16

Ричиус Вэнтран, которого иногда называли Нарским Шакалом, стоял на площадке восточной сторожевой башни Фалиндара и смотрел на орды, которые кружили рядом с его домом в горах. У него на шее сидела Шани, его двухлетняя дочка, спустив ножки на грудь отца, а ручками ухватившись за его волосы. Рядом с ними стояли несколько трийских воинов в синем, столь же заинтересованных собиравшимися внизу отрядами. Они встревожено переговаривались, а их вождь, Люсилер Фалиндарский, стоял, вцепившись в каменный зубец с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев. Над Таттераком вставало солнце, открывая всю серьезность положения. Люсилер присвистнул, пересчитывая воинов, которые готовы были штурмовать дорогу, ведущую к цитадели. В горный дворец вела всего одна дорога – широкий проезд, пробитый в скальном грунте к самым воротам Фалиндара. По бокам ворот стояли две серебристые сторожевые башни. Как и восточная башня, на которой стояли Ричиус с Люсилером, ее западная сестра была заполнена бойцами – трийскими воинами в синей форме Таттерака. В каждой башне было сорок воинов: это была первая линия обороны против собравшихся внизу орд. Обе башни щетинились стрелами и копьями, а вдоль стен ходили воины подкрепления: лучники с полными стрел кочанами и с жиктарами – странными трийскими двойными клинками – за спиной. На белокожих лицах лучников ясно читалась тревога, их белые волосы развевались на утреннем ветерке. И Ричиус Вэнтран, заметный среди них, словно муха в янтаре, тоже выложил на стену свой двуручный меч, дожидаясь неизбежного штурма.

Дьяна, жена Ричиуса, стояла на стене рядом с ним. Она решительно скрестила на груди руки, а за поясом у нее был длинный стилет. Шел уже тридцать пятый день осады, и Дьяна успела привыкнуть к упорным атакам. Она больше не боялась за свою жизнь, но продолжала волноваться за тех, кто постоянно дежурил на башне – и в первую очередь за мужа. А еще она боялась за Шани и опасалась, что затянувшаяся осада вызовет нехватку молока. Пока Фалиндар удивительно стойко выдерживал осаду. Трийцы готовились к ней заранее, и их предусмотрительность оправдалась. Однако, несмотря на долгое пребывание под открытым небом, несмотря опасность эпидемий, решимость осаждающих пока не поколебалась. Ричиус знал, что эти люди будут штурмовать цитадель, пока не погибнут до последнего – или пока не падет Фалиндар. А до любой из этих развязок пока было еще очень далеко.

– Посмотри вон туда, Шани, – прошептал Ричиус.

Он указал на широкую дорогу, ведущую к основанию горы, на которой был построен Фалиндар. Там собралось не меньше двенадцати сотен воинов, которые сейчас ждали верхом или пешими, кружа вокруг шатров и осадных орудий. Ричиус никогда прежде не показывал Шани воинов Пракстин-Тара, но двухлетняя девочка все равно чувствовала, что происходит что-то нехорошее. Даже в подвалах, где она пряталась с остальными детьми Фалиндара, слышны были идущие уже много недель бои. А сегодня, перед началом очередного штурма Пракстин-Тара, пока Шани не убрали в погреб, словно банку варенья, Ричиус хотел показать ей, какая здесь идет война. И Шани, которая во многом походила на мать, не испугали татуированные воины, окружившие ее дом. Скорее они ее возмутили. Она уже умела играть в мяч и говорить простыми фразами и без труда выражала свое недовольство погребами. Ричиус ею гордился.

– Пракстин-Тар, – сказал он. – Там, внизу.

– Ричиус, пожалуйста! – Дьяна протянула руки, чтобы забрать у него Шани. – Мне надо унести ее в подвалы.

– Сейчас, – ответил Ричиус.

Находившиеся далеко внизу воины походили на насекомых, которые собираются карабкаться на муравейник. Они не пытались захватить Фалиндар врасплох, как было с Кесом, когда они за неделю разгромили силы ничего не подозревавшего Ишьи. Фалиндар был слишком высок и слишком хорошо подготовлен для подобного налета. Пришельцы просто сели на коней, подтащили осадные орудия и начали бросаться на упрямые камни цитадели, погибая во славу Пракстин-Тара.

– Вот против чего мы сражаемся, – сказал Ричиус дочери. – Вот что за шум ты слышишь. Хорошо?

– Хорошо, – ответила Шани.

Она говорила по-нарски, на родном языке отца. Он был твердо намерен добиться, чтобы дочь его выучила.

– Не бойся! – ободрил ее Ричиус. – Им нас не одолеть, Шани. Я им не дам.

– Да, – согласилась Шани.

Она стукнула кулачком по макушке отца, подчеркивая свою уверенность. Все воины на площадке рассмеялись. Шани превратилась для них в некий талисман. У одних были в цитадели собственные семьи, другие пришли защищать Фалиндар, когда воины Пракстин-Тара начали двигаться через Таттерак. Но всех объединяло одно: они находились в осаде, сидели запертые в великолепном дворце, где пищу и воду выдавали порциями, и где каждый день приносил новые угрозы снизу. И, тем не менее, они продолжали яростно защищать цитадель. Казалось, будто их коснулось очарование Фалиндара, какое-то волшебство, которое поддерживало веру в сердцах людей и придавало им мужество тогда, когда оно должно было бы иссякать. Никто из них не жаловался, никто не оспаривал распоряжения Люсилера, правителя цитадели. Они были так же преданы Люсилеру, как когда-то Кронину, их первому господину, и Ричиус не сомневался в их готовности умереть, защищая дворец.

Ричиус тоже сроднился с Фалиндаром. Цитадель была ему домом уже больше двух лет, и он ее полюбил наконец. Он не позволит Пракстин-Тару и его фанатикам захватить Фалиндар после всего, что ему уже пришлось пережить. Он уже лишился одной родины и не хотел лишаться еще одной. И потому Ричиус все усилия направил на то, чтобы превратить этот прекрасный дворец в крепость, сооружая на террасах баррикады, а на каменных стенах – деревянные щиты, чтобы сбрасывать штурмующих стены захватчиков. На каждом шпиле сложили кирпичные укрытия с бойницами для лучников и копьеметателей. На двух сторожевых башнях теперь стояли баллисты, а на каждой стене – гигантские устройства для метания копий, похожие на аркебузы. Со стен свешивались веревочные петли, готовые зацепить неосторожных нападающих или отбросить их лестницы. На ключевых позициях кипели котлы с маслом. Жерди для сталкивания карабкающихся вверх воинов соседствовали у стен с сотнями топоров и сельскохозяйственных орудий, которыми легко можно было разбивать перекладины наспех сколоченных лестниц.

Оглядывая оборону, Ричиус улыбнулся. Пракстин-Тар собрал немалую армию, но Ричиус был нарцем. Он был хорошо знаком с замками и ведением осады и не сомневался, что практически неприступный Фалиндар выдержит осаду военачальника. Пракстин-Тар уже целый месяц посылал на цитадель свои отряды, но каждый раз бойцы Люсилера, занимавшие столь выгодные позиции, отражали их нападения. За стенами крепости лежали уже сотни мертвых людей Рийна с черными поясами своей земли и отвратительной татуировкой на щеке в виде ворона. Своими безумными атаками и ужасающим равнодушием к потерям они напоминали Ричиусу людей из долины Дринг, тех отчаянно смелых воинов, что готовы были следовать за Форисом куда угодно – даже в могилу. Это были безумцы, ведшие священную войну, объявленную их повелителем. Снова проявилась разъедающая Люсел-Лор политика. Снова трийцы воевали друг с другом. Мир, который установил Тарн и хранил Люсилер, был разрушен тысячью воинственных группировок. Люсел-Лор снова стал театром войны, каким был на протяжении тысячи лет.

– Дай я унесу ее вниз, Ричиус, – попросила Дьяна. – Там я за ней присмотрю.

– Да, отправь малышку отсюда, – поддержал ее Люсилер. Его суровые серые глаза смотрели на воинов Пракстин-Тара. – Ни к чему ей быть здесь, когда они начнут подниматься по дороге.

Ричиус наклонился, чтобы Дьяна могла снять Шани у него с плеч. Прикосновение материнских рук заставило Шани тихо взвизгнуть: она знала, что Дьяна унесет ее в подвалы. Там они будут защищены – по крайней мере пока – от стрел и снарядов, которые катапульты военачальника перебрасывали через стены. В последнее время Пракстин-Тар начал швырять на внутренний двор самые разные вещи, в том числе отрубленные головы и убитые туши скота, – чтобы деморализовать воинов, запугать женщин и детей и распространить болезни. Убедившись, что взять Фалиндар штурмом практически невозможно, военачальник все еще надеялся, что цитадель сдастся.

«Это вряд ли», – подумал Ричиус.

Он наклонился поцеловать Шани, а потом посмотрел на Дьяну. Вэнтран знал, что жене хотелось бы остаться с защитниками, взять лук или встать за баллисту, однако она была не только его женой. Она была еще и матерью, и в первую очередь должна была думать о Шани.

– Будь умницей, малышка, – сказал Ричиус. – Не причиняй маме хлопот.

Шани нахмурилась, а потом уцепилась за платье Дьяны. Дьяна крепко держала дочку.

– Будь осторожен, – прошептала она, а потом посмотрела на Люсилера. – И ты тоже, Люсилер. Хозяин Фалиндара кивнул:

– Идите вниз.

Казалось, Люсилера одолевают дурные предчувствия. Дьяна поцеловала Ричиуса и спустилась по винтовой лестнице. Ричиус проводил ее взглядом, зная, что ей ничего не грозит. У Пракстин-Тара были катапульты и вдвое больше воинов, чем защитников Фалиндара, но ему все равно нужно было наступать на горную крепость по одной-единственной дороге. А это было очень невыгодно для нападающих.

Ричиус шагнул к Люсилеру, пытаясь оценить настроение друга. Люсилер выглядел постаревшим. Два года, в течение которых он управлял Фалиндаром, проложили по его лицу глубокие морщины и заставили глаза ввалиться. Прежде блестевшие волосы теперь свисали на плечи безжизненными прядями. Люсилер сделал все, чтобы сохранить мир. Сам того, не желая, он получил от Тарна должность правителя и постарался с ней справиться, борясь за сохранение единства, ради которого отдал жизнь Тарн. Однако он не был Тарном. Пракстин-Тар и другие военачальники подчинялись Тарну потому, что он был человеком особым, имевшим дар небес. Люсилер просто не обладал способностями, которые позволили бы ему занять место Тарна.

– Что скажешь? – негромко спросил триец.

Он не отрывал взгляда от кружащих внизу воинов.

– Они собираются штурмовать, – сказал Ричиус. Он указал на западный фланг армии Пракстин-Тара. – Посмотри. У них новое орудие.

– Вижу, – отозвался Люсилер.

Новая катапульта военачальника была крупнее остальных: ее изготовили из местных бревен. Похоже, высота этой составляла почти пятьдесят локтей. Ричиусу она показалась больше похожей на нарский дальнобойный требюшет, чем на примитивные катапульты, которые военачальник строил прежде. Ричиусу было бы интересно узнать, откуда

Пракстин– Тар узнал эту конструкцию. Ходили слухи, будто у Пракстин-Тара есть раб нарец, солдат, взятый в плен во время войны с империей. Сам Пракстин-Тар этого слуха не опровергал. И теперь, глядя на неприятно-знакомую катапульту, Ричиус встревожился. Он оценил ее дальность примерно в девятьсот шагов. Тогда Пракстин-Тару не придется подводить орудие к самым стенам Фалиндара, чтобы их разбить. Оно может стрелять прямо с дороги.

– Это орудие опасно, – сказал Люсилер. – Они окружат его щитами. Мы своими стрелами не сможем достать тех, кто будет стрелять.

– Возможно, – согласился Ричиус. – Но Фалиндар построен прочно. Давай не будем тревожиться, пока не увидим, на что способна эта штука. Если понадобится, мы сможет устроить вылазку и ее уничтожить.

Люсилер засмеялся.

– Да неужели? И кто будет настолько безумен, чтобы командовать этой вылазкой, друг мой? Ты? Его тон заставил Ричиуса ощетиниться.

– Я же сказал «если понадобится», – возразил он. – И Пракстин-Тару будет непросто им пользоваться. Снизу оно до нас не добьет, а если он попытается поднять его выше, ему придется перевозить и снаряды тоже. Это будет нелегкий труд. Он не сможет делать больше нескольких выстрелов кряду.

Люсилер, наконец, отвел взгляд от противника и вопросительно взглянул на Ричиуса.

– Ты слишком спокоен. Мы же тут в капкане. Или ты этого не понимаешь?

– А он в капкане внизу. Ему надо кормить целую армию, и он стоит на открытой местности.

– Сейчас весна, – кисло заметил Люсилер.

– Это не имеет значения. Он уже терпит целый месяц. Ему придется что-нибудь предпринять, пока все его воины не начали ворчать, а к нам не пришла подмога. Мы сильнее, Люсилер. Не забывай об этом.

– Никто нам не поможет.

Люсилер снова отвернулся, не скрывая своего разочарования. До сих пор ни один из трийских военачальников не пришел на помощь Фалиндару. Они слишком боялись Пракстин-Тара или были слишком заняты собственными мелкими распрями, чтобы выделить воинов для защиты цитадели. Даже львиный Карлаз их бросил: он ушел со своими гигантскими кошками из Железных гор, чтобы вернуться в далекий Чандак-кар. Полтора года он защищал Люсел-Лор от нарцев. Но теперь Карлазу надоели ссоры между военачальниками, и ни Ричиус, ни Люсилер его в этом не винили, но в своей борьбе с военачальником из Рийна они оказались одни. На этот раз никто им не поможет.

При последнем подсчете в Фалиндаре оставалось шесть сотен воинов и еще около ста фермеров округи. Пракстин-Тар не потрудился подходить к Таттераку скрытно. Он дал Люсилеру ясно понять, что намерен захватить цитадель. Ричиус не сомневался, что упорство Люсилера только разъярило военачальника. Основой ведения осады должно быть терпение, но этим достоинством Пракстин-Тар не обладал. Чтобы поставить на колени такую крепость, как Фалиндар, нужны месяцы или даже годы, а Пракстин-Тар показал себя плохим тактиком, слишком одержимым, чтобы вести войну на истощение. Ричиус понимал, что вскоре военачальник бросит своих воинов в лобовую атаку на Фалиндар, и этот шаг будет для него гибельным.

– Пусть наступает, – сказал Ричиус. – Давай спровоцируем его на бой. Он вымотается. Он так и будет биться головой о наши стены, пока от него ничего не останется.

Люсилер покачал головой.

– Если он предложит переговоры, я его выслушаю.

По тому, что происходило внизу, можно было подумать, будто Пракстин-Тар намерен сначала послать по дороге парламентера. В его лагере было слишком спокойно. Обычно военачальник посылал своих воинов в атаку на дорогу, но этим утром нападения не было. Этим утром его двенадцать сотен безумцев вели себя пугающе тихо.

– Если он придет, то потребует сдачи, – сказал Ричиус другу. – Он не будет обсуждать с тобой условия заключения мира.

– Потому что он меня ненавидит.

– Не только тебя, – возразил Ричиус. – Теперь он ненавидит все.

Пракстин– Тар был дролом, как Тарн. Но Пракстин-Тар никогда не был особенно верующим, пока не услышал слова Тарна и не увидел его дар небес. Теперь военачальник стал фанатиком. Он был, одержим своей новообретенной верой и завоевал Кес только потому, что это было святое место дролов. Он убил военачальника Ишью во время мирных переговоров и насадил его голову на кол, выставив на всеобщее обозрение.

А потом повел войска на Фалиндар.

– Мы должны сопротивляться, Люсилер, – сказал Ричиус. – Заставь его идти в атаку. – Он обвел рукой все, что было вокруг – каменистый, скудный пейзаж Таттерака. Сам Фалиндар стоял над морем: с севера его неприступность обеспечивал отвесный обрыв, уходивший вниз до самого океана. – Посмотри вокруг. Ему некуда деться. Рано или поздно он истощит свои силы.

– Раньше нас? – поинтересовался триец. – В конце концов, у нас тоже закончатся все ресурсы, как и у Пракстин-Тара.

– Мы наполнили амбары и цистерны, – возразил Ричиус. – У нас много провизии. Много оружия и воинов, которые им владеют. – Он положил руку на плечо своему боевому товарищу. – Будь стойким, Люсилер. Прошу тебя.

Люсилер бледно улыбнулся.

– Что мне еще остается? Я никогда не отдам ему Фалиндар.

Ричиус широко улыбнулся. Он не стремился к этой войне – ее ему навязали. Он всю свою жизнь пытался избегать войн, но они постоянно хватали его за рукав, втягивали в сражения. На войне он потерял отца и множество добрых друзей. Он даже потерял свое королевство, и чуть было не потерял Дьяну. Шрамы войны на его душе и на теле были неизгладимы. Он молился о мире – ив результате всех своих усилий мог похвастаться только грудами мертвых тел и ордой воинов у себя на пороге. Ричиус Вэнтран взялся за рукоять своего меча и тяжело на него оперся.

– Они нападут там, где наша оборона покажется им слабее всего, – решил он.

У Фалиндара были главные ворота, охраняемые двумя серебристыми башнями, занятыми сейчас защитниками крепости, и пять других шпилей, уходивших в облака. Однако большую часть строения окружала стена, отделявшая остальную часть цитадели от наружного двора. Сам двор заполняли вооруженные люди, готовые защищать крепость. Пракстин-Тар может неделями искать уязвимое место и так его не найти.

Ричиус пришел к выводу, что именно поэтому военачальник и соорудил свое огромное стенобитное орудие. Раз он не может найти уязвимое место, он сам его создаст. Он попытается пробить дыру в стенах Фалиндара с помощью камней и всего, чем можно будет зарядить орудие.

– Жаль, что у нас нет огнемета, – вслух подумал Ричиус. – Мы бы с его катапультой быстро справились.

– Жаль, что у нас нет еще сотни воинов, – озабоченно отозвался Люсилер.

Осада воздействует на психику человека. Даже такие дисциплинированные люди, как Люсилер, могут сломаться от тяжелой ноши. Удачный выстрел из новой катапульты или отряд упорных саперов – отчаянных людей, пытающихся подкопаться под стены Фалиндара – могут быстро изменить соотношение сил.

Но Ричиус не разрешал себе бояться. В цитадели находятся его жена и дочь. Для него поражение неприемлемо.

Далеко под серебряными шпилями Фалиндара, у основания крутой горы, на которой высилась цитадель, Пракстин-Тар стоял на коленях в своем павильоне, молясь своим дролским богам в соответствии с ритуалом. Брат и сестра Лоррис и Прис, божества его секты, сегодня молчали, как и всегда. Пракстин-Тар скрежетал зубами от бессильного раздражения, пытаясь понять, в чем он совершает ошибку. Боги дролов говорили крайне редко – и тогда обращались только к самым правоверным своим последователям. Они разговаривали с Тарном. Через Тарна они продемонстрировали, что живут и обладают властью, и что после этой жизни существует другая. Для Пракстин-Тара это открыло врата небес.

А потом они вдруг закрылись.

Смерть Тарна снова закрыла для Пракстин-Тара сияние небес, но он уже видел правду и был полон решимости, снова вернуть ее себе. Он будет усердно молиться, пока божественные брат и сестра не появятся снова, – и он будет сражаться. Чтобы возродить славу Тарна, он готов осаждать и тысячу Фалиндаров.

Пракстин– Тар молился, не открывая глаз, произнося слова с привычной легкостью, точно так, как их произносил бы сам Тарн. Он прочел тексты праведников дролов и заучил их наизусть, и он особенно гордился этим, потому что ни одному его воину не удавалось вспомнить такое количество молитв настолько точно. Он имел право считаться добрым дролом. Однако военачальник Рийна не позволил себе улыбки. Гордыня -это грех. А Лоррис в жизни был воином. Конечно же, богу войны веселость не подобает. А что до его сестры, то достойная трийка Прис была богиней мира и любви. Надо полагать, что она олицетворяла женственную сторону Пракстин-Тара, но это его раздражало. Эта сторона избранной им веры не давалась ему, поскольку он был мужчиной, славился своей боевой отвагой, а поведение женщин оставалось для него тайной.

Перед ним на походном алтаре горели две свечи. Пракстин-Тар открыл глаза и задул сперва левую свечу, как это было принято, а потом правую, стараясь вспомнить все, что он выучил. Затушив свечи, он дважды поклонился каждой, представлявшей одного из святых близнецов. Военачальник Рийна вздохнул. Он почти закончил, однако молчание его покровителей вызывало в нем раздражение. Ему хотелось, чтобы они были им довольны. Он вернул им Кес, где, по преданию, совершил самоубийство Лоррис, он взял на себя продолжение дела Тарна, чтобы его свет не погас. Но Лоррис и Прис продолжали избегать его, и это ранило Пракстин-Тара.

– Мне нужно то, что забрал с собой Тарн, когда он нас оставил, – прошептал военачальник.

Ответом ему стала подчеркнутая тишина – иного ответа он от богов не получал. Долгие секунды Пракстин-Тар оставался на коленях. За стенами шатра двенадцать сотен воинов Рийна дожидались его появления, готовые снова штурмовать стены Фалиндара. Под знаменем с изображением ворона они пошли с ним из Рийна в Кес, а оттуда – в Таттерак, захватывая рабов и прославляя своего предводителя, веря в то, что на него возложена миссия, освободить Люсел-Лор от самозванцев, таких как Ишьи. Но не Ишья был главной задачей. Его горная крепость в Кесе пала всего за неделю. А вот Фалиндар – это совсем другое дело. Не только стены его были выше стен Кеса, но за этими стенами собрались воины, чей пыл мог сравниться с его собственным. Люсилер не был Тарном, но он обладал некой долей притягательности Тарна. Люди охотно следовали за ним. Как и за его другом, Шакалом.

Воин медленно встал с колен – и тут увидел тень на ткани, закрывавшей вход шатра. Его сын Кринион стоял на пороге, наблюдая за отцом. Отпрыск Пракстин-Тара был высоким, как и он, сам, а на щеке у него красовалась татуировка в виде ворона, как у всех воинов Рийна. Для них ворон был полон духовного смысла. Он символизировал другую сторону жизни, великое неизведанное. Порой он обозначал смерть. На лице Криниона татуировка смотрелась хорошо. Он был красивым юношей, мускулистым и отлично сложенным, а надевая серую боевую куртку, он оставлял ее распахнутой, обнажая белую безволосую грудь.

– Ты закончил молитвы? – спросил Кринион.

– Закончил, – ответил Пракстин-Тар.

У алтаря стоял медный тазик, наполненный чистой дождевой водой. Военачальник окунул руки в тазик: он тщательно следил за тем, чтобы соблюдать все предписания дролов. Закончив омовение рук, он осторожно снял с крючка простое белое полотенце. Вытирать руки он начал с кончиков пальцев, только потом переходя к ладоням. Сначала была вытерта левая рука, затем – правая. Перед битвой руки дрола должны быть чистыми, а еще их полагалось мыть перед молитвой и после нее. Так говорилось в богослужебных книгах. Пракстин-Тар неукоснительно соблюдал все мелочи ритуалов.

– Требюшет готов, – сказал Кринион. – И воины тоже готовы.

– Прекрасно, – ответил Пракстин-Тар. – Но я не готов.

Около алтаря стоял жиктар Пракстин-Тара. Во время молитв Пракстин-Тар благословил свое оружие, наполнив его силой Лорриса. У Криниона тоже был жиктар, который он носил как воин, за спиной. По другую сторону алтаря на вешалке висели латы Пракстин-Тара, напоминавшие человеческую фигуру. Они были простыми, почти без украшений, если не считать пары малиновых лент вокруг локтевых сочленений и мозаики из волчьих зубов на груди. Поверх лат был установлен причудливый шлем с двумя рогами из слоновой кости и металлической короной. Резное забрало изображало гримасу демона, а на затылке шлема болталась гирлянда вороновых перьев, свисавшая подобно волосам.

– Ты поможешь мне одеться, – распорядился Пракстин-Тар.

Сын послушно приблизился. Это было частью ритуала военачальника, и Пракстин-Тар любил, чтобы в нем участвовал Кринион. Кринион был его единственным сыном. В Рийне жена родила ему двух сыновей, но второй оказался слабым и умер еще маленьким. Теперь, кроме Криниона, у Пракстин-Тара оставались только дочери. Они тоже были ему дороги, но в час битвы заменить сыновей не могли.

Кринион начал с поножей, постепенно поднимаясь все выше. Он по очереди снимал с вешалки бамбуковые латы и зашнуровывал их, так что, в конце концов, все тело Пракстин-Тара оказалось закрытым защитным нарядом с сочленениями. Наконец, когда были надеты перчатки, до половины прикрывавшие пальцы, Кринион снял шлем и протянул его отцу. Пракстин-Тар принял шлем, но надевать его на голову не стал, а положил на согнутую руку так, что перья ворона легли поверх нее. Кринион взял жиктар, укрепил его у отца за спиной, а потом отошел на шаг, чтобы оценить результат своих трудов. Выражение лица сына сказало Пракстин-Тару, какой у него внушительный вид.

– Вот теперь я готов, – объявил военачальник. – Пошли.

Сын вышел из шатра первым, отец следом. За пологом шатра Пракстин-Тара дожидались сотни воинов, верховых и пеших, держа наготове жиктары и луки. Кони в предчувствии боя рыли копытами землю, возбужденные дети сновали по толпе – только мальчики, слишком юные для того, чтобы самим сражаться, но уже достаточно взрослые для того, чтобы помогать воинам в повседневных делах и приготовлениях. При виде военачальника все разразились приветственными криками. Пракстин-Тар почувствовал, что краснеет. Теперь он действительно был готов вступить в бой.

– Вон там, – сказал Кринион, указывая на стенобитное орудие, которое они недавно соорудили.

Гигантский требюшет возвышался почти на пятьдесят локтей над землей – странное сооружение из бревен и канатов с рычагом, который мог швырнуть в стену Фалиндара громадный валун. Рядом с орудием стоял Грач, встревожено ожидавший одобрения своего господина. Увидев направленный в его сторону перст Криниона, нарец беспокойно потер грязные руки. Его крысиная морда и розовое нарское тело внушали Пракстин-Тару отвращение, но раб оказался очень полезным, так что военачальник не переставал радоваться, что оставил его в живых. Когда-то, до своего пленения, Грач имел в нарской армии высокий чин: его называли легионером. Теперь он превратился в болтливого дурня. Жизнь среди людей высшей расы лишила его жизненных сил. Одежда, которую он никогда не стирал, походила на лохмотья и отвратительно воняла, особенно в жаркие дни. С приближением лета Пракстин-Тар с ужасом думал, как будет терпеть общество раба.

В сопровождении Криниона военачальник зашагал к осадному орудию. Грач низко поклонился. С ним стояла группа рабов и воинов: им всем было поручено помогать Грачу, приводить орудие в действие. Огромная тень поглотила приближающегося Пракстин-Тара. Военачальник поднял взгляд вверх: сооруженное нарцем орудие произвело на него глубокое впечатление. Несмотря на варварство, царившее в империи, что-то хорошее там имелось. К этому хорошему относилось оружие.

– Мы едем, – сообщил рабу Пракстин-Тар. – Ты установишь эту громадину на место. Я хочу, чтобы Люсилер и его нарец ее увидели.

– Слушаюсь, Пракстин-Тар, – согласился Грач.

– И ты заставишь машину работать, – с угрозой проговорил Кринион.

– Она будет работать, Кринион, даю слово, – пообещал раб.

Он осмотрел свое сооружение и нервно облизнулся. Оно сильно отличалось от простых катапульт, которыми пользовались трийцы: высота куда больше, и конструкция совсем другая. Обслуга орудия была тоже вдвое больше по численности, чем у простой катапульты. Вес снарядов требовал немалых усилий – хотя бы для того, чтобы установить камни на место. К счастью, камней в Таттераке было в изобилии. Пракстин-Тар одобрительно кивнул. На этот раз Люсилер должен испугаться.

– Хорошо, – коротко сказал он. – Я доволен.

Грач улыбнулся, показав полный рот сломанных зубов. Пракстин-Тар обжег взглядом жалкое существо, которое и человеком-то не могло считаться: какой-то гибрид хорька и червяка.

– Устанавливай его на позицию, дикарь, – приказал военачальник. – Я еду к Фалиндару говорить с Люсилером, и пусть он увидит наш подарок.

Не говоря больше ни слова, Пракстин-Тар отвернулся от нарца и зашагал к своему боевому коню. Как и его хозяин, животное было облачено в бамбуковые доспехи. Какой-то мальчишка держал коня под уздцы. Как только Пракстин-Тар подошел, паренек передал поводья военачальнику. Конь Криниона тоже стоял рядом, среди всадников в серых куртках – цвет клана военачальника. На глазах у всех военачальник Рийна одним ловким движением взлетел в седло и надел шлем. Мир для Пракстин-Тара сузился до прорезей в забрале.

– На Фалиндар! – крикнул он и поскакал в сторону цитадели.

Ричиус и Люсилер смотрели с восточной сторожевой башни, как колонна всадников выходит на длинную дорогу, ведущую к Фалиндару. В голове колонны ехал Пракстин-Тар, безошибочно узнаваемый по своим страшным доспехам. За спиной у него висел жиктар. За ним ехали не менее тридцати всадников, все в серых одеждах и со стянутыми в хвосты длинными волосами. Позади них ехала еще одна колонна – эта двигалась медленно и тяжело. По горной дороге медленно тащили вверх стенобитное орудие, запряженное захваченными в Кесе рабами. За рабами лучники и воины с жиктарами несли защитные щиты. Эти широкие заслоны могли стоять самостоятельно и имели бойницы, сквозь которые можно было вести стрельбу из лука. Стоявшие на башне воины Люсилера при виде этого грозного отряда напряглись.

– Смотри, – сказал Люсилер. – Пракстин-Тар идет на переговоры.

– Будет требовать, чтобы мы сдались, не иначе, – иронично бросил Ричиус.

Он стиснул руками рукоять меча. Этот гигантский клинок на самом деле был ему велик, но хорошо подходил для той кровавой работы, которая ожидала его сегодня.

– Мы дадим ему подойти, – объявил Люсилер, – и выслушаем его слова.

Лучники, стоявшие рядом с ним, послушно опустили оружие. Ричиус затаил дыхание, глядя, как Пракстин-Тар гарцует на коне, не обращая внимания на опасность, которую представляли для него лучники обороны. Интересно, боится ли военачальник чего-нибудь вообще.

Люсилер не заблуждался относительно результата переговоров. Он уже отдал приказ готовиться к бою. Под котлами с маслом разожгли огонь, чтобы довести их до кипения. Стоящие на стенах Фалиндара бойцы рвались дать отпор врагам: их жиктары и стрелы были остры и жаждали крови. Рядом с Ричиусом наготове стояли две баллисты, заряженные крепкими копьями. Одного выстрела такого гигантского арбалета было бы достаточно, чтобы копье, долетев до Пракстин-Тара, пронзило его и еще трех его спутников.

Когда Пракстин-Тар, наконец, закончил подъем, он остановился примерно в семидесяти шагах от бронзовых ворот Фалиндара. Из-за демонического забрала он посмотрел вверх на Люсилера и Ричиуса, а потом презрительно махнул им рукой. Несмотря на шлем, было видно, что он хохочет. Стоявший рядом с Люсилером Ричиус при виде нахальства Пракстин-Тара возмущенно выпрямился.

– Люсилер Фалиндарский! – загремел голос Пракстин-Тара. – Я вижу, что ты no-прежнему прячешься за своим Шакалом!

Люсилер засмеялся.

– А ты приди и отними его у меня!

– Я это и собираюсь сделать, самозванец! – прокричал в ответ военачальник. – Сегодня же. – Он махнул в сторону гигантской катапульты, которую волокли по дороге. – Видишь вот это, Люсилер? Это твой приговор!

Ричиус перегнулся через стену.

– Проваливай к чертям!

Сын Пракстин-Тара, Кринион, потряс кулаком. Ричиус крикнул по-нарски, и ни Пракстин-Тар, ни его сын не поняли слов, но смысл ответа был ясен.

– Сегодня ты умрешь, Шакал! – проорал Кринион. – Вместе со своей блудливой шлюхой!

Пракстин– Тар резко обернулся к сыну и гневно его одернул. Пракстин-Тар никогда не позволял себе оскорблять женщину. По словам Люсилера, военачальник Рийна был фигурой таинственной. Пытаясь угодить богам, он сражался, оставаясь выше мелких гадостей. Конечно, это отнюдь не означало, что Пракстин-Тар не был безжалостен. Ричиус высоко поднял свой меч, продемонстрировав его Криниону, и взмахнул им над головой.

– Ты и я, Кринион! – крикнул он по трийски. – Приходи, и сразимся!

Кринион ощетинился, но не ответил. Пракстин-Тар досадливо покачал головой, закрытой шлемом.

– Хватит! – потребовал он. – Я пришел говорить с тобой, Люсилер.

– Я слушаю, – ответил Люсилер.

Военачальник развел руками, изображая дружеский жест.

– Тебе следует сдаться. Видишь, что тебе противостоит? У меня такое орудие, какое мог бы построить сам Шакал. Со временем я пробью стену. Ты знаешь, что я это сделаю.

Люсилер вздохнул. Ричиус почувствовал, что требование Пракстин-Тара разочаровало его друга. Это была все та же надоевшая риторика. На секунду в глазах Люсилера промелькнула безнадежность, но ее тотчас вытеснила его прежняя решимость.

– И это все? – зарычал он. – Ты даром тратишь слова, Пракстин-Тар. Прибереги силы для боя.

– Я не мясник! – провозгласил Пракстин-Тар. – Признай себя побежденным сейчас, и ты останешься жив. Но если мне придется брать крепость штурмом…

– Возьми, если можешь, – вызывающе ответил Люсилер. Господин Фалиндара повернулся к Пракстин-Тару спиной и подмигнул Ричиусу.

– Так погибайте! – вскричал Пракстин-Тар.

Дернув за поводья, он резко развернул коня и простер руки к своим воинам, собравшимся у Фалиндара. Кринион и солдаты взмахнули жиктарами и издали яростный боевой клич. Казалось, Пракстин-Тар впивает в себя их энергию. Он приподнялся на стременах, выхватил жиктар из ножен и дал приказ начать атаку. Подобно грозовой туче, надвигающейся от горизонта, хлынули к цитадели волной серых курток и сверкающего металла его двенадцать сотен воинов.

– Давай достанем его на этот раз! – прорычал Ричиус.

При приближении отрядов военачальника он отстранил воина, наводившего ближайшую баллисту, и стал тщательно целиться огромным арбалетом. Позади Пракстин-Тара махал руками и кричал Кринион, разжигая в своих воинах боевой дух. Люсилер приказал стрелять. Рои стрел свистнули с обеих сторожевых башен, и крики раздались среди осаждавших. Ричиус прикусил губу, навел баллисту на Пракстин-Тара и твердо нажал на спуск. Запущенное мощной тетивой копье размером в человеческий рост полетело вперед. Оно промчалось рядом с Пракстин-Таром, ударило находившегося рядом воина и прошило его насквозь. Почти не замедлив полета, копье пронзило еще трех воинов и застряло в брюхе коня.

– Черт побери! – выругался Ричиус.

Оставшийся целым Пракстин-Тар повернулся и послал ему яростный взгляд. Расчет баллисты уже заряжал ее следующим копьем, но было слишком поздно. Пракстин-Тара окружили бросившиеся в атаку воины. Они несли лестницы и щиты-мантелеты, луки у них были натянуты, колчаны полны стрел. Всадники скакали вокруг наружных стен цитадели, поднимая оглушительный шум.

– Хорошо же! – проворчал Ричиус. Он взял свой лук, стоявший у стены, и извлек стрелу из стационарного колчана – такие колчаны расставили по всей площадке. – Идите и получайте!

Рядом с ним Люсилер стрелял из лука, с нечеловеческой скоростью выпуская стрелы в сторону массы воинов, начавших штурм. Стоявшие по обе стороны от них баллисты стреляли беспрерывно, направляя свои мощные снаряды в толпу атакующих. Шум битвы наполнял воздух, словно рев лесного пожара, сотрясая площадки сторожевых башен и само основание Фалиндара.

Пракстин– Тар скакал между своими воинами, размахивая жиктаром. Вокруг него сыпались стрелы. Его воины уже заполнили поле перед стенами, начав устанавливать мантелеты и обстреливая защитников Фалиндара. Громадная катапульта Грача, громыхая, катилась к цитадели. Она уже почти достигла выбранной для нее позиции. Сотня рабов, привезших орудие, с кряхтением готовила свой груз к работе. На них сыпался дождь стрел, убивавших рабов одного за другим, но Пракстин-Тар знал, что даже все стрелы Фалиндара не остановят его новое орудие. Рабы -товар дешевый, и как только один падал, его место занимал следующий, потому что военачальник предоставил своим рабам мрачный выбор: погибнуть на поле боя, как подобает мужчинам, или умереть мучительной смертью под пытками.

Случайная стрела скользнула по доспехам Пракстин-Тара, но он не обратил на нее внимания, быстро направляясь к катапульте. Грач и его помощники трийцы устанавливали орудие на позицию. Огромные валуны, которые втаскивали вверх по дороге с помощью сплетенных из лоз канатов, уже лежали рядом с катапультой. Грач утверждал, что ими можно будет заряжать орудие с помощью встроенного в него блочного подъемника. Данная конструкция была весьма хитроумной, и Пракстин-Тару хотелось поскорее посмотреть, как она будет действовать. Он остановил коня перед Грачом.

– Стреляй! – приказал он.

Грач даже не поднял головы. Он и его помощники лихорадочно суетились вокруг орудия. Грач выкрикивал приказы и проверял механизмы.

– Все почти готово, – сказал он военачальнику. – Но еще надо зарядить валун.

Пракстин– Тар нетерпеливо хмыкнул и оглянулся на Фалиндар. За несколько минут, прошедших с начала атаки, большинство его воинов успели выйти на поле боя и теперь толпились у стен, пытаясь отвоевать площадку для штурма. Защитники стен не давали им приблизиться, а их стрелы и копья уже нанесли нападавшим немалый урон. Кринион оставался во главе колонны. Как и отец, он кричал, воодушевляя своих людей. Пракстин-Тар гордился сыном. Кринион не знал страха, и бойцы его уважали. В будущем из него получится прекрасный военачальник.

– Быстрее! – проворчал Пракстин-Тар.

Он смотрел, как рабы и воины приводят в действие вороты и блоки стенобитного орудия, поднимая громадный валун и пытаясь установить его в требюшет. Рычаг орудия кончался чашкой, настолько огромной, что в нее можно было заложить валун гораздо крупнее тех, которыми стреляли обычные катапульты. Камень, выбранный в качестве первого снаряда, доходил Пракстин-Тару до пояса, и его края стесали, чтобы придать валуну примерно шарообразную форму. Под гневным взглядом своего хозяина Грач усердно пристраивал снаряд в чашку. Когда валун, наконец, оказался, на месте, раб убрал канаты и отошел на шаг.

– Все готово, – просто сказал он.

– Ну, так стреляй! – рявкнул военачальник.

– Во что?

– Во что хочешь! Я просто хочу видеть, как эта штука работает.

Грач кивнул и сказал что-то своим помощникам на ломаном трийском. За два года он научился неплохо объясняться, но выговор у него остался отвратительно нарским. Пракстин-Тар не рассчитывал, что орудие окажется особенно метким. Грач предупредил его о том, что прицеливаться будет крайне сложно. Зато снаряды требюшета были настолько тяжелы, что могли разрушить все, во что попадут, и если попасть в сторожевые башни…

– Стреляй из этой проклятой штуки! – прогремел военачальник.

– На это нужно время, господин! – умоляюще ответил раб. – Уже почти все готово.

Когда был установлен противовес, и вся конструкция затряслась от напряжения, Грач вежливо попросил своего хозяина отойти от орудия, объяснив, что стоять слишком близко от него будет опасно. Однако воины окружили громадную катапульту щитами от стрел врага, так что Пракстин-Тар чувствовал себя в большей безопасности рядом с орудием, а не на открытой местности. Он отказался отходить. А еще он не разрешил отойти и Грачу, потребовав, чтобы тот сам произвел выстрел.

На правой стороне орудия был укреплен деревянный рычаг. Грач и его помощники опасливо к нему подошли. Грач обхватил рычаг обеими руками. Осадное орудие стонало от напряжения.

– Давай! – приказал Пракстин-Тар.

С помощью нескольких рабов Грач передвинул спусковой рычаг. Противовес сразу же упал вперед, резко дернув рычаг с чашкой. Валун стремительно полетел вверх. Гигантская машина пронзительно взвыла, станина ее содрогнулась. Снаряд был запущен. Пракстин-Тар смотрел, разинув рот, как огромный кусок гранита легко взмыл в воздух и понесся к стенам Фалиндара.

Ричиус услышал громкий треск и только потом увидел валун, взлетевший в небо. Он потрясенно опустил лук и стал смотреть, как приближается камень, подобно выстрелянной звезде. Рядом с ним стояли Люсилер и его солдаты, ошеломленные, готовясь к надвигающемуся удару.

– Боже мой…

Валун достиг высшей точки траектории, на долю секунды завис в воздухе, а потом пошел вниз, на цитадель. По высоте его полета и скорости приближения Ричиус понял, что у этого нового орудия дальнобойность намного выше, чем у всех остальных катапульт военачальника. В какое-то мгновение ему показалось, что снаряд может попасть в башню, и он решил пригнуться.

– Летит! – крикнул Люсилер, падая на площадку и поспешно приказывая остальным сделать то же.

Метеор пронесся над головой, чуть было, не задев вершину башни, а потом со страшным шумом рухнул на внутренний двор, взметнув вверх гравий и осколки черепицы. Подвернувшаяся телега разлетелась в щепки, а валун покатился дальше, пока не врезался в стену одного из шпилей, которая тут же пошла трещинами. Как это ни удивительно, снаряд не задел никого, и от такого чуда у Ричиуса перехватило дыхание. Он ошеломленно стоял, глядя во внутренний двор. Величина валуна его потрясла.

– В следующий раз нам так не повезет! – предостерег Люсилер. – Смотри!

Ричиус перевел взгляд на поле боя. Люди Пракстин-Тара уже загружали катапульту следующим ядром. Даже с такого расстояния Ричиусу было видно, как команда что-то меняет в катапульте, стараясь уточнить дальность и меткость выстрела.

– Сукин сын! – пробормотал Ричиус. Он снова взялся за лук и принялся стрелять в толпу. Люди с лестницами стремительно бежали к стенам, надеясь подняться наверх. Воины Люсилера выстроились вдоль стен с шестами, готовясь отразить эскаладу.

– Нам надо вывести ее из строя! – воскликнул Ричиус.

– Отсюда не получится, – сердито бросил Люсилер. – Слишком далеко.

Ричиус услышал звон тетивы выстрелившей баллисты. Он понял, что Люсилер прав. Выйти из Фалиндара и уничтожить катапульту невозможно. Это было бы равносильно самоубийству, но и орудие несло смертельную угрозу. Расчет орудия вскоре разберется с градусами и дальностью и начнет колотить по стенам цитадели, пока они не рассыплются. А потом воины Пракстин-Тара ворвутся внутрь. Ричиуса захлестнула волна тревоги. Казалось страшно несправедливым, чтобы кто-то мог разрушить Фалиндар.

– Я не дам ему это сделать, – пробормотал он. – Ни сегодня, ни завтра.

Он бросил лук и снова подошел к ближайшей баллисте. Трийские воины, которые вели из нее стрельбу, уступили ему место. Копье уже было установлено на направляющие и готово к выстрелу. Нарский Шакал прищурил один глаз, прицелился в скопление воинов и спустил крючок.

Вокруг Пракстин-Тара взорвались тела: направленное на требюшет копье пронеслось над полем и пронзило плоть людей, не защищенную доспехами. По-прежнему сидевший верхом военачальник довольно ухмыльнулся под своим шлемом. Ему видно было, как на сторожевой башне Ричиус Вэнтран безрезультатно пытается достать его копьем. Пракстин-Тар твердо знал, что у нарца ничего не выйдет, потому что сегодня Лоррис на его стороне.

К нему подскакал сын. Собранные в хвост волосы Криниона были забрызганы кровью, однако молодой воин был цел. На его лице было точно такое же выражение, как у отца. Дела шли прекрасно. Воины Пракстин-Тара строили галереи у стен крепости. Деревянные навесы защитят бойцов от атак сверху: в этих сооружениях, похожих на домики, выстрелы будут не страшны. Там саперы (так их называл Грач) снова смогут приняться за работу, пытаясь пробить отверстие в мощном камне Фалиндара. Пока их усилия оставались напрасными. Однако Пракстин-Тар предчувствовал, что сегодня его ждет успех.

– Оно действует! – гордо объявил Кринион.

Он остановил коня рядом с отцовским и восхищенно посмотрел на огромное осадное орудие. Грач и его помощники, наконец, смогли уложить следующий валун в чашку и стали готовиться к выстрелу. Нарец проверил координаты и сделал какие-то поправки, которых военачальник не понимал. Еще одно копье просвистело мимо, не причинив никакого вреда. Вэнтран стал терять меткость. Пракстин-Тар посмотрел на сына.

– Ну что, прикончим Шакала?

– Да.

Пракстин– Тар яростно посмотрел на Грача.

– На этот раз попади в сторожевую башню! – потребовал он.

– Постараюсь, – ответил Грач, лихорадочно натягивая канаты и проверяя механизм. Закончив отладку, он потер руки и кивнул. – Все готово. Отойдите.

Пракстин– Тар снова не пожелал сдвинуться с места. Стрелы снова ударялись в щиты, установленные вокруг катапульты: защитники цитадели поняли, что орудие готовится выстрелить. Пракстин-Тар не обращал на обстрел внимания. Его окружал небесный щит. Кринион, который никогда не выказывал страха в присутствии отца, держался рядом, не обращая внимания на стоны катапульты, готовящейся к выстрелу. Каждый элемент орудия сотрясался от чудовищного напряжения. Валун вибрировал, а рычаг, на котором он был установлен, казалось, поет. Пракстин-Тар с подозрением уставился на орудие, сомневаясь в его надежности.

– Грач…

Нарец потянулся к спусковому рычагу, но в этот момент один из канатов, удерживавших рычаг, лопнул. Грач отшатнулся в испуге, и тут же один за другим полопались еще не меньше дюжины. Все растяжки орудия рвались, не выдерживая нагрузки, конструкция затряслась, зарычала, как от боли, и взорвалась фонтаном щепок и осколков. Град заостренных обломков заколотил по доспехам Пракстин-Тара, конь под ним пронзительно заржал и забился. Кругом раздавались крики боли. Люди разбегались из-под осколков, унося в спинах кровавые щепки. Упавший Пракстин-Тар увидел рядом с собой лежащего без сознания Криниона.

– Нет!

Военачальник поспешно подполз на коленях к лежащему сыну. Сорвав с себя шлем, он отшвырнул его прочь и осторожно взял Криниона на руки. Маленькие деревянные кинжалы утыкали тело Криниона, словно подушечку для иголок. Из сотни ран сочилась кровь. По его голове протянулась алая рана от макушки до скулы, присыпанная землей и обломками дерева. Пракстин-Тар почувствовал, как рушится его мир. Приложив ухо к губам сына, он ощутил едва заметное дыхание.

– Господин! – завопил Грач, выкарабкиваясь из-под обломков. Как это ни удивительно, нарский раб остался невредимым: осколки летели только в одну сторону. – Простите, господин! Я не понимаю, что случилось.

Ярость Пракстин-Тара выплеснулась наружу.

– Посмотри на моего сына! Ты его убил!

– Нет! – завопил Грач, указывая на грудь Криниона, которая вздымалась и опадала от неровного дыхания. – Он жив! Богом клянусь, я ни в чем не виноват!

– Не клянись в моем присутствии своим богом, червяк! – вскипел военачальник.

Он поднялся на ноги с Кринионом на руках и непонимающе осмотрелся. Битва продолжала кипеть. Он увидел, как со сторожевой башни Фалиндара на него смотрят Люсилер и Шакал, не веря своим глазам. Но Пракстин-Тар не мог продолжать битвы при такой серьезной ране у Криниона. Сыну нужна помощь, а для этого надо отвезти его в лагерь.

– Что теперь, господин? – обеспокоено спросил его какой-то молодой воин, опустивший в растерянности жиктар.

Вокруг обломков требюшета начали собираться его товарищи, онемевшие от изумления.

Пракстин– Тар лишился дара речи. Он посмотрел вверх, слушая, как свистят в воздухе стрелы, и, недоумевая, за что его возненавидели Лоррис и Прис.

Ричиус недоверчиво смотрел вниз. Поразительно, но Пракстин-Тар покидал поле боя! Он держал кого-то на руках – Ричиус решил, что это Кринион. И требюшета больше не было – он просто разлетелся на куски. Ричиус рассмеялся, и его веселье оказалось заразительным. Вскоре уже хохотали все воины, стоявшие на башне. Неожиданно лишившись предводителя, бойцы Пракстин-Тара стали выходить из боя. Прекратив эскаладу, они побросали лестницы и начали медленно отодвигать назад галереи и мантелеты. На поле воцарился хаос. Чем дальше отходили осаждающие, тем слабее был обстрел цитадели, и лучники Люсилера воспользовались своим преимуществом, осыпая отходящих воинов стрелами и копьями.

– Вы только посмотрите! – ликовал Ричиус. – Они бегут!

Люсилер не разделял его энтузиазма:

– Они вернутся.

– Прекрати, Люсилер. – Ричиус добродушно шлепнул товарища по плечу. – Сегодня победа осталась за нами! Триец пожал плечами.

– И насколько этого хватит? Возможно, мы убили Криниона, Ричиус. Как ты думаешь, что после этого сделает Пракстин-Тар?

– Это не имеет значения, – не сдавался Ричиус. – Его орудие развалилось на куски. А если Кринион погиб, то скажу только – так ему и надо! Бога ради, Люсилер, мы же победили! Радуйся!

– Да, – согласился Люсилер и коротко хохотнул, качая головой. – Да, я радуюсь.

Ричиус опустил лук, прислонил его к стене и направился к башенной лестнице.

– Я должен найти Дьяну, – объяснил он, прежде чем закрыть за собой люк.

Внутри башни по лестнице сновали люди, радостно хлопавшие друг друга по плечу и улыбающиеся во весь рот. К Ричиусу потянулись руки тех, кто хотел его поздравить, но он отделывался короткими фразами, спеша отыскать жену и дочь.

Выйдя из башни, он посмотрел на другую сторону двора и увидел, как из главного здания выходят женщины и дети. Выходя на яркое солнце, они начинали моргать глазами. Дети бросались через двор к своим отцам и братьям, оборонявшим стену, а женщины садились на землю, охваченные слабостью от облегчения, что атака закончилась настолько быстро. Ричиус вглядывался в толпу, пытаясь найти взглядом Дьяну. Заметив ее, он замахал рукой, и она поспешно пошла к нему. Маленькая Шани ковыляла рядом: ее короткие ножки так и мелькали от старания не отстать. При виде Ричиуса лицо Дьяны просветлело. Она не скрывала от него, что всякий раз, спускаясь в подвалы, гадает, что ее ждет по возвращении. По крайней мере, сегодня ее страхи были недолгими.

– Я же говорил тебе! – крикнул Ричиус. Он засмеялся и пошел им навстречу. Одной рукой подняв Дьяну с земли, он поцеловал ее в щеку. – Мы их отогнали!

Дьяна недоуменно огляделась:

– Так быстро?

Ричиус подхватил Шани, поднял высоко над головой и улыбнулся ей.

– Вот и все, малышка. Сегодня тебе больше не нужно сидеть в погребе!

– Что случилось, Ричиус? – спросила Дьяна. – Я слышала только громкий удар. Они выстрелили из своего орудия?

– Выстрелили. – Ричиус махнул рукой себе за спину, где приземлился первый и единственный снаряд, прорывший во дворе глубокую канаву. – Всего один раз. А потом требюшет развалился.

Шани восторженно взвизгнула. Ричиус поставил ее на землю и взял за руку. Он повел ее и Дьяну туда, где лежал огромный валун. Вокруг него уже толпились любопытные.

– Орудие разорвало от напряжения, – попытался объяснить Ричиус. – Все дело в нагрузке и противовесах. Если их рассчитать неправильно, то…

– Но почему он отступил? – продолжала спрашивать Дьяна. – Я не понимаю.

– Его сын, Кринион, – ответил Ричиус. – Когда орудие разорвало, его, похоже, ранило. Мы видели, как Пракстин-Тар его нес. А остальные воины не стали сражаться без своего предводителя.

– Понимаю, – прошептала Дьяна, мрачнея. – Значит, они вернутся.

– Ну, теперь ты говоришь точь-в-точь как Люсилер!

– Они вернутся, Ричиус, – настаивала Дьяна. – Мы по-прежнему в опасности.

– На сегодня мы в безопасности. А о большем и просить нельзя.

Однако слова Дьяны заставили его крепче сжать пальчики Шани. Пракстин-Тар вернется. И когда он вернется, его сердце будет переполнено жаждой мести.

 

17

В тот вечер, после того как раненые получили помощь, а незначительные повреждения, причиненные Фалиндару, были отремонтированы, Ричиус отправился на поиски Люсилера. Он уже поужинал с Дьяной и Шани, и когда жена уложила девочку спать, Ричиус почувствовал какое-то беспокойство. Все еще возбужденный после утренней победы, он хотел обсудить дальнейшую стратегию. Теперь, когда требюшет развалился, а Кринион ранен, Пракстин-Тару придется придумывать новый способ захвата цитадели. И Ричиус подозревал, что новая попытка не заставит себя ждать.

Заглянув в обеденный зал и пройдя по наружной стене, Ричиус предположил, что Люсилер уединился – либо в своих покоях, либо в кабинете на первом этаже. Поскольку кабинет находился ближе, он сначала отправился туда – и обнаружил там Люсилера. Тот сидел, откинувшись на спинку кресла и уткнувшись в одну из книг, которых в кабинете было немало. Дверь комнаты была слегка приотворена. Ричиус заглянул внутрь. Он уже было, решил, что Люсилер его не заметил, но тут триец заговорил:

– Я тебя слышу.

Ричиус открыл дверь шире.

– Чуткий слух.

– На самом деле я тебя ждал.

Лицо Люсилера по-прежнему было спрятано за книгой.

– Вот как? – Ричиус вошел в комнату, тихо закрыв за собой дверь. – Я поел с Дьяной и Шани. Ты меня искал?

– Нет. – Люсилер, наконец, опустил книгу. – Я просто подумал, что ты захочешь прийти поговорить.

Ричиус заметил, что глаза у друга покраснели. На столе стояла полупустая бутылка токки – обжигающего трийского напитка, который Ричиус так и не сумел полюбить. Рядом с бутылкой стояла чашечка.

– Люсилер, ты пьян? Триец улыбнулся.

– Может, чуть-чуть. – Он положил книгу на стол. – Ты предсказуем, как солнце, Ричиус. Каждый раз после боя с Пракстин-Таром тебе хочется все обсудить.

– По крайней мере, я не напиваюсь после каждого боя. Что с тобой, Люсилер?

Люсилер не ответил и по-прежнему не смотрел на Ричиуса. Он положил ноги на стол, не замечая, что царапает каблуками дорогое дерево. Когда-то эта крошечная комнатка принадлежала Тарну. Это был кабинет предводителя дролов, место, где он мог запереться один и погрузиться в один из многочисленных текстов из своего собрания. Пыльные манускрипты по-прежнему покрывали все стены, они плотно теснились в шкафах и неровными стопками громоздились на полу. Люсилер не следил за порядком в кабинете. Рядом с чашкой и бутылкой на столе лежали кипы бумаг, стояли пересохшие чернильницы, валялись непрочитанные письма в пожелтевших конвертах и безделушки, которые в течение последних двух лет ему дарили благодарные крестьяне Таттерака. Население Таттерака Люсилера любит. Так почему же он сам себя ненавидит?

– Я выходил на сторожевые башни и восточную стену, – сообщил Ричиус, надеясь пробудить интерес Люсилера. – Похоже, везде тихо. Никаких проблем.

– Хорошо. Ричиус нахмурился.

– А ты сам проверять не собираешься? Или ты так и будешь здесь сидеть, и жалеть себя?

Оскорбление не задело Люсилера. Он рассеянно заправил за ухо выбившуюся прядь волос и кивком указал на книгу, которую положил на стол.

– Знаешь, что это? – спросил он.

– Понятия не имею, – ответил Ричиус.

Он взял книгу и заглянул в нее. Похоже, какой-то дневник. Листая страницы, он вдруг понял, что эти записи делал Тарн, и положил книгу на стол. Хотя он довольно свободно изъяснялся по трийски, но читать на этом языке так и не научился. Тем не менее, у него не было сомнений относительно того, кто писал этот дневник.

– Его вел Тарн, – подтвердил Люсилер его предположение. – Я его читал. – Выражение его лица стало кислым. – Надеялся узнать что-то полезное.

– И узнал?

– Давай я тебе кое-что зачитаю, – предложил Люсилер. Взяв дневник, он начал перелистывать страницы. Найдя нужный отрывок, он откашлялся.

– «Мы все еще не добрались до Чандаккара, – начал он, – и страх перед ним бесконечен. Жарко, и мне кажется, будто я умираю. И здесь опасно. Ночами я их слышу. У нас нет союзников, и я никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. Часто я занимаю себя мыслями о Дьяне, и мне хочется, чтобы она была здесь и меня утешала. Она хорошая женщина, и я по ней скучаю».

Услышав эти давние слова, Ричиус ощетинился. Ему неприятно было напоминание о том, что Дьяна уже была замужем – даже за таким достойным человеком, как Тарн.

– И что? – резко спросил он. – Что ты хотел мне продемонстрировать?

– Послушай дальше, – предложил Люсилер и перелистнул несколько записей. – «Фалиндар стал мне дорог, а я до этой минуты даже не замечал этого. Я не ожидал, что когда-нибудь так привяжусь к чему-то неодушевленному, но теперь это мой дом, и я должен его защищать. Я не могу допустить, чтобы он достался нарцам или был испорчен войной. Пока я дышу, я буду за него сражаться».

Люсилер медленно закрыл книгу и отодвинул ее от себя, чуть было, не столкнув со стола. Его взгляд, наконец, обратился на Ричиуса. Наступило ужасное молчание, ясно показывавшее, насколько ему худо. Ричиус взял со стола бутылку токки, изо всех сил стараясь улыбаться.

– Ты не потеряешь Фалиндар, – мягко сказал он. – Если ты из-за этого тревожишься, то перестань.

– Дом, – прошептал Люсилер. Он обвел взглядом комнату. – Перед тем как стать хозяином Фалиндара, Тарн был заключенным в его подземелье. И все же он считал его своим домом. Я провел здесь почти всю мою жизнь, Ричиус. Для меня он настоящий дом. Если я его лишусь…

– Не лишишься, – снова повторил Ричиус. – Но тебе не хватает веры Тарна, Люсилер. Тебе не следует здесь уединяться. Люди должны тебя видеть. Если ты не будешь верить в успех, они тоже не смогут.

Триец потянулся за бутылкой, налил себе чашку, но пить не стал, рассеянно перекатывая чашку между ладонями. В этот вечер Люсилера окутывала пелена самоосуждения. Он был мрачен с самого начала осады. Или, точнее, после трагических событий в Кесе. Ричиус взял из угла комнаты стул. Как и все в комнате, он был завален книгами и разными бумагами. Очистив стул, Ричиус подтащил его к столу и уселся перед Люсилером – так близко, что друг не мог не обращать на него внимания.

– Почему ты боишься? – спросил он. – Разве ты не понимаешь, что преимущество имеем мы?

Люсилер бросил на него пристальный взгляд.

– Похоже, ты один в этом уверен, Ричиус.

– Неужели? У Пракстин-Тара нет крыши над головой, запасов еды и воды. Дьявол – у него даже не осталось этой чертовой катапульты. У него есть только воины.

– Да, почти вдвое больше, чем у нас, – проворчал Люсилер. – Почему ты об этом забываешь?

Их спор снова пошел по замкнутому кругу, а Ричиус пришел сюда вовсе не за этим. Он отнял у Люсилера чашку и сказал:

– Я хочу, чтобы ты поговорил со мной. Ты чувствуешь себя виноватым в том, что случилось.

– Неужели? Какой ты наблюдательный.

– Но твоей вины тут нет. Люсилер рассмеялся.

– Конечно, есть! Мне следовало это предвидеть. Как дурак, я поехал в Кес и пытался договориться о мире. Я доверял Пракстин-Тару. – Он досадливо покачал головой. – Лоррис и Прис, до чего же я глуп! Я же знал, что собой представляет Пракстин-Тар! Я видел безумие в его глазах – и не обращал на это внимания. Так что прошу тебя, Ричиус: не пытайся уверить меня, будто я ни в чем не виноват. Меня моя вина устраивает. Мне с ней не одиноко.

Ричиус снова взял дневник Тарна.

– Разве сам Тарн не сказал тебе как-то, что Пракстин-Тару можно доверять? Разве он не обещал, что военачальник будет тебе верен?

– Это было давно, – парировал Люсилер, – когда Тарн был жив. И он не знал, что умрет или во что превратится Пракстин-Тар.

Ричиус кивнул. Все знали, как смерть Тарна подействовала на военачальника Рийна. Когда-то он был мелким диктатором, которому было достаточно править Рийном. Однако магия Тарна все изменила. Увидев способности Тарна, его «дар небес», Пракстин-Тар стал искренне верующим. И теперь он сам назначил себя преемником праведника, твердо вознамерившись открыть небесные врата, которые закрыла смерть Тарна. Некоторые говорили, будто Пракстин-Тар рвется к власти, потому что ему хочется получить волшебные способности, какие были у Тарна, и подчинить себе весь Люсел-Лор. Однако Ричиус так не считал. Люсилер встречался с Пракстин-Таром в Кесе и видел страдания военачальника. Пракстин-Тар начал крестовый поход. Он был уверен, что ведет священную войну.

– Он хочет говорить с богами, – сказал Люсилер. – Ему хочется снова увидеть их, как это было, пока Тарн был жив. И он не успокоится, пока не захватит Фалиндар, – в этом я не сомневаюсь. Как ты этого не видишь, Ричиус? Я не могу потерять Фалиндар. Он стал бастионом, последним безопасным уголком во всем Люсел-Лоре.

– Ну, это звучит несколько театрально.

– Ничуть. Это все, что осталось от мечты Тарна. И это мой дом. – Триец проницательно посмотрел на Ричиуса. – И твой тоже.

Эти слова заставили Ричиуса изумленно заморгать.

– Правда, – признал он. – Теперь я здесь чувствую себя дома.

Люсилер тепло улыбнулся.

– Да. Теперь ты счастлив, я это вижу. Раньше ты не был счастлив.

– Был! – запротестовал Ричиус. – Я всегда был счастлив.

– Ты всегда был беспокоен, как суетливая старуха, – рассмеялся Люсилер. – Все время возмущался, жаловался, никогда не был доволен тем, что имеешь. Но ты изменился. Скажи: ты еще думаешь об Арамуре?

Ричиус поморщился:

– Люсилер…

– Пожалуйста, ответь! – настоятельно попросил Люсилер. – Мне это важно! Ты действительно так хорошо себя чувствуешь в Фалиндаре, как это кажется со стороны? Или ты по-прежнему думаешь об Арамуре? Ты совсем перестал о нем говорить.

– Какой смысл? Арамур для меня потерян. Теперь я это сознаю.

– Правда?

– Почему ты начал меня об этом расспрашивать? Я ответил тебе правду, так что давай этот разговор закончим.

– Значит, теперь твой дом здесь?

– Да!

Люсилер сел прямо.

– Тогда ты должен понять, почему я так тревожусь. И тебе тоже следовало бы тревожиться. Если мы потеряем Фалиндар, мы потеряем не только жизнь. Мы потеряем дом. Снова.

Слова Люсилера были до боли логичны. У Ричиуса отняли Арамур, и понадобилось два года, чтобы он оправился после этой потери. Он все еще не полностью пришел в себя, но хотя бы заставил успокоиться безжалостных призраков прошлого. Тоска по родине не давала ему ничего, кроме боли.

– Я вспоминаю Арамур чаще, чем ты можешь себе представить, – признался Ричиус. – Иногда мне хочется отвезти туда Шани – просто чтобы показать. Эта страна – кусок моего сердца. И, наверное, так и будет до конца моих дней. Но мой дом теперь здесь. По крайней мере, это я, наконец, понял.

– И теперь мы оба должны бороться за наш дом, – сказал Люсилер.

– Правильно. И тебе пора перестать терзаться и считать себя виновным в осаде. Договорились?

Люсилер сделал последний глоток токки.

– Договорились. – Он закупорил бутылку и отставил ее подальше. – И что мы будем делать сейчас? Ждать, когда Пракстин-Тар вернется?

– Думаю, другого варианта у нас нет. Рано или поздно он вымотается. Иначе и быть не может.

– Очень может быть, что ждать придется долго, – заметил Люсилер. – Особенно если Кринион умрет.

Ричиусу самому захотелось хлебнуть токки. Если Кринион действительно погибнет, жажда мести' Пракстин-Тара будет неутолимой.

Для Пракстин-Тара самым мрачным местом на земле стал его шатер, где он дежурил у постели раненого сына. Час был поздний, и свечи на алтаре колебались на едва заметном ветру, отбрасывая нелепые тени на матерчатые стены. Кринион лежал на куче одеял, обнаженный по пояс и перебинтованный. С помощью разнообразно изогнутых ножей целитель Валтув сумел извлечь из тела Криниона большую часть щепок, и теперь грудь Криниона вся была в запекшейся крови и швах. Оставшись в шатре один, Пракстин-Тар молился о своем единственном сыне. Кринион по-прежнему не приходил в сознание, и Валтув не был уверен, что он очнется. Целитель сказал Пракстин-Тару, что раны молодого воина весьма серьезны, а удар по голове повредил ему мозг – возможно, необратимо. Теперь Кринион лежал в забытьи, не шевелясь, едва дыша.

– Услышь меня, Лоррис, – молился военачальник. – Прис, я молю тебя. Исцели моего сына. Нельзя, чтобы он умер…

Как всегда, Лоррис и Прис хранили молчание, и Пракстин-Тар почувствовал, как из его глаз выкатываются слезы бессилия. Он не мог понять, почему его молитвы остаются без ответа – даже теперь, когда решается столь многое. Кринион был хорошим сыном, истинным дролом, и боги-близнецы не имеют права притворяться глухими!

– Не имеете права! – прорычал Пракстин-Тар, открывая глаза. Он воздел руки, потряс сжатыми кулаками и закричал: – Вы меня слышите? Вы не имеете права! Я – Пракстин-Тар!

Пракстин– Тар слышал, как собственное имя звенит у него в ушах. Он бессильно понурился. Даже Кринион его не слышит -а ведь он совсем близко, только слаб, как новорожденный. Тяжелое одиночество легло на плечи военачальника. Сейчас он был бы рад ощутить прикосновение жены, услышать смех дочерей. Все что угодно – только не хриплое дыхание Криниона. А ведь день начинался так хорошо! Кринион был полон жизненных сил, а проклятая машина Грача должна была принести им победу. Вспомнив о нарце, Пракстин-Тар вскипел.

– Это должен был быть он! – сказал триец.

Если Кринион не поправится, так и будет, решил он. Если Кринион умрет, он убьет нарца, накажет его за то, что он построил такое непрочное орудие. Пракстин-Тар сотрясался от ярости, и ему пришлось прижать ладонь ко лбу, чтобы успокоиться. Его мысли туманились от тошноты, и он вдруг вспомнил, что не ел с самого рассвета. Ему нужна пища. Но кто позаботится о Кринионе? Он не доверял Валтуву – по крайней мере, в столь важном деле. Военачальник решил обойтись без еды и опустился на пол.

– Я буду тебя охранять, – прошептал он. – Ворон не прилетит.

Он осторожно пригладил Криниону волосы. Они были молочно-белыми, как у всех трийцев, и нежные, как розовые лепестки. Сидя рядом с сыном, Пракстин-Тар вдруг заметил, насколько на него приятно смотреть – и не только потому, что у него была типично трийская внешность. У Криниона было идеальное сложение и безупречные черты лица. Он был красив – сам Пракстин-Тар никогда не был красивым.

– Не покидай меня! – взмолился он. – Я не могу потерять еще одного сына! Слышишь? Я этого не вынесу!

Кринион отреагировал чуть заметным трепетом ресниц, и военачальнику показалось, что сын его слышит.

– Да, ты слышишь, – решил он. – Ты не умрешь.

Кринион снова чуть заметно пошевелился. Пракстин-Тар улыбнулся. Кринион сильный, потому что в его жилах течет кровь военачальника, и потому что его ждут важные дела. Они оба – отец и сын – полны решимости, сохранить наследие Тарна.

– Такое зрелище меняет человека навсегда, – сказал он сыну. – Откуда мне знать, предназначил ли мне Лоррис продолжать это дело? Я этого не знаю. Но мне нужно научиться многому. Боги действительно существуют, Кринион. Теперь я это знаю. И я хочу снова их видеть.

Пракстин– Тар перестал гладить Криниона по голове. Он осмотрелся, убеждаясь, что его никто не подслушивает, а потом, подавшись вперед, продолжал свою исповедь.

Одной целью был он одержим, единственной горел яростью, и Пракстин-Тара не волновало больше, что он стал убийцей. В конце концов, он военачальник. Его миссия важнее, чем жизнь военачальника Ишьи или сотни рабов из Кеса. Сам Тарн убивал для того, чтобы открыть небесные врата. Возможно, это и есть плата. Может быть, Лорриса надо умилостивить кровью.

«Ну, хорошо же, – решил Пракстин-Тар. – Если они не откроют мне врат неба, я заставлю их открыться».

Фалиндар не сможет сопротивляться вечно. А когда он захватит Фалиндар… Что тогда?

Военачальник нахмурился. Даже сейчас, после месячной осады, он не знал, чего можно ожидать от этой победы. Фалиндар был домом Тарна. В каком-то смысле он был путем к небу, давним центром трийцев. Пракстин-Тару казалось, что рано или поздно капризные боги должны будут его заметить. Он уже отвоевал для них Кес, хотя, похоже, они воротят нос от этого дара. Но они не смогут презреть Фалиндар! Фалиндар с его бесценными шпилями из бронзы и серебра был жемчужиной Люсел-Лора. Его завоевание станет наивысшей победой Пракстин-Тара. И когда он ее добьется, он бросит вызов богам, не замечающим его.

– Это будет, Кринион, – пообещал он.

– Господин? – робко окликнули его. Пракстин-Тар резко выпрямился. К своему глубочайшему изумлению, он увидел, что у входа в шатер стоит Грач. Лицо нарца было бледным и испуганным.

– Ты посмел прийти сюда? – рявкнул Пракстин-Тар. – Как ты смеешь осквернять это место своим присутствием? Грач зашел в шатер, умоляюще подняв руки.

– Простите, господин. Я только зашел посмотреть, как вы… – Его взгляд испуганно метнулся в сторону Криниона. – Как чувствует себя ваш сын?

– Жив, хотя твоей заслуги в этом нет. Радуйся. Если он умрет, ты последуешь за ним.

– Клянусь вам, господин, я не думал, что такое случится. – Ты построил это орудие. Ты сказал, что оно готово. Так что если мой сын умрет, ты за это заплатишь.

Я тут сидел и придумывал, как мне тебя убить. Хочешь послушать, что мне пришло в голову? Нарец посерел.

– Я думаю посадить тебя на кол, – продолжал говорить военачальник. – Наверное, тебя будут опускать на острие очень медленно. И я буду смотреть, как острие выходит у тебя изо рта.

– Бог мой…

– Твой бог? – взорвался Пракстин-Тар. – Твоей нарской сказки не существует! Не говори мне о нем.

– Простите меня, господин! Я не хотел проявить неуважения. Только…

– Что?

– Ну, если мальчик выживет…

– Он выживет!

– Конечно, – поспешил согласиться Грач. – Я хотел сказать – когда он снова будет здоров, он обратится к вам за руководством. Он будет рассчитывать на отмщение за то, что с ним случилось. – Нарец нервно сглотнул. – Он захочет меня убить.

Пракстин– Тар с трудом сдержал отвращение.

– Ты пришел искать моей защиты? Когда мой сын лежит при смерти? Грязное мерзкое создание…

– Господин, я же не виноват! Я только делал то, о чем вы просили. Я постарался построить орудие, но я не специалист. Я простой солдат.

– Ты простой раб, Грач, – возразил военачальник. Он поднялся во весь рост, нависая над нарцем. – Я принял решение. Тебе следует молиться твоему несуществующему богу о выздоровлении Криниона, потому что если он умрет, я обязательно посажу тебя на кол.

– А если выживет? Что будет со мной тогда?

– Он захочет отомстить, – подтвердил военачальник. – Но не тебе.

– Не понимаю…

Пракстин– Тар указал в сторону цитадели.

– Он захочет захватить Фалиндар. Только так он сможет смыть с себя бесчестье. А для этого мне нужен ты.

Военачальник отвернулся от Грача и встал над сыном. Кринион больше не шевелился. Валтув предупредил Пракстин-Тара, что может начаться заражение. Здесь, в пустыне, оно могло раздавить человека, словно насекомое.

– Я не дам ему умереть! – поклялся Пракстин-Тар. – Кринион будет жить. И когда он очнется, мы захватим Фалиндар.

– И для этого я вам нужен? – с надеждой переспросил Грач.

– Вот именно. – Военачальник холодно посмотрел на него. – Ты должен построить мне новое орудие.

– О нет, господин! – запротестовал нарец. – Это невозможно…

– Я видел, на что оно способно. Ты его построишь, и построишь лучше, чем предыдущее. Т будешь строить его, пока Кринион выздоравливает, чтобы оно было готово, когда он очнется для битвы.

– Господин, пожалуйста, не надо! – взмолился раб. – Я не смогу. Прошлое орудие было самым лучшим, на что я способен. Я использовал все мои знания. Оно сломалось потому, что я плохо знаю, что делаю!

Пракстин– Тар отмахнулся от его молений. Два года назад он пощадил Грача, потому что ему показалось забавным иметь раба нарца. Но еще Грач обещал, что он ему пригодится. Он сказал, будто знаком с нарским оружием.

– Ты был легионером! – взорвался военачальник. – Ты сказал мне, что поможешь одерживать победы!

– Да, – пролепетал Грач. – Но…

– Построй мне новый требюшет. Прочный и мощный. И пусть он будет готов к тому моменту, когда мой сын очнется. Помни о коле, Грач.

Грач бросил последний взгляд на Криниона, потом низко поклонился своему господину и ушел из шатра. Пракстин-Тар был рад от него избавиться. Отвратительная тварь, как все нарцы, а от его ложной веры военачальника тошнило. Когда лежащий за горами мир увидит истину? Или они вечно будут пребывать во тьме?

Но тут он вспомнил, что Грач – всего лишь человек, а люди должны искать во тьме истину. Конечно, Грач – создание жалкое. Однако даже у раба можно кое-чему научиться.

– Я тоже хожу во тьме, – прошептал Пракстин-Тар. – И всегда ищу…

Поиск ответов стал образом жизни для Пракстин-Тара, и порой это было тяжело. Военачальник Рийна сел рядом с сыном, не обращая внимания на голод, и снова начал молиться.

 

18

Первое, что увидели Алазариан и Джал Роб, выйдя из Железных гор, был Экл-Най. Город нищих стоял в конце дороги Сакцен: выгоревшая оболочка города, покрытая шрамами войны и небрежения. Когда-то этот город потрясал воображение: он был центром торговли, воротами в Люсел-Лор, первой остановкой на пути солдат и торговцев империи. Его построили много лет назад, в начале правления Аркуса. Немалую его часть спроектировали нарские архитекторы, желавшие оставить свой след на трийской земле. Экл-Най с его рухнувшими арками и провалившимися крышами походил на жертву большого городского сражения. Однако даже в руинах он производил впечатление. Алазариан читал об Экл-Нае и слышал рассказы о нем от своего дяди, Блэквуда Гэйла, однако ничто не подготовило его к этому зрелищу. Выехав из узкого прохода в горах, он изумленно распахнул глаза при виде отталкивающей красоты мертвого города.

– Боже небесный! – выдохнул Джал Роб, останавливая измученного коня. – Ты только посмотри!

Двое путников остановились у конца дороги Сакцен, глядя на раскинувшийся вдали изломанный город. Экл-Най представлял собой странный сплав знакомой архитектуры и таинственной планировки. Простые трийские строения из рваного картона и дерева соседствовали с коническими нарскими шпилями – и все это разваливалось на куски. Половина города была окружена стеной с зубцами. Была середина дня, и солнце нещадно палило землю. Тени от Железных гор казались протянутыми к городу темными пальцами. Странная помесь нарского и трийского распространялась на мельчайшие детали. Алазарианом овладело смешанное чувство: он был рад выехать из скалистого ущелья, однако и город нищих не показался ему приветливым.

– Там река, – сказал Джал Роб, указывая вперед.

Они знали, что их будет ждать река, и вид чистой воды приковывал взгляд. Судя по тому немногому, что было известно об этих местах, река называлась Шез. Питаемая ледниками Железных гор, она переполняла берега. Перекинутый через реку небольшой мостик вел к Экл-Наю и казался на удивление новым по сравнению с древним городом.

– Кого-нибудь видите? – спросил Алазариан, затеняя глаза ладонью от солнца.

То ли он видел какое-то движение на замусоренных улицах Экл-Ная, то ли ему казалось, но никаких львов здесь определенно не было.

– Скорее всего, жители покинули город, – сказал Джал Роб.

Он уже сообщил Алазариану то немногое, что он знал об этом городе. Когда-то это было богатое торговое поселение, но в конце концов оно стало последним полем боя в войне с трийцами. Именно здесь трийцам удалось окончательно разгромить вторгшихся в страну нарцев. Это произошло два года назад, но Экл-Най не отбросил воспоминаний о прошлом. На каждой стене остались рубцы от боев.

– Здесь все же могли остаться трийцы, – с надеждой сказал Алазариан. – Ведь город все еще стоит. И здесь есть река, Священник кивнул, но с опасением.

– Если это так, наше появление их не обрадует. Будь начеку, мальчик.

– Можно объехать город стороной, – предложил Алазариан. – Дадим коням отдохнуть, наполним мехи водой и двинемся дальше.

– Нет, – возразил Джал Роб. – Если в городе кто-то есть, нас обязательно заметят. И нет смысла постоянно скрываться от трийцев. – Он взглянул на Алазариана. – Разве мы не за этим сюда приехали? Мы же ищем трийцев?

– Да, – ответил Алазариан, стараясь не растерять последние крохи решимости.

Однако Джал Роб не поехал дальше. Вместо этого он спешился, держа поводья в руке, и наметанным глазом огляделся вокруг. Прошло уже много дней с тех пор, как они с Алазарианом покинули горное убежище священника, оставив позади Праведников и относительную безопасность лагеря. Пока на пути не встретилось ничего примечательного: только ястребы да грызуны, обитавшие в ущелье. Не было ни трийцев, ни львов, охраняющих Люсел-Лор, – ничего хоть сколько-нибудь опасного. Джал Роб разговаривал мало, но Алазариану загадочный священник нравился. Он был добр, хотя и опасался магии Алазариана. Юноше было спокойнее в присутствии человека, так хорошо владеющего луком. Однако теперь, рядом с Экл-Наем, Джал Роб стал задумчив. Он кутался в плащ, словно от холода, и наклонял голову, прислушиваясь. Но слышался только шум речной воды.

– Тут тихо, – вслух подумал священник.

Алазариана даже затошнило от волнения. Хотя в его жилах текла трийская кровь, он вдруг потерял всякое желание встречаться со своими родичами. Если верить словам дяди Блэквуда, трийцы воинственны и кровожадны и яро ненавидят нарцев. «Они готовы вырвать у тебя сердце и зажарить себе на обед», – сказал ему как-то Блэквуд Гэйл, указывая в доказательство на шрам у себя на лице.

– Мы въедем в город? – спросил Алазариан. – Если там есть жители, то может найтись и еда. Я не отказался бы поесть, как следует, а вы?

– Судя по тому, что я слышал о трийцах, съесть могут нас самих.

Алазариан нахмурился. Сообразив, что он сказал, Джал поморщился.

– Зря я это, парень. Извини.

– Ничего, – ответил Алазариан.

Пока Джал не выказывал к нему никакой симпатии, и это почему-то было Алазариану неприятно. Страх перед его даром он мог бы понять. Это было бы вполне нормально: Алазариан и сам не понимал своих способностей. А вот почему надо сторониться человека из-за трийской крови, ему было непонятно.

– В одном ты прав, – проговорил наконец Джал Роб. – Стоя тут, мы вперед не продвигаемся. – Он в последний раз осмотрелся по сторонам и снова сел в седло. Тряхнув поводьями, он повернулся к Алазариану и спросил: – Готов передать свое послание?

– Думаю, да.

– Тогда поехали.

Арамурец пустил коня вперед, направив его к узкому мосту. Алазариан поехал следом, устремив взгляд на лежавший за мостом город. Если верить преданию, город нищих получил свое название из-за бесчисленных беженцев трийцев, которые скопились в городе за время длительной войны с империей. Большинство пришли туда, надеясь уехать в Нар, но эта их жалкая мечта ни для кого не становилась реальностью. Экл-Най был нарской твердыней – единственным в Люсел-Лоре местом, где правила империя. А приходившие сюда трийцы пытались убежать от сражений и голода, которые терзали их земли. Настороженно приближаясь к мосту, Алазариан думал о длинной и печальной истории Экл-Ная. И поскольку его отец был трийцем, он испытывал к этим местам странную симпатию. В конце концов, трийцам удалось изгнать нарцев. Но при виде безрадостного Экл-Ная с его разрушающимися зданиями Алазариан задумался, стоило ли прилагать столько усилий, чтобы добиться такого результата.

– Они сражались здесь, – сказал Алазариан, – чтобы изгнать нарцев.

Джал Роб кивнул:

– Достойная цель. Алазариан рассмеялся:

– Ну, от вас трудно было бы ожидать другого мнения.

– Люди рождены не для рабства, Алазариан, – резко ответил священник. – Ручаюсь, что твой настоящий отец сказал бы тебе то же самое.

У самого моста Джал Роб снова остановился и стал внимательно рассматривать настил и дорогу к городу за ним. Экл-Най был уже близко, и легче было разглядеть его узкие улочки. Там заметно было движение. Встревожившись, Алазариан повернулся к своему спутнику.

– Трийцы? Роб кивнул.

– Кому же еще тут быть? Ты, случайно, не говоришь на их языке, а?

– Я же сказал вам: я всю мою жизнь провел в Талистане. О трийцах я знаю не больше, чем вы. – Пожав плечами, он добавил: – Не считая того, что я о них прочел. Когда я был в Черном Городе, то попробовал узнать хоть что-то о моем отце. Прочел кое-какие книги. Но там не было ничего, что бы сейчас нам помогло.

– Жаль, – вздохнул Джал Роб. – Ну, тогда поехали.

Оставив лук за спиной, Джал Роб направил коня на мост – и поехал над стремительными водами Шезы. Алазариан поспешно последовал за ним. За мостом они выбрали дорогу, которая вела прямо вперед, и чем ближе становился Экл-Най, тем сильнее накрывал их город нищих своей тенью и вонью. Весь город издавал горький запах – въевшийся запах пожара. По краям города треугольником стояли три высокие башни – круглые, с зубцами наверху и большими прорезями окон без стекол, – как бойницы для лучников, только гораздо крупнее. Башни возвышались над неровным силуэтом Экл-Ная.

«Сторожевые башни», – понял Алазариан. Такие же стояли на окраине столицы, а на них были установлены огнеметы, которые должны были бы остановить захватчиков. Башням Черного Города ни разу не пришлось отражать нападения, но Алазариан подумал, что их младшие сестры из Экл-Най видели бои. На каждой башне остались следы копоти – слои сажи от работавших огнеметов. Ближе к городу стало видно, что обожжены не только башни. То же произошло с менее высокими строениями в центре города: некоторые выгорели почти до основания. Вокруг развалин копошились люди. У всех были белые волосы и белая кожа, каких Алазариан никогда прежде не видел. По этой особой бледности он сразу понял, что это трийцы.

– Они пока нас не заметили, – прошептал Алазариан.

– Еще как заметили, – отозвался Роб, кивком указывая на южную сторону города. – Смотри.

Навстречу им ехала группа всадников: они как раз миновали обрушившуюся арку. Все они были трийцами, и развевающиеся белые космы и лохмотья, болтавшиеся вокруг тела, придавали им сходство с бестелесными призраками. За спинами у них висело какое-то странное оружие – что-то вроде копья с клинками на обоих концах. Алазариан поспешно пересчитал людей. Всадников было шестеро – с таким количеством противников Джалу Робу одному не справиться.

– Не бойся, – сказал Алазариану Роб, – и не держись угрожающе.

Они въехали в город, и шестеро трийцев загородили им дорогу. Джал Роб остановил коня, Алазариан последовал его примеру, глядя, как священник демонстрирует приближающимся трийцам пустые руки. Трийцы не походили на солдат, но, подъехав ближе, двое из них достали из-за спины оружие. Весь отряд поехал медленнее, пристально наблюдая за Алазарианом и Джалом Робом. Один из трийцев выехал вперед: ростом он был ниже остальных, но на нем одном была знакомая нарцам одежда – помимо трийских шаровар и рубашки, на нем был черный китель нарского покроя. Когда он подъехал еще ближе, Алазариан вдруг понял, что это – китель нарского легионера. Он был выношен и испачкан, но покрой и знаки отличия, ни с чем спутать нельзя было.

– А вы вроде бы говорили, что они беженцы, – сказал Алазариан.

Роб пожал плечами.

– Я не знаю, кто они.

Священник выпрямился в седле, готовясь приветствовать трийцев. Алазариан повторил его движение. Трийские всадники осмотрели их с ног до головы. У выехавшего вперед был самый серьезный вид. В нарском мундире и с белой кожей трийца он представлял собой странное зрелище, одновременно пугающее и забавное. Опередив своих спутников, он остановил коня в десятке шагов от пришельцев. Его отряд тоже остановился. Алазариан собрался, было заговорить, но Джал Роб поспешно поднял руку, призывая его к молчанию. Некоторое время две группы молча смотрели друг на друга. Наконец первый триец заговорил.

– Нар, – сказал он. – Вы Нар.

Роб с Алазарианом обменялись удивленными взглядами.

– Да, – поспешно согласился Роб, – это правда. Мы нарцы. Как вы…

– Я говорю нарский, – прервал его триец.

Он продолжал изучающе на них смотреть, а потом поманил своих спутников к себе. Озадаченный Алазариан рассматривал трийцев, не зная, следует ли ему заговорить. Однако вести переговоры взялся Роб.

– Мы из Нара, – повторил он. – Из Арамура, за горами. – Он указал на высившиеся позади скалы. – Горы? Понимаете? Вот откуда мы приехали.

Триец в нарском мундире кивнул.

– Я знаю горы. Я знаю Арамур. Зачем? Алазариан решил, что понял его вопрос.

– Вы спрашиваете, зачем мы приехали?

Триец осмотрел Алазариана. Глаза у него были серо-золотые, ясные и умные. Алазариан в жизни не видел такого поразительного человека.

– Да, – ответил триец. – Зачем?

Роб медлил с ответом. Алазариан понял, что священник не может решить, насколько откровенными им следует быть. Пока трийцы оказались совсем не такими, какими он ожидал. Алазариан посмотрел на Роба и пожал плечами. Он сам тоже не знал, что говорить.

– Где львы? – наконец спросил Роб. Все трийцы начали негромко переговариваться. Их предводитель подозрительно прищурился на Роба.

– Зачем вы приехали? – снова повторил он свой вопрос. – За львами?

– Кто ты? – спросил Роб. Он начал раздражаться и тоже хотел получить ответы. – Как тебя зовут?

Трийцы снова зашептались. Похоже, по-нарски умел говорить только человек в имперском кителе.

– Меня зовут Мод, – просто сказал он.

– Мод, – с улыбкой повторил Джал Роб. – Я – Джал Роб из Арамура. А это – Алазариан.

Алазариан изо всех сил старался принять дружелюбный вид.

– Привет.

– Далеко до Арамура, – сказал Мод. – Скажите мне, зачем. За львами?

– Они здесь есть? – спросил Роб. – Я имею в виду – в городе.

– Нет, – решительно ответил Мод. – Здесь львов нет.

Было трудно понять, говорит ли он правду, но Джал Роб не стал допытываться. Вместо этого священник снова протянул руки, демонстрируя, что он трийцам не угрожает, и сказал:

– Мы просто путешественники. Мы не хотим ссоры ни с вами, ни с кем-нибудь вообще. Пожалуйста, поверьте мне.

– Вы везете оружие, – заявил Мод, указывая на лук Джала. – Вы приехали воевать? Воины?

– Нет, мы не воины, – сказал Алазариан, – мы путешественники. Мы просто… – он замолчал, обдумывая свои слова, -… ищем одного человека.

– Кто в городе? – спросил Роб. – Здесь живет много народа? Трийцы, как вы? Мод кивнул.

– Трийцы, да. Много, как мы. Никого как вы.

– Мы топчемся на месте, – проворчал Алазариан. – Послушайте, постарайтесь меня понять. Мы – путешественники из империи, и мы ищем одного человека. Нам хотелось бы только отдохнуть в вашем городе.

Мод покачал головой.

– Скажите, зачем приехали, – настаивал он. – Я должен вернуться с ответами.

– Вернуться? – переспросил Роб. – Вернуться к кому?

– Фалгер, – ответил Мод. – Главный. Алазариан понял.

– Ваш правитель? Ваш… вождь, да? Вот кто такой Фалгер?

– Фалгер наш вождь. – Мод улыбнулся Алазариану. – Ты меня понял. Роб засмеялся.

– О, он тебя понимает. Но остальные – они не говорят по-нарски?

– Нет, – подтвердил Мод. – Только я.

– А Фалгер? Он говорит по-нарски?

– Фалгер не говорит нарский. Некоторые трийцы – да, как я. Научились до войны. Я должен взять вас до Фалгера. Он вас видел.

– Видел? – переспросил Алазариан. – Как? Мод указал назад, на башни города.

– Там. Нас послали. Фалгер вас боится.

– Не надо нас бояться, – сказал Роб. – Поверьте мне, пожалуйста. Мы приехали не ради ссоры.

– Только вы? – спросил Мод. – Или еще?

– Нет, – поспешно заверил его Алазариан. – Больше никто из Нара сюда не едет. Мы приехали одни. Просто отведите нас к Фалгеру.

– Я здесь для этого, – ответил триец.

Он повернул коня и рысью поскакал к Экл-Наю. Остальные трийцы дождались, чтобы Джал Роб и Алазариан пристроились следом за Модом, а потом окружили их, сопровождая к городу. Вместе они выехали на пыльную дорогу, которая вела к Экл-Наю. Высоко поднявшееся солнце нещадно палило им головы. Если не считать реки Шез, Люсел-Лор казался неприветливой и скудной землей. За городом расстилалось огромное пространство пустоты – равнина, поросшая жесткой травой, заглатывающая извилистую реку и уходящая до самого горизонта, где высилась гряда холмов, расстояние до которых определить было трудно. Вид этих окрестностей внушил Алазариану уныние. Он жалел о том, что у него нет с собой карты или хотя бы каких-то книг о Люсел-Лоре, которые бы сказали ему, чего ожидать. Однако единственные книги, о существовании которых он знал, находились далеко позади, в другой жизни: они стояли на полках столичной библиотеки. Алазариан глубоко вздохнул, взял себя в руки и последовал за Модом в город нищих.

На окраине города едкий запах, который слышался и раньше, хлынул густой волной из грязных улочек, не давая дышать. Алазариан с Робом прижали к лицу ладони, пытаясь защититься от вони. Вся улица была усеяна мусором: осколки стекла, куски покореженного металла, мятая бумага, которую несло по улицам, словно перекати-поле. Когда-то гордые строения обрушились, либо, покосившись, либо полностью рассыпавшись, а их младшие братья, простые дома, построенные трийцами, стали неузнаваемы. Истерзанные огнем, они стояли наподобие скелетов. Порой в углу виднелось нечто похожее на череп или белую кость, обглоданную крысами, шмыгающими в щелях.

– Боже всемогущий! – прошептал Роб.

– Невероятно, – прошептал Алазариан. – Подумать невозможно, что здесь кто-то живет.

Если Мод их услышал, то никак на это не отреагировал. Триец продолжал ехать вперед, к центру города, направляясь прямо к одной из сторожевых башен, которые Алазариан видел от моста. Ближе к центру Экл-Ная появились новые отчаявшиеся трийцы: они выглядывали из разбитых окон или просто стояли на улицах, глазея на приезжих. Ни у кого из них не было оружия, и все выглядели одинаково истощенными, были одеты в лохмотья или разномастные нарские одежды, как Мод. На белых волосах налипла городская грязь.

– Да, места у вас что надо, Мод, – сухо заметил Роб. – Стоит завести фонтан и посадить немного подсолнухов – и получится настоящий рай.

– У нас есть то, что у нас есть, – ответил Мод, не оборачиваясь. – А виноваты вы из Нара.

– Нашей вины тут нет, – сказал Алазариан. – Мы здесь ни при чем.

– Арамур, вы сказали, – отрезал Мод. – Воины Арамура.

– Но не мы, – напомнил Алазариан. – Мы не…

– Не спорь с ним, – сказал Роб. Он вытянул руку, стараясь успокоить Алазариана. – Мы объясним это, когда увидим их предводителя. Мод, сколько еще до Фалгера?

Мод указал на возвышавшуюся прямо перед ними сторожевую башню.

– Фалгер.

– Фалгер живет в башне? – переспросил Алазариан. Это показалось вполне логичным: башни остались относительно нетронутыми, они были наиболее укрепленными строениями города, и оттуда легко было наблюдать за окрестностями. – Почему он захотел нас видеть?

– У Фалгера вопросы, – ответил Мод.

Он провел отряд к башне, уходившей теперь прямо в небо, приветствуя людей подъемной решеткой с острыми зубьями. Решетка была поднята, у входа топтались еще несколько конных трийцев, но к приближению нарцев всадники отнеслись спокойно. Один из встречающих поспешно приблизился к Моду, остановил коня и что-то сказал.

– С коня, – приказал Мод.

Он сошел с коня и передал поводья встретившему его трийцу. Увидев, что Роб и Алазариан остались в седлах, он повторил:

– С коня. Фалгер здесь.

Роб послушался и велел Алазариану тоже спешиться. Оба нарца стояли в нерешительности: им не хотелось отдавать своих коней. Почувствовав их боязнь, Мод постарался их успокоить.

– Ваши кони. За них не беспокоиться.

Алазариан заглянул за въездную решетку. Внутри башня освещалась факелами, и из центрального помещения вело удивительное множество дверей и коридоров, словно это был высокий конусообразный замок. Внутри были люди – мужчины, женщины, даже несколько ребятишек, которые, заметив Алазариана, начали хихикать и указывать на него пальцами. Алазариан скорчил им смешную рожу и помахал рукой. Его кривляние было встречено радостным визгом.

– Оставим им лошадей, – предложил он. – Мне кажется, что они ничего плохого нам не сделают.

Роб передал поводья одному из трийцев, сказав Моду:

– Скажите ему, чтобы из наших вьюков ничего не вынимали, слышите? Если они это сделают, я замечу. Воровство – это грех. А теперь отведите нас к Фалгеру.

Мод одернул свой нарский китель.

– Фалгер ждет, – натянуто проговорил он и нырнул под арку входа.

Алазариан и Роб последовали за ним. Юноше вдруг показалось странно снова оказаться под крышей. Уже много дней он не видел иного укрытия, кроме пещер. Исходившее от факелов тепло показалось ему приветливым. У Джала Роба тоже был довольный вид. Священник потер руки и подул на них, что он делал всегда, когда был встревожен или обрадован. Он даже ответил на улыбки детей. Впереди манила наиболее заметная часть башни – широкая витая лестница, уходившая вверх вдоль закругленных стен. Мод взошел на первые две ступеньки, поманил Алазариана и Роба за собой и начал подниматься наверх.

– Интересно, как высоко устроился этот Фалгер, – сказал Роб. – Я слишком устал, чтобы много карабкаться.

Однако он закончил на этом свои жалобы и вместе с Алазарианом пошел следом за Модом. На стенах висели бра из нарского металла, в которых горели факелы. Лестница была достаточно широкой, чтобы по ней одновременно шли несколько человек, и проходящие навстречу трийцы бросали на пришельцев настороженные взгляды и крепче прижимали к себе детей. Алазариан улыбался каждому. Ему хотелось бы узнать о них так много!

Алазариан заметил, что Джал Роб наблюдает за ним с улыбкой.

– В чем дело? – спросил он.

– Да так, – пожал Роб плечами, однако улыбка с его лица не исчезла.

Миновав несколько уровней и множество коридоров, они оказались там, где определенно должен был находиться верхний этаж башни. Лестница внезапно оборвалась, выведя в огромную круглую комнату с множеством окон. Почти все они были закрыты ставнями, но некоторые ставни были распахнуты, впуская в помещение солнечный свет. Алазариан и Роб остановились как по команде. Им показалось, что у их ног раскинулся весь Люсел-Лор – и в то же время вид на местность представлял собой только часть зрелища. В дальней части комнаты (будь здесь нормальные стены, это был бы угол) стоял мужчина примерно одних лет с Джалом Робом. Его окружали дети, которые при появлении незнакомцев замолчали. До этого их внимание было сосредоточено на серебряной оптической трубе, установленной на треноге у окна – самого большого и смотревшего в небо. А рядом, такой же формы, что и труба, только гораздо большего размера, стоял огнемет. При виде орудия Алазариан содрогнулся, а потом посмотрел на мужчину, детей и коллекцию нарских изделий, расставленных на полках, висящих на стенах и собранных в аккуратные стопки на каменном полу. Тут были книги, оружие, шлемы, мундиры с яркими лентами. Все было аккуратно сгруппировано или сложено в стопки. Мужчина оторвался от оптической трубы, знаком приказав детям отойти подальше. Облокотившись на огнемет, он стал с любопытством рассматривать пришедших.

– Фалгер? – прошептал Алазариан.

Джал Роб не ответил. А Мод, который тоже не счел нужным отозваться, подошел к человеку с трубой и заговорил по трийски, указывая на Алазариана и Роба и сопровождая свои слова жестами. Человек кивнул. У него было приветливое лицо, а то, как вокруг него резвились дети, помогло Алазариану успокоиться. Лицо у человека было обветренным, но одежда оказалась чистой и аккуратной. Как и на Моде, на нем был китель от нарского мундира, благодаря которому он присвоил чин полковника, и медные пуговицы были начищены до блеска. Волосы у него были по трийски белыми, но не такими длинными, как у других мужчин, и они были расчесаны и без следов мусора. Дети перестали возиться с оптической трубой: они не могли оторвать глаз от чужеземцев. Когда Мод, наконец, замолчал, мужчина снова кивнул и шагнул вперед.

– Фалгер, – произнес он со странным выговором, несильно ударив себя в грудь обеими руками. – Фалгер. Надежды Алазариана поблекли.

– И это все, что он может сказать? Только свое имя?

– Он говорит по трийски, – ответил Мод. – Этого достаточно.

Фалгер осмотрел их с ног до головы и задал какой-то непонятный вопрос. Для Алазариана он прозвучал примерно как «Уунал бенагра ву?».

Роб перевел взгляд с Алазариана на Мода.

– Что он сказал?

– Зачем вы здесь? – перевел Мод.

Услышав уже надоевший вопрос, Алазариан застонал.

– Объясни ему, что мы ищем одного человека, Мод. Пожалуйста. Мы же вам уже говорили.

– Я уже ему сказал, – ответил Мод. – Фалгеру этого мало. Он видел вас через дальнее стекло. Он хочет знать, почему вы здесь, кого вы ищете.

– Дальнее стекло? – Алазариан почти сразу же догадался. – А, подзорная труба! – Он двинулся к окну, где была установлена труба. На самом деле окно было огромной бойницей для огнемета, но орудие явно было слишком трудно передвигать, а из бойницы получилась прекрасная платформа для обозрения. Когда Алазариан двинулся в сторону детей, Фалгер решил, было, его остановить, но потом вдруг передумал и дал ему пройти. Алазариан улыбнулся. – Спасибо, – сказал он. – Мод, как сказать «спасибо» на трийском?

– Скажи «шэй cap». Фалгер поймет.

– Шэй cap, Фалгер, – сказал Алазариан. Предводитель трийцев кивнул, и на его губах появилась легкая улыбка. Он позволил Алазариану подойти к детям и присесть рядом с ними на корточки. Алазариан поздоровался с ними по-нарски. Дети рассмеялись, нисколько его не испугавшись, протянули руки, чтобы дотронуться до его лица.

– Что они здесь делают? – спросил юноша. – Что это за место?

– Да, объясните, – подхватил Роб. – К чему все эти… вещи?

Мод не ответил, пока не перевел их слова Фалгеру. Трийский предводитель ответил на своем родном языке, показывая на разные предметы. Когда его палец остановился на трубе, он широко улыбнулся.

– Это место для безопасности, – перевел Мод. – Здесь собраны все нарские вещи. Вещи от войны. И малышам это нравится. Им нравится дальнее стекло, так что Фалгер приводит их сюда.

Алазариан встал и посмотрел на трубу. В отличие от большинства вещей здесь, в Экл-Нае, она была в почти идеальном состоянии: любовно отполирована и вычищена. Дети обращались с ней осторожно, явно понимая ее ценность. Однако многие вещи в этом помещении озадачили Алазариана. Он осмотрелся, пытаясь понять, зачем Фалгеру и его людям хранить столько мусора. Даже огнемет держать в помещении было очень опасно. Это было крупнокалиберное орудие, которое могло бы легко простреливать весь город. Судя по тому, что Алазариан знал о нарском вооружении, звук выстрела огнемета был похож на конец света.

– Думаю, вы не ошиблись, Джал, – сказал он. – Судя по их виду, они беженцы. Но я не понимаю, зачем они собрали все эти вещи. У них тут огнемет и сабли, и даже мундиры. Это похоже на армейский склад.

– Армейский склад, – повторил за ним Мод. – Да, склад. Оружие для нас.

– Зачем? – настоятельно спросил Роб. – Зачем вам оружие?

– Задаете много вопросов, – сказал Мод. – Вы здесь отвечать.

– Мы уже сказали, зачем мы здесь, – возразил Роб. – Мы ищем одного человека.

– Кого?

Священник вопросительно взглянул на Алазариана. Похоже, Роб не считал возможным открывать его тайну без разрешения. Алазариан кусал губы. Он даже не знает, кто эти люди. И ему не понравилось, что они собрали нарское оружие. Фалгер выжидательно смотрел на Алазариана, ожидая ответа. Даже дети наблюдали за ним. Джал Роб заметил его тревогу и пришел ему на помощь.

– Сначала скажите нам, кто вы, – потребовал священник. – Что вы здесь делаете? Мы слышали, что

Экл– Най заброшен, что после войны в нем никого не осталось. Как вы сюда попали?

Фалгер дождался, чтобы Мод перевел эти вопросы. При этом он кивал и пристально смотрел на Роба и Алазариана. Дети столпились вокруг него: тон Роба их немного напугал. Когда Мод замолчал, Фалгер выразительно поднял брови и вздохнул.

– Нарцы! – сказал он, качая головой. – Мин тарка гджа хин та.

Роб посмотрел на Мода.

– Фалгер сказал, что мы всегда боялись нарцев. Вы плохие. Опасные. Он вам не рад.

– Неужели? – изумился Роб. – И он сказал все это, так? Мод нахмурился:

– По большей мере. Да.

– Чепуха. – Священник повернулся и обратился прямо к Фалгеру, по-дружески протягивая ему руки. – Фалгер, я не говорю на вашем языке. Но посмотри на нас! Мы вам ничем не угрожаем. Мы – путешественники, вот и все. Нам надо только отдохнуть, может, получить припасов…

– И карту, – подхватил Алазариан. – Если она у них есть.

– Да, карту, – согласился Роб. Он потянулся к Фалгеру, взял его белые руки, и тепло их пожал. Как это ни удивительно, Фалгер рук не отнял. – Друзья, – заверил его Джал Роб. – Не враги. Ты понимаешь?

Трийский предводитель странно посмотрел на Джала Роба, но рук вырывать не стал. Он начал говорить. Мод переводил.

– Фалгер понял ваши слова дружбы. Но ему страшно. Вы приехали одни, да?

– Да, – поспешно подтвердил Роб. – За нами никто не едет.

Мод продолжал переводить.

– Вы первые приехали из Нара за много лет. Мы боялись вашего приезда. Львы ушли – и вы появились.

– Львы ушли, – вслух подумал Алазариан. – Вот почему вам страшно? Потому что львы вас больше не охраняют?

– Да, – ответил Мод, заговоривший от себя. – Львов больше нет. Они ушли домой. – Он обвел круглое помещение рукой. – Теперь зашита здесь. Все, что у нас осталось. Алазариан это очень заинтересовало: – Защита от Нара?

– И от трийцев, – ответил Мод.

Фалгер бросил на него раздраженный взгляд: ему хотелось знать, о чем идет речь. Мод прервал разговор, чтобы перевести своему предводителю все, что было сказано. Пока он говорил, Алазариан подошел к ним и встал рядом с Джалом Робом. Священник и триец разжали руки, и теперь Джал стоял неподвижно, дожидаясь реакции Фалгера.

Наконец Мод сказал:

– Вы здесь в опасности. Вам надо уехать. Роб покачал головой.

– Вас мы не боимся. Мы не думаем, что вы причините нам зло.

– Не мы, – поправил его Мод. Он указал на хранящееся в комнате оружие, а потом положил ладонь на огнемет. – Мы здесь потому, что выбрали это. Здесь мы свободны. Не везде в Люсел-Лоре так. Опасно. Для вас особенно. Мы вас защитить не можем.

Все это казалось Алазариану загадкой. Он пытался сложить вместе разрозненные факты, но цельной картины все не получалось. Чего так боятся Фалгер и его народ?

– Мы не просим вашей защиты, – сказал он. – Просто не мешайте нам ехать своей дорогой.

– Нет, Алазариан, – возразил Роб. – Я хочу понять, чего они боятся. Мод, скажи нам. Почему вы собрали здесь все это оружие? Огнемет – он работает?

– Все огнеметы работают, – ответил Мод. – Горючего мало, но они нас защищают. Если они нам нужны, они здесь.

– Нужны для чего? – с досадой спросил Алазариан«. – Объясните мне, что происходит. Если мы едем навстречу опасности, нам надо это знать.

Мод повернулся к своему предводителю и передал ему слова юноши. Как обычно, Фалгер кивнул и начал гладить подбородок. И тут заговорил Мод. Он сказал, что они действительно беженцы, что они собрались здесь со всех концов Люсел-Лора, чтобы жить в мире подальше от военачальников. Алазариан знал, что военачальники – это люди, которые правят различными территориями Люсел-Лора. Видимо, многие из них были безжалостными – и слова Мода этого впечатления не изменили. Фалгер пришел в город два года назад, до того, как дролы одержали победу в войне с нарцами. Как и все остальные, Фалгер пришел сюда в поисках лучшей жизни, но здесь ее не оказалось. И тогда он решил сам ее создать.

– Значит, Фалгер здесь как военачальник? – спросил Алазариан. – Экл-Най стал теперь его территорией? Мод возмутился.

– Не военачальник! – решительно возразил он.

– Извини, – сказал Алазариан. – Я не хотел никого обидеть. Я просто пытаюсь понять. Ты сказал, что Фалгер пришел сюда два года назад, но этого не может быть. Экл-Най был захвачен, нареки ми войсками, которые возглавлял…

Он остановился. Экл-Най у трийцев отвоевал его дядя, Блэквуд Гэйл. К счастью, Мод ничего не заметил.

– Я хочу сказать – тут были имперские войска. Именно от них все это и осталось, так?

Фалгер кивнул, словно понял его вопрос.

– Нарские вещи, – с трудом выговорил он, а потом улыбнулся, восхищаясь тем, как он владеет иностранным языком. Похоже, он кое-чему научился от Мода. Возможно, не только он. Алазариан знал, что многие трийцы владеют языком Нара. До войны между двумя странами шла оживленная торговля.

– Так как же вам удалось выжить? – спросил Джал Роб.

– Фалгер убежал из Экл-Ная. Он вернулся, когда нарцы проиграли войну. – Мод гордо посмотрел на своего предводителя. – Теперь Фалгер здесь главный. Но не военачальник. Хороший человек. Защищает нас.

– Да, – согласился Роб. – Но он чего же он вас защищает?

– И где львы? – добавил свой вопрос Алазариан. – Мы думали, что найдем их в горах.

– Львы ушли, – сказал Мод. – Вернулись в Чандаккар, домой. – Его лицо немного помрачнело. – Больше нет защиты от Нара. Теперь приедет больше таких, как вы.

– Не приедут, – успокоил его Джал Роб. – В Наре Люсел-Лор больше никого не интересует. Тот император умер.

– А, Аркус, – понимающе отозвался Мод. – Умер. Хорошо.

– Согласен, – сказал Роб. – Хотя наш новый император не лучше. – Он искоса посмотрел на оцепеневшего при этих словах Алазариана. – Но Нар вам больше не угрожает. Никто не приедет с вами воевать. Сейчас Нар… – тут священник печально пожал плечами, -… в плохом состоянии. Никто больше не хочет вести с Люсел-Лором войну.

Похоже, его ответ ободрил Мода, который поспешно перевел его Фалгеру. Триец поднял брови, явно радуясь этому известию. Однако Алазариан понял, что они не считают себя в безопасности – ведь упоминалась и другая угроза.

– А кого еще вы опасаетесь? – спросил Алазариан. – Трийцев?

– Трийцев, да, – ответил Мод. – Пракстин-Тара.

– Пракстин-Тар, – повторил Фалгер, который бросил это имя, словно проклятие. – Пракстин-Тар до хекка джи энави.

– Пракстин-Тар – военачальник Рийна, – пояснил Мод. – Воюет со всеми. Всем опасно. Здесь мы от него далеко.

На своем ломаном нарском он добавил, что Пракстин-Тар – дрол и теперь завоевывает Люсел-Лор, насаждая свои идеалы. Но когда Мод заявил, что Пракстин-Тар – горячий поклонник Тарна, у Алазариана похолодело сердце. Даже Джал Роб был потрясен.

– Понятно, – проговорил священник, глядя на юношу и ожидая пояснений, которых Алазариан дать, не мог. – Ну, похоже, этот Пракстин-Тар очень страшный. Мы постараемся с нити не встречаться. Скажите нам, где сейчас Пракстин-Тар?

– В месте трийской власти, – ответил Мод. – В Фалиндаре.

– Боже всемогущий! – воскликнул Джал Роб. – В Фалиндаре? В том самом Фалиндаре?

– Фалиндар только один.

– Ага, – проворчал Роб. – И там живет Ричиус Вэнтран, правильно?

– Джал, не надо! – воскликнул Алазариан.

– Теперь это не имеет значения, парень, – отрезал Роб. – Извини, но нам надо узнать правду. – Священник повернулся к Моду и Фалгеру. Дети опять начали жаться к ногам Фалгера. Роб постарался овладеть собой и, прежде чем заговорить, сделал глубокий вдох. – Вы знаете Ричиуса Вэнтрана, да? Вы слышали это имя?

– Кэлак, – проговорил Фалгер. – Вэнтран Кэлак.

Он начал говорить так быстро, что Мод не успевал ничего переводить. В его речи то и дело повторялось слово «кэлак», а время от времени рядом с ним звучало название «Фалиндар». Алазариан пытался расшифровать его слова. Было ясно, что Фалгер хорошо знает Вэнтрана – или, по крайней мере, его имя.

– Что он говорит? – спросил Алазариан. – Мод, объясните нам!

– Кэлак – это Вэнтран, – сказал Мод. – Шакал. Роб скрестил руки на груди.

– Шакал! Как это точно.

– Кэлак в Фалиндаре, окружен Пракстин-Таром и его воинами, – сказал Мод. – Под… под… Он не находил нужных слов.

– Под осадой? – предположил Роб. – Великолепно. Вэнтран осажден в Фалиндаре. Проклятие…

– Но он жив? – спросил Алазариан. – Вы точно знаете, что он там?

Мод пожал плечами.

– Может, жив, может, умер. Но Кэлак в Фалиндаре.

– Фалиндар, – подтвердил Фалгер. – Кэлак. Алазариан подошел к нему, ощутив его грусть.

– В чем дело? – спросил он. – Что случилось?

Улыбка у Фалгера получилась вымученной. Он покачал головой, отказываясь отвечать. Однако Алазариан чувствовал его боль.

– Скажи мне, в чем дело, – попросил он. – Ты знаешь что-то о Вэнтране – о Кэлаке?

Трийский предводитель кивнул и ответил Алазариану доверительным тоном. Алазариан не понял ни слова, но и глаз отводить не стал. Он просто не мешал Фалгеру выговориться. Замолчав, Фалгер рассеянно махнул рукой Моду, давая сигнал переводить.

– Вэнтран женился на одной женщине, – сказал Мод. – Ее имя Дьяна.

– Да, – сказал Джал Роб. – Да, я об этом знаю. Вэнтран уехал из Арамура ради нее.

– Она принадлежала Тарну. Теперь она живет в Фалиндаре с Кэлаком. – Мод по-дружески обнял Фалгера за плечи. – Фалгер ее знал. Шли вместе в Экл-Най, точно. Очень близки.

– Любовники? – спросил Роб. Мод покачал головой.

– Друзья. Только. Фалгер по ней скучает.

– Это чувствуется, – сказал Алазариан.

С каждой минутой он ощущал все большую близость с Фалгером. Если бы можно было, он бы прикоснулся к трийцу и взял его боль, только его дар на это не был способен. Фалгер опустился на пол рядом с детьми. Они тут же облепили его, словно защитный плащ.

– Вы приехали за Вэнтраном, – догадался Мод. – Значит, вы в опасности. Фалиндар опасный. Фалгер поднял голову и что-то спросил.

– Он хочет знать, зачем вы ищите Кэлака. В Наре Кэлак вне закона. Вы увезете его с собой? Вы на него сердиты? На лице Роба читалась ярость.

– Сердиты? Нет, мы не сердимся. Он нужен для другого. В Арамуре нужна его помощь.

Мод перевел его слова внимательно слушавшему Фалгеру. Дети продолжали прижиматься к нему, словно хотели защитить от какой-то невидимой угрозы. Алазариан опустился перед предводителем беженцев на одно колено.

– Нам очень нужно найти Кэлака, – сказал он. – Пожалуйста, Фалгер: покажи нам дорогу, дай карту – помоги, чем можешь. Нам необходимо ехать.

Фалгер вздохнул:

– Пракстин-Тар.

– Знаю. Но у нас нет выхода. От этого зависит очень многое, это объяснить очень трудно. На самом деле я просто везу ему письмо. Но это важно. Ты понимаешь?

Фалгер пристально посмотрел на Алазариана, и на секунду между ними воцарилось полное понимание. Их ничто не разделяло – ни язык, ни расстояние, ни происхождение. Впервые в жизни Алазариан ощутил реальную связь со своим трийским наследием.

– Эта женщина Дьяна была тебе другом, – сказал он. – Я передам ей от тебя весточку. Я скажу, что видел тебя, что ты здоров. Мне сделать это, Фалгер?

Мод перевел его слова. Фалгер сразу же закивал головой и улыбнулся.

– А как насчет карты? – спросил Роб. – И еды? Она нам тоже пригодилась бы. Все, что помогло бы нам добраться до места.

– Может, нам стоит захватить один из их огнеметов, – пошутил Алазариан. – Он нам может пригодиться против Пракстин-Тара.

Мод перевел его слова Фалгеру. Выслушав его, Фалгер встал. Заговорив, он обратился исключительно к Алазариану, полностью игнорируя Джала Роба.

– Фалгер приглашает вас здесь отдохнуть, – сказал ему Мод. – Когда вы будете готовы ехать, он приготовит для вас карту. Еды мало, но мы поделимся.

Алазариан поклонился Фалгеру.

– Спасибо тебе, Фалгер, – сказал он. – Шэй cap.

Даже Джал Роб успел выучить эту трийскую фразу. Арамурец улыбнулся хозяевам башни и повторил слова Алазариана.

– Шэй cap, Фалгер, – сказал он. – Мы очень вам благодарны.

Мод увел их от Фалгера и ребятишек, пообещав горячей еды и место для сна. Алазариан ушел следом за Модом, успев бросить последний взгляд на трийца, которому каким-то образом удалось пробудить в нем голос крови.

 

19

Блэр Касрин спал один на холодной койке – и ему снились дурные сны. Много недель он плыл со своей командой на «Владыке ужаса» к Казархуну, на встречу с адмиралом Никабаром. И чем ближе была цель, тем страшнее становилось Касрину. Страхи не оставляли его и во время сна, заставляя беспокойно метаться. И, как это часто бывает во сне, его кошмар стал отдельной реальностью, такой же значимой для него, как и мир бодрствования.

Во сне Касрин видел себя юношей, стоящим на причале Черного Города. Ему едва исполнилось пятнадцать, и лицо у него было гладкое, а не заросшее щетиной, как сейчас. И его ясные и полные искреннего восторга глаза были устремлены на адмиральский флагман, стоявший на якоре. Это был «Бесстрашный», хотя и не мог им быть: «Бесстрашного» должны построить еще не скоро. Однако сон продолжался, и юный Касрин в изумлении любовался кораблем и мечтал попасть на него – и чтобы командующий им герой когда-нибудь обратил на него внимание. Он был гордым кораблем, этот «Бесстрашный», и со своими сверкающими линиями и безупречными обводами представлял собой внушительное зрелище. Юный Блэр Касрин мечтал об этом корабле – или о другом таком же.

Годы стремительно полетели вперед – и внезапно капитан Касрин стал старше и оказался на борту корабля, о котором он мечтал в юности: на своем собственном «Владыке ужаса». Вокруг слышались взрывы. Касрин понял, что снова находится в Лиссе. Стоя на носу «Владыки», они с Лэни отдавали приказы матросам, наводившим орудия на незащищенную прибрежную деревушку. Позади ревели гигантские огнеметы «Бесстрашного», опаляя землю и отрывая от нее крупные куски. Сквозь разрывы Касрин слышал вопли и плач детей. Здесь не было шхун, не было обороняющихся – и совесть съедала Касрина заживо.

– Так нельзя! – крикнул он в своем сне. – Это же мирное население!

Касрин переживал этот кошмар уже раз десять. Каким-то уголком сознания он понимал его привычность, понимал, что это сон, и наблюдал за его развитием, как за ходом пьесы, но неизбежный финал все равно его страшил. Касрин во сне продолжал кричать и дрожать, но не решался отдать приказ прекратить обстрел, потому что рядом был его герой, который оценивал его действия.

– Надо перестать, – пробормотал он.

Неожиданно Лэни отошел от него, качая головой. Касрин беспомощно поднял подзорную трубу и навел ее на деревню. «Владыка» продолжал вести огонь. В трубу Касрин увидел людей в горящих домах, и одежда на них горела. Он продолжал смотреть с ужасом, пока в поле его зрения не оказалась маленькая девочка. Она была совершенно растеряна и кричала что-то, чего он не мог услышать. И когда «Владыка» сделал следующий залп, она посмотрела прямо вперед, на Касрина сквозь его подзорную трубу. И она смотрела на него до тех пор, пока шрапнель не разнесла ей лицо.

Касрин стремительно сел на постели, покрытый испариной. Лицо девочки секунду оставалось у него перед глазами, а потом медленно растаяло в темноте. Но когда он закрыл глаза, она появилась снова – и никакое горе не могло стереть этот образ.

– Господи, помоги!

Он закрыл лицо ладонями, и чуть было не разрыдался – но у него не осталось слез на девочку и ее деревню, потому что он уже давно их выплакал. В Касрине не осталось ничего, кроме отвращения. Сегодня, сидя у себя в каюте, один, он больше всего ненавидел самого себя. Даже сильнее, чем Никабара. Касрин натянул на себя одеяло, пытаясь остановить бившую его дрожь. У него стучали зубы, струйки пота стекали по лбу. Он откинулся на подушку, зная наверняка, что никогда не избавится от этой девочки.

– Перестань мне являться, – прошептал он, – пожалуйста!

Слышит ли она его? Разделяют ли лиссцы с нарцами один и тот же рай? Касрин в этом сомневался. То место, куда он сам отправится – и по заслугам, – это тот же ад, в котором окажется и Никабар, потому что если Бог справедлив, то он не простит таких преступлений, даже если грешник раскаялся. А Касрин раскаялся. Он молил о прощении, умолял Бога избавить его от неизгладимой картины с девочкой. Однако она по-прежнему оставалась его темной спутницей, безмолвно терзая его ночь за ночью.

Он медленно спустил ноги на пол и в задумчивости сел на краю койки. В крошечном иллюминаторе видна была только темнота, из чего следовало, что ночь еще не кончилась. Эта мысль успокоила. На рассвете покажется Казархун – а это означает встречу с Никабаром. Касрин вздохнул. Прошло так много времени – но Никабар по-прежнему был способен внушать ему страх. Вот почему капитана снова стали преследовать удивительно яркие кошмары. Казалось, он ощущает на волнах след Никабара – вонь, похожую на яд, и все же пьянящую. Как бы Касрин ни ненавидел своего прежнего наставника, он не переставал им восхищаться. Все его орденские ленты были заслужены отвагой и мужеством. И, конечно, кровавыми избиениями.

– Некоторые люди – мясники, а другие – нет, – сказал себе Касрин, перефразируя слова, которые Никабар сказал ему, отправляя в изгнание.

Версия Никабара звучала иначе: «Некоторые люди храбрецы, а другие – нет». Касрину хотелось бы знать, считает ли адмирал его трусом или время заставило его смягчить свое суждение. Но, по словам Бьяджио, Никабар продолжал пользоваться продляющим жизнь снадобьем. Значит, если какие-то изменения произошли, то только к худшему, хотя такое трудно было себе представить.

А потом Касрин вспомнил о Джелене, и сердце его забилось ровнее. Лисская королева была красива. Представляя себе ее лицо, он неизменно улыбался. Касрин попробовал прибегнуть к этому способу сейчас: он прогнал лицо маленькой девочки, заменив на лицо Джелены. В Джелене было нечто такое, что помогало ему почувствовать себя непринужденно. Конечно, она была молода и прекрасна, но дело было не в этом – или не совсем в этом. Она была дочерью Лисса, и ее готовность помочь ему в его миссии смягчило чувство вины, терзавшей Касрина. Он пытался определить, сколько лет юной королеве. И сколько лет исполнилось бы сейчас той деревенской девчушке? Возраст не совсем совпадал, но при этом та девочка очень походила на Джелену. Видеть королеву было все равно, что видеть ту деревенскую девочку снова живой.

«Ну, теперь ты уже по-настоящему бредишь», – укоризненно сказал он себе.

Качая головой, Касрин рассмеялся. Он влюбился в Джелену, и на корабле об этом знали все, в особенности Лэни, который подшучивал над своим капитаном при каждом удобном случае. Касрин посмотрел на свои босые ноги и пошевелил пальцами. Этой ночью ему больше не заснуть, так что имеет смысл подняться наверх и проверить, где они находятся. Сейчас несет вахту Лэни, а Касрин отчаянно нуждался в обществе. Он встал с постели, оделся, вытер потное лицо полой рубашки и провел по волосам металлическим гребнем, приводя себя в порядок. Удовлетворившись своим внешним видом, он натянул сапоги и отправился на палубу. Его окружала ночь. Начиная подниматься по трапу, он увидел Лэни, который неспешно сматывал бухту троса. Внимание помощника привлек игравший на воде лунный свет и, работая, Лэни смотрел на него, впав в полузабытье. Касрин подошел к другу, и некоторое время молча стоял у него за спиной. Только потом он заговорил:

– Привет.

Лэни вздрогнул и уронил бухточку.

– Боже, ну ты меня и напугал! – Он наклонился и, подняв трос, снова начал сматывать его в кольцо. – Так можно человека и за борт сбросить! – огрызнулся он. – И вообще, что ты делаешь на палубе? Я же сказал, что отстою эту вахту.

Касрин пожал плечами.

– Не спится.

– Боишься?

– Да. И будь у тебя хоть толика мозгов, тебе было бы страшно не меньше, чем мне.

– А кто сказал, что мне не страшно?

Касрин обвел взглядом палубу, замечая высокие мачты и полные ветра паруса. Было тихо – только волны не прекращали биться о корпус корабля. Темнота окутывала судно, и ее нарушал только свет луны.

– Казархун уже близко, – рассеянно проговорил Касрин. – И Никабар тоже.

– Да. – Первый помощник закончил свертывать трос и повесил бухту на крюк, вбитый в фальшборт. – Можно сказать – настолько близко, что его можно учуять.

– Забавно: я только что думал точно то же самое. Как ты думаешь, он мне поверит? Лэни вздохнул.

– Я честно не знаю, Блэр. Ты получил от Джелены ту карту, и мы подтвердим твои слова. Но раскусит ли тебя Никабар…

Он замолчал.

– Я понимаю, о чем ты. – Капитан «Владыки» посмотрел на волны. – Боже, как я его боюсь! – признался он. – И всегда боялся. Похоже, будто пытаешься добиться одобрения отца, который тебя колотит. И сколько бы раз он ни обхаживал тебя ремнем, тебе нужна только его любовь.

– Не дай ему тебя испугать, – решительно сказал Лэни. – Помни, кто он такой.

«Мой герой», – мрачно подумал Касрин. Но нет – это было очень давно.

– Он – мясник и безумец, – заявил капитан. – И я не позволю ему еще раз меня погубить.

На южной оконечности Нарской империи, на полуострове, окруженном пассатами и синими водами, стояла крепость Горготор, охранявшая княжество Казархун. Крепость, построенная много десятков лет тому назад и смотревшая на море, защищала важные пути торговли пряностями и рабами и охраняла не стареющие тропические земли. С каменных зубцов хорошо видны были цепочка островов и белые гребни прибоя. Воды уходили вдаль и были усеяны купеческими судами, занятыми имперской торговлей. И так было уже мною лет, поскольку Казархун был неизменным. Крупицы вечности были вмурованы в коричневые кирпичи и качающиеся на ветру пальмы. С момента прихода Аркуса к власти Казархун служил надежной опорой империи. Его пряности и фрукты кормили весь континент, а его крепость охраняла южную границу страны, как гигантский бронзовый великан, готовый раздавить нападающих.

Однако на Казархун никогда не нападали – и это не удивляло Данара Никабара. Княжество было завидной добычей, но крепость Горготор служила мощной защитой. Благодаря толстым стенами и сторожевым башням, наполненным воинами, крепость была почти неприступной. На всех зубчатых стенах стояли пушки – старомодные орудия, которые заряжались ядрами и порохом. Такие же предпочитали лиссцы. Назвать крепость Горготор уродливой было бы еще слишком мягко. Она была чудовищной на вид и, стоя на самом краю скалы, казалось, готова была вот-вот рухнуть в море. Однако крепость никогда не рухнет. Даже мощные огнеметы «Бесстрашного», стоявшего на якоре неподалеку от нее, не могли бы пробить ее стен. Крепость останется стоять вечно, оберегая юг империи.

Обо всем этом адмирал Никабар думал, шагая по зубчатой стене и направляясь на совещание. Теплое солнце Казархуна прикасалось к лицу, легкий ветерок ласкал кожу, нежный, как руки женщины. Для Никабара, который постоянно мерз из-за снадобья, Казархун был настоящим раем. Температура тут никогда не опускалась ниже приятного тепла, и ветра никогда не были слишком сильными. На ходу Никабар гадал, удастся ли ему когда-нибудь выйти в отставку и постоянно нежиться на солнце. Он на секунду приостановился и посмотрел на море. Неподалеку на якоре покачивался «Бесстрашный», окруженный дюжиной военных кораблей меньшего размера. На место сбора явились «Черный Город» и крейсер «Ангел Смерти». Они стояли по бокам гигантского дредноута и рядом с ним казались настоящими карликами. Огневая мощь этих двух кораблей вместе была наполовину меньше, чем у одного «Бесстрашного», и тем не менее, Никабару они казались не менее прекрасными. Когда-то, давным-давно, эта красота и заманила его в моряки. Казархун был местом живописным и сильным, и здесь его кровь бежала быстрее, а зрелище такого количества боевых кораблей прибавляла его походке энергичности. Он был адмиралом Черного флота – своего флота.

Однако флот оказался меньше, чем рассчитывал Никабар. Не пришли «Акула», «Устрашающий» и «Зловещий». Никабар решил, что они просто не смогли уйти. Отданный им приказ относительно места встречи был гибким: он понимал, что Лисс по-прежнему действует, так что нельзя было оставить весь Нар без защиты. Один раз он так сделал – и результат оказался катастрофическим. За время его изгнания на Кроуте Лисс укрепился, и потребовался целый год, чтобы отвоевать те воды, которые должны были принадлежать Нару. Никабар надеялся собрать у Казархуна, по меньшей мере, две дюжины кораблей. Как это ни печально, их оказалось вдвое меньше – недостаточно для того, чтобы сражаться с Лиссом. Плюс – недовольство. Никабар приплыл в Казархун больше недели назад, и подчиненные ему капитаны прибывали, полные подозрений. Они догадались о его намерениях – и, похоже, не поддерживали их. Они говорили, что он чересчур честолюбив, шептались о том, что снадобье исказило его разум. Никто не разделял его стремления покорить Лисс, и это разочаровывало Никабара. Сегодня он надеялся их переубедить.

«Они должны ко мне прислушаться», – говорил он себе, глядя на свою небольшую армаду. Он стоял очень высоко над морем, и воздух здесь пьянил. Нервная дрожь пробежала по телу адмирала, но он моментально ее подавил. Сейчас не время для беспокойства. Его ждут капитаны. По его приказу они собрались в зале советов. Никабар понимал, что ему нелегко будет их убедить, тем более что настоящего плана у него не было.

Кто– то шел ему навстречу. Никабар заметил этого человека краем глаза, но не обратил на него особого внимания, решив, что это один из солдат князя Галто. Князь великодушно отдал свою крепость под штаб Никабара, и его темнокожие войска были повсюду. Однако поздоровался с адмиралом вовсе не казархунец. Это оказался Бласко, капитан флагмана. Офицер остановился в нескольких шагах от своего начальника, щурясь на солнце.

– Адмирал? Они вас ждут, как вы приказали.

Никабар ответил не сразу. Малый размер флота поставил его планы под угрозу. Теперь капитаны скажут, что нельзя нападать на Лисс такими силами. Они попробуют отнять у него шанс на победу. Ларго со «Зловещего» скорее всего его поддержит, и это немного успокаивало, но Гарк с «Черного Города» и Амадо с «Ангела» будут противиться. Адмиралу необходима была единодушная поддержка капитанов, а он не знал, как ею заручиться.

– Адмирал, – поторопил его Бласко, – мне сказать им, что вы уже идете?

Никабар расправил плечи.

– Да. Я приду через минуту.

– Так точно, сэр.

Бласко повернулся и зашагал к залу советов. Никабар облизнул пересохшие губы. Ему нужно было только несколько секунд. Он сделал глубокий вдох, на мгновение задержал дыхание – и пошел следом за Бласко, изобразив на лице уверенность. Капитаны привыкли видеть его уверенным в себе.

Огромная башня с залом совета смотрела на океан. У ее дверей стояли два солдата казархунца. Их темная кожа блестела, словно намасленная. При приближении Никабара они почтительно посторонились. На все время своего пребывания в крепости Никабар стал их господином и повелителем. В крепости Горготор был свой комендант, но его чин был невысок по сравнению с адмиралом Черного флота, и он был не из столицы. Сам князь Галто пребывал в своей резиденции в Фа, которая находилась далеко от крепости и тайного совещания. Таким образом, Никабар практически единолично владел крепостью, и ему нравилось, насколько здесь высок его авторитет. Пройдя мимо солдат, он оказался в круглом зале, заполненном моряками в мундирах. В комнате пахло табаком и вином. Адмирал прищурился, привыкая к перемене освещения. При его появлении голоса стихли. Никабар увидел, как к нему повернулось множество знакомых лиц. Капитаны сидели за громадным столом из резного ясеня. Большинство устроились удобно: они держали в руках хрустальные бокалы, смакуя прекрасные вина, которые князь Галто поставил для совещания. Другие посасывали трубки, наслаждаясь знаменитым табаком Казархуна. Здесь присутствовали по большей части капитаны, а их помощники либо сидели вместе с ними, либо стояли поблизости. При появлении Никабара все замолчали. Адмирал прошел в зал и остановился, хмуро их разглядывая. Сообразив, что ведут себя непочтительно, капитаны поспешно встали.

– Адмирал Никабар! – торжественно объявил капитан Бласко.

Все зааплодировали. Начал овацию капитан Лраго со «Зловещего», который хлопал громче других. Он был весьма молод для такого чина и немного напоминал адмиралу Блэра Касрина – вот только Лраго не был таким брезгливым. Его подчиненные называли его Палачом – подходящее имя для капитана, который истребил больше лиссцев, чем даже сам Никабар.

Никабар не улыбнулся в ответ на их аплодисменты, а только поднял руку, призывая к тишине.

– Прошу садиться, – приказал он.

Капитаны нарского флота снова сели. Несколько рабынь скользили по залу, разливая вино и разжигая трубки. Именно рабынь, а не рабов – об этой детали позаботился сам Никабар. Он надеялся, что темнокожие красавицы настроят его капитанов на добродушный лад. Сам Никабар питал к этому народу слабость. Светлокожий адмирал любил кожу и волосы цвета карамели. Направляясь через зал к столу, он улыбнулся особенно красивой девушке, мысленно пообещав себе заняться ею позже.

Капитан Бласко усадил Никабара за стол в самое удобное и красивое кресло. Его уже дожидался бокал вина и набитая трубка. А еще позади его кресла была карта, укрепленная на стене, словно гобелен. На ней был изображен Казархун и окрестности Лисса. Разноцветные флажки обозначали движение различных кораблей. Флажок, обозначавший «Бесстрашного», был черный и крупнее других. Никабар с удовольствием отметил присутствие карты и уселся. Сцепив руки, он адресовал своим капитанам сдержанную улыбку.

– Приятно снова видеть всех вас, – сказал он им. – Мне вас недоставало. Спасибо, что приплыли сюда.

Капитан Гарк, командир дредноута «Черный Город», приплывшего последним, одобрительно похлопал ладонью по столу.

– Вы оказали нам честь, вызвав нас, адмирал, – ответил . _ Не благодарите нас за то, что мы выполняем свой долг.

«Ты хитрец, Гарк», – подумал Никабар.

Кто первым говорит любезности, первым говорит и гадости. Никабар послал Гарку теплую улыбку.

– Тебе пришлось плыть дальше всех, друг мой, – проговорил он. – Скажи мне: как прошло плавание?

– Неплохо, – ответил Гарк. – Я рад оказаться в теплых водах. Казархун – хорошее место для сбора, для какой бы цели он ни проводился.

Остальные капитаны рассмеялись. Капитан Келара с «Неудержимого» даже приветственно поднял бокал. Несколько капитанов присоединились к безмолвному тосту, но Никабар вина не пригубил.

– А что Карва? – спросил он у Гарка. – Как там у тебя шли дела? Что слышно о лиссцах в тех водах? Гарк поерзал на стуле.

– Видим их только изредка. В последнее время лиссцы редко заплывают настолько далеко на север. По-моему, они сосредоточиваются вокруг Кроута.

– Вот именно, – подтвердил Никабар. – Спасибо, что поддержал меня, Гарк. Лиссцы действительно сосредоточиваются у Кроута. Об этом говорят все данные разведки. Даже сейчас, когда меня уже несколько недель нет у столицы, ничего не изменилось. Лиссцы сидят вокруг Кроута и готовятся отразить вторжение, которого никогда не будет. Ну, не великолепно ли?

Когда все остальные капитаны промолчали, Лраго ответил:

– Это великолепная возможность. Мы должны ею воспользоваться.

Сидевшие вокруг стола начали отводить глаза. Послышался негромкий ропот. Капитан крейсера «Неудержимый» Келара, назначенный совсем недавно, чуть заметно покачал головой, но глаз не отвел.

– Келара, – ободрил его Никабар, – можешь говорить свободно.

– Так вот в чем дело, адмирал? – спросил капитан. Это был коренастый мужчина чуть старше Лраго, но лишенный его безжалостности и хитрости. Никабар рассчитывал, что он будет говорить прямо. – Вы для этого нас сюда позвали?

– Боюсь, что Лраго прочел мои мысли, – признался Никабар. – Зачем еще мне было назначать эту встречу? У нас есть возможность изменить ситуацию. Думаю, нам следует ею воспользоваться.

– И что же это за возможность, адмирал? – вызывающе осведомился Келара.

– Лисс, капитан, – просто ответил Никабар. – Только поэтому мы здесь.

Встав со своего места, он указал на карту с Сотней Островов. Он был намерен четко сформулировать свою позицию. Проведя пальцем по карте, он показал капитанам Лисс и Казархун, а потом очертил скопление лисских сил на Кроуте. Это – их слабость, объяснил Никабар: такая ошибка сделала их родину более уязвимой, чем когда бы, то ни было в течение многих лет. В Казархуне было относительно тихо, напомнил Никабар. Он сказал, что «Бесстрашный» в этих водах не встретил ни одного лисского корабля. Для Никабара это говорило только об одном.

– Сотня Островов слаба, – сказал он. – Их защищают только сухопутные войска, а нам известно, насколько у них мало таких сил. Вероятно, их гавани по-прежнему не восстановлены, а береговые батареи, скорее всего, сняты, чтобы вооружить шхуны.

– Откуда вам это известно? – спросил один из офицеров. На этот раз им оказался Амадо, командовавший «Ангелом Смерти». При разговоре он странно присвистывал сквозь зубы, и этот звук сделал его возражения еще более неприятными. Амадо был прекрасным тактиком, но слишком консервативным. Из-за этого он нередко проигрывал бои с лиссцами. – Мы больше не получаем надежных сведений о Лиссе. В последнее время Рошанны слишком заняты на континенте. И Бьяджио не слишком рвался нам помогать.

При упоминании имени своего старого друга Никабар ощетинился. В последнее время он немало думал о Бьяджио.

– Нам не нужны Рошанны, чтобы понять такую простую вещь, – заявил адмирал. – Мы все видели картину. Лисс сосредоточил свои силы на Кроуте. Они ожидают вторжения, считая, что мы станем отвоевывать для Бьяджио его родной остров. А мы этого делать не станем. Я не позволю, чтобы мы упустили такой шанс.

– Хорошо, – вызывающе проговорил Гарк, – вы хотите вторгнуться на Лисс. – Он обвел присутствующих ироничным взглядом. – Вы видите здесь достаточное количество капитанов, чтобы можно было осуществить ваш план, сэр? На якоре стоит всего дюжина кораблей.

– И из них только четыре – дредноуты, – добавил Амадо.

– Но один из них – «Бесстрашный», – напомнил ему Никабар.

Гарк улыбнулся.

– Простите меня, адмирал, но мне любопытно было бы услышать, как мы должны осуществить это. Пожалуйста, изложите нам ваш план.

Не дав Никабару ответить, Лраго вмешался в разговор, словно преданный пес, на хозяина которого напали.

– Разве ты ничего не слышал, Гарк? Лисс ослаблен. Если мы правильно выберем место атаки, то можем создать плацдарм.

– И что потом? – парировал Гарк. – У нас не хватит сил, чтобы удержать этот плацдарм, и слишком мало кораблей, чтобы устроить блокаду.

Лраго с отвращением помотал головой.

– Ты – трус, Гарк.

– Ты посмел это сказать? – обычно бледное лицо Гарка побагровело. – Я – единственный, кто думает о будущем. Мне нужны гарантии. А ты просто рвешься снова начать убийства.

– Друзья мои! – Никабар поднял обе руки. – Перестаньте, пожалуйста. Вспомните, кто вы. Вы – цвет флота, вы его сливки. Сейчас мы, собравшиеся здесь, стоим на пороге славы. Как мне убедить вас в этом?

– Очень просто, – заявил капитан Феликс. Феликс командовал «Колоссом» – одним из трех дредноутов, которые приплыли, чтобы присоединиться к «Бесстрашному». Пока на воду не спустили «Бесстрашного», «Колосс» был самым крупным кораблем флота – а теперь он был одним из самых старых. Никабар был рад, что Феликс сумел приплыть на место сбора, однако боеспособность корабля вызывала у него сомнения. Это судно плавало давно – возможно, слишком давно. И до последнего обострения отношений с Лиссом шли разговоры о том, чтобы вывести его из состава военного флота. Тем не менее, Феликс был думающим капитаном: он не склонен делать слишком поспешных выводов.

– Поделись со мной своими мыслями, друг мой, – попросил Никабар. – Я ценю твои советы. Что я могу сделать для того, чтобы убедить вас?

Уважительный тон адмирала заставил старого капитана засиять.

– Просто скажите нам, как одержать победу, – сказал он. – Мы все вас знаем. Вы – великий человек. Никто не сомневается в ваших способностях. Поделитесь с нами своим планом, и мы будем его осуществлять.

Никабар снова ощутил знакомое беспокойство. По правде, говоря, у него не было плана – теперь. Он рассчитывал на то, что к месту сбора придет гораздо больше кораблей. Их должно было хватить для блокады – или на захват и удержание одного из лисских островов. Когда приплыли всего двенадцать кораблей, оба варианта стали неосуществимыми. А тайного пролива Никабар так и не нашел: этой цели ему не удавалось добиться уже десять лет. Он решил, что будет говорить со своими капитанами честно.

– У меня нет плана, Феликс, – проговорил он, тщательно взвешивая каждое слово. – Теперь нет. Я созвал это совещание потому, что не хочу упустить этого шанса. В конце концов, королева Джелена поймет, что мы не собираемся атаковать Кроут. Она снова укрепит Лисс, и мы ей помешать не сможем. – Он рассеянно забарабанил пальцами по крышке стола. – Лисс – наш самый серьезный противник. Подобной возможности нам может больше не представиться.

– Я согласен, – заявил Лраго. Его улыбка стала едкой. – Хватит Лиссу делать из нас посмешище! Нам пора перенести военные действия на их территорию, а не обороняться самим. Лично я с радостью отправлюсь к Сотне Островов. Один, если понадобится.

Капитан Амадо досадливо закатил глаза.

– Давай, действуй, Лраго. И Лиссцы разнесут «Зловещего» на куски.

– Я не боюсь, – парировал Лраго. – В отличие от тебя.

– Позволь мне кое-что объяснить тебе, мальчик! – рявкнул Амадо. – Ты видишь не страх, а здравомыслие. Не все из нас обладают твоим даром идиотизма.

– И не всем одинаково хочется мстить, – добавил Гарк. – Простите меня, адмирал, но я вынужден это сказать. Этот ваш план…

Он замолчал, подыскивая нужное слово.

– Что мой план? – требовательно спросил Никабар. Гарк решил удовлетвориться безопасным эпитетом:

– Он ненадежный.

– Я бы даже назвал его несуществующим, – добавил Амадо.

– Дайте мне объяснить, – прервал Никабар, чувствуя, что теряет их. – Я признаюсь, что хотел бы иметь в моем распоряжении больше кораблей. Но шанс у нас все равно остается.

– Адмирал, пожалуйста! – попросил Гарк. – Я могу говорить откровенно?

– Давай.

Капитан «Черного Города» подался вперед.

– Честно говоря, это вы одержимы этой мыслью, а не мы. Лраго соглашается с вами, потому что он молод и глуп, но больше никто из нас не видит возможности участвовать в этой операции. Вы собираетесь атаковать Лисс только горсткой кораблей…

– Мы можем собрать больше, – прогремел Никабар. – Я могу отдать такой приказ.

– Да, можете. Но насколько больше? Если вы соберете здесь все корабли, которые нужны для вторжения на Лисс, вы оставите Нар без защиты. Вы нападете на Лисс – а в результате потеряете Дахаар или даже гавани столицы. И все из-за вашей вендетты.

– Это не просто моя вендетта, – возразил Никабар, – но и ваша тоже. Или, по крайней мере, она должна быть вашей. – Он обвел взглядом испуганные лица. – Кто-нибудь из вас скажет мне, что лиссцы не задолжали вам за тысячу смертей? Или вы все здесь такие же, как Гарк: готовы проглотить позор последних двенадцати лет? Двенадцати! Неужели это для вас не имеет никакого значения?

– Конечно, имеет, – ответил Феликс. – Но, возможно, не такое значение, как для вас. – В голосе Феликса не чувствовалось осуждения – он даже оставался теплым. Его с Никабаром связывала давняя дружба, и он всегда был готов пользоваться этим во время споров. – Сэр, мы тут немного говорили между собой. Нас заботит одна вещь.

– Какая?

– Вы и ваша одержимость Л несом. Она не на пользу делу. Мы с ними в состоянии войны, это верно. Но это не значит, что мы должны постоянно рисковать. Это мщение, адмирал, а не тактика.

Никабар не верил своим ушам. Подобное нахальство было просто поразительным – даже со стороны столь давнего товарища, каким был Феликс. Адмирал обвел взглядом сидящих за столом и увидел, что с капитаном согласны не меньше десяти смущенных офицеров. Только у Лраго был раздраженный вид. Никабар откинулся на спинку кресла.

– Я могу просто отдать такой приказ, – просто сказал он. – Если я объявлю, что мы начинаем вторжение, то вы его начнете.

Феликс кивнул.

– Это правда. Но я не думаю, что вы сделаете столь неразумный шаг, мой друг. Ваша идея легкомысленна. У вас даже нет плана…

– Но Лисс ослаблен…

– Знаю, – согласился Феликс. – Но сейчас не время. Возможно, позже, когда мы обезопасим воды вокруг империи, вы сможете собрать больше кораблей. Мы сможем снова блокировать Лисс, а вы убедите Бьяджио дать нам солдат.

– Я не могу! – взревел Никабар, ударив кулаком по столу с такой силой, что бокалы зазвенели. – Бьяджио слишком слаб, чтобы нам помочь. Он больше не имеет влияния на армию. И на то, о чем ты говоришь, потребуется слишком много времени. К этому времени Лисс уже будет готов. – Никабар сдержал свою ярость. У него гудела голова, и болели глаза. Он знал, что это – последствия приема снадобья, в последнее время резко усилившиеся. Адмирал обратил свой сверкающий взгляд на Феликса. – Если мы не воспользуемся этой возможностью, капитан, то поставим себя в опасное положение. Мы должны нанести удар немедленно, пока Джелена не знает о наших планах.

Феликс смущенно ответил:

– Извините, адмирал, но я не могу с вами согласиться.

– Прошу вас, адмирал, – настоятельно попросил Гарк, – подумайте о том, что сказал Феликс. Возможно, он прав. Возможно, ваша одержимость несколько искажает ваши мысли. Может быть, отчасти это так?

Никабар снова откинулся на спинку стула. Его капитанам понадобилось всего несколько минут для того, чтобы разбить его. И самое неприятное заключалось в том, что они были правы. Он понимал, что для завоевания Лисса одного желания недостаточно. Нужны корабли – гораздо больше кораблей, чем те немногие, которые собрались у Казархуна. И ему нужны преданные капитаны. Сейчас у него не было ни того, ни другого, и это стало причиной его поражения. Лиссу снова удалось его победить! И при этом они даже не сделали ни единого выстрела.

– Я не могу с этим согласиться, – сказал он капитанам. – Мне нужны варианты. Вы все приплыли так далеко – я не допущу, чтобы это оказалось напрасным. К нам могут подойти еще корабли. Мы подождем. А тем временем вы все сформулируете новые предложения. – Никабар встал, резко отодвинув кресло от стола. – Вы меня разочаровали, – объявил он, даже не потрудившись сделать исключение для Лраго. – Вы трусы, все до одного.

Ощущая спиной их взгляды, Никабар гневно удалился из зала советов, оставив позади себя потрясенное молчание. Он вышел на солнечный свет с отчаянно бьющимся сердцем и поднял лицо к небу, подставив его теплым лучам. Боль пульсировала у него в висках, глаза мучительно сдавливало – и все из-за того, что он пришел в ярость. В последнее время, когда она наполняла его своими тошнотворными парами, он ощущал себя совершенно больным. Если он не научится с ней справляться…

– Адмирал! – окликнули его издали. – Адмирал Никабар!

Никабар открыл глаза. К нему трусцой бежал встревоженный лейтенант Вэрин. С ним были еще двое офицеров с «Бесстрашного», и оба явно разделяли его озабоченность. Поскольку Вэрин редко терял спокойствие, у Никабара проснулось любопытство.

– В чем дело, лейтенант?

Вэрин резко остановился прямо напротив Никабара.

– «Владыка ужаса», адмирал, – пропыхтел офицер. – Он здесь!

– Что?!

Повернувшись, Никабар уставился в сторону океана. Недалеко от берега, вблизи от собравшихся кораблей, шло судно, которого он раньше не заметил. Оно направлялось прямо к остальной флотилии, неся на грот-мачте черный флаг Нара. Самый маленький дредноут Нара с его легким ходом и резным драконом на носу невозможно было не узнать. Даже с этого расстояния Никабар не усомнился в том, что видит именно его.

– Не верю! – прошептал он. – Бог мой, Касрин! А я как раз о тебе думал…

Крепость Горготор, это внушительное сооружение из кирпича, раствора и пальмовых стволов, нависла над Касрином, вышедшим из шлюпки. Прошло уже много месяцев с тех пор, как он в последний раз был в Казархуне, и мощная крепость набросила мрачную тень на его отвагу. В руках он нес свой капитанский портфель – кожаную папку, в которой офицеры держали важные бумаги, такие как карты и лоции. Рука, сжимавшая портфель, чуть дрожала. Касрин пытался успокоить дрожь. Он ничего не ел, но желудок сводила предательская судорога. Из шлюпки Лэни пожелал ему удачи, но Касрин едва его расслышал. Мокрый прибрежный песок засасывал его сапоги. На секунду он застыл на месте, загипнотизированный видом крепости, лишившись способности двигаться. Невдалеке десяток казархунских солдат ждали его у крепких шиповатых ворот, обнажив ятаганы. Никто не вышел ему навстречу, и Касрин не знал, как ему воспринимать такую ситуацию. Никабар должен был бы знать о его прибытии. «Бесстрашный» стоял на якоре вдали от берега. Рядом был «Черный Город». И «Ангел Смерти». И «Железный герцог». Другие капитаны, наверное, его ждут.

– Блэр, – окликнул его Лэни из шлюпки, – ты как? Касрин кивнул, не оборачиваясь.

– Нормально, – рассеянно отозвался он.

На стене крепости собралась толпа, чтобы поглазеть на него. Большую ее часть составляли солдаты Казархуна, но между ними видны были и знакомые нарские лица. Среди них оказался и Гарк. Капитан дредноута изумленно взирал на Касрина. Касрин не стал приветственно махать старому приятелю. И Гарк тоже ему не помахал.

– Я могу пойти вместе с тобой, – напомнил ему Лэни. – Почему ты этого не хочешь? Касрин покачал головой.

– Нет. Никабар знает, что я здесь. И он не захочет разговаривать ни с кем, кроме меня.

– Тогда я буду ждать здесь, – упрямо объявил Лэни. Касрин обернулся и мрачно ухмыльнулся. Матросы, которые сидели на веслах шлюпки, ободряюще ему кивали.

– Возвращайтесь на «Владыку», – решительно приказал он. – Я могу задержаться. Наверное, Никабар предложит мне остаться на ночь. Боюсь, что нам надо будет говорить очень о многом.

Его друг неохотно согласился, и Касрин снова повернулся к крепости. Собравшись с духом, он направился к ожидавшим его солдатам, откинув назад складки плаща. Солдаты у ворот не соизволили даже шага сделать ему навстречу. Похоже, известие о его изгнании дошло даже до Казархуна. Касрин постарался, чтобы его лицо оставалось каменным, не реагируя на ворчание и насмешки, долетавшие со стен.

– Я – капитан Касрин, командир корабля Черного флота «Владыка ужаса», – объявил он. – Прибыл ради встречи с адмиралом Никабаром.

Один из солдат ухмыльнулся.

– Адмирал вас ждет, капитан.

– Ведите меня к нему, – приказал Касрин. – Немедленно.

Солдаты послушались и повели Касрина прочь от собравшихся нарских офицеров вверх по каменной лестнице, поднимавшейся вдоль стены. Касрина слегка отпустило напряжение. Он рассчитывал, что Никабар захочет встретиться с ним без свидетелей, и, кажется, в этом не ошибся. Если все остальное пройдет гладко…

«Прекрати, – одернул он себя. – Не будь самоуверенным».

Солдаты провели Касрина по переходам крепости, по стене, выходившей на океан, через внутренний двор, заваленный оружием и сбруей. По двору были разбросаны небольшие строения – конюшни, жилые помещения и другие, обязательные для крепости сооружения. Время от времени кто-нибудь из встречных останавливался поглазеть на капитана с эскортом солдат. Касрин не обращал внимания.

Солдаты отвели его на противоположную, северную сторону крепости. Здесь шум прибоя стал едва слышным рокотом, а вид открывался на пальмы и узкие грунтовые дороги. Северный перешеек охраняла сторожевая башня, прямая и угрожающая. Из нее не высовывались стволы орудий – на ней были только разноцветные витражи да орнаментальные химеры на карнизах. Хотя Касрину ни разу не приходилось бывать в этой башне, он сразу же ее опознал.

Храм.

В большинстве крепостей такого размера существовали храмы, а жители Казархуна отличались религиозностью. Они услышали и приняли проповедь покойного епископа Нара, Эррита, и теперь превратились в фанатиков, каким когда-то был и он сам. Здесь было подходящее место для встречи, тихое и скрытое от посторонних, так что Касрин пошел туда охотно. Продолжая сжимать в одной руке кожаный портфель, он другой снял с головы треуголку и только потом вошел в башню. Сопровождавшие его солдаты остались у порога. Касрин приостановился, давая глазам привыкнуть к полумраку. Перед ним в глубину помещения уходил длинный проход, а по обеим его сторонам располагались ряды скамей. Издали приветливо манил алтарь, освещенный колеблющимся пламенем свечей. В самом первом ряду сидел человек.

– Здесь, – коротко объявил один из солдат, после чего сразу же вышел из башни, закрыв за собой дверь.

Сквозь цветные стекла витражей лились потоки света, оживляя искусные изображения. Пламя свечей гипнотически покачивалось, но больше никого в храме не было – ни единого священника или причетника, чтобы направлять молитву прихожанина. Потому что это был не прихожанин. Касрин совершенно точно знал, у кого может быть такой каменный, безошибочно узнаваемый силуэт.

– Я знал, что ты вернешься, – разнесся по храму голос. – Я это знал!

Касрин стоял совершенно неподвижно. Страх свился в нем в тугую спираль, мешая говорить.

– Ты прибыл как раз вовремя, – сказал Никабар. Его слова наполняли храм, словно глас Божий. – Я пытаюсь понять, почему ты счел нужным поступить так.

– Я знал, что вы будете здесь, – ответил Касрин. – Поэтому и приплыл.

Человек встал, заслонив собой свечи. Он повернулся и зашагал по проходу, освещая себе путь горящими синими глазами. Никабар был все таким же громадным, словно какой-то художник вытесал его из гранита. Его вид подавлял. На нем был синий мундир военного флота с многочисленными черными и золотыми лентами. Встретившись глазами с Касрином, он не улыбнулся.

– Можешь представить себе мое изумление, когда я увидел приближающегося к берегу «Владыку ужаса»? Это было идеальным доказательством моей правоты, Касрин.

Касрин не ответил.

– Иди сюда, капитан, – приказал Никабар.

Касрин скинул с плеч плащ и положил его на ближайшую скамью вместе с треуголкой, а потом пошел по проходу, словно невеста, идущая навстречу судьбе. Он продолжал держать в руке важнейший портфель – и с удовлетворением поймал взгляд, который бросил на этот предмет Никабар. Адмирал терпеливо ждал. Он не проявлял ни гнева, ни радости – он просто стоял, заслоняя алтарь, пока, наконец, не оказался лицом к лицу с Касрином. И тут Касрин с тошнотворной почтительностью опустился на одно колено и склонил голову.

– Милорд адмирал, – сказал он, – я вернулся.

Устремив взгляд на сапоги Никабара, Касрин несколько секунд оставался в той же позе, зная, что Никабар смакует его унижение. Он ждал оглушающего удара кулаком, но вместо этого ему на волосы легла холодная ладонь. Адмирал погладил его по голове!

– Встань, – приказал Никабар.

Касрин выпрямился. Он посмотрел прямо в неестественно яркие глаза и мгновенно утонул в них.

– Спасибо вам, сэр, – взволнованно проговорил он. – Я… я благодарю вас за то, что вы меня приняли.

– Зачем ты сюда приплыл? – спросил Никабар. – Получить мое прощение?

– Да, сэр. Но не только. – Касрин приподнял руку с портфелем. – У меня для вас подарок.

– Не время, Касрин. Мое прощение купить непросто.

– Если адмирал позволит мне объяснить, что я привез…

– Молчи! – рявкнул Никабар. – Дай на тебя посмотреть.

Касрин застыл на месте, а Никабар обошел его кругом, внимательно осмотрев каждую пядь. Касрин ожидал, что адмирал будет в ярости, но сдержанность Никабара просто ужасала.

– Выглядишь отвратительно! – объявил Никабар. – Слишком много пил и слишком мало ел. Садись.

Касрин сел на переднем ряду, положив портфель подле себя. Никабар остался стоять – и благодаря этому преимуществу стал высоким, словно крепостная башня. Он обжег Касрина презрением.

– Ты только посмотри на себя! – насмешливо сказал он. – Кожа да кости. Ты слишком пристрастился к рому. Им от тебя так и разит.

– Простите…

– Заткнись! – Адмирал презрительно усмехнулся. – Вот как на тебя подействовала жизнь в той крысиной норе? Разучился бриться? И мундир у тебя засалился.

Касрин прикусил язык. Небритая щетина была результатом чистой лени, но насчет мундира виноват был Никабар. В последнее время команда «Владыки» не получала вещевого довольствия.

– Интересно, – продолжил Никабар, – у тебя еще сохранился твой Черный Крест? Или ты его продал, чтобы заплатить шлюхам?

– Он по-прежнему у меня, сэр, – сказал Никабар.

Черный Крест был высшей наградой нарской армии, и Никабар лично приколол ее Касрину на грудь. Касрин заслужил крест во время военной кампании в Криисе, когда это крошечное королевство попыталось отколоться от империи. «Владыка ужаса» оказался единственным кораблем поблизости от Криисы. Касрин открыл огонь по портам, полностью их разрушив. Тогда он был молод, рвался понравиться своему герою. Это было глупым шагом, в котором он уже давно раскаивался.

– Я очень горжусь моим Черным Крестом, – солгал он. – Я никогда с ним не расстанусь.

– Неужели? И я должен этому радоваться? После того, что ты мне сделал?

– Сэр…

– И я должен приветствовать тебя, словно сына? Ты этого от меня ждешь?

Касрин онемел. Лицо Никабара побагровело, в глазах горела ярость. Опущенные руки дрожали, вены на шее вздулись. Он сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться, едва сдерживая бешенство.

– Посмотри на меня! – рявкнул он. – Посмотри, до чего ты меня довел! Ты заставил меня обезуметь, Касрин. – Адмирал отвернулся и тяжело облокотился на скамью напротив. – Ты меня предал.

– Мне очень жаль, – тихо проговорил Касрин, и на этот раз он не лгал. Он никогда еще не видел Никабара таким сломленным, и все его прежние чувства к своему герою вышли на поверхность, заставив устыдиться. – Сэр, простите меня.

– Я мог бы убить тебя, – прошептал Никабар. – Я мог казнить тебя за предательство и мятеж. – Он повернул к Касрину исказившееся лицо. – Знаешь, сколько офицеров умоляли меня, тебя казнить, Касрин? Знаешь, что даже сейчас Лраго предложил убить тебя, как только ты сойдешь на берег? Но я сказал «нет». Ты всегда был для меня слишком важен. Думаешь, я поступил слишком сурово, отправив тебя в ту деревушку? Ничуть. Я проявил милосердие.

Это было уже чересчур. Касрин отвел взгляд. Ему было стыдно, он ненавидел себя. Он понял, что ему не следовало приезжать в Казархун, что его чувства к этому человеку оставались слишком сильными. В его обезумевшем голосе звучала любовь, такая привязанность, о какой Касрин всегда мечтал. И теперь ему казалось бесчестным планировать смерть этого человека.

– Вы меня совершенно сокрушили, – сказал Касрин срывающимся голосом. – Я не хотел причинять вам боль. Но то, что я сделал, было сделано из-за неуместных угрызений совести.

– И теперь ты признаешь, что был неправ.

– Да, – подтвердил Касрин, – я был не прав. И теперь я это понимаю. – Стараясь не потерять последние крупицы самоуважения, он добавил: – И теперь я хочу снова быть с вами.

Улыбка Никабара осветила весь храм.

– Я в тебе не ошибся. Я знал, что ты вернешься. Ты не мог жить без моря и боев, потому что ты слишком на меня похож. Это у тебя в крови. Ты теперь видишь правду, так, Касрин?

– Не понимаю, сэр.

– Насчет Лисса. Я знал, что ссылка в ту деревню даст тебе время понять правду. Именно поэтому ты здесь. Ты знал, что я назначил остальным встречу здесь, да? Откуда?

– Я же по-прежнему капитан, – уклончиво ответил Касрин. – У меня есть пути добывать сведения. Когда я узнал, что вы планируете атаку на Лисс, я понял, что должен быть с вами. – Он постарался изобразить полную искренность. – У меня кое-что для вас есть, адмирал. – Он похлопал ладонью по кожаному портфелю. – Думаю, вы будете довольны.

– Да, и что же это?

– Сначала скажите мне кое-что. Как складываются ваши планы насчет Лисса? Вы уже договорились о стратегии?

– Нет, – ответил Никабар. – Эти трусы не лучше тебя. Им страшно. – Он сардонически усмехнулся. – Но на самом деле ты ведь никогда не был трусом, правда, Касрин? На самом деле, в глубине души – не был. И поэтому ты ко мне вернулся.

– Значит, у вас нет плана кампании против Лисса?

– Пока нет – но будет. Теперь, когда ты на моей стороне, я уверен в нашей победе. Он положил холодную ладонь Касрину на плечо. – Ты меня осчастливил, Касрин. Я рад, что ты вернулся.

– Я польщен, – солгал Касрин. Хотя какая-то частичка его существа по-прежнему преклонялась перед Никабаром, он замечал безумие в каждом жесте адмирала. – На этот раз Лисс будет наш, сэр. И в доказательство этого я привез нечто особенное.

– Ну, показывай. Давай-ка поглядим.

Касрин распустил завязки портфеля и осторожно его открыл. Внутри оказались типичные для капитана бумаги: несколько карт, листки записей с изображением компаса наверху, – но под всеми ними оказалась карта, которую нарисовала ему Джелена. Карта пролива Змея. Никабар сдвинул брови, с любопытством глядя, как Касрин достает карту из портфеля. Встав со скамьи с картой в руках, капитан прошел к алтарю, пригласив Никабара идти за ним. Сдвинув в сторону часть свечей, он разложил карту.

– Что это?

– Ваша мечта, сэр, – сказал Касрин. – Ваш тайный пролив.

Адмирал Никабар потянулся к карте и осторожно провел кончиками пальцев по нанесенным тушью очертаниям и меткам. На карте Сотня Островов была изображена такой, какой ее не видели прежде нарские моряки: с мельчайшими подробностями и множеством проливов. Никабар судорожно вздохнул, лишившись на минуту дара речи. С мертвенно-серым лицом он посмотрел на Касрина.

– Как…

– Вы довольны, – сказал Касрин. – Вижу, что довольны.

– Где ты это взял? – спросил Никабар. – Как ты ее нашел?

– Ее мне сделал пленный лиссец. Посмотрите сюда. – Касрин провел пальцем по карте, прослеживая тот пролив, о котором ему рассказала королева Джелена. По словам королевы, он действительно был одной из величайших тайн Лисса. – Это русло называется пролив Змея. Он очень узкий, но глубокий. Достаточно глубокий даже для «Бесстрашного». Он ведет на юг, прямо к одному из главных островов Лисса, который называется Каралон.

– Боже милосердный! – Никабар любовно погладил пергамент. – Она роскошна. Это…

– Это все, правда, – проговорил Касрин с гордой улыбкой. – Она вам нравится?

– Я едва могу поверить тому, что вижу, – сказал адмирал. – Ты говоришь, что получил ее от лиссца? Каким образом?

– Я знал, что вам нужен путь в Лисский архипелаг. И когда мы отправились к Казархуну, то начали искать лисскую шхуну. Достаточно скоро она нам попалась – недалеко от острова Кроут. – Он посуровел. – Я бросал за борт ее команду по одному человеку. Когда это не подействовало, я начал обрабатывать ножом одного из помощников капитана. Когда я отрезал ему пальцы, он решил мне помогать.

– Ты это сделал? Касрин пожал плечами.

– Только на левой руке. Правая ему была нужна, чтобы нарисовать карту.

Никабар расхохотался, довольный услышанным.

– Ну, ты отличился, Касрин! Я тобой горжусь.

– Правда? – спросил Касрин. – Я этого и добивался. Я стал другим, сэр, клянусь вам. Я решил, что если смогу вам это доказать…

– И доказал, капитан – тысячу раз доказал! – Адмирал обхватил Касрина рукой за плечи. Это было, как оказаться в кольцах ядовитого питона. – Чудесная новость! Теперь я смогу показать эту карту тем остальным трусам и показать им, что мы можем сделать!

– Остальным? О нет, сэр. Думаю, это было бы неразумно.

– Что?! Это еще почему?

Касрин сказал все так, как было отрепетировано:

– Ну, видите ли, пролив Змея очень узкий. – Он снова проследил его по карте. – До Каралона по проливу приходится плыть довольно долго. Есть много шансов оказаться замеченными раньше, чем мы доберемся до острова и его захватим. А места для поворота там нет. Мы можем в него войти, но если что-то пойдет не так, выйти из него мы не сможем. Единственный способ повернуть – это доплыть до острова и его обогнуть. Если мы введем туда слишком много кораблей, появится риск затора. Мы окажемся там в ловушке.

– Но нас там не ожидают, – возразил Никабар. – Взяв больше кораблей, мы сможем защититься.

– Извините, адмирал, но я с вами не согласен, – ответил Касрин. Он предвидел возражения Никабара и приготовил контраргументы. – «Бесстрашный» слишком велик, чтобы его присутствие можно было скрыть. И если они начнут обстреливать нас с этих холмов… – он продемонстрировал Никабару высокие обрывы, окружающие пролив, -… то мы не сможем ответить на их огонь. Не сможем, потому что будет риск попасть в свои корабли.

Никабар погладил подбородок.

– Проклятие, ты принес мне крепкий орешек, Касрин! Что ты предлагаешь?

– Я видел здесь на якоре около дюжины кораблей, правильно?

– Да. И, к сожалению, это все.

– Ну, тогда слушайте. – Касрин снова обратился к карте. – Пролив Змея представляет собой часть дельты. Вот так мы туда войдем. Надо будет воспользоваться высоким приливом – он позволит нам дрейфовать на юг. Теперь, взяв только «Бесстрашного» и «Владыку», мы сможем добраться до Каралона. Мы сможем захватить этот остров сами.

– Для чего? Что такого особенного есть на Каралоне?

– А! Вот это – самое лучшее, – отозвался Касрин с сатанинской усмешкой. – Там учебный лагерь. И при том не только для моряков, но и для сухопутных войск. Там готовят такие же отряды, как те, что захватили Кроут. Если мы захватим остров, то сможем их уничтожить.

– А почему ты решил, будто мы сможем захватить остров? Если это учебный лагерь, там должны быть и пушки, которые бы защищали подходы к нему.

– Нет, никаких пушек там нет. Никаких пушек, никаких оборонительных сооружений – потому что они не ждут нападения. И взяв в заложники этих недоученных вояк, держа их под дулами огнеметов… Ну, вы только представьте себе это!

Никабар это себе представил. План был жестоким и привлекал адмирала именно тем, что включал в себя гибель тысячи лиссцев. Почувствовав, что держит Никабара на крючке, Касрин решил дернуть за леску.

– Все получится, – решительно заявил он. – Если мы возьмем всего два корабля, то сможем захватить тот остров, взять заложников и поставить Лисс на колени. И тогда «Черный Город» и остальные корабли могут зайти в пролив со следующим приливом. Они будут стоять в виду берега и ждать. – Касрин затаил дыхание, словно решался самый важный вопрос в его жизни. – Что скажете, адмирал? Вы это сделаете? Вы позволите мне плыть с вами?

Никабар проницательно прищурился.

– Это для тебя очень важно, да?

– Да, – признался Касрин. – Очень.

– Почему?

Касрин сказал Никабару то, что адмирал хотел от него услышать:

– Потому что я был не прав. И потому что я – капитан Черного флота. Мне не нравится, когда меня называют трусом, адмирал. И теперь я хочу доказать, что это неправда. Не только вам, но и всем тем, кто надо мной потешается – даже сейчас, пока мы с вами разговариваем. Вот почему я сюда приплыл. Вот почему я добыл для вас эту карту. Пожалуйста, не отказывайте мне!

Широкая и теплая улыбка появилась на лице Никабара. Он обнял Касрина обеими руками.

– Хорошая работа, друг мой! – объявил он. – Я тобой горжусь.

Касрин неподвижно стоял в объятиях Никабара. Он не мог ответить на это проявление симпатии, не мог даже насладиться сладостью победы. Теперь он заманит своего прежнего кумира к месту его гибели. И хотя тот более чем заслуживал смерти, Касрин необычайно остро чувствовал, что стал предателем.

 

20

Во время касады – главного религиозного праздника дролов – Люсел-Лор менялся полностью. В этот день мира никто не сражался – тем более Пракстин-Тар. Касада была великим праздником Весны, моментом, когда положено было особо почтить Лорриса и Прис. Подавалось щедрое угощение и питье, а искусники – священники дролов – переходили из города в город, объявляя о благости богов и щедрости небес. Дети плели церемониальные гирлянды, а женщины надевали платья из ярчайших тканей, говоривших о том, что мир расцветает. На всех территориях Люсел-Лора, какими бы ни были верования местного военачальника, люди устраивали празднества.

Для Ричиуса Вэнтрана, который не был ни дролом, ни трийцем, священный день был днем отдыха. Это была его третья касада с момента возвращения в Люсел-Лор, и каждая следующая получалась лучше предыдущей. Хотя в этот день крепость по-прежнему оставалась в окружении войск Пракстин-Тара, Ричиус был твердо намерен радоваться празднику и не испортить его для Шани. Его дочери было уже два года – она достаточно выросла и могла начать усваивать культуру и обычаи своего народа. Она быстро росла – как и остальные дети, запертые в Фалиндаре. Ричиусу отчаянно хотелось, чтобы она вела нормальную жизнь, несмотря на войска, окружавшие цитадель.

В центре большого зала Фалиндара, где стены сверкали от серебра и бронзы, а своды поднимались до самого неба, Ричиус сидел, скрестив ноги, и качал на коленях Шани. Рядом с ним сидела Дьяна, казавшаяся особенно прекрасной в изумрудном наряде. Со смягчившимся взглядом она слушала речь Люсилера. В зале собралось множество народа – воины, женщины и крестьяне, пришедшие в цитадель, чтобы укрыться от захватчиков. Дети сидели вместе с родителями. Как только зазвучал голос Люсилера, все затихли. Уже наступил полдень, но основное веселье могло начаться только после положенного по обряду благословения. Люсилер, который был почти неверующим, весело улыбался, обращаясь к собравшимся. Впервые за много недель он казался по-настоящему счастливым. Ричиус наклонился к Дьяне и поцеловал ее.

– Посмотри на него! – прошептал он жене. – Великолепно выглядит, правда?

Дьяна взяла его за руку. Она тоже была счастлива – не только из-за праздника, но и потому, что на этот день Пракстин-Тар объявил перемирие.

– Он просто чудесный, – согласилась она. – Дети в нем души не чают.

Это было совершенно очевидно. Дети Фалиндара привязались к Люсилеру, словно к отцу – они любили его даже больше, чем раньше самого Тарна. Люсилер был их героем, их спасителем.

Сейчас Люсилер рассказывал им историю Лорриса и Прис. Этот рассказ повторялся на каждом праздновании касады, в каждом городе и деревне Люсел-Лора. В нем говорилось об этих божествах и о том, как прежде они были смертными и трагически погибли. Стоявший на возвышении Люсилер казался актером.

– Но злобный Праду обманул Лорриса, – громовым голосом объявил Люсилер. – Он вовсе не был Викрином!

Ричиус обожал эту историю и, как ребенок, жадно ловил каждое слово, нетерпеливо дожидаясь окончания: там Прис погибала в городе Туур, и охваченный горем Лоррис бросался вниз с башен Кеса. В этот момент слушатели неизменно вскрикивали – а сегодня благодаря великолепной манере рассказчика крики стали просто оглушительными. По всему залу дети завизжали в радостном испуге. Люсилер опустил голову, горюя о погибших брате и сестре, но тут же повеселел и поведал всем, как покровитель Лорриса и Прис Викрин взял их на небеса, и как они получили бессмертие. Теперь они стали богами, объяснил Люсилер, – и они совершенно реальны.

– Тарн показал нам это, – сказал Люсилер собравшимся. – Он доказал нам, что боги действительно существуют. До встречи с Тарном я ни во что не верил, но теперь я точно знаю, что существует нечто, кроме всего этого.

Он обвел руками все, что его окружало.

Ричиус улыбнулся. Похоже, их разговор на Люсилера подействовал. Его другу стало лучше – гораздо лучше. Ричиус гордился его талантом завораживать слушателей. Они с Люсилером вместе многое пережили, вместе сражались и видели гибель товарищей, и между ними возникла странная связь. А теперь они оказались в осаде, и Люсилер стал их предводителем.

– О чем ты задумал с'l Ричиус? – спросила Дьяна. – Ты смотришь на Люсилера к, к, словно тоже стал мальчишкой. Ричиус тихо засмеялся.

– Правда? Наверное, я просто счастлив.

– И я тоже, – сказала Дьяна. Но ее лицо сразу же омрачилось. – Но завтра будет новый день. И об этом трудно забыть, даже малышам. Я…

– Ш-ш! – успокоил жену Ричиус, прикладывая палец к ее губам. – Не сегодня. – Он указал подбородком на Шани, которая по-прежнему сидела у него на коленях. – Посмотри на нее. Посмотри, как она счастлива.

Дьяна кивнула.

– Да. – Она взяла дочь за ручку. – Тебе понравилась эта история, Шани? Ты любишь слушать про Лорриса и Прис?

– Прис лучше, – предсказуемо объявила Шани. – Папа тоже говорит?

– Нет, что ты! – со смехом ответил Ричиус. – Это же праздник трийцев, Шани. А я не триец.

– Нарец, – отозвалась Шани, морща носик. Ричиус не знал, как истолковать ее гримасу.

– Тебе следовало бы что-нибудь сказать, Ричиус, – попросила Дьяна.

– Нет, спасибо. – Ричиус взял Шани под мышки и поднял так, что ее лицо оказалось на уровне его собственного. – Ты ведь не хочешь слушать, как я буду говорить, правда, Шани?

– Говори про Нар! – прощебетала девочка. – Арамур! Теперь уже нахмурилась Дьяна.

– Нет, но ты мог бы сказать о своей жизни здесь, Ричиус. Люди восхищаются тобой так же, как Люсилером. Ты даешь им чувство безопасности. – Она шутливо подтолкнула его локтем. – Да?

Ричиус почувствовал, что вот-вот покраснеет.

– Это очень мило, – сказал он, – но мне все равно не хочется вставать и говорить.

– А стоило бы, Кэлак, – произнес новый голос. Это говорил Лифки, один из мастеровых, сидевших рядом. Лифки был серебряных дел мастер, работавший в цитадели еще со времен дэгога. С ним сидело его семейство – жена и трое подростков. Все они согласно закивали. – Тебе следовало бы послушаться Дьяну, Кэлак: она права. Все эти люди восхищаются тобой. – Лифки подтолкнул мужчину, сидевшего по другую его сторону. – Я ведь прав, да, Ланг?

Ланг их не слушал, но когда Лифки пересказал им их разговор, трийский воин его поддержал.

– Точно, – заявил он и захлопал в ладоши, приглашая Ричиуса встать. – Обратись к нам, Кэлак. Пусть все на тебя посмотрят.

– Нет, я не могу…

– Ричиус? – окликнул его Люсилер. Господин Фалиндара со своего помоста увидел, что в переднем ряду его слушателей началось какое-то волнение. Устремив на Ричиуса смеющиеся глаза, он неожиданно сделал его центром всеобщего внимания. – Ты хотел что-то сказать?

Покраснев от смущения, Ричиус ответил:

– Нет. Извини, Люсилер. Продолжай.

Но теперь уже все смотрели на него, и Люсилер не собирался приходить к нему на помощь. Дьяна смеялась, прикрыв рот ладонью, а Лифки и Ланг продолжали хлопать, требуя, чтобы Ричиус встал.

– Давай, Ричиус! – ободрила его Дьяна. – Сегодня же праздник! Встань и скажи что-нибудь.

– Что мне говорить? Что я должен им сказать?

– Скажи им, как ты сегодня счастлив.

– Ох, ну это глупо…

Люсилер шагнул к краю платформы и озорно ему улыбнулся.

– Великому Кэлаку следовало бы к нам обратиться, – заявил он и протянул руки к собравшимся: – Правда?

Толпа ответила радостными криками. Ричиус покраснел еще ярче и гневно посмотрел на Дьяну.

– Ну, спасибо! – прошипел он. Дьяна не переставала смеяться.

– Все будет хорошо, – сказала она ему. – А теперь иди. Говори с нами.

Передав дочку Дьяне, Ричиус встал и повернулся к собравшимся. Он оказался лицом к морю людей – он и не думал, что их так много. Увидев его, они замахали руками и приветственно закричали – и впервые Ричиус ощутил то обожание, о котором ему говорила Дьяна. Оно пьянило – и, услышав, как по толпе проносится слово «Кэлак», он не содрогнулся. Когда-то это прозвище было ненавистным оскорблением, но то время давно прошло. Теперь он был Кэлак. Шакал.

– Привет вам, друзья мои, – неловко проговорил он. Старики и юные женщины бросали ему ободряющие улыбки, дети возбужденно щебетали. – Э-э… поздравляю всех вас с праздником касады. Я хочу сказать вам спасибо. Я…

– Поднимайся сюда, Ричиус! – позвал Люсилер.

Его друг протягивал вниз руку, предлагая втащить его на возвышение. Помост был грубо сколочен из досок специально к этому дню, но его обтянули яркой материей, так что выглядел он внушительно. Настолько внушительно, что Ричиус робел на него подняться.

– Мне и здесь хорошо, – тихо проворчал он, обращаясь к Люсилеру.

– Чепуха.

Люсилер спрыгнул с помоста, взял Ричиуса за плечи и подтолкнул его к временной сцене. Подгоняемый сотнями голосов, Ричиус вскарабкался на помост и посмотрел на собравшихся. Во рту у него пересохло.

– Да, гм… – напряженно начал он. Говорил он по трийски, отчего ему было вдвойне трудно. – Право, не знаю, что говорить.

– Кэлак! – радостно крикнул какой-то мальчик с дальнего конца зала.

Разнесшийся эхом крик рассмешил Ричиуса. Он вдруг почувствовал себя актером на сцене столичного театра в Черном Городе. Он посмотрел на Дьяну – и поймал ее взгляд, в котором ясно читалась гордость. У нее на коленях сидела Шани, изумленно глядя на отца, оказавшегося на подмостках. Внезапно Ричиус понял, что надо сказать.

– Мне очень повезло, что я сейчас здесь, с вами, – сказал он, обращаясь к толпе. – А еще больше мне повезло потому, что вы меня приняли. Когда я впервые оказался здесь, мне все было ненавистно. Я попал в западню, и мне к, далось, что я лишился дома. Вы все знаете про Арамур и про то, что там произошло. Я потерял немало. И мне казалось, что я потерял вообще все. Но все вы заставили меня почувствовать себя здесь, в Фалиндаре, как дома. Теперь все вы – моя семья.

– Кафиф! – крикнула Дьяна. – Помнишь, Ричиус?

Ричиус прекрасно помнил. Это трийское слово означало «семья», и это Дьяна научила его этому слову. Он тепло ей улыбнулся. А потом, гордо выпрямившись, сказал:

– Некоторые из вас думают, что я по-прежнему тоскую по Арамуру, и они правы. Но некоторые из вас думают также, что я собираюсь когда-нибудь отсюда уехать, и в этом они ошибаются. Теперь мой дом здесь. Здесь моя семья и все мои друзья. – Он рассмеялся. – Так что не надо постоянно меня спрашивать, когда я уеду, ладно? Я никуда ехать не собираюсь.

Собравшихся это заявление привело в восторг. Некоторые даже вскочили на ноги. И они в один голос выразили свое преклонение перед Кэлаком, Нарским Шакалом. Ричиус смотрел на толпу, опьяненный ее симпатией. А когда он нашел взглядом Дьяну, то увидел, что она смотрит на него с изумлением, чуть приоткрыв рот, словно услышанное ее потрясло. Ричиус бросил на нее вопросительный взгляд, но она только покачала головой.

– Э-э… Я не знаю, что еще сказать, – признался он собравшимся. – Может, только вот что. Мы все боимся Пракстин-Тара и его армии. И я тоже боюсь. Но здесь, в Фалиндаре, мы сильны, а Пракстин-Тар слаб. Может, на первый взгляд этого и не скажешь, но это так. Прямо сейчас он сидит на холоде, один, и помочь ему некому. А мы все собрались здесь, – тут он крепко сцепил пальцы обеих рук, – вместе!

Стоявший у помоста Люсилер серьезно кивнул. Он взобрался обратно на помост, обнял Ричиуса и поцеловал его в Щеку.

– Превосходно, друг мой, – прошептал он. – Превосходно.

На прощание Ричиус помахал толпе рукой и спрыгнул с помоста, с облегчением скрывшись среди слушателей. Шани бросилась к нему и обхватила руками за колени.

Он охотно наклонился и подхватил дочку на руки. Как это ни странно, теперь он был доволен случившимся.

– Ну, – спросил он, – как получилось?

– Хорошо! – ответила она и уткнулась лицом ему в плечо.

Ричиус снова уселся, держа Шани на руках. Прожив два года чужаком, он по-настоящему стал здесь своим, и при мысли об этом с его плеч свалился тяжелый груз. Он посмотрел на Дьяну и увидел в ее взгляде какое-то беспокойство.

– В чем дело? – спросил он.

Она улыбнулась, но ничего не ответила.

– Дьяна, почему ты так на меня смотришь?

– Неужели ты не понял?

– Не понял, – признался Ричиус. – Объясни мне. Дьяна отвела глаза и стала смотреть на устланный ковром пол.

– Я два года ждала, чтобы ты сказал эти слова, Ричиус. Я ждала и надеялась – и все их не слышала. Сегодня ты произнес их впервые.

Ричиус прекрасно понял, что она хотела ему сказать. Придвинувшись к ней, он положил ладонь ей на колено.

– Мне хотелось бы верить, что на этот раз ты говорил искренне, – печально сказала она. – На этот раз ты сдержишь свое слово? Ты больше не уедешь?

Ему ничего не стоило пообещать ей это. Арамур больше не принадлежал ему – и никогда не будет принадлежать.

– Обещаю, – сказал он. – Теперь мой дом здесь, Дьяна.

Впервые за их совместную жизнь Дьяна, похоже, поверила этим словам. Глаза у нее заблестели, белое лицо зарумянилось – и Ричиус понял, что ничто на свете не заставит его снова с ней расстаться.

Пракстин– Тар стоял на краю своего лагеря, наблюдая, как к нему приближаются три всадника. Полдень давно миновал, и военачальник испытывал сильнейшее нетерпение, поскольку отправил своих воинов с поручением много часов назад. Кринион по-прежнему был болен. После ранения прошло пять дней, а его состояние не улучшалось. Хотя он ненадолго очнулся, множественные раны на его теле не заживали, и Валтув утверждал, что в них начинается заражение. Заражение может убить раненого, а лекарь не умел с ним бороться. Валтув пробовал применять травяные лекарства и пиявок, смачивал раны какими-то растворами и даже заставил Криниона выпить молоко пантеры, но вся так называемая «помощь» оказалась бесполезной. Криниону становилось хуже. Сегодня, в день касады, даже молитвы отца не смогли ему помочь. Кринион нуждался в молитвах человека с большим авторитетом, такого, к кому Лоррис и Прис прислушались бы.

И теперь искусник приближался к лагерю. Священник в сопровождении двух воинов с вытатуированным на лице вороном ехал на простом гнедом коньке, но его широкое одеяние было традиционного шафранового цвета. На лице его читался гнев из-за того, что его вызвали в военный лагерь, а когда он встретился взглядом с военачальником, выражение его лица стало еще более мрачным. Пракстин-Тар скрестил руки на груди. Волей или неволей, но искусник приехал – и военачальник был ему благодарен.

– Подъезжайте сюда, – приказал он.

Воины доставили священника к краю лагеря, где дожидался Пракстин-Тар. Лицо искусника было хмурым и неприветливым. Он не спешился вместе с воинами и продолжал сидеть верхом, гневно глядя на военачальника. Пракстин-Тар дружелюбно протянул ему руку.

– Тебе не причинят вреда, – пообещал он. – Но мне нужно было, чтобы ты сюда приехал. У меня для тебя дело.

– Сегодня я нужен в моей деревне, военачальник, – ответил искусник. – Сегодня касада. Или ты об этом забыл? Пракстин-Тар с трудом подавил гнев и остался вежливым.

– Я пользуюсь тем же календарем, что и ты, священник. Но мой сын болен и нуждается в молитвах. Не будь положение таким отчаянным…

– Я приехал потому, что у меня не было выбора, – прервал его искусник. – Моя деревня страшится твоего мщения. И это – единственная причина, Пракстин-Тар. Ты позоришь священный праздник, посылая за мной вооруженных людей.

– Ты мне поможешь или нет? – вопросил Пракстин-Тар.

– Я ведь здесь, разве нет?

– Тогда поучай меня когда-нибудь в другой раз, священник. Моему сыну ты очень нужен. – Пракстин-Тар подошел к коньку священника и взял его под уздцы. – Слезай.

Искусник выполнил приказ. Слезая с конька, он бережно придерживал полы своего шафранового одеяния. Седла под ним не было – только простая попона. Пракстин-Тар узнал ее узор. Попону сделали в Тарагизе – далекой деревне. Пока армия Пракстин-Тара не трогала Тарагизу, но если священник не поможет, положение изменится. Военачальник поручил коня искусника заботам своих воинов.

– Как тебя зовут? – спросил он у священника.

– Награ.

Пракстин– Тар внимательно посмотрел на своего собеседника.

– Ты очень молод, Награ. Как давно ты стал искусником?

– Какое это имеет значение?

Военачальник не смог ответить на этот вопрос. Возможно, никакого.

– Ты сделаешь для меня все возможное, Награ? Для моего сына?

– Я помолюсь, – ответил тот. Неожиданно его лицо смягчилось. – Так приказывают мне мои боги. Его имя Кринион?

– Да, – сказал Пракстин-Тар. – Он очень болен. Он…

– Твои воины все мне объяснили, – прервал его священник. – Веди меня к нему, и я помолюсь. Но предупреждаю тебя, Пракстин-Тар: Лоррис и Прис уже слышали твои молитвы. Если они на них не отвечают, значит, таков их выбор.

– Этого недостаточно, – возразил военачальник. – Именно для того ты и здесь, искусник. К тебе они прислушаются. Пойдем.

Он гневно зашагал в центр лагеря, где все его воины праздновали касаду. Горели костры, и запах жаркого поднимался высоко на горном ветру. Даже рабы играли и пели, радуясь дню без работы и порки. Только нарец, Грач, усердно трудился. Пракстин-Тар увидел его вдалеке, окруженного горой свежеспиленных бревен. В зубах он держал какой-то инструмент, а в руках – кусок каната. Начатый требюшет пока больше походил на груду неровных поленьев. Пракстин-Тар постарался не обращать на нарца внимания, надеясь, что Награ его не заметит. Пусть священник сосредоточится на молитве и не расспрашивает об осаде. К счастью, Награ шел за военачальником как дрессированный пес и, углубляясь в лагерь, ни о чем Пракстин-Тара не спрашивал. Наконец прямо показался шатер военачальника. У входа на страже стоял воин. При приближении своего господина он опустился на одно колено.

– Он все так же, Пракстин-Тар, – сказал воин, не дожидаясь вопроса.

– Заходи, – сказал военачальник Нагре.

Он провел священника внутрь затемненного помещения, где стоял сладкий запах лечебных трав, благовоний – и узнаваемый привкус болезни. На холщовом полу грудами валялись подушки, на алтаре горели свечи – но глухих богов смягчить не удавалось. Неподалеку от алтаря лежал Кринион. Его голова покоилась на подушке из багряного шелка. Он казался исхудавшим и неопрятным, а его тело покрывали свежие повязки. Над ним хлопотал Валтув. Лекарь промокал Криниону лоб полотенцем, уже промокшим от лихорадочной испарины. Валтув встревожено посмотрел на Пракстин-Тара и отошел в сторону.

– Это и есть твой священник? – спросил он.

– Мое имя Награ, – объявил искусник.

Подойдя к Криниону, он наклонился над ним, внимательно разглядывая его лицо и тело, а потом осторожно прикоснулся пальцем к нежной коже. Пракстин-Тар тихо приблизился. На лице Нагры он прочел искреннюю озабоченность.

– Он спит, но ему не лучше, – сказал Валтув. – Мне очень жаль, Пракстин-Тар, но я почти ничем не могу ему помочь.

– С каждым днем он все слабеет, – прошептал Пракстин-Тар. – Искусник, ты за него помолишься.

– Молитвами заражения не вылечить, – возразил Валтув. – Это могут сделать только покой и воля его собственного тела.

– Но он же поднимался! – запротестовал Пракстин-Тар. – Он разговаривал. Ты же сам это видел, Валтув. Он уже начинал выздоравливать.

Валтув был безжалостен:

– Нет, не начинал. Он очнулся от забытья, потому что рана на голове стала заживать. И она меня больше не тревожит. Его губят другие раны. – Лекарь осторожно провел рукой над телом Криниона. Под одеялом и повязками Кринион был обнажен. – Мне приходилось видеть подобные заражения. Посмотри, как лихорадка вцепилась в него!

– Почему он так спит? – спросил Награ.

– Из-за слабости. Тело борется за жизнь, но оно больно. – Валтув указал на множество ушибов на теле Криниона и на бесчисленные гноящиеся язвочки. – Видите это? Это грязь. Весь мусор и обломки от разлетевшейся катапульты. Все это теперь у него в теле. И я не могу это извлечь.

Пракстин– Тар схватил Нагру за руку.

– Лоррис и Прис должны тебя услышать! – приказал он. – Ты – искусник. Они не будут к тебе глухи. Ты должен заставить их, тебя выслушать.

Награ резко высвободил руку.

– Я богам не приказываю, военачальник, – сказал он. – И ты тоже.

Устыдившись, Пракстин-Тар отступил на шаг.

– Скажи им про моего сына! – взмолился он. – Скажи им, что он слишком юн, чтобы умирать. Скажи им, что он служит им, как служу им я сам.

– Служишь им! – возмущенно фыркнул Награ. – Само твое присутствие здесь их оскорбляет! Ты – злокачественная опухоль, Пракстин-Тар, ты – позор. А теперь уходи. – Отвернувшись от военачальника, он опустился на колени рядом с Кринионом. – И лекарь пусть тоже уйдет.

– Почему мне нельзя остаться и помолиться с тобой? – спросил Пракстин-Тар.

– Потому что ты мне здесь не нужен.

Награ закрыл глаза и начал молиться, на секунду разжав руки для того, чтобы взмахами выгнать военачальника и лекаря из шатра. Пракстин-Тар ушел с огромной неохотой. У выхода он секунду смотрел на молодого священника, убедился, что тот знает, что делает, а потом повернулся и ушел из шатра вместе с Валтувом. Выйдя наружу, лекарь высказался откровенно.

– Не тешься пустыми надеждами, – сказал он своему господину. – Ты молился со всем возможным усердием. Почему же ты думаешь, что слова священника будут услышаны скорее твоих?

– Потому что он священник. Он знает их лучше, чем я. Они ему ответят.

Валтув грустно улыбнулся.

– Может быть, они уже ответили, – предположил он. – Может быть, тебе просто не нравится их ответ.

Военачальник Рийна повернул лицо к солнцу. Он только теперь заметил, какой теплый день стоит. Решив не обращать внимания на слова лекаря, он сказал:

– Я иду в горы. Я хочу остаться один. Скажи искуснику, чтобы он нашел меня там, когда закончит. Я буду у скалы, которая похожа на череп. Ты знаешь это место.

Он зашагал прочь, но Валтув сказал ему вслед:

– Пракстин-Тар, неправильно, что ты себя не готовишь. Все люди умирают. Даже молодые.

Пракстин– Тар ушел, словно его и не слышал.

Военачальник провел день в горах, сидя на скале в форме черепа. Кругом было тихо. С высоты казалось, что его лагерь расползается по земле, как язва. Пракстин-Тар держал в руке палку и рассеянно крутил ее, время, от времени начиная тыкать ею в землю. В горах дул ветер. Издали донесся крик – возможно, снежного барса. Но Пракстин-Тару было не страшно. Он больше не молился: не хотел мешать работе искусника. Вместо этого он сидел, погрузившись в мрачное молчание, и смотрел на Фалиндар.

Скала, на которой он сидел, была настоящим чудом, Пракстин-Тар нашел ее сразу же. Можно было подумать, будто кто-то обработал этот камень, выбив в нем глазницы, которые пристально следили за Фалиндаром. Скала находилась довольно высоко, и Пракстин-Тар сидел у нее на макушке, опираясь на локоть. Он сидел так много часов, не обращая ни на что внимания, и почти не шевелился. Когда у него за спиной послышались шаги, военачальник сел прямо, возмущенный вторжением, и тут увидел, что к нему идет Награ. Искусник умело карабкался по скалам. Священник казался усталым, но Пракстин-Тар сразу же понял, что устал он не из-за подъема. Когда Награ добрался до вершины скалы, Пракстин-Тар указал ему на место рядом с собой.

– Садись, – спокойно предложил он. Награ послушался и сел рядом с военачальником. Он не стал тянуть время и сразу же сообщил свое неприятное известие.

– Твой сын очень тяжело болен, – сказал он. – Тебе следовало бы прислушаться к твоему лекарю, военачальник. Я не знаю, сколько он еще проживет.

– Но ты молился?

– Да, я за него молился.

– Всем сердцем?

– Я сделал все, что мог. Теперь все в руках Лорриса и Прис. Но он очень болен. Я ощущал запах его заразы, словно болота. Тебе следует приготовиться.

– Тогда ты здесь закончил, – объявил Пракстин-Тар. Говоря, он не отводил взгляда от Фалиндара. – Если хочешь, то перед возвращением к себе в деревню можешь отдохнуть. Поешь и насладись оставшимся временем праздника.

– Тебе стоит меня послушать, – посоветовал Награ. – Я не лекарь, но даже я вижу, как тяжело болен твой сын. Пожалей себя и не обманывайся. Кринион…

– Будет жить! – Пракстин-Тар повернулся к священнику и посмотрел ему прямо в лицо. – Боги не оставят меня без внимания. Я этого не допущу. Я слишком много для них сделал, чтобы позволить им забрать у меня сына.

Награ нахмурился.

– Неужели? Ты смел, если говоришь так. Ты вообще не дрол, Пракстин-Тар. Я знаю о тебе всю правду.

– Избавь меня.

– Я знал Тарна, – продолжал искусник. – Я даже ездил с ним в Чандаккар. Он был совсем не такой, как ты. И ты совсем не такой, как он. Он был великим человеком. А ты не великий. Сравнивая себя с ним, ты порочишь его память.

Пракстин– Тар ощетинился:

– Сегодня касада. Тебе следовало бы придержать язык, мальчик, хотя бы ради духа сегодняшнего дня.

– Нет. Я видел твой шатер. Алтарь, свечи… У тебя одни внешние атрибуты, Пракстин-Тар, но в твоей груди нет сердца дрола. Боги не заговорят с тобой только потому, что ты сплел для них гирлянду. И они не оделят тебя своими дарами только из-за того, что ты ради них убиваешь.

– Хватит, святоша! – презрительно бросил Пракстин-Тар. – Ты сделал то, о чем я просил. Я тебя благодарю и прощаюсь с тобой.

Награ встал. Он собирался, было сказать что-то еще, но сдержался. Молча, посмотрев на военачальника, он начал спускаться вниз. Но не успел священник пройти и трех шагов, как Пракстин-Тар его окликнул:

– Искусник, почему они молчат?

Награ приостановился и снова посмотрел на военачальника.

– О чем ты?

– Они молчат с тех пор, как умер Тарн. Почему? Казалось, этот вопрос заставил молодого дрола опечалиться.

– Тарн очень отличался от прочих людей, – сказал он, помолчав. – У него был дар небес.

– И что? – с горечью спросил Пракстин-Тар. – Они закрыли дверь перед всеми нами? Награ покачал головой.

– Я не могу тебе ответить. Я знаю только, что Тарн позволил нам ненадолго увидеть то, что существует на самом деле. А теперь нам надо найти другие двери.

– Именно это я и стараюсь сделать. Но какую бы дверь я ни открывал, они меня не хотят видеть.

– Тогда, может быть, тебе стоит попробовать построить свою собственную дверь в небеса, – посоветовал Награ, – и не выбивать те, которые построили другие.

Не дождавшись от Пракстин-Тара ответа, Награ повернулся и ушел. Еще час Пракстин-Тар сидел в полном молчании и наблюдал за закатом. И все это время последние слова Нагры эхом повторялись и повторялись у него в голове.

 

21

Королева Джелена стояла на носу своего джарла. По обе стороны высоко поднимались берега старинного канала. Пролив Змея казался древним, словно возник еще в те времена, когда миром правили скалы и вода, а человек еще не оставил на нем своей метки. Глухой туман окутывал близлежащие холмы. Воздух был холодным от ветра и постоянного движения воды. По обе стороны от суденышка Джелены к небу уходили отвесные скалы, заслонявшие солнце и затемняющие пролив своими тенями. Пролив был довольно широким, но в нем всегда казалось неуютно и тесно. Вот и сейчас, когда джарл плыл вперед, Джелене представлялось, будто скалы готовы обрушиться вниз и навсегда оставить ее в заполненном водой ущелье. Для задуманного ею кровавого дела этот пролив подходил идеально.

– Здесь, – решила она, указывая на площадку высоко, на скалах с восточной стороны. – Вот то, что нужно. Тимрин, останови лодку.

Тимрин приказал матросам остановить джарл. Гребцы подняли весла, и судно тихо заскользило вперед, увлекаемое течением. Джелена пристально всматривалась в восточную каменную стену, а потом повернулась, чтобы оценить берег напротив. С той стороны обрыв тоже был скалистым и мрачным. Скалы были достаточно высокими, чтобы спрятать людей, и находились достаточно близко друг к другу, чтобы дать им нужную площадь обстрела.

– Вот здесь мы и установим пушки, – решила она. – По дюжине с каждой стороны. Мы закроем их ветками, пока «Бесстрашный» не подойдет достаточно близко.

Тимрин затенил глаза ладонью и осмотрел скалы.

– Это мы сделать можем. Но поднять туда пушки будет непросто. И людей там должно быть много. Дюжина орудий, пять человек на орудие… – Он быстро провел подсчеты и пришел к тому же выводу: – Очень много людей. Джелена перевесилась через борт джарла и посмотрела на воду. Тут было достаточно глубоко для того, чтобы мог пройти даже дредноут. В этом отношении проблемы не было. Однако необходимо будет каким-то образом заставить «Бесстрашного» остановиться. Иначе он уйдет из-под обстрела.

– Насколько здесь глубоко? – спросила Джелена.

– Точно не знаю. Локтей двадцать, двадцать пять.

– Двадцать пять, – вслух задумалась Джелена. – Касрин сказал мне, что у «Бесстрашного» осадка составляет десять локтей, а у «Владыки ужаса» – не больше восьми. – Она снова посмотрела на скалы. – Когда мы начнем отрывать орудийные окопы для пушек, то вынем много камней. – Она улыбнулась Тимрину. – Как ты думаешь, их хватит на шестнадцать локтей?

– Вы хотите посадить его на мель?

– Только «Бесстрашного», а не корабль Касрина. Ему надо дать возможность уйти. Он будет идти в проливе перед «Бесстрашным». Если мы устроим баррикаду, ему надо дать возможность через нее пройти.

– А вы в этом уверены? Если Никабар поплывет первым, все будет гораздо проще. Тогда Касрину достаточно будет отстать и спокойно смотреть, как «Бесстрашный» разносит себе киль.

– Нет, – ответила Джелена. – Мы это обсуждали. Касрин не хочет, чтобы Никабар что-нибудь заподозрил. Он поплывет первым.

Она оперлась на борт джарла, но краем глаза заметила, что Тимрин хмурится.

– В чем дело? – спросила она.

– Ни в чем.

– Ты о чем-то думаешь, Тимрин. Говори. Тимрин вздохнул.

– Я думаю, что вы слишком полагаетесь на Касрина. Я думаю, что он мог быть просто шпионом, работающим на Бьяджио, и когда он приведет сюда Никабара, то сделает это не для тех целей, которые вы наметили. Это будет вторжением.

– И ты единственный так думаешь? – осведомилась Джелена. – Или есть и другие? Тимрин пожал плечами.

– Если кто-то еще так думает, то я единственный, кто высказал это вслух. Я вам предан, и вы это знаете.

Но этот ваш план… Ну, это чистой воды безумие. Я не могу поверить, что вы дали нарцу карту пролива Змея.

Джелена ничего не ответила. Порой ей и самой трудно было в это поверить. Но Касрин был не такой, как другие нарцы, – почему-то она знала это совершенно точно. Между ними установилось какое-то понимание, и всю долгую дорогу до Лисса она о нем думала.

– Двадцать пять локтей, – резко проговорила Джелена. – Нам надо сбросить шестнадцать локтей камня, чтобы можно было посадить «Бесстрашного» на мель. Но сначала надо проверить глубину.

– И нам надо установить пушки. И доставить заряды и артиллеристов.

– И артиллеристок, – напомнила ему Джелена. – Пусть я королева, но я научилась работать как все. У нас в запасе не так много времени: они скоро здесь появятся. При удаче – недели две, не больше. Надо действовать быстро.

Тимрин согласился. К счастью, он больше ничего не стал говорить ни о Касрине, ни о Наре. Он осмотрел крутые берега, что-то шепча себе под нос и считая на пальцах, прикидывая все, что им понадобится для осуществления плана. Ему было ясно, что задача очень непростая. Надо сбросить в воду достаточно камней и грунта, чтобы «Бесстрашный» застрял. Придется трудиться до седьмого пота. Что до пушек, то их придется снимать с некоторых шхун. Рискованный ход, поскольку Никабар наверняка приведет с собой другие корабли. Касрин подозревал, что их будет сопровождать около дюжины кораблей, однако если все пойдет удачно, остальные суда останутся у берега.

Джелена улыбнулась, вспоминая, как звучал голос Касрина. Ей вдруг стало любопытно узнать, сколько ему лет. Определенно он старше ее. Однако она королева и гораздо более зрелая, чем большинство девушек ее возраста. Джелена была уверена в том, что Касрина к ней влечет. Рядом с ней он становился неловким и милым, не то, что его император. Бьяджио тоже был хорош собой, но эта красота пугала.

– Джелена!

– А? – Королева очнулась от грез и обернулась к Тимрину. – В чем дело?

– Я спросил, не пора ли плыть на Каралон. Вы меня не слышали?

– Нет, слышала, – соврала Джелена. – Да, на Каралон. Поплыли.

Джелена устроилась у борта лодки. Тимрин секунду пристально смотрел на нее, а когда он отвернулся, королева успела заметить, что по губам его скользнула улыбка. Теперь она вела себя уже совершенно по-детски! Джелена уронила голову на руки. Порой все это становилось совершенно невыносимо. Вести себя так, как от нее ждут, становилось все тяжелее.

«Мене девятнадцать, – напомнила она себе. – Не такая уж я маленькая».

Однако порой ей хотелось чего-то ребяческого. Ей хотелось побегать по лугу, или объесться сладостями до тошноты, или снова собрать коллекцию кути… И ей совершенно не хотелось возвращаться в свой дворец на острове Харан. Когда все это закончится и «Бесстрашного» уничтожат, она хочет снова стать маленькой девочкой.

«Пожалуйста, просто забудьте, что я есть, – подумала она. – Если все обо мне забудут, тогда я стану свободной».

Неподалеку ждал ее прибытия остров Каралон. Она остановится там меньше чем на час – завязнет в трясине и покормит комаров. Оттуда она, Тимрин и остальные вернутся на базу, и будут дожидаться «Бесстрашного». На Каралоне уже собрались люди, которые будут им помогать. Им предстоит истратить немало сил, но они будут работать, не покладая рук, потому что они молоды и преданы идее свободы. На Лиссе все молоды, потому что старшие погибли. Как ее родители.

Не попросив разрешения, Тимрин сел в джарла рядом с Джеленой. Он долго молчал, с напускным интересом глядя на скалы, мимо которых они плыли.

– Вам неспокойно, – тихо проговорил он наконец. – Это из-за того, что я сказал?

– Нет, ты меня не встревожил.

– Но вам неспокойно.

– Может быть, чуть-чуть.

– Вы – королева, – сказал Тимрин. – Я был не прав, выражая сомнение в вашем решении. Особенно в присутствии других.

– Я королева, – повторила Джелена. – Печально, но факт.

– Не надо так говорить! Вы – прекрасная королева. И всегда были такой. И если этот ваш план удастся…

– Ты говоришь «если», – подчеркнула Джелена. – Возможно, ты прав, сомневаясь во мне.

– Люди могут сомневаться, но главное – результаты. Пока вам удалось захватить Кроут и взять под контроль воды вокруг всей империи. Вы – замечательная королева, госпожа моя. Когда-нибудь о вас сложат легенды. Джелена рассмеялась.

– О, вот это было бы интересно, правда? Может быть, появится даже моя статуя! Может быть, она будет держать в руках мир?

– Я говорю серьезно, – возразил Тимрин. – Вы должны знать, что вы – хорошая правительница.

– Спасибо тебе, Тимрин. Я постараюсь об этом не забывать.

– И не надо слишком сильно тревожиться. Ваш план вполне хорош. Мы установим пушки на позицию и перекроем пролив грунтом. Мы остановим «Бесстрашного».

Пока джарл медленно плыл к Каралону, Джелена снова начала думать о Касрине и об их плане. На секунду она допустила мысль о том, что Касрин мог их предать. Однако Джелене в это не верилось. На этот раз она должна верить во что-то, кроме себя самой. Слишком много обязанностей лежит на ее юных плечах. Где-то когда-то должен найтись человек, который поможет ей справляться с этой ношей. Внезапно это стало для нее самым главным. Она верит в Блэра Касрина, потому что иначе она просто сломается под непосильным грузом.

 

22

Для Бьяджио сон на ужасной койке на борту «Дра-Рейка» был равносилен отдыху на утыканном гвоздями ложе. Лисская шхуна оказалась ужасно маленьким судном – одномачтовым, с осадкой всего в три с половиной локтя. Но при этом кораблю каким-то образом удавалось выдерживать самую тошнотворную качку. Камбуза на борту не было – только плита у грузового трюма, и каюта была всего одна – комнатенка, которую Бьяджио приходилось делить с капитаном Гоуло. На протяжении всего долгого пути к Высокогорью Бьяджио спал на деревянном топчане, который с трудом поместился в каюте, и от досок его тело отделял тонюсенький соломенный матрас. Он ел ту же пищу, что и матросы, и слушал их жуткие песни. Он терпел любопытные взгляды и расспросы людей, для которых он совсем недавно был врагом. И что самое ужасное, все это он устроил себе сам: он попросил, чтобы ему предоставили лисский корабль!

От Кроута они отплыли уже много недель назад. Император с глубокой печалью простился со своим родным островом, зная, что больше никогда его не увидит. Лисс оставит Кроут за собой в рамках заключенного договора. Джелена обыграла Бьяджио. Такова цена мира. Он постоянно напоминал себе об этом. Однако с каждым новым приступом морской болезни ему начинало казаться, что он проиграл, как последний лопух. За долгие дни на море его золотистая кожа приобрела нездоровый зеленоватый цвет. Он пугающе быстро терял в весе, поскольку пища у него в желудке не задерживалась. Нервы у него напряглись до предела, и каждую ночь его преследовали кошмары, в которых фигурировали драконы, морские змеи и изредка Никабар. Пока им не встретилось ни одного нарского корабля, и это немного успокаивало Бьяджио. Капитан Гоуло шел к Высокогорью не прямым курсом: он далеко обогнул Казархун и отклонился к Лиссу. Однако это не гарантировало, что они останутся незамеченными. С приближением к берегам империи риск быть замеченными стремительно возрастал.

Так что когда корабль, наконец, оказался у берегов Восточного Высокогорья, Бьяджио испытал глубокое облегчение сразу по многим причинам. Пока «Дра-Рейк» приближался к берегу империи, он стоял на палубе. Гоуло составил Бьяджио компанию. Лунный свет освещал залив, ночь была благословенно тихой. Большую часть берега в темноте разглядеть было нельзя. Прищуривая глаза, Бьяджио сумел рассмотреть неровные очертания Восточного Высокогорья, прорезанные горными вершинами и сосновыми рощами. Где-то в этих зеленых зарослях находилась деревня Стоуншир. Прямо на севере, если координаты верны.

– Вы уверены, что мы там, где нужно? – спросил Гоуло. – Мне этот берег кажется ужасно пустынным.

– Мы на месте, – ответил Бьяджио. – Если, конечно, ваш штурман знает свое дело.

– Тогда все в порядке, – с улыбкой сказал Гоуло. Бьяджио взял свой дорожный мешок, лежавший на палубе, и закинул его себе за спину. Судя по рассказам Малтрака и

Донхедриса, от этой бухты до Стоуншира был день пути.

Император был одет в расчете на пеший переход: на нем была длинная куртка, сапоги до колен. Отрастающая золотая бородка неопрятно щетинилась. Волосы у него засалились: он не мылся уже несколько недель, так что был достаточно похож на бродягу. Бьяджио был уверен, что никто из здешних жителей его не узнает.

– Так вы готовы? – спросил Гоуло.

Бьяджио кивнул. Команда приготовила шлюпку, которой предстояло отвезти его на берег. Спустив крохотную лодку на воду, матросы дожидались своего пассажира.

– Идите прямо на север, – посоветовал Гоуло. Он вытянул палец. – Вон туда.

– Спасибо, – суховато отозвался Бьяджио, – но я и сам знаю, где север.

– Просто на всякий случай. Не удивляйтесь, если поначалу ноги у вас будут подгибаться. После долгого плавания это нормально.

Бьяджио нетерпеливо кивнул.

– Конечно.

– Если вы заблудитесь…

– Я не заблужусь! Боже милосердный, я же просто пойду на север!

– Если вы заблудитесь, – упрямо договорил Гоуло, – просто продолжайте идти, пока кого-нибудь не встретите. Вам укажут дорогу до Стоуншира.

Этот совет был совершенно очевидным, но Бьяджио молча его принял. Гоуло оказался приличным человеком, и благодаря этому плавание стало немного более терпимым.

– Спасибо вам, – сказал Бьяджио. – Я благодарен вам за помощь. Но теперь вам надо уплывать. Как только вернутся ваши матросы, доставившие меня на берег, плывите на Лисс и не оборачивайтесь. Вы очень скоро понадобитесь королеве Джелене.

– Не тревожьтесь, – пообещал Гоуло. – Как только вы уйдете, мы полетим как ветер. – Лиссец расхохотался. – У меня на борту еще никогда не было царственных пассажиров. Забавно, что первым оказался нарец!

– Сейчас многое происходит впервые. – Бьяджио протянул руку. – Берегите себя.

Капитан Гоуло пожал протянутую руку.

– Удачи вам, император.

Бьяджио направился к шлюпке, которую вывесили за борт судна. Ему помогли забраться в лодку, где уже ждали четверо гребцов. Когда он, наконец, уселся и пристроил дорожную суму себе под мышку, капитан Гоуло отдал приказ – и стал смотреть, как гребную шлюпку опускают на воду.

Лодка ударилась о воду с такой силой, что у Бьяджио клацнули зубы. Он вцепился в борт лодки, чтобы не выпасть, и сумел усидеть на месте. Матросы взялись за весла и начали грести. Пологого берега здесь не было: только внушительный ряд зубастых скал, торчавших из воды. Бьяджио посмотрел на давящий горизонт. Восточное Высокогорье было удивительно большим, а его жители были такими же суровыми, как и их земля. И они не любили нарских правителей.

Когда лодка подошла к берегу, матросы с трудом остановили ее у острых скал. Один из матросов положил весло и повернулся к императору.

– Ближе мы подплыть не сможем, – сказал он. – Дальше вам придется шлепать по воде.

Бьяджио посмотрел вперед. До берега оставалось всего несколько шагов, но он, словно кот, питал отвращение к холодной воде. Тем не менее, он повесил суму на плечо и, не колеблясь, спрыгнул в пенящиеся волны, погрузившись сразу же почти по пояс. К счастью, в лодке никто не рассмеялся.

– Возвращайтесь к кораблю, – приказал Бьяджио. – Поблагодарите от меня Гоуло. И вам всем спасибо.

Лиссцы сдержанно улыбнулись своему недавнему врагу. А потом они погрузили весла в воду и отвалили от скал. Когда лодка скрылась во мгле, на Бьяджио опустилась пугающая тишина Высокогорья. Он посмотрел на таинственные сосны и бесконечные холмы – и впервые за много недель почувствовал, что он по-настоящему одинок.

– Мужайся, Ренато, – прошептал он. – Ты справишься.

Огибая скалы, он побрел к берегу со своей тяжелой сумой. Ноги с трудом преодолевали сопротивление воды. От ощущения твердой почвы под ногами кружилась голова. Мышцы ног дрожали от напряжения. Вскоре Бьяджио заметил, что не может повернуть голову, не поворачивая все тело. Страдая от тошноты, он взобрался на скалы, а потом упал на поросшую мхом землю – и его вырвало.

Бьяджио спал – крепко, без сновидений. А когда он, наконец, проснулся, то первым, что он увидел, был ковер из голубовато-молочных звезд. Он сел и протер глаза. Ночь еще только начиналась, и он не знал, сколько времени придется ждать утра. Однако в голове у него прояснилось, и брюки высохли, да и жуткая болтанка в голове унялась до тупой боли. Рядом с ним лежала его сума. Шум прибоя, шорох ветвей и таинственные крики ночных птиц – все успокаивало Бьяджио.

– Холодно, – заметил он, растирая ноги ладонями. – И есть хочется.

Ему необходимо поесть. Но сначала ему нужно нормальное укрытие и огонь, который отогнал бы диких зверей. Кажется, действовать положено было именно так. Бьяджио никогда не жил на природе и не знал точно, но почему-то ему казалось, что костер должен отпугнуть медведей, кабанов и прочих тварей. Он огляделся в поисках подходящего укрытия и обнаружил его под выступом скалы: это было нечто вроде крошечной пещеры, вырытой гигантским пальцем. Пещеру закрывали знаменитые заросли Высокогорья, пряча ее от посторонних глаз. Бьяджио убрал самые крупные ветки и мусор и, устроившись под навесом из скал, начал рыться в суме. Сначала он извлек оттуда кресало, чтобы разжечь огонь. Повозившись, минут двадцать, он сумел развести костерок. Довольный результатом своих трудов, Бьяджио поднес ладони к огню. Ему никогда прежде не приходилось зажигать огонь без помощи слуг, и чувство гордости его удивило. Убедившись, что костерок не погаснет, он снова уселся и нашел у себя в суме продукты: сухари лиссцев, которые успели порядком ему надоесть. Однако там оказалось также немного сыра и несколько полосок вяленого мяса, которое вообще ничем не пахло. Бьяджио подозрительно понюхал мясо и решил, что оно, по-видимому, хорошо подходит для долгих путешествий. Одного кусочка оказалось достаточно, чтобы он понял, в чем дело. Мясо оказалось безвкусным и просоленным, словно его высушили много лет тому назад, чтобы сопровождать в потусторонний мир какого-то умершего короля. С отвращением, отложив мясо, Бьяджио осторожно попробовал сыр. К его огромной радости, сыр оказался лучше мяса – острым и удивительно свежим, как сыры Кроута.

– Вино, – проговорил он с усмешкой. – Только вина мне не хватает для того, чтобы устроить настоящий пир!

Но до винных погребов было очень и очень далеко – да и Джелена, скорее всего, продала все самые удачные его сорта. Так что Бьяджио удовлетворился сыром. Он медленно ел его и любовался звездами, которые укрыли мир. Дома, в столице Нара, только самым ярким звездам удавалось пробиться сквозь смог. Здесь, на Высокогорье, все было совсем иначе. Небо было усыпано звездами, словно куст – спелыми ягодами. Воздух здесь тоже был свежее, чистый и полный ароматов зелени. Бьяджио жадно вдыхал его.

«Лучше любого вина», – решил он.

Наевшись досыта и согревшись у огня, Бьяджио снова почувствовал груз усталости. Зная, что утром ему предстоит долгий переход пешком, он решил проспать до рассвета. Малтрак, который помог ему составить план этой экспедиции, говорил, что до Стоуншира идти придется далеко. Целый день пути, и перспектива провести еще ночь под открытым небом Бьяджио не привлекала. Он только надеялся, что в поселке найдутся удобные кровати и что человек, с которым у него назначена встреча, будет его там ждать.

На следующее утро Бьяджио проснулся отдохнувшим. Как только начало вставать солнце, он повернулся лицом на север и направился в Стоуншир. Дороги не было: через лес не шли даже тропы. Имея ориентиром только береговую линию, Бьяджио держался ближе к воде, рассчитывая, что скалистый берег выведет его к деревне. Малтрак дал ему очень точные указания. Маленький Рошанн велел своему господину следовать вдоль берега, пока на западе он не увидит две одинаковые синие вершины, соединенные природным мостом из камней. Другого такого в тех местах нет, заверил его Малтрак, так что никаких сомнений быть не должно. В том месте следовало повернуть на запад и выйти на дорогу к Стоунширу. Бьяджио нелегко было усвоить эти указания: он привык к тому, что его повсюду возит кучер. Однако на этот раз он был совершенно один – и, как это ни странно, ему хотелось что-то доказать себе самому. Отец всегда считал Бьяджио хлыщом, и даже Аркус сомневался в его способности быть настоящим мужчиной. Бьяджио до сих пор помнил смех, которым старый император встречал его жалобы на холод. Этим утром в Высокогорье было очень холодно.

Бьяджио шел и шел. И даже когда он совершенно измучился, он продолжал идти, не обращая внимания, что все мышцы ног заявляют протест. За первые четыре часа он сумел пройти немалое расстояние, оставив позади несколько миль холмистого берега и скал шагая вдоль берега, он время от времени посматривал на запад, дожидаясь, чтобы горы расступились, показав ему своих странных соединенных вместе братьев. Вскоре голову начало палить полуденное солнце, согревая Бьяджио своими лучами. Дикие цветы тянулись к небу, над головой парили чайки. Ноги у Бьяджио совсем разболелись, и он на минуту спустился к воде. Усевшись на камень, он стянул сапоги. Прежде безупречные ступни были изуродованы красными пятнами. Бьяджио растер их, постанывая от наслаждения, которое принесло ему собственное прикосновение. В Черном Городе его массировали рабы – красивые мужчины и женщины с рельефными мышцами и шелковыми руками. Бьяджио закрыл глаза, убеждая себя, будто ощущает запах благовонных масел и теплых надушенных тел. Но почти сразу же он снова открыл глаза и выругал себя за такие грезы.

– Надо делать дело, – сказал он.

Выпив воды из дорожных мехов, он собрал суму и снова двинулся в путь. Вокруг него местность становилась приветливее. Горы сглаживались, превращаясь в холмы, между ними стали появляться открытые пространства. Бьяджио улыбнулся. Несмотря на всю свою суровость, эти края были прекрасны. Они напомнили ему Арамур и некоторые районы Талистана. Конечно, здесь было не так красиво, как на Кроуте, но и эти места были по-своему хороши. Неудивительно, что принц Редберн никогда отсюда не уезжает.

Наконец Бьяджио дошел до того места, о котором говорил Малтрак. На западе холмы расступились, обнаружив вдали две удивительные горы, синие с белым. Они обладали странным природным строением, отражая свет так, словно их склоны были усеяны сапфирами. И самой характерной приметой был соединявший их мост – причудливое творение времени и погоды. Бьяджио остановился и залюбовался открывшейся перед ним картиной.

– Я добрался! – устало проговорил он, а потом вдруг рассмеялся. – Черт подери, я добрался!

На окраине деревни Бьяджио обнаружил дорогу, которая привела его прямо в Стоуншир. Деревня лежала в тени синих гор, прячась в их складках, а вокруг расстилались зеленые холмы и пастбища, наполненные скотом. Наконец снова появились люди: они ехали верхом и на повозках, поглощенные делами своей деревни. У всех была красноватая кожа жителей Высокогорья, румяные щеки и приветливые улыбки. Все, кто попадался на пути Бьяджио, смотрели на него с любопытством и вежливо прикасались к полям шляпы. Бьяджио так же вежливо отвечал на их приветствия. Впереди его ждал

Стоуншир – небольшая деревня, застроенная низкими деревянными домами и окруженная кирпичной стеной. По словам Малтрака, поселение лежало на территории Редберна, хотя сам принц жил довольно далеко. Из кирпичных труб домов поднимались столбы дыма, на улицах играли дети и собаки. На всех была клетчатая шерстяная одежда, характерная для клана Редберна. Цветастые наряды и их обладатели смотрелись отлично. Когда Бьяджио вошел в поселок, дети прекратили игры и стали на него глазеть. Император делал вид, что не замечает их любопытные взгляды. Он невыносимо устал, а солнце уже начало садиться. Вокруг деревни было множество хуторов. Надо было как можно скорее найти жилье, пока силы не кончились. Бьяджио решил рискнуть и поговорить с детьми.

– Эй, вы там! – громко обратился он к группе мальчишек с собакой, поманив их к себе пальцем. – Мне нужна помощь. Мальчишки встревожено уставились на Бьяджио.

– Я здесь чужой, – сказал Бьяджио. – Я ищу постоялый двор, принадлежащий женщине по имени Эстрелла. Вы знаете, где это?

– Да, – ответил один из мальчишек. Он сделал шаг в сторону Бьяджио, рассматривая его поношенную одежду и странную золотистую кожу. – Кто ты?

– Я нездешний. Просто покажи мне, где постоялый двор, ладно?

Мальчики окружили Бьяджио. Их было трое, и на лицах у всех был написан восторг. Похоже, в Стоуншире кроуты появлялись редко. Бьяджио старался не ежиться под их взглядами: в присутствии детей он всегда нервничал. Когда пес начал его обнюхивать, Бьяджио осторожно погладил его по голове.

– Откуда ты? – спросил один из мальчишек. – Ты южанин?

– Да, южанин. И я очень устал, молодой человек. Пожалуйста, скажи мне, где постоялый двор.

Мальчишка ткнул пальцем себе за спину, в сторону центра поселка.

– Вон там. Хочешь, мы тебя туда проводим? Бьяджио улыбнулся.

– А, так ты деловой человек, да? И сколько ты берешь за свои услуги?

– Да иди ты! – возмутился мальчик и стал отходить, сердито бормоча: – Это южное отребье человеческого обращения не понимает…

– Стойте! – сказал Бьяджио. – Проводите меня на постоялый двор. – Он запустил руку в кошель у пояса, выудил оттуда монету и бросил ее мальчишкам. – Вот вам за беспокойство и за задетую гордость. А теперь ведите меня.

Все мальчишки рассиялись при виде монеты и быстро зашагали к центру деревушки, поманив Бьяджио за собой. Шагая по немощеной улочке, он ловил на себе взгляды жителей, удивленных его золотистой кожей и непривычным видом. Остановившись у небольшого дома, сложенного из бруса и скрепленных раствором валунов, мальчишки указали Бьяджио на входную дверь.

– Это здесь, – объявил старший. Заметив разочарованное лицо Бьяджио, он добавил: – С виду ничего особенного, но ничего другого для путников вроде тебя у нас нет. Если только ты не хочешь остановиться где-нибудь на ферме. У моего отца есть свободные комнаты.

– Спасибо тебе, но нет, – дружелюбно ответил Бьяджио. Он осмотрел домик с фундамента до крыши. – Это подойдет. А теперь бегите домой: уже темнеет.

Бросив на незнакомца прощальный взгляд, мальчики послушались и моментально скрылись за углом. Терьер весело бежал за ними. Бьяджио шагнул к двери и постучал. Когда никто не отозвался, он постучал снова, на этот раз сильнее, и, наконец, услышал, как кто-то шаркающей походкой приближается к входу. Дверь медленно открылась – и за ней оказалась согбенная женщина с облачно-седыми волосами и морщинами, напоминавшими складки горной породы. На него устремился взгляд ясных глаз, дружелюбных, но недоверчивых.

– Здравствуйте, – сказала она. – Чем могу служить? Бьяджио слегка ей поклонился.

– Здравствуйте, сударыня. Мое имя – Кориджио. Я в Стоуншире проездом и слышал, что вы сдаете комнаты. Это так?

– Комнаты? Ну да, есть у меня комната. – Обрадованная перспективой заработка, женщина попыталась выпрямиться. Она говорила с сильным высокогорным акцентом, так что ее речь трудно было понимать, но мягкий голос звучал приветливо. – У меня всего две комнаты, и одна уже занята. Вам придется обойтись меньшей. Заходите, мы как раз ужинали. Вы проголодались?

– Очень проголодался, сударыня, и к тому же устал. Я был бы рад с вами поужинать.

Старуха отступила в сторону и впустила Бьяджио в Дом, небольшой, но на удивление уютный. В очаге приветливо потрескивали ольховые поленья, и у огня стояло два больших кресла. С каждого из них легко можно было дотянуться до книжного шкафа, заставленного переплетенными в кожу томиками. От обеденного стола поднимался запах простой, но вкусной еды. На столе уже стояли блюда и приборы – и за ним сидел мужчина, которого Бьяджио никогда раньше не видел. Тем не менее, он сразу же опознал этого человека по шраму на щеке. Когда Бьяджио вошел, незнакомец начал было вставать, но, заметив предостерегающее подмигивание императора, поспешно сел обратно.

– Входите и садитесь, – пригласила его женщина. – Когда мы поедим, я покажу вам вашу комнату. Не годится, чтобы еда остыла.

– Безусловно, не годится! – поддержал ее Бьяджио.

Он положил свою дорожную суму на пол и направился к столу, радостно потирая руки. Человек со шрамом улыбнулся ему. Один глаз у него был карий, а второй – красный, чуть сдвинувшийся вниз. Малтрак сказал, что шрам этот человек приобрел на дуэли, и что люди зовут его «Циклоп» – злая шутка, если учесть, каким красавцем он был бы без этого шрама. Он был горцем, как и старуха, и поэтому на нем была клетчатая одежда клана принца Редберна.

– Барнабин, это Кориджио, – сказала хозяйка. – Он только что пришел, и ему нужна комната. Наконец-то у нас появилась компания! Приятно, правда?

– Садитесь, пожалуйста, Кориджио, – пригласил его Барнабин, предлагая ему стул рядом с собой.

В глазах горца читалось благоговение, от которого Бьяджио стало неловко. Он только надеялся, что старуха ничего не заметила.

– Спасибо, Барнабин, – поблагодарил Бьяджио, садясь за стол. Перед ним оказалось блюдо с дымящимся мясом, которое приглашало себя проглотить. Бьяджио взял вилку и принялся наполнять себе тарелку. – Надеюсь, вы не возражаете, если я себе положу еды. В пути я довольно сильно проголодался.

– Нет-нет, – весело прочирикала женщина, – угощайтесь. Так приятно иметь одновременно двух постояльцев!

Они вместе поели при свете очага. Бьяджио и Барнабин почти не разговаривали – только изредка обменивались понимающими взглядами.

* * *

Поздно вечером Бьяджио устроился в маленькой, но уютной комнате. Госпожа Эстрелла, владелица постоялого двора, принесла ему чаю и печенья. Бьяджио крайне обрадовался такому угощению: с самого отъезда из Черного Города он не пил настоящего чая. Подсластив чай медом, он удобно устроился в единственном кресле и стал смотреть в окно, дожидаясь появления Барнабина.

Комната Бьяджио располагалась на верхнем этаже двухэтажного домика, так что из небольшого окошка с зелеными занавесками открывался вид на деревню. На постоялом дворе царила безупречная чистота. Император взял одно нежное печеньице и намазал его вареньем из принесенного хозяйкой глиняного горшочка. Печенье оказалось свежеиспеченным и невероятно вкусным. Бьяджио собрался уже взять второе, когда в его дверь тихо постучали.

– Войдите, – пригласил он.

Барнабин медленно открыл дверь. Его обезображенное шрамом лицо заглянуло в комнату, и при виде сидящего в кресле Бьяджио единственный видящий глаз почтительно раскрылся. Он явно вымылся, готовясь к их встрече: его красноватое лицо блестело, волосы были вымыты и приглажены с помощью масла.

– Государь? – прошептал он.

– Входите, Барнабин, и старайтесь говорить тихо. Барнабин закрыл за собой дверь, а потом упал на колени у ног Бьяджио.

– Государь, я почтен возможностью быть в вашем обществе. Я здесь, чтобы служить вам. Приказывайте.

– Хорошо. Встаньте.

Мужчина мгновенно вскочил, но продолжал смотреть в пол. Бьяджио взял тарелку с печеньем и протянул ее Барнабину.

– Угощайтесь.

Барнабин неуверенно протянул руку и выбрал печенье, но есть не стал. Он держал его в руке, по-прежнему не встречаясь с Бьяджио взглядом.

– Посмотрите на меня, Барнабин. Барнабин поднял голову:

– Да, император?

– Ешьте, – приказал Бьяджио. – А потом скажите мне, сколько времени вы здесь уже пробыли.

Мужчина поспешно съел печенье. Дожевав, он сказал:

– Я живу в поселке уже неделю, дожидаясь вас. Известие от Малтрака я получил две недели тому назад: он велел мне дожидаться вас здесь.

– Барнабин – это ваше настоящее имя?

– Да, государь. Я в дальнем родстве с кланом Редберн. Работаю сапожником в небольшом городке неподалеку от границы с Талистаном. Но я предан вам, государь.

Бьяджио задумчиво пил чаи. Малтрак подробно рассказал ему о Барнабине. Он считался надежным поставщиком сведений, а Рошанны щедро платили ему за известия о Высокогорье. Несмотря на свою незначительную профессию, Барнабин стал одним из самых надежных осведомителей Рошаннов.

– У меня есть к вам вопросы, друг мой, – сказал Бьяджио. – На это может уйти некоторое время. Вам следует устроиться удобнее. – Император указал рукой на кровать. – Садитесь.

Не колеблясь, сапожник сел на край матраса, послушно дожидаясь вопросов своего императора. Бьяджио несколько мгновений изучающе смотрел на него, пытаясь оценить его внешность и степень надежности. Было совершенно ясно, что Барнабин стремится ему угодить. Малтрак поручился за его преданность. Предполагалось, что агенты уровня Малтрака выше всех сомнений, но так было до измены Симона Даркиса. Теперь Бьяджио не доверял никому.

– Прежде всего, – начал император, – позвольте мне сказать, как я рад вас видеть. Я проделал нелегкий путь и боялся, что вас здесь не окажется. И я благодарю вас за то, что вы здесь.

Барнабин склонил голову.

– Я никогда не вызову вашего неудовольствия, государь.

– Вам хорошо заплатили за то, чтобы вы сюда пришли, да?

– Да, государь. Я это не отрицаю. Но мое слово твердое, и я – не наемник.

– Не извиняйтесь, друг мой. Деньги – это деньги. В конце концов, нам всем надо жить. А теперь расскажите мне все, что вы знаете. Как идут дела в Талистане? И что слышно о принце Редберне и главах других кланов?

– Все стало хуже, – ответил Барнабин. – Солдаты Талистана проводят учения у границы. Они продолжают досаждать Редберну. Пока боев не было, но слухи множатся, государь Я слышал, что Редберн начинает злиться.

– Он готовится к войне?

– Точно не скажу. Но принц Редберн – человек мирный. Он не станет воевать, если его не вынудят. По-моему, он не понимает, почему Талистан не дает ему покоя.

– Он не предвидит вторжения? Горец пожал плечами.

– Право, не знаю. Редберн – человек умный, но политика его не интересует. Наверное, он не понимает, что происходит.

– Но Гэйл же его провоцирует! Не может быть, чтобы Редберн этого не видел!

– Может, и видит. Но сомневаюсь, чтобы он понимал, зачем это делается. – Барнабин подался вперед и тихо прошептал: – Вам трудно будет убедить его поддержать вас, государь. Принц Редберн не враждует с Талистаном. Силы Гэйла намного превосходят его собственные, и он это знает. Он не даст спровоцировать себя на войну, если только сможет этого избежать.

Бьяджио откинулся на спинку кресла и, глядя на дымящийся чай, задумался над услышанным. Как он и подозревал, Тэссис Гэйл пытается подтолкнуть жителей Высокогорья к войне: это дало бы Гэйлу идеальный предлог для того, чтобы наводнить Высокогорье своими войсками. Бьяджио необходимо каким-то образом доказать это Редберну.

– Но пока настоящих боев не было? Кровь совсем не проливалась?

– По крайней мере, я об этом не знаю, – ответил Барнабин. – Идут кое-какие раздоры, какие-то споры о земле, но и только. Мелочи. Но талистанские войска, стоящие вдоль границы с Высокогорьем, заставляют Редберна нервничать. Я это знаю, потому что умею слушать. Всем нам, горцам, страшно, государь.

– Тогда я обращу этот страх против Редберна. Я заставлю его увидеть истину. – Бьяджио с вздохом отставил чашку. – Я мало, что знаю о принце Редберне. Расскажите мне о нем. Что он за человек?

– Очень молод. Задира. Его зовут Рыжим Оленем.

– Рыжим Оленем?

Барнабин провел ладонью по волосам.

– Это из-за его волос: он рыжий, как я. И ему подчиняются латапи.

– И кто такие эти латапи?

– Лоси, – пояснил Барнабин. – Так лосей называют на землях Редберна.

– О да – лоси! – Бьяджио слышал о броненосных лосях Высокогорья. Клан Редберна всегда ездил верхом на этих животных, а не на лошадях. Бьяджио такой обычай всегда казался нелепым. – Кажется, лоси здесь считаются священными?

– Для некоторых они священны, господин мой. В особенности для Редберна и его родни. Когда мы доберемся до их поселений, вы увидите латапи.

– Сколько нам добираться до принца?

– Редберн живет в Замке Сохатого, в двух днях езды отсюда. Вы сможете ехать верхом, государь?

– Я полностью обучен воинскому делу, Барнабин. Может быть, по виду я и не похож на бойца, но умею ездить верхом не хуже других и саблей тоже владею. Можете обо мне не тревожиться. Просто помогите мне добраться до Редберна.

– Помогу. Клянусь вам.

– Вот и хорошо. – Император закрыл глаза. – Мы отправимся в путь послезавтра. Я слишком устал, чтобы выехать раньше. Завтра вы купите для нас лошадей и припасы в дорогу. А теперь, пожалуйста, оставьте меня, Барнабин. Мне нужно выспаться. До завтра.

Осведомитель поспешно ушел из комнаты, вежливо пожелав императору доброй ночи. Бьяджио прислушался к его удаляющимся по коридору шагам. Уже наступила полночь, и в крошечной гостинице госпожи Эстреллы царила мертвая тишина. Для Бьяджио это убежище стало подлинным благословением. Вскоре ему предстоит начать последний этап своего путешествия. Он попытается уговорить ненавидящего нарских лордов принца начать войну с Талистаном.

Бьяджио устало взял еще одно печенье и отправил его в рот, наслаждаясь тонким вкусом. Через два дня он снова станет грязным путешественником, но до тех пор будет отдыхать, и наслаждаться незамысловатым уютом постоялого двора.

– Спасибо вам, госпожа Эстрелла, – вздохнул он, – за то, что вы сделали это варварское путешествие чуть более цивилизованным.

 

23

Каньон продувался ветром, обещающим весеннюю грозу. Алазариан посмотрел на небо и оценил дождевые облака. С запада катилась грозовая туча, густая и черная, готовясь сразиться с солнцем за власть. На горы уже легли темные тени. Летун, конек Алазариана, презрительно фыркнул.

Джал Роб перевел своего коня с галопа на рысь и оглядел крутые холмы, обступившие долину. Они были коричневые и уродливые – и опасно молчаливые. Путь пролегал по Таттераку, самой северной территории Люсел-Лора, и земля здесь была враждебной и неприветливой. Унылый пейзаж разнообразили только горы да редкие купы причудливо изогнутых деревьев. Среди холмов почти не было рек, и только редкие деревеньки лепились к склонам, с трудом обеспечивая свое скудное существование. Это была суровая земля, и дороги ее были настоящим кошмаром для путешественника: они были полны рытвин, а порой сужались до извилистых троп. Трудные условия сильно снизили скорость продвижения двух путников, а теперь еще и погода грозила восстать против них.

Алазариан отстегнул от пояса мехи с водой и отпил один глоток. Они ехали уже пять дней – и только теперь оказались в Таттераке. Позади остался город Экл-Най и гостеприимный Фалгер: там они наполнили едой свои желудки и дорожные сумки. Фалгер нарисовал им карту, по которой они теперь ориентировались. По расчетам Алазариана этот каньон был входом в Таттерак. А Таттерак был воротами к Фалиндару. Скоро должна появиться какая-то деревня, там будут вода и новости, а если трийцы окажутся дружелюбными, то может найтись и ночлег. Однако добраться до деревни, опередив дождь, надеяться, не приходилось.

– Может быть, стоит остановиться прямо сейчас? – предложил Алазариан. – Устроим лагерь, пока гроза не началась. Джал Роб покачал головой.

– До Фалиндара еще далеко. Может, гроза пройдет стороной.

Алазариан принюхался к ветру.

– Не думаю, Джал.

– Мы поедем дальше, – заявил священник. – По крайней мере, проедем еще немного. Сколько еще до той деревни?

– Я посмотрел по карте. Еще далеко. Нам до нее не добраться.

– Давай хотя бы попробуем. Если дождь пойдет, мы найдем укрытие.

Алазариан согласился и послал Летуна вперед, догоняя коня Джала. Джалу Робу хотелось поскорее добраться до Фалиндара. Казалось, он даже не думает о том военачальнике, о котором их предупредил Фалгер. Он ехал вперед как одержимый – и Алазариан знал, что вперед его гонит мысль о встрече с Ричиусом Вэнтраном.

– Что ты сделаешь, когда встретишься с Шакалом? – спросил Алазариан.

– А почему ты вдруг спросил?

– Просто интересно. Тебе ведь очень не терпится до него добраться? Я это заметил.

– Может, и да.

– Ну и? Что ты ему скажешь?

– Ты очень любопытен.

– А ты очень уклончив. – Алазариан ухмыльнулся. – Не хочешь об этом говорить? Джал Роб отвернулся.

– Да, я не хочу об этом говорить! Доволен?

– Но ты ведь на него сердит? Именно поэтому ты и согласился поехать со мной? Чтобы сказать ему об этом.

– Так теперь ты не только чувства, но и мысли начал читать? А я думал, что для этого тебе надо дотронуться до человека.

– Не всегда. Тебя понимать очень легко, Джал. Ты хоть и священник, но обид не прощаешь.

Джал обжег Алазариана яростным взглядом.

– Сделай мне одолжение, малец, – не лезь ко мне в голову. Мне твои фокусы не нравятся. Алазариан отшатнулся.

– Извини, Джал. Я…

– Ты понятия не имеешь о том, насколько я зол на Вэнтрана. Так что и не пытайся понять. И не заставляй меня с тобой объясняться, потому что я этого делать не собираюсь. Понятно?

– Да, – тихо ответил Алазариан. – Извини.

После этой вспышки священник обогнал Алазариана и, осторожно пробираясь по каньону, демонстративно его не замечал. Обиженный Алазариан долго не заговаривал с

Джалом, давая ему время остыть. Ему по-прежнему нравился священник, и он был твердо намерен разрушить разделявшую их стену. При необходимости он готов был разбирать ее по кирпичику. В конце концов, он снова догнал священника, но на этот раз его поддразнивающая улыбка сменилась на искреннюю.

– Мы быстро едем, – заметил он. – Может, мы и доберемся до деревни раньше, чем дождь пойдет.

Джал Роб уже расстался с гневом. Он посмотрел на запад, откуда надвигалась туча, и сказал:

– Гм… не думаю. Но попробуем. Мне не хотелось бы устраивать лагерь в этом каньоне. Здесь наверняка будут какие-нибудь звери. Фалгер предупреждал меня насчет снежных барсов.

– Со мной мой кинжал, – отозвался Алазариан. – А у тебя – стрелы.

– И то, и другое мало поможет, если мы будем спать. И потом, я не настолько хорошо владею луком. Разве ты не знаешь, какие барсы быстрые? Он набросится на нас раньше, чем я успею взять стрелу из колчана. – Тут он рассмеялся и добавил: – Но я ценю твое высокое мнение, парень.

– Разве ты забыл – я же видел тебя в деле, в Железных горах, когда ты сражался с Шинном. Могу поспорить, что ты стреляешь не хуже его.

– Да нет. Этот подонок блестяще владеет луком. По сравнению с ним я жалкий любитель. Но я упражняюсь. В наше время это хорошая привычка. Даже для священника.

– А меня ты можешь научить? – спросил Алазариан. – Мне бы хотелось научиться стрелять. Пальцы у меня длинные, как у трийцев. А трийцы славятся как хорошие лучники.

– Да, так я слышал.

– Так научишь?

– Только не сию минуту.

– Да, не сейчас. Но, может, когда мы доберемся до Фалиндара? Там у нас будет время.

Когда Роб ничего не ответил, Алазариан попробовал настаивать:

– Как ты думаешь, Джал?

– Ну ладно. Если будет время. Алазариан широко улыбнулся:

– Это было бы великолепно! Он провел рукой по лбу, смахивая капли пота. Несмотря на ветер и облака, верховая езда его разгорячила. Лицо Джала Роба тоже блестело от пота. Алазариан снова отстегнул мехи.

– Пить хочется, – сказал он.

– Мне тоже, – согласился Джал Роб. – Это из-за дорожной пыли.

Алазариан сделал глоток из своего меха, а потом протянул его Джалу.

– Держи.

Роб повернулся, увидел протянутые ему мехи – и побледнел. Его взгляд метнулся к горловине, к которой только что прикасались губы Алазариана.

– Э-э… Спасибо, не надо.

– Разве тебе пить не хочется?

– Воду надо беречь, – неловко отговорился Роб.

– Джал, да ведь дождь вот-вот пойдет! Попей.

– Я же сказал – нет! – огрызнулся священник и снова послал коня вперед.

Потрясенный Алазариан тяжело опустился в седле. Он проводил взглядом Джала Роба – и его недоумение рассеялось: он понял, что произошло, и уныло убрал мех. Теперь эта вода заражена. Суеверный священник ни за что не станет ее пить.

– Боишься подцепить мою нечестивую магию, Джал Роб? – тихо пробормотал Алазариан.

Алазариан в мрачной задумчивости сидел у костра и слушал, как холмы эхом повторяют раскаты грома. Снаружи стремительными потоками хлестал дождь. Гроза настигла их уже через несколько минут, и они поспешно укрылись в какой-то пещере, которых здесь было много, едва успев избежать самого сильного ливня. Джал Роб развел огонь и позаботился о лошадях, привязав их около входа в пещеру. Тесное пространство стремительно наполнялось дымом. Священник почувствовал гнев Алазариана и устроился у самого отверстия, молча, наблюдая за бушующей стихией.

Алазариан сунул в огонь палку и стал смотреть, как горит ее конец. Его чувства были задеты сильнее, чем ему хотелось признать, но, похоже, Джала это не заботило. Он не только не хотел пить из одного меха с Алазарианом, но теперь, кажется, не хотел делить с ним даже костер. Сильный удар грома потряс пещеру, так что свод затрещал. Потом сумрак стремительно прорезали две стрелы молнии, бесшумно упавшие в отдалении. Выглянув наружу через неподвижное плечо Джала, Алазариан увидел, что небо совсем потемнело и полностью закрылось черными тучами. Волосы священника развевались на ветру. С той минуты, как они вошли в пещеру, они обменялись всего парой слов, и разделявшая их стена неожиданно стала гораздо выше. Чувство одиночества заставило Алазариана содрогнуться.

Видя, что дождь не утихает, Джал Роб, в конце концов, вернулся к костру, чтобы погреться. Он протянул руки к угольям, словно ничего особенного не случилось.

– Проголодался? – спросил он. Алазариан молча покачал головой.

– Ну, мы могли бы поесть – хоть какая-то польза от остановки будет. Как только дождь перестанет, мы снова отправимся в путь.

– Ну, так ешь, – сказал Алазариан. – Никто тебе не мешает.

Джал посмотрел на свои сумки. Они по-прежнему были полны припасами: Фалгер и его люди дали им столько продуктов, сколько нужно было, чтобы добраться до Фалиндара. Однако Джал Роб не стал браться за сумки, и, казалось, забыл о еде. Вместо этого он присел напротив Алазариана и смущенно улыбнулся. Сквозь языки пламени Алазариан бросил на него быстрый взгляд.

– До деревни совсем недалеко, – сказал Джал. – Если дождь перестанет, то мы очень скоро до нее доберемся. Может, получится купить пару мягких кроватей на ночь. Это было бы славно, правда?

– Конечно, это было бы очень приятно. А может, на этот раз мы сможем получить отдельные комнаты.

Казалось, этот укол задел Джала. Он неловко поерзал и опустил глаза на свои руки. Наступило ужасное молчание. Спустя несколько минут Джал заговорил.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Я ничего такого не имел в виду.

– Неужели? – с горечью отозвался Алазариан. – А мне показалось, что имел.

– Рядом с твоим волшебством я чувствую себя неловко, парень. Я просто немного его опасаюсь, вот и все. – Сквозь огонь Алазариан увидел, как Джал пытается улыбнуться. – Не забывай: я ведь священник. Волшебство греховно.

– Ну, это меня сильно утешило. Спасибо. Джал сел прямее.

– Ты же знаешь, о чем я говорю. В конце концов, ты ведь рос в Талистане и когда-то принадлежал к нашей церкви. Священные книги говорят нам, что колдовство – грех.

– Так вот кем ты меня считаешь? Колдуном?

– Я не знаю, кто ты. Я знаю только слово Бога. А преломлять хлеб с магами – грех. – Джал пожал плечами. – Ты проклят злой судьбой, парень. Твоей вины тут нет, и я тебя в этом не виню.

Эти слова совершенно не утешили Алазариана. Он сердито ткнул палкой в огонь. Его мать была права: ему не следовало открывать свою тайну никому – даже священнику.

– Господи, – вздохнул он, – как я устал хранить тайны! Я так устал оттого, что все меня сторонятся – даже те, кто не знает, кто я.

Он швырнул палку в огонь и стал смотреть, как ее охватывает пламя. Он не сказал самого главного – что устал от одиночества. Для Алазариана после смерти матери мир стал пустым.

– Мне тебя жаль, – сказал Джал Роб. – Искренне жаль. Ты не заслужил этого проклятия. Но оно меня пугает.

– Это не болезнь, Джал. На тебя это не перейдет. Джал грустно улыбнулся.

– Тогда что это? Ты это знаешь? Алазариан молчал.

– Конечно, не знаешь, потому что такова природа магии. Она потаенная, темная. Она никогда не показывает своей сути.

– Знаешь, что меня пугает больше всего, Джал Роб? Люди вроде тебя. Бог мой, ты же священник! Тебе положено помогать людям, а не отталкивать их. Всякий раз, когда я сталкиваюсь с кем-то вроде тебя, мне становится страшно, потому что я не знаю, что обо мне подумают и что со мной сделают, если узнают, что я наполовину триец или владею магией. Вот что меня пугает. Попробуй хоть немного пожить с этим, а потом говори о страхе.

По ту сторону костра Джал Роб посмотрел на Алазариана и смущенно покраснел.

– Тебе не нужно меня бояться. Бог – это любовь. В Его сердце найдется место для каждого. Даже для тебя.

– Никакими молитвами и разноцветными витражами не изменить моей природы, Джал, – с горечью сказал Алазариан. – Ничем не заставить людей от меня не шарахаться.

– О, тут ты не прав, – возразил Джал. – Не путай храмы с Богом. Моя вера – не в этом. Храмы и песнопения – это поэзия моей веры. Они дают мне утешение, но и только. – Он пересел чуть ближе к Алазариану, обогнув костер и оказавшись на расстоянии протянутой руки. – Я нахожу Бога в каждой песчинке, – заявил он, – а не в творениях рук человеческих.

– Но ты обожал Собор Мучеников. Я же знаю. Я запомнил это с того момента, как до тебя дотронулся.

– Это было удивительное здание, – признал Джал. – По-моему, это самое великолепное здание, которое когда-либо существовало в мире.

– Моя мать тоже его любила, – сказал Алазариан. – Ей хотелось когда-нибудь меня в него отвести. Кажется, она мечтала, что там пройдет мое бракосочетание. Только Элрад Лет никогда бы этого не допустил. Он ненавидит столицу Нара и церковь.

– Уж я-то это прекрасно знаю, – согласился Роб. Алазариан вздохнул.

– Я очень любил мать. Теперь, когда ее не стало, я никак не могу себя найти. Она единственная меня любила, не считая деда. А он… ну, ты знаешь.

Джал Роб не сказал ни слова. Он просто наблюдал за Алазарианом во всполохах костра, не мешая ему изливать яд, накопившийся в его душе за короткую жизнь.

– Элрад Лет – настоящее чудовище, – прошептал юноша. – Он все время бил мать. У нее даже остался на лбу шрам от перстня, который он носит. Я всегда пытался ее защитить, но я был настолько меньше! Я не мог с ним справиться. – У Алазариана задрожали губы. Он почувствовал, что у него перехватывает горло. – Один раз он начал душить мать. Я бросился на него и сказал, что убью его. Мне было еще совсем немного – лет двенадцать, кажется. Он…

У Алазариана пропал голос, и он вынужден был отвести взгляд.

– И что? – подтолкнул его вопрос Джала. – Что было потом?

– Он снял ремень и выпорол меня, так что у меня вся спина была в крови, – прошептал Алазариан. – Ему было все равно, что я громко кричу, и что мать умоляет его перестать. Он бил меня почти час. Я слышал собственный плач. Казалось, это плачу не я сам, а кто-то другой – он все плакал и плакал… – Алазариан покачал головой, не понимая, как подобное могло быть правдой. – А когда он кончил меня бить, он утащил меня наверх, в мою спальню. Там был маленький чулан – в него едва помещался человек. Он запер меня там. Я сидел в чулане два дня, и только тогда он меня выпустил. И когда я оказался на свободе, то из-за темноты ничего не видел. Мои глаза… – Алазариан прижал ладони к глазам. – Я ослеп.

Он обвел взглядом темную пещеру. Иногда в тесных помещениях он все еще начинал кричать.

– Боже правый! – прошептал Роб.

Потрясенный священник смотрел на Алазариана, а тот, впервые рассказав другому человеку этот эпизод, почувствовал себя совершенно обессилевшим.

– И знаешь, что хуже всего, Джал? – спросил он. – Другого отца я никогда не знал. Сколько бы он меня ни бил, какая-то часть моего существа все равно жаждала его признания. Но он меня никогда не принимал.

Алазариан закрыл глаза. Эта исповедь довела его почти до слез. Ему было стыдно признаваться в таком извращении, но он искренне хотел добиться любви Элрада Лета. Неправильно было иметь только материнскую любовь, когда отец был так близко.

В пещере наступила потрясенная тишина. Алазариан чувствовал на себе пылающий взгляд Джала Роба. Если бы не гроза, Алазариан сейчас сбежал бы.

– Алазариан, встань, – неожиданно приказал Джал Роб. Открыв глаза, Алазариан увидел, что священник стоит рядом с ним.

– Что такое?

Лицо священника ничего не выражало.

– Встань. Я хочу, чтобы ты пошел со мной. Алазариан опасливо встал на ноги.

– Куда мы идем?

– Наружу. – Джал Роб направился к выходу из пещеры и наклонился за луком и стрелами. Приостановившись там, он обернулся к Алазариану. – Ну, идешь?

Алазариан чуть не онемел от изумления.

– Но ведь дождь…

– Это не важно, – мягко ответил священник.

Он вышел под дождь, не обращая внимания на тучи и далекие раскаты грома. Алазариан секунду не двигался, пытаясь понять, что случилось со священником. Была ли это жалость? Он не знал. Однако он поспешно пошел за священником. Дождь стал слабее, но все равно он быстро промок. Джал Роб остановился посередине раскисшей дороги и осмотрелся.

– Вон там, – объявил он, указывая на толстую сосну, пробившуюся сквозь каменистую землю. – Вот наша мишень. – Он протянул лук Алазариану. – Бери.

– Но я не умею стрелять, – удивленно сказал Алазариан. – Что мне надо делать?

– Я тебе покажу. Бери.

И Алазариан взял лук, держа его так, как его держал Шинн. Потом он натянул правой рукой тетиву. Джал Роб достал из своего колчана стрелу. Волосы у него уже пропитались водой. Алазариан почувствовал, что сапоги у него наполняются водой, но ему это было все равно. Священник взялся за руки Алазариана и установил его пальцы на луке и тетиве. -От тепла его тела Алазариан задрожал. Сколько времени прошло с тех пор, как к нему кто-то прикасался?

– Вот так, – сказал священник рядом с его ухом. Он осторожно помог Алазариану натянуть тетиву. – Закрой левый глаз. А правым смотри на ствол вон того дерева, понимаешь?

Алазариан кивнул, но на самом деле он не видел мишени: дождь и слезы слепили ему глаза.

 

24

Его звали Рыжим Оленем.

В двадцать семь лет он был старшим в клане своего отца и потому стал его предводителем после смерти старого вожака. Он был стройным, как тростинка, зеленоглазым, с обветренной кожей, а голос его звучал, словно звон хрустального бокала – красиво и сильно. Поскольку его клан был главным на Восточном Высокогорье, он был главой целого народа, но этот груз его молодые плечи несли без труда. Судьба выбрала его править Высокогорьем – так же как избрала его повелевать латапи.

Принц Редберн пригнулся в кустарнике у лосиной площадки, наблюдая, как латапи пьют из реки. Он сидел совершенно тихо и почти не дышал. Все мышцы его тела превратились в камень. Шел сезон гона, когда лоси собирались в долине между горами и приминали землю копытами, создавая свои площадки. Здесь самцы сражались за лосих, сталкиваясь рогами в древнем ритуале свадебного поединка.

Для Редберна это место было священным. Каждую весну, когда стада возвращались с гор, трубный рев сражений разносился по всему Высокогорью, достигая даже стен замка Сохатого. Редберн обожал наблюдать за боями. У него в крови была потребность присутствовать при их поединках, и его тянула туда каждую весну. Это было священным ритуалом не только для оберегаемых им лосей, но и для него самого. Поскольку сезон гона уже заканчивался, большая часть стад уже прошла через спаривание, но некоторые все еще дожидались зова природы. Это были белые латапи, животные с самых высоких хребтов, чья шкура имела цвет золы, а с приближением лета становилась еще светлее. Остальные латапи уже закончили жестокие ритуалы гона, а вот белые латапи только сейчас начали спускаться на свои площадки. Они представляли собой великолепное зрелище – крупнее остальных, около шести локтей в холке, с размахом рогов до пяти локтей у взрослых самцов, неукротимые в бою.

В течение многих поколений народ Редберна выступал против своих врагов верхом на латапи, оседлывая диких лосей и покрывая их мощные тела доспехами. И хотя многие предшественники Редберна могли похвастаться тем, что повелевают лосями, только принц обладал даром волшебного прикосновения. Он один мог успокоить животных одним движением руки, мог помочь лосихе родить идущего неправильно лосенка. Он мог ездить без седла и призывать к себе латапи с вершины – и благодаря этому его народ перед ним преклонялся. А для него это было просто его предназначением.

Мощный самец прошел по площадке прямо перед Редберном, не обратив на человека внимания: он искал себе подругу. В ста шагах от него паслась готовая к свадьбе лосиха, медленно переступая по траве. Лось почуял запах ее течки. Низкий рев вырвался из его горла. Он поднял огромную голову и взмахнул рогами, но другие самцы не приняли его вызова. Завороженный Редберн подался вперед и стал смотреть, как самец приближается к самке – не слишком быстро, чтобы ее не спугнуть. Лось как раз собирался сделать последний шаг к подруге, когда громкий крик нарушил ритуал. – Редберн! Принц отпрянул, ошеломленно тряся головой.

– Какого…

Это была Брина. Крик его сестры эхом разнесся по долине, распугав латапи. Обнаружив себя, Редберн вышел из кустарника и осмотрелся. К нему поспешно приближалась Брина верхом на небольшом коричневом лосе. Она выехала из-за холмов с развевающимися рыжими волосами, с осунувшимся от тревоги лицом. Редберн помахал ей рукой.

– Я здесь! – крикнул он. Быстро подойдя к сестре, он схватил поводья ее лося. Животное фыркало и тяжело дышало. Редберн успокоил его, погладив по шее. – Брина, что с тобой случилось? – Он махнул рукой в сторону долины, где разбегались лоси. – Ты их распугала.

– Редберн, тебе срочно надо идти, – сказала его сестра, протянув руку, чтобы затащить его на лося. – Два самца зацепились. Я их только что видела.

– Зацепились? Где?

Брина указала в сторону холмов.

– За грядой, у приливного ручья. Они все в крови. Похоже, зацепились уже очень давно. Их надо освободить.

Редберн взял протянутую сестрой руку и позволил ей затащить его на спину лося. Хотя это животное было из некрупных, оно без труда выдержало дополнительный вес. Брат с сестрой приехали в долину вдвоем посмотреть на гон лосей. Сейчас Редберн сидел позади Брины, не мешая ей направлять лося. Она была умелой всадницей, как и все люди клана. Развернув лося, Брина пустила его галопом к холмам. Ветер бросал ее длинные волосы в лицо Редберну.

– Большие? – спросил он.

– Совсем взрослые, оба. По крайней мере, четырехлетки. Один с виду плох.

Редберн чертыхнулся. В это время года самцы часто сцеплялись рогами во время поединка. Если их не расцепить, они умрут от голода. Однако расцеплять их непросто. Обычно для этого необходимо было особое прикосновение принца. Если животные испуганы или злы, расцеплять их бывает опасно. Редберн все еще носил на себе шрамы от прошлогоднего гона. Если животные будут сильно сопротивляться, их придется пристрелить – издали, с помощью лука. Однако Редберн надеялся, что до этого дело не дойдет.

Брина перевалила через холм и выехала на поляну у речки. Здесь она остановилась и осмотрелась. Редберн наклонил голову, прислушиваясь. Он услышал журчание воды и тяжелое дыхание оседланного лося. Щебетали птицы. А потом он услышал еще что-то, похожее на ворчанье. Справа доносилось шарканье копыт по траве. Брина собралась уже направить лося на шум, но Редберн ее остановил.

– Нет, – предостерег он ее. – Не надо.

Он беззвучно спрыгнул с лося. Шум впереди слышался все громче. В высокой траве стало заметно какое-то движение, потом снова послышались измученные крики.

– Это они, – прошептала Брина, спешившаяся рядом с братом. – Там.

Редберн осторожно подошел ближе. Брина двигалась следом. Она не боялась лосей, хотя те вполне могли оказаться опасными, и она не хуже брата умела подкрадываться к добыче. Самцы впереди ревели и дергались – теперь их легко было разглядеть поверх травы. Редберн остановился, сделав Брине предупреждающий знак рукой. Оба самца оказались белыми лосями. Нос и лоб одного были поранены острыми зубцами рогов второго. Кровь пропитала их мех и шкуру. Измученно хрипя, они тщетно пытались расцепиться.

– Проклятие! – прошептал Редберн. – Меньший плох.

– Ты сможешь их расцепить?

Редберн пожал плечами. Пока он этого не знал.

– Держись подальше, – прошептал он сестре. – Если они бросятся бежать, то могут налететь на тебя.

Брина отступила назад и отвела верхового лося в сторону. Убедившись, что сестра отошла на безопасное расстояние, Редберн осторожно шагнул к самцам. Они еще его не заметили, а их усталый хрип заглушал шум его шагов. Редберн поднял руки – и начал мелодию.

С его губ слетала успокаивающая песня: спокойные примитивные трели, немного напоминавшие язык самих латапи. Сначала песня была тихой, как ветерок. Самцы моментально прекратили метаться. Редберн позволил песне стать громче. Он почти не прерывал пения – даже чтобы вздохнуть. Оба самца попытались повернуть сцепленные рогами головы в его сторону. Они начали поднимать и опускать рога, словно кивали. Принц сделал к ним шаг, потом еще один – и при этом он все время пел древнюю песню своего клана, вытянув перед собой открытые ладони. Самцы устремили на него пристальный взгляд – каждый по одному карему глазу. Редберн смотрел на них, не моргая. Это был самый трудный и опасный момент. Он был сродни произнесению заклинания, и если нарушить настроение, лоси могут броситься в бег. Принц быстро рассмотрел острые отростки рогов, пытаясь определить, где именно они сцепились. Рога у белых лосей были шириной в рост человека, а их отростки – сложнее переплетения горных троп. Эти два самца были совершенно взрослыми, а это означало, что отростков у них на рогах более чем достаточно. Продолжая мелодию, Редберн сделал последний шаг. Вытянув перед собой руки, он потянулся к лосям, первым дотронувшись до окровавленного животного. Лось смертельно устал, и прикосновение Редберна мгновенно его успокоило. Второй самец был испуган сильнее. Редберн прекратил песню и провел ладонью по носу лося.

– Успокойся, дружок, – прошептал он. – Посмотри на меня. Ты ведь меня знаешь, правда? Я не сделаю тебе больно.

Его голос успокоил зверя. Он медленно опустился на колени, увлекая за собой своего противника.

– Умница, – проворковал принц. – Правильно. Я тебе помогу.

Оба лося поняли его слова и жалобно вскрикнули. Редберн начал их ласкать, проводя пальцами по колкому меху и растирая им шеи. При этом он продолжал рассматривать перепутавшиеся рога. Это был настоящий лабиринт, но в нем удалось быстро разобраться. Меньший лось – тот, который был в крови – напал первым, ударив рогами снизу вверх и поддев рога противника. А потом они попробовали разойтись, тогда, как им всего лишь нужно было сойтись ближе.

– Ну ладно, а теперь мы вас расцепим. Но вам придется мне помогать. – Принц посмотрел на окровавленного лося. – Это ты начал драку, да?

Он очень осторожно положил руку под шею лося. Прикосновение заставило самца слегка дернуться, но Редберн руки не убрал. Он проделал то же самое с более крупным лосем, подняв его голову чуть выше головы меньшего. Действуя, он снова начал петь, успокаивая животных и одновременно плавно двигая их ветвистые рога. В его руках они стали подобны воде, податливыми и подвижными, а однообразная мелодия почти усыпила лосей. Вскоре он уже заставил меньшего лося опустить рога – и после еще одного толчка отростки расцепились. Оба животных стремительно подняли головы, изумляясь вновь обретенной свободе. Редберн рассмеялся.

– Да! Прекрасно!

– У тебя получилось! – воскликнула Брина.

Она выскочила из-за дерева и с радостным смехом бросилась к брату. Два лося ошеломленно осматривались.

– Ну что? – укоризненно спросил у них Редберн. – Чего вы ждете? Вас ждут непокрытые лосихи, ребята. К делу! Лоси, казалось, поняли его – и потрусили прочь.

– А как же их раны? – спросила Брина. – Разве нам не нужно было что-нибудь сделать?

– Я их рассмотрел, пока был близко, – ответил Редберн. – Раны только с виду страшные. Пусть звери вымоются в ручье и пойдут своей дорогой. – Он улыбнулся сестре. – Хорошо я справился, а?

– Мой герой! – сухо сказала Брина, но тут же поцеловала его в щеку. – Ты очень хорошо справился.

Редберн покраснел. Сестра была ему лучшим другом, и все же проявления ее любви его смущали.

– Не пора ли нам возвращаться в замок? – спросил он.

– Ты больше не хочешь наблюдать за латапи?

– Ну а наблюдать-то теперь не за кем. Ты ведь их спугнула, помнишь?

– Не дуйся. Тебе это не к лицу. – Она подняла голову к небу, чтобы определить положение солнца. – Уже полдень. Я скоро проголодаюсь. А ты?

Редберн о еде не вспоминал, а теперь вдруг почувствовал, что умирает с голода. Они ездили с самого утра – проверяли границы и стада. После недавних стычек с талистанцами было разумнее чаще патрулировать приграничные земли.

– Знаешь, я, пожалуй, не отказался бы поесть. Но я хочу вернуться обратно вдоль Серебрянки.

Брина согласилась. Путь вдоль Серебрянки был окольным, но река отмечала границу Высокогорья с Талистаном. Редберн уже выслал патрули на границу, но ее линия была длинной и извилистой, так что для ее охраны требовалось немало глаз. Редберн был уверен, что Брина не откажется от лишней езды.

– Ну, тогда поехали, – сказал он. – Проедем по Серебрянке и будем в замке Сохатого через два часа. А пока… – он запустил руку в карман и извлек оттуда кусок вяленой колбасы, -… у нас есть вот что.

Разломив кусок пополам, он отдал половину сестре. Принюхавшись, Брина поморщилась.

– Пахнет не столько мясом, сколько твоим карманом. Редберн пожал плечами. – Больше ничего у нас нет. Если не хочешь…

– Этою я не говорила! – поспешно возразила Брина. Положив еду в рот, она начала энергично ее жевать. Редберн зажал свой кусок в зубах, словно трубку.

– Ну, поехали.

Река Серебрянка текла с запада на восток вдоль границы Восточного Высокогорья, примерно в десяти милях от замка Сохатого. На ее берегах располагались деревни, где жили горцы, растившие овец в тени зеленых вершин. Но между деревнями тянулись большие девственные пространства, и их тоже питала Серебрянка, благодаря которой процветали безмолвные сосновые рощи и кочующие стада лосей. В течение многих поколений семья Редберна хранила эту землю, защищая ее от вторжения талистанцев и жадных правителей Черного Города. Леса принадлежали нескольким кланам, но клан Редберна был самым многочисленным и влиятельным. После смерти отца Редберн стал принцем и как предводитель клана отвечал за безопасность Восточного Высокогорья.

Как правило, молодой принц не тяготился своими обязанностями. Ведь он был воспитан для того, чтобы их выполнять, а горцы не отлынивают от выполнения своего долга. Его умение обращаться с латапи, было даровано небесами, потому что его род был избран для защиты этой земли. Однако в дни его отца выполнять эти обязанности было легче. Тогда был жив Аркус, и хотя он был тираном, его удовлетворяли налоги, собираемые с Высокогорья, и он никогда не вмешивался в дела горцев. Аркус обеспечивал мир в империи, а отец Редберна обеспечивал мир между кланами, и таков был естественный уклад жизни.

Времена определенно изменились.

Пока они ехали вдоль Серебрянки, мысли сидевшего позади сестры принца Редберна улетели далеко. Он стал думать об отце, который умер, и о матери, которая по-прежнему была жива, и обо всех детях, которых родила эта пара. Редберн и Брина были самыми старшими, и братья и сестры постоянно искали их поддержки. Когда Редберн был мальчишкой, они с Бриной бродили вдоль берегов Серебрянки, притворяясь, будто ведут войну с живущими на противоположном берегу талистанцами. Теперь эта игра стала реальностью, а Редберну больше не хотелось играть.

Было уже далеко за полдень, и ехавшие вдоль реки близнецы приближались к дому. Они выехали из безмолвного леса на не менее безмолвный луг, поросший травой. Этот кусок земли, расположенный между холмами, был нетронут поселенцами. Здесь паслись олени – мелкий вид, не подходящий для верховой езды. Олени и оленихи выходили к реке на водопой. Заметив их у воды, Редберн улыбнулся.

– Мы зря тратим время, – сказал он. – Сегодня здесь все спокойно.

– Мир меня вполне устраивает, – отозвалась Брина. Она не торопила лося, чтобы животное не устало. – Мы еще немного проедем вперед, а потом направимся к замку. Я проголодалась.

– Да что ты говоришь? После такого сытного полдника?

– Ты – настоящий зверь, братец. И потом, о нас начнут беспокоиться. Я не предупредила, что мы собираемся отсутствовать так долго.

– Ну, тогда еще немного проедем, – согласился Редберн. – Мне и самому хочется домой.

И они проехали еще немного, а когда добрались до края луга, Брина уже собралась повернуть на юг, когда ее взгляд привлекло какое-то движение. Она остановила лося, указав Редберну на подозрительный участок.

– Посмотри-ка туда! – сказала она. – Там лошади!

Редберн прищурился. Он действительно увидел лошадей. Очень много лошадей. Что еще хуже, они находились на южном берегу реки. Редберн сел прямее, вглядываясь вдаль. По зелено-золотым мундирам он понял, что видит талистанцев. Его хорошее настроение немедленно улетучилось.

– Вот сволочи! – проворчал он!

– Что они делают? Они же на нашей стороне!

– Как они посмели пересечь реку? Как они посмели!

– Нам надо позвать подмогу, – заявила Брина. – Мы не так уж далеко от замка. Если мы поспешим…

– Нет. Поезжай вперед.

– Редберн…

– Поезжай!

Брина выполнила приказ брата, ударив пятками в бока лося, чтобы тот прибавил скорости. У брата и сестры были мечи, которые им не хотелось бы пускать в ход, хотя Редберн уже обнажил свой клинок. Всадников было не меньше двадцати. Их силы были более чем равны двум горцам на небольшом лосе. Однако это не имело значения. Это была его земля!

– Что они делают? – вопросила Брина.

– Я намерен это выяснить. Нарушители! Они называют нас варварами, а сами не проявляют уважения к нашим границам!

– Сдержи гнев, братец, – попросила его Брина. – Сохраняй спокойствие. Их много.

– Они – Талистанцы. Они заслужили мой гнев, сестрица.

– А когда они проткнут тебя насквозь, то скажут, что ты этого заслужил. Прошу тебя, Редберн! Они тебя дразнят. По крайней мере, постарайся сдержаться.

Редберн ничего не ответил. В последнее время талистанцы часто его «дразнили», но их цели оставались для него непонятными. Принц продолжал сжимать рукоять, и выехав туда, откуда всадники могли хорошо их видеть, он потряс мечом.

– Эй, вы! Что вы здесь делаете?

Головы всадников в шлемах повернулись к горцам. Шлемы на талистанцах были очень странные – в виде демонских масок. Среди отряда ехал и знаменосец, который высоко поднимал штандарт Талистана с несущимся вперед скакуном. Рядом с ним ехал всадник с высоким чином: его плечи были украшены нашивками и лентами. Командир поднял руку, сдерживая свой отряд и дожидаясь приближения брата и сестры.

– Я задал вам вопрос! – прокричал Редберн. – Или вы оглохли за своими уродливыми масками?

Всадник с лентами выехал вперед. Следом за ним поехал и знаменосец. Шлем с демоническим забралом двигался: командир рассматривал сидящих на лосе горцев. А потом из-под металла послышался ужасающий хохот.

– В который раз уже вижу и все равно не могу удержаться от смеха! – со смехом проговорил он. – До чего вы нелепо выглядите на этих животных!

– Да неужели? – возмутился Редберн. – А может, вам самим пора подумать о том, чтобы сменить животных, на которых вы ездите. По-моему, талистанцам больше подошли бы крысы. – Принц спрыгнул с лося и зашагал к всаднику. – Кто вы? Что вы делаете на моей земле?

Глаза за металлическим забралом скользнули в сторону Брины.

– А кто эта молодая леди? Твоя жена?

– Это – леди Брина, пес! Моя сестра!

– Сестра? Значит, тогда ты – принц Редберн. Признаю, не ожидал увидеть тебя так быстро. – Он рассмотрел принца. – Ты не такой, каким я ожидал тебя увидеть… мальчик.

– Ожидал ли ты или нет, но это я. – Редберн указал своим мечом на всадника. – Назови свое имя. И свое дело.

– Я майор Мардек из зеленой бригады. Эти люди находятся под моим командованием.

– Вы нарушили границу, – заявил Редберн. – Вы перешли реку и вторглись на мою территорию.

– Приказ короля Тэссиса Гэйла. Я должен наблюдать за этим районом. В Талистан из вашей страны засылают шпионов и диверсантов. Я должен положить этому конец.

– Это ложь! – прошипела Брина. Она спрыгнула с лося и встала рядом с братом. – Мы никого в Талистан не посылали, и вам это известно. Это вы вторгаетесь на наши территории. Без всякого повода!

Мардек презрительно от нее отмахнулся.

– Женщина, ты и твои дикари постоянно тревожат наших жителей. Несколько свидетелей докладывали, что видели, как горцы переходили через реку в Талистан. Несомненно, вы за нами шпионите, пытаясь определить наши силы. Или просто пытаетесь украсть себе хоть немного приличных животных для верховой езды.

Солдаты Мардека захохотали. Редберн ощетинился.

– Из моей страны к вам не посылали никаких шпионов, никаких диверсантов – вообще никого, талистанец. Иначе я об этом бы знал. Мы просто охраняем границу, чтобы следить за вами.

– И наши патрули ездят по нашему берегу реки, – добавила Брина.

Мардек пожал плечами.

– Я уже сказал: я выполняю приказ моего короля.

– Гори он огнем, твой король! Это моя земля. Вы видели достаточно. А теперь убирайтесь.

Казалось, Мардек ухмыльнулся под своим забралом.

– А иначе – что?

Редберн с трудом заставил сдержаться. Им только и нужно, чтобы он вышел из себя.

– Вы нарушили границу, – ровным голосом повторил он. – Вы сами признаете, что пересекли Серебрянку и заехали на нашу территорию. Это преступление. Я могу сообщить об этом в Черный Город. Посмотрим, что на это скажет император.

– Император? – Теперь Мардек уже открыто смеялся. – Неужели ты думаешь, что этого франта заинтересуют твои ничтожные заботы, дикарь? Давай жалуйся ему, и посмотрим, ответит ли он тебе!

– Убирайтесь с нашей земли, – сказала Брина, обнажая свой меч. – Или вас ждет бой.

– О, теперь вы нам угрожаете! – объявил майор. Он оглянулся на своих солдат. – Видите? Они угрожают мне оружием! Они говорят, что не опасны, а сами стоят тут со своими мечами. – Он гадко ухмыльнулся Брине. – Ты бы убрала этот меч, девочка. Я могу показать тебе клинок покрасивее.

Брина хотела броситься на него, но Редберн крепко ее держал.

– Не сегодня, – прошептал он. – Убери меч.

– Вы – лжецы и воры, все до одного! – бросила Брина. – В том числе и ваш король.

– Брина, убери его.

– Да, милая девица, – подхватил Мардек, – почему бы тебе не убрать меч? Не надо так спешить прибегать к насилию. Или у вас, дикарей Высокогорья, так принято?

Редберн решительно повернулся к майору.

– Убирайтесь, – приказал он. – Немедленно.

– Хорошо. – Майор Мардек подобрал поводья своего коня. – Мы получили то, за чем приехали. – Он указал на кипящую возмущением Брину. – Я утверждаю, что это – наше доказательство предательства горцев. Но запомни мои слова, принц: мы будем зорко следить за этой границей. Если хоть кто-то из твоих людей хоть краем ноги заступит на территорию Талистана… – Он хохотнул, не закончив угрозы. – Ты меня понял, Редберн?

– Уезжайте отсюда, – приказал принц. – Больше я повторять не собираюсь.

Майор Мардек со своим отрядом повернули и направились обратно к реке. Серебрянка здесь была мелкой, и ее переходили вброд. Глядя, как лошади поднимают тучи брызг, Редберн усомнился, что речная граница Высокогорья достаточно надежна. Он смотрел вслед уходящим талистанцам, не отрывая глаз, пока последний конский хвост не скрылся за деревьями. Только тогда он повернулся к сестре. Брину трясло от ярости.

– Ты хорошо справилась с собой, – сказал он. – Прекрасно, сестрица.

– Эти проклятые мерзавцы! – Она гневно вернула меч в ножны. – Они нас дразнят, Редберн. Они хотят войны.

– Это очевидно.

Редберн взял сестру за руку и повел ее к лосю. При их приближении высокий зверь пригнулся, подставляя им спину.

– Надо будет выставить больше патрульных отрядов, – сказала Брина. – Раз уж они показали, что готовы переходить реку, нам придется внимательно за ними наблюдать.

Редберн взобрался на спину латапи, устроившись впереди, а потом помог сесть сестре.

– Да…

Брина удивленно воззрилась на него.

– Редберн! Ты меня слышал?

– Каждое слово. Я просто думаю. – Редберн пустил лося вперед. – Ну, поехали домой.

– О чем ты думаешь?

Принц вздохнул.

– Я пытаюсь придумать, как нам избежать войны.

 

25

Элрад Лет и его телохранитель Шинн ехали в густом утреннем тумане. Они направлялись на север по одной из самых широких дорог Арамура. Теперь по ней можно было ездить только по разрешению правителя. От теплого ветра с океана воздух стал густым, словно суп, и солнцу никак не удавалось рассеять влажную дымку. Лет надел плащ, спасаясь от сырости. В последнее время он неважно себя чувствовал, и дурная погода вызвала у него кашель. Сейчас ему стало казаться, что весь мир ополчился на него. Отчаянно нуждаясь в хороших новостях, он решил проверить, как идет его тайная работа.

На берегу Арамура располагалось несколько небольших гаваней. В отличие от Талистана Арамур не был центром торговли, но в этом небольшом государстве имелся один нормальный порт, куда могли заходить корабли, совершавшие плавание вдоль северного берега империи. Порт прятался в скрытой бухте, находившейся вдали от главных торговых путей и окруженной густым лесом. Она называлась Ветровой бухтой и идеально подходила для секретных дел Лета.

Дорога, по которой они ехали сейчас, вела прямо в Ветровую. Кроме Лета и его телохранителя, по ней никто не ехал, и тишина разочаровала правителя.

– Он ничего не делает! – проворчал Лет. – Если я увижу, что он задницу отсиживает…

Он не закончил угрозу, громко расчихавшись. Лет вытер мокрый нос рукавом. Ехавший рядом с ним Шинн делал вид, будто ничего плохого не происходит.

– Что скажешь? – спросил правитель. – Тихо, да? Шинн пожал плечами.

– Вы уверяете меня, будто герцог Баллах знает, что делает. Может, вы правы, может, ошибаетесь. Не знаю.

– Но здесь не видно работы! Зачем было платить за фургоны, если он ими не пользуется? Я ожидал увидеть на дороге какое-то движение!

Дориец ничего не ответил. Герцог Баллах уверял, что действует максимально быстро. Тем не менее, Лет оставался недоволен. Вот почему он решил проверить, как у Валлаха идет работа. А еще потому, что пришел вызов от короля. Похоже, Тэссис Гэйл тоже испытывал нетерпение.

– Мы застигнем его врасплох, – пробормотал Лет. – И если он не заставляет этих проклятых псов трудиться в полную силу, то я ему скажу пару слов, клянусь!

– Вам следует чаще его проверять, – посоветовал Шинн. – Этот ваш проект слишком важен, чтобы его не отслеживать. Целиком, полагаясь на герцога, вы рискуете.

– Это ведь его деньги, Шинн. Я не могу диктовать ему, как их тратить.

Это было не совсем так, но Шинна это успокоило. У Элрада Лета было немало оснований для того, чтобы не приезжать на место производства работ. Во-первых, он недолюбливал Валлаха. Горкнеец был не менее заносчив, чем сам Тэссис Гэйл. А главное, там воняло. Пятьсот рабов были способны устроить жуткую вонь. С тех пор как месяцев пять назад началось осуществление их плана, все больше и больше крепких арамурцев попадали в рабочие команды Валлаха. Лету не давали покоя их истощенные лица. Всякий раз, когда он приезжал в лагерь, они гневно смотрели на него. Почему-то они его пугали.

Дорога выходила к Ветровой бухте. Лес вокруг редел, и вскоре должен был стать, слышен шум океанского прибоя. Запах морской воды и человеческого пота сменил аромат сосновой хвои. Лет приготовился. Как только показалась Ветровая, он приостановил лошадь и впервые за много недель увидел свое тайное строительство.

Вся бухта Ветровая была превращена в трудовой лагерь. Доки и причалы были заполнены людьми, опутанными, словно животные, веревками и цепями. Их стерегли солдаты, вооруженные дубинами, и повсюду разъезжали всадники, готовые догнать и затоптать любого, попытавшегося бежать. По причалам расхаживали цепные псы и надсмотрщики с кнутами – специалисты, работавшие на работорговцев Бизенны, услуги которых тоже были оплачены Валлахом. На самом берегу стояли огромные механизмы со стрелами блоками для подъема подходивших к причалам судов. На главной дороге наготове стояли длинные железные повозки с огромными колесами высотой в человеческий рост – для перевозки разобранных' кораблей по закрытой дороге на южный берег Арамура. Пока в бухту приплыло всего несколько кораблей. Работа была опасной и сложной, и десятки рабочих уже были искалечены или убиты.

– Бог мой, какое жалкое зрелище! – проговорил Лет.

Он отворачивал нос, стараясь избежать запаха пота и мочи. Вдали виднелись качавшиеся на волнах корабли Валлаха. За один прием можно было разобрать и транспортировать по суше только одно судно. Сейчас рабы трудились над двухмачтовым галеоном. Используя только силу мышц и передающие механизмы, они вытягивали корабль в сухой док. Это было крупное судно, и после установки пушек оно превратится в прекрасный военный корабль. Вооружение тоже было поручено герцогу: он уже закупил в Дории пушки и заряды. Лет невольно улыбнулся. У Валлаха есть связи повсюду, и человек с такими деньгами – полезный союзник.

– Поехали, – сказал Лет, давая шенкеля своему коню.

Шинн, не колеблясь, поехал следом. По-видимому, зрелище рабского труда нисколько не смущало дорийца. Лет и Шинн выехали на середину, и тут же к ним поспешили охранники, спрашивая, чем могут быть полезны. В доках и на площадках начали останавливаться арамурцы, чтобы посмотреть на приехавших. Напряжение ненависти задрожало над лагерем. Элрад Лет отвернулся.

– Где герцог Баллах? – спросил он у солдат. – Он мне нужен немедленно.

Один из охранников указал в сторону берега, где в тумане возвышался громадный механизм.

– Герцог у воды, милорд. Он занят на стреле.

– Занят? Там какие-то неполадки? Двое солдат переглянулись.

– Всегда есть какие-то неполадки. С ним работают механики, но… – Солдат пожал плечами. – Работа движется медленно.

– Да, – пробормотал Лет. – Чертовски медленно.

Он спешился и передал поводья одному из солдат. Шинн тоже слез с коня и пошел за Летом к берегу. Казалось, огромный механизм вот-вот опрокинется. Конструкция стонала. Рабочие суетились вокруг нее, отчаянно дергая рычаги и веревки. К механизму был прикреплен стоявший у края воды корабль, который сопротивлялся, уволакиваемый отливом. Несколько человек, стоявших в воде, пытались выровнять судно. Лет покачал головой. Предприятие Валлаха больше напоминало цирк.

Он быстро обвел взглядом столпотворение и нашел Валлаха в окружении его людей. Это были главным образом механики, тайно нанятые в Черном Городе. Все они приехали в Талистан по доброй воле – как только почуяли золото Валлаха. Двое кричали на арамурцев, заставляя их установить стрелу в нужное положение. Дюжина рабочих тянула канаты, пытаясь выпрямить скрипучее устройство. Визжали блоки, взлетали крючья. Подгоняемые надсмотрщиками арамурцы напрягали последние силы. Баллах стоял, упершись руками в бока и с отвращением качая головой. Это был коренастый мужчина примерно одних лет с Тэссисом Гэйлом, страдавший от подагры, из-за которой довольно сильно хромал. Заметив приближавшихся к нему Лета и Шинна, герцог побледнел.

– Баллах, что тут, к черту, происходит? – вопросил Лет, указывая на деревянный кран. – Ты вот-вот угробишь корабль. Прикажи, чтобы кто-нибудь поставил его на якорь, пока отлив не утащил его в море.

– Мы этим и заняты, Лет, – язвительно ответил Баллах. – Капитан Зерно знает свое дело.

Лет осмотрелся, пытаясь найти Зерно, но не увидел его. Капитан прибыл в Талистан с Валлахом: ему было обещано командование новым флотом. У него были крохотные блестящие глазки и заслуженная репутация бабника: немалая часть его жалованья уходила на проституток. Лет был доволен тем, что его не видит.

– Зерно дурак, а не механик. – Лет обвел гневным взглядом так называемых экспертов, столпившихся вокруг герцога. – А вытащить этот кораблик на берег мог бы любой идиот.

Герцог Баллах побагровел.

– Это тонкая работа, правитель, это вам не рыбу на леске выводить. Корабли рассчитаны на то, чтобы плавать по морю, а не по суше. Если их вытянуть на берег слишком быстро, они развалятся.

– Корпус трескается, – добавил один из механиков. Лет вспомнил, что его зовут Нитис. Он был уроженцем столицы Нара и имел характерную для тех мест бледную кожу. – Видите вон тот галеон? Мы чуть не потеряли его, вытаскивая на берег. Только он коснулся берега, как у него раскололся корпус. Корабль чуть было не затонул из-за притока воды. Теперь нам приходится его ремонтировать.

– Проклятие! – прошипел Лет. – И сколько времени уйдет на это?

– Не знаю. Но не меньше пары дней. Скоро мы начнем перевозить его куски. Сначала – мачты и паруса, а с корпусом придется подождать.

Лет с силой потер лоб. Он не мог сказать, подействовал ли на него шум или множество досадных неувязок, только у него разболелась голова. Когда-то этот план казался ему исключительно удачным – он давал единственный реальный способ переправить корабли на южный берег Арамура, поскольку обогнуть Люсел-Лор было просто невозможно, а плыть вокруг империи – слишком опасно. В империи было слишком много зорких глаз, и слишком велик был риск провала. Однако теперь, когда назначенный срок стремительно приближался, оба других варианта стали казаться ему более удачными.

– Баллах, пройдитесь со мной немного, – пригласил его Лет.

Он обхватил старого герцога за плечи и повел его прочь. Шинн последовал за ними. Баллах пытался не отстать от правителя, приволакивая больную ногу. Лет увел его туда, где их не могли подслушать, подальше от глаз арамурцев, и остановился у обвалившегося причала с прогнившими бочками. Выкатывающиеся из тумана волны лизали берег. Лет изо всех сил пытался не выдать голосом гнева или раздражения. Меньше всего ему хотелось оскорбить своего спонсора.

– Герцог Баллах, вы помните, какое сегодня число?

– Срок кончается. Знаю. Я делаю все, что могу.

– Значит, ваших возможностей не хватает. Сколько, по-вашему, я могу предоставить вам новых людей? Окрестные фермы опустели. Вы их всех получили, Баллах, – всех мужчин, способных работать. Дьявол, на меня и так давят из Черного Города. Бьяджио знает, что здесь что-то происходит. Сколько нам еще удастся хранить эту тайну?

– Я уже сказал: я делаю все, что могу. Когда вы приезжаете меня подгонять, работа только замедляется. Вам следовало бы это понимать. Видите, как арамурцы на вас смотрят? Теперь мне не удастся добиться от них нормальной работы. До самого вечера они только и будут делать, что говорить о вас.

– Тогда надавите на них! – зарычал Лет. – У ваших бизеннских надсмотрщиков есть плетки. Пусть они ради разнообразия пустят их в дело. Устройте этому сброду наглядный урок!

– Я не палач, – возразил Баллах. – Я здесь только из-за…

– Из-за вашей дочери. Да-да, – оборвал его Лет. – Я уже слышал эту печальную песню, Баллах. Честно говоря, она мне надоела. У всех у нас свои причины для участия в этом деле. Каждый хочет свести с Бьяджио счеты. Так давайте их сведем!

– Я и пытаюсь! – огрызнулся Баллах. – Я все свое состояние на это потратил! И прошу вас не читать мне нотаций!

– Ну, кто-то же должен это делать, потому что мы не можем действовать, пока вы не приготовите корабли. Нам нужна их защита, Баллах. Никабар не спустит нам нападения на Высокогорье. Как только мы начнем действовать, он займется Талистаном, потому что Бьяджио прикажет ему нам отплатить.

Баллах собрался, было что-то возразить, но к ним неожиданно подошел еще один человек.

– Ничего подобного Никабар не сделает, – объявил подошедший, адресуя Лету кривозубую улыбку. – Добрый день, правитель.

Лет считал, что ему повезло не встретиться с Зерно. Ну что ж – его везение закончилось.

– Добрый день, Зерно, – ответил он. – А мне казалось, вас здесь нет. Разве вам не следует следить за вашими кораблями? Похоже, с ними какие-то трудности.

– Мы с ними легко справимся. – Командующий будущим флотом ухмыльнулся. – Вы говорили о Никабаре?

– Говорили.

– Не тревожьтесь, правитель. Никабар одержим Лиссом. Когда вы нападете на Высокогорье, он не станет наносить вам ответного удара.

– Не будьте в этом так уверены, – возразил Лет. Он уже спорил с Зерно по этому поводу. – Вы недооцениваете, насколько Никабар предан Бьяджио. Когда мы нападем на Высокогорье, Бьяджио поймет, что мы угрожаем Черному Городу. Он нанесет нам ответный удар самым доступным ему способом: с помощью своего военного флота.

– Это не его военный флот.

– Не спорьте со мной! – взорвался Лет. – Это мне пришлось представать перед Протекторатом, а не вам, Зерно. Я знаю, что у Бьяджио есть подозрения. Прежде чем нападать на Высокогорье, нам надо подготовить флот. И это вы должны сделать!

– Мы будем готовы. Если Никабар приплывет, чтобы атаковать нас – и я подчеркиваю, «если», – то мы будем готовы.

– Да, и вы должны защищать Талистан от всей души. Вы готовы это делать? Тут речь идет не только о деньгах.

– Зерио знает, где лучше платят, – сказал герцог Баллах. – Я поручился за него, потому что уверен: он предан моим набитым карманам. Мне этого вполне достаточно.

– Да, я в этом не сомневаюсь, – проворчал Лет. – Вы оба продаетесь.

Герцог возмутился:

– Я не продаюсь!

Капитан Зерио расхохотался:

– А я продаюсь!

– Прекрасно! – рявкнул Лет. – Но знайте: мы не можем ничего предпринять, пока ваши корабли не выйдут на позиции. Нападения на Восточное Высокогорье не будет, пока мы не сможем защитить Талистан от Черного флота.

– Лет…

– Таков приказ короля. И мой собственный. Вы должны приготовиться. И вы заставите этих проклятых арамурцев работать усерднее.

Капитан Зерио низко поклонился.

– Как скажете, милорд, – сказал он и, резко повернувшись, ушел.

– Этот человек – бандит, – объявил Лет. – Я ему не доверяю.

– Он достаточно верен, – ответил Баллах. – Ему известно, кто оплачивает его долги. А у Зерио в Горкнее долгов хватает. Корабли будут готовы к назначенному вами сроку.

– Очень хорошо. Теперь вам осталось только убедить в этом короля. Он хочет встретиться с вами сегодня днем.

– Со мной? Зачем еще?

– Король беспокоится, как и я. Он хочет услышать заверения от вас лично. И пора заняться нашими планами. Судя по тому, что я слышал, Риктер со своими войсками, наконец, прибыла в Талистан. Король хочет, чтобы вы с ней увиделись.

По лицу Валлаха промелькнула улыбка.

– Риктер! О, это хорошая новость! Наконец-то дело пошло.

– Определенно, – подтвердил Лет. – Вы уже очень скоро сможете отомстить за свою дочь. Вы должны радоваться.

– Я обрадуюсь тогда, когда получу в сундуке голову Бьяджио. – Герцог печально покачал головой. – Признаю, что был ей не самым хорошим отцом. Но Сабрина была моей единственной дочкой! Она должна была стать королевой! Она не заслуживала того, что он с ней сделал.

Лета тошнило от притворной любви Валлаха к дочери. Валлаха интересовало только одно – золото. Дочь-королева могла бы сделать его гораздо богаче, чем сейчас. И поэтому он полон желания отомстить.

– Не беспокойтесь, Баллах, – сказал Лет. – Пусть Бьяджио и гений, но даже он не может изменить прошлого. И кошка, наконец, заплатит за мышкины слезы.

 

26

Тэссис Гэйл стоял в конце кладбища и молился, опустив голову. Перед ним высился семейный склеп – внушительное строение из резного известняка, где покоились останки его предков и детей. Мелкий дождь падал на его непокрытую голову, по траве ползли щупальца тумана. Тэссис Гэйл не замечал течения времени, но чувствовал, что стоит у склепа уже много часов. Из земли подобно клыкам торчали надгробия павших героев и воинов. У себя за спиной он слышал отдаленный скрип петель калитки. Дождь согревал его голову и шею, и, молясь, он держал глаза открытыми.

– Святой Отец, – шептал он, – утешь и направь меня. Покажи мне руку Твою в этой тьме, и я приму ее. Да будет воля Твоя.

В склепе лежали кости Блэквуда и Калиды – двух детей Гэйла. Они постепенно превращались в прах, и Тэссис Гэйл никак не мог понять эту тайну. Он был очень стар, и ему казалось неправильным, если человек переживает собственное потомство. Однако таково было проклятие Тэссиса Гэйла, и если судьба положила ему перенести такое, то он желал знать причину.

Но Бог не давал ему ответа.

Рядом со склепом находился еще один памятник, гораздо меньшего размера, поставленный совсем недавно. Это каменное изваяние изображало святое дитя, и было украшено одной печальной надписью:

«В память о смерти Алазариана Лета».

Гэйл сморгнул с ресниц капли дождя. Он составил эту надпись сам, сочтя ее достаточно туманной. Обстоятельства смерти Алазариана не позволяли ему сочинить более определенную эпитафию. По словам Шинна, Алазариан погиб во время нападения из засады, став очередной жертвой Праведников Джала Роба. Никто не мог точно сказать, где лежит его тело, так что вернуть его на родину оказалось невозможно. Шинн утверждал, что в горах слишком много мятежников. Дорийцу едва удалось спастись самому. Остальные бойцы отряда разделили горькую судьбу Алазариана. Однако только Алазариану был поставлен памятник рядом со склепом.

Тэссис Гэйл заплакал. Мощные рыдания сотрясали его тело. Ему все равно было, услышат его или нет. Алазариан был хорошим мальчиком, как его дядя Блэквуд. Еще одно преступление Бьяджио, еще одна отметка в его кровавом списке. Если бы не Бьяджио, никаких Праведников Меча не существовало бы. Тэссис Гэйл считал, что Бьяджио в ответе за все.

– Эррит был прав, – пробормотал он. – Бьяджио – дьявол. – Старый король поднял лицо к небу. – Слышишь ли Ты меня, Отец? Слушаешь ли ты меня?

Ветер усилился. Гэйл счел это ответом.

– Дай мне силы! – крикнул он. – Дай мне свергнуть этого дьявола!

Он перекрестился и снова устремил взгляд на одинокий памятник Алазариану. У подножия камня лежал венок из лоз и цветов. Гэйл сплел этот венок своими руками. Каждый день он делал для Алазариана новый венок и аккуратно укладывал его на одно и то же место. И каждый день предыдущий венок исчезал. Гэйл подозревал, что их забирают слуги, но на самом деле это не имело значения: он научился хорошо плести венки. Даже придворные дамы из замка хвалили его работу.

Можно ли это считать королевским делом? Видимо, нет. Однако это помогало ему занять руки и воспаленный мозг. Гэйлу порой казалось, что он ощущает первые признаки старческого маразма. Как он ни старался, ему не удавалось оттолкнуть жадные руки немощи. Вот почему он занимал себя мелочами, дожидаясь момента, когда можно будет вкусить мщение.

Рыдания прошли так же быстро, как и начались. Лицо Гэйла превратилось в бесстрастную маску. Он собрался было еще помолиться, но не стал. Подумал было уйти из-под дождя, но не ушел. Он продолжал стоять, словно еще одно надгробие, не шевелясь, прислушиваясь к шуму ветра. Иногда, если как следует вслушаться, можно понять, о чем говорит ветер.

– Господин?

Оклик заставил Гэйла вздрогнуть. Под дождиком к нему приближался мальчик, один из домашних слуг. Как его звали? Король не мог вспомнить. Когда мальчик подошел ближе, Гэйл ему улыбнулся. Мальчик был светловолосым, как Алазариан, и почти одного с ним возраста. Слуга поклонился, не обращая внимания, что стоит по щиколотку в грязи.

– Мой господин, мне приказано сообщить вам, – сказал он. – Приехали гости. Дама и господин. Сэр Редд велел мне позвать вас.

– Дама?

– Да, мой господин. Баронесса Риктер. Герцог Баллах тоже приехал.

– Герцог Баллах… – Гэйл потер подбородок. Кажется, он посылал за Валлахом… И баронесса – вроде бы ее ждали… – Да, хорошо. Я сейчас приду, – сказал он, а потом осмотрел слугу с ног до головы. – Как тебя зовут?

Паренек рассмеялся.

– Как меня зовут, господин? Вы же знаете.

– Не смей говорить мне, что я знаю и чего не знаю. Король задал тебе вопрос!

– Джимрой, сударь, – ответил мальчик. Его глаза сузились. – Я ваш личный слуга.

– А, да. Молодец, Джимрой. Но ты не слишком хорошо мне прислуживаешь, а? Посмотри на меня! Грязь!

– Простите, – пролепетал Джимрой. – Я предлагал вам подождать, пока дождь не пройдет, но…

– Посмотри на свои башмаки! – перебил его Гэйл, указывая на промокшие ноги паренька. – На тебя неприятно смотреть. Как ты можешь мне прислуживать, когда не можешь присмотреть даже за собой?

– Извините, мой господин. Я…

– Ну это же никуда не годится! – Король нагнулся и поманил Джимроя к себе. – Иди, забирайся мне на спину. Мне придется тебя нести.

Джимрой пришел в ужас:

– Как, господин?

– Ну же, забирайся! – поторопил. его Гэйл. Он сцепил руки, чтобы подставить их Джимрою. – Не заставляй меня ждать. У нас гости!

– Ноя…

– Надеюсь, ты не думаешь, будто я не справлюсь, а? Думаешь, старик потерял силы? Ну так я вдвое сильнее, чем ты когда-нибудь станешь, Алазариан. Ну давай…

– Я Джимрой, господин мой. Не Алазариан.

– Не спорь со мной, это приказ, Джимрой! Пошли.

Разинув рот, парнишка влез королю на спину. Гэйл шумно выдохнул, но потом с торжествующей улыбкой выпрямил спину.

– Ха! Видишь? Тело у меня, как у двадцатилетнего! Ну так где же мои гости?

– Сэр Редд провел их на внутренний двор, господин мой. А куда они пошли оттуда, я не знаю.

– Сэр Редд – старый зануда. – Гэйл неожиданно почувствовал себя головокружительно счастливым. Он сам не мог понять, в чем дело, но почему-то ему очень нравилось держать парнишку у себя на закорках. – В замок! – крикнул он и зарысил по кладбищу, неся Джимроя на спине.

Парнишка обхватил его за шею – и вскоре Гэйл услышал, что он тоже хохочет. Это был хороший смех, и Гэйл вдруг понял, что очень давно не слышал хорошего смеха. Он донес Джимроя до кладбищенских ворот, а потом зашагал по газону, ведущему к замку. Группа солдат, чистивших коней на плацу, заметила странную пару и изумленно на них уставилась.

– Смотрите! – крикнул мальчишка, который вел по дождю воз с сеном. – Это король!

Гэйл не стал махать ему рукой, а заржал по лошадиному. Джимрой смеялся, придя в восторг от своего царственного скакуна.

– Господин мой, вы можете остановиться, – сказал он. – Это здорово, но вы ведь король!

– Раз я король, то могу делать все, что захочу! Гэйл галопом промчался по плацу, направляясь прямо к замку, где несколько часовых перекрыли подъемный мост.

– Прочь с дороги! – крикнул Гэйл, протолкнувшись мимо них. – У короля Джимроя срочное дело к герцогу Горкнея.

– Джимрой, слезай немедленно! – взревел один из часовых.

Гэйл пробежал мимо них, не обращая внимания на крики. В последнее время они все обращались с ним, словно с несмышленым ребенком, и ему это надоело. Он затянул старинную боевую песню, которую выучил еще в юности, и пел ее, пока не вышел на середину внутреннего двора, где дожидался его слуга Редд. У Редда отвисла челюсть. Он бросился к королю, забыв о своем намерении оставаться под кровлей и не шлепать по грязи.

– Господин мой! Что вы делаете?

Гэйл прекратил пение и посмотрел на своего слугу.

– Что такое?

Редд едва мог говорить. Он обвел взглядом изумленные лица окружающих, а потом подался к королю и прошептал:

– Господин мой, вы… балуетесь!

– А почему бы и нет? – Гэйл оглянулся на Джимроя. – Ладно, парень, слезай. Веселье закончилось. Старина Редд все нам испортил.

– Господин мой!

– Прекрати верещать словно баба, Редд. – Гэйл потер руки. – Ну и где же мои гости? Юный Джимрой сказал, что приехала какая-то девка.

Редд потрясенно взирал на короля.

– Ну? – прикрикнул на него Гэйл и щелкнул пальцами у Редда перед глазами. – Ты что, заснул? Где та женщина, о которой мне доложил Джимрой?

– Баронесса Риктер, государь, – поправил его Редд. – Господин мой, вы хорошо себя чувствуете?

Этот вопрос озадачил Гэйла. Он попытался понять, как же он себя чувствует на самом деле.

– Да, баронесса Риктер… – Он откашлялся и разгладил промокшие одежды. – Угу, да…

– Она приехала, чтобы обсудить ваши планы, господин мой. Вы ведь это помните?

– Мой мозг работает как часы, Редд. Где она?

– В зале советов, ждет вас с герцогом Валлахом. Он тоже прибыл по вашему…

– По моему пожеланию. Да-да. Все это я уже знаю. Нечего меня опекать, словно младенца неразумного. Меня, знаешь ли, уже довольно давно отняли от груди.

– Но, господин мой, вы выглядите…

– Как?

Редд замялся.

– Нездоровым. – Он осторожно взял короля под руку и завел под навес. Отпуская Джимроя, он улыбнулся. – Господин мой, в последнее время у вас было так много тревог. Почему бы вам не отдохнуть после вашей встречи с баронессой и герцогом?

– Отдых – это для стариков, – ответил Гэйл. – Почему бы тебе не спросить у юного Джимроя, старый ли я? Я нес его сюда от самого кладбища и всю дорогу бежал.

– Да, вы в прекрасной форме, господин мой. И все же ваши тревоги…

– На такое мог бы пожаловаться слабый человек, Редд. А теперь веди меня к баронессе. И не устраивай шума из-за моей одежды. Я переодеваться не собираюсь. Сейчас идет дождь. Если им это не нравится, пусть идут к черту.

Редд вздохнул, но спорить не стал. Не говоря больше ни слова, он ввел короля в замок, сопровождая его по лабиринту переходов, ведущих в парадные покои. На ходу Гэйл старался дышать ровно. Головокружение постепенно проходило. Он напомнил себе, что его ждут дела. Идя с Реддом по замку, он пригладил волосы, пытаясь придать себе приличный вид. У него за спиной уже шепчутся – он это слышал. Люди говорят, будто король сошел с ума.

– Я не сошел с ума…

Редд остановился у самой двери.

– Конечно, нет, – согласился он. – Итак, господин мой, баронесса Риктер и герцог ждут вас в зале. Вы готовы их видеть?

Гэйл был готов к этой встрече уже много месяцев. Он оттолкнул Редда в сторону и открыл дверь, за которой оказался зал советов – небольшое помещение с несоразмерно широким столом, однако благодаря раздвинутым занавескам впечатление тесноты несколько смягчалось. За столом напротив двери сидел герцог Баллах. Старик встал, чтобы поздороваться

;, королем. В зале присутствовал и майор Мардек. Майор низко поклонился. А вот удивительная женщина осталась сидеть за столом. У нее были серебряные волосы, а на платье из лилового бархата переливалось бриллиантовое ожерелье. Ее длинные пальцы обхватывали рюмку бренди. Увидев короля, баронесса Риктер поставила рюмку и хищно улыбнулась. На нарумяненном лице заморгали зеленые глаза.

При виде баронессы Гэйл немного успокоился. of никогда еще с ней не встречался, но был наслышан о ее красоте. Неожиданно к нему вернулись все его способности – словно кто-то зажег у него в голове свечу. Он медленно подошел к ней и протянул ей руку.

– Баронесса, – любезно проговорил он, – я очень рад вас видеть. Я искренне благодарю вас за посещение, которым вы удостоили мой дом.

Баронесса Риктер позволила королю поцеловать себе руку. Она была немолода, однако сохранила девическое обаяние. А еще у нее была великолепная фигура. Гэйлу пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничего по этому поводу не сказать. В последнее время все его мысли помимо его воли срывались у него с языка. Чтобы держать себя в руках, приходилось прилагать немало сил.

– Король Тэссис, – проговорила баронесса, чуть привстав, – это я рада оказаться здесь. Спасибо вам за приглашение и за возможность сюда приехать.

– Мы вам очень рады, баронесса. У нас в замке редко бывают столь чудесные гостьи.

– Вы льстите мне, сир.

– Неужели? Но, надеюсь, вы у нас поживете? Оставшийся на пороге Редд звучно кашлянул.

– Господин мой, возможно, вам следует сесть и отдохнуть?

Гэйл выпустил руку баронессы Риктер. Что с ним, черт подери, происходит?

«Боже, помоги мне хотя бы казаться нормальным. Я должен вспомнить, как надо себя вести…»

– Несомненно, сэр Редд, – сказал он. – Нам надо поговорить о деле.

Он сел во главе стола, а потом пригласил герцога и майора занять места за столом. Герцог Баллах буквально упал в кресло: он казался совершенно вымотанным. Видно было, что ему несколько раз подливали в рюмку бренди. Майор

Мардек снял свой шлем с забралом в виде демонской морды и поставил его возле себя на стол. Гэйл не ожидал увидеть солдата здесь, но решил, что у Мардека есть новости из Высокогорья.

– Ну что ж, это – знаменательный момент, – проговорил король. – Наконец мы все собрались вместе.

– Верно, – согласилась баронесса необычайно мягким голосом. – Мой брат был бы рад это видеть. Баллах кивнул:

– И Сабрина тоже.

– И, несомненно, бесчисленное множество других людей, – добавил Гэйл. – На руках нашего императора много крови.

Он вздохнул, отдавая должное памяти погибших. Брат баронессы Риктер пал жертвой Бьяджио, как и дочь Валлаха, – барон Риктер был одним из одиннадцати нарских правителей, убитых во время вторжения на Кроут. Там же погиб сам Эррит, а также Оридиан и Клоди Вое, бывший лорд-архитектор Нара. Барон Риктер был одним из многих, но старшая сестра, оставшаяся в Фоске, не простила Бьяджио его смерть и с радостью присоединилась к заговору Гэйла. До своей гибели барон Риктер был повелителем Башни Правды. Теперь этот высокий пост занял Дакель. Гэйл считал, что назначение инквизитора разъярило баронессу еще сильнее: ее ненависть к Бьяджио не знала границ.

– За наших возлюбленных погибших, – провозгласил Гэйл, поднимая свою рюмку. – Мы за них отомстим.

Трое аристократов молча выпили бренди, поставили рюмки и выжидательно посмотрели на Гэйла. Король успокоился. Безумие прошло: его прогнали срочные дела. Всякий раз, когда он начинал заниматься планами, его ум обострялся.

– Теперь, баронесса Риктер, простите мою прямоту, но я должен спросить у вас, сколько людей вы привели с собой?

– Я привела сто всадников, – ответила баронесса. – Они уже отправлены в Арамур на обучение. Насколько я понимаю, правитель Лет предупрежден об их приезде?

Гэйл нахмурился.

– Правителю было сказано ожидать гораздо больше людей, а не всего сотню, милая дама. Простите меня, но я разочарован. Я считал…

Баронесса протестующе махнула рукой.

– Пожалуйста, не капризничайте, король Тэссис. Я прекрасно помню о своих обязательствах в отношении вас. Я приехала только с сотней, потому что больший отряд вызвал бы подозрения. Мы ведь стремимся сохранить тайну, не так ли?

– Конечно, – вынужден был признать Гэйл.

– Когда война начнется, вы получите из Фоска большое подкрепление. Мы выступим на вашей стороне, как только станет ясно, кто с кем. А сейчас придется обойтись тем, что я вам даю.

Гэйл рассчитывал совсем на другое, но тем не менее он улыбнулся. Политика играла в его плане немалую роль.

– Я покорно принимаю ваше предложение, милая дама. Как я уже сказал, вы оказываете мне честь. Ваши сто всадников очень помогут нам в действиях против Высокогорья.

– Когда это будет? – спросил Баллах. – Мне необходимо знать время, Тэссис.

Гэйл взглянул на своего союзника.

– Вы куда-то спешите, Баллах? Меня это удивляет. Судя по тому, что мне говорил Лет, дела у вас идут не так быстро, как мне хотелось бы. И мне казалось, что вы не должны бы проявлять нетерпение.

– Мой флот будет готов через несколько недель, – ответил Баллах. – Признаю, у нас были кое-какие задержки. Но мы добились того, что все механизмы работают, и рабы освоили свое дело. Скоро мы уже разберем все корабли и начнем перевозить их на южный берег.

Баронесса Риктер удивленно подняла брови:

– Вы передвигаете их по суше?

– Иначе нам их в нужное место не доставить, – объяснил Баллах. – Я понимаю, что это сложно. Но зато каким сюрпризом это будет для Никабара!

– Дивно! – воскликнула баронесса, захлопав в ладоши. – Просто очаровательно! – Она адресовала Гэйлу чувственную улыбку. – Вы все предусмотрели, милый король. Я глубоко потрясена.

Гэйл ухмыльнулся.

– Вот видите? Это как гигантская шахматная доска, друзья мои. Надо только правильно расставить фигуры. Говорят, император Бьяджио блестяще владеет искусством игры в шахматы. Говорят, он гениальный стратег. Но его гениальность погубила моего мальчика, Блэквуда.

– Тэссис, вы не ответили на мой вопрос, – заметил Баллах. – Когда вы выступите против Восточного Высокогорья? Гэйл вздохнул.

– Это непросто, мой друг. Вы же сами занимаетесь политикой: вы должны понимать, что я имею в виду.

– Я вижу, как вы переставляете свои фигуры на доске, – ответил герцог, – но я не вижу стратегии. Я потратил на подготовку всего этого целое состояние. Простите меня, но мне хочется поскорее отомстить за Сабрину.

– И мне за брата, – поддержала его баронесса Риктер. – Пожалуйста, милый король, скажите, чего нам ждать.

Гэйл увидел, как на его плечо упала тень Редда. Верный слуга стоял рядом, готовый прийти на помощь.

– Все в порядке, Редд, – успокоил его Гэйл и повернулся к Мардеку. – Майор, у вас есть что нам доложить? Мардек встал.

– Господин мой, мы перешли реку, как вы и приказывали. И как вы предполагали, горцы нас увидели. Нам навстречу выехал сам Редберн.

Гэйл со смехом откинулся на спинку кресла.

– Принц? Великолепно! И что же вам сказали эти дикари?

– Он приказал нам уйти с его территории. С ним была его сестра Брина. Она угрожала нам мечом.

Все было просто отлично! Гэйл мысленно произнес благодарственную молитву.

– И вы сказали, что ищете шпионов?

– Да, господин мой. Редберн, конечно, нам не поверил, но я ясно дал ему понять, что мы их подозреваем и будем продолжать наблюдение. Я предостерег их, что любая новая попытка вмешательства в дела Талистана будет сурово наказана…

– Чудесно. О, вы прекрасно справились с заданием, майор. Я доволен.

Сидевшие на другой стороне стола Баллах и баронесса безмолвно переглянулись.

– Не понимаю, – сказал Баллах. – Почему бы просто не напасть на Высокогорье? Зачем вы тратите время на эти глупости?

– Потому что, – промурлыкала баронесса, – этого нельзя сделать. Пока. – Она провела пальцем по краю рюмки. – Скажите мне, король Тэссис, что случится, если вы вторгнетесь в Высокогорье без всякого на то повода? Как на это отреагируют, скажем, в Дахааре? Или в Госсе?

Гэйл широко улыбнулся.

– Вы прекрасно меня понимаете, не так ли, милая дама?

– Союзнические обязательства, герцог Баллах, – пояснила баронесса. – Фоск не заключал союза с Талистаном. Предполагается, что мы верны Черному Городу. А такие территории, как Дахаар, преданы Бьяджио. Они не позволят нам вторгнуться в Высокогорье. Они поднимут шум.

– Ну и что? – огрызнулся Баллах. – Какое нам дело? Мы сильны.

– Недостаточно сильны, – возразил Гэйл. – Если мы вторгнемся в Высокогорье без повода, Дахаар и другие территории могут выступить против нас. Надо создать впечатление, будто мы защищаемся. – Он пристально посмотрел на герцога. – Теперь вы поняли?

– Это отнимает много времени, – недовольно пробурчал Баллах. – А судя по тому, что я слышал о Редберне, он предан миру. А что, если он не нанесет удара по Талистану? Что тогда?

– О, он нанесет удар! – рассмеялся Гэйл. Он искоса посмотрел на Мардека. – Вы со мной согласны, майор?

– Это так же верно, как то, что по утрам встает солнце, господин мой.

– Видите, Баллах? – продолжил Гэйл. – Мы приготовили для принца Редберна кое-какие сюрпризы. В конце концов он на нас нападет. А как только он это сделает…

– У нас появится предлог, чтобы захватить Восточное Высокогорье, – договорила за него баронесса Риктер. Гэйл приветствовал ее поднятой рюмкой:

– Умна и прекрасна.

Внезапно он почувствовал себя поразительно хорошо. Он снова полностью владел всеми своими способностями, хотя бы временно, и даже герцог Баллах, который временами бывал удивительно тупым, начал понимать, что он задумал. Хрупкий баланс их планов помогал Тэссису Гэйлу собраться. Он сознавал, что ему надо цепляться зубами и ногтями, чтобы его мысли снова не затуманились. Горе отняло у него разум – но мщение его восстановит.

– И мы должны ждать? – спросил Баллах. – И ничего больше?

– Тело вашей дочери уже давно остыло, герцог, – сказал Гэйл. – Разве еще несколько недель что-то изменят?

– И это дает вам время на то, чтобы подготовить флот, – добавил Мардек. – Я не разделяю оптимизма капитана Зерно. Если Бьяджио попросит Никабара вмешаться, он сюда приплывет. И если бы вам довелось хоть раз увидеть «Бесстрашный», герцог Баллах, вы действовали бы быстрее. Баллах скрестил руки на груди.

– Я закупил для моих кораблей лучшие орудия и боеприпасы. И нанял лучших специалистов. Я не боюсь Никабара, майор. Он не отправится в Талистан со всем своим флотом, потому что не будет ожидать, что мы сможем оказать ему сопротивление.

– Он явится сюда с «Бесстрашным», – напомнил Мардек.

– С одним кораблем? – презрительно скривился Баллах. – Я думаю, вы переоцениваете «Бесстрашного», майор. Мардек ухмыльнулся:

– Вам виднее.

– Мы закончили, – объявил Гэйл. Он отодвинул кресло и стремительно встал, желая уйти, пока его ум еще работает четко. Остальные послушно встали. – Спасибо вам всем за то, что собрались здесь, – сказал он. – Чувствуйте себя как дома, оставайтесь столько, сколько пожелаете. Даже вы, Баллах. Я уверен, что ваш «проект» день другой обойдется без вашего присутствия.

Казалось, герцога это успокоило.

– Вы очень любезны, Тэссис. Действительно, моя нога…

– Конечно, – равнодушно отозвался Гэйл. Он повернулся к баронессе Риктер. – Баронесса, я могу вас сопровождать? У нас, в доме Гэйлов, найдется, на что полюбоваться.

– Государь, я ценю, что вы так щедро уделяете мне время, – ответила баронесса, протягивая руку, – я не отказалась бы от приличного общества.

Гэйл повел ее из комнаты – и тут увидел, как Редд предостерегающе качает головой. Гэйл бросил на него хмурый взгляд. Все будет прекрасно. Общество баронессы смягчит боль его одиночества. Он оттолкнул Редда в сторону и увел баронессу в коридор, увлекая ее подальше от зала советов. За стенами замка продолжал идти дождь. Гэйл слышал, как он стучит по окнам в свинцовых переплетах.

– Я покажу вам домашнюю беседку, – пообещал он баронессе. – Моя дочь Калида обожала в ней сидеть.

– Я буду очень рада, – сказала баронесса. – И расскажите мне про вашего сына тоже. У меня не было случая встретиться с бароном.

Гэйл со вздохом обнял свою гостью.

– О, Блэквуд был чудесным мальчиком, – сказал он. – И добрым, как голубок.

 

27

В десяти морских милях от берега Лисса на волнах качались «Бесстрашный» и другие корабли ударной группы. Рядом с флагманом на якоре стояли «Владыка ужаса», а чуть дальше – «Черный Город» и «Зловещий». Еще дюжина кораблей кружила на разном расстоянии, но от флагмана далеко не уходила. Солнце село совсем недавно, ветер оставался умеренным. На ясном небе светили луна и россыпь звезд. Сотня Островов Лисса виднелась на горизонте на юге, но в океане шхун не было. Только «Бесстрашный» со своей хищной стаей рыскал вокруг архипелага.

По приглашению адмирала Никабара Касрин поднялся на борт «Бесстрашного» для последнего обсуждения планов. Он приказал «Владыке» подойти поближе к флагману и отправился туда на шлюпке. Это предприятие было бы опасным, не будь море настолько спокойным. Теперь Касрин сидел в тесной каюте «Бесстрашного» и смотрел на капитана Лраго. Капитан «Зловещего» откинулся на спинку стула, заложив руки за голову, и жевал табак, отвратительно при этом чавкая. Не считая Лраго, на совещании присутствовал только капитан Гарк с «Черного Города». Касрин не видел здесь ни Феликса с «Колосса», ни Амадо с «Ангела». Как это ни странно, но на совещание не пришел и сам Никабар. Касрин обвел взглядом комнату, стараясь не встречаться взглядом с Лраго. Ему всегда не нравился этот молодой капитан, и теперь столь тесный контакт с ним вызывал у Касрина раздражение.

«Где, к черту, Никабар?» – гадал Касрин.

Вызов на флагман не стал для него неожиданностью. Плавание от Казархуна до Лисса было долгим и утомительным, и у капитанов не было возможности разговаривать друг с другом. И теперь, накануне удара, Никабар собрался уточнить планы. Касрин знал, что это – обычная процедура. Тогда почему же он так нервничает?

Убедить Никабара принять план Касрина оказалось пугающе легко. Ненависть, которую адмирал питал к Лиссу, совершенно ослепила его. И чувство вины, которое терзало Касрина из-за того, что он предает своего старого наставника, за время долгого плавания меньше не стало. Даже сейчас ему хотелось открыть правду, дав своему герою последнюю возможность спастись, но он помнил о Джелене. Спасение Никабара определенно станет для нее приговором, а такой обмен казался ему неравным.

Наконец после бесконечно долгого молчания дверь открылась, и в каюту вошел Никабар. На лице у него сияла широчайшая улыбка, а при виде Касрина глаза его радостно вспыхнули.

– Приветствую вас, моряки, – сказал он. – Спасибо, что приплыли на мой корабль.

Он сел во главе стола, и от его огромной фигуры крошечная каюта словно еще уменьшилась. На столе не было ни еды, ни питья, и любителям покурить не подали трубок. Единственный табак был во рту Лраго, который отвратительно им чавкал. Никабар не стал терять даром время и выложил на стол карту, полученную от Касрина. Все капитаны склонились над столом, внимательно рассматривая изображенный на карте участок Сотни Островов.

– Завтра подойдет к концу наше долгое путешествие, – сказал Никабар, тыкая пальцем в карту. – Каралон. Лраго кивнул.

– Прекрасно. Я даже не надеялся увидеть этот день.

– И я тоже, – признался Гарк. Он скрестил руки на груди. – Но должен признать, что мы здесь.

– Благодаря Касрину, – заявил Никабар. – Без него этот удар был бы невозможен.

Касрин постарался не покраснеть. Он поймал на себе неприветливый взгляд Лраго.

– У нас по-прежнему нет уверенности в том, что это не ловушка, приготовленная Лиссом, – сказал капитан «Зловещего». – Не хочу тебя обидеть, Касрин, но тот лиссец, которого ты пытал, мог подсунуть тебе ложь. Вы можете войти в пролив и обнаружить, что никакого Каралона не существует. Может, и самого пролива нет.

– Это не ловушка, – возразил Касрин. – Я достаточно хорошо владею ножом, чтобы определить, когда мне лгут. Мой пленник говорил правду. Эта карта – не обман.

– Конечно, нет! – поддержал его Никабар, возмущенно глядя на Лраго. – Касрину удалось совершить то, что не получалось ни у кого из нас. По-моему, ты просто дал волю ревности, Лраго.

Лраго нахмурился еще сильнее.

– Ну, я не стану вас задерживать больше, чем нужно, – сказал Никабар, – но перед завтрашним днем нам надо кое-какие вещи обсудить. – Адмирал провел пальцем по карте. – Это – пролив Змея. По словам Касрина, он достаточно широк для дредноутов, даже для «Бесстрашного». Но нам надо войти в него при полном приливе, иначе всю дорогу придется идти против течения. Касрин на «Владыке» пойдет первым. «Бесстрашный» войдет следом за ним. Опережай нас на два корпуса и не спеши, ясно, Касрин?

– Абсолютно.

– Гарк, на время моего отсутствия командование ударным флотом передается тебе, – продолжил адмирал. – Держись на «Черном Городе» в четырех-пяти милях от берега. Не заходи слишком близко в дельту. Все, что заставит лиссцев насторожиться, может поставить под угрозу «Бесстрашного» и «Владыку».

– Ясно, – ответил Гарк.

– Ты, Лраго, будешь патрулировать по широкой дуге. «Зловещий» – наш самый быстрый корабль. Приглядывай за материком. Если увидишь лисские корабли, немедленно возвращайся к Гарку.

– А по-моему, мне все-таки лучше плыть с вами, сэр, – возразил Лраго. – Патрулировать мог бы любой корабль флота. А «Зловещий» достаточно невелик, чтобы войти в тот пролив вместе с вами. Если мы чуть приотстанем…

– Таков мой приказ, капитан, – отрезал Никабар. – И вы в точности его исполните. Гарк и остальные капитаны будут полагаться на вас. Может, пока тут и спокойно, но мы по-прежнему в водах Лисса. Касрин, ты займешь позицию у южного берега Каралона. «Бесстрашный» будет обстреливать северную сторону. Как только мы выйдем на позиции, сразу же сделаем несколько выстрелов, чтобы показать им, что мы не шутим. Отведав наших пушек, они сдадут нам Каралон.

– А если не сдадут? – спросил Гарк. Никабар ухмыльнулся.

– Тогда мы их снесем.

Касрин смотрел на карту. Никабару было не важно, захватит ли он Каралон, главное было – убить как можно больше лиссцев.

– Когда захватим остров, удерживать его будет «Бесстрашный». Когда начнется отлив, «Владыка ужаса» выйдет из пролива и даст вам сигнал. Прежде всего мы овладеем этим проливом. Гарк, пусть «Черный Город» и «Колосс» ведут обстрел дельты. Подавлять любое сопротивление. Лраго, тут и у тебя появится шанс поработать. Как только сможешь, пройди по проливу Змея до Каралона. Тебе придется снова дождаться прилива, но не останавливайся ни для чего, понятно? Если что-то встанет у тебя на пути, разноси это на кусочки.

– С радостью, – ответил Лраго.

– Гарк, остальные корабли флотилии встанут вдоль пролива. Но ты с Феликсом будешь держать дельту. Как ты думаешь, справитесь?

– Справимся, адмирал.

«Черный Город» и «Колосс» были самыми крупными кораблями флота после «Бесстрашного».

– Прекрасно. – Никабар забрал карту и начал ее сворачивать. – Значит, мы закончили. Возвращайтесь на свои корабли и начинайте готовиться. Гарк и Лраго, сообщите остальным капитанам о наших планах.

Они все встали, чтобы уйти, но Касрин не успел скрыться: Никабар его остановил.

– Касрин! – окликнул его адмирал. Дождавшись, чтобы Гарк и Лраго ушли, он приветливо улыбнулся. – Я хочу с тобой поговорить.

Касрин напрягся.

– Да, сэр?

– Пойдем со мной, – пригласил его адмирал.

Оставив карту на столе, он вместе с Касрином вышел из каюты, прошел по узким переходам боевого корабля и поднялся по трапу на палубу. Кильватерный след уходил за корму, ветер надувал полусобранные паруса, и реи поскрипывали. От левого борта отходили шлюпки, увозящие Гарка и Лраго. Никабар прошел на корму, где возле огромного ящика ждал капитан Бласко. Капитан «Бесстрашного» улыбался. На ящике стояла бутылка и два хрустальных бокала.

– Спасибо, капитан, – сказал Никабар. – Вы свободны. Его подчиненный безмолвно удалился. Никабар взял бутылку и в лунном свете попытался разобрать год урожая. Так это было похоже на романтическое свидание, что Касрин чуть не рассмеялся.

– Сэр, что это?

– У нас с тобой сегодня праздник, друг мой, – ответил адмирал. На ящике лежал штопор, чтобы можно было открыть бутылку. – Сегодня нам есть чему радоваться, и я не хочу, чтобы такой момент прошел незамеченным.

Никабар понюхал вино, смакуя букет, и удовлетворенно улыбнулся. Наполнив бокал, он вручил его Касрину.

– Спасибо, – смущенно проговорил Касрин. Он нервничал, и его снова начало терзать привычное чувство вины. – Сэр, а разве остальным не следовало бы при этом присутствовать?

– Нет. – Адмирал поднял свой бокал. – Великолепное вино для великой минуты. Салют.

Касрин чокнулся с адмиралом. Они оба выпили. А потом Никабар поставил свой бокал на ящик и устремил взгляд в море. Кильватерный след играл серым и голубым, мерцая в свете звезд. Адмирал тяжело вздохнул и после довольно долгого молчания сказал:

– Я с тобой поступил так, как надо было для твоей же пользы. Надеюсь, ты это понимаешь.

– Понимаю, – покривил душой Касрин. – Вам не надо ничего объяснять.

Никабар посмотрел на него.

– Ты на меня злился. Но ты вернулся, потому что понял: я был прав. И я рад, что ты здесь, Касрин. Нет никого, кого я предпочел бы увидеть на твоем месте завтра.

– Вы оказываете мне честь, сэр. Но у вас есть другие капитаны, не менее умелые, чем я.

– Ты имеешь в воду Лраго? Он – глупец. Хороший капитан, но слишком честолюбивый. Он действует так, чтобы мне понравиться, как ты когда-то. Помнишь?

Касрин кивнул. Он даже слишком хорошо помнил.

– То, что мы сделаем завтра, изменит ход истории, – объявил Никабар. – Ты дал мне возможность осуществить мою главную мечту: поставить Лисс на колени. Много лет я из-за него не знал покоя.

– Знаю, – сказал Касрин.

Ему было жаль Никабара: такой блестящий ум не должен был так деградировать.

– И теперь они у меня в руках! Как только мы уничтожим их войско и захватим Каралон, можно будет брать их острова и уничтожать города один за другим. Я вызову сюда остальные корабли флота. Это будет настоящий триумф.

– Да, сэр. Триумф…

Двое моряков продолжали разговор, пока не допили всю бутылку. Касрин больше часа слушал рассказы Никабара и, к собственному удивлению, убедился, что общество адмирала ему приятно. Однако это не имело значения.

Утром он его убьет.

При первых проблесках рассвета «Владыка ужаса» направился к берегу Лисса впереди «Бесстрашного». Касрин стоял на мостике своего корабля и смотрел, как увеличивается берег. Он не сомневался, что воды останутся пустынными. Джелена пообещала ему, что на пути к проливу шхун не будет: Никабара ничто не вспугнет. Наблюдая в подзорную трубу за приближающимся берегом, Касрин видел, что Джелена свое слово сдержала. Ни один корабль не вышел им наперехват. Успокоившись, Касрин приказал прибавить парусов. В подзорную трубу уже виден был вход в пролив Змея. За бухтой начинались высокие скалы, поднимавшиеся по обе стороны пролива. Касрин нервно покусывал губы. Где-то на тех холмах их дожидаются Джелена и ее люди.

– Надеюсь, девушка приготовилась, – проговорил он. Сложив подзорную трубу, он передал ее Лэни. – Потому что мы уже здесь.

– Приготовилась или нет, задача ее ждет нелегкая, – заметил Лэни. Он оглянулся назад, на «Бесстрашный». – Посмотри, Никабар уже разогрел огнеметы.

Касрин даже не потрудился обернуться. Он уже заметил, что на орудийной палубе гигантского дредноута светятся сопла огнеметов, готовых полить огнем любое судно, которое появится из пролива. Касрин был твердо намерен держаться вне его сектора обстрела.

– Будем держать от них приличную дистанцию, – предложил Касрин.

Лэни охотно согласился и вместе с капитаном стал смотреть на встающий навстречу берег Лисса, готовый их проглотить. Бухта оказалась глубокой и мутной: из нее солоноватая вода шла в расщелину и при приливах питала пролив Змея. Сам пролив был окружен скалами – высокими обрывами из коричневого камня, увенчанного незнакомыми растениями. На входе в пролив «Владыка ужаса» застонал, зацепив невидимые в мутной воде плавающие обломки, но быстрое течение уже втащило его в пролив. «Бесстрашный» шел следом. Огромный корабль Никабара вошел в горловину пролива без происшествий, подхваченный приливом.

И наступила тишина.

Касрин посмотрел вверх, на высокие скалы. Казалось, на них уже много десятилетий не ступала нога человека: местность была пустынной, без всяких следов жилья. На обрывах гнездились птицы, к воде свисали ползучие растения, опуская в пролив похожие на леску тонкие ветки. Берега были усеяны лагунами и бухточками, служившими домом для цапель и туч мошки. Солнце играло на прозрачно-чистой, идеально голубой воде.

«Неплохое место для смерти, – подумал Касрин. – Никабару повезло».

Спустя несколько мгновений, когда устье пролива осталось позади, Касрин окликнул лейтенанта Нундока. Лейтенант стоял на носу корабля в полной готовности. Рядом с ним была сложена кипа алой ткани размером чуть ли не с простыню. Касрин кивнул лейтенанту.

– Мы уже достаточно далеко, – сказал Касрин. – Действуй.

Лэни прошел вперед и помог Нундоку развернуть алый флаг. Вдвоем они вывесили его на носу «Владыки», действуя очень осторожно, чтобы не вызвать подозрений у возможных наблюдателей. Касрин оглянулся на «Бесстрашный». Он сомневался, чтобы Никабар за ними следил, однако рисковать не хотел. По его приказу группа матросов выстроилась на носу в шеренгу, заслоняя Лэни и Нундока, привязывавших самодельный флаг веревками. Закончив работу, они отошли, чтобы посмотреть на дело своих рук.

Теперь у «Владыки ужаса» нос был алым, но это было видно только спереди. Касрин надеялся, что Джелена не забыла условного знака.

Тимрин дежурил на восточном берегу пролива Змея, усевшись на высоком обрыве над водой. С ним находились еще два человека, оба – слуги Джелены. Как и Тимрин, они добровольно вызвались наблюдать за проливом. Наблюдатели сменялись, но Тимрин оставался на посту постоянно: он устроил себе лагерь на скале. Скучную работу наблюдателя он выполнял серьезно, но пока не видел ни единого корабля, не говоря уже о нарском дредноуте.

Прямо под ним на якоре стоял лисский корабль «Чаровница». С быстрой шхуны сняли весь груз и вооружение, чтобы иметь возможность доставить Джелене известия как можно быстрее. Командовал шхуной опытный и преданный капитан по имени Дарвик. Он разделял скептическое отношение Тимрина к порученному заданию, считая, как и он, что Джелена чересчур доверяет Касрину. Оба были убеждены, что приготовленным для «Бесстрашного» капканом воспользоваться не удастся. «Бесстрашный» не придет.

Однако Тимрин души не чаял в Джелене и потому охотно взял на себя обязанность дожидаться Касрина. Сегодняшняя вахта не отличалась от всех предыдущих. Тимрин занимал себя выстругиванием колышков для палатки, пока его напарник Гвон смотрел в подзорную трубу. Он как раз думал о «Владыке ужаса», когда сверху донесся крик Гвона.

– Это он! Вон он!

Тимрин уронил нож и бросился к краю скалы. Прижимая трубу к глазу, Гвон указывал на север, в сторону устья пролива. Прищурившись, Тимрин увидел приближающийся корабль.

– Это они? Ты уверен?

– У них на носу алый флаг, – ответил Гвон. – Это они, я уверен!

Тимрин вырвал у него подзорную трубу. В окуляре возник корабль – маленький и плохо различимый. Однако алое пятно на носу было ясно видно – как и громадное судно, двигавшееся следом за первым кораблем.

– Не могу поверить! – пробормотал Тимрин. – Он действительно приплыл!

Гвон вскочил на ноги.

– Надо предупредить королеву!

Тимрин уронил подзорную трубу и подошел к краю скалы. Далеко внизу он увидел дожидающуюся сигнала «Чаровницу».

– Эй, на «Чаровнице»! – крикнул он. – Проснитесь! Тревога!

Королева Джелена осматривала артиллерийские позиции. С восточного берега пролива едва видны были пушки, стоящие на противоположной стороне. Спрятанные за листвой и замаскированные ветками орудия с расположенного внизу пролива видны не будут. Надо надеяться.

Джелена не знала, какой обстрел сможет выдержать «Бесстрашный». Она знала только, что сделала все возможное, что выложилась вместе со своими людьми, откапывая позиции для орудий и затапливая камни, которые должны были перегородить дно пролива. Еще утром она измерила баррикаду и убедилась, что оставлена именно та глубина, которую предложил Касрин. Оставалось надеяться, что у «Бесстрашного» осадка глубже, и он сядет на мель, но полной уверенности не было, и это вызывало раздражение. Больше того: Джеленой овладевала тревога. Тимрин отправился нести вахту над проливом, а на уговоры советников отступить на Каралон королева не обращала внимания. Ее не заботила собственная безопасность, все ее мысли были о «Бесстрашном».

Был почти полдень, когда часовой заметил «Чаровницу». Услышав его крик, люди на скалах встрепенулись. Лейтенант Вин, которому Джелена поручила командовать западной батареей, оглянулся на королеву. Он был молод, как она, и вид у него был несколько растерянный. Джелена постаралась выглядеть уверенно.

– Готовьтесь! – крикнула она. – Они приближаются!

По обоим берегам пролива ее команды начали лихорадочно действовать, заряжая пушки и ловко снимая с них маскировку. В соответствии с приказом Джелены убрали самые толстые ветки, оставив маскировку с северной стороны пушек, чтобы их не обнаружили с приближающихся кораблей. Джелена взглянула на небо. День выдался ясный, и она тревожилась, как бы солнечные блики на стволах не выдали позицию орудий. По проливу летела «Чаровница» с полными ветра парусами. Насколько она опережает «Бесстрашного»? И Касрин – плывет ли он с ними?

Вскоре все двадцать четыре пушки – по двенадцать на каждом берегу – были готовы к стрельбе. Артиллерийские расчеты стояли наготове, дожидаясь сигнала. Наблюдатели, выставленные на скалах с подзорными трубами, высматривали противника. Джелена отдала своим войскам последний приказ.

– Не стрелять, пока дредноут не сядет на мель, – сказала она. – А тогда разносим его в клочья.

С борта «Владыки ужаса» Касрин пристально рассматривал холмы, обступившие пролив. Берега пролива Змея сильно сблизились, и впереди лежала самая узкая его часть. Касрин свернул почти все паруса, и корабль лениво и бесшумно дрейфовал вперед на приливном течении. Идущий следом «Бесстрашный» тоже лег в дрейф. Огромный дредноут по-прежнему держал огнеметы в полной готовности, высматривая на берегах возможные цели. На носу флагмана стоял Никабар, сверкая шитьем мундира. Взгляд Касрина невольно задержался на адмирале.

Без Никабара мир станет совсем другим. Касрин попытался представить себе, что станут делать Лраго и остальные капитаны, лишившись командующего. Наверное, командование возьмет на себя Гарк. Касрину хотелось в это верить. Гарк всегда казался ему человеком разумным.

– Блэр, – прервал его размышления Лэни, – смотри!

Первый помощник указал на расположенные впереди скалы, нависшие над проливом. Вода под ними рябила. Касрин внимательно вгляделся в скалы. Они сильно заросли кустарником, но никакого движения не заметно было.

– Малый вперед, – тихо приказал он.

«Владыка ужаса» приблизился к теснине. Касрин затаил дыхание: он был уверен, что где-то среди скал прячется Джелена. Если Никабар что-нибудь и заподозрил, то это пока никак не проявилось: «Бесстрашный» продолжал двигаться вперед.

А потом раздался ужасающий скрежет, словно гигантские когти царапнули по корпусу корабля. «Владыка» содрогнулся, и на секунду показалось, что он садится на мель. Касрин вцепился в фальшборт побелевшими пальцами. Скрежет продолжался, разрывая киль…

… а потом вдруг прекратился. Касрин протяжно выдохнул и посмотрел на Лэни. Тут они оба впервые заметили на скалах какое-то движение.

– Приготовиться к развороту для бортового залпа! – приказал Касрин. – Начинается.

Адмирал Никабар стоял на носу «Бесстрашного», удивленно глядя на шедшего впереди «Владыку ужаса». Меньший дредноут только что прошел по бурному участку пролива: Никабар заметил, как сотрясалась его корма. А еще он услышал какой-то шум. Бласко посмотрел на него с подозрением. Оба опытных моряка попытались понять, что же произошло. Теперь, казалось, «Владыка» снова плыл спокойно. Адмирал понял.

– Бласко, – негромко сказал он, – остановить корабль!

– Остановить корабль! – крикнул капитан, взмахнув руками.

Экипаж обернулся к нему в недоумении. «Бесстрашный» плыл по течению, и остановить его можно было, только бросив якорь. Палубная команда бросилась выполнять приказ капитана.

Никабар посмотрел на скалы и тогда увидел. Блеск металла. Движение.

– Черт побери! – проворчал он.

Он лихорадочно искал объяснение увиденному – и нашел только одно.

– Нас провели! – прошипел он, с силой опуская кулак на фальшборт. – Касрин!

Бласко поспешно подошел к своему адмиралу.

– Сэр, мы не успеем вовремя остановиться.

– Да, – согласился Никабар. – Отставить остановку. Право руля до отказа!

– Сэр?

– Выполнять!

Бласко отдал приказ, и гигантский дредноут медленно повернулся. Никабар знал, что времени у него мало. Закусив губу, он смотрел, как «Бесстрашный» постепенно разворачивается, направляя орудия правого борта на «Владыку ужаса».

– Ну же, давай, давай!

Внезапный удар чуть было не выбросил его за борт. В глубине что-то ударило о корпус. Послышался оглушительный скрежет и звук ломающихся бревен. Люди на палубе попадали с ног. Вцепившись в ограждение, Никабар увидел на скалах лиссцев.

– Ах ты предатель, змея! – пробормотал он. – Ну, Касрин, за это я тебя убью.

И он приказал артиллеристам целиться.

На глазах у Касрина корпус «Бесстрашного» зацепился за подводную преграду, и дредноут резко и шумно остановился. «Бесстрашный» сел на мель, как и планировалось, но Никабар успел разгадать план противника, и теперь дредноут стоял поперек пролива, наведя орудия правого борта на «Владыку».

На скалах люди Джелены выскочили из укрытий и сорвали маскировку с орудий. Отряды вооруженных ятаганами солдат рвались в бой. Касрин разглядел светловолосую голову Джелены. Держа в руках саблю, она выкрикивала какие-то приказы.

– Разворот к бортовому залпу, Лэни! – приказал Касрин. – Быстрее, черт побери!

«Владыка ужаса» медленно повернулся левым бортом к «Бесстрашному», ловя дредноут в сектор обстрела. Глядя вдоль ствола огнемета, Касрин пытался представить себе мысли Никабара.

– Мне очень жаль, – прошептал он. – Клянусь, это так.

С обеих сторон пролива лиссцы открыли огонь. Две дюжины пушек загрохотали одновременно. Ущелье сотрясалось от грома и красных молний, пелена порохового дыма затянула скалы. Касрин услышал с «Бесстрашного» крики: на его глазах под выстрелами со скал начали рваться паруса и снасти флагмана.

«Бесстрашный» выдерживал обстрел. Его огнеметы поднялись, прицеливаясь. Приказ Касрина открыть огонь совпал с приказом Никабара.

Со своей позиции на вершине скалы Джелена смотрела на битву титанов. «Владыка ужаса» выстрелил первым. На левом борту у него было три огнемета, и два из них дали залп. Огромные шары пламени пронеслись над водой и ударились в «Бесстрашный». Джелена зажала уши руками: никогда в жизни она не слышала таких громких звуков.

Пока с «Бесстрашного» не дали ответный залп.

Один огромный огнемет «Бесстрашного» смотрел на меньший дредноут. Выстрел окрасил пролив в оранжевый цвет. От невероятного грохота камни полетели с обрывов и подскочили на месте тяжелые лисские пушки. Пролив затянуло дымом и пламенем. Джелена крикнула артиллеристам, чтобы продолжали стрелять. Только бы спасти Касрина от обстрела флагмана. Первый выстрел разорвал ванты на грот-мачте «Владыки». Лоскуты горящей парусины полетели вниз на палубу. Джелена увидела, как стоящий на носу Касрин выкрикивает какие-то приказы, тонущие в шуме.

– Продолжать обстрел! – приказала она своим людям. – Отправьте этого мерзавца в преисподнюю!

Голова у Касрина раскалывалась от шума. «Бесстрашный» снова выстрелил, выпустив стену пламени. Касрин и Лэни пригнулись за бортом, и огненные шары пролетели у них над головой. Чудовищный жар обжигал кожу. Внизу на орудийной палубе хрипло кричали артиллеристы, ведущие ответный огонь. Огнеметы «Владыки» рявкнули, и струи пламени ударили в бронированный борт «Бесстрашного». Пушки Джелены продолжали дробить палубы и оснастку флагмана.

Огнеметы левого борта бессильно стреляли по скалам: позиции лиссцев оказались вне сектора обстрела. Хотя бы Джелене ничего не грозит.

Но «Бесстрашный» продолжал драться. Пушки правого борта били по «Владыке». Прямым попаданием в корпус корабля Касрина сбило с ног, он ударился щекой о палубу и почувствовал, как изо рта вылетел зуб. Выплевывая кровь, Касрин с трудом поднялся на ноги – и в эту секунду вторым попаданием подожгло бушприт.

– Надо уходить! – крикнул Лэни.

– Продолжать огонь!

– Блэр…

– Продолжать огонь, я сказал!

Поздно было уходить, потеряв ванты грот-мачты, и Касрин знал, что бой будет идти на смерть. Вонь керосина не давала дышать, обожженное лицо горело, и кровь капала со щеки Касрина, когда он выкрикивал приказы. Корма уже пылала, команда сбивала пламя одеялами. Вскоре начнут плавиться стволы огнеметов, но прекращать стрельбу было нельзя. Только непрерывным огнем можно потопить «Бесстрашного».

На борту «Бесстрашного» царил хаос.

Никабар стоял на мостике, пытаясь хоть что-то разглядеть за дымом и пламенем. В голове звенело, из ушей текла кровь. Он едва удерживался на ногах, от непрерывной тряски начинала кружиться голова. Вокруг отчаянно кричали люди, на которых со скал сыпались снаряды, пробивавшие дыры в палубе и разрывавшие такелаж. Поднятый высоко Черный флаг превратился в лохмотья, однако продолжал вызывающе цепляться за грот-мачту. Из «вороньего гнезда» выпал впередсмотрящий и лежал теперь на палубе со сломанной шеей. Его товарищи, отражающие атаку, то и дело вынуждены были через него перешагивать.

Никабар ковылял по мостику. Прямо по носу от него находился «Владыка ужаса», сильно поврежденный и потерявший ход. Тяжелая броня защитила дредноут почти от всех выстрелов «Бесстрашного», однако постоянный обстрел разбил бушприт и надломил фок-мачту, которая наклонилась, словно готовое упасть дерево. Корма «Владыки» пылала.

Но Никабар знал, что его собственный корабль находится в таком же состоянии. Интенсивный обстрел сверху не прекращался, вести ответный огонь по лиссцам не удавалось, и скоро можно было ожидать, что на борт хлынут воины с ятаганами. При этой мысли Никабар содрогнулся. Пушечное ядро упало на палубу всего в нескольких шагах от адмирала, пробив дыру в мостике и разбросав щепки во все стороны. Люди, спасаясь от огня, прыгали за борт, некоторые уже с оторванными руками или ногами. Никабар погрозил скалам кулаком.

– Вам меня не победить! – крикнул он. – Слышите? Я сильнее вас!

Лиссцы ответили ураганным огнем. Град ядер испещрил палубу дырами.

Капитан Бласко подбежал к Никабару, увертываясь от ядер.

– Сэр! Нам необходимо уходить отсюда, искать укрытие!

Никабар едва расслышал его слова. На восточном берегу он разглядел торжествующие ухмылки лиссцев. Особенно его внимание привлекло одно лицо – злобно торжествующей рыси, девчушки с длинными светлыми волосами. Она что-то кричала ему, потрясая зажатым в руке клинком.

– Адмирал! – крикнул Бласко. – Паруса горят! Здесь оставаться нельзя! Необходимо покинуть корабль!

– Нет! – завопил Никабар. – Мы не оставим «Бесстрашный» этим псам!

Он повернулся, чтобы испепелить своего капитана взглядом, и как раз в эту секунду ядро попало Бласко в голову. Череп Бласко раскололся, осыпав Никабара кусками мозгов и костей. Тело капитана качнулось и рухнуло на палубу. Это зрелище потрясло Никабара. Секунду он не мог пошевелиться. Он даже дышать не мог. Растерянно он стер с лица кровь.

– Касрин! – зарычал он. – Касрин!

Он быстро заковылял с мостика, выкрикивая приказ покинуть корабль. «Бесстрашный» был обречен с той секунды, как он сел на мель. Вся невероятная огневая мощь корабля оказалась бесполезна против устроивших засаду лиссцев.

Однако Никабар еще должен был свести счеты. И если огнеметы бессильны, он сделает это голыми руками.

Добравшись до середины корабля, Никабар сорвал с себя китель и бросил на настил. Далеко внизу бурлил пролив, быстро наполняющийся обломками и багровеющий от крови. Никабар бросил последний взгляд на свой обожаемый корабль – и прыгнул за борт.

Касрин ковылял по палубе «Владыки», отчаянно увертываясь от огненных разрядов огнеметов. Последний выстрел окончательно завалил фок-мачту. Она раскололась пополам и наполовину рухнула в воду. Почти все паруса сгорели. Лэни доложил, что огнеметы вышли из строя: стволы расплавились от непрерывных выстрелов. В воздухе воняло кровью и гарью. Пробираясь к середине корабля, Касрин увидел своих раненых. У многих были ужасающие ожоги, другим в тело впились осколки дерева. Те, кто еще мог двигаться, помогали раненым отползти к левому борту, дожидаясь приказа Касрина покинуть корабль.

– Уводи людей, Лэни! – крикнул он. – Я вас догоню.

Помощник начал эвакуацию команды, а Касрин еще раз взглянул на «Бесстрашного». Корабль получил серьезные повреждения и почти весь пылал. Огонь его орудий ослабел. Лишь изредка вспыхивали выстрелы, да и те проходили мимо «Владыки». Однако дело уже было сделано – Касрин стоял на обломках своего корабля. Он одержал победу и уничтожил «Бесстрашный», но это далось ужасной ценой.

Касрин стал помогать, Лэни эвакуировать экипаж. Когда последний моряк благополучно был спущен за борт, капитан и первый помощник последовали за командой. Пролив был полон обломками и кровью. Соленая вода разъедала раны, и люди кричали от боли. Вокруг них с «Владыки» продолжали лететь горящие обломки. Касрин отчаянно озирался. Лиссцы поспешно спускались со скал и бросались в воду, чтобы помочь его людям выбраться на берег. Касрин почти успокоился, когда до него донесся полный ужаса крик:

– Акулы!

Обернувшись, он увидел боцмана, который показывал рукой вверх по течению. Около «Бесстрашного», где на воде качались раненые с флагмана, уже разрезал волны первый серый плавник. К хищнику, которого привлекли кровь и резкие движения, присоединился еще один и еще. Вскоре их стало не меньше дюжины.

– Шевелитесь! – крикнул Касрин. – Выбирайтесь на берег, немедленно!

Он стремительно бросился к своим людям и принялся подталкивать их к берегу. Каждый старался плыть как можно быстрее. Касрин торопил их, но сам задержался, чтобы взвалить себе на плечи раненого, которому огнеметом сожгло ноги. Из-за лишнего веса Касрин едва приближался к берегу. Отчаянный крик поблизости сказал ему, что акула добралась до кого-то из его людей. Оглянувшись, он увидел пятно крови: вопящего моряка уже затягивало под воду. К бешеному кипению воды присоединились новые хищницы, и скоро Касрин и его люди рвались к берегу в окружении акул. Люди с «Бесстрашного» плыли рядом, так же отчаянно стремясь к берегу. Касрин не узнавал никого из них – и его это не интересовало. Ему только хотелось доплыть до берега.

Внезапно что-то схватило его. Касрин ужаснулся. Человек, которого он тащил, соскользнул со спины капитана и, забившись, стал звать на помощь. Касрин ждал неминуемой боли – однако это оказалась не акула.

Обернувшись, Касрин увидел искаженное лицо Никабара. Он не успел высвободиться: руки Никабара сомкнулись на его горле.

– Предатель! – взревел адмирал. – Я тебя убью!

Всем своим весом Никабар навалился на Касрина и начал его топить. Касрин невольно выдохнул, выпустив вереницу пузырьков. Кровь и акулы были повсюду. Он видел, как вокруг стремительно носятся впавшие в бешенство твари. В отчаянии Касрин сжал руку и ударил кулаком в лицо Никабара. Бесполезно. Никабар только крепче стиснул Касрину горло, а потом поднял его над водой.

– Ты, Богом проклятый предатель! – завопил он. – Это твоих рук дело!

– Никабар, прекрати! Акулы!

Еще один моряк оказался в зубастых челюстях. Над водой разнесся мучительный крик. Люди Касрина уже почти добрались до берега. Он видел их сквозь залившую глаза воду: они отчаянно карабкались по камням. Даже задыхаясь в мощной хватке Никабара, Касрин сумел этому порадоваться. Они почти спаслись.

– Хочешь добраться до своих лиссцев, а? – крикнул Никабар. – Хочешь предать меня!

– Хватит! – выдавил Касрин, пытаясь вырваться. За спиной адмирала над водой возник гигантский спинной плавник. – Никабар…

Никабар еще раз окунул его в воду. Выкатившимися от напряжения глазами Касрин увидел, как распахнулись белесые челюсти. Никабар энергично работал ногами, взбивая воду. И в следующую секунду чудовище нанесло удар, сомкнув зубы на туловище Никабара и прокусив его. Никабар отчаянно завопил, вода вокруг него заалела. Касрин пробкой выскочил на поверхность. Никабар дергался в пасти акулы, чудовищная рыба мощно била хвостом. Изо рта адмирала хлестала кровь. Он протянул к Касрину руки и с трудом выдавил из себя:

– Касрин, помоги!

Касрин бросился вперед, пытаясь ухватить адмирала, однако акула уже увлекала его под воду. Никабар успел в последний раз окликнуть Касрина, а потом вскрикнул от ужаса и исчез под водой. Последнее, что увидел Касрин, были сияющие синие глаза Никабара, уходившие в глубину, словно два драгоценных камня.

Спеша на помощь нарцам, Джелена то бежала, то катилась вниз по каменистому склону. Скалистый берег был усеян нарскими моряками и пришедшими им на помощь лиссцами. Заходя в воду, они вылавливали израненных и измученных людей. Джелена бросила оружие и зашла в воду по колено, высматривая Касрина. «Бесстрашный» превратился в обугленный скелет, дымящийся на мели. Обстрел прекратился, и теперь слышны были только крики раненых.

– – Касрин! – позвала она.

Увидев, как на берег с трудом выбирается раненый, она помчалась помогать ему. Обхватив его за плечи, она потащила его к камням. Однако это оказался не Касрин. Джелена в отчаянии снова повернулась к воде.

И тут она его увидела. Удивительно, но пока акулы кормились командой Никабара, Касрину удалось проскользнуть к берегу. Он подплыл к Джелене, приподнялся на колени – и тут же снова рухнул на камни. Джелена бросилась к нему, подняв тучу брызг.

– Касрин! – позвала она.

Он с трудом открыл глаза. Подбежав к нему, она обхватила его голову руками и положила ее себе на колени. У него опухла щека, изо рта сочилась кровь. Но самым пугающим был его взгляд: пустой и мертвый.

– Джелена, – прохрипел он. – Мы справились…

– Да, – спокойно согласилась она, – справились. Но ты ранен…

– Я видел Никабара! – мучительно выдохнул Касрин. – Он мертв.

– Ш-ш, молчи. – Она обхватила его за плечи и помогла выбраться подальше на камни. Там она положила его на спину и краем одежды стерла с его лица кровь. – Просто дыши! – попросила она. – Успокойся.

– Мой корабль погиб.

– Тише, Касрин. Это не важно.

– Важно! – Он закрыл лицо руками. – Мне надо попасть в Талистан! Как ты не понимаешь?

Джелена прекрасно все понимала, но молча гладила его по голове, пытаясь успокоить. «Владыка ужаса», давший бой «Бесстрашному», получил серьезные повреждения. Сломанная фок-мачта упала в воду, почти все паруса сгорели. Палуба кое-где горела, и к небу поднимались струйки дыма. Но это не имело значения. Они потопили «Бесстрашный». И Касрин остался цел.

– Что мне делать? – простонал Касрин. – Я нужен Бьяджио!

– Корабль можно отремонтировать, – мягко пообещала Джелена. – Мы тебе поможем. Касрин горько рассмеялся.

– Отремонтировать? Посмотри на него, Джелена! Это невозможно!

– Ничего невозможного не бывает, – заверила его Джелена. – Как не бывает непотопляемых кораблей. Мы потопили «Бесстрашного»!

 

28

Капитан Лраго патрулировал воды у берегов Лисса, выполняя приказ Никабара. Несколько часов назад «Бесстрашный» и «Владыка» вошли в пролив, а воды вокруг Сотни Островов оставались мирными. «Зловещий» шел галсами на зюйд-тень-ост, в опасной близости к берегу. Остальных кораблей не было видно, и Лраго уже собирался повернуть на рандеву с «Черным Городом» и доложить, что все спокойно.

Лраго не нравилось порученное задание. Обидно было защищать фланг Никабара и смотреть, как вся слава достается Касрину. Вот почему, когда дозорный доложил о замеченной лисской шхуне, Лраго обрадовался. Он не потерял жизнерадостности и тогда, когда с марсовой площадки доложили о второй шхуне.

Однако, увидев в подзорную трубу дюжину шхун, он окаменел. Корабли Лисса вылетели из какого-то заливчика, словно рой разозленных пчел, явно намереваясь перехватить «Зловещего». Уже видны были острые металлические носовые тараны, ярко блестящие на солнце. Люди на палубе «Зловещего» забегали, и Лраго отдал единственный возможный приказ.

– На обратный курс! – крикнул он. – Уходим!

До других кораблей флота было много миль, а шхуны приближались стремительно. Даже быстроходному «Зловещему» было не уйти от них. Введя корабль в крутой поворот, Лраго приказал подготовить огнеметы и закрыл глаза, обдумывая варианты действий. Не заберись он далеко на юг, шанс бы еще был. Если бы засечь шхуны раньше, тоже еще был бы шанс. Но он не сделал ни того, ни другого, так что шанса не оставалось ни малейшего. Уйти от шхун не хватит скорости, отстреливаться – не хватит огневой мощи даже с огнеметами.

– Не выберемся, – прошептал Лраго.

И каким– то странным поворотом мысли он вспомнил Касрина, вспомнил уверенность капитана в безопасности лисских вод. Касрин согласился с Никабаром, утверждая, что большая часть лисского флота дежурит у Кроута. Чудовищный просчет для такого умного человека.

Просчет?

– Ах ты, грязная вонючка! – пробормотал Лраго и закусил палец, проклиная себя за слепоту. А потом приказал помощнику прекратить бегство.

Тот от изумления выпалил:

– Но почему?

– Мы остановимся и дадим им бой, Дани, – сказал Лраго. – И погибнем.

– Капитан, мы должны добраться до эскадры! Лраго покачал головой.

– Не успеем. А если бы и успели, это ничего не изменило бы. Что-то подсказывает мне, что у нашей эскадры у самой хлопот полон рот.

Лейтенант Дани не стал спорить со своим капитаном. Он остался стоять с ним, сильно побледнев и дожидаясь, когда лиссцы дадут им бой. «Зловещий» успел сделать три метких выстрела, повредив одну шхуну. А потом в бой вступили ее сестры и растерзали нарский корабль, подобно стае акул.

 

29

После долгого пути верхом Бьяджио добрался до Замка Сохатого. Жаркое полуденное солнце висело в зените, заливая светом долину и древние стены замка. По дороге брели отары овец в сопровождении пастухов и собак, которые, казалось, были в Высокогорье повсюду. Ослики тащили телеги с сеном, медленно исчезая за поворотами извилистой горной дороги. Картина была живописная, и у Бьяджио поднялось настроение. Долгая езда и общество стоического Барнабина сильно его утомили, но открывшийся пейзаж дал ему причину для улыбки.

– Наконец-то! – вздохнул он.

Император остановил коня и осмотрелся. Замок Сохатого трудно было назвать шедевром архитектуры. Он не был великолепным, как Собор Мучеников, не возвышался над местностью, как Черный Дворец. У него не было гигантских башен, окаймленных химерами, – ничего, от чего захватывало бы дух. Бьяджио подумал, что такое простое и незамысловатое строение идеально подходит для принца Высокогорья.

– Может, мне поехать вперед? – предложил Барнабин. – Я сообщу принцу о вашем приезде.

– Ничего подобного вы не сделаете, – заявил Бьяджио. – У меня к принцу дело, и я не хочу оттолкнуть его помпезностью. И потом, от меня воняет дорогой. Сомневаюсь, чтобы Редберн поверил в то, что видит императора. Но тебя он знает? Ты сможешь его убедить?

– Постараюсь. Редберн – мой дальний родственник. Но если он решит, что я заключил союз с Рошаннами, то вряд ли станет мне доверять. Принц не любит имперцев, государь император.

Бьяджио поехал вперед, ничего не ответив Барнабину. Он и так ожидал трудностей, и предупреждения были излишними. Принца убедить будет непросто. Так что Бьяджио пустил свою лошадь быстрее, сокращая расстояние, отделявшее его от замка. Он рассматривал простое строение, любуясь, как оно удачно приютилось между холмами. Поросший зеленым мхом и коричневым лишайником замок казался частью пейзажа и почти растворялся в деревьях. На одной из башен висел знак клана Редберна – алый штандарт с золотыми рогами. Над ним развевался Черный флаг. Бьяджио подумал, что Редберн поднимает Черный флаг вынужденно, не испытывая ни любви, ни преданности. Тем не менее это был добрый знак.

На ходу Бьяджио осматривал окрестности. Замок Сохатого служил центром торговли, а вокруг него на полях и у строений работало множество мужчин и детей. Громкое блеяние овец и лай пастушьих собак наполняли окрестности сельским шумом. На широкой дороге оказалось и немало всадников. Некоторые ехали на лошадях, но они Бьяджио не интересовали. Его интересовали лоси. Многие горцы ехали верхом на рогатых животных – крупных зверях необычных очертаний, которые двигались вприпрыжку. Хотя Бьяджио и прежде видел лосей во время своих путешествий по Высокогорью, они всегда казались ему очень странными – а в таких больших количествах он их еще никогда не наблюдал.

– Латапи?

– Латапи, – подтвердил Барнабин. – Это их территория. Здесь лосей больше, чем лошадей, государь император.

– Большие, – отметил Бьяджио. – И уродливые.

– Может, они и не красавчики, но они быстрые и хорошие бойцы. Они сильнее коней, а рога дают им лишнее преимущество. Посмотрели бы вы на них, когда они в броне и готовы к битве, государь. Вот это зрелище, скажу я вам!

Бьяджио рассмеялся.

– Охотно верю!

Он постарался внимательно рассмотреть лося, прошедшего мимо быстрой рысью, неся на спине горца в клетчатом наряде. Лось действительно казался опаснее коня, так что Бьяджио даже посторонился. Проезжающий всадник едва взглянул на них.

– Похоже, до посторонних им дела нет, – заметил Бьяджио. – Интересно, принц сейчас в замке?

– Скоро узнаем, государь, – ответил Барнабин. – Поедемте.

Горец поехал впереди императора, направляясь к замку. Бьяджио последовал за своим проводником по дороге, выводившей на ровный, прибитый копытами луг. Там другие горцы, похожие на Барнабина – румяные люди в клетчатых нарядах цветов клана Редберна, – деловито ковали коней и лосей, разгружали повозки или просто стояли небольшими группами и разговаривали, почти не обращая внимания на приближающихся незнакомцев. Два горца стояли у бочки для дождевой воды и о чем-то болтали.

– Здравствуйте, друзья! – проговорил Барнабин. – Как жизнь сегодня?

Один из двоих, светловолосый немолодой мужчина, оглянулся, не вынимая изо рта трубки.

– И вы здравствуйте, – ответил он. – Ничего жизнь. А у вас?

Барнабин улыбнулся.

– Немного утомились в пути, а так все ничего. Хотели спросить у вас: не знаете, принц Редберн сегодня в замке? У нас к нему дело, и мы хотели бы получить аудиенцию.

– У вас дело к принцу? – переспросил мужчина. Он переводил взгляд с Барнабина на Бьяджио: – И что же это будет за дело?

– Дело очень серьезное, – ответил Бьяджио. – Можно рассказать только принцу.

Барнабин деликатно кашлянул.

– Понимаете, дело не опасное, но щекотливое и важное. Мы думаем, что принцу надо бы знать. Я вижу, что на вас цвета его клана. Вы с ним знакомы?

– Хорошо знакомы, – ответил второй мужчина. На нем тоже была клетчатая одежда, но он был гораздо моложе своего собеседника. В глазах его появился какой-то странный блеск, заставивший Бьяджио забеспокоиться. Горец внимательно смотрел на императора, изучая его. – Так кто вы? И какое у вас дело к принцу?

Бьяджио не понравился его тон.

– Принц здесь? Или нам надо спросить у кого-нибудь другого?

Молодой человек рассмеялся.

– Ну ты и нахал! А по твоей одежде я вижу, что ты не здешний. Судя по твоей внешности, ты откуда-то с юга. Не из Дахаара, случайно?

– Нет.

– С Кроута? Бьяджио вздохнул.

– Я проделал немалый путь, дружище. И у меня к твоему принцу важное дело. Если ты не хочешь его рассердить, то советую тебе немедленно его вызвать. Иначе я скажу ему, что из-за тебя он услышал важные известия с опозданием.

– А! – отозвался горец, кивая головой. – Хорошо. – Он повернулся к своему приятелю с трубкой. – Минго, не найдешь ли ты мне принца? У этого надутого осла к нему дело.

Бьяджио пришел в ужас.

– Как ты смеешь!

Молодой горец вскинул голову:

– Идиот! Принц Редберн – это я.

Оба горца расхохотались. Бьяджио чертыхнулся. А Барнабин, который, похоже, много лет не видел главу своего клана, поспешно спрыгнул на землю.

– Принц Редберн, – сказал он, низко кланяясь, – прошу прощения. Я вас не узнал. Господи, какой я дурень!

– Несомненно, – согласился Бьяджио. Он соскользнул с седла и, схватив Барнабина за шкирку, заставил выпрямиться. – Кажется, ты утверждал, будто ты его знаешь!

– Извините, государь император. Редберн резко отпрянул.

– Государь император?

Бьяджио выпустил ворот Барнабина.

– Кажется, мне все больше и больше не везет.

– Кто ты? – вопросил старший мужчина, вставая между Бьяджио и своим принцем. – Отвечай!

– Господин, у нас к вам дело! – взмолился Барнабин. – Клянусь, мы вам не опасны. Мы только…

– Император? – еще раз переспросил Редберн. Теперь он смотрел на Бьяджио еще более пристально. Он шагнул вперед, отстранив своего товарища, и внимательно осмотрел незнакомца. – Я не узнаю вас, но я никогда не бывал в Черном Городе. Вы – Бьяджио?

Бьяджио выпрямился:

– Да, я Бьяджио.

Пожилой горец рассмеялся.

– О да, мы вам сразу поверили! У вас такой величественный вид, государь!

– Молчи! – приказал Редберн, поднимая руку.

– Редберн, брось. Ты же не веришь этой чуши!

Принц продолжал смотреть на Бьяджио. Заглянув в его глаза, он сказал:

– Нет, ты не он. У тебя глаза не светятся. И они зеленые, а не синие.

– Поверьте, – сказал Бьяджио. – Я не самозванец.

– Но ваши глаза…

– Оставьте, Редберн. Нам с вами надо о многом поговорить.

Через пятнадцать минут Бьяджио с принцем уже оказались наедине в кабинете Редберна, выходившем широким окном на холмы за замком. Бьяджио сидел в бархатном кресле, дав отдых ноющей спине. Долгий путь сильно утомил его. Он уже много дней не смотрелся в зеркало, но догадывался, что выглядит ужасно. Однако Редберн этого, похоже, не заметил. По правде говоря, молодой правитель не сказал почти ни слова, даже пока они довольно долго шли до кабинета. Слуги, братья и сестры принца бросали на них вопросительные взгляды, но принц отказывался им отвечать. Пока Редберн готовил чай в углу комнаты, Бьяджио наблюдал за ним, озадаченный молчанием, которое показалось ему весьма не характерным для Редберна.

Как это ни странно, кабинет принца оказался довольно изысканным. Из него не только открывался прекрасный вид на окрестности, но и обставлен он был со вкусом, а на полках разместилась недурная коллекция хрусталя и оловянной посуды. В стоявшей на каминной полке вазе Бьяджио признал работу Алмирона, знаменитого ювелира с Кроута. На южной стене висело профессионально выполненное изображение обнаженной женщины, освещенное солнцем из окна. По грубоватому колориту и щедрым мазкам Бьяджио отнес его к криисской школе, славившейся своими талантливыми художниками. Картина выигрывала из-за соседства с великолепным гобеленом ручной работы. Пока Редберн возился в углу с чаем, Бьяджио рассматривал коллекцию. Император не рассчитывал найти в Высокогорье подобную утонченность. Однако одно указывало на истинную натуру молодого принца: все предметы были расставлены без всякой системы. Человек с настоящим вкусом никогда не собрал бы в одной комнате столько разнородных вещей.

– У вас впечатляющая коллекция, – заметил Бьяджио. – Я поражен.

– Вот как? – отозвался Редберн, занимаясь чаем. – Мне это приятно.

– Правда?

– Конечно. Теперь у вас есть возможность узнать о нас правду. Мы ведь не варвары все-таки.

Бьяджио улыбнулся: он нащупал слабое место принца.

– Что у вас там? Какая-то пароварка? Редберн отступил в сторону, чтобы Бьяджио смог рассмотреть аппарат, в котором он готовил чай. Серебристое устройство на столике дребезжало и шипело.

– Это чаиварка из Дахаара! – с гордостью объявил принц. – У вас был усталый вид, так что я решил заварить в ней чай. Он получается очень вкусным. Вам случалось видеть такой прибор?

Бьяджио много раз видел эти странные устройства, и у него даже было несколько таких. Однако вместо того, чтобы в этом признаться, он подался вперед и сказал:

– Кажется, нет. Выглядит он непривычно.

– Давайте я объясню вам, как он работает. – Принц снял крышку с главной емкости устройства. – Вот сюда вы заливаете воду. Ее нагревает огонь – он горит вот здесь. – Он показал на небольшое пламя, горевшее внизу, а потом на серебряный змеевик, из которого вода капала во вторую емкость, такого же размера, что и первая. – Когда вода нагревается, она проходит через чайные листья, которые кладутся вот сюда. Процесс идет медленно, и машина поддерживает самую подходящую температуру.

– Хитроумно, – сказал Бьяджио. Энтузиазм молодого принца был довольно забавен. – Наверное, прибор очень дорогой.

– Да, должно быть. Большую часть этих вещей собрал мой отец во время своих путешествий по империи. Он уже умер.

– И вы бережете собранную им коллекцию?

– Примерно так. Эти вещи представляют для меня ценность.

– Почему?

Редберн бросил на Бьяджио странный взгляд.

– Что вы имеете в виду?

– Это – имперские вещи. Мне кажется странным, что вы держите их здесь.

– Мы тоже входим в империю, Бьяджио. Или вы в Черном Городе об этом забыли?

– Я не хотел вас обидеть, принц Редберн. Редберн вынул из буфета две чашки и наполнил их дымящимся чаем.

– Я знаю вас, – сказал он. – Вы – Рошанн. Вы пытаетесь меня раскусить. Ну так вы можете бросить свои игры, император. Я скажу вам все, что вы хотите знать.

– Правда? А вот это было бы приятным разнообразием. Допросы мне надоели донельзя.

Редберн вручил Бьяджио чашку и сел в стоявшее рядом кресло.

– Мое недоверие к Черному Городу ни для кого не тайна, – сказал он. – И здесь, и там, откуда вы приехали. Полагаю, что вы уже об этом слышали, если считать, что вы действительно тот, за кого себя выдаете.

– Если бы вы мне не поверили, я бы сейчас не сидел с вами здесь.

Редберн отпил глоток чая.

– Попробуйте.

Бьяджио пригубил чай и нашел его великолепным.

– Вы были правы, – признал он, изображая изумление. – Чай прекрасный. Но я тоже прав, не так ли, принц Редберн? Вы знаете, кто я.

– Отец однажды рассказывал мне про Ренато Бьяджио. Он сказал, что у Бьяджио кожа цвета солнца и волосы, как золото.

– Боже, до чего лестно!

– А еще он сказал, что у Бьяджио глаза, как сапфиры. – Принц сделал еще глоток чая. – Итак? Что случилось с вашими глазами?

– Это долгая история. И довольно личная.

– Неужели? Ну, вы в моем доме, император. Это мой личный замок, и я уделяю вам мое личное время. Пока вы находитесь здесь, вы не божество. Я правлю Восточным Высокогорьем – один. Это ясно?

– Как божий день, – подтвердил Бьяджио,

– Вот и хорошо. А теперь я хочу получить ответы и не хочу, чтобы они звучали загадочно. Я предполагаю, что так называемый горец, с которым вы прибыли, – из Рошаннов. Я не люблю шпионов. В последнее время у меня с ними хлопот хватало, и, откровенно говоря, терпение мое на исходе.

– Я плохо воспринимаю угрозы, Редберн, – предостерег его Бьяджио.

– Да неужели? Ну а мне на это наплевать. Мы здесь, в Высокогорье, прекрасно справляемся без нарского вмешательства. У нас царит мир, и единственное, что вы могли принести, – это дурные вести. – Молодой правитель посмотрел на Бьяджио недружелюбно. – Как вам мой анализ ситуации?

Бьяджио ухмыльнулся:

– Надо было бы взять вас в Рошанны.

Принц Редберн поставил чашку на ближайший столик.

– Ваш визит – не доброе предзнаменование, Бьяджио. Нас никогда еще не посещал император. Даже Аркус за всю свою долгую жизнь ни разу не приехал в Высокогорье. И мне интересно, зачем вы здесь.

– Позвольте мне сделать еще одну попытку проанализировать ваш характер, принц Редберн, – сказал

Бьяджио. – Вы очень молоды. Я бы сказал, что вам еще нет даже и тридцати. Верно?

– Мне двадцать семь.

– Вы совсем молоды. Так что вам нелегко править Высокогорьем. Знаете, что я вижу, когда смотрю на эту комнату? Я вижу коллекцию игрушек. Вы все еще – малолетний сынок своего отца, Редберн. И отцовские сапоги вам пока еще великоваты. Ваши многочисленные сестры и братья смотрят на вас снизу вверх, ждут ваших указаний. И что же вы делаете, когда груз правления становится слишком тяжким для вас? Вы приходите сюда и готовите себе чашку чая.

Принц Редберн медленно встал с кресла и подошел к своей драгоценной чаиварке. Словно бессознательно, он прижал ладонь к ее теплому боку.

– У вас сейчас трудности, Редберн, – заявил Бьяджио. – С Талистаном.

Редберн резко поднял голову.

– Что вам об этом известно?

– Они нарушают ваши границы. Может, засылают через реку шпионов? Но дальше будет хуже.

– Вы проделали столь долгий путь только для того, чтобы мне об этом сказать? Блестящий анализ, государь император.

– Это не все. – Бьяджио тоже встал и подошел к молодому правителю. – Вы – пешка, принц Редберн. Вас используют в большой игре. Вы это сознаете?

Увидев, что Редберн замялся, Бьяджио добавил:

– Нет, вижу, что не сознаете. Вот потому-то я сюда и приехал. Чтобы объяснить вам положение вещей.

Он вернулся к столу, взял обе чашки и поставил их на расстоянии примерно в пол локтя друг от друга.

– Вот это, – сказал он, постукивая по первой чашке, – Талистан. – Потом он дотронулся до второй чашки. – А вот это – Черный Город. Видите ту область, которая их разделяет? Что это, по-вашему?

– Высокогорье?

– Точнее говоря, ваше Высокогорье. Как бы вы добирались из Талистана в Черный Город? Я имею в виду – не по морю?

– Существует только один путь. Чрез мою территорию.

– Ну? И у вас есть какие-нибудь догадки, принц Редберн?

– Только одна. Но я отказываюсь этому верить. Вы хотите сказать, что Талистан собирается захватить столицу?

– В это так трудно поверить?

Казалось, принц просто поражен.

– Это невозможно!

– Похоже, вы все-таки вели слишком замкнутый образ жизни, – проговорил Бьяджио. – Позвольте мне объяснить вам, как сейчас обстоят дела.

И Бьяджио перешел к объяснениям. Он почти час обсуждал тонкости нарской политики. Бьяджио рассказал принцу о Талистане и о том, что у Тэссиса Гэйла много сторонников. И он рассказал ему о Черном Городе и о том, как он расколот. Устранение такого большого количества нарских правителей теперь обернулось против Бьяджио: их призраки были теперь повсюду. И хотя Редберн признал, что слышал о слабости власти Бьяджио, император не переставал изумляться тому, насколько мало осведомлен принц. Не было сомнений, что холмы Высокогорья наглухо отделили его от остальной империи. Однако когда Бьяджио объяснил Редберну, почему Талистан все время его дразнит – Гэйлу нужен политический предлог для того, чтобы вторгнуться на его территорию, – молодой правитель без труда усвоил эту идею.

– Это выглядит разумно, – согласился он. – Мы не сделали Гэйлу ничего плохого и не заслуживаем такой ненависти. В течение многих лет мы жили относительно мирно.

– При правлении Аркуса, – уточнил Бьяджио.

– Верно. Когда трон заняли вы, все переменилось. Мы никогда не были особенно дружны с Талистаном, но между нашими странами существовала свободная торговля и беспрепятственный проезд. Этого больше нет.

– Дела обстоят неважно по всему Пару, – признался Бьяджио.

Редберн снова встал.

– Спасибо вам за урок истории, государь император, но вы по-прежнему не сказали мне, зачем вы сюда приехали. Бьяджио улыбнулся:

– Да, об этом я умолчал, не так ли?

Он легко поднялся на ноги и, пройдя к чаиварке, налил себе новую чашку, задумчиво отпив глоток. Редберн смотрел на него с ироничной улыбкой. Бьяджио вдруг подумал, что молодой правитель ему нравится. Он оказался вовсе не тем варваром, каким его представляли себе многие, хотя в нем ощущалась какая-то необузданность. Спустя несколько мгновений Бьяджио снова поставил чашку и сказал:

– Принц Редберн, мне нужна ваша помощь. Вы уже слышали о том, какую опасность представляет для вас Талистан. И вы знаете, какое сложное положение у меня самого. Но вам не известно, что в опасности вся империя. Если Талистан нападет на столицу, то в Наре начнется такая война, какой вы себе даже не представляете. Фоск встанет на сторону Талистана. Дахаар будет на моей стороне. Крииса тоже меня поддержит, но другие могут присоединиться к Гэйлу. Начнется широкомасштабная война. Можно даже сказать – мировая война. Вот почему я приехал к вам. Мы с вами должны предотвратить такое развитие событий.

– Со мной?

– Вы – последнее звено в очень длинной цепи, Редберн. Я много трудился, чтобы дойти до этого момента, я привел в движение немалые силы. Все зависит от этой минуты. Я каким-то образом должен убедить вас примкнуть ко мне.

Редберн был явно ошарашен.

– Я вас не понимаю, государь император. В чем именно я должен к вам примкнуть?

– В ударе против Талистана.

Эти слова словно повисли в воздухе. Редберн медленно впитал их, а потом сказал:

– Вы это серьезно? Вы хотите, чтобы Высокогорье напало на Талистан? Но разве Гэйл не этого добивается?

– Несомненно. Но у нас будет для него сюрприз, – пообещал Бьяджио. – Нападет на Талистан не только Высокогорье. Вы и ваше войско примете участие в тщательно спланированном вторжении. – Он снова вернулся к столу и начал расставлять на нем чашки. – Вот это – Талистан, видите? Высокогорье расположено на западе, и если отсюда будет нанесен удар, у Гэйла не будет пути к отступлению… – тут он прижал палец к крышке стола, -… кроме как в сторону Люсел-Лора. Я договорился кое с кем из моих друзей. К нам присоединятся трийцы. В первый день лета армия трийских львиных всадников, возглавляемая Ричиусом Вэнтраном, появится в Арамуре, связав силы Гэйла на восточном фронте. Одновременно подойдет нарский дредноут, который начнет бить по берегу. Теперь, если ваши люди…

– Стоп! – крикнул Редберн, воздевая к небу руки. – Трийские львы? Ричиус Вэнтран? Да вы не в своем уме!

– Я понимаю, что это звучит странно, но все это – часть великого союза. Вы не поверите, что мне уже пришлось перенести, чтобы этого добиться, Редберн. Клянусь вам, я не лгу.

– О, но вы же опытнейший лжец, Бьяджио! Мой отец кое-что рассказывал мне о вас. И одно я твердо усвоил: вам нельзя доверять. Даже в этих горах мы слышали о вашем Железном круге.

– Сейчас не время говорить об этом, Редберн. Мне нужна ваша помощь. Вы нужны всему Нару! Хоть раз в жизни высуньте голову из своего окна! Неужели вы не видите, что творится с империей? Она превратилась в пороховую бочку, и Тэссису Гэйлу осталось только поджечь фитиль! – Он отшатнулся и бессильно упал в кресло. – Молю вас, не отправляйте меня обратно с пустыми руками!

– Вы хотите от меня невозможного. Может быть, я мало знаю о Наре, но и вы, похоже, мало знаете о Высокогорье. Мы недостаточно сильны, чтобы воевать с Талистаном.

– Вы что – меня не слышали? Вы будете не одни. Нам помогут…

– Я вас слышал. Это вы меня не слушаете. Потому что даже если бы мы могли выступить против Талистана, это будет избиением. Сотни моих людей погибнут. Может, и больше. – Он с жалостью посмотрел на Бьяджио. – Я слышал, что вы безумны. Теперь я склонен этому поверить. Вторгаться в Талистан – безумие. Я не отдам такого приказа. Никогда.

– Но империя…

– Это ваша империя, – оборвал его Редберн, – а не моя. В это мгновение Бьяджио показалось, что на его плечи упал груз всего мира.

– Вы даже не представляете себе, что мне пришлось пройти, чтобы до вас добраться, Редберн. Но если вы откажетесь ко мне присоединиться, все было напрасно. Без вашей помощи трийцы не смогут одержать победу, а у меня собственной армии нет. – Он вздохнул, проклиная себя. – Каким я был дураком, когда надеялся, что вы сможете меня понять!

– Не пытайтесь меня унизить, – сказал Редберн. – Я вас понимаю.

– Ничего вы не понимаете! – вспылил Бьяджио. – Да и как вам понять? Вы – мальчишка, притворяющийся принцем. Если бы у вас была хоть капля ума, вы бы поняли, как это важно!

Редберн побагровел.

– Высокогорьем правлю я! Мы не пляшем здесь под вашу дудку, Бьяджио! И…

Его тираду прервал стук в дверь. Принц стремительно обернулся к молодей женщине, остановившейся у порога.

– Редберн? – удивленно проговорила она. Ее взгляд сразу же устремился на Бьяджио – и удивленно на нем задержался. – Что-то случилось?

– Брина! – откликнулся Редберн. – Ты только что вернулась?

– Да, – подтвердила женщина, но при этом она обращалась не к принцу. Вместо этого она продолжала смотреть на Бьяджио. – Минго сказал, что у тебя гость.

Она направилась к Бьяджио, который сразу же встал, чтобы с ней поздороваться.

– Леди, вы – родственница принца?

– Это Брина, – сказал Редберн. – Моя сестра-близнец.

Они были удивительно похожи друг на друга. У молодой дамы были не только такие же яркие волосы, как у брата, но и его цвет кожи, удивительно нежный, словно лепестки белой розы. На ее лице сияли зеленые глаза, губы изогнулись в сдержанной улыбке.

– Император Бьяджио? – неуверенно спросила она.

– Это я. – Бьяджио взял ее руку и поцеловал. – Я рад с вами познакомиться, леди Брина.

Брина зарумянилась – но только на секунду. Она поспешно повернулась к брату.

– Ну? В чем дело?

– Дело, – ответил Бьяджио, – в вашем брате. – Он бросил на Редберна мрачный взгляд. – Я не отступлюсь от того, что сказал, Редберн. Вы – глупец. Талистан вас в покое не оставит. Если вы на них не нападете, они нападут на вас. И могу обещать вам – они искромсают вас на кусочки!

– Довольно! – потребовал принц. – Не при моей сестре.

– Редберн, – попросила Брина, – объясни мне, что происходит.

– Мы с вашим братом обсуждали судьбу мира, леди Брина, – ответил ей Бьяджио. – И я не отступлюсь, пока не получу нужного мне ответа.

Брина казалась удивленной. Вконец раздосадованный Редберн прошел к двери и широко ее распахнул.

– Пожалуйста, уходите, император! – резко бросил он. – Отдыхайте и восстанавливайте силы, но об этом больше не заговаривайте. Предупреждаю вас: я не потерплю ваших разговоров о войне!

Бьяджио направился к двери.

– Я воспользуюсь вашим гостеприимством, – сказал он, – но не разочаруйте меня, Редберн. Нельзя, чтобы все мои усилия пропали даром.

– Уходите!

Заставив себя улыбнуться, Бьяджио вышел из кабинета. Дождавшись, чтобы Редберн захлопнул за ним дверь, он гневно зашагал по мощенному камнем коридору, рассыпая проклятия.

Весь остаток дня Бьяджио спал в комнате, которую показал ему Минго. Слуга Редберна держался без прежнего нахальства и вел себя идеально вежливо, провожая императора в отведенную ему комнату – просторную спальню на втором этаже замка. Постель в комнате была занавешена пологом с белыми воланами, а из окна открывался великолепный вид на идиллический пейзаж. Однако Бьяджио не стал тратить времени на любование окрестностями. Голова у него болела от споров с принцем, а зад и ноги горели, натертые седлом. Он начал засыпать еще до того, как Минго успел закрыть дверь.

Когда он снова проснулся, было темно. Тусклое сияние на западе подсказало ему, что солнце село сравнительно недавно. Бьяджио заставил себя встать и не сразу сообразил, что по-прежнему находится в Замке Сохатого. Последние несколько недель прошли как в тумане, и в течение этого времени ему редко приходилось просыпаться дважды в одном и том же месте. Осмотревшись, император ощутил сильный голод. Когда он жил в Черном Дворце, к его пробуждению у кровати всегда ждал завтрак. Однако прислуга Редберна снабдила его только умывальником и не зажженной лампой. Бьяджио встал, ополоснул лицо, а потом посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него воззрилось жуткое существо. Кожа на лице болезненно-желтая, глаза запали. Прежде шелковистая грива золотых волос болталась клочьями сена.

– Боже, вы только на меня посмотрите…

Но смотреть на себя не хотелось. Без снадобья, придававшего ему жизненные силы, Бьяджио постепенно старел. Отвернувшись от зеркала, он постарался забыть о том, как выглядит, и начал искать гребень. Как это ни странно, гребень нашелся на столике у кровати. Нервничая, как невеста перед свадьбой, он принялся осторожно расчесывать волосы. За этим занятием он провел почти десять минут, когда тихий стук в дверь заставил его остановиться.

– Да! – отозвался он. – Кто там?

Дверь медленно открылась, и на пороге возникла поразительная женщина. В руках она держала поднос с едой и дымящимся чаем. Бьяджио встал с края кровати.

– Леди Брина! – проговорил он, адресуя ей свою самую яркую улыбку. – Какой сюрприз!

Брина неслышно вошла в комнату. Бьяджио догадался, что ей не хотелось, чтобы ее заметили, и такая скрытность его заинтриговала.

– Вы отдыхаете уже довольно давно, – сказала она. – Я подумала, что вы, наверное, проголодались. Если я вам помешала…

– Ничуть, – заверил ее Бьяджио. Он принял у нее из рук поднос и осмотрел его содержимое. – О, великолепно! Вы просто прочли мои мысли, леди Брина. Я умирал с голоду.

– По вам это заметно, – ответила она.

Бьяджио вернулся к кровати и сел, поставив поднос себе на колени. Он не стал спрашивать, кто испек свежий хлеб или почему Брина принесла ему еду сама. Вместо этого он просто отломил себе щедрый кусок. На подносе оказалась и плошка со сливочным маслом. Взяв нож, Бьяджио намазал масло на хлеб.

– Спасибо, что подумали обо мне, – сказал он. Украдкой посмотрев на Брину, он увидел, что она улыбается. У нее оказалась чудесная улыбка: нежная и юная.

– Вы – император, – прямо проговорила она. – Мы должны принимать вас гостеприимно. Так приказал Редберн. У Бьяджио моментально испортилось настроение.

– Мило с его стороны.

Брина медленно подошла к кровати.

– Вы судите моего брата слишком сурово, государь император. Он не может помочь вам в вашем деле.

– В моем деле? А что вы знаете о моем деле?

– Мы с Редберном ближе, чем вы могли бы подумать. У него нет от меня секретов.

– Вот как? А мне показалось, что он не хотел, чтобы вы о нем слышали.

– Он пытается меня беречь, – объяснила Брина. – Но в конце концов он мне все рассказывает. Я знаю, зачем вы здесь, император Бьяджио. Но вы не слишком хорошо знакомы с Высокогорьем. А моего брата вы вообще не знаете.

Бьяджио принялся за кусок мяса, оказавшийся на его тарелке. Оно было слабо прожарено и из разреза начала сочиться кровь.

– Ваш брат представляется мне большим глупцом, – заявил он. – Если бы он не стал упрямиться, а задумался над моими словами, то понял бы, что происходит. Вашему Высокогорью угрожает огромная опасность, леди Брина.

Он отправил кусок мяса в рот и, пережевывая его, наблюдал за Бриной. Она уставилась на него и, казалось, не слышала его доводов. Как это ни странно, ее внимание не было ему неприятно.

– Вы очень странно выглядите, – сказала она.

– А вы очень бесцеремонны. Брина улыбнулась.

– Просто вы совсем не такой, как я думала. – Она присмотрелась к нему еще внимательнее. – Почему у вас глаза зеленые? Я слышала, что они синие, как у всех нарских правителей.

– Как сапфиры?

– Так говорил мой отец. Бьяджио рассмеялся.

– Похоже, ваш батюшка любил обо мне рассказывать! Ну так позвольте мне кое-что вам сказать: не все бывает таким, как кажется. Забудьте все, что вы обо мне слышали. Право, большей услуги вы мне оказать не смогли бы.

Брина подошла еще ближе, усевшись почти вплотную к нему. Бьяджио с любопытством посмотрел на нее: подобная смелость его удивила.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы так пристально меня разглядывали, миледи. Сейчас я не слишком горжусь своей внешностью.

– У вас очень длинные волосы, – удивленно проговорила Брина. Протянув руку, она закрутила вьющуюся прядь вокруг пальца. – Мягкие.

Бьяджио окаменел.

– Да… э-э… спасибо.

– Я вас смущаю?

– Смущаете? Миледи, я – император Нара. Я ничего не боюсь, а тем более – женщин.

– Вот и хорошо, потому что в нашем замке очень много женщин, государь. Они видели, как вы приехали, и теперь им интересно о вас узнать. Я гадаю, что мне им говорить.

– Говорите, что пожелаете. Они успеют на меня насмотреться, пока я буду улаживать дела с вашим братом. Я не уеду, пока мне не удастся убедить его помочь мне. Леди Брина внезапно посерьезнела.

– Государь император, вам его не убедить. Мой брат – человек мирный. Он не хочет ссоры с Талистаном.

– У него будет эта ссора, хочет он ее или не хочет.

– Но он делает все, чтобы ее избежать, как вы не понимаете! Талистан его дразнит. Они пытаются вызвать его на боевые действия.

– Да. Я потратил целый час, объясняя ему это.

– Знаю, – согласилась Брина. – Теперь Редберн понимает, в чем дело. Но это не имеет значения. – Она опустилась рядом с Бьяджио на одно колено и умоляюще заглянула ему в глаза. – Ему страшно.

Страшно. Бьяджио это слово было даже слишком хорошо знакомо. Он солгал Брине, утверждая, будто ничего не боится. В последнее время его страхи стали чудовищными.

– Положение вашего брата будет только ухудшаться, – сказал он. – Я знаю, что он хочет мира с Талистаном, но мир невозможен. Гэйл будет все время на него давить, а если он не нанесет удара сам, то Талистан нападет первым. И тогда мы потеряем преимущество, которое дала бы нам внезапность.

– Но Гэйл же будет готов! Вы сами сказали, что он на нас давит.

– Гэйл будет ожидать вашего брата и, может быть, еще один или два клана. Он не будет ожидать, что у его берегов появится мой дредноут. И уж конечно, он не будет ожидать трийцев с их львами. – Бьяджио отставил поднос и взял Брину за руку. – Вы должны мне помочь! – потребовал он. – Вы должны убедить вашего брата присоединиться к моему выступлению.

Брина покачала головой.

– Государь император, я не могу этого сделать.

– Вы должны! Я не могу допустить, чтобы Редберн все испортил. Только не сейчас, когда успех так близок!

В душе молодой горянки шла какая-то борьба: Бьяджио ясно это видел. Он не выпускал ее руки, стараясь силой воли заставить ее понять правду.

– Вы его сестра. Он вам верит. Он прислушается к вам.

– Нет, – ответила Брина. – В этом – не прислушается. – Она неохотно отняла руку. – Я не могу вам помочь. Бьяджио выпустил ее руку.

– Хорошо. Тогда уходите.

Нахмурившись, Брина подошла к двери и открыла ее. Но прежде чем уйти, она послала Бьяджио еще один взгляд.

– Я увижусь с вами до вашего отъезда?

– До отъезда? Миледи, вы еще на меня насмотритесь. До первого дня лета мне надо заставить вашего брата передумать. И пока я этого не добьюсь, я никуда не уеду!

 

30

Джал Роб поднялся на холм и увидел расположившуюся далеко внизу деревню. Селение между двух гор, окруженное лоскутами возделанной земли, показалось ему настоящим оазисом.

– Алазариан! – крикнул он. – Вот она!

Алазариан поспешил на вершину, держа в одной руке поводья своего конька, а в другой – смятую карту, начерченную Фалгером. Увидев деревню, он радостно улыбнулся. Последнюю деревню они покинули три дня назад и очень устали от непрерывной езды. Лошади тоже утомились, и им требовались все более долгие остановки.

Если верить карте, эта деревня была последней перед Фалиндаром, Джал посмотрел на цепочку холмов, надеясь увидеть за ними море, но оно по-прежнему находилось слишком далеко, а с севера обзор заслоняли горы.

– Маленькая, – заметил Алазариан. – Надеюсь, для нас найдется комната.

– Я тоже надеюсь, – устало откликнулся Джал, однако он не тревожился.

Большинство селений, через которые они до сих пор проезжали, были небольшими, но почти все – гостеприимными. Пока что население Таттерака показывало себя щедрым, хоть и влачило довольно жалкое существование. Хотя почти никто из местных жителей не говорил на языке Нара, тем не менее имперские гости вызывали пристальный интерес.

– Мы уже близко, – сказал Алазариан, разглядывая карту _ в такой близости от Фалиндара гостеприимство может и кончиться.

– Мы так близко, а по-прежнему не видим этого проклятого места! – Джал раздосадовано покачал головой. – Давай спускаться. Пусть нам предложат даже одр с шипами, я все равно лягу!

Алазариан сложил карту, засунул ее к себе в карман, а потом крепче ухватил поводья Летуна и направился к спуску с холма. Джал тоже спешился и начал искать подходящее место для спуска. Наконец нашелся достаточно пологий склон, по которому можно было сойти вниз. Джал двинулся первым, ведя за собой своего пугливого коня. Животное выглядело ужасно: шкура за долгий путь покрылась грязью, глаза потухли от усталости. Джал сомневался, чтобы кони выдержали и обратный путь в Арамур, и его пугала перспектива застрять в Люсел-Лоре.

Постепенно конь освоился со спуском, осторожно выбирая, куда поставить копыта. Летун вел себя так же, и вскоре животные и их хозяева уже благополучно спустились к подножию. Пока что никто их не заметил. Не тратя времени, Джал двинулся вперед. Алазариан старался не отставать от него, с привычной жадностью рассматривая деревню. Он был славным пареньком, и долгий путь помог Джалу справиться со страхом, который внушила ему магия Алазариана. Он даже немного поучил юношу владеть луком. Алазариан оказался безнадежно плохим лучником, но его рвение было неподдельным. Жаль, что его растил Элрад Лет.

Когда они приблизились к деревне, Джал сказал:

– Дай мне вести с ними переговоры, ладно, Алазариан?

– Ты всегда их ведешь.

– И пока мы обходились недурно, правда?

Алазариан дипломатично промолчал. Он не мешал Джалу Робу первым приблизиться к деревне. Как только их заметил первый триец, священник сдержанно помахал рукой.

– Ннакк! – громко сказал он.

Фалгер объяснил им, что это трийское слово значит «друг». Пока этот кусочек языка немало способствовал тому, чтобы их принимали хорошо. При виде приближающихся нарцев потрясенные трийцы уронили мотыги. Подобное происходило повсюду, и Джал уже привык к такой встрече.

– Ннакк, – повторил он. – Друзья. Не бойтесь.

Трийцы начали перекрикиваться друг с другом, предупреждая деревню о появлении незнакомцев. Начала собираться небольшая толпа. Джал посмотрел на Алазариана и заметил, что парнишка улыбается.

– Тебе это нравится, правда? – прошептал он. Алазариан пожал плечами:

– Наверное.

Они двинулись к окраине деревни, где уже появилось множество любопытных лиц. Лица были такими же, как и все, которые Джал с Алазарианом видели до этой поры, – белокожими и любознательными. По правде говоря, больше всего путников донимали дети: они постоянно хватали их за одежду, требуя внимания к себе. Словно прочитав мысли Джала, толпа мальчишек бросилась к нему, окружив его со всех сторон.

– Ладно-ладно, спокойнее, – сказал Джал, пытаясь сохранить улыбку. – Можете кричать сколько хотите, но если никто из вас не говорит по-нарски, то там не повезло. – Он быстро подошел к взрослым, дружески протягивая руки. – Ннакк, – снова сказал он им. – Друзья. Вы понимаете, да?

Старый триец вышел вперед, пристально разглядывая Джала.

– Нарен, – прошептал он. – Вин шака ту нарен.

– Да, нарцы, – подтвердил Джал. – Мы путешественники. – Пальцами он изобразил ходьбу. – Путешественники. Идем в Фалиндар.

– Фалиндар? – Старик отшатнулся, оглядываясь на остальных крестьян. Он быстро поговорил с ними о чем-то, а потом снова повернулся к Джалу и нахмурился. – Кэлак? Хджау ву Кэлак?

– Он спрашивает про Шакала, – подсказал Алазариан. – Это Вэнтран.

Старик быстро закивал:

– Вэнтран!

– Да, – ответил Джал, – мы ищем Кэлака. Кэлак в Фалиндаре. Но сначала нам нужно отдохнуть. Вы можете нам помочь?

Старик снова посовещался с остальными взрослыми, предоставив Джала любопытству ребятишек, которые начали копаться в его седельных сумках. Джал отогнал их.

– Маленькие попрошайки! – проворчал он. – Алазариан, может, тебе следует учиться не стрелять из лука, а говорить по трийски. Тогда ты сможешь научить этих щенят вести себя как следует.

– Они же просто дети, Джал.

Алазариану дети не досаждали: он интересовал их гораздо меньше, чем священник. Джал продолжал прислушиваться к трийцам, гадая, о чем они говорят. В конце концов старик снова обратился к нему.

– Награ, – сказал он. Он шагнул в сторону деревни, обернулся и поманил Джала за собой. – Награ.

– Награ? – Джал посмотрел на Алазариана. – Это что?

– Не знаю. Может, так они называют отдых.

– Господи, вот бы здорово!

Они пошли за стариком в центр деревни, где поглазеть на них вышли новые люди. Вокруг стояли дома из дерева и шкур, великолепно построенные и ухоженные. Как и во всех трийских деревнях, встречавшихся на пути, здесь царил идеальный порядок: не было ни мусора, ни паразитов. Аккуратность и простота очень нравились Джалу. В Люсел-Лоре все разительно отличалось от Нара.

В центре поселка старик остановился. К ним поспешно приближался еще один триец. Он был молод, а на его лице ясно читалось изумление. Видимо, его оторвали от каких-то дел, потому что на ходу он переодевался, натягивая на себя длинное желто-оранжевое одеяние. В толпе его заметили и забормотали:

– Награ!

– А, так это Награ! – догадался Джал. – Наверное, какой-то предводитель вроде Фалгера?

– Он похож на жреца, – заметил Алазариан и вдруг расхохотался. – Похоже, ты все-таки нашел здесь себе товарища, Джал!

При приближении молодого священнослужителя трийцы расступались, пропуская его вперед. Он оказался очень молод – ненамного старше Алазариана. Его золотисто-серые глаза внимательно смотрели на незнакомцев. Джал с трудом выдавил улыбку.

– Награ. Это твое имя?

Мужчина поколебался, прищурив глаза, а потом ответил:

– Я Награ.

– Ты говоришь по-нарски?

– Нарский. Да. – Награ осмотрел их с ног до головы. – Вы – нарцы. Кто вы?

– Я – Джал Роб из Арамура. ' Это – Алазариан Лет из Талистана. Мы оба из Нара. Из империи. Ты меня понимаешь, да?

– Я понимаю. Вы путешественники?

– Да, – сказал Алазариан. – Мы друзья. Нам только нужно место для короткого отдыха. Пожалуйста. Мы даже заплатим. У нас есть немного золота, если…

– Вам нельзя здесь оставаться, – грубовато перебил его Награ. – Быстро уезжайте. Мы вас не принимаем.

Не подумав, Джал Роб возразил:

– Мы обратно не повернем. Мы не можем. Вы слышали, что говорил мальчик. Мы просим вас. Нам нужно только всего одну ночь переночевать. Завтра мы снова отправимся в путь.

– Да, в Фалиндар! – презрительно сплюнул Награ. – Ты дурак? Ты не знаешь, что в Фалиндаре?

– Ричиус Вэнтран, – ответил Алазариан. – Вот почему мы туда едем. Нам необходимо его найти.

Триец бросил на Алазариана странный взгляд.

– Вам нужен Кэлак? Зачем?

– Это долгая история, – заявил Джал, выразительно обводя взглядом любопытные лица. – И здесь не место ее рассказывать.

Лицо Нагры заледенело.

– Фалиндар опасен. Ехать туда глупо. Вы не попадете к Кэлаку. В Фалиндаре война.

– Мы уже слышали про военачальника, – ответил Джал. – Это не имеет значения. Мы должны ехать. Триец покачал головой.

– Вы точно такие, как Кэлак. Все нарцы все знают. Такие умные, а опасности не видят. – Вздохнув, он добавил: – Хорошо. Пойдемте со мной. Есть место, где мы сможем говорить.

– Ты знаешь Вэнтрана? – с надеждой спросил Алазариан.

Награ зашагал прочь, ничего не ответив. Отрывистым голосом он бросил какие-то приказания еще одному трийцу, который быстро взял у приезжих поводья и повел их лошадей следом за Нагрой. Джал и Алазариан последовали за трийцем, ни о чем не спрашивая. Молодой человек привел их к скромному дому в центре деревни, рядом с колодцем и бельевой веревкой, нагруженной мокрым бельем. Здесь толпа остановилась.

– Мой дом, – пояснил Награ, указывая на небольшое строение. – Поговорим здесь.

Потом он снова перешел на трийский, заставив толпу разойтись и, видимо, приказав старику присмотреть за лошадьми. Старик кивнул Нагре и ушел, ведя за собой усталых животных.

– Куда он идет? – спросил Джал.

– Вы были жестоки к своим коням, – сказал Награ. – Они готовы умереть. Их напоят и покормят. Им нужен отдых. Похоже, и вам тоже.

– Мы были бы очень за него благодарны, – признался Джал. – Если бы мы могли провести здесь ночь, то утром поехали бы дальше.

– Дальше в Фалиндар, – сказал триец.

– Да.

– Тогда нам нужно поговорить, – объявил он. – Входите.

Он ввел их в удивительно маленький, но на вид уютный домик с белыми бумажными стенами и тонкими деревянными опорами. В углу оказалась полка с собранием глиняных статуэток. Солнечный свет и свежий воздух врывались в помещение через окно с открытыми ставнями. Его раму увивали цветущие лозы. На полу лежал красный ковер, истертый, но теплый. На нем лежало несколько подушек и стояли два жестких стула. В углу лежал свернутый матрас. Увидев спартанскую обстановку, Джал подумал, что Алазариан был прав: это действительно было похоже на жилище священника.

Алазариана, кажется, заинтересовало это помещение. Он медленно пошел вдоль стен, протягивая руку, словно желая ко всему прикоснуться, – но всякий раз пальцы его замирали на волоске от заинтересовавшего его предмета. Награ наблюдал за его осмотром, так что Джалу показалось, будто тот почувствовал в пареньке трийскую кровь.

– Я бы чего-нибудь выпил, – сказал Джал. – Воды или чего угодно. Мы едем уже довольно долго.

– Сначала говорить, потом пить, – твердо заявил Награ. Он указал на ковер с подушками. – Садитесь.

Джал замялся. Алазариан мгновенно сел, устроившись, на одной из подушек. Награ сделал то же, и оба подняли головы, дожидаясь, чтобы Джал последовал их примеру. Языческое жилье внушило Джалу тревогу, но он сел и вопросительно посмотрел на Нагру.

– Мой спутник решил, что ты священник, – сказал он, пытаясь рассеять неловкость. – Это так?

– Я – искусник, – ответил Награ. – Праведник дролов. Но нарцы называют это священником, да.

– Дрол, – повторил Алазариан, кивая. – Да, я читал о вас. Когда я был в Черном Городе, то нашел книгу…

– Алазариан, – перебил его Джал, – сейчас не время. – Он улыбнулся Нагре. – Ты очень хорошо говоришь на нашем языке. Ты бывал в империи?

– Нет, – сказал Награ. – Но мой бывший господин был в Наре. Он выучил язык Нара, а я научился от него. Он был великий учитель.

– Что с ним стало? – спросил Алазариан.

– Умер. Уже довольно давно. – Награ на секунду задумался. – Два года, может, больше.

– Два года? – переспросил Алазариан. – Твоим господином был Тарн?

– Тебе известно его имя?

– О да! Все в Наре знают его имя. Это одна причина, по которой я сюда приехал, – чтобы узнать о нем побольше!

– Алазариан…

– Тарн умер, – сказал Награ, а потом, прикоснувшись к своей груди, улыбнулся. – Но он продолжает жить здесь.

– Расскажи мне о нем. Пожалуйста! Мне это очень важно. Все, что можешь…

– Алазариан, прекрати! – приказал Джал. – Просто помолчи минутку, ладно? Нам многое хочется узнать, но сейчас не подходящее время для урока истории. – Снова повернувшись к трийцу, он сказал: – Награ, ты хотел говорить с нами без свидетелей. Почему?

– Потому что вы говорите, что знаете Кэлака, – объяснил жрец. – Откуда вы его знаете?

– Я из Арамура, – объяснил Джал. – Ричиус Вэнтран был моим королем.

– Он не король, уже давно.

– Да, – согласился Джал, – но нам надо его увидеть. Это очень срочно.

Награ насмешливо улыбнулся ему.

– Как вы могли заехать так далеко и не понять, какая опасность вам угрожает? В Фалиндаре война. Военачальник Пракстин-Тар осадил цитадель. Вам не добраться до Кэлака.

– Но он ведь в Фалиндаре? – спросил Алазариан.

– Да, Кэлак в Фалиндаре. Но Фалиндар окружен. Вам к нему никак не попасть.

– Но это же важно! – воскликнул Алазариан. – Нам необходимо говорить с Вэнтраном. Может, мы могли бы поговорить с Пракстин-Таром и все ему объяснить? Мы не хотим участвовать в его войне. Нам нужно только поговорить с Вэнтраном.

– Вы меня не слушаете, – укоризненно проговорил Награ. – Пракстин-Тар ненавидит Ричиуса Вэнтрана. Он ненавидит всех нарцев. Он ни за что не разрешит вам проехать в цитадель. Если вы отправитесь в Фалиндар, он вас убьет.

Джал кивнул, внезапно поняв, в чем дело.

– Так вот почему ты не хочешь нас приютить на ночь! Чтобы мы не навлекли опасность на вашу деревню.

– Иногда Пракстин-Тар присылает сюда воинов за едой и припасами. Если вас здесь обнаружат, военачальник может решить нам отомстить. Я не боюсь Пракстин-Тара, но другие боятся. И вам тоже следовало бы его бояться. Если вас обнаружат, то вы умрете.

– Великолепно! – воскликнул Джал. – Слышал, Алазариан? Мы заехали в такую даль – и совершенно зря. Алазариан отказался этому верить.

– Нет, должен быть какой-то выход, Джал. Мы не можем допустить, чтобы наша поездка оказалась напрасной.

– Мальчик, ты слышал, что сказал жрец? Фалиндар окружен войском.

– Мне все равно. – Алазариан адресовал Нагре умоляющий взгляд. – Пожалуйста, Награ, ты должен нам помочь! Неужели нет способа связаться с Кэлаком? Может, можно как-то послать ему весточку?

– Что у вас за дело к Кэлаку? Что может быть таким важным?

Алазариан собрался было ответить, но Джал рявкнул:

– Не отвечай ему, Алазариан! Послушай, ты, кудесник или как там тебя: я не собираюсь излагать тебе наши биографии. Нравится тебе это или нет, но мы поедем в Фалиндар. Нам твоя помощь не нужна. Так что…

– Искусник, – поправил его Награ. – Я – искусник. Но как тебе это понять? Ты же не триец.

– Чертовски верно – я не триец.

– А вот он понимает. – Награ улыбнулся Алазариану. – Ты знаешь наши слова, мальчик, да?

Джал Роб и Алазариан замерли. Искусник встал, подошел к Алазариану и опустился рядом с ним на колени. А потом он медленно поднял руки и провел пальцами по лицу Алазариана. Алазариан застыл на месте, не сводя глаз с Нагры.

– Ты нарец? – спросил Награ. – Или ты триец? Увидев, как расширились глаза юноши, искусник кивнул.

– Да, я знаю. Твоя трийская кровь себя показывает, юноша. В твоих волосах, в твоих глазах. Когда я прикасаюсь к тебе, я ее ощущаю.

Алазариан ахнул:

– Ты это. чувствуешь?

– Хватит! – приказал Джал. – Отпусти его. Награ послушно отодвинулся.

– Как только я смог ясно разглядеть юношу, я понял, что в нем есть трийская кровь. – Он посмотрел на Алазариана. – Фалиндар для нашего народа – место особое. Ты потому туда стремишься?

Алазариан неуверенно посмотрел на Джала.

– Ладно, – проворчал священник, – можешь ему рассказать.

– Ты угадал, – признался Алазариан. – Мой отец был трийцем. Его звали Джакирас, но я никогда с ним не встречался.

– Я не знаю в Фалиндаре человека, которого бы звали Джакирасом, – сказал Награ.

– Нет, я приехал не за этим. Я хочу больше узнать о себе самом. И Ричиус Вэнтран может мне помочь. Он знал Тарна, как и ты. – Алазариан разволновался. – Я хочу узнать о магии.

Брови Нагры взлетели вверх.

– О магии? Что ты знаешь о магий?

– Тарн был чародеем, – сказал Алазариан. – И мне кажется, что во мне тоже есть волшебство.

– У Тарна был «дар небес», юноша. Он не был фокусником.

– Знаю, – согласился Алазариан. – Но я тоже могу делать разные вещи, как умел он. Я могу читать мысли человека, когда до него дотрагиваюсь. Вот, давайте я вам покажу…

Награ отскочил.

– Не надо мне ничего показывать! – Его взгляд стал острым. – Этого не может быть! Тарн был избранный. Его избрали Лоррис и Прис. Ты не можешь быть таким, как он!

– Но он такой! – заявил Джал. – Хотите, верьте, хотите нет, но вы заполучили еще одного такого, жрец. Вот почему Алазариан сюда приехал. Он хочет понять себя.

– И это все?

– Нет, – ответил Джал. – Еще у нас есть дело. Нам надо увидеть Вэнтрана. Награ нахмурился.

– Вы это уже говорили. Но, Алазариан, ты напрасно ехал так далеко. Тарн для меня по-прежнему тайна. Он был моим учителем, но я никогда его не понимал. Если ты думаешь, что Кэлак поможет тебе его понять, то ты ошибаешься.

– Я должен попробовать! – не сдавался Алазариан. – Если Вэнтран сможет помочь мне узнать о Тарне – прекрасно. Но даже если нет, он все равно нам нужен. – Юноша потянулся к Нагре, но тот по-прежнему отказывался дать ему руку. – Ну пожалуйста! Объяснять пришлось бы слишком долго, но ты должен нам поверить. Нам необходимо найти Вэнтрана. Ты нам поможешь?

– Ты сказал, что не боишься Пракстин-Тара, – настаивал Джал. – Почему?

– Военачальник – глупец. Как и ты, Алазариан, он хочет понять загадку Тарна. Именно поэтому он осадил Фалиндар. Оттуда Тарн правил Люсел-Лором. Теперь править хочет военачальник. Но этого никогда не будет, потому что у него нет «дара небес».

– Он порочный? – спросил Алазариан.

– Не порочный, только невежественный. Но из-за этого он творит много жестокостей. Поверьте мне, Пракстин-Тар ненавидит нарцев, и он не будет с вами разговаривать. Только если… – Награ нахмурил брови. – Юноша, если ты говоришь правду и у тебя есть дар небес, то Пракстин-Тар может к тебе прислушаться. Похоже, он ищет того же, что и ты. Может быть, он тебя примет.

– Ты отведешь нас к нему? – спросил Алазариан. – Пожалуйста – если бы я смог просто с ним поговорить, я убедил бы его в моем даре.

Награ ухмыльнулся.

– В даре? Ты это так называешь? Тарн часто называл свою силу проклятием.

По лицу юноши скользнула печальная тень.

– Я толком не знаю, как называть мою силу. Именно поэтому я согласился сюда ехать. Джал поспешно вмешался.

– Целительство – это не проклятие, Алазариан. Наш Господь исцелял болящих, а Он был без греха.

– Целительство? – вскрикнул Награ. – Ты – целитель, Алазариан?

Паренек пожал плечами.

– Похоже, да. Если я прикасаюсь к кому-то, кто болен, я могу его вылечить. Я не знаю, как это получается, но это получается.

– Поразительно! – прошептал Награ. – Может быть, я ошибся насчет Пракстин-Тара, и он будет рад вас принять.

– О чем это ты? – с подозрением спросил Джал.

– Хватит разговоров, – решительно объявил Награ. – Отдыхайте. Утром мы отправимся в лагерь военачальника. Тогда я вам все объясню.

На следующее утро, когда они втроем выезжали из деревни, искусник рассказал о Кринионе, сыне Пракстин-Тара. Награ даже не был уверен в том, что молодой воин еще жив. Но если он жив и если Алазариан сможет его излечить, то это может убедить военачальника сохранить юноше жизнь и дать ему увидеться с Вэнтраном.

Джалу Робу этот план не понравился, но другого выхода он не видел. Они проехали огромное расстояние, чтобы найти Вэнтрана и передать ему послание Бьяджио, и обоим не хотелось возвращаться в Арамур с пустыми руками. Так что Джал согласился сделать такую попытку, и на рассвете они выехали из деревни, бодрые после ночного отдыха в трийском доме. Кавалькада рысила по очередному каньону Таттерака, и Джал тревожно осматривался. Алазариан ехал впереди: ему не терпелось встретиться с Пракстин-Таром.

– Это еще далеко? – спросил Джал у Нагры. Молодой священнослужитель ехал рядом с ним медленной рысью, покачиваясь на спине ослика.

– Уже очень близко, – ответил Награ. Он указал на цепь каменистых холмов на севере. – Видишь? За теми горами – Фалиндар. И оттуда ты увидишь лагерь военачальника.

Ехать оставалось совсем немного, и Джал Роб начал нервничать.

– Надеюсь, что ты не ошибся, священнослужитель. Я должен беречь мальчика от опасностей, а не вести его на бойню.

– Ты его опекун?

– Ну, не совсем.

– Тогда почему ты здесь? Это дело к Кэлаку – оно и тебя касается?

– Можно сказать и так. Шакал – мой король. Я уже очень давно его не видел.

– Ты на него зол, – заметил Награ. – И у тебя не получается это скрыть.

– Ты почти так же отвратительно чуток, как и паренек. Все трийцы такие? Награ рассмеялся.

– Скорее дролы. И если у мальчика «дар небес», то он тоже дрол.

– Дрол! – презрительно бросил Джал. – Какая чушь!

– Ты не веришь в небеса?

– Конечно, верю! Я же священник! Настоящий священник.

– Ты? – Похоже, Harpy это поразило. – Вот как выглядит нарский священник? Меня это не впечатляет.

– Ха! Я бы мог кое-чему тебя поучить. Существует только один Бог, Награ, а не собрание языческих мифов.

– Лоррис и Прис – не миф! – резко заявил Награ. – Они существуют.

– Глупости.

– Да неужели? Тогда как ты можешь объяснить Тарна? Или юного Алазариана? Ты говоришь, что у него дарование, что у него магия. Откуда ты знаешь, что его способности получены не от Лорриса и Прис?

Джал ненадолго задумался, а потом решил, что ответа у него нет.

– Я этого объяснить не сумею, – признался он. – Это тайна. Но Бог действует удивительным образом. Откуда ты знаешь, что его сила не дарована моим Богом?

Награ видимо смутился.

– Он же наполовину триец! – возразил искусник.

– И наполовину нарец.

– Играешь словами, – презрительно бросил Награ. – Как это похоже на нарца: все запутывать.

– Но ты ведь не можешь мне ответить, правильно? И это тебя смущает. Кто знает: может быть, я прав?

С лица Нагры сбежала обида, и он рассмеялся.

– Признаюсь, что не могу ответить уверенно. Тут ты меня поймал, священник.

Довольный своей победой, Джал еще несколько минут рысил рядом со своим спутником. Вскоре показалась гряда холмов, преграждавших подступы к Фалиндару. Награ поехал первым по уходившей вверх дороге, ведущей в глубину каменистых холмов. Высокие стены из камня обступили путников, закрыв горизонт. Но не успели люди еще встревожиться в зловещем проходе, как показалась вершина холма. Награ вывел своего ослика на гребень и остановился, глядя вдаль.

– Ну вот и он! – объявил триец. – Фалиндар.

– Боже всемогущий! – прошептал Джал. – Вот это да! Запыхавшийся Алазариан подъехал – и задохнулся при виде цитадели.

– Пресвятая Матерь Божья…

Зрелище было поистине прекрасным. Как и разрушенный Собор Мучеников, Фалиндар был чудесен. Замок из серебра и бронзы сиял на вершине скалы, гордо бросая вызов океану, мятущемуся далеко внизу. Джал осенил себя крестным знамением, и путников охватило мечтательное забытье – хотя и всего на считанные мгновения. Однако Фалиндар был не единственным удивительным зрелищем. Вокруг скалы с цитаделью кипела масса людей и машин. Трепетали флаги, к небу вздымались клубы дыма. Награ указал на военный лагерь.

– Пракстин-Тар, – объявил он. – Ты готов, юноша?

– Я долго ехал и много пережил, – ответил Алазариан. – Думаю, теперь я готов ко всему.

 

31

Алазариан шел к лагерю Пракстин-Тара, и тень Фалиндара падала ему на лицо. Сотня серых и белых шатров усеивала склоны холма. Тысячи взрослых и детей галдели что-то непонятное. Знамена военачальника змеились на ветру: на них была изображена черная когтистая птица. Кони и вьючные животные толкались в загонах, а над лагерем висела пелена дыма, поднимавшегося от костров, на которых готовили пищу. Внимание Алазариана привлекало осадное орудие, поднимавшееся над толпой, подобно готовой к броску кобре. Юноша опознал механизм как явно нарский. В толпе повсюду сидели воины, острившие свое оружие на точильных камнях. Рабы сгибались под тяжестью валунов и длинных бревен. Усевшись в седла мощных коней, всадники отрабатывали атаку. Алазариан вытянул шею, пытаясь разглядеть происходящее через плечо Нагры. Искусник шел медленно, а его лицо оставалось непроницаемым.

Награ остановился у самого лагеря. Один из трийских всадников с высоты своего коня заметил приближающуюся троицу. Секунду он сидел неподвижно, изумленно взирая на странное зрелище, потом окликнул своих товарищей и вытянул палец. Навстречу пришельцам направились всадники, а за ними – отряд пеших воинов.

– Вы молчите, – приказал Награ. – Меня они знают. Я буду говорить за вас.

– Хорошая мысль, – суховато отозвался Джал.

Нарский священник подошел к своему коню и подвешенному у седлу луку. Трийцы подскакали с обнаженными клинками и зверскими лицами. Награ не сдвинулся с места.

– Нарен! – воскликнул первый всадник. – Нджакк на налин джай!

Подскакав галопом, он спрыгнул с коня и закричал на Нагру. Алазариан ничего не смог уловить из его криков, как и из хладнокровного ответа Нагры. Воины окружили их со всех сторон, словно петля виселицы. Рука Алазариана невольно легла на рукоять кинжала. Джал стремительно вытянул руку и схватил его за запястье.

– Даже не думай! – прошептал он. – Не шевелись.

Пока Награ спорил о чем-то с трийцами, Алазариан позволил себе обвести взглядом окруживших их воинов. Они были одеты в серые куртки, перетянутые угольно-черными кушаками, и при каждом было оружие с двумя клинками – Фалгер называл его жиктаром. Однако больше всего его удивила татуировка на щеке каждого воина. Будто выжженное клеймо: черная птица, такая же, как та, что трепетала на стягах над лагерем. Алазариан решил, что это ворон. Вдруг ему показалось, что зря он сюда приехал – не только в лагерь, но и вообще в Люсел-Лор. Интересно, где сейчас Бьяджио?

А потом из лагеря выскочил еще один человек. Он был неимоверно худ, лицо у него было испуганное, щеки ввалились, волосы сбились в колтуны. Человек поспешно заковылял к ним, и Алазариан вдруг с ужасом понял, что он вовсе не триец.

– Бог мой! – воскликнул Джал. – Кто это?

– Грач, – ответил Награ. – Хорошо. Он нам поможет.

– Грач? – переспросил Алазариан. – Кто он такой?

Воины прекратили свой спор, а странное создание пробилось мимо них и остановилось перед Джалом. Глаза у него расширились, рот изумленно открылся.

– Матерь Божья сладчайшая! – воскликнул он. – Вы – нарцы!

Алазариан с Джалом недоуменно переглянулись.

– Да, – подтвердил Джал. – Мы – нарцы. А ты кто?

Мужчина упал перед Джалом на колени и схватил его за руку. Испытывая глубокую брезгливость, Джал попытался вырваться из его цепких пальцев.

– Молю вас, заберите меня с собой! Помогите мне выбраться отсюда!

– Кто ты, к черту, такой? – вопросил Джал.

Ему удалось отнять руку, но тощий обхватил его за ноги.

– Пожалуйста! – заверещал он. – Возьмите меня от этих дикарей!

– Награ, кто это? – настойчиво спросил Алазариан.

– Это Грач, – повторил искусник. Он несильно лягнул тощего, чтобы тот выпустил ноги Джала. – Встань, пес. У нас дело к твоему хозяину.

– Нет! Выслушайте меня, пожалуйста! – Он отпустил ноги Джала только для того, чтобы схватить его за пояс. – Вы должны меня отсюда вызволить. Вы должны забрать меня с собой! Помогите мне, черт подери, пожалуйста…

Джал стремительно повернулся к Нагре.

– Что это значит? Кто этот человек?

– Это Грач. Раб.

– Раб? – переспросил Алазариан. – Нарец?

– Военачальник взял его в плен во время…

– Я нарец! – завопил Грач. – Я застрял здесь во время войны. Пракстин-Тар держит меня в рабстве. Но я не раб! Я нарец!

– Ясное дело, – огрызнулся Джал. Алазариан увидел по его лицу, что его переполняет гнев. Не обращая внимания на воинов, он набросился на Нагру. – Что за дьявол этот Пракстин-Тар? Превращать человека в раба…

– Ха cap! – рявкнул главный воин.

Он ткнул Джала жиктаром, заставляя замолчать. Награ шагнул вперед и гневно отвел жиктар в сторону.

– Ишэй! – зашипел он на воина. – Пракстин-Тар джитра мико!

Они снова принялись о чем-то спорить. Грач ухватился за ногу Алазариана и стал слушать, испуганно сопя. Похоже, услышанное его поразило. Он недоверчиво посмотрел на Алазариана.

– Вы ищете Пракстин-Тара? – спросил он.

– Ты их понимаешь? Грач кивнул.

– Я знаю их мерзкий язык, почти весь. Но зачем? Вам надо отсюда бежать! Уходите немедленно, пока искусник вас еще может защитить. Возьмите меня с собой!

– Мы не можем, – ответил Джал. – У нас к военачальнику дело.

– Дело? – возмутился Грач. – Какого дьявола… Алазариан наклонился к нему и прошептал:

– Грач, ты можешь перевести – объяснить нам, что они говорят?

– Юноша, это безумие. Вам надо уходить, сейчас же!

– Ш-ш, – успокоил его Алазариан. Воины пристально наблюдали за ним. – Что они говорят?

Грач досадливо вздохнул и прислушался.

– Искусник хочет отвести вас к Пракстин-Тару, – объяснил он и, прикусив губу, попытался разобрать остальной разговор. – Он говорит, что вы нужны Пракстин-Тару, что это очень важно. – Он изумленно взглянул на Алазариана. – Слушай, это он о тебе так говорит?

– Прекрати задавать вопросы! – прошипел Джал. – Что еще они говорят?

– Трудно понять, – ответил Грач. Он наклонил голову. – Они вам не доверяют.

– Заставь их послушаться, Награ! – попросил Джал. – Нам необходимо говорить с военачальником!

Один из воинов ударил Джала ногой, так что священник растянулся в пыли. Алазариан поспешно подбежал к своему спутнику. Джал плюнул воину под ноги, намереваясь занять боевую стойку.

– Нет! – приказал Награ, предупреждающе поднимая руку. – Не двигайся, Джал Роб! Ничего не делай.

– Сукин сын! – прорычал Джал, с трудом сдерживая ярость. – Хочешь драки, трийская шваль?

– Молчать! – взревел Награ.

Стремительно повернувшись к ударившему Джала воину, он сгреб его за грудки и стал с силой трясти, яростно поливая трийской бранью. Воин уронил свой жиктар и виновато воздел руки. Награ усмехнулся и оттолкнул его, а потом повернулся к Грачу.

– Ты отведешь нас к своему хозяину, раб! – приказал он, а потом махнул рукой в сторону воинов. – А если кто-нибудь из этих еретиков попробует нас остановить, ты скажешь Пракстин-Тару, что сегодня они лишили его великого благодеяния. И тогда Пракстин-Тар их убьет.

Он повторил то же самое по трийски.

Все воины поспешно опустили жиктары. Алазариан помог Грачу встать.

– Награ, – неуверенно прошептал он, – они тебя послушают?

Искусник расправил свои шафрановые одеяния.

– Они меня знают. Я могу немного влиять на военачальника. – Он снова махнул рукой Грачу. – Эй, ты! Веди нас к Пракстин-Тару.

Грач повиновался.

– Сюда, – пригласил он. – Пракстин-Тар сейчас со своим отрядом.

Но когда они прошли всего несколько шагов, раб схватил Алазариана за локоть и прошептал:

– Помоги мне, юноша! Забери меня отсюда! Алазариан вырвал руку.

– Сначала мне надо поговорить с военачальником.

– Военачальник не станет тебя слушать! Ты должен мне помочь…

Награ отвесил Грачу оплеуху.

– Молчи, нарец. Мы здесь не ради тебя, жалкое существо.

Алазариан был неприятно поражен. Похоже, Награ питал к нарцам такое же презрение, как и воины Пракстин-Тара. Он приотстал на шаг, отстраняясь от Грача, и пошел рядом с Джалом. Раб вел их в самый центр лагеря. Верховые воины ехали по обе стороны от них с презрением на лицах. Воины и рабы смотрели на странную процессию с изумлением. Трийские ребятишки выглядывали из-за материнских юбок, а женщины с усталыми лицами поднимали на них гневные взгляды от корыт с бельем. Их серые глаза были почти безжизненны. Рабыни? Алазариан решил, что это вполне возможно. Он уже почувствовал жестокость Пракстин-Тара и не сомневался, что военачальник способен обращать в рабство и женщин.

Наконец Грач остановился и указал рукой на группу радостно кричащих людей.

– Пракстин-Тар там, – сказал он Нагре. – В середине. Смотрите.

Несколько десятков мужчин стояли кругом и выкрикивали комментарии по поводу чего-то, что происходило в центре. Алазариан услышал радостные крики и что-то вроде рычания зверя. Награ протолкался сквозь толпу зрителей, отталкивая воинов в сторону. Алазариан и Джал двигались следом. Внутри круга оказалась разъяренная кошка, огромная, как тигр, и белая, как снег. Пасть зверя скалилась в гневном рыке, обнажая ряды острых, как бритва, зубов. Обнажив клыки и зарываясь когтями в грязь, животное присело, готовясь к прыжку и следя желтыми глазами за своим мучителем. Тот кружил вокруг кошки, вооруженный только веревочным арканом. Мужчина двигался с легкостью и изяществом танцора, медленно, почти не дыша. На нем был пепельно-серый костюм воинов Пракстин-Тара, но куртка была изорвана в клочья, а на обнажившейся груди видны были кровоточившие раны от когтей.

– Это он, – сказал Грач у них за спинами. – Пракстин-Тар.

– Что он делает? – спросил Джал. Грач ухмыльнулся: – Показывает, чего он стоит.

Награ со вздохом покачал головой.

– Вот человек, который хочет умереть.

Они стали смотреть, как Пракстин-Тар подбирается к готовой к броску кошке (Алазариан решил, что это – снежный барс). Известные людоеды, снежные барсы служили завидной добычей охотникам, стремящимся добыть ценную шкуру, но остальные старались держаться от них подальше. Похоже, Пракстин-Тар к «остальным» не относился. Алазариан смотрел, как военачальник дожидается нападения зверя, медленно перемещая руки с арканом взад-вперед. Барс настороженно наблюдал за ним, а потом, раскрыв пасть, разразился мощным рыком. По лбу военачальника текли струйки пота, капая на грудь. Он начал раскручивать над головой аркан. Барс снова зарычал и сделал молниеносный выпад лапой. Пракстин-Тар отпрянул. Толпа воинов захохотала.

– Я не понимаю, – сказал Алазариан. – Что он делает?

– Показывает себя, – объяснил Награ. – Пракстин-Тар уже много месяцев пытается взять Фалиндар, и у него не получается. Возможно, он хочет доказать своим воинам, что по-прежнему силен.

– Как глупо! – заметил Джал.

– Но он же погибнет! – воскликнул Алазариан. Награ коротко рассмеялся:

– Сомневаюсь. Не успел Алазариан возразить искуснику, как Пракстин-Тар перешел в наступление. Он бросился к барсу, держа петлю обеими руками. Кошка увернулась и стремительно выбросила лапу, ударив военачальника по руке. Пракстин-Тар яростно взвыл. Кровь потекла из глубокой царапины, однако человек не стал отступать. Его длинные руки свернулись, словно два змея, захватив барса, на которого он навалился. Человек и барс, сплетясь в клубок, покатились по кругу, налетая на поспешно отскакивающих зрителей. Толпа приветственно закричала, Пракстин-Тар взревел. Он лежал на спине, прижимая кошку к груди, и старался удержать бьющегося зверя, который замахивался лапами и щелкал клыками. Пракстин-Тар перекатился, ругаясь и хрипя, попытался набросить веревку на шею барсу. Его руки оказались рядом с челюстями зверя, и зубы впились ему в ладонь. Опять брызнула кровь. Пракстин-Тар выпустил веревку и передавил горло барса локтем, навалился на зверя всем телом. Барс прекратил дергаться. Выпучив глаза, он пытался дышать. Воины совершенно обезумели. Окровавленный и выбившийся из сил Пракстин-Тар не разжимал рук. Все жилы на его шее напряглись. Однако он не убил барса. Не слышно было хруста ломающихся костей, он не свернул кошке голову. Неспешно, в чудовищном напряжении сил, военачальник дожидался, чтобы животное потеряло сознание. Прошла еще минута – и глаза барса закрылись. Голова упала в пыль, животное лежало неподвижно.

– Он сдох? – в ужасе спросил Алазариан. Чувствуя себя в толпе в безопасности, Грач хмуро посмотрел на Пракстин-Тара.

– Пракстин-Тар никогда их не убивает. Он просто их укрощает.

– Ты хочешь сказать, что он часто этим занимается? – вопросил Джал. – Не верю!

– Вы очень многому откажетесь верить. Не надо было вам приезжать сюда.

Стоя на коленях рядом с неподвижным барсом, Пракстин-Тар морщился, осматривая свои раны. А потом он запрокинул голову и завопил, грозя небу кулаком. Его люди топали ногами, распевая хвалебный гимн. Несколько человек бросились к барсу, надели на него ошейник и намордник. Военачальник с трудом поднялся на ноги. Он был покрыт кровью и потом, куртка, свисала с плеч лохмотьями. Его грудь пестрела глубокими царапинами, кровь из них капала ему на живот и ноги. Он заковылял куда-то, стараясь не наступать на правую ногу и пряча раненую кисть под мышку. И тем не менее на его лице играла совершенно удивительная улыбка, словно боль ничего не значила, а обожание воинов могло залечить любые раны.

Тут он увидел посторонних. На секунду он нахмурился, скользя взглядом по странной группе, вопросительно посмотрел на Грача, потом на Нагру. Когда его взгляд наконец остановился на Алазариане, юноша почувствовал, что у него сжимается сердце. Хмурый взгляд Пракстин-Тара был похож на мощную дрель и проникал в самое сердце. Военачальник с трудом захромал к ним и, протянув раненую руку, прорычал по трийски:

– Ниншаса кис?

– Ишэй, Пракстин-Тар, – ответил Грач. Раб поспешно упал перед военачальником на колени, отвешивая ему униженный поклон. – Инэй нуалака.

Тут разговор взял на себя Награ. Заслонив Грача, он встал перед военачальником. Искусник говорил быстро и без страха, прибегнув к такому же презрительному тону, каким он обращался к воинам. К глубокому изумлению Алазариана, Пракстин-Тар выслушал дрола. При этом лицо военачальника ясно показало, насколько он потрясен, и он снова устремил взгляд на Алазариана и Джала.

– Что он говорит? – прошептал Джал и подтолкнул Грача носком сапога. – Можешь перевести?

– Ш-ш! – испуганно прошипел раб. Алазариан ничего не понимал. Слушая объяснения Нагры, Пракстин-Тар продолжал пристально смотреть на юношу.

– Они говорят обо мне! – догадался он. – Грач, что они говорят? Пожалуйста, скажи мне!

Грач помедлил было, но Джал снова пнул его, заставив послушаться.

– Искусник говорит, что вы путешественники, – тихо начал переводить Грач. – Он говорит, что вы приехали из Нара и что у вас дело к… – тут Грач резко повернулся к ним. – К' Шакалу?

– Продолжай! – попросил Алазариан. – О чем еще они говорят?

Грач внимательно вслушался.

– Э-э… Этот жрец здесь уже бывал. Пракстин-Тар его знает, но он разгневан. – Нарец снова замялся. – Я не понимаю. Они говорят о тебе, юноша. По-моему, это какие-то религиозные бредни. Я не могу понять.

– Продолжай! – прошептал Алазариан.

Пракстин– Тар изумленно взирал на него. Пока Награ продолжал говорить, взгляд военачальника скользил по Алазариану. Тот старался не шевелиться.

– Пракстин-Тар ему не верит, – добавил Грач. – Все это какая-то бессмыслица!

– Да, конечно, – согласился Алазариан. – Грач, говори мне все, слово в слово. Ты можешь это сделать?

– Но это же чушь…

– Сделай, как я тебя прошу.

Грач вздохнул. Награ все говорил. Нарец с трудом подыскивал слова для перевода.

– Он утверждает, что это правда, – сказал Награ, указывая на Алазариана. – Ты искал связующее звено с небесами, Пракстин-Тар. Ну так вот оно, перед тобой!

Пракстин– Тар расхохотался.

– А ты видел эти чудеса?

– Не видел, – ответил Награ. – Но юноша говорит честно. Я верю его словам.

Тут Грач резко повернулся к Алазариану:

– Каким словам?

– Переводи дальше, – попросил Алазариан вместо ответа. – Пожалуйста!

Раб снова начал передавать разговор.

– Ха! – презрительно бросил Пракстин-Тар. – Как ты смеешь отнимать у меня время на такие глупости? Если бы ты не был искусником, я бы тебя убил.

– Дай ему доказать свою правдивость, – потребовал Награ. – Юноша – целитель. Вот почему я привел его сюда.

Пракстин– Тар недоуменно перевел взгляд на свою окровавленную руку.

– Ради этого? – спросил он. – Эти раны пустяк. И эти царапины мне перевяжет мой собственный лекарь.

– Не ради тебя, заносчивый ты дурень! Кринион все еще при смерти, так ведь?

Лицо Пракстин-Тара стало страшным.

– При чем тут он?

– Мальчик может его исцелить. Он владеет магией Тарна. Он говорит, что может вернуть Криниону жизнь.

Пракстин– Тар что-то прорычал, а потом оттолкнул Грача с такой силой, что раб рухнул на землю. Военачальник схватил Алазариана за шиворот и притянул к себе, так что их носы почти соприкоснулись.

– Что он говорит? – встревожено спросил Алазариан. – Награ? Чего он хочет?

Пракстин– Тар злобно оскалился и, выкрикивая что-то непонятное, начал трясти юношу. Награ схватил Пракстин-Тара за плечо, резко заставил повернуться и отвесил ему звонкую пощечину. Изумленные зрители ахнули. Пракстин-Тар побагровел от ярости, занес руку над головой Нагры -и замер неподвижно. Рука его дрожала от напряжения. Награ стоял, не шевелясь. Грач поспешно поднялся из грязи. Его хозяин и искусник снова обменивались какими-то словесными ударами. Поспешно встав рядом с Алазарианом, нарец начал переводить.

– Пракстин-Тар намерен тебя убить, юноша, – объявил Грач. – Я же говорил вам, чтобы вы сюда не ходили! И тут в груди Алазариана что-то оборвалось.

– Но я же целитель! – заявил он. Он шагнул вперед, отбросив руку Джала, пытавшегося его задержать. Ткнув военачальника пальцем в грудь, он сказал: – Хочешь меня убить? Действуй. Мой собственный отец тоже хочет меня убить! Почему бы тебе не оказать ему услугу?

– Алазариан, – воскликнул Джал, – отойди от него!

– Но если ты убьешь меня, Пракстин-Тар, ты убьешь и собственного сына. Потому что, хочешь – верь, а хочешь – нет, но я действительно целитель. Я не хотел им гать, я не могу это объяснить, но так уж это получилось. Ну, так что ты решаешь?

С окровавленного лица на него смотрели пылающие глаза. Пракстин-Тар тяжело дышал, и на секунду Алазариану показалось, что он действительно сейчас умрет. Но тут снова раздался голос Нагры, успокаивавшего военачальника.

– Искусник просит Пракстин-Тара тебе поверить, – объяснил Грач. – Он говорит, что если у тебя есть сила, как ты утверждаешь, ты исцелишь Криниона. И тогда военачальник должен пропустить тебя к Шакалу.

– А если он не исцелит Криниона? – спросил Джал.

– Тогда он прикажет всех вас убить. Даже Harpy. Награ требовал от Пракстин-Тара решения.

– Он спрашивает, согласен ли военачальник на эти условия, – перевел Грач.

Пракстин– Тар продолжал изучающе смотреть на Алазариана. На его лице читалась искренняя боль и зажглась робкая искра надежды. Наконец военачальник дал свой ответ. Награ широко улыбнулся.

– Он согласен, – объявил Награ. А потом его лицо снова стало серьезным. – Надеюсь, ты не лгал, юный Алазариан.

Алазариан прошел за Пракстин-Таром и рабом в глубину лагеря, к шатру, который оказался больше других, – к желтой палатке, растянутой толстыми веревками и украшенной гербом Рийна – вороном. Джал и Награ шли следом. Тысячи любопытных глаз следили за Алазарианом, но никто не заговорил с ним и не пошевелился. Казалось, даже ветер стих. Алазариан сжал пальцы, пытаясь представить себе, что ждет его внутри. Он уже очень давно не пользовался своими странными способностями и не исключал возможность неудачи. Умирать ему не хотелось, и он не сомневался, что военачальник исполнит свою угрозу и убьет его. А он, Алазариан, даже не знает, насколько сильно болен Кринион.

Ответ на этот вопрос он получил почти сразу же. Как только Пракстин-Тар провел их в палатку, Алазариан ощутил запах болезни. Это была чудовищная, неопрятная вонь: от мочи, пота и сладковатой крови. На постели из подушек он увидел молодого человека, обернутого бинтами и компрессами. Даже Джал, которому, как сознавал Алазариан, нередко приходилось видеть смерть, ахнул от вони и ужасающего зрелища. Тонкая струйка дыма поднималась от благовоний, курившихся на маленьком алтаре. Запах их не помогал очистить воздух. Над Кринионом сидел какой-то триец. Изумленный неожиданным вторжением, он сразу же встал. Увидев Пракстин-Тара, триец поспешно бросился к своему господину и принялся хлопотать вокруг него.. Пракстин-Тар его бесцеремонно оттолкнул.

– Это Валтув, – объяснил Грач. – Лекарь Пракстин-Тара. А это… – он указал на неподвижную фигуру, обернутую бинтами, -… Кринион.

– Ему стало хуже, – встревожено заметил Награ. Искусник опустился на колени рядом с Кринионом и всмотрелся в его лицо. – Он очень плох. – С этими словами он положил руку на шею молодого воина, проверяя его пульс. – Жизнь в нем еле теплится.

– Он спит и не приходит в себя, – сказал Грач. – Зараза овладела его телом, он скоро умрет.

– Умрет? – повторил за ним Пракстин-Тар. – Уйша ка умрет!

Как это ни удивительно, но при этом он посмотрел на Алазариана, и его запавшие глаза отразили глубокую тревогу. Когда он заговорил, Алазариан не уловил ни одного слова, но смысл их был совершенно ясен.

– Пракстин-Тар просит, чтобы ты прибег к своей магии, – сказал Награ. – Он просит тебя исцелить его сына. Алазариан невесело улыбнулся.

– Я попробую, – пообещал он, а потом повернулся к Джалу: – Ты за меня не помолишься? Мне помощь пригодилась бы.

– Я? Ну, не знаю. Я хочу сказать – это же магия! Я…

– Джал, пожалуйста…

Джал Роб еще немного поколебался.

– Ну… ладно.

Священник опустился на колени рядом с Кринионом. Он закрыл глаза, сжал руки и начал молитву на древненарском языке, моля Бога спасти Криниона и даровать Алазариану его таинственную силу. Закончив, Джал протянул руку к Алазариану и пригласил его встать на колени рядом с ним. Когда Алазариан устроился рядом, Джал подался ближе и прошептал ему на ухо:

– Ты действительно сможешь это сделать?

На этот вопрос Алазариан сам не знал ответа. Он несколько раз глубоко вздохнул, стараясь очистить разум. На него упала тень Пракстин-Тара, заслонившая тусклый свет свечей. Юноша поднял дрожащие руки и остановил их над неподвижным Кринионом. Рядом с ним замер Джал. Тихое дыхание Нагры слышалось за спиной.

«Я могу это сделать, – сказал себе Алазариан. – У меня есть сила:…»

Укротив свой страх, он положил руки на тело Криниона, ощутив под повязками тепло и слабую искру жизни. Вонь от крови и гноя стала ощущаться сильнее, а от запаха травы и благовоний закружилась голова. Алазариан закрыл глаза, стараясь справиться с волной этих ощущений, пытаясь отыскать сущность человека, лежащего у его ног. В то же мгновение его окружил смертный холод, и он оказался во власти болезни Криниона. Наступила тьма и ощущение того, что он плывет – без разума и тела.

«Потерялся в море, – подумал Алазариан. – Кринион потерялся в море…»

Алазариан запустил свои пальцы глубже, прямо в больную плоть. Под ногтями он ощутил теплоту крови. Он позволил ей течь в себя, сливаться с собой, и вскоре он уже плыл вместе с Кринионом в том же море темноты. Перед его мысленным взором встал Кринион: он смеялся, потом плакал, потом кричал от боли. Все тело Алазариана сотрясалось от смертной муки. Не открывая глаз, он тихо застонал. Ему на плечо легла ладонь Джала – сильная и дружеская.

– Я здесь, мальчик, – сказал священник. Казалось, его голос относится откуда-то издалека. – Излечи его, Алазариан. Ты можешь.

«Я могу! – завопил Алазариан. – Кринион, я тебя вижу. Возвращайся!»

Всей силой своей воли Алазариан звал Криниона обратно в тело. Обломки целой жизни падали из черного неба, словно капли дождя, складываясь в образ молодого трийца…

– У меня получается! – ахнул Алазариан. – Я это чувствую!

– Боже! – прошептал Джал. – У тебя действительно получается!

Алазариан не осмеливался открыть глаза. Наполняющая его сила достигла пика. Странная смесь воли и магии текла по телу Криниона с кровью, очищая ее, сжигая заразу. Это было невыносимо, как океан огня, но это помогало!

Алазариан открыл глаза, медленно, с трудом. Веки его затрепетали. Ему казалось, что он на грани обморока. Пальцы у него свело в крючья, и они по-прежнему впивались в тело Криниона. Слезы жгли ему глаза, мысли беспомощно разбегались.

– Джал, – с трудом выдавил он, – что ты видишь? Ответа не было. Алазариан отчаянно встряхнул головой и чуть было не задохнулся.

– Скажи мне, Джал! Что ты видишь? Голос Джала звучал бледно.

– Я виду чудо.

Глаза Алазариана постепенно обретали способность смотреть, и он сумел смутно увидеть Криниона. Молодого воина окружал ореол – слабый, едва различимый. Поначалу Алазариан был не уверен в том, что для остальных это свечение заметно, но потом он перевел взгляд на Джала и увидел изумленное лицо священника.

– Клянусь Страстями Господними! – воскликнул Джал, поспешно осеняя себя крестным знамением.

Награ отшатнулся, чуть не упав от потрясения, а пепельно-серый Грач мог только таращиться.

Пракстин– Тар подошел ближе. Его рот открылся от изумления, и он потянулся к ореолу, словно это была далекая радуга. Когда его пальцы погрузились в золотистый свет, военачальник Рийна отчаянно застонал. У его ног тело Криниона, которое только что казалось таким хрупким, обрело жизненную силу. Ровное сердцебиение словно наполняло шатер, гулкое, как барабанная дробь. Признаки отравления исчезли, сменившись ангельским спокойствием. Повязки по-прежнему были в пятнах крови и гноя, но жуткая вонь пропала, сменившись запахом весенней свежести и ароматом цветов. Джал вдруг расхохотался. ' -Я чувствую запах сирени! Боже, Алазариан, это настоящее чудо! Самое настоящее, подлинное чудо!

Алазариан едва мог шевелиться.

– У меня… у меня получилось! – пролепетал он. – Я – целитель. Я правда целитель…

– Лоррис и Прис! – вздохнул Награ. Сложив руки, он заплакал. – У тебя «дар небес»!

– «Дар небес», – повторил Алазариан. Он опустил глаза на свои руки. Онемение уже начало проходить, и он неуверенно начал двигать пальцами. – Мама. Ах, мама! Я мог тебя спасти…

Стремительно вскочив, он посмотрел на свои окровавленные руки, а потом вдруг повернулся и выбежал из шатра. Он услышал позади оклик Джала, который звал его остановиться, но сейчас ему хотелось только оказаться как можно дальше от человека, которого он спас. Лицо матери пылало перед его мысленным взором, не как утешение, а как проклятие. Он с трудом пробился через толпу, собравшуюся вокруг шатра Пракстин-Тара, отталкивая тех, кто оказался у него на пути. Пелена отчаяния окутала его, ослепив настолько, что он не знал ни как быстро бежит, ни куда направляется. – Алазариан пронесся через лагерь. Перед ним оказались холмы: он сумел разглядеть их сквозь слепившие его слезы и бросился туда, словно в укромную гавань. За спиной слышались громкие окрики, но он не обращал на них внимания. Вдруг важнее всего на свете стало для него добежать до этих холмов. И он продолжал бежать туда, сам не понимая почему, и только оказавшись на склоне, упал под огромную сосну. Хвойные иголки впились ему в лицо. Он снова глубоко погрузил пальцы, но на этот раз они зарылись в комковатую землю.

– Прости меня! – рыдал он. – Прости, что я дал тебе умереть!

Когда мать умерла, Алазариан проливал слезы. И когда ее хоронили, он снова плакал. Но не так, как сейчас. Сейчас он понял чудовищное: она не хотела жить. Она настаивала, чтобы он не пытался ей помочь. Но он не осознавал масштаба своих возможностей, у него не было уверенности, что он сумел бы. А теперь он точно это знал – и эта мысль убивала. Зарывшись лицом в сосновые иглы и землю, он не пытался сдерживать рыданий. Шум лагеря остался далеко позади…

Однако его одиночество было недолгим. Вскоре он услышал знакомый голос, громко зовущий его по имени, потом раздался шум шагов… Джал Роб его нашел. Алазариан с трудом сел и увидел, что Джал стоит всего в нескольких шагах от него и встревожено на него смотрит.

– Алазариан, – спросил священник, – почему ты убежал?

Алазариан был не в состоянии ответить. Он попытался заговорить, но чувства душили его. Джал подошел ближе, дожидаясь, чтобы он рассказал ему, в чем дело. Когда Алазариан был маленьким, он часто заикался. И теперь ему показалось, что заикание может вернуться.

– Ты видел, что я сделал. Я его спас!

– Да, это было чудо, – подтвердил Джал. – Ты был прав, мальчик. И Награ тоже был прав. У тебя «дар небес». Ты целитель. Как наш Господь.

– Я вовсе не похож на Господа! Джал, моя мать умерла из-за меня. Я мог ее спасти – и не помог ей!

– Нет, – не согласился с ним Джал. – У твоей матери был рак.

– Рак! – презрительно фыркнул Алазариан. – Ну и что? У Криниона было что-то пострашнее, и видишь, что я для него сделал!

– Но ты же сам говорил мне, что она не хотела жить. Она умоляла тебя, чтобы ты ей не помогал. Разве не так? – Не дождавшись от Алазариана ответа, Джал сжал ему плечо. – Ну? Это было так?

– Да. Но какое это имеет значение? Мне не следовало ее слушать.

– Ошибаешься, – возразил Джал. – Все люди умирают. Даже ты в конце концов умрешь, как умер и Тарн. Никакая магия не может освободить тебя от Божественного предопределения.

Алазариан поднял голову и посмотрел на него.

– Предопределения?

– Все в этой жизни предопределено, Алазариан. Бог не ошибается. И случайностей не бывает. Твоя мать умерла потому, что пришло ее время, и она умерла, дав тебе наказ разобраться в себе. Ну и вот ты оказался здесь.

– Ох, если бы только это было так! – вздохнул Алазариан. Он по-детски хлюпнул носом. – Но я больше не понимаю, почему я здесь. Мне не следовало ехать. Я…

Из– за сосен показалась какая-то фигура, и Алазариан замолчал. В следующую секунду он уже смотрел в лицо Пракстин-Тара. Военачальник стоял перед ним в своих окровавленных лохмотьях, и лицо у него было необычайно серьезным. Казалось, что и он недавно плакал. Джал вскочил, готовый защищать Алазариана, однако в военачальнике не ощущалось никакой угрозы. Пракстин-Тар просто наблюдал за ними, и по его лицу скользнула непонятная улыбка. А потом он заговорил.

– Что он говорит? – прошептал Джал. Алазариан пожал плечами: – Пракстин-Тар? В чем дело? Что ты говоришь?

Пракстин– Тар досадливо поморщился. А потом его, похоже, осенило: он упал перед Алазарианом на колени, схватил юношу за руку, сжал его пальцы и заглянул ему в глаза.

– Нет! – воскликнул Алазариан, пытаясь вырвать руку.

Пракстин– Тар крепко держал его пальцы, решительно качая головой. И Алазариан уступил, позволив мыслям Пракстин-Тара слиться со своими и почувствовав ослепительную молнию его страстности. Когда военачальник заговорил снова, Алазариан понимал каждое его слово.

– Да! – выдохнул Алазариан. – Да, я тебя понимаю. Понимаю!

Безграничная благодарность Пракстин-Тара затопила сознание Алазариана. Юноша исцелил Криниона и смирил военачальника. Божественное удовлетворение ощущалось в душе Пракстин-Тара, мистическое озарение. Алазариан был немного озадачен: он не понял, из-за чего военачальник так ликует. Между ними зазвучало имя, многократно повторяясь в их объединившемся сознании.

– Тарн! – тихо произнес Алазариан. – Нет, Пракстин-Тар, я – не он.

Но Пракстин-Тар рассмеялся.

– Тарн! – воскликнул он. – Ты такой, как он. Ты – дверь на небеса, которая снова открыта!

– Я всего лишь мальчишка.

– Это не так, – не согласился военачальник.

– Нет. Я – ничто.

– Ты отмечен небом!

– Я… – Алазариан замолчал. – Я боюсь. Пракстин-Тар сжал ему руку.

– Я буду тебя оберегать.

– Алазариан! – тревожно окликнул его Джал. – Что с тобой? Что происходит? Алазариан засмеялся.

– Я его чувствую, Джал! Я его слышу. Он со мной разговаривает!

– Разговаривает? И что же он говорит?

Слова Пракстин-Тара содержали так много смысла, что это было больше похоже на чтение целой библиотеки, а не одной книги. Как сжать все это настолько, чтобы Джал смог понять? Но среди томов души Пракстин-Тара оказалось одно совершенно ясное послание.

– Шакал! – прошептал Алазариан, все еще не выпуская руки военачальника. Заглядывая в глаза Пракстин-Тара, он знал, что в нем нет никакой лжи. – Он отведет нас к Шакалу, Джал. Он поможет нам встретиться с Вэнтраном.

 

32

Касрин стоял на палубе своего разбитого корабля. Тень новой грот-мачты «Владыки» косо падала ему на лицо: лисские кораблестроители пытались установить ее на место. На изготовление новой мачты ушло больше недели. Ее сделали, пока баржи буксировали «Владыку» к Каралону, и теперь оказалось, что мачта слишком велика и не подходит к существующему гнезду. Пока ремонтные работы двигались мучительно медленно, и каждый день приносил новые трудности и разочарования. Несмотря на свою репутацию превосходных корабелов, лисские мастера сильно отставали от графика.

Когда «Владыку» вытащили на берег, вокруг корабля воздвигли сложные строительные леса. Из-за болотистых берегов Каралона почти невозможно было создать для дредноута сухой док, но изобретательность лисских корабелов преодолела все трудности. Когда баржи подтянули поврежденный корабль к берегу, люди Джелены не стали терять времени. Они соорудили леса и окружили «Владыку» бревнами, подъемными блоками и каркасами, пытаясь его отремонтировать. Однако корабль был практически инвалидом, с виду годным только на слом. Огонь «Бесстрашного» сделал в корпусе и палубе огромные пробоины, обеспечив плотникам работу в три смены, а разбитая грот-мачта восстановлению не подлежала. Почти не осталось оснастки и парусов, а пожар на корме уничтожил верхнюю палубу, оставив в настиле зияющую дыру, открывающую вид в трюм. Мягко говоря, «Владыка» превратился в развалину, и Блэр Касрин не думал, что его корабль сможет когда-нибудь выйти в море.

После приезда на Каралон Касрин заметил, что погода поменялась. Стало тепло. Дни удлинялись, трава уже стала высокой. До первого дня лета оставалось всего три недели, а утром того дня он должен быть у Талистана и начать обстрел берегов королевства, подавая Бьяджио сигнал к началу вторжения. И туда должен будет подойти Шакал – если тот парнишка, Алазариан, выполнит свою задачу. Этот план Бьяджио походил на треножник, однако этот треножник уже грозил завалиться, поскольку одной опоры у него не хватало. Наблюдая, как лиссцы медленно заводят на место грот-мачту, Касрин безнадежно покачал головой.

Слишком серьезно пострадал корабль. И всех лисских знаний и умений не хватит, чтобы закончить ремонт вовремя. Чтобы доплыть до Талистана, нужна как минимум неделя, значит, на подготовку «Владыки» к плаванию осталось всего две. Более безнадежного дела представить себе было нельзя.

«Так же невозможно, как пустить ко дну „Бесстрашный“?»

Касрин вспомнил, что Джелена сказала ему на берегу пролива. Она пообещала ему восстановить «Владыку ужаса», и она свое слово держит. Королева предоставила ему мастеров, материалы и собственную неустанную помощь, но все казалось бессмысленным. Время неумолимо шло. «Владыка» оставался в ужасном состоянии – слишком плохом, чтобы в ближайшее время куда бы то ни было плыть.

И все же Касрин вспоминал тот день на берегу пролива. Ему было так страшно. А колени у нее были такие теплые…

Он отвернулся, не в силах больше смотреть. Может быть, сегодня лиссцам и удастся установить мачту, но потом на ней придется закреплять реи. А потом на реях должны появиться снасти, а за снастями – паруса. И только после этого можно было бы заняться кормой. Касрин закрыл глаза, прислушиваясь к стуку молотков. Эти лиссцы умеют работать и дело свое знают в совершенстве, но даже им не дано творить чудеса.

«Я не успеваю, – сказал он мысленно. – Прости, Бьяджио».

Императору придется каким-то образом устраивать свое вторжение без поддержки дредноута. Обстрела берегов Талистана не будет, так что отряды Тэссиса туда не оттянутся. Да и потом – орудия левого борта у «Владыки» все равно неисправны. Непрерывный огонь, который они вели по «Бесстрашному», расплавил стволы. Теперь на его дредноуте осталось всего три огнемета, и все – по правому борту. Джелена предложила снять орудия с «Бесстрашного», но это тоже оказалось нереальным. Только специалисты из военных лабораторий Нара знали, как устанавливать эти опасные орудия. Недостаток вооружения Касрин счел еще одним гвоздем, вбитым в крышку гроба его корабля.

Он открыл глаза и посмотрел на палубу. Его люди усердно трудились бок о бок с лиссцами, заделывая дыры смолеными досками. На горизонте уже садилось солнце, отбрасывая на дредноут длинные тени. Скоро наступит ночь. Заходящее солнце напомнило Касрину, какой устал. Всю последнюю неделю почти не приходилось спать. Дни были заняты работой, а когда он закрывал глаза, то приходили кошмары. В последнее время он и есть почти перестал, и у него постоянно кружилась голова. Но у него не оставалось времени ни на пищу, ни на сон. Он был нужен «Владыке ужаса».

Касрин собрался было пойти помогать с грот-мачтой, когда увидел, что к нему, хромая и опираясь на палку, идет Лэни. Лицо первого помощника было серьезным. Он двигался медленно, обходя выбоины в палубе. Касрин с трудом заставил себя не глазеть. Акула хорошо потрудилась над Лэни. Шрам на бедре останется до самой смерти. Однако Лэни оказался в числе счастливчиков – лишился только куска мяса на ноге. Многие потеряли обе ноги, а кое-кого перекусили пополам. Касрин улыбнулся Лэни и направился было ему навстречу, чтобы помочь другу, но тут же остановился. Пусть Лэни ходит самостоятельно. Помощник подошел к капитану и тоже стал смотреть на опасно раскачивающуюся мачту.

– Вид у тебя встревоженный. Успокойся. Эти лиссцы знают, что делают.

– Да. Они так тщательно работают, что к осени мы наверняка сможем поднять паруса.

– Я просмотрел чертежи кормы. Торп со своими людьми начнет работу завтра. Он сказал, что Джелена приказали прислать с других островов новых плотников. Он считает, что они управятся вовремя.

– Он считает. – Касрин нахмурился. Торп был главным корабелом Джелены, умелым и способным специалистом, но быстрым назвать его никак нельзя было. – Как это радует!

– Блэр, мы делаем все, что можем.

– Знаю. И знаю еще, что этого будет мало. Первый день лета уже почти наступил, Лэни. Чтобы попасть в Талистан вовремя, нам надо отплыть уже через две недели. А ты посмотри на эту развалину! – Касрин обвал рукой окружавший их хаос. – Времени слишком мало.

– Мы справимся, – заявил Лэни. – Джелена приказала дать нам еще помощников. Торп говорит, что паруса сшить успеют.

– Их еще надо будет закрепить на реях! Ах, я и забыл: рей то у нас нет!

Лэни вздохнул.

– Когда ты в таком настроении, с тобой невозможно разговаривать. Сейчас уже поздно. Почему бы тебе не пойти спать?

– Потому что работы много.

– В таком состоянии от тебя толку никакого, – возразил Лэни. – Ты только посмотри на себя: ты ведь едва на ногах стоишь! Пойди и отдохни хоть немного. Я за всем прослежу. А утром грот-мачта уже будет на месте, и тебе станет лучше.

Однако Касрин не желал уходить.

– Я и правда не устал. Все равно мне не заснуть, пока мачту не установят. – Он снова посмотрел на мачту. Стоявшие вокруг нее лиссцы озадаченно чесали в затылке. – Судя по всему, ночь будет долгая.

– Тогда давай хотя бы поедим. Я умираю с голода и уверен, что ты тоже.

– Может быть, попозже.

Лэни ткнул Касрина своей палкой.

– Эй, посмотри на меня! Касрин поднял взгляд на друга:

– Что такое?

– Что-то не дает тебе покоя. Ты еще никогда так от меня не отдалялся.

– Не дает покоя? Да что может не давать мне покоя?

– По-моему, я знаю.

– Ну еще бы. Ты посмотри на мой корабль!

– Дело не в этом. – Лэни мягко улыбнулся и произнес имя, которое Касрину хотелось бы никогда больше не слышать. – Никабар.

Касрин отвернулся в сторону Каралона, сделав вид, будто его крайне заинтересовало что-то на заболоченном берегу острова.

– Я же вижу, что это не дает тебе покоя, – сказал Лэни. – После его смерти ты не упомянул о нем ни разу.

– Правда? – отозвался Касрин.

Он отошел в сторону, к фальшборту, но с отчаянием услышал, что Лэни ковыляет за ним.

– Не хочешь об этом говорить?

– А о чем тут говорить? Никабар мертв. Я его убил. Мы ведь ради этого сюда и плыли?

Лэни не дал Касрину дойти до фальшборта: он встал перед ним, загородив дорогу своей палкой.

– Не заставляй меня пустить ее в ход! – шутливо пригрозил он. – Если ты откажешься со мной разговаривать, я тебя отлуплю.

– Лэни, – сказал Касрин, – я не понимаю, чего ты от меня добиваешься. Никабар мертв.

– Да.

Лэни пристально смотрел на своего капитана.

– И я его убил, – прошептал Касрин, слыша, как предательски задрожал его голос. – Бог мой, я его убил!

Лэни опустил палку и дружески обхватил друга за плечи. Они не думали, что Касрин заплачет – и действительно, у него не нашлось слез для Никабара. Были только глубокое чувство вины и странная опустошенность.

– Он был безумен, – добавил Касрин. – Я это знаю. Но…

Он покачал головой, чувствуя, что докончить фразы не сможет. Но – что? Он избавил мир от опасности. Джелена и лиссцы считают его героем. Но в том, что он сделал, было нечто от отцеубийства, и теперь лицо Никабара присоединилось к другим кошмарам, не дававшим ему покоя. Он знал, что никогда не избавится от этих сапфировых глаз.

– Он в меня верил и мне доверял, – устало проговорил Касрин. – Он не убил меня, не лишил командования, потому что хотел, чтобы я вернулся, словно блудный сын. И вот как я ему отплатил.

Лэни подвел его к фальшборту и прислонил так,. чтобы он стоял спиной к Каралону. Капитану «Владыки» представился прекрасный обзор его разбитого корабля – корабля, который ему передал сам Никабар. И название дредноуту тоже подбирал адмирал. Это был самый счастливый день в жизни Касрина.

– Это необходимо было сделать, – сказал Лэни. – Никабар был безумен. Ты это знал. Касрин кивнул.

– Слишком многое было поставлено на карту. Он все время продолжал бы нападать на Лисс. Рано или поздно он мог бы даже убить Джелену. Об этом ты не подумал?

– Я больше ни о чем другом не думал, – честно ответил Касрин. Перед его мысленным взором стояло не только лицо Никабара, но и лицо Джелены. – Я знаю, что Никабар был невменяем, – добавил он. – Я знаю, какую угрозу он представлял для Лисса и планов Бьяджио. Но кем он был для меня…

Я не могу этого объяснить, но и простить себя никак не могу.

– Постарайся! – попросил его Лэни. – И перестань вымещать это на нас. Мы все стараемся изо всех сил. Касрин кивнул.

– Я знаю.

Лэни шутливо ткнул его своей палкой.

– Вид у тебя ужасный. Иди и поспи.

– Нет. Надо начать конопатить заплаты на корпусе.

– Блэр…

– Пожалуйста, Лэни, не надо со мной спорить. Дел слишком много.

– Я с тобой не спорю, – ответил Лэни, указывая за фальшборт. – Посмотри.

Касрин обернулся в сторону острова и увидел одинокую фигуру, направляющуюся к «Владыке». Это зрелище заставило его сердце затрепетать.

– Джелена.

Лэни хитро улыбнулся.

– Интересно, чего она хочет? Может, пришла повидаться с героическим Касрином?

Касрин пригладил волосы ладонью. С момента приезда на Каралон он почти не видел королеву, и ему уже стало казаться, будто она его избегает. Глядя на нее с палубы, он любовался ее золотыми волосами и малиновым платьем. Когда она подошла ближе, он приветливо помахал ей. Джелена ответила ему теплой улыбкой.

– Боже, до чего она хороша! – проговорил Лэни, а потом снова подтолкнул Касрина палкой. – Согласен?

– Не обращал внимания.

– Врешь.

Джелена остановилась у края воды. Она осмотрела деловито работающие группы корабелов и моряков, удовлетворенно кивнула – и Касрин подумал, что она пришла именно за этим, просто убедиться, что работа движется нормально. Настроение у него сразу же упало.

– Ну? – поторопил его Лэни. – Спускайся и поздоровайся с ней.

Касрин посмотрел на себя: рубашка в пятнах дегтя и пота. Такой наряд вряд ли подходит для встречи с королевой, но, пожалуй, Джелена не обидится. Она видела его и в более страшном виде. Он прошел к ближайшему трапу и, спустившись по корпусу «Владыки», спрыгнул прямо в воду, зачерпнув сапогами болотистую жижу. Джелена стояла на берегу, дожидаясь его. Несколько ее подданных лиссцев подошли к своей королеве, спрашивая, могут ли они быть ей полезны, но она от них отмахнулась.

«Она хочет видеть меня!» – радостно решил Касрин.

– Добрый вечер! – крикнул он, выбираясь на раскисший берег. Позади продолжали стучать молотки, но он знал, что на борту «Владыки» сейчас работают далеко не все. Он почти ощущал на себе взгляд Лэни. – Что привело вас сюда, миледи? Надеюсь, не какие-то проблемы?

Джелена подождала, пока он подойдет к ней, и только потом ответила:

– Никаких проблем. Мне просто захотелось посмотреть, как движется ремонт.

– А! – отозвался Касрин. – Ремонт… Королева улыбнулась:

– И как вы. Мы с вами очень давно не разговаривали. Я думала, что вы придете повидать меня, но получала только доклады от Лэни. Он о вас тревожится.

– Извините, миледи, – виновато отозвался Касрин. – Я был занят. Но я рад, что вы здесь. Я хочу поблагодарить вас за всю ту помощь, которую мы от вас получаем. Ваши люди – просто дар судьбы. Они трудятся очень усердно и прекрасно знают свое дело. Без них наше положение было бы безнадежным.

– Обещание надо держать, – сказала Джелена. – Я же сказала, что мы восстановим ваш корабль. И завтра вы получите новых помощников. Я отправила приказ на остров Харан. Баржи доставят лес и припасы.

– Да, мне передавали, – подтвердил Касрин. – И я глубоко благодарен. – Он посмотрел на королеву. – Вы очень хорошо выглядите. Сегодня какой-то знаменательный день?

– Нисколько. Но не забывайте – я по-прежнему королева. Я не имею права выглядеть, как больная крыса. Касрин рассмеялся:

– В смысле – как я?

– Я этого не говорила.

– Не страшно, – заверил ее Касрин. – Я прекрасно понимаю, насколько ужасно выгляжу. Я толком не мылся уже неделю и давно не спал по целой ночи. И то, и другое мне крайне необходимо. – Тут он вздохнул и снова оглянулся на свой корабль. – Но работы так чертовски много! Даже с дополнительной помощью нам, по-моему, не успеть. Сделать нужно еще очень многое. А мы даже не можем установить новую мачту…

Он почувствовал, что Джелена прикоснулась к его руке, и потрясенно посмотрел на нее.

– Хватит! – потребовала она. – 'Сегодня вы больше не будете работать. Вам надо отдохнуть.

– Отдохнуть? Теперь вы говорите точь-в-точь как Лэни!

– Он сказал мне, насколько вы себя не щадите. Так не годится, капитан. Вам нужно спать и хоть изредка нормально есть. Я пришла сюда, чтобы проследить за этим. – Джелена протянула ему руку. – Готовы?

Касрин, не колеблясь, взял королеву за руку. Ее тонкие пальцы утонули в его широкой ладони. Теперь, подойдя к ней чуть ближе, он ощутил аромат духов. Почему-то вдруг ему вспомнилась Меледа из борделя в рыбачьем поселке. Странно, потому что Меледа была совершенно не похожа на Джелену.

– Пойдемте! – позвала королева.

Касрин бросил взгляд через плечо и заметил ухмыляющегося Лэни. Его друг победно вскинул палку к небу. Касрин молча пошел с Джеленой. Та увела его далеко от «Владыки ужаса», к группе домов, явно построенных на скорую руку. Это были казармы: по словам Джелены, именно тут лисская «армия» готовилась к вторжению на Кроут. Сейчас здесь по-прежнему жили лиссцы, но уже не солдаты, а моряки, мастера и корабелы, приехавшие восстанавливать, разбитый почти вдребезги нареки и корабль. Среди них было и немного молодых солдат, но они держались в стороне и занимались повседневными делами Каралона. Касрину и остаткам его команды была отведена отдельная казарма. Джелена и ее спутники ночевали в здании, стоявшем на противоположной стороне плаца, давно пришедшего в запустение. Направляясь к заброшенным зданиям, украшенным единственным флагштоком с лисским знаменем, Касрин вдруг понял, что толком ни разу не посмотрел на Каралон. Он был настолько занят ремонтом своего корабля, что не обращал внимания на свой новый дом. Только сейчас он подумал, что этот пустынный остров завлек в ловушку Никабара, уцепившегося за кровожадную надежду на избиение молодых лиссцев.

Касрин резко остановился.

Они стояли на краю плаца, и до казарм было еще довольно далеко. Касрин выпустил руку Джелены. Было необычайно тихо. Шум работ остался позади. На западе садилось солнце, окрашивая небо лиловым сиянием.

– Он был чудовищем! – прошептал Касрин.

Неожиданно его воображение заполнило плац молодыми лиссцами с серьезным выражением на золотокожих лицах. Он представил себе, как они отрабатывают приемы, как маршируют строем. И вспомнил, как жадно расширились глаза Никабара при мысли о том, что их можно будет убить.

– Что вы сказали, Касрин? – Джелена наклонила голову и странно на него посмотрела.

– Это я про себя, – рассеянно ответил Касрин. Он сделал медленный круг, оглядывая пустынный плац. – Именно здесь они готовились, правда? Я имею в виду – к нападению на Кроут?

– Да.

– И сколько здесь было бойцов?

– Скорее юнцов. Юнцов и девчонок, – уточнила королева, а потом пожала плечами. – Я толком и не помню. Несколько сотен.

– Сотен! – шепотом повторил Касрин. Он без труда представил себе их всех. Они были юными, как и Джелена. А Никабар хотел их убить. И он ощутил, как чувство вины начало медленно отступать. – Им было страшно? Наверное, было.

– Им было страшно, – ответила Джелена. Почему-то эти вопросы заставили ее занервничать. – Но их поддерживал лорд Шакал.

– Лорд Шакал? Это так они называли Вэнтрана?

– Нарский Шакал здесь считается героем, капитан. Те, кто приехал на Каралон служить у него под началом, сделали это добровольно. Для них это было честью.

– На родине, в Наре, Вэнтрана героем не считают.

– Не сомневаюсь, – отозвалась Джелена. – Но здесь, в Лиссе, перед Ричиусом Вэнтраном преклоняются. Он бросил вызов вашему императору, Аркусу. Он сражался с нарцами, как и мы. И он привел нас к победе на Кроуте. Если вы собираетесь плохо о нем говорить, то, пожалуйста, делайте это в мое отсутствие.

Касрин снова услышал в ее голосе нотки искренней привязанности, и ему стало интересно, какие чувства она питает к Вэнтрану.

– Вы отзываетесь о нем очень тепло, – сказал он. – Он для вас что-то значил?

– Конечно. Я же сказала: для нас он – герой.

– Нет, я спрашиваю не об этом. – Касрин придвинулся чуть ближе. – Я спрашиваю, значил ли он что-то лично для вас.

Лисская королева чуть покраснела и потупилась.

– Мне так казалось, – тихо ответила она. – Но я была еще очень юной.

– Вы и сейчас очень юная.

– А тогда я была еще моложе. Я стала королевой совсем недавно, а Ричиус был молодым королем. Мне хотелось, чтобы он меня поучил. Я… – она чуть замялась, -… я им восхищалась.

Касрин постарался не показать ревности. Восхищалась! Какое ужасающе безопасное слово.

– Вэнтран был нарцем, – заметил он. – Меня удивляет, что вы восхищались нарцем.

– Это совсем другое дело, – заявила Джелена. – Он был не такой, как другие нарцы.

– Не такой?

Касрин придвинулся к ней еще чуть ближе. Сравнительно недавно Джелена говорила что-то подобное и о нем самом. И, похоже, сама Джелена тоже об этом вспомнила. Она судорожно вздохнула, и губы у нее задрожали. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а когда королева снова заговорила, голос ее был нежным, словно лепесток розы.

– Я пришла потому, что хотела вас увидеть, – призналась она. – Я ждала, что вы придете ко мне, но вы все не приходили…

Касрин сократил разделявшее их расстояние, и теперь их тела почти соприкасались.

– Я не герой, – тихо проговорил он, – но я нарец. Он очень медленно поднял руку и дотронулся до ее щеки. Джелена застыла.

– Касрин…

– Блэр, – тихо поправил он. – Это мое имя.

– Не здесь. Нас могут увидеть.

– Ну и что? – сказал Касрин. – Ты ведь дала мне руку – не забыла? Моя команда уже тебя видела. – Он осторожно снова опустил руку и, взяв ее пальцы, бережно их пожал. – Ты не всех нарцев ненавидишь, Джелена. Теперь я это вижу.

Джелена не отняла у него руки.

– Не всех… Блэр.

Касрин давно был ею очарован, сразу, когда увидел, как она будто плывет по берегу Кроута. Глаза невинной девочки с яростным взглядом нарского правителя. Чтобы стать сильной, Джелене не нужен был Шакал. Ей никто не был нужен.

– Скажи мне правду, – попросил он, – пока я не выставил себя круглым дураком. Я ведь не вижу в твоих глазах ненависти, правда?

– Да, – подтвердила королева.

– Тогда это симпатия? Нечто, с чего можно начать?

Оказалось, что на этот вопрос ей ответить труднее: она отстранилась, отвернулась и обхватила себя руками за плечи. На Каралоне не было ни ветерка, чтобы охладить ее кожу, но капитану показалось, что она дрожит.

– Когда я увидела с берега пролива «Владыку ужаса», то решила, что ты погиб. Я бросилась вниз по склону: мне отчаянно нужно было тебя найти. Я боялась за тебя сильнее, чем за себя или кого-нибудь из моих людей.

Касрин снова подошел ближе и остановился у нее за спиной.

– Когда ты вытащила меня на берег, и я заглянул в твое лицо…

– Да? – спросила она.

– Спасибо тебе за всю твою помощь, – сказал он. – Без тебя ничего не получилось бы, я это понимаю.

Она обернулась и посмотрела на него.

– Сегодня ты отдыхаешь. Завтра мы работаем. – Она с трудом улыбнулась. – В конце концов, надо соблюдать сроки.

– Но я не хочу уезжать! – признался он. – Только не сейчас. Только не после этого.

Джелена прижала палец к его губам.

– Мы дали Бьяджио слово.

– Мы? – переспросил Касрин. – Это мое слово, Джелена. Ты свою часть выполнила.

Но Джелена ничего не ответила. Она молча взяла его за руку и повела к зданиям. Они пошли не в казарму, где жил Касрин со своей командой, а в личные покои королевы Лисса.

 

33

Барнабин прожил в Замке Сохатого всего два дня, а потом оставил Бьяджио в доме принца Редберна одного.

Барнабин оказался хорошим и преданным слугой – именно таким, как обещал Малтрак, и Бьяджио был благодарен ему за службу. Перед отъездом Барнабина император вручил ему немалую сумму денег и поблагодарил за помощь, велев связаться с Малтраком, если ему еще что-то понадобится.

– Для тебя в Черном Городе всегда найдется работа, – пообещал Бьяджио.

Принц Редберн запретил Барнабину оставаться в Высокогорье, сочтя его шпионом и потому на своих землях лицом не желательным. Такой суровости Бьяджио от молодого правителя не ожидал, но она его не поразила. Проявление мелочности и близорукости, только и всего. Однако Бьяджио промолчал, попрощался с человеком, который помог ему попасть в такую даль, а потом постарался привыкнуть к жизни среди горцев. В течение двух дней, последовавших за отъездом Барнабина, император спорил с Редберном, умоляя его о помощи. И еще два дня, несмотря на все обещания и угрозы, Редберн отказывал своему императору. Сегодня, на пятый день своего пребывания в замке, Бьяджио начал отчаиваться.

Наступило утро, и, как это было каждый день, оно встретило Бьяджио радостными детскими криками. Он встал рано, позавтракал хлебом с вареньем, поставленными у дверей спальни, а потом сразу же оделся. Поскольку он прибыл в замок налегке, люди Редберна нашли для него одежду: в основном неудобные наряды из толстой шерсти, которые к тому же были ему совершенно не к лицу. Еще он получил пару новых сапог из воловьей кожи, ужасно жестких и начищенных до зеркального блеска. Как император, он получал сколько угодно горячей воды, так что часто принимал ванны. Брина даже дала ему ароматических солей для ванны. Это оказались не те дорогостоящие масла, к которым он привык, но и они были в такой глуши приятной роскошью, так что Бьяджио принял их с благодарностью. Пока что именно Брина стала гидом Бьяджио и его посредницей. Именно она отводила его к Редберну, потому что ее брата всегда приходилось уговаривать встретиться с Бьяджио. Он утверждал, что Бьяджио не говорит ему ничего нового.

Увы, это было правдой.

Однако сегодня Бьяджио был не в настроении спорить. Ему хотелось одиночества. Кроме того, он догадывался, что Редберну тоже надо побыть одному и обдумать все, что было сказано. Бьяджио прекрасно умел читать чувства окружающих, и он внимательно изучил все выражения лица и позы принца. Редберн начинал уступать. Он жаждал мира, но в глубине души понимал, что приближается война. Пока он думал только о том, как ее избежать, но уже начал отчаиваться. Вскоре он придет к заключению, что битва с Талистаном неизбежна.

В окно Бьяджио врывался солнечный свет, обещая погожий день. Жизнь в Замке Сохатого разительно отличалась от роскошного уклада Черного Дворца. Дома, в Наре, у него под ногами не путались громко вопящие дети. Не было там и шумных компаний, хохочущих за пивом. В столице воздух был приправлен дымом и кислотными испарениями военных лабораторий, а здесь, в Высокогорье, никто даже не знал об этих ядах. Воздух здесь был идеально чист и сладок, как дыхание Бога. И здесь было прохладно – совсем не так, как на Кроуте. Все здесь было невозможно другим, и Бьяджио с трудом привыкал к этой новизне.

– Сегодня никаких детей, – пробормотал он, проверяя в зеркале свой вид. – Никакого шума, никаких любопытных взглядов и, что самое лучшее, никакого Редберна.

Приятно будет не встречаться с принцем. Бьяджио одернул рубашку, попытавшись расправить колкую ткань, раздражавшую тело, а потом пригладил волосы. Благодаря нескольким ваннам и солям Брины к ним вернулся их природный блеск. «Я по-прежнему монарх, – решительно сказал он себе. – Я – император».

Через несколько минут Бьяджио вышел из своей спальни и бесшумно зашагал по коридорам, надеясь остаться незамеченным. Он быстро добрался до главного зала дворца – несколько неопрятного помещения с высоким куполообразным потолком и гобеленами на стенах. Не глядя на них, он направился прямо к главным воротам. Оказавшись за стенами замка, он убедился, что день сегодня именно такой прекрасный, каким казался из окна. Солнце было ярким и теплым, и Бьяджио подставил ему лицо, наслаждаясь прикосновением лучей. Хотя он больше не принимал снадобья, превращавшего кровь в ледяную воду, его действие еще не полностью прошло, и он по-прежнему питал отвращение к холоду. Как всегда, на дворе замка оказались собаки и вездесущие дети, которые тут же принялись указывать на него пальцами. Бьяджио быстро обвел двор взглядом, убедился, что Редберна здесь нет, и направился к конюшням. Он надеялся взять лошадь и немного проехаться: тело его одеревенело от долгого сидения в помещении, и ему очень хотелось оказаться на открытом воздухе, среди зеленых холмов. Как он уже знал, конюшни располагались у западной стены замка. От основного здания их отделяла лужайка и короткая стена из каменной кладки. Все это выглядело очень пасторально, прекрасно сочетаясь с обликом самого замка. Направляясь к конюшне,

Бьяджио порадовался, что надел сапоги: накануне ночью прошел дождь, и служившая пастбищем лужайка превратилась в грязь. За его приближением наблюдала троица конюхов. У одного в руках была торба с овсом, которую он как раз собирался надеть лошади на морду. Двое остальных чистили лосей. Рогатые животные возвышались над ними. Бьяджио замедлил шаги: присутствие этих зверей его смутило. Судя по тому, что ему говорила Брина, коней и лосей обычно держали отдельно друг от друга. Он не ожидал встретить здесь сохатых.

– Доброе утро! – окликнул его молодой человек, кормивший коня. – Чем я могу быть вам полезен, сударь? Бьяджио указал на лошадь.

– Я ищу верховую лошадь, чтобы покататься. Разумеется, с полной сбруей, и седла у меня тоже нет. Конюх побледнел.

– Э-э… а у вас есть разрешение взять коня, сударь?

– Разрешение? Мне не нужно никаких разрешений, молодой человек. Я – лорд Кориджио, гость принца Редберна.

– Да, сударь, я знаю, – ответил конюх. – Просто дело в том, что… ну… принц велел нам никого не отпускать без сопровождения. Из-за этих неприятностей с Талистаном, понимаете? Если бы вы минутку подождали, я бы пошел и спросил у принца. Я уверен…

– Наш гость не останется без сопровождения, – раздался новый голос. – Я поеду с ним.

Повернувшись, Бьяджио увидел, как слева к ним приближается леди Брина, выйдя откуда-то из рядов стойл.

– Извините, леди Брина, – залепетал конюх. – Я не знал, что вы с ним поедете. Вы об этом не упоминали.

– Планы поменялись, – коротко ответила она. – Можешь возвращаться к работе. Я позабочусь о нашем госте.

Конюх кивнул и увел коня. Убедившись, что никто из слуг не услышит, Брина сказала Бьяджио:

– Я не ожидала вас здесь увидеть. Почему вы не сказали мне, что хотите проехаться?

– Потому что мне хотелось побыть одному. Не обижайтесь, девушка, но я надеялся, что сегодня утром не увижу ни вас, ни вашего брата.

Брина не обиделась.

– Ну, вам ведь нужно мое разрешение, чтобы получить коня, а я все равно собиралась ехать. Вы можете отправиться со мной.

– Спасибо, нет.

– Почему нет? – спросила Брина. – Боитесь?

– А мне надо бояться?

– Я знаю эти холмы лучше кого бы то ни было. Если вы поедете один, то можете заблудиться. Почему бы вам не позволить мне поехать с вами?

– Вы очень стремитесь меня сопровождать, леди Брина, – отметил Бьяджио. – Зачем?

Брина только ухмыльнулась.

– Пойдемте, – пригласила она его, направляясь обратно в стойла.

Бьяджио колебался. Ему действительно хотелось побыть одному, но в этой горянке было нечто притягательное. Она была отважна и безжалостно честна. И вообще она была из тех, кто полагает, что «нет» – это не ответ. Поэтому он последовал за ней в стойло – чтобы немедленно столкнуться с огромным латапи.

– О нет! – поспешно воскликнул он. – Мы поедем на лошадях или не поедем вовсе.

Брина похлопала лося по мощной холке.

– Не бойтесь. Он только с виду страшный.

– Сомневаюсь, – сухо возразил Бьяджио. Размах рогов лося был больше роста крупного мужчины, а на его покатой спине громоздилось непривычного вида седло, закрепленное на корпусе широким кожаным ремнем. Шкура у латапи была белесая, напоминающая цветом грязный снег, а два огромных влажных карих глаза недоверчиво следили за императором. – Господи, ну и чудовище!

– Если с ними правильно обращаются, то они послушнее лошадей, – сказала Брина. – Вид у них угрожающий, но они очень преданные и дружелюбные.

– Прекрасно, – отозвался Бьяджио. – Тогда я желаю вам с вашим другом приятно провести время.

Он повернулся уходить, но Брина окликнула его.

– Подождите! – попросила она. – Может, вы все-таки попробуете, а потом решите?

– Мне совершенно не обязательно пробовать. Я и так знаю, что мне не понравится. – Он помахал ей. – Пока.

– Что и следовало ожидать, – проворчала она. – Вы, имперские щеголи, от всего нос воротите.

Бьяджио замер, не закончив шага. Но потом он решительно зашагал дальше, не желая слушать новые оскорбления. Не услышав от Брины больше ни слова, он снова остановился. Обернувшись, он заметил на ее лице под гневом еще и обиду. Почему-то это заставило его вернуться.

– Я поеду на. коне, а вы на этом животном. Идет?

– Нет, – наотрез отказалась Брина. – Вы поедете со мной, и я помогу вам кое-что понять о Высокогорье. Бьяджио вздохнул.

– Урок, который я не могу усвоить, не влезая верхом на это чудовище?

Брина пальцем поманила его к себе.

– Силы небесные! – вздохнул Бьяджио. – Ну ладно.

Он осторожно направился обратно в стойло, стараясь держаться подальше от лося, и остановился рядом с Бриной. Настроение молодой женщины разительно переменилось. Взяв императора за руку, она потянула его ближе к лосю.

– Просто сядьте на него верхом, как сели бы на коня. Все остальное сделаю я. Вы ведь умеете ездить верхом на лошади?

– Конечно, умею!

– Извините, – проговорила Брина. – Просто вид у вас какой-то холеный. Ну ладно.

Она помогла ему поставить ногу в стремя. Бьяджио отстранил ее.

– Я сам могу! – огрызнулся он. Лось повернул голову и посмотрел на него. Бьяджио неуверенно ему улыбнулся. – Хороший мальчик, – сказал он. – Только спокойнее.

Он схватился за заднюю луку, убедился, что Брина держит поводья, и взгромоздился в седло, не без труда перекинув ногу через спину лося. С торжествующей улыбкой он посмотрел на Брину.

– Вот видите? Легче легкого!

– Хорошо! – похвалила его Брина. – А теперь отодвиньтесь назад. Я сяду впереди.

Усевшись в седло, она сказала:

– А теперь обхватите меня руками.

– Обхватить вас? О нет! Это непристойно!

– Если вы не будете за меня держаться, то свалитесь и сломаете себе шею.

Бьяджио покачал головой. Что он здесь делает? Он неохотно обхватил принцессу руками, стараясь не задеть груди, и крепко прижался к ней. Его нос уткнулся ей в волосы, и их запах не был неприятным. Она пользовалась духами из Черного Города. Бьяджио узнал их: довольно дорогие.

– Куда мы едем? – спросил он.

– Я собиралась осмотреть Серебрянку, границу с Талистаном. Но раз со мной вы…

– Я думаю, это было бы неразумно, – докончил ее мысль Бьяджио. – Кто-нибудь из людей Гэйла может меня узнать, а это было бы настоящей катастрофой. – Он обернулся назад и с высоты лося посмотрел на зеленые холмы к западу от замка. – А как насчет тех холмов? – спросил он. – Я надеялся познакомиться с ними.

– А, это Рассветные Близнецы! – откликнулась Брина. – Видите те две большие горы? Их назвали в честь детей бога солнца нашего племени. Это было в далекой древности. Там очень красиво.

– Рассветные Близнецы! – повторил Бьяджио. – Мне нравится, как это звучит. Отвезите меня туда.

– Я вам не кучер! – одернула его Брина. – Но – ладно.

Она тряхнула поводья, и лось рывком тронулся с места, рысью вышел из стойла и позволил Брине повернуть себя в сторону высоких холмов на востоке. Бьяджио цеплялся за нее, подскакивая от резких движений лося. Вскоре скакун несся сотрясающим кости галопом, направляясь от замка к близнецам бога солнца.

Обнимая девушку за талию, Бьяджио напрягался всем телом и сжимал зубы. Длинные волосы Брины развевались на ветру и щекотали ему лицо, но он не осмеливался отбросить пряди. Ему было неловко и тревожно, и смелость молодой женщины напомнила Бьяджио его бывшую жену, но в ощущении от нее было нечто странное, нечто свободное и юное. Чем дальше всадники отъезжали по широкому лугу от Замка Сохатого, тем непринужденнее чувствовал себя Бьяджио. Он осмотрелся, восхищаясь величием Высокогорья, и внезапно почувствовал себя другим человеком.

«Именно этого я и хотел!» – вдруг понял он.

Здесь, в обществе одной только Брины и деревьев, он перестал быть императором, у него не осталось никаких обязанностей. Тяжелый груз прошедших месяцев оставался позади, спадая с его плеч с каждым шагом лосиных копыт. Он тряхнул головой и рассмеялся.

Брина немедленно остановила латапи и удивленно оглянулась через плечо. – Что с вами?

– Со мной? – возмутился Бьяджио. – Ничего, конечно! Почему вы остановились? Езжайте, женщина, езжайте!

– Вы смеялись.

– Мне вдруг стало весело.

– О! – Брина широко улыбнулась. – Э-э… Хотите сами им поуправлять?

– Да! – согласился Бьяджио, не колеблясь. Из-за спины Брины он взял поводья. Она чуть подвинулась назад. – Это как конем? – спросил он.

– Точно так же. Чтобы тронуть его вперед, сожмите ему бока ногами, только не сильно.

Бьяджио послушался, немного сжав бока лося. Латапи отреагировал, как хорошо вышколенный конь: он сразу же пошел рысью. Император сел прямее, наслаждаясь контактом с телом Брины, снова чувствуя себя мужчиной. Он решил, что не годится, чтобы женщина управляла мужчиной. Даже на этих странных животных это не подобает.

– Я отвезу вас к тем холмам, – сказал он, направляя лося к Рассветным Близнецам.

Он довольно быстро освоился в седле и вскоре уже перевел лося в галоп. Брина крепко держалась за его руки, низко пригибаясь к шее лося, и между его рогами Бьяджио видел высящиеся впереди горы. На лугу с высокой травой, усеянной полевыми цветами, он остановил латапи, с удовольствием почувствовав, как легко слушается его огромное животное. Брина протяжно выдохнула и встряхнула волосами.

– Вы держитесь в седле гораздо лучше, чем я ожидала! – со смехом призналась она. – Похоже, вы ему нравитесь.

– На Кроуте я много ездил верхом, – ответил Бьяджио. Он спрыгнул с седла и протянул Брине руку. Самостоятельная Брина не приняла его помощи и спешилась сама.

– Красиво, правда? – спросила она, оглядываясь. Рассветные Близнецы стояли над головой, словно часовые, заполняя собой половину неба. – Вы хотели уехать подальше. Я бы сказала, что это и есть «подальше».

Бьяджио отошел от своей спутницы, проведя ладонью по траве, доходившей ему до колен. Между цветками сновали пчелы, по лугу пробегал ветерок, колыша волнами траву. Над холмами светилось янтарное солнце.

– Красиво.

Он бесшумно упал на землю и лег на спину. Глядя в небо, он восхищался его синевой, пока над ним не возникло озадаченное лицо Брины.

– Государь император, – спросила она, – что с вами?

– Вы уже во второй раз задаете мне этот вопрос.

– Вы уже во второй раз дали мне для этого повод.

– Неужели человеку нельзя радоваться без того, чтобы его начали мучить вопросами?

– Вы радуетесь?

Бьяджио на секунду задумался.

– Наверное, правильнее было бы сказать «я спокоен». – Он жестом попросил ее отодвинуться. – Мне не видно неба, девица. Отойдите, пожалуйста.

– Что вы делаете?

– Остаюсь в одиночестве. Становлюсь другим. Ради разнообразия перестаю быть императором. Выберите любой ответ и наверняка не ошибетесь.

Брина устроилась рядом с ним, вглядываясь в его лицо. Бьяджио решил, что у нее чудесные глаза – они были полны смеха. Он вдруг перестал досадовать на ее присутствие и непрерывные расспросы. Если не удается побыть одному, то трудно было бы представить себе спутника, который бы меньше его раздражал.

– Вы были правы насчет латапи, – признал он. – Я почувствовал его мощь. Господи, если бы я только мог повести этих чудовищ против Талистана!

– Пожалуйста, не надо! – попросила Брина. – Я больше не хочу об этом говорить.

– Тогда на сегодняшний день я дам вам передышку. Но завтра я снова буду говорить с Редберном. Я должен его убедить, леди Брина.

– Нет, и не завтра, – возразила Брина. – Завтра праздник. Мой брат не будет об этом разговаривать.

– Праздник? Какой? Брина замялась.

– У моего брата день рождения.

– День рождения? – Бьяджио повернул голову и посмотрел на нее. – Тогда и у вас тоже день рождения?

– Да.

– Почему вы мне не сказали? Или я не приглашен?

– Конечно, приглашены! Но это горский праздник, государь император. Я не уверена, что он придется вам по вкусу.

– Пиво и танцы?

Брина улыбнулась. – Примерно так.

– Ну так я прекрасный танцор и пить тоже умею, могу вас заверить. Я приду.

– Правда?

Бьяджио нахмурился.

– Почему это вас так удивляет?

– Да так, – уклончиво ответила Брина. – Только, пожалуйста, никаких разговоров о Талистане.

Не давая согласия на ее условия, Бьяджио сказал:

– Эти места необычайно красивы. Казалось бы, Редберн должен был бы рваться их защитить. Ему есть что терять…

– Да, конечно, – согласилась Брина. – Именно поэтому ему страшно. Он сказал мне, чего будет стоить война с Талистаном. Это будет трагедия.

– А если сюда ворвется талистанская конница, это не будет трагедией? Как по-вашему, что тогда будет с вашим процветающим Высокогорьем? И что, по-вашему, будет с вами? Вы забываете, леди Брина: я хорошо знаком с талистанцами. Они любят красивые вещицы.

– Не пытайтесь меня запугать! – возмутилась Брина.

– А мне и не надо пытаться. Я вижу страх всякий раз, когда смотрю на вас и на вашего упрямого братца. Вы оба напуганы. Вы оба понимаете, что я прав. Но что мне совершенно непонятно, это почему вы отказываетесь мне помочь.

Брина собралась было встать, но Бьяджио схватил ее за руку.

– Не уходите! – приказал он, но тут же, смягчившись, добавил: – Пожалуйста.

И Брина осталась рядом с ним. Она долго не говорила ни слова, и Бьяджио высоко оценил ее молчание. Но когда она заговорила снова, то задала один из своих досадно прямых вопросов:

– Почему вам здесь нравится?

– Из-за безмятежности, – ответил Бьяджио. – Здесь хорошо думать.

– А Черный Город не безмятежный?

– Да, вы явно никогда не бывали в Черном Городе.

– Так что у вас нет желания туда вернуться?

– О нет, дело вовсе не в этом. – Бьяджио сел и посмотрел на нее. – Я обожаю Черный Город. Он – моя возлюбленная. Даже сейчас я томлюсь по ней.

– Я не понимаю.

– Да, – мягко согласился Бьяджио, – вам этого не понять. Черный Город либо у вас в крови, либо нет.

Для меня – это болезнь. Неизлечимая. – Он сорвал травинку и начал задумчиво мять ее пальцами. – Я люблю столицу так, как мужчина любит женщину. Я люблю ее всем моим сердцем. И она – великая обольстительница. – Он щелчком отбросил травинку. – Порой она требует от меня слишком многого.

– И вы устаете.

– Да, – вздохнул Бьяджио. Он закрыл глаза. – Я так устал. Мне еще так далеко идти! Я нужен Черному Городу. Только я могу его изменить, только я могу спасти его от самого себя. И империю.

Брина коротко засмеялась.

– Наверное, одному человеку это– не под силу, государь император. Даже вам.

На это у Бьяджио не нашлось ответа: он понимал, что это так. Но он знал, что никто не примет от него этой ноши. Именно он обязан спасти империю. Ведь это он жаждал получить железный трон. И именно он превратил империю в пороховую бочку. Теперь ему предотвращать взрыв.

– Леди Брина! – окликнул он ее.

– Мм?

– Завтрашний праздник – он и для вас тоже, да?

– Да. А что?

– Просто спросил, – ответил Бьяджио. – Я приду.

– Вы не обязаны приходить, государь император. Я знаю, насколько мы все вас раздражаем. В конце концов, это ведь не столица Нара.

– Конечно, – просто согласился Бьяджио. Внезапно ему захотелось одного: стать таким же, как она и все остальные горцы, – удалиться от городского зла. – Я приду, – повторил он. – И покажу вам, как танцуют на Кроуте.

На следующий день Замок Сохатого преобразился. И без того жизнерадостный дом превратился в. настоящую буйную пивнушку, до отказа набитую светловолосыми и рыжими горцами, музыкантами, певцами, танцорами, курчавыми терьерами и экзотическими птицами, устроившимися на плечах путешественников в клетчатых нарядах. Все они явились праздновать день рождения царственных близнецов. Клан Редберна был представлен в толпе многочисленными гостями: родственники сбежались на пир, словно мыши. Сидя в конце длинного стола и попивая пиво, Бьяджио замечал общие черты в людях, широким потоком идущих в замок. Даже дети были похожи на Редберна и его сестру.

Пир начался в главном зале – это было единственное помещение, которое могло вместить всех собравшихся, хотя вечеринка уже успела выплеснуться в другие комнаты и на двор, который тоже был полон веселящихся гостей. Брина с братом сидели рядом за центральным столом – огромным, круглым, – со своими ближайшими родственниками. К немалому удивлению Бьяджио, на праздник явились и главы других кланов. Он узнал льва с герба клана Келлен и поверх кружки стал разглядывать его главу. Это был внушительного вида мужчина, намного старше Редберна, однако он обращался к близнецам с должным уважением и очень почтительно держал руки, танцуя с Бриной. Явился и Олли Глинн, глава клана с медведем на гербе, но он по большей мере держался в углу и склабился на хорошеньких девушек. Бьяджио знал, что ему надо будет повести их всех против Талистана – если только Редберн согласится к нему присоединиться.

Но это было делом завтрашнего дня. Сегодня он был лордом Кориджио, незначительным царским аристократом, который во время путешествия по Высокогорью воспользовался гостеприимством Редберна. Все обитатели Замка Сохатого поверили этой истории, и Бьяджио она вполне устраивала. Не спеша, отпивая пиво, он глядел на смеющуюся Брину, осыпанную подарками родни. Внезапно она показалась ему очень юной, почти девочкой, и она искренне радовалась празднику. Рядом с ней Редберн раскачивался в такт мелодии, которую исполнял оркестр. Оказалось, что молодой принц прекрасно танцует – и почему-то этот факт вызвал у императора чувство ревности. Сам Бьяджио пока воздерживался от танцев, надеясь, что Брина подойдет и сама пригласит его.

А Брина не подходила.

Бьяджио откинулся на спинку стула. Музыка и выпитое пиво создавали непринужденное настроение, приятную отрешенность. Что подарить Брине надень рождения? Он приехал в Высокогорье, не захватив с собой ничего, кроме золота. Дарить этой женщине монеты было бы в высшей степени бестактно, а подарок сделать хотелось. Опьянение вызвало приступ щедрости, желание отблагодарить Брину за все, что она для него сделала. Бьяджио возвращался к себе прежнему, будто выздоравливал от тяжелой болезни. Мир все еще помнил Ренато Бьяджио как безумца и мясника, но с каждым днем этот Бьяджио бледнел, и его сменял другой человек. Когда-нибудь мир заметит происшедшую перемену, но даже если этого никогда не случится, сам Бьяджио знал, что в его жизни произошел решительный поворот. Он постепенно выкарабкивался из пропасти сумасшествия, и в этом ему немного помогла и Брина.

– Лорд Кориджио? – прервал его мысли чей-то оклик.

Бьяджио оторвал взгляд от пива и увидел, что над ним наклонился Олли Глинн. Предводитель клана поставил ногу на скамейку.

– Да? – спросил Бьяджио.

– Я – Олли Глинн, – объявил горец. – Глава клана Глинн.

– Рад за вас, – сказал Бьяджио, снова возвращаясь к своему пиву.

Глинн громко стукнул кружкой по столу.

– Что нарский лорд делает в Высокогорье? – вопросил он. – Направляешься в Талистан?

– Возможно.

– И решил использовать замок Редберна вместо нужника? Короткая остановка по дороге к своим настоящим дружкам?

Бьяджио поставил стакан на стол. Ему никогда не случалось драться, однако неестественная сила снадобья все еще не покинула его. Стоило ему разозлиться, и она волной поднималась изнутри.

– Я здесь получаю удовольствие от музыки, – объявил он. – Так что уходите быстрее, пока вы меня не разозлили.

– Ах! И что ты сделаешь, чтобы заставить меня уйти, нарец? Брызнешь мне в лицо духами?

– Нет, подобные глупости не в моем вкусе. Я просто сообщу императору, что ты нагрубил мне, Олли Глинн. И тогда император отправит в твой дом своих Ангелов Теней, и они посреди ночи вытащат тебя из постели. И на глазах твоих близких они очень медленно сдерут шкуру с твоей жирной туши. – Улыбка Бьяджио стала невероятно широкой. – Как тебе это?

Нахальство Глинна как рукой сняло.

– Ты хорошо знаком с императором?

– Скажем так: мы опасно близки.

– Вот как? Тогда, возможно, ты передашь ему от меня весточку. – Глинн уселся рядом с Бьяджио. – Скажи Его Величеству, что Восточное Высокогорье в нем нуждается. Скажи ему, чтобы он раз в кои-то веки слез со своего железного трона и занялся Талистаном. Ты как, сможешь это сделать, Кориджио? – Безусловно. И я обязательно передам ему, кто именно это сказал.

– Я говорю серьезно, – заявил Глинн. – Вы, нарцы, прячете голову в песок. Вы не представляете себе, что происходит в Талистане, да и в остальной империи тоже.

– А ты представляешь?

– Готов спорить, что знаю больше, чем император. Ему известно, что Тэссис Гэйл увеличивает свою армию? И что он объединился с герцогом Валлахом из Горкнея?

Бьяджио чуть не захлебнулся.

– С Валлахом? А что Баллах делает в Талистане? Глинн придвинулся к нему и прошептал:

– Корабли. Он поставил Гэйлу армаду, создал ее из своих торговых кораблей из Горкнея. Я слышал, что они планируют выступить против Черного Города.

– Откуда ты это знаешь? Мои собственные люди… – Бьяджио едва успел остановиться. – Э-э… Рошанны, люди императора… по-моему, они ничего об этом не слышали.

– Вот видишь? – обрадовался Глинн. – Может, императору стоило бы почаще бывать в Высокогорье, вместо того чтобы нежиться в банях с молодыми рабами.

Бьяджио ощетинился:

– Что еще ты слышал? Скажи мне, чтобы я мог передать все это императору.

– Да, пожалуй, больше ничего. Я слышу разные вещи, потому что много путешествую. Вернее, путешествовал раньше, пока не закрыли границу. Редберн не лучше императора: спрятался тут, в Замке Сохатого. Но мой клан все еще понемногу торгует с Талистаном, когда получается.

– Но что это за корабли? Ты можешь рассказать мне о них подробнее?

Улыбка Глинна явно выдала его удовлетворение.

– В Арамуре происходит что-то серьезное. Судя по тому, что я слышал, Элрад Лет обращает арамурцев в рабство, заставляет их работать на какой-то крупной стройке. Весь Арамур закрыт, и границу охраняют талистанские солдаты. Моим людям туда пробраться не удается. Да и любым другим торговцам тоже. Я слышал, что это как-то связано с теми кораблями.

– Корабельные верфи? – подумал вслух Бьяджио. Это казалось нелепым. Зачем отправлять корабли из Горкнея в Арамур? Оттуда в Черный Город попасть нельзя, не вернувшись обратно в Горкней и не обогнув всю империю. А на такое плавание уйдут месяцы. – Я не понимаю. Что еще ты слышал?

– Больше ничего, – признался Глинн. – Баллах направляет свои корабли в Арамур. – Он пожал плечами. – Я ж говори», императору следовало бы самому это выяснить.

– Да, – согласился Бьяджио. – Наверное, следовало бы. А что же Редберн? Неужели он не понимает, что тут поставлено на карту? Видит Бог, это же его страна!

Глинн заметно опечалился.

– О, Редберн! Он хороший человек, но очень молод и чересчур осторожен. Он видит, что происходит. Он не дурак. – Горец опустил взгляд в кружку. – Ему просто страшно.

Это слово застряло в голове у Бьяджио. Всем было страшно. Страх в империи стал эпидемией.

Бьяджио поднес стакан к губам и сделал большой глоток, размышляя над новостями Глинна. О Валлахе очень давно ничего не было слышно, и он почти забыл о мстительном герцоге. Однако теперь оказалось, что Баллах о нем не забыл. Как мог он забыть о человеке, обезглавившем его дочь?

«Тэссис Гэйл дергает за веревочки, – подумал Бьяджио. – С кем еще он смог объединиться против меня?»

– Больше ты ничего не знаешь? – спросил он. – О Валлахе тебе больше ничего не известно?

– Больше ничего. Но я хотя бы смог тебя заинтересовать. Ты стал белый как снег, Кориджио. Мне приятно видеть, что я тебя напугал. Теперь тебе только осталось напугать императора, и, может, мы добьемся каких-то действий.

– Я все ему передам, – пообещал Бьяджио.

– Ха! Ничего ты ему не скажешь! – презрительно заявил Глинн. – Талистан слишком важен для вас, нарцев. – Я непременно все ему скажу, – повторил Бьяджио. – Почему ты во мне сомневаешься?

– Я в тебе не сомневаюсь, Кориджио. Я даже с тобой не знаком. Это в твоего императора я не верю. Даже если он услышит эту новость, он ничего не предпримет. Он – надутый себялюбец, и я уверен, что ему нет дела ни до Арамура, ни до Высокогорья.

– Ты ошибаешься. Ты не знаешь императора так, как его знаю я.

– Но я знаю нарскую породу. Я уже давно живу на этом свете, приятель, – гораздо дольше, чем ты.

«Сомневаюсь», – подумал Бьяджио, но вслух сказал:

– Ты не знаком с императором. Когда я расскажу ему, что творится в Высокогорье, он поможет. Но ему нужна ваша преданность. В столице дела обстоят не слишком хорошо. Вам придется самим воевать с Талистаном. Вы готовы на это?

Глинн расправил плечи.

– Я всегда готов воевать.

– А Редберн? Ты сможешь убедить его воевать? Этот вопрос заставил предводителя клана смутиться.

– А, ну это вопрос другой. Редберн не трус, но он не рвется воевать с Талистаном.

– Мне тоже так показалось. Тебе надо на него повлиять, Олли Глинн. Ты должен помочь ему осознать опасность.

– Конечно, – согласился Глинн, – но только не сегодня. Сегодня праздник. – На его лице засияла широчайшая улыбка. – Пей, Кориджио! Это же пирушка!

Он вскочил, схватил первую попавшуюся девицу и закружил ее в вальсе.

Бьяджио уткнулся в свое пиво и задумался о Валлахе. Тэссис Гэйл очень умно подбирал себе сторонников. Он выбрал человека, имеющего огромный зуб на нового императора, и это глубоко встревожило Бьяджио. Очень многие имели на него зуб – целое море родственников погибших. Гэйлу было очень легко найти союзников: достаточно было только не закрывать глаз.

– Боже правый! – прошептал Бьяджио. – Мое дело плохо.

Теперь ему придется беспокоиться не только об армии, но и о флоте. Арамурский «проект», существование которого заподозрили они с Дакелем, явно включал в себя Валлаха и его торговый флот – флот, который легко было вооружить на деньги герцога. Бьяджио закрыл глаза и заставил себя вспомнить дочь Валлаха: девушку, которую выдали замуж за Ричиуса Вэнтрана. Ее звали Сабриной. Она была очень хороша собой и очень молода, и Аркусу приятно было выдать ее за Шакала. А когда Вэнтран их предал, Бьяджио отдал его жену Блэквуду Гэйлу, чтобы тот с ней «позабавился», а потом отрубил ей голову. Он даже распорядился, чтобы ужасающий сувенир был отправлен Ричиусу Вэнтрану в сундуке.

Бьяджио содрогнулся, словно по залу пронесся порыв ледяного ветра.

– Времени не осталось, – пробормотал он. – Я должен заставить Редберна меня выслушать!

Оставив пиво на столе, Бьяджио встал и направился к Брине. Молодая женщина любовалась очередным подарком: дорогим нарядом. Бьяджио пробился к ней ближе. Первым его заметил Редберн – и сразу нахмурился. Но Брина приветливо помахала ему рукой, отложила подарок, извинилась перед соседями по столу и подошла к Бьяджио.

– Что-то случилось? – спросила она. – Вид у вас встревоженный.

– Пойдемте со мной, – пригласил ее Бьяджио. Бережно взяв ее за руку, он повел ее к выходу из зала.

– В чем дело?

Бьяджио не ответил. Ему хотелось остаться с ней вдвоем, найти место вдали от шума и любопытных глаз. Он увел ее из главного зала, пройдя мимо хохочущей толпы у пенящейся бочки, и они оказались в небольшом ответвлении коридора. Здесь почти никого не было, и проходившие по коридору не обращали на них внимания. Брина не отпустила руку Бьяджио – наоборот, она крепко ее сжала и заставила остановиться.

– Милорд, вид у вас встревоженный, – сказала она. – Я беспокоюсь.

– Сегодня у вас день рождения, – сказал Бьяджио. – Я тоже хочу что-то вам подарить.

У него на мизинце было кольцо из золота и серебра, перевитого, словно веревки, изображающие двух змей с рубинами в пастях. Много лет назад это кольцо ему подарил отец, и Бьяджио почти никогда его не снимал. Но теперь он это сделал. Взяв Брину за руку, он положил украшение ей на ладонь. Глаза Брины, пораженной подарком, на секунду расширились, но она тут же покачала головой.

– Милорд, я не могу его принять. Оно слишком дорогое.

– Больше мне нечего вам подарить, – объяснил он. – Возьмите.

Брина улыбнулась.

– Вы пьяны, милорд.

– Несомненно. Но если вы мне откажете, я оскорблюсь.

– Милорд, я не понимаю. Почему вы дарите мне его?

– Потому что вы кое-что мне показали.

– Что я вам показала?

Бьяджио не ответил, а только сомкнул ее пальцы вокруг кольца.

– Завтра мы поговорим, – сказал он. – Боюсь, что дела обстоят еще хуже, чем я думал, и время у нас на исходе. Завтра мне необходимо снова встретиться с Редберном. Вы должны помочь мне его убедить.

– Милорд, о чем вы?

– Ш-ш. Завтра, – пообещал он ей. – Не сегодня. – Взяв ее за руку, он надел кольцо ей на палец. На ее руке оно смотрелось просто поразительно. Бьяджио улыбнулся. – Очень мило.

– Спасибо, – сказала она. – А теперь вернитесь со мной в зал.

Она попыталась вытянуть его из темного закоулка.

– Нет, – решительно заявил Бьяджио. – С меня хватит. Возвращайтесь. Веселитесь. Мне надо кое о чем подумать. Брина не выпустила его руки.

– Вы обещали мне показать, как танцуют на Кроуте. Вы собираетесь нарушить свое слово?

– Леди Брина…

– Не разочаровывайте меня, милорд. Сегодня день моего рождения.

Бьяджио взглянул на нее.

– Ну хорошо, – согласился он. – Один танец.

Хотя Бьяджио был пьян, танцевал он очень грациозно. Вращаясь в его объятиях, Брина смеялась, и на секунду император забыл о своих многочисленных заботах, отдавшись музыке и наслаждению от общества красивой девушки.

 

34

Элрад Лет ехал сквозь мрачный туман, и настроение у него было под стать погоде. Следом за ним ехал Шинн, как всегда бесшумно. Утренняя тишина выводила Лета из равновесия. Он не привык вставать из теплой постели в такой непристойно ранний час, и грязная дорога к Ветровой бухте не поднимала ему настроения. Два часа тому назад он мирно спал – и был разбужен стуком в дверь. Оказалось, что у капитана Зерно появились для него срочные известия и ждать с ними было нельзя. Скача сквозь туман, Элрад Лет думал о заносчивом выходце из Горкнея и о том, как приятно было бы вырвать у него язык. Если это шутка…

Но нет, Зерно не отличался склонностью к шуткам. Он – настоящий ушат слизи с дерьмом, но у него не хватит ума на розыгрыш. Лет боялся увидеть восставших рабов или подошедшие к берегу дредноуты Никабара. Однако пока вокруг было тихо. Стиснув зубы, Лет пришпорил коня: он был намерен в ближайшее время увидеть Зерно. Солдат, оправленный в Арамурский замок, ничего не знал, и неведение поставило правителя на грань безумия.

– Если не придержите коня, то сломаете себе шею, – предостерег его Шинн. – Да и меня угробите.

– Обычно ты не говоришь ни слова, Шинн. А сегодня я никак не могу заткнуть тебе рот!

Они миновали остатки разбитых повозок – брошенные остовы с расколотыми осями, не выдержавшие веса перевозимых по суше кораблей. Мимо стремительно проносились рабочие Валлаха, усталыми цепочками бредущие под наблюдением надсмотрщиков из Бизенны. Рабы приостанавливались только на секунду, чтобы опознать Лета – и плюнуть ему вслед. Лет не обращал внимания. Со времени его последнего визита в Ветровую бухту герцогу Валлаху удалось добиться поразительных успехов. Он наладил работу блоков, и теперь караваны трогались в путь точно по часам. Согласно последнему докладу герцога, почти половину его флота удалось переместить через Арамур, и теперь он стоял на якоре у южного берега. Вторая половина будет на месте через две недели. Дело спорилось, уже виден был конец, и Лет был очень доволен – пока не явился посланник от Зерно.

Он надеялся, что ничего серьезного не случилось. Мысль о непредвиденной задержке была невыносимой, особенно теперь, когда все пошло так хорошо. Дело сдвинулось с мертвой точки, цель близка, хитроумные планы Тэссиса Гэйла оказались наконец реально выполнимыми. Даже Праведники Меча вели себя удивительно тихо. Ни единого налета не было с тех пор, как Алазариан…

Как Алазариан – что? Погиб? Исчез? Лет не знал, что думать о своем так называемом сыне. Он только знал, что мальчишка пропал, и слава Богу.

Показалась Ветровая бухта. Лет придержал коня и осмотрел цель своей поездки. У берега кипела работа, и знакомая вонь от человеческих усилий умерила подозрительность Лета. Шинн поравнялся с ним и хмуро осмотрел привычную сцену. На вопросительный взгляд своего господина он ответил пожатием плеч. – Так что стряслось? – спросил дориец и тут же расхохотался. – Похоже, Зерно вас обдурил!

– Неужели? – прорычал Лет. – Черт подери, сейчас посмотрим!

Лет пришпорил коня, бросив его вперед/ Мало того что моряк вызвал его в эту вонючую дыру – навязанная ему спешка была совершенно немыслимой. Лет твердо решил содрать с Зерио шкуру, будь тот даже трижды другом Валлаха.

Вылетев на причал, он остановился, высматривая знакомое лицо. На него смотрели десятки изможденных рабов. Уходящие вверх краны и блоки выли и скрипели от напряжения. Вокруг суетились нарские механики. В гавани качались на якоре торговые корабли Валлаха, терпеливо дожидавшиеся баркасы с людьми и пушками. Дерево, посаженное Валлахом, начало давать плоды, и не будь Лет так раздражен, он бы порадовался. Вместо этого он пришел в ярость.

– Зерио! – заорал он. – Где ты?

Капитан Зерио не ответил, не вышел из толпы. Лет чертыхнулся и, спешившись, окликнул группу солдат:

– Эй, вы! Я ищу Зерио!

Один из талистанцев вышел вперед, поклонился и сообщил, что капитан еще спит. Он указал на ветхую таверну на главной улице.

– Он вон там, в «Серебряном шпигате».

– Как это похоже на Зерио – обосноваться в таверне! – прорычал Лет. Он передал поводья солдату. – Присмотри за конем! – приказал он. – Шинн, ты со мной.

Лет гневно зашагал прочь, направляясь к обшарпанной таверне. «Серебряный шпигат» оказался двухэтажным уродцем из старых бревен, покрытых лупящейся краской. Над дверью на сломанных цепях висела покосившаяся вывеска. В Арамуре таверн было мало, и эта отнюдь не прибавляла подобным заведениям популярности. Ее забросили после падения крошечного государства, но когда здесь появился Баллах с его проектом, она снова открылась – главным образом как дом для механиков и других специалистов. Лет не слишком жаловал таверны, а эту презирал особенно сильно, поскольку она была связана с Зерио. Он прошел в дверь и оказался в главном зале, где вповалку спали талистанские солдаты. Рядом несколько бодрствующих играли в карты, отпивая вино прямо из бутылок. Громкое появление Лета переполошило солдат: карты разлетелись в стороны, люди поспешно повскакали с мест.

– Где Зерио? – грозно вопросил Лет.

Один из офицеров шагнул вперед, разглаживая мятый мундир.

– Правитель Лет! – пролепетал он. – Мы вас не ждали.

– Это видно. А теперь отвечай на мой вопрос.

– Капитан Зерио спит, сэр, – ответил офицер. – Наверху, в своей комнате.

– Спит! – вскипел Лет. – Ну, не мило ли, Шинн? Шинн, вошедший в таверну следом за Летом, только пожал плечами.

– Он крепко спит, пока я несусь в Ветровую бухту, чуть с ума не сходя от тревоги! – продолжил Лет. – Видишь, Шинн? Я же говорил тебе, что он – просто блевотина!

Лет взбежал по лестнице на второй этаж, перешагивая через две ступеньки и гулко стуча сапогами. Как всегда, за ним тенью следовал Шинн. На площадке Лет обнаружил множество дверей, все – закрытые.

– Зерио! – заорал он. – Выходи!

Ответа не было, так что Лет прибег к более прямому методу. Подойдя к первой двери, он ударил в нее ногой, не потрудившись взяться за ручку. Спавший на тесной койке мужчина испуганно вскочил. Не извиняясь, Лет направился ко второй двери, вышиб и ее – комната была пустой. Когда его сапог разбил замок на третьей двери-, там наконец оказалась его добыча.

Капитан' Зерио сел в постели. Под простыней он был по крайней мере наполовину обнажен – и он был не один. С ним лежала одна из шлюх, купленных Валлахом в Талистане. При виде стоящего на его пороге Лета глаза ее испуганно расширились, и она поспешно шмыгнула под одеяло.

– Что тут, к черту, творится? – вопросил Зерио. – Я сплю!

– Спишь? Теперь это так называется? – Лет возмущенно посмотрел на проститутку. – Убирайся. Женщина посмотрела на Зерио.

– Кто это?

Быстро подскочив к кровати, Лет схватил женщину за волосы и вытащил ее из постели. С отчаянным криком она упала на пол – совершенно голая, судорожно сжимая края простыни. Лет схватил ее за руку и заставил встать, а потом грубо пихнул к двери.

Зерио вскочил с кровати. – Не имеете права!

Капитан угрожающе двинулся к Лету, но там уже оказался Шинн, преградивший ему путь. У дорийца в руке был кинжал, а на лице – улыбка.

– Так что ты сказал? – переспросил Лет. Зерио возмущенно надулся, но промолчал. Голая проститутка продолжала стоять в дверях, обхватив себя руками.

– Я тебе велел убираться! – рявкнул Лет. – Второй раз повторять я не стану.

– Делай, как он сказал, милочка, – посоветовал Зерио.

– Но моя одежда!

– Боже правый! – вздохнул Лет. Найдя взглядом ее грязную одежду, валявшуюся на полу, он носком сапога отбросил ее к дверям. – Бери!

Женщина подхватила свои вещи, бросила на Зерио презрительный взгляд и вышла. Шинн проводил ее смешком, оценив ее пышный зад.

– Ну, капитан, – приказал Лет, – почему бы тебе не объяснить мне, что у тебя за чертово срочное дело?

– Так вот из-за чего эта злоба? – Зерио засмеялся. – Я попросил вас сюда приехать, но не говорил, что дело срочное!

– Твой посланец говорил по-другому! – взревел Лет. – Он сказал, что я срочно здесь нужен!

– Извините, – неискренне отозвался Зерио.

– Мне не нужны твои извинения, дурень! Я хочу знать, зачем ты меня вызвал. – Лет резко повернулся к голому капитану. – И оденься, понял? Мне не нравится смотреть на голое пугало!

Зерио поднял с пола брюки. Надевая их, он сказал:

– Дело не срочное, но важное. У меня есть новость, правитель.

– Надо надеяться, Зерио. Ну, и что это за новость? Капитан улыбнулся.

– Вчера вечером ко мне кое-кто приходил…

– Господи, уволь меня от твоих скабрезных историй.

– Не девица, – уточнил Зерио. – Кое-кто другой. Один мой приятель.

– Что за приятель?

– Человек по имени Тарин, из Горкнея. Я когда-то с ним плавал. У него есть корабль.

– Пират! – презрительно фыркнул Лет.

– Капитан капера, – уточнил Зерио. – И, как я уже сказал, мой приятель. Он услышал, что герцог Валлах собирает корабли в Арамуре. Он приплыл в поисках работы и привез новости.

– Откуда он узнал о планах Валлаха? – осведомился Лет. – Они должны были оставаться тайной!

– Моряки говорят друг с другом, правитель. И потом – вы не слышали главного.

– Тогда переходи к главному!

Зерно возился с пуговицами на рубашке.

– Моряки не только говорят друг с другом, но еще и много слышат. И мой друг Тарин услышал нечто очень примечательное. Никабар мертв.

Лет заморгал:

– Что?!

– Адмирал Никабар погиб, – повторил Зерно.

– Не может того быть! – воскликнул Лет. – Невероятно! Как?…

– Во время нападения на Лисс. Он попал в ловушку. «Бесстрашный» погиб, и с ним Никабар.

– Откуда твой приятель мог это услышать? – требовательно спросил Лет. – Какие у него доказательства?

Сев на кровать, чтобы натянуть сапоги, Зерио объяснил, что Тарин занимался каперством в южных водах и что в тех краях все уже слышали новость о гибели Никабара. Имперский флот во главе с «Бесстрашным» отплыл к Лиссу, но «Бесстрашный» оттуда не вернулся. Потоплен еще один корабль, «Зловещий». Остальные корабли вернулись в нарские воды, и известия распространяются стремительно, как прилив.

– Тарин не врет, – заявил Зерио. – Ему просто нет смысла врать. – Капитан хлопнул в ладоши. – Ну, что вы на это скажете, правитель?

– Не знаю, что и сказать.

Лет отвернулся от Зерио и уставился в стену. Это была, конечно, удивительная новость – и она все меняла. Если Тэссис Гэйл нападет на Высокогорье, то Черный флот не успеет организовать отпор. А это значит, что Бьяджио остался без защиты. Не имея рядом с собой Никабара, который его поддерживал, император становится легкой добычей. Лет нервно облизнулся, пытаясь разобраться в лабиринте новых возможностей.

– Ну? – не отставал от него Зерио. – Хорошие новости, а? Как вы скажете – стоило ради них встать пораньше?

– Хорошие новости, – рассеянно подтвердил Лет. – Да…

– Вы понимаете, что это значит? Теперь мы можем не беспокоиться насчет Никабара! Мы можем использовать флот для нападения на Высокогорье или даже на Черный Город! Мы можем…

– Заткнись, Зерио! – оборвал его Лет. – Я совершенно не нуждаюсь в твоих рекомендациях. – Он взглянул на Шинна. – Что скажешь?

Его телохранитель был осмотрителен.

– Я думаю, вам следует сообщить королю.

Тэссис Гэйл проснулся и увидел серебристые пряди. Рядом с ним все еще спала баронесса Кларисса Риктер. Грудь ее вздымалась и опускалась в такт тихому дыханию. Ее обнаженная спина была обращена к нему. Нос Гэйла зарылся в ее душистые волосы. Он вспомнил, что заснул в той же позе, примостившись к ней, словно ложка к ложке в ящике стола. Сладкое чувство победы залило его. Он осторожно отодвинулся, стараясь не разбудить баронессу, и стал рассматривать очертания женского тела, которые не скрывала наброшенная простыня.

«Я – лев, – сказал он себе. – Я – царь зверей!»

А баронесса Фоска определенно тигрица. Она оказалась ненасытной и не стала тратить время на ухаживание. Она объяснила, что у нее есть желания и потребности, а мужа нет, – и они оказались в постели в первую же ночь после ее приезда. Ее непрерывные сладострастные стоны, ноготки, царапавшие ему спину, учащенное дыхание и судорожные вздохи – все тешило самолюбие Гэйла. Он уже давно не имел женщины, и тем приятнее оказалась эта победа. Баронесса ему не особенно нравилась, но ему нравилось быть с ней. Ему нравилась собственная мужская сила.

Он осторожно отодвинулся на край постели и повернулся так, чтобы видеть окно. По стеклу стекали капли дождя. Несмотря на унылую погоду, Гэйл улыбнулся. Сегодня ему не надо будет выходить под дождь: он проведет весь день с герцогом Валлахом, за планами кампании. Герцог сообщил, что работы продвигаются достаточно быстро. И сотня бойцов, которую привела ему Кларисса, усердно готовилась. Все шло как надо, и впервые за многие месяцы Тэссис Гэйл чувствовал себя довольным.

Он уже собирался поцелуем разбудить Клариссу, когда это сделал стук в дверь. Баронесса недовольно застонала. Гэйл пришел в ярость.

– Убирайтесь! – крикнул он.

– Ш-ш, – укоризненно прошипела Кларисса.

– Милорд? – раздался за дверью знакомый голос Дэмота. – Вы проснулись?

– Нет!

Кларисса недовольно фыркнула и села.

– Кто это?

– Милорд, это срочно! Прибыл правитель Лет. Он говорит, что у него для вас важные известия.

Баронесса обвила Гэйла атласной рукой и прошептала:

– Тэссис, милый, прикажи ему оставить нас в покое. Раздался новый стук, на этот раз гораздо громче.

– Тэссис! – крикнул из-за двери Элрад Лет. – Это я. Мне надо немедленно с вами поговорить! Гэйл досадливо закатил глаза.

– Дэмот, это ты впустил сюда Лета?

– Да, милорд. – Дверь медленно начала открываться. – Простите меня, но…

– Немедленно закрой эту чертову дверь! – рявкнул Гэйл.

– Вставайте, Тэссис, – настаивал Лет. – Дело важное!

Гэйл выпрыгнул из кровати, совершенно голый. Подойдя к двери, он распахнул ее и гневно посмотрел на тех, кто посмел его потревожить.

– Проклятие, меня что, уже больше никто не слушает? Я – король!

Дэмот охнул и отвернулся. Элрад Лет изумленно поднял брови, но его больше потрясло присутствие в постели Гэйла женщины. Правитель Арамура вздохнул.

– Боже правый, неужели я один сплю в одиночестве? – Проявляя уважение к баронессе, он встал к постели боком. – Тэссис, одевайтесь. У меня для вас новости.

– Ладно, – ответил Гэйл и вернулся к себе в спальню, недовольно ворча: – Сукины сыны. – Сняв с вешалки халат, он быстро в него облачился и бросил на Клариссу извиняющийся взгляд. – Извините, миледи. Я не задержусь.

Кларисса улыбнулась:

– Поторопись.

– Обещаю, – сказал он и вышел, закрыв за собой дверь. – Ну? – рявкнул он Лету. – Неужели не видно было, что я занят? – О, мне все было видно очень ясно, – ответил Лет, махнув рукой Дэмоту. – Убирайся отсюда.

Когда слуга ушел, Лет прислонился к стене и торжествующе улыбнулся, призывая короля задавать ему вопросы. У Гэйла не было желания принимать его игру, и он проворчал:

– Ну что?

– Никабар мертв, – просто объявил Лет. Гэйл ничего не ответил.

– Никабар…

– Я все слышал! – огрызнулся Гэйл. – Я просто не верю.

– Ну так поверьте, потому что это все меняет.

Лет быстро пересказал то, что узнал от Зерно, подтвердив надежность источника сведений. После этого он добавил, что без адмирала на Черном флоте воцарится хаос. А без флота Талистану ничто не угрожает. Гэйл выслушал его в полном молчании.

– Ну, скажите же что-нибудь, Тэссис! – возмутился Лет. – Это же поразительная новость!

– Интересная. – Гэйл теребил кисти на поясе халата, не зная, как принять это известие. – Ты прав. Это многое меняет.

– Еще бы! Теперь нам можно не беспокоиться об обороне Талистана. Теперь мы можем напасть на Высокогорье, ничего не боясь!

– Не говори глупостей, – возразил Гэйл. – Это далеко не так.

– Почему это? Кто нас остановит?

– Мы планировали не это, – осторожно ответил Гэйл. Он старался придерживаться спокойного тона, говорить так, чтобы Лет его понял. – Дело не только в Черном флоте. Если мы нападем на Редберна без провокации с его стороны, то другие народы нас не поддержат. Ты это знаешь.

Элрад Лет закрыл глаза, пытаясь справиться с гневом.

– Тэссис, мы тратим время зря! Корабли Зерио уже почти готовы. Еще неделя – и они все будут стоять на якоре. А еще через неделю они будут готовы к бою. При желании мы можем направить их против Высокогорья. Или против столицы Нара.

– Ты забываешь о политике, – возразил Гэйл. – Это Высокогорье должно напасть на нас.

– Но они не нападают! И вам с Мардеком никак не удается заставить их передумать. К черту политику! Я считаю, что мы должны сами напасть на Высокогорье, как только флот Зерио будет готов.

– Мы этого не сделаем. – В голосе Гэйла появились опасные нотки. – Мы будем ждать. Я заставлю Редберна на нас напасть.

– Так заставьте! – взъярился Лет. – Сделайте это немедленно, пока у нас есть преимущество!

– И заставлю, – заявил Гэйл. – И больше не смей забываться, Лет. Король Талистана – я, а не ты.

Лицо Лета окаменело, но Гэйл услышал его учащенное дыхание.

– Ты свободен, – добавил Гэйл. – Возвращайся в Арамур и жди моих приказаний.

Он повернулся и ушел к себе в спальню, оставив Лета стоять в коридоре. За дверью его ждала улыбка Клариссы. Баронесса не стала одеваться: она сидела на постели, и соблазнительно накинутая простыня выгодно подчеркивала ее пышную грудь.

– В чем там было дело? – спросила она.

– Важные новости, дорогая. – Гэйл устало опустился на край кровати. – Адмирал Никабар убит.

Кларисса отреагировала на это известие точно так же, как и он сам. Сначала недоверие, затем – потрясение и только потом – неуверенная радость. Она повторила утверждение Лета насчет того, что это меняет дело и дает им необходимый шанс.

– Разве не так? – настойчиво спросила она. – Раз Никабара нет, ты можешь напасть на Высокогорье, втянуть его в войну.

– Еще не время, – заявил Гэйл.

Он начал растирать виски, борясь с неожиданной головной болью.

– Но почему же?

– Политика, благородная дама. Не надо о ней забывать

– Я и не забываю. Но мне кажется, что ты просто теряешь время, Тэссис. Принц Редберн вряд ли когда-нибудь на тебя нападет.

– Все это не так просто, – сказал король. – Чтобы вести войну с Бьяджио, нам нужны союзники. Их у нас не будет, если агрессорами окажемся мы.

– Но если Редберн так и не нападет…

– Обязательно нападет. Я его заставлю.

– Как?

Этот вопрос заставил короля задуматься. Надо задеть что-то очень дорогое для принца, сделать такое, что даже Редберн не сможет оставить без ответа. Что-то такое кровавое и жестокое, что Редберн отбросит свои ребяческие страхи.

– Что-то жуткое, – прошептал Гэйл. – Что-то страшное…

Он придумает такой ход, и когда дело будет сделано, горцы нанесут свой удар. В империи начнется война: великолепная, кровавая война. Тэссис Гэйл откинулся на постель, положив голову Клариссе на колени и устремив взгляд в потолок.

– Настанет день, – тихо начал он, – и мы отомстим Бьяджио. Наши кавалерия и флот атакуют Черный Город, и он поймет, что мы сильнее его.

– Да, дорогой мой, – проворковала баронесса, нежно приглаживая его редеющие волосы.

– И я буду там, в момент решающего удара. В боевых доспехах на вороном скакуне, с палицей в одной руке и с саблей в другой, и я крикну Бьяджио, чтобы он вышел со мной один на один.

Не дождавшись ответа Клариссы, Гэйл посмотрел на нее.

– Как тебе это?

Баронесса скептически улыбнулась:

– Больше всего похоже на стариковские фантазии.

– Ничего подобного! – Оттолкнув ее, Гэйл сел. – Не так уж я стар, чтобы не мог биться, Кларисса. Баронесса Риктер засмеялась.

– Не могу представить тебя верхом, сражающимся с Бьяджио. Он тебя чуть-чуть моложе.

– Не смейся надо мной! – предостерег ее Гэйл. – Очень древним был я вчера, когда тебя припахал, старуха? Баронесса обиделась.

– Ну, это уже жестоко.

– А ты – слепая! – Гэйл распахнул халат. – Посмотри на меня! Я не слабее любого мужчины. Я в тысячу раз мужественнее Бьяджио. Он и не мужчина даже. Он – изнеженный слабак. Ты думаешь, мне его не одолеть?

– Ты – хороший король, – сказала Кларисса. Она улыбнулась, пытаясь остудить его гнев. – Но ты немолод. Гэйл не смог справиться с яростью.

– Я так же силен, как раньше! И когда мы пойдем на Нар, я тебе это докажу. Я докажу это всему миру. – Он слез с кровати и начал метаться по комнате, словно зверь. Его разум затмило бешенство. – Ты увидишь! – ярился он. – Я заставлю Редберна на нас напасть. И тогда у нас будут союзники, и мы двинемся на Бьяджио. Весь мир будет охвачен войной, Кларисса, и все снова услышат мое имя!

Привалившись к стене, он посмотрел на баронессу. Его трясло. Она смертельно побледнела.

– Это же не наша цель, – прошептала она. – Наша цель – Бьяджио, а не весь мир.

– Тогда ты дура, женщина, если серьезно так думаешь. Бьяджио – император. Единственный способ его уничтожить – это война. Мировая война.

– Нет! – возразила Кларисса. Она тоже встала с кровати и, подойдя к нему, остановилась перед ним, обнаженная и испуганная. – Я здесь не для этого. Я здесь для того, чтобы отомстить за брата, и только.

– Миледи, ты ведешь себя по-идиотски.

– А ты – как безумец! Тэссис Гэйл скрипнул зубами.

– Как ты меня назвала?

– Безумцем, – повторила Кларисса. – Ты – кровожадный псих, и я не хочу иметь с тобой дело!

– Придержи язык…

– Я не приму участия в бойне! – заявила баронесса. Казалось, она забыла про свою наготу и стояла перед ним гордая, как королева. – Если ты не изменишь своих планов, я уведу мой отряд обратно в Фоск.

– О нет, – мягко возразил Гэйл. – Никуда ты свои войска не уведешь. – Он направился к ней, делая мелкие, угрожающие шаги. – Твои люди останутся здесь, и ты тоже. А когда война начнется, ты вызовешь сюда новые отряды, и Талистан с Фоском будут союзниками. Ты меня понимаешь?

Баронесса Риктер покачала головой.

– Безумие, – прошептала она. – Я вижу его в тебе, словно болезнь.

– Скажи мне, что ты все поняла! – потребовал Гэйл.

– Ты мне не хозяин, Тэссис Гэйл! Я – баронесса Фоска! Гэйл двинулся вперед, оттеснив ее к кровати. Она упала на матрас.

– Отойди от меня! – потребовала она.

– Ты будешь со мной?

– Нет!

При ее резком вскрике в Гэйле что-то оборвалось. Он упал с ней на кровать, навалившись на нее, сомкнув пальцы на ее шее. Слепая ярость охватила его, и весь мир исчез, так что он не услышал ее отчаянных криков. Он смотрел, как его руки ее душат, смотрел, как она бьет его по груди, пытаясь вырваться. Лицо баронессы стало распухать, она полоснула Гэйла ногтями по щеке до крови, но он едва ощутил боль. Он слышал только собственные слова, гудевшие у него в голове.

– Я король! Никто не смеет мне противиться!

Он не помнил, сколько времени давил, пока не сломалась шея, но когда это случилось, он поднял баронессу, словно сломанную куклу, с любопытством глядя, как у нее голова запрокинулась назад, а потом уронил безжизненное тело на простыни. Остатки разума вернулись к нему – но убийство его не испугало.

– Я не слишком стар и не слишком слаб! – объявил он. – Вот видишь, Кларисса! Я заставлю Редберна пойти на меня, и все вы увидите, как я велик!

А потом Тэссис Гэйл вдруг рухнул на пол и заплакал.

 

35

Ричиус Вэнтран вышел на наружный двор Фалиндара поиграть в мяч с дочерью. Легкий ветерок ерошил ему волосы. Двор цитадели был полон радостных криков ребятишек; о полчищах, собравшихся у подножия горы, все будто забыли. Солнце сияло высоко в безоблачном небе, так что когда Шани бросала мячик высоко вверх, Ричиусу приходилось заслонять глаза ладонью. Девочка знала, что отец поймает любой брошенный ею мяч, и хотя Ричиус поддавался, делая ей легкие броски и иногда даже катя кожаный мяч по земле, Шани упорно старалась запустить игрушку как можно выше. И когда Ричиус со всех ног бросался за мячом, она радостно верещала.

День выдался чудесный, и Ричиус был рад оказаться на свежем воздухе. В последнее время он все больше бывал с Шани, словно подсознательно ждал беды и не хотел тратить впустую ни одной секунды. Пракстин-Тар со своими войсками по-прежнему стоял у Фалиндара, но уже много дней они не пытался штурмовать цитадель. Бездействие осаждающих создало у обитателей крепости ощущение безопасности. Почти все поверили в добрый исход – но только не Люсилер. И когда Ричиус услышал изумленный возглас друга, то не удивился.

– Ричиус! Иди скорее!

Ричиус потерял мячик в ярких лучах солнца, и мячик ударил его по голове. Вэнтран повернулся к зубчатой стене у бронзовых ворот и увидел, что Люсилер машет ему оттуда. Вид у его друга был встревоженный. Ричиус инстинктивно схватил Шани за руку.

– В чем дело? – крикнул он. – Тревога?

– Всадники! – ответил Люсилер. – Иди сам посмотри!

На стенах замка стали собираться воины Фалиндара. Они указывали пальцами на дорогу и качали головами. Личико Шани неуверенно сморщилось, и она повторила вслед за отцом:

– Тревога.

– Гм… возможно, – согласился Ричиус. Он посадил дочку себе на плечи, так что ее ноги свесились ему на грудь. – Пойдем, посмотрим.

Позволив Шани управлять собой, словно конем, Ричиус галопом пронесся к воротам. Там уже столпились десятки трийцев, вглядываясь в горную дорогу. Ничего не увидев за их спинами, Ричиус вошел в западную сторожевую башню и быстро поднялся по ступенькам наверх, выйдя на стену туда, где стоял Люсилер. Лицо повелителя цитадели выражало глубокое изумление. Ричиус проследил за направлением взгляда Люсилера и увидел, как к замку рысью приближается небольшой отряд. Четверо мужчин, все едут верхом и, похоже, без оружия. Как это ни поразительно, но у трех членов отряда была розовая кожа нарцев. И. что вдвойне поразительно, четвертым всадником оказался Пракстин-Тар. Военачальник сидел на своем великолепном жеребце совершенно прямо. Его татуировка в виде ворона была ясно различима даже издали. На нем не было доспехов, он был без жиктара, его не сопровождали воины – с ним было только трое невооруженных нарцев.

– Это Пракстин-Тар! – недоверчиво воскликнул Ричиус. – С какими-то нарцами!

– Тот, что едет с ним рядом, наверное, его раб, – отозвался Люсилер. – Остальных я не знаю.

– Что им нужно?

– Этого я тоже не знаю. – Люсилер посмотрел на Шани и тепло ей улыбнулся. – Отправил бы ты ее в укрытие, Ричиус. Что-то мне это не нравится.

Не споря, Ричиус передал Шани ближайшему воину, приказав отнести ее к Дьяне. Он поцеловал дочь, велел ей быть умницей и проводил взглядом быстро удаляющегося воина. Только потом он снова повернулся к необычному отряду. Он слышал, что у Пракстин-Тара был раб нарец, но остальные двое на рабов совсем не походили. Один, высокий, был намного старше второго. Тот выглядел совсем юным, и на его лице ясно отражалась тревога. Старший старался изображать презрительное равнодушие. Пракстин-Тар гордо ехал впереди и, похоже, нисколько не боялся получить стрелу в сердце.

– Может, он намерен снова потребовать, чтобы мы сдались, – предположил Ричиус. Но тут он вспомнил прошлого посланца из Нара, Ангела Теней, который явился к нему несколько лет назад, привезя в сундуке голову его первой жены. – О Боже, я надеюсь, что это не очередное послание от Бьяджио!

Люсилер перегнулся через стену и крикнул по трийски:

– Остановись, Пракстин-Тар! Ты подъехал достаточно близко.

Военачальник миролюбиво поднял руки, но коня останавливать не стал.

– При мне нет оружия, Люсилер. Мы все не вооружены. Нам надо с тобой поговорить.

– Говори с нами оттуда! – крикнул Ричиус. Услышав его голос, двое нарцев посмотрели на него, и их глаза изумленно раскрылись: они явно его узнали.

– Это и тебя касается, Кэлак, – ответил Пракстин-Тар. – Тебе необходимо с нами встретиться. Мы едем в крепость.

Не повинуясь приказу Люсилера, Пракстин-Тар повел свой маленький отряд к бронзовым воротам. Воины оттеснили толпу любопытных подальше от ворот.

– Мы будем с ним говорить, – решил Люсилер. – Пойдем, Ричиус.

Они поспешно спустились с башни и, встав за воротами, стали дожидаться военачальника. С обеих сторон ворот встало по три лучника, готовых к стрельбе, и еще несколько лучников выстроились на стене, готовые сразить незваных гостей. Ричиус приблизил лицо к решетке и пристально посмотрел на нарцев. Нет, он никогда не видел этих лиц.

Вэнтран собрался, готовясь к любой хитрости пришельцев.

Когда военачальник оказался в пятнадцати шагах от ворот, Люсилер приказал:

– Дальше нельзя.

Пракстин– Тар остановил свой отряд.

– У нас есть к тебе разговор, Люсилер! – Тут он ухмыльнулся Ричиусу. – И к тебе, Кэлак.

– Ричиус Вэнтран? – спросил юный нарец. – Это вы?

– Это я, – подтвердил Ричиус. – А ты кто? Юноша выпрямился в седле.

– Меня зовут Алазариан Лет, и мне нужно с вами поговорить. Это очень важно.

– Лет? – переспросил Ричиус. Он стремительно обернулся к Люсилеру. – Люсилер, не пускай сюда эту мерзость! Они – талистанцы!

– Я не талистанец, – заявил нарец постарше. Не обращая внимания на приказ Люсилера, он подвел коня к самым воротам и гневно посмотрел на Ричиуса. – Ты меня не узнаешь? Я Джал Роб из Арамура!

Под его яростным взглядом Ричиус отпрянул назад.

– Джал Роб? – повторил он. – Разве я с тобой знаком?

– Назад! – приказал Люсилер..

Повинуясь взмаху его руки, вперед вышли копьеносцы и просунули свое оружие через решетку. Пракстин-Тар криком отозвал своего спутника назад. Нарец неохотно отъехал.

– Ты меня не помнишь? Живешь тут припеваючи, когда арамурцы гибнут!

– О чем ты, к черту, говоришь? – вопросил Ричиус. – Кто ты такой?

– Не надо, прошу тебя! – крикнул мальчик. – Джал, вернись назад!

Люсилер посмотрел на Ричиуса:

– Ты их знаешь?

– Нет, – ответил Ричиус.

– Он забыл! – ехидно воскликнул назвавшийся Джалом. – Он все забыл об Арамуре! Я священник, но тебе этого не вспомнить, да?

– Священник? – пробормотал Ричиус. В его памяти возникли туманные воспоминания, и он вдруг увидел крохотную церквушку в Арамуре – одну из церквей Эррита. – А, вспомнил! Ты – из приятелей Эррита.

– Бог мой, какая память! – откликнулся Джал Роб. – Уже нет, Шакал. У меня украли мою церковь, и все из-за тебя!

– И потому ты привез с собой талистанскую шваль, поп? – Ричиус указал на паренька. – Зачем он здесь? Посланец Бьяджио?

– Да! – горячо ответил юноша. – Пожалуйста, король Ричиус, если бы вы согласились выслушать…

Ричиус ушам своим не поверил. Очередное послание от Бьяджио вполне могло означать конец света.

– Что тебе нужно? – зарычал он. – Отвечай быстро, иначе, клянусь, я прикажу этим воинам тебя прикончить!

– Люсилер, Кэлак не хочет слушать, – заговорил по трийски Пракстин-Тар. – Усмири его. Нам надо говорить с тобой. Люсилер положил руку Ричиусу на плечо.

– Ричиус…

– Я слышал! – огрызнулся Ричиус. – Давай, военачальник. Говори.

Пракстин– Тар набрал полную грудь воздуха и заговорил. Раб начал переводить нарцам его слова.

– Я здесь только с миром, – начал Пракстин-Тар. Он указал на юного талистанца. – У этого юноши «дар небес». Это он истинный наследник Тарна, а не я.

– Лоррис и Прис! – ахнул Люсилер. – Ты хочешь сказать, что он владеет силой?

– Как Тарн, – подтвердил Пракстин-Тар. – Он поистине одарен богами. Я это видел. Он исцелил Криниона.

– Не верю! – сказал Люсилер.

– Исключено! – вмешался Ричиус. – Он же талистанец!

– Он – дверь в небеса! – объявил военачальник. – И он наполовину триец. Его отец был из Люсел-Лора. У него есть дар, я клянусь.

Ричиус и Люсилер недоверчиво переглянулись. Им обоим не приходилось видеть, чтобы Пракстин-Тар держался так искренне и спокойно. А Алазариан Лет выглядел удивительно неуместно. Из всего этого отряда опасным казался только Джал Роб.

– Ты просишь о перемирии, Пракстин-Тар? – спросил Люсилер. – Прекрасно. Я приму твое предложение мира – как только увижу, что ты и твои полчища ушли из Таттерака. Уходи и больше никогда не возвращайся.

– Не могу, – ответил Пракстин-Тар. – У юноши дело к Кэлаку. Поэтому я привез его сюда.

– Что за дело? – Ричиус посмотрел на Алазариана. – Зачем ты здесь, мальчик?

Алазариан Лет выдвинулся вперед.

– Я проделал длинный путь, чтобы увидеть вас, король Ричиус, – из самой империи. Понимаете, дело идет об Арамуре.

– При чем тут Арамур?

– Там беда. Мой отец… – Паренек пожал плечами. -… Мне следовало бы сказать – отчим, Элрад Лет, – он теперь правитель Арамура.

– Я это знаю.

– Ты напрасно тратишь время, Алазариан, – вмешался Джал Роб. – Ему нет никакого дела до Арамура. -

Священник возмущенно посмотрел на Ричиуса. – Твою родину превратили в отхожее место Талистана, Вэнтран. Этот юноша приехал в такую даль, чтобы сказать тебе об этом и помочь тебе вернуть ее. Но ты согласен разговаривать с ним только через решетку. Жалкий трус…

– Прекрати! – крикнул Алазариан. Подойдя к воротам, он встал лицом к лицу с Ричиусом. – Не отправляйте меня ни с чем, король Ричиус. Я приехал, чтобы помочь вам вернуть себе Арамур.

Его слова смутили Ричиуса.

– Тебя прислал Бьяджио? Это какой-то обман? Потому что тогда…

– Это не обман, – заверил его Алазариан. – Я приехал в эту даль для того, чтобы доставить письмо от императора, и если вы сейчас отправите меня ни с чем, то я не знаю, что мне делать.

Почему– то Ричиус ему поверил. В его глазах отражалась искренность. Даже если его прислал Бьяджио, сам он, похоже, всего лишь одна из пешек императора.

– Что значат твои слова о том, будто я могу вернуть Арамур обратно?

– Это долгая история, – ответил Алазариан. – Откройте ворота и позвольте мне все вам объяснить.

– Объясняй оттуда.

– Да ради Бога, открой ты ворота, Вэнтран! – насмешливо фыркнул Джал Роб. – Хоть раз в жизни перестань трусить!

– Молчи, священник, – бросил ему Ричиус и снова перевел взгляд на Алазариана. – Я мало хорошего видел от Бьяджио, и когда ты называешь это имя, я начинаю тревожиться.

– Я понимаю. Но я клянусь вам, тут нет никакого обмана. Если только вы разрешите мне с вами поговорить, дадите объяснить, почему я приехал…

– Ладно, – согласился Ричиус. Он сказал Люсилеру: – Давай открывай ворота.

Люсилер покачал головой:

– Ричиус…

– Не страшно, они же без оружия, – успокоил его Ричиус. Тут он бросил хмурый взгляд на Джала Роба. – Только пусть вот за этим присматривают. Священник злобно улыбнулся.

– Не бойся, Вэнтран. Я тебе ничего плохого не сделаю.

Воины Люсилера открыли ворота и, хлынув наружу, плотно окружили Пракстин-Тара. Вид у военачальника был оскорбленный, но сопротивляться он не стал. Высоко подняв голову, он позволил врагам завести себя в Фалиндар и оказался наконец лицом к лицу с Люсилером.

– Мир! – сказал Пракстин-Тар. – На том мое слово, Люсилер Фалиндарский. Люсилер прищурился.

– Посмотрим. – Он взглянул на Алазариана и снова перешел на нарский. – Военачальник говорит, что у тебя «дар небес». Это – серьезное заявление.

Алазариан пожал плечами:

– Я – целитель. Больше я ничего объяснить не могу. Когда я прикасаюсь к человеку, я могу почувствовать его мысли и прочесть его прошлое. И я могу лечить болезни.

– Он излечил сына военачальника, – заявил Роб. – Небом клянусь, что он говорит правду.

Ричиус подошел к Алазариану и всмотрелся в его лицо. Волосы у юноши были мягкие, кожа – очень светлая, а в глазах особый блеск, напомнивший ему Тарна. У него были черты полукровки, такие же, как у Шани.

– Мальчик, – заговорил Ричиус, – ты не мог выбрать худшего времени для своего приезда. Я надеялся, что навсегда распрощался с Наром. Но я с тобой поговорю.

– Распрощался с Наром! – злобно вскрикнул Роб. – И с Арамуром тоже?

Ричиус не ответил на его укол.

– Пойдем со мной, – сказал он Алазариану. – Но оставь священника здесь.

– Я пойду с вами, – предложил Люсилер.

– Нет. Ты останься поговорить с Пракстин-Таром. Узнай, говорил ли он искренне. И присматривай за святошей.

– Куда мы пойдем? – спросил Алазариан. Ричиус усмехнулся.

– Прежде чем ты попытаешься меня отсюда увести, тебе надо кое с кем встретиться.

Поднявшись по двумстам ступенькам, Алазариан совершенно вымотался. Ричиус Вэнтран увел его в глубь цитадели, по бесконечным коридорам в одну из многочисленных башен крепости. В главном зале собралась немалая толпа людей, подозрительно глядевших на Алазариана, но тот уже успел привыкнуть к любопытным взглядам и перестал стесняться своих далеких родичей. Вроде бы Ричиус Вэнтран тоже не обращал внимания на устремленные на него взгляды. Он шел совершенно спокойно, время от времени приветствуя друзей взмахом руки, взбегал по винтовым лестницам, явно куда-то направляясь. Через окна в форме бойниц открывался вид на Люсел-Лор и армию Пракстин-Тара, по-прежнему стоявшую лагерем у подножия холма. Усталый Алазариан поднимался по ступенькам следом за Ричиусом, пока у него ноги не разболелись так, что, казалось, он больше не может сделать ни шага. И именно в эту секунду Ричиус вывел его в бесконечный коридор.

Алазариан привалился к стене, пытаясь отдышаться. Бесконечное путешествие отняло у него все силы. Вэнтран наконец заметил его состояние.

– Что с тобой? – спросил он, взяв Алазариана за плечо. Алазариан безотчетно сбросил его руку.

– Все хорошо, – ответил он. – Я просто устал.

– Тогда пойдем. В моих комнатах тебе будет где сесть.

– В ваших комнатах? Вы меня в них ведете?

Вэнтран не ответил. Он зашагал по великолепному коридору, выложенному отполированным белым камнем, пока не оказался у приоткрытой двери. Не потрудившись постучать, он зашел внутрь, замедлив шаги, чтобы Алазариан его догнал.

– Ричиус? – окликнули его из комнаты. – Где ты был?

Алазариан вошел в комнату. Там была женщина с ребенком. Женщина была удивительно красива, а от взгляда, который она устремила на Алазариана, у юноши захватило дыхание. Ребенок, сидевший рядом с женщиной на полу, тоже смотрел на незнакомого человека. На коленях у женщины лежали кипа бумаги и перо. Женщина не стала вставать, а только пытливо смотрела на Алазариана.

– Алазариан Лет, – сказал Ричиус, – это…

– О, я знаю, кто это. – Перешагнув через порог, Алазариан улыбнулся. – Вы – Дьяна. Я видел вас в мыслях Бьяджио. Это заявление ошеломило Дьяну.

– Что?

– В мыслях Бьяджио? – переспросил Ричиус. – О чем ты говоришь?

Алазариан опомнился.

– Простите. Звучит совершенно бессмысленно, правда? Это действительно трудно объяснить.

– Ричиус, кто это? – спросила Дьяна. Она не всполошилась, что понравилось Алазариану, но и спокойной она себя явно не чувствовала. – Ты с ним знаком?

– Скорее нет, Дьяна, – ответил Ричиус. Он нагнулся и поцеловал жену и дочь. – Алазариан приехал из Нара.

– Точнее, из Арамура, – смущенно уточнил юноша.

– Из Арамура! – откликнулась Дьяна. – О! Ричиус уселся на полу рядом с женой и ребенком, а Алазариану указал на стул.

– Садись. Нам надо о многом поговорить.

Растерянный Алазариан послушно сел. Глубоко вздохнув, он немного успокоил свои нервы и приготовился к длинному объяснению, которое ему предстояло сделать. Как это ни странно, Ричиус Вэнтран смотрел на него с терпеливым вниманием, будто принимал посетителей из Нара каждый день. Казалось, даже ребенок чувствует себя совершенно непринужденно. У девочки были нарские глаза, но белая кожа матери, и Алазариан понял, что смотрит на копию самого себя в детстве. Дьяна Вэнтран тоже заметила это сходство.

– Вы не просто нарец, – проговорила она. – В вашей внешности есть что-то трийское.

– Он триец, – подтвердил Ричиус. – Точнее, наполовину триец. Он – сын Элрада Лета, Дьяна. Лет – правитель Арамура. Только на самом деле Лет тебе не отец, правильно, Алазариан?

Алазариан кивнул.

– Моего настоящего отца звали Джакирас. Он был' телохранителем какого-то торговца, но я его никогда не видел. Он втайне любил мою мать. Я родился…

Он резко остановился и отвернулся, совершенно смешавшись. Ему не хотелось изливать свою душу перед этими незнакомцами.

– Ничего страшного, – сказала Дьяна. – Вам необязательно это нам рассказывать.

– Но ты должен сказать нам, почему ты оказался здесь, – потребовал Ричиус. Он закрыл глаза и вздохнул. – Дьяна, Алазариан приехал из Арамура. Он говорит, что его послал Бьяджио.

Спокойствие Дьяны мгновенно испарилось.

– Бьяджио? Зачем?

– Алазариан говорит, что приехал вернуть мне Арамур.

– Нет, – уточнил Алазариан. – Я не могу его вам вернуть. Я приехал помочь вам отвоевать его.

– Каким образом? – недоверчиво спросила Дьяна. – И откуда вы знаете Бьяджио?

– Он – целитель, Дьяна, – вмешался Ричиус. – Пракстин-Тар утверждает, что у него «дар небес».

– Как у Тарна?

– Да, – подтвердил Алазариан. – Именно поэтому я смог увидеть вас в мыслях Бьяджио. Я встретился с ним в Черном Городе. Я прикоснулся к нему. И когда я это сделал, я почувствовал его мысли. Вы там были, леди, в нем.

– Бьяджио – безумец, – заявила Дьяна.

– Нет, миледи. Он был безумен, но это прошло. – Алазариан встал и подошел к ней. – Вы провели с ним немало времени. Это вы начали перемены, которые в нем произошли. Вы знаете, о чем я говорю.

Дьяна покачала головой.

– Никто не способен настолько измениться.

– И в особенности Бьяджио, – добавил Ричиус.

– Пожалуйста! – взмолился Алазариан, опускаясь перед ними на колени. – Я проехал столько миль, чтобы вас увидеть! Пока я пытался сюда попасть, меня несколько раз чуть было не убили – даже мой так называемый отец. И я умоляю вас обоих – просто выслушайте меня!

Ричиус серьезно кивнул.

– Продолжай. Скажи нам, зачем Бьяджио послал тебя сюда.

– Он хочет с вами договориться. Он теперь император.

– Знаю.

– Ну так он готов вернуть вам Арамур – если вы ему поможете.

– Как именно я могу ему помочь? Алазариан приготовился к взрыву.

– Ему нужно, чтобы вы вместе с ним выступили против Талистана. Вы нужны ему, чтобы победить моего деда.

Ричиус с Дьяной переглянулись, но оба ничего не сказали.

– Тэссиса Гэйла, – пояснил Алазариан. – Короля Талистана.

– Я знаю, кто твой дед, мальчик. Но зачем Бьяджио нужно, чтобы я воевал с Талистаном? Они всегда были союзниками. И с чего это ему вдруг понадобилась моя помощь?

– Обстоятельства изменились, король Ричиус, – вы даже не представляете себе, как сильно. Талистан совсем не такой, каким он был, когда вы уехали, а император Бьяджио не так силен, как вы думаете. Теперь у него много врагов, и моему деду это известно. Мой дед планирует бросить Бьяджио вызов. Вы понимаете, что это означает? Ричиус кивнул:

– Очень большую войну.

– Я не понимаю, – сказала Дьяна. Она гладила дочь по головке, прижимая ее к себе. – Вы ведь из Талистана? Почему вы тогда говорите такие слова?

– Пусть я талистанец, миледи, но я понимаю, что мой дед не прав. Он потерял рассудок. Это происходило с ним постепенно, а после смерти моей матери ему стало хуже. Ее гибель свела его с ума окончательно.. Ричиус Вэнтран нахмурился:

– То, что ты делаешь, – предательство, – сказал он. – Ты это понимаешь? Тэссис Гэйл все равно тебе родня.

– Вы ошибаетесь, – возразил Алазариан, уязвленный обвинением. – Разве это предательство – хотеть мира? Ричиус рассмеялся.

– Мальчик, Бьяджио не хочет мира. Он воспользовался тобой. Ты – просто его пешка.

– Неправда! Я к нему прикоснулся. Я ощутил в нем правду. Дьяна осуждающе посмотрела на мужа.

– Я ему верю, Ричиус. По-моему, ты слишком поспешно его осуждаешь.

– Ладно. Но это все равно предательство. Как ты это ни назови, но ты отворачиваешься от своей собственной семьи и страны. Поверь мне, я знаю. Мы с тобой не такие уж разные.

– У меня нет выбора, – заявил Алазариан. – Мой дед болен.

– Вот как? Тогда почему бы тебе просто его не вылечить?

– Что?

– Воспользуйся своими силами. Если ты действительно владеешь магией, то почему ты не вылечишь собственного деда? Алазариан рассмеялся.

– Это не так просто.

– Откуда ты знаешь. Ты пробовал?

– Ну… вообще-то нет, – признался Алазариан. Ему и в голову не приходило излечить своего деда. – Но не думаю, чтобы у меня получилось. И вообще я не могу показать ему свои способности. Он ничего не знает, и я пообещал матери, что никогда ему не расскажу.

– Леди Калида, – сказал Ричиус. – Она умерла? Алазариан кивнул.

– Приношу тебе мои соболезнования. Она не была таким животным, как ее брат.

– Брат? – переспросила Дьяна.

– Блэквуд Гэйл, – пояснил Ричиус. Лицо Дьяны окаменело:

– А!

– Король Ричиус, – встревожено проговорил Алазариан, – я здесь не потому, что я предатель. Я здесь потому, что Бьяджио решил, что вы ко мне прислушаетесь. – Наконец он запустил руку за пазуху и извлек послание, которое так давно вручил ему Бьяджио. В пути бумага смялась и стала серой, но конверт был по-прежнему запечатан, в ожидании, когда он попадет в руки адресата. Алазариан протянул его Ричиусу.

Арамурец оказался осторожным.

– Что это?

– Письмо от Бьяджио. Он дал мне его, когда я был в Черном Городе. Это – мое поручение, король Ричиус.

Ричиус принял у него из рук конверт, однако вскрывать его не стал. Его жена придвинулась к нему ближе, и вид у нее был не менее обеспокоенный. Их маленькая девочка хихикала, как будто решила, что это игра.

– Я точно не знаю, что там говорится, – сказал Алазариан, – но Бьяджио пообещал, что из него все станет понятно. Дьяна легонько подтолкнула мужа.

– Ты собираешься его читать?

– Мне страшно, – признался Ричиус.

Однако он со вздохом распечатал конверт, извлек лист с письмом и развернул его так, чтобы Дьяна тоже могла его прочесть. Они вместе молча просмотрели письмо, а когда закончили его читать, то уставились на бумагу, потрясенно моргая глазами.

– Он хочет получить помощь трийцев, – прошептал Ричиус. – Боже, да он совершенно сумасшедший! Алазариан спросил:

– Это все, что там написано?

– Нет. Еще он хочет, чтобы я приготовил армию к первому дню лета. Он хочет, чтобы я напал на Арамур!

– Да, – признался Алазариан, – про трийскую армию я знал. Но к первому дню лета… – Он пожал плечами. – Об этом я не знал. До него осталось совсем недолго.

– И это все, что ты можешь сказать? – Ричиус швырнул письмо на пол между ними. – Бьяджио хочет, чтобы я ввел в бой армию трийцев. В письме написано, что он поведет против Талистана еще одну армию – армию горцев. И он даже заручился присутствием какого-то дредноута!

Несмотря на абсурдность услышанного, Алазариан рассмеялся. У Бьяджио были внушительные планы.

– Король Ричиус, – сказал он, – я понимаю, что это похоже на сумасшествие, но здесь каждое слово – правда. Бьяджио намерен сокрушить Талистан раньше, чем мой дед начнет мировую войну. Чтобы это сделать, ему нужна ваша помощь. Он подумал, что вы сможете привести с собой львиных всадников с дороги Сакцен. Правда, их там нет, я это знаю. Но здесь, в Фалиндаре, у вас есть армия! Если вы поведете ее в бой, Арамур снова сможет стать вашим.

– Вот мерзавец! – воскликнул Ричиус. – Манит меня Арамуром, словно это пряник!

– Нет, – запротестовал Алазариан, – вы ошибаетесь. Вы действительно ему нужны. Он сказал мне, что найдет других союзников, но что их будет мало. Вы должны начать атаку на востоке. – Он поднял письмо и встряхнул его. – И готов поспорить, что Бьяджио начнет атаку в тот же самый день. И дредноут тоже, правильно?

– Так здесь сказано.

– Ну, так как же? Вы не считаете, что это получится? Вы можете получить Арамур обратно! Ведь вы хотите этого?

Король ему не ответил. Он не смотрел ни на кого, в том числе и на жену. Дьяна Вэнтран обняла мужа за плечи, но и она молчала.

– Король Ричиус, – тихо проговорил Алазариан, – это не обман. Бьяджио отдаст вам Арамур, но вы должны ему помочь.

– Нет, – выдохнул Ричиус, – я не могу!

– Вы должны! Это же входит в план Бьяджио! Если вы не присоединитесь к нему, он не сможет победить. Талистан нанесет ему поражение, и тогда в Наре будет война.

– Война в Наре! – презрительно бросил Ричиус. – А что в этом нового?

– Такой войны, как эта, еще не было, – возразил Алазариан.

– Это не имеет значения.

– Имеет! – возмутился Алазариан. – Как вы можете сидеть здесь и спорить со мной? Бьяджио дает вам возможность получить обратно вашу родину! Неужели вам все равно?

Ричиус поднял руки, словно признавая свое поражение.

– Прекрати, пожалуйста…

– Послушайте меня, – настаивал Алазариан, – Арамур не такой, каким вы его оставили. Элрад Лет держит вашу страну железной хваткой. Ваших подданных превращают в рабов. Вы должны им помочь!

– Не могу! – зарычал Ричиус. – Ты хочешь, чтобы я привел в Арамур армию. Какую армию? Львиные всадники от нас ушли, и я не повелитель Фалиндара. У меня нет воинов.

– Тогда придите сами. Вернитесь в Арамур с Джалом и со мной. Вы можете возглавить Праведников Меча. Они повстанцы, арамурцы, как и вы. Джал Роб – их предводитель. Но если бы вы вернулись, вы смогли бы стать их вождем. И кто знает, что это дало бы? Вы могли бы превратить их в свою армию, их и всех, кто захочет к вам примкнуть. Вы могли бы…

– Хватит! – оборвал его Ричиус. – Я выслушал тебя, Алазариан. Я услышал все, что ты имел мне сказать. Но теперь ты должен меня выслушать. Я привел тебя сюда, чтобы ты увидел мою жену и дочь. Это моя семья. У меня здесь наконец началась нормальная жизнь. Это было нелегко, но мы вместе справились. Я не собираюсь повернуться спиной к этой моей жизни, как я сделал это со своей прежней. И никакие твои слова не заставят меня передумать.

Алазариан пришел в ужас.

– Но вы нужны Арамуру! Вы же не можете просто забыть о своем народе!

– Я был нужен Арамуру и два года назад, когда я покинул его. Я переменил все, уехав в Люсел-Лор. Но прошлого я переменить не могу.

– Вы ошибаетесь! – воскликнул Алазариан. – Именно это вы и могли бы сделать. Вам нужно только набраться храбрости и попробовать.

Ричиус засмеялся.

– Ты слишком молод, ты не понимаешь.

– Нет, понимаю! – отрезал Алазариан. Он встал и посмотрел на Ричиуса сверху вниз. – Все именно так, как мне говорил Джал Роб. Вы трус!

– Я не трус! – Ричиус начал было вставать, но успокаивающее прикосновение Дьяны к его плечу удержало его на месте. – У тебя нет права меня так называть!

– А у вас нет права жить спокойно здесь и блаженствовать, пока ваш народ страдает! Знаете, что я думаю? Я думаю, что у тебя нет чести, Шакал! – Алазариан огорченно покачал головой. – Ты совсем не такой, как я ожидал. Сникнув, Ричиус Вэнтран отвел взгляд.

– Мне очень жаль, – тихо проговорил он. – Я тебе помочь не могу.

Алазариан стоял над маленьким семейством в полной растерянности, не зная, что делать. Он был возмущен, но не мог заставить себя уйти.

– Что мне сказать, чтобы вас убедить? – спросил он. – Что может заставить вас передумать?

– Ничто, – ответил Ричиус.

– В это я не верю.

– Вот как? А напрасно. Потому что ты зря потратил время, приехав сюда.

– Да, – презрительно усмехнулся Алазариан, – теперь я это вижу.

– Почему вы приехали? – спросила Дьяна. – Я имела в виду – почему Бьяджио послал вас?

– Бьяджио знал, что мне хочется попасть в Люсел-Лор, миледи. Он знал, что я хочу разобраться в себе, понять, кто я и что я.

Дьяна искренне опечалилась.

– Как Тарн.

– Да, сударыня. – Пожав плечами, Алазариан добавил: – Я ищу ответы.

– И нашли хоть один?

Алазариан адресовал свой ответ ее мужу.

– Я нашел только одни разочарования, сударыня.

И оставив за собой эти слова, Алазариан повернулся и ушел из спальни. Когда он перешагивал через порог, у него в голове возник образ хохочущего Джала Роба.

 

36

Джал Роб затаил дыхание.

Он превратился в тень и призраком скользнул по замку. Луна поднялась высоко. У него гулко билось сердце, так что в голове громыхало. Он старался не упустить из виду свою добычу, оставаясь невидимым и бесшумным, словно ветерок. Вслед за Ричиусом Вэнтраном он крался до конюшни на восточной стороне цитадели, деревянного строения, в котором не было никого, кроме сонных лошадей. Шум Фалиндара остался позади, и сюда доносился только далекий рокот прибоя. А здесь, в конюшне, тишину нарушали только одинокие размышления Вэнтрана.

– Привет, дружок, – прошептал Вэнтран, не замечая своей незваной тени. Заглянув за угол, Джал увидел, как молодой человек вошел в денник и начал гладить холку гнедого коня. – Как живешь? – спросил он у животного.

На лице Вэнтрана застыла грустная улыбка. Джал отступил назад, прислонился к стене и стал слушать. Пока Вэнтран его не замечал.

«Спокойнее, – укоризненно сказал себе Джал. – Не шуми».

Но не шуметь было трудно. Он может выдать себя одним вздохом. Закрыв глаза, он заставил себя сохранять спокойствие. Выследить Вэнтрана оказалось довольно сложно. Он шел за молодым королем от самой цитадели, надеясь поговорить с ним наедине, толком не зная, что именно собирается сделать. Им двигала ярость.

«Я это сделаю, – решил он. – Он это заслужил!»

Очень медленно Джал достал из-за пояса кинжал – единственное оружие, которое он захватил с собой в Фалиндар. Он не был убийцей, но сегодня был готов им стать. Как и Алазариан, он проделал слишком долгий путь, чтобы вынести еще одно предательство. Если Вэнтран откажется им помочь…

«Боже милосердный! – молча взмолился Джал. – Дай мне сил докричаться до этого дьявола!»

Он прислушался к небесам, ничего не услышал и в своем гневе принял молчание за знак одобрения. Джал понимал, что должен действовать быстро. Если Вэнтран собирается уехать верхом, шанс будет упущен. Но почему-то Роб не мог отойти от стены.

«Я могу это сделать. Я должен!»

Он еще раз заглянул за угол. Как это ни странно, Вэнтран не стал садиться на коня. Он только рассеянно, словно в тумане, поглаживал коня по шее. Ричиус стоял почти спиной к Джалу, но голову повернул в профиль, и на лице его была печаль.

– Они хотят, чтобы я вернулся с ними обратно, Огонь, – прошептал Вэнтран. – Они хотят, чтобы я снова стал королем. Но я не могу. Мне страшно.

Джал стиснул зубы. Никто не заслужил смерти больше, чем Вэнтран. Даже Элрад Лет не был настолько виновен. Лет был убийцей и зверем, но он не был предателем. Он не оставил свой народ на избиение.

– Жаль, что ты не разговариваешь, – добавил Вэнтран со смешком. – Дьяна отказывается со мной говорить. Она боится, что я снова ее оставлю. И Шани тоже.

«Ты же король, будь ты проклят! – кипел Джал. – Это твой долг!»

– … И даже если бы я поехал, какой от меня толк? Трийской армии, которую просит Бьяджио, не существует. Арамуру без меня будет лучше.

Эти последние слова привели Джала в движение. Подняв кинжал, он выскочил из темноты, схватил Вэнтрана за шею и выволок из стойла, приставив острие клинка к его горлу. Конь испуганно заржал. Вэнтран отчаянно лягался. Джал изменил захват и зарычал, оттаскивая Вэнтрана назад:

– Вот в этом ты прав! Арамуру без тебя лучше!

Вэнтран сопротивлялся, пытаясь разомкнуть руки Джала. Он хватал ртом воздух и пытался крикнуть, но только слабо хрипел. Джал приставил кончик кинжала к щеке противника и поранил кожу до крови, чтобы придать своим словам убедительности.

– Прекрати! – приказал он. – Иначе я выпущу тебе кишки, как котенку.

Вэнтран прекратил вырываться и замер в объятиях Джала. Его грудь тяжело поднималась и опускалась в судорожном дыхании.

– Что… ты… делаешь?

– Свожу старые счеты, – ответил Джал. – Ты не желаешь встать на нашу сторону? Тогда ты подохнешь!

Джал снова сжал руки, заставив Вэнтрана встать на колени. От удушья лицо Ричиуса побагровело. Еще немного – и он задохнется. Однако Джал не смягчился. Приблизив губы к самому уху Вэнтрана, он прошептал:

– Ты это заслужил, предатель! И ты заплатишь за то, что сделал с Арамуром!

– Гори ты в аду, священник! – прохрипел Вэнтран.

– О, вполне возможно. Но ты меня там встретишь!

Джал снова приставил кинжал к шее Вэнтрана. Ричиус закрыл глаза и попытался вырваться, но его силы заканчивались. Почувствовав клинок у горла, он попытался крикнуть, но Джал навалился на него всем телом, готовясь нанести смертельный удар, – и не смог воткнуть кинжал. Почему-то все его тело начала сотрясать дрожь.

– Тебя надо убить, будь ты проклят! – воскликнул он. – Черт возьми, уж кто-кто, а ты это заслужил!

Секундной паузы Вэнтрану хватило. Он двинул Джала локтем в живот и сразу резко ударил головой назад. Джал вскрикнул от неожиданной боли, кинжал упал в грязь. Вэнтран вскочил и лягнул Джала в грудь, отбросив от себя. Но Джал, не дожидаясь следующего удара, перекатился и вскочил с ловкостью тигра, и его кулак полетел прямо в лицо Вэнтрана. Удар попал в цель, из рассеченной губы брызнула кровь. Вэнтран покачнулся, но снова бросился вперед, взревев от ярости. Он налетел на Джала, отчаянно стиснул его руками и прижал к стене конюшни. Из легких Джала с хрипом вырвался воздух. Окровавленное лицо Вэнтрана было полно ненависти.

– Теперь подохнешь ты, поп! – взревел он.

Однако Джал не сдался. Ослепнув от злобы, он упал, увлекая за собой Ричиуса. Он отбивался ногами и руками, он с криком колотил своего противника. Они катались в грязи, обмениваясь ударами. Джалу уже начало казаться, что он берет верх над противником, но в эту секунду пальцы Вэнтрана нашли упавший кинжал. Второй рукой он сжал горло Джалу.

– Проклятый убийца! – прошипел Вэнтран сквозь зубы. – Надо бы проткнуть тебя, как таракана!

Джал лежал на спине. Капли пота со лба Вэнтрана падали прямо Джалу на лицо.

– Давай! – просипел Джал. – Убей меня!

– Ох, надо бы! – выдохнул Вэнтран. На его искаженное, избитое лицо страшно было смотреть.

– Ты трус! – бросил ему Джал прямо в лицо. – Убей меня! Отправь меня к Богу, сделай милость!

Вэнтран медленно разжал хватку на горле священника, кинжал бессильно опустился. Джал заглянул ему в глаза, ненавидя его, отчаянно желая умереть немедленно, пока у него хватает мужества смотреть смерти в лицо. Все что угодно, лишь бы не возвращаться в Арамур…

– За что? – спросил Вэнтран. – Что я тебе сделал? Джал закрыл глаза.

– Ты еще спрашиваешь? Ты убил нас, Вэнтран. Ты погубил нас!

И Джал заплакал. Он не понимал, откуда пришли эти слезы, но не в силах был с ними справиться. Не владея собой, он прижал ладони к лицу и зарыдал.

– Будь ты проклят! Посмотри на меня! Посмотри, что ты с нами сделал!

Джал перекатился на живот и ткнулся окровавленным лицом прямо в грязь, не в силах смотреть на короля. Навалилось ошеломительное чувство вины, осознание греха нарушения Заповедей, и обуревавшая его ярость сменилась нестерпимой печалью. Стоящий рядом на коленях Вэнтран осторожно прикоснулся к его плечу.

– Ты имеешь право меня ненавидеть, – тихо проговорил он. – Я проклят, Джал Роб. Я сделал тебе зло, я это понимаю.

Джал все еще не мог отвечать.

– Я не король Арамура, – продолжал Вэнтран. – Ты проделал свой дальний путь напрасно.

– Ты нас бросил, – с трудом выдавил Джал. – Ты нас погубил…

– Мне очень жаль…

– Жаль? Жалостью нам не поможешь! Земля истекает кровью, но ты не хочешь этого видеть! Твой народ гибнет, а ты ничего не делаешь. Ты – шакал, настоящий шакал!

Вэнтран опустил голову.

– Ты не понимаешь. Я не могу вернуться в Арамур. После того, что случилось – не могу.

Джал схватил его за руку.

– Ты ошибаешься, – сказал он. – Ты – наша единственная надежда.

– Но… мне страшно.

– И пусть будет страшно. Страх – это не грех. Грех совершается тогда, когда мы бездействуем, когда не решаемся сделать то, что должно сделать, что правильно.

Ричиус Вэнтран печально улыбнулся.

– Моя родина, – сказал он. – Арамур…

– Ты нам нужен! – умоляюще воскликнул Джал, забывший про кровь и слезы, покрывшие его лицо. – Пожалуйста!

– У меня нет армии.

– Мы найдем тебе армию. – Джал сел и снова посмотрел в лицо своему королю. – Ты возглавишь Праведников Меча.

– Они меня не примут.

– Примут. Я их заставлю! – Джал обхватил Вэнтрана за плечи, и двое измученных людей почти упали друг другу в объятия. – Вы – король, государь.

* * *

Дети смеялись, собаки лаяли. Веселье Фалиндара выплескивалось за его стены, наполняя ночь добротой и радостью. Мирное предложение Пракстин-Тара настроило осажденных на праздничный лад. Цитадель сияла от свечей и факелов. На каком-то дворе играла музыка. Стоя там, откуда открывался вид на океан, Алазариан слышал веселый смех танцующих женщин. Он повернулся спиной к цитадели и поднял воротник, пытаясь защититься от ночной прохлады. Подняв камень, он сбросил его с обрыва и стал смотреть, как он летит далеко вниз, в окутавшую океан тьму.

Ричиус Вэнтран оттолкнул его. Алазариан проехал столько миль ради этой встречи, он вынес предрассудки Джала и покушение Шинна, он совершил чудо, добившись расположения Пракстин-Тара… Он сделал так много, и только для того, чтобы его отвергли! Мрачное настроение Алазариана окончательно испортило ему вечер. Он был рад, что Пракстин-Тар остановил свою войну, но его миссия заключалась в том, чтобы принести мир в Нар, а не в Люсел-Лор. В этом он потерпел неудачу, и она была невыносима.

Тень Фалиндара легла ему на плечи, пригибая к земле. Совсем недавно это фантастическое сооружение внушало благоговейный трепет, но теперь оно превратилось в памятник его глупости, и Алазариану не хотелось на него смотреть. Ему не хотелось танцевать, не хотелось быть с трийцами… Он мог только лелеять обиду.

Алазариан горько засмеялся.

– Видел бы меня сейчас Лет! Он бы сказал, что я веду себя как ребенок. – Он поднял новый камешек и бросил его вниз. – А я и есть ребенок, идиот!

Вернувшись в Арамур, он снова встретится со своим так называемым отцом, но на этот раз уже как Праведник Джала. Он поднимет на Лета оружие и сделает все, что в его силах, чтобы выиграть войну Бьяджио. Да, он будет рисковать жизнью, но Алазариан вдруг почувствовал, что совершенно не боится смерти. У него нет матери, которая его любила бы, жизнь не хочет давать ответ ни на один вопрос, и весь проделанный путь оказался напрасным. И хотелось Алазариану только вернуться в Нар во главе какой-нибудь армии. Чтобы Лет увидел его таким, с мечом в руке.

А дед? Что подумает о нем Тэссис Гэйл? Алазариан не питал ненависти к старому королю – он ненавидел только Лета. Старика он жалел. Дед убит горем и повредился умом, и его старческий маразм вынудил императора действовать. В свое время Тэссис Гэйл совершил немало зверств. Наверное, он не меньше Лета заслуживает смерти, но в старом короле ощущалась какая-то жалкая невинность. Будь он в здравом рассудке, все обстояло бы иначе.

Алазариан посмотрел на свои руки и вспомнил о том, как его отчитал Вэнтран. Может ли он исцелить деда? Возможно ли такое? Его силы велики, но вряд ли он смог бы исцелить не только больное тело, но и больной разум. Джал говорил, что разум – это душа, а душа находится в ведении Бога.

– Ну, я не Бог, – сказал Алазариан, – но, может быть… Он нахмурил лоб. Есть вероятность, что он сможет помочь старику.

– Алазариан? – окликнули его из темноты.

От неожиданности Алазариан вздрогнул. Удивительное дело – это оказался Пракстин-Тар. Военачальник шел к нему, променяв праздничный Фалиндар на уединенный обрыв. С явным недоумением он посмотрел на Алазариана и заговорил по трийски, задавая вопросы, которые Алазариан не понимал.

– Извини, – сказал Алазариан. – Я не понимаю, что ты спрашиваешь.

Пракстин– Тар остановился перед ним, обведя рукой окружающую их пустоту.

– А, – понял Алазариан, – ты хочешь узнать, что я здесь делаю. – Он пожал плечами. – Не знаю. Наверное, я не настроен веселиться.

Пракстин– Тар кивнул, словно понял его.

– Кэлак хига эйдо. – Он сардонически усмехнулся. – Кэлак?

– Да, – ответил Алазариан. – Кэлак. Он не желает мне помогать, Пракстин-Тар. Весь этот путь оказался напрасным. – Он опустил глаза вниз, страшно жалея себя. – Мне не следовало сюда приезжать. Я зря потратил время.

Внезапно Пракстин-Тар взял его за подбородок, поднял к себе лицо юноши, глядя ему прямо в глаза, и взгляд военачальника был полон гнева.

– Ямо та! – заявил он. – Кканан Кэлак!

– Не понимаю, – сказал Алазариан. Пракстин-Тар протянул ему руки.

– О нет! – воскликнул Алазариан. – Это ты плохо придумал.

Но Пракстин-Тар решительно встряхнул руками, требуя, чтобы Алазариан их взял. Это был единственный способ говорить, и они оба это понимали. Алазариан уступил, взял военачальника за руки и заглянул ему в глаза. Его приняли теплые объятия, без всякого гнева или жестокости. Алазариан перестал сопротивляться контакту и вскоре услышал безмолвный голос Пракстин-Тара.

– Ты тревожишься, – сказал военачальник. – Не надо. Голос был похожим на дуновение ветра, бестелесным. Алазариан сосредоточился, чтобы ответить.

– Я потерпел неудачу, – признался он. – Я напрасно потратил время, приехав сюда.

– Не напрасно! Ты был подарен нам. Мне.

– Нет. Я приехал сюда с одной целью. Я приехал за Шакалом. Но он не хочет меня слушать.

Пользуясь только мыслями, Алазариан поведал военачальнику о том, что Вэнтрану следовало возглавить трийскую армию и повести ее в Арамур, и он том, как на него рассчитывает Бьяджио. При одной мысли о нарском императоре Пракстин-Тар содрогнулся, но не отнял руки и, кивая головой, продолжал слушать бессловесный рассказ.

– Без Кэлака мира не будет. Бьяджио потерпит поражение. Начнется война. Ты понимаешь, Пракстин-Тар?

– Войну Пракстин-Тар понимает, – ответил триец. – Но тебе не нужен Кэлак.

– Нужен. Он должен был возглавить трийскую армию. Он нужен своей стране.

– Ты меня не слушаешь. Тебе не нужен Кэлак. Я пойду с тобой.

– Как? – выпалил Алазариан. – Как ты сказал?

– Я буду твоим мечом! – объявил Пракстин-Тар. – Я возглавлю моих воинов от твоего имени и выиграю для тебя эту битву.

– О нет! Ты не можешь этого сделать. Я не прошу тебя о помощи, Пракстин-Тар.

– Не отказывайся. Я тебе нужен, а ты нужен мне. Я не оставлю тебя, как не оставил бы Тарна, будь он жив. – Лицо Пракстин-Тара было совершенно серьезным. – Ты – дверь в небеса, юноша. Ты – то свидетельство, которое я искал.

– Свидетельство?

– Того, что боги существуют, что Тарн не был случайностью или капризом судьбы. Ты одарен небесами. Тебя надо охранять.

– Пракстин-Тар, я не могу допустить, чтобы ты…

– Ты не можешь мне помешать, – твердо заявил военачальник. – Это решаю я. – Его лицо смягчилось. – Пока ты не появился, я жил без надежды. Тарн показал мне иную жизнь, а потом унес ее. Я старался снова открыть эту дверь, но Лоррис и Прис со мной не разговаривали. А вот с тобой они говорят. Так что тебя надо охранять.

Спорить с военачальником было невозможно. Алазариан ощутил его убежденность: она, словно волна прилива, сметала со своего пути любое сопротивление. Пракстин-Тар посвящал ему самого себя, душу и тело. Для него дело было не в дружбе, не в любви к войне. Это было нечто святое.

– Если ты это сделаешь, то можешь погибнуть, – предостерег его Алазариан. – И твои люди тоже. Мой дед силен, и у него есть союзники. Победить его будет нелегко.

Пракстин– Тар ухмыльнулся.

– Пракстин-Тар не боится нарцев! – хвастливо объявил он. – Мы пойдем в бой, и мы победим. Я сделаю тебя королем твоей страны.

– Нет, я хочу не этого. Я делаю это не для того, чтобы получить трон. Может быть, у меня даже получится спасти моего деда.

Из горла военачальника вырвалось неодобрительное рычание.

– Излишняя чувствительность. Для победы нужна беспощадность.

– Он – мой дед, Пракстин-Тар. Я должен попытаться. Пракстин-Тар кивнул.

– Ну, если ты иначе не можешь… Но если у тебя не получится, я собственноручно его убью. Ты сможешь превратить его голову в военный трофей.

«О Боже! – подумал Алазариан. – Он тоже мясник!» И тут же он понял, что Пракстин-Тар уловил эту мысль.

– Извини, – поторопился сказать Алазариан. – Наверное, дело в том, что я не воин.

– Воины получаются из солнца и луны, – ответил военачальник. – Лоррис – это сила, гнев. Прис – это сострадание и разум. Ты больше похож на Прис.

Алазариан рассмеялся.

– Тут мой отец с тобой согласился бы. Военачальник в упор посмотрел на юношу.

– Ты спас моего сына, но еще ты спас мою душу. Я буду твоим защитником, куда бы ты ни пошел.

– Нет, Пракстин-Тар, мне не нужен раб.

– Я никому не раб, – возразил Пракстин-Тар. – Я – слуга Лорриса и Прис, как и ты сам. – Он поднял глаза на звездное небо. – Раньше мне казалось, что они призвали меня для другого, но теперь я вижу мою судьбу.

– Тогда я с радостью приму твою помощь, – сказал Алазариан. – И приношу тебе мою благодарность.

Он выпустил руки военачальника Рийна – и тут увидел, как из темноты к ним ковыляет еще один человек. Пракстин-Тар встревожено повернулся, но успокоился, узнав Джала Роба. Священник шел с трудом, словно был измучен или пьян, и когда Алазариан увидел ссадины у него на лице, то понял, что произошло что-то серьезное.

– Бог мой, Джал! – воскликнул он. – Обо что это ты так?

– Об Вэнтрана, – ответил Джал с кривой улыбкой. – Мы с ним слегка схлестнулись.

Алазариан указал на багровый синяк на скуле священника:

– Это он тебе это устроил?

– И не только это, – ответил Джал. К своему изумлению, Алазариан понял, что его спутник совсем не злится. – Вэнтран бьется, как дикий кабан.

– Но что случилось? Почему вы подрались?

– Великолепные новости, парень, – объявил Джал. Улыбка у него была широкой, как океан. – Вэнтран отправится с нами. Он присоединится к Праведникам!

– Что?! – Алазариан засмеялся, качая головой. – Боже, ну и ночка! И теперь у нас есть армия, Джал. Пракстин-Тар решил нам помочь. Он намерен вести своих воинов в Арамур, чтобы вступить там в бой.

Джал изумленно посмотрел на военачальника.

– Ты уверен? – спросил он. – Я имею в виду – он прямо так и сказал?

– Да, – спокойно подтвердил Алазариан. – Они станут нашей армией, Джал. Может быть, твои молитвы наконец-то получили ответ.

Священник осенил себя знамением.

– Благодарение Богу. – Он поднял лицо к небу и рассмеялся. – Спасибо Тебе, Господи! Я принесу Арамуру свободу во имя Твое, клянусь!

– Все получается именно так, как хотел Бьяджио, Джал, – сказал Алазариан. – Теперь мы все становимся его армией.

– Нет, – поправил его Джал, продолжая смотреть в небо. – Мы не армия Бьяджио. Мы – Праведники Меча.

 

37

Два следующих дня Алазариан провел в постоянных переходах между Фалиндаром и лагерем Пракстин-Тара. Надо было составить планы, собрать припасы и ответить на самые разные вопросы. Пракстин-Тар произнес перед своими воинами зажигательную речь, сообщая, что они отправляются в славный поход. Он сказал им, что война будет вестись за Лорриса и Прис, в помощь их смертному посланцу Алазариану. Пракстин-Тар не стал говорить своим воинам, что они должны будут освободить Арамур или что решается вопрос о мире во всем Наре. Он просто владел толпой, словно фокусник, и поскольку воины обожали своего военачальника, они повиновались ему. Воины Рийна принялись точить жиктары и готовиться к долгому переходу на запад. Под своим знаменем с вороном и под стальным взглядом своего военачальника они готовились сражаться за своих капризных богов.

Как это ни странно, Ричиус Вэнтран спустился из своих апартаментов в Фалиндаре, чтобы проводить время с воинами Пракстин-Тара. Шакал никому не объяснял причин своего молчания, но все решили, что он тревожится за жену и ребенка, которых ему снова придется оставить. Среди воинов шли разговоры о том, что Вэнтран так и не стал трийцем, несмотря на свои чудовищные усилия добиться этого, и что его сердце по-прежнему принадлежит Арамуру, хоть он и утверждал обратное.

На совещаниях в шатре Пракстин-Тара Алазариан внимательно наблюдал за Шакалом, пытаясь понять его настроение. Даже когда обсуждались планы освобождения его родины, Вэнтран мыслями был далеко, тревожась за жену и дочь. К удивлению Алазариана, короля пытался успокоить Джал Роб. Убедив Вэнтрана присоединиться к Праведникам, Джал почти все время тенью следовал за Шакалом, заставляя его невольно улыбаться и громко обещая скорую победу.

Вэнтран добродушно терпел присутствие Джала, но Алазариан чувствовал, что король страдает.

Вечером накануне выхода Алазариан в последний раз вернулся в Фалиндар. Было еще довольно рано, и Вэнтран остался в лагере, делая последние приготовления к длинному переходу, однако Алазариан не сомневался, что на ночь Шакал вернется в крепость. И до этого Алазариан хотел поговорить с женой Вэнтрана – без посторонних. Видя, как Вэнтран разрывается между двумя мирами, Алазариан почувствовал нечто вроде озарения. Долгое путешествие и множество тревог, а также заботы последних двух дней заставили его забыть о второй части своей миссии, но теперь юноша вспомнил о своем обещании матери, и это заставило его действовать.

Он надел чистую одежду, ускользнул из лагеря незаметно для Пракстин-Тара и Джала и поехал к цитадели Фалиндара. Бронзовые ворота по-прежнему охранялись, но стражники узнали его и спокойно пропустили в крепость. Вскоре он оказался на дворе, где услужливый мальчишка триец взялся позаботиться о его коньке, получив в уплату одну только улыбку. Волнуясь перед встречей с Дьяной, Алазариан пригладил волосы и попытался вспомнить, что он собирался ей сказать. Проходя по роскошным коридорам, он вспомнил Фалгера, непокорного трийца из Экл-Ная, который просил передать привет Дьяне. Алазариан решил воспользоваться этим в качестве предлога, а потом постепенно перевести разговор на интересовавшие его вопросы. Дьяна Вэнтран показалась ему удивительно доброй женщиной, и Алазариан верил, что она не отправит его ни с чем.

С трудом припоминая, куда его вел Ричиус, Алазариан нашел дорогу в башню. Подниматься пришлось высоко, так что к концу лестницы он совсем запыхался. Когда он вышел в коридор и осмотрелся, его вдруг снова охватила тревога. Дьяны Вэнтран вообще могло не оказаться в башне. Но нет, она должна быть у себя, дожидаясь мужа. Алазариан постарался овладеть собой, сделав несколько медленных вдохов. Дьяна была его последней надеждой получить хоть какие-то ответы, и Алазариан боялся, что она не станет с ним разговаривать. Или хуже того – что ей нечего будет ему сказать.

«Спокойнее, – напомнил он себе. – Не забывай улыбаться».

Он изобразил ясную улыбку и пошел по коридору, не обращая внимания на великолепные белые камни и ряды дверей. Почти все они были открыты и за ними видны были большие уютные комнаты, однако дверь в конце коридора оказалась закрытой. Возможно, обитательницы комнаты не было на месте. Алазариан решил попытаться: подойдя к двери, он тихо постучался.

За дверью послышалось какое-то шуршание, а потом детский голос. Дверь открылась – и он увидел Длину Вэнтран. При виде него она не скрыла изумления.

– Алазариан Лет? – сказала она с неловкостью. – Извините: Ричиуса здесь нет. – Брови ее чуть сдвинулись, выдавая ее беспокойство. – Я ждала его. Я думала, это он.

– Простите меня, миледи, – вежливо сказал Алазариан, – я не хотел вас тревожить. Но на самом деле я пришел не к вашему мужу. Шакал… э-э… то есть я хотел сказать Ричиус, все еще в лагере, совещается с Пракстин-Таром. Я пришел к вам.

– Ко мне? Зачем?

– Ну, у меня есть для вас известие, миледи. Можно мне войти?

Дьяна Вэнтран пожала плечами и посторонилась, пропуская Алазариана. На полу играла Шани, перебрасывая из руки в руку маленькую деревянную фигурку. Алазариану резная фигурка напомнила русалку. Девочка посмотрела на него и захихикала.

– Триец! – объявила она. – Триец! Дьяна снова смутилась.

– Простите. Она слышала, как мы с Ричиусом говорили о вас.

– Ничего, я не обижаюсь, – сказал Алазариан. Подойдя к девочке, он присел рядом с ней на корточки, рассматривая ее светлые волосы и овальные глаза, удивляясь ее необычным чертам лица. Она не была ни наркой, ни трийкой, принадлежа к обеим расам одновременно – и в то же время ни к одной из них. – Она очень красивая девочка, – сказал он. – Она похожа на вас.

– Вы очень любезны. Хотите пить? Я могу вам что-нибудь найти.

– Нет, – отказался Алазариан. Он выпрямился. – По правде говоря, мне нужно было с вами поговорить.

– Да, вы говорили про какое-то известие. – Дьяна вопросительно посмотрела на него. – В чем оно заключается?

– Вы помните человека по имени Фалгер? – спросил он. Лицо Дьяны тут же подобрело.

– Фалгер! – откликнулась она. – А что? Вы с ним знакомы?

– По дороге в Люсел-Лор я проезжал через Экл-Най. Когда мы подъехали к городу, нам навстречу выехали всадники – трийцы. Они повели нас в старинную нарскую башню, одну из тех, которые оставили имперцы. Экл-Най населен одними беженцами. Некоторые даже пришли из этих мест, спасаясь от войны Пракстин-Тара.

– Продолжайте! – попросила Дьяна.

– Один из трийцев отвел нас в башню, к своему предводителю, – продолжил свой рассказ Алазариан. – Это был человек по имени Фалгер. Он помог нам. Он рассказал о войне, которая идет здесь, в Таттераке, и снабдил нас провизией и снаряжением. А еще он дал нам карту, чтобы мы смогли вас найти.

Дьяна кивнула:

– Это похоже на Фалгера.

– Он сказал, что знаком с вами, миледи, – с улыбкой добавил Алазариан. – Он очень живо вас помнил.

Его собеседница отвела взгляд.

– Он – хороший человек, – мягко сказала она. – Мы вместе шли в Экл-Най. Он старался обо мне заботиться.

– Он не рассказывал мне о ваших отношениях, но говорил о вас очень тепло. Я пообещал ему передать вам привет и сказать, что у него все в порядке. Мне показалось, что для него это важно.

– Очень мило с вашей стороны, что вы мне это передали, Алазариан, – сказала Дьяна. – Спасибо вам. Я часто о нем думала, но с тех пор очень многое переменилось. – Она обвела взглядом огромную комнату. – Когда-то мы с Фалгером были так бедны! А теперь – посмотрите на меня!

Алазариан послушно посмотрел. Она была поразительно красива, и он перестал удивляться, что ради нее Вэнтран бросил Арамур. Само ее присутствие кружило голову.

– Спасибо вам за то, что вы мне это сказали, – говорила тем временем Дьяна. – Если вы снова увидите Фалгера, когда придете в Экл-Най, то передайте ему мой привет. Скажите ему, что я здорова и что часто о нем думаю. И расскажите ему, что война здесь закончилась и ему ничего не грозит. Вы окажете мне такую услугу?

– С радостью, миледи. Но, по-моему, ваш друг Фалгер человек независимый. Я не уверен, что ему захочется покинуть Экл-Най.

Дьяна рассмеялась.

– В этом вы правы. Он… как это выразиться по-нарски?… Смутьян!

– Да, – согласился Алазариан. – Но я с радостью передам ему ваш привет. Или его может передать ваш муж – я не обижусь.

Одного только упоминания о Ричиусе оказалось достаточно, чтобы Дьяна помрачнела.

– Как пожелаете.

– Извините, миледи, – пролепетал Алазариан. – Наверное, мне не следовало о нем упоминать.

– Это не страшно, – ответила Дьяна. – Отъезд Ричиуса для меня не секрет. – Она прошла к дочери и села рядом с ней на пол, занявшись деревянной игрушкой Шани. Шани посмотрела на мать не без досады, явно мечтая получить игрушку обратно. – Ричиус сегодня придет сюда. Это будет последняя ночь, которую мы проведем вместе перед долгой разлукой.

Ее голос звучал отстраненно и печально. Алазариану захотелось ее утешить.

– До Арамура далеко, миледи. А первый день лета уже приближается. Чтобы успеть туда вовремя, нам надо срочно отправляться.

– Знаю, – отозвалась Дьяна. – Мне просто жаль, что все сложилось именно так, а не иначе. Простите, но мне жаль, что вы вообще сюда приехали.

Алазариан не обиделся.

– Я не виню вас за то, что вы на меня сердитесь, – сказал он. – Но боюсь, что у меня не было выбора.

– Я ни на кого не сержусь. Даже на Ричиуса. Как и у вас, у него нет выбора. Я надеялась, что этот день никогда не наступит, но Ричиус должен это сделать. Так я ему и сказала.

– Правда? А мне показалось, что вы двое… ну… поспорили из-за этого.

– О?

– Извините меня, миледи, но вашему мужу плохо. Он тревожится из-за вас и ребенка. Вы его тревожите. Я решил, что вы не дали ему своего благословения.

– Я не давала ему благословения, – уточнила Дьяна. – Я просто сказала ему, чтобы он поступал так, как ему велит долг. Вы не знаете Ричиуса, Алазариан. Вам кажется, что ему не был дорог Арамур, что он просто бросил свою страну и больше не оглядывался. Ну, так вы ошибаетесь.

– Теперь я это вижу, – признал Алазариан. – И я сожалею о том, что говорил. Ваш муж – человек хороший.

– Да, очень. Он добрый, гордый и сильный. Лучше него я никого не встречала. И сегодня я буду с ним – возможно, в последний раз.

– Это была ошибка, – прошептал Алазариан, медленно попятившись к двери. – Мне не следовало приходить сюда сегодня.

Дьяна пристально посмотрела на него.

– Вы хотели меня спросить о чем-то важном? О чем-то, что касается вас лично?

– Ну… да.

– О Ричиусе?

– Нет, сударыня. – Алазариан вздохнул. – Обо мне самом. Дьяна внимательно осмотрела его – так, что он невольно вспомнил, как его осматривал Бьяджио.

– Вы – настоящая загадка, Алазариан Лет. Мне любопытно, почему вы пришли ко мне. Фалгер вам что-то рассказал?

– Нет. Ну… вообще-то – да, рассказал. Он сказал мне, что вы были замужем за Тарном.

– Он сказал правду. Это вас интересует?

– Меня интересует Тарн, сударыня. Мне хотелось бы узнать о нем как можно больше. – Алазариан снова подошел к ней. – Когда мы встретились, я сказал, что приехал сюда за ответами, чтобы разобраться в себе самом. Вы это помните?

Дьяна молча кивнула.

– Я встречал людей, знавших Тарна, – продолжил Алазариан. – Пракстин-Тар был знаком с Тарном и ваш муж тоже. Но никто из них не смог ответить на мои вопросы. Пракстин-Тар говорит, что Тарн был загадкой. Я пробовал расспрашивать Ричиуса, но он отказывается об этом говорить.

Губы Дьяны изогнулись в улыбке.

– Ричиус редко упоминает о Тарне. Он был моим первым мужем.

– Да, сударыня. Но у меня по-прежнему остались вопросы. И я надеялся, что вы мне поможете.

– Это, скорее всего, будет трудно. Что именно вы хотите узнать?

– По правде говоря, я толком не знаю, – признался Алазариан. – Он обладал магией, да?

– О да, – подтвердила Дьяна. – Если кто-то и имел «дар небес», то именно Тарн. И, возможно, вы.

– Я не знаю, что я такое, – в том-то и проблема. Джал Роб называет это магией. Пракстин-Тар называет это «даром небес», как и вы. Но для меня это тайна.

Алазариан уселся напротив Дьяны. Его необъяснимо влекло к ней, и он вдруг забыл об этикете. Шани подползла к нему и положила ладошки ему на колени. Алазариан погладил ее шелковые волосы.

– Посмотрите на нее! – сказал он. – Она точно такая же, как я. Но она знает, кто ее родители. Она знает, кто она, и ей не приходится задавать себе вопрос, где ее дом. Я ей завидую.

– Шани – трийка, – сказала Дьяна. – Хотя половина крови у нее нарекая, мы растили ее здесь, в Люсел-Лоре. А вы выросли в Наре. Это сделало вас нарцем.

– Хотел бы я, чтобы этого было достаточно!

– Но этого достаточно. Вы – союз ваших отца и матери. Вы – Алазариан Лет.

– Но я не Алазариан Лет, понимаете? Я никогда не знал своего настоящего отца. И я не сын Лета. Он предпочел бы, чтобы я был мертв.

Протянув руку, Дьяна хотела прикоснуться к его рукаву. Алазариан поспешно отстранился. При виде его испуга ее рука замерла в воздухе.

– Вы боитесь, чтобы до вас дотрагивались? – спросила она. Алазариан почувствовал, что краснеет.

– Не боюсь, нет. Просто… ну, магия.

– Вы ею не управляете?

– Не слишком хорошо. Порой я ее боюсь.

– И это все, чего вы боитесь? – продолжала расспросы Дьяна. – Или есть что-то еще?

Алазариан нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

– Ричиус рассказал мне о вашей матери. Он сказал, что она была хорошая, а это – высокая похвала: Ричиус не любит Гэйлов. Но он рассказал мне и о вашем отце – о человеке, которого зовут Элрад Лет. – Лицо Дьяны вдруг стало очень печальным. – Мне вас очень жаль. Я вижу, что он с вами сделал.

– Правда? – смущенно переспросил Алазариан. – Бог мой, неужели это настолько заметно?

– Да, – очень мягко подтвердила Дьяна. – Ваше страдание заметно, как плащ на плечах. В чем-то вы напоминаете мне Ричиуса: у вас в глазах все время прячется печаль. И, наверное, вы похожи и на Тарна тоже. – Она еще немного посмотрела на него и решила: – Да, на Тарна. У вас есть его сила.

– Тарн был сильным?

– Сильным, как океан. Как стихия, перед ним невозможно было устоять.

– Вы его любили?

Этот вопрос Дьяну обескуражил.

– Не уверена, – призналась она. – Я любила его так, как подданный любит своего правителя. Возможно, как сестра любит брата. Но не так, как жена любит мужа. Не так, как я люблю Ричиуса.

– Но Тарн ведь знал, кто он? – настаивал Алазариан. – Я имею в виду – он знал, что он имеет «дар небес»? Он был в этом уверен?

– Тарн утверждал, что он проклят. Да, у него был «дар небес». В этом у него сомнений не было. Он был дролом, полностью. Но вы спросили, знал ли он, кто он такой? – Дьяна покачала головой. – Не знал. Тарн был тайной даже для самого себя. Даже когда он умирал, он не понимал себя.

Этот ответ погасил в Алазариане последнюю искру надежды. Если уж Тарн не знал, кто он…

– Это невозможно! – воскликнул он. – Он же правил Люсел-Лором! Он должен был знать.

– А он не знал. Он применил свой дар для того, чтобы лишать жизни, и боги наказали его за это. Этого он так и не смог понять. Он всю свою жизнь посвятил Лоррису и Прис, а они его искалечили. После этого он прожил совсем недолго. Но он постоянно пытался себя понять. Это я знаю точно.

– Тогда я действительно зря потратил время, – сказал Алазариан. – Я приехал в поисках ответов, но их не существует. Я так и не узнаю, кто я и почему я владею магией.

– Молчи, – приказала Дьяна, – и слушай меня. Ты же еще мальчик, Алазариан. Почему тебе должны быть известны ответы на все вопросы? Тебе ведь не больше семнадцати.

– Мне шестнадцать.

– Шестнадцать? И ты хочешь знать, в чем предназначение твоей жизни? Эта загадка не так проста, как тебе кажется, Алазариан. Жизнь не дает простых ответов. – Дьяна снова потянулась к нему, и на этот раз он не отстранился. Она успокаивающе сжала ему запястье. – Не трать свою жизнь на поиски легенд. Ты одарен небом – пользуйся своим даром. Твори добро. Но не пытайся его анализировать.

– Но…

– Живи. Просто живи! – настаивала она. – Не пытайся раньше времени заглянуть в конец книги.

– Но, леди Дьяна, я хочу знать ответы! – взмолился Алазариан.

– Их нет, Алазариан. Для тебя, их пока не существует.

– Тогда что же мне делать? Дьяна тепло улыбнулась.

– Ты не слушал. Ты сам усложняешь себе жизнь, Алазариан. – Она немного отодвинулась и задумалась. – Ты пришел ко мне узнать, кто такой был Тарн. Но сам Тарн этого не знал, а он был человеком мудрым. Может быть, проживи он дольше, он получил бы ответ.

– Так вы хотите сказать, что я недостаточно взрослый, чтобы знать?

– Да, и с этим надо примириться. Сможешь?

– Не знаю, – ответил Алазариан.

Он был разочарован и раздосадован, но неожиданно Шани обхватила ручонкой его большой палец. Ее прикосновение мгновенно его успокоило.

– Мне страшно, – прошептал он.

– Это нормально, – заверила его Дьяна. – Даже Тарну было страшно.

– Правда?

– Ты даже себе представить не можешь, насколько страшно. И все-таки он добился победы в двух войнах с Наром. Неплохо для человека, не знающего ответов?

– Да, – согласился Алазариан, внезапно поняв, что она хотела ему сказать. – Да, очень неплохо. – Он встал и улыбнулся женщине и ребенку. Его переполняло чувство умиротворения. – Спасибо вам, миледи. Теперь мне надо идти. Скоро вернется ваш муж.

– У тебя больше нет вопросов?

– О, у меня десятки вопросов, миледи, – ответил Алазариан, направляясь к двери. – Но я думаю, у меня есть время, чтобы найти ответы самому.

Дьяна улыбнулась.

– До свидания, Алазариан Лет.

– До свидания, сударыня. И спасибо вам. Когда я увижусь с Фалгером, я передам ему ваш привет.

 

38

Касрин уселся в лодке поудобнее, любуясь, как солнце играет в воде пролива. Его тело покачивалось в такт движениям гребцов, а соленый запах моря наполнял радостью. Рядом с ним сидела Джелена, распущенные волосы падали ей на плечи золотой волной. В ее глазах сверкали озорные искорки, похожие на солнечные зайчики, а лукавая улыбка, игравшая у нее на губах, подсказывала Касрину, что задавать лишних вопросов не следует. В лодке они были одни, не считая гребцов, однако оба молчали. Касрин не стал – обнимать королеву за плечи, что сделал бы, не будь здесь свидетелей. Однако он ощущал аромат ее духов – и ему отчаянно хотелось побыть с ней, хотя бы еще один раз перед разлукой.

Этот день поздней весны был удивительно погожим, и Касрин был счастлив. Впервые на его памяти все шло хорошо. Встречи с Джеленой были похожи на сон. Ее общество рассеяло его мрачное настроение, вытащило из депрессии. Касрин больше не был человеческим обломком, который прибило к берегу пролива Змея. Он снова ощущал себя капитаном Черного флота.

Лодка продвигалась все дальше в глубину Лисса. Плавание длилось уже несколько часов, и Каралон остался далеко позади. Касрин впервые получил возможность любоваться каналами и проливами чарующей родины Джелены. Как и обещала королева, Лисс внушил Касрину чувство благоговейного трепета. Во время долгой войны, которую вел Нар, он видел Лисс только с борта своего корабля и приближался к берегу, только чтобы засыпать его снарядами. Но ему никогда раньше не приходилось видеть внутренние воды Сотни Островов и наслаждаться их прославленной красотой. Сегодня он уступил настояниям Джелены – и Лисс ослепил его.

Лодка прошла под голубовато-серым мостом, выложенным разноцветным камнем. Проплывая под ним, Касрин задрал голову, восхищаясь цветущими лианами, перекипавшими через перила. Он встал, опасно раскачав лодку, и вытянул руку, чтобы сорвать цветок. Гребцы раздраженно нахмурились, но Касрин не обратил на это внимания. Снова сев на место, он преподнес свою добычу Джелене.

– Это тебе, – сказал он. – Можешь вплести себе в волосы.

Джелена с улыбкой приняла цветок.

– А я все равно не скажу тебе, куда мы направляемся.

– Как ты могла подумать такое! – возмутился Касрин, притворяясь обиженным. – Это не взятка. Но раз уж мы заговорили об этом…

– Это будет сюрприз, – ответила королева. – Сядь и успокойся.

И Касрин расслабился, демонстративно вздохнув. Прогулка по воде была ему приятна, но скрытность Джелены его раздосадовала. Королева сказала ему, что он слишком много работал и что теперь, когда «Владыка» уже почти отремонтирован, ему пора сделать перерыв. Через два дня он отправится в Талистан. Джелена высказала сожаление, что из всей ее родины он видел только пустынный Каралон. И она настояла, чтобы этот день Касрин подарил ей.

– Красота! – сказал Касрин.

По обеим сторонам канала высились странные и захватывающие строения Лисса – башни, сверкающие мосты и чудесные спиральные акведуки. Однако, несмотря на все эти поразительные картины, мысли Касрина то и дело возвращались на Каралон. «Владыка ужаса» был почти готов к плаванию. Инженеры Джелены восстановили поврежденный корпус корабля, закрепили на реях крепкие новые паруса, и хотя корабль нес на себе следы боя с «Бесстрашным», он снова стал крепким и гордым с виду. Корабль будет готов отправиться в плавание вовремя, теперь в этом можно было не сомневаться. Но будет ли готов отправиться в плавание его капитан?

– Джелена, скажи мне, куда мы плывем. Хватит играть со мной! Куда ты меня везешь?

– Я же тебе сказала, – ответила королева. – Мне просто хотелось, чтобы ты перед отъездом увидел хотя бы часть Лисса.

Касрин ей не поверил. Может быть, из-за того, что в уголках ее губ затаилась улыбка, с которой Джелене не удалось справиться.

– Мы уже давно плывем, – заметил он. – Становится поздно.

– Еще нет и полудня. А теперь молчи.

Суденышко продолжало двигаться вперед. Весла мерно опускались и поднимались. Мимо них по каналу проплывали другие лодки. На более узких каналах между зданиями и по узким протокам сновали джарлы, в которых лиссцы направлялись по своим повседневным делам. Большинство приостанавливались поглазеть на свою королеву и ее странного спутника нарца. Но в отличие от Нара, где перед императором преклонялись, лиссцы не выказывали особого благоговения, так что Касрину все происходящее казалось удивительно странным. Он все больше убеждался в том, что Лисс совершенно не такой, каким он его себе представлял.

– Что это за место? – спросил он.

Высокие здания были построены из белого и розового мрамора, отражавшего солнце. На переходах и мостах толпились сотни людей.

– Мы приближаемся к деревне Чалдрис, – ответила королева. – Этот канал называется Баларо. Самый крупный пролив в этой части Лисса.

– Чалдрис, – повторил Касрин, словно пробуя название на вкус. – Это слово что-то значит?

– Это – древнелисское слово. Оно было именем морского бога, если ты это имел в виду. Но это место имеет особое значение. Чалдрис был домом Пракны.

– Пракна жил здесь?

– Да, неподалеку отсюда. – Джелена указала на ряд зданий, соединенных узкими переходами и покрытых лишайниками и водорослями. – Вон там, в тех апартаментах. Он прожил в Чалдрисе почти всю свою жизнь, до самой смерти.

На секунду Касрин ощутил близость с Пракной. Лисский адмирал погиб с бою с «Бесстрашным».

– Ты его хорошо знала? – спросил он.

– Очень хорошо. Это был выдающийся человек, и я его любила. Рядом с ним я никогда не чувствовала себя маленькой девочкой. При нем я всегда ощущала себя королевой. Вряд ли будет еще когда-нибудь такой герой.

– А семья у него была? Остались дети, носящие его имя? Взгляд Джелены задержался на доме, в котором жил Пракна.

– У него было два сына. Оба погибли в бою с Никабаром. Вот почему Пракна так сильно ненавидел Никабара. – Она взглянула на Касрина. – Мне кажется, тебе Пракна понравился бы.

– Мне нравится память, которую он оставил, – сказал Касрин. – Я помню, как Никабар отзывался о Пракне. Он называл Пракну злым духом.

– Ну, эту несправедливость мы все-таки исправили. Но без Пракны Лисс уже никогда не будет прежним. С его смертью умерла и какая-то часть нашей нации. – Дже-лена снова указала на высокий жилой дом. – Даже его жена покончила с собой. Она бросилась вниз с балкона.

– Боже, какой ужас! Видно, душа ее опустела, когда она потеряла всех своих близких.

– Пракна как-то признался мне, что после гибели сыновей она превратилась в тень. Он сказал, что она уже никогда не была прежней. И Пракна тоже изменился. Он стал замкнутым, мрачным.

– Война творит такое со многими, – сказал Касрин.

Ему вдруг расхотелось поддерживать этот разговор. Он отвел взгляд от Джелены и стал смотреть, как скользит Чалдрис мимо бортов.

– Здесь поблизости мавзолей, – спустя несколько секунд добавила Джелена. – Это памятник всем лиссцам, погибшим во время войны. До него совсем близко.

Касрин побледнел.

– Джелена, мне не следует туда ходить.

– Тимрин сказал то же самое! – рассмеялась королева. – Я сказала ему, что хочу отвести тебя туда, а он заявил, что это было бы неуместно. У мавзолея бывает множество народа. Людям может быть неприятно, увидеть у своего памятника нарца.

– И я их не виню, – заявил Касрин. – Не уверен, что сам смог бы вынести такое зрелище. – Он закрыл глаза. Через пространство лет на него смотрела маленькая девочка, погибшая под выстрелами «Владыки». Он надеялся, что избавится от нее, убив Никабара, однако она осталась. – Я совершал вещи, за которые мне стыдно, Джелена. Есть вещи, о которых я хотел бы тебе рассказать…

– Не надо мне ничего рассказывать, – мягко проговорила Джелена. – Я уже все знаю.

– Нет, не знаешь. Тебе надо понять, что я собой представляю, Джелена, прежде чем ты снова будешь меня любить.

Королева Лисса осторожно положила ладонь ему на бедро.

– Я знаю, что ты собой представляешь, Блэр Касрин. А ты знаешь?

– Что?

– Ты считаешь себя кровавым убийцей? Или человеком, который восстал против Никабара?

Касрин слабо улыбнулся.

– Иногда мне кажется, что я и то, и другое.

– Для меня это не так. Для меня ты как Пракна.

– Я не герой, Джелена.

– Может быть, пока не герой. – Королева шутливо похлопала его по колену. – Но дай время… А теперь хватит разговоров. – Она устроилась удобнее и стала смотреть на расширяющийся канал. – Давай просто получать удовольствие от прогулки. Мы уже почти на месте.

– На каком месте?

Королева снова лукаво заулыбалась.

– Увидишь.

– Только не мавзолей, Джелена. Пожалуйста! Я же сказал тебе…

– Мы не пойдем к мавзолею, – успокоила она его. – А теперь помолчи. И наберись немного терпения, ладно?

Касрин откинулся на спинку сиденья и стал смотреть на постепенно расширяющийся канал Баларо. Деревня Пракны осталась за кормой. Лодка держалась левого берега, огибая остров. Вскоре впереди возникли очертания нового острова, гораздо более крупного. От остальных его отделяло огромное озеро. За зеркально-гладким пространством воды Касрин увидел причалы – громадные настилы, выступающие далеко в воду. Лодка шла к острову, и все четче становились его очертания. Уже хорошо видна была гавань, кристально-синяя, усеянная кораблями. Некоторые были небольшими, как их лодка, другие – громадными, с кремовыми парусами и бронзовыми носовыми фигурами. Сверкающие корпуса были оснащены шиповатыми таранами.

– Шхуны! – прошептал Касрин, потрясенный этим зрелищем. На солнце они казались живыми, словно золотистые морские создания, всплывшие из глубин покачаться на волнах. Касрин встал в лодке, не заметив, как она закачалась, и всмотрелся в яркий горизонт, чтобы лучше разглядеть лисские корабли. – Боже всемогущий! Они прекрасны!

– Они твои.

Касрин почти не слушал ее.

– Я подобных шхун не видел с того… – Тут он неожиданно замолчал и посмотрел на нее. – Что?!

– Они твои, Блэр, – повторила Джелена. – Они вернулись от Кроута. Они поплывут с тобой и «Монархом» в Талистан. И я тоже.

– О нет! – воскликнул Касрин. – Ты никуда не поплывешь. Это не твоя война.

– Может, и нет, но я все равно намерена в ней участвовать, – упрямо заявила Джелена. – Сейчас эти шхуны готовятся уйти в плавание. – Она указала в сторону своего флота. – Смотри.

Касрин уже заметил, что на кораблях и вокруг них кипит работа. Ялики и джарлы сновали по гавани, подвозя к шхунам припасы.

– Я привезла тебя сюда, чтобы показать тебе их, – сказала Джелена. – Мне хотелось бы, чтобы ты проинспектировал их перед отплытием. И мне хотелось бы, чтобы команды с тобой познакомились.

– Но зачем? Джелена, я не понимаю. Это не имеет смысла!

– Гребцы! – крикнула королева своим слугам. – Отвезите нас к кораблям.

– Джелена…

– Подвезете нас к «Молоту», – распорядилась королева. – Я хочу, чтобы капитан Касрин познакомился с Варесом. – Глядя на Касрина, она добавила: – Он тебя ждет.

– Да неужели? И кто такой, к черту, этот Варес?

– Капитан «Молота». Командовать отрядом будешь ты, но я решила, что надо отправить Вареса, чтобы остальные получали приказы от него. С ним им будет спокойнее.

– Ну конечно, это вполне разумно! – саркастически отозвался Касрин. – Проблема только в одном: никто из вас со мной не поплывет!

– Блэр, ты глупишь…

– Я?! – Касрину хотелось вопить во весь голос. – К чему все это? Почему ты отдала все эти корабли в мое распоряжение?

– Разве это не ясно? – Джелена подалась вперед и понизила голос почти до шепота. – Ты мне не безразличен. Я за тебя тревожусь.

– Джелена, ты очень добра, но я не могу принять твоей помощи. Это не твоя война. Она больше не имеет отношения к Лиссу.

– «Владыка ужаса» – всего один корабль, – возразила Джелена. – И он потерял половину огневой мощи. Один ты со своим поручением не справишься!

– Но самое трудное уже позади, разве ты не видишь? Мы уже одержали победу над «Бесстрашным». А у Тэссиса Гэйла флота нет. У берегов Талистана «Владыка» не встретит сопротивления. Мне ничего не грозит, Джелена. Тебе не нужно посылать со мной целый флот телохранителей.

Джелена отвела взгляд.

– Дело не только в этом, – тихо призналась она. – Я думаю не только о тебе. За Лиссом остался долг. И теперь у нас появилась возможность его уплатить.

– Какой долг?

– Я хочу, чтобы Лисс участвовал в спасении Арамура. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– А, теперь понимаю! – сказал Касрин. – Ты опять говоришь о Вэнтране.

– Пожалуйста, постарайся понять! – попросила Джелена. – Ричиус помог мне. Без него мы не смогли бы захватить Кроут. Мы – его должники.

– Об этом долге лучше всего забыть, Джелена. Я уверен, что Шакал не рассчитывает на плату.

– Тогда это будет для него сюрпризом. – Королева была тверда в своем решении. – Он дал нам Кроут и помог освободиться от империи. А теперь мы поможем ему освободить Арамур. Нравится тебе это или нет.

– Ну, так мне это не нравится. Мне не нужна помощь, и к тому же мне не нравится, что ты собралась плыть со мной.

– Ты ведешь себя заносчиво. Ты ведь не знаешь, что тебя ожидает. Неужели ты серьезно думаешь, что Черный флот о тебе забудет? Что другие капитаны простят тебе убийство Никабара?

– Им мои планы неизвестны, – возразил Касрин. – Но даже если бы они об этом знали, я бы с ними справился.

Джелена рассмеялась.

– Со всем Черным флотом? Ну, значит, ты – герой.

– Не язви.

– Я просто пытаюсь помочь тебе понять правду, вот и все. – Джелена придвинулась к нему. – Может быть, ты прав. Может, тебе не нужна наша помощь. Но мне было бы спокойнее, если бы с тобой плыли еще корабли. И потом – я должна сделать это для Шакала. Мне это нужно. Ты можешь это понять?

Касрин постарался не выказать обиды.

– Наверное, – мрачно признал он. – Но зачем плыть тебе самой?

– Затем, – ответила Джелена, беря его за руку, – что мне хочется быть с тобой.

– Это может оказаться опасно, – предостерег он ее. – Может быть, ты не ошиблась насчет флота. Мне не хотелось говорить тебе об этом – не хотелось, чтобы ты беспокоилась. Но ты права. Не исключено, что они меня поджидают.

– Вот почему тебе нужна защита. А мне не страшно. «Да, – подумал Касрин. – Ведь ты ничего не боишься?»

– Ну ладно, пусть будет по-твоему, – согласился он. – Но времени осталось мало. Нам надо отплыть послезавтра. Иначе нам не попасть в Талистан в первый день лета. Скажи своему капитану Варесу, чтобы он не медлил.

– Ты сам сможешь ему это сказать. – Джелена указала на одну из шхун в гавани, которая уже оказалась намного ближе и заметно увеличилась в размерах. – Вот и «Молот».

Касрин встал и скрестил руки на груди – он неоднократно подмечал этот жест у Никабара. Ему всегда казалось, что благодаря этому Никабар выглядит внушительнее. Даст Бог, Варес тоже поддастся впечатлению.

 

39

За десять дней до наступления лета Бьяджио окончательно упал духом.

Пребывание в Замке Сохатого было приятно и полезно в смысле расширения взгляда на мир, но назвать его успешным было бы нельзя.

Проводя много времени с Бриной, Бьяджио понял ценность простой жизни. Вопреки ожиданию, он не скучал по своей столице, находил замок весьма уютным, а легкие его очистились от специфических примесей Черного Города. И, что самое отрадное, его разум снова принадлежал ему одному. Хотя жажда снадобья не прошла, но приливы мучительной потребности случались реже, и руки у императора больше не дрожали. Теперь по ночам он видел не кошмары, а сны, просыпался под музыку детского смеха, который в первые дни так его раздражал.

Но в главном Бьяджио потерпел провал. Бесконечные дни и ночи в замке Редберна проходили в спорах и уговорах: он пытался убедить принца, что война с Талистаном неизбежна. Известие о флоте Тэссиса Гэйла страшно напугало Бьяджио, и он почти умолял Редберна о помощи, напоминая, что время заканчивается, и что Ричиус Вэнтран скоро приведет свою трийскую армию. Шакалу понадобится поддержка: ему нужны, будут люди Восточного Высокогорья.

Но Редберн по-прежнему отказывался слушать.

И Бьяджио не мог винить принца: он видел, насколько Редберн обременен тяготами правления. Талистан нависал над ним, подобно дракону, и требовалось огромное мужество, чтобы взглянуть в глаза этому чудовищу. Бьяджио знал, что Редберн не трус, но и достаточной решимости у молодого правителя не было. Бьяджио допустил просчет, о котором теперь мучительно сожалел. Войны на два фронта не будет; во время вторжения Вэнтрана в Арамур атака на Талистан не начнется. Возможно, Блэр Касрин со своим «Монархом» начнет обстрел в условленный день, но только половина армии будет готова ответить на его сигнал. Отчаявшийся Бьяджио смирился с неудачей. Он все равно найдет возможность сразиться с Талистаном. Если Вэнтран согласится его принять, он присоединится к трийской армии в Железных горах. Но он не поедет во главе армии Высокогорья, и у него не будет сил, необходимых для победы. Он будет сражаться бок о бок с Нарским Шакалом и отчаянным капитаном Касрином – и потерпит поражение.

В очередной погожий день, наполненный солнечным светом и лаем собак, император отправился на поиски Брины. У него были для нее новости, и он намеревался сообщить их ей лично. Он испытывал к ней влечение – и сознавал это. Такое томление раздражало, поскольку он привык получать все, чего желал, – за деньги или по приказу. Однако Брина была недоступна. Порой ночами Бьяджио было одиноко. Он часто думал о том, чтобы уложить Брину к себе в постель, как укладывал на Кроуте мужчин и женщин, которых желал. И в то же время ему не хотелось покупать ее чувство какими-то дарами. А поскольку она предлагала ему только дружбу, он не добивался большего. Он просто проводил с ней время и позволял обучать себя тем вещам, которые ему отчаянно необходимо было знать. В течение того недолгого времени, которое он провел на Высокогорье, Брина была его наставницей. Аркус научил его власти и славе, Брина научила его рассветам.

День выдался на удивление жаркий. Лето было уже совсем близко, а на Бьяджио по-прежнему была колкая горская одежда. Служанка, у которой он спросил, где Брина, направила его в розарий. Бьяджио видел розарий всего однажды, но запомнил, что там бы очень пригодились его кроутские садовники. Поблагодарив девушку, он прошел через двор замка, миновал полуразрушенную арку и вышел на южную сторону, где жаркое солнце нещадно палило слабые растения Брины. Тут царила тишина, и Бьяджио сразу услышал стук входящей в землю лопаты. Он пошел на звук и вскоре увидел принцессу: стоя на коленях, она энергично вскапывала землю. Вокруг беспорядочно росли полуживые розовые кусты, тянувшиеся к покосившимся опорам. Вид у Брины был разгоряченный и недовольный. Она не замечала Бьяджио, пока его тень не закрыла ей солнце.

– О! – удивленно воскликнула она, оборачиваясь и проводя по лбу грязной рукой. – Здравствуйте.

– Добрый день, – отозвался Бьяджио. – Я вам не помешал?

– Нет. Ну… вообще-то, да. Боюсь, что у меня дел по горло. Я пытаюсь подготовить розы к лету. Вы случайно не умеете обращаться с цветами?

– Не слишком, – признался Бьяджио. Он провел рукой по хилому растению, стараясь не уколоться о шипы. – Думаю, моей помощи вам в любом случае не хватило бы.

– Вы правы. Раньше за розами ухаживал мой отец. Они были его любимицами. Но работы они требуют много. И когда он умер, все как-то заглохло. Я с ними плохо справляюсь.

– Я уверен, что у вас и без них было много забот.

– Их и сейчас много. – Брина посмотрела на Бьяджио с подозрением. – У вас опять молчаливое настроение? Вы становитесь необычайно тихим, когда у вас что-то на уме.

– Правда?

– Перестаньте. Бьяджио тихо засмеялся.

– Вы правы. Я о многом думал. Вот почему мне необходимо с вами поговорить.

Брина положила лопату:

– Мне не нравится, как вы это сказали. Что-то случилось?

Внезапно Бьяджио растерялся, не зная, что ей ответить. Ее глаза были устремлены на него, и в них читалась тревога, которой он никак не ожидал увидеть.

– Я уезжаю, – прямо сказал он. – Завтра утром.

– Уезжаете? Куда?

– Мне пора, Брина. Я слишком надолго здесь задержался и боюсь, что отчасти зря. Но не совсем зря.

– Государь император, это неожиданно. – Брина встала и стряхнула грязь с коленей. – Мой брат знает, что вы уезжаете?

– Нет, но я намерен ему об этом сказать. Мне просто хотелось сначала сказать вам.

– Но почему? Вы же говорили, что останетесь – по крайней мере, до первого дня лета.

– Простите меня, леди Брина, но я ошибался. Я считал, что смогу убедить вашего брата помочь мне. К несчастью, я заблуждался, ваш брат – человек упрямый. Но я больше не намерен тратить на него время. Утром я отправляюсь в Железные горы.

– В Железные горы? О нет, милорд, это слишком опасно! Вам нельзя ехать туда одному!

– Я должен, – ответил Бьяджио. – Скоро там появится Ричиус Вэнтран со своей трийской армией. Я должен его там встретить. – В его голосе зазвучали гневные нотки. – Поскольку здесь мне все равно делать нечего, я отправляюсь в путь.

– Во-первых, – заявила Брина, – вы не можете точно знать, что Вэнтран придет в Арамур, и вам уж точно не известно, приведет ли он с собой трийцев. А во-вторых, если вы отправитесь в горы, то можете погибнуть. В Железных горах прячутся борцы за свободу Арамура. Если они вас поймают, то вырвут у вас сердце.

Бьяджио скрестил руки на груди.

– Я могу о себе позаботиться. Не забывайте: я Рошанн и не боюсь какого-то неумытого сброда.

– Да неужели? А надо бы бояться. И как вы попадете в горы? Если не садиться на корабль, то единственный путь в Железные горы лежит через Талистан.

– Мне это известно, – ответил Бьяджио. – Попасть гуда будет непросто, но я изворотлив. И в Высокогорье еще остались Рошанны. Возможно, кто-нибудь из них мне поможет. Как бы то ни было, я доберусь до гор и буду там, когда появится Вэнтран.

Брина бросила на него хмурый взгляд.

– Вы на меня сердитесь, – заключила она. – И не отрицайте, потому что я вижу, когда вы лжете. Но у вас нет оснований, на меня сердиться.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – солгал Бьяджио.

– Отлично понимаете! – возразила Брина. – Вы хотели, чтобы я убедила брата помочь вам, и теперь сердитесь из-за того, что я этого не сделала. Разве не так?

– Возможно.

– Это так! Но вы не умеете слушать других, милорд. Я уже десять раз вам все объясняла. Мой брат не присоединится к вашей войне, потому что он в нее не верит. И я тоже не верю.

– Да неужели? Ну, так быстро поверите, как только талистанские войска хлынут в Высокогорье. Я повторяю еще раз, леди Брина: ваш брат глупец, что не желает меня слушать.

– Он не глупец! – возразила Брина.

– Глупец. И вы не умнее его.

Он гневно повернулся, чтобы уйти. Брина пробормотала проклятие. Бьяджио ощутил резкую боль в спине.

– Черт возьми! – крикнул он и, стремительно обернувшись, пронзил ее взглядом. Брошенный ею камень лежал у его ног. – Как вы посмели ударить меня!

Лицо Брины было полно ярости.

– В следующий раз мне следует ударить вас по голове: может, получится вбить в вас хоть немного здравого смысла!

– Только посмейте поднять еще один камень – и я вас придушу!

– Давайте! – вызывающе бросила Брина. – Ведь вы именно так привыкли обращаться с людьми, Бьяджио? Убивать неугодных?

– Думайте, что говорите!

– Зачем вы сюда явились? – гневно вопросила Брина. – Хотели заставить меня почувствовать себя виноватой в том, что я вам не помогла? Или чтобы сказать, что вы уезжаете?

– Я действительно уезжаю, – ощетинился Бьяджио. – И пришел я только объявить это вам – из вежливости. Которой вы явно не заслуживаете.

– Ну и прекрасно! Уезжайте, – сказала Брина. – Отправляйтесь искать Вэнтрана и его трийцев. Отправляйтесь осуществлять свои больные фантазии.

– Это не фантазии. Трийцы…

– Неужели вы действительно думаете, будто Ричиус Вэнтран станет вам помогать? Неужели вы действительно рассчитываете на помощь трийцев? Боже небесный, если вы действительно так думаете, то вы и, правда, не в своем уме!

Это оскорбление заставило Бьяджио сжаться.

– Не смейте называть меня безумным! – приказал он. – Никогда, слышите?

– Но вы же безумец, неужели вы не понимаете? Как вы можете рассчитывать на успех подобного плана? Ричиус Вэнтран не станет вам помогать. Никаких трийцев не будет, милорд. Они с места не сдвинутся. – Брина посмотрела на него с жалостью. – Простите меня, государь император, но вы нездоровы. Таким фантазиям может предаваться только безумец.

– Вы действительно так думаете? Что я безумен? Молодая женщина решительно кивнула.

– Да.

Бьяджио это признание ранило в самое сердце. Он закрыл глаза, испытывая острую ненависть к себе. Внезапно он понял, что улыбки Брины были ложью. Она считала его безумцем – как и весь этот проклятый мир.

– Я глупец! – прошептал он. – Мне казалось, вы заметили во мне перемену. Я считал, что вы мне верите. Я не безумен, леди Брина. Я освободился от снадобья и всех результатов его воздействия. И я имел наивность считать, что вы приложили руку к моему выздоровлению.

– Милорд, мне очень жаль…

– Вы заставили меня даром тратить время. Я думал, будто Редберн боится, а он все это время просто считал меня сумасшедшим!

– Ему действительно страшно! – возразила Брина. – Он не хочет войны с Талистаном. Он хочет мира.

– Но он мне не верит! – насмешливо бросил Бьяджио. – Он считает, что мой план неосуществим.

– Никаких трийцев не будет, милорд, – снова повторила Брина. – Никто не придет вам на помощь.

Бьяджио понял, что ему не заставить ее изменить свое мнение. Как и множество других его подданных, она по-прежнему помнила его таким, каким он был – неумолимым и жестоким графом Кроутским, и никакими доводами ему не убедить ее, что это не так. Внезапно навалилось чувство глубокого одиночества.

– Кусты будут цвести обильнее, если вы обрежете лишние побеги, – сказал он.

– Что?

– Ваши розы, – пояснил Бьяджио. – Вот эти тощие побеги крадут воду и свет у сильных частей растения. Обрежьте их, и результаты будут лучше.

Брина мрачно улыбнулась.

– Так вы уезжаете?

– Да, – подтвердил Бьяджио, – уезжаю.

Предваряя ее возражения, он предупреждающе поднял палец. А потом улыбнулся, отвернулся и ушел из сада. Шагая прочь, он ощущал спиной ее взгляд, почти физически чувствовал ее жалость. Бьяджио стиснул зубы. Чувство жалости было ему ненавистно.

Он быстро шел через двор, выискивая взглядом Редберна. Утром он уедет из Замка Сохатого, но до этого он последний раз воззовет к принцу.

Принц Редберн бросил монетку своему конюху, Кьяну, в награду за хорошую работу. Его любимый латапи, белый лось по кличке Гонец, был безукоризненно вычищен и оседлан для полуденной прогулки. Редберн был в отличном настроении: он предвкушал одиночество среди холмов. Брина ушла поработать в саду, Бьяджио скрылся где-то в замке… Яркое солнце манило принца, зовя прочь из переполненной людьми крепости. Кьян был превосходным работником, и латапи его уважали. Когда-нибудь он станет главным конюхом.

Паренек расплылся в улыбке, отправляя в карман неожиданную монетку.

– Спасибо вам, милорд. Вы поедете один? – Да.

– Хотите посмотреть, что там на Серебрянке? Хорошее настроение Редберна улетучилось.

– А почему ты вдруг спросил?

– Так, – ответил Кьян, – просто интересно.

– Почему? Тебя что-то тревожит?

– Нет, сударь, – ответил паренек, но Редберн почувствовал, что он говорил неправду. – Я просто слышал разговоры мальчишек постарше.

– Не верь всему, что слышишь, Кьян. – Редберн взял поводья Гонца и вывел его из конюшни. – Тревожиться не о чем.

– Желаю приятной прогулки, милорд.

Редберну неприятно было, что мальчишкам неспокойно. Однако он решил не думать об этом хотя бы до вечера и дать погожему дню успокоить смятение своих мыслей. Сейчас он собирался поехать в долину латапи и полюбоваться на маток с молодняком. И забыть на время замок и все его проблемы.

Гонец стоял совершенно неподвижно, дожидаясь, чтобы Редберн сел в седло. Принц набрал полную грудь воздуха, наслаждаясь ароматом хвои. Он уже собирался ехать, когда заметил поспешно приближавшегося к нему человека. Настроение у него сразу упало.

– О нет!

К нему подходил полный решимости Бьяджио.

– Редберн, подождите! – крикнул он. – Мне нужно с вами поговорить.

– Не сейчас, – огрызнулся принц. – Я занят.

– Это не терпит отлагательства. – Подбежав к принцу, Бьяджио схватил поводья лося. – Дело важное.

Редберн закатил глаза.

– У вас все дела важные. Отпустите поводья. У меня нет времени.

– Так найдите. Мне нужно поговорить с вами. Немедленно.

– О Талистане.

– Правильно.

Редберн натянул поводья, заставив латапи качнуть рогами. Испугавшись, Бьяджио отпустил зверя.

– Нам больше нечего сказать друг другу, государь император. Я слышал о Талистане больше чем достаточно.

Он пустил лося рысью, но Бьяджио побежал у его стремени.

– Не уезжайте, Редберн! – крикнул Бьяджио. – Утром вы от меня избавитесь, но перед отъездом мне необходимо с вами переговорить!

Редберн заставил Гонца остановиться.

– Перед отъездом? – переспросил он. – Вы уезжаете?

– Утром. Да. Если не смогу уговорить вас изменить решение.

– Тогда до свидания, – иронически бросил Редберн. – И удачи вам.

– Редберн, послушайте меня! – взмолился император. – Я не безумен!

– А я этого и не говорил.

– Нет, говорили, – возразил Бьяджио. – Когда я только сюда приехал. Хотя мне казалось, что я убедил вас в обратном. И теперь – перед отъездом – я хочу получить последний шанс. Выслушайте меня, вот все, о чем я прошу. Если я не смогу убедить вас помочь мне, то утром я уеду.

– Я еду на прогулку, – ответил Редберн. – Мне очень жаль, государь император, но я уже достаточно вас слушал. И мое решение принято.

– Но я же не ошибаюсь! Мой план сработает!

– До свидания, император, – сказал Редберн.

Он снова тряхнул поводья, дав сигнал лосю двигаться вперед. Император крикнул ему вслед:

– Я еду с вами!

– Нет, не едете! – раздраженно ответил Редберн.

Но Бьяджио уже бежал к конюшне. Редберн выругался и пустил своего лося быстрее, направляясь в горы. Если повезет, он спрячется от императора раньше, чем тот найдет себе коня. Однако удача была не на стороне Редберна: вскоре позади него появился Бьяджио, галопом, мчавшийся следом за ним. Ворчание Редберна превратилось в гневный рык.

– Убирайтесь!

Если Бьяджио его и услышал, то внимания не обратил. Император скакал за ним во весь опор. Редберн поторопил своего латапи, углубляясь в горы по извилистому проселку. У себя за спиной Редберн слышал топот копыт погони, но Гонец был крепким зверем. Латапи рванул вперед с удивительной для непосвященных стремительностью.

– Я вас вижу, Редберн! – донесся издали голос Бьяджио. – Вам не уйти!

– Тогда, может, ты сломаешь свою дурацкую шею! – крикнул Редберн в ответ.

Он сжал коленями бока Гонца, побуждая прибавить скорости. Гонец опустил корону рогов и углубился в горы, уверенно и быстро двигаясь по крутой тропе. Редберн невольно вошел во вкус гонки. Он оглянулся. Бьяджио неожиданно умело выдерживал заданную принцем скорость.

Принц рассмеялся.

– Давай, Бьяджио! – поддразнил он его. – Покажи мне, чего ты стоишь!

Они перевалили через вершину холма, скользя, проскакали по осыпи, пронеслись по ручью, подняв фонтаны брызг. Бьяджио по-прежнему не отставал: он низко пригнулся в седле, подгоняя коня. Редберн мчался по дороге, порой срезая повороты, однако император упрямо сидел на хвосте его латапи. Как это ни удивительно, ему даже удавалось постепенно сокращать расстояние. Редберн ощутил, что Гонец под его седлом начал уставать. Признав свое поражение и ощутив невольное уважение к императору, Редберн, наконец, натянул поводья, замедляя шаг лося. Спустя секунду взмыленный конь Бьяджио уже поравнялся с ним.

– Ха! – торжествующе бросил император. – Я же сказал, что поеду с вами!

– Вы ездите, как безумец, Бьяджио, – сказал принц. – Признаюсь, вы произвели на меня впечатление.

– Правда? – отозвался Бьяджио. Он тяжело дышал, однако сумел изобразить улыбку. – Достаточно сильное, чтобы вы меня выслушали?

– Нет.

Редберн снова перевел латапи на рысь. Как он и ожидал, Бьяджио от него не отстал.

– Кстати, а куда мы едем? – поинтересовался император.

– Я еду в долину латапи.

– О да! Брина рассказывала мне об этой долине. Мне хотелось увидеть ее до отъезда. Там нам никто не помешает поговорить

– Как вам такой вариант: вы говорите, а я делаю вид, будто слушаю?

Бьяджио улыбнулся.

– Какой вы остроумный! А давайте попробуем вот что: я объясню, почему вам следует мне помочь, а потом вы расскажете мне, почему вы предпочтете позволить талистанцам живьем содрать кожу с вас и Брины. Как вам такой вариант?

– Не слишком смешно.

– Потому что это не шутка, Редберн. Принц печально кивнул.

– Знаю.

– Вы мне не верите, да?

– Не верю. Только сумасшедший поверит, будто Вэнтран и трийцы захотят вам помогать.

– Редберн, все это – часть великого плана. Вэнтран поможет мне, потому что я могу вернуть ему Арамур. Трийцы помогут Вэнтрану, потому что для них он как бог. Включите свое воображение. Попробуйте мыслить как Рошанн.

– Нет, спасибо. Хватит с меня шпионов и заговоров.

– Но вы же знаете, что я прав, – не отступался Бьяджио. – Вы же знаете, что Талистан не оставит вас в покое. Рано или поздно Тэссис Гэйл вторгнется на вашу территорию. Если он не сможет спровоцировать вас на войну, он начнет ее сам.

Неопровержимая логика его слов заставила Редберна содрогнуться.

– Тогда нам следует подготовиться, – сказал он. – Мы будем наблюдать за границами, и готовиться к обороне.

– Этого будет мало.

– Может быть, но это лучше, чем ваш бред.

Бьяджио хмыкнул.

– С кирпичами спорить и то легче. Но я не отступлюсь – до самого моего отъезда завтра утром.

Редберн понял, что ему придется уступить.

– Ладно. Раз уж вы твердо решили испортить мне день, я соглашусь на ваши условия. Я выслушаю все, что вы пожелаете сказать. Но не рассчитывайте на чудеса.

Они поехали через холмы, направляясь в долину латапи. Путь был длинный, и принцу, вынужденному выслушивать план Бьяджио во всех подробностях, он показался еще длиннее.

– Я делал страшные вещи, – прошептал император. – Во время припадков ярости я убивал и калечил. И теперь я помню все это смутно, словно все закрыто пеленой. Иногда я вообще не могу вспомнить себя и то, что я думал.

– Зато мы, остальные, помним, – холодно проговорил Редберн.

– И вот это мне надо преодолеть. Ваши воспоминания. Но вы помните другого человека, Редберн. Прежнего Бьяджио не существует. То, что я тогда делал, я никогда не смог бы сделать снова. Я помню, как-то…

Бьяджио неожиданно замолчал.

– Что? – спросил Редберн. Бьяджио отвел взгляд.

– Ничего.

– Расскажите мне! – потребовал принц. – Поверьте: меня не удивить ничем.

– На Кроуте была одна женщина. Скорее девушка, – начал Бьяджио. – Она была моей рабыней, танцовщицей. Ее звали Эрис.

– Вы и женщина? – пошутил Редберн. – Я заинтригован.

– Вы не о том подумали, – отрезал Бьяджио. – Мы не были любовниками. Она была великолепной танцовщицей – лучшей я никогда не видел. Возможно, ей не было равных во всей империи. Она была сокровищем, и я ее обожал. – В голосе Бьяджио послышалось сожаление. – Однажды в ярости я причинил ей вред.

– Вред? Какой?

– Я решил, что она предала меня. Я был в гневе.

– И что вы с ней сделали?

Бьяджио ответил не сразу. Он не мог даже посмотреть на Редберна, когда признался:

– Я ее искалечил. Я искромсал ей стопу, чтобы она больше не смогла танцевать.

– Боже правый! Чего ради вам было это делать? Император пожал плечами.

– Это трудно объяснить. Я ее ревновал. Мне показалось, что она отняла у меня нечто, что мне было дорого. В своей ярости я захотел отнять у нее то, что она любила больше всего. Поскольку любила она танцевать, то именно это я и отнял.

Редберн ужаснулся. Он смотрел на Бьяджио, понимая, что это – тот самый человек, которого он себе представлял.

– Безумие! – прошептал он. – Теперь вы видите, почему я не доверяю вам, почему не могу верить тому, что вы говорите?

– Но это был другой я! – решительно заявил Бьяджио. – Я рассказал об этом случае, чтобы показать вам, насколько я изменился. Я больше никогда не буду, способен на подобную мерзость.

– Да простит вас Бог, Бьяджио. Вот так искалечить девушку…

– То, что я совершил, было жестокостью, – согласился Бьяджио. – Но мне пришлось жить с этим. Мне пришлось жить с окровавленными руками, и это меня изменило, Редберн.

– Да, – сказал Редберн, пристально глядя на своего собеседника. – Вы хотите, чтобы я этому поверил, правда? Вы не единственный, кто умеет читать чужие мысли, Бьяджио. Вы хотите, чтобы я поверил, будто вы изменились, потому что вам этого хочется, а не потому, что вам нужна моя помощь против Талистана. Я это в вас увидел. Вы жаждете моего одобрения, как раньше жаждали своего снадобья.

– Это так, – признался Бьяджио. – Я знаю, что изменился, но во всем мире в это верю я один, и это меня злит.

Как это ни странно, Бьяджио больше ничего не стал говорить. Он просто молча ехал рядом с принцем, погрузившись в глубокую задумчивость. Они углублялись в горы. Их путь длился уже больше часа, когда внезапная тишина заставила Редберна насторожиться. Долина латапи была уже близко. Редберн прислушивался, рассчитывая услышать рев лосих, но уловил только шорох легкого ветерка. Он вывел Бьяджио из раздумий.

– Император, мы почти приехали, – объявил он. Бьяджио огляделся.

– Это долина?

– Она впереди. Не забывайте: это – священное место. Больше никаких споров, понятно?

– Конечно, – ответил Бьяджио. – Я же не деревенщина. – Он выпрямился в седле, разглядывая дорогу. Она опасно нырнула вниз, а деревья поредели, так что сквозь них уже можно было разглядеть долину. – Здесь очень тихо, – заметил император. – Тут всегда так?

– Именно потому я сюда приезжаю. Чтобы спрятаться от таких, как вы.

– Немного общества вам полезно, Редберн. Не дуйтесь. Я не стану прерывать ваши молитвы.

– Я еду не молиться. Просто… а, не будем об этом!

Редберн поехал впереди Бьяджио в сторону долины. Однако его досада на императора быстро перешла в недоумение: на мягкой земле он увидел десятки следов от копыт. Чем дальше, тем сильнее была взрыта дорога, усыпана комьями земли. Редберн приостановил лося и стал разглядывать следы.

– Похоже, будто кто-то выезжал здесь коней, – заметил Бьяджио. – А вы, кажется, говорили, что это – священное место.

Принц с трудом ответил:

– Да.

Он посмотрел на Бьяджио, потом – на поверхность дороги, потом – на лежащую впереди долину. Ни звука. Ничего. У Редберна отчаянно забилось сердце.

– Нет! – простонал он. – Только не это!

Он дал шенкеля лосю, спеша в укромную долину.

– Редберн! – окликнул его Бьяджио. – Что случилось? Редберн не слышал. Вырвавшись из-под полога елей, он оказался в долине и увидел, что холмистая равнина усеяна трупами. Потрясенный Редберн остановил лося.

На много миль, куда ни глянь, валялись только трупы. Вспоротые раздувшиеся туши латапи лежали гниющими кучами. У некоторых были отрублены головы, у других – вспороты животы, из которых выплеснулись внутренности и кровь. В трупах копошились черви. На месте побоища не шевелился ни единый латапи – даже для того чтобы закричать от боли. Едва родившиеся телята спали мертвым сном подле своих убитых матерей, а гордые самцы были утыканы стрелами и носили следы сабельных ударов. Ветер донес до Редберна стоящий над долиной трупный запах, и принц прижал ладонь ко рту. Бьяджио остановил коня.

– Бог мой! – воскликнул он. – Что здесь произошло? Редберн не смог ему ответить. Он медленно соскользнул со спины Гонца и безмолвно застыл на месте, едва веря своим глазам. В долине не осталось ни единого животного. Все латапи были убиты. Множество характерных следов от копыт испещрили землю. Сотрясаясь от ярости и горя, Редберн рухнул на колени.

– Проклятые убийцы! Подлые ублюдки… – Сжав кулаки, он воздел их к небу и, потрясая ими, вскричал: – Вы заплатите за это зверство!

– Редберн, – сказал Бьяджио, – это сделал Талистан. Рыжий Олень Высокогорья с трудом поднялся с колен.

Когда он заговорил, голос его зазвенел.

– Вы получите свой союз, Бьяджио, – сказал он. – Я созову предводителей остальных кланов, и мы начнем войну с этими талистанскими свиньями. Я снесу башку Тэссису Гэйлу и отдам его на съедение воронам!