего.

– Ты с ума сошел? – прорычал он. – Неужели не видишь, что этот человек умирает? Отпусти его!

Триец отпрянул от неистового напора, вновь смерил Ричиуса жарким взглядом, а затем посмотрел на скорчившуюся фигуру и сплюнул. Наконец он проворковал что-то гигантской кошке, и животное убрало лапу с груди жертвы. Улучив момент, Ричиус бросился к лежащему и отволок его от зверя. Хозяин равнодушно наблюдал за ним. Ричиус бросил на него возмущенный взгляд. Раненый едва дышал.

– Ты своего добился, – прошипел Ричиус. – Он умирает.

Теперь окружающие осмелились подойти ближе. Трийские женщины обступили упавшего, они отодвигали обрывки одежды и ахали при виде растерзанной плоти. Ричиус выпрямился и обернулся к львиному всаднику. Гигантская кошка совершенно успокоилась, но лицо ее хозяина все еще было искажено яростью. При приближении Ричиуса он расправил плечи и скрестил руки на груди.

– Что ты за человек? – рявкнул Ричиус. – Ты мог его спасти!

Он знал, что триец не понимает его слов, но надеялся, что гнев не нуждается в переводе. Всадник только заворчал.

– Даула ун диата, – молвил он на своем непонятном языке.

Потом, заведя руку за спину, вытащил жиктар, взял оружие с двойным клинком в обе руки и вызывающе расставил ноги. Ричиус только покачал головой.

– Ты и правда сумасшедший, – с отвращением сказал он. Толпа окружила их со всех сторон: зевак привлекала перспектива поединка. – Я не буду с тобой биться.

Хозяин льва шагнул вперед в сопровождении своей послушной кошки и ударил смельчака по лицу. Ричиус отлетел назад. Из разбитой губы хлынула кровь. Он немедля схватился за меч.

– Ах ты, сукин сын! – зарычал он. – Хочешь драки, да? Ну так ты ее добился!

– Нет!

Обернувшись, Ричиус увидел стремительно несущегося к нему Люсилера. На лице трийца читалась паника. Прыгнув между, противниками, он оттолкнул друга.

– Не бейся с ним, Ричиус! – предостерег его Люсилер и повернулся к львиному всаднику.

Ухмыльнувшись еще шире, великан замахнулся на Люсилера жиктаром. Триец свирепо оттолкнул оружие, и оба начали говорить на непонятном Ричиусу наречии. Спустя несколько мгновений всадник опустил свой жиктар. Люсилер осторожно отступил.

– Что случилось? – спросил он Ричиуса, почти не оборачиваясь к нему.

– А почему ты меня спрашиваешь? – с сердцем ответил Ричиус. Он ткнул пальцем в умирающего, лежавшего на земле. – Я только хотел помочь этому бедняге. Тогда-то сей грязный бродяга и появился. Почему бы тебе не спросить у него, что случилось?

– Я спросил. – Люсилер по-прежнему не спускал глаз с хозяина льва. – Он говорит, что ты напал на его льва. Это правда?

– Правда. А что еще мне оставалось делать? Его зверь рвал того человека!

Люсилер снова заговорил со странным трийцем, причем на удивление вежливо. Львиный всадник вновь ему ответил. Ричиус внимательно вслушивался в их разговор, пытаясь хоть что-то понять из непривычных слов. Львиный всадник немного успокоился, и Ричиус не без облегчения увидел, как он возвращает жиктар в заплечные ножны.

– Что он говорит? – спросил он Люсилера.

Тот поднял руку, призывая его к молчанию, и продолжал разговор с незнакомцем. Наконец Люсилер снова взглянул на Ричиуса.

– Теперь нам надо уходить, – просто сказал он.

– Уходить? И все? Почему? Что он тебе сказал?

Триец взял Ричиуса за локоть и потащил прочь, быстро продвигаясь сквозь плотную толпу. Когда они оказались достаточно далеко, чтобы львиный всадник мог их увидеть, Ричиус резко высвободился.

– Стой! – крикнул он. – Объясни, что он сказал.

– Это был львиный всадник из Чандаккара, – ответил триец. – Ты понимаешь, что это значит?

– А я должен это понимать?

– Тебе угрожала страшная опасность, Ричиус. Лоррис и Прис, о чем ты только думал? Я ведь сказал тебе ждать около тех домов!

– Его лев убивал человека, Люсилер! Что я должен был при этом делать?

– Эти львы никогда не нападают на людей без причины, Ричиус. Именно это он мне и объяснил. Видимо, тот человек пытался нанести вред льву или даже его украсть.

– Так вот что он тебе сказал? – Ричиус едва не засмеялся. – И ты ему поверил?

– Ты ничего не знаешь о львиных всадниках. То, что он мне сказал, – правда. И как же ты собирался справиться с этим зверем?

– Я только хотел спасти того человека, вот и все. Он сам начал бой.

– Потому что ты – чужак и показался ему опасным. Он решил, что ты вместе с тем человеком намеревался причинить зло его льву. – Люсилер с досадой отвел взгляд. – Ты мог погибнуть!

– Я бы с ним справился, – негодующе фыркнул Ричиус. Но Люсилера такая бравада лишь развеселила.

– Ни за что! Но даже если б ты одолел его в бою, тот лев живьем разорвал бы тебя на мелкие кусочки. Они всегда защищают своих всадников. Связь между львами и их хозяевами – это нечто легендарное.

– Хорошо, – согласился Ричиус, – я не понимал, что делаю. Но даже если тот человек пытался украсть или ранить льва, разве так его следовало наказать? Никто даже не пытался ему помочь, Люсилер. Я просто не мог стоять и смотреть, как он умирает.

Жесткое лицо Люсилера смягчилось. Он положил руку Ричиусу на плечо.

– Ты прав, – уже спокойно сказал он. – Я не должен был на тебя сердиться. Но теперь нам грозит опасность. Все поняли, кто ты.

– Тогда пошли домой, – предложил Ричиус. – Ты его нашел?

Триец кивнул.

– Да, но теперь нам нельзя там оставаться. Придется на ночь отправиться в холмы. Завтра я вернусь и куплю необходимые нам припасы.

Ричиус устало вздохнул, и они быстро вернулись к тому торговцу, у которого оставили своих коней. В ответ на слова Люсилера торговец затряс жирными волосами: ему не хотелось возвращать полученные монеты. Но время поджимало, и Люсилеру было не до бесконечных споров. Они увели коней с базарной площади, на окраине города снова оседлали их и взяли курс на север, к холмам, где они найдут пристанище на ночь. Ричиус протестовал, убеждая друга, что не видит особой угрозы со стороны трийцев из Дандазара, но Люсилер твердил, что им следует уйти из города, особенно после стычки с львиным всадником.

– Они могут показаться добродушными, – сказал он, когда они выехали из города, – но у них нет доверия к нарцам, можешь в этом не сомневаться. Тот тип, Кафул, ни за что не пустил бы тебя на ночь.

– А львиный всадник? Как насчет него? Мне казалось, они – изгои. Неужели ему доверяют больше, чем мне?

– Он – триец. Даже так далеко от Чандаккара ему рады больше, чем нарцу.

Ричиус пожал плечами. У него по-прежнему не укладывалась в голове история с огромной ручной кошкой.

– Я никогда не думал, что мне доведется увидеть льва, – сказал он. – И так далеко на севере! Зачем ему понадобилось ехать в такую даль?

Люсилер бросил на спутника озорной взгляд. На его губах заиграла легкая улыбка.

– Я ведь говорил тебе, друг мой: наступил мир. Это не тот Люсел-Лор, который ты помнишь.

– Мне начинает казаться, что здесь ты прав, – ответил Ричиус. – И, кстати, раз уж ты собираешься завтра вернуться в город, я на рынке увидел одно платье…

 

26

Динадин Лоттс протиснул свое большое тело сквозь толпу у плаката, прикрепленного к забору, который окружал рынок, и в ужасе застыл. Он буквально влетел на главную площадь Арамура: невнятные известия о странных событиях докатились до их дома – рассказывали нечто невероятное. И вот теперь, запыхавшийся, стиснутый сотнями кричащих людей, он читал бесхитростные слова, начертанные на плакате. Там просто было сказано, что Ричиус Вентран – человек вне закона. Размытая чернильная подпись графа Ренато Бьяджио шла по низу плаката. Динадин отшатнулся назад, в толпу. Вокруг раздавались грозные обвинения фермеров и горькие вопли женщин. Слово «предатель» срывалось даже с губ детей, слишком маленьких, чтобы понимать его смысл.

– Предатель! – прошептал Динадин.

На плакате сообщалось, что Ричиус уехал из Арамура в Люсел-Лор, дабы вести переговоры с дьяволом Тарном. Братья Динадина впервые услышали об этом по дороге из Иннсвика. И хотя Динадин едва мог поверить этому, он все же оказался в городе – и теперь смотрел на плакат, объявлявший его друга и короля преступником.

– Боже, – простонал он, – Ричиус, что ты наделал!

– Он предал нас! – ответила стоявшая рядом с ним старуха. Заливаясь слезами, она ткнула в Динадина клюкой. – Он ведет переговоры, чтобы отдать нас трийцам, вот что он делает.

– Нет, – зарычал Динадин, отталкивая палку, уткнувшуюся ему в ребра, – это неправда! Это какая-то уловка!

– Уловка? Значит, ты один из тех дурней, его друзей? Нас предали, парень! И это правда.

Динадин покачал головой.

– Я в это не верю. Не могу поверить!

Он скользнул взглядом по толпе в надежде увидеть знакомое лицо. Как это ни удивительно, но он его нашел. На Джильяме был черный мундир арамурского гвардейца, как бы бросающий вызов домотканым крестьянским одеждам. Хотя Динадин не виделся с боевым товарищем со времени возвращения домой, он бросился к нему как к старому другу.

– Джильям! – кричал он, проталкиваясь сквозь запрудившую площадь толпу. – Эй, я здесь!

Джильям повернулся к нему, и лицо его просветлело.

– Динадин! – Двое гвардейцев крепко пожали друг другу руки. – Слава Богу, что ты пришел! Ты слышал?

– Не все, – ответил Динадин. – Почему ты в мундире? Что происходит?

Джильям схватил Динадина за отворот куртки и презрительно его дернул.

– То есть как это – «почему»? А ты что это на себя напялил? Почему не надел мундир?

– С чего мне его надевать? – рассердился Динадин. – Что, черт возьми, случилось?

Джильям секунду молча смотрел на него.

– Значит, ты не слышал, да?

– Чего я не слышал? Проклятие, Джильям, да говори же!

– Император провозгласил Блэквуда Гейла правителем Арамура. Его войска уже в замке.

– Боже! – воскликнул Динадин. – Значит, насчет Ричиуса – это правда?

Джильям кивнул.

– Да, но не вся правда. Талистанцы утверждают, будто он предал нас, но я уверен: если он отправился в Люсел-Лор, то у него были для этого веские основания.

– Нам надо идти в замок, – торопливо молвил Динадин, – помочь Петвину и Джоджастину.

– Слишком поздно, – мрачно объявил Джильям. – Они уже мертвы. Петвин погиб, защищая леди Сабрину. А Джоджастин… – У гвардейца перехватило горло, и он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. – Я слышал, его казнил Бьяджио. Что стало с леди Сабриной, я не знаю.

– Петвин погиб? – переспросил Динадин, чувствуя, как вся его решимость исчезает. Ведь он совсем недавно разговаривал со своим добросердечным товарищем.

– Он отказался изменить клятве, данной Ричиусу, – сказал Джильям. – Именно этого требуют Гейл и его псы. Все, кто сохранит верность дому Вентранов, должны быть убиты. – Он вытащил меч и поцеловал его серебристый клинок. – Видит Бог, сегодня им придется убить многих!

– Они двигаются сюда?

– Так говорят. И, похоже, мы с тобой единственные, кто сможет встать у них на пути. У Динадина вспыхнуло лицо.

– Не сходи с ума, Джильям. Нам надо уходить сию же минуту, пока еще есть возможность собрать отряд…

– Никакого отряда нам не собрать, Динадин. Большинство погибли в замке. Остальные готовятся защищать свои дома. Только мы и остались, чтобы сражаться за этих людей, что собрались здесь. Мы по-прежнему гвардейцы Арамура. У нас есть долг.

Динадин кивнул, но ничего не сказал. Каков бы ни был долг, их всего двое – и им явно не устоять перед отрядами Блэквуда Гейла. Если талистанцы направляются сюда, они сразу же заметят Джильяма в его броском мундире – а это значит, предстоит драться. Динадин с трудом подавил стон. Все происходит слишком стремительно! Ричиус исчез – это он усвоил, но правление Талистана вызывало не меньшее удивление. Дом Вентранов правил Арамуром со дня его основания, и немало людей были бы готовы умереть ради его сохранения. Они следовали за Вентранами до могилы – как Петвин и Джильям. Это было весьма примечательным фактом жизни в Арамуре, который последнее время казался Динадину все более странным. Он помрачнел еще сильнее. Сегодня прольется кровь – целые реки крови. Он ухватил яблоко с тележки торговца и яростно в него вгрызся, пытаясь сообразить, что происходит. Похоже, зеленщик не заметил кражи – а может, ему просто не было до нее дела. Их всех волновали гораздо более важные вопросы, и торговля на площади прекратилась. Джильям разговорился с молодым парнем со светлыми волосами, жадно прижимавшим к груди буханку хлеба. Вокруг Джильяма столпились люди и начади забрасывать его бесконечными вопросами, на которые гвардейцу трудно было ответить. Но несмотря на разноголосицу, все вопросы в конечном счете сводились к одному: что же теперь с нами будет?

«Действительно, что?» – подумал Динадин.

Ему прикажут отречься от верности Ричиусу – и его отцу, и братьям тоже придется это сделать. Род Лоттсов сегодня не пощадят. У семьи Динадина была долгая история вражды с Талистаном, и Гейлам они знакомы не меньше, чем Вентраны. Чтобы выйти из этого положения, придется поработать головой. Динадин съел яблоко до середины и бросил огрызок через плечо. Джильям по-прежнему отвечал на вопросы и пытался собрать вокруг себя группу мужчин, которые были бы готовы сражаться вместе с ним – но у него ничего не выходило. В людях ощущалась подлинная враждебность и горечь, какая обычно бывает результатом предательства. Здесь присутствовали в большинстве своем фермеры, а не солдаты, и, похоже, они оставались глухи к объяснениям Джильяма.

– Он нас не бросил! – восклицал Джильям. – Он вернется. Клянусь!

Одни ему верили. Другие – нет. И пока они спорили, Динадин начал медленно отступать. Без твердого предводительства Вентранов арамурцы превратились в скопище оборванных трудяг. Армии практически не существовало – она была уничтожена в Люсел-Лоре, а те солдаты, что остались в живых, сейчас будут пересматривать свой долг. Подобно Дариусу Вентрану, Ричиус отвернулся от них – и осознание этого поступка наполняло Динадина яростью.

– Почему, Ричиус? – еле слышно прошептал он.

Еще один необъяснимый шаг его друга.

В этот момент на площади раздался топот копыт. Около десятка всадников в зеленых с золотом мундирах Талистана и масках демонов резко осадили коней перед разномастной толпой. Рука Динадина опустилась на рукоять меча. Несколько солдат спешились по приказу своего командира. Это был худой мужчина без шлема – зато в странной широкополой шляпе, украшенной пером, похожим на хвост.

– Народ Арамура, – загремел звучный голос командира, – я – Ардоз Троск, полковник зеленой бригады. Вы все уже слышали о предательстве вашего короля. По приказу Нара его земли конфискованы. Отныне Арамура больше не существует. Теперь вы – провинция Талистана и подчиняетесь законам и приказам вашего нового правителя, барона Блэквуда Гейла!

Раздались вполне предсказуемые возгласы изумления. Дождавшись тишины, полковник продолжал:

– Будьте послушны, подчиняйтесь нам – и вам не причинят вреда. – По взмаху его руки всадники разом обнажили сабли. – Вздумаете нам сопротивляться – будете наказаны.

– Я не признаю вас! – раздался полный ненависти крик. Джильям вышел из толпы, сжимая крепкими руками меч. – Я не откажусь от своего короля, жалкий пес! И то же сделают многие другие!

На полковника Троска это не произвело впечатления. Его губы изобразили нечто похожее на скучающий зевок.

– Все обязаны отречься от верности крови Вентранов. Такова воля Аркуса, солдат. Опусти свой меч. Тебе больше не дозволено его носить.

– Так иди и попробуй отнять! – бросил ему вызов Джильям.

Он сделал еще один шаг к кругу воинов в позолоченных нагрудниках, угрожая им гигантским мечом. У Динадина перехватило дыхание – и он отпустил рукоять своего меча. Никто не шел на помощь этому отважному глупцу.

– Ты провоцируешь нас на демонстрацию, – предостерег его Троск. – Положи меч. Сейчас же!

– Ни за что! – прорычал Джильям и метнулся к ближайшему талистанцу.

Солдат мгновенно занял оборонительную позицию, но удар Джильяма, нанесенный со всего размаху, оказался столь мощным, что защита была подавлена – огромный клинок резко упал, отсекая руку солдата. Толпа исторгла изумленный крик, а Джильям стремительно обернулся, встречая бросившихся на него талистанцев. Его меч описал полукруг, развалив еще одному нападавшему живот и пробив позолоченный нагрудник с точностью скальпеля. Несколько коротких секунд казалось, что Джильям одержит победу…

Но, конечно, это было невозможно. Остальные солдаты сразу же бросились на него и окружили кольцом острой стали. Великан уже начал задыхаться, хотя продолжал кружиться, поворачивая голову и отбивая мечи, которые дразнили и кололи его. Талистанцы наседали на него, наносили удары в спину и ноги, как это делает стая волков, так что вскоре сотни разрезов на мундире арамурца окрасились алой кровью. Джильям упал на колени, выкрикивая проклятия и насмехаясь над врагами. Он не замечал мужчин, которые не таясь плакали о нем, женщин, которые закрывали лица детей юбками.

– Динадин! – отчаянно закричал Джильям, чувствуя, как вокруг него сжимается кольцо солдат. – Где ты? Ты мне нужен, парень! Помоги мне!

Динадин стоял неподвижно, окаменев от ужаса. Снова и снова Джильям звал его – и его крики уже больше походили на рыдания. Наконец стихли и они. Лоб Динадина покрылся холодным потом. Его била неукротимая дрожь, он стучал зубами, словно от пронзительного зимнего ветра. Толпа вокруг Джильяма отхлынула. Талистанские солдаты вложили мечи в ножны. В центре их круга бесформенной массой лежало тело Джильяма.

– Ну вот, – сказал Троск, вглядываясь в толпу. – Кто этот Динадин?

Динадин мысленно произнес молитву. В толпе есть люди, которые его знают, и, если полковник будет настаивать, они на него укажут. Он собрался с мужеством и шагнул вперед.

– Я Динадин из рода Лоттсов, – объявил он с напускной уверенностью.

Голова полковника взметнулась вверх: это имя было ему знакомо.

– Лоттс? Чудесно! Тогда ты станешь первым, парень. – Троск вытащил свой меч и опустил его вниз. – Подойди ближе.

Динадин опасливо приблизился к всаднику. У самой морды храпящего боевого коня он остановился.

– Делай свое дело, – резко заявил он. – Только не медли.

Троск насмешливо улыбнулся.

– Теперь тебе известен закон, Лоттс. Ты будешь ему подчиняться?

Вопрос повис в воздухе – тяжелый словно наковальня. Все замерли. Обнаженный меч свободно висел у конского бока в ожидании ответа. Одно движение руки – и он окажется у его горла. Динадин молчал.

– Ты отказываешься от верности дому Вентранов? – нетерпеливо спросил Троск. – Клянешься в своей верности Нару?

Горячие слезы текли по его щекам. Смутившись, Динадин вытер их, закрывая лицо рукавом. Глаза толпы сверлили ему спину: все ждали, гадая, что произойдет дальше. В этот момент все мысли Динадина были обращены к Ричиусу. Ричиусу – его милому другу и предателю. Все было слишком давно, решил он в эту минуту. Возможно, если б он не сторонился короля, все сложилось бы иначе.

Он медленно приподнял руку и прикоснулся к клинку. На секунду ему захотелось провести запястьем по остро отточенному лезвию. Но какой в этом был смысл? Ради какой достойной цели погиб Джильям? Они все имели глупость любить семью предателей. Возможно, платой за эту глупость станет суверенитет нации.

Терзаемый горечью и мукой, он наклонился и поцеловал меч из Талистана.

 

27

Накануне казада – главного священного дня дролов – Ричиус с Люсилером приехали в крепость Фалиндар. Им удалось добраться до северных границ Таттерака, где холодное море билось о скалистые берега, а высокие горы были полны тайн. На одной из таких гор стояла твердыня, опасно застывшая у отвесного обрыва, выбеленного мощным прибоем, бьющимся далеко внизу. В крепость вел только один путь – хорошо вымощенная дорога, достаточно широкая для того, чтобы пропустить королевские процессии, которые так любил бывший господин Фалиндара. По всей длине утопленная в скалах дорога была усеяна каменными факелами, так что круглые сутки она оставалась освещенной – и полной неверных теней. Подобно поразительным зданиям Нара, крепость Фалиндар разрезала горизонт. Ее стройные шпили были одновременно мрачными и прекрасными. Свет полумесяца окрашивал их в призрачный розоватый цвет.

Когда Люсилер остановил коня, ветер полнился печальными стонами. На его усталом лице появилась печальная улыбка.

– Мы добрались! – торжественно объявил он. Вдали в лунных лучах призраками парили морские птицы. Огонь факелов капризно метался на ветру.

– Добро пожаловать домой, – сказал Ричиус.

Он с благоговением взирал на крепость: ее неестественная красота произвела на него сильное впечатление. С момента своего первого приезда в Люсел-Лор он постоянно слышал рассказы о Фалиндаре. Крепость была родиной революции, и для всех, кто сражался рядом с ним, ее название было связано с неким позором. Он заметил, как блестят глаза у Люсилера, и думал, не выглядел ли сам так же, когда снова увидел Арамур.

– Разве я не говорил тебе, как прекрасен Фалиндар?

– Он оказался еще прекраснее, чем я себе представлял, – ответил Ричиус. – Неудивительно, что Тарн оставил его себе.

– Нет, Ричиус, прошу тебя! – взмолился Люсилер. – Давай не будем снова спорить об этом. Только не сейчас!

Ричиуса пронзило чувство стыда. Фалиндар пал в первый же день революции – при попытке дролов освободить своего предводителя из крепостной тюрьмы. Их атака привела к изгнанию дэгога и ввергла Люсилера и других, кто сохранил верность главе трийцев, в состояние хаоса, рассеяв их по всему Люсел-Лору. Ричиус не мог понять, каким образом Люсилер сумел забыть все пережитое. Но вот он снова посмотрел на крепость – и понял. Эта цитадель драгоценным бриллиантом поблескивала в ночи. Возможно, Фалиндар был самым прекрасным творением рук человеческих, какого Ричиусу еще не доводилось видеть. Его святость превосходила Храм Мучеников в Наре. Несмотря на мощную науку и сверхструктуру Черного Города, он никак не мог соперничать с красотой Фалиндара.

– Я тебе завидую, – тихо признался он. – Ну, давай поспешим. Чем скорее я завершу здесь мои дела, тем скорее смогу вернуться домой.

– Сейчас уже поздно, Ричиус. Сомневаюсь, что ты увидишь Тарна сегодня же.

– Поздно? Я три недели ехал, чтобы попасть сюда. Я уверен, твой господин может пожертвовать несколькими минутами сна – невелика неприятность.

Люсилер собрался было что-то ответить, но вдруг заприметил направлявшегося к ним всадника и тотчас замолчал. Всадник неожиданно возник из темноты, и его доспехи были определенно трийскими. Однако волосы его не сверкали белизной, а оказались окрашенными в огуречно-зеленый цвет, к тому же половина дикого лица под странной шевелюрой тоже была зеленая – благодаря масляной краске. Куртка цвета индиго, перетянутая золотым кушаком, спускалась до колен. Вокруг головы была повязана узкая полоска шкуры какого-то зверя, а сапоги из оленьей кожи с длинной шнуровкой достигали середины икр. Стремительно проносясь сквозь ночь, он являл собой неукротимую стихию; свободное одеяние развевалось у него за спиной, словно хвост кометы.

– Кто-то из кронинских, – заметил Ричиус. Ему уже случалось видеть таких воинов. – Гонец?

– Глашатай, – ответил Люсилер. – Нас заметили.

Всадник гнал своего коня во весь опор вниз по извилистой дороге. За спиной у него сверкал неизменный жиктар. Поравнявшись с путниками, он натянул поводья, резко осадив взмыленного коня, и тот возмущенно захрапел. Взгляд дикаря упал на Ричиуса, и его раскрашенное лицо расплылось в широкой улыбке. Ричиус непонимающе уставился на него.

– Джоала акка, Лусилр, – сказал воин, уважительно кивая трийцу.

Люсилер ответил на его приветствие таким же кивком.

– Джоала акка, Хакан.

Затем воин обратился к Ричиусу, и на этот раз его поклон был низким и медленным. Он не поднял глаз, а устремил взгляд на темную землю и произнес длинное непонятное приветствие. Когда он наконец умолк, голова его по-прежнему оставалась опущенной. Ричиус вопросительно посмотрел на Люсилера.

– Это Хакан, – молвил Люсилер. – Один из воинов Кронина. Он приветствует тебя в Фалиндаре и говорит, что рад познакомиться с тобой… великий король.

Ричиус сразу почувствовал симпатию к глашатаю.

– Как мне ему ответить?

– Можешь просто его поблагодарить. Скажи «шэй cap».

– Шэй cap, Хакан. – Ричиус старался как можно правильнее выговорить незнакомые слова.

Хакан поднял голову. На его лице читалось пугающее благоговение, словно он ожидал чего-то еще. Ричиус невольно отвел глаза.

– Почему он на меня так смотрит? Я произнес все, что надо?

– Я предупреждал тебя, друг мой, – негромко засмеялся Люсилер. – Ты здесь вызываешь у всех любопытство. И – да, ты произнес все правильно. Хакану просто интересно на тебя смотреть.

Люсилер обратился к воину еще с несколькими словами. Хакан в ответ кивнул и засмеялся.

– Я сказал ему, что ты рад оказаться здесь, – объяснил Люсилер, – и что его дом произвел на тебя сильное впечатление.

– Его дом? А мне казалось, теперь это дом Тарна. Разве все воины Кронина живут здесь?

– Ты сможешь убедиться, что цитадель служит домом очень многим людям. Кронин теперь защитник Тарна, и все его воины тоже. Когда в конце войны замок Кронина на горе Годон был разрушен, его перевезли сюда жить и продолжать управление Таттераком.

Хакан решительно закивал, словно понимая, о чем идет речь.

– Куайоа акей эйнюб, Кэлак.

У Ричиуса оборвалось сердце. Кэлак? Он обернулся к Люсилеру и увидел, что тот побледнел еще больше.

– Он назвал меня «Кэлак»?

– Он не понимает. – Люсилер поспешил разразиться длинной фразой, адресованной изумленному воину.

Хакан снова наклонил голову, тихо и виновато бормоча что-то непонятное.

– Он просит у тебя прощения, – перевел Люсилер. – Ему непонятно, почему ты обиделся. Он не хотел тебя оскорбить.

– Видимо, так, – ответил Ричиус, смущенный извинениями воина. – Хакан, – громко сказал он, – перестань. Люсилер, как мне сказать ему, чтобы он прекратил?

Триец отдал какой-то приказ, и Хакан в конце концов выпрямился, адресуясь на этот раз исключительно к Люсилеру. Потом воин снова поклонился обоим по очереди и умчался обратно по длинной темной дороге.

– Он сообщит другим, что мы едем, – сказал Люсилер.

– Кэлак! – с отвращением вымолвил Ричиус. – Неужели мне никогда не избавиться от этого гнусного прозвища?

– Тебя здесь все знают под этим именем, Ричиус, но это не оскорбление. Не забудь: Кронин и его люди ненавидят Фориса так же сильно, как и ты. Может, даже сильнее. Вот почему о тебе здесь так много говорят. Они не дролы. Когда они называют тебя Шакалом, для них это гордое имя. Ты – враг их врага.

– Ты, кажется, говорил мне, что Кронин и Форис теперь не воюют друг с другом.

– И это правда. Но это вовсе не означает, что они друг другу нравятся. Они соблюдают мир ради Тарна, и только.

– Твой Тарн должен быть поистине каким-то необыкновенным, раз за ним следует столько людей, – ехидно заметил Ричиус. – Возможно, он более могущественный чародей, чем ты подозреваешь.

Люсилер не ответил на этот выпад.

– Ты очень скоро сможешь судить об этом сам.

– Безусловно. Но я отказываюсь встречаться с ним в подобном наряде. – Ричиус стал освобождаться от вонючих одежд, под которыми прятался с тех пор, как уехал из Экл-Ная.

Пуговицы на плаще одна за другой расстегивались, пока наконец в лунном свете не засверкала кожа мундира. Он снял с головы капюшон, а потом сбросил плащ с рук и спины, словно змея кожу при линьке. Ему приятно было вновь оказаться в своих доспехах из темной кожи с гордым ярко-синим драконом на левой стороне груди. Тарну будет на что посмотреть, решил он. Пусть это напомнит ему об убитом боевом герцоге.

– Ну вот, – выдохнул он, швырнув маскарадный костюм на землю. – Так гораздо лучше.

Люсилер снял со спины жиктар, поддел плащ изогнутым клинком и поднял с земли.

– Что ты делаешь? – возмутился Ричиус. – Я его больше не надену, Люсилер!

– Это не тебе, – холодно ответил триец. – Найдется немало желающих получить такую одежду. Ни к чему ей пропадать.

– Пропадать? Да это же лохмотья!

Люсилер молча спрятал грязный плащ в седельную сумку. Это натолкнуло Ричиуса на мысль заглянуть в одну из своих сумок. Из-под его собственной одежды высунулся край алого шелкового платья. С детской улыбкой он потрогал нежную ткань. Почему-то он был уверен, что Дьяна придет от этого платья в восторг.

– Ты готов? – нетерпеливо спросил он.

Триец подтвердил это кивком, и они направились по мощеной дороге к крепости. По мере подъема воздух становился все холоднее, наполняя ноздри солоноватым запахом моря. Было слышно, как далеко внизу волны бьются о скалы, доносились до них и слабые крики чаек, летавших в темноте. Им потребовалось довольно много времени, чтобы подняться на вершину горы, и там, рядом с величественным сооружением, Ричиус ощутил себя карликом. Две громадные створки ворот занимали чуть ли не весь фасад. По обеим сторонам от них высились два серебряных шпиля, исчезавшие в темной вышине. Все стены и террасы были увиты цветущими лозами. На крепостной стене отсутствовали зубцы – выступали только превращенные в сады балконы, где в лунном свете мерцали тонкие силуэты, напоминавшие влюбленных. Бледный свет факелов заливал крепость оранжевым сиянием и отбрасывал длинные тени на серебристый камень. Даже камни цитадели казались полными жизни и новыми, словно их отполировали до блеска.

– Ты не преувеличивал, – ахнул Ричиус, запрокинув голову и пытаясь найти конец бесконечных шпилей. – У меня нет слов.

Ворота крепости широко распахнулись перед ними. Ричиус направил Огня вперед, не дожидаясь товарища. Из огромного внутреннего двора под крышей до него доносились голоса – и все они говорили на таинственном языке Люсел-Лора. Где-то за этими стенами находилась Дьяна. Ждет ли она его? Он осматривал двор, и в фокусе его внимания оказывались лица, возникавшие одно за другим. Когда Ричиус въехал на середину двора, воцарилось молчание.

Он ожидал увидеть здесь аристократов – или тех, кого Тарн сделал своими прислужниками. А вместо этого его взору предстало ошеломляющее разнообразие нищих. Казалось, будто сюда привели весь Экл-Най.

– Люсилер! – крикнул он, оборачиваясь. – Что это?

Они уже подходили к нему, широко раскрыв по-детски изумленные глаза. Старики и женщины, дети с грязными мордашками, оборванцы, хромые, калеки… И это – Фалиндар? Ричиус взглянул поверх грязных голов на высокие стены – и сразу же увидел, что они пусты. Остались только темные пятна там, где прежде красовались всевозможные ценности. Не было ни картин, ни статуй, ни люстр или канделябров, ни расшитых золотом занавесей. Не было ковров, гобеленов, свисающих с высоких сводов до пола, ни золота, ни серебра. Изумленный Ричиус снова посмотрел на толпу, собравшуюся вокруг него. Люди улыбались ему. Те же приветливые улыбки, что и у глашатая. Среди толпы можно было различить воинов: их синие одеяния выделялись среди скучно-серых и коричневых домотканых одежд простого люда. Никто не говорил, все лишь смотрели, зачарованные нарским аристократом.

– Что это, Люсилер? – снова спросил Ричиус. – Кто эти люди?

– Они – пропащие Таттерака, – ответил Люсилер. – Те, кого война лишила всего.

Он запустил руку в седельную сумку и, вытащив оттуда потрепанный плащ, бросил его в толпу. Шустрый коротышка в лохмотьях сразу же схватил его.

– И все эти люди живут здесь?

– Не все. Многие обитают среди холмов, пытаются вести хозяйство. Но там мало что осталось. Люди Гейла были не так добры, как твой Эдгард, Ричиус. В последние дни войны они уничтожали все что могли, сжигали деревни и даже леса, чтобы люди не могли построить новые дома. Большинству просто некуда деться. Вот почему они здесь: чтобы иметь крышу над головой и еду. По указу Тарна здесь теперь прибежище для народа.

– Но прошел уже почти год! Разве они не могли за это время отстроиться?

Люсилер грустно покачал головой.

– Они пытаются, но строить стало не из чего. Таттерак в основном каменистый. Так что теперь крепость открыта для всех: тут можно жить или просто поесть. Еды немного, но ее делят, и все получают хотя бы чуть-чуть.

– Боже правый! – прошептал Ричиус. – Я понятия не имел, что здесь так плохо! Почему ты ничего мне не сказал, Люсилер?

– Я не хотел, чтобы ты тревожился за женщину, и решил, что тебе самому надо все увидеть. Ты не поверил мне, когда я сказал, что Тарн – человек мирный. Но вот тебе доказательство. Здесь было собрано все ценное, и его передали нуждающимся, дабы они могли выменивать это на необходимые им вещи. Вся местность разорена, но Тарн пытается ее восстановить.

– Однако в Дандазаре живут не так бедно, – напомнил ему Ричиус. – Что же случилось здесь?

– Дандазар находился далеко от военных действий. Все земли отсюда до горы Годон были разорены. Кажется, здесь повсюду шли бои. Все сожжено. Все пропало.

Ричиус вскинул руки.

– Я этого совершенно не понимаю! – с горечью вымолвил он. – Война началась из-за Тарна. Неужели об этом забыли? Это он виноват во всех бедах – тем не менее люди идут за ним. Это совершенно непостижимо!

– Тарн объединил их, – терпеливо пояснил Люсилер. – Его одарили Небеса.

– Чепуха! Посмотри на это безобразие. Ничего этого не произошло бы, если б не он. Ты говоришь, он принес в Люсел-Лор мир, но я вижу только разрушения, вызванные войной. Он освободил Люсел-Лор от Нара только для того, чтобы его погубить. – Ричиус покачал головой. – Где Дьяна? Она живет здесь, с этими беженцами?

– Не тревожься. За женщиной хорошо присматривают. Она живет в верхних помещениях крепости, в отдельной комнате. Тарн о ней заботится.

«Не сомневаюсь, – гневно подумал Ричиус. – Так же, как он заботится обо всех остальных».

– Я хочу ее видеть, – требовательно заявил он. – Сейчас же!

– Сначала ты должен встретиться с Тарном, – возразил Люсилер. – В конце концов, Дьяна его жена.

– Ладно. Главное, чтобы все было поскорее.

Они начали спешиваться, когда из толпы отделился какой-то человек. Люди расступались, давая ему дорогу. Ричиус сразу понял, что это воин, и не просто воин. Он был выше остальных трийцев, но такой же худой, с гибким, как у кошки, телом. Некоторые пряди его волос были светло-зеленые, а сверкающие глаза стального цвета смотрели через зеленый пояс краски, который охватывал его лицо, словно повязка на глазах. На нем ловко сидела синяя таттеракская куртка, но стягивал ее не кушак, а широкая пятнистая шкура снежного барса. Такая же шкура была наброшена на плечи наподобие длинного, до земли, плаща. Здесь, среди оборванцев, этот человек выглядел поистине величественно, и Ричиус сразу же догадался, кто перед ним.

– Кронин!

Военачальник Таттерака и заклятый враг Фориса Волка двигался сквозь толпу с непринужденной грацией. Высоко и решительно подняв голову, он смотрел прямо в глаза Ричиусу. Две золотые цепи, застегнутые вокруг голенищ его сапог, позвякивали при каждом шаге, так же как браслеты и длинные серьги. В следующую секунду Кронин уже стоял перед ними. А потом военачальник Таттерака упал перед Ричиусом на одно колено и склонил голову к самой земле. Он взял Ричиуса за руку и бережно поднес к губам, запечатлев на его пальцах нежнейший поцелуй. В немалом изумлении Ричиус посмотрел на Люсилера, надеясь получить какие-то объяснения, но оказалось, что триец поражен не меньше его самого. Подобное приветствие можно было бы ожидать в Наре, а не от одного из военачальников Люсел-Лора. Ричиус был ошеломлен уже тем, что Кронину вообще известно о таком обычае.

– Джоала акка, – мягко проговорил военачальник. – Тью бэнни Тоттерак джин джоаннэй.

Он поднялся на ноги, не дожидаясь ответа, и смиренно посмотрел на Ричиуса.

– Кронин приветствует тебя, Ричиус, – перевел Люсилер. – Он говорит, что для него большая честь встретиться с тобой и что тебе в Таттераке всегда рады.

Ричиус искренне улыбнулся.

– Пожалуйста, скажи ему, что для меня это тоже большая честь. Скажи ему, что я много о нем слышал и что в Арамуре о нем говорят как о самом храбром из всех военачальников Люсел-Лора.

Кронин выслушал перевод Люсилера с явным удовольствием и вновь обратился непосредственно к Ричиусу.

– Он говорит, вы преувеличиваете его достоинства, – продолжал переводить Люсилер. – Он жалеет, что его не было с вами в долине и что тебе не удалось убить Фориса.

Ричиус рассмеялся, не зная, что ответить. Несмотря на заключение мира, Кронин казался воинственно настроенным по отношению к своему врагу-дролу. Звонкий хохот Кронина странно контрастировал с его худобой. А потом военачальник Таттерака заправил большие пальцы обеих рук за пояс и вздохнул.

– Иидгод, – печально произнес он.

Ричиус непонимающе пожал плечами, и Кронин повторил это странное слово, однако теперь указал на дракона, изображенного на груди у Ричиуса.

– Иидгод.

– Эдгард! – догадался Ричиус. – Да. Люсилер, скажи ему, что мы состояли в одном отряде.

Выслушав перевод Люсилера, Кронин кивнул, а затем разразился длинной речью, то воздевая и роняя руки, то прижимая ладонь к груди.

– Эдгард был великим человеком, – сказал Люсилер. – Военачальник говорит, что был глубоко потрясен известием о его смерти.

Ричиус безрадостно улыбнулся Кронину.

– Я понимаю. Спасибо вам, Кронин. Шэй cap.

Услышав из уст Ричиуса родные слова, Кронин издал по-мальчишески радостный крик.

– Трин? – спросил он.

Люсилер покачал головой.

– Эйа, – ответил он военачальнику и, обратившись к Ричиусу, пояснил: – Кронин спросил, говоришь ли ты на нашем языке.

Военачальник указал пальцем на себя, на Люсилера, а потом на Ричиуса. При этом он говорил очень медленно, словно давал нарцу время, чтобы понять услышанное.

– Что он говорит, Люсилер?

– Он говорит, что тоже будет рядом с тобой. Если тебе что-нибудь понадобится – обращайся к нему. А еще он приглашает тебя во время завтрашнего пира сидеть рядом с ним.

– Пира? Какого пира?

– В честь казада. Тарн пригласил весь Таттерак на празднование. Фалиндар будет открыт для всех, и в честь праздника устроят банкет. Кронин хотел бы провести банкет в твоем обществе.

Ричиус скептически указал на бедняков, заполнявших огромное помещение внутреннего двора.

– Как Тарн может позволить себе пир? Судя по виду этих людей, они голодают.

– Они оставляли самое лучшее на казада, – ответил Люсилер. – Всех, у кого есть еда, просят принести ее, чтобы разделить с другими.

Кронин кивнул, делая вид, что понимает их разговор. Он ждал ответа.

– Что мне ему сказать, Ричиус?

– Ответь, что я почту за честь пировать с ним завтра, но, возможно, мне придется уехать рано. Я буду счастлив находиться в его обществе, пока остаюсь здесь. А еще спроси его, готов ли он ответить на один мой вопрос.

Люсилер перевел его слова, и Кронин кивнул.

– Спроси его, пожалуйста, могу ли я увидеться с Тарном сегодня. Скажи ему, что мне многое надо обсудить с его господином.

Люсилер поколебался, но все-таки перевел вопрос Ричиуса. Кронин погасил улыбку. Он повернулся к Люсилеру и что-то сказал ему – тихо и встревоженно. Люсилер обменялся еще несколькими фразами с воином, а затем посмотрел на Ричиуса.

– Извини, Ричиус, – запинаясь, молвил он. – Кронин говорит, что сегодня ты не сможешь встретиться с Тарном.

– Но почему? Разве он не знает о моем приезде?

– Ему доложили. Но Кронин говорит, что он… занят.

Ричиус едва справился с негодованием.

– Занят? Как это понимать? Пожалуйста, задай ему этот вопрос еще раз.

Люсилер покачал головой.

– Не стану. Он уже все мне объяснил. Это невозможно.

– А тогда как насчет Дьяны? Могу я увидеть ее?

Люсилер странно поморщился.

– Это тоже невозможно.

Ричиус переводил взгляд с одного трийца на другого. Он мысленно сопоставлял обрывки услышанного.

– Он с ней, да?

– Тарн с женой, – ответил Люсилер. – Мне очень жаль, Ричиус. Но послушай меня: все не так, как ты думаешь.

Ричиус горько рассмеялся:

– Ах да! Конечно, ты прав. И чем, по-твоему, они заняты? В карты играют?

– Полегче, – предостерег его Люсилер. Кронин пристально смотрел на Ричиуса, явно озадаченный его вспышкой. – Ты должен мне верить. То, что ты себе представил, не соответствует действительности.

– Я – взрослый мужчина, Люсилер. Можешь меня не щадить. Скажи Кронину, что я принимаю его слова и что мы увидимся с ним завтра.

– Ричиус, позволь мне тебе объяснить…

– Просто передай ему это, Люсилер. Пожалуйста.

Люсилер выполнил его просьбу. Кронин вежливо выслушал перевод, а когда разговор закончился, поклонился обоим и исчез в толпе. Ричиус тяжело вздохнул.

– Я очень устал, Люсилер. Ты не найдешь для меня какую-нибудь комнату?

– Да, тебе следует отдохнуть. Пойдем, я отведу тебя в северную башню.

Люсилер провел друга через двор туда, где можно было оставить лошадей, и поговорил с человеком, которому велел за ними присматривать. Ричиус забрал с собой все свои вещи, сняв с Огня обе седельные сумки и арбалет. А потом они прошли по лабиринту коридоров, лишенных украшений так же, как огромный внутренний двор, и стали подниматься по бесконечной винтовой лестнице, на стенах которой горели масляные светильники, пока не оказались в новом запутанном клубке коридоров.

– Здесь находятся самые лучшие комнаты, – сказал Люсилер. – Я тоже живу наверху.

Ричиус осмотрелся, не испытывая никакого восторга. Эти покои были такими же голыми, как и остальные помещения крепости. Однако умиротворяла тишина, отрадно было думать, что вскоре он заснет за одной из дверей, расположенных вдоль коридора. А потом ему в голову пришла новая мысль, гораздо более интересная.

– А покои Тарна тоже здесь?

– Нет. Они в другом крыле башни. Пойдем, я отведу тебя в мою спальню. Сегодня ты сможешь переночевать там. А завтра я найду для тебя отдельную комнату.

Они подошли к узкой двери с закругленным верхом в самом конце главного коридора. Здесь Ричиус увидел бра, в котором была укреплена маленькая, наполовину сгоревшая свеча. Свеча не горела. Люсилер взял ее и поднес к ближайшему масляному светильнику; фитиль зажегся. Когда он открыл дверь своей спальни, крошечный огонек окрасил комнату тусклым оранжевым светом.

– Входи, – негромко молвил Люсилер, жестом приглашая Ричиуса в спальню.

Если б не свет от прихваченной им свечи и пробивавшееся в окно серебристое сияние луны, в комнате было бы темно. Она оказалась не больше тех комнат, какие обычно бывают на постоялых дворах, а обставлена даже беднее. Деревянная кровать с ватным матрасом, тазик и кувшин для мытья – вот и все. На полу валялись всевозможные вещи, главным образом предметы одежды, но обнаружилось там и несколько книг в переплетах, какие делали в империи. Стул в углу тоже был завален кучей вещей, неразличимых в темноте. Ричиус невольно стал гадать, кому из них придется провести ночь на стуле. Он тоже внес свой вклад в беспорядок, бросив на пол у двери седельные сумки и арбалет.

– Тут довольно тесно, – извиняющимся тоном сказал Люсилер.

Он аккуратно закрепил свечу в серебряном подсвечнике у кровати. Это была единственная ценная вещь в комнате.

– Ничего, – оптимистично ответил Ричиус. – После всех передряг, в которых мы побывали, я готов спать даже на полу.

– В этом нет надобности. Ложись на кровать. Я этой ночью сюда не вернусь.

– Вот как? – Ричиус пытался скрыть свою радость. Он сел на кровать и чуть подпрыгнул, как бы испытывая, удобна ли она. Кровать оказалась просто превосходная. – А почему?

Люсилер мгновение колебался, прежде чем сказать:

– Мне нужно кое о чем позаботиться… Дать знать, что я вернулся.

Ричиус уже снимал сапоги. Они со стуком упали на голый пол.

– Ты собираешься встретиться с Тарном, да?

Триец смущенно поморщился.

– Не только с Тарном. Мне надо поговорить и с другими людьми, с друзьями, которых я давно не видел. Есть хочешь? Я могу что-нибудь тебе принести.

– Но с Тарном ты встретишься.

Люсилер вздохнул.

– Если смогу. Да. Если он не занят.

– Занят, – повторил Ричиус. Опять этот отвратительный эвфемизм! – Когда ты его увидишь, передай, что мне надо встретиться с ним завтра, как можно раньше. Конечно, если он не занят.

– Ты совершенно напрасно тревожишь себя, мой друг. Тарн не занят с Дьяной тем, о чем ты думаешь.

– Ты все время это повторяешь, Люсилер, но ничего не объясняешь. Я уже несколько недель спрашиваю тебя о Тарне. – Ричиус улегся на матрас. – Ты готов мне что-то сказать?

Он услышал, как его друг устало зашаркал к двери.

– Завтра Тарн будет на пиру. Я мог бы тебе все объяснить, но будет лучше, если ты все увидишь сам. Поверь мне сегодня и не тревожься о Дьяне. Тебе будет спаться спокойнее, если ты мне поверишь.

– Я слишком устал, чтобы спорить, – мрачно буркнул Ричиус.

Он повернулся и задул свечу, после чего едва смог разглядеть в дверях бледное лицо Люсилера.

– Спи спокойно. Увидимся завтра утром, – как можно мягче произнес триец и бесшумно закрыл дверь.

Ричиус прислушался к его удаляющимся тяжелым шагам. Потом наступила тишина, колеблемая лишь далеким криком ветра и его собственным ровным дыханием. Он закрыл глаза, стараясь не думать о Дьяне. И все же он был полон ею. Этой ночью он будет лежать без сна и терзаться мыслью, что она сейчас в объятиях его врага.

Большой пир в честь казада должен был состояться в огромном банкетном зале на первом этаже крепости, неподалеку от кухонь и превращенного в приют крытого двора. Весь день Ричиус наблюдал за преображением твердыни, дивясь на женщин, сновавших по коридорам с подносами странных яств, и на мужчин, входивших в главные ворота, сгибаясь под тяжестью туш только что забитых животных. У всех под ногами крутились дети, возбужденные звуками и запахами готовящегося празднества. Жители Таттерака стекались к цитадели, нагруженные корзинами со своими лучшими припасами. Музыканты играли на необычных свирелях и пели незнакомые Ричиусу завораживающие песни. Праведники ходили среди собравшихся, рассказывая притчи и вознося жаркие молитвы Лоррису и Прис, памяти которых был посвящен этот день. И все готовились к тому же событию, которого дожидался и Ричиус, – к появлению Тарна.

Утро выдалось тихое. Дролы получили в подарок чудесный день. Небо было голубым и безоблачным, теплое весеннее солнце заливало ярким светом холмы и море. Люсилер показал Ричиусу достопримечательности Фалиндара, старательно избегая разговоров о Дьяне и совершенно не упоминая о Тарне. Они поднялись до самого верха цитадели и постояли в удивительном саду на крыше; их взгляд простирался на много миль. С вершины горной крепости просматривались бескрайние равнины Таттерака, раскинувшиеся во все стороны; единственной их границей был океан, волны его бились о скалу, на которой когда-то воздвигли Фалиндар. Друзья смотрели на нескончаемую процессию – целые семьи приходили пешком, путешественники издалека ехали на лошадях. К полудню вся дорога заполнилась народом, а местность вокруг замка – счастливым шумом празднующих. Экзотические запахи незнакомых трав и пряностей плыли по многочисленным залам дворца, а во дворах трийские подростки вели потешные бои с воинами Кронина, стараясь поразить сверстниц юношеским обаянием. Все было превосходно, как и обещал Люсилер, – за одним исключением.

Дьяны нигде не было видно.

Не то чтобы Ричиус рассчитывал ее увидеть. По уклончивым ответам Люсилера он догадался, что не увидит ее, пока не поговорит с Тарном, а этого не произойдет до окончания пира. Он твердил себе, что надо потерпеть до вечера, и пытался настроиться на праздничный лад. Когда наконец ближе к закату пир все-таки начался, Ричиус устал и проголодался после целого дня знакомства с Фалиндаром. Внутренний двор крепости был наводнен людьми – все смотрели, как солнце заходит за вершины гор. Люсилер объяснил, что это и послужит сигналом для начала казада. Толпа собравшихся затихла: все ожидали появления своего повелителя.

– Теперь мы можем пройти в зал, – сказал Люсилер. – За столами места хватит только для некоторых из нас. Остальные будут пировать здесь.

– А где будет Тарн? – спросил Ричиус. – Я хочу увидеть его как можно скорее.

– Он обратится к народу после пира. Пойдем, Кронин будет нас ждать.

Ричиус последовал за Люсилером в крепость, минуя забитые народом коридоры. На него глядели без особого любопытства. Банкетный зал располагался в той части цитадели, что была обращена к океану. Это было довольно далеко, даже если бы коридоры пустовали, а теперь им приходилось пробираться через лабиринт колен и локтей. Когда они наконец достигли банкетного зала, он тоже оказался до такой степени заполненным, что огромные окна почти скрылись за стеной белокожих трийцев. Ричиус почувствовал мимолетное беспокойство. В зале доминировали шафранные одеяния – характерный наряд касты дролов. Лишь кое-где синели куртки воинов Кронина. И у всех мужчин были длинные белые волосы, как у Люсилера, и серьезные лица. Немногие присутствовавшие в зале женщины в скромных платьях являлись служанками; они плавно скользили по залу с блюдами, источавшими ароматный пар.

Неужели все эти серьезные люди – священнослужители дролов? Ричиус не ожидал, что их окажется так много. Он с опаской протиснулся в зал в надежде остаться незамеченным, пока не отыщет Кронина. Высокий военачальник стоял на противоположной стороне зала и о чем-то громко разговаривал с тремя своими воинами. Как только один из них заметил Ричиуса, все присутствующие повернулись к нему. Разговоры стихли до невнятного шепота.

– Не тревожься, – уверенно сказал Люсилер. – Сегодня ты – гость Тарна.

Ричиус натянул на лицо непроницаемую маску. Они пошли через толпу к Кронину. Рядом с военачальником два места оставались незанятыми. Возле стула Кронина стоял еще один, более внушительный, – несомненно, он предназначался для Тарна.

– Ты говорил с ним вчера вечером? – спросил Ричиус.

– Да. И теперь ты поймешь, почему у меня были от тебя секреты.

Ричиус ничего не ответил, удовлетворившись обещанием получить хоть какой-то ответ. Разговоры в зале возобновились. Когда они с Люсилером подошли к Кронину, военачальник с громким приветствием протянул ему обе руки.

– Гайе хоо, авакк! – провозгласил он, вызывающе глядя на присутствующих.

Он потянул Ричиуса вперед и неожиданно поцеловал в щеку.

– Кронин приветствует своего дражайшего друга, – объяснил Люсилер с негромким смешком. – И он хочет, чтобы все это знали.

– Шэй cap, Кронин, – сказал Ричиус, деликатно отнимая у него руку.

Воины, с коими разговаривал Кронин, распрощались, церемонно кланяясь. Кронин пригласил друзей садиться и сел сам. Его украшения звенели, словно колокольчики. Ричиус устроился рядом с правителем Таттерака, чувствуя облегчение от того, что в этом зале, полном дролов, у него есть хотя бы один союзник. Наклонившись к Люсилеру, он шепотом спросил:

– Все эти мужчины – дролские искусники?

Триец кивнул.

– Они пришли, чтобы отпраздновать этот день со своим главой. Ты должен понимать, какая честь тебе оказана, Ричиус.

– Наверное, – вымолвил тот.

Как это ни странно, он действительно чувствовал себя польщенным. Фориса здесь не было, как не было и других военачальников, которое во время войны стояли на стороне Тарна. Кроме искусников, в зале присутствовали только Люсилер, Кронин и он сам – трое мужчин, некогда прилагавших все силы к тому, чтобы уничтожить Тарна. А теперь Кронин и Люсилер встречали бывшего мятежника улыбками, и ему предстояло вот-вот разгадать тайну этого преображения. Вскоре он увидит человека, который украл его любовь и убил его дядю.

«Пусть он приходит, – мрачно думал Ричиус. – Я готов».

Десятки священнослужителей-дролов расселись за столами. Голоса смолкли. За стенами банкетного зала среди столпившихся в коридорах трийцев поднялся возбужденный шепот, постепенно переходящий в фанатичные выкрики.

Ричиус понял: его роковой противник приближается.

Он старался умерить сердцебиение, сделав несколько медленных вдохов, но напряженность момента наэлектризовала его. Крики за дверями зала нарастали и не стихали в течение долгих, томительных минут: Тарн шел через толпу к дожидающимся его искусникам. Восторженные, полные надежд голоса возносили хвалу человеку, который принес им войну, вдовство и сиротство. Ричиусу это ликование было непонятно. Никогда прежде он не встречал такой преданности предводителю, даже в лучшие дни правления своего отца.

А потом крики вдруг стихли, словно Тарн дирижировал толпой. Взгляды собравшихся в зале устремились к дверям в коридор, и искусники молча встали с мест. Кронин и его воины сделали то же самое.

– Встань, – прошептал Люсилер, поднимаясь со стула.

Ричиус поднялся, ожидая, что в зал войдет гигант. Но то, что он увидел, повергло его в изумление.

В дверях появилась сгорбленная фигура. Иссохшая рука сжимала палку, дрожавшую под весом немощного тела. С плеч его свисала шафранная одежда дролского праведника, а лицо было полускрыто капюшоном. Он с явным усилием двигался по гладкому полу, и суковатая палка едва выдерживала тщедушную плоть и парализованную ногу, которую сей человек приволакивал. Его лицо являло собой жуткую маску шрамов и язв, скальп наполовину обнажился: спутанные волосы выпадали клочьями. Под капюшоном горели два темных глаза, а губы, лежащие на искривленной челюсти, были покрыты желтыми пузырями. Левая рука бессильно свисала вниз, пальцы – искалечены. Подобно прокаженным и раненным воинам, коих он принял в своей цитадели, тело его было искорежено, превратившись в изломанную, трясущуюся массу кривых костей и растрескавшейся кожи. Когда он шел, его боль ощущалась всеми, кто наблюдал за этими мучительными движениями. Казалось, будто старость вывалила все свои самые страшные болезни на одного молодого человека, навсегда погубив красоту, дарованную ему природой. Назвать его карикатурой на человека было бы комплиментом.

Ричиус с трудом заставил себя смотреть, как Тарн влачится по банкетному залу. Как это изуродованное создание могло вдохновить дролов на победу? Это казалось немыслимым. И во всех рассказах, которые ему приходилось слышать о Тарне, ни разу не упоминалось о такой ущербности. Столь болезненный человек должен был иметь какие-то прозвища, помимо Творца Бури. Тарн Отвратительный казалось бы более подходящим. Не верилось даже, что этот человек способен налить чашку воды, не то что сотворить бурю. И Ричиус вдруг понял, на что намекал Люсилер: Тарн не в состоянии делить ложе с женщиной! Ему и ходить-то почти не по силам.

Когда вождь прошел половину зала, Кронин шагнул вперед и помог ему преодолеть остальную часть пути до стола. Убедившись, что его господин стоит надежно, военачальник вернулся к своему месту, но не сел, а остановился у стула. Все присутствующие склонили головы, как только Тарн поднял здоровую руку и заговорил.

Ричиус догадался, что это молитва. Люсилер склонил голову вместе со всеми, но Ричиус головы не опустил. Он слушал слабый голос Тарна, напоминавший аккорды расстроенной арфы, и его прерывистое звучание вызывало в нем нездоровое любопытство. Казалось, даже речь дается этому калеке с трудом. Он не был стар, но голос был старческим и иногда полностью заглушался хрипами и сипением. Однако Тарн не замолкал, а продолжал молитву, и лишь закончив, с облегчением опустился в свое кресло. Затем он пригласил садиться остальных. Кронин хлопнул в ладоши, и служанки в углах снова ожили. Из коридора явились еще несколько женщин с музыкальными инструментами причудливой формы, характерной для трийской культуры. Возобновились прерванные разговоры. Кронин занял свое место, улыбаясь во весь рот. Он дружелюбно хлопнул Ричиуса по плечу – с такой силой, что тот ударился коленями о стол. Военачальник и Люсилер захохотали. Ричиус тоже засмеялся, но несколько нервно, и перевел взгляд на ту часть зала, где женщины готовили свои инструменты.

«Как это типично для трийцев! – злорадно подумал он. – Богиня Прис ничего не сделала, чтобы улучшить положение представительниц своего пола».

Музыканты начали петь и играть. Ричиус немного успокоился и наконец рискнул посмотреть в сторону Тарна. Хозяин цитадели беседовал с каким-то священнослужителем, стоявшим позади него. Ричиус подался к Люсилеру.

– Вот этого я не ожидал, – прошептал он. – Что с ним случилось?

– Позже, – тихо ответил Люсилер. – Когда мы будем одни.

– Но…

– Ш-ш!

Тарн снова заговорил. Он поднял испещренную шрамами руку и указал на Ричиуса, а потом на остальных, сидевших за круглыми столами. Служанки быстро сновали по толпе, расставляя блюда перед голодными гостями. Воины Кронина принялись за еду, продолжая слушать Тарна.

– Что он говорит? – спросил Ричиус. – Что-то обо мне?

Люсилер засмеялся.

– Да, мой друг. Он говорит своим искусникам, чтобы они не смущались твоим присутствием. Видишь их лица?

Это была правда. Лица гостей были очень серьезными. Тарн снова указал на Ричиуса.

– Король Вентран, – с трудом прохрипел он. Чувствовалось, что он давно не изъяснялся на языке Нара; его слова показались странными даже Ричиусу. Искусник владел его языком далеко не так хорошо, как Люсилер. Тарн откашлялся и начал говорить снова, бросив на Ричиуса виноватый взгляд.

– Король Вентран, добро пожаловать.

– Ответь по-нарски, – тихо подсказал Люсилер.

Ричиус выпрямился, чтобы обратиться к монарху.

– Благодарю вас за гостеприимство, господин Тарн, и за любезное приглашение отужинать с вами в день вашего праздника.

Тарну удалось изобразить некое подобие улыбки.

– Эти люди не рады вас здесь видеть, король Вентран. Вот о чем я говорил.

Ричиус пожал плечами.

– Тогда это их проблема, господин Тарн.

Из горла искусника вырвался хриплый смех, за которым последовал приступ кашля.

– Это так, король Вентран. – Немного успокоившись, он посмотрел на Ричиуса уже серьезно. – Я знаю, вы хотите со мной говорить. Люсилер передал мне, что вам… – он помолчал, подыскивая нужное слово, – не хочется ждать, да?

– Совсем не хочется, – подтвердил Ричиус.

– Мы поговорим, – пообещал Тарн. – Сегодня вечером. А сейчас мы будем есть. Казада, король Вентран.

Ричиус принял из рук служанки чашку с какой-то жидкостью, над которой поднимался пар. Напиток казался густым и противным – словно наперченный уксус. Он поднял чашку, насмешливо приветствуя Тарна.

«Это ведь ты позвал меня сюда, помнишь?» – подумал он.

Его задело, что Тарн с такой решительностью откладывает их разговор, однако поднес чашку к губам и сделал глоток. Горячая жидкость въелась в язык и небо, к чему он был совершенно не готов.

– Что это такое? – рявкнул он, со стуком ставя чашку на стол и прикрывая ладонью обожженные губы. Ему показалось, будто на них уже образуются пузыри.

– Токка, – ответил Люсилер, который с удовольствием пригубил свою чашку, разговаривая с Кронином. – Ягодное вино с пряностями. Пить его надо осторожно.

Ричиус оттолкнул от себя чашку.

– Или вообще не пить.

– Это – традиционный напиток Таттерака, – предостерег его Люсилер. Он. пододвинул чашку к Ричиусу. – Кронин оскорбится. Пей.

– Это нечто отвратительное, Люсилер. Я не могу.

– Тогда притворись.

– Токка, – сказал Кронин, тыча гостя локтем в бок и изображая, будто пьет.

– Ладно, – устало ответил Ричиус, – токка.

Он сделал еще один глоток слишком сильно наперченной жидкости, борясь с тошнотой. Служанка, приставленная к их столу, расставляла новые чашки и тарелки, и каждое новое блюдо казалось Ричиусу омерзительнее предыдущего. Тут были целые рыбины, плававшие в зеленой подливе, кипящий красный суп в миске, ломти мяса, сложенные стопками, – такие свежие и непрожаренные, что из них на тарелку все еще сочилась кровь. Несмотря на голод, эта процессия блюд показалась Ричиусу просто невыносимой. Он смотрел, как трийцы берут эти «деликатесы» голыми руками – на столе не было приборов, только круги пышного хлеба, и каждый мог схватить понравившийся кусок. Люсилер с Кронином постоянно запускали руки в общее блюдо, поставленное перед Ричиусом. Музыканты пели и играли, воины насыщались, словно голодные псы, и Ричиус пошатнулся. Ему стало нехорошо от шума и мерзкого запаха трийской кухни. Кронин не слишком нежно ткнул его в бок.

– Ош умлат халхара до?

Люсилер наклонился к нему и перевел:

– Он спрашивает, почему ты не ешь.

– Я не голоден, – вежливо ответил Ричиус.

Кронин нахмурился, словно разгадав его ложь.

– Не имеет значения, голоден ты или нет, Ричиус. В день казада все едят. Эти люди терпели голод ради сегодняшнего пира.

– Я не могу есть, Люсилер, – прошипел Ричиус сквозь зубы. – Это отвратительно.

Триец отпрянул, уязвленный подобным оскорблением. Он положил свой кусок хлеба и, схватив Ричиуса за рукав, притянул его к себе.

– В течение года я должен был есть те помои, которые готовили вы с Динадином. И ни разу не пожаловался. А теперь ешь.

Ричиус вздрогнул.

– Ты прав, – пристыженно пролепетал он, – поваром Динадин был никудышным.

Оба рассмеялись, а потом Люсилер выбрал блюдо, которое, на его взгляд, Ричиус смог бы вынести – полужидкую чечевичную похлебку, предназначенную для того, чтобы макать в нее хлеб или овощи. Она оказалась не слишком острой, и Ричиус обнаружил, что в состоянии понемногу ее есть. Сладкое мясо и пучки осьминожьих щупальцев он предоставил поглощать Кронину, которому, похоже, такие странные блюда нравились. Воин ел не переставая и почти не разговаривал, а его кулинарные пристрастия можно было легко определить по пятнам на куртке. Люсилер не переходил границ приличия. Он ел аккуратно – как и в долине Дринг – и старательно выбирал те яства, которые мог съесть, чтобы ничего не оставалось. И вообще манерами он больше походил на искусников, чем на воинов. Воины ели так, будто им предстояло в ближайшее время вступить в бой с великанами, а дролских священнослужителей разговоры занимали больше, нежели чревоугодие. Они разговаривали благовоспитанно, поднимали тосты в честь Тарна и изредка присоединялись к более спокойным песням. И, следуя приказу своего повелителя, совершенно не обращали внимания на нарского гостя.

Казалось, Тарна присутствие Ричиуса тоже не беспокоит. Он не смотрел в его сторону – только изредка адресовал ему одну из своих уродливых улыбок. Хозяин Фалиндара практически ничего не ел: передвигал пищу по тарелке, как ребенок, которого насильно посадили за стол. И пил он не вино, а воду. Ричиус последовал примеру Тарна и сделал служанкам знак, чтобы наполнили его опустевшую чашку благословенно безвкусной жидкостью. Вода скользнула в его пылающую от специй гортань словно весенний ветерок. Он предложил ее Люсилеру, но тот равнодушно пожал плечами.

– Не понимаю, как тебе удается это есть, – сказал Ричиус. – Все слишком острое.

– Ты к этому привыкнешь.

– Спасибо, не собираюсь.

Ричиус обвел взглядом присутствующих. Многие опьянели, и разговоры стали громче. Он решил, что это подходящий момент для новой попытки.

– Объясни мне насчет Тарна, – прошептал он Люсилеру. – Что с ним случилось?

– Нет, – раздраженно ответил триец. – Другие могут услышать.

– Никто ничего не услышит. И все равно нас никто не поймет. Давай рассказывай. Это болезнь?

– Не болезнь, – ответил Люсилер. – Это возмездие.

– Что ты говоришь? Кто сотворил с ним это?

– Таким его сделали боги.

– Боги? О нет, Люсилер, не может быть.

– Говори тише, – укоризненно прошептал Триец. – Я рассказывал тебе о его способностях, но не упомянул о том, почему он больше ими не воспользуется. Помнишь?

Ричиус кивнул. Этот вопрос очень занимал его.

– Помнишь тот день в долине, когда я поведал тебе о дролах?

– Ты сказал, что они никогда не станут пользоваться магией, чтобы причинять вред другому живому существу. Помню. Ну и что?

– Разве это не очевидно? Посмотри на него!

– Люсилер, у него проказа или какая-то иная болезнь. Это ничего не доказывает.

– Он не был болен, пока не воспользовался своим даром для того, чтобы закончить эту войну, Ричиус. Он применил свои силы, чтобы убить твоих нарских собратьев, и боги наказали его за это.

Ричиус закатил глаза.

– И он действительно обратил тебя в свою веру, правда? Раньше ты в эту чушь не верил. Это – просто совпадение, вот и все.

– Это не совпадение, – возразил триец. – Его силы – это дар Небес. Но боги дают свои дары по необъяснимым причинам, и их нельзя применять для убийства. – Он снова махнул рукой в сторону Тарна. – Видишь, какими бывают последствия. Он избавил нас от Нара и теперь расплачивается за это.

– Ну так он должен готовиться к новой расплате, – хмуро сообщил Ричиус. – Ему понадобятся все его дары, если он хочет победить Аркуса.

– Он больше ими не воспользуется. Он дал клятву. Боги говорили с ним через его тело. Теперь он видит, что поступил неправильно.

– О, я думаю, он изменит свое решение, – язвительно бросил Ричиус, – как только увидит легионы Нара.

– Не изменит! – Люсилер опустил кулак на стол с такой силой, что зазвенели стаканы. Сидящие за их столом удивленно посмотрели на него, но он возмущенно продолжал: – Неужели ты не видишь, что здесь случилось, Ричиус? Он – пророк. Боги послали его, чтобы объединить Люсел-Лор. Но как только он отступился от них, он был наказан. Мне это кажется совершенно очевидным.

– Ладно, – ответил Ричиус, – верь во что хочешь, мне все равно. Я здесь только из-за Дьяны. Я побеседую с ним сегодня вечером. Если он отпустит ее, я переговорю с Аркусом от его имени и отправлюсь обратно следующим же утром. Я только надеюсь, что он не нарушит своего обещания. Он будет говорить со мной сегодня, да?

– У него много забот. Он не случайно не принял тебя вчера.

– И ты не собираешься объяснить мне, в чем дело.

Люсилер лениво отпил немного токки.

– Правильно.

– Твои приоритеты явно изменились, – сказал Ричиус скорее разочарованно, чем гневно. – Я помню время, когда у тебя не было от меня секретов.

Люсилер вздохнул.

– Времена изменились. Ты не знаешь Тарна так, как знаю его я. По крайней мере пока не знаешь. Если бы знал, то понял.

– Я ничего не хочу понимать, Люсилер. Я только хочу забрать отсюда Дьяну.

Какое– то время они ели в относительной тишине, пока в банкетный зал не вошла крошечная женщина-трийка в простом белом платье. Оно было бы ничем не примечательным, если б его не усеивали алые пятна. На ее лице читалось беспокойство. Она пробежала через весь зал к Тарну, наклонилась и прошептала что-то на ухо правителю трийцев. Жуткое лицо Тарна побледнело, а глаза страшно расширились. Они обменялись несколькими обрывочными фразами, а потом Тарн с трудом начал подниматься на ноги, призывая Кронина на помощь. Военачальник резво вскочил и мгновенно оказался рядом со своим повелителем. Он помог ему встать и повел к дверям. Музыка и пиршество прервались; все с тревогой смотрели, как Тарн мучительно уходит, явно напрягая свои силы до предела. Его хромота стала еще явственнее.

– В чем дело, Люсилер? – осведомился Ричиус. – Что происходит?

– Как раз то, о чем я тебя предупреждал. Извини, Ричиус. Сегодня ты Тарна не увидишь.

 

28

Когда Ренато Бьяджио был мальчишкой, он жил в роскоши на южном острове Кроут, среди небольшого народа, прославившегося своим вином, любовью к искусству, гурманством и вспыльчивостью. В течение почти двух столетий семья графа правила Кроутом, жирела на его маслинах и поте крестьян. Его семья управляла своими владениями из сверкающей золотом и мрамором виллы – дворца, окруженного пляжами и прозрачными морями, со множеством огромных окон, впитывавших жаркое солнце острова и окрашивавших кожу членов королевской фамилии в янтарный цвет.

Юный Бьяджио наслаждался жизнью в родительском доме. Все его желания немедленно исполнялись, на любые вопросы давались ответы. К его услугам было несметное количество подданных его отца. Когда он стал мужчиной, для удовлетворения его похоти имелись рабы. Склонности и вкусы Бьяджио, как и большинства кроутов, отличались разнообразием, и задача уберечь себя от скуки решалась самыми различными способами. Чтобы занять его мысли, были книги и музыкальные салоны, чтобы ублажить его тело – мужчины и женщины. Чтобы он мог узнать мир, в его распоряжении находилось огромное состояние аристократа-кроута. Но в те дни он был прикован к суше: во время его юности мир за морями представлял опасность. Черный Ренессанс пронесся по континенту, и маленький Кроут быстро включился в величественные планы Аркуса. Испытывавший вечное нетерпение Бьяджио наблюдал, как Черный Ренессанс поглощает народы один за другим. Он с юным томлением вбирал в себя идеалы Нара и его страстного императора и надеялся, что настанет день, когда Империя достигнет берегов его островной тюрьмы. Его отец, начисто лишенный воображения, совершенно не мог предвидеть, каким военным гением станет его щеголеватый сын.

Талистан нисколько не походил на Кроут. Он был холодный и гористый, и цвет кожи у его жителей напоминал трупный. Но в доме Гейлов царила тишина, а бездействие позволяло Бьяджио обдумать происходящее. После того как несколько недель назад Блэквуд Гейл отправился в Люсел-Лор, замок обезлюдел. В отсутствие барона и его армии Бьяджио мог строить планы. Здесь его редко беспокоили – и в основном это были слуги, которые заботились о его многочисленных потребностях. Он ни разу не встречался с больным королем Талистана, слабосильным дядюшкой Блэквуда Гейла. Подобно своему племяннику, Тэссис Гейл всегда был верен Нару и сразу же дал свое благословение главе Рошанна устроить у него в замке свою штаб-квартиру.

А Бьяджио действительно пришлось взять командование на себя. Он разумно распорядился прошедшими неделями: быстро отправил Блэквуда Гейла и его всадников в Люсел-Лор, дабы они нашли лекарство для императора. Он пополнил армию арамурскими дурнями, превратив их в рабов талистанцев, и отправил леди Сабрину в цитадель Фалиндар на поиски ее капризного мужа. На взгляд Бьяджио, он сделал все, чтобы помочь своему возлюбленному Аркусу, и был в какой-то степени удовлетворен. Он даже вызвал к Гейлам своего старого друга.

Этим утром Бьяджио проснулся в то же время, что и всегда, – сразу после рассвета. Как уже повелось, приставленный к нему замковый раб принес легкий завтрак – чай, печенье и маленький кувшинчик джема. Прежде чем налить себе чаю, граф оделся, а потом с дымящейся чашкой направился к высоким застекленным дверям и вышел на просторный балкон. Из его покоев открывался великолепный вид на холодный океан, и хотя обычно Бьяджио избегал слишком свежего утреннего воздуха, в этот день он решил немного побыть на улице и позволить морю напомнить ему далекий Кроут. Вытащив на балкон кресло, он сел и сделал глоток горячего напитка, ощущая, как его вялая кровь ускоряет течение. Легкая дрожь пробежала по руке – стоявшая на блюдце чашка тихо звякнула. Граф приложил ладонь ко лбу и пощупал кожу. Ледяная, понял он и нахмурился. Скоро ему понадобится очередная процедура. В сущности, это был пустяк: он всегда брал в поездки дарящее жизнь снадобье, но процедуры казались неприятными и долгими, особенно когда он был занят. Возможно, этим вечером. Или – но уже обязательно – завтра…

Граф перестал досадовать на эту необходимость, когда его взгляд упал на пятно, возникшее на горизонте. Приближался корабль. Очень большой корабль. Граф Бьяджио улыбнулся.

– Привет, мой друг, – сказал он, вставая с кресла. – Добро пожаловать в Талистан.

«Бесстрашному» понадобился час, чтобы добраться до берега. Гигантский флагман Черного флота рассекал моря подобно Левиафану. Волны расступались перед его чудовищным килем. На тройных мачтах океанский ветер раздувал двенадцать черных парусов, увлекая военный корабль к суше со скоростью, казавшейся немыслимой для столь огромного судна. На центральной мачте гордо реял черный флаг.

Граф Бьяджио радостно приветствовал «Бесстрашного». Прошло уже много месяцев с тех пор, как он видел это величественное судно, и его прибытие несказанно ободрило графа. Этот прекрасный военный механизм был жемчужиной Черного флота, страшным посланцем Аркуса. Оснащенный множеством огнеметов и наполненный крепкими бойцами, корабль не имел себе равных ни в одном флоте мира. Как и его капитан.

Адмирал Данар Никабар легко сошел со шлюпки, доставившей его к берегу, и его начищенные до зеркального блеска сапоги погрузились в мокрый песок Талистана. При виде старого друга на его обветренном лице заиграла хитрая улыбка. Лицо этого высокого мужчины очень редко меняло свое выражение – и почти никогда на радостное. Поскольку лучший флотоводец Черного флота являлся членом Железного Круга, его глаза горели тем же наркотическим синим огнем, что и у Бьяджио: эта особенность отличала всех, кто употреблял продлевающие жизнь снадобья. Адмирала, грубого и жуткого, граф считал одним из самых близких своих друзей.

– Данар! – с ликованием вскричал Бьяджио.

Изящный граф подождал, когда Никабар сойдет с грязной прибрежной полосы, и только потом устремился ему навстречу. Они обнялись. Бьяджио поцеловал адмирала в щеку, не обращая внимания на любопытные взгляды матросов, которые доставили сюда своего командующего. Потом он взял Никабара за огромную руку и повел с берега.

– Ты приехал раньше, чем я ожидал, – сказал Бьяджио. – Я рад.

– А я нет, – отрезал Никабар. – Ренато, зачем я здесь?

Граф улыбнулся. Он предвидел, что адмирал будет недоволен его просьбой приехать.

– Когда ты получил мое послание? Где ты был? У Лисса?

Адмирал покачал головой.

– У Касархуна. Мы возвращались в Черный Город, когда пришло твое послание. У меня были для Аркуса известия. – Никабар посмотрел на высящийся вдали родовой замок Гейлов. – Ренато, что все это значит? Что случилось?

– Это очень длинная история, – вздохнул граф. Он обнял Никабара за плечи и повел к замку. – Пойдем. Здесь слишком много посторонних ушей.

Адмирал не стал возражать, позволив собрату-нарцу вести себя. По дороге Бьяджио поведал ему о недавних событиях в Арамуре и Талистане: о том, как Ричиус Вентран их предал и как Блэквуду Гейлу было поручено взять на себя его миссию. Никабар выслушал графа не перебивая. Узнав о плохом состоянии Аркуса, он мрачно кивнул.

– Именно поэтому я и направлялся в Нар. Я услышал о состоянии императора. И решил, что мои известия о Лиссе его ободрят.

Бьяджио изумленно поднял брови.

– Так они побеждены? Наконец-то!

– Почти, – с гордостью объявил Никабар. – Они прекратили оказывать нам сопротивление и атаковать. Думаю, их шхунам пришел конец.

Бьяджио весьма деликатно отвел взгляд.

– Мой друг, не обижайся… Никабар притормозил и нахмурился.

– Я не ошибся, Ренато. На этот раз – нет. Говорю тебе – они у меня в руках. Лисс падет в ближайший месяц. Даю слово. Мне нужно только получить добро от императора – и я их прикончу. Если он даст мне приказ, я сам отвезу его полюбоваться на их гибель.

– Так вот зачем ты направлялся в Нар? – рассмеялся Бьяджио. – Покрасоваться перед Аркусом? Император не в состоянии куда-либо ехать, Данар, и ты это знаешь. Право, ну что за глупая мысль!

– Неужели? А мне казалось, Аркусу эта новость пойдет на пользу. Может быть, она придаст ему больше жизни, чем эти проклятые снадобья.

Бьяджио упреждающе поднял палец.

– Слушай меня. Я вызвал тебя сюда не затем, чтобы спорить. Ты мне нужен, Данар. Ты нужен Аркусу.

– Для чего? – нетерпеливо осведомился Никабар. – У меня дела…

– Перестань. Твои дела в Лиссе закончены. По крайней мере пока.

Адмирал стал белый как полотно.

– Что?…

– Мне нужны твои корабли, Данар. Это важно.

– Для чего? – зарычал Никабар. – Лисс покорен, слышишь, что я тебе говорю? Еще месяц, и…

– Еще месяц – это слишком долго, – заявил Бьяджио. – Твои корабли нужны мне немедленно. Надо, чтобы они занялись высадкой войск в Люсел-Лоре.

– Нет! – совсем ошалел Никабар. – Мои дредноуты – не грузовые баржи! Это военные корабли! Я такого не допущу!

Бьяджио с трудом удержался, чтобы не вспылить.

– Блэквуд направляется со своими всадниками в Люсел-Лор. Я уже вызвал из Черного Города один легион и послал его следом за ним. Но это пехота, Данар. Им придется брать Экл-Най, а потом долину Дринг. Для того чтобы покорить таким образом весь Люсел-Лор, им может понадобиться целая вечность. Нам нужны войска на всей территории, чтобы они захватывали военачальников одновременно, не давая им объединить силы. А для этого мне нужны корабли.

– У меня уже есть задание, Ренато, – упрямился Никабар. – Захватить Лисс.

– Я меняю тебе задание.

– Ты не адмирал флота! Кто ты такой, чтобы менять мне задание?

Вопрос был абсурден, и Бьяджио сразу заметил, что Никабар о нем сожалеет.

– Ты – мой хороший друг, Данар. Я не слышал этого вопроса.

Данар Никабар покорно склонил голову. Он был командующим Черным флотом, одним из самых высокопоставленных военачальников империи, – но это звание не шло ни в какое сравнение с тем влиянием, которое имел на Аркуса Бьяджио. Если не считать епископа Эррита – человека, который обладал некой магической властью над Аркусом, – Ренато Бьяджио был явным фаворитом императора, и ему не требовалась императорская печать, дабы изменить курс флота.

– Я хорошо понимаю, о чем прошу, Данар, – добавил граф. – Я понимаю: ты считаешь, что на карту ставится твоя честь. Но если ты не ошибаешься относительно Лисса, они никуда от тебя не денутся.

Никабар закрыл глаза и заскрипел зубами.

– Они могут восстановить свой флот. Если снять блокаду…

– Они подождут. А покорение Люсел-Лора важнее. Земли трийцев слишком обширны, чтобы их можно было завоевать, вводя войска только по дороге Сакцен. Нам нужен твой флот, Данар. Чтобы найти их магию вовремя и помочь Аркусу, нам нужно высадить войска по всему континенту.

– Мы все когда-нибудь умрем, мой друг, – сказал Никабар. – Даже Аркус.

– Нет, Аркус не может умереть! Он бессмертен. Он будет жить вечно. Как и его Черный Ренессанс. – Граф Бьяджио печально улыбнулся. – Мы об этом позаботимся, Данар. Мы с тобой – и Блэквуд Гейл.

– Гейл – трус и шут, – презрительно уронил Никабар. – Тебе не следовало поручать ему нечто особо важное.

– У меня не было выбора. Этот мальчишка Вентран нас предал, так что, кроме Блэквуда Гейла, у меня никого не оказалось.

Никабар постучал пальцем по лбу Бьяджио.

– Теряешь форму, старик. Разве я не предостерегал тебя относительно Вентрана?

– Предостерегал, – признался граф. – А я пытался предостеречь Аркуса. Но было уже слишком поздно.

– И теперь он всех нас одурачил! – расхохотался Никабар. – Бедный мой Ренато! Интересно, как все это примет Аркус? А Эррит? О, не сомневаюсь, епископ хорошенько повеселится на твой счет. Правда?

Бьяджио закрыл глаза, и перед его мысленным взором предстал Ричиус Вентран.

– Возможно, мальчишка выиграл один бой, Данар, но не войну. Я уже отправил к нему его жену с весточкой. Когда он ее получит, он поймет, каково шутить с графом Бьяджио.

 

29

После казада прошло уже три дня – а Ричиус все еще ждал встречи с Тарном.

Он проводил долгие часы в созерцании крепости и горы, на которой она была построена, и изливал бессильную досаду на страницах дневника. Вечером праздничного дня ему отвели апартаменты – скудно обставленную комнату в северной башне, неподалеку от комнаты Люсилера. Окно выходило на океан, так что он мог работать при свете луны. Триец почти все время отсутствовал, выполняя какие-то поручения или по каким-то другим таинственным делам, предоставляя Ричиусу бродить по Фалиндару без сопровождения.

После праздника в цитадели стало удивительно тихо. В коридорах больше не толпились пилигримы – там остались только бездомные крестьяне с выводками детей, но все они собирались на первом этаже и никогда не отваживались подниматься столь высоко, чтобы до Ричиуса доносились посторонние звуки. Те немногие слова, которые он слышал от воинов или прислуги, ему все равно были непонятны, но время от времени он улавливал имя «Тарн» и начинал гадать, как живется господину Фалиндара.

Он не сомневался в том, что на одежде появившейся на пиру трийки были пятна крови. Люсилер отрицал это, но Ричиус ему не верил. В цитадели происходило нечто удручающее и достаточно серьезное, чтобы помешать Тарну обратиться к тем людям, которые пришли в Фалиндар его слушать. Ричиус мог только предположить, что болеет Дьяна. Он умолял Люсилера сказать ему хоть что-нибудь, но его друг отделывался только очевидной ложью и уверял его, будто все в порядке. И Ричиус продолжал тревожиться. Ему было одиноко и страшно за Дьяну – он недоумевал, когда же Тарн наконец сдержит свое обещание поговорить с ним. Ричиус пытался убедить себя в том, что это произойдет скоро. Надвигалась война. Если Тарн рассчитывает ее избежать, то ему надо спешить.

На четвертое утро в Фалиндаре Ричиус как всегда позавтракал хлебом с медом – это приятное лакомство Люсилер неизменно приносил к его кровати, пока он еще спал. Каждое утро он жадно поглощал эту пищу, надеясь, что вскоре уже будет есть аппетитную стряпню Дженны и курить трубку у очага вместе с Джоджастином. В Фалиндаре хлеба было пугающе мало, и каждому выдавалась скудная порция. Но, как объяснил ему Люсилер, Ричиус считался в крепости гостем, и поскольку он находил все остальное несъедобным, то хлеба ему давали сколько угодно. Ричиус старался не злоупотреблять такой привилегией. Когда наконец наступала ночь, он снова испытывал страшный голод, так что его сон прерывался мыслями о завтраке.

На этот раз во время еды он приступил к очередной записи в дневнике. Стараясь, чтобы хлеба хватило надолго, он отрывал от круглой лепешки крошечные кусочки и щедро макал их в плошку с медом, одновременно опуская перо в чернильницу. Яркий утренний свет врывался в его унылую спальню. Он лежал на своем мягком ложе, аккуратно устроив поднос с завтраком на стуле подле себя. С тех пор как приехал в Фалиндар, он сделал в дневнике больше записей, чем в течение предыдущих нескольких недель. Пока они путешествовали через Люсел-Лор, заниматься дневником было некогда, так что короткие записи он делал при свете луны, буквально засыпая от усталости. А теперь он исключительно от нечего делать со всеми подробностями описывал те перемены, которые заметил в Люсел-Лоре.

Запись этого дня начиналась с печального признания:

«Люсилер был прав. В Люсел-Лоре воцарился мир – такого я даже представить себе не мог. Они следуют за своим безумцем с любовью».

Он остановился. Действительно ли Тарн безумен? Ричиус был уверен, что Тарн – убийца, но вот его умственное здоровье по-прежнему вызывало сомнение. Возможно, из разговора с ним он узнает правду…

В дверь неожиданно постучали. Ричиус с интересом поднял голову: кто мог к нему прийти? Только Люсилер навещал его здесь, но он никогда не стучал. Ричиус опустил перо в чернильницу и отложил дневник. Подойдя к двери, опасливо ее открыл. На пороге стоял Кронин, который показался ему незнакомым, поскольку у него на лице отсутствовала краска. На нем была изрядно помятая рубашка – и никаких украшений. Глаза военачальника потускнели от недосыпания. Когда дверь открылась, он поклонился Ричиусу.

– Тарн, – просто объявил он и указал сначала на Ричиуса, потом – на пустынный коридор.

– Он хочет видеть меня прямо сейчас? – спросил Ричиус. Кронин непонимающе смотрел на него.

– Да, конечно, – пробормотал он себе под нос.

Бросившись обратно в спальню, сел на кровать и натянул высокие ботинки, затем отломил большой кусок хлеба и запихнул его в рот, чтобы прожевать, пока зашнуровывает обувь. Кронин равнодушно наблюдал за ним, а когда Ричиус предложил ему хлеба, тот молча покачал головой. Прежде чем уйти, Ричиус положил дневник в седельную сумку, спрятав его под платье, купленное для Дьяны. После этого расчесал пальцами волосы, пригладил непокорную прядь и последовал за Кронином.

Пока они шли по коридору, вокруг царила тишина. В этот рассветный час большинство обитателей крепости еще спали, и Ричиус ступал как можно тише, чтобы не разбудить их. Они спускались по бесконечной лестнице, пока не оказались на уровне очередного коридора на полпути вниз. Узкий и темный, этот коридор привел их к другой винтовой лестнице, по которой они поднялись наверх.

Ричиус догадался, что они попали в южную башню. По словам Люсилера, именно там располагались комнаты Тарна. Скорее всего здесь он найдет и Дьяну. Его охватило нетерпение. Он почти физически ощущал, что приближается к ней, и в нем ожило воспоминание о нежном аромате ее волос. Наконец-то, безмолвно сказал он себе. Наконец-то! Но сначала ему придется говорить с Тарном. Когда лестница закончилась, он постарался овладеть собой.

Подобно коридору, что вел в его комнату, этот переход имел отличительные черты нового стиля Фалиндара: голые стены были украшены только редкими светильниками. Они проходили мимо такого же множества дверей, как и в северной башне, – и, видимо, все они вели в бедно обставленные покои. Ричиус чутко прислушивался к каждой двери в надежде уловить знакомый голос. Но до него только изредка доносился сонный храп.

Еще одна лестница – и они остановились у полуоткрытой двери. Из-за нее вырывались пыльные лучи солнца и звуки хриплого дыхания. Кронин стукнул в дверь и сразу же открыл ее; посторонился, чтобы пропустить Ричиуса. Комната оказалась больше других жилых помещений дворца, но не просторнее: все стены от пола до потолка были заняты полками, кипами книг и бумаг. На другой стороне комнаты, возле одного из трех окон, стоял старинный письменный стол, тоже заваленный бумагами.

Увидев Ричиуса, человек, сидевший за столом, поднял голову.

– Входите, – слабо вымолвил он.

Вид у Тарна был усталый, а освещенная солнцем кожа казалась еще ужаснее. Кронин исчез без лишних слов, и Ричиус прошел в глубь помещения. Около письменного стола стоял стул – единственный предмет мебели, свободный от изобилия рукописей. Тарн предложил гостю сесть.

– Спасибо, – смущенно молвил Ричиус, усаживаясь.

На Тарне не было капюшона, и в солнечном свете ярко блестели залысины. По ним пробегали желтые и красные шрамы. Остатки волос росли пучками, длинные и неухоженные, и были лишены обычной для трийцев шелковистости. Ричиус пристально вглядывался в него. Ему уже приходилось видеть жертв кошмарных болезней. В империи многие болели проказой – немало прокаженных было и среди нарских нищих, когда-то наводнявших Экл-Най. Его собственным солдатам в долине Дринг приходилось бороться со страшным заболеванием, когда гнила плоть на ступнях. Но состояние Тарна было ни с чем не сопоставимо; Ричиус даже не мог представить себе, какими невыносимыми болями оно сопровождается. С горькой иронией вспомнил он свою аудиенцию у Аркуса и то, что император вместе с узким кругом приближенных много лет принимают снадобье, которое поддерживает в них жизнь. Как забавна их уверенность, что этот больной человек владеет тайной вечной жизни! Это Тарну нужны были бы их лекарства, а не им – его бесполезная магия.

Искусник неловко поерзал в кресле, пытаясь выпрямить спину. При этом он в упор смотрел на Ричиуса.

– Я не поблагодарил вас за то, что вы сюда приехали, – хрипло произнес он. – Вы оказали мне услугу.

– У меня была для этого веская причина, – ответил Ричиус. – Вы знаете, почему я здесь.

Тарн кивнул.

– Из-за моей жены.

– Из-за Дьяны, – поправил его Ричиус. – Люсилер сказал мне, что она здорова.

– Она здорова.

– Я могу ее увидеть?

– Скоро.

– Вы хотите сказать – так скоро, как это будет возможно, верно? – предположил Ричиус. – Она больна?

Казалось, Тарна удивила его проницательность. Он секунду подумал над ответом и молвил:

– Сейчас она уже почти здорова.

– Мне хотелось бы ее увидеть, – упорствовал Ричиус. – Что с ней?

– Ничего. Сейчас уже ничего. Она восстанавливает силы.

Ричиус начал волноваться, понимая, что по нему это заметно.

– Я совершил долгий путь, чтобы ее увидеть.

– Почему? – полюбопытствовал Тарн.

– Она и есть та причина, по которой я здесь, – просто ответил Ричиус. – Вы это знаете.

– Возможно, я смогу убедить вас, что на это есть и другие причины. Нам надо многое обсудить.

– Только когда я увижу Дьяну, – заявил Ричиус. Ему неприятно было вести словесный поединок с этим человеком. Ему неприятно было даже просто смотреть на него. – Боюсь, я должен на этом настоять.

Тарн откинулся на спинку кресла, потирая здоровую руку больной.

– Простите меня, король Вентран, я потратил много времени. Но это было необходимо. Могу я попросить вас проявить еще немного терпения? Моя жена скоро поправится. Тогда вы сможете ее увидеть.

– Я намерен забрать ее с собой, – безапелляционно объявил Ричиус. – Вы это понимаете?

– Я этого ожидал.

– Вы дадите мне это сделать?

Хозяин цитадели молчал.

– Господин Тарн, – рассудительно сказал Ричиус, – я знаю, что вам от меня нужно, а вы знаете, что мне нужно от вас. Мы сможем прийти к соглашению, если вы отпустите Дьяну.

– Я провел какое-то время в Наре, король Вентран. Это неприятное место. Почему вы уверены, что она поедет туда с вами? Она – трийка. Ее место здесь.

– Но вы никогда не были в Арамуре. Моя страна гораздо лучше, чем все остальные местности Нара.

– И у вас есть там для нее место? Люсилер сказал мне, что вы женаты. Что Дьяна будет делать в Арамуре?

Ричиус нахмурился, не находя ответа.

– Дайте мне поговорить с ней. Я готов предоставить решение ей.

– Вы мало что знаете о наших обычаях, – убеждал его Тарн. – Женщины подобные вопросы не решают. Но вы сможете поговорить с ней – в свое время.

– У меня нет времени, господин Тарн. Мне надо уехать в Арамур как можно скорее. По возможности – завтра утром. Меня там ждут дела. И вы знаете, о чем я говорю.

– Знаю. Именно поэтому я и попросил вас приехать сюда. Люсилер сказал, что вы не имеете влияния в империи. Это так?

– Не совсем, – солгал Ричиус, понимая, что это – его единственный шанс.

– И вы готовы воспользоваться своим влиянием ради нас?

– Я назвал свою цену. Освободите Дьяну, и я поговорю с Аркусом от вашего имени. Большего я обещать не могу.

Тарн придвинулся к нему и с жаром произнес:

– Вы должны приложить все силы, король Вентран. Скажите ему, что здесь для него ничего нет. Скажите ему, что это будет очень опасно. Говорите все что угодно, дабы его убедить.

Ричиус спокойно кивнул. Он говорил своему императору все это – и еще очень многое. Не найдется таких доводов, которые убедили бы Аркуса отказаться от планов вторжения в Люсел-Лор. Можно говорить императору о жертвах, но это будет бессмысленно: Аркус считает смерть достойным концом для всех своих противников.

– Это будет трудно, – сказал Ричиус. – Аркус считает, что вы владеете магией. В конце концов, это так и есть.

Тарн отвернулся, спрятав лицо.

– Мой дар бесполезен для вашего императора.

– Дело не только в вашем «даре», если вы желаете называть его именно так. Он полагает, что в Люсел-Лоре есть магия, которая сможет его излечить, поддержать в нем жизнь. Он фанатично верит в нее и готов на все, только бы заполучить это средство. – Ричиус скрестил на груди руки, изучающе глядя на Тарна. – Я готов с ним поговорить ради Дьяны, но вам следует готовиться, господин Тарн. Аркус может просто начать войну без меня.

– Нет-нет, он не должен этого делать! – прохрипел Тарн. – В Люсел-Лоре теперь мир. Вы это видели.

– Это императору не интересно. Вам следовало бы обдумать предложение Лисса. Если вы можете объединить с ними свои усилия, то должны это сделать.

Тарн весь дрожал.

– Нет! Больше никаких войн! Я не стану больше воевать! – Он протянул свою изувеченную руку и ухватил Ричиуса за рукав. – Вы должны сделать все что можете. Это ваш долг!

Ричиус резко отдернул руку.

– Долг? Вы слишком много на себя берете! Это не моя война. Не я ее начинал.

– Ваш долг перед Арамуром, – стоял на своем Тарн. – Я знаю, вы хотите остановить эту войну.

– Мне нужна только Дьяна! – рявкнул Ричиус, стремительно вставая. – Она – единственная причина, по которой я оказался здесь. Мне больше нет дела до ваших идеалов или до вашей страны, и я ничего, черт возьми, вам не должен! И я не буду чувствовать себя виноватым, если Нар раздавит вас, дрол. – Он бросил это слово будто проклятие. – Если я что-то и стану делать, то лишь ради себя самого. Так каков будет ваш ответ? Вы позволите Дьяне уехать со мной? Потому что, если вы этого не сделаете, я могу обещать вам крах. Я приложу все мои силы к тому, чтобы Нар вас прикончил!

Тарн отшатнулся, изумленный его вспышкой.

– Столько ярости! – прошептал он. – Почему?

– Почему? – презрительно повторил Ричиус. – Вы убили почти всех, кто был мне дорог. Я предпочел бы отправить вас прямиком в ад, а не помогать вам. Но я хочу освободить Дьяну.

– Я не убийца, – обиделся Тарн. – И я знаю о вашем отце. В этом вы ошибаетесь.

Ричиус стиснул зубы. Люсилер тоже пытался внушить ему эту возмутительную ложь.

– Никто другой не мог этого сделать. В Арамуре моего отца любили.

– Любимых королей убивают гораздо чаще, чем тиранов, – заметил Тарн. – И я знаю, что в Наре это бывает не так уж редко. Почему вы не верите, что ваш император способен на такое преступление?

– Нет, – возразил Ричиус. – Я тоже мог бы так подумать, но мой управляющий видел убийцу. Это был триец. Тарн пожал плечами – это его не убедило.

– Садитесь, – мягко попросил он. – Нам не о чем спорить.

– Нет есть о чем, – ответил Ричиус, снова садясь. – Все говорят, будто теперь вы стали человеком мирным, но меня это не убеждает. Именно вы начали все это кровопролитие. Возможно, кроме меня, никто больше этого не помнит, но я знаю: это так. Из-за вас умирали мои друзья. Как у вас хватило смелости просить меня о чем-то?

– Я бесстыден. Все, что делаю, я делаю для моего народа и моих богов.

– Красивые слова. Но прошлого они не меняют. Эту заваруху устроили вы. Вы выпустили джинна из бутылки. Вы применили свою магию, и весь мир это видел. А теперь Аркус хочет получить то, что у вас есть, и не остановится, пока не добьется своего.

– Не говорите мне о магии, – проворчал Тарн. – Когда я был в Наре, все считали меня чародеем только потому, что я – триец! Ваш народ невежествен. Они видят магию во всем, чего не могут понять.

– По-вашему, они заблуждаются? Я видел, как Люсилер применил магию. Он сказал, что этому его научили вы.

– Пустое, – презрительно фыркнул Тарн. – Если б ваш ум был открыт, вы тоже могли бы этому научиться. Но никто не может научиться моей злобной силе. – Он рассеянно огляделся, опустив обезображенное лицо к полу. – Это – дар Небес, и он предназначен мне одному. Я не могу передать его или научить ему вашего императора.

Его голос звучал искренне. Хотя Ричиусу все это казалось полной бессмыслицей, чувствовалось, что вера искусника зиждется на каких-то основаниях, понятных лишь ему самому. И в этой истории присутствовал некий трагизм. Тарн был набожным дролом, предводителем своего народа – и тем не менее он уверовал в то, что боги обезобразили его, ибо он злоупотребил их даром, чтобы освободить свою землю.

– Я передам Аркусу ваши слова, – пообещал Ричиус, – если вы отпустите Дьяну.

– Вы рискнете войной ради женщины, король Вентран?

– А вы – нет?

– Арамуру война может принести столько же ущерба, сколько Люсел-Лору. Вы готовы к этому? И как же все то, что вы увидели здесь? Люсилер много мне о вас рассказывал. Он говорил, вас угнетало все, что делали здесь вы и ваша империя.

– То, что произошло с Люсел-Лором, – дело рук не одних лишь нарцев, – возразил Ричиус. – Это вы жгли поля со спелым зерном. Это вы отдали приказ об избиении в Фалиндаре. Это – ваша война в той же мере, что и моего императора.

– Я это признаю, – помпезно объявил Тарн. – Я не лишен недостатков. Я совершал ошибки.

– Ах, да неужели! – съязвил Ричиус. – И вы готовы совершить еще одну, не так ли? Вы не намерены освобождать Дьяну, правда?

– Вы говорите так, словно она – рабыня. Это не так. Она – моя жена.

– Я уверен, для нее это одно и то же.

– Я не намерен это обсуждать, – не уступал искусник. – Она – женщина. Ее чувства в этом вопросе не имеют значения. У нас царит мир, король Вентран. Больше ничего вам знать не надо. И этого вы отрицать не можете, не так ли? Вы это видели.

– Именно поэтому вы и заставили меня сюда приехать, да? – вспыхнул Ричиус. – Потому что подумали: если я увижу мирную землю, то меня можно будет уговорить сделать то, о чем вы просите. – Он снова встал. В нем закипала ярость. – Вы не имели намерения отпустить Дьяну со мной…

– Она – моя жена, король Вентран.

– Она не хочет быть с вами! Вот почему я пытался увезти ее в Арамур – чтобы помочь скрыться от вас.

– Мы были помолвлены, – упрямо заявил Тарн. Он хладнокровно наблюдал за Ричиусом, словно все, что он от него слышал, было лишено всякого смысла. – Она собиралась нарушить клятву своего отца.

– Я знаю эту историю. Она была слишком юна, дабы понимать, что с ней делают.

– Так здесь заведено, король Вентран.

– Нет, – с горечью сказал Ричиус. – Я же видел, как вы ее украли – разве вы забыли? Я видел, что вы с ней сделали. Так здесь не заведено. Может быть, для прочих вы и герой, но я знаю, кто вы на самом деле. Вы – трус. В Наре вас называют дьяволом. Думаю, они правы.

– В Лиссе дьяволом называют Аркуса.

– Значит, я окружен дьяволами. Вы поработили Дьяну точно так же, как Аркус порабощает народы.

– Вы в этом уверены? – зыркнул на гостя Тарн. – Вы с ней не говорили. Возможно, она не пожелала бы ехать с вами.

– Возможно, – согласился Ричиус. – Но я хочу, чтобы она сама сказала мне об этом, а не вы. Дайте мне ее увидеть. Пусть она сама говорит за себя.

– Со временем вы ее увидите, – пообещал Тарн. – Но я должен получить от вас ответ, король Вентран. Вы сделаете это для нас? Не забывайте: речь идет и о мире для Арамура. Много жизней…

– Вы привели свои доводы, Тарн. Мой ответ зависит от Дьяны. Если она пожелает здесь остаться, я подумаю. Но если она захочет уехать, а вы ей не позволите, между нами не будет мира.

И я вас предупреждаю: если окажется, что вы хоть чем-то ей угрожали…

– Никаких угроз не будет, – холодно молвил Тарн. Ричиусу почудилось, будто он наконец сказал нечто обидное для дрола. Тарн отвернулся от него, взял перо и снова углубился в свои книги. – Когда она будет готова, я пошлю за вами. Подумайте о нашем разговоре.

– И вы сделайте то же, – ответил Ричиус, направляясь к двери. – Времени осталось немного. Если посол из Лисса сказал правду, то Аркусу все-таки удалось истощить их силы. Когда он покорит их, он примется за Люсел-Лор.

Тарн с неловкой досадой отмахнулся от него.

– Всего хорошего, король Вентран.

Ричиус вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. В коридоре он остановился. Из-за двери слышалось хриплое дыхание Тарна, потом раздался гулкий кашель. Правителю каким-то образом удалось продержаться, чтобы говорить с Ричиусом, но теперь ему пришлось расплачиваться за эти усилия.

«Вот и хорошо», – мстительно подумал гость.

Он зашагал по коридору. Мозг его пылал. Так и подмывало вышибать дверь за дверью, пока он не найдет Дьяну. Как посмел этот урод вызвать его в такую даль только для того, чтобы пожурить! Даже Люсилер обманул его. Он проклинал себя и ненавидел за слепоту, вызванную любовью. Все ведь было так очевидно! Тарн устроил бурю, чтобы отнять у него Дьяну. Зачем ему отдавать ее теперь, когда ему известно, что Ричиус стремится к миру не меньше, чем они все? Он раздраженно протопал вниз по каменной лестнице южной башни. Его шаги отдавались эхом, словно пушечные выстрелы. Сегодня он был дураком, и каждая косточка в нем тряслась от отвращения, которое он испытывал к себе.

В конце коридора, соединявшего две башни цитадели, он нашел лестницу, ведущую к нему в спальню. Во время крутого подъема его мысли оставались все такими же мрачными. Увезти Дьяну отсюда будет нелегко. Воины Кронина присутствуют повсюду, и на Люсилера совершенно нельзя рассчитывать. И военачальник, и его друг поддались этому харизматическому калеке, разговоры о мире заставили их забыть о кровавом прошлом. Теперь он остался один, и, чтобы выкрасть отсюда Дьяну, ему придется рассчитывать только на себя.

Несколько вставших спозаранку обитателей крепости попались ему навстречу – в основном женщины, которые обеспечивали повседневное функционирование Фалиндара. На них была традиционная одежда – красочная, но простого покроя. Из-под длинных юбок едва выглядывали щиколотки. Лица женщин тоже, как правило, были закрыты: их не должен был видеть никто, кроме мужа, и они прятали их под облегающей шелковой вуалью. Когда мимо проходил мужчина, они отворачивались. Этим утром такой обычай раздражал Ричиуса сильнее обычного. Он уже давно перестал им кланяться – как только понял, что они никогда не станут отвечать на его приветствие. При мысли, что Дьяне навязана такая же унизительная роль, его и без того разгоревшаяся кровь буквально закипала.

Его комната находилась в самом конце коридора. Подойдя к ней, он остановился. Дверь была приоткрыта. Мог ли он забыть ее закрыть, когда уходил?

Он насторожился. Комната была залита солнечным светом, струившимся в коридор. В воздухе застыла тревожная тишина. Он чувствовал, что внутри кто-то есть. Возможно, это Люсилер. Он хочет узнать, как прошла его встреча с Тарном. Ричиус толкнул дверь, изобразив на губах улыбку. Предстоящий разговор его страшил.

В ответ ему улыбнулся усохший призрак. Ричиус застыл в дверях, потрясенный ее видом. Она молча сидела на его постели, сжав на коленях хрупкие руки. Кто-то мог бы счесть ее неузнаваемой, но он узнал ее мгновенно. Ее имя сорвалось с его губ отрывистым рыданием.

– Дьяна!

Он шагнул к ней, и ее улыбка приветствовала его безмолвным теплом. Но это была не та Дьяна, которую он потерял в Экл-Нае. Ее глаза стали менее блестящими, белые волосы – менее пышными. Ее изящные руки едва заметно дрожали, а кожа была слишком бледной, даже для трийки. Казалось, ей трудно сидеть прямо. Но, как это ни поразительно, она не стала менее прекрасной.

Ричиус медленно подошел к ней и опустился к ее ногам. Переполнявшие его чувства комом стояли в горле, лишив дара речи. Она протянула ему руки, он взял их и дважды поцеловал, а потом положил голову ей на колени.

Долгие мгновения Дьяна молча гладила его по голове. Ее ласковое прикосновение успокаивало. Но слова по-прежнему не приходили к нему. Глубочайшее потрясение вынудило его съежиться, словно испуганного ребенка. Он не мог выпрямиться и посмотреть ей в лицо. Ему вдруг вспомнилось, как он боялся, что она погибла, и не смел выразить словами свои страхи, даже наедине с собой. А теперь она была рядом, снова прикасалась к нему, и он вдыхал нежный и пьянящий аромат ее рук и колен, чувствуя свое бессилие перед ним.

– Дьяна, – простонал он, – прости меня!

– Молчи, – нежно сказала она.

И он снова замолчал. Ее голос был таким же напевным, как в его снах. Он медленно поднял голову и заглянул в ее серые глаза. Невидимое бремя ощущалось в чертах ее лица, в складках, которые пролегли вокруг рта. Она казалась бледной, болезненной. Волосы падали ей на лоб безжизненными прядями, пальцы неуверенно дрожали. Он поднял руку и прикоснулся к ее щеке. Она оказалась горячей. Дьяна отпрянула от его прикосновения, словно оно обожгло ее.

– Что с тобой случилось? – прошептал Ричиус. – Что он с тобой сделал?

Дьяна безнадежно улыбнулась.

– Он не настолько плох, – уклончиво ответила она.

Ричиус снова взял ее руку и осторожно сжал, чтобы не причинить боль. Дрожь ее пальцев передалась ему.

– Ты больна. Я это вижу. Что случилось?

– Я просто очень слаба, – тихо призналась она. – Больше ничего страшного нет. – Она снова улыбнулась и откинулась на изголовье. – Я рада вновь тебя видеть.

– Да. Я тоже. Но как ты сюда попала? Тарн знает, что ты здесь?

– Он не следит за мной так пристально. Он думает, я отдыхаю.

– Что тебе, несомненно, и следовало бы делать, – сказал Ричиус. – Давай-ка ложись.

Он взял ее крошечные ножки, обутые в мягкие тапки, легко поднял их и уложил на матрас. Дьяна не сопротивлялась: она явно была рада лечь и сразу же расслабилась.

– Так лучше? – спросил он.

Дьяна закрыла глаза.

– Лучше.

Ричиус закрыл дверь своей комнатки, а потом снял со стула поднос с недоеденным завтраком и сел у кровати. Он пристально вглядывался в Дьяну, встревоженный ее нескрываемым изнеможением. Но он не заметил ни шрамов, ни ссадин – только следы усталости и недосыпания. Ее дыхание было ровным, и он слушал его с наслаждением. Лицо она не закрыла вуалью, хотя остальной ее наряд был типично трийским.

– Что случится, если он узнает, что ты ушла?

– Он на меня рассердится, – равнодушно ответила Дьяна. – Он беспокоится за меня.

– Почему? Что с тобой?

Дьяна открыла глаза и посмотрела на него.

– Я все тебе скажу. Но сначала хочу узнать, как ты. Твой друг Люсилер сказал мне, что ты приедешь. – Она посмотрела на его руку и улыбнулась. – Он вернул тебе твой перстень.

– Да, вернул. – Ричиус протянул руку так, чтобы она могла полюбоваться перстнем. – И он передал мне твои слова. Тебе не следовало меня благодарить, Дьяна. Я тебя подвел. Я обещал защищать тебя и все же не уберег тебя от пленения.

– Я знала, что ты вернешься, – печально молвила она. – Я знала: ты решишь, что подвел меня, и вернешься за мной. Но выслушай меня. Ты меня не подвел. Я знаю, ты сделал все, что мог. Я видела тебя на мосту, когда меня уносило. Я видела…

Она замолчала и отвернулась. На ее лице отразилась горечь.

– Теперь я здесь, Дьяна, – сказал Ричиус. – И я намерен сдержать свое обещание: я заберу тебя у него.

Она отчаянно замотала головой.

– Нет, нет, это невозможно.

– Возможно. Я уже говорил с ним об этом. Он знает, что ты – единственная причина, по которой я сюда приехал. Я уверен, он прислушается ко мне. А если не захочет, мы все равно уедем.

Дьяна тяжко вздохнула.

– Я не знаю, почему ты здесь, Ричиус. Тарн почти ничего мне не рассказывает. Что происходит?

– Ты ничего не знаешь? И Люсилер тебе не сказал?

– Нет. Я говорила с ним всего пару раз: сразу же после того, как рассказала Тарну про тебя, и еще – примерно месяц назад. Именно тогда он сказал мне, что собирается говорить с тобой и привезти тебя сюда. Я дала ему перстень как доказательство, что я жива, однако мне было непонятно, почему он намерен с тобой встретиться. Я попросила его объяснить, но он отказался. – Ее напряженное лицо выражало смятение. – Последний раз я видела его вчера. Он сказал мне, что ты здесь. Ричиус, объясни мне, что происходит! Почему Тарн вызвал тебя сюда?

– Это несложно, – со вздохом ответил Ричиус. – Я объясню тебе все, что смогу. – Он нахмурился. Если Дьяна не знает о приближающейся войне, то ее ждет потрясение. – Близится новая война. Аркус планирует вторжение в Люсел-Лор и хочет, чтобы моя страна ему помогала. Тарн узнал об этих планах и теперь нуждается в моей помощи, чтобы остановить императора. Он полагает, что, если я выскажусь против войны, Аркус ко мне прислушается.

– Потому что теперь ты – король.

– Ты об этом знаешь?

– Так мне сказал Люсилер.

– Что еще он тебе сказал?

– Что у тебя есть жена. – Дьяна всмотрелась в лицо Ричиуса и поспешно добавила: – Я все знаю, Ричиус. Это не страшно.

– Страшно, – возразил он. – Извини, Дьяна. Мне очень жаль. Я не хотел жениться. Я не мог тебя забыть, но…

Она привстала и приложила палец к его губам.

– Перестань, – велела она, – я не сержусь.

– Вот и хорошо. Потому что теперь я намерен сдержать данное тебе слово. Я увезу тебя отсюда, так или иначе. Я дал Тарну срок до завтра, чтобы он мог принять решение. Он знает, что, если оставит тебя здесь, миру между нами придет конец.

Дьяна закрыла глаза.

– Ах, Ричиус, лучше б ты не приезжал!

– Почему ты так говоришь? – воскликнул он. – Дьяна, ты будешь свободна! Я увезу тебя в Арамур, как и обещал.

– Я не могу, – прошептала она. – Я не могу ехать с тобой!

– Проклятие, да не бойся ты его! Именно этого он и добивается, злобный подонок! Но я не допущу, чтобы он и на этот раз отнял тебя у меня. Теперь за мной стоит весь Нар, и он это знает. Ему придется со мной считаться.

Но чем больше он настаивал, тем более решительно Дьяна качала головой. Наконец она подняла руки, призывая его к молчанию.

– Нет! – крикнула она. – Нет, это невозможно. Я не могу уехать.

Ричиус отшатнулся. Ее слова обидели и всполошили его. Какую магию использовал Тарн, чтобы так подчинить ее своей воле? Она перестала быть той Дьяной, которую он знал прежде: девушкой, которая была готова торговать собой, лишь бы не стать женой дьявола из Люсел-Лора. Он поднялся на ноги и заглянул в ее прекрасное, загадочное лицо, пытаясь прочесть в ее глазах хоть какую-то разгадку происходящего. Но ее взгляд был таким же непонятным, как ее слова.

– Объясни, – не сдавался он, – почему ты не можешь его оставить? Ты его любишь?

– Нет.

– Тогда в чем дело? Он угрожал тебе? Потому что если это так…

– Он обращается со мной мягко, Ричиус. Он никогда не стал бы так поступать со мной.

Ричиус снова шагнул к кровати.

– Тогда почему? Я проделал ради тебя долгий путь, Дьяна. Я не поверну обратно, если не пойму, в чем дело. Дьяна напряженно застыла.

– Новая война, – пробормотала она. – Этого нельзя допустить.

– Почему ты не можешь уехать? – неумолимо спрашивал Ричиус.

В его голосе больше не осталось нежности. Он взял ее за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. Под туго натянутой кожей ощущалась хрупкая кость.

– Ответь мне, – потребовал он. – Дело в твоей болезни? Ты боишься? Чего?

– Пойдем со мной, – вдруг сказала Дьяна, с явным усилием вставая с кровати.

– Куда ты идешь?

– Иди за мной.

Она с трудом добралась до двери, и он бросился вперед, чтобы открыть ее перед ней.

– Ты едва можешь идти, – сказал он, протянув ей руку. – Давай я тебе помогу.

– Пожалуйста, не надо! – отстранилась она. – Увидят.

– Дьяна…

– Со мной все в порядке. Пойдем.

Он вышел за ней в коридор. Потом они спускались по лестнице, что давалось ей особенно тяжело. Наконец, убедившись, что вокруг никого нет, она приняла его помощь. В крепости царила тишина, и он бесшумно прошел с нею вниз, туда, где начинался коридор, ведущий в противоположную башню.

– Мы идем в твою комнату?

Дьяна молча кивнула.

– А как же Тарн? Разве он нас не увидит?

– Моя комната не рядом с ним.

Ее комната оказалась в южной башне – довольно далеко от апартаментов Тарна. В этом коридоре было больше окон, через которые лилось теплое весеннее солнце, а пол застелен пышным ковром. Ковер мягко пружинил под ногами, так что Ричиус смог оценить его высокое качество, несмотря на то что был в сапогах. На стенах осталось несколько украшений из поблекшего золота, а также инкрустации из слоновой кости и яшмы. Здесь явно чувствовалась королевская роскошь – та, что когда-то царила во всей цитадели. Из-за ближайшей двери слышались голоса беседующих женщин. Ричиус приостановился, боясь, что их увидят.

– Кто здесь? – тихо спросил он.

– Слуги. Женщины, которые мне прислуживают.

Ричиус удивленно поднял брови. Похоже, Тарн не жалеет для Дьяны денег. Остальные обитатели крепости жили в относительной бедности, она же была всеми ублажаемой королевой Тарна. Он почувствовал легкий укол ревности.

– Сюда. – Дьяна подошла к открытой двери.

Ричиус заглянул в комнату. Она оказалась светлой, солнечной и удивительно чистой. Женщина не намного старше Дьяны стояла в дальнем углу комнаты и хлопотала у странного цредмета обстановки, доходившего ей до талии. Комната была столь велика, что женщина не услышала их, пока они не оказались совсем близко от нее. Заметив Ричиуса, она испуганно вскрикнула и протянула руки к Дьяне. Та старалась ее успокоить: взмахнула руками и быстро-быстро заговорила – видимо, уверяла служанку, что все в порядке. Женщина продолжала с тревогой глядеть на Ричиуса, пока Дьяна буквально не вытолкала ее из комнаты, закрыв за ней дверь. Когда их спор закончился, Дьяна совершенно обессилела. Она приложила руку ко лбу и привалилась к двери, с трудом переводя дыхание. Ричиус подошел к ней и подхватил на руки. Она не стала сопротивляться. Ричиус вновь ощутил болезненную худобу ее тела и понял: с ней творится что-то неладное.

– Ох, Дьяна! Что с тобой?

Она указала ему на кресло, стоявшее в углу, где только что возилась служанка.

– Туда, пожалуйста. Дай я сяду.

Высокий и странный предмет мебели стоял у кресла, покрытый кружевами и лентами из белого льна. Он опирался на четыре крепкие ножки, а верх его был наполовину закрыт тканым пологом. Ричиус подвел Дьяну к креслу, с любопытством глядя на этот предмет. Там, где полог раздвигался в стороны, выбивались края пушистой ткани. Когда Дьяна села, он заглянул под полог. Оттуда на него уставилось нечто розовое.

– О Боже! – прошептал он и попятился. Его взгляд метнулся к Дьяне. Она в его сторону не смотрела. – Это младенец! – пролепетал он. Смысл увиденного обрушился на него подобно ураганному ветру. – Младенец! – повторил он снова. – Дьяна…

– Моя дочь, – тихо молвила она, бросив на Ричиуса виноватый взгляд.

Ричиус был ошеломлен. Он попытался взять себя в руки и рискнул еще раз заглянуть в колыбель. Под пеленками из нежнейшей ткани шевелился крошечный младенец – такого маленького ему еще никогда не приходилось видеть. Глаза малышки уставились на него с неосмысленным интересом. При каждом вздохе ее румяные щечки выдували крошечные облачка воздуха. Увидев незнакомое лицо, она обиженно всхлипнула.

– Она прекрасна, – печально прошептал Ричиус. Люсилер солгал ему, и он с трудом мог скрыть горечь. – Наверное, я ошибался насчет Тарна. Люсилер сказал мне, что он не мог быть с тобой близок.

Дьяна протянула руку и прикоснулась к его пальцам.

– Посмотри на нее внимательнее, – попросила она.

Ричиус бережно отодвинул полог и пристальнее всмотрелся в ребенка. Он догадался, что малышка родилась совсем недавно. Дома ему доводилось видеть новорожденных, у них всегда была красная кожица и довольно худые мордашки. Этой девочке было не больше нескольких дней. К тому же на головке виднелись только пушинки коричневого цвета. Пальчики правой руки слабо ухватились за воздух и сжались в кулачок размером с грецкий орех. Он медленно протянул руку к колыбельке, чтобы малышка успела разглядеть его движение. Ее глазки пытались следовать за его рукой, а когда он дотронулся до головки, она пустила пузырь слюней. Ричиус рассмеялся.

– Как ее зовут? – спросил он.

– Шани. – В усталом голосе Дьяны слышались нотки материнской гордости. – Я назвала ее в честь двоюродной сестры, которую очень любила.

Ричиус посмотрел на нее.

– Она умерла?

– Да, – опустила голову Дьяна. – Еще совсем маленькой. Я когда-то говорила тебе о ней. Помнишь?

Ричиус помнил – и это воспоминание было для него мукой.

– В долине, – прошептал он. – Ее затоптала лошадь.

– И я винила тебя в том, что ты ее убил. Кажется, я не просила у тебя прощения за это.

– В этом нет нужды. – Ричиус вновь взглянул на девочку. – Привет, Шани, – проворковал он, поглаживая ей шейку, как гладил бы щеночка. – Привет. – Он бросил мгновенный взгляд на Дьяну. – Она прекрасна, – еще раз повторил он. – Вся в мать.

– И в отца. Ты ее не видишь как следует, Ричиус. Посмотри.

– В чем дело? – спросил он с внезапным беспокойством. – Она больна? Ей передалась болезнь Тарна?

Он уставился на личико и ручки ребенка, силясь уловить некие признаки болезни. Но кроме обычных следов трудных родов, он ничего не увидел.

Если не считать глаз. Они были необычно темные – и странной формы. Не уродливые, как можно было бы ожидать от потомства Тарна, а просто другие. Более округлые, отличавшиеся от типичного узкого разреза трийцев. Но Ричиус никогда раньше не видел трийских младенцев. Возможно, это нормально. Возможно, у всех глаза бывают как у…

Он отскочил от колыбели, словно на месте младенца там неожиданно появилась гадюка.

– Боже правый! – воскликнул он. – Она моя?

Ему показалось, будто пол под ним колеблется, и поспешил сделать глубокий вдох, потом – еще один. Дьяна встревоженно наблюдала за ним. Она протянула руку, сжала его пальцы, пытаясь привлечь к себе, но он отдернул руку и гневно нахмурился.

– Она моя! – взревел он, прижимая ладони к вискам – казалось, голова вот-вот взорвется. – Будь все проклято, она моя!

Он зажмурился и стиснул зубы. Руки сами собой сжались в кулаки. Он почувствовал, что у него начинают подгибаться колени и он вот-вот упадет. Однако он выпрямился и возмущенно посмотрел на Дьяну.

– Ричиус, – пролепетала она, – я…

– И ты ничего мне не сказала! Ты вернула мне этот чертов перстень и не сказала, что ждешь от меня ребенка! И Люсилер тоже, будь он проклят!

– Я надеялась, что ты не приедешь, – сердито ответила она. – Я попросила Люсилера ничего тебе не говорить. Я вообще не собиралась тебе об этом говорить – никогда!

– Ты такая же ненормальная, как Тарн, – кипятился Ричиус. – Это – мой ребенок. Я имел право знать!

– Зачем? Ты ничего не можешь сделать. Неужели ты не видишь?

– Еще как могу, черт возьми! Я увезу вас обеих. Шани тоже может жить в Арамуре. Я буду заботиться о вас. Моя жена уже знает о тебе, Дьяна. Она знает…

Дьяна в отчаянии качала головой.

– Это невозможно.

– Конечно, возможно, – возразил Ричиус. – Я теперь король Арамура. Я могу защитить тебя и ребенка. Там с ней ничего не случится.

Дьяна смотрела на него. Кожа у нее под глазами покраснела и обвисла.

– Он заманил тебя сюда, – сказала она. – Он знал, что ты явишься за мной. Это его манера – манипулировать людьми.

– И у него это получилось. Но теперь я здесь, и он понимает: если ему нужен мир с Наром, то у него нет выбора.

– Он не позволит мне уехать, – прошептала Дьяна. – Он любит меня, Ричиус. Он всегда меня любил, я тебе уже об этом говорила. Когда мы были детьми, он все время что-то для меня делал, приносил мне цветы и подарки. И он старался быть мужчиной, чтобы произвести на меня впечатление: демонстрировал, как он ездит верхом или карабкается на дерево. – Она рассмеялась. – Тогда он был совсем другим, и мне нравилось его внимание. Но мне никогда не удавалось понять его любовь, слишком сильную, слишком давящую.

– Он знает, как ты ко мне относишься?

– Это не имеет значения. Он – дрол. Он женат на мне, и это все. Он никогда не допустит, чтобы его жену забрал другой мужчина. Это было бы величайшим позором. Теперь ты понимаешь, почему я не могу уехать? Он скорее убьет нас обоих, чем допустит, чтобы ты меня увез. Этого потребует его честь.

– Тогда давай уедем без его ведома. Если надо, мы можем улизнуть посреди ночи.

– Он нас найдет, как в прошлый раз. И тогда нам всем будет грозить опасность. Я не могу так рисковать жизнью Шани. И не стану.

В этом была ужасающая логика. Дьяна права – и Ричиус понимал это. Если Тарн захочет их найти, то найдет, и рисковать жизнью младенца было бы безрассудно. Дьяна выжила во время похищения Тарна потому, что была юной и сильной, но Шани в буре искусника окажется просто пылинкой, которая превратится в ничто. Горькое проклятие сорвалось с его губ: он упал на пол и стал раскачиваться, прижав подбородок к груди и обхватив руками колени. Ему надо было что-то придумать – но в голову ничего не приходило. Они угодили в капкан, у них нет ни союзников, ни пути к бегству. Тарн его одолел.

– Будь ты проклят, Тарн! – прошептал он.

Он даже лишен возможности вернуться в Арамур и строить планы мести этому чародею. Здесь останутся Дьяна и Шани как заложницы на случай военных действий.

– Дьяна, – простонал он, готовый расплакаться, – помоги мне! Я не знаю, что делать.

– Ты должен вернуться. Ты должен оставить нас здесь, Ричиус.

– Как я могу оставить вас с этим безумцем? – воскликнул он. – Боже, она ведь моя дочь!

– Тарн не безумен, – мягко успокоила его Дьяна. – Он заботится обо мне и обещал заботиться о Шани. Он знает, что она – твоя дочь.

– Ты в этом уверена? Нет ли сомнений, что она – его?

– Никаких. Ты же видел, насколько он болен. Он не способен на близость со мной, Ричиус. Вот почему моя комната далеко от него. – Она улыбнулась, пытаясь его ободрить. – Пожалуйста, поверь мне. Я многое о нем узнала. Болезнь его изменила. Он добрый и мягкий, как ты. И я его не боюсь.

– Но ты его не любишь.

Дьяна пожала плечами.

– Не люблю. Но знаю, что он меня любит. Роды проходили тяжело. Кажется, я была на грани смерти. Но все это время он оставался со мной. Он не думал о себе, он следил за мной и спал подле меня.

– Казада, – догадался Ричиус. – Роды начались во время пира, да?

– Да.

Дьяна содрогнулась. Ричиус понял, что она все еще слаба после ужасного испытания и что воспоминания о муках слишком свежи.

– Шани родилась на следующее утро. Я мало что помню, по правде говоря. Была сильная потеря крови… И Тарн говорил с моими служанками, требовал от них помощи. Он думал, что я умру. Я тоже так думала. Но он оставался со мной. Он присутствовал при ее рождении.

– В Арамуре я грезил о тебе, – признался Ричиус. – Я не знал, жива ты или умерла, но больше ни о ком думать я не мог. Я не мог простить себе, что оставил тебя, подвел, не сдержал слова. И когда Аркус сказал, что посылает меня обратно в Люсел-Лор, я подумал: может быть, ты еще там и я смогу тебя найти и увезти домой. – Он засмеялся. Все это казалось ему таким жалким. – Боже, какой я глупец!

– Нет, – возразила Дьяна, – ты сделал больше, чем можно было себе представить. Но теперь все кончено, Ричиус. Жизнь нас разлучила. Я – трийка, ты – нарец, и мы оба не свободны.

– Да, – сказал он, – женаты.

Он вспомнил о своей молодой жене, оставшейся в Арамуре. Она будет ждать его, тревожиться. Он понимал, что не достоин Сабрины – так же как она ничем не заслужила проклятие в виде нелюбящего мужа. Но их судьбу решил Аркус, так же как отец Дьяны определил ее будущее, когда она была еще девочкой. Они все были фигурами, которые недовольно передвигались по доске – и не могли остановить руки своих хозяев. Он уныло уставился в пол, пытаясь найти ответ, которого не было.

– Что мне делать? – тихо спросил он.

– Оставь нас, – твердо сказала Дьяна. – С нами здесь все будет в порядке, даю тебе слово. Тарн добрый. И он обо мне заботится. Ты должен вернуться домой, в Арамур. Ты должен сделать то, о чем просит Тарн. Ты можешь это сделать? Можешь остановить эту войну?

– Нет, – признался Ричиус, – император не станет меня слушать.

Дьяна бросила на него странный взгляд.

– Я не понимаю. Ты сказал Тарну, что мог бы ему помочь.

– Тарн считает, раз я один из королей Нара, то Аркус прислушается к моим словам. Он ошибается. Заставить Аркуса передумать невозможно.

– Но ты попробуешь, да?

Ричиус молчал. Он стремительно превращался в шлюху Тарна, и от одной только мысли, что он будет помогать этому чокнутому святоше, его тошнило. Но теперь ему придется принимать в расчет Дьяну и свою дочь. Все изменилось – как и предвидел Тарн.

– Ричиус, – молвила Дьяна, – Тарн очень мудр. Он не просил бы тебя об этом, не будь это так важно. Он принес в Люсел-Лор мир. Он…

– Пожалуйста, прекрати! – воскликнул Ричиус, закрыв уши руками. – И ты тоже! Я этого не вынесу. Все убеждены, что он – великий человек. Прости, но я этого не вижу.

– Он не великий, но он хороший. Ты его не знаешь, Ричиус. Он изменился, даю тебе слово. Он стал таким, каким был раньше, когда мы были детьми. Он заботится о своем народе. Мы для него все.

– Люсилер говорит, что Тарн полагает, будто его обезобразили боги. Я считаю, он просто болен. А что думаешь ты?

– Я думаю, что он получил дар Небес, – ответила Дьяна. – По-моему, боги отметили его. И мне кажется, он это знает – и это заставило его осознать свои слабости.

Ричиус удивленно покачал головой. У него сложилось впечатление, что все здесь страдают от какого-то заразного слабоумия. Неужели прошлое для них ничего не значит? Он медленно поднялся и снова заглянул в колыбель. Малышка беспокойно двигалась.

– Моя дочка, – печально промолвил он. – Как я могу ее оставить? Ты хочешь от меня невозможного, Дьяна.

– Но именно так все должно быть. Мне хотелось бы отыскать другой путь, но…

Она замолчала, не договорив, и передернула плечами.

– Я понимаю.

Ричиус опустил руку и нежно прикоснулся к крошечной пушистой головке Шани, изумляясь своим ощущениям. В этот миг она представлялась ему удивительнее башен Нара, древних лесов Арамура или сверкающей цитадели Фалиндара. Ради нее он готов был победить целую армию Тарнов, но у него не было оружия, с которым он мог вступить в этот бой. И он молча задвинул полог колыбельки.

– Я хочу перед отъездом еще раз ее увидеть, – сказал он, не оборачиваясь.

Дьяна подошла к нему.

– Значит, ты уедешь?

Он кивнул.

– Ты поговоришь со своим императором?

– Я уеду через несколько дней, – безнадежно произнес Ричиус. – Я хочу дать Тарну время, чтобы он обдумал мои слова.

– Ричиус, ты поговоришь с ним?

Он отвернулся и пошел к двери. Но, дойдя до нее, замер, не в силах переступить порог. Дьяна вопросительно смотрела на него.

– Ричиус?

– Я много месяцев думал о тебе, Дьяна, – тихо сказал он. – Я, так же как Тарн, одержим тобою. И не нахожу сил, чтобы тебя забыть.

– Ты должен.

– Не хочу. Я тебя люблю. Дьяна покраснела.

– Я понимаю, это глупо, – добавил Ричиус. – Но я все время надеялся при встрече с тобой услышать, что в эти прошедшие месяцы ты тоже обо мне думала. – Он попытался ей улыбнуться. – Ты обо мне вспоминала? Хоть изредка?

Дьяна отвернулась.

– Об этом говорить не следует, – ледяным тоном заявила она. – Я замужем за Тарном.

Это не было ответом, и ее уклончивость обнадежила Ричиуса. Он сделал шаг к ней.

– Может быть, хотя бы иногда?

Дьяна не повернулась к нему, но слегка понурилась.

– Когда я вынашивала Шани, Тарн все время был со мной. Он заботился обо мне, следил, чтобы у меня было все необходимое. Он был мне как настоящий муж. И когда я рожала, он помогал мне и держал меня за руку. Но Шани всегда заставляла меня думать о тебе, Ричиус. Даже когда еще была в утробе. – Дьяна наконец повернулась к нему, и ее взгляд был полон печали. – Тебя не так легко забыть, Ричиус Вентран.

Надежда мелькнула в его глазах

– Дьяна…

– Ты слышал мой ответ, – отрывисто сказала она. – Больше я ничего тебе сказать не могу. И если ты действительно любишь меня так, как говоришь, ты сделаешь это ради меня и нашего ребенка. Ты это сделаешь? Ты поговоришь со своим императором?

Ричиус ушел не ответив.

 

30

На голой скале Фалиндара, на обращенной к морю стороне был отвесный обрыв, который уходил вниз на тысячу футов, где об острые камни бился прибой. На обрыве почва была каменистой, почти лишенной растительности; вид на бескрайний океан ничем не ограничивался – если не считать одного древнего дерева, высокого и корявого. Кривые ветки никогда не сбрасывали с себя листву – даже зимой. Золотая и по-летнему зеленая листва меняла цвет в зависимости от времени года, а ствол заканчивался паутиной корней, вырывавшихся из земли, словно они задались целью разломать камни под собой. Никто не знал, как это дерево попало туда и каким образом получало питание из скудной почвы, но, по местному поверью, дерево было даром небесных духов, младших божеств трийцев, которые парили над землей, а порой поселялись на прекрасных горах. Из-за этого да еще из-за странных плодов, созревавших в начале весны, дерево славилось по всему Люсел-Лору. Оно считалось доказательством того, что боги существуют и что они любят своих детей-смертных.

Люсилер не знал, было ли это дерево даром Небес, или капризом природы. Он знал только, что любит его, что оно дарует ему утешение и заставляет думать. Накануне падения Фалиндара, в те дни, когда он был любимцем дэгога, он приходил к этому дереву, срывал похожий на цитрус плод и, наслаждаясь его вкусом, любовался на волны, бьющиеся о скалы. В те беззаботные дни ему приходилось думать только об охране дэгога и скучных повседневных делах. Тарн и его революция навсегда изменили его жизнь, но дерево по-прежнему оставалось на своем месте и плодоносило. И по-прежнему заставляло Люсилера размышлять о тайнах жизни.

Сегодня это дерево было ему необходимо.

Люсилер просунул руку между колючими ветками и сорвал спелый красный плод. Ветка откачнулась обратно, вспугнув дрозда, и он шумно взлетел к небесам. Утро было теплое – хорошее утро, чтобы насладиться безмятежностью горы. Он сел на камень, свесив ноги с обрыва, и начал не спеша счищать кожуру с плода. В лицо ударил фонтанчик сока, и он улыбнулся.

Затем принялся вкушать терпкий сок, высасывая его из долек плода, и смотрел на спокойную воду. Над морской гладью в лазурном безоблачном небе парили чайки, занятые непрерывным поиском пищи. Ветерок доносил до него свежий запах соленой воды, лучи солнца ласково прикасались к лицу, навевая дремоту. Но сегодня Люсилер пришел к дереву не для того, чтобы спать. Он пришел поразмыслить – ему было неспокойно, даже отменная погода не поднимала настроения. Он предал друга – и чувство вины его убивало.

Прошло два дня с тех пор, как он последний раз разговаривал с Ричиусом. Тарн сообщил им обоим порознь о своем решении, и теперь Ричиусу тоже предстояло решить, что он будет делать дальше. Узнав о существовании своей дочери, он стал холодным и неприступным. Не выходил к столу, ни с кем не разговаривал, не отвечал на стук в дверь. Запершись у себя в комнате, брал еду, оставленную для него в коридоре, только когда слышал удаляющиеся шаги Люсилера. Они все о нем тревожились – даже Тарн, и никто не догадывался о том, что происходит за дверью его спальни.

«Бедный мой друг, – печально думал Люсилер. – Мне так жаль!»

И он действительно искренне стыдился отведенной ему роли, которую вынужден был сыграть. Он мысленно перебирал все события последних недель, разбирая свою тактику и отыскивая ошибки. Больше всего он сожалел о том, что послушался эту женщину. Дьяна была не права, скрыв от Ричиуса свою новость, – теперь Люсилер это ясно видел. Ему следовало сказать другу о ее беременности, как только они встретились на дороге Сакцен. Но Дьяна очень надеялась, что Ричиус вообще не поедет в Люсел-Лор. Она убедила Люсилера в том, что нет смысла рассказывать ему о ребенке, если он примет решение не возвращаться за ней. Это известие только разожжет его стремление приехать – а здесь для него ничего нет.

Люсилер хмурился, пережевывая мякоть плода. В тот момент эти доводы казались ему убедительными. А теперь Люсилер не сомневался, что Ричиус чувствует себя оскорбленным.

– Проклятие! – прошептал он.

Ему не следовало этого делать. Теперь он лишился друга – прекрасного, незаменимого друга. Загладить свою вину он не сможет – обман ничем нельзя стереть. В долине Дринг у них был кодекс чести, и, следуя ему, они спасали друг другу жизнь. Он нарушил этот кодекс. Ему будет очень не хватать Ричиуса.

И тут он услышал его, словно шепот морского ветерка. Люсилер повернул голову – Ричиус стоял всего в нескольких шагах от него. Его руки бессильно висели вдоль тела. Люсилер облизал липкие губы и помахал другу.

– Садись, – сказал он, когда тень Ричиуса упала ему на спину.

Тень помедлила несколько секунд, но потом зашевелилась. Ричиус небрежно сел на обрыв, спустив ноги, и мрачно уставился на горизонт.

– Почему ты мне не сказал?

Он не повернул лицо к Люсилеру, а задал свой вопрос ветру.

– Теперь я и сам толком не знаю, – пожал плечами Люсилер.

– Такой ответ меня не устраивает. Дьяна призналась, что просила тебя ничего мне не говорить. Это правда?

Триец кивнул.

– И ты ее послушался? Почему, Люсилер? Как ты мог скрыть от меня такое?

– Я уже сказал: не знаю. Она меня попросила, и я выполнил просьбу. Возможно, это было неправильно.

– Это было совершенно неправильно.

Люсилер повернулся к другу. Ричиус выглядел намного старше. Трехдневная щетина скрывала лицо, непричесанные волосы засалились. Одежда была сильно смята, а в глазах застыла печаль. Он сидел, сгорбленный, со скрещенными на животе руками, и рассеянно покачивался на ветру.

– Хорошо, – согласился Люсилер, – это было неправильно. И мне очень жаль. Я хотел сделать как лучше. Дьяна надеялась, что ты не вернешься, а если б я сказал тебе о ребенке, ты поехал бы обязательно.

– Но ты-то ведь знал, что я все равно поеду. Вы с Тарном все для этого сделали.

– Это не так. – Люсилер помотал головой. – Я никогда тебе не лгал.

Ричиус наконец повернулся и посмотрел ему в глаза.

– Правда? Я спросил тебя, отпустит ли Тарн Дьяну. Ты не дал мне ответа. Это ничем не лучше открытой лжи, Люсилер. Ты поселил во мне надежду, что он ее освободит. – Он уныло опустил голову. – И это ранит меня больнее всего. Я думал, мы друзья.

У Люсилера разрывалось сердце.

– Никогда в этом не сомневайся, – тихо сказал он. – Ты мне дорог, Ричиус. Но в тот момент мне казалось, что Дьяна права. И, возможно, так оно и было. Действительно ли это хорошо – знать, что у тебя есть ребенок, в жизни которого ты никогда не займешь никакого места? Мне это и правда приходило в голову. И я не хотел причинить тебе боль.

– А как насчет Тарна? Ты знал, что он не даст Дьяне уехать со мной?

От этого вопроса Люсилер поморщился. Ему хотелось солгать, избавить себя от обвинений простой отговоркой, но он собрался с духом и сказал:

– Тарн никогда не говорил мне, что не даст ей уехать с тобой. Но, наверное, я это понимал. Да.

Ричиус опустил голову еще ниже. Люсилер пытался оправдать себя.

– Ты должен меня понять. Это был единственный способ вызвать тебя сюда. Ты бы согласился говорить с Тарном, если бы Дьяны здесь не было?

– Конечно, нет! – заявил Ричиус. – Я предпочел бы разговаривать с самим дьяволом.

– Тогда ты должен меня понять. – Люсилер уронил руку, державшую плод, и умоляюще посмотрел на друга. – Как еще я мог бы привести тебя сюда, если не ради Дьяны? Я сказал тебе, что Тарн – хороший человек, я сказал тебе, что теперь в стране воцарился мир, но ты ничего не хотел слышать. Только Дьяна заставила тебя сюда приехать.

– Это правда. – Ричиус поднял голову и возмущенно посмотрел на Люсилера. – А теперь хочешь знать правду, Люсилер? Правда в том, что мне на всех вас теперь наплевать. Если б я мог, я вернулся бы в Черный Город и рассказал все, что мне о вас известно, – где вы находитесь и какие у вас слабые места. Все. Если б я мог, я разрушил бы Фалиндар и уничтожил всех, кто живет в нем, потому что вы все этого заслуживаете. Но я не могу этого сделать из-за Дьяны и малышки. Я не могу получить отмщения, которое принадлежит мне по праву.

Люсилер почувствовал, как в нем зажглась искра надежды.

– Так ты собираешься нам помочь?

– Только это вам и нужно, правда? – едко спросил Ричиус. – Ты что – меня не слушал?

– Слушал, – огрызнулся Люсилер. – Но вот ты меня не слушал! Оглянись вокруг, Ричиус. Война закончилась. В Люсел-Лоре царит мир. Дьяна в безопасности, хочешь ты это признать или нет, и к твоему ребенку будут относиться с любовью. Все, конечно, не так идеально, но Тарн старается как может. Он заботится о своем народе, чего никогда не делал дэгог. Я это знаю, потому что был знаком с ними обоими. Благодаря Тарну жизнь здесь станет лучше: он сильный, военачальники следуют за ним. И от тебя зависит, сохранится ли такое положение дел.

– От меня? – взорвался Ричиус. – Ты ничем не лучше Тарна! Я не имею на Аркуса такого влияния, и ты это знаешь.

– Но ты можешь попробовать.

Повисло неловкое молчание. Ричиус вздохнул и пригладил волосы руками. Он казался полубезумным, словно зверь, который пытается перекусить себе лапу, чтобы высвободиться из капкана. На секунду Люсилеру стало страшно. Не за себя: он был уверен, что Ричиус никогда не причинит ему вреда, как бы ни был он разъярен или оскорблен. Он испугался за друга и его разум, казалось, готовый его покинуть.

– Ричиус, – ласково молвил он, – я был не прав. Я манипулировал тобой, и за это мне очень стыдно. Не прощай меня, но пусть это не помешает тебе принять правильное решение. Подумай обо всех, кто здесь тебя обманывал. Если начнется война, они все пострадают. И подумай об Арамуре…

– Прекрати! Вы с Тарном считаете, что слишком хорошо меня изучили. Вы знаете, что именно надо говорить, дабы заставить меня делать то, что вам нужно.

– Ричиус, я…

– Нет, Люсилер, я не ошибся. Но самое ужасное то, что ты прав. У меня нет выбора. Я это понимаю. Вы с Тарном об этом позаботились. Ты многому у него научился, мой друг. Ты научился манипулировать и управлять людьми. Он мастер этого дела, правда?

– Другого пути просто не было, – повторил Люсилер. – Хорошо это или плохо, но мне необходимо было привезти тебя сюда. Мне надо было показать тебе, что находится под угрозой.

– И я увидел, – сказал Ричиус. – И вижу.

Он взял в руки плод, лежавший между ними на каменистой земле, и стал его рассматривать.

– Он с этого дерева?

Люсилер кивнул.

– Его называют плод сердца. Они бывают спелыми всего несколько дней в году. Но тогда… – Он выразительно поднял бровь. – Попробуй.

Ричиус понюхал начатый им плод.

– Пахнет приятно, – заметил он и откусил кусочек. Глаза у него вспыхнули, и он пробормотал: – Вкусно…

– Я знал, что тебе понравится. Если хочешь, я сорву тебе несколько штук.

– Нет, – решительно отказался Ричиус. – Оставь другим. У нас в Арамуре фруктов хватает. – Он вернул плод Люсилеру. – На, доешь.

Триец взял плод сердца и снова положил его на землю.

– Ричиус, – робко спросил он, – скажешь мне, какое решение ты принял?

Ричиус отвел взгляд.

– Он не передумает, да?

– Да, – кивнул Люсилер. – Мне очень жаль.

– Почему, Люсилер? Он знает, что я ее люблю. Он знает, что она его не любит. Почему он хочет нас разлучить?

– Все обстоит несколько иначе. Дело не в том, что он хочет вас разлучить. Он хочет, чтобы она осталась с ним. Он тоже ее любит.

– Ты точно это знаешь?

– Она необычайно красива, Ричиус. А он… ну… далеко не красив. С мужчинами здесь все обстоит так. Красивая женщина для таких мужчин, как Тарн, очень много значит. Другие подражают ему. Пытаются походить на него. И – да, я думаю, он ее любит.

– Тогда он будет заботиться о ней? И о малышке?

– В этом я не сомневаюсь. Тебе надо было увидеть его рядом с ней. Когда она рядом, он буквально светится. Мне кажется, он одержим ею еще сильнее, чем ты.

– Дьяна говорила мне об этом, – признался Ричиус. – Она сказала, он всегда любил ее, даже до того, как их помолвили. А я надеялся, что она ошибается.

Люсилер покачал головой.

– Она не ошибается. Его любовь к ней – очень странное чувство. Яростное. А болезнь заставляет его любить еще сильнее. Она прекрасна. Мне кажется, рядом с ней он ощущает себя менее уродливым. Но он добр к ней. А тебя должно беспокоить только это.

Казалось, Ричиуса это удовлетворило, и он кивнул каким-то своим тайным мыслям.

– Ну тогда ладно. Утром я отправляюсь в Арамур.

– Ты поговоришь с Аркусом о нас, Ричиус?

– Ты знаешь, что поговорю. У меня нет выбора. Раз Дьяна и Шани остаются здесь, в Фалиндаре, я не могу допустить, чтобы эта война началась. Но не обманывай себя, Люсилер. Уже само мое пребывание здесь – измена. Когда Аркус узнает об этом, он не пойдет ни на какие переговоры. Я буду считать себя счастливым, если уеду из Черного Города живым.

– Знаю. И потому я поеду с тобой.

– Что?

– Я не вправе от тебя чего-то требовать, если сам ничем не буду рисковать. И я уже сказал Тарну, что еду. Это решено.

– Тогда перереши. У тебя шансов выжить будет намного меньше, чем у меня, Люсилер. Как ты думаешь, что происходит в Наре? Ты и опомниться не успеешь, как Аркус отправит тебя в какую-нибудь военную лабораторию. Он будет просто счастлив заполучить в свое распоряжение трийца.

– Я готов к худшему, – хладнокровно заявил Люсилер. – Мы встретим это испытание вместе.

– Тогда тебе следует прямо сейчас со всеми проститься, Люсилер. Обратно ты не вернешься.

Тот лишь пожал плечами. Он предвидел возражения Ричиуса, да и сам уже пришел к такому выводу. Это ничего не меняло. Он либо умрет в Наре, добиваясь мира, либо умрет в Люсел-Лоре – на войне. Смерть приходит ко всем. Важно лишь, как именно она приходит.

– Я сказал Тарну, пусть не слишком на нас рассчитывает, – сказал он. – Но сомневаюсь, чтобы он меня слышал. Боюсь, он в нас верит.

– Верит! – сплюнул Ричиус. – Тогда он – глупец. Ему следовало бы поверить Лиссу. Ему следовало бы объединиться с ними, как они и предлагают. С их помощью у Люсел-Лора появилась бы надежда. Если, конечно, он не применит свою магию.

– Ты не понимаешь…

Люсилера начал утомлять этот разговор. Посвятить Ричиуса в особенности жизни дролов оказалось нелегким делом. Он знал: далеко не все способны понять веру дролов, особенно не трийцы, но надеялся, что Ричиус окажется умнее.

– Ты прав, я действительно не понимаю. Я хотел бы видеть его твоими глазами. Мне было бы тогда гораздо легче.

– Со временем ты увидишь его подлинную сущность, Ричиус. Как это сделал я.

Было очевидно, что Ричиус с ним не согласен. Он задумчиво теребил отросшую бородку, следя глазами за стремительным полетом чаек. Долгие мгновения друзья сидели молча, свесив ноги с обрыва. Морской ветерок развевал их волосы. Вдали сверкали белые гребни волн, выбрасывавших на поверхность аппетитные трофеи для парящих птиц. На высоте песня моря звучала жизнерадостно, и они тихо покачивались в такт ее четкому ритму.

«Завтра», – печально подумал Люсилер. Это было слишком близко. Он ужасно тосковал по Фалиндару во время долгой поездки в Арамур. Ему совсем не хотелось снова прощаться – на этот раз, возможно, навсегда. Он сбросил кожуру плода со скалы, понимая, что скорее всего ощущает этот вкус в последний раз. Корочка полетела вниз и исчезла.

– Ты перед отъездом встретишься с ним? – спросил Люсилер.

Ричиус равнодушно пожал плечами:

– Зачем это мне? Он принял свое решение, я – свое.

– А как Дьяна и малышка?

– Сегодня вечером я прощусь с обеими. Конечно, если Тарн это допустит.

– Он наверняка не станет возражать. Тебе достаточно только его попросить. Если хочешь, я ему скажу.

– Нет, я сделаю это сам. – Ричиус закрыл глаза и вздохнул. – Я глупец, Люсилер?

– Что?

– Я – глупец? – повторил свой вопрос Ричиус. – Я чувствую себя круглым дураком. Мне не следовало возвращаться. Не знаю, что я надеялся здесь найти.

– Думаю, знаешь, – мягко возразил Люсилер. – Ты надеялся, что Дьяна захочет быть с тобой. Ты вообразил, будто она тебя дожидается, правда?

Ричиус открыл глаза и посмотрел на друга.

– Боже, как я глуп, правда? Она ведь почти совсем меня не знает. И я ее почти не знаю. И все же я ее люблю, Люсилер. Не могу это объяснить, но это так. Я полюбил ее, как только увидел. Именно ради нее я и уехал из Арамура. А ведь был уверен: ничто не заставит меня вернуться в Люсел-Лор.

– Любовь – это загадка, мой друг, – сказал Люсилер. – Иногда нужны годы, чтобы она созрела. А порой хватает нескольких мгновений.

– А иногда ее нет вовсе, – резюмировал Ричиус.

Люсилер начал было еще что-то говорить, но вдруг умолк и прислушался, повернув голову в сторону крепости. Кто-то окликал его по имени – ветер донес до него едва слышный зов. Он резко встал и осмотрелся. К ним приближался мужчина – кто-то из воинов Кронина. Он стремглав бежал вниз по склону.

– В чем дело? – Ричиус тоже встал.

Он проследил за взглядом Люсилера и тоже увидел бегущего.

Руки– ноги его так и мелькали.

Люсилер похолодел.

– Беда, – мрачно прошептал он.

– Люсилер! – эхом разнесся оклик, скатившись по склону словно лавина.

Воин энергично размахивал над головой рукой, продолжая бежать. Люсилер в ответ взмахнул рукой и сделал Ричиусу знак.

– Следуй за мной, – бросил он не оборачиваясь и со всех ног понесся навстречу воину.

Ричиус мчался за ним по пятам.

Вместе они взбежали вверх по склону туда, где остановился воин в синем с золотом. Его потное лицо покраснело от напряжения. Он что-то испуганно прохрипел, с трудом выталкивая отрывистые слова. Люсилер прислушался, силясь понять их смысл. Воин указал сначала на Ричиуса, а потом на крепость, возвышавшуюся позади них.

– Что он говорит?

Люсилер неуверенно ответил:

– Кто-то ждет тебя в цитадели. Тарн хочет, чтобы ты немедленно туда явился.

– Кто-то ждет меня? Кто?

Воин продолжал что-то говорить.

– Он не знает, – молвил Люсилер. – Только то, что Тарн вызывает тебя в банкетный зал. Случилось что-то важное.

Они направились обратно к крепости по длинной извилистой дорожке, оставив озадаченного воина позади. Ричиус легко держался рядом с Люсилером, зарываясь в каменистые осыпи каблуками крепких сапог. В воздух взлетали осколки гравия. Паника подхлестывала его, и он смог быстро подняться на относительно ровную площадку, окружавшую цитадель. Вокруг было пусто. Они недоуменно переглянулись.

– Никаких волнений, – сказал Ричиус. – Что это значит?

Люсилер пожал плечами и ступил на крытый внутренний двор крепости. Теперь они уже не бежали, а только быстро шли, вглядываясь во встречные лица и не замечая ничего необычного. Воин сказал, что им надо – явиться в банкетный зал. Люсилер осмотрел коридор. Все спокойно. Что бы ни произошло, об этом явно не было известно обитателям крепости. Несколько человек прошли мимо, не обратив на них никакого внимания. Люсилер растерянно посмотрел на друга и продолжал путь по широкому коридору в сторону банкетного зала.

Ричиус следовал за ним. Их шаги тревожно разносились по гулкому коридору. Ричиус тяжело дышал. На лбу у него выступил холодный пот испуга. Он нервно облизывал губы и озирался по сторонам, выискивая источник угрозы. У закрытых дверей банкетного зала они на секунду остановились. Люсилер прижался ухом к богато украшенным резьбой дверям и затаил дыхание. Внутри раздавались редкие фразы, произносимые незнакомым голосом, но разобрать слов он не мог.

– Внутри кто-то есть, – прошептал он. – Но я не знаю кто.

– Открывай! – обронил Ричиус.

Люсилер два раза стукнул в дверь и медленно открыл одну створку. Он сразу же увидел Тарна. Лицо искусника было ужасным. Узнав Люсилера, он едва заметно кивнул. К дверям повернулись также другие головы: Кронина и двух его воинов – с жиктарами на уровне пояса. А потом Люсилер шире открыл дверь – и увидел еще одного человека. Неизвестный в блестящей черной коже, позолоченном плаще и серебряном шлеме был высок и подтянут, а когда он повернулся к двери, на лице его оказалась зловещая маска смерти – превосходно выполненная из металла копия человеческого черепа. На поясе у него висел длинный узкий меч. Люсилер замер. Ричиус прошел вперед, оттолкнув его в сторону, и тотчас отпрянул.

– Боже!

Он замер в дверях. Люсилер встал рядом с ним. Друзья неотрывно смотрели на страшную фигуру.

– Кто он, Ричиус? Ты его знаешь?

– Входите! – пригласил Тарн.

Его голос, полный гневной мощи, разносился по пустому залу. Лицо было напряженным, даже жестким, а усыпанные язвами губы растянулись в оскале. Он пристально наблюдал за странным пришельцем, не пытаясь скрыть своего презрения. Кронин и его воины тоже наблюдали за диковинным солдатом, держа наготове жиктары. Только теперь Люсилер заметил у ног незваного гостя какой-то ящик.

Он был размером с небольшой сундук, выкованный из железа, и достаточно объемный, чтобы вместить скромное собрание книг. С цепей, стягивавших крышку и корпус, свисал крепкий замок. Солдат, увидев, что Люсилер разглядывает сундук, сделал шаг в сторону, чтобы предоставить возможность обзора ему и Ричиусу. Он склонил свою мерзкую голову набок, и казалось, будто серебряный череп улыбнулся.

– Кто он? – прошептал Люсилер.

Ричиус был слишком изумлен, чтобы ответить.

– Входите, – снова повторил Тарн.

Его суковатая палка дрожала в слабой руке.

– Это король Вентран? – спросил золотой голос из-под серебряной маски.

Тарн презрительно взглянул на солдата.

– Ричиус, эта вещь явилась сюда, чтобы говорить с вами. Вы знаете, кто он?

– Не совсем, – ответил Ричиус замирающим голосом. – Но я знаю, что он такое.

Люсилер пребывал в полной растерянности. Ему чудилось, будто он единственный не понимает, что происходит.

– Ну и, – нетерпеливо спросил он, – что же он такое?

– Он – Ангел Теней. Посланец Аркуса, императора Нара. И я уверен, у него ко мне дело.

Люсилер шагнул вперед, встав между странным посланцем и своим другом.

– Какое дело у вас к королю?

Ангел Теней указал на покоящийся у его ног ящик.

– Я – скромный посланец императора. И привез подарок королю Арамура.

Ричиус направился к ящику, но Люсилер остановил его.

– Что это за подарок? – рыкнул он. – Как ты сюда попал?

– Ответ на первый вопрос – это дар великого господина Аркуса королю Арамура. Я не знаю, что он собой представляет. Ответ на второй – я приплыл на корабле, чтобы доставить подарок Его Величества.

Ангел Теней запустил руку под свои черные одежды, двигаясь нарочито медленно, чтобы не нервировать вооруженных воинов. Кронин молча наблюдал за ним холодным взглядом. В руке посланца появился конверт из жесткого пергамента. Он протянул его мимо Люсилера Ричиусу.

– Вам, – произнес он, чуть склонив голову.

Люсилер вырвал у него конверт.

– Отдай его мне, – жестко потребовал Ричиус.

– Нет. Там что-то дурное, Ричиус, я в этом уверен.

Ричиус прикоснулся к плечу трийца.

– Пожалуйста, – тихо добавил он.

Люсилер хотел было возражать, но сдержался, увидев решимость во взгляде друга. Он передал ему конверт.

– Там вы найдете ключ, – сказал Ангел Теней. – Он откроет замок на сундуке.

Все смотрели, как Ричиус ломает сургучную печать на конверте. Внутри оказался один листок бумаги и обещанный ключ. Держа ключ в одной руке, а письмо – в другой, он прочел послание.

– Что там? – в смятении вопросил триец.

Ричиус уронил письмо. Листок порхнул на пол.

– Ричиус! – окликнул его Люсилер, его тревога грозила перерасти в панику. – Ричиус, скажи мне!

Ричиус прошел мимо Люсилера к сундуку. Ангел Теней попятился. Кронин и его воины шагнули было вперед, чтобы остановить его, но раздался твердый приказ Тарна, и они замерли на месте.

– Оставьте его, – сказал искусник по-трийски. Он встал, с трудом удерживая равновесие с помощью палки. – Еще не время.

Ричиус опустился на колени возле сундука и неловкими пальцами вставил ключ в скважину. Замок открылся. Ричиус снял цепи с крышки. Все его тело сотрясала дрожь, руки неуклюже справлялись с засовами. По лбу и щекам катились струйки пота, дыхание было тяжелым и хриплым.

Крышка со скрипом приоткрылась, из щели просматривалась темная глубина сундука. Люсилер вытянул шею, заглядывая Ричиусу через плечо. Он ничего не смог разглядеть.

– Господи, – прошептал Ричиус. – Боже милосердный, нет!

Он откинул крышку, так что она отлетела назад и сильно стукнулась о пол. Люсилер пытался рассмотреть содержимое, но Ричиус начал выпрямляться. Его руки потянулись к вискам, из горла вырвался мучительный стон.

Стон перешел в крик. Ричиус упал и откатился от сундука. Он дергал ногами, инстинктивно пытаясь оказаться как можно дальше от того, что было внутри.

По залу прокатилась волна движения. Кронин поднял жиктар. Ангел Теней напрягся, готовясь к удару. Тарн заковылял к Ричиусу, вытянув парализованную руку. Люсилер заглянул в сундук.

Едва узнаваемое лицо смотрело на него оттуда. Оно было покрыто пятнами тления и обрамлено массой светлых спутанных волос. Голубые глаза, открывшиеся в последнем взгляде смерти, были полны ужаса. Люсилер почувствовал приступ тошноты. Схватив крышку сундука, он захлопнул его и проревел Кронину:

– Убей его!

Жиктар Кронина блеснул молнией. Голова Ангела Теней, увенчанная шлемом, скатилась с плеч. А крики Ричиуса все нe смолкали.

Когда Ричиус наконец замолчал и Люсилер увел его из банкетного зала, Тарн подошел к обезглавленному телу нарского солдата и с усилием наклонился, чтобы поднять с пола жуткое письмо. Кронин и его воины с любопытством смотрели на него: они не меньше своего повелителя хотели узнать его содержание. Красные глаза Тарна сощурились, и он едва разобрал корявые буквы.

Нарскому Шакалу.

Девушка оправдала мои надежды. Спи чутко. Мы едем за тобой.

С великой ненавистью, барон Блэквуд Гейл, правитель провинции Арамур.